Бертран Рассел: Философия для непосвящённых
Чтение
Перевод: Роман Шевчук
Иллюстрация: Bojemoi!
23 ноября 2016
Многие западные интеллектуалы ХХ века были обеспокоены влиянием на умы и нравы людей стремительного развития науки и появления многочисленных областей специализированного знания. Опасаясь, как бы философия не потеряла своей актуальности для будущих поколений, Бертран Рассел написал эссе «Философия для непосвящённых», в котором сетует на присвоение наукой заслуг философии, предостерегает от последствий недостатка философии в жизни и превозносит блага, которые может принести даже пятиминутное ежедневное упражнение в ней.
Со времён появления первых цивилизованных сообществ человечество сталкивается с двумя типами проблем. С одной стороны, существует проблема укрощения сил природы, приобретения знаний и умений, необходимых, чтобы создавать орудия труда и вооружения, разводить полезных животных и выращивать полезные растения.
Но существует также и вторая проблема, менее конкретная и иногда ошибочно считаемая менее важной — проблема оптимального использования нашего господства над силами природы. Сюда входят такие важные вопросы, как демократия и диктатура, капитализм и социализм, международное правительство и международная анархия, свободомыслие и авторитарная догма. Лабораторные исследования не дадут удовлетворительного ответа на эти вопросы. Наиболее полезные знания для решения таких проблем приобретаются путём изучения жизни людей в прошлом и настоящем, а также распознанием источников радости и горя.
И очень скоро обнаруживается, что умножение знаний само по себе не обеспечило рост человеческого счастья и благополучия.
Когда люди впервые научились обрабатывать землю, они использовали полученные знания для основания жестокого культа человеческих жертвоприношений.
Люди, первыми укротившие лошадей, использовали их для грабежей и порабощения мирных поселений. Когда на заре промышленной революции был открыт машинный способ производства изделий из хлопка, последствия были ужасны: возглавляемое Джефферсоном движение за освобождение рабов в Америке, которое находилось в шаге от успеха, сошло на нет; эксплуатация детского труда в Англии дошла до степени крайней жестокости; а безжалостный империализм в Африке усилился благодаря надежде на то, что чернокожие люди начнут одеваться в изделия из хлопка. В наши дни сочетание научного гения и технологических знаний породило атомную бомбу, которая держит в ужасе всё человечество.Эти случаи из самых разных периодов истории показывают, что требуется нечто большее, чем просто знания — нечто, что можно назвать «мудростью». И если мудрости вообще можно научить, то учить нужно иными способами, чем свойственными науке. Более того, сегодня мудрость нужна более, чем когда-либо, ведь высокие темпы научно-технического развития сделали старые мыслительные привычки совершенно неадекватными времени.
«Философия» означает «любовь к мудрости»; в этом смысле она необходима людям, чтобы новые силы, открытые учёными и вверенные правителям простыми гражданами, не привели человечество к ужасной катастрофе. Но философия, которая должна быть частью общего образования, — не то же самое, что философия специалистов. Не только в философии, но и во всех других отраслях академического образования существует различие между тем, что имеет культурную ценность и тем, что представляет сугубо профессиональный интерес. Историки могут спорить о событиях, произошедших во время неудачной экспедиции Синаххериба в 698 году до нашей эры, но не-историкам нет необходимости знать об отличиях этой экспедиции от удачной тремя годами ранее. Профессиональные эллинисты могут дискутировать о спорных моментах в пьесе Эсхила, но подобные детали не представляют интереса для человека, который хочет просто познакомиться с творениями греков. Точно так же люди, посвятившие свою жизнь философии, должны размышлять о вопросах, которые широкая образованная публика имеет право игнорировать — например, о различии теорий об универсалиях Фомы Аквинского и Дунса Скота.
Подобные вопросы — часть специальной стороны философии, и их обсуждение не составляет её вклада в широкую культуру.С первых дней существования философия имела две цели, которые рассматривались как тесно взаимосвязанные. С одной стороны, она стремилась достичь теоретического понимания мироустройства; с другой — стремилась найти и привить правильный образ жизни. От Гераклита до Гегеля или даже Маркса философия постоянно держала в уме обе цели; она не была ни сугубо теоретической, ни сугубо практической, но искала теорию вселенной, на основании которой можно было бы создать практическую этику.
Таким образом, философия граничила с наукой с одной стороны и с религией — с другой.
Рассмотрим сначала связь философии с наукой.
Вплоть до XVIII века наука была частью того, что обычно называли философией, но с тех пор значение слова «философия» сузилось и стало ограничено наиболее общими и спекулятивными местами в сферах, с которыми имеет дело наука. Философию часто называют непрогрессивной, но это, по большей части, вопрос выбора слов: как только становится возможным достичь точного знания в каком-то древнем вопросе, новоприобретённое знание начинает считаться принадлежащим «науке», а заслуги «философии» отбрасываются. Со времён древних греков и до Ньютона знания о планетах были частью «философии», потому как они были неопределёнными и спекулятивными. Однако Ньютон изъял эту тему из области гипотетического и поместил в область научного. В VI веке до нашей эры Анаксимандр разработал теорию эволюции, утверждавшую, что люди произошли от рыб. Она относилась к философии, поскольку была спекуляцией, не подкреплённой доказательствами. Теория эволюции Дарвина, с другой стороны, была научной, потому что основывалась на последовательности форм жизни (чьи окаменелые останки были найдены) и на распределении животных и растений в разных частях мира. Можно в шутку сказать: «Наука — это то, что мы знаем, а философия — чего не знаем». Но необходимо также добавить, что философские рассуждения о том, чего мы ещё не знаем, доказали свою пользу как ценной ступени к точному научному знанию.
Польза философии в её теоретическом аспекте не ограничивается догадками, которые наука может в скором времени подтвердить или опровергнуть. Некоторые люди настолько впечатлены тем, что известно науке, что забывают о том, что ей неизвестно; другие намного больше интересуются тем, что науке неведомо и в итоге приуменьшают её достижения. Те, кто считает, что наука — это всё, становятся самоуверенными и самодовольными и осуждают интерес к проблемам, которым не свойственна определённость, требуемая научным подходом.
Они склонны считать, что в практических вопросах мастерство может заменить мудрость, а убивать друг друга при помощи последнего слова техники — более прогрессивно и, следовательно, лучше, чем поддерживать жизнь старым способом. С другой стороны, те, кто пренебрежительно относится к науке, как правило, обращаются к каким-то пагубным отжившим суевериям и отказываются признать существенное увеличение человеческого счастья, которому наука, при мудром её применении, может способствовать. Оба этих подхода одинаково предосудительны, и именно философия указывает правильный путь, демонстрируя одновременно размах и ограниченность научного знания.Помимо вопросов, связанных с этикой и ценностями, есть и множество исключительно теоретических вопросов, представляющих извечный интерес, на которые наука не способна дать ответ — по крайней мере, в настоящий момент.
Продолжаем ли мы в каком-нибудь смысле жить после смерти, и если да, продолжаем ли мы жить только какое-то время или вечно? Может ли разум властвовать над материей, или же материя полностью властна над разумом? Или, возможно, и разум, и материя независимы в определённой степени? Есть ли у вселенной цель? Или ей движет слепая необходимость? А возможно, она не более чем хаос, где видимые нами законы природы — просто фантазия, порождённая нашей склонностью к упорядочиванию? Существует ли вселенский замысел? Имеет ли жизнь большую ценность, чем ей придаёт астрономия, или же наш акцент на значимости жизни — просто проявление ограниченности и чувства собственной важности?
Я не знаю ответов на эти вопросы, и я сомневаюсь, что их знает кто-либо другой; но я убеждён, что человеческая жизнь стала бы беднее, если бы эти вопросы были забыты или однозначные ответы были приняты без надлежащих доказательств.
Поддерживать интерес к подобным вопросам и исследовать предлагаемые ответы — одна из функций философии.Те, кто жаждет быстрых дивидендов и чёткого баланса усилий и вознаграждений, будут нетерпеливы по отношению к дисциплине, которая на данном этапе развития наших знаний неспособна дать точные ответы и поощряет то, что может показаться пустой тратой времени и безрезультатными размышлениями над неразрешимыми вопросами. Лично я ни в коей мере не могу согласиться с этим взглядом. Подобие философии необходимо всем, кроме разве что самых бездумных, а при отсутствии знаний философия неизбежно бывает глупой.
В результате человечество оказывается разделённым на враждующие группы фанатиков, каждая из которых твёрдо убеждена в том, что их собственная разновидность бессмыслицы — это священная правда, а чужая — отвратительная ересь.
Арианцы и католики, крестоносцы и мусульмане, протестанты и приверженцы Папы, коммунисты и фашисты заполнили существенную часть последних 1 600 лет бесцельной враждой, хотя самой малости философии было бы достаточно, чтобы продемонстрировать обеим сторонам, что у них нет никаких веских причин верить в собственную правоту.
Потребность в определённости естественна для человека, и тем не менее это интеллектуальная ошибка. Если вы соберётесь с детьми на пикник в переменчивую погоду, они потребуют догматического ответа о том, будет ли день солнечным или дождливым — и будут разочарованы, когда вы не сможете ответить наверняка. Те же самые гарантии требуются и от тех, кто берётся вести народы к Земле Обетованной. «Ликвидируйте капиталистов, и оставшиеся в живых будут наслаждаться вечным блаженством». «Истребите евреев, и все люди будут благодетельными». «Убейте хорватов, и пусть сербы правят». «Убейте сербов, и пусть хорваты правят». Всё это — примеры лозунгов, которые завоевали широкую популярность в недалёком прошлом. Даже самая малость философии сделала бы невозможным принятие подобного кровожадного бреда. Но до тех пор, пока люди не обучены воздерживаться от суждений в условиях отсутствия доказательств, их легко будут сбивать с пути самопровозглашённые пророки, а их лидеры наверняка будут либо невежественными фанатиками, либо бесчестными шарлатанами. Вынести неопределённость трудно — но большинство добродетелей трудны. Обучение каждой добродетели требует соответствующей дисциплины, а лучшая дисциплина, чтобы научиться воздерживаться от вынесения суждений — философия.
Но для того чтобы служить положительной цели, философия должна учить не просто скептицизму: если догматик опасен, то скептик — попросту бесполезен.
В определённом смысле догматизм и скептицизм — абсолютные философии; одна убеждена в знании, другая — в незнании. Философия как раз и должна развеивать убеждённость, будь то убеждённость в знании или в незнании. Знание — не настолько определённое понятие, как принято считать. Вместо того чтобы говорить: «Я знаю это», — нам следовало бы говорить: «Я более-менее знаю что-то вроде этого». Правда, что в такой оговорке нет необходимости применительно к таблице умножения, но в практических вопросах знание не имеет той же точности и определённости, что в арифметике.
Предположим, я говорю: «Демократия — это хорошо»; я должен признать, что, во-первых, я менее уверен в этом, чем в том, что дважды два — четыре; во-вторых, что «демократия» — это достаточно размытое понятие, которое я не могу чётко определить. Следовательно, мне следует сказать: «Я более-менее уверен, что хорошо, когда государственное устройство обладает некоторыми чертами, присущими британской и американской конституциям», — или что-то в этом роде. И одна из задач образования — сделать так, чтобы подобное утверждение, звучащее с трибуны, пользовалось большим доверием, чем привычные политические лозунги.
Ведь недостаточно признавать, что любое знание в большей или меньшей мере неопределённо; необходимо одновременно учиться действовать, руководствуясь лучшей из гипотез, без догматической убежденности в её истинности. Снова обращаясь к примеру с пикником: вы всё же выходите из дому, если считаете, что солнечная погода более вероятна, но в то же время учитываете возможность дождя, и поэтому берёте с собой плащи. Если бы вы были догматиком, вы бы оставили плащи дома. Те же самые принципы применимы и к более важным вопросам. В целом, можно сказать: всё, что считается знанием, можно оформить в иерархию согласно степеням определённости, с арифметикой и осязаемыми фактами вверху. То, что дважды два — четыре, и что я сижу в своей комнате и пишу — это утверждения, относительно которых любое серьёзное сомнение с моей стороны граничило бы с патологией. Я почти так же уверен, что вчера был хороший день, но всё же не полностью, ведь память иногда изменяет нам. Воспоминания о более отдалённых событиях более сомнительны, особенно если есть некая веская причина помнить неправильно. Научные законы же могут быть весьма определёнными, а могут быть и маловероятными — в зависимости от весомости доказательств.
Если вы действуете на основании гипотезы, сомнительность которой вам известна, то ваши действия должны быть такими, чтобы не иметь пагубных последствий в случае если гипотеза всё же окажется ошибочной. В случае с пикником вы можете пойти на риск промокнуть, если все в вашей компании здоровы, но не в случае если один человек настолько слаб здоровьем, что рискует заработать воспаление лёгких. Или, допустим, если вы встречаете магглтонца, вы вполне оправданно можете вступить с ним в спор, ведь не будет особого вреда, если вдруг окажется, что мистер Магглтон действительно был таким великим человеком, как считают его последователи; но вы не можете оправданно сжечь его на костре, ведь вред, причинённый человеку, сожжённому заживо, более несомненный, чем любое теологическое утверждение. Разумеется, если бы магглтонцы были настолько многочисленны и фанатичны, что либо вы, либо они должны были быть убиты, вопрос стал бы более сложным; но общий принцип остаётся неизменным: сомнительная гипотеза не может оправдать бесспорное зло, если только равное зло, основанное на противоположной гипотезе, не представляется настолько же бесспорным.
Как было сказано ранее, философия имеет как теоретическую, так и практическую цель. Пришло время обратиться к последней.
Для большинства античных философов существовала тесная взаимосвязь между представлением об устройстве вселенной и доктриной о правильном образе жизни. Некоторые из них основали братства, имевшие сходство с монашескими орденами более позднего времени. Сократ и Платон осуждали софистов, поскольку те не преследовали никаких религиозных целей. Для того чтобы играть серьёзную роль в жизни не-специалистов, философия должна отстаивать определённый образ жизни. Делая это, она отчасти встаёт на стезю религии, но с некоторыми отличиями.
1.
Первое важное отличие — это отсутствие обращения к авторитету, будь то авторитет традиции или священной книги.
2.
Второе важное отличие — это то, что философ не должен стремиться основать церковь; Огюст Конт пытался, но потерпел неудачу, и вполне заслуженно.
3.
Третье отличие — это то, что интеллекту должно уделяться больше внимания, чем это делалось со времён упадка эллинистической цивилизации.
Есть одно существенное отличие между этическими учениями античных философов и учениями нашего времени. Античные философы обращались к праздным особам, которые могли жить так, как считали правильным, а при желании могли даже основать независимый город с законами, основанными на доктрине учителя. Подавляющее большинство современных образованных людей не имеет такой свободы; они вынуждены зарабатывать на жизнь в пределах существующего устройства общества и не могут вносить существенные изменения в собственный образ жизни, не обеспечив прежде значительных перемен в политическом и экономическом устройстве. Как следствие, этические принципы человека должны в большей степени, чем в античности, находить выражение в политических предпочтениях, а не в собственном поведении. Поэтому понятие о правильном образе жизни должно быть скорее общественным, а не индивидуальным. Платон также размышлял подобным образом в своей «Республике», но многие другие античные философы имели более индивидуалистичное представление о цели жизни.
Держа в уме эту оговорку, посмотрим теперь, что философия может сказать на тему этики.
Начнём с мыслительных добродетелей: занятие философией основано на вере в то, что знание — это благо, даже если предмет знания доставляет страдания.
Человек, впитавший дух философии, независимо от того, профессиональный он философ или нет, будет стремиться к тому, чтобы его убеждения были настолько верны, насколько это возможно, и будет в равной степени любить знание и презирать невежество.
Данный принцип простирается дальше, чем может показаться на первый взгляд. В основе наших убеждений лежат самые разнообразные факторы: что нам в молодости говорили родители и учителя, что нам говорят влиятельные организации с целью заставить нас действовать согласно их целям, что усиливает или ослабляет наши страхи, что льстит нашему самомнению, и так далее. Любой из этих факторов может привести нас к верным убеждениям, но скорее уведёт в обратном направлении. Трезвость разума, таким образом, подтолкнёт нас к тщательному исследованию наших убеждений с целью определить, есть ли причины считать какие-то из них верными. Если мы мудры, мы будем особенно критичны к тем убеждениям, сомневаться в которых для нас наиболее болезненно и которые с наибольшей вероятностью приведут нас к агрессивному конфликту с людьми, придерживающимися противоположных и одинаково безосновательных убеждений. Если бы такой подход стал повсеместным, вклад в снижение градуса споров был бы неоценимым.
Есть и ещё одна мыслительная добродетель — нейтральность и беспристрастность. Рекомендую следующее упражнение: когда в выражающем политические взгляды предложении встречаются слова, которые вызывают сильные, но противоположные эмоции у разных читателей, попробуйте заменить их на символы A, B, C и так далее, забыв о значении каждого символа. Предположим, что A — это Англия, B — это Германия, а C — Россия. До тех пор, пока вы помните, что означают эти буквы, то, во что вы поверите, будет зависеть от того, англичанин вы, немец или русский — что с точки зрения логики не имеет отношения к делу. Когда вы решаете алгебраические задачи о походе A, B и C в горы, вы не испытываете никаких эмоций к упомянутым личностям и изо всех сил стараетесь найти объективно верное решение. Но если бы вы представили, что A — это вы, B — ваш заклятый враг, а C — учитель, задавший задачу, ваши расчёты бы пострадали, и вы бы наверняка обнаружили, что A пришёл первым, а C последним. В размышлении о политических вопросах подобные эмоциональные предубеждения неизбежно присутствуют, и лишь внимательность и постоянная практика позволят вам рассуждать так же объективно, как вы это делаете, решая алгебраическую задачу.
Оперирование абстрактными понятиями, конечно же, не единственный способ достичь этической нейтральности; её, возможно, даже легче достичь умением испытывать нейтральные эмоции. Но большинство людей находят это трудным. Если вы голодны, то приложите максимум усилий, чтобы раздобыть еду; если ваши дети голодны, вы, вероятно, будете стараться ещё сильнее. Если ваш друг голодает, то вы сделаете что угодно, чтобы облегчить его страдания. Но когда вы слышите о том, что миллионы индусов или китайцев рискуют умереть голодной смертью, проблема кажется настолько обширной и отдалённой, что вы, скорее всего, быстро забываете о ней. Однако если вы способны остро ощущать далёкие страдания, вы можете достичь этической нейтральности посредством чувств. Если же вы не наделены этим редким даром, привычка рассматривать практические проблемы как абстрактно, так и конкретно, будет лучшей доступной заменой.
Соотношение логической и эмоциональной нейтральности в этике — интересный вопрос. Заповедь «возлюби ближнего твоего, как самого себя» имеет целью привить эмоциональную нейтральность; правило «этические утверждения не должны содержать имён собственных» имеет целью привить логическую нейтральность.
Два этих предписания звучат очень по-разному, но при более детальном изучении становится очевидно, что на практике они едва различимы. Добродетельные люди отдадут предпочтение первому, традиционному варианту; люди с логическим складом ума скорее выберут второй. Лично я затрудняюсь сказать, какой из этих типов людей встречается реже. Тем не менее если любое из этих правил будет принято правителями и народными массами, которые они представляют, это мгновенно приведёт к тысячелетнему миру.
Не стоит ожидать, что молодые люди, занятые приобретением ценных специализированных знаний, смогут позволить себе уделять много времени изучению философии; но даже за время, которое можно легко выделить без ущерба для учебного процесса, философия может дать нечто, что значительно увеличит ценность изучающего её как человека и гражданина. Она может привить привычку мыслить точно не только в математике и в целом в науке, но и в общих, практических вопросах. Она может объективно расширить понятие о целях в жизни. Она может показать положение отдельного человека относительно общества, современного человека относительно человека прошлого и будущего, а также всей истории человечества относительно вселенной. Расширяя круг мыслей, философия предоставляет лекарство от тревог и мучений настоящего, открывая путь к ближайшему подобию безмятежности, доступной чувствительному уму в нашем беспокойном и нестабильном мире.
Оригинальный текст можно найти здесь.
Уоллес Стивенс: Ценность воображения
Роман Шевчук, Bojemoi!
Американский поэт-модернист Уоллес Стивенс пересматривает вопросы человеческого мышления и восприятия, чтобы поставить во главу угла воображение
Перевод
Роман Шевчук
Киев
Иллюстрация
Bojemoi!
Москва
Добавьте комментарий
comments powered by HyperComments
{{{description}}}
Язык, отражающий реальность.
Философия Бертрана РасселаБертран Рассел известен как остроумный писатель (он даже получил Нобелевскую премию). Также он известен как блестящий преподаватель и историк философии. Но мало кто знает, каким философом был сам Рассел, и в чем состояла суть его авторской концепции логического атомизма. Concepture публикует статью, посвященную этой теме.
Идеалисты vs Эмпирики
Чтобы вполне воспринять философские идеи Бертрана Рассела, необходимо учитывать сложившуюся в начале XX века ситуацию в академической британской среде. Эта ситуация была ознаменована напряженной коллизией между эмпириками и идеалистами. Напомним, что традиционная английская философия, начиная с Фрэнсиса Бэкона, всегда тяготела к эмпирической методологии познания. И только небывалая в мире философии популярность Гегеля оказала сильное влияние на английскую мысль, заставив её сойти с накатанных рельсов эмпиризма и соблазниться идеализмом. И каким?! Абсолютным.
Английские гегельянцы в лице Брэдли, МакТаггарта и Бозанкета утверждали, что только абсолютные целостности реальны, и что отдельные вещи представляют собой исключительно видимость. Рассел, заручившийся поддержкой Мура и Витгенштейна, попытался перенаправить тенденции английской философии в традиционное русло гоббсовско-локковско-берклианско-юмовской мысли. Именно в пику холистским воззрениям английских гегельянцев Рассел создает собственную концепцию, которая получает название «логический атомизм», поскольку основой этой концепции является идея о существовании множества принципиально несводимых к какому-либо началу вещей. В пылу полемического задора Рассел формулирует не менее радикальный тезис, чем его оппоненты. Только вместо абсолютного идеализма в его философии речь идет об абсолютном онтологическом плюрализме.
Растекаясь мыслию по древу…
В философском становлении Рассела исследователи выделяют 3 периода.
Первый длился с 1890 по 1900 год. В течение этого времени юный Рассел осваивал математику и философию. В этот период Рассел занимается преимущественно исследовательской работой. Он скорее нарабатывает материал и пополняет содержание своего мировоззрения, нежели продуцирует что-нибудь авторско-оригинальное.
Второй период творческого и интеллеткуального развития Рассела, который считается самым плодотворным и продуктивным, пришелся на 1900-1910 годы. В это время Рассел изучает логические основы математики и в соавторстве с Альфредом Уайтхедом создает фундаментальный труд «Начала математики».
Наконец, в третий и заключительный период своего личностного и философского становления Рассел вступает в сорокалетнем возрасте. С этого момента в круг его интересов, кроме сугубо гносеологических тем, стали входить вопросы социально-политического и культурно-нравственного характера. В этот период, помимо научных работ и монографий, Рассел пишет множество публицистических статей и докладов.
За свою долгую (почти 100 лет) и интеллектуально насыщенную жизнь, Рассел создал огромное количество трудов, посвщенных столь несвязанным между собой темам, как история философии, проблемы религии, политика, педагогика и, конечно же, теория познания. Давая общую характеристику расселовской философии, можно сказать, что её отличает некоторая эклектичность. Но она с лихвой окупается ясностью его слога и точностью его мысли.
Язык мой – враг мой
В то время, когда он создавал свою философию логического атомизма, Бертран Рассел был убежден, что язык, в принципе, способен точно отражать реальность, но для этого мы должны правильно формулировать свои высказывания. Сделать же это возможно только в том случае, если логическая структура языка будет изоморфна структуре мира.
Каким же образом можно сделать структуру языка соответствующей структуре мира? Благодаря логическому анализу языка. Прежде всего необходимо определить отправную точку всевозможных пропозиционных построений. Такой точкой Рассел считал так называемые атомарные предложения.
Атомарные предложения – это предложения, описывающие единичные вещи, их свойства или отношения. К ним можно отнести следующие примеры: «Она красива», «X больше Y», «Это – синий». Позднее Витгенштейн, развивавший идеи Рассела в своем «Логико-философском трактате», в свойственной ему образной манере определил атомарное предложение как «логическую фотографию факта».
Однако язык, которым мы пользуемся в повседневной речи, состоит не из одних только атомарных предложений. Очень часто мы употребляем выражения, которые, если внимательно к ним присмотреться, начисто лишены смысла. Например, мы говорим «солнце взошло» или «солнце зашло», хотя с точки зрения астрономии – это полная нелепица. Солнце вообще не восходит и не заходит. Оно неподвижно покоится центре Солнечной системы, а смена дня и ночи обеспечивается движением Земли вокруг него.
Такие образные, метафорические предложения служат исключительно коммуникативным целям и могут быть поняты только в рамках определенной системы устойчивых языковых конвенций. Но такие предложения не отражают реальное положение вещей и поэтому не могут служить средством установления истины.
Рассел предлагает решать эту проблему несоответствия путем логического анализа используемых нами выражений и переформулированием этих выражений в том случае, если они обнаруживают свою некорректность в ходе анализа.
Когда не работают законы формальной логики
Осознав, что реальное положение вещей не соответствует тем представлениям, которые внушает нам устройство языка, Рассел произвел кропотливое логическое исследование последнего и обнаружил три принципиальных затруднения.
1. Закон тождества не всегда работает, даже если слова «А» и «Б» обозначают один и тот же предмет.
Предположим, нас кто-то спросит: «является ли Кафка автором новеллы «Превращение»?» И поскольку все так и есть, кажется, можно безо всякого ущерба для смысла вместо выражения «автор «Превращения»» поставить «Кафка». Но тогда получится, будто кто-то нас спрашивает «является ли Кафка Кафкой?» А это нелепо. Таким образом, сочетание «автор «Превращения»» не тождественно фамилии «Кафка», хотя и не означает чего-то отличного от Кафки.
2. Закон исключенного третьего также не всегда действует.
Например, если мы скажем: «Нынешний король Франции лыс», согласно закону исключенного третьего, истинным будет либо это высказывание, либо высказываение «нынешний король Франции не лыс», так как третьего не дано. Но ведь «нынешнего короля Франции» вообще не существует, и потому в этом случае оба высказывания оказываются не-истинными.
3. Закон непротиворечия тоже сбоит, потому что отрицание существования чего-либо всегда самопротиворечиво.
Например, в предложении «между сестрами не существует никакой разницы» отрицается существование разницы. Но как несуществующая сущность (разница) тогда может быть субъектом высказывания? Ведь утверждая, что нечто не существует, мы приписываем несуществование чему-то. То есть, предметом нашего суждения выступает нечто, а не ничто. Таким образом, утверждения о несуществовании тех или иных предметов противоречат сами себе.
Лейбниц в помощь
Чтобы решить проблему несовпадения языка и реальности, Рассел, как истинный математик, памятуя о совете Лейбница, применяет к языку собственноручно разработанный аппарат логического анализа.
Начинает Рассел с того, что выявляет различные способы отношения знаков к обозначаемым им предметам. Таких способов, по Расселу, два: 1) непосредственное указание на именуемый предмет, когда обозначаемый предмет чувственно предъявляется и тем самым эмпирически (опытно) закрепляется его связь с конкретным знаком; 2) словесная характеристика предмета по его признакам, когда знак расшифровывается с помощью других знаков, непосредственно отсылающих к реальности. Первый способ определения значения (то есть, связи знака с обозначаемым) Рассел называет «знакомство», а второй – «описание».
Чтобы избежать путаницы, Рассел предлагает также различать «описания» и «имена». Например, «столица Англии» и «Лондон» – это не одно и то же. Почему? Да потому что описание не прямо указывает на объект, а только берет его отдельный признак в отрыве от носителя. Можно понимать значение выражения «человек, открывший форму планетных орбит», но не знать, что этим человеком был Кеплер.
Все ошибки, неясности, двузначности, по Расселу, возникают вследствие неправомерного гипостазирования общих понятий. Фраза «сегодня я встретил человека» для Рассела не имеет никакого смысла. Ведь в действительности я встретил или мужчину, или женщину, а еще более точно – я встретил конкретного мужчину или конкретную женщину: Павла, который живет на втором этаже в моем подъезде или Марию, которая живет в квартире напротив.
Таким образом, главной заслугой Бертрана Рассела было существенное определение того, что обозначающие выражения сами по себе не имеют значения, они лишь выполняют функцию обозначения в составе некоторого высказывания и только в рамках всего высказывания обретают смысл.
Бертран Артур Уильям Рассел ( 3-й граф Рассел ) (он же сэр Бертран Рассел ) (1872 — 1970) был британским философом, логиком, математиком и историком. Ему обычно приписывают то, что он был одним из основателей аналитической философии и почти всех различных аналитических движений на протяжении 20-го века (особенно логицизма, логического позитивизма и философии обыденного языка) чем-то обязан Расселу. Его основные работы, такие как его эссе «Об обозначении» и огромный «Принципы математики» (в соавторстве с Альфредом Нортом Уайтхедом), оказали значительное влияние на математику (особенно теорию множеств ), лингвистику и все области философии. Он был видным атеистом, пацифистом и антивоенным активистом , отстаивал свободную торговлю между народами и антиимпериализм . Он был плодовитым писателем по многим предметам (с подросткового возраста он написал около 3000 слов в день , с относительно небольшим количеством исправлений), и был великим популяризатором философии. Рассел был , родившимся 18 мая 1872 года в семейной резиденции Расселов в «Рэйвенскрофт» в деревне Треллех в Монмутшире, юго-восток Уэльс , в аристократической семье. Семейство Расселов было видным в Британии на протяжении нескольких столетий, со времен Тюдоров, и зарекомендовало себя как одна из ведущих британских 9002 вигов (либералов) семей. Его отцом был Джон Рассел, виконт Эмберли (сын Джона Рассела, 1-го графа Рассела , который дважды занимал пост премьер-министра Великобритании в 1840-х и 1860-х годах), убежденный атеист и довольно скандальный (для того времени) вольнодумец в вопросах контроля над рождаемостью и открытого брака . Его матерью была Кэтрин Луиза , дочь 2-го барона Стэнли из Олдерли , который вел открытую 9-ю карьеру.Дело 0028 с воспитателем их детей. У него было двое братьев и сестер, Фрэнк (почти на семь лет старше) и Рэйчел (на четыре года старше). Джон Стюарт Милль, великий философ-утилитарист, был крестным отцом Рассела , и, хотя Милль умер через год после его рождения, Рассел находился под влиянием его работ. В 1874 году, когда Расселу было всего два года, его мать умерла от дифтерии, за ней вскоре умерла его сестра Рэйчел и менее чем через два года его отец также умер от бронхита после длительного периода депрессии . Бертран и его брат Фрэнк были переданы на попечение своих бабушек и дедушек, стойких викторианских , которые жили по адресу Pembroke Lodge в Ричмонд-парке недалеко от Лондона. Всего два года спустя его дед также умер , и поэтому графиня Рассел была доминирующей фигурой в семье до конца детства и юности Рассела. Хотя она была из консервативной Шотландская пресвитерианская семья (и успешно отменила положение в завещании отца Рассела о том, что дети должны быть воспитаны как агностики), она придерживалась прогрессивных взглядов в других областях и ее влияние на взгляды Рассела на социальную справедливость и отстаивание принцип остался с ним на всю жизнь. Его брат Фрэнк отреагировал на атмосферу частых молитв, эмоциональных подавлений и формальностей открытым бунтом , но молодой Бертран научился скрывать свои чувства . Однако юность Рассела была очень одинокой и он часто подумывал о самоубийстве (однажды он заметил, что только желание узнать больше математики удерживало его от самоубийства). Он получил домашнее образование у ряда наставников и провел бессчетное количество часов в библиотеке своего деда . Его брат Франк познакомил его еще мальчиком с работами греческого математика Евклид , изменивший жизнь Рассела. В 1890 году Рассел выиграл стипендию для чтения математических курсов в Тринити-колледже, Кембридж, , где он познакомился с младшим Г. Э. Муром и попал под влияние Альфреда Норта Уайтхеда, который рекомендовал его Кембриджским апостолам (Кембриджское элитное интеллектуальное тайное общество). Он быстро отличился в математике и философии, получив баллов.0028 Б.А. по математике в 1893 году и добавив стипендий по философии в 1895 году. Он влюбился в пуританскую, благородную американскую квакершу Элис Пирсолл Смит и женился на ней (вопреки желанию своей бабушки) в конце 1894 года. Его первой опубликованной работой было политическое исследование «Немецкая социал-демократия» в 1896 году, и вскоре он был связан с различными группами социальных реформаторов и левых Фабианские активисты . Его первая математическая книга, «Эссе об основах геометрии» , последовала за ним в 1897 году. «Об обозначении» (считается одним из самых значительных и влиятельных философских эссе ХХ века) был опубликован в философском журнале «Разум» . Он стал членом Королевского общества в 1908 году. Однако вскоре после начала нового века Рассел и Уайтхед начали работу над своим новаторским шедевром, «Принципами математики» , попыткой вывести все математические истины из четко определенного набора аксиом и правил вывода в символьной логике. Это стало их непреходящей страстью, почти исключающей все остальное, и Рассел и Элис даже переехали к Уайтхедам, чтобы ускорить работу (хотя собственный брак Рассела пострадал, когда он увлекся молодой женой Уайтхеда, Эвелин). Первый из трех томов «Принципы математики» были опубликованы в 1910 году, а второй и третий тома последовали в 1912 и 1913 годах, и, несмотря на некоторое понятное недоумение по поводу плотного и сложного трактата, Рассел вскоре стал всемирно известным в своей области. Брак Рассела с Элис оставался чем-то вроде пустой оболочки , пока они, наконец, не развелись в 1921 году, после длительного периода разлуки. На протяжении всего этого периода у Рассела были страстные и часто одновременные романы с рядом женщин из высшего общества, включая леди Оттолайн Моррелл и актрису леди Констанс Маллесон . В 1911 году Рассел познакомился с молодым австрийским студентом-инженером Людвигом Витгенштейном, которого он считал гением и преемником , который продолжил свою работу над логикой. Он посвятил много часов работе с различными фобиями Витгенштейна и его частыми приступами отчаяния 9.0029 , но Рассел по-прежнему был очарован им и поощрял его академическое развитие, даже несмотря на то, что оно все больше и больше расходилось с его собственными взглядами, включая более позднюю публикацию шедевра Витгенштейна «Логико-философский трактат» в 1922. Во время Первой мировой войны Рассел участвовал в пацифистской деятельности , что привело к его увольнению из Тринити-колледжа после осуждения в 1916 и 1918 лет, шесть месяцев заключения в тюрьме Брикстон . В 1920 году Рассел отправился в Россию в составе официальной делегации, посланной британским правительством для расследования последствий русской революции , во время которой он встретил Владимира Ильича Ленина (1870 — 1924), хотя его опыт уничтожил своих предыдущих предварительную поддержку Революции. Впоследствии он читал лекции в течение года в Пекине, Китай , в сопровождении своей возлюбленной 9.0028 Дора Блэк , в какой-то момент тяжело заболел пневмонией (вызвав неверные сообщения о его смерти в японской прессе). По возвращении пары в Англию в 1921 году Дора была на шестом месяце беременности , и Рассел устроил поспешный развод с Элис, женившись на Доре через шесть дней после развода. У них было двое детей, Джон Конрад Рассел (1921 г.р.) и Кэтрин Джейн Рассел 9.0029 (род. 1923). Рассел поддерживал себя в это время, написав популярных книг , объясняющих вопросы физики , этики и образования для неспециалистов. Он также основал (вместе с Дорой) экспериментальную школу Beacon Hill School в 1927 году, и после того, как он покинул школу в 1932 году, Дора продолжала ее до 1943 года. Рассел расстался и, наконец, развелся с Дорой в 1932 году (после того, как у нее было двое детей от американского журналиста, Гриффин Барри ). Он женился на своей третьей жене , студентке Оксфорда (которая также была гувернанткой его детей с лета 1930 года) по имени Патрисия («Питер») Спенс . У них был сын, Конрад Себастьян Роберт Рассел , который позже стал выдающимся историком и одной из ведущих фигур в партии либерал-демократов . После Второй мировой войны Рассел переехал в США , преподавал в Чикагском университете , а затем в Калифорнийском университете , Лос-Анджелес . Он был назначен профессором Городского колледжа Нью-Йорка в 1940 году, но это назначение было аннулировано решением суда после общественного протеста по поводу его мнений и морали. Он присоединился к Фонду Барнса в Филадельфии, читая лекции по истории философии для разнообразной аудитории. Эти лекции легли в основу его книги «История западной философии» (1945), большой коммерческий успех, который обеспечил ему стабильный доход на всю оставшуюся жизнь. Он вернулся в Великобританию в 1944 году и снова поступил на факультет Тринити-колледжа . Теперь он был всемирно известным , даже за пределами академических кругов, и часто был либо героем, либо автором журнальных и газетных статей, а также постоянным участником многих BBC 9.0028 радиопередачи . В 1949 году он был награжден Орденом за заслуги , а в 1950 году Нобелевской премией по литературе (по крайней мере, частично за заслуги его «Истории западной философии» ). В 1952 году Рассел развелся с своей третьей женой, а вскоре после развода женился на своей четвертой жене, Эдит Финч , которую он знал с 1925 года. брак был счастливый , близкий и любящий. Рассел провел 1950-е и 1960-е годы, занимаясь различными политическими делами (в основном связанными с ядерным разоружением , противостоянием войне во Вьетнаме и израильской агрессии на Ближнем Востоке) в компании с несколькими другими видными интеллектуалами время и стал чем-то вроде героя среди многих молодых членов Новых левых . Он издал свой трехтомник автобиография в 1967, 1968 и 1969 годах, и, хотя он был слаб, он оставался ясным и ясным мышлением до дня своей смерти. Рассел умер от гриппа 2 февраля 1970 года в возрасте 97 лет после того, как внезапно заболел во время чтения в своем доме в Penrhyndeudraeth , Мерионетшир, Уэльс. Он был кремирован в заливе Колвин и, в соответствии с его желанием, не было религиозной церемонии . Его прах 9Позже в том же году 0029 были разбросаны по горам Уэльса.
В начале 20-го века Рассел вместе с Дж. Э. Муром и Альфредом Нортом Уайтхедом был в значительной степени ответственен за британское «восстание» против доминирующего идеализма Г. В. Ф. Гегеля. Они стремились устранить то, что они считали бессмысленными и бессвязными утверждениями в философии и искали ясность и точность аргументации за счет использования точного языка и разложения философских утверждений на их простейшие грамматические компоненты . Рассел, в частности, рассматривал формальную логику и науку как основные инструменты философа, и он хотел покончить с тем, что он считал излишествами метафизики, приняв принцип Уильяма Оккама против умножения ненужных сущностей ( Бритва Оккама 9).0029) как центральную часть метода анализа. Рассел был особенно критичен доктрины внутренних отношений (идеи о том, что все имеет какое-то отношение, пусть и отдаленное, ко всему остальному , так что для того, чтобы знать какую-либо конкретную вещь, мы должны знать все его отношений ), доктрину, которую он приписывал абсолютному идеализму Г. В. Ф. Гегеля и прагматизму К. С. Пирса. Рассел утверждал, что это сделает пространство, время, науку и понятие числа не совсем понятно . Рассел оказал большое влияние на современную математическую логику. Его первая книга по математике, «Эссе об основаниях геометрии» (1897 г.), была написана под сильным влиянием Иммануила Канта, но вскоре он полностью отверг ее, когда понял, что она сделала бы Альберта Эйнштейна ‘. Схема пространства-времени (которую он понимал как превосходящую его собственную систему) невозможна. В молодости он очень заинтересовался определение числа (изучая работы Джорджа Буля , Георга Кантора и Августа Де Моргана ), и последовал за Готлобом Фреге, приняв логицистский подход, в котором логика, в свою очередь, была основана на математической теории множеств . Фактически, Рассел в какой-то степени следовал параллельному курсу Фреге и провел несколько лет, работая над идеями, к которым Фреге, без ведома Рассела, уже обращался. Только позже Рассел стал ответственным за то, чтобы привлечь внимание англоязычного мира к малоизвестному Фреге. Однако именно своей работой 1903 года «Принципы математики» Рассел окончательно вытеснил работу Фреге. Он определил то, что стало известно как Парадокс Рассела , чтобы показать, что наивная теория множеств Фреге привела к противоречию. Парадокс можно сформулировать как набор вещей, x , которые таковы, что x не является элементом x , и иногда это объясняется упрощенным (но более понятным) примером, «Если цирюльник бреет всех и только тех мужчин в деревне, которые сами не бреются, он бреется? «. Узнав об этом прорыве, Фреге полностью отказался от своего Логицизма. Рассел, однако, продолжал защищать логицизм (точка зрения, что математика в каком-то важном смысле сводится к логике) и вместе со своим бывшим учителем Альфредом Нортом Уайтхедом написал монументальный трехтомник «Принципы математики» (первый том, опубликованный в 1910 году, в значительной степени приписывается Расселу). В течение примерно десяти лет, которые Рассел и Уайтхед потратили на «Принципы», черновик за черновиком был начат и отброшен, поскольку Рассел постоянно переосмысливал свои основные положения. В конце концов, Уайтхед настоял на публикации работы, даже если она не была (и, возможно, никогда не была) завершена, хотя они были вынуждены опубликовать ее за свой счет, поскольку никакие коммерческие издатели к ней не прикасались. Возможно, больше, чем любая другая отдельная работа, она утвердила специальность математической или символической логики и утвердила имя Рассела в международном математическом и философском сообществе. Однако, как бы влиятельна она ни была, работа стала жертвой 19-го века.31 Теоремы о неполноте из Курта Гделя (1906 — 1978), которые указывали на внутренние ограничения всех, кроме самых тривиальных формальных систем для арифметики, представляющей математический интерес. Таким образом, только с фактическим отказом от проекта Principia , к тому времени Расселу было почти 40 лет, он отвернулся от логики и обратился к другим аспектам философии , где он должен был проявить себя почти как влиятельный. Возможно, больше, чем кто-либо до него, Рассел сделал язык (или, точнее, то, как мы используем язык ), центральной частью философии. Такие философы, как Людвиг Витгенштейн, и сторонники философии обыденного языка в значительной степени усиливали или отвечали на более ранние идеи Рассела (часто используя многие из методов, которые изначально разработал сам Рассел). Его наиболее значительным вкладом в философию языка является его теория описаний , которую он представил в своем основополагающем эссе «Об обозначении» (1905). Теория часто иллюстрируется фразой «нынешний король Франции» (когда во Франции нет короля), и решение Рассела заключалось в основном в анализе не одного термина , а всей пропозиции , которая содержала определенное описание. , а затем позвольте определенным описаниям быть разбитыми на части и трактуется отдельно от предикации, которая является очевидным содержанием всей пропозиции . Наиболее систематическим подходом Рассела к философскому анализу было то, что он назвал логическим атомизмом , разработанным в серии лекций в 1918 году. можно свести к терминам из атомарных предложений и их соединений с функциональной истинностью . Он считал, что мир состоит из множества логически независимых фактов , и что наше знание зависит от данных нашего непосредственного опыта из них. Таким образом, каждое осмысленное предложение должно состоять из терминов, относящихся непосредственно к объектам, с которыми мы знакомы (или они должны определяться другими терминами, относящимися к объектам, с которыми мы знакомы), своего рода радикальный эмпиризм. . Со временем он дошел до сомневался в ценности этой теории и был особенно обеспокоен необходимым допущением изоморфизма (отношение один к одному между двумя множествами, которое сохраняет отношения, существующие между элементами в его области). В эпистемологии он различал два способа, которыми мы можем быть знакомы с объектами, «знание через знакомство» (наши собственные чувственные данные, мгновенные восприятия цветов, звуков и т. д.) и «знание по описанию» (все остальное, включая сами физические объекты, о которых можно только догадываться или рассуждать, а не знать напрямую). Однако в своей более поздней философии Рассел придерживался своего рода нейтрального монизма (подобного тому, которого придерживался Уильям Джеймс и впервые сформулированного Барухом Спинозой), который утверждал, что различия между материальным и ментальным мирами на самом деле были произвольными . , и что оба могут быть сокращены до нейтральных свойств . Рассел, тем не менее, на протяжении всей своей жизни оставался отъявленным эмпириком в традициях Локка и Юма, и он всегда утверждал, что научный метод — знание, полученное из эмпирических исследований подтверждено повторным тестированием — был подходящим методом анализа (сциентизм), хотя он считал, что наука (и философия, если на то пошло) может дать только предварительные ответы и что попытки найти органические единства в значительной степени были0028 бесполезно . Однако сам факт, что он сделал науку центральной частью своего метода, сыграл важную роль в превращении философии науки в полнокровную отдельную ветвь философии, и он оказал большое влияние как на сторонников верификации в движении логического позитивизма, так и на фальсификатов . Хотя Рассел писал об этике, на него большое влияние оказал этический нон-натурализм «Принципов этики» Г. Э. Мура , он не верил, что этика действительно является добросовестной частью философии. Однако со временем он отказался от всякой веры в объективных моральных ценностей и предпочел точку зрения, более близкую к этическому субъективизму Дэвида Юма. На протяжении большей части своей жизни Рассел считал религию (а также другие систематические идеологии , такие как коммунизм) немногим более суеверия , и оставался высокопоставленным атеистом (хотя и принимал 9002 онтологический аргумент в пользу существования Бога какое-то время в студенческие годы). Однако он тщательно проводил различие между своим атеизмом в отношении определенных типов концепций бога и своим агностицизмом в отношении некоторых других типов сверхчеловеческого разума . Он считал, что, несмотря на любые положительные эффекты, которые она может иметь, религия в значительной степени вредна для людей, служит препятствию знаниям , порождает страх и зависимость , и стать причиной большей части войны , угнетения и страданий , охвативших мир. У Рассела был хороший слух к афоризму , и среди его многочисленных цитируемых цитат есть:
См. дополнительные источники и список рекомендуемой литературы ниже или проверьте полный список на странице книг по философии. Всякий раз, когда это было возможно, я связывал книги с моим партнерским кодом Amazon, и как партнер Amazon я зарабатываю на соответствующих покупках. Покупка по этим ссылкам помогает поддерживать работу веб-сайта, и я благодарен за вашу поддержку!
|
Бертран Рассел — Философия — Оксфордские библиографии
Введение
Бертран Рассел (род. 1872–ум. 1970), возможно, был самым важным философом 20-го века. Он был одним из главных основоположников того, что стало известно как аналитическая философия, преобладавшая в англоязычном мире на протяжении большей части 20-го века. Его самый важный вклад, особенно в начале его карьеры, был в логику и философию математики, но он внес важный вклад почти во все отрасли философии, особенно в эпистемологию и метафизику. Его философия претерпела ряд довольно быстрых изменений, что сделало естественным изучение его творчества с точки зрения развития. Он много писал, большая часть его ранних работ была чрезвычайно технической, и удивительное количество материала осталось им неопубликованным и появилось только посмертно в Сборник статей Бертрана Рассела (Рассел, 1983–, цитируется в разделе «Основные источники»). В результате нет подробного обзора всего его философского творчества одним автором; обзоры всей карьеры, как правило, бывают либо краткими, либо сборниками статей, а более содержательные комментарии, как правило, сосредоточены на определенных периодах или темах. Наше понимание философии Рассела изменилось после его смерти благодаря наличию большого количества новых материалов в его архивах. В результате к более ранним исследованиям его работ нужно относиться с осторожностью. В дополнение к своей философской работе Рассел еще более подробно писал о вопросах, представляющих общественный и политический интерес. Он занимался политикой на протяжении всей своей жизни, особенно в вопросах, касающихся войны и мира и свободы личности. Я благодарен Кеннету Блэквеллу, Эндрю Боуну, Уильяму Брюно, Джолен Галахер, Дастину Олсону, Грэму Стивенсу и рецензентам OBO за несколько полезных предложений.
Общие обзоры
Общее здесь скорее диахроническое, чем синхроническое: включены работы, охватывающие более одного периода философского развития Рассела. Хотя Рассел много раз менял свою философскую позицию, два изменения были особенно радикальными. Первый был в 1898 году, когда он отказался от неогегелевской традиции, в которой он до сих пор работал, и начал заново то, что стало началом аналитической философии. В течение следующих двадцати лет Рассел работал в основном над логикой и основами математики, а в конце этого периода также над эпистемологией. Именно в течение этих двадцати лет он представил (а в некоторых случаях также отказался) многие должности, благодаря которым он сейчас наиболее известен. Второе крупное изменение произошло в 1919, что (в отличие от 1898 г.) было не столько отказом от его главных достижений в прошлом, сколько изменением направления. По большей части он сохранил позиции в логике и философии математики, к которым пришел в предыдущие два десятилетия, но сильно пересмотрел свою эпистемологию и метафизику, как правило, в более натуралистическом направлении. Эти два изменения разбивают карьеру Рассела на три периода, которые в этой библиографии названы (с намеренной нейтральностью) очень ранним периодом, ранним периодом и поздним периодом. Из них раннему периоду уделялось гораздо больше внимания, чем двум другим. Рассел всегда был систематическим философом; он рассматривал различные разделы философии (за частичным исключением этики) как взаимосвязанные части целостной интеллектуальной системы; когда изменения вносились в одну ветвь, они, как правило, имели последствия в другой. По этой причине большинство подробных исследований его работы либо сосредоточены на конкретных теориях, либо охватывают теории, существовавшие в определенное время. Работы, перечисленные в этом разделе, представляют собой обзоры философии Рассела, но немногие из них прослеживают его развитие от начала до конца, и все они подчеркивают работы Раннего периода с 189 г.