Патрокл — биография, образ и характер, Ахилл, актер, мифы
История персонажа
Персонаж мифологии древних греков. Друг Ахиллеса, сын Менетия. Грек Патрокл упоминается в «Илиаде», поэме Гомера. Отношениям Патрокла и Ахиллеса уделено большое внимание в этом тексте. Ахиллес показан черствым человеком, который полон презрения к окружающим, но при этом весьма внимателен и чуток к Патроклу. Часть античных исследователей списывали эти отношения на платонический воинский союз, в то время как другие находили в глубокой и серьезной дружбе Патрокла и Ахиллеса эротический подтекст.
История происхождения
Грек Патрокл упоминается в «Илиаде», поэме Гомера. Отношениям Патрокла и Ахиллеса уделено большое внимание в этом тексте. Ахиллес показан черствым человеком, который полон презрения к окружающим, но при этом весьма внимателен и чуток к Патроклу. Часть античных исследователей списывали эти отношения на платонический воинский союз, в то время как другие находили в глубокой и серьезной дружбе Патрокла и Ахиллеса эротический подтекст.
Сама «Илиада» Гомера создана на основе преданий крито-микенской эпохи. Это не единственное, но наиболее известное сказание о Троянской войне. Существует ряд таких текстов, известных в пересказах или фрагментарно. «Илиада» и «Одиссея» единственные из этого ряда сохранились целиком. Эти тексты исследователи объединяют под названием «Троянский цикл».
Мифы и легенды
В детстве с Патроклом приключилась неприятная история. Играя в кости, герой по стечению обстоятельств убил собственного приятеля. Это происшествие вынудило мальчика вместе с отцом бежать из родного города во Фтию. Там у Менетия был друг Пелей, с которым отец Патрокла участвовал в походе аргонавтов. Этот Пелей очистил юного Патрокла от убийства.
Назад герой не вернулся, а рос и воспитывался во Фтии, вместе с Ахиллесом, сыном Пелея. Юноши были неразлучны и привязаны друг к другу всю жизнь, вплоть до смерти Патрокла. Герой сопровождал Ахиллеса на охоте и на войне, оба воспитывались кентавром Хироном.
Патрокл был старше годами, у него была невеста Елена. Тем не менее, Ахиллеса и Патрокла считают любовниками, чья привязанность друг к другу сохранилась и в царстве Аида.
Патрокл сопровождал Ахиллеса во время похода на Трою и привел под стены города десять кораблей. Вместе с Ахиллесом герой участвовал в сражении на Тевфрантских полях. Иллюстрацией к этой войне можно считать характерные изображения на посуде, где Ахиллес перевязывает или лечит рану Патрокла.
АгамемнонВ ходе Троянской войны Патрокл сопровождал Ахиллеса и сражался бок о бок с ним. Когда микенский царь Агамемнон нанес Ахиллесу оскорбление и тот перестал принимать участие в сражениях на стороне греков, Патрокл вышел из войны вместе с ним. Через некоторое время положение греков стало скверным, однако оскорбленный Ахиллес не вступил в бой сам.
Вместо него на помощь грекам пришел Патрокл, который надел ахиллесовы доспехи. Ахиллес отправил воинов в бой во главе с Патроклом, когда увидел, что троянцы подожгли ахейские корабли.
Однако это по-прежнему недостаточно веская причина, чтобы Ахиллес забыл гнев на Агамемнона и сам вступил в сражение.
Патрокл оттеснил троянцев от лагеря греков и потушил горящие корабли. Гомер в «Илиаде» утверждает, что Патрокл убил 26 троянцев, но некоторые авторы «засчитывают» герою в два раза большее количество трупов. Среди убитых Патроклом оказался Сарпедон, за тело которого бился потом Гектор.
Патрокл трижды успешно атаковал войско противника под стенами Трои, но во время четвертого сражения был убит. Первый удар герою нанес бог Аполлон, выступавший на стороне троянцев. Затем троянец Евфорб ударил героя в спину копьем, а Гектор добил Патрокла смертельным ударом пикой в пах и затем снял с героя доспехи и оружие Ахиллеса.
Среди греков, защищавших тело павшего Патрокла, был Менелай, младший брат Агамемнона. Этот Менелай убил Евфорба и забрал у него щит, который позже посвятил в храм Аполлона.
МенелайГоря желанием отомстить троянцам, глубоко пораженный смертью Патрокла Ахиллес снова вступил в ряды сражающихся.
Вместе с ним к грекам вернулась военная удача. После того, как погибли в бою Патрокл и Гектор, между греками и троянцами на одиннадцать дней установилось перемирие. За это время герои были погребены, в честь них устроены похоронные игры. Над погребальным костром Патрокла были принесены в жертву двенадцать плененных троянских юношей.
Сам Ахиллес тоже пал в сражении, пораженный стрелой Париса. Ахиллеса и Патрокла погребли в одной золотой урне. Тени погибших героев остались неразлучны и в царстве Аида.
ПарисПо другой версии, боги подарили Патроклу и Ахиллесу бессмертие и перенесли обоих на остров Левка в Черном море. По легенде, морская богиня Фетида, мать Ахиллеса, специально подняла этот остров со дна моря для павшего сына, куда перенесла его прямо с погребального костра.
Известнейшее изображение Патрокла можно увидеть во Флоренции. Это мраморная статуя «Менелай с телом Патрокла», копия утраченной пергамской скульптуры, датируемая I веком н.э. Статуя стоит на площади Синьории, в лоджии Ланци.
Экранизации
В 2004 году вышел фильм «Троя» в жанре исторической драмы и приключенческого боевика, где роль Патрокла сыграл актер Гаррет Хедлунд. В русской озвучке герой говорит голосом актера Олега Вирозуба.
Актер Гаррет ХедлундХедлунд приехал в Лос-Анджелес сразу же после окончания высшей школы у себя в Аризоне. Дома юноша ходил на частные уроки актерского мастерства, а в Лос-Анджелесе спустя всего месяц после переезда получил первую роль в кино, которой как раз и стала роль Патрокла в «Трое».
С «Трои» началась актерская карьера Хедлунда. Молодой актер снялся в двух десятках фильмов. В 2017 году вышла историческая драма «Ферма «Мадбаунд», где Хедлунд сыграл роль Джейми Макаллана, военного летчика, который возвращается домой на ферму.
Кадр из фильма «Троя»Патрокл в фильме «Троя» — побратим Ахиллеса. Во время ночного сражения троянцев и греков герой ведет в бой отряд мирмидонян, надев для поднятия боевого духа доспехи Ахиллеса. Только после того, как Патрокл выступает против Гектора и тот смертельно ранит героя и срывает с него шлем, выясняется, что под шлемом скрывался не Ахиллес.
Гектор убивает Патрокла, а Ахиллес затем мстит за смерть побратима: убивает Гектора и притаскивает мертвое тело в лагерь греков, привязав за ноги к колеснице.
Съемки фильма в павильонах прошли в Лондоне, а снимать сцены, которые происходят внутри стен Трои, команда отправилась на Мальту. Сцены сражений снимали в Мексике, на безлюдном пляже в нескольких километрах от курорта Кабо-Сан-Лукас.
Мадлен Миллер — про любовь Ахилла и Патрокла, ведьм-феминисток и Зевса-насильника
На русском вышел второй роман Мадлен Миллер «Цирцея», переосмысляющий древнегреческую легенду о ведьме, превратившей команду Одиссея в свиней. Егор Михайлов поговорил с писательницей о том, как найти актуальность в античных мифах, почему ведьмы стали символами феминизма и нужно ли отменять Зевса.
— Вы в романах работаете с существующими историями, с традицией, которой больше 2000 лет. Есть ли у вас правила, которые вы для себя установили: вот тут я чувствую себя свободнее, а здесь лучше поосторожнее?
— Я думаю, что каждый может придумывать собственные правила, единых стандартов нет.
Я читала адаптации, очень близкие к оригинальному материалу и очень далекие — и в обоих случаях хорошие.
Сама я пишу довольно близко к материалу, потому что мне нравится вести диалог с Гомером, с «Илиадой» и «Одиссеей». Я знала, что сохраню базовую структуру, например, эпизода встречи Цирцеи и Одиссея: Одиссей высаживается на острове с командой людей, она превращает команду в свиней, Одиссей и Цирцея становятся любовниками, он остается на год, и в итоге она ему помогает.
А вот детали взаимоотношений я почувствовала себя вправе немного изменить. Потому что на самом деле этот эпизод в «Одиссее» описывает сам Одиссей. Это не объективное повествование, а версия Одиссея, пытающегося произвести впечатление, поэтому я почувствовала, что Гомер дал мне точку, от которой можно оттолкнуться.
В оригинале Одиссей угрожает Цирцее мечом, а та склоняется перед ним и умоляет о пощаде. Я подумала: «Да ну нет! Эту историю явно выдумал Одиссей, чтобы выставить себя в хорошем свете». И я переделала этот эпизод.
Начало и конец совпадают с Одиссеей, но содержание этой встречи изменилось. Так я и работаю: сохраняю базовую структуру и важные повествовательные элементы, но меняю перспективу.
— А легко ли было избавиться от трепета перед этими античными текстами, сказать себе: «Ладно, это не Священное Писание, можно с ним и пошалить»?
— (Смеется.) Это вы точно сформулировали, для меня это и правда было Священное Писание, потому что я очень люблю эти поэмы. Когда я работала над «Песнью Ахилла», своим первым романом, то переживала, что испорчу Гомера. Изменю что‑нибудь и уничтожу то, что любила.
— А может, его и вовсе не существовало.
— Именно! Я, кстати, думаю, что не было. В любом случае эти поэмы происходят из устной традиции. Люди рассказывали их и пересказывали — и в каком‑то смысле именно поэтому истории до сих пор живы. Так что я поначалу очень нервничала, но потом подумала: «Мне нравятся эти истории, и я хочу внести свой вклад в традицию, продолжить их жизнь».
К тому времени, как я принялась за «Цирцею», я избавилась от этого переживания.
— Если подумать, греческая мифология — как и любая — очень вариативна. У любой истории есть несколько версий, часто противоречащих друг другу. Это помогает вам не бояться отступить от какого‑то канона в своих версиях?
— Да, в одних версиях у Цирцеи три брата и сестры, а в других — два. Иногда они с Медеей сестры, а иногда она тетя Медеи. Эта вариативность даже развязывает руки. В античности не было единой версии, но древние постоянно возвращались к этим историям, дополняли их, противоречили друг другу. Так что да, мне это помогло.
— А как ваша трактовка персонажей соотносится с традиционными взглядами на них? Насколько я знаю, скажем, взгляд на Ахилла и Патрокла как на любовников вполне традиционный.
— Так и есть. У меня очень сильный академический бэкграунд, и я использую его в работе. Мой Патрокл в целом соответствует гомеровскому. Я перечитывала «Илиаду» в поисках ключей к этому персонажу, и там есть интересные описания.
Гомер говорит, что Патрокл всегда нежен и добр ко всем — об этом часто забывают. Люди думают, что он воин, компаньон Ахиллеса, но это ведь действительно важные черты. Нежность и доброта стали основой для характера моего персонажа — и они делают понятнее горе Ахилла от потери близкого человека.
Конечно, в античности Ахилла и Патрокла считали возлюбленными. Это изменилось только в современности, когда люди начали скрывать и вычищать неудобные вещи. А в древности ничего противоречивого в этом не было. Так что я в каком‑то смысле возвращалась к оригиналу.
В «Цирцее», опять же, я чувствую, что отдаю должное оригинальной истории. В более поздних версиях Цирцею превратили в злодейку-мужененавистницу, но в «Одиссее» она — один из самых полезных персонажей из всех, с кем Одиссей сталкивается. Она дарит ему мудрость, помогает, рассказывает, как пройти мимо монстров, дает еду для путешествия. А история с ней так несправедливо обошлась. В общем, я искала у Гомера то, что там и так существовало, но почему‑то было отброшено традицией.
— Вы упомянули свой академический бэкграунд. Как ваши коллеги отреагировали на романы? Не критиковали?
— Я очень волновалась! Пока я писала «Песнь Ахилла», то никому ее не показывала. А дописав, позвонила своему ментору, блестящему специалисту по классике, и сказала: «Я тут написала роман об Ахилле и Патрокле». А он ответил: «Надеюсь, ты сделала их любовниками?» (Смеется.) Я сказала: «Да-да! Тебе понравится», — и ему понравилось. Мне повезло, сообщество античников оказалось невероятно благосклонным и очень меня поддержало. Меня приглашают выступать в университетах, изучают мою книгу на занятиях. Я так им благодарна. Это сообщество, из которого я вышла, — очень рада, что меня из него не изгнали. (Смеется.)
— А почему из всех недооцененных героинь греческой мифологии вы выбрали главной героиней романа именно Цирцею — а не, скажем, Пенелопу или Кассандру, чья история, кажется, очень актуальной?
— Есть несколько причин. Во-первых, она заворожила меня, когда я была еще ребенком.
Я с детства любила мифы, и меня поразила история о ведьме, которая превращает мужчин в свиней. При этом я не совсем понимала, с чего вдруг она превращала их в свиней — это как‑то нигде не обсуждалось. Я чувствовала, что у нее есть тайна, что она была и положительной, и в то же время отрицательной героиней.
А во-вторых, я не хотела, чтобы у меня была героиня, чья история плохо заканчивается — а тут в греческой мифологии выбор небольшой. История Пенелопы в «Одиссее», кстати, заканчивается хорошо, и я решила сделать ее персонажем «Цирцеи», но не хотела, чтобы она была моей героиней.
Мне не хотелось рассказывать такую историю. Судьба Цирцеи тяжела, и она много страдает — но я не хотела, чтобы в конце ей досталось за ее независимость и силу. Мне хотелось, чтобы она действительно смогла обрести свое место в мире.
Звучит глупо, но это на самом деле было очень важно, потому что женщин часто наказывают за независимость. А я не хотела, чтобы моя героиня испытывала это.
— Вы часто говорите, что Цирцея была по сути первой ведьмой в истории.
В последние десятилетия образ ведьмы стал ключевым для феминистской прозы — что, по-вашему, делает его таким привлекательным в этом контексте?
— Для меня ведьма — это женщина, которую общество не контролирует; женщина, обладающая властью далеко за пределами того, что общество ей позволяет. И я думаю, что этот архетип всегда был очень захватывающим.
Цирцея очень могущественна, и Одиссею нужно ее укротить, нужно поставить ее на колени, чтобы она стала его помощницей. Женщина с такой неконтролируемой силой, которая нарушает правила, и никто не может ее остановить, здорово пугает.
Исторически женщины, которых убивали за ведьмовство, часто были повитухами, деревенскими докторками. Это были независимые и образованные женщины, в некоторой степени общественные лидеры. Поэтому когда в деревне что‑то шло не так, из них делали коз отпущения. Мы должны ценить этих умных и смелых женщин, заклейменных ведьмами, ведь они были действительно важной частью истории. Так что я рада, что образ ведьмы стал феминистским архетипом.
— Есть фраза «Все мужчины — свиньи», которую часто ассоциируют с радикальным феминизмом и которую сложно не вспомнить, читая, как Цирцея довольно буквально превращает мужчин в свиней. Понятно, что эта легенда появилась тысячи лет назад — но вы задумались об этой параллели, когда писали роман?
— Я намеренно использовала эту параллель. Конечно, существует стереотип о феминистках, которые ненавидят мужчин. Думаю, что многие женщины злятся на мужчин, но это совсем другое — и они обычно злы на конкретных мужчин, not all men. (Смеется.)
Мужчин заставляют играть роли, которые не обязательно им близки. Я пишу в «Цирцее» про одиссеева сына Телемаха. Ему на роду написано идти по отцовским стопам, стать следующим королем Итаки, типичным микенским древнегреческим героем. А Телемах вместо этого смотрит на жизнь своего отца, видит там только разрушение, смерть, кровь и хаос — и не хочет всего этого. Общество вынуждает его идти по этому пути, а он жаждет вырваться на свободу.
Поэтому я хотела показать, как притесняют не только женщин, но и мужчин. И разрушение этой системы в конечном счете пойдет на пользу всем. Мы все должны ставить правила под сомнение, потому что это позволяет всем быть такими, какие они есть.
А что до свиней — интересно, что идея «Мужчины — свиньи» совершенно не связана с историей Цирцеи. Я думаю, что она вытекает из иудеохристианской идеи о свиньях как нечистых животных. В Библии свиньи — грязные создания, но древние греки смотрели на них совсем иначе. В античности это были жертвенные, священные животные. И поэтому, когда Цирцея превращает мужчин в свиней, происходит нечто гораздо более интересное, чем просто «они плохие, и свиньи плохие, превращу-ка я этих мужчин в свиней».
— То есть это не унижение?
— Ну немного унижения в этом есть — ведь она превращает их в животных, отнимая человечность. Но это не та негативная вещь, о которой мы думаем сегодня, потому что для нас свиньи — что‑то плохое, а для древних греков это было не так.
На самом деле в моем романе Цирцея отождествляет себя со свиньями. Она видит в свиньях умных, независимых созданий. Поэтому на самом деле она в какой‑то степени превращает этих мужчин в кого‑то, более похожего на нее, а не наоборот.
— В чем разница между написанием книги от лица человеческого и божественного персонажей, которых много в обоих ваших романах?
— Мне понадобилось много времени, чтобы найти эти голоса. Это очень запутанный процесс, и его никак нельзя упростить. По сути, я просто пишу и выбрасываю, пишу и выбрасываю, пишу и выбрасываю, пока не найду.
Для меня это похоже на актерский труд: я как бы надеваю на себя персонажа и пишу изнутри. C Цирцеей было очень сложно, поскольку я хотела, чтобы у нее была божественная точка зрения. Я много размышляла о том, каково это — смотреть на время, как смотрят на него боги. Мне хотелось, чтобы ее язык был чуть архаичным и эпическим — по сравнению с приземленным языком Патрокла. И еще она использует много природных метафор, потому что это ее мир: она ведьма, проводит все свое время в лесу, в окружении растений и животных.
Поэтому я хотела, чтобы ее метафоры происходили из этого мира, в то время как метафоры Патрокла связаны с миром смертных людей.
В какой‑то степени это интеллектуальный процесс — когда я размышляю, как персонаж говорит, о чем думает, на что обращает внимание, — и еще есть интуитивная часть, когда я пробую и пробую, пока наконец все не встает на свои места.
— Метафоры, которых и правда много в обеих ваших книгах, — это ведь тоже что‑то из гомеровской традиции?
— Конечно! Я обожаю метафоры, это драгоценные шкатулки, которые украшают текст. Мне нравятся метафоры Вергилия, Сапфо, Гомера — они очень красивые и очень богатые. Меня естественным образом влечет к метафорам, но я еще и осознанно использую их, чтобы отдавать должное оригинальным текстам. В «Песни Ахилла» есть метафоры, вдохновленные метафорами Сапфо, ведь она — великая лирическая поэтесса, а это песнь любви Патрокла к Ахиллу. Все это было очень для меня важно.
— Вы сравниваете поиск голоса с актерским трудом.
У вас ведь есть и опыт работы в театре — он помогает вам в работе над романами?
— Думаю, он помогает лучше визуализировать эпизоды, над которыми идет работа. Я вижу их так, будто они разыгрываются передо мной на сцене. Я всегда представляю, как персонажи движутся в пространстве, что они делают, как стоят, как выглядят. Наверное, это идет от опыта работы с актерами — я ведь была не актрисой, а режиссеркой, так что привыкла смотреть на действие из зрительного зала. Этим же я занимаюсь и как писательница, разбираясь в персонажах.
Иногда в романах персонажи просто появляются, произносят реплики и уходят. Но я представляю их актерами на сцене: они всегда должны что‑то делать, занимать какое‑то место, показывать себя. У них должна быть своя личность, свои желания. Я не могу дать пространство каждому персонажу, но мне нужно знать каждого из них. Это сильно помогает мне с второстепенными персонажами. А больше всего — с пересказыванием историй, которые люди уже знали, особенно с «Песнью Ахилла».
Концовка вряд ли была для кого‑то сюрпризом — уж во всяком случае все знают, что Ахилл в конце умирает. (Смеется.)
— Ну вы знаете, моя коллега написала рецензию на «Песнь Ахилла», где упомянула смерть главных персонажей, и читатели раскритиковали ее за спойлеры!
— (Хохочет.) Ну да, некоторые люди этого не знают — и это, в общем, совершенно нормально. Отчасти я и хотела, чтобы мои романы служили введением в тему для людей, которые не знали этих мифов. Я преподавательница и привыкла к студентам, которые и впрямь не знают, чем дело кончилось, для них это сюрприз. Но я знала, что многие читатели знают финал, и мне придется писать и для тех, и для других. Когда ставишь пьесы Шекспира, большинство зрителей в курсе сюжета. Если ты идешь смотреть «Гамлета», то знаешь, что в конце будет много смертей. Это помогло мне сосредоточиться на финале, который будет не сюрпризом, а завершением путешествия. Режиссура помогла мне понять, что важен не неожиданный финал, а тот, который правильно подводит итог.
— А какие книги вдохновляют вас, кроме античных авторов? Вы ведь читаете не только Гомера, Сапфо и Вергилия?
— На самом деле большая часть источников моего вдохновения — современные. Когда я еще начинала писать, то любила Тони Моррисон, Маргарет Этвуд, Исабель Альенде, Эми Тан. Я совершенно обожаю Джеймса Болдуина — это один из моих любимых писателей. В основном я люблю современных авторов — и это в итоге оказалось очень полезным, хотя я не вдохновлялась ими нарочно. Для меня было очень полезно строить свои книги на базе как современной литературы, так и античной.
— Читая ваши романы, я начал больше думать об античных сюжетах через призму феминизма и того, что называют «новой этикой». И помню, как подумал: «Ох, Зевса бы сейчас отменили, не раздумывая». Как вы относитесь к культуре отмены, к переосмыслению наших отношений с людьми прошлого или классической литературой в связи с современными этическими нормами?
— Я думаю, что в Америке беспокойство насчет культуры отмены чересчур раздуто.
Если кого‑то и призывают «отменить» за те или иные слова, эти люди все еще могут говорить, что хотят, их же никто не сажает в тюрьму. Просто другие люди говорят: «Эй, нам это не нравится», — и обе стороны имеют право на существование.
А человек, который разозлил этих людей, должен жить с последствиями — и это кажется мне справедливым. У него есть выбор: осознать и извиниться или стоять на своем. Люди говорят: «Ой, культура отмены такая ужасная». Вовсе нет, это всего лишь последствия ваших слов.
С другой стороны, нужно ли нам перестать читать древние мифы из‑за того, что они полны сексизма, домогательств, изнасилований, часто расизма (хотя античный расизм сильно отличается от современного)? Не думаю, мне кажется, что нам просто нужно читать их по-новому. Возьмем Зевса, серийного насильника, невероятно незрелого в своем поведении и жестокого нарциссиста — почему он был таким интересным? Почему греки придумали такого бога? Ведь знаете, в античности люди тоже относились к своим богам критически.
Многие даже не верили в богов и видели в мифах просто поучительные истории. Так что и нам нужно задавать вопросы: почему именно он был царем богов? Что это говорит о ценностях древнегреческого общества? Почему этот персонаж до сих пор нас так интересует? Для меня это делает мифы только еще более интересными.
Вы упомянули Кассандру — это история женщины, которую изнасиловал Аполлон, а когда она продолжала сопротивляться, он проклял ее, чтобы она говорила правду, но никто ей не верил.
И идея Зевса как всемогущего мужчины, который может делать с женщинами все, что захочет, безо всяких последствий — тоже очень актуальна. Так что нам нужно размышлять, что эти истории говорят нам о культуре, из которой они пришли, — и как они резонируют с нами сегодня.
— Вы в ваших романах показываете хорошо известные истории с точки зрения гомосексуального персонажа и женщины. Какие еще есть точки зрения, с которых нам стоит посмотреть на эти истории, какие голоса до сих пор не слышны?
— Думаю, истории рабов.
Мы часто забываем, говоря о Древней Греции, что это общество было основано на рабстве. Рабы есть и в «Одиссее», и в «Илиаде», и очень важно услышать их голоса. Меня интересуют и другие женщины — скажем, история Пандоры, которую обвиняют во всем, потому что она слишком любопытна. Думаю, что о любом из персонажей можно написать свой роман, и я надеюсь, что люди будут их писать — потому что я бы с удовольствием их прочитала.
— И последний вопрос, самый важный. Про вашу кошку. Почему ее зовут Сиф? Это же скандинавская богиня, а не греческая.
— (Смеется.) Я хотела назвать ее Бритомартидой, в честь спутницы Артемиды, покровительницы охотников. Но у нас в семье демократия, и у всех есть право голоса — включая двух моих дочерей. И единственное имя, которое приглянулось моей трехлетней дочке, было Сиф. Мой муж занимается скандинавской мифологией — так что скандинавским богам в нашей семье тоже есть место.
Был ли Ахиллес геем? Что мы знаем из классической литературы
Ахиллес — один из величайших героев войны греческой мифологии.
Многие, вероятно, знают, что он был воином по натуре, и он устроил одни из самых безжалостных и ужасных сражений Троянской войны. Но он также был очень сложным персонажем, и некоторые стороны его жизни остались загадкой. Один из самых задаваемых вопросов всех времен: был ли Ахиллес геем? Некоторые истории предполагают, что это могло быть так, хотя мы на самом деле не знаем. Давайте подробнее рассмотрим доказательства, чтобы узнать больше.
Сексуальность Ахилла никогда не определялась в классической литературе
Многие ученые размышляли о сексуальности Ахиллеса. Одним из основных аргументов, позволяющих предположить, что он мог быть геем, является выражение любви между Ахиллесом и его ближайшим другом Патроклом, которого он знал с детства. Эпическая поэма Гомера «Илиада, » дает нам наиболее подробное описание их отношений.
Он описывает их как близких товарищей, но не как любовников. Вместо этого любые романтические привязанности подразумеваются, а не констатируются как факт. Спустя столетия различные греческие тексты представили Ахиллеса и Патрокла как педерастических любовников (обычная практика в греческом обществе, когда пожилой мужчина и молодой мужчина вступают в сексуальные отношения). Но мы не знаем, была ли между ними разница в возрасте. Вместо этого это может быть просто случай, когда греки проецировали свои собственные идеи на исходную историю.
Писатель Мэделин Миллер считает, что был влюблен в Патрокла
В своей широко разрекламированной книге Песнь Ахиллеса, 2011, писательница Мадлен Миллер пересказывает Илиаду как романтическую историю любви между Ахиллесом и Патроклом. Миллер особенно исследует, как выражение горя Ахилла в связи со смертью Патрокла предполагает глубокую агонию и тоску любви и разбитого сердца, а не только дружбы.
Афродита заставляет его влюбиться в Троила
Получайте свежие статьи на свой почтовый ящик
Подпишитесь на нашу бесплатную еженедельную рассылку новостейКогда Афродита обманом заставила Ахиллеса влюбиться во время Троянской войны, она выбрала молодого человека по имени Троил в качестве объекта его желания. Был ли это чистый обман, или она уже знала, что Ахиллес предпочитает мужчин? В любом случае, он пал жертвой ее схемы, и это стало началом его гибели как ведущего воина Троянской войны.
Сексуальность Ахиллеса могла быть более сложной, поскольку некоторые истории связывают его романтически с женщинами
, изображение предоставлено Christie’s
Различные рассказы о жизни Ахиллеса предполагают, что его, возможно, привлекали женщины, хотя официально он так и не женился. Прежде чем он вступает в Троянскую войну, мать Ахилла прячет своего маленького сына в платье среди дочерей царя Ликомеда (значит ли это, что ему нравилось носить женскую одежду?). Но когда дочь царя Дейдамия узнает, что он мальчик, у них завязывается роман, и в результате рождается мальчик по имени Неоптолем. Нам рассказывают, что во время Троянской войны Ахиллесу в качестве военного приза была подарена Брисеида, дочь троянского жреца Аполлона. Когда Агамемнон, царь греков, пытается забрать себе Брисеиду, Ахиллес приходит в ярость. Это говорит о том, что у него была интимная привязанность к ней.
Правда в том, что мы не знаем
Ахиллес, в конечном счете, является вымышленным персонажем, которого писатели веками создавали в своих собственных фантазиях.
Это означает, что он принимал много разных обличий. Некоторые считают его бисексуалом, поскольку есть свидетельства его романтических привязанностей как к мужчинам, так и к женщинам, в то время как другие видят в его глубокой привязанности к Патроклу подтверждение того, что он был геем. В конце концов, все это тайна, которая является частью того, что делает греческую мифологию такой увлекательной и живучей.
Ахиллес и Патрокл были любовниками? — Ancient Heroes
Это один из главных вопросов греческой мифологии, который продолжает обсуждаться тысячи лет спустя: были ли любовниками Ахиллес и Патрокл? Или просто платонические друзья?
На Quora я недавно наткнулся на популярный ответ на вопрос «Какие важные части греческих мифов, кажется, всегда ошибаются кинематографистами?»
Согласно этому ответу, за который на момент его написания проголосовали более 6000 раз, одна из тех вещей, в которых они ошибаются, — это отношения между Ахиллесом и Патроклом. Этот писатель уверен, что Голливуд (и конкретно фильм 2004 года Трой ) отказывается показывать истинную романтическую природу своих отношений, чтобы привлечь более широкую аудиторию.
«Да, Ахиллес — гей», — решительно заявляет он.
Обычно я не стал бы писать статью в ответ на мнение одного человека в Интернете, но за эти годы я много раз сталкивался с таким мнением. Существует широко распространенное мнение, что Ахиллес и Патрокл явно были в сексуальных отношениях и что любой, кто сомневается в этом или не согласен, должен иметь какой-то скрытый план, который заставит их отрицать свою истинную природу.
В статье о фильме Троя в Guardian обозреватель пишет: «Кажется, греческий герой (Ахиллес) подвергся радикальному процессу выпрямления — и я уже не говорю о его волосах. Никаких богов и геев. Вы должны задаться вопросом, почему они вообще потрудились снять фильм о Древней Греции.»
Итак, здесь я собираюсь вернуть нас к первоисточникам и предложить что-то вроде опровержения этой популярной интерпретации. . Но я также собираюсь изучить лучшие доказательства того, что Ахиллес и Патрокл были в романтических или сексуальных отношениях.
Когда дело доходит до Ахиллеса и Патрокла, очевидным местом для начала является эпическая поэма Гомера «Илиада» . Это старейший сохранившийся и наиболее точный отчет об их жизни, а также исходный материал, на котором основывалось большинство более поздних интерпретаций и представлений. Это золотой стандарт, когда дело доходит до мифологии Ахиллеса и Патрокла.
Так что же говорит Илиада ? Проще говоря, это говорит о том, что они невероятно близкие компаньоны. В нем не говорится и, насколько я могу судить, даже не подразумевается, что Ахиллес и Патрокл — любовники. Но не верьте мне на слово. Вот пара моментов и цитат, которые часто приводят сторонники аргумента «любовника»:
Бесспорно, Ахиллес и Патрокл особенно близки друг другу. Ахилл даже желает, чтобы все остальные солдаты, как греческие, так и троянские, погибли, чтобы он и Патрокл могли сами завоевать Трою (Книга 16).
После того, как Гектор убивает Патрокла, Ахилл реагирует с сильной печалью и гневом, заходя так далеко, что говорит, что потерял волю к жизни, пока не сможет отомстить за жизнь Патрокла.
Патрокл возвращается призраком и в последний раз разговаривает с Ахиллесом: «Последняя просьба — исполните ее, пожалуйста. Никогда не хороните мои кости отдельно от ваших, Ахиллес, пусть они лежат вместе… Так пусть теперь одна урна, золотая двуручная урна, которую дала вам ваша благородная мать, держит наши кости вместе». Книга 23.
Позже Ахиллес проводит сложный и эмоциональный ритуал похорон Патрокла и даже вручает Патроклу локон своих волос (Книга 23).
Есть много других подобных моментов, но я думаю, вы поняли картину. Ясно, что у Ахиллеса и Патрокла была невероятно глубокая, близкая связь. Но между ними в «Илиаде» нет ничего откровенно романтического или сексуального.
Грегори Надь, который вполне может быть ведущим мировым знатоком «Илиады» и смысла текста, пишет, что «Для Ахиллеса.
.. в его собственной восходящей шкале привязанностей, драматизированной всей композицией Илиады, самое высокое место должно принадлежать Патроклу”. Опять же, ничего обязательно сексуального.
Робин Лейн Фокс, еще один из самых влиятельных и знающих историков Древней Греции, резюмирует это, говоря: «В тексте Илиады, безусловно, нет доказательств того, что Ахиллес и Патрокл были любовниками» (The Tribal Imagination: Цивилизация и разум дикарей, стр. 223).
Итак, почему так много людей не согласны с Гомером или соглашаются с интерпретацией, которая выходит за рамки того, что он написал?
Потому что многие греки V и IV веков до н. э., столетия спустя после написания «Илиады», изображали Ахиллеса и Патрокла любовниками. Они представили их как часть педерастических отношений, которые были обычаем в то время, когда пожилой мужчина (обычно в возрасте двадцати лет) вступал в сексуальные отношения с более молодым мужчиной (обычно в подростковом возрасте).
Однако классические греческие писатели не могли даже договориться о том, кто был старшим партнером ( erastes ), а кто младшим партнером ( eromenos ).
Платон представляет одну версию в своем «Симпозиуме », а Эсхил представляет другую в своей утерянной пьесе «Мирмидонцы» (, в то время как другие в то время, такие как Ксенофонт, не кажутся убежденными, что эти двое вообще были любовниками).
Эта путаница ясно показывает мне, что древние греки просто пытались спроецировать свою культуру на другую, гораздо более старую культуру, изображенную в Илиада (которая была написана примерно в 8 веке до нашей эры и основана на легендах, восходящих к 12 веку до нашей эры).
Эта проекция была общей нитью, проходящей через изображения Ахиллеса и Патрокла с древних времен. Их часто изображают любовниками в более сексуально либеральных культурах (особенно в том, что касается однополой любви) и близкими друзьями в более сексуально консервативных культурах.
Итак, каков вердикт? Ахиллес и Патрокл были любовниками?
Прежде чем ответить, важно отметить, что Ахиллес и Патрокл — мифологические персонажи.
Даже если мифы каким-то образом основаны на реальных людях, известные нам Ахиллес и Патрок — вымышленные, а не исторические. Итак, на самом деле не существует «истинного» ответа, точно так же, как мы знаем, что, скажем, Соединенные Штаты были основаны в 1776 году. Это немного более абстрактно и открыто для интерпретации.
Если под «Были ли Ахиллес и Патрокл любовниками?» кто-то спрашивает о значении самого древнего и наиболее полного источника, который у нас есть, то ответ для меня, вероятно, нет. Гомер прямо не говорит, что они были, и не подразумевает этого явно. Некоторые считают, что в тексте есть подсказки, которые, как он надеялся, уловят читатели и слушатели, но для меня это довольно большая натяжка. Похоже на принятие желаемого за действительное.
Если, однако, взглянуть на совокупность мифологической традиции Ахиллеса и Патрокла, очевидно, что существует множество прецедентов, изображающих их любовниками. Многие из величайших мыслителей, писателей и художников в истории считали Ахиллеса и Патрокла романтическими отношениями.
С этой точки зрения, почему интерпретация Шекспира (в которой они любовники) менее верна, чем интерпретация Гомера? Безусловно, существует мнение, что мифы развиваются с течением времени, и версия Гомера является лишь одним (хотя и важным) звеном в этой непрерывной цепи.
Так что это зависит от того, как вы подходите к поиску «истины» в мифологии.
Также стоит отметить, что некоторые люди с гораздо лучшими полномочиями, чем у меня, похоже, не согласны с некоторыми моими выводами.
Мадлен Миллер, имеющая степень магистра классики Университета Брауна, потратила более десяти лет на адаптацию «Илиады » для отмеченного наградами романа «Песнь Ахиллеса » (который я рассматриваю здесь). В нем у Ахиллеса и Патрокла действительно сексуальные отношения. Вот небольшой отрывок из их молодости, до начала Троянской войны:
«Я дрожала, боялась обратить его в бегство. Я не знала, что делать, чего он хочет. Я целовала его шею, размах груди и пробовала соль.
прикоснуться, созреть. Он пах миндалем и землей. Он прижался ко мне, сминая мои губы в вино» (100).Это одна из моих любимых книг, и я знаю, что Миллер сделала все возможное, чтобы быть верной древнему исходному материалу. В интервью ее спросили, как она пришла к выводу, что эти двое были любовниками:
Я украл его у Платона! Идея о том, что Патрокл и Ахиллес были любовниками, довольно стара. Многие греко-римские авторы трактовали их отношения как романтические — это было общепринятым и общепринятым толкованием в древнем мире. У нас даже есть фрагмент из утраченной трагедии Эсхила, где Ахиллес говорит о «частых поцелуях» его и Патрокла.
В самом тексте Илиады есть много подтверждений их родствам, хотя Гомер никогда не делает этого явным образом. Для меня самым убедительным доказательством, помимо глубины горя Ахилла, является как он скорбит: Ахиллес отказывается сжечь тело Патрокла, настаивая вместо этого на том, чтобы держать труп в своей палатке, где он постоянно плачет и обнимает его, несмотря на ужасную реакцию окружающих.
Это чувство физического опустошения глубоко говорило мне об истинной и абсолютной близости между двумя мужчинами.Фрагмент, на который ссылается Миллер, относится к Мирмидонам Эсхила, который, как я упоминал ранее, был написан через пару столетий после Илиады был доработан. А что касается того, как Ахиллес скорбит, то это, безусловно, подчеркивает их близость, но не обязательно подразумевает сексуальную близость. По крайней мере, не мне. Миллер также признает, что для развития своей истории она черпала вдохновение не из «Илиады», а из других источников.
Чтобы защитить другую сторону на мгновение, мы просто не знаем наверняка что Гомер хотел, чтобы мы поверили об Ахиллесе и Патрокле. Я не уверен, что он хотел, чтобы мы думали, что они любовники, но есть несколько отрывков, которые, безусловно, открывают такую возможность.
Мы также многого не знаем об архаической эпохе Греции (временах Гомера), поэтому мы упускаем ценный контекст.