Что сделал Иван Грозный для Руси?
Сергей Черных
Одни ставят ему памятники, другие считают маньяком. Кто прав? Все!
До чего легко делить на чёрное и белое, на героя и злодея! Но ведь обычно всё сложнее. Тот же Иван IV, который Грозный: первая часть правления — великий реформатор; а потом что-то случилось с мозгом и — великий маньяк. Попробуем найти границу. Узнать, в каком году он как-то мгновенно поменял формат.
Иван Васильевич (по прямому имени Тит и Смарагд, в постриге — Иона) родился 25 августа 1530-м. Номинально стал царём в три года. Официально — по достижении совершеннолетия в 1545-м.
1549
Провёл ряд реформ, направленных на централизацию государства и построение общественных институтов. Созван первый Земский собор с представителями от всех сословий, кроме крестьянства.
1550
Cоставлен Судебник.
1551
Начал создавать систему приказов. То есть министерств.
1552
Проведены земская и губная реформы, перераспределившие полномочия наместников и волостелей в пользу выборных представителей черносошного крестьянства и дворянства.
1554
Взял Казань.
1556
Отменил кормления и принял Уложение о службе.
1556
Взял Астрахань.
1558
Русь закрепилась на Балтийском море.
1559
Успешный поход на Крым.
1563
Взят Полоцк.
Разгадка величайшей тайны всех времен и народов — в бестселлере 2017 года «Тайна трех государей» Дмитрия Миропольского
| Читать онлайн |
| Купить |
И вот наступил 1564 год.
В январе русская армия наголову разбита литовским князем Николаем Радзивиллом. Грозный обвинил в предательстве воевод Репнина и Кашина и велел убить их.
1565
Объявил о введении Опричнины.
1569
Кровавый поход на Новгород и Псков.
1571
Позорное бегство в Ростов от приближающегося к Москве крымского хана Девлет Гирея.
1575
Покинул Кремль, объявив царём хана касимовского Симеона Бекбулатовича.
1579-1581
Череда поражений от поляков. Всё, завоёванное за четверть века на Северо-Западе, пришлось вернуть. Русское государство опять отрезано от моря. Страна разорена.
1583
Завоевание сибирских земель, но это вопреки воли государя.
1584
Смерть.
Формально Иван IV правил дольше любого из российских правителей — 50 лет и 105 дней. Прирост территории Руси при нём составил почти 100%.
К завершению его царствования Русское государство стало размером больше всей остальной Европы.
На новгородском монументе «Тысячелетие России», поставленном в 1862 году, после тщательного отбора госкомиссии появилось 128 фигур деятелей, внёсших самый большой вклад в развитие российской государственности. Ивана IV сред них нет. Русская православная церковь постоянно даёт жесткий отпор предлагающим канонизировать Грозного. Зато в Орле установлен памятник. Есть заявки ещё на несколько. Их примерно столько же, сколько на установку памятников Сталину.
Ивана не помнящие – Огонек № 12 (5170) от 28.03.2011
Комиссия по монументальному искусству при Мосгордуме не решилась поставить памятник царю Ивану III на Лубянской площади, сославшись на то, что «не сформирована единая оценка политических событий прошлых лет» и что такие решения должны приниматься «будущими поколениями»
Андрей Архангельский
Члены комиссии (15 человек), говоря об отсутствии «единой оценки», имели в виду, конечно же, оценку действий ВЧК-КГБ и их железного символа, без которого осиротела Лубянка.
Но если помнить, что комиссия рассматривала вопрос об установке памятника Ивану III, выходит смешно. Можно понимать и так, что комиссия «не уверена» в оценках действий одного из собирателей Руси, которому мы, как утверждает школьный учебник, обязаны самой государственностью.
Но прежде о самом памятнике. Так уж получилось, что «Огонек» первым из журналов написал об этом проекте — подробно, с фотографиями (N 23, 2006 год). Мы ездили к автору проекта Виктору Воробьеву: он очень радушно принимает журналистов и рассказывает подолгу. Когда он начинает говорить об Иване III, кажется, будто слушаешь аудиоверсию какого-нибудь тома Карамзина; речь степенна, продуманна, множество подробностей — что слова «Россия» и «наезд» появились при Иване, и модернизацию он первым начал, и пожары лично тушил (попутно понимаешь, как мало за 500 лет изменилось). Что Иван был первый европеец из русских царей и вместе с тем первый настоящий государственник. И что даже Маркс, не любивший Россию, писал об Иване что-то в том духе, что до него Европа не знала, где находится Московия, а в конце его правления с изумлением обнаружила у своих границ целую империю.
За восемь лет монументальный отряд конных и пеших исторических фигур так и не смог отвоевать Лубянскую площадь
Фото: Светлана Привалова, Коммерсантъ
Проект этот называется «Создание России Иваном Великим». Воробьев задумал памятник и пространство вокруг (включая подземные переходы) как урок истории: о том, как собиралась Русь. В этом проекте все имеет значение. Вот «браслет» из земель, которые собирал Иван. Вот в подземном переходе — земли-листочки на стенах, которые постепенно распрямляются в империю. Если обходить вокруг памятника, от персонажа к персонажу, можно «пройти» всю историю страны.
Воробьев начал работать над проектом 8 лет назад. Прежде окончил художественное училище и МАДИ (мосты и туннели), два высших образования; создал строительную фирму, занимался дизайном. Есть люди, которые к середине жизни сознают, что способны на большее, и энергично подчиняют себя сверхцели. Такой сверхцелью для Воробьева стал памятник Ивану III.
Даже макет проекта — дорогостоящая вещь; Воробьев все это потянул сам. (Сейчас макет на 80 процентов завершен, он составляет 1/4 от полного масштаба памятника.) Воробьев вынужден был продать машину и квартиру: с точки зрения даже просвещенного обывателя, его поведение можно назвать «крайним идеализмом».
У Воробьева — он и сам это признает — есть слабое место: по образованию он не скульптор. Мы вовсе не собираемся отстаивать интересы «гения-самоучки» или спорить с профессионалами из комиссии по монументальному искусству. Но идея Воробьева — создать памятник Ивану III — не так уж и плоха. Сегодня власть судорожно пытается отыскать такое начало нашей государственности, от которого не стыдно было бы вести отсчет, поднимая, например, на щит 1612 год. А Иван III (Великий) и постарше будет, и удобен в общем-то всем: не сатрап, не самодур; весьма ровно дышавший к Западу, но первым этому Западу открывшийся.
За восемь лет монументальный отряд конных и пеших исторических фигур так и не смог отвоевать Лубянскую площадь
Фото: Светлана Привалова, Коммерсантъ
Но, как выяснилось, с личностью Ивана при обсуждении вышла заминка. Председатель комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме архитектор Лев Лавренов: «Такой памятник несвоевременен, тем более на Лубянке. Сама фигура Ивана III неоднозначна и не настолько значительна, чтобы его увековечить. Ну и сам проект, конечно… Честно говоря, пусть автор не обижается, он напоминает торт, который утыкан разными фигурами, вернее, декоративными элементами. Площадь круглая, она требует доминанты, а не раздробленной композиции. Вертикаль там в любом случае какая-то должна быть, что-то должно всю площадь держать».
«А почему личность Ивана неоднозначная?» — спросил я Лавренова. «Иван был не единственный, кого можно считать творцом государственности.
Это мнение историков, которые входят в нашу комиссию». Я попросил перечислить имена этих историков. Председатель назвал троих («но и я сам историк тоже, то есть со мной четыре»): Сергея Петрова, руководителя научного отдела Музея архитектуры им. Щусева (работал инженером, преподавателем, был президентом Советского комитета Международного совета памятников и достопримечательных мест), директора Музея истории Москвы Галину Ведерникову (кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры РФ), Ларису Васильеву («поэт, историк и писатель», автор книг и телепередач «Кремлевские жены» и «Дети Кремля»).
Все они — заслуженные люди, крепкие профессионалы, спору нет, но почему именно на их мнение об Иване III как об «неоднозначной фигуре» опирается комиссия, непонятно. И вот что обидно: не то что от памятника, но даже от идеи Воробьева ничего не остается. «Его никто не просил,— с обидой даже говорит Лавренов.— Он сам выдумал, сам сделал». Правда, совет все же рекомендовал (на большее у него нет полномочий) Мосгордуме устроить конкурс на памятник Ивану в Москве.
Но Воробьеву и тут вряд ли светит.
Все это, однако, не решает проблемы с пустотой на Лубянке. Все согласны, что что-то там должно стоять, но что — этого никто не знает. Варианты были разные, и не сказать, что более однозначные по сравнению с Иваном: памятник Ельцину, Скобелеву, даже Сахарову. «Между прочим, каждый год находится какое-нибудь объединение, организация, которая предлагает вернуть на место Дзержинского»,— сообщил Лавренов. Вероятно, давая понять журналисту из либерального издания, что пустота на Лубянке — еще не самый худший вариант на сегодня.
За восемь лет монументальный отряд конных и пеших исторических фигур так и не смог отвоевать Лубянскую площадь
Фото: Светлана Привалова, Коммерсантъ
Эта пустота, которая и требует организации, и в то же время не хочет никак заполняться,— многолетняя проблема. «Лубянская площадь с архитектурной точки зрения была самой «сделанной», европейской площадью столицы,— говорит архитектурный критик Григорий Ревзин.
— Даже обидно: идеальное пластическое решение и в то же время самое страшное — с идеологической. Стоит палач, а рядом — магазин детских игрушек. Конечно, пустое место провоцирует, тут надо что-то делать. Но никто не знает, что: в этом проявляется общая неспособность элиты к сильному жесту. Опять же, нет такой исторической фигуры, консенсусной, для увековечивания, которая бы устраивала большинство. И скульптор кто? Их в принципе мало бывает хороших. Вот у нас есть Церетели, есть Рукавишников; что каждый из них сделает, мы, в общем, понимаем. Ничего не имею против Ивана III, но ставить ему памятник на Лубянке абсурдно. Для него это была дальняя окраина Москвы».
«Вовсе нет,— заочно спорит с ним Воробьев.— Логика есть: хотя бы потому, что свое название Лубянка получила от переселенных Иваном III сюда новгородцев, которые это место поначалу называли Лубеница». Чем, на мой взгляд, важен Воробьев, так это масштабностью мышления и наличием воли. Эта масштабность, которая многим покажется граничащей с наивностью,— то, чего недостает сегодня всем комиссиям, не только по монументальному искусству.
«Я же не против,— говорит Воробьев.— Пусть поправят мой проект. Но ведь они просто отнекиваются, не хотят говорить». Если не идеи, то энергию Воробьева вполне можно было бы использовать — раз уж так человек проникся. Мосгордуму, надо полагать, эта его энергия пугает гораздо больше, чем отсутствие профессионального образования. Пугает эта страсть увековечить «неутвержденного царя», страсть человека, за которым никто не стоит. Пустота на Лубянке действительно и та надежнее.
В этой истории все символично. Неспособность заменить символ насилия на другой символ; пустота в качестве оптимального решения. Говоря метафорически, мы все живем на месте снесенного памятника Дзержинскому. Вот его снесли, но дальше мы ни на что не можем решиться. На его месте, как назло, ничего не становится: ни рынок, ни выборы, ни средний и малый бизнес, ни высокие технологии. Все согласны, что нужна доминанта, которая будет как-то все держать, но прежняя вертикаль не подходит; а если не вертикаль, тогда нужно перестраивать все пространство вокруг.
И кажется даже, что проще вернуть прежнюю вертикаль, потому что это потребует наименьших затрат. А лучше всего — пусть все решают «будущие поколения».
Если воли и видения будущего нет в больших делах, так откуда же им взяться в малых?
Даже странно, что Мосгордума, где большинство голосов принадлежит «Единой России», столь яростно «отказывается» от фигуры Ивана III. Трудно отыскать в истории России более успешного строителя властной вертикали, при этом еще и обошедшегося без гигантских человеческих жертв
Именно при Иване III в 1480 году Московское государство окончательно освободилось от более чем 200-летнего ордынского ига. Великий князь Московский перестал платить дань монгольскому хану и, не встретив сопротивления ослабевшей Золотой Орды, получил возможность спокойно строить «суверенный авторитаризм». В рамках этой стратегии Иван III активно занимался «собиранием земель» и централизацией власти. К Москве были присоединены Ярославское, Тверское, Рязанское княжества.
Бескровно, хотя и в «добровольно-принудительном» порядке. Исключением стала борьба с Великим Новгородом и Тверью, но и военные акции по подавлению вольниц Иван III сумел обставить как своеобразные «операции по восстановлению конституционного порядка».
Присоединив к Москве большинство древнерусских земель, великий князь озаботился устроением единого правового пространства. В 1497 году был издан Судебник, ставший своеобразной конституцией новой России. Не забывал Иван III и о внешней политике. За два с половиной столетия до Петра Великого он стал рубить окно в Европу. Амбиции князя были весьма широки: женившись на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог, он продемонстрировал, что Москва отныне стала лидером всего православного мира. Особый статус России был хорошим козырем при осуществлении евроинтеграционных планов Ивана III, а участвовал в европейской политике он весьма активно, что доказывает переписка московского князя с ведущими западными лидерами — императором Священной Римской империи, королями Польши и Швеции.
Наконец, в рамках укрепления властной вертикали Иван III активно урезал полномочия удельных князей. Несмотря на то что их власть на собственных землях оставалась довольно значительной, возможности вести независимую политическую линию у них фактически не осталось. Роль старых аристократов все больше сводилась к точному исполнению указаний верховной власти.
Дмитрий Карцев
Иван Грозный Роберта Виппера
Том
22 отзыва
7 августа 2022 г. Роберт Виппер явно был поклонником русского Ивана IV, известного по истории Ивана Грозного («Иван Грозный» для англоговорящих). Конечно, есть чем восхищаться, поскольку Иван Грозный был первым царем России, завоевателем Казани и Сибири и человеком, ответственным за природу русского самодержавия и централизованного правления, которые редко нарушались в последующие века. Виппер блестяще показывает порочную, но блестящую личность Ивана Грозного на протяжении всей книги ярким, патриотическим и часто эмоциональным языком, начиная рассказ об Иване Грозном с описания правления его деда Ивана III.
После этого Виппер объясняет, почему успехи Ивана Грозного являются кульминацией политики Ивана III. Книга завершается упадком Ивана Грозного как человека и правителя, Ливонской войной и неоднократными поражениями, понесенными против польско-литовских войск его очевидного «заклятого врага» Стефана Батория.
В книге есть блестящие моменты. Виппер умело борется с типичной историографией Ивана Грозного, изображающей его нераскаявшимся тираном. При этом Виппер ничуть не чурается чисток опричнины или постоянной воюющей Москвы. На самом деле он их обнимает. Классовый анализ опричнины, сделанный Виппером, — блестящий пример реакционного интеллекта, работающего в рамках сталинской цензуры. Аристократический класс в России (бояре) был сам за себя, утверждает Виппер, приводя много свидетельств и некоторых предположений о недовольстве среди своих рядов и планах ограничить власть царя. У них были союзники в церкви, которые исторически играли решающую роль в российском правительстве и намеревались продолжать править Россией.
Иван Грозный видел иначе.
Вместо того, чтобы пойти на компромисс с истеблишментом, Иван Грозный объединил личные амбиции (быть абсолютным правителем) с интеллектуальными принципами (отделить церковь от правительства), накопив власть для себя, устранив при этом всю историческую российскую элиту, которая могла угрожать новой роль «Царь». Виппер характеризует это не как жестокое, но необходимое, а также полезное для здоровья России, так как это уже не нация ссорящихся сословий, а нация с ясным видением во главе с абсолютным правителем. Действительно, Иван Грозный имел полное право заподозрить измену и заняться ей. Виппер идет еще дальше, утверждая, что историки, возмущенные чисткой элиты, возмущаются только тем, что знают, что они станут частью класса зажиточных писарей, которых Иван Грозный отстранил от политической власти. Такие интеллектуальные умы, стремящиеся быть наставниками Ивана Грозного до 1860 года, а не теми, кого чистили опричники, настолько морально возмущены такими чистками, что игнорируют имперское строительство и искусную дипломатию царя.
Таким образом, анализ опричнины, сделанный Виппером, одновременно симпатичен и блестящ. Рассматривая элиту России с точки зрения ее структуры, Виппер не только дает представление о российской силовой политике того периода, но и способен адекватно объяснить действия Ивана Грозного не как сумасшедшего или тирана, а как человека, использующего свои право устранять политических врагов. Точно так же конец опричнины рассматривается не как драматический структурный сдвиг, а скорее как смена лиц, скомпрометировавших элиту. Ведь некоторые опричники стали изменниками и сами за себя. Генрих фон Штаден не писал своих наблюдений об Иване Грозном как о союзнике в Москве.
Виппер предлагает столь же ясное представление о Ливонской войне, которую часто считают ненужной или плохо организованной войной, которая велась на западе России. Виппер объясняет, что Иван Грозный, поработав в основном на Востоке путем завоевания Сибири и взятия Казани, затем обратил свое внимание на Европу. Ливония была ключевой, так как открывала окно в Европу.
Хорошие отношения с Данией и Англией и борьба с Ганзейским союзом означали прекрасную возможность для торговли с континентом. Таким образом, притязание Ливонии на Россию было стратегическим императивом. Если Ливония падет перед Москвой, многие европейские державы были обеспокоены тем, что Иван Грозный сменит османского султана как величайшего правителя в мире. Будучи православным, это представляло экзистенциальную угрозу «христианскому миру», как его воспринимал континент. Так родились великие международные союзы Ливонской войны, войны, которая истощила как ресурсы Москвы, так и ее правителя. В конечном итоге, как показывает Виппер, Иван Грозный стал побежденным как на поле боя, так и духом. Его противник Стефан Баторий был более энергичным, более удачливым и отлично этим воспользовался. Только чудесная оборона Пскова и вмешательство папы смогли остановить наступление войск Батория.
Однако в этой книге отсутствует один очень примечательный персонаж: Иван Иванович. Ни один анализ Ивана Грозного не может быть всеобъемлющим без освещения судьбы его сына и наследника.
В конце концов, какой монарх убивает своего наследника в порыве ярости? Какой человек был бы склонен к такому гневу, гневу, который разрушает династию? Смерть царевича Ивана Ивановича в 1581 году согласуется с изображением Виппером Ивана Грозного как сломленного, неуравновешенного и истощенного человека того времени. Тем не менее, это явно не согласуется с изображением Виппера Ивана Грозного как несовершенного гения. Это кульминация всех недостатков Ивана Грозного. Совершенно непонятно, почему Виппер не комментирует это событие в своей книге, но, оставив его, его анализ Ивана Грозного всегда будет недостаточным.
С другой стороны, моя копия — это английский перевод 1947 года Дж. Файнберга. Это очаровательная маленькая книжечка с чудесным витиеватым оформлением заголовков каждой главы, а также репродукции произведений искусства, относящихся к Ивану Грозному, его правлению или храму Василия Блаженного. Это делает саму книгу, рассматриваемую как физический образец, совершенно особым экземпляром.