Солженицын и евреи — Лехаим
11 декабря исполняется 100 лет со дня рождения Александра Солженицына. «Лехаим» вспоминает о том, какую роль сыграл великий русский писатель в жизни российских евреев.
В августе 2008 года уход из жизни 90-летнего Александра Солженицына вызвал шквал откликов, в основном, учитывая печальное событие, почтительных. Прозвучали даже слова о том, что начало ХХ века ознаменовалось уходом Толстого, а начало века XXI – уходом Солженицына. Если же что-то стыдливо замалчивается или называется под сурдинку, то это известное сочинение «200 лет вместе». Сказано о нем достаточно, в том числе и нами. И оно не стало бы поводом к этим заметкам. Однако это полуумолчание, полусмущение в узком вопросе совмещается с другим общим обстоятельством – постоянными сравнениями масштаба фигуры Солженицына со Львом Толстым. И именно это сочетание наводит на размышления, связанные со смертью Толстого, с реакцией на нее тогдашней еврейской печати. И так же как Солженицын продолжил русскую литературную традицию, по-видимому, неизбежно продолжение параллельной ей русско-еврейской традиции прощания с классиками.
Вот что писал на эту тему в «Новом восходе» 1910 года Аркадий Горнфельд: «Непосредственно Лев Толстой не сделал для евреев почти ничего или ровно ничего, если сопоставить то, что он сделал, с тем, что мог сделать. Если бы мы должны были ценить в Льве Толстом поборника еврейского равноправия, то мы спокойно могли бы сказать, что в его лице русское еврейство потеряло немного.
Чувствовалось, да и сам он говорил, что еврейский вопрос для него один из многих, нуждающихся в решении, но более чем второстепенных. Евреев это всегда волновало. Если вспомнить даже не тот величественный пафос, который охватывал Толстого, например, при мысли о страданиях русских сектантов или о практике телесных наказаний, даже не те огненные слова, которые он находил, чтобы бросить их в лицо насильникам всех сортов, если вспомнить лишь то тихое внимание, которое встречали в нем муки бессловесных животных, для жестокой забавы избиваемых человеком, и тут же припомнить, что этого внимания оказалось недостаточно, чтобы сказать в защиту своих еврейских сограждан свое прямое, решительное, могучее слово, то, естественно, становится обидно».
Обидно было на протяжении всей жизни Солженицына и тем многочисленным еврейским интеллектуалам, писателям, историкам и собеседникам, которые готовы были пойти на все, чтобы помочь своему кумиру. А вот насколько Солженицын умел быть за это благодарным, рассказал в общем-то далекий от национально мыслящего еврейства Ефим Эткинд в интервью Рикардо Сан-Висенте, говоря о книге «Бодался теленок с дубом»:
«Это было, наверное, в семьдесят седьмом-восьмом году. С тех пор он порвал и с Копелевым, и со всеми. Особенно с евреями.
– Хотя он постоянно говорит, что у него нет никаких антиеврейских, антисемитских побуждений.
– Во-первых, есть, а во-вторых, прочтите в одиннадцатом или двенадцатом номере “Нового мира”: он рассказывает о том, как Прицкер, мой друг, водил его по Таврическому дворцу. Я договорился с Прицкером, привез к нему Солженицына, и Прицкер, профессор Высшей партийной школы в Таврическом дворце, показал ему Таврический дворец. Это Солженицыну нужно было для романа, потому что там происходило заседание Государственной думы. И он пишет так: “Не удивительно ли, что русский писатель, который пишет о русской истории, должен был пользоваться помощью двух евреев?!” <…> Ну вот я все это прочел, и, вы знаете, ничего худого тут не сказано. Действительно русский писатель, действительно два еврея… Но я, оказывается, был для него евреем! Он для меня никогда не был русским. Он был для меня моим другом Александром Солженицыным <…> Я ведь тоже русский писатель или русский литератор. Это ж поразительно».
Эта картинка явственно демонстрирует то, как Солженицын использовал окружавших его евреев, как умел мягко и неназойливо отделять себя от любого типа евреев из своего окружения: и либералов-интернационалистов, и выкрестов, и антропософов, и лагерников-собеседников, чьи мысли раскавыченно включены в «Архипелаг ГУЛАГ». Сегодня эта книга снабжается списком собеседников Солженицына, однако в 1970-х все это наследие оказалось сосредоточено вокруг одного имени. И с этим сделать уже ничего нельзя, даже если расставить в будущем академическом издании все сноски.
Солженицын писал «200 лет вместе», зная еврейство лишь на примерах своего окружения. Именно чуждое ему либерально-еврейское, денационализированное отношение к миру «русских литераторов», (которое и Солженицына-то числили русским только по языку, а так – своим другом) и сбрасывал с себя русский писатель, мыслитель и идеолог. Себя-то он по праву считал русским далеко не только по языку.
И вот теперь даже поэтесса Юнна Мориц, после «200 лет», вдруг написала:
Евреи России сошли с ума, / От счастья, что расступилась тьма, / И солженицынские тома / Они размножали невероятно, / В диких количествах… И – бесплатно. //
Такого читателя больше нет. / И вовеки не будет у Солженицына. / А книга его про двести лет / Русских с евреями – ох грешна… //
Да простит ему Б-г / Этот подлог, / Этот выгодный бред, / Где Огромный Секрет – / Что такого читателя / Больше нет / И вовеки не будет!..
И лишь единицы, такие, как Шимон Маркиш, сумели преодолеть романтический морок 1960-х. Уже прочтя «200 лет вместе», он написал: «Оставляя в стороне концепцию русской революции как стопроцентно чуждой русскому народу и навязанной ему бандою инородцев, в первую голову и по преимуществу евреев, вглядимся в главаря банды, еврея Парвуса, опять-таки как в художественный образ, выражающий определенную авторскую позицию. Образ этот чудовищен, и каждая его черточка, каждая деталь, буквально каждая восходит к той же юдофобской мифологеме еврея. От тошнотворного “болотного дыхания”, варианта “еврейского смрада”, пресловутого foetor judaicus, до предательства и злопамятной мстительности. По-моему, нет во всей русской литературе более яркого и страшного примера “сатанизации” еврея, чем солженицынский Парвус. На этом фоне, рассуждал я больше четверти века назад, и надо рассматривать альтернативу, которую предлагал Солженицын российским евреям в “Августе Четырнадцатого”: пусть каждый решит для себя и твердо держится своего решения – либо сказать России “я – твой, а ты – моя” и “включиться в терпеливый процесс истории”, либо, если нет, можно разрушать ее, можно бросить на произвол судьбы. Позволю себе процитировать себя же: “Сказать „моя“” – куда как просто, но услышать в ответ “да, твоя” оказалось невозможным. Никому и ни от кого. Ни созидателям, ни разрушителям. Ни от монархистов, ни от либералов; ни от большевиков, ни от эмигрантов. И в будущем взаимности не предвидится. Все равно ведь мы чужие, чужой крови, и чужую эту кровь нам помянут из любого лагеря».
Это и есть ответ на недоумения друга Маркиша, Ефима Эткинда.
Когда меня спросил один из старых «новомирцев», нельзя ли увидеть в «200 годах вместе» что-то положительное, я однозначно ответил: нет. Теперь же можно сказать иначе: провальная книга Солженицына породила целый новый вид «еврейского текста» – ответы Солженицыну. Сегодня можно со всей уверенностью сказать: такого еврейства Солженицын никогда не видел и себе не представлял.
Главная же ошибка писателя состояла в том, что решить заведомо мессианский русско-еврейский или христиано-иудейский спор он решил методами плоского исторического позитивизма. То, что это именно так, подтверждает открытое письмо ко мне Н.Д. Солженицыной после статьи в «Независимой газете», где сочинение Солженицына было мной оценено с использованием выражения «антисемитская мысль». Жена писателя удивленно написала, что если все евреи думают так, как я, то идея писателя о примирении двух народов нереализуема. Действительно, набором общих мест из «Еврейских энциклопедий» такие вопросы не решаются.
Да и «ответ» писателя мне, правда далеко не прямой, был более чем характерен для Солженицына. В главке о Булгакове «Из литературной коллекции» он высказал мне претензию за переиздание в спецномере «Литературного обозрения» 1991 года старой антибулгаковской пьески, разумеется не упомянув, что рядом находится и статья, где этот текст разбирается. Да и действительно, не ради же литературоведческого спора писал все это Академик РАН. Ему было важнее в сотый раз напомнить статьи критиков-евреев с демонстративно раскрытыми в скобках псевдонимами. Поэтому, даже похвалив кое-что из этого номера, писатель не заметил имени одного из составителей. В общем, ситуация та же, что и со «сносками» в «200 годах вместе». Даже в поздних «Двучастных рассказах» не дают ему покоя эти критики-псевдонимщики. Однако это уже слишком сильное снижение образа автора рассказов. Сделаем, традиционно для евреев, вид, что мы ничего не заметили и что позорная сталинская дискуссия о псевдонимах мне не известна.
И закончим вновь Толстым, о котором в 1910-м писал Аркадий Горнфельд: «Все это – именно с еврейской точки зрения – страшно бедно, когда думаешь о том громадном действии на умы, которое производил Лев Толстой и которое есть необходимый шаг в освобождении еврейства».
Советская «тьма» и для евреев «расступилась» не без участия Солженицына и его еврейских помощников и почитателей. А вот сказать, что для евреев Солженицын сделал мало, невозможно. Два его закатных тома о двухстах годах оказались остальных томов премного тяжелей. И с этим сделать уже ничего нельзя.
(Опубликовано в №198, октябрь 2008)
Кольцо дедушки — Zahav.ru Мнения
Сучок и бревно
И все-таки я не считаю, что Солженицын — юдофоб. Нет, юдофоб не смог бы написать «Двести лет вместе» (юдофоб бы и само такое название мог употребить лишь в издевку). Классический юдофоб уверен, что дьявол свил гнездо под кожей каждого еврея, а Солженицын уверен, что далеко не каждый еврей — вместилище дьявола. «Именно о евреях выносить общенациональные суждения наиболее затруднительно…. Редко какой народ являет собой такой богатый спектр… от светлейших умов человечества до темных дельцов. И какое бы правило вы ни составили о евреях, какую, бы суммарную характеристику вы ни попытались им дать — тотчас же вам справедливо представят самые яркие и убедительные исключения из того». При всей банальности этих слов (и к какому народу их нельзя применить?) юдофоб так не выговорит — никогда. Поэтому-то юдофобия и есть — суть психоз, болезнь, неадекватность. А Солженицын, при всех своих «заморочках» на еврейскую тему, все-таки вполне адекватен. Он просто «немножко беременен» антисемитизмом.
Во всей книге видна внутренняя борьба Солженицына со своими антисемитскими предрассудками (которые он, разумеется, не признает). Эти героические рационально-волевые усилия по «выдавливанию из себя антисемита по капле» и задает определенное напряжение книге, составляет ее интригу и интерес.
Солженицын пишет много хорошего про евреев. И это написано так, что веришь — нет, это не вымученная дань политкорректности, «для баланса», для уравновешения злых слов, чтоб не могли придраться критики. Нет, мне кажется, у самого Солженицына есть постоянное внутреннее желание (очень для него трудное) быть не то что «объективным», но честным не перед еврейскими критиками, а перед самим собой.
Солженицын перечисляет в своей книге множество сложнейших вопросов; собственно, почти все «проклятые еврейские вопросы» им названы.
Какой смысл в понятии «коллективная вина», «коллективная ответственность» народа?
Что такое «двойная лояльность» — по отношению к своему государству и Израилю? Должны ли, могут ли евреи занимать первые роли в политике и идеологии стран рассеяния? Правильно ли с моральной, общечеловеческой и собственно еврейской точки зрения, что они пробиваются на эти роли?
Каково будущее диаспоры, сохранится ли она или уже в обозримом будущем растворится?
И наконец, кто может считать себя «евреем» и каков исторический, мистический, метафизический смысл существования нашего народа, «народа Книги»?
Но назвать вопросы легко, а не то что дать ответы, но хотя бы сказать в связи с каждым из этих вопросов что-то свое, новое — бесконечно трудно. И в книге Солженицына как раз нового, оригинального слова найти никак не удается (я его даже не цитирую — ведь по всем этим принципиальным вопросам он и сам лишь цитирует различные еврейские источники). Винить его в этом нелепо — слишком тут сложные вопросы. «Виноват» он, пожалуй, в том, что слишком «пожадничал», назвав все эти вопросы в одной книге, — замах не по силам.
Из всех тем Солженицын всерьез обсуждает лишь одну, составляющую нерв всей его книги: о взаимной вине друг перед другом русских и евреев в XX веке.
Конечно, Солженицын прав — если есть коллективная гордость за «своего» Эйнштейна или Пушкина, то должна быть и коллективная ответственность (а то и «вина») за «своих» палачей — любишь кататься, люби и саночки возить. Вопрос деликатный — противно, когда люди впадают в кликушество и «самоненавистничество» (к чему, кстати, евреи, как известно, склонны — подчас и до антисемитизма доходят), но надо уметь тактично и честно признавать ответственность своего народа. Призывам к такому «достойному покаянию» Солженицын и посвятил основную часть своей книги.
Правда, и тут Солженицын, мягко говоря, односторонен. Он приводит многочисленные еврейские высказывания о нашей ответственности перед русскими — и не жалеет горячих слов одобрения, восхищения перед такими «правильными евреями». И с сарказмом цитирует куда более многочисленные нетерпимые еврейские высказывания, начисто, с порога отрицающие любую вину всех евреев за «комиссаров в пыльных шлемах», да и самих этих комиссаров обеляющие, но настаивающие на односторонней и несмываемой вине русских — перед евреями. Да, таких «упертых» много — тут к Солженицыну вопросов нет.
Вопрос другой. В книге о «русско-еврейских отношениях» я не нашел примеров русских высказываний, где бы русские настаивали на односторонней и несмываемой вине евреев перед русскими, полностью отрицая при этом всякую вину русских перед евреями. А ведь таких высказываний, как говорится, вагон и маленькая тележка (я уж не говорю о том, какими ДЕЛАМИ подкреплялись такие «размышления»).
Вот напиши Солженицын об этом, покажи он контекст 1920-1980-х годов, когда далеко не только «русские фашисты», прямо призывавшие (и призывающие сегодня!) уничтожать евреев, но и другие авторы (вроде экс-диссидентов Осипова или Шафаревича) с маниакальной яростью обвиняли евреев во всех бедах России, не только требовали публичного еврейского покаяния (это-то цветочки!), но и доказывали, что с евреями надо активно бороться, бороться ради спасения русского народа, — вот тогда-то была бы понятна и ответная неуступчивость евреев, не желавших «прогибаться перед юдофобами». Впрочем, Солженицын тут же может сказать, что это не евреи проявляли «ответную» неуступчивость, а как раз русские авторы реагировали на еврейскую «жестоковыйность». И тоже будет прав — понять, где тут начало, невозможно, история взаимных обвинений и обид бесконечна.
В числе прочих авторов Солженицын с уважением цитирует и Романа Рутмана, назвавшего одну свою статью «Кольцо обид». Действительно, удачное выражение: бесконечные, нерасчленимые русско-еврейские и еврейско-русские обиды. Как лист Мебиуса: распутываешь обиду евреев на русских — вылезет обида русских на евреев, и наоборот.
И вывод Рутмана, с которым солидарен Солженицын: «чтобы разорвать «кольцо обид», нужно тянуть за него с двух сторон».
Видимо, Солженицын и видел свою задачу (хотел ее видеть) в том, чтобы потянуть со своей стороны за это кольцо. «И раскаяние — раскаяние взаимное — и во всей полноте совершенного — был бы самый чистый, оздоровляющий путь.
И я — не устану призывать к этому русских.
И — призываю к этому евреев».
Замысел хорош — исполнение подвело. Ибо получается у Солженицына все наоборот, он «перепутал стороны» и тянет то самое кольцо как раз с «еврейской стороны»: в своей книге он «не устает призывать к этому» как раз евреев — и мягко-мягко призывает к этому русских. А ведь в таком деликатном деле самое-то главное — не навредить, не обидеть, не перепутать сторону, с которой тебе, собственно, и надо бы тянуть, чтобы разорвать «кольцо обид». Это авторитетному автору-еврею (какому-нибудь «Солженицеру») естественно тянуть с «еврейской стороны», в основном критиковать своих и покивать русским — мол, вам, наверное, тоже есть в чем покаяться, в надежде, что с той стороны его услышит русский автор и возьмет на себя «русскую часть» работы.
«Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».
Да, призыв Солженицына к взаимотерпению и взаимопокаянию хорош, но во исполнение его он, может быть сам не замечая, частенько лезет в еврейский глаз за сучком, оставляя в русском бревно (или мне, по моей пристрастности, так кажется?). А так ведь от призывов к покаянию до нового разжигания вражды всего лишь один шаг…
Можно писать о нерасчленимой взаимной вине, об истинном трагическом «кольце обид», где все втянуты в это кольцо, все крутятся в нем как белка в колесе, где нет виноватых народов, нет невинных народов, а главное — нет народов преступных. Это — один подход, который много раз декларирует Солженицын. А можно — и так естественно! — стать самозваным судьей, если не уголовным, то хоть спортивным, и вести счет «забитых и пропущенных» голов (человеческих голов!). Можно не писать о взаимной вине, а подсчитывать (только на каких весах?!), перед кем больше виноват. Это совсем другая, азартная и популярная игра, которая называется не «200 лет вместе», а «200 лет друг против друга». И Солженицына часто сносит именно в эту сторону, к пристрастной калькуляции обид.
И все же мне кажется, что книга Солженицына скорее полезна, чем вредна. Не рискну сказать, что «чувства добрые он лирой пробуждал», но все-таки… Не говорю об упертых антисемитах — пусть их милиция просвещает (что она этого не делает — другой вопрос). Но возьмем другого человека, испытывающего антипатию к евреям, но все же отчасти открытого и к доводам разума. Если он прочтет «200 лет вместе», то именно потому, что эмоционально солженицынская критика евреев ему понятна и приятна, именно поэтому он, может быть, с доверием прочтет и другие страницы, где Солженицын действительно пытается понять евреев, где он восхищается отдельными евреями, где он признает и «русскую вину», где он по-настоящему призывает к диалогу. И если прочтет это — может быть, и смягчится сердцем… хотя бы до уровня самого Солженицына? Уже неплохо.
Полезна эта книга и для еврея. Да, многое царапнет, обидит, но ведь если глаза открыты, то не сможешь не увидеть и другого — а вот в этом-то Солженицын неприятно прав! И вот тут — справедливо! Да, есть и нам о чем задуматься, да чего там — есть и в чем покаяться перед русскими, и нечего стыдиться такого покаяния, как трусости и предательства, как заискивания перед сильным…
Глядишь — и тут смягчится гордыня сердца, начнешь и получше понимать русских, почувствуешь лишний раз, что не делится мир вокруг евреев на «черное» и «белое» — на мерзавцев-антисемитов и «праведников мира» (а сами мы «по анкете» являемся только невинными жертвами чужой злобы и глупости — и ничем больше), есть много других красок в этом Б-жьем мире. По крайней мере у меня самого, когда я читал книгу Солженицына (а она мне, честно говоря, все равно не понравилась), такое чувство возникло. Лишний раз обострилось чувство самокритики, без всякой истеричной самоненависти. И — спасибо за это Солженицыну.
И последнее. Вопрос, который на тысячу ладов обсуждает Солженицын, о который бьются головой все цитируемые им авторы, вопрос об ответственности евреев за Советскую власть — этот вопрос устарел. Рухнула эта власть — можно скидывать со сковороды и вопрос о том, «кто виноват». Вопрос этот из жгуче-идеологического становится расслабленно-академическим, собственно историческим. Сегодня и обычные русские куда спокойнее думают о «еврейской вине» за ТУ революцию. И евреи, как только их перестали той революцией столь яростно шпынять, куда спокойнее, куда легче признают ту самую «свою вину» — да, было, чего уж там… В массовом сознании, рискну понадеяться, тот вопрос во многом снят. «Кольцо обид» не разорвалось — просто жизнь выковала новые кольца, цепь обид стала раскручиваться в другом направлении, связанном уже не с той, а с ЭТОЙ революцией, с революцией 1989-1993 годов. Но это уже совсем другая тема, не имеющая отношения к Солженицыну.
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №125-127)
«Это все дикие русские, у которых есть Сибирь, куда можно запихать кучу народа»
17 июня в Международном Мемориале в рамках цикла «Поверх барьеров — Европа без границ», организованного при поддержке представительства ЕС в России, состоялась лекция писательницы и литературного переводчика Любы Юргенсон «Память о ГУЛАГе в современной Франции. Периферийная или общеевропейская история?».
Коммунистический террор и гигантская лагерная машина, созданная в сталинскую эпоху, теперь кажутся одной из важнейших социальных трагедий XX века. Тем не менее такое понимание долго не казалось очевидным во Франции с ее традиционно влиятельной левой интеллигенцией.
В разговоре со Стасом Кувалдиным Люба Юргенсон, которая эмигрировала из СССР во Францию в 1975 году, объясняет, как воспринимались здесь различные свидетельства о ГУЛАГе и насколько на восприятие этой темы влияла экзотизация России.
— Мы сегодня поднимаем объемную тему — восприятие ГУЛАГа французским обществом. Так что первым, вводным вопросом будет такой: когда до Франции стали доходить сведения о сталинском ГУЛАГе? Как к ним относились? Насколько я понимаю, единой позиции быть здесь не могло…
— Хотя в моем понимании критика коммунизма и критика ГУЛАГа — два смежных, но не тождественных вопроса. Как воспринимались сведения именно о ГУЛАГе?
— В 1975 году были еще люди, которые не очень верили в его реальное существование. Хотя именно во Францию информация о лагерях доходила все время. Еще до создания ГУЛАГа здесь знали о Соловках, о раннебольшевистских репрессиях — знали из меньшевистских парижских журналов, из троцкистской прессы, ставшей очень активной, когда на Троцкого начались гонения. Федор Раскольников писал открытые письма о процессах 1936–1938 годов, которые вызывали серьезную полемику. Но речь большей частью шла о видимых сторонах Большого террора, которые освещались и в советских газетах тоже. О существовании лагерей знали главным образом только по рассказам о Соловках.
— Вы говорите о меньшевистской и троцкистской прессе, то есть о том секторе русской эмиграции, у которого была интернациональная повестка. Но при этом во Франции была представлена и другая эмиграция, придерживающаяся националистических убеждений; у нее могли быть свои свидетельства о репрессиях — по крайней мере, из раннебольшевистской эпохи — и свои представления об их природе. Принимались ли французской публикой такие свидетельства в расчет или они не выходили за пределы эмигрантских кругов?
— Можно вспомнить, например, Солоневича. Его книга («Россия в концлагере» (1935). — Ред.) о советских лагерях была довольно известна. Но в 1930-е на восприятие ГУЛАГа накладывалась еще проблема нацизма, и здесь очень хорошо сработала советская пропаганда, антифашистский дискурс. Поэтому такой человек, как Солоневич, с его идеалами корпоративной «народной монархии», конечно, был скомпрометирован в глазах большей части представителей французского либерального общества. И, соответственно, многие не были склонны ему верить. С другой стороны, троцкисты тоже не для всех были надежным источником. Так что отношение к советским репрессиям разделило французское общество на тех, кто считал, что зря никого не сажали, и на тех, кто полагал, что все это было продолжением большевистского террора.
Но проблема была и в том, что именно в 1930-е, с нарастанием нацизма в Германии и фашизма в Италии, в разных кругах русской эмиграции намечались просоветские течения, причем иногда именно среди националистической эмиграции. Многим ее представителям казалось, что можно найти общий язык с Москвой, что в Кремле уже не большевики, а что-то другое. Соответственно, для многих из них тема репрессий уходит на второй план, часть информации ими не воспринимается. По крайней мере, теми из них, кто собирался вернуться в СССР. Можно вспомнить и о таком эмигрантском источнике, как масонские ложи: в них тоже обсуждались советские репрессии, «московские процессы». Но новая и гораздо более серьезная волна свидетельств добралась до Франции только после войны.
— Давайте поговорим о том, как это происходило. Известно, что во Франции громкие судебные процессы, такие, как дело Дрейфуса, играли важную роль в переосмыслении общественных проблем. Какую роль в восприятии ГУЛАГа сыграл процесс Виктора Кравченко (1949 год), советского внешторговского чиновника, оставшегося на Западе и написавшего книгу о советских репрессиях «Я выбрал свободу», которая вышла в 1946 году в США, а потом была переведена и на французский? Кравченко подал в суд на коммунистическую газету Les Lettres françaises, обвинившую его в клевете, и этот процесс был убедительно им выигран благодаря показаниям свидетелей, переживших советские лагеря.
— Процесс Кравченко, безусловно, показал, что далеко не все французское общество верит официальной пропаганде Москвы, что оно готово принять правду о советской действительности. Было ясно, что свидетели, привлеченные Кравченко, способные рассказать о том, что такое репрессивная советская диктатура, убеждают публику и вызывают у нее симпатию.
Впрочем, на мой взгляд, еще важнее процесса Кравченко был процесс Давида Руссе, состоявшийся спустя год, в 1950-м. Руссе был известным писателем и журналистом, который долго придерживался троцкистских убеждений. Он участвовал во французском Сопротивлении, был интернирован в Бухенвальде. С концом войны, после тяжелого лагерного опыта, Руссе обратился ко всем ассоциациям нацистских узников с призывом создать комиссию по расследованию ситуации в странах, где, возможно, тоже существуют концентрационные лагеря. Советский Союз, безусловно, входил в число подозреваемых. Руссе хотел добиться, чтобы у международной комиссии была возможность посетить советские исправительные лагеря. Но сама мысль о том, чтобы СССР, держава-победительница, подвергся международной проверке, по тем временам была почти крамольной. Даже среди некоторой части бывших заключенных немецких концлагерей к этой идее относились с большим скепсисом. В результате молодой журналист все той же Les Lettres françaises, коммунист Пьер Дэкс, будущий известный писатель и критик, обвинил Руссе в клевете и в фабрикации сведений о советских лагерях. Руссе вызвал Дэкса в суд.
Надо учитывать, что Кравченко все-таки был перебежчиком, и советская сторона разыгрывала эту карту довольно удачно, подчеркивая, что тот предал Родину. Кроме того, оппоненты Кравченко указывали на то, что он не мог самостоятельно написать свою книгу, что она была сфабрикована Госдепом и ЦРУ, — и у Кравченко действительно были помощники, он не был литератором, но французской публике в те годы это казалось существенным изъяном.
В случае с процессом Руссе и истец, и ответчик были французскими гражданами, а Руссе к тому же обладал известностью, репутацией — он был уже автором книг о концлагерях. Так или иначе, к процессу были привлечены многие важные свидетели. В нем участвовал Юлий Марголин, уроженец довоенной Польши, еврейский писатель и философ, который после 1939 года прошел через северные советские лагеря. Его книга об этом опыте «Человеческое» печаталась в Le Figaro параллельно с процессом, ее зачитывали по радио, и это был очень сильный ход, видимо, повлиявший на результат судебного процесса, закончившегося триумфом Руссе.
— Как это повлияло на восприятие ГУЛАГа?
— Ну, с одной стороны, оба процесса были выиграны, с другой… Я говорила с женщиной, родители которой застали процесс Кравченко и следили за ним. Она говорит, что его книга была тогда чуть ли не у всех. Но потом перекочевала с глаз долой: в их семье, например, она хранилась на чердаке. По ее словам, родители реагировали примерно в том духе, что автор наверняка преувеличивает, но дыма без огня не бывает. Странная история. Эти книги, действительно, все читали, но спустя всего несколько лет, когда в 1956 году на XX съезде Хрущев выступил с закрытым докладом о культе личности и репрессиях, это вновь стало шоком для французских левых. То есть все свидетельства были просто забыты.
— Значит, на просоветски настроенную интеллигенцию эти процессы влияния не оказали…
— Кто-то из свидетелей на одном из процессов сказал: «Ну а что делать, если мать — преступница? Я перестану ее любить?» Эта фраза многое объясняет в реакции левой интеллигенции.
Но, между прочим, тот же Пьер Дэкс потом напишет предисловие к французскому изданию «Одного дня Ивана Денисовича». И это довольно интересный момент. После начала оттепели французские коммунисты самого просталинского толка должны были найти себе новый символ веры, а это было непросто. Но, поскольку Солженицын печатался сначала в официальных советских изданиях и даже широко в них рекламировался, его фигуру взяли на вооружение. Тогда она была таким средством для многих симпатизантов коммунистической идеи срочно откорректировать свои взгляды. Это потом, когда вышел «Архипелаг ГУЛАГ», где Солженицын обвиняет не сталинские «перегибы», а советскую систему в целом, с первых же дней французские коммунисты от него снова отступились.
— То есть популярность коммунистической идеи оставалась иммунной к этим новостям?
— Во Франции были даты, когда люди возвращали свои партийные билеты: пакт Молотова—Риббентропа в 1939-м, доклад Хрущева и Венгрия в 1956-м. Потом 1968-й, ну а потом перестройка. Так что были люди, которые искренне верили в коммунизм, но постепенно все же переставали любить «мать».
— Из-за того, что осознали, сколько ужасного происходило в стране победившего социализма, или просто сама картинка социалистических достижений постепенно блекла?
— Во Франции есть такая особенность: когда человек меняет свою политическую ориентацию, как правило, ему не задают много вопросов. Многие после того, как разочаровались в Советском Союзе, увлекались Китаем и даже полпотовской Камбоджей. Это довольно малоприятная страница в истории французской интеллектуальной жизни. Людям было трудно принять идею, что на Земле нет места, где реализовано идеальное общество. СССР воспринимался как главный полюс сопротивления фашизму и нацизму, как надежда для всех угнетенных. Понять, что советская система предполагает репрессивные методы, было очень трудно.
— Все-таки чудовищность того, что происходило в Демократической Кампучии, стала очевидной довольно быстро.
— Да нет, все так же довольно быстро заглохло. И все перешли к жалобам на то, что в мире больше не осталось великих идей, то есть красные кхмеры подвели своих поклонников во Франции. Разумеется, я немного утрирую. Но все же не случайно, что свидетельства о преступлениях красных кхмеров часто попадали во Францию через США в переводах с английского. Несмотря на то что Камбоджа долго была французской колонией.
— Давайте вернемся к послевоенной рецепции ГУЛАГа во Франции. Все-таки не вся французская общественность, не все интеллектуалы были левыми: были и правые интеллектуалы, правые газеты, та же Le Figaro. Как они выстраивали свои концепции в связи с ГУЛАГом?
— Что касается правой прессы, надо учитывать, что она тоже была очень тенденциозна в оценке СССР и, действительно, серьезно искажала факты. В этом смысле стоит задаться вопросом, насколько французская пресса того времени в принципе могла объективно освещать такую сложную тему, как советские репрессии и лагеря. Левая пресса была под сильным контролем со стороны советской дипломатии, в ней были советские агенты, иногда она писала по прямым директивам из советского посольства. А правая пресса ориентировалась на устоявшееся мнение читателей с очевидно антикоммунистическими взглядами. Трудно представить, насколько тот же читатель Le Figaro мог воспринять информацию, которая не вписывалась в его картину мира.
— Влияла ли информация о советском ГУЛАГе на внутриполитические тенденции во Франции? Скажем, на популярность левых партий?
— Видимо, это могло влиять на формирование или идентичность каких-то локальных социальных групп — творческих союзов, писательских клубов и так далее. Что касается национальной политики и выборов, то, думаю, ГУЛАГ все равно воспринимался как далекое русское явление, которое не должно волновать обыкновенного избирателя. Но в процессе обсуждения и выработки позиций по ГУЛАГу различными интеллектуальными группами эта тема, безусловно, влияла на французское самосознание, это точно.
— Когда во Франции начали осознавать масштабы происходившего в СССР?
— Действительные масштабы репрессий большей части французского общества были неизвестны. Тем не менее в свидетельствах, доходивших до Франции, — например, в книге Поля Бартона «Институт концентрационных лагерей в Советской России», которая вышла в конце 1950-х, — приводились и свои оценки с цифрами. Сразу следует признаться, что они были неточны и, как правило, завышены, что объяснимо. Все расчеты делались по опросам свидетелей. А свидетели видят не все, собирают в том числе слухи о происходящем в соседних лагерях, стараются что-то подсчитывать сами. Такие ошибки делали и Солженицын, и Юлий Марголин. Большой вклад в представления о масштабах репрессий внесли воспоминания польских граждан, вывезенных из России вместе с армией генерала Андерса и позже попавших на Запад, — у всех был опыт тюремного заключения, лагерного труда или принудительного переселения вглубь СССР. Например, довольно рано вышли и имели большой резонанс книги воспоминаний Юзефа Чапского «Старобельские воспоминания» и «На нечеловеческой земле». Чапский оказался в числе немногих выживших польских офицеров, плененных Красной армией в 1939 году. Но вот книгу Густава Херлинг-Грудзинского о советских лагерях «Иной мир» перевели только в 1995-м, причем с английского. Хотя в свое время за нее ходатайствовал лично Альбер Камю и пытался договориться о ее издании.
Довольно рано вышли воспоминания швейцарской гражданки Элеоноры Липпер, которая когда-то из коммунистических убеждений приехала в СССР и много лет провела в колымских лагерях. Все они позволяли понять, что представляет собой советская лагерная система и сколько людей стало ее жертвами. Тем не менее по-настоящему разговор о цифрах начался уже после перестройки, когда историки получили доступ к архивам. Впрочем, и здесь тоже было довольно много конфликтов по вопросам масштабности.
— Вы уже говорили, что попали во Францию в самый разгар обсуждения «Архипелага ГУЛАГ». Как восприняли французы подход Солженицына, полностью отрицавшего гуманизм советской системы и выносившего ей жестокий приговор?
— Думаю, что Солженицын серьезно повлиял на французское общество, это была действительно бомба. Кстати, я задаюсь вопросом, почему Солженицын, а, например, не Шаламов. Конечно, сыграло свою роль и то, что Солженицын был уже известен во Франции благодаря «Ивану Денисовичу». Но, видимо, впечатление произвела монументальность солженицынского проекта. До этого большинство свидетелей говорило о своем личном опыте. Солженицын же собрал множество голосов.
Пресса была, конечно, невероятная. Им заинтересовались так называемые новые философы, к которым принадлежал Бернар-Анри Леви; они считались правыми, так что теперь Солженицын стал знаменем правых. Но вне зависимости от партийных разделений «Архипелаг» стал мощным оружием, которое пробило стену незнания, нежелания знать.
Правда, во Франции некоторые упрекали его в том, что он полностью отрицает Октябрьскую революцию, хотя его славянофильский проект тогда еще не был полностью ясен. Революция была последним бастионом французских левых. Французы, симпатизирующие Советскому Союзу, готовы были признать, что эксперимент не удался, потому что власть захватили не те люди, но считали, что революция была все-таки народным явлением. А Солженицын рушил и эту утопию. За это его, конечно, не любили. Потом многие начали его упрекать уже и в антисемитизме.
— Разве для этого есть серьезные основания в «ГУЛАГе»?
— В «ГУЛАГе» нет, но речь шла о том, как он показывает евреев — начальников лагерей. Там есть несимпатичные евреи, хотя они на самом деле были несимпатичными. Все-таки особенности его взгляда на еврейский вопрос открылись много позже. Тем не менее «ГУЛАГ» — великая книга, при том что и многие цифры там неправильные, и оказалось, что многое не так.
— По вашим словам, Шаламов не произвел на французскую публику такого же впечатления, как Солженицын. И все-таки почему?
— В отличие от Солженицына, которого после «Ивана Денисовича» поддержали, скорее, коммунисты, Шаламов, когда он был напечатан во Франции, пропагандировался троцкистами. Но на широкую публику он большого впечатления не произвел. Может быть, дело в том, что он сложнее и безнадежнее Солженицына. У Солженицына все-таки есть идея христианского преодоления лагеря. Люди за нее очень держатся. Шаламов такой надежды не оставляет.
— Шаламов не осуждал революционную идею в целом. Хотя бы поэтому он мог быть воспринят во Франции благосклоннее.
— Шаламов, действительно, больше подходит левой интеллигенции. Просто он опередил время. Когда он был переведен на французский, у широкой публики не было того инструментария, который нужен, чтобы его понять.
— Мне кажется, люди, знакомые с экзистенциализмом, должно были понять миросозерцание колымского лагерника, описанное Шаламовым…
— У меня об этом написана целая книга, поэтому объяснить это коротко мне достаточно сложно. Но все же мне кажется, что для настоящего понимания Шаламова было необходимо, чтобы такие мыслители, как Арендт и Беньямин, вошли в популярную культуру, чтобы даже те, кто не изучал их трудов, пользовались предложенными ими понятиями и представлениями. С их появлением Шаламов стал более доступен. Сегодня его знают лучше. Полное издание «Колымских рассказов» в 2003 году разошлось тиражом в 20 тысяч. И сейчас интерес к нему сохраняется.
— Вы сказали, что Солженицын пробил во Франции стену незнания по отношению к лагерям… Эта стена рухнула уже окончательно?
— Сейчас закрепилось мнение, что ГУЛАГ — это однозначно плохо. Это закрепленное мнение, и его не расшатаешь никак. Доказывать это не нужно.
— Говоря о преступлениях сталинского режима, часто вспоминают и другие образцы тоталитаризма XX века. Принято ли во Франции сравнивать нацистский и коммунистический режимы и какие мнения преобладают сейчас?
— Это сравнение непопулярно, и было много дебатов о том, насколько оно работает. Эти системы все же сильно разнятся, хотя бы по своему назначению. Самые страшные советские лагеря не были созданы с целью прямого физического уничтожения, людей не отправляли немедленно на смерть. И ГУЛАГ не сводится к классической картинке с вышками и колючей проволокой среди лесотундры. Были самые разнообразные формы заточения и виды работ. Некоторые формы содержания были относительно мягкими. Стоит обратить внимание, что сравнение ГУЛАГа с нацистскими лагерями проводится всегда, чтобы сказать что-то именно о ГУЛАГе, но никогда не наоборот.
На мой взгляд, идея, что нацизм — это реакция на коммунизм, тоже себя в некотором смысле скомпрометировала. Сегодня к ней относятся очень настороженно. Я уже упоминала о Юлии Марголине — он выступал на процессе Руссе, а потом, уже в Израиле, освещал процесс Эйхмана. Пройдя через советские лагеря, он понял, что остался жив благодаря ГУЛАГу. Он родом с территории, входившей до 1939 года в состав Польши, и до войны был польским гражданином. Когда Марголин уже по окончании войны возвращается в Польшу, то понимает, что евреев здесь больше нет. Когда он видит это воочию, естественно, у него возникает потребность сравнивать нацизм и сталинский коммунизм. У него есть достаточно провокационные тексты о сравнении обеих систем. Некоторые их них я переводила — увы, реакции на них не было никакой.
— Что входит сейчас в сферу ваших непосредственных интересов в связи с рецепцией ГУЛАГа в Европе?
— Что требуется сегодня и чем мы как раз занимаемся? Тут несколько моментов. С одной стороны, во Франции люди с поверхностными знаниями воспринимают ГУЛАГ как продолжение русской каторги. Но ГУЛАГ — это совсем иное явление, это не продолжение царской России. С другой, во Франции возникало представление о ГУЛАГе как о явлении специфически национальном: это все дикие русские, у которых есть Сибирь, куда можно запихать кучу народа. Мне кажется, важно, чтобы люди поняли, что это не исключительно русское явление. Я до сих пор пытаюсь объяснить, что нет, это явление транснациональное, это часть модерности.
— Вы говорите, что ГУЛАГом называют что-то экзотическое. Значит ли это, что происходившее в СССР воспринимается примерно как далекие от Европы кровавые события в странах третьего мира?
— Можно сказать, что часто это воспринималось как что-то азиатское. Дело в том, что у многих европейских узников ГУЛАГа — особенно у польских, которые оставили разнообразные свидетельства, — постоянно всплывает этот экзотизм. Они рассуждают об азиатском духе лагерной системы, многие подчеркивают монгольские черты в лицах следователей или охранников. Кавказское происхождение Сталина тоже играет тут на руку, превращая его в восточного тирана. На мой взгляд, это сильно искажает тему коммунистических репрессий. ГУЛАГу надо вернуть европейские корни. Это важный момент, над которым надо работать.
— Место конкретного явления в культуре и общественном сознании определяется в том числе языком. Существует ли во французском языке «ГУЛАГ» как термин, например, в политической лексике?
— Да, существует. Солженицын употребил слово «ГУЛАГ» в двояком смысле: во-первых, имея в виду конкретную организацию, во-вторых, как общее понятие, и это была замечательная находка — ведь слово рождает представление. Это очень помогло. Слово вошло в обиход очень быстро — уже через два года оно было в словарях. Французское слово «ГУЛАГ» используется в политической полемике, говорят и о «путинском ГУЛАГе», и о китайском, потому что о Лаогае знают меньше. Но это всегда что-то экзотическое. Хочется, чтобы оно перестало быть таковым. Потому что этим явлением была затронута половина Европы, в лагерях были и французы, и немцы. Так что это не специфически русская проблема.
— Поскольку сейчас западная мысль довольно серьезно и последовательно пересматривает репрезентацию Востока, различные ориенталистские дискурсы, возможно, этот метод надо применить и к изучению ГУЛАГа?
— Это действительно важный вопрос. Я сталкиваюсь с тем, что колониальные исследования часто оставляют за бортом Россию. Я недавно участвовала в одном проекте на пересечении колониальных исследований и memory studies и предложила считать ГУЛАГ одним из колониальных методов освоения территорий. Впервые такой подход предложили в перестройку, но довольно быстро от него ушли. Потом была книга Эткинда «Внутренняя колонизация», с которой я не могу во всем согласиться, но все же она вернула сам термин и такой тип взгляда. В раннесоветский период о колонизации рассуждали довольно открыто, существовало даже соответствующее ведомство, на нее смотрели теми же глазами, что и в Российской империи. Потом о колонизации говорить перестали, начали говорить об «освоении», «колонизация» стала отрицательным термином, применимым только к западным странам.
Но, если посмотреть на карты старых проектов колонизации, понятно, что речь шла о территориях, которые потом стали ГУЛАГом. Впрочем, когда я выступила на одной научной конференции с тезисом о ГУЛАГе как о методе колонизации, меня поначалу слушали так, как будто я пересказываю фантастический роман о Марсе. Но потом согласились.
Понравился материал? Помоги сайту!
Подписывайтесь на наши обновления
Еженедельная рассылка COLTA.RU о самом интересном за 7 дней
Лента наших текущих обновлений в Яндекс.Дзен
RSS-поток новостей COLTA.RU
200 лет вместе (по книге А.Солженицына)
А. ЧЕРКИЗОВ Добрый вечер, у микрофона Андрей Черкизов, вы в гостях на моей «Кухне». Ох, сегодня будет «Кухня», доложу я вам. Значит, в студии, представляю, в порядке того, у нас сегодня большая студия, как сидят за столом политолог и историк Андрей Борисович Зубов, добрый вечер.
А. ЗУБОВ Добрый вечер.
А. ЧЕРКИЗОВ Писатель, литературовед, наверное, в известной степени и философ тоже, Владимир Григорьевич Бондаренко, добрый вечер.
В. БОНДАРЕНКО Добрый вечер.
А. ЧЕРКИЗОВ Историк, философ, писатель Валерий Георгиевич Каджая, добрый вечер.
В. КАДЖАЯ Здравствуйте, только вы немножко меня преувеличили, я просто журналист.
А. ЧЕРКИЗОВ Можно я сам решаю, как представлять?
В. КАДЖАЯ Конечно.
А. ЧЕРКИЗОВ Спасибо. Писатель Александр Евсеевич Рекемчук. По телефону из города Парижа Аркадий Иосифович Ваксберг, здравствуйте.
А. ВАКСБЕРГ Здравствуйте.
А. ЧЕРКИЗОВ По телефону из Вашингтона Семен Ефимович Резник, здравствуйте.
С. РЕЗНИК Здравствуйте, спасибо.
А. ЧЕРКИЗОВ Пожалуйста. Значит, тема нашего разговора «200 лет вместе». Она, понятное дело, это прямая цитата, это название книжки Александра Исаевича Солженицына, существующая в двух томах. Я должен сразу сказать слушателям, что мы звали в гости Александра Исаевича Солженицына, получили отказ. Причем, как мне сказали наши продюсеры, они разговаривали с супругой Александра Исаевича, она ему передавала наши вопросы, он просто не подходил к телефону, так что отказ был обоюден и от супруги, и от самого писателя. Собеседники, которые сидят за столом, и собеседники, которые висят на телефоне, тоже имеют книги, связанные с этой темой. Аркадий Иосифович Ваксберг написал книжку «Из ада в рай и обратно», Семен Ефимович Резник написал книжку «Вместе или порознь», которую издало издательство «Захаров». Александр Евсеевич Рекемчук написал книжку «Пир в Одессе во время холеры», Валерий Георгиевич Каджая написал книжку «Почему не любят евреев» в соавторстве с Николаем Семеновичем Лесковым, издал эту книжку, писал отдельно. Если я правильно понимаю, то Владимир Бондаренко и Андрей Зубов книжек на этот сюжет не написали, может быть, я ошибаюсь, тогда вы меня поправьте.
А. ЗУБОВ Действительно, я не написал.
В. БОНДАРЕНКО Отдельных не было.
А. ЧЕРКИЗОВ Значит, сюжет разговора, повторяю, «200 лет вместе», как есть подзаголовок у Солженицына, «Русские и евреи за 200 лет», я скажу небольшой свой вступительный текст, буквально 2-3 фразы, потом вам предоставлю слово, уважаемые гости, и по телефону, и сидящие за столом, мне бы хотелось, чтобы меня было как можно меньше, общайтесь друг с другом, у вас у всех есть наушники, у вас есть возможность задавать всем вопросы. Моя задача только следить за хронометражем и за соблюдением правил приличия за кухонным столом. Когда я задумывал этот сюжет разговора, я его для себя в скобках пометил чуть иначе, Солженицын антисемит или нет? Сразу отвечу, по моему убеждению, абсолютный. Второй подвопрос мой, для меня, внутренний, это двухтомник исторический труд или не исторический? Грубо говоря, это книга историка или это книга не историка? По моему убеждению, этот 2-томник не имеет ни малейшего отношения к историческому труду. Это может называться публицистической книгой, философической книгой, эссеистской книгой, но к историческому исследованию, на мой взгляд, она не имеет ни малейшего касательства. Поэтому я задаю первый вопрос моим собеседникам. Скажите пожалуйста, уважаемые друзья, а вас не смущает заглавие этой книги «200 лет вместе, русские и евреи», с такого-то, вначале было, по-моему, с 1797, по 1997, поэтому не очень получилось, в итоге даже, по-моему, Солженицын чуть передатировал первую дату, с первого раздела Польши, если я не ошибаюсь, 1792 год. Так вот, по правилам гостеприимства, первый вопрос тем, кто по телефону. Пожалуйста, Париж ближе Вашингтона, начнем с Парижа, Аркадий Иосифович Ваксберг, вам слово. Значит, я задаю вопрос о том, не смущает ли вас заглавие?
А. ВАКСБЕРГ Заглавие само по себе меня не смущает, оно может быть каким угодно. Но вопрос, который вы поставили, он, коли я говорю из Парижа, отмечу, он очень живо обсуждается и на страницах французской прессы. Даже одна статья знаменитого здесь писателя французского Доминика Фернандеса так и называлась, «Так что же, Солженицын антисемит?». Честно говоря, меня это не очень интересует, потому что мне кажется, что чувства, они же нерегулируемы, человек может испытывать добрые чувства к одним, недобрые к другим. Если это неправедные чувства, они его не красят, но ведь никаким декретом, укором, осуждением нашим мы это исправить не можем, беда совершенно в другом, мне думается, Андрей. Я убежден, что глубоко порочна сама исходная точка этой книги, ее стержень, ее ведущая тема, так называемый раскаленный клин, придуманный Солженицыным образный термин, он употребляет его уже на первых же страницах своего сочинения, так вот, так называемый раскаленный клин в отношениях между двумя народами, именно так Солженицын настаивает, между двумя народами, это миф, насаждаемый и раздуваемый теми, кто называет себя сегодня патриотами, это питательный бульон, вне которого они, как общественное явление, просто не могут существовать. И потворствовать существованию этого мифа, раздувать его, даже с позиции верховного судьи, который якобы находится опять-таки над несуществующей как реальность схваткой, это, по-моему, недоброе дело, особенно когда всплеск межэтнических конфликтов вообще стал бедой нашего времени.
А. ЧЕРКИЗОВ Аркадий Иосифович, секундочку, я хочу предоставить слово Андрею Борисовичу Зубову, как бы другая сторона отвечает. Вас не смущает, Андрей Борисович, заглавие книжки?
А. ЗУБОВ Нет, признаться, в ни малой степени не смущает, потому что для меня как для историка совершенно очевидно, что даты проставлены верно, еврейская проблема, если не считать каких-то очень древних контактов и ситуаций, которые еще были во время князя Владимира, действительно появилась после присоединения польских земель по первому разделу. И то, что эта проблема была актуальна, это признает любой историк русский, и совершенно очевидно, что эта тема может быть рассмотрена в книге, а 200 лет вместе, действительно, 200 лет с небольшим лет вместе.
А. ЧЕРКИЗОВ Так, Семен Ефимович Резник.
С. РЕЗНИК Вы знаете, я очень рад, что вы начали с этого вопроса. Как раз присутствующий за вашим круглым столом Валерий Каджая написал рецензию на мою книгу, и он сказал, что книга Резника должна была бы называться «200 лет вместе», но это название Солженицын употребил. Я считаю это название очень удачным и очень точным, очень правильным. В моей книге я пишу да, последние 200 лет русские и евреи в России прожили вместе, в самом прямом и простом смысле этого слова. Они вместе боролись, мечтали, заблуждались, страдали, гибли и убивали, заваривали кашу и расхлебывали ее. Остается пожалеть, что содержание книги Солженицына вопиет против ее названия. В книге Солженицына нет ничего о том, что бы говорило о том, что объединяло русских и евреев в России. Только о том, что их разъединяло. При этом русские у него отождествляются с государственной властью, царской, разумеется.
А. ЧЕРКИЗОВ Прошу прощения, Семен Ефимович, разве только с царской властью? По-моему, и во втором томе идет абсолютное отождествление русских с официальной властью, имеющей власть?
С. РЕЗНИК Одну минуточку, сейчас расскажу, я говорю пока о первом томе, где с царской властью он отождествляет и Россию. Все, что против царской власти, в том числе не только революционеры, реформаторы, кадеты, либералы, люди, готовые идти на компромиссы, люди-идеологи демократии, такие, как Короленко, Толстой, все это отождествляется с еврейством или находится под еврейским влиянием. Такое разделение он проводит в первом томе. Во втором томе переворачиваются песочные часы, все делается наоборот, у власти находятся большевики, в которых густо окрашенное еврейством, все самое страшное, что происходит против русского народа, не против евреев, евреи якобы привилегированны, и т.д., все это во втором томе. Так что название книги совершенно замечательное, точное и правильное. Все содержание против этого названия вопиет. И в этом суть мифа солженицынского.
А. ЧЕРКИЗОВ Хорошо, поговорим о мифе Солженицына, но вначале я хочу, чтобы Владимир Григорьевич Бондаренко ответил нам на тот же самый вопрос. Вас ничего не смущает в названии книжки?
В. БОНДАРЕНКО Видите, по первому вопросу у нас, по-моему, полное согласие у всех участников. Меня в названии ничего не смущает. Более того, это название не просто пророческое, Александр Исаевич, может быть, и не думаю об этом, он как бы сказал нам, что были 200 лет вместе и кончились. Т.е. что сейчас, конечно, среди русских будут самые разные представители самых разных народов, но та самая большая еврейская диаспора, которая существовала, она, очевидно, национально мыслящие евреи в большинстве своем выедут в Израиль, люди, озабоченные бытом, выедут в Европу и в Америку, и здесь в России останутся русские евреи, которые, кстати, есть, и они всегда будут, и люди, которые заняты русским бизнесом, и их не так уж много. Т.е., на самом деле, 200 лет вместе русские и евреи, жили вместе, сейчас уже вряд ли будут жить, если говорить о противостоянии или дружбе народов, а не просто представителей.
А. ЧЕРКИЗОВ Мотает головой упорно Валерий Георгиевич Каджая, пожалуйста.
В. КАДЖАЯ Во-первых, я хочу сказать, что я действительно писал рецензию о книге Резника, и в ней я писал о том, что как-то все получилось наоборот. Книгу Солженицына надо было назвать «200 лет врозь», а книгу Резника «200 лет вместе», потому что дело ведь, действительно, не в заголовке, а в том, что внутри, книга Солженицына, она вся построена на том, чтобы показать, что именно евреи в течение этих 200 лет исподволь, а уже к концу 19 началу 20 века таким потоком, они разрушали русское государство, русскую культуру и т.д. И что поразительно, понимаете, у меня было такое ощущение, что книгу Резника писал русский человек, который любит Россию, любит русских, любит русскую культуру. А вот книгу «200 лет вместе» писал человек, который не любит Россию, не русский человек писал, который русский народ принижает.
А. ЧЕРКИЗОВ Прошу прощения, кто-то ведь и перевирает фамилию Александра Исаевича, фамилию «Солженицын», как когда-то перевирали фамилию Бориса Николаевича «Элцин».
В. КАДЖАЯ Я говорю сейчас на полном серьезе, это шутки, действительно, в шутку можно перевирать, но он-то не перевирает, он-то перевирает историю.
А. ЧЕРКИЗОВ Об этом позже.
В. КАДЖАЯ Поэтому я хочу сказать, что, еще раз я повторяю, что книга Солженицына не только антисемитична, если так можно выразиться, по своему духу.
А. ЧЕРКИЗОВ Я пока только про название спрашивал.
В. КАДЖАЯ Название, еще раз повторяю, называй хоть горшком, только в печку не сажай.
А. ЧЕРКИЗОВ Понял, спасибо. Александр Евсеевич Рекемчук, как вы относитесь к заглавию книжки?
А. РЕКЕМЧУК Вы знаете, название это ничего не говорит мне, я не считаю его удачным. Но я вам сейчас по памяти процитирую три строчки читательского отклика, который я прочел недавно на Интернет-сайте «Комсомолки», автор анонимный, номер 195, вот послушайте Солженицын только к концу жизни прозрел, надо было начинать с «200 лет вместе», а не с «Архипелага». Это очень емкая читательская формула. Понимаете, дело даже не в этом, получил бы он Нобелевскую премию тогда, дело в том, что этот анонимный читатель толкует эту ситуацию так. Надо было начинать не с демонтажа советской системы, а с решения еврейского вопроса, желательно окончательного, как это начал и кончил Гитлер.
А. ЧЕРКИЗОВ Секундочку, прошу прощения, не забудьте вашу мысль тоже, ладно? Отвечая Владимиру Григорьевичу Бондаренко, я хочу сказать, что в последнем вышедшем номере «Еженедельного журнала», сокращенно «ЕЖ», есть статья Антона Носика, называется «Почти Иерусалим», подзаголовок несмотря на перспективы обрести землю обетованную, оставшихся в России евреев оказалось больше, чем уехавших. Давайте себе это запомним, галочку поставим. И я скажу свое мнение, отвечая на мной же поставленный вопрос. Тот редкий случай, когда я оказался в абсолютном меньшинстве. Иногда я бываю в меньшинстве, но хотя бы еще один возле меня есть. Тут нет никого, потому что меня как историка заглавие книжки и подзаголовок книжки Александра Исаевича не устраивает категорически. Объясню, почему. До 1917 года никаких русских и евреев не существовало. Проблемы между ними не было ни малейшей. Была проблема между православными и иудеями. Если иудей принимал православную религию или, как его называли, становился выкрестом, то никаких проблем, ни социальных, ни имущественных, ни прочих, не было. Я назову просто двух министров иностранных дел, один был начальником приказа, фамилия его была Шафиров, если мне память не изменяет, а второй был граф Нессельроде, с вашего разрешения, принявший тоже православие. Еще я хочу обратить внимание всех собеседников, и телефонных, и сидящих за столом, и слушателей, проблема религиозной принадлежности это, как ни крути, проблема моего свободного выбора. Хочу принял такую религию, хочу, поумневши или поглупевши, наоборот, принял другую религию. А проблему, которую поставили большевики, отменив вероисповедание, это проблема крови. Т.е. первыми фашистами, первыми расистами в 20 веке были, извините меня за грубость, большевики, потому что состав крови, что называется, не измените. Хорошо еще тем, у кого родители разных национальностей, как, например, у меня, папа еврей, мама русская. А ежели родители одинакие, история, например, целой группы людей человек вырос в России, в рамках СССР, знает русский, ни иврита, ни идиша не знает, думает по-русски, воспитан на русской культуре, но он должен написать в паспорте «еврей», потому что папа еврей и мама еврей. Вот этот уклон Александра Исаевича Солженицына в сторону крови меня очень смущает в заглавии этой книжки. Второй вопрос, будет время его задать, может быть, каждый скажет буквально по слову, потому что грядут новости, вопрос второй, книжка Солженицына исторический труд или нет? Первым был в предыдущем вопросе Ваксберг, теперь Резник, гостям первое слово, они далеко, между нами атлантическая лужа.
С. РЕЗНИК Проблема состоит не в том, является ли книга Солженицына историческим трудом или нет. Я принимаю любой жанр кроме скучного. Вопрос состоит в том, что в данном случае миф, выдумка, фантазия, причем злостно подобранные не собственные фантазии Александра Исаевича, ведь он все это заимствует из определенных источников, определенных традиций, она выдается за исторический труд, вот в чем проблема.
А. ЧЕРКИЗОВ Извините, тогда я уточню свой вопрос, Семен Ефимович, я уточню свой вопрос.
С. РЕЗНИК Пожалуйста.
А. ЧЕРКИЗОВ Я историк по образованию. Нам на первом курсе исторического факультета вбивали в голову, 17-летним мальчишкам и девчонкам, главная задача историка проверять источник на достоверность. Семь раз проверь источник, только после этого реши, можешь ты им пользоваться или не можешь. В этой связи я и задал вопрос, Семен Ефимович, является ли книжка Солженицына историческим исследованием или нет? Буквально полсекунды просит Валерий Георгиевич Каджая.
В. КАДЖАЯ Если с этой точки зрения, соответствует источнику или нет, то книга Солженицына является исторической, потому что все его источники соответствуют действительности. Но историю можно крутить так и эдак, все зависит от того, какие ты источники будешь брать, как ты их будешь трактовать. Дело в том, что Солженицын или подбирает тенденциозно такие источники.
С. РЕЗНИК Простите, можно мне два слова сказать?
А. ЧЕРКИЗОВ Одну секунду, просит слово Владимир Бондаренко. Извините, я просто должен дать возможность каждому. Не забудьте вашу мысль, новости.
НОВОСТИ
А. ЧЕРКИЗОВ Добрый вечер, вы слушаете «Эхо Москвы», у микрофона Андрей Черкизов, у меня сегодня на «Кухне» гостей до отвала. Хочу вам напомнить, это писатель Александр Евсеевич Рекемчук, публицист Валерий Георгиевич Каджая, политолог и историк Андрей Борисович Зубов, журналист, писатель, литературовед Владимир Григорьевич Бондаренко, в Париже Аркадий Иосифович Ваксберг, из Вашингтона писатель тоже, автор книги «Вместе и врозь» Семен Ефимович Резник. Значит, друзья мои, перед новостями я, увы, такие правила задают часы, я перебил Валерия Каджая, не дал сказать Владимиру Бондаренко, из Вашингтона уже попросил слова Семен Резник. Валерий, вам буквально полминуты вашу мысль закончить, потом вы, Владимир, потом, Семен, я вам даю слово.
В. КАДЖАЯ История это не математика, историю можно подгонять, и мы знаем по советскому периоду, как можно делать историю в любом направлении. Точно так, как хороший советский историк поработал у нас Солженицын. На лжи его очень трудно поймать, но у него везде полуправда, а в целом полуправда создала эти два тома, они представляют собой большую ложь. Прямая ложь у него только там, где речь идет об участии евреев в войне, там прямая ложь.
А. ЧЕРКИЗОВ Пожалуйста, Владимир Бондаренко.
В. БОНДАРЕНКО Я считаю, что это не только исторически состоявшаяся книга, исторически значимая книга, это книга, на мой взгляд, в чем-то сравнима, пожалуй, с «Архипелагом ГУЛАГ». Если «Архипелаг ГУЛАГ» повернул наше сознание и привел Россию совсем в иное состояние души и, извините, тела, то книга «200 лет вместе», пожалуй, сделала свободным тот разговор, который, кстати, даже мы сегодня ведем, ибо без этой книги, можно ее любить или ругать, хвалить. Обычно в нашей, особенно интеллигентской среде, кроме брани на эту тему с той или другой стороны не было.
А. ЧЕРКИЗОВ Ну почему же, нас сегодня семь человек, все интеллигенты, никто еще ни разу не побранился.
В. БОНДАРЕНКО Может быть, благодаря этой книге? Она сделала возможным цивилизованный разговор на важнейшую для России тему.
В. КАДЖАЯ Простите, Бердяев на эту тему говорил 100 лет тому назад, Соловьев и вся русская интеллигенция.
А. ЧЕРКИЗОВ Уважаемые гости «Кухни», дайте я все-таки дам слово Вашингтону.
С. РЕЗНИК Будьте так любезны.
А. ЧЕРКИЗОВ Да, пожалуйста, Семен.
С. РЕЗНИК Я хочу вот что сказать, что мне очень приятно было слышать все, что говорил Владимир Бондаренко, он подтверждает то, что я говорю и пишу уже много лет. Эта моя книга ведь не первая, я только об этом написал пять книг. Я давно пишу о том, как красное смыкается с коричневым. И сейчас, когда Владимир Бондаренко, ближайший сотрудник Александра Проханова, так замечательно аполитично говорит о книге Солженицына, мне это очень интересно слышать. Вы знаете, недавно Александр Проханов шагал вместе с Зюгановым под красным знаменем на какой-то демонстрации, и тут же пишет статью о протоколах сионских мудрецов.
А. ЧЕРКИЗОВ Я прошу прощения, Семен, мы не обсуждаем сейчас Проханова.
С. РЕЗНИК Я не обсуждаю Проханова, я говорю, что в этой статье он опирается на Солженицына и Шафаревича. И эта смычка красного с коричневым, она как раз и является очень серьезным симптомом. Покровский, известный марксист, говорил, что история это политика, опрокинутая в прошлое. И так оно часто и бывает, сплошь и рядом бывает. Но так не должно быть. Пока история это политика, опрокинутая в прошлое, пока Россия это страна с непредсказуемым прошлым, у нее не будет будущего. История заново и заново, всякий миф называть историей. Вот о чем идет речь.
А. ЧЕРКИЗОВ Хорошо, Аркадий Ваксберг.
А. ВАКСБЕРГ Я отвечу очень коротко, Андрей. Также, как думает Владимир Григорьевич Бондаренко, сам Солженицын считает свой труд капитальным историческим трудом, на верхушке, на шапке книги написано исследование новейшей русской истории, а подписывает он впервые в своей жизни эту книгу полными инициалами А. И. Солженицын, эти нюансы для Солженицына имеют огромное значение. Он как бы выступает в этой книге не писателем Солженицыным, а академиком Солженицыным, исследователем. Но я глубоко убежден, что это не историческое исследование.
А. ЧЕРКИЗОВ Почему?
А. ВАКСБЕРГ Такой глобальной проблемы «русские и евреи», Андрей, на мой взгляд, не было и, тем более, нет. Была реальная проблема власти еврейской, сначала царская, затем советская власть, вот такой конфликт, действительно, существовал. И лишь он привел к трагическим, а для некоторых к кошмарным последствиям. Потом историку тут много можно аргументов привести, я приведу только один. Историку не может быть присуща такая нескрываемая страсть, а если говорить честно, не выбирая выражений, злоба, с которой он трактует целый ряд фактов и излагает свои позиции. Это не присуще историку.
А. ЧЕРКИЗОВ Например?
А. ВАКСБЕРГ Вспомните, например, с какой злобой он вспоминает имена целого ряда конкретных людей для того, чтобы прийти к обобщению о том, что евреи умеют прекрасно устраиваться, что они умеют выживать за счет других людей и т.д., мелочи иногда больше говорят о подспудных мыслях и чувствах человека, чем его рассуждения о глобальных вещах, меня поразило и больно задело, с какой злобой и очевидной несправедливостью говорит он о хорошо знакомых мне людях, а некоторые просто были моими друзьями. Их нравственная чистота ни у кого до сих пор не вызывала сомнения, скажем, Лев Разгон или Аркадий Беленков, Евгений Гнедин, это открыто просто, он нескрываемо показывает свое отношение к частностям, казалось бы, из которых он делает далеко идущие обобщения.
А. ЧЕРКИЗОВ От вашего слова я, прошу прощения, Валерий Каджая, я хочу перейти к Александру Рекемчуку, потому что в своей книжке «Пир в Одессе во время холеры», которая недавно вышла в издательстве «МИК», как раз господин Рекимчук пишет о неком странном тексте Александр Исаевича касательно покойного Юрия Марковича Нагибина. Два слова буквально, потому что это в том же русле, о чем говорил только что Аркадий Иосифович Ваксберг.
А. РЕКЕМЧУК Да, мне, конечно, ближе материал, касающийся литературы, нежели истории, но я должен сказать, что в книге «200 лет вместе» Александр Исаевич Солженицын с такой злобой, с такой ненавистью пишет о писателях, о хороших писателях, что просто диву даешься, хотя бы вспомните страницы, посвященные Александру Галичу, поэту, диссиденту, который тоже был выслан за границу, который там погиб. Посмотрите, что пишет о нем Солженицын безвкусно переплел Сталина и Христа, сочинил свою агностическую формулу, свои воистину затрепанные потом в цитатах и столько вреда принесшие строки «не бойтесь пекла и ада, а бойтесь единственно только того, кто скажет «я знаю, как надо»». Это Галич. А вот Солженицын но как надо и учил нас Христос.
С. РЕЗНИК Как надо, учил нас Ленин и Сталин?
А. ЧЕРКИЗОВ Все, кому не лень.
С. РЕЗНИК Солженицын знает, как надо, то я боюсь Солженицына.
А. ЧЕРКИЗОВ Андрей Борисович Зубов, пожалуйста. Итак, все-таки это исторический труд, у вас нет претензий как историка к этой книге Солженицына?
А. ЗУБОВ В свое время, выступая после издания первого тома на обсуждении в фонде русского зарубежья, я и от моих коллег, в частности, Владислав Натанович Зубов, профессор Филадельфийского университета, тоже профессиональный историк, профессор русской истории, мы в один голос сказали, что это не просто исторический труд, это блестящий исторический труд, т.е. язык Солженицына, умение его обращаться с фактурой, для людей, которые работали в области русской истории, скажем, 18-19 века многие годы говорит о том, что это, в общем, определенная вершина, новый уровень научного исследования. Я не знаю литературной кухни, я не знаю отношений литераторов друг с другом в 50-60-е гг., то, что сейчас было сказано о Галиче, мне как христианину понятна позиция Солженицына, не бояться пекла страшно, пекла, конечно, надо бояться. Но это была та эпоха, с точки зрения исторической так было в то время, так пел Окуджава, так пел Галич, я только не вижу в этом никакого антисемитизма, это действительно констатация недостаточности той эпохи, когда действительно христианство было достоянием очень немногих. Но что касается исторической адекватности труда в области работы с источниками, понимаете ли, вы, Андрей, сказали о том, что вас на истфаке учили, что надо семь раз проверить источник. Это верно, но есть разные уровни исторического исследования. Скажем, Тойнби не проверял семь раз источники, он же работал на больших обобщениях. В своих исследованиях по Греции ранних он проверял источники, но когда он писал обо всем, он делал обобщения, кстати говоря, нередко ошибался, но в целом его концепция блестяще сработана в постижении истории. Примерно то же самое сделал и Солженицын.
С. РЕЗНИК Можно мне сказать, я как раз проверял, исторически писал параллельно историю. Это не анализ Солженицына, это анализ истории. Солженицын пользуется исключительно вторичными источниками. Историческими источниками из еврейских энциклопедий и других, из работ Гессена он выбирает часто цитаты, которые те опровергают, те с ними спорят, он выбирает эти цитаты, дает ссылку на Гессена или на энциклопедию, таким образом, как была одна очень интересная рецензия опубликована под названием «Еврейская энциклопедия источник антисемитской мысли». Это не работа с источниками, я прошу прощения, так с источниками не работают. Есть русские источники, великолепные, блестящие, есть работы Лескова, Каджая блестяще сделал, опубликовав эту работу, это памятник культуры определенного времени. Но он снабдил ее своими комментариями, добавил свои статьи, превратил ее в работу, которая сегодня работает как политический документ. Это очень здорово было сделано. Я посмотрел все эти источники, про революцию, про 1905 год, про миф столыпинский, сделать из Столыпина великого реформатора, гуманиста, понимаете, это чудовищно. Между прочим, это очень повлияло на то, как шли так называемые реформы уже в постсоветской России. Как же, Столыпин был за частную собственность, мы введем частную собственность. Каким образом это все не имеет значения.
А. ЧЕРКИЗОВ Семен, я должен предоставить слово Каджае, потом Бондаренко, а потом я сам хочу сказать несколько слов.
А. ВАКСБЕРГ Мне для реплики дадите?
А. ЧЕРКИЗОВ Хорошо, но пока говорит Валерий Каджая.
В. КАДЖАЯ Дело в том, что очень интересно история подана у Солженицына. В общем, там евреи являются детонатором или, как он еще говорит, революция произошла в России, потому что эту кашу всю заварили евреи, если в сухом остатке. Мы забываем о самом главном, что не евреи были движущей силой революции, а крестьянский вопрос, земельный вопрос.
А. ЧЕРКИЗОВ Друзья мои, мало времени. Пожалуйста, Владимир Бондаренко, у меня еще там Ваксберг, еще Рекемчук руку поднял.
В. БОНДАРЕНКО На мой взгляд, в книге Александра Исаевича антисемитизма нет абсолютно, скорее если уж говорить, с какой точки зрения он пишет, с точки зрения русского крестьянства он и пишет. И отношение к царской власти у него как раз не как к русским, как кто-то сказал до этого, а с точки зрения крестьянства, если уж он сравнивает, он говорит, что да, крестьяне русские были в более униженном положении, чем еврейство того времени. Часто одно то, что мы о евреях, о еврейском вопросе говорим просто, как в ряду других вопросов, а не с точки зрения мессианства и исключительности, и делает якобы книги Солженицына, кого-то другого антисемитскими. Я не согласен, я вообще считаю, в России антисемитизма как явления системного не было и нет.
А. ЧЕРКИЗОВ Хорошо. Пожалуйста, Александр Рекемчук.
А. РЕКЕМЧУК Видите ли, когда я говорил о Галиче, я не хотел, чтобы заострилось внимание на том, антисемитские какие-то высказывания в данном случае у Солженицына или нет, я говорю о неуважении к писателям, о неуважении к русской литературе. Вслед за книгой «200 лет вместе» Солженицын уже опубликовал три статьи, практически перечеркивающие творчество очень известных и любимых народом писателей Нагибина, Гроссмана, Давида Самойлова. Это какое-то уже тактическое применение тех стратегических целей, которые изложены там.
А. ЧЕРКИЗОВ Аркадий Ваксберг, пожалуйста.
А. ВАКСБЕРГ Очень короткая реплика касательно того, исторический труд или нет. Знаете, существует известная французская пословица тот, кто не хочет слышать, еще более глух, чем глухой. Ведь Солженицын не хочет слышать и читать то, что не укладывается в его схему. Он просто делает вид, что этого нет. Это очень наглядно видно по тому, например, что и как он пишет о деле Бейлиса. Дело, которое исследовано от начала и до конца, на тысячах страниц, исследователями на разных языках, он делает вид, что оно еще остается под вопросительным знаком. И второе, с какой фальсифицированной тенденциозностью и бездной умолчаний он пишет об участии евреев в отечественной войне. Разве это перо историка? И о ГУЛАГе.
А. ЧЕРКИЗОВ Кстати сказать, можно я скажу буквально несколько фраз, когда я слышу от кого-то, что не сегодня, это последние лет 30, если угодно, что Солженицын открыл глаза советскому обществу «Архипелагом ГУЛАГ», я про себя думаю какое вранье. До него открывал глаза советскому читателю Борис Дьяков, до него открывал глаза советскому читателю Александр Исбах, до него ходили по рукам, а, как помните, печатная машинка «Москва» брала только 10 копий, ходил Варлам Шаламов, до него ходили куски из «Жизни и судьбы» Гроссмана, в 53 году параллельно с книжкой Солженицына, с «Одним днем из жизни Ивана Денисовича» стали печататься еще в «Новом мире» изумительно, по-моему, лучшие в 20 веке, написанные на русском языке мемуары Ильи Григорьевича Эренбурга, т.е., в общем, мы все это знали окромя.
А. ВАКСБЕРГ Давайте тогда уж вспомним Алдана Семенова.
А. ЧЕРКИЗОВ Да, конечно. Второе, совершенно справедливо заметил Аркадий Иосифович Ваксберг насчет дела Бейлиса, касательно книги Солженицына. А меня, например, смущает, до ярости смутило на самом деле, то, что Солженицын пишет о неспособности еврейского населения к земледелию. Для начала поезжай в Израиль, посмотри, деньги есть, наверное, если нет я дам, посмотри, что из пустыни этот неприспособленный к земледелию народ сделал. А во-вторых, как бы напомнить, что по российским имперским законам нигде, кроме Херсонской и Николаевской губерний, т.е. земель, подлежащих колонизированию, не было разрешено лицам иудейского вероисповедания землевладение, там было, поэтому известный революционер Лев Давидович Бронштейн (Троцкий) родился в семье еврея-землевладельца. Но при этом даже там иудеям было запрещено земледелие.
А. ВАКСБЕРГ А как обо всем об этом написал Лесков?
А. ЧЕРКИЗОВ Андрей Борисович, не кивайте головой, возьмите императорский указ Екатерины, землевладение разрешено, земледелие не разрешено. Поэтому они могли нанимать.
А. ЗУБОВ При Александре I были изменения этих законов, при Николае I была специальная колонизация для евреев-земледельцев.
В. КАДЖАЯ Андрей, мы сейчас войдем в спор, в глубину, вот Лесков есть, надо читать Лескова.
А. ЧЕРКИЗОВ Странное дело, я никого не перебивал, между прочим. Так вот, удивительное дело, про эти законы Солженицын не пишет. А если и говорит, то так, сквозь запятую. Но самое важное, как в свое время был такой борец с трезвостью профессор Углов.
В. БОНДАРЕНКО Он и сейчас есть.
А. ЧЕРКИЗОВ Хорошо, сейчас он уже, по-моему, не борется с трезвостью, я его не читаю, но оказывается, что евреи обожали шинки держать и русский народ спаивать, вот это меня, вот то, что Солженицын в своей книге иногда доходит до такого уровня аргументации, меня, я скажу честно, я не люблю писателя Солженицына, я испытываю огромный решпект к писателю Солженицыну, я чту его как историка, который, кстати сказать, в исторический оборот впервые ввел такое понятие, как сказание, сказ, ведь «Архипелаг ГУЛАГ», собственно, и написан в базе своей с показаний, это сказ, это, между прочим, с точки зрения историографа, это очень серьезный труд.
В. БОНДАРЕНКО Но почему-то «Архипелаг» не обвиняли, как «200 лет» обвиняют, хотя тоже можно найти и цитаты не те, и переделки.
А. ЧЕРКИЗОВ Интересный вопрос Владимира Бондаренко, что думает по этому поводу Париж, только коротко, у нас осталось 4 минуты?
А. ВАКСБЕРГ Совершенно естественно, почему обвинять, там были собраны подлинные свидетельства.
В. БОНДАРЕНКО Там масса легенд и неправды, мифов в «Архипелаге ГУЛАГ».
А. ВАКСБЕРГ Охотно допускаю, но оно в целом отражает историческую реальность.
В. БОНДАРЕНКО Вот и здесь в целом «200 лет вместе» отражает историческую реальность.
А. ВАКСБЕРГ Вы глубоко заблуждаетесь, Владимир Георгиевич, при опоре не на сказы, а на источники, при таком толковании.
А. ЧЕРКИЗОВ Семен Резник, пожалуйста.
С. РЕЗНИК Как раз в то самое время, когда Александр Исаевич Солженицын писал «ГУЛАГ», писал в тайне от властей, когда очень многие люди рисковали жизнью, хранили этот самый «ГУЛАГ», в том числе многие евреи это делали, и помогали ему, и продвигали его, и на Запад высылали, и т.д., в это самое время он втайне от своих друзей писал работу под названием «Евреи в СССР». Она легла в основу этого 2-томника. Я об этом написал большую работу.
А. ЧЕРКИЗОВ Вот теперь по этому поводу несколько поподробнее Валерий Каджая. Каджая тоже написал.
В. КАДЖАЯ Дело в том, что эта книга опубликована, опубликована она во втором томе Солженицына. Сначала она действительно была опубликована пиратским способом, называется книга «Евреи в СССР и в будущей России», она написана в 68 году, он ее писал одновременно с «Архипелагом ГУЛАГ».
А. ЧЕРКИЗОВ И отрекся потом от нее.
В. КАДЖАЯ Он не просто отрекся, вот что он сказал в интервью «Московским новостям», что эту книгу написал не я, это опус.
А. РЕКЕМЧУК Это хулиганская выходка психически больного человека.
С. РЕЗНИК Вываливающегося из цивилизованного поля.
А. ЧЕРКИЗОВ Что же оказалось, когда вы читали второй том?
В. КАДЖАЯ Не только я, Костырченко, тот же самый Резник, Рекемчук, все, кто читали, на три пятых полностью перекочевала эта книга «Евреи в СССР и будущей России» во второй том Солженицына.
А. ЧЕРКИЗОВ Тем самым Солженицын признал свое авторство.
В. КАДЖАЯ Но самое главное не это, по этому поводу было открытое письмо в «Еврейских новостях», орган РЕКа, Российского еврейского конгресса, была статья в «Лехаим» журнале, где его спрашивают это ваша книга или нет? Он молчит. Т.е. для кого он написал «200 лет»? Для Проханова, Зюганова?
В. БОНДАРЕНКО Если без авторства судить книгу эту, тогда можно и «Протоколы сионских мудрецов» посчитать подлинником.
С. РЕЗНИК Можно-можно, некоторые считают, конечно.
В. БОНДАРЕНКО Надо не признавать сказки все, я не считаю, кстати говоря, если меня спрашивать.
А. ЧЕРКИЗОВ Семен Резник, вы что-то хотели сказать?
С. РЕЗНИК Я хотел сказать, что как раз Александр Исаевич тоже считает, что хоть «Протоколы» фальшивка, но в них вся мудрость, и ленинская еврейская революция составлена была, выполнение этого плана. Это в той самой работе написано.
В. БОНДАРЕНКО Не будем Ленина евреем-то делать.
А. ЧЕРКИЗОВ Спасибо, буквально два слова Ваксбергу, Париж.
А. ВАКСБЕРГ Что же я могу сказать? Я могу сказать только, что, образ еврея, который создает Солженицын в этой книге, это проходит через всю книгу, это образ, рожденный искаженным сознанием, я очень хорошо помню, как Лев Копелев говорим мне, потом я нашел развитие этой мысли в недавно вышедшей у нас книге Копелева и Орлова «Мы жили в Кельне», помню, как он говорил но ведь традиционные авторы сочинений, подобных сочинению Солженицына, не знали братьев Антона и Николая Рубинштейнов, не знали художника Левитана.
А. ЧЕРКИЗОВ Спасибо, перебиваю. Конец эфира, в гостях были Александр Рекемчук, Валерий Каджая, Андрей Зубов, Аркадий Ваксберг из Парижа, Семен Резник из Вашингтона, Владимир Бондаренко, в студии вел Андрей Черкизов. Обсуждали мы тему «200 лет вместе», в основу взяли книгу, 2-томник Александра Солженицына, всего доброго, спасибо.
Франция открывает для себя Солженицына
В Карелии в 1931 году началась знаменитая сталинская стройка Беломорско-Балтийского канала силами узников ГУЛага. Собственно, с этого объекта и начинается страшная история Главного управления лагерей. Механизм кровавого молоха во всей полноте раскрыл нам русский классик Александр Исаевич Солженицын. На прошлой неделе он вновь напомнил о себе. В небольшом городке Крэ во французской глубинке его именем была названа площадь. Как и зачем Франция открывает для себя Солженицына?
Именем Александра Солженицына во Франции в свое время называли бульвар, улицу и даже гимназию. Но впервые имя писателя появилось на табличке с названием площади. И впервые так далеко от Парижа. Новый топоним появился на самом юге страны, в городке Крэ – три звука, пять букв. Идея принадлежит мэру, которому когда-то в школе предложили выбрать, какой язык учить: немецкий или русский. И он выбрал.
«Это была столовая. Эта крепость была и замком, и тюрьмой, и гарнизоном. Башня была построена в XII веке, это символ города», – рассказывает мэр города Крэ Эрве Маритон.
В башне 52 метра каменной кладки. Говорят, выше нее нет во всей Франции. Средневековая достопримечательность отличает Крэ от всех окрестных городов и городочков. Здесь – туристическая столица региона. Но ничто в этих краях не связано с именем Солженицына.
В руках у месье Маритона первое издание «Архипелага ГУЛаг» на русском языке. Он купил его, как и все остальные книги в тот год, в магазине издательства YMCA-Press в Париже. Будущему мэру и депутату парламента было 14 лет.
«Публикация «Архипелаг ГУЛаг» во Франции в 1973 году была очень большим событием. Очень большим. «Архипелаг ГУЛаг» отчеркнул мнения многих в том, что касалось Советского Союза», – вспоминает Эрве Маритон.
Издательство, которое открыло миру «Архипелаг ГУЛаг» – это три комнаты над книжной лавкой в центре Парижа. Наталью Андреевну, которая долго отвечала за все мировые авторские права Солженицына, с Александром Исаевичем связывает не только литература. Писатель был другом семьи Шмеман – не самой последней фамилии в истории русской эмиграции.
«Он пришел сюда подписывать книги и так далее. Гробовое молчание. Он вошел. Люди, это надо себе представить! Такого не было больше никогда! Я думаю, никакой президент нам не заменит никогда то чувство, которое мы испытывали к Солженицыну», – восклицает член исполнительного комитета издательства YMCA-Press Наталья Шмеман.
Это чувство, и спустя вот уже почти четыре десятка лет с того первого приезда в Париж, никуда не делось. И заставляет французов называть именем Солженицына улицы и площади.
С высоты самой верхней площадки самой высокой средневековой башни во Франции открывается прекрасный вид. Он и есть главный источник туристического дохода города Крэ. Площадь Солженицына, правда, отсюда не разглядеть: она скрыта за черепичными крышами домов, но пройти мимо новой достопримечательности у приезжих ну никак не получится. Площадь, которая до этого дня была безымянной, находится между железнодорожной станцией, с которой большинство туристов начинают знакомство с городом, и единственной в Крэ библиотекой. У библиотеки теперь новый адрес: площадь Солженицына, дом 1. И так вышло неспроста.
«Солженицын всем известен, но необязательно все его читали. Мне кажется, что название площади заставит многих открыть его для себя как писателя», – говорит заместитель директора библиотеки г. Крэ Амандин Жаке.
Журналисты посмотрели в каталог. Последний раз книгу Солженицына – это был «Архипелаг ГУЛаг» – здесь брали неделю назад, вернули пятого июня.
«Это порадовало бы Александра Исаевича, он любил именно провинциальную Францию. Когда мы с ним, скажем, путешествовали по Франции, его часто узнавали, подходили, пожимали руку, благодарили. И можно было думать, что это потому, что накануне по телевидению показали, и люди просто узнавали. Но ничего подобного. Они сразу говорили: «Знаете, я читал «Раковый корпус». Франция – страна вообще очень читающая, и она полюбила Солженицына, у них была взаимная любовь», – рассказывает президент русского общественного фонда Александра Солженицына Наталья Солженицына.
Франция – единственная из западных стран, где Солженицын издан полностью и почти полностью переведен.
«Всякое произведение Солженицына, которое переводится, раньше всех выпускают и переводят французы. Они как-то быстрее всего это делают. В Америке это всегда очень долго. Ну, в Англии соответственно так же. В Германии тоже все это основательно, но очень долго. А французы – как огонь по вереску. Они быстро переводят и быстро издают», – поясняет Наталия Солженицына.
«Это тоже признак того, что Солженицын по-настоящему существует во французском языке. То есть, отличные переводы главных текстов, читатели есть, десятки тысяч, покупаются книги каждый день, значит он жив как писатель. Чего же лучше желать?» – спрашивает профессор кафедры славистики, директор Европейского института при Женевском университете Жорж Нива.
А. И. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг. Том 3. EBook 2009
%PDF-1.6 % 1730 0 obj /M(D:20090818234704+02’00’)/Name(ARE Acrobat Product v8.0 P23 0002337)/ByteRange[0 121 9655 2932120 ] /Reference[>/Data 1730 0 R/TransformMethod/UR3/Type/SigRef>>]/Prop_Build>/App>/PubSec>>>/Type/Sig>>>>/Metadata 1776 0 R/AcroForm 1772 0 R/Pages 1656 0 R/StructTreeRoot 1020 0 R/Type/Catalog>> endobj 1019 0 obj > endobj 1776 0 obj >stream 2009-08-18T23:47:04+02:002009-08-18T23:41:01+02:002009-08-18T23:47:04+02:00application/pdf
Объявлены лауреаты премии Александра Солженицына
Архив NEWSru.com ВСЕ ФОТО Объявлены лауреаты премии Александра Солженицына
Архив NEWSru.com
Литературная премия Александра Солженицына 2003 года присуждена поэтам Ольге Седаковой и Юрию Кублановскому. Об этом сообщила президент Русского общественного фонда писателя — Наталья Солженицына.
Известный писатель основал фонд в 1974 году, сразу после своего изгнания из страны, и передал ему все мировые гонорары за «Архипелаг ГУЛАГ».
С тех пор фонд оказывал систематическую помощь жертвам политических репрессий, а также финансировал проекты, связанные с сохранением русской культуры. Денежная сумма премии — 25 тыс. долларов США.
Премия Александра Солженицына вручается в шестой раз. Так, постоянное жюри, в которое входят супруги Солженицыны, Людмила Сараскина, Павел Басинский, Валентин Непомнящий и Никита Струве, в прошлом году решило разделить награду между прозаиком Леонидом Бородиным и политологом Александром Панариным.
В другие годы этой чести удостаивались академик Владимир Топоров (1998), поэтесса Инна Лиснянская (1999), писатели Валентин Распутин (2000), Константин Воробьев и Евгений Носов (2001)
Как сообщает ИТАР-ТАСС, в этом году Ольге Седаковой премия присуждена «за отважное устремление простым лирическим словом передать таинственность бытия; за тонкость и глубину филологических и религиозно-философских эссе».
Юрий Кублановский отмечен наградой «за языковое и метафорическое богатство стиха, пронизанного болью русской судьбы; за нравственную точность публицистического слова».
Церемония вручения премии состоится 15 мая в помещении Дома Русского зарубежья по адресу Нижняя Радищевская, 2.
СОЛЖЕНИЦЫН И АНТИСЕМИТИЗМ: НОВЫЙ ДЕБАТ
Обвинения автора в антисемитизме не новы; они начали появляться в русскоязычной эмигрантской прессе, а также в специализированных и еврейских журналах еще в 1972 году. В 1977 году полномасштабный анализ этого вопроса появился на английском языке в Midstream, публикации Фонда Теодора Герцля, написанной еврейским ученым по имени Марк Перах. Он не отрицал, что г-н Солженицын был «величайшим русским писателем современности», но сказал, что чувствовал непропорционально большое количество непривлекательных евреев в его работах.Он неблагоприятно сравнил «Архипелаг ГУЛАГ» с «Большим террором» г-на Конквеста, который, по его словам, был более беспристрастным по отношению к евреям и неевреям. (Г-н Конквест категорически отрицает, что г-н Солженицын является антисемитом, и заявляет, что его работа содержит чрезвычайно сочувственные статьи о евреях.) Еще одно обвинение, которое насчитывает более десяти лет, заключается в том, что евреи были бы гражданами второго сорта в идеале г-на Солженицына. Россия — обвинение, которое друзья г-на Солженицына опровергли, процитировав саму работу, на которой основано это обвинение, его «Письмо к советскому руководству», опубликованное в 1974 году, в год его изгнания из Советского Союза.В этой брошюре автор заявил, что, хотя он видел христианство сегодня как «единственную живую духовную силу, способную осуществить духовное исцеление России», он не предлагал никаких особых привилегий для христианства и призвал режим «разрешить конкуренцию». равная и почетная основа. . . среди всех идеологических и моральных течений, в частности среди всех религий ».
Но это расширенная версия« Августа 1914 года », содержащая новый раздел об убийстве Дмитрием Богровым премьер-министра России Петра Столыпина в 1911 году, это придало дебатам новый размах.Это убийство, малоизвестное большинству американцев, г-н Солженицын и другие российские ученые считают поворотным моментом в истории России. Они считают, что Столыпин был последним либеральным, динамичным российским лидером (и благодетелем евреев), который мог «спасти» Россию от большевизма.
Профессор Пайпс сказал: «Солженицын заглядывает в разум Богрова, готовящегося убить Столыпина. Столыпин возрождает Россию, значит, евреям плохо. Он убивает его, действуя исключительно как еврей.Но исторический Богров был еврейским ренегатом, а вовсе не евреем.
«У каждой культуры есть свой антисемитизм. В случае с Солженицыным это не расовая принадлежность. Это не имеет ничего общего с кровью. Он определенно не расист; вопрос фундаментально религиозный и культурный. Он чем-то похож на Достоевского, который был ярым христианином, патриотом и ярым антисемитом. Солженицын, несомненно, находится в тисках взгляда российских крайне правых на революцию, которая заключается в том, что она была делом рук евреев.
В статье, опубликованной прошлым летом в Midstream, Лев Наврозов, ученый, иммигрировавший из Советского Союза в 1972 году и теперь пишущий для The Yale Literary Magazine, принадлежащего его сыну Андрею, пошел даже дальше, чем профессор Пайпс. Г-н Наврозов осуждает роман Солженицына как «новые протоколы сионских мудрецов», ссылаясь на фальшивый документ, ставший опорой антисемитской пропаганды в начале этого века.
«Он не антисемит»
Профессор Улам остро не согласен с обвинениями, выдвинутыми против мистера Улама.Солженицын. Он признает, что убийство Столыпина «поддается» антисемитской интерпретации, но продолжает: «В целом, учитывая все его работы и всю его биографию, я не думаю, что вы сможете называют Александра Солженицына антисемитом. Признаюсь, у него очень острое перо. Он очень страстный. Он может сказать несколько резких вещей о евреях. Но у него есть резкие вещи, чтобы сказать о русских, которые не являются евреями. Максимум, что вы можете сказать о Солженицыне, это то, что он возмущен вторжением иностранных влияний в русскую жизнь.Но антисемит? Нет. Когда вы принимаете во внимание всю его работу и всю его жизнь, вы должны сказать, что он не антисемит и не ненавидит либерализм. Возможно, он непоследователен, но многие великие люди непоследовательны ».
Г-н Визель, выросший в Восточной Европе, полностью отверг обвинение в антисемитизме, выдвинутое против г-на Солженицына. «Он слишком умен, — сказал г-н Визель, — слишком честный, слишком смелый, слишком великий писатель. Для Солженицына быть антисемитом было бы совершенно не в характере.Меня беспокоит только то, что кажется бессознательной нечувствительностью с его стороны к страданиям евреев ». В эссе о г-на Солженицыне г-н Визель выразил надежду, что однажды русский писатель пересмотрит или хотя бы объяснит это отношение». «хотя бы для того, чтобы успокоить своих еврейских почитателей, которые хотят безоговорочно любить и уважать его». Когда недавно сказали, что, по словам его близких, г-н Солженицын считает, что евреи просто не «его предмет, — сказал г-н Визель. — Ну, я это понимаю.Как русского, его больше интересуют русские, а меня — евреи ».
Александр Солженицын, Антисемит? | История News Network
Кэти Янг, в Причина Журнал (май 2004 г.):
Споры бушуют в связи с обвинениями в антисемитизме, любимой культурной иконой. Нет, не Мэл Гибсон: в центре споров — российский писатель. Александр Солженицын.
Солженицын, автор книги «Архипелаг ГУЛАГ», когда-то был почитаемым символом моральное сопротивление Советскому государству.Он, вероятно, заслуживает большего уважения, чем любого другого человека за то, что он лишил морального престижа коммунизма среди западных интеллектуалы.
Изгнанный из Советского Союза в 1974 году, Солженицын отчуждал некогда поклонников с его русским национализмом и антипатией к западному стилю демократия; после его возвращения в Россию 20 лет спустя общественное благоговение вскоре сменилось вежливым безразличием. Тем не менее, он сохраняет свой особый статус среди старшая интеллигенция и многие западные антикоммунисты.
Обвинения в антисемитизме для Солженицына не новость. Критики давно указал на отрывки из архипелага ГУЛАГ, в которых выборочно перечислены еврейские фамилии комендантов трудовых лагерей. И исторический роман Солженицына Август 1914 года, опубликованная на английском языке в 1972 году, подчеркивает еврейство Дмитрия. Богров, убийца премьер-министра России-реформатора Петра Столыпина.
Солженицын утверждал, что он просто говорил так, как было, но Август 1914 год значительно приукрашивает историю: в то время как Богров был полностью ассимилированным революционер из семьи обращенных в третьем поколении, седла Солженицына его с еврейским именем, Мордко (уменьшительное от Мардохей), и вымышленное мотив попытки подорвать российское государство, чтобы помочь евреям.
Затем пришло известие, что Солженицын пишет большую историю евреев. в России. Первый том «Двести лет вместе», охватывающий период с 1795 по 1916 год, появился в 2001 году; второй том последовал в 2003 году. По словам Солженицына, работа должна была дать объективную и сбалансированный отчет о российско-еврейских отношениях: «Я обращаюсь к обеим сторонам — русским и евреям — за терпеливое взаимопонимание и признание своей доли греха.»Этот комментарий кажется подозрительным сам по себе, учитывая что на протяжении большей части своей истории в России евреи были жертвами систематических притеснений и насилие. Говорить о взаимной вине — все равно что просить черных принять их доля вины за Джима Кроу.
В чем Солженицын считает долю греха евреев? В основном их участие в революционной деятельности в конце 19 — начале 20 вв., а затем в советской власти. Он отвергает утверждения, что коммунизм в России был результат еврейского заговора, но утверждает, что евреи играли «непропорционально роль «в создании террористического государства» нечувствительна к русским народ и отключен от русской истории.»
Что значит» непропорционально «? Евреи были перепредставлены среди социалистов-революционеров, но, как указывает историк Ричард Пайпс в Новой Республике они также были чрезмерно представлены среди российских капиталистов. Более того, говорит Пайпс, «ряды революционеров, безусловно, были преобладают русские ». Серия из трех частей Марка Дейча на русском языке. газета Московский комсомолец в сентябре прошлого года отметила, что среди 300 крупнейших игроков на российской политической арене в 1917 году — и только 16 из них были большевики.
Солженицын утверждает, что «население России в целом считало новый [революционный] террор как еврейский террор »- и стремится, если не чтобы подтвердить, то, по крайней мере, извинить это восприятие. Дейч подчиняет Солженицыну счет к иссушающему анализу. После цитирования историка Льва Кричевского заявление о том, что «в 1918 году, во времена красного террора, этнические меньшинства составляли около 50 процентов центрального аппарата ЧК [тайной полиции] », Солженицын добавляет, что среди этих меньшинств «евреи были довольно заметными».
Но он опускает фактические данные Кричевского, которые показывают, что евреи составляли меньше
более 4 процентов сотрудников ВЧК и занимали 8 процентов руководящих должностей.
Но в других случаях Солженицын не прочь назвать точные цифры: он
указывает, например, что шесть из 12 следователей ВЧК в «отделе»
для подавления контрреволюции «были евреями ….
Слева, правильно и неправильно: Солженицын и еврейская политика
Со смертью Александра Солженицына в 2008 году мир потерял героический голос писателя, который осмелился бросить вызов репрессиям империи зла.Нобелевский лауреат как в своих романах, так и в своем шедевре «Архипелаг ГУЛАГ» разоблачает тиранию советской пенитенциарной системы и диктатуру, подавляющую религиозные убеждения и свободу совести. Солженицыны, Сахаровы и Щаранские сыграли значительную роль. в свержении советской империи — жестокая политическая система, при которой они жили, никогда не заставляла их подчиняться или сдаваться. Тем не менее, в мысли Солженицына есть элементы, которые вызывают беспокойство.Русский гений был врагом не только советского коммунизма. Он также был яростным критиком западной демократии и противником свободы прессы. Приверженность Солженицына русскому православному христианству и его славянофильская риторика омрачали его героизм в противостоянии сталинистам и их преемникам. Солженицын был религиозным фундаменталистом, который стремился ниспровергнуть завоевания человечества в эпоху Возрождения, Реформации и Французской революции. Если он специально не хотел вернуть Россию к царскому правлению, он действительно тосковал по добольшевистскому золотому веку, в котором антиеврейская консервативная Русская православная церковь будет доминировать в политике, теологии и морали.Как и его великий предшественник Федор Достоевский, Солженицын не был другом демократии или либерализма современности. Солженицын осудил аморальность Запада и осудил как демократию, так и коммунизм. Это звучит как риторика фундаменталистов исламского мира относительно роли исламского права в современных обществах и осуждение Запада как упадочного и аморального. Но параллели неточные. Возможно, есть что-то важное, что мы можем поучиться у знаменитого русского писателя ХХ века.Солженицын не скрывал своих убеждений. Более 35 лет назад российский диссидент обратился к выпускным упражнениям в Гарвардском университете, сказав аудитории из 22 000 человек, что Америка приходит в упадок из-за «краха храбрости», вызванного капитализмом и духом индивидуализма, которые порождают безнравственность и порок. В июне 1978 года Солженицын сказал гарвардской аудитории, что он «не может рекомендовать современный Запад в качестве модели» и что славянский мир Восточной Европы духовно намного опережает Америку.Он не отвергал гуманистическое наследие европейского Возрождения, но утверждал, что ценности средневековой жизни и богословия должны быть доминирующей частью наследия современного человечества. Выпускная речь в Гарварде вызвала много похвал и столько же критики. Идеи, представленные Солженицыным в Гарварде, оставались основой его убеждений до конца его долгой жизни. Холодная война Америка представляла Солженицына антисоветским героем примерно так же, как Соединенные Штаты поддерживали мусульманских моджахедов, сражавшихся с русскими несколько десятилетий назад. в Афганистане.Ни Солженицын, ни мусульманские боевики в конце концов не оказались друзьями Запада, несмотря на их яростный антикоммунизм. Что меня больше всего беспокоит, как еврея и религиозного сиониста, так это антисовременная риторика, пронизывающая жизнь и творчество Солженицына. . Сионизм, хотя движение, которое во многом обязано традиционной еврейской вере и теологии, является современным движением, которое способствовало развитию демократии и основных свобод. Хотя иудаизм должен играть общественную роль для евреев, живущих в Израиле, еврейское государство не должно быть теократией, управляемой законом Торы.В современном еврейском мире можно найти параллель с реакционными религиозными убеждениями Солженицына. Подобно тому, как Солженитысн осуждал советский коммунизм и западную демократию, раввин Моше Джоэл Тейтельбаум, лидер хасидской секты Сатмар, осуждал сионизм как «ужасную ересь». Тейтельбаум и его преемники — враги всего современного — не только социалистической составляющей сионизма, но и важности демократического Израиля. Стремление Солженицына вернуть Россию к ее добольшевистским и царским корням является дальним родственником сатмареров, демонизирующих современное движение сионизма, уходящее корнями в либеральный национализм XIX века.И Солженицын, и Тейтельбаум были реакционерами, которые хотели повернуть время вспять и отвергнуть наследие современной жизни, политики и идеологии. Я не буду отрицать, что западный капитализм иногда создавал общества, движимые пустым потреблением, которые порождали порок и посредственность. надеюсь, что Государство Израиль, утратившее социалистический дух и политику, которые двигали сионистским движением и первые годы еврейского суверенитета, не заменит эту устаревшую идеологию бессмысленным подражанием худшей американской культуре и жизни.Таким образом, у Солженицына было важное заявление, касающееся евреев. Однако Запад всегда мог предложить больше, чем просто грубый материализм и безнравственность. Помимо карикатуры фундаменталистов на упадочную и упадочную Америку, существует реальность того, что свобода слова, религии, выражения мнений и экономической деятельности породила американскую нацию, которая остается модель для остального мира. Эта реальность отсутствовала в обращении Солженицына в Гарварде. Несмотря на все мои предостережения в отношении Солженицына, я извлек важный урок из его позиции в мире.Александр Солженицын поставил перед евреями интригующий вызов: выйти за рамки политики левых и правых и найти политическую жизнь и общество, уходящие корнями в 4000-летнюю еврейскую историю, а не на современные революции во Франции и Америке. : Берк и Маркс или Саадия и Маймонид? Возможно, пришло время евреям найти политические решения не в рамках общепринятых либеральных или консервативных точек зрения — это иностранный импорт извне иудаизма, — а в рамках самой еврейской истории.Мы все еще можем быть стойкими защитниками демократии в Израиле и Америке, но все еще ищем альтернативы политическим движениям современности. Должна быть альтернатива правым и левым, которая использует богатства иудаизма и еврейской истории. Возможно, диаспора была не просто «темной дырой» преследований и политической пассивности. Нам не нужно опускаться в царство фундаментализма. Нам просто нужно искать подлинные еврейские голоса из нашего прошлого, которые позволят нам формировать идеологии и теологии, выходящие за рамки тех, которые ограничены политикой наших дней.Автор — раввин общины Бет Ами в Бока-Ратон, Флорида.
Солженицын снова ступает на опасную почву истории
Он называет это «хождением по лезвию бритвы», и он должен знать. Александра Солженицына уже порезали.
Солженицын, 82-летний литературный гигант, который рассказал миру о сталинских лагерях, но столкнулся с обвинениями в антисемитизме во время своей легендарной карьеры, вернулся из своего исследования, чтобы вплотную заняться деликатным вопросом российско-еврейских отношений. новая книга, которая поступит в продажу здесь на этой неделе.
«Двести лет вместе», первая крупная работа Солженицына за десятилетие и первая после распада Советского Союза, исследует тяжелую историю жизни и смерти евреев в стране, которая подарила миру погромы. В то же время это дает человеку, которого часто называют величайшим из ныне живущих писателей России, возможно, последнюю возможность отреагировать на затяжную критику за то, что его легендарные книги, такие как «Один день из жизни Ивана Денисовича», раскрывают глубоко укоренившееся предубеждение против евреев.
«Я много раз откладывал написание книги», — написал Солженицын в предисловии.«И я был бы счастлив вообще не начинать книгу. Но я чувствую, что мое время подходит к концу, и поэтому я должен написать его».
Солженицын сказал, что хочет объективно представить историю евреев в России. «Сейчас я призываю обе стороны, русскую и еврейскую, прийти к терпеливому пониманию и признать свою долю вины», — написал он. «Я искренне пытаюсь понять обе стороны. Поэтому я изучаю и анализирую события, а не полемику».
Для Солженицына, однако, поднимать такую зажигательную тему — значит вызывать споры.Россия — это место, где по-прежнему силен антисемитизм, а Солженицын — фигура, вызывающая бурные эмоции.
Попытка его новой книги дать нейтральную оценку отношений русских и евреев неизбежно оскорбит одну или другую сторону — или и то, и другое. Простое утверждение, что обе стороны несут долю вины, может легко вызвать бурные дебаты.
Солженицын сказал, что понимает и ожидает этого. «Некоторые люди будут спорить, потому что они просто не знают материала, другие — из-за своего упрямства и целеустремленности», — сказал он в интервью «Московским новостям» на этой неделе.«Я так устал от этого посвящения».
Выпуск 500-страничной книги, первого из двух томов, вызвал много шума в Москве, но пока лишь немногие прочитали его, чтобы высказать свои суждения. Один из них — Борух Горин, пресс-секретарь раввина Берла Лазара, одного из двух претендентов на звание главного раввина России.
Горин, который выбежал во вторник, чтобы купить экземпляр и прочитать его за ночь, сказал, что публикация книги была «большим событием» и в определенном смысле пойдет на пользу российским евреям. «Нам очень повезло, что лауреат Нобелевской премии пишет о евреях», — сказал он.
Тем не менее, он добавил, что его беспокоит, что изображение Солженицына имеет тенденцию уменьшать преследование евреев в истории России, цитируя предположение автора о том, что евреи не учились в российских университетах, потому что они предпочитали раввинское образование, а не из-за запретов со стороны российских властей.
«Правды может быть много», — сказал Горин. «Но сказать, что все то, что было сделано против евреев в 19 веке в России, было сделано евреями, это не очень исторично.Г-н Солженицын хотел показать, что российско-еврейские отношения не так уж плохи ».
Первый том, выпущенный на этой неделе, посвящен периоду с 1795 года, когда раздел Польши оставил многих евреев внутри границ России в результате большевистской революции 1917 года. Среди прочего, в нем описываются еврейские солдаты, которые участвовали в борьбе с Наполеоном, и утверждается, что царь Александр II был прогрессивным человеком, который помогал евреям во время своего правления в середине 19 века.
В то время как антисемитизм в России отступил с тех времен, когда евреи были ограничены в том, где они могли жить, и Сталин нацелился на еврейских врачей, это остается фактом жизни здесь.
Среди последних выдающихся евреев, бежавших из страны, были Владимир Гусинский и Борис Березовский, два крупных бизнес-магната, которых расследует прокуратура.
Политики до сих пор ссылаются на еврейское происхождение оппонента в избирательных кампаниях. Владимир Жириновский, лидер националистической фракции в Государственной Думе, недавно отказался стоять в честь жертв Холокоста, потому что миллионы россиян были убиты нацистами. Книжный магазин «Дума» распродал русский перевод антиеврейской книги бывшего лидера ку-клукс-клана Луизианы Дэвида Дьюка.
Солженицыну уже давно предъявляются обвинения в антисемитизме из-за того, что он изображает жизнь в сталинские времена.
Американский еврейский журнал под названием Midstream опубликовал первое подробное обвинительное заключение в отношении изображения евреев Солженицыным в 1977 году, когда он проанализировал его работу и обнаружил, что, например, коменданты лагерей, показанные на фотографиях в «Архипелаге ГУЛАГ», все были евреями и что » Август 1914 года: «Красное колесо», казалось, опровергло серьезность преследований евреев в России.Проблема обрела самостоятельную жизнь и к 1985 году даже поднялась на слушаниях в Сенате США.
Солженицын, который жил в изгнании в Соединенных Штатах до возвращения в Россию в 1994 году, постоянно высмеивал эти обвинения. Но в последние годы его откровенные националистические заявления с критикой чеченцев, жителей Запада и российских реформаторов часто интерпретировались как свидетельство ксенофобских настроений.
В интервью «Московским новостям» на этой неделе Солженицын сказал, что его работа искажена людьми, которые даже не читали ее.«Многие из тех, кто напал на меня и критиковал меня, использовали срочность вопроса, поскольку это был самый простой способ, особенно когда я жил в Штатах», — сказал он. «И они пытались сыграть на этом. Но вы не должны играть на эту тему — наоборот, вы должны быть с ней очень осторожны».
Он добавил, что у него «прекрасные отношения» со многими друзьями-евреями, и отметил, что «работая над книгой, я действительно начал понимать еврейскую сторону».
В своем прологе он разъяснил по этому поводу: «Писать об этом — значит сам слышать новые голоса и заставлять читателя слышать эти голоса.. . . Но это все равно, что ходить по лезвию бритвы ».
Солженицын оплакивал: был ли антисталинский антисемит? | IJN
ИЕРУСАЛИМ — Известный антисемит. -Коммунист, писатель, лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын, скончавшийся в воскресенье, 2 августа 2008 года в возрасте 89 лет, оплакивается в России и во всем мире как самый известный диссидент Советского Союза.
Но трактовка его работы Еврейская проблематика также была предметом серьезных дискуссий, даже подвергаясь критике за выражение того, что некоторые критики обвиняли в антисемитских наклонностях писателя.
Товарищ и бывший диссидент Натан Щаранский заявил в понедельник, 4 августа, что подобные обвинения не должны заслонять тот факт, что Солженицын «изменил жизни миллионов людей».
Солженицын был автором Архипелаг ГУЛАГ , первый подробный отчет о печально известной системе трудовых лагерей ГУЛАГ, которую советское правительство старалось держать в секрете.
Работа всей жизни Солженицына заключалась в разоблачении коммунистической системы в ее нарушениях прав человека в то время, когда ее поддерживали многие интеллектуалы.
«Важно то, что Александр Солженицын провел время в тюрьме, как и миллионы других», — сказал Щаранский. Он сделал «невозможным» заставить людей в свободном мире поверить в то, что советская система работает.
После того, как Солженицын опубликовал трилогию ГУЛАГ , он был изгнан из Советского Союза на 20 лет, но вернулся на родину после распада Советского Союза.
Противодействуя настроениям Щаранского, Рина Лапидус, профессор русской литературы Университета Бар-Илан, сказала, что Солженицын «не святой» и что обращение с евреями в его произведениях демонстрирует это.
Лапид, чей дед был убит в ГУЛАГе, отмечал, что хорошо известно, что евреи были непропорционально представлены среди заключенных ГУЛАГа, но Солженицын игнорировал этот факт в своей работе, и его подход к еврейским вопросам был продуктом традиционного Русская культура, которую он пропагандировал.
Взгляд Солженицына на еврейские проблемы в его заключительной работе, Двести лет вместе, 2001 год, , также вызвал споры.
Отвергая понятие «еврейского заговора» за русской революцией, он все же сосредотачивается на выдающемся положении евреев в раннем большевистском руководстве.Некоторые критики утверждали, что в произведении есть антисемитские отрывки; Солженицын отверг обвинение.
Ассошиэйтед Пресс способствовало подготовке этого отчета.
См. Также передовую статью IJN об авторе, лауреате Нобелевской премии.
СвязанныеПадение пророка
11 декабря 100 годовщина со дня рождения Александра Солженицына стала поводом для множества дани. Спустя десять лет после своей смерти Солженицын остается одной из выдающихся фигур прошлого века как в литературе, так и в общественной жизни.Его роль в разоблачении преступлений советского режима — историческое достижение, масштабы которого трудно переоценить. Но его наследие также продолжает оставаться предметом интенсивных споров среди людей, разделяющих его ненависть к этому режиму, и эти разногласия, связанные со свободой, традиционной моралью и национализмом, поразительно актуальны в наше время.
Солженицын когда-то был героем моего детства. Выросший в Советском Союзе в 1970-х годах в семье диссидентов, я знал его как человека, который бросил вызов системе и сказал правду о ее зверствах — человека, которого боготворили мои родители, особенно мой отец, сам сын выжившие в ГУЛАГе.Мне было одиннадцать, когда Солженицын был арестован и выслан из Советского Союза; наш сталинский политрук в школе кричал, что его надо было расстрелять как предателя. Через год или два я услышал отрывки из Архипелаг ГУЛАГ по зарубежным радиопередачам; потом заветная книга ненадолго появилась в нашем доме.
Позже, после того как моя семья эмигрировала в Соединенные Штаты в 1980 году, героический ореол Солженицына постепенно начал терять свой блеск в наших глазах. Мы были не одни; Шли годы, и многие из его давних поклонников с горьким разочарованием пришли к выводу, что Солженицына больше нельзя рассматривать как борца за свободу и справедливость.
Ничто из этого не умаляет того, что совершил Солженицын. Один из миллионов, переживших адскую машину сталинских «исправительно-трудовых лагерей», он превратил это испытание в литературу. Его рассказ « Один день из жизни Ивана Денисовича » появился в советском журнале « Новый Мир » в 1962 году, его публикация получила зеленый свет благодаря усилиям Никиты Хрущева по десталинизации. Его последствия, как внутри страны, так и за рубежом, были взрывоопасными: хотя сталинский Большой террор обсуждался раньше, его жертвы никогда не были так мощно воплощены в жизнь.
Но Солженицын только начинал. Смена течения в Кремле, где был свергнут Хрущев, а новое руководство под руководством Леонида Брежнева поспешно затормозило либерализацию, отрезало все возможности для публикаций в стране. Найдя платформу за границей, он получил Нобелевскую премию по литературе в 1970 году «за этическую силу, с которой он продолжал неотъемлемые традиции русской литературы». Это было за три года до появления шедевра, навсегда связанного с его именем, документальной эпопеи Архипелаг ГУЛАГ , большей частью основанной на тысячах писем Солженицыну и Новый Мир с рассказами бывших заключенных от первого лица. .ГУЛАГ — название советского агентства, отвечающего за лагеря, сокращение от «главного управления исправительно-трудовых лагерей» — стал всемирно известным как символ тоталитарного зла.
Солженицын не только осудил призрак сталинизма; он также убедительно доказал, что зло заключается в самой коммунистической идеологии и что сталинизм был просто логическим завершением ленинизма, который рассматривал людей как материал для социальной инженерии.
В изгнании Солженицын обратился к резкой критике Запада не только за неспособность противостоять советскому режиму и полностью противостоять его злобе, но и за грехи чрезмерного материализма, личного и сексуального раскрепощения и безбожия.Его полемическое рвение все чаще было направлено также против бывших советских диссидентов, которые были идеологически левыми от него — несколько марксистов из разновидности «советский социализм — не настоящий социализм», но в основном сторонники либеральной демократии западного образца и рынков, которые критиковали не только коммунизм, но авторитарные традиции докоммунистической России. Кульминацией их спора стало эссе Солженицына «Наши плюралисты» 1983 года, в котором его оппоненты были названы высокомерными ненавистниками России, зацикленными на плюрализме как «высшем благе».Для Солженицына поклонение плюрализму неизбежно привело к моральному релятивизму и утрате универсальных ценностей, которые, по его мнению, «парализовали» Запад. Он также предупредил, что если коммунистический режим в России падет, «плюралисты» вырастут, и «их тысячукратный шум будет не о нуждах людей … не об обязанностях и обязанностях каждого человека, а о правах, права, права »- сценарий, который, по его мнению, может привести только к очередному национальному коллапсу.
Эссе осталось практически незамеченным американской и европейской аудиторией, но вызвало бурную реакцию в интеллектуальных кругах русской эмигранта.В ответ в 1985 году писатель и бывший политический заключенный Андрей Синявский подверг критике Солженицына за то, что тот позиционирует себя как пророк «Божьей истины» и пытается заменить одну форму группового мышления другой. (Синявский также указал, что верховенство обязательств над правами было классической советской риторикой.) Еще более резкое письмо диссидента Льва Копелева, когда-то близкого друга Солженицына, было отправлено лишь нескольким людям, кроме самого Солженицына, и не предавалось огласке до 1993 года. через несколько лет после смерти Копелева — раскритиковал Солженицына как «настоящего большевика» иного толка.
В следующем году война Солженицына с «плюралистами» сделала его объектом дикой сатиры со стороны другого бывшего советского писателя, которого изгнали из страны за неповиновение режиму, Владимира Войновича. В романе Войновича 1986 года « Москва 2042 » изображено легко узнаваемое alter ego Солженицына — ссыльный писатель Сим Карнавалов, реакционный славянофил с мессианскими претензиями, который каждый день совершает тренировочные поездки на белом коне, чтобы репетировать свое возвращение в Россию в качестве спасителя нации.Эта мечта сбывается в конце романа, когда Карнавалов становится царем и намеревается снова сделать Россию средневековой, издав указы, которые предписывают порку и запрещают мужчинам бриться.
Когда был опубликован Москва 2042 , мало кто мог представить, что фактическое возвращение Солженицына в Россию ( без белой лошади) произойдет менее чем через десять лет. Но грядут перемены. Советское гражданство Солженицыну было восстановлено в 1990 году, когда его брошюра Как мы должны восстановить Россию, , была опубликована в виде специального приложения к двум крупным газетам: ежедневной Комсомольской правде и еженедельнику Литературная газета .Четыре года спустя Солженицын вернулся в постсоветскую Россию, где и прожил остаток своих дней.
Заключительный акт жизни Солженицына можно рассматривать как невозможную, чудесную победу добра над злом (именно так видит его Джордан Петерсон в своем предисловии к новому сокращенному изданию Penguin The Gulag Archipelago ). Некогда оскорбленный изгнанник был встречен в России с высокими почестями; он и его жена поселились в загородном доме под Москвой рядом с домами, которые когда-то занимали члены советского Политбюро.Он учредил ежегодную литературную премию — премию Солженицына в размере 25 000 долларов (финансируется за счет гонораров от продажи произведения «Архипелаг ГУЛАГ» ). После его смерти в 2008 году главная улица Москвы, ранее — Большая Коммунистическая улица, была переименована в улицу Солженицына в обход закона, согласно которому получатели таких почестей должны умереть как минимум на десять лет. (Соседний Коммунистический переулок сохранил свое название, создавая космическую иронию угла улиц Солженицына и Коммунистического переулка.) Два года спустя сокращенная версия Архипелаг ГУЛАГ была добавлена в национальную школьную программу.К столетию в центре Москвы открыли памятник Солженицыну, а в Большом театре открыли оперу «День Ивана Денисовича ».
И все же во многих отношениях это был триумф, которого не было. К тому времени, когда Солженицын вернулся в Россию через три года после падения коммунизма, большая часть российской общественности пожала плечами. Его последний роман, последняя часть многотомной эпопеи «Красное колесо», которая должна была охватывать всю историю русской революции, но продлилась только до апреля 1917 года, провалилась.Осенью 1994 года он вел ток-шоу в прайм-тайм, которое он транслировал по московскому телевидению раз в две недели и начинался с разговоров с гостями, но позже перешел в монологи одного человека; он был отменен примерно через год из-за низких рейтингов. Книга Солженицына « Россия в коллапсе » 1998 года, сборник эссе по связям с общественностью, разошлась тиражом около 2 000 экземпляров. На его похоронах присутствовал тогдашний президент Дмитрий Медведев; но только несколько сотен человек пришли засвидетельствовать свое почтение.
Не менее важно то, что неясно, сделало ли принятие российским истеблишментом книги The Gulag Archipelago в качестве школьного чтения хоть что-нибудь для улучшения исторической памяти о преступлениях коммунизма в России.В статье для Новой газеты , одной из немногих сохранившихся независимых газет в России, журналист Сергей Баймухаметов отмечает, что немногие старшеклассники действительно читают Солженицына, назначенного на последнем курсе, когда они сосредоточены на подготовке к вступительным экзаменам в колледж. В ходе недавнего опроса почти половина россиян в возрасте от 18 до 24 лет заявили, что никогда не слышали о репрессиях сталинской эпохи.
* * *
В 2018 году враждебность Солженицына к демократии западного образца и светскому универсалистскому либерализму может найти гораздо более широкий резонанс, чем в его последние годы.Когда Солженицын заявил в 2006 году в интервью Moscow News , что «современная западная демократия находится в тяжелом кризисе», это заявление можно было легко отклонить как выдумку индивидуума. Сегодня это звучит поразительно пророчески. В эпоху, когда националистические / популистские движения набирают силу в Европе и Америке, а либеральный проект все чаще рассматривается как устаревший, Солженицына можно считать человеком, опередившим свое время.
Но можно также привести убедительный аргумент в пользу противоположного: жизнь и карьера Солженицына представляют собой пример того, как опасно выбирать путь национализма и антилиберализма, путь, который в конечном итоге привел его в некоторые темные места.
Для начала, сосредоточение Солженицына на национальной и этнической идентичности привело к постоянным и тревожным вопросам о некоторых предрассудках в его работе, включая антисемитизм. Это обвинение, которое на протяжении многих лет вызывало ожесточенные споры, восходит к отрывкам из архипелага ГУЛАГ, в которых выборочно подчеркиваются еврейские имена некоторых администраторов лагерей. Этому способствовало также расширенное издание исторического романа август 1914 года 1985 года, в котором убийца премьер-министра Петра Столыпина, Дмитрий Богров, анархист из семьи обращенных евреев, изображался без всякой фактической основы как убийца. Еврейский мститель, ненавидящий Россию.Двухтомник Солженицына «Евреи в России», , двести лет вместе, , опубликованный в 2001 и 2003 годах и призванный частично снять обвинения, мало помог. В эссе 2002 года в журнале Русский журнал (Русский журнал) Наталья Иванова, критик-нееврей, защищавшая Солженицына от некоторых нападок, которые она считала несправедливыми, тем не менее язвительно написала, что в его историческом обзоре «глупые русские потратили двести лет пытались поговорить с [евреями], освободить их и помочь им всемерно, за что евреи всегда расплачивались черной неблагодарностью и предательством.”
Солженицын всегда с негодованием отрицал обвинения в фанатизме, и следует отметить, что его защиту подняли видные еврейские деятели, включая покойного правозащитника Эли Визеля и бывшего советского диссидента Натана Щаранского. Тем не менее, защита иногда больше похожа на натянутую апологетику: Солженицын не антисемит, он просто демонстрирует «нечувствительность… к еврейским страданиям» (Визель) или «возмущается вторжением иностранного влияния в русскую жизнь» (историк из Гарварда Адам Улам).В симпозиуме журнала Front Page Magazine о кончине Солженицына Щаранский с сожалением признал, что в Двести лет вместе Солженицын часто преуменьшает или даже оправдывает притеснения и преследования евреев в царской России, но утверждал, что эта тенденция проистекает из «предвзятости». в пользу России », а не против евреев.
В другом месте я писал более подробно о Солженицыне и антисемитизме. Но некоторые комментарии Солженицына о других группах не менее тревожны.В своем эссе 1973 года «Покаяние и самоограничение как категории национальной жизни» он предположил, что моральная ответственность россиян за советские преступления против Венгрии и Латвии была несколько смягчена тем фактом, что граждане Венгрии и Латвии были активно вовлечены в красный террор после русская революция, в то время как позор этнической чистки крымских татар был уменьшен их статусом «обломков Орды», монгольского ханства, жестоко покорившего Россию в тринадцатом и четырнадцатом веках.И хотя Солженицын часто утверждал, что его российский патриотизм основан на уважении к самоопределению других наций, он яростно враждебно относился к независимости Украины и Белоруссии.
Но многих из бывших поклонников Солженицына его искренние объятия Владимира Путина и неоавторитаризма Путина в 2000-е годы тревожили даже больше, чем его взгляды на этнические конфликты.
После своего возвращения в Россию Солженицын стал яростным критиком президентства Бориса Ельцина.Конечно, были вполне веские причины для критики часто неустойчивого руководства Ельцина и состояния России в 1990-е годы, когда страна страдала от экономических трудностей и социальных потрясений (хотя критика должна также учитывать уникальные проблемы переходного периода). от тоталитарного коммунизма к рыночной экономике и гражданскому обществу, каким бы ущербным он ни был). Но в следующем десятилетии Солженицын не сказал Путину резких слов — не тогда, когда Путин восстановил советский гимн с новыми словами и советским красным знаменем в качестве военного флага России; не тогда, когда он начал наступление на независимые СМИ; не тогда, когда политическое преследование вернулось.
Пожалуй, наиболее полное выражение политики Солженицына в последние годы его жизни можно найти в интервью 2006 года, которое он дал Виталию Третьякову, тогдашнему главному редактору еженедельника Московские новости (Московские новости). В нем он набросился на Михаила Горбачева и Ельцина за то, что они отбросили «саму концепцию и сознание государственности » — труднопереводимое русское слово, которое иногда переводится как «этатизм» или «государственность», но на самом деле что-то означает как политический и моральный авторитет государства — и за «многочисленные капитуляции и бездумные уступки во внешней политике».Он похвалил Путина за то, что он повернул вспять эти тенденции с помощью усилий по спасению авторитета государства и проведению «более мудрой и дальновидной внешней политики». Восхваляя демократию через местное самоуправление, он отверг идею множественности партий как выражение «коллективного эгоизма», не имеющего корней в русских традициях. Он также подтвердил свою убежденность в том, что следует меньше говорить о правах человека и больше о «человеческих обязанностях». И, критикуя Запад за его стремление продвигать «идеологию и формы современной западной демократии» по всему миру, он нанес удивительно примирительную ноту по отношению к радикальному исламу, назвав его понятной реакцией на западный секуляризм и неравенство в богатстве.
В 2007 году Солженицын, который ранее отказывался от наград как от Горбачева, так и от Ельцина, не только получил от Путина Государственную премию за гуманитарные достижения, но и принял Путина у себя дома. Уют между бывшим летописцем ГУЛАГа и бывшим офицером КГБ многих раздражал. Тем не менее, когда вскоре после этого в интервью немецкому журналу Der Spiegel об этом спросили, Солженицын защитил свою позицию, указав, что Путин не был «следователем КГБ» по политическим преступлениям или «руководителем лагеря в ГУЛАГе». », Но служил в иностранной разведке и сделал уважаемую карьеру в других странах:« Джордж Буш-старший.не сильно критиковали за то, что он бывший глава ЦРУ ». (Это, конечно, именно та моральная эквивалентность, на которую когда-то сетовали антикоммунисты.) Он не упомянул о постоянных похвалах Путиным КГБ как благородному учреждению; он также демонстративно отказался осудить комментарии Путина о необходимости прекратить «мазохистские размышления» о советском прошлом.
Встреча Солженицына с Владимиром Путиным, 2007
К сожалению, человек, разоблачивший весь ужас сталинского правления, ничего не сказал о ползучей реабилитации Сталина под наблюдением Путина.
Согласно данным опроса, доля россиян, которые выражали полностью отрицательное отношение к Сталину, упала примерно с 60 процентов в 1998 году до 22 процентов в 2012 году; в последние годы более половины россиян заявили, что роль Сталина в истории России была полностью или в основном положительной. Роль режима Путина в этом возрождении была в лучшем случае двойственной. Хотя преступления Сталина были признаны (как показывает похвала Солженицыну), официальная линия все больше подчеркивала прошлые достижения и национальное величие России, будь то при царях или коммунистах.
В 2007 году в России разгорелась полемика по поводу нового официально утвержденного пособия для учителей истории Современная история России: 1945-2006 Александра Филиппова, в котором вопрос о том, был ли Сталин кровавым тираном или очень успешным Лидер рассматривался как дебаты «обеих сторон». Хотя в учебнике признается «жестокая эксплуатация населения» и «несколько волн репрессий» при Сталине, в нем также упоминаются его «грандиозные» достижения: индустриализация экономики, восстановление Российской империи, победа в великой войне и восстановление разрушенного войной государства. страна, создавая «лучшую в мире систему образования», продвигая науку и борясь с безработицей.Репрессии и чистки были описаны как «рациональная» стратегия, направленная на ускоренное развитие и создание эффективного, лояльного «управленческого класса».
Автор Архипелаг ГУЛАГ умалчивает об этом противоречии. Но он высказался по некоторым вопросам. 2 апреля 2008 г. в ежедневной газете «Известия » была опубликована его короткая статья под названием «Столкнуть родных против родных?», В которой осуждалось стремление украинского правительства международное признание Голодомора, сталинского террора-голода 1932-33 годов, как геноцида. украинского народа.(Хотя Казахстан и некоторые регионы России также были опустошены голодом, большинство историков полагают, что украинцы действительно стали мишенью, чтобы сломить их сопротивление советской власти.) Риторикой, напоминающей пропаганду советской эпохи, Солженицын громко заявил, что «провокационный протест по поводу геноцида». «родился… в затхлых шовинистических умах, наполненных злобой против« москали »», украинского антироссийского оскорбления.
Статья Известий вызвала сокрушительный упрек со стороны бывшего союзника Солженицына отца Глеба Якунина, священника-диссидента, которого Русская православная церковь лишила сана при советском режиме, а затем снова в постсоветские годы за разоблачение сотрудничества между церковью и КГБ.«Более 40 лет ваши публичные заявления, ваш героизм и ваш талант были откровением и вдохновением для меня и моих сверстников», — написал Якунин в открытом письме. «А теперь выясняется, что вы вместе с думскими политиками и экспертами, тайно обожающими Сталина как« эффективного менеджера », по сути прикрываете сталинизм и имперский национализм. … Вы нападаете на первое государство на [бывшем советском] пространстве, осудившее коммунистический геноцид. … Больно видеть падение пророка.Как вы оказались в рядах тех самых людей, против которых так храбро и самоотверженно боролись столько лет? »
Солженицын так и не ответил. «Столкновение родных с родными?» оказалось последним, что он опубликовал в своей жизни.
* * *
В память о столетнем юбилее Солженицына для журнала City Journal католический ученый и писатель Дэниел Махони пишет, что «то, как человек оценивает Солженицына, многое говорит нам о том, как человек в конечном итоге понимает свободу человека» — как дар от Бога или продукт «нерелигиозного» гуманизм.Но, как показывает пример отца Якунина, религия не обязательно является разделительной линией. На симпозиуме Front Page 2008 года, посвященном Солженицыну, его самым резким критиком был другой священник-диссидент, отец Яков Кротов, который утверждал, что роль Солженицына в развале Советского Союза была преувеличена и что Солженицын отвергал зло коммунизма только для того, чтобы одобряют «зло антигуманизма, милитаризма и экспансионизма». Другие участники, консервативные и либеральные, утверждали, что вклад Солженицына в демонтаж тоталитарного коммунизма имеет первостепенное значение; модератор Джейми Глазов процитировал французского философа Бернара Анри-Леви, который написал, что публикация Архипелаг ГУЛАГ вызвала «всемирное землетрясение» и что «коммунистическая мечта растворилась в топке книги.”
Насколько прочным будет наследие Солженицына, покажет время — хотя любой справедливый наблюдатель должен согласиться с тем, что это наследие испорчено его поддержкой нового авторитаризма в России и его неспособностью осудить неосталинизм. Хотя консервативный национализм Солженицына сегодня более актуален, чем он был в 2008 году, верно и то, что поражение коммунистической мечты сейчас не кажется таким окончательным, как тогда. Может ли быть так, что в эпоху, когда антилиберальные движения усиливаются как справа, так и слева, путешествие Солженицына следует рассматривать в первую очередь как поучительную историю?
Кэти Янг, американская журналистка и писательница русского происхождения.Она является обозревателем Newsday и пишущим редактором журнала Reason и ArcDigital . Ее работы публиковались во многих газетах и журналах, в том числе в New York Times, в Washington Post, в Wall Street Journal, в Boston Globe, в Weekly Standard, Foreign Policy , и Slate . Вы можете подписаться на нее в Twitter @ CathyYoung63
Советский кинорежиссер посещает Израиль, восхваляет Солженицына
ИЕРУСАЛИМ (AP) _ Ведущий советский кинорежиссер, посещающий Израиль, высоко оценил книги, запрещенные в его стране, сказал, что Кремль должен возобновить связи с еврейским государством, и показал советским иммигрантам свой последний фильм.
Эльдар Рязанов, секретарь Союза советских кинематографистов, также сказал около 1000 советских евреев на просмотре в среду вечером, что некоторые политические эмигранты должны быть помилованы и разрешены посетить страну, где они родились.
Рязанов приветствовал Михаила С. Горбачева как «самого гуманного лидера» в Советском Союзе за последние десятилетия. Он сослался на реформы, которые позволили ему и его жене посетить Израиль.
Рязонов — самый высокопоставленный советский художник, приехавший в Израиль с тех пор, как такие визиты стали возможны около года назад.Выезд из Советского Союза в Израиль был запрещен после того, как Кремль разорвал связи в 1967 году, и советские художники, которые действительно посещали Запад, обычно путешествовали без своих семей.
«Но очень трагично провести всю жизнь, прежде чем начать наслаждаться свободой», — сказал Рязанов.
60-летний кинорежиссер, известный своими сатирическими комедиями, приветствовал бывших соотечественников на отказе от иврита и получил аплодисменты, заявив, что связи между Израилем и Советским Союзом должны быть восстановлены.
Затем Рязанов перешел на родной русский язык, чтобы похвалить реформы Горбачева, но почти одновременно сказал, что он только что ушел с работы на Советском телевидении в знак протеста против государственной цензуры.
Отвечая на письменные вопросы, он похвалил книги изгнанного лауреата Нобелевской премии Александра Солженицына, который сейчас живет в Соединенных Штатах, и назвал «Архипелаг ГУЛАГ» произведением огромной социальной значимости ». Книги Солженицына запрещены в Советском Союзе.
Но Рязанов опустил имя писателя, когда сказал, что некоторые политические эмигранты, такие как театральный режиссер Юрий Любимов, принявший израильское гражданство, и писатели Василий Аксенов из США и Наум Корзавин из Франции, должны вернуть свое советское гражданство.
«Они должны иметь возможность выбирать, где жить, и при этом иметь возможность свободно путешествовать на родину», — сказал Рязанов. «Свобода путешествовать … так же естественна, как и свобода дышать».
Он отметил, что самолет, доставивший его в Израиль, был забит советскими евреями, которые навещали родственников эмигрантов в Израиле. ″ Они не могли видеться с родственниками годами. Были объятия, слезы, и на это нельзя было спокойно смотреть ».
В последние месяцы сотням советских евреев разрешили навещать родственников в Израиле, а некоторым иммигрантам разрешено выезжать в Советский Союз.
Советский Союз также разрешил эмигрировать 4695 евреям в этом году. По официальным оценкам Израиля, уехать хотят 380 000 человек, но руководитель израильской делегации, недавно посетивший Советский Союз, назвал цифру 25 000.
Рязанов сказал, что старался «максимально использовать свободу» в своей романтической комедии 1987 года «Забытая мелодия для флейты», которая была показана израильской аудитории.
Фильм о советском бюрократе, который женат на женщине, которую не любит, но чей влиятельный отец обещает помочь ему в карьере.Герой должен решить, остаться ли ему в браке или сбежать с любимой бедной медсестрой.