Российская империя, СССР и КПСС: туда и обратно за один век

В этом тексте всё соответствовало действительности. Всё так на самом деле и было.

Борис Ельцин, Андрей Сахаров и другие начали требовать отмены 6-й статьи в мае 1989-го года на 1-м Съезде народных депутатов СССР. Горбачёв пытался уклониться. Но уже на 3-м Съезде он сам внёс это предложение, которое и было принято Съездом. 14 марта 1990-го года КПСС умерла, поскольку ни в каком ином качестве эта организация существовать не могла.

Раз исчезла политическая сила, управлявшая политическим проектом — СССР — и поддерживавшая его стабильность, то не нужен стал и сам проект.

Поэтому вопрос для нашей исторической рефлексии должен быть поставлен не о судьбе СССР, а о сущности КПСС (политической организации большевиков), о рождении, судьбе и смерти этой исторической и политической силы.

Оставшись без партии (и поучаствовав в её уничтожении), партийное руководство должно было самоопределяться. Большинство из его представителей забыло, чем была историческая Российская империя.

В ход пошёл выдуманный русский национализм, вера в Запад, любовь к несуществующим общечеловеческим ценностям и прочая боевая антирусская и антироссийская идеология, направленная на уничтожение России и тщательно подготовленная ещё в ходе холодной войны. Тех, кто поддался этим соблазнам, находясь на ответственных постах, наверное, можно назвать предателями — истории России, её традиций и политической культуры. Но смерти КПСС это не объясняет.

Откуда же взялись большевики?

Их появление было полной неожиданность для империалистических врагов России, которая должна была исчезнуть с карты мира по результатам уже Первой мировой войны. Эта неожиданность вполне объяснима — у большевиков не было никакой истории. Поздняя советская идеология такую псевдо-историю сконструировала, объявив предтечей большевизма революционное движение и возводя его аж к аристократам-декабристам и интеллигентам-разночинцам.

В предшественники большевизма были зачислены и террористы. Но действительное появление большевизма из социально-исторического ничто произошло именно тогда, когда возникло и самоназвание «большевики»: на памятном для них 2-м съезде РСДРП.

Последнее лето Российской империи — Ведомости

За три августовских дня в Москве 30 лет назад решилась судьба Российской империи. 

Официально под историей империи черту подвели уже в конце 1991 г. – юридически оформив роспуск Советского Союза 26 декабря, когда его Верховным советом была принята соответствующая декларация. Но после 19–21 августа уже трудно было представить себе возможность какого-то варианта событий, при котором Советский Союз имел шанс сохраниться.

Те, кто все еще был заинтересован в его существовании, либо не имели голоса, либо их голос был слишком слаб. 

СССР был одновременно и продолжением, и отрицанием империи, провозглашенной 300 лет тому назад, осенью 1721 г., и, в свою очередь, наследовавшей Московскому царству, родившемуся из казанского похода. Продолжением и отрицанием – в той диалектике, на которую столь любили ссылаться большевики.

Союз просуществовал всего 70 лет – строго говоря, даже меньше, с 1922 г., а этому предшествовал калейдоскоп политических образований, завертевшийся весной 1917 г. Там было и национальное строительство в республиках – союзных и автономных, борьба за «коренизацию» и борьба с теми, кто только недавно боролся за «коренизацию», преодоление «буржуазных национализмов» и формирование «национальных кадров» с заботой о «национальной культуре», тост за русский народ и борьба с космополитизмом. Союз то принимал и продолжал Российскую империю, то отвергал – а чаще всего сплавлял и соединял разнородное. 

Это можно было звать «шизофренией», а можно было бы и просто жизнью, продолжающейся поверх старого. Можно было бы, если бы об этих сплавах/соединениях была возможность говорить вслух, анализировать и разбираться – прежде всего для самих себя. Но именно с этим у Союза были наибольшие проблемы – в конце концов незадолго до начала «ускорения» и «перестройки» один из генеральных секретарей ЦК КПСС с трибуны утверждал: «Мы не знаем страны, в которой живем». 

В итоге появление ГКЧП стало самоубийством страны. В этом нет ничего особенного, если вспомнить историю: обычно ведь такие резкие, заметные события и происходят от попытки предотвратить то, что они в результате приближают. Именно потому, что бездействие воспринимается – верно или нет – как неотвратимо ведущее к пугающему концу, а отчаянная попытка представляется возможностью что-то изменить.

Комитет не только оказывался разрывающимся между задачами, каждая из которых сама по себе была масштабна, – от изменения союзной политики до ликвидации двоевластия союзных и российских властей, – но и пребывал в какой-то мутной неопределенности. О том, почему было так – какова была, например, реальная роль в происходящем первого и последнего президента Союза, или каковы были конечные цели и задачи членов комитета, и было ли между ними единство в этом, – спорят все эти 30 лет и вряд ли при нашей жизни наступит ясность.

Но чем бы ни объяснялось такое поведение – некомпетентностью, трусостью, внезапным смешением планов, наложением заговоров или как-то еще, – ГКЧП стал водоразделом, попыткой вдохнуть в умирающий Союз жизнь, которая похоронила его окончательно. 

Можно ли было «спасти Советский Союз»? Вероятно, да.

Правда, думается, этот вариант по крайней мере большей части нынешних граждан России очень бы не понравился: с федеральным центром, занятым бесконечными конфликтами на окраинах, страхом сепаратизма – не наведенным памятью о недавнем распаде, а отражением повседневных угроз, «трудовыми мигрантами» с общесоюзным паспортом. Так что радости проверок паспортного режима и движения между областями и республиками «единого государства» с разрешением на выезд и въезд были бы частью повседневности. 

Парадоксально, но оказывается, что вообразить намного худший вариант – для России, – чем тот, который реализовался в 1991 г., намного проще, чем с долей правдоподобия представить какой-то более благоприятный. Вспоминаются, правда, сразу варианты «другой России», объединения славянских республик и Казахстана или выделения из последнего северных областей, которые, помимо прочего, позволили бы сохранить большую часть производственных цепочек, удержать основные связи, привычные маршруты – то переживание мира, в котором Киев, Гродно и Нижний – одна страна. Но даже если не задаваться вопросом, как могла бы выглядеть попытка осуществления этих планов, очевидно, что не было тех, кто имел бы волю и власть к их реализации. 

Россия переживала удивительные времена – избавляясь от империи под имперский ресентимент, с триколором, рассказами о 1913 г., переименованном Ленинграде и календариками на 1992 г. с изображениями Романовых. Она сбрасывала имперское бремя – и следом легко забыла о соотечественниках, ею оставленных в «бывших союзных республиках», – под символы восстановления имперского прошлого. Потому что воспоминания о былом величии – своего рода вариант анестезии.

БЫЛ ЛИ СССР КОЛОНИАЛЬНОЙ ИМПЕРИЕЙ?

13 июня в проекте «Публичные лекции «Полит.ру»» в рамках совместного с Европейским университетом в Санкт-Петербурге цикла выступил доктор исторических наук, профессор факультета антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Сергей Николаевич Абашин. Он прочитал лекцию на тему: «Был ли СССР колониальной империей?».

Автор текста: Максим Руссо
Фотографии: Наташа Четверикова

Вопрос, вынесенный в заглавие лекции, один из самых дискуссионных среди ученых, занимающихся историей СССР. Помимо того, что разные исследователи выдвигают аргументы в пользу того или иного ответа на него, вопрос этот оказывается не только сугубо академическим, а воспринимается весьма эмоционально и сопровождается не только научными, но и политическими дискуссиями. В самом начале выступления Сергей Абашин предупредил слушателей, что не даст окончательного ответа на этот вопрос, но попытается представить обзор мнений и доводов, которые высказывают различные авторы.

В период существования СССР официальная идеология страны была антиколониальной. Признавалась колониальная сущность Российской империи, но возникший после ее падения Советский Союз, как провозглашалось, не носил никаких черт колониальной империи. Зарубежные советологи напротив пытались всячески доказать, что СССР был колониальной державой и продолжал политику империи в отношении своих окраин.

Представление о том, что СССР был колониальной империей, существует и в течение всего постсоветского периода. Востоковед и политолог Альгес Празаускас в феврале 1992 года, спустя всего полтора месяца после распада СССР, писал: «Канувший в Лету «Союз нерушимый республик свободных», несомненно, был образованием имперского типа. СССР силой и посредством тотального контроля удерживал вместе разноплеменной мир, своеобразный евразийский паноптикум народов, не имевших между собой ничего общего, кроме родовых свойств Homo sapiens и искусственно созданных бедствий. Подобно другим империям, в Союзе сложились мощные имперские структуры, идеология, система квазисословного неравенства. Российское ядро империи отнюдь не процветало, но это обстоятельство не уникально в истории империй: в прошлом сходную участь разделили Испания, Португалия, Анатолия».

Но как во времена СССР, так и в постсоветские года дискуссия по этому вопросу имеет политическую подоплеку. И любой исследователь, заинтересовавшийся им, попадает, даже помимо своей воли, в политическую дискуссию.

Эта дискуссия продолжается и сегодня.

Нынешняя позиция власти в России – позиционирование и современной России, и СССР как неколониальных держав. Многие авторы сознательно избегают употребления выражения вроде «колониальная политика» в отношении Советского союза. В бывших союзных республиках происходит переосмысление собственной истории, как периода нахождения под чуждой властью и последующего освобождения и возрождения национальной государственности. Во многих из них, например, открыты музеи, посвященные периоду, когда эти страны входили в состав России и СССР, и этот период представлен как колониальная зависимость. В «Музее памяти жертв репрессий» в Узбекистане, например, экспозиция начинается с XVIII века, когда Российское государство начало попытки покорить Среднюю Азию.

Параллельно этому в академическом пространстве происходит дискуссия о том, как оценивать советский период истории, следует ли признавать историю СССР полностью уникальной или же ее можно сопоставлять с историями колониальных держав Запада.

В идеале эта дискуссия должна быть полностью свободна от политических ассоциаций, и ее участники должны опираться на существующие научные концепции.

Какие аргументы возможны в такой дискуссии? Начинать ее надо с определений колониализма и колониальной империи, но дело осложняется тем, что таких определений существует много. Общими элементами в них оказываются существование различных частей государства, находящихся в неравных отношениях, определенные территории подвергаются экономической эксплуатации и имеют меньшие политические права, обычно эти территории захвачены военным путем и их основное население принадлежит к другой национальности.

Сергей Абашин оценил наличие таких признаков в истории СССР на примере отношений со среднеазиатскими республиками. Военные действия по их присоединению советская власть вела. Провозглашенная в 1918 году Кокандская автономия, а также формально независимые Бухарский эмират и Хивинское ханство были присоединены в 1920-х годах в результате военной кампании.

Вооруженная борьба со сторонниками независимости продолжалась до 1923 года, а последнее крупное столкновение произошло даже в 1931 году, когда была отбита вылазка двухтысячного отряда Джунаид-хана, проникшего в СССР со стороны Афганистана. Все эти события известны в советской историографии под названием «борьба с басмачеством». В действительности это была масштабная война. Действиями насильственного характера были и все репрессии 1920-х – 1930-х годов, объектом которых была политическая элита всех союзных республик Средней Азии.

Однако разделение между большевиками и повстанцами в Средней Азии не проходило четко по национальному признаку. На стороне советской армии воевало большое количество местных жителей, так или иначе принявших новую власть. По этому признаку власть СССР в Средней Азии отличалась от власти в этом регионе Российской империи. Но и на стороне басмачей воевали вовсе не только мусульмане. Например, в Ферганской области действовала целая Крестьянская армия русских поселенцев во главе с Константином Монстровым. Она заключила союз с видным курбаши Мадамин-беком, и в 1919 году образованное ими Временное Ферганское правительство контролировало почти всю Ферганскую долину.

Серьезные насильственные действия в Средней Азии после 1930-х годов прекратились. В отличие от, например, Британской империи, в советских республиках Средней Азии в 1940-х – 1980-х годах не было подавления периодических восстаний, репрессий против национальной политической оппозиции. Распад СССР тоже происходил без массового вооруженного сопротивления среднеазиатского населения. Власть «центра» пала не из-за антиколониального восстания, а фактически по решению самого «центра».

Имелось ли политическое неравенство центра и регионов? Поскольку Советский Союз был жестко централизованным государством, все решения принимались в Москве. Регионы всегда находились в подчиненном положении. Более того, в разные периоды существовало много органов внешнего управления: Туркестанское и Среднеазиатское бюро ЦК ВКП(б), Среднеазиатский совнархоз, которые действовали параллельно с республиканскими органами власти. Из центра обычно всегда назначался второй секретарь ЦК местной компартии. КГБ и войска Среднеазиатского военного округа тоже были выведены из-под контроля республиканских властей.

Но есть и аргументы против того, чтобы видеть в этой политической системе колониальный характер. Можно заметить, что практика отношения центра с республиками не всегда заключалась в жестком управлении. Центр обычно учитывал интересы местных элит, заключая определенные альянсы с ними. В 60-е – 70-е годы на руководящих постах в республиках находились местные представители, которые даже имели довольно значительную самостоятельность во внутренних делах. При этом у власти они находились по двадцать лет и более.

Важное отличие заключается и в том, что местные элиты были включены в советскую номенклатуру. В колониальном государстве очень трудно представить себе выходца из колонии, который попадает в центральные органы власти и занимает там высокие посты. В СССР представители среднеазиатских республик попадали в ЦК КПСС, в Политбюро, в союзные министерства. Следует помнить и о том, что жители союзных республик наравне со всеми имели право участвовать в выборах, право на доступ к социальным институтам. Советская власть даже принимала меры по поддержке этнических меньшинств.

Существовала ли экономическая эксплуатация? В СССР существовало «межреспубликанское разделение труда», где Средняя Азия играла роль аграрно-сырьевого придатка. Основу экономики Узбекистана и Туркменистана составляло производство хлопка, который становился сырьем для легкой промышленности СССР. Промышленные предприятия в Средней Азии развивались позже и менее интенсивно, чем в других регионах. При этом индустриализация проходила обычно за счет переселения в Среднюю Азию рабочих и инженеров из РСФСР и Украины, а местные жители работали преимущественно в сельском хозяйстве, что придавало процессу индустриализации колониальный оттенок.

Есть ли здесь аргументы против колониального статуса в экономическом отношении? В послевоенные годы ситуация в Средней Азии начала меняться. Были направлены инвестиции и разработаны проекты создания там промышленных предприятий, электростанций и так далее. Правда, далеко не все они были реализованы до распада СССР. Также, несмотря на различный в экономическом плане уровень регионов, власть заботилась о том, чтобы социальная сфера была равно доступна для всех. В республиках выплачивались пенсии, существовало бесплатное общедоступное среднее образование, действовали больницы и поликлиники. Это отчасти сглаживало экономическое неравенство.

Еще одной интересной экономической особенностью была возможность неофициальной (теневой) экономической деятельности. Ее сохранение было, по мнению Сергея Абашина, было сознательной, хотя официально не провозглашенной, политикой советской власти.

Было ли культурное неравенство? Здесь тоже картина противоречива. Чертами колониализма были подавление местных культурных форм, например, ислама, а также русификация в области языковой политики. Эти действия были наиболее болезненны для местного населения и воспринимались как дискриминация. Формой протеста стал, например, роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день» («Буранный полустанок»), где упоминались забывшие свою родину и семью манкурты.

Но тот же Айтматов был признанным советским писателем, его творчество входило в культуру СССР. Признание и поддержку получали и многие другие национальные культурные деятели. Учесть национальные культурные интересы позволяла формула «национальное по форме, социалистическое по содержанию». Культурные институты насаждались не как элемент российской культуры в колонии, а как часть общесоветской культуры, в которую могут входить и национальные деятели.

Важным фактором для колониальной ситуации признается также идентичность. Ощущают ли жители региона себя сами как представители угнетенного, колонизованного, неполноправного народа? Как воспринимали их жители метрополии? Нельзя отрицать, что в СССР было много форм неравенства, основанного на идентичности. Существовала и ксенофобия, в повседневном обиходе использовались пейоративные этнонимы. Было немало стереотипов о «неразвитости», «феодальных пережитках», «отсутствии настоящей культуры». Неравенство отражалось и в официальной формуле «старший брат и младшие братья». Но кроме этого несомненно была и политика, направленная на построение общесоветского общества и культуры, где подразумевалось общее равенство. Было много примеров дружественных и равноправных отношений, возникали межнациональные браки.

В каждой сфере существуют как сильные аргументы за то, что СССР был колониальной империей, так и против этого. Видимо, верным подходом будет принятие как тех, так и других факторов. Характер отношения центра и окраин был сложным, противоречивым и значительно изменялся как в пространстве, так и во времени. Существовали и формы насилия и подчинения, так и меры по развитию эмансипации и равенства. Многие формы отношений действительно носили колониальный характер, но советское время не сводилось к колониальным отношениям, а содержало в себе другие элементы.

При этом распад СССР неожиданным образом породил новую ситуацию. Хотя советское общество не может описываться как колониальное, после его распада сохранились и стали наиболее явными признаки именно колониальных отношений. Например, мигранты из Средней Азии в России представляют собой типичное постколониальное явление, аналогично мигрантам из бывших колоний в Англии или Франции.

 

Стенограмма выступления:

Б. Долгин: Добрый вечер, уважаемые коллеги! Мы начинаем очередную лекцию цикла «Публичные лекции «Полит.ру»», которая так же является очередной лекцией большого подцикла, совместного с Европейским университетом в Санкт-Петербурге. Рады этой возможности настолько плотно представить разные научные силы, в нем работающие. Это очень масштабная институция – не по общему количеству студентов, точнее, магистрантов и аспирантов, а по тому реальному весу, по тому качеству, по тому, что там происходит и что там производится. Это – один из ведущих российских центров социально-гуманитарного знания. У тех, кто здесь присутствует и у тех, кто смотрит видеозапись, есть возможность увидеть этот центр в его разнообразии, от социологии до антропологии, от истории до истории искусства, экономики и так далее. Это первое. И второе: у нас в свое время было представлено много книг по имперским окраинам России из довольно интересного цикла, издававшегося «Новым литературным обозрением». К сожалению, почти не была представлена книга, в подготовке которой участвовал наш сегодняшний гость, Сергей Николаевич Абашин, доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, профессор факультета антропологии.

Эта книга – о Центральной Азии в составе Российской империи.

Сергей Николаевич занимается не только дореволюционной, но и пореволюционной историей. Сегодня мы как раз будем говорить в первую очередь о советском этапе. Этому этапу тоже посвящено достаточное количество публикаций исследователя. Вы можете в анонсе увидеть список основных публикаций, и я думаю, что возможно будет вслед за лекцией по ним продвинуться. Итак, сегодня мы говорим о том, можно ли сказать, что Советский Союз был некоторой колониальной державой, колониальной империей. Это такой очень острый вопрос, примыкающий ко всем имперским штудиям, с одной стороны, и к непростой теме советской истории – с другой стороны. Регламент наш традиционный. Вначале будет лекционная часть, затем будет возможность задать вопросы, выступить с какими-то репликами, но именно во второй части. Большая просьба отключить звук мобильных устройств. И на этом я с удовольствием передаю слово Сергею Николаевичу.

С. Абашин: Спасибо и добрый вечер всем. Я рад вас всех видеть в этот будний вечер, в такую погоду дождливую на такой необычной теме и с таким, наверное, провоцирующим названием «Был ли Советский Союз колониальной империей?».

Сразу могу сказать, что я не собираюсь давать какой-то однозначный ответ и убеждать вас в какой-то однозначности – был или не был. Я, скорее, предлагаю подумать и порассуждать над этим вопросом, посмотреть, какие аргументы могут быть «за» и «против».

В науке редко существует какой-то четкий ответ на сложный вопрос, с полным стопроцентным консенсусом. Существуют разные точки зрения, существует дискуссия, и своей задачей я ставлю сегодня обсуждение или попытку обсуждения этих разных аргументов на примере Средней Азии, региона, которым я профессионально занимаюсь. Это не будет теоретическая лекция, а это будет обзор разных способов доказывать, был ли Советский Союз колониальной страной или не был.

Как я сказал, этот вопрос относится к числу самых сложных, самых дискуссионных, и я бы даже сказал, самых эмоциональных. Споры по его поводу имеют не сугубо такой академический, спокойный характер, а всегда нагружены какой-то политикой и какими-то эмоциями. Но их политический характер я мог продемонстрировать на актуальном примере. Так получилось, что сегодняшнее наше собрание происходит на следующий день после Дня России. Я не буду говорить о митингах, скажу о другом. День России, как вы знаете, был провозглашен 12-го июня 1992 года, многие здесь это помнят, и был посвящен декларации о суверенитете, которая была принята Верховным Советом РСФСР в 1990 году. И сразу возникает вопрос: а что имели в виду депутаты в 90-м году в советское еще время в рамках Советского Союза, когда принимали декларацию о суверенитете? И появляется ясный ответ, что это был такой жест против Советского Союза: «Наша республика РСФСР несет большую экономическую нагрузку, мы слишком много даем другим республикам, мы их кормим». Тогда, если кто помнит, этот тезис был популярен: «Мы их кормим, мы их содержим. Давайте сосредоточим силы на нас самих. Давайте не будем обращать внимание на остальные республики. Пусть все республики сами зарабатывают и живут на то, что они зарабатывают».

Собственно говоря, это типичная антиколониальная риторика, и в этом смысле праздник 12 июня, день принятия декларации о суверенитете, был, в общем-то, таким антиколониальным праздником, который демонстрировал, что СССР был колониальной державой, и вот мы от нее освободились. Россия провозгласила, что мы от нее освободились. Потом, как вы знаете, в конце 90-х — начале 2000-х годов праздник был переименован, он уже перестал быть праздником принятия декларации о суверенитете и стал праздником с простым названием – Днем России. То есть, из него полностью исчезло упоминание, что это день принятия какого-то антисоветского заявления, или какой-то антисоветской декларации. У нас – это День России, и я говорю о реконструкции, об этих исторических театральных представлениях. Ведь на них подавалась мысль, что СССР, Российская империя, Киевская Русь, Московское государство – это все предшественники России. И в этом смысле нынешняя Россия – это не что-то новое по отношению к Российской империи, Советскому Союзу, а это такой продолжатель, наследник, преемник и так далее.

Смысл праздника полностью перевернулся, идеология полностью изменилась. Я хочу сказать, что даже на примере этого одного дня праздника, мы видим два противоположных толкования российской истории. Сама Россия в рамках Советского Союза была чем? Метрополией, колонией? Или СССР и Российская империя – это и была сегодняшняя Россия? Дискуссии ведутся, и какой-то одной точки зрения по этому поводу нет. Но то, что касается России – это вопрос «внутренней колонизации», специального понятия, которое ввел Эткин. Как само российское общество ощущало себя внутри Российской империи или внутри Советского Союза. Но есть еще тема «внешней колонизации». А как себя ощущали бывшие советские республики Прибалтики, Средней Азии, Закавказья, Украина, Белоруссия? Что они думали и как они позиционируют себя по отношению к Российской империи и Советскому Союзу? И тут мы понимаем, что существует не очень большое количество точек зрения, но эти точки зрения разнообразны. И существует большая академическая дискуссия, и политическая дискуссия и даже такая очень личностная эмоциональна дискуссия по этому поводу.

Представление о том, что СССР был колониальной державой, существует на протяжении всего постсоветского времени. Я приведу вам одну цитату. Был такой востоковед и политолог Альгес Празаускас. И 7-го февраля 1992 года, буквально через полтора месяца после распада СССР, он написал фразу, которая тогда не казалась каким-то вызывающим тезисом: «Канувший в Лету «Союз нерушимый республик свободных», несомненно, был образованием имперского типа. СССР силой и посредством тотального контроля удерживал вместе разноплеменной мир, своеобразный евразийский паноптикум народов, не имевших между собой ничего общего, кроме родовых свойств Homo sapiens и искусственно созданных бедствий. Подобно другим империям, в Союзе сложились мощные имперские структуры, идеология, система квазисословного неравенства. Российское ядро империи отнюдь не процветало, но это обстоятельство не уникально в истории империй: в прошлом сходную участь разделили Испания, Португалия, Анатолия». То есть, через полтора месяца после распада СССР известный ученый, современный политолог вполне ясно и однозначно утверждал, что – да, Советский Союз был колониальной империей, и колониальная империя распалась. И как востоковеду, который изучал разные страны Востока, ему очень было легко применить то, что он изучал к факту распада СССР и к образованию новых государств.

То, что ему было легко, на самом деле, теперь всем нам нелегко сделать. Я хочу сказать о двух обстоятельствах, которые осложняют наши размышления. О политической составляющей этого вопроса я сказал уже. Понятно, что в советское время СССР идеологически себя позиционировал как антиколониальная страна. Идеологи и ученые СССР говорили, что Российская империя была колониальной державой, но Российская империя рухнула, монархия рухнула, и на ее основе создалось новое государство нового типа, совершенно антиколониальное. Конечно, геополитические противники Советского Союза не соглашались. Вся история советологии была попыткой доказать, что СССР – это тоже колониальная страна и колониальная держава, наследник Российской империи, она продолжает ее колониальную политику и так далее. То есть, все советское время, весь XX век шла вот дискуссия: является Советский Союз колониальным или неколониальным. Буквально вчера — позавчера я увидел ссылку на статью, которую еще не читал. Еще в 1953 году, в год смерти Сталина, британский чиновник, когда-то служивший в Британской Индии, написал целую статью, которая так и называлась – «Колониализм в Советской Средней Азии», где доказывалось: «как у нас Британская Индия, Средняя Азия – такая же», такой обычный нормальный факт, ничего страшного. И все советские ученые доказывали, что – нет, нет, мы – не колониальная держава. То есть, вся эта дискуссия «колониальное – не колониальное» на протяжении всего двадцатого века имела такую политическую подоплеку.

Но она имеет такое политическое основание и сейчас. Как только я ставлю вопрос (вопрос этой лекции): был ли СССР колониальной державой, я сразу попадаю в современную политическую дискуссию. Даже если я не хочу участвовать в этом. Нынешняя власть, как я уже сказал, позиционирует себя приемником Российской империи, Советского Союза. Конечно, она тоже говорит, так или иначе, что – нет, у нас была особая цивилизация, особый путь, и мы ничего общего не имеем с каким-то колониализмом европейского типа. На что, конечно, геополитические нынешние противники или какие-то оппоненты говорят: как же так, все-таки и Российская империя была империей, и Советский Союз, и вы сейчас тоже на самом деле – империя, у вас-то тоже есть сейчас и колонии и так далее.

Эта политическая дискуссия продолжается и сегодня. Более того, многие бывшие советские республики, которые стали независимыми государствами, понимают себя не как часть большого государства, а как национальное государство, отдельное, самостоятельное, со своей самостоятельной судьбой. Они тоже свою историю переосмысливают сейчас как историю нахождения в рамках империи и колониального государства, и свою нынешнюю историю они описывают как историю освобождения от этой империи. И вот такое освобождение приводит к какому-то национальному возрождению, национальному государству.

Их не стоит упрекать в какой-то неблагодарности, что ли, этот – нарратив освобождения и независимости, вполне рациональный, прагматичный для этих государств. Они стали независимыми в 1991 году. Кстати, многие не по своей воле. Если вы помните, многие голосовали «за» сохранение в Советском Союзе, но потом им Россия сказала «до свидания». И, оказавшись независимыми, они вынуждены были выстраивать какую-то свою историю, свою собственную независимую судьбу. И история освобождения для них – прагматический акт самоутверждения как независимого государства, государства со своими какими-то институтами суверенитета и так далее.

И вы сейчас уже легко найдете во многих республиках «Музей тоталитаризма и репрессий». В Грузии есть такой музей, в Узбекистане есть «Музей памяти жертв репрессий». Он начинается, между прочим, с XVIII века, с завоевательных попыток в Среднюю Азию. Это типичный антиколониальный, имперский музей, который является частью современной национальной идеологии.

Говоря о том, что у этого вопроса есть политическое основание, я все-таки оговорюсь: мне бы не хотелось, чтобы мы сводили всю дискуссию по этому поводу только к политике. Мне кажется, что помещение этой дискуссии в политическое поле мешает нам, по крайне мере, в академическом пространстве. Все-таки, мы в нем должны увидеть какое-то свое собственное основание для такой дискуссии, посмотреть, какие у нас есть аргументы и теоретические концепции, которые нам позволяют посмотреть, подумать: а что такое был СССР? Как мы можем думать о советской истории XX века? Это какая-то уникальная история чего-то необычного, чего не было вообще? Или это история имеет параллели с историей, допустим, западных империй?

В академическом пространстве, если удалиться от такого политического аспекта и политической основы этого вопроса, существует академическая дискуссия: как мы должны изучать советскую историю? Как нечто уникальное, совершенно ни на что не похожее? Либо мы должны увидеть в советской истории что-то общее, какие-то параллельные универсальные закономерности и тенденции, которые проходили большинство европейских империй.

И мы сразу находим параллели – да, был же распад Французской империи, Британской империи, Российской и Советской империи. Может быть, это что-то такое похожее?

Сам распад СССР разрушил некую легитимность или доказуемость аргументов, что Советский Союз является чем-то уникальным. После распада СССР стало трудно доказывать, что советское общество было каким-то необычным. Мнения ученых в России и на Западе по поводу советской истории разделились. Вы легко найдете американских ученых, которые будут говорить, что Советский Союз не был империей в «европейском» смысле, а был очень необычным историческим мировым опытом – я хочу сказать, что не все позиции и в российском научном пространстве и в западном научном пространстве диктуются какими-то политическими соображениями.

Есть еще и академические аргументы. Давайте попробуем воспроизвести эти аргументы. Я попробую перечислить все «за» и «против». И, может быть, мы в дискуссии как-то обсудим эти разные точки зрения. Я буду основываться на примере Средней Азии: во-первых, потому что я знаю этот регион, мне в нем легче ориентироваться, а вы уже можете думать, насколько эти примеры релевантны для других бывших республик Советского Союза. И потом концептуально понятно, что если Средняя Азия была колонией, то мы уже имеем право говорить, что Советский Союз был колониальной империей независимо от того, как мы думаем о других частях этого советского пространства.

Разговор этот требует какого-то определения. Что могло делать СССР колониальной империей? Здесь есть сложность. Много точек зрения и разных определений – что такое колониализм и колониальное общество. Я решил пойти по упрощенному пути, открыл русскую Википедию и английскую Википедию, два таких источника массовых знаний, массовых стереотипов, и посмотрел – как там определяется, что такое колония. Русская Википедия говорит нам так: «Колониальная политика – это политика завоевания и зачастую эксплуатации военными, политическими, экономическими методами народов, стран и территорий преимущественно с инонациональным населением, как правило, экономически менее развитых». Англоязычная Википедия нам говорит про колониализм следующее: «Это основание эксплуатации, поддержания, приобретения и расширения колонии на одной территории политической властью с другой территории. Это совокупность неравных отношений между колониальной властью и колонией и часто между колонистами и местными населениями». То есть, что такое колониализм? Это когда существуют некие части или страны, которые находятся между собой в неравном отношении, одна завоевывает другую, эксплуатирует ее экономически. Между ними существует политическое неравенство и некое культурное неравенство, потому что во всех этих определениях есть указание на национальное, местное население, которое отличается каким-то образом от населения метрополии.

Давайте посмотрим аргументы разных сторон о том, был ли колониализм в Советском Союзе, исходя из этих определений и факторов. Было ли завоевание? Не завоевание Российской империей Средней Азии, а завоевание Советским Союзом Средней Азии. Факты – упрямая вещь, они нам говорят о том, что что-то похожее на завоевание было. В 1918 году, почти одновременно с провозглашением советской власти в Петербурге в Ташкенте была провозглашена Туркестанская автономия. Она была провозглашена политическими силами в основном мусульманского толка и происхождения, которые объявили о создании своего независимого автономного государства со своими атрибутами власти. И буквально через месяц после его объявления оно было подавлено присланными военными отрядами большевиков, после чего в Средней Азии на протяжении пяти лет была довольно жестокая военная кампания, которая известна как борьба с басмачеством. Но в Средней Азии уже сейчас не любят слово «басмачество», говорят «повстанцы», «антисоветские повстанцы», «антибольшевистские повстанцы». Была настоящая война со всеми атрибутами.

Более того, еще в 18-м – 19-м году существовали два автономных или полуавтономных практически независимых государства в Средней Азии – это Бухарские Эмираты и Хивинское ханство, которые при Российской империи были протекторатами, а в 18-м году практически стали полностью независимыми государствами. В 1920 году они были завоеваны Красной армией, которой командовал Фрунзе. Завоеваны в буквальном смысле слова – Бухару бомбили с самолетов. Конечно, вместе с Красной армией шли какие-то местные жители, которые называли себя коммунистами, большевиками, молодыми бухарцами и так далее, но, в общем-то, их приход к власти был полностью подготовлен Красной армией.

То есть, мы видим здесь явные насильственные масштабные действия, которые привели к присоединению региона. Между прочим, эти военные действия продолжались довольно долго. Последние крупные бои с повстанцами были в начале 30-х годов. Это была довольно продолжительная кампания замирения региона и его военного включения в состав Советского Союза. К таким же действиям насильственного характера, которые можно описывать как завоевание, наверное, относятся все репрессии 20-х — 30-х годов? Вся политическая элита, которая была в начале XX века, в разные периоды 20-х — 30-х годов была репрессирована. Вся политическая верхушка всех республик, которые тогда существовали, была репрессирована. Это тоже, в общем, подпадает под определение завоевания и какого-то военного подчинения этого региона. Это – аргументы «за».

Какие могут быть аргументы «против» того, что это было военное насильственное подчинение региона? Один из аргументов состоит, наверное, в том, что граница между большевиками и антисоветскими повстанцами Средней Азии не была четко культурной или национальной. Все-таки на стороне большевиков воевали целые категории местного населения, которые так или иначе приняли советскую власть, которые, так или иначе, видели свою политическую и социальную карьеру внутри нового советского государства. С ними советская власть заключала какие-то временные или постоянные альянсы, и в этом смысле большевики и советская власть не была совершенно внешним завоевателем этого региона, как, допустим, была Российская империя, которая пришла и территории, где у нее не было никаких интересов, какой-то предыдущей истории, подчинила себе.

Здесь была немножко другая история. Здесь все-таки местные группы населения поддержали советскую власть. С другой стороны, и на стороне басмачей были не только мусульмане. Известный всем ученым и, может, мало известный широкой публике факт: на стороне басмачей в Ферганской долине, в бывшем Кокандском ханстве воевала целая крестьянская армия во главе с Монстровым. И существует свидетельство, что в какие-то моменты это басмаческое движение с крестьянской армией, достаточно организованное, заключало договор с правительством Колчака. Это было уже не только и не столько, может, колониальная и антиколониальная борьба, а это была, может быть, часть гражданской войны, которая шла после революции 17-го года. Ее можно описывать не столько в категориях культурных, национальных и колониальных, сколько в категориях социальных, классовых, и в категориях гражданской войны. Это один аргумент по поводу некоторых сомнений в колониальном характере этих военных насильственных действий.

Второй аргумент заключается в том, что после установления мира в Средней Азии в 30-х годах мы таких серьезных насильственных действий в этом регионе не видим. Если вспомнить историю Британской империи, то там была постоянна антиколониальная борьба, все время шли восстания против Британии, все время их подавляли, вплоть до самого последнего момента, когда Британия решила все-таки империю распустить. Или французская империя: мы тоже хорошо помним, что она распускалась на фоне восстания против французов мусульманского населения в Алжире. Это была жестокая война, где сотни тысяч людей гибли с обеих сторон. Ничего подобного в советское время, с 40-х и вплоть до 50-х годов, мы не видим. Никакой антиколониальной войны в Средней Азии не было – никаких восстаний и возмущений. И репрессий особых не было, никакого подчинения.

Этот случай Советского Союза в чем-то, наверное, уникальный. Распад 91-го года происходил, в общем-то, без какого-то массового вооруженного сопротивления, скажем, среднеазиатского населения, и требования о роспуске Советского Союза. Они все голосовали за Советский Союз, они все хотели остаться, никаких попыток военного отторжения или военного подчинения не было. А было известное «хлопковое дело» в 80-е годы, которое привело к довольно существенным репрессиям элиты, в частности, Узбекистана. В современной историографии или даже идеологии Узбекистана это часто трактуется как проявление советского тоталитаризма и колониализма. Но это довольно спорные случаи, потому что в само советское время, как все эти события описывались, «хлопковое дело» описывалось как уголовное преследование за уголовные преступления, даже экономические: сдавали не то количество хлопка, за которое получали деньги. В то время вся дискуссия вокруг этого дела шла в уголовном, экономическом, экономически-уголовном поле, а не вокруг вопроса независимости, освобождения, какой-то борьбы или даже выдвижения требований повышения политического статуса и так далее.

Этих проблем вообще не было, были только экономические и уголовные преступления.

Политическое неравенство. Было между регионами политическое неравенство? Опять же аргументы «за»: ну, конечно, было. Советский Союз, вообще, был устроен как жестко централизованное государство, где все решения принимала в Москве верхушка Политбюро. В этом смысле регионы всегда находились в подчиненном положении и всегда выполняли решение Центра, который не находился в самой Средней Азии, а за ее пределами, был внешней силой по отношению к Средней Азии. Это была не просто так организована вся система: доходы всех республик шли в Госплан или еще куда-то, что-то там требовали и какие-то вопросы решали. Но были еще и специальные формы внешнего управления. В 20-х — 30-х годах такой формой был Туркестанское или потом Среднеазиатское бюро ЦК РКП(б) или ВКП(б), специально организованное в Центре при Политбюро, которое специально управляло всей Средней Азией. Оно находилось в Ташкенте. Несмотря на наличие там республик в то время, местных органов власти, своих правительств, своих парламентов и так далее, все вопросы решало вот это политическое Бюро, которое было послано из Центра. Конечно, это была такая форма внешнего управления. Были и другие формы – Среднеазиатский совнархоз при Хрущеве, например. Мы сейчас вообще не помним, что такое совнархоз, но это тоже были такие Центрально-азиатские формы, попытки создания надреспубликанских органов, которые каким-то образом управляли бы регионом в целом путем контроля из Центра.

Были и другие известные вещи. Например, многие помнят, знают или слышали, что из Центра обычно всегда назначался второй секретарь ЦК местной партии. Он всегда был «внешним» человеком, и все понимали, что второй секретарь, который контролирует местную политическую жизнь, является доверенным лицом Центра. И в этом смысле это тоже был способ внешнего контроля, очень похожий на колониальный. Ну, и конечно, все спецслужбы КГБ или военные органы – Туркестанский военный округ или Среднеазиатский военный округ находились вне какого-либо контроля местных республик, все они напрямую подчинялись Центру, назначались из Центра. То есть, все силовые органы всегда находились под полным контролем Центра. И это воспроизводит политическую иерархию, политическое неравенство, которое описано как колониальное.

Какие аргументы «против» того, чтобы видеть в политической системе колониальный характер? Одним из аргументов является тот факт, что, хотя по форме Советский Союз всегда носил жестко централизованный и строго соподчиненный характер, но когда мы начинаем изучать практику этих отношений между Центром и регионами, республиками, то мы видим, что она гораздо более сложная. Центр не всегда командовал и давил и не всегда мог жестко управлять. Центр чаще всего предпочитал учитывать интересы местных элит, местных регионов и, как я это называю, заключал определенные неформальные альянсы или союзы с местными элитами. Центр всегда искал этих альянсов. В 20-е годы он шел на альянсы с местными, еще досоветскими элитами, которые не были марксистскими или большевистскими, они были буржуазными. Он вполне заключал с ними какие-то альянсы, привлекал их в свои политические органы власти. Правда, он потом их через 10 — 15 лет снимал с должностей, может, кого-то расстреливал, но, тем не менее, 10 — 15 лет это были какие-то переговоры и нахождение каких-то взаимных балансов. В «позднесоветское» время, в 60-е — 70-е годы мы тоже видим интересную ситуацию, когда практически все руководители Среднеазиатских республик по 20 — 25 лет находились у власти. И, в общем-то, хотя они формально подчинялись Москве, они были полноправными хозяевами в своих республиках. Видимо, Кремль шел на предоставление такой широкой автономии довольно сознательно, потому что ему было сложно контролировать ситуацию в этих регионах из Центра издалека. Более того, скажу, что в Центре иногда даже не очень хорошо себе представляли разницу между Узбекистаном и Таджикистаном. То есть, очень много в текущем управлении давалось на откуп местным руководителям. Конечно, взамен требовался некий минимум уступок – идеологическая и политическая лояльность, и какие-то частности, допустим, в случае Узбекистана – вот вы нам давайте больше хлопка, а что вы там дальше делаете, вы можете на месте решать. То есть, это было не всегда неравноправное или жесткое управление колониального типа, когда все должны были безусловно подчиняться Центру. Это был более идеологичный, более сложный баланс интересов, который давал довольно большую автономию местным элитам. Также местные элиты были включены в советскую номенклатуру. В колониальном государстве очень сложно себе представить выходца из колонии, который вдруг попадает в центральные органы власти и оказывается внутри Центра. Это уже нарушает логику колониальной диспропорции. В советское время вполне можно было себе представить (и были такие случаи и примеры), когда выходцы из той же Средней Азии оказывались в Политбюро, в кандидатах в Политбюро, в ЦК, в каких-то союзных министерствах, органах власти и так далее. То есть, они кооптировались в центральные органы власти и тоже становились частью этого общесоветского управления. Это тоже один из аргументов, который говорит нам о том, что это была не совсем колониальная ситуация.

Ну, и наконец, если мы возьмем права советских граждан, то даже при всем при том, что эти права были часто формальными и одинаково нарушались как у тех, кто жил в РСФСР, так у и тех, кто жил в Средней Азии, но это были равные права. Например, это были равные права участия в голосовании. Между прочим, в Российской империи жители Туркестана были лишены права голосовать при выборах в Государственную Думу, Имперскую Государственную Думу. И это – один из главных признаков колониальной Российской империи.

В Советском Союзе все выбирали, все были одинаково наделены правами выбирать. Другое дело, что это были формальные, ненастоящие выборы, но права были одинаковые. Все имели одинаковый доступ к социальным благам – к школам, образованию, медицине и так далее. То есть, весь комплекс прав у людей был примерно одинаковым. Советская власть особо обращала внимание на статус меньшинств, то есть, многие жители советских республик все-таки видели преимущество от нахождения внутри СССР. Больше прав получили женщины в Советском Союзе именно потому, что советская идеология так устроена. Большие права получили разного рода этнические меньшинства, которые имели довольно низкий статус в досоветское время и так далее.

То есть, когда мы говорим о политическом неравенстве, политической иерархии в Советское время, то мы понимаем, что она была не жестко устроенная, и она не имела каких-то выраженных национальных культурных границ. Были более сложные балансы и более сложные устройства.

Была ли экономическая эксплуатация? Иногда это считают самым главным признаком колониализма. На самом деле, все подсчеты экономистов для всех империй показывают, что империи (ни Британская, ни Французская) никогда не были уж такими выгодными с экономической точки зрения. Затраты на управление, на подавление восстания, на какое-то внешнее управление, издержки владения колониями – всегда были довольно высокими, поэтому экономические выгоды от владения колониями не всегда были ощутимыми.

Тем не менее, было ли экономическое неравенство, экономическая эксплуатация? Вообще-то, в так называемом общесоюзном разделении труда Средней Азии однозначно отводилась роль аграрно-сырьевого придатка. Конечно, так не говорили, а говорили «внутрисоюзное разделение труда», это был такой более гибкий и идеологически приемлемый термин, но мы понимаем, что, в общем, это был именно аграрно-сырьевой придаток.

Главная роль отводилась хлопку, он был ключевым элементом экономики Таджикистана и Узбекистана. Советскому Союзу нужен был хлопок. Во-первых, хлопок – это порох. Советский Союз был военной организацией, ей нужен был порох. Во-вторых, хлопок – это легкая промышленность, которая находилась в России, и легкой промышленности нужно было дешевое хлопковое сырье, чтобы развиваться. И масса других ресурсов.

Уран, очень важный ресурс, который имел такой стратегический и даже военный характер. Конечно, там постепенно развивалась промышленность –в послевоенное время после Второй мировой войны, в позднее советское время. Была там и авиационная и какие-то другие формы промышленности, но они развивались слабее.

Еще важная особенность заключается в том, что они развивались во многом за счет привлечения рабочих кадров, рабочей силы из европейской части СССР – из Украины, из России и так далее. В общем-то, вольно или не вольно, это придавало такой колониальный оттенок развитию экономики, когда в городах было, в основном, русскоязычное население, а местные жители, в основном, работали на хлопке. Конечно, все чувствовали, видели и понимали это как некую разницу неравенства или какой-то диспропорции. Понятно, что аграрно-сырьевой характер этих республик создавал и финансовую диспропорцию.

Конечная продукция всегда имеет более высокую стоимость, чем сырье, из которого она производится. Поэтому всегда в экономических расчетах республики давали меньший объем ВВП, который высчитывался как раз из цены вот этих продуктов, чем все остальные республики, которые изготовляли эти конечные продукты из этого сырья. И всегда получалось, что с точки зрения бюджета эти республики были на содержании. И всегда нужно было перечислять деньги, чтобы обеспечивать их какие-то нужды. То есть, это всегда была диспропорция, связанная с экономическим характером этих республик.

Какие аргументы «против», чтобы считать такую ситуацию колониальной? Я уже сказал, что в послевоенное время эта ситуация стала меняться: уже развивалась промышленность, уже повышались цены на местное сырье – то есть, власть была озабочена тем, чтобы эти регионы развивались и не были экономическими придатками. В это время в регионы были направлены довольно существенные инвестиции. И уже были запланированы многочисленные стройки разных электростанций и предприятий, например, алюминиевый завод в Таджикистане. Другое дело, что не все эти планы были выполнены. СССР распался до того, как многие эти промышленные проекты были осуществлены.

Другой фактор – социально-экономический уровень развития. Да, диспропорция между регионами была, это были сырьевые придатки и это были промышленно развитые регионы, но при этом власть, особенно в позднее время, заботилась, чтобы социальная разница была не такая существенная между разными республиками. Везде были примерно одинаковые ставки зарплат, была единая советская сетка. Везде были пенсии с единой сеткой, везде были одинаковые пособия и так далее. То есть, все эти социальные блага и бонусы распределялись в советском обществе таким образом, чтобы улаживать это экономическое неравенство.

Была еще интересная экономическая особенность у этих регионов. Многие из вас приезжали в Грузию или в Среднюю Азию в советское время и иногда думали: почему же их считают бедными? У них огромные дома, часто есть машины, они нам казались богатыми. Почему? Потому что там была довольно сильная теневая экономика или неформальная экономика, зовите, как угодно. И мой опыт изучения неформальной экономики говорит о том, что это, в общем, была сознательная политика советской власти сохранения такой неформальной экономики в республиках. Грубо говоря, нам нужен хлопок, много — много хлопка. Но нам нужен дешевый хлопок, мы не можем много платить за него. Действительно, были копеечные цены за довольно тяжелый труд. Но как людей заставить работать на хлопке за копейки? В сталинское время это пытались делать отчасти силой, каким-то принуждением. К колхозам прикрепляли, не выпускали из них, не давали паспорта, чтобы люди не уезжали.

А в 60- годы было найдено такое интересное решение, как мне кажется: фактически стали закрывать глаза на теневую экономическую деятельность, когда на приусадебных участках люди держали какой-то скот, довольно сильно развились местные рынки и базары, мелкая торговля, которые не облагались налогами. Конечно, время от времени это преследовалось, как некая спекуляция, но, в общем, людям позволяли этим заниматься и так зарабатывать. Вы работаете на хлопке, вы делаете свои хлопковые планы – пожалуйста, и вы при этом можете какие-то средства зарабатывать «в тени». Существовал такой интересный как бы контракт советской власти с местными жителями, который тоже сглаживал эти экономические неравенства, существовавшие между разными регионами СССР.

Следующий вопрос – было ли культурное неравенство? Вообще, вопрос культурного неравенства – один из самых важных, потому что колониализм возникает там, где возникает культурная граница между господствующим и подчиненным. Потому что, если этой культурной границы нет, то это просто классовые различия или какие-то еще, и тогда мы должны описывать это в каких-то других терминологиях классовой борьбы. Если мы применяем термин «колониализм, значит, имеем в виду, что между этими классами, между этими категориями тех, кто ими управляет и тех, кто подчиняется, существует какая-то культурная разница, или они ее видят сами как культурную разницу друг между другом. Существует еще какое-то культурное неравенство, какая-то культурная иерархия внутри советского общества.

И здесь мы тоже видим то, что можно было бы назвать колониализмом – это довольно жесткое подавление каких-то культурных местных форм. Например, ислама. В 20е годы какие-то его формы – исламский суд, например, еще признавались. Это то, о чем я говорил – альянс большевиков с местными элитами, когда не было сил просто взять и закрыть мусульманские учреждения. Это означало новую войну с местным населением.

В конце 20-х годов, когда советская власть укрепилась, когда значительная часть местного населения пошла в советские органы власти и стала ей лояльной, ислам стали довольно жестко преследовать. И практически вся исламская официальная открытая культура была маргинализирована и отчасти уничтожена.

Другой серьезный фактор, который похож на колониальный – это русификация. Местный алфавит был сначала переведен на латинский, в конце 30-х годов – на кириллицу и уже с начала 30-х, а уж с 50х годов – точно – русский язык стал обязательным и в среднем и в высшем образовании. Вообще, постепенно все делопроизводство, вся культурная жизнь в республиках переводилось на русский язык. В общем, это было внешнее решение, диктовалось это сверху.

Я называю только эти два фактора – ислам и русификацию, но там были и другие факторы. Европейские культурные формы внедрялись в местную жизнь, имплантировались. Мы иногда думаем, что мы несли некую цивилизацию, но с их «местной» точки зрения это было привнесение неких чужих культурных форм, которые были для них не своими, это могло пониматься как некое колониальное давление.

Ислам и язык всегда болезненно воспринимались, в том числе, и местной элитой. Как только в 80-е годы люди получили возможность говорить о своих правах, о культурных требованиях, то вопросы восстановление ислама и восстановление роли местных языков стали ведущими и больше всего обижали местную элиту. Это были те вещи, которые местное население рассматривало как свою некую дискриминацию. Помните роман Айтматова «И дольше века длится день», его термин «манкурт»? Его часто описывают как антиколониальный роман советского времени, потому что автор словами одного из героев говорит: вы забыли свой язык, свою историю и культуру и апеллирует к не своим формам культуры и истории. И слово манкурт стало знаком, обозначавшим потерю своих корней, превращением в человека, забывшего свои истоки.

Посмотрим с другой стороны – аргументы «против». Сразу снова про Чингиза Айтматова с его романом и метафорой «манкурт» оттуда. Айтматов был советским писателем, признанным. С очень заслуженной биографией, с многочисленными почестями. Здесь мы видим удивительный парадокс: с некими антиколониальными жалобами или претензиями выступал человек, который был в самом центре советской и даже русскоязычной культуры – большинство своих произведений он писал на русском языке. То есть, здесь уже какой-то парадокс есть: антиколониальная метафора была вписана в официальную советскую культуру, которая признавала эти требования, эти жалобы, она считала их легитимными. И не только Айтматов так выступал – эти жалобы звучали от многих: и литературных и художественных групп как в республиках, так и в России. Выступали с критикой и пожеланиями, и это считалось вполне официально признанным.

Это касалось и многого другого. Допустим, ислам: да, он был сильно ограничен, но все-таки, когда в 43м – 44-м годах восстановили духовное управление мусульман, ислам приобрел вполне официальный характер. На локальном уровне религиозные практики вполне себе процветали, официальные власти на них закрывали глаза. При всем жестком преследовании ислама в какой-то момент истории он оставался в официальной культуре.

Культурные местные деятели, скажем, вполне входили в общесоветскую культуру. Вообще, внедряемая и насаждаемая культура позиционировалась не как русская, хотя она была русскоязычной. Она была во многих чертах европейская, русская. Например, везде в Средней Азии строились оперные театры. И это подавалось не как русское или европейское, а подавалось как советское искусство. И это – очень важный момент: люди на местах видели не русское, а некое советское, которое они могут принять и в то же время могут делать сами. Мы знаем очень много местных деятелей, которые участвовали в создании советской культуры. Поэты, писатели, художники, актеры из этих республик вошли в общесоветский список культурных достижений. Здесь тоже культурные иерархии, диспропорции, какое-то культурное неравенство вполне уживалось с культурной мобильностью и с какой-то культурной близостью.

Другой важный фактор – идентичность. В современных исследованиях по колониализму дискуссия о том, что считать или не считать колониальным, часто завершается выводом, что очень трудно провести границу – где же колониальное, а где не колониальное? Поэтому важным фактором для многих теоретиков является идентичность. А люди сами сознают себя колонизованными? Они себя описывают как подчиненные, как угнетенные или нет? Этот вопрос идентификации, то есть, самоопределения себя, является иногда ключевым фактором в том, считать ли это время колониальным или нет.

И здесь мы видим непростую картину. Вряд ли мы будем отрицать, что существовало очень много форм неравенства, основанного на идентичности. Были ксенофобия, расизм, формы взаимного отчуждения людей по этническому признаку. Сама формула «старшего брата и младших братьев», которая была официальной, в себе содержала некое неравенство, которое можно описывать как колониальное. Почему мы все делимся на старших и младших? Были разного вида описания среднеазиатов в других исследованиях как патриархальных, диких, «урюков», «чурок» — все эти термины вполне себе жили в повседневности. Они существовали и были и в официальном языке: допустим, отсутствие гигиены или настоящей культуры. Или феодальные пережитки – всем этим характеризовалось среднеазиатское общество и в быту и иногда в официальное культуре. Может быть, кто-то помнит репортажи «Литературной газеты» во время «хлопкового дела» 93-го года по поводу Адылова и зинданов, которые он строил. Ахмаджан Адылов был главой огромного агропромышленного комплекса из нескольких совхозов, и журналисты, приехав туда, обнаружили, что управляет он очень жестко. Были там устроены и зинданы и «теневая экономика». И журналисты описывали все это как некий феодализм, как пережитки.

Описание жителей Средней Азии как чужих, «азиатов», людей более низкого развития и культуры существовало и в советское время. Но, когда мы смотрим на то время, мы видим, что кроме этого существовали какие-то формы советской идентичности, общей идентичности людей. Люди и дружили и вступали в родство – была масса взаимодействий, которые пересекали линию «свой-чужой».

Я хочу показать вам фотографии Макса Пенсона, который работал в «Правде Востока» в 30-х – 40-х годах, в центральной газете Узбекистана. Посмотрите на разные способы определения «свой — чужой» в этих фотографиях. Вы часто будете видеть это неравенство: люди не из Средней Азии – это учителя, указывающие путь. Местные жители в тюбетейках, в «традиционном» виде, всегда в положении обучаемых.

Вот любопытное фото: узбекская семья, в тюбетейках, где узнаются среднеазиатские жители, но они изображены в передовой культуре. Что такое «передовая культура»? Мы сразу узнаем ее как русскую. Самовар, стол, занавески. Портреты Сталина – это уже немного другое.

В чем еще состоит парадокс этих фотографий? Вроде уже счастливые лица, как будто люди думают о себе уже как о советских, но большинство этих фото постановочные. В них уже включено неравенство и подчинение. Этих людей зачастую расставляют, определенным образом показывают так, что они КАК БУДТО советские.

Вот характерная фотография – по всей композиции видно, кто главный, а кто подчиненный. И в этом уже встроено разделение на «своих» и «чужих».

Вот хороший пример: эту фотографию мы прочитываем и как освобождение женщин – они вышли работать и строить, и одновременно это закабаление женщин – они же таскают песок и камни. Опять противоречие. Они одновременно и угнетенные и одновременно советские люди.

Еще интересное фото: местные дети делают зарядку. Есть даже женщина в парандже. Но форма их движений – это уже привнесенное извне. Это не их «родное».

Вот девушка читает книгу – сочинения Ленина, какой-то том. Я допускаю, что девушка даже еще не умела читать. Откровенная постановочная фотография, скорее всего. Здесь – вся сложность советского времени. Здесь показано освобождение этой девушки, ее эмансипация – она читает книгу с открытым лицом, без паранджи. И в то же время постановочность этой фотографии сразу видна: девушка читает не роман, если она вообще сознательно читает, а идеологическую литературу. И это показывает некое принуждение, некую гегемонию.

Согласитесь, что вряд ли эти женщины собирались около памятника Ленину и Сталину, чтобы кормить детей. Их туда явно посадили и сфотографировали. Но при этом в такой постановочности есть и момент освобождения – эти женщины фотографируются с открытыми лицами, без паранджи. Есть целый сайт maxpenson.com, где выложено много подобных фотографий.

Завершая выступление, можно попробовать подытожить. Что мы видим? Во-первых, видим, что существуют аргументы «за» и «против». И они довольно сильные. Для себя я осмысливаю так, что мы должны настроить наш аналитический аппарат и наш взгляд на советское время так, чтобы принять и то и другое. Сейчас вся дискуссия ведется в русле «было или не было колониальным то время?». И все направлено на то, чтобы отказаться от аргументов противоположной стороны. Сказать: ничего колониального не было, все было советское и замечательное! Или наоборот: все было колониальным, ничего освобождающего не было. На мой взгляд, было и то и другое. Видимо, мы должны признать противоречивый и сложный характер советского времени. Мы понимаем, что это было сложно организованное пространство. Одно дело – республики Прибалтики, другое – Средняя Азия. Это были разные регионы с разными балансами разных интересов.

Это была и сложная во времени эпоха. Мы никогда не сможем сказать, что советское время было однообразным. 20-е годы отличались от 30-х — 40-х годов. 50-е — 60-е радикально отличались от сталинского времени. «Позднесоветское» время, 80-е годы – это совсем другая, принципиально другая эпоха. Мы должны рассматривать советский период как сложно организованное время, в котором было много разных этапов. И мы должны одновременно видеть насилие, подчинение и какие-то формы эмансипации, равенства и реформ.

Второе, что я хотел сказать: на мой взгляд, если мы признаем сложный характер этого времени, мы должны признать, что колониальная составляющая в нем была. Многие отношения, практики, дискурсы, риторики, многие иерархии, которые мы видим, очень похожи на колониальные. Но советское время было больше, чем колониальным. Оно много содержало в себе. Мой второй тезис заключается в том, что, хотя какие-то элементы колониальности и существовали в какие-то периоды в каких-то регионах, но советское время не сводилось к ней.

И последний тезис, который мне кажется очень важным: неожиданным образом распад СССР породил новую ситуацию. Когда мы сегодня видим мигрантов из Средней Азии в России, мы легко узнаем в этом постколониальные отношения. Мигранты из Северной Африки во Франции легко опознаются как постколониальное явление. Мигранты из британской Индии в нынешней Британии легко опознаются как постколониальное явление. Мигранты из Средней Азии в России тоже опознаются как постколониальное явление. И тут мы видим определенную иронию истории: и само советское общество не было колониальным, и его направление движения не должно описываться как колониальное. Распад СССР привел к тому, что все интенции, что задумывались как хорошие, в основном потерпели крах. А то, что было колониального, элементы, которые, может быть, были маргинальными, вдруг оказались чем-то выжившим, пережившим распад СССР, и сейчас мы видим это в виде миграции или в других явлениях, про которые можно порассуждать отдельно. Это тоже интересный эффект, когда постколониальное возникает не обязательно на основе колониального общества, оно возникает из каких-то новых форм неравенства, из форм отношений, которые возникают в результате таких исторических катаклизмов, как распад СССР.

Пожалуй, я на этом закончу.

Б. Долгин: Большое спасибо. Сейчас – вторая часть, когда можно будет задавать вопросы и комментировать, с помощью микрофона. Сначала я скажу несколько слов.

Очень важной мне кажется попытка продемонстрировать разные логики, начиная с логики «зачем в процессе строительства нации постсоветскими государствами востребована концепция колониальной империи?» и зачем все эти «музеи оккупации»? Получается, что это некоторое конструирование того прошлого, которое призвано сделать логичным нынешнее настоящее и предполагаемое будущее. При этом вопрос рассмотрен с разных сторон, показаны разные аргументы «за» и «против». Я бы, пожалуй, только обратил внимание на один момент, он нейтрален. Когда мы говорим о Гражданской войне и дальше о репрессиях, которые могут быть рассмотрены как часть завоевания, мне кажется, как и во многих других случаях, что интересно сравнивать не только с другими империями, но и с теми территориями внутри СССР, которые – как бы! – не считаются имперскими. Хотя вы справедливо напомнили и о концепции внутренней колонизации. Мы помним, что были захваты территорий с поддержкой местных большевиков, которые ныне входят в состав Российской Федерации. То есть, в этом смысле постсоветские государства не являются исключением. Мы помним, что такие захваты были и на Южном Кавказе и на Украине и так далее. Но такие же захваты были и на территории современной Российской Федерации. Репрессии с уничтожением «буржуазных националистов» — конечно, мы помним их и в Центральной Азии и на Украине, но мы помним их и в Татарстане, который входит в состав РФ. Эта кампания борьбы с буржуазным национализмом как некоторый откат после аффирмативного периода – она общесоюзна, наверное. С единственной разницей – что есть некоторые исключения, связанные с русскими, которые заключаются в том, что здесь борьба с буржуазным национализмом, шовинизмом и так далее, прошла раньше, и здесь в 20-х годах не было специальных аффирмативных акций.

К чему я это веду? К тому, что мы привыкли: у империи есть центр, метрополия, чем-то специфичная. Можно ли, на Ваш взгляд, говорить о России как о метрополии для СССР или же можно говорить, за исключением вопроса о языке, что Россия была еще одной советской колонией или совокупностью советских колоний, если говорить о внутренней структуре РФ? Или же, все-таки, в таком случае ближе ее восприятие как метрополии?

С. Абашин: Спасибо. Это – один из аргументов того, почему мы не можем говорить о колониализме.

Б. Долгин: Или можем говорить о несколько странном колониализме, где метрополия – немного виртуальная такая?

С. Абашин: Мне этот аргумент кажется сильным. Это также заставляет меня думать о советском обществе как о не вполне колониальном. С какими-то колониальными чертами, да, но в целом – не колониальным.

Но что здесь важно – как люди сами идентифицируют себя по отношению к этому самому центру.

Б. Долгин: Да, да, и Вы в самом начале практически процитировали Валентина Распутина, выступавшего на I съезде народных депутатов, с тезисом «может быть, России выйти из состава Союза?»

С. Абашин: Если русские, которых тоже угнетал Центр, все-таки себя отождествляют с этим центром – культурным или в каком-то другом смысле, историческим, то с точки зрения идентификации, самоотождествления, они себя ставят в позицию метрополии. Если житель Средней Азии или других окраин, республик не отождествляет себя с Центром, а видит себя другим, особенно в культурном смысле, то он видит себя как некую колонию.

Здесь есть интересный аргумент: в современной Средней Азии очень популярна антиколониальная риторика, через которую выстраивается национальная идеология, но само слово «колониализм» не очень популярно. Они не любят называть себя колонией, думая, что это ставит их в положение Африки или еще чего-то, с чем они не хотят себя отождествлять. И до последнего времени слово «колония» как самоописание было не очень популярно для местных идеологий, они предпочитали обходить этот термин, называли тоталитаризмом или угнетением, но не колониализмом. И это тоже говорит нам о том, что колониальная самоидентичность хотя бы в среднеазиатских республиках не сложилась. О чем я говорил: что в «позднесоветском» времени мы не видим никакого антиколониального движения за отсоединения от СССР, уже не говоря о каком-то вооруженном сопротивлении или восстании. Люди во многом считали себя советскими, это была сильная советская идентичность. Либо они видели себя, свои республики отдельными, автономными, но в рамках каких-то советских проектов и так далее. В постколониальной литературе популярна тема постколониальной или колониальной травмы.

Есть такой известный французский автор психиатр Франц Фанон, который был чернокожим. Он написал интересную книгу, где размышлял о том, как колониальный человек должен стать белым через колониальную интервенцию. Фанон считает белого человека нормой. Но чернокожий человек никогда не может стать белым, как бы он ни считал это нормой и желаемой целью. Он – черный. Фанон говорил, что в колониальном человеке это создает определенный вид «внутренней шизофрении». Для постколониального человека характерна такая шизофрения, когда у него существует раздвоенность – он одновременно и белый и черный. Он в своих представлениях о норме – белый, но в то же время он понимает, что он не может быть белым, он по природе – черный. В советское время я не вижу такой шизофрении. «Быть советским» – это во многом снимало конфликт «должен ли я стать русским?». Русский язык понимался как советская норма, он снимал элементы «шизофрении» и внутреннего разлада. И это одно из отличий советского опыта советской истории от такой классического опыта колониальной истории, на мой взгляд.

Б. Долгин: Для меня это не аргумент против идеи об империи. Скорее, «за» особую форму. Наоборот, я бы сказал, что Ваш аргумент «против», связанный с тем, что по-разному управлялись, учитывая местные особенности и так далее, – это же классическая имперская ситуация! Вспоминая Ваши книги по имперским окраинам – они про разные форматы управления в Российской империи, в Австро-Венгрии или где-то еще.

Прошу желающих задавать вопросы, и прошу разговаривать лаконичнее при репликах или вопросах.

Вопрос: Мои бабушки, рожденные в начале века, владели арабской вязью, которая очень сложна. Потом они овладели латиницей, потом – кириллицей, и все равно они возводились ликбезом в ранг «безграмотных»! Автономные республики – татарская, башкирская, другие – не были равноправны. Например, в уровне зарплат: народный артист получал в два раза меньше, чем в союзной республике. Дискриминация была.

 

Б. Долгин: Подождите. Вы хотите указать нам на довольно важный момент о наличии иерархии этничности через автономные?

Вопрос (продолжение): Автономные республики были с дискриминацией. Было это. И еще: ни для кого не секрет, что в Российской империи, если люди ни принимали христианство, как Пожарский – этнический татарин…

Б. Долгин: Ближе к делу, пожалуйста.

Вопрос (продолжение): Русский язык такой богатый только потому, что в него внесли лепту все малые языки. Если на то пошло, это тоже была колонизация.

Насчет Чингиза Айтматова – да, он признанный мастер. Но народ, который теряет свой язык, не имея возможности изучать его в школе, потом получать на нем высшее образование, обречен на культурное вымирание. На каком бы английском как бы хорошо ни писали – это вымирание. Это тоже результаты колониальной политики. На мой взгляд, это так.

С. Абашин: Спасибо. Я как раз и говорил, что существовали диспропорции. Русификация – это один из аргументов в пользу того, что была колонизация. Другое дело, что в Вашем вопросе я хотел бы обратить внимание на особенность, которую я встречаю не только у вас, но везде можно ее сейчас встретить – начинают смешивать Российскую империю и советское время. Это сплошь и рядом. Для меня и для академической традиции очень важно их разделить. Это – разные периоды с разным политическим устройством, с разной идеологией, разными социальными проектами и так далее.

Кстати, по поводу Российской империи тоже идет дискуссия – была ли она колониальной? Но эта дискуссия, скорее, имеет эмоциональный характер. В академический среде я еще не встречал ни одной серьезной работы, которая говорила бы, что Российская империя не была колониальной.

Вопрос (продолжение): Да, разделять надо. Еще вопрос: насчет постановочных кадров. Все помнят флаг над Рейхстагом, съемку Халдея. Но Егоров с Кантарией ведь не были первыми. А это уже советское время.

Б. Долгин: Спасибо, это к делу не относится. Несомненно, в советское время было много постановочного.

Вопрос: Добрый день. Сначала хотелось бы реплику по поводу Вашего выступления: «Советская империя» – это понятие. Оно, идя с Запада, несет в себе негативный характер. И российская и советская академическая наука пыталась выстроить контраргументы в защиту этого понятия.

Б. Долгин: Простите, не российская академическая наука, а некоторые ее представители.

Вопрос (продолжение): Хорошо. Но, если отойти от негативного смысла понятия «советская империя», а просматривать ее как сложную модернистскую систему, тогда нам легче воспринимать все, что происходило в СССР, в том числе, на тех территориях, о которых мы сейчас говорим. Потому что, если сравнить Центральную Азию начала века с граничащими территориями – Афганистаном, мусульманским Западным Китаем, то мы увидим, что в социально-экономическом плане эти территории были очень близкими. Спустя 100 лет мы видим, что это уже совершенно разные территории социально — экономически, даже с учетом того, что за последние 25 лет каждая из республик Центральной Азии регрессирует и деградирует.

Б. Долгин: Это исключительно Ваша точка зрения на «регрессирует и деградирует».

Вопрос (продолжение): Хорошо, моя. Очень сложно вписывается этот советский период в построении новых политологических концепций в каждой из этих республик – Казахстане, Таджикистане, Киргизии, Узбекистане. Они не могут «переварить» его, не могут найти ему место. Даже используя термин «тоталитаризм» и создавая некие музеи. Но стройной советской системы, более-менее внятной, у них не получается, нигде. Мой вопрос больше направлен на некое будущее в свете того, что мы распадаемся – я имею в виду, как советская система: взаимоотношения России с этим регионом, с этими республиками у нас тоже не сформировано, мы не понимаем, как с ними взаимодействовать.

Б. Долгин: Простите, а с кем сформировано? Есть кто-то не из Центральной Азии?

Вопрос (продолжение): Нет. Это какая-то пустота за 25 лет. Я не беру взаимоотношения с другими регионами, мы здесь обсуждаем Центральную Азию, и нужно сконцентрироваться на этом вопросе. И там много русских, эта система, как таковая, «подвисает». Более того, там есть угрозы для России. И мы это не можем сформулировать и «переварить». «Мы» – это правительства этих стран и правительство России как таковое. Вопрос: что из советского позитивного опыта можно использовать в текущей ситуации? Или из негативного?

Б. Долгин: То есть, можно ли как позитивное или как негативное использовать что-то из прошлого для будущего?

С. Абашин: Хочу начать с того, что советский опыт имеет очевидную успешность в каких-то своих проявлениях. Советский опыт был опытом утопического модернизма. Советский опыт – это опыт построения нового общества, создания и переделки всего, всех местных социальных и культурных структур, идеологий и так далее. И, будучи государством централизованным, идеологическим, государством с высокой степенью идеологической мобилизации, с высокой степенью военного насилия, оно сумело достигнуть больших результатов. Отрицать нельзя. Но я поостерегся бы сказать, что в других империях не было результатов. Вы упомянули Китай – Синьцзян. Но он сейчас быстро развивается, туда китайский центр вкладывает огромные инвестиции. Британская Индиана разве не развивалась в составе Британской империи? Развивалась. Строились железные дороги, города, университеты. Поэтому я бы не говорил, что советский опыт в этом смысле какой-то уникальный. Что все другие империи разрушали, а советская – строила. Нет. Все империи вместе с какими-то формами угнетения, несправедливости и неравенства производили какую-то модернизацию, делали какое-то развитие. Дальше можно сравнивать – как в каждом случае происходило это развитие. Какими темпами, с какими издержками и так далее. В этом смысле у советского опыта есть специфика, да – высокие издержки, но и высокие темпы при этом. Наверное, так.

Вторая моя реакция на Ваш вопрос. Если мы, используя категорию «империя» нейтрально, как некую данность, признаем, что это какой-то этап исторического развития, что так было организовано общество, то мы не должны вводить цензуру. Мы должны признать, что было неравенство, репрессии, была несправедливость, диспропорции, эксплуатация. То есть, мы, облагораживая понятие «империя», не должны забывать, что в нем есть такие явления, которые мы тоже должны описывать, наверное, без эмоций, признавать как факты.

Что касается современности – можно ли что-то оттуда взять? А что мы можем взять? Мне кажется, что современное российское общество не способно сформулировать некий утопический проект какого-то развития, оно не способно мобилизовать ресурсы под этот проект, да у него и нет таких ресурсов. Она не готова вкладывать огромные деньги, посылать, как посылала в 50-е годы, огромное количество людей в Среднюю Азию, чтобы там что-то строили. Все ресурсы – идеологические, эмоциональные, экономические, политические – у Росси в этом смысле исчерпаны, она ничего не может предложить. Аналитически интересно подумать – почему исчерпаны? Здесь могут быть разные версии. Вообще, этап мобилизационного государства, которое мобилизует все ресурсы – это, видимо, этап перехода от аграрного общества к индустриальному обществу. Тогда государство предпринимает какие-то насильственные действия, чтобы всех согнать в города и заставить работать на предприятиях и так далее. Россия прошла этот этап. Сейчас это городское, потребительское современное общество, расслабленное, сидящее в кафе и так далее. Это уже общество коррупции, а не мобилизации. Ну, мне так кажется во всяком случае. Это другой тип организации, другая стадия. Ее можно назвать как угодно. И для агрессии нет сил, откуда они? Нет ресурсов мобилизации. Раньше можно было согнать миллионы крестьян – вот вам и армия, с которой можно совершать как трудовые подвиги, так и разные другие. Сейчас – где эти миллионы крестьян, да и куда вы их сгоните? Это такое мое ощущение.

Б. Долгин: В продолжение примера Синьцзяна: поднимая его, Китай занимается знакомой и понятной советским людям историей с переселением туда хайнцев для перемешивания их, как бы бороться с угрозой сепаратизма. Мы же помним по СССР о трудовых переселениях в страны Балтии, и Вы упоминали про переселения в города Центральной Азии и так далее. Вот насколько, на Ваш взгляд, это такая характерная имперская история?

С. Абашин: Это явные параллели. Видимо, это та же политика эмансипации, модернизации окраин, попытка ассимиляции, унификации, инкорпорации, включения в свое основное «тело» со своей спецификой. Потому что – да, попытка ассимиляции, демографически задавить. С другой стороны, долгое время у китайцев действовал запрет на рождение и, наоборот, разрешение на это у меньшинств. Демографически меньшинствам позволялось больше развиваться. Но, к сожалению, это не сфера моих прямых знаний…

Б. Долгин: Вопрос был не о Китае как таковом, а о характерности советского метода для некоторой стадии развития империи.

С. Абашин: Я думаю, что Китай сейчас проходит примерно тот же этап истории, который СССР проходил в 50-е — 60-е годы.

Вопрос: Не могли бы Вы пояснить по поводу определений? Когда Вы говорили про определение в англоязычной Википедии, у Вас не прозвучало определения «завоевание». Оно там, в принципе, признается при колониализме?

С. Абашин: Я сейчас найду определение. В этом англоязычном определении Википедии – это некий усредненный термин. Тут есть слово «формирование» – образование колоний, слова «завоевание» нет. Это не говорит о том, что в академической среде не понимают, что без завоеваний колоний не бывает. Но явно не пишут.

Б. Долгин: Без завоеваний колонии все-таки бывают.

С. Абашин: Без некоего насилия. Вы знаете, что сама Российская империя долгое время спокойно называла присоединение Средней Азии «завоеванием», понимая, тем самым, некий насильственный характер подчинения Средней Азии. В советское время в 30-е годы это тоже признавалось, а потом поменялась терминология и стал популярен термин «присоединение» Средней Азии, который немного убирал этот негативной оттенок слова «завоевание». Недавно вышла книга, в которой у меня был маленький раздел, где я употребил термин «завоевание». Так меня редакторы попросили его убрать, хотя бы из заглавия. Речь шла о российской империи, не о советской.

Вопрос (продолжение): Второй вопрос по поводу современных форм колониализма и неравенства: это признается западными исследователями как факт? Ведь не обязательно страну завоевать, можно держать ее в такой форме, что она будет использоваться? Не напрямую?

С. Абашин: Там это очень популярная концепция. Она как раз подразумевает, что глобальный капитализм создает глобальное неравенство неоколониального типа. Сначала это было прямое управление, сейчас – через экономический инструмент. Так что это в некотором смысле «модная тема».

Другое дело, что интересно подумать – насколько неоколониальными являются отношения России и постсоветского пространства. Там не так все просто, потому что Россия сама претерпела экономическую деградацию, сама превратилась во многом в сырьевой придаток Запада, и в этом смысле интересно: почему есть некий провал в отношениях со Средней Азией? Потому что и мы добываем газ, и они его добывают. Мы конкуренты. Мы – не дополняющие друг друга экономические системы, которые могут как-то встроиться в единый социальный экономический организм. Не совсем, но в том числе. Нам не выгодно, чтобы они напрямую продавали газ и нефть другим странам.

Вопрос: Зачем нужно было Российской империи завоевывать Среднюю Азию? И еще: какая ситуация с алфавитом сейчас в Средней Азии?

С. Абашин: Сразу хочу сказать, что первый вопрос касается только Российской империи, а это – совсем другая тема. Для меня это важно, чтобы это не смешивалось. Российская империя сама не знала, для чего она завоевывает Среднюю Азию. Элита вела активные дискуссии по этому поводу – зачем? Было очень много противников и сторонников, были экономические аргументы, были геополитические – «показать кузькину мать» Британии, что мы тоже присоединяем территории и тоже можем угрожать Британской Индии какими-то военными операциями.

Вот лежит, завоевать легко – давайте, завоюем. В общем-то, никакой целенаправленной идеологии не было. До самого конца Российской империи были дискуссии о том, что же делать. Образовался некий консенсус, что только хлопок позволит получать какую-то ощутимую выгоду от этого региона и, может быть, переселять туда русское население, которое тогда было избыточным. В Европейской части России было мало земель, а демографический рост был высоким, поэтому активно переселяли население, чтобы не было бедности в Европейской части. Как-то так видели Среднюю Азию, но ясной программы не было.

Второй вопрос про алфавит – ну, мы знаем, что в Узбекистане было принято решение о переводе на латиницу, недавно очередной раз в Казахстане об этом объявили… Про Туркмению, честно говоря, я не помню. Но я хочу сказать, что не надо к этому относиться болезненно. В Азербайджане используется латиница. В Армении – армянский алфавит, в Грузии – грузинский. Ну и что? Почему надо болезненно реагировать? Другое дело, что со своей стороны мы можем сказать, что это, скорее, похоже на какие-то политические заявления и символические жесты. На практике мы видим, что в Узбекистане, где латинизация идет уже 20 лет, значительная часть культуры и местной повседневной жизни продолжает происходить на кириллице. Как символические политические жесты это всегда очень выгодно и удобно, но на практике осуществляется очень сложно. Много технической и организационной работы, много финансов требуется, привычки людей сложно менять. Государства просто не в состоянии форсировать этот процесс. Ну, видимо будут какие-то шаги делать.

Б. Долгин: Давайте, я задам вот какой вопрос: когда Вы говорили о равных правах, вспомнились репрессированные народы. Некоторые из этих народов были реабилитированы в 50-е годы, да. Но до самого конца советской власти в Средней Азии жили крымские татары, которые не имели возможности вернуться на родину, жили турки-месхетинцы, жили корейцы. Насколько такие специфические акции по поводу отдельных народов являются, на Ваш взгляд, некоторым признаком, подтверждающим или не подтверждающим имперский характер СССР? В какую сторону это аргумент?

С. Абашин: Да, это не касается Средней Азии, это немного другое. С одной стороны, выселение народов как репрессии – это часть мобилизационной политики. Они примерно такого же типа как раскулачивание, расказачивание, насильственное переселение с гор на равнины – это в Средней Азии было, в Закавказье было. Собирали массы людей и переселяли на другие территории – с разными проблемами, с гибелью людей. Но это были часто репрессивные меры, часто – как модернизационные меры. Допустим, переселение с гор на равнины рассматривалось как мера развития экономики и освоения новой территории, а в идеале – социального улучшения жизни. Ведь на равнине легче устроить социальную жизнь – дать электричество, провести воду и прочее. Наверное, репрессивные меры против депортированных народов имеют колониальный характер. Хотя в эти депортации тоже встраивались проекты мобилизации: допустим, когда переселяли корейцев, еще до войны, это не было наказанием, а было превентивной мерой. И их рассматривали как рабочую силу, которая должна развивать экономику Средней Азии. Сюда вкладывались определенные инвестиции, организационные усилия и так далее. Парадоксальная ситуация с турками-месхетинцами или с крымскими татарами: они были определенным образом лишены своих прав. Они не могли прописываться в Грузию или в Крым, например. Но в самой Средней Азии они имели те же самые права, что и местное население: они имели те же пенсии, продвигались по тем же социальным лестницам, что и все остальные.

Б. Долгин: Я не уверен, что с «социальными лифтами» все было хорошо.

С. Абашин: Они учились в высших учебных заведениях. Занимали не самые высшие позиции, но занимали же. Мне кажется, что мы здесь опять видим ту противоречивость, на которой я настаиваю: не было только угнетения. Мы не можем объяснить в этом случае, как многие делали вполне успешную карьеру, жили, получали пенсии и так далее. Если мы пытаемся не заметить какого-то угнетения, то это тоже неправильная позиция, потому что оно было. Была политика мести или геополитической игры, которой пытались манипулировать этими меньшинствами. То есть, довольно сложная картина с колониальными элементами. На мой взгляд – так.

Б. Долгин: И еще. Помните, вы говорили о русификации, что во многом шло изменение статуса языков, русский язык получал более привилегированный статус по сравнению с национальными языками, при том, что обучение на них шло. Как Вам кажется – из какой логики это делалось? Была же логика насчет культуры, которая национальная по форме и социалистическая по содержанию – кому мешали национальные языки?

С. Абашин: Национальные языки не уничтожались и не запрещались. Они даже развивались – литература, театры, кино, все было на национальных языках.

Б. Долгин: Но ведь это не то, что развитие языка, это игра статусами языков, игра социальными лифтами, которые утроены чуть иначе в случае, если свободный русский язык у человека.

С. Абашин: На мой взгляд, здесь действовала параллельно колонизирующая и модернизирующая логика. Все-таки это не классическая колонизаторская логика, которая предполагает русский язык как способ ассимиляции, когда вы все в итоге должны быть русскими или почти русскими.

Вопрос (продолжение): Давление самосознаний?

С. Абашин: Да, да. Русификация в советское время все-таки не предполагала, что узбеки станут русскими и так далее. Скорее, она исходила из рационализаторской логики – что это удобно, когда все говорят на русском языке, это интегрирует и объединяет, делает легче мобильность и коммуникацию.

Б. Долгин: То есть, русский язык был здесь как нейтральный советский язык?

С. Абашин: Да, да. Я думаю, что всегда это была игра, это никогда не избавляло от логики ассимиляции и колонизации. Всегда логика ассимиляции и колонизации шла чуть сбоку, как бы подразумевалась разными актами. Мне картинка видится сложнее, чем просто ассимиляторская колонизационная политика.

Б. Долгин: На Украине друг за другом следовали периоды чуть большего преподавания украинского языка, потом – чуть меньшего преподавания. А в Средней Азии и Казахстане была ли какая-то четкая динамика? И от чего это зависело?

С. Абашин: Мне легче говорить о Средней Азии. Здесь всегда шло с опозданием. Активная тотальная «советизация» стала происходить, начиная с 50-х годов, уже после Сталина. Все советские проекты – модернизация, русификация – они стали развиваться достаточно поздно, во второй половине «советского периода». Вряд ли были этапы каких-то изменений в политике. В 20-е — 30-е годы местные языки существовали, потому что невозможно было их убрать, русский практически никто не знал, его невозможно было использовать как основной язык. Поэтому языками делопроизводства были местные языки. Плюс это накладывалось на политику коренизации.

Б. Долгин: То есть, мы можем видеть, что радикальные меры были с 50-х годов, более-менее поступательные.

Вопрос: Вы говорили, что колонизация была затратной, не очень выгодно было содержать колонию. Если бы это было невыгодно, то почему колонизаторы разных стран воевали между собой?

С. Абашин: Это досоветская тематика опять таки. Вообще, известный факт, что за 50 лет существования Туркестанского генерал-губернаторства в российской империи примерно 40 лет это была убыточная территория. Это объясняется тем, что, конечно, большая часть средств шла на содержание армии, которая там находилась, на строительство и обустройство русских городов. Зачем? А зачем СССР давал огромные кредиты сателлитам на другом конце света? Наверное, были какие-то геополитические амбиции, какая-то конкуренция сфер влияния, какого-то престижа «Да, мы тратим на статус великой державы, он для нас важен политически, для самосознания». Видимо, кроме экономической логики есть военно-политическая логика, еще какая-то.

Б. Долгин: Наверное, последний вопрос. Мы помним, что на Украине, опять-таки, было национальное движение, в том числе, и за большее внимание к языку, к литературе, за соблюдение соответствующих культурных прав. Было ли что-то подобное в Средней Азии в поздне-советское время?

С. Абашин: Да, было. Оно было не так организовано, не принимало формы открытых памфлетов или заявлений, не очень было развито политическое диссидентство с национальными программами, но на каком-то подспудном уровне были развиты требования о развитии языка и требования поддержания языка, сохранения исторических фигур или важных событий в культурной памяти. В 70-е годы появляются и исламские группы, которые пытались отстаивать сохранение исламской и мусульманской идентичности.

Б. Долгин: Насколько с ними были связаны возникавшие в перестроечные годы культурные «проперестроечные» организации в Средней Азии?

С. Абашин: Они из них вырастали.

Б. Долгин: Большое спасибо, было очень интересно и познавательно!

 

Абашин Сергей Николаевич

В 1987 году окончил исторический факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, где учился и защищал дипломную работу на кафедре этнографии. В том же году поступил в аспирантуру Института этнографии имени Н.Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР, специализацией стал регион Средней Азии. В 1990 году окончил аспирантуру и был принят на работу в Институт этнографии (позднее Институт этнологии и антропологии имени Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук). Вёл активные полевые исследования в Узбекистане, Таджикистане и Кыргызстане. В 1997 году защитил кандидатскую, в 2009 – докторскую диссертацию по истории национального строительства в Средней Азии. В 2001-2005 гг. исполнял общественную должность исполнительного директора Ассоциации российских этнографов и антропологов. В 2009 году в качестве иностранного сотрудника работал в Университете Хоккайдо в Саппоро (Япония). В 2013 г. перешёл на должность именного профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге, где основной темой интересов являются миграционные исследования.

Является членом редакционных советов журналов «Этнографическое обозрение» (Москва), “Central Asian Survey” (London), “Cahiers d’Asie centrale” (France).

Научные интересы и области исследований: антропология миграций, национализм и этническая идентичность, ислам, постколониальные исследования и изучение империй, Средняя Азия.

Среди публикаций — книги:

• Национализмы в Средней Азии : в поисках идентичности. СПб: Алетейя, 2007
• Die sartenproblematik in der Russischen geschichtsschreibung des 19. und des ersten viertels des 20. jahrhunderts / ANOR, 18. Halle/Berlin: Klaus Schwarz Verlag, 2007
• Советский кишлак : между колониализмом и модернизацией. М.: Новое Литературное Обозрение, 2015.
• Редактирование:
• Подвижники ислама: культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе. М. : Восточная литература, 2003. (Совм. с В. Бобровниковым)
• Ферганская долина: этничность, этнические процессы, этнические конфликты. М. : Наука, 2004. (Совм. с В. Бушковым)
• Среднеазиатский этнографический сборник. Т.5. М. : Наука, 2006. (Совм. с В. Бушковым)
• Центральная Азия в составе Российской империи. М. : Новое литературное обозрение, 2008. (Совм. с Д. Араповым, Т. Бекмахановой)
• Le Turkestan: une colonie comme les autres?/ Cahiers d’Asie centrale. № 17-18. Paris-Tachkent: IFEAC-Editions Complexe, 2010. (Совм. с S. Gorshenina)
• Узбеки. М. : Наука, 2012. (Совм. с Д. Алимова, З. Арифханова).

Дворцовый переворот: как СССР осваивал имперское наследство

На протяжении всей истории СССР развивался процесс советского восприятия властного пространства Российской империи. К 1917 году в России было создано развитое, функциональное и очень выразительное имперское пространство власти – дворцы и резиденции, монументы монархам и государственным деятелям, некрополи, а также многочисленные комплексы сакрального и военного назначения. С этим огромным и, как поначалу казалось, враждебным пространством новой советской власти пришлось иметь дело. Это было нежеланное наследство, и первой реакцией было активное неприятие, которое находило выражение в самых разных формах.

Наиболее простой и варварской стало разрушение.

В первую очередь сносу подвергались скульптуры монархов. Так, в 1918 году был снесен памятник Александру II в Нижнем Новгороде, в 1919 году были переплавлены петербургские скульптурные композиции в честь Петра I – «Петр, спасающий тонущих» и «Царь-плотник».

Реклама на Forbes

Интересно, что в первое послереволюционное десятилетие большую роль в принятии решения о сносе того или иного монумента играла позиция местных властей. Например, в Одессе памятник Екатерине II был снесен, а в Петербурге, напротив, остался нетронутым. Монумент Николаю I в Киеве был уничтожен через три года после революции, тогда как в северной столице он сохранился, несмотря на то, что требования о сносе начали звучать еще во время Февральской революции.

Еще одной формой выражения неприятия стала агрессивная перекодировка пространства. Вариантов здесь было множество. Довольно часто речь шла о демонстрации победы над «старым режимом». В таком случае объект репрезентировался как трофей. Например, находящийся и сейчас в Александровском саду Москвы памятник в честь 300-летия династии Романовых был использован как палимпсест: имена российских монархов, выбитые на его поверхности, были уничтожены и заменены именами деятелей революционного движения.

Схожий принцип был использован в перекодировке главного тронного зала империи – Георгиевского Тронного зала Зимнего дворца. Само тронное место после революции частично разобрали, сохранив, однако, ступенчатое возвышение, балдахин, а также барельеф с изображением св. Георгия. На самом троне была развернута экспозиция «Оружие Крестьянской войны в Германии 1525 года». Так Крестьянская война XVI века, осмысленная в категориях международного революционного движения, берущего свое начало в Германии, была возведена на трон Романовых.

Сама экспозиция стала воплощением лозунга борьбы за мировое господство пролетариата.

Чрезвычайно востребованной была в 1920-е – 1930-е годы и незатратная практика переименования улиц и площадей, имевших особое значение в дореволюционный период. Именно так Дворцовая площадь некогда имперской столицы стала площадью Урицкого, в честь председателя Петроградского ЧК.

Еще одной возможностью присвоить на символическом уровне прежнее властное пространство оказалось появление в подобных местах революционных захоронений или некрополей. В 1910-е – 1930-е годы могилы революционеров возникли перед Гатчинским дворцом, недалеко от дворцовых комплексов в парках Царского Села и Павловска под Санкт-Петербургом, у Мариинского дворца в Киеве. Некрополи появились у стен Московского Кремля на Красной площади, на Марсовом поле и в Александро-Невской лавре Петербурга. Известна также попытка устроить подобный мемориал перед главной резиденцией Романовых – Зимним дворцом. Такая стратегия маркировала присутствие новой власти во враждебном имперском пространстве. Кроме того, подобные мемориалы часто становились отправной точкой для последующего разворачивания большевистской символики в этой части города.

Актуальным оказался и еще один прием – отрицание символической природы предмета/объекта через позиционирование его сугубо функционального назначения. Например, хранившаяся в главном историческом музее императорской России – Оружейной палате люлька Александра I отправилась после революции в музей мебели, а «вместилища» власти – императорские дворцы были отданы под коммунальные квартиры или приюты.

Со второй половины 1930-х гг. ситуация изменилась. Советское перестало воспринимать имперское как безусловно враждебное. Со сменой внешнеполитических позиций власти, меняются и оценки дореволюционного наследия, начинается процесс его принятия и функционального освоения. При этом наиболее востребованным оказывается дискурс войны, а ведь именно военной символикой было наполнено все государственно-представительское пространство Российской империи.

С началом Великой Отечественной Войны эта тенденция стала особенно наглядной.

После войны здания и монументы, составлявшие властное пространство Российской империи, перестают восприниматься как объекты идеологически чуждые. Напротив, теперь они репрезентируются как подлинное наследие советского государства. Показательно, что послевоенное открытие отреставрированных тронных залов императорских дворцов приурочивали к датам революционных праздников. Например, Петровский (Малый тронный) зал Бывшего Зимнего дворца был открыт 7 ноября 1947 года, а Георгиевский тронный зал – 1 мая 1948 года И это в тот момент, когда огромная часть страны еще лежала в руинах. С 1955 года Московский Кремль был частично открыт для посещения, став музеем под открытым небом. Сохранившиеся Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца и Грановитая палата стали востребованными для проведения представительских мероприятий (Кремлевские елки, прием послов и др.).

История открытия имперского властного пространства достигает своего пика во второй половине 1960-х – 1970-е годов. Уцелевшие императорские дворцы, сохранившиеся монументы монархам и полководцам, пережившие революции и войны соборы, усыпальницы и некрополи прежних времен становятся значимыми в силу своей исторической ценности. Попытки приспособить это пространство под себя практически или даже символически уходят в прошлое. Период империи воспринимается в эти годы как неотъемлемая часть истории страны. По сути, перед нами время советского историзма.

quote_block mneniya-column/tsennosti/316711-vozvrashchenie-prizrakov-pochemu-rossiya-boitsya-pamyati-o-gulageПричин для такого поворота несколько. С одной стороны, важно понимать, что формирование коллективной памяти об империи, совпадает с началом формирования памяти о недавней великой войне. Ведь брежневский период – это еще и начало большого государственного проекта «память о войне». Здесь и выстраивание концепта «Великая Отечественная война» (как альтернативного концепту «Вторая мировая война»), и объявление 9 мая общегосударственным выходным днем (1965), и создание значимых мемориальных комплексов, таких как Могила Неизвестного солдата у Кремлевской стены (1967) и Мамаев курган в Волгограде (1967). Формируя память о Великой Отечественной, СССР все больше обращается к имперскому дискурсу войны, имперскому взгляду на героику, имперскому образу победы.

С другой стороны, в это время происходит смена поколений.

1970-е годы стали временем перехода, если воспользоваться терминологией известного немецкого исследователя Яна Ассмана, от «коммуникативной памяти», то есть памяти одного-двух поколений, основанной на непосредственном опыте к «культурной памяти», где повествование о событиях становится историей в своем абсолютном прошлом, а рассказ ведется языком мифа.

В брежневские времена Российская империя изменила целый ряд важных составляющих своего образа. В определенном смысле она стала мифом, пространством, населенным олимпийскими богами и героями.

Реклама на Forbes

Почему Россию до сих пор считают империей

Триста лет назад, 2 ноября 1721 года, сразу после победоносного окончания Северной войны, сенат провозгласил Петра I Великим, отцом Отечества и императором Всероссийским. С этого момента начинается история Российской империи. В дни этого юбилея, 10 ноября, в Румянцевском зале Российской государственной библиотеки политики, учёные и активисты обсудили пути развития государственности с петровских времён до наших дней.

Печальный пример соседей

«Не приходится доказывать, как важно для нас, современников Российской Федерации, видеть взаимосвязь времён и национальных интересов, сохраняющих преемственность при любых изменениях государственных форм», — такими словами приветствовал участников юбилейной международной конференции «От Империи к Содружеству: пути России» председатель Государственной Думы Вячеслав Володин.

Эта дата, подчеркнул спикер, прекрасная возможность для осмысления трехсотлетнего пути нашей страны. «Блестящие периоды её развития, прогресса производительных сил, науки, культуры и искусства чередовались с годами испытаний, наивысшего накала достигших в годы Первой мировой войны в начале ХХ века, — отметил Володин. — Но мы изменили бы завету великого Пушкина, если бы предпочли отечественной истории что-то чужое или придуманное. Мы стали бы Иванами, родства не помнящими. Перед глазами печальный пример соседней Украины, государственное беспамятство которой породило в наши дни ужасы возрождения нацизма и гражданской войны».

О судьбе России и государств постсоветского пространства как раз и говорили участники конференции, прошедшей 10 ноября в Румянцевском зале Российской государственной библиотеки. Её организаторами выступили Институт стран СНГ, РГБ, Государственный Исторический музей, Фонд «Наследие», Международная славянская академия наук, журнал «Историк», исторический факультет МГУ.

В 1721 году царь-реформатор Пётр возложил на себя императорский титул, и это событие не стало случайным актом, считает первый заместитель председателя Комитета Госдумы по делам Содружества независимых государств, евразийской интеграции и связям с соотечественниками Константин Затулин. Тому предшествовали многолетние усилия московского царства, увенчавшиеся победой в Северной войне, напомнил он, и в дальнейшем Россия утвердила свою роль в судьбе мира, проведя освободительный поход против наполеоновского нашествия в 1812 году. За прошедшие столетия при поддержке Российской империи отстояли свою независимость США, Швейцария получила нейтральный статус, самостоятельными государствами стали Греция, Сербия, Болгария, Румыния, спасены от истребления грузинский и армянский народы.

Читайте также:

• Где решались судьбы мира • Геополитическая основа будущего России

Духовное наследие

Безусловно, не стоит идеализировать имперский период в истории России, но нельзя не признавать ее цивилизационный вклад, который она несла людям на огромном пространстве от Балтийского и Чёрного морей до Тихого океана, заявил главный редактор журнала «Историк» Владимир Рудаков. Хотя, по его словам, это и породило много мифов. Прежде всего миф, сформировавшийся в первой половине XIX века с подачи французского дипломата де Кюстина, назвавшего Россию «тюрьмой» (позже термин трансформировался в «тюрьму народов»). Этот ярлык активно эксплуатировали как до революции 1917 года, так и после, уже в советский период, и даже использовали как таран политической системы в перестроечные годы, отметил историк.

Ёще один миф связан с итогами Первой мировой войны, отметил Рудаков. Считается, что тогда прекратили свое существование четыре крупнейшие империи — Австро-Венгерская, Германская, Османская и Российская. Но самом деле — три, ведь Российская империя, по сути, возродилась в начале 20-х годов ХХ века, правда, без Польши и Финляндии. Именно так она выглядела и воспринималась за внешним контуром страны, считает учёный, что доказывает — дело не столько в форме правления, политическом строе, сколько в иных вещах.

Ведь даже после событий начала 90-х годов прошлого века, лишившись многих территорий, Россия оказалась духовной и материальной наследницей как Российской империи, так и СССР. Именно это и определяет могущество и влияние Российской Федерации сегодня, констатировал Владимир Рудаков. Наверное, поэтому и сейчас Россию продолжают считать империей.

Однако является ли наша страна сегодня таковой? В современном понимании, считает историк, скорее всего, нет: в наше время империя — это синоним великой державы, которая обладает субъектностью в международном пространстве. «А если так, — напомнил он, — то, как сказал Пётр Великий, принимая императорскую корону: «Надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не сталось так, как с монархией греческой». То есть с рухнувшей и не возродившейся империей Византийской.

Впрочем, очевидно, что даже поэтому не следует ожидать реинкарнации Российской империи, ее восстановить невозможно, считает член коллегии по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии Сергей Глазьев. Народы и нации, составлявшие когда-то население Российской империи, а затем и СССР, отметил он, осознали свою целостность и идентичность. И единственное, что может их объединять сегодня, — понимание общности исторической судьбы.

Все народы, населявшие нашу огромную территорию, принимали участие в построении Российской империи и позже Советского Союза, подчеркнул Глазьев, поэтому строящийся сейчас евразийский экономический союз базируется на совершенно новых принципах, «Прежде всего, исключительно добровольных, — пояснил эксперт. — Далее — это уважение национального суверенитета и невмешательство во внутренние дела. И, наконец, взаимовыгодность в совместной экономической деятельности при соблюдении международного права».

До СССР была сборная Российской империи: всем проигрывала, а тренер – отец русского футбола Дюперрон

«Василеостровцы выставили на фор-ворт линию пятерых застрельщиков. На второй линии у них стояли трое. Это были сторожевые посты. Перед городом или, вернее, его воротами стояли два бека. Наконец, в самом городе стоял его защитник», – поколению полуфлангов и xG даже не снилось, какими словами журналисты описывали первый футбольный матч в России.

Историческая встреча прошла 24 октября 1897 года в Петербурге, на плацу I кадетского корпуса между питерским «Спортом» и клубом Василеостровского общества футболистов. Среди организаторов значился некий Георгий Дюперрон. Тогда никто не предполагал, что этот усатый молодой джентльмен войдет в историю как основатель олимпийского движения в России и человек, который привез в страну футбол.

Георгий родился 24 сентября 1877 года в семье питерского высокопоставленного купца и почетного гражданина города Александра Дюперрона. Его предки переехали в Россию из Франции в начале XIX века. Мать – Луиза Мария Розе – была немкой. После окончания столичного лицея родители отправили Георгия в поездку по Европе, чтобы он набрался опыта и впечатлений.

Чемпионат России

«Секса в СССР нет?» Лобода, Киркоров и другие селебрити поддержали Дзюбу

09/11/2020 В 06:57

18-летний парень увлекался спортом и участвовал в соревнованиях конькобежцев в Юсуповском саду, но Париж поразил Георгия кое-чем посерьезнее. Дюперрон увидел мировой рекорд в часовой езде на велотреке, и это так восхитило гимназиста, что он написал статью «Отчего России не принадлежит ни один всемирный рекорд» в журнал «Самокат». В то время спортивной журналистики не было как таковой – авторы лишь иногда писали о спорте в свободное время.

Но Дюперрона так увлек мир атлетов, что он стал первым журналистом в стране, который писал исключительно о спорте и сформировал этот жанр. Он следил за всем, что происходило в спорте по всему миру. В 1901 году Георгий первым в России сообщил о появлении новой игры – баскетболе. Параллельно журналист пробовал все доступные в то время виды: гонки на велосипеде и лыжах, коньки, волейбол и так далее.

Больше всего Дюперрона увлек футбол. В 1896 году он помог создать первый русский футбольный клуб – кружок любителей спорта или просто «Спорт», в котором поиграл на всех позициях. При этом ни в одном виде спорта Георгий не был лучшим, но его страсть заражала окружающих.

В 1897-м он помог организовать тот самый первый матч в России между «Спортом» и Василеостровским обществом футболистов. Вторые выиграли 6:0, а питерские журналисты писали о новой игре, на ходу трактуя ее правила.

«Футбол – английское изобретение. Это не то игра в лапту, не то состязание на ловкость. Суть игры в том, что одна партия играющих должна загнать громадный мяч, не касаясь его руками, в город противников», – писал корреспондент газеты «Петербургский листок».

Начав со статьи о велоспорте, Дюперрон постепенно дошел до создания чемпионата Петербурга, в котором играли команды иммигрантов из Англии, Шотландии, Германии и лучшая столичная команда – «Спорт». Георгий запустил первое издание, полностью посвященное всем видам спорта – журнал «Спорт» мгновенно стал популярным. Энтузиаст спорта вырос в первого русского футбольного судью, создал комитет арбитров и выбрался его руководителем единогласным голосованием.

По примеру Дюперрона по крупнейшим городам России создавались футбольные клубы. В 1912-м в петербургском ресторане «Вена» Георгий стал одним из учредителей Всероссийского футбольного союза, который объединил 150 команд из 33 городов – почти восемь тысяч футболистов. В первом чемпионате Российской империи сыграли команды из Москвы, Санкт-Петербурга, Киева, Одессы, Харькова, Севастополя, Николаева и Юзовки. Турнир прошел в Харькове и Москве по системе плей-офф. В финале выиграла команда Петербурга.

Следующим шагом Дюперрона стала сборная Российской империи. В 1911 году англичане, живущие в Петербурге, пригласили для турне сборную Великобритании – родоначальников футбола и сильнейшую национальную команду мира на тот момент.

«Задолго до начала игры стала собираться публика, и к пяти часам дня трибуны были забиты. Публика вела оживленный разговор о предстоящей игре. Никто не говорил о возможности выигрыша матча русскими, а только о том, при каких результатах будет побита Россия», – писали в газетах. В результате три матча англичане выиграли с общим счетом 32:0.

В 1912-м Всероссийский футбольный союз приняли в ФИФА, а Дюперрон стал в ней первым представителем России. Это позволило создать сборную империи и заявить ее на ближайшие олимпийские игры в Стокгольме. Оказалось, что тренировать команду, кроме Дюперрона, некому.

Из-за нехватки времени на подготовку и несыгранность Дюперрону оставалось наблюдать за катастрофой – первые официальные матчи сборной России получились ужасающими. Сначала команда проиграла Финляндии (1:2), а затем влетела Германии – 0:16. Это поражение до сих пор остается худшим в истории сборной России. Единственный мяч русских забил Василий Бутусов, форвард питерского клуба «Виктория», основанного как раз немцами.

Несмотря на позорные поражения, Дюперрону все равно доверяли – никто в стране не делал больше для развития футбола, чем этот фанатик. Поэтому в 1915-м он возглавил Всероссийский футбольный союз и представил страну в Международном олимпийском комитете.

Под его руководством сборная России провела еще несколько матчей, и после серии неудач со скандинавами в 1913-м команда разгромила Норвегию (3:0). Впереди ждал матч-реванш с немцами и разборка французами в 1915-м. Но Первая мировая зачехлила международный футбол, а сборная Российской империи и вовсе исчезла. Команда собралась почти через 10 лет – в 1923-м уже как сборная РСФСР.

Для Дюперрона все обернулось куда хуже. Во время войны и после революции он продолжал писать книги о спорте – методички, нехватка которых тормозила развитие и популяризацию спорта в стране. Параллельно активист организовывал футбольные турниры и оставался секретарем футбольной лиги в Петербурге. Дюперрон читал лекции военным и коммунистам о пользе спорта и популяризировал игры, доносил их правила до работяг. Просветительскую деятельность Георгий Александрович совмещал с работой в Публичной библиотеке. Но его все равно арестовали из-за происхождения.

Все, у кого имелись заграничные корни или высокопоставленные родственники, автоматически записывались в контрреволюционеры. Дюперрон плевал на политику – делом его жизни был спорт. Чекисты нечего не могли предъявить Георгию Александровичу, и отпустили. В 1927-м на него снова пытались повесить борьбу с революцией из-за того, что активист больше 10 лет назад организовывал футбольные матчи, в которых играли теперешние контрреволюционеры. Бредовые обвинения снова быстро сняли.

Но через три года его допекли. Прилежного и дотошного сотрудника, который всю жизнь посвятил писательству и работе с текстом, коммунисты уволили из библиотеки с формулировкой «некомпетентен». Тогда шла чистка научно-исследовательских учреждений от нежелательных элементов – сын француза и немки подходил под описание. За Дюперрона вступились друзья, и увольнение отменили. Но унижение и обиду Георгий Александрович не стерпел и отказался возвращаться на старое место. Он нашел работу преподавателя в физкультурном институте им. Лесгафта.

23 июля 1934-го Георгий Дюперрон, который много натерпелся в последние годы, умер от сердечного приступа в 56 лет. Вероятно, если бы он выжил, то большевики все равно нашли повод репрессировать активиста. Жену Георгия Александровича Маргариту Чарскую арестовали в разгар сталинский репрессий в 1938-м. 30-летнюю вдову осудили и расстреляли по статье «сношение с контрреволюционными организациями, измена родине». По той же статье, что вменяли ее великому мужу, который запустил с нуля русский футбол, привез в страну олимпийское движение и создал жанр спортивной журналистики.

Другие винтажные истории о спорте:

🛑 СССР был главным претендентом на ЧМ-1990. Но слился, чтобы позлить СШАСталин разогнал лучшую команду СССР. Все из-за провала на Олимпиаде

Футбол

Долин: «Футбол в «Стрельцове» неинтересный. Пеле мечтает об СССР?»

26/09/2020 В 12:12

Чемпионат России

Убивают гегемонов, считают «Сити» лучшими. Кто меняет русский футбол

16/07/2021 В 16:59

Является ли Россия правопреемником СССР: ликбез

Не думал — не гадал, что «скандал» с особым мнением судьи Конституционного Суда России Константина Арановского выйдет за пределы совсем уж маргинальных околоюридических слоёв в духе «СССР до сих пор существует, поэтому России налоги платить не буду», ан нет: все комментируют, есть даже оскорбившиеся.

Понятно, что «для массового использования» существует миф о том, что Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (переименованная в 1992 году в Российскую Федерацию» является «единственным правопреемником» СССР, состоявшего из 15 республик, в которых у РСФСР в скором времени не было даже большинства населения, равно как «правопреемником» Российской Империи, Киевской Руси и прочих государственно-правовых образований, существовавших на этой территории. Иногда даже появляются мнения к правопреемству с Золотой Ордой, но это уже к психиатрам, как я считаю. А вот с СССР разберёмся поподробнее.

Правопреемством в юридической науке называют переход прав и обязанностей от одного лица (субъекта права) к другому. Правопреемство может возникать в силу закона, договора или иных юридических оснований.

Практика в отношении правопреемства государств является крайне противоречивой и разнообразной. Основополагающими международно-правовыми документами в отношении правопреемства можно обозначить Венскую конвенцию о правопреемстве государств в отношении договоров от 23 августа 1978 года и Венскую конвенцию о правопреемстве государств в отношении государственной собственности, государственных архивов и государственных долгов от 8 апреля 1983 года. Оба этих документа в отношении России в силу не вступили, но на них ссылаются как Европейский суд по правам человека, так и иные межгосударственные органы, в том числе органы СНГ при разделе СССР между союзными республиками. 

Конвенции определяют четыре вида государств применительно к рассматриваемым правоотношениям: «государство-предшественник», «государство-преемник», «новое независимое государство» и «третье государство», более подробно можно уточнить в их текстах.

Одним из основных вопросов, для которых используются эти понятия, являются вопросы преемственности территории, гражданства, внешнеэкономических связей. По вопросам гражданства при разделении государств есть целый ряд международных актов — Резолюция N 55/153 Генеральной Ассамблеи ООН «Гражданство физических лиц в связи с правопреемством государств», Конвенция Совета Европы о недопущении безгражданства в связи с правопреемством государств (CETS N 200), и т.д.

Теперь обратимся к Советскому Союзу. Первичным документом о разделе Союза ССР являются, на самом деле, не Беловежские соглашения, подписанные 8 декабря 1991 года, а подписанный четырьмя днями ранее в Москве между СССР и 8 бывшими союзными республиками Договор о правопреемстве в отношении внешнего государственного долга и активов Союза ССР. В соответствии с указанным договором СССР был указан как «государство-предшественник», а все 15 бывших союзных республик — как государства-преемники, а также разделены долги и имущество СССР в определённых процентах.

В дополнение к вышеуказанному Договору 13 марта 1992 года было подписано Соглашение о дополнениях к Договору о правопреемстве в отношении внешнего государственного долга и активов Союза ССР, в соответствии с которым был создан Межгосударственный совет по наблюдению за обслуживанием долга и использованием активов Союза ССР во главе с Россией и Украиной, уполномоченным банком был назначен Внешэкономбанк.

20 марта 1992 года в Киеве было принято Решение Совета глав государств СНГ
«О правопреемстве в отношении Договоров, государственной собственности, архивов, долгов и активов бывшего СССР», в котором государства-участники СНГ были названы в качестве правопреемников прав и обязательств бывшего Союза ССР. В его развитие 6 июля 1992 года было подписано Соглашение о распределении всей собственности бывшего Союза ССР за рубежом с определёнными процентами долгов и актовов всех союзных республик, кроме Грузии и Прибалтики, а также, по мере развития двухсторонних связей России и других бывших республик СССР, двухсторонние соглашения между ними о реализации схемы «долги в обмен на имущество».  

Также есть можнество других соглашений в рамках СНГ — от раздела инвентарного парка вагонов до морских судов. государственных архивов, культурных ценностей и активов Госбанка СССР. При этом в некоторых из них участвовали даже государства Прибалтики, ведь имущество при «разводе» делить как-то надо, Россия и Украина делили друг с другом Черноморский флот ещё несколько лет после раздела СССР, а всё это время на боевых кораблях поднимали флаги СССР и играл гимн давно уже не существующего государства. 

Но это про экономику. С политикой всё несколько проще и сложнее одновременно. Нотой Министерства иностранных дел России от 13 января 1992 г. N 11/Угп были уведомлены иностранные государства о том, что Российская Федерация является «государством-продолжателем Союза ССР» в отношении международных договоров СССР. Понятно, что в одностороннем порядке такие дела не делаются, но в течение последующих нескольких лет такая формулировка прослеживалась в целом ряде двусторонних договоров России с государствами, не входившими с состав СССР, особенно при ревизии международных договоров. При этом интересна формулировка в двустороннем договоре между Россией и Словакией об инвентаризации нормативно-правовой базы и действии двусторонних договоров от 31 октября 1995 году, где Россия названа «государством-продолжателем» СССР, а Словакия — «одним из Правопреемников Чешской и Словацкой Федеративной Республики». Государством-продолжателем СССР Россия, в частности, названа в двусторонних договорах с Францией, Венгрией, Японией, ФРГ, Италией и многими другими государствами. То есть, говоря внешнеполитически, «Россия — это и есть СССР».

Фактически, внешне так оно и было: послы СССР в иностранных государствах стали послами России (другие республики в посольства не пустили), все советские конвенции и международные договоры продолжили действовать для России, фактически даже бывших советских граждан за рубежом СССР паспортизировали паспортами Российской Федерации (что привело к последующему выборочному пересмотру решений, так как законом России о гражданстве это предусмотрено не было). Представитель СССР при ООН с 1990 года Юлий Воронцов с 24 декабря 1991 года «явочным порядком» стал представителем России и пробыл на своём посту до 1994 года (операция «по смене таблички», как он потом скажет в одном из интервью).  Вместе с тем, даже «смене таблички» предшествовало принятие Решения Совета глав государств СНГ от 21.12.1991 о членстве государств Содружества в ООН и других международных организациях, в соответствии с которым Государства Содружества «поддерживают Россию в том, чтобы она продолжила членство СССР в ООН, включая постоянное членство в Совете Безопасности, и других международных организациях», а «Республика Беларусь, РСФСР, Украина окажут другим государствам Содружества поддержку в решении вопросов их полноправного членства в ООН и других международных организациях.»

Это, кстати, резко отличается от преемства дипломатических представительств Российской Империи и РСФСР: молодой советской республике пришлось назначать новых послов, а за старые здания посольств ещё долго бороться. При этом Украина и Беларусь вполне себе продолжили занимать представительства УССР и БССР при ООН, так же точно «поменяв таблички» на кабинетах и столах заседаний. 

При этом термин «государство-продолжатель» явно не означает полной ответственности по долгам и обязательствам предшествующего государства (Постановление ЕСПЧ от 08.07.2004
«Дело «Илашку и другие (Ilascu and others) против Молдавии и Российской Федерации»), в каждом конкретном случае его надо рассматривать отдельно.

Что можно сказать по итогам:

— Является ли Россия государством-правопреемником СССР? Несомненно, равно как и Украина, Беларусь или Туркменистан, как бы они сейчас от этого ни открещивались: СССР является государством-предшественником в отношении всех республик, на которые он распался.

— Является ли государство-продолжатель «правопреемником № 1»? Не является: России пришлось индивидуально с остальными правопреемниками решать вопросы правопреемства по долгам и имуществу бывшего СССР.

— Должна ли Россия продолжать политику СССР на международной арене и во внутренних отношениях? Нет, потому что Россия — это самостоятельное независимое государство, действующее на основании Конституции, Декларации о государственном суверенитете и преследующее иные цели, чем СССР.  

— Была ли возможность у России стать правопреемником не СССР, а Российской Империи или Золотой Орды? Конечно нет, ведь каждое правопреемство уникально и идёт по отношению к предшественнику, а не к древним государствам. Нельзя при универсальном правопреемстве взять «наследство» прадеда, не приняв при этом наследства отца. 

— Что с того, что прошёл этот спор? А ничего, прошло уже почти 30 лет, в международном праве давно уже всё устаканилось, это просто ликбез такой был. 

Опыт и поиск модернизации села в Российской империи и Советском Союзе

Примечания

Идея этого спецвыпуска возникла на семинаре «Управление землей, почвой и людьми : экологические знания и опыт в царской России и Советском Союзе (18   ‑ 20   в.)», организованном в марте 2014 г. Немецкий исторический институт (DHI), Москва (см. доклад Юлии Герцберг на конференции: Управление землей, почвой и людьми: экологические знания и опыт в царской и советской России, 14. 03.2014 ‑ 15.03.2014 Москва, в: H‑Soz‑Kult, 26 мая 2014 г., ). Семинар был совместным предприятием DHI в Москве, Совместного исследовательского кластера SFB 923 «Угрожаемые порядки – общества в условиях стресса» Тюбингенского университета и французско-германского проекта «Современная экологическая история Советского Союза и его государств-преемников, 1970 г. ‑2000. Экологическая глобализация и региональная динамика» (Париж, Регенсбург и Тюбинген).Мы хотели бы выразить нашу благодарность Cahiers du Monde Russe, в частности Валери Меликян, Сандре Дальке и Марку Эли, за включение специального выпуска в программу журнала и их выдающуюся поддержку в реализации проекта. Билл Темплер и Кристофер Гилли переводили отдельные статьи с немецкого и русского языков. Мы благодарны DHI Moscow и SFB 923 за щедрую финансовую поддержку семинара и специального выпуска.

Обзор попыток перестроить мир в соответствии с наукой, технологией и разумом см. в книге Майкла Адаса «Машины как мера людей: наука, технология и идеологии западного господства» (Итака, Лондон, издательство Корнельского университета, 1989). ; Джеймс С.Скотт, Видеть как государство : как потерпели неудачу некоторые схемы улучшения условий жизни человека (Нью-Хейвен : издательство Йельского университета, 1998 ); Стэнли Д. Брунн, изд., Инженерная Земля: влияние мегаинженерных проектов, 3 тома. (Дордрехт: Springer 2011).

Frank Uekötter, Die Wahrheit ist auf dem Feld : Eine Wissensgeschichte der deutschen Landwirtschaft (Göttingen : Vandenhoeck & Ruprecht, 2010), 18. Перевод авторов.

Майкл Э.Латам, Модернизация как идеология: американская социальная наука и «государственное строительство» в эпоху Кеннеди (Чапел-Хилл: Университет Северной Каролины, 2000 г.); Нильс Гилман, Мандарины будущего: теория модернизации в Америке времен холодной войны (Балтимор: издательство Университета Джона Хопкинса, 2003 г.); Дэвид Экблад, Великая американская миссия: модернизация и построение американского мирового порядка (Принстон: издательство Принстонского университета, 2010 г. О модернизации сельских районов как инструменте Британской империи см. Джозеф Морган Ходж, Триумф эксперта: аграрные доктрины развития. и «Наследие британского колониализма» (Афины: издательство Университета Огайо, 2007 г.).

Хельга Шульц и Анджела Харре, редакторы, Bauerngesellschaften auf dem Weg in die Moderne: Agrarismus in Ostmitteleuropa 1880 bis 1960 (Wiesbaden: Harrassowitz, 2010); Эдуард Кубу, Торстен Лоренц, Уве Мюллер и Йиржи Шоуша, редакторы, Agrarismus und Agrareliten im östlichen Mitteleuropa : Forschungsstand, Kontextualisierung, Thesen (Берлин : Berliner Wissenschaftsverlag, 2013 ); Питер Мозер и Тони Варли, редакторы, «Интеграция через подчинение: политика модернизации сельского хозяйства в промышленной Европе» (Turnhout: Brepols, 2013).

Мередит МакКиттрик, «Промышленное сельское хозяйство», в книге Джона Р. Макнила и Эрин Стюарт Модлин, ред., Companion to Global Environmental History (Чичестер: Wiley-Blackwell, 2012), 411–432.

Дебора Фицджеральд, «Ослепленные технологиями: американское сельское хозяйство в Советском Союзе, 1928–1932», История сельского хозяйства, 70, 3 (1996): 459–486; Дженни Ли Смит, Незавершенные работы: планы и реалии советских ферм, 1930–1963 (Нью-Хейвен, Лондон: издательство Йельского университета, 2014), гл.2.

Дебора Фицджеральд, Каждая ферма — это фабрика: промышленный идеал в американском сельском хозяйстве (Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 2003 г.); Джозеф Лесли Андерсон, Индустриализация кукурузного пояса: сельское хозяйство, технология и окружающая среда, 1945–1972 гг. (DeKalb: издательство Северного Иллинойского университета, 2009 г.).

Ричард Мэннинг, Food’s Frontier : The Next Green Revolution (Нью-Йорк : North Point Press, 2000).

Кэмерон Мьюир, Нарушенное обещание прогресса в сельском хозяйстве : история окружающей среды (Лондон, Нью-Йорк : Routledge, 2014).

Об изменении представлений о сельской современности в 19 ^-м -м и 20-м ^-м -м веках см. Uekötter, Die Wahrheit ist auf dem Feld; Джованни Федерико, Накормить мир: экономическая история сельского хозяйства, 1800–2000 гг. (Принстон: издательство Принстонского университета, 2005 г.); Андреас Дикс и Эрнст Лагенталер, редакторы, Grüne Revolutionen : Agrarsysteme und Umwelt im 19. und 20. Jahrhundert (Innsbruck : Studien Verlag, 2006) ; Ник Каллатер, Голодный мир: битва Америки в период холодной войны против бедности в Азии (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 2010 г.); Джонатан Харвуд, «Зеленая революция в Европе и другие события после: Взлет и падение дружественной к крестьянам селекции растений» (Лондон: Routledge, 2012 г.) ; Коринна Р.Унгер, «Agrarwissenschaftliche Expertise und ländliche Modernisierungsstrategien in der internationalen Entwicklungspolitik, 1920er bis 1980er Jahre», Geschichte und Gesellschaft,
41, 4 (2015): 552–579.

Клаус Гества, Прото-индустриализация в России: Wirtschaft, Herrschaft und Gewerbe в Иваново и Павлово, 1741–1932 (Геттинген: Vandenhoeck & Ruprecht, 1999), 222–225.

Пол Р. Грегори, До командования: экономическая история России от освобождения до первой пятилетки (Принстон: Princeton University Press, 1994), 27–29 ; Барри К.Гудвин и Томас Дж. Греннес, «Царская Россия и мировой рынок пшеницы», Исследования по экономической истории, 35, 4 (1998): 405–430.

В пяти советских республиках (Молдавии, Узбекистане, Киргизии, Туркмении и Таджикистане) сельское население превышало 50 процентов даже в 1989 году, что подчеркивало сплошное господство аграрного сектора. См. Томас М. Бон, «Bevölkerung und Sozialstruktur», в Stefan Plaggenborg, ed., Handbuch der Geschichte Russlands. об. 5: 1945–1991 (Штутгарт: Антон Хирсеманн, 2003), 595–657, здесь 621–623.

О южных степных регионах России см., например, Дэвид Мун, The Plough that Broke the Steppes : Agriculture and Environment on Russia’s Grasslands, 1700–1914 (Oxford : Oxford University Press, 2013). Особенно важную роль в создании единого экономического пространства и сферы управления сыграло железнодорожное строительство. См. Стивен Дж. Маркс, Дорога к власти: Транссибирская железная дорога и колонизация азиатской части России, 1850–1917 гг. (Итака: Издательство Корнельского университета, 1991 г.) ; Вальтер Шперлинг, Der Aufbruch der Provinz : Die Eisenbahn und die Neuordnung der Räume im Zarenreich (Франкфурт, а.М.: Кампус, 2011); Фритьоф Бенджамин Шенк, Russlands Fahrt in die Moderne : Mobilität und sozialer Raum im Eisenbahnzeitalter (Штутгарт : Franz Steiner, 2014).

Джордж Л. Яни, Стремление к мобилизации: аграрная реформа в России, 1861–1930 (Урбана: University of Illinois Press, 1982) ; Дэвид А.Дж. Мейси, Правительство и крестьянство в России, 1861–1906 : предыстория столыпинских реформ (ДеКалб: издательство Северного Иллинойского университета, 1987).

Клаус Гества, «Сталинские бастионы коммунизма»: Sowjetische Technik- und Umweltgeschichte, 1948–1967 (Мюнхен: Ольденбург, 2010) ; Стивен Брэйн, «Великий план Сталина по преобразованию природы», История окружающей среды, 15, 4 (2010): 1–31; Энди Ричард Бруно, Природа советской власти : история окружающей среды Арктики (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2016 г. ); Кристиан Тайхманн, Macht der Unordnung : Сталинское Herrschaft в Zentralasien, 1920–1950 (Гамбург : Hamburger Edition HIS, 2016).

Нынешний общественный интерес к вопросам землепользования находит свое отражение в дебатах о так называемом «захвате земли», где журналисты также выразили яростные взгляды : Winfried Bommert, Bodenrausch : Die globale Jagd nach den Äckern der Welt (Frankfurt a. M . : Эйхборн, 2012); Фред Пирс, Захватчики земель: новая борьба за то, кто владеет Землей (Бостон: Beacon Press, 2012) Биргит Энглерт и Барбара Гербер, редакторы, Захват земель: Landnahmen в исторической и глобальной перспективе (Вена: New Academic Press, 2014).

Андро Линклейтер, Владение Землей : трансформирующая история владения землей (Лондон : Bloomsbury, 2013).

Р.К. Аллен, Ограждение и йомен (Оксфорд: Clarendon Press, 1992) ; Дж. М. Нисон, Простолюдины: общее право, ограждение и социальные изменения в Англии, 1700–1820 гг. (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1993 г.); Марк Овертон, Сельскохозяйственная революция в Англии: трансформация аграрной экономики, 1500–1850 гг. (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1996), 147–168.

Алан Крелл, Веревка дьявола: культурная история колючей проволоки (Лондон: Reaktion Books Ltd, 2002 г.); Оливье Разак, Колючая проволока: политическая история (Нью-Йорк: The New Press, 2003).

Хайнц‑Дитрих Лёве, Die Lage der Bauern in Russland 1880‑1905 : Wirtschaftliche und soziale Veränderungen in der ländlichen Gesellschaft des Zarenreiches (St. Katharinen : Scripta Mercaturae, 1987) ; Бен Эклоф, изд., Мир русского крестьянина: культура и общество после освобождения (Бостон: Анвин Хайман, 1990); Кэти А.Фриерсон, «Крестьянские иконы»: представления сельских жителей в России конца девятнадцатого века (Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 1993); Хайке Катрин Литцингер, Die Juristen und die Bauernfrage : Die Dis-kussion um das bäuerliche Grundeigentum in Russland von 1880 bis 1914 (Франкфурт-на-Майне: Klostermann, 2007).

Лев Толстой, Сколько земли нужно человеку? (Сент-Люсия, Квинсленд: Locks’ Press, 1986).

Джудит Паллот, Земельная реформа в России, 1906–1917 : Крестьянские ответы на столыпинский проект преобразования сельских районов (Лондон : Oxford University Press, 1999).

Орландо Файджес, Крестьянская война, Гражданская война: Поволжская деревня в революции, 1917–1921 (Оксфорд: Clarendon, 1989) ; Аарон Б. Ретиш, Крестьяне России в революции и гражданской войне: гражданство, идентичность и создание советского государства, 1914–1922 гг. (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2008 г.); Алессандро Станциани, Революционная экономика: Русский рынок, 1870–1930 (П.: Издание Альбина Мишеля, 1998), 183–206. Конфликты, тесно связанные с отводом земли, также возникали по поводу использования леса ; см. Брайан Бономм, Леса, крестьяне и революционеры: охрана и организация лесов в Советской России, 1917–1929 гг. (Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета, 2005 г. ).

Жорес А. Медведев, Советское сельское хозяйство (Нью-Йорк: Нортон, 1987), 152–156 ; Нил Дж. Мелвин, Советская власть и сельская местность: инновации в политике и институциональный упадок (Houndmills: Palgrave Macmillan, 2003), 5–7, 29–52 ; Аури К. Берг, Реформа во времена Сталина: Никита Хрущев и судьба российского крестьянства (докторская диссертация, Университет Торонто, 2012 г.).

Медведев, Советское Сельское хозяйство; Karl-Eugen Wädekin, Privatproduzenten in der sowjetischen Landwirtschaft (Кёльн : Verlag Wissenschaft und Politik, 1967) ; Стефан Хедлунд, Частное сельское хозяйство в Советском Союзе (Лондон: Routledge, 1989).См. также статью Кати Бруиш в этом спецвыпуске.

Федерико, Накормить мир, 5–15.

Продовольственная и сельскохозяйственная организация Объединенных Наций, Международный год почв, 2015 г., (по состоянию на 5 июля 2015 г. ). В Германии эту тему открыли для себя политические неправительственные организации и фонды: Фонд Генриха Белля ; Институт перспективных исследований в области устойчивого развития, Потсдам, Германия, ред., АТЛАС ПОЧВ 2015. Факты и цифры о земле, землях и полях. (по состоянию на 7 июля 2015 г.).

Джон Р. Макнил, Что-то новое под солнцем : история окружающей среды мира двадцатого века (Нью-Йорк, Лондон : В.В. Идеи в истории почв (Амстердам: Elsevier Science, 2006).

Дэвид Р.Montgomery, Dirt : The Erosion of Civilizations (Berkeley : University of California Press, 2007), 3, 6. Точно так же Джон Р. Макнейл и Верена Винивартер назвали историю почвы «возможно, наиболее забытой темой в истории окружающей среды». См. Джон Р. Макнил и Верена Винивартер, «Почвы, знания о почвах и история окружающей среды: введение», в том же, ред., Почвы и общества: перспективы истории окружающей среды (Остров Харрис: White Horse Press, 2006), 4

Сюзанна Штайн и Клаус Гества, ред. , Унесенные ветром: пыльные бури и глобализация мер по борьбе с ветровой эрозией в двадцатом веке. Специальный выпуск, Глобальная окружающая среда, 8, 2 (2015).

Луна, плуг, расколовший степь ; Джонатан Д. Олдфилд и Денис Дж. Б. Шоу, Развитие российской экологической мысли: научный и географический взгляды на природную среду (Лондон: Routledge, 2016), 48–77 ; Ян Аренд, Wie die russische Bodenkunde «klassisch» wurde : Wissenstransfer und Internationalität des Wissens in Agrarwissenschaften und agrarpolitischer Expertise 1880–1934 (докторская диссертация., Университет Людвига-Максимилиана, Мюнхен, 2016 г.). О нецелевом использовании земель русскими крестьянами в южных степных районах и наносимом этим экологическому ущербу см. также Томас М. Барретт, «Земля испорчена водой: казачья колонизация на Северном Кавказе», Окружающая среда и история, 5, с. 1 (1999): 27–52.

Стивен Брейн, Песня леса: русское лесное хозяйство и сталинская защита окружающей среды, 1905–1953 (Питтсбург: University of Pittsburgh Press, 2011), 148.

См. Мозг, Песня леса, 140–167 ; Денис Дж. Б. Шоу, «Освоение природы с помощью науки: советские географы и великий план преобразования природы, 1948–1963 гг.», Slavonic and East European Review, 93, 1 (2015): 120–146 ; Олдфилд и Шоу, Развитие российской экологической мысли, 109–132 ; Клаус Гества, «Von der Katastrophe zum Kommunismus : Die Hungersnot 1946/47 und ‘Stalins Großartiger Plan der Umgestaltung der Natur’», в книге Альфреда Эйсфельда, Гвидо Хаусмана и Дитмара Нойтаца, ред., Hungersnöte und Epidemien in Russland und in der Sowjetunion : Regionale, ethnische und Confessionelle Aspekte (Essen : Klartext, готовится к публикации).

Медведев, Советское сельское хозяйство, 144. Для получения дополнительной информации см. Gestwa, Die Stalinschen Großbauten.

Марк Эли, «Советский пылевой котел и канадский опыт эрозии на новых землях Казахстана, 1950–1960-е годы», Global Environment, 8, 2 (2015): 259–292.

Сандра Постель, Песчаный столб : продлится ли чудо ирригации ? (Нью-Йорк: Нортон, 1999), 40–64.

Всемирная комиссия по плотинам, изд., Плотины и развитие : Новая основа для принятия решений: Отчет Всемирной комиссии по плотинам (Лондон : Earthscan, 2000), 137 ; Мод Барлоу и Тони Кларк, Голубое золото: борьба за прекращение корпоративной кражи мировой воды (Нью-Йорк: The New Press, 2002), 60.

Бо Либерт, Экологическое наследие советского сельского хозяйства (Уоллингфорд : CAB International, 1995), 41–65. См. также статью Кристиана Тайхмана в этом специальном выпуске.В Тюбингенском университете Тимм Шенфельдер и Томмазо Тревизани в настоящее время работают над угрожающей связью между орошением и засолением на юге России, Узбекистане и Казахстане с 1950-х годов.

О труде в сельском хозяйстве см. Federico, Feeding the World, 56–64. С марксистской точки зрения см. Мартин Эмпсон, Земля и труд: марксизм, экология и история человечества (Лондон: Bookmarks Publications, 2014).

Стивен Хох, Крепостное право и социальный контроль в России. Петровское: Деревня в Тамбове (Чикаго: University of Chicago Press, 1986) ; Дэвид Мун, Русское крестьянство, 1600–1930: Мир, созданный крестьянами (Лондон: Longman, 1999); Дэвид Мун, Отмена крепостного права в России (Harlow: Longman, 2001) ; Элиза Кимерлинг Виртшафтер, Эпоха крепостного права в России, 1649–1861 гг. (Malden: Blackwell, 2008) ; Трейси Деннисон, Институциональные рамки российского крепостного права (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2011).

Уиллард Сандерленд, «Укрощение дикого поля»: колонизация и империя в русской степи (Итака: издательство Корнельского университета, 2004 г.); Николай Б.Брейфогл, Эбби Шредер и Уиллард Сандерленд, редакторы, Заселение российской периферии : колонизация приграничных территорий в истории Евразии (Нью-Йорк : Routledge, 2007 ); Александр Эткинд, Внутренняя колонизация: имперский опыт России (Cambridge: Polity, 2011).

знака, Дорога к власти, 153–169 ; Диттмар Дальманн, Sibirien : Vom 16.  Jahrhundert bis zur Gegenwart (Paderborn : Ferdinand Schöningh, 2009), 195–201. По-прежнему очень информативна Дональд У. Тредголд, Великая сибирская миграция: правительство и крестьяне в переселении от освобождения до Первой мировой войны (Принстон: издательство Принстонского университета, 1957).

Шейла Фитцпатрик, Сталинские крестьяне: сопротивление и выживание в русской деревне после коллективизации (Нью-Йорк: Oxford University Press, 1994) ; Мервин Мэтьюз, Паспортное общество: Контроль за движением в России и СССР (Боулдер, Колорадо: Westview Press, 1993) ; Гийс Кесслер, «Паспортная система и государственный контроль над потоками населения в Советском Союзе, 1932–1940 гг.», Cahiers du Monde russe, 42, 2–4 (Аврил-декабрь 2001 г.): 477–504 ; Дэвид Р. Ширер, Охрана сталинского социализма: репрессии и социальный порядок в Советском Союзе, 1924–1953 (Нью-Хейвен: издательство Йельского университета, 2009), 243–284.

Об истории северного казахского лагерного комплекса КарЛаг, в котором бесчисленное количество заключенных способствовало расширению регионального сельского хозяйства, см. Владислав Хеделер и Мейнхард Старк, Das Grab in der Steppe : Leben im Gulag. Die Geschichte eines sowjetischen «Besserung-s-arbeitslagers» 1930–1959 (Падерборн: Ferdinand Schöningh, 2008) ; Стивен А. Барнс, Смерть и искупление: ГУЛАГ и формирование советского общества (Принстон: издательство Принстонского университета, 2011 г.).

Мартин Макколи, Хрущев и развитие советского сельского хозяйства: Программа целинных земель 1953–1962 (Лондон: Macmillan, 1976) ; Микаэла Поль, Целинные земли между памятью и забвением: люди и преобразования в Советском Союзе, 1954–1960 (докторская диссертация, Университет Индианы, 1999 г.); Уильям К. Роу, «Превращение Советского Союза в Айову: Программа целинных земель в Советском Союзе», в изд. Брунна, Engineering Earth, vol. 1: 237–256 ; Пол Р. Джозефсон и соавт., Экологическая история России (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2013 г.), 146–152.

Bohn, Bevolkerung und Sozialstruktur, 621–623 ; Gestwa, Die Steelschen Großbauten, 225–235 ; Виталий С. Белозеров, Дмитрий Мешков и Дитмар Нейтац, ред., Миграция и пространственная мобильность в сельско‑городском континууме России в XX веке: управляемость, адаптивность и стратегии преодоления. городской континуум в России в ХХ веке: управляемость, адаптивность и переговорные стратегии» (Ставрополь: Издательство Ставропольского университета, 2011); Джудит Паллот, «Сельская депопуляция и восстановление русской деревни при Горбачеве», «Советские исследования», 42, 4 (окт.1990): 655–674.

Эрик Дж. Энгстром и др., редакторы, Figurationen des Experten : Ambivalenzen der wissenschaftlichen Expertise im ausgehenden 18. und frühen 19. Jahrhundert (Франкфурт-на-Майне: Peter Lang, 2005) ; Якоб Фогель, Ein schillerndes Kristall : Eine Wissensgeschichte des Salzes zwischen Früher Neuzeit und Moderne (Кельн : Böhlau, 2008 ); Эрик Х. Эш, редактор, «Экспертиза: практические знания и государство раннего Нового времени» (Чикаго: University of Chicago Press, 2010 г.); Бьорн Райх и др. eds, Wissen, maßgeschneidert: Experten und Expertenkulturen im Europa der Vormoderne (Мюнхен: Oldenbourg, 2012) ; Hedwig Röckelein et al., редакторы, Experten der Vormoderne zwischen Wissen und Erfahrung (Берлин: Akademie‑Verlag, 2012).

Мартин Кольрауш и Гельмут Тришлер, Создание Европы на основе опыта: новаторы, организаторы, сетевики (Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2014), 8.

Йорис Вандендрише, Эверт Петерс и Каат Уилс, ред., Опыт ученых как производительность: между государством и обществом, 1860–1960 (Лондон: Pickering & Chatto, 2015).

Шейла Джасанофф, Пятая ветвь: советники по науке как политики (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1990).

Митчелл, Правило экспертов; Кольрауш и Тришлер, Строим Европу на основе опыта ; Томас Эцемюллер, изд., Die Ordnung der Moderne : Social Engineering im 20. Jahrhundert (Bielefeld : Transcript, 2009 ); Мартин Кольрауш, Катрин Штеффен и Штефан Видеркер, «Экспертная культура в Центральной и Восточной Европе – введение», там же, под ред. , Экспертные культуры в Центральной и Восточной Европе: интернационализация знаний и трансформация национальных государств после Первой мировой войны (Оснабрюк: Fiber Verlag, 2010), 9–30; Нико Штер и Райнер Грундманн, «Эксперты: знания и сила опыта» (Лондон, Нью-Йорк: Routledge, 2011).

Кольрауш, Штеффен и Видеркер, «Экспертная культура в Центральной и Восточной Европе», 20.

Margit Szöllösi-Janze, «Учрежденческая организация Umgestaltung der Wissenschaftslandschaft im Übergang vom späten Kaiserreich zur Weimarer Republik», в Rüdiger vom Bruch and Brigitte Kaderas, eds., Wissenschaften und Wissenschaftspolitik : Bestandsaufnahmen zu Formationen, Brüchen und Kontinuitäten im Deutschland des 20. Jahrhunderts (Штутгарт : Franz Steiner, 2002), 60–74, здесь 72. Перевод авторов. См. также Uekötter, Die Wahrheit legt auf dem Feld, 12–13.

Уэкёттер, Die Wahrheit ist auf dem Feld, 43–50 ; Стефан Бракензик, «Das Feld der Agrar-reformen um 1800», в Engstrom et al. , eds., Figurationen des Experten, 101–122.

Дениз Филлипс и Шэрон Кингсленд, ред., Новые взгляды на историю наук о жизни и сельского хозяйства (Гейдельберг, Нью-Йорк: Springer, 2015).

Uekötter, Die Wahrheit ist auf dem Feld, 50–53, 133–181. См. также Сара Янсен, «Schädlinge»: Geschichte eines wissenschaftlichen und politischen Konstrukts, 1840–1920 (Франкфурт-на-Майне: Campus, 2003); Томас Виланд, «Wir beherrschen den pflanzlichen Organismus besser»: Wissenschaftliche Pflanzenzüchtung в Германии, 1889–1945 (Мюнхен: Немецкий музей, 2004).

Тимоти Митчелл, Правило экспертов: Египет, технополитика, современность (Беркли: University of California Press, 2002).

Джонатан Олдфилд, Джулия Лаюс и Денис Дж. Б. Шоу, «Концептуализация и использование природной среды: критические размышления об имперской и советской России», The Slavonic and East European Review, 93, 1 (2015): 1–15. Наиболее полно о генезисе аграрного научного знания в Российской империи рассказывает Ольга Элина, От царских садов до советских полей: История сельскохозяйственных опытных учреждений XVIII – 20‑е годы XX века. : История сельскохозяйственных опытных станций с 18 века по 1920-е гг.] В 2 тт.(М.: Эгмонт, 2008). См. также обзорные статьи Брайана Бономма, «Написание экологической истории крупнейшего в мире государства: четыре десятилетия исследований России и СССР», Global Environment, 12, 1 (декабрь 2013 г.): 13–37 ; Рэндалл Диллс «Леса и пастбища: последние тенденции в истории окружающей среды России», Global Environment, 12 (2013): 38–61.

Лутц Рафаэль, «Die Verwissenschaftlichung des Sozialen als methodische und konzeptionelle Herausforderung für eine Sozialgeschichte des 20.Jahrhunderts», Geschichte und Gesellschaft 22, 2 (1996): 165–193.

Пол Р. Джозефсон, Промышленная природа : технология грубой силы и преобразование природного мира (Вашингтон : Island Press, 2002).

Илья В. Герасимов, Модернизм и общественная реформа в позднеимперской России: сельские профессионалы и самоорганизация, 1905–30 (Бейзингсток: Palgrave Macmillan, 2009) ; Кимитака Мацузато, «Судьба агрономов в России: их количественная динамика с 1911 по 1916 год», Русское обозрение, 55, 2 (1996): 172–200; Янни Коцонис, Делая крестьян отсталыми: сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России, 1861–1914 (Нью-Йорк: Ст. Мартинс Пресс, 1999 г.); Анжелика Стробель, «Die Gesundung Russlands : Hygienepropaganda in der Provinz um 1910», Jahrbücher für Geschichte Osteuropas, 61, 4 (2013): 531–551 ; Катя Бруиш, «Populismus, Profession und Politik : Agrarexperten im späten Zarenreich», Тим Бюхен и Мальте Рольф, редакторы, Eliten im Vielvölkerreich : Imperiale Biographien in Russland und Österreich-Ungarn, 1850–1918 (Берлин: De Gruyter, 2015) , 240-260.

Юлия Герцберг, Gegenarchive : Bäuerliche Autobiographik zwischen Zarenreich und Sowjetunion (Билефельд : Стенограмма, 2013).

Герасимов, Модернизм и общественные реформы, 11–24 ; Анастасия Федотова, «Вопрос о жуках: растущая проблема заражения насекомыми на юге России в конце девятнадцатого века», The Slavonic and East European Review, 93, 1 (2015): 66–95.

Екатерина Евтухова, «Истоки научного вклада Докучаева: кадастровое картирование почв и агроэкологические проблемы», в Бенно П. Варкентин, изд. , Следы в почве, 125–148 ; Анастасия Федотова, «Происхождение русской черноземной почвы (черноземья): «Геоботанические исследования чернозема» Франца Иосифа Рупрехта 1866 года», Окружающая среда и история, 16, 2 (2010): 271–293.

Ян Аренд, «Wie die Bodenkunde russisch wurde : Zur nationalen Imagebildung in den Wissenschaften», in Christof Windgätter, ed., Verpackungen des Wissens : Materialität und Markenbildung in den Wissenschaften (Вена: Böhlau, 2012), 97–108, здесь 107

Олдфилд и Шоу, Развитие российской экологической мысли, 78–108 ; Arend, Wie die russische Bodenkunde «klassisch» wurde ; Сергей В. Зонн, Василий Васильевич Докучаев: 1846–1903 (М.: Наука, 1991); Игорь Г. Лоскутов, Вавилов и его институт: История всемирной коллекции генетических ресурсов растений в России (Рим: IPGRI, 1999) ; Дэвид Мун, «Экологическая история российских степей: Василий Докучаев и неурожай 1891 года», Труды Королевского исторического общества, 6 ^{-я серия} , 15 (2005): 149–174; Мартина В. Лоскутова и Анастасия А. Федотова, Становление прикладных биологических исследований в России (Санкт-Петербург: Нестор-История, 2014) ; Катя Бруиш, Als das Dorf noch Zukunft war: Agrarismus und Expertise zwischen Zarenreich und Sowjetunion (Cologne et al.: Бёлау, 2014), 197–205.

Питер Холквист, «В соответствии с государственными интересами и пожеланиями народа» : технократическая идеология управления переселения имперской России», Slavic Review, 69, 1 (2010): 151–179. О восхождении специалистов в государственное управление см. в более общем плане Дон К. Роуни, Переход к технократии : структурные истоки советского административного государства (Итака: Издательство Корнельского университета, 1989).

Джеймс В.Хайнцен, Изобретая советскую деревню: государственная власть и трансформация сельской России, 1917–1929 (Питтсбург: University of Pittsburgh Press, 2004) ; Маркус Венер, Bauernpolitik im proletarischen Staat : Die Bauernfrage als zentrales Problem der sowjetischen Innenpolitik 1921–1928 (Cologne et al.  : Böhlau, 1998).

Сьюзен Гросс Соломон, Советские аграрные дебаты: полемика в социальных науках, 1923–1929 (Боулдер: Westview Press, 1977) ; Елена Сергеевна Левина, Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский… : биология в СССР: история и историография [Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский… : Биология в СССР, история и историография] (М.: AIRO‑XX, 1995), 35‑110 ; Татьяна П. Миронова, «Der Sturm auf die Agrar‑wissenschaften», в Дитрихе Бейрау, изд., Im Dschungel der Macht: Intellektuelle Professionen unter Сталин и Гитлер (Геттинген: Vandenhoeck & Ruprecht, 2000), 106–120 ; Питер Прингл, Убийство Николая Вавилова: история сталинского преследования одного из великих ученых двадцатого века (Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2008) ; Bruisch, Als das Dorf noch Zukunft war, гл. 3. Об аграрных экспертах, обвиняемых в плохой репутации советского сельского хозяйства в 1930-е годы, см. также статью Штефана Мерла в этом номере.

Лазарь Волин, Век российского сельского хозяйства: от Александра II до Хрущева (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1970), 315.

Кольрауш, Штеффен и Видеркер, «Экспертная культура в Центральной и Восточной Европе», 20.

О возвышении Трофима Лысенко см. Николай Кременцов, Сталинская наука (Принстон: Princeton University Press, 1997), 158–183 ; Нильс Ролл-Хансен, Эффект Лысенко: политика науки (Нью-Йорк: Humanity Books, 2005 г.); Итан Поллок, Сталин и советские научные войны (Принстон: издательство Принстонского университета, 2006 г.), 41–71 ; Итан Поллок, «От партийности к научности и не совсем обратно: пересмотр уроков дела Лысенко», Slavic Review, 68, 1 (2009): 95–115.

Левина, Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский, 111-153 ; Мелвин, Советская власть и деревня, гл. 7 ; Марк Эли, «Формулирование глобальной окружающей среды: советские почвоведы и международная дискуссия об опустынивании, 1968–91», «Славянское и восточноевропейское обозрение», 93, 1 (2015): 181–204.

Мелвин, Советская власть и сельская местность, 26. См. также Арчи Браун, Фактор Горбачева (Оксфорд: Oxford University Press, 1996), 43–47; а также вклад Олеси Кирчик в этот спецвыпуск.

Об этих голодах см. Николай М. Дронин, Эдвард Г. Беллинджер, Зависимость от климата и продовольственные проблемы в России, 1900–1990 : Взаимодействие климата и сельскохозяйственной политики и их влияние на продовольственные проблемы (Будапешт, Нью-Йорк: издательство Центральноевропейского университета). , 2005) ; Николас Гансон, Советский голод 1946–1947 годов в глобальной и исторической перспективе (Нью-Йорк: Palgrave Macmillan, 2009) ; Феликс Вемхойер, Der Große Hunger: голод под Сталиным и Мао (Берлин: Rotbuch-Verlag, 2012) ; Андреа Грациози и др.ред., После Голодомора: непреходящее воздействие Великого голода на Украину (Кембридж, Массачусетс: Гарвардский украинский исследовательский институт, 2013 г.); Роберт Киндлер, «Кочевники Сталина: Herrschaft und Hunger in Kasachstan» (Hamburg: Hamburger Edition HIS, 2014) ; Эрик М. Джонсон, «Демография, неравенство и права во время голода в России 1891 года», Slavonic and East European Review, 93, 1 (2015): 96–119.

О динамике крестьянского сельскохозяйственного производства до революции см.: Michael Kopsidis, Katja Bruisch and Daniel W.Бромлей, «Где отсталый русский мужик? Свидетельства против превосходства частного фермерства, 1883–1913», Журнал крестьянских исследований, 42, 2 (2015): 425–447.

Обзор аграрного развития и политики после отмены крепостного права см. в Кэрол С. Леонард, Аграрная реформа в России: путь от крепостного права (Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 2011).

Как в формулировке Алека Нове, цитируемой Крисом Миллером, «Сельскохозяйственная повестка дня Горбачева: реколлективизация и политика перестройки», Критика, 17, 1 (2016): 95–118, здесь 96.См. также Дронин и Беллинджер, Зависимость от климата и продовольственные проблемы, 221–222.

В 1970/71 годах Советский Союз уже тратил 20 процентов своей выручки в твердой валюте на импортные продукты питания; десятилетие спустя эта доля уже удвоилась, а экспорт существенно увеличился. См. Карл-Ойген Ведекин, «Зависимость советского сельского хозяйства от Запада», Foreign Affairs, 60, 4 (1982): 882–903 ; Филип Хэнсон, От застоя к катастрофе: комментарии к советской экономике, 1983–1991 (Нью-Йорк: Прегер, 1992), 9.

Михаил Горбачев, Мемуары (Нью-Йорк: Doubleday, 1996), 120.

Либерт, Экологическое наследие советского сельского хозяйства; Ковда Виктор А. Как помочь нашим черноземам // Наш современник, 53, 7 (1985): 122‑128; Игорь Стебельский, «Развитие сельского хозяйства и деградация почв в Советском Союзе: политика, закономерности и тенденции», в книге Фреда Синглтона, изд. «Экологические проблемы в Советском Союзе и Восточной Европе» (Боулдер, Лондон: Rienner, 1987), 71– 96.

Государственный (национальный) документ о состоянии и использовании земель Российской федерации за 1993 г. [Государственный (национальный) отчет о состоянии и использовании земель в Российской Федерации в 1993 г.] (М. : Комитет Российской Федерации по земельным ресурсам и землеустройству, 1994). См. также Николь Ковалев, Bodenschutz durch Fluurgehölzsysteme in der Russischen Föderation (Берлин: Mensch und Buch, 2003), 2, 10–11.

Эрнст Гизе, Гундула Бахро и Дирк Бетке, Umweltzerstörungen in Trockengebieten Zentralasiens (Западный и Восточный Туркестан): Ursachen, Auswirkungen, Maßnahmen (Штутгарт: Franz Steiner, 1998) ; Джулия Обертрайс, «Der ‘Angriff auf die Wüste’ in Zentralasien : Zur Umweltgeschichte der Sowjetunion”, Osteuropa, 58, 4–5 (2008): 37–56 ; Игорь С.Зонн и др., ред., Энциклопедия Аральского моря (Берлин, Гейдельберг: Springer, 2009).

Этот момент подчеркивается Мозером и Варлей, ред., Интеграция через подчинение.

Митчелл, Правило экспертов, 10.

Дэвид Мун, «Степь как благодатная почва для инноваций в концептуализации отношений человека и природы», Slavonic and East European Review, 93, 1 (2015): 16–38.

Ulrike Fell, Profession und Nation : Die Ideologie der Chemie in Frankreich vom Zweiten Kaiserreich bis in die Zwischenkriegszeit (Лейпциг : Universitätsverlag, 2000) ; Алан Дж.Рок, Национализация науки: Адольф Вюрц и битва за французскую химию (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 2001) ; Ральф Джессен и Якоб Фогель, редакторы, Wissenschaft und Nation in der europäischen Geschichte (Франкфурт-на-Майне: кампус, 2002 г.); Митчелл Г. Эш и Ян Сурман, редакторы, Национализация научных знаний в Габсбургской империи, 1848–1918 гг. (Бейзингсток: Palgrave Macmillian, 2012). Специально для сельского хозяйства Надин Вивье, редактор «Государство и сельские общества: политика и образование в Европе, 1750–2000 гг.» (Турнхаут: Брепольс, 2008 г.).

Кольрауш, Штеффен и Видеркер, Культура экспертов в Центральной и Восточной Европе, 10. Аналогично, Кольрауш и Тришлер, Строим Европу на основе опыта.

Haut de page

Назад в СССР

Несмотря на то, что Советский Союз исчез с карты более десяти лет назад, его наследникам по-прежнему трудно избавиться от призрака коммунизма, особенно в Америке. Наше восприятие России по-прежнему тяготеет к соперничеству времен холодной войны, от шпионских романов до «чуда на льду» хоккейной команды США 1980 года.

Морозные отношения между США и СССР, конечно же, не исчезли из воспоминаний семейных историков. Почти 3 миллиона американцев имеют корни в России; еще 1,5 миллиона человек претендуют на происхождение из Украины, Беларуси, Молдовы, Эстонии, Латвии и Литвы. На протяжении десятилетий те, кто хотел узнать прошлое своей семьи, сталкивались с каменной стеной: железным занавесом.

После распада Советского Союза американцам стало легче посещать родину своих предков в Восточной Европе. Однако возможности для настоящих генеалогических исследований развивались медленнее.Новые правительства означали новые юрисдикции для архивов. В ходе перестановок специалисты по генеалогии завалили архивы бывшего СССР запросами на исследования. Но архивариусы не поспевают за новым спросом на их услуги — старые способы мышления сохраняются и по другую сторону океана. Мириам Вайнер, президент Routes to Roots , туристической и исследовательской фирмы, работающей в бывшем Советском Союзе, а также в Польше, говорит, что эти страны только недавно начали понимать интерес специалистов по генеалогии и признавать потенциальный доход от исследование семейной истории.

Осложнения коммунистической эпохи — не единственные проблемы, с которыми вы столкнетесь. Даже на основные вопросы, например, откуда пришли ваши предки, может не быть готовых ответов. До СССР ныне независимые республики входили в состав Российской империи. Так что «русские корни» охватывают гораздо больше, чем нынешняя страна. «Русский часто используется в качестве общего термина для описания людей самого разного этнического происхождения, приехавших в Соединенные Штаты из земель, которые когда-то были частью Российской империи или… СССР», — объясняет исследователь Восточной Европы Пол Роберт Магочи.Например, украинцев и белорусов часто смешивали с русскими. На самом деле большинство иммигрантов из России не были этническими русскими: более половины были евреями; еще пятую часть составляли поляки и немцы.

Эти препятствия усложняют поиск ваших корней, но не делают его невозможным. Чтобы раскрыть историю своей семьи еще в бывшем СССР, вам понадобится удача, помощь специалистов и понимание прошлого региона.

По корням России

Название Россия происходит от русов, племени скандинавских купцов и воинов IX века.Они построили Киевскую Русь, государство, включавшее Украину, Белоруссию и европейскую часть России. Киевская Русь просуществовала до 13 века, пока татарские нашествия не превратили империю в Московию, герцогство с центром вокруг Москвы. Целью Московии стало воссоединение земель Киевской Руси.

К XV веку Московия отбивалась не только от татар, но и от литовцев. В период своего расцвета могущественная Литовская империя включала в себя Беларусь, большую часть Украины и часть России. Королевский брак объединил Литву и Польшу в 1389 году; в 1569 году страны полностью объединились, образовав польско-литовское содружество, известное как Речь Посполитая . Иван «Грозный» стал первым царем России в середине 16 века; за его правлением последовало «Смутное время», период внутренней анархии и иноземных нашествий.

После прихода к власти в 1613 году знаменитой династии Романовых Московии удалось расшириться: она отошла в Сибирь, затем в 1564 году вернула себе Украину. , Россия включила обе эти области в свое царство. Петр Великий реорганизовал правительство, провозгласил себя императором и переименовал свою империю в Россию . Речь Посполитая пала в 1795 году, и Литва тоже была поглощена Россией. Примерно в то же время Россия также получила Молдавию, которая находилась под контролем османов. Россия продолжала расширяться в 1800-х годах, захватив Финляндию в 1809 году и остальную часть Польши в 1815 году. На тот момент ее империя занимала одну шестую часть суши мира.

Как и в соседних Австро-Венгерской и Османской империях, в имперской России 19-го века все еще царил феодальный строй. Крепостное право в России началось в 1649 году; в польско-литовских землях она затвердела во время Речи Посполитой . Феодализм здесь просуществовал дольше, и Россия не освобождала своих крепостных до 1861 года. Трудный переход от средневекового аграрного общества к более современному, индустриальному способствовал иммиграции в Америку. «Это привело к разрушению традиционного земледелия и упадку мелкого семейного хозяйства», — говорит Ира А, стекольщик, редактор журнала «Миграция из Российской империи ». Перенаселение, болезни и нищета заставляли крестьян бежать; Политика «русификации» и принудительный призыв на военную службу также многих подтолкнули к берегам Америки.

У

евреев в Российской империи были другие причины уехать в Америку. Начиная с 1835 года правительство требовало, чтобы евреи жили только в «черте оседлости» — провинциях на западных окраинах империи, на территории нынешней Польши, Литвы, Белоруссии и Украины. (Правительство также обязало вести записи актов гражданского состояния.) Серия погромов с 1880-х по 1914 год вызвала массовую еврейскую эмиграцию.

Социальные проблемы империи окончательно вылились в революции 1905 и 1917 годов. В разгар Первой мировой войны царь Николай отрекся от престола, положив конец трехсотлетней династии Романовых. Владимир Ленин и большевики захватили власть у временного правительства и попытались создать первое советское (рабочий совет) государство. Последовавшая за этим гражданская война 1917–1921 годов противопоставила большевистских «красных» антибольшевистским «белым». Ленин и красные победили, и в 1922 году Россия стала Союзом Советских Социалистических Республик, подготовив почву для эпохи холодной войны.

Создание волн

Небольшие потоки русских и балтийских иммигрантов прибыли в Америку после большевистской революции и Второй мировой войны, в том числе волны евреев, бежавших из Европы во время Холокоста.Но к советскому периоду уже прибыло наибольшее количество иммигрантов из этого региона — отчасти из-за более жестких иммиграционных законов США, которые ограничивали въезд восточноевропейцев.

Первыми переселенцами из России были торговцы мехом и охотники, поселившиеся на Аляске и в Калифорнии. Это исследование выросло из расширения империи на восток через Сибирь. Беринг открыл пролив, носящий его имя, в 1727 г. и высадился на Алеутских островах в 1741 г. Начиная с острова Кадьяк в 1784 г. русские торговцы основали десятки поселений на Аляске.Когда Россия продала Аляску Соединенным Штатам в 1867 году — по выгодной цене в 7,2 миллиона долларов — половина поселенцев вернулась; другие переехали в Калифорнию. В начале 20 века Западное побережье снова привлекало русских, прежде всего таких религиозных сект, как молокане, духохоры и старообрядцы.

Однако наибольший приток из России пришелся на период «великого переселения народов» конца 19 — начала 20 веков. В период с 1871 по 1910 год в Соединенные Штаты прибыло более 2,3 миллиона иммигрантов из царской России.Большинство прибыло из западных областей империи — мест за пределами нынешних границ России — в том числе почти три четверти миллиона евреев из черты оседлости.

Эта великая миграция привела примерно 100 000 белорусов и 250 000 украинцев. Хотя подконтрольные России Волынская и Киевская области поставляли значительное количество украинских иммигрантов, большинство — 85 процентов — прибыли из Галиции и Буковины, которые тогда контролировались Австро-Венгрией. С 1860 по 1914 год прибыло 300 000 литовцев, в основном из Каунасской, Сувалкийской и Вильнюсской губерний.Меньше иммигрантов прибыло из других современных стран Балтии: с 1905 по 1913 год въехало 5000 латышей, а к 1920 году здесь проживало около 70 000 эстонцев.

Эти иммигранты обычно уезжали из портов Северного моря, особенно из Гамбурга и Бремена в Германии. Хотя записи об эмиграции Бремена до Первой мировой войны были уничтожены, записи Гамбурга все еще существуют. Вы можете заимствовать указатели и списки на микрофильмах в Библиотеке семейной истории (FHL) — посмотрите каталог на — или получить доступ к оцифрованным копиям через платную базу данных Гамбургского государственного архива на , который в настоящее время охватывает период с 1890 по 1900 год.

Нью-Йорк был основным портом въезда иммигрантов. Самые большие волны пришлись на период расцвета острова Эллис; вы можете искать эти записи в Интернете по адресу . До 1892 года прибывающие из Нью-Йорка обрабатывались в Castle Garden. Посмотрите в серии «Миграция из Российской империи» Иры А. Глейзер иммигрантов, прошедших обработку на обеих станциях с 1875 по 1910 год. И не упускайте из виду другие северо-восточные порты — не все проходили через Нью-Йорк.Например, латыши отдавали предпочтение Бостону. Вы можете получить микрофильмированные списки пассажиров из этих портов в Национальном архиве и в местном отделении Центра семейной истории FHL.

Говорить на их языке

Поиск своего предка-иммигранта, конечно же, является ключом к расширению вашего генеалогического древа в Европе. Чтобы иметь хоть какую-то надежду на это, вам понадобятся две подсказки: настоящее имя вашего иммигранта и его родной город. Эти факты имеют решающее значение, потому что это единственный способ найти и идентифицировать вашу семью в европейских записях, но их может быть сложно определить из-за препятствий на иностранном языке.

• Имена: Многие иммигранты «американизировали» свои имена по прибытии в Соединенные Штаты. Например, они могли принять английский эквивалент, выбрать похожее по звучанию имя или сделать написание более американским. (Несмотря на распространенное мнение, сотрудники иммиграционной службы острова Эллис изменили имена , а не людей — вы можете узнать больше об этом мифе на странице .) Для предков из бывшего Советского Союза или Российской империи новые имена были неизбежны — русским, белорусам и украинцам как минимум пришлось бы транслитерировать свои имена с кириллицы на латиницу.

Имейте в виду, что написание славянских и балтийских фамилий часто различается в грамматическом контексте. Различные суффиксы обозначают пол и семейное положение. В литовском языке, например, имена незамужних женщин оканчиваются на -aite, -yte, -ute или -te , а фамилии замужних женщин оканчиваются на -iene . Русские женские фамилии оканчиваются на – и . Вам нужно будет сократить имена до их «корневых» форм, чтобы отследить своих предков.

Не забывайте также об обычаях имен.Следуя документу Paper Trail: A Multilingual Translation Guide (Avotaynu), Джонатан Д. Ши и Уильям Ф. Хоффман советуют изучать русскую традицию. «Вообще, Москва заставляла даже подконтрольных ей нерусских соблюдать российские обычаи в отношении имен», — поясняют они. Система работает так: У каждого человека есть имя, отчество и фамилия. Отчество обычно оканчивается на -ович для мужчин или -овна для женщин.

православных и католических семьях часто называли детей святыми, выбирая того, чей праздник был близок ко дню рождения ребенка.Еврейские семьи называли детей в честь близких умерших родственников. Евреи в Российской империи не принимали фамилии до тех пор, пока правительство не стало требовать их использования в начале 19 века.

• Города: При поиске в американских источниках мест, откуда пришли ваши предки, вам потребуется базовое понимание иностранных географических терминов. В противном случае у вас возникнут проблемы с отделением конкретных географических названий от более общих описаний. Если вы знаете, что губерния по-русски означает провинция, вы не будете считать, что бабушка родом из города Минска, если в ее документах о натурализации указано место ее рождения как Минская губерния .Список терминов для исторических и современных административных районов находится на .

Вам также следует ознакомиться с разными названиями провинции и города вашей семьи — многие места имеют названия на нескольких языках. Возьмите Львов, Украина: он был известен как Lvov на русском языке, Lwów на польском языке, Lvuv на идише и Lemburg на немецком языке. Город был историческим центром Галиции ( Галичины на украинском языке), территории, которая сейчас разделена между Польшей и Украиной.Географические справочники помогут вам разгадать эти перестановки названий и найти несуществующие и крошечные города. Книга Гэри Мокотоффа и Саллианн Амдур Сак «, где мы когда-то гуляли » (Авотайну) особенно ценна для еврейских исследователей, поскольку в ней идентифицируются города, существовавшие до Холокоста. Проверьте каталог FHL на , чтобы найти географические справочники, охватывающие страну ваших предков.

Этнические организации также могут иметь ресурсы и исследователей, с которыми вы можете проконсультироваться. Музей литовской культуры Бальзекаса, например, помогает в изучении города.И не забывайте об интернет-ресурсах, таких как «Jewish-Gen Shtetl Seeker» на . Эта база данных топонимов полезна для всех восточноевропейских исследователей.

Как только вы определите название и город, вы столкнетесь с головокружительным набором потенциальных языков в европейских документах. Записи из СССР или Российской империи обычно на русском языке. В зависимости от места и времени записи могут быть на польском, венгерском, румынском, идише, немецком или латыни в дополнение к родному языку ваших предков или вместо него.

Не паникуйте — даже самый преданный специалист по генеалогии не освоит все эти языки. «Вам вообще не нужно говорить на этом языке», — уверяет Вайнер. «Вы можете работать с переводчиком». Этнические и профессиональные генеалогические группы могут порекомендовать переводчиков или обратиться к онлайн-каталогам Федерации восточноевропейских обществ семейной истории и Ассоциации профессиональных специалистов по генеалогии .

Так что придерживайтесь основ изучения, таких как иностранные алфавиты и ключевые генеалогические термины, и научитесь узнавать имена и места.На веб-сайте Фонда «Пути к корням», который создал и поддерживает Вайнер, есть ключ к русским генеалогическим терминам и таблицы алфавитов для девяти языков, которые можно загрузить по адресу . Следуя бумажному следу предлагает генеалогические списки слов для русского, литовского, польского, немецкого и латинского языков, а также образцы записей и их переводы.

Запись своего прошлого

Возможно, самой большой проблемой исследования корней в бывшем Советском Союзе является ограниченный доступ к записям.Вайнер проводит там архивные исследования с 1991 года и предупреждает, что работа непростая: записи не полностью микрофильмированы, систематизированы или оцифрованы, как здесь, а вспомогательных средств для поиска мало. «Очень сложно определить, какие записи существуют для конкретного города», — говорит она. Хуже того, некоторые записи были уничтожены, а это значит, что ваше генеалогическое древо может быть чахлым из-за пробелов в архивных коллекциях.

Делопроизводство в Российской империи во многом напоминало практику других стран Европы.Записи актов гражданского состояния были прерогативой церкви до того, как вмешалось правительство. Старые приходские метрические книги обычно хранятся в архиве, а более поздние (за последние 75 лет) хранятся в органах записи актов гражданского состояния, говорит Калиле Мер, специалист по сбору коллекций FHL. . Между 1719 и 1859 гг. правительство провело 10 подушно-податных переписей, именуемых ревизионными списками ( ревизские сказки ). крестьяне ), казаки ( казаки ) и евреи ( еврейки ).Сохранившиеся ревизионные списки находятся в региональных и исторических архивах, как и сохранившиеся копии переписи 1897 года по всей империи.

Некоторые записи были микрофильмированы ФХЛ. Его эстонские записи представляют собой самую полную коллекцию фильмов для любой восточноевропейской страны. Но это исключение — в библиотеке есть несколько тысяч церковных книг для Беларуси, Литвы и Молдовы, около 25 000 для Украины и 45 000 менее чем для дюжины российских губерний, а также различные налоговые, переписные и другие документы.Чтобы точно узнать, какие записи доступны, попробуйте выполнить поиск мест в каталоге FHL. Вы также найдете хороший список доступных еврейских записей на .

Другой вариант — написать в архив — успехи на этом фронте нарастают. Некоторые национальные архивы, включая Беларусь и Украину, даже разместили на своих веб-сайтах инструкции и сборы. Но ответы из архивов разнятся. Вайнер говорит, что ваш уровень успеха будет зависеть от местоположения архивов, помещений, оборудования и коммуникаций.Вы также должны предоставить подробную информацию о поиске, который вы хотите, и отправить сборы (конечно, невозмещаемые) заранее. Лучше всего, когда это возможно, определить, существуют ли нужные вам записи, прежде чем запрашивать архивное исследование. Некоторые описи можно найти на веб-сайтах архивов и через FHL. Еврейские исследователи имеют отличный ресурс в Восточноевропейской архивной базе данных Фонда «Пути к корням» : в ней каталогизированы сохранившиеся архивные записи в Беларуси, Литве, Польше, Молдове и Украине.

Когда микрофильмы недоступны, а ответы архивов сомнительны, возможно, самым мудрым решением будет нанять профессионала. Но Вайнер призывает к осторожности. «Это похоже на Дикий Запад, когда люди создают исследовательские службы, — говорит она. Некоторые исследователи пользуются возможностью заработать деньги, продавая услуги иностранцам независимо от их опыта или квалификации. Вы всегда должны получать рекомендации от предыдущих клиентов и письменное соглашение, в котором указаны затраты, способ оплаты, сроки завершения исследования и формат отчета исследователя.

Последний вариант, когда двери на родину ваших предков наконец-то открыты, — отправиться туда, чтобы исследовать себя. Однако если это ваш план, Вайнер предупреждает, что вы можете не получить тех результатов, на которые надеетесь. Сотрудники архива, скорее всего, не говорят по-английски и работают не с той скоростью, к которой мы привыкли. Вы можете проехать эти тысячи миль только для того, чтобы узнать, что архивы пришлют вам ответ позже.

Но если вы все-таки решите идти, подготовка имеет ключевое значение. Свяжитесь с архивами заблаговременно, чтобы узнать часы работы учреждения, правила и запасы.Возьмите с собой переводчика — это утомительная работа, и вы захотите сделать как можно больше за то время, которое у вас есть.

Тем не менее, эти проблемы не являются поводом для разочарования или уныния. Сегодняшний , может быть, лучше, чем вчерашний или . «Кто когда-либо мечтал, что мы сможем сделать это?» говорит Вайнер. Действительно, многие американцы с корнями в России, Украине, Беларуси, Молдове, Эстонии, Латвии и Литве едва ли могли себе представить эти новые возможности семейной истории или шанс пойти по стопам своих предков.Железный занавес — это история, и вы, наконец, можете вернуть прошлое своей семьи в будущее.

Из февральского номера Family Tree Magazine за 2003 год .

Получите бесплатные формы основных генеалогических исследований

Подпишитесь на информационный бюллетень Семейного древа и получите 10 исследовательских форм в качестве особой благодарности!

Получите бесплатные генеалогические формы

300 лет Российской империи — Клуб «Валдай»

Постоянной темой европейских рассуждений о России, постепенно ассимилируемой русской мыслью, стала тема «неполноценности» России, которой все время не хватает чего-то, что делало бы ее «нормальной» европейской нацией, цивилизованной нацией.Многие настаивали на том, что главным препятствием для построения такой нации была империя. Между тем все крупные европейские нации, во-первых, не вполне соответствуют идеальному образцу, а во-вторых, созданы в имперских метрополиях и, как правило, имперскими элитами.

В Европе на петровскую Россию смотрели как на «варвара у ворот» или как на «ученика». Российские элиты легко соглашались со статусом студента, пока не поняли, что в этом статусе останутся навсегда, а европейцы всегда будут «наставниками».Потом стали с интересом слушать рассуждения о «закате Европы». Вопрос о месте России в составе Европы или в качестве соседа Европы по-разному решался и славянофилами, и Уваровым, и западниками XIX ^-го -го века. Сегодня этот вопрос вновь актуален, но в условиях, когда Европа уже имеет совершенно иное значение в мировых делах по сравнению с эпохой Петра I. Роль «ученика» решительно отброшена, как и надежда на членство в коллективе Запад.Мы начинаем понимать наши отношения с Европой как жители одного района.

Еще одна ключевая тема, оставшаяся актуальной с петровских времен, — тема политических свобод. В 18 ^-м -м веке нация означала дворянскую корпорацию, и речь шла о правах этой корпорации в ее отношениях с монархией. После Французской революции, которая переосмыслила нацию как третье сословие и единственный источник законной власти, Россия провела долгое время, драматично и с ограниченным успехом, выясняя, как можно организовать политическое представительство и участие.

Тесно связана с вопросом о нации тема раскола между элитами и народом, который обострился Петром Великим, обрезавшим боярам и дворянам бороды. Здесь было много мифологии, поскольку попытки представить это обстоятельство как уникальную черту русской истории игнорировали тот факт, что у соседей России, например, поляков и венгров, дворянство основывало свою идентичность на культурном и даже расовом отчуждении от крестьянство.Там простолюдины будут переосмысливаться как часть нации только в 19 ^-м -м веке.

Со временем, во второй половине XIX ^-го -го века, эта тема трансформировалась в «роковой треугольник»: интеллигенция считала, что государство мешает ей в просвещении, которое приведет народ к счастью, а государство считало, что интеллигенция пыталась отравить его гармоничные отношения с народом. Бывшая интеллигенция, как и бывшее государство, давно стала добычей истории.Однако старая беда незнания, как оценить способность государства обеспечить цивилизацию общественной жизни, все еще с нами.

Сегодня мы живем на руинах двух империй — Российской империи и СССР. Мы унаследовали как столпы нашей коллективной идентичности непреклонное желание сохранить наш суверенитет и статус великой державы. От советского имперского эксперимента мы унаследовали институционализацию и территориализацию этничности в виде автономных республик, что предопределяет невозможность построения национального государства в России.Он предполагает необходимость творческого преобразования имперского наследия в развитие будущих форм политической жизни внутри нашей страны.

Российская империя: общая картина

Какой была Россия в начале ХХ века? Студентам важно знать о существовавших в то время социально-политических и экономических структурах. С этого момента они могут судить о степени и масштабе изменений во многих областях.Обращаясь к природе российской географии и общества с самого начала, можно обратиться к предвзятым идеям, неправильным представлениям и, возможно, к предшествующим знаниям.

Россия на курсе A Level или GCSE – это не только Россия!

Очень простой момент, который ученики часто не понимают. Поскольку многие книги и документальные фильмы просто относятся к России, студенты часто думают исключительно в терминах европейской России. Это приводит к незнанию более широкой картины и неспособности полностью понять политическую географию, экономику или социальные различия и изменения, охватываемые курсом.

Карта Российской Империи c1900

Вопросы о Российской Империи.

1. Какие современные страны можно найти в границах Российской империи с 1900 года?
2. Насколько прочным было правление России над ее империей?
3. Какие типы местности/географические ландшафты встречаются в пределах Российской империи?
4. Проще говоря, это огромная империя. Какие проблемы с такой большой империей вызывают правительство?
5. Каковы потенциальные выгоды для российского народа/государства от наличия такой большой империи?

Политическая и физическая география Российской империи чрезвычайно важны для понимания учащимися.Он играет огромную роль в экономических проблемах, подорвавших царизм, влияет на то, как большевизм навязывается СССР, и является важным фактором Великой Отечественной войны. Учащимся необходимо знать о разнообразии внутри Империи.

• Из арктической тундры севера с богатыми месторождениями полезных ископаемых через Степь в богатые сельскохозяйственные угодья.
• Расположение и значение Уральских гор, южных нефтяных месторождений и плодородных сельскохозяйственных угодий.
• Естественные гавани России и проблемы, связанные с их расположением.
• Плюс тот простой факт, что Россия — это не один народ, а множество культур, которые попали под власть России или Советского Союза.

Этнические группы в Российской империи

Этнические группы в Российской империи

Как отмечалось выше, важно, чтобы учащиеся понимали многообразие Российской империи. Важна не только физическая география, но и культурное разнообразие. На приведенной выше карте показаны основные этнические группы империи около 1900 года.

Вопросы о разнообразии внутри Российской империи.

1. Какие проблемы ставит перед правительством этническое разнообразие Империи?
2. В мире, где еще не было онлайн-переводов, насколько легко было бы быстро распространять и понимать политики, законы и важные объявления по всей империи?
3. Какого отношения высшие русские дворяне к нерусским по национальности элементам империи ожидают студенты? Как это может повлиять на политику? Какими локальными или региональными ответами могут быть эти политики?

По сути, эти вопросы предлагают учащимся подумать, как и почему проводилась политика русификации, а также выяснить возможные последствия этой политики.Если учащиеся смогут сами установить основы, они гораздо легче поймут сложности такой политики и ее политические последствия.

Русификация

Рост империи сопровождался попытками русификации культуры. Языки и обычаи часто извращались. Это было разработано, чтобы усилить контроль России, привязать население к царю и позволить системам воспроизвести полный и разнообразный спектр российской имперской системы. Подобная политика использовалась многими имперскими державами на протяжении многих лет: так делали римляне, так же поступала и Британская империя.

Природные ресурсы Российской империи.

Природные ресурсы Российской империи/СССР

Огромные размеры Российской империи означали, что она имела доступ к широкому спектру природных ресурсов. В дополнение к тем, что показаны на этой карте, в Империи есть множество видов древесины, которые можно было заготавливать в лесу, и огромные, которые подходили для определенных видов сельского хозяйства.

Вопросы о природных ресурсах России.

1. Большая часть производственной базы и населения Российской империи в 1900 году находилась к западу от Уральских гор, в Европе.С какими проблемами столкнется российская промышленность при получении необходимого сырья?
2. Грубо говоря, какая часть российских месторождений полезных ископаемых находилась за Полярным кругом? Почему это проблема? Как можно преодолеть эти проблемы?
3. Богатые месторождения полезных ископаемых в Российской империи дают возможность получать прибыль за счет экспорта. Почему это оказалось трудным для царского режима?

Транспорт: Российские железные дороги до 1917 года.

Ключевым фактором успеха экономики Российской империи является ее способность быстро и эффективно перевозить сырье и продукты питания.Исторически здесь использовались реки и системы, которые были изменены во время правления Петра Великого. Когда Россия вступила в индустриальную эпоху, она начала инвестировать в железные дороги. В таблице ниже показано, сколько миль путей функционировало в империи в определенные даты. Отметим, что на Транссибирскую магистраль приходится 5771 миля пути.

год	миль трека
1838	16
1855	570
1880	14208
1890	19011
1905	31 623
1917	50 403

 

Российские железные дороги в 1916 году.Источник: Википедия.

Вопросы

1. Площадь Российской империи до Первой мировой войны составляла 8,8 миллиона квадратных миль. Достаточно ли эта система охватывала Россию к 1917 г.?
2. Посмотрите внимательно на карту РЖД. Какие части империи не были обслужены разразившейся войной? Почему это важно?
3. Большинство российских железных дорог и судоходных рек проходили либо с севера на юг, либо с востока от основных населенных пунктов. Только две основные железнодорожные линии связаны с Западной Европой (обе через Варшаву).Каковы экономические и военные последствия этого?

Для сравнения, в 1914 году в Великобритании было 22000 миль железных дорог. В Германии была система станций со станциями в каждом городе, а к 1914 году появились ответвления к источникам сырья. Действительно, Белая книга Германии, содержащая план Шлиффена, была посвящена быстрому развертыванию войск по сети железных дорог.

Контекст: Россия до 1914 года

Эта последовательность вопросов предназначена для того, чтобы учащиеся задумались о том, какими были обстоятельства в то время.Они используют это, чтобы лучше понять сложности российских и советских экономических, политических и идеологических теорий, политики и практики. Следующий урок знакомит с политическими структурами царской России с использованием современных источников наряду с подборкой интерпретаций.

Modern Comparisons

Сегодня Россия по-прежнему богата природными ресурсами. Полезные ископаемые, нефть и газ добываются из источников по всей стране, в том числе и за полярным кругом.Энергоснабжение Западной Европы в значительной степени основано на импорте из России с использованием трубопроводов для доставки этого сырья далеко за пределы России. На смену Российской империи пришел Советский Союз, который, в свою очередь, стал Содружеством Независимых Государств. Сейчас бывшая Российская империя/СССР – это большое количество независимых государств. Россия сохраняет большое влияние на многие из этих территорий, и по некоторым территориям остаются споры.

Ссылки

Россия и Советский Союз.Наши заметки, предназначенные для студентов GCSE, содержат обзор большей части содержания курса истории A-Level, посвященного эпохам русской революции и большевиков.

Коммунистические миры / Советские миры

Власть и общества. Масштабные эффекты

власть и общества. эффекты масштаба

Мировая история ХХ века была бы совсем другой без советского опыта, возникшего в результате дестабилизации Российской империи путем войны и революции в 1905-1918 годах.И наоборот, история России ХХ века не может быть рассказана без демонстрации коммунистической идеи, порожденной европейским рабочим движением. Советский и коммунистический миры доминировали в политической, социальной и культурной истории в определенные моменты 20-го века, особенно после 1945 года. Хотя с тех пор они исчезли — побежденные и дискредитированные как исторический тупик, — наш семинар направлен на то, чтобы наметить историю этого геополитического мировоззренческая, пространственная альтернатива и ее внутреннее и внешнее воздействие.

Семинар также знаменует собой совпадение трех историографических моментов: открытие архивов бывшего СССР и Европейского социалистического блока; обновление и разделение исследований на российском и советском пространстве, что требует критического обзора «советологии» до 1990-х годов и исследований холодной войны; и вклад глобальной, имперской и взаимосвязанной истории в переосмысление истории советского и коммунистического миров.

Этот ежемесячный семинар, в котором принимают активное участие докторанты, призван стать форумом для обсуждения последних публикаций и текущих индивидуальных или коллективных исследований.Он призван объединить историков разных поколений, открыть определенные сессии для междисциплинарных размышлений и рефлексивно рассмотреть политические и социальные вопросы, связанные с текущей международной ситуацией в России и ее европейском и азиатском окружении.

Предварительный календарь 2021-2022

1. 10.07.2021 | Пьер Фуллер (Sciences Po, CHSP), «Отслеживание транснациональных родословных маоистской социологии от Первой мировой войны до Культурной революции». Участник дискуссии: Себастьян Вег (EHESS)
2. 21.10.2021 |
   Обсуждение Йорама Горлицкого и Олега Хлевнюка, Подгосударственная диктатура.Сети, лояльность и институциональные изменения в Советском Союзе  (2020) ; Зои Аллен Мерсье (Université de Turku / CHSP), Сабина Дуллин (Sciences Po, CHSP)
3. 25.11.2021 | Жан-Франсуа Файе (Университет Фрибурга), «La Croix face à l’Étoile rouge: гуманитарный и коммунизм ХХ века»
4. [ Сессия отложена ] 
   Autour de la parution de The Russian Revolution in Asia  (Routledge, 2021) с редакторами Наоко Симадзу (NSU), Рэйчел Лин (Университет Эксетера), Сабин Даллин (Sciences Po, CHSP) , Этьен Пейра (Sciences Po Lille) и авторы тома.
5. 27.01.2022 | Алиса Шабловская (Париж 3 / ЧСП), «Октябрьская революция на историческом турнире в ирано-русских отношениях»
6. 02.10.2022 | Обсуждение Марии Тодоровой. Воображая Утопию. Затерянный мир социалистов на задворках Европы  (2020), Аксель Беллаиш (Парижский университет, ИКТ), Марион Лабе (Парижский университет, ИКТ)
7. 17.03.2022 | Джульетта Кадио (CERCEC, EHESS). «Une société de voleurs. Propriété et socialisme en URSS»
8. 04.07.2022 | Сандрин Котт (Женевский университет).»Le développement en guerre froide et les mondes socialistes»
9. 05.12.2022 | Елена Смирнова (Парижский университет, ИКТ). «Philosophies entre la France et l’URSS (1956-1985). Распространение текстов и практики перевода»
10. 06.10.2022 | Путешествие в докторантуру

Календарь 2020-2021

<>

1. 10.01.2020 | Сюзанна Шаттенберг (Бременский университет, приглашённый профессор CHSP), «Странная история архива Научно-исследовательского центра восточноевропейских исследований в Бремене и семи диссидентов, протестовавших на Красной площади против вторжения в Прагу в августе 1968 года» / Intervention par Увеличить.Дискутантка: Анна Сидоревич (ЧСП)
2. 11.05.2020 | Од-Сесиль Монно, «Правосудие кочевников, правосудие кочевников: интерпретатор трансформации судебной практики в советском Казахстане и Киргизии (1921–1939)». Дискутант: Камиль Буат (CHSP)
3. 12.03.2020 | Пейдун Сун (приглашенный профессор CERI), «Сила голоса: производство и распространение «девяти комментариев» КПК в условиях китайско-советского раскола». Дискутантка: Юйцин Цю (CHSP). [Cette séance était initialement prévue le 26.11.2020]
4. 12.10.2020 | Эммануэль Жусс (CHSP), «Турский конгресс (декабрь 1920 г.), объект транснациональной политической истории коммунизма (автор номерного журнала Mil neuf cent sur le congrès)».Дискутант: Марион Лабе (Парижский университет, ICT и Università degli studi di Roma II Tor Vergata) 
5. 21.01.2021 | Стивен Ловелл (Королевский колледж Лондона), «Михаил Горбачев и советская парламентская традиция». Дискутант Марк Лазар (CHSP).

6. 02.04.2021 | Батшеба Демут (Университет Брауна), «Ценность жира: советский китобойный промысел и холодная война». Дискутантка: Надин Хей (Свободный университет Берлина)

7. 03.11.2021 | Кристен Годси (Пенсильванский университет, приглашенный профессор CHSP), «Соперничество полов и сверхдержав: права женщин и соревнование в период холодной войны в Организации Объединенных Наций, 1968–1989».Дискутант: Юстина Смалките (CHSP)

8. 25.03.2021 | Сёрен Урбански (Немецкий исторический институт в Вашингтоне), «За пределами степной границы: история китайско-российской границы». Дискутант: Сабина Даллин (CHSP)

9. 15.04.2021 | Люба Юргенсон (Университет Париж IV Сорбонна), Клаудия Пьералли (Университет дельи Студи ди Флоренция), «Зеркало Гулага во Франции и Италии»: Французские и итальянские культуры сталкиваются с советскими репрессиями 1917–1987 годов.Дискутант: Фредерик Лейхтер-Флак (CHSP)

10. 06 или 20.05.2021 | La journée de l’Ecole de la Recherche.

Календарь 2019-2020

1. 17.10.2019 | «Гарант мира, реставратор Государства, étendre la Nation: Forces armées et territoires frontaliers au sortir de la guerre en Tchécoslovaquie»
2. 11.07.2019 | «L’Art Soviétique dans les pays occidentaux dans les Années 1920 и 1930: Faire ressortir le Visage Artistique de l’URSS?»
3. 21.11.2019 | «Une souveraineté des marges.Возрождение политического национализма среди диаспор (1980–2000 годы)»
4. 12.12.2019 | Дискуссия, автор под номером 133–134, посвященный обзору материалов по истории нотр-темпа, «Германско-советский пакт и балтийский регион»
.
5. 23.01.2020 | «Имперское право и русский суверенитет в действии в Казани»
6. 30.01.2020 | «Суверенный конкурс в государстве на Тайване, ноги гражданской войны между коммунистами и китайскими националистами»
7. 02.06.2020 | ««Человек, живущий на земле, который живет в Австралии»: поведение, обычаи и отношения на территории Северной Сибири (1905–1990)»
8. 27.02.2020 | «Оплот атеизма».Les libres penseurs prolétariens européens et la défense de l’URSS в годы 1920-1930-х годов»
9. 03.12.2020 | «Политика и обычаи dépaysement judiciaire en Asie Centrale Soviétique, Années 1920-1930»
10. 23.04.2020 | «Изобретение глобальной окружающей среды и интернационализация науки, кулон la guerre froide»
11. 05.14.2020 | «Симбиотические империи в Северо-Восточной Азии: опиумная экономика на российско-китайском пограничье, 1890–1930-е годы»

Русификация/советизация — ЭГО

При царской и советской власти соответственно русификация и советизация были направлены на обеспечение государственного контроля над разнообразным населением.Российская империя редко пыталась культурно ассимилировать различные этнические группы, жившие при царском правлении, а после 1917 года советизация более амбициозно стремилась к тотальному преобразованию человеческого существования. Хотя советизация никогда открыто не выступала за культурную ассимиляцию, она предполагала, что советские граждане будут использовать русский язык в качестве основного «всесоюзного» языка, и ожидала, что советские граждане будут вести «современный» образ жизни, который часто опирался на российские модели. В конце концов, распространение русской культуры по СССР и, в меньшей степени, по Центральной и Восточной Европе после 1945 г. не породило новой советской идентичности.Действительно, нерусские использовали в своей борьбе за политическую независимость риторику освобождения и национального самоопределения, которую поддерживало советское руководство.

Введение

В последние десятилетия резко возросло количество исследований «национальной политики» в Российской империи и СССР. Этот взрыв интереса к «этническим меньшинствам» или «национальным меньшинствам» под властью Санкт-Петербурга и Москвы привел к существенному пересмотру концепций русификации и советизации.Однако следует отметить, что эти концепции, хотя и имеют общие аспекты, далеко не идентичны, несмотря на распространенную тенденцию, особенно в бывших нероссийских советских республиках и странах-сателлитах Восточной Европы, рассматривать национальную политику после 1917 г. как прямое продолжение имперская русификация, которую я определяю ниже. Фактически, я утверждаю, что, хотя советизация не подразумевала строгого принуждения населения к принятию русского языка и культуры, на практике процесс советизации между 1917 и 1991 годами был гораздо более успешным, чем царская русификация в распространении русского языка и русских культурных норм. .Следует также отметить, что как до, так и после 1917 г. русификацию и советизацию часто считали неразрывно связанными с модернизацией, особенно в отношении азиатских частей империи. Среди сфер, наиболее затронутых русификацией, были политика, управление и образование, хотя русский язык становился все более доминирующим в экономической сфере и к концу девятнадцатого века. Советизация представляла собой попытку трансформировать все стороны жизни от религии и культуры до социальных и гендерных ролей и даже повседневной речи, правовых норм и сельского хозяйства.

Понятия и определения

Почти два поколения назад Эдвард К. Тейден (1922–2008) выделил три отдельных вида русификации, которые до сих пор часто не различались исследователями: незапланированная, административная и культурная. Незапланированная русификация относится к принятию русского языка и культуры нерусскими в процессе более или менее добровольной культурной ассимиляции с преобладающими нормами. Такая ассимиляция действительно приветствовалась русским имперским правительством, особенно в отношении так называемых «отсталых» неевропейских этносов.Административная русификация относится к возрастающей централизации российской имперской бюрократии, которая продолжалась, по крайней мере, со времен правления Николая I (годы правления 1825–1855). Централизация и «стандартизация» в Российской империи неизбежно подразумевали сильную степень русификации, поскольку русский язык был языком имперской бюрократии и, таким образом, имел приоритет над всеми другими языками. Наконец, культурная русификация относится к преднамеренной политике, направленной на культурную ассимиляцию нерусских, то есть на превращение поляков, узбеков и других нерусских в русских.Хотя российские власти, отражающие ценности эпохи, не слишком уважали культурное разнообразие, они также были слишком консервативны, чтобы проводить согласованные кампании по ассимиляции нерусских. Заметным исключением были белорусы и украинцы, хотя имперское правительство в любом случае считало их подкатегориями русской нации.

Советизация заключалась не только в распространении русского языка и европейского, т. е. русского, образа жизни.Его лучше всего рассматривать как форму «модернизации», которая включает в себя такие процессы, как индустриализация, урбанизация и рост государственного вмешательства в повседневную жизнь, от всеобщего образования до военной службы и государства всеобщего благосостояния. Модернизация неизбежно влечет за собой рост бюрократии в гражданской, военной и экономической сферах, а бюрократия лучше всего функционирует на общем языке. Общим языком, связывавшим воедино весь СССР, был, конечно же, русский язык. Таким образом, любой нерусский, желающий сделать карьеру за пределами своей родной республики, должен был хорошо знать русский язык.Таким образом, советизация наверняка повлекла за собой русификацию. Действительно, СССР добился гораздо большего успеха в распространении знания русского языка, чем Российская империя. Однако, выходя за рамки простого использования языка, советизация стремилась создать совершенно новую, неэтническую идентичность: нового советского человека. Это новое и высшее существо будет прогрессивным, образованным, научным и, конечно, будет говорить по-русски либо как на родном, либо как на втором языке. Кроме того, советизация требовала, чтобы к женщинам относились как к абсолютно равным партнерам в строительстве социализма.В то же время верующих, крестьян и кочевников, как правило, очерняли как «пережитки» более ранней, менее прогрессивной эпохи.

Русификация: теория и практика

Принято считать, что эпоха русификации началась с подавления в Петербурге «январского восстания» 1863 года. Однако можно проследить его корни, по крайней мере, до правления Николая I, который настаивал на использовании русского, а не французского языка во внутренней правительственной переписке. Может показаться, что введение термина «официальная национальность» давним министром просвещения Николая I графом Сергеем Уваровым (1786–1855) [] предвещало политику русификации.Некоторые даже видели в известной тройственной формуле Уварова «православие, самодержавие, народность» потенциальную основу для националистической программы. ¹ Однако трудно принять эту точку зрения безоговорочно. Ведь «национальность» была последней и наиболее расплывчато определенной из трех уваровских опор империи. В некоторых случаях использование термина «национальность», казалось, подразумевало, что это было просто логическим следствием первых двух понятий, то есть, что настоящие русские исповедовали христианскую православную веру и были верны царю.Один важный аспект официальной национальности указывает на самооценку Российской империи: ее полное игнорирование нерусских. Хотя цари, очевидно, осознавали, что они управляют множеством национальных групп, это знание не проникало очень глубоко в русское сознание и имперскую политику, за исключением периодов кризиса. Таким образом, именно сами этнические русские стали первой целью «русификации», поскольку они не смогли идентифицировать себя с современными представлениями о нации и определили себя в первую очередь или исключительно как православные христиане.Только после польского, или, точнее, польско-литовского восстания 1863 года, русификация белорусов и украинцев, которых в то время чаще называли «малороссами», стала неотложной задачей. ²

В русском языке можно провести различие между этническим русским ( русский ) и русским в качестве административного или географического маркера ( русский ). И Российская империя, и современная Российская Федерация используют прилагательное Российская , в то время как большинство жителей Москвы описали бы свою этническую принадлежность и язык, на котором они говорят, как русский .Однако это различие очень часто не соблюдалось на практике. Так, первый генерал-губернатор Туркестана Константин Кауфман (1818–1882) просил похоронить его в ташкентской земле. Слова Кауфмана указывают на более общую тенденцию: русские администраторы были склонны рассматривать и называть страну, которой они управляли, этнической русской или предполагать, что однажды она ею станет. Следовательно, среди царских администраторов можно обнаружить «идеал русификации» по крайней мере с 1860-х гг. ³

Смерть Николая I в разгар Крымской войны знаменует собой важный поворотный момент в истории России. Хотя даже сам Николай осознавал слабости российской государственной структуры и беспокоился об аморальности крепостного права, он был слишком консервативен и боялся перемен, чтобы вмешиваться в систему, унаследованную от его предков. Новый царь 1855 г., Александр II (1818–1881), не мог занять такой пассивный курс. Поражение русских армий в Крыму обнажило глубокую слабость российских экономических, социальных и политических структур.Даже консерваторы признали необходимость серьезной реформы. Безусловно, главной целью этой реформы было русское крестьянство, но более крупной целью Великих реформ 1860-х и 1870-х годов было создание более сильного, более современного и более централизованного российского государства. Эта тяга к современности неминуемо повлияет — скорее всего, негативно — на нерусских. ⁴

Вспыхнувшее в январе 1863 г. в Варшаве восстание, которое имперские власти предпочитали называть «мятежом» ( миатеж ), продемонстрировало расхождение в понятиях «законного правления» между нерусскими – в данном случае поляками и литовцами. – и имперские власти.С точки зрения повстанцев, Санкт-Петербург нарушил соглашение, закрепленное в польской конституции, дарованной царем Александром I в 1815 г., и должен по праву вернуться к этому документу. Для официальной России конституция 1815 г. была мертвой буквой; Польские культурные различия можно было терпеть, но только постольку, поскольку эти различия не нарушали имперскую целостность. Географическое положение польской территории между центром России и Германией делало устранение любых возможных сепаратистских угроз еще более важным. ⁵

Основные контуры политики русификации сложились к концу 1860-х гг. В этом регионе это была в первую очередь антипольская политика, направленная на уменьшение польского и католического влияния, двух понятий, которые в значительной степени считались синонимами. Однако эта политика не ставила целью полное искоренение польской культуры, поскольку Санкт-Петербург осознавал, что это нереалистичная цель. Более того, имперская бюрократия и царь были слишком консервативны, чтобы желать массового перехода людей из одной национальности или религии в другую.Исключения из этого правила поучительны. Российский историк Михаил Долбилов показал, что среди местных администраторов в этнически смешанных «Северо-Западных губерниях», соответствующих современным Беларуси и Литве, были попытки поощрения массовых обращений. ⁶ Такие попытки, однако, не были решительно поддержаны центральными властями и не имели длительного эффекта.

Следует отметить заметную разницу между «западными губерниями», где поляки составляли меньшинство и преобладали только среди городского и землевладельческого сословия, и бывшим Королевством Польским, официально переименованным в «Вислинскую землю». , где население в подавляющем большинстве составляли поляки.Имперские власти заявили, что западные губернии, примерно соответствующие сегодняшним Белоруссии, западной Украине и Литве, были «древнерусской землей», где на протяжении веков селились поляки. Следовательно, польская культура, например, в Вильно или Киеве должна была активно противодействовать. ⁷ В преобладающе этнической польской Вислинской земле — название, которое почти не использовалось даже официальными лицами в течение десятилетий после 1863 года — однако его считали достаточным для защиты прав меньшинства русских и отражения угрозы сепаратизма.Имперские власти стали рассматривать образование, особенно выше начального уровня, в имперском контексте. Решение закрыть польскоязычную школу Szkoła Główna («Главная школа») в Варшаве и заменить ее имперским русскоязычным учебным заведением имело смысл в этом контексте, хотя многие поляки по понятным причинам придерживались другого мнения.

Страх перед угрозой польского влияния — страх, который был всепроникающим и сильным среди русских администраторов и националистов — был особенно острым в отношении двух групп населения, считавшихся ветвями русской нации: белорусов и украинцев.Хотя сегодня эти группы обычно воспринимаются как самостоятельные нации, немногие русские и еще меньше русских администраторов в конце девятнадцатого века видели их таковыми. Русские администраторы видели четкий выбор между тем, чтобы эти в основном крестьянские народы были ополячены и потеряны для русской нации, или были «спасены» за счет энергичных действий по укреплению своей русской и православной идентичности. Российский историк Алексей Миллер утверждал, что политике после 1863 года, направленной на включение украинцев в российскую нацию, серьезно мешала слабость российского имперского государства.Когда к украинцам пришла современная национальная идентичность (для большинства только в ХХ веке), она находилась в противопоставлении и полякам и русским. ⁸ С белорусами сложнее. Неспособность создать значительный штат национальных активистов — в отличие от украинского или литовского примеров — означала, что белорусы были гораздо более восприимчивы к русификации, хотя этот процесс происходил в основном после 1917 года. ⁹

Импульсы русификации и централизации шли рука об руку.Наиболее отчетливо это видно на примере политики в отношении автономного Великого княжества Финляндского и прибалтийских провинций Эстляндии, Курляндии и Ливонии. Финляндия пользовалась значительной степенью внутренней автономии с тех пор, как она была включена в состав Российской империи в 1809 году. В большинстве случаев Финляндия вела свои внутренние дела на шведском (а позднее и на финском) языке, со своей валютой, юридическим кодексом и тарифы. С 1890-х годов имперские власти начали сокращать финскую автономию, отменив отдельную финскую почтовую службу в 1890 году и работая над согласованием финской и российской правовых систем.В 1898 году Санкт-Петербург приступил к амбициозной программе русификации финских учреждений, направив для проведения этой политики нового генерал-губернатора Николая Ивановича Бобрикова (1839–1904). Результат был катастрофическим. До сих пор лояльные финны выступали против навязывания русских бюрократов и использования русского языка в своих учреждениях. Попытка программы русификации Бобрикова завершилась его убийством молодым финном в 1904 году.Санкт-Петербург от продолжения кампании по русификации. Дальнейшие планы по сокращению финской автономии были представлены незадолго до 1914 года, но так и не были реализованы полностью. ¹⁰

В прибалтийских губерниях, где помещики традиционно говорили по-немецки, а крестьяне говорили по-эстонски или по-латышски, усилия по русификации 1880-х годов были сосредоточены на ослаблении власти местных немецких элит. По иронии судьбы, для этого российское правительство поощряло или, по крайней мере, благосклонно терпело развитие латвийских и эстонских культурных учреждений.В то время как немецкий университет в Дерпте (ныне Тарту, Эстония) был преобразован в русский «Юрьевский» университет в начале 1890-х годов, начальные школы, использующие эстонский и латышский языки обучения, допускались. Ослабив традиционные немецкие привилегии в этих провинциях, российское правительство невольно подорвало свою собственную позицию архиконсервативного государства, зависящего от традиционных элит. Вновь активизировавшиеся латышское и эстонское национальные движения вряд ли, если бы у них был выбор, поддержали бы дальнейшее существование Российской империи. ¹¹

В течение XIX века Российская империя расширилась за Кавказские горы и, особенно с 1860-х годов, в Среднюю Азию. В Закавказье проживало большое количество самых разных национальностей, от чеченцев-мусульман и азербайджанцев до армян-христиан и православных грузин. ¹² Центральная Азия была почти сплошь мусульманской, но домом для различных наций, кочевых народов и оседлых городских культур. Серьезных усилий по русификации местного населения ни в Закавказье, ни в Средней Азии не предпринималось.Действительно, генерал-губернатор Туркестана Кауфман категорически запретил любые попытки обращения в свою веру среди местных мусульман, опасаясь, что такие усилия будут неэффективными и могут спровоцировать сильную оппозицию. В то же время кажется очевидным, что российские администраторы разделяли отношение к азиатам и мусульманам, преобладавшее среди европейцев в целом и определявшее их как отсталых и обреченных историей на постепенное исчезновение. Однако мало что было сделано для ускорения этого процесса. В целом русские в Средней Азии жили обособленно от местных мусульман, и эти две группы имели мало прямого влияния друг на друга. ¹³

Большое еврейское население Российской империи труднее классифицировать с точки зрения русификации. Имперские власти, как и многие прогрессивные евреи, отвергли идиш как «жаргон», непригодный для современного мира. Таким образом, имперские власти открыли три «раввинских школы» в Вильно и Житомире на западе Украины в 1850-х годах. Польская «раввинская школа» уже была открыта в Варшаве в 1826 году. Впоследствии она была закрыта российскими властями в 1863 году.Целью этих учреждений была модернизация и, за исключением учреждения в Варшаве, русификация евреев империи. Выпускников этих школ долгое время изображали как застрявших между русским и еврейским мирами, которым ни тот, ни другой не доверяют. Безусловно, возрастающее влияние русской культуры на евреев в империи нельзя отрицать. ¹⁴ По иронии судьбы именно этот класс русскоязычных прогрессивных (или радикальных) евреев вызывал беспокойство у имперских властей.Учитывая значительные правовые ограничения, в которых жили российские евреи, неудивительно, что немногие поддерживали нереформированную Российскую империю. Таким образом, самое позднее к 1870-м годам российские власти стали ассоциировать молодых, образованных, русскоязычных евреев с подрывной деятельностью, демонстрируя, что культурная русификация не обязательно означает создание лояльных подданных царя. ¹⁵

Советизация: политика, модернизация и культура

Революции 1917 года, положившие конец царскому правлению и приведшие к власти коммунистов, изменили почти все аспекты жизни бывших подданных царя, населявших теперь первое в мире социалистическое государство.Это включало национальную политику. Хотя вряд ли можно говорить о «национальной политике» как о едином, последовательном своде законов и директив при царской власти, большевики серьезно задумывались над национальным вопросом еще до 1917 года. Среди их первых декретов были декреты, направленные против нерусских внутри Российская империя, обещающая уважать и поддерживать культурное развитие и даже обещающая независимость или «национальное самоопределение», если это окажется желанием рассматриваемой нации. ¹⁶ На практике, конечно, коммунисты склонны были видеть в подобных требованиях независимости явное свидетельство реакционного «буржуазного национализма»: и в Прибалтике, и в Финляндии только после решающего поражения Красной Армии и их союзников, что Москва отказалась от своих претензий на эти территории. В основе коммунистического отношения к национальности лежала непростая напряженность, даже противоречие. С одной стороны, разнообразие национальных культур приветствовалось и лелеялось, особенно в 1920-х годах, но в меньшей степени продолжалось до распада СССР.С другой стороны, когда казалось, что местные коммунистические элиты (например, белорусская, узбекская, карельская и т. д.) преследуют интересы, отличные от интересов Москвы, наказание не замедлило последовать. Таким образом, национал-коммунистические элиты, взращенные Москвой в 1920-е годы, были в значительной степени уничтожены чистками конца 1930-х годов.

Советизация была гораздо больше, чем национальная политика: она предусматривала создание совершенно нового типа человека. Когда мы смотрим на изображения этого нового советского человека в советской литературе или образах, он (а иногда и она) обычно изображается как современный человек с европейскими чертами.Хотя в этой иконографии фигурируют и экзотические советские граждане в пестрых одеждах, но именно как экзотические, колоритные, исключительные личности. «Стандарт», или норма, вытекающая из этих изображений, явно европейская и русская. Это иллюстрируется плакатом 1938 года, на котором ряд людей, представляющих разные национальные группы, маршируют вперед с высокими знаменами с надписью «Привет великому Сталину» на нескольких языках. Однако только мужчина с русскоязычным знаменем соответствует классическим изображениям рабочего в матерчатой ​​фуражке и куртке. ¹⁷ У коммунистов были очень определенные представления о правильном и неправильном, прогрессивном и реакционном. Следуя Марксу, они отдавали предпочтение городскому промышленному развитию и, таким образом, считали традиционные аграрные культуры — и тем более кочевые общества — историей обреченными на вымирание. Вопрос заключался в том, какие аспекты этих культур можно «спасти»? Официальная советская политика утверждала, что определенные культурные особенности, язык, народные сказки, танцы и т. д. будут активно сохраняться. Фактические исторические данные показывают, что влияние советской власти на культуры более мелких и «менее развитых» – т.е.е., неиндустриальные, сельские и дописьменные — этносы были менее благоприятными. ¹⁸

Хаос первых лет советской власти препятствовал выработке какой-либо последовательной политики в отношении национальности. Если Народный комиссариат по делам национальностей ( Наркомнац ) был создан уже в 1917 году, то создание СССР как откровенно многонационального государства произошло только в декабре 1922 года. Название страны не имело никакого этнического обозначения и обещало быть союзом равноправных национальностей. связаны социалистической идеологией.Были «союзные республики» для самых крупных национальных групп и автономные республики, области и районы для более мелких национальностей. Каждая союзная республика имела свою столицу, парламент и, за одним исключением, свою коммунистическую партию. Исключение составляла Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР). Безусловно, самая крупная из союзных республик с 72 процентами населения и 90 процентами территории СССР в 1923 году, в республике не было своей коммунистической партии, но, конечно, центральных органов ВКП(б) Союза находились в Москве. ¹⁹

Революция и построение социализма, а затем и коммунизма имели приоритет во всех политических соображениях. В то же время Ленин прекрасно осознавал необходимость избегать открытого «великорусского шовинизма», в котором он обвинял Сталина (1879–1953) прежде всего по тактическим соображениям. Нерусских надо было убеждать, что СССР не просто «красная версия» Российской империи. На самом деле это не так. Дальнейшее существование различных национальностей, языков и культур не только допускалось, но даже поощрялось и субсидировалось советским государством.«Национальные культуры», разработанные коммунистами, должны были быть прогрессивными, более или менее атеистическими и, особенно с 1930-х годов, не антироссийскими. ²⁰

Даже когда установление административных границ по этническому признаку противоречило экономической логике, этническая принадлежность, как правило, брала верх над экономическими соображениями. Заимствуя метафору литовского коммуниста Юозаса Варейкиса (1894–1939), российско-американский историк Юрий Слезкин описал СССР как «коммунальную квартиру», в которой у каждой национальной группы была своя «комната». ²¹ Безусловно, не все «комнаты» были одинакового размера или важности. Следует, однако, отметить, что до самого конца своего существования СССР оставался, хотя бы на словах, но и во многом практически, привержен идее культурного разнообразия. Русская культура была, конечно, primus inter pares , но нерусскому языку и культуре всегда отводилось определенное пространство.

Советская национальная политика в 1920-е годы описывалась в то время термином коренизация , или «коренизация».Эта политика имела два основных аспекта. С одной стороны, он стремился сделать советскую власть привлекательной для нерусских, представляя ее на их родном языке и давая им стимулы для участия в новой политической системе. С другой стороны, оно стремилось ускорить культурное, экономическое и политическое развитие нерусских народов. Историк Терри Мартин охарактеризовал СССР того периода как первую в мире «империю позитивных действий», затрачивавшую значительные государственные ресурсы на то, чтобы привлечь нерусских к социалистическому мейнстриму. ²² Амбициозные советские программы кодифицировали этнические различия, создали письменные версии среднеазиатских языков и создали отдельные административные единицы по этнолингвистическому признаку, т. е. союзные и автономные республики, области и округа , упомянутые выше.

Коренизация работала на нескольких уровнях. На местном уровне это означало, что родные языки использовались в школах, судах и местных партийных ячейках. Однако во многих случаях это требовало написания новых учебников, подготовки учителей на татарском, казахском или белорусском языке или даже установления письменной формы языка.Поскольку русские и русскоязычные евреи составляли такой большой процент коммунистов по всему СССР, особое предпочтение должно было отдаваться нерусским, заинтересованным в вступлении в партию. Эти льготы распространялись также на заполнение должностей в республиканской коммунистической иерархии, партийных должностях и на работу в целом, включая руководителей заводов, школ и других учреждений. Дело в том, что представители «титульной национальности» (т. е. украинцы в УССР, казахи в Казахской ССР и т.) были привилегированными, что неизбежно означало, что одинаково квалифицированные русскоязычные будут обойдены для продвижения по службе, трудоустройства и тому подобного. Этот факт свободно отмечался и признавался, но русскоязычных коммунистов призывали пойти на эту жертву для партии. В любом случае, у них не было выбора. Поскольку русские составляли большинство членов коммунистической партии почти во всех республиках, существовала опасность, что русские коммунисты будут казаться местному населению просто новой версией российских администраторов до 1917 года.

Поощрение этнического партикуляризма выявило и основное противоречие или ошибочность коренизации . Политика предполагала, что национальные меньшинства, если им будет предоставлена ​​значительная свобода развития своих языков, культуры и национальных элит, будут включены в советскую систему и признают прогрессивный и позитивный характер советского социализма. Представление о том, что национально-культурное развитие и социалистическое строительство могут быть в ряде случаев противоречивыми или противоречащими друг другу процессами, либо вообще не рассматривалось, либо отвергалось как непонимание «правильного» культурного развития.Однако уже в 1923 г. видный татарский коммунист Мирза Султан-Галиев (ок. 1892–ок. 1939) был арестован за «национальное отклонение», то есть за то, что интересы своей национальной группы ставили выше интересов партии. и СССР в целом. В последующие годы обвинение в «султангалиевщине» было выдвинуто против ряда нерусских коммунистов, обычно заканчивавших свою карьеру, а нередко и жизнь. В то время как генеральная линия партии коренизации и популяризации национальных культур оставалась в силе еще десять лет, судьба Султан-Галиева показала, что конфликт интересов между Москвой и нерусскими коммунистами действительно может быть.

К концу 1920-х гг., особенно в условиях почти полного захвата Сталиным власти в партии, возникло несколько случаев, свидетельствующих о расхождении интересов между московскими и местными элитами. Сталин осознавал, что поощрение местных элит и местных культур может легко дать возможность бросить вызов центральной власти, то есть его собственной власти, и жестко отреагировал на «буржуазных националистов» в различных республиках СССР. В 1930-е годы нерусские коммунисты чаще всего подвергались арестам или казням.

Политика коренизации так и не была официально завершена, но на практике в 1930-х годах она была заменена более открытой централизацией и более открытой русификационной программой. Коллективизация начала 1930-х годов особенно сильно ударила по нерусским, а именно по украинцам и казахам. На Украине принято считать, что «голодомор» 1932 и 1933 годов был спланирован Москвой как геноцид украинского народа. Немногие западные историки могут безоговорочно принять этот тезис.Казахи, например, в 1932/1933 гг. погибали еще чаще. Аналогичные условия голода царили и в этнических русских районах Урала и Северного Кавказа. Однако кажется очевидным, что голод был усугублен — хотя и не полностью создан — Москвой и что он использовался как инструмент против тех регионов, которые сопротивлялись коллективизации. В целом 1930-е годы следует рассматривать как переломный период советизации. Разгром крестьянства, связанный с коллективизацией, означал, что, несмотря на свою многочисленность, сельские жители Советского Союза всегда были гражданами второго сорта, не вполне вписывавшимися в советский проект.Этот факт также означал, что преимущественно крестьянским национальностям, таким как, например, белорусы, было гораздо труднее защищать и увековечивать свою культуру, чем национальным группам, обладавшим сильной городской элитой. ²³

Важнейшие события Второй мировой войны (1939–1945 гг.) оказали глубокое влияние и на отношения между русскими и нерусскими национальностями. Первоначально, когда СССР был еще союзником нацистской Германии, прибалтийские республики Эстония, Латвия и Литва, а также некоторые территории Румынии, которые позже вошли в состав Молдавской ССР, были аннексированы Советским Союзом.После начала вторжения нацистской Германии в Советский Союз в июне 1941 года ряд национальностей, которых Москва считала подозрительными, были арестованы и депортированы на восток, в основном в Казахстан. Среди этих групп были немцы, чеченцы и крымские татары. ²⁴ Советская пропаганда во время Второй мировой войны была удивительно свободна от коммунистической идеологии. Вероятно, на самом известном плакате того периода изображена материнская славянка, одетая в красное, стоящая на фоне штыков, держащая в правой руке документ с надписью «Военная присяга» и манящая, с надписью «Мать-Родина зовет!» Художник был, однако, не русским, а грузином: Ираклием Тоидзе (1902–1985).Во время войны с Германией у советских писателей и художников стало модным восхвалять русское прошлое. Внезапно военачальники, такие как Михаил Кутузов (1745–1813) и Александр Невский (ок. 1220–1263), и даже такие самодержцы, как Петр I (1672–1725) и Иван Грозный (1530–1584), были переосмыслены в положительном ключе. . Тонко и не очень, этот период стал свидетелем значительного прогресса в реабилитации досоветского российского империалистического прошлого, которое теперь изображалось в более прогрессивном свете. ²⁵

После победы Сталин 24 мая 1945 года произнес знаменитый тост «за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа». В то время как предыдущее поколение советизации подчеркивало множественность культур, теперь такие заявления превратились в пустые слова или относились только к местному уровню. Тот, кто хотел добиться успеха на общесоюзном уровне, безусловно, мог сохранить нерусскую идентичность, но при этом должен был полностью освоиться в русской культуре. Кроме того, теперь существовало почти полное нежелание критиковать — по крайней мере, публично — какие-либо аспекты русской культуры или правления Кремля.Спустя более чем поколение после смерти Сталина заявление Эдуарда Шеварднадзе (1928–2014), высокопоставленного партийного деятеля из Грузии, впоследствии прославившегося как горбачевский министр иностранных дел, было симптомом этого русоцентризма: «Товарищи! называется страной солнца. Но для нас истинное солнце восходит не на востоке, а на севере, в России: это солнце ленинских идей». ²⁶

Однако русоцентризм вышел далеко за рамки слов. Этнические группы, подозреваемые в сотрудничестве с немцами, были жестоко изгнаны со своей родины вскоре после ухода немцев.Не было предпринято никаких усилий для поиска реальных сотрудников; все члены подозреваемой национальной группы были схвачены и депортированы. В прибалтийских республиках и на Украине, где многие местные жители действительно сотрудничали с немцами — часто из антисоветских настроений, а иногда просто для того, чтобы выжить, — сотни тысяч были арестованы и депортированы. Во всех этих случаях высокий процент депортированных умер в пути на восток из-за жестоких условий депортации. Хотя эти аресты не были основаны исключительно на национальности, сам факт массовых арестов эстонцев, латышей, литовцев и украинцев во многом терроризировал все население и препятствовал любым явным проявлениям антисоветских патриотических настроений. ²⁷

Жестокость 1939-1945 годов в СССР и особенно в его западных районах трудно переоценить. Начнем с того, что еврейское население этой местности, исчислявшееся сотнями тысяч, было либо депортировано, либо — в подавляющем большинстве случаев — уничтожено в нацистских лагерях смерти. Гораздо меньшее, но также значительное этническое немецкое население было либо «призвано домой» нацистами в конце 1939 года, некоторые вернулись после нацистского вторжения в 1941 году, либо бежали от Красной Армии.Западная граница СССР была значительно изменена, отодвинув советскую границу примерно на одну-две сотни миль к западу. Этнический состав населения этого региона изменился еще более резко. На севере, где граница с Финляндией была отодвинута примерно на сотню миль к западу, миллион финнов предпочел бежать, чем жить под советской властью. В прибалтийских странах массовая эмиграция на запад в сочетании с массовыми арестами лишила эти народы крайне необходимого образованного руководства.В западной Белоруссии и Украине, которые были отобраны у межвоенной Польши, польский землевладельческий класс и интеллигенции проживавших там веками были арестованы, депортированы и в тысячах случаев убиты их украинскими соседями. В 1944 г. были подписаны договоры между Белорусской, Украинской, Литовской ССР и Польшей о добровольном обмене населением. Миллионы поляков покинули свои дома на территории бывшего СССР; сотни тысяч украинцев должны были переселиться из Польши в УССР.Хотя эти перемещения населения были якобы «добровольными», они проводились в атмосфере страха и насилия, что затрудняет возможность говорить о подлинном свободном выборе. ²⁸

Период во время и сразу после Второй мировой войны также стал свидетелем появления все более негативного отношения к евреям, которое и терпело, и поощрялось советскими лидерами. Наиболее известным примером этого был так называемый «Дело врачей», начатое в 1951 году, в ходе которого группа врачей, многие из которых имели еврейские фамилии, была публично осуждена за убийство Андрея Жданова (1896–1948) и других высокопоставленных лиц. — высокопоставленные советские чиновники. ²⁹ Все чаще евреи считались подозрительными, возможно, питающими симпатии к недавно обретшему независимость Израилю и/или к США, главному сопернику СССР. В то время как евреи оставались очень важными в советской культуре, экономике и управлении, быть евреем стало обузой для тех, кто стремился достичь вершины своей профессии или самых высоких постов в партии. ³⁰

С приходом Красной Армии в 1944/1945 годах советизация распространилась и на Центрально-Восточную Европу.Для многих поляков, венгров, чехов, румын и других оказалось, что одна жестокая оккупация сменилась другой. К 1948 году везде было ясно, что Москва не допустит дальнейшего существования свободной прессы, политических партий и любых антисоветских (или антироссийских) движений. В конце 1940-х годов были предприняты попытки, с предсказуемо катастрофическими последствиями, провести коллективизацию сельского хозяйства в этих странах. Плановая экономика, глубокая советизация культуры, образовательные реформы по советскому образцу появились в десятилетие после «освобождения», памятники Красной Армии и Сталину.Однако этот период краш-советизации по сталинскому образцу длился недолго. Восстания 1953 и 1956 годов в Берлине и Будапеште, а также беспорядки в Польше убедили постсталинское руководство в Кремле в том, что механический перенос советских моделей в Восточную Европу не сработает.

Так, например, в Польше была отменена коллективизация, и частное сельское хозяйство снова стало нормой. В Венгрии, особенно с 1960-х годов, малому частному бизнесу была предоставлена ​​значительная свобода действий, которая была бы невозможна в СССР.С другой стороны, даже осторожная попытка реформировать социализм в Чехословакии в 1968 г. привела к советскому вторжению, продемонстрировав, что отклонения от советской модели не могут зайти слишком далеко. Русский язык продолжал оставаться обязательным предметом в большинстве стран Восточной и Центральной Европы, хотя следует признать, что даже те, кто говорил на других славянских языках, таких как польский или словацкий, редко хорошо учили русский язык. Таким образом, советизация в Восточной Европе на практике сводилась в основном к пустым пустым словам и промосковской однопартийной системе, поддерживаемой Кремлем до конца 1980-х годов, когда вся система рухнула.

После смерти Сталина открытое преследование национальных меньшинств в СССР пошло на убыль. Однако нельзя сказать, что Никита Хрущев (1894–1971) или Леонид Брежнев (1906–1982) ввели какие-либо радикально новые концепции или политику в отношении нерусских. Официальная политика двуязычия в союзных республиках означала, что, например, уличные указатели в Вильнюсе, Ереване или Фрунзе были как на местном языке — литовском, армянском и киргизском соответственно, так и на русском.Реформа преподавания языков в советских школах в 1958 г. была направлена ​​на то, чтобы сделать русский язык «вторым родным языком» для нерусских. Британский историк Джеффри Хоскинг утверждал, что целью этого закона была «не русификация [так в оригинале], а советизация». ³¹ Однако четко разграничить эти два понятия в позднесоветский период, когда образ идеального советского человека стал так тесно отождествляться с русской культурой, представляется затруднительным. Распространение русского языка с 1960-х гг. было в основном результатом практического индивидуального выбора, т.е.д., белорусские родители отправляют своих детей в русскоязычные школы, зная, что посещение белорусской школы помешает их дальнейшему продвижению. Возможно, по иронии судьбы, даже по мере того, как знание русского языка расширялось и русскоязычные теле- и радиопрограммы транслировались по всему союзу, сопротивление советской власти все больше ассоциировалось с использованием нерусских языков. Таким образом, хотя в конечном итоге произошла значительная языковая русификация, когда многие нерусские стали свободно говорить по-русски, эта русификация не привела к советизации, поскольку многие нерусские, принявшие русский язык, стали рассматривать его как инструмент репрессивной власти.

Выводы

Ни Российская империя, ни СССР не были национальным государством. Однако и в том, и в другом случае крупнейшая национальная группа часто игнорировала другие этнические группы и рассматривала государство как свое государство. Включив белорусов и украинцев, Российская империя смогла заявить, что почти две трети ее населения составляли русские. СССР отказался от этого требования и попытался построить лояльность к государству — вот чем фактически была «советизация» — на основе терпимости к различным культурам и общей веры в социализм.Как до, так и после 1917 года вопросы национальности и языка были неразрывно связаны с другими вопросами. Сложные социальные, экономические и политические вопросы во все времена сталкивались с «национальной политикой». Русификация после 1863 г. была направлена ​​в первую очередь на предотвращение восстаний против российской власти в будущем, но в то же время надеялась на распространение русского языка среди жителей западных окраин империи, в то время как для русификации жителей Средней Азии в этот период почти ничего не делалось.

В раннесоветский период первенство русской культуры отвергалось как уродливый пережиток ушедшей эпохи.Быть советским означало верность социалистическому идеалу, на каком бы языке эта верность ни выражалась. Коренизация , или коренизация, была лозунгом первого десятилетия существования СССР. Однако вскоре Москва и Сталин начали подозревать, что усиление национального самосознания может внести противоречие, которое затормозит строительство социализма. Центральная советская власть реагировала на некоторые попытки утвердить нерусскую культуру обвинениями в «буржуазном национализме», и русская культура все больше определялась и рассматривалась как общесоюзный стандарт.Этот процесс был закреплен опытом Второй мировой войны. После 1945 года нерусские советские граждане не были лишены права говорить на родном языке и развивать свою культуру, но они должны были признать важную, всеобъемлющую роль русской культуры. Таким образом, с 1960-х годов советизация включала свободное владение русским языком, а также любым другим языком коренных народов, на котором мог говорить человек. К несчастью для советской власти, распространение русской культуры не привело к принятию советской власти, и в конце 1980-х — начале 1990-х антимосковские лозунги в Прибалтике, Закавказье и Средней Азии часто выкрикивались на прекрасном, хотя и с акцентом, русском языке. .

Теодор Р. Уикс

Приложение

Библиография

Брент, Джонатан / Наумов, Владимир П.: Последнее преступление Сталина: заговор против врачей-евреев 1948–1953, Нью-Йорк, 2003.

Брауэр, Даниэль: Туркестан и судьба Российской империи, Лондон, 2003 г.

Буттино, Марко: La Rivoluzione capovolta: L’Asia Centrale tra il crolo dell’impero zarista e la formazione dell’URSS, Неаполь, 2003.

Carrère d’Encausse, Hélène: L’Empire éclaté: La révolte des Nations en U.RSS, Париж, 1978.

.

Каррер д’Анкосс, Элен: закат империи, Нью-Йорк, 1981.

Завоевание, Роберт: Урожай печали: коллективизация и ужасный голод, Оксфорд, 1986.

Завоевание, Роберт: Убийцы наций: советская депортация национальностей, Лондон, 1970.

Крюс, Роберт: За пророка и царя: Ислам и империя в России и Центральной Азии, Кембридж, 2006.

Дитч, Йохан: Осмысление страданий: Холокост и Голодомор в украинской исторической культуре, Лунд, 2006.

Dohrn, Verena: Jüdische Eliten im Russischen Reich: Aufklärung und Integration im 19. Jahrhundert, Cologne 2008.

Долбилов, Михаил: Русификация и бюрократическое мышление в Северо-Западном регионе России в 1860-х годах, в: Критика: Исследования по истории России и Евразии 5 (2004), стр. 245–271.

Долбилов, Михаил / Миллер, Алексей (ред.): Западные окраины Российской Империи, Москва, 2006.

Эклоф, Бен и др. (ред.): Великие реформы в России, 1855–1881 гг. , Блумингтон, Индиана.1994.

Хирш, Франсин: Империя Наций: этнографические знания и создание Советского Союза, Итака, Нью-Йорк, 2005.

Хоскинг, Джеффри: Правители и жертвы: русские в Советском Союзе, Кембридж, Массачусетс, 2006.

Каппелер, Андреас: Rußland als Vielvölkerreich: Entstehung, Geschichte, Zerfall, Мюнхен, 1992.

Халид, Адиб: Политика мусульманской культурной реформы: джадидизм в Центральной Азии, Беркли, Калифорния, 1998.

Комзолова Анна Александровна: Политика самодержавия в Северо-Западном крае эпохи Великих реформ, Москва, 2005.

.

Левин, Нора: Евреи в Советском Союзе с 1917 года, Нью-Йорк, 1988.

Линкольн, В. Брюс: Великие реформы: самодержавие, бюрократия и политика перемен в имперской России, ДеКалб, Иллинойс, 1990.

Линднер, Райнер: Historiker und Herrschaft: Nationsbildung und Geschichtspolitik in Weißrußland im 19 и 20. Jahrhundert, Мюнхен, 1999.

Лундин, К. Леонард: Финляндия, в: Эдвард К.Таден (ред.): Русификация в провинциях Балтийского моря и Финляндии, 1855–1914 гг. , Принстон, штат Нью-Джерси, 1981 г., стр. 357–457.

Мартин, Терри: Империя позитивных действий: нации и национализм в Советском Союзе, 1923–1939 гг., Итака, Нью-Йорк, 2001 г.

Миллер, Алексей: Империя Романовых и национализм, Будапешт, 2008 г.

Миллер, Алексей: Украинский вопрос: Российская империя и национализм в девятнадцатом веке, Будапешт, 2003 г.

Моррисон, Александр С.: Русское правление в Самарканде 1868–1910 гг.: Сравнение с Британской Индией, Оксфорд, 2008 г.

Мурав, Гарриет: Кража личных данных: еврей в имперской России и дело Авраама Ури Ковнера, Стэнфорд, 2003.

Нахайло, Богдан / Свобода, Виктор: Советское разъединение: история проблемы национальностей в СССР, Нью-Йорк, 1990.

Натанс, Бенджамин: За гранью: встреча евреев с позднеимперской Россией, Беркли, Калифорния, 2002.

Некрич, Александр: Наказанные народы: депортация и судьба советских меньшинств в конце Второй мировой войны, Нью-Йорк, 1978.

Петровский-Штерн, Йоханан: евреи в русской армии, 1827–1917: призыв в современность, Кембридж, 2009 г.

Пьянчола, Никколо: Голод в степи: коллективизация сельского хозяйства и казахские скотоводы 1928–1934 гг., в: Cahiers du Monde Russe 45 (2004), стр. 137–192.

Пайпс, Ричард: Образование Советского Союза: коммунизм и национализм, 1917–1923 , Кембридж, Массачусетс, 1964.

Pistohlkors, Герт фон (ред.): Deutsche Geschichte im Osten Europas: Baltische Länder, Берлин, 1994.

Полвинен, Туомо: Имперское пограничье: Бобриков и попытка русификации Финляндии 1898–1904 гг. , Дарем, Северная Каролина, 1995.

Рясановский, Николай: Николай I и официальное гражданство в России, 1825–1855 гг. , Беркли, Калифорния, 1967 г.

Рясановский, Николай: Русские идентичности: исторический обзор, Оксфорд, 2005.

Родкевич, Витольд: Русская национальная политика в западных провинциях империи (1863–1905), Люблин, 1998.

Сафран, Габриэлла: Переписывание еврея: рассказы об ассимиляции в Российской империи, Стэнфорд, Калифорния.2000.

Сахадео, Джефф: Русское колониальное общество в Ташкенте, 1865–1923 гг., Блумингтон, Индиана, 2007 г.

Слезкин, Юрий: Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера, Итака, Нью-Йорк, 1994.

Слезкин, Юрий: Еврейский век, Принстон, Нью-Джерси, 2004.

Слезкин, Юрий: СССР как коммунальная квартира, или Как социалистическое государство продвигало этнический партикуляризм, в: Славянское обозрение 53 (1994), стр. 414–452.

Смит, Джереми: Большевики и национальный вопрос, 1917–1923, Лондон, 1999.

Сталюнас, Дариус: Создание русских: значение и практика русификации в Литве и Беларуси после 1863 г., Амстердам, 2007 г.

Сани, Рональд (редактор): Закавказье, национализм и социальные изменения: очерки истории Армении, Азербайджана и Грузии, Анн-Арбор, Мичиган, 1996.

Сани, Рональд и др. (ред.): Состояние наций: империя и формирование нации в эпоху Ленина и Сталина, Оксфорд, 2001.

.

Таден, Эдвард С. (ред.): Русификация в Балтийских провинциях и Финляндии, 1855–1914 гг., Принстон, Н.Дж. 1981.

Вульпиус, Рикарда: Nationalisierung der Religion: Russifizierungspolitik und ukrainische Nationsbildung 1860–1920, Wiesbaden 2005.

Week, Теодор Р.: От ассимиляции к антисемитизму: «еврейский вопрос» в Польше 1850–1914 гг. , DeKalb, Ill. 2006.

Week, Теодор Р.: Нация и государство в позднеимперской России: национализм и русификация на западных границах, 1863–1914 гг., DeKalb, Ill. 1996.

Week, Теодор Р.: Демографическая политика в Вильнюсе 1944–1947: пример спонсируемой государством этнической чистки, в: Постсоветские дела 23 (2007), стр. Хоскинг, «Правители и жертвы», 2006 г., с. 322.

Национализм в Советском Союзе

Победа Октябрьской революции и крах Российской империи усилили национальные движения среди различных национальностей, проживающих в стране. Большевистское правительство основывало свою национальную политику на принципах марксистско-ленинской идеологии. Согласно этим принципам, все нации со временем должны были исчезнуть, а национализм считался буржуазной идеологией.Однако лидеры большевиков увидели, что революционный потенциал, заложенный в национализме, может способствовать революции, и поэтому поддержали идеи самоопределения наций.

Декларация прав народа России, провозглашенная через месяц после Октябрьской революции 21 ноября 1917 г., признала четыре основных принципа:

1. равенство и суверенитет народов Российской империи;
2. право наций на самоопределение;
3. отмена всех привилегий по национальному или религиозному признаку;
4. свобода и культурное развитие национальных меньшинств (т.э., рассредоточенные народности и проживающие за пределами своих исторических территорий).

Но, после официального провозглашения принципов, советское правительство сопротивлялось реализации этих идеалов. Даже в случае с Финляндией и Польшей, чье право на независимость было признано Владимиром Лениным до революции, признание их независимости было дано большевиками неохотно, после того как несколько неудачных попыток отменить независимость. Во время советско-польской войны 1920 года большевистские лидеры пытались установить просоветское польское правительство, однако проиграли войну и тем самым не достигли своей цели.Из всех различных народов, которые беспокойно сосуществовали в Российской империи, только Польша, Финляндия и страны Балтии (Латвия, Литва и Эстония) получили независимость после Октябрьской революции. Однако страны Балтии оставались независимыми лишь до 1940 года, когда Советская Армия оккупировала их территорию.

После Октябрьской революции советские лидеры надеялись на вспышку социалистической революции во всем мире. Лидер большевиков Лев Троцкий предложил доктрину «перманентной революции», которая будет распространяться из страны в страну.Однако этому не суждено было стать реальностью. К началу 1920-х годов даже советским руководителям стало очевидно, что автономии останутся.

Конечной целью советской национальной политики было объединение всех национальных групп в универсальную (коммунистическую) империю. Однако их краткосрочные и среднесрочные стратегии были совершенно разными, поскольку они поощряли появление субимперских национальностей в надежде, что такое созревание было необходимым историческим этапом, который необходимо было пройти, прежде чем пролетарский интернационализм мог стать полностью эффективным.

международное сопротивление советскому режиму

Различные народы бывшей Российской империи считали, что крах монархии дал им шанс на независимость. Установление Советской власти в национальных республиках встретило сильное сопротивление. Российская империя имела репутацию «тюрьмы народов», поэтому национальности, только что освободившиеся от одного ига после Февральской революции 1917 года, не бросились в очередную кабалу. Но сопротивление различных народов было недостаточно сильным, чтобы отстоять свою независимость.Когда в 1918 году Украинская Народная Республика провозгласила независимость, Советская Россия начала свою агрессию против новоиспеченной страны. В результате гражданская война на Украине продолжалась более трех лет и завершилась аннексией Украины Россией.

С установлением советской власти в Средней Азии местные воинские части под названием Басмачи отвоевали эти территории у коммунистов. Осенью 1921 года большая часть восточной Бухары оказалась под контролем повстанцев-басмачей.Басмаческое движение было разделено, и отсутствие единого руководства способствовало его поражению. Но сопротивление народов Центральной Азии советскому режиму продолжалось до середины 1920-х гг.

Советский Союз был официально основан 30 декабря 1922 года. Крупнейшим народам Советского Союза разрешалось иметь собственные национальные республики, в то время как малые народы имели либо автономию, либо национальные округа на территории национальных республик и считались национальными меньшинствами.

Конституция СССР 1924 года установила различные уровни национально-территориальной автономии и двухпалатный Верховный Совет (Парламент). Совет Союза избирался по равнонаселенным избирательным округам. Совет Национальностей формировался из делегатов, избранных от национальных республик и областей, при этом каждая национально-территориальная единица имела равный статус и избирала одинаковое количество делегатов.

политика коренизации

С 1920-х до первой половины 1930-х годов основным направлением национальной политики в Советском Союзе была коренизация ).Эта политика была сосредоточена на продвижении руководящих кадров каждой страны и поддержке развития национальных языков и культур. Высшее начальство считало, что политика коренизации побудит нерусские национальности к поддержке советской власти. План имел ограниченный успех. Советское центральное правительство получило поддержку со стороны национал-коммунистов и части нерусского населения. После плохого обращения с ними в Российской империи национальные меньшинства выступали за интернационализм и национальное равенство в Советском Союзе.Политика коренизации имела долгосрочные последствия и способствовала развитию национальных культур и национального самосознания у разных народов. Так, в национальных республиках в школах и учреждениях вводились обязательные национальные языки, открывались национальные театры, печатались книги и газеты на местных языках. Однако многие народы были более или менее ассимилированы русской культурой и сопротивлялись политике коренизации. Многие родители сопротивлялись отправке своих детей в национальные школы, а в национальных республиках существовало серьезное сопротивление официальному использованию национальных языков.Коренизация была особенно сложной для русского населения национальных республик, учитывая, что они привыкли быть политически доминирующим населением в Российской империи. Кроме того, русские националисты не могли мириться со своим новым статусом равных другим национальностям Советского Союза.

Зарождение русского национализма в СССР

Со второй половины 1930-х годов национальная политика Советского Союза утратила интернационалистскую окраску.Советские лидеры повысили роль русской нации и уменьшили относительное значение всех остальных. Однако в советское время жертвами советизации стали все народы, и даже русские не были освобождены от этой политики. Крестьянские общины были уничтожены, религиозные учреждения опустошены, и даже лучшие произведения национальной литературы, музыки и искусства были запрещены за их «антисоциалистическое содержание».

Многие советские политические кампании затронули одни национальности больше, чем другие.Например, коллективизация и массовые депортации зажиточных крестьян в Сибирь опустошили Украину. Там местное население оказало более сильное сопротивление коллективизации, и советская власть насильно отобрала у крестьян весь урожай. Результатом этой политики стал страшный голод на Украине в 1932–1933 годах, унесший жизни от шести до семи миллионов человек. Другим примером было насильственное заселение кочевого населения, косившее казахов. Кроме того, чистки национальных кадров сильно повлияли на евреев.К концу 1930-х годов почти все евреи были уволены с руководящих постов в Коммунистической партии Советского Союза и в правительстве.

Во время и после Второй мировой войны советские власти поощряли рост русского национализма. В победной речи Иосиф Сталин говорил об особых качествах русского народа, добившегося победы в войне. В новом советском гимне подчеркивалась роль Великой России в создании Советского Союза. К началу 1940-х годов все руководители национальных республик и областей были лишь марионетками Москвы и демонстрировали полное подчинение общенациональной политике Советского правительства.

В то же время в Советском Союзе рос шовинизм. В официальной советской идеологии появился термин «неблагонадежные» национальности. Обвиняемые национальности подлежали депортации и коллективному наказанию на основании обвинений в сотрудничестве с нацистами. В результате этой политики немцы Поволжья, чеченцы, крымские татары и десятки более мелких народностей были депортированы с родных мест в Среднюю Азию и Казахстан. При Сталине пятьдесят шесть национальностей, в том числе около 3.5 миллионов человек были депортированы в Сибирь и Среднюю Азию.

После Второй мировой войны еврейская интеллигенция подверглась преследованиям в ходе политической кампании борьбы с «космополитизмом». Почти все, кого обвиняли в космополитизме и прозападной ориентации, были евреями. За этим обвинением последовали потеря работы и тюремное заключение. В 1952 году элита еврейской интеллигенции, в том числе видные ученые, писатели и поэты на идиш, были тайно судимы, осуждены и казнены.Антиеврейская кампания достигла своего апогея в Советском Союзе в 1952 году с расследованием «заговора еврейских врачей». Врачей-евреев обвинили в преднамеренном предоставлении неправильного лечения и отравлении лидеров Коммунистической партии. Эти политические кампании спровоцировали массовую истерию и рост антисемитизма среди местного населения. Растущий антисемитизм должен был стать прелюдией к запланированной депортации всех советских евреев в Биробиджан на Дальний Восток. Только смерть Сталина 5 марта 1953 года спасла еврейское население от депортации.

национальная политика в советском союзе: послесталинский период, 1953–1991

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев реабилитировал репрессированные национальности и позволил большинству из них вернуться в свои родные места. Основными исключениями были крымские татары и поволжские немцы, поскольку их земли были захвачены русскими и украинцами. Однако национальная политика Хрущева не была последовательной. В 1954 году он преподнес Крым Украине в «подарок», несмотря на то, что большинство населения Крыма составляли русские.

При Леониде Брежневе лозунг «Дружба народов» стал правилом, а все национальные конфликты объяснялись хулиганством. Кроме того, в Советском Союзе были запрещены все публикации о национальных конфликтах. Однако дружба народов существовала больше на бумаге, чем в действительности. После некоторой либерализации и ослабления репрессий в хрущевские и брежневские годы национальная интеллигенция попыталась обсудить национальные проблемы и изучить их историю и культуру.Однако советские руководители продолжали рассматривать национализм как буржуазное явление, и многие представители национальной интеллигенции, призывавшие к национальной независимости, были арестованы и сосланы в Сибирь. У советских лидеров были двойные стандарты в отношении русского национализма по сравнению с национализмом других наций Советского Союза. Тем самым допускалось выражение превосходства русских над другими народами. О героическом русском прошлом созданы фильмы, картины, романы. Официальная советская идеология называла русскую нацию «старшим братом» всех национальностей Советского Союза.

При этом подавлялись проявления национальных чувств нерусскими народами. Были запрещены даже проявления уважения к некоторым выдающимся национальным деятелям прошлого. Так, советские власти запрещали собираться у памятника выдающемуся украинскому поэту XIX века Тарасу Шевченко, а также возлагать цветы к его памятнику в годовщину его рождения. Многие представители украинской национальной интеллигенции провели годы в тюрьмах и ссылках во времена Брежнева у власти.Украина была второй по численности населения республикой Советского Союза после Российской Федерации, и значительная часть украинского населения хотела независимости. Во время Второй мировой войны украинские националисты организовали воинские части, которые воевали как против нацистов, так и против Советской Армии. Таким образом, украинский национализм рассматривался советскими правителями как одна из самых серьезных угроз национальному единству и жестко подавлялся.

Население прибалтийских республик, Латвии, Литвы и Эстонии часто выражало свои антироссийские и антисоветские настроения в хрущевское и брежневское время.Советская власть применяла в отношении этих стран политику «кнута и пряника». Активные националисты из этих стран были заключены в тюрьмы и отправлены в ссылку. В то же время советское правительство вложило в экономическое развитие прибалтийских стран более крупные инвестиции, чем в другие национальные республики. Власти пытались поддерживать более высокий уровень жизни в этих странах и тем самым снижать недовольство населения. Однако жители Латвии, Литвы и Эстонии смотрели на русских как на оккупантов и обычно враждебно относились к советскому режиму.Страны Балтии первыми объявили о своей независимости во времена перестройки (1985–1991).

Националистически настроенная часть еврейского населения участвовала в сионистском движении и боролась за право эмиграции в Израиль. Небольшой процент еврейского населения Советского Союза эмигрировал в Израиль, США и другие страны в 1970-х и начале 1980-х годов. Однако эта эмиграция жестко ограничивалась советской властью, которая относилась к эмигрантам как к изменникам Родины.

В последние годы Советского Союза в кавказских республиках обострились национальные конфликты. Кровавые антиармянские погромы произошли в Нагорно-Карабахской области и в столице Азербайджана Баку. В Грузии произошел жестокий конфликт между грузинским и абхазским населением.

Советские народы никогда не сосуществовали гармонично. Лозунг Брежнева о дружбе народов был пустым пропагандистским заявлением. Союз Советских Социалистических Республик был скреплен военной мощью коммунистического правительства, страхом репрессий и преследований наиболее активных национальных элементов в советской власти.Как только с горбачевской перестроечной политикой появилась либерализация, советские республики одна за другой объявили о своей независимости. Тем не менее центральное советское правительство решительно сопротивлялось децентрализации страны в конце 1980-х годов. По приказу советского руководства против мирного населения Латвии и Литвы были применены войска. Но конец советской империи быстро приближался. Советский Союз распался в декабре 1991 года, и многие страны бывшего Союза начали новую главу в своей истории как независимые страны.

См. также: империя, ссср ас; языковые законы; национальная политика, советская; нация и национальности; русификация

библиография

Хоскинг, Джеффри и Сервис, Роберт, ред. (1998). Русский национализм, прошлое и настоящее. Нью-Йорк: Издательство Св. Мартина.

Костырченко Геннадий. (1995). Из красной тени: Антисемитизм в сталинской России, тр. с русского. Амхерст, Нью-Йорк: Книги Прометея.

Мартин, Терри.(2001). Империя позитивных действий: нации и национализм в Советском Союзе, 1923–1939 гг. Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета.

Пайпс, Ричард. (1980). Образование Советского Союза; Коммунизм и национализм 1917–1923, , 3-е изд. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Ранкур-Лаферриер, Даниэль. (2000). Русский национализм с междисциплинарной точки зрения: представляя Россию. Славяноведение. Том. 5. Льюистон, Нью-Йорк: Эдвин Меллен Пресс.

Рубинштейн, Джошуа и Наумов, Владимир П., ред. (2001). Тайный сталинский погром: Послевоенная инквизиция Еврейского антифашистского комитета, тр. Лаура Эстер Вольфсон. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета.

Сервис, Роберт. (1998). История России ХХ века. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Саймон, Герхард. (1991). Национализм и политика в отношении национальностей в Советском Союзе: от тоталитарной диктатуры к постсталинскому обществу, тр.Керен Форстер и Освальд Форстер. Боулдер, Колорадо: Westview Press.

Субтельный, Орест.