Философ юм: ЮМ, ДЭВИД | Энциклопедия Кругосвет

Содержание

Почему философия Юма столь актуальна сегодня? — Моноклер

Рубрики : Переводы, Последние статьи, Философия

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.

Автор книги «Юм: интеллектуальная биография» Джеймс Харрис о том, какие заблуждения бытуют вокруг имени шотландского философа Дэвида Юма, чем он интересен для современной когнитивной науки и почему философия Юма так востребована сегодня.

Дэвид Чалмерс, содиректор «Центра психики, мозга и сознания» Нью-Йоркского университета, однажды предпринял нечто необычное для философа: он провел международный опрос. В ноябре 2009 года он со своим научным руководителем Дэвидом Бурже попросили более 2500 своих коллег-профессоров и аспирантов среди прочего определить, с каким мертвым мыслителем они себя больше всего идентифицируют.

Результаты, опубликованные в 2013 году, показали, что самым популярным мыслителем в подавляющем большинстве случаев был Дэвид Юм, шотландский философ 18-го века, гонимый, а теперь известный, за то, что был скептически настроен не только относительно претензий религии, но и существования самости — проблемы, которая все еще считается нерешенной с научной точки зрения.

Это было в то благодатное время, когда Джеймс Харрис, начальник отделения истории философии в шотландском университете Сент-Эндрюс, написал книгу «Юм: интеллектуальная биография», опубликованную в Cambridge University Press в 2015 году. Она беспрецедентна. Харрис называет свою книгу «первым всеобъемлющим отчетом обо всем, что сделал Юм», добавляя, что «на самом деле, никто до сих пор не писал книгу обо всем этом». В работе, насчитывающей более 600 страниц, он затрагивает важнейшие события личной жизни Юма (в частности, что он начал свою самую большую работу, «Трактат о человеческой природе», когда ему было всего 23 года), но не они находятся в центре внимания исследователя; Ученый рассматривает Юма как философа, размышляющего о человеческой природе, политике, экономике, религии и истории.

В результате Харрис рассеивает различные заблуждения, окружающие религиозные убеждения Юма, его политическую и моральную философию. Писатель и историк Коди Делистрати поговорил с Джеймсом Харрисом обо всём этом, и Харрис прояснил, почему идеи Юма настолько привлекательны сегодня, а возможно, даже имеют принципиальное значение.

Мы подготовили для вас перевод.

Что касательно Юма волнует вас больше всего?

Что больше всего привлекает меня в Юме — так это его решительный отказ подкупаться экстремистскими, фанатичными вариантами религиозного, морального и политического дискурса. Юм жил в политически напряженное время, которое можно сравнить с разделённой американской политической культурой сегодня. Тогда царил всеобщий фракционализм, который на самом деле представлял опасность для культуры, поэтому Юм пытался преодолеть разногласия между виги и тори и предложить новый взгляд на политику.

Юм говорит, что, как только мы понимаем истоки наших чувств — нравственных, политических, религиозных, — они начинают сами себя усмирять, и в обществе становится меньше причин для конфликтов. Я думаю, что это действительно выдающееся, актуальное и не утрачивающее своей значимости послание — и не имеет значения, в каком обществе вы живете. Больше всего меня привлекает идея, что понимание мира — это способ сделать мир более мирным местом.

Почему современные философы так часто идентифицируют себя с Юмом?

Ну, я думаю, по целому ряду причин. Ближе к верхней части списка, вероятно, будет тот факт, что он был религиозным скептиком. Интересно, что людям раньше не нравился этот факт – по крайней мере, до недавнего времени. Также, я полагаю, сыграл роль общий скептицизм относительно безграничности человеческого знания и уверенности в том, чего человеческие существа могут достичь. Это созвучно людям; плюс, конечно, необыкновенный стиль письма, чувство юмора и, очевидно, просто необыкновенный интеллект. Все эти вещи вместе; это редкое сочетание.

Читайте также Есть ли у человечества «высшее предназначение»?

Верно ли, что он преподносил свои убеждения в завуалированных, наиболее приятных для общества формах?

Я знаю, что многие люди смотрят так на философию Юма. Но я вижу всё несколько иначе.

Как вы это видите?

Он был скептиком в истинном смысле этого слова. Одна из действительно необычных вещей, касающихся его, которую было трудно понять окружающим и его друзьям, — это то, что большинство глубоких вопросов религии просто не имели значения для него. Отчасти это было потому, что многие из теорий, которые были в распоряжении светских людей в те дни — как о происхождении Вселенной, так и об эволюции, — очевидно, были непригодны для Юма.

Были и другие люди (и Джеймс Босуэлл служит тому примером), которые увлекались Юмом, но не могли помочь себе преодолеть ужас от мыслей о смерти и перспектив того, что происходило после неё. Юму это не нравилось. Я думаю, что его точка зрения заключалась в том, что мы просто не можем знать ответы на эти вопросы. Соответственно, они не должны иметь значения.

Но даже просто быть скептиком было довольно рискованным или по крайней мере спорным делом в то время. Конечно же, у него действительно была необходимость использовать непрямые способы литературного выражения, когда речь заходила о религии как наиболее опасной теме, что, безусловно, усложняет задачу читателя, когда он пытается выделить точку зрения Юма. Но слишком легко преувеличить степень, в которой его взгляды были опасны в Англии того времени. В определенных кругах люди просто теряли интерес к религии. Я говорю о терпимости-мудрости, но другим подходящим словом может быть просто «безразличие». Юм знал это и пользовался преимуществами сложившейся ситуации. Но он не был догматическим атеистом. Многие из его друзей были служителями церкви, к примеру. Он не соглашался с ними по ряду вопросов, но у них были настоящие дружеские отношения, причем я думаю, именно интеллектуальные дружеские отношения. Таким образом, как мне кажется, в этом смысле Юм был очень современной фигурой.

Хотел ли Юм быть философом, когда он рос?

Еще в раннем возрасте он решил, что хочет быть кем-то, кто бы зарабатывал на жизнь письмом. Это стало возможным в 18-м веке, но возможность попала в поле зрения Юма, лишь когда он был молодым человеком. Таким образом, на самом деле, у него не было каких-либо очевидных примеров для подражания. Я думаю, что желания сына удивили членов его семьи и принесли им разочарование; но он настоял на своём, и, я думаю (далеко не все думают так же), не пойдя на компромисс со своими интеллектуальными амбициями и целями, он жил полной жизнью, в полной мере, добившись необыкновенного успеха и сумев стать очень богатым. Нам не стоит одурачиваться его довольно самоуничижительным и ироническим способом описания самого себя как непонятого человека, оцененного не должным образом.

Удалось ли современной моральной психологии оправдать идеи Юма об этике и уме?

Некоторые говорят, что да. В 20-м веке Юм стал своего рода пророком появления особого рода философии — натуралистической философии, — которая принимает вид нечеткой границы между философией, психологией и когнитивной наукой. Есть много людей, которые пишут книги, пытаясь понять смысл идей Юма с использованием концепций и экспериментов современной когнитивной науки. Натуралистическая направленность Юма делает его подходящим для этого; с другой стороны, есть люди, которые думают, что в своем антииннатизме и крайнем эмпиризме Юм неправильно понимает некоторые из самых основных свойств человеческого познания и способы, которыми мы строим свой мир.

Я думаю, что одна вещь, которая действительно характерна для Юма как морального философа, – это его общий скептицизм относительно способности философии внести что-то в повседневную жизни. Он очень скептически, к примеру, рассматривает древние греко-римские идеи относительно того, что философия – это способ сделать себя лучше и счастливее. Это не тот вид деятельности для Юма. Счастье, хороший характер и так далее гораздо больше зависят от удачи, чем все остальное. С другой стороны, он действительно думал, что у него было что предложить в качестве своего рода психотерапии для политической культуры. Политика по-прежнему склонна к фрагментации на фракции и ей присущи все проблемы, которые порождаются такой политической культурой, и я думаю, что у нас есть чему поучиться у Юма там.

Читайте также Моральная удача: парадоксальность и практичность

Какие, на ваш взгляд, идеи Юма оказались самыми недооцененными?

Я думаю, что религиозный материал легче всего неправильно понять из-за проблем, которые я описал. Точно так же легко неправильно понять его моральную философию и принять его как своего рода субъективиста-антиреалиста, если использовать язык современной философии. Также легко неверно оценить его политику, что, безусловно, и произошло в его время и в 19-м веке, когда Юма рассматривали как представителя консервативных тори. Я думаю, что это неправильно.

По материалам: «Why David Hume Is So Hot Right Now» / Nautil.us

Обложка: Памятник Дэвиду Юму в Эдинбурге (скульптор Александр Стоддарт)

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

философия



Юм Дэвид. Большая российская энциклопедия

Философы

Области знаний:: Философия Нового времени
Дата рождения:: 1711 год
Дата смерти:: 1776 год
Современное государство:: Великобритания
Сфера деятельности:: История западной философии

Юм Дэ́вид (David Hume) (26. 4(7.5).1711, Эдинбург – 25.8.1776, там же), шотландский философ, историк, экономист и публицист. В 1721–1725 гг. изучал юриспруденцию в Эдинбургском университете. Написанный в 1734–1737 гг. «Трактат о человеческой природе» («A treatise of human nature», опубликован в 1739–1740, тома 1–3 содержат, соответственно, учение о познании, об аффектах и о морали) остался незамеченным. Успех Юму принёс сборник эссе на общественно-политические и морально-эстетические темы («Essays, moral, political, and literary», 1741–1742). Содержание «Трактата…» Юм переработал в двух небольших сочинениях – «Философские опыты о человеческом познании» (1748, позднее название «Исследование о человеческом познании», «An Enquiry concerning human understanding») и «Исследование о принципах морали» («An enquiry concerning the principles of morals», 1751), которое считал лучшим из своих произведений. Став в 1752 г. библиотекарем Эдинбургского общества юристов, работал над 6-томной «Историей Англии» («The history of England», 1754–1761). В 1757 г. опубликовал «Естественную историю религии» («The natural history of religion»), до конца жизни работал над «Диалогами о естественной религии» («Dialogues concerning natural religion»), где предпринял критический анализ доказательств бытия Бога. В середине 1760-х гг. на дипломатической должности в Париже, в 1767–1768 гг. помощник государственного секретаря в Лондоне. После возвращения в Эдинбург в 1769 г. стал лидером местных интеллектуалов, в круг которых входили А. Смит и А. Фергюсон. Автор автобиографического эссе (издано в 1777).

В своей методологии Юм ориентировался на эмпиризм И. Ньютона, эпистемологию Р. Декарта, Дж. Локка и Г. В. Лейбница. Скептически относясь к перспективам традиционной метафизики, Юм называл «истинной метафизикой» науку о человеческой природе. Эта наука мыслилась им в виде исследования всеобщих структур человеческого сознания, как оно проявляется в повседневном опыте: философские выводы он считал «систематизированными размышлениями обыденной жизни». От Дж. Беркли и Дж. Локка Юм перенял представление о составленности человеческого знания из особых элементов, «идей» (ideas) – мыслей, воспоминаний и образов, а также ощущений, которые, чтобы подчеркнуть их отличие, Юм переименовал во «впечатления» (impressions). Впечатления и идеи являются разновидностями «перцепций», т. е. ментальных состояний как таковых.

Впечатления – это непосредственные чувственные данные, идеи же или мысли – это удержанные в уме образы впечатлений, они отличаются меньшей степенью «живости» или яркости, вторичны, как правило, скопированы с впечатлений (Юм сформулировал методологический приём, оказавший большое влияние на последующую аналитическую традицию: если имеются какие-либо неясности в идеях, то для прояснения их нужно установить, из каких впечатлений они получены). Впечатления делятся на «первичные», или «впечатления ощущения», и «вторичные», или «впечатления рефлексии».

Юм выделил два основных типа идей: идеи памяти (самые «живые», несут в себе остаточную силу впечатлений) и идеи воображения. Идеи можно разъединять на составные части, комбинировать и сопоставлять. Существование абстрактных общих идей он отрицал. Комбинирование идей происходит по законам ассоциации трёх видов – по сходству, пространственно-временной смежности и причинности.

Особое внимание Юм уделил анализу причинности как единственного отношения, позволяющего достоверно выходить за границы наличного опыта при рассуждении о фактах. Причинные связи, трактуемые Юмом как регулярное следование одних событий за другими, позволяют прогнозировать возможные будущие события на основе данных, присутствующих в непосредственном опыте. Однако опыт всегда касается прошлых событий, и перенесение опытных данных с прошлого на будущее предполагает уверенность в тождестве прошлого и будущего. Этот перенос происходит без какого-либо рационального обоснования, в силу «привычки» (custom) как всеобщего и необходимого свойства человеческого воображения.

Вера в независимое от сознания существование физических объектов, предполагающая уверенность в их непрерывном существовании, также невозможна без переноса прошлого опыта на будущее, т. е. без привычки. Но наряду с этим Юм усматривает в этой вере неявное смешение разорванных во времени сходных перцепций при восприятии вещи с её тождеством, называя эту процедуру «грубой иллюзией». Тождество личности и вообще существование единого Я также иллюзорны: человеческий дух, Я, есть лишь «пучок или собрание различных перцепций» (позднее Юм отказался от этой теории).

В учении об аффектах, обычно являющихся реакциями на ощущения или идеи какого-либо удовольствия или неудовольствия, Юм говорил, в частности, о «прямых» аффектах, таких, например, как «желание счастья нашим друзьям», вожделение, голод. Последние возникают непосредственно из «природных импульсов или инстинктов» и скорее порождают благо или зло, чем порождаются ими. Критерием различения блага и зла является именно модифицированное чувство удовольствия и неудовольствия, но никак не разум, который лишь корректирует наши желания и стремления, не порождая их. Кроме желания, фундаментальными «прямыми» аффектами являются радость и огорчение. Переживание радости возникает при достоверности блага, печали – зла. Если благо недостоверно, то радость может превратиться в надежду или страх («смешанные аффекты»).

Аффективная жизнь души не ограничивается прямыми реакциями, аффекты могут отражаться в других людях. Эту зеркальность человеческой природы Юм называл «симпатией», действие которой состоит не просто в представлении эмоционального состояния другого человека, но в превращении идей о его аффектах в реальные переживания, внутреннего впечатления (так, например, возникает аффект сострадания). Существуют и другие отражения – «косвенные аффекты» (среди них – гордость и любовь).

Особое место занимает воля – «внутреннее впечатление, которое мы переживаем и сознаём, когда сознательно даём начало какому-нибудь новому движению нашего тела или новой перцепции нашего духа» (Сочинения. 1996. Т. 1. С. 443). Воля – сопутствующее внутреннее впечатление, возникающее в процессе реализации желания. Производящей причиной того или иного поступка являются скорее мотивы, а не воля, которая есть не более чем эпифеномен.

Этика Юма продолжала традицию Э. Шефтсбери и Ф. Хатчесона с её признанием основополагающей роли морального чувства как способности нравственной оценки деяний и характеров людей. Моральное чувство является незаинтересованной реакцией, оно бескорыстно: мы одобряем качества личности, если они могут принести пользу или удовольствие либо самому их носителю, либо другим людям, вне зависимости от того, можем ли мы воспользоваться выгодами, которые они сулят. Некоторые добродетели, например справедливость или верность слову, имеют чисто социальный характер («Письмо джентльмена его другу в Эдинбурге», 1745). Социальность Юм считал сущностным свойством человека (естественное же состояние войны всех против всех или, наоборот, представление о золотом веке – это фикции). Социальное существование начинается с семьи, расширение её приводит к появлению более крупных общественных образований. На определённом этапе единство утрачивается, возникают конфликты интересов, острота которых обусловлена нехваткой ресурсов для удовлетворения потребностей каждого. Для урегулирования этих споров члены социума идут на молчаливое, вытекающее из «чувства общественного интереса» соглашение не посягать на имущество друг друга. Вместе с этим соглашением возникают идеи справедливости, собственности, права и обязательства. Особенность человеческой природы состоит в том, что люди предпочитают близкое благо более отдалённой пользе, даже если она значительно превышает первое, и для нейтрализации такой близорукости люди изобретают государственную власть. Формы государственного правления не равноценны, лучшие из них те, которые минимизируют зависимость положения дел в государстве от личных качеств правителей. В эссе «Идея совершенного государства» (1752) Юм предложил утопический вариант оптимального государственного устройства – республика с имущественным цензом, многоуровневой системой органов власти и проработанной системой сдержек и противовесов.

Религия может оказывать на общественную жизнь как положительное, так и негативное влияние (например, войны из-за религиозных разногласий). В то же время стремление к непосредственному контакту с Богом в некоторых религиозных течениях может подготавливать почву для свободомыслия и создавать благоприятные условия для развития гражданских прав. В «Диалогах о естественной религии» (1779) Юм оспорил космологические и онтологические доказательства бытия Бога, но полностью не отрицал аргумент, апеллирующий к целесообразности мира. В «Естественной истории религии» Юм объявил истоком религиозных представлений у древних не созерцание природной гармонии и не особое религиозное чувство, а озабоченность людей неподконтрольными жизненными проблемами.

Философия Юма оказала огромное влияние на последующую мысль. В 18 в. воздействие его идей испытали французские просветители; в Германии – И. Кант (отмечавший, что Юм пробудил его от «догматического сна»), И. Г. Гаман, И. Н. Тетенс, в Шотландии – Т. Рид. В 19 в. влияние Юма испытали А. Шопенгауэр, философы-позитивисты, в том числе О. Конт, Дж. С. Милль, в 20 в. – Э. Гуссерль и представители аналитической философии (в рамках которой признаётся большое значение юмовского анализа понятия причинности). На рубеже 21 в. философия Юма стала одним из источников философии сознания.

Васильев Вадим Валерьевич

Дата публикации: 24 мая 2022 г. в 09:42 (GMT+3)

Дэвид Хьюм — Школа Жизни

Писатель 18-го века Дэвид Хьюм является одним из величайших философов мира, потому что он открыл ключевой факт о человеческой природе: наши чувства больше влияют на нас, чем разум. С одной стороны, это, возможно, большое оскорбление нашего представления о самом себе, но Юм считал, что если бы мы научились хорошо справляться с этим удивительным фактом, мы могли бы (как индивидуально, так и коллективно) быть намного спокойнее и счастливее, чем если бы мы отрицали это.

Хьюм родился в Эдинбурге в 1711 году в семье, состоявшейся давно, но далеко не богатой. Он был вторым сыном, и с самого начала было ясно, что в конце концов ему нужно будет найти работу. Но, похоже, его ничего не устраивало. Он попробовал себя в юриспруденции (призвание его отца и старшего брата), но вскоре решил, что это «трудоемкая профессия», требующая «тяжелой работы всей жизни». Его рассматривали на академические должности в Эдинбургском университете и Университете Глазго, но он не получил ни одну работу.

Итак, он решил стать общественным интеллектуалом, кем-то, кто будет зарабатывать деньги, продавая книги широкой публике. Это было тяжело. Его первая книга, Трактат о человеческой природе , на которую он возлагал самые большие надежды, была встречена мрачно. «Ни одна литературная попытка не была более неудачной, чем мой «Трактат», — писал он. «Он выпал мертворожденным из прессы , не достигнув такого отличия, чтобы даже возбудить ропот среди фанатиков».

Но он продолжал, понимая, что вина во многом лежит на том, как он выражал свои мысли, и упрямо учился писать более доступным и популярным языком. В конце концов он нашел аудиторию. Его более поздние работы, книги по истории и сборники элегантных эссе были бестселлерами того времени. Как он говорил не без гордости: «Деньги, выданные мне книготорговцами, намного превышали все, что раньше знали в Англии; Я стал не только независимым, но и богатым».

1. Чувства и разум

Философия Юма построена на одном важном наблюдении: главное, что нам нужно сделать в жизни правильно, это чувство, а не рациональность. Звучит как странный вывод. Обычно мы предполагаем, что все, что нам нужно сделать, это научить свой ум быть как можно более рациональным: быть посвященным доказательствам и логическим рассуждениям и приверженным предотвращению того, чтобы наши чувства мешали.

Но Юм настаивал на том, что, к чему бы мы ни стремились, «разум — раб страсти». Мы больше руководствуемся нашими чувствами, чем какими-либо сравнительно слабыми результатами анализа и логики. Лишь немногие из наших основных убеждений основаны на рациональном исследовании фактов; мы решаем, достоин ли кто-то восхищения, что делать в свободное время, что составляет успешную карьеру или кого любить, основываясь на чувствах превыше всего остального. Разум немного помогает, но решающие факторы связаны с нашей эмоциональной жизнью — с нашими страстями, как называет их Юм.

Юм жил во времена, известные как Эпоха Разума, когда многие утверждали, что слава людей заключается в их рациональности. Но для Юма человек — это всего лишь еще один вид животных.

Хьюм был глубоко внимателен к тому любопытному способу, которым мы очень часто рассуждаем, исходя из наших убеждений, а не исходя из них. Мы находим идею приятной или угрожающей и только на этом основании объявляем ее истинной или ложной. Разум приходит позже, чтобы поддержать первоначальную позицию.

Во что Юм не верил, так это в то, что все чувства приемлемы и равны. Вот почему он твердо верил в воспитание страстей. Люди должны научиться быть более доброжелательными, более терпеливыми, более спокойными с самими собой и меньше бояться других. Но чтобы их научили этим вещам, им нужна система образования, которая обращается к чувствам, а не к разуму. Вот почему Юм так горячо верил в роль и значение публичных интеллектуалов: это были люди, которые, в отличие от университетских профессоров, которых Юм начал безмерно ненавидеть, должны были возбуждать страстную привязанность к идеям, мудрости и проницательности (только если им это удавалось). были бы у них деньги на еду). Именно по этой причине они должны были хорошо писать, использовать красочные примеры и прибегать к остроумию и обаянию.

Понимание Хьюма заключается в том, что если вы хотите изменить убеждения людей, рассуждать с ними, как обычный профессор философии, не может быть наиболее эффективной стратегией, он указывает, что мы должны пытаться регулировать чувства с помощью сочувствия, заверения, хорошего примера, поощрения. и то, что он называл Искусством, — и только позже, для нескольких решительных душ, попытаться обосновать дело на основе фактов и логики.

2. Религия

Ключевое место, где Юм использовал идею приоритета чувства над разумом, было в связи с религией.

Хьюм не считал «рациональным» верить в Бога, то есть он не считал, что существуют убедительные логические аргументы в пользу существования божества. Сам он, кажется, колебался между легким агностицизмом — может быть Бог, я не уверен — и мягким теизмом — Бог есть, но для меня не имеет большого значения, что есть . Но представление о мстительном боге, готовом наказать людей в загробной жизни за то, что они не верят в него в этой, он считал жестоким суеверием.

Центральным пунктом Юма является то, что религиозная вера не является продуктом разума. Таким образом, аргументация за или против на основе фактов не затрагивает основной вопрос. Попытки убедить кого-то верить или не верить с помощью хорошо отточенных аргументов казались Юму особенно глупыми. Вот почему он был главным защитником концепции религиозной терпимости. Мы не должны относиться к тем, кто не согласен с нами по поводу религии, как к рациональным людям, допустившим ошибку в рассуждениях (и потому нуждающихся в исправлении), а скорее как к страстным, движимым эмоциями существам, которых следует оставить в покое до тех пор, пока они делай так же. Попытка привести рациональный аргумент в пользу религии была для Юма верхом глупости и высокомерия.

3. Здравый смысл

Хьюм был тем, кого технически называют скептиком, человеком, который ставил под сомнение многие идеи здравого смысла того времени.

Одной из вещей, в которых он сомневался, была концепция того, что технически называется личной идентичностью — идея, что мы можем понять самих себя и иметь более или менее постижимую непреходящую идентичность, которая проходит через всю жизнь. Юм указывал, что не существует такой вещи, как центральное «я»: «Когда я наиболее глубоко погружаюсь в то, что я называю собой, — объяснил он, — я всегда натыкаюсь на то или иное конкретное восприятие тепла или холода, света или тени. , любовь или ненависть, боль или удовольствие. никогда не поймаю сам в любое время без восприятия и никогда не могу наблюдать ничего, кроме восприятия». Хьюм пришел к выводу, что мы на самом деле не те аккуратные, поддающиеся определению люди, которыми разум говорит нам, что мы есть и какими мы кажемся, когда мы смотрим на себя в зеркало или небрежно используем вводящее в заблуждение слово I , мы «не что иное, как пучок или совокупность различных восприятий, которые сменяют друг друга с непостижимой быстротой и находятся в постоянном течении и движении».

Тем не менее, несмотря на скептическое отношение к темпераменту, Хьюм был очень рад, что мы придерживаемся большинства наших убеждений здравого смысла, потому что именно они помогают нам прокладывать свой путь в мире. Попытка быть рациональным во всем — это особый вид безумия.

Юм лукаво подкалывал Декарта. Французский философ умер за 60 лет до рождения Юма, но его интеллектуальное влияние все еще было живо. Он утверждал, что мы должны выбрасывать все плоды разума, которые не являются совершенно рациональными. Но Юм предположил, что почти все, что мы делаем, никогда не бывает по-настоящему рациональным. И все же он предположил, что большинство убеждений оправданы просто потому, что они работают. Они полезны для нас. Они помогают нам делать то, что мы хотим. Критерием убеждения является не его доказуемая истинность, а его полезность.

Хьюм предлагает поправку – которая нам иногда нужна – к нашему увлечению престижными, но на самом деле не очень важными логическими головоломками. В отличие от академических тонкостей, он был скептическим философом, отстаивавшим здравый смысл, отстаивая повседневность и мудрость неученых и обыденных.

4. Этика

Юм проявлял большой интерес к традиционной философской теме этики, загадке того, как люди могут быть хорошими. Он утверждал, что мораль заключается не в наличии моральных представлений, а в обучении с раннего возраста искусству порядочности через эмоции. Быть хорошим означает приобрести хорошие привычки чувствовать.

Хьюм был ярым сторонником таких качеств, как остроумие, хорошие манеры и сочувствие, потому что это то, что делает людей приятными в обществе вне всякого рационального плана быть «хорошими».

Его очень поразил тот факт, что человек — и здесь он снова подумал о Декарте — может быть якобы рациональным, но при этом не очень хорошим, потому что способность следовать сложному аргументу или выводить тенденции из данных не делают вас чувствительными к страданиям других или умеют держать себя в руках. Все эти качества — вместо этого — работа наших чувств.

Итак, если мы хотим, чтобы люди вели себя хорошо, нам нужно переосмыслить образование, мы должны влиять на их чувства; мы должны поощрять доброжелательность, кротость, жалость и стыд через соблазнение страстной стороны нашей натуры, без чтения сухих логических лекций.

* * *

Философия Юма всегда возникала как попытка ответить на личный вопрос: что такое хорошая жизнь? Он хотел знать, как на его собственный характер и характер окружающих можно повлиять в лучшую сторону. И как ни странно для философа, он не чувствовал, что традиционная философская практика может действительно помочь.

Хотя он был ученым, он был в значительной степени светским человеком. В течение нескольких лет он был советником британского посла в Париже, который приветствовал его проницательную мудрость. Окружающие очень любили его, и французы знали его как le bon David : гуманный, добрый и остроумный собеседник, очень востребованный в качестве компаньона за обедом. «Будь философом, но среди всей своей философии оставайся человеком», — настаивал он. Именно так жил Юм — не в интеллектуальном уединении монастыря или башни из слоновой кости, а глубоко погруженный в компанию других людей — обедая (особенно он любил жареного цыпленка), болтая о любви и карьере и играя в нарды.

Он умер в Эдинбурге, в августе 1776 года, в своем доме на Андреевской площади. Его врач написал о последних часах жизни Адаму Смиту — много лет лучшему другу Хьюма:

«Он оставался до последнего в совершенно здравом уме, без сильной боли или чувства страданий. Он никогда не опускал ни малейшего выражения нетерпения; но когда ему приходилось говорить о нем народу, он всегда делал это с любовью и нежностью… Он умер в таком счастливом душевном спокойствии, что ничто не могло превзойти его».

Юм остается той довольно выдающейся вещью: философ, понимающий, как много философия должна узнать из здравого смысла.

Юм — любезный, скромный, щедрый философ, который нам нужен сегодня

Сократ умер, выпив болиголов, приговоренный к смерти народом Афин. Альбер Камю встретил свой конец в машине, которая на большой скорости закрутилась вокруг дерева. Ницше впал в безумие после того, как заплакал над побитой лошадью. Потомство любит трагический конец, и это одна из причин, по которой культ Дэвида Юма, возможно, величайшего философа, когда-либо созданного на Западе, так и не взлетел.

Когда Юм в возрасте 65 лет лежал на смертном одре в конце счастливой, успешной и (по тем временам) долгой жизни, он сказал своему врачу: «Я умираю так быстро, как мои враги, если они у меня есть, могут пожелать и так легко и весело, как только могли пожелать мои лучшие друзья». За три дня до его смерти, 25 августа 1776 года, вероятно, от рака брюшной полости, его врач все еще мог сообщить, что он «совершенно избавился от беспокойства, нетерпения или плохого настроения, и очень хорошо проводит время с помощью забавных книг».

Когда пришел конец, доктор Блэк сообщил, что Хьюм «до последнего оставался совершенно разумным и свободным от сильной боли или чувства страданий. Он никогда не опускал ни малейшего выражения нетерпения; но когда ему приходилось говорить о нем людям, он всегда делал это с любовью и нежностью… Он умер в таком счастливом душевном спокойствии, что ничто не могло его превзойти». историк. Его карьера философа началась довольно неблагоприятно. Его первая преждевременная попытка изложить свою всеобъемлющую новую систему философии, «Трактат о человеческой природе» (1739–1740), опубликованный, когда ему было 26 лет, «выпал мертворожденным из прессы, не достигнув такой известности, чтобы вызвать ропот среди фанатиков», как он позже вспоминал, с самодовольством. — против преувеличения.

Однако со временем его репутация выросла до самого высокого уровня. Несколько лет назад тысячи академических философов спросили, с каким неживым философом они больше всего себя отождествляют. Юм явился первым, опередив Аристотеля, Канта и Витгенштейна. Ученые, у которых часто мало времени для философии, часто делают исключение для Юма. Даже биолог Льюис Вольперт, который говорит, что философы «очень умны, но не могут сказать ничего полезного», делает исключение для Юма, признавая, что на каком-то этапе он «влюбился» в него.

И все же великий шотландец остается чем-то вроде философа-философа. О нем не было успешных популярных книг, как о Монтене, Ницше, Сократе, Витгенштейне и стоиках. Их цитаты, а не его, украшают кружки и кухонные полотенца, их лица смотрят вниз с постеров. Юм не «перешел» от академического превосходства к общественному признанию.

Причины, по которым это так, как раз и являются причинами, по которым этого не должно быть. Сильные стороны Юма как личности и мыслителя означают, что у него нет того «бренда», который продает интеллектуалов. Короче говоря, это не трагическая, романтическая фигура; его идеи не превращаются в легко поддающуюся обобщению «философию жизни»; и его отвращение к фанатизму любого рода делало его слишком благоразумным и умеренным, чтобы внушать фанатизм своим поклонникам.

У Хьюма было как минимум две возможности стать трагическим героем и избежать счастливого конца, которого он в конце концов встретил. Когда ему было 19 лет, он поддался тому, что было известно как «болезнь ученых», меланхолии, которую мы сегодня назвали бы депрессией. Однако примерно через девять месяцев он понял, что это не неизбежная судьба мудрых, а результат того, что он слишком много времени уделял учебе. Юм понял, что для того, чтобы оставаться в добром здравии и настроении, необходимо не только учиться, но и заниматься спортом и искать компанию друзей. Как только он начал это делать, к нему вернулось бодрость духа, и он сохранил его почти на всю оставшуюся жизнь.

Это преподало ему важный урок о природе хорошей жизни. Как он позже писал в An Inquiry On Human Understanding (1748): «Разум требует некоторого расслабления и не всегда может поддерживать свою склонность к заботе и трудолюбию». это хорошо, этого может быть слишком много. «Заумные мысли и глубокие исследования я запрещаю, — говорит Юм, — и сурово накажу задумчивой меланхолией, которую они вызывают, бесконечной неопределенностью, в которую они вас вовлекают». «смешанный вид», в котором важны игра, удовольствие и развлечение, а также то, что считается «высшими» занятиями. «Будь философом, — советовал Юм, — но среди всей твоей философии оставайся человеком».0003

Хьюм сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий человек: он удовлетворил просьбу, не намереваясь сдержать свое обещание

В 1770 году Хьюму также представилась возможность принять мученическую смерть при несколько банальных обстоятельствах. Нор-Лох в Эдинбурге, где сейчас стоят сады на Принсес-стрит, осушали в рамках расширения города. Проходя однажды по нему, Хьюм упал в болото, которое все еще оставалось. Он звал на помощь, но, к несчастью для него, женщины, слышавшие его, признали в нем «великого неверного» и не были склонны его спасать. Юм резонно указывал, что все христиане должны помогать любому, независимо от их веры, но их понимание притчи о добром самаритянине было не таким совершенным, как у него, и они отказались спасти его, если он не станет христианином прямо сейчас, читая Молитва Господня и символ веры.

Возможно, Сократ отказался бы и умер во имя истины. Юм, однако, не собирался допустить, чтобы чужая глупость оборвала его собственную жизнь, поэтому он сделал то, что должен сделать любой здравомыслящий человек: он согласился с их просьбой, не собираясь выполнять свое обещание.

В этом он следовал примеру единственного другого философа, который мог соперничать с Юмом в непревзойденном величии: Аристотеля. Вот еще один мыслитель, чей рейтинг среди знатоков не мог бы быть выше, но который не смог захватить воображение публики (хотя недавняя книга Эдит Холл Путь Аристотеля (2018) пытается это изменить). Не случайно, я думаю, Аристотель также отказался от роли мученика. Подобно Сократу, он был приговорен к смерти за нечестие. Как и Сократ, у него была возможность бежать из города в безопасное место. В отличие от Сократа, именно это он и делал. Таким образом, хотя все знают, как умер Сократ, мало кто знает, что Аристотель, как и Юм, умер в возрасте 60 лет, вероятно, также от рака желудка.

Несколько извращенно, что привлекательность философии напрямую связана с тем, насколько несчастной была жизнь ее автора. Однако это не единственная причина, по которой мало самопровозглашенных юмистов вне академических кругов. Философия Юма не сводится к легко усваиваемой системе, своду правил жизни. Действительно, Юм наиболее известен тремя отрицательными тезисами.

Во-первых, наша вера в силу причины и следствия, на которой основываются все наши рассуждения о фактах, не подтверждается ни наблюдениями, ни логическими выводами. Мы только видим, что одна вещь следует за другой: мы никогда не замечаем никакой силы, которая заставляет одну вещь обусловливать действие. Даже если бы мы могли быть удовлетворены тем, что установили, что x вызвано y , логика не может установить никакого общего принципа причинности, поскольку все закономерности, которые мы наблюдали в природе, были в прошлом, но принцип причины и следствия считается применимым в настоящем и будущем. Логически вы никогда не сможете прийти к истине о будущем, основываясь исключительно на предпосылках, касающихся прошлого: то, что было, не то же самое, что будет.

Юм не отрицал реальность причин и следствий. Мы не могли рассуждать о каких-либо эмпирических фактах, не допуская их реальности, как это часто делается в его собственных трудах. Однако ему было ясно, что этот стержень чувственного мышления сам по себе не устанавливается ни разумом, ни опытом. Это философски сильный материал, но вряд ли он является источником вдохновляющих цитат в Instagram.

Хьюм также хорошо известен своими аргументами против различных аспектов религии, хотя он так и не стал полноценным атеистом. Наиболее известно, что он утверждал, что никогда не было бы рационально принимать заявление о чуде, поскольку свидетельство того, что оно произошло, всегда будет слабее, чем свидетельство того, что такие вещи никогда не происходят. Всегда более вероятно, что свидетель чуда ошибся или солгал, чем то, что чудо произошло на самом деле. Но опять же, скептицизм в отношении утверждений традиционной религии не равнозначен реальной, позитивной философии.

Третье известное отрицательное утверждение Юма имеет преимущество в виде волнующего лозунга, хотя и несколько непрозрачного: «Разум есть и должен быть только рабом страстей». и, конечно же, никаких принципов, на которых можно было бы основывать нашу мораль. Если мы хороши, то это потому, что у нас есть базовое чувство товарищества, которое заставляет нас реагировать с сочувствием на страдания других и с удовольствием при мысли об их процветании. Человек, который не понимает, почему она должна быть хорошей, не иррационален, а бессердечен.

Как показывают эти три основных утверждения, философия Юма по существу скептична, а скептицизм, кажется, отнимает больше, чем дает. Однако правильно понятый юмовский скептицизм может и должен быть основой целостного подхода к жизни. Он построен на скептических основаниях грубой и честной оценки человеческой природы, что можно рассматривать как суть проекта Юма. Не случайно его первая попытка изложить свою философию называлась «Трактат о человеческой природе».0128 . Человечество было его основным предметом.

Юм видел людей такими, какие мы есть на самом деле, лишенными всяких притязаний. Мы не бессмертные души, временно заключённые во плоти, и не чистые нематериальные умы, как, как полагал Декарт, он доказал, что мы таковыми являемся. Люди — это животные — замечательные, очень умные, но, тем не менее, животные. Юм не просто спустил людей на Землю, он лишил нас всякой непреходящей сущности. Выступая против заявления Декарта о том, что мы осознаем себя как чистые, неделимые эго, Юм возражал, что, проводя интроспекцию, он не нашел ничего подобного. То, что мы называем «я», — это всего лишь «пучок восприятий». Загляните внутрь себя, постарайтесь найти «Я», которое думает, и вы будете наблюдать только эту мысль, это ощущение: ушной червь, зуд, мысль, которая лезет вам в голову.

Юм вторил точке зрения, впервые сформулированной ранними буддистами, чей взгляд на «не-я» ( анатта ) удивительно похож. Он также предвосхитил открытия современной нейронауки, которая обнаружила, что в мозгу нет центрального контроллера, нет единого места, где находится чувство собственного «я». Скорее мозг постоянно выполняет любое количество параллельных процессов. То, что оказывается наиболее важным для сознания, зависит от ситуации.

Что касается нашего интеллекта, Юм продемонстрировал, насколько необычным он может быть, строго показав, насколько он на самом деле несовершенен. Чистый разум, воспетый Декартом, был в значительной степени бессилен. Его демонстрации ограничиваются доказательствами, касающимися «отношения идей», способов, которыми понятия логически связаны друг с другом. Таким образом, вы можете доказать, что 2 + 2 = 4, но это ничего не говорит вам о том, что происходит, когда вы соединяете четыре вещи в природе, где они могут уничтожить друг друга, умножиться или слиться в одно. Вы можете показать, что Папа-женщина является логическим противоречием, но это не исключает возможности того, что женщина могла бы руководить католической церковью: доказательства, а не логика говорят нам, что история Папы Иоанны почти наверняка ложна.

Юм никогда прямо не сформулировал, что такое хорошая жизнь, но у него получилось даже лучше: он показал нам на собственном примере

Большая часть наших «рассуждений» представляет собой не более чем почти инстинктивную «ассоциацию идей». Обучение на опыте — это «разновидность аналогии», в которой мы ожидаем, что сходные вещи будут иметь схожие последствия. Вот почему у Юма не было проблем с приписыванием разума животным. Слишком очевидно, что они «многим учатся на опыте и заключают, что одни и те же события всегда будут следовать из одних и тех же причин». Мы, конечно, не думаем, что это обучение включает в себя «какой-либо процесс аргументации или рассуждения». Но ведь и большая часть знаний людей — даже философов — тоже. Мы руководствуемся в первую очередь «обычаем и привычкой».

Таким образом, гуманистические люди являются существами из плоти и крови, интеллекта и инстинктов, разума и страсти. Таким образом, хорошая жизнь — это та, которая соответствует каждой из этих характеристик. Юм никогда прямо не сформулировал, из чего будет состоять такая жизнь, но, возможно, он поступил даже лучше: он показал это на собственном примере. Он учился и писал, но также играл в бильярд и готовил бульон из овечьей головы, о котором несколько дней спустя говорили гости.

Все, кто знал Юма, за исключением параноика и самовлюбленного Жан-Жака Руссо, высоко отзывались о нем. Когда он провел три года в Париже в более позднем возрасте, он был известен как «9».0127 le bon David ’, его компанию разыскивают все салонистов . Барон д’Гольбах описал его как «великого человека, чью дружбу, по крайней мере, я знаю, ценю так, как она этого заслуживает». Адам Смит, в письме, чтобы передать известие о смерти Юма своему издателю Уильяму Страчану, сказал: «Я всегда считал его, как при его жизни, так и после его смерти, максимально приближенным к идее совершенно мудрого и добродетельного человек, насколько, возможно, позволит природа человеческой слабости».0002 Если он прожил такую образцовую жизнь, почему ее не восхваляют так широко? Одна из причин заключается в том, что моральная философия Юма, а вместе с ней и его концепция добра, не являются внешне привлекательными. У других моральных философий есть волнующие лозунги, выражающие простые для понимания принципы. «Поступай только в соответствии с той максимой, посредством которой ты можешь в то же время желать, чтобы она стала всеобщим законом», — писал Кант. У утилитаристов есть линия Бентама: «Создай все счастье, которое ты можешь создать; удали все несчастья, которые ты можешь устранить». «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», — сказал Иисус. Юм вообще не отстаивал никаких простых принципов морали, и даже неясно, что значит для него быть хорошим.

Для Юма нравственность коренится ни в чем ином, как в «сочувствии»: своего рода сочувствии к другим, которое близко к тому, что мы сейчас называем сочувствием. Нравственные принципы не могут быть получены логическими выводами, они не являются вечными, бессмертными принципами, которые каким-то образом присущи Вселенной. Мы ведем себя хорошо по отношению к другим только потому, что видим в них способность страдать или процветать и реагируем соответственно. Тот, кто не испытывает такого сочувствия, неполноценен эмоционально, а не рационально.

Немногие были удовлетворены этим объяснением морали. Многим это кажется не чем иным, как принципом, что вы должны быть добрым, если вам это нравится, а если нет, то больше нечего сказать. Тем не менее, я думаю, что Юм был в основном прав, и это не только не заставило нас пессимистично относиться к возможности человеческой доброты, но должно было сделать нас более оптимистичными. Если мораль коренится в чистом разуме, то какая у нас может быть надежда на то, что мы поймем и согласимся с тем, что нам следует делать, учитывая, что даже лучшие умы в истории не были в состоянии продемонстрировать, чего разум требует от нас и почему? И если мораль коренится в какой-то внечеловеческой трансцендентной реальности, мы обречены на моральное несогласие. Но если мораль коренится не в чем ином, как в способности признавать интересы другого, это то, на что мы все можем откликнуться.

Добродетели, выраженные Юмом, были не крайними, а спокойными: дружелюбием, скромностью, щедростью духа и гостеприимством. . Лучшие люди не руководствуются идеологией, моральной философией и уж точно не логикой. Они всегда были людьми, которые ставили отклик на человеческие нужды выше веры или доктрины. Действительно, самые ужасные преступления были совершены людьми, убежденными в оправдывающем моральном принципе. Физик Стивен Вайнберг ошибался, говоря, что «для того, чтобы хорошие люди творили зло, нужна религия»: подойдет любая жестко придерживающаяся идеология.

Но я подозреваю, что главная причина, по которой Юм не считается образцом добродетели, заключается в том, что он не соответствовал героическим моделям большинства цивилизаций. «Великие мужчины» (поскольку женщины, к сожалению, редко получают величие) были либо могущественными лидерами, либо самоотверженными святыми. Быть исключительным — значит быть более богоподобным, чем большинство, будь то могущественное божество из мифов или Бог, умерший на кресте христианства. Исключительность Юма противоположна: он был более полноценным человеком, чем большинство, ни больше, ни меньше. Добродетели, которые он выражал, были не крайними, смелостью или отвагой, а спокойными добродетелями, любезностью, скромностью, щедростью духа, гостеприимством. Чтобы это не звучало мало, подумайте, как трудно жить, последовательно выражая такие добродетели.

Праздновать такую жизнь трудно, потому что она, несомненно, зависит от привилегий. Так много людей борются даже за то, чтобы остаться в живых, так много людей живут в зонах боевых действий, что неудивительно, что мы предпочитаем хвалить тех, чьи самоотверженные действия помогают другим. Но хорошая жизнь Юма, как и у Аристотеля, указывает на то, к чему должен вести весь этот альтруизм. Мы хотим покончить с нищетой, болезнями и войнами, чтобы люди могли преуспеть и жить процветающей, продуктивной жизнью, как у Дэвида Юма. В лучшем мире нам не нужны были бы герои.

Скептицизм занимает центральное место в этой юмовской хорошей жизни. Не «чрезмерный» пирроновский скептицизм, который воздерживается от суждений обо всем, а «смягченный» скептицизм, исправляющий наш естественный догматизм. Юм предвосхитил открытия современной психологии, когда заметил: «Большая часть человечества по своей природе склонна к утверждению и догматизму в своих мнениях; и хотя они видят предметы только с одной стороны и не имеют представления ни о каком противовесе, они поспешно бросаются в те принципы, к которым склонны; и нет у них снисхождения к тем, кто придерживается противоположных настроений». Здесь мы находим предвзятость подтверждения и мотивированное мышление 9.0127 Авангард .

Эта фундаментальная умеренность, я думаю, является еще одной причиной того, что Юм никогда не становился популярным философом. Он просто чертовски благоразумен. Разумность и уравновешенность считаются скучными, признаками отсутствия искры или оригинальности. Юм всегда с подозрением относился к тем, кого он называл «энтузиастами», и, возможно, показательно, что значение этого слова теперь имеет однозначно положительное значение. Нам следует помнить, что это слово происходит от греческого entheos : иметь бога ( теос ) внутри. Быть энтузиастом в смысле Юма — значит забыть, что ты человек, и действовать так, как если бы ты был богом, обладающим достаточным разумом и знаниями, чтобы быть полностью уверенным в том, во что веришь.

Хьюм знал, что эта ошибка была тем более вероятной, когда мы верили, что знаем Бога и его намерения. В своем эссе «О суеверии и энтузиазме» (1741 г.) он описал, как «разум человека» «подвержен необъяснимому возвышению и самонадеянности». В этом состоянии ума человечество возвышается над собой, думая, что в нем есть божественное. Это порождает форму «ложной религии», в которой «никакие подлунные красоты и наслаждения не могут соответствовать» и «все смертное и тленное исчезает, как недостойное внимания». Лучшая профилактика против этого — полностью принять нашу человечность и вместе с тем смирение, принимая наши ограничения. Светские энтузиасты, слишком высоко возвышающие человеческую разумность и благородство, совершают ту же ошибку, создавая своего рода безбожную религию человечества, столь же пагубную.

Если когда-либо в недавней истории и было время обратиться к Юму, то сейчас самое время. Поднимаются энтузиасты в виде сильных политических популистов, которые утверждают волю народа, как если бы она была абсолютной и абсолютно непогрешимой. В более стабильные времена мы, возможно, могли бы использовать Ницше, чтобы стряхнуть с себя наше буржуазное самодовольство, или развлечься платоническими мечтами о совершенных, бессмертных формах. Теперь такие философские излишества являются вредными потворствами. Хороший, незаурядный смысл нужен как никогда.

Мы также отчаянно нуждаемся в правильном скептицизме, который заменил бы утомительное глобальное пожимание плечами, позволяющее людям отвергать изменение климата как обман, а суждения экспертов как заговор. Юмистский скептицизм — это противоядие от высокомерия, а не рецепт бездействия или предлог, чтобы полагаться на предрассудки. Смягченный скептицизм Юма основывается на том принципе, что мы должны соизмерять наши убеждения с фактами, не сомневаясь в их ценности. Хьюм не был бы скептиком в отношении изменения климата, но скептически отнесся бы к нашему бойкому предположению, что, что бы ни случилось, с нами все будет в порядке.

Проблема для поклонников Хьюма заключается в том, как мы можем быть восторженными защитниками того, кто так противится энтузиазму. Если дело в пользу Юма должно быть сделано в юмовских терминах, это должно быть мягко, но красноречиво аргументировано. Что еще более важно, возможно, это должно быть продемонстрировано. Истинные любители светского, разумного образа жизни, за который выступал Юм, должны избегать истерических осуждений религии и суеверий, а также чрезмерно оптимистичных восхвалений силы науки и рациональности. Вместо этого нам следует быть скромными в наших философских претензиях, защищая человеческое сочувствие так же, если не больше, чем человеческую рациональность. Прежде всего, мы никогда не должны позволять нашему стремлению к обучению и знаниям мешать смягчающим удовольствиям от еды, питья, компании и игр.