После смерти В.Г.Белинского И.С.Тургенев приобрел библиотеку великого критика не только потому, что хотел помочь его вдове, — он хотел сберечь круг заветных

Личная библиотека в нашей семье есть. Она небольшая, в пределах возможностей стандартной двухкомнатной квартиры. Она насчитывает примерно 2,5 тысячи книг. Начало собранию книг в нашем доме положила бабушка сразу после окончания Великой Отечественной войны. Она собирала русскую и зарубежную художественную классику, а также лучшие произведения литературы для детей — от народных и литературных сказок до приключенческих книг и художественных автобиографий, посвященных детству писателей, например «Детские годы Багрова-внука» С. Т. Аксакова. Когда пополнять домашнюю библиотеку стал отец, то в нее стали поступать литературно-критические произведения и труды литературоведов, являющиеся хорошими помощниками в осмыслении художественной литературы. Обращаясь к ним, мы сверяем собственные интерпретации прочитанного с теми, которые предлагают специалисты. В связи с этим у нас много справочников и словарей, энциклопедий: толковые, литературные, мифологический, литературоведческих терминов и понятий, педагогический, энциклопедия символизма и многие другие. Наша библиотека обогатилась книгами о писателях, художниках, общественных деятелях (серии «ЖЗЛ», «Жизнь в искусстве», «Библиотека любителей российской словесности»). Обучаясь в школе, приходится обращаться к работам известных литературоведов — Ю. Лот-мана, К. Мочульского, Н. Скатова, В. Непомнящего, В. Коровина и др; У нас есть потребность в чтении и философской литературы, потому на полках стоит «История русской философии» отца Василия Зень-ковского, отдельные работы Г. Гегеля, Н. Бердяева, И. Ильина, В. Розанова и др.

Главное же богатство нашей библиотеки — художественная литература. Мы очень любим произведения древнегреческой литературы, и потому мы всегда можем, когда захотим, обратиться к Гомеру и перечитать главы его «Илиады» и «Одиссеи», перелистать вновь Эсхила, Софокла и Эврипида, почитать стихи Анакреона, Алкея, Сапфо, заглянуть в сборник под названием «Древнегреческая эпиграмма». Разумеется, с нами «Божественная комедия» Данте Алигьери, трагедии и комедии У. Шекспира, собрания сочинений зарубежной классики — О. Бальзака, Ф. Стендаля, Ч. Диккенса, Ж. Б. Мольера, П. Бомарше, У. Текке-рея, Дж. Лондона и др., из русской классики — В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, А. Н. Островского, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Н. С. Лескова, А. И. Куприна, И. Бунина, В. Короленко, А. Ахматовой, Д. Мережковского, М. Булгакова, В. Набокова, Б. Пастернака. Много литературы о жизни и творчестве А. С. Пушкина, мемуары, воспоминания современников, художественно-биографическая проза.

Невозможно обойтись и без чтения современной литературы. И тут уже надо очень строго отбирать книги, отмечать, что останется на века, а что станет неактуально уже завтра. С нами из современных авторов — В. Шукшин, А. Вампилов, В. Распутин, В. Астафьев, А. Солженицын, Б. Васильев, В. Солоухин, Б. Окуджава. Пришли в нашу библиотеку и произведения писателей-современников — JI. Улицкой, Т. Толстой. Помимо названных писателей еще много других, перечислить всех невозможно. Да и не в количестве книг в домашней библиотеке дело. Важно, чтобы она была в твоей квартире, чтобы ты шел в свой дом, как на встречу с добрыми друзьями. Чтобы с ними можно было обсудить многое, порадоваться и погрустить вместе, прийти к важным философским наблюдениям о смысле человеческого бытия.

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ БЕЛИНСКОГО. Белинский

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ БЕЛИНСКОГО

Белинский в то время жил у Аничкова моста. Его квартира помещалась во втором этаже большого дома. Просторная комната с двумя окнами служила ему кабинетом, — направо от окон стоял его письменный стол и конторка. Стена перед столом была завешана портретами лиц исторических и близких знакомых. Среди последних выделялся акварельный портрет Николая Станкевича, умершего в 1840 году за границей. Остальные стены кабинета были заняты простыми деревянными полками, на которых помещалась его библиотека, богатая преимущественно книгами по русской истории и русской литературе.

Чистота и порядок в кабинете были всегда удивительные: полы, как зеркало, на письменном столе все вещи разложены по своим местам, на окнах занавески, на подоконниках цветы. Если кто-нибудь бывало оставит следы ног на паркете или насорит табачным пеплом, Белинский непременно нахмурится, начнет ворчать.

Виссарион Григорьевич очень любил живопись. Целые утра он проводил в Эрмитаже и с восторгом говорил потом о картинах, произведших на него особое впечатление. Для себя картин он покупать, конечно, не мог, — небольшие свободные деньги он тратил на покупку книг и хороших старинных гравюр.

Весной 1840 года в Петербурге произошла дуэль между Лермонтовым и сыном французского посла Барантом. После дуэли Лермонтова посадили в наказание на гауптвахту. Виссарион Григорьевич решил навестить арестованного, поэта. На этот раз их встреча была сердечной до конца. Они долго и горячо говорили о родине, о литературе, о русском народе. После этой встречи Белинский с восторгом говорил о великом поэте: «Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного! О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура!.

. Перед Пушкиным он благоговеет и больше всего любит «Онегина»… Я с ним спорил, и мне отрадно было видеть в его рассудочном, охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь и людей семена глубокой веры в достоинство того и другого. Я это сказал ему — он улыбнулся и сказал: дай бог!»

И для Лермонтова эта встреча не прошла бесследно. Расставшись с Белинским, он под непосредственным влиянием бывшего между ними разговора написал свое известное стихотворение «Журналист, читатель и писатель».

Завязавшаяся дружба, так много обещавшая в будущем русской литературе, была оборвана через год трагической гибелью Лермонтова. В 1841 году, через четыре года после смерти Пушкина, Россия хоронила своего второго великого поэта, точно так же затравленного и убитого на дуэли, организованной по прямым проискам придворных кругов.

Из гениальных мастеров слова пушкинской поры в живых оставался Гоголь. Еще в 1835 году Белинский писал: «Повести г. Гоголя народны в высочайшей степени… Под народностью должно разуметь верность изображения нравов, обычаев в характере того или другого народа, той или другой страны.

Жизнь всякого народа проявляется в своих, ей одной свойственных формах; следовательно, если изображение жизни верно, то и народно».

Гоголь был, по определению Белинского, «поэт жизни действительной», главные черты его таланта — «простота вымысла, совершенная правда жизни, народность, оригинальность» и, наконец, одному ему свойственная особенность: «комическое одушевление всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния». Великий критик уже тогда смело поставил Гоголя на первое место рядом с Пушкиным, назвав его «главою литературы, главою поэтов».

Теперь в Петербурге они познакомились лично, встречаясь на вечерах у князя Одоевского и у других общих знакомых. Белинский говорил, что эти редкие встречи с Гоголем были для него «отдыхом и отрадою».

Впрочем, близко они не сошлись. В то время как Белинский все решительнее приходил к убеждению в необходимости полного переустройства России революционным путем, Гоголя уже пугала страшная сила отрицания устоев русской жизни в его собственных сочинениях.

Последняя дружеская встреча была в Москве в конце 1841 года. Гоголь, закончивший тогда работу над первым томом «Мертвых душ», просил великого критика отвезти рукопись этого произведения в Петербург, так как в Москве цензура не разрешала печатать под тем предлогом, что «Мертвых душ не может быть: души бессмертны».

Белинский взял рукопись и по приезде в Петербург передал ее князю Одоевскому. Позднее, при содействии Жуковского, удалось преодолеть цензурные препятствия, и книга была напечатана.

«Творение чисто русское, национальное, — писал с восторгом Белинский о «Мертвых душах», — выхваченное из тайников народной жизни, столько же истинное, сколько и патриотическое, беспощадно сдергивающее покров с действительности и дышащее страстью нервистою, кровною любовию к плодовитому зерну русской жизни; творение необъятно-художественное по концепции и выполнению, по характерам действующих лиц и подробностям русского быта, — и в то же время глубокое по мысли, социальное, общественное и историческое… При каждом слове его поэмы читатель может говорить:

Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!

Этот русский дух ощущается и в юморе, и в иронии, и в выражении автора, и в размашистой силе чувств, и в лиризме отступлений, и в пафосе всей поэмы, и в характерах действующих лиц, от Чичикова до Селифана и «подлеца чубарого» включительно — в Петрушке, носившем с собою свой особенный воздух, и в будочнике, который при фонарном свете, впросонках, казнил на ногте зверя и снова заснул».

В 1842 году Белинский познакомился с Некрасовым, тогда еще никому неизвестным юношей, и привел его с собою к Панаевым, где собралось несколько человек литераторов. Познакомив Некрасова с присутствующими, Виссарион Григорьевич попросил его прочесть написанное им новое произведение: «Петербургские углы».

Некрасов, видимо сконфуженный незнакомым обществом, начал чтение. Голос у него был слабый, и он сначала читал очень тихо, затем несколько разошелся. Молодой поэт имел болезненный вид и казался значительно старше своих лет. Манеры у него были своеобразны: он сильно прижимал локти к бокам, горбился, а когда читал, то часто машинально приподнимал руку к едва пробивавшимся усам и, не дотрагиваясь до них, опять опускал ее.

Белинский уже прочел «Петербургские углы», но слушал чтение внимательно и посматривал на слушателей, словно желая угадать, какое впечатление производит оно на них.

По окончании чтения раздались похвалы автору, но тут же кто-то заметил, что реальность «Петербургских углов» может покоробить читателей.

Белинский в ответ на это горячо сказал: «Литература обязана знакомить читателей со всеми сторонами нашей общественной жизни. Давно пора коснуться материальных вопросов жизни, ведь важную роль они играют в развитии общества».

Виссарион Григорьевич полюбил молодого поэта и начал ему покровительствовать, как это делал всегда с людьми, в которых замечал честность, ум и талант.

Стихотворение Некрасова «Родина», в котором поэт с большой силой выступил против угнетения и рабства, привело Белинского в восторг. «Каков Некрасов-то! — говорил он друзьям. — Сколько скорби и желчи в его стихе». Великий критик приветствовал в Некрасове наследника Пушкина и Лермонтова, поэта огромной силы, будущего властителя дум молодого поколения передовых русских людей.

Некрасов знал, чем он обязан в своем идейно-политическом развитии великому критику. Через много лет после смерти «неистового Виссариона» он вспоминал о нем с чувством подлинного благоговения:

Молясь твоей многострадальной тени,

Учитель! перед именем твоим

Позволь смиренно преклонить колени.

Белинский был учителем не только Некрасова, но и всего революционно-демократического поколения русских людей 40-х годов прошлого века. С отеческой нежностью относился он к своим соратникам, отдававшим, как и он сам, все свои дарования и даже жизнь родному народу.

В конце 1842 года Белинский получил известие о смерти Кольцова. «Я похож на солдата в разгаре битвы, — сказал он, — пал друг и брат — ничего — с богом — дело обыкновенное. Оттого-то, верно, потеря сильнее действует на меня тогда, как я привыкну к ней, нежели в первую минуту». Тем не менее непрерывный ряд смертей выдающихся русских людей, уходивших из жизни в расцвете лет, когда они особенно много могли дать русскому народу, удручал великого патриота. «Боже мой! — восклицал он. — Неужели мне суждена роль какого-то могильщика! Я окружен гробами — запах тления и ладана преследует меня и день и ночь!»

Временами он не выдерживал и признавался: «Жить становится все тяжелее и тяжелее — не скажу, чтобы я боялся умереть с тоски, a не шутя боюсь или сойти с ума, или шататься, ничего не делая, подобно тени, по знакомым. Стены моей квартиры мне ненавистны; возвращаясь в них, иду с отчаяньем и отвращением в душе, словно узник в тюрьму, из которой ему позволено было выйти погулять».

Действительно, Белинский избегал теперь оставаться наедине с самим собою. Он вечерами приходил к знакомым; садился играть в карты. Свою страстную натуру «неистовый Виссарион» проявлял даже и тут. Игра обычно кончалась проигрышем рубля-двух, но Белинский в течение вечера переживая всю гамму ощущений от радости до отчаянья. После проигрыша он бросал карты и уходил в другую комнату, мрачно говоря: «Такие вещи случаются только со мной».

В начале 1843 года Белинский познакомился с Тургеневым, напечатавшим свою первую поэму «Параша». Знакомство произошло по инициативе самого Тургенева, который, уезжая в деревню, зашел к Белинскому и, не назвавшись, оставил ему экземпляр своей поэмы. Через два месяца в деревне Тургенев получил майскую книжку «Отечественных записок» и прочел в ней статью великого критика о «Параше». Вернувшись в Петербург, Тургенев счел своим долгом притти к Виссариону Григорьевичу и познакомиться с ним.

«Это был, — рассказывает Тургенев о своем впечатлении от личности Белинского, — человек среднего роста, на первый взгляд довольно некрасивый и даже нескладный, худощавый, с впалой грудью и понурой головой. Одна лопатка заметно выдавалась больше другой. Всякого, даже не медика, немедленно поражали в нем все главные признаки чахотки, весь так называемый habitus этой злой болезни. Притом же он почти постоянно кашлял. Лицо он имел небольшое, бледно-красноватое, нос неправильный, как бы приплюснутый, рот слегка искривленный, особенно когда раскрывался, маленькие частые зубы; густые белокурые волосы падали клоком на белый, прекрасный, хотя и низкий лоб. Я не видал глаз более прелестных, чем у Белинского. Голубые, с золотыми искорками в глубине зрачков, эти глаза, в обычное время полузакрытые ресницами, расширялись и сверкали в минуты воодушевления; в минуты веселости взгляд их принимал пленительное выражение приветливой доброты и беспечного счастья. Голос у Белинского был слаб, с хрипотою, но приятен; говорил он с особенными ударениями и придыханием, «упорствуя, волнуясь и спеша».

Смеялся он от души, как ребенок. Он любил расхаживать по комнате, постукивая пальцами красивых и маленьких рук по табакерке с русским табаком».

Виссарион Григорьевич, в свою очередь, сразу же полюбил Тургенева. «Это человек необыкновенно умный, — отзывался он о своем новом знакомом, — да и вообще хороший человек. Беседы и споры с ним отводили мне душу. Тяжело быть среди людей. которые или во всем соглашаются с тобою, или если противоречат, то не доказательствами, а чувствами и инстинктом, — и отрадно встретить человека, самобытное и характерное мнение которого, сшибаясь с твоим, извлекает искры. У Тургенева много юмору… Вообще, Русь он понимает. Во всех его суждениях виден характер и действительность».

Осенью 1843 года в личной жизни Виссариона Григорьевича произошло крупное событие: он женился.

После своего неудачного романа в Прямухине он решил, что не может нравиться женщинам и обречен на холостую жизнь. Его робость в отношении женщин еще более усилилась. Но он, как всегда, был слишком скромного мнения о себе. На самом деле высокие нравственные качества Виссариона Григорьевича и вся жизнь его, обратившаяся в беззаветную службу родине, завоевали ему всеобщее признание; он мог возбудить к себе горячую и преданную женскую любовь.

Еще в 1835 году он познакомился в Москве с Марией Васильевной Орловой, скромной труженицей, классной воспитательницей Екатерининского женского института. Это знакомство в период увлечения Белинского Александрой Бакуниной почти прекратилось, но когда Виссарион Григорьевич переехал в Петербург, между ним и Марией Васильевной началась переписка, постепенно их сблизившая. Когда же в сердце Виссариона Григорьевича вспыхнуло большое чувство к Марии Васильевне и он убедился, что это чувство взаимно, он решил ехать в Москву для личного объяснения.

Чем ближе подходил день отъезда, тем большим становилось его нетерпение, он только и думает о предстоящей встрече, ему кажется, что она никогда не состоится. «Мысль, что я еду в Москву, — признается он, — носится в моей голове, как приятный сон. Я только тогда уверюсь в ее действительности, когда петербургская застава исчезнет из виду».

В Москве их совместная жизнь была решена, и Белинский вернулся в Петербург, чтобы сделать необходимые — приготовления к свадьбе. Не имея опыта в делах такого рода, он просил жену Панаева помочь ему. «Я вас прошу закупить, — сказал он ей, — что нужно для хозяйства, все самое дешевое и только необходимое. Мы оба пролетарии… Моя будущая жена не избалована и требований никаких не заявит. Теперь мне надо вдвое работать, чтобы покрыть расходы на свадьбу».

Свадьба была отпразднована очень, скромно. В церкви Белинский был весел, но когда возвращался домой в карете, сделался мрачен: у него заболела грудь. Но боль скоро прошла, и он опять повеселел.

Дома Белинский подошел к конторке, за которой всегда писал стоя, так как последнее время не мог долго сидеть — у него разбаливалась грудь, и взялся за перо. Кто-то из друзей, приглашенных на свадьбу, опросил: неужели он хочет работать в такой торжественный день?

— Не хочу, а должен, — ответил Виссарион Григорьевич.  — В типографии ждут набора, терпеть не могу, когда за мной остановка. Находите, что «молодому» неприлично работать? Успокойтесь, у меня жена не девочка, не надуется на меня за это. Вы разговаривайте, мне еще веселее будет писать.

Но Белинскому не удалось заняться: кухарка так начадила в кухне, которая была возле, что Виссарион Григорьевич закашлялся, бросил перо… Смеясь, он сказал гостям:

— Кухарка, должно быть, это нарочно начадила: тоже нашла, что «молодому» неприлично работать в день свадьбы.

Квартира Белинского в Петербурге была притягательным центром для его друзей, среди которых находились все лучшие русские люди того времени. Один из них, Тургенев, вспоминает о том времени так: «Я часто ходил к нему после обеда отводить душу. Не могу не повторить: тяжелые тогда стояли времена… Бросишь вокруг себя мысленный взор: взяточничество процветает, крепостное право стоит, как скала, казарма на первом плане, суда нет, носятся слухи о закрытии университетов, вскоре потом сведенных на трехсотенный комплект, поездки за границу становятся невозможны, путной книги выписать нельзя, какая-то темная туча постоянно висит над всем так называемым ученым, литературным ведомством, а тут еще шипят и расползаются доносы; между молодежью ни общей связи, ни общих интересов, страх и приниженность во всех, хоть рукой махни! Ну вот и придешь на квартиру Белинского, придет другой, третий приятель, затеется разговор — и легче станет; предметы разговора были большей частью нецензурного (в тогдашнем смысле) свойства».

На квартиру Виссариона Григорьевича вскоре переехала сестра его жены, Аграфена Васильевна. Жили дружно, но бывали иногда мелкие недоразумения, почти неизбежные в условиях крайней материальной бедности.

Как-то летом по предложению Виссариона Григорьевича они втроем отправились на прогулку по Неве. Взяли напрокат лодку у самого дома, потом по Фонтанке выехали в Неву и доехали до Биржевого сквера. Там высадились и пошли по саду. В сквере продавали цветы. Белинский, страстный любитель цветов, залюбовался одним кактусом с ярким красным цветком и тут же купил его. Завернув осторожно свою покупку, он заявил, что хочет скорее вернуться домой, чтобы поставить кактус на подоконник. Жена и свояченица неохотно с ним согласились и сели в лодку. В дороге они завели разговор о том, как безрассудно человеку бедному и семейному бросать деньги на такую прихоть, как растения, которых и без того дома девать некуда. Виссарион Григорьевич замолчал, как-то съежился, потускнел и так довез кактус до квартиры, куда внес его без всякой радости и поставил на первое попавшееся свободное место.

Через год после свадьбы у Белинских родилась дочь Ольга, и они переехали на дачу около Лесного. Собственно говоря, это была не дача, а простая изба, перегороженная не до потолка. С одной стороны в ней помещалась кухня, а с другой — комната, которая служила одновременно и спальней и кабинетом.

Белинские жили на даче в полном уединении. Любимым развлечением Виссариона Григорьевича было ходить по грибы. Он и в это дело вкладывал всю свою страсть.

Незаметно промелькнуло лето. Переехали опять в город. Опять Белинский с головой ушел в черновую журнальную работу, которую на него наваливал Краевский.

ГЛАВА 2 ЖИЗНЬ СЕМЕЙНАЯ

ГЛАВА 2 ЖИЗНЬ СЕМЕЙНАЯ Начало семейной жизни принято ознаменовывать первой брачной ночью. Честно признаться, я совершенно не помню, что тогда происходило. Скорее всего, ничего особенного, потому как «первой» эта ночь была лишь условно. Но тем не менее она отличалась. И

Глава пятая СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

Глава пятая СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ 10 февраля 1831 года состоялось бракосочетание Александра Сергеевича Пушкина с Натальей Николаевной Гончаровой. В мае 1831 года поэт с молодой женой переехал из Москвы в Царское Село, а затем в Петербург. В связи с переездами Пушкину пришлось

Глава двенадцатая. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

Глава двенадцатая. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ I Прошла молодость. Пушкин женат. Поэт еще два года назад написал «Когда для смертного умолкнет шумный день!»[977]. Воспоминанье развило перед ним свой длинный свиток. Он сделал тогда свое странное признанье: И с отвращением читая жизнь

Семейная жизнь

Семейная жизнь Несколько слов о жизни семьи Шмеманов в эти годы. Дмитрий Николаевич наконец — то осознал и признал, что большевики укрепились в России надолго. Он потерял все, что до этого считал своей жизнью, и теперь переживал глубокий кризис. «Мы должны выучить наших

Семейная жизнь и творчество

Семейная жизнь и творчество Амброзу Бирсу, замечательному американскому писателю и старшему современнику О. Генри, принадлежит высказывание: «Стремясь в объятия женщины, мы оказываемся у нее в руках». Бирс, конечно, был женоненавистником, но это не сильно влияло на

Глава 7 НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И НОВЫЕ ИСТОРИИ

Глава 7 НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И НОВЫЕ ИСТОРИИ Лавкрафт не знал (да и не мог знать), что вскоре после смерти матери в его жизнь войдет главная и, судя по всему, единственная любовь. Он старался жить как и прежде, не давая горю окончательно его сломать, забивая кошмары реальности

Семейная жизнь

Семейная жизнь Уже пять лет пьесы следуют одна за другой. Играют трагедии, потом вдохновенный, сумасшедший, игривый фарс. В то время труппа становилась сплоченнее с каждым днем. В начале 1650 года Жан Батист и Катрин де Бри (под именем Катрин де Розе) окрестили чьего-то сына.

ГЛАВА IX. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

ГЛАВА IX. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ “Вернувшись от башкир, – продолжает свой рассказ Л. Толстой, – я женился. Новые счастливые условия семейной жизни совершенно отвлекли меня от всякого искания общего смысла жизни. Вся жизнь моя сосредоточилась за это время в семье, детях и потому в

Семейная жизнь

Семейная жизнь Но вернемся назад. Неожиданно для всех в мае 1994 года Майкл женился на Лайзе-Марии Пресли. Секретная церемония бракосочетания короля поп-музыки и дочери короля рок-н-ролла прошла в Доминиканской Республике. Еще два месяца после этого молодожены отрицали,

Глава VI.

Жизнь и деятельность Белинского в Петербурге

Глава VI. Жизнь и деятельность Белинского в Петербурге Мы упоминали уже о том, что после запрещения «Телескопа» Белинский взялся за редактирование «Московского наблюдателя» – захудалого журнальца, издававшегося неким Степановым, человеком, совершенно чуждым

Новая жизнь, новая работа и новые друзья

Новая жизнь, новая работа и новые друзья Вот мы и стали жить в двух наших роскошных комнатах в самом центре Ростова. Но жизнь сначала была очень скудной – денег катастрофически нехватало – я получал оклад ассистента. Думаю, что уровень жизни был примерно таким же как у

Семейная жизнь

Семейная жизнь Мы с Кириллом жили раздельно. Он продолжал жить в семье, в очень стесненных жилищных условиях. Даже я в это время в общежитии была в лучшем положении, чем он. Всем дипломникам теперь уже до сдачи дипломного проекта полагалась отдельная кабинка, вместо второй

Семейная жизнь с фарфоровыми чашками

Семейная жизнь с фарфоровыми чашками Настал момент рассказать о частной жизни Ивана Николаевича. В ней нет никаких любовных похождений и приключений. Весь темперамент художника ушел на художническую и организаторскую деятельность. Выражаясь фрейдистским языком, все в

Семейная жизнь

Семейная жизнь 19 июня 1942 года Мэрилин Монро вышла замуж за Джима Догерти.Свадьба состоялась бы и раньше, но пришлось дожидаться, когда Норме Джин исполнится шестнадцать. Школу она сразу бросила, о чем, кстати, потом очень сожалела, они с Джимом сняли однокомнатную

Президентская библиотека изображает Николая Некрасова

Николай Некрасов, известный современному читателю как «самый крестьянский» поэт России, одним из первых заговоривший о трагедии крепостного права и духовном мире русского крестьянства, родился в декабре 10, 1821. Он был кумиром молодежи, другом и соратником Добролюбова и Чернышевского, а также успешным публицистом и издателем.

Детство будущего поэта прошло в родовом имении отца Грешнево под Ярославлем среди тринадцати братьев и сестер. Его отец, отставной военный, был жестоким человеком, и мальчик часто видел плачущей мать, которую очень жалел и любил. Он показал ей свои первые стихи в семь лет, вспомнил ее в своих последних стихах. В фондах Президентской библиотеки хранится редкое издание 1909 Николай Некрасов, где подробно описана биография писателя. Нередко у мальчика после какой-нибудь беды или в отсутствие грозного отца дома были задушевные беседы с матерью, которые навсегда отпечатывались в его памяти.

Сестра поэта вспоминала, что Николая как магнитом притягивала толпа крестьянских мальчишек, игравших на дальнем конце усадебного сада. При каждом удобном случае он бегал к ним в деревню.

Когда Некрасов, уже школьником, приехал в деревню на каникулы, встречи с товарищами-крестьянами продолжились. Целыми днями они вместе бродили по лесу или ловили рыбу. Даже позже, когда он уже приезжал из Петербурга (с 1844 г.), те же друзья брали его на охоту. Поэт узнавал от них разные истории из крестьянской жизни и сам наблюдал за жизнью деревни.

Некрасов переехал в Петербург в возрасте семнадцати лет. Отец хотел видеть сына в армии, и тот стал вольнослушателем на филологическом факультете. За непослушание отец лишил Николая денег, и он остался совсем без средств к существованию. Позже Некрасов вспоминал, что в течение трех лет он постоянно, каждый день чувствовал себя голодным.

Молодой человек привез в столицу тетрадку своих стихов, которую надеялся издать. Занимаясь различными подработками, Некрасов скопил небольшую сумму и осуществил свою мечту. Но публика приняла его стихи холодно. После разгромной рецензии известного критика Белинского Некрасов в отчаянии скупил почти весь непроданный тираж своей первой книги и сжег его.

Однако это было только начало их «знакомства». При личной встрече в 1842 году Белинский высоко оценил незаурядный ум Некрасова, общение постепенно переросло в крепкую дружбу. Белинский способствовал развитию таланта Некрасова, приобщив его к интересам, которыми жила в те годы прогрессивно мыслящая часть русской интеллигенции, ввел его в литературные круги и познакомил с семьей Панаевых. Жена критика и писателя Ивана Панаева Авдотья Яковлевна оставила воспоминания о том периоде. Ее книга несколько раз выходила отдельным изданием, а в Президентской библиотеке хранятся самые первые издания ее воспоминаний, еще не отредактированные и наименее официальные. Они были опубликованы в историко-литературном журнале Исторический вестник. н 1889. Воспоминания читали современники. В тексте показано, как товарищи-писатели в начале карьеры помогали Некрасову, в котором, несомненно, была сильна коммерческая жилка, а кто-то, наоборот, воспользовался его непростым положением и пытался манипулировать. «Некрасов задумал издать «Петербургский сборник». Он уже купил статьи у некоторых писателей. Белинский принял активное участие в этом издании, умолял Панаева написать что-нибудь для сборника», — пишет Панаева. — Белинский находил, что те писатели, у которых есть средства, не должны брать денег у Некрасова. Он проповедовал, что долг каждого писателя помогать нуждающимся». Далее следует рассказ о том, что Герцен, Панаев, Одоевский и Сологуб бесплатно раздавали свои статьи. Некрасов платил некоторым нуждающимся писателям.0005 Хозяин в стихах, но, по словам Панаевой, «это стоило ему (Некрасову) гораздо дороже». Тургенев растратил присланные ему из дома деньги и теперь занимал деньги у Некрасова, постоянно напоминая ему о своем благородном поступке. Том, конечно, постеснялся отказаться, и сам занял деньги, чтобы дать Тургеневу взаймы… Счастливый Иван Тургенев отправился с полученными деньгами красоваться в ресторан «Дюссо».

Впрочем, и самому Некрасову не было чуждо ничто человеческое. Со временем коллеги стали называть его «литературным торговцем лошадьми». К 35 годам Некрасов стал влиятельной персоной в Петербурге. И вскоре Тургенев не мог простить Некрасову покупку у него «Охотничьих записок» за 1000 рублей. и тут же перепродали за 2500 руб.

Он был заядлым игроком в карты. Об этом вспоминал известный юрист и писатель Анатолий Кони, лично знавший поэта и оставивший Некрасову книгу воспоминаний . Достоевский (1921).

Кстати, выигранные деньги Некрасов направлял на добрые дела — журналы для них издавал.

1 января 1847 года Некрасов вместе с Панаевым купил убыточный в то время журнал «Современник » и поистине вдохнул в него новую жизнь. На страницах этого журнала публиковались Достоевский, Толстой, Тургенев и другие известные писатели, «Современник » под его редакцией стал лучшим прогрессивным журналом своего времени.

В то же время Некрасов поселился в квартире Панаевых. Жена друга и коллеги Авдотья Панаева, душа литературного кружка «Современник », была красавицей, в которую влюблялись многие, даже скромный и нервный Достоевский. Не удержался и Некрасов. Панаев, к тому времени живший своей жизнью, возражать не стал.

Некрасов много работает, все силы отдает журналу, пишет стихи о тяжелой доле народа. Отношения с Панаевой были сложными, один за другим умирали дети, рожденные в этом гражданском браке. Эти отношения открыл лирик в Некрасове. Его «Панаевский цикл» стихов стал одним из лучших образцов лирической русской поэзии.

Тем временем над журналом сгущались тучи, особенно после покушения на Александра II. Дело в том, что при обыске стрелявшего в императора Дмитрия Каракозова среди прочего был обнаружен выпуск «Современник ». Некрасов предпринял отчаянную попытку спасти журнал, отвести от него подозрения, выступив с хвалебным стихотворением, посвященным генералу Муравьеву-Виленскому. Тот самый, которого за жестокое подавление польского восстания прозвали «палачом» и которому теперь поручили расследовать покушение и предпосылки к нему. Некрасов, по словам Кони, «слишком легковерно рассчитывал на смягчающее воздействие своего поступка на сурового «подавителя»». Он сильно ошибался. «Свои» посчитали его предателем, спасти 9-й так и не удалось.0005 «Современник » — в мае 1866 года издание журнала было прекращено «высочайшим повелением».

Впоследствии Некрасов арендовал журнал Отечественные записки у издателя Андрея Краевского. В это же время поэт работал над одним из самых грандиозных своих произведений — крестьянской поэмой Кому на Руси хорошо? , который он не успел закончить.

Некрасов умер в возрасте 56 лет, в январе 1878 года. Провожать его на Новодевичье кладбище в Петербурге пришло несколько тысяч человек. Анатолий Кони вспоминал: «Смерть Некрасова произвела сильное впечатление в Петербурге, а во многих местах в России она вызвала у многих любовь к ушедшему и вызвала неподдельное чувство боли, заставив наветы врагов и злые шутки лицемерных друзья, чтобы замолчать на некоторое время.

На портале Президентской библиотеки представлена ​​коллекция Николай Некрасов (1821–1878) , включающая тексты его произведений, документы, исследования творчества, журналы «Современник » и «Отечественные записки» , главным редактором которых был сам поэт.

«Побережье Утопии» Тома Стоппарда

Трилогия Тома Стоппарда «Побережье Утопии» , шестимесячный показ которого подходит к концу в театре Бомонт Линкольн-центра в Нью-Йорке, является необычным театральным событием. Цель этих трех пьес — 9«Путешествие 0067», «Кораблекрушение » и « Спасение » — это не что иное, как описание подъема и первых боев русской интеллигенции. Этот очень небольшой слой, состоявший в основном из наиболее привилегированных слоев населения, должен был сыграть важнейшую роль в русской и мировой истории.

Берег Утопии охватывает период с 1833 по 1868 год. Он рассказывает о жизни шести друзей, родившихся во втором десятилетии девятнадцатого века, некоторые из которых встретились в Московском университете в 1830-х годах и все стали выдающиеся представители «поколения 1840-х годов», недавно радикализировавшейся интеллигенции, начавшей борьбу против царского самодержавия, которая должна была закончиться примерно семь десятилетий спустя русской революцией.

В число шестерых входит Михаил Бакунин, рожденный в богатой землевладельческой семье, впоследствии основатель анархистского движения и заклятый враг Маркса в Первом Интернационале; Николай Станкевич, руководитель студенческого философского кружка университета, впервые познакомивший своих друзей с опьяняющими теориями Гегеля, Фихте и Шеллинга и умерший от туберкулеза в 1840 году; Виссарион Белинский, снискавший славу литературного критика и мужественного борца против царизма, православной церкви и великорусского шовинизма и также преждевременно скончавшийся, в 1848 г.; Иван Тургенев, впоследствии получивший международную известность как драматург и писатель и занимавший заметно более умеренную позицию, чем большинство представителей этой группы радикальных интеллектуалов; и, наконец, известный писатель и мыслитель Александр Герцен вместе со своим другом-поэтом Николаем Огаревым.

Именно Герцен, незаконнорожденный сын богатого землевладельца, является центральной фигурой Берега Утопии и жизнь которого вдохновила Стоппарда на написание трилогии. Однако взгляд Стоппарда на роль Герцена вносит в произведение фальшивую и тенденциозную нотку, серьезно ставящую под угрозу его цель — быть значимой игрой идей.

Александр Герцен родился в 1812 году, незадолго до занятия Москвы Наполеоном. Вместе со своим другом Огаревым он дал присягу на борьбу с самодержавием еще подростком, после неудачного восстания декабристов 1825 года. был отправлен в ссылку на пять лет.

Известен С Другого Берега , очерками, которые он написал после неудавшихся революций 1848 года в Европе, и своей автобиографией Мое прошлое и думы , Герцен провел последние 23 года своей жизни в изгнании из родной земля. В 1850-х годах в Великобритании он основал «Свободную русскую прессу» и добился наибольшего влияния как издатель и редактор «Колокол» («Колокол»), — оппозиционной русскоязычной газеты, которая успешно ввозилась в страну контрабандой и проводила кампанию. политических разоблачений, которые легли в основу новых революционных оппозиционных движений.

В Побережье Утопии есть чем восхищаться. Для тех, кто мало знает о периоде, о котором идет речь, эти девять часов живого театра могут показаться достойным введением. Критическая реакция была в основном благоприятной, но создается впечатление, что большинство рецензентов были несколько поражены его амбициозным размахом и не были готовы комментировать понимание Стоппардом истории.

В постановке Линкольн-центра 44 актера исполняют более 70 различных ролей. Пьесы шли в репертуаре в разные вечера, а также последовательно в нескольких «марафонских» спектаклях выходного дня, начиная с первой части в 11 часов утра и заканчивая после антрактов и перерывов почти через 12 часов. Следует отдать должное этой постановке под руководством режиссера Джека О’Брайена за то, что многие идеи, персонажи и великие события, подчеркивающие действие, стали понятными и яркими.

Вращающаяся сцена театра Бомонт, эффектная музыкальное сопровождение, творческое использование холста для передачи движения во времени и пространстве, а также внутренняя жизнь некоторых персонажей, изобретательные декорации и молниеносная смена сцен — все это играет важную роль. . Актерский состав, в том числе Билли Крудап в роли Белинского, Джейсон Батлер Харнер в роли Тургенева, Итан Хоук в роли Бакунина и Брайан Ф. О’Брайн в роли Герцена, а также ряд актеров, в том числе Ричард Истон, Дженнифер Эль, Эми Ирвинг и Марта Плимптон. в нескольких ролях, как правило, справляется с трудной задачей изобразить этих малоизвестных исторических личностей.

Однако постановка и актеры мало что могут. Есть проблема самих пьес. Мягко говоря, материал очень неровный. Стоппард слишком часто скользит по поверхности событий и жизней своих персонажей, вместо того чтобы копать глубже. Он поставил перед собой грандиозную задачу, но это не значит, что поверхностность, искажение и искажение должны просто пройти безнаказанно.

Головокружительный темп задается с самого начала Акта I Путешествия , который начинается с представления большей части богатой и несколько эксцентричной семьи Бакуниных, включая Майкла, его родителей и четырех сестер. Вскоре появляются и другие, показывающие, как часть привилегированной молодежи России «заразилась» западными идеями, особенно доктринами Гегеля. «Внутренняя жизнь более реальна, более полна, чем то, что мы называем реальностью», — заявляет Станкевич, излагая сокращенные версии идей Канта, Фихте и Гегеля.

Вскоре входит Белинский, и упоминается об исключении его из университета за написание пьесы против крепостного права. Обсуждается возвышающаяся роль Пушкина, а его смерть ненадолго инсценируется за кулисами.

Во второй части трилогии персонажи обсуждают знаменитое письмо Белинского к Гоголю, в котором осуждается пристрастие старшего писателя к царской реакции. В ходе остроты в кругу Герцена один персонаж, намекая на необычайную и в чем-то уникальную роль радикальной интеллигенции XIX века в царской империи, поясняет, что «интеллигенция» — само по себе русское слово. Герцен и другие обсуждают провал революций 1848 г., период самой мрачной реакции в России между 1848 и 1855 гг. и годы растущих надежд на реформы после смерти Николая I в 1855 г.

Поражение общеевропейского восстания 1848 года, произошедшее вскоре после того, как Герцену наконец разрешили покинуть Россию, стало главным поворотным моментом в его жизни. Озлобленный разоблачением несостоятельности демократических притязаний буржуазии, он также впал в глубокий скептицизм. То, что Ленин позже назвал своим «духовным кораблекрушением», также нашло свое отражение в личной трагедии. Его брак был потрясен романом его жены Натали с радикальным немецким поэтом Георгом Гервегом. Вскоре за этим последовала смерть в море его матери и сына, а всего несколько месяцев спустя, в 1852 году, — смерть самой его жены.0003

После смерти последнего Герцен без четких планов на будущее пробрался в Англию. Однако через несколько лет он запустил «Свободную русскую прессу», а затем «Колокол ». Успехи The Bell сопровождаются новыми конфликтами, сгущающимися тучами, которые в конечном итоге, много десятилетий спустя, прорвутся революционными потрясениями. Новое поколение революционной интеллигенции, среди лидеров которой Чернышевский и Добролюбов, нападает на Герцена за его возрастающую постепенность и призывы к реформам. Все это находит несколько схематичное изображение в Спасти , Часть III трилогии. Примечательна воображаемая встреча в Лондоне Герцена и Чернышевского.

Многие диалоги приобретают характер монологов, давая различным историческим личностям возможность изложить свои мысли. Несмотря на очевидные слабости, «монологам» удается, по крайней мере часть времени, представить грандиозный размах событий и философских и политических дебатов.

Один критик, заявивший, что говорит от лица многих, не желавших признавать, что находит пьесы трудными, позвонил Utopia «зануда», и саркастически заявил, что его не удивило бы, если бы выпускные экзамены были разданы по его окончании.

Предположение, что великие и даже сложные идеи несовместимы с театром, должно быть отвергнуто. На самом деле, Побережье Утопии страдает от совершенно противоположной проблемы. Драматург не может сопротивляться различным попыткам «оживить» историю. Он уделяет много внимания семейной жизни Герцена, но склонен ставить ее на один уровень с политическими условиями, которые, несомненно, сильно способствовали его личным кризисам. Есть также неуместный фарс и копрология, особенно в части I.

Есть трогательные моменты, диалоги, в которых отражены напряженность, безотлагательность и конфликты в жизни революционного интеллектуала, его дух товарищества, коллективное удовольствие и страдание. Однако чаще, как и в работах Стоппарда в целом, остается впечатление умности, а не глубины.

Стоппард хочет, чтобы зрители знали, например, что Белинский был кроток и неуклюж. Таким образом, эта высокая фигура становится застенчивым, косноязычным спотыканием, который спотыкается и падает в нескольких сценах, предположительно, для легкого смеха. Вдохновится ли все это на чтение Белинского и Герцена или пойдет домой, посмеиваясь над их запутанными семейными делами или личными особенностями? Это близкий вызов.

Посмотрим, насколько близко стоппардовское изображение Белинского и Герцена соответствует их реальной истории.

Исайя Берлин цитирует славянофила Аксакова (он же один из 70 персонажей Берега Утопии ) следующим образом: «Имя Белинского известно каждому мыслящему юноше, каждому, кто жаждет глотка свежий воздух в вонючем болоте провинциальной жизни Нет ни одного деревенского учителя, который бы не знал — и знал наизусть — письма Белинского к Гоголю. Если вы хотите найти честных людей, людей, заботящихся о бедных и угнетенных, честного врача, честного юриста, не боящегося драки, вы найдете их среди сторонников Белинского…» Читая текст Стоппарда, было бы невозможно понять, почему Белинский имел такое влияние.

Троцкий, соруководитель русской революции, описал Белинского и его роль в Литература и революция , которую он написал в 1923 году, накануне создания Левой оппозиции и борьбы со сталинизмом. Описывая одну из левых художественных групп и ее ошибочное представление о «пролетарской литературе», Троцкий поясняет, что «историческая роль Белинских заключалась в том, чтобы через литературу открыть передышку в общественную жизнь. Литературная критика заменяла политику и была подготовкой к ней… Но Белинский не был литературным критиком; он был социально мыслящим лидером своей эпохи. И если бы Виссариона Белинского можно было перенести живым в наше время, он, вероятно, был бы… членом Политбюро». Ничто из этого не проходит и в версии Стоппарда. На самом деле, рассматривая портрет этого человека, сделанный Троцким, интересно отметить, что Стоппард пишет, обсуждая написанные им пьесы, что «читать Белинского было не очень весело».

Именно Герцен, даже больше, чем Белинский, доминирует в пьесах, и его роль упрощена и представлена ​​однобоко. И к Марксу, которого держали очень в тени, относятся с невежеством и презрением.

Разногласия между Марксом и Герценом были неоспоримы, но Стоппард решил справиться с ними, по большей части заставив Маркса замолчать и исказив его роль до неузнаваемости.

В Кораблекрушение и Спасение 9 есть несколько сцен.0068, где ненадолго появляется основатель современного социалистического движения. Человек, который к 1848 году уже написал Коммунистический манифест , не говоря уже о Нищета философии и Немецкая идеология , изображается как настоящий шут. Он спрашивает Тургенева, «смешна ли» фраза «призрак коммунизма» в «Манифесте » . «Я не хочу, чтобы это звучало так, будто коммунизм мертв, — говорит он. Это Маркс как комический персонаж, а не как серьезная историческая фигура.

Еще более вопиющим образом Стоппард представляет Маркса практически неотличимым от своего смертельного философского и политического врага Бакунина. Это грубо подытожено в выпуске журнала Lincoln Center Theatre Review, выпущенном в связи с постановкой, в статье Джона Роквелла, танцевального критика New York Times . Роквелл, явно выражая свой энтузиазм по поводу версии Стоппарда этой истории, пишет, что Маркс «появляется в Побережье Утопии как крайне несимпатичный персонаж, холодный и пренебрежительный, [желающий] разрушить, а затем беспокоиться о том, что можно сделать дальше». ….Бакунин есть волевая разрушительная сила, ниспровергающая либеральные устремления Герцена. Он — источник, из которого вытекал Маркс». (!)

Трудно воспринимать всерьез такую ​​нелепую клевету. Попытка Стоппарда изобразить Поколение 1840-х годов глубоко, если не фатально, ошибочна из-за этого невежественного отождествления Маркса с Бакуниным, революции с нигилизмом и научного социализма Маркса с его утопическими предшественниками.

Надо сказать, что Стоппард ничего не может с собой поделать — его враждебность к Марксу настолько сильна. Однако это не только политическая слабость, это художественная ограниченность. Более великий писатель не стал бы так нелепо выставлять колоду против Маркса. Во-первых, он изо всех сил старался бы дать несколько лучших реплик персонажу, который ему больше всего не нравился, так сказать, по «тактическим причинам»; во-вторых, у него была бы возможность психологически поставить себя на место даже того, кого он презирал.

Стоппард изложил происхождение Побережье Утопии и свои политические мотивы при его написании. В интервью вышеупомянутому журналу «Театральное обозрение Линкольн-центра» он объясняет, что одна книга сыграла решающую роль в написании им пьес — « русских мыслителей» Исайи Берлина, .

Это точка зрения Берлина на Герцена, которую Стоппард стремится донести до широкой аудитории. Драматург хочет подчеркнуть только одно — тщетность и опасность революционных идей. Так он поясняет: «Герцен и Исайя [Берлин] объединились бы против большевизма, в этом нет сомнения…»

Кораблекрушение и Спасти доминирует образ Герцена, артикулирующий мировоззрение разочарованного скептика, уставшего от мира гуманиста и либерала, который прежде всего предупреждает о безумии революционных мечтаний и революционной борьбы.

В Кораблекрушение, Герцен, говоря после смерти своего ребенка, выражает свое отчаяние в попытке изменить мир: «Его жизнь была такой, какой она была. Поскольку дети растут, мы думаем, что предназначение ребенка — расти. Но предназначение ребенка — быть ребенком… Только мы, люди, тоже хотим владеть будущим. Мы убеждаем себя, что Вселенная скромно занята раскрытием нашего предназначения. Мы отмечаем бессистемный хаос истории по дням, по часам, но с картиной что-то не так. Где единство, смысл высшего творения природы? Неужто эти миллионы ручейков случайности и своеволия имеют свое исправление в огромной подземной реке, которая, без сомнения, несет нас туда, где нас ждут! Но такого места нет, поэтому оно и называется утопией. Смерть ребенка имеет не больше значения, чем гибель армий, наций. Был ли ребенок счастлив, пока жил? Это правильный вопрос, единственный вопрос. Если мы не можем устроить свое собственное счастье, то устраивать счастье тех, кто придет после нас, — запредельное тщеславие».

И повторяет эту мысль в самом конце трилогии: «Но у истории нет кульминации! Спереди всегда столько же, сколько сзади. Либретто нет… Далекий конец — не конец, а западня. Конец, ради которого мы работаем, должен быть ближе, заработок рабочего, удовольствие от проделанной работы, летняя молния личного счастья…»

Высказанное здесь разочарование было очень сильной частью жизни Герцена. Однако изображение Стоппардом его просто как разочарованного скептика крайне односторонне. Взгляд на статью, написанную Лениным 95 лет назад, по случаю столетия со дня рождения Герцена, проливает свет на эту тему.

«Герцен происходил из помещичьей, дворянской среды, — писал Ленин. «Он уехал из России в 1847 году; он не видел революционного народа и не мог ему верить».

«Вся либеральная Россия отдает дань уважения [Герцену], — продолжал Ленин в своей статье 1912 года, — старательно уклоняясь, однако, от серьезных вопросов социализма и стараясь скрыть то, что отличало Герцена».0067 революционный от либерала…» (курсив в оригинале).

Герценовский «социализм» был одной из бесчисленных форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма периода 1848 года, которым был нанесен смертельный удар в июньские дни того же года», — продолжал Ленин. «На самом деле это был вовсе не социализм, а столько сентиментальных фраз, благожелательных видений… Духовное кораблекрушение Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года, было кораблекрушением буржуазных иллюзий социализма…

Герцен колебался между демократией, логикой которой был социализм, основанный на зарождавшемся рабочем движении, и либерализмом, защищавшим буржуазные отношения собственности от рабочего класса. Ленин, однако, добавляет: «Справедливости ради надо сказать Герцену, что, как ни колебался он между демократией и либерализмом, демократ в нем все-таки взял верх».

Вот почему Герцен защищал польское восстание против царской власти в 1863 году. «Все «образованное общество» отвернулось от Колокол ( Колокол )», — пишет Ленин. «Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и стегать угнетателей, палачей, палачей на службе у Александра II».

Герцен представлял самое начало революционного процесса. «Сначала это были дворяне и помещики, декабристы и Герцен, — писал Ленин. «Эти революционеры составляли лишь узкую группу. Они были очень далеки от людей. Но их усилия не были напрасными. Декабристы разбудили Герцена. Герцен начал дело революционной агитации».

Ленин презирает либералов, «которые возвеличивают слабые стороны Герцена и ничего не говорят о его сильных сторонах». Это звучит очень похоже на сегодняшнего г-на Стоппарда, драматурга и писателя чешского происхождения, чьи социальные и политические взгляды основаны на отождествлении социализма с его сталинским извращением.

Интересно, что в нескольких интервью и статьях о Берега Утопии Стоппард умудряется избегать каких-либо комментариев к статье Ленина. Он также не признает, что само название второй части трилогии, Кораблекрушение , взято из этой статьи. Все, на что он способен, — это вводящее в заблуждение заявление о том, что «в нужный момент [Герцен] получил мимолетную поддержку от Ленина…». достаточно серьезная оценка.

Недавняя статья в журнале The New Yorker отмечает взгляды Ленина и придерживается гораздо более объективного подхода, чем Стоппард. Кит Гессен пишет в своей статье «Революционер»: «Александр Герцен, самая благородная, гуманная, страстная и трогательная фигура русского девятнадцатого века, стряхивается с пыли каждые пятьдесят лет, когда либерализм чувствует кризис. ” Противоречивое мировоззрение Герцена «не позволяет сказать, для чего именно был Герцен. Берлин решил проблему, превратив его в последнего скептика истории и прогресса… Это Герцен вечного отрицания и разочарования, Герцен холодной войны, Герцен британский, и, по большей части, это Герцен Стоппарда, слишком.»

Гессен завершает свою статью комментарием, косвенно свидетельствующим о том, что Ленин, а не Стоппард, более правдиво изображает Герцена. Герцен, поясняет Гессен, «никогда не был либералом». В 1870 году, за несколько недель до своей смерти, он был в Париже, когда улицы наполнились протестами. «Здесь решается история, — взволнованно писал он Огареву. В эти последние недели своей жизни Герцен «ходил с собрания на собрание, как молодой революционер».

Какая тогда сумма, баланс Побережье Утопии , спустя более 150 лет после описываемых событий? Холодная война закончилась, но взрыв американского империалистического милитаризма в Ираке и других местах толкает новое поколение молодых людей и интеллектуалов к политической борьбе и повергает либерализм в более глубокий кризис. Стоппард прежде всего стремится предостеречь их от борьбы за изменение мира. Изображение Герцена «холодной войны» соответствует тому, что называют постсоветской школой фальсификаций, повторением утверждения о тождестве марксизма и сталинизма.

Однако Стоппард — это не просто сумма его либерализма времен холодной войны. C oast Utopia — это больше, чем халтура.