ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Биографии ]— Виппер Р. Ю. Иван Грозный
VIII. Посмертный суд над Грозным
Если бы Иван IV умер в 1566 г., в момент своих величайших успехов на западном фронте, своего приготовления к окончательному завоеванию Ливонии, историческая память присвоила бы ему имя великого завоевателя, создателя крупнейшей в мире державы, подобного Александру Македонскому. Вина утраты покоренного им Прибалтийского края пала бы тогда на его преемников: ведь и Александра только преждевременная смерть избавила от прямой встречи с распадением созданной им империи.
В случае такого раннего конца, на 36-м году жизни, Иван IV остался бы в исторической традиции окруженный славой замечательного реформатора, организатора военно-служилого класса, основателя административной централизации Московской державы.
Ивану Грозному, однако, выпала на долю иная судьба, глубоко трагическая. Он прожил еще 18 лет, и это были годы тяжелых потерь, великих несчастий для страны. С конца 60-х годов непомерно разрослись затруднения войны, усилились враги.
Проведение многообещающих реформ военного и социально-административного характера, так удачно начатых в 50-х годах, осложняется, начиная с 1564 г., борьбой с изменой. Окруженный противниками его смелой политики, опасливыми консерваторами и множеством предателей, чуть не погибший от заговора 1567 г., переживший страшные годы крымской опасности в 1571–1572 гг., Иван Грозный все еще находил силы вести войну за доступ к морю, за открытие простора в сношениях с Европой, пока, к концу 70-х годов, не истощились последние военные и финансовые ресурсы; продолжал он, несмотря на все затруднения, и свою огромную работу централизации управления, проводившуюся в форме развития [147] учреждений «государева удела» или «двора», который в 1572 г.
Неудачи внешней войны, кровопролития войны внутренней борьба с изменой заслонили уже для ближайших поколений военные подвиги и крупные централизаторские достижения царствования Грозного. Среди последующих историков XVIII и XIX веков большинство подчинилось влиянию источников, исходивших из оппозиционных кругов: в их глазах умалилось значение его личности. Он попал в рубрику «тиранов», был присоединен к обществу Калигулы, Нерона, Людовика XI, Христиерна II. Проблему выяснения его роли как правителя оттеснили мелочные споры о личных его качествах, вопросы патологические и психиатрические выступили чуть ли не на первое место.
В своем очерке я старался, насколько возможно было, восстановить историческое значение Ивана Грозного как одного из крупнейших политических и военных деятелей европейской истории XVI века. Мне остается только на немногих страницах начертить пути того литературного процесса, в течение которого слагалась враждебная для Грозного оценка его деятельности.
1
В самом начале XVI века вышла во Франции написанная по-латыни и тотчас же переведенная на французский язык монументальная «Всеобщая история» де Ту (de Thou, или Thuanus, жил от 1553 до 1617 г.). В этой книге, быстро получившей популярность и много раз переиздававшейся потом еще и в XVIII веке, подробно рассказаны судьбы европейских государств, в том числе Москвы, за вторую половину XVI века. Мы получаем здесь ряд характерных данных для того, чтобы судить, какое представление об Иване IV сложилось в Западной Европе в среде ближайших к нему поколений.
Приступая к рассказу о Ливонской войне, де Ту дает очерк истории возвышения Москвы. О самом Иване IV он говорит: «Государь столь же счастливый и храбрый, как его отцы, который вдобавок, соединяя хитрость и тонкий расчет с суровой дисциплиной в военном деле, не только сохранил обширное государство, оставленное Василием, но сумел далеко раздвинуть его границы. Завоевания Ивана IV дошли до Каспийского моря и царства Персидского.
Подробно излагает де Ту ход Ливонской войны, переговоры между Польшей и Литвой и, особенно, борьбу Ивана IV с Баторием. Заключение очень мрачно для Москвы и заставляет историка высказать свое суждение о царе, которое отчасти расходится с вышеприведенным. «Так кончилась
Де Ту, видимо, писал на основании сведений главным образом польских и ливонских авторов, а также известий дипломатических миссий, посещавших Москву. Некоторые частности его рассказа, например объяснение верности русских царю, их восторженной религиозности, или картина великого плача русских при исходе их из Дерпта почти прямое повторение современных Грозному иностранных авторов. Но как раз по вопросу о тиранстве Ивана IV де Ту готов критиковать их свидетельства: «Государь, ославленный своими ужасными жестокостями, если верить сообщениям Павла Одерборна и Александра Гваньини, у которых, может быть, больше догадок, чем истины».
Судя по изложению де Ту, Московская (т. е. Ливонская) война оставила сильное впечатление в Западной Европе. Историк считает важным и знаменательным выступление царя в Прибалтике, манифесты его, договоры с ливонскими городами и сословиями, колонизационные попытки русских. Последнее трехлетие войны, успехи Батория и разгром Московской державы привлекают острое внимание повествователя; катастрофа Москвы кажется ему одним из выдающихся явлений европейской истории XVI века.
2
Усиленное внимание к жестокостям Грозного, суровый уничтожающий нравственный приговор над его личностью, склонность судить о нем как о человеке психически ненормальном все это [149] принадлежит веку сентиментального просветительства и великосветского либерализма. Поэтому едва ли у кого найдешь более беспощадную оценку Грозного, чем это сделал Карамзин, самый яркий в России историк и публицист эпохи просвещенного абсолютизма, который пишет отрицательную характеристику Ивана IV как бы для того только, чтобы оттенить сияющий всеми добродетелями образ Александра I и его «великой бабки», монархов гуманных и справедливых, исключительно преданных народному благу.
Отчасти это упорство историков XIX века объясняется и состоянием источников, относящихся к эпохе царствования Грозного. Ивану IV не посчастливилось на литературных защитников. Пересветов (впрочем до конца XIX века остававшийся неизвестным) был только отдаленным пророком политики Грозного, рано и бесследно исчезнувшим со сцены.
Хронологически за ним, в качестве русских свидетелей, идут представители консервативной оппозиции Курбский, автор «Беседы валаамских чудотворцев» и более поздние писатели эпохи крестьянской войны дьяк Иван Тимофеев и князь Катырев-Ростовский.
Все они разделяют один недостаток, наличие которого сыграло роковую роль для памяти Грозного. Они совершенно равнодушны к росту Московской державы, ее великим объединительным задачам, к широким замыслам Ивана IV, его военным изобретениям, его гениальной дипломатии. До известной степени эти судьи Грозного похожи на Сенеку, Тацита, Ювенала, которые в резких нападках на римское самодержавие сосредоточивали свое внимание на явлениях придворных и столичных, оставаясь безразличными к громадной стране, к окраинам, к внешней безопасности и славе знаменитой империи. У историков XIX века только одна тема, бесконечно развиваемая на все лады: осуждение жестокости московского царя. Они более всего напирают на раскол, который Иван IV внес в жизнь московского общества, разделив его на опричнину и земщину.
Никому из них не приходит в голову сказать хотя бы одно слово о военном и политическом значении опричнины. Эти старомосковские критики удивительно склонны к моральной отвлеченности. Автор Валаамской беседы, монах, сторонник партии нестяжателей, возмущенный более всего преобладанием светских интересов в среде высшего духовенства, нападает на самое понятие самодержавия: оно кажется этому мирному анархисту страшным звуком, чрезмерной гордыней перед богом. У него так же, как у Курбского, жажда возврата к патриархальной монархии, когда царь правил в тесном согласии с лучшими постоянными советниками.
Курбский не ждет ничего хорошего от новшеств и непрерывных перемен, совершаемых беспокойным духом властителя, он предрекает конец Московского государства вследствие обилия «трудных декретов и неудобоподъемлемых Номоканонов». С Курбским сходится автор «Временника», излагающего события революционной эпохи, Иван Тимофеев. Стараясь дать объяснение причин великой разрухи, он находит первую вину в тех политических переменах, которые были затеяны самим правительством. Пока государи держались повелений, данных богом, и свято хранили благочестивую старину, московские люди соблюдали полное послушание. Когда же «предержатели… начаша древняя благоуставления законная и отцы преданая превращати и добрая обычая в новосопротивная изменяти», стал исчезать «естественный страх» подданных. Летописец «смутного времени» хочет сказать, что корни пагубной революции заключаются в поведении самих правителей; их реформы послужили первым подрывом существующего порядка.
Собственно говоря, жалобы консерваторов на изменение старины действиями самих носителей власти вовсе не представляют чего-либо нового.
За четыре десятилетия до Курбского их высказывал опальный боярин Берсень, возмущаясь тем, что Василий III стал решать дела в спальне, запершись сам-третей с какими-нибудь любимцами. Берсень прибавлял мрачное предсказание в том самом духе, как потом Курбский: «Государство, которое переменяет исконные обычаи, недолговечно».
Обвинение самодержавия в крайностях, в нарушении меры повторяется из поколения в поколение, но критики относят начало политических бедствий на разные сроки. Если Берсень находил корень «замешательств земли и нестроений великих» в приезде греков ко двору Ивана III, вместе с царевной Софией Палеолог, т. е. относил роковое событие к 70-м годам XV века, то Иван Тимофеев, [151] готовый связать начало бедствий с опричниной Грозного, думает очевидно о 60–70-х годах XVI столетия. Однако, как ни существенно расходятся они в хронологии, а все-таки разумеют одно и то же явление, и мы с некоторым удивлением замечаем, что дело идет об основном факте московской политики образовании Великорусской державы.
Получается странное противоречие: великие организаторы Москвы, Иван III и Иван IV, оказываются, в то же самое время и виновниками ее катастрофы.
Русским историкам XIX века, поскольку они доверяли идеям оппозиционеров XVI столетия, пришлось примирять суровые суждения современников с общей благоприятной оценкой державной политики московского правительства. Казалось, выход из противоречия состоит в том, что осторожная система основателя державы была испорчена личным произволом его внука, предпоследнего самодержца из династии Рюриковичей. Поэтому бесчинства опричнины Грозного, его странная беспокойная администрация должны были служить объяснением последующей «разрухи». Все крупное, что было сделано во время его молодости, как бы заглушено и опрокинуто его неистовыми капризами. В. О. Ключевский видит в опричнине борьбу не с порядками, а с лицами, в самом Иване IV признает лишь талантливого дилетанта. С. Ф. Платонов, хотя допускает в опричнине широкий и во многих отношениях целесообразный военно-административный план, все-таки находит в деятельности Грозного нервическую переброску людей и служебных поручений, непрерывный разгон и разгром, который не давал никому осесть на месте и заниматься делом, а потому в конце концов разрушал основы созданного в ранние годы Ивана IV порядка и таким образом приблизил «смуту».
В этих суждениях забывалось одно очень существенное обстоятельство, а именно то, что крупнейшие социальные и административные реформы Грозного борьба с княжатами, возвышение за счет старого боярства неродовитых людей, усиление военной повинности и народной тяготы, централизация управления происходило не в мирную пору, а среди величайших военных потрясений. В сущности, все царствование Ивана IV было почти сплошной непрекращающейся войной. В 1551–1556 гг. идет борьба за Поволжье. С 1558 г., в течение двадцати четырех лет, тянется крупнейшая из войн русской истории борьба за Ливонию, за выход к морю, осложненная жестокими столкновениями с Крымом, Польшей и Швецией.
Положение весьма похоже на то, в каком находился Петр I, жизненной целью которого было завоевание того же самого «окна в Европу».
Исторический приговор об Иване Грозном во всяком случае не должен быть строже, чем о Петре I, принимая во внимание, что [152] условия, в которых действовал московский царь в XVI веке, были несравненно более тяжелыми.
И уж если осуждать Грозного, то придется поставить ему в вину или самую идею войны, или, по крайней мере, то, что он не смог во-время бросить неудавшееся предприятие, что он сокрушал в Ливонии лучшие силы своей державы. Но чем больше мы будем настаивать на обвинениях такого рода, тем дальше мы уйдем от характеристики Ивана IV, как капризного тирана.
Если Грозный заблуждался относительно возможности приобретения Балтийского побережья, то во всяком случае не легкомыслием и не прихотью веет от железной настойчивости, с какой он ведет борьбу, отправляет год за годом в бой свои вооруженные силы, пускает в ход свое техническое административное и торгово-политическое искусство, действует угрозой и лаской, неотступно и на десятки ладов, на население вновь приобретенной страны, старается привлечь иностранцев, усилить энергию русских промышленников.
3
Присущая историкам XIX века узость суждений об Иване Грозном находит себе объяснение как в том, что они не знали многих важнейших источников, открывшихся в последние два десятилетия, так и в том, что они принадлежали по большей части к либерально-буржуазной школе.
Они легко поддавались влиянию одного из блестящих писателей героического века либерализма, Флетчера, известное сочинение которого о Русском государстве появилось в свет в результате его миссии в Москву в 1589 г.
Флетчер приехал в Москву через пять лет после смерти Грозного поправить расстроенное дело английской торговой компании, пострадавшей от своих же агентов, и хлопотать о дальнейшем расширении ее прав и монополии в пределах Московского государства.
При церемонном московском дворе он нарушил этикет, отказавшись прочитать полностью весь царский титул, за что был лишен личных аудиенций у царя, вынужден вести переговоры с чиновником дьяком Щелкаловым и этим с самого начала поставил себя в невыгодное положение.
Надо было оправдаться в своей неудаче перед королевой, а Флетчер рассчитывал занять место придворного историографа Елизаветы. Он решил, что достигнет той и другой цели, если даст описание Московского царства характеристикой порядков, «совершенно не похожих на правление Вашего величества», как он пишет в предисловии, если изобразит Москву в качестве страны варварской, управляемой жестокими азиатскими приемами, невежественной, погибающей от застоя и незнакомства с просвещенной Европой; на [153] этом мрачном фоне тем ярче должно было выделиться законосообразное, основанное на первоначальном договоре правление английской королевы.
По Флетчеру, в России народ и правительство стоят друг друга, пороки той и другой стороны взаимно обусловлены. Русские лживы, недобросовестны, склонны к насилию, исполнены недоверия друг к другу; русский народ расколот надвое, высшие и низшие классы ненавидят друг друга. А происходит это от жестокого и злонамеренного управления, от сознательной политики правительства, поддерживаемого хитростью своекорыстного духовенства, которое старается держать народ в невежестве. Иван Грозный, для Флетчера, «человек высокого ума и тонкий политик в своем роде», чистейший представитель адски-маккиавелистической политики. Он разгромил родовую аристократию, истребил ненавистных ему «благородных», вытащил из грязи и неизвестности новых людей вовсе не по демократическим побуждениям, а для того, чтобы разжечь вражду классов и тем безнаказаннее господствовать над ними. С той же целью он позволяет своим чиновникам притеснять и грабить народ.
Флетчер постоянно возвращается к теме о невероятном утеснении простого народа, хотя не может привести в пользу этого утверждения никаких фактов.
С. М. Середонин в основательной работе своей о Флетчере показал, как поверхностны и часто неверны у этого писателя данные, относящиеся к строю московских учреждений, как подчиняется его картина русской администрации предвзятым его идеям. Одним из разительных примеров такого легкомыслия и недобросовестности Флетчера может служить его объяснение роли губных старост, которых он считает помощниками и подчиненными присылаемых из центра наместников и чиновников: он совершенно не вник в характерное для Москвы XVI века местное самоуправление. Легковесность наблюдений Флетчера лишила его, между прочим, очень для него важной иллюстрации деспотизма Грозного: он ничего не говорит об опричнине, хотя многое в этом учреждении очень подходило бы для лишнего обвинения царя в узком эгоизме.
Флетчер писал в эпоху зарождения политического либерализма, представленного в XVI веке талантливой школой «монархомахов» (французских публицистов, осуждавших неограниченную монархию). Их красивые, звучные и смелые фразы о вреде неограниченной монархии, о защите прав народа представителями общественного мнения, о разумности парламентаризма закрывают часто бессодержательность их собственной программы, аристократическую узость и своекорыстие того класса, к которому принадлежали ораторы и писатели, прославляющие свободу.
В XIX веке историки, увлекавшиеся всеми видами оппозиции самодержавию, легко попадали в колею ранних наивных обличений деспотизма и потому [154] охотно принимали суждения отцов либерализма, публицистов XVI века.
Флетчер, не имевший успеха в свое время, преследуемый английской торговой компанией, которая боялась, чтобы его резкая критика не испортила ее отношений с Москвой, был высоко оценен в XIX веке. Его политические приговоры, его обличения русского народа пришлись по вкусу тем историкам, которые не сумели понять глубоких дарований, великой умственной, социальной и технической одаренности русского народа.
4
Последними в порядке открытия документами иностранного происхождения, которые могли, в том или другом смысле, повлиять на суждения об Иване Грозном русских историков XX века, были Записки о Московии Штадена и Шлихтинга.
Если бы они появились на 15–20 лет раньше, когда в русской исторической науке еще были возможны споры о психической нормальности или извращенности Ивана Грозного, когда многие по-старому трактовали опричнину, как аппарат для исполнения произвольных опал, конфискаций и казней, то картинки, набросанные немцами-опричниками, и даже их фразеология имели бы успех, усилили бы позицию тех ученых, которые развивали теорию господства личного произвола и нервических капризов в политике Грозного.
Они были бы готовы сказать всякому скептику: «Что же спорить, когда здесь показания свидетелей!»
Иное дело теперь, когда свидетельства XVI века появились перед лицом исследователей, работающих марксистским методом, выясняющих производственные отношения, классовое деление общества и классовую борьбу, изучающих правительственную политику в связи с социальным движением. Как раз для успешного исследования истории XVI века, и особенно политики Ивана Грозного, следует вспомнить выставленный И. В. Сталиным еще в 1913 г. и облеченный в классическую формулу основной тезис: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюрократию»{2}. Возможно ли, чтобы современный ученый, имея перед собою такую серьезную и сложную задачу, поддался наивной концепции авантюристов XVI века, основанной на сплетнях, собранных самыми сомнительными в морально-политическом отношении людьми из проживавших в Москве иностранцев, можно сказать, профессиональными предателями?
Впрочем, известную роль в науке суждения вновь открытых свидетелей XVI века сыграли, правда, в отрицательном смысле: они послужили к полной и окончательной ликвидации мифа об [155] Иване Грозном, которого привыкли изображать в виде театрального тирана в русской и всемирной истории.
Опубликование памфлетов было лишним поводом обратиться к другим источникам, которые, в свою очередь, дали возможность приступить к историко-конструктивной работе, к восстановлению подлинного социально-политического облика учреждений эпохи Ивана Грозного.
Запоздавшее по времени появление в исторической науке произведений XVI века послужило к рассеянию еще одного мифа, который заключал в себе суждение большей части европейцев о России и русских людях, мифа и вместе с тем обвинительного акта, на который в наши дни отвечает уже не наука, а вся многообразная жизнь великого русского народа.
Нельзя не задаться таким вопросом: где, при каких условиях и почему из архивной пыли извлечен был забытый документ? Правда, при первом же чтении «Записок» Штадена всякий историк скажет, что это одно из самых выдающихся произведений европейской публицистики XVI века, но все же содержание документа касается исключительно России и русскою народа, а между тем, после того как русский историк перевел его с немецкого рукописного подлинника, представители немецкой науки снова с удвоенным вниманием взялись за него и дали свое дополненное вариантами издание Штадена.
Спрашивается, зачем понадобилось им так усердствовать над сочинением, относящимся к чуждой, далекой от них стране?
Было бы очень долго останавливаться на тех тенденциях и мотивах, которые слагались в немецкой науке в послевоенную пору, начиная с 1918 г., но суть этого движения можно определить в немногих словах. В Германии усиливался воинствующий национализм, готовилась почва для исступленного слепого фашизма. Немецкие ученые, в своем большинстве утратившие независимость мысли, покорные феодальной дисциплине, не успевшие по-настоящему дойти даже до уровня либеральной буржуазной науки, подчинились направлению, данному фашистским начальством, а начальство это приказало всему немецкому народу итти на Восток, сокрушать славянство, обращать русский народ в рабов немецких господ; в этом походе ученые должны играть роль застрельщиков собирать доказательства физической негодности и культурной неспособности славянской расы вообще и русского народу в особенности.
Вполне понятно, почему немецкая наука так уцепилась за Штадена.
Ведь она открыла в нем нужный ей обвинительный акт против русского народа, предисловие к замышляемому походу на СССР, построенное на «историческом» основании. С каким увлечением читали немецкие ученые заголовок штаденовского проекта «План обращения Московии в Имперскую провинцию»! С каким [156] захлебывающимся восторгом воспринимали они призыв Штадена к разорению Русской земли: «Города и деревни должны стать свободной добычей воинских людей»! С какой жадностью внимали они всем насмешкам немца-предателя над «невежеством и варварством» русского народа, над его «неспособностью» защищать свою родину!
«Записки» Штадена стали в фашистской Германии актуальнейшей книгой, пророчеством и программой будущего.
Возобновленный при его помощи злостный миф о неспособности русского народа защищать свою родину опровергнут Великой отечественной войной, развеян по ветру героической Красной Армией. Этому великому событию современной нам действительности ученые СССР обязаны дать правильное историческое истолкование.
[157]
где находилась резиденция Ивана Грозного
Всем известны две российские столицы – Москва и Санкт-Петербург. Но вот вам интересный факт: в течение 17 лет – с 1564 по 1581 годы – некоронованной столицей Руси была Александровская слобода, в которую со всем двором переехал Иван Грозный. От Москвы до города Александрова всего 100 км, и это прекрасный маршрут выходного дня. В этот город мы отправились на автомобиле, о чем и хотим рассказать.
Александр Жихарев
Путь в Александровскую слободу лежит по отличному Ярославскому шоссе: наша поездка стала тест-драйвом новых фрикционных шин Cordiant Winter Drive 2 – в партнерстве с Cordiant и был создан этот материал. Дорожные службы не везде успели сработать оперативно, но даже на обледеневших участках трассы машина уверенно держала дорогу. В этом заслуга особого рисунка протектора с повышенным числом граней зацепления: ламели с различной частотой шага, сложные зубчатые контуры шашек.
Москва, усадьба Абрамцево
На берегу реки Вори расположена подмосковная Мекка творческого сообщества XIX – начала XX века. Здесь собирались художники, музыканты и писатели. Наследники Саввы Мамонтова в 1918 году получили охранную грамоту, благодаря которой усадьба сохранилась в первозданном виде.
Сергиев посад
Знаменитая Троице-Сергиева лавра, множество музеев и развлечения на любой вкус.
Торбеевское озеро
150 га водного зеркала, окруженного реликтовым лесом. Кажется, что свежий воздух можно есть ложкой. Зайти в кафе, остановиться на одноименной базе.
Александров
Центр опричнины, некоронованная столица Ивана Грозного.
Попасть в XVI век
Дорога с техническими остановками заняла всего полтора часа, и вот мы уже в Александрове. Город интересен тем, что года пощадили его. Здесь не было боевых действий, разве что поляки в Смутное время вволю пограбили и пожгли деревянные строения, но каменные здания выстояли.
В советский период тоже повезло: монастырь не снесли и не переделали под тюрьму. Уже в 1923 году организовали музей, что позволило сохранить многие здания и исторические ценности.
Первый дворец здесь построил отец Ивана Грозного – Василий III. Это была великокняжеская резиденция на время богомольных походов по монастырям. Место понравилось Великому князю – совсем недалеко от его любимой Троице-Сергиевой лавры, в которой, кстати, он был крещен. К тому же окрестности славились отменной охотой. После смерти Василия III Александровская слобода отошла его жене – Елене Глинской, матери Ивана Грозного.
Прочувствуй опричнину
Иван Грозный прибыл в Александровскую слободу в 1564 году. Именно здесь основал опричнину, личный царский удел. В Александрове происходили события, описанные в книге «Князь Серебряный» Алексея Толстого, в которой князь возвращается с Ливонской войны и обнаруживает совсем иную страну – бесчинствуют опричники и даже верные государевы слуги оказываются беззащитными.
В музее «Александровская слобода» представлено десять экспозиций, прекрасно передающих атмосферу и нравы царствования Ивана Грозного:
- государев двор в Александровской слободе;
- домовый храм Ивана Грозного;
- царственные особы в Александровской слободе;
- история одного экспоната;
- столовая палата XVI века;
- образ Ивана Грозного в произведениях живописи;
- сенник постельный;
- средневековые палаты XVI века;
- крепость пространная, великолепная;
- сокровища земли Александровской.
Рассказывая о нравах средневековья, экскурсовод заметил, что не стоит о них судить с позиции современной морали. Да, жизнь человека не особенно ценилась, но так было не только при дворе Ивана Грозного. Достаточно вспомнить Париж с Варфоломеевой ночью или далеко не гуманные реформы Петра Первого. Александровская слобода – значимое место для осознания истории государства и тех колоссальных изменений, которые произошли за века.
Слобода помнит смотрины царских невест. Две тысячи красавиц приехало сюда в 1572 году. Иван Грозный выбрал Марфу Собакину. Пожалуй, именно ей принадлежит титул первой Мисс Россия, но судьба девушки оказалась трагической: отравили через несколько дней после свадьбы. Царь дважды венчался в Александровской слободе. Вторую жену он сослал в монастырь.
Центр просвещения?
Однако не стоит воспринимать Александровскую слободу исключительно как мрачную царскую обитель. Иван Грозный был просвещенным для своего времени человеком и в своей временной столице организовал певческую мастерскую – фактически первую российскую консерваторию. История сохранила имена особо выдающихся учеников, которые стали преподавателями – поп Федор по прозвищу Христианин и Иван Нос. После пожара в московской типографии в Александровскую слободу переехал Андроник Невежа – ученик первопечатника Ивана Федорова.
Также Александровская слобода может гордиться произведенным в ней воздушным полетом.
Смерд Никитка, холоп боярского сына Лупатова, смастерил из дерева и кожи крылья и слетел на них с Распятской колокольни. Полет завершился удачно – Никитка даже преодолел крепостную стену. Однако царь не оценил новаторские начинания и отправил изобретателя на плаху. До нас дошли строки приговора: «Человек не птица, крыльев не имат. Аще же приставит себе аки крылья деревянны — противу естества творит. За сие дружество с нечистою силою отрубить выдумщику голову. А выдумку, аки диавольскою помощью снаряженную, после божественныя литургии сжечь».
Таинственная Либерия
Много тайн хранит Александровская слобода. Самая значимая – знаменитая Либерия, библиотека Ивана Грозного. Ее искали и в Московском Кремле, и в селе Коломенском, и в Вологде. Однако есть предположения, что сокрыта она в Александрове. Действительно, возможности сделать тайник у царя были.
Активно искать Либерию стали уже в XX веке. В Александровской слободе располагался Успенский женский монастырь.
После прихода к власти большевиков в глубоких подземельях долгое время пряталась последняя настоятельница монастыря Тамара: она унесла с собой в могилу схему подземелий и ходов – в былые времена каждая настоятельница монастыря передавала следующему поколению эти тайные знания.
Старожилы Александрова вспоминают о том, что раньше в монастыре были огромные подвалы в два этажа. Еще в 20-х годах прошлого века там водили экскурсии, но затем подземелья начали осыпаться, и их замуровали. Наличие таких подвалов, с одной стороны, говорит о возможном нахождении тайников под землей, но все же совсем не значит, что там и была Либерия. Однако факт любопытный.
Взглянуть сквозь толщу земли
Если исходить из гипотезы, что вместе с Либерией находятся металлические элементы, то для поиска можно использовать металлоискатель. Однако современные металлоискатели могут что-то обнаружить на глубине 1,5–2 м, а для поисков Либерии этого мало.
К тому же черный металл за пять веков, скорее всего, превратился в труху, а цветных может быть совсем немного. Но главное – глубина исследований грунта. Нужно использовать геодезические методы поиска пустот в грунте. Более того, даже если пустоты нет, все равно есть возможность определить находящийся под землей массив иного материала по удельному электрическому сопротивлению, способности к поглощению и отражению радиоволн определенных диапазонов, скорости передачи упругих колебаний.
В Александрове проводили изучение малоглубинных объектов сейсморазведкой. В основе этого метода лежит возбуждение упругих волн и анализ обратного излучения. Поскольку глубина изучаемого слоя 10–20 м, то от источника волн не требуется большой мощности. При серьезных геологических исследованиях используют локальные взрывы. Например, для глубинного сейсмологического зондирования земной коры и верхней мантии Земли в СССР и Индии в 1956–1988 годах практиковали так называемые мирные подземные атомные взрывы.
В Александрове, конечно, взрывов не было.
Инициатором сейсморазведки в середине 90-х годов прошлого века была московская мэрия: основные работы проводили на территории Воскресенского монастыря – одной из самых старых построек в Александрове. Обнаружили несколько аномалий, которые были, по всей видимости, фундаментами старинных зданий.
Но самые интересные результаты были получены при изучении подвала церкви Покрова. Приборы показали, что под каменным полом на глубине 2–4 м возможно нахождение полости шириной не менее 1–1,5 м. Исследователи определили уровень грунтовых волн – это помещение должно быть сухим, и если в нем действительно что-то находится, то от влаги пострадать не должно. Странно, но на этом данные об исследовании обрываются. Казалось бы – если уж обнаружили возможную полость, то ее должны раскопать. Однако этого не сделали. Другой вариант, что раскопки были, но их не афишировали: возможно, о них мы узнаем через некоторое время.
Лозоходство: лженаучные методы
Вообще копали здесь многие, находили остатки строений, но драгоценных книг так и не обнаружили. В Александрове работал московский инженер и изобретатель Иван Кольцов. Методом лозоходства он исследовал территорию и составил карту подземных пустот Александровской слободы. Казалось бы, достаточно привезти современное оборудование, и тайна будет раскрыта!
Более верное название лозоходства – биолокация. Это способ получения необходимых данных путем взаимодействия с «энергоинформационным» полем Земли. Сейчас метод признан лженаучным, а раньше он применялся очень активно: для этого использовали маятник или рамку, а еще раньше, в древности, основным инструментом была свежесрезанная веточка или лоза. Удивительно, но с помощью лозы умудрялись находить залежи полезных ископаемых, клады. Даже преступления раскрывали! В 1692 году некий Жак Вернье, держа в руке свежесрезанную лозу, нашел убийцу. Однако с развитием прогресса появились современные и, самое главное, доказанные наукой методы исследования земных недр.
К слову, в Александрове также проводили работы специалисты из ВНИИ геофизики. Они бурили скважины в местах предполагаемых подземелий, но наткнулись лишь на сгнившие бревна.
Увы, решающий шаг пока так и не сделали. Буры ломались, исследователи в последний момент отказывались от раскопок. В девяностые годы Либерию активно искал Герман Стерлигов, но его группа уехала из Александрова, так и не приступив к серьезным поискам. Так что Александровская слобода по-прежнему хранит свои тайны.
Наверняка у автомобилиста возникнет вопрос: почему мы отправились за город на фрикционных шинах? Споры о том, нужны шипы на зимней резине или нет, идут уже много лет, и однозначного ответа так и не найдено. Наша логика такова. Городской автомобиль даже зимой обычно передвигается по расчищенным дорогам и крайне редко попадает в глубокий снег или на чистый лед. На асфальте шипы увеличивают тормозной путь, поэтому для жителя мегаполиса привлекательнее фрикционные шины, называемые в народе «липучкой».
Они комфортны и эффективны в условиях, когда температура пляшет из минуса в плюс, а на дороге возникают лужи или снежная каша.
Самый важный параметр любых шин – сцепление с дорогой. Сложный рисунок протектора новых фрикционных шин Cordiant Winter Drive 2 насыщен элементами, которые обеспечивают максимально эффективный контакт с поверхностью. Новая функциональная резиновая смесь прекрасно работает в широком температурном диапазоне, шины эластичны даже в лютые морозы.
Направленный рисунок протектора с монолитным ребром, состоящим из V-образных сегментов, освобождает пятно контакта и не забивается даже в глубоком снегу.
Акустический комфорт – это изюминка Cordiant Winter Drive 2. Инженеры Cordiant тщательно продумали рисунок протектора, и им удалось значительно снизить резонансные шумы. Протектор спроектирован из разноразмерных блоков с переменным шагом, что значительно снижает характерный гул зимних шин.
РОССИЯ: Человек года, 1939
Понедельник, 1 января 1940 г.
- Делиться
- Твитнуть
- Читать позже
Отправить на Kindle
Подписаться @TIME
(6 из 7)
Более того, в российском чиновничестве начался террор, который
продолжается и по сей день. За убийство сталинского «Дорогого
Друг», Сергей Михайлович Киров, председатель Ленинградского Совета,
когда-то назвал товарища Сталина «величайшим полководцем всех времен и народов».
всех народов», было известно о казни 117 человек.
Так началась самая яростная чистка современности в масштабах всей империи. Тысячи
были казнены лишь с призраком суда. Тайная полиция царила как
беспощадно над Россией, как в царские времена. Сначала это была ЧК,
потом ОГПУ, потом НКВД, но по существу все они были
такой же.
Товарищ Сталин понял их назначение, когда однажды увидел
та часть стен Кремля, откуда наблюдал царь Иван IV
его врагов казнили, сообщалось, что он сказал: «Иван Грозный
был прав.
Нельзя управлять Россией без тайной полиции».0003
После смерти Ленин был освящен Сталиным. Иосиф Сталин прошел долгий путь к обожествлению себя при жизни. Никакая лесть не слишком прозрачна, нет комплимент слишком общий для него. Он стал источником всех социалистических мудрость, бесспорный толкователь марксистского евангелия.
Его сухая доктринальная история коммунистической партии является бестселлером в Россия, точно так же, как напыщенная, но более интересная «Мем Кампф» Гитлера превосходит по продажам все светские тома в Германии. Он участвует в нацистских плебисцитах. Гитлер выиграл свой 1938 выборы — 99,08% избирателей; Сталин набирает 115% голосов в своем Московском подворье. Фотография Сталина стала иконой новое государство, религией которого является коммунизм.
Но Иосифу Сталину не дано ораторской пиротехники.
Только два или
три раза в год он появляется на парапете могилы Ленина в красном
Квадрат, в плоской военной фуражке, военной гимнастерке, высокой
Русские сапоги. Он посещает партийные собрания, но редко публичные собрания.
Он произнес только одну речь по радио и вряд ли сделает еще много.
Его сильный грузинский акцент звучит странно для России.
Три комнаты. Его жизнь в основном проходит в мрачных стенах это собрание церквей, дворцов и казарм в Москве называлось Кремль. Его кабинет большой и простой, украшенный только картинами. Маркса и Энгельса и посмертную маску из белого гипса Ленина. Его частная квартира, некогда жилище кремлевских военных Командир, всего три комнаты.
Иосиф Сталин был дважды женат: первый раз в 1903 году на грузинке
имени Екатерины Сванидзе, умершей в 1907, а потом к Наде
Сергеевна Аллелуева, умершая в 1932 году. От первой жены у него была
сын Яша Джугашвили, которому сейчас за тридцать, малоизвестный инженер в
Москва.
Отец и сын не ладят. Госпожа Сталина № 2
у него были сын и дочь: Вася, сейчас 19 лет, и Светлана, 14 лет.
Красавица-дочка Светлана – зеница ока отца.
двое детей ходят в школу, но живут в Кремле. кудахтанье Джозефа,
мать-сплетница, старушка Екатерина Георгувна Джугашвили, советская и
иностранные журналисты обожали брать интервью, умерли в Тифлисе в
1937. Она несколько лет жила в квартире в бывшем
дворец царского грузинского наместника.
- Предыдущая страница
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая страница
Иван IV Грозный — Царь Всея Руси (1530–1584)
— Реклама —
Иван IV, великий князь Московский, или Московский, обычно считается первым царем России, хотя многие историки утверждают, что этот титул должен принадлежать Ивану III (Великому). Иван IV родился в 1530 г., сын Василия III, вступившего на престол после смерти своего отца, Ивана III Великого, в 1505 г. Василий продолжил начатую отцом совещательную политику «собирания» русских земель. . Василий III также столкнулся с угрозой со стороны татар, русское и польское название монголов.
К 1519 г.Золотая Орда была завоевана династией Герей из Крымского ханства, которая правила Крымом до тех пор, пока его последний хан не сдался в 1783 году Екатерине Великой из России. Когда Василий умер в 1533 году, он оставил стабильное и расширенное великое княжество своему преемнику Ивану IV.
Суровое детство Ивана IV
Ивану было всего три года, когда умер его отец, и детство его было кошмаром кровавой междоусобицы между главенствующими семьями Кремля и семьями Шуйских и Бельских. Его намеренно игнорировали, он был объектом презрения, и он жил в страхе перед убийством. В возрасте 13 лет он резко продемонстрировал свое право на власть против элитных родов бояр или высшей знати. 29 декабря1543 г., 13-летний Иван призвал князя Андрея Шуйского схватить и бросить на голодные охотничьи собаки. Иван проявлял явные признаки садизма в обращении с животными и женщинами, которых он и его соотечественники часто насиловали и убивали.
Иван коронован на царство
В январе 1547 года Иван IV был торжественно коронован как русский царь.
Он подчеркнул свою «русскость», женившись на коренной русской женщине Анастасии Романовой из богатой династии Романовых. Романовы, хотя и не потомственные бояре, были богатым торговым родом, чье состояние зависело от царского покровительства. В этом Иван следовал образцу большинства европейских монархов, которые теперь отдавали предпочтение восходящему среднему классу, который был бы обязан им напрямую, а не дворянам своих предков, многие из которых также претендовали на троны своих стран.
Светлое будущее для России
Первые годы царствования Ивана действительно были многообещающими для России, и он, казалось, пошел по осторожным, почти аналитическим стопам Ивана III и Василия III. Таким же осторожным образом Россия расширялась в Среднюю Азию, начиная с царствования Ивана, укрепляя каждое место отдыха, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. Иван созвал русский великий совет и поклялся, что будет проводить постоянные реформы в управлении государством. Были проведены реформы в местном самоуправлении, чтобы уменьшить влияние боярской знати и усилить участие всех классов в сознательной попытке привязать их к престолу.
Было официально создано министерство иностранных дел, а также на постоянной основе создано военное министерство.
Война и завоевание татар
В 1550 году Иван начал период военной реформы, которая фактически сделала его отцом русской армии. Он осознал важность мушкетов и артиллерии как способа преодоления татарской тактики. Опора на мушкеты и артиллерию обеспечила москвичам или русским превосходство в большинстве сражений. В 1552 году Иван почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы использовать свою новую армию для нападения на Казанское ханство, одно из государств-правопреемников Золотой Орды. Поскольку все такие царства ведут свое происхождение от сыновей или внуков Чингисхана (или Чингисхана), они известны в истории как «чингизидские» ханства. Казань перешла к Ивану, как и Астраханское ханство в 1556 году. Крымское ханство почувствовало достаточную угрозу из-за внезапной экспансии Ивана на восток, поэтому в 1555 году Даулет-Герей-хан совершил набег на Москву, но нападение не остановило Ивана.
Долгая Ливонская война
В том же году, когда крымские татары напали на Москву, Иван начал Ливонскую войну в 1555 году. Она закончилась с перерывами в 1583 году, поглотив большую часть энергии, людских ресурсов и сокровищ Ивана на три десятилетия. (В некоторых отчетах даты Ливонской войны указаны как 1558–1582 гг.) Воспользовавшись занятостью Ивана Ливонской войной, крымские татары вернулись в 1571 г., чтобы сжечь Москву. Тем не менее, обширные переговоры, которые Иван вел с английской королевой Елизаветой I, не только сделали Англию желанным партнером в прибыльной торговле на Балтийском море, но и снабдили Ивана надежным источником высококачественного пороха для его армии. Обратной стороной, однако, было то, что война привела к политическому союзу Литвы и Польши в 1569 году., хотя две страны были объединены царским браком с 1386 года.
Начался более темный период царствования Ивана
В марте 1553 г. . Когда его королева Анастасия умерла в 1560 году, он приказал замучить и казнить нескольких бояр, подозревая их в отравлении его жены.
Затем в 1564 году он покинул Москву, поклявшись никогда не возвращаться. Иван учредил опричников, которые, возможно, терроризировали москвичей в прежние годы. Когда он почувствовал, что Новгород бросил ему вызов, он разрушил город, и Псков почти постигла та же участь. Опричнина, среди которой были Борис Годунов и брат Анастасии, Никита Романов, ехала со свисающими с седла собачьими головами (некоторые говорят, волчьими) и установила царство террора. Опричнина была попыткой Ивана терроризировать всех русских, чтобы они безропотно подчинялись его воле. Эксперимент Ивана с государственным террором удался.
Почему Иван такой Грозный?
Хотя для объяснения очевидного безумия Ивана было выдвинуто много причин, одна из них, кажется, получила сравнительно мало внимания — отравление ртутью. Известно, что в более позднем возрасте Иван проглотил большое количество токсичной ртути. Ртуть использовалась еще во время Первой мировой войны для лечения сифилиса, болезни, которая, как позже было установлено вскрытием, была у Ивана.