Бэкон, Фрэнсис

1561–1626

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Фрэнсис Бэкон

IGDA
ФРЭНСИС БЭКОН

В конце эпохи Возрождения в Англии, как и в других странах Европы, пробуждается философская мысль. Не случайно одной из первых больших фигур новой философии был англичанин — Френсис Бэкон (1561—1626). Выросший в Англии — стране наиболее развитой торговли и промышленности, Бэкон стал основоположником материалистической теории научного познания, построенной на наблюдении и эксперименте. В его учении гуманизм и натурфилософия эпохи Возрождения принимают новую форму, обращенную к практике. Цель Бэкона — достижение regnum hominis («царства человека») на земле, борьба с природой, которую люди сумеют покорить, если они подчинятся её законам, с тем чтобы направить их действие в нужную сторону. Средством для достижения этой цели является безграничное развитие науки, прежде всего физики.

Написанная сто лет спустя после «Утопии» Томаса Мора «Новая Атлантида» Бэкона также рисует идеальное царство будущего. Но различие между двумя утопиями очень большое. Мор защищает интересы народа и с недоверием относится к развитию капитализма, который в его эпоху делал свои первые шаги. Бэкон имеет в виду подъём национального богатства и укрепление английской государственности. Он рисует грандиозную перспективу покорения человеком природы, но в его утопическом государстве сохраняются деньги, частная собственность, классовое неравенство. Только обилие техники и почти сказочные условия для развития науки делают жизнь в «Новой Атлантиде» прекрасной. Утопия Бэкона не имеет отношения к социализму. Тем не менее это произведение замечательное. Оно отражает лучшую сторону буржуазной цивилизации — её способность развивать производительные, силы в таких масштабах, которые неизвестны прежним общественным формациям.

Бэкон принадлежал к дворянскому роду, возвысившемуся при Тюдорах. Яков I оказывал ему покровительство и сделал его своим лордом-канцлером. В 1621 году парламент начал борьбу против денежных злоупотреблений двора при раздаче патентов на монополии, и высокие покровители решили пожертвовать канцлером, предложив ему принять всю вину на себя. Бэкон был осужден, но получил пенсию и возможность жить в своём поместье, занимаясь естественными науками. Он умер, простудившись во время физического эксперимента. В последнем письме к одному из своих друзей, уже тяжело больной, Бэкон с торжеством сообщает своему другу, что опыт удался.

Политические взгляды Бэкона изложены в его сочинении «Опыты» (1597 — 1625 гг.), написанном под влиянием Монтеня. Отдавая дань уважения республике, Бэкон считал монархию неизбежной формой развития национального государства и с полным равнодушием к моральной стороне дела судил о методах поддержания власти. Тем не менее Бэкон не являлся безусловным сторонником абсолютизма. Главная мысль философа состоит в том, что самые жестокие меры не могут избавить государство от потрясений, если народ голоден. Причины мятежей — прежде всего материальные, хотя поводы к ним могут быть разнообразными. Обнищания народных масс нельзя избежать, если в стране слишком много непроизводительного населения, т. е. дворян, духовенства и чиновников. Устранение причин, грозящих революцией, достигается, по мнению Бэкона, открытием торговых путей, благоприятным торговым балансом, поощрением мануфактур, усовершенствованием земледелия, уменьшением налогов и пошлин.

Начав, таким образом, с верной мысли о зависимости политической жизни от материальных интересов, Бэкон отступает к утопической попытке слить воедино два взаимно исключающих начала — свободное развитие капиталистических отношений и защиту мелкой крестьянской собственности. Столь же двойственным было отношение Бэкона к дворянству. С одной стороны, он недвусмысленно даёт понять, что дворяне только объедают страну, но с другой стороны, признаёт необходимость дворянства с политической точки зрения, как сословия, способного ограничить абсолютную власть монарха. Купечество также является, сего точки зрения, полезной частью нации, хотя источник его богатства не вполне чистый.

Заслуги великого английского мыслителя лежат прежде всего в области теории познания и философского учения о природе. Бэкон хотел создать энциклопедию научного знания. Осуществить это намерение ему удалось лишь отчасти в сочинениях «О достоинстве и умножении наук» (1605—1623 гг.) и «Новый органон» (1612— 1620 гг.). Важнейшей частью учения Бэкона является критика им схоластического метода, опирающегося на авторитет церкви и на логику Аристотеля, оторванную от всякого реального содержания. В отличие от филологов-гуманистов, преклонявшихся перед античностью, Бэкон подчёркивал значение великих открытий своего времени, благодаря которым человечество достигло новых горизонтов и превзошло уровень древности. Чтобы двинуться с еще большим успехом вперёд, необходимо отбросить привычные предрассудки. Эти предрассудки или суеверия Бэкон разбивает на четыре группы: «призраки рода», заставляющие людей судить обо всём по аналогии с человеком, «призраки пещеры» — привычка смотреть на окружающий мир со своей узкой точки зрения, «призраки рынка» — условности, созданные общением с другими людьми, особенно при помощи языка, и, наконец, «призраки театра» — чрезмерное доверие к принятой догме.

Вместо пустой игры в силлогизм наука должна опираться на опыт, на данные наших чувств. Бэкон не сомневается в том, что чувственное познание даёт нам верную картину мира, нужно только отказаться от чрезмерного полёта фантазии, которая заставляет наш ум делать необоснованные обобщения. С другой стороны, учёный не должен быть подобен муравью, превращаясь в простого собирателя фактов. И Бэкон предлагает целую систему рациональной обработки данных нашего опыта посредством анализа и осторожного обобщения.

Метод, предложенный Бэконом, включает как «восходящее» движение от единичного к всеобщему, так и «нисходящее» — в обратном направлении, от общих аксиом к частным выводам. Однако автор «Нового органона» не справился с более сложными вопросами научного метода, которые требуют диалектического решения. Перед лицом этих трудностей он колеблется либо в сторону одностороннего эмпиризма, либо в сторону фантастических догадок, типичных для натурфилософии эпохи Возрождения. Эта двойственность проходит через всю систему взглядов великого английского материалиста.

Бэкон полагал, что философский материализм сам по себе не в состоянии объяснить единства и внутренней стройности мироздания как целого и нуждается в дополнении в виде «естественного богословия». Эта теологическая непоследовательность подкрепляется у него практическими соображениями. Бэкон смотрит на религию с чисто политической точки зрения. Характерно, что идеальное утопическое государство «Новой Атлантиды», государство учёных, имеет официальную христианскую церковь.

Рассматривая религию как орудие политических интересов, в духе Макиавелли, Бэкон сам вынужден подчиниться её требованиям. Он выходит из затруднения при помощи старого способа, известного ещё в средние века, — теории «двух истин». То, что нелепо в мире науки, может быть понято в свете религиозного откровения. Всякое вмешательство веры недопустимо, пока речь идёт об исследовании природы, но за пределами научного знания следует признать без рассуждений догматы государственной церкви. Эта точка зрения характерна для начала XVII века, когда с обеих сторон, и с протестантской, и с католической, церковь снова перешла в наступление против свободной мысли.

Среди таких противоречий оканчивает свой путь история английской культуры эпохи Возрождения. Её последним словом была философия Френсиса Бэкона, возвещавшая начало быстрого развития техники и естествознания.

Цитируется по изд.: Всемирная история. Том IV. М., 1958, с. 353-355.

Вернуться на главную страницу Фрэнсиса Бэкона

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС

Тема 1. Новое толкование науки в философии Фрэнсиса Бэкона.

Бэкон не скрывает своего отношения ко всей предшествующей научной традиции: «Та мудрость, которую мы почерпнули у греков, представляется каким-то детством науки, обладая той отличительной чертой детей, что она склонна к болтовне, но бессильна и не созрела для того, чтобы рождать» (т.1; с.63-64). Речь идет о том, что долгие годы весьма интенсивной работы ученых не дали какого-либо заметного прогресса научного знания. Именно этот неутешительный итог имеет в виду Бэкон, разбирая причины неуспеха предшествующей научной традиции. Можно говорить о том, что философы античности и средних веков слишком мало занимались наукой в собственном смысле слова, тратили много сил на выяснение теологических вопросов, но главная и основная причина заключается в господствующей научной методологии, в том, как ученые представляли себе науку. Господствующий научный метод средневековья — это логическая дедукция, выведение научных законов из самых общих положений, по самому определению наиболее отстоящих от наблюдаемых частных предметов. Возможно ли существование в природе пустоты, или вакуума, как мы сейчас бы сказали, вполне всерьез могло бы доказываться на основании глубокомысленного анализа замысла Бога, совершенство творения которого несовместимо с существованием пустоты. Причина бессилия средневековой науки заключается даже не в слабости экспериментальной базы, поскольку сама эта слабость оказывалась следствием господства дедуктивной техники постановки и решения вопросов, больше приспособленной для университетских диспутов, чем для исследования.

Основной метод средневековой науки — логика Аристотеля. Главная часть логики Аристотеля — учение о силлогизме, скрупулезно разработанное для целей доказательства частных положений из общих. Из двух посылок силлогизма, из того, что все люди смертны, и что Сократ — человек, с полным правом можно заключить, что Сократ смертен, но научная ценность этого вывода оказывается буквально ничтожной, так как не расширяет нашего знания ни об одном из обсуждаемых предметов. По сути, любое дедуктивное рассуждение оставляет нас в рамках прежде выработанных понятий, тогда как цель исследования как раз и состоит в том, чтобы найти новые понятия, которые расширили бы наше знание о природе. Именно бесплодность в делах исследования природы лишает Бэкона почтительности к дедуктивной логике: «Поэтому если понятия разума дурно и опрометчиво отвлечены от вещей, смутны и недостаточно определены и очерчены, короче, если они порочны во многих отношениях, то все рушится» (т.1; с.74). Сила дедуктивного доказательства, если предполагать за ним силу, целиком основана на том, что мы обладаем правильными понятиями о вещах, и остается только систематизировать наше знание до самых последних частных примеров. Однако именно эта техника оставляет действительную природу за бортом научного исследования. Бэкон предлагает отказаться от этой порочной в научном отношении практики: «До сих пор дело обычно велось таким образом, что от чувств и частного сразу воспаряли к наиболее общему, словно к твердой оси, вокруг которой должны вращаться рассуждения, а оттуда выводилось все остальное через средние предложения: путь, конечно, скорый, но крутой и не ведущий к природе, а предрасположенный к спорам и приспособленный для них» (т. 1; с.75).

Бэкон совершенно определенно указывает путь избавления oт научного бессилия — нужно отказаться от выведения научных принципов из вымышленных общих оснований и формулировать научные понятия снизу, из наблюдения и систематизации конкретных фактов. Иными словами, вместо дедукции следует пользоваться индукцией, из исследования частных примеров формулировать научные законы, и подниматься к обобщениям, руководствуясь тщательным исследованием самих вещей. Бэкон очень поэтично говорит про подобное индуктивное обобщение, «что природа признает в нем нечто подлинно ей известное и укорененное в самом сердце вещей» (75). Но просто признать индукцию более полезной недостаточно для выработки нового научного метода. Сама по себе индукция как научный метод с самого начала признавалась несовершенной. Дело в том, что индуктивное обобщение не может быть завершено стопроцентно гарантированным выводом,ведь исключение может встретиться вне рассмотренных нами примеров. Например, утверждение, что все люди смертны, до сих пор подтверждалось обобщением, однако до тех пор, пока жив хоть один из людей, не является невероятным, что именно он не умрет. Абсолютно достоверным суждение «все люди смертны» станет тогда, когда умрет последний из людей, но оценить полную завершенность этой индукции, боюсь, будет уже некому. Кроме того, науку интересуют вовсе частные обобщения, типа «все розы на этой клумбе красные». Перечислительная, или энумеративная, индукция дает нам очень скромный результат, поскольку так же не расширяет границ нашего знания, оставляя в пределах ограниченного опыта. Наука стремиться к универсальному обобщению, которое выведет человеческое знание за пределы наблюдаемых примеров. Таким обобщением является утверждение о том, что все тела испытывают взаимное притяжение, не только известные во времена Ньютона, и не только видимые в телескоп, но вообще ВСЕ. Нужно найти способ, который сделал бы незавершенную индукцию научно достоверной, способ, который обезопасил бы обобщение от случайностей и ограниченности нашего опыта.  

  Заслуга научного гения Бэкона как раз и состоит в попытке найти такой способ обобщения наблюдений, который бы позволил избавиться от недостатков, справедливо приписываемых индукции — подверженности случайностям, связанным с обстоятельствами наблюдения и принципиальной незавершенностью результатов. Бэкон называет такой метод «истинной индукцией». Первая проблема — проблема случайностей, связанных с обстоятельствами наблюдения — хорошо известна. Например, несовершенное устройство наших чувств, их зависимость от субъекта, его состояния и даже воспитания стала излюбленным сюжетом в теории познания с античности. Здоровому Сократу вино кажется сладким, а больному Сократу — горьким, так каково же вино на самом деле? Даже острота зрения меняется от человека к человеку, значит можно ли полагаться на опыт, источником которого служат сугубо индивидуальные чувства? Принципиальный, чтобы не сказать буквоедский, характер этой трудности вполне понятен, однако вряд ли кто-либо кроме философов будет драматизировать индивидуальность чувств как главное препятствие на пути к истине. Все же большинство людей согласятся, что снег холодный, а уголь горячий, слабость зрения едва ли может привести к серьезной научной ошибке. Но вот ограничения, накладываемые нашей средой обитания, могут препятствовать проявлению в опыте подлинной природы объектов. Например,наблюдение свидетельствует, что любое движущееся тело, предоставленное самому себе в условиях земного наблюдения, рано или поздно остановится. Вполне в соответствии с наблюдением аристотелевская физика приходила к ошибочному заключению, что свободное движение, не встречающее препятствий (равномерное и прямолинейное, как сказали бы мы сейчас), так или иначе должно остановиться. Бэкон отлично осознает, что обычное наблюдение слишком подвержено случайностям, чтобы можно было некритически доверять его результатам. Несовершенное устройство наших чувств, или ограниченность нашего опыта земной атмосферой, все это следует отнести к таким «случайностям» опыта, которые накладывают серьезные ограничения на индукцию как надежный способ познания.  

  По мнению Бэкона решительно ослабить, а в перспективном рассмотрении и уничтожить эти ограничения, позволит обращение к эксперименту: «Ведь хотя чувства довольно часто обманывают и вводят в заблуждение, однако в союзе с активной деятельностью человека они могут давать нам вполне достаточные знания; и это достигается не только с помощью инструментов (хотя и они в известной мере оказываются полезными), сколько благодаря экспериментам, способным объекты, недоступные нашим органам чувств, сводить к чувственно воспринимаемым объектам» (т. 1; с.299).

Вторая проблема индукции — это принципиальная неполнота обобщения,постоянная незавершенность обобщаемого ряда. Для того чтобы избежать случайностей этого рода Бэкон предлагает систематическую организацию опыта, в котором многократное повторение наблюдений должно быть старательно зафиксировано. Именно системность в организации превращает простое наблюдение в НАУЧНЫЙ ОПЫТ: «Однако подобно тому как каждый может продвигаться на своем пути трояким образом: или идти наощупь в темноте, или держаться за руку другого, потому что сам плохо видит,
или, наконец, идти свободно, освещая себе путь, — точно также можно предпринимать всевозможные эксперименты: без всякой последовательности и системы — это чистейшее продвижение наощупь: когда же при проведении эксперимента следуют какому-то определенному направлению и порядку, то это можно сравнить с тем, когда человека ведут за руку: именно это мы понимаем под научным опытом» (300). Иными словами, Бэкон предлагает систему организации наблюдения, научный МЕТОД.

Как следует организовать научный метод, Бэкон излагает в своем главном методологическом сочинении «Новый Органон». Название намекает на противоположность нового метода старому, прославленному наукой средних веков «Органону» Аристотеля: «Силлогизмы состоят из предложений, предложения из слов, а слова суть знаки понятий. Поэтому если сами понятия, составляя основу всего, спутаны и необдуманно отвлечены от вещей, то нет ничего прочного в том, что построено на них. Поэтому единственная надежда — в истинной индукции» (т.2; с. 14). Истинная индукция в противоположность простой перечислительной индукции должна, по замыслу Бэкона, принести научно значимые результаты, должна дать нам новые понятия, которые бы отражали сущность самих вещей, и эти результаты были бы свободны от случайностей и искажений, накладываемых нашими чувствами и ограниченным опытом. Как должен быть организован подобный опыт?  Бэкон призывает не полагаться на поспешно сделанные обобщения и высмеивает приметы, связанные с погодой, которые хоть и коренятся в наблюдении, но не имеют научной ценности в силу случайности и произвольности обобщений. Бэкон предлагает сравнивать многие случаи и особенно старательно искать именно исключений, нетипичных отклонений, полный учет которых позволит получить более надежный результат. Поскольку решающая роль в таком обобщении принадлежит именно исключениям, то этот метод получил название элиминативной индукции. Вкратце метод, предложенный Бэконом можно описать так.

Составляется таблица, в которую заносится множество примеров наблюдения какого-либо свойства А, например, теплоты. В каждом из примеров отбираются другие свойства В, С и D, ВСЕГДА сопутствующие данному свойству. Какое-либо из всегда сопутствующих свойств может оказаться связанным с рассматриваемым свойством. Но как установить, какое из сопутствующих свойств действительно связано с теплотой. С этой целью составляется другая таблица, которую Бэкон называет «таблицей отсутствия», в которую заносятся примеры, в которых также встречаются эти сопутствующие свойства, но отсутствует то, которое интересует нас. Если встречается пример присутствия свойств С и D в отсутствие свойства А, то совершенно ясно, что эти два свойства не имеет отношения к интересующему нас свойству. Мы можем исключить, или элиминировать эти свойства как случайные, не имеющее отношение к исследуемому свойству А. Если в итоге останется единственное свойство В, которое необходимо имеет место всегда, когда имеет место свойство А, то это свойство объявляется причиной, или «формой» интересующего нас свойства. Чтобы избежать ошибки, случайного совпадения, поскольку может быть, нам просто не встретилось исключений, когда найденные два свойства встречаются порознь, составляется третья таблица, «таблица степеней». В этой, по сути контрольной, таблице, проверяется предположение о существенной связи свойств А и В. Если изменение интенсивности А не сопровождается изменением интенсивности В, либо наоборот, то вполне понятно, что их соседство случайно, поскольку они не зависят друг от друга по степени. Тогда следует вернутся к первой таблице, и искать другие свойства, которые сопутствуют А, и искать среди них подходящее, расширять список примеров во второй таблице и т.д.  

  Понять метод Бэкона кажется простым делом, но что именно мы можем узнать с его помощью? По существу, даже столь тщательно организованное наблюдение оставляет нас в пределах наблюдаемых свойств и отношений. Допустим, что мы получим полный список всех соответствий всех интересующих физику свойств. Безусловно, это окажется весьма полезным научным материалом, но только лишь материалом для дальнейшего научного объяснения. Здесь следует задаться вопросом, что именно представляет собой научное объяснение. Что такое объяснение, и как отличить объяснение от описания. Какого ответа мы вообще ждем, когда задаемся вопросом «Почему так?». Речь идет о том, что наблюдение для ученых является только средством, тогда как цель науки выходит за пределы наблюдения. Цель, которую преследует описанное Бэконом наблюдение, — это обнаружить подлинную природу некоторого феномена, получить ее как бы «в чистом виде», освобожденном от всяких посторонних примесей. Эта подлинная «природа» вещи называется Бэконом аристотелевским термином «форма». Дело здесь не ограничивается только терминологической зависимостью. Бэкон говорит, что подлинная наука должна изучать причины явлений. Но как следует понимать, что имеется в виду под «причиной». Ясно, что науку интересуют не те причины, которые фигурируют в обыденном объяснении. Вода кипит потому, что ее нагревают, но науку будет интересовать не такого рода объяснение. Интересным в научном смысле будет исследование причин, которые определяют, почему вода при нагревании закипает, каковы невидимые механизмы, управляющие этим специфическим процессом. Или, например, в обыденном объяснении на вопрос о том, почему предмет теплый, достаточно указать на источник тепла, солнце или огонь, но науку будет интересовать, в чем состоит сущность теплоты, передаваемой от одного тела к другому. Самый полный перечень сопровождающих появление тепла явлений — свет пламени, активное движение тела животного, трение, все это не сможет дать ответ на вопрос, в чем же состоит сущность теплоты.

  Здесь следует сказать о принципиальной ограниченности метода, предложенного Бэконом. Как бы ни было тщательно организовано наблюдение, самое внимательное рассмотрение зависимостей, обнаруживаемых в опыте не даст нам объяснения, почему дело обстоит так, а не иначе. Мы получим описание, но отнюдь не объяснение. Очень любопытно посмотреть, к каким выводам приходит сам Бэкон, используя свою методику для исследования «формы» теплоты. С помощью таблицы отсутствия он показывает, что тепло не обязательно сопровождается свечением, например, луна светит, но не греет, следовательно, теплота не связана необходимым образом со свечением. Пожалуй единственным свойством, всегда сопровождающим тепло какого-либо тела Бэкон называет «распространяющееся движение», как в случае огня, или «расширение в малейших частицах тела», как в случае обычных теплых тел. Для современного читателя догадка Бэкона кажется очевидной — тепло суть не что иное как совокупное движение составляющих тело молекул. Но будем внимательны, действительно ли этот вывод сам собой следует из этого дотошно формализованного наблюдения? Бэкон, строго говоря, не наблюдал этих «малейших частиц тела», и хотя атомистическое объяснение природы тепла кажется самоочевидным, все же следует признать, что гипотеза скорее обуславливает истолкование результатов наблюдения, а не следует из него. Бэкон придерживался атомистической гипотезы, и гипотеза скорее находит подтверждение в его опытах, чем выводится из них. А значит, гипотеза не дается исследователю строго линейной индуктивной процедурой, которую Бэкон возвел в принцип своей методологии.  

Общая «аксиома», как ее назвал бы Бэкон, об атомарном строении материи не выводится из наблюдения, как не выводятся из наблюдения наиболее фундаментальные научные законы.

Открытие научного закона — дело гораздо более сложное, чем представлялось Бэкону, и процедура индукции оказывается лишь одним из звеньев научного открытия. Бэкон был справедлив, когда критиковал дедукцию за стерильность, неспособность дать новое знание. Но он явно переоценивал возможности индукции, полагая, что индуктивно можно вывести фундаментальные научные законы. Прогресс научного знания осуществляется с помощью так называемого гипотетико-дедуктивного научного метода. Если фундаментальные научные законы нельзя получить ни дедуктивно, ни индуктивно, то остается, пожалуй, одна возможность для ученых — выдумывать их. Разумеется, «выдумывание» не следует понимать буквально, поскольку ученый уже имеет эмпирический материал, некий ряд уже сформулированных научных понятий. Речь идет о творческом элементе в создании новой научной гипотезы, моменте необусловленной наличным материалом свободы. Гипотетико-дедуктивный метод упрощенно можно было бы схематизировать, разбив на несколько ступеней.  

1. После полного и систематического наблюдения и систематизации всего материала ученый выдвигает ГИПОТЕЗУ.

2. Из гипотезы выводятся возможные следствия с помощью дедукции -(например, предсказывается существование новых химических элементов, неизвестных химии).  

3. Предсказанные следствия сравниваются с опытными данными (полученными из наблюдения или экспериментов) 

4. Гипотеза, таким образом, подтверждается или, наоборот, опровергается.

  Наука открывает невидимые законы, стоящие за наблюдаемыми явлениями. В этом смысле научный опыт (пункт третий) всегда проводится в рамках рабочей гипотезы, которая и задает условия наблюдения. Дарвин наблюдает жуков с очень длинными и очень короткими крыльями как подтверждение гипотезы об определяющем характере влияния среды на строение насекомых (ветер уносит среднекрылых тогда как длиннокрылые могут сопротивляться ветру, а короткокрылых проблема вообще не касается). Наблюдение это единственный способ подтвердить гипотезу в ряде наук, например, в астрономии. Но часто гипотезу проверяют ЭКСПЕРИМЕНТОМ — наблюдением в искусственных, смоделированных человеком условиях. Научный опыт, таким образом, это либо только наблюдение, либо наблюдение плюс эксперимент.  

Наука — это система теоретических знаний о законах, управляющих предметом. У науки в этом смысле два уровня. 

1. Теоретический уровень, на котором формулируются общие ЗАКОНЫ, в случае физики эти законы сформулированы языком математики F=ma.

2. Экспериментальный уровень, на котором от абстрактных математических моделей делается переход к наблюдаемым свойствам и отношениям, которые можно измерять и проверять.

  Безусловное философское значение методологии Бэкона заключается в том, что им был сформулирована новая научная программа, провозглашающая строгую ориентацию на опытную науку. Им наиболее четко сформулирован образ новоевропейской науки как обращенной к исследованию самой природы: «Те, кто осмелился говорить о природе как об исследованном уже предмете, — делали ли они это из самоуверенности или тщеславия и привычки поучать — нанесли величайший ущерб философии и наукам» (т.2;с.7). Не будет преувеличением сказать, что Бэкон открывает природу, открывая дорогу всем поколениям исследователей, для которых теперь его убеждения вполне могут показаться тривиальными.

Философской заслугой Бэкона стало важнейшее преобразование самого принципа научного наблюдения. Ученый не просто наблюдает, для того, чтобы наблюдение превратилось в научный опыт, необходим метод организации наблюдения, и именно на метод организации наблюдения обращает свое внимание Бэкон. Бэкона считают родоначальником философского направления в новоевропейской философии, которое получило название ЭМПИРИЗМ.  

ЭМПИРИЗМ — это направление в теории познания, признающее источником научного знания ОПЫТ. Это направление противопоставлено другому направлению. РАЦИОНАЛИЗМ — это направление в теории познания, признающее источником научного знания РАЗУМ. Хочу обратить ваше внимание, что речь идет не о знании вообще, а именно о НАУЧНОМ ЗНАНИИ. Родоначальником рационализма в философии нового времени является Рене Декарт.