Горький. «Карамора» • Arzamas

Расшифровка

Рассказ Горького «Карамора» входит в книгу «Рассказы 1922–1924 годов» и наряду с вышедшей тогда же книжкой «Заметки из дневника. Воспо­мина­ния» является, пожалуй, лучшим из всего, что Горький сделал, — во всяком случае, в новеллистике.

В 1920-е годы Горький находится в крайне двусмысленном положе­нии — фактически в эмиграции, хотя большевики и распространяют постоянно слух, что он уехал по личной просьбе Ленина, только чтобы лечиться. Любопытно, что именно в это время он предпринимает своеобразную ревизию и своего мировоззрения, и своей биографии. Во-первых, он пытается научиться коротко писать — это для него главная задача: он собирается коротко написать большой роман. Результатом этой тренировки, этого расписывания руки становится «Дело Артамо­новых», которое, впрочем, самого автора не удовлетворяет, кажется ему ском­канным. Тогда он приступает к своему главному сочине­нию — «Жизни Клима Самгина».

Но разумеется, эта работа не ограничивается и не исчерпывается трениро­воч­ной и стилистической задачей. Горький пытается отдать себе отчет в собствен­ном мировоззрении, которое после русской революции сильно искривилось. Статья 1922 года «О русском крестьянстве», которая не будет издаваться на ро­дине автора в следующие 80 лет, рассказывает о том, что мировоззрение всех русских революционеров не учитывало истинной степени зверства вверенного им народа — русские революционеры не представляли, какую волну глубоко дремавшего зверства они разбудили и с какой разинщиной и пугачевщиной им предстоит столкнуться.

Горьковская проповедь о спасительной культуре, разумеется, не могла никого спасти или утешить на фоне кошмаров Гражданской войны. В этих условиях Горький начинает думать об изначальной непра­вильности человеческой природы. Эта идея потом стала ключевой, скажем, для Леонида Леонова, автора романа «Пирамида», где проводится его завет­ная мысль о том, что в человеке нарушен баланс огня и глины, что человек — проект, обреченный уничтожить себя.

Главная проблема сборника «Рассказы 1922–1924 годов» именно в том, что у человека отсутствует нравственный компас, изначальное представление о добре и зле. В этом сборнике рассказов, который, по сути дела, образует единый цикл со сквозными сюжетами, Горького занимает именно отсутствие граней — например, между умом и безумием в рассказе «Голубая жизнь» или между простотой и сложностью, утонченностью и элементарностью в «Рас­сказе о необыкновенном». Неслучайно в последнем один герой, обра­щаясь к другому, говорит: «Тебе бы, мешок кишок, надо упростить меня». Упрос­тить — значит убить. И вот эта страшная простота революции, которая в слож­нейшей России вдруг взяла и все упразднила, — это как раз одна из важ­ных горьковских тем в это время. Собственно, отсутствие грани между добром и злом, между совестью и бесчестием — это тема рассказа «Карамора».

Надо сразу сказать, что в этом смысле в «Караморе» у Горького есть достаточно глубокая внутренняя линия. Не зря Толстой говорил о нем: «Он — злой. Ходит, смотрит, как будто чужой здесь, и все докладывает своему чужому богу. А бог у него урод».

Павел Басинский писал о том, что Горький смотрит на жизнь как иноплане­тянин, которому не совсем понятны человеческие чувства и эмоции. Когда в 1905 году его тогда еще нелегальная жена Мария Андреева была больна и находилась на грани смерти, он пишет о том, что сейчас не время думать о частных смертях и об отдельных жизнях — крови будет еще очень много, и только кровью покупается счастье человечества. Когда в 1934 году Горькому сообщают, что умер его сын Максим, он, побарабанив пальцами по столу, говорит: «Это уже не тема» — и продолжает разговор о поисках бессмертия советской наукой.

У него в самом деле было не очень хорошо с нравственным чутьем, нрав­ственными принципами и состраданием. Действительно, люди представляли для него интерес как материал для переплавки. И не зря он сумел написать очерк «Соловки» о том, как из бывших людей выплавляются новые — а преж­них не жалко, ведь идет великий проект.

Но в «Караморе» помимо внутренней глубокой линии, темы человека, который не различает добро и зло, есть вечное любопытство к провокаторам. Кара­мо­ра — это в украинском языке и в южнорусских диалектах странный, слабый, непомерно большой комар с длинными ногами. Это кличка героя. И действи­тельно, в нем удивительным образом сочетаются сила, даже властность, если угодно, и какая-то поразительная слабость нравственной основы. Ему не зря постоянно снится кошмар о том, как он ходит по маленькой плоской Земле под маленьким твердым и плоским небом, в котором нет никакой глубины.

Действительно, это герой без неба, без второго дна, без совести. И такие герои начинают необычайно интересовать Горького, потому что сущность русской революции, которая открылась ему в это время, — это, конечно, провокатор­ство. И на примере этого рассказа можно задуматься, почему вообще прово­катор — любимый герой русской литературы начала XX века?

Рассказ «Карамора» сам по себе пересказывать не нужно. Во-первых, я не хочу лишать читателя знакомства с этим достаточно страшным, достаточно физио­логичным произведением. А во-вторых, главное, что его непросто пересказать. Рассказ — это цепочка случайных воспоминаний, которые возникают в голове разоблаченного и приговоренного провокатора в послереволюционной реаль­ности, где у него остается много свободного времени, чтобы писать записки, вести дневник. Главная цель этих записок — попытка разобраться в самом себе: почему никогда, ни разу в нем не заговорила совесть?

Провокатором он стал, в общем, в результате шантажа полицейской власти, полицейская власть тоже обожала провокаторов. Он наказал одного из своих товарищей — разоблаченного провокатора, убил его, заставив имитировать самоубийство. А когда выяснилось, что никакого самоубийства не было и герой все это время держал повесившегося за руки, вот тут-то на него завели досье и сказали: «Либо мы тебя сажаем, либо ты становишься нашим агентом».

И он легко на это пошел, он стал провокатором, хотя и не столь успешным, как предыдущий. Жандармский полковник все время говорит ему: «Как вы скучно рассказываете. Вот тот рассказывал как Брэм». Это очень неслучайно, потому что рассказывать как немецкий зоолог Альфред Брэм может тот, кто расска­зывает о жизни животных, это рассказ свысока. И должность провокатора предполагает именно позицию и само­ощу­щение человека среди животных: эти зверьки играют в какие-то свои игры, а я намного выше.

Это, кстати, дает нам ответ на вечный вопрос о том, почему в России было так много провокаторов и почему эта тема так всех занимала. Наверное, самая популярная фигура среди русских революционеров этого времени — это Евно Азеф, руководитель Боевой организации эсеров и одновременно секретный агент полиции. Не случайно Маяковский писал, что ночь пришла черная, как Азеф, и этот образ был абсолютно понятен любому читателю. Азеф — явный прототип Караморы именно потому, что всех пора­жало его полное отсутствие совести. Он с какой-то радостью, с гордостью разоблачал сам себя, рассказывая о своих похождениях, если абсолютно дове­рял человеку. Во всяком случае, после своего разоблачения он уже особенно не прятался.

Очень интересно, что и Гапон, который тоже был двойным агентом, и Азеф были героями общественного мнения даже после того, как их провокация раскрылась. Интересно, что эта подлость, эта мерзость — предателям отдан девятый круг ада — вызывала у людей лютый интерес и, пожалуй, уважение. Особенно интересно, что, скажем, Борис Савинков, человек, который знал Азефа как родного, продолжал верить ему даже после того, как публицист Владимир Бурцев разоблачил его с подачи случайно проговорившегося шефа полиции. По большому счету даже разоблачение Азефа Бурцевым два-три года многими не принималось всерьез. Глава Боевой организации эсеров, человек, который решает вопросы о жизни и смерти, посылает на смерть героев, чело­век, в кото­рого страстно верили множество погибших, — и вдруг оказывается, что это агент полиции. Причем очень многие теракты он продолжал готовить, оста­ваясь в это время революционером и будучи, наверное, вполне искренним. Готовил сам — и рапортовал о них сам.

Что его заставляло так действовать? Горький не находит ответа на этот вопрос и лишь к концу повести (а рассказ довольно пространный) приходит к пора­зительному выводу. Ведь на самом деле ни за русскими революционерами, ни за русскими контрреволюционерами нет моральной правды: все эти люди ограниченны, у всех сектантское сознание. А правда — за тем, кто на обеих сторонах, правда — за провокатором. Провокатор выше не только потому, что он манипулирует этими людьми, орудует ими, не участвует в их играх и так далее. Провокатор выше потому, что он не с этими и не с теми. А быть с этими или с теми — значит наверняка быть неправым.

И вот в этом-то заключается страшная горьковская догадка. Русская револю­ция порождает не борцов, потому что борцами часто становятся случайно, они часто лишены каких-либо убеждений, только воля судеб ставит их в ряды красных или белых. Русская революция порождает не идеологов. Русская рево­люция порождает толпы провокаторов — людей, которые наживаются на этой революции, умудряясь играть и на той и на другой стороне. И самый страш­ный вывод: вся русская революция — одна великая провокация, в результате кото­рой целая страна утратила какие-либо представления о моральных ориен­тирах. Может быть, именно поэтому рассказы Горького этой поры с трудом прони­ка­ли к совет­скому читателю, а журнал «Беседа», который он задумал как некий медиатор между заграницей и Россией, был закрыт — он перестал поступать в Рос­сию, а без российского рынка выжить не мог.

Конечно, эти рассказы входили во все горьковские собрания сочинений, в том числе при Сталине, но никогда не получали адекватной интерпретации, кроме одной достаточно фундаментальной работы Евгения Борисовича Тагера о после­октябрьском творчестве Горького. Большин­ство этих рассказов: вели­кий рассказ «Мамаша Кемских», или упомянутая «Голубая жизнь», или «От­шель­ник», или «Рассказ о необыкновенном», или самый страшный и самый непристойный эротический рассказ русской лите­ратуры «Сторож» — все они предпо­лагали новый взгляд на человека, которого у Горь­кого прежде не было.

Раньше человек — это великолепно, «человек — это звучит гордо». Теперь же человек — это страшная пустота, размытость вместо любого стержня и отсут­ствие морального компаса. Если голого человека оставить на голой зем­ле, как мечтают экзистенциалисты, он не будет знать, что ему делать, потому что никакого изначального чутья и никакой изначальной совести не сущест­вует. Существует только жажда превосходства, а это доступно только прово­катору — человеку, который участвует в чужих играх и при этом ведет свою.

Возникает естественный вопрос: как Горький, поняв эту человеческую при­ро­ду, стал потом советским писателем, классиком, вернулся в Советский Союз? Да вот в том-то и причина, что, увидев внутри у человека сплошную труху и гниль, он верил только в силовые, крайне радикальные способы перековки. У Горького была очень простая альтернатива: если человек не становится ком­мунистом, он становится фашистом. И поэтому СССР для него — естест­вен­ный выбор, а возвращение — единственный ответ на происходящее в Европе.

Таким образом, автор «Караморы» сам пополнил ряды собственных персо­на­жей, потому что вернуться и разделять эту идеологию может только человек, у которого сильно ослаблено нравственное чутье. Правда, отсутствие такого нравственного чутья иногда приводит к появлению феноменально объек­тив­ных, страшных, физиологичных и очень точных текстов, что мы и видим, собст­венно говоря, на примере Горького, Леонова и всех его современных учеников.

Дмитрий Быков — Один — Эхо Москвы, 06.08.2021

а Д. Быков― Добрый вечер, дорогие друзья-полуночники! Мы с вами опять выходим в записи. Я пока не очень понимаю, не остановился еще на одном конкретном стихотворении, которое вы бы мне заказали для разбора. Меня привлекают пока два предложения.

Одно довольно неожиданное — разобрать стихотворение Ярослава Смелякова «Петр и Алексей». Смеляков сегодня не самый цитируемый, не самый вспоминаемый поэт. Но почему бы нам не вспомнить об этом его довольно сомнительном, с моей точки зрения, произведении? Активно мне не нравящемся, но я не отрицаю, что это хорошо написано. Это такой образец творческого ресентимента, который можно было бы поставить рядом с его не печатавшимся при жизни сочинением памяти Святополка-Мирского. Ну, есть о чем поговорить. Весьма возможно, что я разберу это.

Альтернативное предложение — разобрать «Пестель, поэт и Анна» Самойлова. Стихотворение тоже очень сложное, очень спорное. И, видимо, по следам моей статьи о Юрии Кузнецове просят разобрать «Маркитанта» Самойлова, ответом на которого были довольно-таки гнусные «Маркитанты» Кузнецова. Вот «Маркитанта» Самойлова можно разобрать.

Самойлов — это писатель с довольно хорошо развитой системой тайнописи. Он прекрасно умеет маскироваться. Для 70-х годов его баллады — это замечательный пример, во-первых, ухода поэзии в балладу. От традиционной лирики, от эмоциональности, от непосредственности в такую довольно отрефлексированную форму — почти прозаическую, на грани прозы.

Ну и можно поговорить про «Пестеля, поэта и Анну» — стихотворение, которое являет собой, пожалуй, еще более сложный случай. Потому что отношение Самойлова к декабризму, к Пестелю, к этой знаменитой пушкинской дневниковой записи об их разговоре, амбивалентно. И тут есть определенное пространство читательского домысла, которое мне весьма интересно.

Дмитрий Быков:Цинизм — это вообще признак душевного инфантилизма, душевной неразвитости

А пока поотвечаем на форумные вопросы. Понятное дело, что я выражаю свою глубокую солидарность сотрудникам «МБХ-медиа». Закрытие сайта — это вынужденная необходимость. Его блокировка Роскомнадзором, с моей точки зрения, полное безобразие. И вообще как-то трудно верить в силу и во всенародную поддержку власти, которая блокирует небольшой, не самый посещаемый информационный сайт, сайт журналистских расследований.

Власть, которая воюет с журналистами — сначала с журналистами-расследователями, потом с эссеистами, потом просто с информаторами — такая власть не заслуживает уважения. Понимаете, она просто сама себя выпихивает в нишу неуважаемой. Понимаете, силу еще можно уважать, а вот борьбу с журналистами уважать нельзя. Потому что это попытка выстроить реальность 2-го порядка. Вот реальность 1-го — она как-то не получается, не удается. А 2-го порядка — это когда человек начинает бороться со словами, с называниями. Это неуважаемо, конечно.

Я свидетельствую свою горячую солидарность Нике Куцылло, моему другу — другу исключительно надежному и доброму, человеку потрясающей биографии, потрясающего гражданского мужества и очень крепкому профессионалу журналистики. То, как они в свое время делали с Ковальским журнал «Коммерсантъ-Власть» — это вообще войдет в анналы.

И естественно, понимаете, смерть Засурского очень символична. Он долгое время был символом журналистики. И его факультет был символом журналистики. Я никогда не забуду (я очень часто это цитировал), на мой вопрос, почему Капоте мало писал в последние годы, он начал сначала объяснять какие-то социально-психологические причины, потом махнул рукой и сказал: «Потому что хороший писатель может писать во всякое время, а великий — не во всякое». И вот, понимаете, хороший человек может жить во всякое время, а великий не во всякое.

Засурский был великий человек, создатель великого факультета. Он его создал. Понимаете, тот журфак, который стал символом профессии, существует с приходом туда Засурского — сначала в качестве завкафедрой зарубежки, впоследствии как декана. И вот смерть Засурского… Хотя он прожил 92 года, но дело же не в том, сколько он прожил. Дело в том, что есть времена, в которых он непредставим.

И вот когда журналистика умирает, это очень плохой симптом для государства и для общества. И то, что остается вместо нее — это, конечно, плачевное зрелище. Это даже не пропаганда. Если бы это была пропаганда, она бы, может, на кого-то воздействовала. А это фрик-шоу. Просто нормальное такое фрик-шоу.

«Посмотрели ли вы Дудя с Гордоном?». Частично посмотрел. У меня всё-таки такого терпения нет. Мне более или менее всё понятно про этот уровень демагогии, про эту стилистику саморазрушения. Понимаете, я не был фанатом Гордона и во времена «Хмурого утра». То есть мне не очень нравилось то, что он там делает. Мизантропия никогда не вызывала у меня восторга. Ну и, соответственно, да, это зрелище саморазрушения. Мне приятно, что оно подтверждает мои догадки.

Понимаете, когда-то я (это был очень интересный эксперимент для меня) параллельно читал два романа 20-х годов — «Циники» Мариенгофа и «Романтики» Паустовского. Роман Паустовского — правда, я абсолютно уверен, что он назвал его так полемически, потому что «Циники» Мариенгофа вышли в 1922 году, а «Романтиков» он писал до середины 30-х. Дописывал, хотя формально закончил в 1923. Просто роман Паустовского сначала назывался «Мертвая зыбь», а вот потом он назвал его «Романтики».

Действительно, всякая революция порождает две категории людей — циников и романтиков. Циники, наверное, правы, потому что революция вообще явление циничное. Но если сравнить жизненный путь Мариенгофа и Паустовского — такую полузатертую, полузабытую, очень трагическую жизнь Мариенгофа, его вырождение в советского скетчиста-эстрадника, его почти никем не замеченную смерть, и патриаршество Паустовского, который за всю жизнь не сделал ни одного дурного дела, многих защитил, многих спасал и умер классиком, патриархом… Что, может быть, не соответствовало его литературному статусу, но это неважно.

Дмитрий Быков: Власть, которая воюет с журналистами, не заслуживает уважения

Романтики — они глупее, они наивнее, они в каком-то смысле проигрывают в художественном результате. Но цинизм саморазрушителен — тут ничего не поделаешь. Цинизм может быть объективен. Но дело в том, что цинизм сам по себе не равен таланту. И скажу вам больше: цинизм очень редко с талантом уживается. И рискну сказать, наверное, совсем уж неполиткорректную и мало кому симпатичную вещь — что цинизм романа «Циники» во многом напускной. Это ведь роман про такую довольно подростковую любовь к довольно подростковой роковой Ольге. Подростковый роман.

Цинизм — это вообще признак душевного инфантилизма, душевной неразвитости. Потому что принятие мира или уж активная мизантропическая ненависть к миру, как у Селина — это не цинизм. Это серьезное отношение к жизни. Цинизм — это такая тотальная ирония по отношению к себе и окружающим, которая очень редко соединяется с талантом. Талант и искусство презирать — такое онегинское искусство — в общем, не совмещаются, не смешиваются, как вода и масло. И поэтому когда мы наблюдаем саморазрушение очередного Онегина, это лишний раз доказывает нам правоту Пушкина, и только.

«Венедиктов кажется мне Гарри Поттером в зрелом возрасте. Есть ли у вас такое ощущение?». Ну, я не думаю, что Гарри Поттер в зрелом возрасте вынужден будет идти на такое сложное взаимодействие с Министерством магии. Мне хотелось бы верить, что, уж если на то пошло, то Венедиктов в масштабах «Эха» — это, безусловно, такой Дамблдор, вынужденный сосуществовать с Долорес Амбридж. То есть, понимаете, ему назначили Долорес Амбридж при жизни, и она его курирует. Он умудряется сохранять какой-никакой Хогвартс в прежнем виде, но, разумеется, там теперь преподают очень много темных искусств.

Это вынужденная позиция, но он по роли своей, по складу характера с самого начала был в большей степени Дамблдором, чем Гарри Поттером. Гарри Поттер — это всё-таки очень молодой и очень неопытный человек. А Венедиктов ведь живет, в сущности, вторую жизнь. Первую он прожил при советской власти, первую он прожил учителем. А журналистом, причем журналистом экстра-класса (говорю это без всякого ложного почтения перед начальством), он стал во второй жизни, в другой. И вот Дамблдор сначала был магом, потом стал главой Хогвартса, оставшись, конечно, крупным волшебником.

Но Дамблдор изначально человек, вынужденный взаимодействовать с очень темными структурами. Не говоря уж о том, что магия сама по себе не очень радужное занятие. Занятие достаточно сложное и чреватое многими проблемами. Поэтому Венедиктов вынужденно несколько теснее соприкасается с темными искусствами, чем ему бы хотелось, и чаще взаимодействует с Министерством магии, чем это, опять-таки, для него было бы профессионально желательно.

В какой степени Дамблдор должен сегодня идти на компромиссы, чтобы сохранять Хогвартс — это самый актуальный вопрос времени. Вопрос о Кузьминове, вопрос о Засурском, вопрос о Венедиктове. Мне кажется, Засурский для себя эти компромиссы как-то минимизировал. Он сумел самоустраниться в американистику и оттуда влиять на студентов, давая им чуть большую свободу. Я очень хорошо помню, как в 1984 году на журфаке вместо «ТырПыр» (теории и практики партийной советской печати) обсуждали западноевропейскую философию ХХ столетия, а на истории зарубежной печати читали Даниила Андреева, и плевать хотели на любые инспекции. Понимаете, это был такой опыт подспудной, но всё-таки свободы.

Мне кажется, что вопрос о границах компромисса — для Дамблдора вопрос несколько более сложный и более тонкий, чем полагает большинство. В любом случае, я не разделяю позицию, скажем, Архангельского по Кузьминову. Может быть, потому, что я не так высоко ценю Кузьминова. Это при том, что Архангельского я очень люблю и стараюсь обычно быть с ним солидарен. У меня всё-таки к нему отношение очень ученическое. Я считаю его высоким образцом и таланта, и честности, и ума.

Но мне кажется, что сегодня не нам судить Дамблдоров. Понимаете, потому что эти люди во многом выгораживают для нас какой-то крошечный участок, на котором еще возможно спасать честь российской словесности, литературы, журналистики, общественных наук и так далее. Как долго можно будет выгораживать этот кусок, и предусмотрен ли он вообще в путинской России будущего — это вопрос отдельный. Мне-то кажется, что это пространство будет неумолимо схлопываться. И поэтому рано или поздно все окажутся перед выбором: либо валить, либо целовать чёрта под хвост.

Так кажется мне. Но я же всегда был пессимистом — некоторые даже говорили, паникером. Очень может быть, что такие компромиссы сохранятся. Вот Лукашенко никаких компромиссов уже вообще не допускает. Для него есть только оголтелая лояльность, и вся нация враги, и весь мир враги — или, скажем так, политическое самоуничтожение режима. То есть к трансформациям он неспособен. Это ригидная конструкция, жесткая, жесткореберная.

Как будет при Путине, непонятно, потому что Путин действительно очень внимательно изучает феномен, скажем, КПСС, скажем, власти Сталина. И он понимает, что окончательное перекрывание всех границ или, скажем, массовые репрессии — это определенным образом подогревает и риски.

Поэтому меня пока непонятно, будет ли Дамблдор тотально вытеснен с должности или останется как персонаж. В любом случае хочу вам сказать, что хлопнуть дверью и сказать «Да горите вы все синим пламенем!» всегда проще. Но проблема еще в том, что личность, идущая на компромиссы, в историческом разрезе не имеет шансов на хорошее отношение потомков. Всегда компромисс (или корм-промисс, как я иногда это называю) выглядит примерно как позиция интеллигента по сравнению с аристократом. Это слабая позиция. И то, что это спасало какое-то количество людей, то, что это давало кому-то выжить — понимаете, нет, вы целовались чёрта под хвост. Вы давали сатанинскую присягу — вот и умри.

Дмитрий Быков:Когда журналистика умирает, это очень плохой симптом для государства и для общества

Это такая вечная позиция. Я хорошо помню, как диссиденты 70-х приезжали в 90-е и остававшимся тут говорили: «Вы рабы». А те говорили: «Да ну, мы пытались школы какие-то создавать, сохранять какие-то островки, какие-то театры». — «Нет, вы рабы».

Вот позиция Любимова, который вернулся к своим актерам — при том, что Любимов гений, это мой любимый театральный режиссер наряду с Някрошюсом, я его считаю величайшим театральным деятелем — но позиция его была бесчеловечной и в каком-то смысле непорядочной. А почему вы не отказались? Почему вы не ушли? Люди считали нужным сохранить хоть такую Таганку.

Поэтому тут, понимаете, окончательного ответа нет. Я думаю, что это просто больной вопрос. Вопросы, на которые нет ответа — это больные и неправильные вопросы. Вопросы, заданные, на мой взгляд, неправильно — это в каком-то смысле порождение уродливой системы. Система, в которой для сохранения каких-то институций, каких-то детских театров, каких-то книжек, фильмов надо жертвовать совестью и честью — это больная система. Вот и всё. И в ней не может быть правильных оценок.

Именно поэтому гибель Дамблдора в каком-то смысле предопределена. Надо быть Гарри Поттером, чтобы противостоять Волдеморту. Но вопрос, что бы делал Гарри Поттер, окажись он во главе Хогвартса? Возможно, он всех бы как-нибудь перевел в другое измерение. А возможно, просто взорвал бы всю эту ситуацию. Это тоже было бы правильно.

«На меня большое впечатление произвел ваш очерк «Сумерки империи»». Спасибо! «Как вы познакомились с Аликой Смеховой? Поддерживаете ли отношения?. Она одна из моих любимых артистов». Там действительно упомянуто, что мы с Аликой Смеховой вместе входили в Совет «Ровесников». И естественно, мы дружили, страшно сказать, с 14-летнего возраста. Потому что Смехова уже тогда была очень взрослой, ослепительно красивой — такая цыганка, страшно обаятельной. В нее все были влюблены. Надо было 3 минуты около нее постоять, чтобы влюбиться навеки. И я к ней продолжаю так же относиться.

Она унаследовала отцовский талант, отцовскую эмпатию, отцовское умение быть разной. Она может притворяться вульгарной, может притворяться святой. У нее такой органический врожденный актерский дар, что вы никогда не знаете, когда она говорит с вами честно. Она могла сыграть влюбленность, могла сыграть отвращение.

То есть я, честно говоря, ее боялся, как-то я от нее отдергивался. Ну правильно, представляете, вы общаетесь с человеком и никогда не знаете, ей хочется вообще вас видеть или нет. Она совершенно гениальная от природы — такая притворщица. И очень хорошо, что это трансформировалось в актерское мастерство. А потом мы периодически встречались, как встречались все в Совете «Ровесников». Потому что мы все там дружили очень тесно. Она как человек вызывает у меня давнее восхищение.

«Как вы относитесь к Гийому Аполлинеру?». Несколько хуже, чем к Алике Смеховой, но, тем не менее, великолепный поэт. Понимаете, я читал-то его в основном в переводах. По-французски все сюрреалисты — Аполлинер, Деснос, Виан — производят более свежее, более ослепительное впечатление. Это такой словесный сдвиг, вербальный, который трудно передается на русском языке. При том, что, конечно, Аполлинер еще и самый традиционный из великих поэтов XX века.

«Как вы относитесь к тому, что множество поэтов были гомосексуалистами?». Абсолютно нейтрально. Знаете, множество непоэтов — скажем, множество слесарей — тоже были гомосексуалистами. То есть поэзия не есть какое-либо ремесло, располагающее к перверсии. В конце концов, как совершенно справедливо заметил Кушнер, просто про людей искусства вы хоть что-то знаете, а про жизнь обывателя, который у себя под одеялом устраивает оргии гораздо более чудовищные и кровавые, вы и представления не имеете.

Это действительно, может быть, такой род эстетического высокомерия — думать, что среди поэтов, или художников, или артистов более распространены разнообразные извращения. Нет, как раз дело в том, что, рискну сказать, поэт — существо очень застенчивое. Поэтому, мне кажется, большинство своих эротических мечтаний, да и вообще большинство своих мечтаний он просто не может осуществить. Это, как сказал однажды Ефим Копелян, «давно бы попробовал гомосексуализм, но чересчур смешлив». Вот что-то такое.

«Как вы относитесь к Суворову в связи с разговорами о геноциде?». Ничего об этом не знаю. Если вы имеете в виду Александра Васильевича, к Александру Васильевичу отношусь с безусловным почтением и восторгом.

«На днях опубликовали списки номинантов Нобеля за 1970 год. Нет ни Симонова, ни Твардовского. Это нобелевская русофобия, о которой вы говорите, или что-то иное?». Знаете, я никогда не говорил о нобелевской русофобии. Наоборот. Вообще слово «русофобия» я стараюсь не произносить.

Никаких доказательств Нобелевской русофобии у нас нет, потому что русскоязычные авторы минимум 5 раз становились лауреатами Нобелевской премии. И это далеко не всё. Нобелевская премия будет внимательна к литературе России, как только Россия лишний раз докажет свое величие и непредсказуемость.

Что же касается Симонова и Твардовского, то ни Симонов, ни Твардовский никогда не пользовались по-настоящему пониманием и влиянием на Западе. Твардовского знали прежде всего как редактора «Нового мира», в меньшей степени как автора главной фронтовой поэмы. Симонова не знали ни в том, ни в другом качестве, хотя он тоже в свое время редактировал «Новый мир». Его не знали ни как поэта, ни как прозаика. Немного знали как драматурга, потому что пьесы его всегда носили ярко выраженный публицистический, политический характер.

Симонов не пользовался популярностью на Западе. Это легко объяснимо. Как прозаик, он очень сильно уступает не то что Гроссману — Гроссман по сравнению с ним действительно gross, очень большой человек — но даже и, скажем, военной прозе Виктора Некрасова Симонов до известной степени уступает. Его книги — это очень чувствуется — написаны под диктовку. То есть он диктовал. Много лишних слов, вообще нет нерва, струны.

Великая проза Симонова — это, на мой взгляд, только «Из записок Лопатина». Вот там действительно есть совершенно блистательная повесть «20 дней без войны». Очень интересно «Мы не увидимся с тобой». Из рассказов его мне очень нравится «Случай с Полыниным» — скорее, повесть. А крупная его проза — например, трилогия — мне это всегда казалось даже не генеральской прозой, а просто довольно водянистой прозой, в которой Синцов, протагонист, совершенно скучен и плосок.

Гениальны у него стихи цикла «С тобой и без тебя». Но в силу их полной непереводимости и в силу уникальности этой литературной ситуации они были понятны по-настоящему только в России. Я думаю, что моя попытка в «Истребителе» как-то краем глаза изобразить эту проблему, краем повествования ее коснуться — проблемы мальчика, который добивается девочки, потом идет на войну, и после этого ему ни девочка не нужна, ни сам он себе не нужен: всё сместилось, словно смотришь в перевернутый бинокль — всё, что осталось сзади, всё уменьшено.

Это ситуация очень мало где понятная. Коллизия, в европейской поэзии по-настоящему неотрефлексированная. Симонов был велик, когда ее касался. Но после 1946 года он, будем откровенны, ни одного великого стихотворения не написал. Было несколько хороших переводов из Киплинга, ну и всё. Поэтому он, конечно, писатель не нобелевского уровня.

Вот Паустовского 4 раза номинировали. В 1968 году у него были бы хорошие шансы. Но там в одном из отзывов было написано, что его недостатки перевешивают. Ну, там сложная история была. Ахматова ведь тоже не получила Нобеля. Понимаете, всем, кто Нобеля еще не получил, есть на кого оглянуться. И Джойс не получил — за него дали Беккету, но Джойсу, я думаю, от этого было не легче. Бунин, например, получил, а Горький не получил. Цветаева считала это величайшей исторической несправедливостью. Там есть о чем говорить. В любом случае ни одна премия, к сожалению, не может претендовать на универсальность и полную объективность.

«Возможно ли сейчас появление таких форм общественной самоорганизации, как описанные вами кружки, театральные студии, мини-секты?». Да я полагаю, что это неизбежное следствие закрытости. В закрытом обществе есть две формы самоорганизации — мафия или секта. Мне не нравится ни тот, ни другой. Но, конечно, секта лучше. По крайней мере, она менее травматична для окружающих.

Мне кажется, что сейчас вот это сектантство начнет процветать. Только, может быть, не в России, потому что в России сейчас господствует принцип «больше 3-х не собираться». И вообще Россия будет стремительно (вы уже видите, что стремительно) катиться в сторону Белоруссии. На самом деле не знаю, заметно ли это вам, но любому человеку, который имеет отношение к прессе, это очевидно. Белоруссизация будет идти стремительными темпами.

Поэтому насколько возможны будут такие структуры внутри России, трудно сказать. Но вне России такие секты — расследовательские издания, или фестивали, или регулярные русские школы, какие-то институты по изучению тоталитаризма — в любом случае, всё, что должно сегодня быть в России, будет выноситься за границу. И там оно будет приобретать такой вынужденно сектантский, вынужденно изолированный характер.

Я не позавидую, конечно, участникам этих объединений, но именно они будут спасать честь русского слова. Хотя не исключаю, что и внутри страны будут оставаться какие-то одиночки, которые тайно, в стол пишут какие-то великие прозрения, а потом публикуют под псевдонимом на Западе. Кстати, многие псевдонимы авторов «Синтаксиса» нераскрыты до сих пор. Например, Клёнов, писавший пророческие чудесные статьи — сама Розанова не знает, кто это был. И много таких персонажей.

Так что, видимо, какие-то формы самоорганизации в России сейчас, безусловно, будут. Но они будут очень глубоко законспирированы. Это не будут формы какого-то общественного воздействия, какие-то «заговоры между лафитом и клико». Это будут именно такие научные сообщества, но глубоко законспирированные.

«Считаете ли вы, что дух театра-студии до сих пор держат Фоменки?». Да нет, что вы. Театр Фоменко давно уже глубоко профессиональный театр. Некоторая студийность есть в постановках Крымова, на мой взгляд. И то, что он пришел к Фоменкам, глубоко закономерно. Но театр-студия Фоменко давно уже совершенно профессиональный театр, утративший вот этот, как мне кажется, всё-таки фальшивоватый дух студийности.

Я не очень люблю студийность. Понимаете, для театра, который уже 20 лет функционирует как профессиональный, эта легкая, порхающая, игровая студийность, мне кажется, немножко обременительна и неточна интонационно. Это как 2-й МХАТ, который к 30-м годам стал настоящим МХАТом, и так далее.

«Что могут чувствовать дети российских пропагандистов-лжецов, использующих дома технологии Запада?». Глубокое удовлетворение: «Эк мы их прекрасно отымели». Понимаете, мы их ненавидим, мы пользуемся их благами, мы можем позволить себе ничего не делать. Отцы и деды завоевали нам шестую часть суши, обильно полили кровью, потом и чем там еще? — слезами. А теперь мы, имея всю таблицу Менделеева, можем презирать трудящихся и заниматься чем-то более высоким. Не знаю, садо-мазо, например. Или поплевыванием с крыши. Или посещениями еще открытых для нас пляжей Лазурного берега. Мы можем не работать.

Я знал некоторых людей, которые в позднесоветское время были детьми всякого там цэковского и с гордостью говорили: «Мы дети аппарата ЦК», — кричали они, я помню, нам, когда мы катались на лыжах на Клязьме, а рядом был пансионат «Клязьма».

Это нормально. Понимаете, они отличаются таким глубоким презрением. Вот это лишний раз доказывает, что презрение очень редко бывает признаком гения. Как некоторые минералы являются спутником золота, вот презрение почти никогда не является спутником золота. Более того, презрение почти всегда вызывается неким чувством неполноценности — априорным, изначальным.

Дмитрий Быков: Всякая революция порождает две категории людей — циников и романтиков

Поэтому у меня нет иллюзий насчет какого-нибудь графа Вишенки или такого наследника Тутти, который, находясь там, сочувствует трудовому народу. Дети нынешних пропагандистов, руководителей, растут в убеждении, что это династия, что они навеки, что они забетонировали всё, что Путин спас Россию в 90-е от распада, и теперь он будет спасать ее вечно. А они придут и будут продолжать его дело. То есть будут дальше бетонировать и выдавливать всех, кто думает иначе. И пока экономическая ситуация не придет к тотальному тупику, они так и будут это делать. И это правильно. То есть это им так кажется.

Сейчас виде графов Вишенок и особенно среди наследников Тутти господствует такой тотальный (именно что tutti) цинизм, такое глубокое презрение к народу. Понимаете, ведь вообще-то обычно народ презирали романтики. А сейчас всё поменялось. Сейчас народ презирают власти. Они бесконечно дурно думают о народе. И нельзя сказать, что народ совсем уж не дает им, так сказать, повода так себя оценивать.

«Слушая вас, невольно задаюсь вопросом: много ли существует людей — прирожденных савантов, наделенных невероятной памятью на литературные тексты? Ведь их единицы. Но есть люди, способные воспроизвести любимые музыкальные произведения без нот, и их довольно много. В чем тут проблема?».

Саванты, напоминаю, это такие Форресты Гампы. Савантизм — это такое довольно редкое состояние ума, врожденное генетическое заболевание, когда человек очень наивен в некоторых областях, но абсолютно гениален в других, касающихся прежде всего вычислительной математики. Как Форрест Гамп, который в оптике, например, был гений. Только из фильма это ушло. В романе это подчеркивается, там это очень важно.

Саванты — понимаете, они именно обладают невероятной памятью и невероятной способностью к устным (даже в уме) мгновенным вычислениям. Взять интеграл для них как орех щелкнуть. А вот, допустим, пойти в магазин и что-то купить — это драма. Или уживаться с одноклассниками.

Здесь проблема, собственное, не в савантизме. Понимаете, ведь память на музыкальные сочинения — это память пальцев. Если человек регулярно исполняет стихи, он их запоминает. Цветаева же говорила: «Помнить я перестала, когда читать перестала. А читать перестала, когда просить перестали». Человек знает много стихов, когда он их произносит перед классом, перед публикой. Когда он их читает, например. Вот я тут 5 новых стихов написал, и у меня было за 5 дней, соответственно, 5 выступлений. Я выучил их наизусть немедленно. Просто потому, что когда ты что-то произносишь, ты это запоминаешь.

Дмитрий Быков: Ни одна премия, к сожалению, не может претендовать на универсальность и полную объективность

Память на музыкальные сочинения — это память пальцев. Точно так же, как танцор, например, запоминает огромную танцевальную партию. Как говорил Григорович, тело танцора, танцовщика — лучший блокнот. Запоминает он всё. Точно так же и здесь. Когда ты постоянно играешь то или иное музыкальное сочинение, у тебя в пальцах поселяется такая моторная память.

Это действительно особенность прагматическая, особенность исполнения. Ведь, собственно, стихи можно учить наизусть, просто чтобы иногда, в критических ситуациях их припоминать. Но музыкант учит не теоретически. Музыкант учит руками. Моторная память, как правило, очень прочна. Ну и вообще способность к чтению партитур, к запоминанию огромных кусков музыкального текста — видимо, это такая особенность музыкальной памяти, которая не распространяется на памяти текстологическую.

«Как по-вашему, есть ли будущее у китайских иероглифов и у блиссимволики, разработанной Блиссом в прошлом веке?». Ничего об этом не знаю, Чимп, дорогой. Понимаете, мои познания не только не универсальны — они, я бы сказал, довольно узки. Я ничего об иероглифической системе не знаю.

«Как по-вашему, будут ли у вас проблемы с властью после возвращения из вражеской страны?». Проблемы с властью у меня начались не с поездки на Украину. Проблемы с властью у меня были и будут, разумеется. Причем с любой. Но я не думаю, что посещение Украины сегодня является каким-то криминалом. Довольно много русских авторов ездит сюда. Довольно много русских людей, у которых здесь есть родственники, приезжают сюда регулярно. Довольно много русских авторов и исполнителей приезжают сюда читать и петь. Пока, по-моему, это еще не приравнивается к антигосударственный деятельности. Но в любой момент может приравняться.

Понимаете, если в России есть хоть один человек, который скажет, что у него не может быть проблем с властью (включая самого представителя власти), этот человек просто не понимает, где живет. Но пока у меня есть такое ощущение, что наиболее яростной травле подвергаются люди, которые занимаются какой-то организаторской деятельностью, организационной. Руководят сайтами, или выходят на какие-то акции, или пытаются стать депутатами. А сам факт выезда за границу пока еще, по-моему, не является криминалом. Но к этому идет, безусловно. То есть это ближайшая перспектива.

«Перечитал «Московскую сагу» Аксенова. Появилось ощущение, что Василий Павлович замахнулся на создание «Войны и мира» XX века, но у него не вышло. Что вы думаете об этом романе?». Аксенову заказали сериал, вообще говоря. Он и писал сериал. Когда его сравнивали с «Войной и миром» в западной прессе (а там, в общем, было большинство читателей — этот роман, конечно, написан в расчете на западного читателя), то Аксенов морщился.

Видите ли, успех «Московской саги» на Западе — а это был огромный успех: переиздания, читательские конференции, сколько о ней было написано (до сих пор эту вещь рассматривают там как одно из ключевых произведений о ХХ веке) — этот успех Аксенова раздражал. Он, по-моему, в 1994 году с гордостью показывал мне какую-то рецензию в «New York Times», что тоже сравнили с Толстым, но при этом усмехался криво.

Аксенов был авангардист. Он любил, чтобы его ценили за авангардность. И когда в Америке полностью провалился гениальный, на мой взгляд, роман «Кесарево свечение» — роман, которая очень точно предсказывает многое в российской истории, да и вдобавок интерпретирует многое — Аксенов просто переехал из Америки. Переехал в Биарриц, стал жить в Европе и говорить о том, что американская литература сделалась заложницей цензуры нового образца — эстетической цензуры. Потому что никто не желает понимать серьезную прозу. Он уехал — как бы эмигрировал во второй раз. А большую часть времени вообще уже проводил в России. Потому что, скажем, такой роман, как «Вольтерьянцы и валерьянки» на Западе в принципе не мог быть понят. Да не мог быть и переведен.

Дмитрий Быков: Россия будет стремительно (вы уже видите, что стремительно) катиться в сторону Белоруссии

«Московская сага» — это такой адаптированный Аксенов. Это такая вынужденная вещь. Он совершенно не хотел, кстати, этого делать. Он его написал по заказу. Заказ этот был оценен. Правда, фильма не сделали, но прочли с упоением. Это упрощенная версия аксеновской прозы, упрощенная версия советской истории. И финальная фраза этого романа «Он ни хрена не помнил и не понимал» (когда там Сталин превратился в белочку) — это до известной степени отражение той трансформации, которая происходила с советской авангардной прозой, когда ее заставляли соответствовать обывательским лекалам.

«Московская сага», невзирая на прекрасный образ Нины, невзирая на эту замечательную врачебную семью, на замечательную комсомолку 20-х годов, которая предлагает устроить небольшую половушку — всё это, понимаете, немножко адаптировано. То, что называется abridged and adopted. Ну, slightly, конечно, но всё равно это ненастоящий Аксенов. Даже «Желток яйца» — более настоящий Аксенов.

А так в принципе-то Аксенов, как мы его знали — Аксенов времен «Ожога», или «Острова Крым», или «Свечения» — это великолепный не просто авангардист, а фантаст. Лучшая повесть Аксенова, я думаю, не до конца понимаемая до сих пор и в России — эта «Стальная птица». Аксеновские метафоры вызывающе неоднозначны, абсолютно непрагматичны. Они не укладываются ни в какое прокрустово ложе однозначного толкования.

Он умел писать реалистическую прозу. Например, «Свияжск» — вполне реалистическое сочинение. Он умел писать такую прозу, понятную обывателю, инфантильную. Но конечно, когда он сочинял «Московскую сагу», он, мне кажется, всё время лупил себя по рукам, чтобы как-нибудь не вставить туда какой-нибудь фантастический кульбит. И жизнь без этих кульбитов была ему скучна. Он так и не стал американским профессором. Он остался вечным шестидесятником.

«Поймал себя на мысли, что обычные традиционные литература и кино уже не производят сильного впечатления. Вот вещи вроде «Груза-200» или сорокинской «Насти» выглядят как удар в челюсть, и я им за это благодарен. Потребность в таких жестких вещах возникает от пресыщения, или это извращение психики?».

Да нет, это совершенно нормальная реакция. Потому что сверхреальность требует сверхпрозы. Ну попробуйте вы о Холокосте снять традиционное кино. Попробуйте вы о войне написать реалистический роман. Ничего не получилось. Ведь даже Гроссман всё-таки, к сожалению, «Жизнь и судьбу» не сумел превратить в эпос толстовского масштаба. Время не пришло. Очень многие вещи до сих пор нельзя сказать. Ну о чем вы говорите? Если фильм Лозницы «Бабий Яр. Контекст», составленный из документальных пленок, вызывает такое массовое неприятие, то о чем же говорить?

Я попробую, кстати, об этой картине поговорить с теми людьми, которые могут это оценить как профессионалы. Я пытаюсь всё время это впечатление как-то переварить, как-то выбросить из себя. До какой-то степени это получается, до какой-то нет. Я, в общем, считаю, что военный опыт не отрефлексирован.

Дмитрий Быков:Цинизм саморазрушителен — тут ничего не поделаешь

Точно так же прав Илья Хржановский, который говорит, что строить еще один музей холокоста, традиционный — бессмысленно. Надо построить мемориал человечеству. Вот в этом его амбиция. Потому что человечества в прежнем понимании не существует.

Он, конечно, затеял в Бабьем Яре совершенно невероятное зрелище. Даже зеркальное поле производит на человека, ходящего по этому полю, впечатление, которое долго не удается избыть. Я уж не говорю про Стену плача, которую задумала Марина Абрамович — вот эту «Кристальную стену», или как она называется. Там многое будет. Я уж не говорю о том, что действительно идея, вот это форензик полного восстановления всей схемы событий, которое в идее должно получиться — это будет, вероятно, что-то нечеловеческое.

Но традиционный подход к литературе о войне невозможен. Война глазами одного человека — это для мемуаров, а не для литературы. Видимо, здесь нужен какой-то такой охват, вопросы такого масштаба, что сама человеческая природа оказывается под сомнением. Наверное, так. Поэтому какие-то нечеловеческие варианты, какие-то невероятные художественно-эстетические технологии…

Ну, «Груз-200» — это вообще картина с огромными преувеличениями. Поэтому так смешно (в каком-то сардоническом смысле смешно) читать, что он основан на реальных событиях. Никаких реальных событий-то не было, о чем сам Балабанов и говорит. Было много похожего, говорит он, в разных местах. Такой истории в целом не было. Но сама технология, в которой это снято — такой звероватой сентиментальности, как этот проезд с милиционером под «Маленький плот» по этой страшной промзоне — это и красиво, и прекрасно, и страшно, и авангардно. Это, по-моему, вообще лучший клип, когда-либо снятый.

«У Пелевина никогда не было персонажа, которого можно охарактеризовать как серьезный человек, действующий в мире. У него герой либо в потребительской юдоли, либо, после перехода, в облаке просветления. Раньше это было увлекательно, а теперь чего-то не хватает. Последнее, что я у него прочел — «Смотритель». Может, дальше что-то изменилось?». Кирилл, кстати, я дочитал ваш роман. Будь он, как я уже говорил, чуть лучше написан — и короче, и острее — мысли там были бы, конечно, выдающиеся. Вы догадываетесь об очень многом. Я вам подробно лично напишу.

Господи, вот как людей научить писать? Это вечная проблема на писательских курсах: приходят люди, которые думают замечательно, думают как взрослые. Понимают и чувствуют какие-то замечательные вещи. А когда они начинают это описывать, у них идут какие-то абсолютно стерильные, нейтральные заштампованные языковые конструкции. Как взорвать язык? Что для этого должно произойти? Это не связано с мировоззрением. Я боюсь, что это просто в руке. Понимаете, ведь тут вопрос только в том, чтобы найти для мыслей обертку. А вот этой обертки, как правило, нет. Я не знаю , Витгенштейна отчитать.

Что касается героев Пелевина, у Пелевина два типа героев — Затворник и Шестипалый. Действительно, вы их довольно точно описали. Либо гуру, либо Петр Пустота, который учится у этого гору. Ну, Чапаев и Пустота, Затворник и Шестипалый, Смотритель и Смотритель. У него действительно набор типажей довольно ограничен. Но подождите, может, выйдет новый гениальный роман. Всегда же есть надежда, что Пелевин тоже прыгнет выше головы.

Другое дело, что когда человек немножко принципиально, как мне кажется, отказывается развиваться, за этим тоже стоит определенная, если хотите, мировоззренческая позиция: «А вот не стоите вы все того, чтобы я для вас хорошо писал. Я для вас буду писать раз за разом одно и то же. Когда вы изменитесь, я вам напишу другое».

Ведь Пелевин развивался очень бурно. У Пелевина была великая проза, абсолютно. Как, например, «Числа», мне кажется, при всей пародийности этого романа. Или «Generation П», или «Священная книга оборотня». До какого-то момента он восходил. А с какого-то сказал: «Хватит, душевных наших мук не стоит мир — оставим заблужденья».

Это тоже позиция, в общем, цинизма, которая не всегда дает великий художественные результат. Она утешает циников, которые рады думать, что в мире нет ничего высокого. Что все белоленточные движения одинаково глупы, что все протесты одинаково глупы, что власть и оппозиция стоят друг друга, и так далее. Это позиция гордая, демоническая, но саморазрушительная, неинтересная. У меня есть чувство, что это тоже очередной тупик. Хотя я же не требую от Пелевина, чтобы он был вовлечен в русскую жизнь. Наоборот, может, и к лучшему.

«Прочитал у Веллера мысль, что короткая проза (рассказ) имеет смысл только как закодированный роман. В этом ее отличие от небрежной и необязательной миниатюры-зарисовки. Когда ты пишешь короткую прозу НРЗБ роман, из этого романа ты выбираешь крупицу, пробуя на вкус и цвет, чтобы маленькая, но объемная и многоцветная мозаика, голограмма, миниатюра содержала в себе отзвуки и оценки огромного романа, синопсисом или послом которого она является. Что вы думаете по этому поводу?».

Как идея, как идеал, это прекрасно. Собственно, Веллер же и написал таким образом «Лодочку» — любимый мой рассказ, который является конспектом огромного ненаписанного романа. Лодочка, сложенная из такой страшной биографии, из листа биографии. Можно было написать эту биографию, а он поместил эту лодочку в сухое серебро оград. Как бы в вечность, как бы в контекст ленинградской вечности. По-моему, гениальный рассказ.

Можно так. А иногда рассказ, мне кажется, в идеале должен быть похож на сон. Далеко не все рассказы, например, любимого мной Грина — лучшего новеллиста, которого я знаю — являют собой такие конспекты романов. Наоборот, романы Грина совершенно другого жанра. А рассказы — это такие короткие галлюцинации. Хотя рассказ как конспект романа — того же Веллера «Легионер» или «Забытый эксперимент» Стругацких, из которого потом вырос «Пикник на обочине» — это вполне авторитетный жанр.

«Как вы относитесь к фильму режиссера Олега Флянгольца «Безразличие»?». Увы, не видел. Теперь придется посмотреть.

«Человек, читающий Льва Гумилева, представляется вам недружественным. Ведь много кто из богемы любит «Древнюю Русь и Великую степь» или «Этногенез и биосферу Земли».» Потому что мне такой разновидностью мистики представляется гумилевское учение, а мистику в практическом преломлении я не люблю. Как литературное произведение, как гипотеза, это очень хорошо. Но мне представляется, что у Гумилева пассионарность — это не более чем грубость, не более чем малообразованность. Вот если понимать под малообразованностью готовность умереть за идею — это, мне кажется, ложное отождествление.

Дело в том, что мой замечательный друг Петер Иискола, чудесный финский журналист, когда я ему говорил: «В современном мире почти нет людей, готовых умереть за идею», он говорит: «Но ведь готовность умереть за идею предполагает и готовность убить за нее. Ты этого хочешь?». Мне не очень нравится пассионарность в изложении Гумилева. Я не очень люблю пассионариев. Мне не кажется главным критерием человеческой личности готовность отдать жизнь. Вот прямо немедленно за что-то отдать или отобрать.

Потом, мне очень не нравятся его высказывания об интеллигенции, грубые и бессмысленные. И когда он говорит: «Я не интеллигент, у меня профессия есть» — ну какая там, причем здесь профессия? К тому же, большинство профессиональных историков вы прекрасно знаете как относятся к теориям этногенеза и вообще к теориям Гумилева. Они удобные, действительно. Как правильно замечает тот же Веллер, они многое объясняют. Но не все теории, которые всё объясняют, хороши. Иногда благородная озадаченность лучше, чем готовая схема.

«Знаете ли вы кого-то, кто хорошо писал бы о казаках? Если не рассматривать «Тараса Бульбу» и, естественно, движения современных псевдоказаков». Понимаете, Федор Крюков мне не нравится. Он кажется мне писателем довольно плоским, прости Господи, медлительным. Такой плохой Серебряный век. Шолохов, понятное дело, вне конкуренции. Но его проза скорее разоблачительная. Если на то пошло, он показывает, как казачество разлагается изнутри, как оно превращается в такую выхолощенную шкурку. Для казачества не комплиментарно сочинение Шолохова.

Севского-Краснушкина я не читал в том количестве, чтобы судить о качестве. Анатолий Калинин тоже, по-моему, не выдерживает критики. Виталий Закруткин — наверное, хороший писатель, но тоже, мне кажется, не первого ряда. В общем, кроме Шолохова, особо взгляду отдохнуть не на чем.

Да и потом, понимаете, я не думаю, что летопись, эпос какого-то одного народа может создать достойное представление о главных событиях русского ХХ столетия. То есть это хотя и, в общем, интересный угол зрения, но не универсальный. Как роман «Алитет уходит в горы» не дает полного представления о русской революции, хотя дает довольно интересное представление об Алитете.

«Какая историческая теория, кроме Маркса, кажется вам наиболее убедительной?». Да знаете, историческая концепция сама по себе всегда состоит из исключений. И почти никогда она не приводит к появлению такой всеобъясняющей универсальной теории, которая вдобавок позволяла бы и предсказывать что-то.

Дмитрий Быков: Всем, кто Нобеля еще не получил, есть на кого оглянуться

Циклическая теория развития России — да, она предсказательна. Но это только Россия, это такой частный случай. А в целом рассматривать российскую историю u целом мировую историю… Мне кажется, что история некоторых стран — точка, некоторых — круг, некоторых — синусоида, как Америки, некоторых — прямая. Нет универсальной истории. Поэтому попытка Тойнби нащупать алгоритм, мне кажется, скажем, верна применительно к Англии и неверна применительно к Франции. У каждой страны, у каждой территории свой идеальный путь.

«От рассказа Платонова «Железная старуха» осталось странное ощущение, как будто мальчик, навязчиво постигающий природу, в итоге оказывается страшнее старухи. О чем для вас этот рассказ?». Надо перечитать. Но то, что мальчик страшнее старухи — понимаете, для Платонова дети вообще довольно странные существа. Они погранично близки к смерти, и они больше понимают про смерть и больше про нее помнят. Так что то, что мальчик в некотором отношении страшнее старухи (как в «Разноцветной бабочке», например) — это вполне естественное дело.

«Какое ощущение у вас от тренда и пути, который проделала журналистика, и той роли, которую сыграли конкретные люди — Доренко, Невзоров, Познер?». Мне кажется, что все без исключения люди в России (здесь я разделяю точку зрения Райкина) доказали, что они не выдержали испытания свободой. Русская журналистика тоже.

Значит ли это, что следующей попытки не будет? Даже в пределах одной жизни бывает несколько попыток. Вполне допускаю, что она будет, но с большим трудом себе представляю, когда и как. В принципе, миссия провалена, конечно. Пойдет ли этот опыт впрок — думаю, да. Вернемся к этому разговору через 5 минут.

НОВОСТИ.

РЕКЛАМА.

Д. Быков― Продолжаем разговор. «Как вы можете объяснить тотальный разгром российской оппозиции?». Слушайте, как-то хочется уже раз и навсегда проговорить какие-то вещи, чтобы провокационные, или наивные, или попросту злорадные вопросы больше не задавались.

Это не называется разгромом. Разгром — это у Фадеева «Разгром», когда вооруженный отряд белых громит вооруженный отряд красных. А когда вооруженные громят безоружных, когда государство, наделенное всей военной силой, громит гражданское общество, которое еще и по определению безоружно, потому что у нас тут 7-й поправки нет, и мы живем не в Америке — это не называется разгромом. Это называется террором. Ну о чем вы говорите? Вообще, а что должна была делать оппозиция? Как она должна была сопротивляться? Вы что, призываете к вооруженному сопротивлению, к гражданской войне призываете? Что за экстремизм?

Давайте называть вещи своими именами. Когда государство, которому по определению, просто по роду его занятий положено холить и пестовать свое население, начинает уничтожать это население, распихивать его по тюрьмам только для того, чтобы оно одобряло совершенно абсурдные действия этого государства, это не называется даже гражданской войной. Гражданская война — это когда обе силы хоть как-то вооружены и организованы. Это называется избиение младенцев. Как то, что происходило, собственно говоря, в Белоруссии, когда улица едва-едва не снесла режим Лукашенко, но всё-таки перейти к военным действиям общество тогда не смогло. Оно не было к этому готово.

Понимаете, ни о каком разгроме говорить нельзя. Государство забыло о своих обязанностях, с презрением относится к любым своим предназначениям и начинает абсолютно нагло, да еще и с каким-то злорадством говорить: «А что же вы позволяете? Что же вы позволяете с собой это делать? С вами делают только то, что вы позволяете делать». Правильно, мы же исходим всё-таки из того, что надо как-то соблюдать закон. А вы исходите из того, что вам закон не писан. «Друзьям — всё, врагам — закон».

Мне кажется, что все вот эти злорадствования насчет того, что российская власть пользуется всенародной поддержкой, а оппозиция никакой… Российская власть пользуется силовой поддержкой. Российская власть пользуется тем оружием, которое, в принципе, надо бы обращать против врагов. А она его обращает против вообще всех сколько-нибудь заметных оппозиционеров. Против всех, кто ей хоть в чем-то возражает. Неважна интенсивность этого возражения — важно только, что возражают.

Это, конечно, мерзость. Это, конечно, не называется внутренней политикой. Это, конечно, свидетельствует о колоссальной внутренней неуверенности и об очень небольшом наборе действий, которые данная власть вообще способна предпринимать. Это свидетельствует об идиотизме, потому что это уничтожение будущего.

И говорить злорадно: «А как же, вот вас не поддерживает никто — значит, с вами можно делать всё, что угодно»… И с вами можно делать всё, что угодно. Власть, которая ничем не стеснена — ни законом, не протестом — может делать всё, что угодно. Смиритесь уже с этим. Давайте уже отойдем от этого виктимблейминга. Конечно, убитый виноват, что его убили. Я это понимаю — потому что позволил себя убить. Но, тем не менее, вся история человечества указывает на то, что подобный подход является самоубийственным.

Понимаете, когда вы обвиняете убитого в том, что его убили, это как бы гарантирует вас от сострадания и помощи в каких-то случаях. Не надо, пожалуйста, думать, что можно попрать законы человеческого общежития, что можно попрать законы природы. В течение короткого времени можно дурить всех. Но всегда дурить всех нельзя.

Я уже не говорю о том, что сейчас на наших глазах в большинстве людей всё-таки просыпается некоторое чувство собственного достоинства. Они же очень остро чувствуют, до какой степени их презирает собственное начальство. Это презрение ощутимо. И последствия его будут катастрофическими. Ну зачем же так упиваться-то своим всемогуществом? На данный момент вы захватили все рычаги власти. Но что делать с этими рычагами, вы совершенно не понимаете. Вы только давите всех ими. Ну хорошо, давайте. Давайте играть по этим правилам.

Какую модель будущего это может показать? У нас, слава Богу, под рукой Белоруссия. Она под боком, точнее. Мы можем пронаблюдать, что там получается. Ведь накал гражданского противостояния там отнюдь не ослаб. И конечно, Лукашенко не победил. Эта победа в достаточной степени пиррова. Мы будем посмотреть, как это будет развиваться.

Вообще преимущество России в том, что на примере многих своих соседей она может очень наглядно посмотреть, к чему приводит тот или иной сценарий. И вечно сражаться за свободу быть рабами, я думаю, российские граждане не захотят. Хотя это очень удобная позиция, но такая временная, в свою очередь.

Дмитрий Быков:Великая проза Симонова — это, на мой взгляд, только «Из записок Лопатина»

Да и вообще испытывать злорадство большинство людей не любит. Людям нравится быть хорошими. Людям нравится испытывать чувства добрые. А вечно радоваться, что еще кого-то выгнали, посадили, убили — это удовольствие не для большинства.

Вот довольно любопытный вопрос: «Почему советское литературоведение не анализировало подробно «Историю одного города» и почему сосредоточилось на Угрюм-Бурчееве? Можно ли считать, что Угрюм-Бурчеев — это Николай I?». Ну, не только. Это николаевщина в целом. И Аракчеев здесь угадывается — тут и говорить не о чем. При том, что Угрюм-Бурчеев субъективно тоже такой рыцарь. Он же надеется приносить добро и пользу. Он считает себя истинным идеалом градоначальника, которому для себя ничего не надо.

Но, понимаете, всерьез анализировать «Историю одного города» значило бы приходить к довольно скептическим выводам. И тут по-настоящему интересно то, что «Историю одного города» и никто из современников не захотел понимать. Ведь подумайте: такой проницательный критик, как Писарев, который был же, в конце концов, не просто стилистом, а еще и первоклассным понимателем литературы, написал статью «Цветы невинного юмора», в которой прошелся по Салтыкову-Щедрину не просто жестко, а продемонстрировал какое-то совершенно тотальное непонимание. Смотрите, он говорит, что это всё не настоящая сатира, что это обычное развлечение.

То есть он элементарно не вчитался. А ведь на самом деле и бунт на коленях, и всё это головотяпство, там описанное (помните — головотяпы, которые тяпают головами обо всё), и череда управленцев, весьма точных — оно до такой степени универсально и до такой степени неутешительно для русского сознания (особенно, конечно, бунт на коленях), что после этого вообще как-то возникает чувство почти религиозного почтения к Салтыкову-Щедрину.

Понимаете, в чем еще штука? «История одного города» — это ведь, по большому счету, произведение не сатирическое. Это такой патетический пример уникального сочетания, такой мениппеи, когда действительно сатира сочетается с трактатом. В каком-то смысле это антиутопия, это горькое предупреждение. Вспомните, какие потрясающие куски — вот этот пожар.

Это великая догадка о будущем жанре — жанре, в котором по-настоящему стал работать Маркес (а Маркес, конечно, читал «Историю одного города»), когда как оренбургский платок в кольцо, в одну метафору, в историю одного города продергивается история страны. Любимая метафора Дидурова — что проза должна быть как вот это кольцо, сквозь которое протягивается платок.

Действительно, там в одной истории увидено всё, как в истории makonda увидена вся судьба Латинской Америки в целом, всё, что через нее прокатилось. И индейцы, и колонизация, и американцы, и борьба за независимость, и природные катастрофы — всё. Макондо — это такой Глупов. Причем и то, и другое написано не столько с желанием высмеять. Наоборот, там есть оттенок такого мрачного любования масштабом этого идиотизма, упорства и резистентности к любым влияниям. Это, конечно, гениально.

Кстати, тут еще один вопрос: «Я прочитал «Сто лет одиночества». Мне показалось, что это похоже на «Вино из одуванчиков». Есть ли в действительности сходство?». Видите ли, сходства нет, но есть определяющее ощущение, которое лежит в основе и той, и другой книги.

У Брэдбери сказано, что старик — это машина времени. Потому что он путешествует во времени свободно в своей памяти. И он — это тот же ребенок, которым он был когда-то. Он не изменился. Что человек в принципе единственная машина времени, которая нам доступна. Он неизменным проходит через 50 или 100 лет своего существования. .

Это та же метафора, которая лежит в основе «Ста лет одиночества», потому что жители Макондо, которые живут многие тысячелетия, многие столетия (там же время очень условно) — они такие же машины времени. И само Макондо — машина времени. Потому что это место, которое неизменным проходит через бесконечные пертурбации.

«Отвечая на вопрос о стихах, которые лучше давать ребёнку, вы назвали Маршака и Барто, но не Чуковского. Почему?». Это кто-то из одесситов, видимо, бывших на вчерашней лекции. Там действительно был такой вопрос. Понимаете, я Чуковского ценю исключительно высоко, но прежде всего как критика и литературоведа. Во вторую очередь как историка. То, что он написал о Некрасове, вообще открыло Некрасова. Как переводчика, очень его ценю. А детские его стихи мне не очень нравятся.

Может быть, потому, что он считал, что поэзия для детей должна быть прежде всего игровая, а не сентиментальная. А я люблю такую более сентиментальную, как Барто, например. Может быть, потому, что Маршак мне представляется таким более сладкозвучным, что ли, и более сентиментальным. А детские стихи Чуковского замечательно запоминаются, но всё равно мне кажется, что это для него отхожий промысел, вынужденный.

Ни «Федорино горе», ни «Чудо-дерево», ни «Айболит» — всё это меня в детстве совершенно не вдохновляло. А вот маршаковские божественно остроумные и невероятно запоминающиеся стихи… Потому что я же в детстве читал Маршака не по этим детским книжкам, а по белому 4-томнику, и мне многое там запомнилось. Я люблю его лирику. И конечно, я считаю совершенно гениальным вот это четверостишие:

Ты каждый раз, ложась в постель,

Смотри во тьму окна

И помни, что метет метель

И что идет война.

А она идет, понимаете? Наивно было бы думать, что это временно, что это касается только внешних войн. Она идет в мире постоянно. И не между землей и небом, а между человеком и человеком, человеком и его тенью, внутри него она идет постоянно.

Нет, Маршак, по-моему, был поэт с чертами гения. Я очень люблю и позднее его стихи, вполне серьезные, и конечно, детские — они невероятно изобретательны. И очень я люблю, конечно, Барто. До сих пор, когда я купаюсь в той же Одессе, всегда вспоминаю:

Как как по дорожке лунной

Он влезет на Луну.

Как удивятся люди,

Воскликнут: «Ну и ну!».

Кстати, много вопросов, как изменилась Одесса. Я не вижу, чтобы она сильно менялась. Наоборот, я вижу, что она в главном, в основе своей остается городом необычайно мне близким, родным, творческим, развивающимся. Но суть его не меняется. Не меняется его уважение к культуре, его доброта, доброжелательность, открытость. Не меняется его душа, на которой, впрочем, очень много травменных отметин. Это очевидно.

Конечно, я и пишу здесь с большим наслаждением, и общаюсь с огромным количеством людей. Просто не успеваю со всеми повидаться, потому что и молодые поэты, и замечательные учителя, и новые прозаики — всё это бурно кипит. Судить о том, как они живут экономически, я не могу, а духовно они живут интересно. И действительно, по пестроте такой, по открытости они остаются городом исключительно приморским — русским Левантом.

«Какие детские книги ХХ века, прежде всего советские, кажутся вам пережившими свое время и применимыми сейчас?». Видите ли, советская власть в свои последние годы любила стариков и детей. Старики, культ старости — это всё было присуще и «Белому Биму», и так далее. Действительно, она сама старела, советская власть. И стариков она уважала. Им везде был почет.

Конечно, было и то, о чем писал Борис Васильев в «Вы чье, старичье?». Было и пренебрежение, и равнодушие, и хамство. Но в принципе, старик был такой ключевой фигурой в советской власти. Экономически он хорошо не жил, но советская власть, скажем так, брала его сторону. И она сама постоянно по-стариковски брюзжала, когда молодые целовались, и по-стариковски негодовала, когда молодые одевались в узкие брюки.

Дети были любимыми героями, потому что старый да малый — такой старческий инфантилизм. Ну и еще потому, что советская власть вытесняла в детскую литературу, в детский кинематограф всех мало-мальски талантливых людей. Как приходилось писать детские стишки Сапгиру — иногда довольно жестокие. Как приходилось писать детские стихи Благининой, которая была серьезным религиозным поэтом. Кстати, я запомнил ее тогда, потому что ясно было, что это стихи прекрасные. И ясно было, что у всех этих людей в столе лежит что-то серьезное.

Детская литература, кстати, тоже серьезная, но она обречена… Ну, как называла это Новелла Матвеева, надо загоняли в колыбель. Заставляли писать детское. Та же Матвеева смогла некоторые свои стихи напечатать только как детские. Например, «Сухие кусты» — считалось, что детское стихотворение. Хотя, на мой взгляд, это абсолютно великая философская лирика уровня лермонтовских «Трех пальм». Вот ее бы разобрать как-нибудь.

Ну и так далее. Поэтому детская культура, детская литература в советское время развивалась опережающими темпами. Советские мультфильмы были лучшими в мире — тут не о чем и говорить. Скажем, советские фантастические повести (прежде всего Велтистов), конечно, пережили свое время. Из Велтистова я больше всего люблю «Гум-Гама». Но, конечно, и «Электроник», и «Миллион и один день каникул» — это серьезная проза, настоящая. Кир Булычев, конечно, тоже свое время пережил и вполне может сегодня восприниматься как абсолютно первоклассный писатель. И фильмы типа «Гости из будущего» тоже благополучно досуществовали до нашего времени, и их нельзя без слез смотреть.

Из других — понимаете, я никогда не любил читать о природе, о животных, не любил читать всякие филологические зарисовки типа Пришвина. Хотя Пришвин как взрослый писатель был весьма серьезен и, по крайней мере, достоин разговора. Но Бианки — всё это так по-детски трогательно, что-то в этом было очаровательное.

Потом детская проза Окуджавы — например, «Фронт приходит к нам». Вот это замечательная книга, потому что там Окуджава сумел проговориться о многом, что во взрослой прозе было под запретом. Подростковая литература — Крапивин, Коваль, тоже вытесненный в это. Коваль на самом деле был серьезный, умный, зрелый авангардист. «Суер-Выер» он сможет напечатать только во 2-й половине 80-х — по-моему, даже в 90-х. Константин Сергиенко — не устаю его упоминать, потому что «Увези нас, Пегас» (вот мы как раз недавно с Марголитом обсуждали) абсолютно гениальная проза.

Вот такие вещи. Я бы, честно говоря, посоветовал эту детскую литературу читать, конечно, с некоторой поправкой на преломление, с некоторым коэффициентом. Потому что, скажем, вот эта «Черная Салли» Кальма про Джона Брауна и аболиционистов, или вообще все вот эти тогдашние рассказы и повести о жизни несчастных детей на Западе… Но всё равно повесть Кальма о Джоне Брауне прекрасна. Я уж не говорю о том, что Кальма вообще была интересный серьезный человек, дружила в молодости с Маяковским.

Дмитрий Быков:Поэт — существо очень застенчивое

Не знаю, можно ли называть детской литературой (это скорее юношеская литература, подростковая) Сусанну Георгиевскую — моего самого любимого советского писателя. Просто какой-то, если угодно, мой идеал юношеского писателя. «Лгунья», «Колокола», «Отец», бывший одной из моих самых любимых книг в детстве. Но Георгиевская вообще писатель, конечно, по преимуществу взрослый, такой депрессивный. Но ее считали подростковым — вот так оно и считалось.

«Вы часто говорите, что до сих пор нет достойной прозы о войне». Да, вот я и сейчас это сказал. «А что вы считаете лучшим?». Естественно, Курочкин, «На войне как на войне». Естественно, Константин Воробьев, «Крик» и «Убиты под Москвой». «Крик» — это вообще, по-моему, просто лучшее, что Воробьев написал, одна из лучших повестей о любви на войне. Вообще Константин Воробьев был гениальный писатель, что там говорить?

У Бондарева лучшая вещь не военная, а послевоенная — «Тишина». Вот это да, обе книги — это замечательная литература. Потому что там та проблема, которую он чувствовал острее всего: как ему, победителю, вписаться в мирную жизнь? Ну и Некрасов — я упоминаю его всегда.

Вообще военная проза очень сильно зависит от эпохи. Она прошла несколько стадий в Советском Союзе. Первая стадия — когда правда о войне вообще была немыслима. Вторая — когда она прорвалась островками. Третья — когда вообще концепция войны стала размываться. Когда Кондратьев стал печатать свою прозу, когда очень многие впервые задумались над этим феноменом: почему даже во время войны продолжала работать репрессивная машина, почему даже защитники родины находились под двойным гнетом, и так далее.

Но сейчас война опять табуирована. Поэтому качественной военной прозы, я думаю, в ближайшее время не появится. Да и вообще с милитаристских позиций военную прозу писать более или менее бесполезно. Если военная проза не является антивоенной, то, мне кажется, весьма трудно написать шедевр. Шедевр в милитаристском жанре? «Всех убьем, можем повторить, и хотим повторить» — это, мне кажется, как-то недостойно этой темы.

«Какие советские фантастические фильмы вы выделяете?». «Дознание пилота Пиркса» был очаровательный фильм с Владимиром Ивашовым. Помимо «Соляриса»… Понимаете, тут же «Солярис» и все остальные. Понятное дело, что лучшие советские фантастические фильмы — это то, что делал Тарковский. А у него на всём лежит некоторый отсвет, такое сияние фантастики.

Но, безусловно, нельзя не вспомнить Ричарда Викторова с его изумительной космической дилогией «Отроки во Вселенной» и «Москва-Кассиопея». «Через тернии к звездам» я, кстати, недавно пересмотрел — при всей своей наивности и кустарности, прелестный фильм. «Большое космическое путешествие».

Дело в том, понимаете, что советская фантастика была же по преимуществу космической. А вот фантастика, в которой простые бытовые реалии, наша жизнь как-то слегка перемешаны с невероятным… Ну нельзя было в советское время экранизировать «За миллиард лет до конца света». Гениальный сценарий Стругацких, поставленный Сокуровым, вот эти «Дни затмения» — это, конечно, сильное зрелище. Но никакого отношения к прозе Стругацких это не имеет. Разве что некоторые ощущения, косвенно отраженные. И Малянов совершенно другой, всё другое.

Фантастика с трудом проникала в советскую реальность. И поэтому фильмы-сказки, такие фантастические допущения — это не приветствовалось. Поэтому, скажем, «Снюсь» Житинского был довольно бездарно экранизирован в таком фильме «Уникум», и всё хорошее в повести пропало. Вот таких современных сказок, что называется — этого не было, к сожалению.

Советская фантастика, кроме, может быть, «Чрезвычайного происшествия, которого никто не заметил», которое снял, например, Володин, или «Фокусника», которого тот же Володин написал, а экранизировал Петр Тодоровский… Или такая же попытка снять фантастическую сказку «Похождения зубного врача», где, невзирая на заступничество, скажем, Николая Атарова, картина прочно легла на полку. То есть фантастика могла быть либо космической, либо, в лучшем случае, сказочной — как, не знаю, «Тайна железной двери» по Томину. А такая самая интересная фантастика, когда она прорастает из быта — то, что писала и пишет Катерли — это было совершенно немыслимо. Или то, что делают Дяченки, например.

Кстати говоря, до сих пор странно: хотя у Марины и Сережи много переводов на Западе, их регулярно переиздают здесь, у них настоящий культ и фан-клуб, но вот экранизаций как ни было, так и нет. А нельзя их экранизировать. Потому что тут нужен какой-то такой сдвиг, который адекватно отразил бы их писательскую манеру, их сложный стиль, такой несколько надломленный — М-реализм (от слова «Марина»). Поэтому с экранизациями туго.

И вообще всё, что предполагает некоторую меру условности, российскому кино дается с трудом. Получается либо чистая фантастика, то есть совершенно выдуманный мир — «Обитаемый остров». Хотя, мне кажется, «Обитаемый остров» мог бы быть даже сильнее, если бы он был снят черно-белым, в декорациях такого Германа. Или уж это должна быть какая-то почти реалистическая картина, как «Трудно быть богом».

Вообще, наверное, идеальный фантастический фильм — это «Трудно быть богом», в котором из всех фантастических атрибутов только этот обруч на лбу с кинокамерой-глазом, а в остальном всё происходит очень болезненно достоверно. Но то, что убедительной российской кинофантастики как не было, так и нет, и российского триллера, кроме «Прикосновения», как не было, так и нет — это, по-моему, остается бесспорным.

«Мне предстоит уехать из России по причинам профессиональным и неполитическим. Как избавиться от сильного мандража?» Олег, это нормальная вещь. Понимаете, всадник не отвечает за дрожь коня, как сказано у Набокова. И поэтому как бы вы внутренне хорошо себе ни объяснили, что весь мир одинаков, что само понятие эмиграции смывается, что границы размываются, это ведь не так.

Границы на самом деле становится еще более непереходимыми, и Россия попадает во всё большую изоляцию. Ей доверили (это, по-моему, уже вполне очевидно) самоуправление и очертили некоторые красные линии, которые нельзя пересекать. А в остальном действуй как знаешь. Мне кажется, российскую оппозицию никто не будет защищать извне, даже на уровне воззваний. И вообще на Россию как-то махнули рукой. Вот действительно, живи и радуйся. Только вот нас не трогай и хакерам своим скажи.

Поэтому границы будут укрепляться. Границы России и всего, чтобы не относятся. Границы исламского мира и всего, что относится к нему. Вообще границы, может быть, даже и Латинской Америки. Мир будет делиться на такие зоны. Запад будет обосабливаться, Европа тоже. Поэтому думать, что понятие эмиграции снялось — да нет, оно, мне кажется, обострилось.

А как избавиться от этого страха, я не знаю. Внушайте себе, что, как сказано у Кушнера, ты какая-то ветка на общем дереве большом. Считайте себя разведчиком — есть такой вариант. Примеряйте на себя Штирлица, считайте себя космическим гостем. Или просто повторяйте себе, что мир велик, и обидно свою жизнь, единственную и не очень большую, потратить на одну часть земного шара.

Мир действительно огромен. И познание мира — одно из немногих удовольствие, которые человеку всегда остаются Ну, по крайней мере, пока он физически способен. Поэтому просто внушайте себе, что вы используете бесконечно разнообразный и богатый опыт. Зачем всё время соглашаться на гетто в той или иной степени? Напоминаю, что гетто — это термин средневековый, европейский. Зачем всё время соглашаться на проживание в каком-то узком сегменте мира? Надо попробовать и то, и другое.

Ну а справляться с мандражем, понимаете, наверное, совсем-то и не надо. Потому что мандраж — это одно из проявлений уважения к ситуации, уважения к Господу. Вот вы переезжаете на другую территорию. Неважно, по профессиональным или иным причинам. Я рад, что вы это оговорили, но мне это, ей-богу, совершенно неважно. Вы переезжаете, у вас начинается новый опыт, новая жизнь — и прекрасно, и слава Богу. И вы должны испытывать испытывать трепет. Потому что если новизна этого трепета не вызывает, это говорит о каком-то душевном очерствении, о преждевременном старении.

Есть вещи, которые у меня, например, всегда вызывали такой, может быть, парадоксальный, может быть, смешной, но всё-таки трепет. Первый раз переспать с новой возлюбленной. Первый раз увидеть человека, о котором много слышал и мечтал с ним поговорить. В первый раз пойти с собственным ребенком в кино. Это всё вещи, которые должны вызывать некоторый интерес. И если вам действительно безразличны какие-то нововведения или какой-то новый опыт, ну что, это говорит только о том, что вы преждевременно состарились.

А ехать и чувствовать мандраж и более того, чувствовать определенный страх при приезде на новую территорию абсолютно естественно. Потому что ведь, понимаете, наивно думать, будто всё там по-прежнему. Там всё другое. Там огромное наследие другое. Там каждый камень говорит о другом. И по-моему, глуп и пошл человек, который не чувствует ностальгии. Я, в принципе, ностальгии как состояния не люблю. С этим можно бороться. Но не чувствовать этого нельзя, потому что человек физиологически предопределен тем местом, где он родился, и физиологически с ним связан. Что же здесь дурного?

В очередной раз задается вопрос, почему-то продолжающий многих волновать, о том, как простить измену. Понимаете, всё-таки, во-первых, я не специалист в этой области. И во-вторых, мне кажется, что совершенно необязательно прощать. Это останется где-то между вами. Либо эта соль раствориться в дальнейших отношениях, либо останется таким мучающим кристаллом. Это тоже опыт и для партнера, и для вас. Опыт, из которого можно сделать интересный текст, интересное наблюдение, интересные мысли.

Простить-то, по-моему, нельзя. Простить, что вас в какой-то момент предпочли. Если вернулись, поняли — ради Бога. Но это всё равно останется. Это подмешает некоторую соль в отношения. А зачем беречься от эмоций? Вообще мне кажется, что беречься от страхов, от слез, от горечи — это довольно наивно. Почему бы не жить, так сказать, в полном интеллектуальном и эмоциональном диапазоне? Испытывать и ненависть, и любовь, и надежду, и всё, что хотите.

«Большинство ваших выпусков «ЖЗЛ» создают ощущение, что вы не «раздеваете» гостя, а подыгрываете ему. Это путь наименьшего сопротивления». Значит, во-первых, всегда могу сказать: сделайте свое. Сделайте свое интервью, в котором вы будете «раздевать» гостя. Посмотрим, что это получится. Мне кажется, смотреть это будет неприятно.

А во-вторых, я приглашаю тех людей, о которых могу с полной уверенностью сказать, что хотя это и «жалкая замена литературы», но это замечательные люди. Это интересные люди. Мне с ними интересно. Естественно, что я говорю с ними о том, что интересует меня, и говорю так, как мне было бы приятно, чтобы говорили со мной. Говорю без желания любой ценой подставить.

Дмитрий Быков: Белоруссизация будет идти стремительными темпами

Большинство людей, которые ко мне приходят — это люди, мне интересные, и люди, с которыми мне есть что обсуждать. Понимаете, в моей жизни и так слишком много общения с теми, кто мне неприятен. Почему бы мне иногда в собственной программе не поговорить с теми, кто мне, по крайней мере, любопытен, и с кем я, да, могу спорить, но спорить без экивоков, без маскировки. Спорить по гамбургскому счету. Мне кажется, что это хорошо.

«С кем из современных режиссеров вам хотелось бы поработать?». С Виктором Косаковским. Если он надумает когда-нибудь снимать художественное, я хотел бы. Потому что манера его документальных фильмов мне бесконечно близка и любопытна. И юмор его близок — такой питерский сардонический юмор.

«Что вас могло бы заставить отказаться от оппозиционной деятельности?». Во-первых, исчезновение повода для нее. Я не из тех, кто оппозиционен ради оппозиционности. Если в России появится вменяемая и сменяемая власть, я от души буду это приветствовать. Во-вторых, наверное, угроза жизни членам семьи. Это то, чем можно шантажировать каждого практически безошибочно и беспроигрышно.

«Остается ли сегодня в России смысл бороться?». Смысл бороться есть всегда, потому что вы боретесь не ради дяди Вани, не ради будущего, не ради потомков, и уж, конечно, не ради России. Вы боретесь ради себя, потому что вы не можете соглашаться с некоторыми вещами. Если можете, зачем же себя заставлять? Если вам всё нравится, не боритесь. Но если что-то вам не нравится, настаивайте на своем праве негодовать.

Потому что умирать-то вам, понимаете? Всегда будут люди, которые, скажем так, конформно довольны. Но всегда будут люди, которым перед смертью стыдно, что они что-то стерпели, что они что-то проглотили, что они не возразили, когда могли. Просто стыдно. Неприятное ощущение. И испытывать его вам, а не дяде Ване. Поэтому, разумеется, это надо делать. Но только ради себя. Не делая вид, что вы кому-то приносите этим пользу, не делая одолжений. Просто ради личного удовлетворения.

Поговорим а стихотворение Самойлова «Маркитант», написанном, насколько я помню, в 1974 году и впервые опубликованном тогда.

Фердинанд, сын Фердинанда,

Из утрехтских Фердинандов,

Был при войске Бонапарта

Маркитант из маркитантов.

Впереди гремят тамбуры,

Трубачи глядят сурово.

Позади плетутся фуры

Маркитанта полкового.

Предок полулегендарный,

Блудный отпрыск ювелира

Понял, что нельзя бездарней

Жить, не познавая мира.

Не караты, а кареты.

Уйма герцогов и свиты.

Офицеры разодеты.

Рядовые крепко сшиты.

Бонапарт короны дарит

И печет свои победы.

Фердинанд печет и жарит

Офицерские обеды.

Бонапарт диктует венским,

И берлинским, и саксонским.

Фердинанд торгует рейнским,

И туринским, и бургонским.

Бонапарт идет за Неман,

Что весьма неблагородно.

Фердинанд девицу Нейман

Умыкает из-под Гродно.

Русский дух, зима ли, Бог ли

Бонапарта покарали.

На обломанной оглобле

Фердинанд сидит в печали.

Вьюга пляшет круговую.

Снег валит в пустую фуру.

Ах, порой в себе я чую

Фердинандову натуру!..

Я не склонен к аксельбантам,

Не мечтаю о геройстве.

Я б хотел быть маркитантом

При огромном свежем войске.

Вот блистательное стихотворение. На меня, кстати, довольно сильно повлиявшее, потому что та же интонация романсеро и тот же размер, 4-стопный хорей на женскую рифму, был у меня в стихотворении с испанского про дона Алонсо. Обаятельная манера, заразительная.

Что в этом стихотворении так мне нравится, так меня пленяет и что кажется мне странным? Известно, что действительно полковой маркитант, оставшийся в России, маркитант Наполеона был одним из отдаленных предков Самойлова. И почему он, собственно, об этом полулегендарном предке решил сочинить стихи?

Это уже поздний Самойлов. Ему уже 52 года, даже как бы не 54. Это такое стихотворение, понимаете, во многих отношениях полемическое, потому что писать оды войне, восхищаться войной — хотя бы и мужеством, хотя бы и героизмом — для человека воевавшего это не очень органично. Он и во время войны не воспевал этого. Наоборот, «когда себя не пожалели, планету нечего жалеть» — из стихов той поры.

Он действительно никогда не любуется войной, потому что прекрасно знает, что это такое и чего это стоило нации — крестьянской России, мужикам России. Поэтому его стихотворение про маркитанта — это в некотором смысле уже изначально полемика с тем культом войны, который в советской лирике начал постепенно устанавливаться.

И когда Юрий Кузнецов, кстати, не воевавший, а только служивший в армии (в частности, на Кубе во время Карибского кризиса), ему возразил тем, что

Маркитанты обеих сторон –

Люди близкого круга.

Почитай, с легендарных времен

Понимали друг друга.

— мне кажется, это со стороны Кузнецова всё-таки было нехорошо. Потому что ведь Самойлов в этом стихотворении прославляет не торгашество. Он прославляет тот образ жизни, о котором, он признается, он честно мечтал бы для себя. То есть путешествовать, видеть разные страны, участвовать в великих исторических событиях, но не солдатом. Ну маркитантом, ну торговцем, ну просто человеком при войске — «при огромном свежем войске». Чтобы быть с войском, но не воевать. Это такая мечта, которую старый солдат может себе позволить. Потому что он воевал, у него этот опыт есть, и он больше этого не хочет.

При этом же не говорится, что это идеальный образ действий, идеальный образ жизни. «Ах, порой в себе я чую Фердинандову натуру» — чую, потому что это во мне есть. Я, может быть, не хотел бы, но это есть во мне. Он блудный отпрыск ювелира. Он не хотел бы всю жизнь, как ювелир, сидеть на одном месте и полировать драгоценности. Он не хотел бы всю жизнь зависеть от этих драгоценностей и от денег. Он хотел бы быть странником, таким торговцем, странствующим купцом. Ну вот он чует в себе эту натуру. Почему ему, собственно, надо с этим бороться?

Не говоря уже о том, что этот маркитант демонстрирует порой и храбрость, и вообще есть что-то героическое в том, чтобы торговать рейнским, и туринским, и бургонским под пулями. Более того, само по себе это стихотворение — это еще и манифест неучастия. Ведь помните, как Самойлов говорил:

Мне выпало всё, и при этом я выпал,

Как пьяный из фуры в походе великом.

Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете.

Добро на Руси ничего не имети.

Позиции Самойлова на протяжении всех 70-х и почти всех 80-х — это позиция неучастника. Он как-то разочаровался здесь в возможности что-либо делать и на что-либо влиять. Разочаровался раньше, чем большинство сверстников. Как все люди поколения ИФЛИ, поколения 40-х, он был умнее шестидесятников, он был старше шестидесятников. Никаких иллюзий он не питал, никаких надежд у него не было.

Судя по его дневниковым записям, он был человеком скорее имперского сознания, или, во всяком случае, мыслил Россию как империю. Ему нравилось принадлежать к этой империи, но он не хотел участвовать ни в каких ее делах. Вот это такая позиция неучастника: «Я сделал свой выбор — я выбрал залив».

Почему? Потому что власть недостойна этой миссии, этого предназначения. Она мельче. Она слишком кровожадна, как при Сталине, или слишком корыстна, как при Брежневе. Вообще ассоциироваться с этой властью нельзя — она вертикальна и поэтому вынужденно глупа. Она отсеивает умных. Это, безусловно, так — отрицательная селекция. А почему он не хотел быть в оппозиции, тоже понятно. Потому что оппозиция эта мельчает, потому что либеральную идею Самойлов вовсе не поддерживал — она казалась ему мелочной. Он настаивал на возможности для себя пушкинской позиции. Отсюда «Пестель, поэт и Анна»:

«Умен и ловок — видно, метит в Бруты.

Но времена для брутов слишком круты.

И не из брутов ли Наполеон?».

То есть желание быть Брутом для него вполне отвратительно, и главное, он не видит перспективы. Быть с властью нельзя, потому что «русское тиранство — дилетантство. Я бы учил тиранов ремеслу». Быть с оппозицией смешно, потому что это, как говорил Грибоедов, «триста прапорщиков хотят перевернуть государственный строй России». А позиция единственно всё время восклицать «Анна, боже мой!» — это тоже, в общем, для молодых.

А вот быть маркитантом, то есть как-то быть «при огромном свежем войске», но при этом не воевать — позиция вымечтанная, идеальная. Он ее хочет, он понимает, что для него ее нет. Но единственная позиция, которая была бы ему, может быть, психологически и исторически близка — это вот быть маркитантом при огромном свежем войске. Невоюющий солдат.

Хотя, конечно, это стихотворение имеет характер шуточный и отчасти такой абстрактно-утопический, потому что всё равно в случае войны приходится быть солдатом. Только солдатом, который не выбирает, кого ему защищать. И в этом есть своя трагедия, потому что иногда приходится отдавать жизнь за тех, кому ты внутренне совершенно не сострадаешь. Например, солдату наполеоновской армии, который не разделяет наполеоновских комплексов.

Вот эта мечта Самойлова о таком нейтралитете (действительно, «выбрал залив») — это мечта, конечно, неосуществимая. Потому что и живя у себя в Прибалтике, живя в своей Эстонии, будучи таким пярновским завсегдатаем («в граде Пернове»), он не мог выпасть из этого контекста. И кстати говоря, каждый приезд в Москву был для него довольно-таки мучителен, потому что приходилось выступать, приходилось становиться объектом полемики, приходилось выслушивать негодования и восторги.

Большинство дневниковых записей Самойлова дышит переутомлением, усталостью от современников. А в стихах его в это время всё больше вот эта пресловутая пушкинская легкость. Это, конечно, немного раздражает, потому что «пушкинская легкость» — это звучит как-то уж очень, понимаете, банально, заштампованно. «Пушкинская тяжесть» была бы уместнее, потому что пушкинская мысль — глубокая, неоднозначная, амбивалентная, всегда так напряженно работающая — вот этого у Самойлова больше. Но вместе с тем такая, я бы сказал, фольклорная певучесть, легкость человека, который страшно устал таскать тяжести, который сбросил мешок, и какая-то безумная легкость уносит его в небеса. Вот это Самойлову было очень присуще.

Почему он не побоялся написать «Фердинанда»? Да потому, что он вообще в 70-е годы перестал бояться. Он, конечно, многое зашифровывал. Очень многое зашифровано и в «Струфиане», и в «Сне о Ганнибале», и в «Сухом пламени», и подавно в стихах об Иване Грозном, о Пугачеве. Вся его историческая поэзия носит следы очень глубокого шифра. Она эзотерична, и вряд ли она может быть прочитана сейчас.

Но действительно, в 70-е он раскрепостился. Отчасти потому, что он стал главным поэтому времени. Слуцкий в это время замолкает под действием болезни, и просто его трагический путь привел его к этому молчанию. Самойлов стал любимым поэтом интеллигенции именно потому, что он умудряется быть ни с кем. Он не почвенник и не либерал. Он не западник и не консерватор. Он вольный сын эфира, сочинитель сюжетных баллад. И баллад, кстати говоря, прелестных. Лучшее, что он тогда написал — это его «Сербские песни». Помните, там

Если в город Банья Лука

Ты заедешь как-нибудь,

Остановишься у бука

Сапоги переобуть,

Ты пройди тогда базаром,

Выпей доброго вина,

А потом в домишке старом

Мать увидишь у окна.

Ты скажи, что бабу-ведьму

Мне случилось полюбить.

Ты скажи, что баба-ведьма

Мать заставила забыть.

Мать уронит свой кувшин,

Мать уронит свой кувшин.

И промолвит: «Ах, мой сын!».

И промолвит: «Ах, мой сын!».

Дмитрий Быков: Презрение почти всегда вызывается неким чувством неполноценности — априорным, изначальным

Потому что она всё поняла. Это такое почти лермонтовское по духу, но более легкое, более воздушное, более небесное стихотворение. Потому что Самойлов поздних лет — это уже действительно какие-то небесные краски. Он отказался от поисков смысла и пришел к поискам легкости, к поискам вот этого воздушного ангельского звука.

И именно поэтому стихотворение о маркитанте заставляет меня иной раз почти плакать. Я не скажу, что я жалею этого Фердинанда:

На обломанной оглобле

Фердинанд сидит в печали.

Вьюга пляшет круговую.

Снег валит в пустую фуру.

Но я чувствую в этом, понимаете, какой-то ангельский смех. Легкий ангельский смех над всеми человеческими представлениями о правде и неправде, о счастье и несчастье. Какая-то запредельная легкость человека, который всё потерял. Человека, который нигде и ни с кем. Ведь он не о выгоде мечтает — он мечтает, наоборот, всё потерять и почувствовать волшебную легкость.

Вот «вьюга пляшет круговую, снег валит в пустую фуру» — это, наверное, и есть то состояние, к которому надо не скажу стремиться, но переживая которое, надо ему радоваться. Состояние такой высшей, небесной, ангельской свободы, которого так много у позднего Давида Самойлова, и который, пожалуй, один может этому научить.

И неслучайно, когда я спрашивал Петра Горелика, однокашника, одноклассника Слуцкого, кто ему ближе — Слуцкий или Самойлов, он сказал: «Сейчас, конечно, Давид. И как поэт, мне кажется, он больше». Хотя мне Слуцкий всегда казался безоговорочным гением. Ну, спасибо вам большое! Услышимся через неделю!

Максим Горький: между прошлым и будущим

16 (28) марта исполняется 151 год со дня рождения Максима Горького (1868-1936), русского писателя.

Ни один писатель в мире не был столь знаменит, как М. Горький. «Человек – эпоха» — писала о нем Марина Цветаева. «Океанический человек» — называл его Борис Пастернак.

Горький – один из самых значительных и известных в мире русских писателей и мыслителей. Начиная с 1918 года, он пять раз был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.

Максим Горький (псевдоним писателя Алексе́я Макси́мовича Пешко́ва) сейчас не очень популярный автор.

В Горьком будто жили два человека: художник и публицист. И если публицист призывал своих собратьев писать о сталинских лагерях и не замечал трагедийности происходящего, то художник писал о судьбе личности в страшной действительности ХХ века, лишающей человека естественной для него социальной и творческой свободы.

Проблема человеческой свободы или несвободы, место человека в обществе – центральная тема всего творчества Горького. На раннем этапе своей литературной деятельности эту идею писатель излагал на примере романтических персонажей. В более зрелых произведениях характер героев раскрывался с помощью философских рассуждений. Но основой являлось всегда убеждение, что человек – неповторимая индивидуальность, которая все же не способна существовать отдельно, вне общества.

Можно показать читателям Горького с необычной, «непарадной», человеческой стороны – рассказать о его многочисленных романах, любимых блюдах, отношениях с детьми, любви к спорту, показать его как книгоиздателя или коллекционера.

• Знаете ли вы, что Горький был вегетарианцем?
• А что болел туберкулёзом, и, тем не менее, курил, и дожил до 68 лет?
• В эмиграции провел в общей сложности более 18 лет, включая 15 лет в Италии, при этом не овладел ни одним иностранным языком.
• Горький не испытывал физической боли, обладал сверхчеловеческой интеллектуальной работоспособностью.
• Ещё весьма часто манипулировал своей внешностью, что подтверждает множество его фотографий.
• Он был очень сильным человеком, мог десять раз не торопясь перекреститься пудовой гирей.

Пособия и материалы из сети:

• Максим Горький: pro et contra : методическое пособие для муниципальных библиотек / СОУНБ им. В. Белинского. — Екатеринбург. — 2017. — 73 с. В пособии перечислены основные даты жизни и творчества писателя, приведены примеры библиотечных мероприятий и книжных выставок, а также литературные викторины, тесты, сценарии, списки книг. (скачать пособие можно и здесь)
• В каждом человеке искал человека: сценарий мероприятия к 150-летию со дня рождения Максима Горького / ГБУК «Центральная областная библиотека для молодежи». — Оренбург. — 2017. — 14 с. (скачать сценарий можно и здесь)
• Знакомый незнакомец – Максим Горький: изучение творчества в современной школе : биобиблиографический список /МБУК ЦБС г. Шахты. — Шахты. 2017. — 27 с. В список вошёл перечень сценариев, публикаций и статей из периодических изданий и сети интернет и многое другое. (скачать список можно и здесь)
• Человек – это звучит гордо…: внеклассное мероприятие к 150-летию со дня рождения М. Горького
• М. Горький – «писатель великий, чудовищный, трогательный, странный и совершенно необходимый сегодня» :час литературного портрета
• Проект «Горьковские вечера»
• Заново открываем Горького: проекты Нижегородских библиотек к юбилею писателя
• Максим Горький: страница в Википедии
• Максим Горький: сайт, посвящённый творчеству писателя
• Максим Горький: Историко-биографическая летопись «Жизнь замечательных людей»
• Максим Горький – биография, книги, отзывы, цитаты
• 100 интересных фактов про Максима Горького
• 11 самых интересных фактов из жизни Максима Горького
• Максим Горький как загадка русской природы
• Горький: смерть по расписанию
• Максим Горький: между прошлым и будущим: Общедоступная группа
• Максим Горький. 150 лет со дня рождения. Общедоступная страница
• Женщины в судьбе Максима Горького
• Женщины в жизни Максима Горького
• Горькие страсти по МАКСИМУуму: женщины
• Квашеная капуста, блины и другие крестьянские блюда, которые любил Горький
• Увлечения Максима Горького
• Произведения Максима Горького о детях: рассказы, сказки, повести, статьи и заметки
•История пьесы Горького «На дне»
• Викторина по творчеству М. Горького
• «Люди гораздо более глупы, чем злы». 12 ярких цитат Максима Горького
• Материалы к мероприятиям и выставкам о М. Горьком
•«Я, Алексей Максимович Пешков…»: Диафильм в двух частях по биографии М. Горького (Алексей Максимович Пешков, 1868-1936). Автор В. Дубровский. Художник Е. Лехт. Редактор Е. Иванова. Студия «Диафильм». 1970.
•МАКСИМ ГОРЬКИЙ. Передача из телевизионной программы «ЖЗЛ».. Режиссер С. Марунчак. Оператор-постановщик Д. Шумов. Ведущий П. В. Санаев. ЗАО «Первый канал. Всемирная сеть». 2012.
• МАКСИМ ГОРЬКИЙ. Фильм из документального цикла «Кремлевские похороны». Автор О. Демина. Режиссер-постановщик С. Краус. Оператор-постановщик С. Горбачев. Текст читает А. Клюквин. РОО «Ассоциация «Наше кино»». 2008.
• МАКСИМ ГОРЬКИЙ. Документальный фильм из телевизионного сериала «Исторические хроники с Н. Сванидзе». Авторы сценария С. Луковников и М. Жукова. Режиссер Е. Стародубцева. Оператор-постановщик Б. Лазарев. Ведущий Н. К. Сванидзе. ООО «Наш взгляд». 2003.
• ЕГО ЛЮБИМЫЕ ЖЕНЩИНЫ. Документальный фильм. Автор и режиссер А. Мардашев. Операторы В. Хохлов и Н. Таланов. Художник С. Котов. Текст читали Б. Грязев, В. Чернов и А. Савенкова. Нижегородская государственная областная телерадиокомпания. 2003.

ГОРЬКИЙ • Большая российская энциклопедия

ГО́РЬКИЙ Мак­сим (наст. имя и фам. Алек­сей Мак­си­мо­вич Пеш­ков) [16(28).3.1868, Ниж­ний Нов­го­род – 18.6.1936, Гор­ки, под Мо­ск­вой; ур­на с пра­хом за­хо­ро­не­на в Крем­лёв­ской сте­не], рус. пи­са­тель, пуб­ли­цист, об­ще­ст­вен­ный дея­тель. Из ме­щан. Ра­но по­те­ряв ро­ди­те­лей, вос­пи­ты­вал­ся в се­мье де­да. Окон­чил два клас­са сло­бод­ско­го на­чаль­но­го уч-ща [в Ку­на­ви­не (ны­не Ка­на­ви­но), при­го­ро­де Ниж­не­го Нов­го­ро­да], об­ра­зо­ва­ние не смог про­дол­жать из-за бед­но­сти (ра­зо­ри­лось кра­силь­ное за­ве­де­ние де­да), с де­ся­ти лет был вы­ну­ж­ден ра­бо­тать. Об­ла­дав­ший уни­каль­ной па­мя­тью, Г. всю жизнь на­пря­жён­но за­ни­мал­ся са­мо­об­ра­зо­ва­ни­ем. В 1884 от­пра­вил­ся в Ка­зань, где уча­ст­во­вал в ра­бо­те под­поль­ных на­род­ни­че­ских круж­ков; связь с ре­во­люц. дви­же­ни­ем во мно­гом оп­ре­де­ли­ла его жиз­нен­ные и твор­че­ские уст­рем­ле­ния. В 1888–89 и 1891–92 ски­тал­ся по югу Рос­сии; впе­чат­ле­ния от этих «хо­ж­де­ний по Ру­си» в по­сле­дую­щем ста­ли важ­ней­шим ис­точ­ни­ком сю­же­тов и об­ра­зов для его твор­че­ст­ва (пре­ж­де все­го ран­не­го).

Пер­вая пуб­ли­ка­ция – рас­сказ «Ма­кар Чуд­ра», на­пе­ча­тан­ный в тиф­лис­ской газ. «Кав­каз» 12.9.1892. В 1893–96 Г. ак­тив­но со­труд­ни­чал с при­волж­ски­ми га­зе­та­ми, где опуб­ли­ко­вал мно­же­ст­во фель­е­то­нов и рас­ска­зов. Все­рос. и об­ще­ев­ро­пей­скую из­вест­ность имя Г. по­лу­чи­ло вско­ре по­сле вы­хо­да его пер­во­го сб. «Очер­ки и рас­ска­зы» (т. 1–2, 1898), в ко­то­ром ост­ро­та и яр­кость в пе­ре­да­че жиз­нен­ных реа­лий со­че­та­лись с нео­ро­ман­ти­че­ским па­фо­сом, со стра­ст­ным при­зы­вом к пре­об­ра­зо­ва­нию че­ло­ве­ка и ми­ра («Ста­ру­ха Изер­гиль», «Ко­но­ва­лов», «Чел­каш», «Маль­ва», «На пло­тах», «Пес­ня о Со­ко­ле» и др.). Осо­бен­ный ин­те­рес вы­звал об­раз бо­ся­ка, гла­ша­тая сво­бо­до­лю­би­вой фи­ло­со­фии, ко­то­рая в оп­ре­де­лён­ной сте­пе­ни пе­ре­кли­ка­лась с уче­ни­ем Ф. Ниц­ше. Сим­во­лом рас­ту­ще­го ре­во­люц. дви­же­ния в Рос­сии ста­ла «Пес­ня о Бу­ре­ве­ст­ни­ке» (1901).

С на­ча­лом ра­бо­ты Г. в 1900 в изд-ве «Зна­ние» на­ча­лась его мно­го­лет­няя ли­те­ра­тур­но-ор­га­ни­за­тор­ская дея­тель­ность. Он рас­ши­рил про­грам­му изд-ва, ор­га­ни­зо­вал (с 1904) вы­пуск зна­ме­ни­тых сб-ков «Зна­ния», спло­тил во­круг изд-ва круп­ней­ших пи­са­те­лей, близ­ких к реа­ли­стич. на­прав­ле­нию (И. А. Бу­нин, Л. Н. Ан­д­ре­ев, А. И. Ку­прин и др.), и фак­ти­че­ски воз­гла­вил это на­прав­ле­ние в его про­ти­во­стоя­нии мо­дер­низ­му.

На ру­бе­же 19–20 вв. вы­шли пер­вые ро­ма­ны Г. «Фо­ма Гор­де­ев» (1899) и «Трое» (1900). В 1902 в МХТ бы­ли по­став­ле­ны его пер­вые пье­сы – «Ме­ща­не» и «На дне». Вме­сте с пье­са­ми «Дач­ни­ки» (1904), «Де­ти Солн­ца» (1905), «Вар­ва­ры» (1906) они оп­ре­де­ли­ли свое­об­раз­ный горь­ков­ский тип рус. реа­ли­стич. те­ат­ра нач. 20 в., ос­но­ван­ный на ост­рой со­ци­аль­ной кон­фликт­но­сти и яс­но вы­ра­жен­ной идео­ло­гич­но­сти ха­рак­те­ров. Пье­са «На дне», где жиз­нен­ная кон­кре­ти­ка со­пря­га­ет­ся с фи­лос. обоб­ще­ния­ми, по­ны­не со­хра­ня­ет­ся в ре­пер­туа­ре мн. те­ат­ров ми­ра.

Во­вле­чён­ный в ак­тив­ную по­ли­тич. дея­тель­ность в на­ча­ле пер­вой рус. ре­во­лю­ции, Г. был вы­ну­ж­ден в янв. 1906 эмиг­ри­ро­вать (вер­нул­ся в кон. 1913). Пик соз­на­тель­ной по­ли­тич. ан­га­жи­ро­ван­но­сти (со­ци­аль­но-де­мо­кра­тич. ок­ра­ски) пи­са­те­ля при­шёл­ся на 1906–07, ко­гда бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны пье­са «Вра­ги» (1906), роман «Мать» (1906–07), пуб­ли­ци­стич. сб-ки «Мои ин­тер­вью» и «В Аме­ри­ке» (оба 1906). Вме­сте с тем уже в на­пи­сан­ной го­дом поз­же по­вес­ти «Ис­по­ведь» (1908) от­ра­зи­лись бо­лее ши­ро­кое ми­ро­ви­де­ние и ком­плекс фи­лос. идей, свя­зан­ных с бо­го­строи­тель­ст­вом (ска­за­лась бли­зость Г. к кру­гу А. А. Бо­гда­но­ва и А. В. Лу­на­чар­ско­го, вы­звав­шая не­до­воль­ст­во и кри­ти­ку В. И. Ле­ни­на).

М. Горький. «Детство». Титульный лист работы художника Б. А. Дехтерёва. Москва, 1946.

Но­вый по­во­рот в ми­ро­со­зер­ца­нии и сти­ле­вой ма­не­ре Г. об­на­ру­жил­ся в по­вес­тях «Го­ро­док Оку­ров» (1909–10) и «Жизнь Мат­вея Ко­же­мя­ки­на» (1910–1911), а так­же в ав­то­био­гра­фич. про­зе 1910-х гг.: по­вес­тях «Хо­зя­ин» (1913), «Дет­ст­во» (1913–14), «В лю­дях» (1916), сб. рас­ска­зов «По Ру­си» (1912–17) и др.: Г. об­ра­тил­ся к про­бле­ме рус. нац. ха­рак­те­ра, нео­ро­ман­ти­че­скую экс­прес­сию ран­них про­из­ве­де­ний сме­ни­ли внеш­не не­бро­ские, но пластически дос­то­вер­ные об­ра­зы. По­весть «Дет­ст­во» за­ста­ви­ла да­же не­га­тив­но на­стро­ен­ную к Г. сим­во­ли­ст­скую кри­ти­ку (Д. С. Ме­реж­ков­ский, З. Н. Гип­пи­ус и др.) го­во­рить о вы­со­чай­шем мас­тер­ст­ве пи­са­те­ля. Те же тен­ден­ции от­ра­зи­лись и в т. н. вто­ром дра­ма­тур­гич. цик­ле: пье­сы «Чу­да­ки» (1910), «Вас­са Же­лез­но­ва» (1-я ред. – 1910), «Ста­рик» (созд. в 1915, опубл. в 1918) и др.

В пе­ри­од Февр. и Окт. ре­во­лю­ций 1917 Г. стре­мил­ся бо­роть­ся с ан­ти­гу­ма­ни­стич. и ан­ти­куль­тур­ным про­из­во­лом, став­ку на ко­то­рый де­ла­ли боль­ше­ви­ки (цикл ста­тей «Не­свое­вре­мен­ные мыс­ли» в газ. «Но­вая жизнь»). По­сле окт. 1917 он, с од­ной сто­ро­ны, вклю­чил­ся в куль­тур­ную и об­ществ. ра­бо­ту но­вых ин­сти­ту­тов, а с дру­гой – кри­тико­вал боль­ше­ви­ст­ский тер­рор, пы­тал­ся спа­сти от аре­стов и каз­ней (в ря­де слу­ча­ев – удач­но) пред­ста­ви­те­лей твор­че­ской ин­тел­ли­ген­ции. Уси­ли­вав­шие­ся раз­но­гла­сия с по­ли­ти­кой В. И. Ле­ни­на при­ве­ли Г. в окт. 1921 к эмиг­ра­ции (фор­маль­но она бы­ла пред­став­ле­на как вы­езд за гра­ни­цу для ле­че­ния), ко­то­рая фак­ти­че­ски (с пе­ре­ры­ва­ми) про­дол­жа­лась до 1933.

1-я пол. 1920-х гг. от­ме­че­на по­ис­ка­ми Г. но­вых прин­ци­пов ху­дож. ми­ро­вос­прия­тия. В экс­пе­рим. фраг­мен­тар­но-ме­му­ар­ной фор­ме на­пи­са­на кн. «За­мет­ки из днев­ни­ка. Вос­по­ми­на­ния» (1924), в цен­тре ко­то­рой – те­ма рус. нац. ха­рак­те­ра в его про­ти­во­ре­чи­вой слож­но­сти. Сб. «Рас­ска­зы 1922–1924 го­дов» (1925), в ко­то­рый во­шли «От­шель­ник», «Ка­ра­мо­ра», «Рас­сказ о без­от­вет­ной люб­ви», «Рас­сказ о ге­рое», «Го­лу­бая жизнь» и др., от­ме­чен ин­те­ре­сом к тай­нам че­ло­ве­че­ской ду­ши, пси­хо­ло­ги­че­ски ус­лож­нён­но­му ти­пу ге­роя, тя­го­те­ни­ем к не­обыч­ным для преж­не­го Г. ус­лов­но-фан­та­сти­че­ским ра­кур­сам ви­де­ния. В 1920-е гг. на­ча­лась ра­бо­та Г. над ши­ро­ки­ми ху­дож. по­лот­на­ми, ос­ве­щаю­щи­ми не­дав­нее про­шлое Рос­сии: «Мои уни­вер­си­те­ты» (1923) – по­весть, за­вер­шаю­щая ав­то­био­гра­фич. три­ло­гию (вклю­ча­ет так­же по­ве­сти «Дет­ст­во» и «В лю­дях»), ро­ман «Де­ло Ар­та­мо­но­вых» (1925), ро­ман- эпо­пея «Жизнь Кли­ма Сам­ги­на» (ч. 1–3, 1927–31; не­за­вер­шён­ная ч. 4, 1937). Позд­нее эта па­но­ра­ма бы­ла до­пол­не­на цик­лом пьес: «Егор Бу­лы­чов и дру­гие» (1932), «Дос­ти­га­ев и дру­гие» (1933), «Вас­са Же­лезно­ва» (2-я ред. – 1936).

Окон­ча­тель­но вер­нув­шись в СССР в мае 1933, Г. при­нял ак­тив­ное уча­стие в куль­тур­ном строи­тель­ст­ве, ру­ко­во­дил под­го­тов­кой 1-го Все­со­юз­но­го съез­да сов. пи­са­те­лей, уча­ст­во­вал в соз­да­нии ря­да ин­сти­ту­тов, из­да­тельств и жур­на­лов. Его вы­сту­п­ле­ния и ор­га­ни­за­ци­он­ные уси­лия сыг­ра­ли су­ще­ст­вен­ную роль в ут­вер­жде­нии эс­те­ти­ки со­циа­ли­сти­че­ско­го реа­лиз­ма. Пуб­ли­ци­сти­ка этих лет ха­рак­те­ри­зу­ет Г. как од­но­го из идео­логов сов. строя, кос­вен­но и пря­мо вы­сту­паю­ще­го с апо­ло­ге­ти­кой ста­лин­ско­го ре­жи­ма. Од­но­вре­мен­но он не­од­но­крат­но об­ра­щал­ся к И. В. Ста­ли­ну с хо­да­тай­ст­ва­ми за ре­прес­си­ро­ван­ных дея­те­лей нау­ки, ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва.

К вер­ши­нам твор­че­ст­ва Г. от­но­сит­ся цикл ме­му­ар­ных порт­ре­тов со­вре­мен­ни­ков (Л. Н. Тол­сто­го, А. П. Че­хо­ва, Л. Н. Ан­д­рее­ва, В. И. Ле­ни­на и др.), соз­дан­ных им в раз­ное вре­мя.

Краткая биография Максима Горького для школьников 1-11 класса. Кратко и только самое главное

Главная>Биографии писателей и поэтов

Быстрый переход:

Очень краткая биография (в двух словах)

Краткая биография (подробно)

Видео краткой биографии (для тех, кто предпочитает слушать)

Очень краткая биография (в двух словах)

Родился 28 марта 1868 года в Нижнем Новгороде. Имя при рождении — Алексей Максимович Пешков. Отец — Максим Савватьевич Пешков (1840—1871), столяр. Мать — Варвара Васильевна Каширина (1842—1879). Отучился 2 года в слободском начальном училище в Канавине. Начал работать с 11 лет. В 1896 году женился на Екатерине Волжиной. В 1900 году начинает встречаться с Марией Андреевой. В 1906 году уезжает с ней на итальянский остров Капри, где прожил 7 лет. В 1913 году возвращается, а в 1921 году снова уезжает за границу. С 1928 по 1933 годы жил то в Италии, то в СССР. 5 раз номинирован на Нобелевскую премию. Имел сына Максима и дочь Екатерину (умерла ребёнком). Умер 18 июня 1936 года в Горках, в возрасте 68 лет. Прах писателя помещён в Кремлёвской стене в Москве. Основные произведения: «Мать», «Челкаш», «Детство», «Макар Чудра», «На дне», «Старуха Изергиль» и другие.

Краткая биография (подробно)

Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) – выдающийся русский писатель, мыслитель, драматург и прозаик. Он также считается родоначальником советской литературы. Родился 28 марта 1868 года в Нижнем Новгороде в семье столяра. Довольно рано остался без родителей и был воспитан деспотичным по натуре дедом. Образование мальчика продлилось всего два года, после чего он должен был бросить учёбу и пойти на заработки. Благодаря способности к самообразованию и блестящей памяти ему удалось всё же приобрести знания в разных областях.

В 1884 году будущий писатель безуспешно пытался поступить в Казанский университет. Здесь же он познакомился с марксистским кружком и увлекся пропагандистской литературой. Через несколько лет он был арестован за связь с кружком, а затем направлен сторожем на железную дорогу. Про жизнь в этот период он позже напишет автобиографичный рассказ «Сторож».

Первая работа писателя вышла в печать в 1892 году. Это был рассказ «Макар Чудра». В 1895 появились рассказы «Старуха Изергиль» и «Челкаш». С 1897 по 1898 годы писатель жил в селе Каменка, Тверской области. Этот период жизни стал материалом для романа «Жизнь Клима Самгина».

В начале XX века произошло знакомство с Чеховым и Толстым, а также вышел в свет роман «Трое». В этот же период Горький увлекся драматургией. Вышли в свет пьесы «Мещане» и «На дне». В 1902 году его избирают в почётные академики Императорской АН. Наряду с литературной деятельностью до 1913 года он работает в издательстве «Знание». В 1906 году Горький выезжает за границу, где создаёт сатирические очерки о французской и американской буржуазии. На итальянском острове Капри писатель провел 7 лет для лечения развившегося туберкулёза. В этот период он написал «Исповедь», «Жизнь ненужного человека», «Сказки об Италии».

Второй отъезд за границу произошёл в 1921 году. Он был связан с возобновлением болезни и с обострением разногласий с новой властью. На протяжении трёх лет Горький жил в Германии, Чехии и Финляндии. В 1924 году переехал в Италию, где опубликовал свои воспоминания о Ленине. В 1928 году по приглашению Сталина писатель посещает родину. В 1932 году он окончательно возвращается в СССР. В этот же период он работает над романом «Жизнь Клима Самгина», который так и не был дописан.

В мае 1934 года неожиданно умер сын писателя – Максим Пешков. Сам Горький пережил сына всего на два года. Он умер 18 июня 1936 года в Горках. Прах писателя был помещён в Кремлёвской стене.

Видео краткой биографии (для тех, кто предпочитает слушать)

см. также:
Список самых известных произведений Максима Горького по алфавиту. Их краткие содержания, характеристики героев и сочинения

Краткие биографии других писателей и поэтов

Горький | Пивная вики | Фэндом

Стакан горького

Горький — британский термин, обозначающий пиво или светлый эль. Выражение впервые появилось в Великобритании в начале 19 века как часть развития и распространения пэйл-эля.

Краткая история []

Пэйл эль — это пиво, приготовленное из солода, высушенного с добавлением кокса. Кокс был впервые использован для обжарки солода в 1642 году, но только примерно в 1703 году термин пэйл эль был впервые использован.К 1784 году в Calcutta Gazette появилась реклама «легкого и превосходного» светлого эля. К 1830 году выражения биттер и светлый эль стали синонимами. Пивоварни обычно обозначают пиво как бледный эль , хотя покупатели обычно называют это же пиво горьким . Считается, что покупатели использовали термин биттер , чтобы отличить эти светлые эли от других менее охмеленных сортов пива, таких как портер и мягкое .К середине-концу 20 века, когда пивовары все еще маркировали пиво в бутылках как светлый эль, они начали идентифицировать бочковое пиво как горькое . Хотя эти два термина все еще используются взаимозаменяемо в Великобритании, предпочтение отдается термину горький , который будет использоваться как для бутылочного, так и для бочкового пива, а использование термина пэйл эль уменьшилось, за исключением случая Индии пэйл. эль.

Стиль []

Биттер принадлежит к группе стилей пэйл-эля , хотя биттер имеет большее разнообразие крепости, вкуса и внешнего вида, чем основной пэйл-эль.Биттер может быть темно-янтарным, приближаясь к крепкому , или быть очень золотистым и нежным, как золотой летний эль . Он также может упасть ниже 3%, как в случае с Boys Bitter , и до 7% с некоторыми сортами Premium или strong bitters. В период с начала до середины 20-го века были отмечены некоторые региональные предпочтения, которые все еще могут быть обнаружены в пиве некоторых из наиболее известных пивоварен. В Корнуолле, Уэльсе, Северной Англии и Шотландии предпочтение отдавалось более сладкому пиву с меньшим количеством охмеления.В других регионах, особенно в Юго-Восточной Англии, предпочтение отдавалось охмеленному пиву.

Подвиды биттера []

У британских пивоваров есть несколько свободных названий для вариаций крепости пива, таких как IPA , Best Bitter , Special Bitter , Extra Special Bitter и Premium Bitter . Нет согласованной и определенной разницы между обыкновенным и лучшим биттером , за исключением того, что лучший биттер одной конкретной пивоварни обычно будет сильнее, чем его обычный .Две группы пьющих могут по-разному отмечать точку, в которой лучший биттер затем становится биттером высшего качества . Уровни переходов будут варьироваться в пределах каждой подгруппы, хотя есть тенденция для более заметных переходов в группе горького сеанса .

Пьющие обычно группируют пиво в:

Сессионный или обычный биттер []

Крепость до 4,1% об. Большинство британских сортов пива с названием IPA входят в эту группу, например, Greene King IPA, Flowers IPA, Wadworth Henrys Original IPA и т. Д.Несмотря на то, что они носят название IPA, эти сессионные горечи не являются крепкими или хмелевыми. Это самая распространенная крепость биттера, продаваемая в британских пабах. Согласно Статистическому справочнику Британской ассоциации пива и пабов, на его долю приходится 16,9% продаж пабов.

Лучший или обычный биттер []

Крепость от 4,2% до 4,7% об. Согласно Статистическому справочнику Британской ассоциации пива и пабов, на пиво крепостью более 4,2% приходится всего 2,9% продаж в пабах.

Высший или крепкий биттер []

Сила 4.Крепость 8% и более. Также известен как extra special bitter или ESB (только в США — ESB — торговая марка в Великобритании).

Светлый эль []

Светлый эль — это резко газированный биттер с низким содержанием охмеления и низким содержанием алкоголя, который в основном используется в смеси с другим пивом, но иногда используется как слабоалкогольное пиво.

Горький за пределами Великобритании []

Термин горький сам по себе мало используется в США. Чаще используется термин пэйл эль или ESB .Когда используется биттер , он указывает на светлый эль с более низким содержанием алкоголя, сваренный в менее хмелевом стиле, чем типичный американский светлый эль. В американских биттерах часто используются британские сорта хмеля.

В Австралии биттер используется для нескольких популярных австралийских лагеров, таких как Victoria Bitter .

Популярные биттеры []

• Харви Сассекс Бест Биттер
Тетли
• Джона Смита
• Worthington Draft Bitter

Список литературы []

Горький напиток | Фоллаут Вики

Горький напиток

«История? Лечит рану, оставляет горечь, которая ее причинила.Матери-Близнецы всегда хотели уроки ». — Улисс

Горький напиток — это импровизированный лечебный расходный предмет в игре Fallout: New Vegas .

Характеристики

Происходит от матерей-близнецов, ^[1] Горький напиток — полезный лечебный напиток, который в основном носят легионеры и регулярно употребляют раненые солдаты во время длительных форсированных маршей Легиона. Напиток известен своей горечью, настолько большой, что его нужно пить сразу; желудок отвергает отвар после второго глотка.Он получил свое название от того, что лечит раны, но оставляет от них «горькую» боль. ^[2] Рецепт (и часть его истории) передается Курьеру в конце Одинокой дороги Улиссом, если он жив, и может быть найден в ящике с добычей на обломках каньона, если он мертв.

Горький напиток можно создать у костра с навыком выживания 15 и получением рецепта. Для этого требуется один цветок брокколи, один корень ксандера и одна пустая бутылка Sunset Sarsaparilla.Он примерно такой же сильный, как лечебный порошок, но не несет обычных побочных эффектов, возникающих при его использовании, что делает его очень эффективным средством для восстановления здоровья вне боя. На любом уровне навыка медицины горький напиток восстанавливает немного больше хитов, чем стимуляторы, хотя время, необходимое для полного эффекта, намного больше.

Горький напиток считается химией, а не напитком. Несмотря на то, что для его создания требуется навык выживания, его эффективность определяется навыком «Медицина».

Эффект навыка медицины

Навык	Эффект
10	+2 Хит Поинт для 18 лет
20	+2 Хит Поинт для 18 лет
30	9017 9017	40	+3 Hit Point для 18s
50	+4 Hit Point для 18s
60	+4 Hit Point для 18s
70	+4 Hit Point для 18s
80	+5 очков жизни для 18 лет
90	+5 очков здоровья для 18 лет
100	+6 очков жизни за 18 лет

Создание

Этот предмет может создать Курьер.

Требования к созданию

Филиалы

Банкноты

• Исцеление горькими напитками считается исцелением от стимулятора, что способствует выполнению задания и достижению / трофею «Стимулирующий эффект».
• Значок горячей клавиши для горького напитка такой же, как и для химии, а не для напитков или еды. Это может быть оплошностью, так как горькие напитки не считаются химическими веществами (например, это не запрещено Легионом).
• До патча лечебный эффект горького напитка был сильнее.
• Несмотря на то, что для его изготовления используется пустая бутылка Sunset Sarsaparilla, мировая модель и значок Pip-Boy представляют собой глиняный кувшин с декоративной краской по дну.

Список литературы

1. ↑ Твиттер Криса Авеллона
2. ↑ Курьер: «Есть ли рецепты, которым ты можешь научить?»
   Ulysses: «Зависит от того, что говорит о них история. Земля может дать многое… если вы знаете дорогу, которая к нему вела. У Мохаве есть способы исцелить большинство болезней — в противном случае некоторые племена обычно находили способ, которого вы не ожидали. Как лечебные порошки. Племена на западе используют только цветок Ксандера и Брока. Однако есть способ, которым матери-близнецы на Востоке варили его. Назвал его «Горьким напитком», смешал в бутылке «Ксандер» и «Брок», добавил немного пинка, чтобы твоя голова не затуманилась ».
   Курьер: « Что это за история? »
   Улисс: «История? Лечит рану, оставляет горечь, которая ее причинила.Матери-Близнецы всегда были об уроках. Однако Цезарь научил их последнему, так что на этом все. Рецепт существует до сих пор, Легион использует его в форсированных маршах с ранеными солдатами. Несколько лет назад я бы не прошел через Тропу Багряной Реки без нее — потерять столько крови на раннем этапе было праздником Казадора. Тем не менее, достаточно корня Ксандера и цветка брокколи по тропе, Легион смог идти в ногу со временем и добраться туда, куда они шли ».
   Курьер: « Вы можете поделиться рецептом со мной? »
   Улисс: « Могу сделать. это и еще одно лучше… достаточно, чтобы смешать немного. Здесь — возможно, история матерей-близнецов проживет немного дольше, если вы несете ее. Когда вы его выпьете, выпейте все одним глотком, иначе ваш желудок не захочет продолжать работать после второго напитка ».
   (диалог Улисса)

Dragon bitter — OSRS Wiki

В RuneScape Wiki также есть статья о: rsw: Dragon bitter В RuneScape Classic Wiki также есть статья о: classicrsw: Dragon bitter0000 Товар00 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017 9017

Горький дракон — эль, который можно приготовить с помощью навыка Кулинария на уровне 39, дающего 347 опыта. Для его приготовления используются 4 крадорианских хмеля, 2 ведра воды, 2 партии ячменя и горшок пивных дрожжей.

Он лечит 1 здоровье, а также повышает силу на 2 и снижает атаку на 4.

Драконий биттер можно также купить в таверне «Дракон» в Янилле, а также в Глубинном ложе, расположенном в Ловакендже.

Одна пинта Драконьего биттера также может быть найдена на Унгаэле после убийства Форката.

Согласно книге «Флора Гелинора» — хмель, эль имеет выраженную горечь с мягким землистым и хлебным привкусом.

Содержание

• 1 Создание
• 2 инструкции
• 3 Товаров
• 4 Источники предметов
  • 4.1 возрождение
  • 4.2 Расположение магазинов
• 5 Галерея (историческая)

Дракон горький
Выпущено							23 октября 2002 г. (Обновление)
Участники							Да
Свойства
Товарообменный							Да
Оборудованный							Нет
Штабелируемый							Нет 9030
							Уничтожить							Бросить
Изучить							Стакан горечи.
Значения
Стоимость							2 монеты
Высокий уровень							1 монета
Grand Exchange
Exchange							511 монет (информация)
Buy limit							2,000
	Погрузка…
Дополнительные данные
Идентификатор позиции							1911
Витая лига							Да

Требования

Навык		Уровень	XP
Кулинария		39 (б)	347
Участники		901		Инструменты	Нет	Помещения	Пивоварня

Материалы

Артикул		Количество	Стоимость
														Ячменный солод	2	1,716
	Крандорианский хмель	4	376
	Пиво дрожжи	1	9017 9017 9017 9017 9017		9017
Итого			3,676
	Дракон горький	8	4,088
Прибыль			412

Ступени
1.Добавьте 2 ведра воды в чан для брожения
2. Используйте 2 ячменного солода в чане для брожения
3. Дополнительно: Используйте 1 продукт в чане для брожения, чтобы увеличить вероятность созревания эля. От 5% до 64% ​​
4. Используйте 4 крадорианских хмеля в бродильном чане
5. Используйте 1 элевые дрожжи в бродильном чане
6. Подождите 1–5 дней, пока пиво не сбродится
7.Используйте 8 пивных стаканов на готовый эль в чане для брожения

Изделие		Члены	Навыки	XP	Материалы
	Драконий биттер (бочка)		36 901 901 901 901 9030 901 901 901 901 9030 901 901 901 9030 907	3 × Доска дуба 2 × Стальной брус 8 × Дракон биттер

Появляется

[править | править источник]

Расположение	члена	нерестится	Карта
Ungael		1	Maplink

Расположение магазинов [править | править источник]

Этот список создавался динамически.Для получения справки см. FAQ. Чтобы принудительно обновить этот список, щелкните здесь.

Продавец	Расположение	Номер на складе	Пополнение запасов раз	Цена продано по	Цена куплено по	Члены?
Dragon Inn	Yanille	∞	НЕТ	2	НЕТ
The Deeper Lode	Lovakengj		Lovakengj

• Явка до 11 июля 2005 г.

v • d • e Алкогольные напитки
Нормальный эль	Аскарнийский эль (кег) Безумие топорщика (бочонок) Бандитское пиво Пиво Пинта крови Кровавые наручи Шеф-повар (бочонок) Сидр (кег) Дракон горький (бочонок) Карликовый стаут ​​ (бочонок) Эльфийская заря Эль Гринмана (кег) Грог Ящерица Медовуха лунного света (бочонок) Отсрочка убийцы (бочка) Разумная бомба волшебника (бочонок)
Зрелый эль	Аскарнийский эль (кег) Безумие топорщика (бочонок) Шеф-повар (бочонок) Сидр (кег) Дракон горький (бочонок) Карликовый стаут ​​ (бочонок) Эль Гринмана (кег) Медовуха лунного света (бочонок) Отсрочка убийцы (бочка) Разумная бомба волшебника (бочонок)
Прочие напитки	Пиво Ахава Асгольдский эль Бутылка вина Бренди Braindeath ‘ром’ Джин Наполовину полный кувшин для вина Кувшин для вина Ром Карамжан Бочонок пива Бочонок пива (The Fremennik Trials) Бочонок слабоалкогольный Кельда стаут ​​ Хали варево Ром (Проблемы с завариванием) Кружка пивная Водка Виски
Пивоварение	Пивной бокал Бочонок Calquat Ячмень Солод ячменный Пивные дрожжи Штучные предметы Готовим яблоко Яблочная каша Хмель Молот Аскарнийский Янилиан Крандориан Wildblood Семена Ячмень Hammerstone Аскарнийский Янилиан Крандориан Wildblood
Связанные	Пустая винная бутылка Бокал для коктейля Кувшин Кружка

Горечь — Wikiquote

Горечь — это качество чего-то, чтобы иметь горький вкус или чувство горечи; злоба, негодование.Это противоположно Сладости.

• νόμωι (γάρ φησι) γλυκὺ καὶ νόμωι πικρόν, νόμωι θερμόν, νόμωι ψαερόν, νόμωι χροιή, τεῆι.
  • Сладкое существует по условию, горькое по условию, цвет по условию; атомы и Пустота [одни] существуют в реальности. (сделка Фримена, 1948 г.) ^[1] , стр. 92.
  • По обычаю сладкое — сладкое, горькое — горькое, горячее — горячее, холодное — холодное, цвет — это цвет; но на самом деле есть только атомы и пустота.(пер. Durant, 1939) ^[2] , Ch. XVI, §II, стр. 353; со ссылкой на C. Bakewell, Sourcebook in Ancient Philosophy , New York, 1909, «Fragment O» (Diels), p. 60

• Горечь заключает жизнь; любовь освобождает его. Горечь парализует жизнь; любовь придает ему сил. Горечь портит жизнь; любовь подслащивает его. Горечь отравляет жизнь; любовь лечит. Горечь ослепляет жизнь; любовь смазывает глаза.

• Nil habet infelix paupertas durius in se,
  quam quod ridiculos homines facit.
  • Горькая бедность не страшнее того, что делает людей смешными.
  • Ювенал, Сатира III, строка 152-3.
  • Варианты перевода:
    • Из всех скорбей, которые беспокоят Беспокойство,
      Несомненно, самая горькая — это презрительная шутка.

• Можно подумать, что неудачный том был как степень в школе рецензирования. Одна непрочитанная работа достаточно огорчит судью; но вторая неудача, и он совершенно отчаялся в своем проклятии.

• Мы можем избежать большого разочарования и горечи души, научившись понимать, насколько мало необходимы для нашей радости и мира то, чего большинство желает и ищет больше всего.

• Asperæ facetiæ, ubi nimis ex vero traxere,
  Acram sui memoriam relinquunt.
  • Горькая шутка, когда она подходит слишком близко к истине, оставляет за собой острую боль.
  • Тацит, Анналы (117 г. н.э.), XV. 68.

• Эта обычная потеря не сделает
  Мои собственные менее горькими, скорее, более серьезными.
  

• Когда потоки зла, горькие, как желчь,
  Пузырьки поднимаются от сердца к языку.

Новая циклопедия практических цитат Хойта [править]

Цитаты, представленные в «Новой циклопедии практических цитат Хойта» (1922).

• Использование мира холодно, любовь мира тщетна,
  Жестокость мира — горькая проклятие;
  Но боль не плод боли.

• Sed ut acerbum est, pro beneactis quom malis messem metas!
  • Горькое разочарование, когда сеешь блага, пожинаешь обиды.
  • Plautus, Epidicus , V, 2, 52.

• В твоей улыбке змея, моя дорогая,
  И горький яд в твоей слезе.

См. Также [править]

Ссылки [править]

Внешние ссылки [править]

MrBitter — Ликипедия — Энциклопедия StarCraft II

2011-04-13 — 2011-07-08

Бен «MrBitter» Никол — американский комментатор, игрок и продюсер контента.

Биография [править]

MrBitter — комментатор и бывший участник VT Gaming. Ведущий 12-недельного шоу «12 недель с профи» и бывший комментатор ESL на полную ставку. MrBitter начал свою карьеру в качестве писателя на веб-сайте SC2GG. Он проработал в SC2GG около года, получив известность благодаря «вбрасыванию» с JWD, нынешним членом персонала TL.net.

Крылья свободы [править]

В декабре 2010 года MrBitter начал шоу «12 недель с профи», намереваясь использовать его как способ улучшить свой игровой процесс.Шоу имело огромный успех у сообщества, количество положительного внимания, которое оно получило, превратило его в проект, ориентированный на сообщество. В шоу приняли участие громкие имена в сообществе, включая Sheth, iNcontroL, Ret и IdrA. В шоу были рассмотрены все аспекты игры зергов, продемонстрированы все виды стандартной игры и то, как справляться с нестандартной игрой. После того, как шоу закончилось, оно стало, пожалуй, лучшим собранием знаний зергов высшего уровня того времени.

Он участвовал в MLG Dallas 2011, выбив rsvp в третьем раунде сетки проигравших, проиграв 0-2.

MrBitter был принят на работу в VT Gaming 13 апреля 2011 года, он играл в составе команды вместе с такими игроками, как Perfect и Future. MrBitter покинул команду после передачи полномочий в июле 2011 года. В то время он заявил, что не будет искать другую команду в ближайшем будущем. ^[1]

25 июля 2011 года он был объявлен новым кастером ESL. В дальнейшем он стал частью дуэта «BitterdaM», как это часто можно увидеть на кастинге вместе с RotterdaM. BitterdaM будет вести и транслировать три новых шоу, которые были объявлены ESL TV: «Трава всегда зеленее», ^[2] «Карта месяца» ^[3] и продолжение старой программы MrBitter «12 недель с плюсы » ^[4] последний из которых так и не был реализован.Они вместе организовали сезон IEM, Lone Star Clash и European Blizzard, постоянно повышая квалификацию и популярность. Их связь как дуэта комментаторов была отмечена Artosis как пример лучшего дуэта актеров для StarCraft II в то время. ^[5]

27 марта 2012 года было объявлено, что он и RotterdaM покидают Turtle Entertainment (ESL TV). ^[6] На следующий день NASL объявило, что RotterdaM и MrBitter присоединятся к съемочной группе 3-го сезона NASL. ^[7]

На Real Talk 1 июня 2012 года 2GD упомянули, что изначально RotterdaM не хотел покидать ESL TV, а MrBitter собирался уйти, чтобы присоединиться к NASL. MrBitter убедил NASL приложить больше усилий для приобретения RotterdaM, поскольку без него это не было бы большим заявлением, которое NASL могла бы сделать. ^[8]

Сердце роя [править]

4 марта 2014 г. было объявлено, что MrBitter покидает NASL и присоединяется к Red Bull eSports ^[9]

• Играл в Brood War случайно на уровне C на iCCup.
• Любимый открывающий игру Terran — Reaper Expand.
• В подавляющем большинстве турниров, которые он устраивает, он отмечает, что Охана означает семью в отношении Лило и Стича.

Известные события произнесены [править]

Известные события произнесены [править]

Галерея [править]

Интервью [править]

2013 [редактировать]

2012 [редактировать]

2011 [редактировать]

Внешние ссылки [править]

Ссылки [править]

BITTER Генеалогия | БЕСПЛАТНОЕ Семейное древо WikiTree

Этот BITTER индекс был предварительно создан, поэтому он загружается быстро.Щелкните здесь, чтобы просмотреть данные в реальном времени и продвинутые инструменты для сотрудничества, генетической генеалогии, фамилий и т. Д. Август Горький 24 июля 1858 г. Швельм, Германия — 16 апреля 1859 г. , управляемый Майком Каульбарсом, последний раз редактировалось 23 апреля 2021 г. Вернон Эриксен Биттер 29 ноября 1897 г., Бивертон, Юта, США , управляемый Колином Томсоном, последний раз редактировалось 31 марта 2021 г. Майкл Биттер abt 1752 — abt 1830 , управляемый Джанет Маллой, последний раз редактировалось 14 октября 2020 года Питер Биттер abt 1770 Saarburg, Trier, Heiliges Roemiches Reich , управляемый Робертом Оригером, последний раз редактировалось 21 сентября 2020 г. Стилборн Биттер 11 июня 1859 г. Арнем, Гелдерланд, Нидерланды — 11 июня 1859 г. , управляемый Людвигом Краайенбринком, последний раз редактировалось 9 сентября 2020 г. Виллемина Биттер bef 27 апреля 1774 г. Остербик, Гелдерланд, Нидерланды — 13 октября 1838 г. , управляемый Эльзой ван дер Вельде, последний раз редактировалось 14 мая 2020 г. Амалия Биттер 11 июля 1903 г. Лауве (Яблонувка), Россия — 9 июня 1998 г. , управляемый Кеннетом Руби, последний раз редактировалось 13 мая 2020 г. Бернхард Биттер abt 1754 Lemgo, Lippe, Nordrhein-Westfalen, Deutschland последний раз редактировалось 27 марта 2020 г.

Unlisted Bitter , управляемый S Bader, последний раз редактировалось 13 фев 2020

Хендрик Ян Биттер около 16 октября 1832 г. Арнем, Гелдерланд, Нидерланды — 21 мая 1905 г. под управлением Людвига Краайенбринка последняя редакция 22 января 2020 г. Готфрид Биттер 27 декабря 1761 г. Кройцбург, Прейсиш-Эйлау, Восточная Пруссия, Пруссия, Германия — 18 февраля 1838 г. , управляемый Кэрри Гилл, последний раз редактировалось 30 декабря 2019 г. Кристоф Биттер 02 апреля 1734 г. Кройцбург, Прейсиш-Эйлау, Восточная Пруссия, Пруссия, Германия — 07 ноября 1813 г. Готард Биттер 2 мая 1803 г. Диезезе Кройцбург, Восточная Пруссия, Пруссия, Германия — 20 сентября 1891 г. Трауготт Биттер 02 декабря 1834 г. Кройцбург, Кройцбург, Силезия, Пруссия, Германия — 25 января 1929 г. Аарт Горький 18 августа 1849 г., Хилверсюм, Северная Голландия, Нидерланды — 13 декабря 1892 г., г., управление Б.В. Дж. Мольер последний раз отредактировал 19 декабря 2019 г. Гийсберт Биттер 29 июня 1810 г., Хилверсюм, Северная Голландия, Нидерланды — 1 апреля 1857 г. Джордж Джон Биттер мл. ок. 14 марта 1913 г. Вуд, штат Огайо, США — 24 марта 2001 г. , управляемый Даной Джонсон, последний раз редактировалось 18 декабря 2019 г. Мария Элизабет Биттер 12 декабря 1770 г. Фреттер, Финнентроп, Ольпе, Северный Рейн-Вестфалия, Германия — 2 мая 1835 г. под управлением Питера Биггинса последний раз редактировалось 2 декабря 2019 г. Мэри Урсула (Горький) Ланци 19 марта 1795 г. Валлбах, Кантон, Ааргау, Швейцария — 2 июня 1881 г. , управляемый Наннетт Янг, последний раз редактировалось 8 сентября 2019 г. Питер Биттер-младший 23 августа 1907 г. Россия — 6 августа 1976 г. , управляемый Кеннетом Руби, последний раз редактировалось 5 июня 2019 г. Артур Х.Горький 6 ноября 1892 г., Куинси, штат Иллинойс, 25 ноября 1956 г., , последняя редакция: 30 мая 2019 г., Ида Мэри (Горький) Вебер 27 апреля 1891 г. Линдок, Южная Австралия, Австралия — 2 августа 1930 г. , управляемый Линдой Беван, последний раз редактировалось 22 мая 2019 г. Паулина Биттер 29 ноября 1837 г. Krautenwalde Nr. 80 Mähren — 11 июля 1914 г. , управляемый Клаусом Петером Кобилка, последний раз редактировалось 12 мая 2019 г. Питер Биттер 06 мая 1870 г., Лауве (Яблонувка), Россия — 06 марта 1944 г., Амалия Биттер abt 1890 Lauwe (Jablonowka), Россия — abt 1903 последняя редакция 19 мар 2019 Клара Биттер abt 1863 Дейтон, Огайо, США последний раз редактировалось 11 янв 2019 Элизабет Биттер 1795 Marjoß, Steinau, Hessen, Deutschland — 1863 под управлением Гудрун Херольд последний раз редактировалось 22 июля 2018 г.

Не включенный в список Bitter , управляемый Бартоломью Бродбентом, последний раз редактировался 22 апреля 2018 г.

Unlisted Bitter , управляемый Джоанной Баррос, последний раз редактировалось 22 марта 2018 г.

Йоханнес Биттер 8 мая 1838 г. Хардервейк — 28 января 1915 г. , управляемый проектом Dutch Roots, последний раз редактировалось WikiTree 15 ноября 2017 г.

Не включенный в список Bitter , управляемый Келли Гинглз, последний раз редактировался 17 октября 2017 г.

Не включенный в перечень Горький

Не включенный в перечень Горький

Не включенный в перечень Горький

Джон Р.Горький 1920-е — 2010-е годы под управлением Китти Хессион последний раз редактировалось 19 июля 2017 г. Джули Хелена Биттер abt 1863 Hammer, Örebro len — 8 февраля 1885 г. под управлением Дженни Крог-Темте последний раз редактировалось 10 июня 2017 г. Элиза (Горькая) Боннелл 25 октября 1825 г., Berks Co., Пенсильвания — 28 ноября 1898 г. под управлением Элизабет Харрис, последняя редакция 29 марта 2017 г. Эдна Мэй Биттер 15 февраля 1907 г. Леоти, Ks , управляемый Скоттом Брионом, последний раз редактировалось 31 октября 2016 г. Элизабет (Горький) Руб 11 сентября 1887 г. Лауве (Яблонувка), Россия — 24 января 1940 г. , управляемый Кеннетом Руби, последний раз редактировалось 15 марта 2016 г. Аалтье Биттер 24 июня 1825 г. Оостворн, Вестворн, Зюйд-Голландия, Нидерланды , управляемый Саскией Бруистен, последний раз редактировалось 31 декабря 2015 г. Анна Биттер bef 1639 Bartenshagen, Mecklenburg-Schwerin под управлением Себастьяна Маша последняя редакция 12 декабря 2015 г. Анна Биттер 1900-е — 1980-е годы под управлением Кеннета Руби последний раз редактировалось 24 августа 2015 г.

Не включенный в перечень Горький

Питер Биттер 04 декабря 1900 г. Лауве (Яблонувка), Россия — 28 мая 1901 г.

Не включенный в список Bitter , управляемый Кристен Дейдж, последний раз редактировался 6 апреля 2015 г.

Йоханнес Биттер abt 1755 — abt 1819 под управлением Кеннета Руби последняя редакция 24 января 2015 г.

Не включенный в список Bitter , управляемый Клаудией Бурдон, последний раз редактировался 2 января 2015 г.

Деб Горький , управляемый Деб Биттер, последний раз отредактировал 23 августа 2014 г. Фрэнк Ксивьер Биттер 17 марта 1859 г., Цинциннати, Гамильтон, Огайо, США — 12 декабря 1918 г. , последняя редакция: 23 января 2013 г. Клара Биттер 8 декабря 1863 г., Дейтон, Кэмпбелл, Кентукки, США — 2 января 1948 г.

Не включенный в список Горький , управляемый Кьярико Кьярико, последний раз редактировался 9 октября 2011 г.

Unlisted Bitter , управляемый Джоном Муром, последний раз редактировалось 9 июля 2011 г.

Не включенный в перечень Горький

Не включенный в перечень Горький

Не включенный в перечень Горький

Пожалуйста, присоединяйтесь к нам в совместной работе над генеалогическими деревьями BITTER.Нам нужна помощь хороших специалистов по генеалогии, чтобы вырастить полностью бесплатное общее генеалогическое древо , которое объединит всех нас.

Поваренная книга: Горькая дыня — Викиучебники, открытые книги для открытого мира

Поваренная книга | Рецепты | Ингредиенты | Овощной

---

Горькая дыня также известна как foo qua , бальзамическая груша и горькая тыква . На самом деле это представитель семейства тыквенных и напоминает огурец с неровной кожей. При первом сборе горькая дыня желто-зеленая, но по мере созревания становится желто-оранжевой.Внутренняя часть дыни наполнена волокнистыми семенами. Горькая дыня используется в основном в азиатской и индийской кулинарии. Растения горькой дыни считаются инвазивным сорняком во Флориде.

Горькая дыня оказывает на человека интересное воздействие. Он использовался в традиционной китайской медицине для лечения диабета и для абортов. Это мешает многим вещам: вирусам, бактериям, опухолям … и иммунной системе. Снижает уровень холестерина в крови. Это слабительное.

Горькая дыня содержит много калия и витамина С.В спелых плодах апельсина много бета-каротина, а в ярко-красных спелых семенах — ликопина.

Выбирайте твердые безупречные дыни длиной от 5 до 12 дюймов. Выбирайте зеленые дыни для более горького вкуса и желто-оранжевые для более мягкого вкуса.

Храните дыню в холодильнике в бумажном или пластиковом пакете без упаковки в течение 3-5 дней. Непосредственно перед употреблением нарежьте дыню ломтиками.

Разрезать пополам и выбросить семена и волокнистую сердцевину.Он действительно «горький», даже если жареный; не приятный вкус. Чтобы уменьшить горечь, бланшируйте в кипящей воде 2–3 минуты. Кожица съедобна, и дыню обычно не очищают. Семена также съедобны, если только они не очень твердые, и включены в некоторые рецепты. Горькую дыню обычно фаршируют, приправляют карри или маринуют. Его также можно использовать для жарки и супа, а также готовить на пару. В рецепты с горькой дыней часто добавляют чеснок или перец чили, чтобы компенсировать горький вкус.

Горькие дыни доступны свежими с апреля по сентябрь на большинстве азиатских рынков и иногда их можно найти в более крупных супермаркетах.Они в основном выращиваются в тропическом климате, включая Восточную Африку, Азию, Карибский бассейн и Южную Америку. Некоторые рынки начинают продавать горькие дыни круглый год. Также их можно купить консервированными или сушеными.