М.В.Ломоносов – поэт – просветитель (Реферат)

Содержание:

1. М.В.Ломоносов — дорога поэта
2. Полемика сквозь века
3. М.В.Ломоносов — филолог, писатель
4. Вклад М.В.Ломоносова в развитие гуманитарных наук, в том числе риторики и красноречия
5. Грамматика М.В.Ломоносова
6. Красноречие
7. Заключение

Предмет:	Биография
Тип работы:	Реферат
Язык:	Русский
Дата добавления:	06.07.2019

 

 

 

 

 

• Данный тип работы не является научным трудом, не является готовой выпускной квалификационной работой!
• Данный тип работы представляет собой готовый результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала для самостоятельной подготовки учебной работы.

Если вам тяжело разобраться в данной теме напишите мне в whatsapp разберём вашу тему, согласуем сроки и я вам помогу!

 

По этой ссылке вы сможете найти много готовых тем рефератов по биографии:

 

 

Посмотрите похожие темы возможно они вам могут быть полезны:

 

Введение:

О значении фигуры Ломоносова для русской культуры в целом и литературы в частности, возможно, уже было сказано не раз. Но для того, чтобы придерживаться известного формата работы, по-видимому, стоит повторить известные факты.

Ломоносов, один из самых выдающихся светил мировой науки, пишет: «Красноречие — это искусство красноречиво говорить о любом конкретном вопросе и тем самым склонять других к собственному мнению. Для его приобретения необходимы следующие пять последствий: первое — это природные таланты, второе — наука, третье — подражание авторам, четвертое — упражнение по композиции, а пятое — знание других наук.

 «Краткое руководство к красноречию» — первая книга, которая содержит риторику, показывающую общие правила красноречия, то есть ораторий и поэзии, составлена ​​в пользу тех, кто любит устные науки. Как раз «пятого» М.В.Ломоносову не занимать.

Он поэт, открывший новые методы стихосложения, художник, создатель грандиозных мозаичных панно, автор первого учебника древней истории России, а также картограф, и географ, и геолог, один из выдающихся Естествоиспытатели своего времени Ломоносов также известен как автор книг по металлургии, как талантливый инженер, преподаватель, один из основателей первого в стране университета. Основными достижениями Ломоносова в области естественных наук, прежде всего химии, были материалистическая интерпретация химических явлений, широкое внедрение физических методов и концепций, создание теории частиц и общая формулировка закона сохранения материи и движение. Считая науку одним из главных факторов развития общества, он стремился использовать ее на благо экономического и культурного процветания родины.

 Забота о власти российского государства обратила Ломоносова к проблемам образования, к вопросам подготовки молодой научной смены.

Цель работы — рассмотреть и доказать влияние М.В.Ломоносова на развитие русского красноречия.

М.В.Ломоносов — дорога поэта

Сын государственного крестьянина Михаил Ломоносов вырос в условиях северорусской культуры, которая тесно связана с традициями допетровской Руси. Он рано научился читать и писать, читать все книги, которые мог получить, к 14 годам он уже изучал «арифметику» Л.Ф.Магнитского и «славянскую грамматику» М.Смотрицкого. Будущий ученый пытался поступить в холмогорскую школу, но, как и сын крестьянина, доступ к нему был запрещен законом. Это подтолкнуло Ломоносова к отчаянному шагу — в 1730 году он отправился в Москву и, скрывая свое происхождение, поступил в Славяно-греко-латинскую академию, где прошел тщательное обучение древним языкам, в частности латинскому языку, на котором научные труды были написаны на то время.  Кстати, Ломоносов настолько овладел этими языками, что впоследствии был признан одним из лучших латинистов в Европе. Первые поэтические эксперименты будущего поэта относятся к предпоследнему классу — философии — и датируются 1735 годом.

В том же году Ломоносова отправили в Петербургский университет при Академии наук, а в 1736 году в Саксонию для изучения горного дела. Здесь он приобрел обширные знания в области физики, химии, горного дела и хорошо изучил немецкий, французский, итальянский и английский языки.

Несмотря на интенсивные исследования в области точных наук, Ломоносов серьезно занимался русской поэзией, опираясь на опыт древней и европейской литературы.

В 1758 году Ломоносов написал предисловие к сборнику «Об использовании церковных книг на русском языке», в котором изложил знаменитую теорию «трех спокойных». В основу реформы литературного языка Ломоносов положил национальный язык. В русском языке, по его мнению, слова по стилистической окраске можно разделить на несколько родов.  К первому он приписал словарь церковнославянского и русского языков, ко второму — знакомый по книгам и понятным церковнославянским словам, но редко встречающийся в устной речи, к третьему — чисто русские слова, которых нет в церковных книгах. Отдельная группа состояла из слов простых людей, которые можно было использовать только в композициях ограниченным образом. Ломоносов почти полностью исключает из литературной письменности устаревшие церковнославянские слова и вульгаризмы. В зависимости от количественного смешения трех видов слов создается тот или иной стиль: «высокий» — церковно-славянские и русские слова, «средний» — русские слова с небольшой примесью церковнославянского, «низкий» — русские слова разговорный язык с добавлением простых людей и небольшого количества церковнославянских.

У каждого «спокойного» есть свои жанры: «высокий» — героические стихи, оды, трагедии; «Середина» — драма, сатира, эклога, дружеские письма, элегия; «Низкие» — комедии, эпиграммы, песни, басни.

Реформы Ломоносова в области литературного языка и стихийности отвечали культурным потребностям нации того времени. Нужны были новые литературные жанры, и перед поэзией Ломоносов открыл широкие художественные горизонты. В то же время филологическая деятельность ученого имела более широкий смысл: она отражала дух трансформации, характерный для пост-петровской эпохи, в которой развернулась научная и поэтическая работа Ломоносова.

Ломоносов считал главной преобразующей силой человеческий разум, которому все подчинено. Поэт, по словам Ломоносова, не может ограничиться пением только интимных движений человеческого сердца, он должен быть взволнован и воодушевлен событиями, которые важны для всего государства, для всей страны. Ломоносов стал целой эпохой в истории русской героической поэзии, а именно как поэт просветительских идей, для которого формирование идеального, служащего примером для всех, образа было важной культурной задачей.

Любовь к Родине (часто проецируемая на монарха), по словам Ломоносова, является важнейшей целью поэта, она превосходит чувства к женщине, любые другие чувства.  Конечно, за этим образом Родины-Императрицы скрывается сложная система ценностей, присущих Ломоносову как великому сыну своего возраста. Известный современный исследователь В.М.Живов, анализируя место идеи государства в мировоззрении просветителей-классицистов, отметил: «Государство было предметом поэтического восторга и философской медитации именно потому, что оно, казалось, действовало как управляющий космической гармонией на земле. Поэтому победы монарха, его процветание, заключение союзов и мирных договоров были не только материалом образа, но и предметом философской и художественной рефлексии. В то же время прогресс государства воспринимался как прогресс ума и прогресс просвещения». Именно этим принципом руководствовался Ломоносов, воспевая монархов и их дела. Поэтические оды сочинялись поэтом в торжественных случаях придворной жизни. Однако традиционная форма восхваления монархов не помешала поэту развивать свои любимые темы.

Настоящий мастер Ломоносов появился в других — «среднем» и «нижнем» — жанрах.  Писал анакреонтические стихи, басни. Поэт Ломоносов имел доступ к формам «легкой» поэзии, ее стилю, пластичности и подлинной искренности чувств. Одной из самых известных работ М.В.Ломоносова в этом жанре является диалогическая работа «Разговор с Анакреоном». Программа Ломоносова, изложенная в «Разговоре с Анакреоном», представляет большой интерес как художественное воплощение конфликта светлой и гражданской поэзии, возникшего в русской поэзии уже в годы творчества Ломоносова. Именно в этом стихотворении Ломоносов выразил свое представление о задачах поэзии и целях поэта, которые совпали с требованиями классицизма.

Анакреон был самым ярким представителем древнегреческой лирики VI и начала V века до н.э., родом из Малой Азии, города Феос. В эпоху политических и социальных потрясений, когда человек часто падал перед глазами Анакреона, а другие возвышались, он учил ценить легкие, мимолетные радости, сдаваться настоящему, презирать превратности будущего и забывать о безвозвратном прошлом. Вино и любовь, беззаботная веселая песня — постоянные мотивы его коротких изящных стихов, полностью отражающих настроение богатых социальных слоев.

Однако культ настоящего пронизан духом умеренности Анакреона, оргиастичность ему чужда, его вино разбавляется водой, так что песня за чашей остается стройной. В отвращении к «скифизму» с его буйством, в «любви к созвучному гимну за пределами полной чаши» возникло ветреное, но иное чувство меры, муза Анакреона отразилась.

От произведений самого Анакреона сохранились только фрагменты, но с другой стороны вышла коллекция изящных и игривых стихов, написанных в стиле и духе Анакреона в александрийской и частично поздней эпохе, когда его веселый жанр был в моде среди богатых классы крупных торговых городов. Эта коллекция впоследствии создала известность для Анакреона и вызвала неоднократные подражания в более поздней литературе («анакреонтическая поэзия»).

Анакреоническая поэзия характерна для эпохи рококо. Это несколько книжно и искусственно, как, впрочем, и искусственно созданная его жизнь.  Он развивается как под влиянием живописи рококо (Ватто, Буше, Фрагонар), следуя ему в своих игривых описаниях, так и эстетических теорий эпохи. Анакреоническая поэзия играла прогрессивную роль в молодых литературах, скованных угнетением «тяжелых» псевдоклассических образцов (особенно в интерпретации, которую они получили от нас в XVIII веке). Она, так сказать, «демократизировала» поэзию и язык, сближала с жизнью, с естественностью и простотой.

В России, кроме Ломоносова, помимо Ломоносова, Гераскова, Державина, Батюшкова, Гнедича тоже писали. Пушкин называл Анакреона своим учителем, переводил его и всячески имитировал («Фиал А.», «Имитация А.», «Бог веселый виноград»), иногда через посредство парней («Гроб А.»). Древнегреческий поэт увлекался также Дельвигом, Вяземским, Языками и другими. Излюбленными образами этого направления в поэзии являются Венера-Киприда, Грация, Купидон и, конечно же, бог вина Бахус.

Полемика сквозь века

Так, в 1761 году Ломоносов пишет «Разговор с Анакреоном».  Это одно из его последних поэтических произведений, которое можно считать своеобразным «художественно-философским завещанием». Именно в этом стихотворении Ломоносов выразил свою мысль (совпавшую с требованиями классицизма) о задачах поэзии и цели поэта.

В поэме происходит своеобразная полемика сквозь века между Ломоносовым, поэтом просвещающей идеи, и Анакреоном, певцом эпикурейства — направление древнегреческой философии, которое защищало подлинность только того, что человек постигает с помощью его чувственные наблюдения.

Прежде всего, жанр работы привлекает внимание. «Разговор», согласно определению Ломоносова, «когда этот вопрос предлагают два, три или более фиктивных лица, говорящих между собой», то есть это «диалог», «разговор». Выбрав жанр, Ломоносов уклонился от характерной монологичности оды (а также надписей, аранжировок, отражений — традиционных для поэта жанров) и, как следствие, выделения монолога. Взгляды Ломоносова иногда совпадают с мыслями Анакреона, иногда расходятся, из-за чего у читателя возникает чувство полемики.  Диалог предполагал открытость реплик, идей и позиций, что повлекло за собой большую свободу, простоту и естественность. Композиция «Разговор с Анакреоном» внешне очень проста. Поэма состоит из аранжировок четырех од Анакреона, последовательно чередующихся с ответами самого Ломоносова. Чередование этих пар строго продумано, спаяно внутренней логикой, и поэтому полностью исключает перестановку или сокращение текста.

М.В.Ломоносов — филолог, писатель

Труды М.В.Ломоносова в области литературы, филологии ознаменовали новый подъем национальной культуры России. В.Г.Белинский отметил, что наша литература начинается с Ломоносова, что он был ее «отцом и пестуном», «он был ее Петром Великим», так как он дал указание «нашему языку и нашей литературе». Трудно представить развитие в России литературного языка, поэзии и, наконец, русской грамматики без фундаментальных произведений Ломоносова. Поэзия Ломоносова была с энтузиазмом встречена и создала ему большую славу, которая как при жизни, так и на протяжении многих десятилетий после его смерти превосходила его популярность как ученого.  Сам Ломоносов не отделял свою природную деятельность от литературной. Поэт никогда не переставал быть ученым, а ученым поэт.

Интерес к родной литературе вызвал у молодых поморов, когда он познакомился с грамотностью и познакомился с народным искусством. Дальнейшему интересу к литературе способствовали занятия в Славяно-Греко-Латинской Академии. Здесь, в Москве, сформировались художественные вкусы будущего ученого. Первые студенческие стихи Ломоносова были написаны в форме слогового стихотворения, которое доминировало в русской поэзии в начале XVIII века.

Принципы русского стихосложения были разработаны им главным образом благодаря собственной практике переводческой и оригинальной поэзии. В конце 1739 г. по округу сочинил свое первое оригинальное сочинение — «Ода о взятии Хотина».

Во время подготовки риторики к изданию Ломоносова вопросы русской грамматики были серьезно заняты. Он начинает писать «Русская грамматика». Все работы были завершены к середине 1755 года, и через два года она увидела свет.  Публикация «Русской грамматики» Ломоносова была выдающимся событием в истории не только русского языкознания, но и всей русской культуры. Эта книга стала первым научным грамматическим русским языком, первым сводом правил для русских слов. В русской грамматике Ломоносова четко прослеживается материалистическая ориентация автора, которая была присуща его физико-химическим работам. Он считает только реальность источником понятий. В языке он видит важнейший фактор развития общества — это необходимо для человеческого общества для «созвучных общих дел текущего». «Русская грамматика» Ломоносова отличалась строгим планом, полнотой, обилием, разнообразием и вдумчивостью примеров, самостоятельностью и тонкостью грамматических наблюдений. Обладая многими неоспоримыми достоинствами, грамматика Ломоносова стала самой популярной в XVIII веке. методическое пособие. Несколько поколений русских людей обязаны ей своей грамотностью. Многие русские ученые были воспитаны на этом. До 30-х годов XIX в. изучение грамматической структуры русского языка пошло по пути, намеченному Ломоносовым.  Его «Русская грамматика», пережившая пятнадцать изданий, сегодня является ценным источником для изучения русского литературного языка XVIII века. Большое значение для развития языка и литературы имело наиболее зрелое филологическое произведение Ломоносова «Предисловие об использовании церковных книг на русском языке», опубликованное в 1757 году. В этой работе ученый решил три наиболее важные для того времени задачи: связь церковнославянских и русских народных элементов как части русского литературного языка, различие между литературными стилями и классификациями литературных жанров. Ломоносов подтвердил правильность своих теоретических принципов собственным литературным произведением. По словам А.С.Пушкина, слог Ломоносова «ровный, цветущий и живописный, он извлекает главное преимущество из глубокого знания славянского книжного языка и его счастливого слияния с общим языком». Ломоносов по праву признан основателем российской научно-технической терминологии. Ученый вводит научные термины, такие как экспериментальная физика, диаметр, квадрат, формула, микроскоп, барометр, атмосфера и т. д. Заслуги ученого как переводчика научной и художественной литературы, как организатора переводческой деятельности в Петербургской академии наук огромны. Отличные переводы художественной литературы, сделанные Ломоносовым. Они оказались творческой, самостоятельной работой, поэтому он включил их в прижизненное собрание сочинений вместе с оригинальными работами.

Вклад М.В.Ломоносова в развитие гуманитарных наук, в том числе риторики и красноречия

«Риторика» Ломоносова

Одним из этапов филологического исследования Ломоносова была работа по теории русской прозы, в частности по вопросам стилистики. В Маденбургском университете юный Ломоносов посещал курс римского красноречия профессора истории красноречия И.А.Гартмана, а также тщательно изучал трактаты по риторике Н. Коссена. У него была идея написать руководство по риторике. Результатом работы стала «Риторика», первая версия которой под названием «Краткое руководство по риторике в пользу сладких разговоров» была завершена к началу 1744 года. Академик Миллер был назначен рецензентом «риторики» Ломоносова. Основным недостатком работы русского адъюнкта Миллер видел, что она написана на русском, а не на латыни, а также, что материал представлен более кратко, чем в других курсах риторики. Преимущество «Риторики» заключалось в том, что она написана не на трудно понимаемом церковнославянском языке, а на простом русском и образном языке и предназначена для широкого демократического круга читателей. Безразличие академического большинства к вопросам «русского красноречия» привело к тому, что первая версия «риторики» Ломоносова была отвергнута. Но такое решение со стороны коллег не остановило стремление молодого ученого к серьезным филологическим исследованиям.

В начале 1747 года рукопись книги была передана для публикации под новым названием «Краткое руководство по красноречию. Первая книга, которая содержит оратории и поэзию, написана в пользу тех, кто любит устные науки». Публикация Риторика Ломоносовым было событием огромного исторического значения.  Книга была высоко оценена такими крупными представителями культуры XVIII века, как В.Н.Татищев, которые назвали ее в числе «неординарных книг», которые «заслуживают похвалы». Заслуга молодого ученого состояла в том, что он утвердил основные принципы русской литературной речи.

Грамматика М.В.Ломоносова

М.В.Ломоносов придавал большое значение роли слова в языке. Слова, по словам Ломоносова, выражают «вещи», а не идеи, как утверждают и утверждают философы-идеалисты. В своих взглядах на значение слов русского языка, на его развитие Ломоносов был также материалистом. По словам Ломоносова, «слово дано этому человеку, чтобы донести свои понятия до другого». Поэтому роль слова огромна в общественной жизни человека. Люди создавали города, сказал Ломоносов, строили корабли и крепости, объединялись, чтобы дать отпор врагу, и могли выполнять другие предприятия, которые требовали коллективных усилий, только благодаря способности сообщать свои мысли друг другу, используя слова.  Поэтому учение о слове Ломоносова составляет философскую основу его грамматики.

Красноречие

Желая продемонстрировать красоту своего родного языка, Ломоносов приводит как в грамматике, так и в риторике множество пословиц и поговорок.

Как уже упоминалось ранее, Ломоносов написал курс «Русское красноречие» — риторика. Задачи риторики были поняты Ломоносовым очень широко. «Язык, — сказал он, — которым российская власть своим могуществом командует великой частью мира, обладает естественным изобилием, красотой и силой, которая не уступает ни одному европейскому языку. И при этом ни в коем случае нельзя так довести русское слово до такого совершенства, которое нас удивляет в других». Такой образ «Риторика» был больше, чем просто учебник красноречия. До Ломоносова на риторику большое влияние оказала церковь. Красноречие преподавалось в богословских школах не на русском, а на латыни, а Ломоносов писал свои работы на русском языке для широкой аудитории. «Риторика» Ломоносова содержит практические, деловые указания, которые говорят о том, как правильно и красиво структурировать речь, излагать свои мысли последовательно и четко.  Подобно грамматике, Ломоносов строит свою «риторику» на основе живого русского и показывает в ней все свое богатство.

Ломоносов считал, что поэзия, то есть стихи, ритмически построенная речь, которая возбуждает чувство красоты, ничем не отличается от прозы или ораторского искусства, построенного в соответствии с требованиями красноречия.

«Красноречие», в понимании Ломоносова, — это активное человеческое слово, «искусство говорить о том или ином вопросе красное и, таким образом, склонять других к собственному мнению». Ломоносов требует, чтобы у спикера были страсть и убежденность, которые пленили и разжигали аудиторию. «Хотя предлагаемые материалы удовлетворены доказательством справедливости, — писал Ломоносов, — тем не менее, автор слова должен также заинтересовать слушателей». Ломоносов понимал, что рассуждение ума у ​​многих людей не дает никакого эффекта, если они не соответствуют их вкусам, привычкам или интересам. «У лучших доказательств иногда нет такой силы, чтобы упрямо кланяться одной стороне, когда в его голове укоренилось другое мнение.  Мало таких людей, которые могут действовать согласно рассуждениям, преодолевая свои склонности». Таким образом, писатель и оратор должен одержать победу над человеческими страстями, для которых нужно быть тонким психологом, «знать нравы» и знает «всю глубину человеческого сердца». Красноречие должно быть «великим, быстрым, острым и сильным, не только первым стремительным ударом и, следовательно, падением, но и постоянным ростом и усилением» Он предостерегает от склонности к заученным и стереотипным формам изложения и советует «остроумиться своим умом через непрестанное упражнение в составлении и произношении слов, а не полагаться на одни и те же правила и чтение авторов». Знание «риторики» не должно служить пустой «свертке слов»: «В красноречии больше нет греха, как непристойного и детского с пустым шумом, а не с делами, наполненными многословием». Писатели, которые выражают свои мысли проницательно и запутанно, плохо разбираясь в языке, пренебрегая его художественными средствами, неспособные или не желающие работать над словом, наносят, по словам Ломоносова, огромный вред развитию национальной культуры.  Ломоносов требовал от оратора и поэта, прежде всего, идеологии, служения Родине, патриотической направленности всего творчества, образцовому знанию дела и сути предмета. Люди, которые берут ручку или выходят говорить перед людьми, должны обладать обширными знаниями. Те, кто «более искусен в науке», подчеркивает Ломоносов, «имеют больше материи для красноречия».

Заключение

Мы пришли к выводу, что Михаил Васильевич Ломоносов был человеком вселенского знания, настоящим ученым. Сложно назвать область науки, техники и культуры, в которую он не внес бы существенного вклада. Его работы в области физики, химии, инженерии, истории, экономики, геологии, географии, литературы и, конечно, риторики и красноречия в течение длительного периода времени преодолевали развитие этих наук. С необычайной силой и выразительностью в Ломоносове были выявлены наиболее яркие черты научного гения: глубокое знание достижений науки своего времени, умение предвидеть и определять основные направления научного прогресса, сочетание теоретических исследований с потребностями практики, неумолимое стремление использовать достижения науки в интересах развития экономики и культуры страны.

Говоря о красноречии и риторике, Ломоносов «вытолкнул» эти науки со своих мест и перевел их на новый уровень. Теперь каждый русский мог выучить красноречие, прочитав риторику Ломоносова, потому что она была написана на простом русском языке для простого русского. Это вклад великого ученого в эту область науки.

Его заслуги нашли отражение в высказываниях великих людей. Н.И.Новиков, автор первой биографии Ломоносова на русском языке, опубликованной в 1772 году, писал: «Поэзия и красноречие с превосходным знанием правил и красоты русского языка настолько высоко заслужили его похвалу не только в России, но и за рубежом, что он почитается среди лучших лириков и ораторов». Д.И.Фонвизин, рассказывая о встрече с «бессмертным Ломоносовым», отмечал «великое его красноречие». Даже недоброжелатели Ломоносова вынуждены были признать за ним талант оратора. Готовя первое публичное торжественное собрание Академии в 1749 г., правитель Канцелярии И.Д.Шумахер сообщал Г.Н.Теплову: «Очень бы желал, чтобы кто-нибудь другой, а не Ломоносов произнес речь в будущее торжественное заседание, но я не знаю такого между нашими академиками». «Разве у нас, милостивый государь, есть кто-нибудь другой в академии, который превзошел его (конечно, Ломоносова) в этих качествах?» А.Н.Радищев в 1790 г. писал о М.В.Ломоносове: «Между согражданами твоими не грамматика твоя одна соорудила тебе славу. Заслуги твои о Российском слове суть многообразны, и ты почитаешь в малопритяжательном сем своем труде, яко первым основателем истинных правил языка нашего».

Сам Ломоносов охарактеризовал свою деятельность в 1753 году в письме к Шувалову: «Если кто-то по профессии и должности читает лекции, дает новые впечатления, выступает с публичными речами и десертами, а вне этого сочиняет различные стихи и проекты для торжественных выражений радости равносильно тому, что он управлял красноречием на своем родном языке и в истории своего отечества, и я вынужден говорить об этом в течение определенного периода времени, от которого мне больше нечего требовать, и я хотел бы иметь терпение всякий раз, когда рождается добро».

Конфликт, поднятый Ломоносовым в поэме «Разговор с Анакреоном», позже будет по-разному отражаться в поэзии Державина, Княжнина, Карамзина, Дмитриева, Жуковского, Пушкина и других.  Но поэтическая продуктивность этой темы, ее большое историческое и литературное значение несомненны. Это дебаты о назначении поэта, назначении культуры, дебаты, продолженные преемниками Ломоносова (которые не всегда оказывались единомышленниками).

Конечно, отголоски этой дискуссии были услышаны в нашей поэзии ХХ века, они слышны и по сей день. Поэтические дискуссии Некрасова и Полонского, Маяковского и Есенина и других привносили новые мотивы в контекст конфликта, по существу, тезисы Ломоносова, которые он вложил в свои уста и уста Анакреона, остаются актуальными. В настоящее время ставится под сомнение эстетическая ценность блестяще мотивированного Ломоносовым в «Разговоре с Анакреоном» создания культа Родины, культа России в поэзии.    

Михаил Васильевич Ломоносов в литературе 18 века

Ломоносов в литературе 18 века был одной из самых видных фигур. Впрочем, как и во многих других сферах. Удивительной личностью по силе дарования и его универсализму является Ломоносов. В литературе, физике, механике, металлургии, химии, географии, астрономии, языковедении — везде он оставил свой след, сделал множество открытий. Предлагаем познакомиться со вкладом, который он внес в словесное творчество.

Образованность Ломоносова, особенность творчества

Его образованность носила энциклопедический характер. Ломоносов знал греческий и латынь, различные европейские языки, был знаком с античным наследием и мировой литературой. Михаил Васильевич, кроме того, был силен в естественнонаучных трудах и церковнославянской книжности. Все это делает его причастным почти ко всем культурным сферам своего времени. Примечательно и то, что его творчество, являясь синтезом достижений российского, европейского и античного обществ, глубоко национально.

Борьба с «иностранщиной»

Ломоносов в литературе и русском языке осуществил множество реформ и преобразований. Одной из них была борьба с «иностранщиной». Михаил Васильевич заметил, что русский язык сильно засорен различными иностранными словами, а также обветшалыми, устаревшими церковнославянскими выражениями. Он решил очистить его, раскрыть его богатства. Ломоносов задумал развить на народной основе литературный язык. Он пошел по пути сочетания ценного в русском и славянском языках.

Борьба Михаила Васильевича с «иностранщиной» сыграла большую роль. Благодаря ей укрепился русский национальный язык. Ломоносов был знатоком множества языков и гениальным ученым. Он смог найти подходящие русские слова для научных понятий. Так Михаил Васильевич заложил основу научного и технического словаря. Многие научные выражения, составленные им, прочно вошли в обиход и используются и сегодня.

«Витиеватый слог» Ломоносова

«Витиеватый слог», который использовал Ломоносов в литературе, — это не результат «античных прививок» родному языку, как в писаниях Тредиаковского. Это естественная попытка переосмыслить достижения древнерусской литературы в непростые для нее переломные периоды. Речь идет о конце 14 — начале 15 века, а также о второй половине 17 века. Для этих времен свойственно стремление возродить культуру литературно-поэтического творчества. В эти периоды появляется стиль «плетения словес», усложняющий слог. Ломоносов в литературе фактически предпринимает попытки продолжить то, что когда-то пробовал осуществить Епифаний Премудрый, а через некоторое время — Евфимий Чудовский, Епифаний Славинецкий и другие его предшественники.

О том, что Михаил Васильевич очень уважительно относился к древнерусской литературе, свидетельствует его замысел создать словарь, в который должны войти слова, почерпнутые из новгородских летописей и летописи Нестора. Кроме того, он задумал написать специальный труд, посвященный словенскому языку и тому, что можно взять из него и использовать в письме.

Теория стилей Ломоносова

Ломоносов в литературе предпринял попытку реформировать принятую в то время «классическую» теорию трех стилей. Она его не удовлетворяла. Он хотел разобраться в старинных стилях по древним документам и произведениям. Ломоносов ввел понятия следующих стилей: пиитического, риторического, простого, дидаскалического и исторического. Нередко они взаимодополняли друг друга. Михаил Васильевич обращался и к «витиеватому стилю». Его сочинение «Риторика», изданное в 1748 году, содержит главу, посвященную именно ему. В ней говорится о том, что витиеватые речи — предложения, в которых сказуемое и подлежащее сопрягаются «необыкновенным» образом и составляют тем самым что-то «приятное» и «важное». Итак, велеречивость и пышность языка Ломоносова понимается как продолжение древнерусских литературных традиций.

Значение поэтических творений Ломоносова

Очень многое для русской словесности сделал Ломоносов. Вклад в литературу его настолько велик, что можно говорить о том, что именно с него начинается русская литература. Это отметил Белинский Виссарион Григорьевич, знаменитый критик. В своей статье под названием «Литературные мечтания» он дал такую оценку его творчеству. И с этим мнением нельзя не согласиться. Не только работой по созданию русского национального художественного языка, но и своими поэтическими творениями открыл новую страницу М. В. Ломоносов в литературе. И не только в ней.

Можно говорить о том, что Ломоносов, вклад в литературу которого был бесценным, открыл новый этап и в истории всей русской культуры. Он стремился в своей деятельности к освобождению культуры от сословной ограниченности. Ломоносов стремился и к тому, чтобы она не была связана с церковью. Михаил Ломоносов хотел построить общенациональную культуру.

Классицизм в творчестве Михаила Васильевича

В русской литературе 2-я половина 18 века является эпохой классицизма. Литература, созданная в рамках данного направления, призвана отражать жизнь не такой, какая она есть, а в идеальных проявлениях. Она должна давать образцы для подражания. Все творения классицизма делились на 3 стиля. Свой язык, темы и жанры соответствовали каждому из них.

Литературное наследие Ломоносова

Имя Михаила Васильевича тесно связано с развитием данного направления в нашей стране. Каковы же заслуги такого поэта, как Ломоносов, в литературе? Кратко опишем внесенный им вклад. Поэт за свою творческую жизнь создал много произведений в различных жанрах. Его перу принадлежат и эпиграммы, и надписи, и послания, и идиллии, и басни. Кроме того, Михаил Васильевич обращался к сатире. Что еще сделал Ломоносов в литературе? Кратко характеризуя его вклад, можно сказать, что он создал 2 трагедии и попробовал себя в «легкой поэзии». Однако именно ода была его излюбленным жанром.

Ода как жанр

Этот жанр в классицизме относится к высокому стилю. Ода должна воспевать какое-либо важное государственное лицо или мероприятие, возвеличивать то или иное событие, произошедшее в жизни страны. Этот жанр должен быть написан «торжественным» языком. В оде встречается множество риторических фигур и разнообразных тропов.

К этому жанру особенно часто обращался Михаил Васильевич Ломоносов в литературе. Содержание од в творчестве Ломоносова определяется теми общественно-политическими взглядами, которые исповедовал поэт. В большинстве своем тематика произведений Михаила Васильевича была героико-патриотической.

Основные темы од Ломоносова

Тема родины — центральная в одах Ломоносова. Поэт не устает воспевать величие России, необозримость и обширность ее просторов, обилие ее богатств. Например, в оде 1748 года создан величественный образ природы. Это произведение, посвященное восшествию на престол Елизаветы Петровны, — большой вклад Ломоносова в литературу. Краткое содержание ее сводится к описанию щедрот монарха.

Автор отмечает, что при Елизавете «тишина» нерушима. В произведении мы находим олицетворенный образ природы, которая простирает ноги на степь, обращает свой веселый взор и исчисляет «вкруг довольства», локтем своим возлегши на Кавказ.

Для того чтобы Отечество стало процветающим, нужно, чтобы все слои населения напряженно и упорно трудились. Одной из главных тем в одах Михаила Васильевича становится тема труда. Ему непременно должны сопутствовать просвещение и наука. Следует позаботиться о создании кадров российских ученых, как утверждал Михаил Ломоносов в литературе.

Михаил Васильевич считал, что для процветания наук и просвещения необходим мир. Во многих его одах звучит требование прекратить войны. Он призывает установить «возлюбленную тишину». Так Михаил Васильевич называет мир между народами, пресечение реакции, прекращение раздоров внутри страны.

Таким образом, он воспевает в своих произведениях величие природы и русского народа, выступает за развитие науки и просвещения, призывает к прогрессу в промышленности, торговли и ремеслах. Михаил Васильевич убеждает читателя, что нужно осваивать природные ресурсы России. Он славит победы отечества на полях сражений.

Пропагандистская направленность од

Содержания од обуславливаются и тем, что они имеют пропагандистскую направленность. Ломоносов выступал за просвещенный абсолютизм. Он был уверен в том, что осуществить программу преобразований в стране может лишь просвещенный монарх. Поэтому в творчестве Ломоносова важную роль играет тема государственных деятелей страны. Поэт вкладывает в уста мудрых правителей, заботящихся об интересах нации, свои сокровенные мысли по поводу того, как следует обустроить Россию.

Идеал «просвещенного монарха»

Идеал «просвещенного монарха» наиболее полно выразился в его творчестве в образе Петра I. Ломоносов считал, что его деятельность является примером для подражания. Он призывал преемников Петра I продолжить его начинания.

Особенности од Ломоносова

Ломоносов строил свои оды по принципу произведений ораторского искусства. Характерно для них обилие гипербол, метафор, восклицаний, аллегорий, неожиданных сравнений и др. Поэт также использует славянские и древнегреческие мифологические образы.

Все вышеперечисленные особенности придают торжественно-монументальный и вместе с тем глубоко лирический характер его одам. Они являются выдающимися образцами классицизма.

Итак, мы охарактеризовали вклад Ломоносова в литературу и русский язык кратко. Однако это лишь небольшая часть его наследия. Как мы говорили, он оставил свой след во многих науках. Это был человек с разносторонними интересами и талантами. Его наследие изучается и по сей день, в том числе и то, что сделал Ломоносов в литературе. Биография его входит в учебный курс по целому ряду предметов.

Предтеч русского космизма | Русские космисты: эзотерический футуризм Николая Федорова и его последователей

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРусские космисты: эзотерический футуризм Николая Федорова и его последователейАльтернативные системы верованийЕвропейская историяИстория религииФилософия религииСоциология и антропология религииКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРусские космисты: эзотерический футуризм Николая Федорова и его последователейАльтернативные системы верованийЕвропейская историяИстория религииФилософия религииСоциология и антропология религииКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

• Иконка Цитировать Цитировать

• Разрешения

• Делиться
  • Твиттер
  • Подробнее

CITE

Янг, Джордж М.

,

‘предшественники российского космизма

,

Российские космисты: эзотерический футуризм Николай Федоров и его подписчики

(

, Нью -Йорк,

;

;

(

,

;

;

онлайн-издание,

Oxford Academic

, 20 сентября 2012 г.

), https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780199892945.003.0002,

, по состоянию на 24 ноября 2012 г. Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРусские космисты: эзотерический футуризм Николая Федорова и его последователейАльтернативные системы верованийЕвропейская историяИстория религииФилософия религииСоциология и антропология религииКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРусские космисты: эзотерический футуризм Николая Федорова и его последователейАльтернативные системы верованийЕвропейская историяИстория религииФилософия религииСоциология и антропология религииКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Advanced Search

Abstract

В этой главе обсуждаются предшественники космистов и их идеи, в том числе: предложения Василия Каразина по управлению погодой; ощущение продолжающейся эволюции человека Александра Радищева; слияние искусства и науки в поэзии Михаила Ломоносова и чувство космического благоговения в поэзии Гаврилы Державина; футуристическая утопия князя Владимира Одоевского, в которой Россия и Китай являются доминирующими цивилизациями; и эксцентричные рассуждения Александра Сухово-Кобылина об эволюции человека в направлении более мелких и легких тел и, в конечном счете, к бестелесному существованию.

Каждый из этих мыслителей предвосхитил идеи, позже более полно развитые Федоровым и космистами, но ни один из них не зашел достаточно далеко, чтобы считаться чем-то большим, чем предшественником.

Ключевые слова: Каразин, Радищев, Ломоносов, Державин, Одоевский, Сухово-Кобылин

Предмет

Европейская историяИстория религииСоциология и антропология религииФилософия религииАльтернативные системы верований

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

1. Нажмите Войти через свое учреждение.
2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
3. При посещении сайта учреждения используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Войти с помощью личного кабинета

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

• Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
• Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Покупка

Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.

Информация о покупке

Влад Цепеш | The New Republic

Verses and Versions: Three Centuries of Russian Poetry

Translated by Vladimir Nabokov

Edited by Brian Boyd and Stanislav Shvabrin

(Harcourt, 441 pp. , $40)

I.

Vladimir Набоков , который на протяжении всей своей карьеры культивировал репутацию самого известного литературного изгнанника со времен Овидия, при жизни был признан не только своими романами, но и своим авторитетом в вопросах русской культуры и эстетики. Он читал насыщенные лекции, восхваляя Толстого и уничтожая Достоевского, и опубликовал десятки переводов русских стихов. Этот новый сборник содержит переводы лирической и повествовательной поэзии сразу после его прибытия в Америку в 1940 лет, когда он больше всего нуждался в деньгах, через годы преподавания русской и европейской литературы в Уэллсли и Корнелле, до последних лет в Монтрё, где он поселился с семьей в 1961 году после неожиданно большого успеха Лолита . Представлено около двадцати поэтов, в том числе все крупнейшие поэты, составившие первый великий период русской поэзии в XIX веке — Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Феть, — вплоть до эрудита середины XVIII века Михаила Ломоносова, крестный отец четырехстопного ямба», и вперед к грузинскому барду советских времен Булату Окуджаве, умершему в Париже в 1997.

В сочинении о переводе русской поэзии известный славист как-то выразил сожаление по поводу моды на переводы, сохраняющие размер и рифму оригинала в ущерб полной смысловой верности. «В результате, — писал он, — консервированная музыка с рифмованными версиями с энтузиазмом рекламируется и принимается, а жертва текстуальной точностью приветствуется как нечто довольно героическое, тогда как только подозрение и ищейки ждут изможденного, безграмотного букваласта, блуждающего наощупь в отчаянии. для неясного слова, которое удовлетворяло бы страстную верность и накапливало в процессе огромное количество информации, которая только заставляет защитников красивого камуфляжа дрожать или насмехаться». Комментарии ученого представляют собой замечательное обвинение многих набоковских переводов в Verses and Versions , которая полна вяло рифмованных четверостиший и сбивающих с толку смысловых перекручиваний. Но ученым, написавшим эту статью в 1965 году, был Владимир Набоков.

В какой-то момент своей карьеры переводчика Набоков претерпел резкий сдвиг в восприятии — от формальных переводов, в которых сохраняется размер и рифма оригинала, но не точный смысл, к дословным переводам, основанным на словах. верность слову. Стихи и Версии — это отчасти история этого сдвига. Однако из-за редакционного выбора книга не смогла ярко проиллюстрировать то, что было для Набокова судьбоносным отречением, которое поставило его в противоречие с большей частью литературного истеблишмента и заклеймило его как эксцентрика, охваченного ностальгической одержимостью, и поставило от ожесточенной и удивительно продолжительной литературной вражды между ним самим и человеком, который, возможно, был его ближайшим литературным товарищем.

Переводы Набокова можно условно разделить на две группы: формальные переводы примерно до 1950 года и дословные переводы после 1950 года. Сдвиг произошел, когда Набоков переводил пушкинский Евгений Онегин , роман в стихах, считавшийся величайшее поэтическое достижение в русском языке. Набоков, сытый по горло вводящими в заблуждение и неизящными версиями книги, которые он видел вокруг себя, начал переводить Онегина еще в 1945. Сначала он намеревался придерживаться фирменной формы «Онегинской строфы» (четырнадцать строк четырехстопного ямба с определенным порядком мужских и женских рифм), которую изобрел Пушкин и в которой он сочинил все произведение. Но, передав несколько строф в соответствии с исходной формой, но с многочисленными добавлениями и росчерками не в оригинале (так, как он много лет назад переводил стихи), Набоков пришел к выводу, что только действительно дословный перевод не «очернит автора». »

В течение следующих двух десятилетий, в течение которых он опубликовал, среди прочего, Лолита и Пнин , Набоков периодически работал над скрупулезно дословной версией. В конце концов он опубликовал его в 1964 году вместе со вторым томом, содержащим пятьсот страниц подробных и скрупулезных заметок обо всем, от блюд, потребляемых пушкинскими персонажами, до танцевальных па и точных мест их прогулок (которые, как осторожно отмечает Набоков, были одними из его любимых мест в детстве). И гений Набокова распознал в своем собственном навязчивом проекте структуру своей самой смешной и самой трагической книги 9.0013 Бледный огонь , рассказанный в форме длинного стихотворения вымышленного поэта Джона Шейда, за которым следуют сотни страниц безумных сносок к стихотворению ученого Чарльза Кинбота, который считает себя изгнанным королем крошечной Восточной Европы. государство под названием Зембла.

Около половины стихов и версий , фрагментарная химера книги, состоит из переводов стихов Пушкина и его современников, которые можно найти среди пятисот страниц комментариев к набоковскому переводу Онегин . Кроме того, есть тонкие томики стихов девятнадцатого века, которые он подготовил для «Новых направлений» и Линдси Драммонд; и выдержки из Strong Opinions , его сборника интервью и статей; и примечания к альбому арий в исполнении его сына Дмитрия. Новым здесь является горстка неопубликованных фрагментов ямба, извлеченных из обширных набоковских архивов, многие из которых состоят всего из нескольких строк. Конечно, можно привести аргумент в пользу тщательности, но должны ли мы включать все, что найдено в архивах? Когда коробки с архивами Исаака Башевиса Зингера открыли, из них выпала половина бутерброда с пастрами.

Вот несколько примерных строф из книги, первая из юмористического стихотворения Пушкина в дословном переводе:

     От четырехстопного ямба я вырос
       устал.
     В него пишет каждый. Мальчикам эту
       игрушку
     ‘Пора бросить…

Следующий пример, переведенный аналогично по форме оригинала, взят из Михаила Лермонтова (1814-1841), прожившего свою жизнь в исступлении, написавшего некоторые самые чисто мелодические строки русской поэзии, и умер на Кавказе в возрасте двадцати семи лет в ненужной дуэли, которую, в соответствии со сверхъестественной способностью русских поэтов предсказывать собственную смерть, он уже предвосхитил в своем романе 9.0013 Герой нашего времени :

     Прощайте! И будь мудра, не горюй:
     наша любовь была слишком коротка для сожаления,<
     и как тяжело нам было расстаться
     еще тяжелее было бы, если бы мы встретились.

И, наконец, в дословном переводе строфа из обращенного к России стихотворения Александра Блока (1880-1921), пророческого и гипнотического лирика, питавшего мистические мечты о революции и умершего в нищете и разочаровании:

     Я знаю не как тебя жалеть
     но я нежно несу свой крест;
     вы можете оставить свою разбойничью
       красоту
     любому волшебнику, которого вы выберете.

---

Могу себе представить три группы читателей для Стихов и Версий : люди, интересующиеся Набоковым, люди, интересующиеся русской литературой, и — эти могут пострадать сильнее всего — люди, интересующиеся поэзией. Первая группа, предположительно пришедшая к книге из-за своего восхищения набоковской прозой, будет смущена, встретив страницы за страницами скучных построений и тусклой дикции. Романы Набокова, известные своей лингвистической виртуозностью, в лучшем случае вызывают ощущение того, что их захватывает работа редкого иллюзиониста. Verses and Versions , напротив, вызывает неприятное чувство, когда наблюдаешь, как Гудини обещает сбежать из железного сейфа, опутанного цепями и погруженного в резервуар с водой, а затем запутывается в собственных цепях, пока едва не добирается до воды. поверхность, прежде чем он утонет. Так что этой группе читателей придется отдать должное несколькими фирменными строчками из набоковских кратких предисловий к каждому поэту (барон Антон Антонович Дельвиг «любопытно сочетал классическое и народное, амфору и самовар. ..»). Для тех, кто интересуется Набоковым как переводчиком, этот том — кладезь вчерашнего картофельного пюре. Лучшим противоядием для них было бы пойти и перечитать Бледный огонь .

Вторую группу читателей, интересующихся русской литературой и надеющихся на репрезентативную подборку русской поэзии, книга также разочаровала. Набоков при выборе того, что переводить, руководствовался потребностями конкретных проектов или случайными заботами, в результате чего теряется полное созвездие тем и голосов, такое яркое и неповторимое в русской поэзии. Вместо этого читателю предлагается набор причудливых, монотонных и прохладных текстов, связь которых друг с другом в лучшем случае неясна. Это очень плохо, потому что кучка жалобных мужчин, единолично творивших русскую поэзию в XIX веке, была замечательно связана в своих темах дружбы, слез, предзнаменований, запустения, фигуры смерти в образе женщины, посещения знакомых и давних -забытые места, призраки, ненависть толпы, надежда быть понятым следующим поколением, пророчества, психические заболевания и все умирающие на дуэли или в Баден-Бадене.

Если эта вторая группа читателей еще не потеряла надежду на русский стих, есть альтернатива: для девятнадцатого века есть сборник переводов Алана Майерса под названием An Age Ago . (В книгу включено предисловие Иосифа Бродского, одно из самых острых и скупых эссе поэта, об ускорении времени и подозрении двадцатого века, что все уже было выражено в девятнадцатом.) Версии Майерса рифмуются и скандируют, но они связаны их горести и радости сопровождаются хотя бы несколькими аккордами на рояле, а иногда и на скрипке. An Age Ago также организована таким образом, что темы перекликаются очень четко.

Вот набоковская версия первой строфы тютчевской «Последней любви» (1852-1854) одного из самых жутких стихотворений его «Денисьевского цикла», посвященного женщине на двадцать три года моложе поэта, с которой он увлекся об отчаянной и незаконной любви, пока она не умерла от туберкулеза:

     Любовь в конце наших дней
     полна опасений и очень нежна.
     Сияй ярче, ярче, прощальные лучи
     последней любви в ее вечернем великолепии.

А вот версия Майерса:

     Ах, когда пройдут наши последние годы,
     Как сладко, как зловеще начинается любовь…
     Сияй, сияй, уходящий свет,
     Когда последний отблеск любви меркнет до заката.

Версия Майерса примечательна двумя деталями. Во-первых, это решение сохранить после «начала» характерное тютчевское многоточие, которое поэт использует на протяжении всего своего произведения для обозначения некоего окончания мелодии или паузы, в которой можно прислушаться к чему-то еще не никогда не хотел быть — сказал. Иногда Тютчев заключает многоточием целые стихотворения, так что последняя фраза остается вибрирующей. Вторая деталь — употребление слова «зловещий»: смысл русского — говорящего, которого в конце жизни одолевает чувство любви, неразрывно связанное с его собственным, и его собственным окончанием, и т. он любит тем нежнее и «суевернее». В то время как «предчувствие» подразумевает тревогу и осторожность, «зловещий» передает ощущение невозможного сумеречного страха, окрашивающего охваченное любовью видение поэта.

Что касается лучших английских впечатлений от русской поэзии двадцатого века, то есть потрясающее « Stray Dog Cabaret » Пола Шмидта, не столько сборник переводов, сколько последовательность перформансов в поэтическом ревю преступного мира, чьи голоса включают, среди прочего, , Маяковский, Блок, Мандельштам, Цветаева и Ахматова. Вот строфа из знаменитого остроумного стихотворения Александра Блока о пьяницах в редакции Набокова, который называет ее «Странная дама»:

     И ее тугие шелка,
     ее шляпа с темными перьями,
     ее тонкая, украшенная драгоценностями рука,
     излучает легендарную магию.

А вот та же самая строфа из Шмидта, который озаглавил свою версию «Дама, которую никто не знает»:

     Платье ее шелковое, оно нашептывает легенды
     и волнами движется по ее коже;
     ее шляпа — лес черных перьев,
     ее узкие пальцы светятся кольцами.

Шмидт приукрашивает, хотя меньше, чем можно было бы подумать, — вдруг мы оказываемся в присутствии чего-то неисчислимого, эротического, призрачного и гламурного.

---

Что подводит нас к третьей группе читателей: людям, которые любят поэзию. Продираясь через стихов и версий , эти читатели быстро забудут различие между дословными переводами Набокова и его формальными переводами и вместо этого сосредоточатся на том, чего не хватает обоим: на музыке. На протяжении всей своей карьеры Набоков подчеркивал свое нетерпение и нетерпимость к музыке. В отрывке из своей автобиографии он отмечает, что музыка действует на него «просто как произвольная последовательность более или менее раздражающих звуков». И продолжает: «При определенных эмоциональных обстоятельствах я могу выдержать судороги богатой скрипки, но концертное фортепиано и все духовые инструменты утомляют меня в малых дозах и сдирают с меня кожу в больших». Нигде это чувство не проявляется так отчетливо, как в его переводах русской поэзии, по большей части лишенных мелодии. В своей прозе Набоков часто придумывает ослепительную конструкцию, производящую эффект странной гармонии, как в этом примере с Бледное пламя : «Запоминающаяся полоса цветного песка носила тридцатилетний узорчатый отпечаток ботинка Олега, такой же бессмертный, как след ручной газели египетского ребенка, оставленный тридцать веков назад на голубых нилотских кирпичах, сохнущих на солнце». Но аллитерация — это перкуссия, а есть и другие инструменты. Читателям в поисках поэзии придется снова рыться на свалке или ждать призрачного звонка у телефона-автомата, как и раньше.

 

II.

Есть одна тревожная фигура, отсутствие которой в Стихах и Версиях , за исключением краткого упоминания во введении и мимолетной насмешки Набокова, преследует книгу. Это Эдмунд Уилсон, чье чреватое и щедрое влияние сыграло важную роль в ранней карьере Набокова в Америке и стал его антагонистом в колоссальном разногласии по поводу Евгения Онегина . Набоков познакомился с Уилсоном вскоре после приезда в Америку в 1940 году, и через несколько месяцев Уилсон, находившийся на пике своего влияния в литературном мире, устроил ему рецензирование книг и публикацию переводов в 1940 году.0013 Новая Республика . В то время Уилсон был его литературным редактором.

Практически каждый аспект ранней литературной карьеры Набокова в Америке отражал влияние Уилсона: книги, изданные New Directions , рассказы и стихи, опубликованные в журнале Клауса Манна Decision и в The Atlantic и The New Yorker . Уилсон помог Набокову получить стипендию Гуггенхайма, которая позволила ему работать над безжалостно дословным переводом Онегин , проект, который окажется в центре удивительно жестокой и продолжительной вражды, разрушившей их дружбу. Их переписка показывает, что они нежно обмениваются каламбурами, книгами и носками, спорят, встречаются за обедом, вспоминают и одержимы подвигами жульничества, которым Уилсон был любителем. Набоков сыграл значительную роль в проекте Вильсона по изучению русского языка и изучении русской литературы, кульминацией которого стал сборник 9 эссе.0013 Окно в Россию: для иностранных читателей . Они вдвоем даже планировали совместно написать книгу о русской литературе.

Они сотрудничали в переводе пушкинского « Моцарта и Сальери », стихотворной пьесы о гениальности, поэтическом вдохновении и зависти, основанной на легенде о том, что Моцарт был отравлен Антонио Сальери, придворным композитором Вены, который мог не выдерживает легкого блеска своего соперника. Перевод был опубликован в апреле 1941 года в этом журнале и является единственным примером произведения, над которым Набоков сотрудничал с другим писателем. Он выделяется в Стихи и Версии для ясности. Почему же тогда вклад Уилсона нигде в книге не упоминается, особенно в обширных примечаниях, большинство из которых в любом случае взяты прямо из комментария к Онегин ? Набоков открыто говорил о партнерстве в интервью, и его ранняя переписка с Уилсоном полна упоминаний о нем. Тот факт, что Уилсон действительно работал с Набоковым над переводческим проектом, и что результатом стало заметное повышение ясности сознания, добавляет нюансов к безумным протестам более поздней битвы.

До 1964 года Уилсон воздерживался от рецензий на какие-либо романы Набокова, которые после «Настоящая жизнь Себастьяна Найта» (одна из лучших книг Набокова и одна из наименее читаемых) ему постоянно не нравились. Но когда Набоков опубликовал свой перевод « Онегин », Вильсон пошел в атаку. Уилсон, возможно, чувствовал, что весь его проект по защите здравого смысла американской идиомы поставлен на карту перед лицом искаженного синтаксиса Набокова и предпочтения устаревшей лексики. В своем обзоре перевода Уилсон приводит одну из последовательностей погружения в словарь — «воспоминание, производство, кривизна, привычка, раммеры, фамилистический, мрак, дит, шиппон и скраб», — которые, в зависимости от того, кто пишет, появляются в статьях о Набокове либо в виде списков драгоценных камней, либо списков преступлений. Он продолжает нападать на Набокова за «грубый и неуклюжий язык» его перевода; обвиняет его в укрывательстве «садомазохистских достоевских тенденций», которыми он «стремится замучить и читателя, и себя, сглаживая Пушкина и лишая его собственных сил возможности для их полной игры»; и называет его «наименее скромным из людей», работа которого страдает «главным образом отсутствием здравого смысла». Статья была настолько враждебной и надуманной, что один читатель предположил, что рецензия была написана самим Набоковым как приложение к Бледный огонь.

Как и рецензия Уилсона, реплика Набокова была дико резкой. Он называет себя «терпеливым доверенным лицом долгого и безнадежного увлечения [Уилсона] русским языком» и вспоминает, как произношение Уилсона при чтении вслух «Онегин » было настолько полно «скривляющих челюсти и довольно милых коротких лаек, которые совершенно перепутывали ритм», что «вскоре мы оба были в швах». Он составляет краткий перечень «ужасных ошибок» Уилсона и осуждает его «смесь напыщенного апломба и сварливого невежества». Последствия вражды длились годами, и двое мужчин больше почти не разговаривали, несмотря на несколько попыток примирения.

---

В рецензии набоковского перевода « Онегин » Уилсон цитирует несколько абзацев, стиль которых он считает особенно неестественным («Прощай, тихоокеанские места!/ Прощай, уединенное убежище!»), и комментирует: «Такие отрывки звучат как продукты тех компьютеров, которые должны переводить русский язык на английский». Был ли прав Уилсон? Вот перевод Набокова Главы III, Стиха XX, ночного разговора главной героини Татьяны и ее няни:

     «Я влюблена», — снова шепнула
     старой ведьме с горем.
     » Друг моего сердца, ты нездоров.»
     «Оставь меня. Я влюблен.»
     А между тем луна сияла
     и темным светом озаряла
     бледные прелести Татьяны
     и распущенные волосы,
     и капли слез, и, на скамейке,
     перед героиней юной,
     старуха в длинном «грелке»;
     и в тишине все
     дремало при вдохновенной луне.

А вот текст, переведенный онлайн-переводчиком Yahoo Babel Fish:

     «Я влюбился», испечь снова
     старушке с ее несчастьем.
     Сердечный друг, ты нездоров.
     «Оставьте меня: я влюбился.»
     А между тем сияла луна
     И озаряла томным светом Татьяны бледные [красы],
     И растворившиеся Власы,
     И слезы капельки, и на лавке
     Перед героиней юной,
     С шалью на голове седой,
     Старушка в длинном ватнике;
     И все дремало в тишине
     С вдохновляющей луной.

Пушкинские распущенные власы , буквально переведенные как «распущенные волосы» Татьяны (по-русски, как и по-французски, слово «волосы» во множественном числе), становится в компьютеризированной версии группой призрачных сущностей, таинственно именуемых «Власа, вспоминая «второстепенных» персонажей сна», которые, как отмечал Набоков в своей книге о Гоголе, «выскакивают на каждом повороте пьесы (или романа, или повести), чтобы на секунду блеснуть своим жизнеподобным существованием». », чтобы больше никогда не увидеть.

Перевод Набокова Онегин остается символическим безумным литературным проектом, с элементами, которые напоминают обезумевшего от Аквинского схоластика в монастыре, Анатомию меланхолии , изложенную в сносках, фантастическую хронику, сопровождаемую гигантским сопутствующим томом, объясняющим его легенды. Это бесит и сбивает с толку. Он может обладать определенным преднамеренным блеском, но в нем есть что-то гротескное. Поэтический перевод включает в себя большую и тонкую комбинацию факторов, и, возможно, набоковское Онегин , с его безжалостным стремлением к определенной точности, имеет то качество неестественной невесомости, характерное для любой сложной ситуации, в которой предпочтение отдается одному элементу и исключается все остальное. Это, между прочим, полная противоположность великой поэме Пушкина с ее потрясающим разнообразием и волнующей неожиданностью рифм.

Хотя введение в стихов и версий указывает на рейтинг точности между 98 и 100 процентов, приписываемых Набокову русским ученым (набоковский « Онегин » напрашивался именно на такой расчет!), версии Набокова имеют парадоксальное следствие, обнаруживая, насколько субъективен даже дословный перевод.