Краткое содержание максим максимыч герой нашего времени: «Максим Максимыч» краткое содержание главы 2 романа Лермонтова

Содержание

Краткое содержание главы «Максим Максимыч» (по роману Лермонтова «Герой нашего времени»)

Краткое содержание

Продолжая свое путешествие по Кавказу, рассказчику вновь довелось встретиться с Максим Максимычем. Судьба свела их на постоялом дворе, и они вместе отужинали, словно старые приятели.

Увидев, как во дворе остановилась щегольского вида коляска, они решили узнать, кого занесло в этот отдаленный уголок. Выяснилось, что коляска принадлежит Печорину, и это известие очень обрадовало Максима Максимыча. Он попросил лакея передать хозяину, что его хочет видеть его старый знакомый штабс-капитан. Он думал, что Печорин обрадуется и тут же прибежит поздороваться.

Рассказчик «также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина». Личность молодого офицера заинтриговала его еще по предыдущим рассказам Максима Максимыча. Однако тот не собирался наносить визит, и «явно было, что старика огорчало небрежение Печорина». Он не спал всю ночь, ожидая появления старого друга, и никак не мог взять в толк, отчего тот не спешит увидеться с ним.

На следующее утро появился Печорин, и рассказчик получил возможность внимательно его разглядеть. Это был стройный молодой человек среднего роста, с маленькими аристократическими руками. Походка его была ленивой и небрежной, но во время ходьбы он никогда не размахивал руками – «верный признак некоторой скрытности характера». При первом взгляде на Печорина ему можно было дать не больше двадцати трех лет, но, присмотревшись, было видно, что мужчина пересек тридцатилетний рубеж. Позы его были несколько изнеженными и томными, а в «улыбке было что-то детское». Черные усы и брови в сочетании со светлыми кудрями выдавали в нем породу, «как черная грива и черный хвост у белой лошади».

Но особого внимания заслуживали его глаза, которые «не смеялись, когда он смеялся». Холодный, ослепительный их блеск был подобен «блеску гладкой стали», а взгляд был неизменно тяжелым и проницательным. В целом Печорин был весьма недурен собой, и «имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам светским».

Утром Максим Максимыч отправился по служебным делам к коменданту. Увидев, что Печорину уже закладывают коляску, рассказчик отправил мальчишку позвать старого офицера. Максим Максимыч бежал изо всех сил, боясь опоздать. Он хотел было радостно броситься в объятия Печорину, но молодой человек лишь протянул ему руку, «довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой». Он рассказал, что все это время скучал, а теперь держит путь в Персию и не намерен задерживаться здесь. На вопрос о Бэле Печорин «чуть-чуть побледнел и отвернулся», а затем принужденно зевнул.

Старик принялся умолять Печорина остаться хоть ненадолго, чтобы поговорить, вспомнить былое. Однако офицер вежливо, но решительно отказался от совместного обеда, на котором так настаивал Максим Максимыч. Он сказал, что «всякому своя дорога», и попросил не держать на него зла.

Максим Максимыч хотел было отнести Печорину его бумаги, оставшиеся еще со времен их совместного пребывания в крепости, но молодому человеку они оказались не нужны. На вопрос, когда он вернется из Персии, «Печорин сделал знак рукой, который можно было перевести следующим образом: вряд ли! да и зачем?..».

Старик не ожидал подобного равнодушия, он «был печален и сердит, хотя старался скрыть это». Пренебрежение Печорина глубоко ранило его, ведь он почитал молодого человека своим старым другом, с которым было немало пережито. Максим Максимыч предрек Печорину дурную кончину, которая ожидает всех, «кто старых друзей забывает».

Рассказчик поинтересовался у штабс-капитана, что он намерен сделать с записками Печорина, и тот ответил, что велит «наделать патронов». Рассказчик попросил передать ему бумаги молодого офицера, который так заинтересовал его. Максим Максимыч согласился и с нескрываемым презрением принялся швырять на землю тетради своего бывшего друга. «В его досаде было что-то детское», и в эту минуту старик невольно вызывал к себе чувство жалости.

Рассказчик схватил бумаги, и «поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся». Простились они довольно холодно: Максим Максимыч никак не мог прийти в себя после унижения от встречи с Печориным. Было грустно наблюдать, как некогда открытый и дружелюбный офицер «сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном». Рассказчику стало ясно, что, утратив веру в дружбу, Максим Максимыч навсегда закроет свое сердце и душу для новых знакомств.

Читать краткое содержание главы Максим Максимыч

Повесть начинается с рассказа автора о том, как ему пришлось ждать в гостинице во Владикавказе оказии. Гостиница была простая, обслуживало её три человека, и автор приготовился провести в скуке время в ожидании. Но на следующий день приехала повозка с его знакомым, Максимом Максимычем, штабс-капитаном. Как оказалось, Максим Максимыч понимал толк в поваренном искусстве и смог приготовить вкусного фазана. Позже, знакомые сидели за бутылкой вина и молча смотрели на улицу, потому что говорить им было особо не о чем.

Вдруг мимо проезжает несколько повозок с армянами, а позади них едет красивая карета, сделанная по последней моде и явно не предназначенная для тех дорог. Позади этой коляски шёл балованный лакей, у которого автор поинтересовался, не оказия ли пришла. Лакей презрительно посмотрел и ничего не ответил, на заданный вопрос ответил армянин, что, да, приехала оказия.

Барский лакей стал выгружать вещи в гостинице и Максим Максимыч поинтересовался, чья эта коляска. Узнав, что её владельцем является Григорий Александрович Печорин, штабс-капитан сильно обрадовался, потому что считал его своим близким другом. Узнав, что Печорин остался в гостях у одного полковника, старик попросил лакея доложить о нём, и, с радостью и надеждой в сердце, он сел на скамейку за воротами и стал ждать приезда своего товарища. Прождав его весь день, но, так и не дождавшись, расстроенный Максим Максимыч вернулся в гостиницу поздно ночью.

На следующий штабс-капитан встал очень рано, сказав, что ему нужно сходить к коменданту, он попросил своего знакомого, послать за ним, если приедет Печорин. Через какое-то время, автор увидев Печорина, послал слугу за Максим Максимычем. Печорин велел лакею собирать вещи, а сам он уселся на скамейку. Автор внимательно рассматривал пришедшего, и сделал вывод, что он как раз той наружности, которая привлекает женщин. Он подошёл к нему и сказал, что его хотел видеть штабс-капитан. И в этот момент они увидели бегущего к ним старика. Он был очень рад Печорину, хотел было кинуться ему на шею, но тот лишь равнодушно протянул ему руку. Обида и досада захлестнули бедного Максим Максимыча. Немного поговорив, Печорин. Старик был разочарован, зол и обижен, отдал автору все заметки своего друга. Когда его знакомый стал собираться, старик ехать отказался, сказав, что ему надо закончить дела, потому что, торопясь встретить Печорина, он их не успел сделать. Знакомый уехал один, взяв с собой заметки.

В этой повести главная мысль заключается в том, что нельзя пренебрегать чувствами других людей, особенно старшего поколения, потому что им просто нечем их заменить, надо относиться к ним с уважением.

Оцените произведение:

Голосов: 459
Читать краткое содержание Максим Максимыч. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Прибытие Печорина в город

В окно рассказчик увидел, как во двор въехало несколько повозок и легкая щегольская дорожная коляска. Друзья расспросили следовавшего коляской слугу, и оказалось, что среди прочих прибыл и Печорин, который остался ночевать у полковника Н. Максим Максимыч страшно обрадовался, попросил известить барина о себе и сел на лавочку за воротами ждать старинного приятеля. Но ожидание было напрасным, Печорин в этот день так и не появился. Ночью Максим Максимыч долго ворочался и вздыхал. а утром ни свет ни заря уже снова сидел на скамейке. Потом штабс-капитан вынужден был отправиться по делам, но просил рассказчика сразу послать за ним, если подойдёт Григорий Александрович.

Через десять минут после его ухода появился Печорин. Это был молодой человек аристократической наружности. С первого взгляда ему нельзя было дать больше двадцати трех лет, но присмотревшись — все тридцать. Самым примечательным в его внешности являлись его глаза: они не смеялись, когда он смеялся, а это признак либо злого нрава, либо глубокой. постоянной грусти. Рассказчик тотчас послал инвалида в комендатуру — позвать Максима Максимыча.

Герой нашего времени. «Часть 1. Максим Максимыч»

М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени
«Часть 1. Максим Максимыч»

Исполнитель: Вадим Цимбалов
Тип: mp3, текст
Продолжительность: 00:22:20
Скачать и слушать online

Your browser does not support HTML5 audio + video.

Читать: М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени. «Часть 1. Максим Максимыч»:

МАКСИМ МАКСИМЫЧ

Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и

Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в

Владыкавказ. Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не

выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые

там не были, и от статистических замечаний, которые решительно никто читать

не станет.

Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие и где между

тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым

она поручена, так глупы или так пьяны, что от них никакого толка нельзя

добиться.

Мне объявили, что я должен прожить тут еще три дня, ибо «оказия» из

Екатеринограда еще не пришла и, следовательно, отправляться обратно не

может. Что за оказия!.. но дурной каламбур не утешение для русского

человека, и я, для развлечения вздумал записывать рассказ Максима Максимыча

о Бэле, не воображая, что он будет первым звеном длинной цепи повестей;

видите, как иногда маловажный случай имеет жестокие последствия!.. А вы,

может быть, не знаете, что такое «оказия»? Это прикрытие, состоящее из

полроты пехоты и пушки, с которыми ходят обозы через Кабарду из Владыкавказа

в Екатериноград.

Первый день я провел очень скучно; на другой рано утром въезжает на

двор повозка… А! Максим Максимыч!.. Мы встретились как старые приятели. Я

предложил ему свою комнату. Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и

скривил рот на манер улыбки. Такой чудак!..

Максим Максимыч имел глубокие сведения в поваренном искусстве: он

удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом, и я

должен признаться, что без него пришлось бы остаться на сухоядении. Бутылка

кахетинского помогла нам забыть о скромном числе блюд, которых было всего

одно, и, закурив трубки, мы уселись: я у окна, он у затопленной печи, потому

что день был сырой и холодный. Мы молчали. Об чем было нам говорить?.. Он уж

рассказал мне об себе все, что было занимательного, а мне было нечего

рассказывать. Я смотрел в окно. Множество низеньких домиков, разбросанных по

берегу Терека, который разбегается все шире и шире, мелькали из-за дерев, а

дальше синелись зубчатою стеной горы, из-за них выглядывал Казбек в своей

белой кардинальской шапке. Я с ними мысленно прощался: мне стало их жалко…

Так сидели мы долго. Солнце пряталось за холодные вершины, и беловатый

туман начинал расходиться в долинах, когда на улице раздался звон дорожного

колокольчика и крик извозчиков. Несколько повозок с грязными армянами

въехало на двор гостиницы и за ними пустая дорожная коляска; ее легкий ход,

удобное устройство и щегольской вид имели какой-то заграничный отпечаток. За

нею шел человек с большими усами, в венгерке, довольно хорошо одетый для

лакея; в его звании нельзя было ошибиться, видя ухарскую замашку, с которой

он вытряхивал золу из трубки и покрикивал на ямщика. Он был явно балованный

слуга ленивого барина — нечто вроде русского Фигаро.

— Скажи, любезный, — закричал я ему в окно, — что это — оказия пришла,

что ли?

Он посмотрел довольно дерзко, поправил галстук и отвернулся; шедший

подле него армянин, улыбаясь, отвечал за него, что точно пришла оказия и

завтра утром отправится обратно.

— Слава Богу! — сказал Максим Максимыч, подошедший к окну в это время.

— Экая чудная коляска! — прибавил он, — верно какой-нибудь чиновник едет на

следствие в Тифлис. Видно, не знает наших горок! Нет, шутишь, любезный: они

не свой брат, растрясут хоть английскую!

— А кто бы это такое был — пойдемте-ка узнать…

Мы вышли в коридор. В конце коридора была отворена дверь в боковую

комнату. Лакей с извозчиком перетаскивали в нее чемоданы.

— Послушай, братец, — спросил у него штабс-капитан, — чья эта чудесная

коляска?.. а?.. Прекрасная коляска!.. — Лакей, не оборачиваясь, бормотал

что-то про себя, развязывая чемодан. Максим Максимыч рассердился; он тронул

неучтивца по плечу и сказал: — Я тебе говорю, любезный…

— Чья коляска?… моего господина…

— А кто твой господин?

— Печорин…

— Что ты? что ты? Печорин?.. Ах, Боже мой!.. да не служил ли он на

Кавказе?.. — воскликнул Максим Максимыч, дернув меня за рукав. У него в

глазах сверкала радость.

— Служил, кажется, — да я у них недавно.

— Ну так!.. так!.. Григорий Александрович?.. Так ведь его зовут?.. Мы с

твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея,

так что заставил его пошатнуться…

— Позвольте, сударь, вы мне мешаете, — сказал тот, нахмурившись.

— Экой ты, братец!.. Да знаешь ли? мы с твоим барином были друзья

закадычные, жили вместе… Да где же он сам остался?..

Слуга объявил, что Печорин остался ужинать и ночевать у полковника Н…

— Да не зайдет ли он вечером сюда? — сказал Максим Максимыч, — или ты,

любезный, не пойдешь ли к нему за чем-нибудь?.. Коли пойдешь, так скажи, что

здесь Максим Максимыч; так и скажи… уж он знает… Я тебе дам

восьмигривенный на водку…

Лакей сделал презрительную мину, слыша такое скромное обещание, однако

уверил Максима Максимыча, что он исполнит его поручение.

— Ведь сейчас прибежит!.. — сказал мне Максим Максимыч с торжествующим

видом, — пойду за ворота его дожидаться… Эх! жалко, что я не знаком с Н…

Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату.

Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина;

по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие,

однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными. Через

час инвалид принес кипящий самовар и чайник.

— Максим Максимыч, не хотите ли чаю? — закричал я ему в окно.

— Благодарствуйте; что-то не хочется.

— Эй, выпейте! Смотрите, ведь уж поздно, холодно.

— Ничего; благодарствуйте…

— Ну, как угодно! — Я стал пить чай один; минут через десять входит мой

старик:

— А ведь вы правы: все лучше выпить чайку, — да я все ждал… Уж

человек его давно к нему пошел, да, видно, что-нибудь задержало.

Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй у ушел опять за ворота

в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение я

Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще

час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя.

Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать

Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь

зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал.

Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро

задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч,

взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по

комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…

— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.

— Да, клопы… — отвечал он, тяжело вздохнув.

На другой день утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил

меня. Я нашел его у ворот, сидящего на скамейке. «Мне надо сходить к

коменданту, — сказал он, — так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за

мной…»

Я обещался. Он побежал, как будто члены его получили вновь юношескую

силу и гибкость.

Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах,

как новый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за

нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые

мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг

меня; я их прогнал: мне было не до них, я начинал разделять беспокойство

доброго штабс-капитана.

Не прошло десяти минут, как на конце площади показался тот, которого мы

ожидали. Он шел с полковником Н…, который, доведя его до гостиницы,

простился с ним и поворотил в крепость. Я тотчас же послал инвалида за

Максимом Максимычем.

Навстречу Печорина вышел его лакей и доложил, что сейчас станут

закладывать, подал ему ящик с сигарами и, получив несколько приказаний,

отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и сел на

скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет.

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи

доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой

жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни

бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две

нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее

привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно

сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну

перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была

небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, — верный

признак некоторой скрытности характера. Впрочем, это мои собственные

замечания, основанные на моих же наблюдениях, и я вовсе не хочу вас

заставить веровать в них слепо. Когда он опустился на скамью, то прямой стан

его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение

всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит

бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслах после

утомительного бала. С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более

двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке

было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые

волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный,

благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было

заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся

гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства. Несмотря на

светлый цвет его волос, усы его и брови были черные — признак породы в

человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. Чтоб

докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы

ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько

слов.

Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! — Вам не случалось

замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак — или злого

нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли

каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было

отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный

блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его —

непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное

впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был

столь равнодушно спокоен. Все эти замечания пришли мне на ум, может быть,

только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на

другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы

о нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должны

довольствоваться этим изображением. Скажу в заключение, что он был вообще

очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно

нравятся женщинам светским.

Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою, и

лакей уже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а Максим

Максимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость,

глядя на синие зубцы Кавказа, и кажется, вовсе не торопился в дорогу. Я

подошел к нему.

— Если вы захотите еще немного подождать, — сказал я, — то будете иметь

удовольствие увидаться с старым приятелем…

— Ах, точно! — быстро отвечал он, — мне вчера говорили: но где же он? —

Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи…

Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом

катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки,

приклеились ко лбу его; колени его дрожали… он хотел кинуться на шею

Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему

руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку

обеими руками: он еще не мог говорить.

— Как я рад, дорогой Максим Максимыч. Ну, как вы поживаете? — сказал

Печорин.

— А… ты?.. а вы? — пробормотал со слезами на глазах старик… —

сколько лет… сколько дней… да куда это?..

— Еду в Персию — и дальше…

— Неужто сейчас?.. Да подождите, дражайший!.. Неужто сейчас

расстанемся?.. Столько времени не видались…

— Мне пора, Максим Максимыч, — был ответ.

— Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы

хотелось вам сказать… столько расспросить… Ну что? в отставке?.. как?..

что поделывали?..

— Скучал! — отвечал Печорин, улыбаясь.

— А помните наше житье-бытье в крепости? Славная страна для охоты!..

Ведь вы были страстный охотник стрелять… А Бэла?..

Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…

— Да, помню! — сказал он, почти тотчас принужденно зевнув…

Максим Максимыч стал его упрашивать остаться с ним еще часа два.

— Мы славно пообедаем, — говорил он, — у меня есть два фазана; а

кахетинское здесь прекрасное… разумеется, не то, что в Грузии, однако

лучшего сорта… Мы поговорим… вы мне расскажете про свое житье в

Петербурге… А?

— Право, мне нечего рассказывать, дорогой Максим Максимыч… Однако

прощайте, мне пора… я спешу… Благодарю, что не забыли… — прибавил он,

взяв его за руку.

Старик нахмурил брови… он был печален и сердит, хотя старался скрыть

это.

— Забыть! — проворчал он, — я-то не забыл ничего… Ну, да бог с

вами!.. Не так я думал с вами встретиться…

— Ну полно, полно! — сказал Печорин. обняв его дружески, — неужели я не

тот же?.. Что делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, —

бог знает!.. — Говоря это, он уже сидел в коляске, и ямщик уже начал

подбирать вожжи.

— Постой, постой! — закричал вдруг Максим Максимыч, ухватясь за дверцы

коляски, — совсем было/парт забыл… У меня остались ваши бумаги, Григорий

Александрович… я их таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где

бог дал свидеться… Что мне с ними делать?..

— Что хотите! — отвечал Печорин. — Прощайте…

— Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. — кричал вслед Максим

Максимыч…

Коляска была уж далеко; но Печорин сделал знак рукой, который можно

было перевести следующим образом: вряд ли! да и зачем?..

Давно уж не слышно было ни звона колокольчика, ни стука колес по

кремнистой дороге, — а бедный старик еще стоял на том же месте в глубокой

задумчивости.

— Да, — сказал он наконец, стараясь принять равнодушный вид, хотя слеза

досады по временам сверкала на его ресницах, — конечно, мы были приятели, —

ну, да что приятели в нынешнем веке!.. Что ему во мне? Я не богат, не

чиновен, да и по летам совсем ему не пара… Вишь, каким он франтом

сделался, как побывал опять в Петербурге… Что за коляска!.. сколько

поклажи!.. и лакей такой гордый!.. — Эти слова были произнесены с

иронической улыбкой. — Скажите, — продолжал он, обратясь ко мне, — ну что вы

об этом думаете?.. ну, какой бес несет его теперь в Персию?.. Смешно,

ей-богу, смешно!.. Да я всегда знал, что он ветреный человек, на которого

нельзя надеяться… А, право, жаль, что он дурно кончит… да и нельзя

иначе!.. Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей

забывает!.. — Тут он отвернулся, чтоб скрыть свое волнение, пошел ходить по

двору около своей повозки, показывая, будто осматривает колеса, тогда как

глаза его поминутно наполнялись слезами.

— Максим Максимыч, — сказал я, подошедши к нему, — а что это за бумаги

вам оставил Печорин?

— А бог его знает! какие-то записки…

— Что вы из них сделаете?

— Что? а велю наделать патронов.

— Отдайте их лучше мне.

Он посмотрел на меня с удивлением, проворчал что-то сквозь зубы и начал

рыться в чемодане; вот он вынул одну тетрадку и бросил ее с презрением на

землю; потом другая, третья и десятая имели ту же участь: в его досаде было

что-то детское; мне стало смешно и жалко…

— Вот они все, — сказал он, — поздравляю вас с находкою…

— И я могу делать с ними все, что хочу?

— Хоть в газетах печатайте. Какое мне дело?.. Что, я разве друг его

какой?.. или родственник? Правда, мы жили долго под одной кровлей… А мало

ли с кем я не жил?..

Я схватил бумаги и поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не

раскаялся. Скоро пришли нам объявить, что через час тронется оказия; я велел

закладывать. Штабс-капитан вошел в комнату в то время, когда я уже надевал

шапку; он, казалось, не готовился к отъезду; у него был какой-то

принужденный, холодный вид.

— А вы, Максим Максимыч, разве не едете?

— Нет-с.

— А что так?

— Да я еще коменданта не видал, а мне надо сдать ему кой-какие казенные

вещи…

— Да ведь вы же были у него?

— Был, конечно, — сказал он, заминаясь — да его дома не было… а я не

дождался.

Я понял его: бедный старик, в первый раз от роду, может быть, бросил

дела службы для собственной надобности, говоря языком бумажным, — и как же

он был награжден!

— Очень жаль, — сказал я ему, — очень жаль, Максим Максимыч, что нам до

срока надо расстаться.

— Где нам, необразованным старикам, за вами гоняться!.. Вы молодежь

светская, гордая: еще пока здесь, под черкесскими пулями, так вы

туда-сюда… а после встретишься, так стыдитесь и руку протянуть нашему

брату.

— Я не заслужил этих упреков, Максим Максимыч.

— Да я, знаете, так, к слову говорю: а впрочем, желаю вам всякого

счастия и веселой дороги.

Мы простились довольно сухо. Добрый Максим Максимыч сделался упрямым,

сварливым штабс-капитаном! И отчего? Оттого, что Печорин в рассеянности или

от другой причины протянул ему руку, когда тот хотел кинуться ему на шею!

Грустно видеть, когда юноша теряет лучшие свои надежды и мечты, когда пред

ним отдергивается розовый флер, сквозь который он смотрел на дела и чувства

человеческие, хотя есть надежда, что он заменит старые заблуждения новыми,

не менее проходящими, но зато не менее сладкими… Но чем их заменить в лета

Максима Максимыча? Поневоле сердце очерствеет и душа закроется…

Я уехал один.

Портрет Максима Максимыча: возраст, описание внешности, характеристика речи, воинское звание

Максим Максимыч — человек лет 50. О встрече с ним рассказывает автор-повествователь в главе «Бэла». Встретился он с этим героем, когда ехал из Тифлиса на перекладных. О второй его встрече с этим человеком рассказано в главе «Максим Максимыч».

Повествователь отметил, что у этого человека смуглое лицо от того, что оно «давно знакомо с закавказским солнцем», усы у него были поседевшие, но походка была твёрдая, вид бодрый.

Речь его была простая, но образная. Рассказывал он попутчику историю Печорина и Бэлы интересно.

Максим Максимыч служил в российской армии в звании штабс-капитана. Он уже много лет служит на Кавказе. Сначала он был подпоручиком, а затем получил 2 чина «за дела против горцев», и сейчас числится в третьем линейном батальоне. Лет 10 он с ротою стоял в крепости в Чечне, там было очень опасно. Максим Максимыч хорошо знал черкесский язык, мирной черкесский князь, отец Бэлы, был его кунаком (другом).

Максим Максимыч — Герой нашего времени – Михаил Лермонтов

Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ. Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые там не были, и от статистических замечаний, которые решительно никто читать не станет.

Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие и где между тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы или так пьяны, что от них никакого толка нельзя добиться.

Мне объявили, что я должен прожить тут еще три дня, ибо «оказия» из Екатеринограда еще не пришла и, следовательно, отправляться обратно не может. Что за оказия!.. но дурной каламбур не утешение для русского человека, и я, для развлечения вздумал записывать рассказ Максима Максимыча о Бэле, не воображая, что он будет первым звеном длинной цепи повестей; видите, как иногда маловажный случай имеет жестокие последствия!.. А вы, может быть, не знаете, что такое «оказия»? Это прикрытие, состоящее из полроты пехоты и пушки, с которыми ходят обозы через Кабарду из Владыкавказа в Екатериноград.

Первый день я провел очень скучно; на другой рано утром въезжает на двор повозка… А! Максим Максимыч!.. Мы встретились как старые приятели. Я предложил ему свою комнату. Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот на манер улыбки. Такой чудак!..

Максим Максимыч имел глубокие сведения в поваренном искусстве: он удивительно хорошо зажарил фазана, удачно полил его огуречным рассолом, и я должен признаться, что без него пришлось бы остаться на сухоядении. Бутылка кахетинского помогла нам забыть о скромном числе блюд, которых было всего одно, и, закурив трубки, мы уселись: я у окна, он у затопленной печи, потому что день был сырой и холодный. Мы молчали. Об чем было нам говорить?.. Он уж рассказал мне об себе все, что было занимательного, а мне было нечего рассказывать. Я смотрел в окно. Множество низеньких домиков, разбросанных по берегу Терека, который разбегается все шире и шире, мелькали из-за дерев, а дальше синелись зубчатою стеной горы, из-за них выглядывал Казбек в своей белой кардинальской шапке. Я с ними мысленно прощался: мне стало их жалко…

Так сидели мы долго. Солнце пряталось за холодные вершины, и беловатый туман начинал расходиться в долинах, когда на улице раздался звон дорожного колокольчика и крик извозчиков. Несколько повозок с грязными армянами въехало на двор гостиницы и за ними пустая дорожная коляска; ее легкий ход, удобное устройство и щегольской вид имели какой-то заграничный отпечаток. За нею шел человек с большими усами, в венгерке, довольно хорошо одетый для лакея; в его звании нельзя было ошибиться, видя ухарскую замашку, с которой он вытряхивал золу из трубки и покрикивал на ямщика. Он был явно балованный слуга ленивого барина — нечто вроде русского Фигаро.

— Скажи, любезный, — закричал я ему в окно, — что это — оказия пришла, что ли?

Он посмотрел довольно дерзко, поправил галстук и отвернулся; шедший подле него армянин, улыбаясь, отвечал за него, что точно пришла оказия и завтра утром отправится обратно.

— Слава Богу! — сказал Максим Максимыч, подошедший к окну в это время. — Экая чудная коляска! — прибавил он, — верно какой-нибудь чиновник едет на следствие в Тифлис. Видно, не знает наших горок! Нет, шутишь, любезный: они не свой брат, растрясут хоть английскую!

— А кто бы это такое был — пойдемте-ка узнать…

Мы вышли в коридор. В конце коридора была отворена дверь в боковую комнату. Лакей с извозчиком перетаскивали в нее чемоданы.

— Послушай, братец, — спросил у него штабс-капитан, — чья эта чудесная коляска?.. а?.. Прекрасная коляска!.. — Лакей, не оборачиваясь, бормотал что-то про себя, развязывая чемодан. Максим Максимыч рассердился; он тронул неучтивца по плечу и сказал: — Я тебе говорю, любезный…

— Чья коляска?… моего господина…

— А кто твой господин?

— Печорин…

— Что ты? что ты? Печорин?.. Ах, Боже мой!.. да не служил ли он на Кавказе?.. — воскликнул Максим Максимыч, дернув меня за рукав. У него в глазах сверкала радость.

— Служил, кажется, — да я у них недавно.

— Ну так!.. так!.. Григорий Александрович?.. Так ведь его зовут?.. Мы с твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться…

— Позвольте, сударь, вы мне мешаете, — сказал тот, нахмурившись.

— Экой ты, братец!.. Да знаешь ли? мы с твоим барином были друзья закадычные, жили вместе… Да где же он сам остался?..

Слуга объявил, что Печорин остался ужинать и ночевать у полковника Н…

— Да не зайдет ли он вечером сюда? — сказал Максим Максимыч, — или ты, любезный, не пойдешь ли к нему за чем-нибудь?.. Коли пойдешь, так скажи, что здесь Максим Максимыч; так и скажи… уж он знает… Я тебе дам восьмигривенный на водку…

Лакей сделал презрительную мину, слыша такое скромное обещание, однако уверил Максима Максимыча, что он исполнит его поручение.

— Ведь сейчас прибежит!.. — сказал мне Максим Максимыч с торжествующим видом, — пойду за ворота его дожидаться… Эх! жалко, что я не знаком с Н…

Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.

— Максим Максимыч, не хотите ли чаю? — закричал я ему в окно.

— Благодарствуйте; что-то не хочется.

— Эй, выпейте! Смотрите, ведь уж поздно, холодно.

— Ничего; благодарствуйте…

— Ну, как угодно! — Я стал пить чай один; минут через десять входит мой старик:

— А ведь вы правы: все лучше выпить чайку, — да я все ждал… Уж человек его давно к нему пошел, да, видно, что-нибудь задержало.

Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй у ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение я Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя.

Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал.

Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…

— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.

— Да, клопы… — отвечал он, тяжело вздохнув.

На другой день утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил меня. Я нашел его у ворот, сидящего на скамейке. «Мне надо сходить к коменданту, — сказал он, — так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной…»

Я обещался. Он побежал, как будто члены его получили вновь юношескую силу и гибкость.

Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг меня; я их прогнал: мне было не до них, я начинал разделять беспокойство доброго штабс-капитана.

Не прошло десяти минут, как на конце площади показался тот, которого мы ожидали. Он шел с полковником Н…, который, доведя его до гостиницы, простился с ним и поворотил в крепость. Я тотчас же послал инвалида за Максимом Максимычем.

Навстречу Печорина вышел его лакей и доложил, что сейчас станут закладывать, подал ему ящик с сигарами и, получив несколько приказаний, отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и сел на скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет.

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, — верный признак некоторой скрытности характера. Впрочем, это мои собственные замечания, основанные на моих же наблюдениях, и я вовсе не хочу вас заставить веровать в них слепо. Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: он сидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслах после утомительного бала. С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные — признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько слов.

Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! — Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен. Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением. Скажу в заключение, что он был вообще очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам светским.

Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою, и лакей уже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а Максим Максимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость, глядя на синие зубцы Кавказа, и кажется, вовсе не торопился в дорогу. Я подошел к нему.

— Если вы захотите еще немного подождать, — сказал я, — то будете иметь удовольствие увидаться с старым приятелем…

— Ах, точно! — быстро отвечал он, — мне вчера говорили: но где же он? — Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колени его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить.

— Как я рад, дорогой Максим Максимыч. Ну, как вы поживаете? — сказал Печорин.

— А… ты?.. а вы? — пробормотал со слезами на глазах старик… — сколько лет… сколько дней… да куда это?..

— Еду в Персию — и дальше…

— Неужто сейчас?.. Да подождите, дражайший!.. Неужто сейчас расстанемся?.. Столько времени не видались…

— Мне пора, Максим Максимыч, — был ответ.

— Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелось вам сказать… столько расспросить… Ну что? в отставке?.. как?.. что поделывали?..

— Скучал! — отвечал Печорин, улыбаясь.

— А помните наше житье-бытье в крепости? Славная страна для охоты!.. Ведь вы были страстный охотник стрелять… А Бэла?..

Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…

— Да, помню! — сказал он, почти тотчас принужденно зевнув…

Максим Максимыч стал его упрашивать остаться с ним еще часа два.

— Мы славно пообедаем, — говорил он, — у меня есть два фазана; а кахетинское здесь прекрасное… разумеется, не то, что в Грузии, однако лучшего сорта… Мы поговорим… вы мне расскажете про свое житье в Петербурге… А?

— Право, мне нечего рассказывать, дорогой Максим Максимыч… Однако прощайте, мне пора… я спешу… Благодарю, что не забыли… — прибавил он, взяв его за руку.

Старик нахмурил брови… он был печален и сердит, хотя старался скрыть это.

— Забыть! — проворчал он, — я-то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с вами встретиться…

— Ну полно, полно! — сказал Печорин, обняв его дружески, — неужели я не тот же?.. Что делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, — бог знает!.. — Говоря это, он уже сидел в коляске, и ямщик уже начал подбирать вожжи.

— Постой, постой! — закричал вдруг Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, — совсем было/парт забыл… У меня остались ваши бумаги, Григорий Александрович… я их таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где бог дал свидеться… Что мне с ними делать?..

— Что хотите! — отвечал Печорин. — Прощайте…

— Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. — кричал вслед Максим Максимыч…

Коляска была уж далеко; но Печорин сделал знак рукой, который можно было перевести следующим образом: вряд ли! да и зачем?..

Давно уж не слышно было ни звона колокольчика, ни стука колес по кремнистой дороге, — а бедный старик еще стоял на том же месте в глубокой задумчивости.

— Да, — сказал он наконец, стараясь принять равнодушный вид, хотя слеза досады по временам сверкала на его ресницах, — конечно, мы были приятели, — ну, да что приятели в нынешнем веке!.. Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара… Вишь, каким он франтом сделался, как побывал опять в Петербурге… Что за коляска!.. сколько поклажи!.. и лакей такой гордый!.. — Эти слова были произнесены с иронической улыбкой. — Скажите, — продолжал он, обратясь ко мне, — ну что вы об этом думаете?.. ну, какой бес несет его теперь в Персию?.. Смешно, ей-богу, смешно!.. Да я всегда знал, что он ветреный человек, на которого нельзя надеяться… А, право, жаль, что он дурно кончит… да и нельзя иначе!.. Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей забывает!.. — Тут он отвернулся, чтоб скрыть свое волнение, пошел ходить по двору около своей повозки, показывая, будто осматривает колеса, тогда как глаза его поминутно наполнялись слезами.

— Максим Максимыч, — сказал я, подошедши к нему, — а что это за бумаги вам оставил Печорин?

— А бог его знает! какие-то записки…

— Что вы из них сделаете?

— Что? а велю наделать патронов.

— Отдайте их лучше мне.

Он посмотрел на меня с удивлением, проворчал что-то сквозь зубы и начал рыться в чемодане; вот он вынул одну тетрадку и бросил ее с презрением на землю; потом другая, третья и десятая имели ту же участь: в его досаде было что-то детское; мне стало смешно и жалко…

— Вот они все, — сказал он, — поздравляю вас с находкою…

— И я могу делать с ними все, что хочу?

— Хоть в газетах печатайте. Какое мне дело?.. Что, я разве друг его какой?.. или родственник? Правда, мы жили долго под одной кровлей… А мало ли с кем я не жил?..

Я схватил бумаги и поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся. Скоро пришли нам объявить, что через час тронется оказия; я велел закладывать. Штабс-капитан вошел в комнату в то время, когда я уже надевал шапку; он, казалось, не готовился к отъезду; у него был какой-то принужденный, холодный вид.

— А вы, Максим Максимыч, разве не едете?

— Нет-с.

— А что так?

— Да я еще коменданта не видал, а мне надо сдать ему кой-какие казенные вещи…

— Да ведь вы же были у него?

— Был, конечно, — сказал он, заминаясь — да его дома не было… а я не дождался.

Я понял его: бедный старик, в первый раз от роду, может быть, бросил дела службы для собственной надобности, говоря языком бумажным, — и как же он был награжден!

— Очень жаль, — сказал я ему, — очень жаль, Максим Максимыч, что нам до срока надо расстаться.

— Где нам, необразованным старикам, за вами гоняться!.. Вы молодежь светская, гордая: еще пока здесь, под черкесскими пулями, так вы туда-сюда… а после встретишься, так стыдитесь и руку протянуть нашему брату.

— Я не заслужил этих упреков, Максим Максимыч.

— Да я, знаете, так, к слову говорю: а впрочем, желаю вам всякого счастия и веселой дороги.

Мы простились довольно сухо. Добрый Максим Максимыч сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном! И отчего? Оттого, что Печорин в рассеянности или от другой причины протянул ему руку, когда тот хотел кинуться ему на шею! Грустно видеть, когда юноша теряет лучшие свои надежды и мечты, когда пред ним отдергивается розовый флер, сквозь который он смотрел на дела и чувства человеческие, хотя есть надежда, что он заменит старые заблуждения новыми, не менее проходящими, но зато не менее сладкими… Но чем их заменить в лета Максима Максимыча? Поневоле сердце очерствеет и душа закроется…

Я уехал один.

Основная идея романа

Краткое содержание романа «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова не раскрывает полноты языка, речевых оборотов и авторского стиля. Суть краткого пересказа содержания по главам в том, чтобы вычленить основные действия в сюжете романа и донести до читателя его идею. Это первое произведение автора с психологическим уклоном в прозе. Рекомендуется читать роман Лермонтова в полном объеме.

В произведении демонстрируется, как в одном человеке уживаются совершенно разные личности: образованный юноша с отличным воспитанием, способный на любовь, в то же время не уважает чувства других, морально унижает и может убить. Печорин никак не найдет себя в этом мире, его эксперименты не останавливают даже гибель и страдания близких людей. В романе Лермонтова «Герой нашего времени», краткое содержание которого вы прочитали, окружающие офицера полностью отражают его личность. Разочарованность в мире, потеря интереса к жизни, подверженность страстям – все это описание ровесников Лермонтова. Автор в «Герое нашего времени» пишет о том, к каким неисправимым последствиям приводит потребительское отношение к людям, игра в любовь и потакание собственным прихотям.

Характеристика Максима Максимыча в «Герое нашего времени»

Сочинения
По литературе
Лермонтов
Характеристика и образ Максима Максимыча в романе Герой нашего времени

В романе Лермонтова читатель встречает много интересных героев. Даже второстепенные персонажи важны для произведения, так как они помогают лучше раскрыть внутренний мир главного героя, продвигают сюжет. Одним из таких персонажей стал Максим Максимович.

Мужчина служил рядовым офицером и годы армейской службы помогли сформировать его характер и взгляд на жизнь. И хотя он не получил звания и ранга, не заработал много денег, он остался верен своему делу и относился к профессии серьезно. Есть у него и другая черта характера, которая обычно не свойственна суровым армейским людям. Какая?

Максим Максимович имеет чувствительный внутренний мир, умеет любоваться красотой природы, склонен проявлять заботу о людях, которые нуждаются в поддержке и помощи. Печерину он уделяет особенное внимание, заботится о нём, проявляет доброту. Также он относится и Бэле, всегда разделяет с ней её страдания, переживает за неё и жалеет.

Герой относится к ним, как к родным детям. Возможно потому, что несмотря на всю свою доброту, Максим Максимович так и не сумел создать собственную семью. В своей речи персонаж часто использует военные выражения, кавказские фразочки или простые русские выражения.

Характер Печорина сложен для понимания мужчины, но несмотря на это, они сохраняют свою дружбу даже спустя годы. Но их последняя встреча становится для рядового офицера разочарованием. Он был рад видеть друга и стремился обнять его, но Печорин одарил его лишь кратким приветствием. Такая отстранённость очень обидела Максима Максимовича.

Этот персонаж важен для романа, так как наглядно раскрывает характер главного героя. Они схожи в любви к природе, благородстве и смелости. Однако, простодушный и добрый персонаж не может понять Печорина и многие его поступки остаются для него загадкой.

Так как сам по себе он человек простой и прямолинейный, хоть и не образованный, но очень душевный. А вот Печорин, человек культурный и светский, постоянно терзает себя, является очень неоднозначным, не может понять, что он чувствует. Поэтому Максим Максимович является тем персонажем на фоне которого характер Печорина раскрывается особенно ясно.

Вариант 2

Максим Максимыч – обычный рядовой солдат, всю жизнь отдавший этому благородному делу. Он является полной противоположностью главного героя произведения. Но вместе с тем, его образ по-настоящему важен для раскрытия души Печорина.

Если задуматься, что читатель знает о Максиме Максимыче, то информации будет не так много. Хотя его положительных качеств не перечесть. Он очень добр к окружающим людям, по-детски наивно восхищается природой. Это, кстати, огромная редкость для военного человека, сердце которого не очерствело после многочисленных боев и ранений. Мужчина очень нежно и по-отечески относится к Григорию Александровичу и Бэле. Возможно от того, что сам был заядлым холостяком, чем похвастаться не мог. Правда в том, что очень одинок был этот человек пятидесяти лет. Он не понимал и не принимал светского общества, поэтому всегда общался «по-свойски». Он знает много историй. Свидетелем многих был сам. Эти истории любит рассказывать остальным. Вот еще одно отличие от Печорина. Григорий Александрович записывает всё в блокнот, а Максим Максимыч предпочитает устную разговорную речь.

Служил он в основном на Кавказе, о чем говорила его смуглая кожа, часто находящаяся под лучами горячего кавказского солнца. За многие годы он хорошо изучил кавказский язык и частенько в свою речь вставлял их фразы. Волосы его были седы так же, как и пышные усы. За долгие годы службы ему было присвоено звание штабс-капитана.

Очень важно, что именно из уст Максима Максимыча мы впервые узнаем о самом Печорине, видим его взаимоотношения с Бэлой и с окружающими людьми. Неоднократно показано, что старый офицер не понимает Печорина и его действий, но вместе с тем, их связь сохраняется на протяжении многих лет.

И какого же удивление и Максима Максимыча и самого читателя, когда Григорий Александрович Печорин так холодно и равнодушно встречается со старым приятелем. Кажется, что сам читатель чувствует боль и непонимание от этой ситуации. После того, как добрый, чуткий старик со слезами на глазах был готов обнять Печорина после пяти лет расставания, тот не предпринял того же и равнодушно отвесил пару фраз. А так как можно заметить, что Максим Максимыч обидчив, как ребенок, что неоднократно подчеркивается в произведении, то значит мужчину очень задела эта ситуация. Должно быть, на этом история Печорина и штабс-офицера Максима Максимыча закончилась.

Сочинение на тему Максим Максимыч

В романе Лермонтова «Герои нашего времени» одним из главных героев является Максим Максимыч. От его лица ведется повествование о Печорине и его жизни. Известно, что Максим Максимыч служил в армии и был простым офицером, служба сказалась на мировоззрении героя и его дальнейшей жизни. Максим Максимыч не богат, он любит свою страну и желает встать на ее защиту, ему не важен ранг или звание, главное — преданность Родине.

Среди военной атмосферы он был чужим, потому что ему присуще сострадание, любовь к природе, окружающему миру, людям, человечность и желание помочь в трудную минуту.

Читатель может заметить, что герой относится хорошо и к другим, например, к самому Печорину, к Бэле, несмотря на холодность друга, он забоится о нем и беспокоится. Бэле он старается помочь в настигшей ее беде, чувствует ее боль, можно сказать, даже относится к ней, как к дочери. Но у самого Максим Максимыча семьи нет.

Максим Максимыч — антипод Печорина. Он простой русский человек, не привыкший лицемерить или врать, как это делает Печорин. Ключевым моментом в отношениях между двумя главными героями становится прощальная встреча, когда Печорин повел себя холодно и пренебрежительно к своему другу. А именно — не дружеское приветствие. Это задело героя, который со всей душой относился к другу. Несмотря на то, что ранее Печорин не отличался дружелюбием и другими чувствами к Максим Максимычу, ведь Печорин виновен в смерти Ленского, Бэлы, он загубил жизнь Веры, но Максим Максимыч не оставил друга и не предал его.

Максим Максимыч употребляет слова, используемые только в армии, или местные (кавказские) выражения, не делая выражения на них. Это еще одна отличительная черта — он не стесняется простых, редко употребляемых слов.

Но есть и то, что сближает двух героев, это любовь к природе, смелые поступки, некая любовь к себе, с другой стороны многие вещи Максим Максимыч понять не может, например, действия или мысли Печорина.

Таким образом, Максим Максимыч — прототип обычного русского человека, любящего Россию, чувственного и милосердного. Благодаря его образу читатель может понять нравственные ценности, обличить Печорина и узнать быт того времени.

Описание Максима Максимыча

Автор создаёт портрет человека лет 50, доброго, дружелюбного, понимающего. Он необразован, выходец из небогатой семьи. Умеет довольствоваться малым, неприхотлив. Герой носит усы, всегда опрятен и аккуратен. Не употребляет спиртное, так как попал в неприятную ситуацию на службе и дал себе обещание бросить эту привычку. Прослужив большую часть жизни на Кавказе, он перенял местное гостеприимство, научился искусно готовить, выучил местный язык, традиции.

Максим Максимыч с уважением относится к окружающим, дружит со всеми, включая Казбича, несмотря на его репутацию. Для старика важен человек, а не его статус. Он прост в отношении чинов и званий, общается на равных со всеми, с молодыми солдатами – по-отечески, заботливо. Штабс-капитан опытный боец, он очень осторожен, бережёт своих подчинённых, ценит человеческую жизнь. На своём веку старый солдат повидал много смертей и бед: это не сломило мужчину, он стал сильнее, мудрее и заботливей к тем, кто его окружает.

Герой нашего времени. «Часть 1. Максим Максимыч»

М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени
«Часть 1. Максим Максимыч»

Исполнитель: Вадим Цимбалов
Тип: mp3, текст
Продолжительность: 00:22:20
Скачать и слушать online

Your browser does not support HTML5 audio + video.
Читать: М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени. «Часть 1. Максим Максимыч»: