это… Что такое реформы. Реформы в России

Что такое реформы? Какими они бывают?

Реформа — это преобразование в какой-либо сфере жизни общества. Реформа проводится одновременно, через ряд постепенных преобразований, и не затрагивает фундаментальные основы общественной жизни.

Реформы можно делить на экономические, социальные, политические, реформы в сфере образования и культуры. Например, денежная реформа — замена наличных, находящихся в обращении — относится к экономике. Повышение пенсионного возраста — это социально-экономическая реформа.

По направленности реформы могут быть прогрессивными — нацеленными на движение вперед — либо регрессивными, реакционными — то есть направленными на возвращение к прежним порядкам, к прошлому. Например, прогрессивные реформы российского императора Александра II (отмена крепостного права, введение всесословных судов) сменились контрреформами Александра III (ограничение прав крестьян и компетенции судов присяжных).

Конечная цель реформы — усовершенствовать определенную сферу. Однако реформы не всегда ведут к улучшению положения людей, повышению уровня жизни и т.п. Реформа может провалиться, может не дать желанного результата или оказаться невыгодна населению.

Реформа и революция — в чем разница?

В определенном смысле реформа — противоположность революции, которая резко меняет все сферы общественной жизни. Революция обычно происходит «снизу», против воли государства. Реформы проводятся «сверху», их инициирует сама власть.

Иногда реформы сравнивают с профилактикой болезни. Реформы нужны, чтобы не допустить осложнений в обществе. Если продолжать сравнение, то революция — это опасная операция, на которую «больное» общество решается, когда другие меры уже не работают.

Реформы в истории России: от Петра I до Ельцина

Один из самых известных реформаторов в истории России — Петр I, который царствовал с 1682 по 1725 год. Петр Великий реформировал российскую армию, создал флот, отвоевал выход к Балтийскому морю и перенес столицу из Москвы в Санкт-Петербург. Он изменил систему управления страной — создал Сенат, систему коллегий, разделил страну на губернии. В его правление Россия была объявлена империей, а сам Петр стал императором.

Петр I на мозаике М.В. Ломоносова. 1754 год

Правление царя Александра II (1855-1881) получило название Эпохи Великих реформ. В 1861 году император отменил крепостное право, и это заставило менять все устройство российского общества. Александр II провел военную, судебную и земскую реформу, изменил образовательную систему и ослабил цензуру.

Освобождение крестьян (Чтение манифеста). Картина Бориса Кустодиева. 1907 год

Премьер-министр Петр Столыпин в правление Николая II стремился создать для царской власти надежную опору в деревне в виде богатых крестьян. Для этого он провел аграрную реформу — распустил крестьянскую общину, чтобы зажиточные кулаки могли активнее развивать хозяйство. Одновременно Столыпин пытался решить вопрос с нехваткой земли в центральной России — правительство раздавало крестьянам земельные участки за Уралом. В сентябре 1911 года Столыпин был убит террористом, реформа оказалась не доведена до конца и не смогла уберечь Россию от революции 1917 года.

Петр Аркадьевич Столыпин. Председатель Совета министров Российской империи в 1906-1911 годах

«Косыгинская реформа» 1965 года названа так по имени советского премьер-министра Алексея Косыгина. Он пытался вдохнуть новую жизнь в неэффективную командную экономику, создав для советских рабочих экономические стимулы и повысив производительность труда. Реформа дала краткосрочный результат — за время «золотой пятилетки» 1966-70 годов национальный доход вырос на 42%. Однако реформа была половинчатой: она не отменяла принципов централизованной экономики и не решала ее проблем. Кроме того, реформу не поддержала партийная верхушка. В результате косыгинские преобразования были свернуты, началась стагнация — застой в экономике.

Алексей Николаевич Косыгин. Председатель Совета министров СССР в 1964-1980 годах. Фото: РИА Новости

При последнем советском вожде Михаиле Горбачеве в СССР началась эпоха перестройки. Проводились экономические реформы: была разрешена индивидуальная трудовая деятельность, появились кооперативы, создавались совместные предприятия с иностранцами. Горбачев также провел ряд политических реформ: на альтернативной основе был избран Съезд Народных депутатов, появился пост президента СССР, возникла многопартийность. Но эти изменения не сумели спасти Советский Союз от нарастающего кризиса — в 1991 году СССР прекратил свое существование.

Президент СССР Михаил Горбачев и президент РСФСР Борис Ельцин в Верховном Совете РСФСР. 23 августа 1991 года. Фото: Reuters

В 1990-е годы в России при президенте Борисе Ельцине проводились активные рыночные реформы. Серия экономических реформ в начале 1992 года получила название «шоковая терапия». Была проведена либерализация цен — государство перестало устанавливать их сверху, цены стали определяться спросом и предложением. Произошла либерализация торговли — власти разрешили частную торговлю. Началась приватизация — передача государственного имущества в частные руки. В ходе реформ резко снизился уровень жизни населения, угрожающих масштабов достигли безработица и инфляция. В то же время удалось преодолеть ряд проблем плановой экономики: например, решить проблему дефицита товаров.

И.о. премьер-министра Егор Гайдар и президент Борис Ельцин в 1992 году. Фото: РИА Новости / Александр Макаров

Реформы в России с точки зрения историка – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Мы публикуем полную расшифровку лекции доктора исторических наук, заведующего кафедрой отечественной истории древнего мира и средних веков факультета архивного дела Историко-архивного института РГГУ, члена ученого совета РГГУ, профессора Александра Каменского, прочитанной 10 ноября в клубе «Улица ОГИ» в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру». 

Александр Борисович Каменский – известный российский историк, член Российского общества по изучению XVIII в., научного совета РГАДА, Международной группы по изучению России XVIII в. (Study Group on Eighteenth Century Russia),  автор книг “От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в.. Опыт целостного анализа”. М.: РГГУ, 1999. 575 с; “Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация”. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 326 с. и мн. др.

Выступления в рамках “Публичных лекций “Полит.ру” неоднократно были посвящены российским реформам последних десятилетий. Разговор об этом является важнейшей частью общественной дискуссии о ситуации в стране. Однако мало что можно понять, если мыслить исключительно категориями экономических, политических или социальных моделей, без достаточной исторической и культурной глубины. Проблематика реформ вовсе не является исключительным уделом позднесоветской и постсоветской истории.

 Описанные лектором модели российских реформ — «модернизация» Петра Первого и преобразования Екатерины Второй — позволяют сравнить и понять, каким образом происходило перенесение западных моделей на российскую почву, как решалась задача повышения эффективности управления как в условиях острого кризиса, так и в ситуации внутренней стабильности.

 

 

Лекция

Моя специальность — история России преимущественно XVIII – первой четверти XIX в. Несколько лет назад у меня вышла книга, посвященная истории реформ в России в XVIII столетии, и подозреваю, что это и стало поводом к тому, чтобы меня пригласить. Хотя должен сказать, что когда я это приглашение получил, я сначала был несколько озадачен. Во-первых, потому, что, по моим впечатлениям, само слово реформа в обществе вызывает уже некоторое время стойкую идиосинкразию. Во-вторых, это понятие относится к числу тех понятий, про которые все всё знают, все всё понимают, и никто уже, вроде, ничего нового сказать не может, — и, тем более, историк. Поскольку опять же существует достаточно стойкое убеждение, что, с одной стороны, история – это продажная девка идеологии, а с другой стороны, история все равно ничему не учит, поэтому бессмысленно об этом говорить.

Должен сказать сразу, что этот последний тезис, на мой взгляд, относится к числу тех красивых фраз, которые мы часто повторяем и которые при этом, наверное, не всегда и не вполне соответствуют истине. Мне думается, что, на самом деле, XX в. дает немало примеров того, что история может учить, если для этого есть желание. Другое дело, что она учит ровно в той же степени, в какой человек вообще в состоянии учиться на чужих ошибках.

В связи с афоризмами я хотел бы обратить внимание на то, что в текстах на разного рода политические, социально-политические темы, с которыми мы постоянно сталкиваемся в устных выступлениях, в письменных текстах, в последнее время мне видятся две особенности. Первая – это то, что характерно для нашего мышления, это своего рода фетишизация авторитетов. Чтобы показать свою образованность, авторы очень часто считают необходимым подкреплять свои суждения цитатами из каких-то классиков, которые мыслятся, видимо, как некие абсолютно неоспоримые авторитеты. Т.е. если происходит какой-то спор, даже на политическую, интеллектуальную тему, один из спорящих может сказать: “А вот, Лев Толстой говорил…”. Дальше может следовать цитата, и создается впечатление, что все: на этом точка поставлена, дальше спорить бессмысленно, потому что, конечно же, Лев Толстой был прав, и в этом ни у кого нет никакого сомнения.

Другое дело, что состав этих авторитетов время от времени меняется, и сейчас мы наблюдаем, что таким излюбленным авторитетом стал Иван Ильин, притом, что у меня создается впечатление, что далеко не все, кто его цитирует, его читали. Во всяком случае, если Ивана Ильина читали внимательно, то вряд ли его похоронили бы рядом с Деникиным. Потому что Ильин Деникина терпеть не мог, и никто не писал о Деникине так плохо, как Ильин.

В связи с этим должен сказать, что то, что касается русской истории, тут высшим авторитетом является Ключевский. Существует такое стойкое убеждение, что все, что написано Ключевским, – это непреложная истина. И это, безусловно, самый цитируемый сегодня русский историк. Появившуюся в последнее время многочисленную армию, я бы сказал, доморощенных историософов, каждый из которых создает собственную теорию русской истории, объединяет одно убеждение, что если они прочитали лекции Ключевского, значит, они русскую историю уже знают, и дальше ничего читать не надо.

Вторая черта, обращающая на себя внимание, — это магия слов. Есть целый ряд слов и понятий (и понятие “реформа” среди них), которые и на произносящего, и на читателя, и на слушателя действуют завораживающе. Стоит произнести слова “государство”, “государственные интересы”, “национальная безопасность” и т.д., аудитория цепенеет примерно так, как в XVIII в. люди цепенели, когда говорили “слово и дело государево”. При этом я уверен, что если провести социологический опрос и спросить у наших сограждан, что они понимают под государством, в лучшем случае, мы в большинстве случаев получили бы ответ, воспроизводящий известное ленинское определение государства, и вряд ли что-нибудь другое. Когда мы слышим это постоянно: «укрепление государства», «интересы государства», «благо государства» – мне лично хочется спросить, кто такой, этот “государство”, где находится и как его увидеть.

Есть еще слова для своих, для узкого круга. Они выполняют своего рода сигнальную функцию, вызывают определенные рефлексы. Я, например, недавно был поражен, когда видел по телевизору интервью с одним, на мой взгляд, достаточно разумным человеком, которому был задан вопрос: “Как вы считаете, почему либеральный проект в России провалился?” Если бы мне задали такой вопрос, я бы, наверное, сначала спросил: “Что вы имеете в виду под либеральным проектом, и почему вы уверены, что он провалился?” В данном случае человек, едва дослушав вопрос, даже не дав досказать до конца, открыл рот и в ответ произнес длинный монолог, в котором он повторял: “Либеральный проект, либеральный проект…” Причем, обратите внимание, что это слово, “проект”, употребляется почти исключительно именно в сочетании с “либеральным”. Никто не говорит о коммунистическом проекте, фашистском проекте, еще каком-нибудь. Вот, либеральный – он обязательно проект. Все это имеет непосредственное отношение к теме нашего сегодняшнего разговора.

Когда в конце 80-х – начале 90-х гг. на фоне общего резкого всплеска интереса к истории появилось немало публикаций, в которых так или иначе затрагивалась история российских реформ, весьма отчетливо выявился целый ряд стереотипных представлений об этой самой истории. И по моим впечатлениям, эти представления продолжают доминировать и сегодня, за исключением, пожалуй, одного, — того, что само слово “реформа” несколько изменило свое значение. Традиционно всегда слово “реформа” в русском языке имело некую позитивную коннотацию, и это, видимо, утрачено.

Надо сказать, что даже разного рода толковые словари Советского времени, когда, в принципе, реформа рассматривалась как свойство исключительно классового общества, не свойственное социалистическому, и на реформу смотрели как на средство, к которому власть предержащие прибегают, для того чтобы предотвратить революцию, при этом, я процитирую, в одном из таких расхожих словарей говорилось: “Реформой обычно называют более или менее прогрессивное преобразование”. При этом отмечалось, что в антагонистическом обществе реформа, цитирую: “Улучшает в известной мере положение трудящихся, используется правящими классами для сохранения господства”.

Если внимательно посмотреть на это определение, здесь очень тонко подмечена разница между двумя словами: реформа и преобразование. Преобразование – слово, которое всегда было более нейтральным, а реформа была окрашена таким позитивным значением. Причем надо сказать, что аналогично обстоит дело и в других языках. В английском языке, например, слова reform и transformation примерно так же различаются.

За последние 15 лет, видимо, произошла определенная метаморфоза, и слово “реформа” такой позитивный оттенок значения потеряло. Но подобная трактовка реформы в советское время вела к тому, что история реформ изучалась очень мало или почти не изучалась, потому что, естественно, акцент делался на изучение революции как на основной двигатель истории. Когда в период Перестройки об этом стали писать все кому не лень, выяснилось, что в головах существует довольно большая путаница.

Например, некоторые авторы того времени с горечью писали о том, что беда всех российских реформ состоит в том, что они осуществлялись властью, “сверху”. Будто народные реформы могут задумываться, разрабатываться и осуществляться народными массами. Власть при этом, в свою очередь, постоянно упрекали в том, что она на протяжении всей своей истории посредством реформ саму себя укрепляла. Иначе говоря, вместо того чтобы саму себя разрушать, она саму себя укрепляла. Видимо, предполагалось, что Петр I или Александр II, проводя реформы, должны были разрушить самодержавие, отречься от престола и совершить что-то в этом роде. Все это зачастую называлось революцией именно “сверху”, и это такое принятое понятие. Может быть, вы даже помните, в 1989 г. вышла книга Эйдельмана, которая так и называлась — ”Революция сверху” в России”, которая представляла собой очерк истории российских реформ.

Далее широко распространенным было представление о том, что все реформы в русской истории не были доведены до конца, то ли потому, что они просто не были доведены до конца, то ли потому, что за ними следовали контрреформы. Именно на этом основывались реформаторы первой волны, когда очень часто в начале 90-х гг. говорили о том, что, дескать, у России впервые появился исторический шанс довести реформы до конца.

Это представление о незавершенности российских реформ тесно связано с тоже широко бытующим представлением, даже теорией, цикличного развития России. Причем это уже теория, существующая в рамках научного дискурса, разрабатывавшаяся и у нас в стране, и за рубежом, и наиболее образно, емко эта идея была выражена в работах Александра Янова, который писал, цитирую: “Для России характерны короткие фазы лихорадочной модернизационной активности с длинными периодами прострации”. Он объяснял это тем, что, как он писал, “брак” России с Византией сделал ее, как он это называет, “живой дихотомией”, и в результате этого она потеряла возможность к поступательному политическому развитию. Не пускаясь сейчас в детали, мне думается, что само это представление тоже связано с состоянием историографии, которая если обращала внимание на историю реформ, то на наиболее яркие вспышки реформационной активности: Петр I, Александр II, реформы Столыпина – вот это было высвечено.

Что касается контрреформы, которая непременно следует за реформами, тут можно недалеко ходить за примерами. Тут я читал стенограмму лекции Е.Г.Ясина здесь, и там среди прочего Ясин с ссылкой на одного автора приводил пример, что советская власть была реакцией на либеральные реформы Александра II, а то, что мы переживаем сегодня, это реакция на реформы 90-х гг. Мне кажется, что такой подход грешит, по крайней мере, одним существенным недостатком: за ним просматривается представление о детерминированности исторического процесса, его предопределенности. Если встать на эту точку зрения, по сути, все наши нынешние сетования либералов и демократов по поводу откатывания назад – это “глас вопиющего в пустыни”, причем не слишком умного вопиющего, потому что он имеет дело с историческим процессом, которого он тогда просто не понимает.

Отсюда логично вытекают всем нам хорошо знакомые разглагольствования об особых свойствах русского народа, его консервативности, привычке к рабству, отсутствии демократических традиций – в одном варианте. В другом варианте – о его соборности, об особом понимании социальной справедливости, особых взаимоотношениях с государством и т. д. Мне лично представляется, что и та, и другая точка зрения по сути своей мифологичны, никакой научной основы ни в тех, ни в других рассуждениях нет. Печально, однако, что, приняв любую из этих точек зрения, мы опять же должны будем признать, что такова природа русского человека, русского народа, и возвращение либо в советское, либо в постсоветское прошлое для нас, вообще-то, неизбежно. Хотя опять же замечу, что, по сути дела, мы имеем дело с некой фигурой речи, потому что в мировой истории мы с вами не найдем примеров того, чтобы какая-то страна, какой-то народ в своем историческом развитии вдруг взяли и вернулись буквально назад, это в принципе невозможно.

В связи с этим возникает вопрос: что такое контрреформы? Если мы с вами для этого заглянем в какой-нибудь словарь советского времени, мы обнаружим совершенно поразительную вещь. Если реформе было дано некое общее определение, вне каких-то хронологических и географических рамок, то о контрреформе написано, что контрреформа – это комплекс мероприятий, осуществленных Александром III в России. Т.е. контрреформа – это явление специфически русское, которое произошло однажды в мировой истории, только в одной отдельно взятой стране.

Еще одно устойчивое представление об истории российских реформ — это то, что все реформы были следствием каких-то катастроф. И опять же при обсуждении лекции Ясина была высказана такая мысль, что реформы Александра II были результатом Крымской катастрофы. На мой взгляд, здесь нарушение некоторой причинно-следственной связи, дальше попробую об этом сказать. Изучая реформы в России XVIII в., я попытался рассмотреть это явление как некий целостный процесс. С самого начала я исходил из того, что реформы – это всякое изменение, преобразование, неважно, с позитивными или негативными последствиями, а контрреформа – это некое действие, которое отменяет то, что было сделано реформатором. Понятно при этом, что реформы могут быть различны по степени радикальности, по направленности на ту или иную сферу жизни, они могут представлять некий комплекс мероприятий или они могут носить строго ограниченный характер. При этом важным является вопрос, при каких условиях возможно осуществление реформ, и прежде всего, конечно, реформ радикальных и широкомасштабных.

Должен признаться, что значение этого вопроса я сам осознал не сразу. Тогда же, в конце 80-х гг., вышла книга, которую, может быть, некоторые из вас знают, книга известного историка Евгения Анисимова, которая называется “Время петровских реформ”, она в тот момент была очень актуальна. Я помню разговор с одним из коллег, очень известным нашим отечественным историком, который мне тогда сказал: “Вы знаете, я читаю книгу, я никак не могу понять, как, почему Петру удалось это совершить”. Понятно, что сам этот вопрос тогда перекликался с нашими впечатлениями от того, что происходило, и от того, почему, как нам казалось, Горбачев никак не может сделать то, чего мы от него ждем.

Мне этот вопрос показался чрезвычайно важным. Действительно, Петр перевернул страну вверх тормашками, и при этом, что интересно, он практически не столкнулся со сколько-нибудь серьезным сопротивлением. Размышляя об этом, я пришел к заключению, что произошло это потому, что петровским реформам предшествовал системный кризис, системный кризис русского общества, в результате которого произошла дезорганизация политической элиты, которая в этих условиях просто не смогла составить оппозиции.

Сама эта идея не была так уж нова, она высказывалась в литературе еще даже в XIX в. Но высказывалась она не историками, а публицистами. Новой была интерпретация кризиса именно как условия осуществления радикальных реформ, и эта идея, тогда мною высказанная, была принята некоторыми моими коллегами и получила развитие в работах некоторых историков. И сразу скажу, что, мне думается, эта гипотеза применима и что-то объясняет и в ситуации второй половины 1980-х гг.

Если с этой точки зрения вернуться к реформам Александра II, то Крымская война явилась просто более ярким и очевидным проявлением нового системного кризиса, который Россия в это время переживала, и она сделала реформы возможными. Понимаете, и Александр I, и Николай I очень хорошо сознавали необходимость отмены крепостного права, но они не могли этого сделать, потому что им противостояла сплоченная дворянская оппозиция, которая потеряла силу в результате крымской катастрофы. Вот тогда возникли условия, при которых это стало возможно.

Следующий важный тезис, который я тогда выдвинул, заключался в том, что период радикальных реформ не может продолжаться сколь угодно долго. Это период экстремальный, он предполагает максимальное напряжение сил общества. И общество, несомненно, через какое-то время начинает нуждаться в передышке и в том, чтобы оглядеться по сторонам, посмотреть, что произошло, что сделано и как это, вообще, работает. Опять же такая постановка вопроса позволила мне пересмотреть традиционный взгляд на послепетровский период как на период контрреформ. Хотя, надо сказать, еще Соловьев в свое время писал о том, что это было время испытания, как он писал, реформ Петра самой жизнью. Тут сразу должен сказать, что этот тезис, на мой взгляд, не следует автоматически переносить на наш сегодняшний день.

Что в результате? В результате подобный подход позволил увидеть длительный период русской истории, фактически с 90-х гг. XVII в. до 90-х гг. XVIII в. , т.е. за столетие, как некий единый целостный поступательный процесс реформирования русского общества и государства. Понятно, что степень радикализма реформ на протяжении этого периода была различной, нацеленность на ту или иную сферу была различной. Но и в проблемах, решавшихся властью, и методах их решения наблюдается определенная преемственность. Таким образом, полученные выводы поставили под вопрос справедливость представления о самом цикличном развитии России и о невозможности России к поступательному развитию.

Книга эта писалась в 90-е гг., уже во второй половине 90-х гг., это, естественно, не могло не сказаться на ее содержании, за последние несколько лет мне, кажется, стало возможным увидеть в явлениях XVIII в. нечто, что еще даже 5-7 лет назад не столь бросалось в глаза и что сегодня приобрело особую актуальность. Дело в том, что, по большому счету, главная проблема, которая всегда решалась российской властью, была всегда одной и той же. Это, по сути дела, были поиски наиболее эффективной модели управления страной. Понятно при этом, что реальные обстоятельства, расстановка политических сил, действие тех или иных факторов, включая идеологические, международные и прочие, ценности, которые исповедовались самой властью и обществом, менялись. Но сама проблема оставалась именно такой и, по сути дела, остается такой и сегодня.

При этом наряду с очевидными отличиями можно назвать немало общего. Так, в XVIII в. формируется имперская модель управления страной, сочетающая в себе два, казалось бы, на первый взгляд, несовместимых элемента. С одной стороны, федеративность, допускающая определенную степень автономии отдельных национальных окраин. И с другой стороны, централизм, унитарность административной системы, которая предполагает единообразную систему управления на общей правовой основе с сохранением за центром монополии на законотворчество. Эта сложившаяся модель в целом дожила до 1917 г., в значительной степени его пережила, хотя, попутно замечу, именно слабости этой модели, ее неспособность адаптироваться к новым условиям, собственно говоря, стали одной из причин краха империи в начале XX в.

Далее. В XVIII в. русское государство сталкивается с вызовами, до некоторой степени сходными с теми вызовами, которые мы переживаем сегодня. Так, например, с определенными, конечно, оговорками, в реалиях XVIII в. можно сказать, что, например, пугачевщина по степени угрозы безопасности и целостности страны для того времени вполне сопоставима с нынешними угрозами сегодняшнего дня. Соответственно, то, что власть в XVIII в. противопоставила этим угрозам, для нас не может не представлять интерес. Вот, две крупнейшие фигуры XVIII в. – это, несомненно, Петр I и Екатерина II; но если имя первого прочно ассоциируется с реформами, то в общественном сознании имя Екатерины связывается обычно, прежде всего, в внешнеполитическими успехами. Это, поверьте мне, так. Чтение разного рода публичных лекций это доказывает. Всякий раз, когда я начинаю рассказывать о екатерининских реформах, все внимательно слушают, потом кто-нибудь поднимается и говорит: “А почему вы не говорите о том, что Екатерина Крым завоевала?” В массовом сознании в этом видится главное достижение.

Но надо сказать, что историки и у нас в стране, и за рубежом (во второй половине XX в. за рубежом екатерининской Россией занимались очень основательно) все больше внимания обращают именно на реформаторскую деятельность Екатерины, причем отмечают значимость того, что ею было сделано, и актуальность этого с точки зрения сегодняшнего дня. Причем отмечается также очень высокий уровень того, что я бы назвал политическим профессионализмом реформатора.

По существу, Петр и Екатерина представляют собой две модели, две модели российских реформ. И тот, и другая в конечном счете пытались добиться той самой эффективности управления, о которой я говорил. И тот, и другая добивались преодоления того, что они считали социально-экономической, социально-политической отсталостью страны, осуществляли то, что мы с вами не вполне точно называем модернизацией. И тот, и другая стремились к реализации определенных идеальных целей, которые восходили к неким теоретическим западноевропейским положениям того времени. Но условия, в которых они действовали, были различны.

Петр действовал, как я уже говорил, в условиях системного кризиса. Это обеспечивало ему, с одной стороны, достаточно благоприятные условия, но одновременно требовало радикальных преобразований во всех сферах жизни и в относительно сжатые сроки. Хотя на самом деле, если мы подумаем, что петровские реформы продолжались в России 30 лет, мы иногда немножко про это забываем, — 30 лет. Для нас в XXI в. 30 лет – это много, для XVIII в. это не так много. Люди ощущали время немножко по-другому. Но отсюда определенная хаотичность петровских реформ, их непроработанность и отсутствие, по крайней мере до середины 1710-х гг., сколько-нибудь четкого плана.

Екатерина осуществляла реформы на той основе, которая была заложена Петром, в период относительной стабильности, в то время, когда страна находилась на подъеме. Она в связи с этим имела возможность растянуть свои реформы во времени. Причем должен подчеркнуть, что постепенность реформ и тщательная их подготовка, столь же тщательная подготовка к ним общества – это была совершенно осознанно избранная тактика Екатерины.

Петр с вполне очевидным презрением относился к русскому народу и в соответствии с идеями философов-рационалистов того времени видел в своих подданных исключительно послушных рабов государства, обязанных трудиться ради общего, т.е. их собственного, на самом деле, блага, значения которого они при этом осознать не могут, а поэтому они требуют принуждения. Отсюда насилие как основной способ реализации реформ. Цель Петра, сформулированная опять же на основе идей европейских философов и дополненная личными впечатлениями от посещения Европы, — это создание регулярного, жестко централизованного, милитаризованного государства с унифицированной системой управления, которая осуществляет постоянный, столь же жесткий контроль за каждым подданным, который не имеет, по сути дела, никаких личных свобод, прав и имеет только одно право и обязанность – трудиться на это общее благо. Причем это самое общее благо сливается с государством, а государь есть воплощение этого государства.

Екатерина продолжила работу по унификации системы управления, по возможности интеграции прежних автономий в имперское пространство. Но она жила в то время, когда идеи философов-рационалистов были развиты и дополнены просветителями, которые внесли в это дело несколько важных новшеств. Во-первых, они внесли своего рода прививку против деспотизма, причем не просто по каким-то гуманистическим соображениям, а потому что, доказывали они, деспотизм невыгоден чисто прагматически, деспотизм ведет к развалу государства. Во-вторых, идея разделения властей. В-третьих, представление о самоценности человеческой личности и ее праве на личную свободу. Под влиянием Просвещения переоценивается значение закона. Если в петровское время закон виделся средством, то в екатерининское время он становится едва ли не самоцелью, и создание справедливых законов есть обязанность государя.

Руководствуясь этими идеями и будучи убежденной в том, что успех петровских преобразований наглядно доказал принадлежность России к европейской цивилизации, Екатерина свои основные усилия направила на конструирование сословного общества западноевропейского образца, что означало правовое определение статуса каждого сословия, соответственно, каждого человека, входящего в сословия, предполагая при этом не только обязанности по отношению к государству, но и определенные личные свободы и права. Замечу, что именно сословная организация общества стала основой появления на Западе того, что мы сегодня называем гражданским обществом. Гражданское общество на Западе выросло из сословной организации.

Иначе говоря, екатерининские реформы, по сравнению с петровскими, имели свою направленность на иную социальную модель. Более того, если Петр в крепостничестве видел, с одной стороны, средство для достижения поставленной цели, с другой — рассматривал его как органичный элемент той модели, которую он выбрал, то Екатерина уже отлично сознавала, что крепостничество – это тормоз в развитии, который не позволяет ее модель выстроить до конца. На первый взгляд может показаться, что реформы Екатерины – это и есть контрреформы по отношению к петровским реформам, на деле это не вполне так, это иной вектор развития, причем, на самом деле, вектор был заложен в итогах петровских реформ.

Советской историографией и отчасти вслед за историографией дореволюционной было принято делить царствование Екатерины на два периода. Первый период – либеральный (до пугачевщины), а после – период реакционный. На самом деле, уже достаточно давно серьезные исследователи пишут, что политика Екатерины была единой, целостной на протяжении всех 34 лет ее царствования. Другое дело, что события 1773-1774 гг., с одной стороны, убедили императрицу, что реформы – дело неотложное, а с другой стороны — облегчили ей задачу, потому что напуганное этими событиями дворянство сплотилось вокруг трона и уже не могло составлять такой оппозиции реформатору. Вполне логично при этом предположить, что, реализуя свою политическую программу, Екатерина, конечно, не могла не думать о том, как ее преобразования будут способствовать предотвращению событий, подобных пугачевщине, впредь, т.е. ликвидации подобного рода угроз.

Примерно лет 40 с лишним назад в Московском университете была защищена кандидатская диссертация о губернской реформе Екатерины II, реформе 1775 г. И я назову сейчас автора кандидатской диссертации, имя, я думаю, многим известное, но вряд ли связываемое с этой проблематикой, потому что автором этой диссертации была Марина Павловна Сильванская, которая сейчас известна совсем в другом качестве. И вот она защитила эту научную диссертацию, а ее научным руководителем был академик Тихомиров, который, вообще-то, не был специалистом по XVIII в., и Мария Павловна мне рассказывала, что она очень не хотела заниматься этой темой, она казалась ей очень скучной, но Тихомиров ей сказал: “Эта реформа была очень важной, потому что после этой реформы в России больше не было крестьянских войн”.

Понимаете, для нас сейчас не важно, была ли пугачевщина крестьянской войной, мы сейчас по-другому это оцениваем, но сама мысль представляется очень интересной. На самом деле, те реформы, которые Екатерина начинает во второй половине 80-х гг., начинаются даже немного раньше губернской реформы. В марте 1775 г. выходит манифест, в котором, собственно, начинается этот длительный процесс. Вот только что закончилась пугачевщина, только что удалось это предотвратить колоссальными усилиями, выходит манифест. В этом манифесте, прежде всего, объявляется, что отныне каждый человек в этой стране имеет право в переводе на наш с вами современный русский язык заниматься бизнесом, т. е. каждый человек имеет право завести собственное дело, не спрашивая какого-либо специального разрешения от каких-либо государственных властей. Естественно, это не распространялось на крепостное крестьянство.

Далее. Тут же этим же манифестом производится реорганизация гильдейского купечества, его освобождают от подушной подати, — в то время основного вида прямого обложения — и вводится новый налог, абсолютно фантастический новый налог. Гильдейские купцы с этого времени платят государству налог в размере 1% с капитала. Представьте, что было бы, если бы наши с вами предприниматели платили государству 1% с оборота капитала. Купец с капитала. Применительно к сегодняшней ситуации этого, конечно, не могло бы быть. Тогда это было с капитала, потому что запись в гильдию проводилась на основе объявленного капитала — в зависимости от того, какую сумму человек объявлял, он имеет, его записывали в первую, вторую, третью гильдию.

Через полгода последовала губернская реформа. Я очень бегло постараюсь (уже времени не так много) напомнить вам ее положения. Во-первых, было изменено административно-территориальное деление страны, резко увеличено число губерний. Т.е. власть пошла по пути не укрупнения, а, наоборот, разукрупнения административных единиц. Во-вторых, осуществлена судебная реформа. В России впервые появляется судебная власть, существующая как отдельная, отделенная от исполнительной власти и законодательной. Это не была власть самостоятельная, как мы это понимаем сегодня, это был, несомненно, сословный суд, но если иметь в виду, что до екатерининского времени в России не было, вообще, ни одного профессионального юриста, что в России не существовало юридического образования, мы понимаем, что это гигантский шаг вперед.

В-третьих, создаются принципиально новые учреждения с функциями социальной защиты населения. Мы это знаем даже по художественной литературе, приказы общественного призрения, в ведении которых находятся школы, больницы, богадельни, разного рода смирительные дома, дома для умалишенных и т.д. Но что значит в их введении? Их еще нужно создать, на них возлагается задача создать сеть таких учреждений по всей стране.

В-четвертых, создается новая система местного самоуправления, более разветвленная, более сложная, более бюрократизированная, основанная на сословном принципе. Но самым главным принципом, который был положен в эту систему управления, был принцип самоуправления. Абсолютное большинство должностей в этой новой системе учреждений замещаются на основе выборов из местного населения. Т.е. иначе говоря, власть на местах (самих местных органов при этом становится значительно больше, их сеть плотнее, гуще) оказывается в руках местного населения, конечно, под контролем государственных чиновников. При этом особое внимание Екатерина уделяет органам городского самоуправления, поскольку она огромное значение придавала тому, что в XVIII в. во Франции называли “третьим сословием”, то, что сама Екатерина назвала “средним родом людей”, и то, что мы с вами сегодня называем средним классом. Этот процесс она затем продолжила 10 лет спустя Жалованной грамотой городам 1785 г.

Понятно, то, что я сейчас произнес, — это костяк реформы. Если мы с вами возьмем даже первый документ, который называется Учреждение о губерниях всероссийской империи, это целая вот такая толстая книга. Екатерина, естественно, преследовала и какие-то иные цели, чисто прагматические. Ей нужно было заполнить вакансии, во всех этих учреждениях их можно было заполнить только путем выборов, ей нужно было удовлетворить интересы провинциального дворянства, она это тоже делала. Но так или иначе, общая направленность была именно той, о которой я говорил.

Более того, в последующие за реформами годы Екатерина идет дальше, она ликвидирует целый ряд центральных ведомств, целый ряд петровских известных нам коллегий, которые были созданы в ходе петровских реформ. За центром остается только то, что мы с вами сегодня назвали бы силовым блоком: оборона, т.е. военная коллегия, адмиралтейская коллегия, коллегия иностранных дел и финансы, все. Все остальное передается на места. По всей видимости, логика, которой руководствовалась Екатерина, была достаточно простой, если люди будут сами решать свои дела, если они будут сами управлять на местах, то у них не будет причин бунтовать. Т.е. как раз развитием местного самоуправления, перераспределением власти между центром и регионами, Екатерина, собственно говоря, отвечает на вызов пугачевщины, и уже сказано, что в России после этого крестьянских войн не было.

В связи с этим в литературе обсуждается такой вопрос, что эти реформы (не только Екатерины, но и Петра губернские реформы) означали централизацию власти или децентрализацию власти? Мне представляется сегодня, что сама постановка вопроса не вполне правомерна, она исходит из известной нам всем со школьной скамьи концепции русского централизованного государства, которая, несомненно, воспринималась как некая позитивная ценность. На самом деле, мне думается, что необходимость усиления власти центра в противовес регионам как некоего средства укрепления государства и государственности — не является непреложной истиной. Мне думается, напротив того, что исторический опыт, опыт распада СССР в частности, подсказывает как раз противное.

В екатерининской модели, которую она создает, регионы зависят от центра, они нуждаются в нем и без него не могут существовать. Но при этом они достаточно самостоятельны, что главное, они самостоятельны на личностном уровне и на уровне общины. Общины не в русском историческом смысле, а общины как то, что по-английски называется community. И все это связывает воедино некое правовое единство. Екатерина в своих трудах не раз подчеркивала, что все должны подчиняться одним и тем же законам, но это не единственный результат екатерининской реформы.

Надо сказать, что и дореволюционные, и советские, и многие современные историки часто, оценивая результаты екатерининских реформ, совершали такую методологическую ошибку: они искали эти результаты непосредственно сразу. Вот, в 1785 г. произошла городовая реформа, вот, поищем, что было в 1786, 1787 гг. Но Екатерина мыслила по-другому. Она сама писала о том, что действие реформы будет через 20, может быть, через 30 лет. Например, в 1782 г. в одном из писем к наследнику Павлу, который в письме к матушке похвалил учреждение в Пскове, которое он видел (1782 г., значит, через 7 лет после начала реформ), и Екатерина ему отвечает: “То, что вы видели, — это детство вещей”. Т.е. она это рассматривала только как самое начало.

Известный крупный американский историк Дэвид Рассел выступил с докладом, в котором предложил тезис о том, что в последней четверти XVIII в. в результате екатерининских реформ у русского горожанина в городской среде начинает формироваться понятие гражданственности, по-английски он это назвал citizenship. Это вызвало, надо сказать, довольно оживленную дискуссию.

Не так давно у нас вышла книга исследовательницы из Твери Надежды Середы, которая называется “Реформа управления Екатерины II”, в которой она тоже очень осторожно рассматривает этот период, рассматривает очень детально как раз последствия реформы Екатерины последней четверти. И она — правда, очень осторожно — говорит о том, что наблюдает в тех материалах, которые она исследует, элементы зарождения гражданского общества. Я мог бы привести некоторые более конкретные примеры по моим собственным исследованиям, но так или иначе очевидно, что в результате этих реформ происходят очень важные сдвиги в сознании.

Это не значит (я бы хотел это подчеркнуть), что в результате возникло гражданское общество. Конечно, оно не возникло. Тем более, что в павловское время были сделаны очевидные шаги назад. Но не будем забывать, это касается не только горожан, в екатерининское время выросли те два поколения непоротых дворян, о которых писал Герцен. Кроме этого, надо иметь в виду, что когда мы говорим о зарождении элементов гражданского общества, мы должны понимать, что гражданское общество на Западе в конце XVIII – первой половине XIX в. тоже было не таким, каким оно было во второй половине XX в., каким оно является сегодня.

По моему мнению, Екатерина была одним из самых успешных реформаторов русской истории. Ей удалось осуществить свою программу ровно настолько, насколько это вообще было возможно в тех условиях. Дабы завершить разговор о Екатерине, я позволю себе одну цитату, наверное, многим из вас знакомую. Это цитата из письма бывшего статс-секретаря Екатерины Попова к императору Александру I, письмо написано уже в начале XIX в. , в котором он рассказывает о своем разговоре с государыней, в котором Попов выразил ей удивление по поводу того, с каким слепым повиновением исполняются все ее приказания. Что отвечает Екатерина: “…повеления мои, конечно, не исполнялись бы с точностью, если бы не были удобны к исполнению.. Ты сам знаешь, с какой осмотрительностью, с какой осторожностью поступаю я в издании моих узаконений. Я разбираю обстоятельства, советую, уведываю мысли просвещенной части народа и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен, тогда выпускаю я мое повеление… И вот оно основание власти неограниченной…”

Я сейчас попытаюсь в течение буквально двух минут сказать о том, что дает этот исторический опыт с точки зрения сегодняшнего дня. Во-первых, совершенно очевидно, что в истории России есть примеры успешного осуществления реформ. Методы осуществления реформ, их характер зависят от конкретных исторических обстоятельств, которые диктуют степень радикализма, уровень насилия и т.д. Об уровне насилия мы должны иметь в виду, что ни одну реформу никогда нельзя произвести так, чтобы она была удобна абсолютно всем. В результате реформы всегда есть кто-то, кто что-то теряет. Это аксиома.

Успех реформы невозможен без социальной опоры. Тоже, вроде бы, вещь совершенно банальная, но при этом надо просто иметь в виду, что население в массе своей всегда консервативно, хотя бы потому, что всякая реформа меняет привычный уклад жизни. Реформатор должен, как мне представляется, и этому учит этот опыт, опираться на наиболее активную в социальном отношении часть общества, которая разделяет его цели, если таковые есть. Потому что другим непременным условием осуществлением реформы является то, что необходимо наличие политической воли и четкое представление о конечных целях.

За 15 лет, мне думается, мы прошли два этапа. На первом этапе реформы осуществлялись в условиях кризиса. При этом была возможность использовать определенную инерцию Перестройки, ту имевшуюся в обществе готовность к переменам, которая, на мой взгляд, ярче всего проявилась в августе 1991 г. Но опять же главной ошибкой реформаторов этого времени, первого призыва, заключалась в том, что они переоценили потенциал этой готовности, готовности к переменам. Реформаторы при этом не потрудились создать сколько-нибудь прочную социальную опору для реформ и не попытались (это уже специфическое явление нашего времени) наладить определенным образом свои отношения с обществом, не сделали своим соратником прессу. По-видимому, была переоценена и действенность самих реформ, их реальная способность быстро изменить жизнь общества. Думаю, что, на самом деле, в 1992-1993 гг., когда это все только начиналось, наверное, они тоже верили, что это можно сделать очень быстро. Что еще очень важно, у них не было возможности (это в качестве оправдания) опереться тогда на сколько-нибудь серьезные исследования о состоянии общественных настроений, их тогда просто не было. И, в конце концов, они были первопроходцами. Результат был, конечно, катастрофическим. Это дискредитация самого понятия «реформы» и тех ценностей, которые тогда пытались внедрить.

Сейчас мы переживаем новый этап. Я уже говорил, что сегодняшнюю ситуацию нельзя сравнивать с послепетровской ситуацией, т.е. нельзя говорить, что нам необходима передышка после радикальных реформ. Почему? Дело в том, что когда Петр умер, он оставил страну в состоянии разрухи. Как писал Милюков в свое время: “Петр возвел Россию в ранг европейской державы ценой разорения оной”. И 20 лет преемникам Петра пришлось это как-то ликвидировать, прежде всего, ликвидировать последствия этой ужасающей разрухи и финансового кризиса.

Сегодня мы с вами имеем совершенно иную ситуацию, экономически достаточно благоприятную, и по моим ощущениям сегодня происходит вот что. Люди, которые сегодня находятся у власти, теоретически знают, что реформы необходимы, они знают, какие именно реформы нужны, но они не очень, по-моему, понимают, зачем. Во всяком случае, они знают, что надо проводить реформы, потому что так полагается. Так полагается, для того чтобы в мире реноме какое-то было и т.д. Но при этом они абсолютно равнодушны к целям этих реформ. В результате у нас все происходит по известному анекдоту, когда, что мы ни делаем, получается автомат Калашникова.

Какую бы реформу мы ни задумывали, будь то реформа социальная, административная, реформа ЖКХ, образования, науки, о чем бы ни шла речь, когда начинаешь вдумываться в то, что предлагается, обнаруживается, что все это, в конечном счете, сводится к одному: к экономии государственных расходов и перекладыванию каких-то тягот с плеч государства на плечи населения. И административная, и военная реформы, которые затрагивают положение новой элиты, напротив, или вовсе не проводятся или проводятся таким образом, что расходы государства не только не сокращаются, но, наоборот, возрастают.

Когда преемники Петра после его смерти столкнулись с финансовым кризисом, они боролись с этим двумя способами: сокращением расходов на государственный аппарат и армию. Удивительно представить себе, что в XVIII в. они пошли именно по этому пути. В мировой истории в XX в. подобных примеров не счесть. У нас в результате так называемой административной реформы, по-моему, оптимизация, эффективность управления не только не повысилась, но, наоборот, все произошло с обратным знаком, потому что не только со стороны невозможно, но люди, которые сидят внутри этой системы, не очень понимают, как она устроена и как функционирует.

Мне кажется, что главная ошибка сегодня состоит в попытке опереться в проведении реформ на все население сразу, учесть интересы всех групп сразу, что, на мой взгляд, в принципе совершенно невозможно, что, в конечном счете, приводит к абсолютному реформаторскому бессилию.

И последнее. В обществе в целом и во властных сферах (что гораздо печальнее) наблюдается, на мой взгляд, очень низкий уровень того, что я бы назвал историческим мышлением, чувством истории, пониманием существа исторического процесса. У меня есть ощущение, что политические ощущения зачастую принимаются исключительно под влиянием сегодняшнего дня и по принципу “после нас хоть потоп”. Все разглагольствования о будущем наших детей в конечном счете сводятся к рассуждениям об особом пути России, который, в свою очередь, интерпретируется как призыв “лучше ничего не менять”.

Обсуждение

Лейбин: То, что вы рассказали про екатерининские реформы, было для меня фантастически интересным не только с точки зрения исторической реконструкции, но и в связи с историческим самоопределением: я, гражданин такой-то, продолжаю такую-то традицию, или мне хочется следовать таким-то образцам. Это в этом смысле, кажется, очень богатый материал. Может быть, это будет некорректная аналогия, но, что касается техники налоговой реформы при Екатерине, про которую вы сказали, — это фантастически выше, чем все, что в этой сфере у нас проводилось в последнее время по следующим основаниям (может быть, я неправильно трактую, но мне так показалось). Там налог был с капитала, который декларируется, а лучше декларировать себя в более высокой гильдии, что стимулирует более высокую степень открытости для государства, а не только потому, что придет к тебе мытарь и с тебя потребует. Отчасти в нашей Новейшей истории так произошло, потому что, чтобы крупным компаниям получать кредиты на Западе, надо больше декларировать, капитализация растет и все такое. Это был единственный стимул, а не государственная налоговая реформа. Я так выражаю восхищение.

Переходя к вопросу, я бы хотел заметить, что наши реформаторы пытаются построить такую формулу исторического самоопределения: в знаменитой речи Чубайс сводил реформаторскую традицию во фразе “мы – реформатор” в частности к птенцам гнезда Петрова, правда, не к Екатерине. Вопрос, возможно, повторит начало вашей лекции в том смысле, что я не очень услышал ответ на вопрос: кто такой есть государство не в применении к XVIII в., а в применении к сейчас? Потому что в применении к тогда фигура суверена, государя, который имел цели, имел прагматику в преодолении кризиса и налаживании управления, это у нас в полной мере есть, какая-то прагматика в этом смысле существует, и кризис тоже вероятен. Кроме того, у них был идеальный план заимствования из европейской культуры некоторых философских моделей, даже целевых установок, и была историческая позиция, позиция государя, которая не кончится, когда он умрет. Он выступал от имени страны в соответствии со своим царским самоопределением.

Поскольку у нас общество не сословное и нет фигуры, которая имела бы такое историческое самоопределение и цели, кругозор в соотнесении с европейской культурой, а не только с прагматикой и могла бы поставить такие суверенные цели, откуда оно сейчас берется? Откуда возьмется суверен, который будет иметь исторические цели и кругозор? Смешно, конечно, но иначе трудно будет воспользоваться образцами.

Каменский: Кратко можно так ответить относительно того, кто такой государство. Я думаю, беда в том и заключается, что у нас государство сегодня – это тот же самый, кто и в XVIII в. И в этом самая большая беда. В этом смысле ничего не изменилось. Изменения политического строя, то, что мы сегодня имеем республиканскую форму, избранного президента, а не наследственного монарха, это в этом смысле абсолютно ничего не меняет. Потому что, опять же по моим ощущениям, люди, которые сегодня находятся у власти, убеждены, что они и есть государство. Понимаете? Ведь они же себя не ощущают нанятыми чиновниками. Мы можем с вами сколько угодно рассуждать, что на самом деле мы с вами, налогоплательщики, их содержим и т.д., они так этого не понимают. Они думают, что они и есть государство. Когда они говорят о благе государства, в этом-то и большая беда, что в их понимании благо государства зачастую сливается с их личным благом тоже. Это первое.

Что касается того, откуда может взяться суверен. Я не знаю. И нужен ли, на самом деле, суверен? Я полагаю, что речь должна идти не об этом, а о людях, которые будут ощущать государственную службу как свою работу, как свою обязанность, за которую им платят зарплату, в конечном счете. В современном обществе, мире, наверное, это должно быть так. И если они понимают, что, в самом грубом, конечно, виде, имеет место в развитых странах: есть профессиональные политики, у них есть работа, они это понимают как свою работу, за это они получают зарплату от налогоплательщиков. При этом они понимают, знают (им, может, сказали, им это не нравится, но они понимают), что они должны советоваться с какими-то интеллектуалами в том, как чего надо делать. Так это каким-то образом функционирует. Наверное, можно сказать так, что это связано, несомненно, с гражданским обществом, до тех пор, пока не сформируется полноценное гражданское общество, мы и наверху во властных эшелонах не будем иметь людей с таким сознанием.

Лейбин: Я не очень понял ответ. Потому что, все-таки, работа нужна, для того чтобы много зарабатывать, и в рамки трудового контракта не вменить исторического самоопределения, нельзя нанять чиновника, который соизмерялся бы с реформаторским опытом XVIII в., такого в контракте не напишешь.

Каменский: Безусловно, нет. А никто к этому и не призывает. Я, если вы помните, начал с того, что это зависит от интеллектуального горизонта, если хотите. Один будет думать, что мы начинаем все с чистого листа, прописать, обязать, конечно, нельзя. Это зависит от того, как человек себя ощущает. Если он ощущает себя временщиком, который пришел на два года и все время ждет, пока его снимут, это одно. А если он себя иначе ощущает, и у него есть определенный интеллектуальный багаж, то он, занимаясь своей работой, на что-то ориентируется, себя как-то позиционирует в каком-то пространстве. А в контракт это, конечно, не впишешь.

Чудновский: Будьте добры, проясните неясную для меня вещь: то, что происходит сегодня, с 2000 г., это может считаться контрреформой по сравнению с первой половиной 90-х гг.? Если да, то признаки. Потому что какая-то смесь. Как бы вы это не назвали, — «контрреформа», «замещающие реформы» и прочее, это сейчас неважно — на что они опираются как элементы? Вы говорили, что нужна социальная база, что здесь является этой базой? Кроме чиновничества, это понятно. Что еще?

Каменский: Я хочу пояснить. Мы произносим это слово, «контрреформа», и эту контрреформу не пощупаешь, это некое операционное понятие, не более того. Мы просто договариваемся о том, что мы под ним имеем в виду. В том контексте, который я излагал, это не контрреформа. Смотря, конечно, о чем говорить. Если мы будем рассматривать то, что произошло в 90-е гг. в совокупности, то, что можно, на мой взгляд, назвать изменением политического строя. Сегодня мы с вами живем в том же политическом строе, который был создан в 90-е гг. Другое дело, что мы можем сказать про наступление на прессу. Можно это назвать контрреформой? Это нельзя, наверное, назвать контрреформой хотя бы потому, что это, скорее направление политики. Это не контрреформа, потому что закон о свободе средств массовой информации не отменен, он продолжает действовать. Другое дело — практика его применения. Еще раз говорю, это вопрос терминов. Если мы договариваемся о том, что под контрреформой мы понимаем то-то и то-то, тогда это так. Если понимаем что-то другое, тогда это можно интерпретировать по-другому.

Что касается того, на что опирается. Я сказал, что у меня ощущение такое, что того, что я назвал социальной опорой, в сущности, нет. Есть опора силовая, силовые органы и т.д. — безусловно, есть. Причем она тоже такая своеобразная… Например, как с армией? Вспомните, в 90-е гг., когда все только-только начиналось, в прессе начали появляться публикации о том, что армия, она не восстанет, она не взбунтуется? У меня было ощущение, я до сих пор так думаю, что тогда, в 1992, 1993 гг. еще советским офицерам в голову не приходило, что можно взбунтоваться. Это им подсказывали журналисты, что, оказывается, можно взбунтоваться. Тогда начались какие-то движения в армии и вокруг армии. Власть этого испугалась и стала под эту армию подлаживаться, это продолжается и сегодня. А в социальном плане – нет. Это, на мой взгляд, именно желание угодить всем, что, в принципе, абсолютно невозможно.

Людмила Вахнина (общество “Мемориал”): Может быть, я тоже читала какие-то не те книги, но мне помнится, что Екатерина очень усилила крепостное право. Не ослабила, а, наоборот, закрепостила многих государственных крестьян, и, по-моему, при ней (я, конечно, могу ошибаться, мы все исторически малообразованны) запретили крестьянам жаловаться на своих помещиков. В этом смысле, мне кажется, что крепостное право – это проклятие всей нашей последующей жизни, оно изломало психологию и власти, и народа. Поэтому можно ли говорить о реформе, которая вызывает такое расслоение, создание поляризации в обществе? Между прочим, и сейчас происходит нечто подобное.

Каменский: Что касается крепостничества, действительно, то, что вы сейчас сказали, — это воспроизводит стереотипное расхожее суждение. Еще в конце XIX в. очень крупный русский историк Семевский, много занимавшийся историей русского крестьянства, показал: Екатерина никаких государственных крестьян не раздавала вообще, это первое.

Что касается того, что крестьянам запретили жаловаться. Запрет жаловаться существовал в России, по меньшей мере, с середины XVII в., и указ о запрете жалования возобновлялся всеми монархами на русском престоле. Екатерина, взойдя на престол, не восстановила этого указа, но в 1767 г., когда она путешествовала по Волге, в ряде случаев происходили такие эпизоды, когда она высаживалась, ее обступала толпа крестьян, которая не давала ей прохода, и ей вручали огромное количество прошений. Тогда люди из ее окружения ей сказали, что, вообще-то, матушка, был такой указ, еще при Елизавете, а до этого при Петре, о том, что нельзя подавать в руки государя. Смысл этого указа заключался не в запрете жаловаться, а в запрете подавать непосредственно в руки государя. Петр I в свое время, издавая этот указ, написал: “Потому что государь один, и раздвоиться он не может”. Он физически не может все это прочитать. Поэтому в целом я могу вам сказать, что Екатерина не сделала ничего, ни одного шага по укреплению и ужесточению крепостничества в России. Но она сделала много для того, чтобы его, ну, не ослабить… по крайней мере, именно по ее инициативе и с этого момента крестьянский вопрос в России стал предметом публичного обсуждения. Впервые. Вопрос о крепостничестве. Именно благодаря Екатерине. Она его поставила на повестку дня. Это что касается крепостничества. Тут ее вины нет.

Другое дело, что сам институт крепостничества, как любой социальный институт, не мог находиться в застывшем состоянии, он продолжал развиваться при Екатерине. И, действительно, к концу XVIII в. достиг в своем развитии некоторого апогея, но решающее значение для этого, как ни странно, имел манифест Петра III, а не Екатерины, Манифест о вольности дворянской. Когда дворян освободили от обязательной службы, тем самым крестьян фактически превратили в их собственность, ничем не обусловленную.

Андрей Корский: Сейчас часто возникают споры, вопросы про то, является ли российская цивилизация цивилизацией европейской или восточной. В пользу восточной, как правило, говорят, что и славяне расселялись на восток, и приняли мы христианство по восточному образцу, много столетий перемешивались с татаро-монголами, в общем, приняли множество из азиатской культуры. Является ли, с вашей точки зрения, рациональным, что сейчас наши реформы идут в таком европейском русле?

Каменский: Я, во-первых, должен сказать, что я не сторонник цивилизационной теории. Категория «цивилизация» мне не понятна. У нас произошло следующее. Когда закончился советский период и историкам нужно было отказаться от марксистско-ленинской парадигмы, стали судорожно искать какую-нибудь другую, удобную. И нашли такой цивилизационный подход. На его основе пытались преподавать историю. Из этого ничего не вышло, потому что, на самом деле, цивилизационный подход – это один из многочисленных подходов, которые существуют в рамках исторической науки, которые сосуществуют между собой. Он не является всеобъемлющим. Марксистско-ленинская парадигма была хороша тем, что с ее помощью можно было объяснить все в истории. С помощью цивилизационного подхода — нет, нельзя. Поэтому я лично не являюсь сторонником этого подхода, и для меня категория «цивилизация» не очень ясна. Это первое.

Второе. Понимаете, какая штука. Я не знаю, и никто из тут присутствующих не знает, что будет через 50 лет, правда? Мы сегодня находимся на цивилизационном переломе, на цивилизационном в другом смысле, на наших с вами глазах возникает абсолютно новое общество с абсолютно новой системой коммуникаций, ценностей и т. д. И, может быть, в этом обществе через 50 лет окажется, что нечто, что мы сегодня называем восточной моделью, окажется более эффективным. На сегодняшний день это не так.

На сегодняшний мы видим, что наиболее эффективной социальной моделью является модель, условно опять же называемая “западной” или “европейской”. Хотя опять же это очень условно. В каком смысле она является более эффективной? В том смысле, что она обеспечивает наиболее высокое качество жизни. Вот и все. Опять же качество жизни с точки зрения той системы ценностей, которая доминирует в сегодняшнем обществе. Более, на мой взгляд, ничего за этим нет. Если мы сегодня думаем о том, что нам надо на что-то ориентироваться, поэтому мы говорим – да. Спросите людей на улице: “Как вы хотите жить? Как в Бельгии или как в Индии?” Наверное, вам скажут, что хотят жить в Бельгии. Думаю, что таких будет 99%. Вот и все.

Лейбин: Не могу здесь от себя не заметить, что у нас выступал человек, который рассказывал про теорию цивилизаций, — Г. С.Померанц. Он бы сразу вам сказал, что нет никакой одной восточной цивилизации, у арабов одна…

Каменский: Безусловно. Безусловно, нет.

Лейбин: Даже в рамках теории цивилизаций.

Каменский: Потом, когда вы говорите: “Мы заимствовали на Востоке…”. Что мы заимствовали? Мы заимствовали христианство, все-таки. Мы же не ислам заимствовали там на Востоке. Если вы приедете в Венецию, вы увидите следы активного взаимодействия Венецианской республики с Византией. Вы просто выйдете на площадь Св. Марка, посмотрите на собор Св. Марка, перед вами просто византийский собор. Ну, и что из этого? Венецианцы, что — стали от этого китайцами или индусами? Нет. Византийская цивилизация – это христианство, это, в конечном счете, европейская цивилизация. Она только географически, с нашей с вами точки зрения, на Востоке, но это наша с вами воображаемая география. Когда Владимир Святой думал о том, где брать веру, он не думал «это Запад, а это Восток», он вообще этого не понимал, у него не было таких категорий.

Корский: О чем он тогда думал?

Каменский: Он думал, что православие лучше, потому что на Руси пить привыкли.

Корский: Это, простите, такой циничный подход.

Каменский: Это не циничный подход, это подход вполне прагматичный. Нет, Владимир Святой был, безусловно, прагматиком, он выбирал то, что удобнее. Вот, связи Древней Руси с Византией были очень тесными. Понимаете, она политически была связана, Русь пыталась себя противопоставлять Византии. В этом смысле посмотрите на всю историю. После так называемого татаро-монгольского ига Московская Русь заимствует многие политические институты монголов. Петр Первый 21 год воюет со шведами и устраивает административную систему по шведскому образцу. Это был совершенно прагматический подход. Византия – сильное государство, там православие. Западная Европа в это время состоит из каких-то маленьких многочисленных государств, там непонятно, что происходит. А Византия — она рядом, она огромная, и, конечно, надо на нее ориентироваться. Это был чисто прагматический подход.

Лейбин: Если позволите, я попытаюсь сказать свой вариант ответа на подобный вопрос в том смысле, что на разные вещи можно смотреть с прагматической рамки, а можно и с идеалистической. Но делая что-то и прагматично, и идеалистично, опираться на свою культуру. А когда опираешься на свою культуру, ты в части, например, реформирования находишь то, что мы с западной цивилизацией, в принципе, в одном интеллектуальном котле. Возможно, взглянув на что-то другое, мы найдем что-то китайское, но это пока маловероятно. Но, в принципе, если обращаться к своей культуре, без чего невозможно что-либо делать (и, вообще, это ценность, я хочу жить в России, а не где-то еще, поэтому я обращаюсь к своей культуре), и отсюда где-то прямо лежит европейская цивилизация.

Вопрос из зала: Была упомянута такая категория, как социальная опора. Я бы хотел спросить об опоре другого сорта, об опоре ментальной, опоре на некоторые образцы. Чиновники моего поколения и даже некоторые помоложе в качестве ментальных образцов в лучшем случае имели кое-как интерпретированные факты из истории в советском изложении: как было при Сталине, как было при Ленине – и уж совсем запредельные представления даже о событиях столетней давности. Похоже, с этой опорой было и остается еще хуже, чем с социальной. Вам как профессиональному историку какой сценарий представляется более правдоподобным? Грубо говоря, этот запас ментальных образцов, что я чиновник, проводящий губернскую, медицинскую, образовательную, дорожную, какую угодно реформу, знаю, как об этом думали образованные люди в екатерининскую эпоху или при Александре II и т.д. Насколько вероятно, что такой способ мышления станет привычным, распространенным? Грубо говоря, современное историческое образование, оно к этому людей подвинет, хотя бы следующее поколение чиновников?

Каменский: Насчет исторического образования я сильно сомневаюсь. В том состоянии, в котором сегодня историческое образование, это вряд ли. Но, понимаете, это связано с двумя вещами. Во-первых, что мы имеем в виду под историческим образованием.

Вопрос из зала: В самом узком смысле, набор ментальных основ.

Каменский: Историческое образование устроено пока сегодня по-другому. Помните, президент сказал: “Мы учим историю…” Для чего, вы помните?

Вопрос из зала: Для того, “чтобы гордиться”.

Каменский: Совершенно верно. Значит, это другой дискурс. Это первое. Это, на самом деле, воспроизведение дискурса, который восходит к древности, это совершенно понятно. История существует, для того чтобы представлять некие образцы и на этих образцах учиться, образцы, прежде всего, героического и т.д. Но здесь еще и проблема, связанная со статусом истории в общем. А статус этот на сегодняшний день очень своеобразен. Потому что, с одной стороны, это то, о чем я сегодня в самом начале говорил, что нет никакого доверия к историкам. С другой стороны, очень высокий интерес к истории. С третьей стороны, необыкновенная популярность, скажем, сочинений Фоменко и всего, что с этим связано.

Я сейчас скажу вещь, которая вас удивит. Во всем феномене Фоменко я вижу очень позитивную сторону. Потому что на самом деле это означает, что у части нашего общества в головах происходят очень важные перемены, связанные не с восприятием истории, а, вообще, с восприятием окружающего мира, я бы сказал, такие перемены постмодернистского свойства. Только человек, который начинает постмодернистски мыслить, если хотите, может всерьез воспринимать Фоменко.

В этом смысле для нас, историков, это хороший признак. Потому что от нас, историков, больше никто не требует, чтобы мы сейчас, сегодня, принесли истину. В том взрыве интереса к истории, который был в конце 80-х гг., как мне представляется, была такая невербализованная вера в то (это связанно с особым отношением к истории в России), что, чтобы нам идти вперед, необходимо сейчас, сегодня сказать о прошлом всю правду. Без этого движения невозможно достичь светлого будущего. Правды мы сказали с избытком, светлого будущего нет, произошло разочарование. Но в результате происходит изменение традиционной модели восприятия истории.

А для традиционной модели (это отмечается рядом исследователей для русских людей и некоторых других народов, но это то, что отличает Россию от многих западных обществ), в принципе, характерна большая степень ощущения детерминированности настоящего и будущего в прошлом. Т.е. это постоянное ощущение давления прошлого. Западный человек в меньшей степени это ощущает, в гораздо меньшей. Ментально он понимает, что настоящее связано с прошлым, будущее с настоящим, но это давление он ощущает значительно меньше. Сейчас происходит эта трансформация. И можно думать, что через какое-то время возникнет вполне нормальное, здоровое ощущение истории.

Что касается того, какие образцы возникнут и возникнут ли вообще в головах чиновников, это опять же зависит от того, что я говорил, отвечая на вопрос Виталия. Когда эти чиновники будут вырастать из гражданского общества и у них будет соответствующая система ценностей, у них, наверное, будет возникать и какой-то иной ментальный ряд. По крайней мере, он будет знать, что на каких-то этапах своей деятельности он должен обращаться к профессионалам, он должен обращаться к интеллектуалам и т.д. Вот так это устроено.

Лейбин: Может, я ошибаюсь, но между местами, где вы говорите про историю и где вы говорите про настоящее и уроки истории, есть некоторый раскол. В том смысле, что есть одна часть информации и уроков, относящаяся к тому, как делать реформы, как все это устроено в смысле социальной опоры и всего такого и где брать образцы. А вторая часть устроена так: вы приносите новую, в исторической конструкции необязательную, интеллектуальную фикцию гражданского общества, и без нее не можете сформулировать реформистское пространство достаточным образом. Нужна ли эта фикция для исторической конструкции? Она же там не очень нужна. Почему она сейчас появляется?

Каменский: Потому что живем с вами не в XVIII в., исключительно поэтому. Потому что для XVIII в. работали другие механизмы, действовали другие факторы. Мы с вами употребляем слово “общество” (я сейчас даже говорю не о гражданском обществе, а о категории – общество). А что такое общество? Общество – то же самое, что все население страны? То же самое, что народ? А в исторической науке есть вопрос, тема, которой посвящен целый ряд работ: когда в России возникает общество? Общество в том смысле, в котором в английском языке существует слово society. Это не население. И историки говорят (между прочим, об этом говорили русские дореволюционные историки), что общество в этом понимании возникает в России как раз во второй половине XVIII в.

Когда я говорил, я говорил о том, что это мы видим отсюда, из XXI в., что там в XVIII в. что-то такое зарождается, что мы можем обозначить, приклеить такой ярлычок, что это элементы того, в чем мы видим гражданское общество. Но люди XVIII в. не мыслили в этих категориях. Екатерина не поняла бы нас с вами, если бы мы произнесли это словосочетание. Но сегодня, в категориях сегодняшнего дня мне представляется, что разрешение проблем, о которых мы говорим, без гражданского общества (хотя опять же это, если мы станем всерьез говорить, не вполне ясное и четкое понятие), тем не менее, без него невозможно.

Григорий Глазков: У меня два вопроса. Первый по поводу исторического сознания общества. Наверное, можно пользоваться этой категорией, со второй половины XVIII в. оно у нас есть. Вы, на мой взгляд, справедливо противопоставили историческое самосознание российского общества и западного. В частности, сказали, что мы чувствуем себя более связанными историей, чем западные люди. На ваш взгляд, каково происхождение этого явления, этой разницы, и когда она возникла?

Каменский: Это интересный вопрос, и то, что я буду говорить, — это то, что сейчас, в данную секунду приходит в голову. Думаю, что это, на самом деле, связано с традицией или отсутствием таковой, связанной со становлением личности в России. По мере становления в Западной Европе системы гражданских прав, по мере того, как человек, личность начинает ощущать себя именно индивидуальностью, обладающей определенными свободами, правами и т.д., он в большей степени начинает ощущать — особенно это происходит с началом Нового времени — творцом собственной судьбы.

Наш же человек нередко живет по инерции, связанной с моделью иждивенческого по отношению к государству существования, которая существовала в советское время, и от этого очень трудно избавиться. Люди ощущают: государство нам обязано. Не я сам, а государство нам обязано.

Глазков: Но по вашим наблюдениям, если таковые есть, этот разрыв в видах самосознания российского и западногоь — о каком историческом периоде можно говорить? Когда он возник или начал возникать?

Каменский: Наверное, тогда, когда вообще формируется историческое сознание. Оно не всегда существует, оно не существует с самого начала, оно возникает на определенном этапе как нечто осознанное. Наверное, тогда, с самого начала.

Глазков: Дело в том, что, не возражая против вашего объяснения, скорее его дополняя, могу сказать, что сейчас в современной психологии развивается изучение семейной истории, так называемые трансгенерационные закономерности. И выясняются очень интересные вещи, что когда человек изучает свою собственную семейную историю, он становится гораздо более свободным в том, как он живет. Именно поскольку человек очень часто не знает того, что происходило, в том числе из-за каких-то семейных тайн, из поколения в поколение в этой семье происходят какие-то очень плохие вещи. Когда он о них узнает, он приобретает свободу. Мне кажется, что то, что происходит с российским историческим самосознанием в противоположность более развитым в этом плане западным странам, примерно такого же порядка.

Каменский: То, что вы сейчас сказали, совершенно замечательным образом перекликается с итогами недавно мною слышанного доклада двух моих коллег, которые пытались найти ответ на вопрос: знают ли американцы историю. Коллеги изучили сотни опросов американцев, начиная с 30-х гг. до сегодняшнего дня, сотни. И выяснили: американцы историю знают. Что они знают, я вам сейчас скажу. Они знают все те основополагающие факты истории, которые сформировали современное американское общество, — это первое, что они знают. Второе — они знают семейную историю.

Глазков: Спасибо большое. Второй вопрос. Я не знаю, насколько реально на него ответить, но меня очень заинтересовал вопрос: вы сказали про зарождение основ гражданского общества на основе екатерининских реформ. Имея представление и о реформах, которые были после Екатерины (я, вообще, об исторических событиях, которые произошли), на ваш взгляд, что происходило с этой тенденцией формирования гражданского общества и как это было связано с тем, что делали и не делали реформаторы и, вообще, власти впоследствии?

Каменский: Здесь вот что, как мне представляется, произошло. Та система управления на местном уровне, которую создала Екатерина, продолжала существовать. Павел, придя к власти, немножко скорректировал, потом, когда пришел Александр I, он это восстановил. Но Павел ликвидировал среди прочего еще один очень важный момент этой реформы, о котором я говорил. Он восстановил все те центральные органы власти, которые уничтожила Екатерина. И Александр, когда взошел на трон, он на местном уровне все то, что бабушка делала, восстановил, а на центральном уровне оставил все то, что сделал папа. В результате получился такой тяни-толкай, при котором процесс развития этих элементов гражданского общества замедлился, очень сильно замедлился — это первое. Второе, конечно, как здесь уже говорилось (не знаю, стоит ли говорить о проклятии), важнейшим фактором было крепостничество. И это Екатерина понимала.

Екатерина в 1785 г. издала две жалованные грамоты: дворянству и городам. Грамота городам была как раз нацелена на создание этого самого среднего класса. Но у нее в ящике письменного стола лежала третья грамота, которую она не могла опубликовать. Это была грамота крестьянам. Исследователи, когда кладут рядом эти три текста, говорят: “Это то, что должно было составить то, что в XVIII в. называли Конституцией”. И там видно, как она прописывает, одинаково, старательно, конструирует это по одному принципу. Конечно, это был очень сложный процесс, который был замедлен. Но я думаю опять же, что если бы не екатерининские реформы, о которых я говорил, не могли бы возникнуть земства, потом, уже после реформы Александра II. Если бы не эти екатерининские реформы, не возникла бы разночинная интеллигенция, как бы к ней ни относиться, как бы ни относиться к той роли, которую она сыграла.

Лев Московкин: Спасибо за интересную лекцию, многое прозвучало для меня внове. Я не историк, и ваше замечание по семейной истории я не знал, но чувствовал по себе. Может быть, удивительно будет звучать, но я все-таки скажу. У меня три вопроса, если можно, и два замечания. Первый вопрос. Как раз во время жестокого кризиса в образовании и кризиса в подготовке учебников, который проявился, прежде всего, в истории (это в Думе так бурно обсуждалось, что нельзя от этого уйти), вышел фильм Парфенова (собственно, мои знания истории оттуда). Как вы оцениваете журналистское творчество в исторической науке?

Второй вопрос. Как вы видите исход 2008 г.? Сейчас накопилось уже достаточно много моделей, которые бурно обсуждаются, Веллер, Доренко, которые назвали государственным переворотом, сегодня комитет по госстроительству даже выдавал заключение на книгу Доренко, Бушков еще есть, у которого в Интернете огромное количество поклонников.

Следующий вопрос. Почему вы называете (не только вы, это общее мнение) то, что произошло в 90-х гг., реформой? По моим ощущениям, может я не прав, это было время, когда никакого государства не было, и не было, вообще, ничего, совсем. Если что-то было сделано сознательно, и они это время пережили, то, наверное, это большое благо.

Два замечания такие. Опять же по моим наблюдениям, я совершенно не могу с вами согласиться, что чиновничество может вырасти из гражданского общества. Потому что нанятые обществом представители нашей власти себя чувствуют в преддверии политической смерти. Почему-то этого никто не заметил, но весной под ними уже не кресла горели, а сама земля. На революции осенью, и 122 закон сработал такой превентивной катастрофой, которая сняла напряжение наиболее активной части населения. Я это видел в натуре, нам это просто говорили. Это сейчас называют ошибкой, никакой ошибки там, на самом деле, не было.

Второй момент, который не заметили даже мы сами, журналисты (здесь, наверное, мы тоже виноваты), — это чрезвычайно бережное, буквально почтительное отношение к журналистам. Потому что во время, когда массовое сознание просто поплыло, власть стала очень сильно зависимой от журналистского креатива. Я вас уверяю, можете не верить, но это было так.

Последнее замечание. Опять же, может, я не прав, но государство – это такое же системное выражение общества, как личность для человека. Когда проходит климакс, пубертация или кризис середины жизни, трансформируется его генетическая система: личность плывет до исчезновения, потом она возрождается в каком-то новом качестве — то, что произошло в 90-х гг. Как вы относитесь к этой модели?

Каменский: По порядку. Я скажу так: к творчеству Парфенова я отношусь очень позитивно. Я не буду это продолжать, поскольку я имел некоторое непосредственное отношение к фильму “Российская империя”, и было бы, наверное, не очень скромно развивать эту тему. Но считаю его очень талантливым человеком с очень хорошим, правильным (если хотите) чувством истории.

Насчет 2008 года не знаю. Считаю, что заниматься прогнозами – не функция историка. Для этого есть политология, пускай они этим занимаются, они это делают именно для того, чтобы ни один из прогнозов не состоялся, как я это понимаю.

Что касается 90-х гг. и отсутствия государства, я думаю, это зависит от того, что мы понимаем под государством. Для кого-то, кто привык, что государство – это такой добрый дядюшка, большой, сильный, с берданкой, который охраняет чего-то, — его, наверное, не было. Для кого-то это государство было. Если государство – это мы с вами, то оно было. А если государство – это то, чего мы боимся, то, наверное, его не было. У В.В. Розанова есть замечательное рассуждение на эту тему, когда он говорит: “Я иду по улице, и на углу стоит городовой. Почему я его боюсь, ведь это он должен мне честь отдать, когда он меня видит, здороваться со мной, радоваться! А я, вот, его боюсь”. И мы с вами точно так же, это наше с вами отношение к государству. Мы идем, видим милиционера, мы его боимся. И правильно делаем.

Я не знаю насчет того, почитает власть журналистов или не почитает. У меня нет такого ощущения, что она их почитает. Она, может быть, их боится, но не уважает, я бы так это сформулировал. Боится. Я думаю, что это очень по-разному. Если бы она их не боялась, мы бы не увидели того, что мы с вами видим. Тот же Парфенов не издавал бы журнал Newsweek, а делал бы что-то другое на телевидении. Я, все-таки, думаю так.

Что касается того, что такое государство, можно массу определений, дефиниций, интерпретаций придумать, в каждом, наверно, будет какой-то смысл. Можно опять же и ленинское определение вспомнить, что это система насилия одного класса над другим, можно и так подойти. На мой взгляд, это некая система институтов, которая создана для того, чтобы мы с вами жили в безопасности и благоденствии. Вот и все.

Александр Верещагин: Слушая вашу во всех отношениях содержательную лекцию, я вывел одно довольно элементарное наблюдение по поводу успешных реформ в российской истории, понимая под успешными реформами те, где более-менее достигались цели, поставленные реформаторами. Это реформы Петра I, Екатерины II и Александра II. Наблюдение заключается в том, что все они продолжались довольно похожий и весьма продолжительный период времени, это приблизительно 25 лет, четверть века. В связи с этим у меня возник такой вопрос: как вы думаете, если бы Екатерину II кто-нибудь — дворяне, например — избрали главой государства года на четыре, были бы реформы Екатерины II в российской истории, и вошла бы она в русскую историю как Екатерина II? Это первый вопрос. Имея в виду, что во всех этих реформах 5 лет уходило только на то, чтобы раскрутиться, обдумать, выработать план и собрать силы.

Тесно с этим связанный второй вопрос касается роли элит, на которой вы, в принципе, остановились, но, мне кажется, недостаточно. А между тем, эта роль очень важна. У вас, с одной стороны — суверен, реформатор, главный, а с другой стороны – население, общество. Между тем, роль элит и различие элит… Элита Российской империи, землевладельческая, привязанная к земле, к месту, наследственная, и элита, скажем, горбачевского времени, номенклатурная, формально ненаследственная и не имеющая никакой серьезной собственности, по крайней мере, официально. Элита нынешнего времени, состоящая из имущих, но вместе с тем имущество сейчас можно очень легко продать, обналичить и перевести за границу, элита, которая является частью, скажем, глобальной элиты. Различие элит, как вы думаете, насколько это важно в относительном успехе или относительном неуспехе реформ?

Лейбин: В связи с теорией элит.

Каменский: Что касается первого вопроса, мне кажется, он не имеет такого ответа, по крайней мере, достаточно серьезного. Гадать, что было бы, если бы… В данном случае это совершенно невозможно, потому что мы с вами говорим о XVIII в., и это значит, что мы с вами не просто говорим о времени, которое было 250 лет назад, мы говорим о людях, которые жили тогда и думали так, как думали люди тогда. Если бы Екатерину избрали на 4 года, она была бы просто не Екатериной.

Верещагин: Реформы были бы?

Каменский: Если бы Екатерину, такую, какой она была в XVIII в., избрали на 4 года, она вряд ли согласилась бы быть избранной на 4 года, потому что она не понимала бы, что это значит. Хотя, между прочим, Екатерина писала: “Я в душе республиканка”. Нет, не очень понимала. Что под республикой понимали в XVIII в.? Совсем не то, что мы с вами понимаем. Республикой считалась Польша, где был выбранный король, но его выбирали не на 4 года, а, все-таки, до смерти, но он был выбранный, поэтому это была республика. Англию с ее конституционной монархией называли республикой. Так что это совершенно другие категории.

Что касается различий элит, это более сложный вопрос. Потому что здесь возникает вопрос о том, что такое элита. На самом деле, как правило, в любом государстве мы имеем не элиту как нечто единое, а мы имеем элиты. И в России XVIII в., и сегодня мы имеем разные элиты. Есть элита, связанная с чиновничеством. Есть элита, связанная с бизнесом. Они далеко не всегда соприкасаются. Уверяю вас, что есть, наверное, что-то, что в статусном отношении можно назвать элитой, связанное исключительно с криминалом. А есть то, что можно назвать интеллектуальной элитой. Это достаточно тонкий вопрос. Если прямо отвечать на ваш вопрос, мне думается, что различия в имущественном положении элит, то, которое вы обрисовали, оно не имеет принципиального значения, потому что связано опять же с тем, что между XVIII и XXI вв. есть разница, разные исторические условия. Я понимаю, о чем вы говорите, вы говорите о наследственности или ненаследственности. Но мы же не единственная страна на этой планете, нигде в мире сегодня нет элиты, чей статус был бы обусловлен наследственным землевладением, нет.

Верещагин: Виноват. Это просто вариант. Речь идет не о наследственности, а о коренной связи со страной. Она может быть как-то иначе связана. Кстати, приведите пример успешных реформ, которые сейчас проводятся, планомерных, протяженных.

Каменский: Вы имеет в виду в мире? В мире вспомните реформы Маргарет Тэтчер.

Верещагин: Англия – единственная страна, где осталась землевладельческая элита.

Каменский: Если вы поговорите с англичанами и скажете, что у них землевладельческая элита, я не уверен, что они поймут, о чем вы говорите. В Америке есть люди, которые владеют большими наделами, большими земельными объемами. Мне, например, в Америке приходилось быть в имении одного миллионера, у которого в этом имении конюшни, ипподром, своя железная дорога есть. Ну и что? Его принадлежность к элите определяется не этим. Она определяется его состояниями. Он тоже в любой момент может продать и перевести в швейцарский банк. И что из этого? По-моему, тут нет ничего принципиального с точки зрения успешности реформ.

Борис Долгин: Хотелось бы немного уточнить относительно второго этапа нынешних реформ, точнее, причин его несоотносимости с периодом послепетровских реформ. Когда говорят о втором этапе, обычно имеют в виду не что-то, начавшееся сейчас, а то, что началось летом 1998 г., когда имело место нечто вроде системного кризиса. Более того, среди средств выхода из этого кризиса не то чтобы идеологически сознательно, но применялось, отнюдь не либералами по взглядам — правительством Примакова — сжатие госбюджета, включая уменьшение финансирования госаппарата и т.д. Можно чуть подробнее о принципиальной разнице? Если продолжать аналогию, нынешний момент – это уже скорее стадия “после”, которую нужно рассматривать как-то иначе.

Каменский: Как вы прекрасно знаете, любая периодизация чего-либо носит условный характер. Это для начала. Второе: когда мы оперируем этими понятиями, раз вами вопрос был так поставлен, начать надо с того, что такое кризис. Это еще одно слово, которое мы с вами слышим постоянно. Если вы откроете какой-нибудь политологический словарь, вы там обнаружите определение: кризис — это этап в развитии системы, когда эта система, грубо говоря, оказывается неадекватной изменившимся внешним вызовам, она оказывается не в состоянии ответить на некие новые вызовы, которые возникают извне. В этом смысле, когда мы говорим “системный кризис”, хотя я тоже употребляю это понятие, мы говорим масло масляное. Любой кризис – это кризис системы. Другое дело, что кризис может охватывать, скажем, государство как систему, и именно это я имел в виду, когда говорил о системном кризисе в предпетровский период, он может охватывать какую-то частную сферу. Когда мы говорим о кризисе 1998 г., я не думаю, что это был кризис общегосударственного масштаба, это был кризис финансовый, хозяйственный, вероятно, в определенной мере, политический кризис. Кризис предпетровского времени – это кризис традиционного общества, традиционной культуры.

Долгин: Я говорю о послепетровском.

Каменский: Я понимаю. Я просто говорю о том, что нужно начать с того, что такое кризис. Соответственно, что касается послепетровского времени, вы сами говорите, что это начинается с кризиса, если взять вашу периодизацию — с 1998 г., а послепетровское время – это когда кризис уже преодолен в результате реформ. Да, разруха, финансовый кризис, экономический, но кризис системный, кризис в том смысле, в предпетровском, как кризис традиционного общества — преодолен. Потому что этот кризис проявлялся, в частности, в том, что Россия оказывалась неадекватной окружающему миру. Одним из проявлений кризиса являются бесконечные военные проигрыши во второй половине XVII в. Это все преодолено.

Ситуация 1998 г. и дальше — иная. Если брать точкой отсчета 1998 г., мы можем этот период разделить на два подпериода: один — начиная с 1998 г., другой — с 2000, когда начинается президентство Путина. Но все же ситуация мне кажется иной. Потому что о послепетровском времени я говорил в таком контексте, как о времени, когда происходит адаптация результатов петровской реформы к реалиям жизни.

Долгин: Период с последнего предпутинского года до начала «дела ЮКОСа» нередко рассматривается как своего рода адаптация, закрепление того, что удалось сделать в результате реформ 90-х гг., некоторое доналаживание системы, которое затем было свернуто.

Каменский: Я с этим не могу согласиться, потому что, безусловно, «дело ЮКОСа» носит рубежный характер, у меня в этом нет никакого сомнения, но процесс-то начался раньше, история с НТВ была раньше, все эти процессы начались раньше, это во-первых. Во-вторых, «дело ЮКОСа», на мой взгляд, вообще лежит в другой плоскости, например, чем дело НТВ, оно связано с иными причинами.

Долгин: Оно стало рубежным в общественном сознании.

Каменский: Оно стало рубежным, несомненно. Но, честно, я не вижу здесь никакой адаптации к жизни. Если, вообще, употреблять это слово, это адаптация к интересам узкого круга людей, к интересам той самой властной элиты, больше ничего.

Московкин: Я постараюсь сказать только то, что мне кажется самым важным в этом контексте. Кризис – это тот же синоним катастрофы одного из четырех революционных режимов, единственного, в котором может возникать новое. Я специально хотел попросить, но вы меня опередили, не употреблять плеоназм типа системный кризис, потому что вне системы это не бывает. Спасибо.

Каменский: Я только возражу, что кризис и катастрофа – это абсолютно разные понятия. Катастрофа – это один из способов разрешения кризиса. Кризис может закончиться катастрофой, а может закончиться реорганизацией системы.

Лейбин: Александр Борисович, в конце мы обычно подводим итоги того, какое произошло общение. Я со своей стороны могу заметить, что из того, что мне интересно (а это места, где происходит выход за пределы области, о которой говорят), на границах истории, — здесь, мне кажется, основной дефицит инструментов был в тех местах, где употреблялись слова «элита», применялась социология типа сословного общества. Что, кажется, является признаком того, что у нас нет социологии нашего общества, поэтому мы теряемся. И такие вещи, как гражданское общество, не заменяют социологию, потому что когда говорят «гражданское общество», а потом сразу, что его нет, это никак не помогает анализу. Трудно использовать инструмент, который оперирует тем, чего нет. Этот инструмент тоже не подходит. Вопрос о социологии постсоветской российской жизни. Может быть, у вас какой-то другой вопрос.

Каменский: Нет, я, несомненно, согласен с тем, что вы сейчас сказали. Скажу, что тематика, связанная с элитами, с историей российских элит, – тематика очень актуальная, но плохо проработанная в научном отношении. Что касается гражданского общества, это сложный вопрос. Я сказал, вы сами это прекрасно знаете, что масса определений, каждый это понимает по-своему. Я понимаю это так, гражданское общество – это наличие институтов, позволяющих населению контролировать власть. Я это понимаю, прежде всего, так. Другое дело, как эти институты работают, как они устроены, дальше начинается разговор о выборах, значении выборов и т.д. Но главное — то, есть эти институты, механизмы даже, может быть, или их нет. Мы можем говорить, что у нас нет элементов гражданского общества, или, может быть, у нас есть какие-то элементы гражданского общества, но оно еще не сформировалось. Это опять же вопрос дискуссионный, в значительной степени вопрос о словах, которые мы употребляем. Мне, например, странно слышать, когда говорят: “Мы будем строить демократию особым путем, у нас будет особая демократия”. Это, на мой взгляд, фраза, лишенная какого-либо смысла, потому что мне представляется, что демократия — она или есть, или ее нет. Не может быть с ушами или с хоботами, она или есть, или ее нет. Все. А каких-то вариантов демократии я не понимаю. Вот в гражданском обществе по-другому, там эти механизмы или институты в разных странах могут быть устроены по-другому. А в целом, я могу поблагодарить всех, потому что мне было интересно, не знаю, как вам. Спасибо.

В рамках проекта “Публичные лекции “Полит.ру”, стартовавшего в марте 2004 года, выступали также:

Губернская реформа 1775 года | Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина

7 (18) ноября 1775 г. императрицей Екатериной II было издано «Учреждение для управления губерний Российской империи», в соответствии с которым в 1775-1785 гг. была проведена кардинальная реформа административно-территориального деления Российской империи. Задачей губернской реформы 1775 г. было укрепление власти дворянства на местах с целью предотвращения крестьянских восстаний.

До 1775 г. губернии Российской империи делились на провинции, а провинции — на уезды. Согласно новому указу губернии стали делиться только на уезды. Основной целью реформы было приспособление нового административного аппарата к фискальным и полицейским делам.

Деление осуществлялось без учёта географических, национальных и экономических признаков; в его основу был положен исключительно количественный критерий — численность населения. По новому указу на территории каждой губернии проживало от 300 до 400 тыс. душ, на территории уезда — около 30 тыс. душ.

Во главе губернии стоял губернатор, назначаемый и смещаемый монархом. В своей деятельности он опирался на губернское правление, в которое входили губернский прокурор и два сотника. Финансами и хозяйственными делами занималась Казённая палата. Школами и богоугодными заведениями — Приказ общественного призрения, в котором заседали выборные представители сословий под председательством чиновника. Надзор за законностью в губернии осуществлял губернский прокурор и два губернских стряпчих.

Органом исполнительной власти в уездах был нижний земский суд во главе с капитан-исправником, избираемым местным дворянством. В уездных городах власть принадлежала назначаемому городничему.

Руководство несколькими губерниями поручалось генерал-губернатору, состоявшему под непосредственным контролем императрицы и Сената. Генерал-губернатор контролировал деятельность губернаторов подведомственных ему губерний и областей, осуществлял общий надзор за чиновниками, следил за политическими настроениями сословий.

В связи с принятием губернской реформы 1775 г. полностью изменилась судебная система. Она была построена по сословному принципу: для каждого сословия — свой выборный суд. Помещиков судил Верхний земский суд в губерниях и уездный суд в уездах, государственных крестьян судила Верхняя расправа в губернии и Нижняя расправа в уезде, горожан — городовой магистрат в уезде и губернский магистрат в губернии. Все эти суды были выборными, исключая суды нижней расправы, которые назначал губернатор. Высшим судебным органом в стране становился Сенат, а в губерниях — палаты уголовного и гражданского суда. Новым для России был бессословный Совестный суд, призванный прекращать распри и мирить ссорящихся.

Губернская реформа привела к ликвидации коллегий, за исключением Иностранной, Военной и Адмиралтейской. Функции коллегий перешли к местным губернским органам. В 1775 г. была ликвидирована Запорожская Сечь, а большинство казаков переселили на Кубань.

В ходе осуществления реформы 1775 г. были приняты меры по укреплению власти дворянства в центре и на местах. Впервые в российском законодательстве появился документ, определивший деятельность местных органов государственного управления и суда. Созданная этой реформой система сохранилась до 1864 г., а административно-территориальное деление до 1917 г.

Лит.: Исаев И. А. История государства и права России. М., 1996. Гл. 26; То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.bibliotekar.ru/istoria-prava-rossii/29.htm; История государства и права СССР / под ред. С. А. Покровского. Ч. I. М., 1959. Гл. 7; Тархов С. А. Изменения административно-территориального деления России за последние 300 лет // География. 2001. № 15.

См. также в Президентской библиотеке:

Административно-территориальное деление // Территория России: коллекция;

Благочестивейшия самодержавнейшия великия государыни имп. Екатерины Вторыя.. учреждения для управления губерний Всероссийской империи. М., 1775;

Издан Манифест о присоединении Курляндии к Российской империи // День в истории. 26 апреля. 1795 г.;

Манифест императрицы Екатерины II о присоединении к Российской империи Крымского полуострова, острова Тамань и Кубанской области // День в истории. 19 апреля 1783 г.;

Обнародован Манифест о генеральном размежевании земель всей империи // День в истории. 30 сентября 1765 г.;

Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. СПб., 1830. Т. 20 (1775-1780). № 14392. С. 434;

Присоединение Грузинского (Картли-Кахетинского) царства к России // День в истории. 30 января 1801 г.;

Сенатом принят именной указ Петра I об устройстве губерний // День в истории. 9 июня 1719 г.

История одного опоздания – Политика – Коммерсантъ

26 марта 1989 года прошли выборы на съезд народных депутатов СССР. Они были важнейшей частью политической модернизации, начатой Михаилом Горбачевым. Однако и выборы, и сам съезд привели к рождению совершенно новой политической культуры. Фактически реформа превратилась в революцию, к которой оказались не готовы и инициатор модернизации, и система, которую он пытался изменить.

Решение о политической реформе и внесении соответствующих поправок в Конституцию было принято на 19-й партконференции летом 1988 года. Предполагалось создание нового органа власти — съезда народных депутатов, из состава которого выбирался бы Верховный совет СССР. Выборы на съезд обещались альтернативными, при этом заранее закреплялось право первых секретарей обкомов становиться председателями соответствующих региональных советов. Подавалась реформа как отделение партии от советских органов.

Существует несколько версий относительно того, как и зачем Михаил Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС, начал политическую реформу, похоронившую не только его, но и партию, и весь СССР. Если вынести за скобки самые радикальные, основанные на «теории заговора» варианты, то ближе всего к реальности предположение о том, что Михаил Горбачев хотел подстраховаться, сделать свое положение независимым от партийного аппарата. Говоря о его способности помножить на ноль любую партийную карьеру, чаще всего вспоминают увольнение Никиты Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС в октябре, однако свергнутых силой аппарата, пусть со вторых-третьих ролей было гораздо больше.

К середине 1988 года авторитет Михаила Горбачева в партии был не столь крепок, как в 1985 году. Его все чаще критиковали и сторонники более радикальных реформ, в том числе и Борис Ельцин, и те, кто считал, что руководство партии слишком активно занимается ревизией социалистических завоеваний. Начало политической реформы должно было гарантировать Михаилу Горбачеву — лицу этой и других реформ позднего СССР — значительный запас прочности.

Существуют разные оценки относительно того, насколько стремительной была подготовка к политической реформе. «Сам процесс преобразований избирательной системы принял, я бы сказал, быстротечный, радикальный характер.

Начать с того, что новый закон о выборах — важнейший закон, который впервые в нашей истории вводил в практику альтернативные выборы, по существу, практически не обсуждался общественностью. Его провели всего лишь за месяц (!) в невероятной спешке, непозволительной для разработки такого краеугольного документа.

Она не дала возможности все тщательно продумать. Честно скажу, уже в то время у меня возникало немало сомнений в целесообразности чрезмерной спешки с принятием нового закона о выборах»,— вспоминает в своих мемуарах Егор Лигачев, на момент описываемых событий второй секретарь ЦК КПСС и неформальный лидер консервативного крыла партии.

Впрочем, вне зависимости от сроков подготовки и степени продуманности такой оригинальной избирательной системы, как была предложена для выборов на съезд народных депутатов СССР, в мире тогда не существовало.

Хор голосов для одного человека

Гражданин, выбиравший ВС СССР в 1984 году, имел один голос и был вправе использовать его по собственному разумению. Что, как правило, предполагало бодрый поход на избирательный участок, исполнение гражданского долга при помощи бюллетеня с одной фамилией, знакомство с ассортиментом буфета на участке и наслаждение выходным днем. Еще гражданина могло ждать собрание по месту работы, на котором он выдвигал кандидата в депутаты.

Выборы 1989 года с этой практикой покончили.

Во-первых, был формально и фактически упразднен принцип «один человек — один голос». На съезд народных депутатов избиралось 750 человек по национально-территориальным округам, 750 — по территориальным округам, 750 — от общественных организаций, включая КПСС, профсоюзы, комсомол и творческие объединения.

То есть один социально активный гражданин, состоявший в руководстве общественных организаций и творческих союзов, мог по сути проголосовать до семи раз. Если же при этом он жил в автономном округе, то вес его голоса был еще чуть больше.

Во-вторых, помимо выдвижения в трудовых коллективах неравнодушные граждане имели возможность побороться за своего и против чужого выдвиженца на окружном собрании — промежуточной стадии, принимавшей решение о праве кандидата баллотироваться в депутаты.

В третьих, заявленная альтернативность выборов позволяла гражданину самому выдвигаться в депутаты, а не ждать решения со стороны. Правда, для этого его кто-то должен был поддержать, хотя бы трудовой коллектив, в котором он работал.

Отсутствие правила «один человек — один голос» уже тогда вызывало много вопросов и нареканий, а 100 кандидатов от КПСС почти сразу назвали «красной сотней». Еще больше критики было в адреса 100 профсоюзных кандидатов. Некоторый скепсис вызывало и то, что безоговорочный лидер перестройки Михаил Горбачев, а также практически все его соратники по политбюро также баллотировались по партийному списку.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев с женой Раисой в день голосования, 26 марта 1989 года

Фото: Лизунов Юрий / ТАСС

«Много позже я понял, почему Горбачев пошел на такую сложную и совершенно недемократическую систему выборов. Хорошо и надежно отлаженный поколениями партийной селекции аппарат при прямых, равных и тайных выборах не оставил бы демократам ни шанса на победу.

Отработанная система бюрократических проволочек и четкая взаимовыручка аппаратчиков, контролируемые ими средства массовой информации и деньги из партийных и государственных касс, возможность освобождать от служебных обязанностей практически любого нужного человека и платные группы поддержки — все обеспечивало успех аппаратчикам.

Но Горбачев и его интеллектуальная команда поставили аппарат в необычные, нерегламентированные советской традицией условия. Выборы от общественных организаций и Академии наук СССР, деление страны на территориальные и национально-территориальные избирательные округа — это давало множество возможностей. Известные всей стране люди — Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Алесь Адамович, Егор Яковлев, Гавриил Попов и многие другие — попали в парламент лишь благодаря такой недемократичности избирательной системы» (Анатолий Собчак «Хождение во власть»).

Избирательные правила образца 1989 года выглядели несправедливыми еще и потому, что использовались только один раз. Но если предположить, что авторы избирательной системы планировали ее применение на десятилетия вперед — а исключать этого совсем нельзя — то многоуровневая система голосования имела и свои плюсы. Например, по-настоящему активный гражданин имел возможность продвигать своих кандидатов сразу на нескольких площадках. Чтобы это происходило, активному гражданину пришлось бы добиваться учета своих интересов и в партии, и в профсоюзах и при наличии членства в творческих объединениях. Соответственно, он должен быть заинтересован в реформировании этих структур. Ну а гражданин, который испытывал меньше интереса к политической жизни, все равно оставался при одном голосе, которым распоряжался бы по собственному усмотрению.

Как рождаются новые профессии

Опыт политической и тем более предвыборной борьбы на тот момент в СССР отсутствовал. Непонятно было, собственно говоря, кто может быть объектом и субъектом этой борьбы.

Егор Лигачев считает, что партия, ранее до последней буквы согласовывавшая ход избирательной кампании, на этот раз «почти полностью отстранилась от участия в политической борьбе».

У кандидатов-демократов совсем другие воспоминания.

Одним из наиболее существенных сюжетов избирательной кампании было то, где и как станет баллотироваться Борис Ельцин. Его выдвигали и в Москве по национально-территориальному округу №1, и в Свердловской области, и еще в ряде регионов. Однако команда, складывавшаяся вокруг господина Ельцина, и он сам решили баллотироваться в Москве. Там главному кандидату пришлось столкнуться с сопротивлением системы. Заседание окружной комиссии, которая должна была выдвигать кандидатов, проходило в Колонном зале Дома союзов. В мемуарах помощника Бориса Ельцина Льва Суханова указывается, что на «финальном» окружном собрании, в Колонном зале на Ельцина обрушился град провокационных вопросов. Главным обвинением было то, что он, дескать, борется с привилегиями, а сам живет в доме ЦК, пользуется медицинскими услугами четвертого управления Минздрава, хотя к тому времени он уже перешел в районную поликлинику, что его дочь Лена якобы получила квартиру незаконно.

Фото: Воронин Сергей / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ

Соперником Бориса Ельцина был директор завода «ЗИЛ» Евгений Браков. «Когда мы приехали на «ЗИЛ», откуда выдвигался Браков, все было сделано так, чтобы встреча провалилась. Рабочих отпустили в отгулы, а зал заполнили аппаратчики и администрация. У работника, желающего выступить, на руке был написан номер — очередность выступления»,— вспоминает Лев Суханов, связывая проведение активного мероприятия не самим господином Браковым, а с активностью ЦК КПСС.

Аналогичную историю вспоминал и Анатолий Собчак: «С разоблачениями выступают одни и те же люди. Это или не в меру ревнивые команды соперников, или хмурые райкомовские работники. Типичная сценка: женщина средних лет кричит со ступенек, что ни в коем случае «этого профессора» выбирать нельзя, мол, все они развратники, а Собчак особенно. Он ни одну свою студентку не пропускает и оценку, прежде чем не переспит, не ставит. Мол, у нее племянница хотела поступать на юридический, а Собчак ей сказал: отдайся, тогда поступишь. Но она девушка честная и потому не поступила! Народ верит: да, они такие!.. И вдруг кто-то, весьма просто одетый, не выдерживает: «Идиоты! Что вы эту дуру слушаете! Да если он на самом деле хоть вполовину такой, как она говорит, и его хватает на каждую студентку, то только его и надо выбирать! Он же все наши проблемы решит, раз у него столько энергии!»».

Политтехнолог Григорий Казанков, работавший в 1989 году на выборах, вспоминает, что в нынешнем понимании политтехнологий тогда не существовало, «даже слова такого не знали, а работа была».

Председатель совета директоров «Николло М» Игорь Минтусов тоже говорит, что «первые методички, которые дали образование какому-то количеству специалистов, названных впоследствии политтехнологами, появились только в 1993–1994 годах». Их привезли в Россию представители National Democratic Institute, существующего при Демократической партии США.

И Казанков, и Минтусов работали с кандидатами из академической среды. Оба кандидата выиграли в первом туре. Но технологии и их выбор для победы кандидата были разными. Григорий Казанков, будучи аспирантом МГУ, попал на выступление профессора Алексея Емельянова, который избирался в Ленинском округе №1. «На факультете была встреча с кандидатом. Он поразил меня, он был очень ярким, и я решил принять участие в его кампании»,— вспоминает технолог. По его словам, еще со студенческих времен ему хотелось работать на выборах: «Я что-то читал об этом, но четкого знания, как действовать, не было. Понятно, что нужно было организовывать выступления кандидата и его встречи с избирателями, чтобы о нем узнало как можно больше людей, вот их и организовывали».

Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ

Игорь Минтусов в 1988 году успел побывать во Франции, где познакомился с тем, как коллеги-социологи уже проводили так называемые глубинные интервью и фокус-группы. Он стал использовать их в политической сфере: «Важно было понять, почему в 1989 году люди хотят голосовать за демократов, какая у них мотивировка. А это возможно только с помощью качественных исследований». В итоге к февралю 1989 года господин Минтусов, работавший в Научно-исследовательском центре при Советской социологической ассоциации, был уволен за проведение соцопроса о политических предпочтениях накануне выборов. Игорь Минтусов и другие молодые ученые из Академии наук приняли решение помочь с избирательной кампанией работавшему в соседнем здании директором Института международных экономических и политических исследований РАН Олегу Богомолову. Он выдвинулся по Севастопольскому району города Москвы. «Мы провели телефонные опросы в столице, большинство людей хотели кандидата-демократа. Так мы поняли, что из ученого, академика, нам нужно сделать демократа»,— вспоминает политтехнолог. После этого кандидату Богомолову сделали газету и листовку, главный посыл которой был «голосуйте за академика-демократа Богомолова». Подразумевалось, что «за» демократа означает «против» коммуниста. Оппонентом Богомолова в округе был как раз 1-й секретарь Севастопольского райкома КПСС Алексей Брячихин (префект ЗАО г. Москва в 1991–1999 годах). «Его листовка была прообразом того, что потом станут называть главным месседжем избирательной кампании»,— говорит Игорь Минтусов.

На вопрос “Ъ”, почему надписи на листовке о демократических воззрениях кандидата оказалось достаточно, политтехнолог говорит: «Если на клетке со львом написано, что это лев, а вы никогда его до этого не видели, то никому не придет в голову, что это буйвол.

То же самое с Богомоловым — мы говорили, что он демократ, и людей, которые бы оспаривали этот факт, не было. Черный пиар появился позднее». Олег Богомолов выиграл выборы в первом туре, набрав 51% голосов.

Григорий Казанков считает, что его кандидат без применения политтехнологий тоже выборы не выиграл бы. Тем более что оппонентом Алексея Емельянова был ведущий программы «Человек и закон» Валерий Савицкий. А кандидата Емельянова за всю кампанию один раз показали по телевизору — в программе «12 этаж», вспоминает Казанков, зато на его встречи с избирателями приходило огромное количество людей: «Плюс постоянно появлялись те, которые говорили, что хотят агитировать за него».

Выборы 1989 года дали толчок для развития политтехнологий в России, полагает Григорий Казанков. По его словам, уже на следующий год на выборах народных депутатов РСФСР и выборах в Моссовет 1990 года «избирателям раздавали маленькую листовку, на которой были перечислены все «хорошие» кандидаты, за которых призывали голосовать непререкаемые авторитеты — Борис Ельцин, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев, и избиратели искали потом этих кандидатов в бюллетенях»: «Кажется, все из той листовки одержали победу на выборах». В 1989 году эта технология немного в другом виде тоже использовалась, вспоминает Казанков: «Алексей Емельянов после победы в первом туре помогал некоторым кандидатам, которые вышли по второй тур,— приезжал на встречи, поддерживал». По его словам, это есть и сейчас, когда «уважаемые люди поддерживают кандидата — только листовки стали красивее, а в интернете теперь это можно использовать таргетировано».

Был на выборах 1989 года и админресурс, говорит Григорий Казанков: «Кандидатам срывали встречи. Например, можно было договориться о встрече с избирателями в красном угле, а потом выяснялось, что там детишки будут стихи читать. Или электричество могли отключить».

Но вся та деятельность, по словам технолога, «была чистым волонтерством», потому что «профессия — это когда ты получаешь за проделанную работу деньги», а у него это случилось «только в 1994 году». Вместе с тем в 1989 году, после тех выборов появилась первая в Россия компания, которая стала заниматься выборами на профессиональной основе. Это была компания «Николло М» Игоря Минтусова.

Ничья победа

В ходе выборов на первый съезд народных депутатов СССР свои округа проиграли 30 секретарей обкомов и крайкомов, а всего мимо депутатских мандатов прошли 20% партработников. При этом количество депутатов с партбилетами даже выросло: случилось это за счет того, что при регулируемых выборах всегда высчитывалось количество партийных и беспартийных кандидатов. Теперь высчитать не получилось.

На самом деле успех нескольких десятков демократических кандидатов не должен был изменить общей картины, равно как и далеко не все люди, пробившиеся на альтернативных выборах, были единомышленниками. Зато выяснилось, что выдвижение своего кандидата и активная политическая борьба не предполагают немедленного наказания и репрессий, а в ходе теледебатов можно говорить почти о чем угодно.

Михаил Горбачев мог праздновать победу, но настроение в его команде было, наоборот, похоронным. «Со съезда народных депутатов. И серая масса, агрессивно-послушное большинство, по определению Юрия Афанасьева, и интеллектуалы отвергают внутреннюю политику Горбачева. Первые — за пустые полки магазинов, вторые — за некомпетентность (а где их собственная компетентность, в том числе академиков?). Горбачев ведет съезд на пределе возможного. Но он не может справиться с последствиями своей доверчивости и привязанности к аппаратным методам»,— вспоминает в своих мемуарах Анатолий Черняев, бессменный помощник Михаила Горбачева.

Академик Андрей Сахаров во время голосования

Фото: Морковкин Анатолий / ТАСС

Возможно, история была бы совсем другой, если съезд народных депутатов собирали бы сразу после партконференции в 1988 году. Но за год, что прошел после выборов, ситуация в экономике лавинообразно ухудшилась, межнациональные конфликты появлялись на все новых точках на карте СССР, а скепсис по отношению к властям только нарастал. Уже грохотало со всеми возможными децибелами «дело Гдляна-Иванова», двух следователей, предъявлявших чудовищные по силе обвинения представителям высшего руководства страны.

«За два месяца предвыборной кампании я увидел жизнь так, как не видел ее за 50 лет». Эти слова из книги Анатолия Собчака «Хождение во власть» в полной мере могут быть применены не только к избирательному округу в Ленинграде, где баллотировался профессор юрфака, но и ко всей стране. СССР только начинал узнавать про себя.

Жить ему оставалось два года.

Глеб Черкасов, Софья Самохина

Гайдар был героем, потому что знал, что за его реформы его будут ненавидеть

Мы выражаем соболезнования родным и близким Егора Тимуровича. Огромную утрату понесли и все граждане России.

«История мира – это биография великих людей», – писал шотландский философ Томас Карлейль. Великие люди, или, как он их называл, «герои», меняют и создают историю. Егор Гайдар был и великим человеком, и героем, по сути написавшим новейшую историю России. На сегодня нет темы важнее. Все мы должны хорошо понимать, кем был Гайдар для нас и для страны.

Он был не только великим экономическим реформатором, но и строителем. История ни одной из значительных держав не знает примеров такого драматического и быстрого изменения экономической системы – не «разрушения», а именно «изменения». Революция 1917 г. разрушила экономическую и политическую систему Российской империи. Падение империи СССР могло закончиться тем же – гражданской войной, диктатурой и голодом. Гайдар противопоставил хаосу экономические реформы, которые заложили фундамент демократии в России и дальнейшего экономического роста.

Критики Гайдара говорят, что можно было бы пойти путем поступательных реформ по примеру Китая. Но давайте не будем забывать, что Советский Союз под руководством Михаила Горбачева шел именно по пути поступательных реформ. Исход этих реформ многие из нас помнят – очереди, дефицит всего, гуманитарная помощь, невозможность заплатить по внешнему долгу при насущной необходимости занять еще и потом еще. СССР начала 1990-х был моральным и экономическим банкротом, проедавшим деньги будущих поколений.

Реформы Гайдара позволили практически за несколько лет создать все необходимые институты развитой рыночной экономики: свободные цены, частную собственность, финансовые рынки, банки, налоговую систему, центральный банк – список созданного займет страницы. Иногда Гайдара обвиняют в том, что он вместо строительства институтов занимался лишь «шоковой терапией» – либерализацией цен и внешней торговли. Это не так. По скорости создания институтов Гайдар на порядок опережает и Черномырдина, и Путина. Для сравнения давайте вспомним, какие институты были созданы за последние пять лет. Госкорпорации? Особые экономические зоны? Общественная палата?

Можно ли было провести реформы по-другому: лучше и с меньшими затратами? Критики Гайдара расскажут о сотнях ошибок, совершенных реформаторами. Но даже сейчас, спустя почти 20 лет, самые современные экономические исследования не могут ответить на вопрос, как правильно реформировать экономику огромной, неэффективной, экономически отсталой страны. Ответить на этот вопрос 20 лет назад было еще труднее. Вспомним, что в то время в России не было экономистов, которые знали о том, как работает рыночная экономика. Не было таких детальных знаний и у Гайдара, но Гайдар и его команда были лучшими и наиболее подготовленными из тех, кто мог бы провести реформы. Вряд ли существовали кардинально иные меры, способные мгновенно перенести россиян в капиталистический или другой экономический рай. Гайдар выбирал между заведомо плохими решениями. Его заслуга в том, что из множества зол он выбрал наименьшее.

Гайдар был героем потому, что он знал: его выбор сделает его объектом ненависти со стороны огромного количества людей. И сейчас в сознании многих россиян он является символом всех ужасов 90-х. Его ненавидят за то, что он, как говорится в известном проклятии, принес эпоху перемен. Перемены отняли сбережения, власть и даже достоинство у многих россиян. Но без реформ было бы хуже. Кроме того, те же реформы создали и небывалые возможности, особенно для молодежи того времени.

Вспомним, что Гайдар мог бы и не делать такой тяжелый персональный выбор. Он был внуком двух крупнейших советских писателей и сыном контр-адмирала, представителем тонкой прослойки «коммунистической аристократии», уровень жизни которой был вполне достойным и по западным меркам. Кроме того, и в новой России он не стал богатым человеком, хотя возможности у него, скорее всего, были.

Гайдар был, пожалуй, единственным русским публичным интеллектуалом, обладавшим мировой известностью. Его книга «Гибель империи» – один из лучших в мире образцов политико-экономического анализа ключевого эпизода новейшей истории. Для россиян эта книга имеет особое значение. С одной стороны, это приговор: анализ, проделанный автором, свидетельствует о том, что политика нынешнего российского правительства ведет страну по пути позднего СССР. С другой стороны, это своего рода катехизис для дискуссий с нашими старшими и младшими согражданами, мечтающими о возвращении великого Советского Союза с его государственной собственностью на средства производства и централизованной политической системой. К сожалению, столь аргументированных высказываний на эту тему пока очень мало, но тем ценнее каждое из них.

Уникальное сочетание интеллекта, патриотизма, опыта управления огромной страной в один из самых трудных ее периодов, личной честности и принципиальности сделало Егора Гайдара символом российских либералов. С его утратой либеральная часть российского общества потеряла голос, к которому, хоть и нехотя, прислушивались все составляющие российской элиты России – от коммунистов до Кремля. Все его оппоненты знали, что Гайдар никогда не врет и не пытается добиться чего-то для себя. Его аргументы были всегда направлены на защиту интересов россиян – как он их понимал (и как понимаем их мы, авторы этой статьи).

Философ Исайя Берлин писал в эссе о президенте США Франклине Делано Рузвельте: «Он был одним из политиков XX или любого другого века, у которого, казалось, не было никакого страха перед будущим У него был характер, энергия и все необходимые качества диктатора, но он был на нашей стороне. Политическая, личная и публичная критика, направленная на него, возможно, верна; все его личные недостатки, о которых говорят его враги и некоторые друзья, могут соответствовать действительности, но как публичная фигура он был уникален». Эти же слова применимы и к Егору Гайдару. Одни американцы считают Рузвельта спасителем страны от Великой депрессии, другие критикуют за то, что его политика продлила экономический кризис. Но большинство американцев – спустя почти 60 лет после его смерти – считают Рузвельта великим президентом. Так и в России 2070 г. будут вспоминать Егора Гайдара как одного из великих политических деятелей страны.

Урок истории, 5 класс. Тема урока: Зарождение демократии в Афинах.

Урок истории в 5 классе

Тема: «Зарождение демократии в Афинах»

Актуализация:

Учитель: Ребята, представьте, что вы находитесь на торговой площади в Афинах в VI веке до нашей эры и слышите разговор между богатым купцом и аристократом.

(В красках изобразить их разговор, играть спектакль одного актера)

Купец: Я – богат, посмотри на мои корабли, склады с товарами. У меня красивый дом и много рабов. Я умный человек, у меня есть опыт, который может пригодиться моему государству! И поэтому я тоже хочу управлять Афинами! Я тоже хочу быть правителем!

Аристократ (презрительно): Ты забыл, кто был твой дед?! Не смей равняться со мной,….. Богатым можно стать, а знатным нужно родиться….. И поэтому только мы — знатные и богатые можем управлять государством. Так было и будет всегда! Афинами могут управлять только аристократы!

Учитель: А теперь скажите мне, как вы понимаете это выражение: «Богатым можно стать, а знатным нужно родиться»?

Ученики высказываются по поводу данного выражения.

Учитель: Кто произнес эту фразу?

Ученики: Аристократ.

Учитель: А к какому сословию принадлежит купец?

Учитель: Купцы – это демос.

Учитель: Что означает слово демос?

Ученик: Демос – это народ, свободные граждане, которые не принадлежали к аристократии.

Учитель: Анализируя услышанный нами разговор, скажите, пожалуйста, чем были недовольны богатые купцы?

Ученик: Они были недовольны тем, что не принимали никакого участия в управлении государством, и не решали важные государственные дела.

Учитель: То есть купцы (представители демоса), тоже хотели участвовать в управлении государством, но аристократы не хотели допускать демос к решению важных государственных дел.

А вы знаете, что такое противостояние между демосом и знатью привело Афины практически на край гибели…

Но Афины были спасены архонтом, который издал демократические реформы.

Кто напомнит мне, кто такой архонт?

Ученик: Архонт – это правитель.

Проблематизация

Учитель: Слово «демократия», «демократический» вы довольно часто слышите. Например, с экранов телевизоров.

Объясните, пожалуйста,  как «демократические реформы» смогли спасти Афины?

Ученики: Не сможем объяснить, мы не знаем точного определения, что такое  «демократия», «демократический»,  не знаем важных фактов, которые произошли в Афинах того времени.

Целеполагание

Учитель: Значит, наша цель – узнать как «демократические реформы» помогли спасти Афины.

Как мы поймем, что достигли цели?

Ученик: Если мы сможем объяснить, как были спасены Афины, рассказать,  в чем особенность демократических реформ.

Планирование

Учитель:  Давайте подумаем, на какие вопросы нам нужно узнать ответ, чтобы достичь нашей цели? Сформулируйте вопросы, используя вопросительные слова «Кто? Что? Когда? Какие? Как…?». Опираясь на ваши вопросы,  мы составим план вашей деятельности на уроке.

Дети представляют свои вопросы.  Учитель  отмечает те, которые могут стать планом,  предлагает выстроить их в последовательности. В результате получается следующий план:

1. Что происходило в Афинах в VI в. до н.э.?
2. Кто был архонтом в это время в Афинах?
3. Что именно он сделал для Афин?
4. Что такое «демократия» и «демократические реформы»?
5. Почему демократические реформы могли спасти государство?

Критерии оценивания

Учитель: Как мы поймем, что мы достигли нашей цели?

Для оценивания результата урока мы воспользуемся критериальной таблицей. В ходе нашего урока  вы будете ее заполнять самостоятельно или с помощью своего соседа по парте.

В таблице две части – обязательная (она связана с  целью урока ). и дополнительная  (она связана  с важными умениями, которые мы с вами осваиваем в этом учебном году). Сегодня — это  умение находить аргументы  в защиту тезиса и умение делать вывод. Дополнительные баллы вы сможете получить, если будете активны в доказательстве тезиса и формулировании выводов.

Критериальная таблица

Фамилия, имя ___________________________

За что можно получить  баллы?	Сколько баллов можно получить?	Мои баллы
1. Умение работать с информацией текста — раскрывать основное содержание реформ архонта	Верно раскрыто содержание  одной реформы — 1 балл Неверно раскрыто содержание реформы– 0 баллов
2.Умение давать определение понятию «демократия»	Определение дано верно – 2 балла Признаки указаны  частично – 1 балл Неверный ответ – 0 баллов
Дополнительные баллы
3. Умение  подбирать аргументы в защиту  тезиса	Не найдено ни одного аргумента – 0 баллов Верно найден 1 аргумент – 1 балл Верно найдено 2 аргумента — 2 балла
4. Умение делать вывод  о причине событий	Сделан вывод, объясняющий причину происходящего – 2 балла Причины указаны частично – 1 балл Неверный ответ – 0 баллов
	Максимально	12 баллов

 

Основная часть урока – реализация плана.

Учитель: Приступим к работе по нашему плану.

Учитель: Итак, Афины практически на краю гибели. Противостояние демоса и знати достигло наивысшей точки. Начались кровавые столкновения. Но нашлись, к счастью, благоразумные люди, которые уговорили противников начать мирные переговоры. В результате этих переговоров знать и демос сообща выбрали архонтом Солона. Солон вступил в должность в 594 г. до н.э.

Ребята, но ведь это весьма сухая информация. Давайте поближе познакомимся с личностью Солона, узнаем, почему именно его выбрали архонтом в этот трудный период. Сейчас на экране появится текст. Он несет некую информацию. Прочтите его, пожалуйста, подумайте о том, каким человеком был Солон……. А теперь посмотрите на доску, там написан тезис

«Солон – уважаемый политик и поэт»

Используя текст исторической справки, подберите аргументы (доказательства) в пользу этого тезиса.

Текст (историческая справка)

Солон —  знаменитый афинский законодатель и поэт, происходил из знатного рода. Отец законодателя был человеком небогатым, после его смерти Солон  остался почти без средств. Помощь от чужих людей юноша стыдился принять и потому решил попытать счастья за морем. Он отправлял  в заморские страны на кораблях афинские товары и привозил товары из чужих стран. В те времена в Афинах торговлей с заморскими странами занимались только немногие смельчаки. Путешествия за море были делом опасным, но зато одна удачная поездка могла дать большую прибыль. К человеку, побывавшему в чужих краях, который приобрел знания и жизненный опыт, сограждане относились с уважением.

Однако Солон ездил за море не только ради наживы, но и для того, чтобы поучиться мудрости, познакомиться с разнообразными обычаями людей, повидать свет. Наживу ради наживы Солон не ценил; он считал, что не только в деньгах счастье. Он говорил:

Равно богаты те люди — и кто серебро в изобильи
С златом имеет, поля на хлебородной земле,
Коней и мулов, но также и тот, кто одно только может —
Досыта, вкусно поесть, вволю потом отдохнуть.
Хотя Солон сам разбогател (так как его поездки были удачны), он считал, что доблесть и доброе имя выше богатства:

Много людей и худых богатеют, а добрые — бедны.
Но у худых ни за что не променяем своей
Доблести мы на богатство: она ведь при нас неизменно,
Деньги ж сегодня один, завтра захватит другой.

Вернувшись из путешествия на родину, Солон застал там острую борьбу между знатью и демосом. Простой народ не имел земли и находился в кабале у кучки знатных (эвпатридов). Народ боролся против эвпатридов, требуя земли и свободы. Солон сразу же стал на сторону народа и вскоре приобрел его уважение; простые люди видели в нем своего защитника. Свой чудесный дар поэта Солон отдал на служение народу. В замечательных стихах, которые тогда всякий знал наизусть, поэт внушал борющимся сторонам необходимость взаимных уступок и примирения ради блага родины, а впоследствии разъяснял смысл и цель изданных им законов.

Сам Солон говорил о себе следующее: «Быть я богатым хочу, но нечестно владеть не желаю этим богатством: поздний час для расплаты придет».

 

 «Солон – уважаемый политик и поэт»

Учитель: Итак, мы слушаем ваши аргументы.

Примерные ответы:

Ученик: Он был знатного происхождения, но богатство ему не досталось в наследство. Он сам заработал его, занимаясь морской торговлей.

Ученик: Деньги были для него не главное.  Доблесть, честность и честь он ставил гораздо выше богатства.

Ученик: Он был мудрый, справедливый, сочинял стихи. Хоть сам он был знатного происхождения, но встал на сторону простых людей.

По мере высказывания аргументов, учитель акцентирует внимание всех учеников на наиболее важных.

Учитель: Итак, теперь вы знаете, что Солон —  довольно интересный и разносторонний человек. Умный, справедливый, трудолюбивый, честный, талантливый поэт…А что сделал этот человек для афинян, вы не знаете. Подумайте (можете даже поставить себя на место Солона) и предположите, что стал делать Солон для того, чтобы стабилизировать ситуацию в Афинах.

Ученики выдвигают самые разнообразные варианты действий Солона. Некоторые говорят о том, что Солон мог действовать весьма строго и жестко по отношению  к аристократии, и даже посадить в тюрьму некоторых знатных людей. Некоторые ученики высказывают предположение о том, что Солон мог выселять богатых людей из их домов, а бедняков селить в эти дома; мог заставлять богатых людей делиться своим богатством и другие версии (соответственно возрасту пятиклассников). Некоторые ученики, помня о чертах личности Солона, выдвигают версию о том, что Солон все-таки пытался найти мудрое решение, стремился примирить бедных и богатых.

Учитель: Мы выслушали все ваши предположения.  Целью Солона действительно было примирение богатых и бедных. Давайте теперь поработаем с текстом п. 2,3 § 30  и узнаем,  что сделал Солон для достижения своей цели (заметьте, у Солона была цель, и у нас с вами тоже есть цель и мы потихоньку приближаемся к ней). Работая с текстом, заполните таблицу «Реформы Солона».  (Время работы 10 минут)

Реформы уже указаны в таблице, вам  надо раскрыть их основное содержание (используя текст учебника)

 

Реформа	Основное содержание
Прощение долгов
Запрет обращать в рабство за долги
Выборность судей
Регулярный созыв народного собрания
Отмена законов Драконта

 

После заполнения таблицы педагог предлагает  проверить работу друг друга и внести баллы в оценочные таблицы (правильные ответы появляются на экране).

 

Реформа	Основное содержание (примерные ответы)	Количество баллов
Прощение долгов	Люди, имевшие долг, освобождались от его уплаты. Долговые камни убирались с участков.	+1 балл
Запрет обращать в рабство за долги	Все рабы – должники были освобождены, а проданных за море следовало разыскать и выкупить за счет государства	+1 балл
Выборность судей	Судьи выбирались из всех афинян независимо от их знатности и богатства	+1 балл
Регулярный созыв народного собрания	В работе народного собрания принимали участие все афинские граждане	+1 балл
Отмена законов Драконта	Были отменены самые жестокие из них	+1 балл

 

Учитель: Теперь мы с вами знаем, что действительно сделал Солон для того, чтобы сохранить спокойствие в Афинах. Ребята, посмотрите, пожалуйста, на доску.

На доске написано

ДЕМОКРАТИЯ — ?

 

ДЕМОС – НАРОД                                                 КРАТОС – ВЛАСТЬ

 

Учитель:

На доске перевод слова.  Попробуйте найти информацию, чтобы составить определение понятию «демократия». Вам предстоит работа в парах. У вас на столах лежат задания в виде небольшой таблицы, заполните, пожалуйста.

Учитель: Да. Вы совершенно правы. Демократия – это власть народа. Это такой порядок в государстве, когда сами граждане (независимо от их происхождения и материального состояния) участвуют в управлении государством. Демократия – это политический строй.

Учитель: Скажите, пожалуйста, можем ли мы поставить знак равенства между понятиями «демократия» и «реформы Солона»

ДЕМОКРАТИЯ	?	РЕФОРМЫ СОЛОНА
	=

Ученик: Да. Ведь Солон действительно разрешил демосу управлять государством.

Обобщите, пожалуйста, информацию и  сделайте вывод, как  «демократические реформы»  могли повлиять на  напряженную ситуацию в Афинах?

Ученики высказываются. Примерные ответы:

Демократические реформы – это изменения в жизни людей и общества, когда жизнь простых людей (например, земледельцев) становится лучше.

Демократические реформы – это изменения, благодаря которым государством начинают управлять  все граждане.

Демократические реформы – это благо, потому что управлять государством могут теперь не только богатые и знатные граждане, но и бедные простолюдины.

Учитель: Ребята, давайте вспомним цель нашего урока. Мы хотели узнать,  как «демократические реформы» помогли спасти Афины.

Мы  достигли цели?

Ученик (примерный ответ): Да. Мы достигли цели. Мы узнали, что именно сделал Солон для Афин. Также мы узнали, что такое демократия и теперь мы знаем, что демократия зародилась в Афинах. Мы узнали, что те изменения в жизни афинян, которые произошли благодаря Солону и есть демократические реформы.

Оценивание

Учитель: Ребята, теперь подсчитайте свои баллы, которые вы выставляли себе сами в течение урока. Мы можем теперь эти баллы перевести в отметки. У кого получилось 10 – 12 баллов получает «5»,  7 -9  баллов получает «4»,  4 – 6 баллов получает «3».

Рефлексия

Учитель: Взгляните на оценочную таблицу и ответьте, пожалуйста, на вопрос.

• Какое умение вам следует развивать, чтобы быть более успешным в учебной деятельности?
• Какое умение помогло вам достичь высоких результатов на уроке?

Перспектива

Учитель: Итак, ваше домашнее задание.

Задания на выбор:

1. (рекомендуется тем, кто набрал 10-12 баллов ) Ребята, в начале уроке я сказала вам, что слово «демократия» вы можете услышать с экранов телевизоров или встретить на просторах Интернета. А еще вы можете услышать : «Россия – демократическое государство». Представьте такую ситуацию, вы – крупный российский  политик, от вашего решения зависит принятие того или иного закона. Какой закон, направленный на развитие общества и государства вы бы создали и вынесли на обсуждение? Объясните почему.
2. (рекомендуется тем, кто набрал 7-9 баллов ) Вам предложен тезис и  текст.  Прочитайте текст* и найдите аргументы в защиту этого тезиса.
3. (рекомендуется выбрать тем учащимся, которые не набрали высоких баллов) прочитать §, повторить определение понятий «демократия», «демократические реформы», ответить на вопросы после параграфа.

 

На этом наш урок закончен. Всем спасибо. До свидания.

 

*Текст для домашнего задания

Задание:

 Вам предложен тезис «Демократия – это справедливое устройство общества».

Используя данный текст,  приведите аргументы в защиту данного тезиса.

 

     Реформы Солона заложили в Афинах основы демократии, то есть власти народа – демоса. Теперь любой афинский гражданин мог участвовать в управлении государством. Он мог быть избран на важные должности, голосовать в Народном собрании за законы и решения, казавшиеся ему справедливыми. Были отменены привилегии афинских аристократов, а вместо деления на знатных и незнатных введены имущественные разряды. Граждане различались уже не знатностью происхождения, а своими доходами. И это было более справедливо. Ведь незнатный никогда не мог стать аристократом, бедняк же мог надеяться когда-нибудь разбогатеть и перейти в более высокий разряд. Обязанности афинских граждан и их права тоже зависели теперь от доходов. Более богатые несли и большие обязанности. Они должны были приобретать более дорогое вооружение и вносить большие суммы на различные нужды. Это считалось справедливым. Но афиняне полагали справедливым и то, что за это полагаются и большие права. При этом все без исключения граждане были равны перед законом.

Что меняет мусорная реформа :: РБК Тренды

Цель мусорной реформы — ликвидация незаконных свалок и переход к прозрачной системе обращения с отходами. Рассказываем, что она изменит для жителей, бизнесов и чиновников

В 2019 году начались серьезные изменения в системе обращения с твердыми коммунальными отходами. Этот процесс называют «мусорной реформой». Формально федеральный закон «Об отходах производства и потребления» (89-ФЗ) был принят в 1998 году. В него многократно вносили различные поправки. Самые значительные поправки были внесены в 2014 году. Их целью стало сокращение полигонного захоронения и увеличение объема переработки отходов во вторсырье. Фактически это означает ликвидацию незаконных свалок и переход к прозрачной системе обращения с отходами.

Ожидаемые результаты этой реформы были прописаны в нацпроекте «Экология», который был создан после «майских» указов президента 2018 года. Там появилась цифра 36% утилизации твердых коммунальных отходов (ТКО) к 2024 году. Сейчас перерабатывается всего 3% ТКО в среднем по стране, 97% идет на полигон.

Реформа предполагает серьезные системные изменения на разных уровнях и развитие рынка утилизации ТКО.

Национальный проект «Экология». Главное

(Видео: РБК)

На практике ее реализация встречает протесты и непонимание со стороны жителей и бизнеса по всей стране. Во многом это связано с несовершенством текущего законодательства. «Снижение полигонного захоронения не должно быть целью, а должно быть следствием минимизации потребления ресурсов. Мы должны снижать объем полигонного захоронения за счет превентивных мер — предотвращение образования отходов, упрощение процесса сбора, сортировки и переработки. На текущий момент главный вопрос к реформе: почему ничего не делается для уменьшения производства отходов», — говорит руководитель по взаимодействию с органами власти ассоциации «Раздельный сбор» Анна Гаркуша.

---

Глава «РТ-Инвеста» Андрей Шипелов о реформе

Реформа очень масштабная, она охватывает не только территорию Российской Федерации, но и международные отношения, экспортные и импортные операции.

Реформа для крупных городов

Все города-миллионники в России заслуживают отдельного внимания в реформе. В них проживает основное население, плотность образования отходов выше, больше ресторанов, магазинов, которые создают много коммерческих отходов. И возникает естественный «конфликт» между объемами ТКО граждан и объемами коммерческого сектора.

Например, Москва и Московская область с точки зрения реформы должны быть единой агломерацией, где рождается единый социум в части проживания и перемещения людей. Здесь очень развита межсубъектовая торговля и перемещение товаров. И это всё влияет на образование отходов. То же самое касается Санкт-Петербурга и Ленинградской области, и еще ряда крупных городов-миллионников. Это, в том числе, требует дальнейшей более тонкой законодательной настройки.

Модель замкнутого цикла

Ни один перспективный элемент реформы — к ним относятся сортировочные комплексы, комплексы по переработке отходов (КПО), раздельный сбор и транспортировка, переработка в электроэнергию или во вторичные материальные ресурсы — сам по себе не работает эффективно. Эффективна только комплексная система, модель замкнутого цикла. Все элементы развиваются параллельно, но приоритет — это сокращение потребления. Такую культуру потребления нужно подращивать.

Второй элемент — это внедрение простого раздельного сбора, чтобы не вызвать отторжения. Когда говорят, что в каком-то месте 11 баков и это лучше, чем два бака (для смешанных отходов и вторсырья), как сейчас внедряется в Московской области и Москве, надо помнить, что десять лет назад еще не применялись специальные лазерные опознаватели, которые при помощи машинного обучения распознают любой сорт фракций, а дальше сепараторы позволяют их разделить. Из-за этого уже нет необходимости ставить 11 баков, достаточно двух. Они дают лишь на 2–5% меньше вторичных ресурсов.

Потребление надо сокращать, но все равно отходов становится больше, потому что растет качество жизни. Если количество отходов снижается, это говорит о том, что мы начинаем хуже жить, поэтому дай бог, чтобы он рос. При этом надо учитывать среднегодовой темп роста — отходы больших городов растут в среднем на 3–5%. И этот темп не снижается.

Если будет все правильно сделано, будут сознательные предприниматели, а правительство — последовательно регулировать эту отрасль, то к 2030 году порядка 40% отходов будет перерабатываться во вторичные материальные ресурсы, еще 15–20% — в электроэнергию. Оставшиеся 40% — это все равно пока полигонные захоронения. Это тот баланс, к которому мы можем стремиться.

Сегодня в среднем по стране перерабатывается лишь 3% отходов, а 97% отправляется на полигоны.

Союз трех сторон

Эту реформу нельзя будет сделать без равноправного партнерства между бизнесом, населением и властью. Здесь союз трех сторон. Это очень важно. Если случится перекос в одну из этих сторон, реформа окажется неуспешной.

Государство знает, сколько зарабатывает бизнес, и помогает ему решать проблемы. Население должно понимать, что не все зависит от бизнеса, доверие к которому в нашей стране, к сожалению, очень низкое. В социально ответственный бизнес, особенно в отрасли с отходами, верить не хотят. Но надо опираться на факты. Поэтому первое, над чем нужно работать, — это доверие.

Если посмотреть вглубь, то законный бизнес по обращению с отходами абсолютно не богатый. Да, он стабильный, но доходы здесь умеренные, кратно ниже, чем в других отраслях. Огромные затраты и финансовые нагрузки, в том числе на строительство новой инфраструктуры, которой сейчас в нашей стране нет — она только формируется.

Определение реформы в истории США.

Примеры реформ в следующих темах:

• Реформа государственной службы

  • Стойкие, фракция Республиканской партии в конце девятнадцатого века, выступали против реформы государственной службы и отдавали предпочтение машинной политике.
  • Государственная служба Реформа в США была главной национальной проблемой в конце 1800-х годов и серьезной проблемой штата в начале 1900-х годов.
  • Главным из его врагов был сенатор от Нью-Йорка Роско Конклинг, который на каждом шагу боролся с усилиями Хейса по реформе и .
  • Чтобы продемонстрировать свою приверженность реформе , Хейс назначил одного из самых известных сторонников реформы , Карла Шурца, министром внутренних дел и попросил Шурца и Уильяма М.
  • До конца своего срока Хейс требовал от Конгресса принятия постоянного закона о реформе , даже используя свое последнее ежегодное послание Конгрессу от 6 декабря 1880 г., призывая к реформе .

• Заключение: успехи и неудачи прогрессизма

  • Политическая коррупция была центральной проблемой, которую реформаторов надеялись решить с помощью реформ государственной службы на национальном, государственном и местном уровнях, заменив политические хаки профессиональными технократами.
  • Иллинойс модернизировал свою бюрократию в 1917 году при Фрэнке Лоудене, но Чикаго сопротивлялся реформе государственной службы до 1970-х годов.
  • Более того, расизм часто пронизывал большинство прогрессивных попыток реформы , о чем свидетельствует движение за избирательное право.
  • На местном, муниципальном и государственном уровнях различные реформаторы Progressive отстаивали разные цели, которые варьировались от реформы тюрьмы , образования, реорганизации правительства, городского благоустройства, запрета, избирательного права женщин, ограничения рождаемости, улучшения условий труда, реформа труда и реформа детского труда .
  • Хотя значительные успехи были достигнуты в области социальной справедливости и реформы на индивидуальной основе, на местном уровне было мало усилий по координации реформаторов по широкому кругу вопросов.

• Вильсоновский прогрессивизм

  • Во время своего первого президентского срока Вильсон сосредоточился на трех типах реформы : реформа тарифов , реформа банковского дела и реформа бизнеса .
  • Во время своего первого президентского срока Вильсон сосредоточился на трех типах реформы : тарифной реформы , реформы бизнеса и банковской реформы .
  • Реформа тарифов Вильсона в основном была достигнута благодаря принятию Закона Андервуда о тарифах 1913 года.
  • Уилсон говорил лишь кратко, но ясно дал понять, что для того, чтобы избежать повторения затруднений, связанных с сорванной реформой 1894 года, необходима реформа тарифов .
  • Банковская реформа Вильсона была наиболее заметна в результате создания в 1913 году Федеральной резервной системы.

• Гарфилд и Артур

  • В качестве президента Честер Артур продолжил многие из реформ своего предшественника, хотя он сам извлек выгоду из системы трофеев.
  • В 1880 году предшественник Гарфилда, президент Хейс, остановил выполнение любых новых контрактов по «звездному маршруту» в рамках реформы .
  • Однако реформаторов того времени критиковали структуру патронажа и систему общественных объединений как коррумпированные.
  • Несмотря на свою предыдущую поддержку системы патронажа, Артур, тем не менее, стал горячим сторонником реформы государственной службы в качестве президента.
  • Оцените значение реформы государственной службы при администрациях Гарфилда и Артура

• Пределы прогрессивизма

  • Хотя прогрессивная эра была периодом социального прогресса, у нее также было множество противоречивых целей, которые препятствовали усилиям по реформе .
  • Хотя прогрессивная эра была периодом широких движений реформ и социального прогресса, она также характеризовалась свободными, множественными и противоречивыми целями, которые препятствовали усилиям реформаторов и часто натравливали политических лидеров друг против друга, особенно в Республиканская партия.
  • На местном, муниципальном и государственном уровнях различные реформаторы Progressive отстаивали разные цели, которые варьировались от реформы тюрьмы , образования, реорганизации правительства, городского благоустройства, запрета, избирательного права женщин, ограничения рождаемости, улучшения условий труда, реформа труда и реформа детского труда .
  • Хотя значительные успехи были достигнуты в области социальной справедливости и реформы на индивидуальной основе, на местном уровне было мало усилий по координации реформаторов по широкому кругу вопросов.
  • Расизм часто пронизывал самые прогрессивные попытки реформы , о чем свидетельствует движение за избирательное право.

• Реформаторы среднего класса

  • После 1900 года Прогрессивная эпоха принесла политические и социальные реформы , такие как новые роли в образовании и более высокий статус для женщин.
  • После 1900 года, Прогрессивная эпоха принесла политические и социальные реформы , такие как новые роли в образовании и более высокий статус для женщин, а также модернизация многих сфер государственного управления и общества.
  • Помимо президентов, таких как Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон, она была самым выдающимся реформатором Прогрессивной эры и помогла стране обратить внимание на проблемы, волнующие матерей, такие как потребности детей, общественное здравоохранение и мир во всем мире.

• Коррупция и реформы: Хейс — Харрисон

  • Закон Пендлтона о реформе о реформе государственной службы положил конец системе добычи на федеральном уровне в 1883 году.
  • Государственная служба Реформа в США была главной национальной проблемой в конце 1800-х годов и серьезной государственной проблемой в начале 1900-х годов.
  • Гарфилд отвергнутым соискателем должности в 1881 году, призыв к государственной службе реформы усилился.
  • Закон Пендлтона о реформе о реформе государственной службы положил конец системе трофеев на федеральном уровне в 1883 году и создал двухпартийную комиссию по государственной службе для оценки кандидатов на должности на основе беспристрастных заслуг.
  • Политическая эпоха прогрессивной эры реформы привели к структурным изменениям в административных департаментах и ​​изменениям в способах управления государственными делами.

• Республиканская реформа при Харрисоне

  • Государственная служба реформа , пенсионная реформа и «Конгресс на миллиард долларов» характеризовали республиканские реформы администрации Харрисона.
  • Государственная служба Реформа стала важным вопросом после избрания Харрисона.
  • Харрисон назначил Теодора Рузвельта и Хью Смита Томпсона, обоих реформаторов , в Комиссию по государственной службе, но в остальном мало что сделал для продвижения дела реформы .

• Разновидности прогрессивизма

  • Реформаторы прогрессивной эры стремились использовать федеральное правительство для проведения радикальных реформ в политике, образовании, экономике и обществе.
  • Американский прогрессивизм определяется как широко распространенное движение за реформы , которое достигло пика своего влияния в начале 20 века и было в основном средним классом и реформистским по своей природе.
  • Возникнув в конце 19 века, прогрессивные реформаторы во многом определили тон американской политики на протяжении первой половины столетия.
  • Результатом стала «муниципальная администрация», которая эффективно управляла юридическими процессами, рыночными операциями, бюрократическим управлением и городской реформой .
  • Сторонники прогресса обратились к исследователям образования, чтобы оценить программу реформы , измерив многочисленные аспекты образования, что впоследствии привело к стандартизированному тестированию.

• План здравоохранения 1993 г.

  • Клинтон назначил первую леди Хиллари Родэм Клинтон руководить рабочей группой по реформе здравоохранения во время своего первого срока полномочий.
  • Однако против плана реформы выступили консерваторы, либертарианцы и индустрия медицинского страхования.
  • Вступив в должность, президент Клинтон быстро создал Целевую группу по реформе национального здравоохранения , которую возглавила первая леди.
  • Билл Клинтон сделал реформу здравоохранения одним из высших приоритетов своей администрации.
  • Он попросил первую леди возглавить Целевую группу по национальной реформе здравоохранения .

Реформа как концепция

Реформа шарнирного сочленения и игра в гегемонию Хилл Тейлор » Основным инструментом манипулирования реальностью является манипуляция словами. Если вы можете контролировать значение слов, вы можете контролировать людей, которые должны использовать эти слова ». — Филип К. Дик 1.1 Прошлым летом я был одним из пяти докторантов Педагогической школы. в Университете Северной Каролины в Чапел-Хилл, у которого не было ничего лучше чем заняться в жаркие и влажные летние собачьи дни за чтением социальной теории. Дважды в неделю наша группа собиралась в хорошо кондиционированном, недавно отремонтированном здании. отремонтированный и слишком шикарный, Джонстонский центр бакалавриата Превосходство. Мы постараемся разобраться в текстах, которые, по нашему мнению, представляют собой доминирующие парадигмы в современной социальной теории.Наш энтузиазм поскольку это стремление возникло из-за нескольких разочарований в нашем существовании как преподаватели и аспиранты, пытающиеся внести это пресловутое отличие. Во-первых, мы были недовольны тем, что считали общим недостатком. глубины и безрассудства, с которыми, казалось, владели социальной теорией в большинстве образовательных кругов. Во-вторых, мы были разочарованы очевидное отсутствие влияния преподавателей K-16 на формирование политики, учебный план, и, что наиболее важно, реформа в собственном среды.Мы думали, что теоретизируя, мы сможем каким-то образом придумать значимые критика и предвзятое отношение к действиям, направленным на решение этих проблем и принятие мощность обратно. Вот с чем я ушел. Реформа как концепт 2,1 В сфере образования было много дискуссий, сосредоточенных на определение и характер прогресса. Это обсуждение всегда связано с формулированием целей и задач, которые должны быть достигнуты. пытаясь научить молодых людей добиваться успеха в обществе.Конечно, все эти концепции вечно обсуждаются и интерпретируются без единого мнения. достигли точных целей и ролей. Из этого обсуждения приходите к действию, хотя действие встречает сопротивление, уступчивость или амбивалентность; но действие все же приходит. Для целей данной статьи и сопроводительных анализа, я буду называть это действие реформой. Цель этого исследование состоит в том, чтобы теоретизировать, как современные представления о реформе кажутся управляемый дискурсами, исходящими от корпоративного медиа-государства с результатом является публичное одобрение явных (но вводящих в заблуждение) принципов заявлено в быстро-капиталистических текстах. 90 300 2,2 Идея реформы существует в обществе с 1663 года. Оксфордский университет Английский словарь дает определение реформы как Поправка, или изменение к лучшему некоторого неправильного положения вещей, особенно. из коррумпированный или репрессивный политический институт или практика; удаление какое-то злоупотребление или неправильное (Реформа). С этим определением и с последствия, которые он ассоциирует с тенденцией, заключается в том, чтобы связать реформу с движение в улучшенном или лучшем направлении, может быть, даже синонимом прогресс.Тем не менее, похоже, что основной смысл реформы должно быть изменение к лучшему, особенно изменение, более подходящее для достижение целей, поставленных лицами, принимающими решения в определенной области игры. Для этой статьи поле игры — образование, но это важно заново осознать образование как что-то, что происходит за пределами физические границы школьных зданий и внутри. Я подчеркиваю это потому, что многие ученые, похоже, сопротивляются признанию это в любом значимом смысле, в любом случае, кроме как в бутике для случайных набегов на культурологию или привнесения безобидных пробные камни поп-культуры в учебную программу.Хотя эта настойчивость на том, где расположено образовательное игровое пространство, проявляется сила вне образования (т.е. интересы частного сектора) оказывают влияние на любая сфера, в которую возможно поступление (например, профессиональное или технологическое обучение / сертификация). В нашей нынешней образовательной среде эта точка влияния обычно появляется практически везде, где экономическая сила может получить доступ. Позже Я обрисую модель практики по изменению этого все более несбалансированного отношения, но теперь вернемся к понятию реформы. 2.3 Опасность, связанная с принятием универсального значения концепции реформы в том, что это слово (или на самом деле любое слово) зависит от контекста и практики. Слово имеет несколько идентичностей и основание для различения им не всегда понятно. Сама сущность реформы зависит от анализ факторов, связанных с применением термина. Ищу еще в двадцатом веке и различных движениях в образовании, все этих движений с прозвищем реформы, включенным в их мандата, можно заметить различные условия, которые ускорили эту реформу. движения.Признавая реальность того, что эти парадигматические сдвиги были переопределены и не были упрощенно привязаны к одному фактору, кажется обычным фактором, способствующим изменениям, хотя он варьировался в зависимости от по движению. Некоторые реформаторские движения подпитывались изменениями в социальной сфере. и философские настроения (т.е. начало двадцатого века), в то время как другие были вытеснены демографическими сдвигами (1950-е годы). Гражданские права Движение, движимое стечением факторов, способствовало решительному правовому контекст для реформы.В 1960-х, 1980-х и 2000-х годах общество стало свидетелем моральная паника, которую создали правые, заявив, что Америка была оставлены позади из-за плохо сфокусированной и не очень строгой учебной программы; реформа здесь также был вызван. Реформа и быстрый капиталист Тексты 3.1 Конкретно этот тип реформ воплощен и подтверждается распространение быстро-капиталистических текстов, которые представляют собой смесь истории и описание, пророчество, предупреждение, запреты и рекомендации, притчи (истории успеха и неудачи) и большие дозы утопизма (Джи, Халл и Ланкшир, 1996, стр.25). Примеры включает такие книги, как Reengineering the Corporation Майкла Хаммер и Джеймс Чампи, X-Engineering the Corporation также Хаммер и Чампи и The Road Ahead Билла Гейтса. (По факту, Я бы счел инициативу No Child Left Behind скорее быстро капиталистической. текст, чем законодательство, основанное на реальных потребностях и передовой практике в образовании.) 3.2 Есть еще много примеров, но примеры могут послужить ориентиром для всех, кто пытается чтобы получить представление о том, какие тексты, кажется, обращаются к американской психике, когда говорить о прогрессе и о том, как его достичь.По большому счету эти тексты повлияли на то, как люди думают об отношениях в бизнесе, образование и правительство, прямо превознося и пропагандируя осведомленность сил конкуренции в новом глобальном капитализме и потребность в качестве (Джи, Халл и Ланкшир, с.144). 3.3 Ссылка на оставление позади была по сути ссылкой на экономические сила (или слабость) и не более того. Право было эффективным в установлении связи между экономической производительностью и направленностью образование.Логика была и остается в том, что как нация мы должны ужесточить в школе, как мы могли бы затянуться в бизнесе. Предположительно, когда Американский бизнес в начале 1980-х — начале 1990-х годов был в упадке. бизнес вернулся к успеху только благодаря мандатам на подотчетность и строгость в предписанных областях и полная нетерпимость ко всему, что не нацелено при достижении целей (т.е.прибыли) менеджмента. Риторический шаги, предпринятые бизнес-лидерами и гуру менеджмента (т.е., Менеджмент By Objectives, Total Quality Management) подразумевает автономию и творческий подход. нестандартное мышление в попытке получить конкурентное преимущество, но реальный мандат был ясен: делай, как тебе говорят. Достичь моих целей или остаться позади. Упаковка (т. Е. Гибкое производство, рабочий как лицо, принимающее решения, радикальные изменения, процессы, а не задачи, расширение возможностей технологий потенциал) намекал на автономию и наделение полномочиями, но на самом деле этот новый образ жизни для рабочих и будущих рабочих в этом новом капитализме был просто ускорением и усилением эффектов старого капитализма (п.145). Поскольку американский бизнес якобы пережил шторм и возникла сильнее, чем когда-либо логика бизнес-лидеров в конечном итоге стало логикой политиков, стремящихся заручиться поддержкой этого бизнеса. мудрецы, и это рвение в конечном итоге привело нас к текущему выводу что, поскольку бизнес рухнул и сделал все это, теперь время для школы сделать то же самое. 3,4 Все эти меры реформы были вызваны прикрытием или убеждением в том, что указанные меры позволят превратить образование в лучшую и более подходящую место.Как только этот цикл реформаторских движений начался, становится ясно, может быть интуитивно понятно, что, поскольку каждая реформа фактически отвечала условиям и результаты, достигнутые предыдущей реформой, что разница в концептуализации и эффект есть. Некоторые реформаторские движения были призваны улучшить общества и сообщества с возможностями для всех и других были ориентированы к сокращению предполагаемого разрыва между странами. Некоторые движения подчеркнули гуманитарные и социальные науки.В 1960-х годах и в последнее время реформы были сформулированы и настаивали на овладении основная совокупность знаний, которая доверяет количественным и математическим / научным / технологическим области знаний. Какие здесь отличительные знаки, если они есть? Как мы можем разделить типы реформ? 3,5 Чтобы точно определить, что я считаю (и отстаиваю) желаемым универсальным признаки реформы, вероятно, следует обратить внимание на цель образования, находящуюся в конкретном более широком контексте.Фактически, этот более широкий контекст определяет цель образования и, следовательно, реформы в любой среде. Если понимать, что демократия означает определенные вещи, так же как коммунизм или социализм означает разные вещи, тогда цели для граждан и граждан зависят от контекста конкретный. Признаком демократического образования является то, что оно создает в своем будущие граждане склонность и чувство ответственности за открытость, информированный общественный контроль и равное участие на всех уровнях (Шеффлер, 1997, стр.436-437). Впоследствии знак реформы, направленный на достижение эта цель состоит в том, чтобы ожидаемые результаты создали такого рода граждан. Если можно согласиться с концепцией образования Шеффлера в условиях демократии тогда можно было бы принять понятие реформы, основанное на ожидании определенных исходов. Согласно этой логике, реформы, подобные тем, которые наблюдались в последние десятилетия, начатые американскими правыми, на самом деле не кажутся создать эти результаты. Фактически, эти реформы приравняли стремление к экономической выгоды, индивидуального успеха и приватизации с определением демократической практики.Кажется, что где-то по пути познавательная реформа демократии превратилась в реформу капитализма. Результат создает отношение гражданина как потребителя, которое должно, в теории, быть совершенно разными. Когда пишут о текущем проект правых (и даже неолиберальных левых) Майкла Эппл (2001) штатов, Таким образом, демократия превращается в потребление практики. В этих планах идеал гражданина — это идеал покупатель.Демократия не является политической концепцией, он трансформируется в полностью экономическую концепцию. Сообщение такой политики можно назвать арифметическим партикуляризмом, в котором непривязанный индивидуум-потребитель лишается, деклассифицируется, и дегендерировали. (стр.39) Это имеет важные последствия для прогрессивное образование в том смысле, что оно меняет цель с обучения социальным справедливость к образованию для стабильного и эффективного производства и постоянного потребление. 3,6 Причина, по которой становится так трудно понять этот пробел или различие, заключается в потому что в стремлении продолжать извлекать выгоду из исторической гегемонии структур, Правых, работающих преимущественно через аппарат СМИ и правительство через корпоративное экономическое влияние, сделали риторические ход выпуска и распространения определенных дискурсов социального и футуристического видения (Джи, Халл и Ланкшир, стр. 32). Эти дискурсы объединяют и объединять людей в коллектив или сообщество практикующих где объединяющие цели и ценности на самом деле никоим образом не связаны к реальным практикам, логически связанным с пунктами, установленными в видение дискурса.Публика насыщена дома, на работе и в школе текстами, провозглашающими эти видения; нет возможности выйти наружу эти связанные социальные практики или дискурсы (заглавная буква D, чтобы отличать его от дискурса). что означает отрезок устной или письменной речи или языка в использовать). Следовательно, становится трудно построить какой-либо вид оппозиционного сознания, тем более того, которое является двидискурным (намного менее многодискурсивный) и наделен потенциалом освободительного измениться, зная о других (возможно, более справедливых) социальных возможностях и практики. 3.7 Частью проекта создания Нового наряда является создание новых социальных идентичностей, которые вращаются вокруг различных концептуализаций языка, обучения и грамотности (Gee, Hull, & Lankshear, 1996, стр. 3-6). Это напрямую влияет на движение за реформы в образовании. которые подчеркивают культуру индивидуального исполнения и успеха. Кроме того, акцент на определенных уровнях достижений в конце года тесты (т.д., тестирование с высокими ставками) фундаментально меняет, даже кооптирует цель образования в наше время. Риторика высоких ставок тестирование требует концентрации на индивидууме и способствует обучению окружающая среда, лишенная каких-либо понятий публичности или общего блага. Это отражает логику капитализма в том, что в конечном итоге нужно принять решение это приносит пользу индивиду, а не группе; любой способ познания или осмысления также должны следовать этой логике.Этот способ познания знаком — мы его видим каждый день, когда мы занимаемся перформативными практиками, в которых капиталистическое общество. 3.8 Для современных педагогов, озабоченных этим выражением гражданственности своего рода реляционное сопоставление может быть уместным. Например, это было бы полезно прийти к соглашению о широком определении такого термина, как демократия (отдельно от капитализма) затем установить связь с образовательной практикой которая способствует демократическим идеалам и наклонностям (практика и идеалы вторая и третья точки в триангуляции).Можно было даже сопоставить эти теоретические отношения с капитализмом (в широком смысле определено) и связать его с образовательной практикой, которая направлена ​​на достижение целей связаны с такими терминами, как капитализм, конкуренция и индивидуализм. Сравнение позволяет схематизировать отношения и скорее констатировать. ясно, что одно не обязательно приравнивается к другому, тем самым давая удобная и идентифицируемая концепция практик реформ, которые могут положительное движение к заявленной цели. Игра Гегемонии 4.1. Обсуждение до этого момента — мое впечатление от летнего чтения. группирует диалог о реформаторских движениях и к каким выводам мы пришли о широких настроениях в политических кругах. Когда группа боролась в жаркие летние дни наше чтение было обрамлено этим контекстом подчинение как педагоги, подчинение группе, которая, как мы думали, мало сострадания к истинно демократическим целям образования.Пока работая через Гаятри Спивакс Критика постколониального разума: К истории исчезающего настоящего w e натолкнулся на отрывок что в великой редукционистской манере мы стали беззаботно называть как призыв к игре в гегемонию. Ведущий к строительству к этой чеканке — комментарий Спивака (1999), Когда линия связи устанавливается между членом подчиненных групп и схемами гражданство или институциональность, подчиненный был помещен в долгий путь к гегемонии.Если мы не хотим быть романтическими пуристами или примитивисты о сохранении подчиненности — противоречие в сроки — это абсолютно желать лучшего. (стр. 310). Во многих отношениях сила преобладающая формулировка реформы была уступлена интересам, тесно связанным интересам корпоративного медиа-государства. В общих чертах, левые довольствуются критикой и заявлением о неучастии в занятия, поощряющие практики и чтение, противоречащие их желанию способы познания; Меня здесь интересуют либо крупномасштабные, либо стратегические упреждающие и устойчивые меры, а не только периодические реакции. Отказываясь действовать и формулировать, человек не выходит за пределы гегемонии; на самом деле он хуже тем, что причастен к доминирующей артикуляции в гегемонистской структуре. Дух этого призыва кажется в соответствии с Раймондом Уильямсом (1985) утверждают, что, создавая признание или критическое оппозиционное сознание гегемонии, , таким образом, влияет на размышления о революции в нем подчеркивается не только передача политической или экономической власти, но ниспровержение особой гегемонии: то есть целостного форма классового правления, которая существует не только в политической или экономической сфере. власть, но свержение конкретной гегемонии…Это можно сделать, утверждается, что путем создания альтернативной гегемонии — нового преобладающего практика и сознание »(с. 145). Несмотря на откровенную риторику конкуренции и прогресс, быстро-капиталистические тексты, по самой своей природе, препятствуют революция и переосмысление не в соответствии с историческим капиталистическим проект. Это делает задачу более сложной, но невыполнимой. игнорировать, для любого учителя, приверженного проекту демократических и освободительных образование. 4.2 Хотя прогрессивные преподаватели могут не иметь прямого доступа к инструментам массовой артикуляции, принадлежащей корпоративному медиа-государству, возможность для деконтекстуализации и детерриториализации действительно существует. Большинство педагоги знакомы с деконтекстуализацией как педагогической практикой но в конечном итоге детерриториализация важна для текущего проекта. Джеймсон (1998) утверждает, что детерриториализация расшифровывает термины предыдущего капиталистических систем кодирования и освобождает эти системы кодирования для новых и более функциональные комбинации.Детерриториализация более постоянная чем деконтекстуализация в том смысле, что она направлена ​​не только на представление что-то вне исходного контекста, но более абсолютное в преобразовании его в систему, больше озабоченную формой, чем содержанием. Эта система в конечном итоге становится маркетинговым предлогом, удобным для ускоренного капитализму необходимо постоянно создавать новые потребительские идентичности, свежие неиспользованные целевые рынки и бесперебойное потребление.Джеймсон думает об этом в исследовании эволюции финансового капитала во все более глобализирующемся мире, и его аргумент определяет основные Силы, движущие этой детерриториализацией, становятся теми же силами глобализации которые способствуют отвлечению денег, что кажется более подходящим представлены как владельцы производства против потребителей. Ищу вернемся к нашему аргументу относительно формулировки и прочтения реформы, легко увидеть, как Правые детерриториализировали предыдущее кодирование реформы, чтобы закрепить новые, полезные для их дела; это повлиял на образование, поскольку влияние капитала сформировало политику в образование.Игра в гегемонию означает, что левые должны начать также участвовать в детерриториализации. Промежутки 5.1 Есть четыре конкретных условия или фронта взаимодействия, которые я представить себе как примеры игры в гегемонию. Первые три вероятно будет признан практикой, связанной с какой-либо формой деконтекстуализации, оставляя четвертый как то, что я считаю наиболее радикальный и интересный вариант для прогрессивных педагогов Оставил. 5.2 Во-первых, по крайней мере преподаватели K-12 могут использовать класс для деконтекстуализации. текущие значения / прочтения сформулированных терминов и практик, таких как патриотизм, знания и сила. Например, в классе средней школы переход к деконтекстуализации может быть одним из важнейших учебных планов по обучению грамоте практики, тесно связанные с учением этого вечно абсурдного зверя, Тест с высокими ставками. Работая как диалектика, знания для достижения на тесте сообщается, но в то же время критикуется; рассмотреть возможность Говард Зиннс работает как вариант текста, помогающего в этой инструкции. Этот подход знаком педагогам, стремящимся ниспровергнуть, но у нас есть также были свидетелями призыва к такой педагогике ранее и также были причастны к заявлениям о его несостоятельности. Часто это подход попадает в ловушку машины переосмысления государственной школы бюрократия заканчивается как безобидные инициативы мейнстрима мультикультурных образование или культурология (я не спорю, что это важно траектории, но их сложно сделать эффективно и оставаться задействованными государством). 5.3 Второй подход, вероятно, наиболее распространен в учебных заведениях. работают вокруг представления о том, что они — инструменты, созданные для достижения социальной справедливости. Это практика проведения педагогического образования. с подрывным намерением, и это стоящий подход (и это точный вид и характер взаимодействия, которые должны установить прогрессивные педагоги и распространяться с помощью быстро-капиталистических текстов, которые, безусловно, включают тестирование с высокими ставками, стандартный курс обучения, итоговый тест и т. д.). Продолжая заниматься этой практикой, учителя должны стремиться к деконтекстуализации. опыт работы с текстами быстрого капитализма, который пытается прояснить что именно не так с формулировкой прав человека. Напрямую это это создание близорукости, которая фокусируется только на микропроцессоре и не более широкая картина — более крупная рамка — глобального и национального государства политика, историческая эксплуатация, доступ к информации и образованию, сложные технологии, и победитель получает всю природу современный капитализм (Джи, Халл и Ланкшир, 1996, стр.145). В этой радикальной контекстуальности можно также использовать упражнение на реляционное отображение. обсуждалось ранее и может применяться к любому количеству концепций или идеалов, не только демократия. Здесь есть надежда, что на местном уровне в классе, учителя могут начать свой путь к гегемонии с повторного представления содержания, предписанного нашими государственными школами. Мне нравится идея пропаганды этого подхода, но он часто терпит неудачу (и неэффективен во всем мире), особенно когда мы видим, что большинство этих новоявленных подрывников уходят профессия учителя после двух-трех лет службы. 5.4 Третий пункт из этих четырех пунктов защищает охват образования взрослых. Фактически, это может быть даже призыв пересмотреть первоначальный фокус, даже если альтернативная интеллектуальная практика Бирмингемского центра современного Культурология. Вместо того, чтобы уделять больше внимания (и финансированию) Традиционные магистранты должны иметь место смены. Новый фокус, Стюарт Холл мог бы назвать это популярной педагогикой, следует сосредоточить на нетрадиционных студентов в открытом колледже или университете (определенно общественные и младшие колледжи тоже).Эта практика децентрализации (или не уделяя так пристального внимания) стереотипным и часто элитным Студент колледжа выгоден по нескольким причинам. Первый и самый привлекательным, заключается в том, что практика критической грамотности, как правило, вызывает больший отклик сильно с людьми, имеющими положительный жизненный опыт, особенно опыт, не связанный с элитным классом и привилегиями, в конечном итоге создавая фольгу или точку отрицания, из которой критическое осознание может появиться.В то время как предыдущие два пункта могут проявиться в учителе стремление преобразовать представителей элитного класса к другому способу мышления и разного отношения к классовым привилегиям, этот момент менее вероятно, что закончится так, как большинство образовательных программ для взрослых студенты не относятся к высшим социально-экономическим слоям. Если учителя стремиться возродить понятие свободного образования, которое начинается с работа со студентами, осознающими суровые материальные аспекты жизни (Apple, 2001, стр.64), прогрессивным педагогам кажется разумным уйти исследовать один университет (надеюсь, на их грантовые деньги) и осмысленно отстаивать мандат на образование взрослых. 5.5 Четвертый и самый спорный аспект, связанный с игрой игра гегемонии поддерживает явное и преднамеренное участие в капиталистических предприятие. Это не устраивает большинство левых, потому что это похоже на присоединение к темной стороне; на самом деле я боролся с этот момент я.Но потенциальным критикам следует напомнить здесь две вещи: (1) просто потому, что кто-то критикует угнетение, господство, эксплуатация, артикуляция и т. д. не означает, что вы находитесь (или даже может находиться) вне гегемонии (т. е. гегемония — это процесс, а не фиксированное размещение). (2) Бизнес пошел на образование и переформулировали такие концепции, как реформа, чтобы критически настроенные педагоги готовы отправиться в бизнес, чтобы вернуть власть. 5.6 Этика и логика присущи корпоративным структурам, доминирующим в гегемонии. отношения, те же самые сущности, чьи дискурсы и ценности проявляют себя в быстро-капиталистических текстах являются пробным камнем для реформаторских движений в школах. Опять же, с позиции педагога кажется более вероятным, что Билл Гейтс книги влияют на членов школьного совета и законодателей, чем Джон Дьюис работает по воспитанию. Потому что риторика и логика корпоративной модель настолько распространена, что школы не дают утешения от давления ассимилироваться чтобы соответствовать духу рыночного менталитета.Настоящие и почувствовал присутствие корпоративного влияния (т. е. финансирования) на школы, общественное и особенно частный, отражает образ мышления индивидуальных достижений, потребление и эксплуатация в неволе школьников. Кроме того, с преобладанием ответственности учителей и учеников, индивидуальная успеваемость и тестирование с высокими ставками, используется обучение как инструмент, обеспечивающий институционализацию возврата к среднему значению, при этом средний — белый мужчина-капиталист из среднего и высшего класса. В популярном дискурсе трудно найти риторику или тексты, которые теоретизировать цель образования любым другим способом, кроме предусмотренного распространители быстро-капиталистических дискурсов. 5.7 Если мировоззрение, созданное этой этикой и логикой, должно измениться, критически важно педагоги должны стать участниками, если не лидерами, в учебных заведениях пропагандируют эту этику (вопрос о том, действительно ли школа в настоящее время является одним из этих институтов или просто аппаратом корпоративных интересы).Как интеллектуалы, будь то городские или «традиционные» в терминах Грамши, на современных преподавателей возложена задача: «формулирование отношений между предпринимателем и инструментальным массово и осуществить незамедлительное выполнение производственного плана » (Грамши, 2000, с.308). Это отношение дает возможность для вмешательства. Педагоги могут использовать класс, чтобы прервать корпоративный гегемонистский дискурс. (т.е. мои первые три пункта), но я считаю, что преподаватели также должны готовы рассмотреть возможность прямого участия в частном секторе в попытке для более непосредственного влияния на создание и артикуляцию дискурсов исходящий из этого царства.Это, конечно, требует сопротивления склонность отдавать предпочтение классному образованию и его дискурсам над образование в мире рабочего дня. Итак, если кто-то хочет беспокоиться понятие образования, подталкивая его к значению многих вещей, происходящих внутри а за пределами академических кругов становится возможным идентифицировать корпоративные субъекты, работающие над переосмыслением этики и логики. я не хочу думать, что свобода действий сводится исключительно к практикам потребления, но Я думаю, что для примера того, как корпоративные ценности могут влиять на формирование социальные практики и перспективы, мы можем начать обучение и взаимодействие в точках потребления. 5.8 Например, мировая сеть натуральных продуктов питания №1 Whole Foods Market (например, продуктовый магазин Wellspring) за пять лет выросли продажи почти на 20%. цена акций и 52-недельный максимум, что впечатляет на любом рынке, но особенно продолжительный медвежий рынок. Национальный дискурс к лучшему или, что еще хуже, одержим инвестициями и накоплением богатства и сохранение. Когда учреждения становятся финансово успешными, они привлечь внимание инвесторов, больших и малых.Даже если наше агентство был уменьшен до того, что мы потребляем, делая покупки на Whole Foods Market и поддерживая их практику рационального управления окружающей средой и равенство сотрудников мы привлекаем и испытываем разные возможности движимые иной этикой и логикой. Ответственность прогрессивным в организациях любого типа является направление дискуссии на важные области, особенно те, которые не рассчитаны на выгоду меньшинства за счет и эксплуатация немногих.Если такое экономическое участие неприятно, следует допускать возможность поддержки нескольких экономики на уровне сообщества или на местном уровне (т. е. кооперативы или альтернативные валюты). Тем не менее было бы ошибкой не учитывать все возможности (даже с врагом или угнетателем), когда кто-то находится в ненадежном положении в нежелательных гегемонистских отношениях. 5.9 В заключение я призываю других преподавателей, занимающихся вопросами реформа и агентство учителей в реформе, чтобы рассматривать мои аргументы как потенциальные шаг к серьезным размышлениям о практике критической грамотности и педагогика; термины, которые без радикального пересмотра мертвы и бесполезны. На этом долгом пути к гегемонии действительно есть нет выбора, кроме как сосредоточиться на социальных практиках и их связях через различные социальные и культурные объекты и учреждения, включая сайты вне класса. Новые концепции педагогики и тексты должны появляться независимо от корпоративных повесток дня, если мы преуспеть в построении жизнеспособных сообществ и идентичностей на основе диалогических вежливость, а не основанная на эксплуатации и личной прибыли. Список литературы Яблоко, М. (2001). Правильное образование: рынки, стандарты, бог и неравенство . Нью-Йорк: Рутледж Фалмер. Джи, Дж. П., Халл, Г., и Лэнкшир, С. (1996). Новый порядок работы: за языком нового капитализма . Боулдер, Колорадо: Westview. Грамши, А. (2000). Интеллигенции и образование.В D. Forgacs (Ed.), Читатель Антонио Грамши (стр. 300-322). Нью-Йорк: Издательство Нью-Йоркского университета. Джеймсон, Ф. (1998). The Культурный поворот: Избранные сочинения о постмодерне . Нью-Йорк: Verso. Реформа. Оксфордский английский словарь . Получено 6 февраля 2003 г. из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, веб-сайт библиотеки Дэвиса: http://eresources.lib.unc.edu/eid/subject.php? subjectName = Ссылка. Шеффлер, И. (1997). Нравственное воспитание и демократический идеал. п С.М. Кан (ред.), Classic и современные чтения в философии катионов edu (стр. 345-442). Нью-Йорк: Макгроу-Хилл. Спивак, Г. К. (1999). Критика постколониального разума: к истории исчезновения подарок . Кембридж, Массачусетс: Гарвард UP Уильямс, Раймонд. (1985 ). Ключевые слова: Словарь культуры и общества . Нью-Йорк: Оксфорд UP.

Teachinghistory.org

Вопрос

Годы между 1820 и 1865 годами в Соединенных Штатах можно охарактеризовать как одну долгую эпоху реформ, отмеченную преобладающим желанием очистить людей и общество в целом. Насколько вы согласны с этим утверждением?

Ответ

Движения за реформы, возникшие в довоенный период в Америке, были сосредоточены на конкретных вопросах: воздержание, отмена тюремного заключения за долги, пацифизм, борьба с рабством, отмена смертной казни, улучшение условий содержания в тюрьмах (цель тюрьмы воспринималась как реабилитация, а не наказание), гуманные обращение с животными, гуманное и справедливое обращение с коренными американцами, создание государственных учреждений по уходу за обездоленными, сиротами, слепыми и психически больными, создание государственных школ, отмена употребления табака, вегетарианство, реформа здравоохранения, гомеопатическая медицина, права женщины (включая, в первую очередь, установление права женщины на владение имуществом отдельно от ее мужа и ее право подать иск о разводе) и улучшение условий труда (включая более высокую заработную плату, право создавать союзы , право на забастовку и требование ограничения количества рабочих часов и безопасных условий труда).

Универсальная реформа

Все эти причины возникли не одновременно, а были добавлены или полностью сформулированы одна за другой.

Хотя многие люди стали убежденными или активными в одном или двух из этих вопросов, ведущие активисты по этим причинам часто были взаимозаменяемыми и встречались на слабо связанных съездах реформаторов, где они разделяли энтузиазм и политические стратегии, и боролись за лидерские ниши в различные реформаторские движения. Все эти причины возникли не одновременно, а были добавлены или полностью сформулированы одна за другой.По мере появления каждого из них многие реформаторы, которые стали называть себя «универсальными реформаторами», взяли их на себя и добавили к своему собственному набору причин.

Моральное принуждение против принуждения

активистов реформ в начале этого периода, примерно с 1820 по 1840 год, считали, что они могут осуществить необходимые реформы, в основном убедив людей, одного за другим, в правоте дела или проповедуя им индивидуальное «обращение» к делу. Это называлось «моральным убеждением».«К несчастью для реформаторов, это не всегда приносило тот успех, которого они желали — люди почему-то не соглашались со своими убеждениями или, по крайней мере, их было недостаточно, чтобы спонтанно изменить ситуацию, которая требовала реформирования. Тогда многие реформаторы , отказались от «морального убеждения» как своей ведущей стратегии и приняли (часто поначалу неохотно) необходимость «связанных» усилий, то есть вначале усилий по организации ассоциаций для продвижения своих интересов посредством политических действий различного рода.Когда даже это не привело к желаемой реформе, защитники этих причин — в особенности, конечно, активисты против рабства — начали признавать правомерность использования государством принудительных средств, включая вооруженные силы и полицию, для инициирования и провести реформу.

Религиозные основы радикальной реформы

Многие из этих «вышедших наружу» вскоре «вышли» не только из религиозного сектантства, но и из теистических верований в целом, став явными «свободомыслящими» или атеистами.

Реформаторы часто подпитывались анабаптистскими корнями, особенно баптистскими или квакерскими, или формой веры, которая по сути была морализирующим пуританством, стоящим с ног на голову, то есть унитаризмом, предками которого были строгие пуритане, но которые пришли к выводу, что преобразовать свою доктрину «бесконечных страданий» в оптимистическую доктрину о все более радостных небесах на земле. Это внесло утопическую, миллениалистскую и перфекционистскую направленность в реформаторское движение и явилось причиной бесчисленных малых и больших усилий по «выходу» из более широкого общества и созданию небольших анклавов или утопических сообществ, таких как хорошо известная Брук-Фарм. сообщество в Массачусетсе.Многие из этих «вышедших наружу» вскоре «вышли» не только из религиозного сектантства, но и из теистических верований в целом, став явными «свободомыслящими» или атеистами. Неудивительно, что центром реформаторского движения была Новая Англия (особенно Бостон) и области дальше на запад, такие как Огайо, а затем Мичиган, куда переселялись жители Новой Англии.

Социалистическое ядро ​​

В совокупности многие реформы были объединены вокруг более широкой идеи преобразования общества в социалистический рай.

В совокупности многие реформы были объединены вокруг более широкой идеи преобразования общества в социалистический рай. Это не более поздняя интерпретация того, чем занимались самопровозглашенные реформаторы, но часто выражалась самими ведущими реформаторами, которые были индивидуально настроены на философские и политические тенденции в Европе, особенно во Франции, Германии и Англии, поскольку они возникла после радикализма Французской революции и связанных с ней усилий по отмене монархий и давно установленных религиозных властей.Американские реформаторы воспринимают это в основном как попытку наделить каждого человека в эгалитарном обществе высшей автономией в его или ее собственных делах. Однако они обнаружили парадокс, лежащий в основе этих усилий: автономные люди были своенравными, и их часто нужно было принуждать к эгалитарной реформе, а это означало, что более крупная власть, такая как государство, должна была отрицать индивидуальную автономию, чтобы добиться эгалитарное общество. Таков парадокс, лежащий в основе социализма с тех пор.

Устойчивость реформаторского движения

Историки часто сосредотачивались на довоенном периоде как на «эре реформ» в Америке, завершившейся крестовым походом против рабства во время Гражданской войны, но верно также и то, что 1865 год не ознаменовал конец реформаторского движения, а положил начало период, который длится до сегодняшнего дня, когда реформаторы, казалось бы, оправданные концом рабства в результате войны, изменили свое мышление так, чтобы сосредоточить внимание на светском государстве, особенно на федеральном правительстве, как на главном инструменте реформирования общества в соответствии с прогрессивным прогрессом. линий.

Определение и значение реформы | Словарь английского языка Коллинза

Примеры ‘реформа’ в предложении

реформа

Эти примеры были выбраны автоматически и могут содержать конфиденциальный контент.Подробнее… В прошлом году министры решили реформировать апелляционную систему, потому что суды были перегружены исками.

Times, Sunday Times (2016)

Но либералы не должны думать, что политической реформы достаточно.

Times, Sunday Times (2016)

Реформы предоставят автомобилистам доступ к общественным точкам оплаты без необходимости многократного членства и установят общие стандарты ценообразования для поставщиков.

Times, Sunday Times (2016)

Наши реформы это изменят.

Times, Sunday Times (2016)

У него есть послужной список осторожных реформ в качестве министра экономики, но остаются сомнения относительно того, хватит ли у него выдержки, чтобы протолкнуть далеко идущие структурные изменения.

Times, Sunday Times (2017)

Хотя правительство обещало реформировать старую систему, все больше студентов и работодателей обращаются к ученичеству как к лучшему способу для обеих сторон.

Times, Sunday Times (2017)

Благодаря учебе она стала лидером партии реформ при дворе.

Times, Sunday Times (2015)

Они думали, что провели успешную кампанию за реформы.

Times, Sunday Times (2014)

Без таких реформ страна столкнется с неминуемым экономическим кризисом.

Times, Sunday Times (2011)

Но эти соображения не могут служить оправданием для уклонения от существенной политической реформы.

Times, Sunday Times (2011)

Подробнее …

Мы должны найти способ реформировать всю систему.

Times, Sunday Times (2007)

Текущие правовые реформы сделают невозможным получение юридической помощи в случаях клинической халатности.

Times, Sunday Times (2012)

Чтобы остановить нарастающую волну жалоб, общество провело реформы.

Times, Sunday Times (2006)

Система управления, принятая в ходе экономической реформы, просуществовала недолго.

Аганбегян, Абель Перестройка изнутри: будущее советской экономики (1990)

Реформирование нашей экономики с целью борьбы с неравенством и лучшей защиты рабочих будет без извинений.

Times, Sunday Times (2015)

Они должны выполнить обещанную реформу.

Солнце (2012)

Он хочет, чтобы это была партия социальных реформ и эмансипации.

Times, Sunday Times (2015)

Закон о реформе здравоохранения не содержит особых исключений для церквей.

Христианство сегодня (2000)

Мы живем в период, когда дальнейшая конституционная реформа почти неизбежна.

Times, Sunday Times (2010)

Это самая важная программа реформ, проводимая в любом аспекте жизни правительства.

Times, Sunday Times (2014)

Повысит ли реформа государственных услуг соотношение цены и качества?

Times, Sunday Times (2013)

Но реформа судов и борьба с коррупцией отстают.

Times, Sunday Times (2007)

Уже давно звучат призывы к реформированию системы почестей.

Times, Sunday Times (2007)

Законопроект о реформе тюрем Чтобы предоставить губернаторам больше свободы и разрешить приватизацию большего числа служб.

Times, Sunday Times (2016)

Тем не менее, нет никаких признаков того, что программа реформ в стране сбивается с пути.

Times, Sunday Times (2013)

Но давайте дадим шанс этим реформам.

Times, Sunday Times (2015)

Без политической реформы все эти проблемы усугубятся.

Гренвилл, Дж. А. С. Коллинзская история мира в 20-м веке (1994)

Мы пришли к выводу, что коронерское расследование нуждается в радикальном улучшении и реформе, чтобы вернуть общественное доверие.

Times, Sunday Times (2008)

прогрессивизм | Определение, история и факты

Цели прогрессизма

Прогрессивное движение объединило самых разных реформаторов — восставших республиканских чиновников, разочарованных демократов, журналистов, ученых, социальных работников и других активистов, — которые сформировали новые организации и институты с общей целью укрепить национальное правительство и сделать его более отзывчивым. популярные экономические, социальные и политические требования.Многие прогрессисты считали себя принципиальными реформаторами в критический момент американской истории.

Прежде всего, прогрессисты стремились смириться с чрезмерной концентрацией богатства среди крошечной элиты и огромной экономической и политической властью гигантских трестов, которые они считали неконтролируемыми и безответственными. Эти промышленные объединения создали представление о том, что возможности в Соединенных Штатах не одинаково доступны и что растущая корпоративная власть угрожает свободе людей зарабатывать на жизнь.Реформаторы критиковали экономические условия 1890-х годов, получившие название «позолоченного века», как чрезмерно богатые для элиты и малообещающие для промышленных рабочих и мелких фермеров. Более того, многие считали, что крупные деловые круги, представленные недавно созданными ассоциациями, такими как Национальная гражданская федерация, захватили и коррумпировали людей и методы управления ради собственной выгоды. Лидеры партий — как демократы, так и республиканцы — рассматривались как безответственные «боссы», которые действовали в угоду своим интересам.

Standard Oil Trust: изображение карикатуры в журнале Puck

Иллюстрация 1904 года из журнала Puck , изображающая Standard Oil Trust в виде осьминога с щупальцами, обернутыми вокруг сталелитейной, медной и судоходной отраслей, а также государственного дома и Капитолий США. Еще одно щупальце тянется к Белому дому.

Библиотека Конгресса, Вашингтон, округ Колумбия (репродукционный номер LC-DIG-ppmsca-25884) Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишитесь сейчас

В своих усилиях по решению проблем индустриализации прогрессисты отстаивали три основные причины. Во-первых, они продвигали новую философию управления, в которой меньше внимания уделялось правам, особенно когда они используются для защиты крупного бизнеса, и подчеркивались коллективные обязанности и обязанности. Во-вторых, в соответствии с этими новыми принципами сторонники прогресса призывали к реконструкции американской политики, в которой до сих пор доминировали локализованные партии, чтобы установить более прямую связь между правительственными чиновниками и общественным мнением.Наконец, реформаторы потребовали перестройки институтов управления, чтобы власть законодательных собраний штатов и Конгресса была подчинена независимой исполнительной власти — городским менеджерам, губернаторам и современному президенту, — которые действительно могли бы представлять национальные интересы и решать новые задачи. правительства требуется изменением социальных и экономических условий. Прогрессивные реформаторы резко разошлись во мнениях по поводу того, как найти баланс между этими тремя в некоторой степени конкурирующими целями, а также по поводу того, как новое национальное государство, за которое они выступают, должно решать внутренние и международные проблемы нового промышленного порядка.Но они были склонны соглашаться с тем, что это были самые важные битвы, которые необходимо было вести, чтобы вызвать демократическое возрождение.

Прежде всего, это стремление переделать американскую демократию было направлено на укрепление общественной сферы. Подобно популистам, процветавшим в конце XIX века, прогрессисты ссылались на преамбулу Конституции, чтобы заявить о своей цели сделать «Мы, народ» — весь народ — эффективным в укреплении власти федерального правительства по регулированию общества и экономия.Но прогрессисты стремились привязать волю народа к усиленной национальной административной власти, что было проклятием для народников. Популистов воодушевлял радикальный аграрный подход, прославлявший Джефферсоновское и Джексонианское нападение на монополистическую власть. Их концепция национальной демократии основывалась на надежде, что штаты и Конгресс смогут противодействовать централизующему союзу между национальными партиями и трестами. Напротив, прогрессисты отстаивали новый национальный порядок, который полностью отвергал локализованную демократию 19 века.

В своем стремлении к национальному сообществу многие прогрессисты пересмотрели уроки гражданской войны. Восхищение Эдварда Беллами дисциплиной и самопожертвованием армий Гражданской войны нашло отражение в его чрезвычайно популярном утопическом романе « Оглядываясь назад » (1888). В утопии Беллами как мужчин, так и женщин призывали на национальную службу в возрасте 21 года, по завершении обучения, где они оставались до 45 лет. Реформированное общество Беллами, как отмечает его главный герой Джулиан Уэст, с большим энтузиазмом отмечает удовлетворение, «просто применил принцип всеобщей воинской повинности», как это понималось в XIX веке, «к вопросу о труде.«В утопическом мире Беллами не было полей сражений, но те, кто проявил исключительную доблесть в содействии процветанию общества, были удостоены чести за свою службу.

Беллами

Предоставлено Библиотекой Конгресса, Вашингтон, округ Колумбия

Картина Беллами реформированного общества, которое прославляло военные добродетели без кровопролития, нашла отклик у поколения, которое опасалось, что чрезмерный индивидуализм и вульгарная коммерциализация позолоченного века не позволят лидерам апеллировать, как это сделал Авраам Линкольн, к «лучшим ангелам мира». наша природа.Его призыв сочетать дух патриотизма, которого требует война, с мирным гражданским долгом, вероятно, помог вдохновить философа Уильяма Джеймса на широко читаемое эссе «Моральный эквивалент войны » (1910). Подобно тому, как призыв на военную службу обеспечивает базовую экономическую безопасность и прививает чувство долга противостоять врагам нации, Джеймс призвал к призыву «всего молодого населения, чтобы на определенное количество лет сформировать часть армии, зачисленной на службу против Nature». , который будет выполнять тяжелую работу, необходимую для мирного индустриального общества.

Предложение Джеймса о национальной службе не было столь амбициозным, как предложение в утопическом обществе Беллами; более того, Джеймс призвал к призыву всех мужчин, таким образом игнорируя видение Беллами о большем гендерном равенстве, которое вдохновляло прогрессивных мыслителей, таких как Шарлотта Перкинс Гилман. Но и Беллами, и Джеймс выразили основную прогрессивную приверженность сдерживанию одержимости американцами правами личности и частной собственностью, которую они рассматривали как санкционирование опасной коммерческой силы, враждебной индивидуальной свободе.Действительно, прогрессивные президенты, такие как Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон, и философ Джон Дьюи решительно поддержали вступление Америки в Первую мировую войну не только потому, что они вместе с президентом Вильсоном считали, что страна обязана «сделать мир безопасным для всех». демократия », но также потому, что они признали, что поле битвы не имеет морального эквивалента. Большинство прогрессивных реформаторов придерживались общей веры в гражданский долг и самопожертвование. Однако они значительно различались по поводу значения общественных интересов и того, как можно достичь преданности чему-то более высокому, чем я.

история Европы | Резюме, войны, идеи и колониализм

История Европы , история европейских народов и культур с доисторических времен до наших дней. Европа — термин более двусмысленный, чем большинство географических выражений. Его этимология сомнительна, как и физическая протяженность обозначенной им области. Его западные границы кажутся четко очерченными береговой линией, но положение Британских островов остается неоднозначным. Посторонним они явно кажутся частью Европы.Однако для многих британцев и некоторых ирландцев «Европа» означает по существу континентальную Европу. На юге Европа заканчивается на северном берегу Средиземного моря. Однако для Римской империи это было mare nostrum («наше море»), внутреннее море, а не граница. Даже сейчас некоторые задаются вопросом, является ли Мальта или Кипр европейским островом. Наибольшая неопределенность находится на востоке, где естественные границы, как известно, неуловимы. Если Уральские горы обозначают восточную границу Европы, то где они лежат к югу от них? Можно ли, например, считать Астрахань европейской? Вопросы имеют не только географическое значение.

Британская викторина

Европейская история: факт или вымысел?

Евро был введен в 1999 году? Были ли норманны потомками викингов? В этой викторине по европейской истории отсортируйте факты от вымысла и евро от Нерона.

Эти вопросы приобрели новое значение, поскольку Европа стала больше, чем просто географическим выражением.После Второй мировой войны много слышали о «европейской идее». По сути, это означало идею европейского единства, сначала ограниченного Западной Европой, но к началу 1990-х годов, казалось бы, в конечном итоге способной охватить также Центральную и Восточную Европу.

Единство в Европе — древний идеал. В некотором смысле это было неявно прообразом Римской империи. В средние века его несовершенно воплотили сначала империя Карла Великого, а затем Священная Римская империя и Римско-католическая церковь.Позже ряд политических теоретиков предложили планы Европейского союза, и Наполеон Бонапарт и Адольф Гитлер пытались объединить Европу завоеванием.

Однако только после Второй мировой войны европейские государственные деятели начали искать пути мирного объединения Европы на основе равенства вместо господства одной или нескольких великих держав. У них было четыре мотива: предотвратить дальнейшие войны в Европе, в частности, примирить Францию ​​и Германию и помочь сдержать агрессию со стороны других; отказаться от протекционизма и политики «разорения соседа», которые практиковались в период между войнами; соответствовать политическому и экономическому влиянию новых мировых сверхдержав, но на гражданской основе; и начать цивилизовать международные отношения путем введения общих правил и институтов, которые будут определять и продвигать общие интересы Европы, а не национальные интересы составляющих ее государств.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

В основе этой политики лежит убежденность в том, что у европейцев больше общего, чем разделяет их, особенно в современном мире. По сравнению с другими континентами, Западная Европа мала и чрезвычайно разнообразна, разделена реками и горами и изрезана бухтами и ручьями. Он также густонаселен — мозаика из разных народов с множеством языков. В очень широком смысле и неадекватно его народы можно разделить на нордические, альпийские или кельтские и средиземноморские, а большинство их языков классифицировать как романские или германские.В этом смысле европейцы в основном разделяют свое разнообразие; и, возможно, именно это сделало их такими энергичными и воинственными. Несмотря на то, что плодородные почвы и умеренный климат являются уникальными для них, они давно зарекомендовали себя воинственными. Последовательные волны вторжения, в основном с востока, сменялись столетиями соперничества и конфликтов как внутри Европы, так и за рубежом. Многие поля Европы были полями сражений, а многие европейские города, как говорят, были построены на костях.

Тем не менее, европейцы также были в авангарде интеллектуальных, социальных и экономических усилий.Как мореплаватели, исследователи и колонисты в течение долгого времени они доминировали над большей частью остального мира и оставляли на нем отпечаток своих ценностей, своих технологий, своей политики и даже своей одежды. Они также экспортировали и национализм, и оружие.

Затем, в 20 веке, Европа была близка к самоубийству. Первая мировая война унесла жизни более 8 миллионов европейцев, Вторая мировая война — более 18 миллионов в битвах, бомбардировках и систематическом нацистском геноциде — не говоря уже о 30 миллионах погибших в других местах.

Войны оставили не только погибших, но и стойкие раны, как психологические, так и физические. Но в то время как Первая мировая война обострила национализм и идеологический экстремизм в Европе, Вторая мировая война имела почти противоположный эффект. Обгоревший ребенок боится огня; и Европа сильно обгорела. В течение пяти лет после окончания войны министр иностранных дел Франции Роберт Шуман по инициативе Жана Моне предложил Германии первый практический шаг к европейскому единству, и канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр согласился.Среди других участников этого первого шага были государственные деятели Альсиде Де Гаспери и Поль-Анри Спаак. Все, кроме Моне, были людьми из лингвистических и политических границ Европы — Шуман из Лотарингии, Аденауэр из Рейнской области, Де Гаспери из северной Италии, Спаак из двуязычной Бельгии. Таким образом, разнообразие Европы способствовало развитию ее стремления к объединению.

В статье рассматривается история европейского общества и культуры. Для обсуждения физической и человеческой географии континента, см. Европа.Для историй отдельных стран, см. конкретных статей по названию. Статьи, посвященные конкретным темам европейской истории, включают Византийскую империю; Степь; Первая Мировая Война; и Вторая мировая война. Что касается жизней выдающихся европейских деятелей, см. конкретных биографий по именам, например, Карла Великого, Эразма и Бисмарка. Связанные темы обсуждаются в таких статьях, как статьи о религии (например, кельтская религия; греческая религия; германская религия; христианство; иудаизм), литературе (например,g., английская литература, скандинавская литература и русская литература) и изобразительное искусство (например, живопись, история; и музыка, история).

Краткая история реформы орфографии английского языка

Le circonflexe est mort, vive le circonflexe. На прошлой неделе ад разразился, когда появилась история о том, что французский язык вот-вот потеряет циркумфлекс — символ «ˆ», который появляется над некоторыми буквами. Неважно, что изменение касалось только определенных гласных, в определенных словах, это было решено 26 лет назад и что решение было необязательным.Для многих это было безумием: Это! Является! Написание!

Социальные сети приняли #JeSuisCirconflexe («Я с циркумфлексом») в качестве хэштега протеста, и были распространены такие слова, как резня . Это может показаться немного экстремальным, но в этом нет ничего нового: аналогичная реакция последовала за решением Waterstones убрать апостроф из своего бренда и (ошибочным) убеждением, что Oxford University Press отказалась от оксфордской запятой.

Сообщения о смерти циркумфлекса преувеличены, но они указывают на интенсивность чувства, вызываемого орфографией — как лично мы относимся к чему-то с такой произвольной связью со смыслом.Словари использования раскрывают извечные споры, которые возникают каждый день заново. Одни из самых страстных — это орфография, которая, как писал Герберт Уэллс, «смешалась с моральными чувствами».

Английский язык ощетинивается разногласиями по поводу орфографии, что является результатом его слегка хаотичной системы, порожденной гибридным происхождением, различными влияниями, вмешательством писцов и другими историческими обстоятельствами. (Хотя английский язык по сути фонематический — то есть его написание отражает его произношение — его звуки соответствуют образцу буквы , а также отдельным буквам, вызывая у учащихся особые проблемы.) В этот массивный меланж учителя, грамматики и реформаторы-любители веками пытались навязать свои идеи — и идеалы — орфографии.

Реформа орфографии началась, по крайней мере, еще в 12 веке, когда неизвестный автор Fyrsta Málfræðiritgerin («Первый грамматический трактат») адаптировал латинский алфавит для древнеисландского, подробно описав фонологические принципы, лежащие в основе этой задачи. И по мере того, как древнеанглийский язык перешел в среднеанглийский, попытка систематизировать множество вариаций была предпринята монахом Ормом, описанным Дэвидом Кристалом в книге « Evolving English » как первый реформатор английского правописания.

То, как мы превращаем мысли и переживания в речь и текст, всегда будет своеобразным. Раньше было больше: люди писали так, как говорили, поэтому вариации в диалекте порождали вариации в тексте. С печатным станком пришла частичная стандартизация. Мы не называем яйца эйрен , но все могло быть иначе. Английский после Caxton постепенно кодифицировался, но оставался неоднородным и подверженным постоянным изменениям и стрессам. То, что в устной форме оно было больше, чем в письменной, является еще одной причиной несоответствия между его правописанием и произношением.

Серьезные усилия по реформе начались в 16 веке сэром Джоном Чиком и сэром Томасом Смитом, которые реконструировали древнегреческое произношение, а затем применили его к английскому языку; Смит опубликовал 34-буквенный алфавит, чтобы лучше сопоставить его звуки. Momentum продолжил развиваться в другом направлении с Джоном Хартом, который обнаружил, что английский язык «усердно и злобно учился читать», полон путаницы, беспорядка, «пороков и искажений». В своей амбициозной книге Orthographie (1569) — одной из трех написанных им книг по этой теме — он изложил смелую форму правописания, основанную на звуках речи и направленную на исправление «многих злоупотреблений» английским письмом:

Таким образом, вы можете понять, что наше единое звучание и употребление букв может со временем привести весь наш народ к одному определенному, совершенному и общему выражению.

Харт практиковал то, что проповедовал, написав Orthographie в своей оригинальной системе (‘hierbei iu mẹ persẹv’). Это не было общепринятым, но Кристал считает, что взгляды Харта помогли «сформировать климат, который в конечном итоге сформировал характер английского правописания». Отто Есперсен был еще одним поклонником, назвавшим принципы Харта «превосходными», а самого человека «честным ученым» и «первым фонетиком современного периода».

Предпочтение

Харт опускать лишние буквы разделял школьный учитель Ричард Мулкастер, чей влиятельный прото-орфографический словарь Elementarie (1582) перечислял тысячи слов в упорядоченных орфографических схемах.Мулкастер хотел «полностью вырвать дыру в нашей английской письменности» на благо Англии. Его работа, как пишет Сусана Доваль Суарес, была поддержана Елизаветой I, потому что она была основана на традициях, которые «имели большое значение для страны, все еще ищущей свою национальную идентичность». Суждения Мулкастера были проницательными: более половины игроков соответствуют сегодняшним формам.

В 1662 году было основано Королевское общество. Вскоре был создан комитет для «улучшения английского языка», включая реформу орфографии.Но, похоже, комитет, в который входили Джон Драйден, Джон Эвелин и множество других знаменитостей, продержался всего несколько заседаний.

Реформы могут быть внезапными или медленными. Внезапно они нуждаются в силе, например, в правительстве, но все же могут потерпеть неудачу. Германия реформировала орфографию в 1996 году, но критика была быстрой и жесткой, и издатели вскоре вернулись к прежней системе. Большинство усилий по реформированию, таких как Германия, принимают форму , стандартизирующего : изменение расположения существующих букв.Другие дополняют или дополняют новыми буквами, а третий набор заменяет полностью новым алфавитом.

В 1873 году Исаак Питман предложил дополнительную реформу в своем фонетическом журнале «», добавив 15 новых букв к «23 полезным буквам» существующего алфавита ( c , q и x были отклонены). Бенджамин Франклин попытался применить аналогичный подход. Джордж Бернард Шоу (который, кстати, писал стенографию Питмана) отстаивал более радикальный, замещающий подход.Шоу оставил деньги в своем завещании на усилия, и был проведен конкурс, чтобы найти лучшее представление. Выигрышная система, такая как система Питмана, Франклина и бесчисленное множество других, ушла в безвестность.

Гораздо более успешным был Ной Вебстер. Хотя большинство его рекомендаций в начале 19-го века не были приняты во внимание ( soop , aker , thum , wo ), некоторые из них были изменены американским английским характерным образом. В течение столетия по обе стороны Атлантики возникло несколько специализированных групп по реформе орфографии, в том числе Ассоциация реформирования орфографии (1876 г.), Совет по упрощенному правописанию (1906 г.) и Общество упрощенного правописания (1908 г.), ныне Общество орфографии английского языка.Законопроект, внесенный в парламент Великобритании в 1949 году этой последней группой, был отклонен всего тремя голосами, и «Nue Spelling» исчезла в архивах. Лобби-группы имели скромный успех в Америке и Австралии, но в конечном итоге не смогли преодолеть традиции и оппозицию.

Реформы

Вебстера побудили контрреформы исправить возникший разрыв между британским и американским английским. В 1968 году Роберт Берчфилд (редактор Приложения OED ) и Филип Гоув (главный редактор Третьего нового международного словаря Вебстера ) обсуждали обмен изменениями правописания, чтобы сблизить диалекты.Но ничего не вышло.

Полное обсуждение плюсов и минусов реформы орфографии выходит за рамки этого поста. Однако история показывает, что для достижения успеха любые запланированные изменения должны быть незначительными. Существенные реформы потребуют централизованной власти и критической массы коллективной согласованной воли — ни то, ни другое не кажется вероятным. Для многих разрывы были бы неприемлемой ценой за практическую выгоду, не говоря уже о политических и материально-технических препятствиях на пути реформирования столь изменчивого, разнообразного и глобального языка.

Письмо служит приближением или расширением речи и подвержено ошибкам и путанице, как и наш разум. Причуды и аномалии одного века могут стать обычным делом в следующем. Реформа должна как-то не отставать. Если все реформаторы согласны с системой, у них может быть шанс, но предложений почти столько же, сколько и реформаторов. Их амбиции в области орфографической инженерии, скорее всего, не удастся.

Без официальных полномочий по наведению порядка полномочия по управлению английским языком распределяются между его пользователями: миллионы голосуют, и общее использование осуществляется по умолчанию без лидера, с руководством, доступным от учителей, редакторов, лексикографов и тому подобное.Написав свой замечательный словарь Dictionary , Сэмюэл Джонсон убедился в таком демократическом положении дел: «звуки слишком изменчивы и тонки для юридических ограничений; сковывать слоги и бить по ветру — в равной степени дело гордости ». Современные лингвисты думают аналогичным образом и могут даже видеть в этом преимущество: «Чем свободнее система, тем больше ее полезность», — замечает Стивен Роджер Фишер в своей книге «История письма » .

Язык — это динамическое явление, неподконтрольное никому — будь то человек, учреждение или общественное движение.Стандартизация устанавливает жизненно важные точки соприкосновения, однако в расплывчатых границах стандартного английского языка сосуществуют многие разновидности, включая формы орфографии. Словари опровергают степень вариации, представляя одно написание каждого слова. Словари большего размера добавляют варианты, которые намекают на более крупный зверинец, но даже здесь — не считая OED — они выбирают только самые распространенные и законные альтернативы.

Годы использования в привычной среде поставили нас в интимные отношения с помощью слова; это становится частью нашей расширенной идентичности.Когда соглашение резко меняется, мы можем быть встревожены, даже возмущены. Но вернитесь на несколько поколений назад, и вы найдете школьные тетради, полные диакритических знаков: роль, была ролью , и так далее. Эти формы никоим образом не вымерли — New Yorker , как известно, их сохранил, — но они используются в меньшинстве, и большинство их редко пропускает.