Государственный феодализм: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ФЕОДАЛИЗМ это

Содержание

Государственный феодализм. Всеобщая история государства и права. Том 1

Быконя Геннадий Федорович :: КГПУ им. В.П. Астафьева

Образование

Педагогический стаж с 1957 г. — 60 лет, стаж в вузе с 1966 г. — 51 год

Историко-филологический факультет Красноярского государственного педагогического института, 1963 г.

Аспирантура при Институте истории, филологии и философии СО АН СССР (Новосибирск), 1973 г. с защитой кандидатской диссертации.

Докторская диссертация — 2002 г.

Сфера научных интересов и достижений

История Сибири. Стадиально-типологический и системный анализ особенностей и характера демографического, социально-экономического развития, эволюции сословно-классовой структуры в Сибири эпохи позднего феодализма

Образовательная деятельность

Общий стаж -с 19 года — 28 лет.

Стаж работы по специальности — с 1989 года — 28 лет.учебная дисциплина «Древняя Русь», КВ «История Сибири»

Список избранных публикаций

Монографии, главы в коллективных трудах
Заселение русскими Приенисейского края в XVIII в. – Новосибирск: Наука, 1981. 16,5 п.л.
Основные направления крестьянских переселений в XVIII в.//Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск: Наука, 1982. ч.2. гл.1 (в соавторстве с А.Д. Колесниковым)

Аграрная политика царизма в Сибири в XVII — XVIII вв.// Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск: Наука, 1982. ч.1. гл.7.
Динамика посевных площадей и объем хлебной продукции Сибири XVIII – XIХ вв.// Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск: Наука, 1982. ч.2. гл.II.
Сельскохозяйственные районы Сибири XVIII –середина XIХ вв.// Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск: Наука, 1982. ч.2. гл.III.
Русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII-начале XIХ вв. Формирование военно-бюрократического дворянства. – Красноярск: Изд-во КГУ, 1985. 18,7 п.л.
Город у Красного Яра./Документы и материалы по истории Красноярска первой половины XIХ в. (Составитель, автор вступительной статьи и комментариев). – Красноярск, 1986. 20,15 п.л.

Книга великого полководца.//Красноярский библиофил. – Красноярск, 1987
От острога к уездному центру (XVII-XVIII вв.)// Красноярск. Очерки истории города. – Красноярск: Кн. изд-во, 1988. гл. 1. 1,9 п.л.
На переломе эпох (первая половина XIX в.)// Красноярск. Очерки истории города. – Красноярск: Кн. изд-во, 1988. гл. 2. 1,25 п.л.
Острог у Красного яра. XVII век.//Быконя Г.Ф., Федорова В.И., Бердников Л.П. Красноярск в дореволюционным прошлом XVII – XIХ века. – Красноярск: Изд-во КГУ, 1990, Гл.1. 2 п.л.
Красноярск уездный XVIII век.// Там же. Гл.2. 3 п.л.
Красноярск в первой половине XIX в.// Там же. Гл.3. 5 п.л.
Начало освоения Хакасии русскими людьми.//История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. (в соавторстве В.Г. Карцовым) – М.: Наука, 1993
Русское население Хакасско-Минусинского края и его хозяйственная деятельность.// Этнические группы хакасов в XVIII-начале XIX вв.// История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. (в соавторстве В.Г. Карцовым) – М.: Наука, 1993
Социально-экономический строй и культура хакасов царской России.// История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. (в соавторстве В.Г. Карцовым) – М.: Наука, 1993
Кризис феодально-крепостнической системы в России и его появление в Хакасии.// История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. (в соавторстве В.Г. Карцовым) – М.: Наука, 1993
Классовое расслоение хакасов в условиях кризиса феодализма и развития капиталистического уклада в экономике.// История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. (в соавторстве В.Г. Карцовым) – М.: Наука, 1993
Общее и особенное в развитии крестьянских хозяйств Урала и Сибири// История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г./ Крестьянство периода позднего феодализма (середина XVII в. – 1861 г.) т.3 – М.: Наука, 1993. Часть 1. Гл.2. §5
Участие населения Приенисейского края в освоении Русской Америки в XVIII-30-х гг. XIX вв.// Командор. Жизнь и деятельность Н.П. Рязанова. — Красноярск: Офсет, 1995. Гл. III
Степанов А.П. Енисейская губерния. (Переиздание с 1835 г.; подготовка к печати, комментарии) – Красноярск: Горница, 1997
Введение. Первый губернатор.//Там же.

Андрей Дубенский – основатель Красноярска. – Красноярск: Буква, 1998. 4 п.л.
История Красноярска./ Документы и материалы по истории города. XVII-первой половине XIX вв. – Красноярск: Офсет, 2000 (составитель, автор вводной статьи и комментариев)
Формирование и особенности социально-сословного статуса военно-бюрократического дворянства в Восточной Сибири в XVIII-начала XIX вв. Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора исторических наук. – Иркутск, 2002
Острог у Красного Яра.//Красноярск: этапы исторического пути. – Красноярск: Буква, 2003. – гл.1
Красноярск уездный.// Там же. – гл.2
Красноярск губернский.// Там же. – гл.3
Формирование межэтнических отношений в период освоения Приенисейского края (XVII-XVIII вв.)//Межэтнические связи Приенисейского региона 1609-1916 гг.: Сб. документов. – Красноярск, 2007
Казачество и другое служебное население Восточной Сибири XVIII — начала XIX вв. Демографо-сословный аспект. – Красноярск: КГПУ, 2007, 415 с.
Андрей Дубенский – основатель Красноярска. – 2-е изд. — Красноярск: Тренд, 2008, 10 п.л.
Трижды рожденный. Краснореченский винокуренный завод 1775-1914. / Из истории самой доходной отрасли экономики Центральной Сибири. Красноярск, 2012. 306 С.

Благодарности и награды

Медаль «Ветеран труда», 1987 г.;

Нагрудный знак «Почетный работник высшего профессионального образования»;

Медаль «За вклад в наследие народов России».

Почетные грамоты, дипломы, благодарственные письма.

ФЕОДАЛИЗМ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

/ Ориг.: (фр. feodalité, нем. Lehnswesen)

ФЕОДАЛИЗМ – социально-исторический термин, образованный от латинского «феод» и обозначающий:

1) в европейской историографии (фр. feodalité, нем. Lehnswesen) – систему политических и правовых отношений внутри элиты, основанных на институтах личной верности (вассалитета) и условного землевладения (феода). Первоначально имел технический правовой смысл (право условного держания, феодальное право) в трудах февдистов XVI века. Французский просветитель Шарль Монтескьё («О духе законов») аргументировал, что возникновение и распространение феодов означало гибель публичной, государственной власти, поскольку в ходе инфеодации частное лицо приобретало не только землю, но и политическое право, с ней соединённое. В этом смысле, «феодальные монархии» (королевство Франков / позднейшее Французское королевство) Монтескьё противопоставил Римской империи, которую назвал «монархией политической» (Montesquieu, p. 594, 625). Позднее Термин «феодальный» укрепился в политическом смысле («феодальное правление», фр. gouvernement feudal), ассоциировался с историей монархии во Франции («старый порядок», фр. Ancien régime) и приобрёл пейоративную окраску, которая сохранилась в широко распространённом термине «феодальная раздробленность». В XIX веке Огюстен Тьерри распространил теорию о германском происхождении феодализма, который был навязан цивилизованным галлоримлянам варварами-франками, оккупировавшими Галлию в V веке (Brunner, S. 340). Синонимом являются т.н. вассально-ленные отношения, в отечественной науке иногда именуемые «феодализмом в узком смысле» (напр., Уваров; Дубровский).

2) в марксистской историографии – общественно-экономическую формацию, основанную на эксплуатации массы зависимых крестьян феодальными землевладельцами с помощью внеэкономического принуждения. Производственные отношения в условиях феодальной формации характеризовались следующими двумя универсальными признаками: 1) «монополия господствующего класса на земельную собственность, историческое своеобразие которой заключалось в том, что в число её “принадлежностей” включался (в той или иной юридической форме) непосредственный производитель – земледелец»; 2) «экономическая реализация этой собственности в форме мелкой агрикультуры, т.е. наличие у крестьянина самостоятельного хозяйства, ведущегося на принадлежавшей крупному собственнику (государству или господину) земле и поэтому обременённого службами и повинностями в пользу собственника» (Барг, Никифоров, с. 19). Феодальная собственность реализовывалась с помощью ренты, уплачиваемой феодалу в натуральном или денежном выражении, либо же в виде отработок (напр., барщины). На территории Римской империи, феодальный способ производства сменил рабовладельческий и являлся более эффективным. По сравнению с античным рабом, крестьянин-держатель имел собственные орудия труда и вёл самостоятельное хозяйство, в силу чего обладал известной экономической автономностью. «Последнее обстоятельство породило такую особенность системы феодализма, как внеэкономическое принуждение производителя», степень которой разнилась «от жёстких форм личной зависимости… до подчинения судебной власти феодала и ограничений в политических правах на общегосударственном уровне (сословная неполноправность) (Хачатурян, с. 18)». Возникновение феодальных отношений происходило неравномерно: быстрее всего – в зоне синтеза галлоримского и германского населения (Северо-Восточная Галлия и Ломбардия), где распространились позднеримские формы крестьянского землевладения – прекарий и эмфитевсис (Удальцова).

Литература

Барг М.А., Никифоров В.Н. Феодализм // Советская историческая энциклопедия / Под ред. Е.М. Жукова. Т. 15. М., 1974. С. 19–35.
Дубровский И.В. Как я понимаю феодализм // Одиссей. Человек в истории. Феодализм перед судом историков. М., 2006. С. 50–76.
Хачатурян Н.А. Сущность понятий «Средние века» и «феодализм» // История Средних веков / Под ред. С.П. Карпова. Т. 1. М.. 2010. С. 11–32.
Уваров П.Ю. Феодализм в представлении современных медиевистов / Всемирная история в шести томах. Т. 2. М., 2012.C. 16–32.
Удальцова З.В. Генезис и типология феодализма // Средние века. Вып. 34. 1971. С. 13–38.
Brunner O. Feudalismus, feudal // Geschichtliche Grundbegriffe: Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland / Hrsg. v. Otto Brunner, Werner Conze und Reinhart Koselleck. Bd. 2t. Stuttgart, 1985. S. 337–350.
Montesquieu Ch. De l’esprit des lois. Paris, 1874.

Феодальная революция в Китае (к постановке вопроса) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Б.М. Кондорский*

Феодальная революция в Китае (к постановке вопроса)

АННОТАЦИЯ: Автор рассматривает феодализм как этап исторического развития. Переход от одного этапа к другому всегда происходил революционным путём, формирующим потенциал развития. В III-VIII вв. н.э. в Китае появляются варианты социальной организации (в форме различных государственных образований), имеющие отдельные признаки феодализма. Сам феодализм как система появляется только в период империи Сун: земля превращается в фактическую собственность владельцев крупных поместий, которых можно назвать феодалами. Однако феодальная революция в Китае, вследствие относительной изоляции, носила неполный характер, и в эпоху Мин развитие переходит в инерционную фазу.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Китай, феодализм, революция, процесс исторического развития, Хань, Сун, Мин.

Многогранность затрагиваемой автором темы позволяет наметить только отдельные контуры проблемы феодализма в Китае и высказать своё мнение по некоторым аспектам.

Феодализм в Китае принципиально отличался от такового не только в Европе, но и в Индии (при мусульманских династиях), и в соседней Японии. Многие российские (советские), китайские и западные специалисты находят феодализм в период Западного Чжоу [3; 17; 45; 64; 72]. Подавляющее большинство китайских историков считают, что переход к феодальному строю совершился на рубеже эпох Чунь-цю и Чжань-го (в V в. до н.э.) [9, с. 16]. То же самое относится и

* Кондорский Борис Михайлович, канд. биол. наук, НПФ «Синбиас», г. Донецк, Украина; E-mail: [email protected]

к древней Индии [57]. А в том, что феодализм в Китае существовал уже в III в. н.э., мало кто сомневается [32, c. 48]

Термин «феодализм», несмотря на более чем двухсотлетнюю историю применения, никогда не имел единого значения, что позволяло историкам разных школ вкладывать в него самые различные смыслы. Советские историки определяющими признаками феодального строя считали феодальную собственность на землю и наличие у крестьян самостоятельного хозяйства. Из отношений феодальной собственности вытекало право феодала на безвозмездное присвоение прибавочного продукта в форме феодальной земельной ренты (барщины, натурального или денежного оброка) [2]. В зарубежной историографии описанный выше тип поземельных отношений определяется термином «сеньориальный режим», а в категорию «феодализм» вкладывается преимущественно юридический смысл, обозначая ею комплекс правовых связей между сюзеренами и вассалами [75, с. 60].

Мы рассматриваем феодализм как этап исторического развития. Переход от одного этапа к другому всегда происходил революционным путём. Революции как особое состояние общества сопровождались качественными изменениями во всех сферах, в первую очередь в «голове». Один тип сознания сменялся другим. На смену старому типу социальной организации (и соответствующему ей архетипу) приходил принципиально новый.

Процесс формирования нового архетипа в процессе революций следует рассматривать как процесс реализации системы потенций, которые могут получить развитие, а могут и не получить, в зависимости от конкретных исторических условий. Внешние проявления нового архетипа в различных регионах могут существенно различаться.

В процессе исторического развития можно выделить следующие основные революции (точнее эпохи революций) и соответствующие им этапы: неолитические, архаические, феодальные и революции Нового времени. Именно революции формировали потенциал последующего развития социумов нового типа [36, с. 17].

Архаическая революция разделила два периода, два этапа исторического развития — раннюю и позднюю древность и соответствующие им социумы — СРД и СПД. Отсутствие в СРД личности как источника воли способствовало формированию системы, в рамках которой эту роль играли божества. Правитель выступал в роли медиатора, транслятора божественной «силы». Только наличие подобного рода воли позволяло принимать решения, осуществлять управление [4, с. 38, 39; 61, с. 160, 161].

В СПД революционные изменения в сознании, в первую очередь, были связаны с принципиальными изменениями отношений с богами. Если в СРД социально-политическое объединение, находящееся под покровительством своих богов, получало от них Силу через своего правителя, то в СПД источником Силы (воли) является уже сам народ. Народ заключает договор с богами, на основании которого получает от них Силу в «постоянное пользование». В свою очередь, народ обязуется чтить богов, регулярно проводить в их честь жертвоприношения и использовать полученную Силу во благо народа. Римский народ заключает договор с Юпитером [43, с. 183], израильский — с Иахве [76, с. 58], Спарта — с Аполлоном [65, с. 34].

После гибели постархаических цивилизаций (в первую очередь Римской империи) начинается третий виток исторического развития. Когда мы говорим о феодальной революции в Западной Европе, нужно иметь в виду, что собственно германские племена и их объединения, а также реликты романского населения исторически к этому отношения не имели.

К моменту феодальной революции (а это период 1Х-Х веков) уже не было ни того ни другого. Регулярные «перетряски» населения в предшествующий период, отягощённые регулярными набегами норманнов, привели к появлению общин, лишённых и варварского, и латинского сознания. Появилась потребность в тех, кого мы называем феодалами. Заключив общественный договор, общины передали корпорации феодалов свою власть-собственность в понимании Л.С. Васильева [16].

Что касается Меровингов и ранних Каролингов, то здесь мы имеем не ранний феодализм, а процесс феодализации. Здесь следует обратиться к биологической эволюции, исходя из общности основных закономерностей. При формировании групп организмов уровня класса, появлению архетипа как совокупности базовых признаков, характеризующих данный тип организации, предшествовал период «зации» — маммализации, орнитизации, рептилизации и т.д. В процессе формирования архетипа млекопитающих появлялись группы, которые имели отдельные признаки этого класса (в разных комбинациях). И только одна эволюционная ветвь, имевшая все 7 базовых элементов, дала начало их современному разнообразию [70].

Феодализм как система появляется только после феодальной революции на основе сформировавшегося феодального архетипа. Согласно данной концепции, в Древней Руси был не феодализм, а шёл процесс феодализации. Феодальная революция имела место уже в рамках другой системы — Московского государства [41].

В процессе формирования национальных государств политическая власть концентрируется в руках короля, который становится абсолютным монархом. Собственность остаётся у феодалов, которые в процессе абсолютизации власти трансформируются в дворян. Происходят кардинальные изменения в сознании. Начинается очередной период «зации», предшествующий капиталистической эпохе и характеризующийся появлением многочисленных внешних его признаков.

Для понимания специфики исторического развития Китая полезным будет использование концепции ойкумены как системы, имеющей свои внутренние законы и в чём-то сходной с биосферой [34; 35]. Ойкумену в узком понимании этого термина следует рассматривать как форму существования социумов (общин, корпораций) в определённых природных условиях. В основе законов ойкумены лежит единство природных и социальных явлений. Элементом ойкумены как системы являются потоки информации (технологий) в форме миграции типа «просачивания» (в случае арийских, иранских, дорических племён), торговли и войн на основе законов, принципиально отличающихся от современных.

Основные закономерности формирования ойкумены можно рассмотреть на примере Средиземноморья. Освоение окрестностей Средиземного моря начали финикийцы. Греки быстро переняли опыт финикийцев в мореходстве, торговле, основании факторий. Рим сначала формирует Латинскую, затем Италийскую и, наконец, Средиземноморскую ойкумену в рамках Империи. Следует обратить внимание на тот факт, что Рим объединил регионы, где собственная ойкумена ещё не сформировалась или уже деградировала.

Доминирующий тип сознания можно рассматривать на уровне того, что можно назвать миром (Финикийский мир, Греческий мир, Римский мир). В X в. в различных районах Греческого мира сложился некий общий стереотип художественного мышления, объединивший всех греков в рамках единой культурной общности (независимо от места проживания) и сформировавший единую греческую народность с единым психологическим складом [1, с. 85].

В то же время элементом государства является личность, её деятельность. Политическое пространство появляется вместе с личностью. Например, в гомеровский период в Греции личности в современном понимании не было, так же как и государства [77]. Если ойкумену можно рассматривать как форму совместного существования, то политическую систему — как форму совместной деятельности. На каждом историческом этапе мы имеем определённый тип личности, которому соответствует определённый тип государства.

Какая личность, такое и государство. Государство следует рассматривать как систему контроля личностного потенциала.

В период Хань главным критерием выделения административных единиц было число людей, которых мог эффективно контролировать данный штат служащих [54, с. 16].

Ещё в период раннего неолита формируется единая Евроазиатская ойкумена, включающая Китай [34, с. 53, 54]. Мы считаем, что расписная керамика Яншао, гончарный круг периода Луншань, технология изготовления бронзовых орудий, колесницы Шан-Инь имеют источником своего происхождения Западную Азию — как центр Евроазиатской ойкумены [14; 19]. Например, конструктивно-техническое сходство колесниц в Европе, Передней Азии и Китае слишком очевидно [14, с. 276; 60, с. 140].

В конце II тыс. до н.э. наблюдаются структурные изменения в Евроазиатской ойкумене. Формируется Кочевая ойкумена на просторах Великой степи. В силу определённых причин происходит относительная изоляция Китая. Теперь он уже развивается как самостоятельная ойкумена. Подобного рода двойственность, по нашему мнению, как раз и определила «специфику» дальнейшего исторического развития Китая.

Архаическая революция в Китае была связана с приходом на смену Шан-Инь (имеющего структуру СРД) — Западного Чжоу. Договор между чжоуским народом в лице вана и богами получил форму «мандата Неба». Мандат Неба всегда был с ваном, и не было уже необходимости регулярно советоваться с духами предков [14, с. 36; 18, с. 25, 26]. В отличие от иньского Шан-ди, чжоуское Небо приобретает черты абстрактной безликой силы [17, с. 160].

В Китае гражданская община как носитель полного государственного суверенитета так и не появилась. Здесь не было того, что можно назвать демократической революцией, в отличие от античных полисов. Го-жэнь — лично свободные люди, полноправные граждане государства, обязанные военной службой, уплатой налогов и несением ряда повинностей [13, с. 179; 67, с. 208], так и не взяли власть в свои руки. Народное собрание приобретало власть только в период опасности и чрезвычайных обстоятельств [67, с. 213]. Архаическая революция носила неполный характер. Развитие социумов в период Чунь-цю остановилось на стадии, соответствующей царскому периоду в Риме. Ваны этого периода, так же как и римские цари, имели не монархическую, а скорее магистратскую власть.

Причиной подобного рода явления, по нашему мнению, стал высокий уровень преемственности в разных сферах между Шан-Инь и

Западным Чжоу. В Древней Греции дорические племена пришли на Пелопоннес через столетие после гибели Микенского государства (исторически аналогичного Шан-Инь). В XI в. до н.э. с традициями микенской эпохи происходит решительный разрыв [1, с. 83]. Дальнейшее развитие классической греческой цивилизации происходит как бы с «чистого листа».

Процесс формирования ойкумены после архаической революции в Китае начался с того, что чжоусцы, переняв земледельческие навыки от шанцев, широко распространили их среди завоёванных ими племён по всей территории бассейна Хуанхэ. Происходит китаизация варваров на Среднекитайской равнине, не имевших в этом регионе своей ойкумены (жунов, ди, и). Появляется представление о единстве происхождения в форме самоназвания хуа-ся. Остальные народы воспринимаются как «варвары» [46, с. 271-274; 48, с. 150, 151]. Аналогичные процессы в это время происходят в Греции [46, с. 271, 272; 48, с. 153]. В V в. в среднем течении Хуанхэ сложилась территория, населённая исключительно хуа-ся, которые оказывали культурное влияние на периферийные царства [46, с. 279-281].

Как уже говорилось выше, после распада Евроазиатской ойкумены появляется Кочевая ойкумена на просторах Великой степи, в рамках которой сменяли друг друга многочисленные кочевые народы. Именно ойкумена как система, независимая от сознания, формировала здесь кочевые империи, которые на равных могли соперничать с Китаем, регулярно захватывая значительные его территории.

Процесс объединения царств в этот период имел форму надоб-щинного пространства как интегративного единства социумов в рамках формирующейся ойкумены [38]. Подобного рода процессы имели место в классические периоды постархаических систем в Греции (Афинский морской союз), Риме (Италийская федерация), Индии (империя Маурьев). К концу периода Чжань-го все царства были объединены в рамках единой политической системы Цинь Ши-хуан-ди.

Но несмотря на то, что царства-соперники были уничтожены, а их территории вошли в состав «империи», общины в известной степени сохранили своё внутреннее самоуправление в лице старейшин фу-лао, которые не были царскими чиновниками [62, с. 74] . Попытки разрушить общины в конечном итоге закончились неудачей [27, с. 162, 163; 50, с. 82]. Созданная Цинь Ши-хуан-ди надобщинная «конструкция» оказалась неустойчивой и рухнула после его смерти. В последующий период гражданских войн именно органы общинного самоуправления показали себя единственной реальной властью [24, с. 515].

Если империя Цинь оказалась недолговечной, то империя Хань просуществовала четыре столетия. Дело в том, что произошли качественные изменения, которые привели к появлению нового типа на-добщинного пространства — «имперского» [38, с. 55], имеющего развитую инфраструктуру на всей территории Китая. Важнейшим элементом ойкумены нового типа была система дорог с почтовыми станциями. [54, с. 18]. Точно такую же картину мы наблюдаем в это время в пределах Римской империи. Появившееся государство наиболее соответствовало данному типу хозяйствования (ойкумены), сложившемуся на равнинах Хуанхэ и низменностях Юга [54, с. 101].

В основе нового государства лежал общественный договор, который Лю Бан и его команда заключили с общинами. Лю Бан, разослав по всему царству своих гонцов, собрал в Сяньяне циньских фу-лао и заключил с ними договор [27, с. 163]. Римские императоры воспринимались как олицетворение римской общины (её власти), то же самое можно отнести к новоиспечённому китайскому императору. Имперская администрация в период Хань действовала в надоб-щинной сфере [63, с. 153], имея дело с ли-чжэн — главами совета старейшин, представлявшими интересы общины в сношениях с внешним миром [27, с. 155; 62, с. 65]. При этом ханьских императоров нельзя назвать верховными собственниками земли [63, с. 155].

Главной опорой государства были вновь освоенные земли, где государство создавало крупные ирригационные системы. Именно эти земли на востоке и юге империи были опорой деспотической государственности [54, с. 32]. Освоение обширных земель имело место и в пограничных районах [49, с. 74].

В развитии обеих империй постепенно происходят процессы деградации и на уровне общины [29, с. 81; 54, с. 30], и на уровне элиты. Основная функция так называемой управляющей элиты — поддержание социально-политического порядка и всего того, что с ним связано. В Римской империи земледельцы уже не могут самостоятельно вести хозяйство и превращаются в зависимых колонов. Аналогичные процессы в это время происходят в Китае, где целые общины переходят под покровительство «сильных домов» [22, с. 4649; 25, с. 142-144; 54, с. 23].

Формирование сильных домов происходило на базе кланов [54, с. 23] в основном за счёт общинной верхушки [27, с. 269-271]. Отношения с зависимыми крестьянами строились на базе принципа «патрон-клиент». Сильные дома воспринимались как объединения родственников и гостей [27, с. 272], как своеобразная семья. Т.е. доминирующие здесь социальные связи не имели ничего общего с

феодальными, хотя некоторые историки считают, что при Западной Хань уже существовал феодализм [21, с. 93].

Политика руководства империи, направленная на ослабление крупной земельной знати путём физической расправы и переселения [49, с. 78], не давала нужных результатов. К III в. н.э. у сильных домов появляется своё войско, и они берут на себя организующую роль в обществе [47, с. 39].

Гибель империи Хань положила начало периоду феодализации. Многочисленные исторические (эволюционные) ветви, связанные с появлением различного рода государственных образований и династий, имели отдельные признаки, характерные для феодализма. В Европе различия в феодальных «ветвях» носили в основном территориальный характер. Французский тип феодализма заметно отличался от немецкого, а тот — от восточноевропейского. В Китае различия наблюдались во времени, вплоть до периода Тан.

Но сам феодализм как система (в «китайском исполнении») появляется только в империи Сун. В отличие от Западной Европы, где феодализм формировался с «чистого листа», в Китае сохранилась заметная преемственность с предыдущим периодом. В этом отношении Китай очень похож на Византийскую империю, которая постоянно декларировала свою преемственность с Римской империей [33, с. 56], но большую часть своего исторического развития находилась в состоянии перманентного кризиса.

Преемственность с Ханьской империей находила своё выражение, в частности, в том, что слово «ханец» стало обозначением китайца. Империя Цзинь, на полстолетия объединившая весь Китай во второй половине III в., воспринималась как законная наследница Хань [42, с. 117, 118].

В Китае «двойственность» ойкумены была основной причиной нестабильности, что предполагало острую потребность в ручном её управлении. Отсюда исключительная роль централизованной системы управления со стороны государства. Важнейшей функцией государства в этот период было обеспечение многочисленных беженцев (из-за постоянных войн) средствами существования (в первую очередь землёй [69, с. 53].

В связи с этим следует особо остановиться на так называемой системе «равных полей», введённой в Северной Вэй в 485 г. как модификация надельной системы Западной Цзинь, и весь период феодализации служившей «экономическим» базисом основных государств того времени. Такая же система была в VII в. введена в Японии и Корее [42, с. 114].

Применительно к собственно аграрному сектору система «равных полей» состояла в закреплении за каждым работником права на получение участков определённой площади и установлении фиксированных налогов. Для этого официально или молчаливо устанавливался принцип государственной собственности на землю. Наделы выдавались только трудоспособному населению, прикрепляя при этом крестьян к земле [28, с. 61-63; 42, с. 114-157; 56, с. 15-17; 59, с. 177-181]. Община окончательно была подчинена государственному аппарату [23; 59, с. 182].

Здесь необходимо выяснить, что такое надельная система сама по себе, каково её конкретное содержание и как она должна быть определена с точки зрения социально-экономической сущности, каково её место в истории, под влиянием каких факторов она выросла и чем сменилась [42, с. 114, 115].

Как уже говорило выше, в период Хань сельская община (также как и городская) была основным структурным элементом государства и носителем суверенитета. Отношения с государственной властью носили договорной характер. Несмотря на то, что в это время община реально представляла собой коллектив собственников, она воспринималась как органическое целое. Последующие многочисленные гражданские войны, начавшиеся в III в. н.э. и способствовавшие процессам массовой миграции населения, привели к полному разрушению общины данного типа.

В земельных законах III-VII вв. нет прямых признаков существования в китайской деревне общинной организации. Администрация не признавала её, стремилась вытеснить своим бюрократическим аппаратом. Хотя косвенные данные говорят о том, что реально в этот период существовали территориальные объединения (сян) и родственные (цзун) [59, с. 179].

В условиях регулярной политической нестабильности и гражданских войн, постоянной смены династий, набегов кочевых племён невозможно было сформировать более или менее устойчивую ойкумену. На это уходят столетия. Единственным способом как-то объединить разрозненное население, лишённое средств существования, создать некое единство, которое можно назвать народом, было только введение надельной системы. Во «Введении» в северовэйский эдикт 485 г. говорится о «наделении» землёй всего «народа» (минь). Минь имеет значение «народ» в самом общем смысле этого слова. Оно употреблялось в источниках в тех случаях, когда император, обращаясь к своим подданным, объединял их понятием минь независимо от социальных различий. Однако в данном случае речь идёт о «народе»

за исключением управляющих чиновников, т.е. о непосредственных производителях [71, с. 12].

Когда мы говорим об управлении, следует иметь в виду, что личность не может быть объектом управления. В эпоху Хань общины, имевшие элементы гражданственности, нужно рассматривать как коллективные личности. При этом имперская администрация не вмешивалась во внутренние дела общины. Если взять предприятие, то здесь мы имеем управление процессом производства и руководство коллективом. Аналогично в период феодализации мы имеем императора, управляющего процессом производства и руководящего аппаратом чиновников. Правитель выступает не столько в качестве верховного владельца государственной земельной собственности [32, с. 57], сколько в качестве редистрибутора земли. Кстати, у кочевников процессы управления в основном сводились к распределению пастбищных земель, контролю перекочёвок [44, с. 151; 73, с. 36].

Если при надельной системе был один уровень редистрибуции, то в период Хань было два —уровни общины и государства. После отмены надельной системы в 780 г. субъектами редистрибуции, помимо государства, становятся феодальные поместья.

Основой суверенитета политических образований того времени была не столько так называемая государственная собственность на землю, сколько организация её эксплуатации (возделывания). Хозяйство — неотъемлемая часть личности. Как уже говорилось выше, в основе государства лежит контроль личности, в данном случае — контроль хозяйственной деятельности. В наше время человек как личность отвечает перед самим собой. В период Чжань-го, Хань земледелец как личность отвечал перед своей общиной. В период феодализации — перед государством. Начиная с эпохи Сун — перед феодалом.

Рост частнособственнических сил, на время обузданных надельной системой, в VIII в. взорвал единство империи Тан [59, с. 182, 183]. Земли превратились (особенно после мятежа Ань Лу-шаня) в фактическую собственность крупных землевладельцев [28, с. 306]. Государство вынуждено было прекратить ежегодные переделы полей, снять ограничения с размеров землевладения. Реформа 780 г. Ян Яня означала признание краха надельной системы и победу крупного частного землевладения [59, с. 185]. Согласно ей, земельный собственник облагался налогом в соответствии с размером его владения. Реформа узаконила свободную куплю-продажу и ускорила процесс перераспределения земельной собственности, которая в конечном итоге привела к обезземеливанию больших масс крестьян [28, с. 307].

При династии Сун наконец появляются землевладельцы, которых мы можем назвать феодалами и права собственности которых не обусловлены службой и чином [51, с. 122]. Расширение частных собственников идёт в основном за счёт освоения целины [30, с. 139; 31, с. 125; 52, с. 76; 69, с. 103]. Освоенная земля всегда считалась бесспорной собственностью [26, с. 340; 47, с. 43]. Будущие феодалы выступают здесь как организаторы этого процесса в качестве частных лиц. Массовая внутренняя колонизация, в результате «великих расчисток Х1-Х11 вв., стала основой экономического базиса развития феодализма в Западной Европе» [5, с. 45, 46; 20. с. 22, 23].

Основой сельской экономики становятся поместья — чжуан-тянь [30, с. 139; 69, с. 95]. Их владельцы могли свободно распоряжаться своей собственностью, передавая по наследству, закладывая, продавая [52, с. 76]. В эпоху Сун складывается такая система эксплуатации, когда землевладельцы сдавали землю в аренду крестьянам. Крупные феодалы владели тысячами гектаров земли. Поместные земли обрабатывались арендаторами, не имевшими права самовольного ухода от хозяев. В начале XI в. арендаторами была треть населения Китая, к середине XII в. — почти две трети [59, с. 213]. Отношения помещика и крестьянина-арендатора выходят на первый план и становятся ведущими до середины XX в. [51, с. 122, 123]. В этот период землевладельцами становятся чиновники, купцы, горожане, военные, ростовщики, крестьяне [52, с. 77].

С началом новой династии перед властью стояли одни и те же проблемы в плане восстановления ойкумены после периода смуты. То же самое относится и к династии Мин, представителям которой необходимо было срочно восстанавливать инфраструктуру, решать проблему бродячего люда, организовывать освоение пустующих земель [11, с. 164; 68, с. 41]. В связи с тем, что новая династия нуждалась в поддержке населения, принимались меры по снижению налогов, раздаче земли, борьбе со злоупотреблениями [68, с. 26].

Первым императором новой династии Чжу Юань-чжаном была сделана попытка усилить личную власть [10, с. 37] путём проведения реформ, аналогичных тем, которые пытался осуществить Иван Грозный. Репрессиями была устранена старая элита в лице чиновников, конфуцианских учёных, землевладельцев, военачальников — речь идёт о десятках тысяч людей [10, с. 37; 11, с. 163]. На их место приходили люди из формально непривилегированных слоёв («служилые люди»), которые своим положением были обязаны новой династии. Были даже свои «опричники». Для вылавливания «ненадёжных» был создан специальный военизированный отряд — «парчовая охрана», занимавшаяся сыском и пытками [10. с. 38].

Однако новому императору не удалось добиться желательной дееспособности нового чиновничьего аппарата. Бюрократизм, взяточничество, вымогательство быстро стали характерными атрибутами его функционирования [12, с. 120]. К тому же новый император больше «смотрел назад», чем вперёд. Созданная им система уделов утверждала патриархальные принципы и в известной мере переносила семейную этику на общегосударственный уровень [8, с. 35]. Несовершенный и противоречивый характер структуры ойкумены периода Мин в конечном итоге привёл к её деградации и гибели.

Феодальная революция в Китае носила неполный характер, и в результате сформировался лишь слабый потенциал развития — в отличие от Западной Европы. Основную роль сыграл фактор относительной изоляции Китая и двойственный характер положения ойкумены. Изоляция на уровне ойкумены всегда препятствовала технологическому и социальному прогрессу. В Новом Свете вследствие изоляции не было ни архаической, ни феодальной революций. То же самое относится к социумам Тропической Африки [37]. Несмотря на то, что в Китае самостоятельно появились порох, бумага, компас, это не привело к появлению огнестрельного оружия и внешней колонизации. Все эти изобретения не имели таких фундаментальных социально-политических последствий как в Европе.

Грандиозные морские экспедиции в начале эпохи Мин не получили дальнейшего развития [6]. Они в меньшей степени преследовали торговые или политические цели, а в большей носили престижный характер — «показать свой флаг» [74, с. 308]. Огромные китайские корабли, намного превосходящие по размерам европейские, напоминают динозавров по сравнению с небольшими млекопитающими того времени. Только первые вымерли, а вторые в кайнозойскую эру сформировали новую «биологическую цивилизацию».

После революций социумы, имеющие заметный потенциал развития, проходят три основных периода. Для Рима и Афин были характерны начальная (архаическая), классическая и инерционная стадии развития. В Афинах все основные реформы пришлись именно на классический период. В Китае после феодальной революции первые две стадии носили, в значительной степени, редуцированный характер. Реформы в начале эпохи Мин закончились провалом, и Китай перешёл в инерционную стадию развития.

В Западной Европе в абсолютистский период мы имеем полное отделение короля (как носителя политической власти) от народа. В Китае этого не было. В условиях Китая система управления складывались по древним образцам, государственный аппарат рассматривался

как продолжение личности монарха [53, с. 54, 55]. Подобного рода представления имели место в древней Индии, где царство воспринималось как «плоть» царя [66, с. 28]. Император и народ в сознании того времени находились в определённом органическом единстве. Император воспринимался как организующий центр, как устроитель мира. Его власть не ограничивалась миром людей, а распространялась на всю природу в целом [54, с. 11; 55, с. 75]. Управление приравнивалось к священнодействию, утверждавшему вселенский порядок [27, с. 259]. Условная политическая самостоятельность императора носила не отделённый, а отчуждённый характер. Тщетными были попытки превратить бюрократический аппарат в орудие исполнения воли императора [7, с. 169].

В конечном итоге инерционность развития, отсутствие каких-либо реформ привели к тому, что за 400 лет мало что изменилось в Китае. В этот период в городе и деревне формируется корпоративная система (ойкумена), внешне похожая на западноевропейскую [40, с. 109]. Но в Европе член корпорации уже осознавал себя личностью, имеющей права. В Китае корпорации обычно обеспечивали своих членов средствами существования и были полностью зависимы от властей. Цеховая организация не служила средством защиты интересов от произвола чиновников, а использовалась государством для фискального и полицейского контроля [7, с. 2; 58, с. 55].

И только начавшаяся с приходом XX в. эпоха революций и гражданских войн (в революционный период) разрушила корпоративную систему и старое государство и создала условия для появления современного Китая [39].

Литература

1. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). СПб.: Гуманитарная Академия, 2003.

2. Барг МА., Никифоров В.Н. Феодализм // БСЭ. М.: Советская энциклопедия, 1977. С. 283-288.

3. Баум Р. Ритуал и рациональность: корни бюрократического государства в Древнем Китае // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград: Учитель, 2006.

4. Берлев О.Д. Трудовое население Египта в эпоху Среднего царства. М.: Наука, 1972.

5. Блок М. Характерные черты французской аграрной истории. М.: Изд. иностранной литературы, 1957.

6. Бокщанин А А. Китай и страны южных морей в XIV-XVI вв. М.: Наука, 1968.

7. Бокщанин А.А. Императорский Китай в начале XV века. М.: Наука, 1976.

8. Бокщанин А.А. Удельная система в позднесредневековом Китае (период династии Мин. 1368-1644). М.: Наука, 1986.

9. Бокщанин А.А. Современные историки КНР о проблемах феодализма в Китае. М.: ИВ РАН, 1998.

10. Бокщанин А.А., Непомнин О.Е. Лики Срединного царства: Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая. М.: Восточная литература, 2002.

11. Боровкова Л.А. О некоторых моментах аграрной политики Чжу Юань-чжана // Аграрные отношения и крестьянское движение в Китае. М.: Наука, 1974. С. 152-172.

12. Боровкова Л.А. Материалы о политике Мин в конце XIV в. по вопросу о социальной организации деревни // Социальная и социально-экономическая история Китая. М.: Наука, 1979. С. 116-133.

13. Васильев К.В. Истоки китайской цивилизации. М.: Восточная литература, 1998.

14. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской цивилизации. М.: Наука, 1976.

15. Васильев Л.С. Некоторые особенности мышления, поведения и психологии в традиционном Китае // Китай: традиции и современность. М.: Наука, 1976. С. 52-82.

16. Васильев Л.С. Феномен власти-собственности // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М.: Наука, 1982. С. 60-99.

17. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства. М.: Наука, 1983.

18. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской мысли. М.: Наука, 1989.

19. Васильев Л.С. Древний Китай. Т.1. М.: Восточная литература, 1995.

20. Глебов А.Г. Высокое средневековье: Западная Европа в XI-XIII вв. Воронеж: Истоки, 2014.

21. Го Мо-жо Эпоха рабовладельческого строя. М.: Изд. иностранной литературы, 1956.

22. Думан Л.И. К вопросу о формах землевладения в Китае в III в. // Аграрные отношения и крестьянское движение в Китае. М.: Наука, 1974. С. 43-70.

23. Думан Л.И. Аграрная политика в период Западная Цзинь (создание системы чжань-тянь — ранней ступени надельного землевладения) // Социальная и социально-экономическая история Китая. М.: Наука, 1979. С. 90-104.

24. История древнего мира. Кн. 2. М.: Наука, 1982.

25. История древнего мира. Кн. 3. М.: Наука, 1982.

26. История Китая. Минск: Харвест, 2004.

27. История Китая с древнейших времён до начала XXI века: в 10 т. Т. II. Эпоха Чжаньго, Цинь и Хань (V в. до н.э. — III в. н.э.). М.: Наука — Восточная литература, 2013.

28. История Китая с древнейших времён до начала XXI века: в 10 т. Т. III. Троецарствие, Цзинь, Южные и Северные династии, Суй, Тан (220-907). М.: Наука — Восточная литература, 2014.

29. История крестьянства в Европе. Т. 1. М.: Наука, 1985.

30. История стран Азии и Африки в средние века. М.: Изд. МГУ, 1968.

31. История стран Зарубежного Востока в средние века. М.: Изд. МГУ, 1957.

32. История стран зарубежной Азии в средние века. М.: Наука, 1970.

33. Каждан А.П. О социальной природе византийского самодержавия // Народы Азии и Африки. 1966, № 3. С. 53-64.

34. Кондорский Б.М. Концепция «ойкумены» и законы биологического пространства // Природа: общее и особенное. Серия «Социоестественная история». Вып. XXV. М.: Энергия, 2011. С. 53-57.

35. Кондорский Б.М. Крым как периферия цивилизационной ойкумены // Человек и природа в пространстве и времени. Серия «Социоестественная история». Вып. XXVI. М.: Энергия, 2012. С. 115-122.

36. Кондорский Б.М. Архаическая революция в древнем Китае (попытка сравнительно-исторического анализа) // Общество и государство в Китае. Т. XLIII, ч. 2. М.: ИВ РАН, 2013. С. 16-28.

37. Кондорский Б.М. Специфика исторического развития социумов Тропической Африки // Общество и политика в Африке: неизменное, меняющееся, новое. XIII международная конференция африканистов. М., 2014. С. 651-652.

38. Кондорский Б.М. «Целина обязательно будет поднята». Элементы теории надобщинного пространства // Традиционное общество: неизменное, прошлое. X Международная научно-практическая конференция. Челябинск: 2014. С. 51-56.

39. Кондорский Б.М. Революционный период в Китае // Общество и государство в Китае. Т. XLV, ч. 1. М.: ИВ РАН, 2015. С. 134-150.

40. Кондорский Б.М. Россия — Китай: история и культура: Сборник статей и докладов VIII научно-практической конференции. Казань, 2015. С. 104-111.

41. Кондорский Б. М. Характер формирования и развития княжеской власти в древней Руси // Творческое наследие А. А. Зимина в современной российской историографии (VI Зиминские чтения). М.: РГГУ (в печати).

42. Конрад Н.И. Избранные труды. История. М.: Наука, 1974.

43. Кофанов Л.Л. Lex и jus: возникновение и развитие римского права в VII-III вв. до н.э. М.: Статут, 2006.

44. Крадин Н.Е. Кочевые общества. Владивосток: Дальнаука, 1992.

45. Крил Х.Г. Становление государственной власти в Китае. Империя Западное Чжоу. СПб.: Евразия, 2001.

46. Крюков М.В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М.: Наука, 1978.

47. Крюков М.В., Малявин В.В. Софронов М.В. Китайский этнос на пороге средних веков. М.: Наука, 1979.

48. Крюков М.В. Этнические и политические общности: диалектика взаимодействия // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М.: Наука, 1982. С. 55-82.

49. Кудрин В.И. Экономическая политика в период Западная Хань (государственное регулирование торговли, финансов и ремесленного производства) // Социальная и социально-экономическая история Китая. М.: Наука, 1979. С. 66-89.

50. Кульпин Э. С. Человек и природа в Китае. М.: Наука, 1990.

51. Кычанов Е.И. Право и личность в старом Китае // Личность в традиционном Китае. М.: Восточная литература, 1992. С. 117-140.

52. Лапина З.Г. Политическая борьба в средневековом Китае (40-70-е годы XI в.). М.: Наука, 1970.

53. Лапина З.Г. Доктрина государства в контексте востоковедения как система средств гармонизации социума (на примере традиционного Китая) // Общество и государство в Китае. Т. XIV. Ч. 1. М.: ИВ РАН, 2014. С. 51-56.

54.МалявинВ.В. Гибель древней империи. М.: Наука, 1983.

55. Мартынов А.С. Представления о природе и мироустроительных функциях власти китайских императоров в официальной традиции // Народы Азии и Африки. 1972, № 5. С. 72-82.

56. Материалы по экономической истории Китая в раннем средневековье. М.: Наука, 1989.

57. Медведев Е.М. Основные этапы развития феодальных отношений в Индии в древности и средневековье // Узловые проблемы истории Индии. М.: Наука, 1981. С. 96-117.

58. Непомнин О.Е. Экономическая история Китая (1864-1894 гг.). М.: Наука, 1974.

59. Никифоров В.Н. Очерк истории Китая: II тысячелетие до н.э. — начало XX столетия. М.: ИДВ РАН, 2002.

60. Новгородова ЭА. Древняя Монголия. М.: Наука, 1989.

61. ОппенхеймА. Древняя Месопотамия. М.: Наука, 1986.

62. Переломов Л.С. Империя Цинь — первое централизованное государство в Китае (221-202 гг. до н.э.). М.: Наука, 1962.

63. Переломов Л.С. Эволюция общины и рост частной земельной собственности в Китае в IV в. до н.э. — III в. н.э. // Общее и особенное в историческом развитии стран Востока. Материалы дискуссии об общественных формациях на Востоке. М.: Наука, 1966. С. 150-159.

64. Переломов Л.С. Проблема периодизации древней и средневековой истории Китая в китайской историографии (о генезисе феодальных отношений) // Историческая наука в КНР. М.: Наука, 1971. С. 64-81.

65. Печатнова Л.Г. История Спарты периода архаики и классики. СПб.: Гуманитарная Академия, 2007.

66. Романов В.Н. Древнеиндийские представления о царе и царстве // Вестник древней истории. 1978, № 4. С. 26-33.

67. Рубин В А. Личность и власть в древнем Китае. М.: Восточная литература, 1999.

68. Свистунова Н.П. Аграрная политика Минского правительства во второй половине XIV в. М.: Наука, 1966.

69. Смолин Г.Я. Антифеодальные восстания в Китае второй половины X — первой четверти XII в. М.: Наука, 1974.

70. Татаринов Л.П. Палеонтология и закономерности филогенеза низших наземных тетрапод // Палеонтологический журнал. 1972, № 3. С. 121-133.

71. Тюрин А.Ю. Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае Ш-УШ вв. М.: Наука, 1980.

72. Фань Вэнь-лань Древняя история Китая. От первобытного строя до образования централизованного государства. М.: Изд. АН СССР, 1959.

73. Фёдоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд. МГУ, 1973.

74. Фицджеральд Ч.П. История Китая. М.: Центрполиграф, 2005.

75. Чудинов А.В. Французская революция: история и мифы. М.: Наука, 2007.

76. Шифман И.Ш. Государство в системе социальных институтов в древней Палестине (вторая половина III — первая половина I тыс. до н.э.) // Государство и социальные структуры на древнем Востоке. М.: Наука, 1989. С. 53-85.

77. Ярхо В.Н. Проблема ответственности и внутренний мир гомеровского человека // Вестник древней истории. 1963, № 2. С. 46-64.

B.M. Kondorskiy* The feudal revolution in China (formulation of the question)

ABSTRACT: The author considers feudalism as a stage of historical development. The transition from one stage to another always occurs in a revolutionary way, forming a new potential. In the III-VIII centuries AD there were numerous forms of social organization in China (in the form of various state entities) that had some features characteristic of feudalism. Feudalism as a system appeared during the Song Empire. The land passed to actual ownership of the owners of large estates which can be called feudal lords. However, the feudal revolution in China, due to the relative isolation, was incomplete. Since the Ming era the development of China goes by inertia.

KEYWORDS: China, feudal revolution, process of historical development, Han dynasty, Song dynasty, Ming dynasty.

* Kondorskiy Boris Mikhailovich, PhD in Biology, SPF «Sinbias», Donetsk, Ukraine; E-mail: [email protected]

Страница не найдена | Институт российской истории РАН

	Число публикаций на elibrary.ru	15725
	Число публикаций организации в РИНЦ	14094
	Число цитирований публикаций на elibrary.ru	130510
	Число цитирований публикаций организации в РИНЦ	111667
	Число авторов	401
	Число авторов, зарегистрированных в Science Index	216
	Индекс Хирша по всем публикациям на elibrary.ru	157
	Индекс Хирша по публикациям в РИНЦ	146
	g-индекс	215
	i-индекс	18
	Позиция в рейтинге российских научно-исследовательских организаций по индексу Хирша	43
	Позиция по КПБР (Комплексный балл публикационной результативности) по направлению «Гуманитарные науки» за 2020 г.	10

Скорая феодальная помощь — Ведомости

«Круговая порука мажет, как копоть» – и с каждым годом все более толстым слоем. Вот и сейчас чиновники обещают «помеченным санкциями»: коль скоро, дорогие олигархи, вы пострадали из-за связей с властью, власть вас не бросит, а еще больше привяжет к себе.

Государство поможет, заверяет министр промышленности и торговли Денис Мантуров. Инструментов поддержки для этого предостаточно – деньги бюджета и госбанков, налоговые льготы, институты развития (например, компании UC Rusal и En+ и так оказались в числе первых на конвейере новой фабрики проектного финансирования Внешэкономбанка), доступ к закупкам государства и госкомпаний, к специальным инвестиционным контрактам, меры тарифной и нетарифной защиты внутреннего рынка, всевозможные исключения из общих правил. Одного власть не может предложить – стимулов повышать свою эффективность. Оказывая помощь, государство защищает от конкуренции: снижает издержки одних и повышает относительные издержки других. А это лучший способ снизить эффективность отдельно взятой компании, отрасли или всей экономики.

Конкуренция означает стремление к успеху и возможность проиграть. Предоставляя поддержку, государство лишает мотивов добиваться успеха самостоятельно. А в ситуации поддержки избранных власть превращает близость к себе в главное конкурентное преимущество. В России уже, несмотря на множество инструментов антимонопольной политики, сложился государственно-монополистический капитализм, констатирует Федеральная антимонопольная служба: доля государственного сектора в экономике достигла 70%.

Заплатить за помощь государство предлагает и остальному бизнесу. В конечном итоге преференции одним (например, налоговые льготы) всегда оплачивают другие. Но теперь государство готово, если верить Мантурову, бросить на поддержку пострадавших от санкций и всю экономику. «Были некоторые прецеденты ранее по введенным санкциям против российских компаний, и некоторые банки, некоторые потребители пытались максимально устраниться от использования продукции этих компаний», – негодует он (его слова по «Интерфаксу»). И обещает за такой непатриотизм «жесточайше наказывать», применяя административные меры: «Поэтому такими глупостями даже не надо заниматься и думать об этом». Таким образом, ради защиты приближенных к власти Мантуров готов поставить другие банки и компании под угрозу санкций. Например, американские власти могут решить, что контракт заключен для того, чтобы помочь компании обойти режим санкций.

Власти уже предложили множество инструментов пострадавшим от близости к ним: и амнистию, и суверенные облигации, и льготные налоговые условия возврата капитала, и возможность отказаться от российского налогового резидентства, и специальные инвестиционные контракты. Любой каприз за вашу верность. Деньгам и особым условиям бизнес, конечно, будет рад. Но, предлагая очередную помощь, власти предлагают в этом пакете и еще большую зависимость – сродни феодальной: получаешь доход, пока служишь сеньору. «Счастье за деньги не купишь. Некоторую независимость – да», – сказал как-то Роман Абрамович (его в последнем списке нет). Но в последние годы крупный российский бизнес все больше расплачивается за деньги как раз независимостью. Особо приближенные к власти оказываются за железным занавесом, заработанные деньги вдруг начинают за границей «пахнуть», частные инвестиции – вызывать подозрения, а шансы пострадать на родине за малейшее проявление неверности Кремлю растут. Некоторые чиновники радуются: чем больше претензий к накопленному за границей, тем больше вернется в Россию. Но выгода для экономики от этих денег сомнительная, если ценой их возврата окажется еще большее снижение конкуренции.

ФЕОДАЛИЗМ — это… Что такое ФЕОДАЛИЗМ?

Феодализм — (feudalism) Общественный строй, при котором вассалы признают власть сеньора и участвуют на его стороне в войнах в обмен на личную защиту и защиту права собственности на землю. Сеньор, в свою очередь, присягает на верность королю, получая взамен… … Политология. Словарь.

ФЕОДАЛИЗМ — термин феодализм возник перед Французской революцией кон. 18 в. и обозначал Старый порядок (абсолютная монархия, господство дворянства). В марксизме феодализм рассматривается как социально экономическая формация, предшествующая капитализму. В… … Большой Энциклопедический словарь

Феодализм — ФЕОДАЛИЗМ. Термин “феодализм” возник перед Французской революцией конца 18 в. и обозначал “старый порядок” (абсолютная монархия, господство дворянства). В марксизме феодализм рассматривается как социально–экономическая формация, предшествующая… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

ФЕОДАЛИЗМ — ФЕОДАЛИЗМ, феодализма, мн. нет, муж. (см. феод) (ист., социол.). Сменяющая рабовладельческий строй и предшествующая капитализму социально экономическая формация, в основе которой лежит собственность феодала на средства производства и неполная… … Толковый словарь Ушакова

ФЕОДАЛИЗМ — (от позднелат. feodum владение), классово антагонистич. обществ. формация, характеризующаяся след. осн. признаками: 1) преобладание натурального хозяйства, крому свойственны простое воспро из во, тесное соединение работника со средствами… … Философская энциклопедия

феодализм — формация Словарь русских синонимов. феодализм сущ., кол во синонимов: 2 • феодальщина (1) • … Словарь синонимов

феодализм — а, м. féodalisme m. Предшествующий капитализму общественный строй, основой которого является собственность феодала на средства производства, в первую очередь на землю, и неполная собственность на работника производства крепостного. БАС 1.… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

ФЕОДАЛИЗМ — (нем. Feudalismus, фр. feodalite, от позднелат. feodum, feudum феод) специфическая система экономических, социальных и политико правовых отношений, характеризующаяся: а) условным правом собственности на землю; б) принадлежностью власти… … Юридический словарь

Феодализм — тип общественных отношений, основанных на условной частной (феодальной) форме собственности на землю и эксплуатации лично и поземельно зависимых от феодалов непосредственных производителей крестьян. Феодальная эксплуатация осуществлялась путём… … Исторический словарь

ФЕОДАЛИЗМ — ФЕОДАЛИЗМ, а, муж. Предшествующая капитализму общественно экономическая формация, характеризующаяся существованием двух основных классов феодалов и находящихся в личной от них зависимости крестьян. | прил. феодальный, ая, ое. Феодальные порядки… … Толковый словарь Ожегова

Как Америка возвращается к феодальной эпохе

Рождение Америки означало драматический разрыв с прошлым. За исключением нескольких пережитков старого европейского феодального строя, в основном в плантационной экономике Глубокого Юга, не было ни потомственной знати, ни национальной церкви, ни, благодаря скромности Джорджа Вашингтона, никакой королевской власти.

По крайней мере, среди белых, в Америке также было гораздо меньше бедности по сравнению с острой, трудноизлечимой бедностью в Европе, которая передавалась из поколения в поколение.Напротив, как отмечал Джефферсон в 1814 году, в Америке было меньше «нищих», а основная часть населения «обильно кормилась, одевалась выше простой приличия, чтобы умеренно трудиться и содержать свои семьи».

Тем не менее, в последние десятилетия в этой стране начали проявляться признаки растущей феодализации. Эта тенденция была наиболее ярко выражена в экономике, где рост доходов резко сместился в сторону сверхбогатых, создав правящую финансовую, а теперь и технологическую олигархию. Это глобальное явление: начиная с 1970-х годов восходящая мобильность среднего и рабочего классов во всех странах с развитой экономикой начала замедляться, в то время как перспективы для высших классов резко возросли.

Перспективы угасания нового поколения слишком очевидны. Когда-то давным-давно, когда бумеры вошли во взрослую жизнь, они вошли в восходящий средний класс. Согласно недавнему исследованию Федеральной резервной системы Сент-Луиса, их преемники, миллениалы, находятся в опасности стать «потерянным поколением» с точки зрения накопления богатства.

Эта смена поколений определит наш будущий экономический, политический и социальный порядок. По данным исследователей проекта Equality of Opportunity Project, около 90 процентов тех, кто родился в 1940 году, выросли и имели более высокий доход, чем их родители.Эта доля составляла лишь 50 процентов среди тех, кто родился в 1980-х годах, и шансы на то, что представители среднего класса поднимутся на верхние ступени лестницы заработной платы, снизились примерно на 20 процентов с начала 1980-х годов.

Руководители компаний хвастались тем, что начинали в почтовом отделении. В будущем таких историй будет немного.

В феодальном обществе власть в основном осуществляли два класса — то, что французы называли Первым сословием, духовенство и Второе сословие, состоящее из военно-аристократической элиты.Все остальные, даже успешные купцы, проживали в Третьем сословии, и большинство из них были крестьянами, живущими на уровне прожиточного минимума. Известный историк Пьер Рихе, это было общество, состоящее из «тех, кто молился, тех, кто сражался, и тех, кто трудился».

В современном обществе может быть мало места для ортодоксальной религии, и наши вооруженные силы, какими бы впечатляющими они ни были, вряд ли представляют собой эффективный правящий класс. Но мы начинаем видеть возвышение двух очень могущественных классов — одного доминирующего в экономическом, а другого — в культурном.Между тем мощь современного третьего сословия неумолимо ослабевает.

Ультрабогатые представляют собой зарождающуюся глобальную аристократию или, скорее, новую олигархию. Менее 100 миллиардеров сейчас владеют 50 процентами мировых активов — столько же, сколько около 400 миллиардеров владели немногим более пяти лет назад.

В Соединенных Штатах 400 самых богатых граждан США сейчас имеют состояние больше, чем 185 миллионов их соотечественников вместе взятых. Сдвиг был драматическим: первый процент в Америке захватил всего 4 человека.9 процентов от общего роста доходов США с 1945 по 1973 год, но в следующие два десятилетия самые богатые классы страны поглощали большую часть роста доходов США.

Модели владения собственностью отражают те же самые тенденции, которые лежали в основе как средневековых аристократических, так и церковных классов. Доля земли, принадлежащей сотне крупнейших частных землевладельцев страны, выросла почти на 50 процентов в период с 2007 по 2017 год. В 2007 году, согласно Land Report, эта группа владела в совокупности 27 миллионами акров земли, что эквивалентно площади штата Мэн и Нью-Йорк. Хэмпшир вместе взятые.Десять лет спустя 100 крупнейших землевладельцев владели землями более 40 миллионов акров. Их владения сейчас больше, чем вся Новая Англия. Даже на огромном американском Западе, где большая часть земли остается в руках государства, миллиардеры создали обширные поместья, которые, как многие опасаются, сделают остальное местное население безземельным.

В прошлом олигархия была связана либо с Уолл-стрит, либо с руководителями промышленных корпораций. Но сегодня преобладающая и наиболее влиятельная группа состоит из тех, кто возглавляет горстку меготехнологических фирм.Шесть фирм — Amazon, Apple, Facebook, Google, Microsoft и Netflix — достигли совокупного состояния, равного четверти NASDAQ, что больше, чем у следующих 282 фирм вместе взятых, и равно валовому внутреннему продукту Франции.

Семь из 10 самых ценных компаний мира происходят из этой отрасли. Технологические гиганты произвели на свет восемь из 20 самых богатых людей планеты. Все миллиардеры страны моложе 40 лет живут в штате Калифорния, а 12 — в Сан-Франциско.В 2017 году в индустрии высоких технологий появилось 11 новых миллиардеров, в основном в Калифорнии. Только Китай, где расположены девять из 20 ведущих мировых технологических компаний, представляет собой какой-либо вызов их господству.

Изначально многие американцы, даже левые, считали подъем технологической олигархии одновременно преобразующим и позитивным. Наблюдая за подъемом технологической индустрии, футуролог Элвин Тоффлер предсказал «рассвет новой цивилизации» с огромными возможностями для общественного и человеческого роста. Но сегодня мы сталкиваемся с реальностью, больше напоминающей феодальное прошлое, со все большей концентрацией богатства, наряду с меньшей социальной мобильностью и материальным прогрессом.

Вместо технического рая Тоффлера мы все чаще сталкиваемся с тем, что японский футурист Тайчи Сакайя, писавший три десятилетия назад, назвал рассветом «высокотехнологичного средневековья». Вместо того, чтобы олицетворять американскую изобретательность и конкуренцию, технологическая олигархия все больше напоминает средневековых феодалов. С готовностью варварских воинов, взявших под свой контроль территорию после падения Римской империи, они захватили стратегическую цифровую территорию и безжалостно защищают свою ставку.

Такая концентрация богатства естественным образом направлена на концентрацию власти. В средние века это включало контроль над землей и орудия насилия. В наше время восходящая технологическая олигархия эксплуатирует «естественные монополии» Интернет-бизнеса. Их «суперплатформы» подавляют конкуренцию, теснят поставщиков и уменьшают возможности для потенциальных конкурентов, как это делали монополисты конца 19 века. Такие фирмы, как Google, Facebook и Microsoft, контролируют от 80 до 90 процентов своих ключевых рынков и способствовали дальнейшему увеличению классового разрыва не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире.

Когда-то являвшиеся образцами предпринимательского риска, сегодняшняя технологическая элита превратилась в укоренившихся монополистов. Эти фирмы все чаще отражают худшее из американского капитализма — подавление конкурентов, использование наемных служащих из-за границы для более чем 40 процентов своей рабочей силы в Кремниевой долине, фиксирование заработной платы и уклонение от налогов — в то же время создавая все большую социальную аномию и отчуждение.

Технологические олигархи строят постдемократическое будущее, в котором возможности ограничены только ими самими и их избранным.Как предположил инвестор в технологии Питер Тиль, демократия, основанная на фундаментальных принципах индивидуальной ответственности и свободы воли, плохо сочетается с технократическим мышлением, которое считает, что превосходное программное обеспечение способно решить любую проблему и решить ее.

Этот развивающийся мир далек от демократического капитализма, который доминировал в эпоху после Второй мировой войны. Вместо того, чтобы поощрять и приспосабливаться к семьям, сегодняшние олигархи продвигают в основном бездетную среду студенческого городка, где они даже платят работницам, чтобы они заморозили яйца.Традиционно компаниям нравились сотрудники с семьями. Не так много в дивном мире новых технологий, который требует много времени и мало свободного времени для таких вещей, как воспитание детей.

Что касается остального населения, то перспективы еще более мрачные. В технологическом центре Сан-Франциско семья среднего класса почти вымерла. За последнее десятилетие город потерял 31 000 домовладельцев. Он ведет государство в экономическое неравенство. Улицы заполнились свидетельствами массового неравенства, повсеместной бездомности и социальной дисфункции.

Кремниевая долина, расположенная в пригороде к югу от города, также стала значительно менее эгалитарной. Он все больше разделяется между укоренившимся классом сверхбогатых и зависимым классом бедняков, работающих в основном в сфере услуг. К 2015 году около 76 000 миллионеров и миллиардеров называли округа Санта-Клара и Сан-Матео своим домом, в то время как многие жители этого района изо всех сил пытаются прокормить свои семьи и оплачивать счета каждый месяц. Почти 30 процентов жителей Кремниевой долины полагаются на государственную или частную помощь.

Антонио Гарсиа Мартинес из журнала

Wired описывает современную долину как «феодализм с более совершенным маркетингом». По мнению Мартинеса, плутократическая элита венчурных капиталистов и основателей компаний стоит над по-прежнему богатым кадром квалифицированных профессионалов — хорошо оплачиваемых, но ведущих обычную жизнь среднего класса, учитывая налоги и высокие цены. Под ними находится огромное количество рабочих, которых Мартинес сравнивает с издольщиками на Юге. А в самом низу — неприкасаемый класс бездомных, наркозависимых и преступников.

Мартинес описывает общество, которое, как и в средние века, было «сильно расслоенным, с низкой социальной мобильностью». Высокие цены делают практически невозможным владение домом для кого-либо, кроме очень богатых. Рабочие, работающие в сфере гиг-экономики, не говоря уже о «неприкасаемых», имеют мало шансов улучшить свое положение, но изо всех сил стараются едва платить за аренду или вынуждены спать в своих машинах, на кушетках друзей или ездить на большие расстояния из отдаленной периферии.

Этот новый феодальный порядок опирается на новую клериси, которая теперь взяла на себя культурную и интеллектуальную роль, которую выполняло старое Первое сословие.Хотя в основном светские, эти достойные берут на себя роль церковных властей со времен средневековья, считая себя помазанниками, чтобы руководить человеческим обществом, современной версией феодальной «олигархии священников и монахов, задачей которой было умилостивить небеса».

Клериси намного больше и шире, чем олигархия, она охватывает постоянно растущую часть рабочей силы, которая в основном работает вне материального капиталистического предприятия — учителями, консультантами, юристами, государственными служащими и даже врачами, большинство из которых сейчас работают в качестве служащих или подрядчиков. чем владельцы.Эти профессии только выросли, в то время как доля представителей традиционного среднего класса — владельцев малого бизнеса, рабочих базовых отраслей и строительства — на рынке труда сократилась.

Оценки размера служащих различаются. Майкл Линд оценивает то, что он называет «сверхклассом», примерно в 15 процентов американской рабочей силы, что намного больше, чем членство в старом Первом сословии, которое было ближе к 1 проценту французского населения. Чарльз Мюррей, с другой стороны, предлагает более узкую оценку, включая только тех, кто находится в высшем эшелоне права, правительства и университетов — примерно 2.4 миллиона человек из страны с населением более 320 миллионов человек.

В своей вершине сегодня в клериси доминирует то, что Дэниел Белл назвал бы «классом знаний». Этот класс, состоящий в основном из образованных потомков богатых, становится все более наследственным отчасти потому, что образованные люди женятся друг на друге. В период с 1960 по 2005 год доля мужчин с университетским образованием, вышедших замуж за женщин с университетским образованием, почти удвоилась — с 25 до 48 процентов. «Через одно поколение, — заметил Белл, — меритократия просто превращается в замкнутый класс.”

Новая клериси крайне важна для новых олигархов, которым нужны союзники в правительстве, средствах массовой информации и академических кругах для сохранения своего господства. Во многих случаях техническая элита теперь контролирует собственные отрасли промышленности. Рассмотрим средства массовой информации с захватом Джеффом Безосом The Washington Post и индустрию развлечений с появлением Netflix, Apple и Amazon в Голливуде.

Политический подъем этого культурного надкласса продолжается более 50 лет. Еще в 1960-х годах президентский историк Теодор Уайт говорил о «новом священстве».. . активных интеллектуалов », которые сформировали администрацию Джона Ф. Кеннеди. Это смешение интеллигенции и власти достигло апогея во время президентства Барака Обамы, администрация которого почти полностью состояла из продуктов элитных университетов страны. Более 60 чиновников администрации, что составляет примерно четверть всех назначений Обамы, учились только в одной школе — Гарварде. Примечательно, что больше высших должностных лиц администрации имеют дипломы Оксфордского университета, чем любого американского государственного университета.

Подобно старому Первому сословию, клериси — то, что французский писатель-социалист Кристоф Гийи называет «привилегированным слоем», — действуют, исходя из предположения о «моральном превосходстве», которое оправдывает их право на власть. Они представляют собой апофеоз идеи Г. Дж. Уэллса о «возникающем классе способных людей», которые могут взять на себя задачу «контролировать и ограничивать». . . нефункциональные массы ». Эта новая элита, как предсказывал Уэллс, заменит демократию «более высоким организмом», который он назвал «Новой Республикой».”

В то время как старое Первое сословие оправдывало свой контроль духовными догмами, современная клериси основывает большую часть своей власти на прочтении «науки». Его члены заявляют, что они представляют собой не просто фракционность, а «объективную» точку зрения над личными соображениями. «Когда ученые говорят, что хотят выполнять свои социальные обязанности, они обычно говорят, что им нужно больше власти, чем они имеют», — однажды заметил Ирвинг Кристол. «Это означает, что они хотят управлять вещами, брать на себя ответственность.Всегда лучше управлять вещами, чем ими ».

Общая вера в меритократическое превосходство связывает олигархов и духовенство. Это привело, как и в средневековые времена, к замечательному распространению ортодоксии. Даже такие профессии, как журналистика, когда-то хотя бы несколько различающиеся в философском плане, стали, за редким исключением, проводниками «прогрессивной» партийной линии. К 2018 году лишь 7 процентов журналистов США заявили, что они республиканцы; около 97 процентов всех политических пожертвований журналистов идут демократам.

Подобные узоры можно увидеть и на других носителях. Когда-то разделенный на консерваторов и либералов, Голливуд и его подражатели в других местах теперь сильно склоняются влево. Либеральный обозреватель Джонатан Чейт, рассматривая предложения крупных студий и сетей, описал то, что он назвал «всепроникающим, если не тотальным либерализмом». В 2018 году более 99 процентов всех пожертвований руководителей индустрии развлечений было направлено демократам.

Но главный двигатель власти духовенства и главный инкубатор ее ортодоксальности лежат в университетах.Academe чрезвычайно расширил свое влияние и масштабы за последние полвека. Общее число людей, обучающихся в колледжах в Соединенных Штатах, выросло с пяти миллионов в 1964 году до почти восьми миллионов в 1970 году и примерно до 20 миллионов сегодня.

Тем не менее, несмотря на то, что университеты расширились, именно элитный уровень служит основным привратником для высших классов. В своей книге «Суперкласс: глобальная властная элита и мир, который они создают» Дэвид Роткопф составил список из более чем 6000 членов «суперкласса» по всему миру, включая руководителей корпораций, банков и инвестиционных фирм, правительств, военные, СМИ и религиозные группы.Составив «глобально и отраслевую репрезентативную выборку» из 300 членов из списка, Роткопф и его коллеги обнаружили, что почти 3 из 10 учились в одном из 20 элитных университетов, причем наиболее широко представлены Стэнфорд, Гарвард и Чикагский университет.

По мере того, как элитные университеты становятся более дорогими и важными для достижения успеха, они становятся более социально исключительными, увеличивая разрыв между собой и меньшими, менее успешными учреждениями.Опрос, проведенный National Journal среди 250 ведущих американских государственных деятелей, что является важной частью высшего общества, показал, что 40 процентов из них были выпускниками Лиги плюща. Лишь четверть из них имеют ученые степени в государственном университете. Дни восхождения из небольшого колледжа к влиятельному и высокому статусу все больше уходят в прошлое.

Не менее тревожно и то, что духовенство, опять же, как и его средневековые коллеги, взяло на себя роль проводника не свободы мысли, а «прогрессивной» ортодоксии.Эти тенденции особенно остро проявляются в областях, которые больше всего влияют на общественную политику и общественное мнение. Менее 10% преподавателей ведущих юридических школ, таких как Гарвард, Йель, Стэнфорд, Колумбия и Беркли, называют себя консерваторами.

Прежде чем уступить такую власть клериси, мы можем рассмотреть старую латинскую фразу quis custodiet ipsos custodes — кто наблюдает за наблюдателями? В подъеме духовенства мы видим мощную силу иерархии, социальной стагнации и контроля мысли, которая может соперничать с той ролью, которую играли ее предшественники в средневековье.

По мере роста олигархии и духовенства перспективы американского третьего сословия либо стагнировали, либо ухудшались. В Соединенных Штатах, стране, построенной на устремлениях, исчезающие перспективы для нового поколения теперь болезненно очевидны. Три четверти взрослых американцев сегодня вырастут не лучше своих родителей. По словам Пью, большинство родителей думают, что их дети будут в более худшем финансовом положении, чем они сами.

В отличие от своих родителей, большинство из которых присоединились к йоменам из среднего класса, многим молодым людям предстоит стать неимущими крепостными.К 2030 году, согласно исследованию тенденций в США, проведенному компанией Deloitte, миллениалы будут составлять едва ли 16 процентов национального богатства. Представители поколения GenX будут владеть 31 процентом, но даже в 2030 году, когда им исполнится 80-90 лет, бумеры по-прежнему будут контролировать примечательные 45 процентов национального богатства.

Эта эрозия «американской мечты» сосредоточена главным образом на собственности. После окончания феодализма рост рыночной демократии сопровождался быстрым рассеянием собственности. Этот фактор, имеющий решающее значение в самом раннем развитии самоуправления в древних Афинах и Риме, имел решающее значение для концепции республики основателями Америки.В середине 20 века доля домовладельцев в Соединенных Штатах выросла с 44 процентов в 1940 году до 63 процентов тридцать лет спустя. Однако в новом поколении эта перспектива угасает.

Согласно данным Бюро переписи населения США, в США доля домовладений среди выпускников колледжа (возраст 25–34 лет) упала до 37 процентов в 2016 году по сравнению с 45,4 процента в 2000 году.

Некоторые эксперты предполагают, что снижение количества домовладений связано с изменением предпочтений молодежи.Планировщики, общественные эксперты и городские интеллектуалы из духовенства неоднократно заявляют об этом утверждении, и это подтверждают инвесторы, стремящиеся создать общество «арендаторов», в котором люди остаются арендаторами на всю жизнь, наслаждаясь своими видеоиграми или комнатными растениями. Тем не менее, практически все опросы показывают, что подавляющее большинство молодых людей хотели бы иметь дом на одну семью, и большинство из них хотят воспитывать детей. Причина этого кроется в высокой стоимости жилья.

В формирующемся неофеодальном мире право собственности на недвижимость все больше ограничивается старшим поколением, которое извлекает выгоду из роста стоимости жилья и доходов от аренды, а также богатыми институциональными инвесторами.В этом новом порядке наследование, отмечает французский экономист Томас Пикетти, похоже, суждено «вернуться». В следующем поколении наследование может сыграть роль, невиданную с XIX века. В Америке, стране с мифологией, пренебрегающей унаследованным богатством, миллениалы рассчитывают на наследство для выхода на пенсию в три раза быстрее, чем те, кто был в эпоху бума. Среди самой молодой когорты, от 18 до 22 лет, более 60 процентов считают наследство своим основным источником богатства с возрастом.

Эти изменения в формах собственности и классов, вероятно, изменят либеральную демократию, создав «новые формы правления», предсказывает Эрик Шнурер из Stratfor, «экономика и социальная организация будут такими же отличными от сегодняшнего дня, как наш мир от средневековья.«Сокращение класса йоменов, состоящих из мелких предпринимателей и владельцев собственности, безусловно, подрывает балласт демократической общественной жизни и вполне может ускорить и без того продолжающуюся радикализацию американской политики.

Эта радикализация наиболее очевидна среди миллениалов, которые сталкиваются с ограниченными перспективами восходящей мобильности. Около 40 процентов миллениалов, отмечает Пью, выступают за ограничение высказываний, считающееся оскорбительным, намного больше, чем 27 процентов представителей поколения X, 24 процента бумеров и 12 процентов пожилых людей, многие из которых вспоминают цензуру, введенную фашистскими и коммунистическими режимами в прошлом.Миллениалы также с большей вероятностью будут пренебрежительно относиться к основным конституционным гражданским правам и даже более склонны к военному перевороту, чем предыдущие поколения.

Этот новый радикальный изгиб распространяется как вправо, так и влево. В ноябре 2016 года за Дональда Трампа проголосовало больше белых американских миллениалов, чем за Хиллари Клинтон. Но новый радикализм пока что наиболее ярко выражен слева. Во время праймериз 2016 года социалист Берни Сандерс обогнал Клинтона и Трампа вместе взятых. Опрос 2016 года, проведенный Мемориальным фондом жертв коммунизма, показал, что 44 процента американских миллениалов выступают за социализм, а еще 14 процентов выбрали фашизм или коммунизм.К 2024 году эти миллениалы станут самым большим избирательным блоком в стране.

Не имея особой надежды на частную экономику, многие миллениалы поддерживают политику, благоприятствующую передаче контроля над американской экономической жизнью Вашингтону. Отчасти эта тенденция основывается на экологических проблемах, но экономическое неравенство заставляет задуматься. Как недавно сказал один из архитекторов Зеленого Нового курса: «Вы, ребята, думаете о [Зеленом Новом курсе] как о климате? Потому что мы действительно думаем об этом как о том, как изменить всю экономику.”

В конечном итоге сдвиг миллениалов влево может привести к конфликту между олигархами и духовенством из-за присвоения богатства. Как сейчас обстоят дела, битва будет за то, кто платит за постоянно расширяющееся государство всеобщего благосостояния, а не за то, как расширять средний класс. Это может все больше сдвинуть нашу политику в авторитарном направлении. Как заметил великий историк Баррингтон Мур, «нет буржуазии — нет демократии». В стране, где средние ряды сокращаются, элиты становятся более могущественными, а идеологическая поляризация растет, перспективы демократии, даже на ее величайшей родине, могут быть поистине мрачными.

В мире, созданном олигархами и духовенством, бедным и большей части среднего класса суждено стать более зависимыми от государства. Эта зависимость может усилиться, поскольку их труд обесценивается как политикой, враждебной индустриальной экономике, так и более широким внедрением автоматизации и искусственного интеллекта.

Противостоять этим силам будет очень сложно, особенно с учетом ориентации наших СМИ, научных кругов и некоммерческого мира, а также огромного богатства, накопленного олигархами.Система, которая предоставляет своим гражданам услуги и развлечения, но лишает их собственности, мало что ожидает взамен. Токвиль предположил, что такое государство можно использовать для удержания его членов в «вечном детстве»; это «скорее унижает людей, чем мучит их».

Чтобы повернуть вспять наш путь от нового феодализма, потребуется, среди прочего, новое открытие веры в наши основные ценности и в то, что значит быть американцем. Например, почти 40 процентов молодых американцев считают, что стране не хватает «истории, которой можно гордиться.«Меньше молодых людей, чем предыдущие поколения, уделяют внимание семье, религии или патриотизму. Вместо того, чтобы смотреть на то, что объединяет демократическое общество, внимание как правых, так и левых было сосредоточено на узких идентичностях, неспособных поддерживать демократическое и плюралистическое общество. Новое поколение стало отрезанным от традиций и ценностей прошлого. Если кто-то даже не знает о наследствах, лежащих в основе нашей демократии, вряд ли он заметит, когда они потеряны. Восстановление чувства гордости и отождествления с достижениями Америки является важным компонентом любой попытки вернуть драйв, амбиции и уверенность в себе, которые привели Соединенные Штаты в космическую эру.Если мы хотим спасти будущее от новой и пагубной формы феодализма, нам придется восстановить эту почву.

Чтобы повернуть вспять неофеодализм, третьему сословию — классу, которому больше всего угрожает господство олигархов и клериси — необходимо активизировать свою политическую волю, как это было во время Американской революции и в различных последовавших за ней сражениях. «Счастлив нация, народ которой не разучился восставать», — отметил британский историк Р. Х. Тоуни. Сможем ли мы понять новый феодализм и бросить ему вызов, определит, какой мир унаследуют наши дети.

Джоэл Коткин — научный сотрудник по вопросам городского будущего в университете Чепмена и исполнительный директор Центра возможностей урбанизма. Его следующая книга «Пришествие неофеодализма: предупреждение мировому среднему классу» будет опубликована в 2020 году. Это эссе было адаптировано из журнала American Affairs.

Запоздалый феодализм, трудовое право и либеральное развитие сша | Американское правительство, политика и политика

Традиционные теории американского политического развития изображают американское государство как полностью либеральное государство с самого начала.В этой книге, впервые опубликованной в 1992 году, Карен Оррен оспаривает эту теорию, утверждая, что пережиток древнего феодализма на самом деле был встроен в американскую правительственную систему в форме закона господина и слуги и сохранялся до тех пор, пока двадцатый век. Она показывает, что закон господина и слуги был включен в Конституцию США и управлялся демократической политикой. Полностью законодательное устройство, которое определяет современное либеральное государство, было достигнуто в Америке, утверждает Оррен, только благодаря инициативам рабочего движения в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков и, наконец, было введено как часть процесса коллективных переговоров, установленного Новая сделка.Эта книга представляет собой фундаментальное переосмысление конституционных изменений в Соединенных Штатах и роли американской организованной рабочей силы, которая, как показано, является создателем либерализма, а не разрушителем социализма.

«Я всегда настаивал на том, что политология может гораздо больше рассказать об экономической истории. Мое лучшее подтверждение исходит от Карен Оррен. Ее тщательно написанная книга открывает совершенно новый взгляд на место труда в Соединенных Штатах и выходит за рамки нового взгляда на корпоративный капитализм как таковой.’ Теодор Дж. Лоуи, Корнельский университет

Запоздалый феодализм — это потрясающая интерпретация американского политического строя в целом. Труд и закон открывают широкие перспективы. Оррен переосмысливает логику американского политического развития, соотношение государственного и частного в американской политике и место трудовой истории в американской политической истории. По всем этим аспектам невозможно прочитать эту книгу, не перевернув и не изменив навсегда своих взглядов ». Джеффри К.Тулис, Техасский университет, Остин

«Аргумент Оррена чрезвычайно оригинален, новаторский и очень интригующий. Она представляет свою точку зрения с воодушевлением и стилем. Книга будет неоднозначной и, как таковая, привлечет широкое внимание ». Кристофер Томлинс, Фонд американских адвокатов

Золотой штат находится на пути к высокотехнологичному феодализму

«Мы — современный эквивалент древних городов-государств Афин и Спарты. В Калифорнии есть идеи Афин и сила Спарты », — заявил тогдашний губернатор Арнольд Шварценеггер в 2007 году.«Мы не только можем вести Калифорнию в будущее. . . мы можем показать нации и миру, как этого добиться ». Когда кинозвезда, которая когда-то играла Геракла, так говорит, кто может с этим не согласиться? Идея Калифорнии как модели, конечно же, предшествует бывшему губернатору. Теперь сопротивление государства против Трампа — в его рвении по вопросам, касающимся климата, технологий, пола или расы — считает, что оно знает, как создать справедливое, богатое и просвещенное общество. «Будущее зависит от нас», — сказал губернатор Гэвин Ньюсом на инаугурации.«И мы воспользуемся этим моментом».

По правде говоря, Золотой штат становится полуфеодальным королевством с самым большим разрывом в стране между средними и высокими доходами — 72 процента по сравнению со средним показателем в США 57 процентов — и самым высоким уровнем бедности. Примерно половина бездомных в Америке живет в Лос-Анджелесе или Сан-Франциско, где сейчас самый высокий уровень имущественных преступлений среди крупных городов. Калифорния, конечно, еще не превратилась в полномасштабную антиутопию, но движется в тревожном направлении.

Этого не должно было случиться. Нет места на земле больше, чем Золотой штат. В отличие от Восточного побережья и Среднего Запада, Калифорния извлекла выгоду из сравнительно поздней индустриализации, когда экономика была основана не столько на производстве автомобилей и стали, сколько на таких наукоемких областях, как аэрокосмическая промышленность, программное обеспечение и полупроводники. В середине двадцатого века государство также извлекло выгоду из лучших аспектов прогрессивного правления, кульминацией которых стала элитная государственная университетская система, огромная водная система, напоминающая Римскую империю, и обширную инфраструктурную сеть автомагистралей, портов и мостов.Штату также повезло, так как он привлек людей со всего США и со всего мира. Французский путешественник восемнадцатого века Ж. Гектор Сент-Джон де Кревекёр описал американца как «этого нового человека», и Калифорния — новаторская, независимая и менее связанная традициями или старыми предрассудками — отразила это понимание. Хотя остатки этой Калифорнии все еще существуют, ее население стареет, становится менее мобильным и более пессимистичным, а ее дороги, школы и университеты приходят в упадок.

Во второй половине двадцатого века удивительно разнообразная экономика Калифорнии распространила благосостояние с побережья на внутренние районы штата.Хотя очаги крайней нищеты существовали — городские районы, юг Лос-Анджелеса, сельская Центральная долина — их масштабы были ограничены. Фактически, рост часто благоприятствовал пригородным и загородным общинам, где семьи среднего класса, включая меньшинства, поселились после Второй мировой войны.

За последние два десятилетия государство приняло политику, подрывающую основу для роста среднего класса. Например, политика штата в области энергетики сделала цены на газ и электроэнергию в Калифорнии одними из самых высоких в стране.С 2011 года цены на электроэнергию росли в пять раз быстрее, чем в среднем по стране. Между тем, строгий контроль за землепользованием поднял стоимость жилья до самого высокого уровня в стране, а налоги — некогда средние, учитывая городские масштабы Калифорнии — теперь превышают налоги практически во всех штатах. В то же время экономика Калифорнии отказалась от промышленного разнообразия в пользу зависимости от одной отрасли: больших технологий. Всего за десять лет до этого крупнейшие фирмы штата включали предприятия аэрокосмической, финансовой, энергетической и сервисной отраслей.Сегодняшние 11 крупнейших компаний происходят из технологического сектора, в то время как энергетические компании, за исключением Chevron, которая перенесла большую часть своих операций в Хьюстон, исчезли. Ни одна из ведущих аэрокосмических компаний — знаковой отрасли Калифорнии двадцатого века — не сохранила здесь свою штаб-квартиру.

Несмотря на то, что пресса восхваляет эту экономику, ориентированная на технологии, она не привела к появлению такого количества средне- и высокооплачиваемых рабочих мест для калифорнийцев, особенно за пределами Залива. С 2008 года, отмечает Маршал Топлански из Университета Чепмена, в штате в пять раз больше низкооплачиваемых рабочих мест, чем высокооплачиваемых.Замечательные 86 процентов новых рабочих мест оплачиваются ниже среднего дохода, в то время как почти половина — менее 40 000 долларов. Более того, Калифорния, включая Кремниевую долину, создала меньше высокооплачиваемых должностей, чем в среднем по стране, и намного меньше, чем у главных конкурентов, таких как Солт-Лейк-Сити, Сиэтл или Остин. В округе Лос-Анджелес самая низкая заработная плата среди 50 крупнейших округов страны.

Ни один штат не рекламирует свою мультикультурную добросовестность больше, чем Калифорния, в которой сейчас большинство населения составляет меньшинство. Это очевидно в Калифорнийском университете, где профессора должны доказать, что они служат «цветным людям» в рамках школьной программы штата с ее новым компонентом этнических исследований.Большая часть сопротивления в Калифорнии против Трампа имеет расовый контекст. Генеральный прокурор штата Ксавье Бесерра неоднократно подавал в суд на администрацию из-за иммиграционной политики, одновременно помогая обеспечить статус Калифорнии как убежища для нелегальных иммигрантов. К настоящему времени более 1 миллиона нелегальных жителей получили водительские права, и они также имеют право на бесплатное медицинское обслуживание. Сан-Франциско теперь разрешает нелегальным иммигрантам голосовать на местных выборах.

Такая радикальная политика может заставить прогрессивных людей чувствовать себя лучше, хотя их, кажется, меньше беспокоит то, как эти действия влияют на обычных людей.Латиноамериканцы и афроамериканцы Калифорнии стали свидетелями исчезновения хороших рабочих мест на производстве и в энергетике. Согласно одному исследованию United Way, более половины латиноамериканских семей с трудом оплачивают свои счета. «Для латиноамериканцев, — отмечает давний политический консультант Майк Мадрид, — калифорнийская мечта становится недостижимой фантазией».

В прошлом более бедные калифорнийцы могли рассчитывать на образование, которое поможет им продвинуться по служебной лестнице. Но сегодняшних педагогов, похоже, больше интересует политическая обработка, чем результаты.Среди 50 штатов Калифорния заняла 49-е место по успеваемости студентов из малообеспеченных семей. В богатом Сан-Франциско результаты тестов для чернокожих студентов самые низкие из всех округов Калифорнии. Многие жители меньшинств, особенно афроамериканцы, бегут из штата. В недавнем опросе Калифорнийского университета в Беркли 58 процентов чернокожих выразили заинтересованность в выезде из Калифорнии, что выше, чем у любой расовой группы, хотя примерно 45 процентов азиатов и латиноамериканцев также рассматривали возможность переезда.

Возможно, самая большая демографическая катастрофа связана с поколениями.На протяжении десятилетий Калифорния зарождала молодежную культуру, создавая такие тенденции, как битники, хиппи, серферы, а также латиноамериканское и азиатское искусство, музыку и кухню. Государство является источником юношеского пробуждения и бунта, но это может оказаться недолгим, когда миллениалы уйдут. С 2014 по 2018 год, отмечает демограф Венделл Кокс, чистая внутренняя миграция выросла с 46000 до 156000. Изгнанники все чаще начинают формировать семьи. В 2010-х годах в Калифорнии наблюдался более высокий чистый спад практически во всех возрастных категориях моложе 54 лет, при этом самый большой показатель потерь пришелся на когорту от 35 до 44 лет.

Поскольку семьи с детьми уезжают, а международная миграция замедляется до одной трети от уровня Техаса, оставшееся население быстро стареет. С 2010 года уровень фертильности в Калифорнии упал на 60 процентов, что больше, чем в среднем по стране; сейчас государство стареет на 50 процентов быстрее, чем остальная часть страны. Все больше технологических компаний и представителей поколения миллениума направляются на Межгорный Запад. Низкий уровень владения жильем среди молодежи играет большую роль в этой тенденции: миллениалы Калифорнии вынуждены снимать жилье, имея мало шансов на покупку собственного дома, в то время как многие из крупнейших метро штата возглавляют нацию по количеству долгосрочных владельцев.Калифорния становится все более серым убежищем для тех, кто купил недвижимость, когда жилье было доступным.

После того, как губернатор Шварценеггер превратился в прогрессивного защитника окружающей среды, проблемы климата стали движущей силой государственной политики. Его преемники приняли калифорнийское «лидерство» в вопросах климата. Джерри Браун недавно сказал толпе в Китае, что остальной мир должен последовать примеру Калифорнии. Высшие демократы штата, такие как протем сената штата Кевин ДеЛеон, мэр Лос-Анджелеса Эрик Гарсетти и миллиардер кандидат в президенты от демократов Том Стейер, теперь борются за зеленую мантию.

Их политика ухудшила условия жизни многих калифорнийцев из среднего и рабочего класса. Не обращая внимания на эти опасения, зеленые игнорируют практические идеи — атомную энергетику, автомобили на природном газе, создание рабочих мест в доступных областях, надомный труд — которые могут помочь сократить выбросы, не нарушая жизни людей. Ультра-зеленая политика также работает против провозглашенной государством цели строительства более 3,5 миллионов новых единиц жилья к 2025 году. В соответствии со своими усилиями по сокращению использования автомобилей государство требует, чтобы наибольший рост происходил в и без того многолюдных прибрежных районах, где цены на землю самые высокие.Но в таких городах, как Сан-Франциско, стоимость постройки одного дома для бездомного превышает 700 000 долларов. Внутренние регионы Калифорнии, хотя и переживают прирост населения, продолжают терять государственное финансирование ветхих автомагистралей в пользу городских проектов общественного транспорта, однако использование общественного транспорта остается на прежнем уровне, особенно в большом Лос-Анджелесе.

Тем не менее, штат продолжает проводить политику, направленную на ликвидацию всех видов ископаемого топлива и ядерной энергетики, опережая национальные уровни или даже уровни Парижского соглашения и гарантируя постоянно растущие цены на энергию.Обязательное введение всего, от электромобилей до домов с электроприводом, приведет лишь к тому, что больше калифорнийцев из рабочего класса окажется в «энергетической бедности». Высокие цены на энергоносители также напрямую влияют на производственные и логистические компании, которые нанимают рабочих с достойной заработной платой. Эксперт по перемещению бизнеса Джо Вранич отмечает, что многие из 2000 работодателей, покинувших штат в этом десятилетии, составляют промышленные фирмы. Промышленный рост Калифорнии упал до самого нижнего уровня штатов; в прошлом году она заняла 44-е место, со скоростью роста от одной трети до четверти по сравнению с такими основными конкурентами, как Техас, Вирджиния, Аризона, Невада и Флорида.

Точно так же высокие цены на энергоносители, как правило, поражают внутренние округа, которые, помимо того, что они беднее, имеют гораздо менее умеренный климат. Особенно сильно пострадали такие города, как Бейкерсфилд, столица некогда активной нефтяной промышленности штата. Высокие цены на энергоносители будут стоить региону к северо-востоку от бассейна Лос-Анджелеса 14 000, как правило, высокооплачиваемых рабочих мест, даже несмотря на то, что государство продолжает импортировать нефть из Саудовской Аравии.

Лидеры Калифорнии используют изменение климата для оправдания практически каждого провала государственной политики.Во время засухи в Калифорнии Браун и его приспешники обвинили «климат» в засушливом периоде, отказываясь брать на себя ответственность за недостаточное хранение воды, которая могла бы помочь фермерам. Когда дожди вернулись и резервуары наполнились, этот аргумент был забыт, и было приложено мало усилий, чтобы сохранить воду для следующего раза. Точно так же Ньюсом и его сторонники в средствах массовой информации обвинили недавние пожары в изменении глобального климата, но катастрофа была связана не столько с чем-либо, происходящим в планетарном масштабе, сколько с зелеными мандатами против контроля привело к ожогам и расчисткой кистей.Браун присоединился к зеленым и другим в блокировании такой разумной политики.

Немногие защитники климата когда-либо спрашивают, действительно ли их политика помогает планете. Действительно, зеленая политика Калифорнии, как демонстрирует один документ, может увеличивать общие выбросы парниковых газов, выталкивая людей и промышленность в штаты с менее мягким климатом. В последнее десятилетие штат занимал 40-е место по сокращению выбросов на душу населения, а его глобальный углеродный след минимален. Возобновляемая энергия может быть дорогостоящей и ненадежной, но государственная политика, тем не менее, обогащает инвестиции технологических лидеров в экологически чистую энергию, даже когда их усилия — например, солнечная ферма Иванпа, поддерживаемая Google — не позволяют обеспечить доступную и надежную энергию.

Неудивительно, учитывая этот энтузиазм, что прогрессивные политики, такие как Гарсетти, который возглавляет город с парализующими пробками на дорогах, безудержным неравенством, огромным нашествием крыс и размножающимися лагерями для бездомных, предпочли бы говорить о том, чтобы стать председателем C40 Cities Climate Leadership Группа.

Однако реальность заявляет о себе. Технологические фирмы уже проявляют признаки беспокойства по поводу текущего режима регулирования и, похоже, переводят рабочие места в другие штаты, особенно в Техас, Теннесси, Неваду, Колорадо и Аризону.По оценкам компании Emsi, занимающейся экономическим моделированием, несколько штатов — Айдахо, Теннесси, Вашингтон и Юта — увеличивают занятость в сфере высоких технологий быстрее, чем Калифорния. Штат теряет динамику в сфере профессиональных и технических услуг — крупнейшего сектора с высокой заработной платой — и сейчас находится примерно в середине списка после других западных штатов, таких как Техас, Теннесси и Флорида. Законопроект № 5 о собрании, закон штата, регулирующий определенные формы подряда, реклассифицирует работников, занятых неполный рабочий день. Первоначально нацеленный на гигантов совместного использования поездок Uber и Lyft, этот закон также распространяется на независимых подрядчиков в различных отраслях, от СМИ до грузоперевозок.

В какой-то момент, как заметил даже Браун, сверхвысокая доходность от прироста капитала упадет и, в сочетании с затратами на расширение государства всеобщего благосостояния, может оставить государство в фискальном хаосе. Большие технологии могут споткнуться, и эта возможность стала еще более реальной из-за недавнего падения стоимости частных компаний-единорогов, включая WeWork, на 100 миллиардов долларов. Если технологическая экономика замедлится, может возникнуть раскол между двумя крупнейшими силами государства — профсоюзами и зеленым истеблишментом — по поводу будущих уровней налогообложения.Более чем в двух третях городов Калифорнии нет средств, выделенных на медицинское обслуживание пенсионеров и другие пенсионные расходы. По словам бывшего сенатора штата от Демократической партии Джо Нэйшна, штат также имеет пенсионный долг в размере 1 триллиона долларов. U.S. News & Report ставит Калифорнию, несмотря на технический бум, на 42-е место по финансовому здоровью среди штатов.

Хорошие новости: некоторые калифорнийцы просыпаются. Недавний опрос PPIC показал, что растущая доля калифорнийцев считает, что штат движется в неправильном направлении — цифра, превышающая 55 процентов во внутренних районах.А избиратели не любят законодательный орган штата даже больше, чем Дональда Трампа. Рейтинг одобрения Ньюсома составляет 43 процента, что ставит его в последнее место среди губернаторов страны. Кампания по его отзыву, проводимая консерваторами, вряд ли увенчается успехом, но опросы показывают растущее противодействие новому повышению налогов, предложенному законодательным органом. Растет беспокойство по поводу увеличения количества бездомных в штате.

И восстание против энергетической политики государства уже началось.Недавно 110 городов с общей численностью населения более 8 миллионов человек потребовали изменения в Калифорнии, чтобы предотвратить новые подключения к природному газу. Торговая палата штата и три наиболее известных этнических палаты — афро-американская, латиноамериканская и азиатско-тихоокеанская — присоединились к этим усилиям.

Калифорнийцам нужно меньше напыщенности и прогрессивных претензий со стороны своих лидеров и больше внимания к политике, которая могла бы противодействовать экономическим и демографическим приливам, угрожающим государству. В своем нынешнем виде Калифорния все больше напоминает модель того, что покойный Тайчи Сакайя назвал «высокотехнологичным феодализмом», с небольшим населением богатых жителей и растущей массой современных крепостных.У иллюзий и прихорашивания есть пределы, что начинает осознавать все больше калифорнийцев. В преддверии 2020-х годов настало время государству изменить курс.

Джоэл Коткин — научный сотрудник по вопросам городского будущего в университете Чепмена и исполнительный директор Центра возможностей урбанизма. Его последняя книга — Город людей: урбанизм для всех нас. Его книга о возвращении к феодализму выйдет в следующем году.

Фото Джастина Салливана / Getty Images

City Journal — это издание Манхэттенского института политических исследований (MI), ведущего аналитического центра свободного рынка.Вы заинтересованы в поддержке журнала? Как 501 (c) (3) некоммерческая организация, пожертвования в поддержку MI и City Journal полностью не облагаются налогом в соответствии с законом (EIN # 13-2912529). ПОЖЕРТВОВАТЬ

Переход от феодализма к капитализму

Отрывок из книги Эллен Мейксинс Вуд « Происхождение капитализма», , одной из самых четких формулировок перехода от феодализма к капитализму. Понимание этого перехода важно для различения отношений социальной собственности, преобладающих в каждый период, и, таким образом, дает ключ к тому, как ориентировать классовую борьбу.

Наиболее полезным коррективом к натурализации капитализма и к вызывающим сомнение предположениям о его происхождении является признание того, что капитализм со всеми его весьма специфическими стремлениями к накоплению и максимизации прибыли зародился не в городе, а в деревне, в очень специфическое место и очень поздно в истории человечества. Это требовало не простого расширения или расширения бартера и обмена, а полной трансформации самых основных человеческих отношений и обычаев, разрыва старых моделей взаимодействия человека с природой.

Аграрный капитализм

На протяжении тысячелетий люди обеспечивали свои материальные потребности, обрабатывая землю. И, вероятно, почти до тех пор, пока они занимались сельским хозяйством, они были разделены на классы: между теми, кто обрабатывал землю, и теми, кто присваивал чужой труд. Это разделение между присваивающими и производителями принимает множество форм, но одной общей характеристикой является то, что непосредственными производителями обычно были крестьяне.Эти крестьяне-производители обычно имели прямой доступ к средствам собственного воспроизводства и к самой земле. Это означало, что когда их прибавочный труд присваивался эксплуататорами, это было сделано с помощью того, что Маркс называл « внеэкономическими » средствами, то есть посредством прямого принуждения, осуществляемого землевладельцами или государствами, использующими свою превосходящую силу, их привилегированный доступ. военной, судебной и политической власти.

В ранней современной Франции, например, как мы видели, где в производстве доминировали крестьяне-собственники / оккупанты, присвоение приняло классическую докапиталистическую форму политически созданной собственности, что в конечном итоге привело не к капитализму, а к « налогу / офису ». ‘структура абсолютизма.Здесь централизованные формы внеэкономической эксплуатации конкурировали и все больше вытесняли старые формы сеньорской добычи. Офис стал основным средством извлечения излишков рабочей силы у прямых производителей в виде налогов; и государство, которое стало источником огромного частного богатства, кооптировало и включило растущее число присваивателей из числа старого дворянства, а также новых «буржуазных» чиновников.

В этом заключается основная разница между всеми докапиталистическими обществами и капитализмом.Это не имеет никакого отношения к тому, является ли производство городским или сельским, а все имеет отношение к особым отношениям собственности между производителями и присваивающими, будь то в промышленности или в сельском хозяйстве. Только при капитализме доминирующий способ присвоения основан на полном лишении собственности прямых производителей, которые (в отличие от движимых рабов) юридически свободны и чей прибавочный труд присваивается чисто «экономическими» средствами. Потому что прямые производители в полностью развитом капитализме не имеют собственности и потому что их единственный доступ к средствам производства, к требованиям собственного воспроизводства, даже к средствам собственного труда, — это продажа своей рабочей силы в обмен на заработную плату капиталисты могут присвоить прибавочный труд рабочих без прямого принуждения.

Эти уникальные отношения между производителями и присваивателями, конечно, опосредованы «рынком». Рынки различных видов существовали на протяжении всей письменной истории и, без сомнения, раньше, поскольку люди обменивали и продавали свои излишки разными способами и для разных целей. Но рынок при капитализме выполняет особую, беспрецедентную функцию. Практически все в капиталистическом обществе — это товар, производимый для рынка. И что еще более важно, и капитал, и труд полностью зависят от рынка в самых основных условиях их собственного воспроизводства.Точно так же, как рабочие зависят от рынка, чтобы продать свою рабочую силу как товар, капиталисты зависят от него, чтобы покупать рабочую силу, а также средства производства, и получать свою прибыль, продавая товары или услуги, производимые рабочими. . Эта рыночная зависимость дает рынку беспрецедентную роль в капиталистических обществах, поскольку он не только простой механизм обмена или распределения, но и является главным детерминантом и регулятором общественного воспроизводства. Появление рынка как определяющего фактора воспроизводства товаров предполагало его проникновение в производство самой основной жизненной потребности: пищи.

Эта уникальная система рыночной зависимости имеет особые системные требования и побуждения, которых нет ни в одном другом способе производства: императивы конкуренции, накопления и максимизации прибыли и, следовательно, постоянная системная потребность в развитии производительных сил. Эти императивы, в свою очередь, означают, что капитализм может и должен постоянно расширяться способами и степенями, в отличие от любой другой социальной формы. Он может и должен постоянно накапливаться, постоянно искать новые рынки, постоянно навязывать свои императивы новым территориям и новым сферам жизни, всем людям и окружающей среде.

Как только мы осознаем, насколько отличительными являются эти социальные отношения и процессы, насколько они отличаются от социальных форм, которые доминировали на большей части истории человечества, становится ясно, что для объяснения возникновения этой отличительной социальной формы требуется больше, чем вопрос: напрашивается предположение, что он всегда существовал в зародыше, просто нуждаясь в освобождении от неестественных ограничений.

Вопрос о его происхождении можно сформулировать следующим образом: учитывая, что производители эксплуатировались присваивающими некапиталистическими способами на протяжении тысячелетий до прихода капитализма, и учитывая, что рынки также существовали « вне памяти » и почти повсюду, как Неужели производители и присваиватели, а также отношения между ними стали настолько зависимыми от рынка?

Очевидно, что долгие и сложные исторические процессы, которые в конечном итоге привели к этому состоянию рыночной зависимости, можно проследить до бесконечности.Но мы можем сделать этот вопрос более управляемым, указав впервые и в каком месте четко прослеживается новая социальная динамика рыночной зависимости. В предыдущей главе мы рассмотрели природу докапиталистической торговли и развитие крупных торговых держав, которые процветали за счет использования рыночных возможностей без систематического подчинения рыночным императивам. В докапиталистической европейской экономике было одно серьезное исключение из общего правила. К XVI веку Англия развивалась в совершенно новых направлениях.

Мы можем начать видеть различия, начав с природы английского государства и того, что это говорит о соотношении политической и экономической власти. Хотя в Европе были и другие относительно сильные монархические государства, более или менее объединенные под властью монархии, такие как Испания и Франция, ни одно из них не было объединено так эффективно, как Англия (и акцент здесь делается на Англии, а не на других частях Британских островов). В одиннадцатом веке (если не раньше), когда нормандский правящий класс утвердился на острове как довольно сплоченное военное и политическое образование, Англия уже стала более сплоченной, чем большинство стран.В шестнадцатом веке Англия прошла долгий путь к устранению фрагментации государства, «раздельного суверенитета», унаследованного от феодализма. Автономные полномочия лордов, муниципальных органов и других юридических лиц в других европейских государствах в Англии все больше концентрировались в центральном государстве. Это было в отличие от других европейских государств, где могущественные монархии в течение долгого времени продолжали нелегко жить рядом с другими постфеодальными военными державами, фрагментированными правовыми системами и корпоративными привилегиями, обладатели которых настаивали на своей автономии против централизующей власти государства — и которые продолжали служить не только «внеэкономическим» целям, но и в качестве основного средства извлечения излишков от прямых производителей.

Характерная политическая централизация английского государства имела материальные основы и следствия. Уже в шестнадцатом веке в Англии была впечатляющая сеть дорог и водного транспорта, которая объединила страну в необычной для того времени степени. Лондон, ставший непропорционально большим по сравнению с другими английскими городами и общим населением Англии (и в конечном итоге крупнейшим городом в Европе), также становился центром развивающегося национального рынка.

Материальной основой этой зарождающейся национальной экономики было английское сельское хозяйство, уникальное во многих отношениях.Во-первых, английский правящий класс отличался двумя взаимосвязанными аспектами.

С одной стороны, демилитаризованная раньше любой другой аристократии в Европе, она была частью все более централизованного государства в союзе с централизующей монархией, без разделения суверенитета, характерного для феодализма и его государств-преемников. В то время как государство служило правящему классу в качестве инструмента порядка и защиты собственности, аристократия не обладала автономными «внеэкономическими» полномочиями или «политически сформированной собственностью» в той же степени, что и их континентальные коллеги.

С другой стороны, имел место то, что можно было бы назвать компромиссом между централизацией государственной власти и контролем аристократии над землей. Земля в Англии в течение долгого времени была необычно сконцентрированной, причем крупные землевладельцы владели необычно большой долей, в условиях, которые позволяли им использовать свою собственность по-новому. То, что им не хватало во «внеэкономических» способностях извлечения излишков, они с лихвой компенсировали растущими «экономическими» возможностями.

Это отличительное сочетание имело серьезные последствия.С одной стороны, концентрация английского землевладения означала, что необычно большая часть земли обрабатывалась не крестьянами-собственниками, а арендаторами (слово « фермер », кстати, буквально означает « арендатор » — употребление, предложенное фразами, известными сегодня , например, «фермерство вне дома»). Это было верно даже до волны лишения владения, особенно в шестнадцатом и восемнадцатом веках, которые традиционно ассоциировались с « огораживанием », и было в отличие, например, от Франции, где оставалась большая часть земли и которая еще долго продолжала оставаться. , в руках крестьян.

С другой стороны, относительно слабые внеэкономические возможности арендодателей означали, что они меньше зависели от своей способности выжимать больше ренты с арендаторов прямыми принудительными средствами, чем от успеха арендаторов в конкурентоспособном производстве. У аграрных землевладельцев был сильный стимул поощрять — и, где возможно, принуждать — своих арендаторов находить способы снижения затрат за счет повышения производительности труда.

В этом отношении они коренным образом отличались от аристократов-рантье, которые на протяжении всей истории зависели в своем богатстве от выжимания излишков из крестьян посредством простого принуждения, усиливая их способность извлекать излишки не за счет увеличения производительности непосредственных производителей, а, скорее, за счет улучшения собственных сил принуждения — военных, судебных и политических.

Что касается арендаторов, то они все чаще подвергались не только прямому давлению со стороны арендодателей, но и рыночным императивам, вынуждающим их повышать свою производительность. Английская аренда принимала различные формы, и было много региональных вариаций, но растущее число облагалось экономической арендой — арендной платой, установленной не каким-либо юридическим или обычным стандартом, а рыночными условиями. Фактически существовал рынок аренды. Арендаторы были обязаны конкурировать не только на рынке за потребителей, но и на рынке доступа к земле.

Эффект этой системы отношений собственности заключался в том, что многие сельскохозяйственные производители (включая преуспевающих «йоменов») стали зависимыми от рынка в своем доступе к самой земле, к средствам производства. По мере того, как все больше земель попадает под этот экономический режим, преимущество в доступе к самой земле будет все больше у тех, кто может производить конкурентоспособную продукцию и платить хорошую ренту за счет повышения собственной производительности. Это означало, что успех приведет к успеху, и конкурентоспособные фермеры будут иметь расширенный доступ к еще большему количеству земли, в то время как другие потеряют доступ вообще.

Опосредованные рынком отношения между помещиками и крестьянами видны в отношении к ренте, которое сложилось к XVI веку. В системе « конкурентной арендной платы », при которой домовладельцы, где это возможно, эффективно сдавали землю в аренду лицу, предлагающему самую высокую цену, независимо от арендной платы, которую мог бы нести рынок, они — и их геодезисты все больше осознавали разницу между фиксированной арендной платой, выплачиваемой обычные арендаторы и экономическая рента, определяемая рынком. Мы можем наблюдать за развитием нового менталитета, наблюдая за геодезистом землевладельца, который вычисляет арендную стоимость земли на основе некоторого более или менее абстрактного принципа рыночной стоимости и явно сравнивает ее с реальной арендной платой, выплачиваемой обычными арендаторами.Здесь, в тщательных оценках этих геодезистов, которые говорят о «годовой стоимости сверх ренты» или «стоимости сверх прежней [sic] ренты», и в их расчетах того, что они считают незаработанным приращением, которое идет в копилдс Если арендатор платит обычную ренту ниже стоимости земли, определяемой условиями конкурентного рынка, у нас есть зачатки более поздних, более сложных теорий стоимости и капиталистической земельной ренты. Эти концепции стоимости основаны на очень конкретном опыте землевладельцев в критический момент развития конкурентной системы аграрного капитализма.

Развитие этой экономической ренты показывает разницу между рынком как возможностью и рынком как императивом. Он также выявляет недостатки в счетах капиталистического развития, основанных на традиционных допущениях. Способы, которыми эти допущения определяют восприятие свидетельств, хорошо проиллюстрированы в важной статье, посвященной дебатам о структурной роли городов в феодализме. Джон Меррингтон предполагает, что, хотя преобразование феодального прибавочного труда в денежную ренту не изменило само по себе фундаментального характера феодальных отношений, оно имело одно важное последствие: помогая довести прибавочный труд до постоянной величины, оно стимулировало рост независимого общества. товарная продукция.’

Но это предположение, похоже, основано не столько на эмпирических данных, сколько на модели рынка как возможности, с ее предположением, что мелкие производители предпочтут действовать как капиталисты, если только им будет предоставлена возможность. Эффект денежной ренты широко варьировался в зависимости от отношений собственности между крестьянами, которые производили эту ренту, и помещиками, которые ее присваивали. Там, где внеэкономическая власть феодалов оставалась сильной, крестьяне могли подвергаться такому же принудительному давлению, как и раньше, со стороны помещиков, стремящихся выжать из них больше прибавочной рабочей силы, даже если теперь это принимало форму денежной ренты вместо трудовых услуг.Там, где, как во Франции, крестьянская власть над собственностью была достаточно сильной, чтобы противостоять такому растущему давлению со стороны помещиков, арендная плата часто была фиксированной по номинальной ставке.

Несомненно, именно в таком случае, когда крестьяне пользуются надежными правами собственности и подлежат не только фиксированной, но и умеренной арендной плате, мы могли бы, исходя из предположений Меррингтона, надеяться найти стимул для товарного производства, который мог бы в конечном итоге порождают капитализм. Но эффект был прямо противоположным.Данные, изложенные Бреннером, позволяют предположить, что не фиксированная арендная плата такого рода стимулировала рост товарного производства. Напротив, именно нефиксированная, переменная рента, реагирующая на рыночные императивы, в Англии стимулировала развитие товарного производства, повышение производительности и самоподдерживающееся экономическое развитие. Во Франции таких стимулов не существовало именно потому, что крестьяне обычно владели землей по фиксированной и номинальной арендной плате. Иными словами, не возможности, предоставляемые рынком, а его императивы побуждали мелких товаропроизводителей к накоплению.

К началу Нового времени даже многие обычные договоры аренды в Англии фактически превратились в экономические договоры такого рода. Но даже те арендаторы, которые пользовались каким-то обычным землевладением, которое давало им большую безопасность, но которые все же могли быть вынуждены продавать свою продукцию на тех же рынках, могли оказаться в условиях, когда конкурентоспособные стандарты производительности устанавливались фермерами, отвечавшими более прямо. и срочно к давлению рынка. То же самое будет происходить даже в отношении землевладельцев, работающих на своей земле.В этой конкурентной среде продуктивные фермеры процветали, а их владения, вероятно, росли, в то время как менее конкурентоспособные производители пошли навстречу и присоединились к неимущим классам.

Таким образом, по мере установления рыночных сил менее продуктивные фермеры теряли свою собственность. Рыночным силам, несомненно, способствовало прямое принудительное вмешательство с целью выселения арендаторов или аннулирования их обычных прав. Возможно, некоторые историки преувеличивают упадок английского крестьянства, для полного исчезновения которого могло потребоваться гораздо больше времени, чем предполагают некоторые источники.Но не может быть никаких сомнений в том, что по сравнению с другими европейскими крестьянскими хозяйствами английская разновидность была редким и находящимся под угрозой исчезновения видом, а рыночные императивы, безусловно, ускорили поляризацию английского сельского общества на более крупных землевладельцев и растущее множество неимущих. Результатом стала знаменитая триада помещик, капиталист-арендатор и наемный рабочий, и с ростом наемного труда усилилось давление, направленное на повышение производительности труда. Тот же процесс создал высокопродуктивное сельское хозяйство, способное поддерживать большую часть населения, не занимающегося сельскохозяйственным производством, но также увеличивающуюся массу без собственности, которая будет составлять как крупную наемную рабочую силу, так и внутренний рынок дешевых потребительских товаров — тип рынка с нет исторического прецедента.Это предыстория формирования английского индустриального капитализма.

Контраст с Францией — это освещение. Кризис французского феодализма разрешился иным государственным образованием. Здесь аристократия долгое время сохраняла свою власть над политически созданной собственностью, но когда феодализм был заменен абсолютизмом, политически конституированная собственность не была заменена чисто экономической эксплуатацией или капиталистическим производством. Вместо этого французский правящий класс получил новые внеэкономические полномочия, поскольку абсолютистское государство создало обширный офисный аппарат, с помощью которого часть имущего класса могла присваивать прибавочный труд крестьян в форме налогов.Даже тогда, на пике абсолютизма, Франция оставалась сбивающей с толку мешаниной конкурирующих юрисдикций, поскольку дворянство и муниципальные власти цеплялись за остатки своей автономной феодальной власти, остатки феодального « раздельного суверенитета ». Эти остаточные полномочия и привилегии, даже когда они перестали иметь большую политическую силу, ревниво сохранялись — и даже возрождались или заново изобретались — в качестве экономических ресурсов.

Расхождение между отношениями собственности во Франции и в Англии прекрасно отражено в контрасте между мировоззрением английского землемера конца шестнадцатого или начала семнадцатого века, с которым мы встречались раньше, и его французским коллегой, а затем и долгое время после него. .В то время как англичане были озабочены рыночной оценкой и конкурентоспособной арендной платой, в то время, когда французские крестьяне консолидировали права наследования, а французские лорды мало получали от арендной платы, французский землемер навязчиво изучал записи на предмет каких-либо признаков сеньорских прав и крестьянских обязательств, которые можно было возродить — или даже изобрести. Итак, в то время как англичане искали «настоящую» рыночную стоимость, французы использовали самые современные и научные методы, чтобы наметить возрождение феодализма.

В этих условиях, когда предпочтительной экономической стратегией для правящих классов по-прежнему было подавление крестьян внеэкономическими средствами, а не поощрение конкурентоспособного производства и «улучшения», не было стимула для капиталистического развития, сопоставимого с английским, пока сама Англия не преуспела в этом. оказывая конкурентное давление на международную экономику. Во всяком случае, влияние французской системы отношений общественной собственности «оказалось катастрофическим для экономического развития».В своих усилиях по сохранению своей налоговой базы абсолютистское государство укрепляло старые формы крестьянского владения, а новая система извлечения излишков «была еще более целенаправленно ориентирована на демонстративное потребление и войну» 5. старики выжимали излишки из прямых производителей, что означало не только то, что у присваивателей было мало стимулов для поощрения производительности труда и развития производительных сил, но также и то, что это было еще более истощением производительных сил крестьянства. .

Стоит также отметить, что в то время как интегрированный национальный рынок, который Поланьи описал как первый вид рынка, работающий на принципах конкуренции, возник в Англии довольно рано, Франции пришлось ждать наполеоновской эпохи, чтобы устранить внутренние барьеры в торговле. Важным моментом является то, что развитие конкурентного национального рынка было следствием, а не причиной капитализма и рыночного общества. Эволюция единого конкурентного национального рынка отразила изменения в способе эксплуатации и природе государства.

Так, например, во Франции сохранение политически созданной собственности или «внеэкономических» форм эксплуатации означало, что ни государство, ни экономика не были полностью интегрированы. Полномочия по эксплуатации, которые были одновременно политическими и экономическими, в форме государственной должности, а также остатков старой аристократической и муниципальной юрисдикции, имели тенденцию к фрагментации как государства, так и экономики даже при абсолютизме. В Англии существовало более четкое разделение между политической силой государства принуждениями и властью по эксплуатации имущих классов, которые черпали свое богатство в чисто «экономических» формах эксплуатации.Частные экономические полномочия правящего класса не умаляли политического единства государства, и существовало как подлинно централизованное государство, так и интегрированная национальная экономика.

Крестьяне испокон веков использовали различные средства регулирования землепользования в интересах деревенской общины. Они ограничили определенные практики и предоставили определенные права не для того, чтобы увеличить благосостояние помещиков или государств, а для того, чтобы сохранить саму крестьянскую общину, возможно, чтобы сохранить землю или более справедливо распределять ее плоды, а часто и для обеспечения благосостояния населения. менее удачливые члены сообщества.Даже частная собственность на собственность, как правило, обусловливается такой обычной практикой, предоставляя лицам, не являющимся собственниками, определенные права на использование собственности, принадлежащей кому-либо еще. В Англии было много таких обычаев и обычаев. Существовали общие земли, на которых члены общины могли иметь права выпаса скота или право собирать дрова, а также были различные другие виды прав пользования частной землей, такие как право собирать остатки урожая в определенные периоды урожая. год.

С точки зрения улучшения положения помещиков и капиталистических фермеров, земля должна была быть освобождена от любых подобных препятствий для их производительного и прибыльного использования собственности. Между шестнадцатым и восемнадцатым веками нарастало давление с целью аннулировать обычные права, которые мешали капиталистическому накоплению. Это может означать разные вещи: оспаривание корпоративных прав на коррунонские земли путем заявления об исключительной частной собственности; устранение различных прав пользования частной землей; или оспаривание обычного права владения, которое давало многим мелким землевладельцам право владения без однозначного юридического титула.Во всех этих случаях традиционные концепции собственности должны были быть заменены новыми, капиталистическими концепциями собственности — не только как «частной», но и как исключительной. Другие люди и соучастие должны были быть исключены путем отмены деревенских правил и ограничений на землепользование (чего, например, не происходило во Франции в чем-то подобном), особенно путем аннулирования обычных прав пользования.

Корпус

Это подводит нас к самому известному переопределению прав собственности: огораживанию.Ограждение часто рассматривается как просто ограждение общей земли или «открытых полей», характерных для определенных частей английской сельской местности. Но огораживание означало не просто физическое ограждение земли, но исчезновение общих и традиционных прав пользования, от которых зависело существование многих людей.

Ранние загоны иногда предпринимались мелкими фермерами или с их согласия, и не всегда в ущерб им. Но первая крупная волна социально разрушительных огораживаний произошла в шестнадцатом веке, когда более крупные землевладельцы стремились выгнать простолюдинов за пределы земель, которые можно было бы выгодно использовать в качестве пастбищ для все более прибыльного овцеводства.Современные комментаторы в большей степени, чем какой-либо другой фактор, считали, что за растущую чуму бродяг, обездоленных « людей без хозяина », которые бродили по сельской местности и угрожали общественному порядку, была замкнута изоляция, более чем какой-либо другой фактор. , описал эту практику как «овцы, пожирающие людей». Эти социальные критики, как и многие историки после них, возможно, переоценили последствия огораживания за счет других факторов, ведущих к трансформации отношений собственности в Англии.Но это остается наиболее ярким выражением непрекращающегося процесса, который менял не только английскую деревню, но и весь мир: рождение капитализма.

оградка продолжала быть основным источником конфликтов в ранней современной Англии, будь то из-за овец или все более прибыльного земледелия. Беспорядки из-за ограждений разразились в шестнадцатом и семнадцатом веках, а ограждения стали главной проблемой во время гражданской войны в Англии. На ранних этапах этой практики монархическое государство в какой-то степени сопротивлялось, хотя бы из-за угрозы общественному порядку.Но как только земельные классы преуспели в формировании государства в соответствии со своими изменяющимися требованиями — успех более или менее окончательно закрепился в 1688 году, в так называемой « Славной революции » больше не было государственного вмешательства, и возник новый вид движения за ограждение. возникли в восемнадцатом веке, так называемые «парламентские ограды». В таких ограждениях прекращение проблемных прав собственности, которые мешали некоторым землевладельцам осуществлять накопительные полномочия, происходило на основании актов парламента.Ничто так не свидетельствует о торжестве аграрного капитализма.

Происхождение капитализма, классовой борьбы и буржуазной революции

Здесь должно быть ясно, что развитие отличительных форм собственности в английском сельском хозяйстве повлекло за собой новые формы классовой борьбы. Здесь мы снова можем подчеркнуть специфику аграрного капитализма, противопоставив ситуацию в Англии и Франции. Различия в формах собственности и способах эксплуатации, которые, как мы видели, характеризовали эти две основные европейские державы, нашли свое отражение в различных проблемах и сферах классовой борьбы, а также в различных отношениях между классом и государством.

Это поднимает некоторые важные вопросы о роли классовой борьбы в развитии капитализма. Что, например, мы можем сказать теперь о том аргументе, что классовая борьба крестьян против помещиков способствовала развитию капитализма в Англии, сбросив оковы феодализма и освободив товарное производство? Хотя конфигурация классовых отношений была слишком сложной, чтобы ее можно было свести к какой-либо простой формуле, если мы хотим суммировать в одном предложении способы, которыми классовая борьба между помещиками и крестьянами «освободила» капитализм, это могло бы быть ближе к истине. говорят, что капитализм был продвинут путем утверждения помещичьей власти против претензий крестьян на обычные права.

«Происхождение капитализма» со скидкой 40% в рамках акции «Студенческое чтение».

Как пандемия коронавируса возвращает к феодализму

Как и в средние века, некоторые классы стали сильнее в результате пандемии.

Джоэл Коткин | Автор общественного мнения

Права штатов на возобновление деятельности по отношению к президенту Трампу, объяснил

Десятая поправка защищает государственные полномочия и ограничивает президентские полномочия.Вот как сегодня разыгрывается борьба за контроль.

Только ответы на часто задаваемые вопросы, США СЕГОДНЯ

Пандемия COVID-19 нарушила многие процессы, но также ускорила скатывание Америки к новой форме феодализма. Существовавшие ранее условия крайней экономической концентрации, неравенства и ограниченной социальной мобильности уже были болезненно очевидны и раньше, но пандемия значительно усугубила их.

Мор часто формировал общества, особенно в средние века, где население неоднократно истреблялось, особенно среди городской бедноты.Болезни подрывали общества и экономику, уничтожая торговлю и подпитывая влияние прелатов, связывающих мора с человеческой греховностью. Даже когда высшие классы, как сегодня, покидали пораженные болезнями города, они также стремились укрепить контроль над заброшенными владениями.

Как и в средние века, некоторые классы стали сильнее в результате пандемии. Явные победители укрепили технологические олигархи — современную версию средневековой аристократии — и без того быстро растущую хватку над экономикой.С переходом к онлайн-рознице, потоковым сервисам и усилению надзора цены на акции технологических компаний резко выросли, а другие — отстают.

Кто «побеждает» в пандемии?

В американском бизнесе сейчас, возможно, больше, чем когда-либо в прошлом веке, доминирует горстка могущественных, хорошо финансируемых корпораций. Когда-то считавшаяся доминирующей для рискованных предпринимателей, начинающих в гараже и обеспеченных долгами по кредитным картам, технология была определена корпоративной концентрацией, которую один шутник из Кремниевой долины назвал «феодализмом с лучшим маркетингом».”

Другой класс победителей — это клерки, состоящие из экспертного класса дипломированных специалистов, знатоков СМИ и ученых. Преемники старой Римско-католической церкви, священнослужители росли на протяжении поколений, и для них пандемия превратила их в лиц, принимающих решения, с огромной властью над повседневной жизнью. В отличие от тех, кого они приказывают оставаться закрытыми, высокопоставленные священнослужители, такие как высший чиновник здравоохранения Лос-Анджелеса, который продолжает получать ежегодную зарплату в размере 465 000 долларов, остаются полностью изолированными от последствий.

По мере усиления власти клериси и олигархов, представители класса йоменов, в основном мелкие предприятия и владельцы собственности, ослабли. Этот процесс был очевиден еще до пандемии, когда уменьшалось количество домовладений, усиливалась концентрация экономической власти и снижались темпы предпринимательства.

Еще до пандемии торговцы на Мэйн-стрит уже оправлялись от конкуренции со стороны онлайн-конкурентов, таких как Amazon, а также сетей, финансируемых Уолл-стрит. По данным JPMorgan Chase Institute, у 50% малых предприятий есть всего 15 дней денежного буфера или меньше.

Если остановка продлится намного дольше, до трех четвертей независимых ресторанов просто не выдержат.

Ситуация может усугубиться планом восстановления, который, как признает даже The Wall Street Journal, «ставит Уолл-стрит впереди компаний по всей Средней Америке». Крупные сети оказались гораздо более искусными в получении доступа к деньгам Вашингтона, чем их более мелкие и менее капитализированные коллеги.

Дорога к крепостному праву

Для миллионов американцев двери возможностей закрываются.Наибольшее сокращение найма было сосредоточено в сфере отдыха и путешествий, в основном в сфере личных контактов, на которых работает много малоимущих работников. Занятость в этом секторе упала более чем на 70%, оставаясь при этом очень стабильной в таких областях, как компьютерные сети и в государственном секторе.

Эндрю Янг: После коронавируса мы можем построить экономику, которая работает для всех американцев

Почти 40% американцев, зарабатывающих менее 40 000 долларов в год, потеряли работу. Наемные рабочие были уволены примерно вдвое меньше, чем почасовая.Уровень безработицы среди лиц, не имеющих диплома о среднем образовании, подскочил с 6,8% до 21,2% за месяц. Для выпускников колледжей он вырос с 2,5% до 8,4%.

Даже те, кто работает, не могут дистанцироваться от общества, как члены духовенства или технического сообщества. Их работа требует непосредственной близости, и это остается в значительной степени опасным, будь то в больницах, на мясокомбинатах или в переполненных сетевых магазинах. Помимо работы и доходов, эти сообщества также несоразмерно пострадали от разрушительного воздействия вируса от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, гораздо больше, чем зажиточные.

Это будущее, которое мы хотим или должны иметь?

Переход к неофеодализму не неизбежен. Многие американцы по-прежнему привержены восходящей мобильности и самоопределению. Возможно, им придется вырвать контроль над своей жизнью либо у крупных технологических компаний, либо у государственных служащих; стремление к некоторой степени свободы и автономии, столь важное для прекращения средневековья, не угасло полностью.

Среднему и рабочему классам необходимо убедиться, что пандемия не используется для усиления централизованных тенденций и требует, чтобы любые жертвы, которые необходимо принести, распределялись по всему обществу.«Счастливой нации, народ которой не разучился бунтовать», — сказал британский историк Р. Х. Тоуни. Этот урок воспроизводился на протяжении всей истории и, надеюсь, вызовет потребность в изменениях после пандемии.

Джоэл Коткин, научный сотрудник по вопросам городского будущего в Университете Чепмена и исполнительный директор Института городской реформы, является автором книги «Пришествие неофеодализма: предупреждение мировому среднему классу». Следите за ним в Twitter: @joelkotkin

Расцвет феодализма, 850–1000 гг. Нашей эры | Лекции по истории средневековья

Мы привыкли к капиталистической экономике, хорошему общению и транспорт, а также для решения наших проблем на государственном или национальном уровне, поэтому мы склонны думать, что децентрализованная власть примитивна и неэффективен.Это не обязательно так, и феодализм не совсем чуждый американскому обществу. Позвольте мне попытаться обсудить феодализм с трех разные аспекты. Абзацы, выделенные жирным шрифтом , представляют собой своего рода обсуждение, которое вы, вероятно, найдете в среднем колледже учебник ; , напечатанные обычным шрифтом, дадут некоторое представление о исторические условия, при которых феодальная организация общества возникла; а красные будут обсуждать рост пример американского феодализма, с которым большинство из вас знакомо, если только через фильмы и телевидение.

Прежде чем мы начнем, следует отметить, что мужчины и женщины средневековья никогда не говорил о феодализме. Феодализм — термин, изобретенный в шестнадцатого века королевскими юристами — в первую очередь в Англии — для описания децентрализованное и сложное социальное, политическое и экономическое общество из которых возникло современное государство. Термин «феодализм» пришел из Немецкий vieh , или «корова», мера богатства среди первых Германцы, термин, который дал начало средневековому слову феод .«Феод» просто означало «что-то ценное». В аграрном мире того времени «что-то ценное» обычно было землей. Но юристы шестнадцатого века представил эту землю как находящуюся под контролем могущественного царя, который распространил большую часть его среди своих последователей, выдающихся людей, чье воспитание и воспитание особенно подходило им для управления и дачи боевой.

Утверждалось, что историки интерпретировали средневековые документы и истории с точки зрения этого взгляда, и что, когда мы исследуем документы если быть более точным, на самом деле существует очень мало свидетельств того, что общество действительно организовано таким образом.Это вполне может быть правдой, но новый и другая картина средневекового общества девятого по четырнадцатого века еще предстоит развить. Отсутствие всего возможного лучше, вполне разумно обратить наше внимание на традиционное изображение феодального общества.

ХАРАКТЕРИСТИКИ ФЕОДАЛИЗМА

неэффективное центральное правительство

Давайте сначала рассмотрим характеристики феодализма.

Феодализм — это децентрализованная организация, которая возникает, когда центральная власть не может выполнять свои функции, а когда не может предотвратить рост местных властей.

В изоляции и хаосе IX и X веков европейские лидеры больше не пытался восстановить римские институты, но принимал все должно сработать. В результате в Европе возникла относительно новая и эффективный набор институтов, адаптированный к безденежной экономике, неадекватный объекты транспорта и связи, неэффективная центральная правительство, и постоянная угроза вооруженного нападения со стороны рейдеров, таких как Викинги, мадьяры и сарацины. Самый известный из заведений были манориализм (организация крестьян), монашество ( организация церковников) и феодализм (институт аристократия).

В конце Первой мировой войны сотни тысяч молодых мужчины, обученные сражаться и нагруженные «военными сувенирами», такими как Люгер пистолеты, ручные гранаты, пистолеты-пулеметы Томпсона и тому подобное. Америка, в которой им не хватало хороших рабочих мест, и в котором правительство активно сокращало расходы (для такие вещи, как полицейские) и прилагал все усилия к постоянному (и безрезультатно) бороться за то, чтобы люди не употребляли алкогольные напитки (Запрет)

В феодальном обществе гражданская и военная власть на местном уровне взяты на себя крупными землевладельцами или другими людьми с таким же богатством и престиж.

Подобно тому, как церковники взяли на себя государственную власть с падением Римская империя на Западе, местные лидеры, такие как граф Роберт Парижский, взяли на себя роль, ранее выполнявшуюся государственными чиновниками на местном уровень. Другие люди в других районах собрали отряды воинов. и взяли на себя роль правительства на тех территориях, на которых они могли контроль. Достаточно часто это были имперские чиновники, которых имперские правительство больше не могло контролировать, но другие также стали местными лидеры.

В 20-х годах прошлого века в американских городах часто возникали районные банды. С кварталы часто были этническими, в бандах, как правило, преобладали Итальянцы, ирландцы, немцы или какая-либо другая группа доминировала в округе. Лидеры этих банд заявили о своей юрисдикции над своим районом — «территория» или «дерн» — и собираемые налоги в виде «защиты деньги »за оказанные услуги.

Эти местные лидеры и их свита начинают формировать класс воинов. отличается от людей на их территории.

Местные лидеры, появившиеся во время распада Каролингской империи обычно были вооруженными людьми, особенно вооруженными людьми, сидящими на лошадях и имея укрепленную резиденцию. Когда франкская империя завоевала их соседей, каролингским монархам пришлось разработать средства удержания и управляют этими новыми территориями. Они добились этого, доверив аспекты местного самоуправления для одобренных последователей и расплачиваться с ними предоставление земли и доходов на территориях, которые они должны были получить укрепляйте, ставьте гарнизоны, защищайте и управляйте.

Когда империя перестала расширяться, этот «класс» воинов все еще нужны новые земли. Они привыкли растить большие семьи, так что что, если один сын умрет, другой унаследует положение отца. Следовательно, их количество неуклонно росло, и они оказались вынужденными захватывать чужие земли, чтобы обеспечить их второй и третий сыновья. Сначала они взяли под свой контроль земли, на которых они были резидентами и тем самым еще больше ослабили монарха.Затем они забрали все земли, какие только могли, у имперских имений и, наконец, начали захватывать близлежащие церковные земли. По большей части люди этих земель приветствовали изменение, так как они торговали далекими и неэффективное имперское правительство ради местного и эффективного.

Муниципальные власти сначала пытались сдержать рост гангстеры, но их полиция вскоре обнаружила, что их превзошли. В бандиты набрали из подготовленных бойцов демобилизованной армии и строили и использовали быстрые броневики, пистолеты-пулеметы, ручные гранаты и были часто очень дисциплинированный.Городские власти больше не могли держать им от организации своих территорий, чем дорожные патрули смогли чтобы обогнать свои машины с наддувом. Более того, местных жителей не было. не хотят платить деньги за защиту кому-то в своем районе, кто фактически обеспечит защиту, вместо того, чтобы платить налоги, чтобы подпитывать взяточничество и подкуп коррумпированных городских властей.

Различие между частными правами и государственной властью исчезает, а местный контроль имеет тенденцию становиться личным и даже наследственным иметь значение.

Возможно, «аристократия», выступившая в качестве местных лидеров в феодальной возраста делали не больше, чем у монархов Меровингов и Каролингов. сделано, считая их «территорию» своим личным владением. Это было обычное дело в средние века; Различные короли по имени Луи часто подписали свои имена как FRANCE . В любом случае феодальные лидеры начали относиться к государственным функциям как к частной собственности, которую они могли одалживать, отдавать, отдавать или передавать своим детям.Необходимо отметить, что деньги — серебряные или золотые — постепенно исчезли из употребления, и это Европа и приняла бартерную систему для удовлетворения своих основных экономических потребностей. Однако без законного платежного средства было невозможно нанять кого-либо для предоставлять необходимые услуги. Дело в том, что феодальные лидеры могли ссужать кому-либо территорию, с которой он мог бы получать ренту и оказание натурой и услуги были важным фактором в новом организация Западной Европы. Феодальная структура общества возникла как местные лидеры давали своим последователям доход от взносов, причитающихся жители данной территории в оплату своих услуг — которые может значительно отличаться.

Возможно, банды просто следовали образцу, установленному городскими властями. того времени, которые получали зарплату своим политработникам, давая им должность в правительстве города, где они могли получать регулярный доход при этом все еще посвящая все свое время развитию политической судьбы их боссов. В любом случае, появившиеся лидеры банд или «боссы» из массы соседских банд начали делить территорий, давая своим последователям или «мальчикам» право на долю доход от данного района.

Феодальные лидеры часто берут на себя ответственность за экономические безопасность своих территорий, и диктовать, как ресурсы должны использоваться, одновременно устанавливая монополию на некоторые виды деятельности. Этот усиливает их присутствие на местном уровне, а также делает их имущество еще более ценно.

Феодалы Западной Европы через людей, которым они были распределил вотчины, начал осуществлять экономический контроль над деревнями и районы под их контролем.Лес стал владением лорда, и лиственные породы — полезные для строительства и оружия — нельзя было резать, кроме с явного разрешения лорда. Все топливо нужно было расходовать экономно, и лорду заплатили за дрова, взятые в лесах, дичь, пойманную там, свиней там пасут и так далее. Владыки также строят печи, бани, зерновые мельницы и т.п. как монополии. Сельским жителям приходилось опекать господские монополии и платить за привилегии. Это дало лордам возможность предоставления иных феодальных владений, кроме земли, например, доход от мельница в определенной деревне или доход от прав на ловлю рыбы в определенной транслировать.

Банды вскоре поняли, что люди хотят того, что правительство не хотели, чтобы они имели — в первую очередь, алкоголь, азартные игры и проституция — и что правительство не могло помешать бандам предоставлять эти удобства. Вскоре они «лицензировали» или фактически устанавливали незаконная деятельность на их территории — публичные дома, игра в числа, казино и, прежде всего, салуны («подпольные кафе»). Банды разбогатели достаточно, чтобы они могли покупать услуги низкооплачиваемых местных чиновников, увеличивают свой штатный персонал, и все еще имеют значительный доход остается для инвестирования в «законный» бизнес

Феодальная аристократия обычно организована на основе частной договоры, контракты между физическими лицами

К 900-м годам некоторые местные лорды — герцог Аквитанский, граф Тулуза, граф Фландрии и другие — стали достаточно могущественными что они начали поглощать меньших лордов и территории вокруг них.Иногда это было просто завоевание, но чаще результат феодальной войны было соглашением между двумя противниками, в котором один передал свои земли другому и получил их обратно как феодальное владение в обмен на сервис.

Во многих городах Америки различные территориальные банды поглотили свои меньшие соседи, и начали захватывать территорию своих более грозных противники. Этот процесс, известный как «задействование мускулов», обычно принимает форму попытки посягнуть на одну или несколько монополий соседа, например, продажа виски, но это часто приводило к открытой войне.Война в Чикаго между итальянскими и польскими бандами Саут-Сайда под лидерство Аль Капоне против северной стороны ирландско-немецкой мафии Диона О’Бэнион и его преемник Баггси Моран были особенно кровавыми и знаменитый, закончившийся резней в День святого Валентина 14 февраля 1927 года. В течение нескольких лет каждый крупный город находился под контролем одного человек — «Крестный отец» — который управлял мальчиками в своей «семье» и советовались с крестными отцами семей других городов, чтобы сохранить мира и работать вместе эффективно.Именно так возник «синдикат».

УСАДЬБА И ПРЕПЯТСТВИЕ

Частные соглашения, которые сформировали сеть взаимных услуг, были назвал контракты почтения и верности, «дань уважения», потому что один из контрактники согласились стать слугами ( homme , или «человек» другой, и верность , потому что он обещал быть « феал , верны «ему. Почтение и верность стали формализованными, романтизированными и наложен символизмом, но его легче всего понять как простой договор.

Партия первой части — dominus , часто переводится как «господин», но так же легко (и точно) переводится как «босс» — договоренность с партией второй части — вассалом , словом происходит от кельтского слова «мальчик» или миль , значение слова «солдат». Партия первой части уступила партию второй части. «что-то ценное» (феодальное владение , , то, что могло бы произвести доход в услугах и добре за долгое время), и пообещал ему «уважение» (что означает, что он не будет мешать ему пользоваться феодальным владением, кроме как по очень уважительной причине) и справедливость (это означает, что он будет защищать его против обоих других лордов и, если необходимо, других его вассалов.

Партия второй части обещала взамен ряд вещей. В три основных пункта были «облегчением», своего рода выплатой, которую он Партия Первой части за то, что согласилась взять его на работу; «помощь и адвоката «, что обязывало его явиться в суд Стороны Первая часть всякий раз, когда его призвали сделать это, а также чтобы поддержать и посоветовать его; и «вассалитет», который обычно, но не всегда был периодом военная служба при вызове. Некоторые мужчины получили феодальные владения для службы в качестве бухгалтеров в казначействе, или для работы в качестве дипломатов, или даже для некоторых довольно глупые вещи.Говорят, что у одного английского дворянина было прекрасное поместье. условие, что он будет появляться перед королем каждый год на королевское Рождество корт и одновременно свистеть, подпрыгивать и сдерживать ветер. Английские короли были не отличались тонкостью юмора.

Сторона Второй части может дополнительно обязаться предоставить один или еще ряд традиционных услуг: подарить сеньору и его свите трех ночей гостеприимства, если они были по соседству; чтобы помочь выкуп Партия Первой Части, если он был схвачен и содержался в плену; к внести подарки на свадьбу Вечеринки Первой Части старшая дочь и посвящение в рыцари своего старшего сына, и внести свой вклад деньги, чтобы помочь оплатить расходы на торжества.

После заключения контракта часто проводился ритуал связи. с обеих сторон. Партия Второй части преклонила колени перед Партия Первой части, которая будет держать вассала за руки между его собственный как вассал обещал любить и уважать лорда. Господь, в В свою очередь, обещал чтить и защищать вассала. Тогда они оба вставать, целоваться и обмениваться подарками, участник Второй части Сторона Первой части — пособие, а Сторона Первой Часть дает партии Второй части меч или что-то подобное «почетный» подарок.Затем вассал стал членом «семьи» лорда. (семья).

Это была сильная связь. Многие средневековые легенды и сказки перевернулись об отношениях между лордом и вассалом; Трагедия Ланселота была что его любовь к Гвиневере противоречила его любви к Артуру, в то время как король Альфонсо, лорд Сида, постоянно нарушал свои обещания любить, уважать и защищать своего выдающегося вассала. Действительно, феодальный галстук был настолько силен, что ритуалы сохранились во многих западных странах. общества.Например, ритуалы почитания и верности настаивал на традиционной манере предложения руки и сердца. Многие думают о феодализме как о примитивной и неэффективной системе, но оказалось, что это не так. Организованный таким образом западный Европейцам удалось сдержать рейдеров и восстановить мир, который позволил возродить торговлю и коммерцию примерно к 1000 году нашей эры. Помимо, мафия использует ту же организацию (и даже те же обычаи и условия) и не считаются ни примитивными, ни неэффективными.Отметим также, что большинство франчайзинговых предприятий, таких как MacDonald’s, используют практически те же система.

KCR возрождает феодализм в государстве: Банди

ХАЙДАРАБАД: Президент штата BJP Банди Санджай Кумар утверждал, что главный министр К. Чандрашекар Рао разделял людей по признакам каст и религий ради политической выгоды. Он критиковал Чандрашекар Рао, подтолкнувший общество Телангана к феодализму, разделив людей по кастам. «Нет истории, чтобы БДП разделяла людей по кастам, и она привержена национальной целостности», — сказал он.

Его Праджа Санграма Ятра продолжалась на 23-й день воскресенья в Лингампет Мандале в пределах избирательного округа Ассамблеи Йелларедди района Камаредди. Президент BJP общался с племенами, мусульманами и другими людьми во время прогулки по деревням и местам проживания племен. Лидеры и активисты БДП сопровождали его во время падаятры, которая проходила через лесные массивы заповедника.

Впервые мусульманские женщины вышли и поблагодарили Санджая Кумара за внесение центральным правительством законопроекта о тройном талаке.Около 100 женщин в штаб-квартире мандалы Лингампет встретились с Санджаем в воскресенье во время падаятры и выразили свою солидарность с Праджа Санграма Ятра. Женщины заявили, что закон о тройном талаке принес пользу мусульманскому обществу.

Выступая по этому поводу, Санджай Кумар сказал, что, к сожалению, люди по всему штату надеялись, что повторные выборы в их соответствующих избирательных округах Скупщины решат их проблемы. Чандрашекар Рао не обращал внимания на проблемы людей, если не было дополнительных выборов, критиковал он.

Санджай Кумар повторил, что Праджа Санграма Ятра нацелена на то, чтобы знать проблемы людей, а не ради политической выгоды. По его словам, проблемы бедных будут решены, когда БДП придет к власти в Телангане в 2023 году. Тысячи семей пожертвовали своими жизнями за штат Телангана, но только семья KCR наслаждалась плодами нового государства, критиковал он.

Президент BJP поинтересовался, как увеличится ВВП штата, в то время как сотни тысяч молодых людей страдают от проблем с безработицей.По его словам, Чандрашекар Рао начал политические уловки после успеха встречи Амит Шаха в Нирмале. «Главный министр не в состоянии переварить отчеты разведывательных данных об успехе встречи в Нирмале», — сказал он и возразил против того, чтобы правительство TRS продвигало продажу спиртных напитков, отказываясь от платы за продление лицензии для бара.

Санджай Кумар утверждал, что главный министр был лжецом и что ни одно предвыборное обещание в избирательном округе Йелларедди не было выполнено.

Государственный феодализм. Всеобщая история государства и права. Том 1

Читайте также

Феодализм

ФЕОДАЛИЗМ

ЗАГНИВАЮЩИЙ ФЕОДАЛИЗМ

2.1. Феодализм и рабство

2.2. Феодализм и христианство

2.4. Феодализм и «вирус» капитализма

Глава 5 Феодализм

Византийский феодализм

10. Феодализм и феодальная раздробленность в Европе

Так что же такое феодализм?