Гроза 1 глава островский: Островский «Гроза» краткое содержание по действиям – читать пересказ пьесы онлайн

Анализ драмы «Гроза» А. Н. Островского » Рустьюторс

Анализ  драмы «Гроза» А.Н. островского для тех, кто сдает ЕГЭ по русскому языку и литературе.

Краткое содержание пьесы «Гроза»
Литературный герой Катерина

 
Идейно-художественное своеобразие драмы «Гроза» (1859)


Метод – реализм.

а)  «Гроза» как произведение 60-х гг. XIX века (см. ниже).

б)  Типические характеры в типических обстоятельствах, социальные типы (смотри пункт «Город Калинов и его обитатели»).

в)  Самобытные черты реализма Островского:

Одним из первых в русской драматургии Островский вводит пейзаж, который выступает не просто фоном, но воплощает естественную стихию, которая противостоит «темному царству» (в начале произведения, сцены на Волге, гибель Катерины).

Островский использует традиции фольклора при создании образа Катерины, Кулигина, Кудряша, а в образах Дикого и Кабанихи прослеживаются некоторые сказочные черты.

Речь персонажей изобилует просторечиями.

Использование символов: гроза – символ разлада в душе Катерины; громоотвод, предлагаемый Кулигиным, – символ просвещения и т. д. 

Жанр – драма

Драма характеризуется тем, что в ее основе лежит конфликт, отдельной личности и окружающего общества. Для трагедии же характерно чувство трагической вины, которое преследует главного героя, приводя его к гибели; идея рока, фатума; катарсис (чувство духовного очищения, которое возникает у зрителя, созерцающего гибель главного героя).

«Грозу», несмотря на то, что главная героиня погибает, принято считать драмой, так как в основе произведения лежит конфликт Катерины и «темного царства».

Комедийные традиции у Островского: сатирическое изображение нравов патриархальной купеческой среды.

Город Калинов и его обитатели

1.  «Гроза» как произведение 60-х гг. XIX века

«Гроза» вышла в свет в 1859 г. (накануне революционной ситуации в России, в «предгрозовую» эпоху). Историзм «Грозы» заключен в самом конфликте, непримиримых противоречиях, отраженных в пьесе. В «Грозе» нет идеализации купечества, есть лишь острая сатира, что свидетельствует о том, что Островский во многом преодолел свои славянофильские воззрения.

«Луч света в темном царстве» Добролюбова – пример революционно-демократического истолкования «Грозы». Добролюбов делает акцент на тех сторонах драмы, которые отвечают духу времени, остроте общественной борьбы.

Добролюбов: «…пьесы жизни: борьба, требуемая теориею от драмы, совершается в пьесах Островского не в монологах действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними… «Гроза» представляет собою идиллию «темного царства»… «Гроза» есть, без сомнения, самое решительное произведение Островского… Взаимные отношения самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий… В «Грозе» есть даже что-то освежающее и ободряющее – фон пьесы… характер Катерины… предвещают шаткость и близкий конец самодурства. .. Русская жизнь и русская сила вызвана художником в «Грозе» на решительное дело».

2.  «Темное царство» и его жертвы.

Новаторство драматурга проявляется в том, что в пьесе появляется настоящая героиня из народной среды и именно описанию ее характера уделено основное внимание, а мирок города Калинова и сам конфликт описываются более обобщенно.

Добролюбов: «Их жизнь течет ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат, потому, что не доходят до них; царства могут рушиться, новые страны открываться, лицо земли… изменяться… – обитатели городка Калинова будут себе существовать по-прежнему в полнейшем неведении об остальном мире… Принятые ими понятия и образ жизни – наилучшие в мире, все новое происходит от нечистой силы… находят неловким и даже дерзким настойчиво доискиваться разумных оснований… Сведения, сообщаемые Феклушами, таковы, что не способны внушить большого желания променять свою жизнь на иную… Темная масса, ужасная в своей наивности и искренности».

Странники

«Сами по немощи своей далеко не ходили, а слыхать много слыхали» (бесконечные разговоры о грехах, шести или двенадцати смущающих врагах, о странах, где салтаны землей правят, о людях с песьими головами, о суете в Москве, где «наступают времена последние», об «огненном змие» (машине), о нечистом, о худых и печальных женщинах, о том, что время короче делается за человеческие грехи).

Самодуры

Добролюбов: «Отсутствие всякого закона, всякой логики – вот закон и логика этой жизни… Самодуры русской жизни начинают, однако же, ощущать какое-то недовольство и страх, сами не зная перед чем и почему… Помимо их, не спросясь их, выросла другая жизнь… тяжело дышат старые Кабановы, чувствуя, что есть сила выше их, которую они одолеть не могут, к которой и подступить не знают как… Дикие и Кабановы, встречая себе противоречие и не будучи в силах победить его, но желая поставить на своем, прямо объявляют себя против логики, то есть ставят себя дураками перед большинством людей».

Кабанова

Кабанова ханжа, деспот, свою тиранию прикрывает приверженностью старым порядкам. Ее женское самодурство мельче и несноснее мужского. Следствием ее бессилия становится мелкий мирок обрядов, обычаев и тупоумия. Тихон для Кабанихи не мужчина – не самостоятельная единица. Она кстати и некстати напоминает сыну о необходимости уважения к себе, постоянно пилит его, отношение Тихона к Катерине обусловлено боязнью материнского гнева. Катерину Кабаниха ненавидит тупой, неосознанной ненавистью. Кабанихе нельзя угодить, ее мелочная требовательность, настырность и бесконечные претензии Отравляют атмосферу в доме. Семейный деспотизм Кабанихи основан на религиозном ханжестве (Феклуша).

Дикой

Добролюбов: «Ему кажется, что если он признает над собою законы здравого смысла, общего всем людям, то его важность сильно пострадает от этого… Он сознает, что он нелеп… Привычка дурить в нем так сильна, что он подчиняется ей даже вопреки голосу собственного здравого смысла».

Варвара и Кудряш

Внешне противостоят, а внутренне тесно связаны с «темным царством» – пытаются приспособиться, но, не справившись с этой задачей, уходят.

Кулигин

Противостоит невежеству и мракобесию «темного царства». Это носитель идей просвещения, народный тип, в котором сильно здоровое человеческое начало. Однако Кулигин – не борец, а пассивный наблюдатель. Он не может добиться воплощения своих изобретений в жизнь. Хотя Кулигин искренне пытается принести пользу, в условиях «темного царства» его способности не развиваются – напр., он одержим несбыточной идеей изобрести панацею от всех бед – «вечный двигатель». Он не способен на великие свершения, так как зависим от «сильных мира сего».

Тихон

Добролюбов: «Простодушный и пошловатый, совсем не злой, но до крайности бесхарактерный… из множества тех жалких типов, которые обыкновенно называются безвредными, хотя они в общем-то смысле так же вредны * как и сами самодуры, потому, что служат их верными помощниками. .. в нем никакого сильного чувства, никакого решительного стремления развиться не может».

Борис

Добролюбов: «Не герой… Он хватил образования и никак не справится ни с старым бытом, ни с сердцем своим, ни с здравым смыслом – ходит точно потерянный… один из тех людей, которые не умеют делать того, что понимают, и не понимают того, что делают». Несмотря на то, что Борис понимает, что наследства ему не видать, он зависит от Дикого и будет впредь состоять при нем. Ключевая фраза к пониманию характера: «Эх, кабы сила!»

Образ Катерины и средства его создания.

а)  Тип народный, природное начало.

Добролюбов: «Катерина не убила в себе человеческую природу…»

б)  Чутье естественной правды, цельность характера.

Добролюбов: «Русский сильный характер… поражает нас своей противоположностью всяким самодурным началам… Характер… созидающий, любящий, идеальный… Всякий внешний диссонанс она старается сгладить… всякий недостаток покрывает из полноты своих внутренних сил. .. Она странная, сумасбродная с точки зрения окружающих, но это потому, что она никак не может принять в себя их воззрений и наклонностей».

в)  Стремление к свободе, духовному раскрепощению.

Добролюбов: «Она рвется к новой жизни, хотя бы ей пришлось умереть в этом порыве… Возмужалое, из глубины всего организма возникающее требование права и простора жизни…»

г)  Противоречивость.

Добролюбов: «В сухой однообразной жизни своей юности, в грубых и суеверных понятиях окружающей среды, она постоянно умела брать то, что соглашалось с ее естественными стремлениями к красоте, гармонии, довольству, счастью… Все идеи, внушенные ей с детства, все принципы окружающей среды восстают против ее естественных стремлений и поступков. Все против Катерины, даже и ее собственные понятия о добре и зле».

д)  Отношение к Борису.

Бориса Катерина полюбила на безлюдье. Причины: потребность любви, оскорбленные чувства жены и женщины, смертельная тоска ее однообразной жизни, желание воли, простора.

Катерина борется сама с собой, но в конечном итоге внутренне оправдывает себя.

Средства создания образа Катерины:

1.  Традиции устного народного творчества.

а)  Мотивы народных песен («Отчего люди не летают так, как птицы?»),

б)  Обращение к «другу милому», без которого не мил белый свет («Друг мой, радость моя»),

в)  Обращение к «буйным ветрам» («Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску»),

г)  Образ «могилушки» («Да что домой, что в могилу…», «В могиле лучше… под деревцом могилушка… как хорошо!»).

2.  Церковно-житийные образы в народном понимании.

а)  Посещение церкви («И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду…»),

б)  Рассказы странниц («У нас полон дом был странниц и богомолок…»),

в)  Сны Катерины («Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса…»).

3.  Речевая характеристика.

Просторечные выражения («Чтоб не видеть мне ни отца, ни матери. ..», «Кто-то ласково говорит со мной, точно голубь воркует…»). 

1. Жанровое своеобразие «Грозы».

2. Особенности конфликта в драме.

3. Система персонажей драмы.

4. Символика названия.

Ни одна пьеса Островского не вызывала столько споров, сколько написанная накануне великой реформы «Гроза». И спорили даже не о пьесе – о главной героине. Кто она – «луч света в темном царстве», по знаменитому определению Добролюбова, или «зачумленная личность», зараженная «до мозга костей всеми нелепостями понятий, господствующих в обществе самодуров», по словам Писарева; «народный характер», который «сосредоточенно решителен, неуклонно верен чутью естественной правды, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен, в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны» (Добролюбов), или истеричка, которая «на каждом шагу путает и свою собственную жизнь, и жизнь других людей… разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством, да еще таким самоубийством, которое является совершенно неожиданно для нее самой» (Писарев). Непредвзятый читатель Островского видит, что оба объяснения лишены полноты, лишены той сложности в понимании и характера героини, и мира, в котором она живет, и конфликта – «грозы», над ней разразившейся, которая есть в пьесе Островского.

Важнейшая часть любого драматического произведения – место действия, и оно у Островского строится на противоречии. С одной стороны, Калинов – старинный купеческий городок, в котором неподвижность и неизменность существования подчиняется веками существующим законам патриархальной жизни. Дом Кабановых – концентрация этого. «Ну, теперь тишина у нас в доме воцарится. Ах, какая скука!» – скажет Катерина. Но не зря Островский в этой пьесе впервые вывел действие из помещения на природный ландшафт: высокий берег Волги, частые грозы – знаки природной свободы – не просто элемент декорации, они активно участвуют в действии. На берегу Волги Катерина произнесет в первом действии свое знаменитое: «Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь». И ее самоубийство – тоже полет, освобождение от земной тяжести. Калинов замкнут в себе, изолирован от внешней жизни, но она, эта жизнь, не то что вторгается в его пределы, но как будто стучится в дверь, напоминает о себе рассказами «дорожного человека» – странницы Феклуши, которая повествует о «последних временах», когда извратился привычный порядок вещей и само время «стало в умаление приходить»: «шум, беготня, езда беспрестанная», «гульбища да игрища», «огненного змия стали запрягать». От этой жизни у Калинова нет настоящей защиты, и на жалобные Феклушины слова: «Нам-то бы только не дожить до этого» – Кабаниха отвечает коротко и весомо: «Может, и доживем».

Проблема жанра для любой пьесы не просто научный вопрос, понимание жанра определяет и характер героя и особенности конфликта. Добролюбов исходит из понимания «Грозы» как социально-бытовой драмы. Для него конфликт пьесы – резкое противостояние двух миров: самодуров и их жертв. И исключительность Катерины в том, что рядом с другими – с полностью покорными Тихоном и Борисом, с приспособившимися к калиновской жизни Варварой и Кудряшом – она единственная последовательна и решительна в своем неприятии насилия. Дело обстоит не так просто. Начать с лагеря «самодуров». Понятие «самодурства» у Островского, отмечает современный исследователь, – не порядок патриархального мира, а разгул своеволия властного человека, тоже по-своему нарушающего порядок и ритуал. Это определение полностью подходит к Савелу Дикому, «безобразному» в своей эмоциональной неуемности, но не к Марфе Игнатьевне Кабановой, рассудительной хранительнице устоев патриархальной жизни. Добролюбов же понимает самодурство расширительно – как весь уклад русской жизни. Но несмотря на контрастность характеров, Кабаниха и Дикой («говорящее» сочетание имен!) составляют пару в системе персонажей. «Парность» – свойство характерное для «Грозы», и создается она разными способами: на основе сходства – Тихон и Борис, Варвара и Кудряш; при различии характеров сходство положений – Кабаниха и Дикой; на основе противоположности – Феклуша и Кулигин (оба не участвуют непосредственно в сюжете, а выполняют функцию резонеров, обосновывая либо правоту (Феклуша), либо неправедность (Кулигин) калиновской жизни.

Особенность положения Катерины в системе персонажей в том, что для нее не находится пары. Она любит Бориса, жалеет Тихона, любит, как сестру, Варвару, и они отвечают ей тем же, но притом она совершенно одинока. Ее не понимает никто из них. Ни с кем она не соразмерна. Что же в ней особенного, в этой купеческой жене, о которой столько спорила русская критика и до сегодняшнего дня продолжает спорить русский театр? Для того чтобы понять это, надо вернуться немного назад, к изображению Островским мира. Этот мир, как уже говорилось, соединяет в себе два противоположных начала: иерархически устроенного (отношения старших и младших), основанного на жесткой системе правил и ритуалов патриархального общественного уклада и природного начала, с его свободой и стихийной непредсказуемостью. Но и в человеке воплощены те же два начала: нравственный закон, выраженный в системе общественных (человеческих) и религиозных (божественных) правил и запретов, и природное начало – сила свободной страсти. Присутствие этих начал в человеке и определяют личность. Тихон и Борис, персонажи, которые в сюжете и конфликте любой другой драмы или комедии были бы антагонистами (муж и любовник), здесь объединены своей предельной слабостью: закону они следуют не по свободному выбору, а подчиняясь силе (Тихон – силе матери, Борис–дяди), нарушение закона (у Тихона – загул, у Бориса – любовные встречи с Катериной) всегда временное, калиновская жизнь возвращает их в прежнее русло; и природное начало не определяет их жизни, они ничем не способны пожертвовать для любви. Варвара и Кудряш вполне наделены природной свободой, но начало нравственное подавлено в них полностью, они способны успешно приспособиться к любым условиям жизни. С Катериной все по-другому. Она максимально наделена и природно и духовно. На слова Варвары: «… у тебя сердце-то … не уходилось еще» – она отвечает: «И никогда не уходится… Такая уж я зародилась, горячая!» Жизнь «горячего сердца» – и одновременно максимализм в сознании нравственного долга, который для нее может принять единственно возможную форму религиозного закона. И она принимает его свободно, как свой личный закон. Нарушение его, незаконная, «грешная» любовь, осознается ею как разрушение всего мира.

Исключительная наделенность духовными и природными дарами – свойство героя трагедии. И конфликт между этими сторонами его души– трагический конфликт, он не может найти разрешения и выхода. Катерина гибнет не потому, что свекровь ее жестка, муж слаб, не потому, что ее запирают, а Борис не решается ее увезти, – она гибнет потому, что «уж все равно., душу свою погубила». В кульминационной сцене грозы покаяние для Катерины отнюдь не искупление вины, а только проявление ее неспособности лгать. Она не может изменить своему «горячему сердцу» и не может изменить нравственному закону. Исходом может стать только смерть.

В системе персонажей Катерина соотносима только с Кабанихой: обе максималистки, обе не способны к компромиссу. Но если Кабаниха – блюститель окостеневшей и неживой формы и ритуала, то Катерина воплощает сердце и поэзию этого мира. Противоположность их и в том, что Кабаниха чувствует вполне по-старому, но ясно видит, что мир ее гибнет, Катерина же чувствует по-новому, но не понимает, что старый мир исчерпан и обречен.

Поэтичность «Грозы» связана не только с образом Катерины, с ее свободными «мечтаниями» и светлыми и страшными видениями, но и с высокой насыщенностью пьесы символикой. Она проявляется и в образе сумасшедшей барыни – символе иррациональных сил, действующих в мире, и в «райских» видениях Катерины – символе идеальной красоты и гармонии, к которой стремится ее душа, и в некоторых деталях, таких как громоотвод Кулигина – символе активного вмешательства в жизнь. Главный символ – название трагедии. Оно многосложно: гроза – реальность, о ней часто говорят, Кулигин предлагает сделать громоотвод; гроза «участвует» в действии – признание Катерины вызвано ужасом перед ней, гроза здесь как обнаружение греха; гроза – катастрофа, и в этом смысле она оказывается моделью конфликта; но гроза и очищение, необходимое обновление жизни, к которому призывает трагедия.

Александр Островский — Гроза — LibAid.Ru

Пьеса «Гроза» (1859) – наиболее значимая в творчестве Александра Николаевича Островского.

Это яркая история отчаявшейся нежной души, история любви беззащитной женщины в мире несостоятельных мужчин. Трагическая судьба Катерины, молодой женщины, задыхающейся в тяжелой обстановке патриархальной семьи, рвущейся на свободу, мечтающей о свете и воле, которых нет в ее провинциальном городке, – не случайно стала символом российской жизни на переломе двух эпох.

Александр Николаевич Островский

Гроза

(Драма в пяти действиях)

Действующие лица

Савел Прокофьич Дико́й, купец, значительное лицо в городе.

Борис Григорьич, племянник его, молодой человек, порядочно образованный.

Марфа Игнатьевна Кабанова (Кабаниха), богатая купчиха, вдова.

Тихон Иваныч Кабанов, ее сын.

Катерина, жена его.

Варвара, сестра Тихона.

Кулигин, мещанин, часовщик‑самоучка, отыскивающий перпетуум‑мобиле.

Ваня Кудряш, молодой человек, конторщик Дико́ва.

Шапкин, мещанин.

Феклуша, странница.

Глаша, девка в доме Кабановой.

Барыня с двумя лакеями, старуха 70‑ти лет, полусумасшедшая.

Городские жители обоего пола.

Действие происходит в городе Калинове, на берегу Волги, летом.

Между третьим и четвертым действиями проходит десять дней.

Действие первое

Общественный сад на высоком берегу Волги, за Волгой сельский вид. На сцене две скамейки и несколько кустов.

Явление первое

Кулигин сидит на скамье и смотрит за реку. Кудряш и Шапкин прогуливаются.

Кулигин (поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.

Кудряш. А что?

Кулигин. Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.

Кудряш. Нешту!

Кулигин. Восторг! А ты: «нешту!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита.

Кудряш. Ну, да ведь с тобой что толковать! Ты у нас антик, химик!

Кулигин. Механик, самоучка‑механик.

Кудряш. Все одно.

Молчание.

Кулигин (показывая в сторону). Посмотри‑ка, брат Кудряш, кто это там так руками размахивает?

Кудряш. Это? Это Дико́й племянника ругает.

Кулигин. Нашел место!

Кудряш. Ему везде место. Боится, что ль, он кого! Достался ему на жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит.

Шапкин. Уж такого‑то ругателя, как у нас Савел Прокофьич, поискать еще! Ни за что человека оборвет.

Кудряш. Пронзительный мужик!

Шапкин. Хороша тоже и Кабаниха.

Кудряш. Ну, да та хоть, по крайности, все под видом благочестия, а этот, как с цепи сорвался!

Шапкин. Унять‑то его некому, вот он и воюет!

Кудряш. Мало у нас парней‑то на мою стать, а то бы мы его озорничать‑то отучили.

Шапкин. А что бы вы сделали?

Кудряш. Постращали бы хорошенько.

Шапкин. Как это?

Кудряш. Вчетвером этак, впятером в переулке где‑нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался. А про нашу науку‑то и не пикнул бы никому, только бы ходил да оглядывался.

Шапкин. Недаром он хотел тебя в солдаты‑то отдать.

Кудряш. Хотел, да не отдал, так это все одно что ничего. Не отдаст он меня, он чует носом‑то своим, что я свою голову дешево не продам. Это он вам страшен‑то, а я с ним разговаривать умею.

Шапкин. Ой ли!

Кудряш. Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Стало быть, я ему нужен. Ну, значит, я его и не боюсь, а пущай же он меня боится.

Шапкин. Уж будто он тебя и не ругает?

Кудряш. Как не ругать! Он без этого дышать не может. Да не спускаю и я: он – слово, а я – десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.

Кулигин. С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть.

Кудряш. Ну, вот, коль ты умен, так ты его прежде учливости‑то выучи, да потом и нас учи! Жаль, что дочери‑то у него подростки, больших‑то ни одной нет.

Шапкин. А то что бы?

Кудряш. Я б его уважил. Больно лих я на девок‑то!

Проходят Дико́й и Борис. Кулигин снимает шапку.

Шапкин (Кудряшу). Отойдем к сторонке: еще привяжется, пожалуй.

Отходят.

Явление второе

Те же, Дико́й и Борис.

Дико́й. Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед! Пропади ты пропадом!

Борис. Праздник; что дома‑то делать!

Дико́й. Найдешь дело, как захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «Не смей мне навстречу попадаться»; тебе все неймется! Мало тебе места‑то? Куда ни поди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб стоишь‑то! Тебе говорят аль нет?

Борис. Я и слушаю, что ж мне делать еще!

Дико́й (посмотрев на Бориса). Провались ты! Я с тобой и говорить‑то не хочу, с езуитом. (Уходя.) Вот навязался! (Плюет и уходит.)

Явление третье

Кулигин, Борис, Кудряш и Шапкин.

Кулигин. Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймем мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить.

Борис. Уж какая охота, Кулигин! Неволя.

Кулигин. Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить. Коли можно, сударь, так скажите нам.

Борис. Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?

Кулигин. Ну, как не знать!

Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому‑то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.

Кулигин. Еще бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.

Борис. Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и умерли в холеру; мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.

Кулигин. С каким же, сударь?

Борис. Если мы будем к нему почтительны.

Кулигин. Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.

Борис. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, наругается всячески, как его душе угодно, а кончит все‑таки тем, что не даст ничего или так, какую‑нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.

Кудряш. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нйшто кто ему запретит сказать‑то, что вы непочтительны?

Борис. Ну, да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен!»

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

Люди : Автор : Петр Кропоткин Метки


Идеалы и реалии в русской литературе
1915
Люди :
Автор : Петр Кропоткин
Теги : русская литература, западная европа, молодой человек, русская жизнь, девятнадцатый век, русское общество, деревенская жизнь, великий поэт, русские писатели, русский язык, образованные классы, христианское учение, молодые люди, литературная карьера, русский народ, великий художник, русская молодежь, ясная поляна, анна каренина, литературная критика, восемнадцатый век, великий писатель, политическая литература, деревенская община, русский крестьянин, русские поэты, человеческая жизнь, русский роман, русская критика, ivá Иван Иванович, народная жизнь, русская история, провинциальный город, Дон Кихот, великоросс, деревенская жизнь, политическая жизнь, центральная Россия, типография, каторга, русская эстрада, крестьянская жизнь, юг России, современный русский язык, английские читатели, популярные песни, семнадцатый век, политический писатель, политическая мысль, образованное общество, великий романист, русские женщины, человеческая природа, Евгений Онегин, русский поэт, западноевропейский, маленький город, литературные критики, государственная служба, молодое поколение, р русские крестьяне, русские, россия, произведение, литература, роман, молодой, искусство, старый, толстый, романы, тургенев, москва, люди, пушкин, читать, литературный, поэт, общество, поэзия, произведения, влияние, политические, идеи , человек, автор, написанный, история, писатели, деревня, писатель, герои, крестьянин, гоголь, красивый, драма, образованный, персонаж, крепостное право, вестерн, язык, крестьяне, молодежь, развитие, мысль, страна, бедный, школа, французский , живущий, движение, талант, европа, семья, форма, война, народный, идея, читатель, интерес, церковь, классы, поэты, интеллигент, власть, чехов, свободный, город, мир, герой, изданный, борьба, образование , просто, поколение, лермонтов, порядок, возраст, чтение, драмы, социальные, песни, рассказы, друзья, мораль, комедия, критика, идеалы, обломов, право, стиль, сочинения, репрезентация, книга, реализм, женщина, богатый , переводы, немецкий, сервис, английский, современный, поэма, достоевский, ценность, современник, чувства, мысль, художник, выражение, górky, знание, условия, философский л, бог, личное, круги, герцен, персонажи, земля, комедии, читатели, массы, сказки, христианин, университет, сибирь, стихи, могучий, критика, крепостные, мир, счастье, правда, островский, постановки, губернатор, базарофф, продвинутый, критик, некрасофф.

Разделы (TOC):

• Глава 1: Введение: Русский язык

13 162 слова; 80 679 символов

• Глава 2: Пушкин — Лермонтов

      10 157 слов; 59 745 символов

• Глава 3: Гогол

8 435 слов; 49 873 символа

• Глава 4: Тургенев — Толстой

24 099 слов; 144 380 символов

• Глава 5: Гончаров — Достоевский — Некрасов

13 120 слов; 78 169 символов

• Глава 6: Драма

10 618 слов; 65 014 символов

• Глава 7: Народные романисты

15 403 слова; 93 128 символов

• Глава 8: Политическая литература: Сатира; искусствоведение; Современные романисты

22 815 слов; 137 921 символ
Разделы (Содержание) :
• Глава 1: Введение: Русский язык

Идеалы и реалии русской литературы
Петр Кропоткин

ГЛАВА I Русский язык—Ранняя народная литература: Фольклор—Песни-Саги- «Слово о полку Игореве» -Летопись-Монгольское нашествие; его последствия-Переписка между Иоанном IV. и Курбискей-Раскол в церкви-Воспоминания Аввакума -Восемнадцатый век: Петр I и его современники-Третьяковский-Ломоносов-Сумарёв-Времена Екатерины II.-Держвин-Фон Везин-Масоны: Новикёв; Радешев — начало девятнадцатого века: Карамзэн и Жуковский — декабристы — Рылев. Одно из последних посланий, которое Тургенев адресовал русским писателям со своего смертного одра, заключалось в том, чтобы умолять их сохранить в чистоте «это наше драгоценное наследие». .-Русский язык.» Тот, кто знал в совершенстве большинство языков, на которых говорят в Западной Европе, имел высочайшее мнение о русском языке, как об орудии для выражения всех возможных оттенков мысли и чувства, и показал в своих сочинениях, какую глубину и силу выражения и какую мелодичность прозы, можно было получить на родном языке. Высоко ценя русский язык, Тургенев — как часто можно увидеть на этих страницах — был совершенно прав. Поражает словесное богатство русского языка: много слов, стоящих одиноко для выражения данной идеи в языках Западной Европы, имеют в русском языке три или наши эквивалента для передачи различных оттенков той же идеи.

Он особенно богат для передачи различных оттенков человеческого чувства, нежности и любви, печали и веселья, а также различных степеней одного и того же действия. Его податливость к переводу такова, что ни в одном другом языке мы не находим равного количества прекраснейших, правильных и поистине поэтических переводов иностранных авторов. Поэты самого разного характера, как Гейне и Беранже, Лонгфелло и Шиллер, Шелли и Гёте, не говоря уже о любимом русскими переводчиками Шекспире, одинаково хорошо переводятся на русский язык. Сарказм Вольтера, задорный юмор Диккенса, добродушный смех Сервантеса переданы с одинаковой легкостью. К тому же, благодаря музыкальности русского языка, он прекрасно приспособлен для передачи стихов в тех же размерах, что и в оригинале. «Гайавата» Лонгфелло (в двух разных переводах, оба замечательные), капризная лирика Гейне, баллады Шиндлера, мелодичные народные песни разных народов и игривое 9 Беранже.0057 chansonettes , читаются на русском языке точно в тех же ритмах, что и в оригиналах.
Отчаянная расплывчатость немецкой метафизики столь же свойственна русскому языку, как и прозаический стиль философов восемнадцатого века; и короткие, конкретные и выразительные, лаконичные предложения лучших английских писателей не представляют труда для русского переводчика.

     Вместе с чешским и польским, моравским, сербским и болгарским, а также несколькими второстепенными языками, русский принадлежит к большой славянской семье языков, которая, в свою очередь, вместе со скандинавским, саксонским и Латинские семьи, как и литовская, персидская, армянская, грузинская, принадлежат к великой индоевропейской, или арийской, ветви. Когда-нибудь — будем надеяться, скоро: чем скорее, тем лучше — западным читателям откроются сокровища как народных песен южных славян, так и многовековой литературы чехов и поляков. Но в этой работе я должен заниматься только литературой Востока,

я. е. , Русстан, ветвь великого славянского рода; и в этой ветви мне придется опустить как южнорусскую или украинскую литературу, так и белый или западнорусский фольклор и песни. Я буду говорить только о литературе великороссов; или просто русские. Из всех славянских языков их самый распространенный. Это язык Пушкина и Лермонтова, Тургенева и Толстого.
     Как и все другие языки, русский перенял много иностранных слов скандинавских, турецких, монгольских и в последнее время греческих и латинских. Но, несмотря на ассимиляцию многих народов и ветвей урало-алтайского или туранского рода, совершенное в течение веков русским народом, язык ее остался удивительно чистым. Действительно поразительно, как перевод Библии, сделанный в девятом веке, на язык, на котором в настоящее время говорят моравцы и южные славяне, до сих пор остается понятным для среднего русского человека. Грамматические формы и построение предложений сейчас действительно совсем другие. Но корни, а также очень значительное количество слов остаются такими же, как и те, которые использовались в нынешнем разговоре тысячу лет назад.
     Надо сказать, что южнославянский язык достиг высокой степени совершенства уже в то раннее время. Очень немногие слова Евангелий должны были быть переведены на греческий язык, и это названия вещей, неизвестных южным славянам; в то время как ни для одного из абстрактных слов и ни для одного из поэтических образов оригинала переводчики не испытывали затруднений в поиске надлежащих выражений. Более того, некоторые слова, которые они употребляли, имеют замечательную красоту, и эта красота не утеряна и по сей день. Все помнят, например, затруднение, с которым ученый доктор Фауст в бессмертной трагедии Гёте столкнулся при передаче фразы: «В начале было Слово». «Слово» в современном немецком языке показалось д-ру Фаусту слишком поверхностным выражением для идеи «Слово есть Бог». В старославянском переводе мы имеем «Слово», что тоже значит «Слово», но в то же время имеет даже для современного русского гораздо более глубокое значение, чем 9.0057 от сусла
. В старославянском «Слово» также имелось значение «Интеллект» — нем. Vernunft; и, следовательно, доносил до читателя мысль, достаточно глубокую, чтобы не противоречить второй части библейского предложения.
     Я хотел бы дать здесь представление о красоте строения русского языка, в том виде, в каком на нем говорили в начале XI века в Северной Руси, образец которого сохранен в проповеди Новогородский епископ (1035 г.). Короткие фразы этой проповеди, рассчитанные на понимание новокрещенной паствой, действительно прекрасны; тогда как архиерейские представления о христианстве, совершенно лишенные византийского гностицизма, наиболее характерны для того, как христианство понималось и понимается массами русского народа.
     В настоящее время русский язык (великорусский) замечательно свободен от говора . Малорусский, или украинский*, на котором говорят почти 15 000 000 человек и который имеет свою литературу — фольклорную и современную, — несомненно, является отдельным языком, в том же смысле, в каком норвежский и датский языки отделены от шведского. , или поскольку португальский и каталонский языки отделены от кастильского или испанского. Белорусский язык, на котором говорят в некоторых губерниях Западной России, также имеет характер отдельной ветви русского языка, а не местного наречия.
Что же касается великорусского, или русского, то на нем говорит компактная масса около восьмидесяти миллионов человек в Северной, Центральной, Восточной и Южной России, а также на Северном Кавказе и в Сибири. Его произношение немного различается в разных частях этой большой территории; тем не менее литературный язык Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого понятен всей этой огромной массе людей. Русская классика ходит по деревням миллионными тиражами, а когда несколько лет тому назад кончилась литературная собственность на произведения Пушкина (пятьдесят лет после его тома — были распространены сотнями тысяч по почти невероятно низкой цене в три шиллинга (75 центов) за десять томов; в то время как миллионы экземпляров его отдельных стихов и сказок продаются теперь тысячами бродячих книготорговцев в деревнях по цене от одного до трех фартингов каждый. Даже полные собрания сочинений Гоголя, Тургенева и Гончарова в двенадцатитомниках иногда продавались тиражом в 200 000 экземпляров каждое в течение одного года. Преимущества этого интеллектуального единства нации очевидны.
*Произнести Ук-ра-и-нян.

РАННЯЯ НАРОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА: НАРОДНАЯ ВЕРА—ПЕСНИ—САГИ

Древняя народная литература России, часть которой еще сохранилась в памяти только народа, удивительно богата и полна глубочайшего интереса. Ни один народ Западной Европы не обладает таким поразительным богатством преданий, сказаний и лирических народных песен, некоторые из них самой красоты, и таким богатым циклом архаичных эпических песен, как Россия. Конечно, все европейские народы когда-то имели столь же богатую народную литературу; но большая его часть была утеряна до того, как ученые-исследователи поняли ее ценность или начали ее собирать. В России это сокровище хранилось в глухих, не тронутых цивилизацией деревнях, особенно в районе Онежского озера; и когда фольклористы стали собирать его, в восемнадцатом и девятнадцатом веках, они нашли в Северной России и в Малороссии старых бардов, которые еще ходили по деревням со своими примитивными струнными инструментами и декламировали стихи очень древнего происхождения.
     Кроме того, множество старых песен до сих пор поют сами деревенские жители. Каждый ежегодный праздник — Рождество, Пасха, Иванов день — имеет свой цикл песен, которые сохранились со своими мелодиями еще с языческих времен. При каждой свадьбе, сопровождаемой очень сложным обрядом, и при каждом погребении крестьянки поют такие же старинные песни. Многие из них, конечно, испортились с течением веков; от многих других сохранились лишь фрагменты; но, помня народную поговорку, что «из песни нельзя выбрасывать ни слова», женщины во многих местностях продолжают петь самые старинные песни целиком, хотя смысл многих слов уже утрачен.
    Есть, кроме того, сказок . Многие из них, безусловно, такие же, как и у всех народов арийского происхождения: их можно прочитать в сборнике сказок Гримма; но другие пришли также от монголов и турок; в то время как некоторые из них, кажется, имеют чисто русское происхождение. А затем идут песни, которые декламируют странствующие певцы — KalÃki — тоже очень древние. Они целиком заимствованы с Востока и имеют дело с героями и героинями иных национальностей, чем русские, как, например, «Акиб, ассирийский царь», прекрасная Елена, Александр Македонский или Рустем Персидский. Интерес, который эти русские версии восточных легенд и сказок представляют для исследователя фольклора и мифологии, очевиден.
    Наконец, эпические песни: былины , которые соответствуют исландским сагам . Их и в наши дни поют в деревнях Северной России особые барды, аккомпанирующие себе на особом инструменте, тоже очень древнего происхождения. Старый певец произносит в виде речитатива одну или две фразы, аккомпанируя себе своим инструментом; затем следует мелодия, в которую каждый отдельный певец вносит свои собственные модуляции, прежде чем возобновить затем тихий речитатив эпического повествования. К сожалению, эти старые барды быстро исчезают; но каких-то тридцать пять лет тому назад некоторые из них были еще живы в Олонецкой губернии, к северо-востоку от Петербурга, и я однажды слышал одного из них, которого А. Гильфердинг привез в столицу, и который пел перед Русским географическим обществом свои замечательные баллады. Собирание эпических песен было начато благополучно в свое время — в восемнадцатом веке — и охотно продолжено специалистами, так что теперь Россия обладает, пожалуй, богатейшим собранием таких песен — около четырехсот, — которое был спасен от забвения.
     Герои русских былин – странствующие рыцари, которых народное предание объединяет за столом кеевского князя Владимира Солнышко. Наделенные сверхъестественной физической силой, эти богатыри, Илья де Мером, Добреня Никетич, Николай Поселянин, Алексей Поповский сын и т. д., изображены идущими по России, очищающими страну от великанов, заполонивших землю, или монголов и тюрков. Или же они отправляются в дальние страны, чтобы найти невесту для вождя их схола , Князь Владимир, или для себя; и они встречаются, конечно, в своих путешествиях со всевозможными приключениями, в которых колдовство играет важную роль. Каждый из героев этих саг имеет свою индивидуальность. Например, Илья, Крестьянский Сын, не заботится ни о золоте, ни о богатстве: он сражается только за то, чтобы очистить землю от великанов и чужеземцев. Николай-Поселянин есть олицетворение силы, которой наделен земледелец: никто не может вырвать из земли его тяжелый плуг, а он сам поднимает его одной рукой и бросает над облаками; Добрыня воплощает в себе некоторые черты борцов с драконами, которым принадлежит святой Георгий; Садко — олицетворение богатого купца, а Чурало — утонченного, красивого, учтивого мужчину, в которого влюбляются все женщины.
В то же время в каждом из этих героев есть несомненные мифологические черты. Следовательно, ранние русские исследователи былин , работавшие под влиянием Гримма, пытались объяснить их как фрагменты старославянской мифологии, в которой силы Природы олицетворяются в героях. В Илие нашли черты Бога Громов. Предполагалось, что Добрения Убийца Драконов представляет солнце в его пассивной силе — активные боевые способности оставлены Илии. Садко был олицетворением, а Морским Богом, с которым он имел дело, был Нептун. Чурило считался представителем демонической стихии. И так далее. Такова была, по крайней мере, интерпретация саг первых исследователей.
В.В. Стасофф в своей работе «Происхождение русских былин » (1868 г.) полностью опроверг эту теорию. С большим количеством аргументов он доказал, что эти эпические песни не являются фрагментами славянской мифологии, а представляют собой заимствования из восточных сказаний. Илия — Рустем иранских легенд, помещенный в русский антураж. Добрения — Кришна из индийского фольклора; Садко — купец восточных сказок, а также норманнских сказок. Все русские былинные богатыри имеют восточное происхождение. Другие исследователи пошли еще дальше Стасоффа. В героях русских былин они видели ничтожных человечков, живших в XIV-XV веках (Илиа Муромский действительно упоминается как историческое лицо в скандинавской летописи), которым подвиги восточных богатырей, заимствованные из восточных сказаний, были приписаны. Следовательно, герои былины не могли иметь никакого отношения к временам Владимира и тем более к более ранней славянской мифологии.
     Постепенная эволюция и миграция мифов, которые последовательно закрепляются на новых и местных лицах по мере того, как они достигают новых стран, возможно, могут помочь объяснить эти противоречия. То, что в героях русских былин есть мифологические черты, можно считать несомненным; только мифология, которой они принадлежат, вовсе не славянская, а арийская. Из этих мифологических представлений о силах природы на Востоке постепенно развились человеческие герои.
В более позднюю эпоху, когда эти восточные традиции стали распространяться в России, подвиги их героев приписывались русским мужчинам, которых заставляли действовать в русской среде. Русский фольклор ассимилировал их; и, сохраняя их глубочайшие полумифологические черты и ведущие черты характера, она в то же время наделяла иранского Рустема, индийского драконоборца, восточного купца и т. д. новыми чертами, чисто русскими. Оно сняло с них, так сказать, то одеяние, которое было надето на их мистические субстанции, когда они были впервые присвоены и очеловечены иранцами и индусами, и облачило их теперь в русское одеяние, как в сказках об Александре Великий, о котором я слышал в Забайкалье, греческий богатырь наделен бурятскими чертами и его подвиги расположены на такой-то забайкальской горе. Однако русский фольклор не просто изменил одежду персидского князя Рустема на одежду русского крестьянина Илии. русский саги по своему стилю, по поэтическим образам, к которым они прибегают, и отчасти по характеристикам своих героев были новыми творениями. Их герои насквозь русские: например, они никогда не ищут кровной мести, как это сделали бы скандинавские герои; их действия, особенно действия «старших героев», не продиктованы личными целями, а проникнуты общинным духом, характерным для русской народной жизни. Они такие же русские, как Рустем был персом. Что касается времени составления этих саг, то принято считать, что они датируются десятым, одиннадцатым и двенадцатым веками, но свою определенную форму — ту, которая дошла до нас — в четырнадцатом столетии. С тех пор они претерпели лишь незначительные изменения.
     В этих сагах Россия, таким образом, имеет драгоценное национальное наследство редкой поэтической красоты, которая была полностью оценена в Англии Ральстоном, а во Франции историком Рамбо.

СЛОВО О ИГОРЕВСКОМ ОБЕДЕ

Â Â Â Â И все же у России нет своей Илиады. Не было поэта, который вдохновился бы экспалитами Илии, Добрыни, Садко, Чурило и других и составил из них поэму, подобную гомеровским эпосам или «Калевале». финнов. Это было сделано только с одним циклом традиций: в поэме Слово о полку Игореве (Слово о Полку Игореве).
Стихотворение сочинено в конце XII или в начале XIII века (его полная рукопись, уничтоженная во время пожара Москвы в 1812 году, датируется XIV или XV веком). Это, несомненно, работа одного автора, и по своей красоте и поэтической форме она стоит рядом с Песней о Нибелунгах или Песней о Роланде . В нем рассказывается о реальном факте, произошедшем в 1185 году. Игорь, князь Кеевский; начинается с его druacute;zhina ( schola ) Воинов совершить набег на пуловцев, которые занимали степи Юго-Восточной Руси и беспрестанно громили русские селения. Всякие дурные предзнаменования видятся на марше по прериям — солнце померкло и бросает тень на отряд русских воинов; животные подают разные предупреждения; но Игорь восклицает: «Братья и друзья: Лучше пасть замертво, чем быть в плену у пуловцев! Пойдем к голубым водам Дона. Сломаем наши копья о копья пуловцев. И либо я оставлю там свою голову, или буду пить донскую воду из своего золотого шлема». Марш возобновляется, встречаются пуловцы, происходит великое сражение.
     Описание битвы, в которой участвует вся Природа — орлы и волки, и лисы, лающие вслед красным щитам русских, — достойно восхищения. Банда Игоря разбита. «От восхода до заката, и от заката до восхода летели стальные стрелы, мечи стучали о шлемы, ломались копья в далекой стране — стране пуловцев». «Черная земля под копытами коней усеяна костями, и из этого сеяния встанет бедствие в земле русской».
     Затем один из лучших отрывков старинной русской поэзии — причитания Ярославны, жены Игоря, ожидающей его возвращения в городе Путовле:

     «Голос Ярославны звучит, как жалоба кукушки; он звучит при восходе солнца.

    «Я полечу, как кукушка, по реке. Я промочу свои бобровые рукава в Каяле; Я омою ими раны моего принца — глубокие раны моего героя.»

    «Ярославна плачет на стенах Путавля.

О, Ветер, ужасный Ветер! Почему ты, мой господин, дуешь так сильно? Зачем ты нес на своих легких крыльях стрелы Хана против воинов моего героя? Разве мало тебе дуть там, высоко в облаках? Недостаточно, чтобы раскачивать корабли в синем море? Зачем ты положил возлюбленную мою на траву степную?

    «Ярославна плачет на стенах Путавля.

    «О, славный Днепр, ты проложила путь через каменистые горы в землю Пёвцев. Ты провела ладьи Святослава, когда они шли воевать с ханом Кобяком. Приведи О, мой господин, верни мне моего мужа, и я больше не буду посылать слез сквозь твой прилив к морю.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *