Философские письма: Пётр Чаадаев о нашей склонности к подражательству

Содержание

Пётр Чаадаев о нашей склонности к подражательству

Рубрики : Общество, Последние статьи

Публикуем первое философическое письмо Петра Чаадаева, в котором публицист размышляет о том, чем мы отличаемся от Востока и Запада, почему мы далеки от ценностей, в которых вырастает западный человек, и в чём причина того, что русские, подобно детям, не научились размышлять, а только слепо, поверхностно и бестолково подражать другим.

У нас тут очередная «крамола»: публикуем отрывок из философических писем публициста и философа первой половины XIX века Петра Чаадаева (да, да, того самого, которому А. С. Пушкин посвящал строки «Товарищ, верь: взойдет она,/ Звезда пленительного счастья,/ Россия вспрянет ото сна,/ И на обломках самовластья/ Напишут наши имена»), в котором мыслитель размышляет об историческом пути, формирующем нравственность народов и их убеждения, о необходимости воспитывать человеческий род, а также о том, чем мы отличаемся от Востока и Запада, и почему вышло так, что русские, подобно детям, не научились размышлять, а только слепо, поверхностно и бестолково подражать другим.

«Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу».

Возможно, местами Пётр Яковлевич и хватил лишку, но в целом есть о чём подумать. Кстати, при жизни автора было опубликовано только первое философическое письмо (всего было восемь, написанных в 1828-1830 гг.) — в журнале «Телескоп» в 1836 году. Как водится, был скандал: министр народного просвещения Уваров назвал труд мыслителя «дерзостной бессмыслицей», а сам Чаадаев был объявлен сумасшедшим (к слову, именно Чаадаев был прототипом Чацкого из комедии Грибоедова «Горя от ума» и сюжет с безумием, как видите, имеет вполне реальную основу). По нынешним меркам — легко отделался.

«Философические письма». Письмо первое (фрагмент)

В жизни есть обстоятельства, относящиеся не к физическому, а к духовному бытию; пренебрегать ими не следует; есть режим для души, как есть режим и для тела: надо уметь ему подчиниться. Я знаю, что это старая истина, но у нас она, кажется, имеет всю ценность новизны. Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение.

<…>

Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Можно сказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает ваши симпатии, вашу любовь; ничего устойчивого, ничего постоянного; все течет, все исчезает, не оставляя следов ни во-вне, ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников, мы хуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам. И не подумайте, что это пустяки. Бедные наши души! Не будем прибавлять к остальным нашим бедам еще и ложного представления о самих себе, не будем стремиться жить жизнью чисто духовной, научимся благоразумно жить в данной действительности. Но поговорим сначала еще немного о нашей стране, при этом мы не отклонимся от нашей темы. Без этого предисловия вы не сможете понять, что я хочу Вам сказать.

У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такое время скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великих побуждений, великих свершений, великих страстей у народов. Они тогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы для грядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоят необходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы в своей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чему пристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей. Эта увлекательная эпоха в истории народов, это их юность; это время, когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о нем составляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, – вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица.

Настоящее развитие человеческого существа в обществе еще не началось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной, более легкой, более приятной, чем в неопределенности первой поры. Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил даже и в повседневных делах и жизнь еще совершенно не упорядочена, как можно ожидать созревания в них зачатков добра? Пока это все еще хаотическое брожение предметов нравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в ее теперешнем виде ⓘРечь идет о теории катастроф Кювье, о котором Чаадаев писал также в письме к И.Д.Якушкину (Письма. № 75).. Мы до сих пор еще в таком положении.

Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль; выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем именно на них основана жизнь народов; именно из этих идей вытекает их будущее и происходит их нравственное развитие. Если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицо, необходимо как-то вновь повторить у себя все воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историю народов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задача трудна и одному человеку, пожалуй, не исчерпать столь обширного предмета; однако, прежде всего надо понять, в чем дело, в чем заключается это воспитание человеческого рода и каково занимаемое нами в общем строе место.

Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися в их умах от прошедших времен, и общением с другими народами. Этим путем каждая отдельная личность ощущает свою связь со всем человечеством.

В чем заключается жизнь человека, говорит Цицерон ⓘСм.: Цицерон. Об ораторском искусстве, XXXV, 120., если память о протекших временах не связывает настоящего с прошлым? Мы же, явившись на свет как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления. Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства. То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать в свои головы ударом молота. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели. Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего; все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы.

Народы – существа нравственные, точно так, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. Конечно, не пройдет без следа и то наставление, которое нам суждено дать, но кто знает день, когда мы вновь обретем себя среди человечества и сколько бед испытаем мы до свершения наших судеб ⓘС переводом этого места возникает трудность. Чаадаев употребил здесь глагол «retrouveront», т.е. «вновь найти», «вновь обрести», и мы так и переводим его. Гершензон и Шаховской переводят этот глагол просто «обрести» (СП II. С. 113), хотя во французском тексте приведен именно названный глагол и для русского слова, употребленного ими, существует глагол «trouveront».?

Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой особый характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими. Проведите параллель с тем, что делается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можем почерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначе воспользоваться для руководства в жизни? И заметьте, что речь идет здесь не об учености, не о чтении, не о чем-то литературном или научном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственную природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общество, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас?

Не знаю, можно ли вывести из сказанного сейчас что-либо вполне бесспорное и построить на этом непреложное положение; но очевидно, что на душу каждой отдельной личности из народа должно сильно влиять столь странное положение, когда народ этот не в силах сосредоточить своей мысли ни на каком ряде идей, которые постепенно развертывались в обществе и понемногу вытекали одна из другой, когда все его участие и общем движении человеческого разума сводится к слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам. Вот почему, как Вы можете заметить, всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики. Силлогизм Запада нам незнаком. В лучших головах наших есть нечто, еще худшее, чем легковесность. Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу. В природе человека теряться, когда он не находит способа связаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогда утрачивает всякую твердость, всякую уверенность; не руководимый ощущением непрерывной длительности, он чувствует себя заблудившимся в мире. Такие растерянные существа встречаются во всех странах; у нас это общее свойство. Тут вовсе не то легкомыслие, в котором когда-то упрекали французов и которое, впрочем, было не чем иным, как легким способом постигать вещи, что не исключало ни глубины, ни широты ума, вносило столько прелести и обаяния в обращение; тут беспечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного существования личности, оторванной от своей среды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либо совокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием данной семьи и со всеми предписаниями и перспективами, которые определяют и общественную и частную жизнь в строе, основанном на памяти о прошлом и на тревоге за будущее. В наших головах нет решительно ничего общего, все там обособлено и все там шатко и неполно. Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях социальной лестницы. В чужих краях, особенно на Юге, где люди так одушевлены и выразительны, я столько раз сравнивал лица своих земляков с лицами местных жителей и бывал поражен этой немотой наших лиц.

Иностранцы ставили нам в заслугу своего рода беспечную отвагу, особенно замечательную в низших классах народа; но имея возможность наблюдать лишь отдельные черты народного характера, они не могли судить о нем в целом. Они не заметили, что то самое начало, которое делает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины и настойчивости; они не заметили, что свойство, делающее нас столь безразличными к превратностям жизни, вызывает в нас также равнодушие к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи, и что именно это и лишает нас тех сильных побуждений, которые направляют нас на путях к совершенствованию; они не заметили, что именно вследствие такой ленивой отваги, даже и высшие классы, как ни прискорбно, не свободны от пороков, которые у других свойственны только классам самым низшим; они, наконец, не заметили, что если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и отставших от цивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные. Я, конечно, не утверждаю, что среди нас одни только пороки, а среди народов Европы одни добродетели, избави Бог. Но я говорю, что для суждения о народах надо исследовать общий дух, составляющий их сущность, ибо только этот общий дух способен вознести их к более совершенному нравственному состоянию и направить к бесконечному развитию, а не та или другая черта их характера.

Массы подчиняются известным силам, стоящим у вершин общества. Непосредственно они не размышляют. Среди них имеется известное число мыслителей, которые за них думают, которые дают толчок коллективному сознанию нации и приводят ее в движение. Незначительное меньшинство мыслит, остальная часть чувствует, в итоге же получается общее движение. Это справедливо для всех народов земли; исключение составляют только некоторые одичавшие расы, которые сохранили из человеческой природы один только внешний облик. Первобытные народы Европы, кельты, скандинавы, германцы, имели своих друидов ⓘДруиды – жрецы у кельтов., своих скальдов ⓘСкальды – средневековые норвежские и исландские поэты., своих бардов ⓘБарды – певцы древних кельтских племен., которые на свой лад были сильными мыслителями. Взгляните на народы северной Америки, которых искореняет с таким усердием материальная цивилизация Соединенных Штатов: среди них имеются люди, удивительные по глубине. А теперь, я вас спрошу, где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь?

А между тем, раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы – воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не пожелало ни в чем вмешиваться в наши дела, не пожелало ни чему нас научить. Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

Удивительное дело! Даже в области той науки, которая все охватывает, наша история ни с чем не связана, ничего не объясняет, ничего не доказывает. Если бы орды варваров, потрясших мир, не прошли прежде нашествия на Запад по нашей стране, мы едва были бы главой для всемирной истории. Чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера. Когда-то великий человек ⓘИмеется в виду Петр I. вздумал нас цивилизовать и для того, чтобы приохотить к просвещению, кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но к просвещению не прикоснулись. В другой раз другой великий монарх ⓘРечь об Александре I., приобщая нас к своему славному назначению, провел нас победителями от края до края Европы ⓘИмеется в виду заграничный поход русской армии 1813 – 1814 гг.; вернувшись домой из этого триумфального шествия по самым просвещенным странам мира, мы принесли с собой одни только дурные идеи и гибельные заблуждения, последствием которых было неизмеримое бедствие, отбросившее нас назад на полвека ⓘИмеется в виду восстание декабристов.. В крови у нас есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс. Одним словом, мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его; пока, что бы там ни говорили, мы составляем пробел в интеллектуальном порядке. Я не перестаю удивляться этой пустоте, этой удивительной оторванности нашего социального бытия. В этом, наверное, отчасти повинна наша непостижимая судьба. Но есть здесь еще, без сомнения, и доля человеческого участия, как во всем, что происходит в нравственном мире. Спросим снова историю: именно она объясняет народы.

Некрополис ⓘНекрополис – город мертвых (греч.). Так Чаадаев называет здесь Москву., 1829, 1 декабря.

Источник: П.Я.Чаадаев. Философические письма (Полное собрание сочинений и избранные письма. Том 1) Москва, изд-во «Наука», 1991.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

«В сущности, правительство только исполнило свой долг» – Weekend – Коммерсантъ

22 октября 1836 года император Николай I написал свою знаменитую резолюцию о публикации первого «Философического письма» Петра Чаадаева. Русский перевод статьи, ходившей в списках уже несколько лет, был напечатан в журнале «Телескоп», за что журнал был закрыт, издатель Николай Надеждин сослан в Усть-Сысольск, а пропустивший статью цензор Алексей Болдырев отправлен в отставку. Самого Чаадаева объявили сумасшедшим и поместили под принудительный медицинский надзор. Таким образом, публикация философического письма не только стала начальной точкой спора западников и славянофилов, но и привела к первому в России случаю использования психиатрии в политических целях.

Из письма министра народного просвещения графа Сергея Уварова императору Николаю I
20 октября 1836 года

Статью эту я считаю настоящим преступлением против народной чести; также и преступлением против религиозной, политической и нравственной чести.
Ваше Величество, оценивая в своей мудрости характер этой статьи, кажущейся с первого взгляда невероятной, благоволит оценить по справедливости ту борьбу, которую я веду с модными принципами, с ухищрениями и страстями; борьба эта была бы безнадежна, если бы твердая и блистательная поддержка Вашего Величества не являлась постоянным утешением тех, кого Ваше доверие поставило на страже у прорыва и которые пребудут там. Может быть, Ваше Величество, сочтете необходимым позднее напечатать опровержение, обращенное не к нашей стране, где возмущение не может не стать всеобщим, а скорее для заграницы, жаждущей всякого рода клеветнических выходок. Но опровержение это требовало бы такта, настолько утонченного, что его нельзя было бы поручить журналистам, писателям. Позволю себе высказать мнение, что в настоящий момент обсуждение этой диатрибы «Телескопа» только усилило бы зло.

…оценивая в своей мудрости…

Резолюция императора Николая I на докладе министра народного просвещения графа Сергея Уварова
22 октября 1836 года

Прочитав статью, нахожу, что содержание оной есть смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительны ни редактор журнала, ни цензор. Велите сейчас журнал запретить, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу.

…статьи, кажущейся невероятной…

Из первого «Философического письма» Петра Чаадаева
1829 год

Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица. тут беспечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного существования личности, оторванной от своей среды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либо совокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием данной семьи и со всеми предписаниями и перспективами, которые определяют и общественную и частную жизнь в строе, основанном на памяти о прошлом и на тревоге за будущее. В наших головах нет решительно ничего общего, все там обособлено и все там шатко и неполно. Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях социальной лестницы.

…такта, настолько утонченного…

Из письма шефа III отделения императорской канцелярии графа Александра Бенкендорфа московскому военному генерал-губернатору князю Дмитрию Голицыну
23 октября 1836 года

Статья сия, конечно уже Вашему Сиятельству известная, возбудила в жителях московских всеобщее удивление. Но жители древней нашей столицы будучи преисполнены чувством достоинства Русского Народа, тотчас постигли, что подобная статья не могла быть писана соотечественником их, сохранившим полный свой рассудок, и потому изъявляют искреннее сожаление свое о постигшем его расстройстве ума, которое одно могло быть причиною написания подобных нелепостей. Вследствие сего Государю Императору угодно, чтобы Ваше Сиятельство, по долгу звания Вашего, приняли надлежащие меры к оказанию г. Чеодаеву всевозможных попечений и медицинских пособий. и чтоб сделано было распоряжение, дабы г. Чеодаев не подвергал себя вредному влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха; одним словом, чтоб были употреблены все средства к восстановлению его здоровья.

…с модными принципами…

Из дневника цензора Александра Никитенко
25 октября 1836 года

Ужасная суматоха в цензуре и в литературе. В 15 номере «Телескопа» напечатана статья под заглавием «Философские письма». Статья написана прекрасно; автор ее Чаадаев. Но в ней весь наш русский быт выставлен в самом мрачном виде Подозревают, что статья напечатана с намерением, и именно для того, чтобы журнал был запрещен и чтобы это подняло шум Думают, что это дело тайной партии. А я думаю, что это просто невольный порыв новых идей, которые таятся в умах и только выжидают удобной минуты, чтобы наделать шуму.

…для заграницы, жаждущей клеветнических выходок…

Из донесения австрийского посла в Петербурге графа Фикельмона канцлеру Меттерниху
7 ноября 1836 года

В Москве в литературном периодическом журнале под названием «Телескоп» напечатано письмо, написанное русской даме полковником в отставке Чаадаевым . Оно упало, как бомба, посреди русского тщеславия и тех начал религиозного и политического первенствования, к которым весьма склонны в столице.

Император, исходя из того, что только больной человек мог написать в таком духе о своей родине, ограничился пока распоряжением, чтобы он был взят под наблюдение двух врачей и чтобы через некоторое время было доложено о его состоянии. Поступая подобным образом, император имел явное намерение как можно скорее прекратить шум, вызванный этим письмом.

…возмущение не может не стать всеобщим…

Из «Докладной записки потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве» Михаила Жихарева
1860-е годы

Никогда с тех пор, как в России стали писать и читать, с тех пор, как завелась в ней книжная и грамотная деятельность, никакое литературное или ученое событие, ни после, ни прежде этого (не исключая даже и смерти Пушкина) — не производило такого огромного влияния и такого обширного действия, не разносилось с такой скоростью и с таким неизмеримым шумом. Около месяца середи целой Москвы не было дома, в котором не говорили бы про «чаадаевскую статью» и про «чаадаевскую историю»; все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему оскорбить Россию.

…оценить по справедливости…

Из письма Александра Пушкина Петру Чаадаеву
19 октября 1836 года

Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши религиозные исторические воззрения вам не повредили.

…на страже у прорыва…

Из письма графа Дмитрия Татищева графу Сергею Уварову
26 октября 1836 года

Произведение отвратительное. Факт его опубликования очень важен для правительства; он доказывает существование политической секты в Москве; хорошо направленные поиски должны привести к полезным открытиям по этому поводу. Принадлежит ли автор к тайным обществам, но в своем произведении он богохульствует против святой православной церкви. Он должен быть выдан церкви. Одиночество, пост, молитва пришли бы на помощь пастырским внушениям, чтобы привести домой заблудшую овцу.

…усилило бы зло…

Из доклада московского обер-полицмейстера Льва Цынского графу Александру Бенкендорфу
3 ноября 1836 года

Прочтя предписание, он смутился, чрезвычайно побледнел, слезы брызнули из глаз и не мог выговорить слова. Наконец, собравшись с силами, трепещущим голосом сказал: «Справедливо, совершенно справедливо»,— объявляя, что действительно в то время, как сочинял сии письма, был болен и тогда образ жизни и мыслей имел противный настоящим . В противоречие же сему, продолжая разговор, говорил, что философические письма, давно написанные, были читаемы многими здесь и в Петербурге; что сие самое ободряло его и обольщало надеждою, что они будут одобрены, как и прежде, читавшими и что к сему он был увлечен авторским честолюбием.

…обращенное не к нашей стране…

Из «Апологии сумасшедшего» Петра Чаадаева
1837 год

В сущности, правительство только исполнило свой долг; можно даже сказать, что в мерах строгости, применяемых к нам сейчас, нет ничего чудовищного, так как они, без сомнения, далеко не превзошли ожиданий значительного круга лиц. В самом деле, что еще может делать правительство, одушевленное самыми лучшими намерениями, как не следовать тому, что оно искренно считает серьезным желаньем страны? Совсем другое дело — вопли общества. Как же случилось, что в один прекрасный день я очутился перед разгневанной публикой,— публикой, чьих похвал я никогда не добивался, чьи ласки никогда не тешили меня, чьи прихоти меня не задевали? Как случилось, что мысль, обращенная не к моему веку, которую я, не желая иметь дело с людьми нашего времени, в глубине моего сознания завещал грядущим поколениям, лучше осведомленным, как случилось, что она разбила свои оковы, бежала из своего монастыря и бросилась на улицу, вприпрыжку среди остолбенелой толпы? Этого я не в состоянии объяснить.

…преступлением против народной чести…

Из стихотворения Николая Языкова «К Чаадаеву»
1844 год

Вполне чужда тебе Россия,

Твоя родимая страна!

Ее предания святыя

Ты ненавидишь все сполна.

Ты их отрекся малодушно,

Ты лобызаешь туфлю пап,—

Почтенных предков сын ослушной,

Всего чужого гордый раб!

…твердая и блистательная поддержка…

Резолюция императора Николая I на докладе князя Дмитрия Голицына
30 октября 1837 года

Освободить от медицинского надзора под условием не сметь ничего писать.

Весь проект «Календарь литературных преследований»

Философические письма — это… Что такое Философические письма?

Философические письма — философское произведение Петра Чаадаева, опубликованное в журнале «Телескоп» в 1836 году. Всего было восемь философических писем.

Содержание

Первое письмо

Цель религии и смысл всякого существования Чаадаев полагает в установлении на Земле «царства божьего» или «совершенного строя». Затем он переходит к рассмотрению «нашей своеобразной цивилизации», которая, раскинувшись от Германии до Китая (от Одера до Берингова пролива), не принадлежит ни Востоку, ни Западу и только начинает приоткрывать истины, давно уже известные другим народам. Окидывая взглядом историю России, Чаадаев обнаруживает в ней «мрачное и тусклое существование», где нет внутреннего развития. Эти мысли приводят его к размышлению о народах, которые представляют собой «нравственные существа». Как и прочие существа, они имеют внутреннее строение: инертные массы («косные громады») и мыслители (друиды). При этом народы Запада (англичане, кельты, германцы, греки, римляне, скандинавы) образуют Европу, суть которой в идеях долга, справедливости, права и порядка. Чаадаев противник идеи множественности цивилизаций, ибо неевропейские формы быта он рассматривает как «нелепые отступления». Благоденствие Европы является следствием обретения ею истины.

Смысл же России Чаадаев видит в следующем:

Мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам

Последующие письма

Во втором письме Чаадаев подвергает критике православие за то, что оно в отличие от западного христианства не способствовало освобождению низших слоев населения от рабской зависимости, а, напротив, закрепило крепостничество во времена Годунова и Шуйского. Он призывает к осмысленному существованию, но критикует монашеский аскетизм.

В третьем письме Чаадаев размышляет над соотношением веры и разума. С одной стороны, вера без разума — это мечтательная прихоть воображения, но разум без веры также существовать не может, ибо «нет иного разума, кроме разума подчиненного». И подчинение это состоит в служении благу и прогрессу, который состоит в осуществлении «нравственного закона».

В последнем письме Чаадаев говорит о цели и смысле истории как о «великом апокалиптическом синтезе», когда на земле установится «нравственный закон» в рамках единого планетарного общества.

Ссылки

Кара за правду о России

Петр Чаадаев и его «Философские письма» и «Апология сумасшедшего»

Он был, пожалуй, самым известным среди российских диссидентов XIX века. Если в советские времена политические репрессии против инакомыслящих приобрели еще и такой варварский вид, как «карательная психиатрия» (объявление несогласных с системой психически больными и заключение их в «спецбольницах»), то во времена императора Николая I одной только резолюции монарха на «Философских письмах» самого умного человека России того времени, Петра Яковлевича Чаадаева (1794 — 1856), было достаточно, чтобы объявить выдающегося философа, историка и публициста сумасшедшим, запретить выходить из дома, обязать его ежедневно (!) проходить домашний осмотр врача психиатра. А резолюция царя была дословно такой»Прочитав статью, нахожу, что содержание оной — смесь дерзкой бессмыслицы, достойной умалишенного». Это было не частное мнение — это был «Высочайший» указ…

Что же было в «Философских письмах» Чаадаева такого, что так разозлило монарха? Того самого Николая I, который через 11 лет вынесет беспощадный приговор Шевченко: «В солдаты, под строжайший надзор, с запретом писать и рисовать»? Причем не только Чаадаев был объявлен сумасшедшим, но и издатель либерального журнала «Телескоп», в котором появилось в 1836 г. в переводе с французского оригинала первое из «Писем» (единственная публикация Чаадаева в России до 1905 года!), известный журналист Николай Надеждин был арестован на полгода, а потом сослан в глушь, подальше от столицы? Почему Герцен, который лично хорошо знал Чаадаева и искренне его уважал, назвал «Философские письма» «выстрелом, прозвучавшим средь темной ночи»?

Возможно, ответ надо искать в словах блестящего поэта Иосифа Мандельштама: «Чаадаев был первым русским, который на самом деле идейно побывал на Западе, а потом нашел дорогу обратно, в Россию. На него могли показывать с искренним, суеверным ужасом, как на Данта, — этот был ТАМ, и вернулся «. А может, дело в том, что в эпоху господства «высочайше» одобренной триады Уварова («Православие. Самодержавие. Народность»), зловеще похожей на нынешнюю идеологию путинизма, Чаадаев решился сказать правду о России? И заплатил за это поистине тяжелую цену.

Чтобы глубже понять суть вопроса, следует внимательно прочитать «Философские письма», а также впечатляющую «Апологию сумасшедшего», написанную Чаадаевым через год, а опубликованную князем Гагариным в Лондоне через шесть лет после смерти мыслителя (там Чаадаев объясняет и углубляет содержание «Писем», не отрекаясь ни от чего из написанного). Потому что, действительно, лучше читать напрямую, «из первых рук», чем пользоваться чьим-то пересказом. Итак, начнем.

1. В ЧЕМ ИСТОЧНИК «ВЕЛИЧИЯ РОССИИ»?

«Обработанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только через повиновение стали мы великим народом. Пересмотрите от начала до конца наши летописи — вы найдете в них на каждой странице глубокое влияние власти, непрерывное действие «почвы» — и почти никогда не встретите проявлений общественной воли».

(«Апология сумасшедшего»)

2. ОБ ИСТИННОМ И ЛОЖНОМ ПАТРИОТИЗМЕ

«Замечательная вещь — любовь к Родине, но есть несколько прекраснее нее — это любовь к истине».

(Из письма 1831).

3. ОБ «УНИКАЛЬНОСТИ» РОССИИ

«Мы, можно сказать, народ исключительный. Мы относимся к тем нациям, которые находятся как бы вне рода человеческого, то есть только для того, чтобы дать миру крайне важный урок».

(«Философские письма»).

4. О ДУХОВНЫХ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМАХ РАЗВИТИЯ РОССИИ

«То, что у других народов превратилось в привычку, в инстинкт, то нам приходится вбивать в головы ударами молота… Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед минувшее мгновение исчезает для нас безвозвратно. Это — естественный результат культуры, целиком основанной на заимствовании и копировании (среди таких «заимствований», некритически усвоенных, о которых пророчески писал мыслитель, впоследствии был и марксизм. — И.С.). У нас полностью отсутствует внутреннее развитие, естественный прогресс: каждая новая идея вытесняет старые без следа, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог знает откуда. Поскольку мы воспринимаем всегда лишь готовые идеи (а сейчас? — И.С.), то в нашем сознании не образуются те неизгладимые борозды, которые последовательное развитие проводит в умах и которые представляют их силу. Мы растем, но не созреваем; двигаемся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели. Мы напоминаем тех детей, которых не приучили думать самостоятельно; в период зрелости у них нет ничего своего, все их знания — в их внешнем быту, вся их душа — вне их. Именно такими мы являемся».

( «Философские письма»)

5. КАК РОССИИ ВЫЙТИ ИЗ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО КРИЗИСА?

«Годы ранней юности, которые мы провели в тупой недвижимости (такое впечатление, что под «годами юности» Чаадаев подразумевает «юность» Московии, а не Древней Руси — потому что в отношении последней о «тупой недвижимости» говорить нельзя. — И .С.), не оставили следа в нашей душе, и у нас нет ничего личного, такого, на что могло бы опираться наше мнение; но, отделенные странной судьбой от всемирного движения человечества, мы также ничего не усвоили и из наследственных идей человеческого рода. А между тем именно на этих идеях основывается жизнь народов, из этих идей следует их будущее, происходит их нравственное развитие. Если мы хотим получить позиции, подобные другим цивилизованным народам, мы должны некоторым образом повторить в себе все воспитание рода человеческого. Для этого к нашим услугам история народов и перед нами — плоды движения веков».

( «Философские письма»)

6. «РОССИЯ — ЗАПАД ИЛИ ВОСТОК?»

«Одна из самых печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы все еще открываем истины, которые давно уже стали общеизвестными для других народов мира и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас. Это произошло потому, что мы никогда не шли бок о бок с другими народами; мы не принадлежим ни к одной из больших семей рода человеческого; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не испытали влияния всемирного воспитания человеческого рода».

(«Философские письма»)

7. И ЕЩЕ: О ФАЛЬШИВОЙ И НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ К РОДИНЕ

«Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа. Но я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, с опущенной рабски головой, с сомкнутыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезным для своей страны только в том случае, если он ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной… Для меня чужим, признаюсь, является этот блаженный патриотизм лени, который приспосабливается все видеть в розовом свете и лелеет свои иллюзии и которым, к сожалению, у нас страдает теперь немало незаурядных умов».

(«Апология сумасшедшего»)

8. МОТИВЫ НАПИСАНИЯ «ФИЛОСОФСКИХ ПИСЕМ»

«…Я сказал только — и повторяю, — что пора уже бросить ясный взгляд на наше прошлое, и не для того, чтобы взять из прошлого старые, истлевшие реликвии, устаревшие идеи, которые поглотило время, старые антипатии… — но для того, чтобы узнать, как мы должны относиться к своему прошлому… Чувство, которым пронизан весь отрывок (первый из «Философских писем». — И.С.), отнюдь не является враждебным Отчизне; это — глубокое чувство наших болезней, которое выражено с болью и горечью — и только это».

(«Апология сумасшедшего»)

Очень интересный момент — это письмо Пушкина к Чаадаеву, написанное осенью 1836 года, вскоре после публикации первого из «Писем» и в разгар репрессий против бывшего «бедного, любимого» друга поэта (вспомним, что именно к Чаадаеву обращены слова: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья!»). Сначала Пушкин в этом письме отстаивает вполне верноподданническую, проимперскую позицию («Россия спасла Европу от дикого монгольского нашествия», «Петр Великий у нас сам по себе является целой всемирной историей») — не желая честно воспринять взгляды друга, однако затем, в конце письма, признает: «впрочем, многое у Вас есть глубоко справедливым. Действительно, это глухое равнодушие к любой свободной мысли поистине может привести в отчаяние…» Очень информативная переписка!

Но и биография Чаадаева сама по себе не менее интересна, увлекательна и содержательна, чем его произведения. Как пришел изящный, рафинированный аристократ из богатой семьи (которая имела определенное, правда, косвенное отношение и к Украине) к таким «мятежным» идеям? Об этом — далее.

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»

Отзывы на книгу «Философические письма (сборник)»

Отечественная философия — это отдельный сорт материала для чтения, к изучению которого нужно приступать с особой подготовкой, причем не какой-то конкретно заданной базой знаний, а с накопленными моральными силами. Требуется большая сила духа для того, чтобы мириться с осознанием этого простого факта — ты держишь в руках книгу, которая написана в рамках русской философской традиции, и ты обязательно найдешь в ней две черты, которые воспитали всю русскую философию, и вместе с ней русскую литературу — какая-то невероятная, никому не известная, но обязательно великая роль русского народа в мировой истории, и забавно выстроенная схема воспитания личности из отдельно или в совокупности с другими взятого человеческого существа. Иными словами, чтение русской философии (в особенности XVIII-XIX вв.) — само по себе сильное духовное испытание, и не стоит браться за нее тем людям, которые не знают, чего от нее ждать.

«Философические письма» (общим числом восемь) представляют собой обращения Чаадаева к некой титулованной незнакомке. Он с абсолютной серьезностью рассуждает об абсолютно гротескных вещах. Россия, считает Чаадаев, есть связующий мост между Востоком и Западом, но при этом ни в коем случае не принадлежит Востоку и имеет свой, отличный от западного, пусть развития. Вот некоторые идеи, которые Чаадаев выдвигает в своих «Письмах»:

— у европейцев понятия долга, права, закона заложены в их традиции воспитания и народном духе; у русских же нет этих традиций, поэтому вышеупомянутые понятия им придется выводить самим, а поможет им в этом незабвенное христианство;

— история довольно долго была наукой, копящей сухие факты; теперь настало время сделать историю философской наукой, осознавать все идеи, которые кроются за фактами, и как только за каждым фактом нашей, русской, истории появится своя идея, русский народ и обретет свою настоящую историю;

— душа не бессмертна, вечная жизнь даруется как награда за праведную и безгрешную земную жизнь;

— изначально человек — лишь биологическое существо с внутренним инстинктом истины, и все идеи появляются в его сознании как идеи, привитые ему другими индивидами, и он, основываясь на собственном опыте, выстраивает из них собственную систему воззрений;

— нет истины, кроме истины божественной, и все наши внутренние духовные устремления есть лишь суть проявления божественной деятельности. И абсолютное благоденствие наступит тогда, когда общество в своем развитии достигнет апокалиптического синтеза, то есть когда каждый человек полностью откажется от своей индивидуальности, воссоединяясь с остальными в едином разуме.

Вот такие немудреные истины проповедует Чаадаев. Всем эти вещам, на изложение которых у меня ушло несколько жалких сантиметров экранного пространства, он посвящает восемь достаточно объемных «философических писем», снабжая каждую примерами из истории и других наук, например, зарождающейся тогда антропологии (говоря о ребенке, выращенном в стае животных). В общем и целом, идеи Чаадаева не близки мне ни разу (впрочем, своей идеей апокалиптического синтеза он схож с некогда полюбившимся мне Пьером Тейяром де Шарденом, представившим весьма любопытную и похожую эсхатологическую теорию), кроме того, они изложены достаточно тяжелым, лишенным логических пауз и ударений, языком, а сами письма — довольно критического и нравоучительного толка. Как и достаточное количество других русских философов, Чаадаев пытается утвердиться в своей правоте не логическими доводами и разумными высказываниями, а самоуверенным напором, безосновательной едкой критикой всего, что он видит у себя под носом и обвинением своих оппонентов в неразумности и недостатках личностного характера. Более того, он позволил себе даже жесткую критику Канта, после чего наши пути с ним окончательно разошлись.

Другое произведение, которое есть в этой книге — «Апология сумасшедшего». Оно было написано в ответ на обвинение со стороны российского царя, который назвал Чаадаева сумасшедшим — царю, видите ли, не понравилось, как этот господин критикует Россию-матушку в «Философических письмах». В этом коротеньком произведении повторяются уже изложенные в «Письмах» мысли касательно истории и добавляется мысль о том, что он, Чаадаев, любит Россию правильно, критически рассматривая ее сильные и слабые стороны, потому что в нем есть любовь к истине, порождающая мудрецов. Впрочем, завершает свою «Апологию» он высказыванием о том, что России есть чему научить Запад, и когда-нибудь она «вопрянет ото сна», станет могучей, процветающей и замечательной нацией, возьмет реванш на мировой арене и превратится в край вечного благоденствия. Довольно ловкий политический ход, впрочем, власти его все равно не полюбили.

Итогом ко всему вышеизложенному могу сказать только одно — Чаадаев мне не понравился. И если человек, у которого хватило ума не сделать философию основным родом своих занятий, когда-нибудь решит почитать «что-нибудь из русской философии», ему определенно не стоит выбирать этим «чем-нибудь» Чаадаева. Вообще, самые «вкусные» из уже прочитанных мною русских философских произведений относятся к периоду Средневековья или XVII веку — Нил Сорский, или, например, Григорий Сковорода. В произведениях этих философов было несколько больше здравого смысла и уж точно куда больше искреннего чувства. В дальнейшем русская философия пошла по кривой дорожке подражательства Западу в манере изложения мыслей (по крайней мере, западники повели ее именно в ту сторону), и она утратила свою чувственную привлекательность, а больше смысла от этого не обрела. Засим я кончаю свою гневную тираду и искренне надеюсь, что никого не обидела своим, в общем-то, как всегда субъективным взглядом на вещи.

Читать онлайн «Философские письма» автора Вольтер — RuLit

Вольтер

Философские письма

Вольтер

Философские письма

«Lettres philosophiques». К работе над этим произведением Вольтер приступил в конце 1727 — начале 1728 г., находясь в Англии, но широко развернул ее по возвращении на родину в 1729 г. и в основном завершил к концу 1732 г. В начале 1733 г. Вольтер направил один экземпляр рукописи в Лондон своему другу Тьерио с поручением издать ее в английском переводе. Второй экземпляр был передан французскому книгоиздателю Жору, которому в середине 1733 г. Вольтер отправил также только что написанные «Замечания на «Мысли» Паскаля», которые должны были заключить «Философские письма».

В Лондоне сочинение Вольтера было опубликовано в августе 1733 г. под заглавием «Письма об английской нации». Французское издание писем Вольтер затягивал, опасаясь репрессий со стороны властей, пока Жор по своему усмотрению не опубликовал их в апреле 1734 г. в Руане как «Философские письма». В интересах конспирации на титульном листе книги в качестве места издания был указан Амстердам, названо голландское книгоиздательство, а автор обозначен лишь начальной буквой его фамилии — «В…». Парижская судебная палата («парламент») незамедлительно осудила «Философские письма» на сожжение как книгу «соблазнительную, противную религии, добрым нравам и почтению к властям». Был отдан приказ об аресте Вольтера, авторство которого установить не стоило труда. Предупрежденный о грозящем аресте, Вольтер успел бежать в Голландию. В том же 1734 г. «Философские письма» трижды издавались в Амстердаме и один раз в Лондоне на французском языке, где они получили название «Письма, написанные из Лондона об англичанах и о других вопросах».

Перевод «Философских писем» сделан по их критическому изданию в 1909 г. известного французского исследователя Гюстава Лансона, который в основу своего труда положил издание Жора 1734 г. с указанием изменений, вносимых Вольтером в ходе 16 последующих прижизненных публикаций этого произведения.

Письмо первое

О КВАКЕРАХ

Я решил, что учение и история столь необычных людей заслуживают любознательного отношения разумного человека. Дабы просветиться в этом вопросе, я собрался встретиться с одним из самых знаменитых квакеров! Англии, который после тридцати лет занятии коммерцией сумел положить предел росту своего состояния и своим вожделениям и удалился в деревню под Лондоном. Мне надлежало разыскать его в его убежище; это был небольшой дом добротной постройки, сверкавший незатейливой чистотой. Сам квакер был бодрым стариком, никогда не страдавшим никакими недугами, ибо он не ведал страстей и ему была чужда невоздержанность. В жизни своей я не лицезрел более благородного и привлекательного облика. Одет он был, как все люди его религии, в платье без боковых складок и пуговиц на карманах и на манжетах и носил большую шляпу с загнутыми полями, как наши священники. Принял он меня в той же шляпе, и, когда ступил мне навстречу, в его осанке нельзя было заметить даже намека на поклон; однако в его открытом и исполненном человеческого достоинства лице было гораздо больше предупредительности, чем у тех, кто привык шаркать ногой или держать в руках предмет, предназначенный для покрытия головы.

— Друг, — сказал он мне, — я вижу, ты иностранец: если я могу быть тебе чем-то полезен, только скажи.

— Месье, — отвечал я, согнувшись и поклоне и скользя по направлению к нему ногой по нашему обычаю, — я льщу себя надеждой, что мое справедливое любопытство не будет вам неприятно и вы снизойдете ко мне и окажете мне честь просветить меня в вашей религии.

— Люди твоей земли, — возразил он мне, — слишком склонны к любезностям и реверансам, однако я не встречал еще ни одного, кто был бы столь любознателен, как ты. Входи, и сначала давай пообедаем вместе.

Я произнес еще несколько нелепых приветствий — трудно ведь сразу отрешиться от своих привычек; после здоровой и скромной еды. начавшейся и закончившейся молитвой, я стал расспрашивать моего нового Друга. Я начал с вопроса, который добрые католики не раз задавали гугенотам.

— Дорогой сэр, — спросил я его, — вы крещены?

— Нет, — отвечал мне квакер, — точно так же как и мои собратья.

— Значит, черт побери, — воскликнул я, — вы не христианин?

— Сын мой,. — с живостью возразил он мягко, — но надо браниться: мы христиане и стараемся быть добрыми христианами, но мы не считаем, будто суть христианской меры состоит в поливании головы чуть посоленной холодной водой.

— Проклятье — вскричал я, пораженный таким несчастьем. Вы, верно. забыли, что Иисус Христос был крещен Иоанном’.’

— Друг, еще раз прошу, обойдемся же без проклятий», молвил добродушный квакер. — Христос принял крещение Иоанна, по сам не крестил никого; мы же ученики Христа, а не Иоанна.

— Увы! — скачал я, — в стране, где есть инквизиция, вы были бы попросту сожжены, бедняга… Во имя любви к Богу давайте я нас окрещу и сделаю христианином!

— Если бы требовалось лишь это для снисхождения к твоей слабости. -возразил он серьезно, — мы охотно бы это сделали; мы никого не осуждаем за выполнение обряда крещения, но мы верим, что те, кто исповедует абсолютно священную и духовную религию, должны, елико возможно, воздерживаться от иудейских обрядов.

— Так что же, крещение, — вскричал я, — это один из иудейских обрядов?!

— Да, мой сын. — продолжал он, — он настолько иудейский, что многие евреи еще и поныне пользуются иногда крещением Иоанна. Обратись к античности, и ты узнаешь, что Иоанн просто воскресил эту практику, действовавшую задолго до него у евреев, подобно тому как паломничество в Мекку было принято у исмаилитов. Иисус пожелал принять крещение Иоанна, точно так же, как он подверг себя и обрезанию, но то и другое — и обрезание и омовение водой — было упразднено крещением Христа — этим крещением духа, омовением души, спасающим людей; так, предтеча Иоанн сказал: «Я крещу вас водою истине, но другой придет после меня, более могущественный, чем я. которому я недостоин даже подать сандалии; он окрестит вас огнем и Св. Духом». Точно так же великий апостол язычников Павел писал коринфянам: «Христос послал меня не крестить, но проповедовать Евангелие». Таким образом, этот самый Павел никогда никого не крестил водой, кроме двух человек, да и то против своей воли. Oн сделал обрезание своему ученику Тимофею, другие апостолы также делали обрезание всем, кто этого желал. А ты обрезан?

— обратил он ко мне вопрос.

Я ответил ему. что не имел этой чести.

— Прекрасно, друг. — сказал он, — ты христианин без обрезания, а я -без крещения.

Вольтер — Философские письма читать онлайн

Вольтер

Философские письма

Вольтер

Философские письма

Письмо первое

О КВАКЕРАХ

— Друг, — сказал он мне, — я вижу, ты иностранец: если я могу быть тебе чем-то полезен, только скажи.

— Дорогой сэр, — спросил я его, — вы крещены?

— Нет, — отвечал мне квакер, — точно так же как и мои собратья.

— Значит, черт побери, — воскликнул я, — вы не христианин?

— Так что же, крещение, — вскричал я, — это один из иудейских обрядов?!

— обратил он ко мне вопрос.

Я ответил ему. что не имел этой чести.

— Прекрасно, друг. — сказал он, — ты христианин без обрезания, а я -без крещения.

Вот таким образом мой снятой человек тенденциозно злоупотребил

?тремя-четырьмя местами Священного писания, которые, казалось бы. оправдывали его секту, но он самым искренним образом забыл добрую сотню мест, кои ее уничтожают. Я поостерегся вступать с ним в какой бы то ни было спор — когда имеешь дело с одержимым, это ничего не дает: никогда не следует говорить человеку о недостатках его возлюбленной, как ни в коей мере не следует объяснить, истцу слабые стороны его дела или приводить доводы рассудка ясновидцу; итак, я перешел к другим вопросам.

Философских писем: Вольтер — Вольтер

Полное собрание сочинений (1880): https: //archive.org/details/oeuvresco …

Полное собрание сочинений (1880 г.): https: // archive.org / details / oeuvresco …

В 1694 году в Париже родился лидер эпохи Просвещения Франсуа-Мари Аруэ, известный как Вольтер. Получив образование иезуитов, он начал писать умные стихи к 12 годам. В 1718 году он начал успешную карьеру драматурга на всю жизнь, прерванную заключением в Бастилии. После второго тюремного заключения, в котором Франсуа принял псевдоним Вольтер, он был освобожден после того, как согласился переехать в Лондон. Там он написал философских писаний (1733), которые стимулировали французские реформы.В книге также высмеиваются религиозные учения Рене Декарта и Блеза Паскаля, включая знаменитое «пари» Паскаля на Бога. Вольтер писал: «Интерес, который я испытываю к вере во что-то, не является доказательством существования этой вещи». Французского издателя Вольтера отправили в Бастилию, и Вольтеру снова пришлось бежать из Парижа, поскольку судьи приговорили книгу к «разорванию и сожжению во дворце». Вольтер провел спокойные 16 лет со своей деистической любовницей мадам дю Шатле в Лотарингии. Он познакомился с 27-летней замужней матерью, когда ему было 39.В своих мемуарах он писал: «В 1733 году я нашел молодую женщину, которая думала так же, как я, и решила провести несколько лет в деревне, развивая свой ум». Он посвятил ей Traite de metaphysique . В нем деист откровенно отверг бессмертие и поставил под сомнение веру в Бога. Он не был опубликован до 1780-х годов. Вольтер продолжал писать забавные, но содержательные философские пьесы и истории. После землетрясения, которое сровняло с землей Лиссабон в 1755 году, в результате которого 15000 человек погибли и еще 15000 были ранены, Вольтер написал Poème sur le désastre de Lisbonne ( Поэма о Лиссабонской катастрофе ): «Но как представить себе Бога в высшей степени доброго / Кто? возлагает милость на сыновей, которых любит, / И рассеивает зло такой же большой рукой? »

Вольтер приобрел замок в Женеве, где, среди прочего, написал Кандид (1759).Чтобы избежать гонений со стороны кальвинистов, Вольтер перебрался через границу в Ферни, где богатый писатель прожил 18 лет до своей смерти. Вольтер начал открыто бросать вызов христианству, называя его «позорным явлением». Он писал Фридриху Великому: «Христианство — самая нелепая, самая абсурдная и кровавая религия, которая когда-либо заражала мир». Каждое письмо к друзьям Вольтер заканчивал «Ecrasez l’infame» (подавить позор — христианская религия). Его брошюра, Проповедь пятидесяти (1762), была посвящена пресуществлению, чудесам, библейским противоречиям, иудейской религии и христианскому Богу.Вольтер писал, что истинный бог «определенно не мог родиться от девочки, умереть на виселице, быть съеденным в тесте» или вдохновенными «книгами, полными противоречий, безумия и ужаса». Он также опубликовал отрывки из Завещания аббата Мелье , написанного священником-атеистом в Голландии, который продвинул Просвещение. Философский словарь Вольтера был опубликован в 1764 году без его имени. Хотя первое издание было немедленно распродано, официальные лица Женевы, а затем голландцы и парижане сожгли книги.Он был опубликован в 1769 году в виде двух больших томов. Вольтер яростно боролся с гражданскими злодеяниями во имя религии, писал брошюры и комментарии о варварской казни торговца-гугенота, которого сначала сломали за рулем, а затем сожгли на костре в 1762 году. Кампания Вольтера за справедливость и реституцию закончилась посмертное повторное судебное разбирательство в 1765 году, в ходе которого 40 парижских судей объявили подсудимого невиновным. Вольтер срочно пытался спасти жизнь шевалье де ла Барре, 19-летнего парня, приговоренного к смертной казни за богохульство за то, что он не снял шляпу во время религиозной процессии.В 1766 году Шевалье был обезглавлен после пыток, затем его тело было сожжено вместе с копией Философского словаря Вольтера . Статуя Вольтера в Пантеоне была расплавлена во время нацистской оккупации. D. 1778.

Вольтер (1694-1778), псевдоним Франсуа —

Letters in the Philosophical Letters (1664) — Digital Cavendish Project

Профессор Стюарт Дункан составил полезный план книги Кавендиша (1664 Philosophical Letters). ), которую он изначально разместил и продолжает обновлять на своем веб-сайте.Это ценный научный ресурс для подхода к тексту, в котором Кавендиш описывает взаимодействие своей философии с идеями Гоббса, Декарта, Генри Мора, ван Гельмонта и других философов семнадцатого века и реакцию на них. На веб-сайте профессора Дункана также представлены обновленные отрывки из Philosophical Letters для использования в классе.

Письма в Философские письма

Этот документ дает некоторую информацию о письмах, составляющих «Философские письма» Маргарет Кавендиш (Лондон, 1664 г.).Описание каждой буквы разбито на несколько категорий: номер, тема, ссылка и примечание.

Номер: Я пронумеровал все буквы по разделам и буквам. Так, например, 2.12 — это буква 12 раздела 2. Раздел 1 «Философских писем» в основном связан с Гоббсом и Декартом, раздел 2 — с Мором, а раздел 3 — с Дж. Б. ван Гельмонтом. Раздел 4 затем взаимодействует с множеством других фигур.

Тема: Я написал (очень) краткое описание темы каждого письма.

Ссылка: Эти описания упомянутых текстов в основном те, которые дает сама Кавендиш в тексте «Философских писем». В других местах, где ссылки Кавендиша загадочны или неполны, я пытался заполнить их. Библиографические данные приведены в разделе ссылок в конце документа. В ссылках на другие книги используются внутренние подразделения (например, главы, разделы) этих книг, если в ссылках явно не указано, что используются номера страниц.

Примечание: я использую это для всего остального контента, которого немного. Иногда Кавендиш ссылается на кого-то, с кем она говорила. Если бы я мог их идентифицировать, эта информация была бы здесь. Здесь также отмечены нерешенные вопросы по идентификации авторов.

Последние обновления: незначительные дополнения к записям в Части 1 в марте и апреле 2014 г.

Предисловие к читателю

Ссылка: Du Verger (1657)
Примечание: Кавендиш кратко комментирует работу с критикой отрывков из ее World’s Olio о монастырской жизни.Хотя Сарасон (2010, 127, номер 4) утверждает, что работа не сохранилась, я предлагаю вслед за Наррамором (2013), что это короткая книга Дю Верже.

Раздел 1. Гоббс и Декарт

Номер: 1.1
Тема: Вводный

Номер: 1.2
Тема: Бесконечность материи; защита аспектов точки зрения Кавендиша
Ссылка: история создания Бытие 1 и Никейский символ веры

Номер: 1.3
Тема: Вечность природы; защита аспектов точки зрения Кавендиша

Номер: 1.4
Тема: Гоббс о причине восприятия
Артикул: Левиафан 1

Номер: 1.5
Тема: Гоббс о чем-то вроде инерции и об угасающем смысле; восприятие снова; естественное и искусственное движение
Артикул: Левиафан 2

Номер: 1.6
Тема: Гоббс о воображении
Артикул: Левиафан 2

Номер: 1,7
Тема: Гоббс о снах
Артикул: Левиафан 2

Номер: 1.8
Тема: Гоббс снова о воображении
Артикул: Левиафан 2-3

Номер: 1.9
Тема: Гоббс о языке и разуме
Ссылка: Левиафан 4-5

Номер: 1.10
Тема: Гоббс о понимании и разуме и причинах животных
Артикул: Левиафан 4

Номер: 1.11
Тема: Гоббс о детском разуме
Артикул: Левиафан 4

Номер: 1.12
Тема: Гоббс о животных и их движениях
Артикул: Левиафан 6

Номер: 1.13
Тема: Избегание политики Гоббса
Ссылка: Остальные Левиафан

Номер: 1.14
Тема: Гоббс о географическом распространении философии и Кавендиш о двух душах
Артикул: De Corpore 1,7

Номер: 1.15
Тема: Гоббс на бесконечности
Артикул: De Corpore 7.12

Номер: 1.16
Тема: Гоббс о несчастных случаях
Артикул: De Corpore 8

Номер: 1.17
Тема: Гоббс на месте и величине
Артикул: De Corpore 8

Номер: 1.18
Тема: Гоббс о чувствах и движении животных в De Corpore
Ссылка: De Corpore 25

Номер: 1.19
Тема: Гоббс о свете, тепле и цветах
Артикул: De Corpore 27

Номер: 1.20
Тема: снова свет

Номер: 1.21
Тема: Гоббс о тепле и холоде
Артикул: De Corpore 28

Номер: 1.22
Тема: Гоббс о звуке
Артикул: De Corpore 29

Номер: 1.23
Тема: Разъяснение претензий в предыдущем письме; загадки о передаче движения; отношение движений к телам; случайные в отличие от основных и основных причин

Номер: 1.24
Тема: Echoes

Номер: 1.25
Тема: Снова эхо и образы в зеркалах

Номер: 1.26
Тема: Световые и прозрачные тела

Номер: 1.27
Тема: Объем в разных пространствах

Номер: 1.28
Тема: Гоббс о запахах
Артикул: De Corpore 29

Номер: 1.29
Тема: Гоббс о плотности и редкости
Артикул: De Corpore 30

Номер: 1.30
Тема: Декарт о движении
Ссылка: Принципы 2.25, 2.40, 2.54

Номер: 1.31
Тема: Декарт на месте
Ссылка: Принципы 2.10-4

Номер: 1.32
Тема: Поместите снова

Номер: 1,33
Тема: Декарт, вихри и т. Д.
Ссылка: Принципы 3,46

Номер: 1.34
Тема: Декарт о разрежении
Ссылка: Принципы 2.6-7

Номер: 1.35
Тема: Декарт о разуме, действительно отличном от тела
Ссылка: Принципы ?

Номер: 1.36
Тема: Декарт об отсутствии разума у животных
Артикул: Discourse 5

Номер: 1.37
Тема: Декарт о чувстве и восприятии
Ссылка: Принципы 4.189, Диоптрии 1.2-3, 4.1

Номер: 1.38
Тема: Декарт о мелочах
Артикул: Meteor 1.3, 3.1

Номер: 1.39
Тема: Декарт о паре, облаках, ветре, дожде
Артикул: Meteor , ch 2, 4, 5, 6

Номер: 1.40
Тема: Декарт о цветах и сферах
Артикул: Оптика ?

Номер: 1.41
Тема: Декарт в огне
Ссылка: Принципы 4.97, 4.107

Номер: 1.42
Тема: Заключение раздела о Гоббсе и Декарте путем переформулирования собственного основного взгляда

Номер: 1.43
Тема: Ответы на различные вопросы о собственном мнении

Номер: 1,44
Тема: Ответы на различные вопросы о собственном мнении

Номер: 1,45
Тема: Ответы на различные вопросы о собственном мнении

Раздел 2. Еще

Номер: 2,1
Тема: Подробнее об утверждении существования Бога
Ссылка: Противоядие от атеизма 1.10,5

Номер: 2.2
Тема: Есть ли у нас представление о Боге

Номер: 2.3
Тема: Подробнее о Богопознании
Артикул: Бессмертие души 1.1.4

Номер: 2.4
Тема: Подробнее о расширении понимания
Ссылка: Противоядие от атеизма 2.2.1

Номер: 2.5
Тема: Подробнее о законах природы
Артикул: Противоядие от атеизма 2.2-3

Номер: 2,6
Тема: Подробнее о смертности
Ссылка: Противоядие от атеизма 1.3.15.3

Номер: 2.7
Тема: Еще против самодвижущейся материи
Артикул: Бессмертие души 1.1.12

Номер: 2.8
Тема: Подробнее о пассивности материи
Артикул: Бессмертие души 1.2.1.3

Номер: 2.9
Тема: Подробнее о делимости материи
Ссылка: Бессмертие души Предисловие

Номер: 2.10
Тема: Больше против движения как принципа природы
Артикул: Противоядие от атеизма Приложение 11

Номер: 2.11
Тема: Подробнее о последствиях естественного движения материи
Ссылка: Противоядие от атеизма 1.2.1

Номер: 2.12
Тема: Подробнее о самодвижении
Артикул: Бессмертие души 1.1.7

Номер: 2.13
Тема: Еще о том, может ли материя чувствовать
Ссылка: Бессмертие души 1.2.2

Номер: 2,14
Тема: Еще раз о том, может ли материя чувствовать
Ссылка: Бессмертие души 1.2.1.1,6,7

Номер: 2,15
Тема: Подробнее о восприятии и фигурировании
Артикул: Бессмертие души 2,6

Номер: 2,16
Тема: Подробнее о восприятии, ощущении и движении
Ссылка: Бессмертие души Предисловие

Номер: 2.17
Тема: Смысл, разум и внешние объекты

Номер: 2,18
Тема: Подробнее о роли мозга
Артикул: Противоядие от атеизма 1.11

Номер: 2.19
Тема: Больше о здравом смысле
Артикул: Бессмертие души 2,4

Номер: 2.20
Тема: Больше о разуме
Артикул: Противоядие от атеизма 1.5

Номер: 2.21
Тема: Подробнее о существовании естественного бестелесного вещества
Артикул: Противоядие от атеизма 2.2

Номер: 2.22
Тема: Еще о неделимости души

Номер: 2.23
Тема: Сравнение нематериального духа и света Мором
Ссылка: Противоядие от атеизма Приложение 3, Бессмертие души 1.1,5

Номер: 2.24
Тема: Тени

Номер: 2.25
Тема: Еще о душе как архитекторе тела
Артикул: Бессмертие души 1.2.10

Номер: 2.26
Тема: Больше о душе как архитекторе тела
Артикул: Бессмертие души 1.2.10

Номер: 2.27
Тема: Еще о страстях и симпатиях
Артикул: Бессмертие души 2.10

Номер: 2.28
Тема: Подробнее о тусклости зрения
Артикул: Бессмертие души 2.6b.8

Номер: 2.29
Тема: Сверхъестественная душа

Номер: 2.30
Тема: Бессмертие божественной души

Номер: 2.31
Тема: Подробнее о свободе воли и необходимости
Ссылка: Бессмертие души 1.1.3, 2.2
Примечание: это заявленная тема в начале, но большая часть раздела продолжает обсуждение сверхъестественная душа из предыдущих двух разделов, учитывая, есть ли смысл, в котором сверхъестественные, нематериальные существа могут быть в природе.

Номер: 2.32
Тема: Еще о ведьмах
Артикул: Противоядие от атеизма 3

Номер: 2.33
Тема: О предсуществовании душ
Ссылка: «Книга, рассказывающая о предсуществовании душ, и Ключ, открывающий Божественное Провидение». Это был бы Гланвилл (1662 г.).

Номер: 2.34
Тема: По поводу утверждения, что Кавендиш противоречит более раннему мнению, которого она придерживалась

Раздел 3. van Helmont

Номер: 3.1
Тема: Начиная с ван Гельмонта
Ссылка: Physic Refined, 4. Кавендиш, похоже, читал ван Гельмонта (1662). Названия глав и трактатов ниже относятся к частям этой книги, хотя в отдельных случаях я давал номера страниц.

Номер: 3,2
Тема: Странные принципы ван Гельмонта
Ссылка: PR, главы под названием «Вымысел элементарных комплексов и смесей», «О рождении и первоисточнике форм», «Об идеях болезней», «Очаг болезней в душе» подтвержден, Предмет наследования болезней находится в точке жизни и т. Д., В газе воды, в блеске метеоров, в блеске человека, в причинах и истоках природных явлений, в идеях болезней, Вещи Зачатие, или Концепции
Ссылка: О лечении ран Magnetick

Номер: 3.3
Тема: ван Гельмонт об элементах и болезнях
Ссылка: В своем Трактате под названием. Пассивный обман школ юмористов (ван Гельмонт 1662, стр 1015-72)

Номер: 3.4
Тема: Ван Гельмонт о том, что замерзает воду
Ссылка: Ch. О газе воды (ван Гельмонт 1662, стр 70-7)

Номер: 3.5
Тема: Мнение ван Гельмонта о том, что рыба «изменяет воду»
Ссылка: Ch. Художественная литература об элементарных комплексах и смесях

Номер: 3.6
Тема: Ван Гельмонт о влажности воздуха
Артикул: Ch Of Air

Номер: 3,7
Тема: Взгляд ван Гельмонта «Этот воздух по своей природе холоден»

Номер: 3.8
Тема: ван Гельмонт «Ветер, вакуум, радуга, гром, молния, землетрясения и т.п.»
Ссылка: гл. О взрывах метеоров, гл. Вакуума, гл. О необычном метеоре, гл. О землетрясении, гл. О рождении или оригинал бланков

Номер: 3.9
Тема: Ван Гельмонт снова о землетрясениях

Номер: 3.10
Тема: Ван Гельмонт о «нескольких семенах нескольких существ»
Ссылка: несколько мест, в том числе «В гл. Положение демонстрируется: а в гл. называется «Власть Дуумвирата»

Номер: 3.11
Тема: О нескольких непонятных выражениях в van Helmont
Ссылка: Ch. называется Magnum oportet, Из идей болезней

Номер: 3.12
Тема: О метафорическом разговоре ван Гельмонта о природе
Ссылка: Ch. Природа игнорирует противоположности.татар., гл. Образ закваски порождает массу с младенцем.

Номер: 3.13
Тема: О ван Гельмонте об искусстве огня

Номер: 3.14
Тема: О Ван Гельмонте о сенсации
Ссылка: О болезни камня. Гл. 9

Номер: 3.15
Тема: О ван Гельмонте о симпатии и антипатии

Номер: 3.16
Тема: О Ван Гельмонте о ведьмах

Номер: 3.17
Тема: О ван Гельмонте о том, как время соотносится с движением
Ссылка: в его «Трактате о времени»

Номер: 3.18
Тема: О ван Гельмонте о воздействии огня на живые и мертвые тела
Ссылка: О болезни камня, гл. 9.

Номер: 3.19
Тема: Об интерпретации писания ван Гельмонтом
Ссылка: Ch. Позиция демонстрируется.

Номер: 3.20
Тема: О различении ван Гельмонтом трех типов атеистов
Ссылка: Ch. Образ разума

Номер: 3.21
Тема: По мнению ван Гельмонта, что мир в основном состоит из духов.
Ссылка: Ch.О лечении ран Magnetick

Номер: 3.22
Тема: О Ван Гельмонте о душе
Ссылка: Ch. Об образе разума, о духе жизни.

Номер: 3.23
Тема: О сравнении ван Гельмонтом души и солнца
Ссылка: О вместилище души. Это. Об образе разума.

Номер: 3.24
Тема: О Ван Гельмонте о частях души
Ссылка: Ch. Об образе души.

Номер: 3.25
Тема: О ван Гельмонте о разуме и интеллекте
Ссылка: Ch.Охота или поиски вне наук. Это. Об образе разума.

Номер: 3.26
Тема: О Ван Гельмонте о здоровье и болезнях
Ссылка: Ch. Назвали ответы авторов, гл. О наследовании болезней гл. Тема наследования болезней — в смысле жизни, гл. Знаний о болезнях

Номер: 3.27
Тема: О Ван Гельмонте снова о здоровье и болезнях
Ссылка: Ch. О знаниях болезней, гл. Называется Позиция

Номер: 3.28
Тема: О комментариях ван Гельмонта о врачах
Ссылка: Колонка в его обещаниях. 3

Номер: 3,29
Тема: Ван Гельмонт о причинах пищеварения

Номер: 3.30
Тема: О Ван Гельмонте снова о пищеварении
Ссылка: Ch. О шестикратном пищеварении, пассивном обмане школ, юмористов, C. I., Ch. Тепло не усваивается эффективно

Номер: 3.31
Тема: О юморе

Номер: 3.32
Тема: Об очистке мозга
Ссылка: гл.Зовут Заблудшего Сторожа, или Хранителя Стражей, гл. называется «Дух жизни

»
Номер: 3.33
Тема: Ван Гельмонт против кровопускания
Ссылка: В его «Трактате о лихорадках», c. 4
Номер: 3.34
Тема: О ван Гельмонте против очищающих лекарств
Ссылка: В его «Трактате о лихорадках», c. 5
Номер: 3.35
Тема: О противодействии ван Гельмонта «Проблемам, прижиганиям, клистерам и т.п.»
Ссылка: Of Cauteries
Номер: 3.36
Тема: По мнению ван Гельмонта, «Этот напиток нельзя запрещать при лихорадке»
Ссылка: Of Fevers, Ch. 12
Номер: 3.37
Тема: О ван Гельмонте о «Химических препаратах»
Ссылка: Of Fevers, ch 14; Гл. О способе попадания предметов в тело
Номер: 3.38
Тема: О противодействии ван Гельмонта определенным методам лечения
Ссылка: О болезни камня, c. 3; Гл. О причине или рассмотрении диеты.
Номер: 3.39
Тема: О ван Гельмонте о бедствиях зверя и людей
Ссылка: In the Plaguegrave, гл. 17
Номер: 3.40
Тема: О Ван Гельмонте о камнях мочевого пузыря и почечных камнях
Ссылка: Of the Stone, глава 6. См. Гл. называется, Численно-критический парадокс поставок
Номер: 3.41
Тема: О Ван Гельмонте о подагре
Ссылка: О болезни Камня. c. 9; О духе жизни
Номер: 3.42
Тема: О ван Гельмонте о том, «можно ли излечить некоторые болезни с помощью простого соприкосновения»
Ссылка: В гл.позвонил Батлеру
Номер: 3.43
Тема: О Ван Гельмонте о внезапной смерти без разложения или нарушения в теле
Ссылка: Ch. 61. называется, Предисловие.
Номер: 3.44
Тема: Об ослаблении болезни
Номер: 3.45
Тема: Заключение раздела 3
Раздел 4. Другие философы
Номер: 4.1
Тема: О поколении
Номер: 4.2
Тема: О поколении, с некоторой ссылкой на Харви
Номер: 4.3
Тема: Опять поколение
Номер: 4.4
Тема: О Галилео вверх, вниз, вперед и назад, а также круговое и прямое
Номер: 4.5
Тема: О Галилее о градусах движения
Номер: 4.6
Тема: О передаче движения
Номер: 4,7
Тема: «Является ли дыхание общим для всех животных существ?»
Номер: 4.8
Тема: На месте, со ссылкой на «этого ученого автора доктора Ч [арлтона]»
Ссылка: Чарлтон (1654, гл.6)
Номер: 4.9
Тема: Вовремя, снова со ссылкой на Ch [arleton]
Ссылка: Charleton (1654, гл.7)
Номер: 4.10
Тема: О «новом авторе, трактующем естественную философию» о бесконечной материи
Ссылка: Гидеон Харви 1663, вторая часть, первая книга, глава 8, «О принципах естественного существа»
Номер: 4.11
Тема: Снова об этом же авторе, о воде
Ссылка: Гидеон Харви 1663, возможно, вторая часть, первая книга, глава 8, «Об абсолютной и соответствующей форме земли, воды, эра и огня. ”
Номер: 4.12
Тема: О весе воды
Номер: 4.13
Тема: Снова на воде
Номер: 4.14
Тема: О воде со ссылкой на «автора, придерживающегося мнения, что снег — это не что иное, как лед, расколотый или измельченный на мелкие кусочки»
Ссылка:?
Примечание. Кто этот автор?
Номер: 4.15
Тема: «Несколько вопросов от вашего нового автора»
Примечание: это тот же автор, что и в предыдущей заметке?
Номер: 4.16
Тема: «О восходящей природе огня»
Номер: 4.17
Тема: По ряду дополнительных вопросов
Номер: 4.18
Тема: Насколько Кавендиш понимает других философов
Номер: 4.19
Тема: Мнение Кавендиша о самих философах
Номер: 4.20
Тема: О логике и софизме
Номер: 4.21
Тема: О троице, со ссылкой на беседу с «госпожой Н.М.»
Примечание: Кто такая леди Н.М.? Является ли Н.М. просто средством, чтобы дать Кавендишу еще один голос (М.Н.)?
Номер: 4,22
Тема: «Об этом образованном и гениальном писателе Б» и «Книге по зову, Беседы виртуозов во Франции»
Ссылка: Havers (пер.) (1664)
Примечание: Интересно, действительно ли Б. Со своими «экспериментами» — Роберт Бойль.
Номер: 4.23
Тема: По ряду дополнительных вопросов
Ссылка: Включает упоминание г-на В.З. и его вопросы «по поводу тех очков, один из которых держится в одной руке, и маленький кусочек его хвоста сломан, шумит так же, как выстрел из ружья »
Номер: 4.24
Тема: Об изучении тайн природы с помощью микроскопов и других машин.
Номер: 4.25
Тема: О разделении религии.
Номер: 4.26
Тема: О предопределении, со ссылкой на «Сэра П. Х. и сэра Р. Л.»
Примечание: Кто такие «сэр П. Х. и сэр Р. Л.»?
Номер: 4.27
Тема: О недостатках философских взглядов Кавендиша и о том, можем ли мы знать истину в естественной философии
Номер: 4.28
Тема: О мудрости природы
Номер: 4.29
Тема: Дополнительные вопросы
Номер: 4.30
Тема: О панпсихизме Кавендиша
Номер: 4.31
Тема: Разъяснение различных мнений
Номер: 4.32
Тема: Вечна ли материя
Номер: 4.33
Тема: Ряд дополнительных разъяснений
Список литературы
(Все работы на английском языке семнадцатого века, изданные в Лондоне, если не указано иное.)
Бойл, Роберт.Выше я предположил, что «B» из 4,22 может быть Робертом Бойлем. К 1664 году он уже опубликовал несколько работ, таких как
-. 1660. Новые физико-механические эксперименты, касающиеся воздушной пружины и ее эффектов (выполненные, по большей части, в новом пневматическом двигателе) .
Кавендиш, Маргарет. 1655. Философские и физические мнения .
-. 1664. Философские письма, или, Скромные размышления о некоторых мнениях по натурфилософии, поддерживаемые несколькими известными и учеными авторами того времени, выраженные посредством букв .
Чарлтон, Уолтер. 1654. Physiologia Epicuro-Gassendo-Charltoniana, или, ткань естественной науки, основанная на гипотезе атомов, основанная Эпикуром, исправленная Петрусом Гассендусом; дополнен Уолтером Чарлтоном .
Декарт, Рене. Кавендиш ссылается на несколько работ Декарта. Некоторые из них были доступны в опубликованных переводах на английский язык. Остальные она, вероятно, перевела для нее.
-. 1649. Обсуждение метода правильного руководства разумом и открытия истины в науках. Опубликован английский перевод.
-. 1650. Душевные страсти . Опубликован английский перевод.
-. Принципы философии .
-. Метеоры .
-. Оптика .
Дю Верже, Сюзанна. 1657. Дю Верже — скромные размышления о некоторых отрывках достопочтенной леди Маркионессы из Ньюкасла Олио .
Галилео. 4.4 и 4.5 рассматривают «Работы самого известного философа и математика нашей эпохи Гал.”
Гланвилл, Джозеф. 1662. «Lux orientalis» Джозефа Глэнвилла, или «Исследование мнения восточных мудрецов о пребытии душ, являющихся ключом к разгадке великих тайн провидения в отношении человеческого греха и несчастья» .
Харви, Гидеон. 1663. Архелогия философская нова, или, Новые принципы философии, содержащие философию в целом, метафизики или онтологию, динамилогию или дискурс власти, религиозную философию или естественное богословие, физику или натурфилософию .
Харви, Уильям. 4.2 обсуждает «Книгу самого ученого и знаменитого врача и анатома доктора Харви, в которой рассказывается о поколении». Это будет
-. 1653. Анатомические упражнения, касающиеся зарождения живых существ, к которым добавлены особые рассуждения о рождении и зачатиях .
Хэверс, Г. (пер.). 1664. Общее собрание лекций виртуозов Франции по вопросам всевозможной философии и других естественных знаний, сделанных на собрании Beaux Esprits в Париже самыми изобретательными людьми этой нации. Английский Г.Havers, Гент. .
Гоббс, Томас. Кавендиш ссылается на две работы Гоббса: Leviathan и английскую версию De Corpore .
-. 1651. Левиафан .
-. 1656. Элементы философии, первый раздел, касающийся тела . Английский перевод книги Гоббса 1655 De Corpore .
Еще, Генри. Кавендиш ссылается на две работы Мора: «Бессмертие души» и «Противоядие от атеизма » .Они были доступны более чем в одном издании, как показано ниже.
-. 1653. Противоядие от атеизма . Первое издание.
-. 1655. Противоядие от атеизма . Второе издание.
-. 1659. Бессмертие души .
-. 1662. Собрание нескольких философских сочинений доктора Генри Мора… а именно, его «Противоядие против атеизма», «Приложение к упомянутому противоядию», «Триумф энтузиазма», «Письма к Декарту» и т. Д., «Бессмертие души», «Conjectura cabbalistica ».
Наррамор, Кэтирн Коуд. 2013. «Смиренные размышления и посвящения Дю Верже как публичная сфера». Прозаические исследования: история, теория, критика 35: 139-53.
Сарасон, Лиза Т. 2010. Натуральная философия Маргарет Кавендиш . Балтимор: Издательство Университета Джона Хопкинса.
van Helmont, J.B. 1662. Oriatrike, или Physick уточненный. Общие ошибки в нем были опровергнуты, и все искусство реформировано и исправлено: это новый подъем и прогресс философии и медицины для уничтожения болезней и продления жизни./ Написано самым образованным, знаменитым, глубоким и проницательным философом и химическим врачом Джоном Баптистой Ван Гельмонтом… теперь верно переведено на английский язык в стремлении к общему благу и развитию истинной науки; от J.C. когда-то из M.H. Oxon .
Предлагаемое цитирование:
Дункан, Стюарт. «Письма в Философских письмах ». Цифровой проект Кавендиша . 5 ноября 2014 г. http://digitalcavendish.org/resources/letters-in-the-philosophical-letters/.
9781258081973: Философские письма: Вольтер — AbeBooks
«Голос Века Разума» рассказывает об английской религии и политике начала 18 века: квакеры, англиканскую церковь, пресвитериане, антитринитарии, парламент, правительство, коммерцию, а также эссе о Локке, Декарте и Ньютоне.Наблюдения Вольтера по поводу английской толерантности вызвали революционный резонанс среди европейских читателей, который нашел отклик спустя долгое время после первой публикации книги.
«синопсис» может принадлежать к другой редакции этого названия.
От издателя :
Название библиотеки свободных искусств.
Об авторе :
Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ) (1694—1778) был одним из ключевых мыслителей европейского Просвещения.Из его многочисленных работ «Кандид» остается самым популярным.
Питер Константин был награжден премией ПЕН-перевода 1998 года за «Шесть ранних рассказов» Томаса Манна и Национальной переводческой премией 1999 года за «Неоткрытый Чехов: сорок три новых рассказа». Широко известный за его недавний перевод полного собрания сочинений Исаака Бабеля, он также перевел «Тарас Бульба» Гоголя и «Казаки» Толстого для современной библиотеки. Его переводы художественной литературы и поэзии появлялись во многих публикациях, в том числе в «The New Yorker, Harper’s» и «Paris Review».»Он живет в Нью-Йорке.
«Об этом заголовке» может принадлежать другой редакции этого заголовка.
Чемпионов Вольтера Английские ценности в философских письмах 1734
В 1733/34 году Вольтер опубликовал ключевой труд под названием «Письма об английском народе».Первоначально написанные на французском языке, двадцать четыре письма были впервые выпущены и опубликованы из Лондона в английском переводе. Это произошло потому, что содержание было слишком радикальным для публикации в его родной Франции. Это было слишком политически опасно и оказало большое влияние на период просвещения.
Он ранее испытал гнев аритокартического правого крыла во Франции, будучи избит наемными приспешниками дворянина, которого он оскорбил, его уже дважды бросали в Бастилию.Так что это был далеко не безопасный способ опубликовать свои убеждения. Его освобождение потребовало его, чтобы держаться подальше от Парижа, он уехал в Англию и прожил здесь почти 2,5 года.
Во время своего пребывания он пишет «Письма об английской религии и политике», которые, наконец, появились во Франции в 1734 году как «Философские письма». Он написал их, как если бы отчет другу во Франции объяснил английское общество посредством серии наблюдений, но на самом деле он выражал взгляды, открыто обсуждавшиеся в Англии, которые могли привести к тюремному заключению во Франции.
Письмо пятое, «Об англиканской церкви», начинается с наблюдения,
«Это страна сект. Англичанин, будучи свободным гражданином, попадает в рай любой дорогой, какой ему заблагорассудится ».
Заявление имело серьезные последствия для любого гражданина Франции
нация, которая почти уничтожила себя, чтобы сделать католицизм единственной исповедуемой религией,
г. с преследованием хевгонавтов и последовавшей за этим резней св. Варфоломея, он не ошибался, опасаясь за свою безопасность.
Он исследовал интеллектуальную и институциональную основу религиозной терпимости в Англии.
Он написал: «Никто не может занимать должность в Англии или Ирландии, если он не является верным англиканцем».
Такое политическое отчуждение вряд ли способствовало религиозной доброй воле. Религиозная проповедь доминирующей церкви также не привела нацию к терпимости. Согласно Вольтеру, англиканское духовенство «проявляло в своих стадах как можно больше святого рвения против нонконформистов.Однако в последние десятилетия «ярость сект» «не доходила до того, как иногда били окна еретических часовен».
Он решительно поддерживает более терпимый подход англичан.
Философские письма и либерализм, позволивший их опубликовать в оригинале, широко считаются началом периода просвещения в 1734 году, начале восемнадцатого века.
Просвещение оказало огромное влияние на историю всей нашей семьи и общины, для получения дополнительной информации см. Нашу коллекцию тем по Просвещению или наш индекс тем
На здании синяя табличка….
Сама книга находится в печати и доступна для покупки, мы еще не нашли электронную версию книги, попробуйте перейти по этой ссылке в каталог репозитория книг для получения дополнительной информации, мы ничего не делаем из реферала только для вашего удобства.
Криста Лундберг о философских письмах раннего нового времени
Криста Лундберг — кандидат наук в области ранней современной истории Кембриджского университета. В ее диссертации исследуются гуманистические религиозные науки и их критики во Франции в начале шестнадцатого века.Недавно она поговорила с Pranav Jain о своей статье «Создание философа: размышления Шарля де Бовеля», которая появилась в последнем выпуске журнала Journal of the History of Ideas (апрель, 82.2). .
Пранав Джайн: В некоторых местах вы интерпретируете письма Бовеллеса через молчание. Другими словами, ваш аргумент основан как на том, что говорит Бовеллес, так и на том, что он оставляет недосказанным. В чем заключаются некоторые проблемы, связанные с такой интерпретацией букв раннего Нового времени, и как вы ориентировались в них, читая переписку Бовеллеса?
Christa Lund: Мой интерес к молчанию Бовеллеса начался с разочарования.Мы мало знаем о повседневной жизни Бовеллеса или о том, чем он занимался, кроме написания философских трактатов. Поэтому было особенно обидно обнаружить, что его сохранившиеся письма содержат так мало личных подробностей. Один из примеров, который я упоминаю в статье, заключается в том, что Бовеллесу удается написать письмо во время визита в Брюссель, не указав, что он там делает, куда он планирует отправиться дальше или как он испытал город. Однако по мере того, как я читал письма более внимательно, мое разочарование превратилось в восхищение и решимость понять цель этих странных писем.
Основная проблема размышлений о «недосказанном» в письмах, конечно же, состоит в том, чтобы объяснить, почему нужно было сказать что-то конкретное помимо того, что написано на странице. В данном случае мне пришлось спросить, не создавали ли просто мои ожидания и желания как историка впечатление, что чего-то не хватает. Моя стратегия была двоякой. Сначала я искал внешние сравнения — сравнивал письма Бовеллеса с письмами его современников и тщательно размышлял о роли жанра.Во-вторых, я обратил пристальное внимание на собственные заявления Бовеллеса о том, о чем он не писал в письмах. Он признал и даже отметил практику исключения «мирских новостей», которые «скоро закончатся». Другими словами, в письмах Бовеллеса было намеренное молчание.
PJ: В статье вы спрашиваете, можно ли рассматривать письма Бовеллеса как «эссе с добавленным приветствием». Есть ли еще мыслители шестнадцатого века, чьи письма можно описать как таковые? Если да, то как их письма соотносятся с методами, которые вы видите в работе в переписке Бовеллеса?
CL: Обвинение в том, что философские или научные письма не были на самом деле буквами, существовало с древних времен.В некоторых случаях читатели могут сомневаться в том, что эти тексты действительно были отправлены в виде писем. Конечно, это подозрение может быть высказано против всех опубликованных посланий. Но проблема с философскими буквами кажется более фундаментальной: мы чувствуем, что эти тексты не являются достаточно коммуникативными или личными, чтобы их можно было квалифицировать как буквы.
Тем не менее в шестнадцатом веке было опубликовано множество видов эссеистических писем. Один из ярких примеров — коллекции медицинских писем, изученные Яном Маклином и Нэнси Сираиси.Образованные врачи делились своей эрудицией и опытом в форме писем — некоторые из них явно предназначались для публикации и могли быть описаны как эссе. Это очень хорошая параллель с проектом Бовеллеса по обмену идеями с более широким философским сообществом. У меня сложилось впечатление, что философское письмо было менее популярным жанром, чем медицинское письмо. Одно правдоподобное объяснение связано с читателями научных книг за пределами университета. В то время как врачи были четко определенной аудиторией для сборников медицинских писем, не существовало реального эквивалента для философских книг.
Однако полный рассказ о философских письмах шестнадцатого века еще предстоит написать. Прежде всего, нам понадобится инвентарь соответствующих коллекций. Я только что узнал о книге Камиллы Эркулиани Letters on Natural Philosophy (1584), которая выйдет в новом издании и переводе на английский язык в этом году. Хотя письма Эркулиани происходят из совершенно другого контекста, чем письма Бовеля, у обоих авторов, похоже, есть общая тенденция плавно перемещаться между натурфилософией и теологией.Я с нетерпением жду возможности прочитать их рядом!
PJ: Помимо тех, которые вы уже изложили в статье, каковы могут быть некоторые другие последствия вашего аргумента о том, как мы думаем о республике букв в раннем Новом времени?
CL: Во-первых, отказ от ответственности: Бовеллес не был важным игроком в ранней современной республике литературы. Он не обменивался письмами с Erasmus или другими ключевыми узлами в растущей международной сети ученых.Он также не выразил желания быть частью сообщества, идеалы которого так ярко упоминаются в эссе Энтони Графтона «Эскизная карта затерянного континента: Республика писем»: свободный обмен идеями и содействие научным и религиозным знаниям. толерантность. Тем не менее, я думаю, что переписка Бовеллеса полезна для размышлений о сообществах, которые помогли объединить и укрепить республику литературы в начале шестнадцатого века.
Одной из моих основных целей в этой статье было показать, как письма Бовеля отражают его образование в Коллеж де Кардинал Лемуан в Париже.Во многих его письмах обсуждаются темы, выбранные из учебной программы по философии искусств, особенно курсы по естественной философии и математике. Кроме того, большая часть корреспондентов Бовеллеса были выпускниками того же учебного заведения. Вместе эти факторы указывают на центральную роль Университета как отправной точки эпистолярного сообщества Бовеллеса. Таким образом, в данном случае университет выступает как своего рода субстрат для одной из сторон республики букв раннего Нового времени.
После окончания Парижского университета Бовель стал каноником в соборе Нойона. Его переписка также отражает роль растущей церковной и монашеской сети. Бовель все чаще обменивался письмами с канониками, монахами и монахами. В 1530-х годах Селестинский орден помогал Бовелю, доставляя послания от него членам ордена, как отметил Жан-Клод Марголин в книге « Lettres et poèmes de Charles de Bovelles » (2011). Церковь и монашеские ордена помогли создать инфраструктуру для связи.
Таким образом, сообщество
Bovelles дает повод задуматься о корнях республики букв. Это предполагает, что в начале шестнадцатого века во Франции по сути средневековые институты университета и церкви по-прежнему играли важную роль в формировании научных сетей.
Важность формы в философских письмах Сенеки
Страница из
НАПЕЧАТАНО ИЗ ОНЛАЙН-СТИПЕНДИИ ОКСФОРДА (oxford.universitypressscholarship.com). (c) Авторские права Oxford University Press, 2021.Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать одну главу монографии в формате PDF в OSO для личного использования. дата: 06 августа 2021 г.
Глава:
(стр.133) 5 Важность формы в философских письмах Сенеки
Источник:
Древние письма
Автор (ы):
Брэд Инвуд
Издатель:
Oxford University Press
acprof: 10.1093 / acprof: 10.1093 / 9780199203956.003.0006
В этой главе исследуется, почему философские письма Сенеки работают так, как они работают для своих читателей, и почему они были написаны именно так.В этом обсуждении предполагается, что некоторые поразительные черты писем в большей степени, чем это до сих пор оценивалось, влиянию моделей, которые Сенека имел в виду, когда он составлял сборник, и формальным ограничениям, налагаемым эпистолярным жанром. Основываясь на характере и мотивации Сенеки, в главе исследуется, почему он писал в эпистолярной форме или почему в конце долгой жизни и долгой и бурной политической карьеры и (возможно, наиболее актуально) в конце блестящей литературной карьеры непревзойденная универсальность, он писал буквы в первую очередь.
Ключевые слова: Сенека, древние письма, эпистолярная форма, Эпикур, стиль письма, философия, литература
Для получения доступа к полному тексту книг в рамках службы для получения стипендии
Oxford Online требуется подписка или покупка. Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.
Пожалуйста, подпишитесь или войдите для доступа к полному тексту.
Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этой книге, обратитесь к своему библиотекарю.
Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш FAQs , и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста свяжитесь с нами .
Философское письмо должно читаться как письмо, написанное самому себе
Памяти Стэнли Кэвелла (1926-2018)
Я пришел к философии, которая полна того, что сказать.Где-то в процессе это изменилось. Не то чтобы я перестал говорить или, как шло время, писать. Но его настроение, тональность, в которой он был написан, изменились. Я почувствовал себя ответственным. И не только для себя или тех, кого я знал, но и для более широкой публики, для некоторых открытых, неопределенных «вы». «Ответь сам» вплетено в «познай самого себя».
Как же в прозе прописать ключевую смену? Если философия частично связана с чувством ответственности, не должно ли это иметь больше эпистолярного чувства? «Дорогой ты, вот где я сейчас стою… Твой, я.Кто-то отваживается мыслить, объясняет их и ждет ответа, чтобы начать сначала: «Дорогой, спасибо за ваш ответ. Так много (или очень мало) изменилось с тех пор, как я получил ваше письмо… »
Переход к эпистолярности мне кажется правильным, по крайней мере, для философии. Возможно, все еще овод, но он также работает через то, что был ужален, и с такой уязвимостью, что делал это раньше, даже для других. Но насколько философия похожа на письмо? И когда мы философствуем, осознаем ли мы своих адресатов и различные ситуации, в которых они нас находят? Взгляд из ниоткуда был более или менее изгнан из эпистемологии.Мы знаем, что знаем в конкретных местах. Но успевает ли философское письмо идти в ногу со временем и развило ли чувство того, что следует учитывать при размышлении: как мне писать?
Изучите историю философии, и сюжет сгущается. Философское письмо — дело разнообразное. Некоторые тексты отдают приоритет демонстрации, утверждая, например, что «истина» обозначает рабочий контакт между верой и миром. Другие предпочитают провокацию, например, когда диалог о природе дружбы заканчивается до того, как будет выработано рабочее определение.Если нам нужно определение, нам нужно создать собственное или задуматься о том, что подразумевает его отсутствие. Тем не менее другие тексты предлагают примеры, например, когда Симона де Бовуар в Второй пол (1949) доказывает, что является агентом интеллекта, которого патриархат настаивает, что это не так. Столкнувшись со своей исторической судьбой, она показывает нам, насколько ошибочной и несправедливой была эта историческая судьба. И она показывает нам, от чего нас удерживает патриархат.
Жанровые соображения обостряют вопрос о том, что должно организовать философское письмо: диалог, трактат, афоризм, эссе, профессиональная статья и монография, отрывок, автобиография.А если чуткость более открыта, письма, манифесты и интервью также станут возможными. Однако ни один жанр не является полностью написанным сценарием, поэтому необходимо также учитывать логико-риторические операции: modus ponens , ирония, трансцендентные аргументы, аллегория, изображения, аналогии, примеры, цитаты, перевод, даже голос, особый способ присутствия и для читателя. Кажется, многое имеет значение, когда мы отвечаем за то, как мы пишем.
Вопросы, касающиеся письма, иногда возникают, когда философы беспокоятся о доступности и более широкой читательской аудитории.Но перечисленные мною возможности имеют прямое отношение к самой мысли. Письмо порождает открытия и влияет на жанр, а не просто передает идеи; так уж логико-риторические операции. Фрэнсис Бэкон был привлечен к афоризму, потому что он освободил наблюдение от схоластических привычек, тогда как профессиональная статья полагается на свой lingua franca. Трактат исчерпывает все, что можно было бы сказать о теме — назовите это взглядом отовсюду — в то время как эссе принимает его пристрастие и проверяет его охват по таким темам, как дружба, женская сексуальность, даже жестокая любовь к фильму.Когда вопрос становится письменным, нужно думать не только о разъяснительной работе.
Вот начало. Как моя мысль будет развиваться через этот жанр и эти логико-риторические операции? Куда приведет меня афоризм, эссе, профессиональная статья или обмен письмами? А также примеры, открытые разногласия, цитаты, труд по переводу или ирония в этом отношении? Это знаменитый образ неожиданности и смещения. Но немалая ирония, по крайней мере, когда кто-то обращается к иронику, способствует самосохранению.Именно читателя удивляет встреча с некоторым скрытым смыслом, в то время как явные и скрытые значения автора вполне устоялись. (Поэтому я задаюсь вопросом: что защищает ирония?)
На вопросы относительно того, какие возможности разыгрывать, нельзя ответить посредством критики, которая, следуя Иммануилу Канту, исследует характер наших суждений и действующих концепций, ища правила, которые могли бы регулировать их использование. Открытия, связанные с написанием поводов, свидетельствуют о том, что философия слишком тесно связана с языком, чтобы играть колесничим с его конями.Написание — это азартная игра, и, если честно, можно столкнуться с неожиданными результатами.
Глядя на пустую страницу, можно также спросить: какие отношения это установит с адресатами? Полемика ищет новообращенных, а не собеседников, и за счет открытия. И даже когда избегают открытой полемики, некоторые рисуют противников схематически, а не читают их публично и внимательно, тем самым проповедуя обращенным, что кажется ошибкой.
Не желая действовать догматично, можно отдать предпочтение провокации за счет доктрины, как некоторые считают, что поступил Платон.Но у любой провокации есть свои обязательства, начиная с цели, на которую она провоцирует своих читателей. Сократ — один вид собеседников, а Гай Лелий — совсем другой, и это потому, что Платон и Цицерон по-разному подходят к образованию, душе и их состояниям. Строгое различие между провокацией и доктриной (или формой и содержанием, если на то пошло), таким образом, несостоятельно.
Другие операции также привлекают своих адресатов. Примеры позволяют читателям ознакомиться с тем, что предлагается, что также становится возможным при постановке значимых разногласий.(Когда авторы никогда не останавливаются, чтобы представить себе разногласия, у меня возникает клаустрофобия, и я распахиваю окно.) И если кто-то начинает осознавать, насколько разнообразными могут быть адресаты, становятся заметными другие привычки. Оглядываясь на свои цитаты, я знаю, что я написал тексты, в которых предлагается «только для белых» или «женщины не должны применяться».
Однако тексты и читатели встречаются не на пустом месте. Таким образом, я задаюсь вопросом: как можно также обратиться к преобладающим контекстуальным силам, от этнонационализма до превосходства белых и коммодификации высшего образования? Заманчиво представить текст без сносок, как если бы они были орнаментом.Но в период, который так отвращен к строгим знаниям и так неисторичен в своем восприятии истин, которые у нас есть, почему бы не подчеркнуть оспариваемую историю мысли, хотя бы для того, чтобы настоять на том, что мысль — это работа, результаты хрупкие, и будет быть разногласиями. Ясность ставит другой вопрос и особую проблему для философии, которая не подкрепляется экспериментами. Вместо этого его «результаты» выигрываются (или проигрываются) в презентации. Более того, философские выводы не останутся философскими, если они будут освобождены от пути, ведущего к ним.«Бог существует» в молитве говорит одно, а в конце доказательства — другое. Экспертов часто просят поделиться своими результатами, не показывая свою работу. Но показ своей работы — это во многом дело философии. Можно ли сделать это и выйти за пределы академии?
Каждый читатель Платона знает, что Сократ, в качестве примера, представляет собой образ философии, от его методов допроса до того, кого допрашивают, до его напоминаний о том, что философия требует смелости. Как и сам диалог — он моделирует философию.Но каждый текст объявляет: здесь тоже философия. Таким образом, общая манера письма заслуживает внимательного изучения. Щедрый или поспешный? Заслужил ли он свои «поэтому» или, после того, как разоблачил оппонентов за нюансы ошибок, он обращается к интуитивно правдоподобным? Признает ли он весь спектр возможных адресатов или сам монастырь в узких кругах единомышленников? Ставит ли он под сомнение свои отправные точки или скрывает срезанные углы жаргоном и массовыми обобщениями?
Следуя примеру Людвига Витгенштейна, я бы сказал: философия больше не умеет писать.