Пушкин в михайловском: Ссылка Пушкина в Михайловское

Содержание

Ссылка Пушкина в Михайловское – кратко о периоде жизни (1824-1826)

4.1

Средняя оценка: 4.1

Всего получено оценок: 1338.

4.1

Средняя оценка: 4.1

Всего получено оценок: 1338.

За время своей жизни Александр Сергеевич Пушкин побывал в двух ссылках. Южная ссылка, длившаяся с 1820 по 1824, познакомила поэта с красотой Кавказа и стала благодатной почвой для написания таких произведений, как «Кавказский пленник», «Цыганы», начальные главы «Евгения Онегина». Не менее плодотворной стала ссылка Пушкина в Михайловское, длившаяся с 1824 по 1826 год. Как писатель провел этот период, и какие произведения были написаны в это время?

Причины ссылки

В 1824 году А. С. Пушкин был отправлен в ссылку в родительское имение Михайловское. Туда он отправился сразу после южной ссылки. Его обвинили в вольнодумии и склонности к атеизму, о котором он высказывался в письме к своему другу. Здесь поэт проводил время с родителями, а после их отъезда жил с няней. В селе он продолжает работу над «Евгением Онегиным», создает «Бориса Годунова», пишет стихотворения. Его часто навещали друзья, которые рассказывали ему все новости из столицы, привозили ему литературу. Именно сюда его друг Иван Пущин привез Пушкину книгу Грибоедова «Горе от ума», от которой тот оказался в полном восторге.

Рис. 1. Александр Сергеевич Пушкин.

В период 1824-1826 годы знаменателен тем, что именно в это время он сближается со своей няней Ариной Родионовной, которая обладала знаниями большого количества сказок. Именно ее рассказы вдохновили Пушкина на создание многих сказок в стихах для детей.

Последствия ссылки

Среди друзей Пушкина многие оказались на Сенатской площади. Пушкин также разделял взгляды декабристов, и не будь он в ссылке, то возможно мог бы участвовать в декабристском восстании. Так что можно сказать, что ссылка спасла ему жизнь. Своим друзьям-декабристам он посвятил немало стихотворений, в частности «Во глубине сибирских руд», где утешает друзей и убеждает их, что «не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье».

В этот же период поэт пишет два знаменитых стихотворения «Арион» (1827) и «Анчар» (1828).

В 1826 году после расправы над декабристами, Пушкин пишет стихотворение «Пророк», в котором рассуждает о назначении поэта и поэзии. Главным героем является поэт, неудовлетворенный творчеством, томимый духовною жаждою.

Михайловская ссылка Пушкина закончилась в 1826 году, когда его неожиданно вызвал к себе Николай I в Москву. Они пошли на примирение, согласно которому Николай освобождает его и становится единственным цензором писателя, а Пушкин становится более лояльным к властям и не пишет слишком вольных и обличающих власть произведений.

Что мы узнали?

В данной статье рассматривается один из главных периодов в биографии А.С. Пушкина – ссылка в родовое имение. Здесь рассказывается кратко о Пушкине в Михайловском, о том, какие значимые произведения он создал, находясь в заточении. В статье рассказывается об отношении поэта к декабристскому восстанию, отношениях с властью и друзьями.

Тест по теме

Доска почёта

Чтобы попасть сюда — пройдите тест.

Оценка статьи

4.1

Средняя оценка: 4.1

Всего получено оценок: 1338.

А какая ваша оценка?

Читать онлайн «Пушкин в Михайловском», Семен Гейченко – Литрес

* * *

Таинственные письмена

Когда люди уходят, после них остаются вещи. Вещи безмолвно свидетельствуют о самой древней истине – о том, что они долговечнее людей. Неодушевленных предметов нет. Есть неодушевленные люди. Без вещей Пушкина, без природы пушкинских мест трудно понять до конца его жизнь и творчество. Это хорошо знали еще современники поэта, и лучше всех Александр Иванович Тургенев, писавший о доме Пушкина, о соснах, сирени, гульбище и многом другом в Михайловском.

Сегодня вещи Пушкина – в заповедниках и музеях. Здесь они живут особой, таинственной жизнью, и хранители читают скрытые в них письмена.

Передо мной в Михайловском прошли сотни тысяч людей разных возрастов, знаний и стремлений. И все они хотели увидеть то, что окружало поэта. И вот я говорю им: «У этого окна любил сидеть Пушкин». Тут все они начинают смотреть на обыкновенное окошко и вдруг видят, что оно не обыкновенное, что никто из них такого окна раньше не видел, не видел около окна этого зеленого куста, что другого такого куста нет на всем свете, что над кустом небо, какое было при Пушкине, и облако, и отраженный стеклом силуэт пролетающей птицы, которую, может быть, видел и он.

Еще много-много лет после того, как совсем обветшали окна и двери, и порог пушкинского дома, – пышная сирень каждую весну раскрывала для людей свои душистые цветы. Когда-то ее сажали и холили чьи-то заботливые руки, и сирень заглядывала в комнату Пушкина. А потом все кануло в Лету.

И вот теперь выровнялись и порог, и ступени, и окна пушкинского дома, и мы вновь посадили сирень, и, как прежде, дарит она мечтательному путнику свои цветы.

В каждом листике куста есть свои письмена. Пушкин умел их читать. Чтобы понять деревенского Пушкина, нужно, чтобы всякий приходящий в Михайловское попробовал разобрать эти письмена.

Когда Пушкина спрашивали про его кабинет, он отвечал: «Деревня – вот мой кабинет».

Деревня – это природа. Деревья, травы, кусты, птицы и звери. Пушкин любил эту землю. Он ходил по лесу без сюртука, в рубашке, часто на босу ногу, в ветер, и дождь, и прохладу, и не только когда было тихо и жарко. Он видел, что в природе все безгранично и почти ничто в ней не меняется. Она – вечность. Это только мы меняемся, люди.

Весной, когда в Михайловском начинается все заново и люди выходят на волю, они видят и слышат только воду. Так было при Пушкине, так и сейчас. Вода идет отовсюду, она заливает заветные луга, рождает огромное море и топит в нем ручьи и реки, старицу реки и ее новь, – и вода эта стоит от одной горы до другой.

Природа Михайловского имеет своих стражей. О них Пушкин писал в стихотворении «Домовому». И самый верный страж этого места – вода.

Каждый день деревья, кусты, луга и поляны Михайловского проявляют свой характер по-новому. Каждое утро хранитель этой великолепной галереи заменяет одну из старых картин какой-нибудь новой и как бы говорит нам: «Все это видел Пушкин. Посмотрите и вы. Станете лучше».

Когда будете в Михайловском, обязательно пойдите как-нибудь вечером на околицу усадьбы, станьте лицом к маленькому озеру и крикните громко: «Александр Сергеевич!» Уверяю вас, он обязательно ответит: «А-у-у! Иду-у!»

9 августа 1824 года

Благодатный летний день. Тишина такая, что слышно, о чем далеко за рекой спорят зимаревские бабы.

Листья лип дрожат от обилия пчел, снимающих мед. Меду много, почитай на каждом дереве фунтов тридцать будет. Аппетитно хрупает траву старая кобылка, привязанная к колу на дерновом круге перед домом. Господский пес, развалившийся на крыльце, изредка ни с того ни с сего начинает облаивать кобылку. Тогда в окне дома открывается форточка и чей-то картавый голос кричит на собаку: «Руслан, silence!»

[1] Форточка остается открытой, и из комнаты доносятся стихи:

Un voyageur s’est egare.
Une lueur s’offre a sa yue.
Entre lui et nous n’est-il pas,
N’est-il pas quelque dependence?
Nous voyageons tous ici-bas…

Пауза. И снова те же стихи, только уже по-русски:

Заблудившемуся путнику
Огонек, вдали мерцающий,
Возвращает силы прежние,
Льет отраду в душу страстную…
Так не правда ли, мой милый друг.
Мы все здесь ведь только путники?

Это голос хозяина дома – Сергея Львовича Пушкина. Он занят своим излюбленным делом – сочинительством стихов.

* * *

Июль 1824 года был на всей Псковщине жарким и душным, а август и того больше – совсем пекло. Вся тварь изнывала. Кругом горели леса и травы. Болота высохли, по озеру Маленец – хоть гуляй. Дым пожаров заволакивал горизонт. Старики Пушкины скучали в Михайловском, в деревне они вообще всегда скучали, а сейчас и подавно. Изнывали… Одна радость – когда после обеда перебирались из дому в горницу при баньке, в которой всегда было прохладно и сыровато.

Рядом был погреб, откуда господа то и дело требовали себе то квасу, то медовой или брусничной воды, то холодной простокваши прямо со льда.

Жизнь без людей, без общества, без столичной суеты казалась невыносимой. И они изо дня в день только и ждали приглашения соседей – погостить, поиграть в карты, посмотреть заезжего танцора или фокусника, сыграть живые картины, которые тогда были в большой моде. Им было все равно к кому ехать – что к выжившей из ума Шелгунихе, что к предводителю-балаболке – Рокотову, или к суетливым сестрицам Пущиным, которые все знали, все слышали, все видели, или в Тригорское, где всегда шумно и весело. Только бы не сидеть дома.

Хозяйство свое они не любили. Что делалось в их деревнях, в поле и на гумне, их не касалось. Вот парк и сад – это другое дело! Сюда Сергей Львович заходил часто, мечтая о разных новшествах и благоустройстве. Иной раз, начитавшись старых книг с рассуждениями о хозяйственных опытах доброго помещика-селянина, Сергей Львович приказывал казачку крикнуть приказчика. Шел с ним осматривать усадьбу, оранжерею, вольер, пруды и разглагольствовал о том, как лучше устроить новые цветники, куртины и рабатки, как развести в огороде дыни, а в прудах – зеркальных карпов, где поставить новую беседку или грот и как превратить один из старинных курганов в Парнас.

Приказчик слушал вдохновенные барские речи, подобострастно кивал головой и говорил, что ему все это отлично понятно и что все будет завтра же готово. Сергей Львович удивленно смотрел на приказчика и выговаривал ему, переходя на французский: «Се que j’ai de mieux a faire au fond de mon triste village est de tacher de ne plus penser»

[2].

Потом кричал: «Ах, Мишель, Мишель, чучело ты гороховое, где тебе понять меня!..»

На что приказчик отвечал: «Покорно вами благодарны!»

И все оставалось по-старому, до нового обхода.

Сергей Львович мечтал о том, чтобы перестроить обветшалый дедовский старый дом, эту, как он говорил, «бедную хижину», хотел увеличить его, убрать современными мебелями, превратить дом в сельский замок, наподобие английского коттеджа. Но как объяснить все это бестолковому приказчику, да и где взять деньги, в которых всегда была нужда?

Еще мечтал он о своем хорошем портрете, который, украсил бы залу господского дома, где висели портреты царей и предков. Дочка Ольга Сергеевна любила рисование. Одно время даже хотела стать художницей. Сергей Львович часто заставлял ее писать с него портреты. Составляя программы в стихах и прозе, принимал позы. Читал вслух «Канон портретиста» Архипа Иванова – старинную книгу о портретном искусстве, которую как-то нашел в библиотеке Тригорского. Бывало, сильно тиранил художницу, придирался к каждой детали, распространялся о величии рода Пушкиных и Ганнибалов и почти всегда заканчивал свои рацеи или рассуждениями о несчастной судьбе своего опального сына, или брал гитару и начинал напевать романс, сочиненный им на сей предмет:

Где ты, мой сын, – там мысль моя витает,
Туда стремятся все мои мечты,
И сердце быть с тобой желает, —
О Александр, где ты, где ты?

Я здесь, я в горьком чувств забвенья,
Не вижу время долготы,
Я здесь не знаю наслажденья,
О Александр, где ты, где ты?

Приди ко мне, здесь жизнь светлее.
Я жду тебя, скорей приди…
Та-та-ра-ра, та-та-те-те-те…
О Александр, где ты, где ты?..

Вот и сегодня, сидя в затененной от мух и комаров спальне, перед туалетным зеркалом, и внимательно разглядывая в стекле свой орлиный профиль, он опять заговорил про «него», обращаясь к жене и дочке, склонившимся над пяльцами:

– Ну скажите вы мне на милость, почему Александр такой неблагоразумный? В кого он таким вышел? Ах, господи, каково-то ему там? Бедный! Подумать больно. Четыре года лишенный родительской ласки и заботы… Каково-то ему живется там, среди этих, как их, тамошних турков? У меня сердце кровью обливается, когда подумаю о расстоянье, которое нас разделяет. Я никогда не привыкну к этой мысли. Он без нас, мы без него… Entre lui et nous n’est-il pas, n’est-jl pas quel-que?..^[3] Неужели Бог не услышит молитвы любящего отца? Le Dieu с’est l’amour!

[4] Я знаю, Он услышит, услышит, и Александр будет с нами. Вот возьмет и нагрянет! И будет счастье и большая радость!.

. Не правда ли, мой друг? – спросил он Надежду Осиповну.

Та, не отрываясь от рукоделья (по-видимому, не слушала супруга), заговорила совсем о другом:

– Нет, я никак не могу понять Прасковью: подумать только, сорокалетняя женщина, а уже с утра старается расфуфыриться, словно на бал. Прическа в три этажа, тут и косы, и букли, и ленты, и банты, и громадный гребень. Это при ее-то фигуре! А духи?! Спрашиваешь ее о жизни – отвечает, что совсем больна, мучится спазмами, истерикой и что в животе у нее целая аптека с лекарствами. Вся пропахла гофманскими каплями. Все плачет, говорит, что не может забыть своего Иванушку-дурачка… Боже мой! Дочки на выданье, бьет их по щекам, при людях…

Сергей Львович удивленно слушал супругу. Та не успела закончить свои язвительные критики на тригорскую соседку, как вдруг в комнату, словно ветер, влетел младший сын Левинька:

– Мамонька, а к нам дядюшка Павел Исакович пожаловали!..

Перед домом остановилась коляска, запряженная парой взмыленных лошадей. Коляска была какая-то особенная и чем-то напоминала боевую походную колесницу древних. К передку ее был приделан шест, на котором развевался пестрый стяг с изображением ганнибаловского слона и надписью «Fumo» – стреляю. По бокам крыльев коляски вместо фонарей были поставлены две маленькие чугунные мортирки, к задку приделана шарманка с приводом к колесам. Когда карета двигалась, шарманка наигрывала веселую мелодию.

Об этой коляске в округе ходили легенды, как, впрочем, и о самом хозяине – развеселом человеке. В прошлом году на ярмарке в Святых Горах коляска сия наделала большого шуму, когда Павел Исаакович Ганнибал во время крестного хода въехал на ней в толпу, чем попам и монахам доставил большую досаду и испуг, а подгулявшему народу истинное удовольствие, и все кричали «ура». Тогда на ярмарке и песня сложилась о том, «как наш бравый господин Ганнибал во обитель прискакал…».

Павел Исаакович был в гусарском доломане, через плечо – лента, на которой висел большой медный охотничий рог. На передке коляски сидел какой-то неизвестный в затрапезном сюртуке и помятом картузе – не то купеческий сын, не то уездный стряпчий. На задке – ездовой, огромный верзила из дворовых, с красной нахальной рожей.

И Ганнибал, и его товарищи были сильно навеселе. Увидев вышедших на крыльцо дома Пушкиных, Ганнибал бросился к ним с восторженным воплем:

– Сестрица, ангел, богиня! Братец, милый, ангел! Ручку, ручку!

Он галантно припал на одно колено, бросил шапку на землю и пополз к Надежде Осиповне, простирая руки. Та нехотя, но церемонно протянула гостю свою руку и молвила:

– Ну, ну, здравствуй, ястреб… Где это ты так намаскарадился? Какими чудесами к нам занесло? Редко жалуешь, а ежели и жалуешь, то всегда чудом и в эдаком триумфе!

– Не чудом, не чудом, сестрица, а с приятным ошеломительным известием. Так сказать – Христос воскресе и ангел вопияше! Возрадуйтесь и возвеселитесь! Наш орел Александр Сергеевич в наши родные края прибыл. О радость, о счастье!.. Уже в Опочке… Приехал. В лапинском трактире лошадей дожидается. Отслужился. С дороги отдыхает. Тамошний чиновник господин Трояновский случайно встретил, сообщил, что по дороге из Опочки обогнал дворового человека Александра Сергеевича, который шествует сюда с известием и за лошадьми. А я, как только узнал сие, – как был, так прямо с места сюда марш-марш, на полном аллюре, к вам, вроде как архангел Гавриил с пальмовою ветвию…

Тут Ганнибал повернулся к коляске и крикнул:

– Митька, музыку! Полный ход вперед! Огонь! Победа! Ура!

Грянула труба, загудела шарманка, ахнули мортирки, и Павел Исаакович исчез, как огонь из огнива.

Из людских изб стали сбегаться к крыльцу господского дома люди.

Сергей Львович словно обронзовел заживо. Медленно подняв руку к небу и указывая на солнце, воскликнул:

– Свершилось! Яко видеста очи мои. Услышал Господь молитвы мои! – И стал медленно по ступенькам спускаться с лестницы.

Спустившись на землю, он оглядел всех толпившихся у крыльца и крикнул:

– Эй, люди! Где Михайла? Гришку сюда, Прошку, Архипа, Василису… Где Габриэль? Que diabie!^[5] Лошадей! О мой сын, о Александр!. . Слушайте мое приказание: Гаврюшке – бежать на Поклонную гору и во все глаза глядеть на дорогу, а заметив путников, лететь стрелой ко мне для доношения. Архипу – запрячь лошадей и гнать в Опочку. Михею – зажечь лампады в часовне и зарядить пушку!

Помедлив, Сергей Львович повернулся к дому и, шествуя вверх по лестнице, простирая руки, словно библейский старец, встречающий блудного сына, продолжал:

– Слуги и рабы господина вашего! Велите заколоть лучшего агнца, приготовьте плоды, вина и брашна! Готовьте столы! Мой блудный сын грядет в отчий дом!

Заметив в толпе старую няньку, он указал на нее пальцем и крикнул:

– А ты, мать, отправляйся на Воронич и скажи отцу Лариону, чтобы приготовился к молебствию!

Обернувшись к Надежде Осиповне и детям, Сергей Львович воскликнул:

– Жена моя, дети! Возрадуемся и возвеселимся! Пробил час радости и веселья. Свершилось! «Начальнику хора. На струнных орудьях. Псалом Давида. Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой. Аминь!..»

Возгласив псалом, Сергей Львович театрально раскланялся и вошел в дом, как за кулисы сцены…

* * *

Блудный сын прибыл домой лишь к ночи, когда родители, изрядно притомившись за целый день ожидания, изволили почивать. Не спала лишь нянька Арина Родионовна, ночной сторож – глухой дед Василий, братец Левушка да старый пес Руслан.

Салюта не было, и вообще торжественная встреча не состоялась. Коляска подъехала к крыльцу. Пушкин соскочил на землю и сказал:

– Ну вот и приехали.

Увидев встречающих, он весело крикнул:

– Здравствуй, брат Лев, здравствуй, нянюшка, здорово, дед! Здравствуйте, люди добрые, вот и я!

Сторож подошел к чугунной доске, подвешенной возле людской, и ударил полночь.

Пушкин устраивает свой кабинет

По дому можно судить о его хозяине, и часто, взглянув на человека, можно представить себе его дом. Но иногда бывает, что дом и его хозяин по природе своей и по внешнему виду являются полной противоположностью друг другу, и невесело выглядят тогда и дом, и его обитатели. На всем лежит печать какого-то беспокойства и неустроенности. Но бывает и так, что человек настолько сроднится со своим жильем, что подчас и понять трудно, где кончается обиталище и начинаются обитатели.

Восстанавливая Михайловский дом, я много думал о жилище Пушкина, стараясь реально представить себе, как оно устраивалось и как выглядело. Ведь сам Пушкин и его друзья, бывавшие у него в деревне, так были скупы на рассказы об этом доме!

И вот как-то мне представилось: еще там, на юге, Пушкин заставил героев своего «Онегина» жить в такой же деревне, в окружении такой же природы, среди которой ему пришлось жить теперь самому в Михайловском. Там, на юге, он мечтал о старом господском доме, который был бы расположен на скате холма, в окружении лугов, за лугами вечно шумящие густые рощи, речка, огромный запущенный сад…

И вот теперь он и все вызванные им к жизни герои должны жить здесь, в таинственной северной глуши…

* * *

Он долго привыкал к Михайловскому дому. Беседовал сам с собой: а зачем ему в сущности все эти хоромы?.. Еще в лицее он понял великое таинство уединения, «жития в пещере». Все другие годы, где бы он ни был, он провел в «скромной келье», в одной комнате, – в Петербурге ли, Кишиневе, Одессе, в гостинице или трактире. В одной комнате он чувствовал себя как-то собранней, крепче. В ней все под руками, все только нужное. Никакой тебе суеты, гофинтендантских штучек и красивостей. Нет, никогда, никогда не станет он жить многими хоромами! Никогда и ни на что не променяет свою каморку-норку, свою пещеру, светелку с заветным сундучком-подголовничком, дорожной лампадкой, чернильницей и верным кожаным баулом!

После отъезда родителей, прежде чем окончательно устроить свой кабинет, он долго присматривался к дедовским хоромам. Сперва ему показалась привлекательной комната в центре дома, где когда-то было Ганнибалово зальце с портретами предков. Стеклянные окна и дверь в сторону Сороти вели на балкон, откуда открывался чудесный вид на окрестности. Но комната эта была проходной и ветхой, штофные обои клочьями свисали со стен, и кругом под штофом клопы, клопы… Поэтому передумал и переселился в комнату рядом, где была родительская спальня. Но она всегда была сумрачной, и в непогоду, в свирепые северные ветреные дни, ее продувало насквозь, так что даже бумаги слетали со стола.

В старых комнатах было порядочно вещей, любезных сердцу его деда и отца с матерью. Вот огромный комод, из которого так же трудно тянуть ящики, как открывать бутылку цимлянского с порченой пробкой. Вот кресла и стулья – доморощенные псковские «жакобы» и «чиппендейли», бильярд с неизменно заваливавшимися под рваное сукно щербатыми костяными шарами. Кровати двуспальные и односпальные, шкапы, полушкапы, канапеи, гора изрезанной ножами и вилками фаянсовой посуды и просто черепье. В углу спальни – книжный шкап. В нем землемерные планы имений, озер, лесов, деревень, бумаги по хозяйству, календари, месяцесловы, памятные книжки, Священное Писание, несколько французских романов. Все это сильно источено мышами и крысами.

А это – старенький альбом с оторванными бронзовыми петельками, перевязанный розовой ленточкой. Раскрыл. Стал листать. На первой странице нарисован венок из незабудок и якорь – символ надежды. Под ним старательно выведенная рукой отца надпись: «Ангелу души моей несравненной Надиньке от верного и нелицемерного супруга. Июля 1801 года». Дальше шли стишки, стихи и стишищи. Улыбнулся: «Верный и нелицемерный… Хм, хм!»

А все-таки как здорово получается – все Пушкины, вся фамилия, – поэты! Отец, мать, брат, сестра, дядя один, дядя другой и сам Александр Сергеев Пушкин! Поэтическая семейка. Поэтическая деревенька. Сплошной Парнас!

Надежда, Надежда, мой сладкий удел,
Куда ты, мой ангел, куда улетел?

И еще:

Сраженный бурей роковой,
Во прахе дуб лежит, перунами разбитый,
С ним гибкий плющ, его обвитый,
О дружба, это образ твой!

Ах, тятенька, ах, Сергей Львович, душа поэтическая, сколько ты бумаги намарал!

Опять полистал:

Жилище мирное, услада дней моих, —
И озеро, и лес, и сад, любимый мною,
Где слезы лил под сенью древ густых,
Где услаждали вы страдальца тишиною.

Где я, друзья, мечтал о вас!..
Простите все в последний раз!..

«Первые две строчки ничего, чем-то напоминают моего «Домового»…»

Захлопнув альбом, положил себе в карман…

Путешествие по дому закончилось. Он сделал окончательный выбор. Остановился на большой светлой комнате, выходящей окнами на юг, во двор, на гульбище, цветники. Здесь всегда было весело, солнечно. Вся усадьба видна как на ладони. Все нужное рядом. Большой хороший камин. Чуланчик. Что еще нужно?

Велел вызвать старосту, дворовых, кликнул няньку. Началось переселение вещей, изгнание иных из дому. Вещи упирались, как зажившиеся родственники. Не лезли в двери. Пришлось выкидывать через окно. Дворовые ужасались святотатству. Хозяин весело командовал и хохотал. Все мало-мальски стоящее было свалено в родительской спальне, остальное отправлено в сарай.

Зальце приказано было ошпарить кипятком, обои подштопать, потолок побелить, после чего полагать аванзалом для приема знатных обоего пола персон первых пяти классов по табели о рангах, буде таковые попросят аудиенции.

Еще приказал: «В собственный нашего высокородия апартамент поставить: книжных шкапов – два, канапей один, туалет тож, кресел четыре. Кровать поставить в углу, завесив ее пологом, который приказано найти госпоже Родионовой незамедлительно. Дорожный баул – под диван, ящик с пистолетами и книгами не трогать, под страхом отправления в крепость! Все!»

Оставшись один, раскрыл портфель, шкатулку, вынул памятную мелочь и стал размещать ее в кабинете. Стали на свои места портреты Жуковского, Байрона, «столбик с куклою чугунной», табачница, подсвечник, чернильница, «черная тетрадь», болван для шляпы.

Подвинув кресло к окну, забрался на него с ногами, свернулся калачом, оперся локтями на подоконник и уставился во двор: «Господи, а здесь все же ничего! Но, боже мой, боже, угодники и святители, неужели мне суждено жить здесь долго? А вдруг вечно, до конца жизни?.. Нет! Нет! Нет!» Встал, открыл ящик с пистолетами, подошел к окну, взвел курок, прицелился в небо и бабахнул.

С вершин деревьев слетела стая ворон.

И. Баландин, Пушкин в Михайловском, 1958, Холст, Масло, Рама

Нажмите, чтобы сохранить на потом. Создавайте, курируйте,
и делитесь списками пожеланий уникальных предметов
и получайте обновления о ваших любимых находках
. Нажмите здесь, чтобы сохранить на потом. Создавайте,
курируйте и делитесь списками желаний из
уникальных предметов и получайте обновления о ваших
любимых находках.

963280

i-баландин-пушкин-в-михайловском-1958-масло-холст-в-раме-арт24601376

Дом

Искусство

Настенное искусство

Картины

Частный

Детали товара

Высота

116,0 см

Ширина

106,0 см

Условия ношения

Хорошее

Отличное

Практически не имеет признаков износа.

В хорошем состоянии

Могут иметь незначительные следы использования в соответствии с возрастом. Большинство винтажных и антикварных предметов подходят под это условие.

Среднее

Вероятно, имеются признаки легкого царапания и старения, но все еще находится в удовлетворительном состоянии.

Видимый износ

Видимые признаки предыдущего использования, включая царапины, сколы или пятна.

Пожалуйста, обратитесь к отчету о состоянии, изображениям или сделайте запрос продавцу для получения дополнительной информации.

Описание

И. Баландин. 1958 год. «Пушкин в Михайловском». Пушкин изображен вдохновленным за работой в интерьерах усадебного дома в Михайловском.

Отчет о состоянии:

Этот винтажный предмет остается полностью функциональным, но на нем видны следы времени: потертости, вмятины, выцветшая отделка, минимальные дефекты обивки или видимый ремонт.

Дополнительные измерения Информация:

Unframed Размер: 103 x 94 см

Просмотр Подробнее

Показ меньше

Материал

Нефть на холсте

Произведенные

Unsknow

Рига, Латвия

Период

Середина 20 века

Состояние

Б/у

Показать меньше

Отмены

Мы предлагаем бесплатную отмену и полный возврат средств для заказов, отмененных до отправки. Посмотреть полную политику.

Возврат

У нас есть 14-дневная гарантия возврата заказов в пределах Европейского Союза. Посмотреть полную политику.

Доступна бесплатная коллекция

Нет

Нужны подробности? Спросите продавца

Другие картины

Посмотреть все картины

Еще от этого продавца

Посмотреть другие товары этого продавца

Вы можете добавить этот товар в существующий список желаний или создать новый список желаний.

Дайте вашему списку желаний запоминающееся имя, например «замечательные буфеты».

Имя списка желаний

Узнать больше

Картины маслом на холсте на продажу

Винтажная мебель Southend On Sea

Винтажная мебель в ванной

Картины маслом на продажу

Винтажная мебель в Борнмуте

Кай Кристиансен Тумба из тикового дерева

Коричневый каркас кровати

Винтажная мебель в Стокпорте

Всего

0,00 фунтов стерлингов

Электронная почта

Пароль

Держите меня в системе

Забыли пароль?

Впервые на Vinterior? Зарегистрируйтесь здесь

ИЛИ

Продолжить с Facebook Продолжить через Google

Разместите свое предложение здесь £

Продавцы, скорее всего, примут предложения со скидкой около 5-10%

Дом-музей А.

С. Пушкина в Михайловском описание и фото — Россия — Северо-Запад: Пушкинские горы

Статьи » Путешествия » Дом-музей А. С. Пушкина в Михайловском описание и фото — Россия — Северо-Запад: Пушкинские горы

Дом-музей А.С. Пушкина в Михайловском описание и фото — Россия — Северо-Запад: Пушкинские горы

Дом-музей А.С. Пушкин в Михайловском описание и фото — Россия — Северо-Запад: Пушкинские горы. Подробная информация о аттракционе. Описание, фотографии и карта с указанием ближайших значимых объектов.

Фото и описание

Родовое имение матери Александра Сергеевича Пушкина — село Михайловское — находится в Псковской губернии. Усадьба была основана в 18 веке дедом поэта О.А. Ганнибал. Всю зрелую жизнь — с 1817 по 1836 гг. — жизнь поэта была связана с Михайловским. В Михайловском создано около 100 его произведений, здесь родилось много стихов, написано большое количество стихов.

Дом Пушкина расположен на краю крутого холма. В настоящее время в доме располагается музей, его экспозиция посвящена жизни и творчеству великого русского поэта.

Экскурсия по музею начинается спереди. Экспозиция в парадном зале представляет историю усадьбы. Здесь можно увидеть план ганнибаловских владений 1786 г., литографию села Михайловского 1837 г., автографы и фотографии поэта (в копиях).

От входной двери налево ведет в комнату няни, направо — в кабинет Пушкина. В комнате няни под руководством Арины Родионовны рукоделием занимались дворовые девушки. В комнате антикварная мебель пушкинских времен. Вдоль стены проходит лавка, на которой в ряд установлены старинные прялки с паклей и веретенами. Наиболее значимые экспонаты – вышивки дворовых девиц.

Рядом с комнатой няни находится комната родителей. Экспозиция, размещенная в этом зале, рассказывает о пребывании поэта в ссылке: о визитах друзей, о круге его чтения и переписки, о работе над «Борисом Годуновым», «Цыганами» и другими материалами.

На выставке представлены портреты родителей, брата и сестры А.С. Пушкин. Есть также портреты его друзей. Имеются также портреты самого поэта (копии). Особый интерес представляет помещенная в витрине редкая миниатюра с изображением матери Александра Сергеевича, выполненная неизвестным автором на пластине из слоновой кости.

Гостиная, иначе сала, примыкает к комнате родителей. В гостиной восстановлена обстановка того времени. На стенах бра, между которыми портреты предков и родственников поэта. В углу есть изразцовый камин.

За гостиной большая комната, которая в родовом имении поэта служила столовой. В этой комнате находится копия портрета Пушкина, написанная художником О.А. Кипренского, а также работы неизвестного художника начала 19век «Пушкин на лесистой горке». Литературная экспозиция рассказывает о его работах над поэмой «Граф Нулин» и других произведениях. Он также охватывает тему «Пушкин и декабристы». Значительный кусок хвойного дерева установлен на деревянном постаменте. Он — из одной из сосен, воспетых Пушкиным в стихотворении «Опять раз побывал я». В соседней витрине шары от пушкинского бильярда, бильярдный кий, посуда, а также кофейная чашка и блюдце, принадлежавшие отцу поэта, и небольшой самовар от Михайловского.

В А.С. Пушкин воспроизводит ситуацию, существовавшую здесь при жизни творца во время Михайловской ссылки. Воссоздать ситуацию помогли воспоминания соплеменников, различные документы пушкинского времени и переписка поэта. Есть мемориальные предметы, связанные с памятью А.С. Пушкин: письменный стол из красного дерева, книжный шкаф для сына поэта, кресло от тверских друзей, скамеечка для ног А. П. Керна, серебряный подсвечник с колпаком и щипцами, чернильница из усадьбы Гончаровых, трость поэта, подставка для пера. .

Недалеко от господского дома находится небольшой дом няни.