«Ифигения в Авлиде». Краткое содержание трагедии Еврипида
Начиналась Троянская война. Троянский царевич Парис обольстил и похитил Елену, жену спартанского царя Менелая. Греки собрались на них огромным войском, во главе его встал аргосский царь Агамемнон, брат Менелая и муж Клитемнестры — сестры Елены. Войско стояло в Авлиде — на греческом берегу, обращённом к Трое. Но отплыть оно не могло — богиня этих мест Артемида, охотница и покровительница рожениц, наслала на греков безветрие или даже противные ветры.
Реклама:
Почему Артемида это сделала — рассказывали по-разному. Может быть, она просто хотела защитить Трою, которой покровительствовал ее брат Аполлон. Может быть, Агамемнон, на досуге развлекаясь охотою, одной стрелою поразил лань и не в меру гордо воскликнул, что сама Артемида не ударила бы метче, — а это было оскорблением богине. А может быть, случилось знаменье: два орла схватили и растерзали беременную зайчиху, и гадатель сказал: это значит — два царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева Артемиды, покровительницы беременных и рожениц.
Артемиду нужно умилостивить.
Как умилостивить Артемиду — об этом рассказ был только один. Гадатель сказал: богиня требует себе человеческой жертвы — пусть на алтаре будет зарезана родная дочь Агамемнона и Клитемнестры, красавица Ифигения. Человеческие жертвы в Греции давно уже были не в обычае; а такая жертва, чтобы отец принёс в жертву дочь, была делом совсем неслыханным. И все-таки жертву принесли. За Ифигенией послали гонцов: пусть ее привезут в греческий стан, царь Агамемнон хочет выдать ее замуж за лучшего греческого героя — Ахилла. Ифигению привезли, но вместо свадьбы ее ждала смерть: ее связали, завязали ей рот, чтобы крики ее не мешали обряду, понесли к алтарю, жрец занёс над нею нож… Но здесь богиня Артемида смилостивилась: она окутала алтарь облаком, бросила под нож жреца вместо девушки жертвенную лань, а Ифигению унесла по воздуху на край земли, в Тавриду, и сделала там своей жрицей. О судьбе Ифигении в Тавриде Еврипид написал другую трагедию. Но никто из греков не догадывался о случившемся: все были уверены, что Ифигения пала на алтаре.
И мать Ифигении, Клитемнестра, затаила за это смертную ненависть к Агамемнону, своему мужу-детоубийце. Сколько страшных дел последовало за этим, покажет потом Эсхил в своей «Орестее».
Реклама:
Вот об этом жертвоприношении Ифигении и написал свою трагедию Еврипид. В ней три героя: сперва Агамемнон, потом Клитемнестра и, наконец, сама Ифигения. Начинается действие разговором Агамемнона со своим верным стариком рабом. Ночь, тишь, безветрие, но в сердце Агамемнона нет покоя. Хорошо рабу: его дело — послушание; тяжело царю: его дело — решение. В нем борются долг вождя: повести войско к победе — и чувство отца: спасти свою дочь. Сперва долг вождя пересилил:
он послал в Аргос приказ привезти Ифигению в Авлиду — будто бы для свадьбы с Ахиллом. Теперь пересилило чувство отца: вот письмо с отменой этого приказа, пусть старик как можно скорее доставит его в Аргос к Клитемнестре, а если мать с дочерью уже выехали, пусть остановит их в дороге и вернёт назад. Старик уходит в путь, Агамемнон — в свой шатёр; всходит солнце.
Появляется хор местных женщин: они, конечно, ни о чем не знают и в долгой песне искренне прославляют великий задуманный поход, перечисляя вождя за вождём и корабль за кораблём.
Реклама:
Песня хора обрывается неожиданным шумом. Раб-старик недалеко ушёл: при выходе из лагеря его встретил тот, кому эта война нужнее и дороже всего, — царь Менелай; недолго думая, он отнял тайное письмо, прочитал его и теперь осыпает Агамемнона укорами: как, он изменил себе и войску, он приносит общее дело в угоду своим семейным делам — хочет сохранить дочь? Агамемнон вспыхивает: не Менелай ли затеял все это общее дело в угоду собственным семейным делам — чтобы вернуть жену? «Тщеславец! — кричит Менелай, — ты домогся командования и слишком много берёшь на себя!» «Безумец! — кричит Агамемнон, — много я беру на себя, но греха на душу не возьму!» И тут — новая пугающая весть: пока братья спорили, никем не предупреждённая Клитемнестра с Ифигенией уже подъехала к лагерю, войско уже знает об этом и шумит о царевниной свадьбе.
Агамемнон поникает: он видит, что одному против всех ему не выстоять. И Менелай поникает: он понимает, что конечный виновник гибели Ифигении — все-таки он. Хор поёт песню с любви доброй и недоброй: недоброй была любовь Елены, вызвавшая эту войну.
Реклама:
Въезжают Клитемнестра и Ифигения, сходят с колесницы; почему так печально встречает их Агамемнон? «Царские заботы!» Точно ЛИ Ифигению ожидает свадьба? «Да, ее поведут к алтарю». А где же свадебная жертва богам? «Ее я и готовлю». Агамемнон уговаривает Клитемнестру оставить дочь и вернуться в Аргос. «Нет, никогда: я — мать, и на свадьбе я — хозяйка». Клитемнестра входит в шатёр, Агамемнон идёт в лагерь; хор, понимая, что жертвы и войны не миновать, заглушает печаль песней о грядущем падении Трои.
За всем этим остался забыт ещё один участник действия — Ахилл. Его именем воспользовались для обмана, не сказавши ему. Сейчас он как ни в чем не бывало подходит к шатру Агамемнона:
долго ли ждать похода, воины ропщут! Навстречу ему выходит Клитемнестра и приветствует его как будущего зятя.
Ахилл в недоумении, Клитемнестра — тоже; нет ли здесь обмана? И старик раб раскрывает им обман: и умысел против Ифигении, и мучения Агамемнона, и его перехваченное письмо. Клитемнестра в отчаянии: она с дочерью в ловушке, все войско будет против них, одна надежда — на Ахилла, ведь он обманут так же, как они! «Да, — отвечает Ахилл, — я не потерплю, чтобы царь играл моим именем, как разбойник топором; я воин, я повинуюсь начальнику на благо дела, но отказываюсь от повиновения во имя зла; кто тронет Ифигению, будет иметь дело со мной!» Хор поёт песню в честь Ахилла, поминает счастливую свадьбу его отца с морской богиней Фетидой — такую непохожую на нынешнюю кровавую свадьбу Ифигении.
Реклама:
Ахилл ушёл к своим воинам; вместо него возвращается Агамемнон: «Алтарь готов, пора для жертвоприношенья» — и видит, что его жена и дочь уже все знают. «Ты готовишь в жертву дочь? — спрашивает Клитемнестра. — Ты будешь молиться о счастливом пути? и о счастливом возврате? ко мне, у которой ты отнимаешь невинную дочь за распутницу Елену? к ее сёстрам и брату, которые будут шарахаться от твоих кровавых рук? и даже не побоишься правой мести?» — «Пожалей, отец, — заклинает Ифигения, — жить так радостно, а умирать так страшно!» — «Что страшно и что не страшно, я знаю сам, — отвечает Агамемнон, — но вот в оружии стоит вся Греция, чтобы чужеземцы не позорили ее жён, и для неё мне не жаль ни своей крови, ни твоей».
Он поворачивается и уходит; Ифигения жалобной песней оплакивает свою судьбу, но слова отца запали ей в душу.
Возвращается Ахилл: воины уже знают все, весь лагерь кипит и требует царевну в жертву, но он, Ахилл, будет ее защищать хотя бы один против всех. «Не нужно! — выпрямляется вдруг Ифигения. — Не обнажайте мечей Друг на друга — сберегите их против чужеземцев. Если речь идёт о судьбе и чести всей Греции — пусть я буду ее спасительницей! Правда сильнее смерти — я умру за правду; а мужи и жены Греции почтят меня славой». Ахилл в восхищении, Клитемнестра в отчаянии, Ифигения запевает ликующую песнь во славу кровожадной Артемиды и под эти звуки идёт на смерть.
Реклама:
Здесь обрывается трагедия Еврипида. Дальше следовала концовка — в вышине появлялась Артемида и возвещала страждущей Клитемнестре, что дочь ее будет спасена, а под ножом погибнет лань. Потом приходил вестник и рассказывал Клитемнестре, что он видел, когда совершалось жертвоприношение: чин обряда, муки Агамемнона, последние слова Ифигении, удар жреца, облако над алтарём и ветер, вздувший наконец паруса греческих кораблей.
Но эта концовка сохранилась только в поздней переделке; как откликалась на это Клитемнестра, как зарождалась в ее сердце роковая мысль о мести мужу, мы не знаем.
Пересказал М. Л. Гаспаров. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1997. — 848 с.
Читать онлайн «Ифигения в Авлиде», Еврипид – Литрес
Действующие лица
Агамемнон
Старик
Хор халкидских женщин
Менелай
Вестник
Клитемнестра
Ифигения
Ахилл
Действие происходит в стане ахейцев под Авлидой.
Агамемнон
Выходи из шатра на поляну, старик;
Ты мне нужен.
Старик
(за сценой)
Иду. В чем же замысел твой,
Агамемнон-отец?
Агамемнон
Поспешай.
Старик
Я спешу.
Моя старость, владыка, – бессонный покой,
А глаза у нее, что два сторожа, бдят.
Агамемнон
Этот яркий пловец… Как зовешь ты его?
Старик
Это – Сириус, царь; под седьмицей Плеяд
Он плывет; половинный лишь пройден им путь.
Агамемнон
И кругом – тишина: не проснулись грачи[2],
Не шелохнется море; могучий Еврип[3]
Точно скован воздушным молчаньем.
Старик
Но зачем же ты сам о палатке забыл,
Агамемнон-владыка? В Авлиде покой;
На стенах даже стража недвижно стоит.
Не вернуться ль в шатер?[4]
Агамемнон
Как ты счастлив, старик!
Как завидны мне все, что в безвестности век
Свой исполнить могли! А на славы верхах —
О, не стал бы я этих людей величать!
Старик
Но не там ли всей жизни найдешь красоту?
Агамемнон
Да, найдешь; да надолго ль? Приманка сладка,
А откусишь – претит.
Наше счастье разрушит, иль прихоть людей
Его злобно на клочья истреплет…
Оскорбленный ли богСтарик
Недостойное слово промолвил ты, царь!
Иль ты мнил, на бессменное счастье тебя,
Агамемнон, родил повелитель Атрей?
Боги смертнорожденному в долю дают
Лишь с печалями счастье; и рад ли, не рад —
Но ты должен веление божье терпеть.
Ты ж, светильника блеском шатер озарив,
Покрывал письменами скрижаль[5]… у тебя
И поныне в руках она; пишешь слова —
И стираешь опять; вот печатью скрепил —
Глядь, уж сорвана вновь она, оземь доску
Ты бросаешь, и слезы текут из очей.
Уж порой мне казалось, безумец сидит
Предо мною в шатре. Что терзает тебя?
Что случилось с тобой, государь? О, скажи
Мне доверия слово: я верен тебе.
Ведь недаром же в брачное вено меня
В твой чертог снарядил повелитель Тиндар
Провожатым почтенным невесты!
Агамемнон
Трех дочерей на свет явила Леда[6]:
Звалася Фебой первая из них,
Жена моя, вторая, Клитемнестрой,
И младшая Еленой.Женихов
Прославленных в Элладе и могучих
Ее краса манила, и вражды
Зажглось меж ними пламя: уж носились
Кровавые угрозы по устам,
Суля ее избраннику расправу…
Уж голову старик Тиндар терял,
Ее отец, колеблясь, выдавать ли,
Иль лучше дочь совсем не выдавать, —
И вдруг его решенье осеняет —
И юношам он молвит: “Женихи,
Клянитесь мне, соединив десницы
И пепел жертв обильно оросив,
Спасать от бед избранника невесты,
И если кто, будь варвар то иль грек,
Столкнув его с Елениного ложа,
Тиндара дочь в свой город увезет, —
Клянитесь мне разрушить стены вражьи”,
Так царь Тиндар, опутав женихов
И клятвою связав их, дочке отдал:
“Любого, дочь, ты выберешь – плыви,
Куда влечет Киприды дуновенье”.
Был выбором отмечен Менелай.
О, горе нам!.. Но годы шли… Фригиец,
Решивший спор богинь[7] – так говорит
Предание, в Лакедемон приехал:
Цветами на одеждах ослепив,
Весь золотом увешанный, как варвар,
С царицею влюбленный Приамид
Влюбленною уплыл к родимой Иде[8],
Пока по свету ездил Менелай…
Но вот домой вернулся царь: язвимый
Любовью и обидою, он шлет
Во все края Эллады, чтоб о клятве
Припомнили ахейцы… На призыв
Воздвиглись копья мигом и немедля
Среди щитов блестящих женихи
Под парусом, на бранных колесницах,
Близ тесных вод авлидских собрались
И стали лагерем.
Поручено по выбору… Еще бы,
Ведь Менелай мне брат. О, эту честь,
А с ней и жезл охотно бы я отдал!
Окончены все сборы, и давно
К отплытию готов наш флот, да ветра
Бог не дает… И вот Калхант-вещун
Средь воинов, безвременьем томимых,
Изрек, что царь и вождь Агамемнон
Дочь Ифигению, свое рожденье, должен
На алтаре богини заколоть,Царицы гладей этих. “Если, молвил,
Заколете девицу, будет вам
И плаванье счастливое, и город
Вы вражеский разрушите, а нет —
Так ничего не сбудется”. Об этом
Пророчестве узнав, оповестить
Через Талфибия-герольда приказал я
Дружины наши известить, что дочь
Я никогда зарезать не отважусь.
Увы! Зачем меня речами брат
Сумел склонить на злое дерзновенье?
Вот на таком же складне написав,
Безумное я отдал приказанье
Жене, чтобы сюда прислала дочь:
Мол, Ахиллес ей руку предлагает…
А к тем словам добавил, что герой
Не хочет с нами разделить похода,
Коль в жены Ифигению ему
Я не отдам и ложа не разделит
Во Фтии с ним царица… Я в письме
Перед женою лгал, блестящим браком
Ее прельстить желая… И об этом
Здесь знают только трое: Менелай
Да Одиссей с Калхантом.
Позорное отброшено, – теперь
Как следует я все списал на эту
Дощечку, и сегодня ты, старик,
Меня как раз за этим ночью видел,
Когда печать срывал я и лепил.
Иди, старик, с моим посланьем в Аргос;
А чтоб ты знал, какую весть несешь,
Я верному слуге жены и дома
Ее сейчас словами передам…
А мне начальство
О, решеньеСтарик
Объясни же мне речью посланье твое,
Чтобы с записью вровень вещал мой язык.
Агамемнон
“Чадо Леды, тебе мой приказ,
А что раньше прочла – позабудь!..
На глубокую заводь Евбеи
Деву-дочь, царица, не шли
К бесприбойным, авлидским брегам…
Брачный факел ее сбережем
Мы до лучших дней, Тиндарида…”
Старик
А что будет с Ахиллом? Не стерпит гордец,
Что лишился невесты он: пламенный гнев
На тебя он воздвигнет и Ледину дочь, —
Он опасен; скажи, ты подумал о нем?
Агамемнон
Ничего он не знает; лишь имя его,
Не спросясь, я использовал.
Женихом я Пелида, и деву ему
Для любовных объятий вотще посулил:
Его слуха та весть не коснулась.
Всуе нарекСтарик
Как? Ты сына богини нарек женихом,
Чтоб невесту отправить под нож, на алтарь?
Дерзновенна же мысль, Агамемнон, твоя!
Агамемнон
О, безумье меня охватило.
Был опутан грехом[9] мой рассудок!
Но спеши, дорогой, и лета позабудь
На стопах окрыленных!
Старик
Мой царь, я готов.
Агамемнон
Не хоти отдохнуть ни в дубравы тени,
Ни у струй ручейка: пусть целительный сон
Не чарует очей утомленных.
Старик
Сохрани меня бог!
Агамемнон
На распутиях ты
Напрягай свои очи и зорко следи,
Не несет ли четверка летучих коней
По дороге повозку, и в ней мою дочь
К нашей ставке морской.
Старик
Твое слово – закон.
Агамемнон
А коль встретишь царевну вне стен городских,
Окруженную свитой, вскочи на возок,
У возницы поводья схвати – и назад
Их к творению древних киклопов[10] гони!
Старик
Но поверят ли мне твоя дочь, господин,
И царица твоя?
Агамемнон
На скрижали печать —
Береги ее. В путь! Уж белеет восток.
Недалеко заря и ретивый огонь
Скакунов Гелиоса. Старик, услужи!
Старик уходит.
О, стремления смертных! Никто не блажен
До конца своей жизни, – улыбка богов
Ненадолго нам светит. Трудись же, борись —
Чаши мук не уйдет ни единый.
Уходит в шатер.
Парод
На орхестру вступает хор халкидских женщин.
Хор
Строфа I
К вам я, волны авлидские,
Волны пенно-соленые,
Шла берегами песчаными.
И воды Еврипа тесного
Мой, рассекая, спешил челнок.
Я Халкиды возлюбленной
Стены родные покинула,
И Аретусы славной,
С гулом морским слитый,
Милый шум позабыла.
Видеть ахейцев душа горит
Рати суровые,
Что с Агамемноном
За Тиндаридою
Царь ведет златокудрый.
Так говорили мне:
Дивную с брега Еврота зеленого
Пастырь Парис увлек,
В дар от Киприды прияв ее.
Возле потока недаром он,
Возле жемчужно-росистого,
Ей присудил красоты венец
В споре с Палладой и Герою.
Антистрофа I
Рощей девы Латонии[11],
Полной жертвокурения,
Ноги несли меня быстрые…
Но только лагеря пестрого
Пламя щитов увидала я,
Сбруи медной сверкание, —
Краской стыдливости розовой
Вспыхнули вмиг ланиты.
Там двух Аяксов славных,
Над доскою склоненных,
Видела жадно следивших я
Ходы мудреные…
Был Паламед при них —
Навплия мудрый сын.
Мышцы рук напрягая,
Диск там Тидид метал.
Им Мерион[12] любовался, Аресов сын,
Чудо меж смертными.
Там и Лаэртом рожденного
Зрела я скал повелителя;
Там и Нирей[13] мне герой предстал,
Муж, что красою сияющей
Равных не знает меж эллинов.[14]
Эпод
Там и повитый Фетидою,
Мудрым Кентавром взлелеянный,
Взоры Ахилл пленял,
Ветра соперник…
Он по каменьям острым,
Берегом близ колесницы,
В панцире, в тяжких латах
Мчался, с четверкой споря…Ферета даром внук,
Славный Евмел[15] -герой
Криком коней бодрил;
Тщетно стрекалом он
Жег златоуздых пыл.
В очи мелькнули мне
Два дышловых коня:
Буро-сребристые,
Ноги с подпалиной;
Но пристяжные два,
На поворотах лишь
Силой им равные,
Даром взметали прах…
Вот уж в виду мета, —
И окольчуженный
Уж обогнал Пелид
Руки Евмеловы…
Вот он ярмо[16] настиг:
Будет с победою…
Строфа II
Полюбилось сосчитать
Тьмы ахейских кораблей,
Чтоб и восторга и жалости блеском
Загорелся женский взор.
Там, где брызжет вал
В правое крыло,
Там фтиотские ладьи
Мирмидонский держит вождь.
Пятьдесят судов —
Пятьдесят богинь
Их в изваяньях златых охраняют:
То Нереиды, кормы украшенье;
Их Ахилла войско чтит.
Антистрофа II
Равные числом стоят
Рядом Аргоса ладьи,
Правят прекрасными сын Мекистея
И Сфенел, ретивый вождь.
Шестьдесят затем
Из Афин привел
Сильного Тесея сын.
Их не трудно распознать:
Ведь на всех зарей
Золотой горит
Лик вдохновенный Паллады могучей;
Грозно она колесницей крылатой
Правит, ясный знак пловцам.
Строфа III
Беотян затем снаряженье морское
Увидели мы: пятьдесят легкокрылых
Судов колышет волн прибой.
На них сверкает Кадм;
Поверженного змея
Пятой смиряет он.
А правит бесстрашною ратью плавучей
Землей рожденный[17] царь Леит.
Такой же силы вождь
За ними держит след —
Аякс, повелитель фокейцев и локров,
Покинув Фроний, стольный град.
Антистрофа III
А далее златом обильных Микен
Красуются струги; их сто собралося,
И вождь им всем – Атрея сын.
Но там же и Адраст[18] —
А друг он верный другу;
Грозит беглянке он,
Что бросила дом ради варварской свадьбы,
Напомнить эллинский закон.
Вблизи пилосский царь
Взор, Нестор[19], наш пленил;
Знак турокопытный ладьи его красит —
Алфей, реки родимой бог.
Эпод
Рядом стоят – дюжина всех —
Смелых суда энианов;
В бой их ведет витязь Гуней.
Далее – дети Элиды,
Их же эпейцами кличет народ,
Бранная сила Еврита.
Далее беловесельных мужей
С Тафа Мегет направляет.
Имя отца хочет герой,
Старца Филея, прославить:
Ради него цепь Эхинад
Бросил, пловцам недоступных.
В левом крыле гордый Аякс,
Витязь стоит саламинский;
Правому он близкий сосед,
Чуть не сплелись кораблями.
Только двенадцать ведет он судов —
Да, но ловчее не встретишь.
Вот наша сила. Пусть сцепится враг,
Вмиг о возврате забудет.
Сами суда видели мы;
Про остальное поведал
Дома народ; память храним
Вести и зрелища свято.
1. Единственный в греческой трагедии случай, когда обычный пролог (монолог, вводящий зрителей в курс дела), обрамлен диалогами.
2. грачи – в подлиннике просто “птицы”
3. Еврип – пролив между Беотией и Евбеей.
4. Не вернуться ли в шатер – нарушение сценической иллюзии: действительно, у Агамемнона нет никакой причины разговаривать со стариком по секрету на глазах у публики. Ниже мы узнаем, что Агамемнон делал внутри шатра. Характерное для Еврипида (в противоположность Софоклу) обнажение “скрытого пространства”.
5. Скрижаль – покрытая воском дощечка для письма. Она складывалась вдвое и запечатывалась перстнем с печаткой.
6. Трех дочерей на свет явила Леда – в мифах обычно упоминаются две: Клитемнестра и Елена.
7. Фригиец, решивший спор богинь, – Парис, признавший Афродиту прекраснейшей из богинь и за это получивший в награду прекраснейшую из женщин – Елену.
8. Ида – гора в Троаде.
9. Был опутан грехом – поскольку греки не знают понятия “греха”, Агамемнон говорит, что “впал в ату” – роковой обман.
10. К творению древних киклопов – мощные стены Микен, по преданию, сложили великаны (“циклопическая кладка”).
11. Латония – Артемида.
12. Мерион – один из храбрейших героев у Гомера, однако не “сын Ареса” и не “чудо”.
13. Нирей – у Гомера красавец, не отличавшийся мужеством и погибший в первом же бою.
14. Перечень вождей и кораблей близко воспроизводит “список кораблей” у Гомера (Илиада II 494–785). Еврипид оживляет перечень бытовыми сценками из жизни военного лагеря. Особенно приятно представить себе Аяксов за настольной игрой (какая-то разновидность игры в кости, буквально: “тешились бросками разнообразных фигурок”, греческие кости представляли собой не кубики, а вырезанную из кости сложную фигуру).
В подлиннике с ними играет еще и Протесилай.
15. Евмел – его колесница названа в числе лучших уже у Гомера.
16. ярмо – в подлиннике “узда Ананки”, образ, навеянный “Агамемноном” Эсхила.
17. Землей рожденный – Леит принадлежал к числу “спартов” (см. “Семеро против Фив”).
18. Адраст – этот герой принадлежал к предыдущему поколению (ср. “Семеро против Фив”) и не участвовал в походе на Трою.
19. Нестор – мудрый старец, один из главных героев “Илиады”.
Краткий анализ «Ифигении в Авлиде» Еврипида – Интересная литература
ЛитератураВведение в классическую пьесу
Ифигения в Авлиде (название иногда переводится как Ифигения в Авлиде ) подверглось критике за мелодраму, но изображение решения главного героя согласиться отказаться от своей жизни для «высшего блага» и двойственное отношение Агамемнона к принесению в жертву собственной дочери делают эту пьесу любопытной и увлекательной, которая требует тщательного анализа и обсуждения.
Пьеса в значительной степени написана (подробнее об этом позже) греческим трагиком Еврипидом и впервые была поставлена в 405 году до нашей эры. В середине 1550-х гг. «Ифигения в Авлиде » даже маловероятно претендовала на известность в английской литературе: она стала первым драматическим произведением, «сочиненным» англичанкой, когда Джоанна Ламли (или Джейн Ламли) перевела пьесу Еврипида на английский язык, таким образом став фактически первая женщина-драматург на английском языке. (Мы обсуждаем Ламли в нашей книге литературных курьезов, The Secret Library: A Book-Lovers’ Journey Through Curiosities of History
.)
Прежде чем мы двинемся дальше, краткое изложение сюжета Ифигении в Авлиде . В порту Авлиды (древний порт в центральной Греции) греческий флот готов к отплытию на Троянскую войну. Но Агамемнону, который возглавит флот, велено, чтобы получить спокойные ветры для путешествия, он должен принести страшную жертву богине Артемиде: он должен убить собственную дочь Ифигению.
Агамемнон соглашается, посылая сообщение своей жене Клитемнестре с просьбой приехать в Авлиду с их дочерью под предлогом, что он хочет выдать ее замуж за своего друга Ахиллеса. Однако, как только он отправил это первое сообщение, Агамемнон передумал и отправляет второе сообщение, говоря Клитемнестре игнорировать первое сообщение. Однако она так и не получает это сообщение, так как оно перехватывается и уничтожается Менелаем, братом Агамемнона и мужем похищенной Елены Троянской, которому не терпится отправиться в Трою, чтобы вернуть свою жену.
Когда Ифигения прибывает в Авлиду со своим братом Орестом и матерью Клитемнестрой, она понимает, что ее обманули. Но Агамемнон и большая часть его команды (за примечательным исключением Ахиллеса, которого чуть не забили камнями его собственные люди за то, что он возражал против жертвоприношения) настаивают на совершении жертвоприношения (хотя на короткое время Менелай и Агамемнон фактически удалось изменить мнение другого, и Менелай убедился, что они не должны приносить в жертву Ифигению).
Ифигения неохотно соглашается принести себя в жертву — учитывая, что у нее нет реального выбора, она решает, что с таким же успехом может согласиться отдать свою жизнь во славу Греции, чем стать пассивной жертвой.
Чем заканчивается пьеса? Здесь у нас есть какая-то загадка. Одна из странностей в пьесе Еврипида заключается в том, что он, вероятно, не был единственным автором, и Ифигения в Авлиде на самом деле была своего рода сотрудничеством. Это связано с тем, что Еврипид умер, не успев закончить пьесу — впервые она была поставлена только через год после его смерти, — а Ифигения в Авлиде почти наверняка была закончена другим писателем. Но многим читателям и исследователям не нравится ловкость рук этого прибавленного финала, в котором Ифигения чудесным образом спасается: когда она готовится пойти на смерть, богиня Артемида милует ее и превращает в оленя, который приносится в жертву вместо нее. Затем Ифигению увозят в Тавриду, в целости и сохранности. Но это поднимает ряд проблем, не в последнюю очередь значимость более поздней мести Клитемнестры Агамемнону в купальне (что незабываемо рассказано в «9-й главе» Эсхила).
0007 Oresteia трилогия) за убийство их дочери.
Как и многие великие греческие трагедии, Ифигения в Авлиде представляет нам персонажей, сталкивающихся с трудными моральными дилеммами, которым предлагается выбирать между своей нацией и семьей, судьбой своей армии и судьбой собственных детей. Одной из самых примечательных особенностей пьесы является то, насколько Еврипид готов показать Агамемнона, твердолобого полководца и героического человека действия, который сомневается в том, что делать, и готов отказаться от того, что он сказал. . Он может быть героем, но он становится монстром, но неохотно.
Изображение: Франческо Фонтебассо, Жертвоприношение Ифигении (ок. 1749 г.), на Викискладе.
Нравится:
Нравится Загрузка…
Теги: Анализ, Классика, Драма, Еврипид, Греческая трагедия, Ифигения в Авлиде, Литература, Резюме, Театр
Ифигения в Авлиде
| Делахойд и Хьюз Орфей ИФИГЕНИЯ В АВЛИДЕ |
Ифигения в Авлиде (она же Ифигения в Авлиде ) была оставлена
незавершенным после смерти Еврипида в 406 г.
до н. э., поэтому начало и конец
концовки особенно изуродованы и рваны. Завершено кем-то другим,
он вместе с Вакханками и потерянным Алкмеоном сформировал
трио, созданное в Афинах, принесло Еврипиду пятое место, хотя и посмертно.
Первый приз.
Агамемнон рассказывает о недавней истории женихов Елены, ее выборе «в злой
момент» Менелай (316), «этот судья божественных красот» появляется со своим «варварским
наряд» из цветочных и золотых тканей (316) и бегство в Трою. «Они выбрали
мне быть генералом. Я полагаю, это было одолжение Менелая, так как я был его братом; но
Я бы хотел, чтобы эту честь вместо меня удостоился кто-нибудь другой» (316).
в Авлиде из-за отсутствия надлежащей погоды для плавания, Агамемнон узнал от
провидец Калхас, что его дочь Ифигения должна быть принесена в жертву Артемиде. Агамемнон имеет
уже отправил за ней письмо, притворяясь, что выходит замуж за Ахиллеса, но
у него есть опасения, и теперь он надеется отправить еще одно письмо, чтобы остановить событие.
Он говорит
со старым слугой и говорит: «Я завидую тебе, старик. Я завидую любому человеку, который [sic]
прожил жизнь тихих дней, неведомых славе. Меньше зависти у меня к власти и должности »
(317). Слуга распознает признаки беспокойного ума Агамемнона, и Агамемнон
сам заявляет: «Ах, я сошел с ума. Я иду к гибели» (318). Он
отправляет Слугу к жене Клитемнестре и их дочери.
Хор дает нам представление о Греции до Троянской войны, включая Ахилла.
гонка на четырехконной колеснице (319 г.), а затем сбор готовящихся армий
на войну (320-321). Менелай и Старый Слуга борются за обладание
письмо от Агамемнона, и когда входит сам Агамемнон, Слуга заявляет, что
Менелай «не уважает справедливость» (321). Братья оскорбляют и спорят друг с другом.
Агамемнон обвиняет Менелая в «дерзкой наглости» и «нечестности» (322). Менелай
обвиняет Агамемнона в том, что он только притворяется, что не хочет стать генералом, занимаясь политикой
за честь. Когда они впервые услышали, что требуется жертва его дочери,
Агамемнон был «рад в душе и с готовностью обещал… не под принуждением» (323).
«Теперь моя очередь критиковать вас. Я не буду беспощадным или слишком высокомерным, но внимательный, как брат. Хорошие люди склонны быть милосердными» (323). Затем Агамемнон называет Менелая сумасшедшим рогоносцем. Посланник сообщает о прибытии Ифигении и Клитемнестра вместе с младенцем Орестом. Агамемнон жалеет свою долю в жизни:
Тяжелое ярмо обстоятельств лежит на моей шее. Судьба обошла меня и показала сам гораздо умнее моих умных устройств. Скромное рождение имеет свои преимущества. Это таким людям легко плакать и рассказывать о своем несчастье. Человеку знатного происхождения приходят несчастья не меньше; но у нас есть приличия, чтобы управлять нашей жизнью, и мы находимся в рабстве у моб. (325)Он обвиняет Париж в своей нынешней дилемме. Менелай улаживает отношения между двумя их, советуя Агамемнону не доводить жертву до конца: «Я ошибался и торопился. Я не остановился, чтобы внимательно посмотреть на это дело и понять, что значит убивать своих детей».
(326). ! Но Агамемнон, похоже, смирился с трагедией. Калхас, например, предупредил бы
армии о оракулах. «Нет, если он умрет первым. Это легко», — говорит Менелай (326).
Но тогда Одиссей сдаст Агамемнона за отречение.После интерлюдии хора Клитемнестра кратко разговаривает с Ифигенией. Агамемнон двойственный и загадочный перед лицом добродушного энтузиазма Ифигении. Клитемнестра спрашивает о происхождении предполагаемого жениха, и Агамемнон пытается отошлите ее до церемонии, но она непреклонна в том, что должна присутствовать, чтобы нести от своих обязанностей матери невесты (332).
Хор, ссылаясь на историю Леды и лебедя (Зевса), спрашивает: «Или это
просто истории, лишенные смысла и правды, принесенные человечеству со страниц
поэтов?» (333). Прибывает Ахиллес, под давлением своих людей, чтобы выяснить, что за заминка
или они разойдутся «и не будут больше ждать безделья сыновей Атрея» (334).
Когда Клитемнестра разговаривает с ним, они оба понимают, что их используют в
сюжет, о котором они не осведомлены.
Клитемнестра странно говорит:
Меня оскорбили? Занимался ли я сватовством, когда, кажется, нет пары? Я униженный! … Прощание. Я больше не могу смотреть тебе в лицо. меня сделали лжец. Я унижен. До свидания. (335)Входит Старый Слуга и рассказывает им настоящий план: «Отец, породивший ее… перережет мечом бедняжке белую шею» (336). Клитемнестра в панике, — возмутился Ахиллес. Когда Клитемнестра намекает Ахиллесу о возможной резне ее муж, руководитель хора, замечает: «Материнство — замечательная вещь» (337). Ахиллес долго болтает о пренебрежительном отношении к его имени и славе, и хотя его разрешение может быть немного неясным, кажется, и Клитемнестра радуется, что он поможет предотвратить задуманное убийство Ифигении. Сначала Клитемнестра должна попросить Агамемнона прямо, что он не убьет свою дочь. Если он согласится, Ахиллесу не нужно будет заступись!
Хор поет о свадьбе родителей Ахилла. Клитемнестра плачет, когда
Агамемнон, готовясь к церемонии, спрашивает ее, что ее беспокоит.
Она требует
в упор: «Этот ребенок, твой и мой, ты собираешься ее убить?» (342).
Агамемнон некоторое время колеблется, прежде чем понять: «Мои секреты раскрыты» (342).
Клитемнестра кратко рассказывает, как Агамемнон женился на ней «против моей воли» после
убийство ее бывшего мужа Тантала; «Мой малыш, которого ты грубо вырвал из моей груди
и поверг его на землю под своей поступью» (342). Но какая пара не
преодолевать препятствия на пути к своему счастью? Теперь один из их четырех детей должен быть
принесенной в жертву Елене, «блуднице» (343)?
Ифигения красноречиво заявляет, что ей не хватает красноречия Орфея, и у нее есть только слезы.
чтобы доказать свою правоту и умоляет отца не резать ее (344). Агамемнон повторяет
свою дилемму, добавив, что вся семья будет убита, если он отступит (345).
Клитемнестра и Ифигения лада. Приходит Ахиллес и говорит, что его забросали камнями.
за попытку спасти Ифигению, в том числе за первоначальное забрасывание его собственными мирмидонцами.
Одиссей придет за ней.
Ифигения начинает говорить покорно, глядя
на светлой стороне неизбежности: ее доброе имя будут помнить как благородное
(348-349). Она просит Клитемнестру не думать плохо об Агамемноне впоследствии (350).
Ифигения добровольно уходит на смерть.
«С этого момента греческий становится все более и более подозрительным» (351). Посланник сообщает Клитемнестре, что, когда родилась Ифигения, Агамемнон плакал. Ифигения поразила толпу своим героизмом и готовностью идти на жертвы. на благо греческого дела. В момент удара ножа девушка исчез, а на земле лежал заменитель оленя. Калхас сказал Агамемнону, «Видно, ваше дитя унесено к богам» (353). Клитемнестра задается вопросом, она может поверить в такую историю, но вот приходит Агамемнон, чтобы подтвердить это.
Фрагмент в Historia animalium 7:39 Элиана указывает, что Еврипид изначально предназначался для Артемиды, говоря deus ex machina , чтобы быть утешая Клитемнестру своим планом заменить дочь оленем (354).
Кажется очевидным, что граф Оксфорд читал эту пьесу в той или иной форме, поскольку она
как прямое вдохновение для его Troilus и Cressida .
О пьесе Еврипида
(а о пьесе Шекспира непреднамеренно) Хадас говорит так:
У великих деятелей Троянской войны не осталось ни капли героического достоинства, и, следовательно, война сама по себе становится глупой и злой. Не только Атреиды и Одиссей но даже Ахиллес, который всегда был вне критики, оказался высокомерным и некомпетентны и лишены как физического, так и морального мужества. Никогда больше не мог знакомый актерский состав и история могут быть использованы для подлинной героической трагедии… Ключ теперь так далеко уменьшено, что мы уже не гневаемся на оскорбления, а на самом деле сочувствуем маленькому люди попали в слишком большие для них роли. (313)Рош подтверждает: «Только Ифигения своей храбростью и простотой возвышается над посредственность и вульгарность остальных» (Рош 217). И отголоски возникают в Генрих V , а также о том, как Агамемнон взял на себя участь привилегированных.
Еврипид.