Н. С. Лесков. «Левша» (1881). 6 класс

Текст: Ольга Лапенкова

«Левша» (а на самом деле «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе») — произведение одновременно смешное и грустное, вдохновляющее и пугающее. В похожей манере, хотя и более едкой, писал М. Е. Салтыков-Щедрин, создавший множество сатирических сказок, а также роман «История одного города» — издевательскую летопись города Глупова с подробным перечнем его «начальников», которые подозрительно похожи на российских императоров и высоких вельмож. Но если Салтыков-Щедрин почти прямо говорит: «Так жить нельзя, нужно срочно что-то менять!», то Лесков видит в окружающем его абсурде нечто неуловимо прекрасное, хотя, конечно, и трагичное.

Вот и Левша: самобытный русский гений, который не прочёл ни одного учебника, до всего дошёл своим умом, — а занимается, прямо скажем, ерундой. Ну какая практическая польза от кро-о-ошечных железочек, которыми можно подковать стальную блоху, — и тем более от гвоздиков, на которых эти подковы держатся? А на каждом гвоздике-то имя мастера выбито!. .

И ладно бы только странное «хобби» главного героя: в мире множество бесполезных, но оттого не менее милых занятий — вроде художественной резьбы по арбузной кожуре или коллекционирования карманных календариков. Но почему, скажите на милость, Левша не остался в Англии, где он мог бы сделать головокружительную карьеру? Поступил бы на службу, получал отличную зарплату, учился и трудился в своё удовольствие — и пользовался повсеместным уважением… Женился бы, наконец, завёл детей — и твёрдо знал, что они не будут ни в чём нуждаться. А он — ни в какую: везите меня обратно в Тулу, и всё тут! Помните эту сцену из предпоследней главы?

• …начали расспрашивать левшу: где он и чему учился и до каких пор арифметику знает?
• 
  
• Левша отвечает:
• 
  
• — Наша наука простая: но Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем.
• 
  
• Англичане переглянулись и говорят: <. ..>
• 
  
• — Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчёт силы есть.
• 
  
• — Об этом, — говорит, — спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные.
• 
  
• А англичане сказывают ему:
• 
  
• — Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим, и из вас удивительный мастер выйдет.
• 
  
• Но на это левша не согласился.
• 
  
• — У меня, — говорит, — дома родители есть.<…> Мы, — говорит, — к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок, а родительница — старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я ещё в холостом звании.
• 
  
• — Вы, — говорят, — обвыкнете, наш закон примете, и мы вас женим.
• 
  
• — Этого, — ответил левша, — никогда быть не может. <…> Потому, <…> что наша русская вера самая правильная, и как верили наши правотцы, так же точно должны верить и потомцы. <…> …а по второй причине — мне с англичанкою, хоть и повенчавшись в законе, жить конфузно будет. <…> …если об этом дома, в Туле, узнают, надо мною большую насмешку сделают. <…>

С точки зрения здравого смысла, слова Левши — полная бессмыслица. Но Лесков — не первый российский автор, который писал, что родину любят не за что-то, а скорее вопреки. Как тут не вспомнить строки М. Ю. Лермонтова:

• Люблю отчизну я, но странною любовью!
• Не победит её рассудок мой.
• Ни слава, купленная кровью,
• Ни полный гордого доверия покой,
• Ни тёмной старины заветные преданья
• Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
• Но я люблю — за что, не знаю сам —
• Её степей холодное молчанье,
• Её лесов безбрежных колыханье,
• Разливы рек её, подобные морям;
• Просёлочным путем люблю скакать в телеге
• И, взором медленным пронзая ночи тень,
• Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
• Дрожащие огни печальных деревень…
• (Отрывок из стихотворения «Родина», 1841 г.)

Наиболее же ёмко об этом написал Ф. И. Тютчев. Ему хватило всего четырёх строк, которые знает наизусть, пожалуй, каждый школьник:

• Умом — Россию не понять,
• Аршином общим не измерить.
• У ней особенная стать —
• В Россию можно только верить.
• 1866 г.

Увы, на родине таланты Левши так и не оценили по достоинству. Более того: когда тульскому кудеснику потребовалась помощь, без «тугамента» (то есть без документа — Лесков мастерски «коверкал» слова, пародируя разговорную манеру речи) его даже в больницу не положили…

Но не будем изменять доброй традиции: остановимся, пока не дошло до спойлеров. Лучше посмотрим на персонажа, который, в противоположность Левше, убеждён, что в России нет и не может быть ничего путного. И это — не кто иной, как император Александр I!

Своенравный государь

Стальная блоха появилась в сказе Лескова не из воздуха: её привезли из Англии государь Александр Павлович и донской казак Платов. Прежде чем «познакомить» читателя с Левшой, автор подробно — и очень смешно — описал, как государь путешествовал по Европе с верным помощником. Александр I всё время удивлялся заморским диковинкам и уговаривал спутника, что «мы, русские, со своим значением никуда не годимся», а Платов как мог его разубеждал. Взять хотя бы этот эпизод:

• На другой день поехали государь с Платовым в кунсткамеры. <…> Государь оглядывается на Платова: очень ли он удивлён и на что смотрит; а тот идёт глаза опустивши, как будто ничего не видит, — только из усов кольца вьёт.
• 
  
• Англичане сразу стали показывать разные удивления и пояснять, что к чему у них приноровлено для военных обстоятельств <…>. Государь на всё это радуется, всё кажется ему очень хорошо, а Платов держит свою ажидацию, что для него всё ничего не значит.
• 
  
• Государь говорит:
• 
  
• — Как это возможно — отчего в тебе такое бесчувствие? Неужто тебе здесь ничто не удивительно?
• 
  
• А Платов отвечает:
• 
  
• — Мне здесь то одно удивительно, что мои донцы-молодцы без всего этого воевали и дванадесять язык прогнали.
• 
  
• А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчас подвели его к самому Аболону полведерскому [шутливое искажение «Аполлона Бельведерского», знаменитой античной статуи, изображающей бога — покровителя искусств. — прим. О. Л.] и берут у того из одной руки Мортимерово ружье, а из другой пистолю. <…>
• 
  
• — Это пистоля неизвестного, неподражаемого мастерства — её наш адмирал у разбойничьего атамана в Канделабрии [опять искажение: имеется в виду итальянский полуостров Калабрия. — прим. О. Л.] из-за пояса выдернул.
• 
  
• Государь взглянул на пистолю и наглядеться не может. <…>
• 
  
• — Ах, ах, ах, — говорит, — как это так… как это даже можно так тонко сделать! <…> Вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России… <…>
• 
  
• А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои большие шаровары и тащит оттуда ружейную отвёртку.
• 
  
• <…> Повернул раз, повернул два — замок и вынулся. Платов показывает государю собачку, а там на самом сугибе [сгибе. — прим. О. Л.] сделана русская надпись: «Иван Москвин во граде Туле».

Но вот англичане поднесли Александру I крошечную «сориночку» в бриллиантовом футляре и уговорили государя посмотреть в микроскоп (у Лескова «мелкоскоп») — и оказалось, что это малюсенькая «нимфозория», то есть, попросту говоря, блоха, сделанная из стали. Тут Платов уже не смог ничего возразить, и вдохновлённый император с удовольствием отдал за диковинку немалые деньги.

Привезя «игрушку» домой, император быстро о ней забыл. И, думается, так бы и лежала блоха без дела, но на престол взошёл другой монарх — Николай I, который «в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любил». Николай Павлович с удовольствием согласился с предложением Платова отправить диковинку в Тулу и повелел:

• Скажи им от меня, что брат мой этой вещи удивлялся и чужих людей, которые делали нимфозорию, больше всех хвалил, а я на своих надеюсь, что они никого не хуже. Они моего слова не проронят и что-нибудь сделают…

Казалось бы — вот он, истинный патриот: никаких крайностей! Новый император уважает мастерство англичан, но и своих людей в обиду не даёт, потому что твёрдо знает: не перевелись талантливые люди в России!

Но почему же тогда при новом государе нисколько не улучшилось положение простых трудяг — таких, как бедный Левша? И даже если настолько талантливый мастер не снискал на родине ни богатства, ни славы, то что говорить о менее одарённых, но настолько же честных, трудолюбивых и преданных Отечеству людях, которые, может, подкову для «нифмозории» не сделают, но вылезут из кожи вон, чтобы прокормить семью?

Где лучше? где нас нет

Итак, «Левша» — произведение не только о социальном неравенстве (хотя и о нём, конечно, тоже), но и о стереотипах — порой смешных, а порой и грустных. Две крайности — привычка ругать абсолютно всё русское и восхищаться всем иностранным (либо наоборот) — никуда не делись и спустя полтора века. Чтобы в этом убедиться, можно послушать выступления сатирика М. Н. Задорнова (1948—2017), который прославился серией миниатюр об американцах — и о том, как их воспринимают русские. Вот, например, небольшой отрывок из концертной программы «Я люблю Америку» (2004):

• Недавно я останавливался в питерской «Астории». Администратор мне говорит: «Вы не представляете, какие американцы бывают тупые!» И рассказывает такую историю. Американец звонит в администрацию гостиницы из своего номера: «Срочно пришлите мастера, я не могу вынуть из микроволновой печи бутерброды!»
• 
  
• Наши все зависли — в номерах ведь микроволновок нет. Прислали мастера. Когда мастер увидел, что сделал америкос, он по лестнице до первого этажа колобком катился! Оказывается, американец бутерброды для разогрева положил в сейф, а вместо кода набрал время разогрева.

Фраза «Ну тупые!», которой сатирик завершал такие анекдоты, стала крылатой, из-за чего Задорнова многие критиковали: зачем же, мол, так унижать уроженцев США? В ответ на подобные выпады юморист написал статью «Американцы не тупые», где пояснил: он смеётся не над глупостью отдельных людей, живущих за рубежом, а над самим желанием объявить какой-то народ «особенным» — и неважно, в хорошем или плохом смысле. Что же касается наших соотечественников, Задорнов никогда не отказывал им в уме, бытовой смекалке, стойкости и оптимизме — но вместе с тем нещадно критиковал многие особенности нашей повседневной жизни. Вот другой отрывок из той же концертной программы:

• Если конец света наступит, кто-то должен продолжить жизнь на Земле. Это только наши народы смогут. У американцев в Нью-Йорке отключилось электричество на три дня — паника была на весь Нью-Йорк. Они паниковали, потому что не знали, как им поесть. У них не работали кредитные карточки в магазинах, у них не было продуктов ни у кого. Мы будем паниковать, если электричество отключится? Да никогда в жизни! Мы пойдём в лес и поедим, веточки обглодаем… Да вообще, что такое конец света? Это когда отключается электричество, горячая вода, газ, холодная вода. Это бездорожье, мусор вокруг. Так что во многих российских городах приход конца света вообще не заметят…

И смешно, и грустно… В общем, всё как Лесков завещал.

История создания произведения Лескова «Левша»

Меню статьи:

• Идея написания повести
• Прототип Левши
• Работа над повестью
• Публикации «Левши»
• Роль предисловия и причины отказа от него

Имя Николая Лескова всегда было на слуху. Его талант не вызывал сомнений, но резкость выражений часто подрывала репутацию. Пожалуй, как раз последнему факту Лесков и обязан множеством сюжетов для своих произведений – его часто отправляли в длительные командировки (во избежание развития дальнейшего конфликта), где он имел возможность общаться с людьми разного достатка и рода деятельности, узнавать новое о жизни русского народа, а потом это применять в своей литературной деятельности.

Бесспорно, что повесть «Левша», или «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе» – одна из самых известных работ Лескова. Некоторые фразы из текста стали распространенными и известными даже никогда не читавшими эту повесть.

Идея написания повести у Лескова возникла неожиданно. В 1878 году Николай Семенович посетил Н.Е. Болонина в Сестрорецке и провел у него на даче все лето. Сам же полковник был служащим оружейного завода. Предположительно там же Лесков и услышал прибаутку об умелом мастере.

Прототип Левши

Общепринято считать прототипом умелого мастера из Тулы Алексея Михайловича Сурнина. Его отправили в Англию в целях обучения и овладения навыками работы местных мастеров. Сурнин успешно справился с поставленной задачей – он проработал на одном из ведущих заводов несколько лет, а потом вернулся на Родину, где удачно воплотил свои знания для обучения работников и внедрения в производство новых инструментов.

Работа над повестью

Николай Семенович не приступил тот час же к написанию повести – некоторое время он вынашивал в мыслях этот замысел, и только в мае 1881 года работа над текстом повести была закончена.

Лесков взял за основу услышанную им несколько лет назад прибаутку, но расширил ее и внес в сюжет новые элементы. Таким образом текст повести в конечном итоге принял вид симбиоза реального и выдуманного.

Публикации «Левши»

Иван Аксаков в 1881 году открыл новую газету «Русь» и обратился к Лескову с просьбой прислать ему для публикации свою работу. Аксаков прекрасно знал о репутации Лескова, но ему нужно было привлечь читателей, зарекомендовать себя в роли издателя, поэтому он все же рискует и планирует публикацию работы Лескова.

Николай Семенович пишет повесть «Левша». Он вместе с предисловием отвозит повесть в Москву и оставляет Аксакову. Текст повести был разбит на три части и успешно опубликован в 49, 50 и 51 номерах «Руси» под заглавием «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)».

Отдельным изданием повесть увидела в свет в 1882 году. Лесков несколько отредактировал текст повести, привнеся в сюжет больше сатиры.

Следующее издание повести повторилось спустя 12 лет – в 1894 году. Незначительные изменения коснулись в этот раз названия повести – они выглядело так: «Стальная блоха. Сказ о тульском Левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)».

Роль предисловия и причины отказа от него

Первые публикации повести были сопровождены предисловием. В нем Лесков рассказывал о том, что ему довелось услышать некое «баснословие» о талантливом мастере, сумевшим подковать блоху. Сказать, где точно возникла такая прибаутка, он не может, но сужает круг возникновения до трех населенных пунктов: Тула, Ижма, Сестрорецк.

Николай Семенович обращает внимание читателей на том, что не важно место возникновения рассказа, важна сама суть: русские мастера – талантливые люди, они могут конкурировать в умении с английскими мастерами и даже быть успешнее их.

Это предисловие сыграло злую шутку с Лесковым. Большинство читателей восприняли его работу как пересказ услышанного. На самом же деле, сказание о мастере стало только основой для сюжета – Лесков значительно расширил границы «баснословия» и внес свои элементы в текст.

Именно поэтому, в дальнейших публикациях Николай Семенович отказывается от размещения предисловия.

Таким образом, работа над повестью «Левша» или «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе» длилась продолжительное время – первые публикации не принесли желаемого результата, но после отказа от предисловия ситуация стала значительно меняться. Повесть имеет в своей основе как реальные факты, так и выдуманные события. Исходя из такой позиции, ее нельзя расценивать как фиксацию фольклора – это самостоятельное литературное произведение.

Автор: Виктория Давыдова

1

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:

Смотрите также:

• «Очарованный странник» — краткое содержание повести Н. С. Лескова
• Анализ повести «Очарованный странник» Лескова
• Краткий пересказ повести Лескова «Однодум» с комментариями
• «Тупейный художник»: трагические мотивы в творчестве Лескова
• Краткое содержание рассказа «Человек на часах» Лескова: краткий пересказ сюжета
• «Старый гений»: главные герои произведения Николая Лескова
• Образ и характеристика Левши в произведении Николая Лескова «Левша»
• Старушка в рассказе «Старый гений» Лескова
• Повесть «Очарованный странник» Лескова: материалы для сочинения
• «Левша» — краткое содержание произведения Н. С. Лескова

Правдивая история песни ‘Pancho and Lefty’

Это одна из самых любимых и узнаваемых техасских кантри-песен, когда-либо записанных, но знаете ли вы, что вдохновило Панчо и Левти? Вилли Нельсон и Мерл Хаггард прославили эту песню своим дуэтом 1983 года, но песня берет свое начало с альбома 1972 года человека, которого многие считают величайшим техасским автором песен всех времен: Таунса Ван Зандта.

Панчо и Левша — песня-история, одна из лучших в жанре. В нем рассказывается о мексиканском бандите по имени Панчо и его дружбе с Левти, человеком, который в конечном итоге его предает. Многие детали лирики отражают жизнь мексиканского революционера Панчо Вильи, убитого неизвестными убийцами в 1923. Предсмертные слова Виллы? «Не позволяй этому закончиться вот так, скажи им, что я сказал что-то хорошее». Или, возможно, нет; это для обсуждения.

Видео: Mantipede Youtube

Говоря о сходстве между Панчо из песни и знаменитым революционером, Ван Зандт однажды заметил: Синий. Это прошло через меня, и это действительно хорошая песня, и я думаю, что наконец-то узнал, о чем она. Мне всегда было интересно, о чем это. Я как бы всегда знал, что речь идет не о Панчо Вилье, а потом кто-то сказал мне, что у Панчо Вильи есть приятель, чье имя по-испански означает «Левша». Но в песне, моей песне, Панчо зависает. «Они позволили ему болтаться только из доброты, я полагаю», а настоящий Панчо Вилья был убит.

Во время тура Ван Зандт встретил настоящих Панчо и Левти. Ну да ладно, не совсем так, но все же это довольно забавная история. «Нас остановили эти два полицейских, — вспоминал Ван Зандт. «Они спросили: «Чем вы зарабатываете на жизнь?» А я сказал: «Ну, я пишу песни», и они оба посмотрели вокруг как «жалкие, жалкие». И так далее я добавил: «Я написал эту песню «Панчо и Левша». Вы когда-нибудь слышали эту песню «Панчо и Левша»? Я это написал.» И они оглянулись, посмотрели друг на друга и начали ухмыляться, и оказалось, что их патрульная машина, вы знаете их партнерство, это были два парня, это был англо и латиноамериканец, и это оказывается, их зовут Панчо и Левша… так что я думаю, может быть, это то, о чем они, эти два парня… надеюсь, я никогда их больше не увижу».

Фото: Pixabay.com

Это был не единственный случай, когда Ван Зандт столкнулся с законом в связи с песней. Таунс написал песню в убогом отеле на окраине Дентона, единственном жилье, которое он смог найти, потому что в то время Билли Грэм организовывал грандиозный фестиваль, который назовут «Христианским Вудстоком». Все приличные отели в этом районе были забронированы, а это означало, что Ван Зандта сослали в паршивую комнату в районе Дентона. Заскучав, Ван Зандт решил написать песню. Через три с половиной часа «Панчо и Левти» вылетели из окна, — сказал он, — и я записал».

На следующий день Ван Зандт и его приятель Даниэль Антопольски поехали в Даллас, чтобы отыграть концерт. Улицы были полны молодых автостопщиков-христиан, идущих повидаться с Билли Грэмом. Таунс и Дэниел услышали позади себя сирены; их останавливал полицейский. Это означало проблемы, потому что ни у одного из мужчин не было надлежащего удостоверения личности.

Фото: Pixabay

Полицейский пристально посмотрел на пару. Музыканты были зрелищем: и длинноволосые, и дикие. Когда полицейский спросил их удостоверения личности, у Дэниела была только просроченная лицензия. Забавно, но все, что Таунс смог показать полицейскому, — это его лицо на обложке альбома. Ситуация выглядела мрачной, но вдруг Даниэль Антопольски применил единственную стратегию, которая могла их спасти.

Как объяснил Таунс: «Даниэль ни с того ни с сего смотрит на полицейского через окно и говорит: «Извините, сэр, вы знаете Иисуса?» И полицейский смотрит на него, возвращает ему водительские права. , и говорит: «Ребята, будьте осторожны».

И вот так пара авторов песен была спасена.

50 лет назад Сегодня: рождение фильма Таунса Ван Зандта «Панчо и Левша»

24 августа 2022 г.

Курок История 83 комментария

Называть ее «песней в стиле кантри», кажется, не совсем правильно, и почти непреднамеренно принижает влияние и важность художественного произведения, известного как «Pancho & Lefty», потому что немногие другие песни могут заставить нас почувствовать то же, что и эта. . Это превосходит кантри, или песню, или даже музыку. Это «Панчо и Левти».

Автор песни, Таунс Ван Зандт, скорее всего, согласился бы с этой оценкой, хотя он может стыдливо отмахнуться от ее важности. В конце концов, он всегда считал себя поэтом, а музыка ему только мешала. Он также однажды сказал, «Есть только два вида песен; есть блюз, а есть zip-a-dee-doo-dah». «Панчо и Левша» — точно не последний.

То, что заставляет эту композицию вызывать мурашки по рукам и спине, и немедленно заставит вас остановить свой день и перенести вас в какое-то другое место, так же неопределимо, как и сама песня. Это богатство слов, которые одновременно говорят о чем-то очень конкретном, но в то же время ни о чем и обо всем. Это движения аккордов — любопытные и уникальные, но в то же время интуитивно понятные и естественные.

Именно Вилли Нельсон и Мерл Хаггард вывели эту малоизвестную и совершенно неприменимую с коммерческой точки зрения песню на первое место в чарте Billboard Hot Country Songs в 1983 году на пути к тому, чтобы стать одной из самых важных и знаковых кантри-песен современности. все время. Но сегодня, 50 лет назад, Таунс Ван Зандт вошел в студию и записал оригинальную версию песни для своего альбома 1972 года с прозорливым названием The Late Great Townes Van Zandt , снятого на студии Джека Клемента в Нэшвилле. Теннесси.

В то время и в течение многих последующих лет «Pancho & Lefty» был просто альбомом, нарезанным на довольно малоизвестной пластинке довольно малоизвестного автора песен. Таунсу Ван Зандту оставалось еще несколько лет до того, чтобы стать уважаемым писателем, каким он считается сегодня. Но он знал, что у него что-то есть с этой песней, и когда другие люди в студии настаивали на том, что треку нужны ударные, Ван Зандт наложил вето на это решение.

Не позволяйте никому говорить вам, что он знает, о чем на самом деле «Панчо и Левти», потому что даже Таунс не может вам этого сказать. Больше всего резонируют начальные строки:

Жить в дороге, мой друг
Я собирался сохранить тебя свободным и чистым
И теперь твоя кожа подобна железу
И твое дыхание тяжелое, как керосин

Не единственный сын твоей мамы
Но ее любимый сын кажется
Она заплакала, когда ты попрощался
И погрузилась в твои сны

Кажется, она как-то описывает всех нас — несчастных, зловещих, острых со своим диагнозом и со своим прогнозом. Но затем песня резко поворачивает направо, давая довольно исторически неточное изображение жизни мексиканского бандита и лидера военизированных формирований Панчо Вильи, смешивая немного реализма с большей частью фантазией. Собственные интерпретации Таунса Ван Зандта больше путают смысл и цель песни, чем помогают.

Таунс сказал в телесериале PBS Остин Пикерс в 1984 году, «Я понимаю, что это написал я, но трудно приписать себе это письмо, потому что оно появилось совершенно неожиданно. Это пришло через меня, и это действительно хорошая песня, и я думаю, что наконец-то узнал, о чем она. Мне всегда было интересно, о чем это. Я как бы всегда знал, что речь идет не о Панчо Вилье, а потом кто-то сказал мне, что у Панчо Вильи есть приятель, чье имя по-испански означает «Левша». Но в песне, моей песне, Панчо зависает. «Они позволили ему болтаться только из доброты, я полагаю», и настоящий Панчо Вилья был убит».

Затем в том же интервью Ван Зандт вспоминает, как его остановили в Беркшире, штат Техас, и он оказался на заднем сиденье полицейской машины.

«Нас остановили эти два полицейских и… они сказали: «Чем вы зарабатываете на жизнь?», а я сказал: «Ну, я автор песен», и они оба как-то огляделись, как «жалкие, жалкие «, и так далее, к этому я добавил: «Я написал эту песню «Панчо и Левша». Вы когда-нибудь слышали эту песню «Панчо и Левша?» Я написал это», и они оглянулись, посмотрели друг на друга и начали ухмыляясь, и оказывается, что их патрульная машина, вы знаете их товарищество, это были два парня, это был англо и испанец, и, оказывается, их зовут Панчо и Левша… так что я думаю, может быть, это то, о чем , эти два парня… надеюсь, я их больше никогда не увижу».

Эммилу Харрис никогда не получает достаточного признания за свою роль в создании песни «Pancho & Lefty», известной далеко за пределами сферы кантри-музыки. Она была одной из первых, кто увидел силу песни, и записала ее для своего альбома 1977 года Luxury Liner , но так и не выпустила ее как сингл. Не оригинальная версия Таунса Ван Зандта, записанная 24 августа 1972 года, заинтересовала дочь Уилли Нельсона Лану, а Эммилу.

Когда Вилли Нельсон и Мерл Хаггард вместе записывали свой дуэтный альбом в студии Педерналес на территории Вилли за пределами Остина в ноябре 19-го года.82, они искали песню, которая действительно могла бы связать альбом воедино. Лана Нельсон предложила «Pancho & Lefty», и собравшиеся так влюбились в нее, что решили записать ее прямо здесь и сейчас. Мерл Хаггард уже уполз в постель в своем автобусе, и его пришлось разбудить, чтобы он спел свою партию. Хаггард вообще не помнит запись песни, а когда прослушал на следующий день, подумал, что это глупо.

Синти-вступление с сильно гейтированными барабанами, безусловно, датирует версию «Pancho & Lefty» Вилли и Мерля ранними 80-ми годами. Но, как и все остальное, связанное с песней, вступление само по себе стало культовым. В итоге он стал заглавным треком альбома Вилли Нельсона и Мерла Хаггарда, выпущенного в начале 1919 года.83. Позже Вилли Нельсон прямо спросил Таунса Ван Зандта, что означает «Панчо и Левша». Таунс Ван Зандт сказал ему, что не знает.