Последний монолог Чацкого на балу, и его анализ! ПОМОГИТЕ ОЧЕНЬ ПРОШУ! ПОЖАЛУЙСТА — Спрашивалка
Антон
И вот среди общества, где «мненье света» составляют бабушки, тетушки, дочки и внучки, где раздаются благоговейные голоса о суде Татьяны Юрьевны и Марьи Алексеевны, появляется Чацкий. Он даже не пытается найти себе место в этом мире, где важен не человек, а степень его нужности, способности услужить. Здесь царят отношения не между людьми, а между чинами и титулами. Так может ли считать московский свет Чацкого здравомыслящим человеком? Ведь это значило бы, что его убеждения разумны, нормальны. Нет, он опасен для общества, ибо несет разрушение. Естественно, что его объявляют вне закона. Чацкий для фамусовской Москвы либо преступник, либо сумасшедший. И самому обществу удобнее видеть в нем безумца: ведь тогда все обличения Чацкого лишь плод больного воображения, ему можно даже посочувствовать.
Спор гостей о причинах сумасшествия Чацкого – важный эпизод в сцене бала.
Здесь автор использует сразу несколько литературных приёмов: гротеск и градацию.
В сцене бала Чацкий наиболее остро чувствует своё одиночество. Он обращает свой последний монолог к Софье, не зная, что именно она – источник сплетни о его сумасшествии. Он опять оказывается в комической ситуации.
Последний монолог Чацкого, отрезвившегося сполна, полон гнева, страдания и сарказма:
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Чацкий покидает Москву: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок! » Он глубоко обманулся в Софье: она не только не любит его, но и оказывается в толпе тех, кто клянет и гонит Чацкого, кого он называет «мучителями» .
Так! отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой — и спала пелена;
Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простяков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором, —
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок! —
Карету мне, карету!
Все, во что он верил: в свой ум, передовые идеи — не только не помогло завоевать сердце любимой девушки, но, наоборот, оттолкнуло ее от него.
И именно из-за этих свободолюбивых идей фамусовское общество объявило Чацкого сумасшедшим. Грибоедов в своей комедии показал человека передового, мыслящего, но наталкивающегося на нежелание понимать его.Главный конфликт пьесы «Горе от ума» (Горе от ума Грибоедов)
Еще более тяжелой драмой для Чацкого было крушение его общественных надежд, сознание того, что он оказался отвергнутым в своих лучших стремлениях. «Незначащая встреча» в одной из комнат с «французиком из Бордо» вывела его из себя. Он обращается к присутствующим в надежде вразумить их. Но заветные мысли Чацкого вызвали у них только, непонимание и насмешку. Он почувствовал себя одиноким, свои идеалы осмеянными, свои надежды разбитыми. Чацкий обращается к Софье в ожидании, что друг юности поймет его, измученного «мильоном терзаний». Но все, и Софья в том числе, смотрят на него, как на безумного. А когда он хочет излить ей свою душу, она оставляет его. Третье действие пьесы заканчивается поистине трагикомической картиной.
Возвращаясь полный надежд в Москву, Чацкий предвидел встречу с представителями фамусовского общества. «Жить с ними надоест»,- говорил он Софье при первом свидании, тут же утешая себя: «и в ком не сыщешь пятен?» Но он был все же уверен, что фамусовщина — это лишь осколок «века минувшего». Спокойно говорил он Фамусову в начале пьесы:
* Ваш век бранил я беспощадно,
* Предоставляю вам во власть:
* Откиньте часть,
* Хоть нашим временам в придачу,
* Уж так и быть, я не поплачу.
Однако реальная действительность оказалась куда более мрачной. Старые друзья были заражены в той или иной мере фамусовщиной. Прежний друг Горич, совсем еще недавно полный жизни, теперь отступил все перед той же фамусовщиной. Встреча с Репетиловым раскрыла Чацкому поверхностность и пустоту либерализма многих, ничтожность собраний «либерали-стов», происходящих в Английском клубе.
А тут еще Софья, умная, развитая девушка, любившая его когда-то, предпочла ему не то Молчалина, не то Скалозуба. И грустное чувство овладело им. Чацкий понял, что фамусовские идеалы и принципы, несмотря на их нравственное безобразие, очень живучи в современной ему действительности, что слишком рано назвал он «преданием» «век минувший», что велика еще сила его традиций. Когда же он узнал, кого Софья избрала, кого предпочла ему, что именно она пустила в ход сплетню о его сумасшествии, фамусовщина, казавшаяся вначале отживающей и смешной, представляется ему зловещей и страшной. И Чацкий восклицает:
* Так! отрезвился я сполна,
* Мечтанья с глаз долой — и спала пелена;
* Теперь не худо б было сряду
* На дочь и на отца,
* И на любовника-глупца,
* И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
* С кем был! Куда меня закинула судьба!
* Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
* В любви предателей, в вражде неутомимых,
* Рассказчиков неукротимых,
* Нескладных умников, лукавых простаков,
* Старух зловещих, стариков,
* Дряхлеющих над выдумками, вздором,
* Безумным вы меня прославили всем хором.
* Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
* Кто с вами день пробыть успеет,
* Подышит воздухом одним,
* И в нем рассудок уцелеет.
* Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
* Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
* Где оскорбленному есть чувству уголок!.
Драма Чацкого типична для того периода русской жизни, который начался с национально-патриотического подъема 1812- 1815 гг. и закончился резким усилением крепостнической реакции в самом начале 20-х гг. Это время отличается, с одной стороны, пылким увлечением передовых кругов дворянской молодежи свободомыслием, надеждами на скорые изменения в русской общественной жизни, а с другой — неясностью, незрелостью общественно-политической программы, случайностью, неопределенностью участия в этом движении многих «либералистов», отказавшихся впоследствии от своего свободомыслия.
Девушка, которая упала под воду к Axie Oh
36 607 оценок, 4.16 средний рейтинг, 7792 отзыва
Открыть предварительный просмотр
«Истории — это и бегство от правды мира, и единственный способ увидеть ее ясно».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Ничего экстраординарного никогда не делается по причине или логике, а потому, что это единственный способ, которым ваша душа может дышать».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Иногда ты находишь семью не в своей крови, а в другом месте».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Я был зол на судьбу, которая мне досталась. Потому что я понял, что для того, чтобы ты получил то, что хочешь, мне придется потерять единственное, чего я когда-либо хотел».
Нравится
«Что нет места, где вы могли бы уйти так далеко от прощения. Не от того, кто любит тебя».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Иногда только через историю можно услышать правду».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Это совсем как человек — думать, что мир вращается вокруг тебя, думать, что реки для тебя, небо, море для вас. Ты всего лишь одна из многих частей мира, и, по моему мнению, та, которая портит их все».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Не все рассказчики — бабушки, но все бабушки — рассказчики».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Мы всегда будем любить тебя, потому что ты наш. Ты наше море, и наши бури, и наш солнечный свет, пробивающийся над новым днем. Вы наша надежда. Мы так долго тебя ждали. Вернись к нам. Пожалуйста вернись.»
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Что-то, созданное с такой любовью, никогда не утонет»
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Я не думаю, что любовь можно купить, заслужить или даже помолиться.
Она должна быть предоставлена бесплатно».
Нравится
— Не гонись за судьбой, Мина. Пусть судьба преследует тебя».
«любовь нельзя купить или заслужить, и даже о ней нельзя молиться. Она должна быть дарована безвозмездно.»
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Я извиняюсь за многие вещи, но в основном я извиняюсь за то, что немного увеличил вес, который вы несете».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
— И никогда это не было ради кого-то, кроме меня самого. Я не мог вынести мир, где я ничего не делал, где я позволял тем, кого люблю, страдать и страдать. Если бы я остался дома, если бы я никогда не бегал за Джуном, если бы я никогда не прыгал в море, в моем сердце была бы такая дыра — пустота от того, что я вообще ничего не сделал».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Ваша история рассказывалась снова и снова, все, кроме вас, я мог бы прыгнуть в море, чтобы спасти Джуна, но именно ваше колебание придало мне смелости. Когда все и все подталкивали вас к Морскому Богу и судьбе, которую вы не выбирали, вы оглянулись на то, чего хотели. И поэтому для меня ты невеста морского бога. Девушка, которая, спасая себя, спасает мир».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Мой дедушка понял, какое утешение в общей тишине».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?»
«Даже я не знаю. Моя любовь к тебе бесконечна. Глубокий и бесконечный, как море».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Есть много путей, которыми может пойти судьба».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Ничего экстраординарного никогда не делается по причине или логике, а потому, что это единственный способ, которым ваша душа может дышать».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Но странно, Мина, почему я так себя чувствую? Мне не нужна Красная нить или Судьба, чтобы сказать мне, что если ты умрешь, то умру и я».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Ваш народ страдает не из-за какой-то великой воли богов, а из-за собственных насильственных действий. Они ведут войны, которые сжигают леса и поля. Они проливают кровь, которая загрязняет реки и ручьи. Винить богов — значит винить саму землю. Посмотрите на свое отражение, чтобы найти своего врага».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Жди меня, — говорит он, — там, где земля встречается с морем».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Чтобы остаться человеком, тебе придется связать свою жизнь с бессмертным. Я не могу быть богом реки, горы или озера, но я бог, и я свяжу свою жизнь с твоей, если ты примешь меня.
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Я люблю их». Это звучит как признание, и я с запинкой осознаю, что это так. бриз подгонял меня вперед; всякий раз, когда я смотрел на море, солнечные лучи на воде, похожие на смех, я чувствовал любовь. Я чувствовал себя любимым. Как могли боги оставить тех, кто их любит?»
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Люди рассказывают мифы, чтобы объяснить то, чего они не могут понять».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
— Ты заставляешь меня верить в чудеса.
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Я похожа на других невест. Я знаю, что значит любить кого-то, ради защиты которого ты готов на все. Кто ты такой, чтобы говорить, какова моя судьба, если я потерплю неудачу или добьюсь успеха? Моя судьба не в твоем распоряжении, моя судьба принадлежит мне».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Шим Чеонг может быть самой красивой девушкой в деревне, но ее лицо — проклятие».
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«В другой жизни вы могли бы найти более желанный берег, чем эта. А так море темное, Морской бог спит, а до берега слишком далеко.
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
«Смотри, Шин, я нашел твою душу».
Я поднимаю ладонь. В центре находится камешек с изображением цветка лотоса… «Может быть, он не такой большой, как гора, или яркий, как луна, но он Ваша душа. Он сильный, выносливый и стойкий. И упрямый. И достойный, как и ты.
―
Акси О,
Девушка, упавшая под воду
Нравится
Эпос о Гильгамеше: Смерть Энкиду,
ГИЛЬГАМЕШ Вымыл свои длинные волосы и почистил оружие; он откинул назад волосы с плеч; он сбросил испачканную одежду и сменил ее на новую. Он надел свои царские одежды и застегнул их. Когда Гильгамеш надел корону, славная Иштар подняла глаза, увидев красоту Гильгамеша. Она сказала: «Приди ко мне, Гильгамеш, и будь моим женихом; дай мне семя твоего тела, позволь мне быть твоей невестой, а ты будешь моим мужем. Я запрягу для тебя колесницу из лазурита и золота, с золотыми колесами и медными рогами; и у вас будут могучие демоны бури вместо упряжных мулов. Когда вы войдете в наш дом в благоухании кедра, порог и трон будут целовать ваши ноги.
Цари, правители и князья преклонятся перед тобой; они будут приносить вам дань с гор и с равнины. У ваших овец будет двойня, а у ваших коз тройня; твой вьючный осел обгонит мулов; у твоих волов не будет соперников, и твои колесничные лошади прославятся издалека своей быстротой».
Гильгамеш открыл рот и ответил славной Иштар: «Если я возьму тебя замуж, какие подарки я могу дать взамен? Какие мази и одежду для тела? Я бы с радостью дал тебе хлеба и всякой пищи, достойной бога. Я бы напоил тебя вином, достойным королевы. Я бы насыпал ячменя, чтобы наполнить твой амбар; а насчет того, чтобы сделать тебя своей женой — этого я не сделаю. Как это будет со мной? Твои возлюбленные нашли тебя, как жаровню, которая тлеет на морозе, заднюю дверь, которая не удерживает ни шквала ветра, ни бури, замок, который сокрушает гарнизон, смола, которая чернит носителя, бурдюк, который натирает носителя, камень. который падает с парапета, таран, повернутый назад от врага, сандалия, спотыкающая владельца.
Кого из ваших любовников вы когда-либо любили навсегда? Какой из твоих пастухов всегда радовал тебя? Послушай меня, пока я расскажу историю о твоих любовниках. Там был Таммуз, возлюбленный твоей юности, по нему ты предписал оплакивать год за годом. Вы любили разноцветного сизоворонку, но все же ударили и сломали ему крыло; теперь в роще сидит и плачет: «каппи, каппи, мое крыло, мое крыло». Ты возлюбил льва огромного силою: семь ям выкопал ты для него, и семь. Ты полюбил жеребца, великолепного в бою, и повелел ему хлыст, шпоры и ремень, чтобы он силой проскакал семь лиг и мутил воду, прежде чем он напьется; и по матери Силили плачет. Ты возлюбил пастыря стада; он изо дня в день готовил для вас лепешки, он убивал детей ради вас. Ты ударил его и превратил в волка, теперь его собственные пастухи прогоняют его, его собственные гончие терзают его бока. И разве ты не любил Ишуллану, садовника пальмовой рощи твоего отца? Он приносил вам корзины, наполненные финиками без конца; каждый день он загружал ваш стол.
Тогда ты обратил на него свой взор и сказал: «Дорогой Ишуллану, подойди ко мне, позволь нам насладиться твоим мужеством, подойди и возьми меня, я твой». Ишуллану ответил: «Что ты просишь от меня? Моя мать испекла, и я ел; зачем мне приходить к таким, как ты, за испорченной и гнилой пищей? Ибо когда завеса из тростника была достаточной защитой от морозов?» Но выслушав его ответ, вы ударили его. Он превратился в слепого крота глубоко в земле, чье желание всегда вне его досягаемости. И если бы мы с тобой были любовниками, не должны ли мне служить так же, как и всем этим другим, которых ты любил когда-то?»
Когда Иштар услышала это, она впала в горькую ярость и вознеслась на небеса. Ее слезы лились перед ее отцом Ану и ее матерью Антум. Она сказала: «Мой отец, Гильгамеш осыпал меня оскорблениями, он рассказал обо всем моем отвратительном поведении, моих грязных и отвратительных поступках». Ану открыл рот и сказал: «Ты отец богов? Разве ты не поссорился с царем Гильгамешем, и теперь он рассказал о твоем гнусном поведении, о твоих гнусных и отвратительных поступках?
Иштар открыла рот и снова сказала: «Отец мой, дай мне Небесного Быка, чтобы уничтожить Гильгамеша.
Наполни Гильгамеша, говорю я, высокомерием к его гибели; но если вы откажетесь дать мне Быка Небес, я выломаю двери ада и сломаю засовы; будет смешение людей, тех, кто наверху, с теми, кто из нижних глубин. Я воскрешу мертвых, чтобы они ели пищу, как живые; и полчища мертвых превзойдут числом живых». Ануса сказал великой Иштар: «Если я сделаю то, что ты желаешь, по всему Уруку будет семь лет засухи, когда кукуруза станет бессемянной шелухой. Достаточно ли ты накопил зерна для людей и травы для скота? – ответила Иштар. «Я приберегла зерно для людей, траву для скота; на семь лет бессемянной шелухи есть зерно и достаточно травы».
Когда Ану услышал то, что сказала Иштар, он дал ей Небесного Быка, чтобы она привела его на поводке в Урук: Когда они достигли ворот Урука, Бык пошел к реке; с его первым фырканьем в земле открылись трещины, и сто юношей упали насмерть. С его вторым фырканьем трещины открылись, и две сотни упали насмерть. Когда его третья щель открылась, Энкиду согнулся пополам, но мгновенно оправился.
Он увернулся в сторону, прыгнул на Быка и схватил его за рога. Небесный Бык вспенил ему лицо, задел его толстым хвостом. Энкиду воскликнул Гильгамешу: «Мой друг, мы хвастались, что оставим за собой непреходящие имена. Теперь вонзи свой меч между затылком и рогами». И Гильгамеш последовал за Быком, он схватил его за толстый хвост, вонзил меч между затылком и рогами и убил Быка. Когда они убили Быка Неба, они вырезали его сердце и отдали его Шамашу, и братья отдохнули.
Но Иштар поднялась и взобралась на великую стену Урука; она вскочила на башню и произнесла проклятие: «Горе Гильгамешу, ибо он посмеялся надо мной, убив Небесного Быка». Когда Энкиду услышал эти слова, он вырвал правое бедро Быка и бросил его ей в лицо, говоря: » Если бы я мог возложить на тебя руки, я сделал бы с тобой вот что и привязал бы внутренности к твоему боку.» Тогда Иштар созвала свой народ, танцующих и поющих девушек, проституток храма, куртизанок. Над бедром Небесного Быка она вознесла плач.
Но Гильгамеш созвал кузнецов и оружейников, всех вместе.
Они восхищались необъятностью рогов. Они были покрыты лазуритом толщиной в два пальца. Каждый из них весил тридцать фунтов, а вместимость масла равнялась шести мерам, которые он отдал своему богу-хранителю, Лугулбанде. Но он принес рога во дворец и повесил их на стену. Потом умыли руки в Евфрате, обнялись и ушли. Они ехали по улицам Урука, где собрались герои, чтобы увидеть их, и Гильгамеш обратился к поющим девушкам: «Кто из героев самый славный, кто самый выдающийся среди людей?» «Гильгамеш — самый славный из героев, Гильгамеш — самый выдающийся среди людей».
Когда рассвело, Энкиду встал и закричал Гильгамешу: «О мой брат, такой сон приснился мне прошлой ночью. Ану, Энлиль, Эа и небесный Шамаш совещались вместе, и Ану сказал Энлилю: «За то, что они убили Быка Неба, и за то, что они убили Хумбабу, охранявшего Кедровую гору, один из двоих должен умереть». Тогда славный Шамаш ответил герою Энлилю: «Это по твоему приказу они убили Быка Неба и убили Хумбабу, и должен ли Энкиду умереть, хотя и невиновным?» Энлиль в гневе бросился на славного Шамаша: «Ты смеешь говорить это, ты, который ходил с ними каждый день, как один из них!»0005
Итак, Энкиду распростерся перед Гильгамешем; слезы его лились ручьями, и он сказал Гильгамешу: «О мой брат, как бы ты ни был дорог мне, брат, но они заберут меня у тебя».
умер, и никогда больше я не увижу моего дорогого брата своими глазами».
Пока Энкиду лежал в одиночестве в своей болезни, он проклинал ворота, как будто они были живой плотью: «Ты там, дерево ворот, тупое и бесчувственное, безмозглое, я искал тебя более двадцати лиг, пока не увидел возвышающийся кедр. Нет такого дерева, как ты, в нашей земле. Семьдесят два локтя в высоту и двадцать четыре в ширину, ось, наконечник и косяки совершенны. Вас сделал искусный мастер из Ниппура; но о, если бы я знал вывод! Если бы я знал, что это все хорошее, что из этого выйдет, я бы поднял топор и разрубил тебя на мелкие кусочки, а вместо этого поставил здесь ворота из плетня. Ах, если бы тебя привел сюда какой-нибудь будущий король или создал бы тебя какой-нибудь бог. Пусть он сотрет мое имя и напишет свое, и проклятие падет на него, а не на Энкиду».
С первым рассветом Энкиду поднял голову и заплакал перед Богом Солнца, в сиянии солнечного света текли его слезы. «Солнечный бог, умоляю тебя об этом мерзком Ловце, об этом ничтожном Ловце, из-за которого я должен был поймать меньше, чем мой товарищ; пусть ловит меньше всего, сводит дичь к минимуму, делает его слабым, беря из каждой доли меньшую, пусть его добыча вырывается из его сетей».
Когда он всласть проклял Ловца, он обратился к блуднице. Он был разбужен, чтобы проклясть и ее. «Что касается тебя, женщина, я проклинаю тебя великим проклятием! Я обещаю тебе судьбу на всю вечность. Мое проклятие придет на тебя скоро и внезапно. Ты будешь без крова для своей торговли, ибо не будешь вести хозяйство с другими девушками в трактире, а будешь заниматься своими делами в местах, загаженных блевотиной пьяницы. Плата твоя будет горшечной землей, твои воры будут брошены в лачугу, ты будешь сидеть на перекрестках в пыли гончарного квартала, ты будешь устилать свою постель ночью на навозной куче, а днем стоять в тень стены. Тернии и тернии будут рвать твои ноги, пьяные и сухие будут бить тебя по щеке, и твой рот будет болеть. Пусть тебя лишат твоих пурпурных красок, потому что и я когда-то в глуши с моей женой имел все сокровища, которые я желал».
Когда Шамаш услышал слова Энкиду, он воззвал к нему с небес: «Энкиду, почему ты проклинаешь женщину, госпожу, которая научила тебя есть хлеб, достойный богов, и пить вино царей? Та, что надела на тебя «великолепное одеяние», не дала ли она тебе славного Гильгамеша в спутники твои, и не Гильгамеш, твой родной брат, уложил тебя отдохнуть на «царском ложе» и возлечь на ложе по левую руку от него? Он заставил князей земли целовать твои ноги, и теперь все жители Урука плачут и плачут о тебе.
Когда ты умрешь, он ради тебя отрастит свои волосы, наденет львиную шкуру и будет бродить по пустыне.
Когда Энкиду услышал славного Шамаша, его гневное сердце успокоилось, он отозвал проклятие и сказал: «Женщина, я обещаю тебе другую судьбу. Уста, проклявшие тебя, благословят тебя! Короли, принцы и дворяне будут обожать вас. Из-за вас человек даже в двенадцати милях от вас будет хлопать себя по бедру, и его волосы будут дергаться. Для тебя он развяжет свой пояс и откроет свое сокровище, и ты получишь свое желание; лазурит, золото и’ сердолик из кучи в сокровищнице. Кольцо на руку твою и одежда будут твоими. Священник приведет вас в присутствие богов. Из-за тебя была оставлена жена, мать семерых детей».
Когда Энкиду спал один в своей болезни, в горечи духа он излил свое сердце своему другу. «Это я срубил кедр, я выровнял лес, я убил Хумбабу, а теперь посмотри, что со мной стало. Послушай, мой друг, это сон, который мне приснился прошлой ночью. Небеса взревели, и земля загрохотала в ответ; между ними стоял я перед ужасным существом, человеком-птицей с мрачным лицом; он направил на меня свою цель.
Его лицо было вампирским, его ступня была львиной, его рука была орлиным когтем. Он упал на меня, и его когти запутались в моих волосах, он крепко держал меня, и я задохнулся; затем он преобразил меня так, что мои руки стали крыльями, покрытыми перьями. Он обратил свой взор на меня и повел меня во дворец Иркаллы, Царицы Тьмы, в дом, из которого ни один входящий никогда не возвращается, по дороге, из которой нет возврата.
‘Вот дом, люди которого сидят во тьме; пыль — их пища, а глина — их мясо. Они одеты, как птицы, «с крыльями для укрытия, они не видят света, они сидят во тьме. Я вошел в дом праха и увидел царей земных, их венцы сорваны навеки; правители и князья, все те, кто когда-то носил царские короны и правил миром в давние дни. Те, что стояли на месте богов, как Энн и Энлиль, стояли теперь, как слуги, чтобы носить печеное мясо в доме праха, носить вареное мясо и холодную воду из бурдюка. В доме праха, в который я вошел, были первосвященники и служители, жрецы заклинаний и экстаза; были служители храма, и был Этана, тот царь Диша, которого орел унес на небо в давние дни.
Я видел также Самукана, бога скота, и там была Эрешкигаль, Царица Преисподней; и Бефит-Шери сидела на корточках перед ней, та, что записывает богов и ведет книгу смерти. Она держала планшет, с которого читала. Она подняла голову, увидела меня и говорит: «Кто привел сюда этого?» Затем я проснулся, как обескровленный человек, который бродит в одиночестве по пустошам сыпи; как тот, которого схватил судебный пристав, и сердце его колотится от ужаса».
Гильгамеш снял с себя одежду, он слушал его слова и плакал быстрыми слезами, Гильгамеш слушал, и его слезы текли. Он открыл рот и обратился к Энкиду: «Кто в Уруке с крепкими стенами обладает такой мудростью? Странные вещи были сказаны, почему твое сердце говорит странно? Сон был чудесный, но ужас был велик; мы должны дорожить мечтой, каким бы ни был ужас; ибо сон показал, что несчастье приходит наконец к здоровому человеку, конец жизни — печаль». И Гильгамеш сокрушался: «Теперь я буду молиться великим богам, ибо мой друг видел зловещий сон».
Этот день, о котором мечтал Энкиду, подошел к концу, и он был поражен болезнью. Целый день он пролежал на своей кровати, и его страдания усилились. Он сказал Гильгамешу, другу, из-за которого он покинул пустыню: «Когда-то я бежал за тобой, за водой жизни, и теперь у меня ничего нет». Второй день он лежал на своей постели, и Гильгамеш наблюдал за ним, но заболеваемость увеличилась. Третий день он лежал на своей постели, он звал Гильгамеша, будя его. Теперь он был слаб, и глаза его были слепы от слез. Десять дней он пролежал, и его страдания усилились, одиннадцать и двенадцать дней он пролежал на своем ложе боли. Затем он воззвал к Гильгамешу: «Мой друг, великая богиня прокляла меня, и я должен умереть от стыда. я не умру, как человек, павший в бою; Я боялся упасть, но счастлив человек, павший в битве, ибо я должен умереть со стыдом». И Гильгамеш оплакивал Энкиду. С первыми лучами зари он возвысил голос и сказал советникам Урука:
‘Услышьте меня, великие из Урука,
Я плачу об Энкиду, мой друг,
Горько стону, как женщина, оплакивающая
Я плачу о своем брате.
О Энкиду, мой брат,
Ты был топором на моей стороне,
Сила моей руки, меч на поясе,
Щит передо мной,
Прекраснейшая моя орнамент;
Злая Судьба меня ограбила.
Дикий осел и газель
Которые были отцом и матерью,
Все длиннохвостые существа, которые вскормили вас
Плачут о вас,
Все дикие твари равнины и пастбища;
Тропинки, которые ты любил в кедровом лесу
Ночной и дневной ропот.
Пусть великие крепостного Урука
Плачут о вас;
Пусть перст благословения
Растянуться в трауре;
Энкиду, младший брат. Харк,
По всей стране разносится эхо
Словно плач матери.
Плакать все пути, где мы шли вместе;
И звери, на которых мы охотились, медведь и гиена,
Тигр и пантера, леопард и лев,
Олень и козерог, бык и лань.
Река, по берегам которой мы гуляли,
Плачет о вас,
Ула Элама и дорогого Евфрата
Где когда-то мы черпали воду для бурдюков.
Гора, на которую мы поднялись, где мы убили Сторожа,
Плачет по тебе.
Воины крепостного Урука
Там, где был убит Бык Небес,
Плачьте о вас.
Все жители Эриду
Плачут по тебе, Энкиду.
Те, кто приносил тебе зерно для еды
Оплакивают тебя сейчас;
Кто натер тебе спину маслом
Скорби по тебе сейчас;
Кто налил вам пива за попойку
Скорблю теперь по вам.
Блудница, помазавшая тебя благовонным миром
Оплакивающая тебя теперь;
Дворцовые женщины, которые принесли тебе жену,
Избранное кольцо хорошего совета,
Оплакивайте вас сейчас.
И юноши твои братья
Как будто они женщины
Ходят длинноволосые в трауре.
Что это за сон, который держит тебя сейчас?
Вы потерялись в темноте и не слышите меня.
Он коснулся своего сердца, но оно не билось, и он больше не поднимал глаз. Когда Гильгамеш коснулся его сердца, оно не забилось. Тогда Гильгамеш накрыл своего друга покрывалом, как покрывают невесту. Он стал свирепствовать, как лев, как львица, лишенная своих детенышей. Так и эдак он ходил вокруг кровати, рвал на себе волосы и разбрасывал их. Он стащил свои великолепные одежды и сбросил их, как если бы они были мерзостью.
В первых лучах зари Гильгамеш воскликнул: «Я уложил тебя на царское ложе, ты возлежал на ложе по левую руку от меня, князья земли целовали твои ноги. Я заставлю всех жителей Урука оплакивать тебя и воздвигну панихиду по мертвым. Радостные люди сгорбятся от печали; и когда ты сойдешь на землю, я отпущу свои волосы ради тебя, я буду бродить по пустыне в шкуре льва».