Читать онлайн «Человек с Луны» — Чумаченко Ада Артемьевна — RuLit
Когда я поставил столик, сел на складную скамейку, вынул портфель с бумагой и камеру-луциду{60}, туземцы, окружавшие меня, сперва попятились, а затем совсем убежали. Не зная диалекта их, я не пытался говорить с ними и молча принялся рисовать одну из хижин. Не видя и не слыша ничего страшного, туземцы вновь приблизились и совершенно успокоились, так что мне удалось сделать два портрета: как раз один из них был именно тот, о котором я сказал, что он внешностью особенно подходит под наше представление о дикаре. Но так как эта «дикость» не заключается в чертах лица, а в выражении, в быстрой перемене одного выражения на другое и в подвижности мускулов лица, — то, перенеся на бумагу одни линии его профиля, я получил очень недостаточную копию с оригинала. Другой туземец был гораздо благообразнее и не имел таких выдающихся челюстей.
Обед и ужин, который мне подали, состояли снова из вареного бау, бананов и наскобленного кокосового ореха. Один из туземцев, который знал немного диалект Бонгу, взялся быть моим чичероне, не отходил все время от меня; заметив, что принесенное бау так горячо, что я не могу есть его, он счел обязанностью, своими не особенно чистыми руками, брать каждый кусок таро и дуть на него. Поэтому я поспешил взять табир из-под его опеки и предложил ему скушать те кусочки бау, которые он приготовлял для меня. Это, однако ж, не помешало ему следить пристально за всеми моими движениями. Заметив волосок на куске бау, который я только что подносил ко рту, мой туземец поспешно полез своей рукой, снял его и, с торжеством показав его мне, бросил.
Чистотою здешние папуасы, сравнительно с береговыми, не могут похвастаться. Это отчасти обусловливается недостатком воды, которую им приходится приносить из реки по неудобной, горной, лесной дороге.
Когда я спросил воды, мне вылили из бамбука, после долгого совещания, откуда налить, такую грязную бурду, что я отказался даже попробовать ее.
Около 6 часов облака опустились и закрыли заходящее солнце: стало сыро и холодно, скоро совершенно стемнело. Как и вчера в Бонгу, мы остались в темноте; при тлеющих угольях можно было едва-едва разглядеть фигуры, сидящие в двух шагах. Я спросил огня. Мой чичероне понял, должно быть, что я не желаю сидеть в темноте, и принес целый ворох сухих пальмовых листьев и зажег их. Яркое пламя осветило сидящую против меня группу туземцев, которые молча курили и жевали бетель. Среди них, около огня, сидел туземец, которого я уже прежде заметил; он кричал и командовал больше всех, и его слушались; он также вел преимущественно разговор с жителями Бонгу и хлопотал около кушанья. Хотя никакими внешними украшениями он не отличался от прочих, но манера его командовать и кричать заставила меня предположить, что он главное лицо в Теньгум-Мана, и я не ошибся. Такие субъекты, род начальников, которые, насколько мне известно, не имеют особенного названия, встречаются во всех деревнях; им часто принадлежат большие буамрамры, и около них обыкновенно группируется известное число туземцев, исполняющих их приказания.
Мне захотелось послушать туземное пение, чтобы сравнить с пением береговых жителей, но никто не решался затянуть «мун» Теньгум-Мана, и я счел поэтому самым рациональным лечь спать.
9 а п р е л я. (…) После завтрака, состоявшего также из вареного таро и кокоса, я дал нести мои вещи трем туземцам и вышел из-под навеса хижины. На площадке стояло и сидело все население деревни, образуя полукруг: посредине стояли двое туземцев, держа на плечах длинный бамбук с привешенной к нему свиньею. Как только я вышел, Минем, держа в руках зеленую ветку, подошел торжественно к свинье и проговорил при общем молчании речь, из которой я понял, что эта свинья дается жителями Теньгум-Мана в подарок Маклаю, что ее люди этой деревни снесут в дом Маклая, что там Маклай ее заколет копьем, что свинья будет кричать, а потом умрет, что Маклай развяжет ее, опалит волосы, разрежет ее и съест. Кончив речь, Минем заткнул зеленую ветвь за лианы, которыми свинья была привязана к палке. Все хранили молчание и ждали чего-то.
Проходя мимо последней хижины, я увидел небольшую девочку, которая вертела в руках связанный концами шнурок. Остановившись, я посмотрел, что она делает; она с самодовольною улыбкою повторила свои фокусы со шнурком, которые оказались теми же, которыми занимаются иногда дети в Европе.
Сходя с одной возвышенности, я удивился многочисленности проводников, которые все были вооружены копьем, луком и стрелами. Для закуривания многие несли с собою дымящееся обугленное полено, не открыв до сих пор способа добывания огня. Они повели меня другою дорогою, а не той, по которой я пришел. Зная свои тропинки лучше, чем люди Бонгу, они хотели сократить путь, который оказался круче и неудобнее, чем тот, по которому мы шли вчера. В одном месте, около плантации, вдоль тропинки лежал толстый ствол упавшего дерева, по крайней мере в метр в диаметре. На стороне, обращенной к деревне, были вырублены несколько иероглифических фигур, подобных тем, которые я видел в русле реки на саговом стволе, но гораздо старее последних. Эти фигуры на деревьях, как и изображения в Бонгу (о которых я говорил) и на пирогах Били-Били, заслуживают внимания, потому что они не что иное, как первый фазис развития письменности, первые шаги изобретения так называемого идейного шрифта{61}.
Я с удовольствием услыхал шум реки, потому что тропинка была утомительна, и необходимо было полное внимание, чтобы не задеть ногою за какую-нибудь поперек лежащую лиану, не оступиться о камень, не расшибить себе колено о лежащий поперек ствол, скрытый травою, не выколоть себе глаз о сучья и т. п. Все это мешало спокойно рассматривать местность. Мы подошли к тому самому месту, где вчера начали восхождение к Теньгум-Мана. У последнего уступа в несколько десятков футов вышиною была прогалина, и вид на реку был очень живописен.

9 апреля 1872г. — Николай Николаевич Миклухо-Маклай — LiveJournal
После завтрака, состоявшего также из вареного таро и кокоса, я дал нести мои вещи трем туземцам и вышел из-под навеса хижины. На площадке стояло и сидело все население деревни, образуя полукруг: посредине стояли двое туземцев, держа на плечах длинный бамбук с привешенной к нему свиньею. Как только я вышел, Минем, держа в руках зеленую ветку, подошел торжественно к свинье и проговорил при общем молчании речь, из которой я понял, что эта свинья дается жителями Теньгум-Мана в подарок Маклаю, что ее люди этой деревни снесут в дом Маклая, что там Маклай ее заколет копьем, что свинья будет кричать, а потом умрет, что Маклай развяжет ее, опалит волосы, разрежет ее и съест. Кончив речь, Минем заткнул зеленую ветвь за лианы, которыми свинья была привязана к палке. Все хранили молчание и ждали чего-то. Я понял, что ждали моего ответа. Я подошел тогда к свинье и, собрав все мое знание диалекта Бонгу, ответил Минему, причем имел удовольствие видеть, что меня понимают и что остаются довольны моими словами. Я сказал, что пришел в Теньгум-Мана не за свиньею, а чтобы видеть людей, их хижины и гору Теньгум-Мана, что хочу достать по экземпляру маба и дюги, за которых я готов дать по хорошему ножу (общее одобрение с прибавлением слова «эси»), что за свинью я также дам в Гарагасси то, что и другим давал, т.
е. «ганун» (зеркало) — (общее одобрение), что когда буду есть свинью, то скажу, что люди Теньгум-Мана хорошие люди, что если кто из людей Теньгум-Мана придет в таль Маклай (дом Маклая), то получит табак, маль (красные тряпки), гвозди и бутылки; что если люди Теньгум-Мана хороши, то и Маклай будет хорош (общее удовольствие и крики: «Маклай хорош, и тамо Теньгум-Мана хороши!»). После рукопожатий и криков «эме-ме» я поспешил выйти из деревни, так как солнце уже поднялось высоко.
Проходя мимо последней хижины, я увидел небольшую девочку, которая вертела в руках связанный концами шнурок. Остановившись, я посмотрел, что она делает; она с самодовольною улыбкою повторила свои фокусы со шнурком, которые оказались теми же, которыми занимаются иногда дети в Европе.
Сходя с одной возвышенности, я удивился многочисленности проводников, которые все были вооружены копьем, луком и стрелами. Для закуривания многие несли с собою дымящееся обугленное полено, не открыв до сих пор способа добывания огня. Они повели меня другою дорогою, а не той, по которой я пришел. Зная свои тропинки лучше, чем люди Бонгу, они хотели сократить путь, который оказался круче и неудобнее, чем тот, по которому мы шли вчера. В одном месте, около плантации, вдоль тропинки лежал толстый ствол упавшего дерева, по крайней мере в метр в диаметре. На стороне, обращенной к деревне, были вырублены несколько иероглифических фигур, подобных тем, которые я видел в русле реки на саговом стволе, но гораздо старее последних. Эти фигуры на деревьях, как и изображения в Бонгу (о которых я говорил) и на пирогах Били-Били, заслуживают внимания, потому что они не что иное, как первый фазис развития письменности, первые шаги изобретения так называемого идейного шрифта. Человек, рисовавший углем или краскою или рубивший топором свои фигуры, хотел выразить какую-нибудь мысль, изобразить какой-нибудь факт. Эти фигуры не служат уже простым орнаментом, а имеют абстрактное значение; так, напр.
, в Били-Били изображения процессии для приготовления к празднеству были сделаны в воспоминание окончания постройки пироги. Знаки на деревьях имеют очень грубые формы, состоят из нескольких линий; их значение, вероятно, остается понятным только для вырубавшего их и для тех, которым он объяснил значение своих иероглифов.
Я с удовольствием услыхал шум реки, потому что тропинка была утомительна, и необходимо было полное внимание, чтобы не задеть ногою за какую-нибудь поперек лежащую лиану, не оступиться о камень, не расшибить себе колено о лежащий поперек ствол, скрытый травою, не выколоть себе глаз о сучья и т. п. Все это мешало спокойно рассматривать местность. Мы подошли к тому самому месту, где вчера начали восхождение к Теньгум-Мана. У последнего уступа в несколько десятков футов вышиною была прогалина, и вид на реку был очень живописен. Я остановился, чтобы отдохнуть и сделать набросок местоположения в альбом, сказав людям, чтобы они сошли вниз к реке и там бы ждали меня. Картина оживилась сошедшими вниз папуасами и приобрела тем туземный колорит. Я насчитал 18 человек. Они расположились отдыхать разнообразными группами. Одни лежали, вытянувшись на теплом песке, другие, сложив принесенные головни, сидели у костра и курили, третьи жевали бетель. Некоторые, наклонившись к реке, пили мутную воду. Многие, не расставаясь со своим оружием, стояли на больших камнях, опираясь на копья. Они зорко осматривали противоположный берег. Я потом узнал, что жители Теньгум-Мана находятся во вражде и ведут войну с жителями Гадаби-Мана; поэтому они все были вооружены, и несколько человек стояли часовыми во время отдыха товарищей. Я так загляделся на окружающую меня картину, что позабыл рисовать; притом мой неискусный карандаш мог бы воспроизвести лишь неполную, бледную копию с этой своеобразной местности и ее жителей. Я сошел к реке, как вчера, разделся, и мы отправились вниз по ее руслу. Солнце сильно пекло, и камни, по которым пришлось идти, поранили мне ноги до крови.
Две сцены оживили нашу переправу. Один из туземцев, заметив гревшуюся на солнце ящерицу и зная, что я собираю различных животных, подкрался к ней, затем с криком бросился на нее, но она улизнула. Человек десять пустились преследовать ее, она металась между камнями, туземцы преследовали ее с удивительною ловкостью и проворством, несмотря на все препятствия, ношу и оружие. Наконец, ящерица скрылась между камнями под группою камыша, но и здесь дикие отыскали ее. В один миг камыш был выдернут, камни разбросаны и земля быстро раскопана руками. Один из туземцев схватил ящерицу за шею и подал ее мне. Кроме платка, у меня не нашлось ничего, чтобы спрятать ее; пока ее завязывали, она успела укусить одного из туземцев так, что кровь сейчас же показалась, но улизнуть она не могла.
При переходе через один из рукавов реки туземцы заметили множество маленьких рыбок, быстро скользивших между камнями; мои спутники схватили камни, и в один миг десятки их полетели в воду, часто попадая в цель. Убитые и пораненные рыбки были собраны, завернуты в листья и сохранены на ужин. Сегодня пришлось идти вниз по реке дольше, чем вчера, так как я хотел попасть прямо домой, а не в Бонгу или в Горенду. Придя, наконец, домой часам к 4, я застал Ульсона бледным и шатающимся вследствие двух пароксизмов, так как он не вовремя принял хину. Я узнал, что в мое отсутствие Туй ночевал в Гарагасси (вероятно, приглашенный Ульсоном), чем я остался очень недоволен. Пришли еще жители Горенду и их гости из Били-Били. Около моей хижины расположились, болтая, человек 40 туземцев. Раздав табаку и по куску красной материи моим проводникам, я дал согласно обещанию зеркало одному из них за свинью, две бутылки и несколько больших гвоздей за телума и отпустил их, очень довольных мною, обратно в Теньгум. Сам же, не евши в течение 10 часов, с удовольствием выпил чай без сахару с вареным аяном.
Англо-бурская война — Рейц: Глава 7
Два других капрала заступили на дежурство одновременно. Один под командованием капрала Тоссела, бывшего полицейского детектива, был размещен у подножия холма Сюрприз, а другой далеко слева от нас. Мой брат, я и Самуэль ван Зейл были единственными членами нашей палатки, которые присутствовали, остальные четверо отсутствовали вместе с несущей группой. Пока мы шли в темноте позади Исаака Малерба, мы обсуждали вчерашнюю атаку на орудие ломбардскопа, и я помню, как бедный Сэмюэл сказал, что надеется, что наша очередь не придет следующей. Но наша очередь подошла позже. Когда мы подошли к обычному привалу, вперед, по обычаю, послали двух человек, а остальные повернулись. Мое время дежурить было в час ночи. Около половины двенадцатого я проснулся и, не думая, что стоит снова засыпаю, я лежу на одеяле, глядя на звезды.
Через некоторое время я отчетливо услышал приглушенный звук множества шагов в направлении Холма Неожиданности, поэтому встал и пошел к двум часовым, чтобы посоветоваться с ними. Я обнаружил, что они тоже слышали шум, и мы втроем несколько секунд прислушивались к тому, что, несомненно, поднимались на холм мужчины. Мы подумали, что люди капрала Тосселя чего-то испугались и отступают вверх по склону к гаубичной огневой позиции. Это убеждение было грубо развеяно, потому что внезапно с вершины холма Сюрприз раздался треск ружейной пальбы, за которым последовали дикие взрывы аплодисментов, и мы поняли, что английские войска были наготове. Пока мы стояли в нерешительности, наблюдая за сотнями ружейных вспышек, освещающих вершину холма, яркое пламя пронзило тьму, за ним последовал оглушительный рев, и мы поняли, что нашу гаубицу подбросило в воздух. Мы с двумя часовыми бросились туда, где наша группа уже была на ногах. Исаак Малерб теперь показал, из чего он сделан. Не колеблясь ни минуты, он направился прямо к опасной точке, непрекращающиеся аплодисменты английских солдат и залпы служили ориентиром. Его намерение состояло в том, чтобы объединить усилия с капралом Тосселя, если он сможет найти их, а затем предотвратить или задержать возвращение войск в Ледисмит, пока весь коммандос Претории не выйдет из лагеря, и таким образом уничтожить или захватить незваных гостей.
Как оказалось, капрал Тосселя сбежал, когда они услышали приближение англичан. Они не только дали им чистое поле боя, но и не произвели предупредительного выстрела, чтобы встревожить несчастных артиллеристов наверху, которые были застигнуты врасплох и заколоты штыками. А что касается остальных наших коммандос в лагере, то они держались с оружием всю ночь, но фельдкорнет Зеедерберг отказался рисковать замешательством, которое, как он, возможно, справедливо полагал, возникнет, если он попытается вывести своих людей в темноте в неизвестное место. . Так что двенадцать из нас были предоставлены сами себе.
Когда мы приблизились, мы могли слышать по стрельбе и крикам, что основные силы нападавших все еще были на холме, но они выставили ряд пикетов у подножия, чтобы обеспечить линию отхода обратно в город, и перед мы зашли очень далеко, мы столкнулись с одним из них. Мы с Исааком были на несколько ярдов впереди, когда раздался сигнал «Стой! Кто идет туда? — крикнули нам с нескольких шагов. Мы одновременно произвели по выстрелу и побежали вперед. Мы наткнулись на мертвого солдата, сержанта, как я увидел на следующее утро по его значку, но остальные пикетчики убежали в ночь.
Мы осторожно продвигались вперед и вскоре снова столкнулись с другим, более сильным арьергардом. Нам снова бросили вызов из закрытых помещений, и, поскольку по нам был направлен шквальный огонь, мы укрылись в зарослях сухих ручейков, которые тянутся вдоль подножия холма Сюрприз. Отсюда мы открыли ответный огонь, пока этот аванпост тоже не предоставил нам дорогу, и теперь мы начали гуськом вдоль русла, чтобы отыскать удобный пункт, с которого можно было бы противостоять войскам на холме, когда они будут спускаться.
Пока мы шли, солдат, затаившийся в траве на берегу над нами, наставил дуло винтовки и выстрелил в нас в упор. Мой товарищ по палатке, Самуэль ван Зейл, шел прямо передо мной, и я положил руку ему на плечо, чтобы удержаться на неровной тропе. Пуля попала ему прямо в горло, и расстояние было так близко, что разряд обжег ему лицо и поджег бороду, которая на мгновение вспыхнула, как фитиль. Он пошатнулся, а потом упал. Он был еще жив, но по его прерывистому дыханию я понял, что он тяжело ранен, поэтому я устроил его так удобно, как только мог, подложив одеяло ему под голову, прежде чем поторопить ручей, чтобы присоединиться к остальным. К этому времени войска спускались с Неожиданного холма, и мы могли слышать, как они с грохотом спускались по склону к нам. Их офицеры дули в свистки и кричали: «Здесь рота! Сюда, рота Б! и так далее, чтобы собрать своих людей. Они, казалось, не знали, что на дороге предстоит спор, потому что они не пытались скрыть свое продвижение, и раздавался смех и повторяющиеся крики: «Старая добрая стрелковая бригада», и тут и там мы видели мерцание спичек и тлеющие сигареты, чтобы показать, как мало они ожидали сопротивления.
Тем временем Исаак выбрал подходящее место на берегу, лицом к Сюрпрайз-Хиллу, спиной к Ледисмиту, и здесь мы присели, молча ожидая приближающихся войск.
Судя по доносившимся до нас звукам, мы оценили их примерно в триста человек, и, поскольку никаких признаков людей Тоссера или помощи со стороны коммандос не было, до нас дошло, что мы попали в довольно затруднительное положение.
Пока солдаты были еще далеко, я побежал посмотреть, как поживает Самуэль ван Зейл. Он был только что жив и слабым голосом попросил меня перевернуть его на бок, чтобы облегчить боль, но когда я это сделал, я почувствовал, как его тело напряглось, а затем обмякло в моих руках, и когда я уложил его -Он умер. Я поспешил назад, потому что смех и разговоры уже приближались. Когда я прокладывал курс, огромный солдат, по крайней мере, так он выглядел в темноте, внезапно вырисовался на берегу выше. Он замахнулся на меня своим штыком, но его неуверенная опора отразила удар и заставила его споткнуться о меня. Этот человек был теперь в моей власти, потому что я приставил карабин к его боку, но меня охватило отвращение стрелять в него, как в собаку, поэтому я приказал ему вместо этого поднять руки, что он и сделал тотчас же, отбросив его штыковая винтовка у моих ног. Я сказал ему сесть, пока я его не позову, команду, которой он так беспрекословно подчинился, что я нашел его терпеливо ожидающим там на следующее утро с пулей в ноге из-за перекрестного огня во время последующего разбирательства. Этот солдат, должно быть, шел впереди, потому что, когда я добрался до своих товарищей, основные силы как раз достигали подножия холма и приближались к нам всем телом.
Исаак шепнул нам, чтобы мы не стреляли, и каждый человек всматривался в темноту, пока примерно в пятнадцати ярдах мы не увидели смутно очерченную черную массу, а затем, по его команде, мы залили залп за залпом в их тесные ряды. , стреляя так быстро, как только могли работать затворы наших винтовок. Когда они в последний раз попали в них, они подумали, что их обстреливают их же арьергардные пикеты, потому что раздались крики: «Стрелковая бригада!» Стрелковая бригада, не стрелять! но, увидев их ошибку, командный голос закричал: «Штыки, штыки», и они стеной обрушились на нас. Несмотря на нашу малочисленность, мы произвели такое количество огня, что головная часть колонны отклонилась влево и накренилась поперек нашего фронта, чтобы спуститься вниз, и, хотя мы продолжали стрелять залпами, мы не могли предотвратить их прохождение мимо. .
Несколько раз, однако, среди нас проходили группы солдат, которые заблудились в темноте, и из них мы одних расстреляли, других взяли в плен.
Капитан по имени Гео. Пейли подошел к тому месту, где мы с братом стояли на коленях, стреляя через край берега, и, поскольку он не остановился, когда его окликнули, мы оба выстрелили, и он упал между нами. В другой раз один из наших людей, Ян Луттиг, был схвачен несколькими солдатами в нескольких ярдах от нас, и произошла рукопашная драка, в которой он был заколот штыком и прикладом по голове. . В темноте мы не могли разобрать, что происходит, но когда мы услышали его крик о помощи и подбежали, нападавших уже не было. Мгновение спустя я разглядел трех солдат на ложе ручья позади меня и соскользнул к ним. Один чуть не выплюнул меня яростным ударом штыка, который прошел между моей рукой и телом, но прежде чем он успел повторить удар, я накрыл его, и они сдались. Один был военным врачом с пулевым ранением в ногу, а двое других сказали, что помогают ему. Я приказал им оставаться в ложе стебля, где я нашел их утром.
Примерно в это же время мы услышали четыре или пять выстрелов в быстрой последовательности, за которыми последовали стоны, с того направления, где войска все еще пересекали ручей в двадцати или тридцати ярдах. Мы не знали, что это значит, и только на рассвете обнаружили, что услышали предсмертный крик некоторых наших людей, пришедших из лагеря к нам на помощь.
Было уже около трех часов ночи, и наши боеприпасы почти закончились, поэтому мы спокойно сидели и смотрели, как хвост колонны исчезает во мраке на пути к Ледисмиту.
Когда наконец рассвело, нашим глазам предстала мрачная картина. Перед нами в радиусе менее двадцати пяти ярдов лежало более шестидесяти убитых и раненых английских солдат, и когда мы шли вперед среди них, мы наткнулись на тела трех наших людей, которых изначально не было с нами. Двое были мертвы и ужасно изрублены штыками, а третий был на последнем издыхании.
Они были на железнодорожном депо с утомительной группой и по возвращении мужественно пытались пробиться к нам, когда услышали стрельбу. Они почти дошли до нас, но столкнулись с отступающими солдатами и были заколоты штыками прежде, чем успели сделать больше нескольких выстрелов. Позади нас на клумбе лежал бедняга Самуэль ван Зейл, а рядом сидели наши заключенные, человек двадцать.
Мертвые, раненые и пленные, одиннадцать из нас составляли более восьмидесяти противников, в среднем по семь на каждого.
Наша работа была завершена, и вскоре после восхода солнца мистер Зеедерберг и большая группа людей отправились на разведку через кусты, чтобы посмотреть, что от нас осталось, и были удивлены, обнаружив, что многие из нас все еще живы.
Мы стояли среди убитых и раненых солдат, в центре восторженной толпы, и с этого момента о капитанских способностях Исаака Малерба говорили как о лучших в коммандос (см. «Историю Великой англо-бурской войны» Конан Дойла, где он упоминает мне по имени в связи с этим делом Таймс «История войны» сообщает следующее:0003
Солдаты карабкались вниз по холму Неожиданности.. . Внезапно у их ног вспыхнуло огненное кольцо. Группа из примерно двадцати преторианцев, в основном молодых адвокатов и бизнесменов, смело обошла склон холма и, невзирая на шквальный огонь, выстроилась в линию поперек склона, чтобы перехватить штурмующую группу, численность которой, вероятно, понятия не имел.
Не обращая внимания на вводящие в заблуждение приказы буров, люди в мрачном молчании атаковали. Доблестные преторианцы опустошили свои магазины в тщетной попытке остановить натиск, а затем на них нахлынули стрелки, убив или ранив нескольких на своем пути. Потери британцев составили четырнадцать убитых и пятьдесят раненых — не слишком высокая цена за столь успешный подвиг.
Активный и пассивный залог: полное руководство
Вы, наверное, слышали, как люди порицают использование пассивного залога. «Избегайте этого любой ценой!» они говорят. Это немного вводит в заблуждение; пассивный залог не всегда плохой.
Однако вы должны понять, что это такое, и научиться распознавать его, чтобы выбрать, как его эффективно использовать.
Что такое активный голос?
Предложение в действительном залоге строится традиционно: подлежащее + глагол + дополнение.
Бет ушибла палец ноги.
Джону понравится этот пирог.
Иногда люди ненавидят музыку кантри.
В каждом из этих предложений подлежащее выполняет действие глагола, а объект предложения получает это действие. Бет, объект, делает заглушки. Ее палец ноги получает удар (и очень болит).
(Если это объяснение ясно как грязь, освежите в памяти предметы и объекты здесь.)
Что такое пассивный залог?
Активный залог противоположен страдательному залогу.
Предложение находится в пассивном залоге, когда слово, являющееся реципиентом действия, является подлежащим в предложении.
Давайте использовать пассивный залог в наших примерах сверху:
Бет уколола палец ноги.
Этот пирог понравится Джону.
Кантри-музыку иногда ненавидят.
Теперь существительные, получающие действия, являются субъектами этих предложений. Вместо того, чтобы думать о Бет, теперь мы сосредоточимся на ее пальце ноги. Вместо того, чтобы думать о Джоне, мы сосредотачиваемся на пироге. Вместо того, чтобы учитывать мнение некоторых людей, мы сосредоточимся на музыке кантри.
Обратите внимание, что в каждом предложении есть форма to be + причастие прошедшего времени. Это явный признак того, что предложение находится в пассивном залоге.
»
Если на предмет предложения действует внешняя сила, предложение находится в пассивном залоге.
Когда использовать активный голос
Как правило, вы должны использовать активный голос, когда это возможно. Активный залог имеет несколько преимуществ перед пассивным залогом.
Это жирный шрифт. «Бет ушибла палец на ноге» звучит более ясно, прямо и интересно, чем «Бет ушибла палец на ноге». Перейдите прямо к делу и привлеките своих читателей активным голосом.
Точно. «Иногда кантри-музыку ненавидят» несет меньше информации, чем «Люди иногда ненавидят кантри-музыку». Вы можете расширить его, сказав: «Люди иногда ненавидят кантри-музыку», но это сделает предложение более неуклюжим. Просто используйте активный залог.
Это кратко. Предложения в активном залоге часто короче, чем их аналоги в пассивном залоге. Сократите пух и подтяните свою прозу с активным залогом.
Когда использовать пассивный залог
Тем не менее, вы будете сталкиваться со случаями в своем письме, когда пассивный залог на самом деле лучше, чем активный залог. Вот три случая, когда вы должны использовать пассивный залог:
1. Когда вы не знаете, кто совершил действие
Если вы не знаете, кто совершил действие, трудно использовать активный залог.
Тарелка не упала сама по себе — она упала на пол.
Но кто уронил тарелку? Никто не знает.
2. Когда человек, совершивший действие, не важен
Если вашим читателям не полезно знать, кто совершил действие, используйте пассивный залог и не упоминайте их.
В этом эксперименте яйца помещали в уксус на ночь.
Эксперимент с яйцами очень важен; упоминание человека, который это сделал, будет отвлекать.
3. Если вы хотите, чтобы ваши читатели сосредоточили внимание на объекте действия
Если основной смысл предложения – существительное, на которое воздействует действие, используйте пассивный залог, чтобы выделить его.
Все фрукты в кладовой покрыты плесенью.
В этом предложении основное внимание уделяется фруктам, а не плесени. (Хотя, если бы вы стояли в этой кладовой, ваше внимание, вероятно, было бы сосредоточено на плесени.)
Выбор стиля
В конечном счете, и действительный залог, и пассивный залог грамматически правильны. Определение того, что использовать, сводится к вашему собственному выбору стиля.
Редактируя, подумайте, на чем вы хотите, чтобы ваши читатели сосредоточились, и как вы хотите, чтобы они взаимодействовали с вашим письмом.