Сентиментализм — зарубежка
Литературный процесс Великобритании Нового времени > Сентиментализм
|
Именно поэтому литературе
позднего сентиментализма присущи не только чувствительность и мягкий юмор, но
подчас и скептическая усмешка.Сентиментализм Реферат | Инфошкола
Сентиментализм.
Реферат
Сентиментализм (от франц. Sentiment — чувство, чувственность) — направление в культуре второй половины XVIII — начала XIX века, который характеризуется стремления воссоздать мир чувств простого человека и вызвать сочувствие к героям у читателей. Сентиментализм получил свое название от романа английского писателя Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768 p.). Само же слово «сентиментальный» существовало в Англии еще до публикации романа Стерна: его первое использование зафиксировал английский словарь 1749 года. Однако до выхода романа Стерна оно употреблялось в языке художественной литературы редко, и к тому же выступало в двух основных значениях: «благоразумный» и «способный к сочувствию». С 60-х годов XVIII века начинает преобладать второе значение слова «сентиментальный».
Черты сентиментализма как нового направления заметны в европейских литературах ЗО-50-х годов XVIII века. Сентименталистские тенденции наблюдаются в литературе Англии (поэзия Дж.
Томсона, Э. Юнга, Т. Грея), Франции (романы Г. Мариво и А. Прево, «слезливая комедия» П. Лашоссе), Германии («серьезная комедия» X . В. Геллерта, отчасти «Мессиада» Ф. Клопштока). Но как отдельное литературное направление сентиментализм оформляется в 1760-е годы. Наиболее яркими писателями-сентименталистами были С Ричардсон («Памела», «Кларисса»), О. Голдсмит («Векфильдський священник»), Л. Стерн («Жизнь и мнения Тристрамю Шенди», «Сентиментальное путешествие») в Англии; И. В. Гете («Страдания юного Вертера»), Ф. Шиллер («Разбойники»), Жан Поль («Зибенкез») в Германии; Ж.-Ж. Руссо («Юлия, или Новая Элоиза», «Исповедь»), Д. Дидро («Жак-фаталист», «Монахиня»), Б. де Сен-Пьер («Поль и Виргиния») во Франции; М. Карамзин («Бедная Лиза», «Письма русского путешественника»), А. Радищев («Путешествие из Петербурга в Москву») в России. Сказалось направление сентиментализма и на других европейских литературах: венгерской (И. Карман), польской (К. Бродзинський, Ю. Немцевичем), сербской (Д. Обрадович).
В отличие от многих других литературных направлений, эстетические принципы сентиментализма не находят окончаного выражения в теории. Сентименталисты не создавали каких-либо литературных манифестов, не выдвигали своих идеологов и теоретиков, какими были, в частности, Н. Буало для классицизма, Ф. Шлегель для романтизма, Э. Золя для натурализма. Нельзя сказать, что сентиментализм разработал и собственный творческий метод. Правильнее было бы рассматривать сентиментализм как определенное умонастроение с характерными признаками: чувство как основная человеческая ценность и измерение, меланхолическая мечтательность, пессимизм, чувственность.
Сентиментализм зарождается внутри просветительской идеологии. Он становится отрицательной реакцией на просветительский рационализм. Культу ума, господствовавшему как в классицизме, так и в просвещении, сентиментализм противопоставил культ чувства. На смену знаменитому высказыванию философа-рационалиста Рене Декарта: «Cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую») приходят слова Жан-Жака Руссо: «Я чувствую, следовательно, существую».
Художники-сентименталисты решительно отвергают однобокость рационализма Декарта, который воплотился в нормативности и строгой регламентации в классицизме. Сентиментализм опирается на философию агностицизма английского Мыслителя Дэвида Юма. Агностицизм был полемически направлен против рационализма просветителей. Он подвергал сомнению веру в безграничные возможности разума. По Д. Юму, все представления человека о мире могут быть ложнымы, а нравственные оценки людей — основаны не на советах ума, а на эмоциях или «активных чувствованиях». «Разум, — считает английский философ, — никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятий.
.. «Согласно этому недостатки и добродетели являются категориями субъективными. «Когда вы признаете какой-то поступок или характер ложным, — утверждает Д. Юм, — вы имеете в виду под этим лишь то, что в силу особой организации вашей природы вы испытываете при его созерцании …» Философскую почву для сентиментализма подготовили два других английских философа — Фрэнсис Бэкон и Джон Локк.
Они отдавали первоочередную роль в познании мира именно чувству. «Разум может ошибаться, чувство — никогда», — это выражение Ж. Руссо можно считать общим философским и эстетическим кредо сентиментализма.
Сентиментальный культ чувства предопределяет более широкий, чем в классицизме, интерес к внутреннему миру человека, к его психологии. Мир же внешний, отмечает известный российский исследователь П. Берков, для сентименталистов «является ценным лишь постольку, поскольку он дает возможность писателю найти богатство своих внутренних переживаний … Для сентименталиста важно самораскрытие, обнажение сложной психической жизни, что происходит в нем ». Писатель-сентименталист выбирает из ряда жизненных явлений и событий именно такие, которые способны растрогать читателя, заставить волноваться. Авторы сентименталистских произведений обращаются к тем, кто способен сопереживать героям, они описывают страдания одинокого человека, несчастную любовь, а нередко и смерть героев. Писатель-сентименталист всегда стремится вызвать сочувствие к судьбе персонажей.
Так российский сентименталист А. Клущин призывает читателя посочувствовать герою, который из-за невозможности соединить свою судьбу с любимой девушкой кончает жизнь самоубийством: «Чувствительное, непорочное сердце! Пролей слезы сожаления о несчастной любви самоубийцы; помолись об нем — Берегись любви! — Берегись сего тирана чувств наших! Стрелы его ужасные, раны неисцелимы, терзания ни с чем не сравненны ».
Герой сентименталистов демократизируется. Это уже не царь или полководец классицистов, который действует в исключительных, экстраординарных условиях, на фоне исторических событий. Герой сентиментализма — вполне ординарная личность, как правило, представитель низших слоев населения, человек чувствительный, скромный, с глубокими чувствами. События в произведениях сентименталистов происходят на фоне повседневной, вполне прозаической жизни. Нередко оно замыкается в середине семейного быта. Такая личная, частная жизнь обычного человека противостоит экстраординарным, неправдоподобным событиям в жизни аристократического героя классицизма.
Кстати, простой человек у сентименталистов иногда страдает от произвола дворян, но он способен также и «позитивно влиять» на них. Так, служанку Памелу с одноимённого романа С. Ричардсона преследует и пытается соблазнить ее хозяин — сквайр Б. Однако Памела является образцом добропорядочности — она отклоняет все ухаживания. Это обусловило изменение отношения дворянина к служанке. Убедившись в ее добродетели, он начинает уважать Памелу и по-настоящему влюбляется в нее, а в конце романа — женится на ней.
Чувствительные герои сентиментализма зачастую являются чудаками, людьми крайне непрактичными, неприспособленными к жизни. Особенно эта черта присуща героям английских сентименталистов. Они не умеют и не хотят жить «как все», жить «по уму». Персонажи романов Голдсмита и Стерна имеют свои собственные увлечения, которые воспринимаются как чудацкие: пастор Примроз из романа О. Голдсмита пишет трактаты о единобрачие духовенства. Тоби Шенди из романа Стерна строит игрушечные крепости, которые сам и берет в осаду.
Герои произведений сентиментализма имеют своего «конька». Стерн, который и изобрел это слово, писал: «Конек — это веселое, переменчивое создание, светлячок, бабочка, картинка, мелочь, что-нибудь, за что цепляется человек, чтобы уйти от обычного течения жизни, оставить на часок жизненные тревоги и заботы ».
Вообще, поиски своеобразия в каждом человеке обуславливают яркость и разнообразие характеров в литературе сентиментализма. Авторы сентименталистских произведений не противопоставляют резко «положительных» и «отрицательных» героев. Так, Руссо характеризует замысел своей «Исповеди» как желание показать «одного человека во всей правде его природы». Герой «сентиментального путешествия» Йорик совершает поступки как благородные, так и низкие, а порой оказывается в таких сложных ситуациях, когда однозначно оценить его действия невозможно.
Сентиментализм меняет жанровую систему современной ему литературы. Он отвергает классицистическую иерархию жанров: у сентименталистов уже нет жанров «высоких» и «низких», все они равноправны.
Жанры, которые доминировали в литературе классицизма (ода, трагедия, героическая поэма), уступают место новым жанрам. Изменения происходят во всех родах литературы. В эпосе господствуют жанры путевых заметок («Сентиментальное путешествие» Стерна, «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева), эпистолярного романа («Страдания юного Вертера» Гете, романы Ричардсона), появляется семейно- бытовая повесть («Бедная Лиза» Карамзина). В эпических произведениях сентиментализма важную роль играют элементы исповеди («Исповедь» Руссо) и воспоминаний («Монахиня» Дидро), что дает возможность для более глубокого раскрытия внутреннего мира персонажей, их чувств и переживаний. Жанры лирики, — элегии, идиллии, послания, — имеют целью психологический анализ, раскрытие субъективного мира лирического героя. Выдающимися лириками сентиментализма были английские поэты (Дж. Томсон, Е. Юнг, Т. Грей, О. Голдсмит). Мрачные мотивы в их произведениях обусловили возникновение названия «кладбищенская поэзия». Поэтическим произведением сентиментализма становится «Элегия, написанная на сельском кладбище» Т.
Грея. Пишут сентименталисты и в жанре драмы. Среди них — так называемые «мещанская драма», «серьезная комедия», «слезливая комедия». В драматургии сентиментализма отменяются «три единства» классицистов, синтезируются элементы трагедии и комедии. Справедливость жанрового смещения был вынужден признать Вольтер. Он подчеркивал, что оно вызвано и оправдано самой жизнью, поскольку «в одной комнате смеются с того, что служит предметом волнения в другой, и то же лицо иногда переходит на протяжении какого-то четверти часа от смеха до слез от одного и того же поводу ».
Отвергает сентиментализм и классицистические каноны композиции. Произведение строится теперь не по правилам строгой логичности и соразмерности, а достаточно свободно. В произведениях сентименталистов распространяются лирические отступления. Нередко отсутствуют в них классические пять элементов сюжета. Усиливается в сентиментализме и роль пейзажа, который выступает средством выражения переживаний и настроений персонажей. Пейзажи у сентименталистов в основном сельские, они изображают сельские кладбища, руины, живописные уголки, которые должны вызывать меланхоличные настроения.
Наиболее эксцентричным по форме произведением сентиментализма является роман Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Именно фамилия главного героя означает «нерассудительный». Такой же «безрассудным» кажется и вся структура произведения Стерна.
В нем много лирических отступлений, всевозможных остроумных замечаний, начатых, но не оконченных новелл. Автор постоянно отступает от темы, рассказывая о каком-то событии, он обещает дальше вернуться к ней, но этого не делает. Нарушен в романе хронологически последовательное изложение событий. Некоторые разделы произведения напечатаны не по порядку их нумерации. Иногда Л. Стерн вообще оставляет пустые страницы, предисловие же и посвящение к роману располагаются не на традиционном месте, а внутри первого тома. В основу «Жизни и мнений» Стерн положил не логический, а эмоциональный принцип построения. Для Стерна важна не внешняя рациональная логика и последовательность событий, а изображения внутреннего мира человека, постепенная смена настроений и душевных движений.
5 / 5. 2
.
Новый сентиментализм | Jacket2
A review of Julie Carr’s ‘Someone Shot My Book’
Kylan Rice
Someone Shot My Book
Julie Carr
University of Michigan Press 2018, 194 pages, $29.95 ISBN 978-0472037209
8 января 2019 г.
Когда чтение и письмо рассматриваются как акты близости, они ставят «человека на грань того, чем он себя уже представляет» — утверждение, которое побуждает поэта-ученого Джули Карр сделать вывод в последняя строка Кто-то застрелил мою книгу (2018), что «всякое письмо носит эпистолярный характер». Все стихи, таким образом, как бы написаны в манере Эмили Дикинсон, «на бумаге, в которую она заворачивала цветы или отправляла в письмах». Все стихи адресованы дорогому человеку. Действительно, для Карр «письмо почти всегда основано на близости, а когда это не так, оно начинает терять энергию». из Университета Мичигана Джули Карр теоретизирует общую поэтику близости, которая также ценит конкретные, осязаемые, субъективные подробности.
Результатом является мощная трансформация чтения и письма в аффективные, интерсубъективные переживания, так что литература, и особенно поэзия, становится средством для воображения новых форм отношений.
Интимные, межличностные привязанности стихотворения выходят далеко за рамки личных отношений один на один, распространяясь также на общественное достояние и избирательную будку. В «Кто-то застрелил мою книгу » Джули Карр развивает экспериментальную активистскую поэтику и использует ее как лопату для возделывания оснований для утопии. Привлекая таких теоретиков гендера, аффекта и гражданской жизни, как Джудит Батлер, Венди Браун и Джулия Кристева, Карр ставит писателей-феминисток на острие того, что я мог бы назвать новым сентиментализмом, превозносящим эмоции, уязвимость и интерсубъективность в поэзии и поэзии. политика как средство достижения социальной справедливости и активизации сопротивления как в общественной, так и в литературной сферах.
Помимо современной теории, Карр также приходит к некоторым из этих утверждений, цитируя идеи девятнадцатого века после эпохи Просвещения, ссылаясь на Эмили Дикинсон, Анну Джеймсон, Мэри Ховитт, Элизабет Гаскелл, Уильяма Морриса, Джона Раскина, Джона Китса, Уильям Вордсворт, Ральф Уолдо Эмерсон, Стефан Малларме, Жерар Мэнли Хопкинс, Оскар Уайльд, Сэмюэл Тейлор Кольридж, братья Гримм и другие.
Но, несмотря на это богатство исторического исходного материала, заякоривание Карр в прошлом может поначалу показаться странным, своего рода незаконным присвоением, учитывая, насколько сознательно уходят корнями в «сейчас» ее проза и поэзия. Например, в этом сборнике эссе о «феминизме и эмоциях» (178) есть анекдот, в котором Карр «спускается вниз к клетке и освещенному Белому дому, чтобы присоединиться ко всем, чтобы бодрствовать (бодрствовать) для наших права говорить», но вскоре обнаруживает, что «сливается с другой группой, марширующей и скандирующей в защиту прав иммигрантов». Перенаправленная этой новой волной, она может нести неверный знак, но она, не теряя времени, идет «в ногу» и, подхваченная силой протеста и песнопений, начинает плакать (51–52). Стараясь в своем эссе подчеркнуть эмоциональные аспекты этого момента, Карр удается сжать некоторые из основных тем книги в целом, которая размышляет о политической справедливости, сочувствии и средствах их достижения с помощью форм социальной импровизации.
Социальная и политическая импровизация тесно связана с поэтикой интимности Карра: изучив вышитую поэзию Марии Деймон в рамках эссе о наследии Лорин Нидекер, Карр утверждает, что «поэзия имеет значение перед лицом войны» не потому, что «она спасет жизни (хотя может и по-другому), а потому, что это труд любви, труд ради любви — и как таковой он выступает против войны и всех институтов, поддерживающих войну». «Почти всегда интимный жест», поэзия участвует в социально-политической битве в той мере, в какой «она вызывает изменения на уровне личности» (137).
Близость может измеряться частично близостью, частично непосредственностью. Что интимно, так это здесь и сейчас: две точки пространственно-временной сетки, которые обозначают, по Карру, горячо оспариваемую политическую почву, а также границы воображаемых гражданских возможностей. Вместе с поэтессой Лизой Робертсон Карр определяет «Сейчас» как гендерное и утопическое измерение: «Утопию можно рассматривать… в феноменологических терминах как ощущаемое настоящее» (100).
«Утопическая поэтика, утопическая практика, основанная на специфических удовольствиях настоящего ощущения, ищет только и возмутительно «беспорядочное ощущение жизни»» (108). Это ощутимое настоящее исторически является прерогативой женщин-писательниц, которые на протяжении всей истории литературы «стыдились за то, что не писали о «личном», или стыдились за то, что писали о «домашних» проблемах» (171). По этому поводу Карр цитирует Элизабет Барретт Браунинг.0009 Aurora Leigh , который был представлен как нападение «на то, как женщины высмеивают за то, что они слишком вовлечены в интимные вопросы». Борясь с эстетикой абстракции и идеализма, уходящей корнями в интеллектуальную традицию, в которой доминируют мужчины, с «антиаутентичной, антисубъективной, антителесной поэзией» (72), Карр защищает «обоснованность жизненного опыта» (68) и частного, индивидуального сенсориума как публичного аппарата, артикулирующего при этом активированную, «воплощенную поэтику» (71).
Противостоя всем тем, кто агитирует «против выражения» или против субъективных и телесных «моделей идентичности», поэтика Карра мотивирована политической работой эмоций, двигательным аппаратом которых является стихотворение, «генератор эмпатии» (12–13).
). Действительно, «вот почему эмоции в поэзии так важны, — пишет она, — не потому, что они мои, а потому, что они наши». Карр развивает этот манифест для повторной сентиментализации поэзии в провокационном и титульном первом эссе книги. В книге «Кто-то выстрелил в мою книгу», в которой описывается «поэтика скрытого ношения», стихи держат рядом с оружием, оба являются орудиями, которые «пробуждают в нас сверхосознание» настоящего момента, «наносят [ранение]» и «воодушевляет» нас «большей близостью к жизни». В конце концов, тщательно распутав их, Карр может договориться о тонкостях тщеславия, которое в противном случае могло бы быть истолковано как бойкое или даже ранящее само по себе. Хотя и носитель оружия, и поэт желают «пробудиться к большей жизненности и заряженной аффективной привязанности к другим», то, что делает стихотворение, чего не делает ружье, — это языковая проблема «деструктивных и потенциально насильственных идеологий субъективности» (11). , 13). Стихотворение говорит за пределами связной темы, за пределами «тетического» модуса и за пределами политической мысли о суверенитете, признавая при этом также свою неспособность воплотить реальный «опыт».
Сближаясь и приближаясь, удаляясь от пространства «неудовлетворимого желания», которое Карр сравнивает с горем, к интимности с насилием смерти, стихотворение «отдает дань тому, как я не был и никогда не был хладнокровным». … навсегда обезоружен» (6). Таким образом, стихотворение переворачивает и заменяет пистолет как альтернативный механизм для достижения тех же аффективных целей, делая ставку на более безопасный, более децентрализованный и более мирный путь.0009 агора — политическая утопия, живо приближающаяся к смерти.
Утопия, ставшая возможной благодаря поэзии, приходит только после того, как стихотворение вообще ничего не делает: «поэма не создает мир, она создает не-мир», что в конечном счете направляет читателя и писателя обратно в мир, назад. в настоящее, из которого вылеплена утопия (18). Карр находит сходство между этой функцией и «рожающей женщиной», поскольку она тоже стоит «на границе между бытием и небытием» (17). Теоретически излагая поэтику материнства, Карр объединяет свой опыт материнства и дочери с критическими научными взглядами.
Эссе о работе Энн Карсон, например, в основном посвящено размышлениям о собственной матери Карра, а также о ее личном опыте первого прочтения работы Карсон. Этот автобиографический прием согласуется с видением Карром «поэта-ученого» — той, которая «делает свои материалы, свои источники очевидными в своих стихах» и «в своей учености объявляет о своих удовольствиях (удовольствиях в языке) вслух» (49).). И как поэт, и как ученый, и как женщина, «поступившая в Академию беременной» (50), Карр гибридизирует родовые формы, традиционные для каждой дисциплины, «смешение жанров», которое она рассматривает как «возможность смешения или смешения полов, или за открытие критического текста для ненормативных, непатриархальных возможностей (86).
На первый взгляд эти эссе и интервью могут показаться слабо составленными из антологий, взятыми из других книг и по разным поводам, но твердое и радикальное поэтическое видение Карра имманентно присутствует во всем. Она произносит мощную апологию за песни опыта, настаивая на подробностях жизни в поэзии, закрепляя естественную область такой работы в женском творчестве.
Ее феминистская поэтика дает инструменты для того, чтобы вычленить из пыли повседневных подробностей скрытые проблески утопии, то есть проблески заботы, удовольствия, близости, любви и, таким образом, возрождения, создания сетей родства, предназначенных для искоренения, признавая их в первую очередь. , «ядро насилия, которое одновременно поддерживает и проклинает плодородие, которым мы наслаждаемся» (162). Справедливо признавая политические возможности, предлагаемые таким произведением, Карр вместе с поэтом Натаниэлем Макки утверждает, что «политическая сила поэзии проистекает из ее способности противостоять, воспевать отсутствие, утрату или разрывы в родстве» (116). Таким образом, даже если оно открывает собственную брешь — неспособность выразить в словах объект своего истинного желания — стихотворение является «движущимся элементом», необходимым для преодоления разрыва, который оно создает между «внутренним и внешним», где « тело становится плотью», и где вдруг мы снова осознаем, «что коллектив, который есть наша нация-мечта, уже сломлен, уже разорван собственной жестокостью, как исторической, так и настоящей» (157).
И именно там, преобразованный этим знанием, читатель поэзии может начать помогать строить новые сети, новую экономику, новые способы общения и видения друг друга, каждый из нас — субъект в процессе, на «водянистой, неопределенной линии». между собой и другими», что называется желанием (181).
1. Джули Карр, Кто-то застрелил мою книгу (Анн-Арбор, Мичиган: University of Michigan Press, 2018), 181.
10 января 2019 г.
Управление сентиментализмом в «Приключениях Гекльберри Финна» | сентиментальное прикосновение: язык чувств в эпоху менеджеризма | Стипендия Фордхэма онлайн
Фильтр поиска панели навигации Стипендия Фордхэма онлайнСентиментальное прикосновение: язык чувств в эпоху менеджеризмаЛитературоведение (19Литературоведение (начиная с 20-го века) Литературоведение (американское) , и прозаики)BooksJournalsOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта
ЗакрытьФильтр поиска панели навигации Стипендия Фордхэма онлайнСентиментальное прикосновение: язык чувств в эпоху менеджеризмаЛитературоведение (19Литературоведение (начиная с 20-го века) Литературоведение (американское) , и прозаики)BooksJournalsOxford Academic Термин поиска на микросайте
Расширенный поиск
Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
- Делиться
- Твиттер
- Подробнее
Cite
Аарон, Ритценберг,
‘Управление сентиментализмом в приключениях Huckleberry Finn’
Сентиментальное прикосновение: язык ощущения в возрасте управленческого.
Стипендия Фордхэма онлайн
, 23 мая 2013 г.
), https://doi.org/10.5422/fordham/9780823245529.003.0003,
, по состоянию на 11 февраля 2023 г.
Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Стипендия Фордхэма в ИнтернетеСентиментальное прикосновение: язык чувств в эпоху менеджеризма Исследования (начиная с 20-го века)Литературные исследования (американские)Литературные исследования (художественная литература, романисты и прозаики)КнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Стипендия Фордхэма в ИнтернетеСентиментальное прикосновение: язык чувств в эпоху менеджеризма Исследования (начиная с 20-го века)Литературные исследования (американские)Литературные исследования (художественная литература, романисты и прозаики)КнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска на микросайте
Advanced Search
Abstract
В главе 2 «Приключения Гекльберри Финна» (1885) рассматриваются с точки зрения меняющейся экономической структуры времен Твена.
Реалистичный роман Твена обрамлен эпизодами, в которых Том Сойер выступает в роли казуистического лидера банды и вдохновителя запутанных сюжетов. Том — пародия на менеджера эпохи Твена, олицетворяющая культуру, настолько глубоко укоренившуюся в системном управлении, что она утратила моральный смысл. В культуре без нравственного чувства сентиментальность обманчива, а манипулировать, как доказывают герцог и король, легко. Гек и Джим в центре текста развивают глубоко сентиментальную чувствительность. Для беглого сироты и беглого раба сентиментальное прикосновение не притворство, а восстановление нравственного чувства и оправдание сентиментализма. «Приключения Гекльберри Финна» предостерегает от эмоционального избытка сентиментальной литературы, но текст поддерживает сентиментальные ценности.
Ключевые слова: Приключения Гекльберри Финна, экономика, эмоции, менеджер, нравственное чувство, реализм, чувствительность, сентиментализм, прикосновение, Твен, Марк
Предмет
Литературоведение (20 век и далее)век) Литературоведение (американское) Литературоведение (художественная литература, романисты и прозаики)
В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.
Войти
Получить помощь с доступом
Получить помощь с доступом
Доступ для учреждений
Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:
Доступ на основе IP
Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.
Войдите через свое учреждение
Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.
- Щелкните Войти через свое учреждение.
- Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
- Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.
Войти с помощью читательского билета
Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.
Члены общества
Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:
Войти через сайт сообщества
Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic.
Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:
- Щелкните Войти через сайт сообщества.
- При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.
Вход через личный кабинет
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. См. ниже.
Личный кабинет
Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.
Просмотр ваших зарегистрированных учетных записей
Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:
- Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
- Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.
Выполнен вход, но нет доступа к содержимому
Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.
Ведение счетов организаций
Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т.