30 лет ГКЧП: хроника распада великой страны
30 лет ГКЧП: хроника распада великой страны — РИА Новости КрымРегистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
16 материалов
30 лет распада СССР. Драматические события 1991 года еще хранят неизвестные факты. РИА Новости Крым вместе с радио «Спутник в Крыму» и свидетелями эпохи отвечают на вопросы, можно ли было спасти Союз в 1991 году, почему провалился ГКЧП, что сыграло решающую роль в распаде страны…
24 августа 2021, 08:0030 лет без СССР: хроника распада великой страны
Почему распался СССР.
Рассказывает историк эпохи
20 августа 2021, 17:0030 лет без СССР: хроника распада великой страны
Причастен ли Горбачев к ГКЧП? Интервью экс-лидера Белоруссии
20 августа 2021, 08:0030 лет без СССР: хроника распада великой страны
Почему провалился ГКЧП: неожиданное заявление соратника Ельцина
По теме
21 августа 2021, 08:00
«Все сбежали, как крысы»: генерал Руцкой о провале ГКЧП19 августа 2021, 17:00
Роковые ошибки Горбачева: интервью первого президента Киргизии19 августа 2021, 08:00
Форосские секреты Горбачева и провал ГКЧП: откровения генерала КГБ18 августа 2021, 13:05
Горбачев о ГКЧП: уроки путча 1991 года актуальны и сегодня17 августа 2021, 15:56
Для чего Горбачев провел референдум о сохранении СССР: мнение18 августа 2021, 13:38
Кравчук рассказал, почему распался СССРГосударственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР)
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
- Новости
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Распад СССР.
Взгляд последнего идеолога коммунистов Крыма
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Интервью
- Политика
Почему распался СССР. Рассказывает историк эпохи
Еще
- Политика
«Все сбежали, как крысы»: генерал Руцкой о провале ГКЧП
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Причастен ли Горбачев к ГКЧП? Интервью экс-лидера Белоруссии
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Интервью
- Политика
Почему провалился ГКЧП: неожиданное заявление соратника Ельцина
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
- Мнения
- Авторы
Аксенов связал войну в Донбассе с распадом СССР
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
- Ситуация в Донбассе: новости и комментарии
Форосские секреты Горбачева и провал ГКЧП: откровения генерала КГБ
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Володин назвал виновных в распаде СССР
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Кравчук рассказал, почему распался СССР
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Горбачев о ГКЧП: уроки путча 1991 года актуальны и сегодня
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
ГКЧП 30 лет спустя: были ли у путчистов шансы на победу
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Политика
Для чего Горбачев провел референдум о сохранении СССР: мнение
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Общество
- Новости
30 лет ГКЧП: шанс, обман или катастрофа для СССР?
Еще
- 30 лет без СССР: хроника распада великой страны
- Пресс-центр
- Виктор Харабуга
- Вадим Петров
- ГКЧП
Лента новостей
loader
Написать автору
Тема
Сообщение
Почта
ФИО
Задать вопрос
Ваше имя
Ваш город
Ваш E-mail
Ваше сообщение
Сообщение
отправлено!
Спасибо за ваш вопрос!
Произошла
ошибка!
Попробуйте еще раз!
Обратная связь
Чем помочь?
Если ни один из вариантов не подходит, нажмите здесь
Чтобы воспользоваться обратной связью,
авторизуйтесь или зарегистрируйтесь
Вы были заблокированы за нарушение
правил комментирования материалов
Срок блокировки может составлять от 12 до 48 часов, либо навсегда.
Если Вы не согласны c блокировкой, заполните форму.
Вы заблокированы за нарушение правил комментирования материалов
Срок блокировки может составлять от 12 до 48 часов, либо навсегда. Если Вы не согласны с блокировкой, заполните форму ниже:
Имя в чате
Дата сообщения
Время отправки сообщения
Блокировался ваш аккаунт ранее?
ДаНет
Сколько раз?
Ваше сообщение было удалено за нарушение правил комментирования материалов
Если Вы не согласны, заполните форму.
Чтобы связаться с нами, заполните форму ниже:
Ваше сообщение
Перетащите,
или выберите скриншот
Если вы хотите пожаловаться на ошибку в материале, заполните форму ниже:
Ссылка на материал
Опишите проблему
Перетащите,
или выберите скриншот
Чтобы связаться с нами, заполните форму ниже:
Ваше сообщение
Перетащите,
или выберите скриншот
Показать
Распад СССР : хроника, аналитика, воспоминания
Михаил Горбачев: моя победа в том, что я покинул власть
В годовщину распада СССР его последний президент Михаил Горбачев поговорил с корреспондентом Би-би-си Стивом Розенбергом о том, как это происходило, и что ждет мир и Россию теперь.
Видео, День, когда не стало СССР: фуршет и пустой кабинет Горбачева, Продолжительность 2,14
Этот сюжет вышел в эфир Би-би-си ровно 25 лет назад, 26 декабря 1991 года, в вечернем выпуске новостей.
Видео, Последний день СССР. Би-би-си — об отставке Горбачева, Продолжительность 1,37
Этот сюжет был показан в новостях Би-би-си 25 декабря 1991 года. Он рассказывает об отставке президента СССР Михаила Горбачева.
Владимир Пастухов: Куда уплыла советская Атлантида?
Чем меньше видны детали, тем легче становится отвечать на по-настоящему «большие вопросы» по поводу краха «советского проекта».
25 лет распада СССР: ностальгия по советскому джазу
Александр Кан о многонациональном и многоликом советском джазе, исчезнувшим вместе с Советским Союзом
Что думают ровесники распада Союза о советском прошлом?
Молодые люди из постсоветских государств об СССР и последствиях развала Советского Союза.
Видео, 25 лет после путча: Советская ностальгия на улице Советской, Продолжительность 3,07
Четверть века назад путчисты, хотевшие повернуть вспять реформы в стране, натолкнулись сопротивление народа и потерпели поражение. Теперь же очень многие россияне вспоминают СССР с теплотой.
Видео, Советские пылесосы, вафельницы и игра «Ну, погоди» в Рязани, Продолжительность 2,47
Корреспондент Би-би-си Стив Розенберг побывал в Музее СССР в Рязани.
Видео, Блошиный рынок в Тбилиси: воспоминания об СССР, Продолжительность 1,42
На блошином рынке в Тбилиси память об СССР хранится не только в вещах. Здесь с удовольствием делятся воспоминаниями, и многие не скрывают, что скучают по советскому прошлому.
Видео, Горбачев: развал СССР — это моя драма, Продолжительность 5,31
Экс-президент СССР Михаил Горбачев встретился с корреспондентом Би-би-си и рассказал о событиях 25-летней давности, а также о том, что, по его мнению, ждет мир и Россию в будущем.
Видео, Станислав Шушкевич рассказал, как подписывали Беловежские соглашения, Продолжительность 5,57
Станислав Шушкевич о том, что на самом деле было в Беловежской пуще.
Видео, В селе Привольном Горбачева любят, а его наследие — нет, Продолжительность 1,55
Михаил Горбачев родился в селе Привольное. Через четверть века после распада СССР жители села говорят, что президент мог поступить иначе.
Леонид Кравчук: в 1991 году начался отсчет новой эпохи
Первый президент Украины Леонид Кравчук о том, как подписывали документ, ознаменовавший распад Советского Союза.
Станислав Шушкевич о том, что на самом деле было в Беловежской пуще
Бывший председатель Верховного совета Белоруссии о том, что происходило в резиденции «Вискули» в декабре 1991 года.
Видео, «Вискули»: место, где подписали смертный приговор СССР, Продолжительность 2,08
Резиденция «Вискули» в Беловежской пуще – место, где ровно 25 лет назад были подписаны соглашения, зафиксировавшие конец Советского Союза.
25 лет распада СССР: ностальгия по советскому футболу
При всей сомнительности советского патриотизма футбольный патриотизм был приемлемой и допустимой формой любви к своему дому и к своему флагу.
Таджикистан: письма на родину от бывших жителей
Бывшие жители Таджикистана рассказывают, как пережили разлуку с родиной и друзьями.
Кому нужен советский паспорт 25 лет спустя после распада СССР?
Спустя четверть века после распада СССР на постсоветском пространстве все еще есть люди, которые живут с паспортом этого несуществующего государства. Речь идет о непризнанной Приднестровской Молдавской Республике, провозгласившей независимость в 1991 году.
Видео, «Тбилисская война» 25 лет спустя: воспоминания очевидцев, Продолжительность 3,20
25 лет назад состоялась так называемая «Тбилисская война» между сторонниками Звиада Гамсахурдия и оппозицией.
Путч в СССР 25 лет назад: что это было?
Специальный проект Русской службы Би-би-си к 25-летней годовщине попытки государственного переворота в СССР
СССР 20 лет спустя. Специальный проект Русской службы Би-би-си 2011 года
СССР 20 лет спустя. Специальный проект Русской службы Би-би-си 2011 года
Как Самиздат вел хронику морального краха СССР | Галь Бекерман
В годы после смерти Сталина в 1953 году Советский Союз выдохнул. Это был период, известный как «оттепель», и Наталья Горбаневская, подающая надежды молодая поэтесса, как и многие представители ее поколения, была сформирована щепоткой открытости, которую она принесла после долгих лет всепроникающего страха и убийств.
Никита Хрущев, новый лидер, произнес свою «секретную речь» в 1956 году, осуждая сталинский культ личности и репрессивное правление. Новое мышление, новые формы и цвета пробивались внутрь. Картины Пикассо выставлялись в Москве и Ленинграде, и Наташа, как ее знали все, спешила посмотреть их со своими университетскими друзьями.
Но для интеллигенции этот головокружительный момент также принес новый набор осложнений. Всего за несколько месяцев до того, как кубизм попал в Эрмитаж, советские танки жестоко подавили венгерскую революцию. При Сталине проверка пределов свободы означала отправку в сибирский ГУЛАГ или спуск в подвал тюрьмы и расстрел. Но как далеко вы могли бы зайти сейчас? Что могло вывести из себя режим? Насколько критично вы могли бы быть, и что именно вы могли бы критиковать? Какое искусство было разрешено? И какие трудные истины могут быть произнесены шепотом?
Полигоном для этих вопросов стал самиздат. Это слово было сокращением слов «я» и «публикация», обычно в виде машинописной рукописи, и во всех отношениях было уникальным продуктом оттепели.
Вокруг этого письма сформировалась и укрепилась сеть. Производить было опасно — попадание в самиздат часто могло привести к отправке куда-нибудь далеко на восток, — но это только повышало уровень приверженности диссидентов. К началу 1960-х это был подпольный метод чтения романов, рассказов, стихов, политических очерков и мемуаров, которые никогда не проходили через советскую государственную цензуру.
Наташе, которая писала стихи с юных лет, оттепель дала ей почувствовать, что она может выражать себя более открыто, но вариантов, чтобы ее работу прочитали, было по-прежнему мало. Когда она была студенткой факультета лингвистики Московского университета в конце 1950-х годов, ее первые стихи появились в университетской стенгазете — листах печатных листов, расклеенных по территории кампуса, чтобы их можно было читать стоя. Другие студенты нападали на нее как на «декадентку и пессимистку» за ее темные, любовные чувства. Она также узнала, насколько опасной может быть поэзия в Советском Союзе. После подавления венгерской революции некоторые из друзей Наташи были арестованы за стихи, а сама она попала в печально известную Лубянскую тюрьму (место, где незадолго до этого в подвале были расстреляны заключенные).
Под давлением КГБ она рассказала все о создании брошюры, в которой содержались оскорбительные стихи. В уме она тогда, в двадцать один год, еще представляла себя добропорядочной советской гражданкой, комсомолкой, пионеркой. Но потом она была полна угрызений совести и так и не простила себе предательства друзей.
Выйдя на свободу, она возобновила писательскую жизнь, и самиздат теперь стал для нее главным. Сначала она переписывала свои стихи от руки и делилась ими с друзьями. Но после того, как она купила старенькую «Олимпию» за сорок пять рублей для написания диссертации, она начала их печатать. Она использовала копировальную бумагу, которая могла создать сразу четыре копии. Наташа перепечатывала одну и ту же коллекцию целых восемь раз, чтобы «опубликовать» первоначальный самиздатский тираж из тридцати двух экземпляров. Затем ее стихи об отчуждении и одиночестве распространялись по мере того, как ее читатели делали свои собственные копии. «Я вхожу в свое существо, как самолет, делающий штопор», — писала она в одном стихотворении, входящем в ее первую самиздатскую публикацию 19 века.
64 года, когда она начала составлять ежегодные сборники. В другом она «не пламя, не свеча, а огонек, я светлячок в сырой спутанной траве».
Реклама
Самиздат все чаще вовлекал Наташу в сообщество диссидентов. В начале 1960-х она помогла организовать два самиздатовских поэтических журнала, Syntax и Phoenix , оба из которых настолько разозлили власти, что они арестовали их редакторов, обвинили их в преступлении и отправили в лагеря для военнопленных. Наташа продолжала писать. В 19В 62 года ее даже привел друг на встречу с Анной Ахматовой, крестной матерью отечественных поэтов-диссидентов. В круг молодых помощников Ахматовой тогда входил Иосиф Бродский, которого вскоре предали суду за «порнографические и антисоветские» стихи. Затем, когда ей было за семьдесят, царственное, бескомпромиссное присутствие Ахматовой произвело на Наташу сильное впечатление, и она укрепилась в своей идентичности поэта, со всеми трудностями, которые повлечет за собой эта жизнь.
Если самиздат начался для нее как форма самовыражения, Наташа также начала понимать, как он может объединить сообщество художников и писателей-диссидентов, которые тогда все больше подвергались нападкам. Он объединил их вместе, обеспечив форму валюты, когда все обычные пути культуры были закрыты. Но насколько оно могло помочь их растущей оппозиции сосредоточиться на ясной цели, изо дня в день долбить одну и ту же непоколебимую силу государства, — это стало очевидным только после того, как отверстие, пропустившее некоторый свет в их творческую жизнь, стали закрываться.
*
Оттепель закончилась для Наташи и ее друзей в сентябре 1965 года, в день ареста Андрея Синявского и Юлия Даниила. Оба были уважаемыми и признанными писателями. Если раньше распространителей самиздата привлекали к уголовной ответственности, то почти всегда за придуманные или подстроенные преступления, но Синявского и Даниэля судили именно за их слова. Им предъявили обвинение по новой статье 70, согласно которой «антисоветская пропаганда и агитация» объявлялись незаконными и наказывались лишением свободы.
5 декабря 1965 года, в официальный праздник, посвященный принятию конституции СССР, диссиденты собрались на Пушкинской площади в центре Москвы в знак протеста. Эта ужасная перспектива наступит всего через десять лет после смерти Сталина. Развернутые ими знамена указывали на их стратегию: не призывать к революции или свержению, а просто просить советское государство соблюдать его собственные законы — принципы гражданских прав и прав человека, кодифицированные в руководящей хартии страны. «Уважайте Конституцию, Основной закон СССР, — настаивали они, — и «Требуем публичности процесса Синявского — Даниила». Спустя пару месяцев Синявский был приговорен к семи годам, а Даниил к пяти годам в печально известных трудовых лагерях в Мордовии.
Дни поэзии, которые считались подрывными только потому, что их темы были недостаточно радостными, прошли. Теперь они вели войну с режимом, и их единственным настоящим оружием была луковичная бумага.
Наташа предала огласке свое участие в этой битве в феврале 1968 года, когда подписала письмо, адресованное тройке лидеров, управлявших страной и руководивших репрессиями, — Николаю Подгорному, Алексею Косыгину и Леониду Брежневу — с требованием, чтобы ее друзья Синявского и Дэниел, арестованный за производство самиздата, предстанет перед открытым судом в соответствии с законом.
«Пока подобные произвольные действия продолжаются без осуждения, никто не может чувствовать себя в безопасности». Наташа знала, что идет на огромный риск и что она находится в особенно уязвимом положении.
Жила с матерью и сыном Ясиком в одной комнате шумной, слабо освещенной коммунальной квартиры с общими санузлами и кухнями. Отец Наташи погиб на фронте в 1943 году, и она выросла в семье одного родителя. Ее собственное решение теперь воспитывать ребенка одной — с помощью матери, конечно, — было добровольным, но необычным. В Наташе была всепроникающая эксцентричность. На фото 1968 года, когда ей было тридцать два года, она одета в мешковатые штаны, бесформенный темный вязаный свитер и теннисные туфли. Ее волосы спутаны и доходят только до подбородка; очки «кошачий глаз» доминируют на ее лице. А потом она снова забеременела, снова без участия отца ребенка.
Через два дня после отправки письма протеста она почувствовала, как рука государства ударила ее, причем самым странным и тревожным образом.
В начале последнего триместра беременности она однажды проснулась больной и, опасаясь проблем с ребенком, обратилась в родильный дом, где ей поставили диагноз анемия. Как в страшной истории, когда-то призналась, что ей не давали уйти. В серии заметок, которые ей удалось вывезти, она описала испытание в режиме реального времени. — Почему они держат меня здесь? она написала. «После каждого «Подожди до завтра» я падаю как пустой мешок». Через несколько дней ее осмотрел психиатр и счел ее настойчивость на выписке симптомом шизофрении. Затем ее подвергли принудительному обыску с раздеванием и поместили в машину скорой помощи, откуда ее доставили в главное психиатрическое учреждение Москвы, известное как Кащенко.
Реклама
Это был способ КГБ ее наказать. Только беременность продиктовала ей приземлиться здесь, а не в лагере для военнопленных. Она старалась быть сильной. «Если меня и хотели напугать, сбить с рельсов, травмировать, то у них ничего не вышло», — писала она в последней записке.
«Я совершенно спокойно жду рождения своего ребенка, и ни моя беременность, ни его рождение не помешают мне делать то, что я хочу, в том числе участвовать в каждом протесте против любого акта тирании». Спустя почти две недели ее внезапно и без объяснения причин отправили домой.
Через несколько дней после освобождения, воссоединившись с друзьями и все еще будучи очень беременной, она начала придумывать дальнейшее использование самиздата, расширяя его роль документа, создавая единое центральное место для составления подробного списка правонарушений, совершенных Советский Союз. У Насташи теперь было свободное время; приближался срок ее родов, она была в отпуске с работы переводчиком в Московском государственном институте опытно-конструкторских и технических исследований. Были и другие интеллектуалы, имевшие больший авторитет среди диссидентов, но они считали работу по компиляции и перепечатыванию черновой. Наташа, однако, не боялась работы: у нее были редакторские способности, она быстро печатала — и ей хотелось что-то делать.
И вот, той весной 19В 68 лет Наташа сунула одну из копировальных страниц в свою «Олимпию» — ключи от которой она заплатила кому-то на черном рынке, чтобы тот переделал ее, чтобы власти не связали ее политический самиздат с ее поэтическим самиздатом, — и начала печатать.
*
В начале первого номера Наташа дала журналу полуироническое, полусерьезное название: Год прав человека в Советском Союзе . Всеобщая декларация прав человека (точно не отмеченная в Советском Союзе) была подписана двадцатью годами ранее. На всякий случай она добавила статью 19.в качестве эпиграфа: «Каждый человек имеет право на свободу мнений и их свободное выражение; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих мнений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами, независимо от государственных границ». Имя, которое прижилось, было тем, которое она использовала в качестве подзаголовка, Хроника текущих событий , после сводки новостей BBC на русском языке.
Он стал известен просто как Хроника .
Наташа и ее друзья использовали Хроника , чтобы снять с себя бремя всего причиненного им вреда. Все описанные события вначале касались узкого круга интеллигенции Москвы и Ленинграда, начиная с рассказа о суде над четырьмя из них, привлеченными к уголовной ответственности за создание самиздата. Не обошлось и без недавнего испытания Наташи: «Без предупреждения и без ведома родственников Горбаневскую 15 февраля перевели из родильного дома № 27, где она находилась с угрозой выкидыша, в 27-ю палату больницы им. Кащенко. ”
Она закончила к концу апреля и поставила дату выпуска 30 апреля 1968 года. Это было двадцать страниц с плотным интервалом и семь копий под копирку. Шесть экземпляров раздали друзьям для перепечатки по очереди, а один отдали западному корреспонденту. Набросанные заметки, содержащие всю информацию, вошедшую в номер, были немедленно сожжены.
Позднее Людмила Алексеева, одна из диссиденток, больше всего помогавших в наборе Хроники , описывала ее стиль так: «В ней не будет ни комментариев, ни беллетристики, ни словесных кульбитов; только основная информация».
Отсутствие украшений казалось Наташе творческим актом. Не опыт сочинения стихов, который, как она часто говорила, казался ей таким же естественным и необходимым, как дыхание, а волевое отсечение эмоций, доставляющих иное удовлетворение, обостряло внимание.
Ко второму номеру Наташа начала вводить новшества, добавляя в журнал больше возможностей. Самой важной была «Кратко о новостях», своего рода сбор всех нарушений и обновлений по различным делам и заключенным. Например, первый материал № 2 гласил: «Токарный станок оторвал пальцы руки Вадиму Гаенко в лагере № 11 в Мордовии. Гаенко из Ленинграда отбывает четыре года по статьям 70 и 72 УК РСФСР за участие в нелегальном марксистском кружке и выдачу Журнал Bell ». Она также включила длинный список «внесудебных политических репрессий» с именами девяноста одного человека, которые были исключены с работы или исключены из партии за различные предполагаемые правонарушения, такие как подписание писем протеста или преподавание запрещенных книг.
Большая часть материала поступила от друзей, которые записали все, что знали, на листочках бумаги или запомнили, а затем рассказали об этом Наташе, чья личность как редактора не была секретом. С этим вторым выпуском Наташа также выехала за пределы городских центров с письмом от группы крымских татар, в которых описывалась затяжная душевная боль от насильственного и жестокого изгнания сталинской эпохи с их земли. Для Хроника , чтобы убедительно послужить юридической запиской для пострадавшего советского гражданина, чтобы сфокусировать инакомыслие, она должна была выходить за рамки интересов московской и ленинградской интеллигенции.
21 августа советские танки вошли в Чехословакию, чтобы подавить Пражскую весну. Наташа все еще чувствовала себя виноватой за то, как она отвернулась от своих друзей после венгерской революции. Это был ее шанс искупить свою вину. Ей пришлось проявить солидарность с народом Чехословакии и либеральными шагами нового лидера страны Александра Дубчека.
Наташа и группа ее друзей, в том числе Павел Литвинов и Лариса Богораз, жена заключенного писателя Юлия Даниила, решили устроить сидячую акцию протеста на Красной площади. Такого вопиющего публичного инакомыслия еще никогда не предпринимали на священной земле, всего в нескольких шагах от мумифицированного тела Ленина. Они подготовились, сделав чешские флаги и транспаранты с лозунгами «За вашу и нашу свободу», которые Наташа затем сложила и положила под матрас в коляске своего трехмесячного сына.
Незадолго до назначенного времени в полдень 25 августа она выкатила спящего младенца Осю в сторону Красной площади, у его ног была лишняя пара матерчатых пеленок и штанишек. Группа встретилась в Лобном месте, круглой каменной платформе, похожей на сцену, перед собором Василия Блаженного, где, как говорят, Иван Грозный казнил головы. А когда пробил полдень, семеро друзей вынули свои знамена и флаги и молча сели посреди шумной площади. Через несколько минут они были отключены.
Толпа, организованная КГБ, чтобы разозлить в основном растерянных пешеходов, начала кричать на протестующих: «Они все евреи!» и «Бей антисоветчиков!» Тем временем черные «Волги» — машины КГБ — промчались по площади, и оттуда выскочила милиция, грубо стаскивая сидящих протестующих с земли в машины.
Наташу, поскольку она еще нянчила грудного ребенка, почти сразу отпустили.
Несколько дней спустя она написала письмо, которое появилось в The New York Times , среди других публикаций. Как единственная участница, «еще находящаяся на свободе», Наташа описала происходившее на Красной площади и выразила гордость за то, что, по ее выражению, «мы смогли хотя бы ненадолго прорваться сквозь тину разнузданной лжи и трусливого молчания и тем самым продемонстрировать, что не все граждане нашей страны согласны с насилием, совершаемым от имени советского народа». Но со своими ближайшими сотрудниками, Литвиновым и Богоразом, теперь заключенными в тюрьму и вскоре приговоренными к сибирской ссылке, Наташа чувствовала себя все более одинокой. Тем не менее, не зная, сколько ей осталось, она снова с головой ушла в работу самиздата.
*
К концу 1968 года в Советском Союзе постоянно выходила «Хроника » — регулярно выходящее самиздатское издание, рассказывающее непрерывную и очень подробную историю репрессий.
Хроника Наташа не считала незаконным предприятием. Весь его modus operandi заключался в прозрачности — «гласности» по-русски — раскрытии внутренних механизмов Советского Союза на благо бдительных граждан. Концепция подпольной газеты имела главный архетип в собственном дореволюционном пропагандистском органе Ленина 9 .0009 «Искра », отпечатанная за границей и ввезенная контрабандой в царскую Россию, где ее нужно было спрятать и говорить о ней вполголоса. «Хроника » питалась другим импульсом, не созданием теневой революционной армии, а, скорее, выставлением на свет, по одному злоупотреблению, репрессивного характера советского государства. Наташа и ее коллеги-авторы были заинтересованы в том, чтобы разрушить отчетливо советское ощущение наличия двух «я» — одного, который шептал правду наедине, и другого, который регулярно призывал отрицать реальность вслух. Людмила Алексеева, которая к 1969 перепечатывала выпуски, а также предоставляла информацию от своих контактов в Украине, описала работу над Хроникой как обязательство «быть верным истине».
Хроника требовал от Наташи все больших и больших жертв, но это было еще и потому, что это становилось все более важным. Она остро почувствовала это, когда мать политзаключенного, только что сошедшего с поезда после визита к сыну, тайком бросилась ей навстречу, чтобы она могла выложить все, что узнала. Наташа записывала, кому в этом лагере урезали продовольственный паек, кто недавно пострадал при переноске дров, кто болен и не получает медицинской помощи. Все это попало в следующий номер в раздел новостей «из лагерей».
С каждым добавленным читателем Хроники шанс ареста самой Наташи увеличивался. После десяти номеров КГБ и его глава Юрий Андропов повысили уровень опасности журнала. А потом было дело с Би-би-си и «Голосом Америки», которые транслировали чтения целых выпусков. Радиостанции восприняли репортажи журнала как надежный источник новостей, в отличие от потемкинского рая, представленного на страницах «Правды » и «Известий ».
Их частоты были заблокированы от передачи на советскую территорию, но им все же удалось связаться с коварными советскими гражданами с помощью коротковолновых радиостанций.
После обыска в ее квартире в конце октября 1969 года Наташа поняла, что должна передать свои редакционные обязанности кому-то другому, и как можно быстрее. Но она не успела избавиться от всех потенциально компрометирующих материалов, когда в декабре КГБ снова постучался, на этот раз, чтобы арестовать ее. У нее был конверт, набитый рукописными заметками, который лежал в центральном ящике ее стола, а еще несколько скомканных страниц лежали в кармане ее пальто, висевшего у двери; КГБ набросится на любой почерк, чтобы попытаться найти авторов. Она смотрела, как агенты вытряхивают книги, стучат кулаками по полу и стенам в поисках возможных укромных мест, разрезают подушки и высыпают ее кухонную утварь из ящиков.
К моменту окончания обыска агенты собрали стопку бумаги в фут толщиной и десятки книг. Только тогда Наташе сообщили, что она арестована.
Трое друзей зашли во время обыска и все еще беспокоились о том, чтобы оставить какие-либо компрометирующие документы, и не были уверены, что КГБ их нашел, она прошептала: «Пройдите через стол», прежде чем ее увели. Она также схватила легкое пальто и оставила то, в кармане которого, как она надеялась, еще остались остатки, хотя она почувствовала болезненный декабрьский холод, ударивший ее по лицу, как только она вышла на улицу и была втолкнута в поджидающую черную «Волгу».
Сотрудники КГБ доставили ее в Бутырскую тюрьму, где ей было предъявлено обвинение в клевете на советский строй по статье 190-1. В апреле, после трех месяцев заключения, ее увезли в Институт Сербского, как она и опасалась. Там она была осмотрена комиссией психиатров, в которую входил профессор Даниил Лунц, прославившийся тем, что широко ставил диссидентам «вялотекущую шизофрению» — психическое заболевание, недавно изобретенное советскими врачами. Лунц присоединился к выводу, что у Наташи был «медленно прогрессирующий» случай этой шизофрении.
Суд над ней состоялся 7 июля в заочной форме — как правило, душевнобольных не допускали на судебные заседания. Маме Наташи разрешили выступить с трибуны. Плаксивая и измученная, она обратилась с мольбой: «Если моя дочь совершила преступление, присудите ей любое наказание, даже самое суровое, но не помещайте абсолютно здорового человека в психиатрическую больницу». Единственным доводом адвоката защиты было то, что Хроника была полностью анонимной. Не было представлено никаких доказательств того, что Наташа или кто-либо другой имел какое-либо отношение к созданию или распространению журнала.
Суд вынес решение не сразу. Она была признана виновной, но в «душевнобольной». Ее поместят в «психиатрическую больницу особого типа для принудительного лечения». Срок ее «лечения» остался неопределенным.
В последующие месяцы Наташу поместили в больничное крыло Бутырской тюрьмы, ожидая перевода в окончательное место заключения: в Специальную психиатрическую больницу в Казани.
Она знала, чего ожидать: всего за год до этого в № 10 из Хроника , она составила отчет об учреждении, перечислив его ужасы скупо, точно так, как они были переданы ей бывшими заключенными: воюют, они прикованы к своим кроватям на три дня, а иногда и больше. При таком виде наказания игнорируются элементарные правила гигиены: больным не разрешается ходить в туалет, не выдаются судны».
Теперь она вспомнила слова стихотворения, написанного ею для своего друга Юрия Галанскова, который так же сидел в психиатрической больнице в 1966 и одурманен: «В сумасшедшем доме/ Руки заломите,/ К стене бледным лбом прижметесь/ Как лицо в сугроб». В Казани это было бы ее лицо, прижатое и исчезающее. Теперь о корреспонденте-правозащитнике сообщалось в заметке № 18, в которой говорилось: «9 января 1971 года Наталья Горбаневская была переведена из Бутырской тюрьмы в Специальную психиатрическую больницу на улице Сеченова в Казани (почтовый адрес: дом 148, корпус 6, ул. а/я УЭ, г. Казань-82), где ей назначен курс лечения галоперидолом».
*
Чуть больше года Наташа провела в заключении в Казани, прежде чем ее освободили в феврале 1972 года. Три года спустя, в 1975 году, она навсегда покинула Советский Союз, переехав в Париж, где ей предстояло жить до конца жизни. ее жизнь.
Хроника , тем не менее, продолжение. Появился новый редактор, а за ним еще один, а потом еще один, пока в начале 1980-х годов журнал не был окончательно уничтожен жесткими репрессиями. И все же, даже после того, как его хрупкие страницы перестали циркулировать, Хроника Миссия каким-то образом выжила: через пару лет неустанная ориентация диссидентов на гласность — то, что Людмила Алексеева назвала «процессом правосудия или управления, проводимым открыто» — станет визитной карточкой новой советской политики. премьер-министра Михаила Горбачева, попытка добиться прозрачности, которую, как он чувствовал, у него не было другого выбора, кроме как осуществить.
Журнал, который так долго направлял и концентрировал усилия диссидентов, был сосудом для этого процесса.
Из самиздата они построили теневое гражданское общество для дискуссий и свободомыслия, когда их репрессивная среда делала эту деятельность невозможной. В четком и неприкрашенном языке его настойчивость на истине делала его все труднее и труднее принимать ложь. Эта неизбежная логика в конечном итоге оказалась больше, чем сверхдержава: вскоре она подорвала тоталитарное государство и заставила его рухнуть.
Спустя годы, в 2013 году, Наталья Горбаневская все-таки вернулась в Москву. К тому времени ей было семьдесят семь лет, а в России было более десяти лет правления Путина. Целью ее визита было присоединиться к бывшим коллегам-диссидентам в воссоздании протеста 1968 года на Красной площади в ознаменование его сорок пятой годовщины. Наташа и группа из девяти друзей развернули знамя с тем же лозунгом «За вашу и нашу свободу» и встали на том же месте у каменной плиты Лобного места. Их тут же арестовала полиция. Через несколько месяцев, уже в Париже, Наташа умерла.
Юрий Тимофеев/AFP через Getty Images
Наталья Горбаневская присоединяется к небольшой группе протестующих на Красной площади незадолго до их ареста в знак протеста против советского вторжения в Чехословакию в 1968 году, Москва, Россия, 25 августа 2013 г.
English on Sell, «От Вашингтона до Москвы: американо-советские отношения и распад СССР» | H-Diplo
Луис Селл. Из Вашингтона в Москву: американо-советские отношения и распад СССР. Дарем: Издательство Университета Дьюка, 2016. 416 стр. 99,95 долларов США (ткань), ISBN 978-0-8223-6179-4; 27,95 долларов США (бумага), ISBN 978-0-8223-6195-4 .
Отзыв Роберта Д. Инглиша (Университет Южной Калифорнии) Опубликовано на H-Diplo (март 2017 г.) По заказу Сета Оффенбаха
Луис Селл — офицер дипломатической службы в отставке с двадцатисемилетним дипломатическим опытом работы в советско-российских и балканских делах. Некоторые помнят его прекрасную раннюю книгу 9.0009 Слободан Милошевич и разрушение Югославии (2002). Его высокие посты — в дополнение к годам работы в посольствах США в Белграде и Москве — варьируются от члена делегации на переговорах по сокращению стратегических наступательных вооружений (СНВ) до заместителя верховного представителя в Боснии и директора Международной кризисной группы по Косово.
Но именно ранний опыт Селла в качестве младшего дипломата в Москве, относящийся к 1970-м годам, обеспечил понимание и точку зрения, которые делают эту новую книгу об окончании холодной войны такой интересной.
Прежде всего следует признать, что книга также страдает от главного, но едва ли критического недостатка большинства историй о великих преобразованиях, которые автор пережил из первых рук, а именно, дневниковой организации, часто хроники событий, в которых участвовал сам Селл, это заставляет читателей в первых главах гадать, о чем же он будет спорить, каковы, по его мнению, основные причины распада СССР, неудач Ельцина или враждебности Путина. То есть до тех пор, пока событие не пройдет и Sell не сделает паузу в размышлениях. Но хорошая сторона этого в том, что история чрезвычайно яркая, живая в своих деталях и убедительная в своих оценках, увлекательно воссоздающая то, что сейчас для многих читателей является ушедшей эпохой, и поэтому мир, который они с трудом представляют себе с помощью сухого, академического анализа.
Почти половина книги посвящена до- перестроечным годам, то есть более или менее середине-концу холодной войны, годам Леонида Брежнева и двух его непродолжительных преемников. Они соответствовали президентствам Никсона, Форда, Картера и Рейгана, что является полезной периодизацией, потому что опыт Селла как американского дипломата в значительной степени определялся различной политикой — и часто назначениями — при каждом президенте. После полезного обзора основных моментов правления Брежнева — экономики, общества, коммунистической партии, международных отношений — Селл фокусируется на советских диссидентских движениях и движениях за права человека. Потому что он провел много времени в этих кругах, проходя мимо самиздат литературы для публикации за границей или общения с московским сообществом отказников по субботам во второй половине дня, Селл очень хорошо знает сагу этих людей (Андрей Сахаров, Анатолий Щаранский, Юрий Орлов и др.). Он живо описывает храбрость, честность, драму и страдания их борьбы, и неудивительно, что позже он оценивает морально-этические недостатки Советского Союза как ключ к окончательному краху страны.
То же самое можно сказать и о других сторонах русской внутренней жизни в XIX в.70-х и начала 1980-х годов, хотя и в меньшей степени, когда речь идет о некоторых политических и особенно военных делах. Селл хорош в деталях подхода Никсона-Киссинджера к СССР, но затем, в отношении Джеральда Форда, он упоминает «откровения о реальных и воображаемых злоупотреблениях разведкой, [которые] поставили под сомнение способность США использовать секретные операции, которые были неотъемлемой частью по обе стороны борьбы холодной войны» (стр. 83). Студент, читающий отчет Селла как общую историю этого периода американо-советских отношений, не поймет, что он имеет в виду слушания в Комитете Черча, расследование Конгрессом США истории переворотов, убийств и других тайных операций ЦРУ. Но стенания Селла по поводу предполагаемого срыва таких операций опровергаются несколькими главами позже, когда он пересказывает сагу о катастрофическом советском вторжении в Афганистан в декабре 19 декабря.79. Селл хорошо описывает замешательство, которое сопровождало решение Москвы, принятое, по сути, всего тремя членами Политбюро, ни одним из которых не был Генеральный секретарь Брежнев, но высмеивает страх Советов перед вторжением США в их якобы социалистического соседа как «потустороннее» (стр.
101). . Это кажется странным, когда всего несколькими страницами позже Селл признает, что почти за шесть месяцев с до советского вторжения президент Картер санкционировал тайную помощь США повстанцам-моджахедам, сражающимся с социалистическим афганским правительством (стр. 103). Это произошло, когда отношения с Москвой уже ухудшились из-за Анголы и Эфиопии, через три года после того, как новая администрация Картера — с ее противоречивыми целями и враждующими личностями — уже «боролась с землей из-за американо-советских отношений» (стр. 87).
Первые годы правления Рональда Рейгана и его коллег в должности генеральных секретарей Юрия Андропова и Константина Черненко ярко и точно описаны в преддверии эпохи радикальных реформ Михаила Горбачева. Можно было бы пожелать более качественных и ясных источников — иногда две и более полных подробностей страницы проходят без цитат, хотя библиография Селла полна ценных мемуаров и документов, — но история коррупционных скандалов и политических интриг, бурливших при Андропове, тем не менее превосходна.
. Восхождение Горбачева также хорошо описано, но к этому моменту хроники становится очевидным, что Селла больше не было «на сцене». О приходе Горбачева на престол и первых годах его правления рассказывается в основном через второстепенные источники. История становится сухой и несколько отстраненной, суждения условны, а личные наблюдения только издалека — Вашингтон, округ Колумбия, или Белград, Югославия. Таким образом, критическая чернобыльская трагедия 1986 рассказывается со стандартным осуждением секретности СССР (и самого Горбачева), без особого понимания реальной драмы события и ожесточенной оппозиции, с которой столкнулись либералы. Подъем гласности по сравнению с 1986–1987 годами рассматривается на удивление кратко, с отмеченными обычными вехами и небольшим представлением о том, как она ощущалась и развивалась в то время, — скорее, это довольно стандартная и сдержанная ретроспективная оценка, опять же отражающая в основном вторичные источники. . Разница между этим и рассказом Селла о более ранних годах, когда он был на сцене, напоминает резкое различие между двумя книгами Душко Додера о Советском Союзе.
0009 Shadows and Whispers (1986), основанный на его собственном проживании и отчетах, и Еретик в Кремле (1990), исследованный и написанный в основном издалека. Эти слабости последнего, возможно, наиболее ярко видны в кратком анализе Селлом экономических проблем перестройки . Ключевые реформаторские инициативы и правовые изменения почти не упоминаются, проблемы их реализации и функционирования опущены, и, конечно же, нет подробного описания препятствий, с которыми столкнулись рабочие и менеджеры при попытке их реализации. В общем оба гласность и экономическая реформа 1985-1987 годов занимают всего пять страниц (стр. 185-189).
Драма и детали возвращаются, когда Селл поворачивается к внешней политике. Точка зрения инсайдера в сочетании с изучением последних мемуаров и документальных источников придает его рассуждениям о происхождении предложений по контролю над вооружениями, первых встречах на высшем уровне и переговорах между (и внутри) советской и американской сторонами, живостью и проницательностью.
Точно так же его широкомасштабное исследование делает вывод Селла об ускорении внутренних изменений, приведших к решающему съезду народных депутатов в 1919 г.89 — обстоятельная и живая хроника. К сожалению, по-прежнему слабым местом является экономика, и эта жизненная сфера обходится поверхностно, с привычными, но в основном бесполезными ссылками на «робость» и «полумеры» (с. 347). Как и в случае с широко критикуемой неспособностью Горбачева баллотироваться на пост президента СССР еще в 1989 или 1990 г. или порвать со сторонниками жесткой линии и создать две коммунистические партии (стр. 250), практически отсутствует анализ, посвященный тому, какая из экономических реформы могли бы сработать и как они были бы реализованы. Тем не менее, это жизненно важно, поскольку, хотя Селл, как и многие другие авторы, считает, что основными причинами распада СССР были политическая поляризация и националистический сепаратизм, он уделяет относительно мало внимания экономическому недовольству, лежащему в основе этих движений.
Незаданные вопросы включают: Какие именно более смелые экономические реформы могли бы сработать? Как они могли быть реализованы при ожесточенном партийно-бюрократическом сопротивлении? А если бы они сработали, то как более сильная экономика могла бы ослабить разного рода радикальные течения и укрепить позиции Горбачева в сохранении СССР? Селл на самом деле вообще не задает последний вопрос, но вместо этого подразумевает, что это было наследием десятилетий советского подавления национальных устремлений — фрустрации, которая вырвалась наружу, когда обнародовано гласность , а затем озвученная демократизацией, — это, казалось бы, сделало неизбежным выход различных нерусских народов из СССР. Именно так это выглядело из устремлений и призывов многих националистически настроенных политиков. Но это может быть «неизбежным задним числом» в действии, и на самом деле успешные экономические реформы могли подорвать многие сепаратистские движения, а также снизить привлекательность политиков-популистов, таких как Борис Ельцин.
Рассказ Селла о «annus mirabilis» 1989, цепь событий в Восточной Европе, которая привела к быстрому распаду советского блока и разожгла гнев консерваторов в Москве, сильна. Спорный вопрос о воссоединении Германии и месте НАТО в новой Европе решается в основном традиционно. Селл оспаривает господствующую позицию, согласно которой не было реального соглашения об ограничении последующей экспансии НАТО в Восточную Европу. Таким образом, это отвергается как прямая или оправданная причина последующего недовольства России, а Селл предлагает другое объяснение ухудшения отношений с Соединенными Штатами и Западом в целом: «неспособность Москвы после распада СССР справиться с его необходимо уменьшенная роль в мире; неспособность посткоммунистического руководства России создать динамичную и процветающую новую внутреннюю систему, что привело к подрыву поддержки всех аспектов постсоветского урегулирования; и неспособность Запада найти способ включить Россию в качестве равноправного партнера в создание нового европейского порядка после окончания холодной войны» (стр.
278).
Читатели сразу же отметят напряженность, в частности, «неспособность России… смириться с неизбежно уменьшающейся ролью в мире» наряду с «неспособностью Запада… включить Россию в число равноправных партнеров». Этот же дуализм пронизан ярким проникновенным постскриптумом Селла о постсоветской России. Российские лидеры не смогли хорошо управлять экономическим переходом, но Запад виновен в том, что мало помогает и дает много сомнительных советов. Соединенные Штаты были правы, поддержав мужественного Ельцина, даже в его жестоком подавлении бескомпромиссной оппозиции, но, возможно, закрывать глаза на его фальсификацию выборов и принятие новой конституции, в конце концов, было не такой уж и хорошей идеей. Расширение НАТО было ключом к интеграции государств бывшего советского блока в «единую и демократическую» Европу, но также вызвало понятное «чувство унижения», которое подпитывало антизападный поворот Владимира Путина, который теперь угрожает тем же самым странам бывшего советского блока.