Санкции США при Байдене: чего ожидать

Будущий президент пишет, что «мы должны возложить на Россию реальную цену за нарушение международных норм и поддержать российское гражданское общество, которое снова и снова храбро сопротивлялось клептократической авторитарной системе президента Владимира Путина.”

Комментарии Байдена могут активировать как минимум два лейтмотива российской пропаганды. Во-первых, предсказуемое возобновление активного сотрудничества между Соединенными Штатами и европейскими странами в рамках НАТО является хорошим предлогом для того, чтобы российская пропагандистская машина ожила на тему войны. Неизбежно российское общество начнет продавать угрозу военной агрессии США и их союзников против России.

У этой угрозы нет значительного мобилизационного потенциала: с 2018 года внешнеполитическая и военная повестка дня не способствовала повышению рейтингов властей.Это связано с тем, что для большинства россиян их страна уже восстановила свою мощь. Кроме того, непопулярный шаг по повышению пенсионного возраста еще в 2018 году резко сфокусировал общественное мнение на внутренней и социально-экономической повестке дня. Тем не менее, новые свидетельства агрессивной политики США никогда не помешают антиамерикански настроенной части общества.

Другой пропагандистский ответ будет касаться гражданского общества. Любое ухудшение отношений с Западом всегда негативно сказывается на российском гражданском обществе, поскольку государство удваивает давление на него.Даже словесная поддержка российских гражданских организаций со стороны будущей администрации Байдена может спровоцировать новые законодательные инициативы, ограничивающие их деятельность, не говоря уже о безосновательных судебных исках против них. Буквально через неделю после выборов в США правительство России внесло в Думу законопроект, который вводит новые ограничения на работу НПО и создает дополнительные основания для их закрытия.

Возможно, это просто совпадение, но законопроект нацелен на «внешнее финансирование» (концепция, масштабы которой расширяются), а также на сотрудничество некоммерческих организаций с «нежелательными организациями».Подобное законотворчество уже является обычным явлением в России, и теперь, в результате акцента Байдена на повестке дня в области прав человека, российское применение закона и поправки к законодательству станут еще более репрессивными — в ответ на предполагаемое вмешательство во внутренние дела России. дела с использованием НПО и частных лиц, считающихся иностранными агентами.

Сентябрьский опрос, проведенный Левада-центром, показал, что 70% россиян, которые считают, что у современной России есть враги, одними из них назвали Соединенные Штаты (ни одна другая страна не приблизилась к этому проценту).Множественные фокус-группы, созванные Левада-центром, который сотрудничает с Московским центром Карнеги по некоторым исследованиям, показывают, что средний россиянин амбивалентно относится к Соединенным Штатам, сочетая чувство превосходства с комплексом неполноценности. В отличие от России, США бездушны. Однако в то же время это экономический центр, у которого можно поучиться, поэтому с ним стоит сотрудничать.

Внешняя политика Джо Байдена и Россия

Если российская пропаганда решит сосредоточиться на негативных последствиях победы Байдена, она разожжет пламя антиамериканских настроений.То, какие действия предпримут российские власти, во многом зависит от первых действий и заявлений администрации Байдена. Если команда Байдена продемонстрирует рациональный подход к возможным направлениям сотрудничества, это как минимум задержит любую широкомасштабную антиамериканскую пропагандистскую кампанию.

Спокойный и прагматичный тон в первоначальных заявлениях и контактах также способен сдерживать судебные дела и законодательные инициативы, направленные на российское гражданское общество.

История показывает, что общественное мнение может легко поддержать прежнего врага в случае улучшения официальных отношений между двумя странами.

Это произошло во время разрядки 1970-х годов, чего не произошло бы, если бы Советский Союз и Соединенные Штаты не заняли переговорные позиции, прежде всего прагматичные. В своем докладе Конгрессу о внешней политике в 1970 году президент Ричард Никсон предложил придерживаться «справедливой и деловой манеры» в переговорах с коммунистическими странами и признал, что и Советский Союз, и Соединенные Штаты «признали жизненно важную взаимную заинтересованность в предотвращении опасностей. импульс гонки ядерных вооружений.”

В то время другая окупавшаяся тактика включала использование обратных каналов, как подробно описал Генри Киссинджер.

Они позволили достичь Соглашения о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях, кульминацией которого стала совместная миссия «Аполлон-Союз» и рукопожатие в космосе. Прямая историческая экстраполяция, конечно, носит условный характер, но она дает представление о возможных инструментах сотрудничества и свидетельствует о положительном влиянии прагматического сотрудничества на разрядку в напряженной внутренней атмосфере.

Эта статья была впервые опубликована Московским Центром Карнеги.

Мнения, выраженные в авторских материалах, не обязательно отражают позицию The Moscow Times.

Россия и Германия | Foreign Affairs

БУДУЩЕЕ Историки вполне могут рассматривать нынешнюю русско-германскую войну как последний этап в ликвидации всех грубых ошибок в международной политике за последние тридцать лет.Будет благословением, если эта ликвидация вернет Европу к здоровым условиям, к мирному соперничеству между членами семьи европейских наций. Это возможно, конечно, только если в результате нынешней войны не возникнет нового национализма, а это в некоторой степени зависит, в свою очередь, от скромности целей со стороны тех, кто несет ответственность за мир. Ибо не существует окончательного политического и экономического лекарства от всех зол, возникающих в результате капризов и загадок человеческой природы. Любой, кто планирует мир, исходя из предположения, что определенными правовыми или экономическими положениями он может устранить последствия человеческих ошибок и страстей, принадлежит к той же линии, что и марксисты и тоталитарные пророки.

Странно, что Россия и Германия теперь должны были воевать друг против друга дважды в течение тридцати лет. За исключением короткого интермеццо во время Семилетней войны, никогда до 1914 года между ними не было войны. Испокон веков они нуждались друг в друге экономически. Вряд ли найдется другой пример такого тесного экономического симбиоза. Это началось в средние века, когда ганзейские города дали первые признаки богатства в России и вывели ее в орбиту европейской торговли.Эти же города представили свои собственные демократические концепции (впервые увиденные в Европе после падения древней демократии) в Западной России. Рига, Митау, Ревель и даже Киев имели те же права, что и Зоест, Любек и Магдебург. Даже позже, в период роста национализма, не было необходимости в конфликте, пока Германия могла согласовывать российские и австрийские цели на Балканах или, в противном случае, отказывалась поддерживать Австро-Венгрию в любом конфликте с Россией, возникшем в результате Экспансионистские тенденции Двойной Монархии на юго-восток.В этом была суть политики Священного союза. Для Бисмарка это было догмой.

Традиционные узы личной дружбы между монархами двух стран на протяжении многих десятилетий помогали подарить Европе мир и рост процветания. В несколько критических моментов цари и прусские короли или германские императоры храбро стояли вместе перед лицом страстного антагонизма между своими народами. Но эта дружба не отменяла и не исключала raisons d’état , которые, естественно, преобладали в обеих странах и являлись хорошей поправкой личных связей между монархами.В противном случае могла бы возобладать нереалистичная сентиментальность. И это худшее, помимо преобладания массовых идеологий, которые являются еще одной формой сентиментальности, что может произойти для стабильного мира и прочного баланса сил.

Именно сентиментальность привела две страны к противоположным лагерям в девяностые годы и перед последней войной. Из-за желания быть добрыми не только друг к другу, но и ко всем остальным, монархи приобрели привычку давать клятвы, которые должны были разрушить старые дружеские отношения и традиции и положить конец недоверию и страху, которые, как правило, являются основными причинами. войны.Вильгельм II имел добрые намерения, когда так стремился заверить Николая II в нейтралитете Германии в русско-японской войне и когда пытался склонить царя к скорейшему заключению мира с Японией. Это не помешало царю пойти дальше в своих обещаниях Англии и Франции. Интерес императора к строительству Багдадской железной дороги снова был сентиментальным. Из-за этого Англия и Россия приписали Германии то, что она стремилась опереться на Босфор. Фактически, Германии не было дела на Босфоре.Фон дер Гольц своевременно посоветовал туркам отказаться от своего господства в Европе и сосредоточиться на укреплении своего могущества в Азии. Это было бы реалистично. Фактически выбранный курс привел к тесному военному взаимопониманию между Россией и Англией. Опять же, именно из-за сентиментальной привязанности к Франциску Иосифу Вильгельм II допустил прекращение действия договора перестрахования Бисмарка с Россией и поддержал Австрию в ее политике после Сараево, хотя он скептически относился к австрийским методам преодоления кризиса.

Но ничто из этого не доказывает, что Германия и Россия обычно не могут жить вместе в мире и экономическом сотрудничестве. Вера в то, что они могут иметь большое влияние на формирование политики Бетман-Хольвега и графа фон Хертлинга. Даже Людендорф согласился с ними в том, что отнятие какой-либо территории у России вряд ли будет в постоянных интересах Германии. Но ни один из троих не решился произнести простую формулу, согласно которой Германия не заинтересована в территориальных изменениях к востоку от своих границ 1914 года.Историк не может решить, могло ли такое заявление до революции Керенского спасти царя и привести к сепаратному миру между Россией и Германией.

Немецкое верховное командование и министерство иностранных дел странным образом дезинформировали о внутренних условиях в России в период Керенского. Наступление Брусилова их напугало. Ожидая длительных боевых действий, они считали необходимым применить те же методы, что и союзники, а именно бороться с одной революцией другой.Однако вторая революция могла произойти, даже если бы Германия не разрешила Ленину проехать через страну на обратном пути в Россию.

Единственным человеком, который чувствовал, по крайней мере инстинктивно, что может произойти с большевистским режимом в России, был генерал Гофман. ^[i] Он был первым, кто столкнулся с этим лично. До своей смерти в 1927 году он твердо придерживался вывода о том, что Европа не может быть снова объединена, если большевики не будут свергнуты и стабильные условия не будут восстановлены в России посредством крестового похода, без аннексионистских целей, западными державами и Германией.Он был слишком реалистом, чтобы не осознавать, что проблема может быть решена только объединенной Европой, а не одной Германией. Также маловероятно, что он впоследствии согласился бы на разрыв Брест-Литовского мирного договора в том, что касается Польши и стран Балтии. Стоит помнить, что Брест-Литовск заложил основы этих государств. Однако ни генерал Гофман, ни какой-либо другой делегат Центральных держав не могли в тот момент полностью осознавать, что ему приходилось держаться между Сциллой и Харибдой, между роковыми альтернативами, с которыми всегда будут сталкиваться российско-германские отношения.

Немцы действительно могут завоевать Россию, но они не могут там оставаться. Помимо развития своей экономической организации, они не знают, что делать в этой стране. По-видимому, Гитлер считает себя первым, кто узнает об этом. Но игра еще не окончена. Германия никогда не может иметь никаких возражений против независимой Польши, Литвы, Латвии или Эстонии как таковых, при условии, что они не разовьют экспансионистские тенденции в сторону Запада, такие как Польша и Литва, которые фактически возникли сразу после Компьенского перемирия в 1918 году.Однако Германия должна осознавать, что активная поддержка любой из этих стран означает навлечь на себя вражду и ненависть со стороны России. Она также должна помнить, что поляки могут заключить военный союз с французами, чтобы подавить ее. С другой стороны, если из опасения навлечь на себя вражду со стороны России она воздержится от поощрения тенденции Польши к расширению на восток, Польша попытается расшириться на запад. Когда она это сделает, Россия воспользуется случаем и заберет у Польши то, что она потеряла.

Эти роковые альтернативы объясняют колебания германской политики в Восточной Европе во время последней войны, а также после нее. Существование в России большевистского режима, готового осуществить следующую идеологическую экспансию в сторону Польши и Германии и установить там аналогичные режимы, побудило Германию в последней войне определенно сделать выбор в пользу независимости Польши и стран Балтии. Граф фон Хертлинг направился в этом направлении. 1 сентября 1918 года князь Радзивилл получил от правительства Германии следующие условия: (1) гарантия целостности Польского королевства; (2) возможность польской экспансии на восток, то есть Подолье, Украина, Волынь; (3) определенные гарантии для польских меньшинств, проживающих в Германии.В случае объединения Польши с Австрией территория Германии должна была быть расширена по просьбе Людендорфа до стратегической линии Варте-Нарев. ^[ii] Через несколько дней князь Радзивилл объявил, что, кроме того, свободные выборы короля Польши гарантированы правительством Германии. Тем не менее, через несколько дней появился новый Регентский совет, который запрашивал все территории, которые принадлежали Польше на протяжении ее истории, даже в течение нескольких десятилетий. Спустя несколько месяцев Германии под диктовку пришлось разрешить проход легиона Галлера, который якобы собирался защищать восточные границы Польши от большевиков, но на самом деле в то же время, чтобы закрепить завоевание Польшей у Германии Коридора и Познани.Спустя два года часть Верхней Силезии была потеряна поляками.

То, что последовало, можно было ожидать. В то время как в Германии все еще бушевала жестокая борьба против большевизма, правительство Германии заключило Рапалльский договор с Россией. Это было предшественником Договора о нейтралитете, так называемого Берлинского договора, подписанного между Германией и Россией в 1926 году на пять лет. Таким образом, Германия вернулась на сторону России. На этот раз действовала не сентиментальность, а мрачный смысл существования. Рапалльский договор вызвал бурную реакцию не только за рубежом. Мало кто в Германии одобрял это, кроме коммунистов. Они не могли понять новую европейскую дипломатию — заключение пакта со страной, правительство которой пыталось контролировать вас, разжигая революцию в ваших границах. С тех пор в Германии возобладали три точки зрения на русскую проблему. Коммунизм ненавидели, но по политическим и экономическим причинам поддерживал русско-германскую дружбу. Другой, наиболее откровенным представителем которого на протяжении многих лет был генерал Гофман, хотел избавить Россию от большевизма и восстановить конституционное правительство с помощью европейской военной экспедиции. ^[iii] Члены третьей школы надеялись однажды добиться мирного пересмотра договоров и были готовы прийти к взаимопониманию с Польшей без каких-либо arrière-pensée агрессивных действий против России. Есть признаки того, что влияние этой школы преобладало во внешней политике Германии в период с 1930 по 1933 год.

Это были запутанные годы постоянных перемен. Россия, опасаясь переговоров о франко-японском взаимопонимании и присоединения к ним Польши, сначала стремилась заключить с Польшей пакт о ненападении.Польша сделала ратификацию этого пакта зависимой от заключения аналогичного пакта между Россией и ее союзником Румынией. Но поскольку Румыния не заключила такой пакт до отказа от российских претензий на Бессарабию, что является неприемлемым условием, план не был реализован. С другой стороны, правительство Германии отказалось продлить Берлинский мирный договор еще на пять лет, но только на два года, после чего ему может быть позволено истечь. Таким образом, в конечном итоге была открыта дверь для более тесного взаимопонимания между Германией и Польшей.Эта политика не получила одобрения части немецкой армии. Тем не менее, Папен, Шлейхер или Гитлер не отказались от него, хотя, как говорят, Папен в расплывчатых фразах предложил в Лозанне нечто вроде искаженного плана Гофмана.

Гитлер, конечно, всегда был сторонником идей Гофмана в той форме, в которой он слышал о них от Людендорфа. Когда он вступил в должность, продление Берлинского договора с Россией еще не было ратифицировано. Говорили, что немецкая армия вынудила его ратифицировать его в 1933 году.Но, конечно, он сделал это с умственной оговоркой. Вскоре он прибегнул к дальнейшим умственным оговоркам. Угрозы Пилсудского вторгнуться в Германию вынудили подписать десятилетний договор, гарантирующий немецко-польский статус-кво . Таким образом, Гитлеру пришлось смириться с тем, что немцам казалось двойным поражением. Они, конечно, не понимали, как и другие народы Европы, не понимали, что мысленные оговорки важнее опубликованных документов.

Должно быть, у Сталина тоже были оговорки, когда он ратифицировал обновленный Берлинский договор и согласился выплатить в следующие четыре года 500000000 долларов, которые были предоставлены в виде среднесрочных кредитов на товары, поставленные в Россию немецкими промышленниками в рамках гарантия правительства Германии.Здесь началась невероятная комедия, в которой Сталин и Гитлер борются друг с другом с помощью пропаганды во всех частях мира, каждый из которых использует друг друга как пугало, чтобы завоевать или консолидировать общественное мнение, в то время как их армии поддерживают дружеские отношения, установленные в 1924 году. правительства иногда были сбиты с толку, иногда забавляли зрителей. Иногда даже засыпали от бесконечного однообразия диалога. В самом деле, они, должно быть, спали, когда пропустили постепенный переход на сцене от комедии к трагедии.

Теперь предвидение генерала Хоффмана и многих других было полностью продемонстрировано. Стабильность в Европе была невозможна, пока Россия вела двойную политику — официальную политику заключения договоров и их справедливого соблюдения и неофициальную политику попытки разжечь гражданскую войну в странах, с которыми ее собственные дипломатические отношения были правильными и даже «дружественными». . » В начале 20-х годов это двуличие было очень широко признано в Германии, и молодое поколение хотело подражать российской практике.Они потерпели неудачу. Но тоталитарные режимы могут быть двоякими, не вызывая общественного мнения. Муссолини был либо неспособен, либо не желал проводить эту политику в широком масштабе. Однако большевики и нацисты довели его до окончательного вывода; им удалось втянуть каждую соседнюю страну в активную или скрытую гражданскую войну. Они даже смогли ослабить или сломать традиционный национализм этих стран, заставив их сосредоточить свое политическое внимание и страсти исключительно на одной противоположности — фашизме против большевизма.Это, конечно, не мешало Гитлеру и Сталину время от времени действовать совместно по чисто тактическим причинам.

Какие мысли придут в голову Сталину, когда, возможно, из новой резиденции с видом на проточную Волгу, самый дорогой для всех россиян ручей, он вспомнит дни до прихода нацистов к власти? Поймет ли он тогда, что его приказ немецким коммунистам в 1931 году тесно сотрудничать с нацистами, чтобы предотвратить нормальное функционирование Рейхстага, способствовал приходу Гитлера к власти больше, чем что-либо еще? Вспомнит ли он свои инструкции немецким коммунистам в 1932 году о проведении безответственных забастовок вместе с нацистами с целью подрыва авторитета немецких профсоюзов? После того, как нацисты пришли к власти, он, должно быть, осознал, что коммунизм умер в Германии и что он умрет, где бы ни применялась подобная тактика.Таким образом, он перешел к политике фронта населения. Первыми полями для экспериментов были Испания и Франция.

Гитлер, который до сих пор ограничивался подрывом правительства Австрии, почти сразу начал превращать нацизм в «экспортный товар», говоря словами Муссолини. Если бы требовалось какое-либо доказательство душевной усталости Европы, то это было бы представлено тем фактом, что во всех странах местные коммунисты и фашисты мгновенно откликались на каждое приказание своих верховных священников за границей.Везде тайные агенты Сталина и Гитлера доносили друг на друга в полицию. Это способствовало всеобщему недоумению правительств и людей. Эти двое были объединены в тактических целях в их общей борьбе против умеренных партий, против всех, кто был достаточно хладнокровен и имел достаточно здравого смысла, чтобы не доверять ни одному из них. Они также продемонстрировали полную солидарность с изгнанниками, которые знали большевизм и нацизм не понаслышке, и, таким образом, были в состоянии своевременно предупреждать о результатах их совместной тактики.Коммунистические агенты и писатели публиковали якобы антинацистские книги, которые часто содержали информацию, действительную или поддельную, дискредитирующую реальных противников нацистского режима. Нацисты выдавали себя за салонных коммунистов и яростно говорили о планах Гитлера, в отношении которых они делали вид (чтобы ввести в заблуждение иностранные правительства), что владеют секретной информацией. Сталин разработал новую конституцию, содержащую либеральные положения, призванные обеспечить религиозную терпимость. Гитлер выдавал себя за защитника католицизма в борьбе с большевизмом.Будет ли когда-либо возможным написать исчерпывающую историю этой извилистой политики — ее точные цели, ее связи с правительствами, ее финансирование и ее влияние на европейские дела — более чем сомнительно.

Одно можно сказать наверняка. Эти подпольные интриги и агитация не имели бы такого эффекта, если бы Европа, да и весь мир, не томилась от глубоко укоренившейся моральной болезни со времен последней войны. В каждой стране либералы, жестоко осуждавшие нацистов и коммунистов, не имели смелости действовать открыто, а тем более рисковать своей жизнью или своим имуществом.Некоторые тайно поддерживали фашизм, потому что не могли больше выносить постоянное отсутствие безопасности. Ради безопасности они были готовы пожертвовать своей свободой. Патриотизм повсюду находился между полярным противостоянием двух антагонистических крайних идеологий. Генерал Гофман был слишком прав, предсказывая, что, если большевикам будет позволено управлять Россией, они подорвут все традиционные моральные стандарты в политике.

Диктаторам удалось сделать мир болезненным. Но каждый хотел использовать ситуацию для установления своего господства.Каждый тянул время. Несмотря на то, что публично использовалось много диких высказываний, каждый из них в реальных политических контактах сохранял самое правильное отношение к другому. В этой игре Сталину были выгодны природные и географические преимущества. Он подсчитал, что Гитлер, чтобы собрать плоды своей подпольной работы, сначала должен будет предпринять аннексионистские шаги, которые не могли не оттолкнуть некоторые из великих держав. В этом он был прав. Вся его программа должна была контролироваться одной идеей — позволить Гитлеру наносить свои экспансионистские удары и не мешать им, кроме как дать расплывчатые обещания помощи объектам нацистской агрессии — помощи, которую он не мог и не хотел дайте.Сталин умел ждать.

Но Гитлер должен был действовать по графику. Если бы он не смог нанести решающий удар до 1941 г., другие европейские державы медленно, но верно довели бы свое перевооружение до точки, при которой он, возможно, больше не мог бы идти на крайний риск. Он начал перевооружение Германии при иностранной поддержке, а затем ускорил его темпами, возможными только в тоталитарных странах. Он достигнет пика производства в конце 1940 года. Для каждой системы перевооружения через некоторое время достигается оптимум.Появляется возможность продолжить производство на этом уровне. Но позже по разным причинам, многие из которых кумулятивные, производство неизменно падает. Это должно было произойти в Германии, независимо от того, произошла ли война в 1941 году, то есть как раз в тот момент, когда Англия и Франция будут приближаться к своему оптимуму. Более того, новые тактические методы, сулящие большой первоначальный успех, нельзя вечно держать в секрете, даже под властью гестапо. Когда-нибудь даже самый лишенный воображения иностранный генеральный штаб поймет их и подражает им.

Для Сталина перспективы были гораздо более многообещающими. Он мог по ряду причин как увеличить скорость производства, так и поддерживать производство в течение более длительных периодов. Скорее всего, он достиг бы оптимального уровня перевооружения только в 1943 году. Но это зависело от определенных условий. Поскольку среднесрочные кредиты, гарантированные правительством Германии и предоставленные России в период с 1930 по 1932 годы, должны были быть использованы для закупки товаров в Германии, Россия попала в зависимость от немецкой промышленности в плане ремонта и замены во многих отраслях промышленности, способствующих производству вооружений.Это была одна из причин, почему Сталин вовремя погасил кредиты после прихода Гитлера к власти. Даже в последующие годы он снабжал Германию нефтью, сплавами и т. Д., Чтобы получить оборудование и инструменты, необходимые для поддержания собственного производства вооружений в соответствии с третьей пятилеткой.

С другой стороны, чтобы Сталин мог отсрочить свои военные действия, он должен был помочь Гитлеру ускорить перевооружение Германии до немыслимого в противном случае темпа, а затем побудить его израсходовать свои силы в пожаре, от которого вначале Во всяком случае, сам Сталин мог остаться в стороне.Это, безусловно, был чрезвычайно умный расчет. Весной 1939 года казалось, что так оно и будет. Не может быть никаких сомнений в том, что Гитлер первоначально намеревался нанести удар по Польше в мае или июне 1939 года, не установив предварительно со Сталиным сообщества интересов за счет Польши. Помешали ли ему сделать это англо-французские гарантии Польше, или же предостережения армии снова возобладали над его обычным безрассудством, история покажет только позже.

Для непосвященных роль опытных военачальников в тоталитарных странах остается загадкой.Между польской кампанией и битвой за Францию ​​не было похоже, что немецкие генералы были в каком-либо смысле оптимистичны. Действительно, успех во Франции должен был их удивить. Теперь очевидно, что они не смогли бы продолжить свое быстрое продвижение даже на одну неделю дольше. Прогноз генерала Гренера о том, что любое быстрое наступление немцев во Франции должно было бы остановиться у Луары из-за истощения людей и припасов, оказался вполне обоснованным. ^[iv] Но генерал Гренер, конечно, не мог предвидеть скорейшего краха французских политиков.

Мы можем предположить с определенной степенью уверенности, что после того, как англичане и французы дали свои гарантии Польше, немецкая армия не желала рисковать вторжением в Польшу, не зная, какой будет реакция русских. Если армейские руководители объединятся между собой, они могут преуспеть даже в тоталитарных странах в отсрочке военных действий или изменении своего характера. Но судьба Бадольо, Грациани, фон Фрича, Бека и некоторых русских генералов доказывает, что они не могут полностью предотвратить военные авантюры, если диктаторы решились на них.Их парализует страх, что в момент величайшей опасности их страны их заменят другие, более амбициозные, чем способные. Однако некоторые действия Гитлера весной 1939 года нельзя объяснить иначе, как предположением давления со стороны немецкой армии с целью достижения договоренности с Россией по поводу Польши. В любом случае маловероятно, что немецкий генеральный штаб стремился к кампании против России, отчасти из-за своих давних близких отношений с русской армией, но тем более из-за причин, которые будут обсуждены позже.Генералам должно было казаться самоубийством одновременное принятие фронтов против России, Польши и западных держав. Услышав об англо-французских гарантиях Польше, Румынии и Греции, они, возможно, пришли к выводу (как и многие другие наблюдатели), что союзники никогда не дали бы таких гарантий, если бы они уже не пришли к некоторому взаимопониманию с Россией. В противном случае гарантии не могли не склонить Сталина на сторону Гитлера.

Как бы то ни было, Сталин неожиданно оказался как раз в том положении, которого он, должно быть, жаждал, — когда за ним ухаживали нацисты, а также союзники.Если бы союзники отказались дать гарантии Польше и Румынии, но, тем не менее, полностью мобилизовались, как только Гитлер вторгся в Польшу, они, скорее всего, спровоцировали бы конфликт между Сталиным и Гитлером. Гарантии, которые правительства Чемберлена и Даладье предоставили Польше и Румынии, исключили эту возможность перевернуть столы против двух диктаторов, ни в малейшей степени не помогая этим двум несчастным странам. Понимание между Гитлером и Сталиным по поводу раздела Польши привело к тому, что польская армия не могла ничего сделать, кроме как отважно пожертвовать собой из-за ошибок и тщеславия полковника Бека.Воевать на два фронта было для него слишком тяжело.

Осознавал ли Сталин последствия своего пакта с Гитлером? С 1936 года до недавнего времени было принято считать всех европейских государственных деятелей дураками. Напротив, между 1929 и 1936 годами люди были готовы верить, что каждое слово пустых резолюций, услышанных в Женеве, было продуктом глубокой мудрости и конструктивного предвидения. Чтобы быть справедливым по отношению к Сталину, нужно сказать, что он, вполне возможно, рассчитывал, что Германии придется вести затяжную, возможно, нерешительную битву на Западе.Таким образом, он мог бы стать настоящим хозяином Европы при оптимальных условиях собственного перевооружения. С другой стороны, если бы у него было стратегическое воображение, его разум вполне мог бы быть полон мрачных предчувствий. Западные границы, которые он получил от Гитлера, безусловно, предоставили ему идеальную базу для нападения на Германию. Но если нацисты должны были стать нападавшими, его новые северо-западные границы представляли собой греческий дар. Возможно, он понял это позже, после падения Франции. Если бы Молотов осенью 1940 г. обеспечил дальнейшее расширение российской территории на Финляндию и Румынию, о чем, по словам Гитлера, он просил, оборонительная позиция России могла бы быть несколько улучшена.Имея Молдавию в качестве базы для операций, Сталин мог помешать Гитлеру подчинить Румынию. Более того, у него был бы шанс поддержать панславизм на Балканах и оказать давление на юг вплоть до Салоников. Таким образом, положение Гитлера стало бы более опасным как в стратегическом плане, так и в отношении необходимых поставок, особенно румынской нефти. Гитлер мог даже потерять шанс впоследствии успешно атаковать Россию.

Но в истории расчеты оптимальной готовности и наилучшего момента для удара часто приводили к драматическим взрывам.В 1914 году немецкая военная машина была далеко не полностью готова к войне продолжительностью более десяти месяцев, в то время как Россия достигла максимально возможной готовности, и некоторые русские генералы выступали за немедленный удар. Так было снова. Во время войны или в предвоенный период, когда один генеральный штаб делает негибкие расчеты годами, месяцами и даже неделями, другие продолжают делать то же самое, и неизбежным результатом является внезапный взрыв. Более прохладные и дальновидные соображения исключены; Давление со стороны одержимых жестким графиком увеличивается день ото дня, пока, в конце концов, оно не станет решающим по сравнению со всеми другими соображениями и расчетами, даже теми, которые долгие годы считались основой долгосрочной международной политики.

Мы можем предположить, что Сталин пошел бы на временную уступку в отношении поставок нефти, зерна и других товаров, жизненно важных для Гитлера, если бы за эту цену он мог купить отсрочку немецкого нападения всего на шесть недель, до середины августа. . Тогда он мог бы спасти украинский урожай и свои основные отрасли производства вооружений, мобилизовать все возможные резервы и остановить Гитлера на линии Сталина или за линией Сталина без катастрофических потерь в людях и материалах. Но расписание Гитлера требовало от него немедленного удара, если он хотел выжить под двойной угрозой постоянно увеличивающихся сил России и Великобритании, и особенно с тех пор, как он был вынужден признать невозможность прийти к какому-либо соглашению. с Черчиллем.Было слишком поздно осуществлять план генерала Гофмана по настройке всей Европы на борьбу против большевизма, а не против русского народа.

II

Несмотря на то, что сообщалось в популярной литературе и газетах, не может быть никаких сомнений в том, что, по крайней мере, некоторые из наиболее способных командиров немецкой армии, должно быть, пытались убедить Гитлера в том, что Россия — не такая легкая марка, как Франция. и, кроме того, что двухлетняя война в России значительно уменьшит шанс покорить Англию.Черчилль, естественно, вступил бы в союз со Сталиным; и время, когда Великобритания и Соединенные Штаты достигнут максимума в производстве вооружений, приближалось со зловещей скоростью. Но, возможно, армейские руководители не совсем наслаждались риском вторжения в Англию, что можно заключить из того факта, что никакой подготовки к такому вторжению не существовало, когда Битва за Францию ​​закончилась. Сказанное выше о европейских государственных деятелях справедливо и для элиты генеральных штабов. Они не так глупы, как предполагали Ллойд Джордж и некоторые его последователи.Генерал Уэйвелл дал лучший ответ стратегам-любителям в одной из своих знаменитых лекций Лиза Ноулза. Как он очень ясно объяснил, понимание проблем снабжения и морального духа так же важно для великого офицера генерального штаба, как и стратегическое воображение.

Нигде снабжение и транспорт не имеют такого значения, как в России, и это особенно актуально в современной механизированной войне. Для крупного прорыва танковым дивизиям нужен особый тип местности и, по крайней мере, хорошие дороги второго класса, чтобы собраться и развернуться на выгодных позициях.Болота, непроходимые леса и глубокая грязь — их главные враги. После каждого долгого и быстрого продвижения нужно строить аэродромы. Без самолетов для разведки и бомбометания с пикирования танковые дивизии не могут выполнять свою функцию по независимым действиям далеко впереди остальной армии, как это делала кавалерия Фридриха Великого и других военачальников до XIX века. Все механические транспортные средства, помимо регулярного ремонта, должны подвергаться капитальному ремонту не реже одного раза в два месяца.И последнее, но не менее важное: чтобы иметь возможность преследовать танковые дивизии на огромных территориях, постоянно маршировать и сражаться, пехота должна иметь дороги и организацию снабжения. Даже сегодня, а в России больше, чем где-либо еще, пехота по-прежнему является самым важным фактором в достижении решающей победы. Общественное мнение об обратном совершенно ошибочно.

Ни танковые дивизии, ни пехота не могут безопасно продвигаться дальше восьмидесяти или ста миль от последнего важного железнодорожного депо.Этот факт был установлен в прошлую войну. Но в России это означает многодневное ожидание, пока железные дороги будут переведены на стандартную ширину. Верно, что во время последней войны генерал Гренер спланировал и организовал все для наиболее эффективного решения этих проблем. Он убедил целое поколение офицеров в важности именно этой задачи. Но обширность местности и ее рельеф делают вторжение в Россию очень опасным при любых условиях.

Популярное суждение о причинах неудачи Наполеона в 1812 году основано на той же современной литературе и мемуарах, которые мы видели опубликованными в таком количестве после битвы за Францию.Бедный Клаузевиц, которого сейчас широко цитируют, но почти никогда не читают и в основном неправильно понимают, тщетно пытался защитить гений Наполеона и объяснить настоящие причины его поражения. Разрушение Москвы и катастрофа на Березине при отступлении были случайностью. Россию нужно ударить так, чтобы она быстро потребовала мира. Есть только одна альтернатива — полностью покорить ее. Для Наполеона последнее было невозможно из-за нехватки войск и транспортных средств.Чтобы нанести быстрый и решительный удар, опять же, есть только две возможности. Тот, который выбрал Наполеон — единственный, который он мог выбрать, — это азартная игра. Он надеялся, что, захватив Москву и разгромив главные русские армии перед Москвой, он побудит царя начать мирные переговоры. В этой надежде он был обманут. Русские не знали, что делать, и поэтому ничего не сделали. Они не играли в ту игру, в которую играли бы, если бы у них был другой Наполеон. Таким образом, кампания Наполеона закончилась неудачей, так как остаться в Москве, даже если бы город не был подожжен, никак не повлиял бы на исход войны.

Другой вариант — дать русским возможность продвинуться вперед, а затем нанести им решительный удар к западу от Березины и Днепра. Граф Шлиффен заложил это в принцип любой операции против России. На этом принципе победа Танненберга была достигнута. Но это был лишь частичный успех. Единственная реальная возможность положить конец сопротивлению русских — при наличии достаточного количества войск — была в ноябре 1914 года, когда была начата так называемая Гинденбургская «рохада». Немецкие и австрийские войска отступили к гребню Карпат, Кракову и силезской границе; в то же время ряд дивизий был тайно переброшен по железной дороге в тыл с юга на север с целью отделить основные русские силы от Варшавы и внезапным ударом с северо-запада разгромить их против Карпат.Гофман, фон Виллиссен и другие молодые офицеры генерального штаба примерно того же поколения, что и нынешние руководители немецких групп армий, настаивали на том, что этот великий стратегический маневр может быть успешным только в том случае, если немецкие войска временно оставят Силезию и отступят в чешско-силезские горы. Таким образом, между Варшавой и тылом русских оставалось достаточно места для битвы на «уничтожение». Но Гинденбург отказался по сентиментальным причинам эвакуировать Силезию, даже временно.Таким образом, решения не было. Венчал этот маневр только один из самых славных подвигов военной истории — Бжезинское сражение, которое произошло благодаря гению молодого капитана генерального штаба. ^[v] Другой курс состоял в том, чтобы свернуть два фланга русской армии — с юга, либо со стороны Галиции, либо со стороны Буковины, и с севера между Гродно и Вильно — и прижать их к Березине и Припятьские болота. Но этот маневр проводился слишком осторожно и по частям, потому что генерал фон Фалькенхайн не хотел решиться рискнуть всем одним ударом против России.

Интересно вспомнить этот последний маневр сегодня, потому что он, безусловно, сильно присутствовал в умах членов немецкого генерального штаба, ответственных за стратегию нынешней кампании. Дело в том, что упомянутые выше транспортные и топографические условия не допускают большого разнообразия основных стратегических возможностей кампании против России. Особенно с учетом новых западных границ, зафиксированных в российско-германском договоре от августа 1939 г., целями на основных направлениях должны быть Ленинград, Москва и Киев.Операции Наполеона основывались на этом плане. Так была нынешняя кампания. В обоих случаях сильнейший удар был в центре, в направлении Вильно-Смоленск-Москва. Это сделало тактическое сотрудничество между более слабой Северной армией (под фон Леебом) и более сильной Центральной армией (под фон Боком), когда это было необходимо. Северная армия, выполнив свою главную задачу по очистке Прибалтики от русских войск и сковав остатки русских сил на севере в Ленинграде, будет в состоянии сойтись с Центральной армией в направлении Москвы.Новые рубежи 1939 года предоставили наилучшие возможности для действий этих двух армий.

Положение Южной армии (при фон Рундштедте) было совершенно иным. Там Львов и чрезвычайно сильная естественная линия обороны вдоль цепи озер Гродек к западу от Львова оставляли только один шанс на фронтальный прорыв в направлении Владимир Волинский-Луцк-Новоград-Волынск. Линия Сталина, за которой стоит Киев в качестве сильной базы, проходит вдоль Днестра, а затем через очень легко защищаемую территорию в направлении Житомира и Коростеня.Совершить фланговое движение через Прут, а затем через Днестр против линии Сталина было вряд ли возможно из-за слабости немецких и румынских сил, доступных для такой лобовой атаки. Даже небольшая фланговая атака Венгрии и Румынии через Карпатские перевалы с юга против Львова была сначала неудачной из-за сильных метелей (которые в конце июня представляют собой метеорологическую диковинку).

Рундштедта вначале двигалась медленнее, чем две другие немецкие армии.В немецких сообщениях говорится, что его всюду встречали русские элитные войска. Названия рек, которые он пересек — Стоход, Штир, Горин, Злота Липа, Стрипа, Серет, Збруч — и взятых им городов — Броды, Злочув, Тарнополь, Бучч — не имеют для нас большого значения. Америка. Но сердца миллионов российских, австрийских, венгерских и немецких матерей и вдов, должно быть, снова заболели, когда им напомнили самые ужасные и удручающие воспоминания о прошлой войне. ^[vi]

В направлении генеральной линии наступления Рундштедта было всего несколько дорог.Самый главный из них, от Луцка через Ровно до Новограда Волынска, проходит по южной окраине Припятских болот через множество заболоченных ущелий. Единственная возможность — лобовая атака по узким полосам земли. Мы еще не знаем много подробностей об этих боях. Но в некоторых российских сообщениях говорится о наиболее интересных и сложных тактических маневрах в тылу немецких войск путем переброски танковых войск. Основные линии обороны России на этом участке были выбраны таким образом, чтобы убедительно продемонстрировать высокие военные качества Тухачевского.После многих тяжелых вылазок и прорывов Рундштедт был вынужден повернуть на юго-восток прямо под артиллерийские орудия Киева и Линии Сталина у Коростеня и провести очень смелую и трудную операцию по уничтожению значительной части войск Буденного. армия западнее Днепра. Для операций в этой части России нет прецедентов. Доминируя за Днепр на десятой неделе кампании, Рундштедт впервые смог стратегически и тактически сотрудничать с Центральной армией.

В центре и на севере ситуация была совсем другой. Самой крупной из трех немецких армий была Центральная армия Бока, самой маленькой — Северная армия Лееба. Их направления были примерно такими же, как у Наполеона и немцев во время последней войны. Разрыв между верхней Двиной и верхним Днепром всегда будет первой целью при атаке на Москву. Наибольшие возможности открывает прорыв вдоль северной окраины Припятских болот; второй прорыв из Гродно в сторону Барановичей и Минска; и третий двойной удар из Вильно в сторону Минска и Полоцка, последний при поддержке одновременного давления правого крыла Северной армии.Это облегчает многократные танковые движения и захват крупных сил и открывает дорогу на Москву, особенно танковым и моторизованным дивизиям. Это местность, которую Людендорф и Гофман считали наиболее благоприятной для попытки отбросить русские армии на Припять и Березинские болота и свернуть весь русский фронт с тыла. Но у Людендорфа и Гофмана никогда не было достаточно войск для проведения таких огромных операций. Поэтому они истощили силы своих армий в атаках — которые не могли привести к решающему успеху — с севера на линию Нарев, а не со стороны Вильно на Минск.

В нынешней войне условия для захватчиков были гораздо более благоприятными. Новые границы Германии сделали возможным нападение из Вильно в первый же день кампании. Кроме того, тот факт, что мосты через реку Буг не были разрушены, позволил танковой армии Гудериана за семнадцать дней прорваться через Припятские болота и через линию Сталина к Вязьме, в 120 милях к западу от Москвы, уничтожив или захватив несколько русских армий на путь. Судя по российским сообщениям, это было непрерывное наступление днем ​​и ночью с непрекращающимися боями — одно из самых грозных сражений в истории.

Российские предрасположенности в этом секторе были поразительны с нескольких точек зрения. Захват крупных российских войск к востоку от Белостока, второй по величине группировки в окрестностях Минска, и сообщение Германии о том, что резервные силы были обнаружены на линии Сталина вдоль Березины, более чем озадачивают. Русские армии, которые были уничтожены между Белостоком и Минском, были слишком велики для армий de couverture. Из-за новых границ они с самого начала кампании подвергались серьезнейшей опасности.Эта опасность должна была стать очевидной для русских из-за того, что летом 1939 года немцы настаивали на получении больших лесов около Августова, которые подходят для укрытия очень больших сил. Были ли размещены крупные российские силы так, как они были до начала войны между Германией и Россией, чтобы нанести заранее спланированное нападение? И отступили ли они в начале кампании в соответствии с внезапной сменой стратегии? Если так, то в течение первых четырех дней кампании они оказались в самом опасном положении, которое они могли бы занять где-либо в России.Опыт прошлой войны показывает, что лучшая линия обороны России была бы либо вдоль нижней Двины в сторону Двинска, а оттуда на юг, вдоль озер и болот вокруг озера Нароч через Минск в сторону Бобруйска, либо вдоль линии Сталина. Эти линии можно было легко подкрепить из общего резерва, который был собран вокруг Москвы за несколько дней до начала войны. После окружения двух групп армий к востоку от Белостока и под Минском этот резерв, скорее всего, был брошен в бой под Смоленском, но через две недели его постигла та же участь.Две группы были отрезаны от длинной боевой линии двумя танковыми армиями Бока, одна на севере, а другая на южном фланге. Северная танковая армия Бока, стабильно продвигавшаяся на восток-северо-восток, постоянно поддерживалась натиском единственной танковой армии Либа, продвигавшейся на север-северо-восток через Двинск.

Здесь в первые дни кампании был реальный шанс, что прорывы с последующим обходом могут привести к разгрому крупных русских армий. На юге такая возможность существовала бы только в том случае, если бы армии в три-четыре раза сильнее были доступны для флангового движения через Прут и Днестр.На севере такой возможности не было, кроме как в конце, после того, как линия Сталина была прорвана у острова между Двинском и Чудским озером. Армия Либа, взяв Каунас и Двинск и прорвав линию Сталина, защищаясь на своем правом фланге от сильных и повторяющихся контратак русских из Великих Луков, с Валдайских возвышенностей, из Новгорода и нижнего течения Волхова, сумела заблокировать то, что осталось от русской Северной армии на побережье Эстонии и в Ленинграде.Это наступление, менее заметное, чем успехи двух других немецких армий, на самом деле было самым трудным и смелым. После разгрома сильной русской танковой армии к северу от Каунаса Либ оказался в чрезвычайно труднопроходимой местности для крупных танковых частей. На расстоянии 320 миль между Двиной и Ленинградом есть болотистая местность с большими лесами и многочисленными озерами, с очень немногими городками и деревнями и всего двумя первоклассными дорогами. Фактически, силы Либа, наступавшие на Ленинград, на протяжении почти 160 миль имели только одну главную дорогу и одну дорогу второго класса.Вся затея была очень рискованной, но армия Лееба имела одно преимущество перед двумя другими немецкими армиями — железные дороги до Двины были стандартной колеи, так что поезда снабжения могли отправляться в Ригу и Двинск сразу после наступления танковых дивизий. Возможно, пехота тоже была доставлена ​​по железной дороге к Двине.

Возможности для тактических и стратегических успехов Либа и Бока, и особенно для весьма успешного сотрудничества между их двумя армиями на всем протяжении линии Каунас-Вильно-Полоцк-Невель, во многом были связаны с тем, что русские предпочли занять сильную позицию. на территориях, только что приобретенных по договору 1939 года с Германией.Если бы вместо этого они использовали вначале тактику «выжженной земли» и разрушили бы все железные дороги, дороги и мосты к западу от линии Двина-озеро Нароч-Минск-Припять, у них было бы время перебросить все свои резервы на линию Сталина и мог продержаться там много месяцев. Но они ничему не научились из ошибок союзников, допущенных в Нидерландах более года назад, когда французы и британцы продвинулись на полпути, чтобы встретить натиск немцев и оказались в крайне невыгодном положении. ^[vii]

Чтобы понять гигантские сражения к западу от линии Днепр-Смоленск-Ленинград, нужно взглянуть на карту рельефа, которая также включает автомобильную и железнодорожную системы. Огромная сложность действий обеих армий станет очевидна сразу. В глаза бросаются три основных момента.

Во-первых, немецкий генеральный штаб выбрал для своего большого окружения относительно немногочисленные участки земли — почти все конечные морены, — которые несколько выше и суше, чем в стране в целом.Это единственные возможности для полного развертывания и использования танковых дивизий. Так, битва на уничтожение к востоку от Белостока велась на сухой песчаной возвышенности в районе Волковыск и Новогродек; следующий бой на такой же местности под Минском, севернее железной дороги Брест-Литовск-Смоленск; третий бой, на возвышенности под Смоленском. Четвертое сражение объединенной армией Рундштедта и Бока к северо-востоку от Киева лишь частично укладывается в эту схему. Два сражения, последовавшие за Брянском и Вязьмой, снова являются прекрасными примерами одной и той же стратегии.

Во-вторых, тот факт, что крупные русские силы были окружены так близко к границе, очевидно, позволил частям танковых армий Бока двинуться прямо к Линии Сталина в районе Бобруйск-Могилев и прорваться через Линию, в то время как она была укомплектована в основном резервными дивизиями и раньше Главный резерв у Москвы был доступен для ответного удара. Таким образом, основной резерв позже был пойман в трех крупных сражениях к северо-востоку от Киева, под Брянском и под Вязьмой. В этом отношении русская кампания полностью отличалась от кампании во Франции, где, можно сказать с небольшим преувеличением, все имеющиеся войска с самого начала находились на фронте сражения, хотя и были частично обездвижены на линии Мажино.

В-третьих, взятие Смоленска и битва к северо-востоку от Киева лишили русских возможности использовать железнодорожные пути север-юг, и после этого любое движение основного резерва должно было происходить через Москву. Различные стратегические железные дороги север-юг в Польше, которые имели такое огромное преимущество для русских в прошлой войне, на этот раз были для них недоступны. Это проясняет, почему Людендорф и Гофман, с нетерпением ожидая того дня, когда у них будет достаточно войск с запада, чтобы нанести решающий удар по русской армии, всегда обращали внимание на линии наступления от Вильно до Минска и Борисова и от Вильно. в Полоцк.

Русские солдаты, как всегда, хорошо сражались. У них было огромное численное превосходство над немцами в людях, танках и самолетах. Но у немцев было преимущество неожиданности. Чтобы противодействовать этому преимуществу, лидеры противостоящей армии должны обладать огромным даром воображения и предвкушением — большим в современной войне, чем требовалось в прежних войнах. Эти подарки не были доступны на российской стороне. На стороне немцев сражались призраки Тухачевского и сотни способных офицеров российского генерального штаба, застреленных Сталиным за четыре года до этого.

Вопрос в том, как написаны эти строки, состоит в том, уничтожила ли немецкая армия или скомпилировала основную часть российских активных дивизий и резервов первой линии, не понес при этом слишком больших потерь. Немецкие потери офицеров и летчиков должны были быть огромными. Их нелегко заменить. Прочие потери Германии, за исключением оборудования и запасов нефти, можно считать относительно низкими. Большая часть расцвета российской армии потеряна. Москва может сопротивляться в течение значительного периода времени, поскольку ее нелегко атаковать, кроме как с запада и юга.В остальной части страны продвижение немцев неизбежно будет замедлено погодой и дорогами. Холод сам по себе не так вреден для немцев, как мокрый снег, грязь и тающий снег. Однако есть предел выносливости немецкой пехоты и миллионов лошадей, тянущих за собой поклажу и легкую пушку. Кроме того, если немцы не захватят добычу нефти на Кавказе, их армии рискуют слишком сильно использовать свои запасы нефти.

Если Сталин не заключит мир, немецкое командование должно трезво оценить огромную проблему огромных русских пространств.Немцам придется разрушить — хотя и не обязательно оккупировать — новые промышленные районы в Уральском регионе. Это означает новую кампанию весной. А расстояние от Москвы до Свердловска в два с половиной раза больше, чем от немецкой границы до Москвы. Если в этой кампании есть что-то действительно беспрецедентное в истории, так это боевое продвижение немецкой пехоты. Но Волга и Урал еще далеко впереди. Итак, на момент написания, это Кавказские горы. Разве немецкий генеральный штаб не думает снова останавливаться, поскольку они останавливались после каждого большого сражения при окружении, и позволить последним имеющимся российским резервам наступать против них в мае следующего года? Таким образом, их достижения могут увенчаться окончательным успехом.Зима в любом случае будет тяжелой для немецких войск, и их жизнь в разрушенных городах и деревнях или в землянках на обширных русских равнинах, без привычных санитарных условий и разделенных почти тысячей миль от дома, может нанести им серьезный ущерб. определенная меланхолия.

Обо всём этом можно только догадываться. Ясно только одно. Пока не было обсуждения независимости Украины или Прибалтики. Львовский район был воссоединен с Генерал-губернаторством Польши.Российская Украина считается территорией России, находящейся под оккупацией. Похоже, что в странах Балтии нет правительств Квислинга. Румынам обещана только Одесса. Из всего этого можно сделать один вывод — немцы, похоже, стремятся избежать ошибок, которые они сделали в последней войне, обещая независимость странам Балтии и Украине и экспансию на восток к полякам. Таким образом, они оставляют открытой возможность для мира с Россией без какого-либо нарушения ее границ.Это можно было бы устроить, но с другой Россией, чем у Сталина. Кто-то, живущий вне контакта с русскими массами, не может предсказать, будет ли такая другая Россия существовать в следующем году. Как повлияет военная ситуация на их менталитет? Сможет ли большевистская идеология пережить такие ужасные потери? Остался ли хоть один человек в стране, которая 25 лет находилась под тоталитарным правлением, чтобы попытаться избавиться от Сталина? История предлагает мало, если вообще есть, параллелей, которые побудили бы нас сформулировать разумные ответы на эти вопросы.

^[i] Генерал Карл Адольф Максимилиан Хоффманн был одним из величайших офицеров немецкого генерального штаба последней войны. Именно он задумал битву при Танненберге до того, как Гинденбург и Людендорф приняли командование на Востоке. Он вел переговоры в Брест-Литовске. Его мать, кстати, происходила из семьи Дю Бюиссон. Подобно ему и великому Мольтке, почти все великие немецкие военачальники последних ста лет, за характерным исключением Людендорфа, имели гугенотское происхождение.

^[ii] Граница Нарев была установлена ​​Гитлером в 1939 году.

^[iii] Был еще один генерал, который разделял идеи генерала Хоффмана — маршал Фош.

^[iv] Cf. «Стратегия Германии: 1914 и 1940», автор X, ИНОСТРАННЫЕ ДЕЛА, апрель 1941 г.

^[v] Правота молодых немецких офицеров генерального штаба, пожелавших временно пожертвовать Силезией, становится очевидной при чтении дневников лучших наблюдателей с российской стороны.См. Генерал-майор сэр Альфред Нокс, «С русской армией, 1914-1917», т. I, стр. 214.

^[vi] Посмотрите драматическую картину этого боя, представленную генералом сэром Альфредом Ноксом в книге «С русской армией, 1914-1917».

^[vii] Когда битва закончилась, немецкий генеральный штаб, должно быть, был слишком доволен тем, что пожелания Сталина в отношении северо-западных границ России были выполнены в 1939 году.

Загрузка …
Пожалуйста, включите JavaScript для правильной работы этого сайта.

Владимир Набоков читает Russian Masters

НЕОБХОДИМО БЫЛО БЫЛО присутствовать на занятиях Владимира Набокова по русской литературе в Уэллсли и Корнелл, но горе бедному студенту, которому пришлось сдать серьезный экзамен в этой области под более традиционной эгидой! Ибо Набоков, конечно, не был профессиональным педагогом, озабоченным распространением информации и знакомством своих слушателей с «полем» — в данном случае русской литературой, одним из самых выдающихся ныне живущих представителей которой он был.И поэтому некоторых из тех, кого Набоков нежно называл «костяком нации, трудолюбивой армией класса C», возможно, немного оттолкнула безудержная манера профессора Набокова.

Но большинство, вероятно, сочло его таким же очаровательно сумасшедшим, как и его собственный профессор Пнин. И какой праздник он был для тех, кто обладал некоторой литературной чуткостью, кто был способен оценить его блестящий ум, его остро выразительный язык и его острое понимание литературы как ремесла!

Настоящий том представляет собой тщательно отредактированную реконструкцию на основе заметок и черновиков, оставшихся среди бумаг Набокова, курса, который он читал по русской литературе.Собрать их вместе было непростой задачей, и следует поздравить редактора Фредсона Бауэрса, что они читают так же хорошо, как и делают. Предполагаемый читатель, однако, должен знать, что большая часть книги является цитатой, поскольку значительная часть учебного времени была занята чтением отрывков вслух (конечно, на английском языке), сопровождавшимся пламенем пренебрежительных замечаний по поводу перевода и соответствующих исправлений . Достаточно простора дана прекрасная демонстрация обычных крючков и прихотей Набокова. Он старательно вычисляет точную дату начала действия Анны Карениной (пожалуйста, без «а»), хотя Толстой не счел это важным упоминать.И Набоков в одной из его любимых ролей — безумного педанта с фанатичным блеском в глазах — полностью очевиден на 30 страницах комментария, которые он предназначил для (никогда не издававшегося) издания «Анны Карениной» (а). Например, в разделе «Щи и крупы» мы узнаем, что «в мое время, на сорок лет позже (чем в романе) есть щи, было так же шикарно, как играть с любыми французскими блюдами».

Книга, однако, содержит гораздо больше, чем подобные эксцентричности. Он начинается с великолепной и живой лекции, прочитанной в 1958 году, в которой говорится, что русская литература в XIX веке постоянно подвергалась двум цензурам — царскому государству, с одной стороны, и радикальной критике, с другой.Первый настаивал на лояльности писателей к государству, второй — к благу масс. «Эти два направления мысли должны были встретиться и объединить силы, когда, наконец, в наше время новый тип режима, синтез гегелевской триады соединил идею масс с идеей государства». Никогда еще не было дано лучшего описания ситуации, которая породила столько ужасно назидательной советской литературы, абсурдность которой Набоков прокалывает несколькими избранными цитатами. Следует также отметить, что он не принимает модное выражение о том, что косвенное давление рынка на писателей в свободных странах равносильно прямому давлению со стороны полицейского государства.

Отдельные главы посвящены Гоголю, Тургеневу, Достоевскому, Толстому, Чехову и Горкам. Обычно обсуждают одну-две работы, хотя кратко передаются и общие впечатления, и после нескольких исходных фактов Набоков переходит к текстовым деталям. Ибо, как он пишет, «не будем искать душу России в русском романе: давайте искать индивидуального гения. Смотрите на шедевр, а не на раму — и не на лица людей, смотрящих на Рамка.» Это ответ Набокова на подавляющее требование к русским писателям, как радикальных критиков прошлого, так и поддерживаемых государством критиков настоящего, сосредоточиться на каком-то «послании» и писать произведения «особой доставки» (поскольку он их называет).В ответ и Набоков, и российские критики-формалисты, которые были его современниками, захотели освободить искусство от таких идеологических ограничений и рассматривать его с точки зрения ряда технических «приспособлений». Можно понять этот ответ и посочувствовать ему, не считая необходимым внести столь строгую концепцию в наш собственный, более либеральный культурный климат идей, или обнаружить, что вкус к литературе, который она порождает, обязательно убедителен или определен.

Гоголь, конечно, один из любимых писателей Набокова, стилистические выходки которого в «Мертвых душах» и «Шинели» он с любовью исследует, ведя полемику как с переводчиками, так и со стандартным взглядом на Гоголя как на «реалиста».«Он сосредотачивается главным образом на том, что он называет« животворящим синтаксисом »Гоголя, на манере, в которой« периферийные персонажи его романа («Мертвые души») порождаются придаточными предложениями его различных метафор, сравнений и лирических всплесков ». Но он также считает главного героя Чичикова, как это делали ранее русские критики-символисты, как «плохо оплачиваемого представителя Дьявола, коммивояжера из Аида», который работает над распространением влияния Сатаны и К ° посредством «существенной глупости. всеобщей пошлости (бездарность, мещанство).Набоков также отмечает в конце рассмотрения «Шинели», что произведение «приближается к той тайной глубине человеческой души, где тени иных миров проходят, как тени безымянных и беззвучных кораблей». тени других миров «может и не быть« русской душой », но мы, кажется, все равно опасно приближаемся к ее окрестностям.

Набоков затем переходит к Тургеневу, которого он называет« не великим писателем, но приятным ». , «и которым снисходительно восхищаются деликатностью его пейзажей и его чувством текстуры и цвета.Но он находит свой стиль неоднозначным — некоторые отрывки слишком тщательно проработаны — и, поскольку Тургеневу не хватало «литературного воображения», он так и не смог найти «способы рассказать историю, которые были бы сопоставимы по оригинальности его описаний». Это проницательные и убедительные наблюдения; но, несмотря на такую ​​слабость, Набоков по-прежнему считает «Отцов и сыновей» «одним из самых блестящих романов девятнадцатого века» и работает над этим проницательно. Тургенев также вдохновляет его на одну из своих самых восхитительных и продолжительных вспышек критики слегка пародийным резюме:

«Россия в те дни была одной огромной мечтой: массы спали — образно; интеллектуалы проводили бессонные ночи — буквально — сидя. встать и поговорить о вещах или просто помедитировать до пяти утра, а затем выйти на прогулку.Было много того, чтобы броситься на кровать, не раздеваясь и не погрузившись в тяжелый сон, или прыгать в одежду. Тургеневские девицы, как правило, хороши в одежде, прыгают в свои кринолины, окропляют лица холодной водой и, свежие, как розы, выбегают в сад, где неизбежная встреча происходит в беседке ».

После прочтения таких Отрывок, немногие когда-либо смогут снять определенные сцены в Тургеневе с такой же торжественностью, как в прошлом.

Неизменно враждебные высказывания Набокова в адрес Достоевского всегда вызывали большое любопытство и сопротивление, и, конечно же, он не упускал возможности на занятиях на своей вечной боксерской груши побаловать себя полезными салфетками. Его неприязнь к Достоевскому имеет давние корни, и ее, вероятно, можно объяснить двумя причинами. Во-первых, произведения Достоевского использовались в русской культуре рубежа веков в качестве подкрепления для самых реакционных элементов российского общества, и хорошие российские либералы, такие как семья Набоковых, естественно, ненавидели бы использование такого великого писателя для столь подлого поведения. причиной.Таким образом, одним из способов решения проблемы было понижение его литературного статуса. Но в то же время Набоков как писатель не мог избежать своего огромного влияния, и некоторые элементы его собственного творчества несомненно обязаны Достоевскому. Это только увеличивало его раздражительность и негодование, и становилось все более необходимым высмеивать и очернять те стороны Достоевского, которые он сожалел и не мог использовать.

Однако он делает это в терминах, которые вряд ли являются новыми для российской критики, хотя они давно устарели.Достоевский при жизни сильно недолюбливал значительной частью критического мнения из-за грубой сенсационности его заговоров об убийствах, использования им таких типов персонажей, как добродетельная проститутка и святой идиот, напоминающих сентиментальную мелодраму, и его генерала. изображение самых грязных сторон человеческого существования. Такие черты неблагоприятно контрастировали с более элегантными, аристократическими, деревенскими традициями русского романа, восходящими к Пушкину и продолженными Тургеневым, Толстым, Гончаровым и многими другими.Набоков просто возрождает такого рода критические придирки, основанные на утонченной неприязни к предполагаемой художественной пошлости Достоевского, и отказывается видеть что-либо в его работах, кроме плебейского происхождения его сырья и его неприличного проявления в некоторой степени истерической религиозности. Гений Достоевского, конечно, и состоял в умении брать такие грубые материалы и возводить их до уровня высокой трагедии. Но если вы думаете, что мотивация Раскольникова в «Преступлении и наказании» «ужасно запутана», а «Братья Карамазовы» — это типичный детектив, буйный детектив в замедленной съемке », то что можно сказать в ответ? Вообще ничего, кроме как отметить, что, как Набоков признает, что ему не хватает «музыкального слуха», так и ему не хватает органа, необходимого, чтобы ценить Достоевского.

Или хотя бы искусство мажора Достоевского. Он оценивает «Двойник», раннюю и незамысловатую историю, лучшее достижение Достоевского, без сомнения, потому что очень многих его собственных персонажей преследуют двойники, как реальные, так и воображаемые. И он восхваляет натиск дикого гротеска Достоевского, его «чудесное чутье» на «юмор, всегда находящийся на грани истерики, и людей, причиняющих друг другу боль в дикой обмене оскорблениями». Гротескная комедия — тоже сильная сторона Набокова, но обычно в более сдержанной тональности.Однако его неприязнь к Достоевскому настолько сильна, что он даже теряет свое обильное чувство юмора, обсуждая его — по крайней мере, так кажется, если только он снова не дергает нас за ногу. Ибо он торжественно утверждает, что все главные герои Достоевского — такие «бедные, уродливые и извращенные души», что их реакции едва ли можно принять за человеческие. И он продолжает перечислять различные типы психических заболеваний, по которым они могут быть классифицированы, используя категории, взятые из статьи во всех местах, и, несмотря на его антипатию к Фрейду, в Psychoanalytic Review! Чудеса Уилла никогда не утихнут, или мы слышим голос доктора Ф.Джон Рэй младший, доктор философии, ученый психиатр, предварявший Лолиту? В конце концов, каких персонажей изображает сам Набоков? Столпы психического здоровья?

Набоков, конечно, гораздо больше симпатизирует Толстому, которого он называет «величайшим русским писателем-прозаиком». Ввиду его неприязни к писателям с «посланиями», у него здесь небольшие проблемы с приспособлением своих предрассудков к своим предпочтениям; но он решает, что искусство Толстого «было настолько мощным, таким тигровым, таким оригинальным и универсальным, что оно легко переступило проповедь.«В любом случае, он обсуждает только Анну Каренину (а) и Смерть Ивана Ильича;« Война и мир »было бы более крепким орешком. У него есть интересная, но довольно неясная теория об использовании Толстым« времени », — проницательно анализирует многие детали предвещают самоубийство Анны под поездом, и довольно церковно заявляет, что тема книги представляет собой контраст между метафизической и плотской любовью. Первая, «основанная на волеизъявлении самопожертвования или взаимном уважении», воплощена в Отношения Китти и Левина; «союз Анны и Вронского был основан только на плотской любви, и в этом его обреченность.»

Два рассказа о Чехове и длинная заметка о Чайке раскрывают некоторые из самых нежных и запоминающихся произведений Набокова. Он наслаждается небрежной деликатностью чеховского искусства, его использованием одноразовых деталей для создания настроения и, прежде всего, его нежелание принимать чью-то сторону в бушующей политической войне того времени, предпочитая чисто человеческое идеологическому. Чехов также обладает той смесью причудливости и печали, которая так привлекает чувствительность Набокова, и он сам был архетипичным российским либералом (хотя лично очень удачный), который фиксировал стремления, иллюзии и поражения близких сердцу Набокова.Хвалебная песнь Набокова этому типу («интеллектуал, русский идеалист … хороший человек, не умеющий делать добро») слишком длинна, чтобы цитировать ее полностью; но это многое говорит о его собственных ценностях. То же самое и с его прославлением «всей этой жалкой тусклости, всей этой прекрасной слабости, всего этого чеховского серо-голубого мира», который «стоит ценить в свете тех сильных, самодостаточных миров, которые обещают нам поклонники тоталитаризма. состояния.»

Книга завершается кратким отказом от Горького как писателя, хотя очерк его жизни почтителен, снова несколько забавных страниц о пошлости и некоторые знакомые соображения по искусству перевода.В целом это скорее антология великих отрывков русской литературы, чем серия лекций; но комментарий Набокова, и никогда не бывает скучных или условных моментов. Можно согласиться или не согласиться, но удовольствие от пребывания в такой привлекательной и цивилизованной компании никогда не исчезает. Для всех любителей русской литературы и для всех, кто стремится стать любителями русской литературы, сборник Набокова — это сад наслаждений.

Иван Тургенев (1818-83): его жизнь, творчество и влияние

Дерек Оффорд

6 декабря 2011

Из всех классических русских романистов Иван Тургенев первым получил широкое признание в Великобритании и стал хорошо известен англоязычной публике.Он был удостоен почетной степени доктора гражданского права в Оксфорде в 1879 году. К началу двадцатого века его статус в русском литературном пантеоне был, возможно, выше в Британии, чем на его родине. Его романы, действие которых происходило в сельских усадьбах русской знати, были относительно доступны для читателей викторианской или эдвардианской эпохи, знакомых с традициями Джейн Остин. Их всеведущий рассказчик всегда контролировал персонажей, которые обычно ценили вежливость и соблюдали социальные условности и чьи личные судьбы разыгрывались в гостиных привилегированного социального класса.В то же время в России космополитическое мировоззрение Тургенева, его привычка к беспристрастному наблюдению и восхищение красотой произведения искусства были менее привлекательны для социально и политически активной интеллигенции, значительная часть которой была озабочена культивированием самобытной национальной идентичности. .

К середине двадцатого века, однако, Тургенев несколько затмился и на Западе, особенно гигантскими фигурами его ближайших современников Достоевского и Толстого, и даже сейчас он, возможно, все еще не вышел из тени, которую бросили эти романисты. ему.Достоевский и Толстой не только по-разному отвечали на жизненно важные российские заботы. Они также обратились к международной аудитории, заинтересованной как в развитии романа, выходящем за рамки условностей реализма девятнадцатого века, так и в возможных значениях титанической идеологической борьбы, гражданских войн и мировых войн, холокоста и сталинских чисток, первая половина ХХ века. Похоже, Тургенев не объяснял эпос или апокалипсис такими глубокими или явными способами, как они, и не объяснял падение цивилизации в бездну.Для россиян его неспособность предоставить исключительный статус своей отсталой нации на окраине европейского мира или дать ей какую-либо особую надежду может по-прежнему казаться разочаровывающим в советский период. Репутации Тургенева ни за границей, ни дома не помогло восприятие того, что он был трусливым и нерешительным человеком, или его участие в ménage à trois с женатой французской оперной певицей испанского происхождения Полиной Виардо, с которой он влюбился в 1843 году, за которым следил всю оставшуюся жизнь.

Возможно, однако, теперь должна быть частичная реабилитация Тургенева или, по крайней мере, новое заявление в защиту его, которое время от времени делалось в англоязычном мире такими учеными, как Исайя Берлин, Ричард Фриборн и Леонард Шапиро. . Переоценка актуальна, как никогда, я утверждаю, в мире, где людей беспокоит идеологическая поляризация, постоянная потребность в полезности всего, что мы делаем, проблема принятия решения о том, где установить предел авторитету естествознания. глобализацией, с одной стороны, и появлением яростных национализмов, с другой, или просто утратой смысла, который раньше предлагали великие богословские или интеллектуальные системы.

Итак, сегодня я намерен оспорить пренебрежительное мнение о том, что — как оно было выражено — Тургенев является « проводником только для изучения своего класса и культуры, нерешительным и слабым по характеру, писателем с поэтической чувствительностью и стилем, но не о чем сказать. ‘. [1] Вместо этого я буду стремиться как вновь подтвердить его заслуги в качестве критически важного участника классического канона русской литературы, так и рассмотреть его сохраняющееся международное значение с точки зрения двадцать первого века.Сосредоточив внимание на трех его романах ( Рудин, , Гнездо дворян, и Отцов и детей, ), но также имея в виду многие другие его письменные формы, я буду преследовать эти цели, исследуя значение Тургенева как наблюдателя его место и время и его проницательность как летописец вневременных человеческих дилемм. В частности, я хочу доказать, что не существует простых или необходимых корреляций между беспристрастностью, с одной стороны, и безразличием, фригидностью, поверхностностью и нелояльностью по отношению к одной нации, с другой.Например, отвращение к идеологической вовлеченности не обязательно указывает на отсутствие социальной озабоченности. Художественная целостность и отстраненность, отказ давать социальные и политические предписания произведению искусства не являются автоматически симптомами отсутствия чувства. Умение описывать поверхности вещей не препятствует глубокому интеллектуальному или психологическому пониманию. Уважение к чужим цивилизациям также не является доказательством хладнокровия по отношению к своей собственной.

Прежде чем исследовать, что является актуальным и универсальным в художественной литературе Тургенева, я, тем не менее, установлю некоторый контекст, кратко описав жизнь и литературную карьеру Тургенева, а затем объясняя роль, которую литература сыграла в России девятнадцатого века в результате политические и культурные условия, которые там сложились.

Жизнь и работа

Тургенев родился в 1818 году в Ориольской губернии, которая расположена в богатом земледельческом поясе России, немногим более двухсот миль к югу от Москвы. Его отец умер, когда ему было шестнадцать. Его мать была суровой помещицей, которая, как известно, послала в Сибирь двух своих крепостных за то, что они не поклонились ей, когда она проходила мимо них, когда они работали в поле. После учебы в университетах Москвы и Санкт-Петербурга Тургенев в 1838 году отправился учиться в Берлинский университет, где проработал три года.Здесь, как он позже писал в своих «Литературных воспоминаниях и автобиографических фрагментах » (1874 г.), он погрузился в «немецкое море» (XIV, 9) [2]. Он изучал философию Шеллинга, Фихте и Гегеля, в которой русские его поколения находили опьяняющие откровения космического значения, облегчающие тяжелое положение образованных людей, не имевших выхода для своего идеализма или творческой энергии в удушающей реальности своей родины. После непродолжительной службы в начале 1840-х годов в царской бюрократии он посвятил себя литературе, путешествиям и, когда он был в России, традиционным занятиям сельского джентльмена.С 1852 года он был заключен в загородное имение на четыре года в наказание за некролог на Гоголя, вызвавший официальное недовольство. С 1856 года он жил в основном за границей, с Виардо, в Баден-Бадене или в Париже, и именно в Буживале, недалеко от Парижа, он умер в 1883 году в возрасте шестидесяти четырех лет. Полиглот, начитанный и много путешествовавший, Тургенев олицетворял широту и глубину культуры лучших представителей дореволюционного русского дворянского сословия.

Самые ранние литературные издания Тургенева, относящиеся к 1830–40-м годам, представляют собой лирические, повествовательные и драматические стихи (жанры, которые тогда были в моде в России).Он также написал десять пьес, в основном в начале своей карьеры, в том числе комедию в пяти действиях « A Месяц в деревне », которая до сих пор часто ставится и которая в некоторых отношениях предвещает драму Чехова. (В романах Тургенева легко найти следы обоих литературных приемов, поэтического и драматического, с которыми он экспериментировал в юности.) Однако в поисках литературного пространства и собственной манеры он обратился к прозе. художественная литература, и именно с его «Наброски спортсмена » (более свободно переводимые Ричардом Фриборном как « набросков из альбома охотника ») он по-настоящему зарекомендовал себя как писатель.Это цикл из двадцати пяти рассказов, большинство из которых впервые были опубликованы в период 1847–1851 годов и призваны описать переживания рассказчика во время его охотничьих поездок в деревню. Он также начал преуспевать в жанре новеллы, наиболее яркими примерами которой являются «Азия» (так зовут семнадцатилетнюю героиню), опубликованную в 1856 году, и «Первая любовь» (1860). В первом рассказчик средних лет с сожалением оглядывается на слабость, которая помешала ему сделать предложение девушке, в которую он влюбился в молодости.В последнем рассказчик средних лет бросает ностальгический взгляд на своего подросткового персонажа, который страстно влюбился в семнадцатилетнюю девушку Зинаиду, с которой его собственный отец, как он в конце концов обнаруживает, на самом деле вел роман.

Однако к середине 1850-х годов Тургенев обратился к роману и за шесть лет создал четыре образца этого жанра, на которых в основном основана его репутация. В Рудин одноименный герой своим красноречием и идеализмом обольщает гостиную загородного поместья, в котором неожиданно появляется, но в конечном итоге обнаруживает нерешительный и эгоцентричный характер, поскольку его способность к эмоциональной приверженности проверяется решительными молодыми людьми. героиня, Наталья.В «Дворянское гнездо» добродушный, но неуравновешенный герой Лаврецкий возвращается в сельскую Россию, обнаружив, что его жена Варвара изменила ему, пока они вместе жили в Париже. Полагая, что Варвара умерла, он начинает навещать молодую дворянку Лизу Калитину и влюбляется в нее только для того, чтобы его мимолетное счастье ускользнуло от него после неожиданного появления Варвары. В г. Накануне г. на другую решительную юную дворянку, Елену, не тронули внимание двух русских женихов, начинающего историка Берсенева и скульптора Шубина.Вместо этого она покидает свой дом, чтобы последовать за болгарским патриотом Инсаровым, движимым желанием освободить свою родину от турецкого владычества.

В « Отцы и дети » (чаще переводится как « Отцы и дети» , но я предпочитаю более дословно правильный перевод [3]) Тургенев исследует противоречия как между поколениями, как следует из его названия, так и между социальными классами. Кажется, образовалась пропасть между добродушным овдовевшим дворянином Николаем Кирсановым, живущим со своим братом Павлом, и его сыном Аркадием, который привозит домой из университета своего идеологически радикального товарища Базарова.(Базаров — сын врача на пенсии, то есть член группы довольно низкого социального статуса в России XIX века.) Со временем своего рода стабильность восстанавливается, когда Аркадий устраивается в семейном гнезде, чтобы жениться. жизнь с женщиной из своего социального класса. И все же эпоха расцвета дворянства подходит к концу, о чем свидетельствует избыток упрямого представителя этого сословия Павла Кирсанова, который в конце романа доживет свои дни в эмиграции в Дрездене.

После публикации Отцов и детей , по общему мнению, Тургенев в некоторой степени утратил художественное равновесие. Уязвленный критикой этого романа с обеих сторон политического спектра, он в своем пятом романе Smoke (1867) прибег к более явной защите своей умеренной политической позиции и сатирическим нападкам как на радикальное, так и на консервативное националистическое крыло. образованного класса. Наконец, в «Деве » № (1877 г.) он отреагировал на развитие революционного движения, которое проявилось в так называемом «обращении к народу» 1874 г., злополучной попытке радикальных студентов вести социалистическую пропаганду. и агитация среди крестьянства.

Среди его женских персонажей творения, которыми больше всего известен Тургенев, — идеалисты (Наталья, Лиза и Елена все представляют этот тип), которые однажды воодушевленные, демонстрируют решимость и способность к самопожертвованию. С другой стороны, тип мужского вымышленного персонажа, с которым чаще всего ассоциируется Тургенев, — это бесполезный «лишний человек», который считался столь типичным для эпохи Николая I (правившего с 1825 по 1855 год). (Сам Тургенев придал значение этому выражению, которое теперь ретроспективно применяется к литературным произведениям еще в 1820-х годах.) Рудин классический пример такого типа. В то же время Тургенев интересуется «положительным героем» (это словосочетание начали употреблять в конце 1850-х годов). Этот тип, представителем которого является Инсаров, обещает быть более способным к решительным действиям, чем лишний человек, но иностранная национальность Инсарова вызывает подозрение, что на самом деле положительного героя еще нельзя найти среди русского образованного класса. Базаров в книге «« Отцы и дети », на первый взгляд представляет последний тип, но, как мы увидим, он разрушен романтическим чувством.

Типология мужских персонажей Тургенева отражена в контрасте, который Тургенев провел в эссе, написанном им в тот же период, что и его главные романы на тему «Гамлет и Дон Кихот». Каким бы впечатляющим в некоторых отношениях он ни был, интроспективный эгоист Шекспира в конечном итоге неэффективен. Ибо в «Гамлете» — как он выражается в знаменитом монологе, из которого цитирует Тургенев:

«Родной оттенок решительности / Бледный отблеск мысли»

И предприятия большого шага и момента

В связи с этим их токи изменяются / И теряют название действия ‘ (VIII, 183).[4]

С другой стороны, эксцентричное испанское идальго Сервантеса, чье сознание было обращено на сказки о рыцарстве, которые он жадно читал, — это «самопожертвование» . Он может быть обманутым, но Дон Кихот действительно живет для чего-то вне себя и поэтому способен действовать.

Роль литературы в тургеневской России

Это обычное — но необходимое и полезное — утверждение, что в автократическом российском государстве художественная литература приобрела такое значение, которого она не имела в таких обществах, как британское.В Британии девятнадцатого века энергичные, творческие люди могли выражать мнения без цензуры, не опасаясь преследований, и добиваться плодотворной карьеры и работать в политических, гражданских, научных и других автономных учреждениях. В Николаевской России, с другой стороны, свободное выражение мнения, даже в частной переписке (которая подлежала открытию тайной полицией), могло повлечь за собой такие наказания, как внутренняя ссылка, а также официальная опалу. Профессии были слабо развиты, духовенство имело низкий социальный статус, и карьера вне вооруженных сил должна была быть сделана в основном в рамках имперской бюрократии.В этих обстоятельствах художественная литература, как наименее цензурируемое средство массовой информации, стала средством выражения исключительной доли идей, идеалов, надежд и страхов небольшого образованного класса. В него была вложена огромная доля интеллектуального и духовного капитала, общественного сознания и патриотических амбиций нации. Таким образом, писатель с богатым воображением, и в особенности романист, несут тяжелую ответственность.

Развитие художественной литературы в России как средства дискуссии о национальной судьбе и социальных проблемах связано с изменением предпочтений писателей к определенным жанрам и, в частности, с поворотом от поэзии к прозе и появлением романа.В конце концов, роман был задуман в рамках реалистической традиции девятнадцатого века как емкая форма, в которой судьбы персонажей можно было проследить на социальном или историческом фоне. Помещая людей в широкий контекст, писатель мог побудить читателей задуматься о том, каким образом силы, находящиеся вне нашего контроля, могут влиять на нашу жизнь. Таким образом, роман вполне естественно вызывает размышления о таких вопросах, как детерминизм и свобода воли, относительная сила окружающей среды и индивидуальный выбор, а также степень моральной ответственности.Таким образом, легко понять, почему этот жанр приобрел исключительную важность в России как средство обсуждения вопросов, представляющих национальный интерес, которые нельзя было транслировать другими способами. Как выразился великий историк русской литературы Д. С. Мирский:

«Каждый раз, когда писатель дает миру свое произведение, оно должно содержать вещи, над которыми стоит задуматься и которые стоит проанализировать с точки зрения социальных проблем дня» . [5]

Указанная мною тенденция проявляется в эволюции Тургенева от поэта-повествователя и драматурга до писателя короткометражных произведений, а затем и в романиста.Сам Тургенев подчеркнул отличительные черты романа для русских писателей его возраста, когда под конец своей жизни он ретроспективно рассмотрел его корпус в предисловии, которое он написал для нового издания своих произведений. В своих романах, которые он писал здесь в 1879 году, он последовательно стремился «изобразить и воплотить в необходимых типах то, что Шекспир назвал« телом и давлением времени »» (XII, 303). Сравнение его новелл «Азия» и «Первая любовь» с его шестью романами подтверждает эту характеристику романа как более широкого жанра.Новеллы — это любовные истории, в которых основное внимание уделяется развитию и результату всепоглощающей страсти. В них царит очень заряженная поэтическая атмосфера, не подверженная влиянию внешних условий. В случае с «Азией» действие происходит за пределами России, в идиллической Рейнской области. Романы же описывают — снова говоря словами Тургенева; «быстро меняющаяся физиономия русских образованного класса» , то есть класс, который был главным объектом его наблюдений. Дело не только в том, что персонажи романов участвуют в обсуждении вопросов, имеющих большое значение для этого класса.Их также беспокоит какое-то современное течение из мира за пределами тихой сельской глубинки России, в которой разворачиваются все романы Тургенева, кроме Smoke . Более того, эти тревожные течения становятся все более современными, поскольку время, прошедшее между периодом действия романов и датой их публикации, уменьшается. Рудин был написан в 1855-56 годах, но установлен, как мы можем предположить по его содержанию, примерно в 1840 году. События, связанные с Гнездо дворян , написанным в 1858-59 годах, происходят в основном в 1842 году. Накануне Канун , написанная в 1859-1860 годах, установлен в 1853 году, непосредственно перед Крымской войной (1853-6). Тем не менее, Отцы и дети , опубликованный в 1862 году, открывается всего за три года до этого, 20 мая 1859 года.

Рудин и дворянское гнездо

Какой же тогда резонанс имеют главные романы Тургенева для образованных россиян его времени? Как он решает в них вопросы государственной важности? И как он также выходит за рамки вопросов, которыми интересовались его российские современники, предлагая пищу для размышлений более поздним читателям за пределами его родины и за пределами сообщества историков литературы?

В случае Рудина Тургенев размышляет в исторический момент, который он воспринимает как критический, о достижениях и неудачах поколения образованного класса, к которому он сам принадлежал.Нигде в книге « Рудин » он не упоминает Крымскую войну, потому что роман, как я уже сказал, относится к периоду более чем за десять лет до начала войны. Тем не менее, уместно указать, как и сам Тургенев в предисловии, на которое я ссылался, что Рудин был написан в то время, когда эта война «в самом разгаре» (XII, 304). Роман представляет собой косвенный ответ на катастрофические события России в войне, в середине которой эпоха подошла к концу с внезапной смертью Николая I в феврале 1855 года.Поражение в Крыму от рук Франции и Великобритании убедило россиян в том, что уверенность, которую они приобрели в силу своей страны в результате победы над Наполеоном в 1812 году, на самом деле необоснованна. По правде говоря, теперь они осознали, что Россия была отсталой и застойной, и все ее институты, ценности и идеи требовали срочной переоценки. Это внезапное осознание и изменение политического и культурного климата, произошедшее с приходом на престол гуманного императора Александра II, придали актуальности оценке Тургеневым достоинств и недостатков «людей сороковых годов», как членов его партии. поколение стало известно.

«Лишние люди» 1840-х годов, такие как Рудин, слишком эгоцентричны, чтобы полностью посвятить себя каким-либо проектам или человеческому компаньону, слишком самоаналитичны, чтобы воплотить мечты в реальность, и слишком беспокойны, чтобы пустить прочные корни в них. любой населенный пункт. Рудин оказывается больше Гамлетом, чем Дон Кихотом, несмотря на его риторику самопожертвования и спасающее лицо сравнение себя со свободолюбивым персонажем Сервантеса в одном месте романа. Его вдохновляющая настойчивость в необходимости выполнять долг ( долги, на русском языке) слишком легко дискредитируется его непривлекательной склонностью к увеличению долгов (русская версия долги ), как в том смысле, что он постоянно полагается на гостеприимство для своих содержание и в том смысле, что он занимает деньги, которые, как мы знаем, он не вернет.

И все же вдохновение, которое может дать Рудин, необходимо в застойной автократической России, даже если сам Рудин не смог реализовать свой потенциал. Тургенев указывает на эту мораль в существенной заключительной главе, действие которой происходит сразу после того, как Рудин уехал из имения, в котором он остановился, а также в длинном эпилоге, в котором рупор Тургенева в романе, Лежнев, выносит приговор Рудину. По общему признанию, время расцвета Рудина прошло, когда мы видим его во время его бессмысленных странствий в конце 12 главы.Тем не менее, он посеял хорошие семена: вдохновил впечатлительную молодежь (наставник Натальи и ее братьев и сестер Басистов) и, в конечном счете, своего современника Лежнева. Rudin со своими стойкими образами тепла и холода, цветения и упадка, в конечном счете, заявляет о необходимости юношеского идеализма и «поэзии» в широком смысле этого слова. Проблема в том, что без более прозаических, средних и буржуазных добродетелей, таких как решительность, предприимчивость, усидчивость и практичность, харизматичные, но нерешительные Рудины русского мира — да и вообще любого мира — сами ничего не могут достичь.Возможно, в человеческой жизни в целом, говорит нам Тургенев, есть свои времена года, цикл которых нельзя нарушить без происшествий.

В книге A Дворянское гнездо Тургенев снова исследует судьбу русского дворянина его поколения, но в этом случае он углубляет свое исследование, размышляя о самобытности и судьбе нации в свете продолжающихся дебатов. с начала 1840-х гг. между так называемыми западниками и славянофилами. Западники считали, что ключ к благополучию России лежит в усвоении культурного наследия, ценностей, свобод, интеллектуальных и научных достижений западноевропейской цивилизации.Россия, по мнению западников, должна учиться у Запада и догонять его. Очевидно, что ключевую роль в этом процессе должен сыграть просвещенный класс. Славянофилы же проповедовали преимущества русской формы христианства (православия) над католицизмом и протестантизмом. Они также идеализировали русского крестьянина, который, как они утверждали, олицетворял христианские добродетели братской любви, общности и пренебрежения к материальным благам. Славянофилы опасались наплыва в Россию экономических и социальных явлений, которые они наблюдали на Западе, особенно капиталистического способа производства и господства буржуазии.Русский образованный класс, по мнению славянофилов, должен был научиться у крестьянства большему, чем крестьянство должно было научиться у образованного класса.

В книге «Дворянское гнездо» бюрократ-карьерист Паншин представляет западничество, хотя и является его поверхностной версией. Россия, по мнению Паншина, отстает от Европы, ей нужно наверстать упущенное, и у нее нет другого выхода, кроме как заимствовать у других стран, чтобы добиться прогресса. В любом случае, считает он, все народы по сути одинаковы, и все, что нужно, — это введение здоровых институтов.Главный мужской персонаж Тургенева, Лаврецкий, с другой стороны, видит в России молодую, независимую силу и сопротивляется высокомерному мнению о том, что бюрократы могут решить национальные проблемы, навязывая ей решения, о которых они мечтали, без учета местных реалий. И действительно, пока Паншин расхаживает взад и вперед по гостиной, красноречиво рассуждая, естественная поэтическая реальность русской деревни, кажется, неявно подрывает его поверхностный космополитизм или, по крайней мере, делает его неуместным.Первые звезды начинают мерцать в розовом небе над неподвижными кончиками лип, и в росистой ночной прохладе соловей начинает звенеть.

На личном уровне неверная жена Лаврецкого Варвара и сам Лаврецкий отыгрывают противоположные решения проблемы отношения русских к европейскому миру, которая так занимала прозападную элиту поколения Тургенева. Варвара, наслаждающаяся своим франкофонией , ненавидит жизнь в русской деревне и возвращается в конце романа в Париж, где она находится в своей стихии.Лаврецкий же глубоко привязан к родной земле. Его главное стремление, вернувшись из-за границы на одну из унаследованных им владений, — научиться пахать землю. Эта привязанность, возможно, является врожденной, поскольку, хотя его отец был дворянином, который впитал мысли французского Просвещения и подверг своего сына любопытной смеси иностранного воспитания, его мать была домашней крепостной.

Однако в конечном итоге A Nest of Gentry выходит за рамки вопросов русской идентичности и выходит на более универсальные вопросы долга, самопожертвования и принятия своей судьбы.Лиза, убедив Лаврецкого в необходимости предложить прощение в христианском духе и искать примирения с его неверной женой, удаляется в монастырь на всю оставшуюся жизнь. Лаврецкий, искавший смысл, действительно, в конце концов, отменяет корысть, перестав думать о личном счастье, которое Тургенев пессимистически считает роскошью, незаслуженным благодатью, если оно посещает человека хотя бы на один день в жизни.

Отцы и дети

Однако именно в «Отцы и дети» Тургенев наиболее удачно переплетает национальные заботы и личные судьбы и наиболее полно и удовлетворительно раскрывает вневременное значение того, что было актуальным в России середины девятнадцатого века.И поэтому я потрачу на этот роман немного больше времени, чем на Rudin и A Nest of Gentry .

В книге « Отцы и дети » Тургенев доводит свое исследование образованного класса своей страны до точки, на которой он пишет, то есть эпохи реформ, ускоренных поражением России в Крымской войне. Подготовка к величайшей из этих реформ, к освобождению крепостных, была инициирована Александром II в 1856 году, когда он призвал дворянство рассмотреть вопрос об отмене крепостного права сверху, чтобы это учреждение не было отменено снизу в результате крестьянского восстание.В то же время в образованной элите проявилась новая трещина. Нетерпеливое молодое поколение, в которое входили представители социального класса ниже уровня дворянства, так называемые разночинцев , или люди различных рангов, теперь бросало вызов дворянству и подвергало сомнению их ценности.

Показательно, что еще до начала споров между поколениями в «Отцы и дети» Тургенев показывает своим читателям состояние имения Кирсановых, на котором частично разворачивается роман.Несомненно, именно из-за того, что Тургенев хочет описать это имение, открывает свой роман на краю его, где Николай Кирсанов ждет своего возвращающегося сына Аркадия. Таким образом, Тургенев дает себе возможность, пока Николай, Аркадий и гость Аркадия Базаров едут в усадьбу в центре имения, чтобы убедить читателя, что крепостная Россия находится в тяжелом экономическом спаде.

Там были ручьи с изношенными берегами и маленькие пруды с тощими дамбами, и деревушки с маленькими низкими хижинами с темными крышами, которые во многих случаях были наполовину снесены, и кривые гумна со стенами из плетеного хвороста, и зияющие врата с заброшенными амбарами и церквями, некоторые из которых были из кирпича с отслаивающейся штукатуркой, а некоторые из дерева, с искривленными крестами и разрушенными кладбищами.Сердце Аркадия упало. Словно для того, чтобы указать на это, все крестьяне, с которыми они столкнулись, были в рваной одежде и верхом на жалких клячах; ломкие ивы по дороге походили на нищих в лохмотьях, с оторванной корой и сломанными ветвями; коровы, истощенные, грубые и выглядящие так, будто их прогрызли до костей, жадно жевали траву вдоль канав. Они выглядели так, как будто им только что удалось вырваться из ужасных смертоносных когтей какого-то существа. . . (VIII, 205)

Беспорядочный каталог дефектов, которые читатель видит взглядом Аркадия; скопление слов, указывающих на пустоту, бедность, ветхость или ветхость; многочисленные русские существительные, используемые в этом отрывке, с суффиксами, которые либо по своей сути уничижительны, либо уничижительны в этом контексте: [6] все эти вещи говорят о плохом управлении экономикой и упадке накануне освобождения крестьян в 1861 году.Тот факт, что старшее поколение руководило такими экономическими неудачами, дает молодому поколению право выступать с более широкой критикой. Таким образом, вопрос заключается не столько в том, нужны ли изменения, сколько в том, какими они должны быть.

Для молодого поколения, то есть для Базарова, а в начале романа и для его ученика Аркадия, есть веские аргументы, как выражается Базаров, для расчистки пути, образно выражаясь. Существующие строения должны быть сровнены с землей в качестве прелюдии к реконструкции.Эта разрушительная миссия влечет за собой восстание против всей принятой мудрости, предубеждений или предрассудков. Эту миссию возьмут на себя «нигилисты», или нигилистов, — термин, который получил распространение в романе Тургенева. Неприятие нигилистами условностей старшего поколения знати сразу видно по внешнему виду Базарова (у него длинные волосы и буфеты), его манерам (он не спешит протягивать руку Николаю Кирсанову и дает минимальную словесную реакцию на добродушный прием хозяина), его неформальный лингвистический регистр и его небрежное поведение, которое так бесит дядю Аркадия, шепелявого, изящно ухоженного Павла Кирсанова.Но бунт нигилистов простирается не только от отрицания поверхностных форм дворянской культуры, ее этикета и моды, но и в сфере ее ценностей, которые находят выражение в отношении к искусству и науке и в отношениях между людьми.

Как того требовали молодые радикальные мыслители (особенно Чернышевский и Добролюбов), взгляды которых становились влиятельными в посткрымский период, «нигилисты» требовали, чтобы искусство служило средством распространения общественно полезных идей.Создание и наслаждение искусством, целью которого была красота, казалось такому мыслителю безответственным потаканием своим слабостям со стороны социальной и культурной элиты. Они говорили, что хороший сапожник или химик стоит двадцати великих художников. Действительно, Базаров разделяет это мнение, когда считает, что «Рафаэль не стоит медного гроша» (VIII, 247). Искусство ради искусства, «эстетика», как насмехались нигилисты, было проиллюстрировано поэзией Пушкина. Николай Кирсанов в романе Тургенева любит Пушкина (и нежно цитирует его в главе 3).Но Базаров и Аркадий сговорились заставить его вместо этого прочитать книгу Людвига Бюхнера «Сила и материя » — материалистический трактат, интерпретирующий человеческие действия как результат биохимических процессов, происходящих в мозгу. Нигилисты также отвергали личные и социальные отношения, которые часто отмечались доминирующими формами искусства той эпохи, такие как романтическая любовь, благородный идеал дружбы или семейного удовлетворения в патриархальной семье.

Для нигилистов гораздо важнее кодекса ценностей и чувствительности позолоченной элиты установление истин, которые они считали объективными, абсолютными и вечными.В своих поисках истины они считали естествознание бесценным инструментом. Конечно, чтобы понять преклонение перед естествознанием среди радикального молодого поколения в посткрымской России, мы должны помнить, что Тургенев жил в эпоху стремительных научных открытий в таких областях, как геология, биология, химия, электротехника. и гражданское строительство. [7] Некоторые технологические достижения того времени были отмечены в Хрустальном дворце, который был построен для проведения Великой выставки 1851 года в Лондоне.Хрустальный дворец, кстати, часто встречается в русской литературе того времени; его используют Чернышевский и Достоевский, а также сам Тургенев в его романе « Дым ».

Не только естествознание принесло практическую пользу в применении к таким областям, как материальное благосостояние, транспорт, градостроительство и общественная гигиена; он также предлагал метод, обещавший очевидно неопровержимые результаты. В «Отцы и дети» принципы, на которые ссылается Павел Кирсанов, как представитель старшего поколения, следует принимать на веру.(Павлу нравится слово «принципы», которое он произносит с притворной французской манерой.) С другой стороны, «законы», которые формулируют ученые-естествоиспытатели, похоже, не терпят разногласий, потому что они основаны на наблюдаемых фактах. и проведенные эксперименты. Базаров, как студент-медик, привержен естествознанию не только из-за потенциальной полезности медицинской практики с точки зрения общественного здравоохранения, но и потому, что он считает, что научный метод может быть использован в более широком смысле для расширения наших знаний в области здравоохранения. человеческий организм и человеческое поведение, а также мир природы.

Однако один взгляд на мир, доведенный до крайности, может исключать другой. Таким образом, Базаров, когда овдовевшая дворянка Одинцова уговаривает его объяснить свое мировоззрение, предлагает клиническую точку зрения, лишающую людей ценности как автономных разумных личностей с их собственными заветными амбициями, тревогами, привязанностями, радостями и горестями. «Все люди» , — размышляет Базаров в главе 16:

«… душой и телом схожи: мозг, селезенка, сердце, легкие устроены одинаково в каждом из нас; и так называемые моральные качества одинаковы у всех: небольшие вариации не имеют значения.Нам нужна только одна человеческая копия, чтобы судить обо всех остальных. Люди подобны деревьям в лесу; ни один ботаник не собирается изучать каждую березку в отдельности ». (VIII, 277)

Восприятие самой Природы, а также восприятие людей, их чувств и взаимоотношений подвержено влиянию этого бесстрастного, обезличивающего взгляда. Для Николая Кирсанова Природа — это среда, наполненная эмоциональным смыслом, хранилище ностальгических воспоминаний и вещь красоты, которую прославляют в литературе, живописи и музыке.С другой стороны, для Базарова в этом месте романа Природа — это «не храм, а мастерская» (VIII, 236), в которой ученый ищет материал, который он может изучать, например, лягушек, которых Базаров собирает для вскрытия во время вскрытия. его пребывание у Кирсановых.

И все же человеческая жизнь, как кажется, говорит Тургенев, на самом деле не может быть прожита только в соответствии с заповедями, которые естествоиспытатель принимает. Как бы он ни пытался говорить об Одинцовой чисто физически, как об образцовой теле, представителе особого класса млекопитающих, Базаров обнаруживает, что она тянется к ней способами, несовместимыми с его исключительно аналитическими взглядами.Таким образом, поздний ночной разговор пары во время его посещения имения Одинцовой в главе 17 показывает, что в Базарове пробуждается именно романтическая форма любви, воспеваемая теми поэтами, которых он презирал. В какой-то момент этого разговора Базаров подходит к окну и толкает его:

«Внезапно она с грохотом распахнулась… Он не ожидал, что она откроется так легко; кроме того, его руки дрожали. Темная мягкая ночь заглянула в комнату с ее почти черным небом, слегка шелестящими деревьями и свежим ароматом свободного, чистого воздуха.” (VIII, 291)

А потом, чуть позже:

«Базаров встал. Лампа тускло горела посреди темной, душистой, уединенной комнаты; Раздражающая свежесть ночи хлынула сквозь мягко развевающиеся жалюзи, загадочно шепча. Одинцова не шевелилась, но мало-помалу таинственное чувство охватило ее … Это коснулось и Базарова. Вдруг он почувствовал себя одиноким с красивой молодой женщиной… » (VIII, 292)

Читатели должны спросить, как «свежесть», проникающая через окно, открывшееся так внезапно и неожиданно, может «раздражать».Разве «свежесть» не имеет полностью позитивного смысла («свежие продукты», «свежие идеи», «свежие силы», «свежий воздух»)? Сцена в целом и этот оксюморон в частности мгновенно сигнализируют о коллапсе мировоззрения Базарова и надвигающемся разрушении его личности как самодостаточного позитивного героя.

Приняв новое научное мировоззрение, Базаров приобрел уверенность в себе, которая вместе с его умом подчеркивается, как только Тургенев представляет его читателю во второй главе романа.Фактически, слова, которые Тургенев использует здесь, чтобы привлечь внимание к этим двум атрибутам, samouverennost ‘ (‘ уверенность в себе ‘) и um (‘ интеллект ‘,’ интеллект ‘), имеют большое значение в его русском тексте, оба из-за их положения в конце абзаца, который первым описывает Базарова в романе, и из-за резкого контраста в их длине (шестисложная самоуверенность ‘ и односложная um ). И все же его рациональное мировоззрение бесполезно Базарову в той очаровательной ситуации, в которой он оказался в главе 17.Он просто не может объяснить такой поворот событий. И вскоре для внезапно уязвимого героя дела идут еще хуже. Его переполняет чувство собственной смертности. Он оказывается втянутым в дуэль, на которую Павел бросает ему вызов в качестве последнего средства, чтобы попытаться утвердить власть своего дворянина над этим провокационным сыном врача. Базаров действительно выигрывает дуэль, это правда; но его победа — пиррова, поскольку он уступил участию в ритуале, который принадлежит устаревшему кодексу чести благородного класса.Наконец, по неосторожности или умышленно — мы не совсем уверены — Базаров смертельно заболевает тифом от заражения крови во время лечения больного.

Таким образом, возможно, что научное мировоззрение не более полезно для объяснения человеческой жизни в мире, чем вопиюще суеверное, позднесредневековое мировоззрение матери Базарова, которое Тургенев подробно описывает в главе 20 и которое явно неприемлемо для любого образованный читатель в современную эпоху. Научное объяснение человеческой жизни не является неудовлетворительным просто потому, что в данном случае оно не работает.У него есть еще один недостаток, заключающийся в том, что он исключает возможность значений, которых жаждут люди. Ибо Тургеневу казалось, что должна существовать какая-то согревающая, объединяющая цель, какой бы иллюзорной она ни была, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать короткую жизнь человека в бесстрастном мире. Проблема смысла по-прежнему актуальна в заключительных строках романа, где мы видим, как дряхлые родители Базарова оплакивают его могилу. «Неужели их молитвы и слезы не бесплодны?» — спрашивает рассказчик.

«Неужто любовь, святая, преданная любовь не бессильна? о нет! Каким бы страстным, греховным, непокорным ни было сердце, сокрытое в могиле, цветы, растущие на нем, безмятежно смотрят на нас своими невинными глазами; они говорят нам не только о вечном покое, о великом покое «безразличной» природы; они тоже говорят о вечном примирении и вечной жизни… » (VIII, 402)

Теперь кажется сомнительным, действительно ли рассказчик верит в в конечном итоге утешительную идею принятия и примирения.Возможно, он сообщает о том, что, по его мнению, является отражением погибших родителей Базарова, цепляющихся за утешительную надежду на то, что в этом действительно есть смысл. Или, возможно, он просто предлагает читателям задуматься над этим самым глубоким вопросом после того, как они положат роман. (Следует отметить в этой связи, что Fathers and Children заканчивается формой пунктуации, более широко используемой в русском, чем в английском языке, набором из трех точек, указывающим на незавершенную мысль. Английский перевод Fathers and Children что-то теряет, Предлагаю, когда они заканчиваются окончательностью точки.Тем не менее, Тургенев, несомненно, хочет, чтобы мы пришли к заключению, что важно найти остатки смысла жизни, не имеющие доказательств того, что homo sapiens — это классифицируемый вид, обладающий органами, функции которых можно понять, и который склонен к определенному поведению. предсказуемыми способами.

Искусство и политика

В произведениях Тургенева есть качество или набор связанных качеств, которые помогают объяснить способность, которую я приписываю ему, создавать романы, которые имеют непреходящую привлекательность за пределами его родины, а также вызывают резонанс в России середины девятнадцатого века. .Я имею в виду ненавязчивость, скромность, отстраненность, объективность, беспристрастность и беспристрастность Тургенева, которые спасают его творчество от устаревшего или пристрастного. На одном уровне эти качества определяют характер искусства Тургенева, но на другом уровне они также связаны с его социальной и политической позицией. Прежде чем закончить, я кратко остановлюсь на этих качествах.

Как я надеюсь показать на некоторых примерах, которые я использовал, Тургенев пишет так, чтобы вещи естественным образом открывались внимательному читателю.Одежда персонажей, состояние их рук, жесты и манера речи богаты смыслом. Один эпитет, например «раздражающий» в отрывке, который я цитировал ранее, может говорить о многом [8]. Об этом говорят и формы имен персонажей, которые использует Тургенев, когда обращается к ним. Обычно по фамилиям, например, он ссылается на Базарова и Одинцову, гордых людей, которых сложно узнать и которые стоят особняком. С другой стороны, для ссылок на более доступного Аркадия чаще всего используется полная форма его имени.Что касается застенчивой, безобидной Кати, на которой Аркадий в конце концов женится и которой не боятся даже птицы, то миниатюрная форма ее имени предпочтительнее полной формы Екатерины.

Тонкая авторская ненавязчивость Тургенева сочетается с объективностью, которая не дает его письму стать сентиментальным (но в то же время может усиливать его эмоциональное воздействие). Например, описывая болезнь Базарова и приближающуюся смерть, Тургенев почти незаметно добавляет детали, которые отдаляют его от происходящей личной трагедии.Болезнь Базарова, мы узнаем: «протекала быстро, что часто бывает при хирургических отравлениях» (VIII, 391). Медицинская справка на короткое время уводит читателя из личной сферы в более беспристрастную клиническую сферу.

Объективность проявляется не только в привычке Тургенева дистанцироваться от трогательной сцены, но и в его стремлении — как он это выразился — изобразить наблюдаемые им современные типы «добросовестно и беспристрастно» (XII, 303).Именно его успех в достижении этой беспристрастности является причиной ожесточенных критических дебатов, последовавших за публикацией «Отцов и детей» . Консервативные критики обвинили Тургенева в оправдании воинствующей радикальной молодежи, представив их сочувствующий портрет в лице Базарова. С другой стороны, наиболее радикальные критики были возмущены тем, что они считали карикатурой на молодое поколение. Фактически, Тургенев наделил вымышленного представителя другого поколения и класса своим собственным, чей взгляд на искусство он находил отталкивающим, силой и цельностью, из-за которых смерть персонажа казалась трагической, но при этом продемонстрировав понимание собственных дилемм поколение и класс, наблюдая, как их власть и привилегии исчезают.Искусство существует и должно осуществляться, по мнению Тургенева, на беспартийном уровне, за пределами политики [9].

Однако несчастье Тургенева состояло в том, что поэтика объективности и беспристрастности, которую он культивировал, вызвала большую враждебность в эпоху, в которой он жил, или, в частности, когда он писал свои главные романы, поскольку это была эпоха, как я уже сказал, когда влиятельные критики требовали полезности и пристрастия к произведениям искусства. К несчастью Тургенева — и, возможно, России — было то, что эта радикальная критика незаинтересованного искусства была неразрывно связана с критикой умеренной политики.В условиях автократической России после Крымской войны — отсталого, полуфеодального государства, в котором давно назрела крупная реформа — беспристрастность в искусстве широко воспринималась как подразумевающая лоялистскую политическую позицию. Отказавшись от критики какого-либо аспекта действительности, противники режима могли подумать, что писатель молчаливо принимает статус-кво и тем самым выражает безразличие к угнетению, бедности или несправедливости [10].

Умеренность Тургенева, а также его попытки быть беспристрастными, как правило, отталкивали выдающихся современников.Отказываясь разделять энтузиазм, который был широко распространен в русской интеллигенции 1860-х годов по отношению к русскому крестьянину, он считал, что образованный класс должен обеспечивать лидерство, передавая плоды европейской цивилизации простым людям [11]. Однако улучшения, которые, как он ожидал, принесет такое руководство, будут медленными и ограниченными по масштабу. Например, цель, к которой стремится Лаврецкий в «Дворянское гнездо », очень скромная: он будет искать смысл в выполнении ограниченного долга, вспахивая землю и заботясь о своих крестьянах как можно лучше.Мы можем представить себе Аркадия в Отцах и Детях , который также вносит постепенные улучшения в свое поместье. Тем временем его отец Николай сделал личный шаг в направлении социального примирения, женившись на крепостной девушке Фенечке, родившей его ребенка. Преследуя столь ограниченные амбиции, Тургенев и его благородные благородные персонажи избегают мгновенных драматических или даже эпических решений, предлагаемых революционерами, с одной стороны, и, с другой стороны, консервативными националистами, такими как Достоевский, которые любили воображать себя открывал своим соотечественникам перспективу некоторого тысячелетнего духовного возрождения.Герои Тургенева надеются просто на мгновение превзойти себя через любовь к другому человеку или восприятие красоты. Или они могут найти более длительное личное удовлетворение в домашнем довольстве, наслаждении человеческим товариществом, получением и получением тепла и доброты, удовлетворением делать то, что можно, и что он может. Или — немалое достижение, это — они могли бы просто надлежащим образом прожить циклы человеческих времен года.

Скептицизм, терпимость, умеренность, постепенность, стремление к золотой середине, выполнение скромного гражданского долга: этот склад ума и этот набор устремлений составляют либеральную позицию в российском политическом спектре XIX века.Эта позиция не пользовалась большой поддержкой, поскольку группа, с которой ассоциировался либерализм на Западе, — городской предпринимательский и профессиональный средний класс — в России была слаборазвита и раздроблена. Напротив, в те самые годы, когда Тургенев был на пике своей литературной карьеры, писатели и мыслители как радикального социалистического, так и консервативно-националистического крыла русской интеллигенции формулировали резкую критику либерализма, которую позже подхватил Ленин.У них не было времени на «мелкие дела», поскольку стремление к таким незначительным изменениям, которые оказались политически возможными, стали пренебрежительно известными. Свобода ( svoboda ), которую ценили либералы, они считали бессмысленной в условиях большого финансового неравенства. Парламентскую демократию они считали инструментом, предназначенным для защиты политических интересов господствующего экономического класса. В этом дискурсе либералы были пустыми, тщеславными, корыстными лицемерами, которые, несмотря на всю свою красноречивую идеалистическую риторику, препятствовали значительным социальным изменениям.

Заключение

Не говоря уже о том, чтобы сказать, Тургенев записывает озабоченности российского дворянства, для которого мощные течения внешнего современного мира — капитализм, индустриализация, утилитаризм и социализм — начали представлять смертельную угрозу. Фактически, он составляет график убывания состояния этого класса, заключительный этап упадка которого ярко описан Чеховым в книге «Вишневый сад » примерно через сорок лет после публикации « Отцы и дети ».При этом он сопротивляется идеологической поляризации и политизации культуры. Он не придерживается ни узкого национализма, ни бойкого космополитизма. Он бросает вызов неустанной пропаганде полезности как критерия оценки того, что мы читаем, делаем или создаем. Он сожалеет о потере поэзии в нашей жизни и интересуется ее последствиями. Возможно, в конце концов, то, что он должен сказать, остается столь же актуальным в мире двадцать первого века, как и в его собственном, и он все еще может принадлежать к современности.

Выбрать библиографию

• Эндрю, Джо, Оффорд, Дерек и Рид, Роберт Рид (ред.), Тургенев и Русская культура: Очерки в честь Ричарда Писа (Амстердам и Нью-Йорк: Родопи, 2008)
• Берлин, Исайя, «Отцы и дети», в его книге Русские мыслители (Лондон: Hogarth Press, 1978)
• Freeborn, Richard, Turgenev: The Novelist’s Novelist (Oxford: Oxford University Press, 1960; перепечатано Westport: Greenwood Press, 1978).
• Ноулз А.В., Иван Тургенев (Бостон: Туэйн, 1988)
• Мир, Ричард, Романы Тургенева: символы и эмблемы , http: // eis.bris.ac.uk/~rurap/novelsof.htm
• Рид, Роберт и Эндрю, Джо (ред.), Тургенев: искусство, идеология и наследие (Амстердам и Нью-Йорк: Родопи, 2010)
• Шапиро, Леонард, Тургенев: его жизнь и времена (Нью-Йорк: Рэндом Хаус и Оксфорд: Oxford University Press, 1978)
• Сили, Фрэнк Ф., Тургенев: чтение его художественной литературы (Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1991).
• Васиолек, Эдвард, Отцы и дети: Россия на распутье (Нью-Йорк: Туэйн, 1993)
• Вудворд, Джеймс, «Отцы и дети» Тургенева (Лондон: Bristol Classical Press, 1996)

[1] Грета Слобин, «Тургенев находит дом в России за рубежом», в Тургенев: искусство, идеология и наследие , изд.Роберт Рид и Джо Эндрю (Амстердам и Нью-Йорк: Родопи, 2010), стр. 191.

[2] Все ссылки на произведения Тургенева в тексте относятся к тому и номеру страницы в 28-томном издании его сочинений И.С. Тургенев, Полное собрание сочинений и писем в двадцати восьми томах (Москва). и Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1961-8).

[3] На том основании, что «дети» — это более дословный перевод русского deti и что молодое поколение в романе представлено не только мужчинами (у нас также есть Фенечка, Катя, Кукшина, Одинцова) .

[4] Цитата из Гамлет , III, I. На самом деле Тургенев цитирует только первые две из этих пяти строк из Шекспира.

[5] Д. С. Мирский, История русской литературы (Лондон: Рутледж и Кеган Пол, 1949), с. 172.

[6] деревеньки , избенками , сарайчиками , воротищами , клячонках .

[7] Лайель утверждал, что Земля развивалась в течение тысяч миллионов лет.«Происхождение видов » Дарвина «» было впервые опубликовано в 1859 году. Менделеев должен был представить свою периодическую таблицу элементов в 1869 году. Ампер, Джоуль, Ом, Фарадей и Максвелл действовали при жизни Тургенева. Строились первые подвесные мосты, в том числе мост в Клифтоне через реку Эйвон.

[8] В качестве еще одного прекрасного примера см. Отрывок в 13 главе книги «Отцы и дети », где Аркадий и Базаров навещают своих товарищей-нигилистов Кукшину и Ситникова, в котором Тургенев сообщает нам, что страницы «толстых журналов» скопились. в комнате Кукшиной (то есть публикации, в которых обсуждались самые актуальные идеи) в основном не вырезаны.Другими словами, Кукшина фактически не читает журналы, на которые подписана; в отличие от Базарова, она может быть приверженцем новых идей просто потому, что в кругах, в которых она движется, это модно.

[9] Или, по крайней мере, Тургенев верил в это, пока не написал свой пятый роман, Smoke .

[10] Тургенев, возможно, подвергся большей опасности подобного рода, чем большинство других, потому что он придерживался такого трагического взгляда на жизнь, который так запомнился в заключительных абзацах книги Накануне , где он размышляет о быстротечности человеческого бытия. жизни и сравнивает смерть с рыбаком, «который поймал рыбу в сеть и на время оставил ее в воде: рыба все еще плавает, но сеть вокруг нее, и рыбак выхватит ее, когда захочет» (VIII, 166).В политически поляризованной среде России такой взгляд на жизнь как на краткий переход через юдоль слез и сопутствующий ему покорность Тургенева может быть осужден как способный парализовать волю к политической оппозиции.

[11] В отличие от многих радикальных писателей и мыслителей, а также Достоевского и Толстого, Тургенев скептически относился к характеру крестьянина, несмотря на его гуманное изображение крестьян как индивидуализированных существ в его Sportsman’s Sketches . Отвечая на цикл эссе, в которых эмигрант-социалист Александр Герцен подтвердил свое давнее мнение о том, что «старый мир» Запада умирает и что социалистические порывы русского крестьянина вселяют надежду на светлое будущее его нации, Тургенев прямо охарактеризовал крестьянина как инстинктивно буржуа.