неразрывный симбиоз? — Россия в глобальной политике

Политика и религия всегда были взаимосвязаны. Однако характер взаимосвязи менялся. Если до XVII века религия была одним из важнейших факторов, определявших структуру политической власти, а также вопросы войны и мира, то, как пишет Джеффри Хайнс, «вслед за Вестфальским миром 1648 г. и последующим развитием централизованных государств сначала в Западной Европе, а затем через европейскую колонизацию и в остальных частях света политическая значимость религии как во внутренней, так и во внешней политике существенно снизилась».

Это снижение не привело к тому, что политика и религия перестали соприкасаться. Они пересекались, однако связь стала считаться односторонней – именно политика, наряду с экономикой и прочими «серьезными» сферами, оказывала влияние на религию. Последняя, в свою очередь, могла выступать лишь в качестве объекта различных манипуляций – например, инструментализации государством для решения тех или иных внутри- или внешнеполитических задач.

Там, где религия все же сохраняла значение для политики, значимость, по сути, сводилась к риторическим украшательствам светских политических ритуалов и не подразумевала никакой стоящей за этими украшательствами реальности.

Может ли религия влиять на политику?

Односторонность влияния политики на религию и в целом неспособность последней воздействовать на «серьезные» сферы общества казались чем-то очевидным и достаточно хорошо обоснованным. Прекрасно известен тезис Макса Вебера о влиянии протестантской этики на дух капитализма. Вебер описывал, как Реформация прокладывала путь к становлению рациональной промышленной капиталистической системы, превратившейся в определяющую силу современного мира. Однако его работа заканчивается грустными размышлениями о том, что эта капиталистическая система отныне покоится на «механической основе» и уже не нуждается ни в каких идеалистических подпорках – ни со стороны протестантизма с его мирским аскетизмом, ни со стороны какой-либо другой религиозной традиции.

«Грандиозный космос» «современного хозяйственного устройства, связанного с техническими и экономическими предпосылками механического машинного производства», отбросил свои христианские подпорки и превратился в «железную клетку», которая «в наше время подвергает неодолимому принуждению каждого отдельного человека, формируя его жизненный стиль, причем не только тех людей, которые непосредственно связаны с ним своей деятельностью, а вообще всех ввергнутых в этот механизм с момента рождения».

Эта веберовская рефлексия прочно завладела воображением ученых и стала неотъемлемой частью теории секуляризации, царившей в социологии религии на протяжении практически всего XX века. Лучше всего ее резюмировал американский социолог религии Питер Бергер, провозгласивший, что христианство было «своим собственным могильщиком»: оно взрастило монстра, влиять на которого отныне не в силах и который медленно подрывает социальные корни как самого христианства, так и любой другой религии. Религия – зависимая переменная, «надстройка», если воспользоваться марксистской терминологией, – которая испытывает постоянное влияние – или лучше сказать давление – «базиса», то есть экономики, но также и политики, рихтующей религию в зависимости от текущей конъюнктуры.

Подобная догма была существенно поколеблена в конце 1970-х гг., когда произошло несколько событий, заставивших переосмыслить вопрос о соотношении политики и религии – на этот раз уже в контексте обратного влияния, то есть религии на политику. Первым знаковым событием стала иранская революция 1979 г., в результате которой к власти пришли силы, взявшие курс на создание Исламской республики. События в Иране доказали: политическая духовность – серьезный фактор, который нельзя с легкостью списать со счетов указаниями на то, что модернизация западного типа необратима и любое модернизирующееся общество будет со временем напоминать европейские прототипы – в том числе и в отношении секуляризации, то есть снижения социальной значимости религии. Такие настроения резюмировал французский философ Мишель Фуко, внимательно следивший за иранскими событиями: «Происходящая на наших глазах агония иранского режима – это последний этап процесса, начавшегося почти шестьдесят лет назад: модернизация исламских стран по европейскому образцу».

Далее он добавил: ислам, который «является не только религией, но и образом жизни, частью истории и цивилизации, рискует стать для огромного числа людей гигантской пороховой бочкой. Начиная со вчерашнего дня в любом мусульманском государстве можно ждать революции, основанной на вековых традициях».

Второе знаковое событие, перевернувшее представления о взаимосвязи религии и политики, имело место в абсолютно другой части света – в США. Речь идет о становлении и расцвете движения «новых христианских правых», которое опять же во второй половине 1970-х гг. превратилось во влиятельную общественную и политическую силу. «Новые христианские правые» возникли в контексте американских «культурных войн», когда социальные прогрессисты и консерваторы схлестнулись по поводу традиционной семьи, абортов, религиозного образования, нравственности в искусстве и средствах массовой информации и т.д. Озабоченные моральным упадком американского общества консервативные христиане (прежде всего протестанты) пошли в политику под лозунгом возрождения «духовно-нравственных ценностей» Америки, которая, как они считали, покоится на фундаменте иудео-христианской культуры. Объединив под своими знаменами миллионы американцев, новые христианские правые быстро превратились в хорошо организованную электоральную силу, которая привела Рональда Рейгана и Республиканскую партию к победе на президентских выборах 1980 года.

Эти два знаковых события оказались не финальной агонией религиозных традиций, пытавшихся в последний раз напомнить миру о своем былом могуществе, но свидетельствами начала новой эпохи, в которой религии снова превращаются в одну из определяющих сил. Распад Советского Союза и «религиозное возрождение» на постсоветском пространстве – и в Восточной Европе в целом – стали символом глубокого кризиса секулярных идеологий и краха самой идеи атеистического строя, основанного на вытеснении религии из жизни человека.

Тенденции, которые обозначились в конце семидесятых, с тех пор не просто не сошли на нет, но, наоборот, усугубились. Политический ислам из фактора, определяющего жизнь отдельных «мусульманских государств», превратился в транснациональное движение, затрагивающее сегодня не только весь Ближний Восток, но даже те регионы, для которых ислам никогда не был особо значим, – например, современную Западную Европу.

Американские христианские правые не просто остаются крайне влиятельной силой, связанной с Республиканской партией и часто упоминаемой в связи с президентством Джорджа Буша-младшего, а теперь и Дональда Трампа, они вышли в глобальное транснациональное пространство, став основой альянсов правых религиозных сил по всему миру.

Собственно, политизация религии не сводится только к обозначенным выше контекстам. Аналогичные процессы затронули практически все значимые религиозные традиции мира – индуизм (индуистский национализм), буддизм (конфронтация с Китаем по поводу Тибета), иудаизм (роль раввината в израильской политике) и т.д. Религиозный фактор из элемента «надстройки» все отчетливее превращается в один из несущих элементов структуры современного общества.

Не меньшим сюрпризом, чем сама политизация, стало то, что обозначенный выше религиозный подъем вывел на первый план вовсе не прогрессистские силы внутри религиозных традиций. Наоборот, по мнению Питера Бергера, «именно консервативные/ортодоксальные/традиционалистские движения повсеместно на подъеме.

Это те движения, которые отвергли сформулированную прогрессивными интеллектуалами программу aggiornamento (обновления. – Авт.) по отношению к современности». Успех консервативных сил шел вразрез с прогнозами социологов религии, считавших, что у религиозных традиций в современном мире по большому счету лишь два пути – путь секты, то есть замыкания в собственных границах перед лицом все более безразличного по отношению к религии миру, или же путь деноминации, приспособления к ценностям современного мира и отказ от притязаний на «монопольное обладание истиной». В качестве символа такого рода адаптации выступал Второй Ватиканский собор, зафиксировавший курс католической церкви на осовременивание, считавшееся неизбежным.

В силу таких установок исследователи с надеждой встретили религиозный подъем конца XX века. В монографии «Публичные религии в современном мире» (1994) Хосе Казанова оптимистично высказывался по поводу набирающей общественно-политическую значимость религии, которая, как он считал, «служила и продолжает служить как защитник от “диалектики просвещения”, как поборник прав человека и гуманистических ценностей, которым угрожают секулярные сферы с их абсолютными притязаниями на внутреннюю функциональную автономию». Эти выводы не были спекуляцией, они основаны на анализе активного участия религиозных организаций в общественной жизни Испании, Польши, Бразилии и т.д. Однако маятник быстро качнулся в другую сторону – к наиболее консервативным и даже фундаменталистским тенденциям внутри религиозных традиций. Приведу пример, касающийся России: до начала XXI века исследователи часто писали о том, что внутри русского православия есть несколько основных направлений – фундаменталистское, центристское и либеральное. Однако с тех пор либеральное крыло то ли исчезло, то ли ушло в глубокое подполье, тогда как центр заметно сместился вправо.

Религия как слепое пятно

Осознанию того, что религия является полновесным фактором, влияющим в том числе и на политические процессы, мешает «секулярная предвзятость» интеллектуалов, то есть тех, кто призван осмысливать ключевые трансформации современного мира. Под «секулярной предвзятостью» я имею в виду не отсутствие личного религиозного опыта, но отказ воспринимать религию всерьез. Речь идет о глубоко засевшем убеждении, согласно которому религия и религиозность – в лучшем случае «надстройка» над более серьезными элементами общественно-экономического «базиса», которая пусть и может впечатлить суеверных старушек, но уж точно не способна превратиться в силу, оказывающую влияние на столь «серьезную» сферу, как политика.

Питер Бергер писал о том, что в современном мире бушующей религиозности остается, по сути, всего два островка секулярности. Во-первых, Западная и Северная Европа, которая в силу особенностей своего исторического развития – в частности, сильного влияния идей антирелигиозного французского Просвещения – подверглась глубокой и фундаментальной секуляризации. Во-вторых, вестернизированная высокообразованная элита, существующая во всех частях света и задающая доминирующие описания социальной реальности, которые – вполне в соответствии с их собственной «секулярной предвзятостью» – рисуют мир гораздо менее религиозным, чем он есть на самом деле. Секулярная оптика элит делает создаваемые ими описания слепыми по отношению даже к самым очевидным проявлениям религиозности. Типовая реакция на религиозное возрождение – попытка представить его лишь как «временные трудности», после которых победный тренд секуляризации продолжит триумфальное шествие. Все это напоминает скорее какую-то квазирелигиозную веру в торжество разума и прогресса, чем констатацию того, что происходит в реальности.

В результате осмысление религиозных процессов – в том числе и тех, которые непосредственно затрагивают политику, – оказывается чрезвычайно замедленным, запаздывающим. Секулярная оптика интеллектуальных элит фиксирует всплески религиозности лишь тогда, когда не замечать их уже невозможно. Хорошая иллюстрация – пример немецкого философа Юргена Хабермаса, убежденного сторонника секулярного мировоззрения. Чтобы пробудить Хабермаса от догматического сна, понадобился взрыв башен-близнецов 9/11. После этого он, наконец, заметил религию и пришел к мысли о том, что ее нельзя игнорировать: из этого пробуждения выросла теория постсекулярного общества, суть которой – в осмыслении того, как интегрировать верующих в структуру принятия решений современных либеральных демократических конституционных государств.

В целом религиозный подъем второй половины XX века стал одной из тех фундаментальных трансформаций, которую прозевали социальные науки, десятилетиями твердившие о неминуемости секуляризации и о несовместимости религии с реалиями современного общества.

Питер Бергер в своих лекциях приводил полуанекдотические примеры того, как эта религиозная слепота искажает восприятие. Так, в частности, в конце 1970-х гг. Иран посещала группа американских социологов, приехавшая на конференцию. Делегация не могла не обратить внимания на обилие людей с зелеными флагами на улице. На вопрос гостей о том, что это за люди и насколько значимо происходящее, иранские коллеги, такие же интеллектуалы, отвечали достаточно спокойно: мол, это понаехавшая с окраин деревенщина, на которую не стоит обращать внимания… Другой пример касается упомянутых выше новых христианских правых. Известного американского социолога религии перед выборами позвали на радио – поговорить о влиянии религиозных идей на электоральные предпочтения граждан. Программу вел один из крупных специалистов по американской политической жизни. Речь зашла о евангельских христианах и о том, какое влияние на американскую политику те оказывают. Ведущий, впервые услышавший об этом феномене, ехидно спросил своего гостя: «И сколько там этих ваших евангельских христиан?» И получил ответ: «Ну, миллионов 70…».

Религия – «слепая зона» современной общественной науки, слон в центре комнаты, которого никто не замечает до тех пор, пока он не начинает крушить разложенную повсюду фарфоровую посуду.

Кризис секулярных идеологий

Говоря о возрастающей значимости религиозного фактора в политике, мы избегали вопроса о причинах происходящего. Безусловно, есть уникальные для каждого конкретного случая причины, однако существует одно фундаментальное обстоятельство, выталкивающее религиозные традиции на авансцену. Речь идет о кризисе секулярных политических идеологий и, соответственно, веры в то, что секулярные политические проекты способны предложить убедительные ответы на вызовы, стоящие перед современными обществами. Отказ от религии уже более не мыслится как какое-то значимое конкурентное преимущество, благодаря которому можно обставить оппонентов в борьбе за экономическое процветание или же добиться более эффективной работы бюрократических структур.

Основные модернизационные идеологии XX века, содержавшие в себе мощный секуляризационный компонент, утрачивают популярность. Георгий Дерлугьян, говоря о ситуации на Ближнем Востоке, справедливо указывает на существование в XX веке двух великих политических проектов – коммунизма и либерализма. «Каждый из этих проектов давал ответ на вопрос о том, как создать сильное государство, способное противостоять кому угодно в мире». Ради этой мечты о сильном и могучем государстве можно было отбрасывать религиозные традиции и устремляться навстречу прогрессивному идеалу. Однако к концу XX века оба этих проекта потерпели неудачу. Едва ли социалистический путь развития в духе СССР имеет сегодня много сторонников. Но и либеральный путь, основанный на простом копировании западных институтов, также не выглядит привлекательным. В ситуации такого идеологического вакуума возврат к религиозным традициям, к неким мифическим корням выглядит более чем логично. Как удачно выразился антрополог Сергей Арутюнов, «когда в доме погасло электричество, остается пойти в подвал и достать масляную лампу деда».

Собственно, новейшая история России прекрасно вписывается в эту логику: социалистический путь окончился провалом, но и попытка осуществления демократического транзита и создания либерального демократического общества также не привела к успеху. В результате страна вспомнила о своих вековых устоях и «традиционных ценностях», что прекрасно отражает общую растерянность и непонимание, куда двигаться дальше, учитывая, что наиболее очевидные варианты уже были испробованы.

Впрочем, можно копнуть и еще глубже: речь идет о кризисе не только секулярных политических идеологий, но и секулярных мировоззрений как таковых. Вера во всесилие науки и научно-технического прогресса заметно ослабела – или же сама приобрела характер квазирелигиозный, когда место Бога занимает абсолютное Знание, которого однажды достигнет человечество. Как бы нам ни хотелось обратного, но наука не способна дать ответ на ключевые морально-практические вопросы, волнующие современного человека: что такое справедливое общество? Как предотвратить войны? Как решить миграционный кризис? Более того, многие достижения, например, в сфере биотехнологий, лишь множат этические дилеммы, не имеющие однозначного решения внутри науки. Не говоря уже о том, что ученым так и не удалось решить проблемы смерти, страдания, болезней, бедности – в общем, все те проблемы, которые, собственно, и волнуют человека в повседневной жизни. Все эти вызовы делают религии востребованными, ведь они имеют мощное этическое, символическое, образное, поэтическое содержание, оказывающееся как никогда уместным, например, в спорах о ценности человеческой жизни или же о допустимости добровольного отказа от нее.

Вот почему нет ничего удивительного, что в области политической философии идет активная интеллектуальная работа по «отстегиванию» секуляризма от основных политических идеологий. Так, например, в стане политического либерализма этим занимается Юрген Хабермас – в контексте разрабатываемой им теории постсекулярного общества. На другом конце – левом – аналогичную работу в отношении социализма осуществляют представители так называемого теолого-политического поворота – Ален Бадью, Славой Жижек, Джорджо Агамбен, – которые начали всерьез штудировать наследие апостола Павла в надежде вывести левую мысль из кризиса, в котором она оказалась в конце XX века.

Соединение религии и политики в российском и европейском контекстах

Православная традиция не избежала этого общего вовлечения в политику – прежде всего, в контексте крушения коммунистических режимов и последующего социального и политического транзита. Как пишет Василос Макридес, внимание исследователей оказалось приковано к сюжету православие и политика «по мере того, как бывшие коммунистические страны с преобладающим православным населением и традицией начали адаптироваться к западным стандартам либеральной демократии и сопутствующим моделям, регулирующим церковно-государственные дела». Специфика политизации православия вытекают из исторических особенностей данной традиции – по крайней мере на контрасте с западным христианством: стремление полагаться на сильную светскую власть; относительное равнодушие к политике – несформированность ни политической теологии, ни социальной этики; склонность к более консервативной позиции и неприятию политического модерна; тенденция к сакрализации нации/этноса и к представлению себя в качестве выразителей интересов этой нации/этноса. Однако в поиске каких-то общеправославных черт принципиально важно избегать упрощений – православный мир чрезвычайно сложен и многообразен, тенденции, которые наблюдаются в одних православных контекстах – сакрализация нации, антилиберальный и антизападнический настрой, стремление встать в позицию государственной церкви – могут почти полностью отсутствовать в других (об этом подробно пишет Клаус Бухенау). В этом смысле можно говорить о том, что динамика политизации православия определяется не столько внутренними особенностями данной традиции, сколько историческими обстоятельствами конкретного государства в конкретный момент времени.

Динамика политизации религии во многом подчиняется логике напряжения, существующего между глобализацией и принципом национального суверенитета. Границы становятся все более прозрачными, а коммуникации все проще, что приводит к миграции религиозных идей и движений из одного региона в другой. Результатом оказывается ощутимое перекраивание религиозного ландшафта. Появляются транснациональные религии, которые используют артерии глобального мира для быстрого распространения и эффективного поиска новых приверженцев. У всех на слуху транснациональный ислам, однако не менее впечатляющий пример – современное пятидесятничество. Это движение в рамках протестантизма представляет собой, вероятно, одно из самых быстро растущих религиозных движений в человеческой истории. За XX век оно смогло вырасти от нескольких общин в Северной Америке до сотен миллионов приверженцев и мегацерквей во всех частях света. Есть они и на постсоветском пространстве – их распространение началось сразу же после распада СССР и либерализации религиозного законодательства. Филип Дженкинс, известный американский религиовед, даже пошутил на этот счет: зачем советские граждане строили свои гигантские дома культуры? Чтобы протестантам после распада СССР было где проводить свои гигантские собрания.

Либерализация религиозного законодательства вкупе с транснациональными веяниями приводит к детерриториализации и деконфессионализации – то есть к ослаблению связи между территорией и конфессиональной принадлежностью. Быть русским уже не подразумевает непременно православное вероисповедание – доминирует принцип религиозной свободы и индивидуального выбора, который может быть сделан в пользу буддизма или, например, протестантизма. Все это в итоге приводит к появлению проблемы традиционных и нетрадиционных для данной территории религиозных идей и движений. Соответственно, конфессии, считающие данную территорию своей, начинают рассматривать транснациональные влияния как угрозу для своего выживания и привилегированного статуса. В результате растет запрос на ужесточение религиозного законодательства и укрепление границ, препятствующих проникновению нетрадиционных духовных веяний. Традиционные религиозные организации начинают активно защищать свои канонические территории – духовный суверенитет. Однако сделать это можно лишь при помощи светской власти. Государство, в свою очередь, также обеспокоено глобализационными процессами, подрывающими в том числе и государственный суверенитет. Кроме того, растущая социальная значимость религии делает контроль над этой сферой важным направлением государственной политики – этот процесс называется секьюритизацией религии, то есть ее превращением в один из аспектов национальной безопасности.

В итоге государство идет навстречу традиционным религиозным организациям – происходит ужесточение законодательства для нетрадиционных конфессий вкупе с ограничением внешних религиозных влияний. По сути, частичная ретерриториализация и реконфессионализация религиозной сферы. Взамен государство получает поддержку со стороны патронируемых религий: последние используют имеющийся у них символический капитал для сакрализации действующей власти. На выходе – сплав ретерриториализации и секьюритизации религии дает хорошо знакомую реальность борьбы за традиционные нравственные ценности, духовную безопасность и сохранение культурного кода путем противостояния пропаганде чуждых цивилизационных ценностей, распространяемых, согласно этой логике, вместе с проповедью нетрадиционных верований.

В украинском случае можно наблюдать схожую динамику, только здесь в качестве угрозы национальному – и духовному – суверенитету выступает уже сама Россия, а тесное взаимодействие православной церкви и государства мыслится в качестве защиты от этой угрозы – как политической, так и религиозной. 

Политизация религии затрагивает и Западную Европу, которая выше была названа одним из последних бастионов секуляризации. Для объяснения этого парадокса – политизация религии на фоне преобладающего равнодушия к религиозной вере и практике – вспомним одно из остроумных описаний войны на Балканах: это был конфликт трех сторон, у которых был похожий язык, похожая культура, похожая история. Единственное, что их разделяло, – это религия, в которую они не верили. Здесь содержится глубокая интуиция: имеет значение не только та религия, в которую ты веришь, но и та, в которую ты не веришь. Человек, не верящий в ислам, не то же самое, что человек, не верящий в христианство.

Столкновение с исламским Другим рождает фантазии о витальных, полных жизни «чужаках», которые вот-вот заменят одряхлевших «хозяев», оторвавшихся от собственных корней и погрязших в гедонизме. Эти фантазии усиливаются тревогой по поводу низкой рождаемости у коренных европейцев. Отсюда упор на христианство как свою собственную культурную основу в противовес культурной основе «чужаков» и традиционные – прежде всего семейные – ценности как панацею от демографических угроз, стоящих перед богатой и процветающей в материальном плане Европой. Христианская традиция превращается в своеобразный оберег от штурмующих Европу «иноверцев». Но одновременно христианские символы – это еще и протест против политики Европейского союза, которая ассоциируется помимо всего прочего с поощрением различных меньшинств.

Что нынешний министр внутренних дел Италии и по совместительству лидер правой политической партии «Лига» Маттео Сальвини демонстрирует во время митинга в качестве символа своей борьбы? Католические четки! Надо сказать, что монахи-католики из монастыря на Севере Италии смеялись в голос при попытке обсудить с ними этот поворот итальянских правых к христианству. Настолько христианство не вязалось с традиционным образом партии «Лига Севера» (прежнее название «Лиги». – Ред.)! С одной стороны, это можно считать примером инструментализации христианской символики во имя политических целей, но с другой – какой символ может лучше выразить как неприятие мигрантов с их исламом, так и недовольство политикой Брюсселя, подрывающей национальный суверенитет отдельных членов Евросоюза?!

* * *

Буквально на наших глазах религиозный дискурс все сильнее теснит прочие – национальный, этнический и т.д. В Европе, а отчасти уже и в России, проблема сирийских, турецких, алжирских, узбекских, таджикских мигрантов растворилась – по крайней мере в средствах массовой информации – в проблеме ислама. Религиозный фактор, возникнув, не просто не исчез, но умудрился подмять под себя все остальные. Межэтнические, межнациональные и даже межгосударственные противостояния снова стали религиозными, как это было в XVII веке – может быть, не по сути, но как минимум в общественном сознании. А учитывая кризис секулярных идеологий и мировоззрений, нет никаких оснований полагать, будто бы религию подобно джинну снова удастся загнать в бутылку, в которой она находилась последние столетия.

В этом контексте значимым – в том числе и политически значимым – вопросом становится не вопрос о том, религия или не религия, но вопрос о том, какая религия. Более рациональная или менее рациональная, более демократическая или менее демократическая, более мирная или менее мирная, более терпимая или менее терпимая. Отсюда напрямую следует возрастание важности теологии и теологических дискуссий. Идет борьба за душу религиозных традиций, от исхода которой все сильнее зависит мир на планете Земля.

Общество превратилось в ад. Так считает «философ гуманитарных бомбежек»

https://ria.ru/20190302/1551482800.html

Общество превратилось в ад. Так считает «философ гуманитарных бомбежек»

Общество превратилось в ад. Так считает «философ гуманитарных бомбежек»

Пять королей-зомби и четыре властелина-правдоубийцы — так видит сегодняшний мир французский гуру либерализма Бернар-Анри Леви. РИА Новости, 03.03.2020

2019-03-02T08:00

2019-03-02T08:00

2020-03-03T13:42

россия

европа

авторы

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdn25.img.ria.ru/images/155148/32/1551483213_0:24:2679:1531_1920x0_80_0_0_d77fc310b42e69ac265c8fcb58bcfc00.jpg

Пять королей-зомби и четыре властелина-правдоубийцы — так видит сегодняшний мир французский гуру либерализма Бернар-Анри Леви. Либерализм Леви — особого свойства, в наших соцсетях философу даже приклеили кличку Кровавый, поскольку нет такой «гуманитарной интервенции» и вообще войны Запада, которой он бы не одобрил, приговаривая: надо было врезать сильнее. И есть еще множество таких акций, которые его любимый Запад по каким-то причинам не учинил, поэтому Леви с яростью критикует Запад за мягкотелость. Тем более интересно, когда этот гуру либерального экстремизма говорит, что общество классических западных стран (и не только их) стало «адским». В ад его превратила называемая олигополия GAFA — Google, Apple, Facebook и Amazon. Здесь надо сделать два отступления. Первое: речь о новой книге Леви, которую он сейчас продвигает по миру с помощью множества интервью. Называется она «Империя и пять королей». Про королей мы еще вспомним, особенно с учетом того, что они к России имеют прямое отношение. И второе: на днях мы говорили о новом эссе еще одного гуру либерализма и глобализма — американца Френсиса Фукуямы. И в нем он тоже жалуется на то, что не такой демократии он хотел. «Демократический» фланг политики в США, говорит Фукуяма, расползается на множество нетерпимых ненавидящих Америку и друг друга группировок, все более радикальных. То есть, в общем, тоже ад. Не то чтобы Фукуяма и Леви были как Маркс и Энгельс западных либералов — это очень разные люди, и друг с другом не обязательно согласны. Но когда два этих самых гуру практически одновременно говорят, что демократия получается неправильная, то это все равно что бунт пчел против меда. Чем же недоволен пламенный французский мыслитель?В интервью American Interest он выражается так: сначала эта самая GAFA была олицетворением взлета американской мощи (к которой Леви относится с трепетной надеждой). Но дальше у него возник вопрос: а это все еще Америка, та самая GAFA, или уже что-то другое? Не подчиняется никаким законам, непонятно кому и чему служит. То есть сначала-то все было хорошо. Сначала была первая революция — когда у каждого возникло право свободно высказаться в интернете. Но дальше пришла революция номер два. Когда кое-кто потребовал — и по факту получил — право на уважение к своим взглядам, которые… Вот здесь интересно. Здесь ключ к мышлению всякого порядочного либерала. Либерализм — это, конечно, свобода, но для настоящих либералов, а не для кого угодно. А тут… «Перед нами коллапс самой идеи правды, существования правды, сущности правды, и за подрыв таковой несет ответственность GAFA». Понимаете, какая штука: правда — это продукт жизнедеятельности философов, и не всяких, а таких, как Бернар-Анри Леви. Она существует, только если ее создает правильный философ. А тут оказывается, что любой может не просто вылезти со своей правдой, а еще и делать это наравне с правильными правдивыми либералами (вообще-то, сейчас эти соцсети устанавливают беспощадную цензуру для их участников, но Леви, как минимум в интервью, это игнорирует — боится поверить в свое счастье?). Ну и вдобавок раньше у каждого было «право на тень», на личное пространство, на анонимность, а сейчас из-за всей этой свободы слова и бесчинства соцсетей никуда не спрячешься. Общество, как выше сказано, стало «адским». И ладно еще, если бы речь об издержках борьбы за светлые идеалы лично Леви с его казарменным либерализмом, так ведь нет. В общем, у автора большие вопросы к четырем властелинам-правдоубийцам. Зато у него нет вопросов к пяти королям. Это не название отеля в Лондоне или кипрского бренди, это — лидеры России, Китая, Турции, Ирана и Саудовской Аравии. «Ось зла» в редакции Леви. Таковой посвящена вторая часть его книги, и вот тут понимаешь, что такое настоящая правда. Это когда надо вызывать санитаров с успокоительным. А именно, с одной стороны указанная пятерка «не разделяет наши ценности», а значит, это враги. Они «мои враги, ваши враги, они враги большей части читателей вашего журнала. Они ненавидят самое лучшее в нас. <…> Они ненавидят нашу любовь к свободе. Они ненавидят нашу практику равенства мужчин и женщин. Они ненавидят наш свободный дух». С другой — «империи зла», чтобы распространить их законы на весь мир, должны иметь какое-то видение мира, какой-то набор ценностей для всего человечества. Но у них (у нас, то есть) ничего этого, оказывается, нет. И, в частности, Россия — это «государство-зомби», одновременно живое и мертвое, «тело живо, душа умерла». А такая империя не может никому угрожать. Уважаемый философ, так вы разберитесь — если у нас нет никаких ценностей и мы не можем никому с их помощью угрожать, так как же мы тогда можем быть все-таки угрозой? Это важный момент для мышления как Леви, так и Фукуямы и прочих гигантов мысли глобализма и либерализма: на самом деле они ненавидят не Россию — с Китаем, Турцией и прочими за компанию. Они создают из наших обществ и государств страшненький миф, который и самим авторам не кажется правдоподобным… Зачем? А очень просто: красноречие и Леви, и ему подобных обращено к своим, например, к Америке и Европе. Мысль такая: у нас есть страшный враг, но если мы сами еще не зомби, то все будет нормально. Однако, к сожалению, у нас все плохо, смотри выше — радикалы и соцсети превращают общество в ад, вдобавок великая Америка отрекается от своего лидерства и не хочет никого бомбить по первой команде правильных философов. То есть, попросту, поколение мыслителей, которое формулировало в 90-е годы всю концепцию «глобального мира», видит, что все пошло не так и не туда, прежде всего потому, что забыли, оттирают в сторону самих мыслителей-основоположников. И вот это — по их мнению, настоящая катастрофа. Все прочее можно пережить.

https://ria.ru/20190220/1551100426.html

https://ria.ru/20190128/1549998070.html

https://ria.ru/20190220/1551100472.html

россия

европа

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2019

Дмитрий Косырев

https://cdn24.img.ria.ru/images/91056/41/910564151_162:0:1038:876_100x100_80_0_0_fc817097c5955e90cca80f1fd5260ca4.jpg

Дмитрий Косырев

https://cdn24.img.ria.ru/images/91056/41/910564151_162:0:1038:876_100x100_80_0_0_fc817097c5955e90cca80f1fd5260ca4.jpg

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdn21.img.ria.ru/images/155148/32/1551483213_70:0:2514:1833_1920x0_80_0_0_19064929c32034e350644824e2201122.jpg

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Дмитрий Косырев

https://cdn24.img.ria.ru/images/91056/41/910564151_162:0:1038:876_100x100_80_0_0_fc817097c5955e90cca80f1fd5260ca4.jpg

россия, европа, авторы

Пять королей-зомби и четыре властелина-правдоубийцы — так видит сегодняшний мир французский гуру либерализма Бернар-Анри Леви.

Либерализм Леви — особого свойства, в наших соцсетях философу даже приклеили кличку Кровавый, поскольку нет такой «гуманитарной интервенции» и вообще войны Запада, которой он бы не одобрил, приговаривая: надо было врезать сильнее. И есть еще множество таких акций, которые его любимый Запад по каким-то причинам не учинил, поэтому Леви с яростью критикует Запад за мягкотелость.

Тем более интересно, когда этот гуру либерального экстремизма говорит, что общество классических западных стран (и не только их) стало «адским». В ад его превратила называемая олигополия GAFA — Google, Apple, Facebook и Amazon.

Здесь надо сделать два отступления. Первое: речь о новой книге Леви, которую он сейчас продвигает по миру с помощью множества интервью. Называется она «Империя и пять королей». Про королей мы еще вспомним, особенно с учетом того, что они к России имеют прямое отношение.

И второе: на днях мы говорили о новом эссе еще одного гуру либерализма и глобализма — американца Френсиса Фукуямы. И в нем он тоже жалуется на то, что не такой демократии он хотел. «Демократический» фланг политики в США, говорит Фукуяма, расползается на множество нетерпимых ненавидящих Америку и друг друга группировок, все более радикальных. То есть, в общем, тоже ад.

20 февраля 2019, 08:00

Демократия зашла не туда. Так говорит Фукуяма

Не то чтобы Фукуяма и Леви были как Маркс и Энгельс западных либералов — это очень разные люди, и друг с другом не обязательно согласны. Но когда два этих самых гуру практически одновременно говорят, что демократия получается неправильная, то это все равно что бунт пчел против меда.

Чем же недоволен пламенный французский мыслитель?

В интервью American Interest он выражается так: сначала эта самая GAFA была олицетворением взлета американской мощи (к которой Леви относится с трепетной надеждой). Но дальше у него возник вопрос: а это все еще Америка, та самая GAFA, или уже что-то другое? Не подчиняется никаким законам, непонятно кому и чему служит.

То есть сначала-то все было хорошо. Сначала была первая революция — когда у каждого возникло право свободно высказаться в интернете. Но дальше пришла революция номер два. Когда кое-кто потребовал — и по факту получил — право на уважение к своим взглядам, которые…

Вот здесь интересно. Здесь ключ к мышлению всякого порядочного либерала. Либерализм — это, конечно, свобода, но для настоящих либералов, а не для кого угодно. А тут… «Перед нами коллапс самой идеи правды, существования правды, сущности правды, и за подрыв таковой несет ответственность GAFA».

Понимаете, какая штука: правда — это продукт жизнедеятельности философов, и не всяких, а таких, как Бернар-Анри Леви. Она существует, только если ее создает правильный философ. А тут оказывается, что любой может не просто вылезти со своей правдой, а еще и делать это наравне с правильными правдивыми либералами (вообще-то, сейчас эти соцсети устанавливают беспощадную цензуру для их участников, но Леви, как минимум в интервью, это игнорирует — боится поверить в свое счастье?).

28 января 2019, 08:00

Лучшие люди Европы не спасли ее «от Кремля и вредителей»

Ну и вдобавок раньше у каждого было «право на тень», на личное пространство, на анонимность, а сейчас из-за всей этой свободы слова и бесчинства соцсетей никуда не спрячешься. Общество, как выше сказано, стало «адским». И ладно еще, если бы речь об издержках борьбы за светлые идеалы лично Леви с его казарменным либерализмом, так ведь нет.

В общем, у автора большие вопросы к четырем властелинам-правдоубийцам. Зато у него нет вопросов к пяти королям. Это не название отеля в Лондоне или кипрского бренди, это — лидеры России, Китая, Турции, Ирана и Саудовской Аравии. «Ось зла» в редакции Леви. Таковой посвящена вторая часть его книги, и вот тут понимаешь, что такое настоящая правда. Это когда надо вызывать санитаров с успокоительным.

А именно, с одной стороны указанная пятерка «не разделяет наши ценности», а значит, это враги. Они «мои враги, ваши враги, они враги большей части читателей вашего журнала. Они ненавидят самое лучшее в нас. <…> Они ненавидят нашу любовь к свободе. Они ненавидят нашу практику равенства мужчин и женщин. Они ненавидят наш свободный дух».

С другой — «империи зла», чтобы распространить их законы на весь мир, должны иметь какое-то видение мира, какой-то набор ценностей для всего человечества. Но у них (у нас, то есть) ничего этого, оказывается, нет.

20 февраля 2019, 08:00

«Сила русской магии». Почему жители Гаити просят Путина о помощи

И, в частности, Россия — это «государство-зомби», одновременно живое и мертвое, «тело живо, душа умерла». А такая империя не может никому угрожать.

Уважаемый философ, так вы разберитесь — если у нас нет никаких ценностей и мы не можем никому с их помощью угрожать, так как же мы тогда можем быть все-таки угрозой?

Это важный момент для мышления как Леви, так и Фукуямы и прочих гигантов мысли глобализма и либерализма: на самом деле они ненавидят не Россию — с Китаем, Турцией и прочими за компанию. Они создают из наших обществ и государств страшненький миф, который и самим авторам не кажется правдоподобным… Зачем?

А очень просто: красноречие и Леви, и ему подобных обращено к своим, например, к Америке и Европе. Мысль такая: у нас есть страшный враг, но если мы сами еще не зомби, то все будет нормально. Однако, к сожалению, у нас все плохо, смотри выше — радикалы и соцсети превращают общество в ад, вдобавок великая Америка отрекается от своего лидерства и не хочет никого бомбить по первой команде правильных философов.

То есть, попросту, поколение мыслителей, которое формулировало в 90-е годы всю концепцию «глобального мира», видит, что все пошло не так и не туда, прежде всего потому, что забыли, оттирают в сторону самих мыслителей-основоположников. И вот это — по их мнению, настоящая катастрофа.

Все прочее можно пережить.

Концепт: философия, религия, культура

Статья посвящена вопросу женской мусульманской одежды в Иране, отношениям и нормам, с которыми связана одежда. Настоящее исследование охватывает обсуждение хиджаба, регулирование одеяний государством и самими женщинами, начиная с шахской эпохи (до первой конституции Ирана и после её принятия) и заканчивая современным этапом. Методологически работа опирается на культурологический подход, рассматривающий представления, нормы, отношения и нарративы. В данном случае, в центре внимания исследователя находятся дискурсы, конструирующие предписания и нормы. Взяв на вооружение теоретический аппарат перформативной теории Дж. Батлер, автор рассматривает ношение хиджаба как конкретный гендерный перформатив, который конструирует и репрезентирует личность. Центральный исследовательский вопрос заключается в том, каким образом использование иранскими женщинами одежд, скрывающих тело, взятое как гендерный перформатив, связано с конкурирующими дискурсами в иранском обществе и как следование предписываемой «норме» ношения хиджаба даёт женщинам свободу действий на практике. Предполагается, что картина принуждения женщин слишком проста: на деле ношение хиджаба определено не только доминирующими дискурсами. Скорее, женщины как активные агенты могут изменять эти нормы, следуя обязанности ношения хиджаба, делать это по-своему, отклоняясь от нормы и изменяя её. В разные эпохи хиджабу придавались разные символические значения, начиная от скромности, отсталости, национализма, революционности и заканчивая демонстрацией протеста. Нормативность хиджаба, навязанная исламскими властями в домодерном Иране, исчезла вместе с секуляризацией государства до революции 1979 г., но после вернулась — сначала как вызов государству, а потом вновь как навязанный императив — и в конечном счете была адаптирована современными женщинами. Таким образом, хиджаб в Иране нагружен большим культурным и политическим значением, и в каждом дискурсе (религиозном или секуляризованном) сигнализирует либо о субъектности женщины, либо о её маргинальном статусе, разделяет одетых и неодетых в хиджаб, правильно и неправильно носящих это одеяние. Навязанное, упраздненное и вновь навязанное ношение хиджаба в русле различных дискурсов, однако, не столь успешно с точки зрения утверждения тотальной нормы. Данные свидетельствуют: сегодня иранские женщины, имея доступ к образованию и мировым СМИ, могут рефлексировать по поводу собственной идентичности и формировать её. В наши дни практики ношения хиджаба, ориентирующиеся на моду и стиль, представляют собой следование формальному правилу, которое само по себе противостоит навязанной норме. Укладываясь в исламский постулат о закрытом теле, новый модный хиджаб отклоняется от рамок, продиктованных долговременной политикой исламского Ирана, и тем самым, как ни парадоксально, угрожает исламскому дискурсу. Именно поэтому новшества в традиционном одеянии рассматриваются на высоком уровне как скрытая мягкая война, навязанная Ирану западной культурой. Главный вывод таков: между практикой ношения хиджаба женщинами — действующими субъектами и устойчивостью доминирующего дискурса существует диалектическая связь.

Философия и религия Китая — Туроператор Чайна тур энд бизнес трэвэл

Основные философские системы Китая возникли примерно за 5 веков до н.э. Главные философские учения Азии со временем приобрели статус религий, излагавших их в наиболее упрощенной форме. Эти религии, в отличие от западных, не имели строгой церковной иерархии, предписывающей верующим, как им следует мыслить и поступать.

Религия в Азии — дело сугубо личное, возможность установить связь со своими божествами. Почти в каждой религии существует множество богов и богоподобных существ, имеющих особую специализацию. Основателей религий в Азии почитают как мудрецов, а отнюдь не богов. В отличие от христианства или ислама азиатские религии никогда не прибегали к миссионерству и не насаждались огнем и мечом. Для религиозной жизни Восточной Азии характерна атмосфера веротерпимости. В последние 50 лет отношения между государством и общинами верующих в Китае складывались совсем иначе. Тем не менее интерес к религиям и религиозной жизни здесь, несомненно, сохранился. Сейчас в Китае насчитывается 28 млн. мусульман, 3 млн. католиков и 1 млн. протестантов. Несколько тысяч православных (не только русских по национальности) живут в Синьцзяне, Внутренней Монголии и Хэйлунцзяне.

Буддизм. Буддизм, проникший в Китай в 65 г. н. э., вскоре получил широкое распространение. Новое учение соответствовало китайскому мышлению, и из индивидуальной религии превратилось в семейную веру.Его основатель Сиддхартха Гаутама (563—483 гг. до н.э.), почитаемый в качестве Будды Шакьямуни, был индийским принцем, скитавшимся по свету в поисках истины. Однажды под деревом бодхи он достиг просветления, познав, что человеческая жизнь — это бесконечное страдание, вызываемое страстями и невежеством. Путем познания и отречения от страстей человек может подняться на более высокую ступень и, вырвавшись из круговорота все новых рождений, достичь нирваны. Самыми известными учениями буддизма являются Хинаяна («Малая Колесница») и Махаяна («Большая Колесница»). Принцип Хинаяны заключается в том, чтобы отказаться от причинения вреда живым существам, в то время как принцип Махаяны — действовать на благо живых существ, т.е. стать Ботхисаттвой. В Китае почитают бодхисаттву Гуаньинь, богиню сострадания. Ее изображают либо с поднятым к небу указательным пальцем, либо с сосудом святой воды в руках, либо сидящей в позе медитации, с девятью головами и тысячью рук (символ милосердия). Майтрейя, Будда будущего, который должен прийти в мир через 4000-5000 лет после исторического Будды Гаутамы, по китайским представлениям воплотился в X в., став монахом Ци Цы. Его изображают в виде Милэфу, улыбающегося толстяка. Особым направлением является чань-буддизм (в японском прочтении дзен-буддизм), где отсутствует институт монастырей и достигать просветления можно не отрываясь от повседневных дел. Всего в Китае насчитывают свыше 300 млн. человек, так или иначе связывающих себя с буддизмом.

Даосизм. Почти в одно время с Конфуцием жил мудрый отшельник, которого звали Лао-цзы («старый ребенок»). Он считается основателем даосизма. В отличие от конфуцианства, интересовавшегося сферой общественных отношений, даосизм сконцентрирован на конкретном человеке. Он учит следовать дао (от кит. — путь), мудрым отношениям человека с другими людьми и Природой. Ключевое понятие даосизма — у вэй (недеяние), означающее не бездействие, а жизнь, не нарушающую гармонию окружающего мира.

Около 20 млн. жителей Китая считают себя приверженцами даосизма. Идеи даосизма повлияли прежде всего на людей творчества. Традиционная живопись изображает изменчивую природу, пейзажи, на которых человек едва заметен. Традиционная медицина также основана на принципе гармонии человеческого тела. Тесно связано с даосизмом и учение о противоположных началах — инь и ян. Инь означает женское начало, слабость, тьму, холод, пассивность, север, четные числа и т. д. Выражением ян считаются: мужское начало, сила, свет, тепло, активность, юг, нечетные числа и пр. Единство обоих начал создает совершенное целое. Знаменитый символ инь-ян показывает также, что каждый элемент несет в себе зерно своей противоположности.

Конфуцианство. Формально конфуцианство не является религией, ибо в нем никогда не было института церкви. Но по своей значимости, степени проникновения в душу и воздействия на сознание и поведение народа оно успешно выполняло ее роль.

Есть и еще одно коренное отличие конфуцианства от мировых религий. Идеи Конфуция — это слово не Всевышнего, а земного человека.

Строгая социальная иерархия и моральные правила — основные принципы учения Конфуция, родившегося в: 551 г. до н.э. в семье незнатного ученого в княжестве Лу (современный Шаньдун). Согласно Конфуцию в основе общества лежат «пять отношений»: между правителем и министром, отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим братьями и, наконец, друзьями. Равноправными могут быть отношения между друзьями. Во всех остальных случаях младший партнер обязан повиноваться старшему ожидая его благосклонности. Конфуцианская мораль проповедует «пять добродетелей»: человечность, справедливость, благородство, самоусовершенствование и верность. Никто не должен поступать с другими так, как не хотел бы, чтобы поступали с ним. Это, в принципе, относится и к правителю, который обязан заботиться о подданных, иначе они вправе свергнуть его.

Учение Конфуция получило дальнейшее развитие у его учеников, прежде всего у Мэн-цзы. Значение конфуцианства резко возросло, когда династия Хань, интерпретировав по-новому, сделав его официальной идеологией. Подвергшись новому переосмыслению в эпоху Сун, оно приняло ортодоксальную форму. Учение Конфуция было и остается одной из авторитетнейших этических систем, определившей параметры формирования мышления и национального характера китайцев. Конфуцианству следует сейчас 200-300 млн. человек, называя его своим образом жизни.

во что превратилась философия в соцсетях – Москва 24, 09.04.2015

Цитата про разбитое сердце, рецепт голубцов и пара строчек из Ницше – типичная «стена» среднестатистического пользователя социальных сетей. Благодаря бессчетным репостам «красивых фраз», философия уже давно стала частью повседневной интернет-жизни. Абсолютно бессмысленной, но веселой.

Если верить пабликам вроде «Разлюбила», «Я без тебя ничто», «Дрянь», то Фридрих Ницше и Артур Шопенгауэр жизнь занимались тем, что строчили грустные заметки на льняных салфетках о разбитом сердце. «Расставашки – всегда пичалька». О такой ли популярности мечтали великие умы – неизвестно, однако мы провели небольшое исследование и выяснили, какие философы чаще всего цитируются в интернете. А для тех, чье желание сделать репост сильнее доводов рассудка, мы подготовили небольшой гид – кем были главные производители контента для пабликов и кому не стоит цитировать их у себя на страничке.

Мнение эксперта

«Когда человек что-то пишет в социальной сети, создает собственное высказывание, прежде всего им движет тщеславие. Он хочет выглядеть интересным в глазах других. Ищет славы и признания. Назовем его автор. Когда же человек не может создать собственное оригинальное высказывание, не умеет, он пользуется чужим. Например, цитатой философа. Это красиво и культурно. И чужую мудрость он публикует от своего имени, отождествляя себя с великим. Подразумевая: многообразие моих мыслей, точнее всего выразил этот усатый немец. В такой ситуации публикатором движет то же тщеславие, что и автором. Он так же напряженно ждет лайков, одобрения, признания. Это означает, что цитаты философов в социальных сетях («ВКонтакте» прежде всего) выполняют отнюдь не просветительскую функцию, они заменяют слово бессловесным. И теряют при этом авторство вместе с изначальным контекстом. Ни о какой популяризации философии с помощью сетевых картинок-цитат речи идти не может.

Больше того, когда философские афоризмы становятся продуктом массового потребления и пролетают снизу вверх со скоростью прокрутки колесика мышки, потребляясь без осмысления, они, скорее, мешают думать, чем помогают.

И если отвечать на вопрос, способствуют ли сетевые цитаты популяризации философии, нужно ответить нет – способствуют только засорению сети незаслуженными лайками».

Борис Прокудин

историк философии, доцент факультета политологии МГУ

Темная сторона Фридриха Ницше

Текст о цитатах хорошо начинать с цитаты. «Читал Ницше «Заратустра» и заметку его сестры о том, как он писал, и вполне убедился, что он был совершенно сумасшедший, когда писал, и сумасшедший не в метафорическом смысле, а в прямом, самом точном» (публикуется в сокращении), – писал Лев Толстой. Он очень переживал, что ницшеанская философия пользуется популярностью в России. Это, на его взгляд, свидетельствовало о нравственном упадке общества. «Каково же общество, если такой сумасшедший и злой сумасшедший, признается учителем?», – подчеркивал Толстой.

Философ, композитор и поэт Фридрих Вильгельм Ницше бесспорно был великим мыслителем, но также противником христианства и антидемократом, страдающим сильным психическим расстройством.

Основным учением Ницше принято считать идею о воле к власти. Мир в его понимании – это бесконечное становление, в основе которого борьба «пунктуаций воли». Это становление не имеет смысла или порядка. Оно иррационально. «Процесс, ведущий в никуда». Мир, считал философ, недоступен разуму, и единственное, что можно о нем сказать, – что он результат состязания между волями, борющимися за превосходство. Но все это слишком сложно для небольшой интернет-заметки. Поэтому перейдем к более приземленным, массовым идеям, то есть к сверхчеловеку.

«Человек – это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, это канат над пропастью… Величие человека в том, что он мост, а не цель; и любви в нем достойно лишь то, что он – переход и уничтожение», – писал Ницше в своей работе «Так говорил Заратустра». Для того чтобы стать сверхчеловеком, по мнению философа, человек должен переоценить все свои ценности – мораль, культуру и христианскую добродетель. Христианство было отдельной головной болью философа. Оно «вреднее любого порока», потому что пропагандирует сострадание слабости. «Слабые и уродливые» должны погибнуть. «Надо еще помогать им гибнуть», – писал Ницше в «Антихристианине». По его мнению, христианство – религия униженных и рабов. В новом обществе не должно быть им места.

Ницше также делил людей на высших – элиту, противопоставляя ее большинству – массе, низшему виду. Про массу и ее тиранию он наговорил много. Достаточно одного: «Жизнь – источник радости; но всюду, где пьет толпа, родники отравлены». Как итог: сверхчеловек, по Ницше, – это «высший человек», который преодолел господство массы, проповедующей христианское смирение. Главное в нем – это воля к той самой власти и сила. Что-то напоминает, да?

Не цитируйте у себя на страничках Ницше, если вы:

• христианин;
• демократ;
• филантроп;
• добряк с душой нараспашку, потому что «чем шире ты раскрываешь объятия, тем легче тебя распять».

Темная сторона Жан-Поля Сартра

Тлен, построк и Сартр – составные философии экзистенциализма эпохи «ВКонтакте». Прежде чем говорить о философе, нужно разобраться, что такое экзистенциализм.

Экзистенциализм, или философия существования, обращается к человеку и его бытию. Это философия иррационализма и антиинтеллектуализма. Экзистенциалисты выводят на первый план не разум, а эмоцию. При этом науку – психоанализ и психологию – они считают бесполезной, а то и вредной. Истина – зло, только мифы и иллюзии способны помочь человеку в жизни. Еще один постулат: чем меньше человек знает, тем он свободнее. Для экзистенциалистов есть только человеческое Я, а окружающий мир воспринимается за счет ощущений этого самого Я. Независимая от человека реальность существовать может, однако она носит идеалистический характер. Для религиозных экзистенциалистов эта реальность есть Бог, для атеистов – «ничто» или, если верить Сартру, «бытие-в-себе».

Важный пункт в программе экзистенциалистов – это свобода. Однако они уверены, что истинная свобода может быть дарована только смертью. Жизнь абсурдна и бессмысленна, страдания нельзя побороть, к ним можно только привыкнуть, поэтому каждый человек должен стремиться к небытию, как к высшей свободе. Камю, например, считал, что единственный важный вопрос в жизни человека – это вопрос самоубийства.

Сартр разделял общий пессимистичный настрой экзистеницалистов и считал, что история любой жизни – это история поражения. Однако философ призывал людей брать ответственность за свои поступки. «Человек несет всю тяжесть мира на своих плечах: он ответствен за мир и за самого себя как определенный способ бытия. […] Если я мобилизован на войну, это есть моя война, я виновен ей, и я ее заслуживаю. Я ее заслуживаю прежде всего потому, что мог уклониться от нее – стать дезертиром или покончить с собой. Раз я этого не сделал, значит я ее выбрал, стал соучастником». Сартр был уверен, что личность должна объявить войну собственной трусости, поэтому высоко ценил стихийный протест. Именно он был идейным вдохновителем студенческого бунта в Париже.

Стоит отметить, что были попытки создать позитивный экзистенциализм, но они провалились. Критикуя классическую школу экзистенциализма, «оптимисты» пришли к тем же выводам об абсурдности бытия.

Не цитируйте у себя на страничках Жан-Поля Сартра, если:

• вашу страницу читает ваша мама;
• вашу страницу читает ваш психиатр;
• вы не играете построк;
• в вашем существовании есть хотя бы минимальный смысл.

Темная сторона Иммануила Канта

Надпись на домике Канта в поселке Веселовка Черняховского района. Фото: newkaliningrad.ru

В случае с Кантом виртуальные «стены» стали реальными, поэтому обойти вниманием немецкого философа было бы неправильно. Обличающая надпись «Кант лох» появилась на домике Канта в поселке Веселовка Черняховского района (это в Калининградской области), а сделала ее 17-летняя студентка педагогического института. История оказалась вдохновляющей: некто создал целый сайт «Кантлох», где каждый желающий может высказать свои претензии на достопримечательностях Калининградской области.

Кто же такой Кант и почему он лох? Иммануил Кант считается одним из родоначальников классической немецкой философии. Вера в могущество разума, гуманизм, права личности, мировой закон вечного развития – это все Кант. Интересно, что он происходил из простой семьи ремесленника, но был талантливым малым, поэтому не только окончил престижную гимназию, но и поступил в Кенигсбергский университет.

Творчество Канта делят на два периода – «докритическое» и «критическое». В первый период философ активно занимался естествознанием. Он выдвинул гипотезу о происхождении Солнечной системы естественным путем из первоначальной туманности. Он также писал про множественность миров, о непрерывности процесса их возникновения и исчезновения. Позже французский ученый Лаплас смог дать теории о естественном происхождении Вселенной математическое обоснование. Теория получила название канто-лапласовской гипотезы. Кстати, Кант создал еще одну теорию – о замедлении вращения Земли за счет приливов и отливов в океане. Идея о естественном происхождении человеческих рас – тоже его.

В «критический» же период Кантом были написаны всем известные «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения». Первый труд о теории познания считается основным в творчестве философа, второй посвящен этике, а третий — эстетике.

В «Критике чистого разума» Кант исследует познавательные возможности разума, которые человек приобретает в отрыве от знаний, полученных опытным путем. Кант в своей работе затрагивает вопросы времени и пространства, возможности разума постигнуть Бога и так далее. В «Практическом разуме» – главном его этическом произведении – Кант говорит в том числе о разнице между стремлением к счастью и стремлением к тому, чтобы быть достойным счастья. А в «Способности суждения» философ обращается к эстетическим и телеологическим вопросам. Помимо теоретического и практического разума, философ находит рефлектирующую способность суждения, которая проявляется в суждениях вкуса или эстетических суждениях.

Так что Кант совсем не лох, он…

Фото: pikabu.ru

Не цитируйте у себя на страничках Иммануила Канта, если:

• вы не знаете кто это;
• ваша любимая книга – «50 оттенков серого»;
• вы не можете правильно написать имя Иммануил.

Философия Победы. Реплика Александра Проханова

Теперь, когда отшумели эти восхитительные пылающие победные празднества, можно внимательно вглядеться в те сущности, которые обнаружили себя во время этих торжеств. Стало ясно, что все вызовы, которые были брошены России на протяжении последних лет с юга, с востока, с севера, с запада, что эти вызовы нашли в нашем военно-промышленном комплексе достойный ответ. И мы ликвидировали свое стратегическое и военное отставание. А когда по небу понеслись армады самолетов, эскадрильи за эскадрильей, гиганты, огромные, серебряные, белоснежные, серые как вихри бомбардировщики, штурмовики, тогда стало ясно, что сегодняшняя Россия обладает цивилизацией, способной производить эти уникальные, бесподобные, лучшие в мире машины. А весь Парад с самого начала, с барабанщиков, с выноса знамен и хоругвей, до последних заключительных маршей, сам парад напоминал таинственное, восхитительное богослужение, мистерию, которая проходила среди этих соборов, крестов, отечественных святынь.

И разве не мистерией, разве не религиозным действом был последующий марш «Бессмертного полка»? Разве не напоминал он крестный ход во время Пасхи, когда толпы людей, ликуя, обливаясь слезами, несли в руках портреты своих усопших предков, своих погибших на войне героев. И эти портреты оказались иконами, которые источали лучи, источали сияние. Можно говорить о том, что празднество Победы превратилось из социального, военного ритуала в мистерию, в определенную философию Победы, в определенную религию Победы. Религию, в которой находят свое место и православные, и мусульмане, и иудаисты, и носители всех других конфессий и религий. Религий, которые соединяют наш народ в единое огромное сообщество. Когда состоялось, наконец, давно ожидаемое, откладываемое поразительное единство. Наш народ, рассеченный в 91-м году, вновь соединился в своей цветущей целостности. И мы можем говорить, что там, на параде, и во время этого мистического шествия состоялся долгожданный синтез и образовался единый, неразлучный российский народ. Народ, в котором едины красные и белые, мусульмане и православные, старики и дети, богатые и неимущие. Народ, в котором все соединено в единый цветущий, огненный победный цветок.

Но как же без хулителей, как же без осквернителей наших священных колодцев? Когда обнаружилось это чудотворное победное единство, они опять появились из своих чуланов, из своих темных нор и набросились, чтобы осквернять, топтать, мучить нас своими кознями, своими хулами. Они утверждают, что этот бесподобный марш миллионов, марш «Бессмертного полка» был сфабрикован, был делом кремлевских рук. Они хотят убедить нас, что мы немощные, что мы лишены этого цветения, что мы — плод кремлевских интриг. Что власть, которая была представлена президентом, несущим в этой толпе портрет своего отца, власть и народ, который сошелся на этот торжественный крестный ход, что они по-прежнему разделены. Кто они, эти люди, которые постоянно мучают и терзают нас своими оскорблениями, своими подозрениями и своей хулой?

Разве можно сымитировать ликующую радость и благоговение, которыми были наполнены лица? Разве можно было сымитировать слезы благодарности, любви и печали, которыми были залиты лица тысяч идущих мимо нас людей. Разве можно было сымитировать это ощущение любви, братства, равенства и единства, которое охватило нас? Еще недавно казалось, что это единство с трудом достижимо. Но вот прошла Олимпиада. И во время нашей победной Олимпиады мы впервые почувствовали это плотное, страстное срастание всех во имя Победы, во имя празднества и торжества. А, когда к нам вернулся Крым, мы испытали ощущение триумфа, ощущение чуда, которое вновь посетило нас. И вот теперь эти победные торжества, которые окончательно сочетали в нас чудесное, общенародное, национальное единство. Если люди, которые нас хулят, которые устраивают эти омерзительные провокации, являются людьми, представителями оппозиции, они должны понять, что дело их проиграно, что эта оппозиция окончательно вытеснена на периферию нашей общественной политической жизни, что грош им цена. Их усилия нас обидеть, осквернить ничего не стоят. В своей хуле нашей победы, в своей хуле нашего народа они бессильны и бессмысленны. Потому что Господь поругаем не бывает.

Бог из картины – Weekend – Коммерсантъ

спецпроект

Фото: PolyGram Filmed Entertainment

В этом году мир отмечает двадцатилетие фильма братьев Коэн «Большой Лебовски», благодаря которому американская культура не только получила свою версию Обломова, но и обзавелась новой религией, основанной на жизненной философии главного героя фильма — Чувака. Сегодня у Церкви нового Чувака 450 тыс. человек последователей, а у ее представителей — официальное разрешение на проведение свадеб и крестин. И не только у них. Рассказываем, какие еще религии возникли из любви к искусству и к чему приводит возведение в культ единорогов, джедаев и простого человеческого идиотизма

Дудеизм

«Большой Лебовски».Режиссеры Джоэл и Итан Коэны, 1998 Фото: PolyGram Filmed Entertainment

«Большой Лебовски»,

режиссеры Итан и Джоэл Коэны, 1998

«Может, дудеизм не может похвастаться трехтысячелетней традицией, от Моисея до Сэнди Коуфакса, но нас объединяют духовные откровения, снисходившие на великих Чуваков до нас. Как когда-то завернул наш лама: „Жизнь короткая и сложная, и никто не знает, что с этим делать. Так что не делай ничего. Не парься, чувак”» Манифест дудеизма

Жизненная философия бездельника Джеффри Лебовски по прозвищу Чувак — плыть по течению, играть в боулинг как можно чаще и в любой непонятной ситуации раскуривать косяк — оформилась в официальную религию к 2005 году, спустя семь лет после премьеры картины. К этому моменту преданные фанаты Коэнов, переросшие ежегодные совместные просмотры фильма, организовали Церковь нового Чувака — религиозное учение, соединившее заповеди Джеффри Лебовски с элементами христианства и даосизма. За 13 лет существования Церковь нового Чувака обзавелась не только собственной газетой (The Dudespaper) и официальным сводом правил («The Dude De Ching» — по аналогии с «Дао дэ цзин», «Книгой пути и достоинства», в которой излагаются основы даосизма), но и разрешением от американского правительства на проведение свадеб и крестин.

Прихожане Церкви нового Чувака, 2007 Фото: dudespaper.com

Помимо героев фильма «Большой Лебовски» к числу главных апостолов религии относят Лао-цзы, Марка Твена и Курта Воннегута.

Журналист Оливер Бенджамин — основатель дудеизма и первый преподобный Чувак.

Любая церковь и боулинг-клуб.

450 тыс. человек

Основополагающее правило истинного дудеиста — «не напрягаться по жизни». Дудеист также обязан практиковать несерьезное отношение к материальным благам — это единственный способ достичь внутренней гармонии (ортодоксальные дудеисты и вовсе отказываются от любого контакта с деньгами). Прихожане Церкви нового Чувака исповедуют пацифизм, вегетарианство и пофигизм — последний возведен в статус главной добродетели. Дудеисты признают все религии и не практикуют отлучения от церкви.

Хотя дудеисты, наследуя правилам даосов, в честь которых назван их манифест, не слишком доверяют ритуальной составляющей служения, некоторые таинства в дудеизме все же закрепились. Так, например, каждый поход в боулинг-клуб считается священным, как и занятия медитацией, которая в дудеизме приравнивается к молитве. Также особенно поощряются длительные путешествия в дружеской компании и «долгий, осознанный душ».

Заполнить стандартную анкету на сайте dudeism.com и не напрягаться по жизни.

Неоамериканская церковь

Олдос Хаксли (в центре), 1917

Фото: DIOMEDIA / National Portrait Gallery London

Олдос Хаксли. «Двери восприятия», издание 2013 года

«Двери восприятия»,

Олдос Хаксли, 1954

«Не за горами то время, когда мы одержим победу над всякой хренью. Нам не понадобится для этого сила, потому что психоделический опыт и вытекающая из него философия уменьшают, а иногда и устраняют страх смерти. А тому, что устраняет страх смерти, невозможно долго сопротивляться» Артур Клепс

Эссе, в котором автор одной из главных антиутопий XX века «О дивный новый мир» описывает свой опыт употребления мескалина, получило статус «священного писания» в 1965 году, когда психолог Артур Клепс, один из пионеров психоделической революции, выступавший против запрета ЛСД и марихуаны, решил основать соответствующую своим убеждениям религию. Неоамериканская церковь только за первые пять лет существования обзавелась манифестом («The Boo Hoo Bible») и официальным гимном (детская песенка «Row, Row, Row Your Boat»), стала предметом нескольких судебных разбирательств, так и не была официально признана американскими властями, зато привлекла в свои ряды почти всех звезд движения хиппи: свадьбу основателя Международной партии молодежи Эбби Хоффмана и писательницы Аниты Кушнер, например, проводил именно священник Неоамериканской церкви.

Свадьба основателя Международной партии молодежи Эбби Хоффмана и писательницы Аниты Кушнер, в центре — священник Неоамериканской церкви, 1967 Фото: Burton Berinsky/The LIFE Images Collection/Getty Images

Одним из верховных божеств Неоамериканской церкви долгое время был писатель, психолог и пропагандист психоделиков Тимоти Лири, но после его ссоры с Артуром Клепсом он был из пантеона исключен. Зато остались Олдос Хаксли, Хантер Томпсон и Генри Миллер.

Верховная шишка доктор Генри Джоан.

Дом любого из членов церкви и «Храм для медитаций» в Вермонте, принадлежащий основателю церкви Артуру Клепсу.

По разным источникам — от 5 до 10 тыс. человек.

Прихожане Неоамериканской церкви обязаны строго соблюдать три заповеди: признавать, что жизнь — это сон, а любые связи между людьми — иллюзия, признавать безусловное право каждого человека на психоделический опыт и, наконец, признавать превосходство античного скептицизма над любыми другими учениями. Также в церкви существует дополнительный свод из не строго обязательных десяти заповедей, куда входят положения вроде «не пропускать вечеринки», «трагедии предпочитать комедию», «вступать в брак с размахом» и «не обсуждать злободневные новости».

Главным и единственным священнодействием Неоамериканской церкви считается получение психоделического опыта. Выбор способа его получения остается на усмотрение прихожан.

Заполнить стандартную анкету на сайте okneoac.org и ждать ответного письма с дополнительными вопросами от руководителей церкви.

Джедаизм

«Звездные войны. Эпизод IV: Новая надежда». Режиссер Джордж Лукас, 1977Фото: Lucasfilm

«Звездные войны»,

Джордж Лукас, 1977

«Мы предлагаем встать на путь гармонии с Силой, найдя счастье в помощи другим. Церковь джедаизма направлена на объединение людей по всему миру с целью помочь им научиться использовать Силу для уничтожения дискриминации, насилия, жестокости и нищеты» Манифест джедаизма

Удивительным образом, официальная религия, основанная на философии рыцарей-джедаев из киноэпопеи Лукаса, была создана только в 2007 году. К этому моменту, правда, учение, согласно которому каждый человек является носителем внутренней светлой энергии, или Силы, с помощью которой можно влиять на окружающий мир, в представлении не нуждалось: 1,5% жителей Новой Зеландии, например, согласно общественному опросу 2001 года, относили себя к джедаистам (к буддистам — всего 1,2%). Настоящим мессией джедаизма стал студент Дэниел Морган Джонс, которому «Звездные войны» в свое время помогли справиться с синдромом Аспергера: за 11 лет на посту главы церкви Джонс выпустил манифест, организовал регулярные встречи джедаистов в Англии и США, добился официального признания церкви и разрешения на проведение свадеб и похорон.

Встреча джедаистов, 2017 Фото: Justin Sullivan/Getty Images

В христианском понимании святые в джедаизме отсутствуют. Йода, Оби-Ван Кеноби, Люк Скайуокер и другие рыцари-джедаи из вселенной «Звездных войн» почитаются на манер конфуцианского сэнсэя — как пример мудрости и умеренности, без обожествления.

Основатель Церкви джедаизма химик Дэниел Морган Джонс.

Джедаисты выступают против культовых сооружений. Храм церкви заключен в Силе джедая, носителем которой является каждый последователь учения.

Около 500 тыс. человек.

Джедаизм не монотеистическая религия, поэтому концепция единобожия настоящим джедаистам не близка, кроме того, джедаизм не возбраняется сочетать с другими религиозными практиками. В остальном основные положения церкви вполне соответствуют главным христианским заповедям. Их соблюдение гарантирует джедаисту загробную жизнь — полное растворение в светлой энергии Вселенной.

Настоящий джедаист обязан практиковать регулярную медитацию, которая замещает собой молитву. Также для полного контроля над внутренней Силой джедая и физического самосовершенствования, которое, согласно учению, ведет к обретению внутренней гармонии, джедаист обязан заниматься боевыми искусствами. Предпочтение отдается смешанному стилю с использованием световых мечей.

Заполнить анкету на сайте becometheforce.com и пройти начальную джедайскую подготовку.

Церковь Всех Миров

«Чужак в чужой стране». Роберт Хайнлайн, издание 1973 года

«Чужак в чужой стране»,

Роберт Хайнлайн, 1961

«Подобно Волшебному Кругу грибов, возникающих из общей невидимой мицелиальной сети, мы являемся продолжениями / проекциями Универсального Сознания» Оберон Зелл-Равенхарт

Первая неоязыческая религия, официально признанная в США, была организована в 1962 году, когда компания друзей под предводительством психолога Тимоти Зелла решила совместить вымышленное вероучение из знаменитого научно-фантастического романа Хайнлайна о марсианском Маугли с теорией самоактуализации Абрахама Маслоу. Церковь Всех Миров (названная вслед за религией, основанной на Земле главным героем романа Хайнлайна) своей миссией объявила пробуждение духа Геи, древнегреческой богини Земли. Достичь этого, согласно Зеллу, принявшему имя Оберон Зелл-Равенхарт, может только высокоразвитое племенное сообщество. Помогают в достижении единения с биосферой Матери-Земли Геи тематический журнал «Зеленое яйцо» и наставничество самого Зелла-Равенхарта, с момента основания церкви успевшего написать несколько книг по эзотерике и получившего прозвище Настоящий Гэндальф.

Морнинг Глори Зелл-Равенхарт и единороги Ланселот и Галахад, 1970-е Фото: Danny Yourd and Oberon Zell-Ravenheart

Помимо Геи последователи Церкви Всех Миров верят в существование Бога-отца, прародителя духов Земли. Духи Земли являют себя в виде фей и единорогов. Согласно учению Церкви Всех Миров, единороги покинули Землю из-за того, что люди перестали их почитать, поэтому одна из важнейших задач церкви — это возвращение их на Землю. Для этого Равенхарт в 2004 году даже открыл в Калифорнии институт магии «Серая школа волшебства».

Бизнесмен Джек Криспин Кейн.

Поскольку приверженцы Церкви Всех Миров предпочитают жить общиной, в каждом их поселении строится временный храм, доступ в который может получить только посвященный.

Около 5 тыс. человек.

Основная догма Церкви Всех Миров — отсутствие каких бы то ни было догм, главным грехом считается лицемерие, а целью учения — достижение контакта и единства со всеми типами сознания, в первую очередь — с духами Земли.

Обрядовая сторона Церкви Всех Миров держится в секрете, но известно, что ее участники для развития экстрасенсорных способностей практикуют сеансы групповой медитации, а также ряд авторских упражнений, разработанных лично Равенхартом. Вместе с этим церковь каждый год принимает участие в семидневном Старвудском фестивале, на котором собираются все язычники Америки.

Придется поехать в Калифорнию и найти Оберона Зелла-Равенхарта. Без личной встречи вступить в ряды не получится — лидеры Церкви Всех Миров не доверяют компьютерным технологиям.

Миссионерская церковь копимизма

Манифест арт-группы Piratbyran «Копируй меня», 2005

Манифест арт-группы Piratbyran

«Копируй меня», 2005

«Чтобы принадлежать к сообществу копимистов, не обязательно быть членом какой-либо организации. Достаточно, чтобы человек чувствовал себя призванным уважать и поклоняться святейшему из святых — информации» Манифест Миссионерской церкви копимизма

Религия, взявшая за основу манифест хакерской арт-группы Piratbyran, в котором отрицаются все законы об авторском праве, а обмен знаниями объявляется священным, была организована в 2010 году 19-летним студентом философского факультета Упсальского университета Исааком Герсоном и стала первой церковью «поколения Анонимус». За восемь лет существования Миссионерской церкви копимизма Герсон добился ее официального признания шведскими властями, а в 2012 году принял участие в первой свадебной церемонии. Священник, проводивший обряд, был облачен в рясу и маску Гая Фокса.

Первая свадьба в Миссионерской церкви копимизма, 2012 Фото: kopimi/kopimistsamfundet.se

Хотя Церковь копимизма не признает богов и сверхъестественные силы, покровитель у копимистов все же имеется — это знаменитый участник Порохового заговора Гай Фокс, чье изображение, благодаря хакерской группе «Анонимус», стало символом протестного движения по всему миру.

Основатель церкви философ Исаак Герсон.

Любой компьютер копимиста.

Точная численность адептов Миссионерской церкви копимизма неизвестна.

Существует шесть основных заповедей копимизма: «Интернет священен», «Копимиксирование — более священный вид копирования, чем простое цифровое копирование, так как оно увеличивает и улучшает существующее изобилие информации», «Копирование или копимиксирование информации, полученной от другого человека, является актом уважения и глубоким проявлением признательности копимиста», «Распространение информации священно», «Копирование информации — это не преступление» и, наконец, «Программный код — это единственный закон».

Главным священнодействием Церкви копимизма является любой процесс копирования информации. Перед тем как совершить обряд копирования, копимист должен поместить на модем изображение Святой Копирамиды и произнести следующее: «Провозглашаю это место точкой обмена информацией. Копируй и распространяй!»

Заполнить стандартную анкету на сайте kopimistsamfundet.se и пройти обряд посвящения в копимисты.

Динкоизм

Серия комиксов о Динкане в журнале Balamangala, 2016

Серия комиксов о мыше-супергерое Динкане

«Зачем нам ждать попадания в рай, когда мы можем устроить его на Земле с помощью хороших дел? Ничего страшного, если нам в этом поможет мышь-супергерой» Суджян Джозеф, прихожанин

Религия, провозгласившая своим верховным божеством мышь со сверхспособностями из индийского комикса, срисованного с DC, появилась в Индии в 2008 году. Тогда группа политических активистов и открытых атеистов, назвавших себя Церковью Динкана, хотела привлечь внимание общественности к проблемам внутри страны, а именно — к сохранившейся кастовой системе, противоречащей всем положениям о правах человека. Довольно быстро из пародийного движения динкоизм превратился в самостоятельную религию, взявшую на себя пропаганду инклюзии во всех социальных сферах (в Индии, она, естественно, официально не признается). Так, например, в Церковь Динкана недавно вступил глава программы ООН по снижению опасности стихийных бедствий Мурали Тхуммарукуди.

Прихожане Церкви Динкана, 2016 Фото: scopefeatures / Vostock Photo

Динкоизм — монотеистическая религия. Бог, он же создатель Вселенной,— мышь по имени преподобный Динкан. Согласно учению, Динкан создал мир, пока ел пьянящие корни маниока, которые вызвали у него неконтролируемый приступ смеха. Смех Динкана стал началом Земли и человеческого времяисчисления.

Церковь построена на демократических принципах и не признает никаких иерархий. Главой церкви на время может стать любой прихожанин, захотевший собрать на встречу своих единоверцев.

В данный момент у динкоистов не существует храмов, хотя разговоры об их постройке ведутся как минимум пять лет. Пока что динкоистическим святилищем провозглашается любое помещение, где проходит официальная встреча последователей религии.

Около 25 тыс. человек.

Строгого свода правил в динкоизме нет. Моральным ориентиром для динкоистов являются основные права человека и христианские заповеди с шестой по десятую. Отдельное место занимает забота об экологии.

Главный обряд динкоизма — уничтожение или поедание (что предпочтительнее) плодов кануна, индийского хлебного дерева. Согласно заветам церкви, преподобный Динкан в какой-то момент подавился плодами кануна — и так образовались черные дыры. Для предотвращения подобных инцидентов истинный динкоист за жизнь должен уничтожить как можно больше этих растений.

Написать в группу Freethinkers, официальную страницу движения в Facebook.

Первая церковь последнего смеха

Собрание сочинений Филиппа К. Дика, Gregg Press, 1978 Фото: Heritage Auctions

Полное собрание сочинений Филипа К. Дика, вышедшее в издательстве Gregg Press, и отдельно — пустая 19-я страница в первом томе

«Все прочие религии основаны на страхе и вине. Но страху и вине всегда предшествует глупость» Эд Холмс

В 1981 году за чтением первого Полного собрания сочинений отца киберпанка Филипа Дика актера Эда Холмса постигло мистическое откровение — так возникла новая религия, названная Первой церковью последнего смеха. В основе ее учения лежало представление о том, что идиотизм — это проявление божественной сущности человека. За 40 лет существования Первая церковь последнего смеха из клуба калифорнийских хиппи превратилась в огромное движение, чему немало способствовал организованный Холмсом ежегодный первоапрельский Парад дураков в Сан-Франциско, уже признанный главным праздником идиотизма на земле. На нем, кстати, священники Первой церкви последнего смеха с разрешения властей проводят свадебные церемонии.

Первоапрельский Парад дураков в Сан-Франциско, 2001 Фото: 48states/wikimedia.org

Церковь последнего смеха чтит христианский пантеон святых, впрочем, на свой манер — в каждом из их житий паства Холмса находит что-то смешное.

Актер и основатель церкви Эд Холмс, он же — верховный понтифик, епископ Джо.

Каждый год храм Первой церкви последнего смеха строится во время восьмидневного арт-фестиваля Burning Man в пустыне Блэк-Рок. В последний день храм торжественно сжигается во имя глупцов всего мира..

Точное количество прихожан установить трудно, потому что к церкви заочно причислены все люди, совершавшие в жизни глупость. Численность активных последователей, впрочем, подсчету поддается: первоапрельский парад в Сан-Франциско ежегодно посещает до 5 тыс. человек.

Для последователей учения о священной природе тупизны Холмс разработал постоянно пополняющуюся систему заповедей. Например, среди них: «если встречаешь Парад дураков в дороге, срочно бей зеркала», «никогда не говори глупость, не обдумав ее» и «если сомневаешься в чем-то — дай себе подзатыльник». Любую из заповедей можно оспорить, написав отцу-основателю — его адрес находится в открытом доступе.

Для обретения божественной благодати необходимо периодически совершать прыжки веры — для этого необходимо закрыть глаза, посчитать до трех и подпрыгнуть (с верой в то, что земля, когда ты приземлишься, будет на месте).

Приехать на парад в Сан-Франциско и получить официальное благословение. Для тех, кто не может доехать до США, разработан специальный ритуал — в полдень 1 апреля надо бросить все дела, дать себе подзатыльник и произнести официальную клятву глупца (с ее текстом можно ознакомиться на сайте saintstupid.com).

Матриксизм

«Матрица». Режиссеры Лана и Лилли Вачовски, 1999

«Матрица»,

Режиссеры Лана и Лилли Вачовски, 1999

«В фильме „Матрица” рассказывается история об исполнении апокалиптического пророчества. По фильму оно должно исполниться где-то после 1999 года. Мы считаем, что более точная дата ближе к 2119-му» Манифест матриксизма

Матриксизм, или Путь избранного,— религия, основанная на сюжете научно-фантастического боевика «Матрица», антиутопии о будущем, в котором человечество подчинено разумным машинам и живет в компьютерной программе, имитирующей реальную жизнь. Как отдельное учение оформился в 2004 году, после выхода третьей части франшизы. Последователи матриксизма объявили, что раз трилогия Вачовски закончилась, то будущее уже наступило и искать способы выхода в реальный мир надо начинать прямо сейчас. Делать это может только официальный матриксист — с помощью компьютерных кодов, спрятанных в даркнете.

«Матрица». Режиссеры Лана и Лилли Вачовски, 1999

Тут все просто — «святая троица» из первой части «Матрицы»: Нео, Тринити и Морфеус как главное божество.

Анонимный юзер под ником Neo_1.

Компьютер матриксиста (поскольку последователи матриксизма предпочитают встречаться онлайн) со священным символом религии — японским иероглифом, обозначающим красный цвет — в честь красной таблетки правды, которую в первом фильме трилогии «Матрицы» принимает герой Киану Ривза.

По разным источникам — от 2 до 5 тыс. человек.

Существует четыре основных заповеди матриксиста: верь в мессианское пророчество, изложенное в фильмах Вачовски, верь в субъективную основу реальности, верь в сакральность психоделического опыта и, наконец, обязательно изучай мировые религии (для расширения кругозора).

Ритуальная часть матриксистов, верящих, что весь мир — так или иначе иллюзия, интересует мало. Но один святой праздник у них все-таки есть: 31 марта — дата американской премьеры первой части «Матрицы».

К 2010 году последователи матриксизма, следуя своему священному писанию «Матрице», закрыли все сайты и ушли в настоящее киберподполье — теперь для того, чтобы вступить на Путь избранного, надо будет потрудиться и найти лидеров движения на специализированных форумах.

Церковь недомудреца

«Предоставьте это Биверу». Создатели Боб Мошер и Джо Коннелли, 1957

«Предоставьте это Биверу»,

Создатели Боб Мошер и Джо Коннелли, 1957

«Представление о том, что Америка (или любая другая страна) выше всего ценит индивидуальность,— это миф. Возможно, в более простые времена это и было правдой, но ни одно современное индустриальное общество не может позволить себе непредсказуемых граждан» Манифест Церкви недомудреца

Классический ситком конца 50-х о счастливых буднях стандартной американской семьи стал основой новой религии спустя 20 лет после премьеры — когда первое поколение его малолетних зрителей подросло и решило расквитаться с наследием отцов. В 1980 году писатель и независимый режиссер Иван Стэнг объявил о создании Церкви недомудреца — религиозной организации, призванной бороться с «капитализмом и другими псевдорелигиями» (например — Церковью сайентологии). Пророком церкви был объявлен списанный с отца из «Биверов» вымышленный продавец из 50-х по имени Дж. Р. «Боб» Доббс, которому по первому каналу явился Иегова и отправил его проповедовать полный отказ от консюмеризма.

Иван Стэнг на встрече прихожан Церкви недомудреца, 1981 Фото: Slacking Toward Bethlehem

В пантеон святых входят несколько сотен последовательных бунтарей, как вымышленных, так и настоящих, среди них — участники комедийной группы «Монти Пайтон», граф Дракула и человеколюбивый инопланетянин Клаату из киношедевра времен холодной войны «День, когда Земля остановилась» (с полным списком апостолов Церкви недомудреца можно ознакомиться на сайте subgenius.com).

Основатель церкви — писатель и режиссер преподобный Иван Стэнг.

Дом Ивана Стэнга в Техасе и Массачусетский технологический институт, студенты которого с 80-х годов принимали активное участие в популяризации учения (одно время именно они и составляли большинство прихожан церкви).

По заявлению Ивана Стэнга — 40 тыс. человек, согласно независимым источникам — 10 тыс.

Каждый прихожанин Церкви недомудреца должен стремиться к состоянию «немощи» — единственно праведному состоянию в мире. «Немощь» характеризуется как отказ от денег, работы и любых зарегулированных социальных связей (поэтому, например, Церковь недомудреца не приветствует вступление в брак).

Ортодоксы Церкви недомудреца собираются каждый год 5 июля — в день, когда, согласно учению, на «обезумевшую от празднования Дня независимости» Америку спустятся НЛО, что ознаменует собой начало новой эпохи в истории человечества.

Связаться с официальными представителями церкви на странице The Church Of The SubGenius в Facebook или на сайте subgenius.com.

Культ Кека

Фото: thecultofkek.com

Комикс Boy’s Club,

Создатель Мэтт Фьюри, 2005

«Kек, Святой Дух, прекрасно воплощает „дух” мемов: как они могут распространять, кооптировать и переопределять культурную символику в мгновение ока» Манифест культа Кека

Культ Кека, последователи которого заняты подготовкой новой эпохи в человеческой истории — эпохи вселенского хаоса, стал результатом второго пришествия лягушонка Пепе. Впервые он появился в комиксах Boy’s Club Мэтта Фьюри, но прославили его пользователи сайта 4chan, одного из крупнейших анонимных форумов в интернете: именно здесь черно-белого лягушонка раскрасили и превратили в мем. В 2016 году, когда его изображения заполонили весь интернет, пользователи 4chan открыли для себя существование Кека, древнеегипетского бога темноты с головой лягушки,— и немедленно переименовали Пепе в Кека, объявив лягушонка верховным божеством новой религии. Возникновению новой религии сопутствовало чудо: имя бога темноты с головой лягушки на интернет-языке означало то же, что и LOL. Одновременно с провозглашением новой религии было объявлено о создании государства Кекистан, официальной религией которого и стал культ Кека.

Фото: thecultofkek.com

Культ почитает двух божеств: Кека-отца (египетский вариант) и Кека-сына (современный). Кек-отец символизирует «организованные религии прошлого», Кек-сын — децентрализованный современный мир, где доступ к священному знанию может получить любой желающий.

А.Т.Л. Карвер (псевдоним), автор книги о влиянии магии Кека на последнюю президентскую гонку в США «Вам показалось».

Некрополь Дейр эль-Медина в Египте, где находится одно из самых знаменитых изображений Кека.

Поскольку религия только за два года существования уже оказалась в расколе, точное количество последователей культа Кека установить невозможно.

Главная и единственная заповедь культа Кека — поклоняться хаосу во всех его формах. Из-за этого в религии сразу произошел раскол. Часть паствы считала, что (тогда еще) кандидат в президенты США Дональд Трамп представляет собой идеального посла новой религии, остальные не были готовы к столь фанатичному поклонению хаосу.

Главным священнодействием культа Кека является создание и распространение мемов с использованием изображения лягушонка Пепе (Кека).

Все просто — зарегистрироваться на 4chan и провозгласить себя кекистом.

Автор: Мария Бессмертная

Еще немного о странных религиях —  в нашем телеграм-канале

Философия религии и научный оборот

Наконец, мы хотим кратко осветить некоторые многообещающие области исследований, в которых философия религии и другие науки могут встретиться и произвести что-то полезное не только для академических специалистов, но и для общественности. Эти темы включают свободу воли, добродетели, религию, насилие и космологию.

Свобода воли и моральная ответственность

Философы религии заинтересованы в свободе воли по разным причинам. Понятия свободы воли и ответственности занимают центральное место во многих религиозных доктринах, включая воплощение, грех, благодать и спасение.Кроме того, свобода воли имеет решающее значение в дебатах о личности как Бога, так и людей. Наконец, свобода воли связана с философскими и теологическими взглядами на моральное познание и добродетель. Несмотря на то, что христианские богословы в некоторой степени расходятся во мнениях относительно свободы воли, они, тем не менее, утверждают, что люди являются моральными агентами, которые несут ответственность за свои действия перед Богом и друг перед другом.

Интересно, что некоторые учёные-когнитивисты и нейробиологи скептически относятся к свободе воли.Вдохновленный исследованиями нейробиолога Бенджамина Либета 1980-х годов, психолог Даниэль Вегнер (2002) утверждает, что свобода воли — это иллюзия. Согласно Вегнеру, сознательные решения не участвуют в производстве человеческих действий. Вместо этого лежащие в основе нейронные механизмы вызывают как действия, так и чувство сознательного принятия решений. Другими словами, наши сознательные «решения» больше похожи на рационализации, которые пытаются задним числом сделать рациональными действия, вызванные подсознательными, нерациональными механизмами.

Эти утверждения вызвали огромную философскую и научную дискуссию (например, Baer, ​​Kaufman and Baumeister, 2008). Философы религии могли участвовать в этом споре по-разному. Среди других критиков Вегнера и других они могли бы выделить, что здесь предполагается очень ограниченное понятие свободы воли. Предполагается, что действию должно непосредственно предшествовать сознательное решение, чтобы оно было свободным. В противоположность этому философы религии могли бы утверждать, что наши практики моральной ответственности весьма разнообразны и разнообразны: кажется, что люди могут нести ответственность за действия, которым непосредственно не предшествуют сознательные решения.

Свобода и моральная ответственность — плодотворные темы для обсуждения из-за вероятности новых результатов нейробиологии и когнитивной науки в ближайшем будущем. Изучение когнитивных и нейронных процессов принятия решений продвигается довольно быстро. Обязательство не должно принимать форму противодействия скептическому выводу. Он также может направить результаты этого исследования на философию религии. Что касается человеческого принятия решений и морального познания, здесь следует усвоить важный урок: человеческие моральные решения и выбор не всегда являются такими осознанными и осознанными, как люди могут думать.Большинство наших когнитивных механизмов работают автоматически, без нашего осознания. И, как и дыхание, мы не принимаем сознательного решения делать большую часть того, что делаем.

Добродетели и моральные качества

Еще со времен Платона и Аристотеля мы спрашивали, возможно ли и как можно учить и учить добродетелям. Недавние достижения в области моральной психологии предоставили некоторые эмпирические исследования, которые демонстрируют, насколько стабильны наши персонажи и как на них можно повлиять, хорошее или худшее (Miller, 2014; Peterson and Seligman, 2004).Текущее состояние дел, похоже, предполагает, что мы, люди, являемся совокупностью различных привычек, некоторые из которых хороши, а некоторые — плохи. Никто из нас не является просто добродетельным или порочным, но мы можем преуспеть в одних областях и проиграть во многих других. Тем не менее, наши персонажи кажутся относительно стабильными, а также подвержены улучшению или дегенерации в поведении.

По мере того, как мы все больше и больше приходим к пониманию того, как работает человеческий разум, возникают важные философские и религиозные вопросы, на которые как таковые не могут дать ответы одни только науки.Каким добродетелям мы должны учить наших граждан? Как лучше всего это сделать? Полученный ответ заключается в том, что нам нужны небольшие учреждения, такие как семьи и клубы, которые лучше всего подходят для воспитания добродетельного поведения (Adams, 2006). Однако эти теории можно и нужно проверить в будущем. Нынешняя эскалация культурной войны и крах университетских городков в США делают эти вопросы еще более важными.

Как мы должны относиться к моральным ошибкам и ответственности, учитывая то, что мы знаем о слабости и податливости человеческого разума? Почему некоторые формы действий, которые кажутся добродетельными, на самом деле могут быть порочными (Tosi and Warmke, 2016)? Это также своевременные и практические вопросы, которые, кстати, тщательно исследовались святоотеческими и средневековыми авторами (Сааринен, 1994).Современные авторы пока не использовали эти работы в конструктивном ключе.

Религия, толерантность и насилие

Террористические акты, совершенные во имя ислама, после событий 11 сентября породили растущую область исследований. Хотя мы все еще можем слышать упрощенные обвинения в отношении взаимосвязи религиозности и агрессивного или экстремистского поведения, существует множество материалов, в которых используется философская ясность для подробного рассмотрения этой взаимосвязи. Например, философские инструменты, социальные науки, антропология, психология и история использовались, чтобы успешно аргументировать сложность этих отношений (Атран, 2010, Кларк, 2014, Кларк и др.2013, Вайнио, 2017). Хотя бывают ситуации, когда религиозное поведение и насилие, кажется, коррелируют, просто нет оснований утверждать, что религиозность сама по себе вызывает насилие в большей степени, чем общее человеческое «групповое» или групповое поведение.

Существующие вопросы касаются, среди прочего, определения религии, вреда и терпимости. В мультикультурных западных обществах мы сталкиваемся со все большим количеством вопросов о религиозной свободе и религиозном признании. Ответ на эти вопросы требует междисциплинарной работы, в которой философия религии должна играть важную роль.Очевидно, что на вопрос, касающийся свободы религии или свободы совести, нельзя ответить, не имея четко определенных концепций религии, свободы и совести, согласованных сторонами спора. В США продолжается дискуссия о том, является ли «свобода вероисповедания» тем же, что и «свобода религии». Кажется, что это новое определение ограничивает значение религии, так что особая свобода будет применима к местам и моментам «богослужения», а не к общественной жизни.Однако это требует очень узкого определения того, что такое религиозные убеждения и что они влекут за собой.

Но предоставление свободы вероисповедания создает новые проблемы, например, как отдельные лица и учреждения должны сталкиваться и развивать множественные религиозные или идеологические идентичности в одном и том же публичном пространстве. Со времен Просвещения нам было знакомо отношение терпимости, но сейчас многие утверждают, что этого недостаточно. Вместо терпимости мы должны стремиться к признанию и признанию.Поскольку эти требования исходят из политической философии, они вполне подходят для национальной и расовой идентичности, но сталкиваются с проблемами в тех случаях, когда имеют место идеологические убеждения, будь то светские или религиозные. Практический вопрос заключается в том, что мы можем разумно требовать от людей, зная, как формируются и поддерживаются политические, моральные и религиозные убеждения (Vainio and Visala, 2016).

Космология и человеческое существование

Несколько ученых недавно популяризировали свою работу в виде научно-популярных книг, в которых также рассматриваются вопросы, не являющиеся по своей сути научными.Фактически, многие ученые используют свой авторитет как ученых для решения философских или богословских вопросов (Краусс, 2012; Виленкин, 2006). Некоторые подобные утверждения подвергались критике не только теистов, но и атеистов (Nagel, 2010). Мы думаем, что это важная задача для философов религии просто потому, что общественному дискурсу нехорошо основываться на сильно оспариваемых или даже явно ложных взглядах.

Философия религии традиционно обсуждает значение космологии Большого взрыва и поддерживает ли она, например, космологический аргумент Калама (Craig and Sinclair, 2012).В последнее время ведутся дискуссии о космологиях мультивселенных и их влиянии на религиозные взгляды (Holder, 2004). Примером космологического вопроса, который не является непосредственно религиозным, но имеет религиозное значение, является проблема космического значения человека (Kahane, 2014; Mulgan, 2015). Короче говоря, как мы должны понимать человеческое значение и ценность, когда мы знаем, что Вселенная ошеломляюще огромна, а мы просто исчезающие частицы пыли посреди бесконечного пустого пространства?

Еще один вопрос касается возможности объективной моральной ценности в нашем почти непостижимо большом космосе.Хотя философы религии сосредоточили свое внимание на аргументации в пользу теизма как источника объективной ценности, возникли различные ненатуралистические позиции, которые признают ценностные теистические соображения и аргументы, отвергая теизм (Wielenberg, 2014). Хотя ненатуралистические варианты метаэтики стали более популярными в философии, это, скорее всего, означает больше работы и заметности для философов религии, которые долгое время боролись с этими вопросами (Cuneo, 2016).

Vries, Hent de: 9780801859953: Amazon.com: Книги

«Квази-магистерская работа, поскольку ее феноменологическая строгость дает читателю понимание религиозных писаний Деррида, выходящее за рамки их цитируемости, а также в той мере, в какой она выходит за рамки Деррида в его трактовке отношений между философией и религией».

(Мартин Кавка MLN )

«Где ― или где нет? Существует ли религия в современной культуре, и в каких формах или по каким признакам проявляется ее постоянное столкновение с философией? Следуя указаниям Деррида, Хайдеггер, и Левинас, и из тех, чьим следам они следуют, Хент де Фрис предлагает эти новые / старые вопросы как прослеживание наиболее чувствительного сейсмографа состояния нашей мировой культуры.Его экстраординарная образованность, его изощренная симпатия к различным дисциплинам и конкурирующим способам философствования, а также его терпеливый, заинтересованный, вежливый голос делают эту книгу местом прибыли не только для тех, кто уже убежден в серьезности ее тем, но и для тех, кто вполне могут найти путь к тому, что, по их мнению, они держат в секрете ».

(Стэнли Кэвелл, Гарвардский университет)

« Хент де Фрис дал нам очень всестороннее, вдумчивое и поучительное исследование связи между отрицательной теологией и его недавние аналоги в трудах Левинаса, Хайдеггера и Деррида.Те, кого озадачивает обсуждение религии Деррида в его недавней работе, сочтут книгу де Вриса действительно очень полезной ».

(Ричард Рорти, Стэнфордский университет)

Хент де Врис — профессор гуманитарных наук Полетт Годдар. Он профессор немецкого языка, религиоведения, сравнительной литературы и аффилированный профессор философии. Он получил степень бакалавра / магистра в области иудаики и эллинистической мысли (теология), государственных финансов и политической экономии (право) в Лейденском университете и получил там степень доктора философии религии, изучая Теодора В.Адорно и Эммануэль Левинас, Юрген Хабермас и Жак Деррида, под названием Theologie im pianissimo: Zwischen Rationalität und Dekonstruktion . До прихода в Нью-Йоркский университет де Врис руководил Гуманитарным центром в Университете Джона Хопкинса, возглавлял кафедру семьи Расс по гуманитарным наукам с совместным назначением по философии. Он также преподавал на философских факультетах Университета Лойола в Чикаго и Амстердамского университета, где долгое время занимал кафедру метафизики и ее истории, а также стал соучредителем и руководителем Амстердамской школы культурного анализа.Он получил должности и стипендии в Гарварде, Чикаго, Принстоне, Брауне, Колумбии, Парижском международном философском колледже, Университете Сен-Луи в Брюсселе, Еврейском университете в Иерусалиме и Парижском университете Пантеон-Сорбонна. Хент де Фрис в настоящее время отбывает свой второй срок в качестве директора летней школы критики и теории Корнельского университета (SCT), Итака. В 2018 году он был титулером кафедры метафизики Этьена Жильсона в Католическом институте в Париже.Он является редактором серии книг «Культурная память в настоящем», выпущенной издательством Stanford University Press.

Бог философа | Его Превосходительство Бабер

Философы верят в самые ужасные вещи. Я знаю философа, который считает, что таблиц не существует, но существуют живые организмы и субатомные частицы. Другой профессионал утверждает, что людей, включая его самого, не существует. Я считаю, что обычные материальные объекты — это четырехмерные совокупности временных частей.

Мы не просто вытаскиваем эти тезисы из телесных отверстий.У нас есть веские, хотя и не убедительные аргументы в их пользу. Математики тоже верят в некоторые странные вещи, например, о существовании абстрактных структур, и то же самое верят и экономисты, которые находятся в невыгодном положении по сравнению с философами и математиками, потому что их доктрины уязвимы для эмпирической фальсификации.

Метафизика в любом случае спорна. Нет единого мнения о существовании или несуществовании возможных миров, платонических форм, абстрактных структур, реальных сущностей — или Бога.Некоторые философы — не большинство, а значительное меньшинство, включая членов Общества христианских философов — верят в Бога.

Утверждение Гиббона о том, что «все религии… ложны для философов», в лучшем случае является большим преувеличением. Утверждения о существовании и природе Бога скорее спорны для философов, включая христианских философов. То есть мы признаем их предложениями, с которыми разумные информированные люди могут не соглашаться.

Конечно, существуют бесспорно ложные утверждения, включая утверждения, которые некоторые люди считают религиозными доктринами, в которые не верит ни один разумный, информированный человек.Я не знаю философов, которые предпочли бы «Утверждение следствия» Modus Ponens. Студенты, которые это делают, получают оценку на экзаменах по логике. Я также не знаю философов, христианских или иных, которые отвергают теорию эволюции Дарвина или считают, что мир был создан 10 000 лет назад и что человек ходил с динозаврами.

Интересные вопросы — это те, ответы на которые противоречивы. Кем была Темная леди Шекспира? Могла бы Византийская империя продержаться еще 50 лет, если бы венецианцы пришли ей на помощь во время осады Константинополя? Можно ли было бы предотвратить нынешнюю рецессию, если бы Гринспен принял иную политику? Есть ли платонические формы? Могли ли быть зомби? Бог существует?

Большинство моих знакомых — атеисты.Но они атеисты старого типа, которые не проявляют особого интереса к прозелитизму, потому что они не верят, что что-то важное зависит от того, верят ли люди в Бога или нет, и потому что они признают, что богословские утверждения спорны. В отличие от новых атеистов они не думают, что открыли или изобрели что-то новое и интересное.

Как известно, каждое новое поколение подростков думает, что секс изобрел его. И в течение последних 400 лет или около того каждое новое поколение было убеждено, что оно раскрыло шокирующую правду о религии — что оказалось той же старой историей.

Деннет не исходил из идеи, что слабоумные атеисты «верят в веру», потому что результаты удобны. Согласно старой знакомой истории, теизм бесспорно ложен; образованные люди знают это, но продвигают религиозные убеждения, чтобы контролировать простых людей, которые без религии вышли бы из себя, или утешать их за тяжелую жизнь, которую они ведут, и неизбежность смерти — как Великий инквизитор Достоевского, совершающий чудо, тайна и авторитет.

Новые атеисты, вероятно, знают, что эта история не совсем верна.Деннет наверняка знает, что есть немало философов, которые верят в Бога, и еще очень много, которые, хотя и не верят в Бога, считают религиозные утверждения спорными. Новые атеисты также знают, что не существует клики, которая намеренно держит людей в неведении относительно этих вопросов, чтобы продвигать общественно полезные мифы или благородную ложь.

Новые атеисты верят в неверие. По какой-то причине они считают важным заверить своих последователей в деревне, что религиозная вера не просто ложна, но бесспорно ложна и что образованные люди, которые заявляют, что они являются религиозными верующими или утверждают, что теизм совместим с наукой, стараются их обмануть.

Я не верю в веру. Убеждения о метафизических проблемах, включая существование Бога, несущественны. В совокупности верующие не лучше и не хуже атеистов, и исторически общества, воплощавшие в себе сильные религиозные убеждения, не лучше и не хуже, чем приверженцы атеизма.

Мне было бы очень интересно услышать, почему новые атеисты и их последователи с такой явной убежденностью верят в неверие.

Является ли философия религией атеистов? —

В лекции о взаимодействии философии с верой и атеизмом Дэвид Дженсен оспорил утверждение о том, что философия — извечный соперник Бога.

Прово, штат Юта (12 марта 2015 г.) — Вспомнив однажды разговор, который он имел со студентом, который только что разговаривал по телефону с его мамой, Дэвид Дженсен с факультета философии рассказал об обмене студентами и матерями:

Она спросила, что у него было в тот день. «Я сказал, что сдавал тест по религии утром и тест по философии днем», — сказал студент, на что его мама ответила: «Значит, тест по философии просто отрицал все, начиная с теста по религии?»

Озадаченный этим несколько типичным ответом на изучение академической философии, Дженсен спросил, почему философия и религия так часто воспринимаются «как кислотные и щелочные».Еще больше Дженсена сбивает с толку популярная культурная ассоциация между изучением академической философии и отдельными людьми, которые решили покинуть Церковь.

Как профессор философии в BYU, Дженсен смеялся, часто встречая реакцию: «Они не должны преподавать это в BYU!» когда он представляется в новых палатах.

«Что мы скажем на эти ответы?» — спросил Дженсен.

Чтобы понять это, он вернулся к значению и цели религии, утверждая, что религия часто является тем, что представляет нам мировоззрение.Для многих людей «религия говорит вам цель жизни, как жить и что все это значит. Если вы откажетесь от религии, вы потеряете это всеобъемлющее мировоззрение о смысле жизни и цели жизни, — сказал Дженсен.

Согласно Дженсену, распространено мнение, что люди часто приходят к философии, думая: «Я не верю в Бога, но я хочу понять жизнь, и мне нужен смысл». Разве философия не объяснит это? »

Однако Дженсен утверждал, что история философии просто не согласуется с точкой зрения о том, что философия каким-то образом безбожной дисциплиной или исходит из точки зрения, что Бога не существует.На самом деле, Дженсен сказал: «Если вы изучаете философию, пусть даже мягко, вы обнаружите, что история философии изобилует философами, которые включили Бога в свои теории, взывали к Богу, говорили о Боге, приводили доказательства существования Бога. Итак, это просто фактическая ошибка, что если вы думаете, что хотите быть атеистом, вам следует обратиться к философии, чтобы показать вам настоящий путь . Вы столкнетесь с неприятностями, потому что в философии много говорится о Боге «.

Дженсен утверждал, что если атеисты действительно ищут безбожное мировоззрение, чтобы показать им веревки, им следует «следовать поп-культуре — вы можете найти множество людей, пытающихся сказать вам, что вы должны делать.На самом деле, Дженсен сказал, что есть много мест — в литературе, политике и т. Д., — в которых люди готовы рассказать вам, что вам следует делать с жизнью и в чем она заключается.

«И, честно говоря, их будет намного легче понять, чем философию», — сказал Дженсен. «Я имею в виду, что философию трудно читать. Итак, если вы ищете новое мировоззрение и думаете: «Давайте почитаем немного Канта», ваш ответ позже может быть таким: «Хм, ну… я не знаю. … Есть ли на самом деле более легкое мировоззрение? »

Как родитель, Дженсен сказал, что когда он думает о списке вещей, которые его беспокоят, чтобы повлиять на своих детей, он ставит академическую философию довольно низко.

Это происходит из-за общего непонимания того, что такое философия, Дженсен сказал: «Я знаю это, потому что у меня есть 110 моих [философских] студентов, которые выходят и спрашивают людей:« Как вы думаете, что такое философия? »И многие скажут что-то вроде философия — это цель жизни и своего рода этика ».

«Это часть философии», — сказал Дженсен. «Если бы вы думали, что это вся философия, я мог бы увидеть, как вы могли бы подумать, что философия конкурирует с религией.”

Однако фактическое изучение философии состоит из изучения таких областей, как логика, философия языка и философия науки. «Если вы изучаете философию науки, вы изучаете предположения науки и глубокие научные концепции, такие как природа пространства и времени», — сказал Дженсен.

Вы могли бы сказать: «Но это не имеет ничего общего с заменой Бога?» и в этом точка зрения Дженсена.

«Честно говоря, большая часть философии не имеет прямого отношения к Богу или его существованию», — сказал Дженсен.«Это одна из частей философии, которую мы изучаем, но мы не зациклены на ней. Ни в коем случае целью философии не является нападение на религию ».

Когда философия действительно взаимодействует с религией, часто она пытается лучше понять такие концепции, как вера и то, как мы понимаем Бога.

«Если вы говорите о добре и зле, добре и зле, морали, свободе воли, вере и надежде на невидимые вещи, которые истинны, и все эти вещи, вы используете философские концепции, нравится ли вам это. или нет, — сказал Дженсен.

Что касается отношения церкви к философии, Дженсен спросил, как мы можем понять заповедь не проповедовать философию людей, смешанную с Священными Писаниями.

«Проблема не в философии человека», — сказал Дженсен. «Проблема в том, что, когда вы преподаете Евангелие, вы должны придерживаться проповедования Евангелия и не привносить человеческую философию или свои собственные идеи, новые доктрины или предположения. Или, если вы все-таки вносите эти вещи, вам не следует смешивать их; вы должны четко понимать, что такое идея Евангелия, а что — ваша собственная идея.”

Итак, действительно ли предупреждение относится к академической философии? «Я думаю, что это предупреждение больше похоже на поп-культуру, которая представляет собой помойку ужасных идей», — сказал Дженсен. «Я думаю, что это настоящее предупреждение. Я не думаю, что это Декарт; Не думаю, что это Кант. Я даже не думаю, что это Юм, а я кантианец ». Считается, что Кант и Юм выступают против философии друг друга.

Дженсен процитировал президента Джеймса И. Фауста, который сказал в 2006 году: «Действительно, как Первое Президентство заявило в 1978 году, мы верим, что« великие религиозные лидеры мира, такие как Мухаммед, Конфуций и реформаторы, а также философы, в том числе Сократ, Платон и другие получили часть света Бога.Моральные истины были даны им Богом, чтобы просвещать целые народы и повышать уровень понимания отдельными людьми ».

Тем не менее, как изучение философии может принести пользу верующему?

«Этика — это изучение того, как жить жизнью, изучение хорошего и плохого, хорошего и неправильного, изучение вещей, которые делают жизнь значимой», — сказал Дженсен. «Итак, поскольку вы верите, что жизнь имеет цель и смысл и что мораль важна, изучение этики может помочь вам лучше понять это.В моем классе Канта прямо сейчас мы говорим о мотивах и альтруизме — что на самом деле является благотворительностью — и читаем об этом различии между практической любовью и патологической любовью. Всевозможные философские концепции помогут вам лучше понять Евангелие ».

В конце концов, согласно Дженсену, философия — это то, что помогает нам решать вопросы, с которыми сталкивается каждый религиозный мыслитель: что такое вера и что нужно знать?

— Даниэль Челом Ливитт (BA Russian ’15)

христианство | Определение, происхождение, история, верования, символы, типы и факты

Сущность и идентичность христианства

По сути, христианство — это традиция веры, которая сосредотачивается на фигуре Иисуса Христа.В этом контексте вера относится как к доверию верующих, так и к содержанию их веры. Как традиция, христианство — это больше, чем система религиозных убеждений. Это также породило культуру, набор идей и образов жизни, практик и артефактов, которые передавались из поколения в поколение с тех пор, как Иисус впервые стал объектом веры. Таким образом, христианство является одновременно живой традицией веры и культурой, которую вера оставляет позади. Агент христианства — это церковь, сообщество людей, составляющих тело верующих.

Сказать, что христианство «сосредотачивается» на Иисусе Христе, значит сказать, что оно каким-то образом объединяет свои верования, обычаи и другие традиции по отношению к исторической личности. Однако немногие христиане согласятся оставить эту ссылку чисто исторической. Хотя их религиозная традиция является исторической, то есть они верят, что взаимодействие с божественным происходит не в сфере вневременных идей, а среди обычных людей на протяжении веков, подавляющее большинство христиан сосредотачивают свою веру в Иисуса Христа как в кого-то, кто также является настоящая реальность.Они могут включать много других ссылок в свою традицию и, таким образом, могут говорить о «Боге» и «человеческой природе» или о «церкви» и «мире», но их не назвали бы христианами, если бы они сначала не привлекли внимание и последний к Иисусу Христу.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Хотя в этой сосредоточенности на Иисусе как центральной фигуре есть что-то простое, есть и что-то очень сложное. Эта сложность раскрывается тысячами отдельных церквей, сект и деноминаций, составляющих современную христианскую традицию.Спроектировать эти отдельные тела на фоне их развития в странах мира — значит предложить ошеломляющее разнообразие. Изображать людей, выражающих свою приверженность этой традиции в своей молитвенной жизни и строительстве церквей, в их тихом поклонении или в их напряженных усилиях по изменению мира, — значит предлагать еще большее разнообразие.

Учитывая такую ​​сложность, естественно, что на протяжении всей христианской истории как приверженцы традиции, так и ее окружение предпринимали попытки упрощения.Двумя способами сделать это было сосредоточиться на «сущности» веры и, следовательно, на идеях, которые являются ее неотъемлемыми элементами, или на «идентичности» традиции и, следовательно, на границах ее исторического наследия. опыт.

Современные ученые определили средоточие этой религиозной традиции в контексте монотеистических религий. Христианство обращается к исторической личности Иисуса Христа на фоне опыта единого Бога и при этом стремится оставаться верным ему.Он последовательно отвергал политеизм и атеизм.

Второй элемент религиозной традиции христианства, за редким исключением, — это план спасения или искупления. Иными словами, верующие в церкви представляют себя находящимися в тяжелом положении, от которого они нуждаются в спасении. По какой-то причине они отдалились от Бога и нуждаются в спасении. Христианство основано на конкретном опыте или схеме, направленной на акт спасения, то есть на возвращение или «выкуп», что является частью того, что означает искупление, этих творений Божьих к их источнику в Боге.Посредником этого искупления является Иисус Христос.

Возможно, что на протяжении веков подавляющее большинство верующих не использовали термин сущность для описания центральной направленности своей веры. Сам термин имеет греческое происхождение и, таким образом, представляет только одну часть традиции, один элемент в терминах, которые вошли в состав христианства. Essence относится к тем качествам, которые придают чему-то его индивидуальность и лежат в основе того, что отличает эту вещь от всего остального.Для греческих философов это означало нечто внутреннее и присущее вещи или категории вещей, что придавало ей характер и, таким образом, отделяло ее от всего другого. Таким образом, Иисус Христос принадлежит к сущности христианства и придает ему уникальную идентичность.

Если большинство людей не озабочены определением сущности христианства, на практике они должны прийти к соглашению с тем, что подразумевает слово сущность . Независимо от того, заняты ли они спасением или искуплением, с одной стороны, или думают и говорят об этом искуплении, его действующей стороне и его значении, с другой, они концентрируются на сути своего опыта.Те, кто сконцентрировались внутри религиозной традиции, также помогли придать ей самобытность. Невозможно говорить о сущности исторической традиции, не обращая внимания на то, как ее идеальные качества обсуждались на протяжении веков. Тем не менее, можно последовательно рассматривать отдельные предметы сущности и идентичности, всегда осознавая, как они взаимосвязаны.

Философия и религия Незначительные

Зачем изучать философию?

«Неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить» (Сократ)

Лучшая причина для изучения философии состоит в том, что философия удивительна по своей сути. В частности, философия затрагивает самые основные и важные вопросы человеческой жизни, и тем самым помогает мыслить яснее и лучше понимать себя и мир. Примеры философских вопросов:

• Существует ли Бог? Почему есть зло, если есть Бог?
• Что значит быть человеком? Остались ли мы со временем одни и те же люди?
• Какова природа сознания? Душа существует?
• Какая связь между разумом и мозгом? Могут ли компьютеры думать?
• Что такое знания? Как мы можем узнать, что мы не в Матрице?
• Что такое религиозные верования? Как мы можем понять различия между религиями?
• Что такое наука? Совместима ли наука с религией?
• Что правильно или неправильно? Аборт / эвтаназия / смертная казнь / война / однополые брак правильный или неправильный?
• Зачем нам правительство? Какая форма правления самая лучшая?
• Что такое справедливое общество? Почему мы должны подчиняться закону?
• В чем смысл жизни? Что такое счастье? Смерть — это хорошо или плохо?

Философия невероятно практична.Многое из того, что вы узнаете из философии, может быть примененным в любой области, поскольку это улучшает ваши навыки критического мышления, решения проблем, общение, письмо и аргументация. Для получения дополнительной информации об использовании философия, см. Философия: Краткое руководство для студентов

.

“ Доктор Лим не только помог мне осознать мои этические убеждения, но и научил меня тому, как вести вежливое и вежливое обсуждение острых вопросов.И доктор Валентайн не только предоставил мне основу для моей системы убеждений, но помог мне понять других на их условиях — оценивая их аргументы с позиции сострадания, а не просто пытаясь победить. Для всех, кто любит критическое мышление, для всех, кто хочет быть более осведомлены о наших моральных рассуждениях, для кого угодно, на самом деле! рекомендовать минор философии Троянского университета.”

Эйвери Уилсон | Основное направление коммуникаций и второстепенная философия и религия

Другой пример практических ценностей философии состоит в том, что философия может обеспечить сильная подготовка к аспирантуре и профессиональным школам. Вооружившись вышеперечисленными навыками, студенты-философы стабильно имеют самые высокие средние суммарные баллы по выпуску Рекордный экзамен (GRE), самые высокие средние баллы на вступительном экзамене в юридический факультет (LSAT) и превосходит большинство специальностей, в том числе бизнес-направления, по программе Graduate Management. Вступительный тест (GMAT).Для данных испытаний и других практических ценностей философии, включая его рыночную стоимость в быстро меняющемся экономическом климате, проверьте это вышло: Практические ценности философии

“ Изучение философии — идеальное второстепенное для любознательных умов. Вся моя философия занятия служили для меня мини-уроками на каникулах, в течение дня, полного переписывания заметок. Я смог тренировать другую часть своего мозга и связать свой личный опыт к показаниям….Выяснение того, что изучение философии укрепляет критическое мышление навыки были плюсом для меня, зная, что я скоро буду ходить в аспирантуру. Также, поскольку медицинская школа все еще открыта в качестве альтернативы, уроки этики заставили меня задуматься о трудные вопросы в нашем медицинском сообществе. ”

Xavia Bree Alloway | Специальность политология и незначительная философия и религия

Факультет

Джунгбин Лим (Ph.D., Университет Вирджинии)

• Научные интересы: метафизика, философия разума, философия религии, эпистемология.
• Курсы, преподаваемые в TROY: Введение в философию, этику, критическое мышление, логику, западную философию, Философия религии

Джей Валентайн (тел.D., Университет Вирджинии)

• Научные интересы: Мировая философия, мировые религии, философии буддизма и индуизма, конфуцианство, Даосизм
• Курсы, преподаваемые в TROY: Введение в политическую философию, мировые религии, этику, прикладную этику, незападные Философии

«Уроки, которые предлагаются в этом несовершеннолетнем, вынудили нас, студентов, сформулировать наши собственное мнение и обдумывание противоположных сценариев, которые могут помочь в будущих занятиях.Критическое мышление было первым уроком, который я выбрал в рамках этого второстепенного, и с самого начала день я искренне хотел узнать больше. Оба профессора, которых я взял, доктор Джунгбин Лим и доктор Джей Валентайн, делились ценной информацией в ходе своих курсов и заботились о за успехи каждого ученика, который был на своих занятиях. Если вы хотите иметь возможность улучшить свои мыслительные способности и глубже изучить различные философские темы, то это второстепенное для вас.”

Breanna Guice | Специальность «Психология» и «Философия и второстепенная религия»

Рик Гарликов (ABD, Мичиганский университет)

• Курсы, преподаваемые в TROY : Введение в философию, Введение в этику, Критическое мышление, биоэтика, Значение (концепции) любви
• Область научных интересов: Этика, медицинская этика, деловая этика, философия и этика экономики, философия образования, философия права, философия искусства, философия разума, философия религии, политической философии, философии науки, аналитической философии множество понятий, в том числе «Любовь»
• Очерки и книги онлайн бесплатно по адресу : www.garlikov.com

Академический каталог

Конфуцианство | Азиатское общество

Конфуцианство часто называют системой социальной и этической философии, а не религией. Фактически, конфуцианство построено на древней религиозной основе для утверждения социальных ценностей, институтов и трансцендентных идеалов традиционного китайского общества. Это было то, что социолог Роберт Белла назвал «гражданской религией» (1): чувство религиозной идентичности и общее моральное понимание, лежащие в основе центральных институтов общества.Это также то, что китайский социолог назвал «распространенной религией»; (3) его институты были не отдельной церковью, а институтами общества, семьи, школы и государства; его священники были не отдельными литургическими специалистами, а родителями, учителями и чиновниками. Конфуцианство было частью китайской социальной ткани и образа жизни; для конфуцианцев повседневная жизнь была ареной религии.

Основатель конфуцианства Мастер Конг (Конфуций, 551-479 гг. До н.э.) намеревался не основывать новую религию, а интерпретировать и возродить безымянную религию династии Чжоу, под которой многие люди считали древнюю систему религиозного правления. банкрот; почему боги не смогли предотвратить социальные потрясения? Главный вопрос дня был таков: если это не духи предков и духи природы, что же тогда является основой стабильного, единого и прочного социального порядка? Доминирующая точка зрения того времени, которую разделяли реалисты и законники, заключалась в том, что строгий закон и государственная власть являются основой разумной политики.Конфуций, однако, считал, что основа лежит в религии Чжоу, в ее ритуалах (ли). Он интерпретировал их не как жертвоприношения с просьбой о благословении богов, а как церемонии, выполняемые людьми и воплощающие цивилизованные и культурные модели поведения, выработанные поколениями человеческой мудрости. Для него они олицетворяли этическое ядро ​​китайского общества. Более того, Конфуций применил термин «ритуал» к действиям, выходящим за рамки формальных жертвоприношений и религиозных церемоний, включая социальные ритуалы: вежливость и принятые стандарты поведения — то, что мы сегодня называем социальными нравами.Он видел эти освященные веками традиционные ритуалы как основу человеческой цивилизации, и он чувствовал, что только цивилизованное общество может иметь стабильный, единый и прочный социальный порядок.

Таким образом, одной стороной конфуцианства было утверждение принятых ценностей и норм поведения в первичных социальных институтах и ​​основных человеческих отношениях. Все человеческие отношения включают набор определенных ролей и взаимных обязательств; каждый участник должен понимать свою роль и соответствовать ей.Правильно действуя как в отдельности, так и в семье, люди могут реформировать и усовершенствовать общество. План этого процесса был описан в «Великом обучении», разделе «Классики ритуалов»:

.

Только когда вещи исследуются, знания расширяются; только когда знание расширено, мысли искренни; только когда мысли искренни, умы исправляются; только тогда, когда умы исправлены, характеры людей развиваются; только когда воспитывается характер, регулируются наши семьи; только когда семьи регулируются, государства хорошо управляют; Только когда государства хорошо управляются, мир во всем мире.(3)

Этическое видение Конфуция противоречило законам его времени. Только при ханьском императоре У (годы правления 140-87 до н. Э.) Конфуцианство стало государственной идеологией и ортодоксией. С этого времени имперское государство продвигало конфуцианские ценности для поддержания закона, порядка и статус-кво. В позднем традиционном Китае императоры стремились организовать в деревнях лекции по конфуцианским моральным заповедям и вручить гражданские награды дочерним сыновьям и целомудренным женам. Императорская семья и другие известные деятели спонсировали публикацию книг о морали, которые поощряли практику конфуцианских ценностей: уважение к родителям, верность правительству и сохранение своего места в обществе — фермеры должны оставаться фермерами и придерживаться этических норм ведения сельского хозяйства.Эта сторона конфуцианства была консервативной и служила укреплению устоявшихся институтов и давних социальных разделений.

Однако у конфуцианства была и другая сторона. Конфуций подчеркивал не только социальные ритуалы (ли), но и гуманность (рен). Рен, иногда переводимое как любовь или доброта, — это не какая-то одна добродетель, а источник всех добродетелей. Китайский иероглиф буквально представляет отношения между «двумя людьми» или со-человечеством — способность жить вместе гуманно, а не бросаться на свалку, как птицы или звери.Рен не дает ритуальным формам превращаться в пустоту; ритуал с реном имеет не только форму, но и этическое содержание; воспитывает внутренний характер человека, способствует его нравственному созреванию. Таким образом, если «внешней» стороной конфуцианства было соответствие и принятие социальных ролей, то «внутренней» стороной было воспитание совести и характера. Совершенствование предполагает широкое образование и размышления над своими действиями. Это было пожизненное обязательство создавать персонажей, вырезая и полируя камень своего персонажа, пока он не превратился в блестящий драгоценный камень.Мастер Конг описал свою жизнь:

В пятнадцать лет я решил учиться. В тридцать я твердо утвердился. К сорока годам у меня больше не было сомнений. В пятьдесят лет я знал волю небес. В шестьдесят лет я был готов его слушать. В семьдесят лет я мог следовать желанию своего сердца, не нарушая того, что было правильным. Аналитики, 2: 4

Внутренний полюс конфуцианства был реформистским, идеалистическим и духовным. Это породило высокий идеал для семейного взаимодействия: члены должны были относиться друг к другу с любовью, уважением и вниманием к потребностям всех.Он предписывал высокий идеал для государства: правитель должен был быть отцом для своего народа и заботиться об их основных потребностях. От чиновников требовалось критиковать своих правителей и отказываться служить коррумпированным. Это внутреннее и идеалистическое крыло породило конфуцианскую реформацию, известную на Западе как неоконфуцианство. Движение произвело реформаторов, филантропов, преданных своему делу учителей и чиновников, а также социальных философов с одиннадцатого по девятнадцатый века.

Идеалистическое крыло конфуцианства имело религиозный характер.Его идеалы были трансцендентными не в том смысле, что они были потусторонними (конфуцианцев не интересовали далекие райские царства), но в смысле трансцендентного идеала — совершенства. С одной стороны, конфуцианские ценности настолько тесно связаны с повседневной жизнью, что иногда кажутся банальными. Повседневная жизнь настолько привычна, что мы не принимаем всерьез ее моральное содержание. Каждый из нас друг кому-то, или родитель, или, конечно, ребенок одного из родителей. С другой стороны, конфуцианцы напоминают нам, что знакомые идеалы дружбы, отцовства и сыновности далеко не тривиальны; в реальной жизни мы редко достигаем этих идеалов.Мы слишком часто просто делаем какие-то движения, слишком озабочены, чтобы полностью сосредоточиться на отношениях. Если бы мы последовательно и искренне осознавали свой потенциал быть самым лучшим другом, родителем, сыном или дочерью из всех возможных, мы бы установили уровень заботы, морального превосходства, который приблизился бы к утопическому. Это конфуцианская трансцендентность: серьезно относиться к действиям повседневной жизни как к арене нравственного и духовного самореализации.

Внешний и внутренний аспекты конфуцианства — его конформные и реформирующие стороны — находились в противоречии на протяжении всей истории Китая.Более того, противоречие между социальными и политическими реалиями и высокими моральными идеалами конфуцианцев было постоянным источником беспокойства для лидеров этой традиции. Всегда присутствовали опасности морального бесплодия и лицемерия. Они хорошо знали, что конфуцианство служит одновременно консервативной государственной ортодоксальностью и стимулом для реформ. Великие конфуцианцы, как и повсюду религиозные лидеры, периодически стремились возродить и обновить моральную, интеллектуальную и духовную силу традиции.До 1890-х годов серьезно настроенные китайцы рассматривали конфуцианство, несмотря на его неспособность реализовать свое идеальное общество, как источник надежды для Китая и суть того, что значит быть китайцем.

Хотя после революции общественная идеология Народной Республики отказалась от конфуцианского учения, можно сказать, что существует преемственность формы: как и конфуцианство до него, маоизм учит приверженности к преобразованию мира, применяя уроки автопической идеологии к нему. действия и институты повседневной жизни.Это не означает, что Мао был «скрытым конфуцианцем», но чтобы подчеркнуть, что конфуцианский путь фактически был синонимом китайского пути.

Банкноты

Роберт Нелли Белла, Нарушенный Завет: американская гражданская религия во время испытаний , Нью-Йорк: Seabury Press, 1975.
С.К. Ян, Религия в китайском обществе , Беркли: University of California Press, 1961, стр. 20-21.
Выдержки и адаптированы из de Bary, Sources, I: 115-16.
Для более полного философского (но удобочитаемого) обсуждения см. Herbert Fingarette, Confucius — The Secular as Sacred , New York: Harper and Row, 1972, chapter one.

Примечание. Эта статья и статья о дао / даосизме были написаны в рамках проекта Института религиозных исследований штата Индиана для преподавания религии в программе средних общеобразовательных школ. Черновики подверглись критике со стороны учителей общественных наук, которые присутствовали с целью дополнения и исправления информации в учебниках и других материалах, используемых учителями. Эти две статьи следует читать как пару; они дополняют друг друга примерно так же, как эти две религии дополняли друг друга на протяжении всей истории Китая.

Автор: Джудит А. Берлинг.

.