Александр Исаевич Солженицын: биография и интересные факты

В одном из интервью Александр Исаевич Солженицын сказал: «Всегда помните, что в мире есть такие вещи, как добро и зло». Его непоколебимая вера в добро, и убежденность в том, что ему судьбой предназначено сыграть свою роль в борьбе за него, сделали жизнь Солженицына одной из знаковых в ХХ веке и прославили на весь мир. Его вклад в эту борьбу, вклад писателя и свидетеля, неоценим. Статья посвящена биографии Солженицина.

Идентификация как первый шаг борьбы со злом

Первый шаг в сопротивлении злу – его идентификация. О нацистских лагерях смерти миру рассказал в своих автобиографических книгах итальянец Примо Леви. О сталинских исправительно-трудовых лагерях миру поведал Александр Солженицын. Зло сталинизма оказалось идентичным злу нацизма.

«Один день из жизни Ивана Денисовича» был напечатан в ноябрьском номере 1962 года журнала «Новый мир». Никита Хрущев разрешил публикацию романа, надеясь, что это поможет ему укрепиться во власти.

Журнал разошелся тиражом более миллиона экземпляров. Александр Солженицын стал литературной сенсацией. Его роман был самым первым о сталинских трудовых лагерях, появившимся в официальной прессе.

Популярность после первой публикации

Для советских людей публикация «Одного дня из жизни Ивана Денисовича» во время краткой хрущевской оттепели в 1962 году словно открыла шлюз воспоминаний. Описания жизни заключенных ГУЛАГа мало отличались от жизни узников Освенцима: пытки, голод, обморожение, убийственный труд, несправедливые наказания, отчаянная борьба за то, чтобы прожить еще один день.

Для того чтобы написать такие пронзительные книги – после «Ивана Денисовича» появились «В круге первом», «Раковый корпус» и «Архипелаг ГУЛАГ» – Александру Исаевичу Солженицыну пришлось это все пережить.

Чтобы слово «ГУЛАГ» стало частью русского языка, потребовался великий писатель, который по прихоти судьбы был великим свидетелем.

Популярность писателя продолжалась недолго. Чем более откровенными становились его произведения, тем хуже встречала их критика.

Детство

Если говорить кратко, биография Солженицына (подробная, описанная в «Википедии»), до 1945 года мало отличается от биографии всех, родившихся в начале XX века в России.

Исаакий Семенович Солженицын, терский казак, первым в роду окончил гимназию и учился в Московском университете. На фронт Первой мировой войны Исаакий ушел добровольцем.

Таисия Захаровна Щербак, украинка, дочь богатого землевладельца, училась в сельско-хозяйственной академии. Встретились и поженились молодые люди в Москве. В августе 1917 года Исаакий погиб. Сын родился через полгода в Кисловодске, в 1918 году.

С 1924 года Солженицыны жили в Ростове-на-Дону. Таисия была очень религиозной, так же воспитывала сына. Этим он отличался от одноклассников в школе, его дразнили за ношение крестика и отказ вступить в пионеры.

Юношеские годы

С 1936 года Солженицын – студент физико-математического факультета Ростовского университета. Член ВЛКСМ. Было ли это его осознанным желанием или необходимостью для дальнейшей учебы, неизвестно.

Литературой и историей увлекся еще в школе, в старших классах начал писать. В 1937 году начал работать над романом о революции 1917 года. Изучал самостоятельно марксизм. Литература занимала большую часть его времени, но учился он отлично, получал сталинскую стипендию. Однако ни одна из его ранних работ не была опубликована.

С 1939 года Александр Солженицын – студент заочного отделения Московского института философии, литературы и истории.

Идет война народная…

В 1941 году Солженицын окончил университет. Началась Великая Отечественная война.

Александра призвали в армию только в октябре, он был «ограниченно годным» и получил назначение ездовым в гужевой батальон. Проще говоря, извозчиком. Подвозил на телеге с лошадью боеприпасы на передовую, вывозил раненых. И добивался назначения на передовую.

Так началась новая и страшная страница в биографии Солженицына Александра Исаевича: ему было 22 года, он уходил на фронт, но домой вернуться ему было суждено только через пятнадцать лет.

В апреле 1942 гола он добился перевода в артиллерию. Полгода обучения, и в ноябре новоиспеченный лейтенант становится командиром инструментальной разведывательной батареи.

Звучит непонятно. Артиллеристы батареи занимались определением координат расположения дальнобойной артиллерии противника по звуку канонады и корректировали огонь советской артиллерии при обстреле вражеских батарей.

На передовой Александр Солженицын служил до 1945 года. Он был награжден орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны 2-й степени.

Недремлющее око СМЕРШа

Вопреки всем распоряжениям командования, Солженицын вел на фронте дневник. И в письмах в тыл позволял себе критические замечания в адрес правительства и Сталина. Несмотря на военную цензуру, которая читала все письма. Деятельность военной цензуры на фронте не была тайной и даже предавалась огласке. Возникает вопрос: почему?

Возможно, сказывалась эйфория в связи с приближением победы над фашизмом. Может быть, на фронте все воспринималось иначе и казалось, что возврат к довоенным репрессиям невозможен. Или после трех лет жизни, которая могла оборваться в любой момент, чувство страха атрофируется?

Арест

3 февраля 1945 года Александр Исаевич Солженицын был арестован контрразведкой СМЕРШ, доставлен из Пруссии на Лубянку. Следствие продолжалось несколько месяцев. Его лишили звания и наград, уничтожили дневники и приговорили к восьми годам заключения в исправительно-трудовых лагерях.

Реального преступления, конечно, не было. Сталинский репрессивный аппарат отправил в тюрьму миллионы невинных мужчин и женщин, и судьба капитана Солженицына не была исключением. Основанием для осуждения послужила неуважительная фраза о Сталине, употребленная в письме к другу.

В книге «Архипелаг ГУЛАГ» писатель рассказал о том периоде в своей биографии. Солженицын написал книгу, которая основана на личном опыте и воспоминаниях еще 257 узников системы.

ИТЛ и «шарашки»

Целью исправительно-трудового лагеря было перевоспитание «врагов народа» и формирование у них правильного отношения к социалистическому строительству.

У сталинского режима в связи с мобилизационным путем развития страны, требующим большого количества дешевой рабочей силы, была собственная концепция воспитания «строителей коммунизма».

Сталин считал, что принудительный труд был ключом к исправлению человека. Истоки этой концепции принудительного труда как одной из высших форм воспитания нового человека сталинисты нашли в трудах Маркса и Энгельса.

Энгельс писал, что человек формируется не нравственной идеей и мышлением, а жизненными обстоятельствами и трудом. Маркс утверждал, что единственным средством исправления является не уединение и нравственные страдания или раскаяние, а производительный труд.

Заставить заключенного трудиться каждый день, иногда по четырнадцать часов – это был «гуманный» способ исправления врагов народа. В то время в стране были два типа исправительно-трудовых лагерей: обычные, куда ссылали малоквалифицированных людей, и где заключенные работали на добыче полезных ископаемых, строительстве дорог и каналов, лесоповале и т. п. Условия труда и содержания там были воистину адские, редко кто мог выдержать весь срок заключения.

Существовали и так называемые «шарашки»: закрытые научно-исследовательские профильные институты, куда этапировали высокообразованных «врагов народа». Именно в таких «шарашках» «врагами народа» создавался ядерно-космический щит СССР. Условия там были приемлемые. Несмотря на репрессии и ограничения, сталинский режим не был готов терять ценные кадры.

До 1950 года Александр Солженицын отбывал срок в подмосковных «шарашках», работая по специальности математиком. После конфликта с руководством лагеря был переведен в Экибастузский спецлагерь, где находился до освобождения в 1953 году. После чего был в ссылке, тоже в Казахстане. В Россию вернулся только в 1957 году.

Александр Исаевич Солженицын, биография и творчество

Солженицын на собственном опыте испытал, что чувствует человек, у которого украли свободу. Поэтому она стала для него высшей жизненной ценностью.

После освобождения и реабилитации в 1957 году Александр Исаевич писал о свободе и говорил о ней, как об одной из самых важных человеческих битв. Его произведения, основанные по большей части на личном опыте, прямые и мрачные, часто сдобрены изрядной порцией горького сарказма.

Александр Исаевич много писал об исправительно-трудовых лагерях в СССР. Писал усердно, всесторонне, глубоко, втайне от всех, потому что даже во времена хрущевской оттепели публикация таких книг несла в себе огромные риски.

Александр Солженицын утверждал, что от сталинских репрессий в Советском Союзе пострадали не меньше людей, чем от гитлеровского нашествия. После Второй мировой войны нацисты были арестованы и осуждены за преступления Нюрнбергским трибуналом. Но советские люди не хотели знать о прошлых грехах своего правительства.

Писатель и диссидент

Мнения об Александре Исаевиче Солженицыне в России до сих пор колеблются от полного одобрения до активного неприятия.

По своему диапазону они больше напоминают оценку политического деятеля, а не писателя. Александра Исаевича хвалят за мужество, с которым он описывал советский репрессивный аппарат. И жестко критикуют за то, что публикацией своих произведений на западе он способствовал формированию негативного восприятия советский людей в мире.

Многим он казался обозленным. Возможно, Александр Исаевич имел на это право. Он любил Россию, но коммунизм уничтожал ее народ.

После освобождения из тюрьмы Солженицын писал. Писал много, в основном в стол. В начале 1960-х, кроме «Одного дня из жизни Ивана Денисовича», были опубликованы только четыре его рассказа. В 1969 году Солженицына исключили из Союза писателей СССР.

В тех же 1963-1969 годах на западе в переводе было опубликовано несколько работ Александра Солженицына. Некоторые публикации происходили без его согласия.

Нобелевская премия

В 1970 году Солженицын был удостоен Нобелевской премии по литературе. И писатель, и советское руководство считали это политическим актом. В биографии Солженицына, по национальности русского, это решение Нобелевского комитета сыграло роковую роль.

Публикация книги «Архипелаг ГУЛАГ» и Нобелевская премия инициировали организованное осуждение и травлю писателя в Советском Союзе. По сути Александр Исаевич Солженицын документировал в своих произведениях только одну, самую страшную главу советской истории. Он не осуждал страну в целом. Тем не менее в 1974 году писатель был арестован, обвинен в государственной измене, лишен советского гражданства и депортирован из Советского Союза во Франкфурт.

Началась новая жизнь и новая страница биографии Александра Солженицына.

Краткая биография: жизнь на западе

Какое-то время Солженицыны жили в Цюрихе. В 1976 году семья переехала в Вермонт. Все восемнадцать лет в США писатель провел в сельской глуши. Там он завершил свое эпическое «Красное колесо», написал несколько более коротких произведений.

В 1990 году Александру Исаевичу Солженицыну вернули советское гражданство. После распада Советского Союза семья Солженицыных вернулась на родину в 1994 году.

В 2008 году Александр Исаевич умер от сердечной недостаточности.

Запрещенные и не издаваемые с 1969 года в Советском Союзе труды Нобелевского лауреата Александра Солженицына советские люди до конца 80-х читали в самиздате. Рисковали и те, кто перепечатывал эти книги на пишущих машинках, и распространители, и читатели. Рисковали тюремным заключением и клеймом предателя Родины.

Только во время перестройки эти произведения появились легально на прилавках книжных магазинов и начали печататься в литературных журналах. Итак, вы познакомились с биографией Солженицина и наверняка знакомы с его творчеством.

БЫЛ ЛИ СОЛЖЕНИЦЫН АНТИСЕМИТОМ?. Солженицын и евреи

БЫЛ ЛИ СОЛЖЕНИЦЫН АНТИСЕМИТОМ?

Книга широко известного мне сочинителя Бенедикта Сарнова «Феномен Солженицына», вышедшая в прошлом году, по многим данным и сама совершенно феноменальна. В частности из нее отчетливо видно, о чем раньше никто не говорил, что в «раскрутке» Солженицына с самого начала, с первых его шагов большую роль сыграли соплеменники критика. Он копошится во многих подробностях и мелочах литературной биографии писателя. Уделяет несколько страниц даже тому, из чьих ручек получил Твардовский как главный редактор «Нового мира» первый рассказ этого гения «Один день Ивана Денисовича» — из ручек ли сотрудницы журнала Аси Берзер, Льва ли Копелева или его ли супруги Раисы Орлов-Фой.

Думаю, что читателю нет до этого никакого дела. Но нельзя не заметить, что все эти ручки из одного этнического ресурса.

Да и в редакции журнала было, как у гоголевского Янкеля в осажденном казаками Дубно, «Наших много!». И впрямь: члены редколлегии Б.Г.Закс, И.А.Сац, Александр Моисеевич Марьямов, Ефим Яковлевич Дорош, завотделом поэзии Караганова Софья Григорьевна, да завредакцией Н.П.Бианки, да Инна Борисова, да помянутая Берзер, да Буртин Юрий Гершевич… Мало того, еще и секретарем Твардовского была Минц Софья Ханаановна, а подменяла ее при нужде Наталья Львовна Майкапар. Ну, ведь явный же переизбыток!

Не видеть такой пейзаж и не понимать его значение Твардовский, конечно, не мог и однажды записал в своей «рабочей тетраде»: «Вообще эти люди, все эти Данины (Даниил Плотке), Анны Самойловны (Берзер) вовсе не так уж меня самого любят и принимают, но я им нужен как некая влиятельная фигура, а все их истинные симпатии там — в Пастернаке, Гроссмане ит. п. — Этого не следует забывать. Я сам люблю обличать и вольнодумствовать, но, извините, отдельно, а не с этими людьми». Но, увы, и забывал «это», и обличал не отдельно, а вместе. Ведь только трое русских и было в редакции: сам Твардовский, А.П.Дементьев, В.Я.Лакшин да А.И. Кондратович. А когда был ампутирован Дементьев, его заменил М.Н.Хитров. Правда, говорят, что еще и уборщица тетя Нюша была русская. Но и в других редакциях, кроме «Октября» и «Молодой гвардии», пейзаж был такой же. Почему? С какой стати такая концентрация?

А вот кто в мае 1967 года составлял и распространял письмо в президиум Четвертого съезда писателей в поддержку письма Солженицына, которое он направил туда же: сам Сарнов, Борис Балтер, Наум Коржавин (Мандель), Владимир Корнилов да какой-то Юрий Штейн — тоже все как на подбор. Письмо это подписали 80 человек, среди которых русских — около двадцати, почти все остальные — друзья Сарнова: Войнович, Лазарев (Шиндель), Слуцкий, Рощин (Гибельман) и т. д. То есть тут они составляли примерно три четверти, а вот с известным обращением 5 октября 1993 года в «Известиях» к Ельцину «Раздавите гадину», т.  е. патриотов, защитников конституции картина более отрадная — их там всего-то лишь половина.

А кто были, по выражению Сарнова, те «присяжные борзописцы, которые по приказу с самого верха кинулись взахлеб хвалить «Один день» — в «Правде», в «Известиях», «Литературке»?». Ну, вообще-то похвал было много. Но самым первым присяжным борзописцем «по приказу с самого верха» еще в рецензии даже не на книгу, а на рукопись выскочил обожаемый старец Корней Чуковский; потом уже книгу принялся взахлеб нахваливать по тому же приказу именно в «Правде» Самуил Маршак, о котором Сарнов когда-то написал чувствительное сочинение; тут же в «Литературной газете» вылез еще один «присяжный борзописец» Григорий Бакланов, близкий друг нашего критика, — и тоже взахлеб. Именно на их захлеб счел самым надежным (вот оно — «не следует забывать») опереться Твардовский в известном письме о «деле Солженицына» возглавлявшему тогда Союз писателей Константину Федину; «Литературное чудо» — так озаглавил свою рецензию на рукопись «Одного дня» К.

И. Чуковский…» и т. д.

Вот какова с молодых лет среда обитания критика Б.Сарнова — сплошь «присяжные борзописцы, пишущие по приказу с самого верха», то бишь Политбюро или персонально М.А.Суслова.

Наконец, вспомним, кто и совсем в недавнее время душевней всех прославлял Солженицына? Говорящий мим Радзинский. Кто взывал с телеэкрана «Читайте гениального Солженицына!», чтобы понять, сколь мерзостна Россия? Аномальный умник Борис Ефимович Немцов. Опять же «все наши».

Но когда гений свою роль выполнил да при этом сказал что-то сочувственное о Родине, некоторые из борзописцев вдруг призадумались; «А не антисемит ли он? Ведь еще образ Цезаря Марковича в «Одном дне» представлен без должного обожания.». А портретики в «ГУЛаге» его руководителей: Ягода, Френкель, Сольц, Берман, Раппопорт. К чему бы это? Сейчас по распоряжению президента сделав из трехтомной телемахиды компактный учебник для школьников, вдова гения все эти прелестные портретики убрала. А почему в «Круге первом» совсем не героем изображен еврей Рубин, прообразом коего автор избрал опять же еврея Копелева? Странно.

Сомнительно. Подозрительно. Нет, нет, тут явно попахивает.

У нас почему-то всегда стесняются анализировать событие с национальной точки зрения. Даже пустили в ход ловкую придумку, например, о преступности: «Преступность национальности не имеет». Она не должна иметь ее перед законом, но у нас и тут имеет. Многочисленные факты вопиют: чеченцы убили несколько русских мальчишек. А нам твердят: это инопланетяне убили. И отпускают прямо из зала суда или даже из отделения милиции. Между тем, по данным, опубликованным на новый 2013 год, «каждое второе преступление в Москве совершается иностранным мигрантом». Только после многолетних раздумий Путин решился, наконец, убрать с должности министра МВД, которое несет главную ответственность за борьбу против преступности, инопланетянина Рашида Нургалиева.

А Маркс и Плеханов, Ленин и Сталин не только не избегали национального аспекта явлений, но порой считали его совершено необходимым. Так, Ленин в статье «Как чуть не погасла «Искра», рассказал, что в августе 1900 году на совещании в Швейцарии при обсуждении вопроса о создании партии, «по вопросу отношения к Еврейскому союзу (Бунду) Г.

В. Плеханов проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его прямо не социал-демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель — вышибить этот Бунд из партии, что евреи сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя «в пленение колену гадову» и пр. Никакие наши возражения против этих неприличных речей ни к чему не привели, и Г.В. остался всецело на своем, говоря, что у нас просто недостает знания еврейства, жизненного опыта и ведения дел с евреями» (ПСС, т.1, с.311».

А женат он был, между прочим, на Розалии Марковне Богард (1856–1949), бывшей ему искренним и преданным другом.

Разумеется, с Плехановым, несмотря на его огромный авторитет, можно было не соглашаться, спорить, что Ленин, как видим, тогда и сделал, но важно, что они не стеснялись об этом говорить, спорили. Правда, Ленин по достижении тогдашнего возраста Плеханова и сам сильно вознегодовал против «бундовской сволочи» и «еврейских марксистов, которые скоро на нас верхом будут ездить». А Сталин, проанализировав национальный состав съезда РСДРП, с горечью констатировал: большевики — в основном русские, меньшевики — в основном евреи. Надо это знать? Конечно. Национальность — не выдумка мракобесов.

Но вернемся к нашим феноменальным баранам. В 2000–2001 годы появился двухтомник Солженицына о русско-еврейских отношениях «Двести лет вместе». Казалось бы, само заглавие преисполнено доброжелательства: вот, мол, сколько прожито бок о бок! Ну, да, были трения, взаимные обиды, но нельзя же все это вечно помнить, давайте и дальше нога в ногу, ноздря к ноздре шагать в прекрасное завтра. Разве не так?

А вскоре вышла отдельным изданием работа Валентина Оскоцкого «Еврейский вопрос» по Солженицыну» (2004). Автор — еврей, в прошлом — любимец «Правды», потом — беглый марксист. По нынешним временам, только таким и можно верить, тем более, работа — предсмертная. Так вот он, пересказав разные оценки, в конце концов — как бронзой по мрамору вывел: «Настаиваю категорически: на пятистах страницах плотного книжного текста я не нашел ни единого прямого повода заподозрить писателя в антисемитских пристрастиях» (с. б). Даже заподозрить! Хотя бы в пристрастиях! Правда, тут одна ошибочка: в двухтомнике не 500 страниц, а 1050. Тем убедительней ошибка Оскоцкого: на тысяче с лишним страницах не поймал ни одной антисемитской блохи… Я его хорошо знал: большого ума человек. Был парторгом в журнале «Дружба народов», где тогда и я работал, и оказался главным вышибалой меня из редакции.

Мало того, его сочинение вышло под эгидой Московского бюро по правам человека. А директор этого Бюро — Александр Брод, члены совета — Леонид Жуховицкий, Александр Рекемчук — кто тут русский?.. Разве они напечатали бы неправду, невыгодную себе!

Но у Сарнова ушки на макушке, он самый чутконосый критик современности. Бенедикт не верит ни своим соплеменникам, ни друзьям.

Тут надо осветить эту фигуру поярче. Первое, что бросается в глаза при чтении сочинений Сарнова, это его необычайная то ли чувствительность, то ли истеричность, то ли просто трусость. Ну, смотрите: «Это сообщение, как гром среди ясного неба, вызвало у меня ужас». «все мое существо сковал страх». «прочитав письмо, я был потрясен». «я был поражен». «ужас не покидал меня долгие дни». «мой страх перед неизвестностью». «меня одолевали кошмарные предчувствия». «новая волна страха окатила меня». «я просто ошалел». «На мое плечо легла чья-то рука. Каталептическая скованность охватила меня». «сердце ухнуло куда-то вниз». «руки у меня тряслись, губы дрожали, голос прерывался». «это поразило меня в самое сердце». «я висел в воздухе».

И вот при всем этом, в ошалелом состоянии витая в воздухе, критик всю жизнь одержим буйными страстями. Их три. Первая большая страсть — патологическая любовь к писчей бумаге. Честно признается: «Я с детства питал какую-то странную необъяснимую любовь к тетрадям, блокнотам, записным книжкам — вообще к бумаге». Думаю, что никакой загадки тут нет. Просто уже тогда в детской подкорке жила мечта писать и писать, печататься и печататься. Так что, точнее сказать, тут не любовь к бумаге, а страсть к ее поглощению своими письменами.

В советское время эта страсть удовлетворялась слабовато, выходили у Сарнова книги не часто и были страниц по 200–300, ну, от силы 350. Зато уж ныне, когда нет никакого контроля и цензуры, он развернулся! Вот книжечка «Скуки не было» — 700 страниц (41 печатный лист), и это только первая часть воспоминаний, вторую я не видел. Да уж наверняка не меньше. Затем одна за другой выскочили фолиантики в 600 страниц (38 пл.), в 830 с. (43 пл.)… 830 с. (43 пл.)… 1000 с. (52 пл.). 1200 с. (62 пл.).. И все каким форматом! И вот «Феномен Солженицына». Мне дала ее посмотреть соседка по даче. Это 845 страниц. Правда, на 3/4 или даже 4/5 она, как и другие его книги, состоит из чужих текстов — от Льва Толстого да Валерии Новодворской. Иногда интересно. Но это не важно, главное, бумажная страсть удовлетворена полностью!

Кстати, Солженицын тоже был одержим этой страстью. «Раковый корпус» — 25 листов, «В круге первом» — 35 листов, «Арихипелаг» — 70, «Теленок» — 50, а там еще необъятное десятитомное «Красное колесо», «Двести лет вместе» — 66,5 пл. Сопоставимые объемы! Тут немалую роль играет еще и мания величия: оба уверены, что все ими написанное ужасно важно, ценно, прекрасно по слогу и форме, а потому и ужасно интересно для читателя. Так плодовиты бывают только гении и графоманы. Но гением на всю Ивановскую объявлен только один из них.

Примечательно, что при такой страсти к писанию, Сарнов до сих пор не понимает некоторых простейших правил приличия в этом деле. Например, нельзя же ставить подряд, впритык одно за другим имена разных людей. А у него то и дело: «у жены Гриши Свирского Полины» — 3 имени. «шандарахнула (?) бы Лидия Корнеевна Веру Васильевну Смирнову» — 5 имен!., «друг Василия Семеновича Семен Израилевич Липкин» — 5 имен!., «дневники секретаря Константина Михайловича Симонова Нины Павловны Гордон» — 6 имен!., «письмо Татьяны Максимовны Литвиновой Эмме Григорьевна Герштейн» — 6 имен»! И так далее. Ну, где ж тут гений? Глухарь!

А какими словесами нашпигованы его тексты!., «тезаурус». «флагеллант». «макабрический». «каталептический». «флуктуация». «филиация». «экстраполяция». «сублимация». «контаминация». Уж не говорю о таких более внятных речениях, как «аллюзия». «оксюморон». «перифраз». «эскапад». Какая ученость!.. Я подозреваю, что речи и статьи Медведеву пишет именно он, Сарнов.

А рядом с этой изысканной ученостью — оксюморончики такого пошиба: «Он что вам, в щи насрал?» От таких изречений и у беспризорника Астафьева тошнит, а уж когда следом спешит сочинитель, выросший на асфальте улицы Горького. С другой стороны, некоторые из не таких уж мудреных слов и даже литературоведческих терминов, которые любой критик обязан знать, Сарнов просто не понимает. Например, перифразом он называет пародийное коверкание, перефразирование какого-нибудь известного текста. Так, уверяет, что где-то когда-то какие-то школьники на мотив гимна распевали:

Союз нерушимый голодных и вшивых.

Вот, говорит, типичный перифраз. О школьниках тут, разумеется, полное вранье. Это он сам сочинил и просил мамочку напевать ему перед сном. А о перифразе — как раз, если угодно, вшивая неграмотность, ибо это слово означает не коверкание, не перефразирование чужого текста, а совсем другое — иносказание: не «лев», а «царь зверей», не «чемпион мира по шахматам», а «шахматный король», не «литературный критик Бенедикт Сарнов», а «графоман Беня» и т. п. Он не понимает даже столь простой литературоведческий термин, как «гипербола», но писать об этом уже просто скучно и утомительно.

А вот Беня потешается над известной надписью Сталина на поэме Горького «Девушка и смерть», сделанной в дружеской обстановке и вовсе не предназначавшейся для публикации: «Эта штука посильнее «Фауста» Гете. Любовь побеждает смерть». Ах, как смешно и несуразно — «штука»! А что смешного? Маяковский не на книге для личного пользования, а в стихотворении для газеты назвал поэзию «штуковиной». Да и сам Сарнов буквально через несколько страниц пишет: «Загадочная все-таки штука — человеческая душа!» Вот так да! Другому запрещается книгу назвать штукой, а для самого бессмертные души человеческие — штуки!

Но критик изменил бы себе, если еще тут же и не соврал бы: «Поэма Горького немедленно была включена в школьные программы». Да ведь долгие годы никто и не знал об этой надписи Сталина, и поэма, конечно, не была в программе. В программе были «Песня о буревестнике», «Песня о соколе», «Старуха Изергиль», «Челкаш», «На дне», «Мать», в десятом классе — «Жизнь Клима Самгина». Теперь все это вытеснили антисоветчики А.Рыбаков, В.Аксенов, неприметный и давно забытый А.Гладилин, живущий где-то за бугром, неизвестно откуда взятый новорожденный классик Эппель с еще не обрезанной пуповиной…

А уж как напичканы тексты Сарнова как бы остроумными, но замусоленными штампами! «Ни при какой погоде». «и ежу понятно» и т. п. стилистические пошлости.

И вот при такой-то амуниции Сарнов берется рассуждать о разных художественных тонкостях и о больших литературных фигурах — о Толстом, Блоке, Маяковском!.. Да где ты у них найдешь что-нибудь подобное хотя бы твоим колбасным батонам из пяти-шести имен?

Вторая аномальная страсть Сарнова, как можно было уже догадаться, — ненависть к стране, где он родился, к ее строю, к ее руководителям. Уже с восьми лет, по собственному признанию, он стал политически развитым антисоветчиком. А из руководителей СССР ненавидит прежде всего, разумеется, Сталина, при имени которого у критика тотчас начинается приступ падучей, как у известного Павла Смердякова. Но это не мешает ему «каждый год пятого марта — в день смерти Сталина — собираться с друзьями». Они празднуют годовщину. Возглашают тосты, пьют шампанское: «За то, что мы его пережили!». И каждый год! Это уже сколько раз? В этом году будет 60! И друзья-то уже почти все почили в бозе: Балтер, Корнилов, Слуцкий, Рассадин, оба Шкловских… А он все пьет, пьет и за такой срок до сих пор не сообразил, что пережить человека, который на пятьдесят лет старше, — что за достижение? Вот ты Чубайса или Абрамовича переживи!

Сюда же, к антисоветчине, надо отнести и страстное отвращение Сарнова к армии, к службе в ней, при одной лишь мысли о чем даже в мирное время меня, говорит, «бросало в холодный пот». Можно себе представить, что бы с ним случилось, если его забрили бы в армию в военное время, хотя признается, что нападение Германии на нашу родину 22 июня 1941 года он встретил с радостью. Между прочим, как и его друг Г.Бакланов.

Третья страсть — национальный вопрос. Он у него постоянно свербит с детства. Это просто какая-то помешанность на национальном в самых разных формах. Уверяет, например: «Мы все — от мала до велика — тех, кто вторгся тогда на нашу землю, называли немцами. Не фашистами, не нацистами, не гитлеровцами, а только (!) вот так немцами». И через несколько страниц в связи с тем, что Константин Симонов в 1948 году при переиздании в одном стихотворении, написанном в 1942-м, поменял «немца» на «фашиста» с той же осатанел остью твердит: «Такая в то время была политическая установка: в 1948-м никакой редактор «немца» уже не пропустил бы». «Установки», приказы, заговоры мерещатся ему всегда и во всем. И тут же тяжкое клеветническое обвинение: «Эта замена прозвучала тогда чудовищной фальшью. Мы воевали (они воевали!) не с «фашистами», а — с немцами. Только так, и не иначе, называли мы тогда врагов. И были правы». Так что, немцы, гитлеровская армия не имели никакого отношения к фашизму?

Ведь Сарнов во время войны был уже здоровым малым призывного возраста и должен бы видеть своими глазами, слышать своими ушами, что в разных ситуациях, с разных «трибун» мы говорили тогда и «немцы», и «фашисты», и «нацисты», и «оккупанты», и «гитлеровцы» — где что больше подходило и во время войны, и после. Ничего не видел, ничего не слышал — весь был поглощен страхом перед призывом в армию.

Ну как можно не знать человеку его возраста, что в первые же дни войны на всю страну гремела песня, в которой говорилось, что это война с «фашистской силой темною» и выражалась уверенность в победе над «гнилой фашистской нечистью»? А в первых же выступлениях по радио и Молотова и Сталина тоже — и «фашистская армия», и «фашистское нападение», и «немецко-фашистская армия», и «гитлеровские войска» да еще и «людоеды и изверги». А почти все приказы и доклады Сталина кончались заклинанием «Смерть немецким оккупантам!». Да еще слышал ли критик хотя бы о знаменитой картине Аркадия Пластова «Фашист пролетел», написанной в 1942 году, или о его же работе «Гитлеровцы пришли»? Не немец, а фашист, гитлеровец, в котором, разумеется, имелся в виду немец. Наверняка ни о чем этом он не слышал. Такие песни и речи, такая живопись ему до лампочки.

А после войны? Да вот хотя бы знаменитый рассказ Шолохова «Судьба человека». По причине своего отвращения и злобной вражды к писателю Сарнов рассказ не читал. А мы-то читали и видели там: «немец тогда здорово наступал»… Но — «я в плену у фашистов», «немецкие танки». Но — «ты что ж делаешь, фашист несчастный?». «на мотоциклах подъехали немцы». Но — «эсэсовские офицеры». ит. д. То есть, как хотел автор, так и писал. А ведь это не какой-то доклад, а задушевная исповедь исстрадавшегося человека, и написан рассказ не в 1948 году, как в случае с Симоновым, — уже в 1956-м, а в 1959-м еще и фильм Сергей Бондарчука был, и никакой редактор, никакая «установка» не помешали писателю и режиссеру называть врагов то немцами, то фашистами, то эсэсовцами. А ведь Сарнову кто-то и верит. Как же! Ему под девяносто, он видел всю войну из окна Елисеевского магазина.

Спрашивается, почему, зачем с такой тупой лживостью твердит критик всем очевидный вздор? Только для того, чтобы в итоге заявить: «И так же были правы поляки в 1939-м, и венгры в 1956-м, и чехи в 1968-м, и афганцы в 1980-м, называя вступившие на их землю войска не советскими, а русскими». Значит, все лежит на русских.

Но вот читаем (следите за руками): «Когда Сталин произнес свой знаменитый тост за русский народ…». Руки на стол, месье! Это был тост за весь советский народ, «за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа». Если бы, допустим, подобный тост захотел после войны произнести Черчилль, то, надо думать, он сказал бы о всем народе Британской империи, в том числе, о шотландцах, ирландцах, уэльсцах, но прежде всего — об англичанах, т. е. как и Сталин — о государственнообразующем народе. Ни тот, ни другой не могли же в тосте перечислять все народы своих великих держав — их сотни. «Жанр» тоста не позволял это. Казалось бы, ясно и просто.

Но Сарнову, как и Борису Слуцкому, многим другим его друзьям, тост решительно не понравился. И когда он увидел, как обрадовался тосту некий Иван Иванович, критик подумал: «Уж не шовинистические ли струны заговорили в его сердце?.. Ведь воевали все, а не только русские. Зачем же противопоставлять один народ всем другим?». Где же тут противопоставление украинцам или белорусам, чувашам или удмуртам, евреям или чукчам, если тост за весь народ страны? Но, кроме того, есть факты и цифры. Например, 66,402 % наших безвозвратных потерь на войне — русские. Ближе всех к ним в этой трагическом перечне украинцы — 15,8 % (Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь. М. 2009. Стр. 52). Есть и такие цифры: за годы войны звание Героя Советского Союза получили представители 63 наций и народностей, в том числе — 8182 русских, 2072 украинцев, 311 белорусов, 161 татарин, 103 еврея… 4 немца и т. д. (Герои Советского Союза. М. 1984. Стр. 245). Всех, хоть это и не тост, я здесь тоже перечислить не могу.

Что ж получается? Сарнов согласен считать, что допустим, подавление восстания в Венгрии — это дело русских, хотя знает: то была акция стран Варшавского договора, да и в Советской армии были тоже не одни русские. Тут он не видит у себя противопоставления русских другим народам, а в тосте Сталина — вот оно самое, разглядел!

Кстати говоря, восстание в Венгрии, как показал С. Куняев в книге «Жрецы и жертвы Холокоста» (2012), было не столько антисоветским и антирусским, сколько антиеврейским. Действительно, трудно понять, почему после войны венгерскую коммунистическую партию, а потом и Совет министров возглавил еврей Матиас Ракоши. Это в Венгрии-то, у народа которой так сильно национальное чувство. Вот как раз тот случай, когда надо было думать о национальной стороне проблемы.

А помянутого Ивана Ивановича критик заставил играть роль не то идиота, не то лжеца, он у него говорит со слезой в голосе: «Эх, Билюша!.. Знал бы ты, как мы жили!.. Ведь я двадцать лет (т. е. с 1925 года) боялся сказать, что я русский!». Что, за это сажали или расстреливали? Уму непостижимо, на что рассчитывает человек, откалывая такие номера! Ведь еще в 20-е годы знаменитый поэт возглашал:

Я русский бы выучил только за то,

 что им разговаривал Ленин.

Да и сам Ленин не раз называл Октябрьскую революцию именно русской. А Сталин однажды заметил: «Русские люди, совершив революцию, не перестали быть русскими». Любой Иван Иванович наверняка знал это. А в 1938-м он мог бы почитать роман В.Вишневского, который прямо так и озаглавлен был: «Мы, русский народ». Несколько позже с киноэкранов на всю страну гремела кантата Сергея Прокофьева из фильма «Александр Невский»:

Вставайте, люди русские,

На правый бой, на смертный бой!..

Такие примеры можно вспоминать долго. Но, кроме того, ведь знают же люди, что лет за пятнадцать до этого придуманного разговора в стране были введены паспорта с графой «национальность», и все, кроме разве что таких как Билюша, охотно заполняли эту графу. Путин эту графу уничтожил. И вот собственное бесстыжее вранье Сарнов свалил на какого-то Ивана Ивановича. Это его обычный прием в борьбе за права человека.

Но есть тут и другие хитроумные ужимки. Например, Сарнов вспоминает, что когда работал в «Литгазете» и сдавал ответственному секретарю редакции О.Н. Прудкову статьи в очередной номер, тот частенько говаривал: «Бенедикт Михайлович, что ж у вас все евреи да евреи?» — «Какие евреи? Где? — изумленно возмущался Беня.  — Вот Исбах. Это известный русский писатель! Его читают во дворцах и в избах. А вот Гринберг, Бровман…». Деликатный Олег Николаевич не знал, что ответить борцу, и на страницы газеты шли косяком русско-сарновские писатели. И он ликовал.

Но вот однажды с женой оказался в Грузии. Кажется, переводил какого-то грузинского писателя. Ну, известное дело — широкое грузинское застолье. Встает хозяин и торжественно провозглашает тост: «За великий русский народ!». Вдруг громко подает голос супруга Сарнова: «Позвольте, но мой муж вовсе не русский, а еврей, а я никакая не русская, а украинка!» Словом, русским духом от нас, мол, и не пахнет. И муж не осадил супругу, не шепнул ей: «Трындычиха, заткнись!», не поправил в том духе, что да, еврей, но ведь русский литератор, работаю в великой литературе Пушкина и Толстого. Что ж получается? В «Литгазете» он представлял евреев русскими писателями, а сам вдали от «Литгазеты» пожелал быть не русским литератором, а евреем.

Критик уверяет: «По правде, еврей из меня вышел плохой». Я, говорит, даже и не различаю, кто еврей, кто не еврей. Вот знаю только, что Алла Гербер точно еврейка, а больше — ни души. Но вот что интересно: упоминая многих евреев, он почти каждого называет своим другом, близким другом, а то и ближайшим. Это — Илья Зверев (Замдберг), Бакланов (Фридман), Эмочка Мандель, Поженян, Левицкий, Бременер, Балтер, Войнович, Корнилов, Аксенов, Биргер, два Шкловских. Все друзья! И даже если упоминает раз десять, допустим, Манделя, то все десять раз непременно с этой уже назойливой нашлепкой — «мой друг». Да никто не против и того, что диплом у него был об Эренбурге, первая книга — о Маршаке. Большие писатели! Только зачем изображать себя национальным дальтоником?

Во время войны Сарнов с родителями был в эвакуации где-то аж за Уралом. Там у него появился приятель Глеб Селянин. Мы, говорит, «были склонны глумиться над всем, что видели вокруг». Над всем. А видели они вокруг русских людей, самозабвенно трудившихся, недоедавших, с тревогой ожидавших вестей с фронта. Они же забавлялись, хихикали, зубоскалили. Когда в 1944 году был учрежден новый гимн, сочинили свой «перифраз» в виде глумливой пародии:

На бой вдохновил нас великий Селянин,

Сарнов гениальный нам путь указал.

Господи, и такую убогую чушь помнит пятьдесят лет и не постеснялся воспроизвести! А ведь еще из книги в книгу жалуется, как жестоко с ним поступили в Литературном институте, исключив в свое время из комсомола. Да тебя нельзя было на пушечный выстрел подпускать даже к санэпидемстанции!

Конечно, порой бывает и так, что тупая антисоветчина Сарнова сплетается в один клубок с его болезненной страстью всюду вынюхивать национальные корни. В это трудно поверить, но ведь сам рассказывает: в те же годы войны в эвакуации он сочинял гнусные эпиграммы на Сталина, — на человека, с именем которого в те дни связывало надежды на спасение все человечество, и даже заматерелый антисоветчик Бунин писал тогда: «Сталин летит в Тегеран, и я весь в тревоге: не случилось бы с ним чего».

Этот обитавший за Уралом недоросль глумился над главой государства и Верховным Главнокомандующим с точки зрения именно национальной. Сталин в своей великой речи на Красной площади 7 ноября 1941 года, обращаясь к проходившим перед Мавзолеем колоннам солдат, сказал: «Пусть вдохновляет вас в этой борьбе мужественный образ наших великий предков». И в их числе назвал Суворова и Кутузова. И начинающий негодяй сочинил свой очередной «перифраз»:

Мы (!) били немцев и французов,

И в тех боях бывали (!) метки (!),

Но и Суворов, и Кутузов

Ведь не твои, а наши предки.

Что, дескать, ты, грузин, к моей русской славе примазываешься. Я лично в этом возрасте и не знал, и не интересовался, кто там в Кремле какой национальности. Возможно, и настоящей фамилии Сталина не знал. А этот чутконосый… И прочитал свое сочинение отцу, рассчитывая на похвалу. Тот просто взорвался: «Чего ты полез? Суворов и Кутузов тебе тоже никакие не предки!» — зло сказал отец.

А сынок обиженно ответил, что родился в Москве (будто отец не знал этого), «мой родной язык русский, и вообще я считаю себя русским».

— Вот и Сталин считает себя русским, — отрубил отец. Не тебе, еврею, тыкать Сталина в нос его нерусским происхождением.

«Никогда, — признается Сарнов, — отец так со мной не разговаривал ни до, ни после. Я надулся и обиженно молчал». Но затаил в душе хамство.

Казалось бы, такого убедительного отлупа от родимого батюшки должно бы хватить человеку на всю жизнь. Но ничего подобного. Плевал он на батюшку. И вот ему уже под девяносто, на карачках ползает и все шамкает: «Я — русский, потому что родился около Елисеевского магазина, а Сталин хотел к моей великой русской славе примазаться». И приводит такой пример: я говорит, «хорошо помню, как в день победы над Японией Сталин сказал: «Мы, русские люди старого поколения, сорок лет ждали этого дня». Услышав это, я был возмущен. В моих глазах это было предательство». Верховный Главнокомандующий предал Беню, сытую и пакостную тыловую букашку.

Конечно, Сталин, сформировавшийся как политик в русской среде, православный человек русской культуры, великий вождь России имел все основания считать себя русским, как Наполеон — не корсиканцем, а французом, как Дизраэли — не евреем, а англичанином, даже как Гитлер — не австрийцем, а немцем, как вместе с ним и Маннергейм — не шведом, а финном. И в переписке военных лет с Рузвельтом и Черчиллем у Сталина то и дело мелькает: «мы, русские»… «у нас, у русских»… «нам, русским»… и т. п.

И ведь говорит Беня как очевидец: «Хорошо помню.» Но память-то у старца дырявая: не помнит даже того, что обращение Сталина к народу было не в День Победы, а в день капитуляции Японии — 2 сентября 1945 года. А главное, не было там слова «русский», Сарнов бесстыдно впарил его. Сталин сказал: «Сорок лет ждали мы, люди старого поколения этого дня. И вот этот день наступил».

А евреи, конечно, могут считать и чувствовать себя русскими, как, например Павел Коган, который писал:

Я воздух русский,

Я землю русскую люблю!

И жизнь свою отдал за эту землю.

Б. Сарнов неистощим в своей национальной страсти. С чьих-то слов он рассказывает, что

Сергей Довлатов был одно время секретарем Веры Пановой. Однажды у них зашла речь «о непомерно большом количестве евреев в руководстве страны в первые годы после революции».

— Я, как вы знаете, не антисемит, — сказал Довлатов, — но согласитесь, Вера Федоровна, во главе такой страны, как Россия, и в самом деле должны стоять русские люди.

— А вот это, Сережа, — ответила Панова, — как раз и есть самый настоящий антисемитизм. Потому что во главе такой страны, как Россия, должны стоять умные люди.

Сарнов в восторге от этого ответа, считает его прекрасным и решил впредь руководствоваться им в спорах на подобную тему, хотя с одной стороны, чего он опять не соображает, это пустая банальность: во главе всех стран должны стоят умные люди, имеющие национальное достоинство, а не такие, что мчатся, как Путин, забыв свое президентское достоинство, на край света с нашим паспортом в зубах, чтобы вручить его заезжему «французику из Бордо». С другой, на самом же деле тут оголтелая проеврейская демагогия. Довлатов сказал о национальности, разумеется, «по умолчанию» имея в виду, как само собой понятное, что, конечно, не любые русские должны возглавлять страну, не такие ничтожества, допустим, как Горбачев и Ельцин, а люди достойные, в первую очередь, конечно, умные, честные, любящие Родину. А Панова, будто бы и не услышав о национальности, перевела разговор на ум, и из ее слов с полной очевидностью вытекало, что умных среди русских нет, умные — только евреи, и отрицать это, протестовать против их засилья в верхах — «самый настоящий антисемитизм». Это совершенно в духе Жириновского, однажды вопившего по телевидению: «Евреи — самые талантливые в мире! Евреи — самые бескорыстные на свете! Евреи — самые красивые на планете!» и т. п. Хочется думать, что если бы при том давнем разговоре присутствовал Давид Яковлевич Дар, муж Пановой, он поправил бы супругу. А сейчас и спросить некого, все умерли, кроме Жириновского, которому даровано бессмертие в преисподней. И ничего этого Сарнов не видит, не сечет, не кумекает.

Но вы думаете, он смутится хотя бы за свое вранье о речи Сталина? Признается, что это его очередная жульническая проделка? Ничего подобного! Дело в том, что его отец в той давней взбучке своему отпрыску допустил ошибку, назвав его евреем. Гораздо более права известная когда-то в литературных кругах Москвы красавица Зоя Крахмальникова, жена поэта Марка Максимова, а потом критика Феликса Светова. Сарнов рассказывает, что однажды в какой-то православный праздник он, Войнович, еще кто-то без предупреждения, без звонка вдруг нагрянули к Зое, которой было совершенно не до них, она готовилась к празднику. Довольно скоро Зоя выставила их, а мужу, еврею Светову, потом сказала: «Четыре жида вломились в православный дом и глумились над нашей верой!» (с. 495). Вот этот ярлык и горит на лбу Бенедикта Михайловича, одного из четырех.

Главное, чем занимается критик Б. Сарнов, ковыряясь в национальном вопросе, это вынюхивание везде и всюду, во всех встречных и поперечных антисемитизма и антисемитов. Из одних только писательских имен тут можно составить длинный «список Сарнова». Но я из всей вереницы назову лишь троих: Василия Александровича Смирнова (1905–1979), Михаила Семеновича Бубенного (1909–1983) и Василия Дмитриевича Федорова (1918–1984).

Смирнова — по двум причинам. Во-первых, я его хорошо знал лично и когда в годы моей учебы он был там заместителем директора Литературного института, и когда работал вместе с ним в журнале «Дружба народов», где он был главным редактором. Во-вторых, о нем Сарнов пишет уж особенно злобно и лживо: «Ярый антисемит. Он свою нелюбовь к евреям не просто не скрывал — он ею гордился. Он был самым искренним, самым горячим и самым последовательным проводником государственной политики антисемитизма. Он был ее знаменосцем. В полном соответствии с этой ролью он был тогда главным редактором «Дружбы народов».

Хоть один факт, подтверждающий хоть что-нибудь из этого, критик приводит? Ни единого. Как же так? Почему? Ведь будучи заместителем директора и заведующим кафедрой творчества в Литературном институте, имея большую власть, «знаменосец антисемитизма» должен бы выживать преподавателей еврейского происхождения и гордиться этим. Но, по рассказу Сарнова, преподавателями в институте были Львов-Иванов, С.К. Шамбинаго, С. И. Радциг, Н.И.Радциг, С. М. Бонди, А. А. Реформатский, В. Ф. Асмус, Шестаков, Леонтьев, Ветошкин… Сплошь русаки, хоть у некоторых неожиданные фамилии. Так что тут, мол, смирновскому антисемитизму развернуться негде было.

Это вранье путем умолчания. На самом деле в институте работали Г. А. Бровман, Белкин, А. А. Исбах, Кунисский, Ф.М.Левин, В.Д.Левин, Я. М. Металлов, П.И. Новицкий, Нечаева, П. Г. Печалина, Л.М.Симонян (Ежерец), Л.Фейгина, С.В.Ширина. И кого Смирнов выжил? Беня молча сопит. Не меньше писателей евреев руководили и творческими семинарами.

В то же время Смирнов должен бы гордиться тем, что всеми силами препятствовал приему в институт евреев и срезал их на государственных экзаменах. И кого же он не принял? И кого же он срезал? Сарнов и тут только пускает пузыри, а я скажу: на моей памяти едва не завалил, но, в конце концов, все-таки влепил «тройку» двум — Василию Федорову и Владимиру Бушину. Ни тот, ни другой даже в детстве евреями не были. К тому же русака-фронтовика Бушина поначалу и не приняли в институт. А Сарнова за диплом, оказывается, одарил пятеркой! И это несмотря на то, что его исключали из института, из комсомола, а дипломная работа его была об Эренбурге, который, по его словам, «у них у всех был как кость в горле» (с.579). И прежде всего, конечно, у Смирнова. Тут уместно напомнить, что эта «кость», как желанный гость, обремененный двумя Сталинскими премиями и мандатом депутата Верховного Совета СССР, однажды был приглашен в Литературный институт и три вечера подряд излагал студентам свои взгляды и суждения о литературе, искусстве и о многом сверх того. В.Смирнов, как завкафедрой творчества и замдиректора, конечно, имел прямое отношение к явлению «кости» к нам в гости. Но ведь мог и воспрепятствовать.

А став главным редактором «Дружбы народов», «знаменосец антисемитизма» тоже должен бы заняться изгнанием из редакции евреев. Их там было немало, даже большинство, как в «Новом мире». Не хотелось бы, но приходится назвать ради ясности: ответственный секретарь Людмила Григорьевна Шиловцева, завредакцией Серафима Григорьевна Ременик (дочь писателя Герша Ременика), в отделе прозы работали Лидия Абрамовна Дурново, Евгения Львовна Усыскина, Валерия Викторовна Перуанская, отделом публицистики заведовал Григорий Львович Вайспапир, его заместителем был Юрий Семенович Герш, и даже в корректуре — Лена Дымшиц, Наташа Паперно… Не обошлось и без тех, что с большой «прожидью», как любит выражаться сам Сарнов: Владимир Александров, Альберт Богданов. За пять лет работы там немудрено было узнать, что работали в редакции и дамы, у которых мужья евреи. Не хотелось, говорю, давать этот список, но как без него схватить лжеца за руку. Так вот, все они как работали до Смирнова, так продолжали работать и при нем. Все до единого. Ушла куда-то по собственной воле только Наташа Паперно, красавица из корректуры.

Или Смирнов не печатал евреев? Кого? Назови! Я заведовал отделом культуры, и вот кто по моему отделу, в частности, печатался: Александр Канцедикас из Литвы, Ада Рыбачук из Киева, москвичи Светлана Червонная, Григорий Анисимов, Миля Хайтина, цветные вклейки в журнале делал фотограф Фельдман. Никаких сомнений в их национальной принадлежности ни у меня, ни у Смирнова быть не могло.

Наконец, может, в своей известной трилогии «Открытие мира» Смирнов, подобно Тургеневу в рассказе «Жид», вывел отталкивающий или комический образ еврея? Уж если был бы, знаменосец вранья Беня Сарнов извлек бы его для всеобщего обозрения.

А вот сюжетик с Бубенновым, тоже объявленным «одним из самых злостных антисемитов». Как же! Он критиковал в «Правде» роман «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. Однажды, говорит критик, Бубеннов поссорился с приятелем. «Уж не знаю, чего они там не поделили. Может быть(!), это был даже принципиальный спор. Один, может быть(!!), доказывал, что всех евреев надо отправить в газовые камеры, а другой предлагал выслать их на Колыму или, может быть(!!!), в Израиль». Иного разговора между русскими людьми этот сионский мудрец не представляет. Значит, он при ссоре не присутствовал, от кого-то прослышал о ней или по обыкновению сам смастачил, и главный, единственный довод у него — «может быть». Этого ему достаточно, чтобы объявить: разговор был пещерно антисемитским.

А коли антисемит, то можно лгать и клеветать сколько угодно. И тут же приступает: «Один писатель-фронтовик рассказал мне, что Бубеннов однажды бросил ему: «Вам легко писать военные романы, а вот мне каково: я на фронте ни единого дня не был». Ну, сразу же видно, что это опять тупоумное вранье. Во-первых, что за «один писатель однажды»? Нет же причины скрывать его имя, спустя двадцать пять лет. Во-вторых, с какой стати Бубеннов не оказался на войне, если, когда она началась, он был здоровым мужиком в самом солдатском возрасте и не рванул же вслед за семьей Сарнова за Урал? В-третьих, если по какой-то причине все-таки не был на фронте, то зачем бы стал так глупо жаловаться на это, сам себя разоблачать? Наконец, да как бы он стал писать о том, чего не видел, когда в это время работали многие писатели, которые были не фронте и знали, что такое война. Ничего этого не соображает Сарнов! Но жажда лгать, клеветать перехлестывает умственные способности.

А на самом деле вот что: «Бубеннов Михаил Семенович (1909–1983). Член СП с 1939 г. Смарта 1942 — командир стрелковой роты 88 сд 10 гвардейской армии Западного, 2-го Прибалтийского, Ленинградского фронтов. Старший лейтенант. Награжден орденом Красная Звезда, медалью «За отвагу» и др.». (Писатели России — участники Великой Отечественной войны. М.Воениздат. 2000. С.49). Таков сюжет, который можно озаглавить «Гвардеец и скорбная тварь Божья». Я понимаю, тварь могла осерчать на Бубеннова за статью о Гроссмане. Так ты же не просто тварь, а еще и литературная, напиши ответ, докажи, что статья ошибочна или даже лжива. Нет, сделать это он не может и орудует, как сикофант, клеветник, как просто тварь. Это что ж надо иметь в грудной клетке и в черепной коробке, чтобы самому улизнуть от армии, от фронта, но именно это приписать фронтовику, гвардейцу, орденоносцу. А умер он от туберкулеза. Сарнов уже пережил его на 30 лет…

К слову сказать, и капитан В.А. Смирнов получил два ордена Отечественной войны, Красной Звезды, медали тоже не за Уралом, где Беня сочинял свои пасквили на Сталина.

До того, как вплотную заняться Солженицыным, подозрения в антисемитизме которого нарастали, критик еще прошелся по Василию Федорову. И тут есть нечто непостижимое уму. В 1990 году Сарнов со своей супругой побывали в Америке, там встреча и разговор с одной родственницей Солженицына заставила его шибко засомневаться: «Если она, перед которой Исаич вряд ли стал бы таиться, искренне не считает его антисемитом, то, может, и он сам тоже не лукавит? Может, он искренне верит, что он не антисемит?»

Критик сомневался, мучился, терзался. Вдруг — «Ответ пришел неожиданно. От человека бесконечно от меня далекого, откровенно мной презираемого — от поэта Василия Федорова». Что значит «откровенно» — презрительно писал о нем? И при жизни? Как можно-с! Нет, он презирал в душе, там у него большие емкости для презрения порядочных людей. И потом это гораздо удобней, безопасней, а вот теперь, когда Федорова тоже 30 лет нет в живых, а детей он не оставил, можно и откровенно.

Но за что критик презирал автора около пятидесяти книг, составивших 5 томов собрания сочинений, лауреата и Российской и Всесоюзной премий, наконец, поэта, человеческим и творческим кредо которого были слова:

Достались мне крепкие руки бойца

И сердце сестры милосердной…

За что? Почему? Только потому, что у самого руки шулера и сердце гадюки. Он знал Федорова «только в лицо», поскольку оба в одно время учились в одном институте. «Никаких отношений, — говорит, — у нас не было. Даже не здоровались». Но Сарнов «знал» про него, что он автор поэмы «Проданная Венера». То есть не только хотя бы один том, но и поэму-то он не читал, а только «знал» о ней. И опять с чужих слов сплетник заявляет, что она написана «убогим стихом» и лживо, издевательски и безграмотно пересказывает ее содержание. Например, называет при этом Л.М.Кагановича, а тот никакого отношения к поэме не имеет. «Не вызывало сомнения и принадлежность Федорова к «патриотическому», т. е. к черносотенному крылу отечественной словесности».

Господи, какой бездонный резервуар злобы! Ведь и не знает человека и ничего не видел от него плохого. А я знал Федорова очень близко не только потому, что принадлежу к тому же «крылу», но и по институту, и по работе в «Молодой гвардии», и просто по жизни, в частности, и по застольям. И потому мне смешно читать дальше: «Однажды этот Вася в Малеевке, войдя в столовую, как обычно пьяный вдрабадан, провозгласил свое жизненное кредо: «Если ты уехал в Израиль, — ты мой лучший друг! Если остаешься здесь — ты мой злейший враг!»

Ну, во-первых, какое же это «жизненное кредо»? Тут всего лишь частный вопрос об отношении к уезжающим евреям и к остающимся. Но обличитель уверен: все, что люди говорят о евреях, это не что иное, как непременно «жизненное кредо». Вот такой тупой гиперболизм или иудоцентризм, что ли, в духе которого он, например, уверяет еще и в том, что член Политбюро А.Жданов лично занимался его делом об исключении из института, а другой член Политбюро В.Гришин лично звонил домуправу о слежке за Беней. Ну, просто диво дивное! Человек так напичкан пудами прочитанных книг, что цитаты торчат у него отовсюду — из обоих ушей, из обеих ноздрей, кажется, даже. И не знает, не понимает простейших вещей! Ну не могли, Беня, заниматься тобой члены Политбюро — ну, кто ты есть? — для этого были соответствующие инстанции, службы, люди. Не сечет! Во-вторых, в столовой Малеевки Федоров мог прямо обращаться только к тем евреям, которые остались, сидели в зале, но никак не мог говорить о своей дружбе тем, кто уже уехал и находится на берегу Мертвого моря. Наконец, за все годы при неоднократных застольях я ни разу не видел Федорова «пьяным вдрабадан» и способным на такие выходки. Он бывал вспыльчив, горяч, но никогда не переступал границу приличия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Кем был Солженицын — Colonel Cassad — ЖЖ

Открытое письмо Семена Бадаша Солженицыну, с которым он сидел в одном лагере.

Кем был Солженицын

В 2003 году однолагерник А. И. Солженицына Семён Бадаш написал ему «Открытое письмо», в котором он обвинял Солженицына в обмане, стукачестве и антисемитизме.
«Открытое письмо» Семёна Бадаша опубликованное в американском эмигрантском журнале «Вестник», №15, 2003.

«Есть несколько причин, побудивших меня к написанию этого письма. Первая — та, что мы оба разменяли девятый десяток жизни, оба нездоровы и все ближе подходим к ее концу. Вторая — вытекает из первой: все меньше и меньше остается живых свидетелей нашего совместного в молодости пребывания в Особлаге в Экибастузе. К примеру, из четырех экибастузцев в эмиграции трое уже ушли в мир иной: Дмитрий Панин, Александр Гуревич, Андрей Шимкевич. Остался я один. Ушли из жизни и три четверти экибастузцев на родине. А поскольку в «Архипелаге Гулаг» ваше пребывание в Особом лагере в Экибастузе отражено не совсем точно, то я считаю нужным рассказать то, что известно мне. По ходу пришлось коснуться и некоторых других аспектов освещения вами вашего восьмилетнего пребывания в заключении.

Наконец, я хочу напомнить о вашем отношении к некоторым людям, в своё время оказавшим вам большую помощь.
Наша единственная после освобождения встреча состоялась в Москве, в квартире киносценариста Льва Гросмана. У него, на улице Ульбрихта (близ метро Сокол), часто собирались бывшие друзья-экибастузцы: Семен Немировский, Александр Гуревич, Леонид Талалаев и я. Один раз там я видел и вас. Вы уже были знаменитым писателем. В Экибастузе Лев Гросман был вашим близким другом — в «Иване Денисовиче» вы изобразили его Цезарем Марковичем. А много лет спустя на моё упоминание о ваших посещениях Льва Гросмана в Москве, как и о нашей у него встрече, вы ответили: «Я такого не помню». Этот ответ меня тогда удивил, но я не посмел усомниться в его правдивости. Но в 1986 году, путешествуя по Израилю, я встретился с эмигрировавшей туда вдовой Гросмана. Она мне рассказывала о ваших многократных посещениях, о том, как Гросман однажды даже отвозил вас на своих «Жигулях» в Рязань.

К сожалению, это не единственный случай вашего, мягко говоря, неадекватного отношения к своим бывшим друзьям, в том числе и к людям, которым вы многим обязаны. Вот передо мной лежит книга Ильи Зильберберга «Необходимый разговор с Солженицыным» (Ilyа Zilberberg. 14 Colchster Vale. Fоrest Row. Sussex. Great Britain. 1976). Её автор был дружен с семьей Теушей, у которых тайно хранился ваш архив. После того, как квартира Теушей стала ненадёжной, они, уезжая в отпуск, передали его Илье Иосифовичу Зильбербергу. Но к тому времени гебисты уже поставили на прослушивание телефон Теушей и заранее обо всём знали. 11-го сентября 1965 года они нагрянули с обыском к Зильбербергу, забрали папку с вашими материалами, после чего и Теуша, и Зильберберга много недель таскали на допросы.
Вы же не только не приняли участия в их судьбе, но несколько месяцев не появлялись у Теушей, а Зильберберга даже обвинили в сотрудничестве с ГБ. Вам, конечно, поверили в диссидентских кругах, после чего этот кристально чистый человек много лет жил с клеймом, которое оставалось на нём и после эмиграции из СССР. Все его попытки объясниться с вами или с вашими доверенными людьми ни к чему не привели. В «Телёнке» вы пренебрежительно и оскорбительно назвали В.Теуша «антропософом, передавшим архив своему прозелиту-антропософу, молодому И.Зильбербергу».

Или вот лежит передо мной посланное вам в Кавендиш из Кёльна письмо покойного Льва Копелева, с которым вы дружили в «шарашке» и вывели его под именем Рубина в «В круге первом». Ваша тесная дружба с Копелевым продолжалась много лет и на воле. Именно благодаря Льву Копелеву и его жене Раисе Орловой рукопись «Ивана Денисовича» попала в руки Твардовского, что и определило вашу писательскую судьбу.
Письмо Копелева от 30.11.1986 года не предназначалось для публикации. Его копия хранилась у известного литератора Е.Эткинда, который в 1990 году передал его в редакцию журнала «Синтаксис» с запретом его публикации. И лишь в 1993 году Эткинд снял это табу. М.Копелева и П.Литвинов настояли на его публикации, а потому оно было опубликовано с большим опозданием лишь в 2001 году В этом письме ваш близкий друг, в частности, пишет вам: «Ты и твои единомышленники утверждаете, что исповедуете религию добра, любви, смирения и справедливости. Однако в том, что ты пишешь в последние годы, преобладают ненависть, высокомерие и несправедливость. Ты ненавидишь всех мыслящих не по-твоему, живых и мертвых. Ты постоянно говоришь и пишешь о своей любви к России и честишь всех, кто не по-твоему рассуждает о русской истории. Но неужели ты не чувствуешь, какое глубочайшее презрение к русскому народу и к русской интеллигенции заключено в той черносотенной сказке о жидо-масонском завоевании России силами мадьярских, латышских и др. «инородческих» штыков? Именно эта сказка теперь стала основой твоего «метафизического» национализма, осью твоего «Красного колеса». Увы, гнилая ось».

В 1979 году, ещё живя в Москве, я впервые получил возможность бегло ознакомиться с трехтомником «Архипелаг ГУЛАГ», который мне дали только на два дня. Прежде всего, я обратил внимание на неверное изложение вами нашей забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года, как и на практически полное отсутствие информации о Норильском восстании в 1953 году, и потому засел за его описание. А затем решил описать весь свой гулаговский путь от Лубянки с апреля 1949 года — через Особлаги в Экибастузе, Норильске и на Колыме, шестимесячное сидение в Лефортовской тюрьме, пока длился пересмотр моего дела — и до освобождения в октябре 1955 года по реабилитации. Рукопись моих воспоминаний под первоначальным названием «Между жизнью и смертью» была переправлена на Запад, где и дождалась моей эмиграции в начале 1982 года. В моей книге я упоминал о том, как в Экибастузе с папкой нормативных справочников ходил в колонне зэков нормировщик Саша Солженицын. При описании вами забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года верно рассказано лишь об уничтожении стукачей, названном вами «рубиловкой».

Вы, Александр Исаевич, только догадывались о существовании нелегального многонационального лагерного Совета зэков. Вы писали: «Очевидно, появился и объединенный консультативный орган — так сказать Совет национальностей». А Совет был, и действительно многонациональный. От евреев в него был приглашен я, а инициаторами и руководителями были авторитетные у бандеровцев братья Ткачуки. Вы, Александр Исаевич, выражали удивление, как точно узнавались стукачи. А ларчик открывался просто. Когда «куму», то бишь оперу, потребовался дневальный, чтобы мыть в его кабинете полы, топить печь и т. п., нашим Советом был подослан молодой паренек из бандеровцев, который и сообщал, кто ходит к «куму» стучать. Но стукачей убивали не сразу. Сначала каждый стукач вызывался на Совет, и если раскаивался, то за ним устанавливалось наблюдение. И если оказывалось, что он продолжает ходить к «куму», то тогда Совет принимал решение о его ликвидации. (Решение считалась принятым только при единогласном утверждении всеми членами Совета). Ненависть к стукачам была такой сильной, что в исполнителях приговоров недостатка не было — особенно среди западноукраинского молодняка. В «АГ» вы, Александр Исаевич, ничего не сказали о национальной принадлежности этих стукачей. В большинстве они были русскими или прибалтами. Ни одного стукача из бандеровцев не было.

Подозреваемых в этих убийствах сажали во внутрилагерную тюрьму (БУР) — в одну общую камеру, а в другой камере содержали стукачей, сбежавших из зоны из боязни расправы. 21 января 1952 года начальник режима Мачаховский открыл в БУРе эти две камеры, и стукачи начали избивать предполагаемых убийц, требуя назвать вдохновителей и организаторов убийств. Возвращавшиеся с работы колонны зэков, услышав крики о помощи, чтобы помочь избиваемым, по команде руководителей-бандеровцев начали осаду БУРа. Стали ломать забор, окружавший БУР. В этом участвовали в основном бандеровцы, и к ним присоединилось небольшое число зэков других национальностей. В «АГ» это опущено, ибо вы постоянно принижаете роль бандеровцев (вы также неверно именуете их «бендеровцами»), хотя их в лагере было около 70%, и именно они, а не русские, как вам бы хотелось, были основной силой. Вы осаду БУРа и открытие перекрестного огня по зоне с четырех угловых вышек перенесли на 22-е января, чтобы совместить эту дату с Кровавым Воскресеньем. Но все зэки Экибастуза помнят дату 21-го января, ибо это был день смерти Ленина. Кстати, не вы ли писали, что при открытии по зоне огня сидели в столовой и доедали свой ужин, а когда стрельба прекратилась, побежали прятаться в барак?

(Русских по пункту 10 было мало, большинство были по пункту 1б — власовцы или советские военопленные, пошедшие на службу в СС с соответствующей татуировкой группы крови под мышкой. В Экибастузе были два отдельных барака, в которых содержались каторжане с отличительными от нас всех буквами «КТР» на одежде — осужденные по Указу Верховного Совета от 1943 года за пособничество немецким оккупантам. В их числе были бывшие бургомистры, полицаи, работники передвижных немецких душегубок, расстрельщики евреев или вешатели пойманных партизан. Почти все они были русскими, и так как от остальных зэков их отделили, то и бригадиры назначались из их же среды. Вы это знаете не хуже меня, но об этом молчите. Вот мне и приходится напоминать).

Как реально проходил ваш «детский срок» заключения — в 8 лет. (Вы сами сроки в 5 и в 8 лет, когда у большинства были по 25, у меньшей части — по 10 лет, называли «детскими»). После кратковременного пребывания в промежуточном лагере под Новым Иерусалимом, вы попали на строительство дома у Калужской заставы в Москве, и сразу стали зав.производством, а затем нормировщиком. Вы описываете подробно своё привилегированное положение: жили в большой комнате на 5 зэков, с нормальными кроватями, с нестрогим режимом.
Вас для вербовки в стукачи вызвал «кум», то бишь опер МГБ. Об этом вы подробно пишете. Вот лишь одна цитата: «Страшно-то как: зима, вьюги, да ехать в Заполярье. А тут я устроен, спать сухо, тепло и бельё даже. В Москве ко мне жена приходит на свидания, носит передачи. Куда ехать! Зачем ехать, если можно остаться?» И вы даете подписку о сотрудничестве с МГБ под кличкой «Ветров». Не является ли это еще одним вашим противоречием: то вы гордитесь своей фронтовой храбростью (бесстрашно ходили или ездили по минным полям), то поддаетесь на вербовку МГБ, что сами характеризуете как непростительную слабость. Кроме того, вы сами о себе писали: «Или вот сам я полсрока проработал на шарашке, на одном из этих Райских островов. Мы были отторгнуты от остального Архипелага, мы не видели его рабского существования, но разве не такие придурки?» А когда вас всё-таки шуганули в Экибастуз, вы и там пристроились сперва нормировщиком, о чём вы умалчиваете, а затем — бригадиром, о чём упоминаете вскользь. Из 8 лет заключения, 7 лет вы ни разу не брали в руки ни пилы, ни лопаты, ни молотка, ни кайла.

Я хорошо помню, как в одной из бригад, на морозе со степным ветром таскал шпалы и рельсы для железнодорожного пути в первый угольный карьер — такое не забывается! А вы всё рабочее время грелись в тёплом помещении конторки. Наконец, когда после нашей 5-дневной, с 22 по 27 января, забастовки-голодовки (голодовка была снята по распоряжению лагерного Совета, в виду опасного ухудшения состояния многих участников) объявили о планируемом расформировании лагеря, вы, чтобы снова избежать этапа, легли в лагерную больницу, якобы, со «злокачественной опухолью». То была настоящая «темниловка». Причём, вы пишите, что вас должен был оперировать врач Янченко, тогда как единственным хирургом в Экибастузе был врач из Минска Макс Григорьевич Петцольд.
То, что вы «темнили» в лагере, стремясь избежать этапа, можно понять. Но вы и в «АГ» продолжали «темнить» относительно вашего ракового заболевания, о котором набрались поверхностных знаний на уровне популярных брошюрок. Так, вы писали: «Мне пришлось носить в себе опухоль с крупный мужской кулак. Эта опухоль выпятила и искривила мой живот, мешала мне есть и спать, я всегда знал о ней. Но тем была ужасна, что давила и смещала смежные органы, страшнее всего было, что она испускала яды и отравляла тело».
А потом, в «Телёнке», о 1953 годе: «Тут началась ссылка, и тот час же в начале ссылки — рак». Но «темниловка» с «раком» на этом не закончилась. Желая вырваться из Тьмутаракани, т.е. из поселка Кок-Терек, вы начали «косить и темнить» на «раковые метастазы». Вы писали: «Второй год растут во мне метастазы после лагерной незаконченной операции». Но если была операция в лагере, то кто её делал, и что значат слова «осталась незаконченной»? Под конец, уже в «Телёнке», вы описываете, как перед высылкой из страны, после суток пребывания в Лефортовской тюрьме, осматривавший вас тюремный врач «проводит руками по животу и идет по краям петрификата». Значит «раковая опухоль» петрифицировалась, а куда же делись «метастазы»? Думаю, что ни один грамотный читатель, не говорю уже о людях с медицинским образованием, не поверит в возможность самоизлечения от рака, да ещё и с метастазами.

В Экибастузе этой «темниловкой» вам удалось спастись от этапа, а из ссылки — вырваться в областную онкобольницу, давшую вам материал для романа «Раковый корпус». Но что побуждало вас продолжать эту «темниловку» потом, в ваших книгах, когда вы уже стали всемирно известным писателем с репутацией бескомпромиссного правдолюбца? Неужели мировая общественность заслуживает от вас, бывшего советского зэка, такого же отношения, как лагерные кумы и оперы, с которыми приходилось «темнить» для того, чтобы выжить.
В «Телёнке» вы писали: «Писать надо только для того, чтоб об этом обо всем не забылось, когда-нибудь известно стало потомкам». Следуя этому совету, я и написал это Открытое письмо».

http://a.kras.cc/2016/10/blog-post_275.html?m=1 — цинк

Донос написаный Солженицыным в Экибастузе, где у него был оперативный псевдоним «Ветров».
http://varjag-2007.livejournal.com/2326954.html — по ссылке подробнее

Главред волгоградского информагентства – о встрече с великим писателем четверть века назад

Накануне в России отмечали 100-летний юбилей со дня рождения писателя Александра Исаевича Солженицына. Президент России Владимир Путин принял участие в открытии памятника Александру Солженицыну в Москве. Главный редактор ИА «Высота 102» Сергей Трофимов около четверти века назад встречался с лауреатом Нобелевской премии, советским диссидентом, который стал разоблачителем сталинских лагерей, автором таких известных романов как «Архипелаг Гулаг», «Раковый корпус», «Один день Ивана Денисовича», «В круге первом» и т.д. В мае 1994 года Александр Солженицын приезжал в Улан-Удэ – столицу Бурятии в рамках его грандиозной поездки по стране, где Сергей Трофимов работал собкором ТАСС. 

Вот как вспоминает Сергей Петрович Трофимов моменты этой встречи: 

«Тогда приезд Александра Солженицына в Улан-Удэ не афишировался. Тем более, что в информационном поле уже гуляли оценки Солженицына Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Касаясь первого, писатель отмечал, что горбачевское правление поражает своей наивностью, неопытностью и безответственностью перед страной. Что касается Бориса Ельцина, то Солженицын говорил, что власть Бориса Николаевича характеризуется безответственностью. А его безоглядная поспешность установить частную собственность вместе с государственной разнуздала в России массовое многомиллионное ограбление национальных достояний. Признаюсь, что тогда лично у меня Солженицын вызывал скорее неприязнь, чем симпатию. И одна из причин тому — исключительное право на создание фильма «Возвращение русского писателя в Россию», которое Александр Исаевич предоставил английской компании Би-Би-Си. Позже, отвечая на мой вопрос, Солженицын пояснил, что ни одна российская телекомпания не изъявила желания отснять ленту о его путешествии по стране. Что касается Би-Би-Си, Солженицын заметил, что именно по каналам этой станции в 1974 году он впервые прочитал свои произведения для всего мира. «Я дружу с английскими журналистами», — сказал тогда он. 

Утром на Улан-Удэнском вокзале встречающих советского диссидента было немного – всего около десятка человек: бывшие политзаключенные, поклонники его творчества, представители мэрии. Отвечая на мой вопрос, почему вы решили сделать очередную остановку в Бурятии, Солженицын заметил, что «выбрал Улан-Удэ неслучайно: я пытаюсь понять общероссийскую ситуацию изнутри – из ее глубинки».  

После короткого отдыха Александр Солженицын вместе с женой и сыном отправились пешком в центр бурятской столицы. Писатель постоянно что-то спрашивал, разъяснения давали мэр Виктор Кувшинов, главный архитектор города Павел Зильберман. Солженицына интересовало буквально все: от ситуации в республики, обострившихся проблем – до «а почему у бурят такая национальная обувь?» — с загнутыми кверху носками. Кто-то пояснил, что, мол, чтобы не наносить боль земле, не царапать ее. 

Узнав гостя, некоторые горожане со словами уважения устремлялись к нему, но были и оскорбления. Так, в районе Одигитриевского собора Александр Исаевич неожиданно встретился с казаками, которые собрались в горсаду по предвыборным делам. Казаки были настроены очень отрицательно по отношению к писателю, называли его предателем родины и обвиняли в развале СССР. Диалога тогда не получилось. Под возгласы «Убирайся, откуда приехал!, «Катись в США!» Солженицын продолжил знакомство с городом. А вот в Одигитриевском соборе священник встретил писателя тепло и даже подарил ему книгу «Иркутское барокко».  

В непринужденной обстановке проходила встреча Солженицына и в древнем Иволнигском дацане, где и по сей день находится центральное духовное управление буддистов России. На поездки туда настояли журналисты Би-Би-Си и «Известий», которые сопровождали писателя. Коллеги жаловались, что, мол, на всем пути из Владивостока у них получаются однотипные фото и сюжеты – встречи с общественностью, беседы на улице.  Солженицын категорически отказывался, говорил, ребята, как вы представляете, что я, православный, еще не побывал в православном храме, поеду в буддистский дацан? И все же его уговорили. Писатель даже встретился с дид Хамбо  ламой Цыбаном, посетил главный храм, ему показали музей при дацане, а Александр Исаевич даже совершил буддистский обряд, покрутив барабаны. 

Последующая встреча Александра Солженицына с журналистами проходила как под аплодисменты, так и под неодобрительные комментарии. В своем вступительном слове Александр Исаевич подчеркнул: «Считаю себя патриотом и призываю всех вас быть патриотами». При этом он пояснил, что определяет патриотизм как цельное и устойчивое чувство любви к своей родине и нации, без угодливости в ее несправедливых притязаниях, с откровенностью оценки ее пороков и грехов. Касаясь ситуации в России, отмечал, какой он видел Россию умозрительной из Вермонта, такой нахожу ее и сейчас. Писатель был эмоционален в оценках. По его мнению, «страна далека от истинной демократии и народовластия: мы пошли замысловатым, извилистым и мучительным путем, о котором сегодня не скажешь уверенно, что он ведет к выходу». Особую тревогу у Солженицына вызывали разгул преступности, злоупотребление властью. Под видом приватизации, обращал внимание участников встречи, на наших глазах по дешевке скупают народное имущество, каждый год от 12 до 25 миллиардов долларов уходит из нашей страны воровством, а российское правительство (его возглавлял тогда Егор Гайдар) умоляет международный валютный фонд дать взаймы полтора миллиарда. «Я возвратился на родину с представлением, что здесь очень тяжелое положение, и мой прогноз близок к этому», — подчеркнул он.  

После завершения встречи в мэрии мне удалось взять эксклюзивное интервью у знаменитого писателя. Продолжив делиться своими впечатлениями о знакомстве с Россией Александр Солженицын сказал, что у каждого из регионов свои проблемы, часто, как заметил писатель, — «забываемые центральными властями». И вместе с тем они отражают проблемы общероссийские. Александр Солженицын выразил свой нелицеприятный, лишенный всяких иллюзий взгляд и на проходящие преобразования в стране. В 1985 году, сказал он, объявили перестройку, но никто не понял, в чем она заключается. Началось безумное разрушение системы, которая была. «Я ни в коем случае не хвалю и никогда не хвалил эту систему, — подчеркнул писатель. – Но революция и реформа предполагают плавный переход к новому. Надо было не разрушать систему всех производственных связей, а постепенно оживлять ее снизу, с малого бизнеса, с малых земельных участков, с небольших предприятий». В беседе со мной Солженицын вновь осудил коммунизм и советское прошлое страны. «Горбачев разрушил систему, которая была, а ее нельзя было разрушать. У реформ нет плана, освобождение цен – грабеж людей. Приватизация — это прихватизация, ее следует пропустить через прокуратуру и следствие. В России нет даже подобия демократии, для нее нужна хозяйственная самостоятельность, воля и готовность к этому народу. У нас же – олигархия, а не демократия», — сказал он. При этом писатель заметил, что дело сдвинется, если будет демократия малых пространств, пройдут выборы на местах людей честных, бескорыстных, которые понимают, что власть – не привилегия, а тяжелый труд». 

Что касается национальных республик, Александр Исаевич заметил, что есть опасность смешения понятий «национальности» и «государственности». При этом он подчеркнул, что не имеет права не коснуться национального вопроса. По убеждению писателя, задачи государственности не могут быть мононациональными, они – многонациональные. Тенденция превращения земли в единую экономическую зону объективно требует укрепления государств в сложившихся границ интеграции. Именно при этом возможно развитие и укрепление каждой национальности в своей культуре, считал он. 

Говоря о своих впечатлениях после остановок в десятках городов Дальнего Востока и Сибири Александр Солженицын отметил, что он видел на Дальнем Востоке, в Сибири и в Забайкалье огромнейшее число энергичных, инициативных, радующих душу людей, которые, правда, еще не знали, как приложить свои силы. «Когда-нибудь произойдут нужные перемены сверху. Но не надо, опустив руки, ждать этого. Надо самим строить свою судьбу… И еще. Не верьте никаким нынешним партиям. Все это – как заявил со свойственной ему прямотой писатель, — искусственные образования московских лидеров. Когда вы видите на выборах партийные списки, рвите их, бросайте в мусорную корзину. А голосуйте за людей, хорошо вам знакомых, честных, бескорыстных, которые ищут себе не славы, не высоких заработков, а хотят служить народу». 

Признаюсь, о многих высказываниях Александра Солженицына я вспомнил лет 7-8 назад. Его пророчества сбываются… То, что предвидел еще полвека назад писатель, сегодня поражает. Вспомните, в «Архипелаге ГУЛАГ» он писал: «С Украиной будет чрезвычайно больно. Но надо знать их общий накал сейчас: раз не уладилось за века, значит, выпало проявить благоразумие нам. Пусть поживут, попробуют. Они быстро ощутят, что не все проблемы решаются отделением. Из-за того, что в разных областях Украины разное соотношение тех, кто считает себя украинцем, а кто – русским, а кто – никем не считает, тут будет немало сложностей». Он не исключал отделения Украины, но, может быть, по каждой области понадобится свой плебисцит. «Не вся Украина в сегодняшних формальных границах есть действительно Украина. Какие-то левобережные области, безусловно, тяготеют к России. А уж Крым приписал Украине Хрущев, и вовсе с дубу… 

Что касается политики запада и США, то Нобелевский лауреат также предсказывал события в одном из своих произведений. У него не было сомнений, что через цветные революции США и страны НАТО готовят полное окружение России с целью потери ею суверенитета. Все это заслуживает уважения и сожаления, что никто из советских политиков это не услышал», — заключил Сергей Трофимов. 

Фото с сайта президента России. 

Архипелаг ГУЛАГ

Первыми на «Архипелаг» откликнулись не критики, а спецслужбы и руководители государств. Уже 2 января 1974 года, через несколько дней после выхода первого тома романа в Париже, КГБ рассылает копии «Архипелага» партийному руководству и запускает кампанию по дискредитации Солженицына. В «Окнах ТАСС» на улице Горького выставлена карикатура Бориса Ефимова Борис Ефимович Ефимов (при рождении — Борис Хаимович Фридлянд; 1900–2008) — художник. Брат журналиста Михаила Кольцова. Работал карикатуристом в крупных московских газетах и журналах. После ареста брата был отовсюду уволен, однако смог вернуться к работе в 1940-х годах, участвовал во всех советских политических кампаниях. Скончался на 108-м году жизни. ⁠ , на которой толстые кривляющиеся буржуи поднимают, как знамя, чёрную книгу с черепом и костями на обложке: «Своей стряпнёй писатель Солженицын, / Впадая в клеветнический азарт, / Так служит зарубежным тёмным лицам, / Что поднят ныне ими, как штандарт». В зарубежных изданиях через доверенных лиц КГБ публикуются материалы о сомнительном моральном облике автора «Архипелага». В квартире Солженицыных с раннего утра до позднего вечера раздаются телефонные звонки с угрозами. 14 января в газете «Правда» появляется статья «Путь предательства» за подписью И. Соловьёва: «Автор этого сочинения буквально задыхается от патологической ненависти к стране, где он родился и вырос, к социалистическому строю, к советским людям». «Литературная газета» вводит в обиход термин «литературный власовец»: «затхлая книжонка», «грязная стряпня», «верх кощунства и цинизма» — в подборке материалов от 23 января советские писатели упражняются в красноречии, пытаясь ещё сильнее «пригвоздить предателя к позорному столбу». На страницах «Литературной России» писатель Владимир Карпов Владимир Васильевич Карпов (1922–2010) — писатель, общественный деятель. Жил в Ташкенте, в молодости был чемпионом республик Средней Азии по боксу в среднем весе. В 1941 году был осуждён за антисоветскую агитацию и отправлен в штрафную роту. За отличие в боях с Карпова была снята судимость. В 1944 году был удостоен звания Героя Советского Союза. После войны был заместителем главного редактора журнала «Октябрь», главредом «Нового мира», первым секретарём правления Союза писателей СССР. Автор множества романов на военную тематику. ⁠ находит причины падения Солженицына в самой его фамилии: «Вы солжец со всеми самыми махровыми антисоветчиками, вы падаете ниц и угодливо лижете сапоги фашистским недобиткам и предателям-власовцам. И это отражено в вашей фамилии. Нет нужды подбирать вам никаких обидных имён. Вы — Солженицын».

Аргументы против «Архипелага» могут показаться сегодняшним читателям подозрительно знакомыми, похожие риторические приёмы нередко встречаются в выступлениях публицистов-государственников последних лет. Солженицын «обливает грязью» достижения страны, реабилитирует фашизм, «льёт воду на мельницу» врагов на Западе. «…Почему он молчал, когда американские бомбы падали на города Вьетнама, когда расстреливали патриотов Чили, когда расисты в США убивали лидеров негритянского движения? — вопрошает литературный чиновник Николай Грибачёв. — Почему же не прозвучал тогда голос этого «борца» за демократию и справедливость?»

Единомышленники и союзники Солженицына видят в «Архипелаге» прежде всего переломное историческое событие. Лидия Чуковская в статье «Прорыв немоты» пишет, что выход «Архипелага» по значению для страны сопоставим только со смертью Сталина. «Думаю, мало кто встанет из-за стола, прочитав эту книгу, таким же, каким он раскрыл её первую страницу, — говорит историк Рой Медведев Рой Александрович Медведев (1925) — публицист, историк. Брат-близнец учёного Жореса Медведева. Был назван в честь индийского коммуниста Манабендры Роя. Был учителем, редактором педагогического издательства, научным работником. С начала 1960-х годов принимал участие в диссидентском движении. Совместно с учёными Андреем Сахаровым и Валентином Турчиным в 1970 году опубликовал открытое письмо руководителям СССР о необходимости демократизации в стране. В годы перестройки был народным депутатом, после распада СССР — сопредседателем Социалистической партии трудящихся. Автор более 35 книг по истории и политологии. ⁠ . — В этом отношении мне просто не с чем сравнить книгу Солженицына ни в русской, ни в мировой литературе». Искусствовед Евгений Барабанов пишет, что «Архипелаг» открывает «путь к искуплению и очищению» для всей России: «Этот выбор не означает ни гражданского неповиновения, ни политических выступлений. Речь идёт о восстановлении нравственных основ, без которых немыслимо никакое человеческое общежитие».  

Самый сильный патриотизм всегда бывает в тылу

Александр Солженицын

Cолженицын понимает, что выход романа на Западе не может остаться без последствий; в книге «Бодался телёнок с дубом» он вспоминает, как, отдавая распоряжение о публикации, рассматривает несколько вариантов развития событий: убьют? Арестуют? Вышлют из страны? Мнения в Политбюро расходятся: сторонники жёсткой линии требуют суда и заключения в отдалённых районах Крайнего Севера, куда не доберутся западные корреспонденты; председатель КГБ Андропов склоняется к более мягкому варианту. 12 февраля 1974 года в квартиру Солженицыных в Козицком переулке приходят сотрудники Генпрокуратуры. Писателя увозят к следователю, предъявляют обвинение по статье 64 УК — «Измена Родине» (предусматривающей наказание вплоть до расстрела), а после ночи в камере Лефортовской тюрьмы зачитывают указ о лишении гражданства СССР и без каких-либо объяснений доставляют в аэропорт. Только после приземления Солженицын узнаёт, что самолёт прибыл во Франкфурт. 

Первые реакции на «Архипелаг» и в СССР, и на Западе сложно отделить от заявлений, касающихся ареста и изгнания Солженицына. Советская печать встречает высылку и лишение гражданства «с чувством глубокого удовлетворения», видя в ней закономерное воздаяние за «грязную клевету на наш народ». Группа правозащитников во главе с Андреем Сахаровым сразу после ареста выпускает «Московское обращение» с требованием разрешить Солженицыну работать на родине. Свободы для писателя и его книги требуют Рой Медведев, Лев Копелев Лев Зиновьевич Копелев (1912–1997) — писатель, литературовед, правозащитник. Во время войны был офицером-пропагандистом и переводчиком с немецкого, в 1945 году, за месяц до конца войны, был арестован и приговорён к десяти годам заключения «за пропаганду буржуазного гуманизма» — Копелев критиковал мародёрство и насилие над гражданским населением в Восточной Пруссии. В «марфинской шарашке» познакомился с Александром Солженицыным. С середины 1960-х Копелев участвует в правозащитном движении: выступает и подписывает письма в защиту диссидентов, распространяет книги через самиздат. В 1980 году был лишён гражданства и эмигрировал в Германию вместе с женой, писательницей Раисой Орловой. Среди книг Копелева — «Хранить вечно», «И сотворил себе кумира», в соавторстве с женой были написаны мемуары «Мы жили в Москве». ⁠ и Игорь Шафаревич Игорь Ростиславович Шафаревич (1923–2017) — математик, общественный деятель. Окончил мехмат МГУ в 17 лет, в 19 защитил кандидатскую, в 23 — докторскую. В 1955 году подписал «Письмо трёхсот» против «лысенковщины», в 1968-м — письмо в защиту математика Есенина-Вольпина, в 1973-м написал открытое письмо в защиту Сахарова, в 1974-м — письмо в защиту Солженицына. Из-за своей общественной деятельности был отстранён от преподавания в МГУ, работал в Математическом институте имени Стеклова. В 1982 году опубликовал в зарубежном самиздате эссе «Русофобия», из-за которого Шафаревича впоследствии обвиняли в антисемитизме. ⁠ . Евгений Евтушенко, по его собственным воспоминаниям, в день высылки звонит Андропову и угрожает в знак протеста покончить с собой; впрочем, документально зафиксировано лишь его обращение в связи с отменой собственного творческого вечера в Доме союзов, случившейся через несколько дней после выдворения Солженицына. Кампания в поддержку Солженицына разворачивается и на Западе: Грэм Грин Грэм Грин (1904–1991) — английский писатель. Автор более двадцати романов, почти десятка пьес, нескольких сборников рассказов и книг о путешествиях. С 1941 по 1944 год служил в британской разведке в Сьерра-Леоне и Португалии. Побывал во многих горячих точках в качестве репортёра. Выступил в защиту Синявского и Даниэля (из-за чего больше десяти лет его романы не печатались в СССР). Последние годы, как и Набоков, жил в Швейцарии. ⁠ призывает писателей и учёных Запада запретить публикацию своих трудов в Советском Союзе, а Генрих Бёлль требует немедленно опубликовать «Архипелаг» на родине писателя, — кстати, именно в доме Бёлля Солженицын проводит первые дни после прибытия в ФРГ.

В западной печати появляются и критические отзывы. Полемика разворачивается вокруг принципиальной для Солженицына (и неприемлемой для критиков левого толка) идеи: массовые убийства и аресты сталинского времени — не временное «отступление от ленинской линии», а прямое её продолжение. Критика с левых позиций варьируется от признания исторического значения книги с указанием на некоторые фактические недостатки (об этом пишет будущий автор биографии Бухарина Стивен Коэн на страницах The New York Times) до прямого объявления «Архипелага» «продуктом реакционной идеологии» (бельгийский экономист Эрнест Мандель). Правые публицисты, напротив, поднимают «Архипелаг» на щит — и эта позиция в огромной степени смыкается с их идейным антикоммунизмом вообще и противодействием политике разрядки в частности. Разговор об «Архипелаге» идёт на языке политики и идеологии, — впрочем, и сам автор, предвидевший, что публикация книги окажется «страшнущим залпом» по советскому режиму, вряд ли стал бы отделять в этом случае политику от литературы.  

Биография Александра Солженицына – остросюжетный роман на реальных событиях

История жизни Александра Исаевича Солженицына сама по себе напоминает остросюжетный роман. Столько взлетов, падений, резких переворотов выпадает на долю редкого человека. Солженицын же их выносил стоически, никогда не теряя бодрого расположения духа, литературного вдохновения, верности личным идеалам и моральным ценностям.

Выходец из крестьянской семьи, учитель математики, бывший зэк, политзаключенный, враг народа, западный шпион, член Союза советских писателей, самый публикуемый русский писатель, Нобелевский лауреат, лауреат Государственной премии РСФСР, обладатель медали Ломоносова, орденов Андрея Первозванного и Святого Саввы… Все эти полюсарные характеристики относятся к одному и тому человеку.

Солженицын был самой противоречивой фигурой отечественной культуры второй половины ХХ века – его критиковали и воспевали, налагали табу на его произведения и печатали многотысячными тиражами, травили, лишали гражданства, изгоняли, а потом умоляли вернуться и осыпали наградами.

«Оптимизм мне был свойственен от рождения и очень в меня внедрен, – делился в позднем интервью Александр Исаевич, – Ни в тюрьме, ни в болезни, ни во время травли, ни в изгнании я не терял бодрости и никогда не пребывал в унынии». По-другому и быть не могло. По-другому у мира не было бы Солженицына.

Узел I: Исса и Таисия

История Александра Исаевича (Исааковича) Солженицына берет начало с окруженного кавказскими горами Кисловодска. Его отец – Исаакий Семенович Солженицын – был из русской крестьянской семьи. Мать – Таисия Захаровна Щербак – из зажиточного украинского семейства. Несмотря на то что в роду Солженицына с обеих сторон были одни лишь мужики, родители Александра Исаевича получили образование. Исаакий (его на горный манер называли поэтичным Исса) учился сперва в Харькове, потом в Москве. Таисия получила образование в московском пансионе, отлично знала несколько иностранных языков, грезила о славе Айседоры Дункан и школе босоножек, но, покорившись патриархальным традиция крестьянской семьи, поступила на сельскохозяйственный факультет столичного университета, где училась с отличием.

Исса и Таисия познакомились на вечере, который устраивал общий знакомый. На тот момент Солженицын уже был белогвардейским офицером и только что приехал на мирную землю. Молодые люди тут же влюбились друг в друга, но венчаться пришлось уже на фронте. «Медовый месяц» длился три дня, а супружеская жизнь – всего три месяца. Вернувшийся с войны Исаакий погиб в результате несчастного случая на охоте (заряженное ружье случайно выстрелило, ранив охотника в живот). Врачи не смогли спасти больного от заражения крови. Спустя неделю мучений в местной лечебнице Исаакий Солженицын умер. Перед смертью он заклинал Тасю заботиться о будущем малыше и добавлял «я знаю, у меня будет сын».

Узел II: Саня Солженицын

Саша Солженицын родился 11 декабря 1918 года, уже обреченный стать полусиротой. Мать была вынуждена оставить маленького сына на попечение родни и отправиться в Ростов (только там можно было найти более-менее приличную работу). «Я воспитывался в православном и противобольшевистском духе, – вспоминал Александр Исаевич, – потом, в ростовской школе, стали вталдыкивать эту идеологию, заставляли вступать в пионеры, потешались над тем, что хожу с матерью в церковь, срывали нательный крест».

Красный пионерский галстук Саня Солженицын все же надел, бездумно заучил необходимые лозунги и внешне стал таким же, как все. Но уже тогда у юного Солженицына была своя тайна – он мечтал стать писателем. Удивительно, маленький провинциальный школьник отродясь не видел ни одного живого представителя этой профессии. «Откуда во мне это взялось? –удивлялся позже Солженицын – Наверное, какое-то послание свыше».

Правда, по окончании школы на филологический факультет поступить не получилось (в Ростове подходящего не было, а позволить себе учебу в другом городе Солженицыны не могли), и выпускник отправился на физмат, где учился прекрасно, получая Сталинскую стипендию. Занятия литературой Александр не забрасывал: постоянно читал, добросовестно штудировал учение Маркса-Ленина и книги по истории. Все это было необходимо для написания исторического романа о революции семнадцатого года.

Узел III: Щ-854

Роману о революции семнадцатого помешала война 41-го, куда Солженицын отправился добровольцем. На фронте Александр Исаевич вел подробные дневники. Пять блокнотов, исписанных мельчайшим почерком, в которые Солженицын заносил все о военных буднях, рассказы однополчан о коллективизации, Первой мировой, голоде на Украине. «Эти дневники были моей претензией стать писателем, величайшим кладом». Они и переписка с другом Кокой, в которой молодые люди открыто критиковали сталинизм, называя вождя фамильярным «пахан», стали главными уликами для НКВД. В 1945 году Александр Солженицын был арестован и приговорен к восьми годам лагерей и последующей пожизненной ссылке.

Под номером Щ-854 Солженицын попал в лагерь Новый Иерусалим, затем в закрытое конструкторское бюро (так называемую шарашку) в Рыбинске, потом в Загорске и Марфине. В 50-м Солженицын стал заключенным печально знаменитой «Бутырки» (Бутырская тюрьма в Москве), в этом же году Щ-854 этапировали в Степлаг на Дальний Восток.

Как ни парадоксально, но именно годы, проведенные в тюрьме, подарили Солженицыну бесценный опыт. «Если бы я не попал в тюрьму, я тоже стал бы каким-то писателем в Советском Союзе, но я не оценил бы ни истинных задач своих, ни истинной обстановки в стране, и не получил бы то закалки, тех особенных способностей, которые вырабатывает именно тюремная жизнь».

Преодолев все тяготы лагерей, поборов раковую болезнь (семиному), Солженицын примирился с мыслью о том, что будет жить на краю пустыни и писать в стол для потомков. Но совершенно неожиданно в июне 1956 года Александр Солженицын получил освобождение с формулировкой «отсутствие в деле состава преступления», и тогда для него открылся мир.

Узел IV: Иван Денисович, Матрена и другие

Все написанное и надуманное за годы тюрьмы Александр Исаевич начинает публиковать. Уже в 1959 году в печатном виде выходит рассказ «Щ-854», известный под названием «Один день Ивана Денисовича». Произведение было посвящено одному дню из жизни советского политзаключенного, крестьянина Ивана Денисовича Шухова. Смелый рассказ о неприукрашенных реалиях страны за железным занавесом вызвал острый резонанс не только в СССР, но и во всем мире.

Солженицына принимают в Союз советских писателей, печатают в культовом «Новом мире» и дают зеленый свет на публикацию последующих «Не стоит село без праведника» (в дальнейшем «Матренин двор»), «Правой кисти», «Крохоток» (собрание прозаических миниатюр, автор называл их «стихотворениями в прозе»).

Узел V: Травля, Нобелевская премия и высылка из СССР

Вскоре советское правительство осознало, что новоиспеченный талант сотрудничать на благо отечества не будет и никогда не станет партийным писателем. Теперь Солженицын, имя которого прогремело на весь мир, стал персоной крайне неудобной – сослать в глухую степь его уже нельзя, но и продолжать публиковать тоже непозволительно.

Следующий роман Солженицына о заключенном шарашки Глебе Нержине «В куге первом» запрещают к публикации. Аналогичная участь ждет «Раковый корпус» и «Архипелаг ГУЛАГ». Однако Александр Исаевич ездит с выступлениями по стране, читает отрывки из произведений и смело пишет письмо Всесоюзному съезду советских писателей, которым зачитывалась вся Европа.

В отечественных газетах разворачивается жесткая антипропаганда Солженицына, его исключают из Союза писателей, а в это время мировое литературное сообщество выдвигает русского прозаика на Нобелевскую премию. В 1970 году автора «Одного дня…» наградили премией Нобеля с формулировкой «за нравственную силу, с которой он продолжил извечную традицию русской литературы».

После премии травля Солженицына только ужесточилась. Его высылка из страны оставалась вопросом времени. В 1974 году на Западе вышел роман «Архипелаг ГУЛАГ». А уже в феврале его автор был арестован, лишен советского гражданства и выслан из страны.

Узел VI: Вермонтский отшельник

Первое время Солженицын провел в Цюрихе, но из-за пристального внимания западной прессы, которая ждала от опального советского литератора громких разоблачений о Стране Советов, тайно переехал в городок Кавендиш (штат Вермонт, США). Там вместе с женой Натальей Дмитриевной Светловой и тремя сыновьями Степаном, Игнатом и Ермолаем Александр Исаевич поселился в большом лесном доме и зажил спокойной жизнью «вермонтского затворника» (так окрестила пресса скрытного Солженицына).

Покидая Россию, Наталья Дмитриевна писала: «Не мне судить о сроках, но мы вернемся, и детей наших вырастим русскими». Александр Исаевич сам преподавал детям, учил всему, что знал, и очень гордился своими мальчиками, полушутя-полусерьезно повторяя: «Один сын – нет сына, два сына – пол сына, три сына сын».

Плодотворная деятельность с США
Вермонтский период стал очень продуктивным, ничто не отвлекало писателя от творчества. Современным литераторам это может показаться дикостью, но для советского опального писателя возможность разложить свои записи на столе и не бояться, что кто-то ворвется и все уничтожит, было настоящим счастьем.

В изгнании Солженицын воплощает свой давнишний замысел и пишет роман о революции 1917 года «Красное колесо». Масштабный труд состоит из так называемых «Узлов» (частей):

Узел 1-й – «Август Четырнадцатого»;
Узел 2-й – «Октябрь Шестнадцатого»;
Узел 3-й – «Март Семнадцатого»;
Узел 4-й – «Апрель Семнадцатого».

Узел VII: Снова в России

Распад СССР открыл Солженицыну дорогу на родину. В 1994 году он вместе с семьей вновь ступил на родную землю, проехал на поезде по всей стране от Магадана до Москвы. В каждом городе писателя встречали восторженно, наибольший ажиотаж был в столице – за автобусом Солженицына бежали толпы народа.

На родине автор продолжает трудиться, при помощи верной помощницы Натальи Дмитриевны работает над изданием полного собрания сочинений, пишет воспоминания, публицистические статьи, эссе («Угодило зернышко помеж двух жерновов. Опыт изгнания», «Как нам обустроить Россию», «Русский вопрос в конце ХХ века», «Россия в обвале») и смело критикует современную власть, пишет письма, удостаивается официальны приемов, но перемен в стране не видит и горько переживает по этому поводу.

Солженицына награждают Орденом Андрея Первозванного, но писатель публично отказывается от награды. «Пока люди гибнут от безработицы и голода, принять орден от верховной власти, доведшей Россию до такого состояния, не могу. Возможно, многим позже эту почетную награду заберут мои сыновья».

В последние годы жизни Александр Исаевич перенес гипертонический криз, тяжело болел, левая рука так и осталась парализованной. 3 августа 2008 года Солженицын умер на своей подмосковной даче, причина смерти – острая сердечная недостаточность.

Александр Солженицын о евреях | Русский Базар

Мнения и сомнения

Шоры идеологии

Вышел из печати и появился на наших берегах второй том пространного исторического очерка Александр Солженицына «Двести лет вместе». Появился и тут же исчез – раскупили. И это несмотря на густой поток не просто критических, а совершенно убийственных отзывов местной русскоязычной прессы на первый том сочинения. Впрочем, в большинстве тех публикаций особых рассуждений на тему, предложенную автором капитального труда, не наблюдалось. По существу почти все отклики содержали один постулат: Солженицын – законченный антисемит и книга его – антисемитская. А раз так, дельного разговора у нас с ним не получится, дать достойный отпор – вот наша задача И вот поди ж ты, после всего этого, такой интерес публики, желающей знать, о чем все-таки толкует «русский старец», как он оценивает недавнюю нашу, еврейскую, историю, так тесно переплетенную с историей народа русского.
В первом томе А.Солженицын вел речь, главным образом, о взаимоотношениях евреев и российского правительства.
Второй том охватывает период недавней истории – от Февральской революции до наших дней. Тут и источников гораздо больше, и личных воспоминаний, и свидетельств очевидцев событий. Книга густо уснащена цитатами, ссылками, цифрами и фактами. Иногда даже с явным перебором.
И еще одно отличие, которое нельзя не заметить. Во втором томе автор во многих случаях старается не делать однозначных выводов, петляет, сопровождает изложение своей точки зрения массой оговорок, уточнений, сам себя комментирует как бы со стороны. Несомненно, сказался тот вал критических замечаний и прямых обвинений, который был вызван первым томом его публицистического исследования. Вместе с тем по ряду принципиальных проблем современности он остается верен себе.
Пересказывать содержание новой книги объемом в 550 страниц – задача пустая, никчемная. Архитектоника ее проста, она целиком продиктована наиболее значительными и хорошо известными этапами российской истории ХХ века. Каждая глава рассматривает баланс взаимоотношений русских и евреев на переломных моментах жизни двух-трех поколений не столько уже российского, сколько советского народа. От Февраля до Октября 1917 года, Октябрьская революция, гражданская война, период индустриализации, Вторая мировая война, сталинские гонения на евреев и так далее, вплоть до развала Советского Союза.
Для верной и, конечно же, не скоропалительной оценки целого ряда авторских суждений, наверное, стоило бы заранее иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, органичным пороком практически всех исторических трудов остаются не всегда правомерные обобщения. Любой исследователь поневоле вынужден вытаскивать на свет божий то, что ему, автору, кажется главным, определяющим. Явления и факты, не очень соответствующие основной идее, либо бегло оговариваются, либо попросту опускаются. Гигантский по объему обработанного материала труд Солженицына тоже по существу страдает этим, в общем-то, неизбежным изъяном.
И второе. Александр Солженицын откровенно признает, что является русским националистом. Об этом свидетельствует и все его творчество. Национализм, по его убеждению, есть качество безусловно положительное для всего человечества. Поэтому он с превеликим уважением относится к национализму в любом другом народе. В том числе – и к еврейскому, отсюда его несомненно искренние симпатии к государству Израиль. Февральскую и, тем более, Октябрьскую революции он всегда считал и считает до сих пор ужаснейшими трагедиями, прежде всего, для русского народа. Революционеры сокрушили его исконные традиции, прервали процесс формирования русского национального самосознания.
Материал к книге собран богатейший, из многих источников. И подан читателю с четко обозначенных авторских позиций, а они насквозь идеологизированы. Что делать, Солженицын ведь уже давно не художник, не писатель в привычном смысле слова. Он – яростный борец за идею, учитель, проповедник. Какие-то защищаемые им тезисы охотно воспримут многие, какие-то многими же будут с гневом отвергнуты или поставлены под сомнение. Как выразился один московский журналист, взявшись за откровенно болезненную тему, Александр Исаевич ступил на минное поле.
Как евреи русских
угнетали

Говоря об Октябрьском перевороте, Солженицын, само собой разумеется, снова, в который уже раз, перечисляет еврейские фамилии в рядах большевиков. Нет, он не обвиняет эту группу революционеров в замысле самого восстания 25 октября 1917 года, хотя хорошо известно, что руководил восставшими Лев Троцкий. Главная вина – на Ленине, в чьих жилах текла и русская, и чувашская, и калмыцкая, и еврейская, и немецкая кровь. Такое признание – шаг в сторону от той позиции, какую автор нового труда занимал раньше. Вспомним, что он писал лет 20 назад: в Ленине превалировало еврейское начало, все его окружение носило выразительные имена и задумывало революцию исключительно в интересах угнетенного еврейского населения империи. Теперь писатель передумал. И на том спасибо.
Но вот начинается повествование о 20-х и 30-х годах прошлого столетия, и Солженицын, как ни старается сохранить объективность, верность фактам, тем не менее не отказывается и от привычной тенденциозности. Правда, выражена она весьма замысловато. В книге верно отмечается: революционные сдвиги уничтожили «черту оседлости», значительные массы евреев покинули прежние места обитания, двинулись на восток, в центральные города России. Поскольку элиту российской империи большевики либо уничтожили, либо втоптали в грязь, молодые, энергичные, быстро схватывающие веяния времени пришельцы с западных окраин пришлись ко двору новым властителям. В руководящих кругах советов, армии, промышленности, карательных органов оказалось, действительно, немало евреев. Это факт, и с ним не поспоришь. Люди это были разные – порядочные и не очень, толковые и туповатые. Попадались и отпетые негодяи – авантюристы, уголовники вроде знаменитого одесского Мишки-Япончика, недоучившиеся ешиботники. С детских лет помню, как взрослые распевали шутливую песенку про какого-то Мотла, сапожника из местечка, который, уезжая в Москву, обещал: «Он станет, зогт эр-махт эр, комиссаром и будет заседать в Кремле».
Еврейские молодые люди, и это тоже верно отмечено автором книги, повалили в институты и университеты, куда прежде их не принимали. Ими изрядно пополнился слой новой технической и творческой интеллигенции, и многие заняли в индустрии, а также в других сферах командные должности. Солженицын уверяет, что зла на них не держит – нация талантливая, чуткая ко всему новому. Конечно, она верой и правдой старалась служить ненавистному советскому строю, это понять можно. Обиду в массах вызывало другое: евреи-начальники всячески поддерживали «своих» в ущерб представителям коренного народа. Соплеменников приближали к государственным кормушкам, устраивали на престижные должности, прощали провалы. Даже в тюрьмах и лагерях жестокие начальники, если они были евреями, всегда облегчали участь евреев-заключенных. Русских же отодвигали в сторону, обзывали «деревенщиной», да еще постоянно обвиняли в великорусском шовинизме. Так в народные массы закладывались зерна антисемитизма.
Солженицын приводит несколько фактов такого рода. И подчеркивает, что сам он с великим одобрением относится к готовности евреев в любых условиях поддержать «братьев по крови», вот, мол, и нам бы, русским, брать с них пример. Похвала эта все-таки сильно походит на упрек. К тому же само обобщение выглядит весьма сомнительно. Были, наверняка были случаи, подобные тем, что приводит автор. Но ведь известно и немало фактов иного порядка, когда советские начальники-евреи, наоборот, особенно круто расправлялись именно с соплеменниками. Примеров тому множество. Близких родственников предавали во имя карьеры и собственной безопасности, чего уж там говорить о каких-то соплеменниках.
Можно понять и отчасти даже разделить сетование Солженицына по поводу определенной избирательности Запада в отношении происходившего в Советском Союзе. Вот за евреев, пишет он, то и дело вступались, а разорения и гибели миллионов раскулаченных большевиками русских крестьян как бы не замечали. И ранее, в гражданскую войну, достаточных усилий Запад не приложил, чтобы помочь белым против красных и решительно раздавить дьявольщину большевизма, пока она не окрепла. Такие же претензии предъявлены дореволюционной российской элите: не выдержали, сдались, разбежались.
Нельзя не заметить стараний автора соблюсти определенный баланс в оценке ряда важных явлений прошлого. Говоря о радостном энтузиазме, с каким встретила революцию часть еврейского населения, он не забывает упомянуть о другой части – может быть, даже большей, — не принявшей принципов большевизма. Некоторым из них удалось покинуть страну, и в эмиграции, уверяет Солженицын, они вели себя честнее, добропорядочней, чем русские.

Покайтесь
и прощены будете

Несет ли та или иная нация полную меру ответственности за грехи и злодеяния отдельных ее представителей? Ответ зависит от множества конкретных обстоятельств. А для Солженицына он прост: несет! Русские – за Ленина сотоварищи, евреи – за Троцкого, Зиновьева и прочих, грузины, следовательно, – за Сталина, немцы – за Гитлера и т. д. Покайтесь, и всем вам будет дано великодушное прощение, а сердцу – облегчение.
Призыв к перманентному покаянию очень характерен для русского православия и в устах одного из его видных идеологов звучит вполне натурально. Вместе с тем в нем явственно видны обрядовость, условность, отрешение от современной реальности. История уже дала свою оценку и Ленину, и Сталину, и Гитлеру, и Муссолини, и многим другим, им подобным. И если в разных концах мира еще находятся люди и политические группы, готовые продолжить их дело, покаяниями зла не пресечешь. А в еврейской среде, насколько известно, никаких последователей Троцкого-Зиновьева-Каменева пока, слава Богу, вообще не наблюдается.
Солженицын упорно настаивает на своем: покайтесь! И не только за грехи соплеменников-большевиков. Греховны, по его убеждению, и те евреи, которые добились определенных личных успехов при советской власти. Они, дескать, своими талантами и трудом укрепляли жестокий режим. Называются десятки известных имен. В один позорный ряд поставлены академики Иоффе и Гольдман, композиторы Дунаевский, Блантер, братья Покрасс, писатели Эренбург и Кассиль, кинорежиссеры Ромм, Юткевич, Донской и многие, многие другие, внесшие немалый вклад в развитие русской советской культуры. Их недюжинные таланты не отрицаются, но как-то теряют значение под напором двух обвинений: эти люди отошли от своих еврейских корней и восславляли советский режим. Словом, продали большевикам свое первородство за чечевичную похлебку.
Оба этих обвинения, вместе и порознь, нередко звучат в те же адреса и из уст евреев, бывших советских граждан. Мы это и сами не раз слышали, а из текста книги можем почерпнуть дополнительные цитаты. Что ж, кто сам безгрешен, пусть мажет черной краской имена незаурядных современников. Только много ли таких безгрешных найдется? Работая на советском заводе, в научной лаборатории, за письменным столом, мы так или иначе трудились не только во имя своих собственных интересов, но и во славу той страны, где жили. Все или почти все. Даже члены Еврейского антифашистского комитета, затем расстрелянные Сталиным. И безвинные жертвы «дела врачей», томившиеся в застенках. Но вправе ли, например, нынешний израильтянин Давид Маркиш, на которого Солженицын тоже ссылается, бросать обвинения другим, если сам он в свое время старательно сочинял киносценарии о советских героях пограничниках и разведчиках?
Не стоило бы забывать и того, что уже в конце 50-х – начале 60-х годов многие российские евреи оказались в первых рядах борцов за гражданские права. Отказники, диссиденты, авторы и распространители «самиздата» самоотверженно пробивали бреши в, казалось бы, несокрушимых стенах режима. Это с воодушевлением признает Солженицын. Больше того, утверждает, что именно евреи в очередной раз стали катализатором прогрессивных процессов, изо дня в день нараставших в России. По его словам, как только он осознал, что «евреи отложились от коммунизма», сразу понял: конец большевизма близок.
Мы – люди многоопытные, тертые калачи, и потому не будем чрезмерно обольщаться и преисполняться гордыней на сей счет. Лукавые, соблазнительные лозунги большевистской революции не могли жить вечно. Дурацкий эксперимент, затеянный большевиками на одной шестой части земного шара, должен был провалиться и без еврейского участия. Возможно, мы только помогли ускорить этот процесс.

Была без радости
любовь…

Еврей-интернационалист, мечтающий об исключении пресловутого «пятого пункта» в паспортах, Солженицыну малосимпатичен. Такой еврей, по его убеждению, не стремится разжечь свой духовный очаг, а норовит погреться у чужого огня, слиться с коренной нацией. Это, как правило, не очень-то получается – уж слишком велика разница в ментальности. В результате зарождается и растет цепь взаимных претензий и обид. Чем усерднее старания интернационалистов, тем хуже итог. Как утверждает Солженицын, до революции в России было гораздо меньше антисемитизма, чем после. Далее следуют рассуждения глобальные.
На протяжении двух с лишним тысячелетий евреи скитались по миру, страдали от притеснений, однако уцелели, не растворились полностью в чуждой среде. И вот настал знаменательный день – на политический карте мира появился Израиль, обетованная страна. В истории древнего народа начался новый период. До 1948 года сердобольным людям всей планеты оставалось только жалеть живших рядом бесправных евреев. Потом жалели лишь тех, кто не мог вырваться на родину праотцев из-за «железного занавеса», их не выпускали. Наконец, в 70-х годах ценой неимоверных усилий первые группы эмигрантов ринулись из Советского Союза. Постепенно поток эмигрантов возрастал, а еще позже лился уже свободно.
Прошу обратить внимание на то, как оценил этот процесс автор двухтомника «Двести лет вместе». Он в восторге «от начала великого переселения евреев за пределы СССР – к счастью для всех и к чести для евреев». Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали. Не знаю, со вкусом ли, но простенько. Настолько простенько, что целый ряд важнейших обстоятельств, судьбоносных особенностей эмиграции исчезают из поля зрения, словно их и не существует вовсе.
Радость Солженицына по поводу массового оттока евреев из России сами евреи и омрачили. Они опять повели себя не так, как следовало. Многие не пожелали перебираться к родному очагу. И очень этим расстроили именитого автора. По данным, приведенным в книге, в 1971-м и 1972 годах от 85 до 100 процентов эмигрантов проследовали из СССР в государство Израиль, в 75-76-м годлах – только половина, а в последующие годы – еще меньше. Основной поток двинулся в иные страны, снова к чужакам – в Америку, Германию, Австралию, Австрию.
В глазах любого принципиального националиста – неважно, какого он роду-племени, — вектор движения, избранный значительной частью российских евреев, выглядит, по меньшей мере, абсурдом. Ведь снова придется осваивать чужой язык, отнюдь не иврит и не идиш, погружаться в иную культуру, следовать иным привилегиям. Извечной хитростью попахивает: будут иметь две родины – ту, где проживают, и Израиль.
Почему же только две, Александр Исаевич? Их может быть и три – многие эмигранты и Россию считают родиной.
Тут, в заключительных главах второго тома, у Александра Исаевича с наибольшей выразительностью проявились остаточные черты исконной российской идеологии. Нет, не яростный антисемитизм, вопрос об этом оставим в стороне. Речь идет о традиционной русской соборности, пренебрегающей личными интересами, индивидуальной свободой, стремлениями к собственному выбору. Это Запад, а не Россию веками занимала проблема взаимосвязей личности, общества, государства и религии. Пониманию многих русских националистов она до сих пор чужда.
Вместе с тем Солженицына искренне печалит, что в эмигрантской среде то и дело раздаются выкрики, полные ненависти к России и к русским. Нас такие выкрики, по-моему, не красят, но и недоумение Солженицына не может не удивлять. За что? – растерянно вопрошает он, не умея или не желая самостоятельно поискать ответа на свой вопрос. Идеологические шоры изрядно застилают глаза, мешают разобраться в реальности. А страсть к обобщениям позволяет увидеть лес, но не дает возможности разобраться, какие там растут деревья.
Солженицын убежден, что евреи стали покидать места, потому что, во-первых, «отложились от коммунизма» и, во-вторых, вследствие возросшего национального самосознания. В действительности причин гораздо больше и разброс их гораздо шире. Люди-то разные. Кого-то в дополнение ко всему прочему обуревало желание воссоединиться с родственниками, кого-то – завести свое дело, полнее раскрыть природные способности, улучшить свое благосостояние, а то и просто пожить в других краях. Потому и выбирали из весьма скромного числа вариантов наиболее подходящий для себя и семьи. Перспектива продолжать жить в рассеянии, «в галуте», мало кого пугала. Привыкли, не впервой. За 2000 лет и не к такому можно было привыкнуть. Упреков это все-таки не заслуживает.
В эмиграцию пустилась публика разноликая, одни сохранили в себе привязанность к России, другие сберегли скопившуюся ненависть и к России, и ко всему прошлому. А многих погнал с родины унаследованный от предков страх. Сотни тысяч евреев, как известно, покинули Россию, когда власть коммунистов уже рассыпалась в прах. В стране воцарились разброд и шатания, стремительно переходившие в самый настоящий беспредел. Советским евреям было отлично известно, что такое государственный антисемитизм. Но помнили они и об ужасающих периодах безвластия, когда обезумевшие толпы впадали в «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». В гражданскую войну белые, красные, зеленые, абсолютно бесцветные с одинаковым рвением учиняли кровавую резню еврейского населения. Никакие строжайшие запреты Махно, Петлюры, белых генералов или реввоенсоветов их не останавливали. В начале 90-х годов были все основания опасаться точно такого же разворота событий.
Странно, что это упускает из виду Солженицын, сетуя на законную настороженность эмигрантской среды в отношении русских. Впрочем, для полемики с ним найдется немало других поводов. История долгого совместного проживания двух народов достаточно сложна, многокрасочна и разноречива. Да она по существу еще и не кончилась, давние связи не так-то просто рвутся. Двухтомным трудом Александра Солженицына тема не исчерпывается.

Александр Солженицын о евреях | Русский Базар

Мнения и сомнения

Шоры идеологии

Вышел из печати и появился на наших берегах второй том пространного исторического очерка Александр Солженицына «Двести лет вместе». Появился и тут же исчез — раскупили. И это несмотря на густой поток не просто критических, совершенно коммерческих местных русскоязычной прессы на первый том сочинения. Впрочем, в большинстве тех публикаций, предложенных автором капитального труда, наблюдалось.По существу почти все отклики содержали один постулат: Солженицын — законченный антисемит и книга его — антисемитская. Вот наша задача И вот поди ж ты, после всего этого, такой интерес публики, желающей знать, о чем все-таки толкует «русский старец», как он оценивает недавнюю, еврейскую, историю, так переплетенную с историей народа русского.
В первом правительстве речь, главным образом, о взаимоотношениях евреев и правительства.
Второй том период недавней истории — от Февральской революции до наших дней. Тут и источникам больше, и личных воспоминаний, свидетельств очевидцев событий. Книга густо уснащена цитатами, ссылками, цифрами и фактами. Иногда даже с явным перебором.
И еще одно отличие, что нельзя не заметить. Во втором томе автор во многих случаях старается не делать однозначных выводов, петляет, сопровождает изложение своей точки зрения массой точек зрения, сам себя комментирует как бы со стороны.Несомненно, сказался тот вал критических замечаний и прямых обвинений, который был вызван первым томом его публицистического исследования. Вместе с тем по ряду принципиальных проблем современности он остается верен себе.
Пересказывать содержание новой книги объемом в 550 страниц — задача пустая, никчемная. Архитектоника ее проста, она целиком продиктована наиболее значительными и хорошо известными этапами российской истории ХХ века. Глава рассматривает баланс взаимоотношений русских и евреев на переломных моментах жизни двух-поколений каждого уже российского, сколько советского народа.От Февраля до Октября 1917 года, Октябрьская революция, гражданская война, период индустриализации, Вторая мировая война, сталинские гонения на евреев и так далее, вплоть до развала Советского Союза.
Для верной и, конечно же, не скоропалительной оценки целого ряда авторских суждений, наверное, стоило бы заранее иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, органический пороком практически всех трудовых трудовых ресурсов не всегда полезные обобщения. Любой исследователь поневоле вынужден вытаскивать на свет божий то, что ему кажется, автору.Явления и факты, не очень соответствующие основные идее, либо бегло оговариваются, либо попросту опускаются. Гигантский по объему обработанного материала труд Солженицына тоже по существу страдает этим, в общем-то, неизбежным изъяном.
И второе. Александр Солженицын откровенно признает, что является русским националистом. Об этом свидетельствует и все его творчество. Национализм, по его убеждению, есть безусловно положительное для всего человечества. Поэтому он с превеликим уважением относится к национализму в любом другом народе.В том числе — и к еврейскому, отсюда его искренние симпатии к государству Израиль. Февральскую и тем более, Октябрьскую революцию он всегда считал и считает до сих пор ужаснейшими трагедиями, прежде всего, для русского народа. Революционеры сокрушили его исконные традиции, прервали процесс формирования русского национального самосознания.
Материал к книге собран богатейший, из многих источников. И подан читателю с четко обозначенных авторских позиций, а они насквозь идеологизированы.Что делать, Солженицын ведь уже давно не художник, не писатель в привычном смысле слова. Он — яростный борец за идею, учитель, проповедник. Какие-то защищаемые им тезисы защищенно защищаемые многие, какие-то защищаемые им тезисы защищенные многие, какие-то защищаемые им тезисы, будут отвергнуты или поставлены под сомнение. Как выразился один московский журналист, взявшись за откровенно болезненную тему, Александр Исаевич ступил на минное поле.
Как евреи русских
угнетали

Говоря об Октябрьском перевороте, Солженицын, само собой разумеется, снова, в который уже раз, перечисляет еврейские фамилии в ряде большевиков.Нет, он не обвиняет эту группу революционеров в замысле самого восстания 25 октября 1917 года, хотя хорошо известно, что руководил восставшими Лев Троцкий. Главная вина — на Ленине, в чьих жилах текла и русская, и чувашская, и калмыцкая, и еврейская, и немецкая кровь. Такое признание — шаг в сторону от той позиции, какой автор нового труда занимал раньше. Вспомним, что он писал лет 20 назад: в Ленине превалировало еврейское начало, все его окружение носило выразительные имена и задумывало революцию исключительно в угнетенного еврейского империи населения.Теперь писатель передумал. И на том спасибо.
Но вот начинается повествование о 20-х и 30-х годах прошлого столетия, и Солженицын, как ни старается сохранить объективность, верность фактам, тем не менее отказывается и от привычной тенденциозности. Правда, выражена она весьма замысловато. В книге отмечается: революционные сдвиги уничтожили «черту оседлости», большие массы евреев покинули прежние места обитания, двинулись на восток, в центральные города России. Правила элиту российской империи большевики либо уничтожили, либо втоптали в грязь, молодые, энергичные, быстро схватывающие веяния времени пришельцы с западных окраин пришлись ко двору новым властителям.В руководящих кругах советов, армии, промышленности, карательных органов оказалось, действительно, немало евреев. Это факт, и с ним не поспоришь. Люди это были разные — порядочные и не очень, толковые и туповатые. Попадались и отпетые негодяи — авантюристы, уголовные вроде знаменитого одесского Мишки-Япончика, недоучившиеся ешиботники. С детских лет помню, как взрослые распевали шутливую песенку про какого-то Мотла, сапожника из местечка, который, уезжая в Москву, обещал: «Он станет, зогт эр-махт эр, комиссаром и будет заседать в Кремле».
Еврейские молодые люди, и это тоже верно автором книги, повалили в институты и университеты, куда их прежде не принимали. Ими из новойрядно пополнился слой технической и творческой интеллигенции, многие заняли в индустрии, а также в других сферах командных должностей. Солженицын уверяет, что зла на них не держит — нация талантливая, чуткая ко всему новому. Конечно, она верой и правдой старалась служить ненавистному советскому строю, это понять можно. Обиду в массах вызывало другое: евреи-начальники всячески поддерживали «своих» ущерб представителям коренного народа.Соплеменников приближали к государственным кормушкам, устраивали престижные должности, прощали провалы. Даже в тюрьмах и лагерях жестокие начальники. Русских же отодвигали в сторону, обзывали «деревенщиной», да еще обвиняли в великорусском шовинизме. Так в народные массы закладывались зерна антисемитизма.
Солженицын приводит несколько фактов такого рода. И подчеркивает, что сам он с великим одобрением относится к готовности евреев в любых условиях поддержать «братьев по крови», вот, мол, и нам бы, русским, брать с них пример.Похвала эта все-таки сильно походит на упрек. К тому же обобщение выглядит весьма сомнительно. Были, наверняка были случаи, случаи, подобные тем, что приводит автор. Известно, что советские начальники-евреи, наоборот, особенно круто расправлялись именно с соплеменниками. Примеров тому множеству. Близких родственников предавали во имя карьеры и собственной безопасности, чего уж там говорить о каких-то соплеменниках.
Можно понять и отчасти даже разделить сетование Солженицына по поводу данного избирательности Запада в отношении происходившего в Советском Союзе.Вот за евреев, пишет он, то и дело вступились, а разорения и гибели миллионов раскулаченных большевиков русских крестьян как бы не замечали. И ранее, в гражданскую войну, достаточных усилий Запад, не приложил, чтобы помочь белым против красных и решительно раздавить дьявольщину большевизма, пока она не окрепла. Такие же претензии предъявлены дореволюционной российской элите: не выдержали, сдались, разбежались.
Нельзя не заметить стараний автора соблюсти баланс в ряду важных явлений прошлого. Говоря о радостном энтузиазме, с каким встретила революцию часть еврейского населения, он не забывает о другой части — может быть, даже большей, — не принявшей принципы большевизма. Некоторым из них удалось покинуть страну, и в эмиграции, уверяет Солженицын, они вели себя, добропорядочней, чем русские.

Покайтесь
и прощены будете

Несет ли та или иная нация полную меру ответственности за грехи и злодеяния отдельных ее представителей? Ответ зависит от конкретных обстоятельств.А для Солженицына он прост: несет! Русские — за Ленина сотоварищи, евреи — за Троцкого, Зиновьева и прочих, грузины, следовательно, — за Сталина, немцы — за Гитлера и т. д. Покайтесь, и всем вам будет дано великодушное прощение, а сердцу — облегчение.
Призыв к перманентному покаянию очень характерен для русского православия и в устах одного из его видных идеологов звучит вполне натурально. Вместе с тем в явственно видны обрядовость, условность, отрешение от современной реальности. История уже дала свою оценку и Ленину, и Сталину, и Гитлеру, и Муссолини, и многим другим, им подобным. И если в разных концах мира находятся люди их группы, готовьтесь продолжить дело, покаяниями зла не пресечешь. А в еврейской среде, насколько известно, последователей Троцкого-Зиновьева-Каменева пока, слава Богу, вообще не наблюдается.
Солженицын упорно настаивает на своем: покайтесь! И не только за грехи соплеменников-большевиков. Греховны, по его убеждениям, и те евреи, которые добились определенных личных успехов при советской власти. Они, дескать, своими талантами и трудом укрепляли жестокий режим.Называются десятки известных имен. В один позорный поставлены академики Иоффе и Гольдман, композиторы Дунаевский, Блантер, братья Покрасс, писатели Эренбург и Кассиль, кинорежиссеры Ромм, Юткевич, Донской и многие, многие другие, внесшие немалый вклад в развитие русской советской культуры. Их недюжинные таланты не отрицаются, но как-то теряют значение под напором двух обвинений: эти люди отошли от своих еврейских корней и восславляли советский режим. Словом, продали большевикам свое первородство за чечевичную похлебку.
Оба этих обвинения, вместе и порознь, нередко звучат в те же адреса и евреев, бывших советских граждан. Мы это и сами не раз слышали, а из текста книги можем почерпнуть дополнительные цитаты. Что ж, кто сам безгрешен, пусть мажет черной краской имена незаурядных современников. Только много ли таких безгрешных найдется? Работая на советском заводе, в научной лаборатории, за письменным столом, мы так или иначе трудились не только во имя своих собственных интересов, но и во славу той страны, где жили.Все или почти все. Даже члены Еврейского антифашистского комитета, затем расстрелянные Сталиным. И безвинные жертвы «дела врачей», томившиеся в застенках. Но вправе ли, например, нынешний израильтянин Давид Маркиш, на которого Солженицын тоже ссылается, бросать обвинения другим, если он в свое время старательно сочинял киносценарии о советских героях пограничниках и разведчиках?
Не стоило бы забывать и того, что уже в конце 50-х — начале 60-х годов многие российские евреи оказались в первых рядах борцов за гражданские права. Отказники, диссиденты, авторы и распространители «самиздата» самоотверженно пробивали бреши в, казалось бы, несокрушимых стенах режима. Это с воодушевлением признает Солженицын. Больше того, утверждает, что именно евреи в очередной раз стали катализатором прогрессивных процессов, изо дня в день нараставших в России. По его словам, как только он осознал, что «евреи отложились от коммунизма», сразу понял: конец большевизма близок.
Мы — люди многоопытные, тертые калачи, и потому не будем чрезмерно обольщаться и преисполняться гордыней на сей счет.Лукавые, соблазнительные лозунги большевистской революции не могли жить вечно. Дурацкий эксперимент, затеянный большевиками на одной шестой части земного шара, должен был провалиться и без еврейского участия. Возможно, мы только помогли ускорить этот процесс.

Была без радости
любовь …

Еврей-интернационалист, мечтающий об исключении пресловутого «пятого пункта» в паспортах, Солженицыну малосимпатичен. Такой еврей, по его убеждению, не стремится разжечь свой духовный очаг, а норовит погреться у чужого огня, слиться с коренной нацией. Это, как правило, не очень-то получается — уж слишком велика разница в ментальности. В результате зарождается и растет цепь взаимных претензий и обид. Чем усерднее старания интернационалистов, тем хуже итог. Как утверждает Солженицын, до революции в России было намного меньше антисемитизма, чем после. Далее следуют рассуждения глобальные.
На протяжении всего мира с лишним тысячелетий евреи скитались по, страдали от притеснений, однако уцелели не растворились полностью в чуждой среде. И вот настал знаменательный день — на политический карте мира появился Израиль, обетованная страна.В истории древнего народа начался новый период. До 1948 года сердобольным людям всей планеты оставалось только жалеть живших рядом бесправных евреев. Потом жалели лишь тех, кто не мог вырваться на родину праотцев из-за «железного занавеса», их не выпускали. Наконец, в 70-х годах ценой неимоверных усилий первые группы эмигрантов ринулись из Советского Союза. Постепенно поток эмигрантов возрастал, а еще позже лился уже свободно.
Прошу обратить внимание на то, как оценил этот процесс автор двухтомника «Двести лет вместе».Он в восторге «от начала великого переселения евреев за пределы СССР — к счастью для всех и к чести для евреев». Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали. Не знаю, со вкусом ли, но простенько. Настолько простенько, что целый ряд важнейших обстоятельств, судьбоносных функций эмиграции исчезают из поля зрения, их словно и не существует вовсе.
Радость Солженицына по поводу массового оттока евреев из России сами евреи и омрачили. Они опять повели себя не так, как следовало.Многие не пожелали перебираться к родному очагу. И очень этим расстроили имени автора. По данным, приведенным в книге, в 1971-м и 1972 годах от 85 до 100 процентов эмигрантов из СССР в государство Израиль, в 75-76-м годлах — только половина, а вующие годы — еще меньше. Основной поток двинулся в другие страны, снова к чужакам — в Америку, Германию, Австралию, Австрию.
В глазах любого принципиального националиста — неважно, какого он роду-племени, — вектора движения, избранного самого российского евреев, выглядит, по меньшей мере, абсурдом. Ведь снова придется осваивать чужой язык, отнюдь не иврит и не идиш, погружаться в иную культуру, следовать и привилегиям. Извечной хитростью попахивает: будут иметь две родины — ту, где проживают, и Израиль.
Почему же только две, Александр Исаевич? Их может быть и три — многие эмигранты и Россию считают родиной.
Тут, в заключительных главах второго тома, у Александра Исаевича проявились остаточные черты исконной российской идеологии. Нет, не яростный антисемитизм, вопрос об этом оставим в стороне.Речь идет о традиционной русской соборности, пренебрегающей личными интересами, индивидуальной свободой, стремлениями к собственному выбору. Это Запад, а не Россию веками занимала проблема взаимосвязей личности, общества, государства и религии. Пониманию многих русских националистов она до сих пор чужда.
Вместе с тем Солженицына искренне печалит, что в эмигрантской среде то и дело раздаются выкрики, полные ненависти к России и к русским. Нас такие выкрики, по-моему, не красят, но и недоумение Солженицына не может не удивлять. За что? — растерянно вопрошает он, не умея или не желая самостоятельно поискать ответ на свой вопрос. Идеологические шоры изрядно застилают глаза, мешают разобраться в реальности. А страсть к обобщению позволяет увидеть лес, но не дает возможности разобраться, какие там растут деревья.
Солженицын силен, во-первых, «отложились от коммунизма» и во-вторых, усиленного национального самосознания. В действительности гораздо больше и разброс их гораздо шире.Люди-то разные. Кого-то в дополнение ко всему прочему обуревало желание воссоединиться с родственниками, кого-то — завести свое дело, полнее раскрыть природные способности, улучшить свое благосостояние, а то и просто пожить в других краях. Потому и выбирали из весьма скромного числа наиболее подходящий для себя и семьи. Перспектива продолжать жить в рассеянии, «в галуте», мало кого пугала. Привыкли, не впервой. За 2000 лет и не к такому можно было привыкнуть. Упреков это все-таки не заслуживает.
В эмиграцию пустела публикация разноликая, одни сох в себе привязанность к России, другие сберегли скопившуюся ненависть и к России, и ко всему прошлому. А многих погнал с родины унаследованный от предков страх. Сотни тысяч евреев, как известно, покинули Россию, когда власть коммунистов уже рассыпалась в прах. В стране воцарились разброд и шатания, стремительно переходившие в самый настоящий беспредел. Советским евреям было отлично известно, что такое государственный антисемитизм. Но помнили они и об ужасающих периода безвластия, когда обезумевшие толпы впадали в «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».В гражданскую войну белые, красные, зеленые, абсолютно бесцветные с одинаковым рвением учиняли кровавую резню еврейского населения. Никакие строжайшие запреты Махно, Петлюры, белых генералов или реввоенсоветов их не останавливали. В начале 90-х годов были все основания опасаться точно такого же разворота событий.
Странно, что это упускает из виду Солженицын, сетуя на законную настороженность эмигрантской среды в отношении русских. Впрочем, для полемики с ним найдется немало других поводов.История долгого проживания двух народов достаточно сложна, многокрасочна и разноречива. Да она по существу еще и не кончилась, давние связи не так-то просто рвутся. Двухтомным трудом Александра Солженицына тема не исчерпывается.

Александр Исаевич Солженицын: биография и интересные факты

В одном из интервью Александр Исаевич Солженицын сказал: «Всегда помните, что в мире есть такие вещи, как добро и зло».Его непоколебимая вера в том, что ему судьбой предназначено сыграть свою роль в борьбе за него, сделали жизнь Солженицына одной из знаковых в ХХ веке и прославили на весь мир. Его вкладчика в эту борьбу, вкладчика и свидетеля, неоценим. Статья посвящена биографии Солженицина.

Идентификация как первый шаг борьбы со злом

Первый шаг в сопротивлении злу — его идентификация. О нацистских лагерях смерти миру рассказал в своих автобиографических книгах итальянец Примо Леви. О сталинских исправительно-трудовых лагерях миру поведал Александр Солженицын. Зло сталинизма идентичным злу нацизма.

«Один день из жизни Ивана Денисовича» был напечатан в ноябрьском номере журнала 1962 года «Новый мир». Никита Хрущев разрешил публикацию романа, надеясь, что это поможет ему укрепиться во власти.

Журнал разошелся тиражом более миллиона экземпляров. Александр Солженицын стал литературной сенсацией. Его роман был самым первым о сталинских трудовых лагерях, появившимся в официальной прессе.

Популярность после первой публикации

Для советских людей публикация «Одного дня из жизни Ивана Денисовича» во время краткой хрущевской оттепели в 1962 году словно открыла шлюз воспоминаний. Описания жизни заключенных ГУЛАГа мало отличались от жизни узников Освенцима: пытки, голод, обморожение, убийственный труд, отчаянная борьба за то, чтобы прожить еще один день.

Для того, чтобы написать такие пронзительные книги — после «Ивана Денисовича» появились «В круге первом», «Раковый корпус» и «Архипелаг ГУЛАГ» — Александру Исаевичу Солженицыну пришлось это все пережить.

Чтобы слово «ГУЛАГ» стало частью русского языка, потребовался великий писатель, который по прихоти судьбы был великим свидетелем.

Популярность писателя продолжалась недолго. Чем более откровенными становились его произведения, тем хуже встречала их критика.

Детство

Если говорить кратко, биография Солженицына (подробная, описанная в «Википедии»), до 1945 года мало отличается от биографии всех, родившихся в начале XX века в России.

Исаакий Семенович Солженицын, терский казак, первым в роду окончил гимназию и учился в Московском университете.На фронт Первой мировой войны Исаакий ушел добровольцем.

Таисия Захаровна Щербак, украинка, дочь богатого землевладельца, училась в сельско-хозяйственной академии. Встретились и поженились молодые люди в Москве. В августе 1917 года Исаакий погиб. Сын родился через полгода в Кисловодске, в 1918 году.

С 1924 года Солженицыны жили в Ростове-на-Дону. Таисия была очень религиозной, так же воспитывала сына. Этим он отличался от одноклассников в школе, его дразнили за ношение крестика и отказ вступить в пионеры.

Юношеские годы

С 1936 года Солженицын — студент физико-математического факультета Ростовского университета. Член ВЛКСМ. Было ли это его осознанным желанием для дальнейшей учебы, неизвестно.

Литературой и историей увлекся еще в школе, в старших классах начал писать. В 1937 году начал работать над романом о революции 1917 года. Изучал самостоятельно марксизм. Литература занимала большую часть его времени, но учился он отлично, получал сталинскую стипендию.Однако ни одна из его ранних работ не была опубликована.

С 1939 года Александр Солженицын — студент заочного отделения Московского института философии, литературы и истории.

Идет война народная …

В 1941 году Солженицын окончил университет. Началась Великая Отечественная война.

Александра призвали в армию только в октябре, он был «ограниченно годным» и получил назначение ездовым в гужевой батальон. Проще говоря, извозчиком. Подвозил на телеге с лошадью боеприпасы на передовую, вывозил раненых.И добивался назначения на передовую.

Так началась новая и страшная страница в биографии Солженицына Александра Исаевича: ему было 22 года, он уходил на фронт, но домой ему вернуться было суждено только через пятнадцать лет.

В апреле 1942 года гола он добился перевода в артиллерию. Полои обучения, и в ноябре новспеченный лейтенант становится командиром инструментальной разведывательной батареи.

Звучит непонятно. Артиллеристы батареи занимались определением координат расположения дальнобойной артиллерии по звуку канонады и корректировали огонь советской артиллерии при обстреле вражеских батарей.

На передовой Александр Солженицын служил до 1945 года. Он был награжден орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны 2-й степени.

Недремлющее око СМЕРШа

Вопреки всем распоряжениям командования, Солженицын вел на фронте дневник. И в письмах в тыл позволял себе критические замечания в адрес правительства и Сталина. Несмотря на военную цензуру, которая читала все письма. Деятельность военной цензуры на фронте не была тайной и даже предавалась огласке.Возникает вопрос: почему?

Возможно, сказывалась эйфория в связи с приближением победы над фашизмом. Может быть, на фронте все воспринималось иначе и казалось, что возврат к довоенным репрессиям невозможен. Или после трех лет жизни, которая могла оборваться в любой момент, чувство страха атрофируется?

Арест

3 февраля 1945 года Александр Исаевич Солженицын был арестован контрразведкой СМЕРШ, доставлен из Пруссии на Лубянку. Следствие продолжалось несколько месяцев.Его лишили звания и наград, уничтожили дневники и приговорили к восьми годам заключения в исправительно-трудовых лагерях.

Реального преступления, конечно, не было. Сталинский репрессивный аппарат отправил в тюрьму миллионы невинных мужчин и женщин, и судьба капитана Солженицына не была исключением. Основанием для осуждения послужила неуважительная фраза о Сталине, употребленная в письме к другу.

В книге «Архипелаг ГУЛАГ» писатель своей рассказал о том периоде в биографии.Солженицын написал книгу, которая основана на личном опыте и воспоминаниях еще 257 узников системы.

ИТЛ и «шарашки»

Целью исправительно-трудового лагеря было перевоспитание «инструментов народа» и формирование у них правильного отношения к социалистическому строительству.

У сталинского режима связи с мобилизационным путем развития страны, требующим большого количества дешевой рабочей силы, была собственная воспитания концепция строителей коммунизма.

Сталин считал, что принудительный труд был ключом к исправлению человека.Истоки этой системы принудительного труда как одной из этих высших форм воспитания нового сталинисты использовали в трудах Маркса и Энгельса.

Энгельс писал, что человек формируется не нравственной идеей и мышлением, а жизненными обстоятельствами и трудом. Маркс утверждал, что единственным средством исправления является не уединение и нравственные страдания или раскаяние, а производительный труд.

Заставить заключенного трудиться каждый день, иногда по четырнадцать часов — это был «гуманный» способ исправления методов народа.Обычные, куда включены малоквалифицированные люди, где заключенные работали на добыче полезных ископаемых, строительство дорог и каналов, лесоповале и т.п. Условия труда и содержания там были воистину адские, редко кто мог выдержать весь срок заключения.

Существовали и так называемые «шарашки»: закрытые научно-исследовательские профильные институты, куда этапировали высокообразованных «средств народа». Именно в таких «шарашках» «врагами народа» создавался ядерно-космический щит СССР.Условия там были приемлемые. Несмотря на репрессии и ограничения, сталинский режим не был готов терять ценные кадры.

До 1950 года Александр Солженицын отбывал срок в подмосковных «шарашках», выполненный по специальности математиком. После конфликта с руководством лагеря был переведен в Экибастузский спецлагерь, где был освобожден до освобождения в 1953 году. После чего был в ссылке, тоже в Казахстане. В Россию вернулся только в 1957 году.

Александр Исаевич Солженицын, биография и творчество

Солженицын на собственном опыте испытал, что чувствует человек, у которого украли свободу.Поэтому она стала для него высшей жизненной ценностью.

После освобождения и реабилитации в 1957 году Александр Исаевич писал о свободе и говорил о ней, как об одной из самых важных человеческих битв. Его произведения, основанные на большей части на личном опыте, прямые и мрачные, часто сдобрены изрядной порцией горького сарказма.

Александр Исаевич много писал об исправительно-трудовых лагерях в СССР. Писал усердно, всесторонне, глубоко, в тайне от всех, потому что даже во времена хрущевской оттепели публикации таких книг несла в себе огромные риски.

Александр Солженицын утверждал, что от сталинских репрессий в Советском Союзе пострадали не меньше людей, чем от гитлеровского нашествия. После Второй мировой войны нацисты были арестованы и осуждены за преступления Нюрнбергским трибуналом. Но советские люди не хотели знать о прошлых грехах своего правительства.

Писатель и диссидент

Мнения об Александре Исаевиче Солженицыне в России до сих пор колеблются от полного одобрения до активного неприятия.

По своему диапазону они больше напоминают политического деятеля, а не писателя.Александра Исаевича хвалят за мужество, с которым он описывал советский репрессивный аппарат. И что, что публикацией своих произведений на западе он способствовал формированию негативного восприятия советский людей в мире.

Многим он казался обозленным. Возможно, Александр Исаевич имеет на это право. Он любил Россию, но коммунизм уничтожал ее народ.

После освобождения из тюрьмы Солженицын писал. Писал много, в основном в стол. В начале 1960-х, кроме «Одного дня из жизни Ивана Денисовича», были опубликованы только его четыре рассказа.В 1969 году Солженицына исключили из Союза писателей СССР.

В тех же 1963-1969 годах на западе в переводе было опубликовано несколько работ Александра Солженицына. Некоторые публикации происходили без его согласия.

Нобелевская премия

В 1970 году Солженицын был удостоен Нобелевской программы по литературе. И писатель, и советское руководство считали это политическим актом. В биографии Солженицына, по национальности русского, это решение Нобелевского комитета сыграло роковую роль.

Публикация книги «Архипелаг ГУЛАГ» и Нобелевская премия инициировали организованное осуждение и травлю писателя в Советском Союзе. По сути Александр Исаевич Солженицын документировал в своих произведениях только одну, самую страшную главу советской истории. Он не осуждал страну в целом. Тем не менее в 1974 году писатель был арестован, обвинен в государственной измене, лишен советского гражданства и депортирован из Советского Союза во Франкфурт.

Началась новая жизнь и новая страница биографии Александра Солженицына.

Краткая биография: жизнь на западе

Какое-то время Солженицы жили в Цюрихе. В 1976 году семья переехала в Вермонт. Все восемнадцать лет в США писатель провел в сельской глуши. Там он завершил свое эпическое «Красное колесо», написал несколько более коротких произведений.

В 1990 году Александру Исаевичу Солженицыну вернули советское гражданство. После распада Советского Союза семья Солженицыных вернулась на родину в 1994 году.

В 2008 году Александр Исаевич умер от сердечной недостаточности.

Запрещенные и не издаваемые с 1969 года в Советском Союзе труды Нобелевского лауреата Александра Солженицына советские люди до конца 80-х читали в самиздате. Рисковали и те, кто перепечатывал эти книги на пишущих машинках, и распространители, и читатели. Рисковали тюремным заключением и клеймом предателя Родины.

Только во время перестройки эти произведения появились легально на прилавках книжных магазинов и начали печататься в литературных журналах. Итак, вы познакомились с биографией Солженицина и наверняка знакомы с его творчеством.

Солженицын Александр Исаакиевич — биография писателя, личная жизнь, фото, портреты, книги

Александр Солженицын писал о себе: «Страшно подумать, что б я стал за писателя (а стал бы), если б меня не посадили». Он провел в лагерях восемь лет, получил Нобелевскую премию по литературе, первым из советских писателей заговорил о репрессиях советской власти и правдиво рассказал читателям о ГУЛАГе. В СССР произведения Солженицына запрещены, а сейчас они входят в школьную программу.

Раннее детство Солженицына

Александр Солженицын в детстве. 1925. Фотография: bbc.com

Дом, где родился Александр Солженицын. Кисловодск, Ставропольский край. Фотография: solzhenitsyn.ru

Таисия Щербак (мать писателя). Фотография: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын родился в Кисловодске 11 декабря 1918 года. Его отца к тому времени уже не было в живых: за несколько месяцев до сына он погиб на охоте. Мальчик знал его только по фотокарточкам и рассказам матери, Таисии Щербак.Когда началась Первая мировая война, Исаакий Солженицын бросил университет и ушел добровольцем на фронт. С женой он познакомился во время короткого отпуска в Москве: Таисия Щербак тогда училась на сельскохозяйственных женских курсах княгини Голицыной. С началом работы прекращтились, и она вернулась к родителям в село Кубанское (современный город Новокубанск).

Вскоре после рождения Александра Солженицына в село пришли большевики, установилась советская власть — и у семьи отобрали все имущество.Таисия Солженицына с ребенком переехала в Ростов-на-Дону и устроилась стенографисткой. Она знала английский и французский язык, но на высокооплачиваемую работу дочь кулака не брали.

Три офицерских ордена с Первой мировой войны, которые в мое детство считались опасным криминалом, мы с мамой, помню, закапывали в землю, опасаясь обыска. Она вырастила меня в невероятно тяжелых условиях. … Все время снимали в каких-то гнилых избушках у частников, за большую плату, а когда и получили комнату, то это была часть перестроенной конюшни.

В 1926 году Александр Солженицын пошел в школу. Он рано начал читать Льва Толстого: уже в 10 лет он познакомился с «Войной и миром». Мальчик мечтал стать писателем, сочинял приключенческие рассказы и даже из своих произведений две рукописные газеты.

Математик с душой писателя

Александр Солженицын на втором курсе физмата Ростовского университета. Декабрь 1937. Фотография: vverh-dm.ru

Окончание университета. Слева направо: Наталья Решетовская, Николай Виткевич, Кирилл Симонян, Лидия Ежерец, Александр Солженицын.31 мая 1941 года. Фотография: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын и Наталья Решетовская. Апрель 1940. Фотография: litrossia.ru

В 1936 году Александр Солженицын окончил школу с золотым медалью, и его приняли в Ростовский государственный университет без вступительных испытаний. Он подал документы на физико-математический факультет. «Саня учился на математика не столько по назначению, сколько потому, что на физмате были исключительно образованные и очень интересные преподаватели.Занимался Саня много, учился не за страх, а за совесть. И всему Саня подходил очень организованно — заниматься так заниматься, учить других так учить », — вспоминал Эмилий Мазин, однокурсник и друг Солженицына.

Одним из преподавателей был математик Дмитрий Мордухай-Болтовской, который стал прообразом Дмитрия Горяинова-Шаховского в романе «В круге первом». Мордухай-Болтовской был почетным членом Сорбоннского университета и Нью-Йоркской Академии наук, но в СССР лишился всех званий из-за дворянского происхождения.

Чтобы заработать, студент Солженицын разгружал вагоны, а на старших курсах занимался репетиторством. Во время учебы в университете он не перестал заниматься литературой: стал редактором факультетской газеты, вступил в литкружок, создал свои первые произведения — «Ласточка», «Девятнадцать», «Эварист Галуа». «Был восемнадцатилетний Саня юнцом восторженным, весь светился правдоискательством, сочинялные поэмы в подражание« Мцыри », — вспоминал о Солженицыне писатель Борис Изюмский.В это же время молодой литератор задумал эпопею о революции и событиях Первой мировой войны. В 1937 году он изучил архивы и создал набросок романа «Август Четырнадцатого».

Летом 1939 года Солженицын подал документы на заочное искусствоведческое отделение в Московском институте философии, литературы и истории (МИФЛИ). Вскоре он перевелся на факультет русской литературы, продолжая учиться и в РГУ.

В университете Александр Солженицын познакомился со своей будущей женой — Натальей Решетовской.Они поженились на четвертом курсе, втайне от родных. Писатель вспоминал: «Здесь больная черта моей биографии. Я с мамой был дружен, всегда охотно помогал ей, по всем очередям бросался, ничего не требовал для себя, ни подарков, ни игрушек. Но, начиная со старших классов, стал отдаляться от мамы, стал самостоятельно строить свою жизнь. Совершенно несчастная была моя привязанность к Наташе Решетовской, мама ее явно недолюбливала, но из деликатности мне ничего не говорила, не пыталась влиять на меня, не лезла в душу, а я пользовался этим — живу как хочу ».

В июне 1941 года Солженицын с отличием окончил РГУ и досрочно сдав последний экзамен, уехал в Москву на сессию второго курса МИФЛИ.

Из героя войны — в антисоветчика

Слева направо: комбат Александр Солженицын и командир артиллерийского разведдивизиона Евгений Пшеченко. Февраль 1943. Фотография: colta.ru

Николай Виткевич и Александр Солженицын (справа). Май 1943. Село Тюрино, Астраханская область. Фотография: solzhenitsyn.ru

Старший лейтенант Александр Солженицын в блиндаже.Февраль 1944. Фотография: syg.ma

Александр Солженицын приехал в Москву 22 июня 1941 года и тогда же услышал речь министра иностранных дел Вячеслава Молотова: началась война. Солженицын хотел идти прямо в московский военкомат, но у него не было с собой военного билета. Пришлось возвращаться за ним в Ростов-на-Дону. Правда, Солженицына все равно не призвали из-за проблем со здоровьем. Вместо этого его с женой отправили в небольшой город Морозовск в Ростовской области — преподавать математику в местной школе.Писатель не сдавался: он снова и снова приходил в военкомат, чтобы попасть на фронт. В сентябре 1941 года он написал стихотворение:

Опостылели мне безопасность и тыл,
Книги душу свою потеряли.
И теперь даже вид тех страниц мне постыл,
Что от пламени мысли дрожали.

Разве время теперь, чтоб талантом своим,
Самой жизнью своей дорожить?
Если Ленина Русь будет отдана им,
Для чего мне останется жить?

Солженицын добился своего: 18 октября 1941 года его мобилизовали и зачислили рядовым в гужевой транспортный батальон.Подразделение находилось в тылу, там Солженицын ухаживал за лошадьми. В марте 1942 года его отправили на Артиллерийские курсы усовершенствования командного состава, позже он закончил офицерскую школу в Костроме и получил звание лейтенанта.

В декабре 1942 года Солженицына назначили командиром двух звуковой разведки в Саранске: ему нужно было применить выстрелы, а затем точные координаты артиллерии. За первый час битвы советские войска подавили 17 батарей, пять из них — благодаря координатам, которые засек Солженицын.За это его наградили орденом Отечественной войны II степени.

В 1943 году Александр Солженицын встретился на фронте со своим другом Николаем Виткевичем. Они начали переписываться и обсуждать проблемы. Цензуры они не опасались — считали, что карается только разглашение военной тайны. Постепенно друзья стали критиковать власть, писали, что Сталин «извращает» идеи Ленина. В январе 1944 года Солженицын и Виткевич снова встретились и составили «Резолюцию №1», в которой писали о послевоенном терроре и вызовли сопротивляться режиму.За этот документ 9 февраля 1945 года Солженицына арестовали и лишили звания. Во время обыска у него нашли «Резолюцию» и фронтовые дневники, в которых он записывал истории сослуживцев. Через десять дней писателя доставили в Москву, на Лубянку. Его обвинили в антисоветской пропаганде и контрреволюционной деятельности. Допросы продолжались до мая 1945 года. Солженицын вину признал. «Это ничего, что я в тюрьме. Меня, видимо, не расстреляют. Зато я стану тут умней. Я многое пойму здесь, Небо! Я еще исправлю свои ошибки — не перед ними — перед тобою, Небо! Я здесь их понял — и я исправлю! » — писал он позже в романе «Архипелаг ГУЛАГ».В июле 1945 года его приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылки после освобождения.

Стройки и секретные предприятия: Солженицын в трудовых лагерях

Александр Солженицын в «Марфино». Декабрь 1948. Фотография: solzhenitsyn.ru

Барак, в котором жили заключенные в ГУЛАГе. Фотография: belinkaluga.ru

Александр Солженицын в каторжном лагере. 1953. Экибастуз, Республика Казахстан. Фотография: belinkaluga.ru

Пять лет Александр Солженицын провел в лагерях под Москвой.Сначала его отправили в пункт Новый Иерусалим, где он работал на глиняном карьере, затем перевели в строительный лагерь на Калужской заставе.

До ареста я тут многого не понимал. Неосмысленно тянул я в литературу, плохо зная, зачем это мне и зачем литературе. Изнывал лишь от того, что трудно, мол, свежие темы находить для рассказов. Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили.

Солженицын участвовал в лагерных кружках самодеятельности и даже хотел присоединиться к музыкальному ансамблю, который гастролировал по тюрьмам. По воспоминаниям об артистах этого коллектива он написал пьесу «Республика труда».

Весной 1946 года из фронтовой части Солженицыну прислали положительную характеристику. В то же время появился слух, что Лаврентий Берия распорядился переводить заключенных с высшим образованием на особые засекреченные предприятия. Солженицын на свой страх и риск дописал в лагерной карточке специальность «ядерный физик». Вскоре его вызвали на допрос. Обман раскрылся, но Солженицыну помогло математическое образование: его направили радиотехником в Рыбинск, на авиационное предприятие, где работали осужденные инженеры.Комната на шестерых, горячая еда, 800 граммов хлеба и 40 граммов сахара в день — по меркам ГУЛАГа Солженицын попал в неплохие условия. Время от времени его переводили на другие предприятия. Дольше всего писатель проработал на спецобъекте в Марфино, где его назначили библиотекарем.

В 1947 году в Марфино привезли двух заключенных: философа Дмитрия Панина и литературоведа Льва Копелева. Они стали друзьями Солженицына и прообразами главных героев его романа «В круге первом». В этом же году писатель начал работать над поэмой «Дороженька» и повестью «Люби революцию».Хранить тексты было нельзя: автор запоминал их, а затем сжигал листы.

В лагере пришлось мне стихи заучивать наизусть — многие тысячи строк. Для того я придумывал четки с метрической системой, а на пересылках наламывал спичек обломками и передвигал. Под конец лагерного срока, поверивши в силу памяти, я стал писать и заучивать диалоги в прозе, маненько — и сплошную прозу. Память вбирала! Шло. Но больше и больше уходило времени на ежемесячное повторение всего заученного — уже неделя в месяц.

Весной 1948 года на спецобъект в Марфино отправили Николая Виткевича, переписка с которым стала причиной ареста Солженицына. Прежняя дружба возобновилась. В том же году жена писателя Наталья Решетовская попросила развод: она устраивалась на работу в химическую лабораторию МГУ, и с осужденным мужем у нее было мало шансов получить эту должность.

Из Марфино Солженицына отправили в Казахстан, где назначили каменщиком в лагере для политзаключенных. Там у писателя появилась идея — в подробностях описать, как проходит день осужденного, «тот самый день, из которого складываются годы» .

Снова начинаю такую ​​жизнь, какая была у меня пять лет назад. Очень многое со мной сходно с тем, что было тогда в Новом Иерусалиме; но огромная разница в том, что на этот раз я ко всему был приготовлен, стал спокойнее, выдержаннее, значительно менее требователен к жизни. Помню, например, как я тогда судорожно, торопливо и с кучей ошибок пытался устроиться поинтеллигентнее, получше. А сейчас все это мне как-то не кажется важным, да и надоело, признаться. Палец о палец ничего подобного не предпринял.Пусть идет все как оно идет. Я стал верить в судьбу…

Солженицын продолжал сочинять стихи. В начале 1950-х годов он создал произведения «Отсюда не возвращаются», «Отречение», «С верхней полки столыпинского вагона», «Каменщик», «Хлебные четки». Все тексты он по-прежнему запоминал наизусть. Срок заключения писателя кончился 9 февраля 1953 года.

Смерть Сталина, реабилитация и переезд в Рязань

Александр Солженицын за рабочим столом. 1955. Поселок Коктерек, Жамбылская область, Республика Казахстан.Фотография: colta.ru

Учитель Александр Солженицын ведет в степь учеников на занятия по геодезии. 1955. Поселок Коктерек, Жамбылская область, Республика Казахстан. Фотография: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын перед отъездом в Рязань. 1957. Фотография: litrossia.ru

Согласно приговору после восьми лет лагерей Солженицына ждала вечная ссылка. Его отправили в поселок Коктерек на юге Казахстана. «Поют ишаки! Поют верблюды! И все поет во мне: свободен! свободен! » — писал в он в романе «Архипелаг ГУЛАГ».Писателя привезли на место 4 марта, и первую ночь он провел под открытым небом. На следующий день он узнал о смерти Сталина. Через месяц Солженицына приняли учителем математики и физики в местную школу.

На протяжении 1955 года писатель работал над романом «В круге первом». Тогда же он купил фотоаппарат для съемки рукописей: в случае обыска негативы было бы легче спрятать, чем кипы бумаг. Солженицын вспоминал: «Важнейший всего и был объем вещи — не творческий объем в авторских листах, а объем в кубических сантиметрах.Тут выручали меня еще неиспорченные глаза и от природы мелкий, как луковые семена, почерк; бумага тонкая, если удавалось привезти ее из Москвы; полное уничтожение всех набросков, планов и промежуточных редакций; теснейшая… двусторонняя перепечатка; а по окончанию перепечатки — сожжение и главный беловика рукописи ».

На XX съезде КПСС 1956 года Хрущев выступил с докладом, в котором осудил культ личности Сталина. Ссылки для политзаключенных отменили, их дела стали массово пересматривать.Сеницын получил справку об освобождении и право уехать из Казахстана. «Я ехал окунуться в самую душу средней России» , — вспоминал писатель. 20 августа 1956 года он уехал в поселок Мезиновский Владимирской области, где нашел работу в школе. Солженицын поселился в соседней от школы деревне, в избе Матрены Захаровой. Ей он посвятил рассказ «Матренин двор».

Постепенно у Солженицына наладились отношения с Натальей Решетовской: в 1957 году они снова поженились, и в конце учебного года писатель переехал к жене в Рязань.Там он преподавал физику в школе, работал на полставке, чтобы оставалось время для творчества. Весной 1958 года писатель задумал собрать все воспоминания и истории о жизни в лагерях в единое произведение — «Архипелаг ГУЛАГ».

В мае 1959 года Александр Солженицын начал работу над произведением «Один день Ивана Денисовича». Он написал повесть всего за 40 дней, осенью того же года завершил рассказ «Матренин двор». Однако публиковать произведения он все еще не решался.

Выход из тени: «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ»

Александр Солженицын в дни опубликования «Ивана Денисовича» в «Новом мире». Ноябрь 1962. Фотография: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын с Натальей Светловой. 1968. Фотография: belinkaluga.ru

Писатель, главный редактор журнала «Новый мир» Александр Твардовский. Февраль 1964. Фотография: solzhenitsyn.ru

В 1961 году Солженицын передал в редакцию журнала «Новый мир» рукопись «Одного дня Ивана Денисовича».

Сам я в «Новый мир» не пошел: просто ноги не тянулись, не предвидя успеха. Мне было 43 года, и достаточно я уже колотился на свете, чтобы идти в редакцию начинающим мальчиком.Мой тюремный друг Лев Копелев взялся передать рукопись. Хотя шесть авторских листов, но это было совсем тонко — ведь с двух сторон, без полей и строгая к строке. Я отдал — и охватило меня волнение, только молодой славолюбивого автора, а старого огрызчивого лагерника, имевшего неосторожность дать на себя след.

Редактор «Нового мира» Александр Твардовский восторженно принял повесть и пригласил Солженицына в московскую редакцию. Договор на публикацию рассказа оформили по высшей ставке — один лишь аванс был равенством учительской зарплате за два года.Почти год Твардовский добивался разрешения на печать. Он собрал отзывы авторитетных писателей — Самуила Маршака, Константина Симонова, Корнея Чуковского, попал на личный прием к Никите Хрущеву. Генеральный секретарь дал добро, решив, что «повесть написана с партийных позиций» . В ноябре 1962 года «Один день Ивана Денисовича» вышел в 11-м номере журнала «Новый мир».

Произведение сразу стало популярным не только в Советском Союзе, но и за его пределами. Солженицына читали в Лондоне, Нью-Йорк.Его приняли в Союз писателей и выдвинули на Ленинскую премию. Тогда Солженицын решил отдать в другие печать рассказы: «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка». Твардовский опубликовал их в «Новом мире» через несколько месяцев.

Когда Хрущев покинул пост генерального секретаря ЦК КПСС, отношение к Александру Солженицыну снова изменилось. Его произведения негласно запретили издавать. Благодаря Твардовскому удалось напечатать только рассказ «Захар-Калита». Однако после публикации Союза писателей СССР принудил редактора «Нового мира» уволиться. «Есть много способов убить поэта. Твардовского убили тем, что отняли «Новый мир» , — писал об этом Солженицын.

В 1966 году он закончил роман «Раковый корпус». Публикацию всячески оттягивали: просили переписать острые моменты, отказывают в печати. Солженицын даже написал письмо Брежневу: «Я прошу вас снять преграды с печатания моей повести« Раковый корпус », книги моих рассказов, с постановки моих пьес …» Ответа не последовало. Тогда писатель копии произведений своим знакомым, и его напечатали в самиздате.

Солженицыну требовались помощники, чтобы перепечатывать тексты. Друзья познакомили его с Натальей Светловой. Вскоре они полюбили друг друга, и ради Светловой Солженицын второй раз развелся с женой.

Не решусь сказать, у русского писателя была рядом такая сотруженица и столь тонкий чуткий критик и советник. Сам я в жизни не встречал человека с таким ярким редактором талантом, как моя жена, незаменимо послание мне в моем замкнутом уединении, когда не встречался хватить одной авторской головы и примелькавшегося восприятия.

Солженицын продолжал работать над «Архипелагом ГУЛАГ». Произведение о репрессиях в СССР было основано на воспоминаниях и письмах 227 заключенных, а также личном опыте автора. Когда работа завершилась, один экземпляр он переправил за границу через Александра Андреева — внука писателя Леонида Андреева. Он вспоминал: «И вот я получаю инструкции. Мы сели в его «москвич» и поехали по Москве… Он сказал: «Посмотри под сиденье», — сказал он: «Посмотри под сиденье». ».Там лежали две банки из-под икры, побольше и поменьше. В них, переснятый на 35-миллиметровую пленку, и хранился «Архипелаг» .

Нобелевская премия, эмиграция и возвращение в Россию

Газетная травля января-февраля 1974. Изображение: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын на церемонии вручения Нобелевской премии. 10 декабря 1974. Стокгольм, Швеция. Фотография: solzhenitsyn.ru

Александр Солженицын с сыновьями. 29 марта 1974 года. Цюрих, Швейцария. Фотография: colta.ru

В 1970 году Александру Солженицыну присудили Нобелевскую премию «за нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы» . На церемонию номинант не приехал: опасался, что его не пустят обратно в СССР. Он слушал радиотрансляцию на даче своего друга — виолончелиста Мстислава Ростроповича.

Зимой 1970 года Солженицын закончил роман «Августа Четырнадцатого». Рукопись тайно передали в Париж Никите Струве, основные издательства «ИМКА-пресс». В 1973 году сотрудники КГБ арестовали помощницу Солженицына — Елизавету Воронянскую.На допросе она рассказала, где хранится одна из рукописей «Архипелага ГУЛАГ». Писателю грозил арест. Опас, что все копии уничтожат, он решил срочно публиковать произведение за границей.

Печать «Архипелага ГУЛАГ» вызвала большой резонанс: в январе 1974 года Политбюро ЦК КПСС состоялось отдельное заседание, на котором обсуждали меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына. В феврале писателя лишили гражданства «за действия, порочащие звание гражданина СССР» и выслали из страны.Сначала он жил в ФРГ, перебрался в Швецию, а вскоре решил переехать в американский штат Вермонт. Там писатель занялся публицистикой, основал «Русский общественный фонд помощи заключенным и их семьям».

… 4/5 ото всех моих гонораров отдать на общественные нужды, только пятую часть оставить для семьи. В разгар травли я объявил публично, что гонорары «Архипелага» все отдаю в пользу зэков. Доход от «Архипелага» не считаю своим — он принадлежит самой России, прежде всех — политзэкам, нашему брату.Так вот — и пора, не откладывать! Помощь нужна не когда-то там — но как можно быстрей.

Отношение к писателю в СССР смягчилось с начала перестройки. В 1989 году впервые опубликовали главу из «Архипелага ГУЛАГ», а через год Солженицыну вернули советское гражданство и наградили его Литературной премией РСФСР. Он от нее отказался, заявив: «в нашей стране болезнь ГУЛАГа и сегодня не преодолена — ни юридически, ни морально. Эта книга — о страданиях миллионов, и я не могу собирать на ней почет ».Осенью 1993 года Солженицын и его жена совершили «прощальную поездку» по Европе, а затем вернулись в Россию.

Последние годы жизни Солженицын провел на подмосковной даче, которую ему подарил президент России Борис Ельцин. В июле 2001 года писатель опубликовал книгу о русско-еврейских отношениях «Двести лет вместе». В 2007 году Солженицыну присудили государственную премию «За выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности». 3 августа 2008 года писатель скончался, не дожив нескольких месяцев до своего 90-летия.

Интересные факты об Александре Солженицыне

Александр Солженицын за работу в библиотеке Стэнфордского университета. 1976. Стэнфорд, Калифорния, США. Фотография: solzhenitsyn.ru

Возвращение на родину. Встреча Александра Солженицына во Владивостоке. 27 мая 1994. Фотография: solzhenitsyn.ru

Обложка издания «Одного дня Ивана Денисовича» в «Роман-газете». 1963. Фотография: solzhenitsyn.ru

1. Отчество Солженицына — не Исаевич, как указать везде, а Исаакиевич.Когда будущий писатель получал паспорт, в конторе допустили ошибку.

2. Во время ссылки в Казахстане Солженицын подружился с семьей врача Николая Зубова, который научил его делать ящики с двойным дном. С тех пор писатель стал бумажные копии своих произведений, а не только заучивать их наизусть.

3. Журнал «Новый мир», в котором была опубликована повесть «Один день Ивана Денисовича», раскупили за несколько часов. В 1963 году произведение вышло в издании «Роман-газета» тиражом в 750 тысяч копий.

4. Чтобы переименовать Большую Коммунистическую улицу в Москве в честь Солженицына, депутатам пришлось изменить закон: до этого запрещалось называть улицу в честь людей, умерли менее десяти лет назад.

Александр Солженицын — Александр Солженицын

Русский писатель и историк

Александр Исаевич Солженицын (11 декабря 1918 — 3 августа 2008) — русский писатель, философ, историк, новеллист и политический заключенный. Солженицын был откровенным критиком Советского Союза и коммунизма и помог привлечь внимание мировой общественности к системе исправно-трудовых лагерей ГУЛАГа.

После службы в Красной Армии во время Второй мировой войны он был приговорен к восьми годам исправительно-трудового лагеря, а к внутренней ссылке за критику Иосифа Сталина в частном письме. Ему разрешили опубликовать в Советском Союзе только одно произведение — роман « Один день из жизни Ивана Денисовича» (1962). Хотя реформы, проведенные Никитой Хрущевым, освободили его из ссылок в 1956 году, опубликовали « Онкологическая палата» (1968), август 1914 г. (1971) и «Архипелаг ГУЛАГ» (1973) разозлили власти Советского Союза, Солженицын лишился советского гражданства в 1974 году его доставили самолет в Западную Германию, а в 1976 году он переехал с семьей в США, где продолжал писать. В 1990 году, не долго до распада Советского Союза, его гражданство было восстановлено, а через год он вернулся в Россию, где оставался до своей смерти в 2008 году.

Его была присуждена Нобелевская премия по литературе 1970 года «за этическую силу, с которой он продолжал неотъемлемые традиции русской литературы». Его «Архипелаг ГУЛАГ» был очень влиятельной работой, которая «стала прямым вызовом советскому государству» и была продана десятками миллионов копий.

биография

Ранние года

Солженицын родился в Кисловодске, РСФСР (ныне Ставропольский край, Россия). Его мать Таисия Захаровна (урожденная Щербак) была украинкой, а отец русского происхождения. Ее отец, начавший скромный рост, стал богатым помещиком, приобретя большое имение на Кубани в северных предгорьях Кавказа. Во время Первой мировой войны Таисия уехала учиться в Москву. В то время как она познакомилась и вышла замуж Исаакий Семенович Солженицын, молодой офицер в армии Российской Империи из казачьего происхождения и собрата уроженца кавказского региона. Семейное прошлое его родителей ярко проявляется в первом главех августа 1914 года года и в более поздних романах « Красное колесо» .

В 1918 году Таисия забеременела Александром. 15 июня, вскоре после подтверждения ее беременности, Исаакий погиб в результате несчастного случая на охоте. Александра воспитывала овдовевшая мать и тетя в скромных условиях. Его ранние годы совпали с гражданской войной в России. К 1930 году семейная собственность была превращена в колхоз.Позже Солженицын вспоминал, что его мать боролась за выживание и что им приходилось держать в секрете происхождение его отца в старой императорской армии. Его образованная (которая больше не выходила замуж) нагла его литературные и научные знания и воспитывала его в русской православной вере; она умерла в 1944 году.

Еще в 1936 году Солженицын начал модель персонажей и концепций запланированного эпического произведения о Первой мировой войне и русской революции.В конечном итоге это привело к роману « Август 1914 года» ; некоторые главы, которые он написал тогда, сохранились до наших дней. Солженицын изучал математику и физику в Ростовском государственном университете. В то же время он посещал специальные курсы Московского философского института, литературы и истории, которые в то время были сильно идеологическими по охвату. Как он сам дает понять, он не подвергал сомнению государственную идеологию или превосходство Советского Союза, пока не провел время в лагерях.

Вторая Мировая Война

Во время войны Солженицын служил командиром звуковой батареи в Красной Армии участвовал в боевых действиях на фронте и дважды был награжден наградами. Он был награжден Орденом Красной Звезды 8 июля 1944 года за озвучивание двух немецких артиллерийских батарей и наведение по ним контрбатарейного огня, что привело к их уничтожению.

Ряд сочинений, опубликованных в конце его жизни, в том числе ранний незавершенный роман « Любите революцию!» , запишите его военный опыт и растущие сомнения в моральных устоях советского режима.

Во время службы артиллерийским офицером Восточной Пруссии Солженицын стал свидетелем преступлений советских военнослужащих против местного немецкого гражданского населения. О зверствах Солженицын писал: «Вы очень хорошо знаете, что мы приехали в Германию, чтобы отомстить» за зверства нацистов, совершенные в Советском Союзе. У мирных жителей и стариков отняли их скудное имущество, а женщин и девочек изнасиловали. Несколько лет спустя в исправительно-трудовом лагере он выучил наизусть стихотворение под названием «Прусские ночи» о женщине, изнасилованной до смерти в Восточной Пруссии.В этом стихотворении, описывающем групповое изнасилование польской женщины, солдаты Красной Армии ошибочно приняли за немку, рассказчик от лица первого комментирует события сарказмом и Объявлено на ответственность официальных советских писателей, таких как Илья Эренбург.

В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын писал: «Ничто так не способствует пробуждению в нас всеведения, как настойчивые мысли о собственных проступках, заблуждениях, ошибках. После тяжелых циклов таких размышлений на протяжении многих лет, когда я упоминаю бессердечие, наши высокопоставленные бюрократы, жестокость, я вспоминаю себя в погонах моего капитана и передовой марш моей батареи через Восточную Пруссию, охваченный огнем, и я говорю: «Так что, мы были лучше? » »

Лишение свободы

В феврале 1945 года во время службы в Восточной Пруссии Солженицын был арестован СМЕРШ за то, что написал унизительные комментарии в частных письмах другу Николаю Виткевичу о ведении войны Иосифом Сталиным, которого он называл «Хозяином» («хозяином»). ) и «Балабос» (перевод на идиш с иврита baal ha-bayit для «хозяина дома»). Он также вел новой переговоры с тем же другом о необходимости организации, которая заменила бы советский режим.

Его обвинили в антисоветской пропаганде по пункту 10 статьи 58 Уголовного кодекса СССР и «создание враждебной организации» по пункту 11. Солженицын был доставлен в Лубянскую тюрьму в Москве, где его допросили. 9 мая 1945 года было объявлено, что Германия капитулировала, и вся Москва разразилась торжествами с фейерверками и прожекторами, освещающими небо, в честь Великой Отечественной войны.Из своей камеры на Лубянке Солженицын вспоминал: «Над мордой нашего окна, и из всех остальных камер Лубянки, и из всех окон московских тюрем мы тоже, бывшие военнопленные и бывшие фронтовики. солдаты смотрели на московское небо, украшенное фейерверками и пересеченным лучами прожекторов. В наших камерах не было ни ликования, ни объятий, ни поцелуев для нас. Эта победа была не нашей ». 7 июля 1945 года он был заочно приговорен особым советом НКВД к восьми годам заключения в исправительно-особым лагере. В то время это был обычный приговор за большинство преступлений по статье 58.

Первую часть наказания Солженицын отбывал нескольких трудовых лагерях; «средняя фаза», как он позже называл ее, была проведена в году (специальное научно-исследовательское учреждение, находящееся в ведении Министерства государственной безопасности), где он познакомился со Львом Копелевым, на котором он основал образ Льва Рубина в своей книге. The First Circle , опубликованная в самоцензурированной или «искаженной» версии на Западе в 1968 году (английский перевод полной версии был в конечном итоге опубликован Harper Perennial в октябре 2009 года).В 1950 году его отправили в «Особый лагерь» для политзаключенных. Во время заключения в лагере в городе Экибастуз в Казахстане работал шахтером, каменщиком, мастером литейного производства. Его переживания в Экибастузе легли в основу книги « Один день из жизни Ивана Денисовича» . Один из его товарищей по политическим заключенным, Ион Морару, вспоминает, что Солженицын некоторое время писал в Экибастузе. Там Солженицыну удалили опухоль. В то время его рак не был диагностирован.

В марте 1953 года, после того, как его предложение закончилось, Солженицын был отправлен в ссылку на жизнь в Бирлик, село в Байдибекском районе в Южном Казахстане. Его недиагностированный рак распространялся до тех пор, пока к концу года он не был близок к смерти. В 1954 году ему разрешили лечиться в Ташкентской больнице, где его опухоль пошла на ремиссию. Его переживания там легли в основу его романа « Раковый корпус», а также нашли отражение в рассказе «Правая рука».Именно в этом течение десятилетия заключения и ссылки Солженицын отказался от марксизма и развил философские и религиозные позиции более поздней жизни, постепенно становясь философскими настроенными православными христианами в результате своего опыта в лагерях. Он раскаивался в некоторых своих действиях в качестве капитана Красной Армии и в тюрьме сравнивал себя с преступниками ГУЛАГа. Его трансформация довольно подробно описана в четвертой части «Архипелага ГУЛАГ» («Душа и колючая проволока»). Повествовательная поэма «Тропа» (написанная без документов в тюрьме и лагерях в период с 1947 по 1952 год) и 28 стихотворений, написанных в тюрьме, исправительно-трудовом лагере и ссылке, а также важными данными для понимания интеллектуальной и духовной одиссеи Солженицына во время этого периода. период. Эти «ранние» произведения, в степени неизвестные на Западе, были впервые опубликованы на английском языке в 1999 году, а выдержки на английском языке — в 2006 году.

Браки и дети

7 апреля 1940 г., стал жениться в университете, Солженицынлся на Наталье Алексеевне Решетовской. У них было чуть больше года супружеской жизни, прежде чем он пошел в армию, а затем в ГУЛАГ. Они развелись в 1952 году, за год до его освобождения, потому что жены узников ГУЛАГа потеряли работу или вид на жительство. После окончания его внутренней ссылки они снова поженились в 1957 году и развелись второй раз в 1972 году.

В следующем году Солженицы женился на втором жене, Наталье Дмитриевне Светловой, математике, у которой был сын от недолгого предыдущего брака. У него и Светловой (1939 г.р.) было трое сыновей: Ермолай (1970 г.), Игнат (1972 г.) и Степан (1973 г.). Приемный сын Солженицына Дмитрий Турин умер 18 марта 1994 года в возрасте 32 лет в своем доме в Нью-Йорке.

После тюрьмы

После Тайной речи Хрущева в 1956 году Солженицын был освобожден из ссылок и реабилитирован. После возвращения из ссылок Солженицын, преподавая днем ​​в средней школе, проводил ночи, тайно занимаясь писательской деятельностью. В своей речи о вручении Нобелевской программы он написал, что «в течение всех лет до 1961 года я не только увижу ни одной своей напечатанной строчки за всю свою жизнь, но и почти не осмелился Радио кому-либо из моих. близких знакомых.читать все, что я написал, потому что боялся, что об этом станет известно ».

В 1960 году, в возрасте 42 лет, он обратился к Александру Твардовскому, поэту, главному редактору журнала « Новый мир », с рукописью « Один день из жизни Ивана Денисовича» . Он опубликован в отредактированном виде в 1962 году с явным одобрением Никиты Хрущева, который защищал его в президиуме Политбюро на слушаниях по вопросу о том, разрешать ли его публикацию, и добавил: «В каждом из вас есть сталинист, есть даже сталинист. во мне. Мы должны искоренить это зло ». Книга быстро разошлась и сразу стала хитом. В 1960-х годах, когда он, как известно, писал « Раковые палаты» , он одновременно писал «Архипелаг ГУЛАГ» . Во время правления Хрущева в школах Советского Союза изучали « Один день из жизни Ивана Денисовича» , а также еще три коротких произведений Солженицына, в том числе его рассказ «Дом Матрены», опубликованный в 1963 году. Это будут последние его произведения.произведения издавались в Советском Союзе до 1990 г.

«Один день из жизни Ивана Денисовича» привлекательное внимание Запада к советской системе тюремного труда. Он произвел такую ​​же сенсацию в Советском Союзе, как и на Западе — не только своим поразительным реализмом и откровенностью, но и потому, что это было первое крупное произведение советской литературы с 1920-х годов на политически окрашенную тему, написанное А. беспартийный, действительно человек, побывавший в Сибири за «клеветническую речь» о вождях, и тем не менее ее публикация была официально разрешена. В этом смысле публикация повести Солженицына была почти неслыханным случаем свободного, безудержного обсуждения политики в литературе. Большинство советских читателей это понимали, но после того, как Хрущев был отстранен от власти в 1964 году, время для таких грубых разоблачительных работ подошло к концу.

Поздние годы в Советском Союзе

Каждый раз, когда мы говорим о Солженицыне как враге советского режима, это просто совпадает с некоторыми важными [основными] событиями, и мы откладываем решение.

Андрей Кириленко, член Политбюро.

Солженицын предпринял безуспешную попытку с помощью Твардовского легально опубликовать в Советском Союзе свой роман « Раковый корпус» . Для этого требовалось одобрение Союза писателей. В итоге было отказано в публикации, если только ее не нужно было отредактировать и очистить от подозрительных заявлений и антисоветских инсинуаций.

После смещения Хрущева в 1964 году культурный климат снова стал более репрессивным. Публикация произведений Солженицына быстро прекратилась; как писатель он перестал быть личностью, и к 1965 году КГБ изъял некоторые из его бумаг, в том числе рукопись « В круге первом» . Тем временем Солженицын продолжал работать самым известным из своих произведений — «Архипелагом ГУЛАГ» . Постепенно он понял, что это был признанный писатель.

После того, как КГБ конфисковало материалы Солженицына в Москве, в 1965–67 подготовительные проекты «Архипелага ГУЛАГ» были превращены в законченную машинопись, скрытую в домах его друзей в Эстонской Советской Социалистической Организации. Александр Солженицын подружился с Арнольдом Суси, юристом и бывшим министром образования Эстонии в тюремной камере Лубянке. После завершения подлинный рукописный сценарий Солженицына был спрятан от КГБ в Эстонии в дочерью Арнольда Суси Хели Суси до распада Советского Союза.

В 1969 году Солженицын был исключен из Союза писателей. В 1970 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе. В то время он не мог получить премию лично в Стокгольме, так как боялся, что его не пустят обратно в Советский Союз. Вместо этого ему было предложено получить приз на специальной церемонии в посольстве в Москве. Шведское правительство отказалось принять это решение, потому что такая церемония и последующее освещение в СМИ могли расстроить Советский Союз и нанести шведско-советским отношениям.Вместо этого Солженицын получил свою премию на церемонии в 1974 году после того, как его выслали из Советского Союза.

«Архипелаг ГУЛАГ» составлялся с 1958 по 1967 год. Это был трехтомный труд из семи частей, посвященный советской системе лагерей для военнопленных. Книга на основе опыте Солженицына и показаниях 256 бывших заключенных, а также на собственном исследовании Солженицына по истории российской пенитенциарной системы. В нем приводятся подробные описанные процедуры допроса, транспортировка заключенных, культура военнопленных, восстания и восстания заключенных, а также практика внутренней ссылки.По словам историка ГУЛАГа Анны Эпплбаум, богатый и разнообразный авторский голос «Архипелага ГУЛАГ» , уникальное сочетание личных сведений, философского анализа и исторических исследований, а также безжалостное обвинение коммунистической идеологии сделали его одной из самых влиятельных книг в истории человечества. 20 век. «Архипелаг ГУЛАГ » продано более тридцати миллионов копий на тридцати пяти языках.

8 августа 1971 года КГБ якобы попытался убить Солженицы с использованием неизвестного химического агента (скорее всего, рицина) экспериментальным методом доставки на основе геля.После этой попытки он серьезно заболел, но выжил.

Хотя «Архипелаг ГУЛАГ» не опубликован в Советском Союзе, он подвергался резкой критике со стороны контролируемой партией советской прессы. В редакционной статье « Правды» 14 января 1974 г. Солженицын обвинялся в поддержке «гитлеровцев» и «оправдании преступлений власовцев и бандеровских банд». Согласно редакционной статье, Солженицын «задыхался от патологической ненависти к стране, в которой он родился и вырос, к социалистической системе и к советским людям».

В этот период его приютил виолончелист Мстислав Ростропович, который пострадал за поддержку Солженицына, вынужден покинуть страну.

Изгнание из Советского Союза

При обсуждении вариантов обращения с Солженицыными членами Политбюро рассматривает его арест и тюремное заключение, а также его высылку в капиталистическую страну, готовую принять его. Под руководством главы КГБ Юрия Андропова и после заявления канцлера в Германии Вилли Брандта о том, что Солженицын может свободно жить и работать в Германии, было решено депортировать писателя прямо в эту страну.

На Западе

12 февраля 1974 года Солженицын был арестован и на следующий день депортирован из Советского Союза во Франкфурте, Западная Германия, и лишен советского гражданства. КГБ нашло рукопись первой части «Архипелага ГУЛАГ» . Военному атташе США Уильяму Одому удалось тайно вывезти значительную часть архива Солженицына, в том числе членский билет автора в Союз писателей и его военные свидетельства о Второй мировой войне. Солженицы отдал должное роли Одома в своих мемуарах « Невидимые союзники» (1995).

В объявлении Германии Солженицын в доме Генриха Бёл жилля в Лангенброхе [де]. Затем он переехал в Цюрих, Швейцария, прежде чем Стэнфордский университет пригласил его остаться в Штатах, чтобы «облегчить вам работу и связать вас и вашу семью». Он останавливался в башне Гувера, входящей в состав Гуверовского института, до переезда в Кавендиш, штат Вермонт, в 1976 году. В 1978 году он получил почетную литературную степень Гарвардского университета, 8 июня 1978 года он выступил с приветственной речью, осуждая, среди прочего, вещи, пресса, бездуховность и традиционные ценности и антропоцентризм западного.

19 сентября 1974 года Юрий Андропов одобрил крупномасштабную операцию по дискредитации Солженицына и его семьи и прекратил его связи с советскими диссидентами. План был одобрен Владимиром Крючковым, Филиппом Бобковым и Григоренко (начальниками Первого, Второго и Пятого управлений КГБ). В операции участвовали резиденции в Женеве, Лондоне, Париже, Риме и других городах Европы. Среди других активных мер, по крайней мере, три агента стали переводчиками и секретарями Солженицына (один из них перевел стихотворение « Прусские ночи» ), информируя КГБ обо всех контактах Солженицына.

КГБ также спонсировал серию враждебных книг о Солженицыне, в первую очередь «мемуары, опубликованные под его первой жены Натальи Решетовской, но, вероятно, в основном написанные Сервисом», по словам историка Кристофера Эндрю. Андропов также отдал созданный «атмосфера недоверия и подозрительности между Пауком и окружающими его людьми», подпитывая его слухами о том, что люди вокруг него были агентами КГБ, и обманывая его при каждой возможности. Среди прочего, он постоянно получал конверты с фотографиями автокатастроф, операций на головном мозге и другими тревожными изображениями.После преследований КГБ в Цюрихе Солженицын поселился в Кавендише, штат Вермонт, сократил общение с другими и окружил свою собственность забором из колючей проволоки. Его влияние и моральный авторитет на Западе уменьшились, поскольку он становился все более изолированным и критически относился к западному индивидуализму. Эксперты КГБ и КПСС в конце концов пришли к выводу, что он оттолкнул американских слушателей своими «реакционными взглядами и непримиримой критикой образа жизни США», поэтому никаких дальнейших активных действий не требуется.

В течение 17 лет Солженицын работал над своей театрализованной историей русской революции 1917 года «Красное колесо» . К 1992 году было завершено четыре раздела, а также он написал несколько более коротких работ.

Несмотря на то, что Солженицын прожил в США почти два десятилетия, он так и не научился свободно говорить по-английски. Однако он читал русскоязычную литературу с подросткового возраста, поддерживаемый матерью. Что еще более важно, ему не нравилась идея стать медиа-звездой и смягчить свои идеи или способы разговора.Предупреждения Солженицына об опасности коммунистической агрессии и об ослаблении моральных устоев Запада в целом были хорошо восприняты в западных консервативных кругах (например, сотрудники администрации Форда Дик Чейни и Дональд Рамсфельд от имени Солженицына выступали за то, чтобы он напрямую поговорил с президентом Джеральдом Фордом по этому поводу . советская угроза) до и вместе с ужесточением внешней политики, проводимой президентом США Рональдом Рейганом. В то же время либералы и секуляристы стали все более критически относиться к тому, что они воспринимают как его реакционное предпочтение русскому национализму и русской православной религии.

Солженицын также резко критиковал то, что он считал уродством и духовной бессодержательностью доминирующей поп-культуры современной Запада, включая телевидение и большую часть популярной музыки: «… человеческая душа жаждет вещей более высоких, теплых и чистых, чем те, которые область. сегодняшними массовыми жизненными привычками … телевизионным ступором и невыносимой музыкой ». Несмотря на свою критику «слабости» Запада, Солженицын всегда ясно давал понять, что одной из сильных сторонних западных обществ.В своей речи, произнесенной в Международной академии философии в Лихтенштейне 14 сентября 1993 года, Солженицын умолял Запад «не упускать из своих собственных ценностей, свою исторически уникальную стабильность гражданской жизни в условиях верховенства закона — стабильность, достигую тяжелым трудом. который дает независимость и пространство каждому гражданину «.

В серии писем, речей и интервью после своего возвращения в родную Россию в 1994 году Солженицын говорил о своем восхищении местным самоуправлением, свидетелем которого он был лично в Швейцарии и Новой Англии.Он «хвалил разумный и надежный процесс демократии, при котором местное население решает большинство своих проблем самостоятельно, не дожидаясь решений вышестоящих властей». Патриотизм Солженицына был направлен внутрь себя. Он призвал Россию «отказаться от всех безумных фантазий об иностранном завоевании и начать мирный долгий-долгий период восстановления», как он выразился в интервью Би-би-си в 1979 году журналисту Би-би-си Яниса Сапиеца, родившемуся в Латвии.

Вернуться в россию

Александр Солженицын выглядывает из поезда во Владивостоке, лето 1994 года, перед тем, как отправиться в путешествие по России.Солженицын вернулся в Россию после почти 20 лет в ссылке.

В 1990 году его советское гражданство было восстановлено, а в 1994 году он вернулся в Россию со своей женой Натальей, которая стала гражданкой США. Их сыновья остались в США (позже в Россию вернулся его старший сын Ермолай). С тех пор и до своей смерти он жил с женой на даче в Троице-Лыково на западе Москвы между дачами, которые когда-то занимали советские лидеры Михаил Суслов и Константин Черненко. Стойкий сторонник традиционной русской культуры, Солженицын выразил в постсоветской России в таких работах, как « Восстановление России» , создание сильной президентской, республики уравновешенной энергичными институтами местного самоуправления.Последнее останется его главной политической темой. Солженицын также опубликовал восемь рассказов, состоящих из двух частей, серию созерцательных «миниатюр» или стихотворений в прозе и литературные мемуары за годы его жизни на Западе «Зерно между жерновами» , переведенные и выпущенные в виде двух произведений Университетом Нотр-Дам под названием часть Инициативы Солженицына Института Кеннана. Первая, Между двумя жерновами, Книга 1: Очерки изгнания (1974-1978) , переведена Питером Константином и опубликована в октябре 2018 года, вторая, Книга 2: Изгнание в Америке (1978-1994), переведена Клэр Китсон и Мелани.Мура и опубликовано в октябре 2020 года.

Вернувшись в Россию, Солженицын вел телевизионную программу ток-шоу. В конечном итоге формат состоял в том, что Солженицын произносит 15-минутный монолог дважды в месяц; она была прекращена в 1995 году. Солженицын сторонником Владимира Путина, который сказал, что разделяет критический взгляд Солженицына на русскую революцию.

Все сыновья Солженицына стали гражданами США. Один из них, Игнат, — пианист и дирижер.Другой сын Солженицына, Ермолай, работает в московском офисе McKinsey & Company, консалтинговой фирмы по вопросам управления, где он является старшим партнером.

Смерть

Президент России Дмитрий Медведев многие российские общественные деятели присутствовали на похоронах Солженицына, 6 августа 2008 г.

Солженицын скончался от сердечной недостаточности под Москвой 3 августа 2008 года в возрасте 89 лет. Отпевание прошло в Донском монастыре в Москве 6 августа 2008 года.В тот же день его похоронили в монастыре в выбранном им месте. . Российские и мировые лидеры почтили память Солженицына после его смерти.

Взгляды на историю и политику

«Люди забыли Бога»

Что касается атеизма, Солженицын заявил:

Более полувека назад, когда я был еще ребенком, я вспоминаю, как несколько пожилых людей предлагали следующее объяснение великих бедствий, постигших Россию: «Люди забыли Бога; вот почему все это произошло ».С тех пор я провел почти 50 лет, над историей нашей революции; В процессе я прочитал сотни книг, собрал личных свидетельств и уже восемь томов в усилиях по расчистке завалов, оставленных этим потрясением. Но если бы меня сегодня попросили выразить как можно более кратко основную причину разрушительной революции, поглотившей около 60 миллионов наших людей, я бы не смог выразить это точнее, чем повторить: «Люди забыли Бога; вот почему все это случилось. »

О России и евреях

Офицер ОГПУ Нафтали Френкель, которого Солженицын назвал «турецким евреем, родившимся в Константинополе», как представляется, играет роль в организации работы в ГУЛАГе.Солженицын утверждал, что Френкель был «нервом Архипелага». В своем эссе 1974 года «Покаяние и ограничение в жизни» Солженицынал «русских язычников» и евреев взять на себя моральную ответственность за «ренегатов» сообществ, которые с энтузиазмом создали марксистско-ленинское полицейское государство после войны. Октябрьская революция. В 13 ноября 1985 года обзор Солженицына роман августа 1914 года в Нью — Йорк Таймс , еврейский американский историк Ричард Пайпс писал: «Каждая культура имеет свой собственный бренд.. Кровь. Он, конечно, не расист; вопрос в основе своей религиозный и культурный. Он имеет немного сходство с Федором Достоевским, который был ярым антисемитом, патриотом и ярым антисемитом. Солженицын, несомненно, находится во российской власти крайне правых. Революции, которые сделали евреи «.

В своей книге 1998 года « Россия в коллапсе» Солженицын подверглись критике одержимость российских крайне правых антисемитских и антимасонских теориями заговора.

Еврей, переживший Холокост, Эли Визель писал, что Солженицын был «слишком умным, слишком честным, слишком смелым, слишком великим писателем», чтобы быть антисемитом.

В 2001 году Солженицын опубликовал двухтомный труд по истории российско-еврейских отношений (« Двести лет вместе», 2001, 2002). Книга вызвала новые обвинения в антисемитизме. Сходство между « Двести лет вместе» и антисемитским эссе « Евреи в СССР и в будущей России », приписываемым Солженицыну, привело к выводу, что он стоит за антисемитскими отрывками.Сам Солженицын утверждал, что эссе состоит из рукописей, украденных у него, а затем обработанных сорок лет назад. По словам историка Семена Резника, текстологический анализ доказал авторство Солженицына.

О постсоветской России

В некоторых из своих более поздних политических работ, таких как « Восстановление России» (1990) и « Россия в коллапсе» (1998), Солженицын критиковал олигархические излишества новой российской демократии, одновременно выступая против любой ностальгии по советскому коммунизму.Он умеренный и самокритичный патриотизм (отличие от крайнего национализма), призывал к самоуправлению свободной России и выражал озабоченность судьбой 25 миллионов этнических русских в «ближнем зарубежье» бывшего Советского Союза.

Солженицын отказался принять высшую награду России — орден Святого Андрея в 1998 году. Позднее Солженицын сказал: «В 1998 году это была самая низкая точка страны, когда люди были в беде; … Ельцин издал указ, чтобы я был удостоен высшей государственной награды.Я ответил, что не могу получить Россию в такое тяжелое положение ». В интервью Джозефу Пирсу в 2003 году Солженицын сказал: «Мы выходим из коммунизма самым неудачным и неудобным способом. Было бы трудно метод выхода из коммунизма хуже, чем тот, по которому шли ».

В интервью журналу Der Spiegel 2007 года Солженицын выразил разочарование тем, что «слияние« советского »и« русского », против которого он так часто выступал в 1970-х годах, не исчезло ни на Западе, ни в бывших социалистических странах, ни в других странах.в бывших советских республиках ». Старшее политическое поколение в коммунистических странах не готово к покаянию, в то время как новое поколение с радостью высказывает недовольство и обвинения, нынешнюю Москва [как] удобная мишень. Они ведут себя так, будто героически освободились и ведут новую жизнь, а Москва осталась коммунистической. Это не менее я смею надеяться, что эта нездоровая фаза скоро закончится, что все народы, пережившие коммунизм, поймут, что коммунизм виноват в горьких страницах их истории ».

20 сентября 2000 года Солженицын встретился с новоизбранным президентом России Владимиром Путиным. В 2008 году Солженицын похвалил Путина, заявив, что Россия заново открывает для себя, что значит быть русским. Солженицын также похвалил России Дмитрия Медведева как «хорошего молодого человека», способ решать проблемы, с которыми сталкивается Россия.

Критика Запада

Оказавшись в США, Солженицын резко критиковал Запад. В своей вступительной речи в Гарвардском университете в 1978 году Солженицын сказал: «Но члены антивоенного движения США оказались причастными к предательству дальневосточных народов, геноциду и страданиям, которым сегодня подверглись там 30 миллионов человек.убежденные пацифисты слышат стоны оттуда? »

Солженицын критиковал союзников за то, что они не открыли новый фронт против нацистской Германии на западе ранее во время Второй мировой войны. Это привело к советскому господству и контролю над Восточной Восточной Европой. Солженицын утверждал, что западные демократии, по-видимому, малоятся о том, сколько погибло на Востоке, до тех пор, пока они быстро и безболезненно закончили войну на Западе. Выступая с приветственной речью в Гарвардском университете в 1978 году, он назвал Соединенные Штаты духовно слабыми и погрязшими в вульгарном материализме.Он сказал, что американцы, говоря по-русски через переводчика, страдают «упадком мужества» и «отсутствием мужества». По его словам, немногие готовы умереть за свои идеалы. Он осудил как правительство Соединенных Штатов, так и американское общество за их «поспешную» капитуляцию во Вьетнамской войне. Он раскритиковал музыку страны как невыносимую и атаковал ее свободную прессу, обвинив ее в нарушении конфиденциальности. Он сказал, что Запад ошибся, оценивая другие цивилизации своей собственной моделью.Обвиняя советское общество в отрицании справедливого правового обращения с людьми, он также обвинял Запад в том, что он слишкомнический: «Общество, основанное на букве закона и никогда не достигающее более высоких уровней, очень редко пользуется преимуществами высокого уровня человеческих возможностей». утверждал, что Запад ошибся, «отрицательный автономный характер [русской культуры] и поэтому никогда не понимал его».

Солженицын критически относился к расширению НАТО на восток к границам России.В 2006 году Солженицын обвинил НАТО в попытке взять под свой контроль Россию; он утверждал, что это было заметно из-за его «идеологической поддержки« цветных революций »и парадоксального навязывания Северной Атлантики Центральной Азии». В интервью журналу Der Spiegel в 2006 году заявлено: «Это было особенно болезненно в случае с Украиной, страной, близость которой к России определяется миллионами семейных уз между нашими народами, родственниками, живущими по разные стороны государственной границы.упал удар, эти семьи могут быть разорваны новой разделительной линией, границей военного блока ».

Солженицын раскритиковал вторжение в Ирак в 2003 году и обвинил США в «оккупации» Косово, Афганистана и Ирака.

Критика коммунизма

Памятник Александру Солженицыну в Москве

Солженицын подчеркивает более гнетущий характер советского тоталитарного режима в сравнении с Российской Империей в Дома Романовых.Он утверждал, что в Имперской России не практиковалась настоящая цензура в стиле советского Главли, что заключенных обычно не отправляли в трудовые лагеря, и что количество заключенных и заключенных составляет лишь одну десятитысячную от числа советских. Союз. Он отметил, что царская тайная полиция, или охранка, присутствовала только в трех сторонах города, а не в Российской императорской армии.

Памятная серебряная монета номиналом 2 рубля с изображением Александра Солженицына.

Незадолго до своего возвращения в Россию Солженицын произнес речь в Ле-Люк-сюр-Булонь в ознаменование 200-летия Вандейского восстания. Во время своего выступления Солженицын сравнил большевиков с партией якобинцев времен Французской революции. Он также сравнил вендейских повстанцев с русскими, украинскими и казачьими крестьянами, восставшими против большевиков, говоря, что они были безжалостно уничтожены революционным деспотизмом. Однако он заметил, что, хотя французское царство террора закончилось свержением якобинцев и казнью Максимилиана Робеспьера, его советский аналог продолжал ускоряться до хрущевской оттепели 1950-х годов.

По словам Солженицына, русские не были правящей нацией в Советском Союзе. Он считал, что вся традиционная культура всех этнических групп в равной степени угнеталась в пользу атеизма и марксизма-ленинизма. Русская культура подверглась даже большему подавлению, чем любая другая культура в Советском Союзе, поскольку режим боялся этнических восстаний среди русских христиан больше, чем среди любой другой национальности. Следовательно, утверждал Солженицын, русский национализм и православную церковь рассматривать не как угрозу со стороны Запада, а как союзников.

В эссе «Восстановление России», впервые опубликованном в 1990 году в « Комсомольской правде», Солженицынский Советский Союз независимость всем неславянским республикам, которые, как он утверждал, подрывают российский народ, и призвал к созданию года славянского государства. объединяя Россию, Украину, Беларусь и части Казахстана, которые он считал русифицированными.

Голодомор

30 июня 1975 года Солженицын выступил перед AFL — CIO в Вашингтоне, округ Колумбия, в котором он создал систему, созданную большевиками в 1917 году, вызвала десятки проблем в Советском Союзе.Он описал, как эта система была ответственна за Голодомор: «Это была система, которая в мирное время искусственно создавала голод, в результате чего на Украине в 1932 и 1933 годах погибло 6 миллионов человек». После этого он заяв, что «они погибли на самом краю Европы. А Европа этого даже не заметила. Мир этого даже не заметил — 6 миллионов человек! » Вопреки этому предыдущему утверждению, Солженицын 2 апреля 2008 года в « Известиях» высказал мнение, что голод 30-х годов на Украине ничем не отличался от российского голода 1921 года, поскольку оба были вызваны безжалостным ограблением крестьян со стороны большевистских хлебозаготовок.Он утверждал, что «провокационные крики о« геноциде »зародились в сознании украинских шовинистов десятилетия спустя, которые также яростно настроены против« москалей »». Писатель предупредил, что у заявления о геноциде есть шансы быть принятым Западом. из-за общего незнания Запада русской и украинской истории.

Русский национализм

Солженицын был ярым националистом, утверждал, что советская культура «подавляет» традиционную русскую и украинскую культуру, и призывал к созданию единого славянского государства, включающего Россию, Украину и Беларусь, и был ярым противником независимости Украины.Он также придерживался ряда панславянских и даже монархических взглядов. По словам Уильяма Харрисона, «его исторические произведения проникнуты стремлением к идеализированной царской эпохе, когда казалось бы, все было радужно. Он искал убежища в мечтательном прошлом, построено единое славянское государство (Российская империя). на ортодоксальных основах предоставили идеологическую альтернативу западному индивидуальному либерализму ».

Наследие

Центр Александра Солженицына в Вустере, штат Массачусетс, продвигает автора и ведет официальный русскоязычный сайт, посвященный ему.

В популярных СМИ

Солженицыну исполняется песня «Mother Russia» британской прогрессив-рок-группы Renaissance.

Философия Солженицы играет ключевую роль в фильме « Облачный атлас» 2012 года, где персонаж, ранее остававшийся в неведении и подчиненном, получил незаконное образование, и показано, что он читает и цитирует его работы.

Телевизионные документальные фильмы о Солженицыне

В октябре 1983 года французский литературный журналист Бернар Пиво дал часовое телеинтервью с Солженицыным в его сельском доме в Вермонте, США.Солженицын обсудил свое творчество, эволюцию своего языка и стиля, свою семью и свои взгляды на будущее — и заявил о своем желании вернуться в Россию при жизни, а не только для того, чтобы увидеть, как его книги в конечном итоге будут напечатаны там. Ранее в том же году Солженицын несколько раз брал интервью у двух британских журналистов, Бернарда Левина и Малькольма Маггериджа.

В 1998 году российский киноиссер Александр Сокуров снял четырехсерийный телевизионный документальный фильм « Беседы с Солженицыным» ( «Диалоги с Солженицыным» ).Документальный фильм, снятый в доме Солженицына, отражает его повседневную жизнь и его размышления о русской истории и литературе.

В декабре 2009 года, русский канал Россия К вещает французский телевизионный документальный фильм L’Histoire секретирует де l’Archipel его ГУЛАГ ( Тайная история Архипелага ГУЛАГА ) выступила Жан Crépu и Николя Милетичем и переведены на русский язык под Тайная история «Архипелага ГУЛАГ» (Тайная история «Архипелага ГУЛАГ»).Документальный фильм рассказывает о событиях, связанных с созданием и публикацией «Архипелага ГУЛАГ» .

Опубликованные работы и выступления

• Солженицын Александр Исаевич. Буря в горах .
• ——— (1962). Один день из жизни Ивана Денисовича (повесть).
• ——— (1963). Инцидент на станции Кречетовка (повесть).
• ——— (1963). Место Матрены (новелла).
• ——— (1963). На благо дела (новелла).
• ——— (1968). В круге первом (роман). Генри Карлайл, Ольга Карлайл (переводчики).
• ——— (1968). Раковый корпус (роман).
• ——— (1969). Девушка-любовь и невинность (спектакль). Также известен как «Заключенный и лагерная проститутка» или «Нежная лапка и пирог» .
• ——— (1970). «Лауреатская лекция» (читается письменно, а не как лекция). Нобелевская премия. Шведская академия. Проверено 19 марта 2019.
• ——— (1971). Август 1914 года (исторический роман). Начало истории рождения СССР. В центре внимания катастрофические потери в битве при Танненберге в августе 1914 г. и неумелость военного руководства. Другие работы с аналогичным названием следуют этой истории: см. «Красное колесо» (общее название).
• ——— (1973–1978). Архипелаг ГУЛАГ . Генри Карлайл, Ольга Карлайл (тр.). (3 тома), не мемуары, а история всего процесса создания и управления полицейским в Советском Союзе.
• ——— (1951). «Прусские ночи» (стихи) (опубликовано в 1974 г.). .
• ——— (10 декабря 1974 г.), Нобелевский банкет (выступление), мэрия, Стокгольм .
• ——— (1974). Письмо советским руководителям . Коллинз: Harvill Press. ISBN 978-0-06-013913-1 .
• ——— (1975). Дуб и теленок .
• ——— (1976). Ленина в Цюрихе . ; отдельная публикация глав о Владимире Ленине, ни одна из которых не публиковалась ранее, из «Красного колеса» . Первый из них был позже включен в выпуск 1984 года расширенного августа 1914 года (хотя он был написан одновременно с оригинальной версией романа), а остальные — в ноября 1916 года и марта 1917 года .
• ——— (1976). Предупреждение Западу (5 выступлений; 3 — американцам в 1975 г. и 2 — британцам в 1976 г.).
• ——— (8 июня 1978 г.). «Посвящение в Гарвард». Колумбия. Проверено 23 августа 2012 года. (Также здесь с видео)
• ——— (1980). Смертельная опасность: неправильные представления Советской России и угрозе Америки .
• ——— (1983). Плюралисты (политическая брошюра).
• ——— (1983b). Ноябрь 1916 года (роман). Красное колесо.
• ——— (1983c). Празднование Победы .
• ——— (1983d). Заключенные .
• ——— (10 мая 1983 г.). Безбожие, первый шаг к ГУЛАГу (адрес). Лондон: Премия Темплтона.
• ——— (1984). Август 1914 года (роман) (расширенное изд.).
• ——— (1990). Восстановление России .
• ——— (1990). Март 1917 г. .
• ——— (ок. 1991 г.). Апреля 1917 .
• ——— (1995). Русский вопрос .
• ——— (1997). Невидимые союзники . Основные книги. ISBN 978-1-887178-42-6 .
• ——— (1998). Россия в обвале [ Россия под лавиной ] (политический памфлет). Yahoo. Архивировано 28 августа 2009 года из оригинала (географические города).
• ——— (2003). Двести лет вместе . о русско-еврейских отношениях с 1772 г. вызвала неоднозначный общественный резонанс.
• ——— (2011). Абрикосовый джем: и другие истории . Кеннет Ланц, Стефан Солженицын (тр.). Беркли, Калифорния: Контрапункт.

Ноты

Рекомендации

Источники

• Эриксон, Эдвард Э. мл .; Климофф, Алексис (2008). Душа и колючая проволока: знакомство с Солженицыным . Книги ISI. ISBN 978-1-933859-57-6 .
• Эриксон, Эдвард Э. младший; Махони, Дэниел Дж, ред. (2009). Читатель Солженицына: новые и важные сочинения, 1947–2005 гг. .Книги ISI.
• Криза, Элиза (2014) Александр Солженицын: икона холодной войны, автор ГУЛАГа, русский националист? Исследование западного восприятия его литературных произведений, интерпретаций и политических идей . Штутгарт: Ibidem Press. ISBN 978-3-8382-0589-2
• Муди, Кристофер (1973). Солженицын . Эдинбург: Оливер и Бойд. ISBN 978-0-05-002600-7 .
• Скаммелл, Майкл (1986). Солженицын: Биография . Лондон: Паладин. ISBN 978-0-586-08538-7 .
• Томас, DM (1998). Александр Солженицын: Век в его жизни . Нью-Йорк: Издательство Св. Мартина. ISBN 978-0-312-18036-2 .

дальнейшее чтение

Биографии

• Бург, Дэвид; Фейфер, Джордж (1972). Солженицын: Биография . Нью-Йорк: Stein & Day.
• Глотцер, Владимир; Чуковская, Елена (1998). Слово пробивает себе дорогу: Сборник статей и документов об А. И. Солженицыне (Слово пробивает себе дорогу: Сборник статей и документов об А. И. Солженицыне), 1962–1974 [ Слово находит свой путь: Сборник статей и документов по А. И. Солженицыну ]. Москва: Русский путь.
• Коротков А.В .; Мельчин, С.А.; Степанов, А.С. (1994). Кремлевский самосуд: Секретные документы Политбюро о писателе А.Солженицыне (Кремлевский самосуд: Секретные документы Политбюро о писателе А. Солженицына) [ Кремлевский самосуд: Секретные документы Политбюро писателя Александра Солженицына ]. Москва: Родина.
• ———; Мельчин, С.А.; Степанов, А.С. (1995). Скаммелл, Майкл (ред.). Файлы Солженицына . Кэтрин А. Фицпатрик (тр.). Чикаго: издание q.
• Лабедз, Леопольд, изд. (1973). Солженицын: Документальная запись .Блумингтон: Университет Индианы.
• Ледовских, Николай (2003). Возвращение в Матренин дом, или Один день ‘Александра Исаевича (Возвращение в Матренин дом, или Один день Александра Исаевича) [ Возвращение в Матренин дом, или Один день »Александра Солженицына ] (на русском языке). Рязань: Поверенный.
• Островский Александр (2004). Солженицын: прощание с мифом (Солженицын: Прощание с мифом) — М .: «Яуза», Пресском.ISBN 978-5-98083-023-6
• Пирс, Джозеф (2001). Солженицын: Душа в изгнании . Гранд-Рапидс, Мичиган: Бейкер Букс.
• Решетовская Наталья Алексеевна (1975). В споре со временем [ В споре со временем ] (на русском). Москва: Агентство печати Новости.
• ——— (1975). Саня: Мой муж Александр Солженицын . Елена Ивановна пер. Индианаполис: Боббс-Меррилл.

Справочные работы

• Аскольдов Сергей Алексеевич; Струве Петр Бернгардович; и другие. (1918). Из глубины: Сборник статей о русской революции (Из глубины: Сборник статей о русской Революции) [ Из глубины: Сборник статей о русской революции ] (на русском языке). Москва: Русская мысль.
• ———; Струве, Петр Бернгардович (1986). Woehrlin, Уильям Ф (ред.). Де Профундис [ Из глубин ].Уильям Ф. Вурлин (тр.). Ирвин, Калифорния: С. Шлакс, мл.
• Баркер, Фрэнсис (1977). Солженицын: политика и форма . Нью-Йорк: Холмс и Мейер.
• Бердяев Николай А; Булгаков, С.Н. Гершензон, Миссури; и другие. (1909). Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции (Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции) [ Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции ] (на русском языке).Москва: Кушнерев.
• ———; Булгаков, С.Н. Гершензон, Миссури; и другие. (1977). Шрагин, Борис; Тодд, Альберт (ред.). Ориентиры: Сборник очерков о русской интеллигенции . Мариан Шварц, перевод. Нью-Йорк: Карц Ховард.
• Блум, Гарольд, изд. (2001). Александр Солженицын, Современные критические взгляды . Филадельфия: Челси Хаус.
• Браун, Эдвард Дж (1982), «Солженицын и лагерная эпопея», Русская литература после революции , Кембридж, Массачусетс: Гарвардский университет, стр.251–91. .
• Дапра, Вероника (1991), А.И. Солженицын: политические сочинения , Università degli Studi di Venezia ; Проф. Витторио Страда, Дотт. Юлия Добровольская.
• Эриксон, Эдвард Э. младший (1980). Солженицын: моральное видение . Гранд-Рапидс, Мичиган: Эрдманс.
• ——— (1993). Солженицын и современный мир . Вашингтон, округ Колумбия: Ворота Регнери.
• Фейер, Кэтрин, изд. (1976). Солженицын: Сборник критических статей . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Прентис-Холл.
• Голубков, М.М. (1999). Александр Солженицын . Москва: МГУ.
• Климофф, Алексис (1997). Один день из жизни Ивана Денисовича: критический товарищ . Эванстон, Иллинойс: Издательство Северо-Западного университета.
• Коджак, Андрей (1978). Александр Солженицын . Бостон: Туэйн.
• Краснов, Владислав (1979). Солженицын и Достоевский: этюд в полифоническом романе . Афины, США: Издательство Университета Джорджии.
• Копелев, Лев (1983). Облегчить мои печали: воспоминания . Антонина В. Буи пер. Нью-Йорк: Рэндом Хаус.
• Анатолий Ливри, «Soljénitsyne et la République régicide», Les Lettres et Les Arts, Cahiers Suisses de Critique littéraire et Artistiques, Association de la revue Les Lettres et les Arts, Suisse, Vicques, 2011, стр.70–72. http://anatoly-livry.e-monsite.com/medias/files/soljenitsine-livry-1.pdf
• Лайдон, Майкл (2001), «Александр Солженицын», « Реальное письмо: модели слов современного мира» , Нью-Йорк: Патрик Пресс, стр. 183–251 .
• Махони, Дэниел Дж (2001), Александр Солженицын: восхождение от идеологии , Роуман и Литтлфилд .
• ——— (ноябрь — декабрь 2002 г.), «Солженицын о» еврейском вопросе России «, Общество , с.104–09. .
• Мэтьюсон, Руфус У. мл. (1975), «Солженицын», Положительный герой в русской литературе , Стэнфорд, Калифорния: Stanford University Press, стр. 279–340
• Маккарти, Мэри (16 сентября 1972 г.), «Связь с Толстым», « Субботний обзор» , стр. 79–96.
• «Специальный выпуск Солженицына», « Современная фантастика» , 23 , весна 1977 г..
• Ниват, Жорж (1980). Солженицын [ Солженицын ] (на французском языке). Париж: Сеуил.
• ——— (2009), Le phénomène Soljénitsyne [ Феномен Солженицына ] (на французском языке), Fayard
• Ниват; Окутюрье, Мишель, ред. (1971). Солженицын [ Солженицын ] (на французском языке). Париж: L’Herne.
• Панин, Дмитрий (1976). Записные книжки Сологдина . Джон Мур перевод. Нью-Йорк: Харкорт Брейс Йованович.
• Погадаев, Виктор А (октябрь — декабрь 2008 г.), «Солженицын: Танпа Карьяна Седжара Абад 20 Так Тербаянгкан» [Солженицын: Без истории 20-го века, его работа «Невообразимое»], Пентас (на индонезийском языке) , Куала-Лумпур, 3 (4), стр. 60–63 .
• Понтузо, Джеймс Ф (1990). Политическая мысль Солженицына .Шарлоттсвилл: Университет Вирджинии Пресс.
• ——— (2004), Нападение на идеологию: политическая мысль Александра Солженицына (2-е изд.), Лэнхэм, Мэриленд: Lexington Books, ISBN 978-0-7391-0594-8 .
• Портер, Роберт (1997). Один день Солженицына Ивана Денисовича . Лондон: Бристольская классика.
• Ремник, Дэвид (14 февраля 1994 г.). «Изгнанник возвращается». Житель Нью-Йорка . 69 (50). С. 64–83.
• Ротберг, Абрахам (1971). Александр Солженицын: Главные романы . Итака, штат Нью-Йорк: Корнельский университет.
• Шнеерсон, Мария (1984). Александр Солженицын: Очерки творчества (Александр Солженицын: Очерки творчества) [ Александр Солженицын: Очерки искусства ]. Франкфурт и Москва: Посев.
• Штурман, Дора (1988). Городу и миру: О публицистике АИ Солженицына (Городу и миру: О публицистике А.И. Солженицына) [ Urbi et Orbi: О журналистике. Солженицын А.И. ]. Париж и Нью-Йорк: Третья волна.
• Солженицын, Александр; и другие. (1980). Берман, Рональд (ред.). Солженицын в Гарварде: обращение, двенадцать первых отзывов и шесть поздних размышлений . Вашингтон, округ Колумбия: Центр этики и общественной политики.
• ——— (1975).Данлоп, Джон Б. Ха, Ричард; Климофф, Алексис (ред.). Критические очерки и документальные материалы . Нью-Йорк и Лондон: Кольер Макмиллан.
• ——— (1985). Данлоп, Джон Б. Ха, Ричард; Николсон, Майкл (ред.). В изгнании: критические очерки и документальные материалы . Стэнфорд: Институт Гувера.
• Токер, Леона (2000), «Архипелаг ГУЛАГ и выдумка Александра Солженицына о ГУЛАГе », « Возвращение с архипелага: рассказ о выживших в ГУЛАГе» , Блумингтон: Издательство Индианского университета, стр.101–21, 188–209
• Толчик, Дариуш (1999), «Щепка в горле власти», « Не вижу зла: литературные прикрытия и открытия опыта советских лагерей» , Нью-Хейвен, Коннектикут и Лондон: Издательство Йельского университета, стр. 253–310
• Транзакции , 29 , Ассоциация русско-американских ученых в США, 1998 г. .
• Урманов, А.В. (2003). Творчество Александр Солженицын: Учебное пособие (Творчество Александр Солженицын: Учебное пособие) [ Творчество Александр Солженицын: Учебное пособие ] (на русском языке).Москва: Флинта / Наука.
• Урманов А.В., изд. (2003), Один деньь Ивана Денисовича АИ Солженицына. Художественный мир. Поэтика. Культурный контекст (Один ден »Ивана Денисовича А. И. Солженицына: … Художественный мир Поэтика Культурный контекст) [ Один ден Ивана Денисовича. А. И. Солженицын: Мир искусства. Поэтика. Культурный контекст ], Благовещенск: БГПУ. .
• Третьяков, Виталий (2 мая 2006 г.). «Александр Солженицын:« Спасение нации — первоочередная задача государства »». Московские новости. Архивировано из оригинального 27 мая 2006 года.

внешние ссылки

Александр Исаевич Солженицын — Викицитатник

Алекса́ндр Иса́евич Солжени́цын (11 декабря 1918 — 3 августа 2008) — русский писатель, публицист, поэт, общественный и политический деятель, живший и работающий в СССР, Швейцарии, США и России. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970).В течение нескольких десятилетий (1960—1980-е годы) активно выступал против коммунистических идей, государственного устройства СССР и его политики властей.

• Образование ума не прибавляет.
• Совсем не уровень благополучия делает счастье людей, а отношения сердец и наша точка на нашу жизнь. И то и другое — всегда в нашей власти, а значит, человек всегда счастлив, если он хочет этого, и никто не может ему помешать.
• Есть высокое наслаждение в верности.Может быть — самое высокое. И даже пусть о твоей верности не знают. И даже пусть не ценят.
• Если б это было так просто! — что где-то есть чёрные люди, злокозненно творящие чёрные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?…
• Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен был избрать ложь своим принципом ( Нобелевская лекция )
• Кто — оптимист? Кто говорит: вообще в стране всё плохо, везде — хуже, у нас ещё хорошо, нам повезло.И счастлив тем, что есть, и не терзается. Кто — пессимист? Кто говорит: вообще в нашей стране всё замечательно, везде — лучше, только у нас случайно плохо. ( «Раковый корпус» )
• Интеллигент — это тот, чьи интересы к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент это тот, чья мысль не подражательна.
• Всего на свете не узнаешь. Всё равно дураком помрёшь. ( Олег Костоглотов, «Раковый корпус» )
• Я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела… Мы просим вас: вмешивайтесь! ( «Русская мысль», 17 июля 1975 )
• Америка давно проявила себя как самая великодушная и щедрая страна в мире. («Русская мысль», 17 июля 1975 )
• Пленники в немецком свете узнали, что нет нации более презренной, более покинутой, более чуждой и ненужной, чем русская. («Архипелаг ГУЛаг», том 2, часть 3, глава 6. )
• Инженер ?! Мне пришлось воспитывать, как в инженерной среде, и я хорошо помню инженеров двадцатых годов: этот открытый светящийся интеллект, этот свободный и необидный юмор, эта лёгкость и широта мысли, непринуждённость переключения из одной инженерной области в другую и вообще от техники к обществу, к искусству.Затем эту воспитанность, тонкость вкусов; хорошая речь, плавно согласованную и без сорных словечек; у одного немножко музицирование; у другого немножко живопись; и всегда у всех — духовная печать на лице.
• — Здесь, ребята, закон — тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать. ( «Один день Ивана Денисовича» )
• В Бога я охотно верю. Только вот не верю я в рай и в ад. Зачем вы нас за дурачков считаете, рай и ад нам сулите? ( «Один день Ивана Денисовича» )
• Истина мгновенно ускользает, как только ослабится напряжённость нашего взора, — и при этом мы продолжаем ей в иллюзии, что мы продолжаем ей следовать.От этого вспыхивают многие разногласия. ( Речь в Гарварде на ассамблее выпускников университета 8 июня 1978 г. )
• За все реформы мы берёмся как похуже — так и тут. Только губят дело и отбивают у людей последнюю веру в обещания власти.
• Отказать деревню в частной собственности — значит закрыть её уже навсегда.
• Хотя неотложно всё, откуда гибель сегодня, — а ещё неотложней закладка долгорастущего.
• А скажем и так: государственное устройство — второстепеннее самого воздуха человеческих отношений.При людском благородстве — допустимый любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве — невыносима и самая разливистая демократия. Если в людях нет справедливости и честности — то это проявится при любом строе.
• Политическая жизнь — совсем не главный вид жизни человека, политика — совсем не желанное занятие для сообщества. Чем размашистей идёт в стране политическая жизнь — тем более утрачивается душевная. Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа.Кроме ПРАВ человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни ума и чувств.
• Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие — не может быть венцом человечества. Чистота общественных отношений — основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит.Среди всех преступников — на первое место всё равно выйдет свобода бессовестности: её-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. Чистая атмосфера общества, увы, не может быть создано юридическими законами.
• Страшно то, что развращённый правящий класс — многомиллионная партийно-государственная номенклатура — ведь не способна добровольно отказаться ни от какой из захваченных привилегий.
• Западную Германию наполнило облако раскаяния — прежде, чем там наступил экономический расцвет.У нас — и не начали раскаиваться. У нас надо всею гласностью нависают гирляндами — прежние тяжёлые жирные гроздья лжи. А мы их — как будто не замечаем. Криво ж будет наше развитие.
• Если мы не хотим над собой насильственной власти — каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосование по себе не сбалансируют общества, потому что людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать — то именно так и делает.(Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости. Только при самоограничении сможет дальше существовать всё умножающееся и уплотняющееся человечество. И ни к чему было всё долгое развитие его, если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает добровольное самоограничение в пользу других.Наши обязательства всегда предоставленную нам свободу.
• Именно в наше время демократия из формы государственного устройства возвысилась как бы в универсальном режиме существования, почти в культ.
• И ещё: все приёмы предвыборной борьбы требуют от человека одних качеств, для государственного водительства — совершенно других, ничего общего с первыми. Редок случай, когда у человека есть и те и другие, вторые мешали бы ему в предвыборном состязании.А между тем, «представительство» как бы профессией человека, чуть не пожизненной. Образуется сословие «профессиональных политиков», для кого политика отныне — ремесло и средство дохода. Они лавируют в системе народных комбинаций — и где уж там «воля народа»…
• Если правительство само отдастся бюрократизации, то оно потерял способность вести страну.
• А после всего, пережитого нами, всякая ВЛАСТЬ как понятие — уже в неизбывном долгу перед народом.
• Все отдавать на голосование по большинству — значит, его диктатуру над меньшинством и особыми мнениями, которые как разными ценностями для поиска путей развития.
• Слишком долго у нас всяким делом ведали и руководили те, кто ничего в нем не понимают. Наконец каждое дело должны вести знающие.
• Просто у людей перевёрнуты представления — что хорошо и что плохо. Жить в пятиэтажной клетке, чтоб над твоей головой стучали и ходили, и радио со всех сторон, — это считается хорошо. А жить трудолюбивым земледельцем в глинобитной хатке на краю степи — это считается крайняя неудача.

Неподтвержденные цитаты [править]

Авторство под сомнением.Пожалуйста, укажите источники.

• В пятидесятые годы, после окончания войны, мое поколение буквально молилось на Запад, как на солнце свободы, крепость духа, нашу надежду, нашего союзника. Мы все быстро думали, но Запад поможет нам восстать из рабства. — Яковлев Н. Н. ЦРУ против СССР — М., Правда, 1983. — С. 92.
• Я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела… Мы просим вас: вмешивайтесь! ( «Русская мысль», 17 июля 1975 )

Статьи о произведениях [править]

Цитаты о Солженицыне [править]

…если серьезно, чтобы говорить и доносить ПРАВДУ до тех, кто лишен возможности знать ее. И каким лакеем или слугой империализма ни обзовет меня «Литературка» или «Неделя», стерплю. Улыбнусь только. Кстати, не пора ли уже на шестидесятом году жизни освежить как-то эти клише? Давайте подумаем. Что хуже — слуга или лакей? Слуга все-таки народа, лакей же — империализма. А может, переменить? Леонид Ильич — верный лакей народа.Нет, неточно. Метрдотель народа. Или еще лучше — народный мажордом Советского Союза. По-моему, прекрасно. И главное — ново. Повезло Солженицыну, ему придумали новое — «литературный власовец». Пригвоздили! Но дальше этого не пошли. В который раз (а пора, пора уже привыкнуть, и вот не привыкаешь) поражаешься тому, что в стране, в которой шестнадцать миллионов членов партии, не нашлось ни одного мало-мальски грамотно пишущего, дал бы хоть как-то и чем -то обоснованную «достойную отповедь» этому вконец зарвавшемуся лжепророку и якобы обличителю (о! это «якобы», смертельно разящее «якобы»!), рядящемуся в тогу борца и псевдопроповедника (и «псевдо», «псевдо» тоже!), возомнившего себя к тому же писателем.На Западе с ним, Солженицыным, спорят, не соглашаются, обвиняют в различных грехах, иногда даже убедительно, в советских газетах, кроме «литературного власовца», ничего и придумать не могут. Ну, из Литературной энциклопедии выкинули. Нет такого, мол, и всё! Софронов, Собко, Серебрякова, Сулейман Стальский есть, а Солженицына нет. Если и бродит где-то по свету и гавкает по каким-то там «Голосам», это его личное дело, к литературе же отношения не имеет. Точка. А то, что когда-то на Государственную премию «Ивана Денисовича» выдвинули, так это ж при Хрущеве было, волюнтаристе… «ГУЛАГ» же выпустили для внутреннего употребления, ну это просто так, бумага лишняя оказалась, девать было некуда… [1 ]

— Виктор Некрасов, «Взгляд и Нечто», 1977

Не буду раскрывать все карты — посмотрите собрание русских сказок Афанасьева и можете сделать свой собственный выбор.Для примера назову тип мудреца, гуру, носителя некоей автохтонной мудрости, который не участвовал в социально-политическом водовороте последних лет. Этот тип некогда попытаться реализовать — увы, неудачно — Александр Солженицын. В близком будущем — причем уже в 2004 году — этот тип тоже может быть задействован на выборах. Очевидно лишь то, что ни один носитель парадигмы «солдата» на смену Путину не может: ни Трошев, ни Шаманов не будут преемниками нынешнего президента. Это место уже занято, а менять шило на мыло — не в привычках нашего народа.Здесь парадигма исчерпана, и ее можно только заменить другую парадигмой. [2]

— Станислав Белковский, «Счастье возможно: роман нашего времени», 2008

Солженицын в своих произведениях (имеются в виду «Архипелаг Гулаг» и «Красное колесо») показывает, что собою представляет советский, красный период нашей истории, что происходило на русской земле в двадцатом веке, какими были главные действующие лица нашей трагедии. народ, где — общество, где — государство.Он срывает маски, высвечивает подлинные цели и побуждения, развенчивает мифы. Он делает в свободной форме, у него под одной обложкой и роман, и публицистика, и научные исследования. В памяти читателя остаются лица царя и царицы, думцев-болтунов, практичных и беспощадных большевиков, простодушных крестьян и озверелых матросов — и сведения о важнейших исторических событиях и обстоятельствах. Книги Солженицына просвещают и воспитывают читателя в совершенно определенном, заданном духе: антикоммунистическом, христианском и демократическом.(Впрочем, его книги так страстно написаны, что, перевернув последнюю страницу, читатель осознает себя скорее врагом марксизма-ленинизма-сталинизма, чем другом и демократии.) Солженицынская проза и публицистика как нельзя более точно горячему народному желанию всех русских найти виноватых во всех русских бедах и покарать их хотя бы словом. Важнейшее дело для Солженицына — донести до читателя свое понимание истории, свое объяснение беды, приключившейся с Россией под конец первой мировой войны.Его книги можно назвать особым, высшим учебником истории для народа. Так они задумывались, так они и работают. — Сходит затмение. М., 1991. С. 286-287.

— Анатолий Стреляный

То, за что он ценил среди прочего Россию — это ее духовность, то, как люди в России переносили страдания. В его глазах эти люди достигли понимания истины, чувства этики — чего, по его мнению, либо совсем не было в потребительском обществе, либо было отодвинуто на второй план стремлением к счастью.Он всегда был благодарен ему за Западу … за оказанную поддержку во времена, когда его преследовали в Советском Союзе. Но он также всегда чувствовал свою обязанность как русского писателя говорить правду. И в знаменитой Гарвардской речи он главным образом говорил о том, что Россия — и Запад представляет собой разные цивилизации. [3]

— Ричард Темпест, 100 лет Солженицыну, 2018

В 1971 году Александр Солженицын, предположительно защищённый своей славой, пережил попытку отравления рицином в одной кондитерской в ​​Новочеркасске, куда он поехал расследование массовых беспорядков рабочих.Ему удалось выкарабкаться. Оружие ещё не доведено до совершенства. Однако в 1978 году болгарскому писателю-эмигранту Георгию Маркову повезло куда меньше. Он был уколот зонтиком одним прохожим, который вежливо извинился с легким славянским четыре акцентом, тем же вечером он слёг и скончался через день в ужасных муках. При падении Берлинской стены генерал КГБ Олег Калугин рассказал, как болгарский руководитель Тодор Живков обращался к российским отравителей. [4]

— Лора Мандевиль, «Отравление — долгая и мрачная российская традиция», март 2018

1. ↑ Виктор Некрасов .«Записки зеваки». — М .: Вагриус, 2004 г.
2. ↑ Станислав Белковский , Политика — театр тотемов (генеральный директор совета по национальной стратегии отвечает на вопросы наших корреспондентов). — М .: «Завтра», 18 февраля 2003 г.
3. ↑ 100 лет Солженицыну. «Можно ужасно относиться к СССР и быть патриотом». Русская служба BBC. 11 декабря 2018, — Ричард Темпест, профессор Университета славянских языков и литературы Иллинойса.
4. ↑ Лора Мандевиль .«Отравление — долгая и мрачная российская традиция». — Париж: Le Figaro, 9 марта 2018 г.

Солженицын угадал намерение властей и нашел выход

Выдающийся русский мыслитель и писатель Александр Исаевич Солженицын пятьдесят лет назад должен был бы получить присужденную ему Нобелевскую премию по литературе. Поехать на вручение из СССР ему поехать было не суждено, а позже Президиума Верховного Совета СССР Солженицын был лишен советского гражданства и насильно вывезен на Запад.Так в 1974 году началась вынужденная эмиграция. Это была цена завета, которому Солженицын следовал всю жизнь: «жить не по лжи». Вернуться в Россию Солженицын смог лишь спустя 20 лет.

«Вот это тот самый фракт, в котором Александр Исаевич получил Нобелевскую премию. Этот фрак был пошит в ноябре 1974 года в Цюрихе. Александр Исаевич надел этот единственный фракт раз в жизни — на премию», — сообщает Дарья Топилина, ответственный хранитель музейных предметов музей-квартиры Александра Солженицына.

Нобелевская премия по литературе была присуждена Александру Солженицыну 8 октября 1970 года. В Доме русского зарубежья в Москве подготовили выставку, посвященную этой дате. Но из-за карантинных ограничений ее открытие пришлось перенести на январь.

В Советском Союзе присуждение Нобелевской премии Солженицыну произвело эффект разорвавшейся бомбы. Многие искренне радовались всемирному признанию яркого и честного русского писателя. Однако власти и официальная литературная общественность решение Шведской академии встретили в штыки.В ЦК КПСС была предоставлена ​​целая программа по дискредитации нобелевского лауреата. Председатель КГБ СССР Юрий Андропов лично докладывал партийному руководству не только о ходе кампании по шельмованию писателя, но и о тех представителях творческой интеллигенции, которые осмелились не согласиться с линией партии.

«Солженицын получил множество поздравлений как от деятелей культуры, так и от простых читателей. В частности, знаменитое письмо Мстислава Ростроповича, которое он отправил главный редакторам всех центральных советских газет».Это письмо с такой очень яростной поддержки Солженицына. Оно широко разошлось в самиздате и стало таким фактором отечественной культуры. Здесь у нас есть экземпляр самого Солженицына, который Ростропович надписал своей рукой: «Дорогой, любимый друг Саня! Всегда твой, Слава», — отметила Галина Тюрина, заведующая отделом по изучению наследия Солженицына Дома русского зарубежья им. А. Солженицына.

Пик травли Солженицына пришелся на 1974 год, когда он был арестован, лишен советского гражданства и насильно, под конвоем, выслан из страны.Только после этого он смог из рук шведского короля заслуженную награду. Ее он никогда не оценивал как свой личный успех. Уже в первой ответной телеграмме Шведской академии в 1970 году он напишет: «В присуждении Нобелевской программы вижу дань русской литературе и нашей трудной истории». А в письме Твардовскому скажет еще пронзительнее: «У меня сердце щемит за всех русских, кто достоин этой премии, но так и умер, не получив».

Позже он сам выдвинет на Нобелевскую премию писателя Набокова и упрекнет академию за то, что она пропустила такие имена как Толстой, Чехов, Булгаков и Ахматова.

«Вот эту медаль Александр Исаевич получил в 1974 году, а должен был получить в 1970-м. Вот эта медаль, которая дается лауреатам по литературе. Поэт сидит и записывает песни, которые вдохновлены музой. И по диску — строка из «Энеиды» Вергилия, где написано: «Для тех, кто украсил жизнь, создаваемое искусство». А здесь внизу — Александр Солженицын и латинскими буквами-цифрами: 1970 год. замечательный, потому что их рисовал 40 лет подряд один и тот же художник.Тогда ведь были художники, которые читали сначала книги, которые они показывают. Этот диплом изготовлен в одном экземпляре, нарисовано это и написано на пергаменте, все, естественно, вручную. Никакого принта тут нет. У ног — вязовое бревно. Матрена со своей козой. А это «Один день Ивана Денисовича». Несколько иллюстраций «, — рассказала Наталия Солженицына, президент Фонда А. Солженицына.

Наталия Солженицына навсегда запомнила необыкновенно долгую овацию, которая зал приветствует русского лауреата.»Там хлопала вся сцена: и физики, и химики — все. И академики, и король в этом том числе.» Это было незабываемо. , которая хочет быть свободной, которая хочет, чтобы сказанное слово было допущено «.

Долгие аплодисменты были не единственным нарушением строгого протокола нобелевской церемонии. В виде исключения организаторы разрешили Солженицыну не надевать бабочку.

«Он даже фрак-то с трудом надел.Ну, уж это невозможно было не надеть. Они так и сказали: «Бабочка, уж как хотите, но чтобы была белая грудь и фрак». Фрак ему сшили в Цюрихе, — сказала Солженицына. — А бабочка .. Он как-то чувствовал, что это уж очень буржуазно, как-то очень формально «.

По словам Наталии Солженицыной, единственной причиной, по которой в 1970 году Александр Исаевич не поехал в Стокгольм, что власти закроют обратный въезд на родину. Как это было позже, именно это они и собирались сделать.

В 1972 году секретарь Шведской академии Карл Гиров выразил готовность лично привезти нобелевские знаки в Москву. Правда, шведское посольство, испугание реакции советских властей, проводить церемонию на своей территории отказалось. Но Солженицын нашел выход.

«Он сказал: в шведском посольстве публично нельзя, что мы можем в своей квартире принять премию, она 40 вместит, в тесноте, да не в обиде. Как-нибудь примем», — вспоминает Наталия Солженицына.

Писатель составил список гостей.Был куплен праздничный сервиз, приготовлены самодельные билеты со схемой, как найти квартиру. Торжество решено было приурочить к православной Пасхе.

«Это должно было быть 9 апреля 1972 года, а 4 апреля мы получили телеграмму от Гирова из Стокгольма. И вот он пишет:» К сожалению, сейчас мне визу не дают. Крепко жму вашу руку. Гиров «. Я, честно сказать, вздохнула с облегчением. И я очень волновалась, как это все пройдет», — призналась Солженицына.

Сумев сорвать вручение нобелевских знаков в Москве, власти все же не смогли помешать Солженицыну в том же 1972 году написать и переправить заграницу нобелевскую лекцию. В ней он пророчески указывает на грядущие опасности нового века, в том числе на все более наглеющий и агрессивный мировой терроризм: «Бесы Достоевского — кажущаяся, провинциальная кошмарная фантазия прошлого века — на наших глазах расползаются по всему миру, в таких странах, где и вообразить их не было, и вот угонами самолетов, захватами заложников, взрывами и пожарами последних лет сигналят о своей решимости сотрясти и уничтожить цивилизацию.

«Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом».

Александр Исаевич Солженицын прожил 90 лет. Пройдя через войну, сталинские лагеря, он всегда сохранял принцип верности, который озвучил в нобелевской лекции русской поговоркой: «Одно слово правды весь мир перетянет». Вернувшись в Россию в середине 90-х, он станет живым и бесстрашным голосом народной совести, таким, каким он должен быть у настоящего художника по меткому замечанию Пушкина: «И неподкупный голос мой эхо русского народа».

«Мы повторили множество ошибок, как неправильно использовать полученную свободу. Мы сразу же стали использовать ее неверно, разрушая сами себя и свою страну. Вот тот оттенок, оттенок бесшабашной разнузданности» и распущенности, сегодня ценится в экономике, в разворовке народного достояния, в падении жизненного уровня масс, в торжестве наглой кучки воров, он уже приобрел не такой характер, как в «Красном колесе».

— сказал Солженицын.

Александр Исаевич Солженицын скончался в 2008 году и был похоронен в некрополе московского Донского монастыря. В последние годы жизни он с тревогой размышлял о будущем России. Сегодня многие его слова звучат как завет и предупреждение потомкам.Он писал: «Если в нации иссякли духовные силы, никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит».

Тот, который написал: что для России значит Солженицын | Статьи

В советские времена факт хранения его книг был актом гражданского неповиновения и мог привести — нет, вряд ли к посадке, но к серьезным неприятностям для жаждавшего правды об истории страны читателя.Впрочем, не всегда это были и книги в строгом понимании — фотокопии, а то и просто перепечатанные на четырех пишущей машинке (как известно, «Эрика» берет копии ») листки. Нобелевский лауреат, один из самых яростных противников коммунизма — и одновременно суровый критик современного Запада; эмигрант, лишенный советского гражданства и отказавшийся принимать решения; человек, учивший «жить не по лжи». В новой России его сочинения изучают еще в школе, по ним снимают фильмы и сериалы — и не перестают обсуждать.11 декабря, в день столетия одного из главных русских писателей ХХ века — Александра Исаевича Солженицына — «Известия» вспоминают о том, что значат для всех нас его книги и пример всей его жизни.

Русский писатель Александр Солженицын, 1994 год

Фото: ТАСС / Зинин Владимир

День из жизни

Мы не знаем и никогда не узнаем, какой день в своей жизни Солженицын на самом деле самым главным.Это мог быть, скажем, тот «слабосолнечный ноябрьский день» 1936 года, когда на Пушкинском бульваре Ростова 18-летнего студента осени («внезапно вгрузился … и стал лавинно расширяться») замысел «Красного колеса». Или 9 февраля 1945-го, когда ровно за три месяца до Победы командир батареи звуковой разведки капитан Солженицын в одно мгновение превратился в бывшего капитана и арестанта. Или восемь лет и четыре дня спустя, 13 февраля 1953 года, когда его выпустили за ворота лагеря — полуживого, впрочем, от перенесенной онкологической операции.Или 10 ноября 1961-го, когда со сжимающимся сердцем он отдает своему другу Копелеву рукопись рассказа «Щ-854» — чтобы тот отнес Твардовскому. («Сам я в« Новый мир »не пошел: просто ноги не тянулись, не предвидя успеха»). Или 18 ноября 1962-го, когда в газетных киосках появился свежий номер «Нового мира» с «Одним днем ​​Ивана Денисовича». Или 8 октября 1970 года, когда была получена Нобелевская премия («Мне эту премию надо! Как ступень в позиции, в битве! И чем раньше получу, тверже стану, тем крепче ударю!»).Может быть, 28 декабря 1973-го, когда в Париже вышел первый том «Архипелага ГУЛАГ», или 12 и 13 февраля 1974-го, арест и высылка из России? Или возвращение на Родину 27 мая 1994-го? Или день, когда он познакомился со своей женой Натальей Светловой, или дни рождения сыновей?

Думается, однако, что в будущем не один историк, изучающий эту густую, такую ​​же, как его язык, биографию, не пройдет мимо эпизода, на фоне других тектонических событий солженицынской жизни вроде бы мельчайшего. Да и день-то установить с точностью невозможно — только год, 1994-й.Саратов, издательство с немного нелепым названием «Колледж». Нетолстая книжка под скучным названием «Сводная целостная программа школьного литературного образования (I – XI классы)». Именно в этой методичке впервые было рекомендовано — системно — включить в уроки литературы: в 9-м классе «Матренин двор», в 10-м — «Один день Ивана Денисовича».

Иностранные журналисты толпятся перед вагоном, в котором лишенный советского гражданства Александр Солженицын прибыл в Цюрих, 1974 год.Писатель был выслан из СССР после того, как за рубежом вышел его роман «Архипелаг ГУЛАГ»

Фото: Getty Images / Keystone

Александр Солженицын во время беседы с журналистами, 1994 год

Фото: ТАСС / Владимир Зинин

Александр Солженицын во время вручения Нобелевской программы по литературе — она ​​была присуждена писателю еще в 1970 году с формулировкой «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», но получить ее Солженицын смог только после высылки из СССР, в конце 1974 года года

Фото: Getty Images / Джеймс Андансон / Sygma

Александр Солженицын в доме немецкого писателя и драматурга Генриха Бёлля в Кёльне (ФРГ), 1974 год.Именно Генрих Бёлль в начале 1970-х вывозил рукописи Солженицына за границу — он же принимал у себя писателя после изгнания из СССР

Фото: commons.wikimdia.org/Verhoeff,Bert/Anefo

После 20-летнего перерыва Александр Солженицын вместе с семьей вернулся в Россию в 1994 году — он прилетел из США в Магадан, а затем из Владивостока отправился на поезде в Москву. На фото: люди встреча писателя в аэропорту Владивостока

Фото: ТАСС / Владимир Тарабащук

В 1974 году, в эмиграции, Александр Солженицын стал организатором сборщика «Из-под глыб», в котором покинувшие Россию писатели размышляли о настоящем и будущем стране.В 2013-м в столице открылась одноименная выставка, на которой в том числе представлена ​​рукопись романа «Архипелаг ГУЛАГ»

Фото: ТАСС / Павел Смертин

Александр Солженицын раздает автографы жителям Улан-Удэ во время своего путешествия из Владивостока в Москву, 1994 год

Фото: ТАСС / Владимир Матвиевский

Писатель с супругой Наталией Дмитриевной на праздновании своего 80-летнего юбилея в Москве — тогда это событие был приурочен концерт Мстислава Ростроповича и Российского национального оркестра в Большом зале консерватории

Фото: ТАСС / Валентин Кузьмин

Александр Солженицын выступает на церемонии открытия памятника писателю Антону Павловичу Чехову у здания МХТ им.А.П. Чехова в Москве

Фото: ТАСС / Александр Яковлев

Еще в 1993 году, незадолго до возвращения, президент России Борис Ельцин передал Александру Солженицыну государственную дачу в Троице-Лыково, в столице писатель жил в Козицком переулке

Фото: ТАСС / Сергей Метелица

Александр Солженицын и Иосиф Дядькин, советский и российский физик, диссидент и правозащитник, 2009 год

Фото: Общественное достояние.wikimdia.org/Погорелова Надежда Александровна

Писатель за работой в Новосибирске, вскоре после своего возвращения на Родину, 1994 год

Фото: ТАСС / Владимир Зинин

Читающая страна

В России — бездна литературных премий, кроме того, писатели нередко получают ордена, в том числе и высшие (из 17 кавалеров ордена Андрея Первозванного — пятеро литераторов, них и Солженицын).Но нет, вероятно, для живого писателя признания выше, чем включение его произведений в школьную программу.

Это не то, чтобы неслыханная редкость — при жизни в учебных заведениях угодили Астафьев и Белов, Распутин и Василь Быков. Разумеется, мы и без приказов образования в курсе, что место Солженицына — в этом ряду. Но впервые такая кодификация произошла в отношении не просто автора великой прозы, проповедующей общечеловеческие ценности, но писателя-политика, писателя-публициста, писателя-пророка.

Разумеется, как и везде, тут есть с чем поспорить. Художественная и дидактическая безупречность «Матрены» и «Ивана Денисовича» — это одно, введение же 10 лет назад в программе «Архипелага ГУЛАГ», книги, небесполезное прочтение которой школьниками требует в первую очередь очень подготовленного учителя — немного другое.

Для понимания прозы Астафьева глубокое знание его внелитературной биографии не обязательно; про судьбу же Солженицына нужно рассказывать, и очень подробно.Но тем ценнее этот сюжет, тем значимей, что одну из важнейших для русской жизни фигур второй половины XX века будут не только на уроках истории. Да и вообще — если бы в 1989 году (когда в рамках очередной попытки издать «Архипелаг» кем-то из партийного начальства было сказано что-то вроде «перестройка перестройкой, но ЭТО мы не напечатаем никогда») сказали, что пять лет спустя Солженицына будут проходить в старших классах, то вероятно, последний человек, который был бы даже не вышеупомянутый партчиновник, а сам писатель.

Владимирская область. Российский писатель Александр Солженицын выступает перед учащимися Мезиновской средней школы, где он когда-то работал учителем

Фото: ТАСС / Попов Геннадий

Фактор согласия

Недоброжелатели предсказуемо находят во всем элементы этого моды и культа. Мода на Солженицына, если и была, то еще в СССР — и самые первые несколько лет после распада — и в очень ограниченном всё же масштабе.Тогда его несколько приглушенный из-за почти полного публичного выступления его вермонтский образ, статусным классика и главным трибуна были вещами манящими и востребованными — и обществом, и формирующимся новым истеблишментом.

Всё закончилось очень быстро. В 1990-е в России Солженицын, предсказуемо не нашли общий язык ни в чем, два-три не слишком удачных интервью, этот поезд через всю Россию. оказался не ко двору.Не как памятник — награды-топались исправно — как общественный деятель. Тем скорее может выглядеть двусмысленно последующая симфония писателя с верховной властью и продолжающаяся по сей день государственнаяонизация.

Это не так. Насчет симфонии вообще любые претензии неуместны — как человек, в значительной степени причастный к появлению на месте Советского Союза нынешней России, со всеми ее достоинствами и недостатками, Солженицын имел бесспорное право вести себя с властью так, как считал нужным.Еще более нелепы обвинения в насаждении культа. До сих пор нет в России общественной фигуры (кроме разумеется, Ельцина), у которой не было бы столько яростных критиков, да что там критиков — ненавистников, как у Солженицына.

Возвращение в Россию из-за границы писатель Александр Исаевич Солженицын начал с поездки во Владивосток. Выступление перед собравшимися. Слева — жена Наталья

Фото: РИА Новости / А. Натрускин

Конечно, нападки на Солженицына и грубее, и глупее, опровергать или спорить не имеет никакого смысла, но вот что интересно.У нации не бывает идеальных героев. Александр Гамильтон был, современным языком, пасквилянтом, Дантон с равнодушием смотрел на антироялистскиеромы, Нельсон и вовсе состоял в порочной связи с чужой женой (к тому же вообще дамой сомнительной репутации). И оценки современниками им выносились зачастую беспощадные.

Но весы истории — штука безошибочно точная: только из сплава подвигов, достижений, заблуждений и получается ошибок, если не эталон (эталоны — это к Международному бюро мер и весов), но некий ориентир, в отношении которого формируется прочное и вечное национальное удовлетворение.