Грибоедов «Горе от ума», действие 3 – краткое содержание

Чацкий, которого терзает любовь и ревность к Софье, случайно сталкивается с ней в комнате и допытывается, кого она любит. Софья отвечает, что «весь свет», и высказывает Чацкому: вы слишком саркастичны, насмехаетесь то над тем, то над другим, а не лучше ли вам обратить больше внимания на самого себя? (См. полный текст «Горя от ума».)

Чацкий откровенно расспрашивает её насчёт Молчалина. Есть ли в нём «та страсть, то чувство, пылкость та, чтоб, кроме вас, ему мир целый казался прах и суета?» Не слишком ли Молчалин смирен? Не приписали ли вы ему в воображении те качества, которых он не имеет?

 

Горе от ума. 3-е действие. Краткий пересказ. Иллюстрированная аудиокнига

 

Софья сожалеет про себя, что она Чацкого «нехотя с ума свела», однако. Но отрицает свою любовь к Молчалину. Говорит, что просто сострадает ему, когда слышит, как зло Чацкий его высмеивает. Софья настаивает: Молчалин неглуп, он умеет кротостью обезоружить вспыльчивого Фамусова, по доброте души проводит целые часы со скучными старичками. «Он наконец: уступчив, скромен, тих… Чужих и вкривь и вкось не рубит».

Слушая Софью, Чацкий убеждает себя: она не способна полюбить Молчалина – слишком мелки те свойства характера, которые она в нём хвалит. О Скалозубе же Софья прямо говорит: он герой «не моего романа».

Появляется Лиза и потихоньку говорит Софье, что к ней собирается придти Молчалин. Софья покидает Чацкого под предлогом, что ей надо к «прикмахеру». В комнату к Чацкому входит Молчалин. Чацкий спрашивает, как он поживает. Молчалин рассказывает, что недавно получил служебное повышение по Архивам: начальство оценило два его таланта – умеренность и аккуратность. «Чудеснейшие два! и стоят наших всех», – иронизирует Чацкий. Молчалин намекает, что Чацкий просто завидует: ведь ему «не дались чины». Рассказывает, как влиятельная московская дама Татьяна Юрьевна, воротясь из Петербурга, рассказывала: существовавшая прежде связь Чацкого с министрами быстро оборвалась. К большому удивлению Молчалина Чацкий даже не знает, кто такая Татьяна Юрьевна.

Молчалин советует Чацкому послужить в Москве: «и награжденья брать и весело пожить». Чацкий отвечает: «Когда в делах – я от веселий прячусь, когда дурачиться – дурачусь; а смешивать два эти ремесла есть тьма искусников, я не из их числа». Молчалин вспоминает ещё какого-то Фому Фомича. Чацкий называет этого начальника отделения «пустейшим и бестолковым человеком» и интересуется мнением о нём Молчалина. «В мои лета не должно сметь своё суждение иметь… В чинах мы небольших», – с наигранной скромностью отвечает Молчалин.

Чацкий почти открыто насмехается над ним и вновь приходит к мысли, что Софья не может любить такое ничтожество.

 

В дом Фамусова собираются гости на бал. Лакеи готовят столы. Чацкий стоит одиноко. Подъезжает карета. Молодая дама Наталья Дмитриевна удивлена, увидев Чацкого: она полагала, что он далеко от Москвы. Рассказывает, что вышла замуж за Платона Михайловича Горича. Входит и сам Платон Михайлович, тоже близкий знакомец Чацкого. Чацкий шутливо осведомляется: после женитьбы «забыт шум лагерный, товарищи и братья»? – Горич с сожалением отвечает: теперь у меня иные занятия; сейчас вот твержу на флейте дуэт a-мольный. «Брат, женишься, тогда меня вспомянь! От скуки будешь ты свистеть одно и то же». Чацкий напоминает Горичу прежние дни военной службы в полку. Однако Наталья Дмитриевна спешит ответить: у Платона Михайловича сейчас рюматизм и головные боли, он любит город, Москву, а в глуши армейского гарнизона погубит свои дни. Наталья Дмитриевна назойливо опекает мужа, настаивает, чтобы он застегнул жилет, отошёл от сквозняка. Горич даже возводит глаза к небу. Чацкий: «Не в прошлом ли году, в конце, в полку тебя я знал? лишь утро: ногу в стремя и носишься на борзом жеребце; осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла». – Горич: «Эх! братец! славное тогда житьё-то было».

Подъезжает семья Тугоуховских: князь и княгиня с шестью незамужними дочерьми. Наталья Дмитриевна бежит лобызаться с ними. Дамы громко обсуждают фасоны платьев и шарфов. Княгиня, заметив Чацкого, спрашивает у Натальи Дмитриевны, кто он. Та отвечает: «Чацкий, холостяк». Княгиня тут же велит князю идти «звать Чацкого к нам на обед». Глуховатый князь, выслушав указание жены через слуховую трубку, идёт его исполнять. Тем временем княгине объясняет: Чацкий не камер-юнкер и не богат. Княгиня: «Князь, князь, назад!»

Подъезжают ворчливые, всем раздражённые графини Хрюмины. Прибывают и другие гости. Между ними суетливый Загорецкий, который тут же предлагает Софье билет на завтрашний спектакль, который достал по знакомству. Загорецкий пробует заговорить с Горичем, но тот с отвращением советует ему «морочить женщин». Горич рекомендует Загорецкого Чацкому как «отъявленного мошенника и плута», с которым и в карты садиться опасно.

Появляется старуха Хлёстова, свояченица Фамусова, с арапкой-девкой и собачкой. Хвалится ими перед Софьей. Говорит, что достать их помог Загорецкий. Загорецкий, услышав эти слова, выставляется вперёд из толпы. Но Хлёстова продолжает о нём Софье: «лгунишка, картёжник, вор» – и Загорецкий тут же исчезает. Чацкий хохочет над этой сценой. Хлёстовой его смех не нравится: она думает, что Чацкий смеётся над нею.

Выходит Фамусов, громко спрашивая, приехал ли Сергей Сергеич Скалозуб. Тот вскоре появляется. Молчалин уже занял для Хлёстовой место за карточным столом. Гладит её шпица и восхищается его шёрсткой.

Чацкий подходит к Софье. Насмехается над льстивыми повадками Молчалина, находит в нём сходство с Загорецким. Когда Чацкий отходит, Софья в бешенстве. «Этот человек всегда причиной мне ужасного расстройства! Унизить рад, кольнуть; завистлив, горд и зол!» К Софье подходит господин N, осведомляется о Чацком. Софья: «Он не в своём уме!» Господин N удивлён и заинтересован. Софья, заметив это, думает про себя: «А, Чацкий, любите вы всех в шуты рядить, угодно ль на себе примерить?»

Господин N передаёт слух о сумасшествии Чацкого господину D. От господина D новость переходит к Загорецкому. Тот уверяет, что и прежде слышал: Чацкий сидел на цепи в жёлтом доме, но потом его с цепи спустили. Загорецкий рассказывает слух графиням Хрюминым. Внучка, недолго думая, подтверждает: она и сама заметила сумасшествие Чацкого. Глуховатой графине-бабушке вообще слышится: Чацкий то ли сведён в тюрьму, то ли перешёл в басурманство. Бабушка пытается рассказать новость такому же глухому князю Тугоуховскому.

Весть о «безумии Чацкого» мало-помалу узнают все гости. Никто не ведает, от кого первого она пошла. Фамусов говорит, что нимало не удивляется, ибо Чацкий «чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом, хоть пред монаршиим лицом, так назовёт он подлецом!..» Все очень рады новости, все имеют причины досадовать на умного, язвительного Чацкого. Фамусов уже уверяет, что мать Чацкого сходила с ума восемь раз. Хлёстова осведомляется: «он пил не по летам»? Наталья Дмитриевна подтверждает: «бутылками-с, и пребольшими», а Загорецкий: «Нет-с, бочками сороковыми». Фамусов заявляет: «Ну вот! великая беда, что выпьет лишнее мужчина! Ученье – вот чума, учёность – вот причина».

Все подхватывают тему о вреде учения. Княгиня Тухоуховская рассказывает о своём родственнике, который учился в Педагогическом институте и теперь: «От женщин бегает, и даже от меня! Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник, князь Фёдор, мой племянник». Скалозуб говорит, что уже есть проект переустроить все школы и гимназии на военный лад, «а книги сохранят так: для больших оказий». Фамусов: «Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы, да сжечь». Загорецкий возмущается, что баснописцы в своих стишках насмехаются «над львами и орлами». Начинают горячо спорить о том, сколько крестьянских душ имеет Чацкий.

Появляется он сам. Все пятятся от него («не начал бы драться»). Чацкий подходит к Софье, говорит ей, что ему не понравилась Москва. Рассказывает, как только что говорил в соседней комнате с приезжим французиком из Бордо. Тот боялся ехать в Россию, «к варварам», но когда прибыл сюда, почувствовал себя как будто в собственном отечестве: все говорят по-французски, у дам такие же наряды… Чацкий возмущается отсутствием национального духа в высшем российском обществе.

 

Ах! если рождены мы всё перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев.

 

 

Монолог Чацкого «Французик из Бордо…» («В той комнате незначащая встреча…»). Слушать

 

…Увлекшись этим монологом, он вдруг замечает, что слушатели разошлись от него и «кружатся в вальсе с величайшим усердием».

 

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.

 

«Горе от ума». Краткое содержание 1-го действия

Краткое содержание 2-го действия

Краткое содержание 3-го действия

Краткое содержание 4-го действия

Первое и последующие действия происходит в Москве, в доме Фамусова.

Утро, гостиная. Перед дверью в комнату Софьи спит Лиза.  Проснувшись, она пытается достучаться до хозяйки, чтобы сказать, что ей пора провожать гостя. Входит Фамусов, который хочет узнать, почему ночью слышал то флейту, то фортепьяно, заигрывает с Лизой. Она говорит громким голосом, стараясь дать знак своей барышне, что здесь ее отец.

Софья зовет Лизу, Фамусов уходит. Из комнаты Софьи выходит она сама и Молчалин, Лиза укоряет их в неосмотрительности. Софья объясняет: «Счастливые часов не наблюдают». Входит Фамусов, он удивлен присутствием Молчалина. Тот говорит, что только вошел. Фамусов подозревает обман и ругает французов, которые оказывают дурное влияние на девиц.

Софья делает вид, что ничего не понимает, пытается сделать виноватым Фамусова: он вбежал «так проворно», что она испугалась. Фамусов иронизирует по этому поводу. Софья объясняет испуг страшным сном. Фамусов все же говорит об обмане, допрашивает Молчалина, тот отвечает, что явился сюда на голос Фамусова. Они уходят.

Лиза говорит Софье, что ее любовь к Молчалину безнадежна, так как батюшка, как «все московские», желает зятя «со звездами да с чинами», а кроме того, с деньгами. Подходящий жених — полковник Скалозуб. Но Софья говорит, что он не вымолвил ни одного умного слова и замуж за него она не хочет. Тогда Лиза вспоминает остроумного Чацкого, который воспитывался в доме Фамусова и был связан детской дружбой и первыми нежными отношениями с Софьей. Но Чацкий уехал три года назад, так как ему стало скучно в доме Фамусова.

Софья обижена на него, считая, что юноша слишком много возомнил о себе ( «Вот об себе задумал он высоко», а ее бросил. Молчалин лучше Чацкого, говорит Софья: он «за других себя забыть готов).

Появляется Чацкий. Он засыпает Софью вопросами, один из которых- не влюблена ли она? Софья не отвечает. Чацкий вспоминает юные годы и общих знакомых москвичей, делая в их адрес ироничные замечания. Но все же Чацкий рад, что он в Москве: «И дым отечества нам сладок и приятен».

Случайно Чацкий вспоминает Молчалина и говорит, что тот далеко пойдет: «Ведь нынче любят бессловесных». Софья в сторону говорит, что Чацкий «не человек, змея». Приходит Фамусов. Он размышляет, кого больше опасается видеть в качестве жениха дочери — Молчалина или Чацкого.

Молчалин — нищий, Чацкий — франт, да кроме того еще мот и сорванец. «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом» — заключает Фамусов.

Горе от ума Грибоедова: краткое содержание трагикомедии по действиям и знакомство с действующими лицами

Прочитав краткий пересказ произведения, можно узнать обо всех событиях, которые описывает автор в пьесе «Горе от ума». Приведенное ниже краткое содержание по главам передает основную суть произведения и отвечает на вопрос: «Сколько действий в произведении Грибоедова?»….

Действующие лица пьесы Александра Сергеевича Грибоедова:

•  Фамусов Павел Афанасьевич — вдовец, воспитывающий единственную дочь.
• Софья — семнадцатилетняя дочь и наследница Фамусова.
• Молчалин Алексей Степанович — трусливый молодой человек, помогает Фамусову вести деал и проживает в его доме.
• Чацкий Александр Андреевич – друг детства Софьи. Влюблен в нее. Недавно вернулся из-за границы.
• Лизанька — служанка в доме Фамусовых.
• Скалозуб Сергей Сергеевич – глуповатый, но состоятельный человек. За него хотят выдать Софью.
• Репетилов — один из второстепенных героев произведения. Он — пародийное отражение Чацкого.

Сюжет пьесы

Все 4 действия произведения происходят в доме Фамусова. Краткое содержание по главам, которые в драматическом произведении называются действиями, поможет проследить ход событий.

Важно! В 1-м действии пьесы «Горе от ума» читатель узнает, что Софья любит Молчалина и равнодушна к Чацкому.

Краткое содержание 1 действие: Лизанька просыпается утром в кресле около двери барышни. Софья и Молчалин тайно встречаются по ночам в комнате девушки. Лизаньке приходится оберегать место встреч от незваных гостей. Вдруг девушка слышит шум. К Лизе подходит Фамусов и заигрывает с ней. Но, услышав голос дочери, мужчина поспешно удаляется.

Влюбленным приходится проститься. Но Фамусов застает Молчалина около самой двери и допытывается, что здесь делает молодой человек так рано. Павел Афанасьевич отчитывает и дочь за то, что она позволяет себе ранние встречи с молодым человеком.

Когда отец уходит, служанка утверждает, что Фамусов никогда не даст согласие на брак дочери с незнатным человеком. Отец считает, что девушке нужно выйти замуж за богатого и знатного полковника Скалозуба. Софья припоминает свою первую влюбленность в Александра Чацкого — веселого и умного юношу. Но, по мнению девушки, эти чувства нельзя назвать настоящей любовью. В этот момент появляется дворецкий доложить, что в дом прибыл Александр Андреевич.

Гость искренне радуется встрече с девушкой, к которой он неравнодушен. Холодный прием возлюбленной несколько умеряет его пыл. Нежданный гость начинает предаваться воспоминаниям о прошлых взаимоотношениях с девушкой. Но прошедшие чувства между ними дочь Фамусова называет ребячеством. Тогда мужчина спрашивает, не занято ли сердце девушки мыслями о ком-нибудь другом. Юная барышня утверждает, что ее смущение вызвано откровенными вопросами Александра Андреевича.

Появляется отец. Софья убегает. Начинается беседа между Павлом Афанасьевичем и Александром Андреевичем. Молодой человек дает понять, что подруга юности до сих пор нравится.

Конфликт между героями пьесы 2 действие

Важно! В пьесе Горе от ума 2 действие рассказывает читателю об отношении Фамусова к чувствам Чацкого к Софье, а Молчалин предстает совсем в другом свете.

Фамусов строит планы на ближайшее будущее. Появляется Чацкий. Он откровенно спрашивает хозяина дома, какой ответ получит, если посватается к его дочери. Павел Афанасьевич отвечает, что нежданному гостю не мешало бы получить чин повыше. Молодой человек начинает обвинять тех, кто составляет мнение о человеке только по его чинам. Фамусов, слушая пламенную речь гостя, делает вывод, что тот придерживается революционных идей. Завязывается конфликт между Павлом Афанасьевичем и Александром Андреевичем.

В это время пожаловал полковник Скалозуб, которому Павел Афанасьевич очень рад. Фамусов и полковник начинают обсуждать брата Скалозуба, который бросил службу и уехал в деревню. Тут в разговор вклинивается Александр Андреевич и встает на защиту тех, кто не пытается выслужиться перед властью. Столь бурная дискуссия прерывается уходом хозяина дома.

Внезапно появляется Софья с сообщением, что Молчалин упал с лошади. Взволнованная девушка лишается чувств. Александр Андреевич понимает, кто нравится ей. Скалозуб выходит, чтобы помочь пострадавшему. Чацкий и Лизанька хлопочут около молодой барышни. Возвращаются Скалозуб вместе с Молчалиным. Полковник успокаивает всех, объясняя, что у пострадавшего лишь ушиб руки. Чацкий, обиженный равнодушием возлюбленной, уходит. Сергей Сергеевич удаляется к Фамусову в кабинет.

Алексей Степанович упрекает девушку, что она так открыто демонстрирует свои чувства к нему. Молчалин боится, что слухи об их отношениях дойдут и до отца девушки. Служанка советует барышне начать флиртовать с Чацким, чтобы ввести отца в заблуждение. Софья в раздумьях уходит. Молчалин начинает заигрывать с Лизой.

Кульминация 3 действие

Важно! В Горе от ума 3 действие содержит в себе кульминацию произведения. Когда Чацкий признается Софье в любви, девушка не говорит, кто ей на самом деле нравится.

Вечером в дом Фамусова на бал съезжаются многочисленные гости. Все они влиятельные люди. Молчалин начинает выслуживаться перед ними. Дочь Фамусова вскользь замечает, что Александр Андреевич сошел с ума. Эта фраза, сказанная в переносном значении, воспринимается за настоящую новость. Сенсация сразу же разносится по залу.

Среди гостей Фамусова интерес читателя привлекает Репетилов. Его длинные монологи и эмоциональные восклицания чем-то напоминают речь Чацкого. Даже появление и уход героя также неожиданны, как и приезд и отъезд Чацкого. Репетилов — пародия на Александра Андреевича.

Александр Андреевич обескуражен тем, в России в моде только все иностранное. Но никто из гостей не слушает мужчину, воспринимая его идеи за бред безумца. Этот кульминационный момент — последняя ступень в конфликте между фамусовским обществом и Чацким. Открытый финал произведения позволяет читателю лишь догадываться о развязке.

Это интересно! Роман Война и мир – краткое содержание по главам

Развязка 4 действие

Краткое содержание по действиям завершается событиями последнего фрагмента. Гости разъезжаются. Для Чацкого этот день стал самым печальным. Все мечты героя, желания и надежды изменились. Александр Андреевич не понимает, почему вдруг все гости стали считать его безумцем, кто и зачем распространил такие лживые слухи.

Внезапно появляется Софья. Чацкий скрывается за ближайшей колонной. Софья отправляет Лизу проверить, правда ли Александр Андреевич внизу. Осмотревшись, Лиза стучится к Молчалину, чтобы позвать его к барышне. Между служанкой и Алексеем Степановичем происходит разговор. Молчалин объясняет, что не любит дочь Фамусова. Софья все слышит и разочаровывается в возлюбленном. К ней подходит Александр Андреевич, чтобы укорить в нелюбви.

В этот момент появляется Фамусов с прислугой и свечами. Отец удивлен, что застал дочь именно с Чацким, ведь девушка сама пустила слух, что тот сошел с ума. Чацкий понимает, что возлюбленная — виновник лживых сплетен. Он собирается уехать из Москва навсегда.

Четвертое действие позволяет персонажам увидеть истинное положение вещей:

• Мечты и надежды Чацкого рухнули, а появилось презрение к фамусовскому обществу.
• Софья раскрыла настоящий характер Молчалина и разлюбила его.
• Фамусов узнал о тайных встречах дочери.
• Московское общество говорит о Чацком как о безумце.

Горе от ума Действие III Явление 1 5 

Анализ 4 действия комедии Горе от ума.

Вывод

Краткое содержание по главам (действиям) пьесы Грибоедова поможет читателю лучше понять суть конфликта между ее действующими лицами. Однако прочитать произведение полностью необходимо, чтобы оценить красоту и точность стихотворного слога, которым написана эта не теряющая актуальности пьеса. Не зря она стала источником многочисленных цитат, вошедших в обиходный русский язык.

Отзыв о пьесе «Горе от ума» для читательского дневника (А. С. Грибоедов)

(330 слов) Комедия «Горе от ума» считается главной работой в творчестве А. С. Грибоедова. Основная мысль пьесы заключается в том, что честный и прогрессивный человек, который обладает незаурядным умом, зачастую является изгоем в социуме. Александр Андреевич Чацкий, главный герой пьесы, испытывает горе от того, что он, в отличие от всего фамусовского общества, говорит дельные вещи и осознает, как порочно и глупо живут дворяне. Но драму причислили к комедиям потому, что Грибоедов высмеивает людей, отрицающих образование, честность и социальную справедливость. За это мне очень понравилась книга, ведь такие проблемы, как невежество, косность, карьеризм и лицемерие, актуальны и сегодня. Мое впечатление от книги можно назвать положительным.

Чему учит это произведение? Во-первых, тому, что нужно думать своей головой и не поддаваться влиянию окружения. Героя назвали психически больным только из-за того, что он не соблюдает их устои, не гонится за чинами и деньгами. И все поверили! Никто не усомнился в сплетнях, поэтому была допущена чудовищная несправедливость. Мне понравилась позиция Чацкого в такой сложной ситуации. Несмотря на то, что его оклеветала сама возлюбленная Софья, он спокойно просит «Карету мне, карету» и уезжает. Можно сказать, что автор дает наставление потомкам – не стоит бурно реагировать на оскорбления, всегда лучше просто уйти и оставить последнее слово за собой. Во-вторых, произведение учит правильно и здраво мыслить, а также вкладывать силы в самообразование. Чацкий получил заграничное образование, соответствующее «нынешнему веку». Сам Грибоедов устами героя показывает несостоятельность действующей системы дворянского обучения. Он знал, о чем говорил, ведь достиг высокого поста, опираясь на знания, полученные за рубежом. Таким образом, человек должен заниматься повышением собственной квалификации, а не выслуживаться, чтобы получить место по блату.

В этой небольшой пьесе больше всех мне нравится герой Чацкий, его взгляд на жизнь, на военную службу. Это интеллигентный человек, имеющий чувство собственного достоинства. Хоть А. С. Пушкин в своей рецензии на произведение и сомневался в том, что герой, который пытается образумить общество, умен, я думаю, что только такие люди могут расшевелить застойное болото, погрязшее в лицемерии и невежестве. История мира доказывает, что именно «белые вороны» ведут вперед всю стаю.

Автор: Вера Куруч

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Смысл комедии Горе от ума, Грибоедов

Главная>Сочинения по произведению Горе от ума

Смысл комедии

20 предложений/ 283 слова

Александр Сергеевич Грибоедов написал первую реалистическую комедию в русской литературе. В название каждого произведения вкладывается какой нибудь смысл. Название комедии «Горе от ума» отражает жизненную драму главного героя — Александра Андреевича Чацкого.

Чацкий очень умный и образованный человек, но это не приносит ему счастья. Он возвращается к любимой девушке, но она предала его и уже влюблена в Молчалина. В обществе Чацкий пытается всем доказать, что каждый должен иметь своё мнение, что необходимо учиться и получать образование, что делать добро нужно от всего сердца, что «служить делу, а не лицам», но его не понимают, обвиняют сумасшедшим.

А. С. Грибоедов показывает противостояние умного Чацкого и глупого фамусовского общества. Люди в фамусовском обществе не готовы к переменам в жизни, они живут по законам «века минувшего». Чацкий отличается от них тем, что он умнее, человечнее и стремиться к лучшему. Чацкий смеётся над ними, но не смеётся над собой, так как уверен, что умный человек не может быть смешным. Он даже не понимает, как Софья могла полюбить глупого Молчалина.

Хотя нельзя всех отрицательных персонажей комедии назвать глупцами. Скалозуб, например, хоть и глуп, но добивается продвижения по службе, и ему не стоит это никаких усилий. Фамусов, богат и знатен, и считает, зачем работать самому, если всё за него может сделать секретарь. А Молчалин, чтоб построить себе карьеру, ухаживает за Софьей и угождает всем знатным знакомым. Получается, что глупые люди счастливы и довольны своей жизнью, а умный несчастен.

В этой комедии Чацкий испытывает горечь разочарования, его ум приносит ему одни страдания. А фамусовское общество радуется его отъезду, потому что он хотел изменить их устоявшиеся законы и их мир.

Автор доказывает. что все герои комедии по своему умны, только по разному воспринимают жизнь, и что ум тоже может принести много горя.

см. также:
Другие сочинения по произведению Горе от ума, Грибоедов

Характеристики главных героев произведения Горе от ума, Грибоедов

Краткое содержание Горе от ума, Грибоедов

Краткая биография Александра Грибоедова

«Горе от ума» — конфликт, сюжет и композиция (кратко)

Конфликт в пьесе Грибоедова

Два конфликта лежат в основе сюжета комедии «Горе от ума». (Конфликт –  это столкновение характеров и обстоятельств, взглядов, принципов, положенных в основу действия.)

В пьесе Грибоедова это:

1. Любовный конфликт

• интрига построена на любовном треугольнике (Чацкий – Софья — Молчалин)
• в пьесе не один любовный треугольник (Чацкий- Софья – Молчалин, Молчалин – Лиза – Фамусов, Молчалин – Лиза – буфетчик Петруша)

2. Общественный конфликт

• столкновение «века нынешнего» и «века минувшего»
• Чацкий и Фамусов – основные антагонисты общественного конфликта
• столкновение двух веков выражено в отношении к:

а) службе

б) свободе суждений

в) богатству и чинам

г) протекции «родным людям»

д) раболепию и чинопочитанию

е) образованию

ж) крепостному праву

з) подражанию всему иностранному

и) московским нравам

Особенности разрешения конфликта

• любовный конфликт специфически разрешен (Чацкий понимает, что не любим, но и Софья узнает о вероломном поведении Молчалина)
• общественный конфликт не разрешен и не может быть разрешен. Это проблема времени и развития общества

Особенности сюжета комедии Грибоедова

Сюжет  – это ряд событий литературного произведения в той художественной последовательности, которая предусмотрена композицией художественного текста

1. Двойной конфликт «Горе от ума» связан с двумя переплетающимися сюжетными линиями:

• любовная линия Чацкого, Софьи и Молчалина
• общественно- политическая линия противостояния Чацкого и фамусовского общества

2. Сплетня о сумасшествии Чацкого как элемент связи сюжетных линий

Композиция «Горе от ума»

1. Композиционное решение пьесы — это четыре действия вместо традиционных трех или пяти (как в классицизме):

• экспозиция (до появления Чацкого, действие I, явление 1-6)
• завязка (приезд Чацкого, действие I, явление 7)
• развитие действия (конец I действия, явления 8-10, II и III действия)
• кульминация и развязка (IV действие)

Новаторство комедии заключается в наличии двух противоположных конфликтов, переплетения нескольких сюжетных линий, простоте композиции пьесы.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость — поделитесь

Краткое содержание Мильон терзаний для читательского дневника

Критическую статью «Мильон терзаний» Гончаров написал в 1872 году. В ней автор проводит краткий анализ пьесы «Горе от ума», обозначает ее актуальность и значение в русской литературе. Прочитать краткое содержание «Мильон терзаний» можно на нашем сайте.

Гончаров «Мильон терзаний» очень кратко

Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкою живучестью от других произведений слова.

«Горе от ума» появилось раньше Онегина, Печорина, пережило их, про­шло невредимо через гоголевский период, прожило эти полвека со времени своего появления и все живет своей нетленною жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности.

Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представля­ется каким-то кругом знакомых читателю лиц и притом таким определен­ным и замкнутым, как колода карт.

Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, до­рожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой — моралью, которою пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.

Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы коме­дии, а была бы, пожалуй, картина нравов.

Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме. Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и весь «ум».

«А судьи кто?» и т. д. Тут завязывается борьба, важная и серьезная, целая битва. Здесь в нескольких словах раздается, как в увертюре опер, главный мотив. Намекается на истинный смысл и цель комедии. Оба, Фа­мусов и Чацкий, бросили друг другу перчатку.

Образовались два лагеря, или, с одной стороны, целый лагерь Фамусо­вых и всей братии «отцов и старших»; с другой — один пылкий и отважный боец, «враг исканий». Это борьба на жизнь и смерть, борьба за существо­вание, как новейшие натуралисты определяют естественную смену поко­лений в животном мире.

«Мильон терзаний» — и «горе» — вот что Чацкий получил за все, что успел посеять. До сих пор он был непобедим: ум его беспощадно поражал больные места врагов.

Между тем ему досталось выпить до дна горькую чашу — не найдя ни в ком «сочувствия живого» уехать, увозя с собой только «мильон терзаний».

Литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибое­довым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений.

Короткий пересказ «Мильон терзаний» Гончарова

О комедии в целом:

«Нельзя представить себе, чтоб могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стих слились здесь во что-то нераздельное затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот… шутку и злость русского ума и языка. «Горе от ума»… — комедия жизни».

«Полотно ее (комедии) захватывает длинный период русской жизни — от Екатерины до императора Николая. В группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы. И это с такой художественною, объективною законченностью и определенностью, какая далась у нас только Пушкину и Гоголю».

«Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку… Другие… дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой — моралью, которою пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни».

О Чацком:

«Только о Чацком многие недоумевают: что он такое?.. Чацкий не только умнее всех прочих лиц, но и положительно умен. Речь его кипит умом, остроумием. У него есть и сердце, и при том он безукоризненно честен… Он искренний и горячий деятель… Между тем Чацкому досталось до дна… выпить… горькую чашу — не найдя ни в ком «сочувствия живого», и уехать, увозя с собой лишь «мильон терзаний»… Он знает, за что он воюет и что должна принести ему эта жизнь… Эти честные, горячие, иногда желчные личности, которые не прячутся покорно в сторону от встречной уродливости, а смело идут навстречу ей и вступают в борьбу… Чацкий… наиболее живая личность, натура его сильнее и глубже прочих лиц и потому не могла быть исчерпана в комедии».

О Софье:

«Это (Софья) — смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является как общие черты ее круга… Софья… прячет в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию».

О фамусовском обществе:

«Этот муж (Горич), недавно еще бодрый и живой человек, теперь опустившийся, облекшийся, как в халат, в московскую жизнь барин, «муж-мальчик, муж-слуга», идеал московских мужей… Эта Хлестова, остаток екатерининского века, с моськой, с арапкой-девочкой, — эта княгиня и князь Петр Ильич — без слова, но такая говорящая руина прошлого, — Загорецкий, явный мошенник, спасающийся от тюрьмы в лучших гостиных и откупающийся угодливостью вроде собачьих поносок, и эти N. N. и все толки их, и все занимающее их содержание! Наплыв этих лиц так обилен, портреты их так рельефны, что зритель холодеет к интриге, не успевая ловить эти быстрые очерки новых лиц и вслушиваться в их оригинальный говор».

Это интересно: Д. И. Писарев – литературный критик, посвятивший множество исследований произведений русских писателей. На нашем сайте вы можете прочитать краткое содержание критической статьи Писарева «» по роману .

Содержание «Мильон терзаний» с цитатами

В статье Гончаров пишет о том, что комедия «Горе от ума» держится особняком в литературе, отличается «моложавостью, свежестью и более крепкой живучестью». Он сравнивает пьесу со столетним стариком, «около которого все, отжив по очереди свою пору, умирают и валятся, а он ходит, бодрый и свежий».

Гончаров упоминает Пушкина, у которого «гораздо больше прав на долговечность». Однако герои Пушкина «уже бледнеют и уходят в прошлое», «становятся историей». «Горе от ума» появилось раньше, чем «Евгений Онегин» и «Герой нашего времени», но при этом «пережило их», пройдя даже гоголевский период и «переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности». Несмотря на то, что пьеса сразу разошлась на цитаты, от этого не опошлилась, а «сделалась как будто дороже для читателей».

Гончаров называет «Горе от ума» картиной нравов, галереей живых типов, это «вечно острая, жгучая сатира, и вместе с тем и комедия». «Полотно ее захватывает длинный период русской жизни – от Екатерины до императора Николая». В героях пьесы отразилась вся прежняя Москва, «тогдашний ее дух, исторический момент и нравы».

Центральный персонаж пьесы «Горе от ума» Чацкий «положительно умен», в его речи много остроумия, он «безукоризненно честен». Гончаров считает, что как личность Чацкий выше и умнее Онегина и Печорина, так как готов к делу, «к активной роли». При этом Чацкий не находит ни в ком из других героев «сочувствия живого», поэтому и уезжает, увозя с собой «мильон терзаний».

Гончаров размышляет над тем, что в пьесе Грибоедов показывает «два лагеря» – с одной стороны это «Фамусовы и вся братия», а с другой – пылкий и отважный боец Чацкий. «Это борьба на жизнь и смерть, борьба за существование».  Однако после бала Чацкий устает от этой борьбы. «Он, как раненый, собирает все силы, делает вызов толпе – и наносит удар всем, – но не хватило у него мощи против соединенного врага». Преувеличения, «нетрезвость речи» становятся причиной того, что его принимают за сумасшедшего. Чацкий даже не замечает, «что сам составляет спектакль на бале».

Гончаров не оставляет без внимания и образ Софьи. Он подчеркивает, что она относится к тому типажу женщин, которые «почерпали житейскую мудрость из романов и повестей», поэтому умели «только воображать и чувствовать и не учились мыслить и знать». Гончаров сравнивает Софью с пушкинской Татьяной: «обе, как в лунатизме, бродят в увлечении с детской простотой», считает, что в отношениях с Молчалиным Софьей двигало «влечение покровительствовать любимому человеку».

Гончаров отмечает, что у Чацкого «роль страдательная», но иначе не могло и быть. «Чацкий больше всего обличитель лжи и всего, что отжило, что заглушает новую жизнь» – «жизнь свободную». Его идеал заключен в свободе ото «всех цепей рабства, которыми оковано общество». «И Фамусов и другие про себя все согласны с ним, но борьба за существование мешает им уступить». При этом Гончаров считает, что «Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим», поэтому комедия и остается актуальной.

Критик отмечает, что в книге «Горе от ума» две комедии «как будто вложены одна в другую». Первая – частная «интрига любви» между Чацким, Софьей, Молчалиным и Лизой. «Когда первая прерывается, в промежутке является неожиданно другая, и действие завязывается снова, частная комедия разыгрывается в общую битву и связывается в один узел».

Гончаров считает, что при постановке «Горя от ума» артистам важно «прибегать к творчеству, к созданию идеалов», а также стремиться к «художественному исполнению языка».

Заключение

В статье «Мильон терзаний» Гончаров проводит параллель между героями пьесы «Горе от ума» и персонажами произведений Пушкина и Лермонтова. Автор приходит к выводу, что Онегин и Печорин «побледнели и обратились в каменные статуи», Чацкий же «остается и останется в живых».

Советуем не ограничиваться кратким пересказом «Мильона терзаний», а оценить критический труд Гончарова в полном варианте.

Читайте также: А. С. Грибоедову пьеса «Горе от ума» принесла всемирную славу. В этой комедии в сатирическом ключе представлены нравы московского дворянства 19 века. Краткое содержание «» по действиям поможет более детально разобраться в проблематике пьесы, которую изучают в 9 классе.

Туман (1980) — Краткое содержание сюжета

Размещаясь в рыбацком городке в Северной Калифорнии под названием Антонио Бэй, 21 апреля 1980 года город собирается отпраздновать свое столетие, и сейчас это празднование под руководством Кэти Уильямс (Джанет Ли). Однако столетний юбилей также отмечен зловещими событиями, в том числе появлением светящегося тумана, который распространяется над сушей и морем.

В первой сцене, в ночь перед празднованием города, группа детей, сидящих у костра на пляже, развлекается историей о привидениях, рассказанной «старым» мистером Мистером.Мэчен (Джон Хаусман) (ровно в полночь), проживающий здесь пожилой рыбак. Рассказанная история свидетельствует об истории формирования города, которую в этот самый момент обнаруживает местный священник, отец Мэлоун (Хэл Холбрук), когда он находит дневник своего деда (который также был священником города). .

Позже дневник раскрывает темную тайну, неизвестную нынешним жителям, где в 1880 году шесть основателей залива Антонио (включая дедушку Мэлоуна) намеренно потопили и разграбили «Элизабет Дейн», клипер, принадлежавший Блейку, богатому человеку с проказа, который хотел основать колонию возле бухты Антонио.Шесть заговорщиков зажгли костер на пляже возле коварных скал, и экипаж клипера, обманутый ложным маяком, врезался в них. Все на борту корабля погибли. Шесть заговорщиков руководствовались как жадностью, так и отвращением к мысли о наличии поблизости колонии прокаженных. Залив Антонио и его церковь были основаны на золото, украденное с корабля.

Таинственный туман содержит мстительных призраков Блейка и экипажа клиппера, которые вернулись на 100-ю годовщину кораблекрушения и основания города, чтобы, по-видимому, унести жизни шести человек (символические заменители шести заговорщиков).Этой же ночью трое местных рыбаков, Эл Вильямс, Томми Уоллес и Дик Бакстер, зверски убиты сверхъестественными злоумышленниками после того, как туман накрыл их лодку. Незадолго до своей смерти Ал и Томми стоят на палубе лодки и могут видеть призрачно выглядящий корабль, тянущийся рядом с их, сквозь густой, но светящийся туман.

В то же время Ник Кастл (Том Аткинс) едет по проселочной дороге и подбирает автостопщицу по имени Элизабет (Джейми Ли Кертис), которая утверждает, что едет в Ванкувер.Пока они едут в сторону города, радио и фары автомобиля начинают гаснуть, так как окна грузовика выбиты. При этом вокруг спящего городка начинают происходить разные странные явления (шевелятся стулья, включаются телевизоры, будто оживают заправки). Вскоре Ник и Элизабет прибыли в прибрежный дом Ника и расслабляются, когда в дверь слышен тяжелый стук. Пробираясь открыть стеклянную входную дверь, Ник видит странный свет, сияющий снаружи, освещающий темную фигуру.Часы пробивают 1 час ночи, и циферблат внезапно трескается, когда Ник открывает дверь и видит, что там никого нет, и туман рассеялся.

На следующее утро, находясь в своем бунгало рядом с пляжем, местный радиодиджей Стиви Уэйн (Эдриенн Барбо) лежит в постели, когда ее маленький сын Энди возвращается в дом, показывая ей обнаруженную им сломанную деревянную доску. . Читается «ДЕЙН». Заинтригованная произведением, Стиви берет ее с собой на маяк, где готовится к своему следующему выступлению и слушает различные рекламные ленты для своей станции.Стиви кладет доску на магнитофон, на котором воспроизводятся рекламные ролики, и, пока она на мгновение отвлечена, из доски начинает сочиться вода. Вода растекается и приводит к короткому замыканию магнитофона. Внезапно из магнитофона раздается голос Блейка, который клянется отомстить, на доске появляются слова «6 Must Die», и доска загорается. Потрясенный Стиви немедленно тушит огонь. После этого Стиви проверяет доску и обнаруживает, что на ней снова написано «ДЕЙН».

Тем временем Ник и Элизабет арендуют лодку и отправляются на поиски пропавшей рыбацкой лодки под названием «Морская трава».Вскоре они находят лодку, на которой были убиты рыбаки. Осмотрев заброшенную лодку, они спускаются на палубу, и Элизабет находит безглазый труп Дика Бакстера, младшего из трех рыбаков. Затем они отвозят тело Бакстера в офис местного коронера, чтобы его осмотрел доктор Фибес. Фибес, которого озадачивает продвинутое состояние разложения тела, отводит Ника в сторону, чтобы спросить его об обстоятельствах обнаружения тела, и оставляет Элизабет одну в комнате вскрытия с трупом Бакстера.Тело на мгновение оживляется призраком. Он поднимается со стального стола для вскрытия трупа, хватает скальпель и подходит к Элизабет. Когда труп Бакстера приближается к Элизабет, она кричит, и тело падает на пол, снова безжизненное. Крики Элизабет приводят Ника и Фибеса обратно в комнату вскрытия, где они видят, что труп вцарапал на полу цифру «3» скальпелем.

Вернувшись в центр города Антонио Бэй, начинается празднование города. В то же время Дэн (Чарльз Сайпресс), местный метеоролог, и Стиви разговаривают по телефону.Стиви выражает опасения по поводу странного светящегося тумана, приближающегося к городу. Затем Дэн слышит стук в дверь метеостанции и оставляет Стиви у телефона, а сам идет ответить. Дэна убивают, когда он открывает дверь, и один из призраков пронзает его крюком в горло, и Стиви в ужасе слушает.

Как раз в тот момент, когда призраки тумана перерезают телефонные линии, а также саботируют электричество для всего города, Стиви начинает свою радиопередачу и умоляет кого-нибудь добраться до ее дома и спасти ее сына, когда она видит, как туман накатывает на улицу. дом.Ник и Элизабет слышат это по радио в грузовике Ника и идут на помощь. Вернувшись в дом Стиви, в дверь раздается странный стук. Пожилая няня идет ему ответить и говорит Энди идти в свою комнату. Когда она открывает дверь, призраки выходят из тумана и пронзают ее своими мечами и крюками. Затем призраки идут за Энди. Ник приезжает как раз вовремя и забирает Энди на своей машине. Минута напряженности начинается, когда Элизабет, ведущая грузовик Ника, пытается сбежать вместе с ним, но застревает в выбоине на дороге, когда туман окружает грузовик, и призраки медленно появляются к ним.В последнюю секунду Элизабет удалось вывести грузовик из выбоины и поехать задним ходом, подальше от призраков и из тумана.

Когда праздник в городе подходит к концу, Кэти и ее помощник едут домой на одной машине. Когда они включают радио, они слышат, как Стиви постоянно говорит людям держаться подальше от тумана, так как это опасно. Когда появляется туман, они уезжают от него. Затем они слышат, как Стиви говорит, что единственное безопасное место — это церковь, в которую они ходят. Ник, Элизабет и Энди слышат то же сообщение и тоже ходят в церковь.Все они встречаются в церкви, а также отец Мэлоун, и прячутся в маленькой задней комнате. Пока они находятся в комнате, Кэти и отец Мэлоун находят украденное золото, которое было расплавлено в виде креста. Призрак Блейка и его команда начинают врываться в комнату. Зная, что он отпрыск последнего заговорщика, отец Мэлоун противостоит призракам с золотым крестом в попытке принести себя в жертву и спасти всех остальных.

Вернувшись к маяку, туман смыкается, и несколько призраков пытаются атаковать Стиви.Она забирается на крышу вместе с призраками по горячим следам, заманивая ее в ловушку. Призраки медленно приближаются к ней и готовятся к атаке. Вернувшись в церковь, призрак Блейка хватает золотой крест. Золотой крест начинает светиться, и церковь грохочет, свет, исходящий от креста, становится все ярче и ярче. Всего за несколько секунд до того, как призрак Блейка и крест исчезают во вспышке и громе, Нику удается оттащить отца Мэлоуна от креста. С призраком Блейка другие призраки также внезапно исчезают.У маяка Стиви спускается с крыши и возвращается в безопасное место. Туман внезапно исчезает, и большинство жителей города спасаются.

Стиви начинает свою радиопередачу и предупреждает большинство кораблей в океане, чтобы они смотрели через воду в темноту в поисках тумана. Позже той ночью, когда отец Мэлоун остается один в церкви, он спрашивает себя: «Почему не я, Блейк?». В этот момент туман внезапно снова появляется внутри церкви вместе с Блейком и его командой. Блейк замахивается мечом в голову отца Мэлоуна, обезглавливая его, когда экран становится черным.

Парижский обзор — От горя к чудесам

Гвендолин Брукс в интервью 1977 года описывает продолжающийся спор со своим мужем о судьбе бегущего чернокожего ребенка:

Однажды мы шли по дороге и увидели маленького ганского мальчика. Он бежал и был счастлив под счастливым солнцем. Мой муж сделал комментарий, возникший в результате ссоры, которая у нас была накануне вечером, которая длилась до четырех утра. Он сказал: «А теперь посмотри, посмотри на этого маленького мальчика.Это идеальная картина счастливой молодости. Итак, если вы писали о нем стихотворение, почему бы вам просто не упустить его? Написать стихотворение о счастливом бегающем мальчике, счастливом бегающем мальчике? »[…]

Итак, я сказал, что если вы исчерпывающе напишете о бегающем мальчике и заметите, что мальчик черный, вам придется пойти дальше празднования блаженной юности. Вы просто можете подумать, что когда черный мальчик бежит, может быть, не в Гане, но, возможно, на южной стороне Чикаго, вам придется вспомнить одного друга моей дочери в старшей школе — красивого мальчика, такого умного, одного из самых почетных. студенты, да и просто молодец в кругу.Он бежал по переулку со своим другом, просто бежал, и полицейский сказал: «Стой!» И прежде чем он успел замедлить свои шаги, он просто выстрелил в него. Теперь это происходит постоянно в Чикаго. Все эти обещания лежали в маленькой смятой кучке. Мертвые навсегда.

*

На каждую печаль, которую я пишу, я прижимаюсь лбом к земле. Также я омываю ноги наших возлюбленных, хотя бы мысленно, в водах лепестков цветов.

Скрещиваю руки и кланяюсь тебе.
Я скрещиваю руки в доспехах, желая защиты.

*

23 августа 2014 года я присоединился к тысячам людей, чтобы маршировать за жизнь Эрика Гарнера и против полиции, убившей его месяц назад. Бластоциста, которая стала моим сыном, умножалась внутри моего самого темного меня без моего ведома.

Время прошло сквозь нас. Сейчас 2020 год. Рэмси Орта, снимавший смерть Гарнера и храбро поделившийся этим рекордом, заключен в тюрьму по сфабрикованным обвинениям и избит охранниками. Старший ребенок Эрика Гарнера, активистка Эрика Гарнер, умерла в возрасте двадцати семи лет от увеличенного сердца после родов всего за три месяца до этого.

Лето, потом все листья опадают. Моим детям два и четыре года, потом им почти три и почти пять. День рождения моего сына, теперь я знаю, приходится на дни рождения юного Ахмауда Арбери и поэта Камау Братвейта. Я слышу, как Гвендолин Брукс: «Вы могли бы подумать, что, когда черный мальчик бежит…» Мы с партнером балансируем в этом споре между Бруксом и ее мужем, наше собственное зрение тронуто обоими вещами: счастливым в счастливом солнечном свете и словами полицейского. остановка. Мы танцуем в кругу, следуя за обоими этими людьми — Ахмаудом Арбери, вечно становящимся, и Камау Братвейтом, старшим, который писал в Elegguas :

Как все это было одним миром.возможно — нет — определенно — на
добрее — вы были счастливы в год получения серебряных волос
, и угрозы не было

Мой партнер и я еще не говорим с нашими детьми о расизме и подобных угрозах, которые здесь нависают. Мы говорим о справедливости, разнообразии, честности. Детям нравится история Малькольм Литтл: Мальчик, который вырос, чтобы стать Малкольмом X . Сначала они читают немного, потом еще немного. Мы наносим им большие мазки горящего дома, но долго говорим о блестящей семье Малькольма, их обязательствах и работе, божьих коровках в саду.В фильме « Мэй среди звезд », когда учитель отвергает мечту Мэй стать космонавтом, наш сын в шоке. «Почему учитель сказал это ребенку?» Он задает этот самый вопрос, который нам кажется синим, в течение нескольких недель, а затем месяцев. Мы не упоминаем, что учитель белый. Мы не упоминаем, что люди, сжигающие дом Малкольма Литтла, белые.

Мы с напарником разговариваем с другими чернокожими родителями, в том числе и с нашими. Мы получаем советы, задаем вопросы, работаем и думаем о том, как накормить и укрепить наших детей.Нам пока не приходит в голову говорить с детьми о Белизне, но я все чаще думаю, что мы должны это делать. Например, в феврале меня поразил белый одноклассник моего сына, который вбегает в холл и сообщает своим родителям, что Мартин Лютер Кинг-младший был убит из-за цвета его кожи. Спустя эти месяцы я снова поражен очень маленькими белыми детьми, которые открыто и, кажется, не опасаются убийства Джорджа Флойда.

Мы разговариваем по телефону с классом моего ребенка по Zoom.Одна из его белых одноклассниц отправилась на марш со своей семьей в разгар пандемии, чтобы маршировать за Black Lives. Сила этого не потеряна для меня. Меня тронут вложения и риск их семьи, на который я не берусь. Я изучаю лицо ребенка. Ребенок все еще в ее голосе, в ее щеках, в том, как она держит рот. Она говорит: «Джордж Флойд был убит, потому что…» И я выключаю звук. Моя младшая говорит: «Я не слышу, мамочка». Секундочку, говорю я им обоим, секунду.

Остальная часть этого предложения может быть приведена сотнями различных вариантов, может что-то сказать о жестокости, наживе и расовом терроре, на которых основано полицейское государство, но это не тот приговор, на который я рассчитываю.Предложение, которое я ожидаю, является вариацией на тему: Джордж Флойд был убит из-за цвета его кожи. С людьми плохо обращаются из-за цвета их кожи. Джордж Флойд был убит из-за того, что его кожа была коричневой.

Наша кожа коричневая.

Мы стоим в свете приговора, но преступник находится под прикрытием, замаскирован. Но чем и на чьей службе?

Мне сразу приходит в голову, что мы недостаточно подготовили нашего ребенка к угрозе внутри этого тумана.

Я представляю себе качели. Мои дети на одной стороне, а этот Белый ребенок, моего сына того же возраста, такого же роста и веса, находится на другой стороне. Она один ребенок, моих детей двое. И все же именно они парят в воздухе без заземления. Он был убит из-за того, что его кожа была коричневой. Так звучит приговор, который удерживает моих детей, болтающихся и подчиненных, и который дает Белому ребенку ее землю, ее безопасность, ее естественную среду обитания и близость к земле. Последствия превосходства белых называются только с точки зрения страданий или потенциальных страданий моего ребенка, именуются только с точки зрения страданий наших возлюбленных, но не с точки зрения причин, виновных, наследников, а не с точки зрения последствий для умы Белых детей, которые уже потерпели неудачу, уже ошибочно приучены стоять вне уравнения со своими семьями.

Наш сын уже знает основные принципы физики, на которых построены качели. Он знает, что один и один — два. Он знает: от курицы — яйца; из яблони, яблони; и так далее. Так почему мы должны учить его такой искаженной логике, которая старается изо всех сил не называть другого подлежащего в предложении? Если мы это сделаем, сам приговор станет своего рода пленом. Если мы это сделаем, у него не будет шанса узнать, от чего он пытается избавиться, и белые дети тоже будут думать, что проблема где-то там, чужая, даже его, а не вода, которую они пьют, чистота. воздух, которым они дышат.

Гвендолин Брукс пишет в этом отрывке из персонального стихотворения «Мальчик из окрестностей Йоханнесбурга», написанного во время апартеида:

Мой путь — от горя к чудесам.
Черный мальчик недалеко от Йоханнесбурга, жаркий
в жаркое время.

Эти люди
не любят Черный среди цветов.
Им не нравится наш
, называющий нашу страну нашей.
Говорят, наша страна не наша.

Те люди.
Посещение мира, как я посещаю мир.
Те люди.
Их отбеливатель сморщенный и жестокий.

Она начинает втягивать Белизну в кадр. И я думаю, что здесь есть что-то для нас.

Когда Белый человек с Белым ребенком указывает на моего ребенка, даже с любовью, как на пример имеющей значение Черной жизни, я также хотел бы, чтобы этот человек научил своего Белого ребенка жизни и истории Белых, а также тому, как они продвигаются. приходиться очень много работать, чтобы убедиться, что они не занимают больше воздуха, больше места, больше тротуаров, потому что их ошибочно учили, что мир больше их.Я хотел бы передать слова своей пятилетней давности, чтобы, когда ему сказали: «Джордж Флойд был убит из-за того, что его кожа была коричневой», он мог сказать что-то вроде: «Ну, вообще-то, есть идея под названием« белизна ». Некоторые люди думают, что они лучше и заслуживают большего, потому что они белые, а их предки из Европы. Их предки причиняли боль людям и земле, чтобы получить силу, которую они передали своим детям и которую их дети хранят и продолжают использовать, чтобы навредить даже сегодня.Разве это не ужасно? »

Я хочу, чтобы он мог сказать что-то вроде: «Эти люди. Посещая мир, как я посещаю мир ».

*

Этой весной у нас в квартире двое детей и двое родителей, всегда вместе. К тому времени, как последние минуты жизни Ахмауда Арбери разлетелись по Интернету, и мы начали оплакивать новости о полицейских, убивающих Бреонну Тейлор в ее спальне, а также новости об убийстве полицией Джорджа Флойда и людей, включая детей. маленькие, как мои дети, начали маршировать по улицам, мой сын и его сестра снова в шкуре своих родителей, потребляя только то, что мы хотим, чтобы они потребляли.В течение нескольких месяцев никто, даже марионетки на «Улице Сезам», не говорили перед нашими детьми: «Его убили, или ее убили, или с ними обошлись несправедливо из-за того, как они выглядят, или действуют, или кто они такие». У наших детей есть немного больше времени, чтобы поработать над доспехами наших детей, прежде чем они снова уйдут в другой мир, который, да, мы тоже любим и хотим, чтобы они были. Мы хотим, чтобы они были в этом мире вместе с нашей семьей. Мы хотим, чтобы они бегали под солнечным светом со своими смеющимися друзьями.

Ахмауд Арбери.Бреонна Тейлор. Джордж Флойд. Я прохожу по дому быстро, потом медленно, пытаясь прислушаться к своим матерям. Мы с детьми целый день варим лепестки пиона в воде, а затем они по очереди разминают их в пилоне. Мы промываем бумагу пигментом, и цвет меняется от почти невидимого фиолетового к фиолетовому, настолько сильному, что это похоже на лекарство. Ночью становится все темнее и темнее, даже во сне. Теперь они это знают. И они знают, как затянуть дым над головой в благословении. Но больше защиты, больше.И не только защита, но и правда, еще и сновидения. Фиолетовый внутри лепестка. Фиолетовый внутри фиолетового. Истина внутри пурпурного. Мечтать о правде. Свобода внутри сновидений.

*

Время повторяется через нас. Время идет. У меня родился сын, потом ему было два года, а потом родилась моя дочь. Этой весной им почти три и пять лет. В апреле я начинаю говорить, как и каждый год: «Прямо сейчас мы готовились к твоему рождению. У меня был огромный живот. Мое сердце перекачало столько крови.На деревьях распускались почки. Трава была высокой и зеленой. Я не упоминаю Эрика Гарнера. Я не упоминаю Майка Брауна или Тамир Райс. «Пять лет назад мы готовились». Я не упоминаю Вальтера Скотта. «Папа собирал коляску, мы гуляли, за нами ехала белка. Мы ждали, когда ты родишься ». Он любит слушать эту историю и задает вопросы о белке, темноте, мороженом, крови. Он спрашивает всевозможные подробности своей беременности.

В этом году мы идем на болото.Холодно и так ветрено, что на улице почти никого нет, поэтому мы снимаем маски и поворачиваемся к ветру спиной. Что было здесь до нас? Кто здесь был? Что здесь еще есть, хотя, может быть, мы этого не видим? Мы учим детей спрашивать. Это земля Ленни Ленапе. Когда-то была пустыня. Когда в семнадцатом веке прибыли голландцы, они начали свой колониальный проект с войны с землей и ее народом. Прилив высокий, и мы не видим крабов, моллюсков или улиток, но мы знаем, что они там есть.

Дней спустя, снова тепло. Дети спокойно передвигаются по болоту, видя то, что видят. Снег крабов. Их отец говорит: «Нежные, нежные, не пугайте их».

*

Когда мне было одиннадцать, я наблюдал, как краб в отчаянии сновал по булыжникам на небольшой площади в Колиме, где жила моя тетя. Я до сих пор помню его панику, как я чувствовал себя как-то захваченным ею. С ним я поделился скином. Клянусь, я подумал что-то вроде: «Ты мой предок.Я — ты. Пока я не научился также становиться тем, кто охотился, больше не чувствуя твоей потери жизни. Сначала я сказал, нет, нет, и было так грустно, плакать и сопить мне в руки. Мои родители сказали мне, шшш, ешь, потому что мы были голодны, и я, в конце концов, так и поступил. Я начал есть твое мясо не только из-за голода, но из-за жадности, без благодарности, без молитвы, без чувства вины, как что-то делать ».

*

Мой путь — от горя к чудесам.
Черный мальчик недалеко от Йоханнесбурга, жаркий
в жаркое время.

Эти люди
не любят Черный среди цветов.
Им не нравится наш
, называющий нашу страну нашей.
Говорят, наша страна не наша.
Те люди.
Посещение мира, как я посещаю мир.
Те люди.
Их отбеливатель сморщенный и жестокий.

Я пытаюсь проследить за мальчиком от горя к удивлению, но эти годы часто переходят от удивления к горе. Это то, что оживляет мою тишину. Он сверкает, как молния, сквозь все мои ветви. Чудо к горе.ЛаКуан Макдональд, семнадцать лет. Кваме Джонс, семнадцать лет. Трейвон Мартин, семнадцать лет. Рамарли Грэм, семнадцать лет. Тамир Райс, двенадцать лет. Айяна Мо’Ней Стэнли Джонс, семь лет. Имя дано их семьями. Имена, которые будут называться из другой комнаты. Имена, которые нужно научить писать и читать. Имена, которые, возможно, будут выкрикивать в кругу, пока их возлюбленные хлопают в ладоши и заставляют их танцевать.

*

Горе удивляться. Мне нужно выжить и выжить — моя страна — для моих детей: вставайте.Налейте воду в кастрюлю и сварите яйцо. Вымой лицо. Очистить корзину. «Где твоя обувь?» Я говорю. «Давай посчитаем пальцы. Мама любит тебя, — говорю я, и через наши ряды слышу, как проходят другие матери.

Моя мать, например, говорила нам: «Смерть и жизнь во власти языка».

Смерть и жизнь, — говорила наша мать, — о любом количестве вещей и любым количеством способов. Частично я понял, что язык может помочь нам жить и может помочь нам умереть.Этот упрек сатане и помазание наших голов и дома маслом на самом деле означало что-то. Но дело не в том, продержится ли сатана, да, мы хотели, чтобы сатана ушел. Дело в том, что она учила нас драться.

*

Этой весной сын начинает читать. Он работает со словами, их мельчайшими звуками, иногда угадывая, иногда повторяя то, что он слышит, как мы говорим об английском: знаете, смех — забавное слово. Похоже, это звучит так, но на самом деле это звучит иначе.«Без» состоит из двух слов. Какие сюрпризы щекочут его. Как тишина некоторых e не такая тихая, потому что они меняют звук гласной раньше. Шланг находится на расстоянии одной буквы от носика . Я начинаю думать, что научиться читать по-английски — значит начать кое-что знать и об этой стране. Что-то скрыто, что-то показано. Что-то зловещее, что-то радостное. Некоторые вещи не такие, какими кажутся. Другие вещи такие, какими кажутся. В письмах я нахожу фигуры, которые тело моего брата создает внутри круга.Я прослеживаю формы тела моей сестры, когда она сажает деревья. И миллион конфигураций этой буквы перед той, марширующей по улицам этой весной, в этот день. Мой сын учит свою сестру. Вт похож на воду. Это письмо похоже на это. Может, они семья, а может, и нет.

С помощью пигмента мой сын делает поздравительную открытку, чтобы отправить ее любимому другу. Он очень аккуратно пишет домик на дереве девятью коричневыми буквами внизу листа, я не знаю почему.Может быть, потому, что это самая прекрасная идея, которую он может предложить. Он спрашивает меня: «Вы когда-нибудь видели домик на дереве !?» Меня щекотает его радость, что такая вещь существует. Я делаю заметки своей бумагой и карандашом. Дом внутри дерева. Ой, похоже я написал бесплатно .

*

Мне уже поздно тридцать, когда я впервые слышу от моего друга Росс, что одна из стратегий petit marronage для порабощенных людей заключалась в том, чтобы войти в вершины и стволы деревьев, найти и сохранить там убежище. .

Каждый раз, когда мы с напарником начинаем учить наших детей жестокости, умышленной, этого момента и этой страны, континуума катастрофы, которую мы живем, любим и вдыхаем, теперь я знаю, что это жизненно важная часть того, что мы учим их, что они должны иметь дело с красотой и силой творческих стратегий чернокожих повсюду. Мароны, сажающие маниоку и сладкий картофель, легко скрываются, тайно растут в земле. Крестная сестра моего лучшего друга, Брэнди, которая, когда мы были маленькими, умела раствориться в воздухе, открыв книгу. Tegadelti борцы за свободу на передовой в Эритрее делают пигмент из цветочных лепестков для рисования. Палестинцы, которые, когда израильские силы объявили уголовным преступлением ношение палестинского флага в 1967 году, подняли арбузы как свои флаги. Красный, черный, белый, зеленый. Разум, который пытается и снова пытается найти выход из положения.

Мне приходит в голову, что сейчас я хочу для своих детей вооружить их боевыми средствами, доспехами и пространством для мечтаний в долгой, постоянной работе наших попыток освободиться.Я пытаюсь мыслить как поэт, как бордовый — сказать нашим детям, что были люди, которые, даже находясь под самым невообразимым принуждением, имели разум найти и сохранить убежище на деревьях. Что они все еще вокруг нас. Некоторых из них зовут Гвендолин. Некоторые из них названы Камау.

Я пытаюсь учиться вместе с детьми и ради них. Чтобы помочь им двигаться к чуду, даже в их горе. Чтобы сопротивляться печати столь полного предложения и найти в синтаксисе сквозные проемы — так на почву своих собственных сновидений, они снова и снова вспыхивают.

Среди сообществ, выполняющих жизненно важную и блестящую работу по поддержанию мечты и силы молодых людей, есть Маленькие Мароны. В течение последних пятнадцати лет они сосредоточили свое внимание на совместном обучении детей младшего возраста с акцентом на африканских странах. Если вы хотите поддержать их переход к разработке учебных программ, вы можете найти их здесь: http://www.littlemaroonscommunity.com/donate/

Араселис Гирмей — автор трех сборников стихов, последняя из которых — — «Черная Мария» (BOA Editions, 2016), за которую она стала финалистом премии Нойштадта.Она является редактором книги Как носить воду: Избранные стихи Люсиль Клифтон (2020).

Краткое изложение и анализ крушения «Гесперуса» Х. У. Лонгфелло

О Х. У. Лонгфелло:

Генри Уодсворт Лонгфелло родился в 1807 году в штате Мэн. Он был одним из самых известных поэтов своего времени. Он был широко известен и любим. Его самые известные работы — «Эванджелина», «Песня о Гайавате» и «Поездка Пола Ревира». Помимо этого, он был также хорошо известен своим переводом Божественной комедии Данте Алигьери.Он был дважды женат, но, к сожалению, от обоих овдовел. Лонгфелло был разносторонним в своих стихах. Хотя большинство его стихов были лирическими, он также экспериментировал со многими другими формами, включая свободный стих и гекзаметр. Он был частью популярной группы поэтов, известной как «Поэты у камина». Он умер в 1882 году после длительного приступа перитонита.

О «Крушение Геспера»:

Стихотворение впервые было опубликовано в «Балладах и других стихотворениях» в 1842 году. В нем рассказывается о трагических событиях, проистекающих из гордости капитана.В этом стихотворении сочетаются факты и вымысел. В нем сочетаются два события: реальное кораблекрушение во время беды Нормана и реальное крушение Гесперуса недалеко от Бостона. Шторм в стихотворении был вдохновлен великой метелью 1839 года в США.

Место крушения Гесперуса:

Действие поэмы происходит в открытом море и в ненастную погоду. Место, откуда корабль отправляется, не упоминается, но место, где он потерпел крушение, — это Norman’s Woe, каменный риф на мысе Энн в Массачусетсе.

Поэтические устройства на кораблекрушении Геспера:

Станца:
Поэма написана строфами по 4 строки каждая.
Изображения:
Поэма представляет собой балладу, полную образов. Образцы есть почти во всех строфах. После смерти шкипера в строфах используются изображения на высшем уровне.
Рифма:
Схема рифмы строф — ABCB. Конечные слова второй и четвертой строк рифмуются друг с другом.
Foreshadowing:
Смерть предвещается, когда шкипер в своей гордости и высокомерии отворачивает корабль от берега в бурное открытое море.
Повторение:
«Ой, что это может быть?» Это предложение повторяется каждый раз, когда дочь задает отцу вопрос.
Similes:
В стихотворении есть несколько сравнений. Например, «Огромная волна унесла команду / Как сосульки с ее палубы» и «Но жестокие камни проткнули ей бок / Как рога озорного быка».

Краткое описание крушения Геспера:

Шкипер шхуны Hesperus берет свою дочь в одно из плаваний, чтобы составить ему компанию.Она была прекрасной и красивой дамой. Шкипер стоял на штурвале и курил трубку, когда к нему подошел старый моряк и велел пришвартовать лодку в порту, потому что он опасается надвигающегося урагана. Шкипер не прислушался к словам старого моряка.
Ветер похолодал и дул громче. Пошел снег. И разразилась буря, как и предсказывал старик. Корабль был разбит штормом и потерял свою силу. Шкипер поспешно звонит дочери и говорит ей не бояться; он выдержал и более сильные бури.Он завернул ее в пальто и привязал к мачте.
Девушка зовет отца, говоря, что она слышит церковные колокола, и спрашивает, что они означают. Отец отвечает. Девушка снова звонит и спрашивает, какой звук выстрелов она слышала. Отец отвечает. Девушка видит свет и спрашивает отца, что это может быть. На этот раз ответа нет. Отец умирает от холода.
Девушка молится о своем спасении. Но этого не произошло. Судно было унесено к беде нормандца. Шторм накрыл и ее, и она умерла от ветра, прибоя, волн и камней.
На рассвете рыбак находит ее холодное ледяное тело, все еще привязанное к мачте. Таковы крушения «Гесперуса», — говорит поэт.

Анализ крушения Гесперуса:

Шхуна «Гесперус» собиралась плыть по морю зимой. Шкипер корабля взял свою дочь, чтобы составить ему компанию. Мы видим схему рифм в первой строфе ABAB. Следующая строфа описывает дочь с помощью довольно ярких образов. Говорят, что ее глаза голубые, щеки великолепно красные, а грудь белая, как бутоны Хоторна.Хоторн — член семьи Роуз. Здесь поэт использует архаичную форму open в последней строке строфы 2, опе.
Шкипер стоял у штурвала и курил трубку. Мы можем видеть, что путешествие не должно было быть гладким, судя по потоку ветров, о том, как дым движется то на запад, то на юг. Затем идет старый моряк, плававший по испанскому Майну. Испанский Майн состоит из основных прибрежных владений, окружающих Карибское море и Мексиканский залив. Отсюда видно, что старый моряк был довольно опытным.Он говорит шкиперу пристыковать порт к порту, так как он опасается приближения урагана.
Он говорит, что у луны было золотое кольцо прошлой ночью, а сегодня они не могли видеть луну; свидетельства того, что, по словам старого моряка, надвигалась буря. Но шкипер только презрительно посмеялся над стариком. Шкипер мог рассмеяться из-за возраста старика или из-за его собственного высокомерия, с помощью которого, по его мнению, он может победить любую бурю. Ветер стал холоднее и сильнее.Теперь был шторм с северо-востока. Признак того, что этот ветер дул, виден в том направлении, в котором раньше выходил дым из трубы капитана, то есть на юг и запад. Таким образом, в предыдущих строфах было предзнаменование этого шторма. Снег упал в море (рассол здесь означает море) и взорвались валы (волнообразная масса тумана или пара).
И, как и предсказал старик, разразилась буря. Он непрерывно ударял по судну, лишая его силы. Говорят, что он вздрогнул, остановился и прыгнул; все признаки олицетворения.Шкипер боится. Он поспешно зовет свою дочь и говорит ей не бояться, так как он может выдержать самый сильный шторм. Он пытается утешить свою дочь.
Он завернул ее в пальто, чтобы защитить от холода и жалящих порывов ветра. Затем он привязал ее к мачте. Затем следует ряд вопросов и ответов. Девушка слышит церковные колокола, и отец говорит, что это колокол, в который звонят на берегу, если сойдет туман.
Сказав это, шкипер поворачивается к открытому морю. Смысл этого действия неясен.Он мог сделать это либо из своего высокомерия, что он действительно мог улучшить погоду, либо потому, что мог определить направление, с которого звонили в колокол, по очевидным причинам. В любом случае, он уклонился от их единственного шанса благополучно пристыковаться.
Затем дочь слышит стрельбу. Отец говорит, что это с корабля, терпящего бедствие, корабля, который не выдержал шторма. Из этого подтверждается, что шкипер действительно был высокомерным. Затем девушка видит мерцающий свет.Вероятно, это был маяк, излучающий вращающийся свет, который ей показался сияющим. Она спрашивает отца, что это было, но ответа не последовало. Отец, капитан корабля погиб.
Он привязал себя к рулю, прежде чем смерть настигла его. Слова «жесткое» и «фиксированное», чтобы показать, что он мертв. Его дочь, понимая это, молила Господа спасти ее. В следующей строфе больше изображений, описывающих приближение корабля к рифу Норманнское горе. Поэт дополняет образы и следующие строфы, описывая крушение корабля и то, как дочь встретила свою смерть.В описании ее мертвого тела есть еще несколько образов, которые рыбак видит на рассвете.
Вся поэма представляет собой массу образов. Поэма заканчивается строфой, говорящей о том, что именно так потерпел крушение «Геспер» на рифе Нормана Горе.

Центральная идея крушения Геспера:

Центральная идея поэмы состоит в том, чтобы продемонстрировать трагедию Геспера, но также в том, чтобы рассказать о последствиях, которые люди навлекают на себя своим высокомерием. Шкипер, отец дочери, мог бы спасти себя, свою дочь, свою команду и свой корабль, пришвартовав корабль при тех многочисленных шансах, которые он получает вначале.Но он этого не делает из-за своего высокомерия и гордости. Таким образом, он навлекает кровавую смерть на себя и свою дочь.

Тон крушения Геспера:

Поэма начинается нормальным тоном, но ближе к концу становится грустной, мрачной и удручающей.

Заключение

Х. В. Лонгфелло пишет балладу «Крушение Гесперуса», полную образов и повествующую о последствиях человеческой гордости и высокомерия.
Автор: Uttej Reddy

Иней древнего мореплавателя (текст 1834 г.) по…

Аргумент

Как корабль, миновавший Линию, штормом отогнал холодную Страну к Южному полюсу; и как оттуда она взяла курс на тропические широты Великого Тихого океана; и о странных вещах, которые произошли; и каким образом Ансьент Маринер вернулся в свою страну.

ЧАСТЬ I

Это древний Моряк,

И он останавливает одного из трех.

«Клянусь твоей длинной седой бородой и блестящим оком,

Итак, зачем ты меня остановишь?

Двери Жениха широко распахнуты,

А я ближайший родственник;

Гостей встречают, праздник назначен:

Пусть послышится веселый гул.«

Он держит его своей тощей рукой,

« Там был корабль, — сказал он.

‘Постой! Отпусти меня, седобородый гагар!

Eftsoons его рука уронила он.

Он держит его блестящим оком —

Свадебный гость остановился,

И слушает, как трехлетний ребенок:

У моряка есть воля.

Свадебный гость сел на камень:

Он не может выбирать, но слышит;

И так говорил об этом древнем человеке,

Яркоглазый Моряк.

«Корабль приветствовали, гавань очистилась.

Солнце взошло слева,

Он вышел из моря!

И он светил ярко, и справа

Спустился в море.

Все выше и выше с каждым днем,

До мачты в полдень…

Гость на свадьбе бил себя в грудь,

Ибо он слышал громкий фагот.

Невеста вошла в залу,

Она красная, как роза;

Кивают перед ней

Веселые менестрели.

Свадебный гость бил себя в грудь,

Но он не может выбирать, но слышит;

И так говорил об этом древнем человеке,

Яркоглазый Моряк.

И вот пришел ШТУРМ-ВЗРЫВ, и он

Был тираническим и сильным:

Он ударил своими взмахами крыльев,

И погнался за нами на юг.

С наклонными мачтами и наклонным носом,

Как преследующий с криком и ударом

Все еще ступает в тени своего врага,

И вперед наклоняет голову,

Корабль двигался быстро, громко ревел взрыв,

И мы бежали на юг.

И вот пришел и туман, и снег,

И стало чудовищно холодно:

И проплыл лед с высотой мачты,

Зеленый, как изумруд.

И сквозь сугробы снежные скалы.

Мрачный блеск.

Лед был здесь, лед был там,

Лед был кругом:

Он трещал и рычал, ревел и выл,

Как шум в болоте!

Наконец-то пересек Альбатрос,

Несмотря на туман, он пришел;

Как будто это была христианская душа,

Мы приветствовали ее во имя Бога.

Он ел ту пищу, которую никогда не ел,

И летал туда-сюда.

Лед раскололся от удара грома;

Рулевой провел нас!

И задул хороший южный ветер;

Альбатрос последовал за ним,

И каждый день, поесть или поиграть,

Приходил к моряку!

В тумане или облаке, на мачте или саване,

Он сидел на вечерне девять;

Пока всю ночь сквозь туман-дым белый,

Сиял белый лунный свет.«

» Боже, храни тебя, древний мореплаватель!

От бесов, которые так преследуют тебя! —

Почему ты так выглядишь? — Из своего арбалета

я выстрелил в АЛЬБАТРОСС.

ЧАСТЬ II

Солнце теперь встало справа:

Из моря вышел он,

Еще скрывался в тумане, а слева

Спустился в море.

И добрый южный ветер все еще дул сзади,

Но ни одна сладкая птичка не последовала,

Ни дня, чтобы поесть или поиграть

Пришел к моряку!

И я сделал адскую вещь,

И это сработало, горе:

Как бы то ни было, я убил птицу

От этого подул ветер.

Ах, негодяй! сказали они, птица, которую нужно убить,

Это подняло ветерок!

Ни тусклое, ни красное, как собственная голова Бога,

Славное восстание Солнца:

Тогда все утверждали, что я убил птицу

Это принесло туман и туман.

«Правильно, сказали они, таких птиц, которых нужно убивать,

Которые приносят туман и туман.

Дул легкий ветерок, полетела белая пена,

Борозда прошла свободно;

Мы были первыми, кто ворвался в это тихое море

.

Ветер опустил вниз, паруса опустились,

‘Это было грустно, насколько это было печально;

И мы говорили только чтобы нарушить

Морская тишина!

Все в жарком и медном небе,

Кровавое Солнце, в полдень,

Прямо над мачтой действительно стояло,

Не больше Луны.

День за днем, день за днем,

Мы застряли, ни дыхание, ни движение;

Простаивает, как раскрашенный корабль

На раскрашенном океане.

Вода, вода везде,

И все доски усадились;

Вода, вода везде,

Ни капли для питья.

Гнило очень глубоко: Христос!

Вот и должно быть!

Да, скользкие твари ползали ногами

По слизистому морю.

О, о, в катушке и бегстве

Ночью плясали смертельные огни;

Вода, как ведьмовские масла,

Горелая зеленая, синяя и белая.

И некоторые во сне были уверены, что были

Духа, который так мучил нас;

На глубине девяти саженей он преследовал нас

Из страны тумана и снега.

И всякий язык от сильной засухи

засох до корня;

Мы не могли говорить, как если бы

Нас задушили копотью.

А! ну день! какая злая внешность

Если бы я от старых и молодых!

Вместо креста повесили Альбатрос

На шею мне повесили.

ЧАСТЬ III

Прошло утомительное время. Каждое горло

Пересохло, каждый глаз остекленел.

Утомительное время! утомительное время!

Как остекленели каждый усталый глаз,

Глядя на запад, я увидел

Что-то в небе.

Сначала показалось маленьким пятнышком,

А потом показалось туманом;

Он двигался и двигался, и наконец принял

Определенную форму, я думаю.

Пятнышко, туман, форма, я знаю!

И все же он приближался и приближался:

Как будто он уклонился от водяного духа,

Он нырнул, повернул и повернул.

С незащищенным горлом, с запеченными черными губами,

Мы не могли ни смеяться, ни вопить;

Мы стояли немые сквозь засуху!

Я укусил руку, я сосал кровь,

И закричал: Парус! парус!

С незащищенным горлом, с запеченными черными губами,

Агапе, они услышали мой звонок:

Грамерси! они от радости ухмыльнулись,

И вдруг у них перехватило дыхание.

Как пили все.

Смотрите! видеть! (Я плакала) она больше не кидает!

Туда, чтобы работать нам, благо;

Без ветра, без прилива,

Стоит с вертикальным килем!

Западная волна была сплошным пламенем.

День был почти готов!

Почти на западной волне

Покоилось широкое яркое Солнце;

Когда эта странная фигура внезапно проехала

Между нами и Солнцем.

И прямо Солнце было усыпано прутьями,

(Мать Небесная пошли нам милость!)

Как будто через решетку темницы он всматривался

С широким пылающим лицом.

Увы! (подумал я, и мое сердце громко забилось)

Как быстро она приближается и приближается!

Неужели те ее паруса, которые смотрят на Солнце,

Как беспокойные паутинки?

Неужели те ее ребер сквозь которые Солнце

Вглядывались, как сквозь решетку?

И эта Женщина — вся ее команда?

Это СМЕРТЬ? а их двое?

СМЕРТЬ — супруг этой женщины?

Ее губы были красными, ее внешность были свободными,

Ее локоны были желтыми как золото:

Ее кожа была белой, как проказа,

Кошачья Кобыла ЖИЗНЬ В СМЕРТИ была она,

Которая холодом густит мужскую кровь.

Пришла голая туша рядом,

И двое бросали кости;

‘Игра готова! Я выиграл! Я выиграл! ‘

Произнесла она и трижды свистнула.

Обод Солнца опускается; звезды выбегают;

Одним шагом наступает тьма;

С далеким шепотом, над морем,

Выстрелил призрак-лай.

Мы слушали и искоса смотрели вверх!

Страх в моем сердце, как в чашке,

Моя жизненная кровь, казалось, потекла!

Звезды были тусклыми и густыми в ночи,

Лицо рулевого при его фонаре сияло белым;

С парусов капала роса —

До холма над восточным перевалом

Рогатая Луна с одной яркой звездой

Внутри нижнего края.

Один за другим, звездная Луна,

Слишком быстро для стона или вздоха,

Каждый повернул лицо в ужасной боли,

И проклял меня своим глазом.

Четыре раза пятьдесят живых,

(И я не слышал ни вздоха, ни стона)

С тяжелым ударом, безжизненный кусок,

Они падали один за другим.

Души вылетели из своих тел, —

Они бежали в блаженство или в горе!

И каждая душа прошла мимо меня,

Как свист моего арбалета!

ЧАСТЬ IV

«Боюсь тебя, древний мореплаватель!

Боюсь твоей тощей руки!

А ты длинный, длинный и коричневый,

Как и морской песок с ребрами.

Я боюсь тебя и твоего блестящего ока,

И твоей тощей руки, такой коричневой »-

Не бойся, не бойся, Гость свадьбы!

Это тело не упало.

Один, один, все, совсем один,

Один, в широком широком море!

И ни один святой не сжалился над

Моя душа в агонии.

Сколько мужчин, как красиво!

И лгали все мертвые:

И тысяча тысяч склизких вещей

Проживали; и я тоже.

Я посмотрел на гниющее море,

И отвел глаза;

Я посмотрел на гниющую колоду,

И там лежали трупы.

Я смотрел на небо и пытался молиться;

Но или когда-нибудь у молитвы был поток,

Раздался злой шепот и сделал

Мое сердце сухим, как прах.

Я закрыл свои веки и держал их закрытыми,

И шары, как пульс, бились;

Для неба и моря, и моря и неба

Лежал мертвым, как груз на моем усталом глазу,

И мертвые были у ног моих.

Холодный пот стекал с их конечностей,

Ни гнили, ни воняли:

Взгляд, которым они смотрели на меня

Никогда не утихал.

Проклятие сироты утащит в ад

Дух свыше;

Но ох! ужаснее этого

Проклятие в глазах мертвеца!

Семь дней, семь ночей, я видел это проклятие,

И все же я не мог умереть.

Движущаяся Луна поднялась по небу,

И нигде не осталась:

Она тихо поднималась,

И одна или две звезды рядом —

Ее лучи отражали знойную магистраль,

Как апрельский иней;

Но там, где лежала огромная тень корабля,

Очарованная вода горела всегда

Тихий и ужасно красный.

За тенью корабля,

Я наблюдал за водяными змеями:

Они двигались по сверкающим белым следам,

И когда они встали на дыбы, свет эльфов

Упал седыми хлопьями .

В тени корабля

Я наблюдал за их богатой одеждой:

Синий, глянцево-зеленый и бархатно-черный,

Они свернулись и поплыли; и каждый трек

Был вспышкой золотого огня.

О счастливые живые существа! без языка

Их красота могла бы заявить:

Источник любви хлынул из моего сердца,

И я благословил их, не подозревая:

Конечно, мой добрый святой сжалился надо мной,

И я благословил их не подозревая.

В тот самый момент, когда я мог молиться;

А с моей шеи такой свободный

Альбатрос упал и затонул

Как свинец в море.

ЧАСТЬ V

Ой, спи! это нежная вещь,

Любимая от полюса до полюса!

Хвала Мэри Куин!

Она послала нежный сон с Небес,

Это скользнуло в мою душу.

Глупые ведра на палубе,

То, что так долго оставалось,

Мне приснилось, что они были наполнены росой;

А когда проснулся, пошел дождь.

Мои губы были влажными, мое горло было холодным,

Моя одежда вся была промозглой;

Конечно, я был пьян во сне,

И все же мое тело пил.

Я двигался и не чувствовал своих конечностей:

Я был таким легким — почти

Я думал, что умер во сне,

И был благословенным призраком.

И вскоре я услышал рев ветра:

Он не приходил год;

Но своим звуком сотрясала паруса,

Такие тонкие и простые.

Верхний воздух ожил!

И сотня огненных флагов сияет,

Взад и вперед они торопились!

И туда-сюда, и туда-сюда,

Бледные звезды танцевали между ними.

И ветер ревел громче,

И паруса вздохнули, как осока,

И лил дождь из одного черного облака;

Луна была на краю.

Густое черное облако было расслоено, но все еще

Луна была на его стороне:

Как вода, вырвавшаяся из какого-то высокого утеса,

Молния упала без зазубрин,

Река крутая и широкий.

Громкий ветер так и не достиг корабля,

Но теперь корабль двинулся дальше!

Под молнией и Луной

Мертвецы застонали.

Они стонали, зашевелились, все встали,

Не молчали и не шевелили глазами;

Было странно, даже во сне,

Увидеть воскресение этих мертвецов.

Рулевой управлял, судно шло;

Но ни разу не подул ветер;

Все моряки работают на веревках,

Там, где они обычно делали;

Они подняли свои конечности, как безжизненные инструменты —

Мы были ужасной командой.

Тело сына моего брата

Стоял рядом, колено к колену:

Тело и я тянули за одну веревку,

Но он мне ничего не сказал.

«Боюсь тебя, древний мореплаватель!»

Успокойся, Гость свадьбы!

«Это были не те души, которые бежали от боли,

Которые снова пришли к своим трупам,

Но отряд духов благословил:

Ибо, когда рассвело — они опустили руки,

И скопились вокруг мачты;

Сладкие звуки медленно поднимались из их ртов,

И исходили из их тел.

Вокруг, вокруг, каждый сладкий звук летел,

Потом к Солнцу устремился;

Медленно звуки вернулись снова,

То смешанные, то один за другим.

Иногда падают с неба

Я слышал пение небесного жаворонка;

Иногда все маленькие птички,

Как они, казалось, наполняют море и воздух

Своим сладким жаргоном!

А теперь как все инструменты,

Теперь как одинокая флейта;

И теперь это песня ангела,

Которая заставляет небеса безмолвно.

Прекращено; все же паруса на

Приятный шум до полудня,

Шум, как у скрытого ручья

В июньский месяц, покрытый листвой,

Что до спящего леса всю ночь

Сингет тихая мелодия.

До полудня мы спокойно плыли,

И все же ветерок не дышал:

Корабль медленно и плавно шел,

Двигался вперед снизу.

Под килем глубиной девять саженей,

Из страны тумана и снега,

Дух скользнул: и именно он

заставил корабль уйти.

Паруса в полдень остановились,

И корабль тоже остановился.

Солнце, прямо над мачтой,

Прикрепило ее к океану:

Но через минуту она пошевелилась,

Коротким беспокойным движением —

Назад и вперед наполовину ее длина

Коротким беспокойным движением.

Потом, как лающая лошадь, отпустила,

Она сделала внезапный прыжок:

Она залила мою голову кровью,

И я упал на землю.

Как долго я пролежал в таком же состоянии,

Я не должен объявлять;

Но прежде чем моя живая жизнь вернулась,

Я услышал и в душе различил

Два голоса в воздухе.

«Это он?» — спросил один из них: «Это тот человек?

У погибшего на кресте,

Он упал своим жестоким луком до упора

Безобидный Альбатрос.

Дух, пребывающий в одиночестве

В стране тумана и снега,

Он любил птицу, которая любила человека

Которая стреляла в него из лука ».

Другой был более мягким голосом,

Мягким, как медовая роса:

Он сказал: «Человек совершил покаяние,

И покаяние сделает больше».

ЧАСТЬ VI

Первый голос

‘Но скажи мне, скажи мне! Говори еще раз,

Твоя мягкая реакция возобновляется —

Что заставляет этот корабль двигаться так быстро?

Что делает океан? ‘

Второй голос

По-прежнему как раб перед своим господином,

Океан не имеет взрыва;

Его большой ясный глаз бесшумно

На Луну брошено —

Если он может знать, куда идти;

Потому что она ведет его гладко или мрачно.

Смотри, брат, смотри! как милостиво

Она смотрит на него сверху вниз ».

Первый голос

«Но почему этот корабль едет так быстро,

Без волн и ветра?»

Второй голос

‘Воздух отсекается раньше,

И закрывается сзади.

Лети, брат, лети! выше, выше!

Или мы опоздаем:

Медленно и медленно этот корабль будет идти,

Когда транс Моряка утихнет.’

Я проснулся, и мы плыли по кораблю

Как в хорошую погоду:

‘ Это была ночь, спокойная ночь, луна стояла высоко;

Мертвецы стояли вместе.

Все вместе стояли на палубе,

Для слесаря ​​по кладбищу подземелий:

Все устремили на меня свои каменные глаза,

То, что на Луне действительно блестело.

Боль, проклятие, от которого они умерли,

Никогда не ушли:

Я не мог оторвать глаз от их,

И не поднял их на молитву.

И вот это заклинание было мгновенным: еще раз

Я смотрел на зеленый океан,

И смотрел далеко вперед, но мало видел

Из того, что еще видели —

Как тот, что на дорога одинокая

Идет в страхе и ужасе,

И, однажды повернувшись, идет дальше,

И не поворачивает более головы;

Потому что он знает, ужасный злодей

Идет позади него, шагает.

Но вскоре на меня подул ветер,

Ни звука, ни движения:

Его путь лежал не по морю,

В ряби или в тени.

Он приподнял мне волосы, он распахнул мою щеку

Как весенний луг —

Он странно смешался с моими страхами,

И все же это было похоже на гостеприимство.

Быстро, стремительно полетел корабль,

И все же она плыла мягко:

Сладко, сладко подул ветерок —

Он подул только на меня.

Ой! мечтайте о радостях! это действительно

Я вижу верхнюю часть маяка?

Это холм? это Кирк?

Это моя собственная страна?

Мы плыли над гаванью,

И я с рыданиями молился…

О дай мне проснуться, Боже мой!

Или дайте мне спать постоянно.

Гавань-бухта была прозрачна как стекло,

Так гладко она была усыпана!

И на заливе лежал лунный свет,

И тень Луны.

Скала ярко сияла, а кирк не менее,

То, что стоит над скалой:

Лунный свет, погруженный в тишину

Устойчивый флюгер.

И залив был белым с тихим светом,

До тех пор, пока не поднялся из него,

Многочисленные формы, которые были тени,

Пришли малиновые цвета.

Немного поодаль от носа

Эти малиновые тени были:

Я обратил свой взор на палубу —

О Господи! что я там видел!

Каждый труп лежал ровно, безжизненно и ровно,

И, клянусь святым крестом!

Человек весь свет, человек-серафим,

На каждом трупе стояли.

Этот отряд серафимов, каждый махнул рукой:

Это было райское зрелище!

Они стояли как сигналы к земле,

Каждый прекрасный свет;

Этот отряд серафимов, каждый махнул рукой,

Никакого голоса они не передавали —

Никакого голоса; но ох! тишина затихла

Как музыка в моем сердце.

Но вскоре я услышал рывок весел,

Я услышал приветствие лоцмана;

Моя голова была случайно отвернута

И я увидел, как появилась лодка.

Летчик и мальчик Летчика,

Я слышал, как они быстро приближаются:

Дорогой Господь Небесный! это была радость

Мертвецов взорвать не удалось.

Я увидел третьего — я услышал его голос:

Это хорошо Отшельник!

Он громко поет свои благочестивые гимны

То, что он творит в лесу.

Он пронзит мою душу, он смоет

Кровь Альбатроса.

ЧАСТЬ VII

Это добро Отшельника живет в том лесу

Который спускается к морю.

Как громко он возвышает свой сладкий голос!

Он любит разговаривать с маринресом

Они приезжают из далекой страны.

Он стоит на коленях утром, в полдень и в канун —

У него пухлая подушка:

Это мох, который полностью скрывает.

Сгнивший старый дубовый пень.

Лодка приблизилась: я слышал их разговор,

«Как это странно, я думаю!

Где эти огни такие многочисленные и светлые,

Этот сигнал сделан, но сейчас? ‘

‘Странно, честью!’ Отшельник сказал:

«И они не ответили на наше приветствие!

Доски выглядели покоробленными! и посмотрите на эти паруса,

Какие они тонкие и серьезные!

Ничего подобного я не видел,

Разве что

Коричневые скелеты опаздывающих листьев

Мой лесной ручей вдоль;

Когда плющ облеплен снегом,

И совенок кричит на волка внизу,

Которая поедает детенышей волчицы.’

‘ Уважаемый Господь! у него дьявольский вид —

(Пилот ответил)

Меня боятся »-« Давай, давай! »

весело сказал Отшельник.

Лодка подошла к кораблю,

Но я ни говорил, ни шевелился;

Лодка подошла вплотную к кораблю,

И прямо послышался звук.

Под водой он грохотал,

Еще громче и страшнее:

Он достиг корабля, он расколол бухту;

Корабль рухнул свинцом.

Ошеломленный этим громким и ужасным звуком,

Которое ударило небо и океан,

Как тот, который тонул семь дней

Мое тело лежало на плаву;

Но стремительный, как сон, я сам нашел

В лодке лоцмана.

На водовороте, в котором затонул корабль,

Лодка закружилась;

И все было по-прежнему, кроме холма

, говорящего о звуке.

Я пошевелил губами — Пилот завизжал

И в припадке упал;

Святой Отшельник поднял глаза,

И помолился там, где сидел.

Я взялся за весла: Мальчик лоцмана,

Кто теперь безумно ходит,

Смеялся долго и громко, и все это время

Его глаза метались взад и вперед.

‘Ха! ха! ‘ — сказал он. — Ясно, — ясно,

Дьявол умеет грести.’

И вот, все в моей стране,

Я стоял на твердой земле!

Отшельник вышел из лодки,

И еле стоял.

«О пронзите меня, пронзите меня, святой человек!»

Отшельник скрестил лоб.

«Скажи скорее, — сказал он, — я приказываю тебе сказать…

Что ты за человек?»

Сразу же выкрутилась эта моя рама

С ужасной агонией

Что заставило меня начать свой рассказ;

И тогда это оставило меня на свободе.

С тех пор, в неопределенный час,

Эта агония возвращается:

И пока моя страшная история не будет рассказана,

Это сердце внутри меня горит.

Я прохожу, как ночь, с земли на землю;

У меня странная речь;

В тот момент, когда я вижу его лицо,

Я знаю человека, который должен меня слышать:

Ему я рассказываю свою историю.

Какой громкий шум вырывается из этой двери!

Там свадебные гости:

А в беседке невеста

И девицы поют:

И услышь в венский колокольчик

Который побуждает меня к молитве!

Гость свадьбы! эта душа была

Одна на большом море:

Так одиноко, что сам Бог

Казалось, что там мало.

О слаще брачного пира,

‘Это слаще мне далеко,

Идти вместе в Кирк

С хорошей компанией! —

Идти вместе в Кирк,

И все вместе молятся,

Пока каждый к своему великому Отцу склоняется,

Старики, и младенцы, и любящие друзья

И юноши и девушки веселые!

Прощай, прощай! но это я говорю

Тебе, свадебный гость!

Хорошо молится, любящий хорошо

И человек, и птица, и животное.

Лучше всего молится, любящий лучше

Все, и большое и малое;

Дорогому Богу, любящему нас,

Он создал и любит всех.

Моряк, чей глаз светлый,

Чья борода от возраста седая,

Ушел: а теперь Гостья на свадьбе

Отвернулся от дверей жениха.

Он пошел, как ошеломленный,

И потерял рассудок:

Более грустный и мудрый человек,

Он встал завтра утром.

Мир Генри Воана

Однажды ночью я видел Вечность,

Как большое кольцо чистого и бесконечного света,

Все спокойно, как было светло;

И под ним круглое Время в часах, днях, годах,

Ездить по сферам

Как огромная тень движется; в котором мир

И весь ее поезд был брошен.

Любящий любовник в его причудливой форме

Там жаловались;

Рядом с ним его лютня, его фантазия и его полет,

Кислые лакомства остроумия,

В перчатках и узлах, в глупых ловушках удовольствия,

И все же его дорогое сокровище

Все рассыпались, а он глаза заливал

По течению.

Темный государственный деятель, увешанный тяжестью и горем,

Как густой полуночный туман двигался так медленно,

Он не оставался и не уходил;

Осуждающие мысли (например, печальные затмения) хмурый взгляд

По его душе,

И облака плачущих свидетелей без

Преследовали его с одного крика.

А крота выкопал, дабы не найти путей его,

Работы под землей,

Где он схватил свою добычу; но один видел

Эта политика;

Церкви и алтари питали его; лжесвидетельство

Комары и мухи;

По нему пролился дождь кровью и слезами, но он

Пили как бесплатно.

Ужасный скряга на куче ржавчины

Сейт тосковал там всю жизнь, не доверял

Его руки в прахе,

Пока не поставил бы одну штуку выше, но живет

Боясь воров;

Тысячи были такими же обезумевшими, как он,

И обнимал каждый свое тело;

Прямой эпикюр не имел смысла,

И притворство презренное,

В то время как другие сошли с ума,

Сказано немного меньше;

Порабощают слабые мелкие, мелкие товары,

Кто считает их храбрыми;

И бедная презираемая Истина, подсчитывающая

Их победа.

А некоторые, которые все это время плакали и пели,

И петь, и рыдать, на ринг взлететь;

Но большинство не будет использовать крыло.

О дураки (сказал я) таким образом предпочли темную ночь

Перед истинным светом,

Жить в гротах и ​​пещерах и ненавидеть день

Потому что он указывает путь,

Путь, который из этой мертвой и темной обители

ведет к Богу,

Путь, по которому можно наступить на солнце и оказаться

Более шустрый, чем он.

Но как я их безумие делал так обсудите

Так шепотом,

«Это кольцо Жених никому не дал,

Но для его невесты ».

«Крушение Геспера» Генри Уодсворта Лонгфелло — Стихи

Прелюдия

Это первобытный лес. Шепчущие сосны и болиголовы,
Бородатые мхом и в зеленых одеждах, неразличимые в сумерках,
Стойте, как друиды древности, с грустными и пророческими голосами,
Стойте, как синие арфисты, с бородой на груди.
Громко из каменистых пещер, соседний океан
Громко говорит, и безутешно с акцентом отвечает на вой леса.

Это первобытный лес; но где же сердца, которые под ним?
Прыгает, как косуля, когда он слышит в лесу голос охотника???? леса,
Затемненные тенями земли, но отражающие образ неба?
Отходы — те приятные фермы, а фермеры ушли навсегда!
Рассеянные, как пыль и листья, когда могучие порывы октября
года схватили их, взметнули в воздух и окропили далеко за океан.
От красивой деревни Гран-Пре остались только традиции.

Вы, которые верят в любовь, которая надеется, и терпит, и терпеливы,
Вы, кто верит в красоту и силу женской преданности,
Примите скорбную традицию, все еще воспеваемую соснами в лесу;
Список к «Сказке о любви» в Академии, доме счастливых.

Часть первая

Песня I

В акадской земле, на берегу Минасской впадины,
Отдаленная, уединенная, тихая деревушка Гран-Пре.
Лежит в плодородной долине.Обширные луга простирались к востоку,
давая название деревне, и пастбища для бесчисленных отар.
Плотины, которые руки фермеров поднимали с непрекращающимся трудом,
Не допускайте бурных приливов; но в назначенное время года шлюзы
открывались и приветствовали море, чтобы оно свободно бродило по лугам.
На западе и на юге были льняные поля, фруктовые сады и кукурузные поля.
Далеко простирались и не огорожены по равнине; и дальше к северу
Взошел Бломидон, и леса старые и возвышались над горами
Морские туманы раскинули свои палатки, и туманы могучей Атлантики
Смотрел на счастливую долину, но со своей станции не спустился
Там посреди своих ферм покоилась акадская деревня.
Прочно построены были дома из дуба и болиголова.
Такие, как крестьяне Нормандии, построенные во времена правления Генриха.
Соломенные крыши со слуховыми окнами; и выступы фронтонов
Над цокольным этажом защищали и затеняли дверной проем.
Там тихими летними вечерами, когда ярко светил закат.
Освещал деревенскую улицу и позолочил лопатки на дымоходах.
Матроны и девицы сидели в белоснежных шапках и киртлах. золотой
Лен для ткацких станков, чьи шумные челноки в дверях
Смешивали их звук с жужжанием колес и песнями девушек,
Торжественно по улице шел приходской священник и дети
Сделали паузу в своей игре, чтобы поцеловаться руку, которую он протянул, чтобы благословить их.
Преподобный ходил среди них; и поднялись матроны и девушки,
Приветствуя его медленное приближение словами нежного приветствия.
Тогда рабочие пришли домой с поля, и солнце спокойно опустилось.
Спустился к его покою, и преобладали сумерки. Анон с колокольни
Тихо прозвучал Ангелус, и над крышами деревни
Столбы бледно-голубого дыма, как восходящие облака ладана,
Поднялись из сотен очагов, домов мира и довольства.
Так жили вместе в любви эти простые акадские земледельцы, —
Жили в любви Бога и человека.Так же они были свободны от страха, царящего с тираном, и зависти, порока республик.
Ни замков у дверей своих, ни решеток на окнах;
Но жилища их были открыты, как день, и сердца их владельцев;
Там самые богатые были бедными, а самые бедные жили в достатке.

Немного в стороне от деревни, ближе к бассейну Минаса,
Бенедикт Беллефонтен, самый богатый фермер Гран-Пре,
Жил на своих приусадебных землях; и вместе с ним, руководя своим домом,
Жила Нежная Эванджелина, его ребенок и гордость села.
Сталворт, величавый по форме, был человеком семидесяти зим;
Здоров и бодр был он, дуб, покрытый снежинками;
Белые, как снег, его локоны, а щеки коричневые, как дубовые листья.
Прекрасна была она созерцать ту деву семнадцати лет.
Черные были ее глаза, как ягода, растущая на шипе у дороги,
Черные, но как нежно они блестели под коричневым оттенком ее локонов!
Сладко было ее дыхание, как дыхание коров, кормящихся на лугах.
Когда в жару она несла жнецам в полдень
Бутылки домашнего эля, ах! По правде говоря, была девица,
Прекрасна была она, когда в воскресенье утром, когда колокол из башни
Осыпал святыми звуками воздух, когда священник своим иссопом
окроплял прихожан и осыпал их благословениями,
Падение длинная улица, по которой она прошла, с ее венком из бус и миссалом,
В своей норманнской кепке и синей юбке, и с серьгами,
Привезена в старину из Франции, а с тех пор, как семейная реликвия,
Передана от матери к ребенку через долгие поколения.
Но небесное сияние — более неземная красота —
Сияла на ее лице и окружала ее фигуру, когда, после исповеди,
Она безмятежно шла домой с благословением Бога на нее.
Когда она ушла, это было похоже на прекращение изысканной музыки.

Прочно построенный из дубовых балок дом фермера
Стоял на склоне холма, возвышающегося над морем; и тенистый платан
рос у двери, обвивая его дровами.
Грубо вырезано крыльцо с сиденьями под ним; и тропинка
Вела через фруктовый сад и исчезла на лугу.
Под сикоморовым деревом были ульи, нависшие над навесом.
Такие, как путешественник видит в отдаленных краях у обочины дороги,
Построенный ящик для бедных или благословенный образ Марии.
Чуть ниже, на склоне холма, был колодец с его поросшим мхом ведром
, скрепленным железом, а рядом с ним — корыто для лошадей.
От штормов дом защищали с севера амбары и приусадебный участок.
Там стояли телеги с широкими колесами, старинные плуги и бороны;
Там были загоны для овец; и там, в своем пернатом серале,
выступил над царственной индейкой и пропел петуха тем же самым голосом
, который в древности поразил кающегося Петра.
Сеновалы были засыпаны сеном, а сами села. В каждом из них
Вдали от фронтона выступала соломенная крыша; и лестница,
Под навесом, вела на пахучий кукурузный чердак.
Вот и голубятня стояла со своими кроткими и невинными обитателями.
Вечно бормоча о любви; а наверху в варианте ветры
Бесчисленные шумные флюгеры дребезжали и пели мутации.

Таким образом, в мире с Богом и миром фермер из Гран-Пре
Жил на своей солнечной ферме, а Эванджелина вела его хозяйство.
Многие юноши, когда он преклонил колени в церкви и открывал свой молитвенник,
Смотрел на нее как на святую своей глубочайшей преданности;
Счастлив был тот, кто прикоснулся к ее руке или краю ее одежды!
Многие женихи приходили к ее двери, подружившись с темнотой,
И, когда он стучал и ждал, чтобы услышать звук ее шагов,
Не знал, что бьется громче, его сердце или железный молоток;
Или на радостном празднике Покровителя деревни,
Смелее выросла и сжала руку в танце, когда он шептал
Торопливые слова любви, которые казались частью музыки.
Но, среди всех, кто пришел, только молодой Гавриил был желанным гостем;
Габриэль Лажунесс, сын кузнеца Василия,
Который был сильным человеком в деревне и уважаемым из всех людей;
Ибо от рождения времени, во все века и народы,
Разве ремесло кузнеца пользуется репутацией в народе.
Василий был другом Бенедикта. Их дети с самого раннего детства
Выросли вместе как брат и сестра; и отец Фелициан,
священник и педагог в деревне, научил их письму
из той же самой книги, с церковными гимнами и простой песней.
Но когда гимн был спет и ежедневный урок закончен,
Они поспешно поспешили к кузнице Василия кузнеца.
Они стояли у двери и смотрели с удивленными глазами, чтобы созерцать его.
Взять в его кожаные колени копыто лошади, как игрушку,
Прибить башмак на его место; а рядом с ним шина от колеса телеги
Лежала, как огненная змея, свернувшись кольцом пепла.
Часто в осенние дни, когда снаружи в сгущающейся темноте
Вспыхивая светом, казалась кузница, сквозь каждую щель и щель,
Тепло у кузницы внутри они смотрели на работающие мехи,
И когда его дыхание прекратилось, и искры погасли в пепел,
Весело рассмеялся и сказал, что это монахини, входящие в часовню.
Зимой едут на санях, стремительны, как орел,
Преследуя по склону холма, они ускользнули от луга.
В сараях они забирались к многолюдным гнездам на стропилах,
Жадными глазами ища тот чудесный камень, который ласточка

Приносит с берега моря, чтобы вернуть своим птенцам зрение;
Повезло тому, кто нашел этот камень в гнезде ласточки!
Так прошло несколько стремительных лет, и они больше не были детьми.
Он был отважным юношей, и лицо его, как лицо утра,
Осчастливило землю своим светом и созрело мысль в действие.
Теперь она была женщиной, с сердцем и надеждами женщины.
«Солнце Святой Евлалии» — так она называлась; ибо это был солнечный свет
Который, как полагали фермеры, наполнит их сады яблоками
Она тоже принесет в дом своего мужа радость и изобилие,
Наполнив его любовью и красными детскими лицами.

Песнь II

Теперь вернулось время года, когда ночи становятся все холоднее и длиннее,
И заходящее солнце входит в знак Скорпиона.
Перелетные птицы проплыли по свинцовому воздуху от скованных льдом,
Пустынных северных заливов к берегам тропических островов,
Урожай был собран; и дикие с ветрами сентября
г. Боролись деревья в лесу, как древний Иаков с ангелом.
Все приметы предсказывали зиму долгую и ненастную.
Пчелы с пророческим инстинктом нужды копили мед.
Пока ульи не переполнились; и индейские охотники утверждали, что
будет холодной зимой, потому что у лисиц был густой мех.
Такова была осень. Затем последовал тот прекрасный сезон,
год, названный благочестивыми акадскими крестьянами Летом Всех Святых!
Воздух был наполнен мечтательным и волшебным светом; и пейзаж
Лежит как будто заново созданный во всей свежести детства.
Казалось, на земле царит мир, и беспокойное сердце океана
на мгновение утешилось.Все звуки были гармонично смешаны.
Голоса играющих детей, кукареканье петухов на фермах,
Шум крыльев в сонном воздухе и воркование голубей,
Все были подавлены и низки, как ропот любви и великое солнце. оком любви сквозь золотые пары вокруг него;
В своих красных, алых и желтых одеждах,
Сияющее от росы, каждое сверкающее дерево в лесу
Сверкало, как платан перс, украшенный мантией и драгоценностями.

Теперь возобновилось царство покоя, любви и покоя.
День с его бременем и зноем ушел, и сгустились сумерки.
Вернул вечернюю звезду к небу, а стада в усадьбу.
Они подошли, копая землю, и упираясь шеями друг в друга,
И с раздутыми ноздрями вдыхая вечернюю свежесть.
Прежде всего, несущая колокольчик, красивая телка Эванджелины,
Гордится своей белоснежной шкурой и лентой, которая развевалась у ее воротника,
Тихо и медленно, как будто ощущая человеческую привязанность.
Потом вернулся пастух со своими блеющими стадами с моря.
Где было их любимое пастбище. За ними следовал сторожевой пес,
Терпеливый, полный важности и величавый в гордости своего инстинкта,
Ходит из стороны в сторону с властным видом и великолепно
Размахивает своим пушистым хвостом и подгоняет отставших;
Правителем стада был он, когда пастырь спал; их защитник,
Когда ночью из леса сквозь звездную тишину завыли волки.
Поздно, с восходом луны, вернул телеги с болот,
Груженый соленым сеном, наполнявшим воздух своим запахом.
Весело заржали кони с росой на гривах и путях,
В то время как деревянные тяжелые седла взлетели на их плечи,
Раскрашены блестящими красками и украшены малиновыми кистями цветет.
Между тем терпеливо стояли коровы и отдавали вымя
Руке доярки; в то время как громко и в правильном ритме
В звуковые ведра спускались пенящиеся ручейки.
Мычание скота и раскаты смеха были слышны во дворе фермы,
Эхом отозвались в сараях. Вскоре они погрузились в тишину;
Сильно закрытые, с дребезжащим звуком, клапаны дверей сарая,
Стукнули по деревянным прутьям, и все в течение сезона было тихо.

В дверях, в тепле у широко раскрывшегося камина, праздно фермер
Сидел в своем кресле-локтете и смотрел, как пламя и клубы дыма
Сражались вместе, как враги в горящем городе. За его спиной
Кивая и насмехаясь вдоль стены, фантастическими жестами
метнул свою огромную тень и исчез в темноте.
Лица, неуклюже вырезанные из дуба, на спинке его кресла.
Смеялись в мерцающем свете, и оловянные тарелки на комоде.
Улавливали и отражали пламя, как щиты армий — солнечный свет.
Фрагменты песен, которые пел старик, и рождественские гимны.
Как дома, в старину, его отцы до него.
Пели в своих нормандских садах и ярких бургундских виноградниках.
Рядом с отцом сидела кроткая Эванджелина.
Прядение льна для ткацкого станка, стоявшее в углу позади нее.
Некоторое время молчали его педали, в покое был его прилежный челнок,
В то время как монотонное гудение колеса, как гудение волынки,
следовало за песнями старика и объединяло фрагменты воедино.
Как в церкви, когда пение хора через промежутки прекращается,
Слышны шаги в проходах, или слова священника у алтаря,
Итак, в каждой паузе песни размеренным движением щелкали часы.

Итак, когда они сели, послышались шаги, и, внезапно поднявшись,
Щелкнула деревянная защелка, и дверь распахнулась на петлях.
Бенедикт знал по прибитым гвоздями ботинкам, что это кузнец Василий.
И по ее бьющемуся сердцу Эванджелина знала, кто был с ним.
«Добро пожаловать!» — воскликнул фермер, когда их шаги остановились на пороге.
«Добро пожаловать, Бэзил, друг мой! Давай, займи свое место в поселке
Рядом с камином, который без тебя всегда пуст;
Возьми с полки наверху трубку и коробку с табаком;
Никогда так много Ты сам как будто сквозь вьющийся
Дым трубы или кузницы твое дружелюбное и веселое лицо сияет
Круглое и красное, как полнолуние в тумане болот.
Затем, с довольной улыбкой, так ответил кузнец Василий,
С легкостью взяв привычное сиденье у камина: —
«Бенедикт Беллефонтен, у тебя всегда была твоя шутка и твоя баллада!
Ты всегда в самом веселом настроении, когда другие полны
Мрачные предчувствия зла и видят перед собой только развалины.
Счастлив ты, как будто каждый день подбирал подкову «.
Сделав паузу, чтобы взять трубку, которую принесла ему Эванджелина,
И с углем из тлеющих углей он медленно продолжил: —
» Четыре Прошли дни с тех пор, как английские корабли на своих якорях
летят в устье Гасперо, направив свои пушки против нас.
Неизвестно, какой у них может быть дизайн; но всем повелено
Завтра собраться в церкви, где приказ Его Величества
будет провозглашен законом в стране. Увы! тем временем
Многие догадки зла тревожат сердца людей ».
Затем дал ответ крестьянину: -« Может быть, какая-то более дружеская цель.
Приносит эти корабли к нашим берегам. Возможно, урожай в Англии.«
» «Не так думают жители деревни», — тепло сказал кузнец.
Покачивая головой в сомнении, затем, вздохнув, продолжил: —
«Луисбург не забыт, ни Бо Сежур, ни Порт-Ройял.
Многие уже бежали в лес и прячутся на его окраинах.
С тревогой в сердцах ждут сомнительной завтрашней судьбы.
Оружие отнято у нас, и боевое оружие всех видов;
Ничего не осталось, кроме кузнечных саней и косы косилки.
Затем с приятной улыбкой ответил веселому фермеру: —
«Безопаснее мы без оружия, среди наших стад и наших кукурузных полей,
Безопаснее в этих мирных плотинах, осажденных океаном,
Чем наши отцы в фортах, осажден вражеской пушкой.
Не бойся зла, мой друг, и сегодня ночью не может ни тени печали упасть на этот дом и очаг; потому что это ночь контракта.
Построены дом и сарай. Веселые ребята села
Крепко и хорошо их построили; и, разобравшись вокруг них,
наполнил сеновал сеном, а дом — пищей на двенадцать месяцев.
Рене Леблан скоро будет здесь со своими бумагами и чернильницей.
Не будем ли мы тогда радоваться и радоваться радости наших детей? »
Как она стояла у окна, держа руку в руке своего возлюбленного,
Покраснев, Эванджелина услышала слова, сказанные ее отцом,
И, как умерли на его устах, вошел достойный нотариус.

Песнь III

Согнутое, как рабочее весло, которое трудится на волнах океана,
Согнутое, но не сломанное возрастом было формой нотариуса;
Прядки желтых волос, как шелковая нить кукурузы, свисали
Ему на плечи; его лоб был высоким; и очки с рогами-бантиками.
Сидел верхом на носу, с возвышенной мудростью.
Он был отцом двадцати детей, и более сотни детей
Детей катались на его коленях и слышали тиканье его огромных часов.
Четыре долгих года во время войны он томился в плену.
Много страдал в старинном французском форте как друг англичан.
Теперь, хотя он стал более осторожным, без всякой хитрости и подозрений,
Он был зрел в мудрости, но терпелив, прост и по-детски.
Его любили все, и больше всего дети;
Ибо он рассказал им сказки о Луп-гару в лесу,
И о гоблине, который пришел ночью напоить лошадей,
И о белом Летиче, призраке ребенка, не получившего имени
Умер и обреченный преследовать невидимые комнаты детей;
И как в канун Рождества волы разговаривали в хлеву,
И как лихорадку вылечил паук в двух словах,
И о чудесных силах четырехлистного клевера и подков,
Со всем остальным, что было написано в предания деревни.
Затем поднялся со своего места у камина, кузнец Василий,
Выбил из трубки пепел и медленно протянул правую руку,
«Отец Леблан, — воскликнул он, — ты слышал разговоры в деревне,
И , возможно, не может сообщить нам некоторые новости об этих кораблях и их поручении «.
Затем со скромным поведением обратился к нотариусу в ответ:
«Я слышал достаточно сплетен, по правде говоря, но никогда не становлюсь мудрее;
И каковы их поручения, я знаю не лучше других.
Но я не из тех, кто воображает какое-то злое намерение.
Приводит их сюда, ибо мы в мире; и зачем тогда приставать к нам? »
« Имя Бога! »- закричал торопливый и несколько вспыльчивый кузнец;
« Должны ли мы во всем искать, как, и почему, и почему?
Ежедневно совершается несправедливость, и сила — право сильнейшего! »
Но, не обращая внимания на его теплоту, продолжал нотариус, —
« Человек несправедлив, но Бог справедлив; и наконец справедливость
Triumphs; и хорошо я помню историю, которая меня часто утешала,
Когда я был пленником в старом французском форте в Порт-Рояле.
Это была любимая сказка старика, и он любил ее повторять.
Когда его соседи жаловались на какую-то несправедливость. медная статуя Справедливости
Стояла на общественной площади, поддерживая весы в левой руке,
А в правой — меч, как эмблема, что правосудие возглавляет
Над законами страны, сердцами и домами людей .
Даже птицы построили свои гнезда на весах,
Не боясь меча, сверкнувшего в лучах солнца над ними.
Но с течением времени законы страны были искажены;
Сила заняла место правды, и слабые были угнетены, и могучие
Правили железным жезлом. Затем случилось так, что во дворце дворянина.
. Жемчужное ожерелье было потеряно, и вскоре возникло подозрение.
. Упало на девочку-сироту, которая жила служанкой в ​​доме.
Она, после судебного разбирательства, приговорена к смерти на эшафоте.
Терпеливо встретила свою гибель у подножия статуи Справедливости.
Что касается ее Отца на небесах, ее невинный дух вознесся,
Воистину! над городом поднялась буря; и молнии грома
Разбили статую из бронзы и в ярости швырнули ее из левой руки
На мостовую под грохочущими весами
И в дупле их было найдено гнездо сороки,
В чьи глиняные стены были вытканы из жемчуга.»
Замолчал, но не убедил, когда история закончилась, кузнец
Стоял, как человек, который хотел бы говорить, но не находил языка;
Все его мысли застыли в морщинах на его лице, когда пары
Замерзли в фантастическом фигурки на оконных стеклах зимой.

Затем Эванджелина зажгла медную лампу на столе
Заполненная, пока она не переполнилась, оловянную кружку с домашним пивом
Орехово-коричневого цвета, который славился своей крепостью в деревне Гран-Пре;
Пока нотариус извлекал из кармана бумаги и чернильницу,
твердой рукой записывал дату и возраст вечеринок,
Называя приданое невесты в отарах овец и крупного рогатого скота.
Все шло по порядку, и было сделано должным образом и хорошо,
И великая печать закона была поставлена, как солнце, на поле.
Затем из своего кожаного мешка фермер бросил на стол
Трехкратное вознаграждение старика твердыми серебряными монетами;
И поднялся нотариус и благословил жениха и невесту,
Поднял кружку с элем и выпил за их благо.
Вытирая пену с губы, он торжественно поклонился и ушел.
Пока остальные сидели и размышляли у камина,
Пока Эванджелина не вытащила черновую доску из угла.
Вскоре началась игра. В дружеском споре старики
Смеялись над каждым удачным попаданием или неудачным маневром,
Смеялись, когда короновали человека, или когда пробивалась брешь в королевском ряду
Между тем врозь, в сумеречном мраке оконной проемы,
Сб влюбленные, и шептались вместе, созерцая восход луны.
Над бледным морем и серебристым туманом лугов.
Тихо, одна за другой, на бесконечных лугах небесных
Расцвели прекрасные звезды, незабудки ангелов.

Так прошел вечер. Вскоре звонок с колокольни
Пробил час девятого, деревенский комендантский час, и сразу
Гости поднялись и ушли; и в доме царила тишина.
Много прощальных слов и сладких пожеланий спокойной ночи на пороге.
Надолго задержались в сердце Эванджелины и наполнили его радостью.
Тогда осторожно были засыпаны тлеющие угли на очаге,
И на дубовой лестнице раздались шаги фермера.
Вскоре беззвучным шагом последовала нога Эванджелины.
Вверх по лестнице продвинулось светлое пространство в темноте,
Освещенное лампой меньше, чем сияющее лицо девушки.
Она молча прошла через холл и вошла в дверь своей комнаты.
Простая эта камера с белыми занавесками и прессом для одежды.
Просторная и высокая, на просторных полках аккуратно сложены.
Ткань из льняной и шерстяной ткани руками Эванджелины.
Это было драгоценное приданое, которое она принесет мужу в браке.
Лучше, чем отары и стада, что свидетельствует о ее умении домохозяйка.
Вскоре она погасила лампу, ибо мягкий и сияющий лунный свет.
Потек через окна и освещал комнату, пока сердце девушки.
Раздувалось и подчинялось его силе, как трепетные волны океана.
А! она была прекрасна, невероятно красива на вид, когда она стояла с голыми белоснежными ногами на блестящем полу своей комнаты!
Ей мало снилось, что внизу, среди деревьев в саду,
Ждала своего возлюбленного и смотрела на мерцание ее лампы и ее тень.
Тем не менее, ее мысли о нем, а временами чувство печали
Прошло в ее душе, когда парящая тень облаков в лунном свете
Промелькнула по полу и на мгновение затмила комнату.
И когда она смотрела из окна, она безмятежно увидела, как луна проходит.
Далее из складок облака, и одна звезда идет по ее стопам,
Как из шатра Авраама молодой Измаил бродил с Агарь!

Песнь IV

Следующим утром приятно взошло солнце над деревней Гран-Пре.
Приятно сияла в мягком, сладком воздухе Низина Минас.
Корабли с их колеблющимися тенями стояли на якоре.
В деревне уже давно кипела жизнь и шумный труд.
Стук сотнями рук в золотые ворота утра.
Теперь из окрестностей, из ферм и окрестных деревень,
Пришли в праздничных нарядах веселые акадские крестьяне.
Много радостного доброго утра и веселого смеха молодежи.
Сделал ясный воздух ярче, как на многочисленных лугах. и присоединился, или проехал по трассе.
Задолго до полудня в деревне заглушили все звуки труда.
Улицы были переполнены людьми; и шумные группы у дверей дома
Сидели на веселом солнышке, вместе радовались и сплетничали.
Каждый дом был гостиницей, где всех встречали и пировали;
Ибо с этим простым народом, который жили вместе, как братья,
Все было общим, и то, что было у одного, было другим.
И все же под крышей Бенедикта гостеприимство казалось более изобильным:
Ибо Эванджелина стояла среди гостей своего отца;
Яркое было ее лицо с улыбками, словами приветствия и радости.
Слетела с ее прекрасных губ и благословила чашу, когда она подала ее.

Под открытым небом, в пахучем воздухе сада,
Полоса его золотых плодов, распространилась праздник обручения.
Там, в тени притвора, сидели священник и нотариус;
Там сидел добрый Бенедикт и крепкий кузнец Василий.
Недалеко от них, сидровыми прессами и ульями,
Скрипач Михаил был помещен с самым веселым сердцем и жилетами.
Тень и свет от листьев поочередно играли на его белоснежных
Волосах, когда они развевались на ветру; и веселое лицо скрипача
Сияло, как живой уголь, когда пепел развевается из тлеющих углей.
Старик Гейли пел под живые звуки своей скрипки: «
Tous les Bourgeois de Chartres» и «Le Carillon de Dunkerque»,
. И вскоре своими деревянными туфлями отбивал ритм под музыку.
Весело, весело кружили колеса головокружительных танцев.
Под фруктовыми деревьями и по тропинке к лугам;
Старики и молодые вместе, и дети смешались между ними.
Самой прекрасной из служанок была Эванджелина, дочь Бенедикта!
Благороднейшим из юношей был Гавриил, сын кузнеца!

Так прошло утро.И вот! звоном звонким
Забил колокол с его башни, и над лугами забил барабан.
. В последнее время церковь была переполнена людьми. На улице, на погосте,
Ждали женщины. Они стояли у могил и развешивали на надгробиях
Гирлянды из осенних листьев и вечнозеленых растений, только что из леса.
Тогда вышла стража с кораблей и, гордо маршировав среди них.
Вошла в священный портал. С громким и диссонирующим лязгом
Эхом отозвался звук их медных барабанов с потолка и окон, —
Отозвался лишь на мгновение, и медленно тяжелый портал
Закрылся, и в тишине толпа ждала воли солдат.
Тогда поднялся их полководец и заговорил со ступенек жертвенника:
Держа в руках наверху с печатями царское поручение.
«Сегодня вы созваны, — сказал он, — по приказу его величества».
Клемент и добрый он был; но как вы ответили на его доброту,
Позвольте своим сердцам ответить! Моему естественному образу жизни и моему нраву
Болезненно Задача заключается в том, что я делаю это, и я знаю, что это для вас должно быть тяжелым. к короне, и что вы сами из этой провинции
Будь переправлены в другие земли.Дай Бог вам жить там
Когда-нибудь верными подданными, счастливым и миролюбивым народом!
Теперь я объявляю вас узниками; ибо таково его величество! »
Как, когда воздух становится безмятежным в знойное летнее солнцестояние,
Внезапно накапливается буря, и смертоносная праща из градин
Бьет фермерское зерно в поле и разбивает его окна,
Скрывая солнце и засыпая землю соломой с крыш домов,
Свирепые летают стада и стремятся разбить их оградки;
Так в сердца людей проникли слова оратора.
Мгновение молча они стояли в безмолвном изумлении, а затем поднялись.
Все громче и громче вопли печали и гнева.
И одним порывом они безумно бросились к дверям.
Напрасна была надежда на побег; и крики и яростные проклятия
Пронзил через дом молитвы; и высоко над головами остальных.
Роза с поднятыми руками, фигура кузнеца Василия.
Как в бурном море волны подбрасывают лонжерон.
Его лицо покраснело и исказилось страстью; и дико крикнул:
«Долой тиранов Англии! Мы никогда не присягали им на верность!
Смерть этим иностранным солдатам, которые захватывают наши дома и наши урожаи!»
Он охотно сказал бы больше, но беспощадная рука солдата
Ударила его по губам и стащила на мостовую.

Среди ссор и смятения гневных раздоров,
Воистину! дверь алтаря отворилась, и отец Фелициан
вошел с серьезным видом и поднялся по ступеням алтаря.
Подняв преподобную руку, он жестом замолчал.
Вся эта шумная толпа; и так он сказал своему народу;
Его тон был глубоким и торжественным; в акцентах размеренно и печально.
Сказал он, как после набата отчетливо бьют часы.
«Что вы делаете, дети мои? Какое безумие охватило вас?
Сорок лет своей жизни я трудился среди вас и учил вас,
Не на словах, а на деле любить друг друга! Является ли это плодом моих трудов, моих бдений, молитв и лишений?
Неужели вы так быстро забыли все уроки любви и прощения?
Это дом Князя мира, и не оскверните ли вы его
Таким образом, насильственными действиями и сердца, переполненные ненавистью?
Вот! Где распятый Христос со своего креста смотрит на вас!
Смотри! в этих печальных глазах, какая кротость и святое сострадание! их!’
Давайте повторим эту молитву в час, когда нечестивые нападают на нас.
Давайте повторим ее сейчас и скажем: «О Отец, прости им!»
Его слова упрека были немногими, но глубоко в сердцах его народа
Они потопили, и рыдания раскаяния последовали за пылкой вспышкой,
Пока они повторяли его молитву и говорили: «О Отец, прости им!»

Потом была вечерняя служба.Свечи сияли на алтаре.
Пылким и глубоким был голос священника, и народ откликнулся,
Не только устами, но сердцем; и Ave Maria
Пели они, и пали на колени, и души их, с переводом преданности,
Восстали от пылкости молитвы, как Илия, возносящийся на небеса.

Между тем в деревне распространились весть о зле, и со всех сторон
Бродили, плача, от дома к дому женщины и дети.
Долго стояла у дверей своего отца, с правой рукой стояла Эванджелина.
Защищая глаза от прямых солнечных лучей, которые спускались. его окна.
Длинный внутри была расстелена на столе белоснежная скатерть;
Там стояли пшеничный хлеб и мед, благоухающий полевыми цветами;
Там стояла кружка с элем и сыр свежий, привезенный с молочного завода;
И во главе правления большое кресло фермера.
Так Эванджелина ждала у дверей своего отца, когда закат
года отбрасывал длинные тени деревьев на широкие амброзийные луга.
А! на ее дух в более глубокой тени упало,
И из полей ее души вознеслось небесное благоухание, —
Милосердие, кротость, любовь и надежда, и прощение, и терпение!
Затем, позабыв о себе, она пошла в деревню,
Приветствуя взглядами и словами скорбные сердца женщин,
Как по темнеющим полям медленными шагами они ушли,
Подгоняемые своими домашними заботами и усталые ноги их детей.
Вниз опустил великое красное солнце и золотыми мерцающими испарениями.
Скрыл свет своего лица, как Пророк, спустившийся с Синая.
Сладко над деревней звенел колокол Ангела.

Между тем, в сумраке у церкви остановилась Эванджелина.
Внутри все было тихо; и напрасно у двери и окон. крикнула она вслух дрожащим голосом; но нет ответа
Пришел из могил мертвых, ни из более мрачной могилы живых.
Постепенно она вернулась в дом своего отца без жильцов.
Тушил огонь в очаге, на доске лежал необжаренный ужин,
Каждая комната была пуста и мрачна, и ее преследовали призраки ужаса.
Печально повторил ее шаг по лестнице и полу ее комнаты.
Глубокой ночью она услышала безутешный дождь, падающий
Громко на увядшие листья платана у окна.
Ярко сверкнула молния; и голос раскатистого грома
Сказал ей, что Бог находится на небесах и управляет миром, который он создал!
Тогда она вспомнила сказку, которую она слышала о правосудии Небес;
Успокоена была ее смущенная душа, и она мирно дремала до утра.

Canto V

Четыре раза солнце вставало и заходило; и вот, на пятый день
Весело позвал петуха спящим служанкам фермы.
Вскоре над желтыми полями, в безмолвной и скорбной процессии,
Пришли из соседних деревушек и ферм акадские женщины,
Везут в тяжеловесных телегах свои домашние вещи к берегу моря,
Остановились и снова посмотрели на на своих жилищах,
г. прежде, чем они были скрыты из виду извилистой дорогой и лесом.
Близко по бокам их дети бегали и гнали волов,
В своих маленьких руках они сжимали какие-то обломки игрушек.

Так они поспешили к устью Гасперо; и там, на берегу моря,
В беспорядке валялись крестьянские хозяйственные товары.
Весь день между берегом и кораблями курсировали лодки;
Целыми днями катились телеги из села.
Поздно после полудня, когда солнце уже было близко к закату,
Эхом далеко за полями донесся барабанный бой с кладбища.
Туда толпились женщины и дети. Внезапно двери церкви
открылись, и вперед вышла стража, и маршировала мрачная процессия.
следовали за долго заточенными, но терпеливыми, акадскими земледельцами.
Даже как паломники, которые путешествуют далеко от своих домов и своей страны,
Поют на ходу, и в пении забывают, что они утомлены и измучены,
Так с песнями на устах крестьяне Акадии спустились
Спустились от церкви к берегу среди своих жен и дочерей.
Сначала пришли молодые люди; и, возвысив свои голоса,
Пели дрожащими губами песнопение Католических Миссий: —
«Святое сердце Спасителя! О неиссякаемый источник!
Наполни наши сердца в этот день силой, покорностью и терпением!»
Тогда старики, когда они шли, и женщины, стоявшие на обочине дороги
Соединились в священном псалме, и птицы в солнечном свете над ними
Смешали свои записи с ним, как голоса духов уходили.

На полпути к берегу Эванджелина ждала молча,
Не охваченная горем, но сильная в час скорби, —
Спокойно и грустно она ждала, пока процессия приблизится к ней,
И она увидела бледное лицо Габриэля с эмоциями.
Затем ее глаза наполнились слезами, и, нетерпеливо побежав к нему навстречу,
сжала его руки, положила голову ему на плечо и прошептала: —
«Габриэль! Будь здоров! Ибо, если мы любим друг друга
Ничего» , по правде говоря, может навредить нам, какие бы несчастья ни случились! »
Улыбаясь, она произнесла эти слова; затем внезапно остановился, потому что ее отец
Видел, что она медленно продвигалась. Увы! как изменился его облик!
Исчезли сияние его щеки, огонь из его глаз и его шаги.
Тяжелее казались тяжестью тяжелого сердца в его груди.
Но с улыбкой и вздохом она обняла его за шею и обняла,
Сказав слова нежности там, где слова утешения не помогли.
Таким образом, ко рту Гасперо двинулась скорбная процессия.

Там царил беспорядок, суматоха и волнение.
Активно курсировал фрахтованные лодки; и в суматохе
Жены были оторваны от своих мужей, а матери слишком поздно увидели своих детей.
Остались на земле, протягивая руки, с самыми безумными мольбами.
Итак, на отдельные корабли отнесли Василия и Гавриила.
В отчаянии на берегу стояла Эванджелина со своим отцом.
Половина задания не была выполнена, когда солнце село, и сумерки
Углубились и потемнели вокруг; и в спешке стекающий океан
Сбежал от берега и покинул линию песчаного пляжа
Покрытый бродягой прилива, водорослями и скользкими водорослями.
Еще дальше, среди домашних вещей и повозок,
Как цыганский лагерь или союзник после битвы,
Все спасение отрезано морем и стражи рядом с ними,
Лей расположился лагерем на ночь бездомные акадские фермеры.
Обратно в свои самые нижние пещеры отступил ревущий океан,
Утаскивая с пляжа грохочущую гальку, оставляя
в глубине суши и далеко вверх по берегу севшие на мель лодки моряков.
Затем, с наступлением ночи, стада вернулись со своих пастбищ;
Сладким был влажный неподвижный воздух с запахом молока от вымени;
Мычание они ждали, и долго, у знаменитых баров приусадебного двора, —
Ждали и тщетно ждали голоса и руки доярки.
На улицах царила тишина; из церкви не доносился ни звука Ангелус,
Поднялся без дыма с крыш, и не светились огни из окон.

Но на берегу тем временем зажгли вечерние костры.
Построен из дров, брошенных на песок в результате обломков во время бури.
Вокруг них собрались очертания мрачных и печальных лиц,
Слышались голоса женщин и мужчин и плач детей.
От огня к огню, как от очага к очагу в своем приходе,
Бродил верный священник, утешая, благословляя и ободряя,
Подобно Павлу, потерпевшему кораблекрушение, по пустынному морскому берегу Мелиты.
Таким образом он подошел к тому месту, где Эванджелина сидела со своим отцом,
И в мерцающем свете увидел лицо старика,
Хаггарда, пустого и бледного, без единой мысли и эмоций,
Эйен как лицо часы, из которых были сняты стрелки.
Напрасно Эванджелина пыталась словами и ласками подбодрить его,
Напрасно предлагала ему еду; но он не двигался, он не смотрел, он не говорил
Но, рассеянным взглядом, всегда смотрел на мерцающий свет костра.
«Бенедицит!» пробормотал священник тоном сострадания.
Он бы сказал больше, но его сердце было полно, и его акценты
дрогнули и остановились на его губах, как ступни ребенка на пороге,
Замолченный сценой, которую он созерцает, и ужасным присутствием печали.
Итак, он молча возложил свою руку на голову девушки,
Поднял свои слезливые глаза на безмолвные звезды, которые над ними.
Двигался своим путем, не обращая внимания на обиды и горести смертных.
Тогда он сел рядом с ней, и они вместе плакали в тишине.

Внезапно с юга поднялся свет, как осенью кроваво-красная
Луна взбирается по кристальным стенам неба и над горизонтом
Подобно Титану протягивает свои сто рук над горами и лугами,
Захватывая скалы и реки и сваливающие вместе огромные тени.
Все шире и шире он сиял на крышах деревни,
Сиял в небе и на море, и на кораблях, стоявших на рейде.
Столбы сияющего дыма поднялись вверх, и вспышки пламени были.
Вонзились в складки и разошлись, как дрожащие руки мученика.
Затем, когда ветер схватил заросли и горящую солому, и, подняв настроение,
Взмахнул ими по воздуху, сразу со ста крыш домов.
Начался сплоченный дым с вспышками пламени.

Эти вещи в ужасе смотрели на толпу на берегу и на корабле.
Сначала они стояли безмолвно, затем громко закричали от боли.
«Мы больше не увидим наших домов в деревне Гран-Пре!»
Внезапно громко петухи начали кукарекать во дворе фермы.
Думая, что уже наступил день; и вскоре мычание скота
Пришел вечерний ветерок, прерванный лаем собак.
Затем раздался звук ужаса, напугавший спящие лагеря.
Далеко в западных прериях или лесах, окаймляющих Небраску. броситься к реке.
Такой был звук, который разносился ночью, когда стада и лошади.
Прорывались сквозь загоны и ограды и безумно мчались по лугам.

Ошеломленные зрелищем, но онемевшие, священник и девушка.
Взглянули на сцену ужаса, которая краснела и расширялась перед ними;
И когда они наконец повернулись, чтобы поговорить со своим безмолвным товарищем,
Вот! со своего места он упал и растянулся на берегу моря.
Неподвижно лежал его образ, из которого покинула душа.
Медленно священник поднял безжизненную голову, и девушка
встала на колени рядом с отцом и громко завыла от ужаса.
Затем она в обмороке утонула и легла ему на грудь, положив голову ему на грудь.
Всю долгую ночь она лежала в глубоком забывчивом сне;
И когда она проснулась от транса, она увидела множество рядом с собой.
Лица друзей, которых она видела, которые печально смотрели на нее,
Бледный, со слезами на глазах и взглядами грустного сострадания.
По-прежнему пламя горящей деревни освещало пейзаж,
Покраснело небо над головой и сияло на лицах вокруг нее,
И, как в день гибели, это казалось ее колеблющимся чувствам.
Затем она услышала знакомый голос, как он сказал народу:
«Давайте похороним его здесь, у моря. Когда наступит более счастливое время года
Вернет нас снова в наши дома из неизвестной страны нашего изгнания,
Тогда его священный прах будет благочестиво возложен на кладбище ».
Таковы были слова священника. И там в спешке, на берегу моря,
В свете горящей деревни для погребальных факелов,
Но без колокола и книги, они похоронили крестьянина из Гранд-Пре.
И как голос священника повторил служение скорби,
Воистину! с жалобным звуком, подобным голосу огромного собрания,
Торжественно ответил морю и смешал его рев с панихидами.
‘Это был возвращающийся прилив, который вдали от пустыни океана.
С первым рассветом дня пришел, вздымаясь и спеша, к берегу.
Затем снова возобновилось движение и шум посадки;
И с отливом корабли вышли из гавани,
Оставив мертвых на берегу и деревню в руинах.

Часть вторая

Песня I

Много утомительных лет прошло со времени сожжения Гранд-Пре,
Когда во время отлива грузовые суда ушли,
Унеся народ со всеми его домашними богами в изгнание.
Ссылка без конца, и без примера в рассказе.
Вдали, на разных берегах, высадились акадийцы;
Они были рассыпаны, как хлопья снега, когда ветер с северо-востока.
Удары косо пробираются сквозь туманы, затмевающие берега Ньюфаундленда.
Бездомные, бездомные, безнадежные, они блуждали из города в город,
От холодных озер Севера до знойных южных саванн, —
От холодных берегов моря до земель, где Отец Вод
Захватывает холмы в своем руки, и тащит их к океану,
Глубоко в их песках, чтобы похоронить разбросанные кости мамонта.
Друзья, которых они искали, и дома; и многие, в отчаянии, с разбитым сердцем,
Спрошенный от земли, но могила, и больше не друг и не огонь.
Написанная их история стоит на каменных скрижалях на кладбищах.
Долгое время среди них была видна девушка, которая ждала и скиталась,
Смиренная и кроткая духом, терпеливо терпящая все.
Прекрасна была она и молода; но увы! перед ней простиралась
Унылая, обширная и безмолвная пустыня жизни с ее тропой
Отмеченная могилами тех, кто горевал и страдал до нее,
Страсти давно угасли, а надежды давно умерли и покинуты,
Как эмигрантский Путь к западу от пустыни отмечен
давно сожженными кострами и белыми костями на солнце.
Что-то было в ее жизни неполным, несовершенным, незаконченным;
Как будто июньское утро, со всей его музыкой и солнечным светом,
Внезапно остановилось в небе и, угасая, медленно спустилось.
Снова на восток, откуда оно поздно возникло.
Иногда она задерживалась в городах, пока, побуждаемая лихорадкой внутри нее,
Подгоняемая беспокойной тоской, голодом и жаждой духа,
Она снова начинала свои бесконечные поиски и усилия;
Иногда забредал на погосты и смотрел на кресты и надгробия,
Сидел у какой-то безымянной могилы и думал, что, может быть, на ее лоне
Он уже отдыхал, и ей хотелось спать рядом с ним.
Иногда слух, слухи, нечленораздельный шепот.
Пришел своей воздушной рукой, чтобы указать и поманить ее вперед.
Иногда она говорила с теми, кто видел ее любимого и знал его,
Но это было давно, в каком-то далеком месте или забыто.
«Габриэль Лаженесс!» Они сказали; да! мы его видели.
Он был с кузнецом Василием, и оба ушли в прерии;
Coureurs-des-Bois — это они, известные охотники и звероловы ».
« Габриэль Лаженесс! »- сказали другие:« О да! мы его видели.
Он — путешественник в низинах Луизианы ».
Тогда они сказали бы:« Дорогой ребенок! зачем мечтать и ждать его дольше?
Разве нет других юношей столь же прекрасных, как Гавриил? другие
У кого сердце такое нежное и искреннее, а дух — такой же верный?
Вот Батист Леблан, сын нотариуса, который любил тебя
Много утомительный год; давай, протяни ему руку и будь счастлив!
Ты слишком красива, чтобы заплетать косы Святой Екатерины ».
Тогда Эванджелина ответила спокойно, но грустно:« Я не могу! »
Ибо, когда сердце идет вперед, как светильник, и освещает путь,
Многое становится ясным, а другое скрыто во тьме ».
На это священник, ее друг и духовник,
Сказал с улыбкой , — «О дочь! так говорит в тебе Бог твой!
Не говори о напрасной любви, привязанность никогда не пропадает даром;
Если он не обогатит сердце другого, его воды, возвращаясь
Обратно к своим источникам, как дождь, наполнят их полным освежением;
То, что излучает фонтан, снова возвращается к фонтану.
терпение; соверши свой труд; соверши свою работу любви!
Скорбь и молчание сильны, а терпение богоподобно.
Посему совершай свой труд любви, пока сердце не станет богоподобным.
Очищенное, укрепленное, усовершенствованное и сделанное более достойным небес! »
Ободренная словами доброго человека, Эванджелина трудилась и ждала.
Все еще в своем сердце она слышала Похоронная панихида океана,
Но к ее звуку примешался голос, который шептал: «Не отчаивайся!»
Так бродила эта бедная душа в нужде и безрадостном дискомфорте
Босая кровь истекала осколками и шипами существования.
Разрешите мне сочинить, о Муза! идти по стопам странника; —
Не каждым окольным путем, каждым изменчивым годом существования;
Но как путник следует ручьем ручья через долину:
Иногда вдали от его края и видя мерцание его воды
Тут и там, на некотором открытом пространстве, и только временами;
Затем приближаясь к его берегам, сквозь лесные мраки, которые его скрывают,
Хотя он не видит этого, он может слышать его непрерывный ропот;
Счастлив, наконец, если он найдет место, где он достигнет розетки.

Песнь II

Был май месяц. Далеко вниз по Красивой реке,
Мимо берега Огайо и устье Уобаша,
В золотой поток широкой и быстрой Миссисипи,
Проплыла громоздкая лодка, на которой гребли акадские лодочники.
Это была банда изгнанников: как бы плот потерпевшего кораблекрушение
Нация, разбросанная по побережью, теперь плывущая вместе,
Связанная узами общей веры и общего несчастья;
Мужчины, женщины и дети, которые, руководствуясь надеждой или слухами,
Искали своих близких и своих близких среди фермеров, занимающих мало земли.
На акадском побережье и в прериях прекрасных Опелусас.
С ними пошла Эванджелина и ее проводник, отец Фелициан.
Вперед, по затонувшим пескам, через пустыню, мрачную с лесами,
День за днем ​​они плыли по бурной реке;
Ночь за ночью, у их пылающих костров, становились лагерем на его границах.
Теперь по стремительным желобам, среди зеленых островов, где похожие на плюмажи
Хлопковые деревья кивали своими теневыми гребнями, они плыли по течению,
Затем вышли в широкие лагуны, где серебристые песчаные отмели
лежали в ручье и вдоль волн. их края,
Сияя белоснежными перьями, бродили большие стаи пеликанов.
Уровень ландшафт рос, и вдоль берегов реки
Затененный фарфоровыми деревьями, посреди пышных садов,
Стояли дома плантаторов с негритянскими хижинами и голубятнями.
Они приближались к региону, где царит вечное лето,
Где через Золотой берег и апельсиновые и цитрусовые рощи,
Величественным изгибом проносится река далеко на восток.
Они тоже отклонились от своего курса; и, войдя в залив Плакемин,
Вскоре затерялись в лабиринте медленных и извилистых вод,
Который, как стальная сеть, простирался во всех направлениях.
Над их головами возвышающиеся мрачные ветви кипариса.
Встречаются в темной арке, а в воздухе плывут мхи.
Размахиваются, как знамена, висящие на стенах древних соборов.
Смертоносная тишина казалась непрекращающейся, если не считать цапель.
Дом в кедровых деревьях, возвращающихся на закате,
Или сова, когда он приветствовал луну демоническим смехом.
Прекрасен был лунный свет, когда он скользил и мерцал на воде,
Мерцал на кипарисовых и кедровых колоннах, поддерживающих арки,
Вниз, сквозь сломанные своды которого он проваливался, как сквозь щели в руинах.
Сказочное, нечеткое и странное было все вокруг них;
И в их духе возникло чувство изумления и печали, —
Странные предчувствия болезни, невидимого и непередаваемого.
Как при топании копыта лошади по дерну прерий,
Далеко впереди сомкнуты листья мимозы сморщенной,
Так, при ударах копыт судьбы, с печальными предчувствиями зла,
Сжимается и закрывает сердце, прежде чем его постигнет судьба.
Но сердце Эванджелины поддержало видение, которое слабым образом
Плыло перед ее глазами и манило ее в лунном свете.
Это мысль ее мозга приняла форму фантома.
По темным проходам бродил перед ней Габриэль,
И теперь каждый взмах весла приближал его все ближе и ближе.

Тогда вместо него, на носу лодки, поднялся один из гребцов,
И, как сигнальный звук, если другие, подобные им, случайно
плыли по тем мрачным и полуночным ручьям, затрубили его горн.
Дикий сквозь темные колоннады и коридоры, покрытые листвой, раздался взрыв,
Нарушая печать тишины, и давая языки лесу.
Над ними бесшумно шевелились под музыку знамена мха.
Множественное эхо пробудилось и затихло вдали,
Над водянистым полом и под отражающимися ветвями;
Но ни один голос не ответил; из темноты не последовало ответа;
И, когда эхо утихло, тишина стала ощущением боли.
Тогда Эванджелина заснула; но лодочники гребли всю полночь,
Время от времени молчали, а потом пели знакомые канадские лодочные песни,
Такими, как они пели в древности на своих акадских реках,
В то время как всю ночь доносились таинственные звуки пустыни,
Далеко прочь — неразборчиво — как волна или ветер в лесу,
Смешанный с криком журавля и ревом мрачного аллигатора.

Таким образом, незадолго до следующего полудня они вышли из тени; и перед ними
Лежат в золотом солнце озера Атчафалаи.
Несметные числа водяных лилий покачивались на легких волнах.
Создавались проплывающими веслами, и великолепный по красоте лотос.
Поднял свою золотую корону над головами лодочников.
Слабым был воздух от пахучих цветов магнолии,
И от зноя полудня; и бесчисленные лесные острова,
Благоухающие и густо усыпанные цветущими изгородями из роз,
Близко к берегам которых они скользили, приглашенные спать.
Вскоре самое прекрасное из них остановило их усталые весла.
Под ветвями ив Вачита, которые росли на окраине,
Их лодка благополучно пришвартовалась; и рассыпались по лужайке,
Утомленные полуночным трудом утомленные путники дремали.
Над ними широкая и высокая протянулась кедровая роща.
Висящий на своих огромных руках цветок трубы и виноградная лоза
Вешали свою веревочную лестницу вверх, как лестницу Иакова,
На чьей отвесной лестнице восходили и спускались ангелы,
Были быстрые колибри, порхавшие с цветков цвести.
Вот такое видение увидела Эванджелина, когда спала под ним.
Наполнено было ее сердце любовью, и рассвет открывшегося неба
Осветил ее душу во сне славой небесных краев.

Ближе, все ближе, среди бесчисленных островов,
Бросила легкую, быструю лодку, несущуюся над водой,
Подгоняемая мускулистыми руками охотников и звероловов курсом.
К северу его нос обращен к земле бизонов и бобров.
У руля сидел юноша с задумчивым и озабоченным лицом.
Темные и запущенные локоны затеняли его лоб, и печаль.
На его лице было ясно написано несколько не по годам.
Гавриил был тем, кто, уставший от ожидания, несчастный и беспокойный,
Искал в западных дебрях забвения себя и печали.
Они быстро скользили вдоль, близко под защитой острова,
Но на противоположном берегу, за ширмой из пальмет,
Так что они не увидели лодки, которая скрывалась в ивах. рыскали веслами, и невидимыми были спящие,
Ангела Божьего не было никого, чтобы разбудить дремлющую девушку.
Они быстро ускользнули, как тень облака в прерии.
После того, как издалека утих звук их весел на ямах,
Как от магического транса проснулись спящие, и девушка
Сказала со вздохом дружелюбному священнику: «О отец Фелициан!
Что-то говорит в моем сердце, которое рядом со мной блуждает Гавриил.
Это глупый сон, праздное и смутное суеверие?
Или ангел прошел и открыл истину моему духу? »
Затем, покраснев, она добавила: «Увы, моя легковерная фантазия!
Для таких ушей, как твое, такие слова не имеют значения.
Но преподобный ответил, и он улыбнулся, отвечая, —
«Дочь, слова твои не праздны; и для меня они не бессмысленны.
Чувство глубокое и неподвижное; и слово, которое плавает на поверхности
, Подобно подбрасывающему буйку, который выдает, где спрятан якорь.
Посему верь своему сердцу и тому, что мир называет иллюзиями.
Гавриил действительно рядом с тобой; ибо недалеко к югу,
г. На берегу Тече находятся города Сен-Мавр и Св.Мартин.
Там долго странствующая невеста будет снова отдана своему жениху.
Там давно отсутствующий пастырь вернет свое стадо и свою овчарню.
Прекрасна земля с ее прериями и лесами фруктовых деревьев;
Под ногами сад цветов и синее небо
Наклонившись вверх и опираясь куполом своим на стены леса.
Живущие там назвали его Эдемом Луизианы ».

С этими словами радости они поднялись и продолжили свой путь.
Мягко настал вечер. Солнце с западного горизонта
Как фокусник протянул свою золотую палочку над пейзажем;
Возникли мерцающие пары; и небо, и вода, и лес
Казалось, все загорелись от прикосновения, таяли и смешивались друг с другом.
Висящее между двумя небесами облако с серебряными краями.
Лодка с капающими веслами плыла по неподвижной воде.
Сердце Эванджелины было наполнено невыразимой сладостью.
Тронутые волшебными чарами священные источники чувств
Сияют светом любви, как небо и вода вокруг нее.
Потом из соседней чащи пересмешник, самый дикий из певцов,
Поднимаясь на ивовых брызгах, которые висели над водой,
Стряхнул из своего горла такие потоки безумной музыки,
Что весь воздух и лес и волны казались тихими, чтобы слушать.
Сначала были жалобные и грустные; затем взлетает до безумия
Казалось, они следуют за безумными вакханками или направляют их.
Затем послышались отдельные ноты в печальном, тихом причитании;
Тиль, собрав их всех, насмехаясь, швырнул их за границу,
Как когда после шторма порыв ветра сквозь вершины деревьев
Стряхивает грохочущий дождь хрустальным дождем на ветвях.
С такой прелюдией, как эта, и сердцами, которые трепетали от эмоций,
Медленно они вошли в Тече, где он течет через зеленые Опелусы,
И сквозь янтарный воздух над гребнем леса
Увидели колонну дым, исходивший от соседнего жилища; —
Они слышали звуки рога и отдаленное мычание скота.

Песнь III

Рядом с берегом реки, в тени дубов, на ветвях которых красовались
Гирлянды из испанского мха и мистической омелы,
Такие, как Друиды, срубленные золотыми топориками в Йольский прилив,
Стояли, уединенно и неподвижно , дом пастуха.Сад
Опоясал его поясом пышных цветов,
Наполняя воздух благоуханием. Сам дом был построен из бруса
, высеченного из кипариса и тщательно скомпонованного.
Большая и низкая была крыша; и на тонких колоннах, поддерживаемых,
, увитых розами, обвитых виноградными лозами, широкая и просторная веранда,
Преследование колибри и пчелы простиралось вокруг него.
В каждом конце дома, среди цветов сада,
Расположенные голубятни, как вечный символ любви,
Сцены бесконечных ухаживаний и бесконечных споров соперников.
В этом месте царила тишина. Линия тени и солнечного света
Пробежала около верхушек деревьев; но сам дом был в тени,
И от его трубы, поднимаясь вверх и медленно расширяясь
В вечерний воздух поднялся тонкий синий столб дыма.
В задней части дома, от садовых ворот, вела тропинка.
Через огромные дубовые рощи к краю бескрайней прерии.
В море цветов, в котором медленно опускалось солнце.
Полный в своем следе света, как корабли с темным полотном.
Висящий на рангах в неподвижном штиле тропиков.
Стоял гроздью деревьев, запутанной веревками из виноградных лоз.

Там, где леса встречались с цветочным прибоем прерий,
Сидел верхом на коне в испанском седле и стременах,
Сидел пастух, одетый в гетры и дублет из оленьей шкуры.
Широкое и смуглое лицо, которое из-под испанского сомбреро.
Взирало на мирную сцену с величавым видом своего хозяина.
Вокруг него бесчисленные стада коров, которые паслись.
Тихо на лугах, вдыхая паровую свежесть.
Который поднимался из реки и разливался по ландшафту.
Медленно подняв рог, висевший у него на боку, и расправив его.
Полностью его широкая, глубокая грудь, он выпустил взрыв, который раздался
Дико, сладко и далеко, сквозь все еще влажный вечерний воздух.
Вдруг из травы длинные белые рога крупного рогатого скота.
Взошли, как хлопья пены, на встречных течениях океана.
Мгновение молча они смотрели, затем с ревом устремились над прерии.
И вся масса превратилась в облако, тень вдали.
Затем, когда пастух повернулся к дому, через ворота сада
Он увидел фигуры священника и девушки, идущие ему навстречу.
Внезапно он спрыгнул с лошади в изумлении и прыгнул вперед.
Бросился с раскинутыми руками и восклицаниями изумления;
Когда они увидели его лицо, они узнали кузнеца Василия.
Его радушно встретили, когда он проводил своих гостей в сад.
Там, в беседке из роз с бесконечными вопросами и ответами.
Дали они выход своим сердцам и возобновили свои дружеские объятия.
Смеялись и плакали по очереди или сидели молча и задумчиво.
Задумчивый, ибо Гавриил не пришел; а теперь темные сомнения и опасения
Украли девичье сердце; и Василий, несколько смущенный,
Нарушил молчание и сказал: «Если вы прошли через Атчафалаю,
Как вы нигде не встретили лодку моего Габриэля на заливе?»
При словах Василия по лицу Эванджелины промелькнула тень.
Слезы навернулись на ее глаза, и она сказала с трепетным акцентом:
«Ушла? Габриэль ушел?» и, пряча лицо на его плече,
Все ее отягощенное сердце отступило, и она плакала и сетовала.
Тогда добрый Василий сказал, — и его голос стал бодрым, когда он это сказал: и мои лошади
Угрюмый и беспокойный, выросший, испытанный и обеспокоенный, его дух
Не мог больше выносить спокойствие этого тихого существования.
Всегда думающий о тебе, неуверенный и печальный,
Всегда молчаливый или говорящий только о тебе и своих бедах,
Он, наконец, стал настолько утомительным для людей и девушек,
Утомительный даже для меня, что в конце концов я подумал обо мне , и послал его
г. в город Адайес, чтобы торговать с испанцами на мулов.
Оттуда он пойдет по индийским тропам к горам Озарк,
Охота за мехом в лесах, на реках, ловящих бобра.
Итак ободритесь; мы будем следить за беглым любовником;
Он недалеко, и Судьба и потоки против него.
Завтра и прочь, и сквозь красную утреннюю росу
Мы будем быстро следовать за ним и вернуть его в темницу ».

Тогда послышались радостные голоса, и с берегов реки,
Поднявшись на руках товарищей, явился скрипач Михаил.
Долго прожил он под крышей Василия, как бог на Олимпе,
Не имея другой заботы, кроме раздачи музыки смертным.
Он был очень известен своими серебряными замками и скрипкой.
«Да здравствует Майкл, — кричали они, — наш храбрый акадский менестрель!»
Когда они несли его в триумфальном шествии; и тотчас же
Отец Фелициан двинулся с Эванджелиной, приветствуя старика
Доброжелательно и часто и вспоминая прошлое, в то время как Василий восхищался .
Они очень удивились, увидев богатство кузнеца сидеванта,
Все его владения и его стада, и его патриархальное поведение;
Они очень удивились, услышав его рассказы о почве и климате,
И о прериях; чьи бесчисленные стада принадлежали ему, кто их схватил;
Каждый думал в душе, что он тоже пойдет и поступит так же.
Таким образом, они поднялись по ступеням и, пересекая прохладную веранду,
Вошли в холл дома, где уже ужин Василия.
Ждал его позднего возвращения; и они вместе отдыхали и пировали.

Над радостным пиром внезапно спустилась тьма.
Все было тихо снаружи, и, озаряя пейзаж серебром,
Прекрасная взошла росистая луна и мириады звезд; но внутри дверей,
Ярче этих, сияли лица друзей в мерцающем свете лампы.
Затем со своего места наверху, во главе стола, пастух
Излил свое сердце и свое вино в бесконечном изобилии.
Закуривая трубку, наполненную сладким табаком Natchitoches,
Так он говорил своим гостям, которые слушали и улыбались, пока слушали: —
«Еще раз добро пожаловать, друзья мои, которые долгое время были без друзей и бездомных,
Добро пожаловать! еще раз в дом, который, может быть, лучше старого!
Здесь никакая голодная зима не застывает нашу кровь, как реки;
Здесь никакая каменистая земля не вызывает гнев фермера.
Лемех плавно проходит по земле, как киль по воде.
Круглый год апельсиновые рощи цветут; и травы вырастают на
Больше за одну ночь, чем за все канадское лето.
Здесь также бесчисленные стада дикие и невостребованные в прериях;
Здесь тоже можно получить землю по просьбе, и леса из древесины
Несколько ударов топора вырубают и обрамляют в дома.
После того, как ваши дома построены и ваши поля пожелтели от урожая,
Ни один король Англии Георгий не прогонит вас прочь от ваших усадеб,
Сжигает ваши жилища и амбары и крадет ваши фермы и ваш скот.
Сказав эти слова, он выпустил гневное облако из ноздрей,
В то время как его огромная коричневая рука с грохотом опустилась на стол,
Так что гости все вздрогнули; и отец Фелициан, изумленный,
Вдруг остановился, ущипнув нюхательного табака на полпути к его ноздрям.
Но храбрый Василий продолжил, и его слова были мягче и веселее: —
«Остерегайтесь лихорадки, друзья мои, берегитесь лихорадки!
Ибо это не похоже на наш холодный акадский климат.
Вкратце излечить, надев паука на шею! »
Затем послышались голоса у двери и приближающиеся шаги. свежая веранда.
Это были соседние креолы и маленькие акадские плантаторы,
Которые были вызваны в дом Василия Пастуха.
Веселая встреча была давних товарищей и соседей:
Друг обнял друга; и те, кто прежде были чужаками,
Встреча в изгнании, сразу же стали друзьями друг другу,
Вместе нежными узами общей страны.
Но в соседнем зале доносится музыка, исходящая
Из гармоничных струн мелодичной скрипки Майкла
Прервала всю дальнейшую речь.Вдали, как дети в восторге,
Все забытое рядом, они отдавались сводящему с ума
Водоворот головокружительного танца, который качался и качался под музыку,
Сказочный, с сияющими глазами и порывом трепещущей одежды.

Между тем, в стороне, во главе зала, священник и пастух
Сидели, беседуя вместе о прошлом, настоящем и будущем;
В то время как Эванджелина стояла, как зачарованная, потому что в ее
Старые воспоминания поднялись и громко среди музыки
Слышала она шум моря и неудержимая печаль
Пришла к ее сердцу, и незаметно она кралась вперед. в сад.
Прекрасна была ночь. За черной стеной леса,
Наклонив серебряную вершину, взошла луна. На реке
Упал то тут, то там сквозь ветви дрожащий отблеск лунного света,
Как сладкие мысли любви на темном и коварном духе.
Ближе и кругом вокруг нее многочисленные цветы сада.
Излили их души запахами, которые были их молитвами и исповеданиями.
В ночь, когда она шла своим путем, как безмолвный картезианец.
Более благоуханный, чем они, и тяжелый тенями и ночной росой,
Повесил сердце девушки. Спокойствие и волшебный лунный свет
Казалось, что ее душу наполнила неопределенная тоска;
Как, через калитку сада, в тени дубов,
Прошла она по тропинке к краю безмерной прерии.
Он лежал безмолвно, покрытый серебристой дымкой, и светлячки
Сверкали и уплывали в смешанном и бесконечном количестве.
Над ее головой звезды, мысли Бога на небесах,
Сияли в глазах человека, который перестал удивляться и поклоняться,
За исключением того случая, когда пылающая комета была замечена на стенах того храма,
Как будто рука появился и написал на них: «Упарсин.
И душа девушки, между звездами и светлячками,
Бродила одна, и она восклицала: «О Гавриил! О мои возлюбленные!
Ты так близок ко мне, и все же я не могу тебя увидеть?
Ты так близко ко мне, и все же твой голос не доходит до меня?
А! как часто твои ноги ступали по этой тропе в прерии!
А! как часто твои глаза смотрели на леса вокруг меня!
А! как часто под этим дубом, возвращаясь с работы,
Ты ложился отдыхать и мечтать обо мне во сне твоих!
Когда эти глаза увидят, эти руки сложатся вокруг тебя?
Громко и внезапно прозвучал звук козодоя
Как флейта в лесу; и вскоре, сквозь окрестные заросли,
Все дальше и дальше он плыл и замолчал.
«Терпение!» прошептали дубы из пророческих пещер тьмы:
И с залитого лунным светом луга ответил вздох: «Завтра!»

Яркое солнце взошло на следующий день; и все цветы сада.
Омыли его сияющие ноги своими слезами и помазали его локоны.
Восхитительным бальзамом, который они несли в своих хрустальных вазах.
«Прощай!» сказал священник, когда он стоял у темного порога;
«Смотри, чтобы ты принес нам Блудного Сына от его поста и голода,
И также Дева Неразумная, которая спала, когда приходил жених.«
« Прощай! »- ответила девушка и, улыбаясь, вместе с Василием спустилась.
Спустились к берегу реки, где уже ждали лодочники. полет того, кто мчался впереди них,
Унесенный волной судьбы, как мертвый лист над пустыней.
Ни в тот день, ни в следующий, ни в тот день, который был успешным,
Они нашли следы его курса в озере ни лес, ни река,
И по прошествии многих дней они не нашли его; но расплывчатые и неопределенные
Слухи были их проводниками через дикую и пустынную страну;
Тиль, в маленькой гостинице испанского городка Адайес,
Утомленный Измученные, они вышли и узнали от болтливого домовладельца,
, что накануне, с лошадьми, проводниками и товарищами,
Гавриил покинул деревню и пошел дорогой прерий.

Песнь IV

Далеко на западе лежит пустынная земля, где горы
поднимаются сквозь вечные снега на свои высокие и светящиеся вершины.
Вниз от их зазубренных глубоких оврагов, где ущелье, как ворота,
Открывает проход, грубый для колес эмигрантской повозки,
На запад течет Орегон, Уоллуэй и Овайхи.
На восток, окольным курсом, среди гор Ветряной реки,
Через долину пресной воды выпадает осадок через Небраску;
И к югу, от Фонтен-куи-Баута и испанских гор,
Изрезанный песком и скалами и унесенный ветром пустыни
Бесчисленные потоки с непрекращающимся звуком нисходят к океану,
Как великие аккорды арфы, в громких и торжественных вибрациях.
Между этими ручьями простираются чудесные, красивые прерии,
Волнистые заросли травы, вечно катящиеся в тени и солнечном свете,
Яркие, с пышными гроздьями роз и пурпурными аморфами.
Над ними бродили стада бизонов, лоси и косули;
Над ними бродили волки и стада лошадей без всадников;
Порывы и разрушения, и ветры, утомляющие путешествиями;
По ним бродят разбросанные племена сыновей Измаила,
Окрашивая пустыню кровью; и над их ужасными боевыми тропами
Круги и паруса ввысь, на величественных крыльях, стервятник,
Как неумолимая душа вождя, убитого в битве,
Невидимая лестница поднимается и взбирается по небу.
Тут и там поднимаются дымы от лагерей этих диких мародеров;
Кое-где на окраинах быстрых рек возвышаются рощи;
И мрачный, молчаливый медведь, монах-отшельник пустыни,
Спускается по их темным ущельям, чтобы выкапывать корни у берега ручья,
И над всем небо, ясное и кристально чистое небо,
Как защитная рука Бога, перевернутого над ними.

В эту чудесную страну, у подножия гор Озарк,
далеко вошел Габриэль, за ним следили охотники и звероловы.
День за днем, со своими индейскими проводниками, девушка и Василий.
Следили за его летучими шагами и каждый день думали, чтобы его схватить.
Иногда они видели или думали, что видят дым от его костра.
Поднимается в утреннем воздухе с далекой равнины; но с наступлением темноты
г. Когда они добрались до места, они нашли только тлеющие угли и пепел.
И хотя их сердца временами были грустны, а тела утомлены,
Надежда все еще вела их, поскольку магия Фата Моргана
Показывала им свои озера света, которые отступили и исчезли перед ними.

Однажды, когда они сидели у вечернего камина,
молча вошла в маленький лагерь индейская женщина,
черты которой носили глубокие следы печали и терпения, столь же великого, как и ее горе.
Она была женщиной шауни, возвращавшейся домой к своему народу.
Из далеких охотничьих угодий жестоких Каманш.
Где был убит ее канадский муж, Кур-де-Буа.
Тронуты были их сердца ее рассказом, и они были очень тепло и дружелюбны.
Они обрадовались, и она села среди них и пировала.
На буйволином мясе и оленине, приготовленной на углях.
Но когда их трапеза была закончена, и Василий и все его товарищи,
Изношенные долгим дневным переходом и погоней оленей и бизонов,
Растянулись на земле и заснули там, где вспыхнул трепещущий огонь. их смуглые щеки и их формы, завернутые в одеяла. его удовольствия, и боли, и перемены.
Эванджелина сильно плакала от этой истории и от того, что знала, что другое
Несчастное сердце, подобное ее собственному, любило и было разочаровано.
Проникнутая в глубины ее души жалостью и женским состраданием,
И все же в своей печали радовалась, что рядом с ней находился пострадавший,
Она, в свою очередь, рассказала о своей любви и обо всех ее бедствиях.
Безмолвно от удивления, Шони села, а когда она кончила,
Все еще была немой; но в конце концов, как будто таинственный ужас
прошел через ее мозг, она заговорила и повторила сказку о Моуи;
Моуис, снежный жених, завоевавший и женившийся на девушке,
Но когда настало утро, встал и ушел из вигвама,
Блек, таял и растворялся в солнечном свете,
До тех пор, пока она не увидела его больше, хотя она пошла далеко в лес.
Затем нежными, низкими тонами, которые казались странными заклинаниями,
Рассказала ей сказку о прекрасной Лилинау, за которой ухаживал призрак,
Это, сквозь сосны в хижине ее отца, в тишине сумерек,
Дыхал, как вечерний ветер, и шептал любви деве,
Пока она не последовала за его зеленым и развевающимся пером через лес,
И больше никогда не возвращалась, и ее люди больше не видели.
Молчаливая от удивления и странного удивления, Эванджелина слушала
Мягкий поток ее волшебных слов, пока область вокруг нее
не казалась заколдованной землей, а ее смуглая гостья — чародейкой.
Медленно над вершинами гор Озарк взошла луна,
Осветила маленькую палатку таинственным великолепием
Прикоснулась к мрачным листьям, охватила и наполнила лес.
С восхитительным звуком промчался ручей, а ветви
Качели и вздохнули над головами еле слышным шепотом.
Сердце Эванджелины было наполнено мыслями о любви, но тайна.
Тонкое чувство закралось от боли и бесконечного ужаса.
Как холодная ядовитая змея крадется в гнездо ласточки.
Это был не земной страх. Дыхание из области духов
Казалось, будто парит в воздухе ночи; и она почувствовала на мгновение
Что, как и индийская горничная, она тоже преследовала призрака.
С этой мыслью она заснула, и страх и призрак исчезли.

Рано утром марш возобновился; и шауни
Сказал, пока они шли: «На западном склоне этих гор
Обитает в своей маленькой деревне, глава Миссии в Черной Одежде.
Он многому учит людей и рассказывает им о Марии и Иисусе;
Громко смеются их сердца от радости и рыдают от боли, когда они слышат его.
Затем, внезапно и тайно, Эванджелина ответила:
«Пойдем в Миссию, там нас ждут хорошие вести!»
Сюда направили коней; и за отрогом гор
Когда зашло солнце, они услышали ропот голосов,
И на зеленом и широком лугу, на берегу реки,
Увидели палатки христиан, шатры иезуитской миссии.
Под высоким дубом, который стоял посреди деревни,
Вождь Черной Одежды со своими детьми на коленях. Распятие, прикрепленное
Высоко на стволе дерева, и в тени виноградной лозы,
Глядя своим мучительным лицом на толпу, преклонившую колени под ним.
Это была их сельская часовня. Вверху, через замысловатые арки
над его воздушной крышей, поднималось пение их вечерни,
смешивая его ноты с мягким шепотом и вздохами ветвей.
Молчаливые, с непокрытыми головами, приближаются путники.
Но когда служба закончилась и благословение выпало из рук священника,
Далее, как семя из рук сеятеля,
Медленно преподобный подошел к чужеземцам и приветствовал их
; и когда они ответили, он добродушно улыбнулся,
Услышав в лесу домашние звуки своего родного языка,
И со словами доброты провел их в свой вигвам.
Там они отдыхали на циновках и шкурах, и на лепешках из кукурузных колосьев.
Пировали и утоляли жажду из фляги учителя.
Вскоре была рассказана их история; и священник торжественно ответил: —
«Не шесть солнц взошли и не зашли с тех пор, как Гавриил сидел
На этой циновке рядом со мной, где теперь отдыхает девушка,
Рассказал мне эту же печальную историю, затем поднялся и продолжил свое путешествие!»
Тихий был голос священника, и он говорил с акцентом доброты;
Но сердце Эванджелины упало на его слова, как зимой снежинки
падают в какое-то одинокое гнездо, из которого вылетели птицы.
«Он ушел далеко на север, — продолжал священник; «но осенью
г., когда погоня закончится, снова вернется в Миссию.
Тогда Эванджелина сказала, и голос ее был кротким и покорным, —
«Позволь мне остаться с тобой, ибо душа моя печальна и скорбит». его мексиканский конь со своими индейскими проводниками и товарищами.
Возвращение домой Василий вернулся, а Эванджелина осталась в миссии.

Медленно, медленно, медленно дни сменяли друг друга,
Дни, недели и месяцы; и поля кукурузы, которые прорастали из земли
Зеленый, когда пришла незнакомка, теперь она машет над ней,
Подняли свои тонкие стержни с переплетенными листьями и образовали
Монастыри для нищенствующих ворон и зернохранилищ, разграбленных белками.
Тогда в золотую погоду кукурузу очистили от шелухи, и девицы покраснели у каждого кроваво-красного колоса, потому что это означало любовника,
Но криво рассмеялся и назвал его вором на кукурузном поле.
Даже кроваво-красное ухо Эванджелине не принесло ее любовника.
«Терпение!» священник сказал бы; «Имейте веру, и ваша молитва будет услышана!
Посмотрите на это сильное растение, которое поднимает голову с луга,
Посмотрите, как его листья повернуты к северу, как магнит;
Это цветок компаса, что перст Божий посадил
Здесь, в бездомной дикой природе, чтобы направить путь путешественника
По подобным морю, бездорожным, безграничным пустыням пустыни.
Такова вера в душе человека. Цветки страсти,
Веселые и пышные цветы, ярче и ароматнее,
Но они обманывают нас и сбивают нас с пути, и их запах смертоносен.
Только это скромное растение может вести нас сюда, а в дальнейшем
Венчает нас цветами асфоделя, влажными от росы непента ».

Настала осень и прошла, и зима, а Гавриила не было;
Расцвела открывающая весна, и ноты малиновки и синей птицы.
Звучали сладко на земле и на дереве, но Гавриил не пришел.
Но от дуновения летних ветров донесся слух.
Слаще пения птиц, или оттенка, или запаха цветов.
В нем говорилось, что далеко на севере и востоке, в лесах Мичигана,
Гавриил поселился в своей хижине на берегу реки Сагино,
И с вернувшимися проводниками искали озера Св. Лаврентия,
С грустным прощанием Эванджелина ушла из миссии.
Пройдя утомительными путями, долгими и опасными переходами,
Она достигла, наконец, глубин мичиганских лесов,
Нашла, что охотничий домик заброшен и разрушен!

Так скользили долгие печальные годы, и в сезоны и в местах
Ныряльщики и издалека видели странствующую деву;
Теперь в Шатрах благодати кротких Моравских миссий,
Теперь в шумных лагерях и битвах — поля армии,
Сейчас в укромных деревушках, в поселках и густонаселенных городах.
Она пришла, как призрак, и скончалась незамеченной.
Прекрасна была она и молода, когда в надежде отправилась в дальний путь;
Блеклая была она и старая, когда разочарованием все закончилось.
Каждый последующий год что-то крал у ее красоты,
Оставляя за собой, шире и глубже, мрак и тень.
Затем появились и распространились слабые серые полосы на ее лбу.
Рассвет другой жизни, которая прорвалась над ее земным горизонтом.
Как в восточном небе, первые слабые полосы утра.

Canto V

На этой восхитительной земле, омываемой водами Делавэра,
Сильванскими тенями охраняет имя апостола Пенна,
На берегу прекрасного ручья стоит город, который он основал.
Там весь воздух бальзам, а персик — символ красоты,
И улицы все еще повторяют имена лесных деревьев,
Как будто они хотели бы умилостивить дриад, чьи пристанища они досаждали.
Там из неспокойного моря высадилась Эванджелина, изгнанница.
Находила среди детей Пенна дом и страну.
Там умер старый Рене Леблан; и когда он ушел,
Видел рядом с ним только одного из всей сотни его потомков.
Что-то, по крайней мере, было на дружеских улицах города,
Что-то, что говорило ее сердцу и делало ее больше не чужой;
И ее ухо понравилось Тебе и Ты квакеров,
Ибо оно напомнило прошлое, старую акадскую страну,
Где все люди были равны, и все были братьями и сестрами.
Итак, когда бесплодные поиски, разочарованные попытки,
Кончились, больше не возобновлять на земле, не жалуясь,
Туда, как листья к свету, были обращены ее мысли и ее шаги.
Как с вершины горы дождливый утренний туман
Откатывается, и вдали мы видим пейзаж под нами,
Освещенный солнцем, с сияющими реками, городами и деревнями,
Так свалился туман из ее разума, и она увидела мир далеко под ней,
больше не Темный, но весь озаренный любовью; и тропа
, по которой она взошла так далеко, ровная и ровная вдали.
Габриэль не был забыт. В ее сердце был его образ,
Облеченный в красоту любви и юности, каким она его видела в последний раз,
Только прекраснее, сделанное его смертоносным молчанием и отсутствием.
В ее мысли о нем не входило время, потому что его не было.
Над ним годы не имели власти; он не был изменен, но преображен;
Он стал для ее сердца, как мертвый, а не отсутствующий;
Терпение, самоотречение и преданность другим.
Это был урок, который ей преподала жизнь, полная испытаний и печали.
Так была распространена ее любовь, но, как некоторые пахучие специи,
не потерпела ни потерь, ни потерь, хотя и наполняла воздух ароматом.
У нее не было другой надежды и желания в жизни, кроме
Кротко, благоговейными шагами следовать священным стопам своего Спасителя.
Так много лет она прожила как Сестра Милосердия; частые посещения
Одинокие и жалкие крыши в людных переулках города,
Где бедствия и нужды скрывались от солнечного света,
Где болезни и печаль на чердаках томились заброшенными.
Ночь за ночью, когда мир спал, сторож громко повторял
Громко на порывистых улицах, что в городе все хорошо.
Высоко в каком-то одиноком окне он увидел свет ее свечи.
День за днем, в серой заре, медленно через пригороды
Тащился немецкий фермер с цветами и фруктами на рынок,
Встретил то кроткое, бледное лицо, возвращавшееся домой после своих наблюдений.

Тогда было, что на город обрушилась эпидемия,
Предвещаемая чудесными знамениями, и в основном стаями диких голубей,
Затемняло солнце в своем полете, и в зобах не было ничего, кроме желудя.
И когда морские приливы возникают в сентябре
года, затопляя серебряный поток, пока он не переходит в озеро на лугу,
Так смерть затопила жизнь и, устремившись по ее естественной окраине,
Распространилась на солоноватое озеро, серебряный поток существования.
Богатство не могло подкупить, красота не очаровала угнетателя;
Но все одинаково погибли под бичом его гнева;
Только, увы! бедняк, у которого не было ни друзей, ни слуг,
Убежал умирать в богадельне, доме бездомных.
Тогда он стоял на окраине, посреди лугов и лесов, —
Теперь город его окружает; но тем не менее, с его воротами и калиткой
Кроткий, посреди великолепия, его скромные стены, кажется, повторяют
Мягко слова Господа: «Бедные вы всегда имеете с собою».
Туда ночью и днем ​​приходила Сестра Милосердия. Умирающий
Взглянул ей в лицо и подумал, действительно, вот здесь ночь над городом, видимым вдалеке.
Их глазам показались светильники города небесного,
, В сияющие врата которых вскоре войдет их дух.

Таким образом, в субботу утром по улицам, пустынным и безмолвным,
Идя тихим путем, она вошла в дверь богадельни.
Сладко в летнем воздухе пахло цветами в саду;
И она остановилась в пути, чтобы собрать среди них самых прекрасных,
Дабы умирающие еще раз возрадовались их благоуханию и красоте.
Затем, когда она поднималась по лестнице в коридоры, охлажденные восточным ветром,
Далеко и мягко на ее ухо упали колокольчики с колокольни Крайст-Черч,
В то время как, смешавшись с ними, через луга доносились
Звуки псалмов, которые пели шведы в их церкви в Викако.
Мягкий, как опускающиеся крылья, спокойствие часа упало на ее дух;
Что-то внутри нее сказало: «Наконец-то твои испытания окончены»;
И с легким взглядом она вошла в палаты болезни.
Бесшумно передвигался вокруг усердных, осторожных служителей,
Смочил лихорадочную губу и ноющий лоб, и в тишине
Закрыв слепые глаза мертвым и скрыв их лица,
Где на своих ложах они лежали, как сугробы снега у дороги.
Многие вялые головы, поднявшие голову, когда Эванджелина вошла,
Повернулась на подушку боли, чтобы смотреть, когда она проходила, для ее присутствия
Упал на их сердца, как луч солнца на стенах тюрьмы.
И, оглянувшись вокруг, она увидела, как Смерть, утешитель,
Возложив руку на многие сердца, навсегда исцелила их.
Многие знакомые формы исчезли в ночное время;
Их места были вакантными, или их уже заняли посторонние.

Внезапно, словно охваченная страхом или чувством удивления,
Она все еще стояла, расставив бесцветные губы, в то время как дрожь
Пробежала по ее телу, и, забытые, цветы упали с ее пальцев,
И из ее глаз и щеки свет и цвет утра.
Тогда с ее уст сорвался крик такой ужасной боли,
Что умирающие услышали его и вскочили с подушек.
На поддоне перед ней раскинулось тело старика.
Длинные, тонкие и серые локоны, оттенявшие его виски;
Но, когда он лежал в утреннем свете, его лицо на мгновение
Казалось, снова приняло формы своего прежнего мужского достоинства;
Так меняются лица умирающих.
Горячие и красные на его губах все еще обжигали лихорадочный прилив,
Как будто жизнь, как иврит, окропила кровью свои врата,
Чтобы Ангел Смерти мог увидеть знамение и пройти.
Неподвижный, бессмысленный, умирающий, он лежал, и его дух был истощен.
Казалось, тонет в бесконечных глубинах тьмы.
Мрак сна и смерти, вечно тонущий и тонущий.
Затем через эти царства тени, в многократных реверберациях,
Услышал тот крик боли, и сквозь наступившую тишину
Прошептал нежный голос с нежным и святым акцентом,
«Габриэль! О мои возлюбленные!» и замер в тишине.
Затем он увидел во сне еще раз дом своего детства;
Зеленые акадские луга с лесными реками среди них,
Деревня, горы и леса; и, идя под их тенью,
Как и в дни своей юности, Эванджелина воскресла в его видении.
Слезы навернулись на глаза; и так же медленно, как он поднял веки,
Исчезло видение, но Эванджелина встала на колени у его постели.
Напрасно он старался прошептать ее имя, потому что акценты оставались невысказанными.
Умер на его губах, и их движение открыло то, что говорил бы его язык.
Напрасно он старался подняться; и Эванджелина, стоя на коленях рядом с ним,
Поцеловала его умирающие губы и положила его голову ей на грудь.
Сладкий был свет его глаз; но он внезапно погрузился в темноту,
Как будто лампу задувает порыв ветра у окна.

Теперь все кончилось: надежда, страх и печаль,
Вся боль в сердце, беспокойная, неудовлетворенная тоска,
Вся тупая, глубокая боль и постоянная тоска терпения!
И, когда она еще раз прижала безжизненную голову к своей груди,
Она покорно поклонилась и пробормотала: «Отец, я благодарю Тебя!»

Еще стоит первобытный лес; но вдали от его тени,
бок о бок, в своих безымянных могилах, спят влюбленные.
Под скромными стенами маленького католического кладбища,
В самом центре города они лежат, неизвестные и незамеченные.
Ежедневно приливы жизни утихают и текут рядом с ними,
Тысячи пульсирующих сердец, где их сердце покоится и вечно,
Тысячи ноющих мозгов, где их уже нет,
Тысячи трудящихся рук там, где их перестали от их трудов
Тысячи утомленных ног, где их путь завершился!

Еще стоит первобытный лес; но под сенью его ветвей
Обитает другая раса, с другими обычаями и языком.
Только на берегу печальной и туманной Атлантики
Остановились несколько акадских крестьян, чьи отцы из ссылки
Блуждали обратно на родину, чтобы умереть на ее лоне.
В койке рыбака колесо и ткацкий станок все еще заняты;
Девы все еще носят свои нормандские чепчики и киртлы из домотканой ткани,
И к вечернему огню повторяют рассказ Эванджелин,
Пока из своих скалистых пещер соседний океан
Громким голосом говорит, и безутешным акцентом отвечает на вой леса.

Обзор тумана: телешоу представляет собой издевательство над книгой и фильмом Стивена Кинга

«The Mist» использует классическую структуру ужаса, имитирующую голову: несмотря на то, что его персонажи постоянно кричат: «Что в тумане?» На самом деле не имеет значения, что на самом деле находится в таинственном тумане, который окутывает небольшой городок в штате Мэн. Дело в том, как туман заставляет персонажей реагировать; как страх неизвестного может вызвать инстинктивные реакции и как эти реакции раскрывают свою истинную сущность. Среди духовных и экзистенциальных тем туман касается страха и того, как мы справляемся со страхом.

В новой оригинальной серии Spike, вдохновленной новеллой Стивена Кинга, туман связан с ошибками. И плохие зубы. И, по-видимому, яд. В сериале очень много внимания уделяется тому, что находится в тумане, и его пилотная работа в основном направлена ​​на то, чтобы заставить вас задуматься, какие еще грубые вещи из этого выйдут.

Короче говоря, он менее динамичен и более предсказуем. Легко понять, как взять сложный рассказ о человеческой морали — «Повелитель мух с крутыми монстрами», как однажды описал его кинорежиссер Фрэнк Дарабонт — и превратить его в научно-фантастический рассказ о заговоре.Но эти две идеи не должны быть взаимоисключающими, и в первый час так оно и есть.

ПОДРОБНЕЕ: «Черное зеркало»: Netflix представляет эпизоды как фильмы в стратегии Sneaky Emmys

Что еще хуже, у него ужасные персонажи. Знакомые люди и обслуживающие сюжет перед собственным здравым смыслом, жители Бриджитона, штат Мэн, не кажутся идеальными персонажами для любой версии «Тумана». Но вот и мы: Ева (Алисса Сазерленд) — школьная учительница, отстраненная от занятий за то, что учила своих учеников пользоваться презервативами.Ее муж, Кевин (Морган Спектор), понимает, когда она говорит ему, но она гораздо меньше понимает, когда он ускользает позже в эпизоде.

Не вдаваясь в спойлеры, скажем так, их дочь Алекс (Гас Бирни) идет на школьную вечеринку, и дела идут плохо. Семья рушится, как только густой туман начинает катиться по городу. Каждый оказывается в ловушке с другими местными жителями, в том числе: Натали Рэйвен («Six Feet Under’s» Фрэнсис Конрой), соседкой семьи, которой становится любопытно, когда орда лягушек массово прыгает в ее двор; городской шериф Коннор Хейзел (Даррен Петти), который слишком груб со своими сокамерниками; и сбитый с толку солдат (Окези Морро), не помнящий, кто он и откуда, но смертельно боящийся всего, что поджидает в тумане.

Возможно, дело в том, что «Туман» прибывает правильно, когда уходит очередной фальшивый драматический сериал, из-за чего новичок выглядит еще хуже, но из «Остатков» действительно есть чему поучиться в отношении того, что в «Тумане» ошибается. . Например — и это ваше триггерное предупреждение для пилота — собака умирает в первые минуты каждой серии. В то время как обе сцены почти наверняка уведут зрителей в горы, только «Остатки» целенаправленно использовали жестокость животных.

ПРОЧИТАЙТЕ БОЛЬШЕ: Джанкарло Эспозито невидим в песне «Дорогие белые люди», но это его лучшее выступление года

Это общее правило кино и телевидения — не причинять вред животным — по крайней мере, на экране.The Leftovers нарушили это правило, чтобы предупредить публику, что они не будут играть по правилам. Он использовал открывающую программу, рассчитанную на час с плюсом, чтобы перевернуть наше мышление. Когда Кевин Гарви (Джастин Теру в спортивных штанах) впервые становится свидетелем того, как застрелили собаку, он так же зол, как и публика. Он проводит серию, пытаясь выследить стрелка, но в конце он помогает Дину (Майкл Гастон) убить бешеных животных, потому что «они не наши собаки». Это трудный урок, который многие зрители инстинктивно отвергали, но у него была цель.

«The Mist» изображает мертвую собаку — в графических деталях, с ее органами, разбросанными позади единственной оставшейся части тела (ее головы) — и это только для того, чтобы предупредить нас о том, что да, в тумане что-то есть. Пожалуй, можно было бы возразить, что это был один из немногих способов передать беспощадность тумана; не заботясь о своей миссии уничтожать, калечить или манипулировать теми, кто попал в ловушку. Но это уже ясно к концу серии, даже без мертвой собаки.

Остальная часть пилота имитирует подобную излишнюю жестокость в самых ярких сюжетных линиях.Самым вопиющим является сценарий неиспорченного Алекса, который кажется почти оскорбительно банальным в своем описании и включении в историю. «Туман» использует человеческую трагедию как костыль для создания конфликта, и ничто из этого не заслуживает. Аргументы не усложняют выбор, и при этом они не являются особенно интересными, заставляющими задуматься или необходимыми.

Что касается последнего пункта, когда туман начинает преследовать жертв, кричащая кровь и нелепые звуковые эффекты вызывают больше смеха, чем вздоха, и создается ощущение, что они предназначены именно для этого.Ни одна из сцен ужасов не построена таким образом, чтобы вызвать какое-либо чувство ожидания. Есть несколько напуганных прыжков, но даже робким зрителям, которые прячутся за руками во время просмотра фильмов с рейтингом PG-13 (возможно, этого критика), здесь не о чем беспокоиться. Это карикатура, когда это не является грубым с этической точки зрения — а иногда и то и другое одновременно.

Было бы одно, если бы «Туман» просто выбрал новое направление. Оригинальная новелла Стивена Кинга не совсем так уж хорошо зарекомендовала себя в сфере развлечений. (Фильм собрал всего 25 миллионов долларов на внутреннем рынке, 25-е место из 39 экранизаций Кинга.) Его история столь же резка, как и его заключительное примечание (особенно измененный финал Дарабонта), поэтому можно было понять, почему телешоу должно было склоняться к заговору. Но вы все равно должны заботиться об этих людях, поскольку они бегут внутрь и прячутся. Эта версия пытается сделать это обоими способами — глупо и серьезно — и оставляет зрителей со стороны, смотрящих внутрь, болеющих за туман, а не бегущих от него.

Марка: D

Премьера «Тумана» в четверг, 22 июня в 10ч.м. на Спайке.

Будьте в курсе последних теленовостей! Подпишитесь на нашу телевизионную рассылку по электронной почте здесь.