Атеизм [Фейербаха] | Добро пожаловать в -ИЗМЫ
Фейербах известен в истории философской мысли не только как материалист, но и как выдающийся критик религии. Ленин придавал огромное значение книге Фейербаха «Лекции о сущности религии» — этой классической работе по критике религии. Ленин конспектировал это сочинение и отмечал наиболее яркие места книги, вошедшие положительным завоеванием в критику библии, христианства и идеализма.
В этой книге Фейербах ставит вопрос таким образом: вся прежняя философия заключила неравный брак с религией, который должен быть расторгнут. В результате критики религии на место веры должно выступить безверье, на место библии — разум, на место религии — образование, на место неба — земля, вместо Христа — человек. Таков должен быть, по мнению Фейербаха, результат освобождения взглядов людей от религиозного дурмана.
В своей работе «Сущность религии» Фейербах остроумно противопоставляет религиозный и нерелигиозный взгляд людей на природу. Он приводит слова, с кото-
[119]
рыми у Атенея греческий поэт Анаксандрид обращается к египтянам: «Я не товарищ вам, у нас различны нравы и законы: вы поклоняетесь быку, я жертвую его богам; для вас ваш угорь божество, а для меня он лакомое блюдо; вы избегаете свинины, я с аппетитом ем ее; вы чтите пса, я бью его, коль он съестное стянет; вы в ужасе, когда случится с кошкой горе, я с радостью с нее сдираю шкуру.
..» 1 Отделяя взгляд свободного человека на природу от религиозного ее объяснения, Фейербах указывал, что в первом случае природа является предметом наслаждения, во втором — предметом поклонения, там природа существует для человека, тут человек существует для природы. Только для взгляда, свободного от религиозных воззрений, справедливо положение: какими человеку мир и природа являются, такими они и существуют для него, в его представлении.
Религию Фейербах определял как совокупность фантастических образов несуществующего, нереального. Религия — дочь невежества. Религия, по мнению Фейербаха, есть не что иное, как перенесение свойств человека на природу, обожествление природы. Природа, согласно религиозным взглядам, приобретает способности, силы, интересы, характер, присущие человеку, и поэтому становится обожествленной. Стоит лишь людям открыть в этой природе подлинную природу, а в человеке — подлинного человека, как религиозная оболочка должна сама собой отпасть.
Фейербах в своих «Лекциях о сущности религии» доказывает, что человек создавал в разные времена различные религиозные представления. Отсюда он делает вывод, что сам человек создает себе по своему подобию бога, а не бог создает человека.
В христианской религии, писал Фейербах, человек рассматривает свои собственные чувства и мысли как нечто совершенно внешнее и постороннее для него, рассматривает их как бога. Божественная же сущность есть не что иное, как человеческая сущность, очищенная, освобожденная от индивидуальных границ, объективированная, т.е. рассматриваемая и почитаемая в качестве посторонней, отдельной сущности. Отсюда и религию Фейербах определяет как стремление человека придать обычному значение необычного и озарить жизнь религиозным смыслом. Важной причиной возникновения религиозных взглядов на природу
——
1. См. Фейербах, Соч., т. II, стр. 403.
[120]
Фейербах считал перенесение человеком на природу представления о своем собственном целесообразном творчестве.
Люди рассуждают: природа целесообразна — следовательно, ее создало разумное существо. Фейербах вскрывает порочность и необоснованность такого взгляда на природу.
Однако Фейербах не ставил вопроса о полном упразднении религии. Он считал возможным и необходимым включить «преимущества», якобы имеющиеся у религии перед философией, в самую философию, сделать религию философской, а философию религиозной. У Фейербаха удивительным образом переплетается атеизм и критика религии с признанием необходимости соединить религию с философией.
Фейербаху не удалось раскрыть социальные, классовые основы, порождающие религию.
Если рассматривать средства, которые Фейербах предлагай для борьбы с религией, то среди них нет ни одного, которое выходило бы за пределы чисто моральных, этических побуждений и норм. Мораль, поднятая до уровня просвещения, — главное средство борьбы с религией. Если религия — дочь невежества, то орудие борьбы с религией — просвещение.
Ленин называет борьбу Фейербаха с религией при помощи одного только просвещения традиционной буржуазной критикой религии.
О войне Фейербаха с религией Ленин говорит как о типичнейшем образчике просветительского атеизма «с социалистическим душком». Энгельс указывал, что Фейербах вообще не хочет упразднить религию, что он хочет лишь пополнить ее.
В фейербаховской критике религии следует также обратить внимание на усиленное и вполне справедливое разоблачение реакционной роли различных религий, которые задерживали научный прогресс. Так, например, Фейербах, исследуя подробно вопрос о возникновении христианства «в эпоху испорченности и упадка общественной жизни», писал, что «если люди стремятся к истине, к небесной жизни, это значит, что земная жизнь — ложь и обман». И Фейербах заключает эту критику религии указанием, что бог представляет собой не что иное, как мистически понятую сущность человека со всеми его атрибутами. Во всякой религии человек возвышается до бога, становясь господином, управляющим жизнью общества и природы, указывает Фейербах. Поэтому тот, кто следует учению о боге,
[121]
теологии, богословию, следует за невежеством, и, наоборот, атеизм придает науке жизненность, силу, способность достигать плодотворных результатов.
Положительные мысли, высказанные Фейербахом в его критике религии, носили компромиссный характер. Выражается это уже в том, что Фейербах вместо старой религии пытается создать новую. В своем стремлении создать новую религию, религию любви, он исходил из понимания общества как естественно-родовой связи людей. Определяя общество как родовую связь, он счастье человека видел в стремлении к нравственному совершенству, к моральному самоудовлетворению. В этом смысле человек, достигая счастья, должен жертвовать собой, не должен преследовать практических интересов, ибо его интересы лежат в области нравственности. Здесь ярко обнаруживаются мистические моменты в определении религии и связи ее с обществом. Эта сторона воззрений философа будет особенно ясна, если принять во внимание вывод Фейербаха, что в обществе человек человеку бог, а не зверь, как это думал английский философ XVII века Томас Гоббс. Таким образом, любовь рассматривается Фейербахом как религия, а бог — как выражение или достижение любви.
Любовь рассматривается им как своеобразное состояние чувственности человека, а чувственность в ее высшем выражении приравнивается к богу. Поскольку чувственность обожествляется и сущность любви состоит в чувственности и эта же чувственность наиболее ярким образом выражается в деятельности сердца, то сердце и признается сущностью религии. Без религии, по Фейербаху, нет нравственности, нет добродетели. Поэтому философия, включающая в себя задачи нравственного воспитания человека, должна совпадать с такого рода религией. Сам Фейербах неоднократно заявлял, что он лишь для того отрицает фантастическую, мнимую сущность религии и богословия, чтобы утвердить настоящую сущность человека. Здесь Фейербах наиболее ярко обнаружил свою непоследовательность. Совокупность свойств человека и природы у него выступает особым божком, находящимся в человеке. Можно даже сказать, что бог Фейербаха — это сущность человека. Человек, по Фейербаху, не должен представлять себе бога, стоящего над миром, а должен открыть его в себе, в виде своих высших побужде-
[122]
ний, выраженных в частности в любви.
Половая любовь, отношения мужчины и женщины, составляют ядро религии Фейербаха. На этом основан его взгляд о включении религии в философию. Поскольку человек со всеми его страстями, нравственными побуждениями, чувственным эгоизмом должен стать предметом философии, постольку и чувственность человека, выраженная в его любви, также становится предметом философии. Отсюда — призыв Фейербаха низвести богословие до антропологии, а антропологию «возвысить» до богословия.
Фридрих Энгельс, высоко ценивший критику религии Фейербахом, вскрыл глубокие противоречия, непоследовательность этой критики. Особенно резкие возражения Энгельса встретило мнение Фейербаха о том, что любовь между «я» и «ты» и есть возвышенная форма новой религии. Энгельс писал по этому поводу, что такие отношения людей разного пола, отношения, основанные на чувстве, существовали с тех пор, как существует человечество. Религии дают лишь «высшее освящение» законодательству о браках. И если бы это «высшее освящение» исчезло вовсе, в практике любви и дружбы не произошло бы никаких изменений.
В истории были такие периоды, когда люди не «освящали» религией свои отношения друг с другом и все же никогда не чувствовали, что нужно изобрести нечто вроде новой религии Фейербаха. И дальше Энгельс указывает: Фейербах «утверждает, что полное свое значение эти отношения получат только тогда, когда их освятят словом «религия». Для него главное дело не в том, что существуют такие чисто человеческие отношения, а в том, чтобы на них смотрели как на новую, истинную религию. Он соглашается признать их полноценными только в том случае, если к ним будет приложена печать религии. Существительное религия происходит от глагола religare и означало первоначально связь. Следовательно, всякая взаимная связь двух людей есть религия. Подобные этимологические фокусы представляют собой последнюю лазейку идеалистической философии… Чтобы не исчезло из употребления дорогое по старой идеалистической привычке словцо «религия», в сан религии возводятся половая любовь и отношения между полами» 1
———
1.
Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии, стр. 27.
[123]
Из всего этого видно, что, несмотря на резкую и часто остроумную критику религии, Фейербах сам далеко не был свободен от влияния на него немецкого идеализма и религиозного мировоззрения.
[124]
Фрагмент кн.: Александров Г. Философские предшественники марксизма. Политиздат при ЦК ВКП(б), 1940. С. 119-124.
Фейербах Людвиг | |
1804-1872 | БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Людвиг ФейербахФейербах в РоссииФЕЙЕРБАХ В РОССИИ, Учение Фейербаха стало известным в России в конце 30 —
начале 40-х годов XIX века, вначале в рамках левого гегельянства. Аналогичным было отношение к Ф. Белинского и Герцена. Последний уже в 1842
году в статье «По поводу одной драмы», опубликованной в журнале «Отечественные
записки», берет в качестве эпиграфа вольный перевод цитаты из «Сущности
христианства» Фейербаха: «Сердце жертвует род лицу, разум — лицо роду. «Сущность христианства» была одной из наиболее популярных философских книг
среди петрашевцев. Ханыков познакомил с этим трудом молодого Чернышевского,
отмечавшего впоследствии особое значение для своего и своих друзей философского
развития сочинение Фейербаха «Мысли о смерти и бессмертии» (1830). В его
дневнике появляется запись об утрате веры в личного Бога под влиянием Фейербаха.
В «Антропологическом принципе в философии» имя Фейербаха не упоминается из-за
цензурных ограничений, однако посредством эзоповского языка Чернышевский давал
понять, что философию Фейербаха он относит к последнему слову науки,
разделяемому им самим. Чернышевский называл нем. философа «единственным
мыслителем нашего столетия, у которого были совершенно верные, по-моему, понятия
о вещах» (Чернышевский Н. В своем философском завещании, «Предисловии к третьему изданию «Эстетических отношений искусства к действительности» (1888), он заметил также, что его магистерская диссертация — «попытка применить идеи Фейербаха к разрешению основных вопросов эстетики». Народническая интеллигенция 70-80-х годов проявляла живой интерес к естественнонаучной и философской антропологии. Лавров уже в ранней статье «Что такое антропология» (1860) настаивал на том, что антропологизм предлагает действительно истинное объяснение «философии природы, философии духа, философии истории, философии личности и философии искусства». Здесь фейербаховский антропологизм явно противопоставлен гегелевскому идеализму. Лавров утверждал, что только на почве философской антропологии возможно построение теоретической философии как «цельной системы» (Философия и социология. М., 1965. Т. 1. С. 643). Значение Фейербаха в истории мысли, по его мнению, «немаловажно», ибо оно
подготовлено всей историей европейской науки.  Отмечая внутреннюю логическую связь между материализмом Фейербаха и философией Гегеля (см.: Соловьев В. С. С о ч.; В 2 т. М., 1988. Т. 2, С. 40-41), Соловьев выделял мысль Фейербаха о необходимости противопоставить безбрежному гегелевскому панлогизму реалистическое понимание человека (предмет познания — не бесплотный, неизвестно откуда взявшийся «субъект-объект», а человек, «отдельное лицо как мыслящее»). Не без влияния фейербаховской антропологии Соловьев рассматривал материализм
как необходимое звено наряду с наукой и религией. Булгаков, посвятивший
Фейербаху свое эссе «Религия человекобожия у Л. Фейербаха», напротив видел в
философской антропологии некую «религиозную основу» философии. Он отмечал
понимание Фейербахом религии как связи человека с Богом и его трактовку
человека, переживающего эту связь. Обвиняя Фейербаха в «демократическом
человекобожии», Булгаков писал, что человек, по Фейербаху, «творил богов по
собственному своему богоносному образу (хотя это и не значит, что он их
сочинил)», тем самым показав «раздвоение человека с самим собой, отношение к
себе как к другому, второму, не одному, не единственному, связанному,
соединенному, соотносящемуся» и т.  Пропаганда идей Фейербаха, в основном с точки зрения выяснения места его антропологического материализма в истории философии и отношения к диалектическому материализму, многим обязана Плеханову, Определяющим в его понимании и интерпретации фейербахианства была работа над переводом брошюры Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и юнец классической немецкой философии» и «Тезисов о Фейербахе» К. Маркса (опубликованы впервые на русском языке в Женеве в 1892 г.). Мысли самого Плеханова наиболее ясно выражены в работах «Бернштейн и материализм», «От идеализма к материализму», «Очерки по истории материализма» и др. трудах. Подчеркивая специфический характер диалектического материализма, Плеханов
нередко то сближает философскую антропологию Фейербаха со спинозизмом
(«материалистическая философия Фейербаха была, как и философия Дидро, лишь родом
спинозизма»), то утверждает, будто «Фейербах не знал, что он в XIX столетии был
настоящим реставратором материализма XVIII века» (Плеханов Г. В этике Фейербаха, по Плеханову, преодолев кажущуюся безусловность категорического императива И. Канта, развил теорию безусловной, так сказать, толерантности: терпимости к заблуждениям и ошибкам других и требовательности к себе. В полемике с Богдановым и Берманом Плеханов решительно возражал против сближения взглядов Фейербаха со взглядами И. Дицгена и тем более Э. Маха. Ленин конспектировал «Лекции о сущности религии» Фейербаха (1909), а в
«Материализме и эмпириокритицизме» посвящает ему главу «Л.  Ф, (см.: Избр. филос. произв.: В 2 т. М.,
1955, 1965; История философии: В 3 т. М., 1967, 1974; и др.).В. А. Малинин Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 669-671. Литература: Чернышевский Н, Г. Антропологический принцип в философии // Избр. филос. соч. М., 1951. Т. 3; Он же. Эстетические отношения искусства к действительности. Предисловие к третьему изданию // Там же. М., 1950. Т. 1; Лавров П. Л. Что такое антропология // Лавров П. Л. Философия и социология. М., 1965. Т, 1; Он же. Людвиг Фейербах. Исторический люд // Там же; Несмелое В. И. Наука о человеке. Казань, 1898-1907. Т. 1-2; Малинин В. А. История русского утопического социализма. М., 1977. Кн. 1. С. 103-200. Вернуться на главную страницу Фейрбеха
|
| ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
| | ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
Однако его
«Сущность христианства» (1841) произвела большее впечатление на русских, чем
произведения таких левых гегельянцев, как Б. Бауэр, Д. Штраус, М. Штирпер и др.
Мыслящие люди «сороковых годов» увидели в философской антропологии более цельное
и последовательное развитие концепции человека по сравнению с учениями К. А.
Гельвеция и И. Канта, а также русской философской традицией (Радищев, Галич и
др.). Запрещенные к изданию в России сочинения Фейербаха были известны по
немецким оригиналам, а также по изложениям М. А. Бакунина, Герцена, Р. Гайма и
др. Фейербахианство к 40-50-м гоодам стало теоретической модой. В письме к А.
Руге (январь 1843) Бакунин признавал, что считает мыслителя «безусловно
единственно живым среди философов».
Человек
без сердца не имеет своего очага; семейная жизнь зиждется на сердце; разум — res
publica (общественное дело) человека» (ср.: Фейербах Л. Избр. филос. произв. М.,
1955. Т. 2. С. 66).
Г. Избр. филос. соч. М., 1951. Т, 3. С. 713).
Религиозная иллюзия Фейербаха – Религия онлайн
Б.
А. Герриш
Б.А. Герриш является почетным профессором Джона Нювина в Школе богословия Чикагского университета и почетным профессором богословия в Объединенной теологической семинарии в Вирджинии.
Эта статья появилась в The Christian Century от 9 апреля 1997 г., стр. 362-367. Авторские права принадлежат Фонду христианского века; используется с разрешения. Актуальные статьи и информацию о подписке можно найти на сайте www.christian Century.org. Эта статья подготовлена Тедом и Винни Брок для Religion Online.
РЕЗЮМЕ
Фейербах думал, что разоблачил все религии, показав, что они являются продуктом человеческого воображения и желания. Христианские богословы не должны просто игнорировать утверждения Фейербаха о субъективных корнях религии. Возможно, можно утверждать, что Мать Тереза верит в Бога, который просто дает ей то, что она хочет. Но это напрягает нашу доверчивость.
ОБЗОР КНИГИ:
Фейербах и интерпретация религии.
Ван А. Харви. Издательство Кембриджского университета, 319 стр., 59,95 долларов.
Природа человека, так сказать, — вечная фабрика идолов. —Джон Кальвин
Согласно еврейским писаниям, люди были созданы по образу и подобию Бога. Но предполагаемое родство между божеством и человечеством слишком легко поддается возможности инверсии. Что, если боги — человеческие творения, созданные по образу и подобию человечества?
Около 500 г. до н. э. греческий философ Ксенофан заметил, что боги эфиопов были черными и имели плоские носы, тогда как боги фракийцев были светловолосыми и голубоглазыми. Он предположил, что быки, львы и лошади, если бы они могли создавать богов, сделали бы их подобными быкам, львам и лошадям. Не то чтобы он не нашел применения в понятии божества. Но его собственный Бог не был похож на смертных, сказал он, ни формой, ни мыслью. Он издевался над слишком человеческими богами вокруг себя ради лучшего, более чистого представления о Боге.
То же самое сделали и евреи, хотя такой философ, как Ксенофан, мог бы подумать, что они добились меньшего успеха.
Бог евреев, по подобию которого было создано человечество, настаивает: «Я Бог, а не человек, Святый среди вас» (Ос. 11:9). Еврейские писания изобилуют презрением к «идолопоклонству», которое делает богов подобными людям. Исайя, конечно же, не допустил бы, чтобы Бог Израилев, «сидящий над кругом земли… [и] простиравший небеса, как завесу» (Ис. 40:22), мог проявлять тот же идолопоклоннический принцип, что и языческих богов он презирал, только в более мягкой форме ментальное изображение. То, что он провозгласил, было занятым, активным Богом, а не «образом, который не будет двигаться». И все же он мог представить божественную деятельность только как очень похожую на человеческую деятельность.
Убеждение, что языческие боги — идолы (Пс. 96:5), а истинный Бог есть Бог, а не человек, было перенесено в христианскую общину для утверждения суверенной уникальности христианского божества.
Правда, протестантские реформаторы обнаружили худшее идолопоклонство в католической церкви, подобно тому, как древние пророки обвиняли детей Израиля в том, что они блудодействуют вслед за другими, языческими богами; но они не сомневались, что только христианство поклонялось истинному Богу без тени идолопоклонства. На протяжении всей истории церкви рискованные антропоморфизмы в христианском дискурсе оправдывались апелляциями к приспособленной, аналоговой, символической или поэтической форме библейского откровения.
Современная критическая мысль о религии возникла, когда был окончательно поставлен под сомнение привилегированное положение христианского дискурса. В 17 и 18 веках возродилось знакомое по классической древности различие: разделительная линия проводилась не между христианством и другими религиями, а между народной религией, в том числе и христианством, и чисто рациональным теизмом. Рациональные теисты хотели восхищаться упорядоченным течением природы, не преклоняясь перед ней и не предполагая, что это деятельность космического Ты, открытого влиянию жертвы и молитвы.
Это открыло путь для таких первых пионеров религиозной психологии, как Джон Тренчард, для раскрытия предполагаемых патологических истоков религии в душе, при этом все еще кажущихся на стороне «Бога» (в правильном понимании).
Но у немецкого философа Людвига Фейербаха (1804-1872) исчезает привилегия христианского дискурса и различие между вульгарной религией и рациональным теизмом, и все разговоры о Боге разоблачаются как продукт человеческого изобретения. «Когда-нибудь, — предсказывал он, — все признают, что объекты христианской религии, как и языческие боги, — просто воображение». И он не был заинтересован в спасении «совершенно лишнего, ненужного Бога», деятельность которого ничего не прибавляет к законопослушным процессам природы.
Книга Ван Харви является первым томом в новой серии: Кембриджские исследования религии и критической мысли. Сериал едва ли мог быть запущен с лучшей поддержкой. Фейербах и интерпретация религии — созревший плод долгих размышлений.
Своевременность — и даже безотлагательность — ее центрального вопроса очевидна с первой до последней главы: можно ли правдоподобно объяснить религию без предположения, что «Бог» означает существо более высокого онтологического ранга, чем мирские объекты нашего повседневного опыта? На написание книги ушло более 14 лет труда, и автор говорит нам, что его озабоченность Фейербахом восходит еще к тому времени, когда он впервые встретился с ним на семинаре выпускников Йельской богословской школы и обнаружил, что «странно нарушенный.»
Фейербах хорошо известен как автор книги «Сущность христианства» , впервые опубликованной на немецком языке в 1841 году. (Второе издание было переведено на английский викторианским писателем Джорджем Элиотом). каким бы интересным и важным он ни был, он затмил сдвиг в понимании Фейербахом религии, который наиболее очевиден в его более поздних «Лекциях о сущности религии» (1848). Мы должны читать Фейербаха в связи с двумя интерпретациями религии, а не только с одной, и, по мнению Гарвея, более поздняя, забытая интерпретация более интересна и убедительна.
Не то, чтобы произошел абсолютный разрыв. Скорее, переход от более раннего к более позднему письму в значительной степени представляет собой смену господства: второстепенные темы в Сущность христианства становится доминирующей в Сущность религии .
Центральная мысль в Сущность христианства состоит в том, что якобы сверхчеловеческие божества религии на самом деле являются непроизвольными проекциями основных атрибутов человеческой природы. По собственным словам Фейербаха: «Человек — в этом тайна религии — проецирует свое бытие в объективность, а затем снова делает себя объектом этого спроецированного образа самого себя, превращенного таким образом в субъект». То, чему благочестивый ум поклоняется как Богу, есть не что иное, как представление о человеческом роде, представленном как совершенный индивидуум. Как только они разоблачены, показаны такими, какие они есть на самом деле, религиозная вера и идея Бога могут стать полезными инструментами человеческого самопознания, открывающими нам нашу сущность и ценность.
Но, если принять их за чистую монету, они отчуждают нас, поскольку предают нас, заставляя помещать наши собственные возможности вне нас как атрибуты Бога, а не человечества, рассматривая себя как недостойные объекты спроецированного образа нашей собственной сущностной природы. Теология, как ее видит Фейербах, только усиливает состояние отчуждения, принимая объективации религии за реальные объекты, и теологи кончают тем, что догмы внутренне противоречивы и абсурдны.
Совершенно иначе, Сущность религии находит субъективный источник религии в зависимости человека от природы. Силы природы, от которых всецело зависит наше существование, становятся менее таинственными и более гибкими, если мы воспринимаем их как личные существа, подобные нам самим. И в этом, как нам теперь говорят, смысл религии, которая является не столько закодированной истиной, сколько чистой иллюзией. «Природа в действительности не есть личное существо, у нее нет сердца, она слепа и глуха к желаниям и жалобам человека». Короче говоря, религия — это суеверие, и наука должна в конце концов вытеснить его.
При всех поразительных различиях между двумя теориями религии Фейербаха есть нити, которые связывают их вместе. Одним из таких направлений, очевидно, является тема антропоморфизма — изображения Бога или богов такими же личностями, как и мы сами. Другое, тесно связанное с первым в сознании Фейербаха, — это убеждение, что религия есть принятие желаемого за действительное. «Принцип счастья» Фейербаха, как называет его Гарвей, предполагает, что смысл религиозности состоит в том, чтобы обеспечить свое благополучие как здесь, так и в будущем. Отсюда акцент в более поздней работе на Glückseligkeitstrieb («стремление к счастью»), который мотивирует всю деятельность религии. Бог, которого мы представляем, — это Бог, которого мы хотим, который может дать нам то, что мы хотим, и это означает личного Бога, который замечает нас и гарантирует нам блаженство, выходящее за пределы природы. Но это, по Фейербаху, «религиозная иллюзия» (выражение Гарвея). Мы неизбежно ограничены пределами природы, и даже то, что мы принимаем за благость Бога, есть не что иное, как полезность олицетворенной природы.
Неудивительно, что начинающие богословы находят во всем этом вескую причину для «странного беспокойства»! Нерефлексивный верующий может отвергнуть Фейербаха как шарлатана, опошляющего религию. Но Гарвей полностью подтверждает свое мнение о том, что при любом критическом исследовании религии мы должны предоставить Фейербаху место рядом с «мастерами подозрения» Поля Рикера — Ницше, Марксом и Фрейдом — и признать его достойным быть вовлеченным в современную дискуссию. Последние две главы книги помещают более позднюю фейербаховскую интерпретацию религии на форум более поздних взглядов на проекцию (Фрейд, Зирксма, Бергер), антропоморфизм (Стюарт Гатри) и потребность в иллюзии (Эрнест Беккер). Харви заключает: «Удивительно, насколько хорошо поздние взгляды Фейербаха выдерживают сравнение с взглядами современных теоретиков; настолько, что можно, приняв его позицию, выступить с важной критикой этих теорий».
Цель книги, по словам автора, является «конструктивной», по крайней мере частично. Вот почему Фейербах попадает в компанию современных религиозных теоретиков. Гарвей не осмеливается систематически излагать свои взгляды на религию. Он пишет так, как будто прислушивается к разговору, и отмечает моменты, в которых его Фейербах, если он присутствует, мог бы высказаться. Историки, настаивающие на строгом удержании мыслителей прошлого в их собственном историческом, социальном и интеллектуальном контексте, могут недоуменно приподнять брови по поводу такого опасного метода. Я, например, приветствую это. Конечно, она не может и не заменяет в этой книге историческое описание и тщательный анализ источников. Если конструктивный разговор должен быть честным, он должен уважать историческое понимание и принимать во внимание предупреждения историка против анахронического неправильного толкования источников. Но конструктивный интерес к прошлому («рациональная реконструкция», как называет это Ричард Рорти) добавляет кое-что к трезвому упражнению по установлению фактов и может даже, при случае, обратить внимание историка на закономерности и фрагменты в тех записях, которые она имела. упущен из виду.
Основной тезис Харви на самом деле является одновременно историческим и конструктивным. Что произошел сдвиг в мыслях Фейербаха о религии и какой он был, — это факты. Мне кажется, что книга их уладила (хотя я должен положиться на специалистов по Фейербаху). Но почему, по мнению Харви, этот сдвиг означает улучшение по сравнению с более знакомой теорией проекции в «Сущность христианства »? Почему более поздняя теория предпочтительнее? Главным образом по двум причинам: во-первых, она не обременена тайной гегелевской спекуляцией, на которой зиждется анализ сознания в Сущность Христианство ; во-вторых, он более справедливо относится к религиозному смыслу встречи с другим. Вторая причина принесет верующему меньше утешения, чем первая. Одно дело — освободиться от Гегеля, другое — сказать, что другое, встречающееся в религии, — это природа. Но разговор, помните, идет об академических теориях религии.
На первый взгляд позднейшая теория Фейербаха выглядит как развитие воззрения, восходящего как минимум к римскому поэту Стацию и возрожденного Спинозой, Гоббсом, Юмом и другими: что страх перед ужасающими силами природы впервые создал богов — «в неведении причин», как объясняет Гоббс. (Даже у Фейербаха Glückseligkeitstrieb , по-видимому, перекликается с «тревожной заботой о счастье» Юма.) На самом деле Фейербах выступил критиком этого взгляда. Встреча человека с природой слишком неоднозначна и сложна, чтобы ее можно было отнести к одной-единственной эмоции страха. Он включает в себя радость, благодарность и любовь, которые, как предположил Фейербах, также должны быть творцами божественного. И он считал, что если мы будем искать один всеобъемлющий термин для всего спектра религиозных эмоций, мы найдем его только в «чувстве зависимости», конкретной индивидуализацией которого является каждый религиозный отклик на природу: страх смерти, уныние при плохой погоде, радость при хорошей погоде и так далее.
Достоинство теории Фейербаха в его собственных глазах, а также, очевидно, и в глазах Гарвея состояло в том, что она ставила определенное понятие, природу, на место неопределенного мистического слова «Бог». Но был ли он прав насчет религии? Скромнее: как выглядит его дело с точки зрения историка и систематического богослова?
Вскоре после публикации «Сущность христианства» Фейербах, следуя почтенной немецкой традиции, взялся продемонстрировать, что он говорит только то, что уже сказал Мартин Лютер. (Имя Лютера упоминалось в Германии для подтверждения поразительного разнообразия несовместимых друг с другом причин.) В Сущность веры Согласно Лютеру (1844 г.), получается, что принцип блаженства есть не что иное, как знаменитое Лютером pro me («для меня»). Ибо человек должен верить, что Бог есть Бог, только ради своего блаженства. Именно доверие и вера сердца создают и Бога, и идола. И так далее. Десятками цитат из Лютера Фейербах к собственному удовлетворению демонстрирует, что себялюбие — эгоизм, нарциссизм — движет протестантским благочестием и что благочестие само создает Бога, в котором оно нуждается и которого хочет.
Безусловно, серьезный исследователь Лютера захочет сказать немного больше о функции pro me в богословии Лютера и укажет на некоторые усложняющие контраргументы. Молодой Лютер отошел от августинской традиции, приняв слова «Возлюби ближнего своего, как самого себя», чтобы запретить себялюбие, которое он определил как коренной грех. Зрелый Лютер утверждал, что он знал, что его теология верна, потому что она уводит нас от самих себя. И так мы могли бы продолжить. Но когда все сказано и сделано, возможно ли, что Фейербах был прав?
Конечно, не Лютер, а Фридрих Шлейермахер приходит на ум, когда Фейербах говорит о религии как о чувстве зависимости. Сам Фейербах устанавливает связь. Но Шлейермахер на самом деле предвидел натуралистическую редукцию религиозного чувства зависимости и отвергал ее как недоразумение. Наше осознание Бога — это чувство абсолютной зависимости, тогда как наша зависимость от природы определяется нашей способностью влиять на то, как движется мир. В высшей степени спорное различие, как любят напоминать нам богословы процесса. Но разговор еще не закрыт.
Карл Барт сомневался, что у Шлейермахера есть защита от фейербаховского сведения теологии к антропологии: он полагал, что Фейербах просто показал миру то, что Шлейермахер уже сделал с королевой наук. По-своему Барту нравился Фейербах. (Многие из нас впервые узнали о нем от Барта.) Но Барт навлек на Фейербаха клыки, рассматривая Сущность христианства просто как критику дурной религии. Для Барта слово «плохой», строго говоря, лишнее: всякая религия есть бесплодные человеческие поиски Бога. Христианский богослов занимается не религией, а скорее откровением — Словом Божьим. Таким образом, с точки зрения Барта, Фейербах не дал нам повода для беспокойства. Однако, с точки зрения Фейербаха, ответный ход Барта был возвратом к досовременному привилегированию христианского дискурса. Ибо зачем нам с самого начала предполагать, что единое Слово Божие есть Иисус Христос?
Лично я считаю, что христианское богословие должно столкнуться с безжалостным разоблачением Фейербахом субъективных корней религии — и даже немного побеспокоиться по этому поводу. Безусловно, разоблачение нарциссических мотивов религиозности, хотя и может ослабить структуры правдоподобия, не дает логических оснований для вывода о реальности религиозного объекта. Бог, которого хотелось бы иметь, может действительно существовать, даже если тот факт, что человек желает этого, вызывает подозрения. Тем не менее, в нашем обществе потребления, в котором успех в церкви, как и везде, должен требовать рыночного анализа того, чего хотят люди, теолог должен постоянно держать перед собой механизм принятия желаемого за действительное. Так поступает и проповедник, на которого возложена задача не пророчествовать правду, а говорить приятные вещи, пророчествовать иллюзии (Ис. 30:10). Остается вопрос, является ли единственной альтернативой для богослова и проповедника предложить еще одну иллюзию.
Фейербах был хорошим слушателем, а Харви — его влиятельным представителем. Но теории Фейербаха лучше работают с одними видами религиозного опыта, чем с другими. Существует религий приспособления , как мы могли бы их назвать, которые начинаются не с принципа блаженства, а с принципа реальности и призывают нас приспосабливаться к тому грубому факту, что все не так, как нам хотелось бы. Фейербах был слишком хорошим толкователем религии, чтобы упускать из виду явление самоотречения, которое он трактовал как тонкую форму себялюбия. Несомненно, что в приспособлении к действительности человек может обрести покой, но ведь категория себялюбия выглядит здесь подозрительно похожей на прокрустово ложе. В своих замечаниях об Эрнесте Беккере сам Харви намекает, что Фейербах не отдавал должного «религиям участия» самоотдачи.
Теории Фейербаха, мне кажется, тоже плохо работают с религиями нравственности требуют . (Вопрос о том, работает ли теория Эмиля Дюркгейма лучше, нам придется оставить на другой день.) Фейербах был убежден, что религиозная вера развращает мораль так же, как и правдивость, и он мог даже сказать: «Природа веры заключается в том, что она равнодушен к моральным обязанностям». Ну хоть немного веры! Но функция религии иногда состояла в том, чтобы противопоставить человеческим желаниям, стремлениям и своекорыстию моральное требование. Возможно, было бы возможно превзойти изобретательность богословов и показать, как жизнь, скажем, Матери Терезы, которая, по всем признакам, мотивирована удивительным состраданием, коренящимся в религиозных убеждениях, на самом деле управлялась тонкой, но непреодолимой Glückseligkeitstrieb. . Но мы меньше напрягаем свою доверчивость, признавая в ее жизни свидетельство тесной связи между (некоторой) религией и (некоторой) моралью.
Было бы слишком легко заключить, что религиозная иллюзия Фейербаха состояла в том, чтобы принять какой-то вид протестантского благочестия за саму религию. Тем не менее, если не сказать больше, чем сказал нам Гарвей, изложение Фейербаха должно показаться нам однобоким и неполным. «Объяснение» религии не нужно исключать только потому, что оно не принимает религию за чистую монету и не придерживается первоочередных высказываний верующего. Это дисквалифицировало бы не только мастеров подозрений, но и многих богословов, включая меня. Проверка заключается в том, адекватно ли объяснение всему диапазону высказываний (или явлений), которые оно намеревается объяснить.
Фейербах справедливо утверждал, что, в отличие от спекулятивных философов, он позволил религии говорить самой за себя. Впрочем, неудивительно, что лучше всего он слышал то, что было ближе всего к дому. Уязвленный критикой того, что он предлагал интерпретацию христианства как интерпретацию религии, он перешел с «Сущность христианства» на «Сущность религии» и, позднее, на свою «Теогонию согласно источникам классической, древнееврейской, и Христианская древность (1857 г. ). И все же во всех этих крупных работах, кажется, сохраняется влияние сильной неприязни к протестантскому пиетизму, которая проявилась уже в его « мыслях о смерти и бессмертии» (1830). Он полагал, что в пиетизме каждый человек в своей индивидуальности становится центром его собственного внимания.
Это ни в коем случае не означает, что я покончил с Фейербахом, потому что, как и все мы, он слышал выборочно. Скорее, как заключает Харви, у него «все еще есть власть заставить нас определить наши собственные позиции». Не причисляя себя к исследователям Фейербаха, я снова и снова возвращался, как и Гарвей, к этому «набожному атеисту» (как называет его Макс Штирнер), очарованному богатством, упорством и язвительным стилем его размышлений о религии.
Варианты, во всяком случае, мне стали яснее. Вернемся к исходной точке: христианский антропоморфизм мог быть полностью вымышленным, овеществлением простых абстракций; или неправильное толкование чисто природных явлений; или несовершенная символизация нашей встречи с трансцендентной реальностью. Сам Фейербах перешел от первого варианта ко второму. То, что я считаю пробелом в его более поздней позиции, дает мне некоторое преимущество в третьем варианте. То, что трансцендентная реальность переживается религиозным воображением как повелевающая воля, может быть концептуально проблематичным. Но это, безусловно, нечто большее, чем олицетворение какого-то аспекта физической природы. Более адекватная теория религии или, по крайней мере, христианской религии должна будет лучше объяснить это.
Ральф Дюмен: «Проект самоучки»: Цитата: Людвиг Фейербах: «Лекции о сущности религии»: Дополнения и примечания № 2
Ральф Дюмен: «Проект самоучки»: Цитата: Людвиг Фейербах: «Лекции о сущности религии»: Дополнения и примечания #2[Абзац из Дополнений и примечаний #2]
Что же общего у веры с любовью , религия с этикой? Ничего такого; у них не больше общего, чем у Бога, с которым человек связан верой, и ближнего, с которым он связан любовью; ибо, согласно религиозной вере, между человеком и Богом существует сильнейшее противостояние: Бог есть существо нечувственное, человек есть существо чувственное, Бог совершенен, человек несчастен, жалок, ничтожен. Как же тогда любовь может проистекать из веры? Оно не может, как несчастье не может возникнуть из совершенства, а нужда — из изобилия. Да, этика и религия , вера и любовь являются полными противоположностями. Тот, кто когда-то любил Бога, уже не может любить никакого человека; он потерял чувство человечества. Но верно и обратное: тот, кто когда-то искренне и всем сердцем любил человека, уже не может любить Бога, он не может больше позволять своей живой человечности утекать в пустоту бесконечной беспредметности и нереальности.
ИСТОЧНИК: Фейербах, Людвиг. Лекции о сущности религии , перевод Ральфа Манхейма (Нью-Йорк: Harper & Row, 1967), Дополнения и примечания №2, с. 298. Ключ к с. 34, лекция 5. Примечание 2 = стр. 292-323. PDF книги можно взять на архив.орг.
Людвиг Фейербах: Библиография
Маркс и веб-путеводитель по марксизму
Исторический Обзоры атеизма, свободомыслия, рационализма, скептицизма и материализма: избранные Работы
Атеизм / Свободомыслие / Гуманизм / Рационализм / Скептицизм / Неверие / Секуляризм / Веб-ссылки о разделении церкви и государства
Вне офиса:
Лекции
о сущности религии (1851)
Первый
Лекция (без сокращений)
Людвига Фейербаха
Людвиг
Фейербах — Лекции о сущности религии.