Психология Спинозы — Русская историческая библиотека
Психология Спинозы основана на идеи тесной взаимосвязи материального и духовного мира. Эта взаимосвязь проистекает из того, что материя и душа – два атрибута одной и той же субстанции.
Согласно психологическим воззрениям Спинозы, душа человеческая, как всякий интеллектуальный модус, есть проявление бесконечного мышления, тело человеческое есть частный случай бесконечной протяженности. Так как интеллектуальный (идеальный) порядок и реальный (материальный) порядок, принадлежа одной мировой субстанции, параллельны между собой, то каждая душа соответствует телу и всякое тело соответствует идее. Следовательно, душа, психика есть сознательное изображение тела (idea corporis – «идея тела»). Это не значит, что душа есть тело, само сознающее себя. Тело не может быть сознающим субъектом, так как мышление не может происходить из протяжённости, а протяженность из мышления. У Спинозы, как и у Декарта, тело есть только протяженность, а душа – только мышление.
Но тело есть объект мышления или души, и нет мышления, знания, души без тела. Душа не имеет сознания о себе, она idea mentis (идея ума) только при том условии, что является idea corporis (идеей тела).
Бенедикт (Барух) Спиноза. Портрет работы неизвестного художника, 1665
Ощущение есть телесный феномен; оно – принадлежность животного и человеческого организма и происходит от высшей организации этих тел. Восприятие или сознание ощущения, напротив, есть факт духовной области. Он состоит в том, что в то время, когда тело получает ощущение, душа создает себе образ или идею этого ощущения. Одновременность этих двух явлений, повторяет Спиноза, объясняется тождественностью психической и телесной субстанции. Душа есть всегда то же, что и тело; хорошо организованному мозгу необходимо соответствует хорошая душа. Согласно тому же закону (тождества идеального и реального порядка), психическое развитие параллельно физическому развитию.
Спиноза говорит, что телесные ощущения сперва смутны, неопределенны: этим смутным ощущениям неразвившегося организма отвечают в психологии смутные идеи или, лучше сказать, образы. Ум на этой стадии психического или физического развития – не что иное, как воображение. Воображение есть источник предрассудков, иллюзий, ошибок. Оно возбуждает в нас веру в существование общих идей, независимых от вещей, веру в конечные причины, управляющие творением вещей, в бестелесные души, в божество с человеческими формами и человеческими страстями, в свободную волю и в другие идолы.
Разум, согласно Спинозе, появляется на более высокой ступени психологического развития. В противоположность воображению, он создаёт не смутные и неадекватные идеи, но дает ясные, точные понятия, соответствующие их объекту. Критерий истины заключается в самой истине и в свойственной ей очевидности. Тот, кто обладает истинным познанием, знает, что оно истинно, и не может сомневаться. Тому, кто возразил бы, что фанатизм так же уверен, что обладает истиной, и так же исключает сомнение и неуверенность, Спиноза ответил бы, что отсутствие сомнения не есть еще положительная уверенность.
Истина истинна сама по себе. Она становится таковой не в силу каких-либо аргументов, ибо в таком случае она зависела бы от этих аргументов – она только себе одной обязана своей царственной властью. Как свет в одно и то же время обнаруживается сам и обнаруживает мрак, так истина есть в одно и то же время и норма для себя, и критерий ошибки.
Согласно психологии Спинозы, воображение представляет вещи такими, каковы они по отношению к нам; разум знает их такими, каковы они сами в себе. Объектом неадекватной идеи служит феномен (явление). Адекватная идея выражает саму сущность вещи, то, что она есть как с точки зрения всеобщего и в своих отношениях к вселенной. Воображение крайне эгоистично и антропоморфично; оно думает сделать человеческое мерилом всего существующего. Разум возвышается над личным Я; он смотрит с точки зрения вечного, всеобщего и все относит к Богу. Всякая идея, относимая к Богу, то есть объект, который сознается как модус бесконечного существа, истинна.
Спиноза признаёт одним из главных свойств разума – способность исключать идею случайности и понимать связь вещей как необходимость.
Идея случая, подобно многим другим неадекватным психическим идеям, есть продукт воображения тех, кто не знает реальных причин и необходимой связи вещей. Необходимость – это первый постулат разума, лозунг истинной науки. Воображение прибегает к представлению о случайности, ибо теряется в подробностях явлений, разум схватывает их единство. Единство всех вещей, взгляд на них как на проявления одной и той же мировой субстанции – вот второй постулат разума. С точки зрения разума, свободного от оков фантазии, несуществует отдельных от вещей общих понятий – универсалий в смысле средневекового реализма. Спиноза убеждён: общие понятия – не что иное, как психологические абстракции, овеществленные воображением: с одной стороны, существуют общие идеи, в смысле номинализма (notiones communes), с другой стороны – общие законы, неизменные и необходимые правила, по которым отдельные факты с неизбежностью вытекают одни из других. Наконец, разум отвергает конечные, телеологические причины (вроде свободной воли Бога, независимой от внутренней сути миропорядка цели) и признает только действующие причины.
Истинный объект разума, его основная идея – это идея Бога, идея бесконечной и необходимой субстанции, по отношении к которой все остальное только акциденция (её отдельные проявления). Спиноза дает утвердительный ответ на вопрос о возможности иметь адекватную идею бесконечного Существа, но он отрицает за нами возможность представить себе наглядный, чувственный образ Бога путем воображения, и сознается в своей неспособности к этому. Но эта неспособность человеческой психики не есть, по Спинозе, её недостаток. Напротив, было бы ошибкой, и очень крупной, представлять себе Бога в виде зримой, осязаемой, слышимой вещи и смешивать это несовершенное представление с тем понятием бесконечного существа, которое имеет разум.
Общее изложение учения Спинозы читайте в статье Философия Спинозы — кратко
16. Психологические взгляды б.Спинозы.
Так же как и Декарт,
Спиноза был представителем
рационалистического подхода в европейской
философии. Не отвергая роль опытного
знания, он причислял его к области
мнения, говорил о его субъективности,
обманчивости, ошибочности.
В чувственном
опыте знания о предмете смешаны с тем,
что привносит от себя субъект, поэтому
трудно достичь точности и объективности
познания. Чувственное знание носит
фрагментарный характер. В то же время
оно является наиболее распространенным
и имеет практическое значение, являясь
важной ступенькой в получении истинного,
достоверного знания.
Если в понимании природы знания Спиноза консолидируется с Декартом, то в вопросах онтологии он выступает в качестве его оппонента, критикуя, прежде всего, Декартов дуализм. Ему Спиноза противопоставляет монистическое учение о субстанции, определяя последнюю как «причину самой себя». Он считает, что существует единая, вечная субстанция — природа, или Бог, характеризующаяся бесконечным множеством атрибутов (неотъемлемых, качественно определенных свойств). Субстанция бесконечна, неизменна; модусы (вещи природы, выражающие состояния субстанции, ее фрагменты) конечны, пребывают в движении.
Человеческому разуму открыты только два основных атрибута природы — протяженность (тело) и мышление (душа)
Человек у Спинозы
— один из конечных модусов, объединяющий
в себе два атрибута субстанции — мыслящую
и телесную субстанции.
Преодолению
дуализма Декарта способствует выдвинутая
Спинозой концепция психофизического
параллелизма: связь идей та же, что и
связь вещей; мышление человека не
противоречит тому, что происходит в
природе. Отсюда логически вытекает
вывод о телесно-духовном единстве
человека.
теория аффектов (страстей) Спинозы, рассматриваемых им как побудительные силы человеческого поведения. Выделяюся три главные фундаментальные силы, управляющие людьми и лежащие в основе всего многообразия чувств: влечение (или собственно сущность человека), радость и печаль. Регулирующая роль аффектов проявляется в том, что радость увеличивает способность тела к действию, печаль — уменьшает ее.
Познание:
1) Познание первого
рода. Это мнение и воображение; существуют
в форме образа. Это смутное искаженное
познание: во всех этих случаях душа
воспринимает внешние тела через состояния
собственного тела, так что в образах
смешано то, что идет от вещей, и то.
что
— от своего тела. Продуктом познания
первого рода являются также абстрактные,
т. е. неполные, понятия отдельных вещей
(например, понятие человека, лошади,
собаки).
2) Познание второго рода — разум дает общие идеи о существенных свойствах вещей. Они составляют основание для наук. Их недостатком является отрыв от конкретных индивидуальных особенностей объектов, которые они обозначают.
3)Познание третьего рода — интуитивное познание. Дает знание сущности вещей» при котором существенное и индивидуальное выступают в их подлинном единстве в форме конкретных идей. Так Спиноза намечает движение познания от абстрактного к конкретному, развитое позже в диалектическом материализме.
Взятые под атрибутом
протяжения аффекты — это состояния
тела, в которых вследствие воздействия
других тел преувеличивается или
преуменьшается действительная возможность
этого тела существовать и действовать.
Рассматриваемые под атрибутом мышления
аффекты — это ложная, внушенная
окружающими вещами идея, в которой
утверждается большая или меньшая, чем
на самом деле, способность тела
существовать и действовать.
Спиноза выделяет три основные аффекта: желание, удовольствие, неудовольствие. Подчеркиваются их различия в зависимости от объектов, со стороны которых человек подвергается воздействиям. Из первичных аффектов образуется все многообразие страстей на основе трех принципов: путем изменения нашего представления о предмете, через сопереживание, по ассоциации.
Большое место
занимает проблема оценки аффекта.
Спиноза не согласен со стоиками в том,
что аффекты абсолютно зависят от
человеческой воли и можно безгранично
управлять ими. Опыт учит, что для
ограничения и обуздания аффектов
требуются немалый навык и старание. В
связи с этим отмечается сила, власть
аффектов над людьми. Аффекты определяют
действия и поступки человека. По своей
силе и ценности аффекты неодинаковы.
Есть аффекты, приносящие пользу,—
удовольствие, веселость и т. п.— они
увеличивают способности тела.
Свобода состоит не в том, чтобы следовать своим аффектам, как обычно думают, а в познании необходимости и в подчинении этой необходимости. Свобода противопоставляется не необходимости, а принуждению. Свобода как идеал человеческой жизни есть плод познания. В понимании Спинозой свободы проявляются рационализм и созерцательность.
Тайна психологической теории Спинозы | Александр Дуглас
Александр Дуглас
·Подписаться
3 минуты чтения·
16 июля 2020 г. В его этике , Спиноза часто обсуждает, как наши эмоции заставляют нас «стремиться вообразить» различные вещи. Мы стремимся представить то, что вызывает у нас радость (3p12), и то, что исключает существование того, что вызывает у нас печаль (3p13). Мы стремимся представить, что на кого-то, кого мы ненавидим, воздействует грусть, а на кого-то, кого мы любим, воздействует радость (3p26).
Что значит «стремиться вообразить» что-то? Современному читателю часто может показаться, что Спиноза говорит о «когнитивном диссонансе»: мы пытаемся представить мир так, чтобы нам было хорошо.
В некоторых случаях это то, что он имеет в виду. Например, он говорит нам, что мы можем видеть, «как легко бывает, что люди слишком хорошо думают о себе и о тех, кого они любят, и слишком плохо думают о тех, кого они ненавидят» (3p26s): это следует, по-видимому, из предыдущих положений, которые описывают наше стремление представить себе то, что делает нас радостными, и исключить то, что огорчает.
Но если бы это было все, что имел в виду Спиноза, его психологическая теория плохо справилась бы с объяснением человеческого поведения. Люди действуют на основе своих эмоций, по Спинозе, а не только на основе своих убеждений. На самом деле нет четкого различия между эмоциями и убеждениями. Если бы эмоции приводили нас только к воображению мира в благоприятном свете, а не к попытке изменить мир, тогда они объясняли бы наши фантазии, но не наши действия.
Спиноза совершенно ясно, однако, что эмоции побуждают нас к действию. В 3p28d он заявляет, что «Все, что, по нашему мнению, ведет к радости, мы стремимся, насколько можем, вообразить… то есть, насколько можем, стремимся рассматривать это как настоящее или действительно существующее». просто стремление фантазировать; Спиноза продолжает: «Но стремление или сила ума в мышлении равносильны стремлению тела или силе в действии… поэтому мы изо всех сил стремимся, чтобы вещь существовала». вообразить, что дело обстоит так, он имеет в виду стремление к сделать их таковыми, а затем воспринять их таковыми. Не помогает и то, что латинское слово « imaginor » может означать как «воображать» (в смысле фантазировать), так и «воспринимать».
Позже (3p50s) Спиноза возвращается к фантазийно-ошибочной интерпретации «стремления к воображению». Из того, что мы стремимся представить себе и тех, кого любим, радостными, а тех, кого ненавидим, — печальными, следует, говорит он нам, что «мы устроены природой так, что легко верим в то, на что надеемся, и лишь с трудом верим в то, на что надеемся».
мы боимся». Это, говорит он нам, является источником «суеверий, из-за которых люди повсюду вступают в конфликт».
Почему же из этого скорее не следует, что мы стремимся сделать самих себя и тех, кого мы любим, радостными (а тех, кого мы ненавидим, печальными — у Спинозы суровое видение человеческой психологии)? Почему наше стремление вообразить такие вещи не привело бы нас к действию, а не к суевериям, к изменению мира, а не к тому, чтобы считать его благоприятным? Вот что повлечет за собой активистская интерпретация «стремления к воображению».
В более общем плане: когда наше «стремление к воображению» приводит нас к фантазии или ошибке, а когда оно приводит к действию? Спиноза, кажется, не дает ясности. Может быть, поскольку мы стремимся воображать только истинные вещи, наше стремление вообразить что-либо должно привести нас к стремлению действительно осуществить это, а не просто фантазировать, что это истинно.
Но ничего из этого не прояснено в важнейших частях Этики (3 и 4), , насколько я понимаю.
Кто-нибудь может помочь?
Политическая психология Спинозы: Приручение удачи и страха | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews
Эта амбициозная и успешная книга представляет собой интерпретацию взглядов Спинозы на политику в том виде, в каком они встречаются, главным образом, в Этике , Теолого-политическом трактате
(ТТП) и 0015 Политический трактат (TP). Среди недавних книг о Спинозе книга Джастина Стейнберга примечательна тем, что в качестве темы она выбрала политику Спинозы в целом, а не какую-то конкретную работу. Он также примечателен широтой научных интересов Стейнберга. Стейнберг часто ссылается на произведения, оказавшие влияние на Спинозу; к соответствующим историческим событиям; к широкому спектру научных работ о Спинозе на английском и французском языках; и к современной философии и политической теории. Эта широта обогащает аргументацию книги и обещает сделать работу доступной и увлекательной для самых разных читателей.
Стейнберг подчеркивает заявление Спинозы, сделанное в начале ТП, о том, что его политика является попыткой построить теорию о людях такими, какие они есть, а не такими, какими хотелось бы их видеть (6-7). Эта позиция объясняет и оправдывает внимание Штейнберга к психологии Спинозы. Это также служит исходной причиной для того, чтобы использовать работы Спинозы в качестве единого аргумента. В конце концов,
Ключевым понятием аргументов Стейнберга является ingenium . Очень грубо — и это мой язык — ingenium для Спинозы — это набор аффективных диспозиций, составляющих характер человека.
Принимать людей такими, какие они есть, значит понимать их ingenia и то, как политические структуры и взаимодействия формируют их. Конечно, для Спинозы существует великое множество способов, которыми может быть человеческое существо, разнообразие, ограниченное только количеством различных аффектов и различных объектов, которые могут ассоциироваться с каждым аффектом. Нынешние обстоятельства человека определяют, какие аффекты (то есть желания и эмоции) характеризуют человека в данный момент и, следовательно, могут ли и каким образом он или она оказаться под влиянием различных аффектов. Государство, конечно, занимает видное место среди этих обстоятельств.
Стейнберг утверждает — и это кажется мне абсолютно правильным, — что Спиноза понимает государство как средство улучшения граждан. Если Спиноза не принимает людей такими, какими он хочет их видеть, тем не менее он ставит целью государства сделать их такими, какими он хочет их видеть. Политический реализм Спинозы — противопоставленный фоновой теории 
. Стейнберг утверждает, что Спиноза последовательно, хотя и условно, считает, что более демократические государства лучше служат своим гражданам в этом смысле.
Книга хорошо структурирована. Каждая глава защищает или расширяет эту основную точку зрения с помощью четкого тезиса и в значительной степени самостоятельной аргументации. Там, где Стейнберг опирается на результаты предыдущих глав, он услужливо ссылается на соответствующие обсуждения. Ниже приводится краткий отчет о каждой главе. Я включаю критические замечания в резюме.
Глава 1 представляет собой защиту интерпретации взглядов Спинозы на ingenium с особым вниманием к политике. Его центральные утверждения состоят в том, что, по Спинозе, деятельность конечных вещей фиксируется их аффектами и что социально-политические структуры влияют на ingenia людей, которые в них живут. Каждое из этих утверждений хорошо защищено. Многие детали психологии Спинозы остаются спорными. Я нахожу два толковательных утверждения этой главы особенно поразительными, и я хотел бы больше узнать о причинах, по которым Стейнберг поддерживает их.
Во-первых, Стейнберг утверждает, что, согласно Спинозе, «тот, кто не желает х больше, чем у, на самом деле не считает х лучше, чем у» (22). Если Стейнберг прав, то часто повторяющееся утверждение Спинозы о том, что, хотя я вижу, чем лучше я делаю, тем хуже должно быть принято не за чистую монету. На мой взгляд, хотя для Спинозы это может быть правдой, что я сужу х лучше, чем у, всякий раз, когда я желаю х больше, чем у, из этого не следует, что я также не сужу, что у лучше, чем х. В конце концов, Спиноза действительно утверждает, что я могу иметь два разных представления об одном и том же (см., например, E2p35s), и он также утверждает, что иметь представление о том, что х, — это просто судить об этом х (см., например, обсуждение крылатого лошадь на E2p49cs).
Во-вторых, Стейнберг утверждает, что для Спинозы оценочные суждения устойчивы к пересмотру (24). Я предполагаю, что, как и связанные с ними желания, оценочные суждения могут быть упрямыми. Однако темы спинозовского описания страстей, включая нерешительность и постоянную восприимчивость к новым страстям, предполагают, что для многих людей большую часть времени часть проблемы заключается в том, что мы постоянно приходим к новым ценностным суждениям.
В главе 2 Стейнберг защищает точку зрения против Джона Покока и других, что Спиноза не является естественным юристом. Он допускает, что Спиноза пользуется терминологией естественного права.0015 ius , lex , imperium и т. д., но утверждает, что Спиноза делает это только для того, чтобы «лишить его нормативного значения» (39). Тема главы и ее наиболее важный результат для последующих рассуждений заключается в том, что обязательство, право и обязанность, по Спинозе, следует понимать только в терминах полезности или предполагаемой полезности. Эта глава является четким и весомым вкладом в эту дискуссию, не в последнюю очередь потому, что она предлагает четкий способ понять, о чем идет речь. Стейнберг предполагает, что мы можем считать Спинозу естественным юристом только в том случае, если традиционная терминология относится к чему-то иному, чем утилитаристская теория.
Лекс , я думаю, особенно интересный случай. Стейнберг утверждает, что законопослушный закон считает, что естественный закон навязан нам Богом, но Спиноза не рассматривает Бога как законодателя.
Это, безусловно, верно для Спинозы в Этике (см., например, E1App), и я согласен, что это взвешенная точка зрения Спинозы. Однако это одна из областей, где ТТП ставит под сомнение точку зрения, согласно которой работы Спинозы представляют собой единую последовательную доктрину. Принципы всеобщей веры в 14-й главе ТТП постоянно требуют представления о Боге как о директоре и судье, которому нужно повиноваться.
Главы 3 и 4 касаются свободы. Тезис главы 3 состоит в том, что, по мнению Спинозы, государства должны, насколько это возможно, освобождать или расширять права своих граждан. Стейнберг, правильно опираясь на то, что Спиноза отождествляет свободу и власть, превосходно защищает этот тезис от критиков, считавших Спинозу классическим либералом.
В главе 4 Стейнберг утверждает, что Спиноза способствует взращиванию надежды, а не страха, как средства, с помощью которого государства могут расширять возможности граждан, и защищает внутреннюю согласованность этой точки зрения.
Эта глава является ценным вкладом в наше понимание Спинозы. Текстовые свидетельства, которые Стейнберг представляет во введении к главе и в разделе 4.3 первой части своей диссертации, недостаточно подчеркнуты в других отчетах о политике Спинозы и заслуживают тщательного критического внимания. Спиноза действительно, как показывает Стейнберг, явно подчеркивает надежду и более устойчивое ожидание добра, безопасности или уверенности (9).0015 securitas ), как страсти, характерные для хороших обществ.
Одна оговорка: Стейнберг заходит слишком далеко, характеризуя преданность как своего рода надежду (91). Спиноза действительно превращает преданность в мощный политический инструмент, особенно в ТТП. Однако в своих описаниях аффектов он четко отличает преданность от надежды. Преданность — это своего рода любовь, соединенная с удивлением или благоговением (эпизод 52). Следуя определению «преданности», данному Спинозой, он пишет, что к удивлению могут присоединяться и другие аффекты, и включает надежду в список аффектов.
Таким образом, преданность — это не надежда. Это другая страсть, которая также имеет общественное значение. Примечательно, я думаю, в то время как надежду и безопасность можно культивировать различными способами, описание Моисея в TTP 5 предполагает, что набожность — это страсть, характерная для религии.
В главе 5 Стейнберг утверждает, что, по мнению Спинозы, государство помогает гражданам, смягчая влияние состояния. Стейнберг приводит интересный аргумент, согласно которому спинозовский «аккомодационный подход» — готовность приспосабливать свой язык и поведение к ожиданиям собственного общества, — который в его ранних работах имеет сугубо личную форму, далее выражается в хорошо управляемом государственном внимании. к ingenia своих граждан. Простое превращение рациональных предписаний в законы будет не самым эффективным способом помочь гражданам.
Стейнберг утверждает в Главе 6, что ТТП представляет собой длительную, систематическую атаку на клерикальную власть и коррумпированные и коррумпированные институты, которые она порождает (130).
Глава включает подробный и убедительный отчет об опасностях, которые Спиноза находит в духовенстве. Я долго удивлялся, почему Спиноза считает, что предоставление религиозной власти законодателям является решением опасностей, которые может создать духовенство. Разве это не превращает законодателей в священнослужителей? В значительной степени благожелательный рассказ Стейнберга о ТТП не решает для меня эту проблему. Тем не менее, подчеркивая беспокойство Спинозы об опасностях церковной власти, он подготовил почву для мощной концепции единства ТТП и ТП в следующей главе.
В главе 7 Стейнберг отстаивает точку зрения, согласно которой Спиноза был демократом во всех своих работах (164) и что его предпочтение демократии имеет консеквенциалистскую основу: это лучшее средство, способствующее улучшению положения граждан (173). В разделе 7.2 Стейнберг утверждает — это моя, возможно, противоречивая, переформулировка, — что наше упрямое представление о себе как о равных делает демократические институты более способными, чем другие, давать нам надежду и безопасность.
Это базовое консеквенциалистское объяснение эгалитаризма Спинозы эффективно подрывает аргументы в пользу того, что Спиноза является принципиальным эгалитаристом. Я согласен со Штейнбергом в этом вопросе и нахожу его аргумент убедительным, но я должен подчеркнуть сложность предмета. Позиция Стейнберга состоит в том, что Спиноза предлагает одну в значительной степени последовательную политику в ТТП и ТП. Здесь, вместо того, чтобы признать, что Спиноза предлагает разные взгляды в двух работах, Стейнберг должен признать, что ТТП предлагает некоторые доказательства принципиального эгалитаризма, в то время как ТТ не предлагает, а затем аргументировать, что это свидетельство следует не принимать во внимание.
Раздел 7.3 элегантно объединяет TTP и TP. В нем Стейнберг утверждает, что в ТП Спиноза считает демократию лучшей формой правления эпистемически в том смысле, что с помощью демократических процедур мы чаще всего приходим к хорошим решениям. Однако это преимущество является лишь условным.