Калининский фронт. Планы Штаба фронта на декабря 1941г. По датам 15, 16, 21 и 30 декабря 1941г. Размеры карт примерно 3500 на 3200. Указано расположение всех частей Калининского фронта и план по прорыву линии фронта проттвника Калининский фронт. Планы Штаба фронта на 15 декабря 1941г. СКАЧАТЬ КАРТУ Калининский фронт. Планы Штаба фронта на 16 декабря…

Свежие записи

• Выступление по радио Председателя Государственного комитета обороны И.В. Сталина от 03.07.1941
• Инструкция НКСО РСФСР от 02.07.1941 N 1.196.22 «О порядке применения Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 26 июня 1941 г. «О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время»
• Постановление СНК СССР от 02.07.1941 N 1812
  «О всеобщей обязательной подготовке населения к противовоздушной обороне»
• Постановление СНК РСФСР от 02.
  07.1941 N 502 «О порядке подготовки населения к противовоздушной и противохимической обороне и порядке организации групп самозащиты на территории РСФСР»
• Журнал боевых действий. СЗФ Северо-Западный фронт 26-31 августа 1941 года

Рубрики

Обратная связь

Задавайте вопросы по электронной почте
bdsa1941@mail. ru

Наши партнеры

Начало битвы за Москву. Октябрь 1941 года

К октябрю 1941 года на советско-германском фронте складывается следующая ситуация: враг рвется к Ленинграду; генерал Георгий Жуков обороняет Ленинград; в центре относительное спокойствие. На юго-западном направлении командует Семен Тимошенко. Юго-западные фронты оставляют Харьков и другие территории Украины и отступают.

«Немцы превосходили Красную Армию примерно в 7 раз в людях, в 10 раз в танках, а вот в авиации был примерный паритет», — уточнил историк, научный сотрудник Музея Победы Андрей Горбунов.

Два основных удара немцы сконцентрировали на Западном направлении. 30 сентября первую атаку против Брянского фронта начала танковая группа генерала Гудериана.

«В этом момент вся авиация противника работа на группу Гудериана. Он достаточно легко проломил позиции нашей пехоты, которая готовилась к наступлению. 30 сентября должно было начаться наше наступление, и огонь вражеской артиллерии нанес нашим войскам большие потери. Сразу же была порвана связь, но командующий Брянским фронтом Андрей Еременко вместо того, чтобы попытаться восстановить связь, отправляется в одну из армий. Там он был ранен, долгое время считалось, что он погиб. Брянский фронт был парализован. В кратчайшие сроки противник прорвался, немцы замкнули котел где-то в районе Брянска», — пояснил Андрей Горбунов.

На Западном фронте наступление началось 1 октября. Основной удар немцы наносили на севере в обход Вязьмы, а второй удар — через Спас-Деменск. Достаточно быстро оборона советских войск была прорвана, но потери немцам наносили и советские войска.

«Например, 17-я стрелковая дивизия народного ополчения, сражаясь под Спас-Деменском, легла костьми в прямом смысле этого слова. На бойцов выскочила одна из танковых групп, и они сражались до последнего», — рассказал историк Музей Победы.

Подобные примеры мужества и героизма проявили и другие части Красной Армии. В районе Холм-Жирковского против сильной группировки противника боролась группа генерала Ивана Болдина, там шел жестокий бой.

Через несколько дней три советских фронта: Резервный, Брянский и Западный попадают в окружение — котел.

«Сказалось и отсутствие достаточного количества танков. Советская оборонная промышленность в это время только эвакуируется на Урал для того, чтобы там производить танки», — уточнил Андрей Горбунов.

Окружив советские войска, противник считал, что они сложат оружие и на этом все закончится. Однако окруженные дали свой последний бой.

«У кадровых частей и дивизий народного ополчения был высокий боевой дух. На севере, в Вяземском котле, всех этих людей собрал под своим руководством командарм одной из армий Михаил Лукин. Он сражался до последнего. Был ранен, попал в плен после неудачного прорыва под Знаменкой. Немецкие врачи ампутировали ему ногу, все годы войны он провел в немецком плену, героически отказываясь работать на нацистов. Из плена его освободили союзники. Сталин с Коневым, который принимал Лукина, передал ему благодарность: «Передайте Лукину благодарность за Москву!», — добавил Андрей Горбунов.

На Брянском фронте котел замыкал Гудериан.  Его задачей был быстрый прорыв в обход Тулы на Москву. Оставив только часть сил закрывать котел, он рванул на Орел и Мценск. В итоге наши войска получили окно возможностей, когда немецкие танки ушли, оставив жидкий заслон, а немецкая пехота еще не подоспела.

«Поэтому войска Брянского фронта в целом из окружения вышли. Но потери были страшные – порядка 60% бойцов. Практически все танки и артиллерия были потеряны», — подчеркнул Горбунов.

«Западный фронт был практически уничтожен. При этом несколько дивизий немецких танков устремились на Москву. По Можайскому шоссе на Москву наступала дивизия СС «Дас Райх». Наряду с танкистами Гудериана они были одними из лидеров по уничтожению мирного населения», — добавил он.

На Западный фронт направляются резервы войск из осажденного Ленинграда. Туда же отправляется Георгий Жуков. Он объезжает всю линию фронта – это почти 500 км – и делает страшный вывод: Западного фронта больше не существует. Жуков возглавляет Западный фронт.

По тревоге поднимаются резервы — два Подольских училища, Тульское училище, Кремлевские курсанты и другие. С противовоздушной обороны Москвы снимают тяжелые зенитные пушки и отправляют их на фронт. Основные резервы выводятся с несостоявшейся операции по снятию блокады Ленинграда.

«Становится ясно: если мы потеряем Москву – мы потеряем важнейший промышленный и транспортный узел. Москва – это «Катюша», это бронепоезда, это большое количество боеприпасов. Из-под Ленинграда на фронт устремляются 312-ая стрелковая дивизия полковника Наумова, 316-ая стрелковая дивизия (будущая Панфиловская) и еще несколько подразделений. С Юго-западного фронта «вытаскивают» 1-ую гвардейскую мотострелковую дивизию и кавалерийский корпус Павла Белова», — уточнил научный сотрудник Музея Победы.

Георгий Жуков принимает единственно верное решение – оборонять магистрали, ведь из-за начавшейся распутицы между магистралями противник пройти не сможет.

«На севере немцы достаточно легко прорвались от Ржева к Калинину. Но в целом взять и отбить Калинин у них не получилось. По дороге на Торжок тоже шли ожесточенные бои, в которых немцы потеряли большое количество танков», — рассказал Андрей Горбунов.

На Волоколамском направлении оборонялись 16-ая армия во главе с генералом Константином Рокоссовским. Две ее боевые силы – это 316-ая стрелковая дивизия (Панфиловская) и корпус Доватора. Волоколамск советские войска потеряли, но дальше противник не прошел и был остановлен.

На Можайском направлении немцы дошли до деревни Ельня. Там оборонялась 32-ая краснознаменная стрелковая дивизия полковника Полосухина. Шли бои и на Бородинском поле, но основные события происходили на Можайском шоссе. Противник, используя полное превосходство в силах, прорвался через деревню Ельня и направился к Можайску. Можайск был взят за один день. Далее немцы вышли к деревне Дорохово. Немецкий генерал Клюге пытался пробить оборону 5-й армии генерала Владимира Говорова по кратчайшей прямой на Москву через Дорохово. Но все тщетно. На этом направлении противник был остановлен.

На Наро-фоминском направлении немцы в 10-х числах октября нанесли свой удар, прорывая позиции. Сюда была направлена 33-я армия генерала Михаила Ефремова. Бои за Наро-Фоминск будут идти до середины ноября. Половина города будет за противником, половина – за советскими войсками.

На Калугу немцы наступали с решительными целями – взять город и прорваться к Москве.  Здесь шли ожесточенные бои. Несколько раз немцы сообщали, что Калуга взята, но потом оказывалось, что это не так. Калуга в итоге была сдана. Противник был остановлен где-то в районе Алабино, дальше немцы пройти не смогли.

Под Малоярославцем в районе Ильинского и Детчино оборонялись подольские курсанты и разведывательно-диверсионный отряд Ивана Старчака. На Варшавском шоссе долгое время немцы делали тщетные попытки их окружить и только через 10-12 дней ожесточенных боев сопротивление было сломлено. Противник прорывается вперед, но его останавливают советские войска на рубеже поселка Воробьи.

Последнее оперативное направление Московской битвы – это Тула. Отступающие от Орла боевые части отходят к Мценску. Танковый бой здесь держит танковая бригада Михаила Катукова. Она должна была не пустить немцев в Мценск до подхода гвардейского корпуса генерала Дмитрия Лелюшенко. На неделю под Мценском удалось противника остановить. По официальным данным было уничтожено 111 вражеских танков. И только в середине октября противник смог выйти к Туле.

К концу октября складывается следующая ситуация: противник в целом был остановлен на дальних подступах к столице. Линия фронта прошла с севера на юг через Калинин, Волоколамск, Дорохово, Наро-Фоминск, Алабино и предместье Тулы. До Москвы было еще достаточно далеко, и немцы не могли угрожать своей авиацией нашим войскам.

«Правда, 15 октября в Москве началась паника. Начинается эвакуация заводов, работа метро в этот день была остановлена. Но с паникой справились, случаев мародерства было не много, вновь заработало метро. Москва была переведена на военное положение», — напомнил Андрей Горбунов.

Несмотря на то, что уехали Министерства, посольства, дипмиссии, частично были эвакуированы крупные заводы и электростанции, правительство СССР во главе с Иосифом Сталиным осталось в Москве.

Андрей Горбунов, историк, научный сотрудник Музея Победы

Читайте также: Предпосылки битвы за Москву.

#мп

БИТВА ЗА МОСКВУ НАЧИНАЕТСЯ — ПАНИКА 16 ОКТЯБРЯ солдаты высшего ранга принимали командование от армейских «политиков», а «легенды гражданской войны», такие как Буденный и Ворошилов, должны были утвердиться в ближайшие несколько недель. Некоторые блестящие солдаты пережили армейские чистки 1937–8, особенно Жуков и Шапошников, и оставались на своих постах в худшее время немецкого вторжения; Жуков буквально спас Ленинград в самый последний момент, заняв власть у Ворошилова, когда казалось, что все потеряно. Помимо него и Шапошникова, Тимошенко — первоклассный штабной офицер, начавший свою карьеру в царской армии, — был чуть ли не единственным из довоенного высшего начальства, кто проявил способности и воображение.

Первые месяцы войны были школой наибольшей ценности для офицеров Красной Армии, и прежде всего для тех, кто отличился в операциях с июня по 19 октября.41, которые должны были составить ту блестящую плеяду генералов и маршалов, подобных которым не было со времен Великой Армии Наполеона. В течение лета и осени были произведены важные изменения в организации авиации генералом Новиковым и в применении артиллерии генералом Вороновым; и Жуков, и Конев сыграли ведущую роль в задержании немцев под Смоленском; Рокоссовский, Ватутин, Черняховский, Ротмистров, Болдин, Малиновский, Федюнинский, Говоров, Мерецков, Еременко, Белов, Лелющенко, Баграмян и многие другие люди, прославившиеся во время Московской битвы или в других важных сражениях 1941, были людьми, которые, так сказать, заслужили шпоры в тяжелых боях в первые месяцы войны. Отличия в боевых действиях теперь стали критерием Сталина при назначении на высшие должности в армии. Действительно, совершенно верно, что «летние и осенние бои привели к военной чистке, а не к политической чистке армии. С некомпетентными и неумелыми росло беспокойство. Великая и выдающаяся сила советского Верховного Главнокомандования заключалась в том, что оно было в состоянии подготовить тот минимум высококвалифицированных командиров, способных вывести Красную Армию из состояния полной катастрофы».

Несомненно, часть командиров имела лишь чисто номинальную партийную принадлежность, а некоторые из новых людей, как, например, Рокоссовский, действительно были жертвами армейских чисток 1937–1938 годов и потому не могли питать к Сталину никаких нежных чувств. .

23 июня была создана Ставка, Ставка Верховного главнокомандования СССР, а через несколько дней Государственный комитет обороны (ГКО) в составе Сталина, Молотова, Ворошилова, Маленкова и Берии; 10 июля «Ставка Верховного Главнокомандования» стала «Ставкой Верховного Главнокомандования» в составе Сталина, Молотова, Ворошилова, Буденного, Шапошникова и начальника штаба генерала Жукова. 19 июляСталин стал наркомом обороны, а 7 августа — главнокомандующим.

Система комиссаров была значительно усилена; Комиссары, как «представители партии и правительства в Красной Армии», должны были следить за моральным духом офицеров и солдат и нести с командиром всю ответственность за поведение части в бою. Они также должны были докладывать Верховному Главнокомандованию о любых случаях «недостойности» среди офицеров или политического персонала. Это было пережитком гражданской войны, да и гораздо более позднего периода, когда офицерский корпус подозревали в неблагонадежности. На практике в 1941, комиссары оказывались в подавляющем большинстве случаев либо людьми, почти полностью поддерживавшими офицеров, либо, в лучшем случае, мелкой технической помехой; но, вдохновленные тем же духом lutte à outrance и ежедневно сталкиваясь с неотложными военными задачами, старые политические и личные разногласия между офицером и комиссаром теперь обычно были менее резкими, чем в прошлом. Тем не менее, у двойного командования были свои недостатки, и во времена Сталинграда роль комиссаров должна была резко измениться.

Независимо от того, была ли серьезная необходимость дать офицеру «партийный кнут», в «тыловых охранных подразделениях» НКВД, безусловно, было еще меньше необходимости сдерживать панику с помощью пулеметчиков, готовых держать Красную Армию от любого несанкционированного снятия средств. «Первоначальные опасения, что войска не будут сражаться, вскоре рассеялись упорной и ожесточенной обороной, которую Красная Армия вела против немцев, сражаясь, как заметил Гальдер, «до последнего человека» и применяя «вероломные методы, при которых русский не прекращал стрельбы до самой смерти». Эти «тыловые охранные отряды» были возрождением практики, унаследованной от Гражданской войны, и в 1919 году оказались совершенно ненужными.41, сама армия жестко расправляется с любыми случаями трусости и паники.

Роль НКВД в реальных боевых действиях остается довольно туманной, хотя известно, что кроме погранвойск, находившихся в ведении НКВД и первыми встретивших немецкий натиск, важные случаи, когда войска НКВД сражались как боевые единицы, например, под Воронежем в июне-июле 1942 г. , где они помогли предотвратить особенно опасный прорыв Германии. Но у связи НКВД с Красной Армией была и более мрачная сторона; Таким образом, не только русские пленные, которым удалось бежать от немцев, но даже целые армейские части, которые, как это часто случалось в 1941 — вырвались из немецкого окружения, подверглись в качестве подозреваемых жесточайшему и мелкому допросу со стороны О.О. (Особый Отдел — Особый отдел) в ведении НКВД. В романе Симонова «Живые и мертвые» есть особенно тошнотворный эпизод, основанный на реальных фактах, когда большое количество офицеров и солдат вырывается из немецкого окружения после многонедельных боев. Они немедленно разоружаются НКВД; но так случилось, что в этот самый момент немцы начали наступление на Москву, и когда обезоруженных людей везут на сортировочный пункт НКВД, они попадают в ловушку немцев и просто вырезаются, не в силах оказать никакого сопротивления.

В остальном, однако, НКВД меньше, чем раньше, вмешивалось в дела Красной Армии; граница между военными и «политическими» элементами в армии стиралась, и Сталин лично руководил этим развитием. Что бы он ни делал в прошлом для ослабления армии своими чистками и своим постоянным политическим вмешательством, он усвоил урок лета и осени 1941 года. Ворошилов и Буденный были оттеснены на задний план, а роль начальства НКВД сильно уменьшилась . Патриотическая, националистическая линия «1812 года» была безоговорочно подхвачена всеми армейскими чинами. Все военные таланты, обнаруженные и испытанные в первых боях войны, а в некоторых случаях и до этого на Дальнем Востоке, были собраны, в бой брошены все наличные резервы, в том числе отборные дивизии из Средней Азии и Дальнего Востока. Эта мера стала возможной благодаря пакту о ненападении, заключенному с японцами в 19 г.39.

Какие бы плохие воспоминания и оговорки ни были у генералов, Сталин стал незаменимым объединяющим фактором в атмосфере Отечественной опасности октября-ноября 1941 года. Альтернативы не было. Немцы были на подступах к Ленинграду, прорывались через Донбасс на пути к Ростову, и 30 сентября началось «финальное» наступление на Москву.

Битва под Москвой в целом делится на три фазы: первое немецкое наступление с 30 сентября почти до конца октября; второе немецкое наступление с 17 ноября вплоть до 5 декабря; и контрнаступление русских 6 декабря, продолжавшееся до весны 1942.

30 сентября танковые части Гудериана на южном фланге Heeresgruppe Mitte (группа армий «Центр») нанесли удар по Глухову и Орлу, которые пали 2 октября, но затем были остановлены танковой группой полковника Катюкова за Мценском , по дороге в Тулу. Прочие немецкие силы предприняли полномасштабные атаки с юго-запада в районе Брянска и с запада на дороге Смоленск-Москва. Крупные скопления советских войск были окружены к югу от Брянска и в районе Вязьмы к западу от Москвы. Немцы планировали сдержать советские войска, окруженные в районе Вязьмы, в основном пехотой, тем самым высвободив свои танковые и моторизованные дивизии для молниеносного наступления на Москву. Но больше недели, ведя круговой бой чрезвычайной ожесточенности, остатки 19-й20-я, 20-я, 24-я и 32-я армии и войска генерала Болдина связали большую часть немецкой 4-й армии и 4-го танкового корпуса. Это сопротивление позволило Советскому Верховному Главнокомандованию высвободить и вывести из окружения на можайский рубеж большую часть своих передовых войск и подтянуть резервы из тыла.

К 6 октября немецкие танковые части прорвали ржевско-вяземский рубеж обороны и продвигались к Можайскому рубежу укрепрайонов примерно в пятидесяти милях западнее Москвы, импровизированному и подготовленному летом 1941, и шла от Калинина (к северо-западу от Москвы на линии Московско-Ленинградской железной дороги), до Калуги (к юго-западу от Москвы и на полпути между Тулой и Вязьмой), Малоярославца и Тулы. Немногие войска, находившиеся в этих оборонительных сооружениях, могли остановить передовые части Heeresgruppe Mitte, но не основную часть немецких сил.

Пока на Московский фронт направлялись подкрепления с Дальнего Востока и Средней Азии, штаб ГКО перебрасывал те резервы, которые мог собрать. Воевшая здесь пехота генералов Артемьева и Лелющенко и танки генерала Куркина были к 9 октября, поставленный по прямому указанию Советского Верховного Главнокомандования. На следующий день Жуков был назначен Ц. в Ц. всего фронта.

Но немцы обошли Можайский рубеж с юга и 12 октября овладели Калугой. Через два дня, обойдя Можайский рубеж с севера, они ворвались в Калинин. После тяжелых боев сам Можайск был оставлен 18 октября. Уже 14-го ожесточенные бои шли на Волоколамском направлении, на полпути между Можайском и Калининым, примерно в пятидесяти верстах к северо-западу от Москвы.

Ситуация была крайне серьезной. Сплошного фронта уже не было. Немецкая авиация была хозяином неба. Немецкие танковые части, проникая глубоко в тыл, вынуждали части Красной Армии отходить на новые позиции, чтобы избежать окружения. Вместе с армией на восток двигались тысячи советских мирных жителей. Люди пешком или в подводах, скот, автомобили сплошным потоком двигались на восток по всем дорогам, еще более затрудняя передвижение войск.

Несмотря на ожесточенное сопротивление повсюду, немцы приближались к Москве со всех сторон. Это было через два дня после падения Калинина, когда угроза прорыва из Волоколамска на Истру и Москву выглядела почти несомненным, «московская паника» достигла своего апогея. Это было 16 октября. До сих пор ходит слух, что в то утро два немецких танка ворвались в Химки, северную окраину Москвы, где они были быстро уничтожены; что два таких танка когда-либо существовали, кроме как в воображении какого-то испуганного москвича, не подтверждается ни одним серьезным источником.

Что произошло в Москве 16 октября? Многие говорили о большой драпке (большой драп), имевшей место в тот день. Хотя, как мы увидим, это чрезмерное обобщение, 16 октября в Москве определенно не было рассказом о «единодушном героизме москвичей», как это зафиксировано в официальной Истории.

Населению Москвы понадобилось несколько дней, чтобы осознать серьезность нового немецкого наступления. В последние дни сентября и даже в первые дни октября все внимание было приковано к большому немецкому наступлению на Украине, известиям о прорыве в Крым и начавшемуся в сентябре визиту в Бивербрук. 29. На своей пресс-конференции 28 сентября Лозовский пытался звучать очень обнадеживающе, говоря, что немцы теряют «многие десятки тысяч убитыми» под Ленинградом, но сколько бы они ни потеряли, в Ленинград им все равно не попасть; он также сообщил, что «связь продолжала поддерживаться» и что, хотя в городе действует карточная система питания, недостатка в продуктах нет. Он также сообщил, что «за Крым» шли тяжелые бои, но отрицал, что немцы еще не форсировали Перекопский перешеек. Что касается утверждения немцев о захвате 500 000 или 600 000 пленных на Украине после потери Киева, то он был гораздо более уклончивым, заявив, что битва продолжается и преждевременная выдача информации не в интересах русских. Однако он добавил несколько зловещую фразу: «Чем дальше на восток продвигаются немцы, тем ближе они будут к могиле нацистской Германии». Он вроде бы был готов к потере Харькова и Донбасса, хотя и не говорил об этом.

Только 4 или 5 октября стало ясно, что наступление на Москву началось, и даже тогда не было ясно, насколько оно велико. Само собой разумеется, в русских газетах ничего не было о речи Гитлера от 2 октября, в которой он объявил о своем «последнем» наступлении на Москву.

Впрочем, Лозовский упомянул об этом на своей пресс-конференции 7 октября. Он выглядел слегка смущенным, но сказал, что речь Гитлера лишь свидетельствует о том, что парень впадает в отчаяние.

«Он знает, что не выиграет войну, но ему нужно, чтобы немцы были более или менее довольны в течение зимы, и поэтому он должен добиться какого-то крупного успеха, который предполагает, что определенный этап войны закрыто. Второй причиной, по которой Гитлеру необходимо сделать что-то большое, является англо-американо-советское соглашение, вызвавшее в Германии чувство уныния. Немцы могли в крайнем случае проглотить «большевистское» соглашение с Великобританией, но «большевистское» соглашение с Америкой было больше, чем немцы когда-либо ожидали». Лозовский добавил, что в любом случае взятие того или иного города не повлияет на окончательный исход войны. Он как будто уже готовил прессу к возможной потере Москвы. И все же ему удалось закончить на ноте бравады: «Если немцы хотят, чтобы их люди были убиты еще на несколько сотен тысяч, они добьются этого — если ничего другого».

Новости в ночь на 7-е были еще хуже, с первым официальным упоминанием о «тяжелых боях в направлении Вязьмы».

8-го числа, в то время как «Правда» и «Известия» старались не казаться слишком встревоженными (на самом деле «Правда» начала с обычной статьи «Работа женщин в военное время»), армейская газета «Красная звезда» выглядела крайне тревожно. В нем говорилось, что «само существование Советского государства в опасности» и что каждый красноармейец «должен стоять твердо и сражаться до последней капли крови». В нем новое немецкое наступление описывалось как последний отчаянный бросок:

Гитлер бросил в нее все, что у него было, — даже каждый старый и морально устаревший танк, каждый сверхмалый танк, собранный немцами в Голландии, Франции или Бельгии, был брошен в эту битву… Советские солдаты должны во что бы то ни стало уничтожить эти танки , старые и новые, большие или маленькие. Вся шушера разоренной Европы бросается против Советского Союза.

«Правда» забила тревогу 9 числа, предостерегая москвичей от «беспечного самодовольства» и призывая их «мобилизовать все силы для отражения наступления врага». На следующий день оно призвало к «бдительности», заявив, что, помимо наступления на Москву, «противник также пытается через широкую сеть своих агентов, шпионов и агентов-провокаторов дезорганизовать тыл и создать панику». . 12 октября «Правда» говорила о «страшной опасности», угрожающей стране.

Даже без помощи вражеской агентуры в «Правде» было достаточно, чтобы посеять величайшую тревогу среди населения Москвы. Разговоры об эвакуации начались 8-го числа, и иностранным посольствам, а также многочисленным российским правительственным учреждениям и учреждениям было приказано ожидать решения по этому поводу в самое ближайшее время. Атмосфера становилась крайне напряженной. Среди самых смелых ходили разговоры о Москве как о «супер-Мадриде», а среди менее смелых — лихорадочные попытки уйти.

К 13 октября ситуация в Москве стала крайне критической. Многочисленные немецкие войска, более недели сдерживаемые «вяземским окружением», стали доступны для решающего удара по Москве. «Западный» фронт под общим командованием генерала Жукова при содействии генерала Конева и начальником штаба генералом Соколовским состоял из четырех участков: Волоколамского под командованием Рокоссовского; Можайск при Говорове, Малоярославец при Голубеве и Калуга при Захаркине. Не было абсолютно никакой уверенности в том, что немецкий прорыв удастся предотвратить, и 12 октября Государственный Комитет Обороны принял решение призвать москвичей построить оборонительный рубеж на некотором удалении от Москвы, еще один прямо у границы города и две дополнительные городские линии по внешнему и внутреннему кольцу бульваров в самой Москве.

Утром 13 октября Щербаков, секретарь ЦК и МК КПСС, выступил на собрании, созванном Московской парторганизацией: «Не будем закрывать глаза. Москва в опасности». Он призвал рабочих города направить все возможные резервы на фронт и на рубежи обороны как внутри города, так и за его пределами; и значительно увеличить производство оружия и боеприпасов.

Постановление Московской организации призывало к «железной дисциплине, беспощадной борьбе даже с малейшими проявлениями паники, с трусами, дезертирами и сплетниками». Постановление далее постановляло, что в течение двух-трех дней каждый московский уезд должен собрать по батальону добровольцев; они стали известны как московские «коммунистические батальоны» и должны были, как и некоторые полки ополчения, играть важную роль в обороне Москвы, заполняя «бреши» — ценой очень больших жизней. В течение трех дней 12 000 таких добровольцев были сформированы во взводы и батальоны, большинство из них имели небольшую военную подготовку и не имели боевого опыта.

Именно 12 и 13 октября было принято решение немедленно эвакуировать в Куйбышев и другие города на востоке большое количество государственных учреждений, в том числе многие наркоматы, часть партийных организаций и весь дипломатический корпус Москвы. Подлежали эвакуации и важнейшие оружейные заводы Москвы. Практически все «научные и культурные учреждения», такие как Академия наук, университет и театры, должны были быть перемещены.

Но Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандования и костяк администрации должны были оставаться в Москве до особого распоряжения. В столице продолжали выходить основные газеты, такие как «Правда», «Красная звезда», «Известия», «Комсомольская правда» и «Труд».

За известием об этих эвакуациях последовало официальное сообщение, опубликованное утром 16 октября. В нем говорилось: «В ночь с 14 на 15 октября положение на Западном фронте ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших войск большое количество танков и мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону».

При описании великого октябрьского кризиса в Москве важно различать три фактора. Во-первых, армия, которая отчаянно сражалась с превосходящими силами противника и очень медленно отступала, хотя и из-за относительно плохой маневренности не смогла предотвратить некоторые впечатляющие локальные успехи немцев, такие как взятие Калуги на юге на востоке. 12-го, Калинина на севере 14-го, или тот прорыв в том, что довольно расплывчато называлось «волоколамским направлением», о котором говорилось в «паническом коммюнике», опубликованном 16 октября. Даже спустя долгое время в Москве считали, что 15-го немцы прорвались к Москве гораздо дальше, чем это видно сегодня из любых опубликованных отчетов о боях. Только тогда, как говорили, Рокоссовский остановил гниение, бросив последние резервы, в том числе малообученных ополченцев, и войска из Сибири, как только они сошли с поездов. Есть бесчисленное множество историй о том, как рядовые солдаты и даже ополченцы атаковали немецкие танки с ручными гранатами и «бутылками с бензином», и о других «последних подвигах». Боевой дух воюющих сил точно не пошатнулся. Тот факт, что свежие войска с Дальнего Востока и Средней Азии подбрасывались все время, хотя и в ограниченном количестве, оказал благотворное влияние на поддержание духа войск, которые уже сражались без передышки более двух недель.

Во-вторых, был московский рабочий класс; большинство из них были готовы работать сверхурочно на заводах по производству оружия и боеприпасов; строить оборону; сражаться с немцами внутри Москвы, если они прорвутся, или, если все потерпит неудачу, «следовать за Красной Армией на восток». Однако в решимости рабочих «защитить Москву» во что бы то ни стало были разные оттенки. Показателен сам факт, что в «коммунистические бригады» в разгар почти паники 13–16 октября должно было пойти добровольцами не более 12 тысяч человек; Было ли это потому, что многим эти импровизированные батальоны казались бесполезными в такой войне, или потому, что в глубине многих рабочих умов была мысль, что Россия все еще велика и что, может быть, выгоднее вести решающую битву где-то на востоке.

В-третьих, была большая масса трудно поддающихся классификации москвичей, более других ответственных за «великую дрянь» 16 октября. Сюда входили все, от простых обывателей, готовых бежать от опасности, до мелких, средние и даже высокопоставленные партийные или беспартийные чиновники, которые считали, что Москва стала работой для армии и что гражданские лица мало что могут сделать. Среди этих людей был неподдельный страх оказаться под немецкой оккупацией, и с регулярными пропусками или с какими-то пропусками, которые они каким-то образом ухитрились, а иногда и вовсе без пропусков, люди бежали на восток, как в Париже люди бежал на юг в 1940, когда немцы подошли к столице.

Многим из этих людей впоследствии предстояло горько стыдиться своего бегства, переоценки мощи немцев, недоверия к Красной Армии. И тем не менее, разве правительство не указало путь, так сказать, бешено ускорив все эти эвакуации, начиная с 10 октября?

Особенно в 1942 году «большая драка» 16 октября у многих оставалась неприятным воспоминанием. Злые шутки ходили по этому поводу, особенно по поводу медали «За оборону Москвы», щедро розданной солдатам и штатским; была шутка о двух видах лент — одни московские медали должны быть подвешены на обычной муаровой ленте, другие — на драповой ленте, т. е. драп — это и толстая ткань, и драп. Был и анекдот известной, очень пухлой и хорошо экипированной актрисы, получившей московскую медаль «за то, что грудью отстояла Москву от Куйбышева».

Помню, Сурков рассказывал мне, что, приехав в Москву с фронта 16-го, позвонил человек пятнадцать-двадцать своим друзьям, и все исчезли.

В «художественной литературе» больше, чем в формальной истории, есть несколько ценных описаний Москвы в разгар кризиса — например, в уже цитированных «Живых и мертвых» Симонова. Вот картина Москвы в то мрачное 16 октября и в последующие дни — с давкой на вокзале; с бегством чиновников на своих автомобилях без разрешения; ополченцы и комбатовцы, угрюмо идущие, а не марширующие, по улицам, одетые в пестрое платье, курящие, но не поющие; с заводом «Серп и Молот», который день и ночь выпускает тысячи противотанковых ежей, которые потом выгоняют на внешнее кольцо бульваров; с его запахом горящих бумаг; с быстрой сменой воздушных налетов и воздушных боев над Москвой, в которых русские летчики часто самоубийственно таранили вражеские самолеты; с деморализацией большинства и мрачной решимостью меньшинства держаться за Москву, а в случае необходимости сражаться внутри города.

К 16-му многие фабрики уже были эвакуированы.

Все равно, под всей пеной паники и отчаяния была «другая Москва»:

Позже, когда все это отошло в прошлое и кто-то с тоской или горечью вспомнил о том 16 октября, он [герой Симонова ] ничего бы не сказал. Воспоминание о Москве того дня было для него невыносимо — как искаженное страхом лицо любимого человека. И все же не только под Москвой, где в тот день сражались и гибли войска, но и в самой Москве нашлось достаточно людей, которые делали все возможное, чтобы не сдать ее. И именно поэтому Москва не была потеряна. А между тем на фронте в этот день война как будто приняла роковой оборот, и в тот же день в Москве были люди, готовые в своем отчаянии поверить, что завтра немцы войдут в Москву. Как всегда бывает в трагические минуты, глубокая вера и неприметная работа тех, кто вел, еще не всем была известна и еще не дала плодов, а растерянность, ужас и отчаяние других били между глаз. . Это было неизбежно. В этот день десятки тысяч, спасаясь от немцев, лавинами покатились к вокзалам и к восточным выходам из Москвы; и все же из этих десятков тысяч было, пожалуй, лишь несколько тысяч, которых история могла бы справедливо осудить.

Симонов написал этот отчет о Москве 16 октября 1941 года по прошествии почти двадцати лет; но его история, которая не могла быть опубликована во времена Сталина, звучит правдоподобно в свете того, что я услышал о тех мрачных днях всего несколько месяцев спустя, в 1942 году. Нравится Загрузка…

Нападение на Перл-Харбор — «дата, которая будет жить в позоре» — 80 лет назад > Береговая охрана США > Мои новости береговой охраны

В своей речи об объявлении войны президент Франклин Рузвельт назвал 7 декабря 1941 года «датой, которая будет жить в позоре». В этот день без предупреждения и объявления войны силы Императорской Японии атаковали Тихоокеанский флот США в Перл-Харборе на Гавайях. В бою подразделения береговой охраны служили вместе с военно-морским флотом, ведя зенитные заграждения против японских атакующих и выполняя патрулирование гавани и противолодочное патрулирование.

Катера береговой охраны, патрульные катера, базы, станции, маяк и персонал, прикомандированный к Четырнадцатому военно-морскому округу, поддерживал военно-морские силы США 7 декабря. Эти подразделения включали высокопрочные катера Taney и патрульные катера Tiger и Reliance; буйковые тендеры Kukui и Walnut; патрульные катера КГ-400, КГ-403, КГ-27, КГ-8; буй-лодка и бывшая служба маяков запускают Lehua. Радисты береговой охраны Джордж Ларсен и Мелвин Белл дежурили на станции связи на маяке Даймонд-Хед, сообщая о нападении. Летчик береговой охраны лейтенант Фрэнк Эриксон, который позже стал пионером в полетах на вертолете, нес вахту на острове Форд перед атакой, а затем принял командование зенитной батареей, отбивающейся от вражеских самолетов.

Береговая охрана поддерживала военные действия еще до Перл-Харбора. В ноябре 1941 года служба была переведена из Министерства финансов в состав ВМФ; однако подразделения береговой охраны на Гавайях с лета несли службу вместе с военно-морским флотом, полностью интегрировавшись со своими военно-морскими коллегами к моменту нападения. Ранее служба участвовала в довоенном патрулировании нейтралитета, защищая от атак воюющих военных кораблей в Атлантике. А с июня 1941 года Береговая охрана наблюдала за Гренландским театром военных действий в воздушных, морских и ледовых операциях, и там она захватила первое вражеское судно США во время Второй мировой войны.

После 7 декабря Береговая охрана оказалась достойной девиза службы Semper Paratus — «Всегда готов». «Катер Александр Гамильтон» стал первым военным кораблем страны, потерянным в бою, понеся первые потери в бою 29 января 1942 года. Днем позже транспортный корабль USS Wakefield, укомплектованный береговой охраной, доставил союзные войска в Сингапур, эвакуировал многих гражданских лиц с острова. населения и понес собственные потери от японских бомбардировщиков. А в мае катер береговой охраны «Икар» потопил вторую подводную лодку, уничтоженную американскими войсками, и взял в плен первых немецких военнопленных.

В первые несколько месяцев войны японские военные казались непобедимыми в Тихом океане. К началу лета 1942 г. противник оккупировал Гуам, остров Уэйк, Гонконг, Сингапур, обширные районы Китая, Филиппин, Юго-Восточной Азии и Голландской Ост-Индии. Однако в июне 1942 года ВМС США разгромили мощный японский флот в решающем морском сражении у острова Мидуэй. В августе вооруженные силы США начали свое первое сухопутное наступление Второй мировой войны на Гуадалканале. Борьба за этот остров стала первым настоящим испытанием для всех видов американских вооруженных сил, включая Береговую охрану, против закаленных в боях японских войск на территории, удерживаемой противником. Гуадалканал превратился в поле битвы, поглотившее тысячи людей, сотни самолетов и десятки боевых кораблей. Это также стало одной из самых почетных боевых операций в истории береговой охраны: военнослужащие получили медали «Пурпурное сердце», «Бронзовую звезду», «Серебряную звезду» и «Военно-морской крест», а также награду президента и единственную почетную медаль береговой охраны.

Перл-Харбор оказался однобокой победой Императорской Японии. Однако к концу 1942 года ход войны на Тихом океане изменился в пользу войск США и союзников. В течение следующих двух с половиной лет союзники будут сражаться на островах, имена которых были написаны кровью, против отступающих японских войск.