Каким человеком был гоголь: Николай Гоголь: 7 фактов о писателе

Содержание

Николай Гоголь: 7 фактов о писателе

Николая Гоголя называли мистиком, сатириком, прорицателем жизни и гением. После его смерти публицист Иван Аксаков писал: «Много еще пройдет времени, пока уразумеется вполне все глубокое и строгое значение Гоголя». Портал «Культура.РФ» рассказывает о его талантах и увлечениях, страхах и творчестве.

«Фрак по последней моде»: Гоголь — молодой щеголь

Тарас Шевченко. Портрет Николая Гоголя (фрагмент). 1839. Государственный исторический музей, Москва

Николай Гоголь интересовался модой с юности: сам подшивал себе сюртуки, обшивал наряды сестрам. В 1827 году он писал своему ближайшему другу Герасиму Высоцкому: «Позволь еще тебя попросить об одном деле: нельзя ли заказать у вас в Петербурге портному самому лучшему фрак для меня? Узнай, что стоит пошитье самое отличное фрака по последней моде. Напиши, пожалуйста, какие модные материи у вас на жилеты, на панталоны. Какой-то у вас модный цвет на фраки?» А сразу после окончания Нежинского лицея Гоголь раньше своих товарищей оделся в штатский костюм. Его учитель Иван Кулжинский вспоминал:

Как теперь вижу его, в светло-коричневом сюртуке, которого полы подбиты были какою-то красною материей в больших клетках. Такая подкладка почиталась тогда nec plus ultra (с лат. «крайняя степень». — Прим. ред.) молодого щегольства, и Гоголь, идучи по гимназии, беспрестанно обеими руками, как будто ненарочно, раскидывал полы сюртука, чтобы показать подкладку.

«Я заставал его перед столом с ножницами и другими портняжными материалами»: Гоголь — страстный рукодельник

Боярский костюм XVII века. Рисунок Николая Гоголя из «Книги всякой всячины, или Подручной энциклопедии» (фрагмент). 1930-е. Российская государственная библиотека, Москва

Классик страстно любил рукоделие. Еще в детстве, как вспоминала его сестра Ольга, он «ходил к бабушке и просил шерсти, вроде гаруса, чтобы выткать поясок: он на гребенке ткал пояски», а позже писателя можно было застать за вышиванием и вязанием: «Несмотря на жар в комнате, мы заставали его еще в шерстяной фуфайке поверх сорочки. «Ну, сидеть, да смирно!» — скажет он и продолжает свое дело, состоявшее обыкновенно в вязанье на спицах шарфа или ермолки или в писании чего-то чрезвычайно мелким почерком на чрезвычайно маленьких клочках бумаги», — вспоминал сын историка Михаила Погодина — Дмитрий Погодин.

А Павел Анненков в своих воспоминаниях рассказывал, что «с приближением лета он [Гоголь] начинал выкраивать для себя шейные платки из кисеи и батиста, подпускать жилеты на несколько линий ниже проч., и занимался этим делом весьма серьезно. Я заставал его перед столом с ножницами и другими портняжными материалами, в сильной задумчивости». Гоголь также рисовал узоры для тканья ковров, кроил занавески и сестрам платья.

Издание в шестнадцатую долю листа: коллекция Гоголя

Федор Моллер. Портрет Николая Гоголя (фрагмент). 1840-е. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Гоголь любил книги, но особенно ему нравились миниатюрные издания, на которые он мог тратить большие деньги: «Страсть к ним до того развилась в нем,  — писал первый биограф Гоголя Пантелеймон Кулиш, — что, не любя и не зная математики, он выписал «Математическую энциклопедию» Перевощикова на собственные свои деньги, за то только, что она издана была в шестнадцатую долю листа».

«Первый удар, нанесенный школьной идеализации»: знакомство с Пушкиным

Михаил Пашинин. Шкатулка «Александр Пушкин в гостях у Николая Гоголя» (фрагмент). 1979. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

В 1828 году Николай Гоголь вместе с другом Александром Данилевским переехал в Петербург. Он мечтал познакомиться с Александром Пушкиным, поэтому незамедлительно поехал к дому поэта. Литературный критик Павел Анненков записал со слов Гоголя:

Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера. Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: «Дома ли хозяин?» — услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал?» — «Как же, работал, — отвечал слуга, — в картишки играл». Гоголь признавался, что это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его».

Впервые писатели смогли встретиться лишь через два года — знакомство состоялось в мае 1831-го на даче поэта Петра Плетнёва. Пушкин высоко оценил талант Гоголя, он писал: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия, какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился».

Читайте также:

«Он читал драматичнее Островского»: Гоголь — неподражаемый рассказчик

Александр Иванов. Портрет Николая Гоголя (фрагмент). 1841. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Несмотря на замкнутый характер, Николай Гоголь был потрясающим рассказчиком и чтецом. Писатель Иван Панаев вспоминал: «Гоголь читал неподражаемо. Между современными литераторами лучшими чтецами своих произведений считаются Островский и Писемский: Островский читает без всяких драматических эффектов, с величайшей простотою, придавая между тем должный оттенок каждому лицу; Писемский читает как актер — он, так сказать, разыгрывает свою пьесу в чтении… В чтении Гоголя было что-то среднее между двумя этими манерами чтений. Он читал драматичнее Островского и с гораздо большей простотою, чем Писемский…»

Однажды Гоголь читал «Ревизора» у одной высокопоставленной особы в присутствии большого общества и генералов. «Каждое действующее лицо этой комедии говорило у Гоголя своим голосом и с своей мимикой, — рассказывал современник Гоголя Тимофей Пащенко. — Все слушатели много и от души смеялись, благодарили талантливого автора и превосходного чтеца за доставленное удовольствие, и Гоголь получил в подарок превосходные часы.

«С этим малороссом надо быть осторожнее»: сюжет для «Мертвых душ»

Федор Шведов. Портрет Николая Гоголя (фрагмент). Копия с работы Эдуарда Дмитриева-Мамонова 1852 года. 1857. Дом Н.В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека, Москва

Сюжет для поэмы о махинаторе Чичикове писателю подсказал Александр Пушкин. Подобную историю поэт услышал во время кишиневской ссылки в 1820 году. В городе Бендеры никто не регистрировал смерти — имена умерших присваивали себе беглые крестьяне. В течение нескольких лет в Бендерах по документам не было ни одной смерти. Через несколько лет услышанное Пушкин переделал и рассказал Гоголю. В «Авторской исповеди», изданной посмертно, Гоголь рассказывал:

Может быть, с летами и с потребностью развлекать себя, веселость эта исчезнула бы, а с нею вместе и мое писательство. Но Пушкин заставил меня взглянуть на дело сурьезно. Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение, и наконец один раз, после того, как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего как живого, с этой способностью, не приняться за большое сочинение! Это просто грех!» …И в заключение всего отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет «Мертвых душ».

Но известно, что Пушкин не так охотно уступил Гоголю сюжет, в кругу близких он говорил: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя».

Одному из первых главы поэмы Гоголь читал именно Пушкину: «Когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ» в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» Первый том произведения был издан в 1842 году. Гоголь задумывал трехтомник, но второй том, полностью написанный, писатель сжег, а третий — не успел написать.

«…Он трясся всем телом и весь потупился»: страхи Гоголя

Неизвестный художник. Портрет Николая Гоголя (фрагмент). 1849. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево», село Абрамцево, Московская область

У Гоголя было много фобий: он боялся грозы и обмороков, быть погребенным заживо и смерти.

Знакомая писателя Александра Смирнова рассказывала, как Гоголь во время чтения ей глав из «Мертвых душ» почувствовал приближение грозы: «Я вся обратилась в слух. Дело шло об Уленьке, бывшей уже замужем за Тентетниковым. Удивительно было описано их счастие, взаимное отношение и воздействие одного на другого… Тогда был жаркий день, становилось душно. Гоголь делался беспокоен и вдруг захлопнул тет­радь. Почти одновременно с этим послышался первый удар грома, и разра­зилась страшная гроза. Нельзя себе представить, что стало с Гоголем: он трясся всем телом и весь потупился. После грозы он боялся один идти домой. Виельгорский взял его под руку и отвел».

Из-за боязни обмороков и замирания Николай Гоголь мог большую часть ночи проводить на диване — не ложась в кровать. Павел Анненков рассказывал, что писатель всю ночь бодрствовал, а под утро «разметывал свою постель для того, чтоб общая наша служанка, прибиравшая комнаты, не могла иметь подозрение о капризе жильца своего, в чем, однако же, успел весьма мало, как и следовало ожидать».

Этот страх у писателя появился после смерти близкого друга — графа Иосифа Виельгорского. Их отношениям Гоголь посвятил неоконченную повесть «Ночи на вилле». В 1837 году Виельгорский заболел туберкулезом. Писатель ухаживал за больным, проводил возле его постели бессонные ночи, видел его кончину. В 1839 году Николай Гоголь писал: «Я ни во что теперь не верю и если встречаю что прекрасное, то жмурю глаза и стараюсь не глядеть на него. От него мне несет запахом могилы. «Оно на короткий миг», — шепчет глухо внятный мне голос».

Через шесть лет, в 1845 году, Гоголь написал завещание: «…тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться… Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности».

Автор: Евгения Ряднова

12 самых популярных легенд о Гоголе • Arzamas

Литература

Правда ли, что у Николая Васильевича Гоголя был ужасно длинный нос? Он постоянно болел, а к концу жизни еще и сошел с ума (поэтому и сжег второй том «Мертвых душ»)? А еще он был тайным гомосексуалом? Что из этого правда, а что нет и откуда взялись разные мифы, рассказываем в новом выпуске рубрики 

Автор Евгения Шрага

«…Гоголю привыкли не верить. Чуть ли не все, что
говорил Гоголь, признавалось не заслуживающей
внимания мистификацией».

Василий Гиппиус

Как в воспоминаниях современников, так и в позднейших исследованиях неизбежно возникает мысль о лживости и неискренности Гоголя, о том, что даже его прямая речь совсем не обязательно правдива и что «все не то, чем кажется».

«Гоголь был лгун. Вершиной романтического искусства считалось стрем­ле­ние открыть перед читателем душу и сказать „правду“. Вершиной гого­лев­ского искусства было скрыть себя, выдумать вместо себя другого чело­века и от его лица разыгрывать романти­ческий водевиль ложной искрен­ности. Принцип этот определял не только творческие установки, но и быто­вое поведение Гоголя. Достаточно просмотреть его письма, чтобы убедить­ся, что он систе­матически мистифицирует своих корреспондентов: то, нахо­дясь в России, пишет как бы из-за границы, то выдумывает несуще­ствую­щие де­тали, превращающиеся потом в мучительные загадки для его биографов»  Ю. М. Лотман. О «реализме» Гоголя // Ю. М. Лотман. О русской литературе. СПб., 1997..

Известно несколько примеров таких писем, когда мы точно знаем, что напи­санное в них — ложь. Иногда она напоминает неудержимое хвастовство в духе Хлестакова — например, в письме матери от 4 января 1832 года: «Скажите мошеннику полтавскому почтмейстеру, что я на днях, видевшись с кн. Голицыным, жаловался ему о неисправности почт»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.. В комментарии к этому письму отмечено: «О знакомстве Гоголя с кн. Александром Нико­лаевичем Голицыным (1773–1844), занимавшим при Николае I пост главно­управляющего почтовым департаментом, ничего не известно. Возможно, что Гоголь просто решил припугнуть полтавского почтмейстера»    Там же.. Иногда это продуманный обман. Приехав в 1839 году в Москву, Гоголь пишет матери письмо якобы из Триеста: «Насчет же моей поездки я еще ничего реши­тельно не предпринял. Я живу в Триесте, где начал морские ванны, которые мне стали было делать пользу, но я должен их прекратить, потому что поздно начал, с будущей весной их продолжаю. Если я буду в России, то это будет никак не раньше ноября месяца и то если найду для этого удобный случай и если эта поездка меня не разорит»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 11. М.; Л., 1952..

Атмосфера мистификации, сопровождавшая Гоголя, создала прекрасную почву для появления вокруг его фигуры множества мифов. 

Легенда 1. У Гоголя был ужасный характер

Вердикт:

да, характер у него был не из легких.

Субботнее собрание у В. А. Жуковского. Картина художников школы Алексея Венецианова: Григория Михайлова, Аполлона Мокрицкого и других. 1834–1836 годыНа картине изображены (слева направо): П. А. Плетнев, В. Ф. Одоевский  (В. А. Жуковский?), А. В. Кольцов, Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. И. Глинка (В. Ф. Одоевский?), И. А. Крылов, П. И. Кривцов (А. А. Перовский?), М. Ю. Виельгорский, И. И. Козлов (Ф. Ф. Вигель?) и А. Н. Карамзин. Государственный музей А. С. Пушкина, Москва

Говоря о характере, мы вступаем в сферу субъективных оценок, которые легко могут противоречить друг другу. И все же даже ближайшим друзьям Гоголя, готовым простить ему многое, судя по всему, было непросто в общении с ним. Скрытность писателя, ставшая помехой для его биографов, очень остро вос­при­­нималась близкими ему людьми, потому что подрывала саму идею друж­бы. Вот отрывок из письма друга Гоголя Петра Александровича Плет­нева:

«Но что такое ты? Как человек существо скрытное, эгоистическое, надменное, недоверчивое и всем жертвующее для славы. Может быть, все это и необходи­мо для достижения последнего. Итак, я не назову ни одного из этих качеств пороком: они должны сопутствовать человеку, рожденному для славы. <…> Но как друг что ты такое? И могут ли быть у тебя друзья? Если бы они были, давно высказали бы они тебе то, что ты читаешь теперь от меня»  Цит. по: В. В. Гиппиус. Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники. М., 2014..

Даже в очень прочувствованном, написанном после смерти писателя «Письме к друзьям Гоголя» Сергей Тимофеевич Аксаков не может обойти эту черту:

«Даже с друзьями своими он не был вполне, или, лучше сказать, всегда, откровенен. Он не любил говорить ни о своем нравственном настроении, ни о своих житейских обстоятельствах, ни о том, что он пишет, ни о своих делах семейных. Кроме природного свойства замкнутости, это происходило оттого, что у Гоголя было постоянно два состояния: творчество и отдохно­вение. Разумеется, все знали его в последнем состоянии, и все замечали, что Гоголь мало принимал участия в происходившем вокруг него, мало думал о том, что говорят ему, и часто не думал о том, что сам говорит…»  С. Т. Аксаков. Письмо к друзьям Гоголя // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012. 

В общении с незнакомыми или несимпатичными ему людьми эта замкнутость принимала довольно оскорбительные формы. Согласно воспоминаниям знако­мой писателя Веры Александровны Нащокиной, «обыкновенно разговорчивый, веселый, остроумный с нами, Гоголь сразу съеживался, стушевывался, заби­вался в угол, как только появлялся какой-нибудь посторонний, и посматривал из своего угла серьезными, как будто недовольными глазами или совсем уходил в маленькую гостиную в нашем доме, которую он особенно любил»  Воспоминания В. А. Нащокиной о Пушкине и Гоголе // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012..

Однажды Гоголя уговорили приехать к Чаадаеву — и Гоголь весь вечер притворялся там спящим. Дмитрий Николаевич Свербеев, дипломат, историк, хозяин московского литературного салона, знакомый и с Чаадаевым, и с Го­голем, вспоминал, что «долго не мог забыть Чаадаев такого оригинального посещения, и, конечно, оно вспоминалось ему при чтении Гоголя, а может быть, и при суждении о его произведениях»  Д. Н. Свербеев. Воспоминания о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013..

Эти вспышки нелюдимости не всегда имели объяснение. Аксаков описывает, как к нему приезжал писатель Дмитрий Княжевич (все эти разы Гоголь был у него в гостях). В первый раз Гоголь тихонько сбежал из дома, во второй — притворился спящим, а потом тоже сбежал, на третий — вышел навстречу и как ни в чем не бывало «протянул ему обе руки, кажется, даже обнял его, и началась самая дружеская беседа приятелей, не видавшихся давно друг с другом…». «Всякое объяснение казалось мне так невыгодным для Гоголя, что я уже никогда не говорил с ним об этом — в чем раскаиваюсь теперь», — пишет Аксаков  С. Т. Аксаков. История моего знакомства с Гоголем. М., 1960.. 

Однажды Гоголь сбежал с московской постановки «Ревизора», когда стало понятно, что публика в восторге и хочет видеть автора. «Публика была очень недовольна, сочла такой поступок оскорбительным и приписала его безмер­ному самолюбию автора»  Там же.. Потом Гоголь объяснял свое исчезновение тем, что получил некое горестное известие от родных. Но никто ему особо не пове­рил: «Мать Гоголя вскоре приехала в Москву, и мы узнали, что ничего особенно огорчительного с нею в это время не случилось. Отговорка Гоголя признана была нами за чистую выдумку»  Там же..

Аксаков почти всегда пытался дать поведению Гоголя приемлемое объяснение, но не все были так терпеливы, как он: многие, особенно посторонние наблю­датели, считали Гоголя исключительно капризным: «Трудно представить себе более избалованного литератора и с большими претензиями, чем был в то время Гоголь»  Н. В. Берг. Воспоминания о Н. В. Гоголе. 1848–1852 // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.. Петр Иванович Бартенев (в будущем — издатель журнала «Русский архив»), встречавший Гоголя в доме Хомяковых, очень близких друзей писателя, вспоминал:

«Он капризничал неимоверно, приказывая по нескольку раз то приносить, то уносить какой-нибудь стакан чая, который никак не могли ему налить по вкусу; чай оказывался то слишком горячим, то крепким, то чересчур разбавленным; то стакан был слишком полон, то, напротив, Гоголя сердило, что налито слишком мало. Одним словом, присутст­вующим становилось неловко; им только оставалось дивиться терпению хозяев и крайней недели­кат­ности гостя»  В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897..

А вот эпизод из воспоминаний Авдотьи Яковлевны Пана­евой о встрече с Гоголем в доме Сергея Аксакова:

«Хозяйка дома потчевала его то тем, то другим, но он ел мало, отвечал на ее вопросы каким-то капризным тоном. Гоголь все время сидел сгорбившись, молчал, мрачно поглядывая на всех, изредка на его губах мелькала саркастическая улыбка, когда о чем-то горячо стали спорить Панаев с младшим Аксаковым»  Воспоминания А. Я. Головачевой (Панаевой) // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013..

В общем, характер у великого писателя и правда был не сахар.

Легенда 2. На самом деле его звали не Гоголь, а Яновский 

Вердикт: отчасти это правда. 

Запись о рождении Николая Гоголя (помечена крестом) в метрической книге Спасо-Преображенской церкви в Больших Сорочинцах. 1809 год Wikimedia Commons

История об имени Гоголя довольно темная и многосоставная. Расскажем несколько важных моментов. В начале XX века были опубликованы иссле­дования  Ал. Петровский. К вопросу о предках Н. В. Гоголя. Письма с Гоголевщины // Полтавские губернские ведомости. 1902; А. М. Лазарев­ский. Сведения о предках Гоголя // Памяти Гоголя: научно-литературный сборник, изданный Историческим обществом Нестора Летописца. Киев, 1902., согласно которым прапрадедом Гоголя по отцовской линии был некто Иван Яковлевич, в конце XVII века служивший священником Троицкой церкви в городе Лубны. Сын его Демьян, тоже священник, уже носит фамилию Яновский — очевидно, образованную от имени отца (по-польски Яна). У Демь­яна Яновского будет два сына — Кирилл и Афанасий. Кирилл и его потомки также будут священниками и будут носить фамилию Яновские. Афанасий учился в Киевской духовной академии, но священником не стал: он получил чин полкового писаря, а впоследствии и секунд-майора. В 1780-х годах, дока­зывая свои права на дворянство, он представил в Киевское дворян­ское собрание документы, согласно которым его прапрадедом был могилев­ский полковник Андрей Гоголь. «Предки мои, фамилиею Гоголи, польской нации; прапрадед Андрей Гоголь был полковником могилевским, прадед Прокоп и дед Ян Гоголи были польские шляхтичи…» — утверждал дед Николая Гоголя. Превращение Гоголей в Яновских он объяснил так: «…отец мой Демьян, достигши училищ в киевской академии (где и название по отцу его, Яну, принял Яновского), принял сан священнический и рукоположен до прихода в том же селе Кононовке»  А. М. Лазаревский. Очерки малороссийских фамилий // Гоголь в воспоминаниях, днев­никах, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011.. 

Дворянское собрание было удовлетворено и постановило: «…Рассудили помя­ну­того полкового писаря Яновского с его детьми внесть в родословную дво­рянскую Киевского наместничества книгу, в первую часть, и изготовить гра­моту»  Впервые опубликовано: <П. А. Кулиш> Опыт биографии Николая Васильевича Гоголя. Сочинение Николая М. // Современник. 1854.. Однако у позднейших исследователей представленные Афанасием доказательства вызвали серьезные сомнения: с одной стороны, в реальности существовал вовсе не Андрей Гоголь, а Евстафий, с другой — отчество Ивана было не Прокопьевич, а Яковлевич. Вероятно, Афанасий Демьянович темнил, чтобы доказать свое право на дворянство. То есть прямых доказательств связи рода Яновских с родом Гоголей нет. 

Интересно, что новой фамилией потомки Афанасия пользовались вовсе не всегда. Так, запись в метрической книге о рождении и крещении Николая Гоголя звучит так: «Марта 20-го у помещика Василия Яновского родился сын Николай и окрещен 22-го. Молитствовал и крестил священнонаместник Иоанн Беловольский». Ранние письма родным из Полтавы и Нежина Николай подпи­сывал по-разному: «Николай Гоголь Яновский», «Николай Яновский», «Н. Г. Яновский», «Н. Гоголь», «Н. Гоголь-Янов».

Как же Николай, чаще всего подписывавшийся Гоголем-Яновским, превра­тился в Николая Васильевича Гоголя? Есть версия, что эта перемена может быть связана с польским восстанием 1830–1831 годов  Польское восстание 1830 года, в польской традиции известное как Ноябрьское вос­стание, началось в Варшаве 29 ноября и приобрело масштаб настоящей войны между Польшей и Россией. Целью восстания было восстановление независимой Польши в границах 1772 года, то есть до Первого раздела Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией. В то время в русском обществе были очень сильные антипольские настроения: «…Русская интеллектуальная элита… в основном негативно отнеслась к польскому восстанию и его целям… Него­дование по поводу выступления поляков, пусть на время, объединит людей, которых трудно было счесть единомышлен­никами (например, Д. В. Давыдова и П. Я. Чаадаева)» (Л. М. Аржакова. Польский вопрос и его преломление в российской историче­ской полонистике XIX века. Автореферат дис­сертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 2015).. В начале 1831 года Гоголь был адъюнктом (то есть аспирантом) Санкт-Петербургского универси­тета. Один из его учеников вспоминает, что, увидев в расписании фамилию Гоголь-Яновский, Гоголь сказал: «Зачем называете вы меня Янов­ским? Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; ее поляки выдумали»  М. Н. Лонгинов. Воспоминание о Гоголе (По поводу опыта его биографии) // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011.. 

В своем намерении укоротить фамилию писатель был очень настойчив: он подписывает свои письма «Н. Гоголь» и просит корреспондентов обра­щаться к нему именно так. Шестого февраля 1832 года он пишет матери:

«Ваше письмо от 19 января я получил. Очень жалею, что не дошло ко мне письмо ваше, писанное по получении вами посылки. В пред­отвращение подобных беспорядков впредь прошу вас адресовать мне просто Гоголю, потому что кончик моей фамилии я не знаю, где делся. Может быть, кто-нибудь поднял его на большой дороге и носит, как свою собственность. Как бы то ни было, только я нигде не известен здесь под именем Яновского, и почталионы всегда почти затрудняются, отыскивая меня под этою вывескою»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940..

Или: «Адрес мой: в Малой Морской, в доме под № 97, артиста Лепена; прямо Гоголю, Яновского не называть»  Письмо В. В. Тарновскому от 2 октября 1833 года // Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.. 

 

9 «ошибок» Гоголя

Ищем ляпы в «Вии», «Носе», «Мертвых душах» и других текстах классика

Легенда 3. Гоголь очень любил лечиться

Вердикт: это правда (особенно он любил поговорить о болезнях).

Николай Гоголь. Рисунок Виталия Горяева. 1965 год © Виталий Горяев / РИА «Новости»

Гоголь был болезненным ребенком. Его одноклассник Василий Игнатьевич Любич-Романович так описывает приезд Гоголя в Нежинскую гимназию:

«Гоголь был привезен родными, обходившимися с ним как-то особенно нежно и жалостливо, точно с ребенком, страдающим какою-то тяж­кою неизлечимою болезнью. Он был не только закутан в различные свитки, шубы и одеяла, но просто-напросто закупорен. Когда его стали разоблачать, то долго не могли докопаться до тщедушного, крайне некрасивого и обезображенного золотухою мальчика. <…> Глаза его были обрамлены красным, золотушным ободком, щеки и весь нос покрыты красными же пятнами, а из ушей вытекала каплями материя. Поэтому уши его были крепко завязаны пестрым, цветным платком, придававшим его дряблой фигуре потешный вид»  М. Шевляков. Рассказы о Гоголе и Куколь­нике // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011..

В воспоминаниях куда более расположенного к Гоголю Александра Данилев­ского тот выглядит не лучше: «Лицо его было какое-то прозрачное. Он сильно страдал от золотухи; из ушей у него текло…»  В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. М., 1892.

С повязкой на ушах будет позднее вспоминать Гоголя Иван Тургенев, бывший его студентом в 1835 году: «На выпускном экзамене из своего предмета он <Гоголь> сидел, повязанный платком якобы от зубной боли…»  И. С. Тургенев. Литературные и житейские воспоминания. М., 2017.

Из Патриотического института, где Гоголь преподавал, он был уволен в 1835 году на том основании, что, «будучи одержим болезнию, может пробыть в отпуске весьма долгое время и тем поставит институт в затруднение…»  Документы о службе Гоголя в Патриотиче­ском институте благородных девиц // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011. (Надо заметить, что это было небезосновательное предположение: Гоголь так уже поступил в 1832 году.)

Своих болезней Гоголь не стеснялся, а, напротив, любил при случае на них пожаловаться. В одну из первых встреч с Аксаковым Гоголь счел нужным рассказать о том, что неизлечимо болен:

«Дорогой он <Гоголь> удивил меня тем, что начал жаловаться на свои болезни… и сказал даже, что болен неиз­лечимо. Смотря на него изум­ленными и недоверчивыми глазами, потому что он казался здоровым, я спросил его: „Да чем же вы больны?“ Он отвечал неопреде­ленно и ска­зал, что причина болезни его находится в кишках»  С. Т. Аксаков. История моего знакомства с Гоголем. М., 1960..

Пересказывая историю о том, как Пушкин подарил ему сюжет «Мертвых душ», Гоголь так передает аргументацию Пушкина, убеждавшего его начать писать роман: «Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано…»  Н. В. Гоголь. <Авторская исповедь> // Н. В. Гоголь.  Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 8. М.; Л., 1952. 

О том, сколько Гоголь говорил о своем здоровье, ярко свидетельствует реплика княжны Варвары Николаевны Репниной, вспоминавшей лето 1838 года, когда Гоголь жил на ее даче в Кастелламаре: «…Мы постоянно слышали, как он опи­сывает свои недуги; мы жили в его желудке»  П. И. Бартенев. Из воспоминаний княжны В. Н. Репниной о Гоголе // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.. 

В этих рассказах о здоровье могли появляться самые фантастические (как всегда у Гоголя) подробности. Вот что поэт Николай Михайлович Языков, лично познакомившийся с Гоголем в 1839 году в немецком городке Ганау и впоследствии ставший его близким другом, пишет брату 19 сентября 1841 года:

«Гоголь рассказывал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественном положении желудка. Его будто бы осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок — вверх ногами!»  В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897..

Гоголь не только много рассказывал о своих болезнях, но часто и увлеченно лечился. Сестра писателя Ольга Васильевна вспоминает об этом так:

«Он был мнителен: не расхвораться бы; часто лечился. Просил меня делать ему целеб­ные настойки. Мы ходили с братом в степь, и он ука­зывал мне там целебные травы, о которых, впрочем, он и сам знал мало… Указывал желтенькие цветочки, похожие на пуговки, а листья, как у рябины, и говорил: „Это рябинка, полезная трава… Ты сделай мне из нее настойку“»  А. Н. Мошин. Васильевка // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011..

Объясняя матери свой внезапный отъезд за границу в 1827 году, Гоголь пишет ей:

«Я, кажется, и забыл объявить вам главной причины, заставившей меня именно ехать в Любек. Во все почти время весны и лета в Петербурге я был болен; теперь хотя и здоров, но у меня высыпала по всему лицу и рукам большая сыпь. Доктора сказали, что это следствие золотухи… и присудили пользоваться водами в Травемунде, в небольшом городке, в 18 верстах от Любека…»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940. 

Лечение — одно из многих оснований для отъезда; трудно сказать, главное ли, но, несомненно, правдивое. В своих поездках по России и Европе Гоголь будет обязательно посещать местных врачей и лечиться какими-нибудь местными водами. В его письмах можно найти множество подробных рассказов о лече­нии, а также медицинских советов другим людям. Приведем здесь одну восторженную рекомендацию. В отправленном из Рима в 1839 году письме Гоголь советует своей бывшей ученице Марии Петровне Балабиной испро­бовать метод Винценца Присница, рассказывает о собственном здоровье и кра­сочно описывает свое удовольствие от разговоров о здоровье:

«Я бы вам дал совет очень не хуже докторского. Знайте же: ваша болезнь излечима совер­шенно, и со мною согласны все те, которым я давал идею о вашей болезни. Вы должны лечиться холодною водою в Грефенберге. Слышали ли вы о чуде­сах, производимых там медиком, воспитанным одною натурою, без помощи медицинских академий, и проч. и проч.? <…> Но, клянусь, я сам, своими глазами видел такие чудеса… <…> Словом, послушайте слова истины и поезжайте. Кстати о здоровье и болезнях, если о них уже мы заговорили. Говорят, для больного нет большего наслаждения, как встретиться тоже с боль­ным и наговориться с ним досыта о своих болезнях. Они говорят об этом с таким наслаждением, с каким говорят только обжоры о съе­денных ими блюдах. Итак, вследствие этого, скажу вам о своем тоже здоровьи. Здоровье мое non vale un fico  Ни шиша не стоит (итал.)., как говорят итальян­цы, — хуже нынеш­ней русской литературы, о которой вы мне доставили в вашем письме известия»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 11. М.; Л., 1952..

Легенда 4. Гоголь любил шить и вязать

Вердикт: это правда.

Сувенирный наперсток «Н. В. Гоголь» © Лавка подарков / lavka-podarkov.ru

Многие не связанные друг с другом мемуаристы вспоминают Гоголя за шить­ем, вязанием и вышиванием. Литературный критик и мемуарист Павел Василь­евич Анненков, вспоминая о лете 1841 года в Риме, где он жил в одной квартире с Гоголем и переписывал под его диктовку первый том «Мертвых душ», расска­зывает:

«Вообще у Гоголя была некоторая страсть к рукодельям: с приближе­нием лета он начинал выкраивать для себя шейные платки из кисеи и батиста, подпускать жилеты на несколько линий ниже и проч., и занимался этим делом весьма серьезно. Я заставал его перед столом с ножницами и другими портняж­ными матерьялами, в сильной задумчивости»  П. В. Анненков. Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года // П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., 1983..

Сам Гоголь упоминает свои познания в ремеслах как возможное средство про­питания, когда в 1828 году перед отъездом в Петербург из родной Васильевки уверяет своего двоюродного дядю Петра Петровича Косяровского в том, что не пропадет в столице. И ремесло портного в этом списке указано первым: «…вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кой-какие ремесла. Хороший портной, недурно раскрашиваю стены алфрескою живописью, работаю на кух­не и много кой-чего уже разумею из поваренного искусства; вы думаете, что я шучу, спросите нарочно у маминьки…»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.

Зарабатывать деньги шитьем Гоголю не пришлось, и это занятие осталось домашним и очень любимым увлечением. Этой своей страсти он, судя по все­му, несколько стеснялся, о чем свидетельствуют воспоминания детей историка Михаила Петровича Погодина, в доме которого в Москве подолгу жил Гоголь. Дочь Александра упоминала о том, что «Гоголь любил вышивать по канве, но об этом никому не говорил и скрывал это от посторонних»  Гоголь в воспоминаниях А. М. Зедергольм (рожденной Погодиной) // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012., а сыну Пого­дина Дмитрию вообще хорошо досталось от Гоголя за просьбу связать ему чулки:

«Странно было видеть нам, детям, что гениальный русский писатель, каким считали у нас в доме Гоголя, мог проводить за вязаньем по целым утрам на спицах разных шерстяных вещиц, как то: ермолок, шар­фиков и других без­де­лушек, или же за вырезыванием из древесных сучьев дудочек. У меня долго хранилась подаренная им мне дудочка, но когда я однажды попросил его свя­зать мне шерстяные чулки, он рассердился и надрал мне уши»  П. К. Мартьянов. Гг. Погодины и газета «Жизнь» // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012..

Легенда 5. Гоголь любил гоголь-моголь

Вердикт: скорее всего, это правда.

Обед у Собакевича. Черная акварель Петра Соколова к поэме Николая Гоголя «Мертвые души». Начало 1890-х годов Государственная Третьяковская галерея

В 1893 году в журнале «Исторический вестник» был опубликован следующий мемуар: «Из наиболее любимых Гоголем кушаний было козье молоко, которое он варил сам особым способом, прибавляя туда рому (последний он возил с собой во флаконе). Эту стряпню он называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: „Гоголь любит гоголь-моголь“»  К. П. Ободовский. Рассказы о Гоголе // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.. Напечатанный в самом конце XIX века материал представлял собой пересказ истории, услышанной от гого­левского знакомого Ивана Федоровича Золотарева в 1870-е годы  Подробнее об этом малоизвестном, но любопытном человеке можно прочитать в: Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 2: На вершине. 1835–1845. М., 2012..  Гоголь и Золотарев жили в одной квартире в Риме в 1837 и 1838 годах — речь тут идет как раз о событиях этого времени. Это единственное упоминание о том, что Гоголь любил гоголь-моголь, и доверять ему полностью мы вряд ли можем. Кроме того, козье молоко с ромом — это не гоголь-моголь. Широко известно воспоминание Ивана Пущина, друга и однокашника Пушкина по Царскосель­скому лицею, о том, как поэт готовил гоголь-моголь: «Я <т. е. Пущин> достал бутылку рому, добыли яиц, натолкли сахару — и началась работа у кипящего самовара»  И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., 1989.. Это как раз правильный рецепт. 

Если же говорить о гастрономических пристрастиях Гоголя, то мы точно знаем, что он очень любил макароны (и вообще поесть). «Большой лакомка, он очень любил некоторые блюда, свои, малороссийские, и макароны, которые умел приготовлять сам, как самый искусный неаполитанец», — вспоминала Александра Осиповна Смирнова-Россет, фрейлина и знаменитая красавица того времени  В. П. Горленко. Воспоминания г-жи Смир­новой о Гоголе // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.. Михаил Петрович Погодин, посетивший Гоголя в Риме в 1839 году, вспоминает об их совместных итальянских обедах как о настоящих священнодействиях:

«Он садится за стол и приказывает: макарон, сыру, масла, уксусу, сахару, горчицы, равиоли, броккали… Мальчуганы начинают бегать и носить к нему то то, то другое. Гоголь, с сияющим лицом, принимает все из их рук за столом, в полном удовольствии, и распоряжается: рас­кладывает перед собой все припасы, — груды перед ним возвышаются всякой зелени, куча стклянок со светлыми жидкостями, все в цветах, лаврах и миртах. Вот прино­сятся макароны в чашке, открывается крышка, пар повалил оттуда клубом. Гоголь бросает масло, которое тотчас расплывается, посыпает сыром, стано­вится в позу, как жрец, готовящийся совершать жертвоприношение, берет ножик и начинает разрезывать…»  М. П. Погодин. Отрывок из записок. О жизни в Риме с Гоголем и Шевыревым в 1839 году // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, пере­писке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.

Легенда 6. Гоголь переживал из-за длинного носа

Вердикт: скорее всего, это неправда.

Портрет Николая Гоголя. Картина Федора Моллера. 1840-е годы Государственная Третьяковская галерея

Только ленивый ничего не сказал по поводу гоголевского носа. Воспоминания современников полны упоминаний о носе как самой характерной черте внеш­ности писателя — нейтральных, ироничных и неприязненных.

Например, Лев Иванович Арнольди, дядя Смирновой-Россет, сдержанно кон­ста­тирует этот факт: «Ровно в 6 часов вошел в комнату человек маленького роста с длинными белокурыми волосами, причесанными a la moujik  То есть по-мужицки, а-ля мужик (искаж. франц.). , малень­кими карими глазками и необыкновенно длинным и тонким птичьим носом. Это был Гоголь!»  Л. И. Арнольди. Мое знакомство с Гоголем // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, пере­писке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.

Однако чаще острый и длинный нос упоминается в контексте общего неблаго­приятного впечатления от внешности Гоголя. Например, в воспо­минаниях Ивана Сергеевича Тургенева: «Длинный, заостренный нос придавал физионо­мии Гоголя нечто хитрое, лисье; невыгодное впечатление произво­дили также его одутловатые, мягкие губы под остриженными усами: в их неопределенных очертаниях выражались — так, по крайней мере, мне показа­лось — темные стороны его характера…»  И. С. Тургенев. Литературные и житейские воспоминания. М., 2017. 

Некоторые даже пугались: «Но, боже мой, что за длинный, острый, птичий нос был у него! Я не мог на него прямо смотреть, особенно вблизи, думая: вот клюнет, и глаз вон. Вот почему на лекциях его я всегда садился сбоку, чтобы не подвергнуться такому мнимому впечатлению»  Очерки и воспоминания Н. М. Колмакова // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, пере­писке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011..

И таких некомплиментарных отзывов очень много. Стеснялся ли Гоголь своего носа? Некоторые мемуаристы утверждают, что да:

«О портрете работы Моллера слышал я, что он заказан был Гоголем для отсылки в Малороссию… Гоголь, по-видимому, думал тогда, как бы сняться покрасивее; надел сюртук, в каком никогда его не видали ни прежде, ни после; растянул по жилету невероятную бисерную цепочку; сел прямо, может быть для того, чтоб спрятать от потомков сколь возможно более свой длинный нос, который, впрочем, был не особенно длинен»  Я. В. Берг. Воспоминания о Н. В. Гоголе. 1848–­­1852 // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013..

Впрочем, это поздние (опубликованы в 1872 году) воспоминания человека, не принадлежавшего к ближайшему кругу общения Гоголя.

Если судить по записи, сделанной Гоголем в альбом своей московской знакомой Елизавете Григорьевне Чертковой в конце мая 1839 года перед ее отъездом из Рима в Москву, он точно считал свой нос смешным:

«Наша дружба священна. Она началась на дне тавлинки   Тавлинка — плоская табакерка из бересты.. Там встретились наши носы и почувствовали братское расположение друг к другу, несмотря на видимое несходство их характеров. В самом деле: ваш — красивый, щегольской, с весьма приятною выгнутою линиею; а мой решительно птичий, остроконечный и длинный, как Браун, могущий наведываться лично, без посредства пальцев, в самые мелкие табакерки (разумеется, если не будет оттуда отражен щелчком) — какая страшная разница! только между городом Римом и городом Клином может существовать подобная разница. Впрочем, несмотря на смешную физиономию  Курсив мой (Е. Ш.)., мой нос очень добрая скотина…»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 9. М.; Л., 1952.

Вероятнее всего, причиной мифа о том, что Гоголь стеснялся своего носа, послужили не факты, а тексты Гоголя, действительно удивляющие исклю­чительным вниманием к носам  «…Нос лейтмотивом проходит через его сочинения: трудно найти другого писателя, который с таким смаком описывал бы запахи, чиханье и храп. <…> Нюханье табака пре­вращается в целую оргию. Знакомство с Чичиковым в „Мертвых душах“ сопро­вождается трубным гласом, который он издает, сморкаясь. Из носов течет, носы дергаются, с носами любовно или неучтиво обращаются: пьяный пытается отпилить другому нос; обитатели Луны (как обнару­живает сумасшедший) — Носы» (В. В. Набо­ков. Лекции по русской литературе. СПб., 2014)., сама форма гоголевского носа и манера общения писателя, о которой уже шла речь выше. 

 

Как написать петербургскую повесть Гоголя

11 советов автору «Носа» и «Шинели»

Легенда 7. Гоголь был плохим поэтом

Вердикт: это правда.

Обложка поэтического сборника «Ганц Кюхельгартен». Санкт-Петербург, 1829 год Государственная публичная историческая библиотека 

Первым опубликованным текстом Гоголя было именно стихотворение. Оно вышло без подписи в журнале «Сын отечества и Северный архив» за 1829 год, вскоре после приезда Гоголя в Санкт-Петербург. Называлось оно «Италия». Приведем здесь небольшой отрывок, чтобы составить представление об авторском стиле.

…Земля любви и море чарований!
Блистательный мирской пустыни сад!
Тот сад, где в облаке мечтаний
Еще живут Рафаэль и Торкват!
Узрю ль тебя я, полный ожиданий?
Душа в лучах, и думы говорят,
Меня влечет и жжет твое дыханье, —
Я в небесах, весь звук и трепетанье!..

Гоголь очень торопился опубликовать это стихотворение и возлагал серьезные надежды на свое творчество, которое на тот момент было преимущественно стихотворным. Этих текстов сохранилось очень мало. Соученик Гоголя по Нежинской гимназии Александр Данилевский вспоминал, что «сначала он [Гоголь] писал стихи и думал, что поэзия — его призвание»  В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. М., 1892.. О том же говорит и сам Гоголь в «Авторской исповеди»  «Авторская исповедь», над которой Гоголь работал в 1847 году, является откликом на ту волну критики, которую вызвала публикация «Выбранных мест из переписки с друзьями» в начале того же года. Эта статья не публи­ковалась при жизни Гоголя и не имеет авторского названия. Заглавие «Авторская исповедь» придумано ее первым публи­катором Степаном Петровичем Шевыревым, издавшим ее в 1855 году вместе с сохра­нившимися главами второго тома «Мертвых душ».: «Первые мои опыты, первые упражненья в сочиненьях, к которым я получил навык в последнее время пребыванья моего в школе, были почти все в лирическом и сурьезном роде»  Н. В. Гоголь. <Авторская исповедь> // Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 8. М.; Л., 1952..

Впрочем, славу из рук вон плохого поэта явно создали не школьные стихи. В июне 1829 года Гоголь издает под псевдонимом В. Алов поэму («идиллию в картинах») «Ганц Кюхельгартен». Первые отзывы на нее очень неблаго­склонны. Издатель «Московского телеграфа» Николай Алексеевич Полевой пишет в своем журнале:

«Издатель сей книжки говорит, что сочинение г-на Алова не было предназначено для печати, но что важные для одного автора причины побудили его переменить свое намерение. Мы думаем, что еще важнейшие причины имел он не издавать своей идиллии. Достоинство следующих пяти стихов укажет на одну из сих причин: 

Мне лютые дела не новость, 
Но дьявола отрекся я, 
И остальная жизнь моя —
Заплата малая моя — 
За прежней жизни злую повесть… 

Заплатою таких стихов должно бы быть сбережение оных под спудом»  Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 1: Начало. 1809­­–1835. М., 2012..

Рецензия «Северной пчелы» звучит не лучше: «В „Ганце Кюхельгартене“ столь много несообразностей, картины часто так чудовищны и авторская смелость в поэтических украшениях, в слоге и даже в стихосложении так безотчетлива, что свет ничего бы не потерял, когда бы сия попытка юного таланта залежа­лась под спудом»  Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 1: Начало. 1809­­–1835. М., 2012..

Были и другие, более положительные отзывы  Так, писатель Орест Михайлович Сомов в альманахе «Северные цветы» за 1830 год отозвался о поэме куда более благо­склонно: «В сочинителе виден талант, обещающий в нем будущего поэта. Если он станет прилежнее обдумывать свои произ­ведения и не станет спешить изданием их в свет тогда, когда они еще должны покоиться и укрепляться в силах под мла­ денческою пеленою, то, конечно, надежды доброжелательной критики не будут обма­ нуты» (Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 1: Начало. 1809­­–1835. М., 2012)., но Гоголь не стал дожида­ться — вместе со своим слугой Якимом он скупил и сжег все еще не проданные экземпляры. Но несмотря на то, что несчастный автор стихов сделал все, чтобы эта история оказалась навсегда забытой, после его смерти тот же Яким и быв­ший соученик писателя Николай Яковлевич Прокопович, живший с ним когда-то в одной квартире, рассказали о ней прессе  Г. Данилевский. Хуторок близ Диканьки // Московские ведомости. 1852. <П. А. Кулиш> Николай М. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и из его собст­венных писем. СПб., 1856.. Так возник миф о том, что «Ганц Кюхельгартен» был настолько плох, что его пришлось скупить и сжечь.

Легенда 8. Сюжет «Ревизора» придумал Пушкин и подарил Гоголю

Вердикт: это правда.

Пушкин и Гоголь. Картина Николая Алексеева (Сыромянского). До 1880 года Wikimedia Commons

Эта история преподносится как общеизвестный факт, хотя нам неизвестны письменные свидетельства, прямо говорящие о дарении сюжета. В уже по­смертно опубликованной «Авторской исповеди» Гоголь упоминает это мимо­ходом: «…И, в заключенье всего, <Пушкин> отдал мне свой собственный сюжет… Это был сюжет „Мертвых душ“. (Мысль „Ревизора“ принадлежит также ему)»  Н. В. Гоголь. <Авторская исповедь> // Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 8. М.; Л., 1952.. Сохранилось также письмо Гоголя, в котором он действительно выпрашивает у Пушкина сюжет для комедии: «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русской чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. <…> Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, будет смешнее чорта. Ради бога»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.. Это письмо было написано 7 октября 1835 года. Пушкин в это время находился в Михайловском; в Петербург он вернется только в конце октября. Что на это ответил Пушкин и ответил ли вообще — неизвестно. Зато известно, что уже в начале декабря Гоголь пишет Погодину, что у него есть готовая комедия для постановки на сцене, а в начале января читает «Ревизора» на вечере у Жуковского. Время, прошедшее с момента просьбы о сюжете до появления готового текста, фантастически, подозри­тельно короткое.

Что же до Пушкина, то он не упоминает о своем подарке нигде, но при этом пишет в дневнике, что Гоголь по его совету начал в 1834 году работать над историей русской критики (так и не осуществленной). Недостаток прямых свидетельств компенсируется мемуаристами, очень уверенно излагающими эту историю. Павел Анненков, первым опубликовавший процитированный выше фрагмент из «Авторской исповеди» в «Материалах для биографии А. С. Пуш­кина» (1854), особенно подчеркивает момент преемственности: «…По сознанию самого Гоголя, и „Ревизор“ и „Мертвые души“ принадлежали к вымыслам Пушкина». Спустя два года в своих воспоминаниях «Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года» он будет говорить о событии дарения как о хорошо известном факте: «Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль „Ревизора“ и „Мертвых душ“, но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако ж в кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: „С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя“». В историю входят якобы пушкинские реплики, но непонятно, откуда они известны Анненкову и к какому источнику он апеллирует. 

В мемуарах графа Владимира Александровича Соллогуба, опубликованных в 1865 году в «Русском архиве», история дополняется новыми подробностями. Там рассказывается о том, откуда этот сюжет взял сам Пушкин:

«Пушкин познакомился с Гоголем и рассказал ему про случай, бывший в г. Устюжне Новгородской губернии, о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей. Кроме того, Пушкин, сам будучи в Оренбурге, узнал, что о нем получена гр. В. А. Перов­ским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был осторожен, так как история пугачевского бунта была только предлогом, а поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно действия оренбургских чиновников. На этих двух данных задуман был „Ревизор“, коего Пушкин называл себя всегда крестным отцом»  В. А. Соллогуб. Из воспоминаний // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011..

Также издатель «Русского архива» Петр Бартенев публикует обширное и красочное анонимное свидетельство, рассказывающее в подробностях, как эта история произошла с Пушкиным, и еще более категорично высказывает мысль о том, что «Ревизор» — это его задумка:

«Из Нижнего Пушкин поехал прямо в Оренбург, где командовал его давнишний приятель гр<аф> Василий Алексеевич Перовский. Пушкин у него и остановился. Раз они долго сидели вечером. Поздно утром Пушкина разбудил страшный хохот. Он видит: стоит Перовский, держит письмо в руках и заливается хохотом. Дело в том, что он получил письмо от Б<утурлина> из Нижнего, содержания такого: „У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но, должно признать­ся, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами об пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное пору­чение собирать сведения о неисправностях. Вы знаете мое к вам расположение; я почел долгом вам посоветовать, чтоб вы были осторожнее, и пр.“. Тогда Пуш­кину пришла идея написать комедию: „Ревизор“. Он сообщил после об этом Гоголю, рассказывал несколько раз другим и собирался сам что-то написать в этом роде. (Слышано от самого Пушкина.)»  Там же. . 

Однако, как убедительно доказывает литературовед Олег Проскурин, эта удивительная история никак не могла случиться с Пушкиным, и вот почему. Пушкин был в Оренбурге две ночи. Первую он действительно провел в доме Перовского, но уже ранним утром был в Бердской слободе, где собирал сведе­ния о Пугачеве. До отъезда он успел написать письмо жене, где ни словом не упомянул эту комическую историю. Вторую же ночь он провел в доме Владимира Ивановича Даля, служившего тогда чиновником особых поручений при Перовском. В общем, не было такого позднего утра, когда Перовский мог разбудить Пушкина своим хохотом и рассказать интересующий нас анекдот. Не говоря уже о том, что Пушкин был в Оренбурге с понедельника по среду, а почта приходила в Оренбург в четверг  О. Проскурин. Путешествие Пушкина в Оренбург и генезис комедии «Ревизор» // М., 2008..

Сохранились воспоминания современников о вечере в доме Сергея Аксакова в конце октября 1851 года, где Гоголь рассказывал историю дарения сюжета «Ревизора». Ученый-славист Осип Максимович Бодянский записывает в дневнике 31 октября:

«…Гоголь… заметил, что первую идею к „Ревизору“ подал ему Пушкин, рассказав о Павле Петровиче Свиньине, как он в Бессара­бии выдавал себя за какого-то петербургского важного чиновника и, только зашедши уж далеко (стал было брать прошения от колодников), был останов­лен. „После слышал я, прибавил он, еще несколько подобных проделок, напр. о каком-то Волкове“»  Гоголь в дневниковых записях О. М. Бодянского 1849–1851 гг. // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013..

Платон Григорьевич Волков — петербургский литератор, с которым как раз и случилась упомянутая выше история в Устюжне, а история, пересказанная Пушкиным, произошла, согласно этому мемуару, с Павлом Петровичем Свиньиным, первым редактором «Отечественных записок».

Из всего сказанного выше понятно, что Гоголь не раз в той или иной форме упоминал о том, что идею «Ревизора» подал ему Пушкин. Cвет на эту таин­ственную историю проливает обнаруженный в начале XX века автограф Пушкина. Он нашелся среди бумаг, купленных Императорской публичной библиотекой за границей в 1910 году, и был впервые опубликован историком литературы Петром Осиповичем Морозовым в 1913-м. Автограф начинается словами: «[Свиньин] <зачеркнуто> Криспин приезжает в губернию…»  П. О. Морозов. Первая мысль «Ревизора» // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. СПб., 1913. Этот набросок стал свидетельством того, что Пушкин точно знал этот сюжет (причем именно как историю, случившуюся со Свиньиным) и собирался его разрабатывать (хотя, очевидно, не очень далеко продвинулся). 

 

7 секретов «Мертвых душ»

Парень с балалайкой, радужная косынка и другие детали, позволяющие понять, что имел в виду Гоголь

Легенда 9. Гоголь хотел жениться на графине Анне Виельгорской

Вердикт: это неизвестно.

Портрет Анны Михайловны Виельгорской. Картина неизвестного художника. 1850-е годыГосударственный Русский музей

Гоголь не был женат и, по замечанию историка литературы Алексея Нико­лаевича Веселовского, не испытал «ни одной сильной привязанности к жен­щине»  Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 1: Начало. 1809–1835. М., 2012.. Пожалуй, сватовство к Виельгорской (если оно и правда произо­шло) — единственное и удивительное исключение из этого правила. Анна Виельгорская — сестра Иосифа Виельгорского, адъютанта и соученика наследника престола Александра Николаевича. Иосиф Виельгорский умер в Риме от туберкулеза в 1839 году. Гоголь был очень близок с ним в последние полгода его жизни  Переживания этого периода описаны в неоконченном произведении Гоголя «Ночи на вилле». . Теплое общение Гоголя со всей семьей Виельгорских продолжилось и после смерти Иосифа. 

Впервые историю о том, что Гоголь сватался к Анне Виельгорской, озвучил биограф Гоголя Владимир Иванович Шенрок, опираясь на «категорические сообщения родственников Виельгорских», — сперва в статье «Н. В. Гоголь и Виельгорские в их переписке», вышедшей в 1889 году в «Вестнике Европы», а впоследствии в «Материалах для биографии Гоголя». Речь шла не об офи­циальном предложении, но о некоторых предварительных переговорах, которые велись через Алексея Владимировича Веневитинова, женатого на Аполлонии Михайловне Виельгорской, сестре Анны. Если верить Шенроку, Виельгорские, давно и много общавшиеся с Гоголем и восхищавшиеся им как писателем, сочли этот брак мезальянсом: «Виельгорские, при всем располо­жении к Гоголю, не только были поражены его предложением, но даже не могли объяснить себе, как могла явиться такая странная мысль у человека с таким необыкновенным умом»  В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897..

Родственникам Гоголя эта история показалась совершенно невозможной, а публикация ее — возмутительной. «…Меня также очень огорчил Шенрок, хотя еще не читала его статьи, но из его писем узнала и писала ему, что это сватовство невероятно! Возвратясь из Иерусалима, он не в таком был настрое­нии… Мне кажется, он не думал о женитьбе, всегда говорил, что он не способен к семейной жизни!» — пишет Анна Васильевна Гоголь Антонине Михайловне Черницкой, исследовательнице биографии писателя  Гоголь в письмах А. В. Гоголь к А. М. Черницкой // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011.. Или в другом письме к ней же: «…Пишет <Шенрок>, что ему предлагает Берг напи­сать статью: „Сва­товство Гоголя“! Я в негодовании, как ему могут это предла­гать! Берется писать его био­графию и совсем его не знает. Он не был сообщи­телен, тем более в та­ком деле, не рассказывал бы Веневи<тиновым> или кому бы то ни было; из его писем видно, что он желал, чтоб она вышла за Апраксина!»  Гоголь в письмах А. В. Гоголь к А. М. Черницкой // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011.

К аналогичным аргументам прибегает и современный противник гипотезы о сватовстве литературовед Владимир Алексеевич Воропаев. Во-первых, Гоголь многократно писал о том, что «теперь больше годится для монастыря, чем для жизни светской»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 11. М.; Л., 1952.. И действительно, эта история, казалось бы, противоречит всему, что мы знаем о Гоголе. Во-вторых, судя по многолетней переписке с Анной Виельгорской, Гоголь «мыслил себя [ее] духовным наставником и учи­телем»  В. А. Воропаев. Сватался ли Гоголь к графине Виельгорской? // Московский журнал. № 2. 1999. . Это в целом тоже справедливо. Даже Шенрок указывает на то, что лишь одно письмо (и то не прямо) свидетельствует о случившемся, то есть доказательств почти нет.

Что же это за письмо? Письмо очень неопределенное, «исполненное редкого трагического чувства» (по замечанию современного исследователя Юрия Владимировича Манна), полное намеков на нечто известное обоим адресатам, на нечто касающееся семейства Виельгорских и отношений Анны Виельгорской и Гоголя:

«…Я много выстра­дался с тех пор, как расстался с вами в Петербурге. Изныл весь душой, и состоянье мое так было тяжело, так тяжело, как я не умею вам сказать. Оно было еще тяжелее оттого, что мне некому было его объяснить, не у кого было испросить совета или участия. Ближайшему другу я не мог его поверить, потому что сюда замешались отношенья к вашему семейству; все же, что относится до вашего дома, для меня святыня. Грех вам, если вы станете продолжать сердиться на меня за то, что я окружил вас мутными облаками недоразумений. <…> Чем-нибудь да должен же я быть относительно вас: бог недаром сталкивает так чудно людей. Может быть, я должен быть не что другое в отношении <вас>, как верный пес, обязанный беречь в каком-нибудь углу имущество господина своего. Не сердитесь же; вы видите, что отношенья наши хотя и возмутились на время каким-то налетным возмущеньем, но все же они не таковы, чтобы глядеть на меня как на чужого человека»  Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 14. М.; Л., 1952..

Гипотеза о неудачном сватовстве как будто бы довольно удачно объясняет эти намеки, но тем не менее в письме не сказано ничего конкретного. Кроме того, оно не датировано — и это дополнительный аргумент против для Воропаева, датирующего письмо не весной 1850 года (как это принято), а маем 1849-го, таким образом отказывая ему в статусе последнего и прощального.

С другой стороны, Саймон Карлинский в своей книге «The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol» совсем в другой перспективе доказывает несостоятельность этой легенды. Он указывает на чрезмерность реакции семейства Виельгорских: все семейство прервало общение с Гоголем. Карлинский, интерпретирующий творчество и жизнь Гоголя в свете теории о его подавленной гомосексуаль­ности, высказывает предположение, что драматическим моментом, повлекшим разрыв со всем семейством Виельгорских, была каким-то образом открывшаяся правда о гомосексуальной подоплеке связи Гоголя и покойного Иосифа Виель­гор­ского. Легенда же о сватовстве могла быть придумана, чтобы дать этому разрыву приемлемое объяснение.

Легенда 10. Гоголь страдал депрессиями и психическими заболеваниями и из-за этого умер

Вердикт: скорее всего, это правда.

Николай Васильевич Гоголь и отец Матвей. Рисунок Ильи Репина. 1909 годГосударственный Русский музей

Слухи о сумасшествии Гоголя распространились еще при его жизни — так современники, в том числе и близкие писателю люди, объясняли несимпа­тичный им религиозный перелом в его духовной жизни и творчестве, публич­но выразившийся в публикации «Выбранных мест из переписки с друзья­ми». «Если б я не имел утешения думать, что он на некоторых предметах помешал­ся, то жестким бы словом я назвал его. Я вижу в Гоголе добычу сатанинской гордости, а не христианское смирение», — пишет Сергей Аксаков сыну Ивану в январе 1847 года  Из писем С. Т. Аксакова // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.. А вот что пишет литературный критик Василий Петрович Боткин: «Можете представить себе, какое странное впечатление произвела здесь книга Гоголя; но замечательно также и то, что все журналы отозвались о ней как о произведении больного и полупомешанного человека…»  Из писем В. П. Боткина // Гоголь в воспо­минаниях, дневниках, переписке совре­менников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.

Впоследствии мысль о сумасшествии Гоголя станет общим местом и будет сопряжена с оценкой его творчества или его религиозности. Что же говорили врачи? Одним из ключевых источников сведений о последних днях Гоголя являются воспоминания Алексея Терентьевича Тарасенкова. Он, врач и сви­детель происходящего, не берется ставить однозначный диагноз. Тарасенков пишет о сложной природе болезни Гоголя и о духовной составляющей, лежа­щей в ее основе, но уверенно отвергает ряд возможных причин, в том числе и сумасшествие. Поразительно, но многие сделали из его текста выводы прямо противоположные, и Тарасенков был вынужден писать дополнительные объяснения и опровержения.

К спору о психическом здоровье Гоголя исследователи будут возвращаться снова и снова, ведь многое так и оставалось необъясненным. Так, Владимир Шенрок пишет в своем труде «Материалы для биографии Гоголя»:

«Последнее десятилетие жизни Гоголя представляет печальную картину медленного, но тяжелого и упорного процесса физического разрушения наряду с явным упадком таланта и болезненным напряжением религиозного экстаза. Нелепо было бы повторять избитую легенду о сумасшествии Гоголя, так долго держав­шуюся в публике, но нельзя в то же время отрицать несомненное нарушение в нем за последние годы, в связи с физическим расстройством, и душевного равновесия».

Нелепо повторять, но и невозможно отрицать.

В XX веке к вопросу обратились профессиональные психиатры, пытавшиеся поставить диагноз в парадигме современной науки. Первой работой в этом ключе был доклад «Болезнь и смерть Гоголя» Николая Николаевича Баженова, который на основании доступных биографических материалов делал вывод о том, что Гоголь «в течение всей второй половины своей жизни страдал той формой душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодиче­ского психоза, в форме так называемой периодической меланхолии». Этот диагноз не будет однозначно принят коллегами Баженова. Будут те, кто согласится с его направлением мысли (Владимир Федорович Чиж), будут и противники (Григорий Яковлевич Трошин), но очень важно, что перед нами профессиональное мнение, а не расплывчатое обвинение в сумасшествии скорее морального, чем медицинского толка.

Крупный психиатр середины XX века Дмитрий Евгеньевич Мелехов не взялся однозначно ставить диагноз ввиду недостатка информации, но все же не сом­невался в том, что речь идет о психическом заболевании:

«Болезнь и смерть Гоголя — типичный случай, когда врачи еще не умели распознавать это заболе­вание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник тоже не знал биологических законов развития этого заболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте широкого горизонта чело­веческой личности, единства в ней биологического, психоло­гического и духов­ного в их сложных взаимоотношениях. Таковы результаты недоста­точной компетентности врачебного и (позволим себе сказать) духов­ного диагноза, которые в наше время уже непростительны: избежать их в таких случаях можно только объединенными усилиями врача и духовника, верую­щий больной нуждается в помощи их обоих»  Д. Е. Мелехов. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М., 2011..

Впрочем, и его исследование не положило конец разговорам о том, был ли Гоголь болен  См. возражения в работе современного гоголеведа: В. А. Воропаев. «Да будет воля Твоя…» О причинах смерти Н. В. Гоголя // Культурно-семиотическое пространство русской словесности: история развития и перспективы изучения. С. 9–20. М., 2017. . 

Легенда 11. Гоголь сжег второй том «Мертвых душ» случайно 

Вердикт: это неизвестно.

Николай Гоголь сжигает второй том «Мертвых душ». Картина Ильи Репина. 1909 годГосударственная Третьяковская галерея

Сведения о том, что Гоголь не собирался сжигать второй том «Мертвых душ», а уничтожил его по ошибке, восходят к свидетельству графа Александра Петро­вича Толстого, у которого перед смертью жил Гоголь. В некрологе Михаила Погодина «Кончина Гоголя» рассказывается, что наутро Гоголь сказал Толсто­му: «Вообразите, как силен злой дух! Я хотел сжечь бумаги, давно уже на то опре­деленные, а сжег главы „Мертвых душ“, которые хотел оставить друзьям на память после своей смерти»  М. П. Погодин. Кончина Гоголя // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.. Та же подробность упоминается и в воспоминаниях Тарасенкова:

«…он долго еще сидел, задумавшись, потом заплакал и велел пригласить к себе графа. Когда тот вошел, он показал ему догорающие листы бумаг и с горестью сказал: „Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все! Как лукавый силен — вот он к чему меня подвигнул! А я было там много дельного уяснил и изложил. Это был венец моей работы; из него могли бы все понять и то, что неясно у меня было в прежних сочинениях…“»  А. Т. Тарасенков. Последние дни жизни Гоголя // Н. В. Гоголь в воспоминаниях современ­ников. М., 1952. 

Известно, что Толстой сомневался в том, следовало ли публиковать упоми­нание о злом духе:

«Это сказано было мне одному без свидетелей: я мог бы об этом не говорить никому, и, вероятно, сам покойный не пожелал бы сказать это всем. Публика не духовник, и что поймет она об такой душе, которую и мы, близкие, не разгадали. Вот и еще замечание: последние строки портят всю трогательность рассказа о сожжении бумаг»  Свидетельства о Гоголе графов А. П. и И. П. Толстых и графини А. Г. Толстой (рожденной княжны Грузинской) // Гоголь в воспомина­ниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013..

Впоследствии филолог Василий Васильевич Гиппиус, склонный верить в то, что второй том был уничтожен случайно, писал, что публике нужен трога­тель­ный рассказ, поэтому все предпочитают верить в то, что Гоголь созна­тельно уничтожил рукопись. Дискутировал Гиппиус с точкой зрения другого историка литературы — Николая Саввича Тихонравова, который считал сож­жение рукописи осознанным поступком. Аналогичным образом интерпрети­рует уничтожение рукописи Манн, а именно как «результат психической и душевной деятельности художника», а не «дело случая»  Ю. В. Манн. В поисках живой души. М., 1987.. 

Что же нам известно помимо реплики Гоголя, пересказанной Толстым? Что служит дополнительным аргументом в этом споре? Единственным непосредст­венным свидетелем сожжения Гоголем второго тома был его слуга Семен. И в его рассказе (известном нам, естественно, тоже лишь в пересказах) пытают­ся найти подтверждение или опровержение того, что Гоголь сжег рукопись случайно. Вот как пересказывает этот рассказ Погодин:

«Ночью во вторник он долго молился один в своей комнате. В три часа призвал своего мальчика и спросил его, тепло ли в другой половине его покоев. „Свежо“, — отвечал тот. „Дай мне плащ, пойдем: мне нужно там распорядиться“. И он пошел с свечой в руках, крестясь во всякой ком­нате, через которую проходил. Пришел, велел открыть трубу как можно тише, чтоб никого не разбудить, и потом подать из шкафа портфель. Когда портфель был принесен, он вынул оттуда связку… Мальчик, догадавшись, упал перед ним на колени и сказал: „Барин, что вы это, перестаньте!“ „Не твое дело“, — отвечал он, молясь. Мальчик начал плакать и просить его. Между тем огонь погасал, после того как обго­рели углы у тетрадей. Он заметил это, вынул связку из печки, развязал тесемку и уложил листы так, чтобы легче было приняться огню, зажег опять и сел на стуле перед огнем, ожидая, пока все сгорит и истлеет. Тогда он, перекрестясь, воротился в прежнюю свою комнату, поцеловал мальчика, лег на диван и заплакал»  М. П. Погодин. Кончина Гоголя // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012..

Юрий Манн пишет, что «ненужные бумаги так не уничтожают»  Ю. В. Манн. Гоголь. Кн. 3: Завершение пути. 1845–1852. М., 2013., и это звучит убедительно. Гиппиус обращает внимание на другие подробности: тетради были перевязаны тесемкой, и Гоголь не видел, что он жжет. И это тоже убеди­тель­но. При этом и то и другое — некая психологическая реконструкция на ос­но­вании одного и того же текста. 

По Гиппиусу, признание Гоголя в том, что он случайно сжег рукопись, заслу­живает доверия, потому что оно не опровергнуто никакими фактами. Смущает лишь то, что знаем мы о нем из третьих уст (Гоголь сказал Толстому, Толстой пересказал Погодину, а тот уже напечатал) и смысл его мог исказиться в пере­сказах.

В аргументации Манна привлекает мысль о том, что произошедшее должно быть осмыслено «исходя из общей логики гоголевской творческой судьбы и ее трагического финала»  Ю. В. Манн. Указ. соч.. Например, мы точно знаем, что Гоголь много­кратно сжигал свои тексты, сочтя их несовершенными. В том числе второй том «Мертвых душ» в 1845 году (а также трагедию из истории Запорожской Сечи, потому что Жуковский задремал при ее чтении, повесть «Братья Твердисла­вичи», написанную еще в гимназии; уже упоминавшуюся поэму «Ганц Кюхель­гартен»). Постфактум рассуждая о неудаче «Выбранных мест…», Гоголь гово­рил, что лучше бы он их сжег: «…Если б можно было воротить назад сказанное, я сжег бы и уничтожил свою переписку с друзьями»  А. И. Урусов. Заметки о М. С. Щепкине // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.. Таким образом, сжигая перед смертью второй том «Мертвых душ», Гоголь поступил вполне обычно  На это обратил внимание Гоголя Лев Толстой: «„Это хороший признак — и прежде вы сжигали все, а потом выходило еще лучше; значит, и теперь это не перед смертью“. Гоголь при этих словах стал как бы ожив­ляться; граф продолжал: „Ведь вы можете все припомнить?“ — „Да, — отвечал Гоголь, положив руку на лоб, — могу, могу: у меня все в голове“. После этого он, по-видимому, сделался спокойнее, перестал плакать» (Цит. по: А. Т. Тарасенков. Последние дни жизни Гоголя // Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М., 1952)., и лишь трагедия его смерти заставляет нас взглянуть на это событие по-друго­му.

Легенда 12. Гоголь боялся, что его похоронят заживо, и так и произошло

Вердикт: это очень маловероятно.

Посмертная маска Николая Гоголя, снятая Николаем Рамазановым в 1852 году © Дом Н. В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека / ТАСС / Diomedia

Гоголь действительно боялся, что его похоронят заживо, и упомянул об этом в первом пункте своего «Завещания», опубликованного им при жизни в самом начале «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847):

«Завещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться… Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности».

Завещание это было живо в памяти многих к моменту смерти Гоголя. Скульп­тор Николай Александрович Рамазанов свидетельствует, что действи­тельно видел следы разложения на лице Гоголя, прежде чем стал снимать маску:

«Улыбка рта и не совсем закрытый правый глаз его породили во мне мысль о летаргическом сне, так что я не вдруг решился снять маску; но при­готовлен­ный гроб, в который должны были положить в тот же вечер, его тело, наконец, беспрестанно прибывавшая толпа желавших проститься с дорогим покойни­ком заставили меня и моего старика, указывавшего на следы разрушения, поспешить снятием маски…»  Н. Рамазанов. Московская городская хроника. Художественные известия // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.

Толчком для распространения слухов о том, что Гоголя похоронили живым, было состоявшееся 31 мая 1931 года перезахоронение его праха с кладбища Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Источником их, судя по всему, был присутствовавший при эксгумации писатель Владимир Германович Лидин. Рассказ его существует в двух вариациях. Первая версия — пересказ устных свидетельств Лидина. Там утверждается, что скелет лежал в гробу в неестественной позе, в частности череп его был повернут набок (знак того, что Гоголя все же похоронили живым). Вторая версия — опубликованные в 1991 году воспоминания Лидина. В них эксгумация описывается иначе:

«Вот что представлял собой прах Гоголя: черепа в гробу не оказалось, и останки Гоголя начинались с шейных позвонков… <…> Когда и при каких обстоятель­ствах исчез череп Гоголя, остается загадкой. При начале вскрытия могилы, на малой глубине, значительно выше склепа с замурованным гробом, был обнаружен череп, но археологи признали его принадлежавшим молодому человеку»  В. Г. Лидин. Перенесение праха Н. В. Гоголя // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. М., 1994..

Как возникли различия между двумя этими версиями — непонятно. То ли рассказы Лидина действительно разнились, то ли смысл его рассказа исказился при пересказе. История об отсутствующем черепе сопровождается красочной легендой в пересказе того же Лидина:

«Мне пришлось впоследствии слышать такую легенду: в 1909 году, когда при установке памятника Гоголю на Пре­чистен­­ском бульваре в Москве производилась реставрация могилы Гоголя, Бахрушин подговорил будто бы монахов Данилова монастыря добыть для него череп Гоголя и что, действительно, в Бахрушинском театральном музее в Москве имеются три неизвестно кому принадлежащие черепа: один из них по предположению — череп Щепкина, другой — Гоголя, о третьем ничего не известно»  В. Г. Лидин. Указ. соч.. 

Воспоминания Натальи Петровны Сытиной, дочери историка Петра Василь­евича Сытина, также присутствовавшей на эксгумации, опровергают неко­торые подробности мемуара Лидина, в частности наличие хорошо сохранив­шегося гроба: «Гроба как такового не было, и известью ничего не было залито. Археологи с трудом своими инструментами расчищали распавшийся скелет»  Опубликовано в: С. Шокарев, Д. Ястржемб­ский. Тайна головы Гоголя // Гоголь в Москве. М., 2011..

В общем, легенда о похищенной голове Гоголя остается в сфере догадок  Так, например, в статье Шокарева и Ястр­жембского высказывается следующая гипотеза: «Письменной записи нет, но устно Н. П. Сытина передавала, что впоследствии именно этот череп, первоначально отбро­шенный в сторону, был сочтен гоголевским и захоронен вместе со скелетом. К сожа­лению, эта версия не имеет твердых доказательств, однако как объяснение „загадке головы Гоголя“ она более правдоподобна, нежели кощунственное вскрытие могилы, тайно произведенное монахами одного из самых известных московских монастырей»., но звучит очень сомнительно. Легенду же о том, что Гоголя похоронили жи­вым, также следует признать маловероятной. К этой мысли подводят и свиде­тельства Рамазанова, и то, что за болезнью Гоголя наблюдал целый консилиум врачей. Тарасенков (в уже упоминавшейся работе «Последние дни жизни Гоголя») без малейшего сомнения пишет: «В десятом часу утра в четверг 21 февраля 1852 года я спешу приехать ранее консультантов, которые назна­чили быть в десять (а Овер в 1 час), но уже нашел не Гоголя, а труп его».

еще на фактчек:

 

Самые популярные легенды о Екатерине II

Спала с конем? Продала Аляску? Была немецкой шпионкой?

 

Самые популярные легенды о Петре I

Убил сына? Рубил бороды топором? Был подменен в младенчестве?

 

Самые популярные легенды о Юлии Цезаре

Он что, правда пришел, увидел и победил?

 

Самые популярные легенды о кардинале Ришелье

Был влюблен в Анну Австрийскую? Носил только красное?

 

Самые популярные легенды о Ленине

Кудрявый в валенках? На броневике? Ел чернильницы? Гриб?

Изображения: Портрет Николая Гоголя. Картина неизвестного художника. 1849 год
© Музей-заповедник «Абрамцево» / Diomedia

Источники и литература

  • Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина.

    М., 1984.

  • Вересаев В. Гоголь в жизни.

    Харьков, 1990.

  • Виноградов И. А. Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 т.

    М., 2011.

  • Воропаев В. А. Сватался ли Гоголь к графине Виельгорской?

    Московский журнал. № 2. С. 43–45. 1999.

  • Гиппиус В. В. Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники.

    М., 1991.

  • Гиппиус В. / Зеньковский В. Гоголь / Н. В. Гоголь.

    Л., 1994.

  • Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. В 14 т.

    М.; Л., 1937­–1952. 

  • Кошелев В. А. Пушкинская «мысль „Ревизора“».

    Литература (Первое сентября). № 14. 2005.

  • Лотман Ю. М. О «реализме» Гоголя.

    Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб., 1997.

  • Манн Ю. В. Гоголь. Кн. 1–3.

    М., 2012–2013. 

  • Манн Ю. В. В поисках живой души.

    М., 1987.

  • Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни.

    Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. М., 2011.

  • Проскурин О. Путешествие Пушкина в Оренбург и генезис комедии «Ревизор».

    М., 2008.

  • Сироткина И. Классики и психиатры: Психиатрия в российской культуре конца XIX — начала XX века.

    М., 2008.

  • Шокарев С.,  Ястржембский Д. Тайна головы Гоголя.

    Гоголь в Москве. М., 2011.

  • Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников.

    М., 1952.

  • Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol.

    Cambridge, 1976.

микрорубрики

Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года

Архив

Характер. Гоголь без глянца

Характер

Александра Осиповна Смирнова (урожд. Россет; 1810–1882), фрейлина императрицы, светская красавица, знакомая А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, мемуаристка:

Он упирался, как хохол, и чем больше просишь, тем сильнее он упирается.

Василий Игнатьевич Любич-Романович (1805–1888), поэт, переводчик, товарищ Гоголя по Нежинской гимназии:

Вообще Гоголь не любил подражать кому бы то ни было, ибо это была натура противоречий. Все, что казалось людям изящным, приличным, ему, напротив, представлялось безобразным, гривуазным. В обиходе своем он не любил симметрии, расставлял в комнате мебель не так, как у всех, напр., по стенам, у столов, а в углах и посредине комнаты; столы же ставил у печки и у кровати, точно в лазарете. Ходил он по улицам или по аллеям сада обыкновенно левой стороной, постоянно сталкиваясь с прохожими. Ему посылали вслед: «Невежа!» Но Гоголь обыкновенно этого не слышал, и всякие оскорбления для себя считал недосягаемыми, говоря: «Грязное к чистому не пристанет. Вот если бы я вас мазнул чем-нибудь, ну, тогда было бы, пожалуй, чувствительно». Прогуливаясь как-то по аллеям лицейского сада левой стороной, Гоголь толкнул плечом одного из воспитанников, за что тот сказал ему: «Дурак!» – «Ну, ты умный, – ответил Гоголь, – и оба мы соврали». Вообще он, бывая в обществе, ходил с опущенной головой и ни на кого не глядел. Это придавало ему вид человека, глубоко занятого чем-нибудь, или сурового субъекта, пренебрегавшего всеми людьми. Но в общем он вовсе не был зол. Так, он никогда не мог пройти мимо нищего, чтобы не подать ему, что мог, и всегда говорил ему: «Извините», если нечего было вложить тому в руку. <…>

Гоголь часто не договаривал того, что хотел сказать, опасаясь, что ему не поверят и что его истина останется непринятой. Из-за этого он получил прозвище «мертвой мысли», т. е. человека, с которым умрет все, что он создал, что думал, ибо он никогда не изрекал ни перед кем того, что мыслил. Скрытность эта сделала Гоголя застенчивым, молчаливым. Гоголь был молчалив даже в случаях его оскорбления. – «Отвечать на оскорбление? – говорил он. – Да кто это может сказать, что я его принял? Я считаю себя выше всяких оскорблений, не считаю себя заслуживающим оскорбления, а потому и не принимаю его на себя». Замкнутость в нем доходила до высшей степени. Кто другой мог бы перенести столько насмешек, сколько переносил их от нас Гоголь? Безропотно он также переносил и все выговоры начальства, касавшиеся его неряшества. Например, ему многократно ставилась на вид его бесприческа. Растрепанность головы Гоголя вошла у нас в общую насмешку. Голова у него едва ли когда причесывалась им; волосы с нее падали ему на лицо нерасчесанными прядями. Стричься он также не любил часто, как этого требовало от нас школьное начальство. Вообще Гоголь шел наперекор всем стихиям. Заставить его сделать что-нибудь такое, что делали другие воспитанники, было никак нельзя. – «Что я за попугай! – говорил он. – Я сам знаю, что мне нужно». Его оставляли в покое, «с предупреждением впредь этого не делать». Но он всегда делал так, как хотел.

Виктор Павлович Гаевский (1826–1888), историк литературы:

По словам одного из товарищей Гоголя, В. М. П-ки, жившего с ним несколько времени в Петербурге, не было человека скрытнее Гоголя: по словам его, он умел сообразить средство с целью, удачно выбрать средство и самым скрытным образом достигать цели.

Павел Васильевич Анненков:

Он любил показать себя в некоторой таинственной перспективе и скрыть от нее некоторые мелочи, которые особенно на нее действуют. Так, после издания «Вечеров», проезжая через Москву, где, между прочим, он был принят с большим почетом тамошними литераторами, он на заставе устроил дело так, чтоб прописаться и попасть в «Московские ведомости» не «коллежским регистратором», каковым был, а «коллежским асессором». – Это надо… – говорил он приятелю, его сопровождавшему.

Сергей Тимофеевич Аксаков:

Разговаривая очень приятно, Константин сделал Гоголю вопрос самый естественный, но, конечно, слишком часто повторяемый всеми при встрече с писателем: «Что вы нам привезли, Николай Васильевич?» – и Гоголь вдруг очень сухо и с неудовольствием отвечал: «Ничего». Подобные вопросы были всегда ему очень неприятны; он особенно любил содержать в секрете то, чем занимался, и терпеть не мог, если хотели его нарушить.

Алексей Дмитриевич Галахов (1807–1892), историк литературы, литературный критик, журналист, мемуарист, составитель популярной хрестоматии по истории русской литературы:

Гоголь жил у Погодина, занимаясь, как он говорил, вторым томом «Мертвых душ». Щепкин почти ежедневно отправлялся на беседу с ним (ведь они оба были хохлы). Раз, – говорит он, – прихожу к нему и вижу, что он сидит за письменным столом такой веселый. – «Как ваше здравие? Заметно, что вы в хорошем расположении духа». – «Ты угадал; поздравь меня: кончил работу». Щепкин от удовольствия чуть не пустился впляс и на все лады начал поздравлять автора. Прощаясь, Гоголь спрашивает Щепкина: «Ты где сегодня обедаешь?» – «У Аксаковых». – «Прекрасно: и я там же». Когда они сошлись в доме Аксакова, Щепкин, перед обедом, обращаясь к присутствовавшим, говорит: «Поздравьте Николая Васильевича». – «С чем?» – «Он кончил вторую часть „Мертвых душ“». Гоголь вдруг вскакивает: «Что за вздор! от кого ты это слышал?» – Щепкин пришел в изумление: «Да от вас самих; сегодня утром вы мне сказали». – «Что ты, любезный, перекрестись: ты, верно, белены объелся или видел во сне»…

Пантелеймон Александрович Кулиш:

Переменчивость в настроении души Гоголя обнаруживалась в скором созидании и разрушении планов. Так, однажды весною он объявил, что едет в Малороссию, и, действительно, совсем собрался в дорогу. Приходят к нему проститься и узнают, что он переехал на дачу. Н. Д. Белозерский посетил его там. Гоголь занимал отдельный домик с мезонином, недалеко от Поклонной горы, на даче Гинтера. – «Кто же у вас внизу живет?» – спросил гость. «Низ я нанял другому жильцу», – отвечал Гоголь. «Где же вы его поймали?» – «Он сам явился ко мне, по объявлению в газетах. И еще какая странная случайность! Звонит ко мне какой-то господин. Отпирают. Вы публиковали в газетах об отдаче внаем половины дачи? – Публиковал. – Нельзя ли мне воспользоваться? – Очень рад. Позвольте узнать вашу фамилию. – Половинкин. – Так и прекрасно! Вот вам и половина дачи. – Тотчас без торгу и порешили». Через несколько времени Белозерский опять посетил Гоголя на даче и нашел в ней одного Половинкина. Гоголь, вставши раз очень рано и увидев на термометре восемь градусов тепла, уехал в Малороссию, и с такою поспешностью, что не сделал даже никаких распоряжений касательно своего зимнего платья, оставленного в комоде. Потом уже он писал из Малороссии к своему земляку Белозерскому, чтоб он съездил к Половинкину и попросил его развесить платье на свежем воздухе. Белозерский отправился на дачу и нашел платье уже развешенным.

Михаил Петрович Погодин (1800–1875), историк, археолог, журналист, друг Гоголя, в доме которого писатель неоднократно останавливался во время своих приездов в Москву:

Он никогда не мог поспеть никуда к назначенному сроку и всегда опаздывал. Его нельзя было вытащить никуда, иначе как после нескольких жарких приступов.

Лев Иванович Арнольди:

Гоголь очень любил и ценил хорошие вещи и в молодости, как сам он мне говорил, имел страстишку к приобретению разных ненужных вещиц: чернильниц, вазочек, пресс-папье и проч. Страсть эта могла бы, без сомнения, развиться в громадный порок Чичикова – хозяина-приобретателя. Но, отказавшись раз навсегда от всяких удобств, от всякого комфорта, отдав свое имение матери и сестрам, он уже никогда ничего не покупал, даже не любил заходить в магазины и мог, указывая на свой маленький чемодан, сказать скорей другого: omnia mea mecum porto[4], – потому что с этим чемоданчиком он прожил почти тридцать лет, и в нем действительно было все его достояние. Когда случалось, что друзья, не зная его твердого намерения не иметь ничего лишнего и затейливого, дарили Гоголю какую-нибудь вещь красивую и даже полезную, то он приходил в волнение, делался скучен, озабочен и решительно не знал, что ему делать. Вещь ему нравилась, она была в самом деле хороша, прочна и удобна; но для этой вещи требовался и приличный стол, необходимо было особое место в чемодане, и Гоголь скучал все это время, покуда продолжалась нерешительность, и успокаивался только тогда, когда дарил ее кому-нибудь из приятелей. Так в самых безделицах он был тверд и непоколебим. Он боялся всякого увлечения. Раз в жизни удалось ему скопить небольшой капитал, кажется, в 5000 р. с., и он тотчас же отдает его, под большою тайною, своему приятелю профессору для раздачи бедным студентам, чтобы не иметь никакой собственности и не получить страсти к приобретению; а между тем через полгода уже сам нуждается в деньгах и должен прибегнуть к займам.

Федор Иванович Иордан:

Доброта Гоголя была беспримерна, особенно ко мне и к моему большому труду «Преображение». Он рекомендовал меня, где мог. Благодаря его огромному знакомству это служило мне поощрением и придавало новую силу моему желанию окончить гравюру. <…> Гоголь многим делал добро рекомендациями, благодаря которым художники получали новые заказы.

Павел Васильевич Анненков:

Вообще следует заметить, что природа его имела многие из свойств южных народов, которых он так ценил вообще. Он необычайно дорожил внешним блеском, обилием и разнообразием красок в предметах, пышными, роскошными очертаниями, эффектом в картинах и природе. «Последний день Помпеи» Брюллова привел его, как и следовало ожидать, в восторг. Полный звук, ослепительный поэтический образ, мощное, громкое слово, все, исполненное силы и блеска, потрясало его до глубины сердца. <…> Он просто благоговел перед созданиями Пушкина за изящество, глубину и тонкость их поэтического анализа, но так же точно с выражением страсти в глазах и в голосе, сильно ударяя на некоторые слова, читал и стихи Языкова. В жизни он был очень целомудрен и трезв, если можно так выразиться, но в представлениях он совершенно сходился со страстными, внешне великолепными представлениями южных племен. Вот почему также он заставлял других читать и сам зачитывался в то время Державина. <…> Можно сказать, что он проявлял натуру южного человека даже и светлым, практическим умом своим, не лишенным примеси суеверия… Если присоединить к этому замечательно тонкий эстетический вкус, открывавший ему тотчас подделку под чувство и ложные, неестественные краски, как бы густо или хитро ни положены они были, то уже легко будет понять тот род очарования, которое имела его беседа.

Александра Осиповна Смирнова:

Он вообще не был говорлив и более любил слушать мою болтовню. Вообще он был охотник заглянуть в чужую душу. Я полагаю, что это был секрет, который создал его бессмертные типы в «Мертвых душах». В каждом из нас сидит Ноздрев, Манилов, Собакевич и прочие фигуры его романа.

Павел Васильевич Анненков:

Необычайная житейская опытность, приобретенная размышлениями о людях, выказывалась на каждом шагу. Он исчерпывал людей так свободно и легко, как другие живут с ними. Не довольствуясь ограниченным кругом ближайших знакомых, он смело вступал во все круга, и цели его умножались и росли по мере того, как преодолевал он первые препятствия на пути. Он сводил до себя лица, стоявшие, казалось, вне обычной сферы его деятельности, и зорко открывал в них те нити, которыми мог привязать к себе. Искусство подчинять себе чужие воли изощрялось вместе с навыком в деле, и мало-помалу приобреталось не менее важное искусство направлять обстоятельства так, что они переставали быть препонами и помехами, а обращались в покровителей и поборников человека. Никто тогда не походил более его на итальянских художников XVI века, которые были в одно время гениальными людьми, благородными любящими натурами и – глубоко практическими умами. <….>

Притом же Гоголь обращался к людям с таким жаром искренней любви и расположения, несмотря на свои хитрости, что люди не жаловались, а, напротив, спешили навстречу к нему.

Лев Иванович Арнольди:

Кто знал Гоголя коротко, тот не может не верить его признанию, когда он говорит, что бо?льшую часть своих пороков и слабостей он передавал своим героям, осмеивал их в своих повестях и таким образом избавлялся от них навсегда. Я решительно верю этому наивному откровенному признанию. Гоголь был необыкновенно строг к себе, постоянно боролся с своими слабостями и от этого часто впадал в другую крайность и бывал иногда так странен и оригинален, что многие принимали это за аффектацию и говорили, что он рисуется. Много можно привести доказательств тому, что Гоголь действительно работал всю свою жизнь над собою, и в своих сочинениях осмеивал часто самого себя.

Павел Васильевич Анненков:

Кажется, вид страдания был невыносим для него, как и вид смерти. Картина немощи если не погружала его в горькое лирическое настроение, как это случилось у постели больного графа Иосифа Виельгорского в 1839 году, то уже гнала его прочь от себя: он не мог вытерпеть природного безобразия всяких физических страданий. Что касается до созерцания смерти, известно, как подействовал на весь организм его гроб г-жи Хомяковой, за которым он сам последовал вскоре в могилу. Вообще при сердце, способном на глубокое сочувствие, Гоголь лишен был дара и уменья прикасаться собственными руками к ранам ближнего. Ему недоставало для этого той особенной твердости характера, которая не всегда встречается и у самых энергических людей. Беду и заботу человека он переводил на разумный язык доброго посредника и помогал ближнему советом, заступничеством, связями, но никогда не переживал с ним горечи страдания, никогда не был с ним в живом, так сказать, натуральном общении. Он мог отдать страждущему свою мысль, свою молитву, пламенное желание своего сердца, но самого себя ни в каком случае не отдавал.

Николай Васильевич Гоголь. Из письма С. Т. Аксакову 18 декабря 1847 г.:

Я был в состоянии всегда (сколько мне кажется) любить всех вообще, потому что я не был способен ни к кому питать ненависти. Но любить кого-либо особенно, предпочтительно, я мог только из интереса. Если кто-нибудь доставил мне существенную пользу и через него обогатилась моя голова, если он подтолкнул меня на новые наблюдения или над ним самим, над его собственной душой, или над другими людьми, словом, если через него как-нибудь раздвинулись мои познания, я уж того человека люблю, хоть будь он и меньше достоин любви, чем другой, хоть он и меньше меня любит.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

О значении Гоголя в истории русской литературы

1 апреля нынешнего года исполнилось 200 лет со дня рождения великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя1. Для России, русской культуры это знаменательная дата. Интерес наших соотечественников к творчеству Гоголя никогда не угасал. В чем секрет такой популярности? Гоголь не только классик русской литературы, но и великий патриот России. «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русской, – писал он своему другу графу Александру Петровичу Толстому. – Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русской Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь Сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви» (VIII, 300).

Это письмо, названное Гоголем «Нужно любить Россию» и включенное в книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», было запрещено цензурой и не печаталось при жизни автора. Оно и сегодня, к сожалению, не так широко известно. Да и сама книга, о которой много написано, едва ли понята в своей сути. В ней Гоголь во всеуслышание высказал свои взгляды на веру, Церковь, царскую власть, Россию, слово писателя. Он выступил в роли государственного мыслителя, стремящегося к наилучшему устройству страны, установлению единственно правильной иерархии должностей, при которой каждый выполняет свой долг на своем месте и тем глубже сознает свою ответственность, чем это место выше.

Все вопросы жизни – бытовые, общественные, государственные, литературные – имеют для Гоголя религиозно-нравственный смысл. Признавая и принимая существующий порядок вещей, он стремился к преобразованию общества через преобразование человека. «Общество образуется само собою, общество слагается из единиц, – говорил он. – Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою. <…> Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство» (ХIII, 443).

Гоголь указал на два условия, без которых никакие благие преобразования в России невозможны. Прежде всего, нужно любить Россию. А что значит – любить Россию? Писатель поясняет: «Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, – нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова» (VIII, 441).

Не должно также ничего делать без благословения Церкви: «По мне, безумна и мысль ввести какое-нибудь нововведение в Россию, минуя нашу Церковь, не испросив у нее на то благословенья. Нелепо даже и к мыслям нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда не окрестит их она светом Христовым» (VIII, 284). Для Гоголя понятие христианства выше цивилизации. Залог самобытности России и главную ее духовную ценность он видел в Православии.

Гоголь учил сознательному, ответственному отношению к жизни. Незадолго до смерти (в письме к протоиерею Матфею Константиновскому 1850 г. ) он говорил: «Хотелось бы живо, в живых примерах, показать темной моей братии, живущей в мире, играющей жизнию, как игрушкой, что жизнь – не игрушка» (ХIV, 179). Современный человек во многом утратил представление о том, для чего он живет, что ему делать со своей жизнью. Раньше он это понимал через православную веру, которая учит чувству ответственности.

Фольклорные образы и сюжеты, почерпнутые из преданий, народных песен и дум, сочетаются в произведениях Гоголя с жизненным реализмом, образуя неповторимый художественный синтез. Великий знаток человеческой души, доподлинно знавший, как неискоренимо зло в человеческой натуре, он был также гениальным лириком, тонко и проникновенно умевшим чувствовать красоту родной природы и величие человеческого духа.

Гоголь воспел героическое прошлое казачества, рыцарскую преданность Отечеству и вместе с тем в поэтическом песенном образе неудержимо несущейся птицы-тройки выразил уверенность в великом духовном будущем своей страны и народа. Для него русский и малороссиянин – близнецы-братья, призванные к тому, чтобы составить «нечто совершеннейшее в человечестве» (ХII, 419).

Что касается художественного стиля Гоголя, то он стремился выработать его таким, чтобы в нем сливались стихии церковнославянского и народного языка. Это подтверждается, в частности, собранными им «Материалами для словаря русского языка», где представлены слова и диалектные, и церковнославянские. По Гоголю, характерное свойство русского языка – «самые смелые переходы от возвышенного до простого в одной и той же речи» (VIII, 233). При этом он подчеркивал, что под русским языком разумеет «не тот язык, который изворачивается теперь в житейском обиходе, и не книжный язык, и не язык, образовавшийся во время всяких злоупотреблений наших, но тот истинно русский язык, который незримо носится по всей Русской земле, несмотря на чужеземствованье наше в земле своей, который еще не прикасается к делу жизни нашей, но, однако ж, все слышат, что он истинно русский язык…» (VIII, 358).

Эти мысли легли в основу характеристики Гоголем русского языка в статье «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность», которую по праву можно назвать эстетическим манифестом писателя. «Необыкновенный язык наш есть еще тайна <…> – говорит Гоголь. – Он беспределен и может, живой, как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны – выбирая на выбор меткие названья из бесчисленных своих наречий, рассыпанных по нашим провинциям, имея возможность таким образом в одной и той же речи восходить до высоты, не доступной никакому другому языку, и опускаться до простоты, ощутительной осязанью непонятливейшего человека…»(VIII, 408–409).

Не удивительно, что Гоголь отчасти и проник в тайну этого рождающегося языка. Приобретая драгоценный опыт, он стремился поделиться им с друзьями-литераторами, например, Николаем Языковым, которому писал в 1843 г. из Бадена: «В продолжение говения займись чтением церковных книг. Это чтение покажется тебе трудно и утомительно, примись за него, как рыбак, с карандашом в руке, читай скоро и бегло и останавливайся только там, где поразит тебя величавое, нежданное слово или оборот, записывай и отмечай их себе в материал. Клянусь, это будет дверью на ту великую дорогу, на которую ты выдешь! Лира твоя наберется там неслыханных миром звуков и, может быть, тронет те струны, для которых она дана тебе Богом» (ХII, 205).

Сохранившиеся тетради выписок Гоголя из творений святых отцов и богослужебных книг свидетельствуют о том, что ему хорошо известна была христианская книжность. Судя по всему, он искал путей к тому, чтобы стать духовным писателем в собственном смысле этого слова. Духовная, церковная литература по форме имеет ряд отличий от литературы светской, хотя между этими видами словесности имеются некоторые общие приемы, в том числе и художественные. Но духовное творчество имеет строго определенную цель, направленную к объяснению смысла жизни по христианскому вероучению. Такое творчество основывается на Священном Писании и имеет определенные признаки. Писатель, взявшийся решать вопросы сокровенной жизни «внутреннего человека», сам должен быть православным христианином. Он обязан также основательно знать предшествующую традицию церковной литературы, а она корнями уходит в Святое Евангелие – источник духовного слова, резко отличающийся по своей направленности от основы, породившей художественную литературу во всем разнообразии ее проявлений. Наконец, для церковного писателя необходима живая вера в Промысл Божий, в то, что во Вселенной все совершается по непостижимому замыслу ее Создателя. В своем зрелом творчестве Гоголь приблизился именно к такому пониманию целей литературы.

Назначение искусства, считал Гоголь, – служить «незримой ступенью к христианству», ибо современный человек «не в силах встретиться прямо со Христом» (VIII, 269). По Гоголю, литература должна выполнять ту же задачу, что и сочинения духовных писателей, – просвещать душу, вести ее к совершенству. В этом для него – единственное оправдание искусства. И чем выше становился его взгляд на искусство, тем требовательнее он относился к себе как к писателю.

Суть творческого развития Гоголя заключается в том, что от чисто художественных произведений, где литургическая, церковная тема была как бы в подтексте, он переходит к ней непосредственно в «Размышлениях о Божественной Литургии», сочинениях, подобных «Правилу жития в мире» (собственно духовная проза), и в публицистике «Выбранных мест из переписки с друзьями». К новым жанрам зрелого творчества Гоголя можно отнести и составленные им молитвы, а также систематизированные выписки из творений святых отцов и учителей Церкви – труды, характерные скорее для такого писателя-аскета, каким был, например, святитель Игнатий (Брянчанинов), чем для светского литератора. Молитвы Гоголя, написанные во второй половине 1840-х гг., свидетельствуют о его богатом молитвенном опыте и глубокой воцерковленности его сознания.

В постижении тайны проникновенного лиризма церковной поэзии, осознании значения церковнославянского языка в формировании русского литературного языка Гоголь опередил свое время. Для Гоголя русский литературный язык – единственный и прямой наследник церковнославянского языка, который в славянским мире иногда называли русским и который был общеславянским книжным (литературным) языком. «Честь сохранения славянского языка, – говорил он, – принадлежит исключительно русским»2. Как-то в разговоре со своим земляком О. М. Бодянским, профессором истории и литературы славянских наречий Московского университета, Гоголь сказал: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски <…> надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан…»3

В конце жизни, осенью 1851 г., по возвращении из Оптиной Пустыни Гоголь посетил на Покров Свято-Троицкую Сергиеву лавру, чтобы помолиться о своей матери в день ее именин. Там он вместе с отцом Феодором (Бухаревым) посетил студентов Московской Духовной академии. «Студенты приняли его с восторгом, – вспоминал архимандрит Феодор. – И когда при этом высказано было Гоголю, что особенно живое сочувствие возбуждает он к себе тою благородною открытостью, с которой он держится в своем деле Христа и Его истины, то покойный заметил на это просто: «Что ж? Мы все работаем у одного Хозяина»».

Несмотря на краткость сказанных Гоголем слов, он все же выразил перед будущими пастырями важную мысль о том, что чувствует свою общность с ними в служении Христу4.

Константин Мочульский в книге «Духовный путь Гоголя», имея в виду значение Гоголя в истории русской литературы, писал: «В нравственной области Гоголь был гениально одарен; ему было суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского. Все черты, характеризующие «великую русскую литературу», ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее боевой и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые просторы. Сила Гоголя была так велика, что ему удалось сделать невероятное: превратить пушкинскую эпоху нашей словесности в эпизод, к которому возврата нет и быть не может»5.

В этих словах много правды, хотя, наверное, перелом в русской литературе был не столь резок. В том же Пушкине, особенно зрелом Пушкине 1830-х гг., нельзя не заметить начал будущей русской литературы, что, кстати сказать, хорошо сознавал и Гоголь, называя поэта «нашим первоапостолом».

О значении Гоголя в истории русской литературы говорилось немало. Может быть, точнее других сказал об этом протоиерей Павел Светлов, профессор богословия Киевского университета Св. Владимира: «Мысль Гоголя о необходимости согласования всего строя нашей жизни с требованием Евангелия, так настойчиво высказанная им в нашей литературе в первый раз, явилась тем добрым семенем, которое выросло в пышный плод позднейшей русской литературы в ее лучшем и доминирующем этическом направлении. Призыв обществу к обновлению началами христианства, хранимого в Православной Церкви, был и остается великою заслугою Гоголя перед отечеством и делом великого мужества для его времени, чаявшего спасения в принципах европейской культуры»6.

В заключение приведем слова, сказанные новомучеником протоиереем Иоанном Восторговым на панихиде по Гоголю в 1903 г., в которых ясно видится смысл его духовного значения. «Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдою Христовой. Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, – писателю, который выполнил завет апостола: слово ваше да будет солию растворено7. И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой. <…> Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии: они поддерживают благочестные и чистые литературные предания»8.

При жизни Гоголя ценили прежде всего как сатирика и юмориста. Многое в его творчестве стало понятно позднее. Любое направление или течение в литературе могло по праву видеть в нем своего предтечу. Гоголь стал первым представителем глубокого и трагического религиозно-нравственного стремления, которым проникнута русская литература. Выдвинутый им идеал воцерковления русской жизни – идеал до сей поры глубоко значимый для России.

Литературное значение Гоголя огромно. Его именем назван целый период русской литературы. И все-таки в сознание современников и последующих поколений он вошел как образец русского писателя, сознающего свою ответственность за то дело, к которому призван.

Примечания

1. Согласно свидетельству матери Гоголя и его родных, он родился 19 марта, а не 20-го, как ошибочно указано в метрической книге, и соответственно день рождения писателя мы должны отмечать 1-го апреля по новому стилю. (В нашем столетии при пересчете со старого стиля на новый прибавляется 13 дней.) См. об этом: Воропаев В. Когда родился классик? // Литературная газета. М., 2009. 1–7 апреля.

2. Цит. по: Гоголь Н. В. Собр. соч. : В 9т. /Сост., подгот. текстов и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. М., 1994. Т. 8. С. 30.

3. Данилевский Г. П. Знакомство с Гоголем (Из литературных воспоминаний) // Исторический Вестник. 1886. № 12. С. 479; Данилевский Г. П. Знакомство с Гоголем // Соч. СПб., 1901. Т. 14. С. 99.

4. <Феодор (Бухарев), архимандрит. > Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., 1860. С. 5–6.

5. Мочульский К. Духовный путь Гоголя. Париж, 1976. С. 86.

6. Светлов П. Я., прот., проф. Идея Царства Божия в ее значении для христианского миросозерцания (Богословско-апологетическое исследование). Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1905. С. 232.

7. Кол. 4, 6.

8. Восторгов И. И., протоиерей. Честный служитель слова /Речь на панихиде по Н. В. Гоголю по случаю открытия ему памятника в гор. Тифлисе, сооруженного городским самоуправлением // Полн. собр. соч. : В 5 т. СПб., 1995. Т. 2. С. 226–227.

Тайны Гоголя: чего боялся и что скрывал великий писатель

Через некоторое время в семье появился сын Николай, названный в честь Святителя Николая Мирликийского, перед чудотворной иконой которого Мария Ивановна Гоголь дала обет.

От матери Николай Васильевич унаследовал тонкую душевную организацию, склонность к богобоязненной религиозности и интерес к предчувствию. Отцу же его была присуща мнительность. Неудивительно, что Гоголя с детства увлекали тайны, вещие сны, роковые приметы, что позже проявилось на страницах его произведений.

Когда Гоголь учился в Полтавском училище, скоропостижно скончался его младший брат Иван, слабый здоровьем. Для Николая это потрясение было настолько сильным, что его пришлось забрать из училища и отправить в Нежинскую гимназию.

В гимназии Гоголь прославился как актер гимназического театре. По словам товарищей, он неустанно шутил, разыгрывал друзей, подмечая их смешные черты, совершал проделки, за которые его наказывали. При этом он оставался скрытным — о своих планах никому не рассказывал, за что получил прозвище Таинственный Карло по имени одного из героев романа Вальтера Скотта «Черный карлик».

Первая сожженная книга

В гимназии Гоголь мечтает о широкой общественной деятельности, которая позволила бы ему совершить нечто великое «для общего блага, для России». С этими широкими и смутными планами он приехал в Петербург и испытал первое тяжелое разочарование.

Гоголь публикует свое первое произведение – поэму в духе немецкой романтической школы «Ганс Кюхельгартен». Псевдоним В.Алов спас имя Гоголя от обрушившейся критики, но сам автор так тяжело воспринял провал, что скупил в магазинах все нераспроданные экземпляры книги и сжег их. Писатель до конца своей жизни так никому и не признался, что Алов — это его псевдоним.

Позднее Гоголь получил службу в одном из департаментов министерства внутренних дел. «Переписывая глупости господ-столоначальников», молодой канцелярист внимательно присматривался к жизни и быту своих коллег чиновников. Эти наблюдения пригодятся ему потом для создания знаменитых повестей «Нос», «Записки сумасшедшего» и «Шинель».

«Вечера на хуторе близ Диканьки», или детские воспоминания

После знакомства с Жуковским и Пушкиным вдохновленный Гоголь принимается писать одно из своих лучших произведений — «Вечера на хуторе близ Диканьки». Обе части «Вечеров» были изданы под псевдонимом пасечника Рудого Панька.

Некоторые эпизоды книги, в которой настоящая жизнь переплеталась с легендами, были навеяны детскими видениями Гоголя. Так, в повести «Майская ночь, или Утопленница» эпизод, когда мачеха, превратившаяся в черную кошку, пытается задушить дочку сотника, но в результате лишается лапы с железными когтями, напоминает реальную историю из жизни писателя.

Знаете ли вы Гоголя? — Российская газета

1 апреля исполняется 210 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя — классика русской литературы, автора «Ревизора», «Шинели», «Мёртвых душ» и других гениальных произведений. И это не шутка.

Гоголь — это одна из самых загадочных фигур среди русских писателей. Его жизнь была окутана тайнами и даже после смерти в его биографии и творчестве остается немало загадок для исследователей.

Кого Гоголь боялся в своей жизни больше всего? Какое блюдо он очень любил готовить? С каким предметом у писателя были большие проблемы в школе? Предлагаем ответить на вопросы нашей викторины.

1) Каким по счету ребенком родился Н.В. Гоголь?

a. Вторым, первой была сестра

b. Третьим, первые два брата умерли при рождении

c. Первым, у родителей впоследствие не было детей

d. Вторым, первый брат умер в малолетнем возрасте

2) Странная привычка Н.В. Гоголя:

a. Кидать камни в воду

b. Катать шарики из белого хлеба

c. Делать поделки из бумаги

d. Щелкать костяшками пальцев

3) Почему писатель постоянно сталкивался с прохожими?

a. У него было расстройство координации

b. Он был увлечен написанием повестей

c. Обычно ходил только с левой стороны улицы

d. Был суров по характеру и не любил людей

4) Какого формата издания нравились Н.В. Гоголю?

a. Миниатюрные издания

b. Издания большого формата

c. Газетного типа

d. Толстые альманахи

5) Из чего состоял любимый напиток Н.В. Гоголя «Гоголь-моголь»?

a. Из рома и абрикосового сока

b. Из мяты и ряженки

c. Из рома и козьего молока

d. Из ягод и фруктов

6) Что Н.В. Гоголь делал с лишним сахаром, который подавали к чаю?

a. Выбрасывал в окно

b. Раздавал нуждающимся детям

c. Отдавал прислуге за хорошую работу

d. Прятал в карманы, а потом грыз за работой

7) Какой предмет не давался Н.В. Гоголю?

a. Русский язык

b. Математика

c. Иностранные языки

d. История

8) Какой плохой поступок совершил Н.В. Гоголь в детстве?

a. Утопил кошку в пруду, потому что она его напугала

b. Разбил любимые тарелки матери

c. Украл деньги у родителей и купил сладости

d. Обстриг волосы своей сестре, пока она спала

9) Кто подсказал Н.В. Гоголю сюжет «Ревизора»?

a. С.Т. Аксаков

b. И.А. Тургенев

c. А.С. Пушкин

d. П. Я.Чаадаев

10) Под каким псевдонимом Н.В. Гоголь написал свое первое произведение — «Ганц Кюхельгартен»?

a. Г. Янов

b. П. Глечик

c. N.N.N.

d. В. Алов

11) Как поступил Н.В. Гоголь со своей поэмой «Ганц Кюхельгартен»?

a. Выкупил весь тираж и сжег

b. Отослал «на пробу» всем своим друзьям и имел после этого огромный успех

c. Оставил себе единственный экземпляр, а остальное разорвал

d. Отправил на продажу заграницу

12) Каких явлений и ситуаций боялся Н.В. Гоголь?

a. Темноты и женщин

b. Дождя и собак

c. Грома, молнии и незнакомых людей

d. Высоты и кошек

13) Что удавалось готовить Н.В. Гоголю лучше всех?

a. Пельмени

b. Вареники и галушки

c. Пышки и пироги

d. Блины и оладьи

14) Какую фамилию при рождении получил писатель?

a. Гоголь

b. Яновский

c. Прокопович

d. Темный

15) Близ какой губернии родился Н.В. Гоголь?

a. Полтавской

b. Волынской

c. Киевской

d. Седлецкой

Ответы: 1. b 2. b 3. c 4. a 5. c 6. d 7. c 8. a 9. c 10. d 11. a 12. c 13. b 14. b 15. a

Итоги

От 0 до 5. Гоголя в школе вы точно побаивались. Может, стоит открыть «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Удовольствие от чтения первого произведения Гоголя вам точно обеспечено.

От 6 до 10. Что ж, могло быть и лучше. Ведь биография Гоголя безумно интересна. Там и про страхи, и про странности Николая Васильевича вы найдете много любопытного. По сравнению с его фобиями наши — просто маленькие слабости.

От 11 до 15. Поздравляем, для вас Гоголь — явно один из самых любимых писателей. Ведь вы не только хорошо знакомы с его произведениями, но и знаете обо всех его больших и маленьких причудах.

К характеристике личности Н.В. Гоголя — Минин П.М.

1 ч. 4 мин. 

„Я почи­та­юсь загад­кою для всех, никто не раз­га­дал меня совер­шенно“ (Из писем Гоголя).

Гоголь, как лич­ность, пред­став­ляет собою такую слож­ную и зага­доч­ную пси­хи­че­скую орга­ни­за­цию, в кото­рой стал­ки­ва­ются и пере­пле­та­ются между собою самые раз­но­род­ные, а ино­гда и прямо про­ти­во­по­лож­ные начала. Сам Гоголь созна­вал эту зага­доч­ность и слож­ность сво­его пси­хи­че­ского мира и неод­но­кратно в своих пись­мах выра­жал это созна­ние. Еще в юно­ше­ских годах, на школь­ной ска­мье, в одном из писем к матери, он так заяв­ляет о себе: „я почи­та­юсь загад­кой для всех; никто не раз­га­дал меня совер­шенно“[1]. „Зачем Бог,– вос­кли­цает он в дру­гом письме,– создав сердце, может быть, един­ствен­ное, по край­ней мере,– ред­кое в мире,– чистую, пла­ме­не­ю­щую жар­кою любо­вью ко всему высо­кому и пре­крас­ному душу, зачем Он дал всему этому такую гру­бую обо­лочку? Зачем Он одел все это в такую стран­ную смесь про­ти­во­ре­чия, упрям­ства, дерз­кой само­на­де­ян­но­сти и самого уни­жен­ного сми­ре­ния“[2]? Такой неурав­но­ве­шен­ной, непо­нят­ной нату­рой Гоголь был в юно­ше­ском воз­расте, таким остался он и в после­ду­ю­щей своей жизни. „Много каза­лось нам в нем,– читаем мы в „Вос­по­ми­на­ниях о Гоголе“ Арнольди,– необъ­яс­ни­мым я зага­доч­ным. Как, напр., согла­сить его посто­ян­ное стрем­ле­ние к нрав­ствен­ному совер­шен­ству с его гор­до­стью, кото­рой мы все были не раз сви­де­те­лями? его уди­ви­тель­ный тон­кий, наблю­да­тель­ный ум, вид­ный во всех сочи­не­ниях, и, вме­сте с тем, в обык­но­вен­ной жизни – какую-то глу­пость и непо­ни­ма­ние вещей самых про­стых и обык­но­вен­ных? Вспо­ми­нали мы также его стран­ную манеру оде­ваться и его насмешки над теми, кто оде­вался смешно и без вкуса, его рели­ги­оз­ность и сми­ре­ние, и слиш­ком уже под­час стран­ную нетер­пе­ли­вость и малое снис­хож­де­ние к ближ­ним; одним сло­вом, нашли без­дну про­ти­во­ре­чий, кото­рые, каза­лось, трудно было и сов­ме­стить в одном чело­веке“[3]. И, в самом деле, как сов­ме­стить в одном чело­веке наив­ного иде­а­ли­ста начала его лите­ра­тур­ной дея­тель­но­сти с гру­бым реа­ли­стом позд­ней­шего вре­мени,– весе­лого, без­обид­ного юмо­ри­ста Рудого Панько, зара­жав­шего своим сме­хом всех чита­те­лей; – с гроз­ным, бес­по­щад­ным сати­ри­ком, от кото­рого доста­ва­лось всем сосло­виям,– вели­кого худож­ника и поэта, творца бес­смерт­ных про­из­ве­де­ний, с про­по­вед­ни­ком – аске­том, авто­ром стран­ной „Пере­писки с дру­зьями“? Как при­ми­рить в одном лице столь про­ти­во­по­лож­ные начала? Где объ­яс­не­ния этого слож­ного пере­пле­те­ния самых раз­но­об­раз­ных пси­хи­че­ских эле­мен­тов? Где, нако­нец, раз­гадка той пси­хи­че­ской загадки, кото­рую задал Гоголь всем своим суще­ство­ва­нием? Нам гово­рят, что „отгадка Гоголя может в пси­хо­ло­гии того слож­ного необъ­ят­ного целого, что мы назы­ваем име­нем „вели­кого чело­века“[4]. Но что такое „вели­кий чело­век“ и какое отно­ше­ние имеет он к Гоголю? Какие такие осо­бые законы, управ­ля­ю­щее душою „вели­кого чело­века?“ – По нашему мне­нию, раз­гадку Гоголя нужно искать не в пси­хо­ло­гии вели­кого чело­века вообще, а в пси­хо­ло­гии именно Гого­лев­ского вели­чия, соеди­нен­ного с край­ним само­уни­чи­же­нием,– Гого­лев­ского ума, соеди­нен­ного с стран­ным „непо­ни­ма­нием вещей самых про­стых и обык­но­вен­ных[5],– Гого­лев­ского таланта, соеди­нен­ного с аске­ти­че­ским само­от­ри­ца­нием и болез­нен­ным бес­си­лием,– сло­вом, в пси­хо­ло­гии един­ствен­ной, исклю­чи­тель­ной спе­ци­ально Гого­лев­ской личности.

Итак, что же пред­став­ляет собою лич­ность Гоголя? Не смотря на слож­ность и раз­но­об­ра­зие внут­рен­него мира его, не смотря на мно­же­ство про­ти­во­ре­чий, заклю­ча­ю­щихся в его лич­но­сти, при бли­жай­шем зна­ком­стве с харак­те­ром Гоголя нельзя не под­ме­тить двух глав­ных тече­ний, двух пре­об­ла­да­ю­щих сто­рон, погло­ща­ю­щих собою все дру­гие пси­хи­че­ские эле­менты: Это, во-пер­вых, сто­рона, име­ю­щая непо­сред­ствен­ное отно­ше­ние к Гоголю, как чело­веку, и выра­жа­ю­ща­яся в склон­но­сти его к посто­ян­ному нрав­ствен­ному само­ана­лизу, нрав­ствен­ному само­об­ли­че­нию и обли­че­нию дру­гих; и, во-вто­рых,– дру­гая сто­рона, харак­те­ри­зу­ю­щая Гоголя соб­ственно как писа­теля и состо­я­щая в изоб­ра­зи­тель­ной силе его таланта, худож­ни­че­ски и все­сто­ронне вос­про­из­во­дя­щей окру­жа­ю­щий его мир дей­стви­тель­но­сти в том виде, как он есть. Эти две сто­роны лич­но­сти все­гда можно легко раз­ли­чить в Гоголе. Таким обра­зом, он явля­ется пред нами как Гоголь — мора­лист и как Гоголь — худож­ник, как Гоголь — мыс­ли­тель и как Гоголь — поэт, как Гоголь — чело­век и как Гоголь — писа­тель. Эта двой­ствен­ность его натуры, кото­рая весьма рано ска­зы­ва­ется в нем и кото­рую можно про­сле­дить в нем от начала его жизни и до конца её, это раз­де­ле­ние его „я“ на два „я“,– состав­ляет харак­тер­ную осо­бен­ность его лич­но­сти. Вся его жизнь,– со всеми её пери­пе­ти­ями, про­ти­во­ре­чи­ями и стран­но­стями, есть ничто иное, как борьба между собою этих двух про­ти­во­по­лож­ных начал с попе­ре­мен­ным пере­ве­сом то той, то дру­гой, или, вер­нее с пере­ве­сом сна­чала пре­иму­ще­ственно одной сто­роны, а потом – дру­гой; его конеч­ная, тра­ги­че­ская судьба есть ничто иное, как окон­ча­тель­ное тор­же­ство Гоголя — мора­ли­ста над Гого­лем — худож­ни­ком. Задача пси­хо­лога — био­графа должна состо­ять в том, чтобы про­сле­дить в раз­лич­ных фази­сах этот слож­ный пси­хо­ло­ги­че­ский про­цесс, посте­пенно при­вед­ший весе­лого юмо­ри­ста пасеч­ника Рудого Панько к рез­кому, болез­нен­ному аске­тизму,– гроз­ного сати­рика-писа­теля к само­от­ри­ца­нию и  отри­ца­нию всего того, чем он жил, и что им было напи­сано ранее. Не при­ни­мая на себя раз­ре­ше­ния этой труд­ной и слож­ной задачи, мы в насто­я­щем своем очерке хотим наме­тить только глав­ные моменты этого про­цесса и набро­сать хотя общий кон­тур лич­но­сти Гоголя.

Сын несколько извест­ного писа­теля Васи­лия Афа­на­сье­вича Гоголь-Янов­ского и несколько экзаль­ти­ро­ван­ной жены его Марьи Ива­новны, Гоголь от при­роды уна­сле­до­вал выда­ю­щейся лите­ра­тур­ный талант и впе­чат­ли­тель­ную, вос­при­им­чи­вую натуру. Его отец,– автор несколь­ких коме­дий из мало­рус­ского быта, обла­дав­ший весе­лым и доб­ро­душ­ным харак­те­ром, питав­ший силь­ную страсть к театру и к лите­ра­туре, несо­мненно ока­зал при своей жизни весьма бла­го­твор­ное вли­я­ние на раз­ви­тие лите­ра­тур­ного таланта сво­его сына и на обра­зо­ва­ние его сим­па­тий. Имея с дет­ства на гла­зах при­мер ува­же­ния к книге и горя­чей любви к сцене, Гоголь весьма рано при­стра­стился к чте­нию и к игре. По край­ней мере, в Нежин­ской гим­на­зии, вскоре же по  поступ­ле­нии в нее Гоголя, мы встре­чаем его уже как ини­ци­а­тора и глав­ного дея­теля по устрой­ству гим­на­зи­че­ского театра, по орга­ни­за­ции люби­тель­ского чте­ния книг для само­об­ра­зо­ва­ния, нако­нец, по изда­нию уче­ни­че­ского жур­нала „Звезды“. Эту страсть к лите­ра­туре и к театру,– при­ви­тую ему еще в дет­стве, он сохра­нил в себе на всю жизнь. Но в это время как отец мог ока­зать и несо­мненно ока­зал бла­го­твор­ное вли­я­ние на раз­ви­тие лите­ра­тур­ного таланта сво­его сына, рели­ги­озно-настро­ен­ная и в выс­шей сте­пени набож­ная мать его ока­зала силь­ное вли­я­ние на обра­зо­ва­ние нрав­ствен­ной лич­но­сти Гоголя. Она поста­ра­лась в своем вос­пи­та­нии поло­жить проч­ное осно­ва­ние хри­сти­ан­ской рели­гии и доб­рой нрав­ствен­но­сти. И впе­чат­ли­тель­ная душа ребенка не оста­ва­лась глу­хой к этим уро­кам матери. Гоголь впо­след­ствии сам отме­чает это вли­я­ние матери на свое рели­ги­озно-нрав­ствен­ное раз­ви­тие. С осо­бым чув­ством при­зна­тель­но­сти вспо­ми­нает он потом эти уроки, когда, напр., рас­сказы матери о страш­ном суде „потря­сали и будили в нем всю чув­стви­тель­ность и заро­дили впо­след­ствии самые высо­кие мысли“. Как на плод мате­рин­ского же вос­пи­та­ния нужно смот­реть и на то, что в Гоголе весьма рано про­бу­ди­лась пла­мен­ная жажда нрав­ствен­ной пользы, кото­рую он меч­тает ока­зать чело­ве­че­ству. Под вли­я­нием этого стрем­ле­нья быть полез­ным он весьма рано, еще на школь­ной ска­мье, оста­нав­ли­ва­ется мыс­лию „на юсти­ции“, думая; что здесь он может ока­зать наи­боль­шее бла­го­де­я­ние чело­ве­че­ству. „Я видел,– пишет он из Нежина сво­ему дяде Кося­ров­скому,– что здесь работы более всего, что здесь только могу я быть бла­го­де­я­нием, здесь только буду истинно поле­зен для чело­ве­че­ства. Непра­во­су­дие, вели­чай­шее в свете несча­стие, более всего раз­ры­вало мое сердце. Я поклялся ни одной минуты корот­кой жизни своей не уте­рять, не сде­лав блага[6] “. Это стрем­ле­ние к нрав­ствен­ной пользе, страст­ную жажду подвига, Гоголь сохра­нил до конца своей жизни,– меняя взгляд только на роды дея­тель­но­сти,– и эта черта должна быть при­знана истин­ной выра­зи­тель­ни­цей его нрав­ствен­ной физио­но­мии. Его нена­висть ко всему пош­лому, само­до­воль­ному, ничтож­ному была про­яв­ле­нием этой черты его харак­тера. И Гоголь, дей­стви­тельно, нена­ви­дел все это, насколько только мог, и пре­сле­до­вал пош­лость с осо­бою стра­стью, пре­сле­до­вал всюду, где только нахо­дил ее, и пре­сле­до­вал так, как только может пре­сле­до­вать мет­кое, едкое слово Гоголя.

Нихил / Гоголь Гангули в Тезке

Нихил / Гоголь Гангули

Что в имени?

Хорошо, чувак. Что это — Гоголь или Нихил? Мы немного устали от неразберихи.

Конечно, Гоголь тоже. На самом деле, его имена сбивают с толку больше всех. Весь Гоголь (его любимое имя) против Нихила (его доброе имя) взад и вперед является источником постоянного разочарования, ужаса и отчуждения для нашего главного героя. Центральный вопрос романа: кто именно такой Гоголь Гангули? (И как его называть?)

Поначалу кажется, что наш парень прямо в лагере Гоголя.Но он не кажется самым счастливым из детей, так что, возможно, он уже чувствует укол того, что он культурный аутсайдер. Когда он идет в школу и его отец пытается уговорить Гоголя называть его добрым именем, Нихил, Гоголь отказывается, и мы обнаруживаем: «Он боится быть Нихилом, кем-то, кого он не знает. Кто его не знает. » (3.19)

Несмотря на то, что Нихил — бенгальское имя, а Гоголь — фамилия старого русского чувака, Нихил — это имя, которое на данный момент кажется Гоголю чуждым. В конце концов, до этого момента он по-настоящему общался только со своей семьей, которая всегда называла его Гоголем.Это единственное имя, которое он знает.

Но, возможно, Гоголь еще не совсем понимает, насколько уникально его имя. В конце концов, это не только не американское имя, как Джек, Джо или Джон. Это даже не бенгальский. Нет, это фамилия русского писателя, которая еще больше усугубляет замешательство нашего мальчика. Он не только разрывается между своими бенгальскими корнями и своим американским будущим. У него также странная связь с русской литературой. Как , что для кризиса идентичности?

Наш рассказчик довольно хорошо резюмирует эту странность:

У Гоголя Гангули не только любимое имя превратилось в доброе имя, но и фамилия превратилась в имя.И поэтому ему приходит в голову, что никто из его знакомых в мире, ни в России, ни в Индии, ни в Америке, ни где бы то ни было, не разделяет его имени. Даже источник его тезки. (4,26)

Что ж, неудивительно, что имя Гоголя сеет в нем хаос, особенно когда он идет в школу. Обнаружив его необычность, абсолютную уникальность, он немного стыдится этого. И когда он отправляется в колледж, он решает вообще покончить с этим. Зачем быть Гоголем, если можно быть Нихилом?

Конечно, в 80-х и начале 90-х имя Нихил тоже не было распространено в Америке.Но, по крайней мере, это имя соответствует одной части его наследия: бенгальскому. Это означает отвечать на менее глупые вопросы, например, что значит «по-индийски»? (4.9) Да ладно, ребята, Гоголь ничего не значит в «индийском». Это русский.

Показательно и то, что во всех романтических отношениях Гоголя его называют Нихилом. Фактически, единственные люди в романе, кроме него самого, которые называют его Гоголем, — это члены его семьи. Это имеет смысл, если учесть тот факт, что клички домашних животных обычно предназначены для близких людей.Но разве Максин не любимый человек? А как насчет Мушуми, его жены? Почему он не позволяет называть его Гоголем?

Честно говоря, мы не можем не думать, что это потому, что Гоголь запутался так же, как и мы. Он родился в Америке, бенгальский сын иммигрантов, в окружении богатых белых людей в таких школах, как Йельский университет и Колумбия, а также в таких местах, как Бостон и Нью-Йорк. Это довольно кризис идентичности.

Новое имя, новый человек?

Как разрешить кризис идентичности? Конечно, изобретая себя заново.Именно это и пытается сделать Гоголь, официально меняя свое имя на Нихил перед тем, как отправиться в Йель. Но если вы ожидали кардинального изменения и его характера, вас ждет разочарование. Независимо от того, как он себя называет, внутри он все тот же.

На самом деле, единственная реальная разница в том, что, как Нихил, он намного увереннее и внезапно обнаруживает, что у него все хорошо с дамами. Помните: «Как Нихил, он теряет девственность на вечеринке у Эзры Стайла с девушкой в ​​клетчатой ​​шерстяной юбке, боевых ботинках и горчичных колготках.(5.33) Но ни одна из этих дам не знает настоящего Гоголя. Как они могут быть, когда он не знает себя? Может быть, поэтому его отношения имеют такую ​​впечатляющую частоту неудач. испытать такое же отчуждение, как и версия Гоголя. Может быть, это проистекает из его образа жизни? Кажется, он делает почти все, чтобы забыть свои бенгальские корни, и, по иронии судьбы, его новое имя — единственное, что его связывает к его культуре.Рассмотрим, например, эти взаимодействия с Рэтлиффами:

Они сразу удовлетворены и заинтригованы его прошлым, годами в Йельском университете и Колумбии, его карьерой архитектора, его средиземноморской внешностью. «Ты мог бы быть итальянцем», — замечает Лидия в какой-то момент во время еды, глядя на него в свете свечи. (6,24)

И позже:

Иногда, когда смех за столом Джеральда и Лидии нарастает, открывается еще одна бутылка вина и Гоголь поднимает свой бокал, чтобы его снова наполнили, он осознает этот факт. что его погружение в семью Максин — это его собственное предательство. (6.54)

Гоголь любит тусоваться с Рэтлифами, потому что их причудливый образ жизни WASP — довольно приятная сделка. Но Рэтлифы его явно не знают. Они просто «заинтригованы» его корнями, а затем полностью отмахиваются от них, говоря, что он может сойти за итальянца. Именно такие моменты помогают нам понять, почему Гоголь чувствует, что предает свою семью, проводя время с Рэтлифами. Они ничего не знают о бенгальской культуре, и, что более важно, Гоголь даже не пытается поделиться ею с ними.Он просто убирает это.

Но чем больше времени он проводит с такими людьми, как Крысоловы, тем дальше Гоголь удаляется от своей культуры. Конечно, мир Рэтлифов привлекателен, но это не его мир . Это белый, богатый, американский мир, и Гоголь не из тех.

Сын его отца

Что бы ни случилось с кризисом его личности, Гоголю повезло в одном: у него потрясающая семья. И, как выясняется, та же самая семья могла быть решением его проблем.Кто может лучше показать вам, кто вы, чем те, кто вас знает лучше всего?

Больше всего ему помогает отец Гоголя, Ашок. И только после того, как его отец пролил историю с именем Гоголя (ужасающая железнодорожная катастрофа, которая чуть не закончила его жизнь), Гоголь начинает сожалеть обо всем этом Нихиле.

И только после смерти отца (и после его развода с Мушуми) Гоголь осознает нечто действительно важное:

Без людей в мире, чтобы называть его Гоголем, сколько бы он ни жил, Гоголь Гангули однажды и навсегда исчезнут из уст близких, а значит, прекратят свое существование.Однако мысль об этой возможной кончине не дает ни чувства победы, ни утешения. Это не дает никакого утешения. (12.24)

Вот и все, ребята. Само название не имеет значения. Гоголь не имя делает Гоголя тем, кем он является. Это его семья . Люди, которые называют его Гоголем, делают его таким, какой он есть, и если он позволит своей семье умереть, не позволяя себе по-настоящему быть Гоголем, то он просто «перестанет существовать». И действительно, как бы вы ни были раздеты своими культурными корнями, кто этого хочет?

Итак, к концу романа мы чувствуем себя достаточно уверенно в своей уверенности, что Гоголь поставит крест на всей этой истории с Нихилом и начнет принимать имя, которое дал ему отец.По крайней мере, к такому выводу мы пришли, когда Гоголь начал читать рассказы своего тезки в конце романа. Но эй, Шмуп мог ошибаться. Так скажи нам, что ты думаешь?

«Гоголь» | The New Yorker

Сначала Ашок больше озадачен, чем взволнован, из-за остроты головы, отечности век, маленьких белых пятен на щеках, мясистой верхней губы, которая заметно опускается над нижней. Кожа бледнее, чем у Ашимы или его собственной, достаточно прозрачная, чтобы на висках виднелись тонкие зеленые прожилки.Кожа головы покрыта тонкими черными волосами. Он пытается сосчитать ресницы. Он нежно нащупывает руки и ноги через фланель.

«Это все есть», — говорит Ашима, наблюдая за своим мужем. «Я уже проверил».

«Какие глаза? Почему он их не открывает? Он их открыл?

Она кивает.

«Что он видит? Он нас видит?

«Думаю, да. Но не очень понятно. И не в полном цвете. Еще нет.»

Они сидят молча, все трое неподвижны, как камни.»Как ты себя чувствуешь? Все в порядке? — спрашивает он Ашиму через некоторое время.

Но ответа нет, и когда Ашок отрывает взгляд от лица сына, он видит, что она тоже спит.

Когда он оглядывается на ребенка, глаза открыты, смотрят на него, не мигая, такие же темные, как волосы на его голове. Лицо преображается; Ашок никогда не видел более совершенной вещи. Он воображает себя темным, зернистым, расплывчатым существом. Как отец своему сыну. Спасение из разбитого поезда было первым чудом в его жизни.Но вот, сейчас, отдыхая на руках, почти ничего не взвешивая, но все меняя, это второе.

Поскольку ни у одной из бабушек и дедушек нет рабочего телефона, единственная связь пары с домом — телеграмма, которую Ашок отправил обеим сторонам в Калькутте: «С вашего благословения, мальчик и мать в порядке». Что касается имени, они решили позволить бабушке Ашимы, которой сейчас перевалило за восемьдесят, которая дала имена каждому из своих шести других правнуков в мире, делать почести. Бабушка Ашимы сама отправила письмо, идя с тростью на почту, это ее первая поездка из дома за десять лет.В письме указано одно имя для девочки, одно для мальчика. Бабушка Ашимы никому их не открывала.

Хотя письмо было отправлено месяц назад, в июле оно еще не пришло. Ашима и Ашоке не очень обеспокоены. В конце концов, они оба знают, что младенцу не нужно имя. Его нужно накормить и благословить, дать ему немного золота и серебра, чтобы его похлопали по спине после кормления и осторожно держали за шею. Имена могут подождать. В Индии родители не торопятся. Не было ничего необычного в том, что прошли годы, прежде чем было выбрано правильное имя, наилучшее из возможных.Ашима и Ашоке могут привести примеры двоюродных братьев, имена которых не назывались официально, пока они не были зарегистрированы в школе в шесть или семь лет. Кроме того, всегда есть любимые имена, которые надо учесть: практика бенгальской номенклатуры дает каждому человеку по два имени. На бенгальском языке слово «кличка домашнего животного» — daknam , что буквально означает имя, которым его называют друзья, семья и другие близкие, дома и в другие личные, неохраняемые моменты. Клички домашних животных — это стойкий пережиток детства, напоминание о том, что жизнь не всегда бывает такой серьезной, такой формальной, такой сложной.Они также напоминают о том, что один — не все для всех. Каждое имя питомца сочетается с «хорошим именем», bhalonam , для идентификации во внешнем мире. Следовательно, добрые имена появляются на конвертах, дипломах, в телефонных справочниках и во всех других общественных местах. Хорошие имена, как правило, представляют собой достойные и просвещенные качества. Ашима означает «безграничная, безграничная». Ашоке, имя императора, означает «тот, кто превосходит горе». У имен домашних животных нет таких стремлений.Они никогда не записываются официально, а только произносятся и запоминаются.

Три дня приходят и уходят. Медперсонал показывает Ашиме, как менять подгузники и чистить пуповину. Ей дают горячие ванны с морской водой, чтобы успокоить синяки и швы. Ей дают список педиатров и бесчисленные брошюры по грудному вскармливанию, приклеиванию и иммунизации, а также образцы детских шампуней, ватных палок и кремов. На четвертый день есть хорошие новости и плохие новости. Хорошая новость заключается в том, что Ашима и ребенок должны выписаться на следующее утро.Плохая новость заключается в том, что мистер Уилкокс, составитель больничных свидетельств о рождении, сказал им, что они должны выбрать имя для своего сына. Потому что они узнают, что в Америке ребенка нельзя выпустить из больницы без свидетельства о рождении. И что в свидетельстве о рождении нужно имя.

«Но, сэр, — возражает Ашима, — мы не можем назвать его сами».

Мистер Уилкокс, худощавый, лысый, невозмутимый, смотрит на пару, оба явно обеспокоены, затем смотрит на безымянного ребенка. «Понятно», — говорит он.»Причина в том, что?»

«Мы ждем письма», — говорит Ашок, подробно объясняя ситуацию.

«Понятно», — снова говорит мистер Уилкокс. «Это прискорбно. Боюсь, ваша единственная альтернатива — написать в сертификате «Baby Boy Ganguli». Разумеется, вам потребуется внести поправки в постоянную запись, когда будет выбрано имя ».

Ашима выжидающе смотрит на Ашока. «Это то, что мы должны делать?»

«Не рекомендую», — говорит г-н Уилкокс. «Вам придется явиться к судье, заплатить пошлину.Бюрократия бесконечна ».

«О боже, — говорит Ашок.

Мистер Уилкокс кивает, наступает тишина. «У вас нет резервных копий?» он спрашивает. «Кое-что про запас, на случай, если тебе не понравится то, что выбрала твоя бабушка».

Ашима и Ашоке качают головами. Никому из них и в голову не приходило ставить под сомнение выбор бабушки Ашимы, игнорировать таким образом пожелания старейшины.

«Вы всегда можете назвать его в честь себя или одного из своих предков», — сказал г-н.- предлагает Уилкокс, признавая, что на самом деле он Говард Уилкокс III. «Это прекрасная традиция. Это сделали короли Франции и Англии », — добавляет он.

Но это невозможно. Для бенгальцев не существует этой традиции: называть сына в честь отца или деда, а дочь — в честь матери или бабушки. Этот знак уважения в Америке и Европе, этот символ наследия и родословной был бы высмеян в Индии. В бенгальских семьях отдельные имена священны и неприкосновенны. Они не предназначены для наследования или совместного использования.

«А как насчет того, чтобы назвать его в честь другого человека? Кто-то, кем вы очень восхищаетесь? » — говорит мистер Уилкокс, с надеждой приподняв брови. Он вздыхает. «Думаю об этом. Я вернусь через несколько часов, — говорит он им, выходя из комнаты.

Дверь закрывается, и это происходит тогда, когда с легкой дрожью узнавания, как будто он знал это все время, Ашоку приходит в голову идеальное домашнее имя для его сына.

«Здравствуй, Гоголь», — шепчет он, склонившись над надменным лицом сына, его плотно сбитым телом. «Гоголь», — повторяет он удовлетворенно.Ребенок поворачивает голову с выражением крайнего испуга и зевает.

Ашима одобряет, зная, что это имя означает жизнь не только ее сына, но и ее мужа. Впервые она услышала историю несчастного случая вскоре после того, как их брак был устроен, когда Ашок был для нее незнакомцем. Но от мысли об этом сейчас у нее остывает кровь. Бывают ночи, когда ее будят приглушенные крики мужа, временами они вместе едут в метро, ​​и ритм колес на рельсах заставляет его внезапно задуматься и отстраниться.Сама она никогда не читала Гоголя, но готова поставить его на полку в своей памяти, наряду с Теннисоном и Вордсвортом. Когда мистер Уилкокс возвращается со своей пишущей машинкой, Ашок произносит имя. Таким образом, Гоголь Гангули стоит на картотеке больницы. Первая фотография, несколько переэкспонированная, сделана в тот жаркий, жаркий летний день: Гоголь, нечеткая, покрытая одеялом масса, покоится в объятиях утомленной матери. Она стоит на ступенях больницы, смотрит в камеру, прищурившись, на солнце.Ее муж смотрит сбоку, с чемоданом жены в руке, улыбается, опустив голову. «Гоголь входит в мир», — напишет его отец на спине бенгальскими буквами.

Письма приходят от родителей Ашимы, от родителей Ашока, от тётушек, дядей, двоюродных братьев и друзей, кажется, от всех, кроме бабушки Ашимы. Письма наполнены всевозможными благословениями и добрыми пожеланиями, составленными в алфавите, который они видели повсюду вокруг себя большую часть своей жизни, на рекламных щитах, в газетах и ​​навесах, но который теперь они видят только в этих драгоценных бледно-голубых посланиях.

В ноябре, когда Гоголю исполняется три месяца, у него развивается легкая ушная инфекция. Когда Ашима и Ашоке видят, как кличка их сына напечатана на этикетке рецепта на антибиотики, когда они видят его в верхней части его записи о прививках, это выглядит неправильно; имена домашних животных не предназначены для разглашения таким образом. Но письма от бабушки Ашимы до сих пор нет, и они вынуждены сделать вывод, что оно потеряно в почте. Уже на следующий день в Кембридж приходит письмо. Письмо датировано тремя неделями назад, и из него они узнают, что бабушка Ашимы перенесла инсульт, что ее правая сторона навсегда парализована, ее разум затуманен.Она больше не может жевать, почти не глотает, мало что помнит и узнает из своих восьмидесяти с лишним лет. «Она все еще с нами, но, честно говоря, мы ее уже потеряли», — написал отец Ашимы. «Приготовься, Ашима. Возможно, ты больше ее не увидишь ».

Это их первая плохая новость из дома. Ашоке почти не знает бабушку Ашимы, лишь смутно вспоминает, как касался ее ног на его свадьбе, но Ашима безутешна уже несколько дней. Она сидит дома с Гоголем, пока листья становятся коричневыми и падают с деревьев, а дни начинают быстро расти, беспощадно темнеют.В отличие от родителей Ашимы и других ее родственников, ее бабушка, ее дида, не убеждала Ашиму не есть говядину, не носить юбки, не обрезать волосы и не забывать о своей семье в момент, когда она приземлилась в Бостоне. Ее бабушка не боялась таких признаков предательства; она была единственным человеком, который правильно предсказал, что Ашима никогда не изменится. За несколько дней до отъезда из Калькутты Ашима стояла, опустив голову, под портретом покойного деда, прося его благословить ее путешествие. Затем она наклонилась, чтобы коснуться своей головы пылью со ступней ее диди.

«Дида, я иду», — сказал Ашима. Эту фразу бенгальцы всегда использовали вместо прощания.

«Наслаждайся», — проревела ее бабушка громовым голосом, помогая Ашиме выпрямиться. Дрожащими руками бабушка прижала большие пальцы рук к слезам, текущим по лицу Ашимы, вытирая их. «Делай то, что я никогда не сделаю. Все будет к лучшему. Помни это. Теперь иди.»

К 1971 году Гангули переехали в университетский городок за пределами Бостона, где Ашок был нанят в качестве доцента кафедры электротехники в университете.В обмен на обучение пяти классам он зарабатывает шестнадцать тысяч долларов в год. Ему предоставляется собственный кабинет, его имя выгравировано на полосе черного пластика у двери. Работа — это все, о чем Ашок когда-либо мечтал. Он всегда надеялся преподавать в университете, а не работать в корпорации. «Какое волнение, — думает он, — читать лекцию перед аудиторией, заполненной американскими студентами. Какое чувство удовлетворения он дает, когда видит свое имя в рубрике «Факультет» в справочнике университета.Из своего кабинета на четвертом этаже открывается потрясающий вид на четырехугольник, окруженный увитыми виноградной лозой кирпичными зданиями. По пятницам, после того как он преподает в своем последнем классе, он ходит в библиотеку, чтобы читать международные газеты на длинных деревянных шестах. Он читает об американских самолетах, бомбящих вьетконговские маршруты снабжения в Камбодже, об убийствах наксалитов на улицах Калькутты, Индии и Пакистана, идущих на войну. Иногда он поднимается на залитый солнцем безлюдный верхний этаж библиотеки, где разложена вся литература.Он просматривает проходы, чаще всего тяготея к своим любимым русским, где его особенно утешает каждый раз имя сына, выбитое золотыми буквами на корешках ряда красных, зеленых и синих книг в твердом переплете.

Ашоке и Ашима покупают черепичный двухэтажный колониальный дом в недавно построенном жилом доме, который ранее никем не занимал, построенный на четверти акра земли. Это клочок Америки, на который они претендуют. Гоголь провожает родителей по банкам, сидит и ждет, пока они подписывают бесконечные бумаги.Когда Ашоке и Ашима переезжают в новый дом на U-Haul, они обнаруживают, сколько у них есть; Каждый из них приехал в Америку с одним-единственным чемоданом одежды на несколько недель. Стены нового дома окрашены, подъездная дорожка залита смолой, черепица и солнечная терраса защищены от атмосферных воздействий и окрашены. Ашок фотографирует каждую комнату, где Гоголь стоит где-то в кадре, чтобы отправить родственникам в Индию. Это крепко сложенный ребенок, с пухлыми щеками, но уже задумчивым лицом.Когда он позирует перед камерой, его нужно уговаривать улыбнуться.

Вначале, по вечерам, его семья катается на автомобиле, по крупицам исследуя свои новые окрестности: заброшенные проселочные дороги, затененные проселочные дороги. Заднее сиденье машины обшито пластиком, пепельницы на дверях по-прежнему герметичны. Иногда они вообще уезжают за город на один из пляжей Северного берега. Даже летом они никогда не ходят купаться и не становятся коричневыми под солнцем. Вместо этого они идут в своей обычной одежде.К тому времени, как они приехали, билетная касса пуста, толпы разошлись; на стоянке всего несколько машин. Вместе, во время движения Гангули, они ожидают того момента, когда появится тонкая синяя линия океана. На пляже Гоголь собирает камни, роет туннели в песке. Он и его отец бродят босиком, их штанины закатаны до середины икры. Он наблюдает, как за несколько минут его отец поднимает воздушного змея против ветра, такого высокого, что Гоголю приходится запрокинуть голову, чтобы увидеть рябь на небе.

В августе, когда Гоголю исполняется пять лет, Ашима обнаруживает, что снова беременна. По утрам она заставляет себя съесть кусок тоста только потому, что Ашок готовит его для нее и наблюдает за ней, пока она жует его в постели. У нее постоянно кружится голова. Она проводит дни лежа, рядом с ней розовая пластиковая корзина для бумаг, шторы опущены, ее рот и зубы покрыты привкусом металла. Иногда Гоголь лежит рядом с ней в родительской спальне, читает книжку с картинками или раскрашивает мелками.«Ты будешь старшим братом», — говорит она ему однажды. «Будет кто-нибудь, кто назовет тебя Дада. Разве это не будет интересно? »

По вечерам Гоголь и его отец вместе, вдвоем, едят недельный куриный карри и рис, которые его отец каждое воскресенье готовит в двух потрепанных голландских печах. Когда еда разогревается, его отец говорит Гоголю закрыть дверь спальни, потому что его мать не переносит запаха. Странно видеть его отца, руководящего кухней, стоящего вместо матери у плиты.Когда они садятся за стол, звук разговора его родителей отсутствует.

Поскольку его мать имеет тенденцию рвать в момент, когда она оказывается в движущейся машине, она не может сопровождать Ашока, чтобы отвезти Гоголя в сентябре 1973 года на его первый день в детском саду в городской государственной начальной школе. К началу Гоголя уже вторая неделя учебного года. Всю последнюю неделю Гоголь лежал в постели, как и его мать, вялый, без аппетита, утверждая, что у него болит живот, и даже однажды его рвало в розовую корзину для бумаг своей матери.В детский сад ходить не хочет. Он не хочет носить новую одежду, которую его мать купила ему в Sears, повешенную на ручке его комода, нести коробку для завтрака Чарли Брауна или садиться в желтый школьный автобус, который останавливается в конце Пембертон-роуд.

Есть причина, по которой Гоголь не хочет ходить в детский сад. Его родители сказали ему, что в школе, вместо того, чтобы называться Гоголем, его назовут новым именем, хорошим именем, которое его родители наконец выбрали, как раз вовремя, чтобы он начал свое формальное образование.Имя Нихил искусно связано со старым. Это не только вполне респектабельное бенгальское доброе имя, означающее «тот, кто цельный, охватывающий все», но оно также имеет удовлетворительное сходство с Николаем, первым именем русского Гоголя. Ашок подумал об этом недавно, бездумно глядя на гоголевские корешки в библиотеке, и помчался обратно в дом, чтобы спросить Ашиму ее мнение. Он указал, что это относительно легко произносить, хотя есть опасность, что американцы, одержимые сокращениями, сократят его до Ника.Она сказала ему, что ей это понравилось, хотя позже, в одиночестве, она плакала, думая о своей бабушке, которая умерла в том же году, и о письме, вечно парившем где-то между Индией и Америкой.

Персонажи-тезки | GradeSaver

Жена Ашока и мать Гоголя и Сони, Ашима выросла в Калькутте и вышла замуж за Ашока, встречаясь с ним лишь ненадолго. Она переезжает с ним в Кембридж, штат Массачусетс, и остается в пригороде Бостона, чтобы растить семью.

Муж Ашимы и отец Гоголя и Сони, Ашок получил докторскую степень в Массачусетском технологическом институте и работает профессором в районе Бостона, пока его дети растут. В молодости он попал в ужасную железнодорожную аварию, когда читал произведение русского писателя Гоголя и назвал своего сына в честь этого автора.

Акушер Ашимы Гангули, у которого «тонкие волосы песочного цвета зачесаны назад с виска», и который доставляет Гоголя

Одна из медсестер в больнице при рождении Гоголя, у которой «прядь рыжеватых волос» и которая весьма дружелюбна к Ашиме.

Бенгальский бизнесмен средних лет, которого Ашок встречает в поезде перед ужасной аварией. Он советует Ашоку путешествовать по миру, прежде чем остепениться. Когда поезд падает, его убивают, но Ашок выживает.

Жена Дилипа Нанди. Вместе они живут в Кембридже; Гангулицы встречали их на Всевышнем Чистоте, и они присутствуют на гоголевской церемонии риса.

Муж Майи Нанди. Это бенгальская пара, которую Гангули встретили в Высшей Чистоте, и они присутствуют на церемонии рисования Гоголя.Еще они присматривают за ним, пока Соня рождается в больнице.

Постдок по математике из Дехрадуна. Ашок встретил его в Массачусетском технологическом институте, и он присутствует на церемонии рисования Гоголя.

Ее собирались назвать Гоголем, но письмо, которое она отправила со своими предпочтениями, так и не пришло в Соединенные Штаты. Ашима вспоминает ее как «съежившуюся женщину в вдовьей белой одежде и с желто-коричневой кожей, которая не желает морщиться». Вскоре после рождения Гоголя она терпит инсульт и теряет рассудок.

Составитель больничных свидетельств о рождении, невысокий лысый человечек, который советует гангулицам выбрать имя Гоголя перед тем, как покинуть больницу, чтобы избежать волокиты позже.

Гарвардский профессор социологии, который живет со своей женой Джуди и двумя дочерьми, Эмбер и Кловер, над Гангули в Кембридже. У него «жесткая борода цвета ржавчины, из-за которой он выглядит намного старше, чем он есть на самом деле».

Жена Алана, живущего над Гангули в Кембридже. Она работает в женском медицинском коллективе в Сомервилле несколько дней в неделю и одевается как хиппи.

Брат Ашимы, живущий в Калькутте. Он звонит ей, чтобы сообщить, что ее отец умер от сердечного приступа.

Директор детского сада имени Гоголя. Ашима и Ашоке инструктируют ее называть Гоголя его официальным именем «Нихил», но когда она спрашивает Гоголя, как он хотел бы называться , и он отвечает «Гоголь», это остается неизменным. Она «высокая, стройная женщина с короткими светлыми волосами. Она носит матовые голубые тени для век и лимонно-желтый костюм».

Гоголевский младший преподаватель английского языка, который знает и ценит Гоголя как русского писателя. Он поручает классу прочитать один из рассказов Гоголя «Шинель.«Его описывают как« худощавого, жилистого, бесстыдно опрятного человека с удивительно низким голосом, рыжевато-светлыми волосами, маленькими, но проницательными зелеными глазами, очками в роговой оправе ».

Один из школьных друзей Гоголя, брат которого приглашает их на студенческую вечеринку в университете, где преподает отец Гоголя.

Один из школьных друзей Гоголя.

Один из школьных друзей Гоголя.

Девушка с короткими темно-каштановыми волосами, изгибающимися к щекам и подстриженными высокой челкой над бровями.«Гоголь встречает ее на вечеринке в колледже, когда он учится в средней школе, и это его первый поцелуй.

Гоголь — сын Ашимы и Ашоке, названный в честь русского писателя Николая Гоголя. Летом перед поступлением в колледж он меняет свое имя на Нихил. Он «чуть ниже шести футов ростом, его тело стройное, его густые каштаново-черные волосы слегка нуждаются в подстрижке. Его лицо худое, умное, внезапно красивое, кости более выпуклые, бледно-золотая кожа чисто выбрита и Чисто.»

Младшая сестра Гоголя и дочери Ашимы и Ашоке.В подростковом возрасте она ругается со своими родителями из-за своей прически, вечеринок и проколотых ушей.

Серьезная подруга Гоголя. Он встречает ее на вечеринке и переезжает в дом ее родителей в Нью-Йорке. «У нее высокий и гладкий лоб, скошенные челюсти необычайно длинные. Глаза зеленоватые, радужная оболочка обрамлена тонкими черными кольцами».

Мать Максин и жена Джеральда. Она «высокая и стройная, как и ее дочь, с прямыми волосами цвета железа, по-юношески подстриженными, обрамляющими лицо.«

Отец Максины и муж Лидии. Он «высокий, красивый мужчина с пышными белыми волосами, бледно-зелено-серыми глазами Максин, тонкими прямоугольными очками, спущенными на пол носа».

Дед Максин, которого Гоголь встречает в доме у озера Рэтлифф в Нью-Гэмпшире. Он профессор классической археологии на пенсии.

Бабушка Максин, которую Гоголь встречает в доме у озера Рэтлифф в Нью-Гэмпшире. Она «маленькая и худая, сложена, как девочка, с белыми волосами, коротко подстриженными, а лицо глубоко морщинистым.«

Один из рисовальщиков, работающих с Гоголем в архитектурной фирме в Нью-Йорке; он берет Гоголя на вечеринку, где знакомится с Максин Рэтлифф.

Гробовщик, показывающий Гоголю тело его отца для опознания. Он «невысокий, приятный на вид мужчина с бородой цвета соли и перца».

Парень и будущий муж Сони. Он наполовину еврей, наполовину китаец и редактор Boston Globe .

Человек без качеств | Нация

Подписаться на
The Nation Подпишитесь сейчас всего за 2 доллара в месяц!

Спасибо за подписку на еженедельную рассылку новостей The Nation .

Спасибо за регистрацию. Чтобы узнать больше о The Nation , ознакомьтесь с нашим последним выпуском.
Подписаться на
The Nation Подпишитесь сейчас всего за 2 доллара в месяц!
Поддержка прогрессивной журналистики
Nation поддерживает считыватели: чип в размере 10 долларов или более, чтобы помочь нам продолжать писать о важных проблемах.
Зарегистрируйтесь в нашем винном клубе сегодня.
Знаете ли вы, что можно поддержать The Nation , выпив вина?

Герой фильма Тезка — американец бенгальского происхождения по имени Гоголь Гангули.Странные имена тяжеловесны для ребенка, и Гоголь по намеку родителей меняет свое имя на Нихил: сомнительное улучшение. Но что ему было делать? Отец Гоголя считает, что своей жизнью он обязан Николаю Гоголю, автору «Шинели», книги, которую он держал в руке, когда его спасли после крушения поезда. Великий русский рассказ, фантастическое доказательство пословицы о том, что «одежда создает человека», вдохновил Джумпу Лахири на создание тонкой морали. Одежды и всего того, что может символизировать одежда — обычаев, привычек, культуры — недостаточно, чтобы создать мужчину.Они говорят вам все, кроме того, что вам нужно знать. Лахири — интуитивный писатель, очень бережно использующий внешние сокращения названий улиц, родословных, свидетельств вкуса или родословной. Бэкграунд ее персонажей склонен проявляться в обороте речи или воспоминании, которое не признает себя воспоминанием. И все же к концу The Namesake мы узнали Гоголя Гангули так же, как мы знаем большинство людей. Мы знаем его достаточно хорошо, чтобы отступить. Его имя и национальность, работа, на которой он работает, где он жил, люди, которых он знает — эти данные исчерпывают его дело, но не объясняют его.

Люди в художественной литературе Лахири — рассказах в «Толкователь болезней », а также в этом романе — часто находят смутное утешение среди своих больших дислокаций. Это может быть вызвано привычкой, фетишем или телесной необходимостью. Итак, в начале этого романа, еще до рождения героя, мать Гоголя, Ашима, «задается вопросом, является ли она единственным индейцем в больнице, но легкое подергивание ребенка напоминает ей, что она, технически говоря, не в одиночестве.» То же самое обаяние против одиночества в некоторой степени разделяет отец Гоголя, Ашок.Тем не менее, история рассказывается в настоящем времени, что может показаться обескураживающим людей в настоящий момент, так что искусство становится даже медленнее, чем жизнь. Эксперимент, должно быть, понравился Лахири, потому что настоящее время может также напоминать случайность действия и страдания, то, что люди делают, и то, что происходит. Он предлагает мир без дизайна, в котором ничего не решается до того, как это произойдет. Это часть свободы персонажей Лахири, свобода, которую она не путает со счастьем.

Лахири — хороший рассказчик, но прирожденный писатель сцен. Главы о детстве Гоголя отличаются привлекательной экономией деталей — например, когда его сестра Соня берет его за руку при их первом возвращении в Индию, где родители показали себя смелее и громче, чем дети видели их раньше; или когда нам говорят, что у Сони «брекеты сошли с зубов, обнажая уверенную, частую американскую улыбку». Но больше этих глав никто не пожелает. В последних двух третях книги, как только два персонажа встречаются и начинают разговаривать, страницы кажутся затронутыми магией.Особенно это касается сцен между Гоголем и женщинами его жизни, Рут, Максин и Мушуми. У Лахири тонкий такт в предзнаменовании любви — рука, откидывающая прядь волос, более продолжительная пауза перед спокойной ночью, беспристрастный вопрос, который не допускает возможности для светской беседы. «На что похожа Калькутта? Это красиво? » Гоголь разлюбил Руфь, когда она вернулась из Англии, запечатлен в самом звучании ее речи, пронизанной новыми фразами: «Я полагаю», «Я полагаю», «Ты тоже можешь приехать.Когда он идет обедать с Максин и ее родителями в их дом, он удивляется непринужденности семьи и «чувствует приятную боль в висках и внезапную благодарность за день и то, куда он его привел». Меньший писатель подробно описал бы все это. Джхумпа Лахири показывает это.

Большая часть любви проистекает из произвольного настроения, которое лелеют один или, может быть, двое, не видя, что они когда-либо делали выбор. Руфь — современница, рядом с которой Гоголь познает мир.Его любовь к Максин становится глубже, потому что они оба старше, а также потому, что это мечта, а по большей части счастливый сон. Он заботится не только о Максин, но и о ее родителях и их образе жизни в Нью-Йорке: знакомом, щедром, как частном, так и общительном. Он очарован их летним домом в Нью-Гэмпшире, где он впервые видит ночное небо за городом, звезды, «сгущенные вместе, беспорядок из пыли и драгоценных камней». Он покидает Максин, когда смерть его отца напоминает ему, что он никогда не чувствовал, что она участвует в его семье.Это единственный традиционный сюжет в книге.

Мушуми, который становится взрослой любовью Гоголя, — самый сильный персонаж в The Namesake . Она передана остро, увлекательно, извне вовнутрь, с интимностью, которая будоражит и тревожит. И человек уходит от книги с тревогой, все еще думая о Мушуми — ее Данхиллах, ее духах (как их чувствует Гоголь), «чем-то немного подавляющем, что заставляет его думать о влажном мхе и черносливе», ее стремлении к самосовершенствованию и ее растущем признании того, что она принципиально плывет по течению.Безрассудная своенравность странным образом сочетается с сдержанностью, когда Мушуми говорит на их первом свидании, устроенном их родителями: «Итак, я никогда не делал этого раньше». Ритм речи и почти личность — в запятой. Что-то в Мушуми попадает под кожу в этом романе, и роман от этого лучше. Она докторант французской литературы. Почему, чтобы нервничать из-за супружеской неверности, она перечитывает The Red and the Black на английском языке? Потому что она бы это сделала. Это один из тех штрихов, которые, когда они правы, вызывают у читателя полное доверие к писателю.Этот портрет, столь нежный в большинстве своих оттенков, ироничен в том смысле, что мы вынуждены видеть в Мушуми то, чего она не видит в себе. Академическая богемная среда, в которой она движется, искусно обработана, буржуазна, постмодерна, обращает все к стилю, обучена всем соответствующим формам заботы о себе. «У меня, — говорит одна из ее подруг, — будет гораздо больше энергии, если я не буду употреблять пшеницу».

Почти всем персонажам наделено что-то от собственной чувствительности Лахири к поверхностям вещей — например, поэзия торговых марок, когда они поражают человека, который начинает хорошо знать английский: «Скиппи, Худ, Шмель, Лэнд О’Лейкс »; или привлекательность для книжной девушки «эмблемы современной библиотеки» — лихая, обнаженная фигура с факелом.«На переднем плане технической подготовки Гоголя как архитектора, колледжи, вокруг которых разворачиваются части книги (Гарвард, Йель, Колумбия), все необходимые квалификационные детали четко соблюдаются без показухи. Непонятно, почему Мушуми ксерокопировал страницу Флобера, чтобы студенты могли перевести в первый день изучения французского, но, возможно, это шутка о Мушуми или о преподавании французского языка, слишком тонкая, чтобы ее можно было уловить обычным ухом.

Дети сыграли важную роль в некоторых из лучших историй в Interpreter of Maladies — «Миссис.Сена »,« Сексуальный »,« Когда мистер Пирзада пришел на обед »- они говорили об их резких или ругающих вещах или смотрели на взрослых с безмолвным удивлением. В свете этих историй любопытно задуматься о том, что Гоголь, которого роман оставляет в 30-летнем возрасте, не производил твердого впечатления даже в детстве. Он пассивный персонаж, судя по всему, что мы видим в нем, подходящий автомобиль для истории, которая означает показать несчастные случаи, которые складываются в жизнь. Да и вообще автор этого героя не любит. Она говорит о нем с нехарактерным всеведением, что «завтрашняя» речь Macbeth , которую он выучит наизусть, будет «единственными стихотворными строками, которые он выучит наизусть до конца своей жизни.”Пророчество явно заслужено, но знание предварительно усвоено. Правда в том, что Лахири в обществе Гоголя немного неугомонен. Она может видеть его до самого конца.

Это не роман, написанный к диссертации. Но Лахири иногда делает паузу, чтобы обсудить озабоченности, которые, как нельзя не думать, имеют меньшее значение для нее, чем для серьезных людей, которых, по ее мнению, она должна уважать. Итак, нам показывают, как Гоголь обедает с Джеральдом и Лидией, родителями Максин, внезапно страдающими тревожной мыслью о том, что «он не может представить своих родителей, сидящих за столом Лидии и Джеральда.«Актуальность такой детали не принадлежит собственно мысли Гоголя. Он «принадлежит» ситуации с социологической точки зрения. Книга, полная таких моментов, стала бы тем, чем не является The Namesake , — историей о затруднительном положении, а не о человеке. Другой вид побуждения проявляется в форме тематической внимательности. Увидев в детстве фотографию Мушуми, Гоголь пытается вытащить ее из альбома для вырезок и обнаруживает, что она не отслаивается, а «упорно цепляется, отказываясь чисто оторваться от прошлого.Опять же, когда предыдущий парень Моушуми в воспоминаниях легко говорит о ее бенгальских отношениях, мы получаем перефразирование ее чувств: «Одно дело для нее отвергать свое прошлое, критиковать наследие своей семьи, другое — слышать это от него «. Реальная работа процесса индивидуации, ощущение прошлого и настоящего и пробуждение защитной гордости не столь сознательны, как это, и не столь прозрачны. Тем не менее, дидактическое давление в The Namesake сводится к очень незначительному; в Interpreter of Maladies было еще меньше.

Когда мастер короткого рассказа публикует свой первый роман, рецензенты, которые никогда не писали рассказ или роман, могут повлиять на нелепый тон мягкой практической мудрости. Этот обзор теперь будет полностью использовать эту прерогативу. Роман погружается глубже, чем рассказ, и может вызвать множество теней и сомнений, наполняющих жизнь. Хотя это более длинная форма, она получает больше от силы невысказанного. Хороший рассказ завершается; хороший роман не может этого сделать — он сопротивляется эпизодическому подходу к изложению вещей в двух словах.Юмор рассказов Лахири, обычно сдержанный, но со своими яркими пятнами и вспышками, в основном отсутствует в The Namesake . Это не было неизбежным; это произошло из-за ее выбора героя. И все же ее роман затрагивает нас почти повсюду правдой о нескольких жизнях и не лишен вульгарной привлекательности, без которой искусство не останавливается на приличном успехе. Есть сцены, от которых не хочется отказываться, второстепенные персонажи, которых вы хотели бы удержать гораздо дольше. Мы говорим молодой писатель, но опытный писатель не имеет возраста, и в этой второй книге темп и акцент Лахири безошибочны: мрачный, невозмутимый, острый в том, как они подвергаются травмам жизни и ее набегам надежды.Далекая от того, чтобы использовать простор для бунта в мелодраме, она остается здесь, как и в своих рассказах, почти противоположностью драматического писателя.

Ее дар — сила сочувствия, которая заставляет нас беспокоиться об удаче ее персонажей, даже когда она дает нам знать, что удача закончится. То, что здесь нет великолепных кульминаций, является признаком самообладания. Великие изменения в истории — смерть, разлука, начало самопознания героя — все это происходит за кулисами. Как и в жизни, провокации к чувствам или действиям не совпадают с сознательными мыслями персонажей.Тем не менее, приятная формальная симметрия, слегка подчеркнутая, завершается, когда история, начавшаяся с путешествия Ашимы в Америку, заканчивается ее возвращением в Индию. Между тем, Лахири избежал опасностей романа поколений, в котором жизнь родителей-иммигрантов вырисовывается как череда тревог, а жизни американцев в первом поколении — как свершение вины. В этом романе говорится, что рост — это награда только за время, а время отнимает слишком много.

Цитаты Николая Гоголя «Мертвые души»

«Счастлив писатель, который, проходя мимо скучных, омерзительных, шокирующих в своей скорбной реальности персонажей, приближается к персонажам, проявляющим высокое достоинство человека, который из огромного пула ежедневно кружащихся образов выбрал лишь редкие исключения, который никогда не однажды предал возвышенный поворот своей лиры, не спустился со своего роста к своим бедным, ничтожным собратьям и, не касаясь земли, отдал себя целиком своим возвышенным изображениям, так далеким от нее.Его прекрасная участь дважды позавидует: он среди них, как и в своей семье; а тем временем его слава распространяется громко и далеко. Чарующим дымом он затуманил глаза людей; он чудесно льстил им, скрывая печальное в жизни, показывая им прекрасного человека. Все кидаются за ним, аплодируя, и улетают вслед за его триумфальной колесницей. Они называют его великим мировым поэтом, который парит над всеми другими гениями в мире, как орел парит над другими высокими летчиками. При простом упоминании его имени молодые пылкие сердца наполняются трепетом, отзывчивые слезы сияют во всех глазах… Никто не сравнится с ним по силе — он Бог! Но это не та участь, и иная судьба писателя, который осмелился вызвать все, что находится перед нашими глазами каждое мгновение и чего не видят наши равнодушные глаза, — всю громадную трясину пустяков, в которой находится наша жизнь. запутанные, вся глубина холодных, разрозненных, повседневных персонажей, которые роятся на нашем зачастую горьком и скучном земном пути, и твердой силой своего неумолимого резца осмеливается представить их широко и ярко перед глазами всех людей! Не ему завоевывать аплодисменты людей, не ему видеть благодарные слезы и единодушный восторг душ, которые он пробудил; ни одна шестнадцатилетняя девушка не прилетит ему навстречу с головокружением и героическим энтузиазмом; не ему забывать себя в сладком очаровании звуков, которые он сам вызвал; не ему, наконец, избежать современного суждения, лицемерно бессердечное современное суждение, которое будет называть незначительным и означать творения, которые он взрастил, отведет ему презренное место в рядах писателей, оскорбляющих человечество, приписывает ему качества героев, которых он изобразил, лишат его сердца, души и божественного пламени таланта.Ибо современное суждение не признает, что одинаково чудесны очки, наблюдающие за солнцем, и те, которые наблюдают за движением неприметного насекомого; поскольку современное суждение не признает, что требуется большая глубина души, чтобы осветить картину, нарисованную из презренной жизни, и возвысить ее до жемчужины творения; ибо современное суждение не признает, что высокий экстатический смех достоин стоять рядом с возвышенным лирическим порывом и что целая бездна отделяет его от выходок уличного клоуна! Это современное суждение не признает; и превратит все это в упрек и брань непризнанного писателя; без участия, без ответа, без сочувствия, как беспризорник, он останется один посреди дороги.Мрачен его путь, и он с горечью почувствует свое одиночество ».
— Николай Гоголь, Мертвые души

Один из старейших случаев шизофрении в «Дневнике сумасшедшего» Гоголя

BMJ. 2001 Dec 22; 323 (7327): 1475–1477.

Лаборатория мозга и восприятия, Калифорнийский университет, Сан-Диего, 9500 Gilman Drive, 0109, La Jolla, CA 92093-0109, USA

Помимо исторического и литературного интереса и клинической полезности путем предоставления хороших примеров, исследование история болезни может дать ключ к разгадке ее патогенеза — необходимо, но не достаточно, чтобы причина болезни была не меньше возраста самой болезни.Здесь я отмечу одно из старейших и наиболее полных описаний шизофрении в классическом рассказе Николая Гоголя « Дневник сумасшедшего » (1834 г.). 1

Итоги

  • Классический рассказ Николая Гоголя Дневник сумасшедшего (1834 г.) содержит одно из самых ранних и наиболее полных описаний шизофрении

  • Этот случай не только представляет собой исторический интерес. важен, потому что он имеет значение для древности и, возможно, этиологии шизофрении

  • С литературной точки зрения этот рассказ можно рассматривать как набросок — хотя и наиболее блестящий — болезни

История шизофрении

Может показаться ненужным доказывать, что шизофрения — это старая болезнь, потому что «в каждом городе был дурак.Однако единственный случай шизофрении, который, возможно, соответствует диагностическим критериям болезни (см. Вставку) задолго до 1800 года, — это случай Эдгара или Бедного Тома в шекспировском «Короле Лире ». 3 5 Это привело к предварительному предположению, что какой-то фактор — вирус, токсин окружающей среды или, возможно, «сама современность» — действующий с 1800 года, значительно увеличил заболеваемость шизофренией. 3 Поскольку признаки шизофрении можно заметить без каких-либо лабораторных исследований или даже специальной подготовки, крайняя нехватка старых случаев шизофрении не может быть банально вызвана отсутствием передового диагностического оборудования или медицинского образования в былые дни.«Безумный» бред местного городского «дурака» мог быть вторичным по отношению к мании, височной эпилепсии, злоупотреблению психоактивными веществами или их отмене, дефициту витаминов или отравлению тяжелыми металлами.

Диагностические критерии шизофрении (согласно Диагностическому и статистическому руководству

, третье издание 2 )
  • У человека должно быть как минимум два из пяти симптомов — (i) бред, (ii) галлюцинации, (iii) ) дезорганизованная речь, (iv) крайне дезорганизованное или кататоническое поведение, или (v) негативные симптомы (такие как алогия, аволия и т. д.) — в течение значительной части месячного периода

  • Обязательными критериями исключения являются злоупотребление психоактивными веществами или зависимость, общее состояние здоровья, расстройство настроения и повсеместное нарушение развития

Николай Гоголь

Николай Гоголь родился на Украине в 1809 году.Он переехал в Санкт-Петербург в 1829 году и получил работу через друга в правительственном министерстве. С 1834 по 1842 год он опубликовал пять сказок об Украине, в том числе Дневник сумасшедшего (1834), Нос (1836) и Шинель (1842). За это время он также написал множество других рассказов, пьес и очерков. В 1842 году он опубликовал первую часть своего великого романа « Мертвых душ ».

Гоголь провел большую часть своих последних лет за пределами России. В 1848 году он совершил паломничество в Иерусалим и, очевидно, в последние годы своей жизни страдал от религиозной мании.Он завершил вторую часть книги Мертвых душ в 1852 году, но затем сжег рукопись 10-11 февраля того же года и умер 21 февраля, возможно, от голода. 1 Гоголь — один из величайших русских писателей, вдохновитель для более поздних писателей, таких как Набоков и Достоевский. 1

Дневник сумасшедшего и диагноз Поприщина

Дневник сумасшедшего представляет собой дневник Аксентия Ивановича Поприщина, украинского государственного служащего в возрасте от 40 лет.История начинается с записи на 3 октября (1 год). (В рассказе не указаны годы. Я использую их в качестве хронологического пособия при обсуждении рассказа.) День не начинается хорошо для Поприщина, который поздно встает и опаздывает на работу. Поприщин отмечает в своем дневнике, что в тот же день ему кажется, что он слышит, как две собаки разговаривают друг с другом по-русски. Далее он отмечает: «Это не может быть правдой, я должен быть пьян». Но я почти никогда не пью ». Дела идут быстро: у Поприщина больше проблем на работе, и 13 ноября (1 год) он замечает, что читает письма собак друг другу.

5 декабря (1 год) Поприщин записывает, что он читал в газете о споре о наследовании короля Испании Фердинанда VII (1833 г.). В дату, написанную «43 апреля 2000 года» (апрель 2 года?), Он пишет: «Сегодня день великого триумфа. Есть король Испании. Наконец-то его нашли. Этот король — я. Я обнаружил это только сегодня ». Дата следующей записи в дневнике — «86 марта, между днем ​​и ночью» (октябрь 2 года?). Поприщин выходит на работу после трехнедельного отсутствия, а затем начинает сильно оскорблять своего начальника и коллег.Позже, в записи, помеченной как «Без даты», Поприщин пишет, что он был в большой толпе, но «не раскрыл [свою] личность [как короля Фердинанда VIII]». Датой последней записи в дневнике является (февраль года 3?). Поприщин отмечает, что люди льют ему на голову холодную воду, голова кружится, небо кружится.

Диагноз Поприщина

Начиная, возможно, с апреля 2 года, Поприщин постоянно заблуждается, что он король Испании. Это заблуждение продолжается до конца истории, по крайней мере, в течение трех недель (когда он не ходил на работу) и, вероятно, месяцев или дольше.Его состояние прогрессивно ухудшается, и все это время он демонстрирует неорганизованное поведение, не ходит на работу, а затем ведет себя странно, когда делает это. Это тоже профессиональная дисфункция. Перед тем как начать свое заблуждение, что он король Испании (вероятно, не случайно запись в дневнике с причудливой датой «43 апреля 2000 года»), Поприщин переживает «продромальный» период, который включает галлюцинации, когда собаки разговаривают друг с другом. на человеческом языке и галлюцинация или заблуждение, будто собаки пишут друг другу письма.Текст дневника указывает на то, что речь Поприщина становится все более беспорядочной, и дата последней записи дневника является лишь одним из примеров. Когда Поприщин читает о проблемах с преемственностью короля Испании, он, кажется, принимает эту проблему лично (что смешно, потому что он даже не является гражданином Испании). Это пример знака «идеи референции» (возможно, самый старый подобный пример), который часто встречается при шизофрении. 2 В наше время идеи референции обычно проявляются как представление о том, что телеведущий или другой телеведущий обращается непосредственно к пациенту с шизофренией.

У Поприщина нет доказательств повсеместного нарушения развития, большой депрессии, височной эпилепсии или общего состояния здоровья. Он не демонстрирует никаких типичных поведенческих признаков мании, таких как бессонница, гиперсексуальность или расточительные траты. Мания может порождать заблуждения вроде того, что человек — король. Однако можно ожидать, что такое заблуждение проявится у маниакального пациента иначе, чем у Поприщина. Действительно, в дневниковой записи «Без даты» Поприщин говорит, что был в толпе, но никому не указал, что они были в присутствии царя.Маниакальный пациент, возможно, воспользуется такой возможностью, чтобы сделать важное заявление. Нет никаких доказательств злоупотребления психоактивными веществами или зависимости Поприщина, и алкоголизм явно исключен: «Но я почти никогда не пью» (3 октября (год 1)). Это исключение важно, поскольку злоупотребление алкоголем или зависимость от него не редкость в трудах Гоголя. Пятое десятилетие жизни — старый, но определенно не неслыханный возраст для психотического срыва. 7

Контекст рассказа Гоголя

Таким образом, рассказ Гоголя содержит одно из старейших и наиболее обширных описаний шизофрении.Учитывая, что рассказ содержит все критерии включения и исключения шизофрении, а также единство и название рассказа, он предполагает, что на Украине или в России должны были быть случаи, которые наблюдал Гоголь. Однако нельзя исключать, что «Поприщин» — это монтаж, построенный из патологических черт, которые Гоголь наблюдал у разных людей или у литературных персонажей, таких как Капеллемейстер Крейслер, творение немецкого писателя Э. Т. А. Гофмана (1776-1822). Действительно, первоначальное название рассказа Гоголя, по-видимому, было «Дневник безумного музыканта» 8 — явная ссылка на Гофмана.Работы Гофмана обширны и сложны, в них много любопытных персонажей. В них я еще не нашел случая шизофрении, и уж точно не нашел описаний, изложенных с той ясностью и недвусмысленностью, как случай Гоголя. Возможно, Гоголь был вдохновлен сообщениями в газетах, таких как The Northern Bee (которые Гоголь высмеивал и высмеивал в Diary of a Madman ) о заключенных в психиатрических больницах. 8 Может потребоваться дальнейшее изучение этих отчетов и работ Гофмана в отношении случаев шизофрении.Гоголевский очевидный случай шизофрении на Украине или в России (или Германии) не позднее 1834 г., взятый вместе с другими случаями в Англии и Франции в 1809 г., 9 , 10 показывает, что шизофрения уже была широко распространена в Европе к началу в 19 ​​веке, что делает все более маловероятным, хотя и не невозможным, что шизофрения была в значительной степени неслыханной до 1800 года.

Обсуждение

Если шизофрения — старая болезнь, то почему так мало ранних сообщений? Есть как минимум четыре возможных объяснения.Во-первых, увеличение числа зарегистрированных случаев шизофрении может быть артефактом огромного увеличения числа врачей и медицинских исследователей за последние 200 лет. Во-вторых, современные описания шизофрении, начиная с работы Крепелина по dementia precox, 11 , значительно облегчили распознавание шизофрении клиницистами, что, возможно, объясняет огромное увеличение случаев заболевания. В-третьих, поскольку для постановки диагноза шизофрения требуется снижение социального функционирования, большинство людей с шизофренией в прошлом не смогли бы написать или обеспечить распространение информации о своем состоянии.Более того, учитывая типичное бедственное положение людей с хронической (нелеченой) шизофренией, люди с этой болезнью, возможно, не были привлекательной темой для описания авторами, не склонными к терпению. Наконец, возможно, действительно был какой-то этиологический агент, новый с 1800 года, ответственный за значительный рост числа случаев. Очевидная нехватка старых случаев шизофрении согласуется с остроумной гипотезой, выдвинутой для объяснения преобладания пациентов с шизофренией в северном полушарии, родившихся в первом квартале года. генетические фоны, матери которых имели низкий уровень витамина D во втором и третьем триместрах беременности.

Дальнейшая проверка медицинских, литературных и других письменных источников может выявить дополнительные старые случаи шизофрении. Повышенная уверенность в том, что шизофрения — это старое заболевание или нет, может помочь в формировании гипотез и проведении исследований для поиска более эффективных методов лечения или профилактики этого распространенного (распространенность около 1% 7 ) и очень болезненного заболевания.

Благодарности

Благодарю сотрудников книжного магазина UCSD за то, что они познакомили меня с замечательным рассказом Гоголя; Сьюзи Конвей (библиотека Countway Гарвардской медицинской школы) за полезные обсуждения; и Джонатану Сэвиллу (UCSD) за бесценные обсуждения и за подтверждение, прочитав рассказ на русском языке, что диагноз не является артефактом перевода.

Список литературы

1. Гоголь Н. Дневник сумасшедшего и другие рассказы. (Перевод с русского Р. Уилкса). Лондон: Penguin Books; 1972. [Google Scholar] 2. Диагностическое и статистическое руководство психических расстройств: DSM-IV. Вашингтон, округ Колумбия: Американская психиатрическая ассоциация; 1994. [Google Scholar] 3. Заяц Э. Шизофрения как недавнее заболевание. Br J Psychiatry. 1988. 153: 521–531. [PubMed] [Google Scholar] 4. Андреасен, штат Нью-Джерси. Художник как ученый. Психиатрическая диагностика в трагедиях Шекспира.ДЖАМА. 1976; 235: 1868–1872. [PubMed] [Google Scholar] 5. Барк Н.М. Знал ли Шекспир о шизофрении? Случай Бедного Безумного Тома в «Короле Лире». Br J Psychiatry. 1985. 146: 436–438. [PubMed] [Google Scholar] 6. Федио П. Поведенческие характеристики пациентов с височной эпилепсией. Psychiatr Clin North Am. 1986; 9: 267–281. [PubMed] [Google Scholar] 8. Фангер Д. Творчество Николая Гоголя. Кембридж, Массачусетс: Belknap Press; 1979. стр. 115. [Google Scholar] 9. Хаслам Дж. Наблюдения за меланхолией и безумием.Лондон: Каллоу; 1809. [Google Scholar] 10. Пинель П. Traité médico-Philésphique sur l’aliénation mentale. 2-е изд. Париж: Дж. А. Броссон; 1809. [Google Scholar] 11. Коль Ф. Начало классификации психозов Эмиля Крепелина. Историко-методологическая рефлексия по случаю 100-летия его «Гейдельбергского обращения» 27 ноября 1898 г. о «нозологической дихотомии» эндогенных психозов. Psychiatr Prax. 1999; 26: 105–111. [PubMed] [Google Scholar]

Гоголя в Тезке | Учиться.com

Гоголь против Нихила

Когда Гоголь родился, его прабабушка из Индии обязана дать ему имя. Однако она заболевает и никогда никому не может сказать, как она хочет назвать ребенка. Затем Ашоку приходит в голову идея назвать его в честь Николая Гоголя. Зачем ему это делать? Что ж, это довольно примечательная история.

Когда Ашок был моложе, он попал в ужасную железнодорожную аварию.Чудом он выжил в железнодорожной катастрофе, потому что возле Ашока в развалинах спасатель заметил страницу из «Шинели» Николая Гоголя. С того дня у Ашока появился новый взгляд на жизнь. Это мировоззрение принесло ему любовь, успех и возможность работать в Соединенных Штатах. По этой причине он решает назвать сына Гоголем.

Однако по мере взросления Гоголь начинает ненавидеть свое имя. Его отец еще не рассказал ему о железнодорожной катастрофе, поэтому он думает, что назван в честь Николая Гоголя только потому, что является любимым писателем Ашока.В школе дети постоянно дразнят его из-за его имени. Они задаются вопросом, почему американец бенгальского происхождения назван в честь русского человека.

Перед тем, как Гоголь пойдет в колледж в Йельском университете, он решает официально изменить свое имя с Гоголь на Nikhil , это изменение имени представляет собой взросление, поскольку он пытается найти свою собственную личность. С этого момента он представляется всем, кого встречает, как Нихил. Однако члены его семьи и люди, знавшие его ранее, продолжают называть его Гоголем.Его имя на протяжении многих лет продолжает вызывать разочарование и замешательство.

В ловушке двух культур

На протяжении всей своей жизни Гоголь оказывается зажатым между миром своих родителей и американской культурой. В детстве его семья сохранила многие индийские обычаи и традиции, но они также переняли аспекты американской жизни. В детстве иммигрантов Гоголь часто чувствует себя в Америке чужим. Он также чувствует то же самое, когда его семья посещает Индию. Где бы он ни был, Гоголь чувствует себя не на своем месте.Иногда на протяжении своей жизни он сопротивляется определенным аспектам культуры своих родителей. Например, однажды он говорит себе, что никогда не будет искать дружбы или отношений с другими бенгальскими американцами. Это отличается от его родителей, которые в основном дружат только с другими бенгальскими иммигрантами.

Гоголевские отношения

Преобразование Гоголя может быть отмечено его романтическими отношениями. Его первые серьезные отношения связаны с девушкой по имени Рут . Они какое-то время ходят на свидания в училище, пока Гоголь изучает архитектуру.Они довольно быстро влюбляются друг в друга, но становится очевидным, что его родители не полностью поддерживают его отношения с «американцем». Они расстаются примерно через год после того, как поняли, что больше не любят друг друга.

Вскоре после переезда в Нью-Йорк и начала работы в архитектурной фирме он встречает женщину по имени Максин . Максин происходит из очень богатой семьи, и, похоже, она противоположна той девушке, с которой родители Гоголя хотели бы, чтобы он встречался и женился.То, что она так отличается от него, привлекает Гоголя. Вскоре Гоголь проводит больше времени с Максин и ее семьей и меньше — со своей. За это время умирает Ашок, и Гоголь чувствует себя виноватым за то, что так отдалился в последние несколько месяцев.

В конце концов, Гоголь решает подчиниться желанию матери и пойти на свидание с Моушуми , другом семьи. Как и Гоголь, Мушуми — американец бенгальского происхождения. После смерти отца Гоголь заинтересован в том, чтобы сделать свою семью счастливой и воссоединиться со своим индийским прошлым.Итак, хотя он однажды пообещал себе, что у него никогда не будет романтических отношений с другим бенгальским американцем, он не может отрицать связь, которую он имеет с Мушуми. Эти двое решают пожениться, и у них проходит тщательно продуманная церемония в бенгальском стиле. К сожалению, Мушуми становится недовольным Гоголем. В конце концов они разводятся после того, как Мушуми признается в романе. К концу книги Гоголь снова холост и не уверен в своем будущем.

Краткое содержание урока

Джумпа Лахири Тезка сосредоточена на жизни Гоголя Гангули .Всю свою жизнь Гоголь борется со своей идентичностью. В основном это происходит из-за ощущения, что он зажат между миром своих родителей и своим собственным. Ему также не нравится то, что он был назван в честь Николая Гоголя . Его имя всегда вызывало у него много разочарований, поэтому перед колледжем он решает сменить имя на Nikhil .

После смены имени Гоголь попадает в череду отношений. Он впервые встречается с Руфью , когда учится в колледже.После окончания университета он встречается с Максин , женщиной, которая олицетворяет все, чего, по мнению Гоголя, он хочет.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *