1-Й КОННЫЙ ПОЛК ИЗ ИНСТЕРБУРГА: stuibhart — LiveJournal
Несмотря на своё довольно бурное конное прошлое я, к своему стыду, даже и не подозревал, что конные и кавалерийские полки являют собой несколько разные понятия. Раньше я без всяких сомнений переводил Reiter-Regiment как кавалерийский полк (хотя кавалерийские полки так и назывались Kavallerie-Regiment), и только теперь, благодаря полковнику Вильгельму Волраду фон Рауххаупту, понял свою ошибку. Впрочем, этим грешат и все прочие источники на русском языке. Соответственно в моих прежних переводах, инстербургский 1-й кавалерийский полк следует читать именно как 1-й конный полк. Е. С.
Автор — Вильгельм Волрат фон Рауххаупт
Перевод — Евгений Стюарт, 2020
Когда мы размышляем об Инстербурге как о кавалерийском гарнизонном городе, то на первый план всегда выступает 12-й уланский полк, созданный в нашем городе в 1860 году из подразделений других конных полков, и который вскоре прославил себя в рядах Старой армии как конный отряд «Инстерских казаков».
После 1918 года, когда на руинах Старой армии начали вырисовываться первые очертания рейхсвера, оба полка внесли свой вклад в формирование 1-го конного полка, как это сделали и два других старых полка, 1-й драгунский из Тильзита и 8-й уланский из Гумбиннена. Каждый из эскадронов новообразованного полка перенимал традиции одного из старых полков, благодаря чему поддерживалась неразрывная историческая связь со славной прусской кавалерией. Однако сколь тяжёлой оказалась задача спаять воедино людей из различных подразделений, чтобы создать новый полк! И здесь снова проявила себя мощнейшая ассимиляционная сила немецкой армии. Ведь нельзя представить себе ничего более противоречивого, чем сводные подразделения.
Первым командиром полка стал подполковник Кунхардт фон Шмидт (1920-1923), под чьим командованием обстановка в полку постепенно нормализовалась.
Полковой штаб расположился в Тильзите, тогда как в Инстербурге разместился командный пункт полка вместе со 2-м (быв. 8-й уланский полк), 3-м (быв. 12-й уланский полк) и 5-м учебным (быв. 9-й конно-егерский полк) эскадронами. Новому полку были переданы казармы бывшего 9-го конно-егерского полка, строительство которых было постепенно завершено только в 1914 году уже после мобилизации последнего. В апреле 1921 года эти три эскадрона были усилены пулемётными полувзводами с двумя пулемётами в каждом. При этом штатная численность людей и лошадей в них не изменилась. Отбор среди многочисленных добровольцев (кавалерия никогда не испытывала в них недостатка) всякий раз был очень тщательным, поскольку срок их службы доходил до 12 лет (такой срок службы касался в основном унтер-офицерского состава — Е.С.). Постоянные визиты проверяющих комиссий Антанты сильно мешали учебному процессу, вынуждая прибегать к тем или иным уловкам для укрепления восточной границы, нежели того дозволял Версальский диктат.
Служба молодого кавалериста была тяжким испытанием. Свой день он начинал в пять утра с дежурства по конюшне и заканчивал его в лучшем случае в семь часов вечера. В кавалерийских частях забот было больше, нежели в других войсках, поскольку большую часть дня молодой кавалерист должен был ухаживать за своей лошадью и тренироваться на ней. Его основным оружием была пика, от которой отказались только в 1927 году, сабля, карабин Mauser 98k, и для некоторых чинов пистолет Luger P08. Специальное оружие, такое как конная артиллерия и противотанковые пушки, появились позднее, будучи объединены в так называемые эскадроны тяжёлого вооружения.
Курс подготовки молодого и перспективного офицера был долгим и суровым. Ему требовалось четыре года, а после 1934 года полтора года, чтобы дослужиться от фанен-юнкера до лейтенанта. Сначала он получал в полку базовую подготовку, после чего поступал в военную и оружейную школы. По возвращении в полк он некоторое время проходил службу в чине обер-фейнриха, покуда не получал звание лейтенанта.
Молодые лейтенанты обычно объезжали ремонтных лошадей (молодые лошади только что поступившие в воинскую часть — Е.С.), после чего эскадрон отправлялся на «учебный плац». Затем при штабе они демонстрировали все полученные навыки наездника перед командиром или майором. Такой экзамен выдерживали далеко не все.
В те годы менялось и наименование нашего полка. Во время своего создания в 1920 году он именовался 1-м конным полком (Reiter-Regiment 1), как это будет и спустя 15 лет. В 1922 же году все кавалерийские полки получили дополнительные обозначения. Наш полк стал 1-м Прусским конным полком (1. (Preußisches) Reiter-Regiment). Когда осенью 1934 года квартировавшие в Тильзите эскадроны перебрались в Инстербург, то с этого момента он стал именоваться — «Конный полк Инстербург» (Reiter-Regiment lnsterburg). Дело в том, что с резким увеличением армейских подразделений и введения всеобщей воинской обязанности, отдельные полки, в целях секретности, получили лишь обозначения своего места дислокации.
Мы, кавалерия, не получили никакого пополнения, и с середины 1935 года снова превратились в
Среди его командиров, возглавлявших полк в мирное время с 1920 по 1939 годы, было очень много весьма выдающихся личностей, чьи имена наверняка сохранились в памяти некоторых старых инстербуржцев. Дабы не выходить за рамки этой статьи, я приведу лишь сухой список:
1920-1923 полковник Кунхардт фон Шмидт из 2-го уланского полка.
1923-1928 полковник Бёкельманн из 22-го драгунского полка.
1928-1932 полковник Лисак из 4-го конно-егерского полка.
1932-1934 полковник Штумме из 57-го полка полевой артиллерии.
1934-1936 полковник Вутенау из 8-го уланского полка.
1936-1939 полковник барон фон Эзебек из 3-го гвардейского уланского полка.
Первые трое вероятно скончались ещё до начала Второй мировой войны. Полковник Штумме погиб в чине генерала в Африке, а барон Эзебек скончался в чине генерала уже после войны в Дортмунде (точнее в Изерлоне под Дортмундом, в 1955 году — Е.С.). Генерал Курт Вутенау всё ещё жив (скончался в 1981 году в Юберлингене — Е.С.) и сыграл важную роль в составлении истории нашего полка. К слову сказать, Вутенау, выходец из гумбинненских уланов, начал свою карьеру в 1920 году в качестве адъютанта 1-го конного полка, и всегда поддерживал тесную связь с Инстербургом и Тильзитом даже после того как покинул полк. Сегодня он по-прежнему полон воспоминаний и анекдотов, связанных с его службой. Пожалуй он смог бы описать историю полка более яркими красками, нежели я сам, переведённый в Восточную Пруссию лишь за пять лет до начала последней войны.
Меня, до того момента никогда ранее не бывавшего в Восточной Пруссии, спросили, какой эскадрон я хочу получить — Силезский или Восточно-Прусский? То, что меня об этом спросили уже было странно, но ещё страннее было то, что мой выбор был удовлетворён.
В большинстве случаев происходило прямо противоположное. Я выбрал эскадрон в Восточной Пруссии и однажды сентябрьским утром 1934 года проснулся в спальном вагоне поезда Берлин-Тильзит на окраине Инстербурга. Что такое его окраины я особенно остро ощущал осенью и весной, когда моя лошадь застревала всеми четырьмя копытами в липкой глинистой почве. Помимо этого свои теневые стороны имелись и у тренировочного плаца: песка было довольно мало, но в избытке имелась глина, которая будучи сухой выглядела как запеченная, а намокнув напоминала мягкое мыло.
И снова проявила себя несгибаемая плавильная сила нашей армии. Конечно же в полицейских рядах изначально было больше государственных служащих, нежели унтер-офицеров, но за очень короткий срок новый «Третий» превратился в настоящее воинское подразделение. С лошадьми было всё несколько сложнее, поскольку полиции поставляли лошадей со всей Германии, в то время как наши эскадроны целиком состояли из восточно-прусских лошадей. Голштинские и Ганноверские породы на манёврах поначалу не всегда выдерживали заданный темп, да и их служба в полиции несомненно отличалась от службы в войсках.После появления нового «Третьего» я продолжил насаждать в ней традиции «Инстерских казаков», т. е. старого 12-го уланского полка. Пытаясь же разъяснить своим полицейским и новобранцам, что такое улан, я вдруг осознал, что во всём полку не сохранилось старой уланской униформы. Тогда родилась идея создания «музея» кавалерийских полков Восточной и Западной Пруссии, который ко времени окончания моего пребывания в Инстербурге (конец 1938 года) уже насчитывал множество стендов.
После моего отъезда (я получил должность майора при штабе 18-го кавалерийского полка в Канштатте, около Штутгарта) из Инстербурга эта экспозиция была передана в музей Древностей на попечение доктора Вальтера Грюнерта. В начале 1945 года музейные фонды были перевезены во Фрайбург (Унструт), где должны были храниться в местном замке. Вскоре, как поговаривают, они были разграблены, а оставшаяся часть уничтожена после прихода русских. Вместе с этим собранием погибли бесценные сокровища.
Я заметил, что некоторые офицеры «из Рейха» (как мы тогда их называли), переведённые в Восточную Пруссию, рассматривали своё новое место службы как своего рода изгнание и проведённые здесь годы считали потерянными. Однако, оказавшись в Восточной Пруссии, их взгляды быстро менялись. Я же с самого начала был уверен, что мои годы здесь окажутся самыми прекрасными из всех.
И, ей Богу, может ли быть для всадника и офицера что-то более прекрасное, чем командовать конным эскадроном в Восточной Пруссии? В те времена в эскадроне насчитывалось 220 по-настоящему отличных лошадей (менее пригодные лошади каждый год списывались) и вы могли позволить себе выбрать среди них самую лучшую и красивую, и ездить на ней весь день или отправиться на ней на охоту. Впрочем, чтобы поведать об охоте в окрестностях Инстербурга или Тракенена мне пришлось бы написать ещё одну статью.
В те годы в вермахте было всего два конных полка (с 1935 года) — 1-й конный в Инстербурге и 2-й конный в Ангербурге, которые вместе составляли нашу восточно-прусскую кавалерийскую бригаду. Другие полки «в Рейхе» и 4-й полк в Алленштайне являлись кавалерийскими полками. Разница заключалась в том, что наши восточно-прусские полки во время мобилизации образовывали единое тактическое соединение, то есть действовали вместе как конная бригада, а позднее кавалерийская дивизия.
Кавалерийские же полки являлись всего лишь учебными частями. При мобилизации они делились на дивизионные разведывательные подразделения, состоявшие из штаба со взводом связи, одного конного эскадрона, одного велосипедного эскадрона и одного эскадрона тяжёлого вооружения.
Ещё одно слово (последнее, но не менее важное) необходимо напоследок сказать и о наших лошадях. Для войск требовались быстрые, выносливые и не слишком большие лошади, на которые можно было быстро вскочить, которые могли нести всадника с его различным вооружением, и которые могли быстро доставить его к месту сражения. Поскольку времена лихих кавалерийских атак остались в прошлом, нынешняя задача кавалериста заключалась в том, чтобы просто двигаться вперёд до того места, откуда он сможет стрелять, а затем снова двигаться вперёд. Полкам выделялись лошади, которые идеально подходили для подобных задач. То были молодые ремонтные лошади (каждый эскадрон получал примерно по 15 таких лошадей в год), поставлявшиеся ремонтным управлением.
Рассказу о них можно было бы посвятить целую статью.
Многие детали о самом Инстербурге я стал узнавать только сейчас. Было бы неуместным высокомерием полагать, что мы кавалеристы обитали внутри собственного мирка или не проявляли никакого интереса к общественной жизни. Нам попросту не хватало на это времени. Как было упомянуто выше, когда я приехал в Инстербург, то подоспел как раз ко времени становления новой армии, а потому с головой погрузился в службу. Нас полностью поглотили стоявшие перед каждым из нас грандиозные задачи, да и постоянная нехватка офицерских кадров постоянно давала о себе знать. По сути я был единственным офицером в своём эскадроне, полагаясь лишь на помощь своего гаупт-вахмистра Буттгерейта, которого считаю попросту идеальным кавалерийским вахмистром. Свои выходные я, насколько мог, использовал для знакомства на автомобиле с Восточной Пруссией, поскольку во время военных манёвров было не до окружающих красот.
Эти манёвры, большие разведывательные учения и пребывание в тренировочных лагерях Арис и Штаблак, по нескольку недель держали нас вдалеке от Инстербурга. Впрочем, для нас, офицеров, в городе гостеприимно открывались двери многочисленных частных домов, да и общественный транспорт был на славу. Также необходимо упомянуть и об Альтхофе, единственном более или менее крупном поместье в непосредственной близости от Инстербурга. Когда после конной охоты, с которой я начал свою службу в Инстербурге, я заглянул к Эддо Брандесу на кофе, то он поприветствовал меня следующими словами: «Ротмистр, я слышал, что вы теперь новый босс «Третьего». Вам не затруднит пристрелить моего козла?» Таково было легендарное восточно-прусское гостеприимство.
В Альтхофе во время обеда или ужина всегда можно было встретить какого-нибудь из наших, ибо к нам там относились как к своей семье. Кавалеристы любили организовывать свои тренировки таким образом, чтобы попасть в радушный Альтхоф на завтрак. Однажды через Инстербург пронёсся ураган, попутно опустошив и Альтхоф.
Прекрасные старые деревья на аллеях и в парках города были перемешаны, как брошенные спички. На следующее утро из поездки вернулся Эддо и глядя с террасы своего дома на весь устроенный ураганом беспорядок спросил: «Неужто Рауххаупт с Третьим заходили?»
Я надеюсь, пусть и не будучи инстербужцем, но как преданный гость города, внести хоть что-нибудь, чтобы передать колорит и атмосферу нашего Инстербурга, ставшего домом для 1-го конного, и сберечь их для тех, кто уже не живёт в нём. «Третий», находившийся в Инстербурге с момента создания полка в 1920 году, тоже имел свои тёплые отношения с городом, ведь ко всему прочему он был продолжателем традиций старых «Инстерских казаков». По возможности мы каждый год что-нибудь да устраивали. К примеру, был создан хор Инстерских казаков, состоявший из 40 избранных певцов. Под руководством кантора Гобата мы исполняли серенады, пели под фонограмму и устраивали концерты вместе с корпусом трубачей. Была создана вышеупомянутая коллекция исторической униформы, для которой кавалеристы сооружали стенды, занимались строительством и т.
д. В свободное от службы время мы играли в театре в Городском зале, перед чьим парадным входом ставился караул из одетых в старую форму улан. В целом у каждого кавалериста было своё занятие. Также устраивались ежегодные соревнования, во время которых участники должны были проявить себя в верховой езде, беге, стрельбе, метании ручных гранат и ориентированию на местности. Все участвовали в них с большим энтузиазмом, после чего газеты «Ostpreussische Tageblatt» и «Ostdeutsche Volkszeitung» публиковали на своих страницах длинные отчёты, в которых поимённо перечислялись победители, ибо все осознавали важность столь тесного взаимодействия с армией. Ну и, как обычно, ничто не обходилось без участия Третьего.
Кто-нибудь, кто читает эти строки, может вспомнит то беззаботное мирное время между двумя кровопролитными войнами, и вспомнит серых всадников из Инстербурга.
Я же вспоминаю всех тех, с кем там подружился, о полковых товарищах, о друзьях в городе и его окрестностях. Их невозможно всех перечислить, а потому пусть здесь их олицетворяют наш командир генерал Вутенау и Эддо Брандес вместе с его гостеприимным домом. Я вспоминаю обо всех моих товарищах, которые скакали верхом рядом со мной по просторам этой прекрасной, а теперь столь далёкой земли на востоке. Для большинства из них восток стал судьбой, и теперь они покоятся там в неизвестных могилах. Но они и их скакуны всё ещё живы в моей памяти. Ибо, как поётся в песне:
Присягнувшие Отечеству,
Рождённые в седле
И навсегда оставшиеся в нём.
Скачут прусские всадники
Покуда не выпадут из седла,
Когда смерть опустит своё знамя.
Автор — Вильгельм Волрат фон Рауххаупт
Перевод — Евгений Стюарт, 2020
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна.
С уважением, Е. А. Стюарт
Гусарская дуэль — 1.: major_colville — LiveJournal
Мы уже писали о самом страшном, что может произойти с гусаром.
Теперь же обратимся к другим аспектам повседневной жизни гусарских офицеров середины XIX века на примере еще одного рассказа.
Худ. П. Д. Шипов. Атака Лейб-Гвардии Гусарского полка в конном строю. 1912г. Офицеры Елисаветградского гусарского полка, 1825-28гг.Из воспоминаний старого гусара.
В 40х годах минувшего столетия в кавалерии вообще, и в особенности гусарских полках, дуэли были самым обыкновенным явлением, даже считались геройством. Все безусые корнеты мечтали о дуэли, а старшие офицеры нередко разыгрывали роли самых отчаянных бретёров, придираясь ко всем и каждому, за малейшие пустяки они вызывали на дуэль. Таково было время, и, несмотря, на строгие преследования дуэли, ни в Гвардии, ни в армии, не прекращались.
Кадры из экранизации повести графа А.К. Толстого «Пьющие кровь» (1991).В 1843 году один лейб-гусарский офицер убил своего товарища на дуэли без всякой причины, просто ради мнимого геройства. В тот же год поручик Белорусского гусарского полка, тогда принца Оранского, Ладомирский стрелялся со своим товарищем и приятелем Бутовичем за то, что последний отказался засвидетельствовать достоинства верховой лошади Ладомирского. Дуэль состоялась на самых строгих условиях. Противники дрались на пистолетах на расстоянии 18 шагов, с барьером в 6 шагов. Бутович остался жив каким-то чудом. Ладомирский попал ему прямо в грудь навылет, к счастью Бутовича, пуля не задала никакого важного органа, и Бутович, по прошествии 8ми месяцев, совершенно вылечился. Спустя год в Гусарском полку эрц-герцога Фердинанда (название Изюмского полка в 1826-1850гг. м.К.), поручик Заремба убил на дуэли своего товарища и друга корнета Каришева, Александрийского гусарского полка поручик барон Остен-Сакен убил на дуэли своего товарища корнета Дельво, Ахтырского гусарского полка корнет Карпов из-за каких-то пустяков убил поручика Вальтера.
Но разве есть возможность пересчитать все безумства дуэлистов того времени.
Я передам лишь прискорбный факт, который совершился на моих глазах.
В 1842 году в Александрийский гусарский полк приехал корнет Меллер-Закомельский, выпущенный из корпуса в этот полк. Меллер-Закомельский, был прелестный симпатичный юноша, расположивший к себе офицеров полка.
Старинная пословица гласит: «нет семьи без урода». В ту эпоху был в полку поручик Эраси, ненавидимый всеми. И действительно, этот урод в физическом отношении и в нравственном, ни в ком не мог внушать к себе симпатии. Среднего роста с громадной головой на узких плечах, с длинным лицом, на котором природа вместо носа насадила какую-то едва заметную пуговку, с впалой грудью и короткими кривыми ногами, Эраси был отвратителен; ко всему этому надо прибавить, что он, как и все обиженные природой, мечтал о себе чересчур много.
Кадр из фильма «Выстрел» (1966).Приехавший в полк Меллер-Закомельский, само собой понятно, с первого же разу почувствовал к Эраси отвращение.
В особенности Меллера-Закомельского поразили прыжки Эраси, переставлявшего ноги не такт как все добрые люди. По этому поводу Меллер-Закомельский говорил: «Что это вы, Эраси, так прыгаете, вместо того, чтобы ходить, как ходят все добрые люди, и нещадно стучите вашими каблуками, к которым привинчены аршинные шпоры?»
Хитрый грек Эраси сразу понял, что Меллер-Закомельский не оставит его в покое, и старался отделаться шуточками. Но вот настал роковой день, когда шуточки не помогли. Утром Эраси на своей лошади ездил в манеж, где в это время были Меллер-Закомельский и Никитин. Неуклюжая фигура Эраси верхом на лошади, разумеется, возбуждала смех. Меллер-Закомельский, указывая на ездившего по борту Эраси, громко хохотал. Последний, разумеется, слышал все это, но показал вид, будто ничего не слыхал. Так сцена в манеже и кончилась благополучно.
На беду эскадронный командир ротмистр Мамонтов, по случаю дня своего рождения, вечером устроил попойку. По обыкновению запылала жженка, пили портер и шампанское.
На пирушку были приглашены многие офицеры, в числе которых был и Эраси.
Когда сахар, положенный на скрещенные сабли, растаял, жженку затушили лафитом и шампанским. Ротмистр Мамонтов большой ложкой разлил по стаканам жженку, и попойка началась.
Жженка очень вкусный напиток, но до высшей степени крепкий. Меллер-Закомельский, отпив из своего стакана, тотчас же зарумянился, глаза его загорались, и он опять накинулся на прыгающего Эраси.
— Скажите, Эраси, — говорил Меллер-Закомельский,— с какой стати вы себя выдаете за испанскаго гранда, когда всем известно, что вы чистокровный нежинский грек?..
—Я вовсе не имею желание отдавать на ваш суд мою родословную,— отвечал Эраси, — а потому покорно бы просил вас не касаться этого обстоятельства.
Но Меллер не унимался, его возбужденное состояние выпитой жженкой толкало его на крайние меры, даже на дерзости по адресу Эраси.
—Конечно, я не имею ни малейшего желания заниматься вашей родословной, — возразил Меллер, — но вы так громко кричите, что вы испанский гранд, что до меня не могли не дойти эти слухи.
— А знаете, Меллер, пословицу: „не всякому слуху верь», — сказал Эраси.
— Ну, слуху-то я не могу не верить, но и в том, что вы испанский гранд, сильно сомневаюсь.
Ротмистр Мамонтов, присутствовавший в комнате, желал прекратить все эти щекотливые пререкания.
— Что это, Меллер, ты придираешься то к родословной Эраси, то к походке. Мне кажется, как то, так и другое, тебя не должно касаться, формуляра Эраси ты не читал. Что же касается до его походки, то это такая мелочь, на которую, мне кажется, не следует обращать внимания. Пусть каждый и ходит и делает, как ему угодно, лишь бы действия его не беспокоили других.
Эта примирительная речь Мамонтова только подлила масла в огонь. По мере того как Меллер пил жженку из стакана, он становился все в более и более возбужденном состоянии.
— Однако согласись, Мамонтов, — вскричал Меллер, — не странно ли, что какой-то нежинский пиндос кричит о себе, что он Лаперузо ди Эрасо, испанский гранд.
— А вы слышали, как я это говорил? — спросил Эраси.
— Лично я это не слыхал, — ответил Меллер, — но десятки товарищей могут засвидетельствовать о вашем наглом хвастовстве, — возразил Меллер.
— Ну, я бы не желал попасть под следствие и выслушивать показания свидетелей,— говорил Эраси,— так как в данном случае всякое оправдание с моей стороны было бы противно моему достоинству. Я только еще раз попрошу вас, господин Меллер, не касаться ни моего происхождения, ни того, за кого я себя хочу выдавать.
— Я готов исполнить вашу просьбу,— продолжал Меллер,— если вы будете так любезны, объясните мне, каким образом жена испанского гранда стала торговкой маслинами на одесском базаре.
— Ну, уж это слишком, — вспыхнул Эраси,— вы, Меллер, даже мою мать не оставляете в покое.
Мамонтов было порывался затушить ссору между Эраси и Меллером, но это было уже невозможно. Задетый за живое Эраси прыгал, как зверь, и нещадно стучал каблуками.
— Я бы желал, г-н Меллер,— кричал Эраси, — чтобы вы взяли ваши слова назад и раз навсегда прекратили бы ваши придирки.
— Я охотно это исполню,— отвечал Меллер,— если вы объясните мне, каким образом ваша матушка, супруга испанского гранда, сделалась торговкой маслинами на одесском базаре.
— Вы сейчас получите мой ответ,— вскричал Эраси, сверкая глазами, — Никитин,— обратился Эраси к Никитину, — прошу тебя, выйди в сени на пару слов.
Сказав это, Эраси вышел из комнаты, за ним последовал и Никитин. Вскоре он возвратился и объявил, что Эраси вызывает его, Меллера, на дуэль.
— С удовольствием принимаю вызов «испанского гранда» и впредь соглашаюсь на все его условия,— отвечал Меллер.
— Эраси предлагает,— продолжал Никитин,— драться на пистолетах, на 18 шагов, с барьером в 6 шагов.
— И прекрасно, я на все согласен,— отвечал Меллер,— как рассветет, мы отправимся в соседнюю рощицу и там покончим дело.
— Ты, Мамонтов, — обратился он к последнему, — будешь моим секундантом?
Мамонтов молча поклонился.
Гусарский офицер, дагерротип начало 1850х гг. Редкое «фотографическое» изображение человека той эпохи, а не привычное для XIX века живописное, гравюрное или графическое.Здесь замечательно то, что, несмотря на трагическую развязку ссоры между Меллером-Закомельским и Эраси, вся компания была в благодушнейшем настроении духа, как будто ровно ничего не произошло. Поручик Тарвигэ играл на флейте, корнет Неклюдов фальшивым и самым заунывным тоном пел малороссийскую песню: «Вiютъ вiтры, вiютъ буйны». Меллер-Закомельский пристально занимался жженкой, корнет Кухаревич молодецки крутил усы и утверждал, что все на свете пустяки, кроме соленых огурцов.
— Да будет тебе заниматься жженкой,— обратился он к Меллеру, — поговорим о деле.
— Что же я буду говорить о деле,— возразил Меллер,— я уже сказал, что согласен на все, Никитин по всей вероятности передал мои слова Эраси.
Вот как рассветёт, мы отправимся в рощу.
— А вот это как раз и неудобно,— возразил Мамонтов,— с рассветом люди поведут лошадей на водопой, и им покажется странным, что господа такую рань поехали в рощу. А второе, чуть ли не главное.— продолжал Мамонтов,— у меня нет дуэльных пистолетов.
— А на казенных унтер-офицерских разве нельзя драться? — спросил Меллер.
— Конечно, можно, — отвечал Мамонтов, — но для этого необходимо согласие Эраси.
И это последнее условие было принято Эраси.
— Знаешь, Мамонтов,— сказал Меллер,— мы можем драться у тебя в вишневом садочке, если ты позволишь?
— Конечно, позволю,— отвечал Мамонтов, — я против этого ничего не имею.
— Ну, прекрасно,— сказал Меллер,— значит, когда рассветет, мы и покончим дело в твоем садочке.
— Знаешь, Меллер,— продолжал Мамонтов, — я бы советовал тебе на всякий случай написать хотя несколько слов твоей матери.
— Не могу, голубчик,— отвечал улыбаясь Меллер, — ни одной мысли в голове не вяжется, так пьян.
— Как же ты будешь драться, если ты, как говоришь, пьян?— удивился Мамонтов.
— Ну, на это-то меня хватит,— отвечал Меллер, — для того, чтобы спустить курок, не требуется особых соображений.
— Ну, как хочешь, это дело твое,— сказал Мамонтов.
Между тем рассвело, и все отправились в садочек. Никитин и Эраси были уже там.
Мамонтов, по обыкновению, сказал примирительную речь.
— Я согласен покончить дело миром,—отвечал Эраси, — если г-н Меллер возьмет свои слова назад.
— А я не хочу кончать миром и слов своих назад не возьму,— вскричал Меллер.
— В таком случае приступим к делу,— сказал Мамонтов и отмерил 18 шагов, посредине были положены сабли.
Враги стали по местам и начали сходиться к барьеру. Лишь только Меллер сделал шаг вперед, как Эраси выстрелил и попал ему прямо в середину живота.
Несчастный юноша со стоном упал на землю, его тотчас же подняли, отнесли в дом и положили на кровать.
В ту же минуту был послан гонец в полковой штаб за доктором.
Между тем воспаление разорванной кишки быстро распространилось, затем началась агония, и Меллер-Закомельский умер до приезда доктора.
Как водится, Мамонтов, Никитин и Эраси были преданы суду, который вынес такую конфирмацию: Никитина заключить на полтора года в крепость, Мамонтова также, а Эраси разжаловать в солдаты.
Эта конфирмация была послана на высочайшее утверждение.
Император Николай I ее изменил. Никитину назначил 4х месячное заключение в крепости. Эраси, как вынужденного принять вызов Меллера, наказанию не подвергать, лишь отдать на покаяние в монастырь на 8 месяцев, а Мамонтова, принявшего участие в дуэли и давшего казенные пистолеты из цейхауза, разжаловать в солдаты с переводом в Сибирский уланский полк.
Так погиб прелестный юноша Меллер-Закомельский, он мог бы быть украшением людей, если бы среда, в которую он попал, не исказила его понятий.
В заключение следует слово о дальнейшей судьбе Эраси.
Возвратившись в полк из монастыря, куда он был отправлен на покаяние Эраси сделался еще более нахальным, прыгал и стучал каблуками громче прежнего. Один раз у помещика Енушевского на завтрак собралось большое общество, и составилась пулька стрельба из ружей по яйцам. В числе играющих, конечно, был и Эраси. Поляки вообще хорошие стрелки, но разбивать яйца пулями было дело не легкое, а потому и случались частые промахи, но Эраси перещеголял всех и взял много пулек. Лавры победителя так бы и остались за ним, если бы не произошло одно маленькое обстоятельство. На скорлупе разбитого Эраси яйца было усмотрено маленькое круглое отверстие, которое могло произойти только от дроби, но не от пули. Все бросились осматривать патронташ Эраси, откуда он брал готовые патроны: оказалось, что в пыж была завернута бекасинная дробь. Это мошенничество Эраси возмутило всех, и «испанский гранд» со срамом был выгнан из дома помещика Енушевскаго.
Об этой истории узнали в полку, и общество офицеров предложило Эраси подать в отставку.
Такой вот рассказ был опубликован за подписью «Н.А.Попов» в одном из дореволюционных журналов. Удалось найти ряд дополнительных подробностей, которые как расширяют эту историю, так и дают повод для некоторых сомнений.
Итак, Николай Ардалионович Попов (1828-1908), как выяснилось, был писателем, из-под пера которого вышло несколько повестей и множество рассказов. В некоторых упоминается, что автор служил в гусарах то ли в в 1840х, то ли в 1850х годах. Многочисленные мелкие подробности заставляют думать, что он действительно служил, но не в 1842г., хотя и выдает себя за очевидца этой дуэли. Или, как минимум, очень тщательно при написании своих произведений работал с каким-то реальным ветераном, возможно родственником. Разного рода памятные записки о старине, «рассказы бабушки», воспоминания «старого кавалериста» и т.п. были очень популярны, издавались историко-литературные журналы с подобными мемуарами, процветало коллекционерство.
Дореволюционная Россия любила и ценила Историю.
Диалоги у Попова, в любом случае, не стенографические, а скорее «по принципу Фукидида» — говорили не точно так, но как могли бы сказать в подобной ситуации. Рассказ, таким образом, полухудожественный, а не документальный, но хорошо передает дух эпохи. Приведем еще пару отрывков из его произведений, относящиеся к этой истории. Читатель и сам увидит, как меняются оттенки, а дополнительные подробности где-то расширяют и объясняют, а где-то противоречат друг другу.
«В 40-х годах я служил в А. гусарском полку, в то время квартировавшем в военном поселении X. губернии. Отвратительнее этой стоянки нельзя ничего себе представить. Белые, выстроенные под ранжир, домики с красными кирпичными заборами, отсутствие холостых построек, необходимых для хозяйства как-то: амбаров, хлевов, конюшен и пр. делали домики похожими на какие-то этапные пункты, глядевшие казематами.
Среди деревни, на самом видном месте, красовался «Комитет» — дом, в котором помещалось нечто вроде волостного правления. Вместо выборного старшины, как это водится между крестьянами, в комитете распоряжались поселенный вахмистр и писарь. Крестьяне очень боялись комитета, где с ними всегда совершалась расправа самая короткая: вахмистр прикажет высечь и делу конец, ни суда, ни следствия, ни мирского приговора.
Все деревни были разделены на округа и волости. Первыми командовали штаб-офицеры, а вторыми обер-офицеры, числившиеся по кавалерии. В деревнях было все мертво, жизнь отсутствовала. Иногда по улице робко шел какой-нибудь человек, не то мужик, не то инвалидный солдат, не то арестант: лицо его смотрело угрюмо, неприветливо, точно у каторжника. Вообще аракчеевским наследием никто не был доволен. Все проклинали это мертвящее учреждение, не доставлявшее никому пользы: ни казне, ни поселянам. Мужик работал только из-под палки, боялся быть позванным в «Комитет», о хозяйстве не заботился, апатично отбывая панщину.
Вот среди какой обстановки приходилось жить офицерам. Ничего нет удивительного, если их времяпровождение заключалось только в картах и пьянстве, а для разнообразия устраивались и дуэли. Службы субалтерн-офицеры в эскадронах не несли никакой. Всем распоряжался эскадронный командир, а еще больше вахмистр. Езда в манеже назначалась посменно: унтер-офицеры, старые солдаты и рекруты. В полном составе эскадронное учение назначалось редко. Я был назначен в 6й эскадрон, которым командовал старый гусар, швед, ротмистр М. Субалтерн-офицеры, мои товарищи, были поручик Н., корнет Э. и корнет М. 3., незадолго прибывший из Петербурга.
Наше время тянулось с величайшим однообразием. Можно смело сказать, что один день походил на другой, как две капли воды. Утром от нечего делать идем (не по службе) в манеж смотреть смены. Из манежа отправляемся на квартиру эскадронного командира. Там на столе уже приготовлены кильки, доставленные полковым маркитантом, ветчина туземного изготовления, яйца и очень объемистый графин водки, настоянной на каких-нибудь корках.
Любезный хозяин, приглашая гостей закусить, говорит немецкую пословицу, которая гласит, что один шнапс это не шнапс, два шнапса также не шнапс и только три шнапса составляют полшнапса. Молодежь, слушая такая остроумные речи, поучается, и графин опоражнивается живо. Так проходит время до обеда. Ровно в два часа денщик ставит на стол борщ из курицы, потом дает рубленые котлеты и неизбежные сырники или блинчики. Гости кушают с большим аппетитом, то и дело прикладываясь к графину. После сытного обеда является потребность отдохновения. Все расходятся по квартирам, до чая, вечером снова идут к эскадронному командиру.
Там устраивается пулька в преферанс. Майор, командующий дивизионом (два эскадрона), поселенный начальник и сам хозяин играют скромно по копеечке. Молодежь группируется около другого столика, на котором красуется объемистая баклага белого рома. Услужливый денщик подает неполные стаканы чая, их пополняют ромом и пуншуют. Среди комнаты раздаются однообразные: куплю, удержу, пас, вистую и т.
д. Кто-нибудь из игроков восклицает: трубку! Из соседней комнаты слышится металлический звон шпор, точно кто-то кандалы волочит но полу и вестовой является с длиннейшим черешневым чубуком. Молодежь, прихлебывая пунш, ужасно дымит из трубок, время от времени пуская густые кольца. Разговоры идут, разумеется, о «бердичевских временах», когда существовали гусарские дивизии, молодецких попойках, шалостях, лихих атаках, дуэлях и т. д.»
В общем, о старых молодецких временах, гусарских проделках и шутках над штафирками и генералами. Эх, были времена «Янкель регимента», все пели по-немецки под флейту и пили жженку, кто не мог выговорить слова куплета, пил штрафную чашу и скоро совсем сваливался под стол. А как разделались с той гордячкой, графиней Б…! А как древко штандарта на учениях надломилось…! А как юнкер чуть корпусного не задавил на учениях! О-о, а сейчас мало таких коренных гусар бердичевских времен – вздыхает кто-то из молодежи, одновременно завидуя, и делая комплимент старшим. И вновь «один шнапс — это не шнапс», «едет чижик в лодочке в адмиральском чине, не выпить ли по этой причине».
Молодежи все это кажется очень гусарским и они жадно внимают рассказам старших, пьют и мечтают. Так удивительно однообразно проходили дни.
Пока гусары скучают, сделаем несколько дополнений. «Бердичевский период» и «гусарские дивизии» — это время 1818-1835гг. В 1840-50е годы Александрийские гусары были переведены в Новороссийский округ военных поселений, село Ольшанка близ Ольвиополя, Херсонская губерния. 2я бригада 5й легкой кавалерийской дивизии (однобригадники- воспетые Д.В.Давыдовым «Ахтырские гусары, О храбрые друзья!») Место степное, хуже зеленого Троянова под Бердичевом.
Социальной жизни тоже почти не было. С одной стороны, тогда было модно «моншерство» — лихость в волокитстве и кутежах, щегольство вплоть до неуставщины в форме. Однако после восстания 1830-31гг. большинство ясновельможных панов Киевской и Подольской губернии закрыли свои двери перед русскими офицерами. При этом в полках, в том числе Александрийском, было весьма много поляков.
Попов отмечает, что в его время командир гусарского полка их бригады (т.е. Ахтырского), адъютант, казначей, квартирмейстер, командир ординарческой команды и многие офицеры были поляками. «Русского языка (в полку) не существовало: говорили по-французски или по-польски». «Надо отдать должное, поляки были отличные кавалеристы и очень исполнительны по службе. Командир всегда отличался своей жестокостью, драл солдат не на живот, а на смерть, что в те времена считалось военной доблестью», жестоко относились и к своим крепостным. Многие впоследствии поддержали восстание 1863г.
О большом проценте поляков, существующих неприязни и антагонизме, упоминают и другие мемуаристы. О своем командире он говорит как об «остзейском бароне». «Длинный сухой с выдающимся подбородком, закрытом громадными рыжими усами, он был ужасен и солдаты его страшно боялись.. служба для барона была все – блаженство, мука, цель существования. Главным пунктом его помешательства была манежная езда.
Бравую выправку он также очень любил и требовал, чтобы солдаты смотрели ему прямо в глаза, смело». «Ешь меня глазами! — кричал он, носясь по фронту на своей кобыле. Солдат, услыхав приказ командира, обратился тихонько к старому гусару, своему соседу, с вопросом: «Чуете, дядько, чи звир, щоб человека йисти?». «Зачем есть, ты на него вытаращись» — отвечал старый солдат.
Это полковник А.Б. Будберг, командир александрийцев в 1839-48гг., позже за свое рвение будет переведен в Гвардию До него был В.И.Нарвут, после – А.Г.Ломоносов, и Ф.Д.Алопеус.
Худ. А.И. Клюндер. А.Г. Ломоносов, друг М.Ю.Лермонтова. По идее, Попов служил при этом командире Александрийцев.В общем, пьянство и гусарство были ответом на суровую дисциплину, муштру и скуку провинциальной захолустной жизни.
Продолжение следует.
«…Чтобы хором здесь гремел Эскадрон гусар летучих.
..». Худ. Асевич. Группа песенников 1го эскадрона Лейб-Гвардии Гусарского полка. 1840е гг.кавалерийских ролей | Музей национальной армии
Кавалерия
Британская армия использовала лошадей самыми разными способами, в том числе для буксировки и перевозки припасов и снаряжения. Но около одной трети его лошадей использовались в качестве верховых животных. Солдаты, сражавшиеся верхом на лошадях, назывались кавалерией. Они часто доминировали на поле боя и выполняли множество важных ролей.
Атака тяжелой бригады под Балаклавой, 1854 г.
Атака тяжелой бригады под Балаклавой, 1854 г.
Конная война
Кавалеристы на больших, тяжелых и сильных лошадях использовались для прорыва вражеских порядков. Некоторая кавалерия, а позже и конная пехота также давали командирам мобильную огневую мощь на поле боя.
Маленькие, легкие и быстрые лошади использовались для разведки, патрулирования и преследования.
Разведчиков учили замечать признаки врага и отслеживать его передвижения, оставаясь незамеченными. Они также стали профессиональными стрелками, которые могли очень точно стрелять с большого расстояния.
Солдаты на быстрых лошадях развозили важные приказы и новости (депеши) между командирами и офицерами. В случае поражения лошади также могли обеспечить быстрое бегство.
Лошадь дала дополнительный рост. Это позволяло генералам и их штабу перемещаться по полю боя, подбадривая и направляя своих солдат. Их могли лучше видеть их войска, а также враги, что делало их главными целями для снайперов.
«Кавалерия полезна до, во время и после битвы».
Наполеон Бонапарт
Аркебузиры и карабинеры
Первые кавалеристы, вооруженные огнестрельным оружием, были известны как аркебузиры. Название произошло от слова «аркебуза», которое было их основным оружием. У него был более короткий ствол, чем у мушкета пехотинца, что облегчало стрельбу с лошади, но давало меньшую дальность.
Укороченный мушкет или винтовка, позже ставшие известными как карабины, использовались карабинерами. Великобритания впервые сформировала карабинерный полк в 169 г.1. Они часто были бронированы, как кирасиры, и в некотором смысле действовали как драгуны.
Однако с самого начала они использовались как обычная конная кавалерия, в отличие от драгун, которым понадобились сотни лет, чтобы дойти до этой роли. В то время они также были общеевропейским явлением — «карабинеры» в итальянской полиции имеют такое же происхождение.
Пальто желтовато-коричневого цвета, которое носил аркебузир майор Томас Сандерс во время Гражданской войны в Англии, 1640-е гг.
Королевский полк карабинеров, 1709 г.
Королевский полк карабинеров, 1709
Драгуны
Драгуны изначально были конными солдатами, предназначенными в первую очередь для пешего боя. Они были названы в честь своего основного оружия, «дракона», который был типом огнестрельного мушкета, распространенного в 16 веке.
В те ранние годы драгунские лошади, как правило, были дешевыми вьючными животными, а не прекрасными кавалерийскими скакунами. Однако к концу 18 века большинство драгунских полков превратились в обычную кавалерию, способную атаковать и сражаться верхом.
Они были вооружены короткими винтовками, известными как карабины, и тяжелыми мечами. В британской армии были легкие драгуны, использовавшиеся для разведки и разведки, и драгунские гвардейцы, которые выполняли роль тяжелой кавалерии, нанося удары на поле боя.
Образец 1796 Тяжелый драгунский карабин
2-й полк Королевских северных британских драгун, 1812 г.
Кирасиры
Тяжелая кавалерия была обучена разбивать вражеские отряды на поле боя. Они ездили на больших тяжелых лошадях, были вооружены большими мечами и носили спину и нагрудник, известные как кирасы. Последние дали им французское название «кирасиры».
В британской армии роль кирасира выполняли лейб-гвардии и Королевская конная гвардия.
Шлем, который носил при Ватерлоо капитан Уильям Тирвитт-Дрейк, Королевская конная гвардия, 1815 год.
Несмотря на то, что сегодняшняя Домашняя кавалерия оснащена бронированными машинами, она по-прежнему ходит верхом и носит униформу в стиле 18-го века с кирасой и шлемом, охраняя королеву во время торжественных мероприятий в Лондоне.
Атака тяжелой бригады под Балаклавой, 25 октября 1854 г.
Атака тяжелой бригады под Балаклавой, 25 октября 1854 г. Их использовали для ведения ближних боев и ведения разведки. Первоначально венгры, к середине 18 века большинство европейских армий набирали гусарские полки.
Британская армия впервые столкнулась с ними во время войны за австрийское наследство (1740-48 гг.), но не приступала к преобразованию некоторых своих легких драгунских полков в гусарские до 1806 г.
Капрал 10-го полка (Собственности принца Уэльского), 1812 г. . Это были короткие отороченные мехом куртки, которые носили накинутыми через плечо наподобие накидок и застегивались шнурком.
Их мундиры достигли пика великолепия ко времени Крымской войны (1854-56). Во время этого конфликта два гусарских полка — 8-й и 11-й — приняли участие в знаменитой Атаке легкой бригады в 1854 году. Сегодняшние гусарские полки водят бронетехнику.
— Друг мой, любой гусар, который не умрет к тридцати, — мерзавец.
Генерал Антуан-Шарль-Луи де Лассаль, французский гусарский командир , 1804 г.
Уланы
Основной задачей улан было атаковать пехотные и кавалерийские соединения противника. Они также использовались для типичных задач легкой кавалерии, таких как перестрелки и разведка.
Хотя в качестве главного оружия они использовали устрашающее копье, копейщики обычно были вооружены саблями, пистолетами или карабинами. Это оружие предназначалось для ближнего боя, тогда как копье имело наибольшее значение в атаке.
Копье образца 1846 года с красно-белым вымпелом
Британцы создали уланские полки в 1816 году после столкновения с французскими уланами во время наполеоновских войн.
Усовершенствования дальности и точности винтовок в конце 19 века, наряду с появлением пулемета, сделали роль улан в значительной степени устаревшей.
Сегодня отряды копейщиков механизированы.
«Я никогда прежде не осознавал огромного превосходства копья над мечом».
Французский командующий генерал Дюрютт при Ватерлоо , 1815 г.
17-й уланский полк в Балаклаве, 1854 г.
17-й уланский полк в Балаклаве, 1854 г.
Йоменри
Добровольческие йоменские кавалерийские подразделения были первоначально сформированы в 1790-х годах в ответ на угрозу вторжения со стороны революционной Франции. Однако они также использовались для поддержки гражданской власти в подавлении политических и социальных беспорядков. Так продолжалось до середины 19века, когда полиция взяла на себя эту роль. Затем йоменри сосредоточились на местной обороне.
Члены йоменри обычно были вооружены мечами и пистолетами или карабинами.
Они не были обязаны служить за границей, но когда их об этом попросили, как в 1914 году, когда разразилась Первая мировая война, большинство из них это сделали. К тому времени йомены стали кавалерийским крылом Территориальной армии.
Последним конным полком йоменов были Йоркширские драгуны королевы, которые 19 марта были преобразованы в бронетанковые.42.
2/1-й полк Хартфордшира на марше к военным позициям, август 1914 г.
2/1-й полк Хартфордшира на марше к военным позициям, август 1914 г. конец 19 века.
Пешие полки сформировали конные взводы для разведки и ведения боевых действий во время службы за границей в Австралии, Южной Африке, Египте и Судане. Многие из них в конечном итоге сформировали Имперскую конную пехоту.
Войска преодолевали большие расстояния на лошадях, но сражались пешком с винтовками. Точно так же несколько колониальных подразделений, таких как Cape Mounted Rifles, Natal Carbineers и Victorian Mounted Rifles, сражались как конная пехота.
Многие колониальные солдаты были опытными наездниками и охотниками, привыкшими к жизни на открытом воздухе у себя на родине. Из них получились опытные конные пехотинцы.
Австралийский разведчик в Южной Африке, 1901 г.
Различие между традиционной кавалерией и конной пехотой часто стиралось. Во время Второй афганской войны (1878-80) 9Уланы всегда шли в бой с карабинами за спиной, чтобы в случае необходимости сражаться в пешем строю.
Настоящая разница заключалась в том, что в то время как кавалерия могла выполнять обязанности конной пехоты, конная пехота не могла эффективно атаковать, не имея ни меча, ни копья.
Конная пехота поит своих лошадей, Южная Африка, 1901 г. колониальная война. К 1914 большинство частей было расформировано.
Королевский конно-артиллерийский отряд в битве при Фуэнтес-д’Оноро, 1811 г.
Королевский конно-артиллерийский отряд в битве при Фуэнтес-д’Оноро, 1811 г. 1793 г. и имел задачу оказывать артиллерийскую поддержку кавалерии.
Со всеми его солдатами, едущими в бой на лошадях, фургонах или передках, RHA могла не отставать от быстро движущихся конных частей. Обычно для запуска орудий RHA использовались упряжки из шести лошадей. Бенгальская и Бомбейская армии Ост-Индской компании также сформировали свои конно-артиллерийские подразделения по аналогичному принципу.
Бенгальская конная артиллерия в действии, 1857 г.
Оказавшись на позиции, расчеты конной артиллерии были обучены быстро спешиваться, разбирать орудия, а затем быстро вести огонь по противнику. Затем они могли так же быстро размяться, пересесть и быть готовыми перейти на новое место.
Классическое применение конной артиллерии было против пехотного каре противника, выстроившегося для отражения кавалерийской атаки. Стрельба картечью по массивным рядам могла разбить каре и позволить кавалерии уничтожить его.
Другой распространенной ролью RHA было прикрытие во время отступления медленно движущихся подразделений. Их скорость развертывания означала, что они также могли действовать как силы быстрого реагирования, отражая атаки в угрожаемом секторе поля боя.
Кавалерия Животные 1600-е годы 1700-е годы 1800-е годы 1900s Лошади
Командиры Союза в Геттисберге — Национальный военный парк Геттисберга (Служба национальных парков США)
Генерал Джон Буфорд — Войска командира кавалерийской дивизии Потомакской армии столкнулись с главой колонны Конфедерации 30 июня возле Геттисберга. Именно Буфорд решил остаться в этом районе на ночь и дождаться возвращения конфедератов на следующий день. Его выбор подготовил почву для битвы при Геттисберге, которая началась на следующий день, 1 июля 1863 года.
Генерал Джон Рейнольдс — Один из самых уважаемых и динамичных генералов Союза, служивший в Потомакской армии, Рейнольдс командовал Первым армейским корпусом.
Генерал Эбнер Даблдей — этот нью-йоркский офицер принял командование Первым корпусом после смерти его командира генерала Рейнольдса. Он развернул свои опытные войска на линии к западу от Семинарского хребта и удерживал позиции, пока подавляющая численность не вынудила его истощенные полки отступить через Геттисберг. После войны он написал Chancellorsville и Gettysburg , свои мемуары и историю двух великих сражений, которые были его последними с Потомакской армией.
Генерал Уинфилд С. Хэнкок Вдохновляющий, смелый и отважный Хэнкок показал себя выдающимся полевым командиром в Геттисберге.
Генерал Оливер О. Ховард — Командуя одиннадцатым корпусом, этот однорукий генерал взял на себя командование полем боя после смерти Рейнольдса и закрепил Кладбищенский холм в качестве последней позиции Союза, за что позже получил благодарность Конгресса. Позже Ховард участвовал в кампании в Атланте с генералом Шерманом, а в 1867 году работал над созданием школы для афроамериканцев в Вашингтоне, округ Колумбия, известной сегодня как Университет Говарда.
Генерал Генри Хант — Командуя артиллерией Союза, его дисциплинированное использование батарей Союза сыграло важную роль в срыве боевых планов Конфедерации на 2 и 3 июля.
Генерал Дэниел Э. Сиклз — Красочный политик, ставший генералом, Сиклз повел свой Третий корпус в Геттисберг, решив не позволить конфедератам занять более высокие позиции. Его неоднозначное продвижение вперед от Кладбищенского хребта 2 июля привело к самому кровавому дню боя, который стоил генералу большей части его корпуса и ноги. Награжден Почетной медалью за свои заслуги в Геттисберге, он спонсировал 1895 законодательных актов, сделавших поле боя национальным военным парком.
Генерал-губернатор К. Уоррен — Работая начальником инженерной службы Мида, Уоррен осматривал левый край Союза, когда заметил, что силы Конфедерации движутся вокруг левого края Союза и к Литтл-Раунд-Вершине. Понимая его важность, он бросил войска на защиту холма, что в конечном итоге спасло линию Союза на Кладбищенском хребте.
Полковник Джошуа Л. Чемберлен — Школьный учитель по профессии, Чемберлен дослужился до звания полковника 20-го пехотного полка штата Мэн под Геттисбергом. Его проверенные в боях ветераны 2 июля вступили в отчаянный бой с 15-м пехотным полком Алабамы и, несмотря на почти превосходящие шансы, одержали победу в битве при Литтл-Раунд-Вершине благодаря упорному руководству своего полковника. К концу войны Чемберлен был генерал-майором и отвечал за принятие парада капитуляции Конфедерации в здании суда Аппоматтокс.
Генерал Джордж А. Кастер — Задолго до того, как он встретил свою судьбу в Литтл-Биг-Хорн, Кастер, как недавно назначенный бригадный генерал, командовал бригадой Мичиганских кавалерийских полков.
Лейтенант Алонзо Кушинг — Этот 22-летний Уэст-Пойнтер командовал батареей А 4-й артиллерийской артиллерии США. Его батарея была уничтожена в результате канонады перед атакой Пикетта, хотя Кушинг предпочел остаться на поле боя со своей единственной уцелевшей пушкой, которую он служил против атаки пехоты Конфедерации, пока не был застрелен на своем посту. «Верный до смерти», его фанатичная преданность долгу помогла переломить ситуацию в Геттисберге. В 2010 году армия США удовлетворила просьбу о награждении его Почетной медалью Конгресса.
Д-р Джонатан Леттерман . Будучи начальником медицинской службы Потомакской армии, его навыки организации и поддержки были непревзойденными. Задача лечения бесчисленного количества раненых в Геттисберге и его окрестностях была возложена на его немногочисленный персонал, который усердно работал, чтобы спасти тысячи раненых солдат Союза и Конфедерации.
Александр С. Уэбб — Недавно назначенный бригадным генералом Уэбб был назначен командующим «Филадельфийской бригадой» во время марша на Геттисберг. Во время атаки Пикетта 3 июля его войска встретились и отбросили прорыв Конфедерации на углу. Его динамичное руководство изменило оборону Союза, хотя он был настолько новичком в командовании, что многие солдаты в бригаде не знали, кто он такой.
Лейтенант Фрэнк А. Хаскелл — Штабной офицер Союза в Геттисберге, Хаскелл был образцовым солдатом и приверженцем дисциплины, который 2 и 3 июля находился в центре линии Союза, где он был свидетелем большинства кульминационных событий битвы. Он описал свои переживания в длинном письме к брату, которое и по сей день является одним из самых описательных и красноречивых рассказов о битвах, когда-либо написанных. |
Сообщается, что Рейнольдс отклонил предложение командовать армией и рекомендовал соотечественника из Пенсильвании Джорджа Гордона Мида. Бросив свою пехоту на поле боя 1 июля, генерал подбадривал своих солдат в стремительной контратаке на конфедератов в лесной роще, прилегающей к ферме Макферсона, когда был мгновенно убит. Его потеря из-за остро ощущалась во всей армии.
1 июля Мид отправил Хэнкока в качестве своего представителя в Геттисберг, где он взял на себя управление хаотичной ситуацией. Генерал был везде, где происходили действия 2 июля, и сыграл заметную роль в отправке войск в угрожаемые районы. Он чуть не погиб, руководя контратакой против вирджинцев Пикетта 3 июля, травма, которая будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Одержимость Ханта полным контролем над армейской артиллерией противоречила бы командирам пехоты в Геттисберге и в других местах во время война.
В тот вечер измученный Уоррен проспал военный совет Мида. Позже он командовал Пятым корпусом в Сухопутной кампании, пока конфликт с его начальством не привел к внезапному прекращению его полевого командования в 1865 году.0003
3 июля 1863 года он продемонстрировал свою динамическую способность вести людей в бой, ведя полк за полком в отчаянных атаках, которые в конечном итоге одержали победу в кавалерийском сражении к востоку от Геттисберга.
Многие выздоравливали в «Кэмп Леттерман», полевом госпитале общего профиля к востоку от Геттисберга, прежде чем их перевели в постоянные госпитали на севере.