Философское учение Л.Толстого -Философия
Философское учение Л.Толстого. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//174/filosofskoe-uchenie-ltolstogo/ (дата обращения: 10.09.2021)
Лев Николаевич Толстой (1828—1910) — один из самых значительных русских писателей и мыслителей. Лев Толстой явился родоначальником движения толстовства, одним из основополагающих тезисов которого является Евангельское «непротивление злу силою».
Эта позиция непротивленчества зафиксирована, согласно Толстому, в многочисленных местах Евангелия и есть стержень учения Христа, как, впрочем, и буддизма.
Подвергая критике общественно-политическое устройство современной ему России, Толстой уповал на нравственно-религиозный прогресс в сознании человечества. Идею исторического прогресса он связывал с решением вопроса о назначении человека и смысле его жизни, ответ на который призвана была дать созданная им «истинная религия».
Сущность познания Толстой усматривал в уяснении смысла жизни — основного вопроса всякой религии. Именно она призвана дать ответ на коренной вопрос нашего бытия: зачем мы живем и каково отношение человека к окружающему бесконечному миру. «Самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека — участвовать в этом движе нии, подчиняясь и содействуя ему» . Согласно Толстому, Бог есть любовь. В своих художественных творениях Толстой апеллировал к народу как носителю истинной веры и нравственности, считая его основой всего общественного здания.
На мировоззрение Толстого оказали огромное влияние Ж.Ж. Руссо, И. Кант и А. Шопенгауэр. Философические искания Толстого оказались созвучными определенной части русского и зарубежного общества (так называемое толстовство). Причем среди его последователей оказались не только члены различных религиозно-утопических сект, но и сторонники специфических «ненасильственных» методов борьбы за социализм. К их числу относится, например, выдающийся деятель национально-освобо дительного движения Индии М. Ганди, называвший Толстого своим учителем.
Сущность христианства, согласно Толстому, можно выразить в простом правиле: «Будь добрым и не противодействуй злу силою». «Будь добрым» — это положительное, деятельное содержание нравственности, которое включает в себя все заповеди Нового Завета — возлюби Бога, возлюби ближнего своего как самого себя и т. д. — все деятельное содержание учения Христа. Но если на добро мы отвечаем добром — мы не делаем ничего особенного, «не так ли поступают и язычники?» В этом случае мы находимся в рамках циклических, замкнутых отношений ответного дара: «ты — мне, я — тебе», в которых нет моральности, поскольку мы как бы «платим» за добро, содеянное нам. Другое дело, если мы на зло отвечаем добром. В этом и проявляется высшая нравственность, поскольку мы на себе останавливаем цепочку зла. Ведь зло существует (распространяется) в причинных цепочках зла как ответ на зло злом, а добро, наоборот, — в причинных цепочках добра как ответ на добро добром. Поэтому отвечать злом на зло, насилием на насилие означает давать злу распространяться через нас. Невозможно признать ответное на зло силовое действие остающимся в лоне добра. Поэтому единственный ответ на зло, осуществляемое против нас, может быть только слово, только жест, обращенный к совести, но не противодействие силой! В этом состоит отрицательное, «недеятельное» содержание нравственности. Таким образом, общее правило нравственности можно переформулировать следующим образом: творить новые цепочки добра (положительная, деятельная часть нравственности) и останавливать на себе распространение цепочек зла («не противиться злу силою» — отрицательная, недеятельная часть нравственности). Это означает, отдаривать мир добром сверхмеры — не только за все доброе, содеянное нам (что естественно), но и за все злое. Таким путем, мы не замыкаем добро в дискретных актах взаимного обмена, но делаем добро нашей судьбой — останавливая на себе распространение бесконечных цепочек зла и порождая бесконечные цепочки добра.
Религиозно-философские искания Льва Николаевича Толстого были связаны с переживанием и осмыслением самых разнообразных философских и религиозных учений, на основе чего формировалась мировоззренческая система, отличавшаяся последовательным стремлением к определенности и ясности (в существенной мере — на уровне здравого смысла) при объяснении фундаментальных философских и религиозных проблем и соответственно своеобразным исповедально-проповедническим стилем выражения собственного «символа веры». Факт огромного влияния литературного творчества Толстого на русскую и мировую культуру совершенно бесспорен. Идеи же писателя вызывали и вызывают гораздо более неоднозначные оценки. Они также были восприняты как в России (в философском плане, например, Н. Н. Страховым, в религиозном — стали основой «толстовства» как религиозного течения), так и в мире (в частности, очень серьезный отклик проповедь Толстого нашла у крупнейших деятелей индийского национально- освободительного движения). В то же время критическое отношение к Толстому именно как к мыслителю представлено в российской интеллектуальной традиции достаточно широко. О том, что Толстой был гениальным художником, но «плохим мыслителем», писали в разные годы В. С. Соловьев, Н. К. Михайловский, Г. В. Флоровский, Г. В. Плеханов, И. А. Ильин и другие. Однако, сколь бы серьезными подчас ни были аргументы критиков толстовского учения, оно безусловно занимает свое уникальное место в истории русской мысли, отражая духовный путь великого писателя, его личный философский опыт ответа на «последние», метафизические вопросы.
Глубоким и сохранившим свое значение в последующие годы было влияние на молодого Толстого идей Ж. Ж. Руссо. Критическое отношение писателя к цивилизации, проповедь «естественности», вылившаяся у позднего Л. Толстого в прямое отрицание значения культурного творчества, в том числе и своего собственного, во многом восходят именно к идеям французского просветителя. К более поздним влияниям следует отнести моральную философию А. Шопенгауэра («гениальнейшего из людей», по отзыву русского писателя) и восточные (прежде всего буддийские) мотивы в шопенгауэровском учении о «мире как воле и представлении». Впрочем, в дальнейшем, в 80-е годы, отношение Толстого к идеям Шопенгауэра становится критичней, что не в последнюю очередь было связано с высокой оценкой им «Критики практического разума» И. Канта (которого он характеризовал как «великого религиозного учителя»). Однако следует признать, что кантовские трансцендентализм, этика долга и в особенности понимание истории не играют сколько-нибудь существенной роли в религиозно-философской проповеди позднего Толстого, с ее специфическим антиисторизмом, неприятием государственных, общественных и культурных форм жизни как исключительно «внешних», олицетворяющих ложный исторический выбор человечества, уводящий последнее от решения своей главной и единственной задачи — задачи нравственного самосовершенствования. В. В. Зеньковский совершенно справедливо писал о»панморализме» учения Л. Толстого. Этическая доктрина писателя носила во многом синкретический, нецелостный характер. Он черпал свое морализаторское вдохновение из различных источников: Ж. Ж. Руссо, А. Шопенгауэр, И. Кант, буддизм, конфуцианство, даосизм. Но фундаментом собственного религиозно-нравственного учения этот далекий от какой бы то ни было ортодоксальности мыслитель считал христианскую, евангельскую мораль. Фактически основной смысл религиозного философствования Толстого и заключался в опыте своеобразной этизации христианства, сведения этой религии к сумме определенных этических принципов, причем принципов, допускающих рациональное и доступное не только философскому разуму, но и обычному здравому смыслу обоснование. Собственно, этой задаче посвящены все религиозно-философские сочинения позднего Толстого: «Исповедь», «В чем моя вера?», «Царство Божие внутри вас», «О жизни» и другие. Избрав подобный путь, писатель прошел его до конца. Его конфликт с церковью был неизбежен, и, конечно, он носил не только «внешний» характер: критика им основ христианской догматики, мистического богословия, отрицание «божественности» Христа. С наиболее серьезной философской критикой религиозной этики Л. Толстого в свое время выступали В. С. Соловьев («Три разговора») и И. А. Ильин («О сопротивлении злу силою»).
Суть толстовства в следующем:
- • многие религиозные догмы должны быть подвергнуты критике и отброшены, как и пышный церемониал, культы, иерархия;
- • религия должна стать простой и доступной для народа;
- • Бог, религия — это добро, любовь, разум и совесть;
- • смысл жизни — самосовершенствование;
- • главное зло на Земле — смерть и насилие;
- • необходимо отказаться от насилия как способа решения каких-либо проблем;
- • в основе поведения человека должно быть непротивление злу;
- • государство — отживающий институт и, поскольку оно — аппарат насилия, не имеет права на существование;
- • всем необходимо возможными способами подрывать государство, игнорировать его — не ходить на работу чиновникам, не участвовать в политической жизни и т. д.
За свои религиозно-философские взгляды в 1901 г. Л.Н. Толстой был подвергнут анафеме (проклятию) и отлучен от Церкви.
21.07.2016, 30923 просмотра.
Интеллектуальные, философские и социальные искания Льва Толстого
Л. Н. Толстой (1828–1910) – выдающийся деятель русской и мировой культуры, гениальный писатель-гуманист, мыслитель-моралист, оказавший и оказывающий влияние на умы и сердца людей.
Л. Толстому, кроме художественных произведений, принадлежит ряд трудов, содержащих философские, религиозно-философские, этические и эстетические проблемы, характеризующие его мировоззрение.
Здесь необходимо назвать: «О цели философии», «Философские замечания на речи Ж.-Ж. Руссо», «Война и мир» (философские отступления), «Исповедь», «В чем моя вера», «Что такое искусство?», «Так что нам делать?», «Критика догматического богословия», «Путь истины», «О жизни» и др.
В самом начале жизненного и творческого пути Л. Толстого занимают философские вопросы о смысле и цели человеческой жизни. «Цель жизни человека есть всевозможное способствование к всестороннему развитию всего существующего … человечества»[1]. Интерес к философским и социальным проблемам заметен в философском наброске «О цели философии», где читаем: «Человек стремится, т. е. человек деятелен. – Куда направлена эта деятельность? Каким образом сделать эту деятельность свободною? – есть цель философии в истинном значении. Другими словами, философия есть наука жизни. Чтобы точнее определить самую науку, определить надо стремление, которое дает нам понятие о ней.
Стремление, которое находится во всем существующем в человеке, есть сознание жизни и стремление к сохранению и усилению ее. Итак, цель философии есть показать, – каким образом человек должен образовать себя. Но человек не один: он живет в обществе, следовательно, философия должна определить отношение человека к другим людям»[2]. Обращает на себя внимание отрывок «Философские замечания на речи Ж.-Ж. Руссо», содержащий мысль о том, что «… наука вообще и философия в особенности, на которые так нападает Руссо, не только не бесполезны, но даже необходимы, и не для одних Сократов, но для всех»[3].
Писателя глубоко волновали и занимали вопросы философии истории, нашедшей свое наиболее яркое выражение в его главном романе «Война и мир». Свобода и необходимость, причины и цели в истории, соотношение активного и сознательного, роль личности и народных масс – эти и многие другие проблемы общественно-исторического бытия человека получали в творчестве Толстого оригинальное и во многом правильное решение. Несмотря на элементы фатализма и провиденциализма, Л. Н. Толстой далеко продвинулся в научном освоении истории.
Русский мыслитель утверждал, что история должна исследовать «жизнь народа и человечества», что она открывает законы, лежащие в основе этой жизни. Возражая прежним историкам, он писал: «Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами… Очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов…»[4].
Писатель отрицал определяющую роль «божества», «единичных» личностей, правящих народами, отрицал решающую историческую роль «великих» людей. Не власть, не цари и другие владыки являются движущей силой общественного развития, а народ – создатель всех материальных благ, творец и хранитель духовных ценностей. По мнению Толстого, не Наполеон, не Александр I, не Растопчин и др. заметные исторические фигуры определяют ход истории. Ее движет рядовая личность – солдат, крестьянин, вообще «простолюдин», которые в массе своей обычной и незаметной деятельностью, совместными усилиями творят жизнь и создают историю.
Стремление Толстого разобраться в историческом «действе», схватить его причинно-следственные отношения подводят писателя к выводу: «Единственное понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов, есть понятие силы, равной всему движению народов»[5]. По мысли Толстого, при объяснении того или иного явления необходимо учитывать действия «всех людей, принимающих участие в событии»: жизнь народа не вмешается в жизнь нескольких так называемых «великих» выдающихся людей. В этой связи Л. Толстой делает успешные попытки объяснения роли личности в истории, когда говорит о значении среды и обстоятельств, оказывающих влияние на ее формирование и характер. Личность и деятельность М. И. Кутузова выражает и обобщает желания и действия масс. Он – носитель народных традиций и народного духа, обладал силой «прозрения», умел постичь и «волю провидения». Размышляя над историей, писатель неизбежно исследует проблему взаимосвязи и взаимодействия свободы и необходимости.
Л. Толстой пишет: «Если воля каждого человека была свободна, т. е. если каждый мог поступать так, как ему захотелось, то вся история есть ряд бессвязных случайностей. Если даже один человек из миллионов в тысячелетний период времени имеет возможность поступать свободно, т. е. так, как ему захотелось, то очевидно, что один свободный поступок этого человека, противный законам, уничтожает возможность существования каких бы то ни было законов для всего человечества. Если же есть хоть один закон, управляющим действиями людей, то не может быть свободной воли, ибо тогда воля людей должна подлежать этому закону»[6]. Приведенное суждение при всей категоричности его формы – или «свободная воля» или «закон» – не более чем раздумье писателя, постановка им вопроса о диалектике свободы и необходимости в истории. Отвечая на него, Л. Толстой утверждает, что глядя на человека «как на предмет наблюдения», мы находим, что он, как и все существующее, подлежит закону необходимости; глядя же на него «из себя, как на то, что мы чувствуем себя свободными»[7]. Опыт и рассуждения со всей очевидностью свидетельствуют, что человек «как предмет наблюдения» подчиняется известным законам, но тот же опыт и рассуждения показывают ему, что «полная свобода» невозможна, хотя человек стремится к свободе: «Все стремления людей, все побуждения суть только стремления к увеличению свободы. Богатство – бедность, слава – неизвестность, власть – подвластное, сила – слабость, здоровье – болезнь, образование – невежество, труд – досуг, сытость – голод, добродетели – порок суть большие или меньшие степени свободы»[8].
Каждое историческое событие, в котором принимают участие люди, «представляется частью свободным, частью необходимым»[9]. Каждое действие человека есть известное соединение, взаимопроникновение и взаимопревращение свободы и необходимости. «И всегда, чем более в каком бы то ни было действии мы видим свободу, тем менее необходимости, и чем более необходимости, тем менее свободы»[10]. Таким образом, Толстой остро чувствовал диалектику, противоречивый характер единства свободы, целеполагающей деятельности людей и необходимости, обусловленной объективными законами общественно-исторической действительности. «Волеизъявление» детерминировано «внешними обстоятельствами», свобода находится в зависимости от них, но и жизнь творится как результат свободного действия. Утверждая свободу человека в его разуме, в его сознании и действии, писатель отнюдь не становится на точку зрения волюнтаризма. Он отрицает «абсолютную свободу». Для исторических взглядов Л. Толстого характерно диалектическое понимание противоречий и столкновений различных социальных сил. Борьба «старого» и «нового», столкновение «добра» и «зла» выступает своего рода законо-мерностью. Ход событий, успехи и поражения различных тенденций зависят от «великого множества», от «толпы не думающих», а их «тысячи и тьма».
В философии истории Толстого, пожалуй, наиболее ярко проявляются сильные стороны его гносеологической позиции, успехи писателя в познании общественно-исторического развития. Писатель придает громадное значение «чувствам», «переживаниям», моральному сознанию людей, подчеркивает великое значение их «разума», образно-наглядно показывает и утверждает надежность в великом значении «опыта» человека, реальных действий людей, значимость «добрых и полезных» дел.
Л. Толстой отличался глубоким проникновением в психологию людей, высоко оценивая «слово» – великий человеческий «дар», имеющий значение для человеческого познания и обладающий способностью соединять и разъединять людей, служить любви, вражде и ненависти. Все это материалистические элементы, характеризующие особенности его теоретико-познавательных позиций, выявляющихся в его взглядах на природу, общество и его историю, в его суждениях о людях и их жизни. Они очевидны и находят свое подтверждение в его реализме, в его учениях и теориях.
Л. Толстой глубоко переживал современную ему общественную и духовную жизнь. Положение и судьбы дворянско-помещичьего класса, жизнь многочисленного крестьянства России, условия труда и быта фабрично-заводских и железнодорожных рабочих, городских низов – ничто не ускользало от его пристального взгляда. Видя социальное неравенство, резкие противоречия между богатыми и людьми труда, писатель задумывался о методах и средствах изменения социального бытия. Общественно-гуманистические, нравственные и метафизические проблемы волновали писателя в самом начале его жизненного и творческого пути. Характеризуя свои юношеские мечты и устремления к идеальному, он позже писал: «Все человечество живет и развивается на основании духовных начал, идеалов, руководящих им. Эти идеалы выражаются в религиях, в науке, искусстве, формах государственности, идеалы эти все становятся все выше и выше, и человечество идет к высшему благу. Я – часть человечества, и поэтому призвание мое состоит в том, чтобы содействовать сознанию и осуществлению идеалов человечества». Впоследствии, когда в 70–80 гг. XIX в. Толстой пережил духовный кризис, перешел на позиции патриархального крестьянства и одновременно осознал в себе общественное призвание осуждать социальное зло и проповедовать идеи добра и справедливых отношений между людьми, его общественно-философские воззрения приобрели более четкие очертания, реальность современной ему эпохи все глубже проникала в его взгляды, действительность отражалась все более многообразно, глубоко и правдиво. Особенно суровой критике был подвергнут феодально-помещичий и капиталистический строй того времени. Гуманность социальных исканий Толстого состояла в том, что он со всей определенностью утверждал, что рабочие люди, привыкшие к труду и лишениям, обладающие умением преодолевать встречающиеся на их пути преграды, могут преодолеть все трудности, противоречия, отрицательные стороны социального бытия. «Сила, – утверждал Толстой, – в рабочем народе». «Все, что есть во вне и около меня, все это – плод их знания жизни. Те самые орудия мысли, которыми я обсуждаю жизнь и осуждаю ее, все это не мной, а ими сделано, сам я родился, воспитался, вырос благодаря им, они выкопали железо, научили рубить лес, приручили коров, лошадей, научили сеять, научили жить вместе, урядили нашу жизнь: они научили меня думать, говорить»[11]. Трудовая деятельность – существенный источник развития и движения общественного бытия. Размышляя о путях и средствах развития человечества, писатель приходит к выводу о необходимости ликвидации частной собственности, особенно собственности на землю. Освобождение народа «может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, – тем самым, что уже с давних пор составляет задушевное желание русского народа…»: осуществление этой народной мечты «поставит русский народ на высокую степень независимости, блаженства и довольства»[12].
Мысль писателя о необходимости превращения земли в общенародное достояние была отражением нужд и потребностей миллионов малоземельных и безземельных крестьян, означала осуждение частного крупного помещичьего и капиталистического землевладения и имела революционную направленность.
Рассуждая о новых формах организации труда и социальных отношениях, Толстой писал: «Формы эти – это мирские, при равенстве всех членов мира, управления, артельное устройство при промышленных предприятиях и общинное владение землей»[13]. Идея о «мирских» и «артельных» формах общежития сближает его социальную утопию с русским крестьянско-общинным утопическим социализмом, наиболее выдающимися представителями которого были А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и др. Видное место в социальных исканиях Л. Толстого занимает проблема равенства, которая наряду с отрицанием крупной земельной собственности является краеугольным камнем его социальной теории. Возмущаясь существующим антагонистическим строем жизни, сословно-классовым делением общества, сосредоточением материальных благ в руках незначительного, ведущего паразитический образ жизни меньшинства, он с позиции гуманизма утверждал права всех людей на материальные блага и на обладание всеми духовными ценностями. Он стремился «разорвать кастовую черту, разделяющую нас от народа»[14].
Обосновывая свою мечту о совершенствовании общественных форм жизнеустройства, идею единения народов всей Земли, Л. Толстой обращается к тем приметам в развитии цивилизации, которые давали надежду на осуществление его заветных желаний. «Бессознательно истина эта подтверждается установлением путей сообщения, телеграфов, печатью, все большей и большей общедоступностью благ мира сего для всех людей, и сознательно – разрушением суеверий, разделяющих людей, распространением истин знания, выражением идеалов братства людей…»[15].
Анализируя новейшие явления культуры, обращаясь к богатствам человеческого знания, ко всей накопленной тысячелетиями человеческой мудрости, писатель искал ответы на волновавшие его социальные вопросы. Он искал ответы и разрешение тревоживших его вопросов в трудах философов, ученых прошлого и настоящего. Будучи европейски образованным человеком, организатором народного просвещения, он хорошо понимал значение и роль научных открытий и технических изобретений, видя в этом важное и необходимое для людей дело. Именно науку и искусство он рассматривал как одно из важнейших средств создания лучшего общественного строя и воспитания гармонической, нравственно развитой человеческой личности. Однако для того, чтобы наука и искусство служили истинному своему предназначению, они должны быть направлены на благо людей труда, а не на самих себя или на удовлетворение искусственных, а порой и извращенных потребностей паразитических классов. В знании, разуме людей, служащих общему благу, видел писатель надежное средство и путь решения самых трудных и сложных вопросов материального положения и духовной жизни людей.
«Все, чем мы живем, чем гордимся, что нас радует, от железной дороги, оперы и небесной механики до доброй жизни людей – если не есть вполне произведение этой деятельности, то все-таки есть последствие передачи науки и искусств в широком смысле. Если бы не было переданного от поколения к поколению знания, как выковать, сварить, закалить и отделить железо в полосы, винты, листы и т. п., не было бы железной дороги; без передаваемых от поколения к поколениям искусства звуками, словами и картинами выражать чувства, – не было бы оперы; без знания геометрии как отношений величины, тоже передаваемого от поколения к поколениям, не было бы небесной механики. И так же без передачи знания о том, что свойственно и не свойственно природе человека и человеческого общества, не было бы доброй жизни людей, не будь науки и искусства, не было бы человеческой жизни»[16].
С точки зрения Толстого, «истинная наука и истинное искусство всегда существовали и всегда будут существовать подобно всем другим видам человеческой деятельности, и бесполезно оспаривать или доказывать их необходимость»[17].
Среди критериев подлинности науки и искусства Л. Толстой называл гуманистичность и демократизм. Другими качествами истинной культуры являются для Толстого доступность и доходчивость ее достижений. Искусство должно быть понятно самому обыкновенному человеку из народа – в этом одно из важнейших положений эстетического кодекса художника. Выступая против принципов эстетизма, Толстой пишет: «… Сказать, что произведение искусства хорошо, но непонятно, все равно, что сказать про какую-нибудь пищу, что она очень хороша, но люди не могут есть ее… извращенное искусство может быть непонятно людям, но хорошее искусство понятно всем»[18]. Для Толстого искусство может и должно заменять «чувства низшие, менее добрые и менее нужные для блага людей более добрыми, более нужными для этого блага». Поэтому оно должно быть народным и существовать для народа. Возлагая на искусство великую социально-преобразующую миссию, писатель пытался сформулировать свои представления об искусстве будущего. С его точки зрения, оно должно быть искусством не одного какого-нибудь кружка людей, не одного сословия, не одной национальности, оно должно передавать чувства, соединяющие людей, влекущие их к братскому единению. «Только это искусство будет выделяемо, допускаемо, одобряемо, распространяемо»[19]. В общении и единении людей великая роль принадлежит слову. «Слово – дело великое. Великое дело потому, что оно есть могущественнейшее средство единения людей»[20]. При помощи слова, речи мы выражаем свои мысли. «Выражение же мысли есть одно из самых важных дел жизни»[21]. Как великий гуманист и просветитель, он выступал и боролся искусством своего слова и своей мысли против несправедливого использования достижений материальной и духовной культуры. Развитие науки и техники, искусства и литературы, все достижения человеческого разума должны быть ориентированы на всех живущих в обществе людей, на развитие и сохранение самой человеческой жизни. Плоды культуры во всех ее формах должны содействовать братскому единению, любви и уважению среди людей, увеличивать их знания и могущество, способствовать овладению стихийными силами природы. Актуально звучит слово великого мыслителя, осуждающего использование достижений науки и технических изобретений – всего, что создано умом и руками людей, – «для обогащения капиталистов, производящих предметы роскоши или орудия человекоистребления»[22].
В мировоззрении Толстого отчетливо звучат экологические мотивы. Он настойчиво защищал чистоту природы, растительный и животный мир и все живое. Он требовал любовного и нравственного отношения к окружающей нас природной действительности. Отмечаемая им тенденция к разрушению естественной среды обитания людей вызывала его озабоченность и тревогу. Говоря об идеале счастливой жизни, Л. Толстой писал: «Одно из первых и всеми признаваемых условий счастья есть жизнь такая, при которой не нарушена связь человека с природой, т. е. жизнь под открытым небом, при свежем воздухе, общении с землей, растениями, животными…»[23].
Мечтая о социальных преобразованиях, Толстой полагал, что для их реализации необходимо возвысить значение и роль человеческого разума. Придерживаясь теории «непротивления злу насилием», следуя идее «нравственного» совершенствования, осуждая «насилие», мыслитель считал решающим и определяющим средством общественного прогресса нравственно-этическую и специфическим образом понимаемую религиозную деятельность. Все это придавало его социальным исканиям черты идеализма и утопизма, его идеалы во многом были обращены в прошлое и в этом смысле носили реакционный характер. Идеалы нового жизнеустройства складывались у писателя в процессе отличения российского самодержавно-крепостнического государства, европейских буржуазно-демократических государств и восточных деспотий, вплоть до отрицания «всякой власти», всякой государственности. «Переход от государственного насилия к свободной, разумной жизни не может сделаться вдруг; как тысячелетия слагалась государственная жизнь, так, может быть, тысячелетия она будет разделываться»[24].
Изменения, ведущие к устранению государственности, должны, по его мнению, идти по пути демократизации управления: «Если люди доведут правление до того, что все люди будут участвовать в управлении, то не будет и управления – люди будут каждый управлять сам собой»[25]. Л. Толстой задумывался над многими другими общественными вопросами. Он видел противоположность между условиями труда в городе и деревне, между городом и селом, между трудом умственным и физическим.
Большое внимание уделял великий гуманист вопросам милитаризма и войны. Насилие, вооруженная борьба, история военных конфликтов между народами и странами были постоянным предметом его раздумий. В итоге изучения военных конфликтов Л .Толстой пришел к выводу о необходимости устранения войн как явлений, противных разуму и человеческой природе. Л. Толстой стремился проникнуть в причины происходивших и происходящих войн, он усматривал их в социальном неравенстве, в стремлении к обогащению, в заинтересованности и корыстных побуждениях людей. Господствующие эксплуататорские классы, организаторы и идеологи войны подвергаются им сокрушительной критике. Экспансионистские, шовинистические, национально-расовые доктрины оцениваются как античеловеческие, враждебные интересам людей труда. В ряде случаев Л. Толстой становится на воинствующие и антивоенные позиции. Нужно устроить жизнь человечества, чтобы признавались права и равенство всех стран и народов. «Народ везде один и тот же», все люди жаждут постоянного спокойствия и мира, они могут и должны не спорить и истреблять друг друга, а взаимно уважать и развивать между собой всесторонние связи и отношения. Наступило время, когда сформировалось сознание братства людей всех народностей и люди могут жить «в мирных, взаимно друг другу выгодных, дружеских, торговых, промышленных, нравственных сношениях, нарушать которые им нет никакого смысла, ни надобности»[26]. Мысли Л. Толстого созвучны чаяниям современного человечества: «Кто бы вы ни были, – писал он, – француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех – поймите, что все наши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были – земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые, все интересы так же, как удовольствия и радости, ни в чем не противоречат интересам других народов и государств, и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но и мыслей и чувств с людьми других народов»[27]. Л. Толстой оптимистически оценивал будущее. Он подчеркивал: «…уничтожиться должен строй милитаризма и замениться разоружением и арбитрацией»[28].
Немало сказал Толстой о человеке, целях и смысле его жизни, что составляет заметный вклад в развитие гуманистической мысли, в обогащение нравственного опыта человечества. Писатель отнюдь не отрицал «биологической» или, как он выражался, «животной» природы человека, но на первый план выдвигал «духовное», «разумное» и «доброе», присущее человеческому существу, его способность к созидательной деятельности. Хотя философия человека Толстого иногда выступает в абстрактно-идеалистической форме, многие его раздумья и суждения о человеке и его жизни отличаются глубокой продуктивностью и истинностью. «Жизнь, какая бы ни была, есть благо, выше которого нет никакого. Если мы говорим, что жизнь – зло, то мы говорим это только в сравнении с другой, воображаемой, лучшей жизнью, но ведь мы никакой другой лучшей жизни не знаем и не можем знать, и потому жизнь, какая бы она ни была, есть высшее доступное нам благо»[29].
Отвергая «неверие» в жизнь, Толстой решительно отстаивает человеческую жизнь в реальном объективном мире в противовес богословским мифам о загробной жизни и иных мирах. «Этот мир не шутка, не юдоль испытания и перехода в мир лучший, вечный, а этот мир тот, в котором мы сейчас живем, это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны нашими усилиями сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для всех, которые после нас будут жить в нем»[30].
Толстовские поиски смысла жизни, не свободные от религиозного облачения, представляют определенный интерес: он говорит целиком о жизни в труде. Это главное в жизни человека и его моральном облике, «Достоинство человека, его священный долг и обязанность употреблять данные ему руки и ноги на то, для чего они даны, и поглощаемую пищу на труд, производящий эту пищу»[31]. Только неустанно работая и создавая все необходимое для жизни, люди станут настоящими людьми; тогда проявятся их высшие человеческие свойства и они овладеют силами природы; новый общественный строй должен быть трудовым сообществом людей, где каждый будет трудиться для себя и своих близких. «Когда наступит новый, разумный, более разумный склад общественной жизни, люди будут удивляться тому, что принуждение работать считалось злом, а праздность – благом. Тогда, если бы тогда было наказание, лишение работы было бы наказанием»[32].
Приведенные суждения писателя генеалогически связаны с опытом социального поведения, как он выработался в народной среде, где труд и человек труда, его деятельность выступают как высшая ценность. Так делается жизнь: люди своими усилиями создают все многообразие и красоту жизни. И в этой деятельности смысл жизни людей – эта идея пронизывает многие страницы его творческого наследия. Человек в произведениях Толстого предстает во всей противоречивости своего социального бытия. Писатель страстно обличал собственнический мир, мир насилия и тупого самодовлеющего мещанства, противопоставляя этому миру свое гуманистическое представление о человеке как созидателе материальной жизни и высокого духа. Он должен быть всегда в движении, не останавливаться в духовном росте, в совершенствовании способности понимать и сочувствовать, действовать и призывать других. Человек должен заниматься созидательной деятельностью для достижения наибольшего процветания всего человечества.
Анализ показывает, что поиски ответов на вопросы о цели, смысле, ценности жизни не сводились к религиозным, а приводили Толстого к глубоким размышлениям о важнейших человеческих проблемах, волновавших его в течение всей жизни.
Творческое наследие Л. Толстого сложно и противоречиво. Оно отражает понятия, чувства и настроения патриархального крестьянства, идеологию самого многочисленного производительного класса пред- и пореформенной России. Мировоззрение Л. Толстого содержит и крестьянский революционный демократизм и реакционную религиозную проповедь пассивности. Но Л. Толстой создал яркую и правдивую картину своей эпохи. Как мыслитель, он отличался активным поиском социальной справедливости, высокой гражданственности. Он ставил важные «больные» и «проклятые» вопросы, подвергая сомнению основы политического и общественного устройства своего времени. Необходимо хранить и приумножать ценные, выдержавшие проверку временем идеи духовного наследия писателя. Л. Толстой всегда будет дорог прогрессивному человечеству как сторонник и защитник жизни и труда, как великий гуманист, деятельно искавший пути к всеобщему счастью на нашей планете.
[1] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 46. С. 30. Далее ссылки на 90-томное издание сочинений Толстого (1926–1958) даются в тексте.
[2] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 229.
[3] Там же.
[4] Там же. Т. 11.
[5] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 305.
[6] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 323.
[7] Там же. Т. 12.
[8] Там же. Т. 12. С. 325.
[9] Там же. С. 327.
[10] Там же. С. 328.
[11] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 30–31.
[12] Там же. Т. 73. С. 189–190.
[13] Там же. Т. 36. С. 262.
[14] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 109.
[15] Там же. Т. 30. С. 177.
[16] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 241.
[17] Там же. Т. 64. С. 94.
[18] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 108.
[19] Там же. Т. 30. С. 179.
[20] Там же. Т. 81. С. 120.
[21] Там же. Т. 78. С. 373.
[22] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 418.
[23] Там же. Т. 23. С. 441.
[24] Там же. Т. 55. С. 172.
[25] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 239.
[26] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 90. С. 429.
[27] Там же. Т. 90. С. 443.
[28] Там же. Т. 68. С. 54.
[29] Там же. Т. 45. С. 480.
[30] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 481.
[31] Там же. Т. 25. С. 396.
[32] Там же. Т. 55. С. 172.
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Л.Н. Толстой. Фотография. 1876 г. «…Долгие годы нам внушалось прямо или исподволь: русская
культура XIX в., Николай Ильин Философские взгляды Л. Н. ТолстогоВ истории русской философии Толстой занимает особое место. Гениальный художник, до конца дней не покидавший художественного творчества, Толстой был в то же время глубоким, хотя и односторонним мыслителем. Никто не мог и не может сравняться с Толстым в том, с какой силой и исключительной выразительностью он умел развивать свои идеи. Его слова просты, но исполнены огненной силой, в них всегда есть глубокая, неотвратимая правда. Подобно др. русским мыслителям, Толстой все подчиняет морали, но это уже не «примат практического разума», это — настоящий «панморализм». Толстой жестоко расправляется со всем тем, что не укладывается в прокрустово ложе его основных идей, но самые его преувеличения и острые формулировки свидетельствуют не только о его максимализме, прямолинейном и часто слепом, но и о том, как его самого жгла и терзала та правда, которую он выражал в своих писаниях. Поразительно и в известном смысле непревзойденно и неповторимо страстное искание Толстым «смысла жизни», его героическое противление вековым традициям. Как некий древний богатырь, Толстой вступает в борьбу с «духом века сего», — и в этом смысле он уже принадлежит не одной России и ее проблемам, но всему миру. Толстой был «мировым явлением, хотя он был решительно и во всем типично русским человеком, немыслимым, непонятным вне русской жизни. Группа писателей журнала «Современник»: К к. 70-х у Толстого начался тяжелый духовный кризис, с такой исключительной силой описанный им в «Исповеди». В центре его размышлений — проблема смерти. В свете этих размышлений перед Толстым развернулась вся его неудовлетворенность той секулярной культурой, которой он всецело жил до сих пор. В свете смерти жизнь открылась во всей своей непрочности; неотвратимая власть смерти превращала для него жизнь в бессмыслицу. Толстой с такой силой и мучительностью переживал трагедию неизбежности смерти, так глубоко страдал от бессмыслицы жизни, обрывающейся безвозвратно, что едва не кончил самоубийством. Духовный кризис Толстого закончился полным разрывом с секулярным миропониманием, переходом к религиозному отношению к жизни. Сам Толстой говорит о себе (в «Исповеди»), что до этого он был «нигилистом» («в смысле отсутствия всякой веры», — добавляет он). Во всяком случае, Толстой стремился разорвать с тем миром, в котором он жил, и обращается к простым людям («я стал сближаться, — пишет он в «Исповеди», — с верующими из бедных, простых, неученых людей, со странниками, монахами, раскольниками, мужиками»). У простых людей Толстой нашел веру, которая осмысливала для них их жизнь; со всей страстностью и силой, присущей Толстому, он стремится ныне напитаться у верующих людей, войти в мир веры — и прежде всего, вслед за народом, обращается к Церкви. Разрыв с секуляризмом в это время у него полный и решительный; все трудности, которые вставали перед сознанием Толстого на этом пути, он преодолевал с помощью «самоунижения и смирения» («Исповедь»). Но недолго пробыл Толстой в мире с церковным пониманием христианства, — оставаясь, (как он думал) на почве христианства, Толстой разрывает с церковным истолкованием учения Христа. Богословский рационализм, в довольно упрощенной форме, овладевает его сознанием; Толстой создает свою собственную метафизику на основе некоторых положений христианства. Он отрицает Божество Христа, отрицает Его Воскресение; он решается по-своему переделывать текст Евангелия во многих местах, чтобы удержать в Евангелии то основное, что, по его мнению, возвестил миру Христос. Толстой пишет в 4 томах «Критику догматического богословия», пишет большой труд «В чем моя вера», трактат «О жизни», усиленно размышляет на философские темы. Духовный мир Толстого окончательно определился как им самим созданная система мистического имманентизма, — и в последнем пункте (в имманентизме) Толстой был вполне созвучен духу рационализма нового времени (с его отрицанием всего трансцендентного). Но все же это было мистическое учение о жизни, человеке, — и этот момент, приведший Толстого к очень острому и крайнему имманентизму, резко все же отделяет его от современного мира; Толстой разрывал в своем учении и с церковью, и с миром. Основные темы, которыми всегда была занята мысль Толстого, сходятся, как в фокусе, в его этических исканиях. К идеям Толстого уместно отнести характеристику их как системы «панморализма». В диалектике русских исканий XIX в. мы уже много раз отмечали, что у ряда мыслителей этика оставалась постоянно «нерастворимой» в господствующем позитивизме и натурализме. У Толстого, который понимал знание в терминах именно натурализма и позитивизма, этика уже не только не растворяется в учении о бытии, но, наоборот, стремится преобразовать науку и философию, подчинив их этике. Это уже не «примат» этики (как у Канта), а чистая тирания ее. Несмотря на острый и ненавязчивый рационализм, глубоко определивший религиозно-философские построения Толстого, в его «панморализме» есть нечто иррациональное, непреодолимое. Это не простой этический максимализм, а некое самораспятие. Толстой был мучеником своих собственных идей, терзавших его совесть, разрушивших его жизнь, его отношения к семье, к близким людям, ко всей «культуре». Это была тирания одного духовного начала в отношении ко всем иным сферам жизни, — и в этом не только своеобразие мысли и творчества Толстого, в этом же и ключ к пониманию того совершенно исключительного влияния, какое имел Толстой во всем мире. Его проповедь потрясала весь мир, влекла к себе, — конечно, не в силу самих идей (которые редко кем разделялись), не в силу исключительной искренности и редкой выразительности его писаний, — а в силу того обаяния, которое исходило от его морального пафоса, от той жажды подлинного и безусловного добра, которая ни в ком не выступала с такой глубиной, как у Толстого. Толстой, конечно, был религиозным человеком в своих моральных исканиях — он жаждал безусловного, а не условного, абсолютного, а не относительного добра. Будучи «баловнем судьбы», по выражению одного писателя, изведав все, что может дать жизнь человеку, — радости семейного счастья, славы, социальных преимуществ, творчества, — Толстой затосковал о вечном, абсолютном, непреходящем добре. Без такого «вечного добра» жизнь становилась для него лишенной смысла, — потому-то Толстой стал проповедником и пророком возврата к религиозной культуре. В свете исканий «безусловного блага» раскрылась перед Толстым вся зыбкость и потому бессмысленность той безрелигиозной, не связанной с Абсолютом жизни, какой жил и живет мир. Этическая позиция Толстого в этом раскрылась как искание мистической этики. Сам Толстой повсюду оперирует понятием «разумного сознания», хотя это извне придает его этике черты рационализма и даже интеллектуализма, но на самом деле он строит систему именно мистической этики. Основная моральная «заповедь», лежащая в основе конкретной этики у Толстого — о «непротивлении злу», — носит совершенно мистический, иррациональный характер. Хотя Толстой не верит в Божество Христа, по Его словам Толстой поверил так, как могут верить только те, кто видит во Христе Бога. «Разумность» этой заповеди, столь явно противоречащей современной жизни, означала для Толстого лишь то, что сознание этой заповеди предполагает, очевидно, др. понятие, др. измерение разумности, чем то, какое мы имеем в нашей жизни. Толстой сам признает, что «высшая» разумность «отравляет» нам жизнь. Эта высшая разумность «всегда хранится в человеке, как она хранится в зерне», — и когда она пробуждается в человеке, она начинается прежде всего отрицанием обычной жизни. «Страшно и жутко отречься от видимого представления о жизни и отдаться невидимому сознанию ее, как страшно и жутко было бы ребенку рождаться, если бы он мог чувствовать свое рождение, — но делать нечего, когда очевидно, что видимое представление влечет к жизни, но дает жизнь одно невидимое сознание». Ни в чем так не выражается мистическая природа этого «невидимого сознания», этой высшей разумности, как в имперсонализме, к которому пришел Толстой на этом пути. Сам обладая исключительно яркой индивидуальностью, упорно и настойчиво следуя во всем своему личному сознанию, Толстой приходит к категорическому отвержению личности, — и этот имперсонализм становится у Толстого основой всего его учения, его антропологии, его философии, культуры и истории, его эстетики, конкретной этики. Антропология Толстого. «Удивительно, — пишет Толстой, — как мы привыкли к иллюзии своей особенности, отделенности от мира. Но когда поймешь эту иллюзию, то удивляешься, как можно не видеть того, что мы — не часть целого, а лишь временное и пространственное проявление чего-то невременного и непространственного». Сознание нашей отдельности, личное самосознание в точном смысле слова является, по Толстому, связанным лишь с фактом нашей телесной отдельности, — но сама эта сфера телесности с ее множественностью и делимостью является бытием призрачным, нереальным. В феноменалистическом учении о внешнем мире Толстой находится под сильным влиянием Шопенгауэра. Но Толстой различает в личности и ее индивидуальность («животная личность», по выражению Толстого), от личности, живущей «разумным сознанием», — однако, в этом «высшем» понятии личности Толстой не отрицает вполне момента своеобразия. В каждом человеке раскрывается особое, ему одному свойственное «отношение» к миру, — и это и есть то, что проявляется в «животной личности» как подлинный и последний источник индивидуального своеобразия. В учении о «разумном сознании» Толстой двоится между личным и безличным пониманием его. С одной стороны, «разумное сознание» есть функция «настоящего и действительного “я”, как носителя своеобразия духовной личности»; с др. стороны, разум или разумное сознание имеет все признаки у Толстого «общемировой, безличной силы». С одной стороны, в трактате «О жизни» читаем: «не отречься от личности должно человеку, а отречься от блага личности» и даже так: «цель жизни есть бесконечное просветление и единение существ мира», — а единение не есть слияние, оно не допускает исчезновения личного начала. А с др. стороны, Толстой говорит, как мы уже видели, о «всемирном сознании», которое у него мыслится очень близко к понятию «трансцендентального субъекта» немецкой философии. «То, что познает, одно везде и во всем и в самом себе», читаем в Дневнике, это Бог, — и та… частица Бога, которая есть наше действительное “я”». И далее Толстой спрашивает: «Зачем Бог разделился Сам в Себе»? И отвечает: «не знаю». «Если в человеке пробудилось желание блага, то его существо уже не есть отдельное телесное существо, а это самое сознание жизни, желание блага. Желание же блага… есть Бог». «Сущность жизни не есть его отдельное существо, а Бог, заключенный в человеке…, смысл жизни открывается тогда, когда человек признает собою свою божественную сущность». Поэтому у Толстого нет учения об индивидуальном бессмертии (и тем более неприемлемо для него воскресение как восстановление индивидуальности) — он учит о бессмертии духовной жизни, о бессмертии человечества (Толстой говорит, напр., о «вечной жизни в человеке»). Антропология Толстого очень близка к антропологии, напр., Киреевского, к учению последнего о «духовном разуме», о борьбе с «раздробленностью духа», о восстановлении «цельности» в человеке. Но у Киреевского нет и тени отрицания метафизической силы индивидуального человеческого бытия, а его учение о духовной жизни открыто и прямо примыкает к мистике святых отцов. Толстой же упрямо называет свое мистическое учение об «истинной жизни» учением о «разумном сознании» и этим названием освящает и оправдывает свой богословский рационализм. Он совершенно обходит вопрос, почему в человеке его «разумное сознание» затирается и затемняется сознанием мнимой своей обособленности, почему «разумное сознание» раскрывается для нас лишь через страдания, почему то самое разумное сознание, которое есть источник всякого света в душе, хотя и зовет человека к благу, в то же время говорит нам, что это неосуществимо: «единственное благо, которое открывается человеку разумным сознанием, им же и закрывается». Ключ к этим противоречиям и недомолвкам у Толстого лежит в его религиозном сознании: он ступил на путь религиозной мистики, но не хотел признавать мистический характер своих переживаний. Он принял учение Христа, но для него Христос — не Бог, а, между тем, он следовал Христу, именно как Богу, он до глубины души воспринял слова Христа о путях жизни. Это странное сочетание мистической взволнованности с очень плоским и убогим рационализмом, сочетание горячей, страстной и искренней преданности Христу с отрицанием в Нем надземного, Божественного начала вскрывает внутреннюю дисгармонию в Толстом. Справедливо было сказано однажды, что своим учением «Толстой разошелся не только с Церковью, но еще больше разошелся с миром». Расхождение Толстого с Церковью все же было роковым недоразумением, т. к. Толстой был горячим и искренним последователем Христа, а его отрицание догматики, отрицание Божества Христа и Воскресения Христа было связано с рационализмом, внутренне совершенно несогласуемым с его мистическим опытом. Разрыв же с миром, с секулярной культурой был у Толстого подлинным и глубоким, ни на каком недоразумении не основанным. Вся философия культуры, как ее строит Толстой, есть беспощадное, категорическое, не допускающее никаких компромиссов отвержение системы секулярной культуры. Толстой со своим мистическим имманентизмом совершенно не приемлет секулярного имманентизма. Государство, экономический строй, социальные отношения, судебные установления — все это в свете религиозных взглядов Толстого лишено всякого смысла и обоснования. Толстой приходит к мистическому анархизму. Но особенно остро и сурово проводит свои разрушительные идеи Толстой в отношении к воспитанию, к семейной жизни, к сфере эстетики и науки: его этицизм здесь тираничен до крайности. Что касается эволюции педагогических идей Толстого, то от первоначального отрицания права воспитывать детей, от педагогического архаизма Толстой под конец перешел к противоположной программе — не религиозного воспитания «вообще», а навязывания детям того учения, которое он сам проповедовал. Ригористический негативизм Толстого в отношении к семье хорошо известен по его «Крейцеровой сонате» и особенно по ее послесловию. Что же касается отношения Толстого к красоте, то здесь особенно проявилась внутренняя нетерпимость, свойственная его этицизму. Толстой здесь касается действительно острой и трудной проблемы, которая давно занимала русскую мысль. Под влиянием немецкой романтики, но вместе с тем в соответствии с глубокими особенностями русской души, у нас с к. XVIII в. началось, а в XIX в. расцвело, как мы видели, течение эстетического гуманизма, жившее верой во внутреннее единство красоты и добра, единство эстетической и моральной сферы в человеке. Все русское «шиллерианство», столь глубоко и широко вошедшее в русское творчество, было проникнуто этой идеей. Но уже у Гоголя впервые ставится тема о внутренней разнородности эстетической и моральной сферы; их единство здесь оказывается лишь мечтой, ибо действительность чужда эстетическому началу. Толстой решительно и безапелляционно заявляет, что «добро не имеет ничего общего с красотой». Роковая и демоническая сила искусства (в особенности музыки, влиянию которой сам Толстой поддавался чрезвычайно), отрывает его от добра, — искусство превращается поэтому для него в простую «забаву». В Дневнике читаем: «эстетическое наслаждение есть наслаждение низшего порядка». Он считает «кощунством» ставить на один уровень с добром искусство и науку. Ложь современной науки Толстой усматривает в том, что она ставит в центре своих исследований вопрос о путях жизни, о смысле ее. «Наука и философия, — писал он однажды, — трактуют о чем хотите, но только не о том, как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше… Современная наука обладает массой знаний, нам не нужных, — о химическом составе звезд, о движении солнца к созвездию Геркулеса, о происхождении видов и человека и т. д., но на вопрос о смысле жизни она не может ничего сказать и даже считает этот вопрос не входящим в ее компетенцию. В этой критике искусства и науки Толстой касается заветных основ секуляризма: руководясь своим «панморализмом», все подчиняя идее добра, Толстой вскрывает основную беду современности, всей культуры — распад ее на ряд независимых одна от др. сфер. Толстой ищет религиозного построения культуры, но сама его религиозная позиция, хотя и опирается на мистическую идею «разумного сознания», односторонне трактуется исключительно в терминах этических. Вот отчего получается тот парадокс, что в своей критике современности Толстой опирается опять же на секулярный момент, на «естественное» моральное (разумное) сознание. Не синтез, не целостное единство духа выдвигается им в противовес современности, а лишь одна из сил духа (моральная сфера). Значение Толстого в истории русской мысли огромно. Самые крайности его мысли, его максимализм и одностороннее подчинение всей жизни отвлеченному моральному началу довели до предела одну из основных и определяющих стихий русской мысли. Построения толстовского «панморализма» образуют некий предел, перейти за который уже невозможно, но вместе с тем то, что внес Толстой в русскую (и не только русскую) мысль, останется в ней навсегда. Этический пересмотр системы секулярной культуры изнутри вдохновляется у него подлинно-христианским переживанием; не веря в Божество Христа, Толстой следует ему, как Богу. Но Толстой силен не только в критике, в отвержении всяческого секуляризма, гораздо существеннее и влиятельнее возврат у него к идее религиозной культуры, имеющей дать синтез исторической стихии и вечной правды, раскрыть в земной жизни Царство Божие. Отсюда принципиальный анти-историзм Толстого, своеобразный поворот к теократии, вскрывающий глубочайшую связь его с Православием, — ибо теократическая идея у Толстого решительно и категорически чужда моменту этатизма (столь типичному в теократических течениях Запада). Толстой отвергал Церковь в ее исторической действительности, но он только Церкви и искал, искал «явленного» Царства Божия, Богочеловеческого единства вечного и временного. Именно здесь лежит разгадка мистицизма Толстого; влиянию и даже давлению мистических переживаний надо приписать его упорный имперсонализм. Дело не в том, как думает Лосский, что в Толстом художественное созерцание бытия и философское настроение его не были равномерны, не в том, что Толстой был «плохой» философ. Философские искания Толстого были подчинены своей особой диалектике, исходный пункт которой был интуитивное (в мысли) восприятие нераздельности, неотделимости временного и вечного, относительного и Абсолютного. То, что могло бы дать Толстому христианское богословие, осталось далеким от него — он вырос в атмосфере секуляризма, жил его тенденциями. Толстой вырвался из клетки секуляризма, разрушил ее, — и в этом победном подвиге его, в призыве к построению культуры на религиозной основе — все огромное философское значение Толстого (не только для России). Прот. В. Зеньковский Вернуться на главную страницу Л.Н. Толстого
|
Л. Н. Толстой и его философия
Определение 1
Толстой Лев Николаевич ($1828 – 1910$) русский писатель, мыслитель.
Не раз отмечалась характерность русской философии её тесную связьь с расцветом русской литературы.
Замечание 1
В истории национальной философии особое место занимает Лев Толстой. Помимо своей гениальности как художника, литератора, он был выдающимся философом, хотя и односторонним. Но его сила и выразительность, с которой он развивал собственные идеи и мысли, ни с чем не сравнима. Его слова наполнены простотой, но вместе с тем, они имеют необычайную глубину и огненную силу. Вместе с другими русскими философами Толстой делает акцент на мораль, но с его позиции это настоящий «панморализм», а не « примат практического разума». Его нетерпение к идеям, которые не укладывались в рамки его собственной философии, говорит лишь о том, как его волновала та мысль и правда, которые он высказывал в своих работах.
Философские идеи
Поиск смысла жизни, пожалуй, самое выразительное и непревзойдённое героическое искание, представленное в страстной борьбе с вековыми традициями. Он противился «духу века сего», что выносит его за рамки исключительно российской философии и ставит его в ряд с другими выдающимися мыслителями и философами эпохи. Толстой – мировое явление, но полностью позиционирующее себя как типично русское, не мыслящее себя вне русской жизни.
В $70$х года Толстой переживает глубокий духовный кризис, который он выразил в своём произведении «Исповедь».
Исповедь – жанр религиозной литературы. Помощь Бога – акт молитвы. Это размышление перед лицом Бога. Молитва настраивает человека на искренность. Молитва в конце как благодарность.
Смысл исповеди – осознать свои грехи. Исповедующийся – грешник. Но Толстой подразумевал другой смысл исповеди. Он исповедуется перед собой. Через отрицание Бога мы придём к Богу. А если Бог отрицается, следовательно, он не истина. Сомнение во всём. Сомнение в вере. Это приход к бессмыслице. Отрицание смысла, отсутствие смысла жизни.
Готовые работы на аналогичную тему
Поиск смысла жизни. Невозможно жить без смысла жизни. Возникает проблема смерти, которую в этот момент мучительно переживает Толстой, это трагедия неизбежности смерти, которая доводит его до идеи самоубийства. Этот кризис приводит Толстова к разрыву отношений с секулярным миром. Он сближается с «верующими из бедных, простых, неученых людей», как пишет в «Исповеди». Именно в простых людях Толстой находит для себя веру, которая давала им смысл в жизни. С присущей ему страстностью, Толстой жаждет наполниться этой верой, войти в мир веры. В этот момент он полностью осознаёт свой разрыв с церковью, с церковным толкованием Христа, христианства, и встаёт на путь «самунижения и смирения». В упрощенном виде богословский рационализм занимает его мышление. Это приводит к тому, что Толстой формулирует собственную метафизику на отдельных положениях христианства. В его понимание христианства входит отрицание божественности Христа и его Воскресение, видоизмененный текст Евангелия с акцентом на те моменты, которые, по его мнению, возвестил миру Христос.
Труды Толстова в этот период включают в себя 4 тома
- «Критика догматического богословия»,
- «В чем моя вера »,
- «О Жизни».
Это его самый значительный мыслительно-философский этап.
Мистический имманентизм
Толстой создаёт свою систему мистического имманентизма, который был близок к идеям рационализма нового времени, то есть отрицанию всего трансцендентного. Однако, это – мистическое учение о жизни и человеке, что крайне значительно отделяло его от современной философии. Толстой, таким образом, разрывал свои отношения и с церковью и с миром. Ключевые темы философии Толстова всегда были в фокусе его этических исканий. Это можно охарактеризовать как «панморализм». Это стремление подчинить науку и философию этике.
Толстовство
Религиозные и нравственные идеи Толстого воплотились в движении толстовства.
Толстовство – религиозно-этическое общественное течение, которое возникло благодаря религиозно-философскому учения Толстого.
Ведущие темы:
- непротивление злу насилием,
- всепрощение,
- всеобщая любовь и нравственное самоусовершенствование личности,
- опрощение.
28 Философские взгляды Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого
26 Философские взгляды Ф.М.Достоевского, Л.Н. Толстого
Характерная черта русской философии – ее связь с литературой ярко проявилась в творчестве великих художников слова – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. И. Тютчева, И. С. Тургенева и др. Особенно глубокий философский смысл имеет творчество Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого – двух великих писателей, принадлежащих столько же литературе, сколько и философии. Их творчество имело огромное, поистине всероссийское влияние. Можно сказать, что русская философия XX в. в познании духовного мира человека во многом обязана влиянию идей Достоевского и Толстого. Это не означает, конечно, что философия Достоевского и Толстого стала в России своего рода заменой собственно философского знания.
Самобытным русским мыслителем был гениальный писатель Лев Николаевич Толстой (1828-1910). Подвергая критике общественно-политическое устройство современной ему России, Толстой уповал на нравственно-религиозный прогресс в сознании человечества. Идею исторического прогресса он связывал с решением вопроса о назначении человека и смысле его жизни, ответ на который призвана была дать созданная им «истинная религия«. В ней Толстой признавал лишь этическую сторону, отрицая богословские аспекты церковных учений и в связи с этим роль церкви в общественной жизни. Этику религиозного самосовершенствования человека он связывал с отказом от какой-либо борьбы, с принципом непротивления злу насилием, с проповедью всеобщей любви. По Толстому, «царство божие внутри нас» и потому онтологически-космологическое и метафизико-богословское понимание Бога неприемлемо для него.
Считая всякую власть злом, Толстой пришел к идее отрицания государства. Поскольку в общественной жизни он отвергал насильственные методы борьбы, постольку считал, что упразднение государства должно произойти путем отказа каждого от выполнения общественных и государственных обязанностей. Если религиозно-нравственное самосовершенствование человека должно было дать ему определенный душевный и социальный порядок, то, очевидно, что полное отрицание всякой государственности такого порядка гарантировать не могло. В этом проявилась противоречивость исходных принципов и сделанных из них выводов в утопической философии Толстого.
Сущность познания Толстой усматривал в уяснении смысла жизни — основного вопроса всякой религии. Именно она призвана дать ответ на коренной вопрос нашего бытия: зачем мы живем и каково отношение человека к окружающему бесконечному миру. «Самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека — участвовать в этом движении, подчиняясь и содействуя ему» [1]. Согласно Толстому, Бог есть любовь. В своих художественных творениях Толстой апеллировал к народу как носителю истинной веры и нравственности, считая его основой всего общественного здания.
На мировоззрение Толстого оказали огромное влияние Ж.Ж. Руссо, И. Кант и А. Шопенгауэр. Философические искания Толстого оказались созвучными определенной части русского и зарубежного общества (так называемое толстовство). Причем среди его последователей оказались не только члены различных религиозно-утопических сект, но и сторонники специфических «ненасильственных» методов борьбы за социализм. К их числу относится, например, выдающийся деятель национально-освободительного движения Индии М. Ганди, называвший Толстого своим учителем.
Огромное место в истории русской и мировой философской мысли занимает великий писатель-гуманист, гениальный мыслитель Федор Михайлович Достоевский (1821 -1881). В своих общественно-политических исканиях Достоевский пережил несколько периодов. После увлечения идеями утопического социализма (участие в кружке петрашевцев) произошел перелом, связанный с усвоением им религиозно-нравственных идей. Начиная с 60-х гг. он исповедовал идеи почвенничества, для которого была характерна религиозная ориентированность философского осмысления судеб русской истории. С этой точки зрения вся история человечества представала как история борьбы за торжество христианства.
Самобытный путь России в этом движении заключался в том, что на долю русского народа выпала мессианская роль носителя высшей духовной истины. Он призван спасти человечество через «новые формы жизни, искусства» благодаря широте его «нравственного захвата». Характеризуя этот существенный срез в мировоззрении Достоевского, Вл. Соловьев пишет, что положительный общественный взгляд еще не был вполне ясен уму Достоевского по возвращении из Сибири. Но три истины в этом деле «были для него совершенно ясны: он понял прежде всего, что отдельные лица, хотя бы и лучшие люди, не имеют права насиловать общество во имя своего личного превосходства; он понял также, что общественная правда не выдумывается отдельными умами, а коренится во всенародном чувстве, и, наконец, он понял, что эта правда имеет значение религиозное и необходимо связана с верой Христовой, с идеалом Христа» [1]. У Достоевского, как отмечают его исследователи, в частности Я.Э. Голосовкер, было «исступленное чувство личности». Он и через Ф. Шиллера, и непосредственно остро чувствовал нечто глубинное у И. Канта: они как бы слиянны в осмыслении христианской этики. Достоевского, как и Канта, тревожило «лжеслужение Богу» католической церковью. Эти мыслители сходились в том, что религия Христа является воплощением высшего нравственного идеала личности. Все называют шедевром легенду Достоевского «О Великом Инквизиторе», сюжет которой восходит к жестоким временам инквизиции (Иван Карамазов фантазирует, что было бы, если бы Христос сошел на Землю, — его распяли бы и сожгли бы сотни еретиков) .
Достоевский — один из самых типичных выразителей тех начал, которые призваны стать основанием нашей своеобразной национальной нравственной философии. Он был искателем искры Божией во всех людях, даже дурных и преступных. Миролюбие и кротость, любовь к идеальному и открытие образа Божия даже под покровом временной мерзости и позора — вот идеал этого великого мыслителя, который был тончайшим психологом-художником. Достоевский делал упор на «русское решение» социальных проблем, связанное с отрицанием революционных методов общественной борьбы, с разработкой темы об особом историческом призвании России, способной объединить народы на основе христианского братства.
Философские взгляды Достоевского имеют небывалую нравственно-эстетическую глубину. Для Достоевского «истина есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение уже во всем есть конец и цель, и совершенство, и вот почему Достоевский говорил, что красота спасет мир»
В понимании человека Достоевский выступал как мыслитель экзистенциально-религиозного плана, пытающийся через призму индивидуальной человеческой жизни решить «последние вопросы» бытия. Он развивал специфическую диалектику идеи и живой жизни, при этом идея для него обладает бытийно-энергий-ной силой, и в конце концов живая жизнь человека есть не что иное, как воплощение, реализация идеи («идееносные герои» романов Достоевского). Сильные религиозные мотивы в философском творчестве Достоевского противоречивым образом иногда сочетались с отчасти даже богоборческими мотивами и религиозными сомнениями. В области философии Достоевский был скорее великим прозорливцем, нежели строго логичным и последовательным мыслителем. Он оказал сильное влияние на религиозно-экзистенциальное направление в русской философии начала XX в., а также стимулировал развитие экзистенциальной и персоналистской философии на Западе.
Исследовательская работа: «Религиозно-философские взгляды Л.Н.Толстого»
Республика Татарстан
Тукаевский муниципальный район
МБОУ «Бетькинская средняя общеобразовательная школа»
Исследовательская работа на тему
«Религиозно-философские взгляды Л.Н.Толстого»
(секция: Жизнь и творчество Л.Н.Толстого)
Работу выполнил
Лысенков В.,
ученик 10 класса
Руководитель:
Лысенкова С.Л.,
учитель русского языка
и литературы
2015 год
Содержание
Введение…………………………………………………………………………..3
Основная часть
Религиозно-философское звучание «Исповеди», трактатов «В чем моя вера?», «О жизни»…………….…………………………………………………..5
Заключение………………………………………………………………………..9
Библиография……………………………………………………………………10
Введение
Как надо жить? Что такое зло, что такое добро? Как найти истину, если теряешься от обилия ответов, только озвучив вопрос? А что там, за пределами жизни? В чём смысл моей жизни? Зачем я пришёл в этот мир?
Примерно такие вопросы задаёт себе любой человек хотя бы раз в жизни. Кто-то, не найдя нужного ответа, продолжает жить, как ему живётся, страдать, радоваться, мучиться и желать лучшего. Другой человек жить не может, не разрешив для себя эти вопросы. И ведь желание, а вернее, потребность в решении этих философских вопросов совсем не прихоть. Ответы на них образуют мировоззрение человека, а значит, они указывают и то направление, в котором дальше строится жизнь, и определяют мысли человека, слова, поступки.
Не обойтись без философских вопросов и в литературе, которая отражает как отдельного человека, со всеми его поисками, сомнениями, устремлениями, так и всё человечество в целом. Но литература не отражает беспристрастно существующую реальность и не занимается простой констатацией фактов. Она ставит перед собой грандиозные философские и морально-просветительские задачи. Литература учит, формирует мировоззрение своего читателя, а значит, затрагивает и самые сложные, неоднозначные стороны жизни и пытается ответить на те вопросы, которые извечно интересуют ищущего человека.
Лев Толстой, «патриарх русской литературы», внёс свой вклад в мировую философию, культуру, литературу не только как гениальный писатель, но и как поистине великий мыслитель.
Научное осмысление философского и публицистического наследия Л.Н. Толстого требует к себе внимания по нескольким причинам. С одной стороны, многие ученые-исследователи, политики, общественные деятели, читатели стали активно использовать мысли, высказывания писателя для подтверждения собственных взглядов, искажая смысл слов, идей Толстого. Это объясняется тем, что долгие годы религиозно-философские сочинения его не публиковались, духовно-нравственная сторона произведений Льва Толстого не изучалась. Не изучался и опыт духовной жизни писателя.
С другой стороны, все более явным становится разрыв между целями и ценностями современного общества от толстовского понимания высшей жизненной правды. Отсюда возникает проблема понимания и претворения в жизнь религиозно-философского наследия, отраженного в произведениях Л.Н. Толстого.
Итак, актуальность темы определяется потребностью современного общества изучить глубинные ресурсы человеческой природы, обозначить возможности диалога светского и духовного начал культуры, как отечественной, так и мировой.
Объектом исследования являются религиозно-философские трактаты Л.Н.Толстого «Исповедь», «В чем моя вера?», «О жизни».
Предмет исследования – духовная жизнь Л.Н.Толстого, его искания, внутренние противоречия.
Цель работы — выяснить и понять религиозно-философскую теорию Льва Николаевича Толстого. Стоит ли популяризировать эту сторону жизни и творчества писателя? Ведь она неприемлема как для атеиста, так и для церковно-верующего человека. Но, несмотря на это, что мы не должны проявлять равнодушие к его внутренней духовной жизни, его исканиям, потому что само отношение Толстого к этим вопросам и к поискам ответов на них не может не отозваться в нашей душе.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
— познакомиться с трактатами Л.Н.Толстого «Исповедь», «В чем моя вера», «О жизни»;
— познакомиться с работами ученых-исследователей;
— доказать значимость религиозно-философских взглядов Л.Н. Толстого.
Структура работы. Данная работа состоит из введения, основной части и заключения. В основной части рассматриваются философско-религиозные взгляды Л.Н. Толстого, акцентируется внимание на главных произведениях Толстого 1880-х годов XIX в., в которых был обозначен путь писателя к новому нравственно-религиозному мировоззрению: «Исповедь», трактаты «В чём моя вера?», «О жизни».
Методы исследования:
— изучение работ Л.Н.Толстого «Исповедь», «В чем моя вера», «О жизни»;
— анализ критический статей о Л.Н.Толстом.
Основная часть. Религиозно-философское звучание «Исповеди», трактатов «В чем моя вера?», «О жизни»
Лев Николаевич Толстой (1828 — 1910) — великий русский писатель и мыслитель. Его творчество оказало существенное влияние на мировую культуру, он автор замечательных художественных произведений, глубоких социально-политических и религиозно-этических трактатов. Толстой интересовался в первую очередь проблемами человеческой жизни, которые рассматривал с точки зрения гуманизма, общечеловеческих нравственных норм и естественных потребностей и идеалов человека. Философские размышления художника — не абстрактные суждения, а определенная концепция жизни и способ преобразования общественных отношений на путях совершенствования и творчества добра.
Именно поэтому, повторюсь, мы не должны проявлять равнодушие к его внутренней духовной жизни, его исканиям, потому что само отношение Толстого к этим вопросам и к поискам ответов на них не может не отозваться в нашей душе.
Человек, создавший патриотическую эпопею «Война и мир», — он осуждал патриотизм.
Написавший бессмертные страницы о любви, о семье, он в итоге отвернулся от того и от другого.
Один из величайших мастеров слова, он язвительно высмеивал все виды искусства.
Богоискатель, нашедший обоснование жизни в вере, Толстой, в сущности, подрывал ее основы.
Проповедуя Евангелие Христово, он оказался в остром конфликте с христианством и был отлучен от Церкви.
И наконец, он, поставивший во главу угла непротивление и кроткость, был в душе мятежником. Ополчась против Церкви и культуры, он не останавливался перед самыми резкими выражениями, подчас звучавшими как грубые кощунства.
И это далеко не все противоречия, терзавшие Толстого.
Но и сказанного достаточно, чтобы ощутить, какие бури бушевали в его жизни, сознании и творчестве. Это ли не трагедия гения?
«Исповедь» — бесценный человеческий документ. В ней писатель делится с читателями своей попыткой осмыслить собственный жизненный путь, путь к тому, что он считал истиной. Исходные предпосылки к созданию «Исповеди» опровергают расхожее мнение, будто человек задумывается над вечными вопросами лишь под влиянием трудностей и невзгод.
Кризис настиг Льва Толстого в период расцвета его таланта и в зените успеха.
Любящая и любимая семья, богатство, радость творческого труда, хор благородных читателей.… И внезапно всплывает вопрос: «Зачем? Ну а потом?» Очевидная бессмысленность жизни при отсутствии в ней внутреннего стержня поражает пятидесятилетнего писателя, словно удар.
Вот как сам он говорил об этом: «Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал чего, то я вперед знал, что, удовлетворю или не удовлетворю мое желание, из этого ничего не выйдет».
Свою «Исповедь» Толстой начинает с утверждения, что, потеряв в юности веру, с тех пор жил без нее долгие годы. Справедлив ли он к себе? Едва ли. Вера была. Пусть не всегда осознанная, но была. Молодой Толстой верил в совершенство и красоту Природы, в счастье и мир, которые обретает человек в единении с ней.
Но этого оказалось недостаточно. В нем звучал голос совести, подсказывая, что в одной лишь природе не найдешь ответов на свои вопросы.
«Вопрос мой, — пишет Толстой, — тот, который в пятьдесят лет привел меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, — тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я испытывал на деле».
Наука ответ не давала. Пессимистическая философия вела в тупик. Ёще меньше можно было рассчитывать на общественные идеалы, ибо, если не знать, зачем все это, сами идеалы разлетаются в дым.
В глазах Толстого вера оставалась чем-то абсурдным. И все же, оглядываясь на других людей, он вынужден был признать, что именно она-то и наполняет их жизнь смыслом.
Лев Толстой отказался от Церкви, в сущности, так и не узнав ее. Он стремился создать новую религию, но по-прежнему хотел, чтоб она называлась христианской.
Более глубокое изучение Толстым религии описано в трактате «В чем моя вера». В нем мы читаем: «Учение Христа имеет общечеловеческий смысл; учение Христа имеет самый простой, ясный, практический смысл для человека». Этот смысл можно выразить так: Христос учит людей не делать глупостей. В этом состоит самый простой, всем доступный смысл учения Христа. Толстой говорил, что Евангелие – истинное христианство.
Историк Д.Н Овсянико-Куликовский как-то сказал, что Толстой хотел быть религиозным реформатором, но судьба дала ему вместо мистического дара дар литературный.
Николай Бердяев признавал, что «всякая попытка Толстого выразить в слове – логизировать — свою религиозную стихию порождала лишь банальные серые мысли».
Это едва ли случайно. Неудача Толстого лишь доказывает, что религии искусственно не создаются, не изобретаются.
Не потому ли он, вопреки своему тайному замыслу, открещивался от «толстовства» и продолжал твердить, что проповедует не свое учение, а Евангелие.
Здесь кроется основная причина его конфликта с Церковью, его отлучения Синодом. Он ожесточенно, оскорбительно писал о таинствах Церкви, о ее учении, но утверждал, что является христианином, что только его взгляд на понимание христианства истинен.
Однако Толстой не останавливается на достигнутом и продолжает писать свои религиозно-философские учения. Еще одна книга о «господствующем значении сознания», написанная в 1887 году, первоначально была озаглавлена «О жизни и смерти»; по мере развития общей ее концепции Толстой пришел к выводу, что для человека, познавшего смысл жизни в исполнении высшего блага – служении богу, то есть высшей нравственной истине, смерти не существует, он вычеркнул слово «смерть» из названия трактата.
В основе этой книги лежат напряженные размышления Льва Николаевича о жизни и смерти, которые всегда занимали Толстого и обострились во время тяжелой болезни осенью 1886 года. Основная мысль будущего трактата, состоящего из вступления, тридцати пяти глав, заключения и трех прибавлений, выражена достаточно четко уже в письме к А.К.Чертковой: «Человеку, вам, мне, предоставляется в известный период его жизни удивительное и ужасающее сначала внутреннее противоречие его личной жизни и разума… Это противоречие, кажущееся страшным… лежит между тем в душе каждого человека… Противоречие это для человека не может быть разрешено словами, так как оно есть основа жизни человека, а разрешается для человека только жизнью – деятельностью жизни, освобождающей человека от этого противоречия». Коротко это противоречие определено так: «Хочу жить для себя и хочу быть разумным, а жить для себя неразумно». Дальше говорится, что это противоречие – «закон жизни», как гниение зерна, пускающего росток. Человека освобождает от страха смерти духовное рождение.
Книгу «О жизни» Толстой считал важнейшей среди других, излагавших его взгляды. В октябре 1889 года на вопрос географа и литератора В.В Майнова Толстой ответил: «Вы спрашивали, какое сочинение из своих я считаю более важным? Не могу сказать, какое из двух: «В чем моя вера?» или «О жизни».
Если подводить итоги всех учений Льва Николаевича, то можно сказать, что они оборачиваются историческим нигилизмом, отказом от творчества в истории, отрицанием культуры. В этом основное противоречие Толстого, так как жизненная неправда «преодолевается» отказом от всяческих задач, от творчества, от поступательного исторического развития.
24 февраля 1901 года в день отлучения от церкви все ждали ответа самого Толстого, и он ответил «…Учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства… Я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое тело мое убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв…»
Чрезвычайно интересна последующая эволюция Толстого, непосредственные причины и следствия духовного кризиса, вызвавшего уход писателя из Ясной Поляны, предсмертное посещение Оптиной пустыни и Шамординского монастыря. Это расценивается как попытка покаяния и примирения с церковью. Но Лев Николаевич говорил, что «… возвратиться к церкви, причаститься перед смертью я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении, — ложь…».
Заключение
Противоречия Толстого во многом объясняются постоянным столкновением в нем двух стихий: художественной и рассудочной. И здесь мы вправе сказать, что, возложив на себя миссию проповедника «новой религии», Толстой борется с извращениями христианства за якобы правильно понятое им учение Христа, это его субъективное мнение находится в противоречии с действительностью.
Однако мы не может не согласиться с тем, что Толстой поистине стал голосом России и мира, живым упреком для людей, уверенных, что они живут в соответствии с христианскими принципами. Его нетерпимость к насилию и лжи, его протесты против убийств и социальных контрастов, против равнодушия одних и бедственного положения других составляют драгоценное в его учении.
Важно увидеть это значение Льва Толстого. Ведь даже в ошибках великих людей можно найти урок и творческий элемент. У Толстого это был призыв к нравственному возрождению, к поискам веры.
Трагедия Толстого – это трагедия человека, не избавившегося от гипноза рассудочности, от рационализма. Но, несмотря на это, его религиозно-философские писания могут нас многому научить. Толстой напомнил человеку, что он живет недостойной, унизительной, извращенной, суетной жизнью, что народы и государства, называющие себя христианскими, отодвинули на задний план нечто исключительно важное в Евангелии.
Пусть религия Толстого объективно не может быть отождествлена с религией Евангелия; остается бесспорным вывод, к которому он пришел, пережив внутренний кризис. Этот вывод гласит: жить без веры нельзя, а вера есть подлинная основа нравственности.
Библиография
1. Толстой Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? – Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1991.
2. Ломунов К.Н. Жизнь Льва Толстого. – М.: Художественная литература, 1981.
3. Опульская Л.Д. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год. – М.: изд. «Наука», 1979.
4. Прометей: Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей»/ Сост. Ю.Селезнев. – Т.12. – М.: Мол.гвардия, 1980.
«Религиозная» философия с нигилистической подкладкой – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
Философские науки
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И РЕВОЛЮЦИЯ: «РЕЛИГИОЗНАЯ» ФИЛОСОФИЯ С НИГИЛИСТИЧЕСКОЙ ПОДКЛАДКОЙ
В статье рассматриваются публицистическая деятельность и философские взгляды Льва Толстого в свете 100-летней годовщины революции. В центре исследования — псевдорелигиозное социально-этическое учение Толстого, его формирование и разлагающее влияние на предреволюционное общество. При внешней религиозности учение Толстого о «непротивлении злу насилием» с его острой критикой государства и Церкви под видом отстаивания подлинно христианских нравственных ценностей сеяло социальное недовольство. Благодаря огромному авторитету Толстого как выдающегося писателя, его учение заметно способствовало росту нигилистических настроений в русском обществе накануне революции 1905 г. Толстовство сыграло также важную роль в создании идейной атмосферы, подготовившей трагические события 1917 г.
Ключевые слова: Лев Толстой, революция, философия, нигилизм, христианство, этическое учение, религия, Церковь, государство, литература, рационализм, сектантство.
Христианство Толстого было недоразумением.
Он говорил о Христе, а имел в виду Маркса.
Освальд Шпенглер1
Толстой — один из величайших гениев мировой художественной литературы. Если сразу после выхода в свет романа «Война и мир» читатели еще не поняли всё величие этого романа-эпопеи, то после блестящих статей о «Войне и мире» Н. Н. Страхова, смело назвавшего этот роман шедевром мировой литературы, и особенно после выхода второго великого романа, «Анна Каренина», за Толстым прочно закрепилась слава выдающегося художника слова. А когда появились переводы главных романов Толстого на европейские языки, они получили всемирное признание, которое не ослабевает до сих пор.
Валерий Александрович Фатеев — кандидат филологических наук, член редакционной коллегии издательства «Росток» ([email protected]).
1 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 2: Всемирно-исторические перспективы. М.: Мысль, 1998. С. 201.
Но познавшему славу писателя Толстому этого было мало: ему очень хотелось показать себя не только мастером художественной словесности, но и мыслителем. Уже в своих гениальных романах он время от времени пускался в философские рассуждения, хотя придирчивые критики находили, что эти размышления не слишком органично вписываются в повествовательную ткань произведений, а самые строгие из них писали даже, что эти «инкрустированные» размышления представляют собой самые слабые места замечательных романов. Тем не менее, тот же Страхов, близкий к Толстому, вполне искренне считал, что великий писатель имеет способности к философскому мышлению, хотя отказывал в этом особом даре таким известным литераторам, как К. Д. Кавелин и М. Н. Катков2.
Однако гениальный талант изобразительности трудно сочетался у Толстого с даром мышления. Мучительные поиски им смысла жизни привели к тому, что духовные искания практически вытеснили художественное творчество. Впрочем, ответами умозрительной философии Толстой также не собирался довольствоваться — у него не было склонности к метафизической философской мысли традиционного типа. Философию он понимал как искание разумных оснований мироустроения, правил нравственного поведения, и после драматического духовного переворота пришел к тому, что стал ощущать себя учителем праведной жизни, даже религиозным пророком.
Для России это не удивительно: как писал позже В. В. Розанов, «по количеству пророков Россия, конечно, есть самая пророчественная стра-на…»3. Наши выдающиеся писатели очень часто, достигнув большого успеха в художественной литературе, начинали пророчествовать. Здесь Толстому было на кого равняться. Пророческие нотки звучали у Пушкина, Лермонтова, славянофилов, не говоря уже о позднем Гоголе времен «Переписки с друзьями». Рядом с Толстым были и Ф. М. Достоевский, выступивший в 1881 г. с пророческой речью о Пушкине, и Владимир Соловьев, который пророчествовал то о всемирной теократии, то о приходе Антихриста. Томился в забвении еще один, тогда совсем не признанный пророк, «страстный реакционер» К. Н. Леонтьев, который предсказывал самый мрачный ход мировой истории и нравился Толстому тем, как он «бьет стекла». И неудивительно, что у выдающегося писателя само собой вызрело желание примкнуть к этой характерной традиции
2 Страхов Н.Н. Философские очерки. Изд. 2-е. Киев, 1906. С. IV.
3 Розанов В. В. Когда начальство ушло. М., 1997. С. 404.
русской литературно-философской мысли. Но пророки — первооткрыватели новых великих истин, и под пророческим духом подразумевается нечто оригинальное, небывалое и глубокое. Толстой же как мыслитель до положения «мудреца» своего времени явно не дотягивает, прежде всего, по одной причине: его псевдопророческое учение — лишь вульгарная интерпретация Евангелия, которое он трактует слишком буквально и превращает в школу нравоучительного рационализма, сводя религию к этическим правилам разумно-здравого поведения.
Обычно представляют, что назидательно-проповеднические нотки зримо проявились у Толстого лишь после известного духовного поворота 1870-х гг. Однако, как это ни поразительно, замысел собственного пророческого предназначения подспудно зрел в душе Толстого задолго до его религиозно-проповеднических трактатов и даже до «Войны и мира». 4 марта 1855 г., когда ему не исполнилось и тридцати и он еще заглядывал в церковь, Толстой сделал в дневнике такую важнейшую запись: «Нынче я причащался. Вчера разговор о божест<венном> и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь»4.
Что же это за «громадная» мысль? Поразительным образом она совпадает с тем, к чему Толстой пришел и что попытался осуществить четверть века спустя после долгих и мучительных раздумий: «Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле»5. Создание на основе христианства новой мировой религии без мистики и чудес, дающей душевное равновесие в земной жизни — это буквально то, что и попытался осуществить Толстой в последние десятилетия своей жизни.
Если посмотреть на религиозно-этическое учение Толстого, созданное им в начале 1880-х гг., с философской стороны, то оно сразу наводит на мысль об отсутствии глубины и самостоятельности мысли.
В деистической философской системе Толстого признается Бог, который рассматривается лишь как некое отвлеченное высшее начало,
4 Толстой Л. Н. Дневник. 1855 г. // Толстой Л. Н. ПСС. Т. 47. С. 37.
5 Там же.
Творец мира, установивший его законы, но остающийся по отношению к человеку чем-то внешним и совершенно непознаваемым. Никакой связи между человеком и Богом, согласно Толстому, быть не может (вспомним, однако, что само латинское слово religio и означает «связь»). Знание «мира иного» нам не дано, и поэтому мы остро нуждаемся в таком мировоззрении, которое позволит нам жить, не впадая в отчаяние от ее бессмысленности, т. е. религия рассматривается исключительно как форма морального самосовершенствования в мире, путь к жизненному благу. Таким образом, рационалистическая «вера» Толстого, ничего не знающая о бессмертии и искуплении, отвергающая чудеса и таинства, является скорее не религиозным, а моралистическим учением, сводом этических наставлений для праведной жизни, лишь имитирующей внешние признаки религии. Даже авторы предисловия к религиозно-философским трактатам Толстого в Полном собрании его сочинений прямо указывают на это внутреннее противоречие взглядов Толстого: «Итак, толстовская „вера» — только синоним силы жизни, осмысленного существования, условие сознающей свое назначение деятельности»6.
Легко убедиться также, что и относительно новизны религиозно-философское учение Толстого не представляет собой ничего оригинального: это эклектическая смесь самых разных идей. Все религии, как он убеждает своих читателей, говорят об одном и том же. Не случайно сам Толстой обнаруживает точки соприкосновения своего «мироразумения» с учениями Сократа, Конфуция, Будды, Шопенгауэра и прочих вселенских мудрецов. Даже дружески расположенный к Толстому Страхов четко указывает в письме к И. С. Аксакову на сектантскую принадлежность мировоззрения писателя-проповедника: «Затем, в догматическом отношении он, конечно, большой еретик; он квакер в практическом учении и унитарий в метафизическом»7. Американские квакеры, как сообщает сам Толстой в трактате «Царствие Божие внутри вас», прислали ему свои книги, брошюры и журналы, из которых он увидел, что секта квакеров практикует учение о непротивления злу насилием уже двести лет. Что же касается унитариев, или антитринитариев, отвергающих, как и Толстой, концепцию Триединого Бога (Пресвятую Троицу), они существуют как еретическое направление со времен арианства.
Религиозная сторона учения Толстого находится в несомненной зависимости от философии протестантизма. Многие идеи он черпал,
6 Толстой Л. Н. ПСС. Т. 23. С. Х.
7 И. С. Аксаков — Н. Н. Страхов. Переписка. М.; Оттава, 2007. С. 135.
как следует из его переписки со Страховым и В. В. Стасовым, из сочинений Г. Арнольда, Л. Тишендорфа и других лютеранских теологов. Кстати, именно по этой причине религиозное учение Толстого имело несравненно большую популярность в протестантских странах Западной Европы и в Америке, нежели в России.
Вера Толстого в Бога имеет несомненную пантеистическую окраску: она ограничивается признанием высшего начала как некоего повелевающего абстрактного «Хозяина» и души, сливающейся после смерти с мировым целым.
Через пессимизм Шопенгауэра, черпавшего вдохновение в буддизме, Толстой пришел к изучению восточной философии, обратившись к сочинениям Лаоцзы и других восточных мудрецов. Учение Толстого о непротивлении злу насилием, его опора на нравственный закон, взгляды на бессмертие и индивидуальность (точнее, его очевидный пессимизм и вытекающая из него проповедь отречения от недостойной действительности, обожествление небытия, а также подчеркнутый им-персонализм), как и его аскетические тенденции, перекликаются скорее с буддистской, чем с христианской философией. Можно говорить о созвучности многих идей Толстого, выраженных, в частности, в трактате «О жизни», с метафизическими идеями буддизма.
Учение Толстого, который последовательно убирал из мировоззрения всё иррациональное, имеет также сходство и с позитивизмом. В 1885 г., в беседе с учителем детей И. М. Ивакиным, Толстой вспоминает о встрече с последователем философии Конта неким В. Фреем (псевд. В. К. Гейнса). Огюст Конт, как известно, провозгласил себя первосвященником «Религии Человечества» — «новой религии» без Бога, исповедовавшей «культ Человечества», служения людскому благу. Сам Толстой определяет собственное миросозерцание как похожий на взгляды Фрея и Конта религиозный позитивизм: «Видите, позитивизм есть разный. Есть научный — вот это Литтре, Вырубов, а то есть религиозный, воззрения которого близки к моим!»8. Религиозность здесь, как и в случае философии Конта, весьма условная: подобно Конту и другим позитивистам, Толстой опирался исключительно на «разумение», т. е. на рассудок.
Наконец, этический радикализм «христианского» по своим внешним признакам мировоззрения Толстого с его полным отрицанием государственных институтов, власти, армии и Церкви во имя свободы личности
8 Ивакин И.М. Воспоминания о Толстом // Серия «Литературное наследство». Т. 69: Лев Толстой. М., 1961. Кн. 2. С. 77.
обнаруживает определенное сходство с анархизмом воинствующего атеиста-революционера Михаила Бакунина. Николай Бердяев утверждал в 1907 г., что отрицающий государство и культуру Толстой — самый последовательный и самый радикальный анархист, и заявлял даже (не без одобрения), что «революционный анархизм Бакунина бледнеет от сравнения с анархическим учением Л. Толстого»9.
Таким образом, религиозно-философское учение Толстого представляет собой не единую систему воззрений, а эклектическую смесь самых разнообразных и неоднородных, преимущественно заимствованных идей, не последнее место среди которых занимают нигилистические элементы.
Уже сама сердцевина нравственного учения Толстого — не плод самостоятельной работы мысли, а прямое заимствование из Нагорной проповеди с очевидной тенденцией к ее полному упрощению. В богословской литературе не раз подчеркивалось, что отражающая нравственное учение Христа Нагорная Проповедь — не свод моральных истин, исполнение которых, согласно Толстому, является высшим благом человеческой жизни, а нравственное основание целостной системы христианской веры в вечную жизнь и Царствие Небесное. Но проповедующий любовь «пророк непротивления», не знающий Божией благодати и не признающий Креста, сводит глубочайшее содержание Нагорной проповеди к букве прописных истин, неукоснительное исполнение которых он представил в виде основного закона жизни в вере.
Религиозно-этическое учение Толстого самым подробным образом изложено в его сочинениях, прежде всего в таких, как «Соединение и перевод четырех Евангелий» (1882), «В чем моя вера?» (1882-1884), «Исследование догматического богословия» (1884), «Царство Божие внутри нас» (1890-1893).
Из этих сочинений видно, что Толстой подошел к изучению вопроса о религии и вере очень основательно. Он «перелопатил» огромное количество литературы, добыть которую ему с готовностью помогали многие, и особенно — преклонявшиеся перед его талантом сотрудники Императорской публичной библиотеки Н. Н. Страхов и В. В. Стасов.
9 Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность. СПб.. 1907. С. 139.
Изучив Священное Писание, Толстой отверг Ветхий Завет, но пришел к выводу, что христианское учение, изложенное в Евангелиях от Матфея, Иоанна, Луки и Марка, содержит бесценные зерна подлинной веры. Однако для того, чтобы выявить учение во всей полноте и ясности, он посчитал абсолютно необходимым отделить зерна от плевел. Толстой остался недоволен традиционным переводом Нового Завета и решил свести воедино изложение евангельских событий и истин в собственном переводе.
Это был, конечно, очень самонадеянный поступок. Составляя собственный евангельский свод, который явно по цензурным соображениям получил скромное название «Соединение и перевод четырех Евангелий», Толстой стремился избавить евангельский текст от затуманивающих, по его мнению, смысл наслоений, дать простое и ясное учение, понятное народу. При всем великом уважении к гениальному романисту, «Евангелие Толстого» (а именно так зачастую называли еретическое творение занявшегося не своим делом великого писателя) представляет собой нечто совершенно курьезное.
Забавные детали о том, как Толстой заново «переводил» Евангелие, можно почерпнуть из страниц воспоминаний И. М. Ивакина10. Не церемонясь с текстом и специально выискивая с помощью этого учителя классических языков (сам писатель «знал мало по-гречески») такие значения слов, которые должны были подтвердить его взгляды, «религиозный реформатор» решительно убирал всё, что касалось чудес. Ивакин вспоминал: «Иногда он прибегал из кабинета с греческим Евангелием ко мне, просил перевести то или другое место. Я переводил, и в большинстве случаев выходило согласно с общепринятым церковным переводом. „А вот такой-то и такой-то смысл придать этому нельзя?» — спрашивал он и говорил, как хотелось бы ему, чтоб было… И я рылся по лексиконам, справлялся, чтобы только угодить ему, неподражаемому Л. Н…»11. Толкования Церкви были для Толстого неубедительны, и он давал свои. Так, вместо «логоса» он использовал термин «разумение» (или «разумение жизни») и вывел предельно рационалистическое определение Создателя: «Разумение есть Бог». Не признавая «возвестившего о благе» Иисуса Христа воплотившимся Богом, он усердно счищал с евангельского текста «чудесный налет» в духе Штрауса или Ренана и подгонял перевод под свое учение. В то же время Толстой был наивно уверен,
10 Ивакин И.М. Воспоминания о Толстом. С. 21-124.
11 Там же. С. 40.
что добился высокой точности: «Это такая точность, никакому Страхову не уступит»12.
Но наиболее интересное произведение из проповеднических книг Толстого — его «Исповедь» (1879-1882). В ней на конкретных жизненных эпизодах раскрывается противоречивый духовный путь писателя, в то время как остальные религиозно-философские «трактаты» наполнены весьма спорными и категоричными рационалистическими суждениями или начетническим выискиванием в евангельских текстах таких высказываний, которые противоречили бы современной ему церковной практике. Толстой считал себя человечком верующим, и путь его к вере, как он ее понимал, был тернист и крут. На этом пути он решительно отвергал то, чему раньше поклонялся.
Надо отметить, что Толстой прилагал огромные усилия, чтобы найти истину, и он отверг церковное богословие и православную веру не сразу. Но общение с церковными иерархами и крупными богословами не дало ему ни малейшего удовлетворения, да и не могло удовлетворить — ввиду его крайнего рационализма. Толстой остался совершенно глух к самым основам православия, изложенным хотя бы в Символе веры. Он никак не мог уразуметь идею Пресвятой Троицы, «единосущной и нераздельной», с наивностью и упрямством доказывая ее абсурдность с точки зрения здравого смысла. Соответственно он отрицал и божественность Христа, а это уже означало скрытую духовную катастрофу, так как вся «религиозная» постройка его «христианского» учения, созданная титаническим усилием ума и воли, зиждилась на песке безверия. Не осознавая этой трагедии, Толстой с энергией, присущей его могучей творческой личности, и с категоричностью, присущей скорее пропагандисту, нежели серьезному мыслителю, пустился во все тяжкие, проповедуя собственное учение и «разоблачая» Церковь, которая, по его мнению, вопреки заповедям Христа слишком срослась с государством.
Впрочем, существуют мнения, что на самом деле подлинный духовный рост Толстого отразился в его «Дневнике», а «Исповедь» — всего лишь пропагандистское сочинение, в котором жизненный путь Толстого
12 Там же. С. 42.
показан как его последовательное восхождение к своему религиозно-этическому учению.
Главное, что взял Толстой у Христа — проповедь любви и непротивления злу насилием. Однако постепенно и не очень заметно эта проповедь всё более принимала характер антигосударственной политической агитации, в которой он сближался с диссидентской деятельностью сектантов и политических оппозиционеров, революционеров-нигилистов. Правда, революционеры отрицательно относились к идеям Толстого из-за неприятия им насилия как метода социальной борьбы. Толстой действительно на словах отвергал насильственные действия. Но в то же время свое учение о «непротивлении злу насилием» он использовал как мощную ударную силу, с помощью которой надеялся победить нестроения этого мира.
Много говоря в своих статьях-проповедях о любви и непротивлении, Толстой на деле агрессивно выступал против властей, разрушая устои государственности. У Толстого, в глубине души претендовавшего на создание новой религии или, по крайней мере, на «правильное» истолкование христианской веры, появилось огромное количество восторженных почитателей. Но было у новоявленного «пророка» и немало идейных противников, в том числе среди тех, кто восторгался его гениальными романами. Разногласия проникли и вглубь семьи. Видя нигилистическую подоплеку его проповеднических сочинений, С. А. Толстая в 1892 г. упрекала мужа в письме: «Погубишь ты нас всех своими задорными статьями. Где же тут непротивление и любовь?»13. А позже она прямо писала в «Дневнике» об одной из новых художественных работ писателя: «И, вероятно, дальше будет опоэтизирована революция, которой, как ни прикрывайся христианством, Л. Н. несомненно сочувствует»14.
Справедливости ради следует признать, что при всех очевидных противоречиях Толстой скорее все же был искренен в своих духовных исканиях. И если ему и был присущ грех гордыни, как об этом убедительно пишут многие из его современников, то он таился в глубинах его противоречивой души. Главная особенность учения Толстого состояла в том, что оно имело религиозную форму, и он выступал перед людьми как человек верующий. Помимо искренности и убежденности Толстого,
13 Толстая С.А. Письма к Л. Н. Толстому. М.; Л., 1936. С. 490.
14 Дневник Софьи Андреевны Толстой. 1897-1909. М.: Север, 1932. С. 242.
его учение привлекало жаждущих веры своей простотой. Страстно убеждая людей строить свою жизнь по воле Бога, он своим нравственным примером делал многих людей лучше и благороднее. Невольно прислушиваясь к искреннему голосу Толстого, даже бывшие радикалы и атеисты начинали проникаться христианским духом. Толстой много сделал для усиления религиозных настроений среди интеллигенции. Помимо толстовцев, верных последователей моралистического учения, иногда даже более ортодоксальных, нежели сам Толстой, интерес к его идеям испытывали многие известные в литературном мире люди, среди которых могут быть упомянуты, например, Н. С. Лесков, Н. Н. Страхов, В. В. Стасов, М. А. Новоселов, М. О. Меньшиков, С. Н. Дурылин. Однако огромный авторитет, который приобрел Толстой как учитель и проповедник, был бы невозможен без того огромного нравственного и эстетического влияния, которое продолжали оказывать его гениальные художественные произведения.
Правда, следует отметить и еще одну очень важную составляющую небывалого успеха его проповеди в обществе. Русское культурное общество второй половины XIX века было настроено очень либерально, а среди значительной части молодежи царили и более радикальные настроения, вплоть до жажды революционных преобразований в духе социализма. Получилось так, что эти нигилистические настроения под-питывались в пропагандистской деятельности Толстого, призывы которого к преобразованию общества путем морального совершенствования на деле представляли собой поощрение бунтарства.
В процессе формирования своего учения Толстой, следуя букве евангельского текста в собственной интерпретации, последовательно отверг все основные социальные институты. Он отверг Церковь, которая не устраивала его непонятными для него догматами и таинствами, а также слишком тесными связями с государством. Он отверг и государство, которое, по его мнению, было антихристианским, так как опиралось на насилие. Он отверг армию на том пацифистском основании, что войны, убийство противоречат христианскому учению. Наконец, автор гениальных романов отверг даже и художественное творчество как занятие пустое и праздное, ничего не дающее для нравственного совершенствования.
Внешне проповедуя христианские истины, Толстой выработал анархистско-нигилистическое учение, неуклонно следуя которому, он стал активным противником Церкви и государства. Великий
писатель использовал свою всемирную славу для проповеди бунта и неповиновения.
Самой реакционной личностью, олицетворением ретроградства и своим основным идейным противником Толстой, подобно многим, считал обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева. Их первое столкновение состоялось в 1881 г., после убийства террористами Царя-освободителя. Победоносцев отказался принять от Н. Н. Страхова, с которым был знаком, письмо Толстого для передачи наследнику престола Александру III с просьбой о помиловании убийц. Позже он объяснил причину отказа Толстому так: «…прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная другая, и что наш Христос — не Ваш Христос»15.
Победоносцев после религиозного поворота Толстого не раз высказывался о его новых взглядах, о которых был хорошо осведомлен, крайне отрицательно. Так, он писал графу Д. А. Толстому 26 декабря 1882 г.: «Граф Толстой в последние годы вдруг переменил еще раз свою фантазию, впал в религиозную манию. Это разрешилось совершенным его отчуждением от христианства в смысле верования. Он составил перифраз Евангелия с комментариями, исполненными цинизма, в котором, опровергая и учение о личном божестве и о божественности Христа Спасителя, проповедует христианскую мораль в рационалистическом смысле»16.
Толстой часто отзывался о Победоносцеве как о главном виновнике всех бед России. Одна из самых резких характеристик содержится в его письме к Николаю II, отправленном в Петербург в декабре 1900 г.: «Вы, наверное, не знаете и одной тысячной тех ужасных, бесчеловечных, безбожных дел, которые творятся вашим именем. <…> Из всех этих преступных дел самые гадкие и возмущающие душу всякого честного человека, это дела, творимые отвратительным, бессердечным, бессовестным советчиком вашим по религиозным делам, злодеем, имя к<оторого>, как образцового злодея, перейдет в историю — Победоносцевым»17. Хотя эти страстные слова осуждения в основную редакцию письма не вошли, они вполне выражали отношение Толстого к обер-прокурору Св. Синода.
15 Цит. по: Толстой Л.Н. ПСС. Т. 63. С. 59.
16 Государственный Литературный музей. Летописи. Кн. 12. М., 1948. С. 208.
17 Толстой. Л. Н. ПСС. Т. 72. С. 516.
Не имея прямого доступа в печать из-за цензурных запретов и одновременно чувствуя свою безнаказанность, Толстой считал подобные критические письма к официальным лицам одним из наиболее действенных форм выражения своих социальных протестов. Такие письма редко становились достоянием печати, в отличие от его публицистических статей и книг, печатавшихся за границей или размноженных на гектографе в огромном количестве экземпляров. Ответы на свои письма от высокопоставленных лиц Толстой также получал далеко не всегда, но эти письма укрепляли Толстого в чувстве значимости своей общественной деятельности. Сочинения Толстого становились всё нетерпимее к властям и Церкви, и почти все они подвергались цензурным запретам. С 1880-х гг. вышло огромное количество литературы, показывающей антиправославный и нигилистический характер учения Толстого. Но это не помогало, так как запрещенная литература привлекала к себе повышенный интерес и расходилась подпольно в огромном количестве экземпляров. Власти не знали, как поступить со всемогущим писателем-бунтарем.
В феврале 1901 г. на заседании Св. Синода было принято вынужденное решение отлучить Толстого от Церкви. В советское время было принято считать, что инициатором отлучения Толстого был именно К. П. Победоносцев. Так, даже в Полном собрании сочинений Толстого, в предисловии к тому писем за 1901 г. утверждается: «По инициативе Победоносцева и с благословения Николая II синод приказал предать имя Льва Толстого, „еретика и вероотступника», „проклятию и анафеме»»18. Однако это совершенно не соответствует действительности. Во-первых, отлучение, или анафема, не есть проклятие. Определение Св. Синода лишь заявляло от лица Церкви, что сам Толстой своими произведениями и своей общественной деятельностью поставил себя вне православной Церкви. Во-вторых, Победоносцев, который действительно крайне отрицательно относился к деятельности Толстого, не был инициатором осуждающего постановления. Что же касается царя, он, согласно исследованиям, даже не был поставлен в известность о работе по созданию акта отлучения и, следовательно, не был сторонником крайних мер по отношению к взбунтовавшемуся писателю. А умный, рассудительный Победоносцев не мог не понимать, что в результате запретных мер популярность Толстого после этой меры только вырастет. Было очевидно, что власти не хотели скандала.
18 Толстой Л.Н. ПСС. Т. 73. С. XXVI.
Бывший чиновник особых поручений при Св. Синоде, миссионер В. М. Скворцов в категорической форме засвидетельствовал в 1915 г., что Победоносцев инициатором отлучения Толстого не был: «Для меня лично не представляет сомнения, что К. П. Победоносцев не был ни инициатором, ни сторонником отлучения от Церкви „яснополянского фи-лософа-богоборца»»19. Подробно разобрав историю отлучения, Скворцов сообщал, что Победоносцев заявлял уже после более раннего предложения священника И. Фуделя запретить служить панихиду по Толстому (тяжело болевшему в то время): «Мало еще шуму-то около имени Толстого, а ежели ему теперь, как он [о. И. Фудель. — В. Ф.] хочет, запретить служить панихиду и отпевать Толстого, то ведь какая подымется смута умов, сколько соблазну будет и греха с этой смутой? А по моему, тут лучше держаться известной поговорки: не тронь…».
В печати велась обличительная кампания по адресу церковной власти, которая-де боится открыто высказать свое отношение к еретичеству великого писателя. Непосредственным толчком к синодальному акту, как пишет Скворцов, послужил доклад Д. С. Мережковского «Отношение Льва Толстого к христианству» на заседании Философского общества Санкт-Петербургского Императорского университета, где он обличал писателя за то, что в основу своих этических воззрений он полагает идею земного счастья и благополучия, и особенно шумная защита Толстого от этих нападок лектора со стороны либерального священника Григория Петрова. Инициатива об издании акта 20-22 февраля 1901 г., как заявил Скворцов, исходила от первенствующего члена Св. Синода митрополита Антония (Вадковского), «и совершенно неожиданно и в настойчивой форме». Победоносцев после решения, принятого членами Св. Синода, лишь написал проект синодального постановления. Был выпущен правительственный циркуляр о запрещении печатать в газетах телеграммы и известия о выражении сочувствия отлученному от Церкви гр. Л. Н. Толстому. Отлучение, как и предполагал Победоносцев, имело обратный эффект. 24 февраля в Москве состоялась грандиозная демонстрация в поддержку Толстого. С. А. Толстая писала в «Дневнике»: «Бумага эта вызвала негодование в обществе, недоумение и недовольство среди народа. Льву Николаевичу три дня делали овации, приносили корзины с живыми цветами, посылали телеграммы,
19 Скворцов М. К истории отлучения Л. Н. Толстого // Колокол. 1915. № 2850. 10 ноября. С. 1-2.
письма, адресы»20. Опальный кумир либерально настроенной публики был буквально вознесен до небес и стал символом социального протеста, своего рода «некоронованным королем» оппозиции.
Эту необычную ситуацию выразительно обрисовал в своем «Дневнике» 29 мая 1901 г., через три месяца после отлучения Толстого, Алексей Суворин: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая и его династии. Его проклинают, Синод имеет против него свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и в заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост»21. Последняя фраза — не преувеличение ради красного словца. Власти явно пребывали в растерянности. Толстого можно было бы отправить в ссылку, но репутация «апостола правды», которая и без того была чрезвычайно высока, выросла бы настолько, что это не могло не привести к опасному росту антигосударственных настроений. Тем более что сам Толстой был готов и даже стремился пострадать за идею: он осознавал, что репрессии еще более вознесли бы его в глазах либерально настроенного общества.
Одним из наиболее действенных мероприятий, которые предпринимал Толстой, по-прежнему были его критические письма к официальным лицам. 16 февраля 1902 г. Толстой обратился к царю с длинным письмом-прошением, именуя монарха «любезный брат» — он мотивировал это тем, что обращался «не столько к царю, сколько к человеку и брату»22. Письмо было направлено прежде всего против политики насилия. Толстой уверял, что самодержавие является отжившей формой правления, что православие устарело и «наиболее духовно развитые люди народа» отступают от него и подвергаются преследованиям. Он свидетельствовал о нищете и голоде народа, о всеобщем недовольстве правительством и враждебном отношении к нему, о религиозных гонениях, о запретах цензуры. Толстой требовал от имени «русского народа» прекратить административный произвол, насилие и гонения и уничтожить право земельной собственности и признание земли общим достоянием, фабрики и заводы в общее пользование рабочих. Толстой подавал себя противником революции: он уверял, будто отмена земельной собственности
20 Толстая С.А. Дневники: в 2 т. М., 1978. Т. 2. С. 15.
21 Суворин А. С. Дневник. Пг., 1923. С. 82.
22 Толстой Л. Н. ПСС. Т. 73. С. 185-191.
«уничтожит всё то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству». Предлагая царю «вступить на новый путь жизни», Толстой как бы выступает с предупреждением об опасности, но на самом деле поощряет недовольство. Письмо было передано Николаю II, однако ответа на него Толстой, естественно, не удостоился. Это письмо-воззвание, известное лишь в черновике, является убедительным свидетельством той огромной роли, которую играл Толстой в развитии революционной смуты накануне 1905 г.
Под видом евангельского проповедника Толстой неутомимо обличал существующий строй и призывал к революции. Его сочинения, расходившиеся огромными тиражами, представляли особый соблазн именно потому, что разрушительная пропаганда велась в форме христианской проповеди. Более того, Толстой неизменно заявлял, что он является противником насильственных действий, и тем самым привлекал не только оппозиционно настроенных политиков-радикалов, но и жаждущую подлинной веры молодежь.
Поэтому власти были поставлены перед необходимостью показать, что псевдорелигиозное учение Толстого не имеет ничего общего не только с православием, но и с настоящим христианством вообще. Литература против Толстого лилась почти непрерывным потоком, но она был бессильна одолеть авторитет великого писателя, снискавшего ореол гонимого пророка. Критика, запреты и преследования не только не остановили Толстого, но и добавили ему сил в борьбе против существующего строя. На протяжении последнего десятилетия своей жизни Толстой, купаясь в неофициальной, то есть настоящей народной, славе, неустанно обличал правительство, бичуя его постыдную политику репрессий.
Эта слава только усиливалась из-за того, что революционная риторика имела пристойный вид евангельской проповеди философии любви и непротивления злу. В этом отношении идеи Толстого чрезвычайно противоречивы. В своих сочинениях он убеждал, что отрицает революционный путь преобразования мира, и, видимо, действительно верил, что лишь «духовная революция» в соответствии с его учением способна принести избавление обществу от «зла» и предотвратить «революционную бурю». Но Толстой не желал заметить, что носители «зла» в его учении и в прокламациях революционеров были схожи. И чем отчетливее слышался гул приближающихся революционных битв, тем настойчивее он выступал с проповедью непротивления злу насилием. Толстой
призывал «одуматься», «опомниться», имея в виду сторонников революционного насилия. Только парадокс заключался в том, что чем громче кричал Толстой о «непротивлении», тем сильнее звучали в его речах призывы к недовольству и неповиновению.
Провозглашенный Толстым путь ненасильственной «духовной» революции был многими услышан, но накануне революционной смуты 1905 г. наибольший резонанс в обществе получили именно обличительные идеи Толстого.
11 марта 1910 г. Толстой с явным сочувствием отзывался в «Дневнике» о революции 1905 г. и, предвидя неизбежность новых социальных потрясений, оправдывал их: «Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. <…> И вытравить это сознание уже нельзя. И что же делает наше правительство, стараясь подавить неистребимое сознание претерпеваемой неправды, увеличивает эту неправду и вызывает все большее и большее злобное отношение к этой неправде.»23.
1 ноября 1905 г., когда вся Россия озарилась пламенем пожаров, музыкальный и художественный критик Владимир Стасов послал Толстому восторженное, как всегда, письмо, в котором торжественно объявлял его пророком разразившейся в России революции:
«Я поспею сказать вам в настоящую минуту только еще одно: приходило или нет вам в голову, что все нынешние торжественное освобождение России от самодержавия, деспотизма вековечного и безобразия постыдного происходит — по завету никакому иному, как ВАШЕМУ? Приходило Вам это в голову или нет? А между тем — это именно так, и история однажды запишет это на своих скрижалях какими-то бриллиантовыми буквами. Не вы ли всегда учили, не вы ли указывали на единственную возможность освободиться от всех человеческих бедствий, безумий и несправедливостей, насилий и варварств (военной службы, налогов, тюрем, палачей, каторг, судов и т. д. и т. п. — вся процессия человеческих мерзостей) — остановкой своей деятельности, своим неучастием во всем подобном, своим отказом? Новая Россия нынче освобождается этим способом, которому никто не хотел было верить, все думали до сих пор, что это только фантазия, мечты, бред воображения, идеальности. Но вышло, что вы ПРОРОК И ПРОВИДЕЦ: наше освобождение именно по вашему слову и указанию совершается. И оттого-то
23 Толстой Л. Н. ПСС. Т. 58. С. 24.
русская революция и переворот таковы, каковых до сих пор еще никогда не видано и не слыхано»24.
Здесь сразу вспоминается по аналогии, конечно, знаменитая статья Ульянова-Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». Однако, по мнению Ленина, Толстой — не один из творцов революции, а лишь ее «зеркало», только отражение противоречий крестьянства, мешавших осуществлению радикальных целей революционной партии. Более того, коренной пункт Толстого о «непротивлении злу насилием» Ленин выставляет как причину поражения революции 1905 г. Но критикуя Толстого как «помещика, юродствующего во Христе», Ленин констатирует, что Толстой «отразил накипевшую ненависть» народа к власти.
Поздний Толстой — прежде всего не художник слова, не философ, а публицист. В 1870-е гг. Толстой настоятельно рекомендовал Страхову не погружаться в журнально-газетную критику с ее приземленностью и пошлой суетой. Но в последние десятилетия своей жизни, забыв об этих советах, сам с головой ушел в антиправительственную и антицерковную журналистику на злобу дня.
Один из типичных примеров — статья «Не могу молчать» (1908), в которой Толстой снова выразил гневный протест против череды смертных приговоров. Обращаясь к властям, Толстой открыто писал в обличительном тоне: «Вы, правительственные люди, называете дела революционеров злодействами и великими преступлениями, но они ничего не делали и не делают такого, чего бы вы не делали, и не делали в несравненно большей степени»25. Публицист Михаил Меньшиков, испытавший прежде влияние толстовства, опубликовал в «Новом времени» фельетон «Лев Толстой как журналист». В нем он в резкой форме критиковал Толстого за то, что писатель променял свой выдающийся талант художника на заурядную риторику оппозиционной журналистики: «„Не могу молчать» — просто слабо написанная, не волнующая, не убедительная статья. Самый плохой сорт писаний великого беллетриста — его газетная публицистика. Тут он почти никогда не выше посредственности, часто ниже ее. О таланте Толстого в этой области не может быть и речи. По раздраженному тону, по анархизму банальных идей, по партийной
24 Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1878-1906. [Л.:] Прибой, 1929. С. 382-383.
25 Толстой Л.Н. ПСС. Т. 37. С. 91.
озлобленности, по ожесточенной ненависти к „правительству» и „попам» Лев Толстой падает иногда до какого-нибудь плебея мысли. В истории литературы, в истории просвещения будет известен романист Лев Толстой. О том же, что он писал, кроме беллетристики, религиозные, философские, политические статьи, будут знать разве лишь академики из усидчивых крохоборов»26.
Еще сильнее подверг Меньшиков критике писателя в написанной через месяц статье «Толстой и власть», где он трактует вполне диссидентские идеи Толстого как «подговор к насилию» и делает вывод о неполной искренности апологета непротивления: «Стало быть, если Толстой настаивает на том, чтобы правительство воспользовалось своей властью для отмены земельной собственности, то он допускает в этом случае все самые чудовищные формы насилия, которые столь сурово осуждает. Выходит, что он осуждает лишь то насилие, которое идет против его идей, а то, которое стоит за его идеи, он признает. Но ведь это то же самое, что признают обыкновенные революционеры. Куда же девалась у Льва Николаевича знаменитая заповедь о непротивлении злу насилием?»27. Меньшиков, как и многие другие критики публицистики писателя, обращает внимание на явное расхождение между проповедуемой Толстым философией «непротивления» и практическим воздействием на общество его статей.
Лев Толстой ответил на эту статью Меньшикова письмом в самом смиренном тоне, словно поставив себе цель проиллюстрировать на этом примере идею христианской любви к врагам.
В отличие от Меньшикова, друг и восторженный почитатель Толстого Н. Н. Страхов, расходившийся с ним по многим вопросам, до конца своих дней ценил нравственный пафос жизни и творчества Толстого. Он так и умер в надежде, что христианское учение гения литературы приведет бунтующую молодежь и либеральную интеллигенцию к вере. Но дальнейший ход событий ясно показал, что упования Страхова были беспочвенны: на деле Толстой под личиной христианства неуклонно вел русский народ к революции. И это очень скоро подтвердилось.
Сейчас, когда восторжествовал либеральный «плюрализм мнений», а Церковь давно отделена от государства, нередко делаются попытки оправдать еретические сочинения позднего Толстого. В частности, приводится довод, что писатель един, и механическое деление его творческого
26 Меньшиков М. Лев Толстой как журналист // Новое время. 1908. № 11614. 11 июля.
27 Он же. Толстой и власть // Новое время. 1908. № 11642. 10 августа.
наследия на части, а его цельной личности на «художника» и «мыслителя» вряд ли правомерно. Признавая гениальными художественные творения Толстого, следовало бы, мол, по достоинству оценить или хотя бы более терпимо отнестись и к его религиозной публицистике. Ставится вопрос и об отмене, во имя свободы и справедливости, постановления Св. Синода об отлучении Толстого от Церкви.
Конечно, жизненный путь и творческое наследие Толстого должны изучаться как единое целое, и в этом смысле несколько обойденные вниманием в атеистическую эпоху религиозно-этические трактаты писателя заслуживают большего интереса исследователей. Однако основательное знакомство с поздними моралистическими сочинениями Толстого позволяет сделать вывод, что они не читаются именно ввиду своих сомнительных религиозно-философских и публицистических достоинств и все-таки не идут ни в какое сравнение с классическими литературными шедеврами писателя.
Что же касается отлучения, то трудно не согласиться с детально изучившим этот вопрос священником Георгием Орехановым, который заявляет, что «вовсе не синодальное определение отлучает Л. Н. Толстого от вечной жизни, а его собственные взгляды, его собственное неверие в эту вечную жизнь»28. Отмена отлучения была бы неуважением к самому писателю, который сознательно ушел из Церкви, и нарушением его прижизненной воли.
Источники и литература
1. Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность. СПб., 1907.
2. Государственный Литературный музей. Летописи. Кн. 12. М., 1948.
3. Дневник Софьи Андреевны Толстой. 1897-1909. М.: Север, 1932.
4. Толстой в 1880-е годы. Записки И. М. Ивакина / вст. ст. Н. Н. Гусева; публ. Н. Н. Гусева и В. С. Мишина // Серия «Литературное наследство». Т. 69: Лев Толстой. М., 1961. Кн. 2. С. 21-124.
5. И. С. Аксаков — Н. Н. Страхов. Переписка / сост. М. И. Щербакова. М.; Оттава, 2007.
6. Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1878-1906 / ред. и прим. В. Д. Кома-ровича и Б. А. Модзалевского. Труды Пушкинского Дома Академии наук СССР. [Л.:] Прибой, 1929.
28 Ореханов Г., свящ. Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников. М.: Изд-во ПСТГУ, 2010. С. 603.
7. Ленин В. И. Л. Н. Толстой как зеркало революции // Он же. Полное собрание сочинений: в 55 т. Изд. 5-е. М., 1968. Т. 17. С. 206-213.
8. Л. Н. Толстой — Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки: в 2 т. М.; Оттава, 2003.
9. Меньшиков М. Лев Толстой как журналист // Новое время. 1908. №. 11614. 11 июля.
10. Меньшиков М. Толстой и власть // Новое время. 1908. № 11642. 10 августа.
11. Ореханов Г., свящ. Русская Православная Церковь и Л.Н.Толстой. Конфликт глазами современников. М.: Изд-во ПСТГУ, 2010.
12. Розанов В. В. Когда начальство ушло. М.: Республика, 1997.
13. Скворцов В. К истории отлучения Л.Н. Толстого // Колокол. 1915. №2850. 10 ноября.
14. Страхов Н. Н. Философские очерки. Изд. 2-е. Киев, 1906.
15. Суворин А. С. Дневник. Пг., 1923.
16. Толстая С.А. Дневники: в 2 т. М.: Художественная литература, 1978.
17. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. М.: Художественная литература, 1928-1958.
18. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 2: Всемирно-исторические перспективы. М.: Мысль, 1998.
Valery Fateyev. Leo Tolstoy and the Revolution: Religious Philosophy with a Nihilist Lining.
In this article, the author investigates Leo Tolstoy’s journalistic activities and philosophical views in light of the centennial of the Revolution of 1917. The essay focuses on Tolstoy’s pseudo-religious philosophy of «non-violence», its formation, influence on pre-revolutionary society, and its role in the revolutionary movement. The outwardly religious ethical teaching on «non-resistance to evil», with its bitter criticism of the state and the Church, disseminated social discontent under the guise of propagating truly Christian moral values. Owing to Tolstoy’s great authority as an outstanding writer, his teachings markedly promoted the growth of nihilistic tendencies in Russian society on the eve of the Revolution of 1905, and played an important role in the creation of an ideological atmosphere that prepared the tragic events of 1917.
Keywords: Leo Tolstoy, Russian Revolution, philosophy, nihilism, Christianity, ethical teaching, religion, church, the state, literature, rationalism, sectarianism.
Valery Aleksandrovich Fateyev — Candidate of Philological Sciences, Member of the Editorial Board of «Rostok» Publishing ([email protected]).
Лев Толстой | Философские взгляды
Информация вики- Имя:
- Лев Толстой
Лев Николаевич Толстой
(Ан) Лев Толстой - Родился:
- 9 сентября 1828 г.
Ясная Поляна, Российская Империя - Умер:
- 20 ноября 1910 (82 года)
Астапово, Российская Империя - Место отдыха:
- Ясная Поляна
- Род занятий:
- Романист, новеллист, публицист;
- Язык:
- Русский
- Национальность:
- Русский
- Религия:
- отлучены от Русской Православной Церкви в 1901 г.
- Знаменитые:
- Пацифист, христианское непротивление, ненасилие, христианский анархист, социальная справедливость, вегетарианец.
- Философские очерки:
- 1. Исповедь
2. Во что я верю
3. Царство Божье внутри вас
4. Что делать?
5. Воскресение
6. Письмо индусу и т. Д. - Работ о нем:
- 1. Лев Толстой: Биография
2. Лев Толстой:
Философские взгляды - Влияние:
- оказав большое влияние на Мохандаса Ганди, Ганди вел переписку со Львом Толстым в 1909 году, находясь в Южной Африке;
- Письмо индусу:
- , этот Эссей был написан как ответ Тараку Натху Дасу, бенгальско-индийскому искателю свободы, который искал поддержки независимости Индии от британской колониальной власти.
Толстой писал, что только по принципу любви индийский народ может освободиться от колониального британского господства.
Толстой видел закон любви, поддерживаемый всеми мировыми религиями, и утверждал, что индивидуальное ненасильственное применение закона любви в форме протестов, забастовок и других форм мирного сопротивления было единственной альтернативой насильственной революции. .
Письмо впервые было опубликовано в индийской газете Free Hindustan.
Лев (Лев) Толстой
(1828–1910)
Лев (Лев) Толстой , известный русский писатель, снискавший мировую известность как моралист и мудрец за свое антицерковное толкование христианства и пылкую проповедь ненасилия .
Начитанный любитель философии с пятнадцати лет Толстой проявил серьезные философские интересы в своем величайшем романе « Война и мир » (1865–1869), а в 1874 году он начал все более мучительные философские и религиозные поиски, поиск повод жить .
Его духовный кризис, драматически описанный в книге « Мое исповедание » (1879), был разрешен возвращением к христианской вере его юности, но в совершенно иной форме, основанной на чтении им избранных текстов Нового Завета.
Новое кредо, получившее дальнейшее развитие в таких работах, как What People Live By (1881) и What I Believe (1883), было основой для философских и наставительных работ о морали, обществе и культуре, которые доминировали в его творчестве. в течение последних трех десятилетий его жизни.
1. Философия истории
Толстой задумал Война и мир как великий исторический рассказ, воплощающий выводы, к которым он пришел, отчасти под влиянием Шопенгауэра, относительно причинности в истории и особенно взаимодействия свободы, случая и необходимости; Два эпилога романа прямо обращаются к этим темам.
Толстой утверждал, что человеческому сознанию свойственно воспринимать себя и других как свободных агентов, действия которых могут иметь значительное влияние на мир — в случае так называемых великих фигур, таких как Наполеон, определяющее влияние.
И все же ни один человек не является более чем одним узлом в обширной и непредсказуемой паутине взаимодействующих сил, сознательных и бессознательных, случайных и необходимых.
Следовательно, люди не могут с какой-либо уверенностью предвидеть последствия своих собственных или чужих действий (точка, к которой Толстой вернулся в своем деле против насилия), а великие люди не творят историю.
Он с удовольствием описывает, например, как поворот решающего сражения может изменить поведение одного рядового солдата, хотя этот пример подрывает его собственные аргументы против приписывания определяющего влияния какому-либо одному человеку.
2. Метафизика и эпистемология
В My Confession Толстой выразил разочарование во всех попытках человеческого разума, философского или научного, объяснить, как жизнь может иметь смысл, когда она неизбежно заканчивается смертью.
Значение , решил он, можно придать конечной жизни, только связав ее с вечной, бесконечной реальностью, под которой он имел в виду духовную реальность христианского Бога, и такой союз с бесконечным божеством достижим только через акт веры .
Хотя сам по себе «неразумный», примитивный акт веры отвечает на главный вопрос, поставленный разумом, не лишая разума возможности служить мерилом истины по другим вопросам.
Толстой, соответственно, стремился разработать то, о чем мечтал еще в 1855 году:
рациональная религия , лишенная всего необоснованного, включая чудеса, таинства, мистицизм, духовенство, ритуалы, особые постройки и правила питания.
Однако критерий разумности Толстого оказался очень изменчивым и субъективным:
В духе Руссо он отвергал большую часть современной науки и техники как продукт ложного разума, а мистицизм, который он осуждает в одних контекстах, кажется, принимается в других.
Метафизические взгляды Толстого представляют собой форму христианского идеализма, основанного на дуализме материи и духа:
Реальность раздваивается на бесконечный , вечный божественный мир и конечный , временный материальный мир, где люди, отражающие это разделение, обладают телом и душой .
Универсальная божественная реальность проявляется в человеческой душе в форме любви, так что только когда люди являются носителями универсальной любви, они живут «истинной» жизнью, «жизнью божественной и свободной».
Однако в некоторых отношениях Толстой отошел от общепринятых христианских версий этой картины, что побудило Русскую православную церковь отлучить его в 1901 году:
Он выступал против тринитаризма и отрицал особую божественность человека Иисуса, утверждая, что он не отличался по природе от любого другого сына Божьего.
Кроме того, несмотря на частые ссылки на Бога как на «Отца», Толстой не придерживался личной концепции Бога. Его концепция, скорее, как утверждал Ричард Ф. Густафсон в Лев Толстой, Обитель и Незнакомец (1986), является панентеистическим :
.Бог одновременно трансцендентен и имманентен; Он « вне мира пространства и времени, но включает в себя весь мир пространства и времени » (Густафсон 1986, стр. 101).
Толстой также отвергает личное бессмертие в смысле индивидуальной жизни после смерти, считая, что люди достигают бессмертия, сливаясь с бесконечным.
Густафсон видит влияние восточного христианства в богословии Толстого, тогда как Давид Квитко в «Философское исследование Толстого » (1927) утверждает, что метафизические взгляды Толстого в целом были обязаны больше буддизму , чем христианству.
Интерес Толстого к китайской философии и его обширные познания были хорошо задокументированы китаистом Дерком Бодде в книге Толстой и Китай (1950).
3. Этика
Толстой заявляет, что он нашел истинное значение учения Христа в Нагорной проповеди , изложенной в Евангелии от Святого Матфея , тексте, который стал фокусом его размышлений о личной и общественной морали.
Из проповеди он извлек моральный кодекс, состоящий из 5 заповедей :
1) не сердись;
2) не похоти;
3) не приносят присягу;
4) Не сопротивляйся злу силой; и
5) Любите всех людей, включая своих врагов.
1 st , 4 -я и 5 -я заповеди являются выражением того, что, по мнению Толстого, было уникальным христианским пониманием общепризнанного закона любви (предписания Нового Завета любить ближнего, как ближнего). себя).
Все великие религии древности, как он объяснил позже в Закон насилия и Закон любви (1908), считали любовь добродетелью,
, но только христианство признало его категорическим требованием, как « высший закон человеческой жизни, т. Е. Таким образом, чтобы ни в коем случае не допускать исключений ».
Иными словами, Христос признал закон , запрещающий всякое применение насилия .
Толстого неоднократно призывали оправдать свое абсолютистское толкование закона, и он делал это последовательно и с большой энергией,
не колеблясь осуждает насилие, даже когда оно используется в целях самообороны против бешеной собаки или дикаря, который готовится зарезать чьих-то детей.
Чтобы поддержать свою позицию, он полагается не только на свою религиозную веру, но и на 2 философских возражения против насилия, которые, несомненно, имеют определенный вес:
Первый , повторяя его скептицизм по поводу предсказуемости в Война и мир , состоит в том, что аргументы в пользу использования насилия для остановки зла основываются на сомнительном предположении, что мы можем надежно предвидеть и контролировать будущее.
второй заключается в том, что использование силы в ответ создает большее усилие, что делает его контрпродуктивным .
Как признанный пророк ненасильственного сопротивления, Толстой нашел преданного ученика в Мохандаса Ганди (с которым он переписывался) и множество поклонников среди столь разных фигур, как Кларенс Дэрроу и Людвиг Витгенштейн.
Заповедь Толстого 2 nd — не похоти — хотя логически не связана с законом любви, но была продвинута с таким же максимализмом:
Он рассматривал это не только как осуждение внебрачных отношений, но и как призыв к безбрачию даже в браке :
Защищая идеал всеобщего безбрачия, его не трогал аргумент (предложенный до разработки искусственного оплодотворения), что, если его идеал будет реализован, это будет означать конец человеческого рода:
Его ответ был, сначала , что человеческие непреодолимые ошибки более чем достаточно для продолжения вида;
и второй , что в любом случае физическое вымирание уничтожит только вызывающее беспокойство животное измерение человечества и, таким образом, не будет большой потерей.
Интерес Толстого к темам сексуальности и сексуального проступка (в чем он сам признался) дал ему литературные сюжеты, особенно в более поздних произведениях, таких как Крейцерова соната (1889) и Воскресение (1895–1899) — и некоторая осведомленность о феминистских проблемах.
4. Социально-политическая мысль
Как учреждение, претендующее на монополию на применение насилия в обществе, государство было очевидной мишенью для морального негодования Толстого, а его антигосударственная позиция считается одной из самых радикальных в анналах негодяев. -сильный анархизм :
Он выступал против не только службы в армии или полиции, но и против любой деятельности, которая косвенно способствует или поддерживает государственную силу, например, уплата налогов, участие в присяжных и государственных должностях.
Более того, он осудил частную собственность и другие учреждения, которые поддерживаются угрозой государственной силы.
Толстой видел евангельское предписание против принесения присяги (3 -е из его пяти заповедей) как признание порока признания государственной власти; это подтвердило его убежденность в том, что гражданское неповиновение было санкционировано Богом.
Хотя сам Толстой занимал второстепенную должность мирового судьи в начале 1860-х годов, его другая гражданская деятельность после службы в армии (которая закончилась в 1856 году) выходила за рамки какой-либо официальной сферы.
В 1859 году он основал школу для крестьянских детей в своем имении на Ясная Поляна (означает «Чистое поле») и в течение следующих нескольких лет уделял много внимания педагогической теории и практике, создавая эссе, представляющие интерес для историков и теоретиков. образования.
Во время голода 1873 и 1891–1892 годов он без устали работал в российской деревне, организовав гуманитарную помощь , публично критикуя царское правительство за его некомпетентность в преодолении кризисов.
Позже, в 1890-х годах он оказал моральную и материальную поддержку духоборам (буквально « борцов с духами »), русской секте, которая пыталась практиковать христианский анархизм на принципах, аналогичных его собственным, и он возглавил успешную кампанию по организации за их массовое переселение в Канаду, спасаясь от царских преследований.
Критика и гражданские инициативы Толстого вызвали гнев властей, но от серьезных репрессий (кроме отлучения) он был защищен огромным народным уважением.
5. Эстетика
Самым профессиональным и прочным из философских произведений Толстого, несмотря на его эксцентричные выводы, является его книга Что такое искусство? № , первоначально опубликовано серийно в 1897–1898 гг. в ведущем российском философском журнале.
Работа ценится за ее систематический подход к эстетической философии , начиная с критического обзора более ранних попыток дать определение искусства и заканчивая ясным и убедительным изложением экспрессионистской теории, основанной на идее передачи эмоций от художника к художнику. зрительская аудитория.
«Искусство начинается», — писал Толстой , — , «когда один человек с целью соединить другого или других с собой в одном и том же чувстве, выражает это чувство определенными внешними признаками».
Цель достигается тогда, когда чувство успешно передано или, как выражается Толстой, когда « зрители или слушатели заражены чувством, которое испытал автор. ”
Передаваемое чувство , добавляет он, может быть « очень сильное или очень слабое, очень важное или очень незначительное, очень плохое или очень хорошее»; любое чувство подойдет для искусства как такового .
Итак, с чисто эстетической точки зрения ценность искусства зависит просто от его эмоциональной заразительности, которую Толстой прослеживал в индивидуальности, ясности и искренности передаваемого чувства.
Толстого никоим образом не устраивает чисто эстетический подход к искусству, но
, и центр тяжести его трактата вскоре смещается к моральным требованиям , которым искусство, как и любой другой аспект культуры, должно удовлетворять:
Искусство , по Толстому, должно отражать самое высокое религиозное восприятие своего времени,
, что в наши дни означает, что художник призван передать чувства, вытекающие из « восприятие нашего сына Богу и братства людей ».
Этот не подразумевает , как утверждали некоторые критики Толстого, что искусство может иметь ценность только в том случае, если оно передает специфически религиозные эмоции.
Толстой действительно считает религиозного искусства высшей формой,
, но он также решительно одобряет весь спектр того, что он называет «универсальным» искусством, или искусством, которое просто продвигает « любящий союз человека с человеком », передавая « даже самые незначительные и простые чувства, если только они доступны. ко всем мужчинам без исключения, и поэтому объединяю их ».
Страница не найдена — www.SpaceandMotion.com
И те, чьи сердца сосредоточены на Реальности
сам заслуживает звания философов.
(Платон, Республика, 380 г. до н.э.)
Дар Истины превосходит все другие дары. (Будда)
Люди иногда спотыкаются об истине,
но большинство из них поднимаются и спешат прочь, как ни в чем не бывало.
(Уинстон Черчилль)
Здравствуйте,
Похоже, что в адресе веб-страницы, которую вы использовали, есть ошибка,
привел вас на эту страницу.
Основные ссылки см. Слева на этой странице. Карты сайта по темам находятся внизу страницы.
И следующий виджет Google может помочь направить вас на страницу, на которой вы были Ищу.
Спасибо, что (пытаетесь!) Посетить наш веб-сайт.
Биография: Джефф Хазелхерст
( Джордж Беркли , 1710) Нет ничего важнее, к созданию прочной системы надежных и реальных знаний, которая может быть доказательство против нападок скептицизма, чем положить начало в четкое объяснение того, что понимается под вещью, реальностью, существованием: ибо напрасно будем ли мы спорить о реальном существовании вещей или притворяться к какому-либо знанию этого, пока мы не зафиксировали значение этих слова.
Помогите человечеству
«Вы должны быть тем изменением, которое хотите видеть в мире».
(Мохандас Ганди)
«Когда вынуждены резюмировать общую теорию относительности в одном предложении:
Время, пространство и гравитация не существуют отдельно от материи. … Физических объектов нет в пространстве, но эти объекты пространственно протяжены . Таким образом, понятие «пустое пространство» теряет смысл. … Частица может появиться только как ограниченная область в пространстве, в которой
напряженность поля или плотность энергии особенно высоки. …
свободный, беспрепятственный обмен идеями и научными выводами необходим для здорового развития науки, как и во всех сферах.
культурной жизни. … Мы не должны скрывать от себя, что никакое улучшение нынешней удручающей ситуации невозможно без
жестокая борьба; для горстки тех, кто действительно полон решимости что-то сделать, ничтожна по сравнению с массой теплых
и заблудшие….
Человечеству понадобится принципиально новый образ мышления, если оно хочет выжить! «( Альберт Эйнштейн )
Наш мир находится в большой беде из-за человеческого поведения, основанного на мифах и обычаях, которые вызывают разрушение Природы и изменение климата. Теперь мы можем вывести самую простую научную теорию реальности — волновую структуру материи в пространстве. Понимая, как мы и все вокруг нас взаимосвязаны Затем в Космосе мы можем найти решения фундаментальных проблем человеческого знания в физике, философии, метафизике, теологии, образовании, здравоохранении, эволюции и экологии, политике и обществе.
Это принципиально новый образ мышления, который Эйнштейн осознал, что мы существуем как пространственно протяженные структуры Вселенной — дискретное и обособленное тело иллюзии. Это просто подтверждает интуиции древних философов и мистиков.
С учетом нынешней цензуры в журналах по физике / философии науки (на основе стандартной модели физики элементарных частиц / космологии большого взрыва) Интернет — лучшая надежда на получение новых знаний известен миру.Но это зависит от вас, людей, которым небезразлична наука и общество, осознающих важность истины и реальности.
Помочь легко!
Просто нажмите на ссылку социальной сети ниже, или скопируйте красивое изображение или цитату, которая вам нравится, и поделитесь ею. У нас есть замечательная коллекция знаний величайших умов в истории человечества, поэтому люди оценят ваш вклад. Тем самым вы поможете новому поколению ученых увидеть, что существует простое разумное объяснение физической реальности — источник истины и мудрости, единственное лекарство от безумия человека! Спасибо! Джефф Хазелхерст (обновлено в сентябре 2018 г.)
Новая научная истина побеждает не потому, что убеждает своих противников и заставляет их увидеть свет, а потому, что ее противники в конце концов умирают и вырастает новое поколение, знакомое с ней.( Макс Планк , 1920)
Свяжитесь с Джеффом Хазелхерстом в Facebook
«Все, что необходимо для успеха зла, — это бездействие хороших людей».
(Эдмунд Берк)
«Во времена всеобщего обмана — говорить правду — это революционный акт».
(Джордж Оруэлл)
«Ад — это правда, увиденная слишком поздно».
(Томас Гоббс)
Краткое содержание произведения Льва Толстого «Признание»
Лев Толстой (1828–1910) был русским писателем, который считался одним из величайших романистов во всей литературе.Его шедевры Война и мир и Анна Каренина представляют собой одни из лучших реалистичных произведений, когда-либо написанных. Он также был известен своим буквальным толкованием учений Иисуса. Толстой стал пацифистом и христианским анархистом, и его идеи ненасильственного сопротивления повлияли на Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга. Ближе к концу своей жизни он окончательно отказался от своего богатства и привилегий и стал странствующим аскетом — вскоре после этого умер на вокзале.
На пике своей славы Толстой пережил кризис смысла.Он сказал, что подумывает о самоубийстве и не может больше жить, если не найдет смысл своей жизни. Он написал о кризисе в небольшом труде «Исповедь», который был написан в 1882 году и впервые опубликован в 1884 году. Толстой был одним из первых мыслителей, которые поставили проблему смысла жизни в современном ключе.
Толстой рассказывает, что писал, чтобы заработать деньги, позаботиться о своей семье и отвлечься от вопросов о смысле. Но позже, задавшись вопросами о смысле жизни и смерти, он стал считать свои литературные работы бесполезными.Без ответа на вопросы смысла он ничего не мог сделать. Несмотря на известность, состояние и семью, он хотел убить себя и написал, что рождение было глупой уловкой, которую с ним разыграли. «Рано или поздно наступят болезни и смерть … все мои дела … рано или поздно забудутся, а меня самого не будет. Так почему я должен беспокоиться обо всем этом? »
Толстой пришел к выводу, что сущность жизни лучше всего отражена в восточной притче о человеке, висящем на ветке внутри колодца, с драконом внизу, зверем наверху и мышами, поедающими ветку, чтобы за которую он цепляется.Выхода нет, и радости жизни — мед на ветке — испорчены нашей неизбежной смертью. Все ведет к истине: «А правда — смерть». Это признание смерти и бессмысленности жизни разрушает радость жизни. «Нет, — подумал Толстой, — жить незачем».
Был ответ в науке? Наука дает знания, но не утешает. А знания, доставляющие утешение, — знания о смысле жизни — не существуют. Он пришел к выводу, что все непонятно.Однако Толстой отмечал, что чувство бессмысленности беспокоит ученых больше, чем простых людей. Поэтому он начал искать ответы в рабочем классе, в людях, которые, кажется, ответили на вопрос о смысле. Толстой видел, что они не извлекали смысла из удовольствия, так как у них было так мало удовольствия, и все же они думали, что самоубийство есть великое зло.
Тогда казалось, что смысл жизни заключается не в рациональном интеллектуальном знании, а, скорее, «в иррациональном знании».Это иррациональное знание было верой … »Толстой говорит, что он должен выбирать между разумом, из которого следует, что смысла нет, и верой, которая влечет за собой отрицание разума. Но если разум приводит к выводу, что ничего не имеет смысла, тогда разум иррационален. И если иррациональность ведет к смыслу, тогда иррациональность действительно рациональна.
Толстой, по сути, утверждал, что рациональное научное знание дает только факты. Он только связывает конечное с конечным; он не связывает конечную жизнь с чем-либо бесконечным.Итак, «какими бы иррациональными и чудовищными ни были ответы, которые давала вера, у них было то преимущество, что они вводили в каждый ответ отношение конечного к бесконечному, без которого не могло быть ответа». Только принимая иррациональные вещи — центральные постулаты христианства — можно было найти ответ на смысл жизни.
Но что такое вера? Для Толстого «вера была познанием смысла жизни человека … Вера — сила жизни. Если человек жив, он во что-то верит.И он нашел эту веру не в богатых или интеллектуальных, а в бедных и необразованных. Смысл, придаваемый простой жизни простыми людьми… это был смысл Толстого. Смысл находится в простой жизни и религиозной вере.
Размышления — Хотя я симпатизирую чувствам Толстого, я не могу принять его решение. (Я много писал в этом блоге о том, почему я отвергаю религиозное решение проблемы смысла жизни.) Рассмотрим только эти слова писателя Никоса Казандзакиса.
Ницше научил меня не доверять любой оптимистической теории. Я знал, что женское сердце мужчины постоянно нуждается в утешении, потребности, которой этот сверхразумный софист постоянно готов служить. Я начал чувствовать, что каждая религия, обещающая исполнение человеческих желаний, является просто прибежищем для робких и недостойных настоящего человека. … Следовательно, мы должны выбрать самое безнадежное мировоззрение, и если случайно мы обманываем самих себя и надежда действительно существует, тем лучше.Во всяком случае, таким образом человеческая душа не будет унижена, и ни Бог, ни дьявол никогда не смогут высмеять ее, сказав, что она опьянела, как курильщик гашиша, и из наивности и трусости построила воображаемый рай — в чтобы покрыть бездну. Самая безнадежная вера казалась мне, пожалуй, не самой истинной, но, несомненно, самой доблестной. Я считал метафизическую надежду заманчивой приманкой, которую истинные люди не снисходят до поклевки. Я хотел того, что было самым трудным, другими словами, самым достойным для человека, от человека, который не скулит, не умоляет и не просит милостыню.
Подробнее см .:
Антоний Полет на Толстого и Веры
Краткое содержание романа Толстого «Смерть Ивана Ильича»
Понравилось? Найдите секунду, чтобы поддержать доктора Джона Мессерли на Patreon!
О философии истории Толстого | Энтони ДиМауро
Все цитаты из Толстого, Льва, Война и мир (Пер. А. Мод)
Сказать, что канон русской литературы не полон без романов Льва Николаевича Толстого, было бы почти тавтологией. , но еще более очевидно, что без Война и мир сам Толстой и его подробная философия остались бы без внимания.Однако философские разъяснения, которые дает Толстой после прочтения Война и мир , находятся в разделах, наиболее критикуемых за их предполагаемые отвлекающие и поверхностные качества. Тем не менее, даже перед лицом современных художественных критиков, которые предлагали исключить их из романа, отрывки остались. Вопрос, оставленный читателю, заключается в следующем: почему? То есть какую функцию выполняют в романе эти разделы философии истории (если не для самого Толстого)? Одним словом, функция философских разделов в романе ( i.), чтобы установить сам роман как полемику против основных современных взглядов на исторический анализ и ( II, ) поставить роман таким образом, чтобы ответить на вопрос о причинности (истинный вопрос истории) Толстого. собственный взгляд.
Толстой, несомненно, написал этот роман, задумываясь о причинно-следственной связи; однако отсутствие ответа на этот вопрос со стороны современных теорий истории, таких как теория так называемых «великих людей» и так называемые истории культуры, сделало их готовыми стать объектами презрения Толстого.Рассмотрим, например, подход «великих людей» к методу исторического анализа. Это был популярный метод историков XIX века. Толстой просит с помощью этого метода объяснить значение исторических движений, что вызвало эти движения и какая сила произвела эти события? Толстой в ответ слышит только имена руководителей, имевших «такие-то характеристики» и «таких-то министров». Но, конечно же, эта сатира на нормативную «историю» как на вещь, узнаваемую только через биографии лидеров и государственных деятелей, находящихся у власти, — это отталкивающая тенденция, против которой ругает Толстой.Этот метод не объясняет все «причины событий во всей их полноте» и не показывает причины масс, как с учетом множественности и сложности, которые влечет за собой событие.
Такой взгляд на историю — то есть через призму предполагаемых великих людей, таких как Наполеон, — для Толстого аналогично вере в то, что стрелки часов, стоящие на отметке в десять часов, заставляют соседние церковные колокола звенеть. звенеть. Другими словами, положение рук в десять — совпадение со звоном церковных колоколов; и, конечно, совпадение событий не является объяснением истинных причин событий (не говоря уже об истинных причинах исторических событий).Однако для Толстого эти «великие люди» историки просто наблюдали за стрелками своих часов. Вот почему князь Андрей разочаровывается в Наполеоне, а затем в Сперанском, вот почему молодой граф Николай Ростов не может точно объяснить события Аустерлица, рассматривая Багратиона, вот почему Наполеон, человек, который считает, что он приводит мир в движение и события сами происходят так, что он этого пожелал, — значит быть творением величайшей иронии Толсоя в эпосе. Взгляд Наполеона в романе — это взгляд, который эти «великие люди» историки приписывают окружающему его миру.Путем критики современных историков Толстой обосновывает свою полемику в своих философских разделах.
Конечно, эти историки могут ответить Толстому и сказать, что именно эти лидеры поддерживают власть и присущую им силу для движения масс, и что они, поскольку массы согласились управляться или аристократия короновала императора, еще принадлежат к ядро учебников истории. Но Толстой предвосхищает это возражение, развивая полемический стиль, и спрашивает: «Какая сила из какого лидера является истинной силой? Разве это не противоречивые силы? ».
Во-первых, Толстой объясняет, что согласно этой точке зрения (взгляд историков «Великих людей») истинная сила, вызывающая события, действительно варьируется в зависимости от данного историка (сила Наполеона, сила Александра и т. Д.). Это, конечно, очевидная проблема метода: несогласие, приводящее к противоречивому (или несовместимому) анализу одних и тех же событий в рамках одного и того же метода или практики исторической науки. Далее Толстой утверждает, что историки этого типа «великих людей» даже не показывают нам, что это за сила и как она действует.
Толстой осмеливается сказать, что историки неправильно понимают или «намеренно останавливаются на полпути» от достижения максимы, которую он считает необходимой для точного исторического анализа и представлений: «[чтобы] найти составляющие силы, равные составной или равнодействующей силе, сумме компоненты должны равняться результирующему ». То есть, менее 600 человек, подписавших Клятву теннисного корта, не учитывают миллионы французов, которые собрались против династии Бурбонов. «То, что Шатобриан, мадам де Сталь и другие говорили друг другу определенные слова, влияет только на их взаимоотношения, а не на покорность миллионов.То, что Цезарь перешел Рубикон, не объясняет, почему его легионы последовали за ним.
Одним словом, мы видим позитивный взгляд Толстого через эту полемику: Великие люди — это просто те, кто говорит себе, что они двигатели и встряхивают мир, в котором они, по сути, являются незначительными, «невольными инструментами истории»; историки, которые представляют их как людей, которые двигают и сотрясают мир, неправильно понимают течение онтологии событий, которая есть история — «чем выше [один] стоит [и] в социальной иерархии, тем менее [один] свободен».Более того, в истории есть определенное качество, которое развивается без учета волевых действий или великих желаний какого-либо отдельного человека, а только путем подчинения «деятельности всех , которые участвуют в событиях», которые являются истинной причиной истории.
В заключение и еще раз подчеркнем, что критика современной исторической практики Толстого в рамках самих философских разделов служит демонстрацией того, что Толстой считает историей , а не , что помогает читателю понять замысел романа как в высшей степени полемический.Более того, философские разделы также служат основанием для Толстого, чтобы обосновать тезис с его собственной точки зрения. Без этих философских разделов в Война и мир , роман не сохранил бы полемических и аналитических черт, к которым, казалось, стремился Толстой, так что их упомянутые функции не отвлекали, а имели большое значение.
Лев Толстой | Русский писатель
Популярные вопросы
В чем значимость Льва Толстого?
Русский писатель Лев Толстой считается мастером реалистической фантастики и одним из величайших романистов мира, особенно известным по произведениям Анна Каренина и Война и мир .Колебаясь между скептицизмом и догматизмом, он исследовал самые разные подходы к человеческому опыту. Его работы хвалили как части жизни, а не как произведения искусства.
Каким было детство Льва Толстого?
Лев Толстой родился в 1828 году, потомок аристократов. Его мать умерла, прежде чем ему исполнилось два года, а его отец скончался в 1837 году. После смерти двух других опекунов Толстой жил с тетей в Казани, Россия. По словам Толстого, наибольшее влияние на его детство оказала двоюродная сестра Татьяна Александровна Ергольская.
Как умер Лев Толстой?
Расстроенный несчастливым браком и противоречием между своей жизнью и принципами, Лев Толстой покинул семейное имение в 1910 году. Несмотря на его скрытность, пресса начала сообщать о его передвижениях. Вскоре он заболел пневмонией и умер от сердечной недостаточности на железнодорожной станции в Астапово, Россия. Ему было 82 года.
Каковы достижения Льва Толстого?
Лев Толстой известен прежде всего тем, что написал шедевры Война и мир (1865–69) и Анна Каренина (1875–77), которые обычно считаются одними из лучших когда-либо написанных романов.Образцы реалистической художественной литературы, они ярко воплощают видение человеческого опыта, основанное на оценке повседневной жизни и прозаических добродетелей.
Подробнее
Полная статья
Лев Толстой , Толстой также пишется Толстой, Русский полностью Лев Николаевич, Граф (граф) Толстой , (родился 28 августа [9 сентября по новому стилю] 1828 года, Ясная Поляна, Тульская губерния, Российская Империя — умер 7 ноября [20 ноября] 1910 года, Астапово Рязанской губернии), русский писатель, мастер реалистической фантастики и один из величайших романистов мира.
Толстой наиболее известен своими двумя самыми длинными произведениями: Война и мир (1865–69) и Анна Каренина (1875–77), которые обычно считаются одними из лучших когда-либо написанных романов. Война и мир , в частности, кажется, фактически определяет эту форму для многих читателей и критиков. Среди более коротких произведений Толстого к лучшим образцам новеллы обычно относят Смерть Ивана Ильича (1886). Особенно за последние три десятилетия своей жизни Толстой также получил мировую известность как моральный и религиозный учитель.Его учение о непротивлении злу оказало важное влияние на Ганди. Хотя религиозные идеи Толстого больше не вызывают того уважения, которое они когда-то вызывали, интерес к его жизни и личности с годами, по крайней мере, возрос.
Большинство читателей согласятся с оценкой британского поэта и критика XIX века Мэтью Арнольда о том, что роман Толстого — это не произведение искусства, а часть жизни; русский писатель Исаак Бабель заметил, что если бы мир мог писать сам по себе, он бы писал, как Толстой.Критики самых разных школ согласны с тем, что каким-то образом произведения Толстого ускользают от всякой выдумки. Большинство подчеркнули его способность наблюдать малейшие изменения сознания и записывать малейшие движения тела. То, что другой романист охарактеризовал бы как единый акт сознания, Толстой убедительно разбивает на серию бесконечно малых шагов. По словам английской писательницы Вирджинии Вульф, которая считала само собой разумеющимся, что Толстой был «величайшим из всех романистов», эти наблюдательные способности вызвали своего рода страх у читателей, которые «хотят убежать от пристального взгляда Толстого».«Те, кто приходил к Толстому в старину, также сообщали о чувстве большого дискомфорта, когда он, казалось, понимал их невысказанные мысли. Было обычным делом описывать его как богоподобного в своих силах и титанического в его борьбе, чтобы избежать ограничений человеческого состояния. Некоторые рассматривали Толстого как воплощение природы и чистой жизненной силы, другие видели в нем воплощение мировой совести, но почти для всех, кто знал его или читал его произведения, он был не просто одним из величайших писателей, когда-либо живших, но живым символ поиска смысла жизни.
Ранние годы
Потомок выдающихся аристократов, Толстой родился в родовом имении, примерно в 130 милях (210 км) к югу от Москвы, где он прожил большую часть своей жизни и написал свои самые важные произведения. Его мать, Мария Николаевна, урожденная княгиня Волконская, умерла до того, как ему исполнилось два года, а его отец Николай Ильич, Граф (граф) Толстой, последовал за ней в 1837 году. Через 11 месяцев умерла его бабушка, а затем его следующая опекунша, его тетя. Александра, в 1841 году.Затем Толстого и его четверых братьев и сестер перевели на попечение другой тети в Казань, на западе России. Толстой запомнил двоюродную сестру, жившую в Ясной Поляне, Татьяну Александровну Ергольскую («тетя Туанетта», как он ее называл), как наибольшее влияние на его детство, а позже, в молодости, Толстой написал несколько своих самых трогательных писем. ей. Несмотря на постоянное присутствие смерти, Толстой вспоминал свое детство идиллически. Его первая опубликованная работа, Детство (1852; Детство ), была беллетризованным и ностальгическим рассказом о его ранних годах.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасПолучив домашнее образование у наставников, Толстой в 1844 году поступил в Казанский университет на восточные языки. Его плохая успеваемость вскоре вынудила его перейти на менее требовательный юридический факультет, где он написал сравнение «Дух законов» французского политического философа Монтескье и «Наказа » Екатерины Великой (инструкции по кодексу законов). Интересующийся литературой и этикой, он был привлечен к произведениям английских романистов Лоуренса Стерна и Чарльза Диккенса и особенно к трудам французского философа Жан-Жака Руссо; вместо креста он носил медальон с портретом Руссо.Но большую часть времени он проводил, пытаясь быть комильфо (социально корректным), пил, играл в азартные игры и развлекался. Покинув университет в 1847 году без ученой степени, Толстой вернулся в Ясную Поляну, где планировал заниматься самообразованием, управлять своим имением и улучшать положение своих крепостных. Несмотря на частые решения изменить свой образ жизни, он продолжал свою распутную жизнь во время пребывания в Туле, Москве и Санкт-Петербурге. В 1851 году он присоединился к своему старшему брату Николаю, армейскому офицеру, на Кавказе, а затем сам пошел в армию.Он участвовал в походах против коренных народов, а вскоре и в Крымской войне (1853–56).
В 1847 году Толстой начал вести дневник, который стал его лабораторией для экспериментов по самоанализу, а затем и для его художественной литературы. С некоторыми перерывами Толстой вел дневники на протяжении всей своей жизни, и поэтому он является одним из самых богато задокументированных писателей, которые когда-либо жили. Его первый дневник, отражающий его жизнь, начинается с признания, что он, возможно, заразился венерической болезнью.Ранние дневники отражают увлечение установлением правил, когда Толстой составлял правила для различных аспектов социального и морального поведения. Они также фиксируют неоднократное несоблюдение писателем этих правил, его попытки сформулировать новые правила, призванные обеспечить соблюдение старых, и его частые акты самобичевания. Более поздняя вера Толстого в то, что жизнь слишком сложна и неупорядочена, чтобы соответствовать правилам или философским системам, возможно, проистекает из этих тщетных попыток саморегулирования.
Борются и ищут? Уроки Льва Толстого — Статьи
Некоторое время после утраты веры в детстве его карьерный успех, признание сверстников и счастливый брак отвлекали его достаточно, чтобы не смотреть в темноту этих вопросов.Писатель Дэвид Брукс описывает аналогичную динамику в своей недавней книге Вторая гора . Первая гора, в метафоре Брукса, — это та самая гора, на которую мы взбираемся в раннем возрасте, когда мы преследуем призвание и добиваемся в нем определенного успеха. И все же покорение этой вершины оказывается в конечном итоге неудовлетворительным, даже если открывает более зрелый вид на другую вершину — гору, на которую мы действительно должны были подняться. Вторая гора — это жизнь веры, служения и сообщества, когда мы являемся частью чего-то большего, чем мы сами.Восхождение на эту вершину включает в себя стремление к тому, что Брукс называет «хвалебными добродетелями», в отличие от «возобновленных добродетелей», накопленных в погоне за первой горой.
Социальные круги Толстого были наводнены новыми идеями светского гуманизма, предлагая Толстому своего рода альтернативную религию в поисках этой «второй горы». Интеллектуалы и художники, подобные ему, были первосвященниками прогресса, вели мир к его идеальному будущему и при этом наделяли смыслом свою собственную жизнь.Но Толстой счел, что вера в эту светскую религию столь же трудно проглотить. В конце концов, как он мог учить других, если не знал ответов на самые фундаментальные вопросы жизни? Как могли его сословия быть первосвященниками, если им оставалось только спорить по поводу ответов? И как кто-то может узнать, что считается «прогрессом», без цели, которая ориентирует нас и подтверждает любое движение к ней? (Толстой описал свое «прогрессивное» я как человека в лодке, который на вопрос, в какую сторону направиться, может только ответить: «Нас куда-то везут.”)
Итак, какова истинная цель жизни, источник смысла и цели? Широко читая, Толстой пришел к выводу, что гуманитарные науки и философия могли, по крайней мере, признать этот вопрос, но не смогли найти единого ответа. С другой стороны, естествознание, увлекавшее Толстого, могло дать точные ответы — но только «на свои собственные независимые вопросы», а не на те, которые не давали ему спать по ночам. Толстой справедливо заметил, что вопросы высшего смысла и цели просто выходят за рамки науки.Чем больше наука пытается дать ответы на вопрос о смысле жизни, тем «более непонятными и непривлекательными» становятся ответы науки.
Из всего того, что редукционистская наука может различить: «Вы — случайно объединенный маленький комок чего-то». Так что же делать человеку со своей жизнью? Дойдя до этого места, Толстой увидел только четыре возможных исхода. Первые заключались в том, чтобы либо игнорировать вопрос, либо отвлечься от него погоней за удовольствием, «утопив его в жизненном опьянении».Третий путь — это путь «силы и энергии» — осознание тщетности жизни и прекращение ее самоубийством. Последним путем была «слабость», «цепляться за жизнь, зная заранее, что из этого ничего не выйдет».
И все же Толстой в конце концов нашел другой путь вперед, путь, который вернул его к религиозной вере и решимости следовать путем Христа. Далее следует несколько указаний, взятых из произведений Толстого, чтобы помочь тем, кто борется с верой и все же ищет смысл жизни.
Чтобы найти свой путь, ищите тех, кто нашел смысл, а не тех, кто заблудился.
Толстой был очень наблюдательным и чутким человеком, и, возможно, его величайшим даром как писателя была способность проникать в свои романы с той же точки зрения. Читая его произведения, невозможно не понять характеров Толстого во всех их бесчисленных недостатках. (Иногда перспектива рассказчика даже смещается к «мыслям» животного в рассказе, а один из рассказов Толстого рассказывается исключительно с точки зрения лошади!) И именно этот дар видеть жизнь с точки зрения других. моменты, которые предоставили Толстому поворотный момент в его духовном кризисе.
Толстой заметил, что редко можно найти кого-то из его элитного круга, искренне верившего в христианскую веру, в то время как редко можно найти кого-то из крестьянского сословия, отвергающего веру. В отличие от необразованных крестьян, Толстой был частью интеллигенции. И все же он спросил: «А что, если я чего-то еще не знаю?» Среди крестьян: «Оказалось, что все человечество обладает непризнанным и презираемым мной знанием смысла жизни». Толстой пришел к убеждению, что было «невежеством» отвергать как «глупую» действительность, которую крестьяне, казалось, осознали, просто потому, что он этого не сделал.Было «заблуждением моей гордости и интеллекта» полагать, что люди простой, стойкой веры просто «еще не достигли понимания всей глубины вопроса».
Дело было не только в том, что крестьяне вокруг него были верующими, но вся их жизнь показывала, что они уловили смысл жизни. В отличие от своих сверстников, крестьяне в целом «принимали болезнь и горе без какого-либо недоумения и сопротивления, со спокойной и твердой уверенностью, что все хорошо … эти люди живут и страдают, и они подходят к смерти и страданиям спокойно и спокойно. в большинстве случаев с радостью… беспокойная, мятежная и несчастная смерть — редчайшее исключение среди людей.«Толстой не просто романтизировал российских крестьян; он был глубоко встревожен, увидев вблизи ужас их бедности и эксплуатации. Но их суровая участь в жизни только еще больше подчеркнула огромное значение их «довольства [мент] жизнью», в то время как жизнь, отмеченная богатством и досугом, была лишь тонкой маской веселья над зияющей дырой отчаяния, больше всего страха смерти .
Обращение к другим за советом — это путь, по которому Брукс идет в The Second Mountain .В своей собственной эволюции в середине жизни в вопросах религиозной веры Брукс, кажется, все больше осознавал сложность поиска смысла в одиночестве. Его последняя книга полна примеров тех, кто нашел смысл, который не может дать карьерный успех, благодаря смиренной вере, общественным связям, любви и служению другим. Как напоминают нам Брукс и Толстой, мы должны искать именно таких людей, если хотим понять смысл жизни.
Однако одного этого изменения перспективы было недостаточно, чтобы поверить в Толстого.Он пришел к выводу, что целеустремленность крестьян зиждется на «иррациональном знании» веры: «Бог, один в трех; создание за шесть дней; дьяволы и ангелы и все остальное, что я не могу принять, пока сохраняю свой разум ». Он был в тупике. «Либо то, что я назвал разумом, не было таким рациональным, как я предполагал, либо то, что казалось мне иррациональным, не было таким иррациональным, как я предполагал». Хотя он продолжал бороться с верой и разумом, «я не мог не признать, что только [религиозная вера] дает человечеству ответ на вопросы жизни; и, следовательно, это делает жизнь возможной.«Вера» придает конечному существованию человека бесконечное значение, значение, не разрушаемое страданиями, лишениями или смертью ».
Взгляните на тех, кто действительно живет своей верой во Христа
«Я обратил внимание на все, что делают люди, исповедующие христианство, и ужаснулся». Звучит знакомо?
Анна Каренина — Руководства по чтению — Penguin Classics
Лев Толстой
ВВЕДЕНИЕ
Вечная ошибка
Знакомство с Анна Каренина
Жизнь писателя Льва Толстого была полна огромных парадоксов.Уроженец русского дворянства с обильными землевладениями, он не желал ничего, кроме простой крестьянской жизни. Великий интеллектуал, он не доверял уму, отдавая предпочтение тому, что, по его мнению, было более искренней работой сердца. Будучи набожным христианином, Толстой серьезно сомневался в религии, которую исповедовала Русская православная церковь. Сластолюбец, который в молодости дорожил своими азартными играми, а также алкоголем, табаком и охотой, он позже отказался от этих вещей, так же как он отказался бы от авторских прав на свою работу и свой титул графа.Довольный семьянин, который провел самые счастливые и самые насыщенные времена с женой и детьми в своем загородном имении Ясная Поляна, в возрасте 82 лет он сбежал из того, что превратилось в горькую семейную жизнь, в поисках более мирного существования.
Согласно Толстому, происхождение Анны Карениной произошло от трех конкретных случаев. Первой была идея для рассказа, который Толстой развил в 1870 году о женщине, бросившей своего мужа ради другого мужчины, который частично основывался на жизни его сестры Марии.Второй — газетный рассказ о любовнице одного из соседей Толстого, которая, отчаявшись оттого, что ее бросил любовник, бросилась под поезд. Третьей была фраза из пушкинских « Сказок Балкина », которую Толстой случайно прочитал однажды в 1873 году: «Гости приезжали на дачу …». Это прямое заявление настолько разжило воображение Толстого, что он закончил черновой набросок романа за три недели; хотя Толстой довел до конца свой роман с 1873 года до его публикации в 1878 году.
В повествовании, «Анна Каренина» — это роман о супружеской измене замужней женщины с другим мужчиной, графом Вронским, — романе, который заканчивается тем, что она и граф подвергаются остракизму со стороны общества. Не в силах вынести изгнание, а также растущее осознание того, что граф перестал любить ее, Анна в лихорадочном состоянии бросается под колеса приближающегося поезда — событие, отраженное на первых страницах книги. . На фоне этой драмы Анна Каренина — это также история Константина Левина, своего рода джентльмена-фермера, чьи поиски счастья и смысла жизни завершаются, а не его долгожданным браком с Кити Щербацкой (событие, которое он надеялся обеспечить. его счастье), но простым советом крестьянина о том, чтобы «жить правильно, по-Божьему».«На основе этих мелодраматических элементов Толстой создает глубокий роман, в котором рассматриваются острые вопросы религиозной веры глазами неверующего Левина. Анна Каренина — нравственная пьеса, в которой говорится о разрушительном влиянии морали на Анну и Вронского. Это также роман о смысле жизни и о том, где счастье играет или не играет в ней, и о размышлениях о смерти и уроках, которые она преподает. многие из его сцен отражают отношения Толстого с его женой Соней; в частности, ухаживания Левина за Кити (выражая свою любовь к ней, написав мелом на столе, а также мучительная сцена, где он дает ей читать свои дневники).Написание заключительных сцен романа, в частности лихорадочные поиски Левина ответа на свои вопросы о смысле существования, отражают собственный процесс религиозного обращения Толстого, драматически разыгранный в его мемуарах Исповедь , которые были написаны на каблуки Анна Каренина и многие считают ее одним из самых проникновенных заявлений духовности.
Публикация романа Толстого «Анна Каренина », который его современник Достоевский считал «совершенным произведением искусства», положила конец жизни, которую он знал, жизни материальной и эмоциональной роскоши, и знаменует собой начало более глубоких поисков смысла существования.Более того, этот разрыв с прошлым проявился в моральных и религиозных трудах Толстого и в его быстром движении к социальной реформе. Хотя он продолжал публиковать другие романы, такие как Воскресение , и многочисленные рассказы, такие как его шедевр , Смерть Ивана Ильича , карьера Толстого как романиста во многих отношениях достигла своего апогея — это идеальный баланс драматизма и драматизма. мораль и философский поиск — с характером Анны Карениной и ее (казалось бы) иррациональным объятием смерти.Не менее убедителен и характер мужа Анны, Карениной, изображенный Толстым со всей его сложностью и эмоциональным отрицанием потери Анны и его последующим (кратким) принятием христианского прощения. Наконец, есть поразительное осознание Вронского, когда Толстой пишет: «Это показало ему [Вронскому] вечную ошибку, которую люди допускают, воображая, что счастье состоит в реализации их желаний».
Большой по размаху и великолепно проницательный в использовании деталей, Анна Каренина ставит вопрос о том, как нам жить, когда отбрасываются иллюзии и отрицания, которыми мы дорожим.Кроме того, возникает вопрос, в какой степени мы наиболее счастливы (возможно, это подозрительное слово), живя «исследованной жизнью», а не «неизученной жизнью». Настаивая на драме, а не на споре, Anna Karenina воплощает вечную борьбу за то, чтобы превратить нашу жизнь в нечто большее, чем просто зрелище.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ
1) Обсудите роль религии в этой книге. В чем проявляется различное и схожее отношение Левина и мужа Анны Карениной к религии? Когда Каренина прощает Анну после ее предсмертного переживания, вы думаете, что он искренен?
2) Как вы думаете, насколько Вронский влюблен в Анну? Когда она сомневается в его любви в последней части книги, как вы думаете, она права? Это в ее воображении или он виноват? После ее самоубийства и его срыва любовь Вронского к ней глубже, истиннее?
3) Толстой пишет: «Борьба за существование и ненависть — единственное, что объединяет людей.«Верно ли это в отношении этого романа? Как на него влияет ненависть Карениной к Анне и их сыну? Сравните и сопоставьте поиски смысла Анны и Левина: поиски Левина, оканчивающиеся некой духовной благодатью, и Анны, которая завершается смертью.
4) Незадолго до самоубийства Анна думает: «Мы все созданы, чтобы страдать. . . . Но когда вы видите правду, что вам делать? »Учитывая судьбы различных персонажей, считаете ли вы, что это философское мировоззрение Толстого? Считаете ли вы эту книгу в целом пессимистической? Уравновешивает ли просветление Левина в конце трагедию Анны. ?
5) В сцене, где рожает жена Левина Кити, Толстой пишет о Левине: «Он только знал и чувствовал, что происходящее было похоже на то, что произошло год назад на смертном одре в провинциальной гостинице его брата. Николай.Только то было печалью, а это была радость. Но эта печаль и эта радость в равной степени выходили за пределы обычного плана существования: они были как отверстия, через которые нечто возвышенное становилось чем-то видимым ». Обсудите, что Толстой имел в виду под этим в контексте романа.
6) В своей жизни, Толстой перестал доверять уму. Чем это похоже на то, как Левин ведет поиск счастья и смысла?
7) После того, как Анна рассказывает Карениной о своем романе с Вронским, она думает про себя, что ясность и правда важнее неизбежные страдания они вызовут.Обсудите, как эта тема раскрывается в книге по отношению к Анне. Как отношения Долли и Стивы Облонски иллюстрируют эту тему? А как насчет сцены, где Левин дает Китти читать свои личные дневники? Неужели эта причиняемая ей боль перевешивается попыткой Левина проявить честность?
8) Анна говорит о Каренине, что он «не что иное, как честолюбие, не что иное, как желание жить дальше — это все, что есть в его душе … а что касается его высоких идеалов, его страсти к культуре, религия, они всего лишь инструменты для продвижения.«Как вы думаете, это правда в отношении Карениной? Он вообще сочувствует?»
9) Первая фраза романа — одна из самых известных в литературе: «Все счастливые семьи похожи, но несчастная семья несчастна после своей собственной. мода ». Толстой здесь иронизирует? Считаете ли вы, что Долли и Облонский счастливы, несмотря на его супружеские измены? Или они находятся в состоянии блаженного отречения? злая женщина, «вы думаете, она действительно верит в это? Как вы думаете, Анна — плохая, злая женщина?
О ЛЕВЕ ТОЛСТОЙ
28 августа 1828 года Лев Толстой родился в дворянской семье в Ясной Поляне, родовом имении в 130 милях к югу от Москвы.Ясная, где Толстой провел большую часть своей юности и, безусловно, самые счастливые дни своей жизни, во многих отношениях была самодостаточным сообществом, местом, где шили одежду и мебель. Именно на этом основании (где позже будет похоронен Толстой) дети Толстого образовали группу, известную как «Муравьиное братство». Вместе они сыграли в игру, целью которой было угадать секретный ключ к человеческому счастью. Ответ на этот вопрос (которому суждено остаться в секрете) был написан на зеленой палочке и закопан на территории усадьбы.Эта детская игра, наряду с ранней смертью его родителей, наложила отпечаток на воображение молодого Толстого и окажется решающей в жизни молодого человека — и во многих смыслах его темы как писателя. Смысл жизни и уроки смерти в немалой степени зародились в этих формирующих опытах.
Подростком Толстой вел дневник, в котором записывал свои мысли, а также то, что он считал своими духовными и нравственными проступками. Он сохранил эту записную книжку с целью самосовершенствования.В 1847 году он сделал запись: «Не меняйте свой образ жизни, даже если вы станете в десять раз богаче». В том же году 18-летний Толстой написал: «Я был бы самым несчастным из мужчин, если бы не нашел цели своей жизни».
В 1855 году Толстой был солдатом Крымской войны и свидетелем многих зверств. Одна из них, которая останется с ним, — это изображение двух детей, убитых в результате обстрела. Его опыт во время войны составил содержание его работы Севастопольские зарисовки , многие из которых он написал на поле боя.
В это время молодой граф Толстой предался упаднической жизни, которая была обычна для мужчин его класса, заразившись венерической болезнью, а также много пил и поддерживая огромные долги по азартным играм, включая потерю части своего драгоценного имущества. на Ясной.
В начале 1860-х годов, не доверяя государственному образованию, Толстой организовал школу для крестьян в Ясной, создав для них учебные пособия, а также журнал, посвященный педагогическим вопросам.Это стремление к реформированию и образованию, возможно, проистекающее из первых уроков самосовершенствования Толстого, оставалось неотъемлемой частью его жизни.
В 1862 году он сделал предложение Соне Берс и женился на ней. В первые годы брака пара, по общему мнению, была безумно счастлива. Соня оказалась хорошим помощником, редактировав сочинение Толстого, исправляя его грамматику и переписывая многие черновики его рукописи. Для своего романа « Война и мир » (1869) Соня полностью семь раз скопировала рукопись.Хотя их брак стал несогласованным после публикации Анны Карениной и последующего обращения Толстого в религию, первые пятнадцать лет их союза были в целом счастливыми и ознаменовались рождением семерых детей.
Во время написания Анны Карениной Толстой углубил свою духовность и практиковал обряды Русской Православной Церкви. После завершения Анна Каренина , он приступил к следующему этапу своей карьеры, в котором он сосредоточил свои усилия на социальной реформе и религиозном мышлении, и основал прессу, чтобы распространять большую часть этой литературы по доступной цене среди людей.
В последние десятилетия он посвятил себя социальному служению, например, работе по оказанию помощи голодающим в России, а также протесту против смертной казни. Из-за своих обширных допросов в отношении Православной церкви Толстой был отлучен от церкви в 1901 году. Из-за того, что к тому времени он был всемирной фигурой, почти со статусом пророка, российское правительство мало что могло сделать с Толстым и вместо этого предпочло подавляйте его сочинения, когда они оказываются слишком противоречивыми.
В возрасте 82 лет Толстой покинул свой дом и направился в Оптину монастырь, место, в котором он часто бывал и где чувствовал себя комфортно.Оптина была райским уголком, где он почувствовал, что наконец-то может достичь той простоты жизни, которую он искал большую часть своих дней.