Информация о бродском: Особый статус: Иосиф Бродский и его место в истории ХХ века

Содержание

Особый статус: Иосиф Бродский и его место в истории ХХ века | Статьи

24 мая 1940 года, 80 лет назад, родился Иосиф Бродский, нобелевский лауреат и крупнейший русский поэт второй половины XX века. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, как быстро Бродский обрел статус живого классика, как складывались его отношения с властью и как аполитичность поэта уживалась со стихами об афганской войне и независимости Украины.

Место в строю

Слово «гениальность» имеет — во всяком случае в русской смысловой традиции — отчетливо иерархическое значение. «Иванов — хороший писатель, Петров — выдающийся, Сидоров — великий. Пушкин — гений». Нечто вроде эполет генералиссимуса. Правда, уже на втором круге размышлений начинаются проблемы. А Лермонтов — он как, гений? Вроде бы да. А Некрасов? А Блок?

Гениальность всё же, кажется, про место не на вершине, а чуть в стороне, наособь. Про поразительное несовпадение масштаба дарования и обстоятельств биографии. Про то, когда хочется только спросить «Но, черт побери, как?!» и не задавать больше никаких вопросов.

А еще гения видно сразу, с самой юности, с самых первых шагов в творчестве. Причем видно настолько, что все окружающие — даже если считают гениями самих себя — сразу и безоговорочно признают кого-то даже не первым среди равных, а фигурой из другого измерения.

Иосиф Бродский — поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе

Фото: commons.wikimedia.org/Rob Croes

Иосиф Бродский, последний гений русской литературы, родился в Ленинграде в культурной, но вовсе не богемной семье. Его отец был фотожурналистом, военным корреспондентом на флоте, мать — бухгалтером. В шестнадцать будущий нобелиат бросил школу и на несколько лет зажил той жизнью, которую вели многие свободолюбивые юноши из интеллигентных семей: работал в геологических экспедициях, в свободное время упорно занимался самообразованием. Начал писать стихи. Какое-то время пытался заниматься в литературной студии, но бессмысленность этого времяпровождения сразу стала очевидной. Бродский появился как законченный и самоценный поэт сразу, с первых же стихотворений.

Автор цитаты

Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.

Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги, уважали пристава,
и в этом мире, безвыходно материальном, толковали Талмуд,
оставаясь идеалистами.

Эти стихи, которые 19-летний Бродский прочел на «турнире поэтов» в феврале 1960 года принято считать точкой отсчета. Зрелая мощь лирики и абсолютная, нереалистичная даже по тем относительно вегетарианским временам свобода — Бродский с самых первых шагов дал понять, что за поэт появился в русской литературе. И все те, кто его окружал в то время, — шумная толпа молодых ленинградских поэтов, поголовно гениев, разумеется: Найман, Рейн, Уфлянд, Бобышев — поняли и приняли это. Главным поэтом своего поколения Иосиф Бродский стал за один день.

Противостояние

Взаимоотношения Бродского с советской властью принято рассматривать как образчик иррационального противостояния. С легкой руки Сергея Довлатова родилась легенда об абсолютной отстраненности поэта от внешних реалий. «Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвердо знал о его существовании. Его неосведомленность в области советской жизни казалась притворной. Например, он был уверен, что Дзержинский — жив. И что «Коминтерн» — название музыкального ансамбля».

Вторая часть легенды гласит, что на такое поведение власть обиделась еще сильнее, чем если бы Бродский был диссидентом. И упекла поэта в ссылку.

Фото: commons.wikimedia.org

Иосиф Бродский в ссылке на поселении в Архангельской области, 1965 год

Как и всякой законченно красивой истории, этой не хватает самой малости — достоверности. Бродский с 1960 года был под наблюдением КГБ — не как поэт, разумеется, а как человек, планировавший угнать самолет и бежать из СССР (факт абсолютно подлинный, правда, дальше поездки в Среднюю Азию с целью «присмотреться» дело не зашло). Идиотский судебный процесс 1964 года, сопровождавшийся и тюрьмой и самыми настоящими пытками в психиатрической больнице, был, конечно, образцово-показательной расправой над инакомыслием, причем в его самой невинной форме.

В любом неправом суде (Бродский был официально реабилитирован в 1989 году), нет ничего смешного, но невозможно без слез читать частное определение в адрес защитников поэта, вынесенное судьей: «пытались представить в суде пошлость и безыдейность его стихов как талантливое творчество, а самого Бродского как непризнанного гения». Пожалуй, еще никогда в отечественной истории суд не выносил столь квалифицированного литературоведческого вердикта — правда, не совсем по своей воле.

Важно понимать, что к этому моменту двадцатитрехлетний Бродский был не просто «талантливым юношей из Ленинграда». Его строчки берет в качестве эпиграфа к своему стихотворению Ахматова, взаимоотношения с которой в значительной степени закончили формирование не только Бродского-поэта, но и Бродского-человека. «Именно ей я обязан лучшими своими человеческими качествами», говорил он впоследствии.

Фото: РИА Новости

Поэт Иосиф Бродский (стоит справа), поэт Евгений Рейн (в центре) на похоронах поэтессы Анны Андреевны Ахматовой

Нельзя забывать, что именно Ахматова, несмотря на отсутствие у нее какого бы то ни было официального статуса, пользовавшаяся колоссальным неформальным влиянием в интеллектуальных кругах, фактически вытащила Бродского из ссылки: по ее просьбе за поэта вступились самые авторитетные для власти деятели культуры, от Шостаковича и Федина до Чуковского и Маршака.

О Бродском-ссыльном узнали и за границей: в его защиту выступил Жан-Поль Сартр. В результате из пяти лет приговора Бродский провел в ссылке полтора, что по единодушному мнению его близких банально спасло ему жизнь: с юности поэт страдал сердечной недостаточностью, а работа в деревне была физически очень тяжелой.

Автор цитаты

А. Буров — тракторист — и я,
сельскохозяйственный рабочий Бродский,
мы сеяли озимые — шесть га.
Я созерцал лесистые края
и небо с реактивною полоской,
и мой сапог касался рычага.
Топорщилось зерно под бороной,
и двигатель окрестность оглашал.
Пилот меж туч закручивал свой почерк.
Лицом в поля, к движению спиной,
я сеялку собою украшал,
припудренный землицею как Моцарт.

Изгнание

Разумеется, эмиграция была для Бродского естественным выбором — сколь бы противоречивым ни было его публичное отношение к отъезду. Рано и трезво оценивая свой дар, он понимал, что вполне способен стать писателем мирового масштаба — и первым русским в этом качестве со времен едва ли не Чехова.

Тем не менее, уезжал он не вполне по своей воле и даже дав согласие на отъезд, долго тянул. По легенде, в чемодане, с которым он сел в самолет до Вены, была пишущая машинка, сборник Джона Донна и две бутылки водки для жившего в Австрии Уильяма Одена, едва ли не самого ценимого Бродским поэта-современника.

Оден принял в судьбе Бродского деятельное участие, как и многие другие западные интеллектуалы первого ряда. Поэт, опубликовавший в СССР менее десятка стихотворений, был для них абсолютной ровней.

Фото: commons.wikimedia.org

Чемодан, с которым 4 июня 1972 года Иосиф Бродский навсегда покинул родину

Жизнь Бродского за границей устроилась с поразительной быстротой и успехом. Принципиально игнорируя попытки встроить его в диссидентский лагерь (и, говоря шире, в третью волну эмиграции вообще), он избрал для себя типовую для западного интеллектуала стезю — университетского профессора, пишущего стихи и прозу

. Прозу — точнее, эссеистику — Бродский начал писать по-английски и это двуязычие сохранил до конца жизни. Это принесло ему тот самый статус международной знаменитости, который он хоть и не алкал, но от которого принципиально не отказывался. Слава его — это важно — при этом была чисто писательской, в отличие, скажем, от Александра Солженицына.

Не следует, впрочем, думать, что Бродский прочно обустроился в башне из слоновой кости. Он живо откликался — конечно, в основном, как поэт — на самые разные события окружающего мира. Разумеется, первым в голову приходит его панегирик маршалу Жукову, широко известный:

Автор цитаты

Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Всё же, прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.

Менее известны его стихи об афганской войне, которую Бродский осуждал с несвойственной ему обычно резкостью:

Автор цитаты

Скорость пули при низкой температуре
сильно зависит от свойств мишени,
от стремленья согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи.
Камни лежат, как второе войско.
Тень вжимается в суглинок поневоле.
Небо — как осыпающаяся известка.
Самолет растворяется в нем наподобье моли.
И пружиной из вспоротого матраса
поднимается взрыв. Брызгающая воронкой,
как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться
в грунт, покрывается твердой пленкой.

Про стихи «На независимость Украины», в которых резкость переходит уже в открытое раздражение, нечего и говорить. При этом нежелание, фигурально выражаясь, «воевать» на чьей-либо стороне Бродский сохранил на всю жизнь и даже нобелевскую лекцию начал с напоминания об этом: «Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко — и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии, — оказаться внезапно на этой трибуне — большая неловкость и испытание».

Фото: TASS/AP/BORJE THURESSON

Вручение Нобелевской премии по литературе И. Бродскому, 1987 год

Нельзя не отметить, что из пяти или шести (смотря как считать) нобелевских премий, имеющих отношение к русской словесности, награда Бродского — единственная, не отягощенная привкусом политических решений.

В Россию он так и не собрался — несмотря на настоящую, глубокую любовь к родине, которой он никогда не скрывал, но которой не торговал и не кичился. Во-первых, мешал иррациональный страх перед воспоминаниями молодости (чего Бродский и не скрывал), во-вторых — здоровье.

По свидетельству главного биографа Бродского, Льва Лосева, поэт смолоду и внешне и, главное, внутренне был существенно старше своих паспортных лет; и если рано пришедшая интеллектуальная зрелость была безусловным благом, то физически Бродский никогда не был полностью здоровым человеком.

Понимал это и он сам, делая в последние годы многочисленные и подробные распоряжения относительно своего наследия. Так, доступ к основному архиву Бродского (личному, не поэтическому) закрыт аж до 2071 года.

Могила Иосифа Бродского на кладбище Сан-Микеле Венеция

Фото: Getty Images/Mayall/ullstein bild

А вот относительно места погребения никаких указаний поэт не оставил. Несколько безумная идея похоронить Бродского на том самом Васильевском острове, на который он, юношей, собрался «прийти умирать», не нашла поддержки семьи. Венеция, второй после Петербурга, главный город в его жизни, предоставила поэту последнее пристанище на кладбище Сан-Микеле. Правда, не на «русском участке», где хоронят только православных, и тем более не на католической части. Бродского похоронили, как и положено гению, немного наособь — среди протестантов и агностиков.

Нобелевка, психбольницы, ресторан «Самовар» и котики – The City, 23.05.2020

24 мая 1940 года родился Иосиф Бродский – русский и американский поэт, писатель и переводчик. В 2020 году ему могло бы исполниться 80 лет. Специально ко дню рождения автора мы попробовали уложить его выдающуюся личность в русский алфавит – и это было, признаемся честно, ох как непросто. В свое время Ахматова, узнав о суде Бродского, сказала: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял». Но едва ли можно найти пиарщика лучше, чем сама судьба. Бродский не окончил школу, но при этом преподавал в престижных американских университетах, он был гоним на родине – и получил Нобелевскую премию по литературе. Мы разделили его жизнь на важные исторические этапы, любопытные факты, любимые места и людей, без которых Бродский был бы совсем другим.

А – Александр Бродский

Всю свою жизнь отец Иосифа Бродского Александр Иванович посвятил фотографии. Со своей Leica он побывал сразу на трех войнах: советско-финской, Великой Отечественной и японской. В мирное время снимал флотскую жизнь Ленинграда сразу для нескольких изданий, работал заведующим фотолабораторией в Центральном военно-морском музее. Иосиф любил ходить к отцу на работу, интересовался его профессией корреспондента и позднее сам увлекся фотографией. В одном из своих эссе он сравнивал этот процесс с поэзией: «Хорошее стихотворение – это своего рода фотография, на которой метафизические свойства сюжета даны резко в фокусе, соответственно, хороший поэт – это тот, кому такие вещи даются почти как фотоаппарату, вполне бессознательно, едва ли не вопреки самому себе». После вынужденной эмиграции Бродский больше никогда не видел своих родителей.

Б – блокада

Но родился Бродский в Ленинграде – за год до Великой Отечественной войны. Несмотря на то что уже в 1942 году он вместе с матерью Марией Вольперт смог уехать в эвакуацию в Череповец, память сохранила образы блокадного города. В 1995 году он писал: «…Прожектора были неотъемлемой частью моего детства, более того, это самое раннее мое воспоминание». Возвращение в истощенный Ленинград случилось в 1944 году, но его отец вернулся только через четыре года. Фотографии, сделанные в годы блокады, Бродский считал лучшими из когда-либо им виденных.

В – Венеция

Венеция – один из трех важнейших городов в жизни Иосифа Бродского (другие два – Нью-Йорк и Ленинград). Впервые он оказался на вокзале Санта-Лючия в 1972 году на рождественских каникулах и с тех пор почти каждую зиму проводил здесь. Он всегда любил Италию – колыбель цивилизации, восхищался географическим расположением и красотой Венеции, с которой ничто в этом мире не могло сравниться. Да, в 1996 году Бродский умер в своей бруклинской квартире, но похоронили его на венецианском кладбище Сан-Микеле. В могилу положили бутылку виски и пачку любимых сигарет. Почитатели творчества писателя, навещая его на кладбище, оставляют на могиле стихи, карандаши, камешки и сигареты Camel.

Д – деревня Норинская

Полтора года ссылки в Архангельской области Бродский называл едва ли не лучшим периодом своей жизни. В бедной деревеньке, обвиненный в тунеядстве, он должен был прожить ближайшие пять лет (срок скостили в том числе благодаря активности коллег-писателей и письмам Жан-Поля Сартра). В Норинской Иосиф устроился разнорабочим в совхоз, параллельно учил английский язык, много ездил на велосипеде и писал стихи. Здесь были созданы «Шум ливня воскрешает по углам…», «Зимняя почта», «Песня», «Одной поэтессе».

Е – Евгений Рейн

В 1959 году молодой Иосиф Бродский познакомился с поэтом и сценаристом Евгением Рейном. Они вместе оказались на новоселье у общего приятеля – тот с порога начал жаловаться на Бродского, который всех порядком утомил своими стихами. Они Рейну тогда не понравились, но их многолетней крепкой дружбе это никак не помешало. В 1961 году Рейн познакомил Бродского с важным для его поэтической инициации человеком – Анной Ахматовой. При первой встрече Бродский признался, что думал, что та умерла еще до революции. Однако вскоре вместе с двумя другими поэтами Дмитрием Бобышевым и Анатолием Найманом они стали «ахматовскими сиротами» – поэтами из ее близкого окружения, творчество которых Ахматова высоко ценила и всегда была готова помочь советом.

З – завод

До 1960 года Бродский как поэт публично о себе не заявлял. После седьмого класса он безуспешно пытался поступить в морское училище, в 15 лет бросил школу и устроился на завод «Арсенал» фрезеровщиком. Потом будущий нобелевский лауреат работал помощником прозектора в морге, кочегаром, фотографом, смотрителем маяка и участвовал в геологических экспедициях. При таком тяжелом графике он не забывал про самообразование – самостоятельно учил иностранные языки и много читал. Свои стихотворения на суд публики он представил в начале 1960-х годов на поэтическом турнире в ДК имени Горького.

К – котики

Фотографии Бродского с котами на руках неминуемо получают сотни лайков в соцсетях. Оська, Кошка в Белых Сапожках, Большой Рыжий, Самсон – каких только питомцев у него не было. Он посвящал им стихи, а иногда даже рисовал. По его рисункам режиссер и художник-мультипликатор Андрей Хржановский снял в 2003 году фильм «Полтора кота». Название появилось благодаря Анне Ахматовой, которая так однажды назвала соседского здоровенного рыжего котяру. Она же заметила схожесть зверя с Бродским. Сам поэт признавался, что если кем-нибудь он и хочет стать в следующей жизни, то только усатым и хвостатым котом. Миссисипи, последний кот, пережил своего хозяина. Есть расхожая байка, что особого внимания среди гостей Бродского заслуживал тот, для кого он предлагал разбудить своего кота. Питерский художник Дюран даже сделал ироничный рисунок, где Миссисипи принимает у себя двух кошек, говоря им: «А хотите я разбужу для вас Бродского?»

Л – ливерпульская четверка

По просьбе редакции пионерского журнала «Костер» (того самого, где было опубликовано его первое стихотворение) Иосиф Бродский перевел текст песни Yellow Submarine группы The Beatles. Так все битломаны получили эквиритмичный перевод «Желтой подлодки» – такой текст, по которому можно было подпевать. Также в интервью с Соломоном Волковым, опубликованном в книге «Диалоги с Бродским», поэт признавался, что «тексты, написанные Джоном Ленноном и Полом Маккартни, совершенно замечательные».

М – М. Б. и другие М.

Если вы когда-нибудь читали стихи Бродского о любви, с большой вероятностью они были написаны им о Марианне Басмановой, его первой большой любви. Они познакомились в 1962 году, молодому поэту тогда было всего 22 года. Он влюбился в застенчивую девушку с первого взгляда, но их десятилетние отношения закончились тяжелым для Бродского разрывом. Он эмигрировал в США один, возлюбленная отказалась выходить за него замуж и решила одна воспитывать их сына Андрея. Стихи с посвящением «М. Б.» начали появляться уже в первый год знакомства, а последнее датировано 1989-м – к тому моменту бывшие возлюбленные не виделись уже 17 лет. Его другую любовь тоже звали на М – Мария Кузнецова была балериной и родила от писателя дочь Анастасию. Правда, девушка узнала о том, кто ее отец, лишь в 23 года. Единственной женой Иосифа стала Мария Соццани (да-да, тоже на М!) – они встретились на его лекции в Сорбонне. Мария была на 30 лет младше Бродского, но это не помешало им провести вместе последние пять лет его жизни. В 1993 году у них родилась дочь Анна. Сейчас она живет в тихой английской деревушке с дочкой и мужем.

Н – Нью-Йорк

В 1972 году поэта вызвали в ОВИР и принудили к немедленной эмиграции. Буквально через месяц он покинул страну, увозя с собой один чемодан, пишущую машинку, две бутылки водки в качестве сувенира и сборник стихов. Приютил опального поэта город творцов – Нью-Йорк. На протяжении 17 лет Иосиф снимал квартиру в Гринвич-Виллидже по адресу Мортон-стрит, 44 (этот дом появляется в короткометражке Звягинцева «Апокриф»). А в 1993 году он купил себе апартаменты с тремя спальнями на Пьерпонт-стрит, 22. Так, Бруклин-Хайтс стал его последним адресом – в этой же квартире писатель умер от сердечного приступа в возрасте 55 лет. Поминальная служба была буквально за углом – в ближайшей к дому Грейс-черч.

О – очки

Самое популярное изображение Бродского – седой, полулысый человек в белоснежной рубашке, галстуке, в очках и с сигаретой.

П – премия

В Советском Союзе Бродский почти не публиковался – он зарабатывал на жизнь детскими стихами и переводами. В 1960-х опубликовали четыре его поэмы, а вот на Западе его хорошо знали – там его книги издавали на русском, английском, польском и итальянском языках. В 1987 году Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию по литературе за «всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». На балу после вручения престижной награды Бродский даже танцевал со шведской королевой. В родной литературный мир Бродский вернулся с началом перестройки. Первый сборник сочинений «Назидание» увидел свет в 1990 году, затем появилось и четырехтомное собрание сочинений.

Р – ресторан

Легендарный русский ресторан «Самовар» в свое время был культовым местом: здесь бывали многие знаменитости от Лайзы Миннелли и Сьюзен Сонтаг до Жерара Депардье. Они пили русские настойки, любовались коллекцией самоваров и ждали, когда Фрэнк Синатра, который жил прямо над заведением, забежит на огонек. Об этом месте, в принципе, можно написать отдельную статью. Заведение открылось летом 1986 года в самом сердце Манхэттена. Его основателем был Роман Каплан, а совладельцами – легендарный танцовщик Михаил Барышников (один из лучших друзей Бродского) и, собственно, сам Бродский. По слухам, инвестиция в это место стоила поэту части его Нобелевской премии. Попасть в ресторан сегодня, увы, не получится – заведение обанкротилось в 2018 году.

С – суд

В марте 1964 года суд обвинил Иосифа Бродского в тунеядстве. На его стихи, что регулярно печатали в детских журналах, и заказы на переводы судья не обратила никакого внимания. Оплачиваемым литературным трудом она это не считала. К тому же целых шесть свидетелей обвинения, среди которых никто не читал стихи Бродского, уверяли, что его творчество «отрывает молодежь от труда, от мира и жизни». Приговор вынесли быстро: виновен, срок наказания максимальный – пять лет принудительного труда в отдаленной местности. О подробностях абсурдного процесса в стиле произведений Кафки узнала не только вся ленинградская интеллигенция, но и позже – весь мир. Все благодаря московской журналистке Фриде Вигдоровой, которая присутствовала в зале суда и записала все происходящее в обыкновенный зеленый блокнот с проволочкой. Записи ходили по рукам, попали на Запад, но впервые их опубликовали в журнале «Огонек» только в 1988 году.

Т – травля

Преследования Иосифа Бродского как антисоветского поэта начались со статьи в газете «Вечерний Ленинград» под названием «Окололитературный трутень». Текст полностью отвечал законам времени, в которое был написан. В 1963 году по указу Никиты Хрущева среди молодежи начали выискивать бездельников (на самом деле – инакомыслящих). Официально нетрудоустроенный Бродский стал легкой мишенью. В вину ему ставились «декадентщина» его стихов, «сон допоздна» и «паразитический образ жизни». Авторы советовали ему поскорее взяться за ум и идти работать. К ним присоединились и читатели, по крайней мере, в газете вышло несколько писем от лица тех, кто требовал наказать «тунеядца Бродского».

У – университеты

Первым местом работы Бродского в Штатах стал Мичиганский университет в небольшом городе Энн-Арборе. Он был «приглашенным поэтом» без специального образования – действовал по наитию, как сам считал нужным. У него не было строгого учебного плана, на занятиях он рассказывал о любимых писателях и поэтах, часто курил и пил кофе, иногда не стоял возле учительского стола, а лежал на нем. На одном из своих первых занятий он передал студентам список книг, которые нужно было прочитать, чтобы поддерживать базовую интеллектуальную беседу. Туда вошли «Фауст» Гете, «Бесы» Достоевского, пьесы Еврипида, «Дон Кихот» Сервантеса – всего около 100 произведений. Так не окончивший и восьми классов Иосиф Бродский начал свою профессорскую карьеру. После Мичиганского университета он преподавал историю русской литературы, русскую и мировую поэзию и теорию стиха в аудиториях многих известных американских и британских университетов, в том числе в Колумбийском и Нью-Йоркском.

Ф – философия

У меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений. У меня есть только нервы.

Ш – шизоидное расстройство личности

Бродский страдал невротическими проблемами с детства. С 1962 года он состоял на учете в психоневрологическом диспансере. В конце декабря 1963-го друзья поэта устроили его в психиатрическую больницу имени Кащенко, надеясь, что диагноз поможет избежать уголовного наказания. Но 2 января поэт попросил вызволить его оттуда: испугался, что сойдет с ума. При выписке у него диагностировали «шизоидное расстройство личности». Примерно в это же время он переживает расставание с первой важной любовью и режет вены. Второй раз Бродский загремел в лечебницу в 1964 году по решению суда. Там его три недели практически пытали, а в заключении написали «психопатические черты характера в наличии, но трудоспособен». Так Бродский получил полный срок. «Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма», – говорил он позже. А свой опыт пребывания в лечебницах он вложил в поэму «Горбунов и Горчаков» – ее действие как раз происходит в психбольнице.

Э – эмиграция

После возвращения из ссылки надежд на активную творческую жизнь на родине почти не было. На Западе высоко оценили талант Бродского, иностранные журналисты записывали с ним интервью – это не могло не раздражать. В мае 1972 года от него потребовали покинуть страну, в случае отказа пообещали продолжить преследования. В кратчайшие сроки он получил визу и улетел в Вену. Оттуда его путь лежал в США, где ему предложил работу американский литературовед и переводчик Карл Проффер. Родители, друзья, бывшая возлюбленная Марианна Басманова и их сын – все остались в Ленинграде.

Я – январь

Первый сердечный приступ Бродский пережил еще в тюрьме в 1964 году, после было еще несколько инфарктов. Через 14 лет, уже в Нью-Йорке, он перенес операцию на открытом сердце, после нее нуждался в покое и уходе, но его родителям, не раз пытавшимся попасть к сыну, было отказано в выездной визе. Они больше так и не увиделись. Последний инфаркт случился в ночь на 28 января 1996 года – Бродского не стало за несколько месяцев до его 56-летия. Тело поэта в его кабинете обнаружила его жена Мария Соццани. Он читал книгу греческих эпиграмм.

Фото: Ulf Andersen/Getty, архив ТАСС, East News, «Википедия»

Иосиф Бродский — писатель,драматург,автор, фото, факты из биографии, события на listim.com

Иосиф Бродский считается одним из величайших поэтов, которые когда-либо жили. В своих работах он делится своей жизнью с читателем – как он попал в тюрьму за свои убеждения, как он любил двух женщин, как его сердце разрывалось от долгой разлуки с сыном, как он был выслан из России, как стал нобелевским лауреатом…

В своих стихах, Бродский часто сравнивает различные вещи с морем: себя, речь, но чаще всего — время. Его любимой фразой была: «Судьба – это время с примесью географии», и, он всегда говорил о «городе в море». Для Бродского вода была высшим элементом, а море – его любимым видом воды.

Три города с их морями были описаны в стихах Бродского: Санкт-Петербург, Нью-Йорк и Венеция.

Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), Россия, где он пережил 900-дневную нацистскую осаду во время Второй мировой войны.

Его отец, Александр Иванович Бродский, был профессиональным фотографом, который в основном работал в советском агентстве «ТАСС» и в газете «Известия». Во время войны его отец был фотокорреспондентом в газете на Ленинградском фронте, а после войны служил в Ленинградском Военно-морском музее. Мать Бродского, Мария Моисеевна Вольперт, была профессиональным переводчиком, во время войны делала переводы с немецкого, а после, работала бухгалтером.

Иосиф был единственным ребенком в семье. Когда он был мальчиком, он мечтал стать подводником. Как взрослый человек, он считал, что символика Российского императорского флота имеет самый красивый флаг в мире. Однако когда его попросили вспомнить детство, он весьма неохотно ответил: «Русские не придают особого значения своему детству, во всяком случае, не я. Это было обычное детство. Я думаю, что впечатления ребенка не играют особой роли в дальнейшем развитии человека».

Сравнительно рано в жизни Бродский решил сам стать своим учителем. В 1955 году, в возрасте 14 лет, он отказался ходить в школу. «Это было спонтанное, а не обдуманное решение. Однажды зимним утром посередине учебного урока, без всякой видимой причины, я вышел из класса, четко понимая, что никогда не вернусь обратно» — писал Бродский позднее. Именно в этом году – в возрасте 14 лет, он начал писать стихи.

После ухода со школы, он устроился на работу слесарем на завод «Арсенал». Его главной целью в то время было самообразование, в основном через чтение. Бродский вспоминал: «Сначала это было просто накапливание знаний. Затем это превратилось в главное занятие, из-за которого я был готов принести в жертву все другие дела. Книги стали главной и единственной реальностью».

Бродский часто менял работу в попытке найти источник дохода, который не будет отнимать большое количество времени, предназначенное для чтения и написания произведений. Позже, в 1964 г. во время судебного заседания были перечислены, по меньшей мере, 13 профессий, которые он изменил менее чем за десятилетие. В их числе: кочегар, фотограф, переводчик, техник-геофизик и даже санитар в морге в тюрьме «Кресты», где он будет задержан спустя несколько лет.

Бродский присоединился к геологической организации, это давало ему возможность посещать университетские лекции, как вольнослушатель. В 1959 году, во время одной из экспедиций группы в Якутск, Бродский купил книгу стихов Баратынского в местном книжном магазине. Прочитав ее однажды, он решил посвятить большую часть своего времени на что, чтобы стать поэтом. «Мне нечего было читать. Когда я нашел эту книгу и прочитал ее, я понял, чему должен посвятить себя. Я был очень взволнован… Так вот, это все вина Баратынского» — вспоминал Бродский.

Бродский ворвался на литературную сцену как зрелый, дерзкий автор. Он отличался от других своей открытостью, лиризмом и резкостью. В течение многих лет, он совершенствовал свое мастерство, изучая языки и историю литературы. Он читал свои стихи на улицах и на литературных вечерах. «Он читал, как будто в трансе» — вспоминал один из слушателей, добавив, что «у его словесной и музыкальной интенсивности было магическое действие».

Анна Ахматова вскоре признала, что у молодого поэта наиболее одаренный лирический голос своего поколения.

Это либо Дмитрий Бобышев либо Евгений Рейн представил Бродского Ахматовой в 1961 году. Их встреча была поворотным моментом в жизни Бродского как поэта и как человека. Анна Ахматова и ее круга функционировали в качестве неофициального инкубатора для талантливой молодежи. Анна похвалила стихи Бродского, назвала их «очаровательными» и призвала его продолжать писать. Он назвал ее «Муза плача».

В это время, в 1962 году Иосиф Бродский встретил свою первую любовь, художницу Марианну Басманову. С ее глубоким голосом, талантом, обаянием ее можно было назвать «роковой женщиной». Она считала себя самой красивой женщиной, а Бродский считал себя лучшим поэтом — два сильных характера столкнулись и не хотели уступать друг другу. Казалось, они ссорились и мирились «миллионы раз». Были периоды, когда расходились и воссоединялись по 20 раз в год. Современники помнят, что это был «сплав» любви и ненависти.

В 1963 году СССР запустил государственную программу, которая принимала решительные меры по отношению к неофициальном искусстве. Произведения Бродского попали под критику. Ему было запрещено путешествовать и просто проводить чтения стихов. Стихи Бродского, в основном неопубликованные, становились все популярнее и столкнулись с литературной полицией.

Это был год, когда Бродского впервые осудили в газете «Вечерний Ленинград», назвали его поэзию «порнографической и антисоветской».

Бродский был в опасности. Чтобы избежать ареста его друзья убедили его бежать в Москву. Но поэт не остался там долго, ему сказали, что Марианна не была верна ему. Таким образом, он решил вернуться в Ленинград.

Прежде чем уехать в Москву, Бродский попросил своего близкого друга и товарища, поэта Дмитрия Бобышева, ухаживать за Марианной в его отсутствие. Но, эта «забота» переросла в любовную связь между Марианной и Дмитрием, и стала двойным предательством, которое разбило сердце Бродского.

Вплоть до его смерти, Бродский терпеть не мог ничего, связанного с именем Бобышева. Если Бродский узнавал, что один из его друзей общался с Бобышевым, он рвал отношения с этим другом.

13 февраля 1964 Бродский был обвинен в публикации стихов. Он был арестован на улицах Ленинграда и отправлен в тюрьму «Кресты», где ожидал суда, который состоялась 13 марта 1964 года в Ленинграде.

В связи с невозможностью обвинить его за содержание поэзии, власти предъявили Бродскому обвинение в «тунеядстве». Они называли его «всевдо-поэтом в вельветовых брюках», который не выполнил свой «конституционный долг честно работать на благо Родины». Это значило, что Бродского отправили на три недели в психиатрическую больницу для провидения унижений. В конце концов, поэт был назван психически здоровым и способным работать. После этого, его отправили на пять лет в ссылку. Он был сослан в село Норенское в северную часть Архангельской области.

Марианна Басманова жила с Бродским в его изгнании в течение нескольких месяцев. Она родила сына, Андрея. Но Марианна и Бродский не вступили в брак. Кроме того, Марианна не дала ребенку фамилию Бродского и запретила ему видеться с сыном, который сейчас живет со своей женой и семьей в Санкт-Петербурге. Когда Бродский был жив, Андрей посетил его в США.

Несправедливое судебное разбирательство и ссылки Иосифа Бродского вызвали протесты со стороны многих выдающихся людей, как дома, так и за рубежом, таких, как Корней Чуковский, Дмитрий Шостакович, Анна Ахматова, Самуил Маршак, Евгений Евтушенко, французский философ Жан-Поль Сартр и другие. Они подписали письмо с требованием освободить поэта. В 1965 году приговор Бродского был изменен, и Дмитрий Шостакович помог ему вернуться в Ленинград.

После возвращения в Ленинград преследования возобновились, но это не остановило Бродского, он писал новые работы, и некоторые из них начали появляться на Западе — его первый поэтический сборник «Стихотворения и поэмы» был опубликован в США в 1965 году. В течение следующих семи лет он продолжал писать. Многие его стихи были переведены на немецкий, французский и английский языки и изданы за рубежом. Его авторитет и популярность продолжали расти, особенно на Западе.

В 1971 году Бродский получил два приглашения на иммиграцию в Израиль. Когда он был вызван в советское министерство внутренних дел и его спросили, почему он не принял предложение, он сказал, что не хочет покидать свою страну. Многие современники предполагали, что Бродский не хотел ехать за границу, потому что он все еще ждал, что Марианна вернется к нему и позволит видеться с сыном Андреем. Но, она этого не сделала.

В конце концов, Бродский решил уехать. В 1972 году ему была выдана виза, и он был выслан из своей родной страны. Но Иосиф не уехал в Израиль.

Карл Проффер, ученый филологии, предложил Бродскому стать поэтом в резиденции в Мичиганском университете в США. Бродский также получили приглашения с Англии и Франции, но, в конце концов, выбрал США. «Существовал определенный смысл и желание того, чтобы остаться в Европе, но тогда у меня было б ощущение продолжающейся предыдущей жизни. Так что, я подумал, что, поскольку моя жизнь меняется, пусть это будет полное изменение» — объяснил Бродский свое решение.

Бродский умер от сердечного приступа 28 марта 1996 года в Нью-Йорке в возрасте 55 лет, но был похоронен на острове Сан-Микеле в Венеции, в соответствии с его волей. Его жена Мария Соццани-Бродская работает в настоящее время в издательстве в Италии и является одним из членов совета директоров Фонда Бродского. Каждый год, 24 мая, в день рождения Бродского, Мария едет в Венецию.

Волею судеб, Иосиф Бродский и море всегда были неразрывно связаны — в Ленинграде, в Нью-Йорке и в Венеции.

«И перебраться в Новый Свет». Воспоминания об Иосифе Бродском

28 января 1996 года, 25 лет назад, не стало Иосифа Бродского. Мы публикуем фрагменты из воспоминаний его друзей, записанных в Нью-Йорке в 2011 году Наташей Шарымовой для ее проекта «Нью-Йорк + Бродский».

Ася Пекуровская – филолог и писатель, первая жена Сергея Довлатова – познакомилась с Иосифом Бродским в Ленинграде и, вскоре после его эмиграции, тоже приехала в Нью-Йорк.

С Иосифом я познакомилась в 1959 году, где-то мы в гостях встретились. Мы ходили в чем попало, а он меня вызвался провожать и надел доху: гладкая овца шоколадного цвета, гладко выбритая. Он выглядел таким импозантным. Это первое, что меня в нем поразило. Он мне стал рассказывать, что собирается из Самарканда куда-то отбыть. Я спросила: «С приземлением?» На что он мне сказал: «Всякий полет есть некое приземление. Некий полет из, а не в». Вот в этом наш разговор заключался.

Поэзия Бродского для меня понятие очень неровное. Если бы я писала что-либо о Бродском, я бы, наверное, начала с такого наблюдения, что Ося, как Гумилев когда-то, начинает с существенной, очень строгой рифмы, а дальше разрушает клише. То, что ему не удается в прозе, ему удалось в поэзии.

Я уехала в Америку в 1973 году, 8 месяцев спустя после его отъезда. Он меня пригласил в китайский ресторан на 82-й улице. Когда мы ехали туда в такси, я его спросила: «А почему же ты не водишь автомобиль?» На что он мне помпезно ответил, что привык игнорировать действительность, поэтому никогда автомобили водить не будет. Конечно, спустя какое-то время он уже водил старенький «Мерседес». Когда мы в китайский ресторан пошли, он мне сказал: «Мой любимый ресторан», мол, дескать, я завсегдатай, и у меня уже есть традиции. Я начинаю есть эту еду, мне непривычную, он смотрит в рот и говорит: «Я тоже так начинал, мне тоже это все ужасно не нравилось. Но потом я этого зверя покорил, сейчас ни он без меня, ни я без него». Помпезный такой разговор, российский, дескать, я хожу в рестораны, у меня есть любимый ресторан.

Ася Пекуровская

Когда говорят, покорял ли Ося Нью-Йорк и как он к нему относился, забывают о том, что перед самым отъездом он был в Вильнюсе. В Вильнюсе он написал такой стишок, который мне очень запомнился, я его не раз ехидно про себя вспоминала. Он пишет так:

Так пейсы переделав в бачки
И перебраться в Новый Свет,
Блюя в Атлантику от качки.

Ося приехал в Нью-Йорк его завоевывать

И вот это «пейсы переделав в бачки» было таким пониманием того, что он уже давно хотел в Нью-Йорк. Но, с другой стороны, этим «блюя» он говорил о том, что психологического комфорта Америка ему не дает. Мне кажется, Ося приехал в Нью-Йорк его завоевывать, и о нем, как о завоевателе, надо говорить в терминах: «Калиостро приехал русский или французский двор завоевывать». Вот так я это вижу.

Я, конечно, должна быть ему обязана. Когда я приехала, мою кандидатуру рассматривали для работы какой-то младшей букашки в Стэнфордском университете. Я звоню Осе и говорю: «Ося, мне нужна характеристика». Ося мне выдает характеристику и, нарушив все каноны университетской жизни, мне посылает копию. И что же я читаю? Оказывается, я великий знаток Библии, знаю классицизм, сентиментализм. Одно клише за другим. И эти клише работали так замечательно, что меня тут же на носилках принесли в Стэнфорд, и я там преподавала, пока меня оттуда благополучно не выгнали.

Своей квартирой на Мортон-стрит в Нью-Йорке он гордился. Она была уютная, много книг. Изумительный дворик. Но один момент мне бросился в глаза – это состояние сортиров в этой квартире. Квартира была как квартира, но в сортир было невозможно войти.

Нью-Йорк Ося полюбил. Это был город, который в него вошел, и о нем он уже писать не мог. Он любил джаз, но в Нью-Йорке никогда не ходил в джаз-клубы. Думаю, что это такая питерская закваска, мы вообще культурой не интересовались. Джаз мы слушали на джем-сейшенах, в музеи не ходили. Питерская культура была другой. Москвичи, по-моему, иначе смотрели на эти вещи, а у нас как-то это не водилось. Довлатов гордился тем, что не ходил в Эрмитаж.

Мы были у Гены Шмакова, где я всегда останавливалась, когда я приезжала в Нью-Йорк. Однажды между Осей и Геной зашел разговор об Аллене Гинзберге. И Ося ему сказал: «Ну, понимаешь, он пишет о вещах, а меня интересуют слова, я словами оперирую». Тогда Гена ему сказал: «Я понимаю, ты путешественник, а он носильщик».

Елена Осташевская – родственница поэта – предлагает прогулку по району Нью-Йорка, где жил Бродский.

В дом номер 22 по улице Пьерпонт в Бруклин-Хайтс семейство Бродских переехало осенью 1992 года. Квартира, которую они снимали много лет на Мортон-стрит в Манхэттене, подорожала, кроме того семейство расширилось. Бродский женился, родилась Анечка, поэтому им нужна была большая квартира, больше площади, больше воздуха. Выбор их пал на Бруклин-Хайтс, район старого Нью-Йорка. Этот район заселялся еще в те времена, когда Бруклин был самостоятельным городом, он объединился с Нью-Йорком в 1898 году. Это был центр проживания довольно состоятельных семей. Об этом говорит и архитектура Бруклин-Хайтс, и знаменитая коллекция особняков, выстроенных во второй половине XIX века, чьи фасады покрыты характерным коричневым мрамором, или гранитом, или песчаником. Дом, куда они переехали, по цвету и по камерному своему виду весьма отвечает общему характеру Бруклин-Хайтс. Именно здесь, на Бруклин-Хайтс, жил, работал и основал свою газету Уолт Уитмен, здесь же решил поселиться и Оден, излюбленный поэт Бродского. На доме повешена мемориальная доска, память о том периоде, когда Оден проживал здесь. Надо сказать, что в Америке нет такого обычая вывешивать мемориальные доски в честь знаменитых людей, живших в этом здании. Но Бродский, понимавший значение этих мемориальных досок для жителей города, решил приложить максимум усилий для того, чтобы имя Одена звучало на Бруклин-Хайтс. Я помню, что он рассказывал нам несколько раз, что организует кампанию для того, чтобы мемориальная доска была повешена на доме, где жил Оден. К счастью, вся эта кампания увенчалась успехом. Портрет Одена висел и в квартире на Мортон-стрит, его портрет продолжал висеть в кабинете в квартире на Бруклин-Хайтс. Оден – замечательный поэт, с которым Бродский познакомился и вел разговоры в момент своей насильственной эмиграции из Советского Союза, в Вене.

Елена Осташевская

Квартира Бродского находится на втором этаже. Три окна выходят на улицу. Они облюбовали эту квартиру, потому что была одна очень важная вещь, схожая с мортоновской квартирой. Дело в том, что она выходила в задний внутренний дворик, который принадлежал только им. Это роднило квартиру с квартирой на Мортон-стрит, с излюбленным двориком, где проходили все сборища и дни рождения Иосифа.

Вы входите в огромную гостиную с очень высокими потолками, два высоких окна выходят на Пьерпонт. Справа вы можете войти в маленькую комнату, которая стала служить детской для маленькой Анечки. Когда вы входите в гостиную, вы видите небольшую внутреннюю кухню, очень приятно и уютно отделанную. Налево еще два-три шага, и вы входите в небольшую спальню Бродских. Из задней двери этой спальни и был спуск, несколько ступенек во внутренний дворик. Когда вы входите в гостиную этой квартиры, сразу же слева ведет невысокая лестница, ступенек двадцать, в кабинет Бродского. Рядом с кабинетом Бродского была ванная комната, туалет, душ. Таким образом, этот новый этаж представлял собою отдельную маленькую квартирку, изолированную от внутренней жизни квартиры, что давало возможность Бродскому уединиться и работать.

Они переехали сюда осенью 1992 года. В то время Бродский плохо себя чувствовал, как всегда, сердечные проблемы, маленькая девочка на руках у Марии, гора коробок. Особенно трудной задачей была распаковка коробок и расстановка книг по высоким стеллажам. Потолки были очень высокие, вдоль всех стен гостиной шли стеллажи, которые надо было заполнить. Понимая сложность этой задачи, мы предложили Иосифу и Марии помощь. И через два-три дня после их переезда пришли к ним вчетвером: я, мой муж Ося Осташевский, мой сын Женя и его тогдашняя подружка Майя. Вчетвером мы все дружно распаковывали коробки, расставляли по стеллажам книги. Под интереснейшие разговоры с Бродским, под разговоры с Марией, обсуждения книг, общих проблем работа шла бойко. Мы в течение нескольких часов распаковали всю кипу книг. Конечно, мы не знали, в каком порядке их ставить, но Бродский махнул рукой, сказал: «Ладно, ребята, поставьте, как хотите, я постепенно распихаю книги в том порядке, в каком хочу». Работа закончилась уже к вечеру. Все, естественно, проголодались, тогда Бродский предложил: «Давайте пойдем пообедаем». Мария с малышкой остались дома, а мы отправились в любимый японский ресторан Иосифа. Он очень любил экзотическую кухню – японскую, таиландскую, индийскую. Попрянее, поострее, посолонее, наперченнее – это был любимый его вариант меню обеда. Бродский, как всегда, сказал: «Ребята, закройте меню, выбирать буду я». Он был поразительный знаток всех видов суши, всех видов роллов, разных видов рыбы. Поэтому он всегда составлял набор суши.

Естественно, визиты друзей продолжались и в эту квартиру, такие же многолюдные сборища в дни его рождений, которых здесь было два. Конечно, традиционные празднования Рождества 25 декабря. Мы все знаем, что это был особый день для Бродского, к которому он писал маленькое стихотворение, рождественские стихи. Особенно памятен мне последний год, когда Бродский пригласил нас на празднование Рождества. Это было 25 декабря 1995 года. Кроме моей семьи, моего мужа и нашей дочки Любы, было еще семейство Петра Вайля. То есть пять человек, плюс их семья.

Надо сказать, что Бродский всегда был очень щедрым на подарки. Как ни смешно, он подарил платье мне и, если не ошибаюсь, жене Вайля. И это платье мне абсолютно подошло по размеру. Через день или два я его спросила: «Иосиф, откуда вы знали мой размер?» Он говорит: «Я, глядя на вас, понял, какой размер вы носите». Это платье стало моим любимым выходным платьем. Оно было элегантное, нарядное, вместе с тем довольно скромное. Оно у меня не сохранилось; по-видимому, оно было выкрашено, поэтому полиняло. Кроме того, он подарил нам потрясающий шерстяной плед, который до сих пор у меня есть, я его использую, когда необходимо укрыться потеплее. Подарки совершенно неожиданные, естественно.

Таким же памятным был и последний день его рождения, который праздновался во внутреннем дворике в мае 1995 года. Пришло огромное количество народа. Роман Каплан организовал угощение. Мария организовала маленький камерный ансамбль, который в гостиной развлекал гостей. Играли какую-то камерную музыку из его излюбленного репертуара, музыка барокко.

Мы приходили сюда много раз просто так посидеть, поговорить, побеседовать. Когда мы приходили к ним в последние дни, зашел разговор о каких-то стихах или о какой-то книге, которая находилась у него в кабинете, а мы сидели в гостиной. Он, чтобы не подниматься и не спускаться лишний раз, потому что ему было уже тяжело, попросил Любку сгонять наверх и принести то, что он просил. Явно дело шло к плохому концу, хотя никто не хотел об этом даже думать.

Ему постоянно предлагали операцию по пересадке сердца, но Бродский всегда отрицательно относился к этой идее

Несмотря на то что он болел много лет – у него были очень серьезные проблемы с сердцем, инфаркт, много раз прочищали сосуды сердца, – смерть эта была неожиданной, как раскат грома, как молния. Последние недели перед смертью Бродский чувствовал себя намного хуже, но постоянные визиты к врачам никаким решением не заканчивались. Ему постоянно предлагали операцию по пересадке сердца, но Бродский всегда отрицательно относился к этой идее, потому что слышал, что период выздоровления после такой тяжелой операции очень длителен, а кроме того, грозит потерей интеллектуальных способностей. Он очень этого боялся и категорически сопротивлялся, на любое предложение отвечал отказом. Меня всегда возмущал тот факт, что специалисты по сердечным заболеваниям говорили Бродскому, что решение должно быть его, он должен решить, что делать с больным сердцем. Мы очень часто разговаривали на эту тему, я предлагала сопровождать его в этих походах к врачам. Но он благодарил и отказывался.

Мы много говорили и о его стихах. Почему-то именно в последние дни перед катастрофой я в который уже раз перечитывала одно из своих самых любимых стихотворений Бродского «В горах». Я просила его мне объяснить, подсказать, как лучше понять его удивительно сложные образы, метафоры, спиралеобразную ментальность и закрученность этого стихотворения. Меня интересовало, переводил ли он это стихотворение на английский язык. Его всегда озадачивали мои вопросы. Он говорил: «Да? Вы любите эти стихи, вам оно нравится?» Вскоре после его смерти, когда я разговаривала с Энн о его последних днях, она мне сказала: «Лена, вы знаете, в какой-то день, когда мы сидели в ожидании приема к врачу, он стал мне рассказывать о стихотворении «В горах», которое почему-то его занимало в эти последние дни». Кроме того, он в это время работал над своим последним эссе, посвященным Рильке. Как всегда, его интересовал обмен мнениями с читателями, как настоящими, так и будущими. Помню, я разговариваю с ним по телефону с работы, и он мне рассказывает о своем эссе. Когда вышла посмертная книга его эссе, я, конечно, тут же бросилась к его последнему эссе, посвященному Рильке, стихотворению «Орфей».

Страшное известие для нас прозвучало во время телефонного звонка Саши Вольперта, 28 января 1996 года. А надо сказать, что 28 января – знаменательный день для моей семьи – это день нашей свадьбы с моим мужем Осей. Конечно, мы собирались весело отметить этот день. Но вдруг утром 28-го числа выходит из своего кабинета мой Ося, с бледным, опрокинутым лицом, и говорит мне: «Ты знаешь, только что позвонил Саша Вольперт, двоюродный брат Иосифа, и сказал, что Иосиф умер». Как сейчас я помню, он стоит наверху лестницы нашего дома, я стою внизу в совершенно обалдевшем состоянии. Мы не ожидали этого, несмотря на то что Иосиф плохо себя чувствовал в последнее время. Конечно, мы тут же бросились к Марии, приехали на машине, вошли в гостиную и видим Марию в ужасном состоянии. Мария рассказала, что вечером у них были гости, засиделись за разговором, она ушла спать, а Иосиф после того, как гости разошлись, поднялся к себе в кабинет: видимо, еще хотел поработать. Она заснула. И утром, проснувшись, не обнаружила его рядом, сразу поднялась в кабинет. Она пытается открыть дверь, дверь не открывается. Чуть-чуть ей удалось приоткрыть дверь, и она поняла, что Иосиф лежит на полу. Потом, восстановив ход событий, врач и она сделали предположение, что ему стало плохо где-то в два или три часа ночи, он вышел из своего кабинета, чтобы дойти до туалета, и упал на пол.

Мы попросили у Марии разрешение увидеть его, попрощаться с ним. Она сказала: «Он лежит у себя в кабинете на диване». И мы поднялись, чтобы попрощаться с ним, он лежал там. Даже сейчас, когда я вспоминаю этот момент, у меня просто перехватывает горло. С нами поднялся и врач-кардиолог, мы вчетвером пробыли там некоторое время, потом спустились вниз. Начались звонки. Мария хотела, чтобы хотя бы день-два только члены семьи и самый близкий круг друзей разделили это горе, пришли к неизбежному заключению, что Иосифа больше нет, что остались только его стихи, его образ неповторимый в наших сердцах.

Через два дня состоялись похороны. Мария решила, что тело должно быть выставлено в похоронном доме на Бликер-стрит в Гринвич-Виллидж. Это место было доступно для всех, кто желал проститься с ним. В течение двух дней стояла нескончаемая очередь почитателей гения Бродского, его поэзии, всех, кто хотел проститься с ним. Мария всеми силами старалась ограничить бесцеремонных журналистов.

Мария не хотела, чтобы Черномырдин фотографировался на фоне Бродского и потом эта фотография обошла весь мир

Мария подошла к нам и сказала: «Я слышала, что Черномырдин (который был тогда премьер-министром России) находится в Нью-Йорке и собирается со всей своей свитой прийти в похоронный дом. Он хочет сфотографироваться на фоне гроба Бродского. Я умоляю вас всеми силами предотвратить это». Она не хотела, чтобы Черномырдин фотографировался на фоне Бродского и потом эта фотография обошла весь мир. Поэтому, когда мы увидели, что входит Черномырдин, окруженный своей свитой, и они подходят к гробу, мой Ося бросился к нему и его телохранителям и сказал: «Вдова поэта категорически запретила фотографироваться на фоне Бродского». – «Что такое? Почему?» – «Вдова поэта категорически запретила». Надо сказать, что они послушались.

В епископальной церкви Grace Church, которая находится в самом сердце старого района Бруклин-Хайтс, происходило отпевание тела Бродского. Это было 1 или 2 февраля.

Саша Вольперт, его двоюродный брат, ближайший родственник, Иосиф его очень любил, спросил Марию: «Все-таки Иосиф стопроцентный еврей, не хотите ли вы, чтобы в этом ритуале принимал участие представитель еврейской религии?» На что Мария ответила: «Вы знаете, Саша, я католичка. Иосиф не был религиозным человеком, тем более он не придерживался никаких традиций, обрядов и ритуалов еврейской религии. Поэтому я решила остановиться на середине, какой-то компромисс принять и похоронить его по англиканскому епископальному обряду. Я выбрала Grace Church. И уже разговаривала со священником, с просьбой организовать прощание с Иосифом». И действительно, он приходил несколько раз в квартиру на Пьерпонт-стрит, они с Марией обсуждали, как все это должно быть организовано. Вот такое решение было принято.

В день похорон собралась огромная толпа, все друзья съехались со всех концов света с тем, чтобы попрощаться с Бродским в этой церкви. Если не ошибаюсь, мы все входили через ворота со стороны Грейс-стрит, там есть ворота, которые открываются довольно широко, через них и вынесли гроб, когда закончилась церемония прощания. Интерьер украшен замечательными разноцветными витражами, сквозь которые проникает солнечный свет, создавая особую атмосферу. Особая атмосфера была и тогда, в тот морозный, очень холодный февральский день.

Когда закончилась прощальная церемония, все поехали на кладбище, где он был временно захоронен. Это кладбище Святой Троицы, которое находится в Верхнем Манхэттене и нависает над Гудзоном. Это старое католическое кладбище. Гроб с телом Бродского был помещен в небольшой саркофаг. Сначала была церемония на кладбище. Далеко не все, кто прощались с ним в этой церкви, приехали на кладбище. Потом само захоронение. Я помню, что мы стояли довольно долго на морозе, был очень морозный день. После похорон все приехали на квартиру в Гринвич-Виллидж, где все по очереди читали его стихи по-русски, его стихи в переводе на английский язык. Через 40 дней более расширенное прощание происходило в соборе Святого Иоанна, недалеко от Колумбийского университета, на Амстердам-авеню и 113-й улице.

Через год после его смерти узкий круг его друзей собрался в этой же церкви. Лосев, Роман Каплан, Томас Венцлова, многие другие. Мы сели там, где находятся алтарные деревянные кресла. Мария предупредила нас заранее, что она хочет, чтобы каждый из нас прочитал по любимому стихотворению Бродского. Я прочитала свое любимое стихотворение «В горах». Это был единственный раз, когда я еще раз побывала в этой церкви ровно через год после его смерти.

Иосиф Бродский – библиофил. Воспоминания Александра Рабиновича

Нью-йоркский журналист Наташа Шарымова, работающая над проектом «Нью-Йорк + Бродский», собирает воспоминания друзей поэта. В ее аудиоархиве, который лег в основу нескольких выпусков передачи «Культурный дневник Радио Свобода», есть записанный в 2011 году разговор с ленинградским, а впоследствии нью-йоркским букинистом Александром Рабиновичем, обладателем коллекции автографов Иосифа Бродского. Мы публикуем фрагменты из этой беседы.

– Я бывший ленинградец. В 1956 году окончил книготорговый техникум и поступил на работу в книжный магазин в отдел старой книги. Там я работал под руководством опытных книжных антикваров. В 1959 году познакомился с Иосифом Бродским, которого привел ко мне мой близкий приятель, впоследствии известный писатель Сережа Вольф. Я уже работал в магазине на углу Литейного и Жуковского, а дом Мурузи находился в нескольких кварталах от этого места. Иосиф каждый раз, когда шел в сторону Невского, к нам заходил. Это было время, когда только-только стали разрешать продавать книжки поэтов Серебряного века, и у нас очень интересная была витрина – первые издания Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Блока. Это был еще запретный плод в то время. Конечно, всем это было интересно.

У нас с Бродским были хорошие приятельские отношения, но не было тесных контактов, я был занят на работе, а у него был совершенно другой круг знакомых и друзей. Ему были интересны книги, которыми интересовалась вся молодежь этого круга. Это первые издания Ахматовой и Цветаевой. Ребята, которые тянулись к поэзии, приходили, смотрели на эти книги.

– Кто-нибудь из них покупал?

– Редко, потому что это все было дорого, а денег не было ни у кого. Во всяком случае Иосиф не покупал ничего, но жадно смотрел на эти книги. Их нигде нельзя было увидеть: в музеях они были спрятаны, в библиотеках их тоже не выдавали, а в магазине старой книги они стали появляться. Как только на них стали более-менее приличные цены, то они появились на рынке. У людей того времени оставались коллекции.

– Книжки можно было взять с витрины?

– Я все это давал, показывал. У нас были три витрины с такими книгами. Они очень красиво выглядели, как мозаика такая, все они оформлены художниками, известными графиками того времени. У меня есть один из Сводных списков книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети, «для служебного пользования». Многие книги входили в эти списки. В этой организации – Горлит – работали люди, подобные тем, которые судили Иосифа, заскорузлые сталинисты, которые знали наизусть все списки. Они приходили в магазин, и, если на полке стояла книга, находили ее моментально. Как правило, это были женщины, а начальник у них мужчина был по фамилии Плеханов. Если что-то они находили, что не подлежит распространению, они составляли акт, и потом были неприятности у директора. В конце 70-х годов эти списки стали тоньше и тоньше, во всяком случае такая литература была разрешена.

Букинист Александр Рабинович

– Как вы с Иосифом встретились в США?

– Я приехал сюда в 1977 году, и в 1984-м было выступление Бродского в Сохо, в галерее Яши Рыклина. Я прочел в газете об этом, там было написано, что строго по приглашениям, я нашел телефон Иосифа, ему позвонил. Он говорит: «Приходи». Там было чтение стихов. Я пришел, там было много знакомых. У нас была приятная встреча, и мы стали перезваниваться время от времени. Однажды он мне позвонил и попросил найти ему двухтомник австрийского писателя Музиля на русском языке. Я был как раз в Манхэттене, я к нему заскочил, под рукой не было бумаги, я это имя слышал впервые тогда, он вырвал чек из чековой книжки, здесь мы записали. Таким образом, у меня его чек остался. Одновременно с этим он спросил, нет ли у меня книги Мариенгофа «Циники», он хотел прочесть ее. У меня оказалась эта книжка, издана она была в Берлине в 1928 году. Я ему привез эту книжку. Все это закончилось тем, что он мне подарил сборник с автографом «С благодарностью за выручку».

Иосиф Бродский, Григорий Копелян и Александр Рабинович

– Какими книгами еще Иосиф интересовался?

– Его любимый поэт русский XIX века – Баратынский. У меня был экземпляр первой книги стихов Баратынского, 1826 года, в первозданном виде. И я ему просто подарил, потому что знал, что его это интересует. Поэт, которого он ценил, как он говорил, выше Пушкина.

– А что Иосиф сказал, получив эту книжку?

– «Спасибо, старик». Иосиф приезжал ко мне, есть фотография, где мы сфотографированы вместе. Однажды я ему позвонил, поделился, что мне удалось найти альбом с раскрашенными гравюрами видов Петербурга художника Паттерсона. Это вещь чрезвычайно редкая. Альбом содержал 15 листов, в Эрмитаже не было полного альбома такого. Он говорит: «Я хотел бы посмотреть». Я говорю: «Приезжай, посмотри, пообщаемся». Он выбрался, приехал. Этот альбом я ему показал. Он сказал: «Я скажу Мише Барышникову, чтобы он купил». Так и произошло, Миша купил. Параллельно я ему показывал книжки по истории Петербурга.

Был на 8-й авеню такой маленький магазинчик во время перестройки, всякие шапки, погоны советские, матрешки с изображением маршалов. Открыл эту лавочку человек пожилой, который получал товар из России. Я как-то зашел туда, кто-то мне сказал, что у него на церковнославянском языке книжка конца XVIII века была. Я не нашел в ней ничего примечательного. А он для того, чтобы придать значимость, сказал: «Эту книгу смотрел Иосиф Бродский и сказал, что это интересно».

Был такой американский коллекционер Тоби Холцман, который собирал книги, собирал большие коллекции русских авторов и дарил их в университеты, в Стэнфордский университет, в Гувер, Нью-Йоркскую публичную библиотеку. Он собирал главным образом трех русских авторов – Пастернак, Бабель и Бродский. Он одержим был этим.

– У него были русские корни?

– Нет. Он не умел читать по-русски, даже не пытался. Очень человек способный был. По профессии он строитель, перестраивал старые дома и продавал их. Он встречал вместе с Проффером Бродского в Вене. Появились в продаже пару книг с автографом Иосифа ему, я их купил. Вот «Остановка в пустыне», первое издание с надписью: For Mr Holtzman and his remarkable library, Joseph Brodsky. Тоби Холцман был очень произраильский человек. Ходили разговоры, что он хотел, чтобы Иосиф уехал из Вены в Израиль. Но этого не получилось, и он здесь с ним тесно контактировал как коллекционер, автографы брал. Иосиф его познакомил со мной, потому что он собирал автографы Бабеля, Пастернака. Он однажды позвонил мне и сказал, что его рекомендовал Бродский. Мы после этого подружились с ним, были в тесном довольно контакте. Я ему помогал собирать всякие редкости. Он кое-что читал в переводах, но вообще у него были консультанты – например, Лазарь Флейшман, очень важный пастернаковед. Очень интересный, необычный человек был, с хорошей памятью, быстро все схватывал. Когда собирал Бабеля, он попал в архив Сталина в Москве, как-то он сумел туда пробраться. У него деньги были, и он одержимый был. Он поддерживал Нью-Йоркскую публичную библиотеку, переводы русских авторов на английский язык собирал. Собирал обстоятельную коллекцию, потом дарил это в Гувер, в Стэнфорд. Самая большая коллекция Пастернака там находится от него.

У меня есть несколько автографов Бродского. Вот автограф на фотографии: «Алику Рабиновичу от обожающего его обладателя этой физиономии и автора помещенных тут художественных произведений. Иосиф Бродский, Нью-Йорк, сентябрь, 1988 год».

Вот журнал, в котором напечатаны «Трофеи» Бродского, тут автограф: «Это трофеи нашего общего детства. От Иосифа Бродского. 18 сентября 88 года. Нью-Йорк».

Вот стихотворение:

A Short Russian Ode for Mike Twomey on His Birthday

(by Joseph Brodsky and Anatoly Naiman)

Я знал тюрьму, я знал свободу,
И вам, большому кораблю,
Я поднести желаю оду,
Я, верьте мне, не отступлю.
Пугают сходством дни и годы,
Пленяют сходством рифмы оды.

Солдат, убивший в Палестине,
Потом служивший во дворце,
Вы на Руси – фонтан в пустыне,
И в вашем, dear Mike, лице
Поэт поёт посредством оды
Ирландской торжество Природы.

Какие существуют мерки
И есть ли в мире чудеса
Для тех, кто побывал в Дюнкерке?
Мike! Да хранят Вас небеса
Парижа, Рима и Варшавы
И вообще любой державы.

Москва, 1968 год

Вот письмо Кузьминского, датированное 1994 годом, 20 января. Костя Кузьминский в своем репертуаре, он пишет: «Иосиф, доколе ты будешь попустительствовать (не обращать внимания) на заведомое искажение дел литературных, связанных с твоим именем? Исправно покупая новые и новые издания твои на родине, уфляндовско-гординские и неведомых мне иных составителей, минские и питерские издания, двухтомники и заявленные «полными», я поражаюсь (одобренной тобою?) безвкусице и малограмотности составителей. Что, Володя не знает, кто делал первую твою книгу? Знает. Ну ладно я там, но Гришка слепой, он же Григорий Леонович Ковалев, носившийся с твоими текстами, безобидный, но искренний графоман Боренька Тайгин, их набиравший, Алик Гинзбург, помирающий сейчас от рака, да собравший и переправивший книгу на Запад, они тоже не должны быть упомянуты?» В таком духе все письмо с претензиями, что Иосиф заелся, разжирел, многих забыл и прочее. Это письмо на семи листах.

Ответ Иосифа был такой – четыре листа. «1994 год, 29 января, Нью-Йорк. Милый Константин, я во многом виноват перед людьми и перед Богом, но не в том, за что ты меня упрекаешь. К изданиям своим я отношения никакого не имел и не имею так же, как и к неизданиям. Помогаю я устно и письменно тем, кто в помощи этой нуждается. Отзываюсь сдержанно или отрицательно о тех, кто других чувств у меня не вызывает. Антология твоя, которую видел мельком, произвела на меня впечатление чрезвычайно тягостное (потому и мельком). Прежде всего разнузданностью тона. В частности, замечания твои об А. А. абсолютно хамские. Д. Б. был прав, попросив меня каким-то образом это приостановить. Удалось ли? Не помню. Боевое прошлое боевым прошлым, но выходящее из-под твоего пера-машинки-компьютера представляется мне относящимся менее к литературе, чем к патологии. Я не берусь ставить диагноз, Константин, хочу только тебе напомнить, что писанина и литература – не одно и то же. На меня писания твои производят впечатление секреции, обильного выделения разнообразных плазм, но не сердца, тем более не ума. То, что ты имеешь на это право – несомненно, и то, что под эти выделения можно подобрать философию, тоже. Но у меня есть право сторониться того, что мне чуждо. Отсюда мое молчание. Я не стал бы отвечать на твое последнее письмо, если бы не страшное чувство, что не напиши я тебе сейчас, возможно, не напишу уже никогда. Я знаю, что за всем этим многословным бредом, который ты городил и городишь, стоит нормальный, несчастный, отзывчивый и неуверенный в себе, не желающий никому зла человек, способный хорошо относиться даже ко мне. Но стена, которую ты возвел, то мутное море слов, которое ее окружает, их не перешагнуть, не разодрав промежность. Я не девушка, и пусть все останется, как есть, хотя это и не к лучшему. Твой Иосиф».

– Откуда эта переписка?

– Я купил. Вдруг в один прекрасный день пришло в голову: не спросить ли мне у Кузьминского, нет ли у него чего-нибудь? Я ему позвонил, говорю: «У тебя есть автографы какие-нибудь?» – «Есть письмо. Я продам тебе». Я приехал к нему моментально. Он сразу заломил деньги такие, Костя – человек коммерческий.

– Пришлось торговаться?

– Нет, торговаться бесполезно. Я купил, и всё.

У Иосифа Бродского была удивительная манера себя нести — Российская газета

Соломон Волков — писатель и музыковед — беседовал со многими известными личностями, без которых трудно представить себе русскую культуру. С Шостаковичем, Баланчиным, Спиваковым, Евтушенко и — Бродским. Из этих стереоскопических бесед выходили книги и фильмы, из которых мы, как минимум, узнавали что-то новое о собеседниках. Меняли углы зрения, настраивали собственную оптику, вглядываясь в портреты гениев. Сейчас же, накануне юбилея Иосифа Бродского, мы поговорили о поэте с самим Соломоном Волковым.

Соломон Моисеевич, вы ведь не раз виделись с Иосифом Бродским. Вопрос у меня странный на первый взгляд. А какого роста он был? Помнится, беседуя с вами, Бродский вдруг стал рассуждать о росте Анны Ахматовой и Уистена Одена: они, мол, «примерно одного роста; может быть, Оден пониже».

Соломон Волков: Я вот отчетливо помню такую странную картину — иду по улице Нью-Йорка, толпа, как океан, — и ее как океанский лайнер разрезает человек, который будто возвышается над толпой. И это был Бродский. Я не ожидал увидеть его в той толпе. Он был обыкновенного среднего роста, но когда он появлялся — действительно производил впечатление высокого человека. Почти как Маяковский, который, несомненно, был выше Бродского.

У Бродского ведь не случайно рост физический будто бы перетекает в величину поэтическую: когда он гулял с Анной Андреевной, «то всегда тянулся. Чтобы комплекса не было». Потому что она «грандиозная».

Соломон Волков: У Иосифа была удивительная манера себя нести, которой он мгновенно выделялся. Видимо, это уже свойство личности. То же самое впечатление он производил, когда появлялся на своих лекциях в Колумбийском университете, с которых начались наши разговоры. Входил в аудиторию, рассекая воздух, абсолютно заполняя собой все пространство. В нем была колоссальнейшая энергетика. Люди с таким богатым внутренним потенциалом действительно обладают особой энергетикой.

Ну да, какого поэта ни возьми — за каждым непременно свой мистический шлейф. Видимо, не случайно?

Соломон Волков: Вообще-то я не очень верю во все эти парапсихологические штуки. Но вынужден констатировать… Вот на фотографиях Шостаковича — кажется, что это такой зажатый, патологически скромный и застенчивый человек. Но в его присутствии каждый ощущал огромный электрический заряд, буквально сбивавший с ног. Мариэтта Шагинян, которая общалась с Шостаковичем с молодых лет, писала, как он пришел к ней в гости, у них в доме стояла плотная перегородка, какими в советских квартирах перегораживали комнаты, — но едва Шостакович вошел, эта ширма вдруг упала. Какие-то волны от него, безусловно, исходили. И еще в большей степени они ощущались в присутствии Бродского. Это, конечно, уже из области парапсихологии, но это было, это не выдумано. Когда мне рассказывают такие истории, я слушаю их скептически. Но с Шостаковичем и Бродским — да, я такое ощущал.

Вернемся все же к росту. Поэтов, кажется, во все времена волновало — кто из них выше, кто «первее»? Поэт или первый — или никакой. Откуда в них эта болезнь?

Соломон Волков: Дело даже не в поэтах. Я думаю, что это вообще свойство всех людей — каждому хочется казаться значительной творческой фигурой. Но… когда, скажем, Шостаковичу, начинали говорить что-то вроде «Дмитрий Дмитриевич, вы гений», — он всегда быстро-быстро открещивался: не надо, не надо, сегодня скажут — гений, завтра скажут — дерьмо. Что же касается Бродского, он, напротив, с большим удовольствием выслушивал такие высказывания в свой адрес. Легко мог сказать мне, конечно, мол, я знаю, что пишу лучше других, иначе зачем бы я этим занимался.

Знаете, есть много людей, которые считают себя гениями, но таковыми не являются. В данном-то случае мы говорим о дарованиях действительно гениальных — к ним не всегда применимы обывательские мерки.

Бродский, вышедший из круга молодых поэтов, окружавших Ахматову, предпочитал говорить как о своем поэтическом учителе скорее о Цветаевой. Не странно ли?

Соломон Волков: Для Бродского Марина Цветаева была вообще центральной фигурой поэтической. Не понимаю, почему. Я всегда предпочитал ей Ахматову. Возможно, мне не нравится какая-то истеричность голоса Цветаевой. Поэтическая техника фантастическая — и это, думаю, первое, что привлекало Бродского. Но у Цветаевой нет, как мне кажется, той многоплановости, которая есть у Ахматовой.

Анна Андреевна поражает своей актуальностью. Стихи, написанные 100 лет тому назад, читаются как дневник современной женщины. Соединение в ее поэзии религиозности и эротики, на которое обратил внимание Эйхенбаум — это очень актуально для продвинутой интеллектуальной современной женщины.

Возможно, я ошибаюсь, но цветаевские слоганы мне не кажутся сейчас такими актуальными. Хотя среди женщин всегда было огромное число фанатичных поклонниц Цветаевой.

Бродский вам как раз возражал, повторяя цветаевскую мысль о том, что стихотворение есть реорганизованное время: «Время — источник ритма… И чем поэт технически разнообразнее, тем интимнее его контакт со временем».

Соломон Волков: Поэтика Цветаевой ему была как раз вполне близка, в отличие от ахматовской. Но вот тому, что сейчас именуется жизнестроительством, он в огромной степени научился у Ахматовой. Она была великим мастером этого жизнестроительства. И она, конечно, запутала свою биографию, завуалировала свою личную жизнь до возможного предела, затруднив невероятно работу будущим исследователям. До сих пор, скажем, невозможно разобраться, какие ее стихи кому посвящены, почему и как. Она сознательно запутывала даты, объединяла разных адресатов в одного. Бродский такие вещи тоже проделывал, кстати, не без подачи Ахматовой.

Как все-таки Ахматова относилась к Бродскому — снисходительно? иронично? восторженно? Вы ведь в молодые годы тоже общались с Анной Андреевной, приезжали к ней с музыкантами…

Соломон Волков: Я думаю, ее восхищало, что она нашла в Бродском родственную душу. Она ведь его выделила совершенно не зря — своей интуицией гения почувствовала, что из всех окружавших ее поэтов Бродский самая значительная фигура. Другое дело, что она при этом играла и «флиртовала» со всеми остальными тоже. У нее были особые отношения с Бобышевым, особые с Найманом — поэтическими приятелями Бродского тех лет. Но по отношению к Бродскому она именно чувствовала, что в плане того самого жизнестроительства он выруливает на какие-то очень важные рубежи. Она же и сама всю жизнь, с самых молодых лет, выстраивала себя как личность, меняя свою личностную позицию сообразно тому, что ей представлялось в данный момент более выигрышным.

А Бродского не раздражала знаменитая фраза Ахматовой про то, «какую биографию делают нашему рыжему»?

Соломон Волков: Я его никогда об этом не спрашивал — и он никогда об этом не говорил со мной. Но могу точно сказать, и не открою тут никакой Америки, что при всей сложности истории с арестом Иосифа Александровича, судебным процессом, пребыванием в ссылке в деревне Норенской, с тамошним его житьем-бытьем, — все это было, но все это и мифологизировано до предела. И в каком-то смысле это работало на него, и он совершенно был не против такого развития жизненного сюжета. Хотя, конечно, мотивы его не так прямолинейны. В Москве в 64-м году друзья ведь предупреждали, уговаривали: не возвращайся в Ленинград, ничем хорошим это не кончится. То, что он все же поехал — и был арестован — связано было, безусловно, с его любовным романом с Мариной Басмановой, в первую очередь. Но он пошел, условно говоря, на свою Голгофу, отчетливо понимая, я думаю, интуитивно, и то, что это очень важный шаг для его поэтической биографии.

В какой-то момент стала неизбежной связка: Бродский — мученик. Помните замечательный его экспромт — «кто вас сделал поэтом?» — он отвечает: «я думал, что это от Бога». Из таких фраз складываются в итоге легенды. И эта фраза, конечно, была легендарной, — но ее ведь нужно было выговорить в момент, когда на это осмелились бы немногие.

Бродского упрекали в том, что он не сказал слова доброго о той же Фриде Вигдоровой, благодаря которой мир получил стенограмму судебного процесса, и вообще старался избегать каких-то слов в адрес людей, ему помогавших. Вам на вопросы о ссылке отвечал: я отказываюсь все это драматизировать. Вы сочли, что это часть его эстетики. Что вы имели в виду?

Соломон Волков: Эта эстетика отчуждения — невероятный аспект личности Бродского. Таким я его здесь узнал в Америке. Это был сознательный выбор, нетипичный для русской художественной фигуры. Но здесь, в Америке, иначе невозможно.

Почему? Откройте эту тайну выживания русской эмиграции.

Соломон Волков: Бродский стал проникаться англо-американской эстетикой того, что называется understatement (умышленное преуменьшение положительных характеристик объекта речи — Ред.). Иначе и не скажешь. То есть, сдержанная такая англизированная реакция на все, что с тобой происходит, без драматизации. Подчеркнуто холодно, подчеркнуто безлично. Как он любил всегда говорить: цвета серой воды, который является одновременно цветом времени.

Он начал этим проникаться еще в Советском Союзе. И этим очень отличался от других поэтов, раз в сто. Ни у Андрея Вознесенского, ни у Евгения Евтушенко нет этой отстраненности, отчуждения от событий, которые с тобой происходят. Наоборот, они как бы кидаются в водоворот и в нем вращаются в огромным энтузиазмом. И это типичная шестидесятническая черта.

Для многих читателей, вовсе не самых толстокожих, как раз эта черта в поэтах всегда казалась привлекательной.

Соломон Волков: Бродский не шестидесятник именно в этом плане. Он пост-шестидесятник, по моему убеждению. Я пытаюсь ввести в оборот это понятие — пост-шестидесятник. Таковыми были, кроме него, и Шнитке, и Тарковский. Были пре-шестидесятники, пра-шестидесятники, — и были пост-шестидесятники. Так вот, начав вхождение в эту эстетику еще в Советском Союзе, Бродский очень сильно впитал ее, попав в Соединенные Штаты. Это ему нравилось всегда, его к этому тянуло. Вообще влияние англо-американской поэзии на русскую культуру до Бродского было совершенно неощутимым. Был, скажем, Байрон, влиявший на Пушкина и на весь русский романтизм. А после этого огромный перерыв. Вплоть до Бродского, с легкой руки которого в русской культуре проявился интерес к Одену, Фросту. Но здесь, в эмиграции, это был еще вопрос выживания. Он вдруг попал из атмосферы, где «поэт в России больше, чем поэт», — туда, где, согласно Хармсу, в ответ на слова «я поэт» можно услышать: «нет, ты г…».

Но что все-таки роднило Бродского с шестидесятниками — даже если ему и нравилось от них «отстраняться»?

Соломон Волков: Очень интересно было наблюдать, когда Бродский появлялся на сцене здесь в Нью-Йорке на поэтических вечерах с другими американскими поэтами. Американский поэт, выходя на эстраду, заранее извиняется, что отнимает у почтеннейшей публики время своими неуместными и ненужными никому стихами. Американский поэт читает тихо, монотонно, переминаясь с ноги на ногу. Ничего более контрастного выступлению, скажем, Евтушенко или Вознесенского быть не может. И этим еще Вознесенский и Евтушенко производили такое впечатление на американскую аудиторию: они читали шумно, ярко, и по-русски. Бывали и переводчики при этом, их переводили, но все-таки по-русски.

Вот тут Бродский был к ним близок, тут он был шестидесятником: выходя на эстраду, начинал гипнотизировать аудиторию, шаманил на эстраде. И опять-таки на моих глазах не раз и не два преуспевал в этом. Аудитория ни слова не понимала по-русски. Но эти шаманские завывания Бродского на сцене гипнотизировали американскую публику. И та сдавалась.

Но в обиходе жизненном, для выживания здесь одного шаманства, видимо, недостаточно?

Соломон Волков: В обиходе жизненном нужно было примириться с ощущением, что ты никому не нужен как поэт. И тогда Бродский выработал свою линию поведения — да, это все меня не касается, ничего драматического со мной не происходило. Те, кто напоминает мне: это было важно в вашей биографии, вот такие-то люди вам помогали — это все нужно отстранить, отодвинуть. Поэт должен быть на уровне воды серого цвета. Таким должно быть бытие поэта.

Люди, которые в эмиграции не сумели впитать хоть какие-то элементы такой эстетической жизненной позиции, — погибли. Все поломались. В Америке выжить, думая, что ты культурный гений и все должны перед тобой падать ниц, — это стратегия, заранее обреченная на неудачу. Выжили именно те, кто держался, как Бродский и Барышников. Я всегда называю Барышникова живым лирическим героем Бродского. Не собираюсь сравнивать его ни в каком аспекте с Бродским, но как модель поведения — модель Бродского, назовем ее так условно, — его пример оказался для меня чрезвычайно важным.

Бродский действительно болезненно или раздраженно относился к попыткам изучения его внелитературной биографии (хотя как у поэта отделить «литературное» от «нелитературного»)?

Соломон Волков: Да. А кто из известных вам деятелей культуры относится спокойно к таким вещам? Все хотят контролировать свое жизнеописание. Я исключений не знаю… Хотя тут есть парадокс: сам Бродский с величайшей охотой поглощал все биографические материалы о людях, которые его интересовали, о тех же поэтах. Вполне мог посплетничать: кто, с кем, как и почему. Значительную часть его разговоров с друзьями составляла именно эта тема. Но о себе абсолютно нет. Он приходил в ужас при мысли, что кто-то будет копаться в его личной биографии и привязывать к определенным фигурам. Скажем, «Новые стансы к Августе» — книга стихов, посвященная определенной названной женщине. Но включены стихи, посвященные и другим женщинам тоже. В интересах цельности поэтической книги он шел на такие вещи. Это ведь тоже от Ахматовой — полная тьма и запутывание всех входящих и исходящих. Хотя многие его музы еще живы и с каждым годом все чаще нарушают обет молчания…

Не каждому достойному поэту дали Нобелевскую премию — а Бродский ее получил. Как ему это удалось?

Соломон Волков: Почему Бродский получил Нобелевскую премию, а, скажем, Вознесенский, Евтушенко не получили. Ну, Евтушенко еще, очень может быть, и получит — предсказать такие вещи невозможно. Букмекеры на этом хорошо зарабатывают, но прогнозы их, как правило, не сбываются.

Тут интересно другое. И Вознесенский, и Евтушенко вроде бы вписались в американскую жизнь, дружили с такими авторитетами, как Норман Мейлер, Артур Миллер, семья Кеннеди. Но эти люди не оказывали никакого влияния на решения Нобелевского комитета. Они сами не получили Нобелевки — ни Мейлер, ни Миллер. И не случайно — в какой-то момент позиции этого круга и тех людей, которые принимают решения в Нобелевском комитете, разошлись. А Бродский как раз, наоборот, был в том кругу, который имел авторитет для Нобелевского комитета. Это уже вопрос к социально-культурной ситуации или вопрос чутья. Бродский подружился с Сьюзен Зонтаг, которая представляла европейский авангард или ранний постмодернизм. И ее интересы совпадали с культурными предпочтениями Нобелевского комитета. К ней, кстати, очень прислушивались.

И то, что Бродский начал писать эссе по-английски, сыграло колоссальную роль. Ни Вознесенский, ни Евтушенко этого делать не стали. Они оставались в убеждении, что добьются этого своей поэзией. Но стихи — это вопрос перевода, тысячи разных других обстоятельств. О Бродском же Нобелевский комитет составил представление главным образом по двум факторам: по истории с судебным процессом и по его эссе. Поэзия была в дополнительном пакете. Точно так же, как Пастернаку — присудили вроде бы за поэзию. Но, конечно же, если бы Пастернак не написал «Доктора Живаго», никакой Нобелевской премии ему не видать. Та же история была у Бродского.

Но вообще, по моим наблюдениям, не берусь судить о всех странах, — в Америке спокойно относятся к тому, что многие крупные авторы не получили Нобелевскую премию. Настоящая мистика Нобелевской премии существует только в России.

Говоря о поэтах послевоенного поколения, Бродский выделял особо Бориса Слуцкого. Казалось бы, совсем не близкий ему поэт…

Соломон Волков: Я с вами совершенно не соглашусь. Бродский всегда говорил с большой симпатией о Слуцком как о человеке. А о стихах вообще говорить нечего — вчитайтесь! Слуцкий столько наработал для стихов Бродского — вся эта резкая манера с использованием обиходных слов. И это влияние не противоречит словам Бродского о том, что Слуцкий загубил себя позицией, условно говоря, политрука, честного коммуниста.

Сейчас за такие внятные жизненные позиции поэтов готовы вычеркнуть из истории литературы вовсе — будто и не бывало.

Соломон Волков: В моих словах нет никакой иронии. Я с уважением отношусь ко многим замечательным людям, хотя они хранили такую условную позицию честного коммуниста до конца своих дней. Анатолий Наумович Рыбаков, автор «Кортика» и «Детей Арбата», жил наискосок от меня и мы очень часто встречались. Он был и оставался убежденным троцкистом. И Сталина он ненавидел именно не как какой-то антисталинист, интеллектуал западного образца, а как человек, идеалом которого было справедливое общество, избавленное от классовых расслоений, ужасной разницы в заработках, — от всего, что вполне характеризует сегодняшний дикий капитализм, в Америке и Европе… Так что — нет, Слуцкий был Бродскому как раз очень близок. Он просто сожалел, что Слуцкий ужал себя до размеров добровольной искусственной клетки. Но это уже трагедия или, наоборот, удача Слуцкого, для кого как.

Когда начались печальные теперешние события на Украине, в Интернете тут же замелькало стихотворение Бродского «На независимость Украины» — совсем не комлиментарное к самостийным чувствам. Одни вдохновились нежданным патриотизмом Бродского, другие, наоборот, осыпали его проклятьями. И тут же усомнились в подлинности стихов, усмотрев, как обычно, в них «кремлевскую пропаганду». Это же стихотворение такого имперского поэта. Насколько оно объясняет Бродского?

Соломон Волков: Я всегда считал Бродского имперским поэтом. И тема империи для него очень важна. Почему он не остался в Европе? Почему он прямо из России поехал в Америку? Он поменял советскую империю на империю антисоветскую. Но ему было важно это ощущение, что он живет в империи, что он является частью империи. У него можно найти множество соображений на эту тему. Отсюда и его любовь к Андреевскому флагу, отсюда и наш с ним разговор о стихотворении, посвященном маршалу Жукову, которое вполне могло бы появиться в свое время в газете «Правда». Бродский вспоминал, сколько в связи с этим стихотворением ему пришлось всякого наглотаться.от эмигрантов, в особенности, прибалтов и украинцев, здесь, в Соединенных Штатах.

Он периодически высказывался как имперский поэт. Можно в этом усмотреть противоречие. Но любая огромная фигура состоит из множеств. Был ли имперским поэтом Пушкин? Конечно, был. «Клеветникам России» и «На годовщину Бородинской битвы» — это же имперские стихи. Если их сегодня перепечатать, представляете, как бы на Пушкина накинулись со всех сторон. А стихи замечательные и, опять-таки, вписываются в текущее.

Листок со стихотворением «На независимость Украины», врученный Бродским, лежит у меня в архиве, это копия с его пишущей машинки. Относиться к этому можно как угодно, сообразно политическим взглядам. Но отрицать, что это сильное стихотворение, по-моему, не будет никто.

Бродский жалел, что не написал свою «Божественную комедию», некое монументальное произведение, роман, эпопею. А с чего, по-вашему, надо начинать путь к Бродскому, что в нем главное?

Соломон Волков: Наверное, если совсем-совсем, то я бы посоветовал открыть сначала «Часть речи», с одной стороны. И «Новые стансы к Августе», с другой. Чисто любовная лирика — и Бродский с более философским оттенком. Есть такая идея, что он сложный, недоступный поэт. Это не так. Поразительно, какое количество поэтических афоризмов Бродского вошло в быт. Я не знаю, как сейчас, но в наше время, когда люди встречались, они друг друга «обнюхивали» с помощью цитат. Если человек откликался, скажем, на обэриутов, Олейникова, Хармса, Заболоцкого раннего, — значит, свой. Сейчас это ушло, цитату из Олейникова — «Типичная пошлость царила в его голове небольшой» — уже не узнают, нужно объяснять.

И Бродский разошелся на огромное количество цитат. «Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево». Это же 61-й год, первое его знаменитое стихотворение — «Рождественский романс». Или «В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники, а всюду». Разве это точно ассоциируется с Бродским? Нет. А вот еще: «Задние мысли сильнее передних» из «Речи о пролитом молоке». «Я обнял эти плечи, и взглянул на то, что оказалось за спиною». О чем это? Слова так связаны одно с другим, что ты их вспоминаешь по самым разным поводам.

Дома мы с женой моей Марьяной все время цитируем Бродского. «Зимним вечером в Ялте» — «Налить вам этой мерзости? Налейте». Или я еще люблю прозаические бродскизмы. «Если бы я был посвободнее, как внешне, так, впрочем, и внутренне»… «Диалоги с Бродским» — это единственная моя книга, которую я время от времени перечитываю. Я думаю, что у нового читающего и думающего поколения Бродский — самый цитируемый в общении автор. Может, я ошибаюсь, но мне представляется, что это так.

А вам не бывает досадно — когда, вознося одного поэта, скажем, того же Бродского, — непременно стараются затоптать всех остальных. Это несправедливо — зато модно?

Соломон Волков: То, что когда-то, 24 мая 1940 года, в Ленинграде родился Иосиф Александрович Бродский — это же случайность. Мог не родиться, или родился бы кто-то другой. А случилось чудо. Гоголь когда-то написал, что Пушкин — это русский человек, каким он будет через 200 лет. Да ничего подобного не произошло. Не стал русский человек таким, как Пушкин. Пушкин, как был, так и остался один. И это чудо и счастье. Пушкин вне всякого сравнения. Но ведь и та же история русской поэзии ХХ века — такое же чудо, наше счастье общее. Столько великих поэтов, такого скопления феноменальных поэтических звезд нет нигде, ни в одной другой культуре. Это богатство, которое мы до сих пор еще, что называется, не оприходовали. В него только еще вникать и вникать. Это тоже, между прочим, наше всё.

К сожалению, мы не всегда это осознаем.

Соломон Волков: Но этот воздух, который все равно присутствует в атмосфере страны, ее и спасает. Отчего, как говорил Набоков, при чтении Пушкина наши легкие расширяются? Оттого, что поэзия — наш кислород.

Писатель, лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский — Биографии и справки

ТАСС-ДОСЬЕ /Павел Дурягин/. Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде (ныне — Санкт- Петербург). Его отец, Александр Иванович Бродский, был военным фотокорреспондентом, после демобилизации в 1948 году работал в Военно-морском музее, затем в ленинградских газетах. Мать, Мария Моисеевна Вольперт, работала бухгалтером.

Во время Великой Отечественной войны Бродский с матерью находился в эвакуации в Череповце, вернулись в Ленинград в 1944 году. Иосиф Бродский окончил восемь классов школы, после чего пошел работать, сменил несколько профессий (был фрезеровщиком, санитаром, кочегаром, матросом), участвовал в геологических экспедициях, где написал свои первые стихотворения.

В конце 50-х гг. и начале 60-х гг. сблизился с группой ленинградских поэтов (Евгений Рейн, Анатолий Найман и др.), познакомился с Анной Ахматовой, впоследствии оказавшей большое влияние на его творчество и жизненные взгляды. Регулярно выступал с чтением собственных стихов, в 1960 году его стихотворения были опубликованы в самиздатском журнале «Синтаксис». В 1962 году дебютировал как переводчик, в том же году в детском журнале «Костер» впервые было напечатано стихотворение Бродского.

Осенью 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появился фельетон «Окололитературный трутень», авторы которого обвинили Бродского в тунеядстве и «паразитическом образе жизни». Чтобы скрыться от преследований, поэт с помощью знакомых врачей на несколько дней лег в психиатрическую больницу им. Кащенко в Москве. Однако уже в феврале 1964 года Бродского арестовали, в марте приговорили к максимальному возможному сроку за тунеядство — пяти годам принудительных работ на Севере.

С апреля 1964 года был отправлен отбывать ссылку в деревню Норенскую (или Норинскую) Коношского района Архангельской области. В этот период развернулась активная общественная кампания, письма в защиту Бродского подписали ведущие деятели советской культуры (Дмитрий Шостакович, Самуил Маршак, Корней Чуковский, Константин Паустовский, Александр Твардовский, Юрий Герман и др.). Тогда же поэт получил международную известность, подробности суда были опубликованы в зарубежной прессе, за границей начали печатать его стихи. Под давлением общественности после 18 месяцев ссылки срок наказания был сокращен до реально отбытого, и в сентябре 1965 года Бродского официально освободили.

После ссылки, чтобы избежать новых обвинений в тунеядстве, Бродский по рекомендации Корнея Чуковского и Бориса Вахтина поступил на работу переводчиком в Ленинградское отделение Союза писателей СССР. В 1965-1972 гг. активно работал, закончил поэму «Горбунов и Горчаков». Бродский столкнулся с фактическим негласным запретом на публикацию в СССР своих работ, хотя его произведения для детей и переводы выходили в печать. Произведения поэта распространялись в самиздате. В то же время за границей стихотворения Бродского продолжали появляться. В 1970 году в Нью-Йорке был опубликован первый сборник под названием «Остановка в пустыне».

В мае 1972 года Бродского вызвали в Отдел виз и регистраций и предложили эмигрировать в Израиль, что фактически было ультиматумом. 4 июня поэт, лишенный советского гражданства, вылетел в Вену. В июле 1972 года Бродский прилетел в США. В 1972-1980 гг. с перерывами преподавал историю русской литературы, теорию стиха и другие предметы в Мичиганском университете в городе Энн-Харбор. В 1977 году получил американское гражданство, в 1981 году переехал в Нью-Йорк. В общей сложности на протяжении 24 лет Бродский работал в шести американских и британских университетах. Он также много путешествовал, регулярно выступал на литературных фестивалях и поэтических чтениях. Поэтические сборники Бродского на русском языке («Конец прекрасной эпохи», «Часть речи», «Новые стансы к Августе», «Урания» и др.) выходили в американском издательстве Ardis . Также поэт до конца жизни занимался литературными переводами на русский и английский языки, писал эссе на английском.

В 1987 года Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой «за всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». В том же году стихи поэта впервые после его эмиграции были опубликованы в СССР в журнале «Новый мир». В 1991 году Бродскому было присуждено почетное звание «Поэт-лауреат Библиотеки Конгресса США».

Иосиф Бродский скончался от инфаркта в ночь на 28 января 1996 года в Нью-Йорке. Был похоронен в США, в 1997 году перезахоронен в Венеции.

В 1990 году женился на итальянке Марии Соццани, дочь от этого брака — Анна Александра Мария Бродская (1993 г. р.). Другие дети: Андрей — сын от Марины (Марианны) Басмановой, Анастасия — дочь от Марианны Кузнецовой.

В 2015 году в деревне Норенской в восстановленной избе, где жил Бродский во время ссылки, был открыт первый музей, посвященный поэту. Также с 2006 года ведется создание музея в Санкт-Петербурге. В музее Анны Ахматовой в Санкт-Петербурге работает постоянная экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского». В 2011 году в Москве был открыт памятник поэту.

Иосиф Бродский — Факты — NobelPrize.org

Иосиф Бродский
Нобелевская премия по литературе 1987

Дата рождения: 24 мая 1940 г., Ленинград (ныне Санкт-Петербург), СССР (ныне Россия) (ныне Россия)

Умер: 28 января 1996 г., Нью-Йорк, Нью-Йорк, США

Место жительства на момент награждения: США

Мотивация премии: «за всеобъемлющее авторство, проникнутое ясностью мысли и поэтическим накалом.«

Язык: английский (проза) и русский (поэзия)

Призовая доля: 1/1

Жизнь

Иосиф Бродский родился в Ленинграде, Советский Союз (ныне Санкт-Петербург, Россия), работал поэтом, публицистом и переводчиком. Он был арестован в 1964 году и приговорен к пяти годам каторжных работ в Архангельской области на севере России. Во время изгнания Бродский был опубликован в США, и многие коллеги автора на Западе работали над его освобождением.Он был освобожден в 1965 году, но семь лет спустя был выслан из России, после чего поселился в Соединенных Штатах. Он преподавал там в нескольких университетах и был удостоен звания поэта-лауреата США в 1991 году.

Работа

Иосиф Бродский начал писать стихи в 18 лет. Его поэзия была вдохновлена русскими предшественниками, такими как Александр Пушкин и Борис Пастернак, а также британскими поэтами, такими как Джон Донн и У. Оден. Его принудительное изгнание повлияло на письмо Бродского как в языковом, так и в тематическом плане.В книге « Части речи » (1977) («Часть речи») он описывает, как он постепенно теряет волосы, зубы, согласные и глаголы. Постоянная тема в стихах Бродского — отношения поэта и общества. Для Бродского литература и язык — важные инструменты в развитии общества, то, что развивает человеческое мышление.

Для цитирования в разделе
MLA style: Иосиф Бродский — Факты. NobelPrize.org. Нобелевская премия AB 2021. Сб. 7 августа 2021 г.

Иосиф Бродский: Интернет-ресурсы — Библиографии, справочники и вспомогательные средства Библиотеки Конгресса (виртуальные программы и службы, Библиотека Конгресса)

Составлено Питером Арменти, специалистом по цифровой справочной информации

Иосиф Бродский,
Лауреат США поэт, 1991-92
Фотография Бенгта Джангфельдта

10 мая 1991 года библиотекарь Конгресса Джеймс Х.Биллингтон назначил Иосифа Бродского (1940–1996) пятым поэт-лауреатом-консультантом Библиотеки Конгресса по поэзии. Как отмечается в «Современной литературной критике», Бродский «был известен поэзией, в которой он использовал сложный ритм, размер и обширную игру слов, чтобы обратиться к таким темам, как изгнание, потеря и смерть. Он также часто использовал классическую западную мифологию и философию, а также иудео. -Христианское богословие в его произведениях ». ¹

Бродский прослужил один срок в качестве поэта-лауреата, завершив свою работу весной 1992 года.Во время своего пребывания в должности лауреата Бродский инициировал идею распространения стихов в общественных местах — супермаркетах, гостиницах, аэропортах, больницах — где люди собираются и «могут убивать время, как время убивает их». Вскоре после того, как его срок истек, Бродский вместе с Эндрю Кэрроллом сформировал The American Poetry & Literacy Project, миссия которого — расширить доступ американцев к поэзии путем распространения книг в общественных местах. Одной из первых попыток проекта было распространение бесплатных копий книги Six American Poets под редакцией Джоэла Конарро, в которую вошли произведения Эмили Дикинсон, Уолта Уитмена, Лэнгстона Хьюза, Роберта Фроста, Уоллеса Стивенса и Уильяма Карлоса Уильямса по отелям, больницам, и приюты для бездомных по всей территории Соединенных Штатов.

Это руководство составляет ссылки на ресурсы по Иосифу Бродскому в Библиотеке веб-сайта Конгресса, а также ссылки на внешние англоязычные веб-сайты которые включают в себя особенности его жизни или избранных его работы. Чтобы предложить дополнения к этому руководству, обратитесь в раздел цифровых справочников.

СЛУШАТЬ: Иосиф Бродский читает свои стихи, 14 мая 1992 года.Из Архива поэзии и литературы.

Веб-сайт Библиотеки Конгресса
• Пресс-релизы, статьи
• Печатные ресурсы
Внешние Веб-сайты
• Биографическая информация, Поэзия
• Интервью, статьи и беседы
• Аудиозаписи
• Видео
• Критика
• Иосиф Бродский в новостях

(Некоторые ссылки открывают файлы PDF.Загрузите бесплатную версию Adobe Reader.)

Пресс-релизы, статьи
Официальный пресс-релиз о назначении Иосифа Бродского как поэт-лауреат-консультант по поэзии (PDF, 95 КБ)
Бюллетень Библиотеки Конгресса, 17 мая 1991 г.
«Бродский призывает издателей распространять стихи в массы» (PDF, 362 КБ)
Вестник Библиотеки Конгресса, 11 октября 1991 г.
«Иосиф Бродский: бывший поэт-лауреат помогает сделать поэзию доступной для всех»
Информационный бюллетень Библиотеки Конгресса, 14 июня 1993 г.
«Смерть поэта-лауреата: Иосиф Бродский превратил изгнание в вдохновение»
Информационный бюллетень Библиотеки Конгресса, 19 февраля 1996 г.
«Рождественские стихи Иосифа Бродского и др. У.Лауреат С. Поэтов «
» С места кошачьей птицы «, 21 декабря 2017 г.
Ресурсы для печати
Произведения Иосифа Бродского в Библиотеке Конгресса онлайн каталог находится под следующей авторской рубрикой:
Бродский Иосиф, 1940–1996
Произведения об Иосифе Бродском находятся в Библиотеке Интернет-каталог Конгресса в разделе предметные рубрики, начинающиеся Бродский, Иосиф, 1940–1996.

Биографические данные, Поэзия
Академия американских поэтов
Биография Иосифа Бродского, образцы его стихов и избранная библиография.
Британская энциклопедия
Британская энциклопедия Запись об Иосифе Бродском.
Нобелевская премия.org
Биография Джозефа Броски, а также ссылки на его выступление на вручении Нобелевской премии, речь на банкете и другие ресурсы.
Poetry Foundation
Биография Иосифа Бродского, библиография его произведений и предложения для дальнейшего чтения.
Интервью, статьи и беседы
«Иосиф Бродский, Россия и художники в условиях притеснения — тема двух книжных событий»
Кливленд, com, 29 сентября 2017 г.
«Слишком много кофе с великим русским поэтом Иосифом Бродским»
The Guardian , 2 апреля 2017 г.
«Писать, перестань думать» (Кэтрин Харрисон обсуждала стихотворение Бродского «О любви»)
Атлантика , 19 апреля 2016 г.
«Россияне чествуют умершего поэта Бродского в день его 75-летия»
The Moscow Times , 24 мая 2015 г.
«Двойные страсти: любовь Иосифа Бродского к поэзии на английском языке»
Russia Beyond the Headlines , 20 мая 2015 г.
«Иосиф Бродский о том, как развить вкус к чтению»
Brain Pickings , 17 февраля 2014 г.
«Антисоветский советский поэт: Иосиф Бродский»
Фонд поэзии, 23 августа 2011 г.
«Вспоминая Иосифа Бродского»
The Post & Courier (Чарльстон, Южная Каролина), 1 июня 2008 г.
«Великий Бродский»
Литературное приложение Times от 2 мая 2007 г. (рецензия на литературную биографию Бродского)
«Воспоминание: Иосиф Бродский»
Post Road Magazine, вып.8, Весна / Лето 2004
«Иосиф Бродский: вергилианский герой, обреченный никогда не вернуться домой»
Nobelprize.org, 12 декабря 2003 г.
«Вспоминая Иосифа Бродского»
Гувер Дайджест, вып. 4, 2000
«Иосиф Бродский 1940-1996»
Мичиганский университет Факультет славянских языков и литератур, декабрь 1996 г.
«Вспоминая поэта»
Online NewsHour, PBS, 29 июля 1996 г.
«Интервью с Иосифом Бродским»
Беседовал Ник Уотсон, The Argotist Online (первоначально опубликовано в журнале The Argotist в феврале 1996 года)
Посылки из России — Иосиф Бродский
Беседовала Марсия ДеСанктис в июле 1987 г .; воспроизведен в Tin House .
«Человек — не камень»
Перегородка нет. 27, 2015. Перевод беседы лета 1972 года с Элизабет Маркштейн.
Рекомендуемый автор: Иосиф Бродский
Архивные обзоры, статьи и очерки Иосифа Бродского на веб-сайте New York Times. Требуется бесплатная подписка.

Аудиозаписи
Бродский читает «Сезон»
Академия американских поэтов
Видео
YouTube Видео с Иосифом Бродским
Результаты поиска на YouTube для Иосифа Бродского.Во многих видеороликах присутствует Бродский.

Критика
CPR Classic Readings: Иосиф Бродский
Обзор современной поэзии; включает чтение Бродского «Я родился и вырос на балтийских болотах».
eNotes.com
Критическая информация о Бродском из серии «Современная литературная критика» Гейла.
«Иосиф Бродский и поэтические произведения, в том числе Vers Libre»
Ежеквартальный литовский журнал искусств и наук 39, вып. 2 (лето 1993 г.)
Иосиф Бродский в новостях
Google Поиск новостей по Иосифу Бродскому
Записи в блоге о Иосифе Бродском, через поиск по блогам Google

1.Современная литературная критика, «Иосиф Бродский», Гейл, 2008. Репродуцировано в Центре литературных ресурсов. Фармингтон-Хиллз, Мичиган: Гейл, 2008. http://galenet.galegroup.com/servlet/LitRC (по состоянию на 5 июня 2008 г.).

Иосиф Бродский Биография, жизнь, интересные факты

Иосиф Александрович Бродский наиболее известный как Иосиф Бродский был русско-американским поэтом и публицистом. Родился 24 мая 1940 года , Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию по литературе 1987 года «за всеобъемлющее авторство, проникнутое ясностью мысли и поэтическим накалом.»Несмотря на то, что Иосиф Бродский родился в Советском Союзе, нарушил некоторые правила и попал на плохую сторону советских властей, поэтому в 1972 году ему настоятельно рекомендовали покинуть страну.

В результате Иосиф Бродский, , уехал в Соединенные Штаты Америки с помощью У. Х. Одена и других сторонников. Находясь там, Иосиф Бродский, преподавал в колледже Маунт-Холиок и таких университетах, как Колумбийский, Йельский, Мичиганский и Кембриджский университет. В 1991 году он был назначен лауреатом поэтессы США.

Ранние годы

Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года. , Александр Бродский и Мария Вольперт Бродские в Ленинграде. Его отец работал фотографом в ВМФ СССР, а мать — профессиональным переводчиком. Из-за своего еврейского статуса семья была маргинализована и жила в крайней нищете. Семья смогла пережить блокаду Ленинграда, так как чуть не умерла от голода. Иосиф Бродский Детство характеризовалось различными осложнениями со здоровьем в результате блокады.В школьные годы Иосиф Бродский чувствовал, что многие учителя были антисемитами, и это делало его похожим на диссидента. Бродский же, напротив, стал известен своим плохим поведением во время уроков. В пятнадцать лет Иосиф Бродский безуспешно пытался поступить в Школу подводников.

Иосиф Бродский затем перешел на работу фрезеровщиком. Позже Бродский задумал стать врачом и начал свои мечты, работая в морге тюрьмы «Кресты», резал и шил тела. Иосиф Бродский позже устроился на работу в госпиталь, судовую котельную, а также отправился в геологические экспедиции. Чтобы продолжить свое образование, он записался на программы самообразования. В этот период он выучил польский и английский, чтобы переводить произведения польских поэтов, таких как Чеслав Милош и английский поэт Джон Донн. Благодаря этому, Иосиф Бродский заинтересовался мифологией, английской и американской поэзией и классической философией.

Ранняя карьера

Приобретая навыки самоучками, Иосиф Бродский начал свою литературную карьеру и переводы в 1955 году.Привет, стихи и другие произведения распространялись тайно, в то время как другие публиковались подпольным журналом Sintakiss (Синтаксис). Иосиф Бродский попал в центр внимания литературных кругов своими стихами «Еврейское кладбище под Ленинградом» и «Паломники» в 1958 году. Работы Бродского были оценены Анной Ахматовой, одним из ведущих поэтов Серебряного века после их знакомства в Москве. 1960.

Иосиф Бродский стал не только его наставником позже, но и через нее и Ленинград; Иосиф Бродский познакомился с молодой художницей Мариной Басмановой.Они полюбили друг друга и начали встречаться, но их история любви закончилась тем, что власти преследовали Иосиф Бродский . Это произошло, когда близкий друг Бродского и поэт Дмитрий Бобышев тоже стал преследовать Марину. Считается, что Дмитрий обличил Бродского и выставил его властям.

Денонсация

Стихи Иосифа Бродского были отмечены в ленинградской газете в 1963 году как порнографические и антисоветские. В результате у него конфисковали его бумаги, допросили и дважды отправили в психиатрическую лечебницу, а затем арестовали.В 1964 году советское правительство обвинило его в социальном паразитизме и в 1964 году судило. Было обнаружено, что его работа и карьера поэта никоим образом не приносили пользу обществу, и поэтому его называли «псевдо-поэтом в вельветовых штанах», который потерпел неудачу. выполнить свой «конституционный долг — честно трудиться на благо Родины». Во время судебного разбирательства судья спросил; Судья спросил: «Кто признал вас поэтом? Кто записал вас в ряды поэтов?» — «Никто, — ответил Бродский, — кто зачислил меня в ряды человеческого рода?» Таким образом, он был приговорен к пяти годам лишения свободы с исправительными работами, отбыв 18 месяцев на ферме в станице Норенская Архангельской области.

Во время его заключения в тюрьму прошли несколько акций протеста видных советских и зарубежных деятелей, таких как Жан-Поль Сартр, Евгений Евтушенко и Дмитрий Шостакович, в результате чего в 1965 году его приговор был прокомментирован. Вернувшись в Ленинград, он продолжает свою литературную карьеру в течение следующих семи лет. . Большинство его работ за это время были опубликованы за границей, а также переведены на английский, немецкий и французский языки. Некоторыми из его работ в это время были стихи и стихи 1965 года, элегия Джону Донну 1967 года и остановка в пустыне 1970 года.Поскольку советская власть считала его изгнанным, Иосиф Бродский , напротив, хотел остаться в своей стране.

В 1971 году Иосиф Бродский дважды получал приглашение переехать в Израиль, но отказывался от поездки. В 1972 году его пригласили в Министерство внутренних дел и спросили, почему он отказался от предложений, но Бродский настаивал на том, что хочет приехать в страну. 4 июня того же года он был отправлен в Вену, Австрия, после того, как власти ворвались в его дом и изъяли его документы.С тех пор он больше не вернулся в Россию и больше не видел свою девушку Басманову. Он познакомился с Карлом Ра Проффером в Австрии, который позже способствовал его переезду в Соединенные Штаты Америки. Он также стал русским издателем Бродского.

США

Иосиф Бродский уехал в США с помощью Карла Ра Проффера и поэта Одена, где поселился в Анн-Арборе. Находясь там, он на год стал постоянным поэтом в Мичиганском университете.С 1973 по 1974 год Иосиф Бродский был приглашенным профессором в Куинс-колледже, Кембриджском университете, Колумбийском университете и Смит-колледже. Джозеф Бродский вернулся в Мичиганский университет, где он преподавал с 1974 по 1980 год. Джозеф Бродский также преподавал в колледже Маунт-Холиок в качестве профессора литературы Эндрю Меллона и профессора литературы пяти колледжей.

Иосиф Бродский стал пятым русским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе.После получения Иосифа Бродского в интервью спросили: «Вы — гражданин Америки, получающий Премию за русскоязычную поэзию. Кто вы, американец или русский?» На что он ответил: «Я еврей; русский поэт, английский публицист — и, конечно же, гражданин Америки».

Личная жизнь

Иосиф Бродский от Марины Басмановой, от которой у него родился сын Андрей. Они договорились, что Марина назовет Андрею свою фамилию, чтобы не допустить его политических преследований.Однако Марине не разрешили посетить Бродского, когда он был сослан, и даже помешали им пожениться. Она больше никогда не видела Бродского, но его сын позже встретился с ним после распада Советского Союза в 1991 году. Позже он женился на Марии Соццани в 1990 году, когда преподавал во Франции. У пары родилась дочь Анна. Бродский умер 28 января 1996 года в возрасте 55 лет в Нью-Йорке. Он был похоронен в некатолической части кладбища Исла-ди-Сан-Микеле в Венеции, Италия.

Награды и почести

Иосиф Бродский получил несколько наград и наград за свою работу, в том числе Нобелевскую премию 1987 года, лауреат поэтессы Соединенных Штатов в 1991 году, премию «Золотой венок вечера поэзии Струги» и премию Международного центра в Нью-Йорке за выдающиеся достижения.Он был удостоен нескольких наград от таких университетов, как Йельский университет, Эссекский университет, Дартмутский колледж и Упсальский университет, а также ряд других.

Коллекция: Собрание Иосифа Бродского | Архивы Маунт-Холиок и Хэмпширского колледжа

Статьи Иосифа Бродского (1940–1996) охватывают период с 1972 по 1996 год, при этом основная часть материалов относится к 1993–1994 годам. Сборник на английском и русском языках состоит из следующих серий: Переписка, Письма, Учебные материалы, Биографическая информация и аудиовизуальные материалы.Большинство из них относятся к курсам поэзии, которые Бродский преподавал в качестве профессора английского языка в колледже Маунт-Холиок. Произведения (1972–1996) включают стихи, опубликованные в New Yorker. Написание включает статьи, опубликованные в New Republic, Chronicle of Higher Education и New Yorker, статьи, опубликованные в New York Times Magazine, и обзоры, опубликованные в New York Times Book Review.
Учебные материалы включают 94 аудиокассеты, на которых записаны все его лекции по русскому языку 230: Поэзия в переводе: Девятнадцатый век, преподаваемому весной 1993 года, и английскому языку 265: Лирическая поэзия, преподаваемому весной 1994 года в колледже Маунт-Холиок. и российский член факультета.Также включены 55 компакт-дисков, которые являются цифровыми заменителями оригинальных аудиокассет, а также транскрипции лекций, прочитанных «Поэзия в переводе: девятнадцатый век». В учебные материалы также включены описания курсов «Поэзия в переводе: девятнадцатый век» и «Лирическая поэзия». В руке Бродского есть конспекты курса, копии чтений курсов и студенческих работ, как оцененных, так и нет. Эти учебные материалы отражают стиль преподавания Бродского и обширные познания в поэтическом жанре.
Биографическая информация включает оригиналы и фотокопии опубликованных стихов, эссе, статей и обзоров Иосифа Бродского в New York Times, New York Times Magazine, New York Times Book Review, New Republic, Chronicle of Higher Education, New York Review и Житель Нью-Йорка. Включены два интервью с Бродским 1986 и 1989 годов, размышления бывшей студентки колледжа Маунт-Холиок Линнет Лабинджер, которая посетила Бродского в 1970 году, статьи, в которых Бродский был удостоен звания «Поэт-лауреат-консультант по поэзии Библиотеки Конгресса» или «Поэт-лауреат» в 1991 году. , а также программы и некрологи, документирующие смерть Бродского в 1996 году, и общественную поминальную службу в колледже Маунт-Холиок, состоявшуюся 20 февраля 1996 года.
Аудиовизуальные материалы включают 3 аудиокассеты, 2 компакт-диска, 3 записи VHS, 1 катушку 35-мм пленки и 1 DVD с лекциями, чтениями, речами и панельными дискуссиями, проводимыми или проводимыми Бродским, а также поминальную службу колледжа Маунт-Холиок в честь Бродского после его смерти в 1996 г. и празднования годовщины 8 октября 2010 г., организованного Департаментом российских исследований на DVD.
Вспоминая Иосифа Бродского | Колледж Маунт-Холиок
Иосиф Бродский начал преподавать в Маунт-Холиок в 1974 году.Последние пятнадцать лет своей жизни до своей смерти в 1996 году он был профессором литературы в колледже Эндрю У. Меллона. Он умер в возрасте пятидесяти пяти лет. Он был лауреатом Нобелевской премии по литературе в 1987 году и был назначен лауреатом поэтессы Соединенных Штатов в 1991 году.
Иосиф Бродский, профессор литературы Эндрю Меллона, умер 28 января в Нью-Йорке, по-видимому, от сердечного приступа. Известному поэту, лауреату Нобелевской премии и бывшему лауреату поэтессы США было пятьдесят пять лет.
Прославленный как один из величайших поэтов своего поколения, творчество Бродского привело к преследованиям со стороны правительства в его родном Советском Союзе, включая полуторагодовые каторжные работы в арктическом трудовом лагере.Бродский живет в Соединенных Штатах с момента его изгнания из СССР в 1972 году и с 1981 года преподает английскую и русскую литературу на горе Холиок.
Хотя Бродский больше всего известен как поэт, он также публиковал очерки, пьесы и прозаические произведения. Он писал на английском и русском языках и получил награды, включая премию Макартура 1981 года, премию Национального кружка книжных критиков 1986 года и Нобелевскую премию 1987 года по литературе. В качестве поэта-лауреата в 1991 году Бродский боролся за то, чтобы поэзия стала доступной для людей из всех слоев общества.«Поэзия — это, пожалуй, единственная страховка … от вульгарности человеческого сердца, и она должна быть доступна каждому по низкой цене», — сказал он однажды.
Джозеф Эллис, профессор истории Фонда Форда, сказал о Бродском: «Я всегда буду помнить его в полной мере. Он учил так, прося студентов плыть с ним внутри языка, где, как он считал, боги и истины живут вечно. » Питер Скотто, доцент кафедры русского языка, сказал, что студенты, посещавшие курсы Бродского, «имели честь слышать, как великий поэт вслух думает о других очень великих поэтах.Он оказал реальное влияние на жизнь ряда своих учеников ».
Одна из них, Джессика Йокум ’96, вспоминает Бродского как «невероятного профессора и поэта. Он хотел, чтобы мы понимали больше, чем написанные на странице слова, смотрели сквозь них и использовали их как окно в душу поэта. Затем меня поразило: я узнал об этих поэтах от этого человека, который сидел в первых рядах класса и бросал пепел в чашку кофе, который теперь считался величайшим поэтом России ». Но, несмотря на свою всемирную известность, Скотто сказал, что самый верный способ рассердить Бродского — это относиться к нему как к знаменитости.«Вы знали о величии поэта, с которым имеете дело, но в то же время Бродский был настоящим человеком».
В часовне аббатства прошла панихида по Бродскому в кампусе в честь его памяти и достижений.
MHC отпраздновал 70-ю годовщину со дня рождения Иосифа Бродского, проведя мероприятие в New York Room и Sycamores 8 октября 2010 года. Среди спикеров были президент Линн Паскерелла, сенатор Розенберг и другие VIP-персоны. Подробнее …
Дополнительная литература
В честь Иосифа Бродского
Иосиф Бродский был одним из величайших поэтов прошлого века.Его работы можно прославить многими вещами, но для меня Бродский особенно выделяется как мост между культурами. Он происходил из того же уголка земли, что и некоторые другие, которые играли эту роль посредничества, такие как Адам Мицкевич в прошлом веке или Чеслав Милош, его ближайший современник. И, как и Милош, Бродский пробился в новый мир, погрузился в еще один новый язык и культуру и добился поразительного успеха в этом. Его успехов и признаний слишком много, чтобы перечислить, но нельзя пройти мимо того факта, что он получил Нобелевскую премию и стал поэтом-лауреатом Соединенных Штатов.И в фундаментальном смысле волшебны не только стихи Бродского, но и его жизнь одновременно волшебная и поэтическая. Это не было поэтично в банальном, милом викторианском стиле. Он говорил поэзию тихой, упорной убежденности, благородства духа и героизма как в малых, так и в больших вещах.
К поэзии жизни Бродского принадлежит сцена из его процесса в советском суде по обвинению в тунеядстве ( ?????????? ) в 1964 году.
?????:? ?????? ????? ???? ??????????????
????????: ????.???? — ??????????.
?????:? ??? ??? ???????, ??? ?? ????? ??? ????????? ??? ? ???????
????????: ?????. (??????). ? ??? ????????? ???? ? ???? ??????????????
?????:? ?? ??????? ??????
????????: ????? ?????: ????? ???? ??????? ?? ???????? ??????? ???, ??? ???????… ??? ????…
????????:? ?? ?????, ??? ??? ?????? ????????????.
?????:? ??? ???
????????:? ?????, ???… (??????????)… ?? ????…
Cissie Dore Hill отлично справляется с переводом этого текста на английский (но я немного повозился с этим):
Суд: А вообще какая у вас профессия?
Бродский: Я поэт и поэтический переводчик.
Суд: Кто признает вас поэтом? Кто записал вас в ряды поэтов?
Бродский: Никто. Кто зачислил меня в ряды человечества?
Суд: Вы это изучали?
Бродский: Это?
Суд: Как стать поэтом. Вы даже не пробовали заканчивать школу, где готовят… преподают?
Бродский: Не думал, что тебе это дадут в школе.
Суд: Как тогда?
Бродский: Я думаю, что это… от Бога.
Друзья Иосифа во главе с Михаилом Барышниковым организуют благотворительный ужин и концерт в поддержку Фонда стипендий Иосифа Бродского, и мне приятно быть среди них.Мероприятие состоится в 20:00. 13 февраля 2008 года в Центре искусств Барышникова, 450 West 57th Street в Нью-Йорке. Я хотел бы пригласить всех моих читателей посетить это достойное мероприятие и поддержать его. Программа и информация по обеспечению билетов следует.
Камерный оркестр Кремля, Миша Рахлевский, дирижер, Юлия Коган, Сопрано
Эскендер Бекмамбетов, «Там…» цикл песен на стихи Иосифа Бродского по заказу Камерного оркестра Кремля
Вольфганг Амадей Моцарт, Дивертисмент in D, K.136
Франц Йозеф Гайдн, Квартет фа мажор, соч. 3, № 5: II. Серенада, Квартет ре мажор, соч. 64, № 5: IV. Vivace
Альфред Шнитке, «Moz-Art à la Гайдн», для скрипок с оркестром
Билеты:
Концерт и предконцертный прием: 150 долларов США (120 долларов США без вычета налогов)
Ужин, концерт и прием: 350 долларов США (230 долларов США без учета налогов)
Благодетель: 500 долларов США (370 долларов США без учета налогов)
Для получения билетов или получения дополнительной информации звоните 212 645 3346 или [адрес электронной почты]
Стипендиальный фонд имени Иосифа Бродского является освобожденной от уплаты налогов организацией по 501 (c) (3)
Крещение Иосифа Бродского
Крещение Иосифа Бродского
Московский писатель и литературовед Владимир Бондаренко заканчивает работу над книгой об Иосифе Бродском из популярной серии «Жизни замечательных людей».Путешествуя по миру, «преследуя» Бродского и информацию о нем, Владимир направился из Нью-Йорка и Венеции в Вологодскую область в России, где он хотел найти церковь, в которой был крещен будущий поэт.
Иосиф Бродский два года жил в Череповце, промышленном городе на севере России, куда мать привезла его в возрасте двух лет на время блокады Ленинграда. Ни избы, где жила семья Бродских, ни лагеря для военнопленных, где работала мать будущего поэта, не сохранились.А в путеводителе, рассказывающем туристам о городе, упоминается Иосиф Бродский, предположительно живший здесь какое-то время. Мы посетили несколько улиц, где, по некоторым данным, юный Иосиф жил с матерью, а также музейную экспозицию, посвященную Бродскому; осмотрел вокзал, о котором позже вспоминал Бродский в интервью, и прогулялся по роще, где когда-то располагался лагерь НКВД (на этом месте теперь красуется новенькая церковь), где работала будущая мама поэта. Когда мы переходили узкую речку Ягроба по мосту, Владимир Бондаренко рассказал историю: «А это, должно быть, та самая река, которую Иосиф с мамой пересекли на маленькой лодке».Она торговала вразнос, и маленький сын спросил: «Мама, а когда мы будем спускаться ко дну? Мария Моисеевна любила рассказывать этот эпизод.
Владимир Бондаренко является автором более десятка книг — в советское время он поддерживал переписку с Бродским. Он считает, что общение с людьми на улице — не менее эффективный научный метод, чем работа в архиве. Таксисты, прохожие, товарищи… он все рассказал о книге, над которой работает, и о церкви, которую ищет.Что, если кто-то знает или помнит какие-то факты? Информации мало: известно только, что двухлетний Бродский крестился либо в Череповце, либо поблизости. Имя этому месту дали исследователи Бродского: Степановское или Степаново. Мы используем нашу карту, чтобы найти два места под названием Степаново и Степановское. Но они лежат слишком далеко и не кажутся подходящими местами.
Наконец, таксист средних лет, треть опрошенных, вспоминает село Носовское в 6 км от города.Некоторые пассажиры привыкли называть его Стефановским, хотя его давно переименовали. И там есть церковь. Мчимся туда. Церковь действительно стоит там бело-голубой красавицей, носящей имя святых Иохакима и Анны. На пороге сидит и умывается белый двухкрашенный кот с черными пятнами. Писатель Бондаренко с ликованием говорит: Бродский был без ума от кошек, так что этот котик — хороший знак. Входим в церковь. К счастью, внутри находится священник Валерий Белов. Он подтвердил, что это единственный храм, действовавший в окрестностях Череповца во времена Великой Отечественной войны.Поэтому Бродского Иосифа Бродского нельзя было крестить в другом месте в 1942 году. Пока мы говорили, люди с младенцем с трудом пробирались в храм. Эти местные жители принесли на крещение белокурую малышку Светлану. Она ровесница Бродского, когда его сюда привели, — торжествующе шепчет мне на ухо Бондаренко. «Это еще одно совпадение», — говорит он, сияя, как успешный охотник за сокровищами.
Наш разговор об Иосифе Бродском, жизнь и творчество которого Владимир Бондаренко занимается более 30 лет, проходил на скамейке у входа в церковь.В тот солнечный день из церкви доносился плач Светланы, а черно-белый кот, греясь в солнечных лучах, дремал. Божья благодать!
Как вы думаете, почему это та самая церковь, где крестили младенца Бродского?
Двухлетнего Иосифа Бродского крестили во время своего пребывания в Череповце в одной из поместных церквей, о которой мать поэтов Мария Моисеевна рассказала своей ближайшей подруге Наталье Грудининой, которая впоследствии обнародовала этот факт. Учитывая безупречную репутацию обеих женщин, у нас нет причин не доверять их показаниям.Мама Бродских упомянула, что обряд крещения прошел благодаря череповецкой няне маленького Иосифа. Об этом говорят многие биографы. Никто никогда не искал конкретную церковь, в которой проходило его крещение, поэтому я решил ее найти и узнал, что в городе Череповце в 1942 году не было действующих церквей, а в окрестностях почти не было. В академических исследованиях блестит название деревни, в которой мог креститься Бродский: Степановское или Стефановское.Не обошлось и без трудностей, но мы все же нашли. Все совпало: литургии в храме Иоакима и Анны возобновились в октябре 1942 года.
Хорошо, что место крещения установлено. Чем это может помочь пониманию жизни и творчества Бродских?
На мой взгляд, это красноречивый факт, подтверждающий, что Иосиф Бродский был верующим и православным поэтом на протяжении всей своей жизни, хотя он никогда не заявлял об этом прямо. Внимательный читатель увидит это в его стихах.Возьмем, к примеру, рождественские стихи Бродского: начиная с 1961 года и до конца жизни Бродский писал стихи, посвященные Рождеству. Это могли бы быть его лучшие реплики, полные внутренней силы. Сам факт обращения к рождественским и божественным мотивам сам по себе недостаточен для доказательства христианской принадлежности авторов. Бог часто упоминается и в строфах Маяковского, но мы чувствуем, что они написаны убежденным атеистом. Если согласиться с тем, что Бродский крестился и знал об этом, его стихи на эту тему приобретают иной смысл, тем более что скептическое отношение к христианству Бродского широко распространено среди учеников Бродского, которые считают его рождественские стихи чем-то вроде забавы или пародии.Я считаю, что это ключевая линия и мотив его поэзии и, возможно, единственное, о чем он серьезно размышлял без присущей ему тени иронии. Почему он не сказал прямо о своей вере? Его американское окружение в основном состояло из неверующих, которые, вероятно, убедили его, что глубокая вера не модна и неуместна. А вот Бродского видели с крестом на шее, и это факт.
Вы упомянули, что встречались с Бродским лично. При каких обстоятельствах вы познакомились?
Было несколько встреч, в том числе в его квартире в знаменитом доме Мурузи на Литейном проспекте.Нас познакомил друг с другом Евгений Рейн, близкий друг Бродского. Иосиф к тому времени только что вернулся из архангельской ссылки. В то время я писал чрезвычайно авангардные стихи. Бродский был в моих глазах седым условником, и я не испытывал к нему особого благочестия, но уважал его как мастера глагола и решил показать ему свои стихи. Я позвонил ему, зашел к нему и вручил тетрадь. Через некоторое время мы снова встретились, и Джозеф пересмотрел мои стихи, подвергнув их резкой критике.Собственно говоря, он ненавидел авангард как в поэзии, так и в изобразительном искусстве. Обычно я хладнокровно отношусь к критике, но рецензия Бродского произвела на меня огромное впечатление. Он, наверное, прямо и прямо сказал мне, что я чувствую к своим стихам в глубине души. Он выпрямил мою голову, и я перестал писать стихи и постепенно перешел в консервативный лагерь. После этого было еще несколько встреч и телефонных разговоров. Последний наш разговор произошел, когда он жил в США.Во время одного из своих приездов в Америку я позвонил ему и предложил встретиться, но мы не могли найти время, которое подошло бы нам обоим.
Когда вы начали изучать жизнь и наследие Бродского?
Я интересовался его поэзией давно, и тогда, когда его стихи публиковались в подполье, и когда светились толстые тома и сборники его произведений. Став литературным критиком, я опубликовал много статей на стихи Бродского и факты из его жизни. Параллельно побывал на многих сайтах, связанных с Бродским.Идея написать книгу пришла мне в голову, когда я работал над лермонтовскими рецензиями на серию ЖЗЛ. Я передал это исследование издателю и предложил написать еще одну книгу о Бродском. Издатель принял этот план. Я работаю над этой книгой уже пару лет, обобщая факты и находки, которые я собирал более 30 лет.
Какова цель этой книги? Как он покажет Бродского в новом или ином свете?
Вы правы, если автор не преследует какую-то особую цель, нет смысла браться за такой проект и повторять давно всем известные вещи.Например, моя книга о Лермонтове имеет подзаголовок «Мистический гений». Это может быть первая книга, в которой Лермонтов описывается как мистик или провидец, творчески развивший идиосинкразию своего далекого предка, шотландского поэта Томаса Лермонта. Для своей книги о Бродском я выбрал очень простой, но информативный подзаголовок «Русский поэт» и следующую цитату Бродского: «Я русский поэт, даже если этнический еврей». Он считал себя русским и даже христианским поэтом. Этот момент лежит в основе всей моей книги.На его страницах я прослеживаю христианскую русскость в лучших стихах Бродского. Просто прочтите его стихотворение Народ , в котором Анна Ахматова увидела гениальный ход. Бродский излагает там свое творческое словечко и говорит, что он неотъемлемая часть русского народа и его певца. Я становлюсь ближе к своему народу; приблизиться к великой реке, выпить великое выражение, слиться с ней. На протяжении всей своей жизни он чувствовал эту связь с русским народом и языком. Ведь именно северная ссылка в станицу Норинскую Архангельской области сделала Иосифа Бродского великим поэтом.Именно там молодой петербургский поэт, писавший талантливые, но лишние и несколько суетливые стихи, приобрел и свою небесную возвышенность, и изъеденную молью русскость. Там он написал следующие строки: «Бог не живет в деревнях на углах, как пытаются доказать насмешники». Он освящает крышу и посуду, честно разделяя двери пополам. Неслучайно Бродский, впоследствии живший в красивейших местах мира, называл ссылку на Норинскую лучшим периодом своей жизни.Это было его Михайловское.
Почему он не вернулся на родину в годы перестройки или в начале 1990-х?
Я уверен, что если бы Бродский не умер так рано в 1996 году, он бы рано или поздно вернулся в Россию. Допустим, он может приехать на какое-то время. Известно, что он был близок к тому, чтобы побывать в родном Ленинграде, даже ходил покупать билеты. Но что-то его остановило. У меня даже есть своя версия, почему это произошло. Я считаю, что причины кроются в любовном, а не в политическом измерении.Иосиф Бродский не хотел возвращаться к руинам любви всей его жизни. О донжуановском списке Бродского написано много, но мне кажется, что он действительно любил в своей жизни только одну женщину — Марину Басманову. При жизни он посвятил этой женщине свои лучшие стихи. Она так и не вышла за него замуж, и они расстались. Даже будучи всемирно известным поэтом, живущим на Западе, Бродский отправлял Марине приглашения и пытался встречаться с ней, но безуспешно. И я считаю, что он не хотел ехать туда, где находился объект его несчастной любви.Эту версию я выкладывал в своих статьях. Между прочим, Марина Басманова еще жива и сохранила независимый нрав. Она не общается с журналистами и не дает интервью. Я знаю ее довольно давно и приложил огромные усилия, чтобы убедить ее написать мемуары. Я все время говорю ей: ты муза великого поэта, ты Беатрис, ты Лаура Я предлагаю прийти к ней домой с диктофоном, чтобы записать свои воспоминания на пленку, а затем точно скопировать записи на бумагу.Она не хочет.
Бродский пытался писать стихи на других языках
Да, был, но довольно быстро отказался от этих попыток. После его переезда в США был период, когда он решил порвать с одной империей и ассимилироваться с другой в меру своих возможностей. Об этом он сам упоминал в стихах и интервью. Бродский начал писать по-английски, он получился блестящим обозревателем, но жалким поэтом, писавшим скучные и лишние стихи.Его поэтические коллеги, в основном носители английского языка, высмеивали его английские стихи. С тех пор и до самой смерти Бродский писал стихи только на русском языке.
Было ли ему что-нибудь сказать о Советском Союзе и советской политике, когда он жил на Западе? Журналисты, берущие у него интервью, наверняка задавали такие вопросы?
Конечно, знали, но он уклонился от этой темы. Он не хотел вести войну с Советской властью и очернять Советское государство, хотя многие ожидали этого от него как от иммигранта.Он почти никого не боялся после того, как стал лауреатом Нобелевской премии, но он демонстративно избегал вмешательства в политические дела. Он не хотел становиться антисоветским рупором, понимая подлость своего статуса.
Почему в последние годы вокруг имени Бродского бушуют войны? Скрещиваются мечи и образуются кланы его друзей и псевдодрузей
Я думаю, причина в том, что Иосиф Бродский при жизни был чрезвычайно независим, как поэт, так и как личность, и никогда не принадлежал ни к какому клану.Все пытались и до сих пор пытаются причислить его к своим товарищам, но потом понимают, что это неуловимая попытка.

Особый статус: Иосиф Бродский и его место в истории ХХ века | Статьи

Место в строю

Противостояние

Изгнание

Нобелевка, психбольницы, ресторан «Самовар» и котики – The City, 23.05.2020

А – Александр Бродский

Б – блокада

В – Венеция

Д – деревня Норинская

Е – Евгений Рейн

З – завод

К – котики

Л – ливерпульская четверка

М – М. Б. и другие М.

Н – Нью-Йорк

О – очки

П – премия

Р – ресторан

С – суд

Т – травля

У – университеты

Ф – философия

Ш – шизоидное расстройство личности

Э – эмиграция

Я – январь

Иосиф Бродский — писатель,драматург,автор, фото, факты из биографии, события на listim.com

«И перебраться в Новый Свет». Воспоминания об Иосифе Бродском

Иосиф Бродский – библиофил. Воспоминания Александра Рабиновича

У Иосифа Бродского была удивительная манера себя нести — Российская газета

Писатель, лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский — Биографии и справки

Иосиф Бродский — Факты — NobelPrize.org

Жизнь

Работа

Иосиф Бродский Биография, жизнь, интересные факты

Ранние годы

Ранняя карьера

Денонсация

США

Личная жизнь

Награды и почести

Коллекция: Собрание Иосифа Бродского | Архивы Маунт-Холиок и Хэмпширского колледжа

Вспоминая Иосифа Бродского | Колледж Маунт-Холиок

Дополнительная литература

В честь Иосифа Бродского

Крещение Иосифа Бродского

Добавить комментарий Отменить ответ