Люций Апулей «Метаморфозы, или Золотой осёл»

Хотите попробовать фэнтези, что была седой древностью уже во времена короля Артура? Нет ничего проще — почитайте античных авторов, и вы убедитесь, что всё новое либо уже изобретённый велосипед, либо давно открытая Америка.

«Что не дозволено Юпитеру, то позволено быку» — сказал однажды Зевс, собираясь к Европе, и облачился в бычьи шкуры. Ну а что не позволено быкам, то дозволено ослам, — решил герой Апулея, превращённый против воли в ишака — ведь ослики животные упрямые, и спрос с них небольшой. Можно подглядывать за купающимися девицами, таскать куски с хозяйского стола, кричать во всё ослиное горло и вообще вести себя как душе заблагорассудится… Что взять с такого дурня, если его не отправят на живодёрню? Осёл и есть.

Некоторые из приведённых в книге историй кажутся знакомыми — например, о ночном бдении возле покойника. Нет, это не Хома Брут, и от древних ведьм так легко не отделаешься! Просто даже классики, и Николай Васильевич в том числе, у кого-то учились, и рассказывали свои версии прочитанных прежде историй.

Что можно сказать о книге? Увлекательная. Жестокая. Озорная… Она пережила набеги гуннов, ядерные взрывы и развалы мировых империй, уцелела после бесчисленных войн и костров инквизиции. Оказала влияние на мировую культуру и продолжает читаться по сей день.

Текст несколько архаичный, но не «мёртвый», и ни капельки не занудный. По части увлекательности он даст фору любой современной фэнтези-эпопее. Всё, о чём сейчас понаписали бы толстые тома, уместилось в одной небольшой книге.

Секреты литературного долголетия очевидны:

Пишите просто и увлекательно, без заумных словечек и высокого штиля — и всё написанное разлетится до самого Рима.

Называйте вещи своими именами — осёл это осёл, медведиха это медведиха, а вовсе не коза и не баран. И если человеческие нравы порой жестоки — так опишите человека как он есть, во всей красе!

Будьте сами собой.

..

Лишь немного подкачал финал — слишком ожидаемо и перенасыщено пафосом. Настоящий поток благодарностей — ведь каждому из богов нужно воздать почести — а вдруг кто обидится? Побольше флейт, лир и кимвалов, побольше торжественных хоров и процессий, красивых невольниц и эфебов, ведущих белых жертвенных бычков!

В версии Лукиана такого столпотворения нет, но сам текст — фактически пересказ той же истории — бледнее и суше, поэтому советую читать именно Апулея, в классическом переводе М. Кузмина.

Хотите почитать других древних фантастов? Попробуйте аристофановский «Мир» или «Икаромениппа» Лукиана, где повествуется о полётах к богам.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)
(а если вдруг решите, что ну её к воронам, эту фэнтези, рекомендую попробовать шекспировские страсти Софокла и судебную речь Апулея («Апология, или О магии») — только не показывайте это своему адвокату! а то, клянусь богиней разврата, словесный понос обеспечен)

Характеристика героя Луций (Метаморфозы, или Золотой осел Апулей) :: Litra.RU

Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Характеристики героев / Апулей / Метаморфозы, или Золотой осел / Луций     ЛУЦИЙ (лат. Lucius) — герой романа Л. Апулея «Метаморфозы» (II»Шв. н.э.). Поначалу роман имел только это название, но в Vв. Аврелий Августин назвал его «Осел» («Asinus»). Позднее за романом закрепилось название «Золотой осел» («Asinus aureus»), где эпитет «золотой» означал высшую степень похвалы со стороны многочисленных читателей (по аналогии с «золотыми словами»).     Литературным прототипом Л. стал герой греческой повести «Метаморфозы», написанной Лукием из Патр, затем переработанной Лукианом в его пародийно-иронической повести «Лукий, или Осел». Сюжет этих повестей был обработан Апулеем и сильно расширен за счет вставных новелл полуфольклорного характера (наиболее известная из них — сказка об Амуре и Психее). В большой степени прототипом Л. выступает и сам автор — Апулей. Основное повествование в романе ведется от первого лица — автор рассказывает о Л. как о самом себе. У них одно имя, одно место рождения — город Мадавра. Л. в конце романа, как и Апулей, становится жрецом Изиды. История Л. в романе начинается с того, что он, богатый греческий юноша, отправляется по делам в Фессалию, исконную родину волшебниц. Приехав в город Гипату, он останавливается у богатого ростовщика Милона, женатого на колдунье Памфиле. Желая проникнуть в тайны ее волшебства, Л. вступает в любовную связь со служанкой Памфилы Фоти-дой. С ее помощью он наблюдает, как Памфи-ла превращается в сову, и просит Фотиду превратить в птицу и его. Но та, перепутав мази, превращает его в осла. Для того чтобы вернуть человеческий облик, Л. должен съесть лепестки розы, но так как роз рядом не оказалось, то решили подождать до утра. А утром на дом ростовщика напали грабители и увели с собой Л. в облике осла. Так началась его «одиссея» — многочисленные злоключения, тяжкие испытания, в которых он проходил через ад побоев, голода, унижений и угрозы смерти. Сохраняя человеческие способности, он слышит множество разных житейских историй, рассказываемых его временными хозяевами, случайными прохожими или попутчиками. В конце концов отчаявшийся Л. убегает от очередного хозяина и, очутившись на берегу моря, обращается с мольбой к богине Изиде, прося вернуть ему человеческий облик или послать ему смерть. Во сне ему является Изида и обещает помочь, с тем условием, что остаток жизни он посвятит служению ей. На следующий день во время торжественной процессии, посвященной Изиде, Л. получил из рук верховного жреца венок из роз и, съев цветы, снова обрел человеческий облик. После этого Л. становится ревностным почитателем и жрецом Изиды. Если в «Метаморфозах» Лукия из Патр Л. со всей серьезностью погружается в исследования магических превращений, а в повести Лу-киана служит для наглядного показа насмешливого отношения автора к этим превращениям, то в романе Апулея образ Л. несет серьезный философский и мистериальный смысл. Л.— платоновский герой, олицетворяющий его притчу о «трехчастной» душе. (Душа — это колесница, ее божественная часть — возничий, а две «смертные» части — два коня, белый и черный.) В начале романа Л. едет на ослепительно-белом коне, который после превращения Л. в осла отказывается признавать в нем хозяина и возвращается к нему чудесным образом лишь после обретения Л. человеческого облика. Превращение Л. в осла — это и наказание, и наглядная демонстрация того, что поначалу в душе Л. возобладали стихийные, темные задатки. По Плутарху, учеником которого считал себя Апулей и который в романе упоминается как один из предков Л., осел — домашнее животное, символизирующее чудовище Тифона: олицетворяет все стихийное, бурное, неразумное — в пределах души, а в пределах тела — смертное, вредоносное, возбудительное. Жрец Изиды укорял Л.: «Не впрок пошли тебе ни происхождение, ни положение, ни даже сама наука, которая тебя отличает, потому что ты, сделавшись рабом сластолюбия, получил роковое возмездие за неуместное любопытство». Для того чтобы получить лепестки розы (священного цветка Изиды), душа Л. должна пройти через мистериальное очищение и обратиться к светлой стороне бытия, о чем и рассказывает Апулей в знаменитой XI главе «Метаморфоз». Образ Л. часто сравнивают с образом Психеи, героини одной из новелл романа. В Психее видят аллегорию души Л. в ее стремлении к любви, свету, мистериальному таинству единения с высшими силами. Апулеев-ский Л. является прямым наследником Одиссея и Энея, но уже в неоплатоновском переосмыслении — странствует, движется к определенной цели душа Л.: от греха и наказания за него к раскаянию и очищению. В средние века отношение к «Метаморфозам» Апулея и к самому Л. было весьма противоречивым. Многие, в том числе Аврелий Августин, считали этот образ несовместимым с христианством. В настоящее время»Шв. чаще видят «промежуточного» героя — между язычеством и христианством. Легенда о превращении человека в осла широко представлена в средневековом фольклоре, но уже с ярко выраженным христианским оттенком. Напр., в немецкой легенде XVII»Шв. для превращения осла в человека необходимо съесть свяченый веночек (или выпить святой воды) в праздник Тела Господня. Некоторые исследователи (В.Андерсон) полагают, что все эти легенды явились фольклоризованными вариантами «Метаморфоз». Другие (С.В.Полякова) считают, что, напротив, Апулей повторил стабильный мифологический сюжет. Образ Л. оказал огромное влияние на европейскую литературу. Он послужил предшественником героя «Божественной комедии» Данте; идею мистериального очищения души героя от апулеевского Л. воспринял Гете в «Фаусте». Немецкие романтики (братья Гримм «Ослиный салат») и Байрон во многих произведениях воплощали идущую от Л. идею «странствий души». В русской литературе Л. стал своего рода литературным фундаментом для пушкинского Онегина, который «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». Добавил: TEAMCASPER / Характеристики героев / Апулей / Метаморфозы, или Золотой осел / Луций

Смотрите также по произведению «Метаморфозы, или Золотой осел»:

Старинное : Античная литература : МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО МЕТАМОРФОЗ : Луций Апулей : читать онлайн : читать бесплатно

МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО «МЕТАМОРФОЗ» Роман Апулея «Метаморфозы», написанный во II веке н. э., едва ли не единственное произведение античной литературы, которое читали во все последующие века. Содержание романа будоражило воображение римских императоров, средневековых монахов, гуманистов Возрождения, вольнодумцев XVIII века. Русский читатель обычно узнает впервые имя Апулея из автобиографических строк «Евгения Онегина» (гл. 8): В те дни, когда в садах Лицея Я безмятежно расцветал, Читал охотно Апулея, А Цицерона не читал… Отсюда читатель заключает, что из двух названных латинских авторов Апулея читать было интересно, а Цицерона скучно. О Цицероне спорить здесь не место, а об Апулее эта догадка совершенно справедлива. Его роман «Метаморфозы», герой которого ошибкой колдовства превратился из юноши в осла, долго скитался в ослиной шкуре, видел и слышал множество невероятных историй, чудом вновь обрел человеческий облик и в благодарность посвятил себя своей спасительнице — богине Исиде, — этот роман был любимым чтением всей Европы на протяжении столетий и недаром получил второе — лестное — заглавие «Золотой осел», а в России, незадолго до Пушкина, удостоился такого хорошего перевода, который переиздавался еще в XX веке. В то же время судьба этой книги удивительна. Роман читали во все времена, но воспринимали как бы не полностью: читателей разных эпох привлекали разные грани содержания романа. Современников Апулея и его ближайших потомков особенно притягивал изображенный в романе мир магии. Многие верили, что превращение юноши в осла — подлинный факт биографии писателя. Апулея представляли себе всемогущим магом, его иногда сравнивали с Христом и даже ставили выше Христа. Христианские писатели негодовали: Тертуллиан проклинал Апулея как антихриста; Лактанций убеждал, что все чудеса перевоплощений инспирированы демонами. И даже Августин спустя двести лет все еще воюет с Апулеем и считает его роман внушением дьявола. В эпоху средневековья изучали главным образом сказку об Амуре и Психее, составляющую середину романа, — ее понимали как аллегорическую притчу о любви души к богу. В представлении некоторых комментаторов этого времени Апулей — бывший маг и «антихрист» — становится чуть ли не провозвестником христианства. Возрождение и Просвещение, в свою очередь, читали «Метаморфозы» преимущественно как подборку жизненных историй — смешных, трогательных и ужасных — и видели в них отражение современных им нравов. Вдохновляясь сюжетами Апулея, создавали свои творения Боккаччо и Чосер. Вольтер использовал один из мотивов «Метаморфоз» в своем антихристианском памфлете. Сказку об Амуре и Психее в это время по большей части воспринимали как пленительную историю юных любовников. Ненужным довеском в романе казалась лишь последняя, одиннадцатая книга, раздражавшая всплеском неуместного благочестия и непонятной религиозности. Таким образом, «Метаморфозы» оказывались как бы «магическим зеркалом», в котором могли узнавать собственные черты столь удаленные от Апулея разные времена. Кто же был творцом этого «магического зеркала», универсального по своей способности отражать изменчивый облик жизни, одного из самых загадочных произведений античной литературы? Даты жизни Апулея приблизительны. Полагают, что он родился около 125 г. н. э. и умер около 170 г. Это были относительно мирные времена римской истории. На троне сменялись императоры династии Антонинов: Адриан (117-138), Антонин Пий (138-161), Марк Аврелий (161-180). Это были люди очень непохожие друг на друга, но все они были проникнуты сознанием своей ответственности за судьбы державы. Войн почти не было, если не считать мелких, пограничных. Империя, распростершаяся от Рейна и Евфрата до Сахары и Атлантического океана, насчитывала многие сотни маленьких городов, имевших статус самоуправления. В каждом был свой совет и два ежегодно сменяющихся правителя — дуумвира. Рабы и арендаторы обрабатывали поля горожан, а сами они наслаждались досугом и развлечениями. Историки впоследствии нередко называли II век «золотым веком Антонинов». Мир, установленный на несколько десятков лет, стал благотворной предпосылкой для развития культуры, отличительной особенностью которой было всеобщее оживление интереса к греческой старине, призывы возродить древнюю добродетель и связанный с ними пафос учительства и просвещения. Греческий язык наравне с латинским объединял культуры разных народов, населявших огромную территорию Римской империи. Уроженцы Малой Азии, Египта, Сирии и Африки становятся самыми заметными фигурами в литературе этого периода и пишут по-гречески и по-латыни как на родных языках. Основой для подобного единства была общая система образования. По сути она сводилась к тому, что в наши дни называется «развитием речи и мышления». Азбуке и счету учились у «грамматиста», чтению и разбору классических текстов — у «грамматика», сочинению и произнесению торжественных и судебных речей — у «ритора». В литературе эпохи, как и во времена Цицерона, по-прежнему доминирует устное ораторское слово. Речи создаются и произносятся как в серьезных целях — на государственных и семейных торжествах или при совершении пышных религиозных обрядов, — так и для развлечения. Почти в каждом городе был театр. На сцене ставились мимы из простонародной жизни и пышные мифологические балеты. Нередко со сцены выступал проезжий или местный ритор с речью, изобилующей интересными рассказами и занимательными рассуждениями. Риторов, или ораторов, для которых публичные выступления стали профессией, называли «софистами», так как они, подобно жившим в V в. до н. э. греческим «софистам» (платным учителям красноречия), странствовали из города в город и жили на заработок от своих выступлений. Народу на их выступления сбегалось не меньше, чем на театральные представления. Ритор держался величаво, голова и борода были умащены, одеяние — длинное и пышное, голос — чарующий, жесты — царственные, язык — образцовый, как у классиков. Он мог говорить на любую тему и склонить кого угодно к чему угодно. У риторов были соперники в популярности — философы. Множество философов также говорили речи и собирали вокруг себя толпу, — правда, не в театрах, а на площадях и перекрестках. Нередко они были грубо одеты, резки и дерзки — тем самым подчеркивалось, что дело их поважнее внешних прикрас: они учат людей правильно жить. Но непреодолимой грани между ними не было: философы владели риторической культурой, ораторы оперировали понятиями, выработанными философией. Для философии II века в целом были характерны пристальный интерес к внутренней жизни, мистико-религиозная окрашенность и дидактизм. Апулей принадлежал к числу именно таких риторов-философов, так как в нем гармонично сочетались блеск риторической формы и стремление к философскому осмыслению явлений. Он был одним из самых известных во II веке знатоков и почитателей Платона, поэтому современники называли его — Апулей философ-платоник из Мадавры. Мадавра, его родина, была маленьким городком на границе римской провинции Африки (современный Тунис) и соседней с ней Нумидии (современный Алжир). Отец Апулея, богатый человек, занимавший когда-то должность дуумвира, смог дать сыну лучшее по тем временам образование. Когда Апулей научился всему, чему можно, в Мадавре, отец отправил его доучиваться риторике, философии и праву: сначала в Карфаген, главный город провинции, потом — в Афины, «столицу философии», и наконец — в Рим. В Риме он жил, видимо, в течение нескольких лет, был там профессиональным адвокатом и оттуда отправился странствовать. В одном из путешествий Апулей женился на богатой вдове, родственники которой обвинили его в том, что он приворожил вдову магическими чарами. Состоялся суд, Апулей произнес блистательную речь в свою защиту и, вероятно, вышел победителем. О дальнейшей его жизни почти ничего неизвестно. Видимо, он поселился в Карфагене, стал там важным жрецом и при жизни удостоился двух статуй, а вместо сочинения судебных и парадных речей, или наряду с ними, занялся писательством. От Апулея сохранилось шесть произведений: роман «Метаморфозы», «Апология, или О магии», сборник отрывков из речей «Флориды» и три философских сочинения: «О божестве Сократа», «О Платоне и его учении» и «О Вселенной». Это лишь малая часть им написанного. По различным упоминаниям (самого Апулея и других писателей) мы знаем, что его перу также принадлежали роман «Гермагор», стихи и гимны, сборник любовных историй, «Сокращенные истории» неизвестного содержания, «Застольные беседы», трактаты «О государстве», «О медицине», «О пословицах», «Естественноисторические вопросы» и многое другое, не говоря уже о публичных речах, которые нередко после произнесения издавались. Одной из таких речей и была его «Апология» (полное название — «Апология, или Речь в защиту самого себя от обвинения в магии»). Тема магии на самом деле имеет лишь косвенное отношение к содержанию речи, которая есть по сути дела энкомий — похвальное слово образу жизни философа. «Про философов вообще невежды рассказывают небылицы, поэтому я берусь защищать не только сам себя, но и философию, по отношению к которой даже малейшее порицание является преступлением» — так начинает свое защитительное слово Апулей. Он защищается с профессиональным блеском (Апулей ведь — адвокат!). Демонстрируя свое ловкое и изощренное красноречие, Апулей, в частности, заявляет, что его невежественные обвинители даже и не предполагают, что значит «маг». А ведь «маг» на языке персов то же самое, что жрец; что же, в конце концов, за преступление, — спрашивает Апулей, — быть жрецом и хорошо знать законы обрядов и жертвоприношений? К тому же Апулей не раз подчеркивает, что он — философ, считающий Платона не только своим учителем жизни, но и защитником на суде, и часто его цитирует. Вторая половина речи весьма любопытно живописует бытовые отношения и нравы провинциального городка: семейные распри, перехваченные письма, ложные показания. Апулей изображает своих обвинителей как неисправимых пьяниц, развратников, интриганов. Ироническая интонация, доминирующая в речи, напоминает сократовскую иронию, а обвинения в занятиях магией перекликаются с обвинениями во введении новых богов, предъявленными Сократу. По всей вероятности, в качестве образца для своей «Апологии» Апулей взял платоновскую «Апологию Сократа», ибо и в других своих произведениях Апулей нередко ссылается на авторитет Сократа, стремясь придать своим рассуждениям большую значимость и вес. Так, во «Флоридах» — сборнике отрывочных исторических анекдотов, рассуждений и описаний — с особым почтением неизменно упоминается имя Сократа, жизнь которого была для Апулея образцом высочайшей нравственности. Основой для такой нравственности был образ «демона» (об этом Апулей пишет в сочинении «О божестве Сократа»). «Демон», в представлении людей того времени, высшее по отношению к человеку и невидимое существо, посредник между людьми и богами, бессменный страж и свидетель всех человеческих поступков: «…приучите свои души к мысли о том, что в действии или в размышлении нет для этих стражей ничего сокрытого ни в душе человека, ни вне ее; ибо вмешиваются они в каждую мелочь, все проверяют, все понимают и, подобно совести, в самых потаенных местах обитают». Лишь один Сократ был для Апулея человеком, который смог безукоризненно прожить жизнь, ни разу не испытав угрызений совести. «Почему бы нам, — продолжает Апулей, — взяв Сократа за образец и держа этот образец в памяти, не обратиться к благостному занятию философией… Даже не знаю, какая причина отвращает нас от этого. Ничему я так не удивляюсь, как тому, что все хотят жить хорошо и знают, что… нельзя жить хорошо, не заботясь о своей душе, но о душе своей не заботятся». Было сказано, хотя и с некоторым преувеличением, что если бы сохранившиеся произведения Апулея дошли до нас без имени автора, то вряд ли кто приписал бы их одному человеку: настолько в них сообразно жанру меняется стиль. Стиль «Апологии» примыкает к традициям пышной ораторской прозы, прозрачная простота философских сочинений близка к классическому римскому стилю, поразительная отточенность и изощренность «Флорид» позволяет безошибочно угадать в авторе представителя «второй софистики», а роман в своем разнообразии стилей просто неподражаем. Но главное впечатление, в значительной степени теряющееся в переводе, Апулей производит даже не стилем, а языком. Римская Африка была многоязычна. В эпоху Апулея крестьяне в деревнях продолжали говорить на том семитском наречии, на каком говорили в давние времена Пунических войн; в богатых и культурных домах в ходу был греческий язык, ставший после завоеваний Александра Македонского основным языком всего Средиземноморья. В I веке Африку стали заселять римские ветераны и безземельные беженцы из Италии, и с ними пришла «народная латынь», яркая и крепкая, но мало приспособленная для изящной литературы. Пришла и упомянутая система школьного обучения, которая принуждала овладевать «золотой латынью» — классическим языком, за полтораста лет до Апулея разработанным в прозе Цицероном, а в поэзии — Вергилием. Наконец, на все это ложилась тонким налетом мода последних десятилетий — архаизм, любовь к вычитанным из старых, доцицероновских и довергилиевских книг словам и оборотам. Из таких слагаемых образовалась «африканская латынь» — язык не только Апулея, но и других африканских писателей. Она давала небывалое богатство средств выразительности, и Апулей был одним из немногих, кто смог в совершенстве освоить все это изобилие. Словарь Апулея — едва ли не самый богатый в римской литературе. Разнообразие его стилистических приемов поражает: параллелизмы, аллитерации, метафоры, антитезы, архаизмы, неологизмы, целые гимны; иронические эпитеты, литературные реминисценции, мифологические сравнения. Особенно красочно и ярко вся эта мозаика переливается в «Метаморфозах». Если бы под именем Апулея до нас дошли только «Метаморфозы», их автор был бы не менее знаменит. Роман считается одним из оригинальнейших произведений античной литературы, несмотря на то что в нем множество заимствований. Основной сюжет — о превращении юноши в осла — был взят из несохранившегося романа Лукия из Патр (ок. I в. н. э.). Роман этот был написан по-гречески и также назывался «Метаморфозы», в нем, как предполагают, уже была известная назидательность, но отсутствовал финальный апофеоз Исиды. Одновременно с латинской переработкой Апулея была сделана греческая переработка того же сюжета — «Лукий, или Осел», приписываемая писателю-сатирику Лукиану, — совсем короткое сочинение с игривыми непристойностями и без всякой поучительности. Вставной материал «Метаморфоз» Апулея — бытовые, уголовные и эротические эпизоды — восходит к «Милетским рассказам» Аристида из Милета (I в. до н. э.), быстро переведенным на латинский язык и прочно заслужившим славу легкомысленного чтива. Центральная вставка — сказка об Амуре и Психее, с ее классическим началом «Жили-были в некотором государстве царь с царицею…» — пришла к Апулею из фольклора: в ее основе сюжет о чудесном супруге, который встречается в устном творчестве многих народов. Концовка романа — посвящение героя в таинства Исиды — считается автобиографическим дополнением Апулея. Однако в наибольшей мере роман обнаруживает свою зависимость от философии Платона. Имя Платона встречается во всех дошедших до нас произведениях Апулея, кроме «Метаморфоз». Но именно в «Метаморфозах» Апулей более всего обнаруживает свою приверженность идеям платонизма, хотя и говорит об этом аллегорически. Для Апулея самым важным в философии Платона было учение о человеческой душе. Об этом Апулей подробно пишет в своем трактате «О Платоне и его учении». Душа — трехчастна. Одна ее часть — «божественная», или «разумная». Две другие — смертные: лучшая — «пылкая», «порывистая», и худшая — «грубая», «инстинктивная», нуждающаяся в непрерывном укрощении. Эти взгляды Платона нашли свое иносказательное воплощение на самых разных уровнях структуры романа. В «Метаморфозах» легко выделяются три части: основная сюжетная линия, сказка и одиннадцатая книга. Стиль, поэтика, образный строй каждой из них в аллегорической форме воплощают платоновские представления о трехчастной душе. Божественной и бессмертной части души соответствует содержание и возвышенный строй одиннадцатой книги; в ней Луций начинает сознательную жизнь под водительством божества. Средней части души соответствует сказка об Амуре и Психее. Апулей подчеркивает промежуточное положение смертной природы Психеи, находящейся в постоянной зависимости то от божественного начала, символизируемого Амуром, то от дурного смертного, воплощенного в образах двух ее сестер. Наконец, низшей, чувственной части души соответствует мир образов сюжетной части с ее вставными «милетскими» новеллами — порочный, преступный и жалкий. Взгляды Платона — ключ и для понимания образа главного героя романа. Так, Платон, описывая три части души, пользуется сравнением, ставшим знаменитым: душа — это колесница, ее божественная часть — возничий, смертные части — два коня. Один — белоснежный, любящий почет, рассудительный и совестливый. Другой — черной масти, наглый и похотливый. Используя именно это платоновское сравнение, Апулей аллегорически изображает превращения своего Луция. В начале «Метаморфоз» герой едет по дороге на ослепительно белом коне (1, 2). После превращения Луция в осла этот конь отказывается узнавать своего хозяина, и Луций сетует на жестокость судьбы, по воле которой он сделался «ровней и товарищем» собственной лошади (VII, 3). В финале романа, после того как Луций вновь обретает человеческий облик, к нему тотчас же возвращается его белый конь. Этому событию предшествует вещий сон: герою снится, что к нему возвратился его раб по имени Кандид (букв. «белый»). Так Апулей аллегорически говорит о нарушенной и восстановленной гармонии между частями души Луция. Тем не менее автор «Метаморфоз» превращает своего «согрешившего» героя не в дурного коня, как можно было бы ждать, исходя из платоновского сравнения, а в осла. Почему? Платоновская метафорика описания худшей части души довольно разнообразна: это и «ужасный зверь на цепи», и тиран, узурпирующий власть, и мифологическое чудовище — богоборец Тифон. Для некоторых философов I — II вв. н. э., стремившихся уподобить философию Платона религии Исиды, наибольшее значение имел образ Тифона, который был отожествлен ими с персонажем египетских мифов Сетом, заклятым врагом Исиды. Плутарх, платоник I в. н. э., продолжателем которого себя мыслил Апулей (см. «Метаморфозы», I, 2), в своем трактате «Об Осирисе и Исиде» пишет, что Тифон-Сет в пределах души означает все непостоянное, бурное, неразумное; в пределах тела — смертное, вредоносное, возбудительное. Силы Тифона препятствуют тем, кто идет к правильной цели. Из домашних животных Тифону посвящено самое грубое — осел. Превращение Луция в культовое животное антагониста египетской богини должно было символизировать первый шаг героя на мистическом пути, в начале которого он должен был познать сущность злого начала мира, коренящегося во всякой душе, а в конце преодолеть его с помощью Исиды. Олицетворением сил Тифона в романе выступает служанка Фотида. Увидев Фотиду, Луций «остолбенел, пораженный ее прелестями». Он удивляется внезапно вспыхнувшей страсти, и, судя по его словам, такое с ним приключилось чуть ли не впервые: «Прежде я всегда презирал женские объятья», — говорит он своей возлюбленной, догадываясь об ее приворотных манипуляциях. На первый взгляд Фотида кажется эпизодическим персонажем. Однако, в сущности, она — лжедвойник Исиды. Образы Фотиды и Исиды — два полюса «Метаморфоз», между которыми разворачивается повествование. Именно Фотида заставляет Луция пасть до животного существования, тогда как Исида поднимает его на высшую мистериальную ступень бытия. О том, что Фотида мистико-аллегорическая фигура, говорит, в частности, ее имя, образованное от греческого φως, что означает «свет солнечный, дневной». Согласно Плутарху, именно Тифон-Сет мыслился воплощением неумеренного огня египетского солнца. В контексте романа образ Фотиды является олицетворением слепящего и пагубного света эротики и магии, явно противопоставленного животворному и преображающему свету истины Исиды. Кроме того, в антитезе Фотида — Исида отражено и учение Платона о двух Венерах, земной и небесной: неистовство страстей Фотиды в противоположность заботе и милосердию Исиды. И наконец, в отличие от Исиды, богини и «царицы небес», Фотида — служанка ведьмы и рабыня. Именно она увлекает Луция на тот путь, который приводит героя к краю бездны. Герой даже не предполагает, что после той вспышки чувственного восторга, который ему сулила красота Фотиды, ему суждено будет надолго стать участником мистерии кошмаров и воплощением «тифонической души». Сразу после превращения перед Луцием-ослом распахивается низменный мир «милетских рассказов», где верховодят жены-злодейки, грабят и убивают разбойники, бесчинствуют легионеры и богачи, где живут и действуют лишь под властью «худшего» начала смертной души. Вся большая сюжетная часть романа представлена как бы в двойном преломлении. В начале мы видим мир глазами Луция-человека, после превращения — глазами Луция-осла. Преломление это перекрестное: Луций-человек окружен всевозможными проявлениями сверхъестественного, а созданный фантастическим образом Луций-осел естественно вписывается в реальную, будничную жизнь: его колотят, на нем таскают поклажу. Почти сразу после своего превращения Луций слышит сказку об Амуре и Психее. Для Апулея важно, чтобы герой услышал сказку в облике животного: в ней в аллегорической форме содержится пророчество о его будущем спасении Исидой. Из вставных новелл сказке предшествуют истории о ведьмах и разбойниках, а после нее следуют рассказы о мельниках и огородниках. Герои этих рассказов внешне заурядные люди, но на самом деле они не менее порочны и злы, чем разбойники и ведьмы предыдущих новелл, только их пороки и преступления — тайные. Так, «добропорядочная жена» сукновала — прелюбодейка, бродячие жрецы Сирийской богини — развратники и воры, мачеха преступно вожделеет к пасынку. Везде, куда бы ни пришел Луций-осел, он видит проявление лжи, жестокости и вероломства. Находясь словно в колдовском круге всех этих историй, герой постепенно постигает скрывающуюся под разными личинами стихию неуничтожимого злого начала мира. Бо́льшая часть новелл построена сходным образом. Автор в них как бы демонстрирует единый механизм порождения зла: ничем не сдерживаемый инстинкт, чрезмерное желание, мучительная страсть оборачиваются причиной страшных преступлений. Показательна история Тразилла, которую Апулей сопровождает следующим восклицанием: «Прошу вас, со всей тщательностью выслушайте, на какие крайности оказалось способным исступленное чувство» (VIII, 3). Тразилл (греч. «дерзкий»), влюбившись в девушку, домогался ее руки. Она вышла за другого. Тразилл убивает соперника и сватается вновь. Молодой вдове во сне является тень мужа и открывает правду. Обезумев от горя, она мстит убийце: выкалывает спящему глаза, а себя пронзает мечом. Преступника вместе с двумя трупами живым замуровывают в склеп. В сущности, все новеллы второй половины романа повествуют о том, как люди становятся преступниками при самых разных обстоятельствах. Раб, пылающий страстью к свободной женщине, доводит собственную жену до самоубийства; жены бедняков стараются извести своих мужей ради любовников; богатая и знатная матрона возгорается страстью к ослу; богач, одержимый жадностью, из-за клочка земли спускает псов на ни в чем не повинных людей; женщина, обезумев от беспочвенной ревности, терзает мнимую соперницу. До самых последних строк читатель и не подозревает, что историю Луция ему рассказывает жрец Исиды. Ведь герой Апулея говорит о том, что с ним уже произошло, и все содержание «Метаморфоз» облечено в форму огромной речи-воспоминания Луция. Очевидно, что Луций-жрец рассказывает о своих странствиях в ослиной шкуре не только для того, чтобы читатель повеселился: по замыслу Апулея, веселье десяти книг романа должно быть уравновешено серьезностью содержания заключительной, одиннадцатой книги: ее мистический трепет не знает параллелей в римской литературе II века. Создавая свой странный роман, Апулей явно опирался на методическую максиму, сформулированную еще Платоном: «Обучая, развлекай». Обращаясь к читателю по-дружески доверительно, Апулей показывает, что ему хорошо известны его вкусы и аппетиты, и обещает вкусно его накормить: «Внимай, читатель, будешь доволен» (I, 1). В начале романа Апулей несколько раз подчеркивает, что основным свойством его героя является любопытство: Луций желает знать все или как можно больше. Любопытство издавна порицалось в философской литературе, считалось пороком, писали об этом и платоники. Плутарх посвятил этой теме специальный трактат, в котором он определяет любопытство как стремление побольше узнать о чужих тайнах и скрываемых недостатках, — в самом деле, добродетель же никто не станет прятать. Любопытный, утверждает Плутарх, открывает свои уши для самых дрянных разговоров, гнусных и грязных россказней, чем наносит своей душе непоправимый вред, становясь зловредным и злоречивым. Но от этой болезни есть верное средство, поучает Плутарх: любопытство нужно отвлечь, обратив свою душу ко всему достойному и прекрасному. И к этому нужно долго и терпеливо себя приучать. Даже мудрецу нелегко освободиться от этого свойства, и у многоумного Одиссея (как считает другой платоник, Филон Александрийский) основным пороком было любопытство. Одиссей не выдержал искушения знанием и стал слушать песнь сирен, хотя знал, что это грозит ему погибелью. Параллель Луция с Одиссеем достаточно отчетливо намечена и самим автором «Метаморфоз»: «Не без основания божественный творец поэзии у греков, желая показать нам мужа высшего благоразумия, изобразил человека, приобретшего полноту добродетели в путешествиях по многим странам и в изучении разных народов. Я сам вспоминаю свое существование в ослиной шкуре с большой благодарностью, так как, под прикрытием этой шкуры, испытав превратности судьбы, я сделался если не более благоразумным, то более опытным» (IX, 13). При этом Луция и Одиссея объединяет не только общий порок, но и мужество, качество, уравновешивающее любопытство. Оба они не раз оказываются на краю гибели из-за своего стремления «знать», но, благодаря способности переносить тяготы, удостаиваются покровительства таких великих богинь, как Афина и Исида. Зачин «Метаморфоз» перекликается с прологами римской комедии: «К рассказу приступаю, чтобы сплести тебе на милетский манер разные басни, слух благосклонный твой усладить лепетом милым, если ты только не презришь взглянуть на египетский папирус, исписанный острием нильского тростника, чтобы ты подивился на превращение судьбы и самих форм человеческих…» (1,1). Используя традиционную конструкцию «я расскажу тебе», Апулей в известной мере уподобляет свой роман поучительной беседе, характерной для римской стихотворной сатиры и прозаической диатрибы, и эта установка на диалог с читателем, вместо монолога, отличает «Метаморфозы» от других романов античности. Если все обращения к читателю собрать и сопоставить, то станет ясно, что Апулей ведет читателя по определенному, заранее намеченному пути. Предлагая фривольные и шокирующие истории, Апулей, как правило, снабжает их однотипным комментарием: «ужасное преступление», «страшное нечестие», «смертоубийственное злодеяние». Не боясь монотонности, автор выстраивает в конце романа целый ряд «кровавых историй» об убийстве и прелюбодеянии. Он явно стремится вызвать у читателя чувство ужаса и отвращения, нагнетая драматическое напряжение таких сцен. Читатель романа должен пройти с героем весь путь мытарств и потрясений, чтобы у него, как и у Луция, возникла потребность душевного очищения и нравственной метаморфозы. Тема метаморфозы (греч. «превращение») пронизывает всю античную мифологию и литературу (вспомним хотя бы «Метаморфозы» Овидия). Традиционно метаморфозу претерпевает только внешность героя, его характер и внутренний мир остаются без изменений. Метаморфоза всегда является следствием мыслей или действий героя: изменение его облика только обнаруживает, выявляет скрытый строй его души. В мистически окрашенной философии платонизма процесс метаморфозы принимает поистине космический масштаб, ибо он связан с циклами душепереселений. Так, в «Федоне» платоновский Сократ говорит: «Тот, кто предавался чревоугодию, беспутству, пьянству, вместо того чтобы их всячески остерегаться, перейдет, вероятно, в породу ослов или подобных животных» (81 е). В восприятии платоников метаморфоза обычно бывает наказанием и крайне редко наградой. Герой Апулея дважды претерпевает превращения: становится ослом и вновь обретает человеческий облик. Это свидетельствует о том, что в романе параллельно с темой метаморфозы речь идет о другом феномене: об обращении. В отличие от фантастичности метаморфозы, обращение знаменует собой реальное действие человека, вырастающее из его духовного опыта, и отмечает драматический поворот его жизни, постепенно подготавливаемый или внезапный. Это действие связано со стремлением человека к совершенству, духовному обновлению; то есть обращение есть следствие внутренних изменений. Но прежде чем подобная потребность возникла в душе Луция, он должен был пройти долгий причудливый путь, как бы совершить странствие по жизни. Мотив странствий роднит «Метаморфозы» с другими романами древности и перекликается с лейтмотивом «Одиссеи». Поэма Гомера служила образцом для романистов: в ней рассказывалось о приключениях, об удивительных обстоятельствах, в которых часто не по своей воле оказывался герой. Для платоников образ пути-странствия был метафорой самой жизни, по дорогам которой в поисках разгадки тайны своего существования человек обречен бродить от рождения до смерти. Роман платоника Апулея сильно отличается от большинства греческих романов, в которых доминирует любовная тема, его герой-странник жаждет знаний, при этом более всего его интересует магия. Роман открывается эпизодом, в котором Луций рассказывает о своем пути в Гипату — город, издревле известный как родина магического искусства. Случай сводит его с двумя путниками, оживленно обсуждающими вопрос о существовании магии. Один из них отрицает даже самую мысль о чем-либо подобном, другой уверяет, что испытал силу магического воздействия на себе. Аристомен рассказывает, как он оказался случайным свидетелем невероятных обстоятельств гибели своего товарища, ставшего игрушкой в руках ведьм. История звучит как предупреждение Луцию не вмешиваться в мир темных тайн. Но герой, лишь только он оказался в Гипате, немедля бросился на поиски чудес: «Все мне казалось обращенным в другой вид… камни, по которым я ступал, казались мне отвердевшими людьми, и птицы, которым я внимал, — такими же людьми, покрытыми перьями; деревья вокруг городских стен — подобными же людьми, покрытыми листьями, и фонтаны текли, казалось, из человеческих тел» (II, 1). Всякий новый эпизод Апулей строит как очередное предупреждение. В доме Биррены Луций видит скульптурную группу Артемиды и Актеона, уже наполовину превращенного в оленя. Актеон был растерзан собаками за дерзкую попытку проникнуть в тайны божества. Иронически предрекая его будущую метаморфозу, Биррена говорит герою, рассматривающему скульптуру: «Все, что ты видишь, — твое». Как и Актеон, Луций вскоре будет тайно наблюдать магические действия Памфилы и тотчас же окажется превращенным в осла. Вслед за тем герой слышит историю караульщика трупов, изувеченного ведьмами за безумное стремление им противостоять. И, наконец, последнее предупреждение, зловещая репетиция будущего превращения: именно вследствие хитрой уловки Фотиды, которая вместо волос некоего беотийского юноши принесла своей хозяйке козью шерсть, Луций оказывается невольной жертвой странного праздника бога Смеха. Над беспочвенными страданиями героя, втянутого в эту историю, потешается вся Гипата, и это происходит как раз накануне его превращения в осла, вызванного новым проступком Фотиды. По иронии судьбы вместо редкостного и чудесного, познать которое стремился Луций-человек, Луция-осла преследует однообразие порока и преступления. Приобщенный к «тайнам магии», герой очень скоро осознает эту зловещую ведьминскую насмешку, но винит во всем случившемся не себя и свое любопытство, а фортуну. Именно фортуна, «жестокая и ненасытная», бросила Луция-осла в табун, где его чуть было не растерзали жеребцы; затем — в руки мальчика-живодера и вслед за этим — к его обезумевшей матери; наконец, «жесточайшая фортуна» позволила купить Луция жрецам-развратникам, облик которых потряс даже осла. Тема ужасной, губительной фортуны пронизывает «милетские» рассказы: их персонажи-неудачники, как и Луций, в своих несчастьях винят фортуну. Апулей не придерживался общепринятой в его эпоху трактовки судьбы-фортуны как капризной случайности успехов и неудач. Трактовка фортуны в «Метаморфозах» связана с философской концепцией троякого проявления судьбы в космосе, и об этом он подробно говорит в трактате «О Платоне и его учении». Все в мире происходит под влиянием трех сил судьбы: провиденции, фатума и фортуны. Судьба-провиденция управляет космосом в целом, это — страж божественного порядка. Судьба-фатум властвует над конкретными явлениями, она осуществляет неизбежное. Судьба-фортуна является олицетворением непредвиденных препятствий и неожиданных помех, грозящих всякому, даже в мельчайших деталях продуманному действию. Эта диалектика трех сил судьбы нашла прямое отражение в трех частях романа. В «милетских» эпизодах движущая сила событий — фортуна; в сказке — фатум: это его волю возвещает оракул родителям Психеи; могущество провиденции в полной силе раскрывается в заключительной книге. Своего героя Апулей ведет по роману в соответствии с этой концепцией: от судьбы-фатума, управляющей жизнью Луция-всадника на белом коне, — через судьбу-фортуну злополучного Луция-осла — к судьбе-провиденции Луция — адепта религии Исиды. То же самое можно сказать и о пути Психеи, героини вставной сказки. Здесь те же напрасные предупреждения Амура своей любопытной жене, сходные мытарства и страдания героини и такое же спасение благодаря божественному вмешательству. В образе Психеи Апулей воплотил свое представление о смысле человеческой природы. Любопытство присуще всякой человеческой душе, не только Луцию, Психее или Одиссею, но самому автору романа (в XI книге Апулей отожествляет себя с героем) и конечно же — читателю. В понимании Апулея любопытная человеческая душа, совершающая свое земное странствие, нуждается в божественном проводнике. Без него она не в состоянии противоборствовать натиску всюду подстерегающих ее злых сил. Вместе с тем образ Психеи символизирует не только душу в целом, но прежде всего — лучшую часть смертной души. Психея прекрасна, благородна, всеми почитаема, рассудительна, совестлива. В то же время ей свойственны несамостоятельность, уступчивость, податливость. Для того чтобы лучшая часть смертной души жила в согласии с божественным началом, ей необходимы два качества: мужество и благоразумие. В сказке Психея должна пройти через испытания Венеры, чтобы эти качества обрести. На абстрактном и аллегорическом уровне история Психеи в общих чертах повторяет историю Луция. Но аллегоризм сказки — явление своеобразное. Обычно аллегория предполагает изображение одной отвлеченной идеи. Образы сказки заключают в себе ряд идей. Фольклорные по своему происхождению, они переосмыслены Апулеем в философском ключе: в том, как автор изображает историю Психеи, можно легко заметить реминисценции из платоновских мифов и обнаружить явные параллели со священным сказанием об Осирисе и Исиде. Испытания героини напоминают мистериальные церемонии, и в том числе главную из них — посвящение в тайны преисподней. Даже мелкие подробности в изложении сказки не случайны. Историю Психеи рассказывает выжившая из ума старуха, сидя в разбойничьей пещере. Несмотря на то что вся обстановка нарочито грубая и убогая, нельзя не заметить известной аналогии с двумя платоновскими образами: старуха явно соотносится с пророчицей Диотимой из диалога «Пир», а пещера разбойников — с пещерой из «Государства». Образ пещеры у Апулея таким образом представляет собой иронически трансформированный платоновский символ жизни человечества. Особенно чувствуется ироническое отношение автора к персонажам «милетских рассказов»: как сюжеты этих рассказов напоминают мимы, так и их участники — условные амплуа мимических актеров или же маски комедии: разбойник-злодей, скряга-богач, незадачливый любовник. Их мир для автора как бы не реальный, а игрушечный; он смотрит на эти фигурки сверху вниз и, как опытный кукловод, заставляет их двигаться по своему желанию. В «Государстве» Платона говорится, что проявления худшей части смертной души легче поддаются воспроизведению в искусстве. Поэтому писателю, стремящемуся воздействовать на человека, нельзя «всерьез уподобляться худшему, чем он сам, разве что в шутку» (396 е). В соответствии с этим Апулей использует единственно приемлемый для платоника способ говорить о пороке — иронию. Упоминая о ведьмах и злодейках, Апулей всякий раз говорит о них «добрые женщины» или «достойные женщины», о развратниках и ворах он скажет «честнейшие священнослужители», о разбойнике и головорезе — «доблестный человек». Все персонажи-злодеи, изображенные в «Метаморфозах», гибнут или оказываются осмеянными. Предлагая читателю панораму самых разнообразных пороков и выставляя их во все более отвратительном виде, Апулей ведет его к XI книге, в которой изображены радостные и благочестивые лица, в иной мир, где герой спасается наконец от чародейства и больше не принадлежит миру злому — болезненно реальному, но по сути своей мнимому. Апулей заставляет Луция посмотреть на этот мир глазами узника платоновской пещеры, перед которым проносились и исчезали только тени. Отвернуться от этого мира и увидеть мир настоящий, истинный, герой стремится в конце романа. Он уже не пытается своими силами найти волшебные лепестки розы, он взывает к божеству и просит о помощи. Ему является Исида и обещает счастье и славу — при условии, что его жизнь отныне будет принадлежать ей. В день праздника богини Луцию возвращается человеческий облик. Устами жреца Исиды Апулей всячески прославляет вторую, внутреннюю, метаморфозу героя. Сократ, взявший девизом своей жизни изречение «познай самого себя», в одном из платоновских диалогов задается вопросом, какой же смысл был вложен в это изречение, и отвечает: «Увидь самого себя». Апулей в своей «Апологии» говорит, что Сократ советовал своим ученикам почаще рассматривать себя в зеркале: «Тот из них, кто останется доволен своей красотой, пусть прилагает все усилия, чтобы не опозорить благородной наружности дурными нравами; а тот, кто решит, что его внешность не слишком привлекательна, пусть прилагает все усилия, чтобы прикрыть свое безобразие подвигами добродетели. Так, самый мудрый из людей пользовался зеркалом для воспитания добрых нравов». В равной степени философ и художник, Апулей принадлежал своему времени и говорил о близких ему проблемах. Сила Апулея в художественной интерпретации того комплекса идей, которыми жили его современники. Не исключено, что, используя жанр романа как одну из популярных форм «массовой культуры», Апулей стремился противопоставить «мудрость язычества» набирающему силу христианству. Во времена Апулея было распространено поверье, что христиане поклоняются ослиному богу. Христа карикатурно изображали с ослиной головой, намекая на невыразимую с точки зрения язычников глупость его учения и на то, что он родился в хлеву. Рассказ о том, как Луций был превращен в осла, чуть было не погиб, но был спасен Исидой, мог иметь еще одно — предостерегающее — значение, связанное с распространением христианства в Африке. Апулей был современником Марка Аврелия и Лукиана, тишайшего философа на троне и саркастического Прометея красноречия. Но автор «Метаморфоз» не был похож ни на того, ни на другого. Став жрецом и приняв посвящения, он не отдалился от мира и не сделался безразличным ему. По убеждению философа-мистика, силой существующий мир исправить нельзя. Но бороться можно и нужно, только не со злом, а с питающим зло невежеством. Лишь невежда совершает злое, учил Сократ, а познавший, увидевший самого себя, может стать добродетельным. Апулей не клеймил и не обличал, как Лукиан, и не был мрачно погружен в себя, как Марк Аврелий. Апулей — показывал. Он создал произведение, подобное странному зеркалу, в котором запечатлел крайние возможности проявления человеческой души, страдающей от пороков и радующейся очищению. Смотри, словно бы говорит Апулей своему читателю, иронически улыбаясь, возможно, и в твоей душе борются те же начала: если ты позволишь подчинить себя худшему из них, ты превратишься в животное, но если посвятишь себя служению высочайшим идеалам, ты сможешь обрести подлинно человеческий облик. Н. Григорьева

Анализ романа Апулея Метаморфозы или Золотой осел

Анализ романа Апулея Метаморфозы или Золотой осел

Доступные файлы (1):

n1.docx

Министерство образования и науки, молодежи и спорта Украины
Горловский государственный педагогический институт иностранных языков

Самостоятельная работа №1

по зарубежной литературе
Анализ романа Апулея «Метаморфозы или Золотой осел»

Выполнила

студентка группы 314в

факультета английского языка

Гончарова Оксана
Горловка

2012

«Метаморфозы или Золотой осел» — единственный полностью дошедший до нас античный роман, написанный на латинском языке.

Название этого романа имеет двоякий смысл. С одной стороны метаморфозы — превращение Люция в осла, обратное превращение в человека. Но если посмотреть с другой стороны, то на мой взгляд, в этой книге метаморфозы заключались не только в простых превращениях из человека в осла или какую-то другую живность. Метаморфозы были и в духовном плане. Это роман об освобождении личности от животной природы (животная природа подчеркивалась потерей человеческого облика) и торжестве ее в нравственно-религиозном прозрении. На основе метаморфозы создается изображения целого человеческой жизни в ее основных переломных, кризисных моментах: как человек становится другим. Даются разные образы одного и того же человека. Финальную метаморфозу — преодоление героем грубо животного, чувственного начала. Низменные формы человеческого существования воплощены в образе осла, которые сменяются формами чисто духовного бытия. Этот роман получил также название «Золотой осел», где эпитет означал высшую форму оценки, совпадая по смыслу со словами «замечательный», «прекраснейший».

Композиция «Метаморфоз» чрезвычайно сложна: в основную фабулу вплетены двенадцать новелл, которые рассказывает то или иное действующее лицо. Повествование все время вращаются вокруг мистико-магических тем.  Сложная фабула этого романа повествует о приключениях молодого грека Луция (в греческом произношении- Лукия), который из любопытства захотел испытать на себе действие чудесной мази, превратившей на его глазах хозяйку дома, где он жил, в сову. По ошибке служанки, помогавшей ему в этом рискованном предприятии и перепутавшей банки с мазями, он был превращен не в птицу, а в осла и в ту же ночь похищен разбойниками, напавшими на этот дом. Ему было известно, что он немедленно превратится в человека, как только поест свежих цветов розы, но прошел почти год, пока он после бесконечного ряда злоключений смог добиться этой спасительной пищи: из рук жреца Изиды он получает розовый венок, вновь становится человеком и поклонником Изиды и Озириса на всю свою жизнь. Роман состоит из 11 книг и написан в первом лице. О чудесном спасении Лукия повествует последняя книга.

В этом романе представлено реалистическое изображение жизни, и безудержный полет фантазии, насмешка над традиционными богами и мистицизм восточных культов, строгая мораль и легкий смех человека, любящего удовольствия жизни. Это отражено и в языке произведения: с одной стороны, в нем фразеология народной латыни, с другой — изысканная речь блестящего оратора.

В романе прослеживается критическое отношение Апулея к богам. Венера – стареющая вредная женщина, которая готова сжить со свету Психею (возлюбленную её сына), которая по природе своей и по моле народа состязалась в красоте с богиней. Зевс изображен охотником до женских красот.

Судьба у Апулея представлена слепой старухой.

В романе есть большая вставная новелла, в которой изображается типичная для греческих романов ситуация: прекрасная девушка Харита любит прекрасного юношу Тлеполема и становится его женой, но к молодой женщине пылает страстью юноша Фразилл, который во время охоты убивает Тлеполема. Фразилл пытается склонить Хариту на брак с ним. Молодая женщина делает вид, что согласна, заманивает ненавистного ей юношу к себе в спальню, убивает его, но и сама кончает жизнь самоубийством.

Кроме вставных новелл в роман вплетается большая чудесная сказка об Амуре и Психее. В ней изображен Амур, влюбившийся в смертную девушку, необычайную красавицу — царевну Психею.

Апулей мастерски употребляет риторические приемы. Он старается поразить читателя изысканностью оборотов. Так, он любит симметрично построенные короткие предложения или словосочетания.

Используются такие приемы, как аллитерации, уменьшительные существительные и прилагательные, избегается употребления сложносочиненных или простых предложений, а эти элементы стиля характерны для народной поэзии. Апулей ближе к народной разговорной речи в тех сценах, где изображается быт, где действуют герои из низов — ремесленники, крестьяне.

В основном сюжете Апулей дает три образа Луция: Луций до превращения в осла, Луций — осел, Луций — мистерийно очищенный и обновленный. Можно по-разному толковать образ главного героя. Апулей создал в образе главного героя удивительное отражение человеческой души. В начале романа Луций едет по дороге на ослепительно белом коне, после превращения в осла, конь Луция отказывается узнавать хозяина и возвращается к нему лишь в финале. Последнему событию предшествует сон, где герою снится, что к нему возвращается раб Кандид. Так Апулей аллегорически говорит о нарушенной и восстановленной гармонии между частями души Луция. Вся судьба главного героя представлена как бы в двойном преломлении: мир глазами Луция-человека и мир с точки зрения Луция-осла. Это преломление весьма символично: Луций-человек живет в окружении всевозможных сверхъестественных вещей, а фантастический Луций-осел естественно вписывается в реальную будничную жизнь. Везде, куда бы ни пришел Луций-осел, он видит проявления лжи, жестокости и вероломства. Находясь словно в центре колдовского круга из всех этих историй, герой постепенно постигает скрывающуюся под разными личинами стихию неуничтожимости злого начала мира.

В параллельном сюжете даются два образа Психеи — до очищения искупительными страданиями и после них; здесь дается последовательный путь перерождения героини, не распадающийся на три резко отличных образа.

В Психее видят аллегорию души Луция в ее стремлении к любви, свету, мистериальному таинству единения с высшими силами. Психея в своей земной жизни отличалась неземной красотой и из-за этого навлекла на себя гнев богини любви Венеры, которая наказала своему сыну Амуру ранить сердце Психеи стрелой любви к отвратительному дракону. Но Амур сам влюбился в Психею и, нарушив волю матери, воспользовался помощью ветра Зефира, который перенес Психею в укромное место, в пещеру под скалой, и стал приходить к красавице каждую ночь. Психея была счастлива, но ее терзало одно условие: она никогда не должна видеть лица своего возлюбленного (дабы не нарушить запрет могущественной богини любви). Однако любопытство взяло верх. Однажды ночью, когда утомленный Амур уснул, Психея осветила ложе масляным светильником и увидела, что ее возлюбленный — сам крылатый бог любви. Когда Психея наклонилась, чтобы получше его рассмотреть, капля раскаленного масла из лампады упала на плечо Амура, он проснулся от боли, понял, что произошло, и улетел навсегда. Психея могла вернуть свою любовь только пройдя множество испытаний, среди которых требовалось сойти в подземное царство за живой водой. И Психея снова обрела Амура, а Юпитер дал разрешение на брак и примирил влюбленных с Венерой.

По моему мнению, идеей романа «Метаморфозы» является то, что если человек ведет скотскую жизнь, то он по существу своему является скотом, и судьба накажет его за это, как наказала героя романа. Луций и до превращения в осла был, по мнению автора, скотом, хотя и в обличье человека: он развратничал, был полон излишнего любопытства. Превратившись в осла, Луций ведет себя как и раньше; теперь он, скот и по своей духовной сущности, и скот по внешности.

И только лишь после того, как Луюций внутренне очищается, он становится по воле богини Изиды человеком, человеком не только по внешнему виду, но и по своей сущности. Теперь его уже не преследует судьба, как раньше, теперь он может спокойно и счастливо жить. Такова религиозно-нравоучительная идея романа.

В романе подымаются такие проблемы, как любопытство, желание самовольно проникнуть в скрытые тайны сверхъестественного, преодоление судьбы, испытание души, самостоятельности человеческого выбора.

«Метаморфозы или Золотой осел» является романом, т. к. в нем представлено развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя в кризисный, нестандартный период его жизни.

Золотой осел. Разомкнутое пространство работыКомпозиция Белая

Премьера состоялась 4 мая 2016 года.

Трансляция пройдёт на странице Электротеатра Вконтакте: https://vk.com/video-59753877_456239654
Запись будет доступна по ссылке до 2 мая, 19:00.

Жизнетворческая опора проекта «Золотой осёл» — сюжет романа Апулей: Психее нужно пройти испытания, чтобы обрести благоразумие и мужество, Луций-осел посвящается в служители богине Изиде, чтобы сбросить личину животного. Композиции «Золотого осла» — это готовые спектакли, построенные из сцен-эпизодов, в которых текст романа сочетается с комментарием участников действия.

«Новопроцессуальный проект Бориса Юхананова, посвященный тексту Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», реализован в режиме разомкнутого пространства работы —  нового для отечественной театральной практики жанра. […] Текст Апулея в данном случае – идеальное пространство превращения театра в перформативную практику.

Роман «Золотой осел» рассказывает историю молодого человека по имени Луций, волей ошибки и собственного легкомыслия превращенного в осла. Внутри этой «рамки» есть множество приключений, каждое из которых представляет собой самостоятельную историю. В языке романа сплавлены разные виды языка: вдохновенная речь, язык застолья, язык власти, язык сакрального действа. А поскольку древняя культура – это культура различения языковых слоев, то ораторство было частью существования человека. Путешествуя по языку, Апулей берет разные способы организации речи и истории, и плетет из этого ткань своего рассказа. По сути, герой «Золотого осла» проходит по всем закоулкам и уровням языка, чтобы исчерпать и низ, и верх, и стать жрецом», — Виктория Пинчук, «Типичная Москва».

---

Композиция «Белая». Синопсис

Покинувший Психею Амур проводит досуг в особняке своей матери – Киприды. Разгневанная и раздосадованная мать грозится отобрать лук и стрелы – «благодетельное оружие великого бога», усыновить кого-нибудь из рабов и передать ему всё это вооружение. Причина семейной ссоры – тайный брак сына с земной женщиной – Психеей. Киприда не желает мириться с ненавистной невесткой и решает послать её в царство мёртвых. Такие страсти разгораются на небесах. А на земле всё гораздо милее: «Hello! My name is Luzyi Sokolov. I will tell you the story about my life. Story about one women in my life», – начинает изысканную речь Луций, посвящая её чарующей красоте обворожительной служанки Фотиды и, в частности, силе и притягательности женских волос. «Далее не мог я выдержать такой муки жгучего вожделения: приникнув к ней в том месте, откуда волосы у нее зачесаны были на самую макушку, сладчайший поцелуй запечатлел».

Такие и подобные тому свидания были у нашего Луция еще до его злополучного превращения, а, став настоящим ослом и пройдя немалые испытания, он встречает на своем пути одну знатную и богатую матрону. Ни в чем не находя исцеления своему недугу безумному, за крупное вознаграждение матрона сговорилась со сторожем провести с ослом одну ночь…
Сбежавший от людей осел просыпается на берегу моря: во сне явилась ему могущественная богиня, обещавшая скорое спасение. Следуя её наставлениям, он попадает на шествие величественной процессии, где один из жрецов Изиды подносит ему венок из роз. Осёл жадно съедает розы и превращается в человека.

Вот слышны жреческие молитвы и напевы, двери храма открыты для Луция, он входит тихо и молча, готовясь принять посвящение.

Золотой осел. Композиция «Белая»

Электротеатр Станиславский (Москва)

XIII МЕЖДУНАРОДНЫЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ ИСКУССТВ представляет проект Электротеатра Станиславский (Москва) «Золотой осел», композицию «Белая».

Проект демонстрируется на большой сцене театра «Глобус». 

Новопроцессуальный проект Бориса Юхананова, посвященный тексту Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», реализован в режиме разомкнутого пространства работы – нового для отечественной театральной практики жанра. Акция представляет собой серию показов с комментариями и разборами работ (модулей) молодых режиссеров и является реальным продолжением работы – но в присутствии наблюдателей, которые становятся свидетелями живого, незащищенного диалога. Текст Апулея в данном случае – идеальное пространство превращения театра в перформативную практику.

Роман «Золотой осел» рассказывает историю молодого человека по имени Луций, волей ошибки и собственного легкомыслия превращенного в осла. Внутри этой «рамки» есть множество приключений, каждое из которых представляет собой самостоятельную историю. В языке романа сплавлены разные виды языка: вдохновенная речь, язык застолья, язык власти, язык сакрального действа. А поскольку древняя культура – это культура различения языковых слоев, то ораторство было частью существования человека. Путешествуя по языку, Апулей берет разные способы организации речи и истории, и плетет из этого ткань своего рассказа. По сути, герой «Золотого осла» проходит по всем закоулкам и уровням языка, чтобы исчерпать и низ, и верх, и стать жрецом.

 

«Золотой осел» известен московской театральной публике как авангардный «новопроцессуальный» проект, вдохновленный худруком Электротеатра и сразу заживший своей жизнью. В качестве соавторов и исполнителей там выступают и выпускники Мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова, и актеры театра, и даже мы с вами. Идеология юханановской «новой процессуальности» кроется в противопоставлении проекта всем известным нам формам театрального действия: это не многосерийный спектакль, масштабный перформанс, неуправляемая импровизация или открытая репетиция – разве что все и сразу. Сам Юхананов определяет «Золотого осла» как «разомкнутое пространство работы», а что в это понятие вкладывать – решать зрителю.

Виктория Пинчук, «Типичная Москва»

Задать правила игры и угадать правила игры – это и есть главное в «разомкнутом пространстве работы». Тут они меняются беспрерывно, так же как оптика, через которую мы смотрим на сцену (и на мир). Вот рассказ о тех или иных событиях ведется от первого лица, и мы сочувствуем герою, а вот тот же самый рассказ идет от третьего лица, и герой уже кажется нам смешным. Юхананов в какой-то момент вспоминает притчу о китайских поэтах, которые пишут свои стихи – и вдруг им говорят, что за ними наблюдает императорская семья. И это тоже меняет правила игры. Потому-то для «Золотого осла» так важен зритель («Зритель есть!» – вдруг патетически кричит Юхананов залу). Ведь воспринимающий субъект режиссирует спектакль не меньше, чем самый харизматичный режиссер.

Марина Давыдова, «Colta.ru»

Осел и Поэт — iacchius — LiveJournal

Манускрипт XIV века Золотого осла Апулея из Ватиканской Библиотеки

Если обратиться к Золотому ослу Апулея, латинского писателя II века н.э., то это соседство (а вовсе не сравнение) ‒ осла и поэта ‒ не покажется странным. И в самом деле, преобразившись по прихоти Судьбы в осла, легкомысленный герой сей удивительной истории обретает, если не мудрость, то понимание человеческой природы (а также ослиной, скрывающейся под покровом человеческой) во всех её высоких и низких проявлениях.
Как он сам об этом говорит, вспоминая о своих ослиных приключениях: «Я искренно признаюсь, что величайшею благодарностию обязан я ослу, в виде которого находясь толь многия узнал приключения, кои, естьли не сделали меня благоразумнее и не просветили моего разума, то, по крайней мере, дали мне понятие о многих и различных вещах» (IХ, 13).
Здесь мы цитирует Золотого осла в переводе Ермила Кострова (1755—1796), персонажа в высшей степени оригинального (о его чудачествах рассказывал даже Пушкин в Table-Talk), каких было, впрочем, немало в XVIII веке, происходивших из всех сословий, высоких и низких, вольных и невольных, но обладавших одной общей чертой: совмещать в себе вещи несовместимые. Этот рациональный век, вознамерившийся просветить все тайны и суеверия, тем не менее производил во множестве создателей замысловатых доктрин и причудливых мифологий, и в этом очень сходился с веком Апулея, картину которого писатель дает в своем романе, но через восприятие осла, который, как он сам говорит, «хотя был точной осел и превращен из Луция в скота; однако остались при мне чувствия и разум человеческой» (III, 26).
В этом состоит оригинальность романа Апулея, который, разумеется, стоит не на пустом месте, соединяя в себе самые различные элементы: от Одиссеи (ведь и Одиссей является в свой дом в другом образе, хотя и не осла) до Осла Лукия Патрского, которому приписывается первый литературный вариант истории о превращении в осла. Однако достаточно простого сопоставления этих двух вариантов ‒ Апулея и Лукия Патрского, ‒ чтобы убедиться в фундаментальном различии одного от другого. Апулеев осёл ‒ это осёл размышляющий, рассуждающий, анализирующий и даже произносящий речи как истинный ритор, хотя его никто и не слышит, а не просто рассказывающий свое «смехотворное приключение», как у Лукия Патрского.
Совсем не случайно, что с самого своего выхода в печатном виде в 1469 году Золотой осёл влечёт к себе не только профессиональных филологов, вроде Бероальдо, опубликовавшего в 1500 году подробнейший комментарий к роману Апулея, а также и переводчиков. В 1513 году печатается испанская версия Золотого осла, с которой ближайшим образом связано появление первого плутовского романа Жизнь Ласарильо из Тормеса. В 1566 году, два года после рождения Шекспира, выходит английский перевод. Рассказывая о внезапной любви царицы эльфов Титании к чудовищу с ослиной головой, в которого был превращен ткач Моток, поэт, без сомнения, вспоминал о любви знатной матроны к ослу, в которого превратился доверчивый герой романа Апулея.
Эти переводы на новые европейские языки (итальянский, испанский и французский), опубликованные в первой половине XVI века, стояли у истоков формирования европейского романа, который приобрел в немалой степени под их влиянием экспериментальный характер. Литературы, большие и малые, начинаются с переводов. Это относится не только к новым европейским литературам, но и к древним, в том числе латинской, которая началась с перевода Одиссеи на латынь греком Андроником (VI—V до н.э.). Этот и другие его переводы с греческого, а также собственные подражательные сочинения на латыни, как говорит Моммзен, художественных достоинств не имели, но были историческим событием: в них «таился зародыш всего позднейшего развития» латинской литературы.
Сходное значения имели переводы с греческого и латинского для создания новой русской литературы и языка по европейскому образцу. Здесь присоединились также французские влияния, что вполне естественно: XVIII век в культурном отношении был веком французским. Роман Лесажа Хромой бес (1707) явился образцом для неоконченной повести А. Чулкова Пригожая повариха (1770), которую незаслуженно называют первым русским романом. Собственно русского в этом калейдоскопе плутовских сценок ничего нет, не говоря о «достоинствах». В конце концов, сочинитель, запутавшись в своих выдумках, оставил свой рассказ, усыпанный к месту и не к месту расхожими пословицами, без окончания.
Первым русским романом (по своему глубинному переживанию темы судьбы и свободы, справедливости и несправедливости, правды и лжи), с которого в подлинном смысле начинается его история, был перевод Ермила Кострова Золотого осла Апулея, изданный в Москве в 1780‒1781 гг.
С литературной стороны этот перевод захватывает своей необыкновенной живостью и картинностью. Специфический строй речи только увеличивает это его качество и очень скоро перестает восприниматься как устарелый, становится совершенно естественным. Вот к примеру удивление осла Луция по поводу нежностей, которыми осыпает его прекрасная матрона перед тем, как соединиться с ним в любовном объятии: «Тогда прекрасная вдова, сняв с себя платье и обнажив свои прелести, подошла ближе к огню и намазала тело свое благовонным бальсамом; потом не забыла и меня натереть сим ароматом. Уже она целует меня, и целует, как самая страстная любовница; называет меня всеми нежными именами: свет мой, душа моя, чижик мой и сизой голубок непрестанно из уст ея вылетали; я между тем удивлялся толь странному ея вкусу, и знал точно, что ослы никогда ни чижиками, ни голубями не бывали» (Х, 21).
Эта последняя фраза отсутствует в латинском тексте, но благодаря ей выходит наружу комико-абсурдистский элемент, который в оригинале содержится как бы сокрытый и себя не осознавший. Без преувеличения можно сказать, что Золотой осел в переводе Е. Кострова стал также первым русским экспериментальным романом, обнаружившим экспериментальную природу романа вообще. Собственно, это свое экспериментальное качество роман Апулея имел с самого начала, но осозналось оно вполне только через переводы на новые языки, в том числе и русский, который в эпоху Кострова всë еще пребывал в движении, искал своей универсальной формы, экспериментировал с литературными формами. И как раз благодаря своей экпериментальности русская литература сделалась в полном смысле европейской. В немалой степени этому своему качеству она обязана также скромному московскому бакалавру Ермилу Кострову и его переводу великого романа Апулея.

Михаил Евзлин

Перепечатывается с разрешения автора из журнала Российской государственной библиотеки для молодёжи «Территория» (№ 1, март 2015)

Луция Апулея платонической секты философа Превращение, или Золотой осел. В одиннадцати книгах. Перевел с латинскаго Ермил Костров. Подготовка, послесловие и комментарий Михаила Евзлина. Ediciones del Hebreo Errante. Madrid 2015.

От издателя

Перевод Ермила Кострова воспроизводится по первому изданию (1780-1781) со всеми его грамматическими особенностями. Опущен только твердый знак на конце слов, а ять и латинское i заменены соответствующими буквами. Для удобства читателя, желающего сравнить перевод Кострова с латинским оригиналом или другими переводами, добавлена отсутствующая в первом издании нумерация глав.
В конце книги мы поместили словарь устаревших слов – совсем, впрочем, немногих, – которые могут вызвать затруднение в понимании текста, а также указатель имен и названий, встречающихся в романе, с краткими пояснениями, где это было необходимо. Во всех остальных случаях отсылаем читателя к словарям по мифологии и классическим древностям, в которых даются более подробные сведения, чем это можно сделать в суммарных примечаниях, от которых мы решительно отказались, оставив только составленные Костровым как органическую часть оригинального текста.
О возможном влиянии Золотого осла на Пушкина и Гоголя говорилось литературоведами, но in abstracto, т. е. без отношения к конкретному тексту, латинскому или переводному, через который оно могло происходить. Это влияние, по нашему глубокому убеждению, могло идти только через перевод Кострова, что оправдывает его переиздание, сколько бы устаревшим он не казался, особенно после появления перевода Михаила Кузмина. Но сколько бы новый перевод не был точным, он не отменяет старый, если, разумеется, этот старый перевод содержит в себе элементы, явившиеся определяющими для развития оригинальной литературы. Великие европейские литературы вышли из переводов с греческого и латинского. В равной мере это относится к русской литертуре, представить которую невозможно без работы переводчиков XVIII века, в том числе Ермила Кострова, перевод которого стоял у истоков русского романа.
Издатель благодарит Ярослава Скоромного за помощь в подготовке к печати текста перевода Ермила Кострова. Его помощь позволила преодолеть трудности, которые представляют тексты XVIII века, когда грамматические нормы только вырабатывались, равновесие между архаическими и новыми элементами еще не установилось. В предисловии к Пестрым сказкам Владимира Одоевского (1833) издатель, за которым скрывается автор-мистификатор, жалуется на «нашу роскошь на запятые и скупость на точ-ки», делающие невозможным чтение книги «с первого раза». Эти самые запятые и точки с запятой делают в иных случаях затруднительным чтение перевода Кострова, но живость и яркость языка позволяют преодолеть все препятствия, хотя ставят проблемы для издателей, желающих сохранить грамматические особенности старого текста, но при этом не оставляя читателя без содействия, где это необходимо.

Амур и Психея. Фрагмент росписи потолка Епископского музея в Трире

72 года спустя и превращение осла из Пиноккио все еще ужасает

Прошло 72 года с тех пор, как мы увидели первоначальное превращение из мальчика в осла в Пиноккио, но это все еще немного ужасает, если вы посмотрите. Если вы не можете получить доступ к видео выше, нажмите ссылку YouTube, и вы попадете прямо туда. Но когда вы думаете о том, как много людей сегодня твердят о мультфильмах, а это не так уж и важно, учитывая то, что там есть, просто посмотрите это и напомните людям, откуда появились наши современные мультфильмы.На самом деле, взгляните на старые детские сказки, которые были написаны задолго до появления телевидения, и вы поймете, что в те времена дети имели право ужасаться просто потому, что сказки, которые мы знаем сейчас, похожи на посыпанные пылью леденцы по сравнению с истории, которые их породили.

Случай

Пиноккио довольно банален, если подумать о происхождении некоторых из этих сказок и о том, как они появились. Многие из них носили предупредительный характер, они были средством заставить детей вести себя и думать о последствиях своих действий.Другие были для эффекта и для того, чтобы заставить детей задуматься о том, что могло бы случиться, если бы они не изменили свой образ жизни. Но этот образ детей, превращающихся в ослов, а затем продаваемых в соляные копи и другие места, достаточно ужасен, чтобы вызвать у детей кошмары. Да, это мультфильм, но это также то, что дети, как правило, смотрят и иногда получают определенные идеи, если они действительно обращают внимание. Сказать, что это доходит до крайности, довольно точно, но так же точно сказать, что это укладывается в уроки того времени.

Имейте в виду, что детей не баловали каждый раз. На это не было времени, если только семья не предоставила такую ​​расточительность. Как только дети научились вставать, ходить и делать что-то самостоятельно, от них требовалось время от времени помогать и вносить какой-то вклад в семью. В наши дни от некоторых детей никогда не ждут, что они будут так поступать, даже когда они станут взрослыми, поскольку некоторые родители позволяют своим детям сидеть без дела, как комки, и заявлять, что они «свободные духи», или что-то в этом роде.В наши дни нет никакой ответственности за человека и его действия по сравнению с тем, что было в то время, и это главный урок этой части фильма. Если вы собираетесь действовать как придурок и идти против желаний тех, кто заботился о вас, воспитывал вас и делал все возможное, чтобы обеспечить вас, то последствия будут ужасными. Мир за вашей дверью не заботится о вашем выживании, он будет пережевывать и выплевывать вас до захода солнца и сделает это снова, если вы не усвоите урок с первого раза.

В этом урок: подчиняться своим родителям и быть хорошим и порядочным человеком — это не то, что нужно делать, это то, что помогает вам выжить и дает вам знания и мудрость, чтобы знать, как вести себя с жизнью, когда она появляется. . Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие, но научиться расслабляться — это огромный урок, который некоторые люди до сих пор не усвоили.

Сцена с осликом завелась

Когда вы запускаете Pinocchio на Disney +, вы получаете крошечное предупреждение в верхнем левом углу, что фильм «содержит изображения табака».«В 2020 году, через 80 лет после выхода фильма, , то есть , часть Пиноккио , которая требует отказа от ответственности. Я имею в виду, конечно. Теперь мы знаем, что курение опасно для здоровья, поэтому вполне логично, что сегодняшние родители могут не захотеть, чтобы их впечатлительные дети видели, как герой мультфильмов пыхтит на стуги. Но знаете, что еще представляет собой риск, риск психического здоровья ? Наблюдая, как торговец детьми превращает детей в кричащих ослов. Пиноккио должен сопровождаться предупреждением «содержит травмирующий ужас для тела», потому что это все , которые застряли у меня в этом фильме за десятилетия с тех пор, как я его впервые посмотрел.

Посмотрев фильм снова, через 80 лет после его выхода, он по-прежнему — одна из самых запутанных вещей, когда-либо изображенных в диснеевских фильмах — да, там с ребенком, которого чуть не выбросили в колодец в Горбун из Нотр-Дам и душераздирающие друзья Лиса и собака . На самом деле я почти уверен, что просмотр фильма Pinocchio на видеокассете VHS в 1993 году заставил меня 9-летнего ребенка впервые задуматься о своей смертности. Не очень хорошо .

Ужас поражает так сильно, потому что первые 30 минут Pinocchio просто восхитительны.

Любезно предоставлено Everett Collection

Джеппетто каким-то образом производит впечатление милого старика, несмотря на то, что у него такое же прошлое, что и у антагониста из фильмов ужасов (это одинокий старик, который живет в доме, полном часов, и вырезает детей из дерева). Фигаро и Клео — типичные забавные друзья-животные Диснея, а Джимини Крикет — первая настоящая звезда франшизы диснеевских фильмов.Они все великолепны, а затем вы добавляете в смесь марионетку Пиноккио. Это весело! Это здорово! И тогда вы все должны просто выключить фильм, когда Пиноккио ляжет спать, потому что все становится просто тревожно!

Пиноккио обманывает лиса, заключает в тюрьму злой кукольник, а затем он попадает на Остров удовольствий, где плохие парни курят сигары, хлопают пиво и стреляют в бильярд (три одинаково вредные привычки, согласно Пиноккио ). Оказывается, такого сочетания табака, алкоголя и бильярда более чем достаточно, чтобы превратить непослушных мальчиков в полных придурков.Например, завершают ослов, как выясняет Джимини Крикет, когда натыкается на сложную схему торговли ослами. Я хочу отметить, что вид ослов в детской одежде, которых загоняют в ящики с пометкой «проданы в соляные копи» и «проданы в цирк», не был достаточно устрашающим, поэтому Дисней добавил неуклюжие фигуры, покрытые густым черным мехом с преследующие неоновые зеленые глаза на сценарий.

Фото: Disney +

Это никогда не комментируется! Есть просто монстры, продающие ослиных детей в рабство.Существа добавляют к ужасающей атмосфере, которая затем усиливается говорящим ослом по имени Александр, кричащим: «Я хочу вернуться домой к моей маме».

Фото: Disney +

Я помню, что именно тогда я 9-летний подумал о том, каково было бы физически быть превращенным в осла и проданным для работы в соляной шахте, навсегда отделенной от моей матери и моего человечества . Спасибо, Уолт!

Затем мы видим, как выглядит корявое превращение ребенка в осла, когда приятель Пиноккио предается слишком большому количеству пороков.Сначала у Лэмпвика вырастают уши, затем хвост, а затем, пока он лапает Пиноккио и умоляет о помощи, копыта.

GIF: Disney +

Между прочим, у Лэмпвика нет счастливого конца. Ребенок остается ослом и был продан в рабство определенно вместе с Александром и целой кучей детей. Это самый мучительный ПСА о запрете курения, который вы когда-либо видели.

Затем все становится личным, когда Пиноккио, суррогат аудитории, отращивает уши и собственный хвост, все время ревя от ужаса.Пиноккио сбегает, прежде чем он становится полным болваном, но — и я забыл об этой части — наш герой остается нечестивым союзом дерева и ослиной плоти до конца фильма.

Фото: Disney +

Он не бросает уши и хвост, пока его не посетит Синяя фея и не превратит в настоящего мальчика. Я должен сказать себе, что Пиноккио послал своего всемогущего благодетеля на Остров Удовольствия, чтобы спасти всех этих детей, потому что другой вариант слишком мрачен. Спасибо за кошмары, Буратино !

Тем не менее, я должен быть благодарен, потому что в оригинальном романе 1883 года Осел-ноккио продается начальнику манежа, который хочет снять с него шкуру и использовать его плоть в качестве барабана.Начальник манежа бросает Пиноккио в море, чтобы тот утопил его, чтобы получить эту шкуру. Но вместо того, чтобы утонуть, и я не могу описать это лучше, чем резюме вики, «Пиноккио объясняет, что рыба съела всю ослиную шкуру с него, и теперь он снова марионетка».

Теперь я странно благодарен Диснею, потому что «Ужасы Пиноккио» могли бы быть хуже, чем много .

Стрим Пиноккио на Disney +

«Моральная дилемма» способствует преобразованию Sloppy Donkey — «Фонарь

»

Неряшливый Осел привел себя в порядок.
Бар возле Хай-стрит и Фрамбес-авеню был преобразован в мексиканский ресторан Las Maracas после того, как его владелец получил личное откровение. Владелец
Крис Флорес открыл «Sloppy Donkey» в январе 2009 года и около месяца назад начал медленно ремонтировать здание, в то время как «Sloppy Donkey» все еще оставался на своем месте.
Проработав барной стойкой около трех лет, Флорес сказал, что понял, что больше не хочет способствовать тому, чтобы студенты «напивались».
«У меня действительно большая моральная дилемма — напоить студентов по-настоящему», — сказал Флорес.
Он сказал, что всегда был верующим в Бога, но несколько месяцев назад Бог говорил с ним через множество людей и заставил его понять, что владение Sloppy Donkey больше не то, чем он хотел заниматься.
«Если я говорю, что верю в Бога, и я помогаю студентам, молодым людям выбиться из жизни или потерять сознание», — сказал Флорес. «Для меня как для верующего было большой проблемой знать, что я принимаю в этом участие».
Поскольку Флорес знал, что не может просто сказать, что он покончил с баром и уйти, он сказал, что у него есть два варианта: продать или отремонтировать.Он сказал, что пытался продать, но ничего не вышло.
Около месяца назад бизнес Флореса начал превращаться из бара в мексиканский ресторан. Он знал, что это будет проблемой, но он был готов к ней.
«Я знаю, что это большая работа и грандиозное предприятие, но самая сложная часть уже позади, это было в прошлом месяце, реконструкция, работа и надзор», — сказал Флорес.
Кэти Феллур, четвертый курс фармацевтических наук, сказала, что, хотя быстрое изменение кажется немного странным, люди должны «всегда быть верными своей морали и убеждениям, а также тому, как вы себя чувствуете.
Мэгги Мэйли, первокурсница, сказала, что никогда не была в «Небрежном осле», но почувствовала, что перемены привели к недолговечным студентам.
«Это отстой для студентов, которым понравился бар», — сказал Мали. «По крайней мере, он был честен со всеми об изменениях».
Мэйли также сказал, что если он чувствовал, что отрицательно влияет на людей, то для него было бы хорошо очистить свою совесть.
Флорес сказал, что здесь будут продавать алкогольные напитки, такие как маргарита, и что в переходный период он не стал безалкогольным.
Флорес сказал, что он на 100% доволен своим решением и рад, что он решил сменить планку.
«Я знал, что то, что я делаю, больше не для меня», — сказал Флорес. «Однако это не значит, что я свысока отношусь к другим барам или владельцам».
Las Maracas был открыт всего около недели, но Флорес сказал, что его торжественное открытие состоится примерно через месяц, когда будут завершены все ремонтные работы, чтобы приветствовать новых клиентов.

Производство сыров из верблюда, осла и конины с высоким выходом трансформации за счет природных загустителей и молочной коагуляции | Ианнелла

Производство сыров из верблюда, осла и конины с высоким выходом трансформации за счет природных загустителей и молочной коагуляции

Джузеппе Яннелла

Аннотация

Производство сыра из ослиного и кобыльего молока считается невозможным из-за трудностей с коагуляцией и образованием творога.Во 2-м издании Энциклопедии молочных наук (2011 г.) сообщается, что сыр не производится из молока лошадей. Однако в 2015 году новаторское исследование Iannella сообщило о первых протоколах приготовления свежего ослиного и кобыльего сыра, впоследствии других исследователей было всего несколько протоколов. Во всяком случае, низкий выход сыра по этим протоколам вместе с более высокой стоимостью производства сырья в настоящее время ограничивают практическое применение. Кроме того, переработка верблюжьего молока в сыр технически сложнее, чем из молока других домашних молочных животных. , что может быть связано с плохой сычужной способностью верблюжьего молока.Поэтому Ианнелла запланировала исследовательский проект, который разработал технологическую процедуру производства сыра из верблюжьего, ослиного и кобыльего молока с высоким выходом трансформации за счет использования камеди рожкового дерева, k-каррагинана и молочной коагуляции в специальном процессе, таким образом, с минимальной корректировкой технологии изготовления и оборудования. Белки молочной сыворотки при использовании этого метода не используются, и это повышает эффективность производства сыра и увеличивает выход сыра, но при этом сохраняет консистенцию и консистенцию сыра, приготовленного обычными способами.В ближайшем будущем этот протокол или аналогичный, они могут стать источником инновационного сыра и окончательной разработкой нового коммерческого сыра из ослиного, кобыльего или верблюжьего молока или из других небольших видов молока, одновременно улучшая пищевое и биоразнообразие животных и следовательно, все вытекающие из этого преимущества.

DOI: https://doi.org/10.22158/fsns.v4n3p1

Рефбэков

• На данный момент рефбеков нет.

Copyright (c) 2020 Джузеппе Яннелла

Эта работа находится под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 Международная лицензия.

Copyright © SCHOLINK INC. ISSN 2573-1661 (для печати) ISSN 2573-167X (онлайн)

Преобразование сельского хозяйства и сельских районов в Мьянме: скаковые лошади или ослы?

Автор

Перечислено:

• Ботон, Дункан
• Белтон, Бен
• Тида Вин, Мят
• Hein, Aung
• Пайонгайонг, Эллен
• Htut Oo, Tin

Реферат

Для этого элемента нет реферата.

Предлагаемое цитирование

Boughton, Duncan & Belton, Ben & Thida Win, Myat & Hein, Aung & Payongayong, Ellen & Htut Oo, Tin, 2017. « Преобразование сельского хозяйства и сельских районов в Мьянме: скаковые лошади или ослы? «, 9-я Международная конференция ASAE 2017, 11-13 января, Бангкок, Таиланд 284881, Азиатское общество экономистов-аграриев (ASAE).

Обозначение: RePEc: ags: asae17: 284881
DOI: 10.22004 / ag.econ.284881

Скачать полный текст от издателя

Исправления

Все материалы на этом сайте предоставлены соответствующими издателями и авторами.Вы можете помочь исправить ошибки и упущения. При запросе исправления укажите дескриптор этого элемента: RePEc: ags: asae17: 284881 . См. Общую информацию о том, как исправить материал в RePEc.

По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, заголовка, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь: (AgEcon Search). Общие контактные данные провайдера: https://edirc.repec.org/data/asaeeea.html .

Если вы создали этот элемент и еще не зарегистрированы в RePEc, мы рекомендуем вам сделать это здесь.Это позволяет связать ваш профиль с этим элементом. Это также позволяет вам принимать потенциальные ссылки на этот элемент, в отношении которого мы не уверены.

У нас нет ссылок на этот товар. Вы можете помочь добавить их, используя эту форму .

Если вам известно об отсутствующих элементах, цитирующих этот элемент, вы можете помочь нам создать эти ссылки, добавив соответствующие ссылки таким же образом, как указано выше, для каждого элемента ссылки. Если вы являетесь зарегистрированным автором этого элемента, вы также можете проверить вкладку «Цитаты» в своем профиле RePEc Author Service, поскольку там могут быть некоторые цитаты, ожидающие подтверждения.

Обратите внимание, что исправления могут занять пару недель, чтобы отфильтровать различные сервисы RePEc.

Что происходит с Драконом после того, как Осел и Шрек выпили зелье «Счастья вечно»?

Со-режиссеры фильма играли с идеей превратить Дракона в пегаса, но в конечном итоге отказались от этого, потому что на самом деле это ничего не добавило к фильму, чтобы увидеть, как она трансформируется.

---

Цитата из аудиокомментария директора (содиректора Келли Эсбери и Конрада Вернона):

Мы работали над этим очень долго.Я имею в виду, как показать, что это зелье действует на Фиону так же, как и на Шрека? Я имею в виду, да, большая синяя вспышка, да, одна вспышка. Я думаю, был один момент, потому что Осел был, Осел превращается в «благородного коня», все спрашивают, да, но мы спрашивали себя, потом все спрашивали нас: « В кого превращается Дракон?»

Правый

И в какой-то момент мы заставили ее переодеться в Пегаса, большой розовой лошадки с крыльями … и я все еще думаю, что за кадром, она сейчас где-то пегас, гадая, что, черт возьми, происходит и летает вокруг…и затем она снова превращается в дракона до конца фильма.

И из Второго аудиокомментария к фильму (между продюсером Ароном Уорнером и редактором Майклом Эндрюсом):

Кто-то спросил меня: « как насчет Дракона, почему ты не видишь, как она трансформируется», и я сказал: «Как ни странно, мы сделали это в какой-то момент … но было немного странно внезапно отпрыгнуть назад. к Дракону ».

Ну ага, в какой-то момент Дракон был единорогом или пегасом с крыльями.

Да, позже в фильме она была частью «Спасательной команды», но она была слишком похожа на симпатичную пони, и это было нормально, но в итоге меня просто не задели …

---

Что касается того, почему ее не включили в фильм до самого конца, это обсуждается во втором комментарии к фильму. Короче говоря, это произошло потому, что наличие гигантского огнедышащего дракона в качестве союзника мгновенно разрушает любое чувство неопределенности в fim

.

Мы уже несколько раз пытались ее вставить, но… но у тебя не может быть ее много, потому что она, , потому что она все делает. Она может преодолевать любые препятствия.

Как будто мы не могли позволить ей попасть в замок или что-то в этом роде вот так, или вытащить тех парней из тюрьмы. Было бы просто сделать все это слишком просто.

Ослов, заключенных в тюрьму за годы собственной нечистоты, претерпевают поразительную трансформацию

Два осла, которые были обнаружены в ужасных условиях на ферме в Йоркшире, застрявшими в кучах собственных экскрементов, невероятно поправились после того, как их спасли благотворительные организации.

Это животные, страдающие от сильного недоедания и жестокого обращения, обнаруженные с переросшими копытами; но с помощью Ослиного заповедника и RSPCA вернулись к лучшему.

Они появляются в трехчасовом мероприятии по сбору средств на канале 5 «Помогите животным», которое призывает зрителей жертвовать средства на помощь большему количеству нуждающихся животных.

Ослиный заповедник был вызван на ферму после звонка в RSPCA, где они нашли Томми и Тимми.

Тимми был обнаружен в ловушке из-за многих лет собственных экскрементов, которые скопились в его конюшне, где его уши касались крыши, неспособной выбраться

Томми и Тимми были спасены с фермы Ослиным заповедником и RSPCA, которые дали им участки нежной и любящей заботы и вернула их в лучшую сторону.

Ханна Брайер из Ослиного заповедника описывает момент, когда они обнаружили животных.

Она говорит: «Пока мы разговаривали с хозяевами, мы слышали рев, доносящийся из другого места. Именно тогда мы обнаружили Тимми и Томми ».

Сначала они обнаружили Томми, затем в темном тесном вольере по соседству они нашли Тимми, заключенного в трех футах его собственных экскрементов.

Ханна продолжила: «Количество навоза и грязных постельных принадлежностей, на которых он стоял, было настолько большим, что они находились на уровне обычной двери конюшни.

‘Накопление до такой высоты указывает на годы, а не на недели или месяцы.Он действительно был заключен в тюрьму, откуда не было выхода ».

Куча фекалий была такой глубокой, что его уши касались крыши конюшни, и потребовалось больше часа, чтобы выкопать его из навозной тюрьмы.

Сначала они обнаружили Томми, затем в темном тесном вольере по соседству они нашли Тимми, заключенного в трех футах собственных экскрементов

На то, чтобы выкопать его из навозной тюрьмы, потребовалось больше часа. настолько высока, что была той же высоты, что и дверь конюшни

После года лечения, специального кузнечного дела и заботливой заботы, эти двое нашли свой вечный дом в Ослином заповеднике в Сидмуте, где они до сих пор неразлучны. жалкое состояние, голод, с сильно разросшимися и деформированными копытами, которые, по мнению спасателей, «порезали какой-то бензопилой».

«Я не знаю, как он все еще стоял», — сказала одна из грумеров Ослиного заповедника Зоя.

Она добавила: «Они очень боялись контакта с людьми, и им потребовалось много времени, чтобы завоевать наше доверие. Чтобы привести их в порядок, потребовалось много имбирного печенья ».

Их бывшие владельцы с тех пор были привлечены к ответственности и пожизненно лишены права содержать лошадей.

После года лечения, специального кузнечного дела и нежной заботы они нашли свой вечный дом в Ослином заповеднике в Сидмуте, Девон, где они до сих пор неразлучны.

Тимми и Томми — всего лишь двое из 7000 ослов, за которыми ежегодно ухаживает Ослиный заповедник по цене более 2000 фунтов стерлингов за осла.

В их истории рассказывается о котенке Фениксе, который сильно обгорел после того, как пожар вышел из-под контроля.

Одному котенку не удалось спастись из вышедшего из-под контроля пожара, и он получил серьезные ожоги. Кошка переименована в Феникс, была перевязана и завернута в одеяла

После нескольких месяцев интенсивного ветеринарного лечения ее перевели в центр повторного проживания в Фелледж при RSPCA, где ее портье, Лука Аткинсон, влюбился в нее и подарил ей дом

.

Котенок Феникс был обнаружен инспектором Durham RSPCA Кэти Мэддисон, когда представитель общественности услышал слабое мяуканье, исходящее из сада, где пожар вышел из-под контроля.

Почти весь мех Феникса сгорел, у нее не было усов, и было чудом, что она все еще жива.

Кэти вспоминала: «Она была такой крошечной, и было видно, что она вся в ожогах. Все ее бакенбарды исчезли, а лапки были обожжены.

«Я так боялся прикоснуться к ней на случай, если я причиню ей боль, потому что она выглядела такой нежной, и я мог только представить, насколько это будет больно».

Она добавила: «Это одни из самых ужасных травм, которые я видела на животных.