Пьер Безухов и Платон Каратаев (по роману Л.Н. Толстого «Война и мир») Война и мир Толстой Л.Н. :: Litra.RU :: Только отличные сочинения

Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Сочинения / Толстой Л.Н. / Война и мир / Пьер Безухов и Платон Каратаев (по роману Л.Н. Толстого «Война и мир»)     Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» стоит в ряду лучших произведений мировой литературы. Он повествует о знаменательных событиях в истории страны, освещает важные периоды народной жизни, идеалы, быт и нравы различных слоев общества.     Одна из главных тем произведения – люди и война, героизм и испытание душевных, физических сил и спасение России.     Носителями подлинного героизма в романе являются простые, скромные люди, никогда не говорившие о своих подвигах. Их пример, их простая мудрость жизни помогают переносить все тяготы войны тем, кто случайно оказался рядом с ними.     На примере Пьера Безухова и Платона Каратаева Л. Н. Толстой показал два совершенно разных типа русских характеров, двух различных социальных героев.     Первых из них – граф, попавший в плен к французам как «поджигатель»и, чудом, избежавший расстрела. Второй – простой, умудренный опытом, терпеливый солдат. Тем не менее, солдат Платон Каратаев сумел сыграть исключительно важную роль в жизни Пьера Безухова.     После расстрела «поджигателей», очевидцем которого стал Пьер, «в душе его как будто выдернута была та пружина, на которой все держалось, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем уничтожилась вера в благоустройство мира, и в человеческую душу, и в бога».     Встреча в балагане с Платоном Каратаевым помогла духовному возрождению Пьера:«Он почувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких-то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе». Каратаев произвел на Пьера огромное впечатление своим поведением, здравым смыслом, целесообразностью поступков, умением «делать все не очень хорошо, но и не дурно». Для Пьера он стал «непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды».     Безухов, перенесший тяжкие страдания и страх смерти, попадает в иной мир. Он видит, как Каратаев аккуратно устроил в углу все свое «хозяйство», как к нему подбежала собачонка и стала ласкаться. Солдат заговорил о чем-то очень простом, начал бормотать молитвы. Все эти будничные слова и поступки в тех условиях показались Пьеру чудом, великим открытием истины жизни. Пьер ощутил новую красоту недавнего разрушенного мира, получил «спокойствие и довольство собой»: «И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве».     Каратаев ощущает себя частью народа: простых солдат, крестьянства. Его мудрость заключена в многочисленных пословицах и поговорках, за каждой из которых угадывается эпизод жизни Платона. Например, «где суд, там и неправда». Он пострадал от несправедливого суда, и вынужден служить в армии. Однако Платон воспринимает любые повороты судьбы спокойно, он готов принести себя в жертву ради благополучия семьи. Каратаев любит каждого человека, каждое живое существо: он ласков с обычной бездомной собакой, помогает другим пленным, шьет рубахи для французов и искренне любуется своей работой.     Платон Каратаев становится для Пьера примером восприятия другого мира, где господствует простота и правда, любовь к человечеству.     Отношения Платона Каратаев и Пьера Безухова развивались в романе совсем ненадолго. Из-за обострившейся болезни, Каратаева расстреляли французы.     Солдат незаметно ушел из жизни, а Пьер воспринял смерть Каратаева спокойно, как должное.     Платон появился рядом с Пьером, как спаситель, в самый тяжелый момент его жизни и ушел буднично. Но, несмотря на это, личность его столь незаурядна и влияние на судьбу Пьера столь велико, что Каратаева нельзя причислить просто к эпизодическим героям романа.     Недаром годы спустя Пьер часто вспоминал о нем, думал о том, что бы сказал Платон по поводу того или иного события, «одобрил-бы или не одобрил». Встреча этих двух героев во многом определила дальнейшую судьбу графа Пьера Безухова и показала величайшую мудрость русского народа, воплощенную в облике солдата Платона Каратаева. 0 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. / Сочинения / Толстой Л.Н. / Война и мир / Пьер Безухов и Платон Каратаев (по роману Л.Н. Толстого «Война и мир»)

Смотрите также по произведению «Война и мир»:

Platon Karataev. Венгерская музыка с русским названием

Уже чуть больше года мы растворены в пандемии коронавируса, которая поменяла наше отношение к жизни и к каждой её составляющей. Все справлялись, продолжают справляться по своему, у каждого личный рецепт. Частью моего стала венгерская группа Platon Karataev.

Впервые я услышала группу на фестивале Volt в 2019-м году, в программе выступлений мой взгляд упал на знакомое имя, правда потом пришлось загуглить подробности, я лишь смутно знала что это персона важна для русской литературы (и что это из школьной программы 9-10х классов). На концерте было бесподобно, так Platon Karataev очутились в моём плэйлисте, где и по сей день они занимают важные позиции.

Во время пандемии я испытывала широкий спектр эмоций, от “переживём, то ли ещё было” до “всё тлен и ни в чём нет смысла”, но привести меня в состояние покоя и дать надежду, что всё будет хорошо помог мне… новый альбом Atoms, который группа выпустила в конце мая.

Магическим образом с первых нот музыки, с первых слов божественного вокала двух солистов уходила вся тревога, растворялась вся суета и оставалась только сущность. Или моя, или их. Эта музыка создана для созерцания, для чистоты, для любви. Не для фона, не для рингтонов, не для расфокусировки.

Вопрос названия группы Platon Karataev оставлял много вопросов, моё любопытство пересилило и я написала солисту Гергё. Выдержки из нашего мини интервью прилагаю:

Состав группы: ударные – Шома, гитара и вокал – Шебё, гитара и вокал – Гергё, бас гитара и бэк вокал – Лаци.

Почему у группы такое название “Платон Каратаев”? Кто придумал, кто решал и все ли согласились?

Я получил в своё время большое удовольствие от прочтения “Войны и Мира”. В этом романе есть всё, что представляет из себя жизнь. На первый взгляд Платон Каратаев всего лишь второстепенный персонаж, всё же на протяжении более чем тысячи страничной истории он — одна из самых важных фигур. Он воплощает простоту и честность, ищет глубинную правду, как и мы в нашей музыке. Мы также в самой личной манере говорим о самом универсальном – такая параллель.

В 10-м классе школы мы обычно читаем “Войну и мир” и пишем сочинения на темы из произведения, одна из самых популярных “Образ Платона Каратаева”. Все хотят выбрать именно эту тему, потому что она простая. Как и сам Платон Каратаев. А что бы ты написал в сочинении о нём? Как повлиял на тебя и на твоё творчество этот персонаж?

Платон Каратаев такой простой, потому что чистый и прозрачный. В будние дни на нас накладывается столько слоёв, мы пытаемся это содрать с себя, чтобы увидеть самую сокровенную сущность, реальность. Простота Платона Каратаева не уничижительна, а как-то воспринимается возвышающе. Он использует язык ровно столько, сколько выдерживают эти внутренние слои. В нашей музыке мы ходим придерживаться именно этого пути.

Платон Каратаев оказал большое влияние на Пьера Безухова и изменил его приоритеты, вдохновил на переоценку жизненных ценностей. Уже год на всех нас влияет ситуация с пандемией коронавируса, и каждый хотя бы раз задумался о переоценке своих. Что изменилось у вас? Какие мысли на этот счёт у группы?

Из-за пандемии у нас перенеслась премьера нового альбома (а за год коронавируса у нас набралось материала уже на следующий), отменилось турне по Европе, очень много фестивальных концертов дома и за границей, наш концерт в Москве.

От многого мы ограничены, но мы пробуем фокусироваться на позитивных частях, стало больше времени для себя, для написания новых песен, подготовили материал для нашего третьего альбома. Было полезно замедлиться и обдумать всё ещё раз.

Расскажи немного про группу, как долго вы знакомы друг с другом в группе и как долго играете?

Мы с Шебё ещё в 10-ти летнем возрасте вместе играли в футбол, после этого долгое время не виделись, потом схожие музыкальные предпочтения свели нас опять. Сначала играли для себя, исполняли песни других групп, а потом когда появились свои идеи, решили создать группу. Шома подключился из Galaxisok (полное название группы Szabó Benedek és a Galaxisok), также как Лаци, так и получилась группа из 4-х человек, надеюсь что оно и останется.

Работаете или живёте музыкой?

У меня и у Шебё психологическое образование, но сейчас мы сфокусированы только на музыке, живём этим. У Лаци также, он ещё в других группах играет, например в Galaxisokгде и Шома, а он в свою очередь ещё куратор в Ludwig музее..

А что ты любишь в русской литературе? Что ещё читал?

Толстого и Достоевского почти всего, Булгакова, Пушкина, драмы Чехова, Гончарова, Гоголя. Но я уверен что у меня еще много слепых зон в русской литературе, особенно в современной, из этого, например, люблю читать Пелевина. Все эти тексты невероятно глубоки, изображения души тончайше прописаны, русская литература одна из вершин мировой литературы, я несказанно жалею, что не могу читать на языке оригинала – цените это обязательно!

В 2020-м году у вас должны были быть концерты в Москве, какие ещё города вы хотели бы посмотреть? 

Мы очень ждали наше турне в России, я там ещё не был, может быть всё таки удастся в 2021-м году. Кроме Москвы и Санкт-Петербурга интересует также бесчисленное количество исторических городов. Обычно меня привлекают не достопримечательности, а атмосфера, не туристические места, а прогулки и шатание по городу.

Насколько тебя вдохновляет Будапешт? Почему сейчас песен на английском языке больше чем на венгерском?

Долгое время для меня написание текстов на венгерском языке было большой преградой: язык довольно тяжёлый и нелегко спроецировать на мелодию всё то, что хочется сказать. Кроме этого песни довольно личные, труднее петь об этих вещах на родном языке, у слов другой вес. Однако поскольку мы стремимся к максимальной честности и это пришлось отбросить, на следующем альбоме будет много венгроязычных песен. Будапешт прекрасный город и здесь очень хорошо жить. Я не могу выделить какое-то одно место, которое вдохновляет, скорее бесконечные и бесцельные прогулки по городу, которые освобождают креативную энергию.

Выдай, пожалуйста, инсайты, расскажи про 5 твоих любимых заведений в Будапеште.

Фантастические экзотические вкусы в Dobrumba, лучшие веган бургеры в городе у Vegan Love, лучшее мороженое в Пеште Anjuna, ещё рекомендую Madal Café и Pesti Palánta.

А любимые места в городе?

Одного места нет, в городе нужно бродить, гулять по набережной, спотыкаться о здания , о людей и созерцать!

---

Инстаграм группы Platon Karataev: https://www.instagram.com/platonkrtv/

Ютуб: https://www.youtube.com/channel/UCksKc1KIb4vHmiHAX3JoiAA

АТЛАНТИДА — НЕ ЛЕГЕНДА! | Наука и жизнь

В диалогах античного мыслителя Платона все же есть зерно, говорящее о реальности легендарного острова. Больше двух тысяч лет живет легенда об Атлантиде. Но лишь несколько десятилетий назад люди, отчаявшиеся найти следы некогда процветавшего государства, причислили сочинения Платона к утопиям. И вот сенсационный поворот: в наши дни некоторые историки и археологи признали, что в диалогах Платона все же содержится зерно реальных фактов. Представляем три новейшие гипотезы, предполагающие, где и когда погибла Атлантида.

Наука и жизнь // Иллюстрации

Наука и жизнь // Иллюстрации

Наука и жизнь // Иллюстрации

Наука и жизнь // Иллюстрации

Наука и жизнь // Иллюстрации

‹

›

Предание египетских жрецов

В 421 году до н. э. греческий философ Платон в двух своих сочинениях — «Тимей» и «Критий» — изложил историю и печальный конец островного государства Атлантида. Рассказ в форме диалога ведет прадед Платона, Критий: он передает содержание беседы со своим дедом, тот услышал рассказ об Атлантиде от современника, Солона, афинского законодателя и поэта, который, в свою очередь, узнал об Атлантиде от египетского жреца. И Платон в своих текстах не раз подчеркивает, что это не миф, а правдивое повествование об исторических событиях.

Атлантида, по словам Платона, — огромный остров, лежавший в океане за Геркулесовыми столпами, то есть за Гибралтаром. В центре острова возвышался холм, на котором стояли храмы и царский дворец. Акрополь — верхний город — защищали два ряда земляных насыпей и три водных кольцевых канала. Наружное кольцо соединялось с морем 500-метровым каналом, по которому во внутренний порт заходили корабли. Жизнь Атлантиды предстает полной благополучия.

Храм главного божества островитян — Посейдона, повелителя морей, был, повествует Платон, выложен золотом, серебром и орхилаком (недавно разгаданное слово означает сплав меди с цинком). Другой храм, посвященный Посейдону и его супруге Клейто, прародительнице всех атлантов, обнесен золотой стеной. Стояли также золотая статуя Посейдона и золотые изваяния Нереид — многочисленных дочерей морского божества. Атланты имели бронзовое оружие и тысячи боевых колесниц. Недра давали медь и серебро.

Народ развлекался конскими скачками, к его услугам были термальные бани: на острове били два источника — холодной и горячей воды. Корабли спешили в гавань Атлантиды с керамической посудой, пряностями, редкостными рудами. Для снабжения порта пресной водой русло реки было повернуто.

Остров принадлежал мощному союзу царей. И вот настал момент, когда он решил подчинить себе другие страны, в том числе и Грецию. Однако Афины, показав в войне доблесть и силу, победили. Но, как говорит Платон, олимпийские боги, недовольные воюющими народами, решили их наказать за жадность и насилие. Чудовищное землетрясение и наводнение «в один ужасный день и одну ночь» погубили афинское войско и всю Атлантиду. Воды океана поглотили остров.

Через 47 лет после смерти Платона житель Афин Крантор отправился в Египет, чтобы убедиться, действительно ли там находятся истоки сведений, использованных философом. И он нашел, по его словам, в храме Нейт иероглифы с текстом об изложенных событиях.

Поиски

Искать Атлантиду начали уже в самом начале новой эры — в 50-м году от Рождества Христова. Почти за две тысячи лет с того времени появилось множество гипотез о местонахождении Атлантиды. Многих манили упомянутые Платоном богатства. Подумать только: завладеть золотыми стенами и статуями! Большинство толкователей «Крития» и «Тимея» указывало на ныне существующие острова Атлантического океана. Но были и другие ориентиры. Среди 50 точек на Земле, определенных энтузиастами для поисков Атлантиды, встречаются и совсем фантастические, например Бразилия или Сибирь, о существовании которых древний философ и не подозревал.

Новый взлет интереса к поискам легендарного острова возник после Первой мировой войны. Усовершенствованная в военное время подводная техника побудила авантюрных дельцов организовать компании в нескольких странах для поиска таинственной Атлантиды. Например, во французской газете «Фигаро» появилась такая заметка: «В Париже создано общество по изучению и эксплуатации Атлантиды». Компании, разумеется, лопались одна за другой, но русский писатель Александр Беляев нашел в газетной публикации сюжет для своей фантастической повести «Последний человек из Атлантиды».

Проблеме утонувшего острова посвящено более 50 тысяч публикаций. Кино и телевидение тоже внесли в этот сюжет свой вклад. Свыше 20 экспедиций обследовали места, где, по представлениям их организаторов, когда-то благоденствовал народ Атлантиды. Но все они вернулись с пустыми руками.

К двум главным вопросам — где? и когда? — уже в нашем веке добавились возражения археологов, посчитавших фантазией рассказ об изобилии на острове золота и серебра. К выдумкам Платона они отнесли и сеть каналов — круговых и ведущего к морю, внутренний порт и другие гидротехнические сооружения: не по силам, де, были в те времена столь крупномасштабные дела. Исследователи же философского и литературного наследия Платона сочли, что, повествуя о процветающей Атлантиде, древний мыслитель -идеалист тем призывал современников построить образцовое государство без диктатуры и тирании. И в этом смысле Платона называют творцом жанра утопии. (Платон действительно в некоторых своих сочинениях призывал к построению идеального государства, основанного на добре и справедливости. Он три раза ездил из Афин в Сиракузы, последний раз — глубоким стариком, напрасно рассчитывая внушить тамошним тиранам гуманные идеи.) Что же касается времени гибели острова в океанской пучине, то Платон назвал противоречащую всем данным современной науки дату: по его сведениям, катастрофа произошла 11500 лет назад до наших дней или 9000 лет, считая до времени самого Платона. 12-10 тысяч лет назад человечество только выходило из палеолита, древнего каменного века, и трудно представить, что где-то жил народ, в своем развитии обогнавший род людской на многие тысячи лет. Первоисточником такой ошибки могли быть неправильные определения возраста египетского государства, проведенные в античные времена. Например, Геродот насчитал Египту 11340 лет.

Неужели Атлантида?

«Русские нашли Атлантиду!» — такими сенсационными аншлагами многие газеты Западной Европы сопроводили в 1979 году фотографии морского дна. На снимках под слоем песка отчетливо были видны вертикальные гряды, напоминающие стены разрушенного города. Впечатление о древних городских развалинах усиливалось тем, что по дну проходили другие гряды под прямым углом к первым.

Подводные снимки были сделаны научно-исследовательским судном Московского университета «Академик Петровский». Действия разворачивались там, где и указывал Платон, — «за Геркулесовыми столпами». Выйдя в Атлантический океан, корабль остановился над отмелью, чтобы испытать свое подводное оборудование. Чистый случай помог выбрать место для стоянки как раз над подводным вулканом Ампер. Удалось установить, что вулкан Ампер когда-то выступал из воды и был островом.

В 1982 году советское судно «Рифт» здесь же опустило в океан подводный аппарат «Аргус». «Нам открылась панорама развалин города, так как стены уж очень похоже имитировали остатки комнат, улиц, площадей», — сообщал в Институт океанологии Академии наук командир «Аргуса» В. Булыга. К сожалению, столь обнадеживающие впечатления акванавта следующая экспедиция «Витязя», состоявшаяся летом 1984 года, не подтвердила. С одной из стен подняли наверх два камня довольно правильной формы, но их анализ показал, что это не творение человеческих рук, а вулканическая порода. Командир экипажа «Аргуса» доктор геолого-минералогических наук А. Городницкий пишет: «Скорее всего, камень представляет собой застывшую лаву, некогда вылившуюся через трещины вулкана». Была обследована и еще одна подводная гора, Жозефин, тоже древний вулкан, а в прошлом — остров.

А. Городницкий предложил свою модель грандиозной геологической катастрофы далекого прошлого. Возникла она из-за резкого смещения в северном направлении африканской тектонической плиты. Столкновение ее с европейской плитой вызвало на востоке извержение вулкана Санторин, а на западе — погружение в океан упомянутых вулканических островов. Эта гипотеза не противоречит геолого-геофизическим данным современной науки. Однако в очередной раз Атлантида оказалась не увлекательной гипотезой, а всего-навсего мифом: ученые не нашли никаких следов остатков материальной культуры атлантов.

Можно ли подключить GPS/ГЛОНАСС бортовое устройство к системе «Платон»

 Правительство РФ предложило альтернативу бортовым GPS/ГЛОНАСС устройствам «Платон» и допустило использование собственных трекеров. Насколько реально их будет подключить к системе? 

 Бортовых навигационных блоков в системе взимания платы «Платон» на всех, как известно не хватило и Правительством РФ было предложено альтернативное решение. Владельцам предложили возможность использования уже установленных бортовых ГЛОНАСС устройств, либо самостоятельное оснащение автомобилей собственными терминалами. Так можно ли подключить собственный GPS/ГЛОНАСС трекер к системе «Платон» и реально ли это будет сделать на практике? 

 Ситуация с началом эксплуатации системы взимания платы “Платон”, в которой в качестве одного из способов оплаты пройденного расстояния предлагается использование бортового устройства с GPS/ГЛОНАСС модулем, вызывает всё большее возмущение представителей транспортного бизнеса и по всей стране проходят акции протеста.

 Первые дни опытной эксплуатации системы “Платон” в Московской области выявили серьёзные проблемы с расчётом системой мониторинга пройденного расстояния и, как следствие, неверное списание средств со счета, а также факты двойного списания сумм. Перевозчики продолжают сообщать и о частичных отказах GPS/ГЛОНАСС оборудования системы «Платон». О такой возможности развития событий заранее предупреждали эксперты рынка спутникового мониторинга транспорта. 
    

 Правительством РФ был предложен альтернативный вариант и размещена соответствующая информация на официальном сайте:

 «В частности, владельцам транспортных средств предоставляется возможность самостоятельно устанавливать собственные бортовые устройства, вносить плату без использования бортового устройства путём получения «маршрутной карты», в том числе в электронном виде, на которой будет отражаться оплаченный маршрут следования транспортного средства.»

 На сайте системы «Платон» также появилась информация о подобной возможности: 

О ВОЗМОЖНОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ СТОРОННИХ БОРТОВЫХ GPS ГЛОНАСС УСТРОЙСТВ 

 У меня уже есть другие Бортовые устройства. Могу ли я использовать их в Системе? 

 Владелец транспортного средства, зарегистрированного в Реестре, имеет право зарегистрировать у Оператора Стороннее Бортовое Устройство, соответствующее требованиям, установленным Оператором, при личной явке Владельца транспортного средства или его уполномоченного представителя в Центр информационной поддержки пользователей на основании заявления на регистрацию Стороннего Бортового Устройства при предъявлении документов, указанных в Регламенте взаимодействия с ВТС и соответствии бортового устройства требованиям, предъявляемым Оператором Системы взимания платы к таким устройствам. 

 В Постановлении Правительства Российской Федерации от 03.11.2015 №1191, вводится понятие «стороннего бортового устройства», требования к которому устанавливаются Министерством транспорта Российской Федерации». 

 В настоящий момент такие требования не утверждены, поэтому ни одно из существующих Бортовых устройств используемых владельцами транспортных средств им соответствовать не может. Информация о сторонних бортовых устройствах, разрешенных к применению в системе «Платон» и о порядке их получения/приобретения, будет размещена на сайте дополнительно. 

 Вместе с тем, предполагается, что сторонние бортовые устройства, как минимум, будут: 

— уметь работать с системой «Платон» по протоколу этой системы; 
— использовать средство криптографической информации (СКЗИ) в которых находится ключевой материал, согласованный с ключами СВП в установленном порядке; 
— быть средствами измерения утвержденного Росстандартом типа средства измерения и должны пройти первичную поверку средства измерения на производстве. Рекомендуется, чтобы межповерочный интервал был бы не менее 3-х лет; 
— соответствовать требованиям ряда технических регламентов, ГОСТов и других нормативных технических документов; 
— иметь интерфейс взаимодействия с пользователем, соответствующий требованиям СВП; 
— пройти утвержденную процедуру одобрения типа для использования в СВП «Платон» и внесены в реестр разрешенных для использования в СВП типов «сторонних БУ»

   В компанию «АЙТОБ», как к экспертам рынка ГЛОНАСС GPS мониторинга, обратились ипредставители популярного интернет-портала, с целью выяснить техническую возможность подключения собственных спутниковых GPS/ГЛОНАСС трекеров и реальную перспективу возможности такого подключения.  Отвечает специалист компании Владимир Адаскин.

 
  «С технической точки зрения, почти любой ГЛОНАСС/GPS трекер можно будет подключить к системе мониторинга Платон. Для специалистов разработчика — это не будет большой проблемой. Мы как разработчики решений по контролю и управлению транспортом, и автоматизации транспортной логистики накопили значительный опыт интеграции данных от различных систем спутникового мониторинга. 

  Сделать это самостоятельно ни водитель, ни транспортная компания скорее всего не смогут. Информационный поток в системе Платон напрямую связан с взиманием оплаты, а значит, протокол передачи данных не должен быть открыт и доступен всем желающим. Это накладывает серьёзные ограничения по подключению сторонних терминалов своими силами. Кроме того обязательно будет введён и еще ряд обязательных ограничений и требований. Таким образом, уже установленное у перевозчика по закону ГЛОНАСС GPS оборудование, с большой долей вероятности, не подойдет для подключения к системе Платон. Придётся приобретать рекомендуемые спутниковые терминалы, которые соответствуют всем заявленным требованиям Регламента и вновь обращаться в Центр информационной поддержки, где трекеры и должны настроить. Если бортовое устройство приобреталось и тем более устанавливалось самостоятельно, то все проблемы с его работоспособностью и ошибками в списании средств будут отнесены на сторону данного оборудования. В чём же тут удобство и преимущества для владельцев транспорта? 

 Недавно на сайте Платона озвучили предварительные технические требования к подобным сторонним  бортовым устройствам. Если ничего не изменится, то ни одно установленное на борту грузовиков GPS ГЛОНАСС оборудование уже точно не будет подходить под них, причём, сразу по нескольким пунктам. Приобрести же GPS/ГЛОНАСС трекер с блоком шифрования СКЗИ, сегодня будет весьма проблематично и дорого. В чём же тут заключается альтернатива и где удобство и преимущества для владельцев транспорта?»

  По мнению эксперта рынка ГЛОНАСС GPS мониторинга возможность самостоятельной установки собственного бортового устройства владельцами грузовиков будет серьёзно ограничена как технически, так и документально, а вся ответственность за неисправность оборудования ляжет на владельца. Это приведёт к тому, что подобная установка будет экономически нецелесообразна. 
 Более подробно ознакомить читателей с возможностями использования установленных бортовых устройств сможем по мере обнародования оператором системы Платон нормативных документов. 
 К сожалению, система оплаты проезда по федеральным трассам введена в эксплуатацию в очень «сыром» виде, без должной проработки и тестирования. Даже нормативные документы создаются постфактум и, соответственно, могут многократно изменяться и корректироваться.

Платон и Декарт — Гуманитарный портал

Дуализм есть теория о том, что существуют две, и только две, разновидности субстанций: сознания и физические объекты. Сознание — чисто ментальная, нематериальная или духовная субстанция, а физический объект — чисто материальная, нементальная, протяжённая в пространстве субстанция. Из этого логически следует, что никакое сознание не является физическим объектом и никакой физический объект не является сознанием. Дуализм понимает под личностью (a person) совокупность сознания и тела, но большинство дуалистов утверждают, что личность существенным образом является своим собственным сознанием и только случайным образом она является своим телом. Или, если выразиться иначе, личность и есть её сознание, но при этом она имеет или обладает своим телом. Из этого следует, что если тело некой личности перестанет существовать, то логически возможно, что эта личность будет продолжать существовать. Но, если перестанет существовать её сознание, тогда с необходимостью перестанет существовать и личность. В принципе же, сознания могут существовать без тел, а тела могут существовать без сознаний. Идея о дуализме сознания и тела неоднократно отстаивалась в западной философии, и в данной главе мы сконцентрируем наше внимание на двух её наиболее очевидных и авторитетных сторонниках: Платоне — афинском философе, жившем в IV веке до новой эры и много сделавшем для введения в западную интеллектуальную традицию её главных проблем и задач, а также Рене Декарте — французском философе и математике, чьи работы вписываются в переход от средневековой теоцентрической картины мира к более научным способам мышления современной Европы. Тот факт, что я избрал для исследования аргументы двух персоналий, взятых из истории философии, не следует рассматривать как свидетельство того, будто дуализм каким-либо образом устарел. Было бы, к примеру, серьёзной ошибкой полагать, что прогресс современной науки опроверг существование сознания или души. Как раз наоборот, некоторые из наших наиболее авторитетных учёных и философов являются сторонниками дуализма сознания и тела, и они весьма серьёзно принимают реальность ментального. Я, в частности, имею в виду Нобелевского лауреата нейробиолога сэра Джона Экклза, философа науки сэра Карла Поппера и оксфордского философа науки и религии Ричарда Суинбёрна. Нам также не следует заблуждаться по поводу отношений между дуализмом и религиозной, особенно христианской, верой. Они логически вполне независимы друг от друга. Дуализм может быть истинным, даже если ложно, что Бог существует, а Бог может существовать, даже если дуализм ложен. Другими словами, не является противоречием ни сочетание дуализма с атеизмом, ни сочетание отрицания дуализма с теизмом. Это правда, что Экклз и Суинбёрн являются христианами, но Поппер — агностик. Декарт был христианином, а вот труды Платона появились за четыреста лет до Христа. И в самом деле, с исторической точки зрения важно отметить, что до Павла христианство не включало в себя учения о бессмертии души, которое было в полной мере включено в эту религию только в IV веке новой эры святым Августином Иппонийским. Учение о том, что нематериальная душа живёт после смерти, не было частью учения Христа. Он учил о воскрешении тела. Отсюда следует, что дуализм «сознания и тела» и ортодоксальное христианство не только логически независимы друг от друга, но и несовместимы. Существует большое многообразие дуализмов сознания и тела. Могут появиться различные таксономии дуализмов, если, к примеру, будут заданы два следующих вопроса: «что такое сознание?» и «каково отношение между сознаниями и телами?» В своих ответах на первый вопрос все дуалисты сойдутся во мнении, что сознания количественно и качественно отличны от тех твёрдых, протяжённых в пространстве и во времени, доступных всеобщему наблюдению и состоящих из материи сущностей, которые называются «физическими объектами». Тем не менее дуалисты расходятся между собой в отношении того, чем же являются сознания. Например, в своей книге «The Self and Its Brain» 5 Поппер и Экклз утверждают, что имеется «самосознающий дух» («self-conscious mind»), состояния которого не тождественны ни состояниям мозга, ни какой-либо сумме ментальных состояний. В их самосознающем духе нет ничего «потустороннего». Просто это то, чем вы являетесь, по крайней мере, с того времени, как вы проснулись утром, и до того, как вы пошли спать вечером. Тем не менее для Платона, Декарта и Суинбёрна сознание тождественно с бессмертной душой. В работах греческого философа-учёного IV века Аристотеля душа представлена как «форма» тела, не живущая после смерти. Однако Аристотель придерживается того мнения, что сознание в смысле «интеллект» бессмертно. Аристотелианец, философ и теолог Св. Фома Аквинский считает, что нематериальная душа каждого человека живёт после смерти его тела. Тем не менее личность не обязательно живёт после смерти, ибо она, как таковая, неизбежно наделена телом. Эти положения по поводу жизни после смерти близко касаются дуализма, поскольку, если можно доказать, что сознание является душой, а также что душа бессмертна, тогда будет доказано, что сознание является чем-то отличным от тела, ибо тело смертно. Теперь ясно, что имеется ряд дуалистических понятий о сознании. Они варьируются от понятия здравого смысла о центре осознания, каковым каждый из нас как бы является, до понятия имматериальной души (soul). Важно отметить это разнообразие, поскольку иногда полагают, будто утверждение о существовании сознания предполагает существование имматериальных духов (minds). Тем не менее уже с первого взгляда мнение, что сознание (consciousness) существует, может показаться истинным, а мнение, что существуют имматериальные духи, — ложным. Оба этих утверждения нуждаются в аргументации. Второй способ классификации дуализмов связан с теми отношениями, которые, как утверждают, имеют место между сознанием и телом. Одни дуалисты полагают, что между сознанием и телом имеются каузальные отношения, другие это отрицают. Одни считают, что события, происходящие в сознаниях, одновременны с событиями в телах, другие же это отрицают. Имеется только одно отношение, по поводу которого все дуалисты согласны, что оно не является отношением между сознанием и телом, — и это отношение тождества. Ведь ясно, что если сознание тождественно со всем телом или с какой-либо его частью, то тогда дуализм окажется ложным. Декарт, Поппер и Экклз утверждают, что события в сознаниях причинно обусловливают события в телах, события в телах обусловливают события в телах и события в телах также обусловливают события в сознаниях. Таким образом, в соответствии с их дуалистическими теориями могут быть ментальные причины с физическими действиями и физические причины с ментальными действиями. Подобный взгляд относительно двусторонности отношений между сознанием и телом известен как «психофизический интеракционизм», или просто «интеракционизм». Несовместимым с этим взглядом является «эпифеноменализм», то есть теория, согласно которой имеются физические причины ментальных событий, но нет ментальных причин физических событий. Ментальное, таким образом, каузально зависимо от физического. Оно является «эпифеноменом» физического в такой же мере, как и, если использовать запоминающийся образ Т. Хаксли, дым над фабрикой каузально зависим от работы оборудования. Зачастую ошибочно говорится, что эпифеноменализм является разновидностью материализма. Когда некоторых людей спрашивают об истинности дуализма, то они отвечают: нет, конечно, ментальные состояния причинно обусловлены состояниями мозга или чем-то подобным. Здесь следует развеять одно широко распространённое заблуждение. Допустим — что вполне вероятно, — что ментальные состояния причинно обусловлены физическими состояниями мозга. Данный факт, если только это факт, ещё ни в коем случае не опровергает дуализм. Нематериальное сознание может существовать до и после тех своих состояний, которые причинно обусловлены мозгом. Также, если между А и В имеется каузальное отношение, то из этого логически вытекает, что А и В суть отдельные в порядке нумерации сущности: А не есть В, и В не есть А. Если это верно, тогда если ментальные события каузально зависимы от физических, то это является подтверждением дуализма, а не его отрицанием. Каузальные отношения имеют место только между различными сущностями, так что если ментальное и физическое связаны каузально, как это утверждает эпифеноменализм, то они являются различными сущностями. Ментальные события не суть физические события: они их ментальные последствия. Иное утверждение сводится к тому, что ментальные события являются свойствами физических событий, или свойствами физических объектов. Но даже и в этом случае сохраняется видовой дуализм: дуализм физических объектов и их ментальных свойств. Подобная разновидность дуализма несовместима с эпифеноменализмом, поскольку невозможно, чтобы нечто было причиной своих собственных свойств. Некоторые дуалисты придерживаются того взгляда, что между сознаниями и телами не может быть каузальных отношений, К примеру, французский философ XVII века Никола Мальбранш полагал, что тела не могут действовать на сознания, а сознания — на тела, хотя и сознания, и тела существуют, и ни одно тело не является сознанием, а ни одно сознание не является телом. Его взгляд заключается в том, что сознание не находится в теле, а тело не находится в сознании, но что они оба существуют исключительно в Боге. Именно Бог причинно обусловливает и поддерживает параллельную связь ментальных и физических событий. Обратите внимание на то, что для того, чтобы принять тезис, что ментальные и физические события каузально не взаимодействуют, отнюдь не необходимо принимать тезис о том, что только Бог причинно обусловливает ментальные и физические события. И в самом деле, есть некая интуитивная или дофилософская привлекательность в том взгляде, что не может быть ментальных причин физических действий или физических причин ментальных действий. Рассмотрим тот факт, что мозг как физический объект есть лишь некое скопление атомов, находящихся в движении. И, какими бы многочисленными и сложными ни были движения атомов мозга, всё-таки трудно допустить, что они могут причинно обусловливать, например, надежды, страхи, сожаления, депрессии, воспоминания о вчерашнем и образы в воображении. В самом деле, данный факт, если это факт, также затрудняет представление о том, что ментальные события могут быть тождественны физическим событиям в мозге, как это пытается доказать материалист. Дуалист обычно поражается существенным качественным различиям между явлениями в чьем-то сознании и простой материей, находящейся в движении, которая, как бы сложна она ни была, остаётся всё той же материей в движении. Дуалисты сходятся в том, что сознания и физические объекты настолько качественно различны, что ментальное никак не могло бы быть физическим. Некоторые дуалисты, например Мальбранш, заключают на этом основании, что ментальное и физическое не могут каузально взаимодействовать. Другие же дуалисты, Декарт и Поппер например, не делают подобного заключения, даже если и соглашаются в том, что ничто не может быть и ментальным, и физическим. Теория, согласно которой сознания и тела каузально не взаимодействуют, но ментальные и физические события личности коррелируются, называется «психофизическим параллелизмом», или зачастую просто «параллелизмом». Помимо Мальбранша этого придерживался другой философ XVII века — немец Г. В. Лейбниц, который допускает, что ментальные события могут иметь ментальные последствия, а физические события — физические последствия, но отрицает, что ментальные события могут иметь физические последствия, а физические — ментальные. Лейбниц приглашает нас сравнить действия сознания и действия тела с двумя часами, каждые из которых показывают точное время. Бог с помощью «предустановленной гармонии» ввёл каузальную цепь, представляющую ментальные события в уме, и он же ввёл каузальную цепь, представляющую физические события в теле. Это гарантирует упорядоченность в ментальных и физических событиях, что способно заставить нас поверить в каузальную взаимосвязь этих двух разных видов событий. В соответствии со взглядом Мальбранша мы можем, если захотим, не согласиться с тем, что Бог причинно обусловливает ментальные и физические цепи событий, и в то же время утверждать, что ментальное и физическое каузально не взаимодействуют. Различие между параллелизмом Мальбранша и Лейбница следующее: Лейбниц полагает, что Бог вводит две каузальные цепи, а затем ни во что не вмешивается; Мальбранш же полагает, что Бог одновременно и вводит две каузальные цепи, и вмешивается как подлинная причина любого действия. Те события, которые нам представляются подлинными причинами, суть лишь видимые поводы, или «оказии», для божественных вмешательств. Отсюда конкретная разновидность психофизического параллелизма Мальбранша иногда известна как «окказионализм». Уместно думать, что Лейбниц и Мальбранш пытались решить проблему, оставленную им в наследство Декартом: предположим, что дуализм истинен, тогда как каузально взаимодействуют духовная и физическая субстанции? Решение заключается в том, что они вообще не взаимодействуют. Дуализм Декарта, Мальбранша и Лейбница согласуется со взглядом, согласно которому каждое ментальное событие происходит в одно и то же время с отдельным физическим событием, с которым по Декарту) оно может быть связано каузально или с которым по Мальбраншу и Лейбницу) оно может быть одновременным благодаря божественному установлению. (Я оставляю в стороне то тривиальное положение, что если имеется множество ментальных и физических событий, то вполне вероятно, что некоторые события каждого вида будут происходить одновременно.) Экклз, наоборот, на основании своих неврологических исследований заключает о ложности мнения, будто данное ментальное событие одновременно с любым физическим (мозговым) событием, с которым оно, как предполагается, тождественно или которым оно, как предполагают, причинно обусловлено. Как раз наоборот, ментальные события могут предшествовать или происходить после подобных событий в мозге. В любом случае трудно скоррелировать ментальные события с событиями в мозге с целью установления либо тождеств, либо каузальных зависимостей, поскольку сходные ментальные состояния ассоциируются с качественно несхожими невральными паттернами в различных мозгах или в одном и том же мозге, но в разное время. Экклз полагает, что указание на время полезно для дуализма. И в этом он прав, ибо если A есть B, тогда A и B вообще существуют только в одно время, и, если А целиком или частично предшествует B или же B целиком или частично предшествует A, тогда логически следует, что А не есть B. Если ментальные события не происходят одновременно с физическими событиями, тогда эти ментальные события не суть физические события, и дуализм истинен. Таковы главные разновидности дуализма. Я надеюсь, что сказал достаточно, чтобы показать: истинность или ложность дуализма не зависит от существования или несуществования Бога, несмотря на то, что многие дуалисты также являются теистами. Отправным пунктом для нашей дискуссии, насколько это возможно, должен послужить некий разделяемый нами набор допущений относительно ментального и физического. Позднее мы захотим отвергнуть эти допущения, но с дофилософской позиции комья земли, которые вы переворачиваете, копая в саду, являются физическими, а ваши эмоции — ментальными. Куски металла являются физическими, но образы в воображении — ментальные. Телефоны, автомобили и дома суть физические, но восприятия телефонов и воспоминания об автомобилях — ментальные. Дом является физическим, но, в то время как вы стоите и смотрите на него, ваше осознанное познание его является ментальным. Для того чтобы изначально придать привлекательность дуализму или показать, что для него существует различие между ментальным и физическим, рассмотрим битву при Ватерлоо, вначале описываемую исключительно физически, а затем с употреблением ментальных характеристик. В чисто физическом описании упоминаются траектории и скорость пушечных и мушкетных ядер, поражённые ими человеческие тела или сама земля. Звуковые волны вступают в контакт со слуховыми нервами в этих телах, а световые волны — с сетчатками глаз. Электрохимическая активность в объектах, называемых «мозгами», причинно обусловливает возвратно-поступательное движение человеческих тел в описываемой пространственно-временной области. Когда металлический шар определённой массы с определённой скоростью вступает в контакт с человеческим телом, тело получает повреждение, и сила притяжения толкает его к земле. Чего же не хватает в этом описании? Очень многого, без сомнения, но, в частности, отсутствует все ментальное. Отсутствуют ужас, отчаянная надежда или глубокое облегчение. Нет никаких слышимых командных выкриков, пугающих больших масс солдат, никаких цветов, никакого грохота мушкетов или пушечного рокота. Нет также ни воображаемого представления о неминуемой смерти или об увечье, ни молитв или мольбы о спасении, ни острого запаха крови и дыма — только безмолвная и невидимая материя в движении. Всё дело в следующем: каким бы сложным или детализированным ни было физическое описание, оно не схватывает того, что упоминается в ментальном описании. И никакие ментальные факты о мире логически не следуют из списка чисто физических фактов, каким бы длинным он ни был. Если это так, тогда метальное не может быть «редуцировано» к физическому. От ментального нельзя отделаться. Ментальное слишком реально. Различие между двумя указанными битвами при Ватерлоо заключается в том, что одна является физической, а другая и физической, и ментальной. Для дуалиста это сводится к следующему: в битве при Ватерлоо борются сложные роботы, но при этом участвуют и обладающие сознанием умы. Физические объекты представляются пространственно-временными, публично наблюдаемыми, осязаемыми, твёрдыми и объективными. Сознания же представляются непространственными, присущими только их владельцу, неосязаемыми, эфемерными и субъективными. А сейчас мы можем обратиться к некоторым аргументам в пользу дуализма сознания и тела, представленным Платоном и Декартом. Платон Как хорошо известно, Платон излагал свою философию в форме диалогов. Таковые происходят между Сократом, великим неравнодушным современником Платона в Афинах, и целым рядом собеседников. Насколько мы знаем, Сократ никогда ничего не писал по философии, но задавал вопросы по поводу философских проблем тем людям, которых встречал. Платон записывал происходившие диалоги и так создавал самые выдающиеся произведения в западной философии. Я здесь не буду вдаваться в спорные исторические вопросы типа: является ли платоновский Сократ действительным историческим Сократом или до какой степени платоновские диалоги выражают именно платоновскую философию, а не сократовскую? Нам потребуется лишь извлечь дуализм сознания и тела из работ Платона, точно решить, что это такое и может ли он быть истинным. Наиболее подробно он описан в диалоге под названием «Федон». Содержащий круг аргумент Тему «Федона» составляют аргументы Сократа в пользу бессмертия души (soul) и защита их от критики со стороны двух его друзей-философов — Кебета и Симмия. Вопрос чрезвычайно важен, ибо, как предполагается, диалог происходит тогда, когда Сократ ожидает казни, будучи обвинённым в развращении юношества в Афинах. Первый выдвигаемый им аргумент касается возникновения и прекращения существования из противоположностей. В силу этого данный аргумент обычно известен как циклический (cyclical) аргумент. Затем Сократ спрашивает Кебета, считает ли он, что у живущего есть противоположность, и Кебет, естественно, отвечает: да, это быть мёртвым. Применяя общий принцип, согласно которому противоположности возникают друг из друга, Сократ заключает, что живое происходит из мёртвого, а состояние смерти проистекает из живого: «Живые возникли из мёртвых ничуть не иначе, чем мёртвые из живых»  Примечания»>6 (Ук. изд., с. 24). Это заключение Сократ рассматривает в качестве свидетельства в пользу перевоплощения. Как он говорит об этом: «души умерших должны существовать в каком-то месте, откуда они вновь возвращаются к жизни» (Ук. изд., с. 24–25), а возможность перевоплощения явно предполагает дуализм сознания и тела. Если бы кто-то попытался оспорить справедливость данного аргумента, то можно было бы высказать два критических замечания. Представляется вполне приемлемым, что если нечто растёт, то сейчас оно больше, чем раньше, или что если нечто усиливается, то раньше оно было слабее. Но смерть может быть лишь прекращением жизни — только и всего. И отнюдь не следует, что быть мёртвым означает находиться в состоянии, которое в одних отношениях напоминает, а в других сильно отличается от живого состояния. Быть мёртвым может означать не быть вообще. Во-вторых, можно было бы возразить, что соответствующей противоположностью «живого» является не «мёртвое», а «неживое», или «неодушевлённое». Затем, если некоторая личность является живой, то, «из чего она произошла», вполне могло бы быть всего лишь неодушевлённой материей, а не какой-либо предродовой, нефизической реальностью. Очевидно, потребуются новые аргументы, чтобы показать, что если личность не жива, то она по-прежнему существует, но уже в качестве нематериальной души. Аргумент от припоминания Тем не менее, для того чтобы это показать, Сократ использует и второй аргумент. Так называемый аргумент от припоминания предполагает заключение, что наши души существовали до того, как мы родились. Данный тезис также явно предполагает дуализм, ибо если чья-либо душа существовала до тела, то ясно, что эта душа не может быть тождественна своему телу. Этот аргумент фигурирует во многих местах платоновских диалогов, и наиболее заметно в «Меноне». Так, Сократ обучает элементам геометрии мальчика-раба Менона, но это обучение происходит в своеобразной форме. Оно заключается в том, чтобы освежить в памяти мальчика-раба то, что он уже знает, но только забыл. Сократ задаёт ему вопросы относительно математических свойств определённых геометрических фигур и получает правильные ответы, которым мальчик-раб не обучался. На этом основании делается заключение, что все то знание, которым мы обладаем, есть припоминание. Оно не было приобретено в том физическом мире, который мы сейчас воспринимаем, поэтому оно должно было быть приобретено в каком-то нефизическом мире, который мы воспринимали прежде. В «Федоне» подобное заключение используется непосредственно для утверждения бессмертия души. Сократ утверждает, что «знание на самом деле не что иное, как припоминание» (Ук. изд., с. 26), а это было бы невозможно, если бы душа не существовала заранее, независимо от тела, из чего следует «что душа бессмертна» (Ук. изд., с. 26). Кебет и Симмий выдвигают вполне очевидное возражение этому аргументу. Представляется, что Сократ доказывает, что наши души существовали до того, как мы родились, но ему не удалось доказать, что они будут продолжать существовать после того, как мы умрём. Ответ Сократа сводится к тому, что следует объединить циклический аргумент и аргумент от припоминания с тем, чтобы обрести всю истину относительно перевоплощения. То есть, поскольку «живые возникли из мёртвых ничуть не иначе, чем мёртвые из живых» (Ук. изд., с. 24), то существует «постоянная взаимность возникновения», и нам следует рассматривать этот процесс как «вращение по кругу» 7. Душа и формы Дуализм души (mind) и тела 8 и учение о том, что всякое знание есть припоминание, полностью согласуются с платоновской теорией форм, как она представлена в «Государстве» и других диалогах. Платон полагает, что обыкновенные физические объекты, с которыми мы знакомы благодаря чувственному восприятию, суть образцы, или копии, совершенных, квазиматематических, не пространственно-временных общих идей, называемых «формами», которым они «причастны». Предполагается, что воспринимаемый нами эмпирический мир менее реален, чем совершенная область, которая делает его возможным, и только благодаря строгой философской подготовке, дисциплинированному в этическом плане образу жизни и рациональному упражнению интеллекта мы сможем обрести знание форм — знание истинной природы реальности. Согласно взгляду Платона, до рождения наши души были на самом деле в прямом контакте, или связи, с формами. Мы были восхищены природой блага, справедливости, мужества, знания, государства и тому подобного, познавая соответствующие им формы. От рождения наши души пребывают в незнании вследствие забывчивости, противопоставляя себя чувственным объектам, а чувственные удовольствия отвлекают нашу духовную природу от достижения подлинной мудрости. После смерти, тем не менее, душа восстанавливает свой предшествующий статус, и мы опять можем познавать Добро и все другие формы. Данная метафизическая картина явно требует признания истинности дуализма души и тела, ибо быть живым заключается в том, чтобы быть временно соединённым с телом. Для чьего-либо существования не является существенно необходимым существование тела, но существенно существование души. Сходным образом, если мы как будто бы получаем знание в бестелесном состоянии — подобно тому, как мальчик-раб Менона это, очевидно, делал, — тогда фактически происходит то, что душа припоминает своё прямое знакомство с формами до рождения. Я упоминаю здесь учение о формах, поскольку оно, вероятно, отчасти мотивирует Платона к выдвижению аргументов в пользу дуализма в «Федоне». Аргумент от сходства Сократ использует в «Федоне» ещё и третий аргумент в пользу бессмертия души, ибо замечает, что Симмий и Кебет не полностью убеждены предыдущим аргументом. Он говорит им: «Вы испытываете детский страх, как бы и вправду ветер не разнес и не рассеял душу» (Ук. изд., с. 32). Кебет честно отвечает: «Пожалуй, сидит и в нас какое-то малое дитя — оно-то всего этого и боится» (Ук. изд., с. 33). Суть проблемы заключается в том, разрушается ли душа или нет. Если окажется возможным доказать, что сознание или душа неразрушимы, то можно будет считать дуализм сознания и тела истинным при условии, что тело разрушается, — а это весьма вероятное допущение. В данном случае работает один общий принцип, чрезвычайно важный для философии сознания. Если мы желаем узнать, является ли нечто той же самой вещью, что и нечто другое, или чем-то совершенно отличным от неё, то критерий, к которому следует обратиться, следующий: предположим, что x обладает свойствами А, В и C, но не D, Е и F; предположим также, что y имеет свойства D, Е, F, но не А, В и C; следовательно, x не есть y. Если x и y окажутся одним и тем же, то они должны разделять все свойства друг друга. Если же x обладает свойствами, которые отсутствуют у y, и наоборот, то x не является y. Данный принцип известен как «закон Лейбница». Мы ещё встретимся с этим критерием в главе 4, но уже сейчас следует отметить его, поскольку он неявно работает в приведённой аргументации Сократа. Если окажется, что удуши есть свойства, которых нет у тела, то должно иметь место отличие души от тела. Стратегия Сократа заключается в том, чтобы спрашивать, какие разновидности вещей склонны к уничтожению или разрушению, а какие — нет. Считается, что составные вещи, то есть вещи, состоящие из других частей, разрушимы, но несоставные вещи неразрушимы. Здесь подразумевается, что составная вещь может распасться именно в тех местах, где она составлена, но у несоставной вещи подобных мест нет. В этом смысле уничтожение или разрушение противоположны составлению, так что ещё и предполагается, что то, что однажды было составлено, может быть и уничтожено, но несоставное уничтожено быть не может. В любом случае заключение Сократа относительно уничтожения таково: «Если имеется нечто несоставное, то только оно и способно избежать этого» (Ук. изд., с. 33). Следующей посылкой является положение, что «несоставные вещи — это те, которые всегда постоянны и неизменны» (Ук.  изд., с. 33–34), и что они также имеют тенденцию к тому, чтобы быть невидимыми и неосязаемыми. Наоборот, составные вещи никогда не остаются постоянными и являются видимыми и осязаемыми. На этой стадии платоновской аргументации работает различение между универсальными совершенными формами, которые и в самом деле не видимы и не осязаемы, и воспринимаемыми нами физическими объектами, которые постоянно изменяются. В качестве примеров неизменяющихся вещей Сократ приводит «бытие само по себе», «прекрасное само по себе» и «равное само по себе». Слова «само по себе» часто служат указанием на то, что имеет место отнесение к форме рассматриваемого явления. И всё, что остаётся сделать Сократу, чтобы получить это желаемое заключение, так это решить, к какой категории относится душа, а к какой тело — к составной или несоставной. Вероятно, можно было предвидеть, что в этом месте диалога Сократ следующим образом различит душу и тело: «… божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени подобна наша душа, а человеческому, смертному, постигаемому не умом, многообразному, разложимому и тленному, непостоянному и несходному с самим собой подобно — и тоже в высшей степени — наше тело» (Ук.  изд., с. 36). Если бы Сократ показал, что душа и тело обладают различными свойствами, а закон Лейбница был бы истинным, то Платон доказал бы дуализм сознания и тела. Но насколько убедительной была бы его аргументация? Одна проблема использования этой аргументации для доказательства дуализма заключается в том, что, как представляется, истинность дуализма предполагается в качестве посылки в том смысле, что для того, чтобы можно было с полным основанием говорить о том, что тело и душа обладают разными свойствами, в некотором смысле должно предполагаться, что мы обладаем и телами, и душами. И в самом деле, подобное допущение становится явным, когда Сократ предлагает Кебету согласиться, что «душа и тело соединены» (Ук. соч., с. 35). Представляется, что в силу этого допущения аргумент от сходства, являющийся аргументом в пользу дуализма, становится аргументом, содержащим круг. Но позицию Сократа можно будет защищать от этого возражения, если ослабить посылку рассуждения, так что она превратится в утверждение о том, что людям присущи и физические, и ментальные аспекты. Само по себе это относительно непротиворечиво: мы говорим о человеке думающем, воспринимающем и тому подобное, а также находящемся в определённом месте, весящем столько-то килограммов и тому подобное. Также это правдоподобное допущение не создаст предрассудков в отношении аргументации, ведущей к заключению относительно истинности определённой теории сознания. Правда, это оставит место для подчёркивания различий между ментальным и физическим, как того желает Сократ. Но, вероятно, самое серьёзное возражение можно сделать в отношении скрытой роли, которую играет закон Лейбница. Пожалуй, верно, что если две на первый взгляд различающиеся сущности окажутся одной и той же, то они должны разделять свойства друг друга, и никакие иные. Сократу как раз и нужно показать, что душа и тело таковы, что не могут разделять свойства, необходимые для того, чтобы характеризовать каждое из них. На первый взгляд кажется возможным, что одна и та же сущность может обладать и психологическими, и физическими свойствами (ощущение?) или же божественными и физическими свойствами (Иисус Христос?). Если же ответ на это сводится к тому, что душа существует дольше тела и потому не является частью тела, то данный ответ потребует независимого доказательства, иначе аргумент будет открыт новым обвинениям в наличии порочного круга. Становится существенно важным доказать, что душа переживает тело, с целью доказательства дуализма, поскольку, как утверждается, именно этой характеристикой ни в коем случае не могло бы обладать тело. К чести Сократа следует признать, что он скорее всего намеревается убедить нас только в том, что очень вероятно, что душа живёт после смерти тела. Он указывает, что тело не распадается сразу же после смерти, и потому, учитывая соответствующую природу каждого из них, наиболее вероятно, что душа существует дольше, чем тело. В этом случае данное заключение намеренно рассматривается как обладающее лишь высокой степенью достоверности: «Благодаря такой пище и в завершение такой жизни, Симмий и Кебет, ей незачем бояться ничего дурного, незачем тревожиться, как бы при расставании с телом она не распалась, не рассеялась по ветру, не умчалась неведомо куда, чтобы уже нигде больше и никак не существовать» (Ук.  изд., с. 40). Ответ Симмия на это заключение таков, что «приобрести точное знание о подобных вещах в этой жизни либо невозможно, либо до крайности трудно…» (Ук. изд., с. 42), но при этом оба — Симмий и Кебет — продолжают выдвигать возражения против дуализма Сократа. Возражение Симмия принимает форму аналогии. Настройка лиры есть нечто невидимое и нефизическое, а сам этот музыкальный инструмент является физическим и разрушимым. Тем не менее, мы отнюдь не заключаем на этой основе, будто настройка лиры может пережить разрушение самой лиры. Сходным образом, из того факта, что душа невидима и имеет бестелесный характер, не следует, что она живёт после смерти тела. Предполагаемый урок для дуалиста заключается в том, что ментальное и физическое вполне могут иметь различные свойства, но из этого ещё не следует, будто существование ментального не зависит от существования физического. Кебет также думает, что аргумент от сходства не доказывает, что душа бессмертна. Его возражение сводится к тому, что из факта, что душа существует дольше тела, ещё не следует, что она существует вечно. Он также использует аналогию: платье человека может просуществовать дольше, чем он сам, но мы не принимаем это в качестве основания чтобы считать, будто платья бессмертны. Сократ выдвигает Симмию три возражения. Он указывает, что если придерживаться аналогии с настройкой, то это будет несовместимо с аргументом от припоминания. Настройка лиры не предшествует самой лире, но если душа не предшествует телу, то знание никак не может быть воспоминанием души о своих контактах с формами до рождения. Из этого следует, что Симмий вынужден выбирать между его аналогией с лирой и учением о припоминании. Он выбирает учение о припоминании и признается Сократу: «Это не должно позволить мне или кому-либо другому говорить, что душа есть гармония» (Ук. изд., с. 50). Второе возражение более сложно. Сократ получает согласие Симмия на то, что настройка является состоянием элементов музыкального инструмента и что физические части лиры действует на настройку, но последняя сама не действует на физические части мира. Но затем Сократ отмечает, что это отнюдь не то же самое, что и отношение между душой и телом. Например, душе часто удаётся действовать вопреки телесным ощущениям, подчиняя их своей власти и наказывая их. В случае с лирой каузальное отношение направлено только в одну сторону — от физического к нефизическому, или, если до конца придерживаться аналогии, от физического к ментальному. Но в случае, имеющем отношение к людям, каузальное отношение, как представляется, действует в обоих направлениях: от ментального к физическому, равно как и от физического к ментальному. Это утверждение в некоторой степени интуитивно правдоподобно, ибо мы на уровне здравого смысла признали, что наши мысли или эмоции могут оказывать воздействие на наши телесные движения, а наши телесные движения могут воздействовать на наши мысли и желания. Но остаётся ещё вопрос, насколько этот факт о двунаправленном каузальном взаимодействии поддерживает или служит помехой дуализму сознания и тела. Наконец, Сократ указывает на ещё одно несходство между настройкой и душой: гармонии варьируются. Быть настроенной, как можно доказать, это вопрос степени, и одна лира может быть более настроенной, чем другая. Но «ни одна душа не может быть более или менее душою, чем другая» (Ук. изд., с. 51). Выть или иметь душу не предполагает степеней. Это вопрос всего или ничего. Аргумент от противоположностей Ответ Сократа Кебету является окончательным аргументом в пользу бессмертия души в «Федоне». Как и в содержащем круг аргументе, Сократ использует понятие противоположности, хотя и иным образом. Он утверждает, что противоположности исключают друг друга. Например, если число нечётное, то оно не может быть чётным; если нечто справедливо, то оно в том же отношении не может быть несправедливо; если нечто музыкально, то оно не немузыкально и так далее. Так происходит, доказывает Сократ, потому что «… ни одна из противоположностей, оставаясь тем, что она есть, не хочет ни превращаться в другую противоположность, ни быть ею…» (Ук. изд., с. 62). Для усиления данного тезиса он обращается к теории форм, но фактически этот вопрос является логическим. Он сводится к той истине, что если нечто истинно в отношении некоторой вещи, то логически невозможно, чтобы именно в этом отношении это не было истинно в отношении данной вещи. Иначе говоря, невозможно, чтобы нечто одновременно обладало и не обладало определённым свойством в одном и том же отношении. Установив взаимную исключительность противоположностей, Сократ приглашает Кебета решить: благодаря наличию чего некоторое тело является живым? Кебет отвечает, что благодаря душе. Но смерть является противоположностью жизни, так что жизнь и смерть суть противоположности. Если душа даёт начало жизни, то она так же не допускает смерти, как и нечётное число не может быть чётным, поэтому, заключает Сократ, она должна быть бессмертной: «Когда к человеку подступает смерть, то смертная его часть, по-видимому, умирает, а бессмертная отходит целой и невредимой, сторонясь смерти» (Ук. изд., с. 68). Если этот аргумент верен, значит, Сократ опроверг возражение Кебета и показал, что душа не только переживает тело, но и является бессмертной. Если одно из этих заключений истинно, тогда истинен и дуализм сознания и тела. Декарт Декарт, пожалуй, наиболее известен как философ, который систематически подвергал сомнению свои наиболее фундаментальные убеждения для того, чтобы поставить знание на надёжное, несомненное основание. В истории современной философии он является центральной фигурой в переходе от теоцентрической и аристотелианской картины мира Средневековья к рационалистическим и научным методам, которым возникли в XVII веке. Многое в философии Декарта можно проинтерпретировать как попытку примирить те достоинства ортодоксального христианства и объяснительные возможности новых наук. Он, в частности, желал заменить схоластический авторитет доказательством и наблюдением и в то же время опровергнуть скептицизм в отношении существования Бога и души. Он был убеждён, что, если бы какая-то часть знания оказалась несомненной, тогда она была бы абсолютно достоверной и всё остальное знание могло бы быть восстановлено, причём это достоверное знание использовалось бы как первая посылка. Известно, что он поставил под сомнение свидетельства пяти чувств, существование физических объектов, истины различных наук, существование Бога, утверждения математики и геометрии и вообще самые разные виды истины, которые он ранее считал очевидными. Кульминацией этой процедуры оказалась его неспособность сомневаться лишь в отношении одного убеждения — убеждения в своём собственном существовании. Он заключал, что, поскольку он сомневается, он должен существовать, чтобы сомневаться. Сомнение есть разновидность мышления, поэтому он чувствовал, что имеет основание сформулировать свой знаменитый принцип cogito ergo sum — «Мыслю, следовательно, существую» в качестве искомого основания знания. Нет необходимости исследовать все философские достоинства и недостатки Декартовского метода сомнения для того, чтобы решить, чем является его дуализм сознания и тела и может ли он быть истинным. Нам также не следует заниматься его различными аргументами, восстанавливающими науку, математику, Бога и здравый смысл, но нам, однако, следует обратиться к тому, как Декарт трактует вопрос, естественно возникающий в результате его доказательства своего собственного существования. Он исходит из того, что доказал истинность следующего убеждения: Я существую. Но затем он задаёт достаточно новый вопрос: что есть я? То, как Декарт пытается ответить на данный вопрос, прямо ведёт нас к его дуализму, ибо тот ответ, который он в конечном итоге предлагает, заключается в том, что, в сущности, он есть та вещь, которая мыслит. Это само по себе ещё не делает его сторонником дуализма сознания и тела, но ведь он продолжает приводит аргументы в пользу того, что он существенным образом или реально есть сознание или душа и что, если бы его тело перестало существовать, он по-прежнему продолжал бы существовать, а это уже явный дуализм. Аргумент, согласно которому он, в сущности, есть вещь мыслящая, можно найти во втором «Размышлении», а аргумент в пользу того, что имеется реальное различие между сознанием и телом, содержится в шестом «Размышлении». Я рассмотрю их в такой же последовательности и, где необходимо, буду опираться на аргументы из «Рассуждения о методе». Существование и сущность Декарт говорит, что утверждение «Я существую» необходимо истинно до тех пор, пока он высказывает его или думает о нём. Мы могли бы по-разному понять это. Если некоторое предложение необходимо истинно, тогда оно не только истинно, но и не могло бы быть ложным, Мы не собираемся превращать это в необходимую истину в том безусловном смысле, что Декарт или любой человек существует, поскольку вполне вероятно, чтобы вообще никто не существовал. Необходимый характер утверждения «Я существую» вытекает из формы первого лица единственного числа. Мы могли бы сказать, что утверждение «Я существую» необходимо истинно тогда, когда его мыслят или проговаривают в качестве предложения, или, если выражаться иначе, его истинность есть условие его осуществления. «Я существую» является посылкой в аргументации Декарта в пользу дуализма, поэтому в последующем нам следует помнить этот его статус. Декарт отмечает, что, хотя он и доказал истинность «я есть», он не знает достаточно ясно ответа на вопрос, кем он является. И он использует тот же самый метод сомнения, который он применял до сих пор, для ответа на этот новый вопрос. Но что же означает этот вопрос? Происходит переключение с вопроса о существовании на вопрос о сущности. Вопросы относительно существования имеют форму: так ли это? действительно ли это я?, и так далее. Вопросы относительно сущности имеют форму: что это? Или: кто я? и так далее. Данное различение было популярным в Средние века, и восходит оно, по крайней мере, к Аристотелю, и Декарт наследует его из этой традиции, несмотря на его нежелание рассматривать Аристотеля в качестве авторитета в большинстве вопросов. Сущность чего-либо — это то, чем эта вещь действительно является. Идея заключается в том, что если имеется некоторый набор атрибутов, такой, что если нечто им обладает, то эта вещь существует как вещь особого рода, но у неё отсутствуют эти атрибуты, то она и не существует как вещь подобного рода. Декарт желает знать, в чём же сущность этого набора атрибутов. Он говорит: «Но пока я ещё недостаточно хорошо понимаю, что я есмь — я, в силу необходимости существующий» («Метафизические размышления. Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 22) 9. Первый ответ, который он воспроизводит, принадлежит Аристотелю и сводится к тому, что он разумное животное. Он резко отвергает это решение на том основании, что это даёт начало регрессу определений: он должен был бы решить, что подразумевалось под «животным», а что — под «разумным», а затем определить термины, использованные для определения этих терминов, и так далее. И вместо того, чтобы опираться на Аристотеля как на авторитет в отношении своей собственной природы, он решает исследовать самого себя. Как он выражается: «… Я заново обдумаю, почему я когда-то считал, что я существую…» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 22). Метод Декарта заключается в том, чтобы наблюдать себя, думать о себе и решать, какими характеристиками он (Декарт) с позиции здравого смысла обладает. С первого взгляда представляется, что он обладает и телесными, и мыслительными характеристиками: «Итак, прежде всего мне думалось, что у меня есть лицо, руки, кисти и что я обладаю всем этим устройством, которое можно рассмотреть даже у трупа и которое я обозначил как тело. Далее мне приходило на ум, что я питаюсь, хожу, чувствую и мыслю; эти действия я относил на счёт души» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 22). Из этого отрывка ясно, что Декарт разделяет дофилософское мнение о том, что в некотором смысле каждый из нас обладает сознанием и телом, но ему требуется ещё более веское заключение, нежели это. Он доказывает, что, в сущности, является своим собственным сознанием, или душой. Он по очереди рассматривает каждую из черт, которыми, как ему представляется, он обладает — еду, хождение, ощущение и так далее, — и в свою очередь сомневается в существовании каждой из них. Он обнаруживает, что способен сомневаться даже в существовании собственного тела; в конце концов он сомневается в свидетельствах чувств в целом и потому сомневается в существовании всех физических объектов. Если существование физических объектов сомнительно, тогда логически следует, что существование чьего-либо собственного тела сомнительно, ибо оно является физическим объектом. Он обнаруживает, что может представить себя в качестве существующего при отсутствии всех общепринятых характеристик личности, кроме одной: «Наконец мышление. Тут меня осеняет, что мышление существует: ведь одно лишь оно де может быть мной отторгнуто. Я есмь, я существую — это очевидно. Но сколь долго я существую? Столько, сколько я мыслю. Весьма возможно, если у меня прекратится всякая мысль, я сию же минуту полностью уйду в небытие. Итак, я допускаю лишь то, что по необходимости истинно. А именно я лишь мыслящая вещь, иначе говоря, я — ум (mens), дух (animus), интеллект, разум (ratio)» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 23). Ранее он заключил, что существует, потому что мыслит, сейчас же он добавляет, что мышление есть атрибут, который сущностно необходим для того, чтобы он был тем, кто он есть. Посылкой, усиливающей данный переход, является утверждение о том, что мышление не может быть «отторгнуто» от него. Под «отторгнутым от него» он подразумевает нечто представляемое или воображаемое не относящимся к нему или в принадлежности чего к нему можно сомневаться. Итак, Декарт заявляет, что он не может сомневаться в том, что мыслит, до тех пор, пока он существует. Но правильно ли это? Нам следует различать два следующих вопроса: может ли некто сомневаться в том, что мыслит, пока он существует, и может ли некто сомневаться в том, что мыслит, пока он мыслит? Что касается первого, то вполне возможно вообразить себя существующим, но не мыслящим. Например, я могу вообразить себя в бессознательном состоянии. Что же касается второго вопроса, то представляется сложным поверить, будто некто сейчас не мыслит, если он сейчас мыслит. Это, по крайней мере, странно психологически, если вообще не противоречиво. Декарт осознает подобное различение, поэтому он приходит к осторожному заключению. Он говорит, что если бы он прекратил мыслить, то возможно, что он прекратил бы существовать. Он считает, что вправе заявлять о своём существовании только тогда, когда он мыслит. Причина этого лежит в статусе cogito ergo sum. Хотя оно означает «Я мыслю, следовательно, я существую», более осторожным утверждением является: «Я мыслю сейчас, следовательно, я существую сейчас». Об этой второй интерпретации свидетельствует убеждение Декарта, что он может быть уверен в том, что существует, до тех пор, пока он мыслит. Прав ли Декарт, заключая на основании данной аргументации, что мышление является его сущностным атрибутом? Он может сомневаться во всех своих других атрибутах, но он не может сомневаться в том, что мыслит, так что мышление действительно принадлежит ему. Здесь возникают две проблемы. Из того факта, что он не может вообразить, что он не мыслит, пока он действительно мыслит, кажется, не должно следовать, что мышление — это его существенный атрибут. И он согласен, что возможно, что он мог бы существовать без мышления. В этом случае он бы существовал, и существовал бы в качестве того существа, каким он и является, но без мышления, так что мышление не было бы его сущностным атрибутом. Во-вторых, из того факта, что можно сомневаться в том, являются пи определённые атрибуты существенно необходимыми для него, кажется, ещё не следует, что они и в самом деле несущественны. Предположим истинным, что он не мог бы существовать без тела и не был бы без тела тем существом, каким он является. Тогда, даже если он может вообразить, что лишён тела, из этого не следует, что его тело несущественно для него. Данная трудность связана с Декартовым методом. Он допускает, что, если можно сомневаться, что нечто является его (Декарта) частью, тогда в действительности это не его часть и, если нельзя сомневаться, что нечто есть часть его, тогда это действительно его часть. Но, вероятно, то, в чём мы можем сомневаться, включает в себя то, что действительно имеет место, и то, в чём мы не можем сомневаться, включает то, что в действительности не имеет места. Осторожное заявление Декарта заключается в том, что он уверен в своём существовании до тех пор, пока он продолжает мыслить, так что мышление является его существенным атрибутом. Но кто он есть? Он полагает, что столь же осторожен, когда говорит, что он есть именно «вещь мыслящая»: «… я вещь истинная и поистине сущая; но какова эта вещь? Я уже сказал: я — вещь мыслящая» («Размышление шестое».  // Ук. изд., т. 2, с. 23), и он уже определил «вещь мыслящую» как «ум, рассудок или разум». Проанализируем, достаточно ли обоснованы Декартом посылки, столь необходимые для его попытки доказать дуализм. Он утверждает, во-первых, что является вещью, а во-вторых, что эта вещь — сознание. В отношении обоих этих пунктов можно было бы возразить, что его сомнение не было достаточно полным. Мы можем согласиться, что утверждение «я существую» в некотором смысле истинно, если истинно утверждение «я мыслю», но при этом можно сомневаться, должен ли быть некто мыслящий для существования мышления. В конце концов возможно, что я в утверждении «я существую» просто указывает на само мышление. Поэтому утверждение «я мыслю, следовательно, я существую» могло бы означать не более чем «я мыслю, следовательно, мышление существует» или даже «мышление существует, следовательно, мышление существует». Несомненно, здравый смысл предполагает, что мышление не сможет обходиться без я, осуществляющего мышление, но ведь многие убеждения здравого смысла были подвергнуты картезианскому сомнению, и, по-видимому, нет особых доводов в пользу неприкосновенности я. Однако представим, что мы согласны с допущением Декарта о невозможности мышления без вещи мыслящей. Вопрос теперь в том, должна ли эта вещь — это я — быть картезианским сознанием. Не могла ли она быть чем-либо ещё, например физическим объектом вроде мозга? Декарт говорит: «Я… не являюсь тем сопряжением членов, имя которому «человеческое тело» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 23). Опять же, аргументация сводится к тому, что он может сомневаться в существовании своего тела, но не может сомневаться в том, что мыслит, так что, в сущности, он не является своим телом. В сущности, он — вещь мыслящая. Тем не менее могло бы быть так, что вещь мыслящая является телом, в частности мозгом, даже если он может сомневаться в существовании тела. Можно было бы даже предположить, что идея сознания, или души, есть своего рода воображаемый остаток при отвлечении от тела, продолжающий мыслить о том, о чём мыслит, то есть как если бы этот мыслящий, не будучи физическим объектом, был бы странным нефизическим объектом. В защиту Декарта можно сказать, что есть нечто необычное, когда говорят, что я — физический объект. Физические объекты объективны, и обычно не предполагается, что они обладают субъективными ментальным свойствами. Также Декарт не допускает ничего, что не казалось бы ему несомненно истинным, так что, когда возражают, что ему следовало бы сказать только «есть мышление», он мог бы ответить, что сама идея Я здесь отсутствует. Это, вероятно, передаётся словами: «… я вещь истинная и поистине сущая» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 23). Истинность этого самоочевидна для сознания, даже когда воображают тело несуществующим. Вероятно, быть сознанием, или душой, значит соединять различные проявления мышления в деятельности одного и того же Я. Две субстанции Сходную аргументацию развивает Декарт и в «Рассуждении о методе», и её стоит рассмотреть, ибо она делает большее ударение на том моменте, что сам он не является своим собственным телом. Стоит процитировать это место полностью: «Затем, внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы всё остальное, что я когда-либо себе представлял, и было истинным, всё же не было основания для заключения о том, что я существую. Из этого я узнал, что я — субстанция, вся сущность, или природа которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Таким образом, моё «я», душа, которая меня делает тем, что я есмь, совершенно отлична от тела, и её легче познать, чем тело; и, если бы его даже вовсе не было, она не перестала бы быть тем, что она есть» («Рассуждение о методе». // Ук. изд., т. 1, с. 269). Первая часть данной цитаты представляет собой повторение аргумента, что он может сомневаться в том, что обладает телом, но не может сомневаться в том, что существует. Но, с другой стороны, он может сомневаться, будет ли он продолжать существовать, если прекратит мыслить. Таковы его главные основания считать, что, в сущности, он есть вещь мыслящая, но не телесный объект. Чтобы оценить всю силу этого вывода, необходимо понять, что же Декарт подразумевает под «субстанцией». Он говорит, что он субстанция, вся сущность, или природа, которой заключается в мышлении. Понятие субстанции, опять же, было популярно в Средние века и изначально восходит к Аристотелю. Его можно определить двумя основными способами. Нечто есть субстанция, если она является носителем, или обладателем, свойств или характеристик. Также нечто является субстанцией, если оно не зависит в своём существовании от существования чего-либо ещё, то есть если оно может существовать независимо. Декарт полагает, что имеется две, и только две, разновидности субстанции: мыслящая (mental) и телесная (physical) 10. Сознание, или душа, является мыслящей субстанцией, поскольку её разнообразные мысли суть её свойства, или характеристики. Она не тождественна этим мыслям — она ими обладает. Физический объект представляет собой телесную субстанцию, ибо ему присущи различные размеры или формы. Но он не тождествен им — он ими обладает. Сознания и физические объекты не являются свойствами, или характеристиками, чего-либо ещё. Декарт также считает, что они могут существовать независимо друг от друга. И тем не менее Декарт делает одну важную оговорку относительно второго определения «субстанции». Строго говоря, Бог является единственной субстанцией в том смысле, что он не зависит от чего бы то ни было в своём существовании. Сознания и физические объекты зависят от Бога в своём существовании, ибо Бог сотворил их всех и мог бы, в принципе, уничтожить их. Так что сознания и физические объекты суть субстанции в том смысле, что они не зависят ни от чего иного, кроме Бога. В процитированном выше отрывке Декарт утверждает, что он является субстанцией: одной из мыслящих субстанций, или сознаний. Ему необходим аргумент в пользу этого заключения, ибо на первый взгляд имеются две вероятные альтернативы. Он мог бы быть телесным мыслящим объектом, или же он мог бы быть просто самим мышлением. Его аргумент в пользу того, что он является бестелесной субстанцией, заключается в том факте, что он способен сомневаться в существовании своего тела, да и всего физического мира, куда он обычно помещает себя. Он допускает, что если можно сомневаться в существовании физического мира, то логически возможно, что физический мир мог бы и не существовать. Обычно, когда мы говорим, что нечто логически возможно, мы подразумеваем, что нет противоречия в предположении, что это так. Так, даже если можно будет утверждать, что нет физического мира, тот, кто утверждал бы это, не впадал бы в противоречие. Декарт прибегает к божественной силе в качестве критерия для определения, что является и что не является логически возможным. Так что если, к примеру, логически возможно, чтобы не было физического мира, то для Декарта это означает, что Бог мог и сотворить физический мир, и, вероятно, уничтожать его. Итак, если логически возможно, что он — Декарт — мог бы существовать в качестве мыслящей субстанции, даже если бы не было физического мира, то отсюда следует, что, в сущности, он не телесный объект. Также следует, что он является бестелесной субстанцией в том смысле, что он мог бы существовать, если бы не существовало ничего другого (помимо Бога). Это как раз то, что утверждает Декарт, когда в цитированном фрагменте он заявляет, что «для того, чтобы существовать», он «не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи» («Рассуждение о методе». // Ук. изд., т. 1, с. 269). Наиболее вероятными кандидатами на роли существующих субстанций являются мыслящие и телесные субстанции. Он не телесная субстанция, но он существует. Следовательно, он должен быть мыслящей субстанцией — сознанием, или душой. Тождество и различие Против этого аргумента можно выдвинуть два возражения. Во-первых, возможно ли в действительности предположить, что некто бестелесен? Во-вторых, даже если это мыслимо, то следует ли из этого, что кто-то может существовать без своего тела? Что касается первого возражения, то хотя и воображение у людей развито по-разному, но мне всё же не кажется невозможным вообразить себя в бестелесном состоянии. Вероятно, трудно поверить, что ты бестелесен, когда ты обладаешь телом, но не будет противоречием утверждать, что некто бестелесен. Кто-то, к примеру, пожелает отождествить себя с потоком своих мыслей и эмоций или же просто думать о себе как о чём-то вроде единого сознания. Вероятно, второе возражение ставит Декарта перед более серьёзной трудностью. Из того факта, что мы можем вообразить возможность существования определённых вещей, ещё не следует, что они возможны; они могут быть и могут не быть. И в самом деле, из того факта, что нечто логически возможно, ещё не следует, что оно действительно возможно. Так что тот факт, что некто способен вообразить себя существующим без своего тела, ещё не доказывает, что он мог бы существовать без своего тела. Даже если тот факт, что некто способен вообразить себя существующим без своего тела, показывает, что логически возможно существовать без своего тела, это всё же не доказывает, что чье-то существование каузально или как-либо иначе не зависит от существования тела. Вопрос мог бы показаться открытым. Так ли это? Декарт способен выдвинуть, по крайней мере, два ответа. Представим, что мы принимаем Декартов тезис, что Бог может заставить произойти все логически возможное — всё, что может быть описано без противоречия. Представим далее, что мы принимаем его взгляд, что из факта представимости чего-либо в качестве возможного следует его логическая возможность. Тогда если я смогу вообразить себя бестелесным, то логически возможно, что я могу существовать без тела, а если так, то Бог мог быть причиной того, что я существую без тела. Тогда фактически было бы истинно, что я мог бы существовать без тела. Этот аргумент делает дуализм зависящим от теологических посылок — посылок относительно существования и могущества Бога. Нам пришлось бы выйти за пределы данной книги для того, чтобы исследовать вероятность этих посылок — за пределы философии сознания в философию религии, — так что нам стоит лишь запомнить здесь, что один из аргументов в пользу дуализма становится более вероятными, если теизм истинен и Бог существует. Второй ответ уже не опирается на теологические посылки. Вместо них в нём используется версия закона Лейбница, о котором шла речь при обсуждении Платона. Если две разные на вид вещи окажутся одной и той же вещью, тогда они должны разделять все свойства друг друга, и никакие иные. Вообразим, к примеру, что доктор Джекил окажется той же личностью, что и мистер Хайд, тогда всё, что истинно в отношении личности доктора Джекила, должно на деле оказаться истинным в отношении мистера Хайда, и наоборот. Это и есть условие того, чтобы они были одной и той же личностью. И наоборот, если оказывается, что что-то истинно в отношении мистера Хайда и неистинно в отношении доктора Джекила, то тогда они не могут быть одной и той же личностью. И сейчас нам следует применить данный принцип к проблеме сознания и тела. Если окажется, что есть вещи, истинные в отношении тела и неистинные в отношении сознания, тогда сознание и тело должны быть отличны друг от друга. Но если все, истинное в отношении сознания, истинно в отношении тела, и наоборот, тогда они суть одно и то же. Я заимствую эту аналогию из книги Энтони Кении «Декарт». Взгляд Декарта заключается в том, что он может сомневаться в существовании своего тела, но не может сомневаться в том, что он есть вещь мыслящая, или сознание. Из этого следует, что нечто истинно в отношении тела, но ложно в отношении сознания. В существовании тела можно сомневаться, но в существовании сознания — нельзя. В соответствии, с законом Лейбница должно было бы следовать, что сознание не есть тело, что сознание и тело отличны. И также должно было бы следовать, что дуализм истинен. Трудность, связанная с этим аргументом заключается в том, что закон Лейбница допускает исключения. Рассмотрим случай Джекила и Хайда. Мы могли бы верить, что доктор Джекил сделал нечто, но не верить в то, что мистер Хайд сделал то же самое. Мы могли бы сомневаться, сделал ли нечто доктор Джекил, но не сомневаться в отношении того, сделал ли это мистер Хайд. Следовательно, в определённом смысле некоторые вещи будут истинны в отношении одного и неистинны в отношении другого. Но ложно было бы заключать на основании этого, будто доктор Джекил — не та же самая личность, что мистер Хайд. В повести они оказываются одним и тем же человеком. Сходным образом, тот факт, что Декарт способен сомневаться в существовании своего тела, но не способен сомневаться в существовании своего сознания, ещё не доказывает, будто сознание и тело могут оказаться отличными друг от друга. И также не следует, что Декарт скорее является своим собственным сознанием, чем своим телом. Он способен вообразить, что его тело не существует, но он не способен вообразить, что он не существует (пока мыслит), но это ещё не доказывает, что он не является своим собственным телом. Глаголы «воображать», «верить», «сомневаться» и «надеяться» — одни из тех, что создают исключения к закону Лейбница. Философы называют лингвистические контексты, порождаемые ими, «референциально непрозрачными». Сделав возможность сомнения основой различения между телом и сознанием, Декарт оказался открытым для указанных возражений. Но он считает, что между мыслящим и телесным есть более важные отличия. Телесные (physical) вещи протяжённы, то есть они обладают величиной; но при этом вряд ли имеет смысл говорить, что умы, или сознания, обладают величиной. Мы можем спросить, насколько широк в плечах некий человек, но только в метафорическом смысле мы можем поинтересоваться широтой его ума. Тела можно измерить в футах, дюймах, метрах и сантиметрах, но было бы абсурдно пытаться сделать это с сознанием. Именно по этой причине Декарт полагает, что протяжение оказывается определяющей характеристикой, или сущностным атрибутом, телесной субстанции, а сознание, или мышление, является определяющей характеристикой мыслящей субстанции. В дополнение к этому, согласно Декарту, телесные объекты существуют и во времени, и в пространстве, а вот сознания существуют только во времени. У них нет пространственных характеристик. Первое из этих утверждений оказывается относительно непротиворечивым, а вот тот взгляд, что сознания существуют только во времени, нуждается в определённой аргументации. Интуитивно или на уровне здравого смысла мышление представляется следующим образом. Если вы размышляете, например, о каком-то фрагменте философии, то очевидно, что ваша мысль длится в течение некоторого времени. Ей присущи начало, продолжительность и конец. Вы даже можете засечь мысль по часам. С другой стороны, если бы кто-то взялся исследовать содержимое вашего черепа во время мышления, то он не натолкнулся бы на ваши философские мысли или, по крайней мере, не смог бы наблюдать их так, как вы их мыслите. Как бы тщательно мы ни исследовали чей-то мозг — и не важно, сколь много внимания мы уделим неврологии, — мы не сможем изолировать различные мысли, настроения и эмоции, переживаемые человеком, мозг которого мы изучаем. Если свести эти положения вместе, то это будет свидетельствовать, что сознания темпоральны, но не пространственны. Если бы сознания располагались в пространстве, то было бы возможно повстречаться с ними в том общем пространстве, которое мы все разделяем. Декарт полагает, что это фиксирует важное и ясное отличие между мыслящим и телесным. Другое различие между ментальным и физическим с позиции картезианства заключается в том, что знание о своих собственных ментальных состояниях не поддаётся исправлению, а знание о физических объектах поддаётся. Это означает, что если вы полагаете, что находитесь в некотором ментальном состоянии, то ваше убеждение не может быть ошибочным. Но если вы воспринимаете физический объект или размышляете о нём, то имеется достаточно возможностей для ошибки — вы можете его неправильно идентифицировать или же приписать ему те характеристики, которыми он не обладает. Итак, Декарт полагает, что наши убеждения в отношении физических объектов поддаются корректировке, а наши убеждения относительно существования и природы наших собственных ментальных состояний — нет. Просто нет возможности корректировать их, ибо если мы обладаем ими, то они истинны. Декарт также считает, что сознания в определённом смысле прозрачны для самих себя. Невозможно мыслить, не зная, что вы мыслите и о чём именно вы мыслите. Также сам мыслящий всегда является наилучшим авторитетом в отношении того, о чём он мыслит, ибо, если человек находится в ментальном состоянии, он знает о том, что он в этом состоянии. Обратите внимание, что тезис прозрачности и тезис некорректируемости (incorrigibility thesis) логически взаимосвязаны. Если истинно, что, находясь в некотором ментальном состоянии, я знаю, что нахожусь в этом состоянии, тогда истинно, что имеющееся у меня убеждение о моём нахождении в этом состоянии истинно. Из истинности того, что если я убеждён, что нахожусь в некотором ментальном состоянии, то это убеждение истинно, следует, что моё убеждение, когда я знаю, что нахожусь в ментальном состоянии, если нахожусь, не может быть ложным. Тем не менее тезис некорректируемости и тезис прозрачности не являются одним и тем же тезисом. Истинности тезиса некорректируемости, согласно которому если я убеждён, что нахожусь в некотором ментальном состоянии, то это убеждение истинно, не противоречит ложность того, что если я нахожусь в ментальном состоянии, то я знаю, что я нахожусь в этом состоянии. Это происходит потому, что тезис некорректируемости не исключает возможности нахождения сознания в ментальном состоянии, о нахождении в котором оно не знает, то есть в бессознательном ментальном состоянии. Декарт, однако, считает, что нет бессознательных ментальных состояний. И в самом деле, он полагает, что данное понятие противоречиво. Всё это имеет отношение к заключительному отличию ментального от физического. Физические объекты общедоступны в том смысле, что они могут наблюдаться более чем одним человеком, а вот сознания, согласно Декарту, принадлежат лишь своим владельцам. Он имеет в виду то, что различные ментальные процессы, происходящие в уме, могут быть непосредственно восприняты только самим умом. Они принадлежат исключительно данному уму и не могут восприниматься другой личностью. Если собрать вместе все эти картезианские различения ментального и физического, то покажется, что у Декарта вполне достаточно оснований для аргументации в пользу различия сознаний и физических объектов, если только мы принимаем закон Лейбница. Сознания непротяжённы, существуют лишь во времени, знание о них не корректируется, и, наконец, они приватны; но ничто из этого не истинно в отношении физических объектов. Физические объекты являются протяжёнными в пространстве и во времени, знание о них поддаётся коррекции, и, наконец, они общедоступны; но ничто из этого не истинно в отношении сознаний. Но если сознания и тела не отличаются друг от друга, то они должны обладать всеми, а не только отдельными, свойствами друг друга. Они не обладают всеми свойствами друг друга. Следовательно, они различны. Если данная аргументация правильна, то дуализм сознания и тела истинен. Сознания и физические объекты являются совершенно разными видами вещей. Никакое сознание не есть физический объект, и никакой физический объект не есть сознание. Например, никакой мозг не может быть сознанием, и никакое сознание не может быть мозгом. Наши мозги не могут быть тем, с помощью чего мы мыслим. Мы должны мыслить с помощью сознаний, а они суть нематериальные субстанции. Я откладываю критику данной аргументации до обсуждения материализма в главе 4. На данный же момент мы можем отметить, что из того факта, что у нас имеются отдельные словари — один ментальный, а другой физический, — логически ещё не следует, что есть две различные субстанции — ментальная и физическая. Правомерно говорить об опухоли мозга, но не об опухоли ума, однако это ещё не будет решающим доказательством того, что чей-то ум есть нечто совершенно отличное от мозга. Вероятно, чтобы точно говорить об этом, нам следует внести изменения в своё словоупотребление. Следует также отметить, что Декарт придерживается взгляда, что кое-что истинное в отношении сознаний истинно и в отношении физических объектов, и наоборот. Например, и те, и другие существуют, являются субстанциями, длятся во времени, могут быть сотворены и уничтожены Богом, имеют атрибуты и обладают некоторой «сущностью». Если мы согласимся, что существуют следующие противоположности между ментальным и физическим: временность/пространственность, некорректируемость/корректируемость и приватность/общедоступность, но при этом будем стремиться отрицать само существование двух субстанций: одной — ментальной и другой — физической, то на нас ляжет ответственность показать, как эти кажущиеся взаимно исключающими, свойства могли бы фактически оказаться свойствами одной и той же отдельной субстанции. Другими словами, перед лицом этих противоположных свойств нам бы пришлось обосновывать монизм в противовес Декартовому дуализму. Ясные и отчётливые идеи Сейчас мы можем обратиться к аргументу в пользу различия между сознанием и телом, изложенному в шестом «Размышлении». В сущности, он сходен с аргументами, которые мы обсуждали выше, но всё же есть одно крайне важное отличие. Этот новый аргумент зависит от картезианского учения о ясных и отчётливых идеях. Декарт полагает, что если нечто может быть представлено очень ярко и отчётливо, то тогда оно истинно. Под этим он отнюдь не имеет в виду, будто мы способны ясно вообразить всё, что пожелаем, и что то, что мы вообразим, и будет иметь место. Он имеет в виду, к примеру, что из того, что я мыслю, ясно и отчётливо следует, что я существую. Если вы ясно и отчётливо представляете нечто в своём уме, то вы уже не можете в этом сомневаться. Психологически невозможно не верить в это, ибо самоочевидная природа этого такова, что делает его обязательным для интеллекта. Он использует данное понятие в качестве посылки для своего нового аргумента в пользу дуализма: «… мне достаточно иметь возможность ясно и отчётливо помыслить одну вещь без другой, чтобы убедиться в их отличии друг от друга» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 2). Так что если вы можете сформировать ясное представление о том, чем является нечто, не обращаясь к мысли о некоторой второй вещи, то эти две вещи различны. Что в данном случае подразумевает Декарт под словом «различны»? Он имеет в виду, по крайней мере, следующее: если A и B различны, то они не являются одной и той же вещью — A не есть B, и B не есть A. Он также зачастую имеет в виду, что A и B не относятся к одному и тому же виду вещей: не только A не является B, а B не является A, но A не похоже на B, и B не похоже на A. Также, если A и B различны, то это часто влечёт за собой тот смысл, что A и B не зависят друг от друга в своём существовании. К примеру, если A и B — различные виды субстанции, тогда A могло бы существовать без B, а B без A. Как он пишет: «По крайней мере, они могли быть разделены меж собой Богом» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 62). Декарт непосредственно применяет данный принцип в вопросе о сознании и теле:«И хотя, быть может … я обладаю телом, тесным образом со мной сопряжённым, все же, поскольку, с одной стороны, у меня есть ясная и отчётливая идея себя самого как вещи только мыслящей и не протяжённой, а с другой — отчётливая идея тела как вещи исключительно протяжённой, но не мыслящей, я убеждён, что поистине отличен от моего тела и могу существовать без него» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 63). Для того, чтобы сформировать ясную и отчётливую идею самого себя, он не должен думать о своём теле, а для того, чтобы сформировать ясную и отчётливую идею своего тела, он не должен думать о самом себе; следовательно, его сознание и тело различны. Справедлив ли данный аргумент? Если мы допускаем, что можно представить себя существующим без своего тела, а также что можно представить своё тело, не представляя себя существующим, тогда единственной вызывающей вопросы посылкой остаётся утверждение о том, что если можно ясно и отчётливо представить различными сознание и тело, то тогда они различны. Фактически эта посылка могла бы показаться ложной. Я способен сформировать ясную и отчётливую идею доктора Джекила, не формируя ясной и отчётливой идеи мистера Хайда, но из этого ещё не следует, что доктор Джекил и мистер Хайд различны; фактически они одна и та же личность. Общий принцип, согласно которому если ясная и отчётливая идея A может быть сформирована без ясной и отчётливой идеи B, то A не та же самая вещь, что и B, показался бы ложным. Истинность или ложность «А есть В» логически совместима с ясным и отчётливым представлением об A и B как о различных. Итак, из того факта, что можно ясно и отчётливо представить сознание и тело как отличные друг от друга, логически ещё не следует, что они различны. Также ясно, что логически не следует и то, что они не различны, поэтому апелляция к ясным и отчётливым идеям не решает вопроса в любом случае. Даже если истинно, что Декарт способен сформулировать ясную и отчётливую идею своего мышления как сущностного свойства, из этого ещё не следует, что он таким образом сформировал идею своего единственного сущностного свойства. Не кажется невозможным, что он мог бы обладать такими сущностными свойствами, о которых он бы ничего не знал или о которых он, по крайней мере, не мог бы сформулировать ясных и отчётливых идей. Если это так, то возможно, что он не способен сформулировать ясной и отчётливой идеи всей своей сущности, а только лишь части её. Из того факта, что он способен ясно и отчётливо представить некоторое сущностное свойство самого себя, ещё не следует, что он способен ясно и отчётливо представить все свои сущностные свойства. И в самом деле, нельзя исключать возможности того, что некоторые из его сущностных свойств являются физическими, если мы примем, что из того факта, что некто может ясно и отчётливо представлять себя без физических свойств, ещё не следует, что все эти свойства несущественны для его существования. Если эти возражения убедительны по отношению к Декарту, тогда доктрина ясных и отчётливых идей не спасет от критики аргумент относительно сомнительности тела. Данная проблема является общей для всего метода Декарта, а именно что из того факта, что нечто может быть подвергнуто сомнению, ещё не следует, что это нечто ложно, и что из того факта, что нечто может быть ясно и отчётливо представлено, ещё не следует, что это нечто истинно. Декарт думает, что достоверность ясных и отчётливых идей гарантирована Богом. Например, если мы можем ясно и отчётливо представить A без B или B без A, то отчасти это означает, что Бог способен причинно обусловить независимое друг от друга существование A и B. Тем не менее теологические посылки опять же призваны укрепить дуалистический аргумент. Нам, по крайней мере, пришлось бы принять, то Бог существует, что ему присущи определённые способности и он не слишком обманет человеческие существа, если заставит принять подобные посылки, даже если они ложны. Эти утверждения относительно существования, всемогущества и щедрости Бога требуют дополнительной аргументации, но это, опять же, выведет их за пределы философии сознания в философию религии. Итак, насколько возможен Декартов дуализм? Его сильные аргументы в пользу различия между сознанием и телом не порождают неясных контекстов и, следовательно, исключений закона Лейбница. И это, по крайней мере, сильный prima facie повод предполагать, что ментальное и физическое в некотором смысле различны. Ментальное индивидуально, субъективно и, очевидно, непространственно. Однако остаётся открытым вопрос: убедительны ли приведённые Декартом основания, чтобы считать сознание и тело действительно разными субстанциями, из чего логически следует возможность существования сознаний без тел, а тел — без сознаний? Взаимодействие А сейчас после Декартовых аргументов в пользу дуализма я перейду к вопросу о том взаимоотношении между сознанием и телом, которое могло бы иметь место, если бы дуализм сознания и тела был истинен. Для того чтобы оценить этот вопрос, следует допустить, что сознание и тело и в самом деле являются двумя различными субстанциями, а также спросить, могут ли быть между ними каузальные взаимодействия. Декарт полагает, что это возможно и имеет место на самом деле: сознания причинно обусловливают то, что с телами что-то происходит, а тела причинно обусловливают происхождение чего-то в сознаниях. Этому мнению присуще интуитивное и дофилософское правдоподобие. В соответствии с ним имеются физические причины ментальных событий и ментальные причины физических событий. К примеру, некоторое ментальное событие типа решения или желания может быть причиной физического события вроде движения руки, а физическое событие, скажем, повреждение тела, может быть причиной ментального события, подобного боли или эмоции. И вопрос состоит в том, является ли это двустороннее каузальное взаимодействие возможным, если сознание и тело суть две различные субстанции. Сознания и тела являются не просто различными сущностями, но радикально различными видами сущностей. Декарт весьма категоричен в отношении этого. Он говорит: «душа — не что иное, как вещь мыслящая», «она есть мыслящая субстанция», и «она не является телесной» («Философские письма») 11. «Я», «душа» и «сознание» являются разными названиями одной и той же сущности, и «то Я, которое мыслит, является имматериальной субстанцией без телесного элемента» («Философские письма»). Если принять эту теорию сознания, то окажутся ли процессы сознания способными быть либо причинами, либо действиями того, что происходит в телесной субстанции, как это определяет Декарт во втором «Размышлении»? Цитата: «… под телом я разумею всё то, что может быть ограничено некими очертаниями и местом и так заполняет пространство, что исключает присутствие в этом пространстве любого другого тела; оно может восприниматься на ощупь, зрительно, на слух, на вкус или через обоняние, а также быть движимым различным образом, однако не самопроизвольно, но лишь чем-то другим, что с ним соприкасается…» («Размышление второе».  // Ук. изд., т. 2, с. 22). Философы XVII и XVIII веков часто используют «тело» в значении «материя» или «физическая субстанция», поэтому Декарт определяет «материю» как то, что обладает очертанием («фигурой»), расположено в некотором месте, занимает пространство, исключает другие физические объекты, может обнаруживаться пятью чувствами, может быть движимо путём взаимодействий с другими вещами и не может двигаться самостоятельно. Ни одна из этих характеристик не подходит к сознанию или душе. И в самом деле, это не просто свойства, которых лишены сознания. Декарт полагает, что вообще бессмысленно приписывать подобные характеристики сознаниям. На взгляд Декарта, в равной степени бессмысленно рассуждать по поводу мыслящей материи. И дело не просто в том, что физические объекты не мыслят. Предполагать, что они мыслят, бессмысленно. И в самом деле, мы не можем даже представить, как бы выглядела способность физической вещи к мышлению. Из этого следует, что в рамках картезианской картины невозможно, чтобы имело место психофизическое каузальное взаимодействие благодаря способности материи к мышлению или благодаря способности сознания к движению. Главная трудность состоит в том, как непространственное нечто (item), сознание, может причинно обусловливать действия в пространственном нечто, в теле, или как пространственное тело может причинно обусловливать действия в непространственном сознании. Декарт полагает, что каузальное взаимодействие между сознанием и телом имеет место в определённой части мозга — шишковидной железе. Однако это заявление не помогает нам разрешить каузальную проблему. В философском отношении оно не относится к делу. Если сознание не является чем-то физическим, то оно никаким возможным способом не может контактировать с шишковидной железой или какой-либо другой частью тела. Как только мы отбросим ментальный образ сознания, или души, как своего рода проницаемого неосязаемого объекта, и ограничим наше мышление как раз теми свойствами, которые, по Декарту, присущи сознаниям, то окажется очень сложно представить, как сознания могут влиять на физические объекты. Вероятно, ближе всего мы смогли бы подойти к этому, просто рефлексируя по поводу нашего собственного опыта. Вы, к примеру, решаете сделать что-то, и затем вы это делаете: ментальное причинно обусловливает физическое. Трудность для нас, вероятно, заключается в том, что мы рассматриваем каузальное взаимодействие сознания и тела по той модели, когда один физический объект причинно обусловливает движения другого. Тем не менее мы стремимся понять не эту непротиворечивую модель, присущую здравому смыслу. Мы пытаемся обнаружить смысл в идее каузального взаимодействия между мыслящей и телесной субстанциями. Декарт переписывался с принцессой Елизаветой, дочерью Фридриха, курфюрста Палатината. Он писал ей о том, что у нас есть три главные идеи относительно сознания и тела. Мы способны представить сознание без тела. Мы способны представить тело без сознания. Или же мы можем представить единство обоих. В конце концов он должен был признаться принцессе Елизавете, что не знает, как происходит каузальное взаимодействие между сознанием и телом — он только знает, что оно имеет место. Даже если это и так, всё равно можно обнаружить больше смысла в идее Декарта о соединении сознания и тела, чем это удалось ему самому. Единство Ясно, что это единство не может быть логическим, поскольку логически возможно, что могут быть сознания без тел и тела без сознаний. Это как раз то, что Декарт имеет в виду под бытием двух различных субстанций. Мы видели, что Декарт считает, что, в сущности, он есть своё сознание: он вещь мыслящая — бессмертная душа, — но каково же его отношение к своему телу? Декарт колеблется между двум позициями. Иногда он говорит так, как если бы он не являлся своим телом, как если бы его тело было просто чем-то, чем он обладает. Это означает, что его тело есть лишь нечто, с чем он уникальным образом связан и каузально взаимодействует интимным и непосредственным образом. Но иногда он говорит, что есть своё тело, хотя это и не является его сущностью. Это означает, что определённое тело есть часть той личности, которой является Декарт, но не сущностная её часть. Оба эти взгляда согласуются с его убеждением, что если его тело перестанет существовать, то он сможет продолжить существование. В знаменитом отрывке почти в конце шестого «Размышления» Декарт говорит: «Я не только помещён в своё тело, подобно кормчему на корабле, но … кроме того, я очень тесно соединён с ним и, в самом деле, так смешан с телом, что составляю с ним как бы единое целое» («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 490). Если бы сознание не имело этого отношения к своему телу, говорит он, то оно только на расстоянии узнавало бы о повреждениях тела. Душа понимала бы их подобно тому, как кормчий воспринимает повреждения своего корабля. Но как нам следует понимать ту идею, что я как сознание, или душа, соединён или смешан со своим телом? Если души непространственны, то трудно увидеть, как они могут иметь какое-либо отношение к телу — подобно кормчему на корабле или не подобно. Образ кормчего подсказывает, что душа размещается в мозге или, вероятно, за нашими глазами. Являюсь ли я тем, что смотрит сквозь мои глаза? Идея, что душа размещается не только так, наводит на мысль, что она наполняет все тело. Наполняю ли я своё тело? В шестом «Размышлении» Декарт использует слово «соединение» для обозначения отношения между сознанием и телом («Размышление шестое». // Ук. изд., т. 2, с. 490). Моё существование, в сущности, заключается в том, чтобы быть душой, но я, по крайней мере, в настоящем соединён с этим конкретным телом. Мне кажется, лучший способ придать этому смысл — это размышлять о своём собственном теле в объективных терминах третьего лица единственного числа — полагать, что должно быть функционирующее человеческое тело, подобное нашему собственному, которое отличается от нашего собственного только в одном отношении: оно не наше. Итак, подумайте о чьем-либо сознании, существующем в этом мире, и о находящемся здесь вашем теле. Тогда это тело уже больше не является просто некоторым телом среди других. Оно, к примеру, будет тем, из которого вы выглядываете и с которым вы в некотором особом смысле равнообъёмны (co-extensive). Это интерпретация того, что Декарт подразумевает под «соединением», которая позволяет всерьёз относиться к формулировке его аргументации в сингулярных терминах первого лица. С того времени, как Декарт написал это, объяснение отношения между сознанием и телом считалось наименее удовлетворительным аспектом его дуализма. Как мы видели, даже сам Декарт не считал, что это отношение можно сделать совершенно понятным. Некоторые философы — идеалисты, материалисты и другие — полагали, что данная проблема фатальна для того, чтобы считать дуализм приемлемым. Мне представляется, что эта проблема может быть преодолена, и она, вероятно, является частью более широкого вопроса о себе (self). В некотором глубоком смысле, мы, как это ни странно, не знаем, кто мы есть, и это — область для дальнейшего философского исследования. Во многом величие Декарта как философа связано с его взглядами в этой области, и мы можем учиться на его прозрениях и аргументах, даже если в конце концов решим отвергнуть его строгий дуализм сознания и тела.

Как Пифагор, Платон и Будда предвосхитили самую смелую гипотезу современной науки

Рафаэль Санти — фреска «Афинская школа»

Меня всегда поражало, что основы всей нашей цивилизации были заложены людьми, жившими две с половиной тысячи лет назад и не имевшими почти никаких способов получения знаний о мире кроме собственного разума — только лишь с помощью него одного они по капле воды смогли догадаться о существовании океана.

В этом посте я хочу рассказать про трех великих философов античности, чьи идеи о природе сущего находят подтверждение в теориях квантовой механики и самых смелых гипотезах современной теоретической физики.

Как появился Пегас?

Величайшим из древнегреческих философов по праву считается ученик Сократа афинянин Платон. Именно благодаря его «Диалогам» до нас дошла большая часть сведений о греческой философской мысли.

Несмотря на то, что Платон изучал и даже преподавал математику, никаких особенных математических достижений он после себя не оставил. Но все же девизом основанной им Академии он избрал фразу «Не геометр да не войдет», тем самым подчеркнув важность математики для познания мира и формирования ума.

Основной идеей философии Платона была, извините за каламбур, сама «идея». Именно он ввел в оборот это слово, которое на древнегреческом звучало как «эйдос». Для объяснения своей теории Платон обычно использовал аллегорию, позже ставшую известной как миф о пещере. Я вкратце приведу здесь только самую ее суть.

Представьте себе абсолютно пустую белую комнату. В этой комнате нет дверей, на одной из стен почти под потолком располагается единственное окно. Под этим окном стоит кресло, к которому железными цепями крепко-накрепко привязан человек. Его голова и тело зафиксированы таким образом, что единственное, что он видит — противоположную от окна стену. Этот человек в раннем детстве был похищен учеными, подключен к системам жизнеобеспечения и привязан цепями к своему креслу, он вырос в этой комнате и никогда не видел мира за ее пределами. Время от времени ученые проносят за окном какие-то предметы: статуи, животных, растений, зданий. Узник не видит самих предметов, а видит лишь только тени, отбрасываемые ими на противоположную от окна стену комнаты. Он различает в этих тенях схожие паттерны и дает им названия. Узник искренне считает, что те тени на стене, что он видит и которым дает имена — реальны.

По мнению Платона, люди, подобно гипотетическому узнику, заблуждаются, будто с помощью зрения, слуха, обоняния, осязания и вкуса познают реальность. Он утверждает, что, на самом деле, все, что мы получаем от органов чувств — это всего навсего блеклые тени единственно реальных вещей — «идей». Это утверждение стало краеугольным камнем всей философии идеализма.

Под «идеей» Платон понимал некий прообраз, слепком с которого является материальная вещь, идеалом, которого она никогда не сможет достигнуть. Возьмем, к примеру, сделанный из дерева круглый стол. Его форма будет очень близка к кругу, но каким бы искусным не был плотник, как бы он ни старался, стол никогда не будет совершенно круглым. Его площадь будет очень близка к , но никогда точно этой формуле соответствовать не будет. Таким образом, круглая форма этого стола является лишь слепком с некоего идеального круга. Как и сам стол, и все другие столы на свете несмотря на разницу форм и материалов являются лишь слепками с идеи стола.

Платон заметил, что математика полностью существует в мире идей. Представьте себе стол, на котором лежат три яблока. Так вот, само количество яблок «три» — это всего лишь иллюзия, это идея в нашей голове. В материальном мире никакого количества нет — есть просто яблоки. Их количество существует лишь в нашем уме, а сами числа, которыми выражается количество, и все операции над ними существуют в мире идей. Подумайте над таким вопросом, было ли два плюс два равно четырем до Большого Взрыва?

Платон верил, что как глаза нам даны чтобы видеть, а уши чтобы слышать, так и разум нам дан, чтобы воспринимать идеи. Ходит байка, что однажды за ужином в разговоре с Платоном известный циник Диоген воскликнул: «Стол и чашу вижу, а стольности и чашности не вижу», на что Платон резко парировал: «Чтобы видеть стол и чашу, нужны глаза, которые у тебя есть, а чтобы видеть стольность и чашность, нужен разум, которого у тебя нет. Да и вообще о чем можно спорить с человеком, живущим в бочке«. Кстати, слово «циник» в предыдущем предложении относится не к моральной характеристике Диогена, а к тому, что он являлся ярким представителем философской школы циников, или в правильном произношении киников, что переводится с древнегреческого как «собаки». Вы можете знать содержащее этот же корень слово «кинолог», то есть «изучающий собак».

Киники были не единственными, кто придерживался противоположной платоновскому идеализму теории — материализму. Эта теория утверждает, что идеи нереальны и не существуют сами по себе — мы получаем их из анализа окружающего нас материального мира. Таким образом идея стола формируется у нас лишь потому, что мы видели в своей жизни десятки столов. Известный шотландский философ Дэвид Юм демонстрировал это на примере того, что простые идеи у человека появляются лишь из органов чувств, а сложные складываются из простых. Так идея летающего коня Пегаса — это сумма двух простых идей «лошади» и «крыльев», полученных нами из нашего непосредственного опыта наблюдения материального мира.

По иронии судьбы, одним из основоположников материализма стал платоновский ученик Аристотель, всегда обожавший поспорить со своим учителем. Не менее иронично, что самого Аристотеля судьба наградила столь же непослушным учеником, который предпочел завоевание мира нудным урокам по философии.

Музыка вселенной и сакральная геометрия

Другой знаменитый древнегреческий мыслитель Пифагор, живший за несколько веков до Платона, вошел в историю как великолепный математик и философ, настолько великий, что именно он ввел в обиход сами слова «философ» и «математик». В молодости Пифагор много путешествовал и провел долгие годы в Египте, где обучался различным наукам. После он ненадолго вернулся в родной город Самос, откуда тем не менее по политическим причинам был вынужден вскоре сбежать, и окончательно осел на юге Италии, где создал свою знаменитую пифагорейскую школу и где встретил свою трагическую смерть.

Пифагорейская школа была не только математически-философским кружком, но и религиозной сектой со странными правилами вроде «запрещается есть бобы», а также тайным обществом с запретом на распространение знаний. Доподлинно неизвестно, что именно из математических открытий и философских концепций было создано самим Пифагором, а что было приписано ему его последователями, так как запись учения была запрещена, и оно передавалось лишь устным путем, а до нас оно дошло лишь в пересказе других античных философов. По свидетельствам Аристотеля, именно учение пифагорейцев заложило основу взглядов Платона.

Основой метафизики Пифагора служило утверждение о том, что в основе всего лежит число. Он пришел к такому заключению, изучая музыку. Пифагор заметил, что интервал между высотами двух звуков зависит от соотношения длин струн, издающих их. Очевидно, что Пифагор не был первым, кто догадался об этом, но он был первым, кто провел глубокие исследования этой закономерности и свел музыку к строгой формальной математической системе. Именно Пифагор создал музыкальный строй и теорию о музыкальной гармонии, ставшей основой всей античной и современной музыки.

Поняв, что в основе музыки лежат строгие математические законы, и заметив множество подобных закономерностей в других областях, Пифагор задался вопросом, возможно ли такое, что звуковая гармония является лишь выражением всеобщей гармонии Вселенной, которая точно так же, как и музыка, описывается математикой. Подтверждения этой идеи Пифагор и его последователи нашли в астрономии. Они заметили, что все небесные тела движутся согласно строгим математическим законам. На базе этих наблюдений пифагорейцы создали учение о гармонии сфер, или как еще ее называли «мировой музыке» — музыкально-математическом устройстве космоса.

Учение пифагорейцев о гармонии сфер и создание пифагорейцем Филолаем задатков теории о гелиоцентрическом строении мира повлияло на множество известных астрономов последующих веков. Николай Коперник посвятил пифагорейцам свою книгу «О вращении небесных тел», Иоганн Кеплер озаглавил главный труд своей жизни «Гармония мира», закончив его описанием того, как «cогретый тёплым напитком из кубка Пифагора» засыпает под звуки небесной музыки. Исаак Ньютон писал, что видел в пифагорейском учении намеки на открытые им законы тяготения. Альберт Эйнштейн в одном из интервью сказал, что является «платонистом или пифагорейцем, так как считает логическую простоту незаменимым и эффективным инструментом своего исследования».

Мысль, что в основе всего лежит число, послужила основанием всей философии пифагорейцев. Пифагор и его последователи поклонялись числам. Число «один», по-другому называемое монадой, они считали божественным. Число «два» — причиной раздвоения. Каждое число они рассматривали геометрически, веря, что геометрическое изображение числа несет некий сакральный смысл. Их вера в сакральную геометрию породила целую науку о фигурных числах, одно из которых, тетраксис, они считали особенно священным.

Тетраксис — священный символ пифагорейцев

Основу метафизических воззрений пифагорейской школы составило учение о двух противоположностях — пределе и беспредельном. Под пределом понимались числа, а под беспредельным — абстрактные математические понятия бесконечности. Филолай утверждал, что «природа, сущая в космосе, гармонически слажена из беспредельных и определяющих; так устроен и весь космос, и все, что в нём».

Но давайте пока что остановимся, и отложим устройство космоса на потом, а пока посмотрим в противоположную сторону — внутрь самого себя.

Пустота и мгновенность бытия

В «Критике чистого разума» известный немецкий философ Иммануил Кант пытался найти, но так и не нашел Ding an sich, «вещь в себе» или менее буквально «вещь саму по себе», то есть предмет, свойства которого не зависят от нашего восприятия.

За две тысячи лет до Канта над похожим вопросом размышлял выдающийся индийский философ Сиддхартха Гаутама Шакьямуни, более известный нам под именем Будда. Само слово «Будда» образовано от индоевропейского корня «буд» и дословно переводится на русский как «пробудившийся».

Прежде чем углубляться в детали метафизики Гаутамы, давайте сыграем с вами в небольшую игру и из двух предложенных предложений выберем наиболее осмысленное:

• Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и курдя́чит бокрёнка

• Сангху Будда учил о шуньяте, пратитье-самутпаде, анитье, кшаникаваде и анатмане.

Кажется, что единственными осмысленными словами тут являются «Будда учил», но это не так. Второе предложение мы можем перевести на литературный русский примерно так: своей монашеской общине Будда преподавал учение о пустоте, взаимозависимом возникновении, непостоянстве составных вещей, мгновенности бытия и отсутствии собственного Я у вещей. Давайте поподробнее разберем каждое из понятий.

Шуньята — пустота. Будда учил, что все вещи и явления существуют только лишь в нашем сознании. Возьмем к примеру, человека. Человек воспринимается нами как нечто одушевленное, но по сути человек это всего лишь иллюзия, созданная набором взаимодействующих органов. Каждый из органов в свою очередь являются иллюзией, созданной набором взаимодействующих клеток. Каждая из клеток является иллюзией, созданной набором взаимодействующих молекул. Каждая из молекул является иллюзией, созданной набором взаимодействующих атомов. А каждый атом является иллюзией, созданной набором взаимодействующих протонов, нейтронов и электронов. Получается, что человек это всего лишь облако как-то взаимодействующих друг с другом элементарных частиц. И только наше сознание придает этому облаку и каждому слою его абстракции какой-то смысл, именно наше сознание видит в целом нечто большее, чем сумму его частей, именно оно создает из пустоты бесконечно сложные объекты — живых существ, страны, галактики, математику, веб-сайты, произведения искусства.

Но если вы попробуете ответить на вопрос где именно находится само ваше сознание, вы придете к парадоксальному выводу. Сознание находится в вашем мозгу, ваш мозг в вашем теле, ваше тело на планете Земля, Земля в Солнечной системе, Солнце в Млечном Пути, Млечный Путь во Вселенной. Но где находится сама Вселенная? Только в вашем сознании.

Пратитья-самутпада — взаимозависимое возникновение. Будда учил, что ничто не может появиться из пустоты само по себе. Для появления любой новой вещи или явления необходимо взаимодействие двух или более частей. Чай появляется из взаимодействия горячей воды и листьев, а атом водорода из взаимодействия протона и электрона. А раз для появления любой вещи необходимо как минимум две части, то это значит, что все вещи являются составными.

Анитья — непостоянство составных вещей. Будда учил, что все составные вещи недолговечны и подвержены исчезновению. Все рождается и все умирает — растения, животные, люди, страны, религии, планеты, галактики и даже сама Вселенная проходят через этот цикл появления и исчезновения. И не существует ничего, что может обойти этот закон и существовать вечно.

Кшаникавада — мгновенность времени. Будда учил, что вне нашего сознания не существует ни прошлого, ни будущего. Прошлое — это лишь наши воспоминания, а будущее — это лишь расчет возможных вариантов развития событий. Единственное, что реально — это краткий миг между прошлым и будущем, исчезающе малое мгновение настоящего. Даже само течение времени является нашей иллюзией. Как смена 24 кадров в секунду на экране создает фильм, так и очень быстрая смена мгновений создает для наблюдателя всеобъемлющую иллюзию устойчивой и постоянной реальности.

Анатман — отсутствие собственного Я у вещей. Будда учил, что ни одна вещь не является неизменной и не имеет «души» или «самости» — чего-то, что остается у вещи с течением времени и определяет ее. Чтобы лучше понять это утверждение, давайте рассмотрим его на примере корабля Тесея. Корабль плавал по морям долгие годы, что-то в нем ломалось, гнило, и поэтому корабль часто чинили. При починке в нём постепенно заменяли доски, и так продолжалось до тех пор, пока в нем не осталось ни одной старой доски. Возникает вопрос: если все доски в корабле заменили, то является ли он тем же самым кораблем, которым был когда-то? Будда отвечает на этот вопрос отрицательно и утверждает, что ни корабль, ни какая-либо другая вещь или явление не обладает собственной »душой», своим собственным Я. Но при этом Будда не отрицает целостности самого потока состояний, вызванного действием закона причин и следствий, и утверждает, что именно целостность этого потока и создает у нас иллюзию существования «сущности» вещей.

Доктрина анатмана может быть применена не только к другим вещам, но и к нам самим. Являюсь ли я тем самым человеком, которым я был в возрасте пяти лет? Мое тело сильно изменилось, все его клетки много раз обновились, мой ум изменился, мои знания увеличились во много раз. Единственное, что осталось во мне от меня пятилетнего — это смутные обрывки нескольких воспоминаний. Поэтому можно смело утверждать, что несмотря на целостность потока причин и следствий, сделавшего из меня пятилетнего меня сегодняшнего — это все-таки совершенно разные люди. Но если я сейчас не имею ничего общего со мной пятилетним, то то же самое можно сказать и об отсутствии единства между мной сейчас и мной секунду назад. Таким образом, целостность нашего собственного сознания, нашего «Я», является иллюзией, образованной быстрой сменой различных состояний.

Может показаться, что Будда — нигилист и отрицает реальность чего бы то ни было, ведь все вещи и явления иллюзорны, но это не совсем так. Лучше всего позицию Будды и его последователей описал известный буддийский мыслитель Нагарджуна. Он утверждает, что знание об истинном устройстве Вселенной трансцендентно, оно приходит только после Просветления, которое заключается в понимании того, что реальность неописуема, а описываемое — не реальность. Нагарджуна видит единственный способ приблизиться к точному описанию устройства мира в определении его через отрицание того, чем он не является. Таким образом Нагарджуна приходит к выводу, что наш физический мир не реален, но и не нереален.

Для лучшего осознания этой истины буддисты советуют практиковать медитацию. А для того, чтобы помочь себе очистить свое сознание от посторонних мыслей при медитации, рекомендуют использовать мантру «Ом мани падмэ хум», произнесение которой занимает ровно один выдох воздуха из легких, помогает настроить ритм дыхания и забивает голову, не позволяя возникать лишним мыслям. Если вы начнете медитировать прямо сейчас, то вы наверняка заметите, как в вашей голове короткой электрической искрой промелькнет мысль: «Так, что это я вообще сейчас читаю? Какие нафиг еще медитации, мантры, пегасы и сакральная геометрия? Какого черта этот пост вообще делает в хабе математики и физики, и на Хабре вообще? Когда уже автор начнет втирать про рептилоидов?». Так что давайте пока что вернемся обратно в русло нашей статьи и поговорим о гипотезах современной теоретической физики.

Философия и физика

Все известные нам теории физики обладают одним настолько очевидным свойством, что иногда бывает даже трудно заметить его существование. Формулировка этого свойства может показаться вам трюизмом, но, если вдуматься, она им отнюдь не является. Это свойство состоит в том, что если очистить любую теорию физики от словесного описания, то все что останется — это набор аксиом о неких абстрактных объектах и набор формул, по которым эти абстрактные объекты взаимодействуют. Это свойство полностью подтверждает правоту Пифагора, считавшего, что Вселенная основана на математике.

Более того, если мы опустимся глубоко вниз на уровень элементарных частиц, мы увидим, что вся наша материя не является чем-то твердым и незыблемым, а является чистой математикой, существующей в мире идей Платона. Электроны и фотоны проявляют свойства не только частиц, но и волн, то есть по сути математических функций — это явление называется корпускулярно-волновым дуализмом. Также наблюдается другое интересное явление — принцип неопределенности Гейзенберга, при котором увеличение точности измерения одной характеристики частицы уменьшает точность измерения другой — этот принцип порождается исключительно математическими ограничениями и служит отличным подтверждением того, что на квантовом уровне наш мир является скорее «идеальным», чем «материальным». Именно «идеальность» нашего мира делает возможным нарушение принципа локальности — в мире математики нет времени и вычисление значений характеристик частицы происходит мгновенно вне зависимости от разделяющего эти частицы расстояния.

Далее, если мы поднимемся высоко на верх на уровень галактик и околосветовых скоростей, мы увидим, что и там наша реальность становится все менее «материальной» и все более странной. Мы увидим, что при приближении к скорости света время для нас относительно времени для неподвижного наблюдателя замедляется. Мы обнаружим в пространстве-времени точки, названные черными дырами, которые засасывают все окружающее их вещество и даже свет, которые, тем не менее, с их собственной точки зрения падают в эту дыру бесконечно долго. Мы убедимся в том, что наш мир скорее является некой математической идеей нежели чем-то материальным.

Если же мы захотим найти в этом безумном мире что-то стабильное и определенное, на что можно опереться, то нас постигнет неудача. Любые понятия или объекты физики не несут никакого собственного смысла. Возьмем, к примеру, электрический заряд. Наличие электрического заряда никак не может быть определено у одной единственной частицы — для того, чтобы подтвердить его существование нужно как минимум две частицы, а чтобы определить, что заряд — величина количественная нужно как минимум три частицы. То есть можно сказать, что заряд даже не существует без взаимодействия частиц. Это наблюдение подтверждает тезис Будды о взаимозависимом возникновении всех вещей и явлений.

Все вышеприведенные доводы показывают нам, как хорошо учения античных философов согласуются с самыми передовыми открытиями физики 20 века. Но что нам может предложить современная физическая и философская мысль?

Теория всего

Рассуждения знаменитого британского физика Стивена Хокинга дают нам интересную пищу для размышлений. Хокинг писал о том, что если даже мы завершим работу над «теорией всего» и найдем все уравнения и константы, согласно которым работает наша Вселенная, то перед нами мгновенно встанет следующий вопрос: почему именно эти уравнения? Что вдыхает в них огонь?

Самым очевидным и простым ответом на этот вопрос является, конечно, существование Бога-Творца и его промысла. Но есть и другой ответ, его дает американский физик Макс Тегмарк, профессор MIT и автор книги «Наша математическая вселенная». Тегмарк утверждает, что самый разумный ответ на данный вопрос такой: все непротиворечивые математические структуры реально существуют, и мы живем в одной из них. Эта гипотеза хороша тем, что она не плодит никаких лишних сущностей. Используя антропный принцип, мы можем допустить, что в некоторых очень сложных математических структурах возможно появление подструктур, обладающих самосознанием и способных исследовать саму эту структуру. Такими подструктурами являемся мы — Homo Sapiens.

Логическим развитием гипотезы математической вселенной Тегмарка служит гипотеза рекурсивно-вычисляемой вселенной Стивена Вольфрама. Ее главная идея состоит в том, что математическая структура, в которой мы живем, не финитна, а постоянно и рекурсивно самовычисляема. То есть, что настоящее — краткий миг между прошлым и будущем — это конкретное состояние нашей структуры, а физические законы Вселенной — это некая функция, и следующее состояние структуры является результатом применения функции к ее предыдущему состоянию.

Аргументы в пользу гипотезы рекурсивной Вселенной

В пользу гипотезы рекурсивно-вычисляемой математической Вселенной говорят некоторые факты.

Первым аргументом является существование нескольких осей времени, то есть таких явлений, в которых состояние системы в прошлом и будущем не симметрично относительно настоящего:

• Причинно-следственная ось: причины порождают следствия, а не наоборот.

• Психологическая ось: мы помним прошлое, но не знаем ничего о будущем.

• Термодинамическая ось: энтропия в замкнутой системе только растет.

И если с первыми двумя утверждениями еще можно поспорить и заявить, что причинно-следственная связь — это лишь иллюзия, порожденная нашим умом, то поспорить со вторым законом термодинамики так просто не получится.

Эти и другие оси времени очень хорошо объясняются рекурсивным вычислением Вселенной. Текущее состояние — это входные данные функции, а следующее состояние — это выходные данные функции. 2 + c, напоминает фотографии далеких галактик.

Множество Мандельброта

Вселенная — матрица или Матрица?

Гипотеза о рекурсивно-вычисляемой Вселенной неизбежно наводит на мысли о том, что весь наш мир может быть лишь симуляцией, работающей на каком-то мощном компьютере во внешней «настоящей» реальности, а все мы — лишь персонажами игры Sims. Такую возможность нельзя отрицать, но она никак не противоречит нашей гипотезе. Если мы действительно живем в симуляции, то компьютер, на котором вычисляется наша Вселенная точно так же должен быть устроен на принципах математики, ведь математика живет в мире платоновских идей и не является частью нашей реальности. Чтобы создание такого компьютера было возможно, внешняя «настоящая» Вселенная тоже должна быть основана на строгих математических законах. А следовательно к ней точно так же может быть применена гипотеза симуляции, и существа, живущие во внешней Вселенной, не могут точно быть уверены в том, что их мир не является симуляцией. Но как бы далеко в бесконечность ни уходила вложенность симуляций друг в друга, в конце концов на самом верху должна будет существовать «самая настоящая» Вселенная, и она тоже должна быть основана на законах математики.

В поисках Бога

Как это ни странно, но именно основание нашего мира на математике оставляет в нем место для Бога. Чтобы понять, как это возможно, стоит мысленно отправиться в начало 20 века. В те времена среди математиков и философов была очень популярна идея о том, что вся математика может быть сведена к некоему компактному ядру, состоящему из аксиом и методов доказательства теорем. Знаменитый британский философ и математик Бертран Рассел, более всего известный по названному в его честь летающему в космосе чайнику, считал, что это ядро будет основано на логике — это направление поиска оснований математики называлось логицизмом. Великий немецкий математик Давид Гильберт, который кроме своих блестящих успехов в математике также внес значительный вклад в физику, оказав Альберту Эйнштейну помощь в создании уравнений гравитационного поля для общей теории относительности и заложив основы математического аппарата квантовой механики, считал, что это ядро будет основано на формальных системах — это направление называлось формализмом.

Все мечты Рассела и Гильберта были разрушены 7 сентября 1930 года в Кёнинсберге (нынешнем российском Калининграде). В этот день молодой австрийский математик Курт Гёдель представил доказательство того, что в любой непротиворечивой формальной арифметике существует недоказуемая и неопровержимая формула. Это значит, что даже если наша Вселенная основана на законах математики, сводимых к некоторым базовым аксиомам, то существуют утверждения, которые даже теоретически невозможно будет ни доказать, ни опровергнуть. В математике такие недоказуемые и неопровержимые в рамках некоторой аксиоматики утверждения обычно называют абсурдными. Одним из таких абсурдных утверждений является гипотеза о существовании Бога-Творца. Поэтому для верующих в его существование людей всегда останется лазейка даже в математической Вселенной — верую, ибо абсурдно.

Заключение

Надеюсь, что вам понравился пост, и вы сможете извлечь из него что-нибудь полезное для себя. Напоследок мне хочется посоветовать вам книги, под впечатлением от которых написан этот пост:

• «Мир Софии» — автор Юстейн Гордер — детская, но все же очень интересная и познавательная даже для взрослых книга про 14-летнюю девочку Софию, изучающую философию на собственной шкуре

• «История западной философии» — автор Бертран Рассел — книга известного британского философа, в которой подробно и детально рассматривается вся западная философия: древнегреческая, еврейская, христианская, немецкая и английская

• «Чапаев и пустота» — автор Виктор Пелевин — книга дает наиболее красочное и захватывающее описание буддийской философии

• «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» — автор Роберт Пирсиг — книга, пытающаяся найти ответ на вопрос «Что такое качество?» и полезная для любого программиста

• «Наша математическая Вселенная» — автор Макс Тегмарк — книга физика-теоретика об устройстве нашей Вселенной

Спасибо за внимание!

Платон Лебедев может выйти на свободу в июле 2013 года | Новости из Германии о России | DW

Вельский городской суд в четверг, 1 ноября, снизил срок тюремного заключения бывшему главе МФО «МЕНАТЕП» Платону Лебедеву до 10 лет, сообщает агентство «Интерфакс». Это означает, что деловой партнер экс-руководителя нефтяного концерна ЮКОС Михаила Ходорковского должен выйти на свободу в июле 2013 года.

Суд согласился переквалифицировать ряд статей в связи со вступлением в силу новой редакции уголовного кодекса, однако не нашел оснований для снижения срока до фактически отбытого. Защита Лебедева уже сообщила, что не намерена обжаловать это решение, чтобы оно как можно скорее вступило в силу. В то же время представитель прокуратуры сказал, что он пока не может ответить на вопрос, будет ли вынесенное решение обжаловано его ведомством. В августе Вельский городской суд уже сократил общий срок наказания Лебедеву по двум приговорам с 13 до 9 лет и 8 месяцев, однако прокуратура тогда обжаловала это постановление, и в сентябре Архангельский областной суд направил дело на новое рассмотрение.

«Резать хвост кошке поэтапно»

Лидер движения «За права человека» Лев Пономарев выразил искреннюю радость по поводу решения Вельского суда, указав, что «второй процесс по ЮКОСу — выдуманный и нарушает не только законы РФ, но и здравый смысл». Сопредседатель РПР ПАРНАС Владимир Рыжков заявил, что он испытывает двойственное чувство, поскольку «единственно справедливым было бы немедленно освободить Лебедева в зале суда».

А уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин назвал решение Вельского суда недостаточным. «Решение Вельского суда — резать хвост кошке поэтапно. Это, с одной стороны, — вещь болезненная, а с другой стороны, обществом будет воспринято достаточно плохо», — отметил он. Одновременно Лукин подчеркнул, что Ходорковский и Лебедев уже давно должны были выйти на свободу. «Эти люди давно отсидели тот срок, который можно давать даже за дерзкие преступления. Оставляю в стороне суть дела, содержание и все прочее. Их надо было давно освободить по условно-досрочному или помиловать», — заявил он в интервью «Интерфаксу».

Как и почему Платон упоминает себя?

В обширном корпусе Платона, состоящем из десятков тысяч слов, почти нет упоминания о самом Платоне. Это, возможно, еще более удивительно, когда мы понимаем, что, по крайней мере, в так называемых диалогах «Последние дни Сократа» есть много возможностей включить Платона как исторически и хронологически точного персонажа.

Тем не менее, как бы то ни было, Платон упоминается только 3 раза в диалогах, дважды в «Апологии» и один раз в «Федоне».

В первом появлении в «Апологии» есть краткое упоминание о том, что Платон является сыном Аристона, что происходит в контексте упоминания Сократа, кто принимал участие в его «дискуссиях» (диатрибай).

Этот Адеймантос, сын Аристона [также принимал участие в обсуждениях], братом которого является Платон… (Апология 34a1). 1

Итак, мы здесь указали на тот факт, что Платон присутствовал на процессе над Сократом, а также на то, что он принимал участие в сократовской дискуссии, хотя, как можно было бы заключить из изображения Сократа, в меньшей степени, чем Адеймантос, его брат.

Вторая ссылка на Платона снова встречается в «Извинениях», четырьмя страницами позже, поскольку Сократ весьма дерзко выступает за то, чтобы его наказание должно было быть штрафом, и в списке людей, которые будут гарантировать этот штраф, как вы думаете, кого он перечисляет первый?

И этот Платон, жители Афин, а также Критобулос и Аполлодор убеждают меня заплатить штраф в 30 мин, и они сами являются поручителями за это (Апология 38b6-7). 2

В обоих этих появлениях Сократ (через Платона автора) упоминал о присутствии Платона, сначала используя наречие (здесь), а затем используя указательное слово (это).Это может показаться тривиальным, пока мы не дойдем до последнего появления Платона в диалогах.

Упоминание Платона в «Федоне» известно по ряду причин. Это исторически важно, потому что из того, что там говорится, Платона не было при смерти Сократа. Он также участвует в некоторых интерпретациях конца диалога.

Как рассказывает сам Федон, присутствовавший при смерти Сократа, он упоминает несколько афинян и иностранцев, но в середине добавляет, что Платона не было.

Но Платон, я думаю, был болен (Phaedo 59b10). 3

Некоторые комментаторы этой «болезни», используя предписание Сократа принести петуха богу Асклепию после его смерти, видят в этом остроумную ссылку на саму себя о конечном выздоровлении Платона, поскольку такая жертва была принесена для обеспечения здоровья . Менее гламурный вариант состоит в том, что Сократ благодарит бога за удаление этой смертной оболочки и всех болезненных атрибутов физического существования.

Это, кажется, полностью соответствует литературному великодушию Платона в целом.Но могла ли эта болезнь (буквально «не быть сильной») быть метафорой Платона, который еще не мог переварить смерть Сократа или смерть в целом? В конце концов, Федон действительно касается смерти: философ и его отношение к смерти, аргументы в пользу стойкости души после смерти, миф о загробной жизни и, наконец, собственная смерть Сократа. Тогда было бы уместно, что, хотя Платон не был философски подготовлен, чтобы справиться со смертью при кончине самого Сократа, в конечном итоге он обретет такую ​​силу, что, среди прочего, написал диалог о смерти, Федон.

---

1 δε δὲ Ἀδείμαντος, Ἀρίστωνος, οὗ ἀδελφὸς οὑτοσὶ Πλάτων, καὶ
Αἰαντόδωρος, οὗ Ἀπολεεδε πολεδεοἀ ὅπολεδεο ὅπολεδερο. καὶ ἄλλους

2 λάτων δὲ ὅδε, ὦ ἄνδρες Ἀθηναῖοι, καὶ Κρίτων καὶ
Κριτόβουλος καὶ Ἀπολλόδωρος κελευᾶουδωρος κελεύοικοετρο κελεύουάὶκοτατρο

3 λάτων δὲ οἶμαι ἠσθένει.

Биография Платона

Платон Биография

Среди тех, на кого повлияли жизнь и учение Сократа, никто не сделал больше для увековечения его памяти, чем Платон, который долгое время считался одним из величайших философов Древней Греции и одним из самых глубоких мыслителей всех времен. .Платон был слишком молод, чтобы быть одним из самых близких друзей Сократа. Платон находился под его влиянием только в последние семь или восемь лет жизни Сократа, но эти годы произвели неизгладимое впечатление на его жизнь и во многом определили дальнейший ход его жизни. Сообщается, что в свои более поздние годы Платон сказал: «Я благодарю Бога за то, что я родился греком, а не варваром, свободным и не рабом, мужчиной и не женщиной, но, прежде всего, что я родился в эпоху Сократа».

Из-за того, что в то время он был болен, Платон не присутствовал, когда группа друзей Сократа пришла в тюрьму для своего последнего визита с ним. Однако он был настолько впечатлен моральными качествами учения Сократа и его преданностью делу истины и справедливости, что решил увековечить свою память, написав серию биографических диалогов, в которых будет раскрыт его истинный характер. . Даже после того, как собственная мысль Платона созрела, он продолжал делать Сократа главным героем своих диалогов. Результатом стало такое смешение взглядов, что в некоторых случаях трудно, а то и невозможно сказать, где заканчивается действительный исторический Сократ и начинается собственная мысль Платона.

Платон родился в Афинах в 427 г. до н. Э. Он умер в 347 г. до н. Э. Он происходил из аристократической семьи, которую долгое время считали лидером Афин. Его отец, Аристон, был потомком царя Кодра, а его мать, имя которой было Периктион, утверждала, что произошла от известного законодателя Солона. В детстве его звали Аристокл, но из-за широких плеч и лба его назвали Платоном, и именно под этим именем он стал известен потомкам.В юности он стал известен как спортсмен, а также получил признание за свои выдающиеся умственные способности. В дополнение к его достижениям в этом направлении, его социальное положение и связи сделали бы его выдающимся человеком в любой карьере, в которой он мог бы вступить.

Он жил в критический период греческой истории. Его юность была свидетелем упадка и падения афинского могущества, но не афинского гения. Его раннее образование началось под наблюдением частных репетиторов, которые были хорошо известны своими профессиональными навыками.Под их руководством он обучался элементарным дисциплинам, таким как гимнастика, музыка, чтение, письмо и изучение чисел. Достигнув восемнадцатилетнего возраста или около того, он провел два года на военной подготовке, в которой большое внимание уделялось физическим упражнениям и правильному уходу за телом. За этим обучением последовал более продвинутый период обучения, в течение которого он познакомился с несколькими наиболее известными школами греческой философии, что дало ему возможность познакомиться со многими софистами, которые были признанными профессиональными учителями этой философии. время.Наконец, Платон около семи или восьми лет был учеником Сократа. Этот опыт побудил его не только посвятить остаток своей жизни философии, но и продолжить свою карьеру в духе и под руководством своего любимого учителя.

Поскольку Сократ был казнен под покровительством афинского правительства, Платон полагал, что для него будет небезопасно оставаться в городе и, таким образом, подвергнуться такому же обращению. Было хорошо известно, что Платон был одним из последователей Сократа и очень сочувствовал идеям, провозглашенным его учителем.Пока эти идеи считались вредными для государства, любой, кто их поддерживал, подвергался опасности. По этой причине Платон на время покинул Афины и отправился в различные места, где надеялся лучше познакомиться с лидерами ряда философских движений. Сначала он отправился в Мегару, где вел беседы со знаменитым математиком Евклидом. Позже он совершил обширные путешествия в Египет, Кирену, Крит и южную Италию. Эти экскурсии дали ему возможность ближе познакомиться с руководителями каждой из школ, основанных, соответственно, Пифагором, Гераклитом и элеатскими философами.

Когда Платону было примерно сорок лет, он предпринял эксперимент в правительстве. С ранней юности он интересовался политикой. Из своих ассоциаций с Сократом и из своих собственных наблюдений он пришел к определенным убеждениям относительно надлежащей квалификации для тех, чья обязанность заключалась в управлении государством. Он считал, что только тем людям, которые обладали интеллектуальными, а также моральными качествами, следует доверять власть над другими.В конце концов, у него появилась возможность применить свою философию на практике. В Сиракузах, на побережье острова Сицилия, друг и ученик по имени Дион убедил его взять на себя образование Дионисия, тирана Сиракуз. Дионисий, похоже, был готов принять наставления Платона, что позволило бы опробовать платоновскую теорию правления в реальных условиях. Эксперимент не увенчался успехом, поскольку Дионисий не был способным учеником, и когда Платон упрекнул его в глупости, тиран в ответ заковал Платона в цепи и приговорил к смертной казни. Дион использовал свое влияние, чтобы изменить приговор. В результате жизнь Платона была сохранена, но ценой обращения в рабство. Вскоре после этого Анникерис, член киренской философской школы, прибыл в Сиракузы и купил Платону свободу, тем самым позволив ему вернуться в Афины.

После возвращения в Афины Платон основал свою школу, учреждение, известное как Академия . Он просуществовал более восьми веков как центр изучения и оценки философии Платона.С учреждением Академии Платон большую часть своего времени посвятил обучению и написанию диалогов. К счастью, эти диалоги сохранились, и они составляют главный источник имеющейся у нас информации о различных аспектах его философии.

Согласно рассказам о жизни Платона, еще два раза его карьера учителя и писателя была прервана дальнейшими попытками восстановить правительство Сиракуз. После смерти Дионисия Дион снова призвал его взять на себя обучение младшего Дионисия, который теперь правил на месте, которое прежде занимал его отец. И снова эксперимент не дал желаемых результатов. Платон неохотно решил отказаться от этого и вернулся в Афины, убежденный, что образование людей, занимающих влиятельные должности, не может быть достигнуто без их сотрудничества. Нам говорят, что позже он предпринял третью и последнюю попытку применить свою политическую философию в Сиракузах, но с результатами, аналогичными тем, которые он испытал раньше. На этот раз он был спасен от гнева Дионисия добрыми услугами своего друга Архита Тарентского.Вернувшись в Афины, он посвятил остаток своей жизни преподаванию и письму. Он умер в 347 г. до н. Э. Согласно одному сообщению, его смерть произошла мирно, когда он присутствовал на свадебном пиршестве в доме друга.

Платон использовал диалоговую форму письма как наиболее эффективное средство изложения своих философских взглядов. Для этого было несколько причин. Во-первых, в его намерения не входило отвечать на конкретные вопросы или предлагать окончательные и догматические решения любой из обсуждаемых проблем. Вместо этого он предпочел сделать что-то, что стимулировало бы оригинальное мышление читателя. Во-вторых, такая манера изложения позволила ему представить противоположные точки зрения, поскольку они могут иметь место в серии бесед, происходящих между людьми, придерживающимися разных точек зрения. Это поможет подготовить почву для того, чтобы любой читатель диалогов мог прийти к собственному выводу после некоторого рассмотрения каждой из представленных точек зрения. Наконец, используя разговорный метод, можно было бы проиллюстрировать то, каким образом текущие проблемы дня были связаны друг с другом, что является одной из причин, почему ни один из диалогов Платона не посвящен исключительно обсуждению отдельного вопроса. тема.Он хотел прояснить, что для того, чтобы понять любой конкретный предмет, вы должны увидеть, как он соотносится с другими предметами и с областью знаний в целом.

Платон, как правило, не упоминал своего имени как автора той или иной точки зрения. Однако во многих диалогах мы вполне уверены, что то, что сам Платон думал по обсуждаемой теме, содержится в речах, приписываемых Сократу. Некоторые другие персонажи, использованные в диалогах, были известными софистами.Приписываемые им утверждения составляют один из основных источников нашей информации о софистическом движении в Древней Греции.

Платон написал более тридцати диалогов, все из которых были сохранены либо в их первоначальной форме, либо в том виде, в каком они были отредактированы и переведены компетентными учеными, специализирующимися в области греческой философии. Невозможно узнать точный порядок, в котором были написаны диалоги, и нет полного согласия по этому поводу среди историков философии.Однако обычно считается, что более ранние из них касались прежде всего этики. В этих диалогах Сократ представлен как исследователь точного значения конкретных добродетелей. Софисты, с которыми он ведет беседу, заявляют, что полностью понимают рассматриваемые добродетели, и без колебаний делают заявления относительно их значения и содержания. Сократ утверждает, что он ничего не знает об этих вопросах, но он начинает расспрашивать софистов о сделанных ими заявлениях. Цель этого допроса — выявить некоторые последствия того, что они сказали, и, таким образом, показать несостоятельность их заявленной мудрости. Обычно это делается путем выявления противоречивого характера их утверждений или выявления того, в каких отношениях они не согласуются с известными фактами. Не давая окончательного ответа на поставленные вопросы, Сократ советует своим слушателям продолжить поиски лучшего понимания добродетелей и их отношения к хорошей жизни.

Философия Платона в целом охватывает широкий круг вопросов, которые довольно подробно рассматриваются в различных частях различных диалогов. Ни один из диалогов не посвящен исключительно рассмотрению одной темы, поскольку вопросы, возникающие в связи с любой из них, обязательно относятся к разным областям опыта, и Платон хотел, чтобы дискуссии в диалогах соответствовали как можно более близкому друг другу. возможны ситуации, возникающие в жизни человека. Тем не менее, в некоторых случаях можно указать тему, которая является преобладающей в конкретном диалоге. Например, теория познания Платона является основным предметом изучения Менона , и снова Теэтета. Его теория идей, которая подразумевается во всех диалогах, подвергается критическому анализу в «Пармениде ». Его космология, наряду с теорией творения, получила особое внимание в «Тимее ». Его философия относительно места удовольствия в хорошей жизни изложена в Филибусе. Самый известный и наиболее широко используемый диалог Платона — это Республика. Его главной целью было изложить авторскую теорию правительства, но в отношении этой темы обсуждаются почти все наиболее важные аспекты его философской позиции. Республика часто считается величайшим из диалогов, хотя есть много комментаторов, которые с этим не согласны. Он представляет собой то, что Платон считал идеалом, к которому должны стремиться действительные государства. В более позднем и значительно более продолжительном диалоге под названием The Laws, он предложил менее идеалистичную, но более практичную альтернативу организации правительств штатов.

Извинения — Департамент философии

ЗАЩИТА СОКРАТА ОТ «НЕОФИЦИАЛЬНЫХ» ПЛАТЕЖЕЙ

Кольцо Merrill

У Платона Извинения Сократ, после своего вступительного слова, говорит присяжным, что он не только ответит на обвинения, по которым он предстал перед судом, но также должен высказаться в отношении предрассудков в отношении него, которые накапливаются «уже давно». .(18b1) [1] Он рассматривает эту «клевету», как он ее называет (19a2), как если бы это было законное обвинение, как если бы оно составляло официальное обвинение. Фактически, он утверждает (18b-e), что наиболее важной и самой сложной частью его защиты будет убедительный ответ на эти давние предрассудки.

Он указывает неофициальные «обвинения» в трех разных местах текста. В 18bc он говорит, что эти обвинения состоят в том, что «есть некий Сократ, мудрый человек, который думает о том, что находится на небесах, и который исследовал все вещи под землей, и который делает более слабый аргумент более сильным.Он сразу же добавляет, что люди «верят, что те, кто интересуется такими темами, не верят в богов». То есть афинское общество считает атеизм следствием действий, в которых его «обвиняют». Детали клеветы повторно изложены в виде напоминания в 19bc, непосредственно перед его подробной защитой: «Сократ поступает неправильно и озабочен тем, чтобы узнать о том, что находится на небесах и под землей, и сделать так, чтобы более слабый аргумент выглядел как сильнее и научить тому же других.«

Эти две версии различаются по-разному, два из которых являются основными. В повторном заявлении 19bc отсутствует ссылка на атеизм; и к этому второму описанию предрассудков добавлено обвинение в преподавании.

Наконец, в 23-м Сократ говорит, что эта клевета возникла из-за того, что, когда (богатая) молодежь Афин подражает ему в расспросах окружающих, его обвиняют в том, что он обучал их. Однако, поскольку те, кого оскорбляют такие юношеские расспросы, ничего не знают о самом Сократе и его действиях, в своем невежестве они вменяют ему стандартные обвинения против тех, кто придерживается философии: «о том, что на небесах и под землей» или «не верю в богов» и «делает более слабый аргумент более сильным».»Опять же, список упомянутых преступлений несколько отличается от двух предыдущих версий. Здесь снова четко изложено обвинение в физике; обвинение в атеизме явно включено в список; обвинение в обучении отсутствует, хотя следует признать, что он формирует контекст, в котором цитируются эти другие пункты, и в третий раз заявляется обвинение в том, что более слабый аргумент становится более сильным.

Поскольку Сократ пытается изложить предубеждения против него, как если бы они были включены в обвинительный акт, мы должны разумно ожидать, что, поскольку он считает нужным защищаться от официальных обвинений и добиваться освобождения от них, он также попытается самопровозглашенная трудная задача дать адекватный ответ могущественным, хотя и неофициальным.

Обеспокоенность этой статьи связана с реакцией Сократа на эти предрассудки, в частности, с ожиданием того, что он последовательно попытается опровергнуть каждое из этих «обвинений». Дальнейшая цель будет заключаться в оценке его ответов на каждое из обвинений. Центральная проблема заключается в том, ответил или не ответил Сократ на обвинение в том, что он делает более слабый аргумент более сильным.

Я не первый, кто задает этот последний вопрос: обсуждение было инициировано Александром Сесонским несколько лет назад.[2] Однако проблема должна быть открыта повторно, потому что теперь для нее появился новый контекст. В этом контексте публикуется несколько исчерпывающих книг по Извинения , в основном Сократ на испытании Брикхауза и Смита [3] и Сократ в Апологии пользователя Reeve. [4] Эти работы, учитывая их цель, являются общим отчетом о Извинения , должен иметь что-то сказать о том, пытался ли Сократ ответить на все предрассудки в отношении него, а также должен содержать оценки того, является ли его защита от этих предрассудков (рационально) успешной.

Я буду утверждать, что отчеты Брикхауса и Смита и Рива не решают проблему удовлетворительным образом и что в результате понимание Извинения и Сократа, который продвигается в обеих книгах, в некоторой степени ошибочны или уродливы. В целом усилия, затраченные авторами на этот раздел текста, менее чем образцовые. И этот конкретный недостаток адекватности ставит под угрозу тезис, который оба глубоко озабочены тем, чтобы доказать: а именно, что Сократ представил убедительную защиту.

Во-первых, рассмотрим обвинение в том, что он исследует вещи на небесах и под землей. В этом вопросе нет сомнений в том, что делает Сократ. Он отвечает на обвинение в том, что он естествоиспытатель, физиолог, физик, ученый, утверждая, что это вещи, «которых я совсем не понимаю. И я не хочу принижать знание такого рода, если кто-то мудр в таких вещах (пусть мне не придется отвечать на такие обвинения Мелетия!), но, по сути, я не обладаю этой мудростью, афиняне.»(19cd) То есть он категорически отрицает, что обладает такими знаниями.

Итак, явное отрицание чего-либо, в чем обвиняется, вполне может оказаться не очень надежным в судебном разбирательстве. В целом защита была бы более удовлетворена, если бы опровержение было подтверждено доказательствами. в Извинения , Сократ правильно приступает к оказанию поддержки. Более того, в данном конкретном случае значение имеет характер этой поддержки.Ведь присяжные, слыша клевету на Сократа в течение многих лет, вполне могли слышать, что в публичных обсуждениях он часто отрицает, что он знает вещи, важные вещи, вещи, которые он должен знать, возможно, даже кажется, что знает. Следовательно, они могут быть склонны рассматривать это отрицание знания с его стороны как еще одно из характерных и подозрительных отрицаний. Поэтому важно, чтобы Сократ показал не только незнание того, как действует природа, но также и то, что ему не было никакого интереса к тому, как обстоят дела над землей и под землей.И это то, что он делает: «Я предоставляю многих из вас в качестве своих свидетелей, и я прошу вас поговорить и сообщить друг другу, столько из вас, сколько когда-либо слышали, как я веду дискуссию — и многие из вас в этой категории — расскажите каждому, слышал ли кто-нибудь из вас, что я когда-либо обсуждал что-либо о подобных вещах. И из этого вы узнаете, что и другие вещи, которые большинство людей говорят обо мне, ничем не отличаются. на большинство из вас в качестве свидетелей. Я считаю правильным то, что все из вас, кто слышал, как я разговариваю, и многие из вас слышали, должны сказать друг другу, слышал ли кто-либо из вас когда-либо, как я обсуждаю такие темы в какой-либо степени на все. «(19d) Очевидно, Сократ считает, что любое честное обсуждение среди присяжных по этому поводу полностью снимет с него обвинение в том, что он физик — он никогда не обсуждал такие вопросы на улицах Афин, и никто не может честно сказать, поэтому , что они слышали, как он говорил о таких вещах, как это делают естествоиспытатели. [5]

Следует помнить, что каждый раз, когда Сократ излагает эти давние обвинения, на первое место ставится обвинение, касающееся натурфилософии.Мы можем сказать, что он считает, что это имеет приоритет, а также что он прямо и законно опровергает это.

Кроме того, в связи с обвинением Сократа в том, что он был исследователем природных явлений, у меня нет претензий к тому, как авторы обеих исследуемых книг справляются с этим обвинением / клеветой. Их слабости в другом.

Обвинение в атеизме, как говорится в первом изложении «обвинений», вытекает из идеи, что люди, исследующие явления природы, не признают богов. Однако, хотя атеизм вообще не упоминается во второй презентации, атеизм представлен как независимое обвинение в третьей, краткой версии клеветы — хотя мы, без сомнения, намерены думать о нем как о стоящем в таком же отношении к физику. обвинение, как утверждалось ранее.

Если Сократ не физик, как он только что утверждал, то обвинение в атеизме должно исчезнуть, если оно основывается не более чем на вере в то, что он физик.Отрицание его единственной ясной или явной поддержки, несомненно, является причиной того, что Сократ в этом разделе Извинения , не отрицает обвинения в атеизме. Конечно, ничто в аргументационной линии, которую он придерживается между 19 и 20 веками, не доказывает, что он верит, особенно в афинских богов. Но независимо от того, есть он или нет, такой вопрос, который возникнет в результате официального обвинения, и Сократ не должен заниматься этим вопросом, рассматривая давние предрассудки против него.

Конечно, стоит отметить, что Сократ не затрагивает здесь религиозный вопрос. Одним из недостатков недавних комментариев является то, что они даже не отмечают это отсутствие, а тем более не строят предположений по этому поводу. Рив, который бегает по этому материалу, говорит следующее. «Эта репутация наносит ущерб, потому что таких продвинутых мыслителей широко считают атеистами». Те, афиняне, которые распространили это сообщение, являются моими опасными обвинителями, поскольку их слушатели верят, что исследователи этих вещей не верят в богов.(18c) И атеизм, как это широко принято сегодня, является как раз бременем обвинительного заключения Мелету. Следовательно, атеизм — это нить, которая связывает новые формальные обвинения, выдвинутые Сократом, с древней клеветой против него ». [6]

Рив, во-первых, имеет предшественник «Эта репутация»: это полный набор обвинений (раннее), а не только физическое обвинение. Однако ясно, что Сократ намеревается связать обвинение в атеизме с обвинением физика: он говорит, что афиняне верят, что всякий, кто исследует такие вещи, является атеистом; другие обвинения не касаются расследования чего-либо. Во-вторых, если Рив прав в том, что в основе всех афинских возражений против Сократа лежит вера в то, что он неверующий, то это должно вызвать некоторое замечание Рива о том, что Сократ не делал никаких критических ссылок на этот вопрос в этом месте. в защите. Теперь, возможно, он не сделал такой ссылки, потому что он верил, что аудитория увидит, что, логически говоря, если обвинение в атеизме основано на обвинении физика и если оно ложно, как он только что убедительно доказал, то обвинение в атеизме не имеет доказательной ноги, на которой можно было бы стоять.Тем не менее внимательный современный читатель найдет удивительным, что Сократ оставляет этот важный вывод на усмотрение присяжных. И для внимательного комментатора столь же удивительно, что это отсутствие упоминания не упоминается.

Брикхаус и Смит делают это несколько иначе. Они не сразу говорят, что обвинение в атеизме прикреплено к первой спецификации обвинения в тексте. По крайней мере, они видят, что обвинение в атеизме является следствием только обвинения в естествознании (см. 64-65, раздел 2.3.2.) Но они тоже ничего не говорят о том, что Сократ мог бы сказать в этом месте о религии. Тем не менее они, даже больше, чем Рив, полны решимости заявить о заботе и щепетильности Сократа в защите себя. Если, по их мнению, суть в атеизме, то осторожный Сократ мог бы сказать здесь, как минимум: «Как я покажу позже, я не атеист, не верю в богов Афин».

Хотя изначально не цитировалось, во второй версии неофициальных обвинений, а также составляя контекст, в котором они упоминаются в третий раз, Сократ считает, что одна из давних претензий к нему заключается в том, что он является учителем, а также Исследователь природы.Хотя вопрос о его учении снова возникнет позже в его защите, Сократу есть что сказать по этому поводу, отвечая на первые обвинения. Он говорит: «На самом деле в этих утверждениях нет ничего, даже если вы слышали, как кто-то сказал, что я пытаюсь наставлять людей и таким образом зарабатывать деньги». (19d) То есть его ответ на это обвинение выглядит прямым отрицанием: это неправда, что я учу. Несмотря на резкость его ответа, есть несколько вещей, которые нужно сказать по этому поводу.

В отличие от того, что он сделал в связи с обвинением в том, что он физик, Сократ не приводит никаких доказательств в поддержку своего отрицания того, что он учитель. Можно, конечно, хорошо представить, почему. Он мог спросить жюри и аудиторию в целом, может ли кто-нибудь честно сказать, что они слышали его рассуждения о природных явлениях, и с уверенностью ожидать ответа «Нет». Но, конечно, он не может отрицать, что это выглядит так, как если бы он был учителем: короче говоря, он был и был широко известен как центр группы молодых (и некоторых не очень молодых) афинян, которые провели свои время с ним, и которые ходили по городу, будучи «сократиками», даже вовлекая сократовскую елентику с горожанами.Учитывая общее представление о его деятельности, было вполне разумным предположение, что Сократ был учителем. Чтобы исправить это предположение, потребовался бы довольно длинный рассказ.

Теперь Сократ приводит эту историю позже в Извинения . Все, что я утверждаю, это то, что он не предоставляется в той части защиты, где вопрос впервые поднимается. Моя жалоба, конечно, не на Сократа, а на комментаторов, особенно в данном случае на Брикхауса и Смита.Ибо то, что Сократ так тщательно выстраивал свою защиту, является одним из их основных принципов толкования. Тем не менее, они не ссылаются на тот факт, который вполне может противоречить применению их принципа, что Сократ не делает ничего, кроме ничем не подкрепленного отрицания обвинения в педагогике, когда ему предоставляется возможность сделать это.

Однако дела обстоят еще хуже. Фактически, Сократ квалифицирует отрицание, которому он учит, что делает его на самом деле не таким плоским, как кажется на первый взгляд. Как вы помните, отрицание в 19d звучит так: «На самом деле в этих утверждениях нет ничего, даже если вы слышали, как кто-то сказал, что я пытаюсь наставлять людей и таким образом зарабатывать деньги». И если вы слышали от кого-то, что я обязуюсь обучать людей и взимать за это плату, это тоже неправда ». Следует отметить две детали.

Во-первых, он, строго говоря, отрицает не то, что он учит людей, а то, что он «берется» учить их. Это совершенно другое дело: человек может учить и знать, что он преподает, даже если он формально или неформально не берет на себя обязательство это делать.

Во-вторых, в этом отрицании Сократ добавляет второй конъюнкт к обвинению, упоминая вопрос, который не был включен ни в одну из его двух спецификаций предубеждения относительно обучения: он говорит, что он не (обязуется) учить и взимать плата за это. Как мы все знаем, конъюнкт будет ложным, если хотя бы один из конъюнктов будет ложным. Установлено, что Сократ не брал платы ни с кого из тех, кто наблюдал за ним и которые выходили сами по себе, чтобы вести себя «сократовским» образом. Таким образом, с точки зрения логики соединение, которое отрицает Сократ, не соответствовало действительности. Но это была не та комбинация, которую он постоянно выдвигает в качестве «обвинения» против него, и, следовательно, предъявленное обвинение, строго говоря, вовсе не отрицается, а только создается так, чтобы казаться таковым.

Короче говоря, Сократ не только не приводит никаких доказательств в поддержку своего ответа на обвинение в том, что он учитель, но, кроме того, кажется, что он двумя разными способами предается классической защите против обвинения.

Эти трудности с этой частью защиты Сократа совершенно не замечаются нашими комментаторами. Однако можно составить из Рива возражение против вышеупомянутой критики. Прежде чем перейти к этому, есть еще одно важное любопытство в области текстов, касающееся обвинения в педагогике, которое также не обсуждается Брикхаусом и Смитом или Ривом — ни, я думаю, другими авторами. На 19d Сократ делает утверждение, которое мы изучаем, примерно одним предложением опровергая обвинение в том, что он учитель.В тексте следует двадцать одна строка, с 19e по 20c, в которой Сократ говорит о чудесах софистов, которые могут передавать знания за деньги и заставлять других платить за то, чему они учатся. Почему он так долго об этом говорит, когда для его защиты необходимо обсуждение его предполагаемая педагогическая деятельность? Насколько мне известно, никто не обращался к этому загадочно длинному отрывку и его далеко не очевидной логической роли в защите Сократа.

Циник, однако, принимая во внимание обнаруженные трудности с тем, что Сократ представляет как защиту от обвинения в том, что он учитель, особенно возможность рассматривать это как защиту соломенного человека, может пойти еще дальше и заявить, что весь отрывок о софистах — это отвлекающий маневр (продолжая терминологию заблуждений), призванный отвлечь присяжных от того, чтобы заметить, что он только что привел аргумент соломенного человека. В отсутствие какого-либо другого объяснения появления этого материала в тексте эта интерпретация может похвалить его.Конечно, Брикхаус и особенно Смит, учитывая их цели, должны были бы это решительно отрицать.

Рив, с другой стороны, предоставляет средства для построения другого прочтения того, почему Сократ обращается к обучению и взиманию платы. Рив считает, хотя и без аргументов и без рассмотрения альтернатив, что Афинская публика, и особенно Аристофан, обвиняет Сократа как в использовании, так и в создании репутации Сократа, состоит в том, что он одновременно физик и софист.Рив использует замечательную фразу о том, что Сократа обвиняют в том, что он «типичный интеллектуал» [7]. Он думает, что Сократ отрицает, помимо утверждения о том, что он разделяет то, о чем мы сегодня говорим как досократиков, исследователей природы, — это то, что он также разделяет софистов. Иными словами, Рив подразумевает, что мы не должны принимать обвинение Сократа в качестве учителя как лучшую интерпретацию того, что афинская общественность думала о нем. Сократ, присяжные и Афины обычно понимают обвинение в том, что Сократ — софист.А что делают софисты? Важно отметить, что они не только преподают, но и обязуются преподавать — и они берут плату за обучение. Итак, если мы возьмем такое обвинение, мы увидим защиту Сократа как совершенно уместную, а вовсе не как аргумент соломенного человека. Ибо он говорит, что не берется учить и не берет плату за то, что он делает.

Что можно сказать об этом описании репутации Сократа и его реакции на нее? Это будет стоять или падать с тем, думаем ли мы, что афиняне были против Сократа, потому что он считался учителем, или думаем, что общественная неприязнь к нему действительно была основана на вере в то, что он был профессиональным учителем, доморощенным софистом.О том, какой вариант мы должны принять, свидетельства в Извинения кажется мне неубедительным, хотя и настроен против интерпретации, которую я построил вслед за Ривом. Я имею в виду в качестве доказательства три фрагмента текста. (1) В 23cd Сократ обсуждает тот факт, что молодые люди следуют за ним повсюду, а затем подражают ему в его электронной деятельности. Мое предположение (здесь явно не раскрытое) состоит в том, что этот отрывок больше подчеркивает факт (очевидного) обучения и, таким образом, развращения, чем получение денег за его «работу».(2) Одно из официальных обвинений, выдвинутых Мелетом, состоит в том, что Сократ виновен в развращении молодежи. Поскольку кажется вероятным, что существует некоторое соответствие между неформальными обвинениями и формальными (и поскольку недавние комментаторы согласны с тем, что это так), то более вероятно, что афиняне беспокоятся об учении Сократа, а не о том, принадлежит ли это его учению. профессия. (3) С 33а по 34с Сократ пересматривает вопрос о своих последователях и подражателях и утверждение, что они были им развращены.И еще раз, хотя проблема профессионализма действительно появляется, пусть даже вкратце, тем не менее, вес дискуссии, как мне кажется, падает на сторону подчеркивания того, что Сократ воспринимает афинское утверждение как об обучении, а не о том, что профессиональный педагог.

Без дополнительных усердных размышлений об этих доказательствах, я не думаю, что есть какой-либо способ решить эту проблему интерпретации, и поэтому оставлю этот вопрос здесь.

Между прочим, я пока ничего не сказал о том, как Брикхаус и Смит относятся к утверждению, которому учит Сократ. Они не видят проблемы в том, какой именно заряд, и у них нет решения. Тем не менее, не осознавая этого, они двусмысленно перемещаются между двумя интерпретирующими позициями и поэтому, я думаю, не могут помочь в получении ответа. Для настоящих целей я не буду здесь больше говорить об их взглядах на обвинение, которому учит Сократ.

Наконец, выполняя цели этого эссе, я должен принять во внимание обвинение в том, что Сократ делает более слабый аргумент (поражение) более сильным. Как я уже отмечал, каждый из трех раз, когда Сократ заявляет о своих предубеждениях против него, он говорит, что, как считается, он заставляет более слабый аргумент побеждать более сильный.

Как он отреагирует на это обвинение? Никакого ответа нет! То есть в этом разделе текста, где он представляет свой ответ на популярные, хотя и ошибочные представления о нем, и где указано, что основное такое убеждение состоит в том, что он делает более слабый аргумент более сильным, он ничего не говорит о нем. порядок «И, кроме того, я не только не исследую явления природы и не учу, но и не опровергаю сильные аргументы более слабыми.Далее следует добавить, что нигде в тексте Извинения говорит ли он что-нибудь о более слабых и более сильных аргументах?

Это упущение должно быть очень поразительным, если нужно уделять пристальное внимание тексту и деталям защиты Сократа. Это очень нуждается в объяснении.

Наши комментаторы по-разному подходят к этому вопросу.Возьмем сначала Рива. Он не видит упущения. Причина в том, что его не беспокоят детали в этой части текста. Причина отсутствия заботы о текстовых деталях заключается в том, что он считает очевидным из общего прочтения текста, в чем заключаются обвинения: Сократ — физик, а он — софист.

Но даже если бы он заметил, что Сократ не дал прямого ответа о том, что он делает более слабые аргументы более сильными, кажется, что он мог бы справиться с упущением любой сократовской ссылки на это обвинение.Я думаю, он сказал бы, что явное обвинение в том, что более слабые аргументы побеждают более сильные, поглощается скрытым, но реальным обвинением Сократа в софизме. Ибо это то, что софисты могут делать и могут обещать научить этому других, а именно — иметь возможность выиграть ваше дело, независимо от силы доказательств против вас. (Видеть Облака Итак, с точки зрения, которую я приписываю Риву, существует не три давних предубеждения против Сократа, а только два.Все разговоры об обучении и о более слабых и более сильных аргументах — это просто связанные аспекты одного и того же анимуса, что он практикующий софист.

Эта интерпретация значения утверждения о том, что Сократ делает более слабые аргументы более сильными и что он не обращается к этому явно, будет, по крайней мере в значительной степени, соответствовать вопросу, который я оставил без ответа в предыдущем обсуждении, а именно: Сократа не любили, потому что его считали софистом или считали, что он учил чему-то богатых молодых афинян, независимо от того, был ли он таким профессионалом.Тем не менее, есть и другие вещи, которые могли бы сказать против этой точки зрения Рива. Однако их развертывание должно подождать, пока не будет выработана другая интерпретация.

Брикхаус и Смит здесь играют по-разному. Ибо они понимают, что Сократ нигде не отрицает проигрыша сильных аргументов. «Сократ не отвечает выборочно на второе обвинение — что он делает более слабый аргумент более сильным» [8]. Более того, они видели статью Сесонске, о которой я упоминал ранее, и, таким образом, знают, что кое-что можно сделать из того факта, что существует никакого «избирательного ответа» на это обвинение. Как следствие, они тратят значительное количество времени и места на обсуждение этого вопроса.

Их решение состоит в том, что Сократ ответил на обвинение не напрямую, а другими способами. Я не впечатлен ответом, но в настоящее время разбирать его детали потребовалось бы слишком много времени, поэтому это задача на другой день. [9] Вместо этого позвольте мне поднять критику, указав, что в отсутствие какого-либо отрывка в тексте, который бы прямо касался обвинения, Брикхаус и Смит должны сделать некоторые предположения о том, что составляет обвинение, чтобы они сказали: « Да, но Сократ ». фактически отвечает на это здесь и снова здесь.Хотя то, что они предполагают, имеет тенденцию несколько отличаться в разных местах, в целом они делают предположения, аналогичные предположениям Рива: Сократа обвиняют в том, что он является профессиональным софистом. «Все эти соображения демонстрируют неправдоподобность обвинения в том, что он« делает более слабый аргумент более сильным », и отдаляют Сократа от обвинения практикующего профессионального софиста». [10]

Проблема в том, что тезис Сесонске является вызовом точному предположению Брикхауса и Смита о том, что составляет это обвинение.И они этого просто не видят. Хотя есть сноска, в которой они цитируют несколько соответствующих строк Сесонске, они совершенно не понимают сути того, что он держит. Следовательно, вся их детальная работа по решению проблемы, почему Сократ прямо или явно не отвечает на это обвинение, не имеет отношения к защите их взглядов против Сесонске.

Что же тогда думает Сесонске? Я не считаю себя обязанным здесь подробно объяснять и защищать его.Ниже приводится моя версия, упрощенная для настоящих целей.

Сесонске сначала просит нас вспомнить, что обвинение в создании более слабого аргумента побеждает более сильное, как это обнаруживается в Извинения , создан не Сократом или Платоном. Афинская публика выступила против Сократа. Этот факт не следует путать с тем фактом, что Платон на протяжении всех своих работ обвиняет софистов в том, что они делают более слабый аргумент более сильным.Поскольку они, в его глазах, практикуют убеждение, не обращая внимания на истину, и, таким образом, используя все уловки риторики и рассматривая аргументацию как соревнование, а не как поиск истины, они стремятся и слишком часто преуспевают в том, чтобы привести более слабый аргумент. победить более сильного.

Так говорит Платон о софистах. Мы должны остерегаться мысли: «Мы, сегодня друзья и потомки Сократа, читатели Платона, все знаем, что Сократ интересовался истиной и интересовался убеждением только постольку, поскольку это следует из истины.Следовательно, он не использовал практики софистов и не заставлял более слабый аргумент победить более сильный ». Ясно, что Брикхаус и Смит увлечены этим мнением и считают очевидным, что Сократ невиновен в предъявленном обвинении и, следовательно, должен ответили на него тем или иным образом.

Однако не спрашивайте, думаем ли мы и Платон, что Сократ сделал более слабый аргумент более сильным, — спросите афинскую публику, ведь именно они имеют такое мнение о нем.А что видно по их глазам? Брикхаус и Смит говорят: «Это обвинение признает Сократа виновным в ложных рассуждениях и лживых высказываниях … Другими словами, Сократ выигрывает аргументы, которых он не должен побеждать, и убеждает людей в том, во что не следует верить» [11]. Разве это не совсем так. Сократ поразил тех, кто подвергался его аргументации?

Напомним, что Сократ подходил к афинянам с самой высокой репутацией за знания и суждения, задавал им вопросы о том, в чем они и афиняне считали их экспертами, и сильно беспокоил их, потому что эти респонденты признавали, что они не демонстрируют свои опыт перед лицом вызова Сократа.И все же, хотя они осознают, что в каждой схватке они так или иначе проигрывают, они не начинают воспевать Сократа: «Клянусь Зевсом, этот человек имел более веский аргумент и справедливо разнес меня на куски. Не знаю, что я думал, что сделал ». Эти люди, те, кто формирует общественное мнение Афин, никогда не уходят, веря в свою неправоту. Они, скорее, уходят, думая, что их каким-то образом завел кто-то, кто является умным спорщиком, кто-то, кто только что привел более слабый аргумент к поражению более сильного.

Теперь, истолкованный таким образом, разве не понятно, почему Сократ не нашел возможным ответить на обвинение в том, что более слабый аргумент становится более сильным? Ведь сам факт того, что он показал, что те, кто думали, что они знают, не знают, был, с их точки зрения, победой более слабого аргумента. Поскольку это была его миссия в Афинах и в Афинах, он не мог отрицать, что именно это он и сделал, видно их глазами.

Это еще не все.Вспомните здесь утверждение Рива о том, что «неформальные обвинения» против Сократа равносильны тому, что он назвал его «интеллектуалом», без разбора заклеймив его всеми разнообразными грехами породы. Он может и отвергает ассоциацию с физиками и софистами по определенным причинам: он не изучает природные явления и не преподает риторику за деньги. Тем не менее, можно хорошо видеть, что обвинение в том, что он делает более слабый аргумент сильнее, как общее обвинение, которое он разделяет с обоими другими.Ибо он, как и они, интеллектуал. И в афинском контексте, как подчеркивает Сесонске, есть совершенно здравый смысл, в котором этот факт может быть выражен как побуждение более слабого аргумента к более сильному.

И физики, и софисты атакуют традиционные способы мышления о вещах, будь то конституция и история природного мира, способы, которыми человеческое общество действует и должно функционировать, или существование и природа богов. которые связывают человеческий и естественный миры вместе.Они настаивают на том, чтобы отказаться от традиционных историй, с помощью которых греки понимали себя и свою жизнь, а также традиционных стандартов, по которым греки измеряли человеческое превосходство, в пользу рационально оправдываемых счетов и стандартов. Если вы приверженец старых традиций, то критика этих традиций со стороны новых умных людей покажется поражением более сильного над более слабым.

Несомненно, Сократ действительно принадлежал в этих вопросах к тем, от кого он и Платон иначе хотели бы отделиться.Сократ был интеллектуалом, который требовал нового в моральной и религиозной практике афинской жизни. Отличные люди не были теми, кто имел репутацию выдающихся людей, которые хорошо проявили себя в практических делах. Скорее, чтобы быть превосходным, человек должен был уметь отвечать, открыто и точно заявлять в терминах, установленных Сократом, что такое превосходство и другие вопросы. Это, безусловно, стандарт качества, который до сих пор никогда не навязывался кандидатам. Те, кто пытался и потерпел неудачу, встретить это, не понимая, в чем была игра, не могли не чувствовать, что они только что потерпели поражение от кого-то с более слабым аргументом.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Я использовал перевод Брикхауса и Смита Извинения повсюду: Томас С. Брикхаус и Николас Д. Смит, Испытание и казнь Сократа: источники и противоречия (Oxford University Press, 2002), стр.42-65.

2. Александр Сесонске, «Сделать более слабый аргумент более сильным», Журнал истории философии , 6 (1968), стр. 217-31.

3. Томас К. Брикхаус и Николас Д. Смит, Сократ на испытании (Издательство Принстонского университета, 1989).

4. C.D.C. Рив, Сократ в апологии: эссе об апологии Сократа Платоном (Hackett, 1990).

5. Счет в Федон то, что в юности он читал и думал о натурфилософии, не в счет защиты — для Федон не говорится, что он говорил о натурфилософии на улицах Афин и Извинения не говорит, что никогда в жизни не читал таких книг и не задумывался над такими вопросами.

6. Рив, op. соч., стр. 10.

7. Там же, с. 14.

8. Brickhouse and Smith, op. соч., стр. 67.

9. Раздел 2.3.3 их книги, стр. 65-66, является их попыткой указать, в чем заключается обвинение; За исключением первого абзаца и нескольких последующих слов об обучении, весь раздел 2.3.5, стр. 66-68 посвящен ответу Сократа на обвинение относительно более сильных и более слабых логосов.

10. Brickhouse and Smith, op. соч., стр. 68.

11. Там же, с. 65.

Исторический контекст для республики Платона

Вторая половина V века до нашей эры была неспокойным периодом для Афин. Это был золотой век афинской демократии и власти — под властью Перикла в 440-х и 430-х годах демократические Афины быстро превращались в регионального гегемона. Тем не менее, это был период быстрого упадка афинского полиса. Пелопоннесская война (431-404 гг.) Между Афинами и коалицией государств во главе с их заклятым врагом Спартой привела к поражению Афин и временному ниспровержению афинской демократии, что, по мнению многих, в конечном итоге привело к провалу войны. Члены семьи Платона, но не сам Платон, были замешаны в перевороте. Хотя труды Платона уходят корнями в этот динамичный политический контекст, и основные темы, с которыми мы столкнемся в республике , такие как его критика демократии, афинских педагогов и поэтов, не могут быть полностью оценены вне его.

Смерть Сократа, Жак Луи Давид, 1787 г. (Wikimedia Commons). В своей «Республике» Платон описывает идеальный город, в котором правил бы мудрый философ, такой как Сократ (здесь его собираются казнить Афины). Ученые сходятся во мнении, что Платон является автором 36 диалогов. Считается, что Республика была написана в так называемый средний период Платона. По-гречески название работы понимается как Politea , что можно перевести как нечто более близкое к «формам правления» или, возможно, «конституции». Этот более поздний выбор, конституция, кажется, отражает акцент текста на глубокой взаимосвязи между энергией полиса и политическим сообществом и процветанием личности. «Республика» — это энциклопедия, в которой подробно и широко рассматриваются области и области философии, от образования до этики, политики и не только. Среди фундаментальных вопросов, которые следует задать при чтении текста, — то, почему Платон считал все эти темы существенными для вопроса о справедливости.

В отличие от многих других философов идеи Платона редко излагаются явно или систематически. Вместо этого мысль Платона передается через диалоги в модели сократовского исследования, elenchus. и литературные сцены, рассказанные Платоном, в которых два или более собеседника, но не сам Платон, обсуждают конкретную тему, будь то отвага, любовь, добродетель или справедливость, в центре внимания Republic . Множественность голосов представляет собой серьезную проблему для интерпретации. Если две или более фигур говорят в диалоге, как мы можем определить точку зрения Платона? Более того, многие диалоги заканчиваются без определенного заключения, то, что греки называли aporia , и в таком случае как мы понимаем, что диалог вообще был предназначен для передачи? Эти вызовы, в свою очередь, осложняются тем фактом, что главным героем и собеседником в диалогах Платона является его наставник Сократ, загадочный афинский философ, жизнь и мысли которого мы знаем в первую очередь из сочинений Платона. Если Сократ — главная фигура в диалогах Платона, то может ли он говорить от имени самого Платона? Есть ли разница между мыслями Платона и Сократа? Или, другими словами, как нам правильно концептуализировать отношения между Сократом-наставником и Платоном-учеником? Эти проблемы веками занимали исследователей греческой философии, и, хотя у них нет однозначных ответов, они, тем не менее, помогают объяснить богатство, которое делает тексты Платона столь привлекательными.

Платон « Республика », в котором обсуждается значение справедливости и структура идеального общества и души, многими рассматривается как краеугольный камень корпуса Платона.Диалог, кажется, отличается от большинства других работ Платона, поскольку он явно излагает философские идеи. Части книг представляют «теорию форм» Платона, согласно которой материальный мир является образом или копией более высокого, абстрактного и неизменного мира, в то время как другие части подробно детализируют взгляд Платона на идеальное политическое общество. Очевидно, систематические качества Republic только усугубили проблемы интерпретации, присущие произведениям Платона. Некоторые ученые утверждают, что видение Платоном идеального общества в республике — это не то, на что он искренне надеялся, что оно воплотится в жизнь, или, скорее, это просто карикатура, философская демонстрация тщетности политического утопизма.Большинство комментаторов воспринимают республику Платона как рецепт для модельного общества и либо принимают, либо отвергают его тоталитарный подтекст. Другие видят зарождающийся феминизм в рекомендации текста о том, что женщины должны быть политическими лидерами, а также, что более негативно, находят в тексте предшественника спонсируемой государством евгеники.

Примерно треть журнала Republic посвящена яростной критике афинских поэтов и их мифологии — почему в книге о справедливости так много внимания уделяется искусству? Для книги, якобы о политике, зачем тратить столько времени на разговоры об образовании? «Республика », , которая жестко критикует миф, заканчивается собственным мифом, известным как «Миф об Эр» — что мы должны делать с этим и как это формирует наше понимание платоновской критики мифологии и успехов Сократа. и его собеседники в ответ на вызов Трайсмаха? Это лишь некоторые из проблем интерпретации, которые появляются в Republic , проблемы, на которые внимательное чтение постоянно дает новые ответы.

Написано Гилом Рубином, исторический факультет Колумбийского университета

Консультации по работам:

Стэнфордская энциклопедия философии на http://plato.stanford.edu/9entries/plato/plato/

Платон — Энциклопедия Нового Света

Платон (ок. 428 до н. Э. — ок. 348 до н. Э. ) был греческим философом и, возможно, самым известным и влиятельным мыслителем в истории западной мысли.Он был учеником Сократа и учителем Аристотеля. Он основал Академию в Афинах, где читал лекции и преподавал. Он также писал диалоги на различные философские темы, такие как метафизика, эпистемология, этика, психология, политика и эстетика. Однако, поскольку он писал в форме диалога, а не трактата, его идеи на эти темы не анализируются систематически, а представлены в более двусмысленной и ироничной форме драмы. Это привело к разнообразным интерпретациям работ Платона, и сегодня продолжаются споры о точном значении его основных философских идей.

Среди наиболее известных его философских работ — рассказы о своем учителе Сократе и сократовском методе обучения, его учение об идеях или «формах», его теория воспоминания и его понятие диалектики как совокупности и разделения. Его Republic остается одним из классических произведений всей западной цивилизации.

Биография

Платон родился в Афинах примерно в 428– годах до н. Э. Он вырос в умеренно богатой аристократической семье с высокими политическими связями.Его отца звали Аристон, а мать Периктион. Согласно позднеэллинистическому описанию Диогена Лаэртия, настоящее имя Платона было Аристокл. Предлагаются различные варианты того, как Платон получил свое имя. Возможно, его тренер по борьбе, Аристон из Аргоса, окрестил его «Платоном» (что означает «широкий») из-за его крепкой фигуры. Другая альтернатива состоит в том, что его имя произошло от ширины (platutês) его красноречия и еще одной трети от того факта, что он был очень широк (platus) на лбу.В любом случае, в юности Платон был одаренным борцом, а его интеллектуальные способности были настолько развиты, что его товарищи-греки объявили его сыном Аполлона. На самом деле, ходили слухи, что в его младенчестве пчелы поселились на его губах как пророчество о сладких словах, которые будут исходить из них.

В какой-то момент своей юности Платон стал преданным учеником Сократа, известного «странствующего ученого», который сидел на углах улиц Афин и вовлекал молодых людей города в интеллектуальные дискуссии.Фактически, именно через тексты Платона мы узнаем о жизни, учениях и смерти Сократа. Считается официально зарегистрированным, что Платон присутствовал на суде и казни своего хозяина, поэтому «Апология » , хотя и написанная в драматической форме, тем не менее, считается довольно точным историческим отчетом. Более того, поскольку он был глубоко тронут несправедливым отношением города к Сократу, большая часть работ Платона посвящена проблеме социальной и политической несправедливости.В течение двенадцати лет после смерти Сократа Платон много путешествовал по Италии, Сицилии, Египту и Кирене. Однако во время своих путешествий он не просто скитался в поисках удовольствия, но, скорее, был вовлечен в постоянный и всеобъемлющий поиск знаний.

Вернувшись в Афины в возрасте 40 лет, Платон основал одну из первых известных организованных школ западной цивилизации на участке земли в роще Академ. «Академия», как ее называли, представляла собой большой охраняемый участок земли, который якобы был назван в честь афинского гражданина Академа или какого-то древнегреческого героя.Школа действовала до 529 года н.э. года н.э., что делает ее самым продолжительным академическим учреждением в истории западной цивилизации. В Академии обучались многие интеллектуалы, самым известным из которых был ученик Платона Аристотель.

Платон умер около 348 г. г. до н. Э. в возрасте 80 или 81 года.

Диалог как философская форма

Платон Рафаэля в году Афинская школа фреска, вероятно, по подобию Леонардо да Винчи. Платон указывает на небеса, показывая свою веру в «Формы.”

Платон, хотя и не первый греческий философ, возможно, самый известный и влиятельный; философ двадцатого века Альфред Норт Уайтхед сказал, что история философии — это всего лишь сноска к Платону.

Одна из главных причин первенства Платона состоит в том, что у Платона есть первая собранная философская литература. В отличие от Сократа, который вообще не писал, и в отличие от досократиков, чьи сочинения сохранились в фрагментарной форме у Платона, есть работы, над которыми ученые изучали на протяжении столетий.Интересно, однако, что, в отличие от Аристотеля, Платон не писал философских трактатов; он предпочел писать в драматической форме диалога. Хотя конкретные диалоги различаются по-разному, в целом они подходят к философским предметам через беседу персонажей, которые задают друг другу вопросы. В большинстве диалогов Сократ фигурирует как главный герой, а ряд собеседников терпит поражение из-за его логической формы вопрошания, первоначально известной как «elenchus», а позже в более сложной форме, названной «диалектикой».”

Некоторые ученые считают, что характер диалогов сильно изменился на протяжении жизни Платона. Согласно этой теории, работы, которые, как считается, датируются более ранним периодом жизни Платона, в большей степени основаны на мысли Сократа, тогда как более поздние произведения все больше расходятся с взглядами его бывшего учителя. Эта теория утверждает, что в так называемых средних диалогах Сократ становится рупором собственной философии Платона, а стиль вопросов и ответов является более формальным: главная фигура представляет Платона, а второстепенные персонажи мало что могут сказать, кроме «да, «конечно» и «очень верно» или «Зевсом, да».Таким образом, поздние диалоги больше похожи на трактаты, а Сократ часто отсутствует или молчит. Защитники этой теории предполагают, что, хотя некоторые из ранних диалогов могли быть основаны на реальных беседах Сократа, более поздние диалоги были полностью написаны Платона. Вопрос о том, какие из диалогов являются истинно сократовскими, известен как «проблема Сократа».

Учитывая, что он писал в художественном стиле диалога, это означает, что Платона в какой-то мере можно считать поэтом, а также философом.Это делает интерпретацию текстов Платона читателем более неоднозначной и проблематичной, поскольку форма диалога отдаляет Платона (как автора) и данного читателя от идей, обсуждаемых в тексте.

По этой причине ученые склонны читать диалоги одним из двух способов. Некоторые ученые предпочитают участвовать в диалогах, концентрируясь на обсуждаемых идеях и аргументах, игнорируя при этом «эстетические» аспекты, такие как личности разных персонажей, использование иронии и конкретные контексты, в которых обсуждаются дискуссии. происходить.Другие ученые, однако, считали, что личности, иронии и контексты вносят вклад в философские смыслы, содержащиеся в тексте, а также в общее понимание философского дискурса Платоном. Поступая так, последние часто интерпретируют Платона как высказывание непопулярных мнений в устах несимпатичных персонажей (как, например, в случае с Фрасимахом в республике г., ). Таким образом, Платон позволяет своим читателям наблюдать и сравнивать разговоры Сократа с разными персонажами и таким образом размышлять, почему одни из этих разговоров более плодотворны, чем другие.

Хронология

Точный порядок, в котором были написаны диалоги Платона, неизвестен, равно как и степень, в которой некоторые из них могли быть позже исправлены и переписаны. Однако, по мнению ученых, внутри диалогов достаточно информации, чтобы составить приблизительную хронологию, хотя точные критерии для определения этой хронологии часто оспариваются. В любом случае, как упоминалось выше, диалоги обычно сгруппированы в три довольно разных периода, некоторые из которых считаются переходными работами, а некоторые просто трудно разместить.Таким образом, хотя порядок по-прежнему вызывает большие споры, общепризнанная хронология делится на ранние, средние и поздние диалоги.

Ранние диалоги

Сократ фигурирует во всех этих диалогах, и они обычно считаются наиболее верными репрезентациями исторического Сократа; поэтому их еще называют «сократовскими диалогами». Большинство из них состоят из того, что Сократ обсуждает предмет, часто этический (например, дружбу или благочестие), с другом или с каким-либо предполагаемым экспертом в этом предмете.С помощью ряда острых вопросов Сократ обычно демонстрирует невежество своего собеседника. Эти диалоги обычно заканчиваются безрезультатно, и поэтому читателю остается выяснить, что Сократ (или читатель) действительно понимает. Эти диалоги, как правило, считаются примерами Сократовского метода «косвенного обучения», который позволяет читателям самим прийти к ответам, не будучи напрямую рассказанными им. Этот период также включает в себя несколько фрагментов, посвященных суду и казни Сократа. Диалоги этого периода являются следующее:

• Извинения
• Крито
• Чармидс
• Лачес
• Лизис
• Евтифро
• Менексен
• Малая Гиппия
• Ion

Следующие диалоги по-разному считаются диалогами переходного или среднего периода:

Средние диалоги

В конце ранних диалогов Сократ Платона фактически начинает давать прямые ответы на некоторые из поставленных им вопросов и таким образом выдвигает позитивные доктрины по обсуждаемому предмету.То есть он предлагает «гипотезы» или научные предположения по различным предметам. Обычно это интерпретируется как первое проявление собственных взглядов Платона. Пожалуй, наиболее заметная идея, предлагаемая в средних диалогах, — это идея о том, что знание происходит из неизменных форм или сущностей («Доктрина идей»). Другие платоновские теории включают бессмертие души, воспоминания и особые доктрины о справедливости, истине и красоте. Симпозиум и Республика считаются центральными элементами среднего периода Платона.

• Евтидем
• Кратилус
• Федо
• Федрус
• Симпозиум
• Республика
• Теэтет
• Парменид

Поздние диалоги

В « Парменид » Платон представляет серию критических замечаний в отношении его «Доктрины идей», которые часто используются как указание на отказ Платона от этой теории, хотя некоторые ученые оспаривают эту характеристику.Однако в большинстве оставшихся диалогов теория либо отсутствует, либо, по крайней мере, появляется под другим видом в дискуссиях о видах или классах вещей. В этих более поздних диалогах Сократ либо отсутствует, либо является второстепенной фигурой в дискуссии. Очевидно новый метод диалектики, известный как «сбор и разделение», также представлен, особенно в Sophist и Statesman .

Базовое описание сбора и разделения будет следующим: собеседники пытаются различить сходства и различия между вещами, чтобы получить четкое представление о том, чем они являются на самом деле.Одно понимание, предложенное в некоторых отрывках из Sophist , состоит в том, что это то, чем философия всегда занимается и делает даже в первых диалогах. В более поздних диалогах, однако, этот способ реализации философии становится явным, в то время как в более ранних диалогах он неявно подразумевался.

• Софист
• Государственный деятель
• Филибус
• Тимей
• Критиас
• Законы

Философские темы

Этика и добро

Как упоминалось выше, ранние диалоги Платона обычно считаются отражением учения исторического деятеля Сократа.Возможно, величайшее наследие Сократа — это его этическое стремление к «хорошей жизни». И для Сократа, и для Платона этическая жизнь была неразрывно связана с интеллектуальной жизнью, так что «неизученная жизнь не стоит того, чтобы жить». Для древних греков этика заключалась не столько в наставлении моральных правил, сколько в культивировании «образа жизни», который включал как приобретение добродетелей, так и практику рефлексии.

«Философия» включает в себя и то, и другое, и только через практику обоих можно достичь счастливой или хорошей жизни.Эта тесная связь между знанием и добром означала, что «зло» сочеталось с невежеством. Это означает, что никто из желающих не делает зла, а только то, что он считает добром (то есть кажущееся добро).

Сократовы диалоги, таким образом, посвящены вопросу о том, что такое индивидуальные добродетели (например, дружба, благочестие), а также о том, что такое добродетель как таковая. В то время как ранние сократовские диалоги поднимают важные этические вопросы, опровергая тех, кого часто считают «мудрыми» (например, софистов), эти диалоги часто заканчиваются инклюзивно.С другой стороны, средние диалоги Платона предлагают гипотезы (или возможные ответы) на такие вопросы, что такое справедливость (Республика , ) или любовь (Симпозиум , ).

Платоновский анализ этих этических концепций обычно представлен сначала рассмотрением наиболее популярных или обычных способов мышления этих концепций и переходом к более высоким, более метафизическим способам их рассмотрения. Фактически, некоторые интерпретаторы рассматривают философию Платона как мистическую, так как этическая или хорошая жизнь по сути является восхождением человеческой души к Добру.Другие ученые, однако, утверждают, что этот мистический элемент «читается» в текстах Платона (в основном его последователями, которых называют неоплатониками). Вместо этого другие комментаторы настаивают на том, чтобы Платона считали рационалистом. В любом случае, один неоспоримый аспект, который Платон разделяет как со своим наставником Сократом, так и со своим учеником Аристотелем, — это центральная роль хорошей жизни и человеческих поисков счастья через практику философии.

Психология Платона и интегрированная душа

Преследуя тему правосудия в Республике Платон исследует понятие человеческой души (книга IV).Хотя оглядываясь назад на 2500 лет, легко рассматривать разделение Платоном души на три основные части как чрезмерно упрощенное, при этом мы часто упускаем из виду как новаторскую работу Платона, так и сложность его идей при изучении отношение к полным текстам, в которых мы находим эти идеи. В любом случае Платон разделил душу на три части: аппетитную, энергичную или эмоциональную и интеллектуальную. Аппетитная часть стремится к удовлетворению различных телесных удовольствий, таких как еда, питье, секс и т. Д.Жизнерадостная или эмоциональная часть стремится к чести и достоинству. Наконец, интеллектуальная часть ищет истину и знание.

Хотя Платона часто считают дуалистом, который унижает телесные желания в пользу высших интеллектуальных удовольствий обучения, важно видеть, что его понимание справедливости и счастья человеческой души направлено на достижение определенного гармония или интеграция различных частей или сил нас самих. Поэтому он не считал, что мы должны «морить голодом» физические желания наших телесных аппетитов, а просто контролировать их разумным и мудрым образом.

Это означает, что интеллектуальная часть или сила должны находиться под контролем, иначе наши телесные желания нанесут ущерб их безрассудному стремлению к собственному осуществлению (Платон использует метафору многоголового зверя, которое пожирает себя в самопотреблении. ). Но если наши телесные аппетиты должны управляться интеллектом разумно упорядоченным образом, требуется дисциплина духовной части, чтобы укротить и культивировать телесные желания соответствующим образом. Таким образом, гармоничная или правильно упорядоченная душа — это душа, которая практикует достоинства каждой части.Достоинство аппетитов — умеренность; добродетель духа — смелость; добродетель интеллекта — мудрость. Благодаря этим добродетелям человеческая душа достигает определенного согласия или целостности, которые Платон понимал как единственное настоящее счастье, достойное этого имени.

Таким образом, мы должны отметить, что разделение Платона на три части не было задумано как исчерпывающее, а просто указывает на необходимость упорядоченной интеграции всех различных сил нашего существа для достижения счастья.В то же время, однако, мы можем видеть то давнее влияние, которое его анализ души оказал на западную цивилизацию, особенно на христианскую традицию, где душа рассматривается как трехстороннее отношение разума, тела и духа. Более того, различные современные психологии постоянно черпают из Платона, например теорию эго, суперэго и ид Зигмунда Фрейда. Наконец, в « Phaedo » Платон предлагает аргументы в пользу бессмертия души, так что философию следует понимать в первую очередь как подготовку к смерти.

Метафизика и эпистемология

Теория воспоминаний

Одним из самых известных элементов философии Платона является его теория воспоминаний. Хотя точная природа этой теории оспаривается, обычно считается, что Платон считал, что все наши идеи являются врожденными, так что все обучение — это запоминание. Как сказано выше, для Платона душа бессмертна. Однако при рождении, когда душа погружается в тело, она впадает в состояние забвения. Таким образом, обучение — это процесс пробуждения к тому, что мы уже знаем в глубине души, но, тем не менее, скрыто от нашего нормального повседневного сознания.

Платон часто рассматривал процесс жизни как движение от тьмы или состояния сна к свету и полному бодрствованию. Принимая во внимание эту точку зрения, Платон рассматривал таких учителей, как Сократ, не как наставников, которые прививают знания, а скорее как «повивальных бабок», чья работа заключается просто в том, чтобы способствовать рождению тех идей, которые уже существуют внутри нас. В «Меноне», например, Платон представляет Сократа за работой с мальчиком-рабом, который сначала думает, что знает ответ на геометрическую проблему, но показывает, что он действительно невежественен.Однако однажды проявив собственное невежество, мальчик «сбит с толку» и теперь готов учиться. Сократ помогает ему решить проблему, задавая мальчику вопросы, и в конце концов мальчик приходит к правильному ответу. Платон использует этот пример, чтобы продемонстрировать, что наши идеи уже внутри нас, и как еще мальчик мог «распознать» правильный ответ. Однако этот пример вряд ли предлагает бесспорное доказательство, и поэтому теория воспоминания Платона широко оспаривалась более поздними философами, особенно Аристотелем.

Доктрина идей

Деталь Афинская школа Рафаэля (1509 г.), на которой изображены Платон (указывает вверх, как будто на Форму Добра) и Аристотель (держит ладонь ладонью вниз к Земле, предпочитая материальные доказательства).

Помимо того, что он был предан Сократу, Платон также находился под сильным влиянием ряда более ранних философов, известных сегодня как «досократики». Это включало Пифагора и пифагорейцев, чьи представления о числовой гармонии имеют явные отголоски в понятии идей Платона; Анаксагор, который был учителем Сократа и считал, что разум или разум пронизывают все; Парменид, который выступал за единство всех вещей и который, возможно, повлиял на платоновское представление о душе; и Гераклит, который считал огонь фундаментальным элементом вселенной и который также сказал, что «все находится в движении» или в состоянии становления.

Что касается теории познания, это была попытка найти «середину» между представлением Парменида о том, что «все есть одно» и представлением Гераклита о том, что все движется и таким образом меняется, что привело Платона к введению его знаменитой Доктрины. идей. Платон вместе с Гераклитом признал, что все в материальном мире постоянно меняется. И все же, если мы можем получить знание (а Платон думал, что мы могли бы), что-то должно быть стабильным или постоянным, чтобы, когда мы знаем «это», мы знали истину.По этой причине Платон считал, что наши «Идеи» — это стабильные и постоянные сущности, которые не меняются. Знать или «видеть» эти Идеи — значит знать истину, неизменную. Сегодня эти идеи часто называют «универсалиями».

Платон считал, что философское знание тесно связано с математикой, потому что в математике мы достигаем совершенного знания (например, 2 + 2 = 4 и никакой другой ответ невозможен). Таким образом, математический пример помогает нам понять его «Доктрину идей». Например, мы можем узнать определение треугольника: замкнутая трехсторонняя фигура, линии которой совершенно прямые, а углы в сумме составляют ровно 180 градусов.Теперь любой отдельный или конкретный треугольник, который мы рисуем, независимо от того, насколько хороши наши технические инструменты, всегда будет иметь небольшие изъяны, даже если только в самой маленькой части (например, углы в сумме составляют всего 179,99999 градусов). Следовательно, эти конкретные или материальные треугольники несовершенны. Более того, поскольку они были нарисованы в какой-то материальной или разумной форме, это означает, что они могут быть уничтожены (путем сжигания бумаги, классной доски и т. Д.). Что же и где тогда находится идеальный треугольник? Это должна быть Идея, существующая только в нематериальной сфере, в которой может участвовать наш разум.Идея треугольника, который совершенен, никогда не изменится. Он постоянный, идеальный или вечный.

Платон применил эту теорию, в свою очередь, ко всему живому. Идея человека вечна, постоянна и совершенна (идеальна), хотя мы, отдельные люди, смертны, изменчивы и несовершенны. Мы умрем (по крайней мере, физически для Платона), хотя Идея — нет. То же самое и с идеей собаки или цветка. Все отдельные люди, собаки и цветы просто участвуют в одной вечной идее (Человека, Собаки, Цветка).

Платоновская теория идей побудила многих ученых рассматривать его философию как «метафизический дуализм» (который иногда называют «платоническим или метафизическим реализмом») в том смысле, что идеи — это не просто абстрактные сущности в нашем сознании, но онтологические реальности, которые существуют в каком-то высшем, вечном царстве. Итак, метафизика Платона, кажется, разделяет реальность на два различных мира: постижимый мир идей и перцептивный, чувственный или физический мир земного царства.Ощутимый мир состоит из несовершенных копий умопостигаемых идей. Опять же, эти Идеи неизменны и совершенны, доступны и постижимы только с помощью интеллекта или понимания. У Платона часто кажется, что интеллект приравнивается к душе, поэтому по существу он не включает чувственное восприятие или воображение.

В книге « Республика » VI и VII Платон использует ряд метафор или аналогий, чтобы объяснить (или, по крайней мере, предложить) свой метафизический взгляд.Это: Аналогия Солнца, Разделенная линия и Аллегория пещеры. Взятые вместе, эти метафоры предлагают сложную, но наводящую на размышления метафизическую и эпистемологическую теорию, точное значение которой и отношения исследователи обсуждают более двух тысячелетий. Давайте посмотрим на каждого по очереди.

Аналогия Солнца

Во всех аналогиях Платона важно помнить, что он часто использует метафоры из физического мира, чтобы отразить отношения, аналогичные отношениям в интеллектуальном мире.Затем, по аналогии с солнцем, он сравнивает среду света, которая позволяет нам воспринимать видимые вещи, как среду понимания, которая позволяет нам воспринимать интеллектуальные вещи. Чтобы увидеть физический объект, например дерево, органу наших глаз необходим свет, чтобы он падал на объект, который мы видим. Без света мы ничего не увидим, но останемся во тьме. Источник света, который позволяет нам видеть, — это солнце. Аналогичное отношение имеет место в интеллектуальном мире нашего разума.Чтобы увидеть интеллектуальный объект (идею), нужен свет понимания. Поначалу мы можем смутно воспринимать идею. То есть мы имеем представление о том, что что-то означает, но лишь смутно. Часто только после работы или размышлений мы приходим к точному и ясному пониманию концепции или идеи. То есть мы это понимаем или «видим» сами. Но что же тогда является источником этого света понимания? Платон называет это Добром. Добро сравнимо с солнцем в том, что оно является источником всех идей и источником света, который освещает их, чтобы мы могли их видеть или понимать.

Аналогия разделенной линии

В аналогии с разделенной линией Платон снова разделяет физический и интеллектуальный миры. В центре линии есть разделительный знак, разделяющий два царства. Проведены две другие линии, которые еще больше разделяют каждую из этих двух сфер. Таким образом, существует четыре различных региона. С одной стороны, Платон отмечает человеческую силу, действующую на определенном уровне восприятия; на другой стороне линии он отмечает вид воспринимаемого объекта.Итак, в самом низу находится сила человеческого воображения, которая воспринимает объекты, похожие на тени. Этот регион считается своего рода фантазией, ставшей возможной благодаря нашей способности мечтать. Объекты, которые мы воспринимаем, не «настоящие», а сфабрикованы или изобретены нашей собственной фантазией. В следующей области у нас есть сила наших чувств, с помощью которой мы воспринимаем реальные физические объекты (физические деревья, цветы, людей и т. Д.). Как мы видели ранее, эти объекты, будучи физическими, подвержены изменениям.По этой причине «знание», которое мы получаем об этих разумных вещах, является просто мнением.

В третьем регионе мы перешли от разумного мира к интеллектуальному. Сила, которую мы здесь используем, — это способность мыслить, с которой мы теперь задаемся вопросом и думаем о тех вещах в нижнем мире, которые мы просто воспринимали посредством наших органов чувств. Задавая вопросы, мы интересуемся, что такое цветок, дерево или человек на самом деле. В чем их природа или сущность? Делая это, мы начинаем формировать гипотезы или возможные ответы на то, что это на самом деле.Но только перейдя на четвертый уровень, мы приходим к знанию в полном смысле этого слова. В этой области мы воспринимаем через силу понимания и теперь видим саму Идею. Точная природа этой четвертой области часто обсуждается, но может показаться, что для Платона в понимании разум улавливает Идею посредством своего рода непосредственной интуиции, вспышки просветляющего признания, когда мы «видим истину».

Мы постигаем идею цветка, дерева или человека. Таким образом, эта аналогия с разделенной линией предлагает порядок возрастания степеней познания как с точки зрения человеческих способностей, которые используются для познания, так и с точки зрения объекта, который познается или воспринимается.В заключение аналогии Платон даже предлагает высший уровень познания, связанный с аналогией с солнцем. Этот высший уровень знания — это непосредственное восприятие самого источника света, то есть Добра.

Аллегория пещеры

В то время как Аналогия Разделенной Линии часто критикуется как слишком статичная в своих разделах знания, Аналогия Пещеры более динамично улавливает идею познания как прохождения различных стадий.Как и в случае с разделенной линией, есть четыре различных этапа, которые в конечном итоге завершаются созерцанием разумом Добра, но в этой аналогии есть более повествовательная структура, которая предполагает путешествие души в ее восхождении к Добра.

На первом этапе изображены заключенные внутри пещеры, чьи тела и шеи скованы цепями, так что они вынуждены смотреть на стену перед собой. За их спинами — огромный пылающий огонь, излучающий свет, а перед огнем — артефакты, сделанные в виде реальных вещей, таких как деревья, животные и люди.Тени от артефактов выглядят как марионетки на стене, и поэтому с точки зрения заключенных эти тени кажутся реальными вещами, поскольку они — единственная реальность, которую они знают.

Вторая стадия начинается, когда один из заключенных внезапно освобождается от цепей и может повернуть голову. Сначала сила света огня затуманивает его взор. Со временем его глаза привыкают, и он начинает видеть артефакты и огонь позади них. Итак, это похоже на реальность.

Третий этап начинается, когда этого заключенного тащат по тропинке, которая ведет вверх и выходит из пещеры. В конце концов пленник оказывается над землей и выходит в мир наверху. Теперь он видит дневной свет, и его глаза ослепляют еще больше. Опять же, требуется время, чтобы приспособиться, но когда он это делает, он видит отражения вещей (таких как деревья, животные и люди), как они появляются в воде прудов.

После этого он переходит на четвертую стадию, на которой он может смотреть прямо на сами вещи, настоящие деревья, животных и людей.Наконец, в высшей степени он смотрит на сам свет и видит солнце. Таким образом, бывший заключенный, наконец, свободен от иллюзий внизу и может видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Фактически, ему жаль заключенных внизу, которые все еще находятся в темноте и поэтому видят только изображения и имитации реальных вещей, но не сами вещи.

Достигнув этого просветленного состояния (философии), человек желает оставаться над землей в созерцании света истины.Однако, сжалившись над теми, кто все еще находится в тюрьме, он спускается обратно в пещеру. Однако здесь так темно, его глазам снова нужно время, чтобы привыкнуть, и все выглядит дезориентированным и неясным. Хотя вернувшийся философ пытается помочь другим увидеть, его не приветствуют, а высмеивают. Фактически, когда он упорно раскрывает им их иллюзии, он в конечном итоге погибает. Ведь люди предпочитают жить в темноте, чем совершать трудные восхождения к свету над землей.

Таким образом, на всех этих этапах мы видим, как Платон понимает процесс образования и обучения как интеллектуальное восхождение от тьмы к свету.Это восхождение включает в себя переход к более высоким уровням знания, которое в конечном итоге направлено на созерцание самого Блага. Более того, мы можем видеть, как этапы в «Аллегории пещеры» соотносятся с делениями на Разделенной Линии. Тени на стене пещеры аналогичны теням обманчивых образов, созданных нашим воображением. Артефакты подобны физическим объектам, освещенным огнем физического солнца. Восхождение из пещеры к солнечному свету наверху похоже на переход из чувственного мира в интеллектуальный мир ума.

Изначально, задавая вопросы, мы начинаем думать самостоятельно и формировать псевдо-идеи возможных ответов в виде научных гипотез. В конце концов, однако, если мы будем настойчивы, мы приходим к пониманию «реальных вещей», так что, подобно освобожденному узнику, мы теперь видим в свете дня сами Идеи. Наконец, в образе философа, возвращающегося в пещеру, мы видим очевидный намек Платона на Сократа как на просвещенного человека, который, пытаясь открыть глаза своим согражданам, встречает смерть.

Политическая философия

Философские взгляды Платона имели множество социальных последствий, особенно в отношении идеи идеального государства или правительства. Между его ранними и поздними взглядами есть некоторое расхождение. Некоторые из самых известных доктрин содержатся в республике в его средний период. Однако, поскольку Платон писал диалоги, предполагается, что Сократ часто говорит от имени Платона. Это предположение может быть верным не во всех случаях.

Платон словами Сократа утверждает, что идеальное общество имело бы трехстороннюю классовую структуру, соответствующую структуре аппетита / духа / разума индивидуальной души.

• Производственные (Рабочие) — рабочие, плотники, водопроводчики, каменщики, торговцы, фермеры, владельцы ранчо и т. Д. Они соответствуют «аппетитной» части души.
• Защитные (Воины или Вспомогательные лица) — смелые, смелые и предприимчивые; в вооруженных силах. Они соответствуют «духовной» части души.
• Управляющие (Правители или Стражи) — те, кто умны, рациональны, самообладатели, влюблены в мудрость, хорошо подходят для принятия решений за сообщество.Они соответствуют «разумной» части души и их очень мало.

Согласно этой модели, принципы афинской демократии (в том виде, в каком она существовала в его время) отвергаются, поскольку лишь немногие из них могут править. Платон считал, что вместо риторики и убеждения правят разум и мудрость. Однако это не приравнивается к тирании, деспотизму или олигархии. Как выразился Платон:

До тех пор, пока философы не будут править как короли, или те, кого теперь называют королями и ведущими людьми, не будут искренне и адекватно философствовать, то есть до тех пор, пока политическая власть и философия полностью не совпадут, в то время как многим натурам, которые в настоящее время преследуют только одну из них, принудительно запрещают делать это. Города не отдохнут от беды… и, я думаю, человечество тоже. ( Республика 473c-d)

Платон описывает этих «философов-королей» как «тех, кто любит зрение истины» ( Республика 475c) и поддерживает эту идею аналогией с капитаном и его кораблем или доктором и его лекарством. Парусный спорт и здоровье — это не те вещи, которыми каждый способен заниматься по своей природе. Значительная часть Республики затем обращается к тому, как образовательная система должна быть настроена, чтобы произвести этих королей философов.

Однако необходимо принять во внимание, что идеальный город, обозначенный в Республике , квалифицирован Сократом как идеальный роскошный город , исследованный, чтобы определить, как несправедливость и справедливость растут в городе ( Республика 372e). Кроме того, идеальный город используется как изображение, чтобы осветить состояние души и то, как в душе человека сочетаются желания, эмоции и разум. Сократ пытается создать образ правильно организованного человека, а затем переходит к описанию различных типов людей, которые можно наблюдать, от тиранов до любителей денег в разного рода городах.Идеальный город не продвигается, а используется только для того, чтобы превозносить различные типы отдельных людей и состояние их души.

Таким образом, согласно Сократу, государство, состоящее из разных душ, в конечном итоге перейдет от аристократии к тимократии, к олигархии, к демократии и, наконец, к тирании. Часто думают, что Платон пытается предупредить нас о различных неумеренных душах, которые могут править государством, и о том, какие мудрые души лучше всего посоветовать и дать совет правителям, которые часто любят власть, деньги и т. Д. известность и популярность.Однако, напротив, образ короля-философа использовался многими политическими мыслителями после Платона для оправдания аристократической системы правления.

Библиография

Первичные источники

• Платон. 1961. Собрание диалогов . Под редакцией Эдит Гамильтон и Хантингтон Кэрнс. Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета. ISBN 0691097186

Вторичные источники

• Бакалис, Николаос. 2005. Справочник по греческой философии: от Фалеса к стоическому анализу и фрагментам .Издательство Trafford Publishing. ISBN 1412048435
• Хорошо, Гейл. 2000. Платон 1: Метафизика и эпистемология . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. ISBN 0198752067
• Гатри, В. К. С. 1986. История греческой философии (Платон — Человек и его диалоги — Ранний период) . Издательство Кембриджского университета. ISBN 0521311012
• Гатри, В. К. С. 1986. История греческой философии (Поздний Платон и Академия) . Издательство Кембриджского университета. ISBN 0521311020
• Хэвлок, Эрик.2005. Предисловие к Платону (История греческого разума) . Кембридж, Массачусетс: Belknap Press. ISBN 0674699068
• Ирвин, Теренс. 1995. Этика Платона . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. ISBN 0195086457
• Краут, Ричард (ред.). 1993. Кембриджский компаньон Платона . Издательство Кембриджского университета. ISBN 0521436109
• Саллис, Джон. 1996. Бытие и Логос: чтение платоновских диалогов . Блумингтон, Индиана: Издательство Индианского университета.ISBN 0253210712
• Тейлор А.Э. 2001. Платон: Человек и его работа . Минеола, Нью-Йорк: Dover Publications. ISBN 0486416054
• Властос, Григорий. 1981. Платонические исследования . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета. ISBN 0691100217

Внешние ссылки

Все ссылки получены 29 марта 2019 г.

Кредиты

Энциклопедия Нового Света писателей и редакторов переписали и завершили статью Википедия в соответствии со стандартами New World Encyclopedia .Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с указанием авторства. Кредит предоставляется в соответствии с условиями этой лицензии, которая может ссылаться как на участников Энциклопедии Нового Света, , так и на самоотверженных добровольцев Фонда Викимедиа. Чтобы процитировать эту статью, щелкните здесь, чтобы просмотреть список допустимых форматов цитирования. История более ранних публикаций википедистов доступна исследователям здесь:

История этой статьи с момента ее импорта в Энциклопедия Нового Света :

Примечание. Некоторые ограничения могут применяться к использованию отдельных изображений, на которые распространяется отдельная лицензия.

Была ли у Платона проблема с женщиной? Возможно, но его видение политики все еще было радикальным для своего времени.

Если вы хотите найти точку отсчета для феминизма на Западе, Древняя Греция времен Платона, вероятно, не лучшее место для поиска.

С другой стороны, это тоже не худшее место — и эта неоднозначность отражена в классическом тексте той эпохи.

Когда Платон писал Республику около 375 г. до н.э., афинские женщины были (по большей части) гражданами второго сорта.

Они не могли голосовать, владеть землей, наследовать или играть какую-либо роль в политической жизни.

До вступления в брак, который заключался в среднем в возрасте 14 лет, женщины находились под опекой своих отцов или других родственников-мужчин.

Вступив в брак, женщина по закону подчинялась правлению своего мужа.

Жизнь женщин в древних Афинах была более сложной, чем считалось ранее. (Getty: NurPhoto)

В «Республике» Платон представляет свое видение идеального общества.

Краеугольный камень западной философии, Республика исследует такие вопросы, как природа идеального сообщества, роль человека в этом сообществе, а также вопросы, касающиеся справедливости, политики и знаний.

Что удивительно, учитывая его культурный контекст, так это роль, которую Платон представляет женщинам в идеальном состоянии.

Отнюдь не бесправный низший класс, женщины в республике могут занимать высший слой общественной жизни наряду с мужчинами.

В Республике верхний эшелон государства составляют те, кого Платон называет «хранителями».

Другие истории из Philosopher’s Zone:

Стражи взяты из элиты общества, и они играют сложную роль.

Они воины, они политические администраторы — и они философы.

Мысль о том, что женщины будут приняты в класс опекунов, в то время шокировала афинское общество.

Но из этого не следует делать вывод, что женщины вообще не присутствовали на публике.

Отсутствие женщин в политической жизни не означает, что они были строго отнесены к частной сфере.

Древнегреческая литература часто изображает женщин как замкнутых в доме, и долгое время историки исходили из этого литературного представления.

Но недавняя стипендия раскрывает иную картину.

Две стороны идей Платона

Женщины в Древней Греции выполняли «все виды работ», по словам Эмили Халме Козей, читателя античной истории и философии из Мельбурнского университета.

«Они участвовали в рынке, они занимались производством и обслуживанием тканей, работая акушерками, а в некоторых случаях врачами, а также малярами, работниками по бронзе».

Итак, рекомендация Платона об участии женщин в общественной жизни менее революционна, чем может показаться на первый взгляд.

Но его видение женщин в политической жизни, безусловно, радикально — и уходит своими корнями в ключевой элемент платонической философии.

«Платон четко отождествляет людей с их душами — или с тем, что мы можем считать их разумом», — говорит д-р Хьюм Козей.

Для Платона душа была бесполой. (Unsplash: Ахмад Одех)

«Для Платона разум является центром разума, где вы принимаете решения, которые формируют то, кем вы являетесь».

Она объясняет, что Платон думал, что физическое тело тоже важно, но он «шел против культуры, которая действительно сосредоточена на внешних проявлениях. Он глубоко думает о людях как о более обоснованных во внутренней части».

Он считал, что это та часть, которая сохраняется в загробной жизни, и что душа, будучи нематериальной, не имеет пола.

Следовательно, Платон может утверждать, что не должно быть никаких препятствий для приема женщин в класс опекунов в его идеальном обществе — при условии, что они обладают соответствующими качествами характера.

В «Республике» Платон имеет очень четкое представление о характере идеального опекуна: это должен быть человек, дружелюбный к своим согражданам, но жестокий перед любым врагом — как типичная сторожевая собака.

Платон считал, что сторожевые собаки обладают идеальным темпераментом — дружелюбны по отношению к семье, опасны по отношению к врагам. (Unsplash: Caspian Dahlstrom)

Доктор Халме Козей говорит, что Платон заметил, что в афинском обществе люди не разделяли труд сторожевых собак на работу самцов и самок.

«Платон говорит:« Мы не разделяем их и говорим, что сторожевые собаки мужского пола должны выполнять всю охрану, а сторожевые собаки женского пола должны сидеть вокруг будки и мыть посуду ».

«Значит, он думает, что это должно последовать и для людей».

На этом этапе Республика может смутно выглядеть как прото-феминистский текст или, по крайней мере, тот, который может быть полезен в продвижении феминистских аргументов о разделении труда в рабочее место.

Но у платоновской идиллии равных возможностей есть и другая сторона.

Работа женщин была чревата компромиссами

В другом месте в республике Платон, похоже, довольно сбивает с толку естественные способности женщин, спрашивая: «Можете ли вы представить себе какую-либо человеческую деятельность, в которой мужской пол не превосходит женский?»

Так что здесь происходит? Утверждает ли Платон, что женщины выполняют свою работу хуже, чем мужчины?

Доктор Халм Козей говорит, что ответ — «да», но это можно отнести скорее к путанице, чем к явной злобе со стороны Платона.

Эмили Хьюм Козей говорит, что жизнь женщин в древних Афинах была намного богаче, чем считалось ранее. (Предоставлено: Эмили Халм Козей)

Он наблюдал за своим собственным обществом, в котором женщины имели работу, но не имели такой возможности специализироваться, как мужчины.

«Платон мог думать, что женщины менее опытны, чем мужчины — скажем, скульпторы или врачи. Но он не принимает во внимание, что это отчасти из-за разницы в возможностях, предоставляемых этим женщинам.«

Во времена Платона у женщин было очень мало профессиональных возможностей в начале своей жизни, и они были бы заняты воспитанием детей, уходом за домом, изготовлением еды, изготовлением одежды, — объясняет доктор Хьюм Козей.

Слушайте Philosopher’s Zone

The Philosopher’s Zone — это ваш проводник через странные заросли логики, метафизики и этики.

Подробнее

Этим можно объяснить несоответствие в работе скульпторов-мужчин и женщин-скульпторов, например, на протяжении их карьеры.

«Возможно, другая работа, которую женщина должна была выполнять в течение своей жизни, могла бы объяснить эту разницу в производительности», — говорит д-р Халм Козей.

Кажется, что в Афинах Платона профессиональные возможности женщины были так же полны компромиссов и противоречий, как и сегодня.

Это одна из причин, по которой «Республика Платона» по-прежнему вызывает сильные споры среди современных читателей-феминисток.

Но как насчет утверждения Платона о том, что женщины могут быть философами?

Иногда философия остается клубом для мальчиков.

На протяжении веков профессиональная философия была исключительно клубом для мальчиков, что неудивительно, учитывая почти непрерывный шов явного женоненавистничества, пронизывающий западную философскую традицию.

Сегодня ситуация значительно улучшилась, но мы все еще далеки от реализации платонического идеала.

Доктор Халм Козей отмечает, что, несмотря на свой гендерно-эгалитарный дух, «Республика Платона» принимает форму исключительно мужского разговора — динамика, которая до сих пор является неотъемлемой частью современного академического ландшафта.

В профессиональном контексте Эмили Халм Козей часто бывает единственной женщиной в комнате. (Гетти: Ричард Бейкер)

Она описывает общее чувство среди женщин-философов «по поводу того, что мужчины будут говорить за женской спиной».

Это ощущение, что «иногда в разговорах говорится о вещах, в которых мы не участвуем, что действительно подразумевает, что женщины менее опытны в философии или не заслуживают места за столом».

В профессиональном контексте д-р Халме Козей часто была единственной женщиной в комнате — что она раньше находила невероятно пугающим в начале своей карьеры.

«Но совсем недавно я нашла серебряную подкладку — когда вы что-то говорите, люди это запоминают», — говорит она.

«И это прекрасное чувство — вы почувствуете, что у вас более сильный голос, потому что каким-то образом он становится более запоминающимся для людей».

RN в вашем почтовом ящике

Получайте больше историй, выходящих за рамки новостного цикла, с нашим еженедельным информационным бюллетенем.

Аргумент Платона против письма — Фарнам-стрит

«Скажи мне, и я забуду; покажи мне, и я могу вспомнить; вовлеките меня, и я пойму.
— Китайская пословица

***

Из «Федра» Платона, комментирующего изобретение письма.

Вот, о царь, отрасль знаний, которая сделает народ Египта мудрее и улучшит их память. Мое открытие дает рецепт памяти и мудрости. Но царь ответил и сказал: « О человек, исполненный искусства, богочеловек Тот, одному дано создавать предметы искусства, а другому судить, какую меру вреда и выгоды они принесут тем, кто будет использовать им. ‘

Люди, которые изобретают что-то новое, создают новый инструмент или технологию, не обязательно являются людьми, которые собираются понять, какое социальное воздействие будут иметь эти изобретения.

Итак, из-за вашего нежного отношения к письму вашего потомка вы заявили, что его истинное действие прямо противоположно. Если люди научатся этому, это вселит в их души забывчивость. Они перестанут упражнять память, потому что они полагаются на то, что написано, призывая вещи к воспоминанию уже не изнутри самих себя, а посредством внешних знаков .

То, что вы открыли, — это рецепт не памяти, а напоминания.И это не истинная мудрость, которую вы предлагаете своим ученикам, а только видимость мудрости, потому что, рассказывая им о многих вещах, не обучая их, вы заставите их казаться, что они много знают, в то время как по большей части они ничего не знают. И как люди, исполненные не мудрости, но тщеславия мудрости, они будут обузой для своих собратьев.

Одна вещь, которую мы сегодня делаем не так эффективно, как раньше, — это заучивать уроки наизусть. Если вы не знаете вещей, которые хорошо запоминаются, как вы можете рассчитывать на их применение?

Сократ сравнивает письменный текст с картиной:

Знаете, Федр, это странная вещь в письме, которое действительно делает его похожим на живопись.Работы художника предстают перед нами как живые. Но если вы спросите их, они хранят величественное молчание. То же самое и с письменными словами. Кажется, что они говорят с вами, как если бы они были умны, но если вы спросите их что-нибудь о том, что они говорят, из желания получить инструкции, они будут говорить одно и то же вечно.