День, когда страна добилась гражданских прав

17 октября: День, когда страна добилась гражданских прав

9 января 1905 года войска силой разогнали 150-тысячное шествие рабочих к императорской резиденции — Зимнему дворцу. Поводом для демонстрации стало увольнение четырех рабочих Путиловского завода, входивших в одну из самых влиятельных рабочих организаций Петербурга, а причиной — ставшее всеобщим ощущение необходимости перемен. На фоне неудачной войны с Японией, неурожаев и голода в России начался настоящий политический кризис.

Скорость и масштабы мобилизации демонстрантов, которые требовали от царя не только экономических привилегий, но и политических реформ — народного представительства, свидетельствовали, насколько было распространено недовольство положением в стране.

Реакция правительства, готового поддерживать статус-кво даже путем насилия, показала, насколько увеличился разрыв между властью и обществом. «Кровавое воскресенье» 9 января — сотни (по некоторым оценкам — тысячи) раненых и убитых в центре имперской столицы — сделало этот разрыв окончательным и непреодолимым.

Рабочие и студенческие демонстрации и забастовки стали повсеместными. Власти пытались оседлать волну общественного протеста: в отставку ушел министр внутренних дел Петр Святополк-Мирский, руководивший подавлением демонстрации 9 января; новый министр, Александр Булыгин, разработал закон о выборном представительном органе — Государственной думе, обладавшей, впрочем, не законодательными, а законосовещательными функциями.

Дума была учреждена в августе 1905 года и должна была собраться не позднее января 1906-го. Однако полумерами развитие революционного движения было уже не остановить — в октябре началась всероссийская политическая стачка, участие в которой приняло более 2 миллионов человек.

К середине октября стачкой была охвачена вся страна. В Петербурге бастовали аптеки, почта, телефонные узлы, уличный транспорт, типографии, государственный банк; митинги шли каждый день.

Многие связывали надежды на разрешение кризиса с Сергеем Витте, одним из самых влиятельных бюрократов империи, главой Комитета министров, только что подписавшим Портсмутский мир с Японией, который позволил России сохранить лицо после унизительных неудач русско-японской войны.

Сергей Витте

6 октября Витте попросил Николая II о встрече и уже 9-го прибыл в Петергоф. Он представил императору пространную записку, в которой прямо заявил о необходимости радикальных реформ: «Лозунг „свобода“ должен стать лозунгом правительственной деятельности, другого исхода для спасения государства нет… Власть не имеет выбора: ей надлежит смело и открыто встать во главе освободительного движения», иначе Россию ждут «насильственный переворот», «бунт» и «хаос». Под «свободой» Витте в первую очередь имел в виду полноценное народное представительство — Государственную думу с законодательными функциями и всеобщее избирательное право. Кроме того, на словах Витте обозначил единственную альтернативу реформам — наведение порядка силой. Как вспоминал он позднее, «Его Величество не соизволил высказать своего Высочайшего мнения».

В следующие несколько дней нерешительный император продолжал колебаться, советуясь с женой (с ней Витте специально встречался 10 октября) и приближенными, но общее мнение склоняло его в сторону конституции. Впрочем, Николай II думал и о «диктаторе», способном подавить смуту, но убедительной кандидатуры не нашлось.

Тем временем, 12 октября стремительно разрастающаяся стачка достигла непосредственно Петергофа — прекратилось его железнодорожное сообщение с Петербургом. Император записал в дневнике: «Милые времена!!»

Москва, 11 октября, 6-й час вечера. Москва осталась без воды, так как Мытищинский водопровод и трубы его попорчены рабочими. Электричество во многих домах уже потухло. Проводы во многих местах перерезаны. Все вокзалы ж/д заколочены и окружены войсками. На Мясницкой — патрули войск. Полиция предупредила всех жителей Мясницкой не выходить из домов. Телефон из Москвы допускает лишь срочные разговоры. Паника растет. Съестные припасы страшно вздорожали. Бутылка молока — от 30 до 50 коп.

Санкт-Петербургские ведомости,
12 октября 1905 года

Митинг во дворе Московского Универстета, октябрь 1905

Николай снова встретился с Витте и решил провести большое совещание для обсуждения необходимых действий; для этого Витте должен был подготовить проект манифеста, суммирующий его основные идеи.

Работа над текстом началась ночью — Витте попросил написать черновую версию манифеста члена Государственного совета князя Алексея Оболенского.

Одновременно с приостановкой газет замерла вообще вся общественная жизнь в столице. Эта забастовка повлекла за собою закрытие почти всех контор банков, страховых обществ, всех средних учебных заведений и школ, большинства фабрик и заводов и многих магазинов. Забастовали даже служащие государственного банка и его отделений и мировые судьи, пославшие ряд требований министерству юстиции. 14 октября […] вечером часть Невского проспекта, до Полицейского моста, была в полном мраке; жители опасались выходить на улицу — тем более, что взад и вперед беспрерывно двигались в полном снаряжении пешие и конные патрули солдат, прибывшие в Петербург из Пскова и Ревеля. Положение не улучшалось, а, наоборот, ухудшалось и грозило еще более ухудшиться.

Санкт-Петербургские ведомости,
22 октября 1905 года
(с 14 по 22 октября газета не выходила из-за забастовки)

Утром 15 октября Витте, Оболенский, помощник Витте Николай Вуич и министр императорского двора Владимир Фредерикс отправились в Петергоф на катере «Сторожевой»; именно в этот момент и в этой компании манифест приобрел свой окончательный вид. Документ включал в себя три пункта: гарантию гражданских свобод, предоставление избирательных прав тем группам населения, которые были их лишены (главным образом, рабочим) и законодательные полномочия Думы. Когда катер пришвартовался в Петергофе, Витте продиктовал Оболенскому и Вуичу еще одну, последнюю поправку: «…никакой закон не может иметь силы, если не получил санкции Гос. Думы».

Катер «Сторожевой»

Совещание, которое еще раз вернулось к выбору между диктатурой и конституцией, закончилось чтением манифеста. Но решение снова не было принято. Вечером Николай встретился с двумя другими крупными чиновниками, недоброжелателями Витте — Иваном Горемыкиным и Александром Будбергом. В итоге они всю ночь проработали над несколькими новыми вариантами текста.

Днем 16 октября один из этих вариантов, где речь шла не о законодательных правах Думы, а лишь о расширении избирательного права, был выбран императором. Документ уже готовился к подписи и публикации, однако Витте поставил ультиматум: если его версия манифеста не будет принята, он откажется от работы в правительстве. Напуганный Николай был вынужден уступить.

В шесть часов вечера 17 октября манифест Витте был подписан императором. Россия перестала быть абсолютной монархией.

Манифест (и разъяснявший его доклад Витте, опубликованный в тот же день) говорил о гражданских свободах в самых общих словах.

Как эти слова изменили жизнь страны:

Абстрактное понятие «неприкосновенности личности» было конкретизировано в Основных законах Российской империи спустя шесть месяцев — 23 апреля 1906 года. Первая российская конституция признавала верховенство закона в вопросах преследования подозреваемых в совершении преступлений и гарантировала жителям российской империи неприкосновенность жилища, собственности и, с оговорками, свободу передвижения.

Неприкосновенность личности

Сфера религии была либерализована в России еще до Манифеста, Указом «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года. Указ впервые в российской истории узаконил свободу вероисповедания и, в частности, отменил уголовное преследования за выход из православия и легализовал старообрядчество. Таким образом, Манифест лишь подтверждал уже существующую свободу вероисповедания и наделял ее статусом одной из главных гражданских свобод. В течение следующих десяти лет около 240 тысяч жителей империи официально перешли из православия в католичество, около 50 тысяч — в ислам.

Свобода
вероисповедания

В начале XX века в России действовали «Временные правила о цензуре и печати» 1865 года, которые отменили цензурирование рукописей, но обязывали предоставлять в цензурный комитет уже отпечатанные издания перед началом их распространения. Общественное движение 1905 года сопровождалось таким бурным ростом печатной продукции и таким сильным повышением ее политического градуса, что цензурное ведомство просто перестало справляться со своей задачей. На протяжении полугода правительству пришлось несколько раз корректировать законы, чтобы найти приемлемый для власти и общества баланс запретительных мер и свобод.

В итоге, новые цензурные правила легализовали обсуждение в прессе политических проблем и даже запретных исторических тем, например, убийства Павла I (до 1905 года писать об этом было нельзя).

Свобода слова

Сам Манифест являлся результатом многомесячной волны демонстраций и митингов; в стране в это время возникло множество самых разнообразных общественных организаций. Два указа, «О временных правилах об обществах и союзах» и «О временных правилах о собраниях», принятые 4 марта 1906 года, вводили детальное регулирование этих новых для России форм политической жизни — с одной стороны, разрешали митинги и политические организации, с другой — ограничивали их достаточно жесткими рамками.

Свобода собраний
и союзов

Если не считать земского и городского самоуправления, впервые российское население получило избирательные права 6 июня 1905 года, когда было принято булыгинское Положение о выборах в Государственную думу. По этому Положению участие в выборах жестко ограничивалось имущественным цензом, избирательных прав не было у женщин, рабочих, средних городских слоев и, в значительной степени, у крестьян.

Указ об изменении Положения, подписанный Николаем II после Манифеста, 11 декабря, радикально расширил российское народное представительство — избирательные права получили мелкие землевладельцы, то есть крестьяне, небогатые горожане, сельская интеллигенция и, главное, промышленные рабочие.

Расширение
избирательного
права

Подавляющая часть российского общества отреагировала на публикацию Манифеста с энтузиазмом. Документ стал результатом успешной общественной борьбы: для многих — желанной и достигнутой целью, для остальных — промежуточным результатом, требовавшим усилить давление на правительство. Либералы требовали реализации изложенного в Манифесте, социалисты видели в нем признаки ослабевающего самодержавия и собирались продолжать борьбу, консерваторы опасались дальнейших уступок со стороны царя.

Сергей Витте

Глава Совета министров, автор манифеста

Манифест 17 октября предотвратил немедленную катастрофу, но он не явился радикальным лекарством в создавшемся положении, которое до сих пор остается угрожающим. Все, на что я могу надеяться, — это сохранить положение без больших потрясений до открытия Думы, но даже в осуществлении этой надежды я не могу быть вполне уверен. Новый революционный взрыв представляется всегда возможным.

Александр Гучков

Лидер праволиберальной партии «Союз 17 октября»

Я принадлежу к той политической партии, для которой ясно, что Манифест 17 октября заключает в себе добровольный акт отречения монарха от прав неограниченности… Мы, конституционалисты, не видим в установлении у нас конституционной монархии какого-либо умаления царевой власти; наоборот, в обновленных государственных формах мы видим приобщение этой власти к новому блеску, раскрытие для нее славного будущего.

Павел Милюков

Лидер либеральной Конституционно-демократической партии

Победа одержана — и победа не малая. Но — ведь эта победа не первая: она — лишь новое звено в цепи наших побед, — и сколько их позади! И будет ли она последней и окончательной? Даже чтобы удержаться на том, что достигнуто, нельзя покидать боевого поста. Надо каждый день продолжать борьбу за свободу, чтобы оказаться достойными ее. 

Владимир Ленин

Один из лидеров Российской социал-демократической рабочей партии

День 17 октября останется в истории, как один из великих дней русской революции. Рабочие не забудут никогда вынужденного характера царской капитуляции! Рабочие не забудут никогда, что только силой, силой своей организации, своего единодушия, своего героизма масс, они вырвали у царизма признание свободы в бумажке-манифесте, вырвут свободу и на деле.

Борис Савинков

Глава террористической Боевой организации Партии социал-революционеров

Растерянность правительства в момент октябрьского манифеста была невиданно велика… Боевая организация в своем большинстве стояла на той точке зрения, что единственная гарантия приобретенных свобод заключается в реальной силе. Такой силой, во всяком случае, могло явиться активное воздействие террора. С этой точки зрения террор не только не должен был быть прекращен, но, наоборот, пользуясь благоприятным моментом, необходимо было его усилить и предоставить в распоряжение боевой организации возможно больше людей и средств.

Расчет властей возглавить и, тем самым, ограничить демократическое движение оправдался лишь отчасти. Публикация Манифеста удовлетворила запрос большей части общества, но спровоцировала ультраправые и ультралевые политические силы к решительным действиям.

Уже в конце октября по всей России прокатилась беспрецедентная волна еврейских погромов: недовольные манифестом сторонники «монархии» и «традиций» вымещали свои чувства на наименее защищенных жителях Российском империи.

К бойкоту выборов в первую Государственную думу и продолжению борьбы призывали эсеры и социал-демократы. Ее кульминацией стало Декабрьское восстание в Москве — десять дней уличных боев, в которых сторонники левых партий сражались на баррикадах с московским гарнизоном и войсками, переброшенным из Петербурга.

Валентин Серов
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава
Журнал «Жупел», 1905, №1

Манифест был воспринят обществом буквально: в отсутствие новых законов многие права реализовывались явочным порядком, без санкций власти. Так, целый месяц после 17 октября газеты выходили без оглядки на действующую цензуру. Именно в эти дни родилась русская политическая карикатура.

По всей стране начали выходить десятки сатирических журналов — «Жупел», «Клюв», «Паяц», «Адская почта», «Девятый вал», «Заноза», «Дикарь», «Секира», «Фугас», «Нагаечка» и многие другие. Их основные темы — политика властей и уличное насилие, фигуры Николая II, Витте и министра внутренних дел Петра Дурново.

Манифест Николая II
с кровавой рукой
(Пулемет. 1905. № 1)

Умиротворение
(Жупел. 1905. № 2)

Вступление
(Жупел. 1905. № 2)

Двуглавый шиш
(Гудок. 1906. № 1)

Наша конституция.
Просим не дуть
(Зритель. 1905. № 19)

Витте:
«Я знаю как спасти Россию»
(Зарница. 1906. № 1)

Кабинет Витте–Дурново
идет вперед гигантскими шагами
(Скорпион. 1906. № 2)

Мыши подгрызают трон
(Бурелом. 1905. № 1)

Все свободы
родились 17 октября
и скончались 17 октября
(Светает. 1906. № 2)

Адмирал Дубасов принимает ванну
(Стрелы. 1906. № 9)

Победоносцев
и общественное мнение
(Паяцы. 1906. № 1)

Орел-оборотень,
или Политика внешняя
и внутренняя
(Жупел. 1905. № 1)

Орел-оборотень,
или Политика внешняя
и внутренняя
(Жупел. 1905. № 1)

После подавления декабрьского восстания политическая жизнь вернулась в русло, начерченное в Манифесте. В марте начались выборы в Государственную думу. Они длились около месяца (в разных округах они прошли в разные дни), а на окраинах России продолжались в мае и даже в июне. Из 524 депутатов, которые должны были составить первый российский парламент, к началу работы Думы было выбрано около 480, остальные присоединились позже.

Устройство выборов в Государственную думу было сложным: все население России было разбито на четыре сословные курии — землевладельцев, горожан, крестьян и рабочих. Каждая из них по своим собственным правилам должна была выдвинуть выборщиков в избирательные собрания своего округа. Империя была разделена на 135 таких округов — в их основе лежали не только территориальные, но и конфессиональные, этнические и сословные принципы.

Избирательный участок

Билет, подтверждающий право голосовать на выборах

По итогам выборов в Думу вошли: 121 земледелец, 10 ремесленников, 17 фабричных рабочих, 14 торговцев, 5 фабрикантов и управляющих фабриками, 46 помещиков и управляющих имениями, 73 земских, городских и дворянских служащих, 16 священников, 14 чиновников, 39 адвокатов, 16 врачей, 7 инженеров, 16 профессоров и приват-доцентов, 3 преподавателя гимназии, 14 сельских учителей, 11 журналистов и 9 лиц неизвестных занятий.

27 апреля в Санкт-Петербурге состоялась торжественная церемония открытия Государственной Думы. Утром избранные депутаты и члены Государственного совета собирались в Тронном зале Зимнего дворца, где Николай II произнес приветственную речь. После этого депутаты отправились в Таврический дворец, где прошло первое заседание российского парламента.

Депутаты на пути в Таврический дворец

---

Поделитесь этой страницей:

• 29 января

  Освобождение экономики

• 19 февраля

  Отмена рабства

• 25 мая

  Начало публичной политики

• 26 мая

  Восстание против сталинизма

• 21 августа

  Победа над путчем

• 25 августа

  Протест против советской системы

• 17 октября

  Завоевание гражданских прав

О проекте info@inliberty. ru

Проект подготовлен

Благодарим за поддержку Фонд Прохорова

Соцсети

Фото и видеоматериалы:
Valerian Gribayedoff / Ullstein Bild / Getty Images, Государственная публичная историческая библиотека России, Haeckel collection / Ullstein Bild / Getty Images,Culture Club / Getty Images (3), Hulton Archive / Getty Images, © РИА Новости (2), Российская государственная библиотека, ЦГАКФФД СПб (6), ТАСС, photochronograph.ru, humus.livejournal.com (5)

Манифест 17 октября: как граф Витте Россию спасал

Опубликовано:

Гайда Ф. Манифест 17 октября: как граф Витте Россию спасал // Живая история. Нет ничего современнее истории. 2015. №5(5)

Первая русская революция сломала все стереотипы. Она явно не задалась и посмеялась над всеми своими творцами. Но при всех неудачах уцелело главное ее произведение — Манифест 17 октября и введенный им законодательный парламент. Столь далекие от исторических устоев российской государственности, они канули в лету лишь с самой трехсолетней монархией в 1917 г.

Манифестация на Невском проспекте. Санкт-Петербург, 1905 г.

ИГРА С ОППОЗИЦИЕЙ

  С.Ю. Витте    

В ХХ столетие Россия ворвалась со скоростью паровоза, летящего во весь опор по дороге с крутыми поворотами. Выход на первое место в мире по темпам промышленного роста, ставка на дешевые рабочие руки привели к неизбежному — постоянно растущему забастовочному движению. Типичная российская стачка была краткосрочной, но широкомасштабной — как и положено крестьянскому бунту: обычный русский рабочий был «пролетарием» лишь в первом поколении. Деревня, переживавшая демографический всплеск, в свою очередь столкнулась с острейшим малоземельем, что толкнуло крестьянские общины взяться за вилы. С 1902 г. неожиданно для властей начались сельские «иллюминации» – поджоги и разграбления помещичьих усадеб.

«Неспокойная» ситуация требовала ответных мер, и уже не только административных. Со времени Александра III хорошим тоном в правительстве стало полное отрицание необходимости любого взаимодействия с «образованной общественностью». Полный запрет на политическую активность и жесткая цензура не снимали проблему – наоборот, провоцировали радикализм и загоняли активистов в подполье. В результате выросло целое поколение, имевшее хорошее университетское образование и высокую самооценку, но при этом не получившее никакого политического опыта, закисшее в тихой заводи «непримиримой оппозиционности».

К 1905 г. общая ситуация в стране, усугубленная военными неудачами на Дальнем Востоке, сплелась в единый фатальный узел. Разрубить его охотников было много, да только с самим узлом могла быть разрублена и вся страна. Попытки идти на уступки умеренному крылу оппозиции, предпринятые министром внутренних дел князем Петром Святополк-Мирским, привели к печальным результатам: оппозиция почуяла слабину власти, усилила давление и потребовала кардинальных политических реформ – не только расширения прав местного самоуправления, но и законодательного парламента и всеобщего избирательного права. Стоит отметить: нигде в мире избирательные права в таких масштабах на общенациональном уровне еще не были введены. Впервые это будет сделано в 1913 г. в Норвегии, в 1915-м – в Дании. Третьей страной в 1917 г. станет Россия – только это ей не поможет.

ПЕРЕД БУРЕЙ

Организованный в конце 1904 г. оппозиционный протест ввел власть в оцепенение. Произошедшие затем события Кровавого воскресенья 9 января 1905 г. были успешно осуществленной провокацией: жертвами стали и брошенные на солдатские цепи рабочие, и власть, загнанная в политический тупик. Провокация удалась: вслед за политическим противостоянием начал раскручиваться маховик насилия. Забастовки и аграрные беспорядки стали будничным явлением. Терроризм из первоочередной новости превращался в модное и повседневное занятие скучающих гимназистов и курсисток. Повсеместно создавались партийные ячейки социалистического и анархического толка. Либералы приветствовали «друзей слева» и считали революционный террор той мерой, которая поможет самим либералам добиться смены политического строя. Несмотря на запрет партийной деятельности, 12 октября открылся учредительный съезд партии конституционных демократов (кадетов) — основной оппозиционной силы.

Правительство шло на частные уступки. В феврале 1905 г. было обещано введение законосовещательной Государственной Думы. 17 апреля, на Пасху, была провозглашена веротерпимость. Должного эффекта это не приносило: власть была исполнена надежд, что настоящими смутьянами являются верхи общества и уступки нужно делать именно им, – но общая картина была намного сложнее. В октябре страну парализовала всеобщая стачка. Встали железные дороги, заводы, типографии. Политическая гомеопатия уже не действовала.

КТО СПАСАТЬ БУДЕТ?

К этому времени из американского Портсмута, где был подписан русско-японский мирный договор, вернулся Сергей Витте. Удостоенный графского титула за удачно проведенные переговоры, он теперь был готов спасать Россию от революции. Два года назад Витте был лишен ключевого поста министра финансов и отправлен на почетную пенсию: занимаемый им с 1903 г. пост председателя Комитета министров был сродни месту свадебного генерала. Сергея Юльевича это совершенно не устраивало – и теперь перед ним открывались невероятные возможности. Будучи всесильным минфином, Витте являлся сторонником неограниченного самодержавия, поскольку в таком случае получал прямой доступ к августейшему уху. После своего смещения Витте жаждал радикального усиления полномочий главы правительства – а сделать это можно было, лишь создав противовес самодержавию в лице парламента. По этому пути Сергей Юльевич и пошел.

В начале октября им был составлен всеподданнейший доклад, в котором обозначалась альтернатива дальнейшей политики: установление военной диктатуры или масштабные политические реформы. При реализации первого варианта Витте уходил в тень, а диктатором предлагалось назначить великого князя Николая Николаевича – дядю Николая II. Великий князь имел авторитет в глазах царя и консервативных кругов, но в создавшейся ситуации не имел достаточной решимости принять на себя полноту ответственности. По столице ходили слухи, что он угрожал застрелиться, если бы его царствующий племянник не пошел на реформы. Расчет Витте полностью совпадал с великокняжеским. Но какие реформы предстояло провести? При подготовке соответствующей программы Сергей Юльевич встретился с известным ему рабочим-типографщиком Ушаковым. Начитавшийся книжек представитель «рабочей аристократии» был убежден, что требования либералов вполне созвучны запросам рабочей массы. О чем же еще мечтать рабочим, как не о законодательном парламенте?

Консультации и согласования в верхах продолжались до 17 октября. В этот день наступала семнадцатая годовщина памятной катастрофы в Борках. В 1888 г. царский поезд потерпел крушение, превысив скорость на опасном перегоне. Императорская фамилия чудом осталась цела. Витте, служивший тогда молодым инженером-путейцем, заранее предупреждал о подобной опасности. С этого и началась его стремительная карьера. Теперь Витте опять выступал спасителем. Именно в этот день Николай II и подписал знаменитый манифест.

ГРАЖДАНСКИЕ СВОБОДЫ ОБРАЗЦА 1905 Г.

Для устранения «опасной для государства смуты» населению даровались «незыблемые основы гражданской свободы», такие как неприкосновенность личности, свобода совести и слова, право на собрания и создание партий. Государственная Дума получала законодательные полномочия. Избирательными правами наделялись те «классы населения», которые ранее были их вовсе лишены, причем предполагалось «развитие начала общего избирательного права». Несмотря на обтекаемость формулировки, она включала в себя основное требование либералов.

Манифест, о подписании которого знало лишь несколько человек, обрушился на страну как летний град. Улицы заполнились ликующими толпами под красными знаменами. Полиция не вмешивалась, поскольку не имела никаких инструкций, как действовать в новых обстоятельствах. Через несколько дней на улицу вышли совсем иные толпы – с хоругвями и триколорами. Черносотенцы шли спасать поруганное и преданное генералами царское самодержавие. Произошли массовые стычки. Полиция опять не вмешивалась. Таким образом, уже в первую неделю неожиданно провозглашенная свобода оказалась для населения на удивление многоликой и зачастую весьма обременительной.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНФУЗ

Не чувствовал обременения лишь граф Витте, для которого наступал настоящий звездный час. Назначенный председателем Совета министров и получивший возможность сформировать кабинет, Сергей Юльевич был уверен: росчерком пера революция закончилась, оставалось сговориться с либеральной оппозицией, ввести ее представителей в состав правительства, организовать думские выборы и начать историю России с чистой страницы. И каково же было его удивление, когда оппозиция оказалась гораздо менее сговорчивой, чем государь император! Манифест был оглашен в разгар проходившего съезда кадетской партии. Конституционные демократы расценили новую уступку положительно, но посчитали ее недостаточной. На повестке дня стояла всеобщая политическая амнистия, включая террористов. Во время переговоров с Витте кадеты отказались войти в состав правительства, потребовав от него организовать выборы в Думу и сложить всю власть к ее ногам. Большего оскорбления для графа нельзя было и помыслить.

ОДИНОЧЕСТВО ВО ВЛАСТИ

Власть опять осталась в одиночестве. Умеренные либералы не торопились ее поддерживать, не чувствуя за собой никакой опоры. Революция продолжала набирать обороты. Манифест не решал никаких социальных проблем, которые для большинства населения страны были основными. Через полтора месяца правительству Витте пришлось подавлять вооруженное восстание в Москве. Крестьянские волнения продолжались до тех пор, пока 9 ноября 1906 г. не вышел указ о свободном выходе из общины и не началась столыпинская аграрная реформа. Кадеты победили на выборах в Первую Думу, но через 72 дня работы она была распущена; попытки поднять страну на акцию протеста против роспуска ни к чему не привели. Такова диалектика русской революции.

17 октября 1905 г. император ограничил собственные законодательные полномочия в пользу народного представительства. Через полгода в опубликованных Основных государственных законах царская власть уже не определялась как «неограниченная», что было традицией еще с Петровских времен. Но по отношению к ней сохранялось понятие «самодержавная». Что означала эта оговорка, оппозиционерам окончательно стало ясно лишь с выходом Манифеста 3 июня 1907 г., символически завершившим Первую русскую революцию. Первоначальным значением слова «самодержавие», введенного при объединителе России Иване III, было «суверенная, независимая власть». Оставаясь самодержцем, император сохранял за собой суверенное право пересмотра дарованной конституции. Либералы и социалисты, прошедшие в Государственную Думу, сделали все для того, чтобы закон о выборах был вскоре пересмотрен не в их пользу. Но иное дело – Манифест 17 октября. Впоследствии Николай II считал Витте не заслуживающим доверия политиканом, а подписание манифеста – проявлением слабости. Однако кардинального пересмотра положений данного документа так и не произошло. Пожалуй, это главный аргумент в пользу его исторической значимости.

 

Октябрьский манифест

Петербургский бюллетень с сообщением об Октябрьском манифесте.

Октябрьский манифест — документ, изданный царем Николаем II в разгар революции 1905 года. Он обещал социальные и политические реформы, в частности выборы Государственной Думы для участия в правительстве.

Значение

После десяти месяцев народных волнений, забастовок, насилия и политических дебатов царь утвердил и опубликовал Октябрьский манифест. Многие считали, что без значительных реформ царизм, скорее всего, будет повержен.

Известие об Октябрьском манифесте было встречено большинством, особенно либералами и умеренными социалистами, с одобрением. Создавалось впечатление, что русский царизм приступил к реализации долгожданной программы политических и социальных реформ.

Когда многие убедились, что перемены неизбежны, многие революционные силы 1905 года начали рассеиваться или угасать. Это позволило царскому режиму выжить и получить передышку, чтобы восстановить свою власть — но обещания, данные в Октябрьском манифесте, не были выполнены с какой-либо искренностью и смыслом.

Предыстория

Октябрьский манифест был рожден волнениями 1905 года. К лету Россия находилась в кризисе, и крах царского правительства был вполне возможен. Николай II все еще скрывался за дворцовыми стенами в целях собственной безопасности после убийства своего дяди и зятя, великого князя Сергея Александровича.

5 февраля Николай выступил с заявлением, в котором осудил «злоумышленных лидеров» революции, желавших «создать для страны новое правительство, основанное на ценностях, чуждых нашему отечеству». Он также призвал россиян «твердо стоять вокруг престола [и] поддерживать самодержавие». Но он также постановил, что один из его министров (Булыгин) рассмотрит предложения о выборном законодательном собрании, состоящем из «достойнейших людей».

Письмо царя к матери, написанное позже в 1905 году, объясняет его противоречивое мышление:

«Открывались только два пути… Найти энергичного солдата и подавить восстание одной лишь силой. Тогда будет время передохнуть, но, вероятно, через несколько месяцев придется снова применять силу; это будет означать реки крови и, в конце концов, мы должны быть там, где мы начали [и без] возможности достижения прогресса. Другой выход — дать народу его гражданские права, свободу слова и печати, а также утвердить все законы Государственной Думой [и] конституцией».

Шлюзы открылись

Царское воззвание открыло шлюзы для дебатов о политической реформе в России. В ближайшие месяцы вновь созданные и существующие политические группы встретились, чтобы сформулировать предложения об изменениях. Все основные политические партии России составили манифесты, в которых изложили свою позицию относительно того, как следует реформировать правительство. Царские министры и ведомства были завалены письмами и петициями, содержащими идеи реформ.

В июне царь встречал либеральную делегацию от товарищества земства . Николай возобновил свою приверженность избранному законодательному органу, сказав им: «Желание царя созвать представителей народа непоколебимо. Привлечение их к работе в государстве будет осуществляться планомерно. Я занимаюсь этим вопросом каждый день».

Искренность этого заявления была поставлена ​​под сомнение две недели спустя, когда Николай встретился и одобрительно выслушал консервативные делегации, выступавшие за сохранение самодержавия.

«План Булыгина»

Споры о реформе продолжались до августа, когда царский режим опубликовал собственный план, так называемый «Булыгинский проект». При таком образце Государственная дума избиралась бы состоятельными лицами и руководителями крестьянских общин; простые россияне не будут принимать непосредственного участия в его выборах.

Булыгинская система была явно рассчитана на создание Думы с преобладанием консервативных элементов, особенно дворянства. Почти все социалистические и либеральные политические группы отвергли план Булыгина; они рассматривали это как продолжение самодержавия, свидетельство того, что приверженность Николая реформам была неискренней.

Беспорядки и насилие 1905 года не только не утихли, но и стали еще более радикальными. Кульминацией этого стало формирование Санкт-Петербургского Совета и организация массовой всеобщей забастовки в начале октября.

Витте призывает к реформам

Русская карикатура, изображающая Витте в образе волшебника, способного вызывать реформы из царизма.

Теперь, когда России угрожала полномасштабная революция, некоторые из советников царя убеждали его согласиться на более значимые реформы. Руководил этим призывом Сергей Витте, великий экономический реформатор 1890s, который к этому времени был председателем царского министерского совета.

Николай отказался прислушаться к совету Витте и пойти на дальнейшие уступки, однако решил на этот раз подавить мятеж. Он приказал генералу Дмитрию Трепову, губернатору Санкт-Петербурга, жестко бороться с забастовщиками и протестующими, «не останавливаясь на применении силы» (Трепов проигнорировал это указание).

Царь также рассматривал введение военного положения. Он пытался завербовать своего двоюродного брата Николая Николаевича в качестве военного диктатора. К чести Николаевича, он отказался, сказав царю, что скорее покончит жизнь самоубийством, чем примет такую ​​миссию.

Николай отступает

Художественное изображение реакции Ильи Репина на Октябрьский манифест.

К середине октября у Николая не было иного выбора, кроме как смягчиться и согласиться на дальнейшие политические реформы. Под руководством Витте правительственные советники разработали Манифест об улучшении госзаказа ; он был одобрен царем и опубликован 17 октября.

Октябрьский манифест, как стало известно, не имел конституционной силы и не имел обязательной юридической силы. Это было просто заявление об обещании или намерении, которому следовало следовать и заменить обязательной конституцией. Однако в нем содержалось достаточно подробных обещаний, чтобы удовлетворить запросы большинства россиян.

В манифесте предлагались реформы в трех основных областях: гражданские права и свободы всех людей; выборы в Государственную Думу с всеобщим избирательным правом; и деятельность Думы как органа, через который должны проходить все государственные законы.

Реакция на Манифест

Реакция на Манифест была разной. С его, казалось бы, искренней преамбулой, явной заботой о бедственном положении русского народа и широкомасштабными реформами российские либеральные группы, такие как кадеты, приветствовали его. Так же поступил и российский средний класс, который рассматривал обещанные реформы как прекрасную возможность. На картине Ильи Репина, показанной здесь, изображены бурные торжества в день издания манифеста.

Однако на политической периферии манифест рассматривался как уступка, а не серьезная реформа. Для марксистов это был постепенный переход от феодального царизма к буржуазно-парламентарной демократии.

Вновь сформированные Советы осудили Октябрьский манифест как мало или совсем ничего не делавший для обедневших и эксплуатируемых фабричных рабочих. Это был документ высоких разговоров и абстракций, который никак не мог облегчить страдания пролетариата. Одни считали это царской уловкой, попыткой сдержать революционные силы 19-го века. 05 при перегруппировке самодержавия. Как оказалось, последняя из этих оценок была, пожалуй, самой точной.

Взгляд историка:
«Вне зависимости от того, считаете ли вы Октябрьский манифест подлинной политикой примирения или попыткой «подкупить» революционное движение, он способствовал расколу оппозиции. Это оказалось слишком много для консерваторов и слишком мало для социал-демократов, которые продолжали свою агитацию… Либералы также разделились на умеренных, выражавших удовлетворение уступками, и «прогрессистов» (кадетов), которые продолжали требовать дальнейших парламентских реформ».
Дэвид Уэлч

1. Поскольку Россия была парализована революцией 1905 года, повсеместно звучали требования политических реформ и опасения, что царизм может быть свергнут.

2. В феврале 1905 г. Николай согласился рассмотреть предложения об образовании Государственной думы, выборного органа для участия в управлении государством и законотворчестве.

3. Первое предложение, избрание Думы на основе ограниченного избирательного права, было широко отвергнуто и вызвало новые волнения среди русского народа.

4. В октябре царь согласился на более широкий набор политических реформ, хотя и после того, как его предложения о военных репрессиях были проигнорированы.

5. Октябрьский манифест обещал введение Государственной думы, избираемой всеми россиянами, наряду с улучшением индивидуальных гражданских и юридических прав.

Информация для цитирования
Название: «Октябрьский манифест»
Авторы: Дженнифер Ллевеллин, Майкл МакКоннелл, Стив Томпсон
Издатель: Alpha History
URL: https://alphahistory.com/russianrevolution/october-manifesto/
Дата публикации: 26 июля 2019 г. Содержание этой страницы не может быть повторно опубликовано без нашего явного разрешения. Для получения дополнительной информации об использовании, пожалуйста, обратитесь к нашим Условиям использования.

 

Может ли переосмысленный марксизм решить наш беспрецедентный экологический кризис?

Предоставлено: Бербель Мимиец/Wikimedia Commons, CC BY-NC-SA.

В 2021 году книга Кохеи Сайто «Капитал антропоцена» стала сенсацией в Японии, и в итоге было продано более полумиллиона копий.

Это поразительное достижение становится еще более экстраординарным, если учесть, что Сайто, академик Токийского университета, в течение нескольких лет переформулировал материалистическую философию, основанную на внимательном чтении неопубликованных рукописей Карла Маркса, — не совсем то предприятие, которое традиционно приводит к бестселлерам.

Хотя «Капитал в антропоцене» остается (как ни странно) непереведенным, англоязычные читатели теперь могут получить доступ к последующей работе Сайто «Маркс в антропоцене: на пути к идее деградирующего коммунизма».

В своей новой книге Сайто отмечает ужасную иронию текущего периода, когда вместо обещанного «конца истории» мы сталкиваемся с (довольно другим) концом человеческой истории, когда завоевание природы диалектически превращается в апокалиптическое возвращение природы в виде пожаров, наводнений и других бедствий.

Социальные кризисы, связанные с экологическим кризисом, еще не вызвали марксистского возрождения, которого можно было бы ожидать в эпоху политических и экономических потрясений. Сайто винит в этом давнюю связь между социализмом и прометеевским представлением о том, что природа может и должна служить сырьем для человеческих целей.

Вспомните «Коммунистический манифест» и его головокружительное рвение к преобразовательной программе буржуазии: «постоянная революционизация производства, непрерывное нарушение всех общественных условий, вечная неуверенность и волнение…».

Энтузиазм молодого Маркса по поводу растворения твердых тел в воздухе звучит несколько иначе, когда окружающая среда разрушается вокруг нас.

MEGA

В «Марксе и антропоцене» Сайто продолжает проект, разработанный в его более ранней книге «Экосоциализм Карла Маркса», в которой он глубоко погрузился в обширный корпус неопубликованных работ Маркса и Энгельса, чтобы объяснить их отношение к окружающей среде. проблемы.

На первый взгляд кропотливый анализ личных заметок Маркса, скажем, о химии почв может показаться загадочным или даже культовым: обреченная попытка поиска цитат для переделки 19мыслитель 19 века в соответствии с современными вкусами.

И все же Маркс так и не завершил более широкий проект, лишь одной из сторон которого был «Капитал». Систематизированный «марксизм», который мы считаем само собой разумеющимся, был позднейшей реконструкцией, основанной на незавершенных рукописях. Продолжающиеся усилия Marx-Engels-Gesamtausgabe (или MEGA) по компиляции всех доступных текстов, таким образом, дают Сайто новую основу для анализа фундаментальных концепций позднего Маркса.

Сайто уделяет особое внимание аргументу, представленному в «Капитале», но до недавнего времени игнорировавшемуся большинством читателей. То есть Маркс трактует труд как метаболическую связь между людьми и природой. Человеческие существа в любом обществе должны изменить — трудом — мир природы, если они хотят выжить. Однако то, как они это делают, сильно различается от общества к обществу.

До капитализма труд был (как и следовало ожидать) преимущественно направлен на непосредственное удовлетворение конкретных потребностей. Даже в самых деспотических древних обществах потребительную стоимость создавали рабы. Они трудились, чтобы производить товары и предоставлять услуги, в которых действительно нуждались их правители.

Капитализм требует совсем другого. В обществе, управляемом товаром, производство осуществляется преимущественно для обмена. Сегодня мы продаем нашу рабочую силу другим, которые затем направляют нас. В отличие от фараонов прошлого, нашим боссам самим не нужно то, что мы производим или делаем. Капиталисты, нанимающие нас, ищут прежде всего стоимости, которая может увеличиваться без каких-либо определенных пределов, потому что она количественная, а не качественная.

Сайто утверждает, что коммодификация труда и всего остального коренным образом меняет отношения человека с природой. Когда ценность становится «организующим принципом обмена веществ между человеком и природой, она не может полностью отражать сложность биофизических метаболических процессов между ними».

Другими словами, наше прямое и непосредственное взаимодействие с миром природы становится процессом, движимым внешней расширяющей динамикой.

Метаболический разрыв

Маркс описывает нарушение природы кругооборотом капитала как «метаболический разрыв».

Для Сайто эта концепция влечет за собой «пространственные разногласия» между городами и деревней, а также между развитыми и развивающимися странами. Это также влечет за собой «временные разрывы» между глубоким временем геологических процессов и все возрастающим темпом капиталистического производства.

Таким образом, понятие «метаболического разрыва» выявляет теорию окружающей среды, скрытую в «Капитале». Необычайная эрудиция Сайто выявляет смысл понятий, иногда присутствующих у Маркса лишь в зачаточном виде.

Конечно, всем известно, что корпорации разоряют окружающую среду. Теория метаболического разрыва объясняет это разграбление не жадностью или неумением отдельных предпринимателей, а следствием самого товара. Это предполагает, что фундаментальная взаимозависимость между людьми и природой нарушается на самом мелком уровне капитализма.

Последствия невозможно переоценить. Основные меры реагирования на изменение климата — стратегии, отстаиваемые большинством правительств и международными собраниями (например, Конференция Сторон) — сосредоточены на рыночных механизмах, таких как схемы торговли квотами на выбросы. Многие прогрессисты критикуют такие вмешательства как слишком незначительные и слишком запоздалые. В прочтении Сайто их критика упускает суть. Торговля выбросами углерода и подобные схемы, такие как новый рынок биоразнообразия в Австралии, направлены на дальнейшее превращение природы в товар. Они не просто недостаточны; они активно усугубляют проблему, которую якобы решают.

Экосоциализм

Что еще более важно, теория раскола обеспечивает основу для того, что Сайто называет «экосоциализмом».

Исторически сложилось так, что попытки объединить пролетариев с планетой, как правило, опирались на моральные призывы к рабочим от имени мира природы. Эта нематериалистическая стратегия неизменно терпела неудачу.

Сайто предлагает совсем другой подход. Он подчеркивает, что Маркс рассматривает отчуждение земли и труда как разные стороны одного и того же явления. Систематическое разрушение природы является результатом столь же радикальной деградации основных видов человеческой деятельности. Таким образом, борьба за сохранение окружающей среды становится не факультативной добавкой, а делом, в корне переплетенным с классовой борьбой.

В своей новой книге Сайто подкрепляет свои аргументы, идентифицируя различных мыслителей в рамках более широкой марксистской традиции, которые более или менее независимо усвоили сходное понятие метаболизма. К ним относятся Роза Люксембург (в ее книге «Накопление капитала»), Георг Лукач (в частности, в его вновь открытой рукописи 1925 года «Защита истории и классового сознания: хвостизм и диалектика»), венгерский философ Иштван Месарош и современные писатели, такие как Джон Беллами Фостер. и Пол Беркетт.

Сайто также защищает дуализм природа-общество, на котором теория раскола опирается на конкурирующие марксистские подходы. Он полемизирует, в частности, с Нилом Смитом и Джейсоном Муром.

Но, безусловно, самые важные — и сложные — разделы Маркса в антропоцене связаны с текстовой экзегезой. Биографы иногда описывают последние годы Маркса как непродуктивные, омраченные болезнью и отсутствием внимания. Сайто утверждает, что с конца 1860-х годов Маркс занялся новым изучением естественных наук, чтобы изучить значение труда как метаболизма, и в процессе этого пересмотрел несколько ключевых концепций.

Силы и производственные отношения

Сайто пересматривает, в частности, традиционное противопоставление производительных сил — термин, включающий средства производства, рабочую силу, машины и многое другое — и производственных отношений, т. е. , экономическая собственность этих сил.

Этот антагонизм условно понимается как двигатель социальной истории. Марксисты 20-го века, в частности, представляли производительные силы как основу нового общества, часто сосредотачиваясь на технологических достижениях, которым способствовал капитализм, как на центральном элементе перехода к социализму.

Сайто утверждает, что поздний Маркс считал реальное (а не формальное) подчинение труда капиталу зависимым от реорганизации деятельности рабочих. Капитал, пишет Сайто, «создает качественно новые производительные силы и своеобразный капиталистический способ производства».

По словам Сайто, Маркс отверг идею, связанную с официальным советским «марксизмом», о том, что социалисты могут просто захватить производительные силы. Скорее, Маркс пришел к выводу, что производственные отношения формируют производительные силы таким образом, который не может и не должен считаться прогрессивным.

Например, фабричная система обеспечивает огромную производительность, объединяя рабочих. Но «сотрудничество» сборочной линии зависит от отдельных рабочих, выполняющих повторяющиеся действия, а руководство несет единоличную ответственность за решения о том, что они делают и как.

Такая адаптированная производительность не обеспечивает основу для коллективного самоуправления. Напротив, демократический и коллективный контроль над средствами производства — основа марксистского социализма — требует пролетарской автономии, которая несовместима с методами управления, применяемыми, скажем, на фабрике Амазонки.

Это означает, что прогрессисты не должны восторгаться производительностью, как некоторые так называемые «экомодернисты». Мы не можем создать «полностью автоматизированный коммунизм роскоши», просто освободив передовые технологии от технических братьев, которые в настоящее время их контролируют.

Деградация коммунизма

Исходя из этого, Сайто бросает вызов линейному повествованию, связанному с механическим марксизмом, который предполагает, что общества должны перейти от феодализма к капитализму, а затем от капитализма к социализму.

Он сосредотачивается на знаменитой переписке Маркса с русской народницей Верой Засулич, которая спрашивала, должны ли коммуны, в которых крестьяне традиционно вели свои дела, неумолимо уступать место капитализму западного образца. В своем (очень кратком) опубликованном ответе Маркс отрицал какую-либо неизбежность развития событий в России. Однако в неотправленном черновике он прямо утверждал, что капитализм «прекратит свое собственное уничтожение, возврат современных обществ к более высокой форме «архаического» типа коллективной собственности и производства».

Сайто отыскивает множество заметок, заметок и других работ, в которых Маркс размышляет о том, как именно могут пересекаться до- и посткапиталистические отношения. Он показывает, что Маркс к концу своей жизни порвал с любым представлением о новом обществе, основанном на расширении производительных сил. Вместо этого Маркс стал защищать то, что Сайто называет «коммунизмом замедления роста».

Замечательный вывод. Сайто пишет: «Призыв Маркса к «возвращению» к некапиталистическому обществу требует, чтобы любая серьезная попытка преодолеть капитализм в западном обществе должна учиться у незападных обществ и интегрировать новый принцип устойчивой экономики. Отвержение Марксом Продуктивизм не тождественен романтической пропаганде «возвращения в деревню». Фактически он неоднократно добавлял, что русские коммуны должны будут усвоить положительные плоды капиталистического развития и принцип стационарной экономики в незападных обществах, что позволит западным обществам совершить скачок к коммунизму как высшей стадии архаичных коммун. .»

Сайто признает, что это видение «полностью отличается от продуктивнистского подхода традиционного марксизма 20-го века». И отрывки, на которые он опирается, фрагментарны, даже загадочны — гораздо более, чем тексты, из которых возникает теория метаболического раскола.

В некотором смысле, это не совсем так. Споры между учеными-марксистами о том, в какой степени MEGA обеспечивает текстовую поддержку такого вывода, имеют гораздо меньшее значение, чем концептуальность тезиса Сайто. Можно даже сказать, что настойчивое стремление Сайто обосновать свою книгу работами Маркса затемняет его собственный значительный статус теоретика, творчески расширяющего марксизм для нового периода.

Я видел прошлое — и оно работает!

Сегодня абсолютный пессимизм пронизывает как господствующую, так и радикальную политику. Немногие люди верят в свою способность формировать события. Многие принимают человеконенавистнические или мальтузианские экологические течения, которые рассматривают человечество как изначально разрушительную силу.

Сайто предлагает столь необходимую альтернативу — демонстрацию альтернативных возможностей. Его проект можно рассматривать как инверсию знаменитого слогана Линкольна Штеффена: «Я видел прошлое — и оно работает!»

Австралийцы, в частности, должны знать, как доклассовые общества разрабатывали способы более или менее устойчивой жизни в своей среде. Как я утверждал в «Оверленде» и в других местах, живая культура коренных жителей Австралии доказывает, что люди не запрограммированы (как нам часто говорят) разрушать мир природы.

В течение десятков тысяч лет аборигены трудились на континенте таким образом, чтобы укреплять, а не разрушать страну, за которой они ухаживали. Таким образом, введение капитализма в стране представляет собой замечательную иллюстрацию метаболического разрыва. За несколько лет сельскохозяйственный капитализм стер с лица земли ландшафты, созданные бесчисленными поколениями коренных жителей. Многие поселенцы записали свое удивление и тревогу, когда страна, лишенная своих традиционных хранителей, изменилась под их ногами.

Аргумент Сайто, конечно же, не в том, что общество, существовавшее до 1788 года, должно или может быть возрождено. «Критика производительных сил капитала, — говорит он, — не эквивалентна отказу от всех технологий». Научные достижения капиталиста позволяют, по выражению Маркса, «ассоциированным производителям [] рационально управлять обменом веществ между человеком и природой».

Сайто описывает получившееся общество в терминах «замедление роста». В некотором смысле это неудачный термин. Как политический лозунг «замедление роста» вызывает столь ненавистную жесткую экономию, связанную с неолиберальной экономикой. Это также слишком похоже на буржуазный энвайронментализм, выражающийся в призывах к личным жертвам.

Что еще более важно, он затемняет теоретическое различие Сайто между капитализмом, с одной стороны, и древними обществами и коммунизмом, с другой. «Рост» не является осмысленной мерой для общества потребительной стоимости. Коммунизм, например, отдавал бы приоритет здравоохранению, но успех или неудача его усилий будет оцениваться по благополучию пациентов, а не по увеличению или сокращению ВВП.

В другом месте Сайто заимствует у Кирстин Росс фразу «коммунальная роскошь», термин, который лучше передает значение неотчужденного труда. В первые годы белых завоеваний коренные жители наотрез отказывались работать на европейцев. Они считали наемный труд — деятельность, которая лишала повседневную жизнь всякого смысла, контроля и духовности, — самым глубоким обнищанием, какое только можно вообразить.

Общество, основанное на потребительной стоимости, могло бы укрывать ресурсы, которые капитализм растрачивает впустую, но это не означало бы жесткой экономии. «Изобилие, — говорит Сайто, — это не технологический порог, а социальные отношения».

Радикальная теория для 21-го века

Глубокое знание Сайто опубликованных и неопубликованных работ Маркса делает строгие аргументы, но также представляет социализм почти исключительно с точки зрения развития идей. Это заблуждение.

Грубый продуктивнизм столь значительной части социалистической литературы 20-го века проистекает не столько из неправильного прочтения Энгельсом заметок Маркса о науке (эта тема подробно рассматривается Сайто), сколько из того, что Советский Союз использовал марксизм как оправдание капиталистического развития, управляемого государством.

Письма Маркса-Засулич предвосхитили гораздо более конкретную дискуссию о феодализме, капитализме и социализме, которая последовала после 1917 года. В некоторых отношениях аргумент Сайто перекликается с теорией перманентной революции Троцкого, которая давала представление о том, как неразвитые страны могут построить рабочую государство, распространив революционный процесс на империалистический центр.

Аргумент Троцкого концентрируется на роли пролетариата, но Сайто на самом деле не обращается к тому, как может возникнуть «деградирующий коммунизм». В этом отношении интеллектуальная строгость «Маркса в антропоцене» порождает определенную слабость. Время от времени Сайто звучит так, как будто он считает, что правильное переформулирование основ само по себе вновь популяризирует марксизм. Очевидно, что это не так. Мы не можем полагаться на MEGA, чтобы снова сделать социализм великим.

«Маркс в антропоцене», тем не менее, является чрезвычайно важным достижением: творческое переосмысление радикальной теории для XXI века. Слишком часто экологические дебаты сосредотачиваются только на самых неотложных предложениях по сокращению выбросов, не обращая внимания на то, как мы попали в эту неразбериху и как мы можем выбраться.