Защитник граф Л.Н. Толстой
13 Марта 2019
История адвокатурыАдвокатура и общество
В статье «Воскресение» Толстого и адвокатура» мы вскользь упоминали о настороженном, если не сказать критическом, отношении великого писателя к суду в целом и к институту адвокатуры в частности. Кажущийся парадокс: человек, регулярно выступавший в качестве правозащитника как по отдельным делам (например, он просил Александра III помиловать «первомартовцев»), так и по принципиальным вопросам общественной жизни (хорошо известна борьба Льва Николаевича за отмену смертной казни), относился к адвокатуре с нескрываемым недоверием. Однако противоречие это именно «кажущееся», поскольку вообще в правозащитной среде, далеко не только российской, распространено убеждение, что эта деятельность должна быть общественной, а не профессиональной. Пример, рассматриваемый далее, как нам представляется, свидетельствует в пользу противоположного мнения.
Можно не сомневаться, что одной из причин скептического отношения Л.
Деревня Ясная Поляна со стороны усадьбы Толстых, 1890-е гг.
6 июня 1866 г. в 65-м Московском пехотном полку, расположенном неподалеку от Ясной Поляны, в деревне Новая Колпна, ротный писарь Василий Шабунин, служащий в армии уже 11-й год, ударил по лицу своего ротного командира капитана Яцевича.
Короткое следствие установило факты, и дело было представлено на рассмотрение командующего войсками Московского военного округа, который переправил его военному министру Милютину, а тот доложил о нем царю. Причина столь необычного «восхождения дела по инстанциям» заключалась, по-видимому, в том, что это был уже второй за короткое время случай нанесения солдатом удара офицеру.
Один из офицеров полка был давним знакомым Софьи Берс, в замужестве Толстой. Он был назначен членом суда и, прекрасно понимая, что рядовому грозит смертная казнь, обратился к графу с предложением выступить защитником. В отличие от гражданского суда, где защитнику вот-вот только предстояло появиться (как раз летом 1866 г. начнут функционировать новые суды), военно-полевые суды руководствовались Уставом полевого судопроизводства от 27 января 1812 г., довольно прогрессивным для своего времени документом, во многом созданным под влиянием соответствующего французского закона; подсудимый мог избрать себе защитника, к которому не предъявлялось столь строгих квалификационных требований, как к присяжным поверенным по Судебным уставам 1864 г.
Лев Толстой. 1868 г.
40 лет спустя в письме к своему биографу Бирюкову Толстой так описывал свое видение произошедшего: «Как я понял причину его поступка, она была в том, что ротный командир, человек всегда внешне спокойный, в продолжение нескольких месяцев своим тихим, ровным голосом, требующим беспрекословного повиновения и повторения тех работ, которые писарь считал правильно исполненными, довел его до последней степени раздражения. Сущность дела, как я понял его тогда, была в том, что, кроме служебных отношений, между этими людьми установились очень тяжелые отношения человека к человеку — отношения взаимной ненависти. Ротный командир, как это часто бывает, испытывает антипатию к подсудимому, усиленную еще догадкой о ненависти к себе этого человека за то, что офицер был поляк, ненавидел своего подчиненного и, пользуясь своим положением, находил удовольствие быть всегда недовольным всем, что бы ни сделал писарь, и заставлять его переделывать по нескольку раз то, что писарь считал безукоризненно хорошо сделанным.
Сам Толстой свое выступление на суде вспоминал в самых уничижительных выражениях: «Да, ужасно, возмутительно мне было перечесть теперь эту напечатанную у вас мою жалкую, отвратительную защитительную речь. Говоря о самом явном преступлении всех законов божеских и человеческих, которое одни люди готовились совершить над своим братом, я ничего не нашел лучшего, как ссылаться на какие-то кем-то написанные глупые слова, называемые законами.
Выступление Л. Толстого в суде (кадр из фильма «История одного назначения», 2018, реж. А. Смирнова, в роли Толстого Е. Харитонов)
Описав в начале практическую невозможность эффективной защиты в данной ситуации (факты налицо, виновность не вызывает сомнения, законодательство не оставляет суду выбора меры наказания), Толстой тем не менее ссылался на соответствующие статьи Устава, предусматривавшие возможность смягчения наказания по «доказанным тупости и глупости» и даже освобождение от него по «доказанному умопомешательству». Против линии защиты – заключение врачей, осматривавших Шабунина и признавших его нормальным, но Толстой привел многочисленные факты, призванные показать, что помешательство его подзащитного не из разряда известных медицине болезней, а представляло собой природную чудаковатость, осложненную регулярным пьянством.
Толстой добился многого – разногласия между судьями: прапорщик Стасюлевич, сам недавно восстановленный в офицерском звании после разжалования4, проголосовал против казни. В этом можно усмотреть неплохой задел для обжалования приговора, но вот тут-то и сказалось, по нашему мнению, отсутствие адвокатского профессионализма. Толстой был столь подавлен эмоционально приговором, что возможностями апелляции (скромными, но реальными) воспользовался далеко не в полной мере: тот самый случай, когда на месте незаурядного писателя скорее всего был бы более эффективен профессиональный судебный боец, пусть и средних способностей.
В фильме Авдотьи Смирновой есть упоминавшееся существенное отступление от реального хода событий – на экране Толстой произносит совсем другую речь, даже не пытающуюся претендовать на речь «правильного защитника». Несколько месяцев назад Павел Басинский в интервью автору этой статьи пояснил: «Авдотья придумала эту речь, которую Толстой должен был бы произнести. Когда я ее прочитал… я, честно говоря, поразился, потому что… меня самого слеза прошибла. Просто прошибла слеза. Толстой мог произнести такую речь, просто, может быть, более поздний Толстой» 5.
Могила Шабунина (фото из публикации 1957 г.)
Шабунина расстреляли. Толстой сохранил чувство потрясенности на всю жизнь. «На этом случае я первый раз почувствовал, первое – то, что каждое насилие для своего исполнения предполагает убийство или угрозу его и что поэтому всякое насилие неизбежно связано с убийством. Второе – то, что государственное устройство, немыслимое без убийств, несовместимо с христианством.
И третье, что то, что у нас называется наукой, есть только такое же лживое оправдание существующего зла, каким было прежде церковное учение»6.
1 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 37. М., 1955. С.67—68.
2
3 С полным текстом речи можно ознакомиться по ссылке: http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/publicistika/rech-tolstogo-v-zaschitu-shibunina.htm
4 Его историю Л.Толстой воспроизвел с небольшими отступлениями от реальности в рассказе «Разжалованный».
5https://echo.msk.ru/programs/netak/2334017-echo/
6 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 37. М., 1955. С.78
13 Марта 2019
История адвокатурыАдвокатура и общество
Граф Толстой всегда в Ясной Поляне
Приехав в Ясную Поляну к графу Толстому, выпускнику журфака МГУ и бывшему коллеге, я достал бутылку рому, которую прихватил с собой — не с пустыми же руками идти в гости, — и в ненавязчивой форме предложил выпить.
— Отчего не выпить? — ответил хозяин просто. Когда мы приняли по рюмке, он продолжил:
— Ром — отличный мужской напиток, вполне русский. Долохов, кстати, именно ром пил, сидя на подоконнике, — при том, что Пьер Безухов, к примеру, больше по шампанскому.
Такое начало, конечно, сразу расположило меня к этому человеку. Симпатична и вообще его жизнь: поехал жить в деревню, за копеечную зарплату привел в порядок имение предков, даже и не подумав про реституцию.
Режиссер, сапожник, гуру
— Потрясающе. Вот про Долохова, про ром — это все вы еще со школы помните или просто перечитываете?
— Регулярно перечитываю. 90 томов. Бессонными ночами.
— Все шутить изволите, граф! Я вас серьезно спрашиваю, — вы что, действительно обращаетесь к текстам?
— Если серьезно, то дневники перечитываю регулярно. Повесть «Казаки» — любимую вещь — очень часто хочется в руки взять. «Анну Каренину» перечитывал раз 7-8. Причем в последний раз я получил наивысшее наслаждение от чтения! Ведь когда первый раз читаешь, то фабула захватывает, следишь за любовными треугольниками.
Во второй раз левинская тема интересует больше и что-то еще из того, что идет вторым эшелоном. А сейчас я уже не отвлекался на фабулу, на канву, я просто наслаждался совершенно потрясающим фоном, на котором все происходит, — его при первом прочтении не ухватить, так мозги устроены… Сейчас люди разучились читать, они читают наискосок. Вообще идет глобальное умирание книги. Но несмотря на это, книга еще долго будет жить — как эксклюзивный продукт для небольшого процента населения. Вот я заметил: в Англии очень модно покупать серьезные книги…
— Дмитрий Набоков, сын писателя, знаток искусств и автомобилей, сказал мне как-то, что если бы Микеланджело жил сегодня, то занимался бы не живописью, а дизайном итальянских автомобилей, поскольку именно тут передний край…
— При том, что любая вещь Микеланджело стоит дороже самого дорогого автомобиля.
— Но мы не знаем, как бы он сам продавал свои работы, если б жил и работал сегодня, может, он имел бы бледный вид. Я это вот к чему.
Если бы Лев Толстой жил сегодня, то чем бы он, матерый человечище, занимался бы? Стал бы депутатом Госдумы? Режиссером? Как happening его уход из Ясной Поляны не менее важен, чем его книги. Он очень концептуален. Лев Николаич сильно ушел, очень мощно, все бросив. В этом — какая-то важная часть русской идеи. У нас что ни возьми, все недоделано: окно в Европу недорубили, Азию недоколонизировали, империю недостроили, коммунизм тоже, к Индийскому океану и проливам недошли, то диктатура, то вседозволенность…
— Страшная непоследовательность, да… А уход — это было очень талантливо… С точки зрения современной режиссуры, это просто гениально. Не знаю, задумывался он об том или нет, хотел ли такого пиаровского финала…
— Хотел точно! Он это спланировал, он же написал про отца Сергия, который ушел бродить с сумой, и ему в пути встретились старые знакомые, дали ему копеечку и стали говорить между собой по-французски, чтоб он не понял. А он слушал и жалел их. Фактически Лев Николаевич экранизировал свой же сюжет, воплотил его в жизнь, это такой скетч, капустник.
.. В общем, вряд ли Толстой сегодня был бы писателем.
— Он вообще считал писательство несерьезным занятием и очень себя укорял за то, что столько времени отдал такой безделице, как писание художественных текстов. Он жалел, что только во второй половине жизни он начал искать истину и сапоги тачать, — тоже небессмысленное занятие…
— Кстати, а хороши ли были те сапоги? А то ведь злые языки говорят, что их не носил никто, они только на полках в коллекциях…
— В московском музее Толстого стоят сапоги, подаренные Фету. Лев Николаевич их вполне добротно стачал.
— А обуться и пройтись?
— Не пробовал.
— Ну, какие ваши годы… Еще успеете. Когда Лев Толстой говорил, что писательское ремесло — это безделица, он еще не знал, как низко оно еще упадет!
— Да… Сценарии для сериалов он вряд ли стал бы писать, это и к гадалке не ходи. Но и сегодня есть люди, которые упрямо продолжают писать рыночно не востребованную литературу.
— Это кто? Уж не Виктор Лихоносов ли, которому ваш фонд дал премию?
— Абсолютно точное попадание.
Действительно, это серьезный писатель…
— Я недавно перечитал его и могу сказать: уже слабей действует. Хотя, может, это возрастное…
Толстовство шагает по планете
— Я вот, кстати, недавно вернулся с острова Тайвань, там производится больше 75 процентов всех ноутбуков мира. Но при этом тайваньцы очень интересуются Львом Толстым. Мы там по их просьбе готовим выставку русской литературы. Пушкин, Толстой, Шолохов — это их выбор. Эти три человека у них там на переднем плане, а потом идут Достоевский, Чехов и Максим Горький.
— Шолохов — это из-за Нобеля?
— Абсолютно, они так и понимают. И еще из-за того, что у него самый великий роман о казачестве, а судьбы тайваньского народа и русского казачества очень близки, как им кажется. Бедные тайваньцы, находясь под Японией и Китаем, вынуждены были умирать непонятно за чьи интересы, скажем, на Филиппинах, вдали от дома. Да и Лев Толстой, кстати, автор повести «Казаки». В общем, меня поразило их отношение к русской литературе, их интерес к подробностям биографий писателей, к их личным вещам.
— Литературная выставка — это как? Что вы им туда повезете?
— Они не хотят, чтоб мы везли только диски с фильмами и картинками. Им хочется увидеть рукописи, они же люди каллиграфически подкованные, у них ведь иероглифы, и на почерк писателя им интересно посмотреть… А еще они очень просили сапоги, которые стачал Лев Николаевич.
Выставка будет называться «Земля, народ, литература». А литератор в их представлении — это небожитель. И любое проявление им каких-то прямых отношений с землей и народом вызывает в них восхищение. То, что Толстой тачал сапоги и пахал, для них не менее важно, чем то, что он написал «Войну и мир».
— Сапоги вы, значит, повезете на Тайвань, а плуг?
— Плуг не сохранился… Организаторы выставки ожидают, что за три месяца экспозицию осмотрят не меньше 500 000 посетителей. Столько приходили смотреть царские драгоценности и яйца Фаберже, а к нашим классикам там интерес не меньше.
— Да, сделали они нас по части так называемой духовности.
.. А не только по ноутбукам.
— Ну, я бы не стал так говорить, но интерес к русской литературе, к писателям у них искренний. В Пушкине их больше потрясает не то, что он родоначальник русского литературного языка — но то, что он был маленького роста и, в общем, не красавец, а за него вышла самая красивая женщина России. Вот она, значимость поэта — в их глазах! Другое дело, что из-за нее жизнь поэта сократилась… Что касается Толстого, то тайваньцев приятно поражает, что у него было 13 детей. Этот факт производит на них самое серьезное впечатление — могучий мужик. У них свой ракурс…
— В общем, Лев Толстой — это международный бренд. Наверно, часто приходится так ездить по работе?
— Ну, такие поездки — часть моей работы. Толстой чрезвычайно популярен в Индии, Японии. Он там пользуется отдельным особым спросом и отношением. Конечно, в Европе и Соединенных Штатах тоже есть интерес к Толстому, но, как правило, в среде университетской профессуры, студентов филфаков, славистов, людей, специально ориентированных на литературу, фанатов текста.
На Западе обычно изучают какие-то тонкости, детали, там людей мало волнуют общие темы и масштабные проблемы. Они там могут написать целую монографию по узкой теме, тысячи источников перерыть ради какой-то, как нам кажется, мелочи.
— Но при этом им не приходит в голову жить как Толстой, по его заветам. А индусы на это способны.
— Да! На Востоке все другое. Индусы, японцы, корейцы — их интересует практическое применение в жизни провозглашенных идей. Вот, к примеру, возьмем роман «Воскресение», который у нас очевидно проходит по периферии толстовского творчества. А для японцев он, может, главный у Толстого. Отношения князя Нехлюдова и Катюши Масловой — вот что им интересно! Огромное количество японских аристократических юношей стали брать в жены простых девушек, опрощаться… И сейчас это есть, а особенно это было распространено в 50-60-е годы ХХ века.
— Да, вот уж точно Лев Толстой как зеркало русской революции!
— Это зеркало японских отношений между аристократами и кухарками.
— И простая кухарка умеет любить, а не только управлять государством. Да, на Востоке Толстой вызывает стойкий интерес! Помню, однажды лондонский таксист арабского происхождения, который меня вез, завязал беседу и, узнав, что я из России, заговорил про Толстого и показал удивительную осведомленность. Это очень странно… Это не придумка для прессы, я правда с такими вещами сталкиваюсь иногда…
— Лев Николаевич как будто и это предвидел — он японский стал учить на старости лет.
— Не выучил. «То ли японский слишком труден, то ли я стар и глуп», — сказал он по этому поводу. Не пошел язык…
— Вы как-то сказали, что если б Лев Николаевич ожил, то, посмотрев на теперешнюю жизнь, сразу б снова помер.
— Думаю, ему с его чувствительной душой нелегко было бы смотреть вокруг. Ему был бы горько сознавать, что самые худшие опасения не только подтвердились, но даже и превзошли все самые мрачные ожидания — насчет кризиса цивилизации, войн и насилия, обесценивания человеческой жизни.
Он предупреждал, предостерегал человечество, говорил — опомнитесь, подумайте о душе! Но — нет…
-Да, он всех мерил по себе и думал, что публика все бросит, побежит трудиться и к тому же искать истину…
Графство
— В среде тульских чиновников вы известны под кличкой Граф.
— Да, по понятиям — это кличка авторитетная.
— Мне, кстати, звонили люди, говорили, что от Джуны, и предлагали мне титул князя; я пока не дал согласия. А вот у вас — бывает, что вы, знакомясь с человеком, представляетесь как граф?
— Я никогда не представляюсь: «Здрасьте, я граф Толстой». Ну или очень редко. Но меня часто просят: «Вот тут у нас книжка Льва Николаевича, так вы на титульном листе распишитесь — граф Толстой». Ну а что, от меня не убудет, граф так граф, можно и подписать…
А еще была такая ситуация, причем еще при советской власти, в 70-е. Одна западногерманская журналистка все домогалась у моего отца — ощущает ли он себя графом. Мой отец ответил ей: «Фокстерьер всегда остается фокстерьером.
По рождению…» Что я могу по этому поводу сказать? Тут нет никакой фанаберии, я в этом не вижу своей заслуги, но я — граф. Мой род прописан до XIII века включительно. Я знаю 30 поколений Толстых. Я знаю, как их звали, когда они родились. Из этих 30 поколений, которые уходят в глубь истории, всего 10 поколений графства. А предыдущие 20 поколений не графы, они были просто дворяне. У первого графа, кстати, отняли титул, его самого вообще сослали на Соловки. Потом, правда, вернули — и самого, и титул. Власть же менялась, и то, что прежде было доблестью, потом преследовалось… Петр наградил, петровская дочка наказала, ну и так далее.
— У фокстерьеров должна быть бумага из клуба.
— Дворянское собрание — то, которое сейчас — требовало бумаги от желающих вступить. Толстые были одними из немногих, у кого не запросили документов, подтверждающих, что мы дворяне. Нам, наоборот, сказали — пожалуйста, давайте к нам!
-Вот про дворянство, — у меня такое чувство, что советская власть вроде отменила сословия?
— Насколько мне известно, — хотя, может, я плохой историк — никакого специального декрета выпущено не было.
Просто было объявлено, что сословий больше нет, и все. То есть юридически это так и не было сделано. Честно говоря, я не придаю этому большого значения! Что 30 поколений — это для меня важно, а то, что 10 из них графы — это не так принципиально.
Родня
— А самый первый граф Толстой — это был чекист Петр Андреевич, который выкрал на Западе царевича Алексея и пытал его после с Петром Первым?
— Да. Он первым получил графство. Сегодня одних прямых потомков Льва Николаевича от 13 детей, рожденных в браке совместно с Софьей Андреевной, около 200 человек. Это большая семья, часть которой живет в Швеции, Канаде, Америке, Италии, Франции, в Уругвае, Чехии, на Мадагаскаре…
— Официальных, стало быть, 13 детей. Но и еще ж были, так? Матерый человечище все же.
— Известен один внебрачный сын, которого Лев Николаевич признал, — это Тимофей, рожденный от крестьянки Аксиньи Базыкиной. Есть общество потомков незаконнорожденных детей Льва Николаевича.
От членов этого общества я получаю письма регулярно. Вот сейчас в тюрьме сидит один человек, который бездоказательно, без бумаг, уверяет меня, что он потомок Льва Толстого. Прислал мне письмо, в котором рассказывает, что его прабабушку отправили в ссылку на хутор, поскольку она была беременна от графа Толстого, а он теперь сидит в тюрьме и плачет.
-Ну, известная песня.
-Абсолютно известная. Но я купился на это! Ну ладно, думаю, съезжу, навещу несчастного человека, он сидел неподалеку, в Туле, — не убудет меня. Письмо привезла мне женщина, которая с этим зеком жила. Она рассказала свою историю: как ее ограбили, а потом этот человек ее выручил, и она из благодарности стала с ним жить. Такая вот история, которая сама по себе на роман тянет.
Сгоревшая рукопись
-А вы не думали все бросить — и написать этот роман?
— Думал. И не один раз, и не только этот роман, у меня есть еще сюжеты… Но это ж не так просто — подписать роман фамилией Толстой.
— Вон Татьяна Толстая пишет же. И ничего страшного.
— Ну, значит, такая она лихая. Может, я менее лихой? Вообще-то я уже написал один роман. Когда мне был 21 год. Показал одну главку отцу, он посмотрел и сказал — хорошо… А потом мой подмосковный дом на Клязьминском водохранилище — там я жил до переезда в Ясную Поляну — в один прекрасный день благополучно сгорел. И рукопись вместе с ним. Эта сгоревшая рукопись меня внутренне освободила. Не писать же одно и то же два раза.
— Так что это, знак такой был — что рукопись сгорела?
— Не знаю. Но это освободило меня от необходимости кому-то показывать текст, скрываться за псевдонимами. Это была такая борьба, которая закончилась моим полным поражением.
— А о чем был роман?
— Я записал потрясающие истории, они происходили с людьми, которых я встретил в Волгоградской области, на Дону. Они жили в некогда богатой станице, которая превратилась в бедный хутор. Это были истории страшной красоты и невероятные по драматизму! Ну, вот одна.
.. Грубый казак полюбил девушку с соседнего хутора, родители и братья ее от него запирали, он ее украл и нес на руках 15 километров. Они поженились, ей пришло время рожать, на майские праздники. Акушер был пьяный, он фактически зарезал несчастную, она погибла. Обезумевший вдовец выкопал из-под яблони обрез и застрелил пьяного акушера. Человек пострадал на всю жизнь — сел, конечно. Я с ним встретился после его отсидки, и он рассказал мне про нежность к жене, которую он потерял… Я вот начал рассказывать, а зря — нельзя, не надо этого.
— А в журнале не страшно было подписываться — Толстой?
— Это было проще. Журналистика — это вообще такая легкомысленная профессия. Ни к чему не обязывает. Хотя я с гордостью вспоминаю 12-летний период работы в «Студенческом меридиане». Отличный был журнал.
Отлучение
— А вы завершили тяжбу с нашими церковными деятелями?
— У меня нет тяжбы и не было. Я всего лишь позволил себе письмом напомнить Патриарху о приближении столетия с момента опубликования определения Священного синода, в котором официально объявлялось об отпадении Толстого от церкви.
Это было в феврале 2001 года. В письме я выразил свое мнение: необходимо осмысление этого события, его последствий и какой-то диалог по этому поводу. Это было частное письмо, но оно просочилось в прессу.
— Насколько я помню, Толстой сам объявил о своем отпадении от официальной церкви, а она просто это засвидетельствовала, обозначила, что в курсе. Фактически он объявил, что церковь не права и ее обряды ему не нравятся.
— Ну, есть много разных аспектов. Даже душегубов не отлучали! А Толстой, который жадно искал истину именно в христианстве, — он был отлучен… Ну разошлись они, церковь и Толстой, — и пусть живут каждый своей жизнью, идут своими дорогами. Но сам факт публикации официального мнения Священного синода, в котором Толстой объявлен еретиком, — этот факт публикации взорвал ситуацию в стране. Со страшной силой! Может, от этого и пошел раскол страны после революции! Российское общество разделилось почти пополам по всей вертикали!
— Остается только предположить, что Лев Николаевич именно этого хотел! А на что еще он мог рассчитывать? Чего он мог ждать от Патриарха? Чтоб тот выступил публично и сказал: «Виноваты мы, ваше сиятельство, спасибо за критику, исправимся и будем исполнять обряды так, как тебе, Лев Николаич, хочется.
Как скажешь — так и будет». Мне кажется, Толстой не оставил Синоду выбора…
— Синод мог не обращать внимания.
— Вряд ли Толстой мог рассчитывать на то, что этот конфликт останется незамеченным — поскольку знал, что за ним со вниманием следит вся страна… Похоже, он знал, что делал, на что шел.
Возвращение Владимира Ильича
— А дед ваш, Владимир Ильич, почему вернулся в Россию?
— Очень сильно его влекло на родину. Дедушка был участник сопротивления, принимал участие в освобождении Югославии от фашизма, встречал там Красную Армию, помогал ей. И благодаря этому одним из первых получил разрешение на возвращение. Меня спрашивают часто: а почему вы не уедете, у вас там столько родни на Западе, и работу предлагали хоть в Лондоне? А я говорю — не для того мой дед возвращался, чтоб я отсюда уехал. Ясную Поляну я ни на что не променяю: ни на Москву, ни на Лондон, ни на Париж.
— Мне смешная мысль пришла в голову. Если б ваш дед остался в Югославии, то и вы бы имели возможность поучаствовать там в Сопротивлении — все тем же немецким войскам, которые вошли в Косово уже в новое время, в составе НАТО.
— Да, вполне мог бы. На новом витке диалектической спирали.
— И вы б красиво закольцевали тему.
— Бог мне дал закольцевать другую картину, более мощную. Я горжусь тем, что мои сыновья родились в Ясной Поляне. Это очень симпатично, что Толстые снова родились в Ясной Поляне.
Деньги и справедливость
— Владимир Ильич! Мне хочется вас сравнить с другим дворянином — Дубровским. Только у его предка сосед имение отнял, а у вашего — так называемое государство рабочих и крестьян. Я так и вижу вас во главе местных, вы в лесах, грабите проезжих, и ваши люди говорят: «Барин, за тебя на что хошь пойдем!» Какой сериал бы получился!
— Ну, это только теоретически так. Конечно, картина живописная, но я понимаю, что государство много сделало для Ясной Поляны. Оно с 1921 года вкладывает средства в имение.
— Могло б и больше вложить.
— А могло и меньше.
— Да, действительно, могло быть и хуже. Спасибо, что не спалили и не снесли.
.. Как у нас принято. Граф! Я вот о чем подумал. Мало того, что Лев Николаич, написав ряд бессмертных романов и как бы обеспечив будущее своей родни, в какой-то момент вдруг полностью отказался от литературных прав на свои произведения. Его книги с тех пор продолжают выходить миллионными тиражами, а потомки не получают никаких отчислений. Софья Андреевна пыталась с этим бороться, как мы знаем…
— Но она потерпела фиаско. Младшая дочь писателя Александра Львовна выполнила завещание отца, и все его труды передала в общественную собственность.
— А чего стоят разговоры о том, что завещание это сомнительное?
— Ну, оно многим кажется сомнительным — по форме, по месту написания. Но его никто никогда не оспаривал. Видимо, не зря. Значит, достаточно оснований для того, чтоб считать его настоящим.
— А вот вы, Владимир, согласны с такой постановкой вопроса: «Мало ли что заработал Лев Николаевич, ваш предок! А вы все равно идите и работайте! На что будет семья жить? На зарплату!»
— Это правильно! Мы так и жили все время.
Мы всегда работали. От чего-то Лев Николаевич нас уберег — от иждивенчества, к примеру. Вместо того, чтоб жить на проценты от его книг, пьес, фильмов и прочего, — мы работали. После смерти Льва Николаевича семья очень тяжело вставала на ноги. Особенно после революции, в эмиграции. Толстые поработали таксистами, попели в ресторанах… Они штопали чужое белье. Все это было, но все встали на ноги, поднялись.
— Как и хотел ваш предок. Он ведь не раз повторял: «Невыносимо жить в роскоши и праздности». Так ведь?
— Невыносимо, конечно. Хотя иногда очень это хорошо…
— Содержание Ясной Поляны, как известно, обходится в 4 млн. долл. каждый год. Это все из бюджета?
— Государство дает три с небольшим миллиона, остальное добывает сама Ясная Поляна. Это в основном доходы от туризма. А туристов у нас бывает около 300 000 в год.
— А вот без вашего разрешения по железным дорогам катается поезд «Лев Толстой». Вы по этому поводу не судились?
— Нет, руки не дошли. И до одноименного теплохода не дошли.
Хотя у нас защищено право на эту торговую марку…
— Но зато вы с конфетами «Ясная поляна» судились и победили.
— Не судились, но, действительно, получаем от них небольшую компенсацию. Но это крохи. У моих французских родственников была коллизия судебного процесса с немецкой фирмой, которая выпускала водку «Лев Толстой», с его портретом на этикетке и даже с датами жизни. Единственное, что они отсудили, так это то, что выпуск водки был прекращен.
— И кому от этого хорошо?
— Потребителям, потому что водка была ужасная. Безобразная!
— Хорошо бы вам еще арестовать поезд «Анна Каренина», который тоже совершенно безнаказанно катается.
— К «Карениной» нет претензий, пусть ездит. Мы защищаем только бренды «Лев Толстой» и «Ясная Поляна».
Опрощение
— В отличие от вашего великого предка вам удалось уйти в народ. Вы живете в деревне, работаете. Бедность, труд — все как мечтал Лев Николаевич. Все сбылось!
— Думаю, до конца мне это не удалось.
Я делаю какие-то вещи искренне, а выходит не всегда… Вот я пошел косить с мужиками. Я хорошо кошу. Но все равно в этом есть какая-то фальшь. Люди на это смотрят с усмешкой.
— Про Льва Толстого тоже много говорили, что он только к курьерскому выходил пахать.
— Это все юмор.
— Но в принципе есть у вас какие-то поля у железной дороги?
— Да нет, нельзя было ничего с поезда увидеть. А Толстой искренне это делал, по-честному. Хотя всем было видно, что это не мужик косит и пашет, а граф… Все свое детство в местечке Троицкое я колол уголь — папа из экономии покупал крупный, который в печку не лез. И я колол по десять ведер в день, чтоб поддерживать тепло в доме. Дорожки от снега чистил, на колодец ходил за водой — это все было в порядке вещей. Граф, не граф, а труд — привычное дело. А тут это воспринимают как выпендреж. Типа я под демократа решил закосить…
— Вот и Льву Николаевичу не удалось убедить людей, что он не для пиара пашет…
Это жизнь.
Журнальная версия текста — в февральском номере журнала «Медведь» (поступит в продажу 1 февраля)
Граф Лев Николаевич Толстой (1828-1910), Толстой и внучка.
1910 Клиенты должны загрузить документы, удостоверяющие личность, чтобы участвовать в торгах.Внимание! Прежде чем регистрироваться для участия в распродаже, убедитесь, что вы прочитали и поняли График премиум-аккаунтов для покупателей.
Перейдите на страницы лотов, на которые желаете сделать заочную ставку.
Нажмите здесь, чтобы завершить регистрацию
Граф Лев Николаевич Толстой (1828-1910)
Толстой и внучка. 1910
Портретная фотография, подписанная («Лев Толстой»), н.п., апрель 1910 г.
Изображение Владимира Григорьевича Черткова, изображающее Толстого с внучкой Татьяной Сухотиной в Ясной Поляне, 182 х 139 мм. Подпись на английском языке на изображении. [ С :] Кабинетная фотография, подписанная старшей дочерью Толстого Татьяной («Татьяна Толстая»), 1897; [ и ] Портретная фотография, подписанная младшей дочерью Толстого Александрой, н.д. [после 1931].
Provenance : (только портрет Татьяны Толстой) Аукцион RR, 12.02.2015, лот 618
Толстой и его внучка в год его смерти. В 1910 году Татьяне Михайловне Сухотиной было 5 лет: позже она вышла замуж за Леонардо Альбертини, сына знаменитого газетного редактора и историка Луиджи Альбертини. Ее мать, Татьяна Львовна Толстая (1864–1950), была старшей дочерью Толстого: она вышла замуж за Михаила Сергеевича Сухотина в 1899 году, несмотря на ожесточенное сопротивление отца; позже она была хранительницей музея в Ясной Поляне и директором Музея Толстого в Москве в 1923-1925, до эмиграции во Францию, а затем в Италию. Александра Толстая (1884–1979) была младшей дочерью Толстого, секретарем, а затем душеприказчиком: она эмигрировала в США в 1931 году. Фотограф Владимир Григорьевич Чертков (1854–1936) был видным толстовцем, а позже стал литературным душеприказчиком писателя. : по некоторым сведениям, он был ответственен за быстрое ухудшение отношений Толстого с его женой, кульминацией которого стал его чрезвычайный побег из дома непосредственно перед смертью на вокзале Астопово 7/20 ноября, всего через шесть месяцев после того, как он написал этот привлекательный портрет.
.
Эта партия была ввезена из-за пределов Великобритании для продажи и помещена под режим временного допуска. НДС на импорт уплачивается по ставке 5% от цены молотка. НДС в размере 20% будет добавлен к надбавке покупателя, но не будет указан отдельно в нашем счете.
Обратите внимание, данный лот является собственностью потребителя. См. пункт h2 Условий продажи.
Предоставлено вам
Еще из
Изгнанники и идеалисты: Частное собрание русских литературных рукописей
Просмотреть все
Сделать ставку Отчет о состоянииСпециалист Christie’s может связаться с вами, чтобы обсудить этот лот или уведомить вас об изменении состояния перед продажей.
Я подтверждаю, что прочитал это важное уведомление об отчетах о состоянии и согласен с его условиями. Посмотреть отчет о состоянии Калькулятор стоимостиПредполагаемая премия покупателя
Убытки, повреждения и ответственность (LDL)
примерное время доставки
Ориентировочная стоимость Исключительно обязанности
Толстой и внучка.
1910 г.
Граф Лев Николаевич Толстой (1828-1910)
Эстимейт: 4000–6000 фунтов стерлингов.
Граф Лев Николаевич Толстой (1828-1910), «Церковь извращает великое учение, нужное людям». 1903
Клиенты должны загрузить документы, удостоверяющие личность, чтобы принять участие в этой распродаже.Внимание! Прежде чем регистрироваться для участия в распродаже, убедитесь, что вы прочитали и поняли График премиум-аккаунтов для покупателей.
Посетите страницы лотов, на которые вы хотите сделать заочную ставку.
Нажмите здесь, чтобы завершить регистрацию
Граф Лев Николаевич Толстой (1828-1910)
«Церковь извращает великое учение, в котором нуждаются люди». 1903
Автографное письмо, подписанное («Л. Толстой») Ивану Михайловичу [Трегубову], [Ясная Поляна], 6 мая 1903 г.
На русском языке. Одна страница, 263 x 217 мм, перевод тушью на оборотную сторону второго автографного письма, подписанного Толстым Борису Осиповичу Гольденблату, 6 мая 19 г.
03, и часть другого. Происхождение : Ketterer Kunst, 21/22 мая 2007 г., лот 88.
«Церковь извращает великое учение, в котором нуждаются люди»: предполагаемая ответственность Толстого за антиклерикальное восстание. Толстой отвечает на два письма Трегубова и статью, которую он одобряет, хотя «ее вывод о двух типах сознания надо вычеркнуть». Он продолжает: «То, что вы пишете в своем первом письме о деятельности революционеров, очень интересно и важно. Я закончил свой «Эпилог» [«Политикам»] и планирую сегодня послать его Черткову. Ваш упрек мне за мои слова о разрушении храма справедлив, но есть смягчающие обстоятельства… Пусть это мое письмо к вам будет выражением моего раскаяния. На ваш вопрос, хорошо или дурно поступили павловцы, разрушив церковь, я отвечу вам, что это явно дурно, так же дурно, как когда те же люди разрушают фабрику… хотя есть смягчающие обстоятельства, в том, что Церковь извращает великое учение, в котором нуждаются люди, точно так же, как были бы смягчающие обстоятельства, если бы кто-то разрушил фабрику, производящую орудия убийства и казни.
Я не осуждаю забастовки, но считаю, что забастовки, возникающие по предварительному соглашению, а не импульсивно, бесплодны.
Печатается по сохранившемуся экземпляру Толстого, письмо №5, ф.173. И. М. Трегубов (1858–1931) был сыном священника, ставшего убежденным толстовцем после знакомства с писателем в 1891 году. находился в это время в ссылке за революционную деятельность. Павловцы были сектой раскольников, базировавшейся в Павловках Харьковской губернии, и разрушение ими православного храма в Павловках в сентябре 19 г.Обычно считалось, что 01 был вдохновлен их толстовскими верованиями. Перенос тушью одного или нескольких дополнительных писем на оборотной стороне — интригующее напоминание о том, что Толстой использовал почтовые журналы для хранения копий своей корреспонденции: письмо к Гольденблату, которое можно прочитать вполне отчетливо, относится к помощи получателя в судебное дело: «Недавно я посылал к вам человека не потому, что рассчитывал на вашу помощь, а только для того, чтобы убедить его в тщетности дальнейших ходатайств».