§ 9. Особенности феодального строя | Учебно-дидактическое пособие по всемирной истории Раннее средневековье (V – X века) 7 класс
§ 9. Особенности феодального строя
14.05.2013 27363 0§ 9. Особенности феодального строя.
Опорный конспект
Основные признаки феодального строя в странах Западной Европы сформировались в IX-X веках. Его основным признаком является превращение земли в главный источник дохода. Князья, вельможи, короли, военачальники постепенно превратили общинные и завоёванные земли в свою собственность и наследственность. Их право землёй было узаконено. Увеличивались доходы от земли. Так знать постепенно становилась крупными землевладельцами. Излишки земель они сдавали в пользование крестьянам. За несение военной службы каждому человеку выделялся в дар земельный надел, который носил название «феод», а их владельцев называли «вассалами», то есть военными слугами. Феодалы владели землями вместе с населяющими их крестьянами.. Владелец земли был по отношению к своим воинам «
Одним из признаков феодального строя являлось натуральное хозяйство. Все необходимые вещи и продукты производились в поместье феодала. Лишь соль и металл они получали в обмен на продукты питания и скот. До XI века торговля находилась на низком уровне. При натуральном хозяйстве почти ничего не покупалось и не продавалось.
Экономические и политические связи также были слабыми. Крупные феодалы становились всё более независимыми от короля. У них был свой суд, своя система принуждения и сбор налогов. Ремесло постепенно отделялось от сельского хозяйства, возникали и росли города, превращавшиеся в культурные, ремесленные, административные и торговые центры.
Крупные феодалы вопросы войны и мира решали сами. Некоторые даже сами провозглашали себя королями. Всё это в конечном итоге привело к раздробленности в Западной Европе в IX-X веках. Феодалы и крестьяне заключали между собой соглашения: крестьяне давали клятву, верно, служить феодалу, а феодалы обещали заботиться о крестьянах. Феодала нападали на своих соседей с целью захвата земель. Такие столкновения назывались феодальными междоусобицами. Для защиты и укрытия феодалы строили замки – жилище и крепость феодала. Церковь запрещала воевать на Рождество и Пасху, называя это грехом.
Контрольный блок
Творческие задания
1. Нарисуйте иллюстрации к тексту параграфа и расскажите историю в картинках.
2. Напишите историческое сочинение на тему феодальных междоусобиц.
3. Составьте буриме на тему отношений между крестьянами и феодалами.
Закончить мысль
1. Основные признаки феодального строя в странах Западной Европы сформировались в IX-X веках. Его основным признаком является превращение земли….
2. За несение военной службы каждому человеку выделялся в дар земельный надел, который носил название …., а их владельцев называли…, то есть военными слугами.
3. Владелец земли был по отношению к своим воинам …..
4. Одним из признаков феодального строя являлось …. хозяйство.
5. Ремесло постепенно отделялось от сельского хозяйства, возникали и росли города, превращавшиеся в культурные, ремесленные, ……
Решить тест
1. Основной признак феодального строя
А) превращение земли в главный источник дохода В) превращение земли в главный источник продажи С) превращение земли в главный источник обмена Д) превращение земли в главный источник дара
2. Феодалы превратили в свои владения
А) земли В) леса С) горы Д) озёра и реки Е) всё перечисленное
3. Их право на владение землёй было
А) узаконено В) не узаконено С) отменено Д) заблокировано Е) не разрешено
4. Земля выделялась в дар
А) воинам В) крестьянам С) колонам Д) ремесленникам Е) сеньорам
5. Хозяйство феодала называлось
А) дворцом В) поместьем С) двором Д) общиной Е) владением
6. Хозяйство в период раннего средневековья носило
А) натуральный характер В) было торговым С) имело денежные отношения Д) ремесленные отношения Е) делилось на нескольких феодалов
7. В обмен на продуты питания и скот получали
А) сапоги и туфли В) одежду и обувь С) соль и железо Д) орудия труда Е) посуду
8. Феодалы в своём поместье создавали
А) суд В) военные отряды С) назначали сбор налогов Д) расправлялись с неугодными Е) всё перечисленное
9. Основная цель междоусобиц
А) захват земель В) захват крестьян С) захват замков Д) получение выкупа Е) всё перечисленное
10. Кто стоял против феодальных междоусобиц
А) короли и церковь В) феодалы С) сеньоры Д) вассалы Е) графы
Основные признаки феодального строя.
Тема: Основные признаки феодального строя.
Цель: Раскрыть особенности феодального строя и охарактеризовать положение феодалов и крестьян в средние века.
Задачи:
1. Раскрыть основные признаки феодального строя, дать понять, что такое «натуральное хозяйство», выявить причины феодальной раздробленности, проанализировать социальное расслоение феодальной иерархии и положение крестьян в средневековом обществе.
2. Продолжить формирование умений выполнять сравнительный анализ, развивать логическое мышление, совершенствовать навыки работы с источниками, систематизировать знания и делать соответствующие выводы.
3. Воспитывать чувства человечности, любви к Отчизне.
Тип урока: урок изучения нового материала
Вид урока: урок — комбинированный
Формы и методы: индивидуальная, групповая, упражнение «Почему у Бабы Яги костяная нога?», исторический диктант, «Понятийное колесо», «Посланники», «Синквейн».
Оборудование: дидактический материал, ватманы, фломастеры, стикеры, интерактивная доска.
Критерии успеха:
1. Сумеют раскрыть особенности феодального строя и причины феодальной раздробленности
2. Узнают о феодальной иерархии, о положении крестьян в средние века и каким было феодальное хозяйство.
3. Умеют систематизировать знания, кратко и емко выражать свои мысли.
Ход занятия
Деятельность учителя
Деятельность учеников
5 мин.
I. Организационный момент
1. Приветствие.
2.Разминка «Почему у Бабы Яги костяная нога?»
3. Деление на группы
Учитель сообщает тему, цели урока
Для создания позитивного настроя собирает детей в круг и ставит вопрос «Почему у Бабы Яги костяная нога?» Учащиеся по цепочкам задают и отвечают на вопросы друг друга (Потому что она попала в ДТП. А почему она попала в ДТП? Она не знает правила дорожного движения и т. п.)
Учащиеся рассаживаются по группам
8 мин.
II. Опрос д/з: исторический диктант
1. Восточная Римская империя была создана….
2. Византийский император, который стремился к возрождению былой мощи Римской империи, при нем христианская церковь была объявлена гос. религией, по его указу в Константинополе был возведен храм Святой Софии …
3. С какой целью был совершен поход Мухаммеда на Мекку?
4. Когда Арабский Халифат перестал существовать как государство?
5. Как по другому называли эфталитов?
6. Эфталиты составили этническую основу какого народа?
7. Восточные славяне — это …
8. Государство, которое было создано в начале X в. на месте Великоморавской державы …
9. Основатель Киевского государства …
10. Как называлась одна из древних летописей, которая рассказывала о создании гос-ва Киевская Русь?
Учащиеся отвечают на вопросы
1. 476 г.
2. Юстиниан
3. С целью объединения арабов
4. 1258 г.
5. Белые гунны
6. Афганского
7. Родственные русский, украинский и белорусский народы
8. Чешское
9. Олег
10. Повесть временных лет.
7 мин.
III. Актуализация знаний «Понятийное колесо». Данный способ графической организации материала позволяет сделать наглядными те мыслительные процессы, которые происходят при погружении в ту или иную тему.
Защита работ
Учитель предлагает написать к слову «общество» ряд ассоциации.
Учитель на доске записывает ассоциации, продиктованные детьми
Ученики в группе на плакате А3 пишут ряд ассоциации к слову «общество», используя ИКТ (планшет, сот. тел., ноутбуки).
Далее представитель с каждой группы зачитывает свои ассоциации и в то же время слова не должны повторяться.
3 мин
15мин.
IV. Изучение новой темы
1. Сообщение учителя
2.Работа в группе «Посланники»
Феодальная иерархия, хозяйство
Положение крестьян и их расслоение
Повинности крестьян и их борьба с феодалами
.
Учитель объясняет особенности феодального строя.
Основным признаком феод. строя является превращение земли в главный источник дохода и богатства.
Земельный надел, выделенный за несение военной службы — феод.
Феодальный строй был более прогрессивным по сравнению с первобытнообщинным и рабовладельческим.
Признаки натурального х/ва
Слабое Вся необх. про- Слабые
развитие дукция произ- политич.
торговли водилась в связи
поместье
Слабые экономич. и политич. связи привели к феод. раздробленности в Зап.
Европе.
Как это работает?
1.Группы получают задание.
2. Посланник от каждой группы подходит к другой группе для объяснения, резюмирования и выяснения мыслей и решений новой группы.
3. Посланник возвращается к первоначальной группе и работает по принципу обратной связи.
Учащиеся слушают и записывают в тетради
Учащиеся активно работают
УВУ помогают УНУ
3 мин.
V. Закрепление: вопрос — ответ
По завершению изучения новой темы провести обратную связь методом вопрос-ответ
Учитель зачитывает вопросы:
1. Какой основной признак имеет феод строй?
2. Что такое «натуральное хозяйство?»
3. На какие ступени делилась феод иерархия?
4. Какаие повинности несли крестьяне?
Учащиеся отвечают на вопросы
4 мин
VI. Рефлексия.
1.»Синквейн»
Учитель объясняет метод «синквейн» на интерактивной доске, где написан примерный синквейн
Каждая группа составляет свой синквейн
какие являются основными, экономические и политические
Что такое феодальный строй — общая информация
Феодализм — система земельных и политических отношений, характерная для средневековой Европы.
Существовала и в других странах на определенной стадии культурно-экономического развития, сменяя рабовладельческий или родоплеменной строй.
Феодальная эксплуатация осуществлялась путем присвоения феодалами продуктов труда крестьян в обмен на военную защиту. Основной ячейкой феодального государства был земельный участок, феод, который владелец-сеньор получал на определенных условиях от своего сюзерена.
Осторожно! Если преподаватель обнаружит плагиат в работе, не избежать крупных проблем (вплоть до отчисления). Если нет возможности написать самому, закажите тут.
Феодальное государство существовало преимущественно в форме монархии, но сеньор обладал неограниченной политической властью только на своем участке. В России феодальный строй существовал с IX по XIX век, смешиваясь с капитализмом и тормозя развитие экономики. Крестьянская и другие реформы 1861 года положили конец эпохе феодализма в России, но не решили эту проблему до конца.
История зарождения в средневековой Европе
В III веке начался экономический коллапс Римской империи. Смуты прерывали торговые пути, и в итоге государство попыталось переложить сбор налогов на хозяев больших участков земли. Взамен владельцам поместий давались определенные бонусы: они не должны были принимать и кормить государственных чиновников, получали право вершить суд над собственными арендаторами и т. д.
Это нововведение помогло империи справиться с экономическим кризисом, но теперь от государства в руки множества богатых землевладельцев ушла не только экономическая, но и политическая власть.
Примечание23 августа 476 года считается датой падения Западной Римской империи. Дети и внуки прежних варваров, так боявшихся и ненавидевших античные города, называвших их «птичьими клетками» или «позолоченными гробницами», стали строить свои города-столицы, крепости, замки-резиденции, перенимая все черты нового для них образа жизни.
Варвары перестали быть варварами. Во многом на это повлияла политика самой империи, которая задолго до окончательного падения объявляла захваты своих территорий расселением варваров в качестве федератов. Земли формально по-прежнему оставались в составе Римской державы. Данную фикцию охотно поддерживали сами варвары, часто они даже требовали титул наместника.
Европейским королевствам, образовавшимся на территориях бывшей Римской империи, нужно было мобильное и при этом грозное войско. В V–VI веках в Западную Европу пришло с Востока такое новшество, как стремя — в результате основной ударной силой стала тяжелая кавалерия. Один документ конца VIII века указывает, что целиком снаряжение тяжелого конника стоило пятнадцать кобылиц и сорок пять коров.
Правители выделяли своим воинам наделы, на которых трудились зависимые крестьяне. Эти крестьяне обеспечивали воина и его челядь продуктами питания, изготовляли и поддерживали в должном порядке вооружение, содержали оруженосца и т. д. А рыцарь в обмен воевал вместе с правителем, когда появлялась такая необходимость.
Так возник ранний феодализм, сделавший главным в государстве сословие вассалов-землевладельцев. Их собственность и власть базировались на военных функциях.Определение 2
Сословие — социальная группа, имеющая определенные права и обязанности, которые закреплены в обычаях или законах и передаются по наследству.
Для сословного устройства общества характерна иерархия нескольких сословий.
С конца VIII века наследование земельных участков, изначально даваемых на время и потому называемых бенефициями, стало обычаем, а с середины IX века — законом.
Феодализм, как общественная система правовых отношений в обществе
С Х по начало XIV века вся континентальная Европа состояла из территорий, занимаемых тысячами сообществ, находившихся между собой в сложных, подчас весьма запутанных отношениях. Королевская власть существовала, но скорее формально. Король считался основным собственником земель в стране, но передавал их почти все в наследственное владение — феод крупным светским и духовным помещикам, называемым феодалами.
Феодалы — господствующее сословие в Евразии и Северной Африке в период Средних веков и Нового времени, образовавшееся в результате колонизации, распространившейся и на другие континенты.
Главным признаком феодала было земельное владение, лен, данное сеньором лично феодалу или его предкам под условием военной службы.
Заключался договор: феодал давал клятву верности и обязательство нести военную службу у короля, в обмен он получал землю.
Оммаж — принесение вассальной присяги. Происходит от французского homme — «человек», т. е. приносящий присягу объявляет себя «человеком» сеньора.
Сеньор и вассал признавали свое равенство, но их связь равных разворачивалась не по горизонтали, как в общине, а по вертикали. В государстве эти связи складывались в длинные цепочки. Кроме военной поддержки при нападении врага и участия в военном походе, вассал должен был принимать у себя сюзерена и его свиту, кормить и поить их.
Но это гостеприимство распространялось на конкретное количество дней и слуг, сопровождавших гостя. Вассал помогал сюзерену финансово, если тот попадал в плен, отправлялся в Крестовый поход, посвящал в рыцари сына и выдавал замуж дочь. Однако последнее касалось только старших сына и дочери.
Сеньор же был обязан защищать вассала и зависимых от него родственников, а также помогать ему деньгами при необходимости. Если умирал сюзерен, то все его вассалы снова приносили клятву верности его наследнику, если умирал вассал, то его потомки давали клятву его сюзерену.
На практике герцоги, князья, графы, архиепископы и епископы не зависели от монарха: они чеканили собственную монету, вели войны, в том числе и друг с другом, сами вершили суд и издавали законы для своих вассалов. На короля смотрели как на «первого среди равных», и только. Многие феодалы не желали ему подчиняться, а силами для принуждения к подчинению он располагал далеко не всегда.
Ниже крупных феодалов на иерархической лестнице находились средние — бароны, виконты и т. д., которые формально держали свои земли на правах феода от более крупных сеньоров. Но по сути они также были полновластными хозяевами в своих владениях.
Ниже их стояли мелкие владельцы земли — рыцари. Графы и герцоги считались вассалами короля и одновременно сеньорами баронов и виконтов. Последние — вассалами графов и герцогов, и сеньорами рыцарей (их вассалов). Но это совсем не означало реального подчинения.
Многие рыцарские наделы могли обеспечить содержание лишь одного профессионального воина. По этой причине к XI веку в Западной Европе распространился принцип майората. Ударной силой экспансии средневекового Запада стали младшие сыновья.
Майорат — система наследования, при которой только старший сын или старший в роду получает землю.
Сословное общество делилось на три категории людей: одна из них посвящала себя молитве, вторая — военному делу, а третья — физическому труду. Судить человека мог только равный ему в социальном смысле, то же распространялось и на обещания.
Слово, данное султану-нехристю, считалось важным исполнять, но вожаков народных восстаний могли пригласить на переговоры и казнить. Аристократ мог быть верен своей прекрасной даме и почти обожествлять ее, но насиловать зависимых от него крестьянок, и это считалось нормой.
Средневековые своды законов отличались от сводов римских законов и современных уголовных кодексов. Их особенность — наличие всего лишь двух видов наказаний: смертная казнь и штраф. Это объясняется еще и тем, что в условиях феодальной государственной системы не было мест заключения.
Но это не отменяло кары за преступления, которые перечислены в судебниках с невероятной дотошностью. Например, параграфы о возмещениях за ранения представляют собой целый анатомический трактат, так как за каждую рану положено особое возмещение. То же самое в статьях о кражах.
Крестьяне и горожане, составлявшие общины, на заре феодализма рассматривались как вассалы короля, которому на правах главного феодала принадлежала земля, где они жили. Но государство требовало от рядового свободного человека (независимо от того, был ли он воином или крестьянином), участия в государственной жизни, выполнения различных обязанностей: участия в войнах, содержания дорог, гостеприимства для государя.
При этом само государство «слабого» человека никак не защищало. Свободный человек переставал быть «человеком короля» и становился человеком «сильного» феодала. Земельный надел этого человека теперь принадлежал не ему, а тому же феодалу. Человек продолжал обрабатывать тот же самый участок земли, но за пользование им приходилось платить.
Сеньор вступался за своих людей и мог добиться справедливости, даже если их обидел вассал другого сеньора, а то и сам другой сеньор.
Феодал назначал своего уполномоченного — во Франции он назывался «бальи». Бальи мог быть из челяди землевладельца либо из влиятельных общинников. Во многих случаях крестьянские общины могли регулировать повинности не только среди односельчан, но и по отношению к сеньору. Они добились четкой фиксации прав и обязанностей, а кое-где и уменьшения их.
Например, в области Болези во Франции сеньор имел право требовать от своих крестьян убирать урожай на его, господской земле, не принимая во внимание, убрали ли они его на собственных наделах. Но по окончании работ сеньор должен был хорошо накормить крестьян и угостить их вином в таком количестве, «чтобы они шли домой пошатываясь».
Так строились отношения феодалов с большинством крестьян. Но, например, в средневековой Англии о личной зависимости от феодала речи не шло. Английское общее право де-юре не делало различия между рыцарским, крестьянским, городским и церковным «держанием» земли.
Основные признаки феодального строя в странах Западной Европы
Можно выделить три основных признака:
- Главенство воинского сословия, организованного в иерархию вассальных отношений.
- Сочетание права на землю с политической властью.
- Зависимость крестьян от феодалов, выражавшаяся в отсутствии прав на землю и обязанности отдавать часть произведенного продукта.
Региональные особенности
Зарождение феодализма и его развитие в Западной Европе разделяют на три типа:
- «Уравновешенный» синтез элементов феодализма, возникших из протофеодальных общественных отношений внутри родоплеменного строя. Пример — Франкское государство.
- Синтез с явным преобладанием позднеантичных начал, медленной трансформацией рабовладельческого строя в феодальные отношения, сохранением городов. Примеры — Италия, Испания.
- Бессинтезный тип, в котором феодализм зародился из родоплеменного строя варваров, минуя стадию развитого рабовладельческого общества. Отличается очень медленным процессом феодализации. Примеры — скандинавские страны, Германия.
Особенности развития торговли и финансов при феодализме
При развитом феодализме крестьянская община или отдельные крестьяне самостоятельно решали, как им вести хозяйство, активно использовали систему трехполья, новые способы обработки земли.
Трехполье — система полеводства, при которой пашня делится на три части: каждая из них засевается в один год озимыми, во второй яровыми, а на третий остается в покое.
Количество культивируемой земли увеличивалось за счет внутренней колонизации. Благодаря прогрессу производительных сил стало возможно разделение труда, появились города, объединения ремесленников, начала активно развиваться торговля.
В результате освободительной борьбы городских общин произошло превращение городов в отдельные коммуны, торговля и ремесла больше не зависели от сеньоров, и ремесленники производили товары, сразу ориентируясь на рынок.
Следствием этого стал постепенный переход отношений между феодалами и зависимыми от них крестьянами к денежной ренте, часть крестьян стала продавать излишки сельскохозяйственной продукции на рынке, часть была вынуждена зарабатывать нужные суммы наемным трудом.
Признаки феодализма по В.И. Ленину
Карл Маркс и Фридрих Энгельс, а также их последователи Г. В. Плеханов, К. Каутский, В.И. Ленин представляли историю человечества как смену общественно-экономических формаций: первобытно-общинный строй, рабовладельческий, феодализм, капитализм, коммунизм.
Характеристиками каждой формации являются ее базис, т. е. основной способ производства, и надстройка — социальные и политические отношения, властные учреждения, идеология.
В своих работах В.И. Ленин выделял следующие признаки феодализма:
- низкий уровень развития техники, господство ручного труда;
- доминирование внеэкономического принуждения над экономическим;
- система ренты, которую выплачивает крестьянин за использование принадлежащей феодалу земли;
распространенность натурального обмена.
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Япония в XVII — середине XVIII в.Главы из книги: История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. Начало экономического упадка и разложения феодального строяК концу XVII —началу XVIII в. (так называемая эра Гэнроку) феодальное общество в Японии достигает апогея своего развития. К этому времени урожайность основной культуры — риса — достигла почти 25,8 млн. коку, тогда как в начале XVII в. она составляла 18,5 млн. коку, т. е. увеличилась за столетие на 28,3%. Однако с начала XVIII в. в феодальном строе обнаружились первые признаки замедления роста производительных сил, экономического упадка, а затем и разложения феодальных отношений, превратившихся в оковы для дальнейшего развития страны. Одним из показателей экономического упадка, распада «рисовой экономики» (т. е. натурального хозяйства) являлся кризис государственных финансов, приобретший особую остроту. Он отражал ослабление экономической силы господствующего класса феодалов, укрепление экономической мощи и политического влияния торгово-ростовщической буржуазии (домов Едоя, Мицуи, Коноикэ и др.), в руках которой концентрировались значительные капиталы. Распространению ростовщичества благоприятствовали господство натурального хозяйства и продуктовой ренты, незначительная роль денежного обращения в общественном воспроизводстве. В это время в обращении, в большей степени на юго-западе страны, находились золотые, серебряные, медные монеты. Они чеканились и выпускались не только правительством, но и различными феодальными князьями, следствием чего явился монетный партикуляризм и хаос в денежной системе. Усилению кризиса государственных финансов способствовало безудержное расточительство пятого сёгуна, Цунаёси (1680—1709), за покровительство животным получившего прозвище «собачий сёгун». Следствием этого расточительства явилось усиление финансовой зависимости правительства и феодальной знати от торгово-ростовщического капитала. Стремясь выйти из финансовых затруднений и найти дополнительный источник государственных доходов, правительство Цунаёси стало перечеканивать монеты, уменьшая содержание золота в них. В конце XVII в. содержание золота в монетах было снижено с 85,7 до 56,4%» а содержание серебра повышено с 14,3 до 43,6%. Обесценивание металлических монет способствовало расстройству денежной системы, приводило к резким колебаниям цен на рис и другие предметы первой необходимости и, следовательно, ухудшало положение трудового населения. Показателем упадка феодальной экономики являлся незначительный прирост населения: насчитывая в 1721 г. 26 млн. человек, оно в последующие 125 лет увеличилось всего лишь на 842 тыс. человек, т. е. в среднем возрастало на 6736 человек в год. Это объяснялось необычайно высокой смертностью, вызванной голодом в годы частых засух и неурожаев, стихийными бедствиями (землетрясения и наводнения) и эпидемическими заболеваниями (дизентерия, тиф, холера). Только в течение 1669—1749 гг. засуха, неурожаи и связанный с ними голод постигали население 11 раз, главным образом в северных районах страны. Увеличилось количество заброшенных и пустующих земель, что привело к снижению налоговых поступлений в бюджет государства и феодальных владельцев. По мере развития товарно-денежных отношений система «четырех сословий» (феодалы и самураи, крестьяне, ремесленники, торговцы) подверглась большим изменениям. Развивался процесс разложения и деклассирования самураев — опоры дома Токугава. Их рисовые пайки [419] неуклонно уменьшались, не обеспечивая прожиточного минимума. Это вынуждало самураев закладывать свое вооружение, одежду, земельные участки, а часто даже продавать самурайские звания. Особенно тяжелым для них оказался роспуск феодально-самурайских дружин, содержание которых становилось для феодалов экономически все более затруднительным. Процесс расшатывания феодальных отношений находит отражение в быстром развитии городов, хотя они продолжают сохранять феодальный характер и являются своеобразными княжескими станами. И тем не менее города приобретают все большее значение в экономической жизни страны как центры оживленной торговли и ремесленного производства, увеличивается в их экономике роль богатых купцов. Население городов растет: в конце XVII — начале XVIII в. в них проживает 4—4,5 млн. человек, в большинстве самураи, частично ремесленники и торговцы. Каждый из таких крупных городов, политических центров, как Эдо и Киото, насчитывал от 360 тыс. до 500 тыс. жителей. Кроме того, на территории крупных феодальных княжеств развивались торговые города (Осака, Нагасаки, Фусими, Хаката), непосредственно подчиненные центральному правительству, призамковые города (Нагоя, Канадзава, Хиросима) и местные рынки, создавались условия для образования единого рынка. Общеяпонский рынок складывался постепенно, имея центром Осака — один из крупнейших портов и городов страны, получивший названия «рисовая биржа» и «кухня государства». Возраставшая роль осакских купцов в экономической жизни страны отразилась в поговорке: «Гнев богатых торговцев Осака может вызвать ужас в сердцах даймё». Формально-правовое выделение торговцев и ремесленников в особые сословия в годы деспотического режима Токугава являлось признанием растущей экономической мощи торговцев и ростовщиков, находившейся, однако, в явном противоречии с их фактически бесправным положением. Часть торговцев оперировала в Эдо и особенно в Осака с главным товаром — рисом. Сначала они заведовали складочными помещениями риса, принадлежавшими князьям (т. е. были их служащими), и занимались сбытом его на рынке, позднее превратились в самостоятельных торговцев и ростовщиков, в «зародышевых капиталистов». Торговцы объединялись в купеческие гильдии. Внося специальный налог, гильдии приобретали у правительства монопольное право на продажу своих товаров. Эти объединения содействовали накоплению богатств и консолидации сил крупных купцов, усилению их политического влияния. Многие князья и даже правительство попадали в финансовую зависимость от них. Торговцы и ростовщики, проникая в деревню, становились здесь обладателями земель, которые теряли крестьяне из-за просрочки закладов своих наделов. Первые ростки капитализма в городе послужили толчком для развития капиталистических отношений и в деревне. В сельском хозяйстве совершенствовалась земледельческая техника, в частности молотьба риса и ячменя, расширялось применение водяных колес, используемых для ирригации, и новых удобрений (сушеная рыба, жмыхи), позволивших повысить урожайность полей. В разных областях появились и стали развиваться товарные и в особенности некоторые технические культуры (фасоль, морковь, тыква, дыня, шпинат, сладкий и белый картофель, табак, а также хлопок, сахарный тростник), разводились тутовые деревья. Происходила специализация целых районов, выражавшая процесс образования единого внутреннего рынка, создавались условия [420] для образования капиталистического уклада. Деревня все больше вовлекалась в орбиту товарно-денежных отношений, крестьянское хозяйство постепенно превращалось в производящее на рынок. Однако недостаточное распространение денежной ренты являлось одной из причин, задерживавших разложение феодализма и формирование в его недрах капиталистического уклада. Несмотря на это, в деревне развивалось расслоение крестьянства на отдельные социальные группы, усиливалось его обезземеливание. В это же время зарождаются первоначальные формы капиталистической промышленности, развивавшиеся в соединении с мелким земледелием. Это — прежде всего домашняя крестьянская промышленность, существовавшая в виде различных ремесел. Хлопчатобумажная пряжа и ткани производились в районах Сацума, Кокура (север Кюсю) и Курумэ, шелк и шелковые ткани — в провинциях Ивасиро и Мусаси, в Киото и Кирю, бумага из рисовой соломы — в Тоса и Мино, лаки и лакированные изделия — в Kara и Ивасиро. Крестьяне-ремесленники, надомники, получали сырье, а затем и орудия производства от купцов-скупщиков, которые диктовали им условия в отношении качества производимой продукции и приобретали ее за определенную компенсацию. По сути говоря, это была «раздаточная система», являвшаяся специфической формой капиталистической работы на дому. Наряду с этим происходило образование профессионального слоя крестьян-ремесленников, окончательно порывавших с сельским хозяйством и специализировавшихся в определенной отрасли производства. В условиях борьбы с корпоративной регламентацией ремесла и на широкой основе ручного труда зарождалась мануфактура, захватившая, как и в других странах, сельский побочный промысел. Развитию мануфактур был присущ ряд особенностей. Наибольшее распространение получили казенные и крепостные княжеские мануфактуры. Первоначально казенные мануфактуры появились в XVI—XVII вв. в горнорудном деле, где преимущественно применялся полукрепостнический труд беглых крестьян. Затем стали создаваться сахарные предприятия, мануфактуры в металлообрабатывающем, фарфоро-фаянсовом и гончарном производствах. Частнокапиталистические мануфактуры создавались в производстве шелкового текстиля (район Нисидзин в Киото, Кирю, Асикага, Ёнэдзава, Сэндай и Фукуока), хлопчатобумажного текстиля с центрами в Курумэ и Кокура и в винокуренном производстве (Итами, вблизи Осака, и Нада, часть нынешнего Кобэ). Появившись сравнительно поздно, они развивались крайне медленно и занимали незначительное место в общем промышленном производстве страны даже в первой половине XVIII в. Распространение этого типа мануфактур сдерживалось господством феодальных производственных отношений, прикреплением крестьян к земле и многочисленными указами правительства о насильственном возврате в деревни беглых крестьян, что препятствовало образованию свободной рабочей силы и ограничивало нормальное развитие капиталистической предпринимательской деятельности. Препятствием для развития частнокапиталистических мануфактур была также раздробленность страны на полусамостоятельные административно-хозяйственные княжества со своими денежными системами и таможенными барьерами. Наконец, серьезной преградой развитию такого рода мануфактур была большая заинтересованность купцов в торговле, ростовщичестве, нелегальном приобретении земли в собственность и в спекулятивных земельных сделках, приносивших им гораздо большие выгоды, чем промышленное предпринимательство. [421] Вернуться к оглавлению главы Япония в XVII — середине XVIII в. Всё о Японии и японцах
|
Строй феодальный: возникновение и специфические особенности
Феодализм был неотъемлемой частью европейского Средневековья. При этом социально-политическом строе крупные землевладельцы пользовались огромными полномочиями и влиянием. Опорой их власти было закрепощенное и бесправное крестьянство.
Зарождение феодализма
В Европе строй феодальный возник после падения Западной Римской империи в конце V века н. э. Вместе с исчезновением прежней античной цивилизации осталась позади эпоха классического рабовладения. На территории молодых варварских королевств, возникших на месте империи, стали складываться новые социальные отношения.
Строй феодальный появился из-за становления крупной земельной собственности. Влиятельные и богатые аристократы, приближенные к королевской власти, получали наделы, которые с каждым поколением только умножались. В то же время основная масса западноевропейского населения (крестьяне) жила в общине. К VII веку внутри них произошло значительное имущественное расслоение. Общинная земля перешла в частные руки. Те крестьяне, которым наделов не хватило, стали бедняками, зависимыми от своего работодателя.
Закрепощение крестьянства
Независимые крестьянские хозяйства раннего Средневековья назывались аллодами. Тогда же сложились условия неравной конкуренции, когда крупные землевладельцы притесняли на рынке своих оппонентов. В итоге крестьяне разорялись и добровольно переходили под покровительства аристократов. Так постепенно возник строй феодальный.
Любопытно, что этот термин появился не в эпоху Средневековья, а гораздо позже. В конце XVIII века в революционной Франции феодализмом назвали «старый порядок» — период существования абсолютной монархии и дворянства. Позже термин стал популярным у ученых. Например, его использовал Карл Маркс. В своей книге «Капитал» он назвал строй феодальный предшественником современного капитализма и рыночных отношений.
Бенефиции
Государство франков стало первым, в котором проявились признаки феодализма. В этой монархии становление новых социальных отношений ускорилось благодаря бенефициям. Так назывались земельные жалования от государства служивым людям – чиновникам или военным. Сначала предполагалось, что эти наделы будут принадлежать человеку пожизненно, а после его смерти власть сможет снова распорядиться собственностью по своему усмотрению (например, передать следующему претенденту).
Однако в IX–X вв. свободный земельный фонд закончился. Из-за этого собственность постепенно перестала быть единоличной и становилась наследственной. То есть владелец теперь мог передать лен (земельный надел) своим детям. Эти перемены, во-первых, усилили зависимость крестьянства от своих сюзеренов. Во-вторых, реформа укрепила значимость средних и мелких феодалов. Они на долгое время стали основой западноевропейской армии.
Крестьяне, которые лишались собственного аллода, брали землю у феодала в обмен на обязанность выполнять регулярные работы на его участках. Такое временное пользование в юрисдикции было названо прекарием. Крупные собственники не были заинтересованы в том, чтобы сгонять крестьян с земли окончательно. Установившийся порядок давал им заметный доход и стал основой благополучия аристократии и дворянства на протяжении нескольких столетий.
Усиление власти феодалов
В Европе особенности феодального строя заключались еще и в том, что крупные землевладельцы со временем получили не только большие угодья, но и реальную власть. Государство передавало им различные функции, в том числе судебные, полицейские, административные и налоговые. Такие королевские грамоты становились знаком того, что земельные магнаты получали иммунитет от какого-либо вмешательства в их полномочия.
Крестьяне на их фоне были беспомощными и бесправными. Землевладельцы могли злоупотреблять своей властью, без опаски государственного вмешательства. Так фактически появился феодально-крепостнический строй, когда крестьян принуждали к трудовым повинностям без оглядки на закон и прежние договоренности.
Барщина и оброк
Со временем обязанности зависимых бедняков менялись. Существовало три вида феодальной ренты – барщина, оброк натуральный и оброк денежный. Даровой и принудительный труд был особенно распространен в эпоху раннего средневековья. В XI веке начался процесс экономического роста городов и развития торговли. Это привело к распространению денежных отношений. До этого на месте валюты могли быть те же самые натуральные продукты. Такой экономический порядок назывался бартером. Когда деньги распространились по всей Западной Европе, феодалы перешли на денежный оброк.
Но даже несмотря на это, крупные поместья аристократов в торговле участвовали довольно вяло. Большая часть продуктов и других товаров, произведенных на их территории, потреблялась внутри хозяйства. При этом важно отметить, что аристократы использовали не только труд крестьянства, но и труд ремесленников. Постепенно доля земли феодала в своем же хозяйстве уменьшалась. Бароны предпочитали отдавать участки зависимым крестьянам и жить за счет их оброка и барщины.
Региональные особенности
В большинстве стран Западной Европы феодализм окончательно сформировался к XI веку. Где-то этот процесс закончился раньше (во Франции и Италии), где-то — позже (В Англии и Германии). Во всех этих странах феодализм был практически одинаковым. Несколько отличались отношения крупных землевладельцев и крестьян в Скандинавии и Византии.
Имела свои особенности и социальная иерархия в средневековых азиатских странах. Например, феодальный строй в Индии характеризовался большим влиянием государства на крупных землевладельцев и крестьян. Кроме того, там отсутствовало классическое европейское крепостное право. Феодальный строй в Японии отличался фактическим двоевластием. При сегунате сегун имел даже больше влияния, чем император. Этот государственный строй держался на прослойке профессиональных воинов, получавших небольшие земельные наделы – самураев.
Наращивание производства
Все исторические социально-политические системы (рабовладельческий строй, феодальный строй и т. д.) менялись постепенно. Так, в конце XI века в Европе начался медленный производственный рост. Он был связан с совершенствованием рабочих инструментов. Вместе с тем происходит разделение специализаций работников. Именно тогда ремесленники окончательно отделились от крестьян. Этот социальный класс стал селиться в городах, которые росли вместе с наращиванием европейского производства.
Увеличение числа товаров привело к распространению торговли. Начала складываться рыночная экономика. Появилось влиятельное купеческое сословие. Торговцы стали объединяться в гильдии для того, чтобы защищать свои интересы. Точно так же ремесленники образовывали городские цехи. До XIV века эти предприятия были передовыми для Западной Европы. Они позволяли ремесленникам оставаться независимыми от феодалов. Однако с началом ускоренного научного прогресса в конце Средневековья цехи стали пережитком прошлого.
Крестьянские восстания
Конечно, феодальный общественный строй не мог не измениться под влиянием всех этих факторов. Бум городов, рост денежных и товарных отношений – все это происходило на фоне усиления народной борьбы против гнета крупных землевладельцев.
Крестьянские восстания стали обыденным событием. Все они жестоко подавлялись феодалами и государством. Зачинщиков казнили, а простых участников наказывали дополнительными обязанностями или пытками. Тем не менее постепенно, благодаря восстаниям, личная зависимость крестьян стала уменьшаться, а города превратились в оплот свободного населения.
Борьба феодалов и монархов
Рабовладельческий, феодальный, капиталистический строй — все они, так или иначе, влияли на государственную власть и ее место в обществе. В Средние века усилившиеся крупные землевладельцы (бароны, графы, герцоги) практически игнорировали своих монархов. Регулярно происходили феодальные войны, в которых аристократы выясняли отношения между собой. При этом королевская власть не вмешивалась в эти конфликты, а если и вмешивалась, то из-за своей слабости не могла остановить кровопролитие.
Феодальный строй (период расцвета которого пришелся на XII век) привел к тому, что, например, во Франции монарх считался лишь «первым среди равных». Положение вещей стало меняться вместе с наращиванием производства, народными восстаниями и т. д. Постепенно в западноевропейских странах сложились национальные государства с твердой королевской властью, которая приобретала все больше признаков абсолютизма. Централизация стала одной из причин, по которым феодальный строй остался в прошлом.
Развитие капитализма
Могильщиком феодализма стал капитализм. В XVI веке в Европе начался стремительный научный прогресс. Он привел к модернизации рабочего оборудования и всей промышленности. Благодаря Великим географическим открытиям в Старом Свете узнали о новых землях, лежащих за океаном. Появление нового флота привело к развитию торговых отношений. На рынке появились невиданные доселе товары.
В это время лидерами промышленного производства стали Нидерланды и Англия. В этих странах возникли мануфактуры – предприятия нового типа. На них применялся наемный труд, который был еще и разделенным. То есть на мануфактурах работали обученные специалисты – в первую очередь ремесленники. Эти люди были независимы от феодалов. Так появились новые виды производства – суконное, чугунное, типографское и т. д.
Разложение феодализма
Вместе с мануфактурами зародилась буржуазия. Этот социальный класс состоял из собственников, владевших средствами производства и крупным капиталом. Поначалу эта прослойка населения была небольшой. Ее доля в экономике была крохотной. На излете Средневековья основная масса производимых товаров появлялась в крестьянских хозяйствах, зависимых от феодалов.
Однако постепенно буржуазия набирала обороты и становилась богаче и влиятельнее. Этот процесс не мог не привести к конфликту со старой элитой. Так в XVII веке в Европе начались социальные буржуазные революции. Новый класс хотел закрепить собственное влияние в обществе. Делалось это с помощью представительства в высших государственных органах (Генеральных штатах, Парламенте) и т. д.
Первой была Нидерландская революция, закончившаяся вместе с Тридцатилетней войной. Это восстание носило еще и национальный характер. Жители Нидерландов избавились от власти могущественной династии Испанских Габсбургов. Следующая революция произошла в Англии. Она также получила название Гражданской войны. Итогом всех этих и последующих подобных переворотов был отказ от феодализма, раскрепощение крестьянства и торжество свободной рыночной экономики.
Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания
Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания
Сталин И.В.
Источник:
Сталин И.В. Cочинения. – Т. 16. –
М.: Издательство “Писатель”, 1997. С. 104–138.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Относительно марксизма в языкознании
Ко мне обратилась группа товарищей из молодежи с предложением высказать свое мнение в печати по вопросам языкознания, особенно в части, касающейся марксизма в языкознании. Я не языковед и, конечно, не могу полностью удовлетворить товарищей. Что касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, то к этому я имею прямое отношение. Поэтому я согласился дать ответ на ряд вопросов, поставленных товарищами.
Вопрос. Верно ли, что язык есть надстройка над базисом?
Ответ. Нет, неверно.
Базис есть экономический строй общества на данном этапе его развития. Надстройка – это политические, правовые, религиозные, художественные, философские взгляды общества и соответствующие им политические, правовые и другие учреждения.
Всякий базис имеет свою, соответствующую ему надстройку. Базис феодального строя имеет свою надстройку, свои политические, правовые и иные взгляды и соответствующие им учреждения, капиталистический базис имеет свою надстройку, социалистический – свою. Если изменяется и ликвидируется базис, то вслед за ним изменяется и ликвидируется его надстройка, если рождается новый базис, то вслед за ним рождается соответствующая ему надстройка.
Язык в этом отношении коренным образом отличается от надстройки. Взять, например, русское общество и русский язык. На протяжении последних 30 лет в России был ликвидирован старый, капиталистический базис и построен новый, социалистический базис. Соответственно с этим была ликвидирована надстройка над капиталистическим базисом и создана новая надстройка, соответствующая социалистическому базису. Были, следовательно, заменены старые политические, правовые и иные учреждения новыми, [c.104] социалистическими. Но, несмотря на это, русский язык остался в основном таким же, каким он был до Октябрьского переворота.
Что изменилось за этот период в русском языке? Изменился в известной мере словарный состав русского языка, изменился в том смысле, что пополнился значительным количеством новых слов и выражений, возникших в связи с возникновением нового, социалистического производства, появлением нового государства, новой, социалистической культуры, новой общественности, морали, наконец, в связи с ростом техники и науки; изменился смысл ряда слов и выражений, получивших новое смысловое значение; выпало из словаря некоторое количество устаревших слов. Что же касается основного словарного фонда и грамматического строя русского языка, составляющих основу языка, то они после ликвидации капиталистического базиса не только не были ликвидированы и заменены новым основным словарным фондом и новым грамматическим строем языка, а, наоборот, сохранились в целости и остались без каких-либо серьезных изменений, – сохранились именно как основа современного русского языка.
Далее. Надстройка порождается базисом, но это вовсе не значит, что она только отражает базис, что она пассивна, нейтральна, безразлично относится к судьбе своего базиса, к судьбе классов, к характеру строя. Наоборот, появившись на свет, она становится величайшей активной силой, активно содействует своему базису оформиться и укрепиться, принимает все меры к тому, чтобы помочь новому строю доконать и ликвидировать старый базис и старые классы.
Иначе и не может быть. Надстройка для того и создается базисом, чтобы она служила ему, чтобы она активно помогала ему оформиться и укрепиться, чтобы она активно боролась за ликвидацию старого, отживающего свой век базиса с его старой надстройкой. Стоит только отказаться от этой ее служебной роли, стоит только перейти надстройке от позиции активной защиты своего базиса на позицию безразличного отношения к нему, на позицию одинакового отношения к классам, чтобы она потеряла свое качество и перестала быть надстройкой.
Язык в этом отношении коренным образом отличается от надстройки. Язык порожден не тем или иным базисом, старым или новым базисом внутри данного общества, а всем ходом истории общества и истории базисов в течение веков. Он создан не одним каким-нибудь классом, а всем обществом, всеми классами общества, усилиями сотен поколений. Он создан для удовлетворения нужд [c.105] не одного какого-либо класса, а всего общества, всех классов общества. Именно поэтому он создан как единый для общества и общий для всех членов общества общенародный язык. Ввиду этого служебная роль языка как средства общения людей состоит не в том, чтобы обслуживать один класс в ущерб другим классам, а в том, чтобы одинаково обслуживать все общество, все классы общества. Эти собственно и объясняется, что язык может одинаково обслуживать как старый, умирающий строй, так и новый, подымающийся строй, как старый базис, так и новый, как эксплуататоров, так и эксплуатируемых.
Ни для кого не составляет тайну тот факт, что русский язык так же хорошо обслуживал русский капитализм и русскую буржуазную культуру до Октябрьского переворота, как он обслуживает ныне социалистический строй и социалистическую культуру русского общества.
То же самое нужно сказать об украинском, белорусском, узбекском, казахском, грузинском, армянском, эстонском, латвийском, литовском, молдавским, татарском, азербайджанском, башкирском, туркменском и других языках советских наций, которые так же хорошо обслуживали старый, буржуазный строй этих наций, как обслуживают они новый, социалистический строй.
Иначе и не может быть. Язык для того и существует, он для того и создан, чтобы служить обществу как целому в качестве орудия общения людей, чтобы он был общим для членов общества и единым для общества, равно обслуживающим членов общества независимо от их классового положения. Стоит только сойти языку с этой общенародной позиции, стоит только стать языку на позицию предпочтения и поддержки какой-либо социальной группы в ущерб другим социальным группам общества, чтобы он потерял свое качество, чтобы он перестал быть средством общения людей в обществе, чтобы он превратился в жаргон какой-либо социальной группы, деградировал и обрек себя на исчезновение.
В этом отношении язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем, от машин, которые так же одинаково могут обслуживать и капиталистический строй и социалистический.
Дальше. Надстройка есть продукт одной эпохи, в течение которой живет и действует данный экономический базис. Поэтому надстройка живет недолго, она ликвидируется и исчезает с ликвидацией и исчезновением данного базиса. [c.106]
Язык же, наоборот, является продуктом целого ряда эпох, на протяжении которых он оформляется, обогащается, развивается, шлифуется. Поэтому язык живет несравненно дольше, чем любой базис и любая надстройка. Этим собственно и объясняется, что рождение и ликвидация не только одного базиса и его надстройки, но и нескольких базисов и соответствующих надстроек не ведет в истории к ликвидации данного языка, к ликвидации его структуры и рождению нового языка с новым словарным фондом и новым грамматическим строем.
Со времени смерти Пушкина прошло свыше ста лет. За то время были ликвидированы в России феодальный строй, капиталистический строй и возник третий, социалистический строй. Стало быть, были ликвидированы два базиса с их надстройками и возник новый, социалистический базис с его новой надстройкой. Однако если взять, например, русский язык, то он за этот большой промежуток времени не претерпел какой-либо ломки и современный русский язык по своей структуре мало чем отличается от языка Пушкина.
Что изменилось за это время в русском языке? Серьезно пополнился за это время словарный состав русского языка; выпало из словарного состава большое количество устаревших слов, изменилось смысловое значение значительного количества слов, улучшился грамматический строй языкасто касается структуры пушкинского языка с его грамматическим строем и основным словарным фондом, то она сохранилась во всем существенном как основа современного русского языка.
И это вполне понятно. В самом деле, для чего это нужно, чтобы после каждого переворота существующая структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд уничтожались и заменялись новыми, как это бывает обычно с надстройкой? Кому это нужно, чтобы “вода”, “земля”, “гора”, “лес”, “рыба”, “человек”, “ходить”, “делать”, “производить”, “торговать” и т.д. назывались не водой, землей, горой и т.д., а как-то иначе? Кому нужно, чтобы изменения слов в языке и сочетание слов в предложении происходили не по существующей грамматике, а по совершенно другой? Какая польза для революции от такого переворота в языке? История вообще не делает чего-либо существенного без особой на то необходимости. Спрашивается, какая необходимость в таком языковом перевороте, если доказано, что существующий язык с его структурой в основном вполне пригоден для удовлетворения нужд нового строя? Уничтожить старую надстройку и [c.107] заменить ее новой можно и нужно в течение нескольких лет, чтобы дать простор развитию производительных сил общества, но как уничтожить существующий язык и построить вместо него новый язык в течение нескольких лет, не внося анархию в общественную жизнь, не создавая угрозы распада общества? Кто же, кроме донкихотов, могут ставить себе такую задачу?
Наконец, еще одно коренное отличие между надстройкой и языком. Надстройка не связана непосредственно с производством, с производственной деятельностью человека. Она связана с производством лишь косвенно, через посредство экономики, через посредство базиса. Поэтому надстройка отражает изменения в уровне развития производительных сил не сразу и не прямо, а после изменений в базисе, через преломление изменений в производстве в изменениях в базисе. Это значит, что сфера действия надстройки узка и ограничена.
Язык же, наоборот, связан с производственном деятельностью человека непосредственно, и не только с производственной деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека во всех сферах его работы – от производства до базиса, от базиса до надстройки. Поэтому язык отражает изменения в производстве сразу и непосредственно, не дожидаясь изменений в базисе. Поэтому сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Более того, она почти безгранична.
Этим прежде всего и объясняется, что язык, собственно его словарный состав, находятся в состоянии почти непрерывного изменения. Непрерывный рост промышленности и сельского хозяйства, торговли и транспорта, техники и науки требует от языка пополнения его словаря новыми словами и выражениями, необходимыми для их работы. И язык, непосредственно отражая эти нужды, пополняет свой словарь новыми словами, совершенствует свой грамматический строй.
Итак:
а) марксист не может считать язык надстройкой над базисом;
б) смешивать язык с надстройкой – значит допустить серьезную ошибку.
Вопрос. Верно ли, что язык был всегда и остается классовым, что общего и единого для общества неклассового, общенародного языка не существует?
Ответ. Нет, неверно. [c.108]
Нетрудно понять, что в обществе, где нет классов, не может быть и речи о классовом языке. Первобытно-общинный родовой строй не знал классов, следовательно, не могло быть там и классового языка, – язык был там общий, единый для всего коллектива. Возражение о том, что под классом надо понимать всякий человеческий коллектив, в том числе и первобытно-общинный коллектив, представляет не возражение, а игру слов, которая не заслуживает опровержения.
Что касается дальнейшего развития от языков родовых к языкам племенным, от языков племенных к языкам народностей и от языков народностей к языкам национальным, то везде на всех этапах развития язык как средство общения людей в обществе был общим и единым для общества, равно обслуживающим членов общества независимо от социального положения.
Я имею здесь в виду не империи рабского и средневекового периодов, скажем, империю Кира и Александра Великого или империю Цезаря и Карла Великого, которые не имели своей экономической базы и представляли временные и непрочные военно-административные объединения. Эти империи не только не имели, но и не могли иметь единого для империи и понятного для всех членов империи языка. Они представляли конгломерат племен и народностей, живших своей жизнью и имевших свои языки. Следовательно, я имею в виду не эти и подобные им империи, а те племена и народности, которые входили в состав империи, имели свою экономическую базу и имели свои издавна сложившиеся языки. История говорит, что языки у этих племен и народностей были не классовые, а общенародные, общие для племен и народностей и понятные для них.
Конечно, были наряду с этим диалекты, местные говоры, но над ними превалировал и их подчинял себе единый и общий язык племени или народности.
В дальнейшем, с появлением капитализма, с ликвидацией феодальной раздробленности и образованием национального рынка народности развились в нации, а языки народностей – в национальные языки. История говорит, что национальные языки являются не классовыми, а общенародными языками, общими для членов наций и едиными для нации.
Выше говорилось, что язык как средство общения людей в обществе одинаково обслуживает все классы общества и проявляет в этом отношении своего рода безразличие, к классам. Но люди, отдельные социальные группы, классы далеко не безразличны к [c.109] языку. Они стараются использовать язык в своих интересах, навязать ему свой особый лексикон, свои особые термины, свои особые выражения. Особенно отличаются в этом отношении верхушечные слои имущих классов, оторвавшиеся от народа и ненавидящие его: дворянская аристократия, верхние слои буржуазии. Создаются “классовые” диалекты, жаргоны, салонные “языки”. В литературе нередко эти диалекты и жаргоны неправильно квалифицируются как языки: “дворянский язык”, “буржуазный язык”, – в противоположность “пролетарскому языку”, “крестьянскому языку”. На этом основании, как это ни странно, некоторые наши товарищи пришли к выводу, что национальный язык есть фикция, что реально существуют лишь классовые языки.
Я думаю, что нет ничего ошибочнее такого вывода. Можно ли считать эти диалекты и жаргоны языками? Безусловно нельзя. Нельзя, во-первых, потому, что у этих диалектов и жаргонов нет своего грамматического строя и основного словарного фонда, – они заимствуют их из национального языка Нельзя, во-вторых, потому, что диалекты и жаргоны имеют узкую сферу обращения среди членов верхушки того или иного класса и совершенно не годятся как средство общения людей для общества в целом. Что же у них имеется? У них есть: набор некоторых специфических слов, отражающих специфические вкусы аристократии или верхних слоев буржуазии; некоторое количество выражений и оборотов речи, отличающихся изысканностью, галантностью и свободных от “грубых” выражений и оборотов национального языка; наконец, некоторое количество иностранных слов. Все же основное, то есть подавляющее большинство слов и грамматический строй, взято из общенародного, национального языка. Следовательно, диалекты и жаргоны представляют ответвления от общенародного национального языка, лишенные какой-либо языковой самостоятельности и обреченные на прозябание. Думать, что диалекты и жаргоны могут развиться в самостоятельные языки, способные вытеснить и заменить национальный язык, значит потерять историческую перспективу и сойти с позиции марксизма.
Ссылаются на Маркса, цитируют одно место из его статьи “Святой Макс”, где сказано, что у буржуа есть “свой язык”, что этот язык “есть продукт буржуазии”, что он проникнут духом меркантилизма и купли-продажи. Этой цитатой некоторые товарищи хотят доказать, что Маркс стоял будто бы за “классовость” языка, что он отрицал существование единого национального языка. Если бы эти товарищи отнеслись к делу объективно, они должны были [c.110] бы привести и другую цитату из той же статьи “Святой Макс”, где Маркс, касаясь вопроса о путях образования единого национального языка, говорит о “концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией”.
Следовательно, Маркс признавал необходимость единого национального языка как высшей формы, которой подчинены диалекты как низшие формы.
Что же в таком случае может представлять язык буржуа, который, по словам Маркса, “есть продукт буржуазии”. Считал ли его Маркс таким же языком, как национальный язык, со своей особой языковой структурой? Мог ли он считать его таким языком? Конечно, нет! Маркс просто хотел сказать, что буржуа загадили единый национальный язык своим торгашеским лексиконом, что буржуа, стало быть, имеют свой торгашеский жаргон.
Выходит, что эти товарищи исказили позицию Маркса. А исказили ее потому, что цитировали Маркса не как марксисты, а как начетчики, не вникая в существо дела.
Ссылаются на Энгельса, цитируют из брошюры “Положение рабочего класса в Англии” слова Энгельса о том, что “английский рабочий класс с течением времени стал совсем другим народом, чем английская буржуазия”, что “рабочие говорят на другом диалекте, имеют другие идеи и представления, другие нравы и нравственные принципы, другую религию и политику, чем буржуазия”. На основании этой питать? некоторые товарищи делают вывод, что Энгельс отрицал необходимость общенародного, национального языка, что он стоял, стало быть, за “классовость” языка. Правда, Энгельс говорит здесь не об языке, а о диалекте, вполне понимая, что диалект как ответвление от национального языка не может заменить национального языка. Но эти товарищи, видимо, не очень сочувствуют наличию разницы между языком и диалектом…
Очевидно, что цитата приведена не к месту, так как Энгельс говорит здесь не о “классовых языках”, а главным образом о классовых идеях, представлениях, нравах, нравственных принципах, религии, политике. Совершенно правильно, что идеи, представления, нравы, нравственные принципы, религия, политика у буржуа и пролетариев прямо противоположны. Но причем здесь национальный язык или “классовость” языка? Разве наличие классовых противоречий в обществе может служить доводом в пользу “классовости” языка, или против необходимости единого национального языка? Марксизм говорит, что общность языка является [c.111] одним из важнейших признаков нации, хорошо зная при этом, что внутри нации имеются классовые противоречия. Признают ли упомянутые товарищи этот марксистский тезис?
Ссылаются на Лафарга, указывая на то, что Лафарг в своей брошюре “Язык и революция” признает “классовость” языка, что он отрицает будто бы необходимость общенародного, национального языка. Это неверно. Лафарг действительно говорит о “дворянском” или “аристократическом языке” и о “жаргонах” различных слоев общества. Но эти товарищи забывают о том, что Лафарг, не интересуясь вопросом о разнице между языком и жаргоном и называя диалекты то “искусственной речью”, то “жаргоном”, определенно заявляет в своей брошюре, что “искусственная речь, отличающая аристократию. .. выделилась из языка общенародного, на котором говорили и буржуа, и ремесленники, город и деревня”.
Следовательно, Лафарг признает наличие и необходимость общенародного языка, вполне понимая подчиненный характер и зависимость “аристократического языка” и других диалектов и жаргонов от общенародного языка.
Выходит, что ссылка на Лафарга бьет мимо цели.
Ссылаются на то, что в одно время в Англии английские феодалы “в течение столетий” говорили на французском языке, тогда как английский народ говорил на английском языке, что это обстоятельство является будто бы доводом в пользу “классовости” языка и против необходимости общенародного языка. Но это не довод, а анекдот какой-то. Во-первых, на французском языке говорили тогда не все феодалы, а незначительная верхушка английских феодалов при королевском дворе и в графствах. Во-вторых, они говорили не на каком-то “классовом языке”, а на обыкновенном общенародном французском языке. В-третьих, как известно, это баловство французским языком исчезло потом бесследно, уступив место общенародному английскому языку. Думают ли эти товарищи, что английские феодалы “в течение столетий” объяснялись с английским народом через переводчиков, что они не пользовались английским языком, что общенародного английского языка не существовало тогда, что французский язык представлял тогда в Англии что-нибудь более серьезное, чем салонный язык, имеющий хождение лишь в узком кругу верхушки английской аристократии? Как можно на основании таких анекдотических “доводов” отрицать наличие и необходимость общенародного языка?
Русские аристократы одно время тоже баловались французским языком при царском дворе и в салонах. Они кичились тем, что, [c.112] говоря по-русски, заикаются по-французски, что они умеют говорить по-русски лишь с французским акцентом. Значит ли это, что в России не было тогда общенародного русского языка, что общенародный язык был тогда фикцией, а “классовые языки” – реальностью?
Наши товарищи допускают здесь по крайней мере две ошибки.
Первая ошибка состоит в том, что они смешивают язык с надстройкой. Они думают, что если надстройка имеет классовый характер, то и язык должен быть не общенародным, а классовым. Но я уже говорил выше, что язык и надстройка представляют два различных понятия, что марксист не может допускать их смешения.
Вторая ошибка состоит в том, что эти товарищи воспринимают противоположность интересов буржуазии и пролетариата, их ожесточенную классовую борьбу как распад общества, как разрыв всяких связей между враждебными классами. Они считают, что поскольку общество распалось и нет больше единого общества, а есть только классы, то не нужно и единого для общества языка, не нужно национального языка. Что же остается, если общество распалось и нет больше общенародного, национального языка? Остаются классы и “классовые языки”. Понятно, что у каждого “классового языка” будет своя “классовая” грамматика – “пролетарская” грамматика, “буржуазная” грамматика. Правда, таких грамматик не существует в природе, но это не смущает этих товарищей: они верят, что такие грамматики появятся.
У нас были одно время “марксисты”, которые утверждали, что железные дороги, оставшиеся в нашей стране после Октябрьского переворота, являются буржуазными, что не пристало нам, марксистам, пользоваться ими, что нужно их срыть и построить новые, “пролетарские” дороги. Они получили за это прозвище “троглодитов”…
Понятно, что такой примитивно-анархический взгляд на общество, классы, язык не имеет ничего общего с марксизмом. Но он безусловно существует и продолжает жить в головах некоторых наших запутавшихся товарищей.
Конечно, неверно, что ввиду наличия ожесточенной классовой борьбы общество якобы распалось на классы, не связанные больше друг с другом экономически в одном обществе. Наоборот. Пока существует капитализм, буржуа и пролетарии будут связаны между собой всеми нитями экономики как части единого капиталистического общества. Буржуа не могут жить и обогащаться, не имея в своем распоряжении наемных рабочих, – пролетарии не могут [c.113] продолжать свое существование, не нанимаясь к капиталистам. Прекращение всяких экономических связей между ними означает прекращение всякого производства, прекращение же всякого производства ведет к гибели общества, к гибели самих классов. Понятно, что ни один класс не захочет подвергнуть себя уничтожению. Поэтому классовая борьба, какая бы она ни была острая, не может привести к распаду общества. Только невежество в вопросах марксизма и полное непонимание природы языка могли подсказать некоторым нашим товарищам сказку о распаде общества, о “классовых” языках, о “классовых” грамматиках.
Ссылаются, далее, на Ленина и напоминают о том, что Ленин признавал наличие двух культур при капитализме – буржуазной и пролетарской, что лозунг национальной культуры при капитализме есть националистический лозунг. Все это верно, и Ленин здесь абсолютно прав. Но причем тут “классовость” языка? Ссылаясь на слова Ленина о двух культурах при капитализме, эти товарищи, как видно, хотят внушить читателю, что наличие двух культур в обществе – буржуазной и пролетарской – означает, что языков тоже должно быть два, так как язык связан с культурой, – следовательно, Ленин отрицает необходимость единого национального языка, следовательно, Ленин стоит за “классовые” языки. Ошибка этих товарищей состоит здесь в том, что они отождествляют и смешивают язык с культурой. Между тем культура и язык – две разные вещи. Культура может быть и буржуазной и социалистической, язык же как средство общения является всегда общенародным языком, и он может обслуживать и буржуазную и социалистическую культуру. Разве это не факт, что русский, украинский, узбекский языки обслуживают ныне социалистическую культуру этих наций так же неплохо, как обслуживали они перед Октябрьским переворотом их буржуазные культуры? Значит глубоко ошибаются эти товарищи, утверждая, что наличие двух разных культур ведет к образованию двух разных языков и к отрицанию необходимости единого языка.
Говоря о двух культурах, Ленин исходил из того именно положения, что наличие двух культур не может вести к отрицанию единого языка и образованию двух языков, что язык должен быть единый. Когда бундовцы стали обвинять Ленина в том, что он отрицает необходимость национального языка и трактует культуру как “безнациональную”, Ленин, как известно, резко протестовал против этого, заявив, что он воюет против буржуазной культуры, а не против национального языка, необходимость которого он считает [c. 114] бесспорной. Странно, что некоторые наши товарищи поплелись по стопам бундовцев.
Что касается единого языка, необходимость которого будто бы отрицает Ленин, то следовало бы заслушать следующие слова Ленина:
“Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное его развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам”.
Выходит, что уважаемые товарищи исказили взгляды Ленина.
Ссылаются, наконец, на Сталина. Приводят цитату из Сталина о том, что “буржуазия и ее националистические партии были и остаются в этот период главной руководящей силой таких наций”. Это все правильно. Буржуазия и ее националистическая партия действительно руководят буржуазной культурой, так же как пролетариат и его интернационалистическая партия руководят пролетарской культурой. Но причем тут “классовость” языка? Разве этим товарищам не известно, что национальный язык есть форма национальной культуры, что национальный язык может обслуживать и буржуазную и социалистическую культуру? Неужели наши товарищи не знакомы с известной формулой марксистов о том, что нынешняя русская, украинская, белорусская и другие культуры являются социалистическими по содержанию и национальными по форме, то есть по языку? Согласны ли они с этой марксистской формулой?
Ошибка наших товарищей состоит здесь в том, что они не видят разницы между культурой и языком и не понимают, что культура по своему содержанию меняется с каждым новым периодом развития общества, тогда как язык остается в основном тем же языком в течение нескольких периодов, одинаково обслуживая как новую культуру, так и старую.
Итак:
а) язык как средство общения всегда был и остается единым для общества и общим для его членов языком;
б) наличие диалектов и жаргонов не отрицает, а подтверждает наличие общенародного языка, ответвлениями которого они являются и которому они подчинены;
в) формула о “классовости” языка есть ошибочная, немарксистская формула.
Вопрос. Каковы характерные признаки языка? [c.115]
Ответ. Язык относится к числу общественных явлений, действующих за все время существования общества. Он рождается и развивается с рождением и развитием общества. Он умирает вместе со смертью общества. Вне общества нет языка. Поэтому язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка.
Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом обществе.
Обмен мыслями является постоянной и жизненной необходимостью, так как без него невозможно наладить совместные действия людей в борьбе с силами природы, в борьбе за производство необходимых материальных благ, невозможно добиться успехов в производственной деятельности общества, следовательно, невозможно само существование общественного производства. Следовательно, без языка, понятного для общества и общего для его членов, общество прекращает производство, распадается и перестает существовать как общество. В этом смысле язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества.
Как известно, все слова, имеющиеся в языке, составляют вместе так называемый словарный состав языка. Главное в словарном составе языка – основной словарный фонд, куда входят и все корневые слова как его ядро. Он гораздо менее обширен, чем словарный состав языка, но он живет очень долго, в продолжение веков и дает языку базу для образования новых слов. Словарный состав отражает картину состояния языка: чем богаче и разностороннее словарный состав, тем богаче и развитее язык.
Однако словарный состав, взятый сам по себе, не составляет еще языка, – он скорее всего является строительным материалом для языка. Подобно тому, как строительные материалы в строительном деле не составляют здания, хотя без них и невозможно построить здание, так же и словарный состав языка не составляет самого языка, хотя без него и немыслим никакой язык. Но словарный состав языка получает величайшее значение, когда он [c.116] поступает в распоряжение грамматики языка, которая определяет правила изменения слова, правила соединения слов в предложения и, таким образом, придает языку стройный, осмысленный характер. Грамматика (морфология, синтаксис) является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении. Следовательно, именно благодаря грамматике язык получает возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку.
Отличительная черта грамматики состоит в том, что она дает правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще слова без какой-либо конкретности, она дает правила для составления предложений, имея в виду не какие-либо конкретные предложения, скажем, конкретное подлежащее, конкретное сказуемое и т.п., а вообще всякие предложения, безотносительно к конкретной форме того или иного предложения. Следовательно, абстрагируясь от частного и конкретного как в словах, так и в предложениях, грамматика берет то общее, что лежит в основе изменений слов и сочетании слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические законы. Грамматика есть результат длительной абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления.
В этом отношении грамматика напоминает геометрию, которая дает свои законы, абстрагируясь от конкретных предметов, рассматривая предметы как тела, лишенные конкретности, и определяя отношения между ними не как конкретные отношения таких-то конкретных предметов, а как отношения тел вообще, лишенные всякой конкретности.
В отличие от надстройки, которая связана с производством не прямо, а через посредство экономики, язык непосредственно связан с производственной деятельностью человека так же, как и со всякой иной деятельностью во всех без исключения сферах его работы. Поэтому словарный состав языка как наиболее чувствительный к изменениям находится в состоянии почти непрерывного изменения, при этом языку в отличие от надстройки не приходится дожидаться ликвидации базиса, он вносит изменения в свой словарный состав до ликвидации базиса и безотносительно к состоянию базиса.
Однако словарный состав языка изменяется не как надстройка, не путем отмены старого и постройки нового, а путем пополнения существующего словаря новыми словами, возникшими в связи с изменениями социального строя, с развитием производства, с развитием культуры, науки и т.п. При этом, несмотря на то, что из [c.117] словарного состава языка выпадает обычно некоторое количество устаревших слов, к нему прибавляется гораздо большее количество новых слов. Что же касается основного словарного фонда, то он сохраняется во всем основном и используется как основа словарного состава языка.
Это и понятно. Нет никакой необходимости уничтожать основной словарный фонд, если он может быть с успехом использован в течение ряда исторических периодов, не говоря уже о том, что уничтожение основного словарного фонда, накопленного в течение веков, при невозможности создать новый основной словарный фонд в течение короткого срока привело бы к параличу языка, к полному расстройству дела общения людей между собой.
Грамматический строй языка изменяется еще более медленно, чем его основной словарный фонд. Выработанный в течение эпох и вошедший в плоть и кровь языка, грамматический строй изменяется еще медленнее, чем основной словарный фонд. Он, конечно, претерпевает с течением времени изменения, он совершенствуется, улучшает и уточняет свои правила, обогащается новыми правилами, но основы грамматического строя сохраняются в течение очень долгого времени, так как они, как показывает история, могут с успехом обслуживать общество в течение ряда эпох.
Таким образом, грамматический строй языка и его основной словарный фонд составляют основу языка, сущность его специфики.
История отмечает большую устойчивость и колоссальную сопротивляемость языка насильственной ассимиляции. Некоторые историки вместо того, чтобы объяснить это явление, ограничиваются удивлением. Но для удивления нет здесь каких-либо оснований. Устойчивость языка объясняется устойчивостью его грамматического строя и основного словарного фонда. Сотни лет турецкие ассимиляторы старались искалечить, разрушить и уничтожить языки балканских народов. За этот период словарный состав балканских языков претерпел серьезные изменения, было воспринято немало турецких слов и выражений, были и “схождения” и “расхождения”, однако балканские языки выстояли и выжили. Почему? Потому, что грамматический строй и основной словарный фонд этих языков в основном сохранились.
Из всего этого следует, что язык, его структуру нельзя рассматривать как продукт одной какой-либо эпохи. Структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд есть продукта ряда эпох. [c.118]
Надо полагать, что элементы современного языка были заложены еще в глубокой древности, до эпохи рабства. Это был язык несложный, е очень скудным словарным фондом, но со своим грамматическим строем, правда, примитивным, но все же грамматическим строем.
Дальнейшее развитие производства, появление классов, появление письменности, зарождение государства, нуждающегося для управления в более или менее упорядоченной переписке, развитие торговли, еще более нуждавшейся в упорядоченной переписке, появление печатного станка, развитие литературы – все это внесло большие изменения в развитие языка. За это время племена и народности дробились и расходились, смешивались и скрещивались, а в дальнейшем появились национальные языки и государства, произошли революционные перевороты, сменились старые общественные строи новыми. Все это внесло еще больше изменений в язык и его развитие.
Однако было бы глубоко ошибочно думать, что развитие языка происходило так же, как развитие надстройки: путем уничтожения существующего и построения нового. На самом деле развитие языка происходило не путем уничтожения существующего языка и построения нового, а путем развертывания и совершенствования основных элементов существующего языка. При этом переход от одного качества языка к другому качеству происходил не путем взрыва, не путем разового уничтожения старого и построения нового, а путем постепенного и длительного накопления элементов нового качества, новой структуры языка, путем постепенного отмирания элементов старого качества.
Говорят, что теория стадиального развития языка является марксистской теорией, так как она признает необходимость внезапных взрывов как условия перехода языка от старого качества к новому. Это, конечно, неверно, ибо трудно найти что-либо марксистское в этой теории. И если теория стадиальности действительно признает внезапные взрывы в истории развития языка, то тем хуже для нее. Марксизм не признает внезапных взрывов в развитии языка, внезапной смерти существующего языка и внезапного построения нового языка. Лафарг был не прав, когда он говорил о “внезапной языковой революции, совершившейся между 1789 и 1794 годами” во Франции (см. брошюру Лафарга “Язык и революция”). Никакой языковой революции, да еще внезапной, не было тогда во Франции. Конечно, за этот период словарный состав французского языка пополнился новыми словами и выражениями, [c.119] выпало некоторое количество устаревших слов, изменилось смысловое значение некоторых слов – и только. Но такие изменения ни в какой мере не решают судьбу языка. Главное в языке – его грамматический строй и основной словарный фонд. Но грамматический строй и основной словарный фонд французского языка не только не исчезли в период Французской революции, а сохранились без существенных изменений, и не только сохранились, а продолжают жить и поныне в современном французском языке. Я уже не говорю о том, что для ликвидации существующего языка и построения нового национального языка (“внезапная языковая революция”!) до смешного мал пяти-шестилетний срок, – для этого нужны столетия.
Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путем взрыва, не путем уничтожения существующего языка и создания нового, а путем постепенного накопления элементов нового качества, следовательно, путем постепенного отмирания элементов старого качества.
Вообще нужно сказать к сведению товарищей, увлекающихся взрывами, что закон перехода от старого качества к новому путем взрыва неприменим не только к истории развития языка, – он не всегда применим также и к другим общественным явлениям базисного или надстроечного порядка. Он обязателен для общества, разделенного на враждебные классы. Но он вовсе не обязателен для общества, не имеющего враждебных классов. В течение 8–10 лет мы осуществили в сельском хозяйстве нашей страны переход от буржуазного индивидуально-крестьянского строя к социалистическому, колхозному строю. Это была революция, ликвидировавшая старый буржуазный хозяйственный строй в деревне и создавшая новый, социалистический строй. Однако этот переворот совершился не путем взрыва, то есть не путем свержения существующей власти и создания новой власти, а путем постепенного перехода от старого, буржуазного строя в деревне к новому. А удалось это проделать потому, что это была революция сверху, что переворот был совершен по инициативе существующей власти при поддержке основных масс крестьянства.
Говорят, что многочисленные факты скрещивания языков, имевшие место в истории, дают основание предполагать, что при скрещивании происходит образование нового языка путем взрыва, путем внезапного перехода от старого качества к новому качеству. Это совершенно неверно.
Скрещивание языков нельзя рассматривать как единичный акт решающего удара, дающий свои результаты в течение нескольких [c.120] лет. Скрещивание языков есть длительный процесс, продолжающийся сотни лет. Поэтому ни о каких взрывах не может быть здесь речи.
Далее. Совершенно неправильно было бы думать, что в результате скрещивания, скажем, двух языков получается новый, третий язык, не похожий ни на один из скрещенных языков и качественно отличающийся от каждого из них. На самом деле при скрещивании один из языков обычно выходит победителем, сохраняет свой грамматический строй, сохраняет свой основной словарный фонд и продолжает развиваться по внутренним законам своего развития, а другой язык теряет постепенно свое качество и постепенно отмирает.
Следовательно, скрещивание дает не какой-то новый, третий язык, а сохраняет один из языков, сохраняет его грамматический строй и основной словарный фонд и дает ему возможность развиваться по внутренним законам своего развития.
Правда, при этом происходит некоторое обогащение словарного состава победившего языка за счет побежденного языка, но это не ослабляет, а, наоборот, усиливает его.
Так было, например, с русским языком, с которым скрещивались в ходе исторического развития языки ряда других народов и который выходил всегда победителем.
Конечно, словарный состав русского языка пополнялся при этом за счет словарного состава других языков, но это не только не ослабило, а, наоборот, обогатило и усилило русский язык.
Что касается национальной самобытности русского языка, то она не испытала ни малейшего ущерба, ибо, сохранив свой грамматический строй и основной словарный фонд, русский язык продолжал продвигаться вперед и совершенствоваться по внутренним законам своего развития.
Не может быть сомнения, что теория скрещивания не может дать чего-либо серьезного советскому языкознанию. Если верно, что главной задачей языкознания является изучение внутренних законов развития языка, то нужно признать, что теория скрещивания не только не решает этой задачи, но даже не ставит ее, – она просто не замечает или не понимает ее.
Вопрос. Правильно ли поступила “Правда”, открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?
Ответ. Правильно поступила. [c.121]
В каком направлении будут решены вопросы языкознания, – это станет ясно в конце дискуссии. Но уже теперь можно сказать, что дискуссия принесла большую пользу.
Дискуссия выяснила прежде всего, что в органах языкознания как в центре, так и в республиках господствовал режим, не свойственный науке и людям науки. Малейшая критика положения дел в советском языкознании, даже самые робкие попытки критики так называемого “нового учения” в языкознании преследовались и пресекались со стороны руководящих кругов языкознания. За критическое отношение к наследству Н.Я. Марра, за малейшее неодобрение учения Н.Я. Марра снимались с должностей или снижались по должности ценные работники и исследователи в области языкознания. Деятели языкознания выдвигались на ответственные должности не по деловому признаку, а по признаку безоговорочного признания учения Н.Я. Марра.
Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралось самым бесцеремонным образом. Создалась замкнутая группа непогрешимых руководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, стала самовольничать и бесчинствовать.
Один из примеров: так называемый “Бакинский курс” (лекции Н.Я. Марра, читанные в Баку), забракованный и запрещенный к переизданию самим автором, был, однако, по распоряжению касты руководителей (товарищ Мещанинов называет их “учениками” Н.Я. Марра) переиздан и включен в число рекомендуемых студентам пособий без всяких оговорок. Это значит, что студентов обманули, выдав им забракованный “Курс” за полноценное пособие. Если бы я не был убежден в честности товарища Мещанинова и других деятелей языкознания, я бы сказал, что подобное поведение равносильно вредительству.
Как могло это случиться? А случилось это потому, что аракчеевский режим, созданный в языкознании, культивирует безответственность и поощряет такие бесчинства.
Дискуссия оказалась весьма полезной прежде всего потому, что она выставила на свет божий этот аракчеевский режим и разбила его вдребезги.
Но польза дискуссии этим не исчерпывается. Дискуссия не только разбила старый режим в языкознании, но она выявила еще ту невероятную путаницу взглядов по самым важным вопросам языкознания, которая царит среди руководящих кругов этой [c. 122] отрасли науки. До начала дискуссии они молчали и замалчивали неблагополучное положение в языкознании. Но после начала дискуссии стало уже невозможным молчать, – они были вынуждены выступить на страницах печати. И что же? Оказалось, что в учении Н.Я. Марра имеется целый ряд прорех, ошибок, неуточненных проблем, неразработанных положений. Спрашивается, почему об этом заговорили “ученики” Н.Я. Марра только теперь, после открытия дискуссии? Почему они не позаботились об этом раньше? Почему они в свое время не сказали об этом открыто и честно, как это подобает деятелям науки?
Признав “некоторые” ошибки Н.Я. Марра, “ученики” Н.Я. Марра, оказывается, думают, что развивать дальше языкознание можно лишь на базе “уточненной” теории Н.Я. Марра, которую они считают марксистской. Нет уж, избавьте нас от “марксизма” Н.Я. Марра. Н.Я. Марр действительно хотел быть и старался быть марксистом, но он не сумел стать марксистом. Он был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма, вроде “пролеткультовцев” или “рапповцов”.
Н.Я. Марр внес в языкознание неправильную, немарксистскую формулу насчет языка как надстройки и запутал себя, запутал языкознание. Невозможно на базе неправильной формулы развивать советское языкознание.
Н.Я. Марр внес в языкознание другую, тоже неправильную и немарксистскую формулу насчет “классовости” языка и запутал себя, запутал языкознание. Невозможно на базе неправильной формулы, противоречащей всему ходу истории народов и языков, развивать советское языкознание.
Н.Я. Марр внес в языкознание не свойственный марксизму нескромный, кичливый, высокомерный тон, ведущий к голому и легкомысленному отрицанию всего того, что было в языкознании до Н.Я. Марра.
Н.Я. Марр крикливо шельмует сравнительно-исторический метод как “идеалистический”. А между тем нужно сказать, что сравнительно-исторический метод, несмотря на его серьезные недостатки, все же лучше, чем действительно идеалистический четырех – элементный анализ Н.Я. Марра, ибо первый толкает к работе, к изучению языков, а второй толкает лишь к тому, чтобы лежать на печке и гадать на кофейной гуще вокруг пресловутых четырех элементов.
Н.Я. Марр высокомерно третирует всякую попытку изучения групп (семей) языков как проявление теории “праязыка”. А между [c.123] тем нельзя отрицать, что языковое родство, например, таких наций, как славянские, не подлежит сомнению, что изучение языкового родства этих наций могло бы принести языкознанию большую пользу в деле изучения законов развития языка. Понятно, что теория “праязыка” не имеет к этому делу никакого отношения.
Послушать Н.Я. Марра и особенно его “учеников” – можно подумать, что до Н.Я. Марра не было никакого языкознания, что языкознание началось с появлением “нового учения” Н.Я. Марра. Маркс и Энгельс были куда скромнее: они считали, что их диалектический материализм является продуктом развития наук, в том числе философии, за предыдущие периоды.
Таким образом, дискуссия помогла делу также и в том отношении, что она вскрыла идеологические прорехи в советском языкознании.
Я думаю, что чем скорее освободится наше языкознание от ошибок Н. Я. Марра, тем скорее можно вывести его из кризиса, который оно переживает теперь.
Ликвидация аракчеевского режима в языкознании, отказ от ошибок Н.Я. Марра, внедрение марксизма в языкознание – таков, по-моему, путь, на котором можно было бы оздоровить советское языкознание.
И. СТАЛИН
Правда, 20 июня 1950 года
[c.124]
К некоторым вопросам языкознания
Ответ товарищу Е. Крашенинниковой
Товарищ Крашенинникова!
Отвечаю на Ваши вопросы.
1. Вопрос. В Вашей статье убедительно показано, что язык не есть ни базис, ни надстройка. Правомерно ли было бы считать, что язык есть явление, свойственное и базису и надстройке, или же правильнее было бы считать язык явлением промежуточным?
Ответ. Конечно, языку как общественному явлению свойственно то общее, что присуще всем общественным явлениям, в том числе базису и надстройке, а именно: он обслуживает общество так же, как обслуживают его все другие общественные явления, в том числе базис и надстройка. Но этим собственно и исчерпывается то общее, что присуще всем общественным явлениям. Дальше начинаются серьезные различия между общественными явлениями.
Дело в том, что у общественных явлений, кроме этого общего, имеются свои специфические особенности, которые отличают их друг от друга и которые более всего важны для науки. Специфические особенности базиса состоят в том, что он обслуживает общество экономически. Специфические особенности надстройки состоят в том, что она обслуживает общество политическими, юридическими, эстетическими и другими идеями и создает для общества соответствующие политические, юридические и другие учреждения. В чем же состоят специфические особенности языка, отличающие его от других общественных явлений? Они состоят в том, что язык обслуживает общество как средство общения людей, как средство обмена мыслями в обществе, как средство, дающее людям возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности – как в области производства, так и в области экономических отношений, как в области политики, так и в области культуры, как в общественной жизни, так и в быту. Эти особенности свойственны только языку, и именно потому, что они свойственны только языку, язык является объектом изучения самостоятельной науки – языкознания. Без этих особенностей языка языкознание потеряло бы право на самостоятельное существование. [c.125]
Короче: язык нельзя причислить ни к разряду базисов, ни к разряду надстроек.
Его нельзя также причислить к разряду “промежуточных” явлений между базисом и надстройкой, так как таких “промежуточных” явлений не существует.
Но, может быть, язык можно было бы причислить к разряду производительных сил общества, к разряду, скажем, орудий производства? Действительно, между языком и орудиями производства существует некоторая аналогия: орудия производства, так же как и язык, проявляют своего рода безразличие к классам и могут одинаково обслуживать различные классы общества – как старые, так и новые. Дает ли это обстоятельство основание для того, чтобы причислить язык к разряду орудий производства? Нет, не дает.
Одно время Н.Я. Марр, видя, что его формула “язык есть надстройка над базисом” встречает возражения, решил “перестроиться” и объявил, что “язык есть орудие производства”. Был ли прав Н.Я. Марр, причислив язык к разряду орудий производства? Нет, он был безусловно не прав.
Дело в том, что сходство между языком и орудиями производства исчерпывается той аналогией, о которой я говорил только что. Но зато между языком и орудиями производства существует коренная разница. Разница эта состоит в том, что орудия производства производят материальные блага, а язык ничего не производит или “производит” всего лишь слова. Точнее говоря, люди, имеющие орудия производства, могут производить материальные блага, но те же люди, имея язык, но не имея орудий производства, не могут производить материальных благ. Нетрудно понять, что если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире.
2. Вопрос. Маркс и Энгельс определяют язык как “непосредственную действительность мысли”, как “практическое,. . действительное сознание”. “Идеи – говорит Маркс, – не существуют оторванно от языка”. В какой мере, по Вашему мнению, языкознание должно заниматься смысловой стороной языка, семантикой и исторической семасиологией и стилистикой, или предметом языкознания должна быть только форма?
Ответ. Семантика (семасиология) является одной из важных частей языкознания. Смысловая сторона слов и выражений имеет серьезное значение в деле изучения языка. Поэтому семантике (семасиологии) должно быть обеспечено в языкознании подобающее ей место. [c.126]
Однако, разрабатывая вопросы семантики и используя ее данные, никоим образом нельзя переоценивать ее значение, и тем более – нельзя злоупотреблять ею. Я имею в виду некоторых языковедов, которые, чрезмерно увлекаясь семантикой, пренебрегают языком как “непосредственной действительностью мысли”, неразрывно связанной с мышлением, отрывают мышление от языка и утверждают, что язык отживает свой век, что можно обойтись и без языка. Обратите внимание на следующие слова Н.Я. Марра:
“Язык существует, лишь поскольку он выявляется в звуках, действие мышления происходит и без выявления… Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжаний и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык – мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы” (см. “Избранные работы” Н.Я. Марра).
Если эту “труд-магическую” тарабарщину перевести на простой человеческий язык, то можно придти к выводу, что:
а) Н.Я. Марр отрывает мышление от языка;
б) Н.Я. Марр считает, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи самого мышления, свободного от “природной материи” языка, свободного от “норм природы”;
в) отрывая мышление от языка и “освободив” его от языковой “природной материи”, Н. Я. Марр попадает в болото идеализма.
Говорят, что мысли возникают в голове человека до того, как они будут высказаны в речи, возникают без языкового материала, без языковой оболочки, так сказать, в оголенном виде. Но это совершенно неверно. Какие бы мысли ни возникли в голове человека, они могут возникнуть и существовать лишь на базе языкового материала, на базе языковых терминов и фраз. Оголенных мыслей, свободных от языкового материала, свободных от языковой “природной материи”, не существует. “Язык есть непосредственная действительность мысли” (Маркс). Реальность мысли проявляется в языке. Только идеалисты могут говорить о мышлении, не связанном с “природной материей” языка, о мышлении без языка.
Короче: переоценка семантики и злоупотребление последней привели Н.Я. Марра к идеализму.
Следовательно, если уберечь семантику (семасиологию) от преувеличений и злоупотреблений, вроде тех, которые допускают Н.Я. Марр и некоторые его “ученики”, то она может принести языкознанию большую пользу. [c.127]
3. Вопрос. Вы совершенно справедливо говорите о том, что идеи, представления, нравы и нравственные принципы у буржуа и у пролетариев прямо противоположны. Классовый характер этих явлений безусловно отразился на семантической стороне языка (а иногда и на его форме – на словарном составе, как правильно указывается в Вашей статье). Можно ли, анализируя конкретный языковой материал, и в первую очередь смысловую сторону языка, говорить о классовой сущности выраженных им понятий, особенно в тех случаях, когда речь идет о языковом выражении не только мысли человека, но и его отношения к действительности, где особенно ярко проявляется его классовая принадлежность?
Ответ. Короче говоря, Вы хотите знать, влияют ли классы на язык, вносят ли они в язык свои специфические слова и выражения, бывают ли случаи, чтобы люди придавали одним и тем же словам и выражениям различное смысловое значение в зависимости от классовой принадлежности?
Да, классы влияют на язык, вносят в язык свои специфические слова и выражения и иногда по-разному понимают одни и те же слова и выражения. Это не подлежит сомнению.
Из этого, однако, не следует, что специфические слова и выражения, равно как различие в семантике, могут иметь серьезное значение для развития единого общенародного языка, что они способны ослабить его значение или изменить его характер.
Во-первых, таких специфических слов и выражений, как и случаев различия в семантике, до того мало в языке, что они едва ли составляют один процент всего языкового материала. Следовательно, вся остальная подавляющая масса слов и выражений, как и их семантика, являются общими для всех классов общества.
Во-вторых, специфические слова и выражения, имеющие классовый оттенок, используются в речи не по правилам какой-либо “классовой” грамматики, которой не существует в природе, а по правилам грамматики существующего общенародного языка.
Стало быть, наличие специфических слов и выражений и факты различия в семантике языка не опровергают, а, наоборот, подтверждают наличие и необходимость единого общенародного языка.
4. Вопрос. В своей статье Вы совершенно правильно оцениваете Марра как вульгаризатора марксизма. Значит ли это, что лингвисты, в том числе и мы, молодежь, должны отбросить все лингвистическое наследие Марра, у которого все же имеется ряд ценных языковых исследований (о них писали в дискуссии товарищи [c.128] Чикобава, Санжеев и другие)? Можем ли мы, подходя к Марру критически, все же брать у него полезное и ценное?
Ответ. Конечно, произведения Н.Я. Марра состоят не только из ошибок. Н.Я. Марр допускал грубейшие ошибки, когда он вносил в языкознание элементы марксизма в искаженном виде, когда он пытался создать самостоятельную теорию языка. Но у Н.Я. Марра есть отдельные хорошие, талантливо написанные произведения, где он, забыв о своих теоретических претензиях, добросовестно и, нужно сказать, умело исследует отдельные языки. В таких произведениях можно найти немало ценного и поучительного. Понятно, что это ценное и поучительное должно быть взято у Н. Я. Марра и использовано.
5. Вопрос. Одной из основных причин застоя в советском языкознании многие лингвисты считают формализм. Очень хотелось бы знать Ваше мнение о том, в чем заключается формализм в языкознании и как его преодолеть?
Ответ. Н.Я. Марр и его “ученики” обвиняют в “формализме” всех языковедов, не разделяющих “новое учение” Н.Я. Марра. Это, конечно, несерьезно и неумно.
Н.Я. Марр считал грамматику пустой “формальностью”, а людей, считающих грамматический строй основой языка, – формалистами. Это и вовсе глупо.
Я думаю, что “формализм” выдуман авторами “нового учения” для облегчения борьбы со своими противниками в языкознании.
Причиной застоя в советском языкознании является не “формализм”, изобретенный Н.Я. Марром и его “учениками”, а аракчеевский режим и теоретические прорехи в языкознании. Аракчеевский режим создали “ученики” Н.Я. Марра. Теоретическую неразбериху внесли в языкознание Н.Я. Марр и его ближайшие соратники. Чтобы не было застоя, надо ликвидировать и то и другое. Ликвидация этих язв, оздоровит советское языкознание, выведет его на широкую дорогу и даст возможность советскому языкознанию занять первое место в мировом языкознании.
И. СТАЛИН
29 июня 1950 года
Правда. 4 июля 1950 года
[c.129]
Ответ товарищам
Товарищу Санжееву
Уважаемый товарищ Санжеев!
Отвечаю на Ваше письмо с большим опозданием, так как только вчера передали мне Ваше письмо из аппарата ЦК.
Вы безусловно правильно толкуете мою позицию в вопросе о диалектах.
“Классовые” диалекты, которые правильнее было бы назвать жаргонами, обслуживают не народные массы, а узкую социальную верхушку. К тому же они не имеют своего собственного грамматического строя и основного словарного фонда. Ввиду этого они никак не могут развиться в самостоятельные языки.
Диалекты местные (“территориальные”), наоборот, обслуживают народные массы и имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд. Ввиду этого некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская “речь”) русского языка, который лег в основу русского национального языка. То же самое нужно сказать о полтавско-киевском диалекте украинского языка, который лег в основу украинского национального языка. Что касается остальных диалектов таких языков, то они теряют свою самобытность, вливаются в эти языки и исчезают в них.
Бывают и обратные процессы, когда единый язык народности, не ставшей еще нацией в силу отсутствия экономических условий развития, терпит крах вследствие государственного распада этой народности, а местные диалекты, не успевшие еще перемолоться в едином языке, оживают и дают начало образованию отдельных самостоятельных языков. Возможно, что так именно обстояло дело, например, с единым монгольским языком.
И. СТАЛИН
1950 год. 11 июля
Правда. 2 августа 1950 года
[c.130]
Товарищам Д. Белкину и С. Фуреру
Ваши письма получил.
Ваша ошибка состоит в том, что вы смешали две разные вещи и подменили предмет, рассматриваемый в моем ответе товарищу Крашенинниковой, другим предметом.
1. Я критикую в этом ответе Н.Я. Марра, который, говоря об языке (звуковом) и мышлении, отрывает язык от мышления и впадает таким образом в идеализм. Стало быть, речь идет в моем ответе о нормальных людях, владеющих языком. Я утверждаю при этом, что мысли могут возникнуть у таких людей на базе языкового материала, что оголенных мыслей, не связанных с языковым материалом, не существует у людей, владеющих языком.
Вместо того, чтобы принять или отвергнуть это положение, вы подставляете аномальных, безъязычных людей, глухонемых, у которых нет языка и мысли которых, конечно, не могут возникнуть на базе языкового материала. Как видите, это совершенно другая тема, которой я не касался и не мог коснуться, так как языкознание занимается нормальными людьми, владеющими языком, а не аномальными, глухонемыми, не имеющими языка.
Вы подменили обсуждаемую тему другой темой, которая не обсуждалась.
2. Из письма товарища Белкина видно, что он ставит на одну доску “язык слов” (звуковой язык) и “язык жестов” (по Н.Я. Марру, “ручной” язык). Он думает, по-видимому, что язык жестов и язык слов равнозначны, что одно время человеческое общество не имело языка слов, что “ручной” язык заменял тогда появившийся потом язык слов.
Но если действительно так думает товарищ Белкин, то он допускает серьезную ошибку. Звуковой язык, или язык слов, был всегда единственным языком человеческого общества, способным служить полноценным средством общения людей. История не знает ни одного человеческого общества, будь оно самое отсталое, которое не имело бы своего звукового языка. Этнография не знает ни одного отсталого народа, будь он таким же или еще более первобытным, чем, скажем, австралийцы или огнеземельцы прошлого века, который не имел бы своего звукового языка. Звуковой язык в [c.131] истории человечества является одной из тех сил, которые помогли людям выделиться из животного мира, объединиться в общества, развить свое мышление, организовать общественное производство, вести успешную борьбу с силами природы и дойти до того прогресса, который мы имеем в настоящее время.
В этом отношении значение так называемого языка жестов ввиду его крайней бедности и ограниченности ничтожно. Это, собственно, не язык и даже не суррогат языка, могущий так или иначе заменить звуковой язык, а вспомогательное средство с крайне ограниченными средствами, которым пользуется иногда человек для подчеркивания тех или иных моментов в его речи. Язык жестов так же нельзя приравнивать к звуковому языку, как нельзя приравнивать первобытную деревянную мотыгу к современному гусеничному трактору с пятикорпусным плугом и рядовой тракторной сеялкой.
3. Как видно, вы интересуетесь прежде всего глухонемыми, а потом уж проблемами языкознания. Видимо, это именно обстоятельство и заставило вас обратиться ко мне с рядом вопросов. Что же, если вы настаиваете, я не прочь удовлетворить вашу просьбу. Итак, как обстоит дело с глухонемыми? Работает ли у них мышление, возникают ли мысли? Да, работает у них мышление, возникают мысли. Ясно, что коль скоро глухонемые лишены языка, их мысли не могут возникать на базе языкового материала. Не значит ли это, что мысли глухонемых являются оголенными, не связанными с “нормами природы” (выражение Н.Я. Марра)? Нет, не значит. Мысли глухонемых возникают и могут существовать лишь на базе тех образов, восприятий, представлений, которые складываются у них в быту о предметах внешнего мира и их отношениях собой благодаря чувствам зрения, осязания, вкуса, обоняния. Вне этих образов, восприятий, представлений мысль пуста, лишена какого бы то ни было содержания, то есть она не существует.
И. СТАЛИН
22 июля 1950 года
Правда. 2 августа 1950 года
[c.132]
Товарищу А. Холопову
Ваше письмо получил.
Опоздал немного с ответом ввиду перегруженности работой.
Ваше письмо молчаливо исходит из двух предположений: из предположения о том, что допустимо цитировать произведения того или иного автора в отрыве от того исторического периода, о котором трактует цитата, и, во-вторых, из того предположения, что те или иные выводы и формулы марксизма, полученные в результате изучения одного из периодов исторического развития, являются правильными для всех периодов развития и потому должны остаться неизменными.
Должен сказать, что оба эти предположения глубоко ошибочны.
Несколько примеров.
1. В сороковых годах прошлого века, когда не было еще монополистического капитализма, когда капитализм развивался более или менее плавно по восходящей линии, распространяясь на новые, еще не занятые им территории, а закон неравномерности развития не мог еще действовать с полной силой, Маркс и Энгельс пришли к выводу, что социалистическая революция не может победить в одной какой-либо стране, что она может победить лишь в результате общего удара во всех или в большинстве цивилизованных стран. Этот вывод стал потом руководящим положением для всех марксистов.
Однако в начале XX века, особенно в период первой мировой войны, когда для всех стало ясно, что капитализм домонополистический явным образом перерос в капитализм монополистический, когда капитализм восходящий превратился в капитализм умирающий, когда война вскрыла неизлечимые слабости мирового империалистического фронта, а закон неравномерности развития предопределил разновременность созревания пролетарской революции в разных странах, Ленин, исходя из марксистской теории, пришел к выводу, что в новых условиях развития социалистическая революция вполне может победить в одной, отдельно взятой стране, что одновременная победа социалистической революции во всех странах или в большинстве цивилизованных стран невозможна ввиду [c.133] неравномерности вызревания революции в этих странах, что старая формула Маркса и Энгельса уже не соответствует новым историческим условиям.
Как видно, мы имеем здесь два различных вывода по вопросу о победе социализма, которые не только противоречат друг другу, но и исключают друг друга.
Какие-нибудь начетчики я талмудисты, которые, не вникая в существо дела, цитируют формально, в отрыве от исторических условий, могут сказать, что один из этих выводов как безусловно неправильный должен быть отброшен, а другой вывод как безусловно правильный должен быть распространен на все периоды развития. Но марксисты не могут не знать, что начетчики и талмудисты ошибаются, они не могут не знать, что оба эти вывода правильны, но не безусловно, а каждый для своего времени: вывод Маркса и Энгельса – для периода домонополистического капитализма, а вывод Ленина – для периода монополистического капитализма.
2. Энгельс в своем “Анти-Дюринге” говорил, что после победы социалистической революции государство должно отмереть. На этом основании после победы социалистической революции в нашей стране начетчики и талмудисты из нашей партии стали требовать, чтобы партия приняла меры к скорейшему отмиранию нашего государства, к роспуску государственных органов, к отказу от постоянной армии.
Однако советские марксисты на основании изучения мировой обстановки в наше время пришли к выводу, что при наличии капиталистического окружения, когда победа социалистической революции имеет место только в одной стране, а во всех других странах господствует капитализм, страна победившей революции должна не ослаблять, а всемерно усиливать свое государство, органы государства, органы разведки, армию, если эта страна не хочет быть разгромленной капиталистическим окружением. Русские марксисты пришли к выводу, что формула Энгельса имеет в виду победу социализма во всех странах или в большинстве стран, что она неприменима к тому случаю, когда социализм побеждает в одной, отдельно взятой стране, а во всех других странах господствует капитализм.
Как видно, мы имеем здесь две различные формулы по вопросу о судьбах социалистического государства, исключающие друг друга.
Начетчики и талмудисты могут сказать, что это обстоятельство создает невыносимое положение, что нужно одну из формул отбросить как безусловно ошибочную, а другую как безусловно [c. 134] правильную – распространить на все периоды развития социалистического государства. Но марксисты не могут не знать, что начетчики и талмудисты ошибаются, ибо обе эти формулы правильны, но не абсолютно, а каждая для своего времени: формула советских марксистов – для периода победы социализма в одной или нескольких странах, а формула Энгельса – для того периода, когда последовательная победа социализма в отдельных странах приведет к победе социализма в большинстве стран и когда создадутся, таким образом, необходимые условия для применения формулы Энгельса.
Число таких примеров можно было бы увеличить.
То же самое нужно сказать о двух различных формулах по вопросу об языке, взятых из разных произведений Сталина и приведенных товарищем Холоповым в его письме.
Товарищ Холопов ссылается на произведение Сталина “Относительно марксизма в языкознании”, где делается вывод, что в результате скрещивания, скажем, двух языков один из языков обычно выходит победителем, а другой отмирает, что, следовательно, скрещивание дает не какой-либо новый, третий язык, а сохраняет один из языков. Далее он ссылается на другой вывод, взятый из доклада Сталина на XVI съезде ВКП(б), где говорится, что в период победы социализма в мировом масштабе, когда социализм окрепнет и войдет в быт, национальные языки неминуемо должны слиться в один общий язык, который, конечно, не будет ни великорусским, ни немецким, а чем-то новым. Сличив эти две формулы и видя, что они не только не совпадают друг с другом, а исключают друг друга, товарищ Холопов приходит в отчаяние. “Из статьи Вашей, – пишет он в письме, – я понял, что от скрещивания языков никогда не может получиться новый какой-то язык, а до статьи твердо был уверен, согласно Вашему выступлению на XVI съезде ВКП(б), что при коммунизме языки сольются в один общий”.
Очевидно, что товарищ Холопов, открыв противоречие между этими двумя формулами и глубоко веря, что противоречие должно быть ликвидировано, считает нужным избавиться от одной из формул как неправильной и уцепиться за другую формулу как правильную для всех времен и стран, но за какую именно формулу уцепиться, он не знает. Получается нечто вроде безвыходного положения. Товарищ Холопов и не догадывается, что обе формулы могут быть правильными, – каждая для своего времени.
Так бывает всегда с начетчиками и талмудистами, которые, не вникая в существо дела и цитируя формально, безотносительно к [c.135] тем историческим условиям, о которых трактуют цитаты, неизменно попадают в безвыходное положение.
А между тем, если разобраться в вопросе по существу, нет никаких оснований для безвыходного положения. Дело в том, что брошюра Сталина “Относительно марксизма в языкознании” и выступление Сталина на XVI съезде партии имеют в виду две совершенно различные эпохи, вследствие чего и формулы получаются различные.
Формула Сталина в его брошюре в части, касающейся скрещивания языков, имеет в виду эпоху до победы социализма в мировом масштабе, когда эксплуататорские классы являются господствующей силой в мире, когда национальный и колониальный гнет остается в силе, когда национальная обособленность и взаимное недоверие наций закреплены государственными различиями, когда нет еще национального равноправия, когда скрещивание языков происходит в порядке борьбы за господство одного из языков, когда нет еще условий для мирного и дружественного сотрудничества наций и языков, когда на очереди стоит не сотрудничество и взаимное обогащение языков, а ассимиляция одних и победа других языков. Понятно, что в таких условиях могут быть лишь победившие и побежденные языки. Именно эти условия имеет в виду формула Сталина, когда она говорит, что скрещивание, скажем, двух языков дает в результате не образование нового языка, а победу одного из языков и поражение другого.
Что же касается другой формулы Сталина, взятой из выступления на XVI съезде партии, в части, касающейся слияния языков в один общий язык, то здесь имеется в виду другая эпоха, а именно эпоха после победы социализма во всемирном масштабе, когда мирового империализма не будет уже в наличии, эксплуататорские классы будут низвергнуты, национальный и колониальный гнет будет ликвидирован, национальная обособленность и взаимное недоверие наций будут заменены взаимным доверием и сближением наций, национальное равноправие будет претворено в жизнь, политика подавления и ассимиляции языков будет ликвидирована, сотрудничество наций будет налажено, а национальные языки будут иметь возможность свободно обогащать друг друга в порядке сотрудничества. Понятно, что в этих условиях не может быть и речи о подавлении и поражении одних и победе других языков. Здесь мы будем иметь дело не с двумя языками, из которых один терпит поражение, а другой выходит из борьбы победителем, а с сотнями национальных языков, из которых в [c.136] результате длительного экономического, политического и культурного сотрудничества наций будут выделяться сначала наиболее обогащенные единые зональные языки, а потом зональные языки сольются в один общий международный язык, который, конечно, не будет ни немецким, ни русским, ни английским, а новым языком, вобравшим в себя лучшие элементы национальных и зональных языков.
Следовательно, две различные формулы соответствуют двум различным эпохам развития общества, и именно потому, что они соответствуют им, обе формулы правильны, – каждая для своей эпохи.
Требовать, чтобы эти формулы не находились в противоречии друг с другом, чтобы они не исключали друг друга, так же нелепо, как было бы нелепо требовать, чтобы эпоха господства капитализма не находилась в противоречии с эпохой господства социализма, чтобы социализм и капитализм не исключали друг друга.
Начетчики и талмудисты рассматривают марксизм, отдельные выводы и формулы марксизма как собрание догматов, которые “никогда” не изменяются, несмотря на изменение условий развития общества. Они думают, что если они звучат наизусть эти выводы и формулы и начнут их цитировать вкривь и вкось, то они будут в состоянии решать любые вопросы в расчете, что заученные выводы и формулы пригодятся им для всех времен и стран, для всех случаев в жизни. Но так могут думать лишь такие люди, которые видят букву марксизма, но не видят его существа, заучивают тексты выводов и формул марксизма, но не понимают их содержания.
Марксизм есть наука о законах развития природы и общества, наука о революции угнетенных и эксплуатируемых масс, наука о победе социализма во всех странах, наука о строительстве коммунистического общества. Марксизм как наука не может стоять на одном месте, – он развивается и совершенствуется. В своем развитии марксизм не может не обогащаться новым опытом, новыми знаниями, – следовательно, отдельные его формулы и выводы не могут не изменяться с течением времени, не могут не заменяться новыми формулами и выводами, соответствующими новым историческим задачам. Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма.
И. СТАЛИН
28 июля 1950 года
Правда. 2 августа 1950 года
[c.137]
ПРИМЕЧАНИЕ
Работа Сталина “Марксизм и вопросы языкознания” неоднократно подвергалась нападкам скорее из-за необычной для профессионального политика темы, чем по существу. Основательно забытая с середины 50-х годов, она сегодня представляет немалый познавательный интерес и в чем-то по-новому освещает личность автора.
Примечательно то, что авторитетные лингвисты (к примеру, Алпатов В.М.) не обнаруживают у Сталина каких-либо погрешностей и неточностей в области филологической науки, кроме одной. До сих пор неясно, почему он считал, что курско-орловский диалект “лег в основу русского национального языка” (См. : ответ Санжееву). Предполагают, что данное суждение было подсказано Сталину одним из консультировавших его специалистов. И хотя имена их известны, определить, кому принадлежит эта, по общему мнению, неправильная версия, пока не удалось.
Рассматривая формирование русской литературной речи как результат взаимодействия трех языковых “стихий” – церковно-славянского языка (македонско-солунского происхождения, его первообраз – труды славянских первоучителей Кирилла и Мефодия), славяно-русского наречия и старинного русского языка, отечественные ученые давно различали в последнем два наречия – восточно-русское и западно-русское (или белорусское) – и указывали на особую роль первого из них. “Восточно-Русское, бывшее изустным и деловым языком в Восточных Удельных Княжествах, Новгороде и Пскове, и потом в Московском Государстве, – отмечалось в капитальном труде Российской Академии Наук первой половины XIX века. – Материалы этого наречия заключаются в дипломатических и юридических актах: трактатах, статейных списках, уставах, наказах, грамотах, восходящих к XIII веку, из которых многие напечатаны, но большая часть хранится в рукописях. На нем дошли до нас народные песни и сказки. Это наречие можно почитать главною стихиею нынешнего Русского языка” (Словарь церковно-славянского и русского языка. Т. 1. СПб, 1847. С. VIII). Исправляя ошибку Сталина в отношении этой “главной стихии”, мы вместе с тем не можем не оценить научную корректность его работы и особенно ее антидогматический, антибюрократический и противозастойный настрой (Ред.). [c.138]
This Stalin archive has been reproduced from Библиотека Михаила Грачева (Mikhail Grachev Library) at http://grachev62.narod.ru/stalin/ However, we cannot advise connecting to the original location as it currently generates virus warnings.
Every effort has been made to ascertain and obtain copyright pertaining to this material, where relevant. If a reader knows of any further copyright issues, please contact Roland Boer.
Характерные черты феодальной системы к концу XI в
Характерные черты феодальной системы к концу XI в
К концу периода раннего Средневековья на территории Западной Европы в основных чертах сложилась система феодальных экономических и социальных отношений. Следует отметить, однако, что в некоторых регионах этот процесс был близок к завершению уже в IX–X вв., в то время как в Англии, Германии, Скандинавии он растянулся до XI–XII вв.
Поскольку экономика этого времени оставалась по преимуществу аграрной, определяющую роль в новой системе играли земля и связи, в которые люди были поставлены по отношению к ней, а также между собой. В IX–XI вв. в Европе снова формируется крупное землевладение. Основной хозяйственной единицей становится поместье – вотчина феодала. Несмотря на внешние аналогии, она коренным образом отличалась от римской рабовладельческой латифундии. Сельскохозяйственное производство в вотчине основывалось на труде мелких производителей, наделенных землей, орудиями труда, скотом, владевших домом и прочим имуществом. И хотя они находились в экономической и личной зависимости от феодала, ее формы были мягче в сравнении с античным рабством, оставляя средневековому крестьянину значительно большую хозяйственную самостоятельность и давая стимулы к развитию собственного хозяйства.
Как правило, земельный фонд вотчины делился на домен, остававшийся в руках господина, и мелкие наделы, передаваемые им крестьянам на правах держания, в то время как право собственности на них оставалось за феодалом. Таким образом, характерная черта феодальных поземельных отношений – сочетание крупной земельной собственности с мелким крестьянским владением.
Еще одна их особенность – условный и иерархический характер земельной собственности. Получая земли от королей или других сеньоров, их вассалы могли в свою очередь передать часть этих земель собственным субвассалам на правах бенефиция или феода. Таким образом, земельный фонд, сосредоточенный в руках феодалов, «дробился». Самым малым из феодов было так называемое рыцарское держание (оно должно было не только прокормить рыцаря, но и позволить ему приобрести коня и необходимое вооружение). В результате передачи земель в среде феодалов (субин-феодации) в Западной Европе сложилась своеобразная вассально-ленная система, представлявшая собой подобие иерархической лестницы: на ее вершине стоял король или император, ниже – герцоги и маркизы, затем – графы, виконты, бароны, баронеты и, наконец, рыцари. Передача земель сеньором во владение вассалу называлась инвеститурой. Ей предшествовала процедура принесения оммажа – признания себя «человеком» сеньора, сопровождавшаяся клятвой верности. При этом почти повсеместно в Западной Европе действовал принцип «вассал моего вассала – не мой вассал», то есть служба и верность вассала предназначались только тому, от кого он непосредственно получал феод. Он брал на себя обязательства охранять честь, жизнь и имущество сеньора, воевать на его стороне, выкупать из плена, участвовать в его совете и суде. В число вассальных обязательств входили дары сеньору, его старшему сыну в момент посвящения того в рыцари и дочери – в день ее свадьбы. Со своей стороны сеньор обязывался защищать вассала, оказывать ему покровительство, заботиться о его владениях и детях в случае плена или смерти и т. д. Он нередко определял судьбу наследников своего вассала – их браки, был опекуном до совершеннолетия (поскольку судьба их земель напрямую затрагивала его интересы). Наследники вступали во владение феодом отца, уплатив сеньору определенный взнос – рельеф – и принеся клятву верности.
При таких обстоятельствах юридический вопрос о том, кто же являлся непосредственным собственником феода, выглядел крайне сложным. Очевидно, что и сеньор, и вассал имели определенные права на одну и ту же землю. С одной стороны, сеньор оставался верховным собственником, но он не мог произвольно отнять ее у своего держателя, если тот не нарушал условий вассальной присяги, а также не ухудшал качество полученной земли (то есть ее регулярно обрабатывали, не оставляя в запустении). Право отчуждать эту землю имели оба: как уже упоминалось, вассал мог в свою очередь поделить ее между своими «людьми». Наконец, плодами, произведенными на ней, также пользовался не только тот, кто непосредственно держал феод: разумеется, он потреблял большую часть продукта, поставляемого из этого имения, однако на этот же доход закупались вооружения, необходимые для вассального войска сеньора, вышеупомянутые дары и т. д. Все это позволяет говорить о необычном для предшествующих эпох феномене «разделенной собственности» как характерной черте средневековых поземельных отношений.
Он по-своему воплощался и в отношениях между феодалом и крестьянином. Несмотря на исторически сложившееся социальное неравенство сторон, их взаимоотношения также носили договорный характер. За пользование наделом, который предоставлял сеньор, крестьянин обязывался платить ему ренту – в виде отработок, натурального оброка или денег. Ее размеры и характер оговаривались и фиксировались – сеньор не мог изменить их совершенно произвольно, в таких случаях крестьяне апеллировали к традиции, праву, обращались в суд верховного сеньора или брались за оружие. Если крестьянин исправно платил ренту, сеньор не имел законного права забрать у него надел до истечения срока договора между ними.
Вопреки распространенным представлениям о взаимной ненависти крестьян и феодалов, покровительство и патронат существовали и в отношениях господ с их крестьянами: в случае военной опасности, например, всем селянам предоставлялась защита за стенами замка.
Формы уплаты ренты эволюционировали на протяжении Средневековья. На раннем этапе, когда экономика носила преимущественно натуральный характер, преобладала рента в виде отработок на господском домене (барщина). По мере роста городов и товарности экономики (в XI–XII вв.) она стала уступать натуральному оброку и денежной ренте, которая почти повсеместно возобладала в конце XII–XIII вв. Однако на практике различные виды ренты сочетались, а под воздействием рыночной конъюнктуры был возможен и возврат от денежных платежей к натуральным и даже барщине.
Если рента являлась непременным условием получения земельного надела, то ее регулярная уплата не была для крестьянина, обладавшего собственным хозяйством, экономической необходимостью. Для того, чтобы заставить его постоянно расставаться с частью полученного урожая или необходимого времени, сеньоры прибегали к «внеэкономическому» принуждению, лишая крестьян личной свободы, прикрепляя их к земле, ограничивая возможности передвижения, в принудительном порядке сгоняя на барщину. Личную несвободу крестьян символизировали некоторые платежи, не имевшие отношения к ренте, а отражавшие их неполноправный статус: поголовный побор, брачный побор, «право мертвой руки», а также «дурные обычаи» вроде права первой ночи. Зависимые крестьяне не имели права носить оружие, свидетельствовать в суде против сеньора, а отдельные их категории – и против любого другого лица.
На протяжении Средних веков по мере развития экономики и эволюции ренты сеньоры предоставляли крестьянам все большую экономическую самостоятельность, отказываясь от самых тяжелых форм личной зависимости и позволяя выкупить свободу за деньги.
В рамках феодальной вотчины продолжала существовать и крестьянская община; более того, именно с XI в. она обретает более четкие формы и становится одним из важных административно-правовых институтов местной сельской жизни. Вотчинная администрация – управляющие и старосты – активно опиралась на нее, когда требовалось организовать ремонт дорог и мостов, провести разверстку платежей или преследовать преступника на территории деревни.
В то же время община соседей начинала играть все более важную роль в хозяйственной жизни самих крестьян. Она занималась разграничением угодий, вырабатывала правила пользования дорогами и водами, регулировала севооборот. На сельских сходах разбирались мелкие тяжбы. Общинники выбирали собственные органы самоуправления.
Феодальное поместье было не только хозяйственной единицей, но и средоточием общественной, политической, правовой жизни. Благодаря полученным иммунитетам сеньоры, будучи частными лицами, в то же время являлись носителями публичной власти. В частности, они возглавляли судебные курии, в которых разбирались дела как их держателей – крестьян, так и вассалов. Таким образом, поместье представляло собой микрокосм, с которым была неразрывно связана жизнь большой части сельского населения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРесСредневековая Англия — Феодализм — Сайт изучения истории
Феодализм — это название, данное системе правления, которую Вильгельм I ввел в Англии после победы над Гарольдом в битве при Гастингсе.Феодализм стал образом жизни в средневековой Англии и оставался таковым на протяжении многих столетий.
Вильгельм I более известен как Вильгельм Завоеватель. Он победил английскую армию под предводительством Гарольда, но ему нужно было получить контроль над всей Англией, прежде чем он мог бы по-настоящему называться королем Англии. Он был иностранцем, который силой пробрался в Лондон. Он не пользовался популярностью у народа Англии, и ему пришлось применить силу, чтобы сохранить контроль над Англией.
Уильям не мог сам управлять каждой частью страны — это было физически невозможно.Мало того, что путешествие в одиннадцатом веке было трудным и медленным, он также все еще был герцогом Нормандии, и ему пришлось вернуться в Нормандию, чтобы сохранить контроль над этой землей во Франции. Поэтому ему приходилось уезжать из страны на недели. Ему нужен был способ контролировать Англию, чтобы люди оставались лояльными.
Уильям провел большую часть своего времени в Лондоне. Он построил свой собственный замок — Лондонский Тауэр — так, чтобы он возвышался над городом. Это также был его дом, когда он жил в Лондоне. Он не доверял строителям Лондона или английскому камню, поэтому он использовал нормандских мастеров для выполнения квалифицированной работы, в то время как англичане выступали в качестве рабочих, и он привез из Кана (во Франции) камень, необходимый для того, что мы теперь называем Белой Башней. .Он также построил первый замок в Виндзоре. Мот все еще виден. Замки представляли видимую угрозу для народа Англии. В них содержались солдаты, и их можно было использовать против англичан, если они доставят неприятности.
Однако ему нужен был способ реального управления страной. Это была феодальная система.
Уильям разделил Англию на очень большие участки земли, похожие на наши сегодняшние графства. Они были «даны» тем дворянам, которые храбро сражались за него в битвах.Уильям утверждал, что те дворяне, которые были готовы умереть в битве за него, также будут ему верны. Земля не просто давалась этим дворянам. Они должны были дать присягу на верность Вильгельму, они должны были собирать для него налоги в своей области и они должны были предоставить королю солдат, если им прикажут это сделать. В одиннадцатом веке клятва на Библии была очень важной вещью, и немногие люди осмелились бы ее нарушить, поскольку это обрекло бы их на ад. Люди, получившие эти участки земли, были бы баронами, графами и герцогами. В пределах своей области они были там самым важным человеком.В терминах феодальной системы эти люди, бароны и т. д., были известны как главных арендаторов .Даже эти участки земли были большими и трудноуправляемыми.
Баронам и т. д. пришлось еще больше разделить свои земли, и они были «отданы» доверенным норманнским рыцарям, которые также хорошо сражались в битвах. Каждому рыцарю был предоставлен участок земли для управления. Он должен был принести присягу барону, герцогу или графу, собирать налоги, когда им велели сделать это, и предоставлять солдат со своей земли, когда они были нужны.
Утверждали, что раз они присягнули своему барону, то на самом деле присягнули королю. Эти лорды работали, чтобы поддерживать закон и порядок. С людьми на их земле — или в поместьях — обращались жестоко, и всегда существовала постоянная угроза использования нормандских солдат против англичан, где бы они ни жили. Лорды должны были хорошо выполнять свою работу, поскольку неудачников можно было снять с должности. Их работа была проста — удержать англичан на месте… под контролем норманнов.При феодальной системе этих мужчин, рыцарей, называли субарендаторами .
Заметьте, что обе группы официально были арендаторами — это слово у нас ассоциируется с землей, которая вам не принадлежит. Оба почти сдавали свою землю в аренду, поскольку им приходилось предоставлять деньги или услуги настоящему владельцу всей земли — Вильгельму Завоевателю.
Внизу лестницы находились покоренные англичане, которым приходилось делать то, что им велели, или платить цену за свое неповиновение.
Нет сомнений в том, что правление Вильгельма было суровым.Но он был человеком, покорившим страну. Он не был в Англии по народному выбору людей, и он должен был обеспечить постоянный полный контроль над ними. Он позаботился о том, чтобы были явные признаки его власти – в стране было построено множество норманнских замков. Знал он и то, что ему должны, потому что заказал обследование всей страны – Книгу судного дня.
Что такое средневековый феодализм? — Определение, структура и история — Видео и стенограмма урока
Как работал феодализм
Сначала стать вассалом было честью для лучших и самых верных воинов и основывалось на личной связи между лордом и вассалом.Когда вы читаете о короле Артуре или Роланде, вы видите некоторые из этих отношений такими, какими они должны были быть. Будет проведена церемония, и лорд и вассал принесут клятву почтения , где вассал пообещает оказать помощь, когда его позовут, а лорд пообещает защитить своего вассала от любой внешней угрозы. За этим последовала клятва верности , обещание верности, данное вассалом своему господину.
Если вассал умрет, его сын может получить такое же поместье из доброты, но его личная связь будет намного слабее.Если бы такая преемственность продолжалась в течение нескольких поколений, она считалась бы наследственной. Когда это случалось, у вассала не было причин быть лояльным, кроме традиции и подразумеваемой угрозы, что его лорд принудит к лояльности, если она не будет дана бесплатно.
Пока правитель был силен, система работала, но если он когда-нибудь не сможет добиться лояльности, она может рухнуть. Здесь снова работает аналогия с розничным магазином. Пока правительство (или бизнес) работает гладко, бюрократия может держать каждого вассала (или лавку) в узде, но если король (или администрация) колеблется, то его вассалы (или лавки) могут решить уйти. самостоятельно.
Однако вассал не обязательно был просто вассалом. Он может, в свою очередь, разделить свою землю и стать лордом группы воинов, даже если он вассал более могущественного лорда. В свою очередь, его люди могли раздавать части своей земли другим воинам — пока земли было достаточно, дивизии можно было делать все дальше и дальше, и поскольку все эти дивизии становились наследственными, это означало, что вся эта лояльность больше не была автоматической. . Это создало то, что можно было бы назвать децентрализованным правительством, где власть не была сосредоточена исключительно на одном правителе или короле, но была рассредоточена.Кроме того, человек мог быть вассалом более чем одного лорда. Благодаря наследству или своим личным достижениям он мог увеличить имения своей семьи, став, таким образом, вассалом ряда лордов, которые его ценят, что могло еще больше рассредоточить власть.
Наследственность в конце концов добавит новую морщину феодализму, и это произошло с английскими королями в 11 веке. Вильгельм I Нормандский, или Вильгельм Завоеватель, был вассалом короля Франции из-за своих земельных владений, но когда он завоевал Англию, он также стал там королем и равным французскому королю.Он был и королем, и вассалом! Из-за часто сложного характера отношений лорд-вассал при феодальной системе теоретически возможно, что короли могли даже быть вассалами баронов в средние века.
Конец феодализма
Феодализм был земельной системой, что делало его более логичным выбором правительства в Средние века, когда экономическая система была слабой и активно использовался бартер. Однако с ростом среднего класса в Средние века и последующим развитием денег в качестве стандартного обмена земля стала гораздо менее важной, и система феодализма рухнула.
Резюме урока
Феодализм был экономической и политической системой средневековой Европы. Он был основан на земле и построен на системе ссуды лояльному человеку земли в обмен на военную службу и налоги. Это зависело от лояльности и использования земли как богатства. Когда лояльности больше не было, у лордов возникли проблемы с управлением, а когда земля была подорвана монетами, система развалилась.
Заметки о феодализме
- Короли давали власть вассалам, даруя земли за лояльность
- Вассалы господствовали над своим народом и могли давать власть меньшим лордам или воинам
- Титулы передавались по наследству, что ослабляло силу первоначальных уз лояльности
- Феодализм создал децентрализованную форму правления
Результаты обучения
После того, как вы закончите, вы сможете:
- Описывать феодальную систему и то, как власть была дарована королем
- Объясните, как феодализм создал децентрализованную форму правления
- Обсудить проблему с системой питания на основе лояльности
Проклятие феодализма — Новая Мандала
Как феодализм препятствует трансформации общества и экономической эволюции: разве равные возможности не являются одним из основных прав человека?
Церемония открытия Олимпийских игр в прошлую пятницу вечером была зрелищной экстраординарной под руководством Дэнни Бойла из «Миллионера из трущоб» славы.Одним из основных моментов церемонии стала демонстрация британской культурной и экономической эволюции. Во время этой части церемонии бросался в глаза состав белых, черных, азиатских и других этнических групп, выступавших как единое целое, показывая хорошее, плохое и безобразное в британской истории. Британия, один из бастионов феодализма в прошлом, похоже, смирилась со своим позором, изгнав болезнь в аншлаги истории.
Во время национального турне по Малайзии известный оксфордский исламовед профессор Тарик Рамадан посетил город, где проживает автор.Профессор Рамадан написал в блоге после своей поездки описание мечети, построенной на берегу и использующей ветровую и солнечную энергию[1]. Он видел в мечети символ отказа Малайзии от ценностей США и созревания исламского гуманизма. Я предполагаю, что восприятие и значение находятся в глазах смотрящего, или, альтернативно, Тарик Рамадан посетил город в какой-то параллельной вселенной. Мечеть расположена в одном из беднейших штатов Малайзии, где любое публичное обсуждение ислама требует разрешения властей.Учитывая, что мест отправления культа не хватает, можно легко подумать, что средства, использованные для строительства мечети, могли лучше послужить делу исламского гуманизма, помогая бороться с бедностью. Грандиозная инфраструктура и грандиозные проекты по созданию икон символизируют не исламский гуманизм, а скорее пропасть между власть имущими и бессильными в стране.
Эти два события заставили меня задуматься о болезни, которая все еще гноится во многих частях мира, — проклятии феодализма.Феодализм — это беда человечества, сродни апартеиду и рабству. Природа феодализма не позволяет людям, сообществам и нациям осуществить необходимые преобразования в экономике и обществе, которые обеспечат избавление от оков бедности, достойное выживание вне оболочки невежества, препятствующей выходу на желанное место в мировом сообществе. . Что еще более удивительно, так это то, что такие авторы, как господа Бейнхокер, Даймонд, Фридман, Омае, Портер и Сакс, почти ничего не сказали по этому поводу.К феодализму относились как к проказе; его существование соизволило.
Традиционно феодализм относился к общественному устройству в средневековой Европе между 9 и 16 веками. Феодализм можно описать как общество, которым управляют те, кто имеет право по праву рождения, отношения с привилегированными и землевладельцами. Феодализм можно рассматривать как предоставление земли, разделение власти и привилегий в обмен на благосклонность и лояльность, а также структурирование общества с четко определенными слоями, где каждый слой образует субкультуру с различными наборами ценностей, верований, предположений, и стремления.Экономическая организация также будет следовать этому иерархическому порядку, при котором богатство будет концентрироваться в высших эшелонах общества. Вертикальных перемещений людей вверх и вниз по иерархии обычно очень мало. Основой власти является земля, капитал, военный или политический контроль, и эти механизмы передаются по наследству и из поколения в поколение в избранных семьях.
По аналогии понятие феодализма распространилось на сёгунатную Японию, части Африки, королевства Ближнего Востока, Южной Азии, Латинской Америки, Южной Америки и на «Малайский» архипелаг (Нусантара) .Несмотря на то, что в 1970-х годах существовало движение по использованию этого термина»[2]; в отличие от ликвидации полиомиелита, причины и симптомы феодализма не исчезли. Феодализм в различных формах все еще существует в той или иной форме, и его лучше всего называть своими именами, своими именами.
Можно увидеть, что концептуальная природа феодализма существует в трех слоях.
Первый уровень состоит из институтов и связанных с ними механизмов «верховенства закона». Из-за больших различий в мире феодализм в этом слое трудно точно описать.Однако не так важно, основана ли власть институтов на божественности, теократии, королевском пэрстве, военной власти или гражданском правлении, некоторые, если не многие, характеристики очень похожи. Одной из наиболее важных характеристик является то, что поступление в институты и членство в них основаны на той или иной форме привилегий. Должность, авторитет и продвижение по службе обычно связаны с той или иной формой кумовства. Очень прочные отношения между властью и дистанцией помогают поддерживать непререкаемый авторитет внутри этих институтов.Сделки с внешними сторонами и заинтересованными сторонами обычно осуществляются через выбранных и выбранных сторон, которые формально или неформально связаны с руководством учреждения. Многие из этих институтов используют разрабатываемую ими догму как средство, которое не может быть подвергнуто сомнению без некоторой формы страха со стороны населения в целом со скрытыми или открытыми угрозами наказания со стороны властей.
При таком режиме верховенство права используется как инструмент контроля, используемый в интересах правящей элиты.Институты стремятся к абсолютной власти над рядом стратегических активов, важных для экономики страны, даже если в конституции может быть указано иное. Это достигается с помощью различных неформальных методов, таких как внесудебные и внесудебные действия в течение длительного периода времени, которые запугивают население в целом[3].
Второй слой феодализма — это то, как устроены люди в обществе. Во многих обществах это может быть очень явным, когда даже 90 099 «титулованных пэров» 90 100 определяют класс.В одной современной развивающейся стране правительственные ведомства, обслуживающие население, даже имеют специальные помещения для обслуживания «VVIP». Другие признаки могут быть более скрытыми, когда уровень образования делит общество на «образованных» , которые «верят, что знают, что лучше всего», и «малообразованных». Этот разрыв лежит в основе глубоко укоренившейся политической нестабильности в некоторых странах.
Что, возможно, наиболее важно, так это то, что потенциальные возможности людей обогатить свою жизнь за счет предпринимательских и деловых возможностей строго ограничены группами, не входящими в «привилегированных» .Наиболее прибыльные возможности являются исключительной прерогативой небольших групп под различными предлогами, называемых кумовством или кумовством, и т. д. Из-за формальных рыночных ограничений путем лицензирования и контроля над землей многие страны кажутся «дружественными к бизнесу» , но конечно, не «дружественный к рынку», , где крупные предприятия действуют под защитой как монополии или олигополии. Это приводит к большой неэффективности экономики, как и «тарифы на замещение импорта» 1960-х годов во многих развивающихся странах того времени.
В результате крупные предприятия во многих странах Юго-Восточной Азии находятся в руках всего нескольких десятков семей. Богатство сконцентрировано, и из-за своего положения и развитой самоуспокоенности эти группы, как правило, вкладывают средства в инвестиции с целью получения ренты с относительно низким уровнем риска. Многие предприятия основаны на ресурсных монополиях, и большие участки земли отнимаются в погоне за большими прибылями под едва завуалированным именем развития. Это касается не только крупных фирм страны.Фермеры, имеющие связи с местными властями, могут почти беспрепятственно проникать в государственные и национальные леса и вырезать столько земли, сколько смогут для своей деятельности. В таких обществах ресурсы изымаются для личной выгоды за счет окружающей среды. Это чрезвычайно важный фактор, способствующий глобальному потеплению, который почти не упоминался в дискуссиях, не говоря уже о том, чтобы на него воздействовали. Феодальные общества вносят основной вклад в глобальное потепление.
Третий слой феодализма является самым разрушительным для общества – мировоззрение.В феодальных обществах элита работает с предположением, что «мы — закон» и действует соответственно, распространяя атмосферу нарциссизма в высших эшелонах общества. Восприятие, идеи и отношения закрепляются там, где общество погружается в самодовольное формирование шаблонов. Напротив, сельское население живет в атмосфере безысходности и смирения с предположением, что «жизнь такова». Единственными группами, которые имеют большую свободу возможностей, являются городские новоприбывшие, которые могут найти работу или открыть микропредприятие в крупных городах.
Таково развитое мышление этих типов обществ; консерватизм, склонность к риску, эгоцентризм, личные интересы и отсутствие заботы об окружающей среде становятся доминирующими чертами людей и порядка вещей. Это мышление не делает различий между государственным и частным сектором или сельскими и городскими группами. Общество создает массивный защитный механизм, чтобы отрицать признаки и силы перемен, что приводит к очень фиксированному национальному нарративу. Этот нарратив может стать настолько фиксированным и эгоцентричным, что отношения с соседними странами часто обостряются из-за малейших проблем.
Самоуспокоенность приводит к неумелости там, где институты медленно приходят в упадок по мере роста коррупции и патримониализма, склонности отдавать предпочтение семье и друзьям. Вся институциональная деятельность сосредоточена на единственной цели — поддержать существующую правящую элиту и защитить ее от внутренних угроз. Мотивация низкая, а уровень обслуживания как в государственном, так и в частном секторе больше похож на старые восточноевропейские страны при коммунистическом правлении, чем на динамично растущие экономики по всему миру.Коррупция укореняется в культуре, где даже молодые и образованные люди видят в ней единственное средство продвижения в обществе, и, что еще более тревожно, не так уж плохо[4]. Общество распадается на низшую морально-этическую форму, похожую на прошлые общества, которые держали рабов, где фактически это все еще существует сегодня в современной форме. Хотя альтруизм часто пропагандируется, на самом деле в обществе мало что существует.
В некоторых случаях феодализм утвердился в обществах, которые легко приняли власть после ухода колониальных хозяев.Новые правительства использовали феодализм как средство контроля и получения выгоды для себя. Урбанизация и индустриализация обычно должны быть достаточно стремительными, чтобы искоренить формы феодализма, существующие внутри наций как основу порядка и организации. Изменения вызывают необходимость трансформации. Городское общество начинает быстро расти, вызванное гораздо более высокой заработной платой, предлагаемой за работу на фабрике, чем можно получить в любой сельскохозяйственной деятельности. Первоначально эта миграция носит избирательный характер, когда молодые образованные люди ищут работу в городах, но по мере того, как спрос на рабочих растет, а слухи о более высокой заработной плате возвращаются в сельские районы, все большее количество людей мигрирует в города.Городское население становится потребителями и увеличивает спрос на все виды продуктов питания, жилья, потребительских товаров и товаров длительного пользования. Они также участвуют в сбережениях либо добровольно, либо в рамках национальных схем сбережений, разработанных правительством через формирующуюся банковскую систему. Система образования расширяется от базовых систем, обеспечивающих дисциплину, до систем, в которых больше внимания уделяется критическому и творческому мышлению. Растущее городское развитие привлекает новых предпринимателей, ценности которых смещаются от традиционных взглядов к ценностям, более соответствующим городской среде новой развивающейся страны (см.). Те, у кого есть природные способности, быстро появляются, и социально-экономическая структура общества начинает меняться от своей феодальной основы. Они приобретают новые навыки и компетенции в сфере образования и трудоустройства и учатся по ходу своего нового бизнеса.
Рисунок 1. Меняющиеся ценности, которые городское общество привносит в развивающуюся экономику.
Однако по мере того, как в развивающейся экономике происходят быстрые демографические изменения, это может привести к глубокому разделению аграрного общества и нового образованного городского общества.Это все еще можно увидеть сегодня в большинстве стран Юго-Восточной Азии, которые стали частью источника политических проблем в таких странах, как Таиланд[5]. Некоторое влияние развивающееся общество оказывает на аграрное через городские жители, перечисляющие средства родителям и семьям в свои села и возвращающиеся для строительства новых домов и покупки товаров народного потребления. Это начинает разрушать традиционные ценности и вызывать зависть в деревенских обществах.
Хотя экономический рост разрушает традиционную культуру и ценности, с развитием сельских городских центров начинает появляться целый ряд новых возможностей.Эти новые города коммерчески обслуживают свои внутренние районы, предоставляя товары, базовое образование и медицинские услуги, предоставляемые государством. Недавно развитая инфраструктура, дороги, железные дороги, связь, школы и медицинские центры помогают обеспечить способность сельского общества к трансформации. Это открывает целый ряд новых возможностей для тех, кто видит возможность, имеет ресурсы, сети и навыки для их развития. В настоящее время экономика превратилась в разделенные отрасли сельского хозяйства, производства и сферы услуг, и постоянно развивается множество новых возможностей.Процессы сельско-городской миграции, рост населения в городских центрах, рост образования, увеличение потребления и сбережений. Рост предпринимательства происходил за счет расширения возможностей, катализируя увеличение инвестиций и быстрый экономический рост. Эти явления показаны на схеме на рисунке 2.
Рисунок 2. Путь к быстрому экономическому росту в развивающейся экономике.
Рост населения создает импульс, который создает возможности и начинает подпитывать друг друга, создавая цепочку в экономике и расширяясь по мере использования других возможностей.Развитие недвижимости, нужны строительные подрядчики, которым нужны поставщики оборудования, которым нужны производители оборудования, которым нужны работники, которым платят и которые тратят деньги на еду, жилье и потребительские товары. Операции по продаже необходимы для продажи недвижимости, а кредитные средства необходимы для того, чтобы люди могли покупать дома и недвижимость. Для развития текстильной промышленности нужны поставщики, производители инструментов и красителей, а для развития автомобильной промышленности нужны производители запчастей, красок, поставщиков стали, логистических транспортных компаний и автомобильных дилеров.Все эти взаимодействия создают и среду с набором возможностей. Эта модель развития, роста и создания возможностей находится в постоянном движении. Центральный город и пригороды городов развивают определенные социально-экономические характеристики с точки зрения набора потребностей и желаний потребителей, что приводит к собственному набору взаимосвязей, которые определяют, что может произойти, а что не может произойти.
Существует давление, чтобы принять новые более эгалитарные бизнес-структуры, которые иногда бросают вызов давно существующим порядкам.Во время слаборазвитых и ранних стадий экономического развития во многих странах предприятия контролировались семьями государственных чиновников и вооруженными силами, защищенными ограничительным регулированием и практикой, допускающими монополию и олигополистную конкуренцию. Такие ситуации будут аналогичны тем, что были при режиме Сухарто в Индонезии и при режиме Маркоса на Филиппинах, но также существуют в Африке, на Ближнем Востоке и в Латинской Америке. В некоторых странах бывшего советского блока государственный капитализм был заменен небольшой группой предпринимателей, пользующихся политической поддержкой, в том, что можно было бы назвать «олигархическим капитализмом» .В некоторых странах, таких как Малайзия, некоторые отрасли промышленности контролируются компаниями, связанными с государством (GLC), в рамках другой версии государственного капитализма. Эффект этих бизнес-структур заключается в ограничении возможностей и роста для небольших групп людей.
Одно из средств, которые правящая элита использует для предотвращения описанной выше цепной реакции событий, состоит в том, чтобы отсрочить или не построить необходимую инфраструктуру для поддержки этой трансформации. Однако меняющаяся демография создает тенденции, которые не могут сдержать даже самые могущественные элитные группы, что часто приводит к большой политической нестабильности.В этих случаях может потребоваться некая форма шокового события, такого как политический переворот или даже революция, чтобы изменить ситуацию, когда создается более эгалитарное деловое общество, где существует более либеральная деловая среда[6]. На эти реформы обычно оказывают давление люди, получившие образование, обладающие уверенностью в своих возможностях и имеющие возможность путешествовать и знакомиться с другими странами, где бизнес-среда гораздо более открыта. Как только это изменение в обществе произойдет, экономика может перейти на следующий этап превращения в развитую экономику.Рисунок 3 показывает переход от феодального к более эгалитарному деловому обществу.
Рисунок 3. Переход от феодального к эгалитарному деловому обществу.
Так каковы последствия феодализма? Во-первых, феодализм создает жесткость, основанную на иерархии, дистанции власти, обычаях, культуре и социальных ожиданиях. Это внедряет в общество статичные практики, что приводит к более высоким транзакционным издержкам и, следовательно, к неэффективности[7]. Любое сравнительное преимущество, которое может иметь нация, может быть очень быстро утрачено из-за этой негибкости.Эти встроенные неформальные правила, статусные права, нормы и убеждения препятствуют изменениям, которые необходимы в экономике, которая претерпевает структурные изменения и рост. Это препятствует переходу экономики, основанной на факторах, к экономике, основанной на инновациях. Родовая практика медленно ведет к экономическому спаду, по крайней мере, по сравнению с другими странами, что может привести к политической нестабильности и бросить вызов статус-кво года. Этот экономический упадок контрастирует с другими странами, которые пытаются укрепить верховенство закона и прозрачность.
Многие правительства стран третьего мира, рискнувшие вступить в государственные предприятия, чтобы помочь в экономическом развитии, лишь переносят «старые ценности и методы» в эти новые организации, которые с самого начала обречены на неэффективность. Государственные предприятия вместо того, чтобы открывать и развивать экономику, отнимают у частных лиц предпринимательские возможности и, таким образом, вместо ускорения роста просто перераспределяют существующее богатство в пользу привилегированных групп[8].Бизнес в руках таких немногих из «привилегированного класса» приводит к другим недугам, таким как групповое мышление, которое приводит к рассмотрению нескольких альтернатив и принятию неверных решений[9]. Другие методы, такие как закрытые торги, только усиливают неконкурентоспособность и повышают транзакционные издержки.
Современные международные рынки требуют инноваций, особенно в развитии цепочек поставок и создания стоимости. Жесткий менеджмент и отраслевые структуры, ориентированные на получение ренты, основанные на статичных взглядах общества, особенно там, где государственная политика поддерживала этот статус-кво , сильно препятствуют способности проявлять творческий подход и конкурировать на международном уровне.Сегодня в мире есть много богатых ресурсами стран, которые выживают за счет экспорта, основанного на ресурсах, что скрывает основные долгосрочные проблемы отсутствия у страны сравнительных преимуществ. Это препятствует трансформации, препятствует созданию сравнительных преимуществ во всем, кроме монополий, основанных на ресурсах, и деятельности, направленной на получение ренты. Даже если происходят радикальные политические изменения, накопленное богатство, сети и капитал вместе с оставшимися неэффективными институтами сохраняют форму неофеодализма, которую нелегко разрушить.Инерция и корыстные интересы того, что происходило в течение многих лет, мешают динамичным изменениям. Как следствие, большая часть населения страны лишена права использовать основные возможности там, где они ограничиваются микро- и МСП.
Ричард Флорида постулирует, что технологии, терпимость и талант являются предпосылками для творчества и инноваций, основой, позволяющей трансформировать экономику[10]. Феодальные общества, как правило, плохо обеспечены технологиями и, что более важно, неспособны научиться быть инновационными благодаря внедрению новых технологий.Новые технологии чаще всего применяются вслепую, без адаптации к конкретным условиям принимающей страны. Поскольку многие феодальные общества основаны на той или иной форме догмы, терпимость к альтернативным взглядам обычно неприемлема, и поэтому оригинальное мышление и творчество сильно затруднены. К этому мы должны добавить открытость рынка, чтобы другие факторы могли процветать. В противном случае может произойти отток талантов из страны или «утечка мозгов» при отсутствии каких-либо элементов, описанных выше.
Любая страна, стремящаяся найти свое процветающее довольство место в мире, должна превратиться из феодального в инопространство. Цикл накопления капитала должен работать таким образом, чтобы создавать реальную стоимость. Эта экономическая модель должна включать в себя справедливое регулирование рынка, сильное корпоративное управление, разумную философию распределения рисков, проведение банковской реформы, обеспечение справедливого, равноправного и ответственного регулирования рынка, создание благоразумной налогово-бюджетной и денежно-кредитной политики и, что наиболее важно, устранение возможности люди используют спекуляцию как источник богатства.
И, наконец, в этом обсуждении равенство возможностей является одним из основных прав человека. Люди не могут быть бедными, потому что они остались позади остального мира, как заставляет нас поверить гипотеза Сакса[11]. Они могут быть бедными из-за социальных и экономических структур, в которых они живут. Феодализм подобен забору, который удерживает людей от пышных пастбищ возможностей. Поэтому вызывает разочарование тот факт, что Цели развития тысячелетия не нацелены более явно на феодализм как на причину и средство сохранения бедности и не разрабатывают конкретных стратегий по его искоренению.Многие встречи по развитию по всему миру неоднократно повторяли это, но безрезультатно[12]. Риск заключается в том, что элементы феодализма, существующие во всем мире, будут игнорироваться, поскольку с ними слишком сложно бороться политически. Цели в области развития, сформулированные в Декларации тысячелетия, могут касаться лишь симптомов, а не фактических структурных причин бедности.
Мюррей Хантер несколько лет работал как в бизнесе, так и в правительстве Юго-Восточной Азии, особенно в области биотехнологии и развития сообщества.Мюррей является членом международного консультативного совета The 4th Media and Diplomatic Insight. Он является автором ряда книг и в настоящее время является адъюнкт-профессором Перлисского университета Малайзии.
Примечания
[1] http://www.abc.net.au/religion/articles/2012/07/25/3553156.htm
[2] Браун, Э., А., Р. (1974), Тирания конструкции: феодализм и историки средневековой Европы, American Historical Review, Vol. 79, нет.4., стр. 1063-1068.
[3] Согласно гипотезе Фрэнсиса Фукуямы, отсутствие верховенства закона и подотчетности позволяет правительству легко становиться деспотичным. Фукуяма, Ф., (2012), Истоки политического порядка: от дочеловеческих времен до Французской революции, Нью-Йорк, Фаррар, Штраус и Жиру.
[4] См.: Неизвестно, Исследование коррупции, The Star Online, , вторник, 3, , , июль 2012 г., http://thestar.com.my/news/story.asp?file=/2012/7/3. /фокус/11592606&sec=фокус
[6] Однако даже в некоторых случаях это не меняется даже после революции , т.е.э., 90–100 гг., падение СССР лишь заменило государственный капитализм «олигархическим капитализмом», народная революция против Маркоса не избавила от «кланового капитализма», а революции в Латинской Америке 1960-х и 1970-х гг. не изменили ситуацию много. Египет, Ливия и Тунис все еще находятся на волоске.
[7] Уильямсон, О., Э., (1999), Механизмы управления, Нью-Йорк и Оксфорд, издательство Оксфордского университета.
[8] См. текущие дебаты по этому вопросу в Малайзии на http://malaysia-today.net/mtcolumns/newscommentaries/50917-pkr-хочет-rci-on-george-kent-saga
[9] Хантер, М., (2012), Возможность, стратегия и предпринимательство: метатеория, Vol. 1, Нью-Йорк, Nova Scientific Publishers, стр. 305-308.
[10] Florida, R. (2012), The Rise of the Creative Class – Revisited: 10 th Anniversary Edition – исправленное и дополненное, New York, Basic Books.
[11] Сакс, Дж., (2005), Конец бедности: как мы можем добиться этого в нашей жизни, Лондон, Пингвин.
[12] Misra, M, (2011), Цели развития тысячелетия в Индии под угрозой, Peace & Conflict Monitor, 3 rd March, http://www.monitor.upeace.org/archive.cfm?id_article =781, Ислам, А. (2004), Цели тысячелетия в области развития, связанные со здоровьем: политические вызовы для Пакистана, Журнал Пакистанской медицинской ассоциации, http://www.jpma.org.pk/full_article_text.php?article_id=379 , Abro, H., (2011), Устранение феодализма для справедливого социально-экономического развития
, Business and Financial Review, 11 th January, http://jang.com.pk/thenews/jan2011-weekly/busrev-10-01-2011/p7.htm
Феодализм — SAT II Всемирная история
Если вы считаете, что контент, доступный с помощью Веб-сайта (как это определено в наших Условиях обслуживания), нарушает одно или более ваших авторских прав, пожалуйста, сообщите нам, предоставив письменное уведомление («Уведомление о нарушении»), содержащее в информацию, описанную ниже, назначенному агенту, указанному ниже. Если университетские наставники примут меры в ответ на ан Уведомление о нарушении, он предпримет добросовестную попытку связаться со стороной, предоставившей такой контент средства самого последнего адреса электронной почты, если таковой имеется, предоставленного такой стороной Varsity Tutors.
Ваше Уведомление о нарушении может быть направлено стороне, предоставившей контент, или третьим лицам, таким как в виде ChillingEffects.org.
Обратите внимание, что вы будете нести ответственность за ущерб (включая расходы и гонорары адвокатов), если вы существенно искажать информацию о том, что продукт или деятельность нарушают ваши авторские права. Таким образом, если вы не уверены, что содержимое находится на Веб-сайте или на который ссылается Веб-сайт, нарушает ваши авторские права, вам следует сначала обратиться к адвокату.
Чтобы подать уведомление, выполните следующие действия:
Вы должны включить следующее:
Физическая или электронная подпись владельца авторских прав или лица, уполномоченного действовать от его имени; Идентификация авторских прав, которые, как утверждается, были нарушены; Описание характера и точного местонахождения контента, который, как вы утверждаете, нарушает ваши авторские права, в \ достаточно подробно, чтобы преподаватели университета могли найти и точно идентифицировать этот контент; например, мы требуем а ссылку на конкретный вопрос (а не только название вопроса), который содержит содержание и описание к какой конкретной части вопроса — изображению, ссылке, тексту и т. д. — относится ваша жалоба; Ваше имя, адрес, номер телефона и адрес электронной почты; и Заявление от вас: (а) что вы добросовестно полагаете, что использование контента, который, как вы утверждаете, нарушает ваши авторские права не разрешены законом или владельцем авторских прав или его агентом; б) что все информация, содержащаяся в вашем Уведомлении о нарушении, является точной, и (c) под страхом наказания за лжесвидетельство вы либо владельцем авторских прав, либо лицом, уполномоченным действовать от их имени.
Отправьте жалобу нашему назначенному агенту по адресу:
Чарльз Кон
Varsity Tutors LLC
101 S. Hanley Rd, Suite 300
St. Louis, MO 63105
Или заполните форму ниже:
У вас нет контроля над безопасностью в феодальном Интернете
Facebook регулярно нарушает конфиденциальность своих пользователей. Google прекратил поддержку своего популярного RSS-канала.Apple запрещает все приложения для iPhone, которые носят политический или сексуальный характер. Microsoft может сотрудничать с некоторыми правительствами, чтобы следить за звонками в Skype, но мы не знаем, какие именно. И Twitter, и LinkedIn недавно столкнулись с нарушениями безопасности, которые затронули данные сотен тысяч их пользователей.
Если вы начали думать о себе как о незадачливом крестьянине в борьбе за власть Game of Thrones , вы правы больше, чем можете себе представить. Это не традиционные компании, и мы не являемся традиционными клиентами.Это феодалы, а мы их вассалы, крестьяне и крепостные.
Сила в ИТ сместилась в пользу как поставщиков облачных услуг, так и поставщиков закрытых платформ. Этот сдвиг власти влияет на многие вещи, и он глубоко влияет на безопасность.
Традиционно за компьютерную безопасность отвечал пользователь. Пользователи приобретали собственное антивирусное программное обеспечение и брандмауэры, а все взломы списывали на их невнимательность. Это какая-то сумасшедшая бизнес-модель. Обычно мы ожидаем, что продукты и услуги, которые мы покупаем, будут безопасными и надежными, но в ИТ мы терпимо относились к паршивым продуктам и поддерживали огромный вторичный рынок для обеспечения безопасности.
Теперь, когда ИТ-индустрия достигла зрелости, мы ожидаем большей безопасности «из коробки». Это стало возможным во многом благодаря двум технологическим трендам: облачным вычислениям и платформам, контролируемым поставщиками. Первый означает, что большая часть наших данных находится в других сетях: Google Docs, Salesforce.com, Facebook, Gmail. Второе означает, что наши новые интернет-устройства закрыты и контролируются поставщиками, что дает нам ограниченный контроль над конфигурацией: iPhone, ChromeBook, Kindles, Blackberry.Тем временем наши отношения с ИТ изменились. Раньше мы использовали наши компьютеры, чтобы что-то делать. Теперь мы используем наши контролируемые поставщиком вычислительные устройства, чтобы перемещаться по местам. Все эти места принадлежат кому-то.
Новая модель безопасности заключается в том, что об этом позаботится кто-то другой, не сообщая нам никаких подробностей. У меня нет контроля над безопасностью моей почты Gmail или моих фотографий на Flickr. Я не могу требовать большей безопасности для своих презентаций в Prezi или списка задач в Trello, какими бы конфиденциальными они ни были.Я не могу провести аудит ни одного из этих облачных сервисов. Я не могу удалить файлы cookie на своем iPad или обеспечить безопасное стирание файлов. Обновления на моем Kindle происходят автоматически, без моего ведома или согласия. Я так плохо разбираюсь в безопасности Facebook, что понятия не имею, какую операционную систему они используют.
Есть много веских причин, по которым мы все стекаемся в эти облачные сервисы и платформы, контролируемые поставщиками. Преимущества огромны: от стоимости и удобства до надежности и самой безопасности.Но это по своей сути феодальные отношения. Мы уступаем контроль над нашими данными и вычислительными платформами этим компаниям и верим, что они будут относиться к нам хорошо и защитят нас от вреда. И если мы пообещаем им полную верность — если мы позволим им контролировать нашу электронную почту, календарь, адресную книгу, фотографии и все остальное — мы получим еще больше преимуществ. Мы становимся их вассалами; или, в плохой день, их крепостных.
Там полно феодалов. Очевидными являются Google и Apple, но Microsoft пытается контролировать как пользовательские данные, так и платформу конечного пользователя.Facebook — еще один господин, контролирующий большую часть нашего общения в Интернете. Другие феодалы меньше и более специализированы — Amazon, Yahoo, Verizon и т. д. — но модель та же.
Безусловно, феодальная безопасность имеет свои преимущества. Эти компании намного лучше в плане безопасности, чем средний пользователь. Автоматическое резервное копирование спасло много данных после аппаратных сбоев, ошибок пользователя и заражения вредоносным ПО. Автоматические обновления значительно повысили безопасность. Это также верно для небольших организаций; они в большей безопасности, чем были бы, если бы попытались сделать это сами.Для крупных корпораций со специальными отделами ИТ-безопасности преимущества менее очевидны. Конечно, даже крупные компании отдают на аутсорсинг такие важные функции, как расчет налогов и услуги по уборке, но у крупных компаний есть особые требования к безопасности, хранению данных, аудиту и т. д., а это просто невозможно с большинством этих феодалов.
У феодальной безопасности тоже есть свои риски. Поставщики могут совершать и совершают ошибки безопасности, затрагивающие сотни тысяч людей. Поставщики могут связывать людей отношениями, из-за чего им будет сложно взять свои данные и уйти.Продавцы могут действовать произвольно, вопреки нашим интересам; Facebook регулярно делает это, когда меняет настройки людей по умолчанию, внедряет новые функции или изменяет свою политику конфиденциальности. Многие поставщики передают наши данные правительству без уведомления, согласия или ордера; почти все продают его для получения прибыли. На самом деле это не удивительно; следует ожидать, что компании будут действовать в своих собственных интересах, а не в интересах своих пользователей.
Феодальные отношения по своей сути основаны на власти. В средневековой Европе люди присягали феодалу в обмен на его защиту.Это расположение изменилось, когда лорды осознали, что обладают всей властью и могут делать все, что захотят. Вассалов использовали и злоупотребляли ими; крестьяне были привязаны к своей земле и стали крепостными.
Популярность и вездесущность интернет-лордов позволяют им получать прибыль; законы и взаимоотношения в правительстве облегчают им удержание власти. Эти лорды соперничают друг с другом за прибыль и власть. Проводя время на их сайтах и предоставляя им нашу личную информацию — будь то через поисковые запросы, электронные письма, обновления статуса, лайки или просто наши поведенческие характеристики — мы предоставляем сырье для этой борьбы.В этом мы похожи на крепостных, обрабатывающих землю на наших феодалов. Если вы мне не верите, попробуйте забрать свои данные с собой, когда будете покидать Facebook. И когда между великанами вспыхивает война, мы становимся побочным ущербом.
Так как же нам выжить? У нас все чаще остается мало альтернативы, кроме как доверять кому-то , поэтому нам нужно решить, кому мы доверяем, а кому нет, а затем действовать соответственно. Это непросто; наши феодалы изо всех сил стараются не быть прозрачными в своих действиях, своей безопасности и многом другом.Используйте любую силу, которая у вас есть — как личности — никакой; как крупные корпорации, больше — договариваться с вашими лордами. И, наконец, не будьте крайними ни в чем: политическом, социальном, культурном. Да, вас могут отключить без права обращения, но обычно это затрагивает тех, кто находится на краю. Не очень приятно, согласен, но хоть что-то.
Что касается политики, у нас есть план действий. В краткосрочной перспективе нам необходимо сохранить возможность обхода — возможность модифицировать наше оборудование, программное обеспечение и файлы данных — законно и сохранить сетевой нейтралитет.Обе эти вещи ограничивают то, насколько лорды могут воспользоваться нами, и они увеличивают вероятность того, что рынок заставит их быть более доброжелательными. Последнее, чего мы хотим, — это чтобы правительство — то есть мы — тратило ресурсы на то, чтобы навязывать одну конкретную бизнес-модель другой и подавлять конкуренцию.
В долгосрочной перспективе нам всем нужно работать над уменьшением дисбаланса сил. Средневековый феодализм превратился в более сбалансированные отношения, в которых у лордов были обязанности, а не только права.Сегодняшний интернет-феодализм является одновременно случайным и односторонним. У нас нет другого выбора, кроме как довериться лордам, но взамен мы получаем очень мало гарантий. У лордов много прав, но мало обязанностей или ограничений. Нам нужно сбалансировать эти отношения, и вмешательство государства — единственный способ добиться этого. В средневековой Европе рост централизованного государства и верховенства права обеспечил стабильность, которой не хватало феодализму. Великая хартия вольностей сначала возложила ответственность на правительства и поставила людей на долгий путь к управлению людьми и для людей.
Нам нужен аналогичный процесс, чтобы обуздать наших интернет-лордов, а рыночные силы вряд ли его обеспечат. Само определение власти меняется, и проблемы гораздо серьезнее, чем Интернет и наши отношения с нашими ИТ-провайдерами.
Данные в осаде
Аналитический центр HBR
Политическая экономия феодализма в средневековой Европе Эндрю Т. Янга :: SSRN
Конституционная политическая экономия (ожидается)
27 страниц Опубликовано: 2 июня 2020 г. Последняя редакция: 29 октября 2020 г.
Дата написания: октябрь 2020 г.
Аннотация
Почему в Западной Европе возникли прочные традиции экономической и политической свободы? Ответ на этот вопрос необходимо искать на конституционном уровне.В рамках средневекового конституционного порядка традиции представительного и ограниченного правительства развивались посредством моделей конституционных переговоров. Политически фрагментированный ландшафт, возникший после упадка Западной Римской империи и миграции варваров, способствовал этим закономерностям. В частности, для этого ландшафта характерны полицентрические и иерархические структуры управления; в этих структурах держатели прав на политическую собственность были суверенными и остаточными претендентами на доходы от управления.Я подробно объясняю, почему эта среда полицентричного суверенитета способствовала конституционным переговорам в направлении эффективного управления и большей свободы.
Ключевые слова: Политическая и экономическая свобода; Средневековая Западная Европа; полицентрический суверенитет; Конституционные переговоры; Феодализм
JEL Классификация: h21; Н77; Р16; Р5
Рекомендуемое цитирование: Рекомендуемая ссылка
«Неофеодализм» в Америке? Консерватизм по отношению к европейскому феодализму: Международное обозрение социологии: Том 17, № 3
1.Липсет и Маркс (2000) комментируют, что Алексис де Токвиль описывается как «молодой француз», хотя большинство неоконсерваторов в США предпочли бы вычеркнуть последнее слово или заменить его словом «американец» в стиле «Французский картофель фри». «писал, что Соединенные Штаты, единственная успешная демократия своего времени, отличались от всех европейских наций отсутствием феодального прошлого и тем, что они были более социально эгалитарными, более меритократическими, более индивидуалистическими, более ориентированными на права и более религиозными».
2.Данн и Вудард (1996:88) отмечают, что «традиционные консервативные верования существовали до Берка», таким образом подразумевая, что средневековье, включая феодализм, было по существу архиконсерватизмом. Точно так же Липсет и Маркс (2000) четко определяют феодализм как традиционализм, несколько оскорбительно отличая Америку как «исключительную» нацию, «от более традиционных, привязанных к статусу постфеодальных наций Старого Света». ) имплицитно определяют феодализм в консервативных терминах, определяя первый как «наследственную привилегию», «аскриптивно узаконенный высший класс и фиксированные низшие классы», а также отмечая, что в феодальной Европе 19 -го -го века «господствующий консерватизм сочетался государству» в отличие от «всеохватывающего либерализма» Америки.Как уже отмечалось, Нисбет (Nisbet, 1966. Nisbet Robert. . . 1966. The Sociological Tradition . New York: Basic Books. [Google Scholar]):14) более четко определяет феодализм и средневековье в целом как консерватизм, и, наоборот, утверждая, что консервативные идеи «так и не прижилась в Америке» (sic!) из-за отсутствия у нее «средневекового институционального прошлого». В то время как Нисбет сожалеет об этом консервативном упущении, Липсет и Маркс (2000) отмечают то, что они называют «возрождением» консерватизма в послевоенной Америке, особенно в 1980–2000-х годах.Кроме того, в отличие от Нисбета, они, кажется, думают, что «то, что американцы называют консерватизмом», представляет собой возрождение или переименование классического либерализма, тем самым смешивая их и упуская из виду, что последний изначально был Мангеймом (Mannheim, 1986, Karl. 1986. Conservatism , London). : Рутледж и Кеган Пол. [Google Scholar]), подчеркивали, «непосредственным» антагонистом первого и в своей модернизированной форме продолжал оставаться таковым в западных обществах, включая саму Америку, к 21 –1 векам. В то время как Нисбет косвенно признает, Липсет и Маркс, похоже, упускают из виду или отрицают, что «классическая либеральная идеология» возродилась благодаря современному либерализму (Habermas 2001 Habermas Jürgen.. 2001 . Постнациональное созвездие . Кембридж: MIT Press. [Google Scholar]), а не (или в меньшей степени через консерватизм, включая неоконсерватизм, несмотря на его риторику или политику невмешательства. В общем, признается и игнорируется соответственно, что даже в Америке и a fortiori других западных обществах современный либерализм , а не неоконсерватизм, не только по предположению, но и в действительности является первым наследником классической либеральной философии (Dahrendorf 1979 Dahrendorf, Ralph. 1979. Life Chances , Chicago: Chicago University Press.[Google Scholar]). Примечательно, что такое пренебрежение или отрицание упускает из виду или отрицает основную мысль статьи о том, что американский и другой консерватизм является своего рода неофеодализмом и неосредневековьем, в отличие от либерализма как антифеодализма и антимедиевизма.
3. Вебер добавляет, что «колония (под руководством Уинтропа) склонялась к разрешению поселения джентльменов в Массачусетсе, даже верхней палаты с наследственным дворянством, лишь бы джентльмены придерживались церкви. Колония оставалась закрытой ради церковной дисциплины.
4. Липсет и Маркс (2000), последовательно утверждая, что в Америке не было феодализма, в том числе феодальной аристократии, похоже, подразумевают или допускают, что американский религиозно-политический консерватизм может быть в какой-то степени «феодальным», «аристократическим», даже репрессивным. и сектантским, как и в случае с протестантизмом, если не теократическим (Lipset 1996, Lipset Seymour. . . 1996 . American Exceptionalism . New York: Norton . Традиция .Нью-Йорк: основные книги. [Google Scholar]), считая медиевизм консервативной моделью в целом. Однако это создает противоречие, поскольку религиозно-политический консерватизм в особой форме протестантского сектантства с пуританскими корнями преобладал в американской истории (Lipset 1996, Lipset Seymour. . . 1996 . American Exceptionalism . New York: Norton . [ Google Scholar]), от теократии Новой Англии 17 -го века до Южного библейского пояса 21 -го века (Bauman 1997 Bauman, Zygmunt.1997. Постмодерн и его недовольство , Нью-Йорк: Издательство Нью-Йоркского университета. [Google Scholar]; Мунк 2001 Мунк Ричард. . 2001 . Этика современности . Лэнхэм: Роуман и Литтлфилд. [Google Scholar]). Просто, если пуританство было и остается через протестантский консерватизм тем, что Токвиль называет «судьбой», а Вебер — «самой роковой силой» Америки, то пуританское феодализм и прочее средневековье унаследовано и импортировано из «старого мира» исторически и социологически сверх- определяет «новую нацию», тем самым делая последнюю почти такой же «старой», если не окончательно «старше», т.е.е. более религиозный, традиционалистский, фундаменталистский, антиэгалитаристский, чем постфеодальная Европа, как в начале 21 -го века (Inglehart 2004). Инглхарт, Рональд 2004. Человеческие убеждения и ценности . Мексика: Siglo XX. [Google Scholar]). В свою очередь, неспособность идентифицировать или признать эту пуританско-феодальную детерминацию, вероятно, является одним из наиболее распространенных, устойчивых, поразительных или впечатляющих заблуждений в американской социальной науке, а также в обществе в целом.
5.Диккенс саркастически и, возможно, — в свете энронизма или мафиозного капитализма (Pryor 2002 Pryor, Frederic. 2002. The Future of US Capitalism , New York: Cambridge University Press. [Google Scholar]) в Америке при неоконсерватизме — пророчески замечает что «хороший американец, как правило, довольно суров к мошенникам, но он искупает свою строгость дружелюбной терпимостью к мошенникам». Его единственное требование состоит в том, что он должен лично знать мошенников. Американский народ будет ограблен до тех пор, пока американский характер остается таким, какой он есть; до тех пор, пока она терпима к удачливым мошенникам [т.д.] до тех пор, пока они заслуживали разграбления» (цит. по Merton 1968:197).
6. Например, предвосхищая Веблена, Дж. С. Милль замечает, что вряд ли есть какие-либо пределы тому, что «невежественный феодал [например, итальянская] знать могла и дала бы за неизвестную роскошь, впервые представленную их взору». 192. [Crossref], [Web of Science ®], , [Google Scholar]): 172) предполагает, что такие «анекдотические» случаи корпоративных злоупотреблений в 2000-х годах, как Enron, Tyco и даже Xerox, являются «представителями более крупных тенденций ухудшения качество и достоверность отчетов о прибылях корпораций» или «часть более крупной динамики» в экономике США, особенно в условиях неоконсерватизма.В частности, он считает каждый из этих случаев «парадигмальным примером какого-либо злоупотребления: Enron — как пример мошеннической отчетности о доходах, Tyco — как пример управленческого воровства, а Xerox — как пример тонких манипуляций для достижения целей». Desai 2005 Desai, Mihir. 2005. The Degradation of Reported Corporate Profits. Journal of Economic Perspectives , 19: 171–192. [Crossref], [Web of Science®], , [Google Scholar]:176). Следовательно, Десаи (2005: 186–189) делает вывод, что «происходит что-то более широкое в отношении надежности» прибыли бизнеса, «легко разыгрываемой финансовыми инженерами» в экономике США, и даже что «долговременное изменение характера прибыли отчетность, особенно среди крупных фирм, находится в центре деградации корпоративных прибылей, а не временного отказа механизмов управления.Кроме того, он предполагает, что консервативная политико-экономическая система, «которая позволяет менеджерам по-разному характеризовать доход в зависимости от аудитории, узаконивает манипулирование доходами и дает менеджерам определенную лицензию, которая может означать начало» скользкого пути или каскада, используя передовые системы информационных технологий для их целей а-ля Макиавелли (Desai 2005 Desai, Mihir. 2005. The Degradation of Reported Corporate Profits. Journal of Economic Perspectives , 19: 171–192.[Crossref], [Web of Science ®], , [Google Scholar]:190). Это подтверждает, что консерваторы или плутократы США обычно используют, продвигают и прославляют передовые технологии в своих авторитарных, антиэгалитарных, исключающих и воинственных, в том числе милитаристских или империалистических, целях, таким образом, как макиавеллистский инструмент своего господства и подчинения человека и, в конечном итоге, уничтожения, а именно . БЕЗУМНЫЙ ядерный сценарий, а не ради освобождения, процветания и демократии, как они заявляют и во что, похоже, верят большинство американцев.Проще говоря, вышеизложенное представляет собой картину системы «высокотехнологичного» мошенничества, обмана, махинаций и коррупции 90 382, включая 90 383 финансово-бухгалтерскую инженерию, парадигматическим примером и, возможно, кульминацией которой на данный момент является Enron.
8. Solon (2002 Solon, Gary. 2002. Cross-Country Differences in Intergenerational Earnings Mobility. Journal of Economic Perspectives , 16: 59–66. [Crossref], [Web of Science®], , [Google Scholar] ):63–4) отмечает, что различные сравнительные исследования «убедительно свидетельствуют о том, что Канада и Финляндия, как и Швеция, являются более мобильными обществами, чем Соединенные Штаты» или, наоборот, что последние и Великобритания «менее мобильны», чем первые.В частности, Солон (Solon, 2002, Gary. 2002. Cross-Country Differences in Intergenerational Earnings Mobility. Journal of Economic Perspectives , 16: 59–66. [Crossref], [Web of Science®], , [Google Scholar]) :65) допускает, что «контрасты между Швецией и США как в неравенстве, так и в межпоколенческой мобильности могут быть связаны», как предположили Бьоркланд и Янти (Bjorkland, 1997, Anders and Markus, Janti. 1997. Межпоколенческая мобильность доходов в Швеции по сравнению с У.S. American Economic Review , 87: 1009–1032. [Google Scholar]). В целом, Брин и Йонссон (2005 г. Брин, Ричард и Ян, Йонссон. 2005 г. Неравенство возможностей в сравнительной перспективе: последние исследования образовательных достижений и социальной мобильности. Annual Review of Sociology , 31: 223–43. [Crossref], [Web of Science ®], , [Google Scholar]): 233–4) делают вывод в обзоре сравнительных эмпирических исследований мобильности доходов между поколениями, что они «показывают, что Соединенные Штаты заметно более негибкие, чем страны, с которыми его сравнивали (в основном страны Северной Европы)», о чем свидетельствуют корреляции между отцом и сыном (0.45 в Америке против 0,13 в Швеции, 0,28 в Финляндии, 0,34 в Германии).
9. Bourdieu (1998 Bourdieu, Pierre. 1998. Acts of Resistance , New York: Free Press. [Google Scholar]):35) комментирует, что американский неоконсерватизм пытается восстановить радикальный или ничем не сдерживаемый капитализм, у которого «нет другого закон, чем закон максимальной прибыли» и «без всякой маскировки, но рационализированный, доведенный до предела своей экономической эффективности введением современных форм господства [плюс] методов манипулирования [т.е.г. реклама]». Англия.
11. Оррен (Orren, 1991, Orren, Karen. 1991. Запоздалый феодализм , Нью-Йорк: издательство Кембриджского университета. [Google Scholar]) добавляет, что в 19 -м -м веке Америка «служащих жила в разделенном политическом мире. Единый мир [партийная политика] был либеральным; другая [судебная система] в своей основе средневековая.В свою очередь, Линд (1993 Lynd, Staughton. 1993. Обзор запоздалого феодализма: труд, закон и либеральное развитие в Соединенных Штатах. Карен Оррен. The Journal of American History , 79: 1593–1595. [ Google Scholar]): 1595) в рецензии на книгу Оррена отмечает, что американский консерватизм (или, по его словам, «либерализм») «навсегда провозглашает [в новой нации] нового человека, новую сделку, новую границу». или новый завет. Но либеральное видение содружества равных граждан приклеивается к [консервативным] продолжающимся иерархическим [феодальным] отношениям между работодателем и работником.
12. Hodgson (1999 Hodgson, Geoffrey. 1999. Economics and Utopia , New York: Routledge. [Google Scholar]): 206) добавляет, что «в английском феодализме крепостное право быстро пришло в упадок после 1300-х годов, чтобы быть замененным различными видами землевладения и подсобным трудом. Феодальные общественные отношения [включали] принципы унаследованных божественных прав и обязанностей, основанных на иерархии землевладения. Богатые и могущественные, неаристократические группы интересов [например, купцы и помещики] должны были в конечном итоге представлять смертельную угрозу феодальной системе».
13. Коэн (2003 Cohen, Daniel. 2003. Our Modern Times , Cambridge: MIT Press. [Google Scholar]):15) добавляет, что «в первые дни фабричной работы графики и обычаи оставались такими же, как и раньше». в деревне: люди вставали рано и ложились спать поздно, а дети работали». – 1558. [Crossref], [Web of Science ®], , [Google Scholar]) отмечает, что «структурный конфликт или классовый конфликт должен быть более распространенным при феодализме, чем при капитализме, поскольку рента более постоянна при феодализме.В развитом капиталистическом обществе не произошло никакой революции». 17: 146–170. [Crossref], [Web of Science ®], [Google Scholar]):164) определяет патримониальные «механизмы контроля», используемые неоконсерватором Рональдом Рейганом (а также некоторыми причудливыми «либералами») как губернатор Калифорнии: «Личный состав подбирается на основе личных связей и лояльности; они обычно зависят от губернатора, и если ничего не помогает, они могут быть подвергнуты суровым и произвольным санкциям — в терминах Вебера отношения являются патримониальными».
16. Далее, Бурдье (1998 Bourdieu, Pierre. 1998. Acts of Resistance , New York: Free Press. [Google Scholar]): 34) отмечает, что этот процесс инволюции или регрессии в репрессивное пенитенциарное государство, т.е. «то, что мы видим в Америке, начинает проявляться в Европе».
17. Бурдье (Bourdieu, 1998, Pierre. 1998. Acts of Resistance , New York: Free Press. [Google Scholar]):42) добавляет американский и другие неоконсерватизм с его особенно пропагандируемым социальным неодарвинизмом. Чикагской школой экономики на примере Friedman, Becker et al., воспроизводит своего рода новую аристократию (или дворянство), обладающую «всеми свойствами дворянства в средневековом смысле [благодаря] своему авторитету образованию [или] уму, рассматриваемому как дар Небес».
18. Например, в 2000-х годах ультраконсервативный штат Аризона приговорил учителя ровно к 200 годам (без права досрочного освобождения), а прокурор потребовал не менее 340 лет лишения свободы за хранение непристойных («порнографических») картинки. А Верховный суд, как сообщается, отказался даже выслушать апелляцию подсудимого об отмене приговора как драконовски жестоком и необычном наказании, выражающем несоответствие между нарушением и санкцией, то есть уголовной несправедливости.
19. Бек (2000 Beck, Ulrich. 2000. The Brave New World Of Work , Cambridge: Polity Press. [Google Scholar]):112) комментирует, что «всеобщая миссия свободного рынка [является] верой Америки сама по себе [с] побочными эффектами этой далеко не современной, а скорее даже архаичной идеологии свободного рынка» или, скорее, laissez-faire.