История: Наука и техника: Lenta.ru
«Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. Почему после успеха в Петрограде большевики встретили ожесточенное сопротивление в Москве? Зачем революционные солдаты обстреливали Кремль из крупнокалиберной артиллерии? Как делегаты Поместного Собора РПЦ выбирали патриарха под артобстрелом и когда появился некрополь у кремлевской стены? Об этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Владимир Булдаков.
Никто не хотел убивать
Почему в Москве, в отличие от столичного Петрограда, большевики при попытке захвата власти в октябре 1917 года встретили организованное и длительное сопротивление?
Причин было много. В Петрограде всякое сопротивление большевикам было уже безнадежно. В столице находился большой агрессивно настроенный гарнизон, а антибольшевистские силы были деморализованы и напуганы. Не забывайте, что во время Октябрьского переворота значительная часть защитников Зимнего дворца фактически разбежалась.
Материалы по теме:
Вы говорите о юнкерах?
Да, юнкера, ударницы и офицеры были главными противниками большевиков в столице, но они в то время действовали крайне нерешительно. К тому же в Петрограде сильное дестабилизирующее влияние оказывали кронштадтские матросы — основная опора большевиков как в июльских событиях, так и в критические октябрьские дни 1917 года.
В Москве ситуация была другой: гарнизон относительно малочисленный и спокойный, а антибольшевистские силы — более сплоченные и воинственные. В отличие от промышленного Петрограда, Москва была скорее обывательско-купеческим городом, поэтому пролетариат там был не таким многочисленным, как в столице. Соответственно, и настроения московских большевиков во главе с Ногиным отличались умеренностью и относительным миролюбием: они откровенно выжидали, чем закончатся события в Петрограде. В Москве была совсем другая атмосфера, чем в столице: поначалу никто не хотел братоубийства, противоборствующие стороны надеялись договориться друг с другом.
Но если в Москве все стремились к компромиссу, почему никто не смог предотвратить кровопролития? Почему Ногин и большевистский Реввоенком (РВК) так и не смогли договориться с противостоящим им Комитетом общественной безопасности (КОБ) во главе с градоначальником Рудневым и командующим войсками Московского округа полковником Рябцевым?
На протяжении всего 1917 года политики старались друг с другом договориться — разумеется, с наибольшей для себя выгодой. Но среди их последователей были люди упертые, настроенные агрессивно и бескомпромиссно, никого не желавшие слушать. Крайних радикалов всегда немного, но именно они в критических обстоятельствах способны переломить ход событий. Вместе с тем, как признавал Ленин, к осени 1917 года революционные массы оказались намного радикальнее своих лидеров, а потому последним, дабы не сойти со сцены, приходилось либо предугадывать настроения масс, либо «следовать за массой». Ленин преуспел и в том, и в другом.
Похороны юнкеров Алексеевского училища
Фото: oldmos. ru
Расстрел в Кремле
Принято считать, что первые вооруженные столкновения в Москве начались 27 октября, когда охранявшие здание городской Думы юнкера открыли огонь по солдатам-большевикам, прорывавшимся к Моссовету. Как вы думаете, что это было — роковая случайность или чья-то провокация?
В 1917 году подобных инцидентов было множество, и трудно сказать, какие из них были случайными, а какие — спровоцированными. Ситуация оставалась неустойчивой, поэтому противоборствующие стороны находились в постоянном нервном напряжении. Что касается так называемых «двинцев», которых якобы обстреляли юнкера, то я сомневаюсь, что дело было именно так.
Почему?
«Двинцы» — это около 900 солдат, которые в свое время были арестованы на фронте за отказ идти в наступление. Их сначала содержали в тюрьме Двинска (современный латвийский Даугавпилс — прим. «Ленты.ру») — отсюда и название, потом перевели в Москву, где некоторых выпустили на волю. Понятно, что среди сторонников московских большевиков они были наиболее озлобленными и агрессивными. Мне трудно поверить, что мальчишки, охранявшие здание городской Думы (ныне Музей войны 1812 года на площади Революции — прим. «Ленты.ру»), где заседал «буржуазный» Комитет общественной безопасности, безо всякой причины открыли огонь по матерым «двинцам». Хотя как все было на самом деле, мы теперь уже вряд ли узнаем. В условиях взаимной нетерпимости и всеобщего ожесточения осени 1917 года любой случайный выстрел мог спровоцировать серьезное кровопролитие.
А события следующего дня в Кремле, когда юнкера перестреляли множество солдат, согласившихся им сдаться, тоже считаете случайностью?
Вот этот кровавый инцидент в Кремле, до крайности возмутивший и разъяривший солдатскую массу, действительно можно считать началом масштабных боевых столкновений. Ситуация сложилась так: сочувствующие большевикам солдаты кремлевского гарнизона согласились сдаться юнкерам в обмен на свободу. Обстановка была очень напряженной: около Арсенала солдаты сдавали оружие, юнкера держали их под прицелом, между ними постоянно возникали мелкие конфликты. Вероятно, у какого-то юнкера-пулеметчика просто не выдержали нервы, он — может, даже случайно — открыл огонь по толпе, после чего началась беспорядочная стрельба. Так часто бывает в накаленной ситуации, когда ход событий определяет чей-то психический сбой.
Количество жертв кремлевской перестрелки известно?
Данные разные — от 30 до 200 человек. Последняя цифра невероятна: даже из пулемета по чисто техническим причинам невозможно за несколько минут перестрелять пару сотен людей. Важно другое: это событие стало точкой невозврата — после расстрела в Кремле остановить маховик вооруженного насилия в Москве стало уже невозможно.
В. Дмитриевский, Н. Евстигнеев «Штернберг руководит обстрелом Московского Кремля»
Изображение: картина В.К. Дмитриевского и Н.Я. Евстигнеева
Недолгое перемирие
Известно, что в эти же дни в Петрограде умеренные большевики при посредничестве Викжеля пытались договориться с меньшевиками и эсерами о создании так называемого «однородного социалистического правительства». Это влияло на обстановку в Москве?
Думаю, могло повлиять самым непосредственным образом. После захвата власти в Петрограде большевистское руководство действительно воспользовалось предложением о создании левой коалиции — скорее всего, чтобы выиграть время. К тому же Викжель (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза — прим. «Ленты.ру») в случае отказа от переговоров угрожал противоборствующим сторонам лишить их железнодорожного сообщения, то есть возможности рассчитывать на подкрепление.
Возможно, давление Викжеля на следующий день после расстрела в Кремле 29 октября подтолкнуло руководителей противоборствующих сторон к перемирию. Однако оно продержалось недолго, да и попытки создать так называемое «однородное социалистическое правительство» (из представителей всех социалистических партий) провалились.
Почему это произошло?
Ленин с Троцким рассматривали переговоры с Викжелем и другими социалистами как политическое прикрытие революционных действий. Если угодно, с их стороны это была игра в демократию, призванная обеспечить некую видимость легитимности. Им было бы удобнее сохранять в своих руках реальную власть, а ответственность за свои действия возложить на левых социалистов. Естественно, такое своеобразное понимание коалиции было неприемлемым для их оппонентов. Впрочем, в тогдашних условиях всякая идея коалиции уже была обречена на провал — слишком далеко зашла ситуация, слишком необратимо развивались события.
Лидеры всех политических партий были растеряны, взвинчены, озлоблены. На фронте развал, в стране хаос и анархия, было трудно, если не невозможно, адекватно реагировать на происходящее. Повсюду муссировались абсурдные пугающие слухи. Например, сразу после Октябрьского переворота по Москве пошли разговоры, что Зимний дворец лежит в руинах, а при его штурме погибло более тысячи человек. Спустя неделю в Петрограде нарком просвещения Луначарский после получения известия, что в результате артиллерийского обстрела большевиками Московский Кремль почти полностью уничтожен, немедленно подал в отставку — правда, ненадолго.
Прямой наводкой по Кремлю
Кстати, зачем большевики обстреливали Кремль из крупнокалиберной артиллерии?
Тот факт, что вся артиллерия была у большевиков, сильно деморализовал их противников. Насколько применение артиллерии было эффективным, сказать трудно. Большевики обстреливали Кремль бестолково и бессмысленно, снаряды были плохие и часто попадали не туда, куда нужно. Среди московских обывателей ходили нелепые разговоры о том, что евреи-большевики намеренно смещали прицелы орудий, чтобы снаряды били по православным соборам Кремля. На самом деле большевистские лидеры отнюдь не желали брать на себя ответственность за артиллерийский обстрел Кремля.
А что же тогда случилось?
Полагаю, что пальбу по Кремлю вполне могли инициировать простые солдаты, предельно озлобленные на юнкеров. По некоторым свидетельствам, руководители большевиков безуспешно пытались их удержать.
Тверской бульвар в ноябре 1917 года, дом Коробковой
Фото: oldmos.ru
Ленин с Троцким разве не были в курсе, что их сторонники в Москве «раскатывают» Кремль из крупнокалиберной артиллерии?
В то время связь между двумя столицами была неустойчивой, поэтому московские и питерские большевики слабо представляли, что происходит. Не надо думать, что в Москве сторонники Ленина и Троцкого действовали исключительно по их приказам. На протяжении 1917 года никому не удавалось в полной мере действовать по заранее намеченному плану и спущенному сверху приказу. К тому же многие ключевые решения принимались ситуативно, вслепую, а эскалация событий раскручивалась скорее в результате спонтанных действий снизу. Это, кстати, одна из характерных особенностей русской революции.
Какой ущерб был нанесен Кремлю в результате большевистского артобстрела?
Разрушения были достаточно серьезные: пострадали колокольня Ивана Великого, Успенский и Благовещенский соборы, Патриаршья ризница, стены и некоторые башни Кремля. Например, на пробитой Спасской башне остановились часы. Считалось, что революционные солдаты намеренно расстреляли из винтовок надвратную икону. После входа в Кремль солдаты разграбили архив Министерства императорского двора. Основательно восстанавливать пострадавшие здания и вообще приводить Кремль в порядок начали лишь спустя несколько месяцев, когда туда из Петрограда переехало большевистское правительство.
Церковный Собор и выборы патриарха
В эти же дни в Успенском соборе Кремля заседал Поместный Собор Русской православной церкви, где проходили выборы патриарха. Какова была роль церкви в тех событиях?
Известно, что некоторые священники во время боев и обстрелов оказывали раненым первую медицинскую помощь. Участники Собора призывали обе стороны прекратить братоубийственное кровопролитие. Затем они отправили в Моссовет (ныне здание московской мэрии на Тверской улице — прим. «Ленты.ру»), где находился штаб большевиков, делегацию для проведения мирных переговоров. Под белым флагом, с иконами и хоругвями процессия прошла крестным ходом от Кремля до Скобелевской площади (ныне Тверская площадь — прим. «Ленты.ру»).
Большевики встретили делегацию несколько растерянно, но вполне благожелательно, любезно пообщались с делегатами Собора и отпустили их восвояси. Однако они не воспринимали духовенство как нейтральную сторону, поэтому любые попытки представителей церкви выступить в качестве миротворцев были заведомо обречены.
Получается, Собор проходил во время артобстрела Кремля?
Был случай, когда участники Собора вынуждены были спускаться в подвалы, но в целом его работа продолжалась. Именно так тогда в Москве и было: в городе шли уличные бои, а в Кремле под артобстрелом заседал Собор и выбирал патриарха.
Какой из противоборствующих сторон москвичи больше сочувствовали?
Жители центральных кварталов города, внутри Садового кольца, конечно, были настроены преимущественно антибольшевистски. С большевиками сражались не только юнкера и офицеры, но и московские студенты и гимназисты. Именно они первыми стали называть себя Белой гвардией — в противовес большевистской Красной гвардии. Что касается жителей рабочих окраин Москвы, то они, конечно, сочувствовали большевикам.
Константин Юон «Вступление в Кремль через Троицкие ворота 2 (15) ноября 1917 года»
Изображение: Константин Юон
Насколько ожесточенными были вооруженные столкновения в Москве между сторонниками и противниками большевиков?
Это были настоящие городские бои, с баррикадами и окопами поперек главных московских улиц. Весь центр Москвы был охвачен боевыми действиями. Самые ожесточенные схватки происходили у Никитских ворот. В этом районе некоторые здания полностью сгорели. В результате боев были серьезно повреждены здания гостиниц «Метрополь» и «Националь», досталось корпусу университета на Моховой, Малому театру и многим другим сооружениям.
«Я не знаю, зачем и кому это нужно»
Как вы думаете, почему противники большевиков после недельного сопротивления решили сложить оружие? Неужели артобстрел Кремля так на них подействовал?
Я не думаю, что они испугались обстрела Кремля. Скорее, они поняли, что соотношение сил не в их пользу. У большевиков было явное преимущество как в людях, так и в оружии. Никаких объективных шансов на успех у их противников не было.
Как сложилась судьба белогвардейцев, сдавшихся большевикам?
После сдачи оружия большевики, как и обещали, распустили их по домам. Некоторые из них впоследствии перебрались на Дон к генералам Алексееву и Корнилову, которые в это время формировали Добровольческую армию. Хотя единичные случаи расправ и самосудов были: например, уже после боев в Кремле по каким-то ничтожным поводам было убито несколько офицеров. Но я думаю, что это были отдельные эксцессы, связанные со всеобщим озверением после недельных боев в центре Москвы.
Сколько людей тогда погибло? Ведь похороны участников боев со всех сторон были массовыми.
Да, именно после октябрьских боев в Москве большевики решили устроить некрополь на Красной площади. В братских могилах у кремлевской стены они торжественно захоронили 238 своих погибших товарищей. Примерно 40 юнкеров предали земле на Братском кладбище в районе нынешней станции метро «Сокол». В последний путь их провожала огромная траурная процессия, в которой участвовал Александр Вертинский, написавший под впечатлением от увиденного знаменитый романс «То, что я должен сказать».
Баррикада, возведенная юнкерами на Арбатской площади
Фото: oldmos.ru
«Я не знаю зачем и кому это нужно, // Кто послал их на смерть недрожащей рукой…»
Да, самый известный русский антивоенный романс. Понятно, что на Братском кладбище похоронили лишь часть погибших белогвардейцев, среди жертв от шальных пуль и снарядов были и простые обыватели, которых никто никогда не считал. Я думаю, всего за неделю московских уличных боев было убито около 400 человек. Точную цифру назвать уже невозможно.
Какие последствия кровавая московская неделя октября 1917 года имела для дальнейшего развития событий, для раскручивания маховика будущей Гражданской войны?
Гражданская война в России началась 25 октября 1917 года — с захватом большевиками власти в Петрограде. Все тогда признавали, что война уже идет. Когда спустя два месяца наконец-то открылось Учредительное собрание, его делегаты говорили, что считают своей главной целью прекратить начавшуюся гражданскую войну. Московские события стали одним из первых ее кровавых эпизодов. В тогдашних условиях гражданская война в России была неизбежной — она была предопределена всем предшествующим ходом развития революционных событий.
Кто послал на смерть юнкеров?
Страшные дни, о которых как-то не принято вспоминать, но которые принесли куда больше смерти и ужаса, чем события в Петрограде. Именно тогда у стен Кремля появилось Белое движение.
Самое сердце Москвы, древней столицы России. Главная улица – Тверская, самые дорогие отели Москвы 1917 года «Метрополь» и «Националь» в двух шагах от Кремля.
Сюда, в спокойную Москву, переехала петербургская богема, подальше от революционного Петрограда. Именно здесь юнкера и примкнувшие к ним студенты выкопали свою первую траншею, чтобы не подпустить большевиков к стенам Кремля.
…Ожесточенные бои в самом центре Москвы, внутри Садового кольца. Повсюду смерть. После этого Александр Вертинский, который жил в том самом «Национале», написал антивоенный гимн, романс с бескомпромиссным названием «То, что я должен сказать»:
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
«Это подростки. Это соответствует школьникам старших классов по возрасту, которым можно легко задурить голову, пользуясь юношеским максимализмом этих людей», – говорит историк Борис Юлин.
В эти дни и зародилось Белое движение. Это сторонники Временного правительства, те, кто до конца были верны Февральской революции и Октябрьскую принять не могли. Главный лозунг – «Свобода, равенство и братство».
Юнкеров и офицеров вокруг себя собрал Константин Рябцев, полковник русской армии, эсер. Воспитан в семье священника. К 1917 году – военнослужащий с боевым опытом: участвовал в Первой мировой войне, до этого в Русско-японской, где было и место подвигу – вывел батальон из окружения.
«Фигура, конечно, неоднозначная. О нем и тогда говорили, что он наполовину красный, наполовину белый. Он был членом партии эсеров и выступал в целом за компромисс с Военно-революционным комитетом», – отмечает Василий Цветков, доктор исторических наук, профессор Московского педагогического государственного университета.
Полковник Рябцев – ключевая фигура Московского восстания. Один из создателей Комитета общественной безопасности. Другая сторона – Московский военно-революционный комитет, то есть большевики. Сначала была попытка переговоров. Потом те и другие просто занимали улицы и дома.
В первые дни преуспели контрреволюционеры. Классическая формула: телеграф и почтамт. Юнкера и офицеры практически не встретили сопротивления. Чтобы взять под контроль тот же почтамт, понадобились одна лишь рота и небольшой отряд. Но самая важная цель – Кремль. Сначала пытались штурмовать. В итоге пошли на хитрость.
«Они находящемуся в Кремле гарнизону, состоящему из пяти рот 96-го полка, объявили, что вся Москва находится под контролем их сил и что они там одни остались. И предложили сложить оружие, обещая полное прощение. В Кремль юнкеров пустили», – рассказывает Юлин.
Юнкера быстро возвели баррикады возле кремлевских ворот. Снова штурм, уже со стороны большевиков. Снова перестрелка. Хотя все понимали, что это «памятник русской истории». Но война не щадит никого и ничего. В итоге зубцы кремлевской стены обстреляли из пулеметов и повредили их. Один снаряд пробил часы на Спасской башне.
В какой-то момент, несмотря на явное численное преимущество (большевиков почти 100 тысяч, белогвардейцев – около 20), красные оказываются в невыгодном положении. Центральный район Москвы практически весь заняли белые.
…Театр «У Никитских ворот» 100 лет назад назывался «Унион». Здесь была, пожалуй, самая прочная позиция белогвардейцев. Его удерживали несколько дней примерно 50 офицеров и юнкеров. Им некогда было спать, некогда было есть: перестрелки с красными не прекращалась.
Это был опорный пункт белых, и красным взять его было трудно. На крыше здания стояли пулеметы. Под перекрестный огонь то и дело попадал памятник Гоголю – в 1917-м он стоял не на Гоголевском бульваре, а недалеко от театра «Унион». До сих пор на нем можно разглядеть царапины от пуль.
Но в итоге в ночь на 2 ноября юнкера оставили Кремль. Оставили непобежденным. Им не могло прийти в голову, что в боях большевики будут использовать артиллерию, причем так неточно, что пострадают жители домов неподалеку.
«Тот артиллерийский обстрел, который проводился во время кровавой недели… И, собственно, почему она стала кровавой. Не только потому, что там большое количество погибших красных и белых, но и большое количество погибших мирных жителей. Это как раз результат обстрела шрапнелью и гранатами из трехдюймовок. Ладно бы еще трехдюймовки, очень активно работала Украинская батарея тяжелой артиллерии», – рассказывает Цветков.
Количество погибших до сих пор ни один историк точно назвать не может. Общие потери, по приблизительным подсчетам, – более тысячи человек.
…Парк возле станции метро «Сокол». Сегодня это довольно престижный район Москвы. 100 лет назад здесь в братской хоронили юнкеров – тех, которые были против революции. Тогда на церемонии прощания присутствовал и Александр Вертинский. Как раз в эти дни он был в Москве на гастролях. Из-за восстания задержался.
Потом, после победы большевиков, его вызвали в ЧК – Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Потребовали объяснить, зачем он написал контрреволюционную песню.
«В день революции у моего дедушки должна была быть премьера. Он почему-то решил переодеться из образа белого Пьеро в образ черного Пьеро – траурного Пьеро. Как так совпало, что в день революции по всему городу висели афиши с черным Пьеро, уж это я не знаю», – рассказывает Дарья Хмельницкая, внучка Александра Вертинского.
Погибших хоронят через несколько дней. Большевики – здесь, у кремлевских стен. Они роют две ямы, каждая длиной 75 метров. В день погребения вдоль траурных маршрутов стоят вооруженные солдаты. Поет хор. Звучит, конечно, не Вертинский. Есенин. Но спустя 100 лет кажется, что антивоенный гимн, известный сегодня романс, он не только про белых, но и про красных:
…Только так бесполезно, так зло и ненужно
Опускали их в вечный покой.
Те, кто назвал себя в октябре 1917 года Белой гвардией, ушли из Москвы. Ушли непобежденными. Это название, Белая гвардия, они унесли с собой на Дон.
Читайте нас в Telegram.
Революционные бои 1917 года в Москве. Места и воспоминания.
Чуть больше 98 лет назад закончились революционные бои в Москве. В советское время об этой мрачной странице истории города принято было говорить кратко и сухо «в Москве шли ожесточенные революционные бои», без излишних подробностей. Кремль был изранен, улицы завалены баррикадами, мостовые изрыты окопами, а от некоторых домов остались только обгоревшие стены. Больше недели шли кровопролитные бои большевиков с юнкерами. Всё началось 25 октября и закончилось 3 (16 ноября). А теперь подробнее пробежимся по местам самых ожесточённых боёв, обратимся к мемуарам современников и архивным фотографиям.
Читать дальше, смотреть фото и карты боев 1917 г. —>
1) Кремль
Итак, всё началось 25 октября, когда в Москву пришла телеграмма о вооружённом восстании большевиков в Петрограде. В Москве был создан военно-революционный комитет (ВРК), командующим назначен Григорий Усиевич, чье имя до сих пор носит одна из улиц района Аэропорт (см. нашу публикацию про район). Кремль в тот день был в руках большевиков. В тот же день революционеры раздали оружие 10-12 тысячам рабочих-красногвардейцев, заняли телефонную станцию, почтамт и телеграф. Всего на стороне большевиков было 15.000 человек. Со стороны юнкеров, поддерживающих временное правительство, насчитывалось 20.000 человек. Командовали контрреволюционными силами полковник Константин Рябцев и городской голова Вадим Руднев. 28 октября Кремль был сдан юнкерам.
Вот так описывают происходящее мемуаристы со стороны большевиков:
«Утром 28-ого 10 в 7 час. т. Берзин собирает нас и говорит: “Товарищи, мною получен ультиматум и дано на размышление 20 минут. Весь город перешел на сторону командующего войсками”. Оставшись одни, будучи изолированными от города, и не зная, что делается за стенами Кремля, мы решили с т. Бережным сдаться. Стащили пулеметы к арсеналу, открыли ворота и пошли в казармы. Не прошло и 30 минут, как поступило приказание выходить во двор Кремля и выстраиваться поротно. Ничего не зная, выходим и видим, что к нам пришли “гости” — роты юнкеров, те же наши броневики, которые мы ночью не пустили, и одно орудие — трехдюймовка. Все перед ними выстраиваются. Нам приказано расположиться фронтом к окружному суду. Юнкера нас окружили с ружьями наготове. Часть из них заняла казармы в дверях, в окнах тоже стоят. От Троицких ворот затрещал пулемет по нас. Мы в панике. Бросились кто куда. Кто хотел в казармы, тех штыками порют. Часть бросилась в школу прапорщиков, а оттуда бросили бомбу. Мы очутились кругом в мешке. Стон, крики раненых наших товарищей… Через 8 минут бойня прекратилась.»
Самые страшные бои разыгрались 29 октября. Большевики расставили пушки на высоких зданиях, холмах, больших площадях и начали обстрел Кремля. Артиллерийские позиции занимали Швивую горку (район Гончарной улицы), Калужскую площадь, Нескучный сад и Воробьёвы горы.
Гаубица у старого Крымского моста, направленная в сторону Кремля. Сейчас здесь набережная Парка Горького.
Юнкера, защищающие кремль. Кстати, именно в 1917 году Кремль последний раз в своей истории (по крайней мере, мы так надеемся) выполнял изначальную – оборонительную функцию.
Верхушка Беклемишевской башни была сбита. Позднее восстановлена архитектором И. В. Рыльским.
«…В Кремль не пускают, но я уже видел страшные язвы, нанесенные ему кощунственными руками: сорвана верхушка старинной башни, выходящей к Москве-реке (ближе к Москворецкому мосту), сбит крест на одной из глав «Василия Блаженного», разворочены часы на Спасской башне, и она кое-где поцарапана шрапнелью…» (Н.П.Окунев, Дневник Москвича 1917-1920)
Пробитая снарядами Спасская башня. Один из них попал прямо в куранты, видна дыра на месте цифры XII. Снаряд в куранты попал из гаубиц, стоящих на Швивой горки, у церкви Никиты в Заяузье. Эти самые две пушки образца 1910-х годов сохранились, и сейчас стоят на Космодамианской набережной, у главного входа в здание Кригскоммисариата (позже – штаб Московского военного округа).
Купол одного из приделов Собора Василия Блаженного был задет осколком, отлетевшим от циферблата курантов, как утверждала комиссия.
Изуродованная Никольская башня Кремля.
«…наполовину разбита Никольская башня, и чтимый с 1812 года за свою неповрежденность от взрыва этой башни французами, образ Св. Николая Чудотворца уничтожен выстрелами без остатка. Старинные крепчайшие ворота исковерканы, разбиты и обожжены до жалкого вида, а в самом Кремле, говорят, разрушения ещё страшнее. Как же это щадили его татары, поляки и французы? Неужто для нас ничего святого нет? Должно быть, так. По крайней мере я слышал, какой-то солдатишко, идя по Мясницкой, ораторствовал, «что там ихний Кремль, жись-то наша чай дороже». Подумаешь, до чего может дойти русский мужик своим умом! Хотя, разрушая народные святыни, он разрушает их всё-таки для того только, чтобы кого-то там уничтожить, лишить жизни, а вовсе не для того, чтобы разворотить что-либо священное, целые века охранявшееся его же предками от нашествия иноплеменных и теперь уничтоженное его святотатственной рукой.» (Н.П.Окунев, Дневник Москвича 1917-1920)
Никольские ворота.
Обстрелянные Никольские ворота изнутри
Пострадали не только стены и башни кремля, целый ряд зданий, стоящих внутри крепости, подверглись не меньшим разрушения. Вот, к примеру, пробитый Малый Николаевский дворец.
А это Чудов монастырь после обстрелов.
«В Кремле снаряды попали в Успенский Собор, в Чудов монастырь, в церковь 12-ти Апостолов, в Малый дворец и вообще, должно быть, пострадал наш Святой и седой Кремль больше, чем от нашествий иноплеменных. Пишут о многих разрушениях, пожарах, расстрелах, но Бог с ними! Лучше уж сказать сразу, что, в общем, надо бы хуже — да нельзя. Может быть, эти ужасные картины пробудят совесть восставших брат на брата и не доведут политическую борьбу до повторения таких ужасов. Да и нет возможности записывать обо всем протокольно. Это не по моим силам и не по моему настроению.» (Н.П.Окунев, Дневник Москвича 1917-1920)
Из соборов особенно пострадала церковь Двенадцати Апостолов.
«Бухают пушки, это стреляют по Кремлю откуда-то с Воробьевых гор. Человек, похожий на переодетого военного, пренебрежительно говорит:
— Шрапнелью стреляют, идиоты! Это — к счастью, а то бы они раскатали весь Кремль.
Он долго рассказывает внимательным слушателям о том, в каких случаях необходимо уничтожать людей шрапнелью, и когда следует «действовать бризантными».
— А они, болваны, катают шрапнелью на высокий разрыв! Это бесцельно и глупо…
Кто-то неуверенно справляется:
— Может быть — они нарочно так стреляют, чтобы напугать, но не убивать?
— Это зачем же?
— Из гуманности?
— Ну, какая же у нас гуманность,— спокойно возражает знаток техники убийства…
… Круглые, гаденькие пульки шрапнели градом барабанят по железу крыш, падают на камни мостовой,— зрители бросаются собирать их «на память» и ползают в грязи.
В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чём не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы.»
«Новая жизнь», № 175, 8(21) ноября 1917 г.
Успенскому собору пробили барабан.
Пушка на Калужской площади, стрелявшая по Кремлю.
2) Охотный ряд, Театральная площадь и окрестности
Выходим из Кремля и натыкаемся на баррикаду в арках Воскресенских ворот, построенную торговцами Китай-города против большевиков.
Окопы у Большой Московской гостиницы, сейчас на её месте новодельная «гостиница Москва».
Дом на углу Тверской и Охотного ряда. В 1930-е годы он уступил место зданию Госплана, сейчас – Госдума.
Малый театр после разгрома красноармейцами.
3) Московский Университет и первые «Белые»
Следы снарядов на здании московского Университета. 26 октября здесь были созданы добровольные студенческие отряды, назвавшие себя «белой гвардией», в противовес красной гвардии большевиков. Именно отсюда пошёл термин «белогвардейцы», или «белые». Патрулировали они в тот день переулки от Остоженки до Тверской, и повязали себе на рукава белые повязки, чтобы узнать своих было легче.
4) Гостиница Метрополь
Почти все окна гостиницы «Метрополь» были выбиты, а стены пробиты. Обстреливали занятый юнкерами «Метрополь» большевики с Тверской площади, 29 октября. У здания Моссовета (бывшего дома генерал-губернатора), стояли 6 гаубиц.
М.В.Фрунзе вспоминал, что его солдатам доставляло особое удовольствие стрелять по окнам и фасадам «Метрополя», наблюдая, как осколки и кирпич с грохотом падают вниз.
На этом кадре видно, что часть дыр временно заделали досками и завесили тряпками.
5) Городская дума
Городская дума была обстреляна большевиками 31 октября 1917 года. Утром того дня революционеры предложили белым, занимавшим Кремль – сдаться, а в случае отказа пригрозили артобстрелом здания думы. Белые ещё контролировали комплекс зданий у кремля – думу, Воскресенские ворота и исторический музей. Сдаться они отказались, и Дума приняла на себя удары артиллерии.
6) Лубянка
«…1 ноября в среду попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнели и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также — ворон и голубей. При этом путешествии подвергся двум обыскам, нет ли при себе оружия…» Н. П.Окунев, Дневник Москвича 1917-1920
Баррикада у телефонной станции в Милютинском переулке.
7) Англиканская церковь
29 октября в 15.00 большевики установили на колокольне Англиканской церкви в Вознесенском переулке пулемёт, и принялись обстреливать дозоры белогвардейцев.
Из мемуаров большевиков:
«С колокольни Англиканской церкви ведется пулеметный обстрел проходящих отряд-дозоров. На подмогу в 15:30 отправлен отряд добровольцев батальона смерти в 15 человек под командой прапорщика Петрова 217-го пехотного запасного полка с поручением пулемет сбить, колокольню очистить от большевиков. Во время боя доброволец Андрющенко Иван первым вбежал на колокольню, взял пулемет, приколол трех большевиков. При возникшей горячей перестрелке после взятия пулемета были ранены добровольцы батальона смерти: Успенский, Вальков, Миронов и Андрющенко», — доложил в штаб подавления восстания командир батальона поручик Зотов.
См. нашу отдельную публикацию про англиканскую церковь в Москве
8) Никитские ворота
Одним из самых ключевых мест сражений стали Никитские ворота. В кинотеатре «Унион» (позже – кинотеатр повторного фильма), расположился штаб юнкеров, они очень долго сдерживали площадь. Дело в том, что недалеко, у Арбатских ворот стояло здание Александровского военного училища, кузница юнкеров, сразу занявших опорные пункты вокруг. Со стороны Кудринской площади наступали пресненские рабочие, сражение разыгралось 29 октября, и бой здесь шёл больше 5 дней, до 3 ноября. Красноармейцы то занимали некоторые дома у Никитских ворот, то оттеснялись юнкерами обратно к Поварской и Кудринским воротам. Красноармейцы применяли артиллерию, вели обстрел с Пушкинской площади. В результате несколько домов были полностью сожжены, от них остались только стены.
Дом князя Гагарина, стоявший в самом конце прямо на Тверском бульваре. В основе – одна из двухэтажных гостиниц, построенных по проекту архитектора Стасова на бульварном кольце в 1800-е годы.
Вот, что пишет про этот дом свидетель тех событий Константин Паустовский, в своих воспоминаниях «Повесть о жизни. Начало Неведомого века»:
«Напротив, на стрелке Тверского бульвара (где сейчас памятник Тимирязеву), стояло в то время скучное и длинное здание. Там помещалась аптека, а в подвалах был склад медикаментов. Окна моей комнаты выходили на эту аптеку.»
«К вечеру второго дня загорелся дом «на стрелке», где была аптека. Он горел разноцветным пламенем — то желтым, то зеленым и синим, очевидно, от медикаментов. Глухие взрывы ухали в его подвалах. От этих взрывов дом быстро обрушился. Пламя упало, но едкий разноцветный дым клубился над пожарищем еще
несколько дней.»
Сам Паустовский жил в то время в двухэтажном доме на углу Большой Никитской и Тверского бульвара, на месте которого стоит сейчас здание ТАСС. На фотографии 1930-х годов этот дом в левой части кадра.
«Там на полу сидели две маленькие девочки и старая няня. Старуха закрыла
девочек с головой теплым платком.
— Здесь безопасно,- сказал хозяин.- Пули вряд ли пробьют внутренние
стены.
Старшая девочка спросила из-под платка:
— Папа, это немцы напали на Москву?
— Никаких немцев нет.
— А кто же стреляет?
— Замолчи! — прикрикнул отец.»
(Паустовский)
Дом, стоявший в створе Никитского бульвара, в основе ещё одна стасовская гостиница.
«Пока женщины перебегали бульвар, красногвардейцы начали перекрикиваться с юнкерами.
— Эй вы, темляки-сопляки! — кричали красногвардейцы.- Хватит дурить! Бросай оружие!
— У нас присяга,- кричали в ответ юнкера.
— Кому присягали? Керенскому? Он, сукин кот, удрал к немцам.
— России мы присягали, а не Керенскому!
— А мы и есть Россия! — кричали красногвардейцы.- Соображать надо!»
(Паустовский)
А этот дом стоял на внешней стороне Никитского бульвара, на углу Большой Никитской. За ним видна главка церкви Фёдора Студита.
«Громады домов с погашенными огнями едва угадывались во мраке. Беспрестанно вспыхивали огни выстрелов и на разные голоса пели пули. То это был тонкий свист, то визг, то странный клекочущий звук, будто пули кувыркались в воздухе. Я пытался увидеть людей, но вспышки выстрелов не давали для этого достаточно света. Судя по огню, красногвардейцы, наступавшие от Страстной площади, дошли уже до половины бульвара, где стоял деревянный вычурный павильон летнего ресторана. Юнкера залегли на площади у Никитских ворот.» (Паустовский)
Тверской бульвар, дом 6.
«Один из самых нарядных доходных домов Москвы начала XX века постигла страшная катастрофа. От разорвавшегося снаряда /попавшего в подвал аптекарского склада/ загорелся в течении четверти часа громадный дом. Из подвалов вырывались синие и зеленые языки — горели медикаменты и типография. С крыши, с шипением на мостовую лилась расплавленная медь кровли; с треском лопалась фасадная керамика, из красного пламени третьего и четвертого этажей вырывалась, выпуская пар, вода лопнувшего водопровода. (Pastvu.ru)
До революции это был действительно один из самых красивых и сказочных доходных домов Москвы. Он был построен для Санкт-Петербургского страхового общества талантливым архитектором Зеленко. Справа сверху дом завершался башней-куполом, на которой сидел дракон. Решетки балконов украшали орлы с раскрытыми крыльями, оконные рамы выполнены в виде паутины, а на фасаде можно было встретить лепных сов, ласточек и летучих мышей. Во время обстрела и пожара башня с драконом рухнула, а большая часть декора была сбита или изуродована. Как дом выглядит сейчас можно посмотреть на панораме Google.
Паустовский про трагедию дома №6 не мог не написать:
«Потом со стороны Арбатской площади раздалось несколько пушечных, ударов, и в соседнем доме за высоким брандмауэром что-то гулко обрушилось. Над крышей дома, медленно завиваясь, поднялся столб огня.
Как выяснилось, юнкера подожгли соседний дом снарядами, чтобы не дать красногвардейцам захватить его. Дом этот, говоря языком военных реляций, господствовал над местностью.
Этот второй пожар был гораздо опаснее, чем пожар аптеки. К нам на двор уже летели, лязгая, искореженные огнем железные листы и горящие головни. Мы заливали их своими жалкими запасами воды.»
В этом кадре хороши видны остатки мелкого декора, который не восстанавливался после революции.
Фотография 1920 года, ещё остались следы от пуль. И магазин этот помнил события революции, вот что пишет Паустовский:
«В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его. Задняя дверь магазина выходила во двор. Пекарь сбил с нее топором замок, и мы по очереди бегали по ночам в этот магазин и набирали сколько могли колбас, консервов и сыра. Светило зарево, и надо было прятаться за прилавками, чтобы через разбитую витрину нас не заметили юнкера из «Униона». Кто знает, что им могло прийти в голову.»
«До сих пор я помню этот магазин. На проволоке висели обернутые в серебряную бумагу копченые колбасы. Красные круглые сыры на прилавке были обильно политы хреном из разбитых пулями банок. На полу стояли едкие лужи из уксуса, смешанного с коньяком и ликером. В этих лужах плавали твердые, покрытые рыжеватым налетом маринованные белые грибы. Большая фаянсовая бочка из-под грибов была расколота вдребезги.
Вспоминает писатель и один курьёзный случай:
«Я быстро сорвал несколько длинных колбас и навалил их на руки, как дрова. Сверху я положил круглый, как колесо, толстый швейцарский сыр и несколько банок с консервами.
Когда я бежал обратно через двор, что-то зазвенело у меня под руками, но я не обратил на это внимания. Я вошел в дворницкую, и единственная женщина, оставшаяся с нами, жена дворника, бледная и болезненная, вдруг дико закричала. Я сбросил на пол продукты и увидел, что руки у меня облиты густой кровью.
Через минуту все в дворницкой повалились от хохота, хотя обстановка никак не располагала к этому. Все хохотали и соскабливали с меня густое томатное пюре.
Когда я бежал обратно, стрелок все же успел выстрелить, пуля пробила банку с консервами, и меня всего залило кроваво-красным томатом.»
Когда дом, где остановился Паустовский, заняли красноармейцы, будущего писателя чуть было не расстреляли:
« — В чем дело? — зашумели красногвардейцы и окружили меня и обоих моих конвоиров.- Кто такой?
Человек в ушанке сказал, что я стрелял из окна им в спину.
— Разменять его! — закричал веселым голосом парень с хмельными глазами — В штаб господа бога!
— Командира сюда!
— Нету командира!
— Где командир?
— Был приказ — пленных не трогать!
— Так то пленных. А он в спину бил.
— За это один ответ — расстрел на месте.
— Без командира нельзя, товарищи!
— Какой законник нашелся. Ставь его к стенке! Меня потащили к стенке….»
« Никогда я не мог понять — ни тогда, ни теперь — почему, стоя у стены и слушая, как щелкают затворы, я ровно ничего не испытывал. Была ли то внезапная душевная тупость или остановка сознания — не знаю….»
«… Мне казалось, что время остановилось и я погружен в какую-то всемирную немоту. На самом же деле прошло несколько секунд, и я услышал незнакомый и вместе с тем будто бы очень знакомый голос:
— Какого дьявола расстреливаете! Забыли приказ? Убрать винтовки!
Я с трудом отвел глаза от угла подворотни,- шея у меня нестерпимо болела,- и увидел человека с маузером, похожего на Добролюбова,- того, что приходил к нам ночью, чтобы вывести детей и женщин. Он был бледен и не смотрел на меня.
— Отставить! — сказал он резко.- Я знаю этого человека. В студенческой дружине он не был. Юнкера наступают, а вы галиматьей занимаетесь. »
Площадь Никитских ворот в начале 1930-х годов. Сгоревший дом в створе бульвара вскоре после революции разобрали, и в 1925 году на его месте поставили памятник Тимирязеву. В кадре справа – восстановленный в очень упрощённом виде дом по Тверскому бульвару, 6.
9) Арбатская площадь
Арбатская площадь являлась центром притяжения противников революции, как-раз рядом располагалось Александровское военное училище, готовившее юнкеров (ныне сильно перестроено под комплекс зданий Генштаба по Знаменке):
Как-раз из пушек, выставленных юнкерами на Арбатской площади, попали снаряды в доме №6 по Тверскому бульвару, ставшие губительными для него.
Фотография юнкеров во дворе Александровского военного училища, 1917 год.
Памятник Гоголю, авторства скульптора Андреева, стоявший изначально на Арбатской площади, в конце Гоголевского бульвара.
За постаментом этого памятника прятались наступавшие на Никитские ворота красногвардейцы. Памятник перенесли во двор дома по Никитскому бульвару, где жил Гоголь, но следы от пуль то ли юнкеров, то ли красногвардейцев, остались на нём до сих пор.
10) Кудринская площадь
Картина Г. Савицкого «Бой на Кудринской площади в Москве. Октябрь 1917 года»
Бои на Кудринской площади разыгрались ещё 28 октября, когда красногвардейцы 193 полка штурмовали некоторые здания на Садовом кольце. Несколько следующих дней бои здесь продолжались, периодически перемещаясь на Поварскую и Никитские ворота. Неспроста Кудринку переименовали в советское время в площадь Восстания.
Изуродованная снарядами церковь Бориса и Глеба на Поварской. Сейчас на месте неё стоит здание Гнесинки.
11) Остоженка и окрестности
На Остоженке появилась одна из самых известных баррикад, между Барыковским и Лопухинским переулком. Здесь у окопа 30 октября был убит юнкерами 14-летний Павел Андреев, которого прославили в советское время под именем «советского Гавроша». Как-раз в районе Остоженки погибли революционеры Пётр Добрынин и Люсик Лисинова, в честь которых назвали улицы и площади в Замоскворечье (Добрынинская и Люсиновская). Только официально она пишется как Лисинова, а не Люсинова, но в историю вошла так, как, видимо, кто-то ошибочно записал.
Баррикада и окоп на Остоженке. В кадре Воскресенская церковь, снесённая в 1930-е годы. Сейчас на её месте скверик по дороге к Зачатьевскому монастырю.
Курьёзная ситуация произошла с бывшим студентом Алексеем Александровичем Померанцевым. Он получил серьёзное ранение в ходе боёв за Остоженку, в Троицком переулке, был отправлен в больницу, и по случайности записан в списки погибших. В 1922 году в его честь тот самый Троицкий переулок переименовали в Померанцев переулок. Сам же выживший Померанцев стал известным учёным-физиком, и даже не подозревал, что переулок назван в его честь. Узнал он об этом только через 40 лет после революции, прочитав в статье про геройски погибшего прапорщика Померанцева в боях на Остоженке. Пришлось звонить в редакцию, и рассказывать, как всё было. Доктора физико-математических наук наградили орденом Красного Знамени, а переулок так и остался Померанцевым до нашего времени.
12) Другие юнкерские училища
Множество боёв развернулось в местах средоточия антибольшевистских сил. Кроме Александровского военного училища, это, к примеру, кадетские корпуса в Лефортово, или Алексеевское юнкерское училище.
Алексеевское юнкерское училище в Лефортово со следами боёв.
13) Окончание боёв
Всё больше и больше подкрепления появлялось у большевиков, толпы рабочих приезжали из окрестных городов и губерний, и численный перевес оказался на стороне революционеров. 2 ноября продолжался обстрел Кремля, большевики заняли Исторический музей, и, в конце концов, юнкера сами покинули Кремль. Это означало победу большевиков, и юнкера должны были сдать оружие. Но бои в разных частях Москвы продолжались ещё всю ночь на 3 ноября. Днём того же для всё окончательно затихло.
Из воспоминаний Сергея Эфрона о сдаче Кремля большевикам:
«Наконец-то появился командующий войсками” полковник Рябцев.
В небольшой комнате Александровского училища окруженный тесным кольцом возбужденных офицеров, сидит грузный полковник в расстегнутой шинели. Верно, и раздеться ему не дали, обступили. Лицо бледное, опухшее, как от бессонной ночи. Небольшая борода, усы вниз. Весь он рыхлый и лицо рыхлое — немного бабье.
Вопросы сыплются один за другим и один другого резче. …»
«… Чувствую, как бешено натянута струна — вот-вот оборвется. Десятки горящих глаз впились в полковника. Он сидит опустив глаза, с лицом словно маска — ни одна черта не дрогнет.
— Я сдал Кремль, ибо считал нужным его сдать. Вы хотите знать почему? Потому что всякое сопротивление полагаю бесполезным кровопролитием. С нашими силами, пожалуй, можно было бы разбить большевиков. Но нашу кровавую победу мы праздновали бы очень недолго. Через несколько дней нас все равно смели бы. Теперь об этом говорить поздно. Помимо меня — кровь уже льется.
— А не полагаете ли вы, господин полковник, что в некоторых случаях долг нам предписывает скорее принять смерть, чем подчиниться бесчестному врагу? — раздается все тот же сдавленный гневом голос.
— Вы движимы чувством — я руководствуюсь рассудком. Мгновение тишины, которая прерывается исступленным криком офицера с исказившимся от бешенства лицом:
— Предатель! Изменник! Пустите меня! Я пушу ему пулю в лоб! Он старается прорваться вперед с револьвером в руке. Лицо Рябцева передергивается.
— Что ж, стреляйте! Смерти ли нам с вами бояться?
Офицера хватают за руки и выводят из комнаты. Следом выхожу и я.»
(Сергей Эфрон)
Каждая сторона потеряла по 250-300 человек. В целом, жертвами революционных боёв в Москве стали примерно 1000 человек.
2 ноября 1917, узнав об артобстрелах Кремля, подал в отставку нарком просвещения Луначарский, заявив, что он не может смириться с разрушением важнейших художественных ценностей, «тысячью жертв», ожесточением борьбы «до звериной злобы», бессилием «остановить этот ужас». Но Ленин сказал Луначарскому: «Как вы можете придавать такое значение тому или другому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чём могли только мечтать в прошлом?» После этого Луначарский забрал назад свое заявление об отставке.
А в тех словах Ленина прозвучало истинное отношение советской власти в историческому наследию, его фраза оказалась пророческой.
А вот что писал про революционные бои Максим Горький:
«В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмысленен был весь этот 6-дневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны юноши-красногвардейцы, не умеющие держать ружьё в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета, кого ради они идут на смерть, чего ради убивают. С другой — ничтожная количеством кучка юнкеров, мужественно исполнивших свой «долг», как это было внушено им…»
Старые фотографии взяты с сайта Pastvu.ru, большая часть из них сделана фотографом А. Дорном, одним из немногих фотолетописцев революции 1917 года.
Подготовка публикации: Александр Иванов
Также может быть интересно
Эта запись была опубликована в Четверг, ноября 19, 2015 в 16:11 в теме: ГОРОД, Старый город. Вы можете подписаться на комментарии к этой записи по RSS 2.0. .
Почему советская власть победила в Москве только ценой большой крови
Октябрьскую революцию 1917 года воспринимают как почти бескровный вооруженный переворот, в ходе которого сторонники большевиков легко захватили власть в Петрограде. Однако часто забывают о тяжелых боях в тот же период во «второй столице» страны, которой тогда была Москва. Здесь сторонники Временного правительства сопротивлялись «красным» почти неделю. «Газета. Ru» разобралась в том, как советская власть победила в Москве ценой большой крови.
Квалификация — залог революционности
Выступление большевиков началось в Москве почти сразу после залпа Авроры по Зимнему дворцу. 25 октября по старому стилю московская ячейка получила телеграмму от одного из лидеров РСДРП(б) Виктора Ногина, где говорилось о выступлении сторонников Владимира Ленина в Петрограде. Московские большевики сразу же организовали Военно-революционный комитет, лояльные им воинские подразделения захватили почтамт, а также другие стратегические объекты города.
Из числа рабочих были набраны отряды «красной гвардии», им было выдано стрелковое оружие. Более того, Кремлевский гарнизон с его арсеналом состоял тогда в подавляющем большинстве из сторонников «красных». Общее руководство восстанием взял на себя известный представитель большевистского движения Григорий Усиевич. Но его противники без боя сдаваться явно не собирались.
Городской глава, член партии правых эсеров Вадим Руднев, командующий войсками Московского военного округа полковник Константин Рябцев в ответ на действиях революционеров организовали Комитет общественной безопасности. Они собрали вокруг себя юнкеров и офицеров, настроенных против большевиков. Кроме того, контрреволюционеры сформировали студенческое ополчение для предотвращения восстания сторонников советской власти в Москве.
По мнению специалиста по истории XIX-XX веков Егора Яковлева, причин, по которой большевикам власть в Москве досталась с трудом, было множество. В Петрограде была более политизированная публика: она пережила события февраля, апрельский кризис и Корниловский мятеж. В Москве ситуация была более спокойной. Кроме того, в Петрограде было то, чего не было в Москве — флот. Он был значительно более революционен, пассионарен, чем армия.
«Последняя в основном была настроена по принципу Бумбараша. «Наплевать, наплевать надоело воевать», — рассказывает историк. — Ее основу составляли крестьяне, для которых самым важным был передел земли в свою пользу».
Флот же к 1917 году был другим явлением. Его основу составляли люди с более высокой грамотностью и с представлением о себе, как о профессионалах. Матросам Первой мировой приходилось управляться со сложными механизмами, и это вырабатывало в них особенное чувство собственного достоинства. При этом во флоте сохранялись сословные перегородки, которых в армии уже не было. Например, матрос не мог стать строевым офицером. По отношению к офицерами и матросам уголовные санкции сильно различались.
Это стимулировало революционные настроения на флоте еще до февраля. Но после первой революции матросы уже не могли остановится. Им казалось, что настоящая демократия, которая реально защитит их интересы — это именно советская демократия, а не буржуазная.
«Отсюда их крайняя революционность, — утверждает Яковлев в разговоре с «Газетой.Ru». — Они стали преторианской гвардией большевиков, которая в значительной степени удержала их власть. Располагая таким ресурсом, большевики могли чувствовать себя относительно уверенно. В Москве флота не было, а значит — не было матросов». Лучшие кадры большевиков были в столице, а в Москве сторонники РСДРП(б) не были столь активны в подготовке выступления.
«Надо отметить, что хотя и в самом Петрограде были лучшие руководящие кадры большевиков — Ленин, Троцкий, Дыбенко, но даже и там, внутри партии не было единства по поводу необходимости восстания. Известный факт, что когда было принято решение о восстании, шла активная подготовка к нему, Каменев и Зиновьев в газете «Новая жизнь» раскрыли дату и сам факт восстания, дезавуировав его.
В Москве же споры были еще сильнее, таких уверенных лидеров не там было. Если бы Петроград не начал революцию, то Москва, скорее всего, не выступила бы», — заявил историк.
Рождение Белой гвардии
Активное сопротивление советской власти в Москве началось 26 октября. Постепенно юнкеры, кадеты и прочие противники большевиков заняли позиции около Смоленского рынка (конец Арбата), Поварской и Малой Никитской, а затем продвинулись от Никитских Ворот до Тверского бульвара и заняли западную сторону Большой Никитской улицы до здания Московского университета и Кремля.
На следующий день юнкеры устроили засаду на подразделение пробольшевистских солдат-двинцев (революционных бойцов 5-й армии Северного фронта), пытавшихся прорваться к блокированному контрреволюционерами зданию Моссовета. В результате около 45 человек из 150 были убиты или получили ранения. После этого юнкеры закрепились на Садовом кольце от Крымского моста до Смоленского рынка и вышли на Бульварное кольцо со стороны Мясницких и Сретенских ворот, захватив почтамт, телеграф и телефонную станцию.
В те дни впервые к противникам советской власти применили неизвестный до того термин — «белая гвардия». Утром 28 октября юнкеры смогли овладеть Кремлем. Они выдвинули ультиматумам коменданту Яну Берзину о сдаче. Тот не имел связи с другими подразделениями «красных» и принял решение сдать главную крепость страны. Таким образом к противникам Октябрьской революции перешло большое количество боеприпасов, несколько пулеметов и даже одно артиллерийское орудие.
«Первоначальные успехи юнкеров были вызваны тем, что «красные» не готовились к серьезному сопротивлению и не хотели стрелять в подростков, кем по сути и были юнкеры. Гарнизон Кремля сложил оружие без боя, рассчитывая, что скоро со всей ситуацией без него разберутся. За это он и поплатился: после его капитуляции произошел первый акт террора в Гражданской войне: юнкеры расстреляли пленных красногвардейцев», — рассказал «Газете.Ru» военный историк Борис Юлин.
По разным данным в результате кремлевской бойни было убито от 50 до 300 солдат, перешедших на сторону Октябрьской революции.
«Бог войны» прошелся по Кремлю
Несмотря на потерю почти всех ключевых позиций, красногвардейцы не стали сдаваться. Подразделения вооруженных рабочих, уцелевших двинцев и других революционных частей развернули бои за центр города. И первый успех сопутствовал отряду под командованием Юрия Саблина — он захватил здание градоначальства на Тверском бульваре. При этом сам командир не входил в партию большевиков, а был в то время левым эсером.
Обе противоборствующие стороны в Москве принялись активно рыть траншеи и сооружать баррикады, использовать в перестрелках броневики и пулеметы. При этом сторонникам советской власти удалось захватить гораздо больше артиллерии, чем их противникам, что повлияло на дальнейшее развитие событий.
К вечеру 29 октября красногвардейцы снова отбивают Тверскую улицу и часть Охотного ряда, губернаторский дом в Леонтьевском переулке, занимают Крымскую площадь. Обеим сторонам поступают подкрепления из других регионов. На помощь юнкерам и офицерам из Брянска прибывают солдаты 78-го ударного батальона, отличившиеся во время боев Первой мировой войны. К красногвардейцам приезжают революционные части из Петрограда и Минска.
С вечера 29 октября сторонники советской власти устанавливают две батареи тяжелых орудий: одну на Швивой горке (где сейчас находится высотка на Котельнической набережной), а другую — на Воробьевых горах. Обе ведут огонь по Кремлю. С этой же целю красногвардейцы пытались затащить пушку на крышу первой московской электростанции на Раушской набережной. Но по ходу этого процесса рабочий-революционер уронил снаряд. От взрыва погиб он сам и другие артиллеристы, а пушку использовать стало невозможно.
Тем не менее, артобстрел зданий Исторического музея и Кремля продолжался с 31 октября по 2 ноября. Вечером того дня юнкеры пошли на перемирие с революционерами. Они сложили оружие и вышли из главной крепости России, а взамен их не стали задерживать и расстреливать. Большевики выполнили свою сторону договора и не стали убивать пленников и мстить за своих расстрелянных ранее товарищей. Последние очаги сопротивления советской власти в Москве удалось подавить только к 3 ноября. Многие из тех, кто пытался помешать победе большевиков в городе, позже ушли в район Дона, где вступили в Добровольческую армию генерала Деникина.
В ходе боев за Кремль были серьезно повреждены Успенский, Благовещенский, Николо-Гостунский соборы, а также Собор двух Апостолов.
Кроме того, повреждены были и Колокольня Ивана Великого, Патриаршья ризница, была снесена вершина Беклемишевской башни, а Спасская была пробита — ее знаменитые часы остановились. Фотография разбитого снарядами Малого Николаевского дворца в Кремле стала символом боев октября 1917 года в Москве.
Первый нарком просвещения советского правительства Анатолий Луначарский, узнав о разрушении памятников архитектуры, подал в отставку. Глава советского правительства Владимир Ленин с трудом уговорил его отказаться от этого шага.
Считается, что во время боев в Москве с обеих сторон было убито не менее тысячи человек, хотя точное количество погибших не знает никто. Согласно условиям перемирия стороны не мешали друг другу хоронить своих сторонников, и отдавали близким тела по первой же их просьбе. Многие сторонники большевиков нашли последний покой в могилах у Кремлевской стены в большой общей братской могиле. Позднее здесь был создан главный некрополь Страны Советов.
Тех же, кто пытался не допустить победы Октябрьской революции, похоронили на братском кладбище в районе современной станции метро «Сокол». Сейчас на месте этих захоронений расположен Парк героев Первой мировой войны. На церемонии захоронения юнкеров присутствовал знаменитый поэт и шансонье Александр Вертинский. Под впечатлением от увиденного написал песню «То, что я должен сказать», а ее первая строчка, «Я не знаю зачем и кому это нужно» вскоре стала крылатой фразой.
Историк Борис Юлин считает, что маэстро глубоко прочувствовал весь трагизм, сопутстсующий восстанию. «Никаких шансов победить у юнкеров не было. Их действия были сразу обречены на провал, так как поддержка со стороны населения Москвы и воинских частей, которые там дислоцировались, была почти полностью на стороне «красных». В выступлении против большевиков участвовали юнкеры и школа прапорщиков, а большая часть москвичей их не поддержала», — сказал он.
Трагически сложилась судьба одного из основных организаторов вооруженной борьбы против большевиков — полковника Рябцева. После окончательной победы красногвардейцев в Москве он был арестован на три недели, позже выпущен по ходатайству жены. Офицер уехал на свою малую родину под Харьков и во время Гражданской войны не занимал ни чью сторону.
В 1919 году после занятия Харькова «белыми» Рябцев был арестован и обвинен ими в том, что он «недостаточно энергично» боролся с большевиками, будучи командующим войсками в дни Октябрьского восстания в Москве. При невыясненных до конца обстоятельствах Рябцева, имевшего боевые награды еще за участие в русско-японской войне, убили при конвоировании в тюрьму.
Официально было объявлено, что его застрелили при попытке к бегству. Но ряд историков считают, что с офицером просто расправились без всякого повода. Его главный противник в московском восстании — лидер большевиков Москвы Григорий Усиевич — ушел из жизни еще раньше. С лета 1918 года он стал активно участвовать в войне на стороне Красной армии и даже возглавил ее штаб в Тюмени. В августе того же года он погиб в бою под деревней Горки Ирбитского уезда Пермской губернии.
Немецкий музей рассказывает о русской революции 1917 года | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW
В Берлине, в Немецком историческом музее открылась выставка «1917. Революция. Россия и Европа». Она приурочена не только к столетию событий, которые в марксистской историографии называют «Великой Октябрьской социалистической революцией». Экспозиция охватывает весь комплекс революционных процессов в России, их предысторию и последствия для Европы на примере Германии, Венгрии, Италии, Польши, Великобритании и Франции. Среди более пятисот экспонатов, предоставленных музеями и частными коллекционерами разных стран, — картины, плакаты, изделия из фарфора, скульптуры, униформы, предметы быта.
Говорящие головы
В первом зале — прологе выставки — посетителя встречают говорящие головы. В прямом смысле слова. С огромных телеэкранов на вас смотрят замершие лица известных в России или в Германии деятелей. Если нажать на нужную кнопочку, они начинают делиться своими соображениями о событиях столетней давности.
Грегор Гизи надеется, что «когда-нибудь попытка окажется успешной».
Среди делящихся — бывшая федеральная уполномоченная по архивам «штази» Марианне Биртлер (Marianne Birthler), более известный в Германии, чем в России, писатель Владимир Каминер, многолетний лидер немецких посткоммунистов Грегор Гизи (Gregor Gysi), историк Ирина Щербакова из «Мемориала», Михаил Швыдкой, Виктор Ерофеев…
Далее следуют экспонаты, посвященные нескольким главам российской и европейской истории. Предреволюционная Россия: одежда того времени, униформы офицеров царской армии, яйца Фаберже, безразмерная фотография императорской семьи с просвечивающей в центре голограммой Карла Маркса.
Потом — экпонаты, повествующие о событиях февраля и октября 1917 года: плакаты, картины Филонова, Кандинского, Малевича, Родченко, железный фрагмент броненосца «Потемкин», модель крейсера «Аврора» и бескозырка его матроса. Гражданская война. Создание СССР. Европейское эхо…
Ленин, Иисус и Микки Маус
Ленин, большевики и другие фигуранты того времени представлены на выставке в исполнении фотографов, художников, скульпторов и карикатуристов. Отдельная небольшая экспозиция посвящена ленинскому культу.
Но самый спорный и необычный, с точки зрения корреспондента DW, экспонат находится уже на выходе из последнего зала выставки. Выросший в СССР и переехавший в 1975 году в США художник и скульптор Александр Косолапов изобразил вместе Ленина и Иисуса Христа, держащих за руки Микки Мауса. Называется скульптура «Вождь, герой и бог», а выполнена она в стиле соцреализма, смешанного с поп-артом (см. заглавную фотографию).
Изваянная Косолаповым троица побуждает посетителя выставки задуматься, какая из фигур какую роль играет в истории, и как сосуществуют вместе в различных мировоззрениях коммерция, идеология, пропаганда и религия.
Утопия и реальность
Выставка в Немецком историческом музее не дает оценок революционным процессам в России 100 лет назад. Революция, считают кураторы экспозиции, «была нагромождением различных интересов, революционных идей и утопических ожиданий».
«Нам было очень важно показать амбивалентность, противоречивость этой русской революции, — пояснил руководитель проекта Арнульф Скриба (Arnulf Scriba). — Поэтому у нашей выставки много названий, одни — с негативной, другие — с позитивной смысловой нагрузкой». В самом деле, плакаты, которыми увешаны внешние стены музея, очень разные: «Утопия», «Переворот», «Видение», «Страх», «Пробуждение», «Насилие».
В фойе Немецкого исторического музея
По словам директора музея Рафаэля Гросса (Raphael Gross), представленные на выставке картины того времени — это визуальное выражение надежды, которую у очень многих людей пробудила революция 1917 года. Надежду на жизнь в мире без войны, без нищеты, голода и гнета. Но выставка рассказывает и о том, что надежды эти не оправдались.
Здесь, например, можно познакомиться с письмами молодого кадета, оказавшегося из-за своих политических взглядов заключенным одного из первых концлагерей на Соловках, созданного в 1920 году. «Ленин уже тогда называл эти лагеря именно концентрационными, хотя ГУЛАГа в те годы еще не было, — рассказала куратор выставки Кристиане Янеке (Kristiane Janeke). — Но всего год спустя в советской России было уже 48 таких лагерей».
Эхо в Европе
Руководителя проекта часто спрашивают, почему выставку о русской революции показывают в немецком музее. «Потому что, — отвечает Скриба, — эта революция не была локальным национальным событием, она имела последствия далеко за границами России».
«Дружба народов» Степана Карпова
Одним из таких последствий стало создание Советского Союза, который позднее превратился в мировую сверхдержаву. «Таким образом, — отмечает второй куратор выставки Юлия Франке (Julia Franke), — революция 1917 года стала предтечей поляризации мира в ХХ веке, она оказала влияние на внутреннее развитие многих стран».
Первое социалистическое государство в мире вызвало как острую реакцию отторжения, так и волну восхищения среди европейских левых. Амбивалентность самой русской революции характерна и для ее внешнего влияния. С одной стороны — восхищение и надежда на лучшее будущее. Страх и враждебность — с другой стороны.
Венгрия и Германия особенно ясно продемонстрировали, каким мощным для них оказался импульс русской революции, а вот в Великобритании и Франции, напомнила Франке, парламентаризм оказался достаточно сильным, чтобы удержать ситуацию под контролем. Италия стала примером страны с экстремально резкой поляризацией общества, а Польша показала, как антибольшевизм стал своего рода стержнем образования нового государства.
Выставка в Немецком историческом музее продлится до 15 апреля 2018 года.
Смотрите также:
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Глазами школьников
На выставке «Я рисую революцию!» в Государственном историческом музее с 19 апреля по 19 июня будет представлено около 150 рисунков детей, очевидцев событий 1917 года в Москве. Зритель увидит, как дети изображали политических деятелей, как менялся их взгляд на происходящее, как они встретили первую годовщину переворота. Осенью часть рисунков покажут в Немецком историческом музее в Берлине.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Долгожданная революция
По словам куратора выставки Евгения Лукьянова, дети встретили с радостью Февральскую революцию 1917 года. В своих сочинениях они писали, что ходили по улицам, пели запрещенную «Марсельезу», надевали красные ленточки и кричали лозунги о свободе слова и свободе от монархии и диктатуры.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Свободная Россия
На этом рисунке видны триумфальная барочная арка Красных ворот и колокольня церкви Трех Святителей, которые были снесены в 1927 году. В феврале дети писали «Я русскую революцию никогда не забуду» и «Меня охватило радостное чувство любви ко всем». Школьные сочинения и рисунки сто лет назад собирал известный педагог Василий Воронов.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Пятый номер в бюллетене
Рисунки практически все безымянные, говорит куратор выставки Евгений Лукьянов в интервью DW, поэтому судьбы детей неизвестны. «Долой временное правительство и буржуев!» — это типичный лозунг, который был на устах и на плакатах. Номер 5 — это номер большевиков в списках партий на выборах в Учредительное собрание.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Московские «хвосты»
Очереди («хвосты») стали главной приметой конца 1916 года и начала 1917 года. Продовольственный кризис, затронувший в первую очередь крупные города, стал первым признаком неблагополучия для детей: «При царе хлеба было мало, а сечас еще меньше. В сентябре стали выдавать по-четверть фунта, а где и совсем не дадут», читаем в одном из детских воспоминаний.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Спекулянт
Так дети изображали спекулянтов — «худшего вида буржуев», рассказывает куратор выставки. Тогда пропаганда говорила о том, что «во всем виноваты жиды и немцы», об этом писали и дети. Однако это семейное влияние, потому что ребенок ничего не понимал, считает Евгений Лукьянов. На рисунках можно увидеть разные взгляды — от откровенно националистических до атеистических.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Штурм поезда
Еще одна примета того времени — это поезда, которые стали символом движения страны к лучшей жизни. «Поездов было мало, и движение по стране было затруднено. В Москву поезда приезжали и уезжали заполненные, поэтому их брали штурмом», поясняет куратор.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Передвижение революционеров
По словам Евгения Лукьянова, автомобили с вооруженными солдатами были интересными объектами для детей. «Настроене у всех было радосное. По улицам ездили грузовики с солдатами, в руках которых находились ружья», — пишет один из тогдашних московских школьников.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Бои в Москве
В октябре 1917 года в Москве применялась тяжелая артиллерия. В результате много домов в центре города сгорело, погибло, по разным оценкам, более тысячи человек. В воспоминаниях детей говорится: «Все эти дни выходить из дома было опасно, и мы не могли достать хлеба, четыре дня мы питались картофелем».
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Битва за Кремль
Кремль изображен со стороны Красной площади. Над зубчатой стеной в ноябре 1917 года летают ядра, Никольская башня — в зияющих пробоинах, купола Успенского собора пробиты. По словам куратора выставки, Кремль был сильно разрушен и если бы столица не была перенесена в Москву, то неизвестно, когда бы его восстановили.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Бои около Кремля
Революционные события в Москве разворачивались в центре. На Театральной площади в Москве в октябре 1917-го шли ожесточенные бои. На рисунке — зеленый броневик с надписью «СР и СД», что означает «Совет рабочих и солдатских депутатов».
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
После Октябрьской революции
После взятия большевиками власти 10 ноября прошли похороны большевиков около кремлевской стены, а похороны юнкеров и офицеров, которые были последним оплотом Временного правительства, были на братском кладбище за пределами города.
1917-й в детских рисунках: красные ленты, «Марсельеза» и митинги
Да здравствует Фридрих Адлер!
Фридрих Адлер — приверженец австромарксизма, который тоже пришел к власти после революции. Это демонстрирует всемирное значение событий в России 1917 года, подчеркивает куратор выставки. В октябре в Немецком историческом музее в Берлине откроется выставка, посвященная всемирному значению русской революции.
Автор: Элина Ибрагимова
Корниловское выступление 1917 года: мутная история
- Артем Кречетников
- Русская служба Би-би-си, Москва
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Генерал Лавр Корнилов
Исполняется 100 лет событию, определившему судьбу России на десятилетия вперед.
Советская историография именовала его «корниловским мятежом», современный официоз уклончиво «корниловским выступлением», а многие — последней попыткой ответственных патриотов спасти страну.
Было очевидно, что долго жить в хаосе и безвластии невозможно. Кто-то должен был ударить кулаком по столу и навести свой порядок. Правые попробовали — не получилось, и настала очередь крайних левых.
Что на самом деле случилось в те дни, каковы были подлинные намерения и мотивы главных действующих лиц, остается во многом загадкой.
Бескровная попытка
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Министр-председатель Александр Керенский (слева)
Фабула событий коротка и незатейлива.
19 июля 1917 года (все даты приводятся по старому стилю) Временное правительство назначило Верховным главнокомандующим российской армией популярного среди офицерства, энергичного и волевого 46-летнего генерала Лавра Корнилова. Он сменил Алексея Брусилова, откровенно шедшего на поводу у солдатских комитетов и впоследствии служившего красным.
Новый главковерх не являлся ярым монархистом, а по мнению близко знавшего его генерала Деникина, вообще был близок по взглядам «к широким кругам либеральной демократии», но при этом выступал за твердый порядок.
По словам видного эсера Виктора Чернова, «искать помощников Корнилову не пришлось; его поведение стало сигналом для всей России».
На Государственном совещании в Москве (временном подобии отсутствовавшего парламента) 13-15 августа Корнилов, якобы обещавший премьеру Александру Керенскому говорить только о военных делах, произнес политическую речь.
Он раскритиковал Временное правительство за нерешительность и бездействие, потребовал обуздания советов и комитетов, введения смертной казни не только на фронте, но и в тылу, запрета политической агитации в армии и забастовок в военной промышленности и на железных дорогах.
21 августа немцы взяли Ригу, что произвело крайне тягостное впечатление на общество.
27 августа Керенский обвинил Корнилова в подготовке переворота и издал приказ о назначении главковерхом генерала Александра Лукомского.
28 августа Корнилов отказался подчиниться и двинул на Петроград 3-й кавалерийский корпус генерала Александра Крымова.
«Правительство снова подпало под влияние безответственных организаций и, отказываясь от твердого проведения в жизнь программы оздоровления армии, решило устранить главного инициатора указанных мер», — говорилось в обращении Корнилова.
Генерал потребовал от Временного правительства «исключить из своего состава тех министров, которые по имеющимся сведениям были явными предателями Родины» и «перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть».
Прямых обвинений и угроз в адрес Керенского, равно как конкретной политической программы, в документе не было.
29 августа премьер объявил Корнилова и его старших сподвижников изменниками, издал указ об их аресте и предании суду и призвал всех на защиту революции.
Обязанности главковерха он возложил на себя, а начальником штаба назначил пожилого исполнительного генерала Михаила Алексеева, занимавшего эту должность и при Николае II.
В тот же день эшелоны с корпусом Крымова остановились, поскольку железнодорожники разобрали полотно на участке Вырица-Павловск. Застрявшие в бездействии войска заколебались и были распропагандированы агитаторами Петроградского совета, а входившая в состав корпуса Туземная («Дикая») дивизия — делегатами проходившего в те дни в столице съезда мусульманских народов.
Большевики начали формировать в Петрограде Красную гвардию — отряды добровольцев для борьбы с «корниловщиной».
1 сентября Корнилов без сопротивления сдался прибывшему в могилевскую ставку генералу Алексееву и был заключен в быховскую тюрьму. По делу о «мятеже» подверглись аресту 30 человек, включая Корнилова, в том числе 14 генералов.
Командиру ударного добровольческого Корниловского полка Митрофану Неженцеву, заявившему о готовности личного состава вступить в бой, генерал приказал «соблюдать полное спокойствие».
Крымов добился встречи с Керенским и высказал все, что о нем думал, после чего застрелился.
Чего хотел Керенский?
Как утверждал в «Очерках русской смуты» Антон Деникин, весь план Корнилова строился на том, что серьезного сопротивления не будет. Того же мнения держались все посвященные.
«Общее мнение склонялось к тому, что мы идем на Петроград. Мы знали, что скоро должен состояться государственный переворот, который покончит с властью Петроградского совета и объявит либо директорию, либо диктатуру с согласия Керенского и при его участии, которое в данных условиях было гарантией полного успеха», — вспоминал командир одного из выдвигавшихся на столицу полков князь Ухтомский.
По мнению Деникина, а вслед за ним большинства историков, неудачу переворота предопределила, прежде всего, позиция Керенского, который сперва вроде бы обещал поддержать Корнилова и поделиться властью, а в последний момент передумал.
21 июля министр иностранных дел Михаил Терещенко заявил британскому послу Джорджу Бьюкенену: «Остается только одно: введение военного положения во всей стране, использование военно-полевых судов против железнодорожников и принуждение крестьян к продаже зерна. Правительство должно признать генерала Корнилова».
На вопрос дипломата, разделяет ли данное мнение Керенский, Терещенко ответил утвердительно, правда, добавив, что «у премьера связаны руки».
11 августа Корнилов заявил своему начальнику штаба Лукомскому, что твердо решил «защитить Временное правительство даже против его воли», и что «пора немецких шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да так, чтобы он нигде и не собрался».
Лукомский спросил, какую позицию займет правительство. Корнилов выразил уверенность, что оно либо поддержит его, либо не станет вмешиваться, «а потом сами скажут мне спасибо».
Больше всех об альянсе между Керенским и Корниловым радел губернатор Петрограда, бывший эсер-бомбист Борис Савинков.
Генерал Деникин утверждал, что 20 августа Керенский по докладу Савинкова согласился установить в столице военное положение и ввести в нее корпус Крымова.
Предусматривалось передать высшую власть директории-триумвирату в составе Керенского, Корнилова и Савинкова и включить в кабинет несколько новых лиц.
24 августа Савинков посетил Ставку и сообщил Корнилову о согласии Керенского.
Таким образом, передвижение войск начиналось легально. До 27 августа Корнилов пребывал в полной уверенности, что действует заодно с правительством. Неожиданное объявление его заговорщиком и приказ сдать командование повергли генерала в шок.
«Испорченный телефон»
Непосредственные участники событий излагали случившееся по-разному.
Известно о сомнительной роли, сыгранной бывшим депутатом Госдумы Владимиром Львовым, который в первом составе Временного правительства был обер-прокурором Святейшего Синода, а в 1922 году вернулся из эмиграции в Советскую Россию и участвовал в движении «обновленной церкви». В политических кругах он имел репутацию человека неуравновешенного и ненадежного.
После того как Керенский стал премьером и места в своем кабинете для Львова не нашел, тот стал заявлять всем желавшим слушать, что Керенский ему теперь смертельный враг.
Тем не менее, по версии Львова, Керенский 24 августа позвал его к себе, сказал, что опасается за собственное будущее и попросил провести с Корниловым переговоры о дополнительных гарантиях.
По словам Керенского, Львов сам явился с предложением побеседовать с какими-то «влиятельными деятелями, способными обеспечить правительству поддержку справа».
27 августа Львов вернулся из Могилева и заявил Керенскому, что Корнилов требует отставки Временного правительства, вручения ему диктаторских полномочий с правом сформировать по своему усмотрению новый кабинет, и прибытия Керенского в Ставку. А от себя добавил, что Керенского там, скорее всего, убьют.
Корнилов, со своей стороны, утверждал, что обсуждал с Львовым, представившимся полномочным представителем Керенского, возможность объединения постов премьера и главковерха, но в порядке дискуссии, а ультиматумов не ставил.
Тогда Керенский в присутствии Львова связался с Корниловым по телефону и спросил, правда ли то, что он говорил Владимиру Николаевичу. Генерал, не почуяв подвоха, ответил утвердительно, а по поводу приезда премьера в Ставку сказал, что это, конечно, было бы желательно.
Тогда премьер отпустил Львова, а затем снова пригласил к себе в кабинет, за это время спрятав за портьерой помощника начальника петроградской милиции Булавинского (требовался свидетель). Он попросил Львова для большей ясности еще раз повторить якобы услышанное им от Корнилова и изложить содержание «ультиматума» в письменном виде.
Как только Львов закончил писать, Керенский велел Булавинскому арестовать его, и с этого момента не сходил с позиции: Корнилов — преступник!
Кто кого перехитрил?
«Мы никогда не узнаем, был ли демарш Львова следствием помутнения рассудка или коварно задуманной и виртуозно исполненной местью [Керенскому], но последствия его оказались катастрофическими», — пишет современный исследователь Никита Соколов.
Некоторые историки полагают, что между Корниловым и Керенским случилось грандиозное недоразумение из-за того, что с 15 августа они не виделись, а общались через третьих лиц.
Петербургский профессор Андрей Буровский не исключает, что Керенский сам принял решение отказать Корнилову в поддержке, а недалеким Львовым воспользовался, чтобы получить повод.
Если так, то чем руководствовался министр-председатель?
Не смог поступиться принципами и сделаться могильщиком демократии, служению которой посвятил всю сознательную жизнь?
Или испугался за свою власть, а опасность для этой самой власти с противоположного фланга недооценил?
В принципе, основания не доверять Корнилову у Керенского имелись. Став хозяином положения, генерал вполне мог возжелать единоличной диктатуры. Такую уверенность выражал, в частности, Лев Троцкий в его «Истории русской революции».
У Керенского и Корнилова были, выражаясь по-нынешнему, разные группы крови: один с юности презирал «солдафонов», другой «болтунов-адвокатов».
В интервью Русской службе Би-би-си в 1957 году Керенский вновь утверждал, что «не существует вопроса, имел место заговор, или нет».
Широко известны сказанные им по горячим следам слова: «Корнилов должен быть казнен, но я первым из первых принесу цветы на его могилу и преклоню колена перед русским патриотом».
Корнилов, проживший после августовских событий полгода, мнения о Керенском публично не высказывал, но догадаться о нем нетрудно.
Последствия
Известны слова Лавра Корнилова: «Довести страну до Учредительного собрания, а там пусть делают, что хотят; я устранюсь и ничему препятствовать не буду».
До попытки переворота и после ее неудачи генералу было бы странно говорить иное. Как он повел бы себя, став диктатором, неизвестно.
Фидель Кастро в горах Сьерра-Маэстра тоже уверял, что власть его не интересует. Октавиан Август 43 года твердил, что больше всего на свете любит республику.
Возможно, Россия прошла бы путем, каким прошла в XX веке Испания.
Но этот вариант истории не сбылся.
Провал корниловского выступления сделал захват власти большевиками практически неизбежным.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Оружия у большевиков оказалось в избытке
Армия была обезглавлена. Керенский утратил всякую силовую поддержку, потому что офицерство считало его предателем.
Но самая разительная перемена случилась в положении большевиков.
Неудачная попытка переворота 3 июля и открывшееся сотрудничество с немцами дискредитировали их в глазах общества. Ленин скрывался в Финляндии, Троцкий сидел в тюрьме.
Теперь они присвоили всю заслугу «победы над корниловщиной». Произошел взрывной рост численности партии, и ее представительства в Советах. Троцкий триумфально вышел на свободу и возглавил главный из них, Петроградский.
Большевики легализовали свои вооруженные формирования и не подумали их распустить, хотя «угроза для революции» вроде отпала. По словам будущего главы петроградской ЧК Моисея Урицкого, в дни корниловского выступления Красная гвардия получила с армейских складов порядка 40 тысяч винтовок.
Генерал Петр Краснов впоследствии писал, что накануне большевицкого выступления военные считали его даже желательным: пусть ленинцы сбросят «краснобая», а мы потом их прихлопнем.
Керенский в это же время заявил видному кадету Владимиру Набокову: «Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло. У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно».
Просчитались все.
Кино 1917 года и кинокритика тех лет — Статьи на Кинопоиске
«Так было, но так не будет», «Венчал их Сатана», «Козы… Козочки… Козлы» и другие фильмы, вышедшие в прокат 100 лет назад.
Февральская революция, произошедшая 100 лет назад, не нанесла особого ущерба отечественной киноиндустрии, которая в те годы развивалась бурными темпами. Скорее, наоборот, лишь подстегнула интерес зрителей к новым сюжетам, которые жадные продюсеры, обрадованные падением цензуры, принялись демонстрировать на экране. КиноПоиск изучил репертуар столетней давности и собрал самые примечательные рецензии о фильмах, выпущенных на экраны в 1917 году.
До 1917 года: «Антоша — укротитель тещи»
Накануне революции зрители уже не бежали от надвигающегося с экрана поезда, наоборот, они бежали на него посмотреть. Вечерний поход в электротеатр был в крупных городах чем-то сродни ритуалу — любимому и привычному, как посещение спектакля. По данным историка кино Семена Гинзбурга, к 1916 году на каждую прочитанную в стране книгу в среднем приходилось 5—6 проданных билетов во всевозможные паризианы и мулен руж, на каждое кресло в драмтеатре — 10—12 мест в кинозале. В одной только полуторамиллионной Москве, которая была главным центром российского кинопроизводства, бесперебойно работал 71 (!) кинотеатр, где одновременно могло вместиться почти 24 000 зрителей.
До определенного момента российские кинопромышленники собирали крохи с прокатного стола и едва выдерживали конкуренцию с иностранными производителями (в первую очередь французскими). Несколько улучшилась ситуация в отечественной индустрии благодаря войне. Первая мировая перекрыла выход на рынок для многих иностранных лент, что дало отличный повод заняться импортозамещением.
За считанные месяцы конторы, раньше прокатывавшие иностранные ленты, организовали собственные производства. Появились десятки новых фирм. Были построены первые кустарные кинопавильоны (так называемые киноателье), оборудованные простейшими осветительными приборами и подвижными конструкциями для смены декораций. Так, если за 1913 год в Российской империи поставили 129 фильмов, то в 1916-м нахрапом сняли уже полтысячи картин, большинство из которых были полнометражными.
О чем же тогда снимали? Прежде всего, за неразвитостью сценария как жанра успехом пользовались всевозможные экранизации. Главное для зрителя, отправлявшегося на подобную фильму (именно так, в женском роде), было не читать оригинал произведения. Слишком уж пугающей могла оказаться разница. Популярностью у публики пользовались разбойничьи и уголовные драмы, детективные истории и мелодрамы. Экранизировались даже песни — от Вертинского до русских народных, где первая строчка становилась названием картины, а сцены (как правило, романтически окрашенные) отдаленно напоминали содержание песни. Раз уж поется про русскую тройку, будьте добры обозначить на экране лошадок.
Если же в сердце публики западал некий герой, зрители требовали продолжения, породив своими запросами загадочное и всем знакомое явление — русский сериал. На этой волне в кинотеатрах прогремели «Сонька — золотая ручка», «Разбойник Васька Чуркин» (три серии) и, конечно, череда картин про несуразного Антошу. Образ последнего, отвечая зарубежным комикам Линдеру и Чаплину, создал поляк Антон Фертнер (благо кино было немым, а польский акцент никто не слышал). Антоша постоянно попадал в неловкие и пикантные ситуации, из которых выкручивался благодаря собственной же дурости: «Антоша лысеет», «Антоша не умеет обращаться с порядочными женщинами», «Антоша — укротитель тещи».
Формат оказался столь востребованным, что вскоре ведущему кинопромышленнику Ханжонкову пришлось ответить на Антошу собственным сериалом про Аркашу: «Аркаша женится», «Комната № 13, или Аркашке не везет», «Аркадий — контролер спальных вагонов» и т. д.
Выпускали и так называемые военные агитки, патриотические зарисовки, посвященные подвигам российских солдат на войне («Всколыхнулась Русь сермяжная», «Подвиг рядового Василия Рябова» или «В сетях германского шпионажа»). Однако поражения на фронте и пессимистические настроения, царившие в обществе, не способствовали аншлагам, и вскоре лубки сменили военные фильмы с куда более минорными названиями: «Умер бедняга в больнице военной», «Мародеры тыла».
Ну а самым популярным жанром долгие годы оставалась салонная драма, завлекавшая в кинотеатры наиболее платежеспособных граждан. Действие этих фильмов разворачивалось в буржуазных верхах — среди дворянских имений, на курортах, на скачках. У аристократов, центральных персонажей этих лент было две простые задачи — безукоризненно выглядеть и отчаянно влюбляться друг в друга. Актеры охватывали зал томными взглядами, а в их петлицах торчали неизменные хризантемы. Названия салонных драм поражали однообразием: «Страсть», «Великая страсть», «Ураган страстей», «В буйной слепоте страстей» и далее в том же духе. Уже здесь понятно, что салонные драмы являли собой окна в изящный и красивый мир, недоступный для большинства зрителей. Благодаря им бегство от повседневности, пусть и на короткое время, было обеспечено.
В разгар революции: «Отречемся от старого мира»
Русские кинематографисты встретили начало Февральской революции так феерично, что в первые дни даже ничего не снимали. Как свидетельствовал Ханжонков, люди просто ходили по улицам и, улыбчивые и счастливые, поздравляли друг друга, оставив съемочные аппараты в своих ателье. Как таковая светская жизнь в обеих столицах замерла: кинотеатры закрылись, ведь пока одни зрители предусмотрительно отсиживались по домам, другие были задействованы в митингах и погромах. Изголодавшись по зрелищам, вчерашние революционеры выстроились в очереди за билетами только 12 марта.
Тем не менее какую-то часть народного бунта запечатлеть удалось. Петроградские и московские кинематографисты сумели объехать главные места волнений и снять очень важные сцены, оказавшиеся уникальным историческим материалом. Сколько раз эту хронику будут перемонтировать в соответствии с той или иной политической позицией, к той или иной памятной дате! Но первый документальный фильм, отражавший случившийся переворот, назывался «Великие дни революции в Москве» и был закуплен всеми крупнейшими электротеатрами. Несколько других хроник впоследствии смонтировали в единую помпезную ленту «Великие дни российской революции от 28 февраля по 4 марта 1917 года». А 23 марта вышла картина «Похороны жертв революции», в которой демонстрировалась нескончаемая толпа победителей, державших в руках транспаранты и знамена.
Многие кинофирмы резко изменили производственные планы и выпустили состряпанные на скорую руку фильмы, отвечавшие историческому моменту — патриотические («Отречемся от старого мира»), мифологические («В лапах Иуды») или обличительные («Предатель России Мясоедов и Ко»). За нехваткой времени из фильмотек достали запылившиеся картины вроде «Ключей счастья» и выбросили на экраны с броскими рекламными заголовками типа «Теперь без царских вырезок». Дарование свобод привело к организации специальных ночных сеансов, на которых показывали откровенную порнографию, преподносившуюся под многозначительным ярлыком «парижский жанр». Однако дарованные свободы еще не гарантировали экономического процветания, и вслед за революционными благами кинематограф узнал два кризиса — пленочный и энергетический.
Если с первым и так все понятно, то второй был связан с дефицитом топлива. Власти экономили свет, сокращали наружное освещение улиц, повышали тарифы на электроэнергию. В результате, не потянув роста цен, некоторые кинотеатры были вынуждены закрыться. В отсутствие поддержки от Временного правительства кинематографисты пробовали объединиться в союзы — как классовые, так и внеклассовые (Союз работников художественной кинематографии (СРХК), Объединение киноиздательских обществ (ОКО), Союз киномехаников и прочие). С одной стороны, они искали единомышленников, а с другой — противостояли друг другу, расколотые политическим распрями и разным видением будущего для России и киноискусства.
Примечательно, что политизация всей страны быстро схлынула, и уже летом репертуар электротеатров вернулся на проторенную колею. На экраны возвращались декадентские салонные драмы и водевили, криминальные и псевдобытовые ленты, комедии и фарсы, которые умело уводили зрителей подальше от действительности, жить в которой не хотелось, но приходилось. Из 245 российских фильмов, снятых в 1917 году, по одним данным, всего 53 картины касалось революционной тематики, а по другим — лишь 37. Февральская революция не стала для искусства великой, не была им тотчас отрефлексирована, хотя на несколько месяцев превратилась в часть фантастического мира, за который отвечали движущиеся картинки. Люди были одурманены возможностью поменять власть, превратить сон в явь, однако быстро потребовали новых грез.
Из репертуара кинотеатров в мае 1917 года
Яков Протазанов«Революция оказала благодетельное влияние на кинематографическое искусство. В затхлый, удушливый воздух салонно-любовных сюжетов ворвалась свежая струя и сокрушила пресловутый Gejner: любовь — ревность — смерть. Отчетная картина смотрится с каким-то новым для посетителя кинематографов чувством. Новые образы, новые переживания, связанные с общественностью и ее сложными людскими отношениями. Если и здесь мы встречаемся с „любовью“ и со „смертью“, то, однако, в иной окраске, на другой плоскости.
Отчетливыми тонкими штрихами, безусловно выдержанными и законченными, артистка [Гзовская] создала безупречный образ молодой девушки, идущей на мученический подвиг борьбы против царских угнетателей и насильников. Впервые мы увидели на экране потрясающе просто и безыскусственно рассказанную драму девушки, осужденной на 20-летнюю каторгу за политическое убийство. Впервые увидели радость освобождения и горение женской души, когда Ольга Перновская с вдохновенным лицом кричит: „Не надо крови“. На этом месте следовало бы закончить картину и опустить занавес» («Кине-журнал», 1917, № 7—10, с. 67).
«Под обломками самодержавия» («Любил и… предал»)
Драма. Выпущена 21 мая 1917 года. Режиссер — Вячеслав Висковский (предположительно).
«Сюжет излагает историю провокатора, предавшего своего родного брата и поступившего в охрану Его Величества под вымышленной фамилией барона Толли. Герой пользуется большим успехом при дворе и снискивает благосклонное расположение какой-то высокой особы, которая становится его любовницей. В то же время герой влюбляется в дочь боевого генерала, настроенного антидинастически и замышляющего низвергнуть правительство. Провокатора арестовывают по подозрению в сочувствии замыслам генерала, и он, чтобы выгородить себя, заставляет девушку совершить убийство. Под влиянием провокатора дочь генерала совершает неудачный террористический акт на императора, восставший народ освобождает ее, а провокатор, видя неудачу своего замысла, кончает жизнь самоубийством.
Действие происходит в современной России, следовательно, историческая нелепость сюжета очевидна. Драма является наглой спекуляцией революционным чувством. Постановка нехудожественна и груба. Например, в одной сцене в частную квартиру толпа входит со знаменами, которые по необходимости чрезвычайно миниатюрны» («Кинобюллетень», 1918, с. 21).
«Царские опричники (Из золоченых мундиров — в арестантские халаты)»
Драма. Выпущена 3 мая 1917 года. Режиссеры — Георгий Инсаров, Николай Салтыков.
«Неоднократно уже приходилось писать о производстве московской кинофабрики „Альфа“. Ее репертуар всегда свидетельствовал лишь о том, что руководители ее стараются снять побольше пенки с мути, и чем последняя была гуще, тем реклама всегда была развязней, тем приемы для привлечения клиентуры были неразборчивее. И потому производит странное впечатление заявление этой фабрики о произведенной с нею махинации в ущерб ее интересам. Приводим это письмо, вообще характерное для некоторой части наших quasi-кинодеятелей:
„Позвольте разоблачить, — пишут заправилы „Кино-Альфы“, — вопиющий факт плагиата со стороны г. Коллауса, совладельца фирмы „Минерва“. Еще в апреле с. г. нами была выпущена картина в двух сериях под заглавием „От золоченых мундиров — в арестантские халаты (Царские опричники)“, которая распродана нами во все районы, за исключением Московского, который эксплуатируем сами. В последнем номере „Кино-Журнала“ появилось объявление некоего Белоусова с предложением в прокат на Московский район картины под таким же названием.
Зная, что таковой картины мы на Московский район никому не продали, мы поинтересовались узнать, каким образом попала к Белоусову картина с нашим названием. На наш запрос к нему выяснилось, что он купил картину у Коллауса, и, чтобы придать ей более рекламный характер, он и воспользовался нашим названием и тем ввел не знающего о моей картине Белоусова в заблуждение. И его, и нас он поставил в крайне неловкое положение, в особенности клиентуру, так как приобретенная Белоусовым картина имеет всего 400 метр., тогда как наш метраж 2400. Во всю эту невыгодную сделку втянул г. Белоусова некий Алексеев, знавший все это, но от Белоусова скрывший“.
Конечно, и г. Коллаус, и г. Алексеев нехорошо поступили, и привлечь их к ответственности не мешает. Это послужит лишним уроком и для других. Но невольную улыбку вызывает то обстоятельство, что обвинителем в подобном деле выступает „Кино-Альфа“, которая, пожалуй, сама не прочь выпустить лубочный „боевик“ под чужим сенсационным названием. Возможно, что данное дело научит и „Кино-Альфу“ быть более разборчивой в средствах, ибо эта неразборчивость — орудие обоюдоострое» («Аргус. Кинолистки», «Обозрение театров», 1917, № 3594, с. 11).
«Истерзанные души» («На суд людской»)
Драма. Выпущена 2 мая 1917 года. Режиссер — Владимир Касьянов.
«Основная мысль драмы несколько наивна: автор хочет показать, что женщина не всегда дорожит своей репутацией больше, чем головой любовника (как это утверждает один из участников драмы), и в минуты грозящей опасности способна на самоотверженное признание.
В пьесе мало движения, но много эффектных драматических моментов: убийство отца сыном, обнаружение измены жены, ее признание на суде и др. Но приходится указать на некоторые недостатки пьесы: прежде всего, автор слишком злоупотребляет приемом воспоминаний; целые сцены прежней жизни героев проходят как образы прошлого, тогда как могли бы быть совершенно непосредственно связаны с настоящим; этот прием вообще нарушает целостность действия, а в данной картине в нем нет вообще особенной необходимости. Далее несколько натянута сцена покушения мужа на жизнь жены в зале судебного заседания. И в смысле постановки нет того специфического колорита, той особенной атмосферы, которые присущи всякому судебному процессу: слишком развязны адвокаты, слишком экспансивна публика и прочее («Проектор», 1917, № 13/14, с. 13—14).
Из репертуара кинотеатров в июле 1917 года
«Так было, но так не будет» («Канун свободы», «Так было до 1 марта»)
Драма. Выпущена 24 июля 1917 года. Режиссер — Николай Ларин.
«Показываемая в течение трех дней празднеств бесплатно (в честь празднования первой годовщины Октябрьской революции — Прим. ред.), кинематографическая картина на политическую тему смотрелась с большим интересом и была выдающейся как по содержанию, так и по исполнению. Изображая жизнь сытых фабрикантов и голодных рабочих, драма эта заключается в следующем.
У фабриканта Сурина, имевшего развратную дочь Муру, был на фабрике управляющий Попов, у которого был сын-лицеист Сережа. Утопая в безумной роскоши, проводили они праздную жизнь в балах, флирте, обжорстве, кутежах и крупной картежной игре, в то время как на их фабрике рабочие изнемогали в непосильной работе, проживая в бедности и нужде.
Кроме этого, они немало терпели от произвола фабриканта. Так, Попов в день ангела Муры решил для устройства бала в подарок ей обложить рабочих трехрублевым сбором. Само собой разумеется, что рабочие, не располагающие средствами на покупку молока детям, были до крайности возмущены таким произволом управляющего.
Бал состоялся. Здесь произошло объяснение в любви и сближение Сережи и Муры. Бал кончился с рассветом, когда рабочие уже пошли на работу, и Муре пришла фантазия посетить с гостями фабрику. Там она встретила красавца рабочего Власова. Он ей понравился.
Фабрика работала на оборону. Но к Попову явился немецкий агент и 20-тысячной взяткой подкупил его уговорить своего хозяина Сурина отказаться от работ на оборону и принять частный заказ, чего Попов и добился. Рабочие были страшно удивлены и возмущены. В противоположность отцу Сережа был честный патриот. Он оставил лицей и записался юнкером в добровольцы. Но жизнь его скоро была омрачена изменой Муры, которая, пресытившись его любовью, искала уже сближения с рабочим Власовым, с негодованием отвергнувшим ее искания.
Между тем жандармская полиция искусно заставила управляющего Попова сделаться агентом-провокатором. И в то время как чистый, развитой и умный сын его Сережа сделался другом рабочих и был принят в их политическую организацию, отец выпытывал от него тайны рабочей жизни, планы их забастовочных движений, доносил в охранку.
Рабочей организацией было вверено Сереже передать в тюрьму письмо арестованному товарищу. Письмо заключало очень важные тайны. Беззаветно любя и доверяя отцу, Сережа не скрыл об этом поручении от Попова, и тот ночью выкрал у спящего сына это письмо, прочитал его и содержание сообщил жандармам, благодаря чему планы рабочих охранкой были разрушены.
Рабочие заподозрили Сережу в провокаторстве и хотели исключить его из своей среды, но Власов, сделавшийся другом Сережи, отстоял его и навел его на мысль, что, кроме отца, некому было донести в охранку о письме. Догадавшись о провокаторстве отца, Сережа был так потрясен этим ужасным открытием, что опасно заболел воспалением мозга.
Между тем на заводе была организована забастовка рабочих, о которой жандармская полиция была уже предупреждена Поповым и другим провокатором. Не успели рабочие выйти на забастовку, как на них налетели конные жандармы и полиция, и у ворот фабрики произошла горячая схватка между ними и безоружными рабочими. Произошел беспощадный расстрел и избиение рабочих полицией.
Но скоро настали иные дни. На смену темной, жандармского засилья и угнетения капиталистов, ночи пришло радостное утро революции, принесшее с собою раскрепощение рабочих от гнета фабрикантов и их защитников-жандармов. Выздоровевший Сережа с рабочими депутатами встал во главе революционного движения. Охранка была разрушена, ее агенты-провокаторы обнаружены. К ужасу рабочих и Сережи, отец его тоже оказался в списке провокаторов.
Полна трагизма была картина ареста и привода на революционный суд, одним из членов которого был Сережа, отца его, Попова. Последний вымолить себе прощения даже на коленях перед сыном не смог и был заключен в тюрьму. Здесь он понял всю бездну своего падения и решил искупить тяжкие грехи своей жизни самоубийством. Сняв с себя рубашку и разорвав ее на полосы, он связал их и, сделав петлю, повесился в своей камере. Последняя, заключительная картина изображает прощанье Сережи с мертвым отцом в тюрьме («Советская газета», Кострома, 16 ноября 1918 года, с. 3).
Из репертуара кинотеатров в ноябре 1917 года
«И тайну поглотили волны»
Драма. Выпущена 26 ноября 1917 года. Режиссер — Чеслав Сабинский.
«Кинодрама с глупейшим, бессодержательным, бездоказательным сценарием только благодаря игре г-жи Гзовской смотрится с интересом. Вся интрига драмы вертится около зарезанной овцы. Герой мучается вопросами, догадками, ходит на поиски и, наконец, встречается с героиней. Г-жа Гзовская очень хорошо передала тип дикарки — она чувствовалась в каждом ее жесте, движении. Это лучшая роль артистки, но и тут автор сценария постарался испортить впечатление зрителю… Следовало зачем-то утопить героиню, и вот она, дитя непосредственности, не знающее, что такое грех, прочтя записку отца, в которой выясняется, что любимый ею человек — ее брат, идет топиться (лучше бы автора отправить в волны!).
Поставлена картина свежо, интересно. Хороши сцены, когда на стене появляется тень героини; руки, тянущиеся за горшком молока, оставляют настроение мистичности, удачны сцены в пещере. Плохой свет местами делал участников драмы неграми. Надоедает прием диафрагмы, которым изобилует картина» (И. Сургучев, «Артист и зритель», 1917, № 2, с. 31).
Из репертуара кинотеатров в декабре 1917 года
«Венчал их Сатана»«„Если бы не было дьявола, его надо было бы выдумать“. Это в настоящее время более всего применимо к кинематографии. Вот уж подлинно — царство сатаны. Кинематографисты шагу без него не ступят и, как институтки от печки, могут объяснять свои картины только „от Сатаны“. Как это ни странно, в наш чудесный век пара, электричества и декретов у каждой фирмы есть за душой Сатана в том или ином виде. В самом деле, например, у [продюсера] Харитонова — „Потомок дьявола“, у [продюсера] Ермольева — „Сатана ликующий“, у „Биофильма“ — „Скерцо дьявола“, у [продюсеров] Козловского и Юрьева — „Сын страны, где царство мрака“. Ханжонков уже года два обещает показать „Печаль сатаны“, а „Нептун“ дал „Детей Сатаны“ по Пшибышевскому.
Вопрос о роли Сатаны в кинематографии настолько интересен, что придется ему посвятить особую статью. Пока же нужно только констатировать, что кинематография получила еще одного Сатану в виде попа в картине „Эры“ „Венчал их Сатана“. По сюжету картина бессмысленна, бездарна, а дьявол здесь притянут буквально за рога.
Посудите сами. Влюблена девушка-красавица в князя Бассаргина, но тот отдает предпочтение другой. Елена по совету своей камеристки идет к гадалке Сибилле, и та „властью Великого Начала“ соединяет душу ее с князем. Сатана их венчает (это показано!), а затем князь по-земному просит руки Елены и женится на ней. Правда, ей чудится, что от него трупом пахнет, что возле нее скелет, почему — это секрет автора» («КиноГазета», 1918. № 15223).
«Козы… Козочки… Козлы»
Фарс. Выпуск на экраны — 1917 год (точная дата неизвестна). Режиссер — Иван Перестиани.
«Сюжетом являются приключения фарсового характера купчихи на курорте; имеется порнографический элемент. Съемки пейзажей южного берега Крыма удачны, игра нехудожественна. Надписи чрезвычайно вульгарны. Примечание: в фильме, представленной для просмотра коллегии, вырезана эротическая сцена в 3-й части, и сделаны в той же части некоторые сокращения» («Кинобюллетень», 1918, с. 28).
Источник рецензий: «Великий Кинемо: Каталог сохранившихся игровых фильмов России (1908—1919)». М.: «Новое литературное обозрение», 2002.
«Политическая и экономическая ситуация в Москве», 20 марта 1917 г.
«Политическая и экономическая ситуация в Москве», 20 марта 1917 г. Письмо и приложения
из американского консульства в Москве
Государственному секретарю США,
20 марта 1917 г.
(есть в микрофильме: «Записи Государственного департамента по внутренним делам России и Советского Союза, 1910- 20, «
»
Публикация микрофильмов Национального архива M316, катушка 9, кадры 121-219.)
Отсканировано и отредактировано Дэвидом Трэйлом.
Вычитка и дополнения Джонатаном Перри (март 2001 г.) и smv (2013 г.).
№ 1019 Генеральное консульство США,
Москва, Россия, 20 марта 1917 г.
Предмет.
Политическая и экономическая ситуация в Москве.
Достопочтенный
Государственный секретарь,
Вашингтон, округ Колумбия
Отец:
Для информации и в качестве интереса для Департамента после великой революции, которая сейчас происходит в России, к настоящему письму прилагаются оригиналы и переводы московских документов, дающих полное описание вопроса.Эта же информация была отправлена в посольство вместе с полным отчетом о ситуации.
Следует отметить, что газетам разрешается публиковать только новости, благоприятствующие революционной партии.
Далее прилагается меморандум о ситуации, подготовленный г-ном Дэвидом Б. Мэггоуэном, вице-консулом на этом посту. Это интересно как демонстрация другой фазы ситуации.
В настоящий момент все трамваи ходят, и жизнь идет своим чередом.Однако есть скрытые волнения, и нехватка продовольствия имеет тенденцию усиливать недовольство. Длинные очереди за хлебом, тянущиеся к кварталам, можно увидеть на каждой улице
[страница 2]
часто ожидая ответа, что ничего не осталось. Суточные — один фунт или девять десятых фунта.
Для этого нужно простоять в очереди за хлебом два-три часа, а часто и дольше. Запасов муки не хватает, и революция последних дней уменьшила даже это.Известно, что евреи загнали в угол большие партии и держат их по более высоким ценам.
Цены на все предметы первой необходимости стремительно растут. Трудно привести таблицу, показывающую то же самое, поскольку приведенные цифры являются чисто вымышленными, каждый магазин берет столько, сколько может получить. Муку, например, вообще нельзя купить. В городе его нет в продаже. Мясо практически недоступно, да и то всего три дня в неделю. Молоко, яйца, мука, хлеб и мясо скоро будут продаваться только по карточкам.
Город переполнен беженцами, а дома невозможно достать даже по непомерным ценам.
Поскольку Генеральное консульство ежедневно предоставляет посольству полную информацию о политической ситуации, предполагается, что через этот источник Департамент получает подробную информацию о ситуации.
Имею честь быть, сэр,
Ваш покорный слуга,
[подпись неразборчива]
Американский консул.
Корпуса:
Переводы газет.
Меморандум г-на Макгоуэна.
[Примечание: марки на документе включают индексное бюро Государственного департамента от 30 апреля 1917 г .; Консульское бюро, Государственный департамент, от 5 мая 1917 г .; другой государственный секретарь от 5 мая 1917 г.]
Корпуса
Москва, Россия, 19 марта 1917 г.
Государственный переворот, этап незавершенной революции, осуществленный революционными рабочими.
а солдаты, слишком недавно набранные для того, чтобы приобрести дисциплину или потерять связь со своими покойными товарищами в поле и на фабрике, разожгли и без того острый аппетит к земле, социальной реорганизации и автономии или независимости.Императорская Дума, объявленная распущенной, казалось, в беззаботной уверенности в том, что хлебные бунты могут быть прекращены с помощью пулеметов, если Дума будет безопасно убрана с дороги, не станет инициатором кризиса и не будет руководить его дальнейшим развитием. Когда солдаты разоружили своих офицеров, дисциплина пошатнулась, возможно, безвозвратно. Ввиду отсутствия народного интереса к войне, рвения революционеров и в определенной степени либералов, которые всегда зависели от того, как они рассчитывали использовать трудности, созданные войной для изменения внутренних дел, это бояться, что войска на фронте ускользнут от своих команд и вернутся, чтобы принять участие в карнавале свободы, что для большинства из них означает захват больших владений для себя.Рабочие требуют немедленного Учредительного собрания, и есть тенденция не возвращаться на фабрику и в бараки.
ни сдавать вновь приобретенное оружие, пока не будет обеспечена политическая и социальная реорганизация. Есть неминуемая опасность фиаско. Так, в четверг вечером бывший депутат Императорской Думы вернулся из Петрограда в Москву. Поезд,
[страница 2]
В том числе вагон первого класса, в котором депутат забронировал купе, был захвачен военнослужащими.
под оружием.Он потребовал, что они делали в машине первого класса. Солдаты ответили, что они
едут в родные села к родственникам. Он спросил, есть ли у них отпуск, и ему сказали «Нет». Они собирались «именно так». На вопрос, когда они вернутся в свои полки, они ответили, что война может закончиться до того, как им придется вернуться. Солдаты представлены в могущественных Советах рабочих делегатов; они сохраняют свои винтовки, и они должны иметь голоса. Если солдаты на фронте захватят поезда и вернутся, как это произошло после русско-японской войны, есть основания опасаться, что совершенные тогда эксцессы будут предвкушением худшего.В этих условиях англо-французское наступление энергично и успешно подтолкнуло колеблющиеся русские войска к убеждению в том, что войну можно вести до конца, так что не будет необходимости отказываться от нее, чтобы участвовать в «экспроприации» в
земля, является главной надеждой России, поскольку касается не только обнадеживающего продолжения войны, но и мирной эволюции политического и социального строя. На подготовку боеприпасов уже потеряно около десяти дней, и следует опасаться, что, даже если они вернутся к работе, рабочие, занимающиеся производством боеприпасов, не будут иметь большого сердца для этого дела. Таким образом, с учетом того, что умы отвлечены больше, чем даже домашними событиями, как никогда ранее скомпрометированы и дезорганизованы, вряд ли можно ожидать, что удар, нанесенный сейчас или в ближайшем будущем со стороны
Немцы встретят эффективное сопротивление, если только
[страница 3]
Западные державы должны создать эффективную диверсию.
Федерализм на основе национальностей, проповеданный генералом Драгомироффом поколение назад, мгновенно возродился. Сангвиники приграничных национальностей вырезали в своем сознании не менее семи автономных или независимых государств: Польша, Украина или Малороссия, Финляндия, Литва с прибалтийскими провинциями, Кавказ, Армения и Сибирь.
Монархические настроения все еще сильны, несмотря на изоляцию правящей семьи, покинутую до конца даже великими князьями, что способствовало свержению императора. Когда впервые церковные службы были прочитаны без упоминания императора или династии, во многих церквях был плач. Реакция, несмотря на то, что революционный удар был жестоким, неизбежна, и в ней будут задействованы влиятельные интересы собственности. Таким образом, признаки указывают на затяжную классовую борьбу.
D.B.M.
[отрывок, кадр 191, стр. 10]
ПЕРЕВОД
Москва, 16 марта 1917 г.
Из Русских Ведомостей
ВЕЛИКАЯ КНЯЗЬЯ ЕЛИЗАВЕТА
Вчера у женского монастыря появился отряд особого назначения, где Великая княгиня Елизавета, сестра императрицы и вдова великого князя Сергия живет на покое, и предложил переехать в Кремлевский дворец.Ее встретили у входа в церкви и потребовали, чтобы руководители отряда сложили оружие за пределами церкви и вошли там для конференции. Там она сказала им, что не желает покидать женский монастырь ни на что. цель. Позже, когда двое известных граждан отправились в женский монастырь с той же целью, она подарила тот же твердый ответ:
«Двенадцать лет назад я покинул Кремль и не хочу туда возвращаться».
Ее оставили в женском монастыре под особой охраной.
[отрывок, кадры 202-203, страницы 4-5]
ПЕРЕВОД
Москва, 17 марта 1917 г.
Москва События
Из Русских Ведомостей
СЪЕМКА НА НИКИЦКОЙ.
Вчера около 10 часов вечера были произведены выстрелы по Большой Никитской улице. Выяснилось, что несколько человек начали стрелять с крыши Театра Союза по проходящим солдатам, в том числе мужчин в автомобилях.Сообщается, что есть раненые. Вскоре на место происшествия прибыли милиционеры и был вызван отряд солдат. Была перекрестная стрельба. Все, кто начал стрельбу, были арестованы. Оказалось, что это переодетые полицейские. Инцидент вызвал панику в окрестностях.
ВЕЛИКАЯ КНЯЗЬЯ ЕЛИЗАВЕТА.
Вчера в помещении Военного комитета Великой княгини Елизаветы Федоровны (сестры Императрица и вдова великого князя Сергия), находящегося во дворце генерал-губернатора, по приказу о [sic] был произведен обыск. Полковник А.Е. Грузинофф. Во время обыска все сотрудники комитета находились на своих постах. Этот комитет занимается в основном поддержкой жен солдат запаса. Его работа, скорее всего, будет продолжаться без перебоев.
Великая княгиня Елизавета не в Москве, а в Марио-Марфинском женском монастыре. Милиционеры,
туда ехали солдаты и студенты на автомобиле и
[страница 5]
просил о встрече с великой княгиней. Она их получила и долго с ними разговаривала.Ей сказали, что
она находилась под арестом и была приглашена переехать в Николаевский дворец. Великая княгиня отказалась
идти, напоминая посетителям, что она монахиня.
Из женского монастыря в комитет по телефону спросили, кто приказал арестовать, и ответили: Установлено, что ни мэр Челноков, ни Н.М. Кишкин не отдавали распоряжения об аресте. Полковник Грузинов установил охрану кадетов для защиты женского монастыря от вторжений в будущем. Никто, кроме представителей штаба Московского военного округа разрешено приближаться к великой княгине. Вчера Н. Гучков навещал ее по делам, связанным с ее комитетом, беседа проходила в присутствии представителей военных властей.
Узнав об отречении Николая II, великая княгиня сказала: «Это воля Божья».
Генерал Мрозовский, бывший командующий войсками Московского военного округа, заявил о своем подчинении новому правительству. Он пока остается под охраной.
Проект «Исторические тексты Ганновера»
Ганноверский колледж Исторический факультет
Свидетель русской революции
Мемуары Альфреда Росмера, «Ленинская Москва», , являются одним из самых важных свидетельств Русской революции, когда ее героическая защита начала давать путь к вырождению в 1920-е гг.Когда в 1953 году было опубликовано первое французское издание, Альбер Камю писал: «Трудно наблюдать, как революция сбивается с пути, не теряя веры в необходимость этой революции». Спустя более полувека это прекрасно оформленное третье издание по-прежнему требует внимания из-за того, как Росмер решает эту проблему.
Росмер родился в 1877 году в семье рабочего и некоторое время проработал несовершеннолетним государственным служащим. Впервые увлекшись анархизмом, к тридцати годам он стал ведущей фигурой революционного синдикализма во Франции.Он выступал против Первой мировой войны и поддерживал русскую революцию. Между 1920 и 1924 годами он несколько раз ездил в Россию, став важной фигурой в раннем Коммунистическом Интернационале и Красном Интернационале профсоюзов.
Он рано увидел серьезность проблем
перерождения революции и был исключен из Коммунистической партии Франции в 1924 году за противодействие первым попыткам навязать генеральную линию из Москвы. После этого он поддерживал левую оппозицию и после разрыва с Троцким грязного спора по поводу личных и политических суждений Троцкого остался его близким другом.После Второй мировой войны он прожил еще два десятилетия, нападая на французский империализм и в значительной степени придерживаясь революционной линии во время худшего периода холодной войны, когда многие выстраивались в линию либо за Вашингтон, либо за Москву.
История его жизни как боевика на протяжении семи десятилетий завораживает. Но он также был ценным писателем, в трудах которого можно проследить многие дискуссии того времени. Большая часть этой работы недоступна на английском языке, но важную коллекцию его сочинений, включая переводы глав из книги Рабочее движение во время войны , можно найти в специальном выпуске журнала Revolutionary History , который является важным дополнением к ленинской книге Москва. . 1
Но Ленинская Москва стоит сама по себе. Росмер рассказывает, как, хотя и писал три десятилетия спустя, он был вдохновлен желанием повторить непосредственность книги Артура Рэнсома «Шесть недель в России » (1919). «Я был там, вот как это случилось», — говорит Росмер. В результате получилась книга, которая, если ей не хватает всей глубины мемуаров Виктора Сержа, все же должна иметь место на каждой социалистической книжной полке о русской революции. 2 Это связано не только с тем, что он говорит нам о борьбе за сохранение революции, но и с тем, как он объясняет политические дебаты и перспективы, происходящие в то время.Один из способов измерения ценности рассказа Росмера — разделить его вклад на обсуждение периода, мест, людей и, прежде всего, политики левых.
Период
В книге Росмера описывается мир, охваченный смятением — возможно, более беспорядочным, чем он видел до или после. Те, кто управляет капитализмом, столкнулись с проблемой, которую они никогда не ожидали, когда вступали в войну. В побежденных государствах война создала хаос. Политические структуры развалились; были созданы новые государства; экономика распалась, общество поляризовалось.Разочарование было повсеместным. Он охватил многих и в, казалось бы, более сильных странах-победителях, заставляя руководителей бизнеса и политиков опасаться за будущее.
Социалистическое движение раскололось, большинство поддерживало свои правительства, но оно также раскололо синдикалистские и анархистские движения. По всей линии фронта казалось, что социалисты были готовы стрелять в социалистов, синдикалисты — по синдикалистам, а анархисты — по анархистам. Росмер в другом месте рассказывает, насколько изолированными были антивоенные левые во Франции, и их еще больше ослабил призыв на военную службу.Сам Росмер был призван в армию в мае 1915 года и поэтому не смог присутствовать на Циммервальдской конференции, состоявшейся в Швейцарии в сентябре 1915 года, когда была сделана первая тщетная попытка объединить остатки антивоенных левых сил.
Но вскоре ситуация изменилась, когда в феврале 1917 года в России разразилась революция, которая затем приняла более радикальный поворот в октябре, свергнув как царский режим, так и временное правительство во имя все еще зарождающегося, но, надеюсь, растущего международного рабочего движения.Когда война подошла к концу, с 1918 по 1921 год был отмечен крупнейший устойчивый международный подъем в истории рабочего класса. Огромные числа потянулись влево. Число членов левых партий и профсоюзов резко возросло. Показатели забастовки в стране за страной резко пошли вверх и окончательно снизились только в 1921–1922 годах. Даже в этом случае непосредственный послевоенный революционный кризис дал бы последний вздох в Германии. Осенью 1923 года он, казалось, снова подошел к краю революции, будучи близок к нему четыре раза ранее: в ноябре 1918 — январе 1919, в марте — апреле 1919, в июне 1919 и снова в марте 1921 года.
Чтобы преодолеть эту бурю, правители Европы сделали две вещи. Один заключался в том, чтобы изолировать революцию в России и попытаться победить ее военным путем путем прямого вмешательства и поддержки контрреволюции. Во-вторых, в своих странах они должны были противостоять угрозе снизу. Это означало попытку сдержать народный гнев некоторыми позитивными мерами, а также выиграть время в надежде, что огонь сгорит сам собой и / или что лидеры любого левого вызова упустят свой шанс.
Слева лидеры социалистов и профсоюзов были разорваны — их толкали влево их мечты и давление снизу, но их тянуло обратно к центру крюками, вбитыми в них капитализмом и в которые они вонзились. В собственных глазах они были реалистами, но для революционных левых они были колеблющимися, соглашателями и предателями. «У нас есть сила. . . . Единственная проблема для нас — как использовать эту силу », — записывает Росмер слова лидера итальянских социалистов Серрати.Но революционные левые сами были хаотичными и неопытными. Следует ли ему попытаться воспользоваться моментом или он рискует, зайдя слишком далеко, слишком быстро? Анархист Эрнесто Малатеста предупреждал: «Если мы пропустим благоприятное движение, то впоследствии нам придется заплатить кровавыми слезами за страх, который мы вызываем у буржуазии». 3
Понадобится несколько лет, чтобы понимание Малатесты подтвердилось. В 1921–1922 годах все казалось более сложным. Вернувшись во Францию в октябре 1921 года, Росмер обнаружил, что «революционный дух», проявившийся там, когда он уехал в начале 1920 года, теперь «значительно ослабел».Со всех сторон были оговорки и пассивность ». Это включало новую французскую коммунистическую партию, многие наверху которой, казалось, предпочитали «заговаривать по углам».
Но даже когда правители Европы осознали, что им стало легче дышать, они также должны были признать, что им не удалось победить революционную Россию военным путем. Теперь перед ними стояла задача поиска более долгосрочной основы, на которой они могли бы реконструировать Европу и части мира, которые они контролировали. Но они должны были сделать это из-за тумана взаимного недоверия, соперничая друг с другом для достижения весьма противоречивых целей.
Трудные пункты пересечения границы
РассказРосмера также дает нам некоторое представление об условиях в Европе между 1920 и 1924 годами, когда въезд в Россию и выезд из нее был нелегкой задачей. Он был заблокирован на раннем этапе, были физические разрушения, вызванные гражданской войной, и постоянная угроза мин на Балтике. Большинству революционеров приходилось путешествовать более или менее подпольно, изо всех сил пытаясь найти средства, жилье, документы и прикрываясь полицией и шпионами.На лодке в Балтийском море Росмер встретил американского социалиста Луи Фрейна и британского профсоюзного активиста Дж. Т. Мерфи, которые оба спали в угольном бункере корабля.
Первая поездка Росмера в Россию в 1920 году заняла шесть недель. Он отправился из южной Франции в Каталонию, затем в Париж и обратно в Италию, затем снова на север через Вену, Прагу, Берлин и далее в Таллинн, чтобы сесть на корабль до Санкт-Петербурга, а затем на поезд до Москвы. Это позволило ему увидеть проблемы в побежденных государствах, а также условия в государствах-победителях и некоторых новых независимых.Когда старая Европа распалась, новые государства «забаррикадировались за своими границами». Были новые паспорта, въездные и выездные визы, таможенные проверки и проблемы с обменом новой и старой валюты. Отчасти это было частью блокады России. Некоторые из них были результатом желания каждого государства контролировать трансграничную торговлю саквояжами с коврами, стремящимися воспользоваться черным и серым рынками. Но некоторые были просто утверждением национализма. «Интенсивность шовинизма, — писал Росмер, — казалось, возрастала обратно пропорционально размеру страны. ”
Россия, в которую он прибыл, была страной в самом разгаре борьбы против поддерживаемой иностранцами контрреволюции. В городах масса людей питалась «грязным черным хлебом». Для них «пшенная тарелка (каша) была бы праздником». В Петрограде «Страдания. . . было ужасно ». Даже деревянные тротуары были частично взорваны для топлива. Москва, где Росмер прожил с июня 1920 по октябрь 1921 года, тоже была в тяжелом положении. Иметь немного — значит иметь больше, но он подчеркивает отсутствие иерархии в распределении ограниченных ресурсов в настоящее время.Он впервые встречает Троцкого, пытающегося восстановить силы в доме бывшего богатого купца. Первый этаж превратился в музей, а на верхний этаж можно было подняться только по лестнице; водопровод вышел из строя во всем здании, как и в большей части России в те годы, из-за нехватки топлива и сильного холода. Работая в здании Всероссийского конгресса профсоюзов, где Росмер играл ключевую роль в попытках развития Красного Интернационала профсоюзов, он вспоминает, что у них был «самый минимум работы». Небольшое отопление. . . и, прежде всего, ужасный запах ухи, наполнявший все здание ». Но он нашел политическую атмосферу «опьяняющей» наряду с аргументами. «Мы говорили свободно и без смущения», — говорит он.
Отправляясь на крайний юг на Конференцию народов Востока в Баку, Росмер смог увидеть масштабы физических разрушений Гражданской войны. «Станции были разрушены. . . подъездные пути были полны полуобгоревших обломков ». Нефтяные скважины были в «плачевном состоянии».. . (и) жалкое зрелище ». Также сохранялась угроза бандитизма. Еда была более обильной и разнообразной, но болезни присутствовали постоянно, и именно в этой поездке в составе той же делегации Джон Рид заразился тифом, который убил его и миллионы других людей во время эпидемий, пришедших с Первой мировой войной и гражданской войной. .
Когда Росмер вернулся в Россию в 1922, 1923 и 1924 годах, он стал замечать признаки восстановления в рамках Новой экономической политики (НЭП). Но он с самого начала осознавал, насколько это будет сложно, учитывая огромную цену, которую придется «заплатить за освобождение страны революции» и победу в гражданской войне. Была острая нехватка оборудования, острая нехватка хороших «людей» и огромная пропасть, которую нужно было ликвидировать с населением, потребности которого были на втором месте после победы в войне. Всплыли старые предрассудки. В московском баре ему сказали, что если он с коммунистами, значит, он еврей.
Ведущие участники
Росмер обладал энциклопедическими знаниями о рабочем движении в Европе и Америке. Это было подкреплено его личным знакомством в эти годы с ведущими боевиками, некоторых из которых он встречал в антивоенном движении, а других он видел в непосредственной близости в Москве.
В ленинской «Москве » мы встречаем ключевых левых фигур из Италии, Испании, Германии, Франции, Великобритании и США. Позже большинство разделится на три пути — одни к сталинизму, другие к центру, третьи даже к фашизму. Но в то время революционная волна выдвинула их как боевиков. Росмер осознает их недостатки, но он старается не заглядывать в прошлое слишком много, чтобы показать всю сложность ситуации. Яркие портреты некоторых анархистов, которых он знал, а также таких фигур, как Клара Цеткин, соседствуют с более непринужденными обсуждениями ряда социалистических и профсоюзных лидеров, включая Джона Рида, Эрла Браудера и Уильяма Фостера из Соединенных Штатов.Возможно, из-за своего собственного опыта боевого рабочего, он всегда пытается продемонстрировать то, что он считает позерством во имя рабочего класса, жертвой которого легко становятся люди.
Но именно его дискуссии о русских, с которыми он встретился, возможно, сегодня более интересны англоязычным читателям. Росмер знал некоторых лидеров русской революции из изгнания в Европу до и во время войны — особенно тех, кто был связан с небольшой группой Наше Слово в Париже (Троцкий, Антонов-Овсеенко, Лозовский).Это защищало его от веры в самые зловещие утверждения антибольшевистской пропаганды. Он интуитивно понимал масштаб замешательства среди западных комментаторов, которые часто не могли сопоставить имена и с радостью распространяли замешательство и преднамеренный обман.
Ленин и Троцкий были политическими гигантами для Росмера. Оба вызывали огромное уважение и привязанность, оба отличались трудолюбием. Их статус определялся не только ролью, которую они играли в 1917 году, но и той ролью, которую они играли в гражданской войне.Из них двоих Росмер видел больше Троцкого, даже путешествуя на своем знаменитом бронепоезде, когда гражданская война остановилась. Но его больше интересует их международная роль. Росмер предполагает, что Ленин и Троцкий, в отличие от многих других в руководстве, хорошо понимали природу социалистического и профсоюзного движения за пределами России; они были готовы слушать, и у них была острая способность различать направление политического движения и необходимость избегать пустой риторики и жестов.
Росмер также видел под рукой Зиновьева, Радека, Бухарина и многих других. В середине 1920-х годов Росмер ненадолго считал Зиновьева более опасной фигурой, чем Сталин. Не отрицая положительных качеств Зиновьева, Росмер пишет о его плохих политических суждениях и слабых организаторских способностях, которыми он поделился с рядом других. Действительно, интересно читать Росмера как боевика, требующего высокого уровня организационных способностей — возможно, отражения его собственной роли в попытках помочь сохранить продвижение синдикалистского журнала La vie ouvrière во Франции в самых трудных обстоятельствах.Росмер также знала Шляпникова и Коллонтай. Примечательно, что как бывший синдикалист, он, похоже, не был впечатлен оппозицией их рабочих, не в последнюю очередь потому, что к этому моменту он думал, что профсоюзы находятся в «состоянии полуветаргии». Он также критически относится к попыткам применить грубую «рабочую интерпретацию» кронштадтского восстания.
Но если Росмер не слеп к ошибкам, он все же пытается дать нам представление о разнице между честными ошибками, сделанными при попытке справиться с совершенно оригинальными ситуациями, и решениями, принимаемыми из оппортунистических соображений личной выгоды и выгоды режима.
В рассказе Росмера практически отсутствует один человек — Сталин. Росмер отмечает, что Сталин выносливо фигурировал в своих впечатлениях того времени. Отчасти это связано с тем, что Сталин не рассматривался как часть московского руководства, которое держало руку на пульсе международного сообщества. Но это произошло еще и потому, что, как пишет Бирчалл во введении, «никто еще не придумал идею социализма в одной стране». 7 Несмотря на большие проблемы, с которыми коммунистический режим столкнулся в ленинской Москве и в России в целом, они все же рассматривались как часть более крупного проекта распространения революции на международном уровне.Только после 1924 года отношения перевернутся с ног на голову, и «международная революция» уступит место идее укрепления власти в России.
Политика превыше всего
Но рассказы Росмера о периоде, местах и людях занимают второе место после его попытки восстановить ключевые политические дебаты и противоречия того времени. Росмер внимательно следил за дебатами в России о развитии революции. Сегодня историки гораздо лучше понимают это, хотя многие, возможно, большинство, отказываются видеть, что военный коммунизм был продуктом ситуации, когда все должно было быть связано с военными усилиями.Это неизбежно привело к централизации и милитаризации власти. «Военный коммунизм, — пишет он, — был коммунизмом только по названию. . . это была необходимость войны. . . белыми и Антантой ». 8 Затем режим был вынужден отступить от него в 1921–1922 годах. Впервые прибыв в начале 1920 года и уехав в конце 1921 года, Росмер увидел, как обсуждаются оба этих вопроса, а также то, что он называет «нащупыванием, поиском и неспособностью принимать решения», что затем привело к новой экономической политике. Тогда проблема заключалась в том, в какой степени эта политика была временной передышкой или основой более долгосрочной стратегии.
Но более важным, чем то, что он наблюдал о дебатах в России, является его роль участника основных дебатов в международных левых о том, чему можно научиться из 1917 года и как построить новое международное коммунистическое движение. Тогда проблема альтернативы рассматривалась как провал старых социалистических партий перед лицом войны. Сегодня мы также видим это с точки зрения того, что произошло позже, — так называемого процесса «большевизации», когда, начиная с 1924 года, Москва некритически навязывала линию коммунистическим партиям в других странах.Но Росмеру ясно, что этот процесс, жертвой которого он рано стал, был продуктом перерождения революции, а не ее сущностью. Он записывает, как сам Ленин предупреждал о том, до какой степени люди слишком некритически полагались на «русскую» модель, которую они на самом деле не понимали.
Но когда произошли эти дебаты, проблема была новой, и в рассказе Росмера все еще есть свежесть. Он гордится тем фактом, например, что различные синдикалисты и анархисты были одними из первых, кто поддержал революцию в Западной Европе.Их предыдущая оппозиция политическим партиям ошибочно воспринималась как оппозиция политике. Настоящая проблема заключалась в том, что социалистические партии были организациями, действующими сверху вниз, слишком сосредоточенными на парламенте и все более оторванными от борьбы на рабочем месте и профсоюзов. В России они считали успех революции результатом именно такой борьбы снизу вверх, которую новая форма партии должна была объединить. Именно эту идею пытался подчеркнуть и ранний Коммунистический Интернационал.
Но эти идеи встретили трудности со стороны тех, кто не мог видеть ничего, кроме старых партий, а также тех левых, которые не видели ничего, кроме борьбы на рабочем месте и профсоюзов. Проблема усложнялась из-за того, что часть существующих социалистических левых сил теперь подтягивалась к революции. Росмер говорит о ключевых фигурах, плывущих по течению; Обратной стороной этого, однако, было то, что не всегда было ясно, сколько старого они выбросили за борт. Новообразованные коммунистические партии в 1918–1922 годах представляли собой непростую смесь перешедших людей, молодых боевиков и ультралевых групп, чьи позиции часто были чрезмерно амбициозными.Разработка четкого представления о роли партии, класса и оппозиции стала жизненно важной дискуссией дня. Политические и политические разногласия были особенно злобными во Французской коммунистической партии, и Росмер был исключен в конце 1924 года за отказ от новой линии, которая формировалась в Коммунистическом Интернационале, хотя и временно, под контролем Зиновьева.
Дебаты также касались отношения революционеров к профсоюзам и роли профсоюзов в классовой борьбе.Предательство Второго Интернационала означало, что создание нового Третьего Интернационала в качестве альтернативы казалось естественным. Более противоречивым был аргумент в пользу нового профсоюзного интернационала. Росмер был в центре этой инициативы благодаря своей роли в Красном Интернационале профсоюзов. Те же вопросы возникли и в отношении более широкого международного крестьянского движения и колониальных народов, хотя Росмер меньше говорит по этому поводу.
Затем, когда революционная волна начала ослабевать, возник вопрос об изменении тактики.Росмер объясняет, как это привело к идее единого фронта. Но он также подчеркивает путаницу, которую это создало, а также то, чем это отличается от попыток развития того, что можно было бы назвать «народными фронтами».
Сегодня все эти дебаты можно читать по-английски, но Росмер остается прекрасным и чутким проводником — возможно, лучшим местом, чтобы начать их понимать. Это не просто потому, что он надежный проводник. Это потому, что он показывает нам, как трудно было приводить правильные аргументы и делать правильные выводы в тумане дня.Более поздние счета фиксировали позиции, и выбор казался менее трудным, чем был на самом деле. Это отразилось на вырождении коммунистических партий по мере их падения в сторону некритической поддержки сталинизма. Позиции, обсуждавшиеся на первых четырех съездах Коммунистического Интернационала, были сведены к заучиванию наизусть того, что было сделано и что должно было быть сделано.
1923–1924
Ленинская Москва отвергает любую идею о неизбежном перерождении русской революции и, в меньшей степени, идеологии — взгляд, более популярный, чем когда-либо, сегодня.Росмер в ряде моментов возвращается к неожиданной изоляции революции и ответственности тех на Западе, кто оставил ее изолированной. Он также настаивает на масштабах экономических и социальных искажений, созданных гражданской войной. Россия осталась «нагромождением руин», восстановление осложнилось голодом, последовавшим затем в 1921–1922 годах. Его рассказ о политических дебатах в Москве отчасти также является попыткой показать нам, насколько ситуация отличалась от того, что должно было произойти позже.Но призрак вырождения навис над последней частью рассказа Росмера.
Здесь он не делает больших заявлений относительно того, во что выродилась революция и когда это вырождение было полным. Но он считает 1923 год решающим годом, когда баланс в сторону прогрессивных элементов революции начал склоняться к чему-то другому.
На международном уровне капитализм, казалось, стабилизировался более прочно. Те, кто находился в центре слева, которых тянуло к революции, теперь начали уходить прочь и лавировать в сторону середины.В конце 1922 года в Италии Муссолини шокировал левых, пробившись к власти фашистским маршем на Рим.
Но ситуация ухудшилась в 1923 году, году, отмеченном тем, что Росмер называет «колебаниями, несоответствиями и катастрофами». В Болгарии в июне государственный переворот с целью свержения крестьянского правительства был встречен Болгарской коммунистической партией с тем, что он называет «безмозглой пассивностью», только для того, чтобы затем ее подтолкнуть к началу «катастрофического путча» в сентябре, который стал предлогом для очередной «белый террор».Но самое большое поражение пришло в Германии. Кризис вырос с января, частично спровоцированный французской оккупацией Рура и гиперинфляцией. Но ему было позволено пройти среди сомнений и противоречивых сигналов из Москвы и в Москву, особенно в октябре 1923 года, когда Веймарская система снова выглядела парализованной.
Могла ли лучшая и более четкая линия Коммунистического Интернационала способствовать иному исходу, остается одним из самых больших неизвестных. Но Росмер подчеркивает, как международная слабость теперь сочетается с внутренней российской.Ленин был выведен из строя, а Троцкий стал маргинализованным. Власть, необузданная снизу, двигалась в более бюрократическом направлении в сторону неустойчивого лидера, такого как Зиновьев.
Пока что тень Сталина была лишь тенью. В 1923–1924 годах, говорит Росмер, «в сущности, никто — кроме самого человека — не верил, что Сталин может претендовать на первое место». В отличие от 1920–1921 годов, когда Росмер подолгу находился в России, теперь его более короткие поездки не позволяли ему ощутить масштабы происходящего в то время.Но, оглядываясь назад, переломный момент был достигнут.
К моменту смерти Ленина в январе 1924 года проблемы были уже большими. Тогда дела пошли еще быстрее. Ко времени проведения пятого съезда Коммунистического Интернационала в июне 1924 года он пишет: «Это была Москва без Ленина». Если бы при Сталине еще не было Москвы, то скоро было бы. Но Ленинская Москва остается фантастическим путеводителем по поводу того, как все было по-другому до прихода Сталина, сегодняшних дебатов и упущенных возможностей.
- «От синдикализма к троцкизму. Труды Альфреда и Маргариты Росмер », История революции , т. 7 № 4, 2000. Также есть отличная статья Яна Бирчелла о Росмере во время Первой мировой войны, «Rereading Rosmer», International Socialist Review 97, лето 2015.
- Виктор Серж, Мемуары революционера (Нью-Йорк: Нью-Йоркское обозрение книжной классики , 2012).
- Альфред Росмер, Ленинская Москва , 3-е изд.(Чикаго: Haymarket Books, 2016). Все цитаты с этого места в обзоре взяты из книги Росмера.
Россиян безразличны, поскольку Путин пропускает 100-летие революции | Новости | DW
Кремль не будет проводить в этот день никаких особых мероприятий, заявил во вторник официальный представитель президента Владимира Путина Дмитрий Песков.
В советское время революция была отмечена государственным праздником и военными парадами на Красной площади в Москве. При Путине 7 ноября 2005 года стал обычным рабочим днем.
На Красной площади во вторник прошел военный парад, но это была стилизованная реконструкция советского события Второй мировой войны 1941 года, в котором содержались лишь самые краткие намеки на восстание 1917 года, и который не транслировался в прямом эфире по государственному телевидению.
Сам Путин пропустил большинство ключевых памятных мероприятий, в том числе световое 3D-шоу в эти выходные на фасаде Зимнего дворца в своем родном Санкт-Петербурге.
Он действительно присутствовал на открытии новой церкви в Москве, которую он назвал «глубоко символической» после того, как революция привела к разрушению культовых сооружений и преследованию верующих.
Сторонники КПРФ собрались, чтобы принять участие в церемонии возложения венков к мавзолею В.И. Ленина
Ничего особенного
Прокремлевский таблоид Комсомольская правда задала вопрос на своей первой полосе: «Большой праздник или большая трагедия?» в то время как отчет, заказанный Коммунистической партией, показал, что 58 процентов россиян даже не знали о годовщине.
Путин выбрал части советского прошлого России — в основном победы во Второй мировой войне и космические успехи — чтобы подчеркнуть свои националистические взгляды, но, как правило, использовал двойственный тон, однажды назвав крах Советского Союза в 1991 году величайшей геополитической катастрофой 20-го века и игнорирование требований вынести забальзамированное тело Ленина из могилы на Красной площади для захоронения.
Это коренится в его стремлении заявить права на наследие как царской, так и советской империй.
Путин заявил в этом месяце, что революция является «неотъемлемой и сложной частью нашей истории», подчеркнув необходимость «объективного и уважительного отношения к прошлому».
Кремль поручил комитету политиков, историков и священнослужителей организовать торжества в этом году. Организатор Константин Могилевский сказал на презентации в октябре, что события были «не праздниками» 1917 года, а были задуманы как «спокойный разговор о революции, направленный на ее понимание».»
7 ноября по-прежнему выходной в соседней Беларуси при советском правлении президента Александра Лукашенко. Но последняя такая страна, бывшая советская Киргизия, отменила свой государственный праздник 7 ноября в этом году.
Дух все еще готов
Несколько тысяч сторонников Коммунистической партии прошли по центру Москвы во вторник, размахивая красными советскими флагами и фотографиями Ленина, в то время как другая группа несла гигантское красное знамя с надписью «Власть Советам!»
«Капитализм спотыкается. От одного кризиса к другому », — написал своим сторонникам лидер Коммунистической партии России Геннадий Зюганов в поздравительной записке по случаю столетия.«Мы убеждены, что солнце социализма снова взойдет над Россией и всем миром».
Картонная версия крейсера «Аврора», обстрелявшего Зимний дворец, что считается началом революции 1917 года, проехала по Тверской улице.
Несмотря на то, что коммунисты являются второй по величине партией в нижней палате после прокремлевской «Единой России», они имеют мало реального влияния и голосуют вместе с Кремлем по большинству важных вопросов.
Вместе с россиянами прошли международные делегации из Италии, Колумбии и других стран.Лидеры партии жаловались на отсутствие бесплатного медицинского обслуживания и образования в посткоммунистической России.
Новая революция
Сотни людей были задержаны на выходных по всей России после того, как 5 ноября ссыльный националист Вячеслав Мальцев призвал к «революции».
Группа ОВД-Инфо, которая отслеживает аресты политических протестов, заявила в по меньшей мере 11 были приговорены к тюремному заключению на срок до 15 суток.
jbh / kl (AFP, Reuters, AP)
Перейти к основному содержанию ПоискПоиск
- Где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск- Войти | регистр
- Подписка / продление
- Учреждения
- Индивидуальные подписки
- Индивидуальные продления
- Библиотекари
- платежи Пакет Чикаго
- Полный охват и охват содержимого
- Файлы KBART и RSS-каналы
- Разрешения и перепечатки
- Инициатива развивающихся стран Чикаго
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы библиотекарей
5
- Расценки, заказы
- и платежи
- О нас
- Публикуйте у нас
- Новые журналы
- Публикация tners
- Подпишитесь на уведомления eTOC
- Пресс-релизы
- СМИ
- Издательство Чикагского университета
- Распределительный центр в Чикаго
- Чикагский университет
- Положения и условия
- Заявление о публикационной этике
- Уведомление о конфиденциальности
- Доступность Chicago Journals
- Доступность вузов
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
- Свяжитесь с нами
- Медиа и рекламные запросы
- Открытый доступ в Чикаго
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
россиян отметили большевистскую революцию
Коммунисты прошли маршем по центру Москвы в пятницу, чтобы отметить большевистскую революцию 1917 года, но церемонию затмил официальный парад на Красной площади, посвященный Второй мировой войне.
Эти два события отражают нерешенные попытки Кремля переосмыслить историю страны почти через два десятилетия после распада Советского Союза.
7 ноября годовщина большевистской революции была самым важным праздником в советском календаре, но после распада Советского Союза в 1991 году Кремль ввел серию заменяющих праздников только для того, чтобы затем отменить их.
Три года назад тогдашний президент Владимир Путин распорядился создать 4 ноября День народного единства.Он также повторно представил многие из самых мощных советских символов, включая Красную Звезду и государственный гимн.
В пятницу несколько тысяч молодых и старых коммунистов несли флаги с серпом и молотом и скандировали лозунги, маршируя после наступления темноты от центральной площади Москвы — всего в нескольких милях от Красной площади.
Несколькими часами ранее российские солдаты прошли маршем в форме времен Второй мировой войны и воспроизвели сцены сражений в роскошном параде на Красной площади.
Это мероприятие, на котором присутствовал мэр Москвы Юрий Лужков, знаменует день, когда советские войска прошли маршем по Красной площади в 1941 году и направились прямо к линии фронта, которая тогда находилась всего в нескольких десятках миль от города.
Вспоминая революцию
Парад на Красной площади транслировался в прямом эфире по государственному телевидению, а марш коммунистов игнорировался.
Кремль попытался выделить некоторые события из советской истории, такие как победа в войне, игнорируя при этом некоторые зверства режима. Он также пытался изучить досоветскую историю России, чтобы выделить определенные события.
Опрос, проведенный в прошлом месяце государственным центром опроса общественного мнения ВЦИОМ, показывает, что россияне вряд ли скоро забудут революцию: 38 процентов респондентов заявили, что они все еще видели ноябрь.7 как День революции — на 9 пунктов больше, чем в 2005 году.
Опрос 1600 человек по всей стране имел погрешность в 3,4 процентных пункта.
Революция и контрреволюция: классовая борьба на Московском металлургическом заводе
В течение многих лет в истории Советского Союза доминировали всего два простых повествования. Первая история была рассказом режима о самом себе. Таким образом, социализм устанавливался с 1917 года. Решительность большевистской партии в отстаивании Октябрьской революции создала возможность коммунистической системы.Начиная с октября история Советского Союза была историей последовательных партийных инициатив: принятие Новой экономической политики в 1921 году, переход к коллективизации в 1929 году. В этой истории не было ни перерывов, ни случайностей. Гегемония Коммунистической партии восходит к 1917 году или даже раньше — к принятию Лениным модели демократического централизма, что было необходимой предпосылкой для последующего успеха партии. Никто вне руководящих кругов партии не играл сколько-нибудь значительной роли в историческом процессе.Партия представляла исторические интересы советского рабочего класса. Большевики имели право говорить от имени пролетариата. Рабочие решительно дали свое согласие в 1917 году; их поддержку можно было также предположить в более ранние и более поздние периоды. Рабочие появились в «социалистическом» искусстве как фон: публика, постоянно наблюдающая за его лидерами.
В Британии и Америке преобладало удивительно похожее повествование. Было согласовано, что лидеры революции были дисциплинированными и успешными.Ключом к их победе был фанатизм небольшого числа закаленных революционеров: лояльность, которую требовала партия нового типа. Еще больше говорилось о противоречиях в некоторых ранних сочинениях Ленина о партии. Тщательный текстуальный анализ документов, написанных в 1902 и 1903 годах, проводился с целью «доказать», что в 1917 или 1923 году большевики все еще были партией интеллектуалов среднего класса, превозносящих ее над пролетариатом. Этапы революции снова слились воедино: захват власти, ранний период либертарианства, ожесточенная гражданская война, нэп и коллективизация, сталинские чистки, убийства 1930-х гг. Ленинское видение.В очередной раз было показано, что цветок коммунистической системы присутствует в семени. Когда реальная история событий, казалось, противоречила этому прямолинейному повествованию, она была опущена, чтобы упростить рассказ. Я хорошо помню, как в течение семестра преподавал советскую историю в университете на севере Англии, отмечая, что в течение шести месяцев после революции большевики правили в коалиции с другой партией, левыми эсерами.Студенты ответили на этот вопрос с явной тревогой и замешательством: ведь это не может быть правдой, не так ли? По сравнению с книгами в библиотеке колледжа такая деталь не имела никакого смысла.
К 1970-м и началу 1980-х годов разочарование по поводу общей неправдоподобности обеих историй побудило новые поколения писателей, таких «новых социальных историков», как Александр Рабинович, Дэвид Мандель, С. А. Смит и Стив Коэн, попытаться исследовать истинные корни истории. диктатура.Многие считали, что революция разваливается на части: разрыв между 1917 годом, когда рабочие с энтузиазмом поддерживали вторую революцию, и 1929 годом, когда режим приступил к уничтожению немногих оставшихся шансов рабочих на самовыражение. Состоялась интересная дискуссия о том, как долго продержалась рабочая демократия, прежде чем она была раздавлена железной рукой автократии. Общей для всех этих писателей была идея, что произошла некая контрреволюция.Такие более сложные нарративы являлись радикальным аналогом самокритики новых советских лидеров, включая, прежде всего, Горбачева. Однако с распадом Советского Союза и явным презрением, проявленным многими рабочими к «социализму», при котором они жили, такая социальная история снова оказалась маргинальной. Там, где он продолжался, он делал это иначе, аргументируя некоторую теневую версию совершенно иного утверждения о том, что сталинизм пользовался определенной степенью народной легитимности.Возможно, теперь появились оттенки того, что восточные немцы окрестили Остальгией. Однако гораздо более распространенными как на Востоке, так и на Западе были возрожденные формы старой истории холодной войны с преобладанием западного варианта. Лучшим признаком этого обращения к анализу стал успех книги Орландо Файджеса Народная трагедия , которая заканчивается в 1924 году, что свидетельствует о том, что к тому времени диктатура Сталина уже существовала.
Проблема со всеми этими учетными записями заключалась в общем отсутствии архивной базы.У британских или американских ученых не было выбора: там, где советские документы попали в иностранные руки, как во время гражданской войны, их действительно тщательно прочесывали. Но ни одному западному эксперту не был предоставлен полный доступ к партийным архивам. Да и советская наука не казалась способной на такую глубокую честность. Все независимые ученые знали пределы того, что они могли писать безопасно. Настоящее любопытство состоит в том, чтобы увидеть, как мало изменилось после падения Берлинской стены.Западные исследователи коммунистических партий за пределами Советского Союза сразу же заинтересовались архивами Коммунистического Интернационала. Однако историки революции в России медленнее использовали архивы Коммунистической партии. Как отмечает Кевин Мерфи во введении к «Революции и Контрреволюции », «через пятнадцать лет после того, как двери в архивы широко распахнулись, ни одно исследование, основанное на источниках, не поддержало ни один из спорных спекулятивных аргументов — что рабочих либо терроризировали, либо раннесоветское государство или под впечатлением от сталинизма ».
Мерфи восполняет это отсутствие путем тщательного изучения истории одного конкретного завода: металлургического завода Гужон в Москве, позже переименованного в Завод Серпа и Молота. В 1900 году завод уже был крупнейшим металлургическим заводом Москвы; на каждое из следующих трех десятилетий он предлагал достаточно работы, чтобы нанять от двух до четырех тысяч рабочих. Марксистская теория в значительной степени учитывала тенденцию к концентрации труда на все более крупных заводах. Свой первоначальный вклад Ленин в марксизм начал с его аргументации о том, что промышленность вытесняет сельское хозяйство в российской экономике (из этого следовало, что российские левые должны вести марксизм, а не популизм).Таким образом, фабрика в Гужоне предлагает тематическое исследование, чтобы изучить, во-первых, процессы, приведшие к 1917 году, а во-вторых, факторы, стоявшие за приходом Сталина к власти.
Изложение Мерфи первого из этих процессов относительно знакомо. Он показывает относительную слабость большевиков в Москве в результате последовательных волн репрессий после 1905 года. Он документирует важность резни в Лене Голдфилдс для восстановления уверенности рабочих в забастовке. Он обнаруживает антипатию среди мужчин-рабочих к работе с женщинами вместе с ними: страх и недоверие, которые быстро исчезли в 1916 году.Он демонстрирует, что у эсеров было больше поддержки, чем у большевиков на этом заводе, по крайней мере, до лета 1917 года. Первым, что изменило политику завода, было решимость работодателей подавить рабочее движение. В июне 1917 года Гужон предпринял серию попыток закрыть завод. Рабочие остались в оккупации. В конечном итоге Временное правительство было вынуждено согласиться на возобновление производства не из-за каких-либо настроений в пользу рабочих, а по оппортунистическим причинам: для поддержания военного производства.Попытка локаута была ключевым фактором, подогревавшим требования к рабочему контролю. Взлеты и падения активности рабочих, как их обнаруживает Мерфи, во многом соответствуют тем, которые были предложены много лет назад в книге Льва Троцкого «История русской революции ». Эта первая половина книги Мерфи не является неоригинальной; скорее это подтверждает существующий блестящий анализ ключевого участника.
Некоторые из самых важных разделов первой половины книги Мерфи появляются, когда автор пытается количественно оценить поддержку большевиков на фабрике.До 1917 года количество большевиков с карточками было невелико: почти сразу после формирования ячейки ее члены пытались возглавить политические забастовки. Зачастую это приводило к изгнанию агитаторов с рабочего места. Еще в апреле 1917 года количество большевиков в Гужоне могло быть всего девять. К сентябрю 1917 года профсоюз металлистов, в котором доминировали большевики, насчитывал на заводе 3000 членов. Регулярные фабричные собрания собирали от 500 до 800 человек.Пожертвования фабрики в другие забастовочные фонды рабочих были самыми высокими в Москве. Тем не менее, количество большевиков с визитками было все еще низким: посещаемость партийных собраний на фабрике увеличилась в среднем до 22 в 1920 году и до 26 в 1921 году. Другой источник оценил контингент большевиков всего в 60 человек в 1921 году. Это поднимает интересный вопрос. , на который Мерфи никогда не дает прямого ответа: почему большевики не набрали больше сторонников на заводе?
Именно во второй половине книги действительно прослеживается ее оригинальность.Опираясь на отчеты, отправленные обратно в партийные архивы, а также архивы политической полиции, ОГПУ, Мерфи может задокументировать масштабы и устойчивость профсоюзной организации в период после 1917 года, степень поддержки государства, а также степень инакомыслия. Возникает много сюрпризов. В мае 1923 года прошли массовые забастовки. В августе того же года руководство снова предложило сокращение заработной платы, но было отвергнуто гневным массовым митингом, на котором присутствовало около 1500 рабочих.Как показывает Мерфи, вплоть до 1920-х годов профсоюзы продолжали собираться и организовываться независимо от руководства. В первой половине 1925 года между профсоюзами и руководством происходило 220 споров: примерно по одному на каждые десять рабочих на фабрике. Системы полуобязательного арбитража имели тенденцию сокращать количество забастовок, но не прекращали их. Они также вынудили предполагаемые организации рабочих, профсоюзы и Коммунистическую партию фактически встать на сторону трудящихся.Ячейку коммунистической партии часто заставляли следовать за рабочими и поддерживать их против руководства. В 1925 году партия поддержала требования рабочих предоставить фабрике краткосрочные ссуды на оплату отпуска. В 1926 году партия снова поддержала требования рабочих о повышении заработной платы на 125 процентов.
Рабочие собрали деньги на международные цели и, например, пожертвовали 27000 рублей на поддержку всеобщей забастовки в Великобритании 1926 года. Мы знаем, что в Британии такие пожертвования считались принудительными сборами коррумпированных и бюрократизированных профсоюзов, маскирующихся под независимые, но на самом деле порождениями государственных репрессий.Из истории Мерфи ясно, что пожертвования делались бесплатно. Есть также яркие отчеты о митинге, на котором коммунистическим чиновникам было поручено объяснять рабочим, почему всеобщая забастовка провалилась. Вопросы прорезают мягкие заверения Коминтерна о том, что британские рабочие вот-вот пришли к власти, если бы только их руководители позволили им. «Товарищ оратор, — спросил один рядовой рабочий, — какие ружья есть у английских рабочих?»
Рабочие фабрики Серп и Молот сохранили идеалистический взгляд на мир.Мы могли бы назвать это «социалистическим» сознанием, если мы имеем в виду этот термин в смысле Карла Маркса: как философию солидарности между различными угнетенными людьми. Такая политика была тем более мощной, что заставляла рабочих занимать позиции, отличные от партийных. В 1928 году вопросы рабочих этого завода были доведены до сведения отдела информации ЦК партии. В то время предметом спора была принудительная реквизиция продуктов питания в сельской местности.«Скажите, товарищ, — спросил один рабочий, — в чем опасность организации крестьянского союза и будет ли он организован?» Второй рабочий спросил: «Будет ли равенство для всех, кто живет в Советском Союзе, и если да, то когда?» Третий высказался в защиту оклеветанных зажиточных крестьян, кулаков: «Даже если у крестьянина одна лошадь, одна корова или несколько овец, то вы считаете его кулаком».
Ранее мы описали, как основные школы историографии стремятся гомогенизировать историю Революции, утверждая, что Ленин ввел советскую систему («тоталитаризм» в глазах большинства западных ученых) в ответ на Гражданскую войну 1918–1921 годов. и это немногое, имеющее реальное значение, впоследствии изменилось.Иногда соглашаются, что первые шесть месяцев после октября были либертарианскими; реже допускается, чтобы подобные эксперименты продолжались после 1918 года. Утверждается, что модель террора существовала к 1919, 1921 или 1924 году, а затем сохранилась. В истории Мерфи на рабочем месте ничего подобного не бывает. Показано, что первые годы нэпа были бурным периодом, когда были заново усвоены многие из первоначальных вдохновляющих идей революции. Их только потом разобрали.Так, например, женская организация «Женотдел» достигла своего пика только в 1926 году на фабрике «Серп и молот», организовав собрание для 400 рабочих, в том числе лекцию об абортах. Всего два года спустя женская сеть превратилась в пустышку, и в Международный женский день 1928 года женщины протестовали против своей низкой заработной платы. Начало 1920-х годов было периодом народного скептицизма по отношению к религии, когда к меньшинствам относились терпимо, и широко обсуждалась враждебность Православной церкви к революции.К 1928 году атеизм означал бюрократическую кампанию по принуждению людей работать во время рождественских праздников. В ключевой фразе Мерфи описывает 1928 год как «решающий год» для демократии как на заводе, так и, косвенно, во всем Советском Союзе.
Каждая диссидентская сеть от анархистов, Рабочей группы и Рабочей Правды и далее смогла получить какую-то базу на заводе. Рабочая оппозиция на короткое время захватила партийную организацию на заводе.Левые эсеры сохраняли свое присутствие до 1923 года: многие из их членов снова появляются как лояльные коммунисты после 1927 года. Троцкистская оппозиция, а затем и Объединенная оппозиция смогли заручиться поддержкой. В 1926 году Мерфи считает, что их поддержка была «широко распространенной, но пассивной и эфемерной». В 1927 году, напротив, речи лоялистов, осуждающие оппозицию, были встречены бурными аплодисментами.
К концу нэпа профсоюзы уже откатывались назад, по крайней мере, на фабрике Серпа и Молота: Мерфи приводит этот аргумент, цитируя Э.Х. Карр и Р. У. Дэвис в качестве проводников. Он также проводит параллель с западными рабочими, число забастовок которых продемонстрировало аналогичный спад в 1926-1919 годах. Что разрушило последние возможности рабочих вновь заявить о своей независимости, так это движение ударной работы, которое поощряло мигрантов в города конкурировать с признанными рабочими, демонстрируя, что они могут удвоить или утроить ставку труда в обмен на скромное повышение заработной платы. На заводе «Серп и молот» старые квалифицированные рабочие сопротивлялись системе ударного труда и отказывались работать волонтерами.Однако к марту 1930 года их битва была проиграна. «Тринадцать лет (почти до дня), — пишет Мерфи, — после того, как фабричный комитет был создан для защиты интересов рабочих, он формально превратился в свою противоположность: инструмент управления для повышения производительности, увеличения продолжительности рабочего дня и снижения затрат. Весной 1930 года ударники заменили 80 процентов заводских комитетов по всей стране и 51 процент в Москве ».
Часто говорят, что российский пролетариат исчез в период с лета 1918 по весну 1921 года, возможно, не в результате репрессий, а потому, что большевики использовали рабочих в качестве своего авангарда в гражданской войне.Волонтерство в Красной Армии, эпидемия гриппа, неадекватные пайки и сокращение городского населения — все это, как говорят, укротило независимые привычки русских рабочих. У нас нет более высокого авторитета в этом вопросе, чем сам Ленин, который жаловался на протяжении 1920-1921 годов, что старого русского рабочего класса больше нет. Убедительный посыл книги Кевина Мерфи заключается в том, что Ленин был неправ: рабочая организация пережила потрясения периода Гражданской войны и большую часть НЭПа.Если Ленин ошибается, то, конечно, также и другие авторитеты, с которых начался этот обзор. НЭП не следует рассматривать как очередной этап неизбежного создания русского коммунизма или советского самодержавия.