Проблематика поэмы «Мертвые души» Гоголя
Главная идея поэмы «Мертвые души» Н.В. Гоголя заключается в преодолении самого себя. Человек должен стремиться к достижению духовного идеала. Иногда такой путь занимает много времени. Некоторым людям он и вовсе не под силам. На основе следования по жизненному пути Н.В. Гоголь попытался описать преобразование всей страны, ее общественного устройства. Кроме того, писатель большое значение придал становлению не только социальных слоёв, но и отдельно взятого человека.
Николай Васильевич был глубоко убеждён, что изменения должны начинаться не с внешней стороны, а идти изнутри. Для общества должно стать ориентиром нравственные устои, а не «красивая обертка». Моральные законы, христианская этика — то, на что следует опираться каждому руководителю при ведении своей деятельности. Для русских людей извечной проблемой являются дороги. Н.В. Гоголь уверен, чтобы решить этот вопрос, не нужно менять начальников. Ужесточение законов также не поможет.
Излишний контроль за действиями органов власти также не принесёт желаемых результатов. И руководитель, и сотрудник, и простой человек должен помнить о том, что он несет ответственность не только перед вышестоящим начальником. Главное, он ответственен перед Богом. Автор призывает каждого участника своей деятельности честно и правильно выполнять свои обязанности. Люди, в первую очередь, должны руководствоваться Небесным законом.
Первый том поэмы «Мертвые души» состоит из негативных явлений, которые имеют место в обществе. Их нужно полностью искоренить. Н.В. Гоголь делает акцент не только на социальных проблемах. Его больше интересуют причины, из-за которых и возникли такие последствия. Основным минусом в обществе Николай Васильевич называет духовное оскудение, которое присуще современному для автора человеку. Омертвение души — то, что глубоко волнует Н.В. Гоголя. Именно эту проблематику автор сделал центральной в своей поэме. Остальные темы являются лишь дополнением к основной.
Автор готов кричать: «Будьте не мертвые, а живые души!».
Н.В. Гоголь пытается «открыть глаза» читателю на истинную сущность человека. По его мнению, если человек будет мертв душой, он попадёт в бездну, из которой выхода уже нет. Демонстрация масштабов возможных последствий поражает своими размерами. Но как человек может утратить живую душу? Какое событие может заставить его пересмотреть свои жизненные взгляды и ориентиры? Кого автор называет «мертвая душа»?
Человек, погрязший в рутине, не вызывает симпатии ни у Н.В. Гоголя, ни у читателя. Мы не испытываем к нему ни сострадания, ни сочувствия. Такой человек самостоятельно сделал свой выбор. Обвинять кого-то бессмысленно. Персонаж живет в постоянной суете. Автор демонстрирует читателям помещиков и чиновников, которые своими действиями превратили свою жизнь в скучное жалкое существование. Противостоять таким персонажам могут только простые люди, обладающие добрым сердцем и живой душой. Но возможно ли возродить из мертвого живое? Автор не исключает этого. Наоборот, в этом и заключается своеобразная позиция Н.
В. Гоголя. Возможность пробуждения также описана в поэме. У автора была мечта. Он хотел, чтобы Чичиков, Плюшкин и остальные представители российской действительности переродились в истинно живые души.
Однако иногда современный мир суров и несправедлив. Омертвение души затрагивает сразу несколько сторон существования. Призрачный и абсурдный мир способен сломать человека изнутри. Но этот распад можно остановить. У русского народа изначально был сильный высокий дух. Люди преследовали истинные ценности и идеалы. Они чётко представляли нравственные и моральные границы, переступать которые нельзя ни при каких обстоятельствах. Н.В. Гоголь показал, какой должна быть настоящая интересная жизнь простого народа. Автор размышляет о своей стране и о существовании его соотечественников.
Действительность, в которой пребывает Россия, пугает Николая Васильевича. Он видит перед собой картину распада человека как личности. Под ударом оказались не только чиновники и помещики, но и простые люди.
Автору грустно и больно от таких размышлений.
Н.В. Гоголь описывает личностные качества своих героев. Он раскрывает русский менталитет, «свойства нашей русской породы». Бережливость не всегда несёт в себе положительный оттенок. У Плюшкин это качество переросло в скупость. Мечтательный Манилов с помощью своего радушия оправдывает лень и нежелание меняться. Излишняя слащавость героя лишь отталкивает читателя. Ноздрев, чрезмерно демонстрирующий удаль и неиссякаемую энергию, напоминает жалкую пародию на истинное богатырство и благородство.
В поэме «Мертвые души» автор использует обобщенные образы. При помощи своих персонажей Н.В. Гоголь показал проблемы, которые присутствовали в помещичьей Руси. Взаимоотношения крестьян и помещиков не оставляли автора равнодушным к происходящему. Н.В. Гоголь пытался обозначить основные пути решения назревших проблем. Автор осуждает не самих помещиков, а их цели и ради чего они используют свою власть, как они распоряжаются богатством своих земель.
«Мертвые души»: смысл, анализ и проблематика поэмы Гоголя
Автор admin На чтение 6 мин Просмотров 114 Опубликовано
Содержание
«Мертвые души» Н. В. Гоголя – поистине бессмертная, красивая и искусно написанная поэма. Под мертвыми душами подразумеваются не мертвые крепостные, а богатые помещики Собакевич, Ноздрев, Манилов (приятели Чичикова). Они отказались от своей духовности ради комфорта и денег.
О чем книга «Мертвые души»Чичиков отправляется в далекие губернии ради скупки крепостных. Но нужны ему не люди, а лишь имена почивших. Нужно это для предоставления перечня в опекунский совет, обещавший крупные денежки. Все для дворянина двери открывались лишь с большим количеством крестьян. Чтобы осуществить свои планы, он гостит у землевладельцев и чиновников горадминистрации. Все они демонстрируют эгоистичность, но Чичикову удается получить желаемое.
Также он намерен выгодно жениться. Но результат разочаровывает: персонаж вынужден бежать, потому что помещица Коробочка разболтала о его намерениях.
В поэме есть гимн Родине и трудолюбивому народу. Мастерство прославило многих умельцев. Крестьянин всегда «богат вымыслом». Но есть и препятствующие развитию державы индивидуумы. Это злонамеренные чиновники, глупые и ленивые барчуки и мошенники по типу Чичикова. Они должны немедленно исправиться (для благополучия своего и России), осознав свою внутреннюю ущербность. Писатель поднимает их на смех на протяжении всего первого тома, но во втором томе стремится продемонстрировать озарение их душ (на примере основного персонажа). Но потом Гоголь ощутил невозможность воскрешения таких героев и отправил в печку вторую часть «Мертвых душ».
Но писатель успел показать, что основной потенциал державы – это народное прекраснодушие. Не случайно слово «души» включено в название. Гоголь воспринимал российское возрождение через озарение человеческих душ, очищение от пороков, приобретение бескорыстия.
Авантюрность, реалистичная реальность, веяние нерационального, концептуальные суждения о земном благе – все это взаимосвязано, формируя «энциклопедическую» картинку первой половины 19 столетия.
Гоголь достигает этого за счет различных сатирических приемов, юмора, средств изобразительности, деталировки, богатого словарного запаса и композиционных нюансов.
Немаловажен символизм. Чичикова ждет изобличение, грязное падение. Он напоминает паука, пытающегося кого-то поймать. Он сноровисто справляется с делами, обволакивая оппонентов священной ложью. Образ дороги символизирует движение державы вперед, эволюцию.
Чичиков проходит через массу курьезных моментов, сопровождается меткими гоголевскими выражениями и оценками. Иные персонажи порой изображены на антитезе: «он был выдающимся человеком» – но лишь «на первый взгляд».
Грешки персонажей поэмы являются также продолжением их достоинств. Так, ужасающая скупость Плюшкина является преломлением былой экономности.
Своим учителем Н.В. Гоголь считал А.С. Пушкина, «преподнесшего» ему рассказ о приключениях Чичикова. Поэт уверял всех, что лишь уникально талантливый Николай Васильевич способен реализовать эту «идею».
В Италии Гоголь начал трудиться над поэмой (в 1835-ом году). Произведение создавалось 6 лет. Идея феноменальной картины, демонстрирующей «всю Россию» с позиции настоящего и будущего обнажала «неисчислимые сокровища русского духа». Первый том был дописан летом 1841-го года, но благодарный тексточитатель нашелся не сразу. Цензура была возмущена. Ее недоумение вызвало название поэмы. Писателю понадобилось немного уступить, начав со словосочетания «Приключения Чичикова». В печать произведение вышло только в 1842-ом году. Потом классик создает и второй том, но затем бросает листки в печь.
Смысл названия книги «Мертвые души»Он предполагает всевозможные истолкования. Используемая техника оксюморона порождает множество намеков, ответы на которые читателю хочется получить как можно скорее.
Название знаковое и многозначительное, поэтому «загадка» раскрывается не всем.
Буквально «мертвые души» – это умершие простолюдины, все еще числящиеся за своими помещиками. Мало-помалу идет переоценка этой концепции. Перед читательскими глазами словно предстают настоящие крепостные, с их плюсами и минусами.
С метафорической позиции портретная «галерея» элиты характеризуется утратой собственных эмоций и суждений, подавляя все цветущее. «Хозяева» просто «коптят землю», потому что людская природа невозможна без настоящих духовных движений. У крепостных есть творческая, живая сила, стремящаяся видоизменить страну к лучшему.
Проблематика книги «Мертвые души»Сложности в российском прогрессе – основная проблематика «Мертвых душах». Это выбивало автора из колеи. Имеются в виду взятки и разбазаривание казны чиновниками, инфантилизм и ничегонеделание элиты, безграмотность и крестьянская бедность. Гоголь старался внести свою лепту в благополучие России, обличая и поднимая на смех порочность, стараясь воспитать в людях хорошее.
Так, он негодовал по поводу прославления как компенсации пустоты и безделья. Гражданская жизнь должна быть с пользой для социума, а в массе своей персонажи поэмы неприкрыто вредны.
Гоголь считает отсутствие моральных устоев у правящей элиты итогом их отвратительной склонности к стяжательству. Помещики издеваются над крепостными из-за наживы. Также всплывает тематика помещичье-чиновничьего эгоизма, а интересы Родины для них – пустой звук. Элиту простое общество интересует лишь с позиции использования.
Людей продают, как скот, продувают в карты, как вещи, закладывают, как драгоценности. Узаконенное рабство не воспринимается как аморальное явление. Гоголь масштабно продемонстрировал конфронтацию российского крепостничества (мироощущение крестьянина и тиранию хозяина, «непогрешимого» в своем доминировании). Тирания пронизывает коммуникации всех общественных прослоек. Это развращает людей, разрушает державу.
Гоголь симпатизирует «маленькому человеку», обличая пороки общегосударственного строя.
Общеполитических сложностей писатель даже не стремится избежать. Он описывает в поэме бюрократизм, функционирующий лишь за счет взяток, кумовства, разграбления казны и ханжества.
Героям Гоголя свойственны безграмотность, неразвитость. Им не понять собственного морального убожества и пошлости. Эта трясина их не отпускает, тянет вниз.
Чему учит книга «Мертвые души»После прочтения произведения читатель собственный вывод сделает сам. Кто-то не согласится с писателем (отчасти проблемы мздоимства и надувательства характерны для любой державы; они полностью не устранимы). А кто-то поддержит Гоголя в отношении того, что душа – это самое ценное, чем должен дорожить любой гражданин.
Единственная моральная составляющая такова кем бы ни был индивидуум, ему не по силам оставаться счастливым и жить полноценной жизнью при отсутствии творческого подхода, при страсти к стяжательству (даже при проявлении большой активности). Например, Чичиков не раскрывает настоящую мотивацию собственных поступков и боится раскрыть свои планы.
Смысл заключительной части поэмы – идея спасения мира Русью. Если русский захочет и сможет себя изменить, он спасет окружающий мир, иначе погибнут и он, и мир.
Не исключено, что Гоголь специально не опубликовал продолжение «Мертвых душ». Тем самым он мог делегировать читателю разгадку смысла того, что надо изменить в себе, чтобы не стать подобием описанных в поэме чиновников и землевладельцев.
Аудиокнига «Мертвые души»
Насколько публикация полезна?
Нажмите на звезду, чтобы оценить!
Средняя оценка / 5. Количество оценок:
Оценок пока нет.
Поставьте оценку первым.
Игра с низкими ставками | Тим Паркс
Если вы пишете комедию о подражании, плагиате или просто монотонном однообразии стольких произведений современной литературы, стольких современных дискурсов, возможно, имеет смысл позаимствовать название вашего произведения из одного из самых знаменитых романов все время и написать ее в одном из самых радикальных и узнаваемых стилей современной прозы. Так первый роман английского писателя Сэма Ривьера « мертвых души » (по Гоголю) разворачивается в едином трехсотстраничном монологе из одного абзаца, безошибочно раскрывающем все навязчивые ритмы, выделенные курсивом повторы и общий дух скандальный донос и острая неуверенность в себе, которые сразу же ассоциируются у нас с Томасом Бернхардом. Чтобы было понятно, что стратегия бесстыдная и обдуманная, Ривьер приводит эпиграф из Бернхарда: «Именно абсурдные идеи — самые ясные идеи, а самые абсурдные идеи — самые важные».
Абсурдная идея, вокруг которой Ривьер строит свою безжалостную, часто веселую сатиру, — это изобретение «системы количественного анализа и сравнения ( QACS )», передового программного обеспечения для последовательностей слов, но также, «используя количественный анализ и сравнение сложности, до сих пор невообразимой», позволяет
идентифицировать такие черты, как махинации сюжета, структурную динамику повествования и перспективы, баланс метафоры и плотность описательного языка, тактики риторики, такие как повторение, ассонанс, анафора и апостроф, пересекающиеся дуги главных и второстепенных персонажей и модели их исходов, темп и подача диалога, физические законы фантастических миров, хронологические искажения, и даже биологии воображаемых существ.
С особым намеком на собственные стратегии романа мы узнаем, что QACS дизайнеры
также имели в виду то самое неуловимое качество, стиль работы, который будет наконец объективно определен , запертых, с учетом частоты и ударения конкретных слов, частоты и акцента конкретных звуков, а может быть, даже — инженеры пока отказались от этого — неделимых эмоциональных составляющих, лежащих под поверхностью, лежащих в основе всего. .
Издательскую отрасль захлестнул кризис доверия, изнурительная атмосфера «несообщаемой незащищенности», которая заставляет даже самых опытных литературных агентов и редакторов сомневаться в собственных суждениях. Не сумев найти достаточных заголовков для своих списков, два крупных издателя, как выяснилось, «выпустили несколько исправленных книг , то есть продали как новые публикации, которые оказались переизданиями более ранних публикаций, с минимальными изменениями, внесенными в скрыть этот факт».
Последовавший скандал приводит к развертыванию QACS , который применительно к каждому тексту, представленному для публикации, «гарантирует, что никакая работа не будет представлена платящей публике, которая рискует быть разоблаченной как подделка». После резкого противодействия со стороны авторов, опасающихся, что их сделают козлами отпущения за проступки их издателей, был достигнут компромисс: «Представленный документ должен набрать девяносто шесть процентов или более во всех перечисленных категориях, чтобы квалифицировать как неприемлемо производное».
Столь низкая планка — требуется всего 4 процента «оригинальности» — четко указывает на абсурдность числового подхода к вопросам творчества. Конечно, никто не мог не пройти это испытание. Но Соломон Визе, поэт, которому «чуть за двадцать», который «все еще находится в начале своего становления», представляет длинное стихотворение, которое возвращает «девяносто шесть баллов, на носу» и, следовательно, « внесен в серый список », его карьера поставлена под угрозу.
«Тем, кто не знаком с недавними событиями в области литературного издательства, может показаться странным, — говорят нам, — что стихотворение подвергается такому тщательному анализу, когда коммерческая отдача от такого продукта обычно была такой незначительной». крах доверия к издательской индустрии был «неожиданным ростом запасов поэтических произведений», к которым «читающая публика обратилась», как будто поэзия обязательно содержала «какую-то врожденную форму истины». «В этом предположении, — размышляет рассказчик, — читающая публика, конечно, жестоко ошиблась».
Сэм Ривьер, как мы узнаем из краткой биографии автора, сам является поэтом и издателем стихов. Как и безымянный рассказчик Dead Souls . Начальная встреча романа, где мы впервые слышим о затруднительном положении Соломона Визе, устанавливает место действия монолога, который разворачивается в течение одной ночи, более или менее времени чтения книги, и предлагает первое предположение относительно почему подражание и одинаковость могут быть особенно острыми проблемами в наше время.
Мы находимся в лондонском Саутбэнк-центре, на берегу Темзы, и отмечаем «проходящий раз в два года Фестиваль культуры» (аббревиатуры QACS и FOC разбрызгиваются, как и многие петарды на протяжении всего романа). Рассказчик разговаривает с человеком, которого называют всего лишь «главой небольшой издательской компании», формула повторяется семьдесят четыре раза с завораживающим и материализующим эффектом:
Реклама
Я действительно слушал главу небольшого издательства, хотя внешне кивал, говоря «М-м-м», и даже изредка произнося целую фразу. Было две причины, по которым я не слушал главу небольшого издательства, кроме очевидных: то, например, что глава небольшого издательства не был особенно увлекательным собеседником, или атмосфера всеобщей скуки. что туманит такие встречи…
Тяжелая ирония навеяна характером отношений:
Несмотря на дружеский, хотя и нелицеприятный тон моей беседы с главой небольшого издательства, мы были представителями конкурирующих организаций, встретившихся на поле действия с целью обмена тактической информацией.
Мужчины соревнуются. В мире Dead Souls писатели, поэты и критики — жестокие конкуренты:
Другими словами, шла игра с невероятно низкими ставками, но… низкие ставки только делали игроков более проницательными и безжалостными в своем поведении — эта беспощадность была заданным, как мы оба понимали, принципом индустрии, и центр, вокруг которого мы соперничали.
Чтобы конкурировать, участники должны играть в одну и ту же игру и использовать одни и те же условия сравнения, которые в данном случае, несмотря на предполагаемое призвание литературы к глубине и сложности видения, безошибочно понимаются как числа: количество книг одна написал, призы получил, читатели есть. Соломон Визе, например, скорее всего, «потянулся к поэзии как средству выражения» из-за новой моды на поэзию. «Поэзия наводнила рынок».
Огромное количество соперников в игре, в которой немногие могут победить, порождает отчаяние. «Мои собственнические инстинкты, — рассказывает рассказчик о себе в молодости, — были достаточно острыми, чтобы, если я замечал кого-то в кафе или в поезде, пишущего в журнале или на ноутбуке таким образом, что предполагалось, что его деятельность носит литературный характер… был охвачен ревнивой яростью».
Некоторые считали, что « чем больше письменности произведено, тем лучше для культуры в целом, что чем больше писателей, тем больше читателей».0004 ». Наш рассказчик не впечатлен: «Читателей было больше… но это были читатели, охотившиеся за идеями, за работающими моделями, за стилями, которые нужно было написать, за сюжетами, которые нужно было адаптировать, — читатели-хищники с глазами охотников за трофеями». Сам он «читается только как производитель-конкурент, то есть как циник, оппортунист».
В таких условиях выравнивание, даже гомогенизация умов становится неизбежным. Рассказчик рассказывает о своих отношениях с тремя друзьями, с которыми он жил в университете, всеми будущими поэтами:
Мы научились предвосхищать и опровергать мнения друг друга, в настраиваться на точку зрения друг друга или против нее…. Мне всегда казалось, услышав мнение моего друга, что он только что высказал мое мнение.
Тем не менее, «правда заключалась в том, что на каком-то уровне я хотел, чтобы они были уничтожены, мои друзья… точно так же, как я знал, что они на каком-то уровне хотели, чтобы меня уничтожили».
Далее в книге литературная конкуренция отравляет единственные описанные интимные отношения. Об одном поэте-мужчине и его девушке-поэтесе мы слышим, что «иногда [он] почти чувствовал себя так,0003 берет интервью у [ее], когда обедал в ее квартире, на него нашло такое чувство, что он берет интервью у [нее] на каком-то литературном мероприятии». Это интервью вскоре становится «неловким и воинственным».
Повзрослевший и более изощренный рассказчик не желает уничтожения «главы небольшой издательской компании»; он наслаждается их битвой. С другой стороны, он не собирается «уступать ни на миллиметр» того преимущества, которое, как он считает, он имеет над ним. Таким образом, несмотря на то, что его сильно привлекла история Соломона Визе, которую ему рассказывает «глава небольшой издательской компании», он намеренно прекращает разговор, «не выслушав завершения дела», с притворным безразличием, которое «перезагрузило наши отношения в исходное положение». правильный дисбаланс».
Несмотря на то, что эта борьба между собаками и собаками является ощутимой реальностью, заявленные значения совсем другие. Рассказчик, сторонник «красной команды», а не «синей команды», как он говорит нам, сводя идеологическую принадлежность левых/правых к форме наследственного фандома, теперь должен пойти на чтение стихов, чтобы прочитать в переводе: «политически чувствительное» произведение украинской поэтессы, которую он публикует и которая не сможет сама присутствовать на мероприятии, потому что утром ее задержали в Хитроу. Ожидается «приблизительно тысяча зрителей», которые «стремятся выслушать заявления о политическом инакомыслии», прежде чем насладиться «бокалом вина после».
Наш рассказчик сомневается в этой операции:
Разве поэзия Зарии Жадан не была преобразована в этих роскошных зданиях с их осветительными установками, звуковыми системами и многоуровневыми ресторанами и барами в безобидные или даже официально разрешено, развлечение?
Возможно, он «присвоил Зарию Жадан», беспокоится он, чтобы укрепить свой «собственный эгоистичный бренд»? Уверяя себя после страниц беспокойных рассуждений, что он делает не больше и не меньше, чем «то, что от него требовалось», рассказчик доволен тем, что прожектор на сцене позволяет ему «более или менее не замечать публику» на протяжении всего времени.
чтение, во время которого он представляет, как его слушатели взволнованы тем, что его «страдающая, осажденная фигура» читает « подлинные послания от запрещенного художника ».
Реклама
Однако, когда он приступает к предпоследнему стихотворению, атмосфера скрытого самодовольства нарушается пронзительным визгом — не микрофоном, как он в конце концов понимает, а кем-то, намеренно проводящим влажным пальцем по обод бокала для получения «резонансного немодулирующего тона»; тут же он испытывает «ощущение, будто попали в ловушку ».
Ничего, разбираемся на протяжении Dead Souls , более опасен для защищенного мышления под пристальным вниманием, чем прерывание. Многие персонажи романа не только говорят одинаково; все они предпочитают монолог диалогу, заворачивая себя в сложный расширенный синтаксис, блестящий с возвышенной или сообразительной дикцией. Но малейшее вторжение обычных обстоятельств грозит лопнуть эти пузыри самомнения. Даже кратковременное осознание скучной обстановки, в которой зарождается монолог, может быть дестабилизирующим:
Какой цели служило [чтение стихов], подумал я, проходя мимо прилавка с едой, торгующей пикантной бразильской выпечкой….
Разве подобные вещи не помогают нашему собственному самодовольству и бессилию, думал я, проталкиваясь через группу подростков со скейтбордами.
Разве подобные вещи не помогают нашему собственному самодовольству и бессилию, думал я, проталкиваясь через группу подростков со скейтбордами. Рассказчик вспоминает, что он страдал от такого же прерывания — скуление пальца по краю стакана — когда много лет назад читал свои стихи, будучи студентом университета. Преступником был некто Кристиан Ворт (Ривьер очень забавляется с его именем), деревенщина, «который до сих пор читает книги целиком» и хвастался «открытой разновидностью гетеросексуальности, [которая] была постоянным источником смущения для остальных из нас. ” Окруженный «атмосферой старого мира», Ворт не мог понять, что его друзья-поэты двигались в лабиринте «микроуправляемых профилей, войн потоков, сетевых расширений и пакетов подписки» и что их «флирты редко происходили лицом к лицу, но состояли из ряда легких прикосновений, приземлившихся на различных носителях». Напоминание о кровавой реальности, которой избегают авторы романа, именно Ворт нанес «первый серьезный удар» по самолюбию рассказчика, произведя этот «резонансный, немодулирующий тон», и Ворт снова наносит удар в 9 часов.
0007 ВОК во время чтения «спорного» произведения украинского поэта.
Электронные медиа усиливают состояние коллективного нарциссизма, если его можно так назвать, в котором действуют персонажи, удаляя их из физической реальности и вовлекая в жестокую конкуренцию друг с другом. Своеобразное сочетание изоляции и борьбы, типичное для монолога Бернхарда, таким образом, больше не является прерогативой особо чувствительных одиночек, а является общим достоянием. В любом случае именно электронные средства массовой информации предоставляют Соломону Визе возможность для невероятно успешного возвращения.
«Огромное количество поэтов собралось в столице на FOC » и остановились в Travelodge по той простой причине, что это «единственное заведение в районе с круглосуточной лицензией на алкоголь». Учитывая их образ жизни, алкоголь или какой-либо другой наркотик необходимы, чтобы «преодолеть врожденную [поэтам] неловкость и горечь их обид». Войдя в бар Travelodge, рассказчик предлагает доказательство своей сообразительности:
Слева от меня… Я видел Алекса Уоррингтона, автора Добрый сын и Дающий благодать , в последнее время редактор Альбионская поэзия , в разговоре с Беа Филдинг, автором Визитных песен , лауреатом премии Эрна Майклза и премии Симоны Горовиц, чья спина почти касалась спина Клэр Клуни, автора книг «Назад в Ла-Манчу» и «Руины начальника порта» , также лауреата премии Эрна Майклза, которая оживленно беседовала с Дэниелом Уэйком и Эстер Фоули, авторами книг «Широкий мир» и Limn , среди прочих публикаций, а также лауреаты между ними премий Ern Michaels и Preface, которые расстались, чтобы пропустить Фрэнки Типтона, автор книги Mirage Property , которая вошла в шорт-лист премий Shaw, Preface и Matlaske, который только что закончил разговор с Джорджем Корли, автором Five to Eight Chipmunks , Ханной Пич, автором Quick Fix , и Изобель Бергер, автором Marquee Croquet ; за ними я мог видеть затылок Джейка Клеменса, автора печальнее и мои проблемы постепенно становятся вашими проблемами , которая была удостоена премии Playhouse Award, и, в профиль, Кейси Брэтуэйт, автор Sea Chart , победитель Preface Award, и A Tune Below , среди прочих публикаций; справа от них, в тесном кругу, я заметил Линдси Стоунбридж, чьи коллекции включали Fire Milk и Hear/Say , и которая трижды номинировалась на премию Matlaske, так и не получив ее…
Предложение продолжается еще полстраницы или около того.
Но среди всех этих тесно связанных людей рассказчика привлекает одинокая фигура, сидящая за барной стойкой, вернее, две изолированные фигуры: подвергается остракизму Соломон Визе и его подруга Фиби Гласс (еврейство имени поэта, пожалуй, не случайно) . Следующие двести страниц представляют собой монолог Визе, который включает в себя различные другие монологи, запомненные и переработанные в монологе рассказчика, сидящего за пивом в баре Travelodge в течение «шести или семи часов».
У Визе есть собственное объяснение его 96-процентной оценки QACS за плагиат. С раннего младенчества «у него было желание исчезнуть», и, экспериментируя с исчезновением, спрятавшись, например, от семьи в саду, он обнаружил в себе область «ничто», к которой его постоянно тянуло и которую он стал ассоциироваться с поэзией: «Написание стихов было… как удаление чего-то… как указание на что-то, чтобы оно исчезло». Или еще: «Поэзия была постепенным замена вещей в мире их отсутствием».
Позже, мучимый навязчивыми мыслительными процессами, которые приводились в движение стихами, которые он читал, он «изрыгнул эти слова», «выбросил [стихи] на страницу, чтобы они исчезли, потому что от них его тошнило, — думал он. , а он хотел избавиться от этого — он хотел эти старые стихи без ничего ».
То, что эта тоска по забвению связана с высококонкурентным миром, становится очевидным благодаря близости рассказчика с Визе. «Я бы никогда не обижался и не завидовал никому, — говорит он нам, — кто воспользовался своим правом отвернуться от этих всепоглощающих конфликтов… Мои симпатии всегда будут с дезертиром ». Конечно, весь дрейф Dead Souls предполагает желание, чтобы литературный мир исчез, стал «ничем», хотя бы за счет безжалостного представления его нелепостей. «До сегодняшнего вечера, — признается рассказчик, — мне удавалось не посещать поэтические вечера почти пять лет». Едва ли может быть совпадением, что на трехстах страницах о поэтах и литературе не процитировано ни одной строки стихов или литературы, и никто не говорит о своем удовольствии от чтения стихов или литературы.
Но конфликт вызывает привыкание; трудно оставаться в стороне. Покинув Лондон после своей опалы, Визе ест скромный пирог в провинции. Он очень подробно рассказывает о встречах с другими навязчивыми идеями разного рода, каждый эпизод исследует разные возможности отношения между написанным текстом и реальностью: чудесная книга, точно описывающая непосредственный мир любого читателя; бывший тюремный надзиратель, добившийся внутреннего спокойствия и даже материального благополучия, повторяя в течение многих лет на незнакомом ему языке поэтические строки, которым научился заключенный в одиночной камере. Эти рассказы приобретают сказочный, даже гномический статус.
Встреча с Максом Миккаэлсом возвращает Визе в бой. Миккаэлс помогал в разработке медиа-платформы Locket, которая позволяет поэтам из провинции «легко общаться с другими творческими людьми в непосредственной близости от вас». Особенностью Locket является «окно в форме подвески рядом с изображением профиля пользователя», которое при открытии будет отображать изображение любой работы другого пользователя, которую этот пользователь « искренне взаимодействует с ».
Это происходит автоматически; им нелегко манипулировать, и, следовательно, он становится мощным рекламным инструментом, предоставляя пользователям «достоверную картину… интересующих моделей».
Миккаэлс оптимистичен в отношении растущей популярности платформы — «По его оценке, было бы не слишком сильно сказать, что поэты, не внесенные в список в приложении Locket, фактически прекратят свое существование » — и ханжески относится к необходимости наказывать любой, кто пытается использовать его «расчетливым и циничным образом». Но как только он узнает о статусе изгоя Визе в сочетании с тем фактом, что поэт недавно разбогател (благодаря встрече с тюремным охранником), он соглашается и даже предлагает, чтобы в обмен на немедленную банковскую тратту , он создаст профиль медальона для Визе и привлечет «множество искусственно сгенерированных профилей на платформу, чтобы сформировать новый легион последователей Соломона Визе», процесс, который он называет « миграция душ ».
Как гоголевский Чичиков добивался ложной важности, скупая души мертвых крестьян, Соломон Визе обретет известность, появившись в «медальоне» огромного числа несуществующих поклонников.
Но поэту нужны стихи, а все произведения Визе на сегодняшний день «исчезли под управлением QACS ». Ривьер проводит полевой день, описывая визиты Визе и Миккаэлса к «пожилым, почти неизвестным поэтам, поэтам, которые потеряли надежду на признание», чтобы убедить их подписать в обмен на небольшие деньги «свои права на самоутверждение». как авторы своих стихов».
На одном портрете мы видим умирающего человека, смирившегося с неизвестностью, «радостно копающего огород» за пределами своего загородного дома, пока его жена не предупредила его о существовании Медальона, который возродил его надежду и, следовательно, его злобу и разочарование, когда он стал еще более одержимо привязан к своему компьютеру. Хуже того, местные жители обнаружили его призвание и начали заказывать ему «писать стихи по любому поводу, который придет в голову их дремлющим деревенским головам — в память о деревенском празднике… или в память о свадьбе их дочери».
Излишне говорить, что поэт совершенно пренебрегает интересом и уважением простых людей, так же как Миккаэлс крайне презирает своего хулиганского брата с его бейсболкой, татуировками и «огромными оранжевыми кроссовками». Трудно представить кого-либо «более отчужденного» от своего окружения, с невольной иронией замечает Миккаэлс.
Чтобы избежать порицания QACS , а также спроецировать новый образ поэта как человека, «окруженного» поэзией, а не человека, публикующего стихи, Соломон Визе начинает появляться на сцене, просто импровизируя поэзию, или отрыгивая все стихи, которые он приобрел и теперь хочет быть «ничем». Поскольку «поэзия всех этих поэтов была одной неразличимой массой более или менее косного языка и чувства», вряд ли ему нужно их запоминать. Скорее, он начинает жевать страницы, на которых они написаны, чувствуя, что «все больше и больше он может просто открыть рот, и поэзия, которую он наполовину проглотил, просто начнет выливаться наружу».
Выступления Визе пользуются огромной популярностью.
До тех пор, пока неизбежно кто-нибудь не перепишет стихи из видеороликов, циркулирующих в Интернете, и QACS не объявит их на 98 процентов производными. Затем последовало «возмущение не на шутку… Многие чувствовали, что их обманули, ввели в заблуждение, одурачили, использовали, обманули, лично ранили». Сидя в баре Travelodge во время Фестиваля культуры рядом со своей подругой Фиби Гласс, успешной поэтессой, которая «возглавила публичную критику» своего бойфренда, Соломон Визе ждет, чтобы на следующее утро услышать, что в творческом мире « альтернативная система правосудия » предложит наказание, хотя затем это будет представлено как его « самоназначенное наказание ». Визе опасается, что будет что-то делать с « взятием рук », что является «древним наказанием для воров». Зловещим то, что он «не уверен точно, какова действительность или интерпретация этой метафоры… будет».
Что еще мы узнали бы о книге Ривьера, если бы она прошла через QACS ? Пропитанный перформативной риторикой и модным жаргоном, он, скорее всего, набрал бы 9 баллов.
6 или выше. Но я еще не встречал более остроумного, более легко раскрывающегося разоблачения неприглядности, лежащей в основе большей части так называемого литературного мира и современного дискурса в целом. Иногда Ривьер выходит за рамки кипящей сатиры, чтобы поставить под вопрос всю природу наших отношений с литературой прошлого или наш статус агентов в политическом мире. «Мы понимаем, — сокрушается Соломон Визе, — что мы ничего не можем изменить, мы пришли постфактум, уже слишком поздно, и все, что мы можем сделать, это терпеть такое положение дел, и бесконечно интерпретировать такое положение вещей. Разъедающий фатализм присутствует в каждой тривиальной битве.
Выходя из бара Travelodge после долгой бессонной ночи, оглядываясь в его окна на то, как поэты собираются там на завтрак, рассказчик признает свое единство с ненавистным ему миром: «Я был не чем иным, как домом для мыслей и чувств о них ». Это очень напоминает вывод Бернхарда из « дровосеков »: «Я проклял этих людей, но не мог не любить их… Это мои люди, и они всегда будут моими людьми».
Тем не менее, при всех его выставленных напоказ заимствованиях, возможно, из-за них, Dead Souls кажется свежим, искренним и, хотя никто не осмеливается использовать это слово в этой книге, искренним.
Резюме и анализ романа Джеймса Джойса «Мертвые» – Интересная литература
Литература«Мертвые» — наиболее признанный критиками и широко изучаемый рассказ в « дублинцах » Джеймса Джойса, сборнике из 15 рассказов, написанных Джеймсом Джойсом и опубликованных в 1914 году. один из знаковых текстов модернистской литературы, но поначалу продажи были плохими, всего 379 экземпляров.копии были проданы в первый год (известно, что 120 из них были куплены самим Джойсом).
Помимо того, что это последний рассказ в сборнике, «Мертвые» также являются самым длинным рассказом с некоторым отрывом. Он также является одним из самых сложных. Прежде чем мы перейдем к краткому изложению и анализу «Мертвых», вы можете прочитать историю здесь.
«Мертвые»: краткое содержание
Действие происходит где-то между Новым годом и праздником Богоявления (6 января).
Как мы увидим позже в этом анализе, «прозрение» — подходящее слово для этой истории, учитывая ее окончание.
Местом действия этой истории, как и ряда других историй в Дублинцы , является общественное событие: вечеринка, устроенная тётями главного героя, Габриэля Конроя. После описания подготовки к вечеринке появляется Габриэль со своей женой Греттой. Габриэль комментирует, как долго его жена одевается. Затем он пытается сделать комплимент Лили, дочери смотрителя и служанке в доме, но это имеет неприятные последствия из-за его социальной неловкости.
Благодаря таким моментам и другим подробностям взаимодействия между хозяйками и их гостями (особенно Габриэлем Конроем), которые сообщает Джойс, мы узнаем о сложных социальных, религиозных и политических проблемах, которые дублинцам приходится решать в течение своей жизни. Несмотря на свои довольно неуклюжие манеры общения, Конрой во многих отношениях является центральной фигурой, мужской фигурой в центре светского мероприятия: он любимый племянник своих теток, которому они доверяют долг (но также и честь) разделывать гуся в ужин и произношение послеобеденной речи (в ходе которой мы узнаем больше о легком интеллектуальном снобизме и социальной неловкости Конроя).
Ближе к концу вечеринки один из гостей поет меланхоличную песню о любви «Девушка из Аугрима», которая побуждает Гретту вспомнить мужчину, которого она любила до того, как вышла замуж за Габриэля. У нее есть прозрение (о котором подробнее ниже), которое сигнализирует об изменении тона на последних нескольких страницах «Мертвых».
Габриэль и Грета покидают вечеринку и направляются в отель, где они остановились. Габриэль осознает, что желает свою жену, но она не замечает этого: она слишком занята воспоминаниями о молодом человеке, Майкле Фьюри, которого она любила еще в Голуэе, прежде чем выйти замуж за своего мужа.
Когда они прибыли в свой гостиничный номер, Габриэль понимает, что его жена вспоминает трагическую смерть Майкла Фьюри, когда он ехал навестить Гретту. Он понимает, что она всегда будет любить Фьюри, и что Фьюри любил ее так, как он не может соперничать. Он смирен этим осознанием, которое равносильно его собственному прозрению: осознанию, которое выводит его за пределы собственных мыслей и эгоцентризма и заставляет по-новому взглянуть на свою жену и, соответственно, на все человечество.
«Мертвые»: анализ
Одной из особенностей повествования «Мертвых» и многих других историй в Дублинцах , которые делают его таким богатым, но в то же время таким сложным произведением художественной литературы, является произведение Джойса. отличительное использование свободного косвенного дискурса. Мы резюмировали свободную косвенную речь (иногда известную как свободная косвенная речь) в отдельном посте, но, если коротко, это когда рассказчик от третьего лица принимает «голос» (будь то словесный или просто внутренний, то есть голос своих мыслей) одного из героев рассказа.
Начальная строка «Мертвых» является примером этого метода и была предметом большого критического анализа:
Лили, дочь смотрителя, была буквально сбита с ног .
Если быть педантичными, люди не «буквально» сбиваются с ног, когда они заняты: если бы они были такими, они бы постоянно падали. Выражение (или клише) является примером гиперболы или преувеличения и является не более «буквально» верным, чем заявление футбольного комментатора о том, что особенно хорошо играющий игрок «буквально горит».
Лили 9 лет0237 фигурально сбиваются с ног, и Джойс знает это, как и его рассказчик. Но Лили, будучи простой дочерью смотрителя, не знает, что это неправильно, и
На протяжении всего «Мертвого» Джойс приближает нас к (внутренней) речи персонажей, главным образом Габриэля Конроя, в то же время допуская некоторую степень отстранения от этих персонажей: эффект сродни пленочной камере, снимающей крупный план. вверх, чтобы мы могли наблюдать за настроением и эмоциями персонажа, прежде чем переключиться на длинный или общий план комнаты. Джойс искусно уравновешивает отстраненность и близость, свободный косвенный дискурс и объективность повествования на протяжении всей истории. Одним из следствий этого, конечно же, является то, что становится трудно понять, когда то или иное слово или фраза должны звучать в голосе рассказчика или в «голосе» одного из персонажей.
Еще одной ключевой чертой рассказов Джеймса Джойса, как и рассказов других писателей-модернистов, таких как Чехов и Кэтрин Мэнсфилд, является прозрение: осознание или откровение, переживаемое центральным персонажем рассказа. Это прозрение часто выполняет функцию, аналогичную сюжетному повороту или развязке в более традиционной (т. Е. Сюжетной) истории: например, в конце детективной истории тайна раскрывается и преступник разоблачается.
Но прозрения в модернистской прозе, и особенно в рассказах Джойса Дублинцы часто колеблются между подлинным просветлением (у главного героя происходит осознание, изменяющее жизнь) и временным изменением настроения (главный герой думает, что они пережили опыт, изменивший жизнь, но на самом деле ничего не изменилось и они, вероятно, вернутся к своим старым привычкам на следующий день).
Мы могли бы задаться вопросом, представляет ли собой последнее прозрение Габриэля в «Мертвых» постоянный и изменяющий жизнь сдвиг в его отношении — возможно, рассвет эмпатии — или же Джойс предлагает нам рассматривать изменение его настроения как временное.
Мы все попадаем в моменты, которые, как мы думаем, определят нашу жизнь и навсегда изменят наши взгляды, но нам часто бывает труднее изменить свой образ жизни в результате одного такого «светящегося» момента, как этот. Изменения имеют тенденцию быть постепенными, это процесс, состоящий из множества шагов, направленных на изменение нашего взгляда на мир и, соответственно, нашего поведения.
Рассмотрим встречу Габриэля со своим отражением в зеркале в гостиничном номере:
Она вырвалась из его рук, подбежала к кровати и, перекинув руки через перила, спрятала лицо. Габриэль застыл на мгновение в изумлении, а затем последовал за ней. Проходя мимо зеркала, он увидел себя в полный рост, свою широкую, хорошо набитую манишку, лицо, выражение которого всегда озадачивало его, когда он видел его в зеркале, и его мерцающую позолоту… очки в оправе.
Этот момент предполагает мимолетную встречу со своим собственным образом, каким его видят другие, и, как следствие, мгновенное осознание того, что в мире есть другие люди, живущие своей собственной жизнью и борющиеся со своим горем.
Прозрение, которое следует в конце рассказа, безусловно, более решающее, но его непреходящее значение тем не менее остается неоднозначным:
Щедрые слезы наполнили глаза Габриэля. Сам он никогда не чувствовал себя так ни к одной женщине, но он знал, что таким чувством должна быть любовь. Слезы гуще собрались в его глазах, и в частичной темноте ему показалось, что он увидел фигуру молодого человека, стоящего под капающим деревом. Другие формы были рядом. Его душа приблизилась к той области, где обитают огромные сонмы мертвых. Он сознавал, но не мог постичь их своенравное и мерцающее существование. Его собственная личность растворялась в сером неосязаемом мире: сам твердый мир, в котором когда-то воспитывались и жили эти мертвецы, растворялся и уменьшался.
«Щедрый» здесь колеблется между обозначением сочувствия и великодушия (слезы Габриэля показывают его недавно обретенную щедрость духа по отношению к другим, таким как его жена, например, Майкл Фьюри) и просто обозначением изобилия.
Несколько легких ударов по стеклу заставили его повернуться к окну. Снова пошел снег. Он сонно смотрел на хлопья, серебристые и темные, падающие наискось в свете лампы. Пришло время ему отправиться в путь на запад. Да, газеты были правы: снег шел по всей Ирландии. Он падал на каждую часть темной центральной равнины, на безлесные холмы, мягко падал на Болото Аллена и дальше на запад, мягко падал в темные мятежные Шеннонские волны. Он падал и на все уголки пустынного кладбища на холме, где похоронен Майкл Фьюри. Он лежал густым налетом на кривых крестах и надгробиях, на копьях ворот, на бесплодных шипах. Его душа медленно теряла сознание, когда он слышал, как снег слабо падает через вселенную и слабо падает, как спуск их последнего конца, на всех живых и мертвых.
Как и его более раннее зеркальное прозрение, это прозрение включает в себя Габриэля, сталкивающегося с тем, что ему открывает оконное стекло — граница, но также и порог в другой мир, скрытый от него раньше.
Но на этот раз, вместо того, чтобы отбрасывать образ себя, окно открывается в мир снега, холодную погоду, которая сделала для Майкла Фьюри все эти годы назад, и намек на общность и родство с каждой другой душой в мире. Ирландия (живые и мертвые, как ясно показывают последние слова рассказа).
О Джеймсе Джойсе
Джеймс Джойс (1882–1941) — один из наиболее значительных писателей-модернистов начала двадцатого века. Его репутация во многом основана всего на четырех произведениях: сборнике рассказов Дублинцы (1914) и трех романах: Портрет художника в юности (1916), Улисс (1922) и Поминки по Финнегану. (1939). Каждая из этих работ представляет собой развитие по сравнению с предыдущей, а сочинения Джойса становятся все более экспериментальными, неясными и сложными.
Как и его соотечественник, ирландский поэт У. Б. Йейтс, Джойс пишет о стране, которую он так хорошо знал: Ирландии, стране своего рождения. Но, в отличие от Йейтса, у Джойса не было времени на романтическое видение Ирландии, воплощенное в кельтских сумерках.