Концепция исторического процесса К. Маркса: человеческий контекст

Критическая тональность в оценке марксизма остается характерной чертой многих публикаций в России. Очевидно стремление некоторой части нашей интеллигенции представить учение Маркса как утопию, как маргинальное мировоззрение, однозначно опровергнутое историей. Между тем на Западе даже открытые оппоненты марксизма воспринимают теорию Маркса как одно из влиятельных философских учений XIX–XX вв.[1] Как справедливо отметил В. Л. Иноземцев, марксистская теория возникала «не столько как преемница идей коммунистов-утопистов, а как законная наследница стройных теорий и подчас гениальных прозрений золотого века Просвещения, века реализма. Она вобрала в себя многие важные положения, разработанные западной философской исторической традицией, которые впоследствии развивались исследователями самых разных направлений и причем отнюдь не всегда менее удачно, чем марксистскими теоретиками»[2]. Будучи закономерным результатом предшествующего развития философии, теория Маркса содержит в себе не до конца раскрытый мощный эвристический и особенно гуманистический потенциал. Поэтому для современной предельно рационализированной, дегуманизированной цивилизации многие идеи Маркса весьма актуальны.

Уже в работах переходного периода основоположники марксизма достаточно четко определили в качестве главной проблемы своей философии проблему человека. Это привело к пересмотру гегелевской концепции истории, согласно которой человек есть средство, материал для осуществления конечных целей истории. по этому вопросу Марксу больше импонировала позиция Л. Фейербаха, под влиянием которой он пишет: «История не делает ничего, она не сражается ни в каких в битвах! Не “история”, а именно человек, действительный живой человек – вот кто делает все это, всем обладает и за все борется»[3]. Иначе говоря, с точки зрения основоположников марксизма, человек является не только объектом, но и подлинным субъектом исторического процесса.

Поворот Маркса и Энгельса к человеку, конечно, произошел под влиянием Л. Фейербаха, но не только. Кричащая несправедливость, отчуждение, нищета, нечеловеческие условия существования определили центральную тему и задачу создаваемой теории. «…Человек, – писал Маркс, – высшее существо», поэтому необходимо «ниспровергнуть все те отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом»[4]. Философия, желающая действительно изменить условия существования человека, не может ограничиться описанием и объяснением мира. Она должна быть радикальной. «Быть радикальным, – поясняет Маркс, – значит понять вещь в ее корне. Но корнем является для человека сам человек»[5]. Словом, практическая направленность и творческий характер философии Маркса обусловлены тем, что в центре ее внимания находится человек и его жизненные условия. Поэтому далеко не случайно то, что анализ исторического процесса основоположники марксизма начинают с конкретных индивидов и способа их существования. Соответственно в объяснении общества из всего многообразия общественных отношений Маркс и Энгельс выделяют в качестве исходных, основополагающих те, которые возникают в производстве и воспроизводстве индивидуальной и родовой жизни человека[6]. Словом, «Маркс становился материалистом по мере формирования материалистического взгляда на человека, его положение в обществе»[7].

Таким образом, еще в 40-е гг. основоположники марксизма обозначили базовые компоненты создаваемой теории: человек, материализм, гуманизм, ориентация на практическое решение важнейших проблем эпохи. Все они взаимосвязаны, одно ведет к другому, но центральным (и главным) из них у Маркса является проблема человека. Поэтому, формулируя свою задачу в области социальной философии, Маркс пишет: «Мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху»[8]. В свете изложенного трудно согласиться с существующей в философской литературе точкой зрения, согласно которой Маркс не уделял должного внимания человеку, индивиду, личности[9].

С выдвижением человека в качестве центральной проблемы философии связан субстанциональный подход Маркса к историческому процессу, который позволил ему последовательно провести в своей теории принцип материализма и гуманизма одновременно. По Марксу, люди выступают подлинной субстанцией истории. Субстанциональная сущность людей проявляется в их способе существования. «Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает как с тем, что они воспроизводят, так и с тем, как они производят»[10]. Производя необходимые средства существования, удовлетворяя свои потребности, люди производят и свою материальную жизнь. Эта производственная деятельность людей, согласно Марксу и Энгельсу, является не только «основным условием всякой истории», но и «первым историческим актом», «первым историческим делом», которое осуществляется ежедневно и ежечасно, с тех пор как появилось человечество[11]. В марксистской теории исторический процесс вкоренен в способ существования человека. «Люди имеют историю, – писал Маркс, – потому, что они должны производить свою жизнь, и притом определенным образом»[12]. Вкорененность исторического процесса в способ существования означает, что субстанциальные свойства человека проявляются прежде всего в общественном производстве. Для Маркса и Энгельса человек – субъект, предмет (объект) и одновременно результат общественного производства. «Индивиды, производящие в обществе, – а следовательно общественно определенное производство индивидов – таков, естественно, исходный пункт»[13]. Поскольку производство материальной жизни является предпосылкой истории, то понятно, что те же самые реальные индивиды являются субъектом, объектом и результатом, а на определенном этапе развития и целью исторического процесса[14]. Подобную роль Гегель в своей философии истории отводил духу, который объявлялся субстанцией исторического процесса. Открытие подлинной субстанции истории давало основание Марксу и Энгельсу назвать свое учение реальным гуманизмом и объявить своим врагом спекулятивный идеализм, поскольку последний на место действительного индивидуального человека ставит «самосознание», «дух»[15].

Проблема социальной субстанции специально не исследуется в работах Маркса и Энгельса. Тем не менее их позиция по этому вопросу выражена достаточно определенно: человек есть природное (телесное) существо, обладающее материальной сущностью[16]. Эта точка зрения основоположников марксизма имеет принципиальное значение для понимания их воззрения на сущность материального производства и исторического процесса. Некоторые исследователи, рассматривая общественное производство, фактически отрицают его материальный характер. Это означает деобъективизацию, дематериализацию не только общественного производства, но и исторического процесса. В основе подобных воззрений лежат идеалистические и дуалистические трактовки сущности человека. «Производство материальных благ, – пишет Т. И. Ойзерман, – не есть лишь материальный процесс, так как человек не только материальное, но и духовное существо»[17]. Но, как отмечал Маркс, «действительного дуализма сущности не бывает»[18]. Сущность человека одна, и она материальна. Это обусловлено тем, что человек есть закономерный результат развития материального мира и потому обладает внутренним (сущностным) единством с ним. Материальная природа человека и окружающего мира определяет материальный характер преобразовательной деятельности людей. «Предметное существо, – отмечает Маркс, – действует предметным образом, и оно не действовало бы предметным образом, если бы предметное не заключалось в его существенном определении»[19]. Конечно, человек есть сознательное существо и его деятельность носит целесообразный характер, но это не меняет материальный характер общественного производства. «Сам человек… как наличное бытие рабочей силы есть предмет природы, вещь, хотя и живая,

сознательная вещь, а самый труд есть материальное проявление этой силы» (выделено мной. –

Л. М.)[20]. Таким образом, сущность материальной, творчески-преобразовательной деятельности людей Маркс выводит из сущности самого человека как материального существа. Согласно Марксу, только такой подход способен адекватно объяснить «акт всемирной истории»[21].

Субстанция в современной философской литературе понимается как субстрат (основа, носитель), сущность и как причина самой себя, то есть как самостоятельно существующая, самодостаточная реальность. У Маркса и Энгельса в качестве предельного основания социального бытия выступают индивиды. Эти индивиды являются носителями определенных свойств (сущностных сил), через которые проявляется их социальная сущность. Последняя, как уже отмечалось, обнаруживает себя в способе существования. По Марксу, «свободная сознательная деятельность как раз и составляет родовой характер человека»[22]. Среди разнообразных видов деятельности человека, с точки зрения основоположников марксизма, определяющее значение в жизни людей имеет труд, поскольку в нем прежде всего проявляется родовая социальная сущность человека. «Именно в переработке предметного мира, – писал Маркс, – человек впервые действительно утверждает себя как

родовое существо»[23]. Труд как социальная ценность имеет полифункциональный характер[24]. Но главным его мотивом является производство и воспроизводство самой человеческой жизни. «Производственная жизнь и есть родовая жизнь. Это есть жизнь, порождающая жизнь»[25]. Труд оказывается не только способом существования социальной субстанции, но и способом ее самопричинения. В своей практической деятельности человек выступает в роли самого себя порождающего (причиняющего) субъекта[26]. В этом контексте всемирная история оказывается не чем иным, как постоянным «порождением человека человеческим трудом»[27]. Иначе, в концепции Маркса человек выступает в качестве самой себя обусловливающей, порождающей и причиняющей сущности, то есть субстанции.

Производство человеческой жизни, согласно основоположникам марксизма, имеет общественный характер, поскольку предполагает сотрудничество многих индивидов. Благодаря совместной жизнедеятельности людей между ними складываются определенные связи и отношения, которые интегрируют это множество индивидов в единый коллектив, целостную социальную систему, какой является человеческое общество. Некоторые философы в понимании общества придерживались и придерживаются идеи социального атомизма[28]. Для Маркса общество не механический агрегат индивидов, возникающий и изменяющийся по воле начальства или случая, а целостный организм, функционирующий по своим объективным законам, являющимся исключительно продуктом его внутренней самоорганизации.

В теории Маркса производство и воспроизводство человеческой жизни всегда есть процесс порождения и воспроизведения жизни особых (конкретно-исторических) индивидов посредством определенного типа труда. Капиталистическое производство «производит и воспроизводит само капиталистическое отношение – капиталиста на одной стороне, наемного рабочего – на другой»[29]. «Рабочий-портной, – поясняет свою мысль Маркс, – производит своего хозяина как капиталиста и себя самого как наемного рабочего»[30]. В капиталистическом производстве не только рабочий сам постоянно производит «капитал как чуждую ему, господствующую над ним и эксплуатирующую его силу», но и «капиталист столь же постоянно производит рабочую силу как субъективный источник богатства, отделенный от средств ее собственного овеществления… производит рабочего как наемного рабочего»[31]. Если в процессе производства воспроизводятся конкретно-исторические индивиды и их отношения, то это означает, что воспроизводится определенный тип общества. «Капиталистическое производство, – писал Маркс, – есть производство прибавочной стоимости… оно есть, вместе с тем, производство капитала и производство и воспроизводство всего капиталистического отношения во все более расширенном (увеличенном) масштабе»[32]. Нельзя не согласиться с Т. И. Ойзерманом в том, что только «основоположники марксизма постигли общественное производство не только как производство материальных благ, но вместе с тем и производство общественных отношений, – а тем самым и самого человека как члена общества»[33]. Маркс рекомендовал не противопоставлять общество индивиду, ибо всякая индивидуальная жизнь есть проявление и утверждение общественной жизни[34]. Поэтому воспроизводство человеческой жизни есть воспроизводство индивидуальной и родовой жизни.

По Марксу, особенностью человека как социальной субстанции является то, что он способен порождать и воспроизводить не только самого себя, но и все другое, развертывая и обнаруживая в этом другом свою субстанциональную сущность. Эта универсальность социальной субстанции проявляется в потенциальной способности человека к преобразованию всей природы и превращению ее в свое «неорганическое тело». Ни в самом человеке, ни в окружающем его мире нет лимитирующих факторов, принципиально ограничивающих социальный прогресс. Это означает, что оптимистическая идея социального прогресса в теории Маркса связана с пониманием человека как универсального существа, находящегося в универсальных отношениях с миром.

В процессе производства человек преобразует предмет труда, опредмечивая тем самым свою родовую жизнь, свои сущностные силы. В результате такого «очеловечивания» природы он «удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, деятельно, и созерцает самого себя в созданном им мире»[35]. Природные элементы, оживотворенные трудом, не просто изменяют свою форму, но приобретают свойства и функции социальной субстанции. Особенно это касается созданных человеком средств труда, которые оказываются условием, основой, детерминирующим фактором последующего производства, воспроизводства, развития человека и общества[36]. «Очеловеченная» в результате труда природа меняет качество своего бытия и становится составной частью социальной субстанции. Это означает, что в теории Маркса социальная субстанция имеет сложный, системный характер, включая в себя «овеществленных» индивидов и «очеловеченную» природу. В этой системе образующие ее компоненты не равноценны, ибо качество всей системы определяется сущностью социальных индивидов. Однако было бы ошибочным не только уравнивание компонентов социальной субстанции, но и противопоставление их друг другу. Каждая часть этой системы без «своего другого» не самодостаточна. Человек не в состоянии существовать без природы – своей основы, и его субстанциональные свойства проявляются лишь во взаимодействии с ней. В свою очередь, природа, лишенная деятельного разумного начала, остается пребывать в формах предсоциального природного бытия. Лишь благодаря человеку, его производственной деятельности происходит ее доразвитие и включение в исторический процесс. Только во взаимной связи своих компонентов социальная субстанция приобретает цельность и самодостаточность. Отсюда и мысль основоположников марксизма о существовании единой науки истории, состоящей из взаимосвязанных историй природы и истории людей[37].

В идее единства природного и человеческого Маркс выдвинул и реализовал принцип историко-материалистического монизма. В материальном производстве посредством воспроизводства социальной субстанции воспроизводится и единство мира. Чем более развита промышленность, тем более многообразные силы природы задействованы в ней, тем более репрезентативно выражает единство мира воспроизводимая социальная субстанция. Усложнение социальной субстанции свидетельствует о развитии человеческой сущности, о превращении потенциальной универсальности человека в актуальную, практическую. Ведь чем универсальнее сфера той неорганической природы, которая вовлекается в промышленное производство, тем универсальнее сам человек[38]. Отсюда и мысль основоположников марксизма о том, что «историю человечества всегда необходимо изучать и разрабатывать в связи с историей промышленности и обмена»[39]. Субстанциональный подход к истории определил пристальное внимание Маркса к развитию производственной техники, промышленности, производительных сил в целом. Это позволило ему преодолеть, с одной стороны, объективистские концепции природного историзма, а с другой – субъективистские теории исторического процесса, отрицающие сущностное значение природы для человека[40].

В теории Маркса способ существования социальной субстанции является способом не только ее воспроизводства, но и развития. Преобразуя в процессе труда окружающую природу, человек «в то же время изменяет собственную природу. Он развивает дремлющие в ней силы и подчиняет игру этих сил своей собственной власти»[41]. Развитие капитала, как показал Маркс, сопровождается перманентным совершенствованием производительных сил[42]. В этой связи известная всеобщая формула обращения капитала (Т – Д – Т′) выражает не только цель и смысл капиталистического производства (увеличения капитала), но и объективную историческую тенденцию развития человеческой сущности. Капитал, как отчужденное бытие родовой сущности человека, является самодвижущейся, саморазвивающейся субстанцией[43]. В силу того, что общественное производство является способом саморазвития индивидов и общества в целом, можно сказать, что в теории Маркса исторический процесс есть не отдельное самодостаточное явление, а обусловленное общественным производством поступательное движение общества (человечества). Иначе, исторический процесс –это развернутая в пространстве и во времени жизнедеятельность общества (человечества).

Вкорененность исторического процесса в общественное производство объясняет, почему у Маркса в качестве основополагающего критерия периодизации истории выступает способ производства. В предшествующих марксизму концепциях членение истории проводилось по уровню развития человеческого разума, форм общественного сознания, «народного духа», права и т. д. Эти критерии не были случайными, а представляли философскую рефлексию потребностей эпохи в развитии тех или иных сущностных сил человека. Философские концепции с той или иной степенью репрезентативности отражали коррелятивную связь между развитием общества и развитием социальных свойств индивидов. Ошибка заключалась в том, что потребности конкретной исторической эпохи отождествлялись с потребностями человеческого общества вообще. Соответственно развитие отдельных сущностных сил конкретно-исторического типа индивидов отождествлялось с целостным развитием человека как родового существа. Тем не менее в стремлении домарксовой философии обнаружить качественные особенности человеческой истории заключалась великая предпосылка формационной концепции исторического процесса.

Выделение Марксом исторических эпох по способу производства причинно обусловлено субстанциональным подходом к объяснению истории. И не случайно в известном предисловии «К критике политической экономии» способ производства трактуется как «способ производства материальной жизни»[44]. В понимании Маркса, способ производства есть конкретно-историческое единство производительных сил и производственных отношений. Развиваясь, производительные силы вызывают изменение производственных отношений. Последние в свою очередь влияют на характер складывающихся в обществе политических, правовых и прочих отношений. Отсюда и сформулированный Марксом основной общесоциологический закон: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальные, политические, духовные процессы вообще»[45]. В теории Маркса этот закон выражает не только субординированность общественных процессов, но и их диалектическое взаимодействие. Сферы общественной жизни, находясь в зависимости от способа производства, сами же оказывают влияние на способ производства, поскольку общество есть целостный организм[46]. Маркс показывает, что противоречие между производительными силами и производственными отношениями является источником развития и смены способа производства. Сменяющие друг друга способы производства являются ступенями поступательного движения общества, которые Маркс называет прогрессивными эпохами экономической общественной формации. Таким образом, через способ производства Маркс «схватил» сущностную сторону жизнедеятельности людей, анализ которой позволил ему представить общество как сложный организм, выразить конкретно-исторические особенности его строения, функционирования, развития, а также показать историю человечества как естественно-исторический процесс смены общественно-экономических формаций. В задачу данной статьи не входит анализ многочисленных дискуссий относительно теории формаций. Необходимо только отметить, что формационная концепция Маркса представляет собой лишь абстрактно-всеобщую теорию исторического процесса, а не историю конкретного общества. На наш взгляд, разработка конкретно-всеобщей теории исторического процесса остается одной из актуальных проблем социальной философии. Эта теория должна описать историю человечества через исследование строения, законов функционирования и развития всех известных общественно-экономических формаций. Но какая социальная реальность должна лежать в основе указанной теории, ведь каждая общественно-экономическая формация существует через конкретное общество? Ответ на этот вопрос дает эстафетно-формационный подход к всемирной истории, предложенный Ю. И. Семеновым[47]. Согласно ученому, общественно-экономические формации выступают «как стадии развития человеческого общества в целом»[48]. Соответственно такому подходу конкретно-всеобщая теория исторического процесса должна описывать поступательное движение человечества от одной общественно-экономической формации к другой на основе исследования наиболее развитых социально-исторических организмов, представляющих центры мировой истории. Достоинство эстафетно-формационного подхода заключается в том, что он позволяет выразить сущность исторического процесса и сложность, неравномерность мировой истории. Фундаментальный вклад в создание основ конкретно-всеобщей теории внесли основоположники марксизма, разработав методологию исследования истории и дав глубокий научный анализ буржуазной общественно-экономической формации на основе изучения наиболее развитой страны капитализма XIX в.

Вернемся, однако, к способу производства. Согласно Марксу, производительные силы и производственные отношения с разных сторон характеризуют уровень развития общественного индивида[49]. Можно сказать в этой связи, что, по Марксу, основанием выделения общественно-экономических формаций является степень целостного развития человека. Мысль о том, что всестороннее развитие индивидов является целью исторического процесса, а степень их целостного развития – критерием определения исторических эпох, прослеживается во многих работах Маркса[50]. В реализации субстанционального подхода основоположники марксизма очень последовательны. Человек, с их точки зрения, не только субъект, объект, результат, цель исторического процесса, но и критерий его периодизации. Разработка объективного критерия периодизации истории свидетельствовала о том, что научная теория общества и исторического процесса в своем принципиальном виде уже создана. Необходимо отметить, что важнейшая мысль Маркса о том, что целостное развитие человека является основой периодизации истории, в нашей литературе была недооценена. Теоретический анализ способа производства редко доводился до сущностного уровня, что порождало трудности в понимании структуры формаций и объяснении логики поступательного движения человечества от низших ступеней (формаций) к высшим. Показательна в этом плане распространенная трактовка структуры формации как базиса и надстройки. Подобный взгляд по сути своей означает десубъективизацию, десубстанциализацию общественно-экономичес-кой формации, что противоречит исходным принципам марксистской теории общества и истории. Не вдаваясь в дискуссию, заметим, что структура формации не может быть произвольным набором случайных компонентов. Если степень целостного развития человека является критерием периодизации истории, то понятно, что структура формации должна коррелировать со структурой человеческой сущности, поскольку в обществе нет ничего, что не было бы результатом реализации сущностных сил индивидов. Сложная структура сущностных сил человека в конечном счете определяет структурные компоненты общественно-экономической формации[51]. Рассмотрим их кратко.

Поскольку в существовании, воспроизводстве и развитии социальной субстанции сфера материального производства имеет определяющее значение, способность человека к труду, к производственной деятельности представляет основополагающий уровень человеческой сущности. Иначе, рабочая сила является базовой сущностной силой человека. Все остальные сущностные силы (отношения, мышление, свобода и т. д.), определяющие структурные элементы общественно-экономической формации, обусловлены реализацией этой способности индивидов. Так, на ранних этапах истории развитие труда привело к социально-экономической дифференциации общества, что, в свою очередь, вызвало необходимость в политической и правовой надстройке, которая усложнялась с последующим развитием базиса. Но при всей значимости материального производства воспроизводство и развитие индивидов невозможно вне брака, семьи, быта и т. д. Эти сферы общественной жизни, как и отношения, складывающиеся в них, есть результат реализации определенных сущностных сил (потребностей и способностей) индивидов. Они также, как показали Маркс и Энгельс, зависят от способа производства, а в конечном счете от развития труда[52]. Изложенное выше дает основание отнести к структуре общественно-экономической формации производительные силы, соответствующие им производственные отношения, обусловленную базисом надстройку, а также совокупность ненадстроечных элементов (социальные группы, брак, семья и т. д.), существование и развитие которых обусловлены данным способом производства. Перечисленные структурные компоненты формации присутствуют во всех типах общества. Но степень их выраженности зависит от развития сущности самих индивидов[53].

Словом, по Марксу, структура общественно-экономической формации является функциональным выражением уровня развития родовой человеческой сущности индивидов, представляющих эту формацию. Люди, живущие в ту или иную историческую эпоху, обладают типологическими признаками, обусловленными уровнем развития их родовой человеческой сущности. Бытие родовой человеческой сущности в каждом отдельном индивиде характеризует индивидуальную человеческую сущность, которая не во всем совпадает с типологическими свойствами индивидов. Поэтому человек, представляющий конкретную формацию, есть «особенный индивид и именно его особенность делает из него индивида и действительное индивидуальное общественное существо»[54].

В теории исторического процесса чрезвычайно важной является проблема смены общественно-экономических формаций. Переход общества от одной общественно-экономической формации к другой традиционно объясняется действием закона соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил. Однако, с точки зрения многих исследователей, данный закон объясняет лишь развитие производственных отношений и не раскрывает причину развития производительных сил[55]. В ходе дискуссии К. М. Бостанджяном была выдвинута идея о существовании закона адекватности производительных сил способу производства[56]. Эта идея, несомненно, была шагом вперед на пути решения обозначенной проблемы. Но К. М. Бостанджяну не удалось окончательно преодолеть существующий в литературе абстрактный подход к пониманию способа производства и довести свой анализ развития производительных сил до их сущностного (то есть собственно субстанционального) уровня, а без этого невозможно адекватно объяснить ни причину, ни саму логику смены общественно-экономических формаций. Если быть последовательным в выявлении источника развития способа производства и его компонентов, мы так или иначе должны дойти до человека, социальной субстанции. Среди основных противоречий, определяющих развитие человека, первостепенное значение имеют противоречия между его родовой, универсальной и индивидуальной, ограниченной сущностями, способностью к бесконечному развитию и конечными, конкретно-историческими возможностями реализации сущностных сил. Внутренняя противоречивость человеческой сущности вызывает постоянное изменение, совершенствование способа существования (труда) человека, что обусловливает перманентное развитие сущностных сил, реализуемых в его жизнедеятельности[57]. Поэтому исторический процесс характеризуется устойчивой тенденцией развития человеческой сущности, преодоления, отрицания ее ограниченной конкретно-исторической формы. Заключенная в человеческой сущности глубинная тенденция к самосовершенствованию, самоусложнению, переходу от низших ступеней к высшим, ко все большей идентичности самой себе есть объективная закономерность, которая с необходимостью определяет порядок смены общественно-экономических формаций[58]. Подобно тому, как иерархически организованная структура общественно-экономической формации коррелирует со структурой сущностных сил человека, логика смены формаций коррелирует с логикой развития человеческой сущности. Отмеченная закономерность определяет «общее направление развития общества от примитивной универсальности человеческих индивидов ко все более всестороннему и свободному их развитию»[59]. В начале истории неразвитая, неразвернутая универсальная сущность человека наличествовала в индивидах в форме абстрактного бытия. Здесь родовая и индивидуальная сущности в силу своей неразвитости и неопределенности совпадали. В последующем развитие общественного разделения труда привело к расщеплению единой человеческой сущности на родовую и индивидуальную. В дальнейшем рост их определенности происходит через развитие «частичных» индивидов. Каждая формация, создав условия для развертывания сущностных сил человека, затем преодолевается неодолимой тенденцией человеческой сущности к всесторонности, целостности в соответствии с ее природой. По Марксу, капитал в погоне за прибылью постоянно революционизирует производительные силы и на высших ступенях своего развития создает условия для преодоления отчуждения между родовой и индивидуальной сущностями человека. Таким условием Маркс считал формирование всеобщего (научного) труда, который является деятельностью по управлению «всеми силами природы»[60]. Индивид, занятый подобным трудом, сам выступает как универсальная сила природы и потому оказывается носителем родовой сущности человека. Если в ранних исторических эпохах носителем примитивной универсальности был род (коллектив), то на высшей ступени социального прогресса индивиды являются воплощением выраженной индивидуальности и родовой универсальности. Согласно Марксу, возникновение всеобщего труда приводит к вырождению стоимостных отношений и капитализма в целом[61]. Меняется цель и смысл производства. Теперь уже не увеличение капитала, а универсальное развитие индивидов становится мотивом общественного производства. Способ существования индивидов оказывается способом их саморазвития, а развитие – способом существования. Поскольку исчезает труд, диктуемый нуждой, по необходимости, производство оказывается сферой свободной самосозидательной деятельности человека. Это означает, что с возникновением всеобщего труда человечество переходит из царства необходимости в царство свободы.

Общество, состоящее из всесторонне развитых индивидов, отличается универсальностью отношений между ними. Поэтому, по Марксу, коммунизм есть универсальная самоорганизация людей, где «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»[62]. Здесь, на высшей ступени развития человечества, происходит «подлинное завершение спора между существованием и сущностью, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом»[63]. Преодоление этих противоречий и есть «решение загадки истории»[64].

Необходимо отметить, что современные исследования тенденций развития постиндустриальных стран подтверждают во многом предсказания Маркса[65]. Поэтому есть все основания полагать, что интерес к Марксу будет возрастать.

Итак, согласно Марксу, исторический процесс есть выражение развивающейся сущности. Смысл и «цель» исторического процесса – всестороннее, свободное развитие человека. Человек есть фокус философии Маркса, а гуманизм – ее основной мировоззренческий мотив. Мы убеждены, что в связи с углублением кризиса цивилизации тяга к Марксу будет усиливаться, и он займет свое видное место среди выдающихся гуманистов мира.

[1] См.: Поппер, К. Открытое общество и его враги: в 2 т. – М., 1992. – Т. 2. – С. 98; Хайлбронер, Р., Тороу, Л. Экономика для всех. – Лондон, 1991. – С. 36–37.

[2] Иноземцев, В. Л. За десять лет. К концепции постэкономического общества. – М., 1998. – С. 162.

[3] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 2. – С. 102.

[4] Там же. – Т. 1. – С. 402.

[5] Там же. – С. 422.

[6] См.: Там же. – Т. 3. – С. 26, 29; Т. 21. – С. 25.

[7] Любутин, К. Н. О философии Маркса, о философии Энгельса // Философия и общество. – 2004. – № 1. – С. 176.

[8] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 23. – С. 623.

[9] См.: Бердяев, Н. А. Смысл истории. – М., 1990; Булгаков, С. Н. Карл Маркс как религиозный тип // Вопросы экономики. – 1990. – № 11. – С. 139–158.

[10] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 3. – С. 19.

[11] Там же. – С. 26.

[12] Там же. – С. 29.

[13] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 46. – Ч. 1. – С. 283.

[14] См.: Там же. – Т. 26. – Ч. III. – С. 516.

[15] Там же. – Т. 2. – С. 7.

[16] Там же. – Т. 42. – С. 162–163.

[17] Ойзерман, Т. И. Материалистическое понимание истории: плюсы и минусы // Вопросы философии. – 2001. – № 2. – С. 13.

[18] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 1. – С. 322.

[19] Там же. – Т. 42. – С. 162.

[20] Там же. – Т. 23. – С. 214.

[21] См.: Там же. – Т. 42. – С. 162.

[22] Там же. – Т. 42. – С. 93.

[23] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 42. – С. 94.

[24] См. об этом: Товмасян, С. С. Философские проблемы труда и техники. – М., 1972; Чангли, И. И. Труд. – М., 1973; Шилов, В. Н. Труд как призвание: история и современность // Философские науки. – 1987. – № 1. – С. 34–42.

[25] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 42. – С. 93.

[26] См.: Там же. – Т. 46. – Ч. 1. – С. 30.

[27] Там же. – Т. 42. – С. 126.

[28] См., например: Поппер, К. Открытое общество и его враги. – М., 1992. – Т. 1. – С. 310–312.

[29] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 23. – С. 591 (см. также: Т. 25. – Ч. II. – С. 385).

[30] Там же. – Т. 26. – Ч. I. – С. 291.

[31] Там же. – Т. 23. – С. 583.

[32] Там же. – Т. 49. – С. 22.

[33] Ойзерман, Т. И. Указ. соч. – С. 6.

[34] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 42. – С. 119.

[35] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 42. – С. 94.

[36] См.: Там же. – Т. 3. – С. 37, 42; Т. 23. – С. 192, 632.

[37] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 42. – С. 16.

[38] См.: Там же. – С. 92.

[39] Там же. – Т. 3. – С. 28.

[40] См.: Григорьян, Б. Т. Человек. Его положение и призвание в современном мире. – М., 1986. – С. 115.

[41] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 23. – С. 188–189.

[42] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 23. – С. 605.

[43] См.: Там же. – С. 165.

[44] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 13. – С. 7.

[45] Там же.

[46] См.: Там же. – Т. 37. – С. 394–395, 416–421; Т. 46. – Ч. 1. – С. 229.

[47] См.: Семенов, Ю. И. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории. – М., 1996; Он же. Марксова теория общественно-экономических формаций и современность // Философия и общество. – 1998. – № 3. – С. 190–233.

[48] Семенов, Ю. И. Марксова теория общественно-экономических формаций и современность. – С. 232.

[49] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 46. – Ч. II. – С. 214.

[50] Там же. – Ч. I. – С. 416.

[51] См. об этом: Философия: Учеб. пособие для студентов вузов / авт. коллектив под рук. д-ра филос. наук проф. Ю. В. Осичнюка. – Киев, 1994. – С. 196–205; Мусаелян, Л. А. Научная теория исторического процесса: становление и сущность. – Пермь, 2005. – С. 288–336.

[52] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 3. – С. 27–28, 167–169; Т. 4. – С. 443–444; Т. 21. – С. 26, 40–85 и т. д.

[53] См.: Там же. – Т. 23. – С. 89–90.

[54] Там же. – Т. 42. – С. 119.

[55] См.: Марксистско-ленинская теория исторического процесса. Исторический процесс: действительность, материальная основа, первичное и вторичное. – М., 1981. – С. 293–300.

[56] См.: Бостанджян, К. М. Экономический и социальный прогресс при социализме. – М., 1986.

[57] См. об этом: Мусаелян, Л. А. Указ. соч.

[58] См.: Васильева, Т. С., Орлов, В. В. Социальная философия. – Пермь, 1999. – С. 294.

[59] Там же.

[60] См.: Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 46. – Ч. II. – С. 110.

[61] Там же. – С. 208–213.

[62] Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. – Т. 4. – С. 447.

[63] Там же. – Т. 42. – С. 116.

[64] Там же.

[65] См.: Белл, Д. Грядущее постиндустриальное общество. – М., 1999; Иноземцев, В. Л. За десять лет. К концепции постэкономического общества. – М., 1998; Он же. Расколотая цивилизация. – М., 1999; Кастельс, М. Информационная эпоха: экономическое общество и культура. – М., 2000.

4. Марксистская концепция общественного развития. Философия: конспект лекций

4. Марксистская концепция общественного развития

Наиболее разработанной и распространенной на сегодняшний день теорией общественного развития является концепция, выдвинутая Марксом и Энгельсом. Значительный вклад в ее структурирование и развитие внесли советские обществоведы – философы, историки, экономисты, социологи. Марксисткое учение об обществе – это исторический материализм. Подобно Гегелю, марксисты рассматривают мировую историю как единый закономерный процесс, а исторический материализм призван изучать наиболее общие законы развития человеческого общества.

Основные идеи исторического материализма были изложены Марксом и Энгельсом в 40-е годы XIX в. в таких работах, как «Экономическо-философские рукописи 1844 года», «Святое семейство», «Немецкая идеология», а в более разработанном виде в «Нищете философии» и «Манифесте Коммунистической партии». Естественно, что вначале эти идеи выступали как гипотезы, а затем, по мере развития социальной науки, сами основоположники и их последователи, в первую очередь советские обществоведы, превратили ее в хорошо структурированную и аргументированную социальную теорию.

В своем основном труде «Капитал» Маркс осуществил детальный анализ капиталистического общества, его возникновения, становления и развития, а также присущих ему социальных и экономических противоречий. Благодаря этому анализу стало возможным выяснить существование определенных закономерностей в общественном развитии и сформулировать основные положения об общественно-экономической формации. В. И. Ленин писал, что «Маркс положил конец воззрению на общество, как на механический агрегат индивидов, допускающий всякие изменения по воле начальства (или, все равно, по воле общества и правительства), возникающий и изменяющийся случайно, и впервые поставил социологию на научную почву, установив понятие общественно-экономической формации, как совокупности данных производственных отношений, установив, что развитие таких формаций есть естественноисторический процесс».[32]

Исторический материализм означает такой подход в познании общественных явлений, когда они изучаются в первую очередь с позиции философского материализма, когда точкой отсчета при анализе общественных изменений выступают материализованные, главным образом, экономические преобразования, а затем и все остальные. Предметом исторического материализма выступают не отдельные общественные явления, а всеобщие законы и движущие силы общества, рассматриваемые через призму их целостности, противоречивости и взаимозависимости. В отличие от других общественных наук, например, политологии, социологии, которые изучают лишь отдельные стороны общественной жизни, исторический материализм изучает в первую очередь наиболее общие законы развития общества, законы возникновения, существования, движущие силы развития общественно-экономических формаций. Под общественно-экономической формацией подразумевается целостный социальный организм, определенная система общественных явлений и отношений, внутренне связанных друг с другом и зависимых друг от друга. Ее материально-экономической основой является способ производства.

Исторический материализм – это одновременно общетеоретическая и методологическая наука. На теоретическом уровне она анализирует общество в целом, а в методологическом плане представляет собой систему диалектических законов и принципов, используемых при анализе социальных явлений.

Социальная концепция марксизма исходит из основополагающего принципа о том, что в обществе, как и в природе, функционируют законы, в соответствии с которыми происходят социальные изменения. Это, конечно, не означает, что деятельность отдельного человека и общества в целом полностью детерминирована этими законами. Ни человек, ни общество не могут изменить эти законы, но в их силах познать эти законы и использовать полученные знания или на пользу, или во вред человечеству. Основные положения этих законов были сформулированы еще на заре становления исторического материализма. Их суть заключается в том, что «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производственных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления».[33]

В приведенной формулировке четко просматривается единство теоретических и методологических принципов исторического материализма. Во-первых, последовательно проводится материалистический взгляд на историю, развивающуюся в строгом соответствии с социальными законами, определяющая роль в которых принадлежит развитию способов производства. Во-вторых, используется важнейший методологический принцип – исторический подход к постоянно изменяющимся общественным явлениям.

Изменения, происходящие в обществе, являются естественно-историческими. Их исторический характер обусловлен в основном деятельностью людей и их влиянием на происходящие события. А естественный, можно сказать, природный, то есть не зависящий от воли и желаний отдельного человека, характер заключается в том, что история делается таким образом, что конечным результатом является совсем не то, чего желают конкретные люди или же группы людей. В результате столкновения различных интересов, темпераментов и воль людей происходит историческое событие, отличное от того, к которому стремились отдельные люди. В этом смысле происшедшее событие носит естественный, природный характер, поскольку, хотя оно является результатом деятельности людей, тем не менее происшедшее не зависит от воли отдельного человека или группы людей. На протяжении всей истории человечества преобразования в соответствии с принципами исторического материализма, происходили подобным образом и именно в этом заключается их объективный, не зависящий от воли людей, характер.

Важнейшее значение в понимании общественных явлений в историческом материализме принадлежит категориям общественное бытие и общественное сознание. Под общественным бытием подразумевается материальная жизнь общества, ее производство и воспроизводство. Структуру общественного бытия составляют общественное производство и необходимые для этого условия, в том числе и воспроизводство самих людей, те общественные отношения, которые формируются между людьми в процессе материальной деятельности – производственной, экономической, интеллектуальной.

Общественное бытие предшествует всякой другой форме деятельности людей и не зависит от индивидуального и общественного сознания людей. Общественное сознание – это духовная деятельность людей, рассматриваемая как единое целое, включающее в себя различные уровни (теоретическое и обыденное сознание) и формы сознания (политическое и правовое сознание, мораль, религия, философия, наука). В целом общественное сознание есть не что иное как отражение общественного бытия в специфических экономических, политических, культурологических концепциях и явлениях, то есть оно зависит от состояния и уровня развития общественного бытия. Но одновременно общественное сознание обладает определенной степенью относительной самостоятельности, в развитии которого существует определенная преемственность, взаимодействие и взаимовлияние. Благодаря этому общественное сознание оказывает влияние на общественное бытие. Сила и качество этого воздействия находятся в прямой зависимости от того, насколько адекватно общественное сознание отражает общественное бытие, то есть в какой мере они (экономические, политические и другие идеи) учитывают реальные закономерности и потребности общественного развития, объективные условия, в которых приходится действовать людям. При этом исторический материализм подчеркивает огромную роль народов, классов, выдающихся личностей равнозначно как и передовых, а порой, и реакционных идей в общественном развитии. Познание людьми объективных законов общественного развития делает их жизнь более осмысленной, позволяет в большей мере использовать свои физические и интеллектуальные возможности для влияния на происходящие процессы.

Важнейшее место в марксистском учении об обществе принадлежит такому формообразующему понятию, как общественно-экономическая формация. В противоположность своим теоретическим оппонентам и, в частности, тем из них, кто выступает с концепцией цивилизационного подхода и отрицания преемственности в общественном развитии, исторический материализм, как уже отмечалось раньше, исходит из органического единства общественного процесса и существования закономерностей, его определяющих.

Несмотря на многообразие общественных процессов, специфичность географических, экономических, этнических и специальных условий, в которых происходит развитие различных человеческих сообществ, исторический материализм выделяет из всей совокупности общественных отношений производственные отношения как главные и определяющие. Такой подход позволяет выделить общее у стран и отнести их к одному уровню развития. Так, в таких странах, как Германия, США, Япония общим является высокий уровень научно-технического развития, автоматизация и компьютеризация технологических процессов, наличие небольшого числа крупных собственников и многомиллионной армии лиц наемного труда. Все это позволяет отнести эти страны к одному уровню развития, к одной общественно-экономической формации. Введение понятия общественно-экономическая формация позволяет вычленить общее у стран, находящихся на одном и том же уровне исторического развития и отделить один исторический период от другого. Вся история человечества представляет собой совокупность различных общественно-экономических формаций, при этом каждая из них экономически и культурно связана с предыдущей и создает необходимые предпосылки для последующей. Исторический материализм рассматривает общественно-экономическую формацию как определенный тип общества, цельную социальную систему, функционирующую и развивающуюся по своим специфическим законам на основе данного способа производства.

Хотя общественно-экономические формации качественно отличаются друг от друга, тем не менее они имеют в своей структуре такие общие черты, которые присущи каждой из них. А это позволяет выделить в общественно-экономической формации самое существенное, разобраться в ее структуре и принципах функционирования.

Так, для каждого общества характерен определенный тип общественных отношений, которые представляют собой определенный тип связей и взаимодействий, возникающих между людьми в процессе их производственной, общественной и духовной деятельности. Эти отношения называются общественными в силу того, что они осуществляются в обществе, так как вне общества их у людей не может быть.

По своей структуре и направленности общественные отношения весьма разнообразны. Одни из них призваны обеспечить физическое существование людей, другие его духовные потребности. Все общественные отношения марксизм разделил на материальные и идеологические. К материальным отношениям относятся, главным образом, производственно-экономические, формирующиеся в процессе создания материальных благ, обеспечивающих физическое существование человека. Материальные отношения включают в себя отношения человека к природе, отношения в семье, взаимоотношения между людьми в быту. Главным критерием, позволяющим считать эти отношения материальными, является их самостоятельность и независимость от общественного сознания и первичность по отношению ко всем другим отношениям между людьми. Под этим подразумевается не вещественная материальность, а «социальная материя», то есть то, что является конкретным результатом их деятельности и те отношения, которые возникают между людьми в процессе производства и воспроизводства из жизни.

Идеологические отношения – это надстроечные отношения, которые по своей природе являются вторичными. Они возникают из материальных и представляют собой прежде всего политические, правовые, нравственные, религиозные и другие отношения. Их качественное отличие заключается в том, что они формируются с помощью общественного сознания. Так, например, идеи о государственном устройстве, предложенные обществу, могут быть им приняты или отвергнуты. То же может произойти и с другими идеями. Кстати, в истории человеческой цивилизации философские идеи одних мыслителей принимались общественным сознанием и становились руководством в практической деятельности, другие существовали недолго или отвергались.

При анализе общественно-экономической формации наряду с использованием таких понятий, как материальные и идеологические отношения, марксизм использует также понятия базис и надстройка. Эти понятия соотносительные и тесно взаимосвязаны друг с другом. Под базисом подразумевается экономическая структура общества, совокупность производственных отношений данного общества. Можно сказать, что базис – это форма материальных производительных сил и производственных отношений, предназначенная для выражения социального характера производственных отношений как экономической основы общественных явлений.

Надстройка представляет собой две сферы общественных явлений. Прежде всего, это общественные идеи и настроения, выступающие в форме идеологии и общественной психологии. Во-вторых, это государственные и общественные организации и учреждения – такие, как формы государственного правления – монархия, республика; органы правосудия; политические и общественные организации и т. п. Итак, можно сказать, что надстройка – это совокупность общественных идей, учреждений и отношений, возникающих на основе существующего экономического базиса. Хотя надстройка является производной от базиса и вполне оправданной является фраза: «каков базис, такова и надстройка», тем не менее она обладает определенной степенью самостоятельности и, в свою очередь, может оказывать влияние на базис, причем как в плане его развития, так и стагнации. По мере культуриализации человечества и, как это ни прискорбно, истощения природных ресурсов, активность надстройки увеличивается и она может оказывать существенное влияние не только на функционирование своего базиса, но и на его изменение. Увеличивается роль надстройки и ее влияние на перераспределение природных ресурсов и экономических отношений в мире в целом.

Поступательное развитие человеческой цивилизации, согласно марксизму, осуществляется благодаря смене общественно-экономических формаций. Преемственность истории определяется производительными силами, которые постоянно совершенствуются и развиваются. Что же касается производственных отношений, то для них характерна прерывность. Выполнившие и исчерпавшие свой ресурс производственные отношения отмирают или же ликвидируются, а на их месте возникают более совершенные и эффективные производственные отношения. В целом становление и развитие каждой общественно-экономической формации, переход к более высокому уровню развития подчиняется закону соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

(PDF) 📄 Концепция Карла Маркса в сознании и практике российского общества XX века

и не допускал его сохранения как постоянно действующего механизма при построе%

нии нового общества.

Однако понятие врага, которое было уже не применимо к монарху в силу отрече%

ния царя от власти, носившее обыденный социально%психологический характер, было

переведено политической стрелкой и на «остатки» власти помещиков, кулаков, в со%

став которой входило и высокообразованное преданное России офицерство. Все эти

«обломки царизма» были поименованы «белыми» и подлежали уничтожению. Это

и была руководимая властью ее вторая акция — братоубийственная гражданская

война, в которую переросла революция. И эта война прикрывалась тезисом, выдвину%

тым узким партийным кругом, — об «обострении классовой борьбы», противоречив

шим гуманизму Маркса и его идее антагонистических классов.

В противоположном направлении действовала идеологическая политика власти.

Здесь можно говорить не о применении концепции К. Маркса, а о ее, в преобразован%

ном (в политических целях) виде, использовании. Светлая идея Маркса о коммунисти%

ческом будущем человечества как царстве свободы, равенства, справедливости была

превращена в догматический лозунг. Советская идеология насаждала народу опти

мистический настрой. Лозунги советской пропаганды, массовых митингов, собра%

ний, праздников имели целью пробуждение в массах направленности даже не столь%

ко на создание нового общества, но близкое светлое будущее коммунизма.

Это двойная политика — реального насилия и оптимистических призывов

к «строителям коммунизма», содержавшая в себе противоречие уничтожения и сози

дания, и блокировала осознание людьми реальности советской действительности,

понимание социалистического общества, «строя», в котором они живут.

И осознание людьми своего бытия замещалось двойственной противоречивой со

циальной психологией, которая не отражала бытие (согласно марксизму), а выража%

ла два противоположных чувства в отношении власти, противоречивость этого от

ношения — доверия, с одной стороны, и страха — с другой.

Народ, не имевший представления о цивилизованных способах функционирования

власти, уставший от хаоса революционных событий, разрухи и нищеты, отсутствия

налаженной жизни, воспринял фигуру Вождя как способного внести в жизнь обще%

ства упорядоченность и определенность и делегировал ему свое доверие. Одновре%

менно с этим ему было (аресты и расстрелы на Лубянке, просачивавшиеся известия

о которых в народ проецировались каждым человеком на себя: пришли, арестовали,

расстреляли) привито непреходящее чувство страха. Это было собственно социали

стическое «новообразование». Оно отсутствовало в дореволюционном сознании: на%

род всегда спокойно смирялся с принуждением в силу вековой исторически привычки

к принуждению. Но русской психологии было чуждо чувство рабства.

В психологической науке, как известно, под социальной психологией подразуме%

вается, вопервых, психология определенной группы, общности, слоя, вовторых,

представления, образ мысли, установки, ценностные ориентации (в отличие от ценно%

стей сознания), т. е. практически не категоризованные, социально ориентированные,

«интуитивные» коллективные психические интерпретации жизни и характера своей

общности. Втретьих, в отличие от сознания, которое воплощает особенности бы%

тия общества (общественное сознание) или жизни личности (индивидуальное созна%

ние) и является регулятором практической деятельности общества (или действий,

поступков, жизни личности), что отвечает марксистскому тезису о зависимости со%

знания от бытия и бытия от сознания Человека, социальная психология, по мнению

196 ЗНАНИЕ

. ПОНИМАНИЕ.

УМЕНИЕ 2019 — №4

Эпоха перемен и сценарии будущего. 3. Марксизм вчера, сегодня, завтра — Гуманитарный портал

Лики марксизма Когда мы ставим вопрос, жив ли марксизм, следует предварительно уточнить, что мы понимаем под марксизмом. История этого учения многообразна и многолика. Его можно уподобить разросшемуся дереву, каждая ветвь которого выступает в качестве особого течения, аспекта, толкования марксистских идей и принципов, попыток осмыслить и переосмыслить их под углом зрения накапливаемого исторического опыта. Марксизм — это не только теоретическая конструкция, но и система мировоззренческих установок, в которых есть исходное ядро и обрамляющие его идеологические подходы и мифологемы. Я бы провёл здесь аналогию между многообразием версий марксизма и многообразием течений и версий христианства, наличием в нём множества направлений, школ, сект и ересей, понимая, разумеется, что любая аналогия правомерна только в определённом измерении (в данном случае — это соотношение ядра и интерпретаций течения, оказавшего влияние на судьбы человечества). Одно дело — классический марксизм, представленный трудами основоположников учения, другое дело — то, как Ленин толковал и разрабатывал марксизм, применяя его к российской действительности, к условиям русского революционного движения, третье — сталинский вариант теории, обосновывавший тоталитарную практику. Существует далее социал-демократическая версия марксизма и европейский опыт социал-демократического правления (Швеция, Финляндия и другие). Близким к ней, но вместе с тем и специфическим вариантом социал-демократического направления в марксизме был русский меньшевизм (Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие). Наконец, существует ещё и современный неомарксизм. Франкфуртская школа также шла от марксизма, и многие её представители подчёркивали свою связь с идеями К. Маркса. Так что течение марксизма многолико, и когда мы сталкиваемся с утверждениями, что опыт истории и её уроки свидетельствуют о несостоятельности самого учения, то важно понять, что при этом имеется в виду! Если канонизированная и догматизированная система идей, которая была идеологической основой сталинизма и тоталитаризма, то её бесспорно нужно критиковать, и чем радикальнее будет эта критика, тем лучше. Но значит ли это, что доказана несостоятельность марксизма? Утвердительный вывод такого рода был бы нарушением элементарных правил логики. Из сказанного, конечно, не следует, что я против критического анализа самих принципов марксизма с учётом их исторического развития. Я хочу лишь подчеркнуть, что необходимой предпосылкой такого анализа является отказ от жёсткой редукции марксизма к его сталинистской версии. Нам от этого трудно отделаться, учитывая, что для российской традиции характерен постоянный поиск ответчика за наши беды, а вопрос «кто виноват?» постоянно будет стимулировать попытки обвинить теорию в тяжёлых последствиях её практической реализации. Но именно поэтому нужен спокойный (насколько это возможно в наших неспокойных условиях) анализ существа теории, выяснение того, что в ней действительно рационально, что сохраняет значение для нашего времени и что преходяще. Нас длительное время убеждали, что всё, что делается в нашей жизни предначертано теорией, что деятельность партии и государства основаны на ней и, значит, научно обоснованы. Причём сама социальная теория воспринималась в массовом сознании как аналогичная строгим естественнонаучным теориям, нечто вроде классической механики, построенной для изучения социальных процессов, которая позволяет все заранее однозначно посчитать и предвидеть. Технократическое мышление, причудливо сплетённое с назойливой пропагандой научности партийной политики, сформировало эту мифологему. Важно, чтобы мы расстались с ней при критическом анализе современной ситуации, чтобы она не работала с обратным знаком при обсуждении вопроса о современных судьбах марксизма. Это учение включает в себя множество уровней и аспектов и не следует к каждому из них применять критерии строгой научности, да ещё почерпнутые из сферы математического естествознания. В сегодняшних дискуссиях о судьбах марксизма такой подход был продемонстрирован, когда говорилось о том, что философские идеи Маркса не являются научными, поскольку возникали в качестве своеобразной игры ума, были связаны с обращением к практике словотворчества в немецком языке (приводится пример игры слов «сознание есть осознанное бытие»), продолжали гегелевскую традицию абстрактного исследования связи понятий, и так далее. Действительно, в философских работах Маркса и Энгельса — в «Святом семействе», «Немецкой идеологии» и других, и особенно в философско-экономических рукописях Маркса, — можно найти множество примеров игры ума и «языковых игр». Но ведь речь идёт о философии, а философия не может исключить из своего поиска пласт рефлексии над категориями языка. Подобную игру ума можно найти и у античных философов (Платона), и у современных (Хайдеггер). Философия не строится по схемам математической логики, хотя и не исключает применения развиваемых в логике техник рассуждения. Она не основывается только на фактах науки, хотя и включает в себя в качестве одного из важных аспектов осмысление научных достижений. Если бы философия строилась только как наука по образцам естественнонаучного метода, то она вообще бы не была философией. Она выступает как рефлексия над основаниями всей культуры, стремится выявить фундаментальные для каждого исторического типа культуры мировоззренческие ориентации, которые определяют понимание и переживание человеком мира и самого себя как части мира. Эти ориентации, часто неявные и непрояснённые, философия превращает в предмет критического анализа. При этом она не только пытается осмыслить уже сложившиеся жизненные ориентиры, но и изобретает, конструирует новые, которые зачастую лишь на будущих этапах развития общества и культуры могут стать своеобразными предельно обобщёнными программами человеческой жизнедеятельности. Каждая эпоха ставит по-новому извечные вопросы человеческого бытия о смысле жизни, о том, что есть человек, каково его предназначение, каким должно быть его отношение к природе, обществу, к другим людям. И философия каждой эпохи отвечает на эти вопросы по-своему. Кстати, К. Маркс лучше, чем многие его последователи понимал эту особенность философии, определяя как «квинтэссенцию культуры», как «живую душу культуры». Что же касается идеи научности философии, то она понималась марксизмом в особом смысле. Вопрос о границах использования здесь схем рассуждения, апробированных в математике и естествознании, требует специального разговора. В какой-то мере близок к этим схемам «Капитал» К. Маркса. Но и нам необходим тщательный анализ специфики теории, аргументации и достоверности высказанных прогнозов. Особенно когда речь идёт о сверхдальних прогнозах, связанных с общими тенденциями социального прогресса. Такие прогнозы не являются жёстко детерминированными предсказаниями, а представляют собой лишь вероятные сценарии развития общества. И подходить к ним как к точным расчётам социальной траектории было бы глубокой ошибкой. Между тем именно этот подход часто применяется при оценке отдельных марксовых предсказаний: выбираются высказывания, не нашедшие подтверждения, и объявляется утопией вся концепция. Любой сверхдальний футурологический прогноз включает в себя некоторые утопические элементы, какие бы научные основания и научные методы не применялись при его разработке. Беда заключается не в том, что любое историческое предвидение наряду с пророческими может включать и утопические элементы, фантазией дорисованные конкретные детали эскизно предвидимого будущего. Беда начинается тогда, когда к сверхдальнему прогнозу относятся как к конкретному проекту социального будущего, воспринимают его как аналог технически обоснованного проекта простой машины, проекта, который предстоит практически выполнить, реализовав чертежи в материале. Но критика порочной практики не должна разделять самих исходных установок этой практики — отношения к предсказаниям теории и к самой теории по принципу «либо все, либо ничего». Наверное, ни одна теория, которая возникла достаточно давно, никогда не может быть жива во всех своих частях, не может не опровергаться ни в одном своём положении и предвидении. Поэтому важно выявить конкретно, что в марксизме имеет непреходящее значение и что ограничено эпохой его собственного становления. Теория, идеология, практика Современные дискуссии о судьбах марксизма развёртываются как бы между двумя полюсами. На одном из них зависимости «теория—идеология-практика» рассматриваются как жёстко детерминированные. В этом подходе практика строительства социализма сначала в «отдельно взятой стране», а затем в «отдельно взятом социалистическом лагере» представлена как однозначно предопределённая теорией марксизма. Вторым полюсом выступает точка зрения, отрицающая связь между марксистской теорией и практикой тоталитарного социализма. Сталинизм с этих позиций рассматривается как деятельность, не имеющая корней в идеологии и теории марксизма и несовместимая с его принципами. Обе точки зрения представляют собой схематизацию сложного процесса исторических судеб марксизма. Но в определённой мере такие схематизации содержат долю истины. Они даже полезны, чтобы обострить проблему и найти подходы к её решению. В общем-то достаточно известно, что отношения между социальной теорией, идеологией и практикой никогда не бывают однозначными и тем более жёстко детерминированными. В этой связи полезно вспомнить о различиях в самой природе теоретического и практического разума, которые зафиксировал ещё И. Кант. Теоретическое мышление движется в сфере идеализаций, теоретических конструктов, которые схематизируют и упрощают действительность. В этой мере, в какой они способны схватывать её существенные связи, их можно в определённых границах приписывать миру. Но теоретическое исследование постоянно стремится обнаружить эти границы, преодолеть их путём формирования новых идеализаций, более глубоко и полно выражающих сущностные связи изучаемой реальности. Теоретический разум живёт в постоянном поиске, нацелен на исследование всё новых объектов и на преодоление ограниченностей предшествующих взглядов на мир. Критичность и рефлексивность мышления в наибольшей степени присуща именно теоретическому разуму, которые открывает возможные миры будущей практической деятельности. Что же касается практического разума, то условием любой практики, опирающейся на некоторую систему теоретических представлений, является отождествление этих представлений с самой действительностью. Мы можем понимать их ограниченность, подчёркивать, опираясь на весь опыт познания, их схематизм, нетождественность миру. Но нужно отдавать себе отчёт в том, что все эти понимания и обобщения познавательного опыта сами принадлежат к сфере теоретического разума. Приступая же к практической реализации теории, мы будем действовать так, как будто теоретические схемы и есть сам мир. Если эти схемы были основанием поставленных целей, если они формировали образ тех состояний преобразуемых объектов, которые должны быть получены как результат деятельности, то заранее сомневаться в выбранных теоретических идеях, — значит сомневаться в поставленных целях, значит парализовать действие. Даже не добившись в некоторой серии действий реализации своих целей, практический разум чаще всего осуществляет новые многократные попытки получить нужный ему результат. В этой ситуации происходит не отказ от целей, а стремление достигнуть их путём варьирования средств и поиска новых способов воздействия на объект. Все эти особенности проявляются в наибольшей степени тогда, когда речь идёт о массовых социальных действиях, направленных на реализацию некоторых теоретически обоснованных целей. Убеждение масс в правильности выбранного пути предполагает включение механизмов группового, массового сознания и власти. Настройка же массового сознания на определённые действия осуществляется вовсе не за счёт усвоения во всей полноте теоретических положений и соответствующей им аргументации, а за счёт идеологического воздействия. Идеология стремится укоренить в сознании определённую шкалу ценностей и представить некоторые теоретические идеи в качестве приоритетов в этой шкале. Идеи внедряются в сознание масс путём системы идеологических и пропагандистских акций, в которых эмоциональное воздействие, внушение, умение упростить идеи, чтобы соединить их с популистскими устремлениями, становятся решающими. Идеология всегда выступает опосредующим звеном между социальной теорией и практикой. Она может объявить себя научной, поставить своей целью реализовать в практике предсказания той или иной теории. Но коль скоро идеология апеллирует не к узкому кругу специалистов, образующих научное сообщество, а к массовому сознанию, которое не может быть редуцировано к научным идеям, она, как правило, формирует вокруг таких идей систему верований и мифов. В свою очередь, эти верования и мифы оказывают на сложившуюся систему теоретических взглядов активное обратное воздействие. Метафорическое высказывание К. Маркса о теории, которая становится материальной силой, овладевая массами, не следует трактовать буквально. Даже в условиях тотального «политобразования», контролируемого государством, массы никогда не были знатоками марксистской теории. Достоянием массового сознания было крайне упрощённое и стереотипизированное изложение марксизма. В этой связи я хотел бы напомнить, что после революции 1905 года, в период дискуссий и поисков нового прочтения марксизма в русской социал-демократии, А. Луначарский советовал пропагандировать марксизм в массах в качестве новой религии. И хотя В. И. Ленин резко критиковал эту точку зрения, на деле так и получалось. В марксизме тесно переплетены достаточно строгие теоретические положения с идеологемами практического разума. Ходячее утверждение о том, что марксизм является единой, логически строгой, вылитой как из «единого куска стали» теоретической конструкцией, является сугубо идеологической версией, мало согласующейся с реальным положением дел. Марксистское учение Гетерогенно. В нём имеется множество напластований, выражающих менталитеты различных эпох. Ряд постулатов, на которых базируются основные концептуальные схемы классического марксизма, является обобщением практики предындустриальной и индустриальной фазы развития капитализма. Идеология превратила эти постулаты в догмы, защищая их от критики. Однако научный метод, который, кстати, применял и обосновывал К. Маркс, не только допускает, но и предполагает критическое отношение к его собственным идеям и принципам, поскольку они предстают как выражение ограниченной исторической практики, особенностей породившей и эпохи. С позиций этого метода можно оценить учение Маркса как феномен общественного сознания. Оно создавалось в XIX столетии, и на нём лежит отпечаток определённой социальной обстановки, печать культуры своего времени. Вторая половина XIX века в Европе — это время революций, баррикад, национальных войн, обострённой классовой борьбы, индустриального развития капитализма. Что мог мыслитель сказать о путях освобождения человека, опираясь на практику своего века? Он и сказал, что только через классовую борьбу, через уничтожение одного класса другим, через революцию лежит путь к освобождению человечества. Конфронтационная культура эпохи индустриализма оказала значительное влияние на теоретические построения марксизма. Строго говоря, из основного вывода «Капитала» об усилении общественного характера производства не следовало, что необходима экспроприация экспроприаторов. Вполне правомерен был вывод о накоплении элементов социализма в эволюционном развитии капитализма, вывод, который был сделан реформистским крылом социал-демократии. Кстати, в «Капитале» имеется немало высказываний, которые могли бы служить основанием для подобной точки зрения. В частности, при анализе развития кредитной системы капитализма К. Маркс особо выделяет тенденцию к образованию и расширению в национальном масштабе акционерных обществ и кооперативных предприятий, которые он квалифицирует как «переходные формы от капиталистического способа производства к ассоциированному» 21. Но из двух возможных сценариев социального развития Маркс отдаёт предпочтение первому, связанному с ликвидацией капиталистической собственности путём революционного насилия и диктатуры. Рассуждение, которое неявно лежало в основе этого выбора, так или иначе было связано с предположением, что класс буржуазии будет бороться за свои интересы и охранять свою собственность за счёт использования государственной власти, подавляющей любые ростки социалистических отношений. Это предположение было естественным отражением классовой конфронтации, свойственной эпохе индустриализма. Но оно не является строгим логическим выводом из экономического анализа Маркса, а выступает в качестве особого, дополнительного постулата. Обоснование же этого постулата было не столько теоретическим, сколько идеологическим. Оно в конечном итоге сводилось к обобщению наличной практики, апелляции к классовому интересу масс, стремящихся к немедленному улучшению своего социального и экономического положения и постоянно наталкивающегося на сопротивление эксплуататорских классов. Сегодня мы можем констатировать, что идея насильственного утверждения нового общества, как и ряд других положений учения Маркса (об абсолютном и относительном обнищании пролетариата, о несовместимости частной собственности и индивидуального труда с общественным характером производства, и так далее) является простой экстраполяцией на будущее определённых тенденций, которые действительно имели место в развитии капитализма ранней индустриальной эпохи. Противоречия между научным методом Маркса и последующей догматизацией этих положений связаны с идеологизацией его теоретических выводов и постулатов. Было бы чрезвычайным упрощением сводить марксизм только к учению о революционном насилии и видеть в Марксе прежде всего революционера — бабувиста, стремящегося реализовать идею имущественного равенства. Но столь же упрощённо толковать марксизм только как систему чисто теоретических идей, ориентированную на постоянное развитие своих оснований. Взаимодействие установок практического и теоретического разума приводит не только к развитию теории на базе нового исторического опыта, но и часто деформирует её положения, приспосабливая их к потребностям тактики политической борьбы. Даже известный тезис о том, что марксизм не догма, а руководство к действию, обретал не только теоретико-методологический, но и прагматический смысл. С одной стороны, он ориентировал на научный поиск, на постоянное сопоставление теории с практикой и её развитие с учётом новой практики. С другой, он часто применялся для оправдания поспешных обобщений, стремящихся задним числом обосновать ту или иную текущую политику и систему практических действий, именно так формировались многие квазитеоретические идеологемы: сталинское положение об обострении классовой борьбы по мере успехов социалистического строительства, идеи и партийные решения хрущёвской эпохи о полной и окончательной победе социализма и возможности построения коммунизма к 1980 году, «обоснования» сусловско-брежневских деклараций о развитом социализме и так далее. Они выдавались за творческое развитие марксистской теории, хотя на деле не имели сколько-нибудь солидной теоретической аргументации. Характерно, что эти положения выдвигались именно в качестве «руководства к действию», фиксировались в соответствующих партийно-политических документах, а затем давали импульс обширной идеологической литературе, ставившей своей целью подвести под эти положения теоретическую базу. Если не учитывать все эти взаимосвязи теории, идеологии и практики, то всегда возникает возможность и соблазн выдернуть из сложного клубка исторических сплетений одну или несколько нитей, упростить путь развития учения и таким способом оценить его исторические судьбы. Конечно, невозможно избежать оценочных суждений, а значит, в какой-то степени идеологического отношения к теории, которая полтора столетия оказывала значительное влияние на развитие человечества и которая породила широкий спектр социальных практик — от реформистской до ультрареволюционной. На оценку марксизма неизбежно будет влиять то обстоятельство, что сталинский и послесталинский тоталитаризм широко использовал марксистскую фразеологию в качестве оправдания соответствующих политических структур и репрессивных действий. Но утверждать при этом, что существует жёсткая связь марксизма с тоталитаризмом, — значит делать поспешное и неадекватное обобщение. История XX столетия свидетельствует, что тоталитаризм использовал как марксистскую (сталинизм, маоизм), так и антимарксистскую фразеологию (фашизм). Что же касается отношения сталинизма к марксизму, то наблюдаемым фактом являются те глубокие деформации, которым была подвергнута марксистская теория, прежде чем она была использована для оправдания тоталитарной практики. Многочисленные идеологические кампании были направлены в первую очередь на жёсткий контроль над теоретической деятельностью и на превращение марксизма в окостенелую схему. Марксистская теория была трансформирована в набор догматических положений, а любая попытка нестандартной интерпретации рассматривалась как ревизионизм и вызывала суровые репрессивные меры. Достаточно вспомнить хотя бы историю нашей философии в 1930–1950-х годах, когда под лозунгом превращения марксистской философии в достояние широких масс она подвергалась планомерной вульгаризации. В это время были репрессированы многие известные философы-марксисты (Н. И. Бухарин, Н. Н. Карев, И. К. Луппол, С. Ю. Семковский, Я. Э. Стэн и другие). Одновременно преследовалась любая оппонирующая философская мысль, с которой могла бы вести диалог марксистская философия. Искоренение разнообразия философских идей, начавшееся печально знаменитой высылкой в 1922 году известных русских философов и социологов (Н. Бердяева, Н. Лосского, С. Булгакова и других), закончилось прямыми репрессиями и гибелью в сталинских лагерях многих мыслителей, в том числе и таких русских философов, как Г. Г. Шпет, П. А. Флоренский и другие. Кампания по разоблачению «меньшевиствующего идеализма» (1930-е годы), борьба за «воинствующую партийность» в истории философии (1940-е годы), строгий партийно-государственный контроль над общественными науками, официальная пропаганда трудов Сталина в качестве «вершины философской мысли» и требование свести философские исследования к комментариям этих трудов — все это шаг за шагом уничтожало творческий потенциал марксизма, искореняло профессионализм философской мысли. Были насильственно прерваны традиции взаимосвязи марксистской философии с достижениями науки, культуры, истории мировой философской мысли. Марксистская философия была превращена в набор идеологических штампов, обслуживающих текущую политику. Постоянная вивисекция её содержания привела к отбрасыванию наиболее ценных и эвристических идей классического марксизма — марксистской философской антропологии и её связей с материалистическим пониманием истории, теории деятельности, отторжению философии гуманизма, разрыву диалектики классового и общечеловеческого противопоставлению классового общечеловеческим ценностям, и так далее. Показательно, что именно с этим подавлением философской мысли, проводившемся от имени марксизма, были связаны кампании по дискредитации новых фундаментальных научных направлений, которые вносили изменения в систему наших взглядов на мир и не укладывались в своих философских следствиях в стереотипы тоталитарного сознания. Речь идёт о разгроме генетики, кампании по разоблачению «антипавловских идей» в физиологии, критике теории резонанса в химии, борьбе с кибернетикой, и так далее. Только после XX съезда началось постепенное возрождение творческого потенциала нашей философии. Понадобился напряжённый труд целого поколения, чтобы восстановить продуктивный диалог философов и естествоиспытателей и сформировать утраченные образцы профессиональной работы в различных областях философской науки. Конечно идеологический контроль над философией сохранился, но он был связан со значительно меньшим уровнем репрессивности и часто ограничивался требованием лишь внешнего идеологического оформления философских трудов. Это позволяло в целом ряде областей философского познания развёртывать новое содержание, опираясь на методологию марксизма и включать в конструктивный диалог с зарубежными философскими школами. В принципе можно было бы и не доказывать, что огульное отрицание учения столь же бесплодно, как и его безудержное восхваление. Но всё дело в том, что преодолением тоталитарной идеологии, переход к демократии и плюрализму идей оказался не таким простым, как это представлялось на первых этапах перестройки. От прежних стереотипов сознания ещё остаются непримиримость к инакомыслию, стремление утвердить свою точку зрения путём создания «образа врага», вера в то, что лучшая жизнь должна быть устроена свыше, по указаниям хорошего руководства, которое должно привести нас к изобилию продуктов за кратчайшее врем, и так далее. Менталитеты прошлого подпитывают традиционно идеологизированное отношение к марксизму. И критика тоталитарной системы, которая использовала марксистскую фразеологию в качестве своего «идеологического обеспечения», порождает при инерции прежнего сознания огульно отрицательное отношение к марксизму. Марксизм как порождение техногенной культуры Пожалуй, наиболее сложная проблема, к которой стягиваются сегодня все остальные, — это судьбы марксизма в контексте тех новых тенденций развития мировой цивилизации, которые обозначились в конце XX столетия. Я думаю, многие аспекты этой проблематики ещё не раз будут вызывать напряжённые споры. Не претендуя, разумеется на исчерпывающие ответы, я хотел бы высказать несколько соображений относительно подходов к её обсуждению Я уже отмечал, что марксизм мог возникнуть только в культуре техногенной цивилизации, которая сформировалась в европейском регионе в результате ряда радикальных мутаций предшествующих ей традиционных культур. Характерные для техногенной цивилизации постоянные изменения социальных связей и образа жизни, вызываемые технико-технологическими инновациями в производственной и других сферах деятельности, формируют достаточно отчётливо выраженную направленность развития с ориентацией на будущее. Для культуры техногенных обществ характерно представление о необратимом историческом времени, которое течёт от прошлого через настоящее в будущее. Отмечу для сравнения, что в большинстве традиционных культур доминировали иные понимания: время чаще всего воспринималось как циклическое, когда мир периодически возвращается к исходному состоянию. В традиционных культурах считалось, что «золотой век» уже пройден, он позади, в далёком прошлом. В культурах же техногенных обществ иная ориентация — лучшее впереди, в будущем. Прогресс оценивается в этих культурах, как правило, позитивно, а идеал прогресса постепенно начинает занимать одно из самых высоких мест в шкале ценностей техногенной цивилизации. Ничего подобного нет в традиционных обществах. Там вообще отсутствует идея прогресса, воспринимаемая в качестве ценности. Социальные перемены, преобразующие традицию, как правило, оцениваются негативно. Если изложить в современной манере, изречения из древнекитайской «Книги Перемен» (И Цзин) относительно эпох радикальных ломок и преобразований, то получится нечто вроде: «Не дай Бог жить в такие эпохи». И уж вряд ли человек, воспитанный в традиционной культуре, укоренённый в ней, стал бы воспевать разрушение традиций в качестве, скажем «очистительной грозы революционной бури». Идеи социального прогресса и революционных преобразований как движения к будущему счастливому мироустройству могли систематически развиваться только в русле глубинных менталитетов техногенной цивилизации. Именно в этом русле формировалось марксистское учение о социальном прогрессе и коммунизме. Как известно, ядром этого учения было материалистическое понимание истории и теория общественно-экономических формаций. И каждая из этих составляющих была связана с мировоззренческими доминантами техногенной цивилизации, возникала как осмысление её социального опыта и её истории. На стадии индустриального развития отчётливо проявилось решающее влияние технико-технологического развития на все другие стороны социальной жизни. Промышленные революции эпохи индустриального капитализма, приведшие к возникновению крупного машинного производства, продемонстрировали связь между развитием производства и изменениями социальной структуры общества, связь, которая трудно прослеживалась в истории традиционных обществ, вследствие консерватизма средств и целей деятельности, веками повторяющихся её видов. В эпоху великого промышленного переворота, который начался со середины XVIII века в Англии, а затем включал в поток индустриального развития все новые страны Европы и Северной Америки, возникает особое понимание связи человека и техники и трактовка самой эволюции человека. Американский мыслитель Бенджамин Франклин определяет человека как животное, делающее орудия. Американский философ Ралф Эмерсон и немецкий учёный и философ Эрнст Капп (современник К. Маркса, начавший как и он своё творчество как левый гегельянец) развивают идею об орудиях и средствах деятельности как особых человеческих органах, продолжающих и усиливающих его тело. И хотя эта идея в общем виде высказывалась ещё в античной философии (Аристотель), её систематическая разработка приводит к новой концепции отношений человека к непосредственно окружающей его предметной среде. Эрнст Капп трактует её как экстернализацию человеческого тела, воплощение органов человека и их функций. Железные дороги он рассматривает как воплощение кровообращения, телеграф как продолжение нервной системы и так далее. Капп переносит, далее, образы производственной техники и технологии буквально на все сферы человеческой жизнедеятельности, трактуя этику право, государство, и тому подобное — как особые технологии. Подобное видение, навеянное реальными успехами индустриальной революции и создаваемым ей стилем жизни, приводит к пониманию человека как технологического существа, преобразующего мир, которое постоянно наращивает в этом процессе все новые функциональные органы. Развитая К. Марксом в его «Философско-экономических рукописях» и других работах 1940–1950-х годов концепция человека включала в себя такого рода понимание. В свою очередь, эти философско-антропологические идеи, развиваемые К. Марксом, послужили одним из наиболее важных оснований при разработке им материалистической концепции истории. Маркс рассматривал материально-телесное бытие человека не только как функционирование и воспроизводство его биологической организации, но и как воспроизводство и развитие системы искусственных органов — предметов второй природы, которые опосредуют приспособление человека к естественной природной среде. Он образно называл эту систему предметов «неорганическим телом человека». Трактуя в соответствии с традицией материальное бытие человека как жизнь тела (человек — часть природы), Маркс сразу же отмечает, что это тело не сводится к биологической компоненте, а включает в себя ещё и «неорганическое тело» в качестве второй составляющей человеческой телесности. И тогда в своём телесном, материальном бытии человек предстаёт как двухкомпонентная система. Её существование предполагает обмен веществ между человеком и природной средой. Сам же этот обмен трактуется уже не только в качестве биологического процесса, но, прежде всего, в качестве процесса социального, обеспечивающего обновление и развитие «неорганического тела», человека, — как производство материальных благ. Подобно тому, как эволюционное приспособление животных к среде осуществляется через изменение их тела (формирование в процессе изменчивости и естественного отбора новых органов и новых функций органов), так и приспособление человека к природе предполагает изменение и развитие телесной организации человека. Но сама эта организация полиструктурна, включает две подсистемы: биологическое и неорганическое тело. И в отличие от животного человек овладевает всё новыми условиями природного существования не за счёт постоянного изменения и усложнения своей биологической организации, а за счёт изобретения всех новых искусственных органов и формирования второй природы в процессе производства. В результате биологическая эволюция переходит в качественно иной тип развития — социальную историю человечества. Так оформляется ключевая идея марксизма, согласно которой производство материальных благ и развития средств производства (как основного компонента в системе искусственных органов человека) полагается главным фактором человеческой истории. Я ещё раз подчеркну, что развёртывание той идеи было стимулировано характерным для техногенной культуры пониманием человека как существа, преобразующего природу, пониманием деятельности как преимущественно активно-технологического воздействия человека на предметный мир. Логика формирования ключевой идеи социальной философии Маркса в её стандартных изложениях ещё недавних лет (особенно в массовой учебной литературе) затемнялась и искажалась. Философско-антропологические взгляды Маркса считались чем-то малозначительным в его учении, в лучшем случае незрелым подходом к историческому материализму. Между тем, именно с этими взглядами были связаны не только исходные представления о решающей роли производства в жизнедеятельности людей, но и вся последующая разработка концепции способа производства. В частности, выделение главной роли производственных отношений в системе социальных связей людей было стимулировано пониманием материального бытия человека как воспроизводства и развития искусственных органов его деятельности, и, в более широком смысле, предметной среды, образующей его «неорганическое» тело. Это тело наследуется социально, передаётся из поколения в поколение, и после перехода от варварства к цивилизации его развитие ускоряется и становится одним из важных показателей цивилизационных достижений. Человек, чтобы стать субъектом деятельности, а значит обрести подлинно человеческое бытие, должен постоянно контактировать с различными фрагментами неорганического тела цивилизации, которые используются в качестве материальных благ и средств деятельности. Без этого он не человек! Но сами эти контакты означают включение индивида в сложную систему человеческих отношений, поскольку любое орудие, любой предмет или система предметов «неорганического тела цивилизации» есть результат разделённого общественного труда, овеществлённый труд других людей. Поэтому когда человек использует средства труда, чтобы стать производительной силой, он сразу же, самим актом соединения со средствами деятельности вступает в отношения собственности, распределения и общественного разделения труда. Маркс именует их производственными отношениями и полагает в качестве базиса социальной жизни. Сегодня в эпоху развенчивания старых мифов и идеологии, когда критика марксизма перестала быть запретной, вновь и вновь ставится вопрос об истинности и продуктивности марксовых представлений об обществе как особом целостном организме, который изменяется благодаря изменениям способа производства. Я думаю, что в этих идеях немало конструктивного, и бесспорно их нельзя отбрасывать как нечто устаревшее. В конечном счёте весь опыт цивилизационного развития XX века подтвердил, что именно успехи в экономике являются решающим фактором в улучшении качества жизни людей, достижения социального динамизма и успехов стран в международном соперничестве. Выход на передовые рубежи Германии и Японии в 1980-х годах обязаны именно экономическому чуду. Маркс любил проводить параллели между развитием социальных систем и эволюцией биологических видов. Он писал, что подобно тому как «строение останков костей имеет значение для изучения организации исчезнувших животных видов, останки средств труда имеют значение для изучения общественно-экономических формаций» 22. Продолжая эту аналогию, не будет большим преувеличением сказать, что способу производства и экономическому развитию (определяющих характер отношения общества к природе и рамки тех условий природного существования, в которых протекает жизнедеятельность людей) К. Маркс отводил такую же решающую роль в социальной истории, какую Дарвин отводил естественному отбору в биологической эволюции. И эти аспекты развития общества как целостной, сложной органической системы проанализированы К. Марксом и Ф. Энгельсом достаточно убедительно. Однако отсюда не следует, что разработанная ими схема социальной динамики в целом безупречна и не нуждается в каких-либо дополнениях, а тем более пересмотре. Один из ключевых её изъянов состоял в том, что в ней были выявлены функции культуры как способа передачи накопленного социально-исторического опыта (надбиологических программ человеческой жизнедеятельности), её роль в организации социальной жизни, в её изменениях и порождении различных видов общества. Эта проблематика стала активно разрабатываться в философии и социологии с конца XIX века и преимущественно немарксистскими направлениями. Причём решающая роль принадлежала здесь XX веку, эпохе, породившей множество новых знаний о культуре и её роли в социальной жизни. Проблематика культуры исследовалась историками, антропологами, социологами, этнологами, психологами, лингвистами. Во второй половине столетия к спектру наук, изучающих эту проблематику, подключились теория информации, теория систем и семиотика. Естественно, что философия получила в своё распоряжение огромный эмпирический и концептуальный материал, позволивший по-новому осмыслить роль культуры в социальной жизни. Я особо хотел бы выделить ещё одно важное обстоятельство, которое стимулировало новое видение культуры как особой подсистемы общественной жизни, обеспечивающей воспроизводство и развитие человеческой социальности. Речь идёт о представлениях современной генетики и теории эволюции относительно роли наследственной информации в воспроизводстве и развитии видов. Параллели между биологической и социальной эволюцией традиционно оказывали огромное воздействие на разработку представлений об обществе, особенно после создания Ч. Дарвином теории образования видов. Это воздействие испытала и концепция К. Маркса. Но последарвинское развитие биологии, связанное с открытием генов, а затем и с разработкой популяционной генетики, создало новое поле продуктивных аналогий и гипотез. И если общество рассматривать как целостный организм, подверженный исторической эволюции, то для объяснения его эволюционной динамики недостаточно выявить структуры и процессы, выступающие аналогом естественного отбора. Важно обнаружить ещё и аналог генетического кода — информационные структуры, аккумулирующие накопленный исторический опыт, в соответствии с которым выстраиваются основные состояния социальной жизни. При рассмотрении культуры как развивающейся системы программ деятельности, поведения и общения, программ, которые фиксируются в знаковой форме и функционируют в качестве различных семиотических образований, эта аналогия культуры с генетическим кодом обретает глубокий смысл. Человек при таком рассмотрении предстаёт не только в качестве социального существа, имеющего двухкомпонентную телесную организацию, но и как воспроизводящийся и развивающийся по двум различным типам генетических программ — биокоду, закрепляющему биологическую наследственную информацию, — и социокоду, закрепляющему накопленный социально-исторический опыт. В соответствии с этим опытом и его изменениями воссоздаются и меняются виды деятельности, поведения, и общения людей, что, в свою очередь, определяет воспроизводство и развитие соответствующего типа общества. Мировоззренческие универсалии, которые организуют в целостную систему сложнейший набор различных феноменов культуры и которые выступают в качестве базисных структур социокода, играют роль своего рода ДНК социальной жизни. Напомню, что смыслы мировоззренческих универсалий (категорий: «природа», «космос», «пространство», «время», «человек», «свобода», «справедливость» и так далее), формируя целостный образ человеческого жизненного мира и выражая шкалу ценностных приоритетов соответствующего типа культуры, определяют, какие фрагменты из непрерывно обновляемого социального опыта попадают в поток трансляции, а какие остаются вне этого потока, то есть не передаются новому поколению и не играют сколько-нибудь важной роли в его становлении. Тем самым они определяют, какие образцы, знания, верования, ценностные ориентации, целевые установки и так далее будут преимущественно регулировать поведение, общение и деятельность людей и формировать состояния их социальной жизни. В этом отношении функционирование универсалий культуры действительно весьма похоже на роль ДНК, как своеобразной матрицы синтеза белков и других веществ, из которых построены клетки и многоклеточные организмы, матрицы, которые определяют основную структуру и функции этих организмов. При таком видении социальных процессов в новом свете предстаёт и их историческая эволюция. Чтобы изменился тип общества и возник новый социальный вид, должно произойти изменение культурного кода, мутации мировоззренческих универсалий, а затем уже технико-экономическое развитие и конкуренция с другими обществами определит дальнейшую судьбу нового типа социальной организации. Изменение в сфере производства, связанное с изобретением новых орудий и средств деятельности, возникновение новых форм разделения труда, бесспорно могут стимулировать изменения смыслов универсалий культуры, но только в том случае, если новый, значимый для людей опыт не отторгается той схемой его трансляции, которая задана мировоззренческими универсалиями. Нельзя упускать из виду, что в смыслах универсалий таких как «человек», «природа», «деятельность», «труд» и других, закреплены определённые программы отношения к природе, которые задают весьма общие стратегии производственной деятельности человека. Ценность самих производственных инноваций и внимание к экономической жизни, характерная для современного цивилизационного развития, отнюдь не всегда и везде была характерна для социальной жизни. Даже в античной цивилизации, от которой ведёт свою родословную линия новоевропейской культурной традиции, вопросы хозяйственной жизни и технологического развития не были кардинальными проблемами социальной жизни и не занимали значимого места в шкале социальных ценностей, которое сегодня кажется для многих из нас чем-то само собой разумеющимся 23. Древний грек, гражданин полиса не был Homo economicus, он был homo politicus. Не существует односторонней детерминации характера культуры способом производства, но имеются сложные корреляции и состыковки этих двух сфер человеческой жизнедеятельности. Их взаимодействие нужно описывать не в терминах поведения жёстко детерминированных систем, а в терминах самоорганизации, послеживая их прямые и обратные связи. В деятельности людей, которая представляет собой преобразование объектов человеком в соответствии с поставленной целью, ценностно-целевые структуры не являются вторичными по отношению к преобразуемым объектам. Скорее, наоборот, цель как идея, как образ возможного результата предшествует самому результату (состоянию объекта, возникающему как продукт деятельности). Идея реактивного самолёта, выраженная в чертежах и расчетах, первична по отношению к каждому конкретному самолёту, построенному по этим расчётам и чертежам. И если бы вдруг из памяти современного человечества исчезла эта идея, то можно гарантировать, что исчезли бы и все реактивные самолёты, они просто разрушились бы со временем. Но если допустить обратное, что вследствие некоего катаклизма вдруг были бы уничтожены все самолёты, однако в культуре сохранилась бы их идея и соответствующие её разработки, то можно не сомневаться, что самолёты были бы построены. Выходит, что идеи, которые целенаправляют деятельность, вовсе не вторичны, а первичным по отношению к создаваемым в деятельности вещам. Выходит совсем не глупые мысли развивали Платон и Гегель, когда говорили, что мир идей предшествует миру вещей, что вещи есть опредмеченные идеи. Это справедливо по отношению ко всей созданной человеком искусственной природной среде (неорганическому телу цивилизации), которая возникает только благодаря деятельности людей и не является результатом естественной эволюции природы (природа не создала ни колеса, ни ЭВМ на кристаллах, и вероятность их возникновения без человеческого разума чрезвычайно мала, хотя их формирование не противоречит законам природы). В своё время известный философ-марксист и учёный-естествоиспытатель А. А. Богданов, автор одной из первых попыток разработать общую теорию систем, развивал идею, согласно которой общественное бытие тождественно общественному сознанию. Известна критика этой концепции В. И. Лениным, который настаивал на незыблемости тезиса о первичности общественного бытия (понимаемого как материальная жизнь общества) по отношению к общественному сознанию. Этот тезис мы повторяли со школьных лет, и он входил в массовое сознание через систему обязательного изучения марксизма, становясь чем-то вроде святого заклинания. Но чем больше по мере эволюции советского общества расшатывалось жёстко идеологизированное отношение к марксизму, тем больше возникало вопросов и сомнений относительно возможности чёткого и безусловного разделения материальной и духовной сфер общественной жизни и вторичности духовной сферы. Применение же в социальных науках идей информатики, кибернетики и общей теории систем, с одной стороны, и интенсивная разработка проблем семиотики культуры, с другой, создало новый класс моделей, представлений и концептуальных средств, позволивших выявить и адекватно описать программирующие функции культуры в жизнедеятельности людей. Постепенно выяснилось, что возникающие и транслируемые в культуре программы деятельности, поведения и общения играют ключевую роль в организации социальной жизни. Причём эти программы действуют не только на уровне общественного сознания, но и на уровне социально подсознательного и бессознательного. В культуре всегда присутствуют кодовые системы, которые управляют человеческим поведением, но не обязательно осознаются людьми. Так, большинство людей, воспитанных в той или иной культурной традиции и принимающих её ценности, не осознает её мировоззренческих универсалий. Спросите у «человека с улицы», что такое справедливость, он, как правило, не сможет дать определение этому понятию, но в своей жизни он довольно часто использует слова «справедливый»-» н есправедливый» — применительно к действиям и поступкам людей. Это значит, что соответствующая категория подсознательно принята им в качестве ценностно-смысловой шкалы, с которой соотносятся и соизмеряются различные поступки и в соответствии с которой производится их своеобразная селекция. Осмысление же категорий культуры, рефлексия, формулирующая их определение, предлагает уже специальную философскую работу. Духовная жизнь общества, взятая во всём многообразии её проявлений и понятая предельно широко, как состояние и развитие культуры, пронизывает все без исключения сферы человеческого бытия. Она определяет воспроизводство и изменения многочисленных структур социальной жизни, аналогично тому как генетический код и его мутации определяют структуру живого и изменения его организации. Когда Маркс анализировал возникновение капитализма, рассматривая его как результат развития простого товарного производства, превращения денег в капитал и возникновения класса наёмных работников и класса капиталистов, то это была только одна сторона процесса. Вторую же его сторону стремился раскрыть М. Вебер в своей концепции становления «духа капитализма» и в частности, его связей с протестантской этикой. И если продолжать эту линию, то речь должна идти об анализе великого переворота в культуре, который начался в эпоху Ренессанса и затем продолжился в эпоху Реформации, когда складывались новые мировоззренческие представления о человеке и природе, человеческой деятельности и её отношении к богу, о разуме и чувстве, о труде и богатстве и так далее. Такой подход, когда при исследовании социальной динамики учитываются программирующие функции культуры, отнюдь не подрывает представлений об обществе как сложном системном объекте и его развитии как естественно-историческом процессе. Точно так же, как не подрывается объективность биологического исследования при учёте программирующих функций генетического кода в развитии организмов. Сложные исторически развивающиеся объекты, такие как биологические и социальные системы, аккумулируют основные особенности предшествующей эволюции (опыт приспособления к среде) в особых информационных структурах (биокод и социокод), которые регулируют взаимодействие системы с окружающей средой. И с позиций сегодняшнего уровня знаний, картина строения и развития таких систем будет принципиально не полной, если в неё не включены представления об информационных структурах, выражающих тип наследственности, свойственный соответствующему биологическому или социальному организму. По-видимому к пониманию этих особенностей сложных органических систем приближался А. Богданов, когда он предлагал модернизировать марксистскую концепцию общества, отказываясь от жёсткого проведения принципа вторичности общественного сознания. И он правильно полагал, что такая модернизация не противоречит идеалу объективности описания общественных процессов, который отстаивал К. Маркс. В. И. Ленин своей идеологизированной критикой богдановского эмпириомонизма, стимулированной прежде всего внутрипартийными «разборками» и стремлением утвердить партийное единомыслие, по существу закрывал возможности видоизменения и дополнения социально-исторической концепции марксизма на основе новых достижений науки. Что же касается самого создателя этой концепции, то разумеется было бы нелепо упрекать его за то, что он не учёл научных достижений, появившихся уже после его смерти. Каждая теория — продукт своей эпохи и на каждой лежит печать определённой ограниченности. Важно, чтобы в ней были рациональные и конструктивные аспекты, позволяющие объяснять и предсказывать определённый круг явлений. В этом смысле можно ещё раз подчеркнуть, что развитые в классическом марксизме представления о роли способа производства в социальном прогрессе и в конкуренции различных типов общества между собой находили множество подтверждений в истории индустриального капитализма. Эти представления, навеянные успехами индустриальной фазы техногенной цивилизации, схватывали одну из реальных и важных сторон социальной динамики, хотя и общая картина этой динамики, начертанная Марксом, была неполна и нуждалась в корректировке. Развёртывая идею о решающем значении способа производства, Маркс и Энгельс предложили известную концепцию исторического процесса как смены общественно-экономических формаций. И здесь вновь можно обнаружить глубокую связь марксистской теории с приоритетами техногенной культуры. Концепция формаций по существу была изначально ориентирована на исторический материал, ограниченный рамками становления техногенной цивилизации, её развития и её предыстории. Это обстоятельство, на мой взгляд, проясняет трудности, которые возникли затем при сопоставлении данной концепции с более широким историческим материалом. В частности, историки не раз отмечали, что рабовладельческий способ производства и признаки того состояния общества, которые можно было бы обозначить как рабовладельческую формацию, обнаруживаются лишь в регионе Средиземноморья и прежде всего в античном мире (а это именно тот регион и те культуры, от которых шёл непосредственный импульс к будущей новоевропейской культурной традиции, сформировавшей основные ценности техногенных обществ). Что же касается других регионов (Индия, Китай, Япония, славянский мир и так далее), то переход от первобытной общины к цивилизации здесь не был связан с появлением рабовладельческой формации и рабовладельческого способа производства. В этих видах традиционных обществ можно встретить лишь некоторые элементы рабовладения (домашнее рабство), переплетённые с элементами феодальной зависимости, причём весьма часто с доминированием специфической формы этой зависимости, связанной с функционированием государственной бюрократии в качестве совокупного феодала. Показательно, что, обратившись к анализу истории традиционных обществ Востока, К. Маркс зафиксировал особый тип производственных связей, который он обозначил как азиатский способ производства. Но тогда возникла проблема универсальности ранее развитой формационной концепции. Формальный выход из трудностей состоял в попытках редуцировать азиатский способ производства к докапиталистическим формациям, например к феодализму, с учётом специфических черт его проявления в различных регионах. Собственно, по этому пути и пошли многие историки и философы, защищавшие незыблемость классической формационной концепции. Поскольку в этой системе рассуждений постулировалось, что феодализм как формация на определённой стадии развития с неизбежностью порождает капитализм, постольку неявно допускалось, что саморазвитие любого традиционного общества может трансформировать его в капиталистическое. Однако этот вывод как раз и вызывает множество сомнений. Реальный путь истории состоял в том, что переход к капитализму, знаменовавший возникновение и развитие техногенной цивилизации, был связан с особой линией эволюции традиционных обществ. К. Маркс выделил эту линию из многоликого исторического процесса и описал её в терминах смены формаций. При этом, поскольку ставилась задача последить логику исторического движения, главное внимание было уделено закономерностям переходов от одной исторической формы к другой. Эти формы выстраивались в линейный ряд, и каждая предыдущая рассматривалась как ступень к более высокой. Вместе с тем, исторический процесс имеет не только магистральное направление прогрессивного развития, но и тупиковые линии эволюции. Он всегда поливариантен. Выделив одну из множества линий всемирной истории и определив её как главное направление человеческого прогресса, Маркс оставил и своим последователям, и своим оппонентам проблему, как соотносится эта линия с другими, сосуществующими с ней. Для решения этой проблемы только формационный подход уже недостаточен; его необходимо дополнить анализом соотношения между типами цивилизационного развития и перехода от одного типа к другому. Можно предположить, что существуют несколько направлений эволюции традиционных обществ. У Маркса было выделено два из них: одно, реализовавшееся в европейском регионе, другое, сопряжённое с развитием традиционных обществ Востока (азиатский способ производства). Лишь первая линия выводит к техногенной цивилизации и может быть описана в терминах перехода от рабовладельческого к феодальному и к капиталистическому обществу. Что же касается второй линии, то здесь возможности перехода традиционных обществ к капиталистическому развитию только за счёт внутренних импульсов проблематичны, механизмы социального воспроизводства, заложенные в глубинных матрицах их культуры, являются труднопроходимым барьером на пути формирования новых типов ценностей и новых видов деятельности, характерных для техногенного общества. И до тех пор, пока традиционные общества Востока не сталкиваются с уже сложившимся капитализмом и его успехами на путях техногенного развития, до этих пор, взаимодействуя только с другими традиционными обществами, они остаются в русле старого, исторически первичного типа цивилизационного развития. Переход же к новому типу осуществляется только в обстановке внешнего давления со стороны уже возникшей техногенной цивилизации, путём прививок её достижений на традиционную почву, модернизации и даже разрушения традиционных культур. В наследии К. Маркса наряду с концепцией пяти основных формаций можно найти и другую, более глобальную классификацию этапов человеческой истории. Он выделял: 1) общества, основанные на отношениях личной зависимости; 2) общества вещной зависимости и 3) как гипотетическую стадию будущего развития человечества — коммунистическое общество. Обычно к этой классификации относятся как к своеобразному обобщённому эскизу формационной теории, который конкретизируется в представлении о пяти последовательно сменяющих друг друга общественно-экономических формациях. Основания для такой интерпретации даёт и сама терминология, которой пользовался К. Маркс. Он характеризовал указанные этапы общественного прогресса как первичную формацию (докапиталистические общества), вторичную формацию (капитализм) и коммунистическую формацию. Однако, как мне представляется, попытку Маркса описать три крупных этапа человеческой истории сегодня можно было бы интерпретировать иначе. В ней, хотя и в неадекватной форме, намечался подход по существу выходящий за рамки формационной теории и требующий исследования типов цивилизационного развития. С этих позиций первичную формацию можно истолковать как появление традиционных цивилизаций, а вторичную — как историю техногенной цивилизации, которая, однако, не уничтожает сразу традиционных обществ, а сосуществует с ними, видоизменяя их. Но и тогда марксову концепцию коммунизма можно было бы переосмыслить в качестве гипотезы о третьем, качественно новом типе цивилизационного развития, сменяющем техногенную цивилизацию. Этот подход у Маркса был обозначен, и он высвечивается в отдельных высказываниях, в которых Маркс подчёркивал, что коммунизм — это не состояние, а историческое движение, процесс, связанный с глобализацией человечества и гуманизацией всех сторон общественной жизни. И всё-таки эти идеи нельзя считать достаточно разработанными в марксистском наследии. Они не получили систематического развития и как бы растворились затем в концепции формационной пятичленки. А поскольку формационная теория в своих истоках опиралась на анализ предыстории и истории техногенной цивилизации, которая была выделена в качестве магистральной линии прогресса, постольку глубинные характеристики и ценности этого типа цивилизационного развития были включены в понимание общей направленности прогресса и экстраполированы на будущее. Они неявно рассматривались основанием того типа развития, в русле которого предполагалось возникновение «научно организованного коммунистического общежития». Традиционная коммунистическая идеология догматизировала этот подход, подверстав под него соответствующие цитаты из Маркса и Энгельса. Конечно, сто пятьдесят и даже пятьдесят лет назад трудно было полагать, что сама линия техногенного прогресса и её система ценностей приведут человечество к критическим рубежам, что резервы цивилизованного развития этого типа могут быть исчерпаны. Это обнаружилось только во второй половине XX столетия, когда глубокие глобальные кризисы заставили критически отнестись к прежним идеалам прогресса. Мне уже приходилось говорить и писать о том, что решение современных глобальных проблем по-видимому станет возможным только при переходе к новому типу цивилизационного развития, основанному на иной системе ценностей, чем техногенная цивилизация. Очевидно, что должно измениться отношение к природе как к резервуару ресурсов и своеобразному полю для человеческой деятельности, которое следует переделывать и подчинять человеку. Скорее всего, осуществится переход от технократического восприятия природы, доминирующего в техногенной культуре, к космо-организмическому видению, когда природа рассматривается как особый организм, в который включён человек. Весьма характерно, что такое видение, свойственное древним культурам и отвергавшееся новоевропейской наукой на стадиях возникновения и индустриального развития техногенной цивилизации, сегодня уже согласуется с фундаментальными научными представлениями, согласно которым непосредственно окружающая человека природная среда представляет собой целостную экосистему — биосферу, внутри которой и в качестве компонента которой живёт и действует человек. Изменение отношения к природе, в свою очередь, предполагает формирование новых стратегий деятельности и нового понимания потребностей. Идеалы потребительского общества, возникшие как естественный итог техногенного развития и начавшиеся складываться уже в эпоху индустриализма, бесспорно оказали влияние на многие течения этого периода, в том числе и на марксистскую концепцию коммунизма. Он провозглашался такой ступенью общественного развития, когда будет обеспечено удовлетворение возрастающих потребностей на основе ускоренного развития производительных сил. Сегодня становится очевидным, что ограниченность воспроизводимых ресурсов накладывает ограничения и на безудержный рост вещно-энергетического потребления. Приоритеты здесь должны смещаться от вещественно-энергетического к информационному потреблению, что предполагает довольно кардинальное изменение ценностей потребительского общества (хотя технологические предпосылки для этого уже создаются в виде глобальных компьютерных сетей и различных информационных технологий). Бесспорно все это скажется на пониманиях и других универсалий культуры, вызывая изменения в мировоззренческих ориентациях людей. Таким образом речь идёт о возможных кардинальных мировоззренческих сдвигах как условиях дальнейшего цивилизационного развития человечества. Ну, а если этого не произойдёт? Если будет продолжаться путь техногенного прогресса, основанного на идеалах потребительского общества, насилия и технократического отношения к природе? Тогда можно предсказать нарастание глобальных кризисов, и человечество в этом сценарии ожидают необратимые катастрофы. Кстати, с учётом возможных сценариев будущего сегодня начинают конкурировать и два понимания постиндустриального общества, которое рассматривается в качестве наиболее вероятного итога развития современной цивилизации. В первом варианте оно понимается прежде всего как новый этап технологического развития и как своеобразная пролонгация ценностей техногенной культуры. Во втором — как радикальный переворот в системе ценностей, скоррелированный с изменением стратегий технологического развития. Я думаю, что ответ на вопрос о будущем марксизма можно получить только учитывая возможный перелом в цивилизационном развития человечества. В марксистском наследии, в его понимании общественного прогресса имеется несколько смысловых пластов, которые необходимо сепарировать с тем, чтобы определить его дальнейшие перспективы. Это, во-первых, идеи, которые выражали глубинные ценностные структуры техногенной цивилизации, во-вторых, концептуальные схемы, которые конкретизировали эти структуры применительно к индустриальной фазе техногенного развития, и, наконец, в третьих, прозрения и открытия, выходящие за рамки менталитетов техногенной культуры. Критически оценивая историческую ограниченность первых двух, мы не должны упускать из вида важность третьего слоя идей, которые могли бы сыграть свою роль в поиске новых мировоззренческих ориентаций. К таким идеям можно отнести: отстаиваемый К. Марксом идеал будущего как интегрированного человечества, которое строит свои отношения на гуманистической основе, на приоритете общечеловеческих ценностей, сменяющих классовые приоритеты; представление о возрастающей ценности человеческой личности, её творческих возможностей и духовного развития; представления о гуманизации научно-технического прогресса, когда человек и его развитие становятся исходными целями и ориентирами технологического прогресса, когда происходит синтез наук о природе и наук об обществе в единую науку о человеке и так далее. Все эти идеи достаточно хорошо резонируют со многими современными тенденциями мировоззренческого поиска, который знаменует уже в общем-то начавшийся процесс трансформации ряда глубинных ценностей техногенной культуры. Время идеологизированного полурелигиозного отношения к марксизму уже закончилось. Для нас началось время его осмысления как теории и мировоззренческой концепции, которая взаимодействует с другими учениями и социальными теориями в развивающейся мировой культуре. Вряд ли сегодня какое-либо одно учение или система взглядов, сложившаяся в прошлом культурном развитии человечества, может претендовать на роль единственно истинного предвосхищения будущего. На международном философском Конгрессе в Брайтоне (1988) известный французский философ П. Рикер сказал, что в современной западной философии он выделяет три главных течения: новую метафизику (включая философию жизни, экзистенциализм, и тому подобное) аналитическую философию и марксизм. По его мнению, взаимодействие этих трёх течений, скорее всего определит облик философии XXI столетия. Я бы добавил, что в этом процессе решающим образом будут участвовать не только главные течения западной философии, но и переосмысление традиций восточной философии и идей русской философской мысли.

Шпаргалка марксизм | shpora.me

Марксизм возник в 40-х годах ХIХ века в германии.Основоположниками этого учения стали ученые-энциклопедисты Карл Маркс (1818 – 1883) и Фридрих Энгельс (1820 – 1895). На основе величайших научных достижений ХIХ в. Энгельс сформулировал тезис о материальном единстве мира, выявил основные формы движения материи и их взаимосвязь. Маркс и Энгельс утверждали, что человек является продуктом природы, в которой происходило его развитие, а сознание и мышление – продукты человеческого мозга. Из этого следует утверждение о единстве законов природы и законов мышления.

Одним из важнейших достижений марксизма является материалистическое понимание истории.

Из всей совокупности многообразных и сложных общественных отношений Маркс выделил в качестве основополагающих, первичных материально-производственные отношения. Материально-производственная сфера является базисом для развития остальных видов отношений – политических, правовых, моральных, эстетических, религиозных – которые Маркс называет идеологической надстройкой. Таким образом, Марксом было сформулировано положение об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию как об одном из основных законов общественного развития.

В то же время Энгельс разработал положение об относительной самостоятельности общественного сознания. Эта самостоятельность проявляетсяв том, что общественное сознание может отставать от потребностей экономического развития либо опережать его. Развитие общества Маркс представлял как естественно-исторический процесс. Законы общественного развития объективны, они действуют независимо от сознания людей, и в этом они схожи с законами природы. Однако они существенно отличаются от законов природы. Это отличие заключается в том, что они воплощаются в жизнь только через деятельность людей, которые в известном смысле творят свою историю. Люди не в силах отменить законы общественного развития, но, познавая их сущность, они могут влиять на ход социально-исторических процессов.

Ключевая категория марксистской теории общественного развития – общественно-экономическая формация, которая характеризует сущность определенной ступени развития человеческого общества. В истории человечества Маркс выделял 5 основных общественно-экономических формаций (…).

Для каждой формации характерен определенный способ производства материальных благ, структурными элементами которого являются производительные силы и производственные отношения. Характеризуя их диалектическую взаимосвязь, Маркс отмечает, что характер производственных отношений должен соответствовать определенному уровню развития производительных сил .

Движущей силой общественного развития, по Марксу, является классовая борьба (закон классовой борьбы). Для каждой общественно-экономической формации характерно наличие двух основных классов, принципом классового деления общества является отношение к средствам производства. В то же время Маркс утверждал, что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства и что высшая ступень общественного развития, которую он характеризует как коммунистическую формацию, будет представлять собой бесклассовое общество.

4. Теория личности в марксистской философии.

 Маркс разрабатывает новый взгляд на проблему человека, выдвигая на первый план его социальные характеристики. Нельзя правильно понять своеобразия личности без познания тех социальных условий, в которых происходит ее формирование и развитие. Однако Маркс подчеркивал, что каждый отдельный человек есть явление, которое гораздо богаче, чем выражаемая им сущность.

Наиболее существенным признаком понятия «человек», согласно марксизму, является сознательная и целенаправленная трудовая деятельность. Вместе с тем человек остается природным существом, связанным со всем живым миром. В статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс, опираясь на теорию дарвина, обосновал идею о роли трудовой деятельности в формировании человека и его сознания.

Марксизм видит в человеке активное существо, способное творчески преобразовывать действительность. Свою творческую активность личность может по-настоящему проявить только в коллективе и через коллектив. Ценность личностных качеств проявляется в его отношении к другим людям, к обществу в целом.

 

 

Что такое естественно-исторический процесс? | КПРФ Москва

Мыслителей издавна волновал вопрос о том, как развивается человеческое общество, что управляет его развитием, случайны ли происходящие в нём изменения или продиктованы действием необходимых причин, объективных законов. Если развитие общества причинно обусловлено, то какова главная причина, основа общественной жизни?

Буржуазные социологи видели главную причину общественного развития в развитии идей и деятельности тех или иных выдающихся личностей. Считая идейные мотивы людей последними причинами общественного развития, они не шли дальше, к их движущим причинам. Они рассуждали так: из-за громадной сложности общественных явлений и разнообразия их нельзя изучать эти явления, не отделив важные от неважных, и для такого выделения необходима точка зрения «критически мыслящей» и «нравственно развитой личности» – и они приходили, таким образом, благополучно к превращению общественной науки в ряд назиданий обывательской морали.

А между тем, сам собой, возникает вопрос: какие движущие силы скрываются, в свою очередь, за идейными мотивами людей, каковы те исторические причины, которые в головах людей принимают форму данных идейных мотивов?

Люди сами творят свою историю, но чем определяются мотивы людей и именно масс людей, каковы объективные условия материальной жизни, создающие основу всей общественной жизни, каков закон развития этих условий, – на всё это обратил внимание Маркс и указал путь к научному изучению истории, как единого и целостного, закономерного во всей своей громадной разносторонности и противоречивости, естественноисторического процесса.

Как и всякое открытие, это открытие Маркса гениально просто. В объяснении строения и развития общества Маркс исходит из простого жизненного факта: люди, чтобы жить, должны иметь материальные блага: еду, одежду, жилище и т.д. А чтобы иметь эти материальные блага, люди должны производить их. Но в процессе производства этих жизненных благ, они вступают в различные отношения друг с другом. Заслуга Маркса и состоит в том, что он в системе этих отношений выделил производственно-экономические как основные и определяющие все другие отношения. Тем самым, однако, Маркс положил конец рассуждениям о том, что важно и что неважно в общественной жизни. На место этих пустых рассуждений было положено различие между экономической структурой общества как содержанием и политической и идейной формой.  Производственные отношения образуют экономическую структуру общества, его реальный базис, а политические, правовые, религиозные и т.д. взгляды общества и соответствующие им отношения, учреждения и организации составляют надстройку над этим базисом.

Для социологии это новое, марксистское понимание общественной жизни было в высшей степени важно. Уже простое знание истории человеческого общества доказывало, что общественные отношения, при которых люди производят, т.е. производственные отношения, изменяются, преобразуются с изменением и развитием производительных сил; что производственные отношения в своей совокупности образуют то, что и называют общественными отношениями, обществом. Но тем самым Маркс положил конец абстрактным взглядам на общество. Он показал, что нет общества вообще, а есть конкретно-историческое общество, т.е. общество, находящееся на определённой ступени общественного развития, причём каждое такое общество имеет особые законы своего зарождения, функционирования и перехода и в другое конкретно-историческое общество. Конкретно-историческое общество Маркс назвал общественно-экономической формацией.

Общественно-экономическая формация являет собой переплетение, взаимодействие самых различных общественных явлений, причём первопричиной, первоосновой их взаимодействия является материальное производство. Иначе говоря, общественные явления, образующие общественно-экономическую формацию, органично связаны, прямо или опосредовано воздействуют друг на друга, в результате чего формация выступает как сложный, развивающийся, социальный организм.

Таким образом, выработав понятие общественно-экономическая формация, Маркс поставил изучение истории на конкретную, научную, почву.

В чём это выражается?

Во-первых, в том, что в понятии общественно-экономическая формация заключён тот факт, что в сплошном потоке исторических событий, явлений и т.д. можно выделить качественно определённые, относительно устойчивые общества, что позволяет приступить к детальному изучению их внутреннего «механизма».

Во-вторых, в том, что понятие общественно-экономической формации позволяет не только отделить один период истории от другого, но и объединить политико-экономические явления в разных странах, находящихся на одинаковой ступени исторического развития, – скажем, капиталистические страны. Но тем самым возникает возможность выделить в этих странах самое существенное, общее, повторяющееся, то есть раскрыть закономерности развития общества. В результате история общества выступает не как хаотическое нагромождение явлений, а как закономерный, естественноисторический процесс смены одной общественно-экономической формации другой, более высокой и совершённой.

Но это ещё не всё. Буржуазные социологи до Маркса рассматривали общество как совокупность отдельных индивидов, действующих по свободной воле: общественная жизнь перед взором этих социологов выступала, таким образом, лишь как проявление бесчисленных человеческих желаний, стремлений, сталкивающихся друг с другом, взаимно перекрещивающихся, словом, как проявление бесчисленных случайностей. Отсюда эти социологи приходили к выводу, что нельзя предсказать общий итог этих стремлений, желаний, поскольку в общественных явлениях нет закономерности, господствует случайность. А между тем рассмотрение в совокупности действий всех людей или больших групп людей данного общества, позволяет открыть закономерность в этом лабиринте и хаосе случайностей, а следовательно, позволяет определить направление, конечный результат бесчисленных действий людей. Именно так поступил Маркс. Единичные и бесконечно разнообразные, казалось бы, не поддающиеся никакой систематизации, действия людей были Марксом обобщены и сведены к действиям больших групп людей, различающихся по их отношению к средствам производства, по их различному положению в системе производства и, следовательно, по условиям их жизненной обстановки, по интересам, которые определялись этой обстановкой, – одним словом, к действиям классов, борьба которых определяет развитие общества. Иначе говоря, сведя индивидуальное, не поддающееся учёту, к социальному, имеющему объективную основу (т.е. различное экономическое положение больших групп людей, обусловленное различным отношением этих групп людей к средствам производства), Маркс открыл закономерность в действиях больших групп людей, а следовательно, возможность подвергать эти действия научному анализу.

Итак, история человеческого общества есть закономерный, естественно-исторический процесс смены одной формации другой.

Однако возникают вопросы: что же придаёт развитию общества характер закономерного, естественно-исторического процесса? В силу каких причин, как и почему одна общественно-экономическая формация сменяется другой?

Как было сказано, главной, определяющей силой общественного развития является материальное производство. Следовательно,  причину, условия, которые придают смене одной формации другой закономерный характер, надо искать не в головах людей, не во взглядах и идеях общества, а в процессах, протекающих в материальном производстве, – в экономике общества.

Всякое производство всегда осуществляется при определённом уровне производительных сил и определённых производственных отношениях между людьми. В этом смысле производительные силы и производственные отношения – это две стороны производства, которые не существуют порознь друг от друга. Лишь в абстракции можно рассматривать производительные силы без производственных отношений или производственные отношения без производительных сил. В действительности они неотделимы друг от друга, как неотделимы содержание и форма, если понимать в данном случае под содержанием производительные силы, а под социальной формой – производственные отношения.

Производство никогда не стоит на месте. Жизненная необходимость заставляет людей постоянно и непрерывно производить материальные блага, чтобы сохранить и воспроизводить свою жизнь. Эта же неумолимая необходимость заставляет людей постоянно совершенствовать орудия труда, чтобы облегчить труд и сделать его более производительным. Поэтому производительные силы постоянно изменяются; в этом смысле производительные силы являются наиболее подвижным, революционным, элементом производства. С изменение производительных сил, разумеется,  изменяются и производственные отношения. Но отсюда не следует, будто производственные отношения, сразу, немедленно и автоматически изменяются вслед за изменением производительных сил. Отнюдь. Хотя производственные отношения и претерпевают известные изменения, однако остаются в рамках данного производства в своей основе неизменными. Это объясняется тем фактом, что сознание людей, будучи вторичным по отношению к их условиям существования, всегда отстаёт в своём развитии от фактических условий их существования. Короче говоря, производственные отношения в течение некоторого времени остаются прежними, несмотря на то, что производительные силы уже изменились. В этом смысле производственные отношения обладают известной консервативностью,  устойчивость.

В силу известной консервативности, относительной устойчивости производственные отношения не поспевают за развитием производительных сил и, отставая, начинают тормозить их развитие, вступают в противоречие с ними. По мере дальнейшего развития производительных сил тормозящая роль производственных отношений становится всё ощутимее, противоречие между производительными силами и производственными отношениями принимает всё более глубокий и острый характер, перерастая, в конечном счёте, в конфликт. И чтобы не лишиться достигнутого, более высокого уровня производительных сил по сравнению с предшествующим, люди вынуждены заменить старые, отжившие производственные отношения новыми, более высокими, роль которых состоит в том, чтобы служить формой дальнейшего развития производительных сил. С изменением производственных отношений, экономической основы, более или мене быстро, происходит полное изменение юридической и политической надстройки общества. И, таким образом, один общественный строй сменяется другим, более высоким и совершённым. Первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и социалистический общественные строи и есть важнейшие ступени, периоды истории, закономерно, в силу естественно-исторической необходимости сменявшие друга.

Однако отжившие производственные отношения не исчезают сами собой, ибо на их защите стоят господствующие, отживающие классы, располагающие государственной властью и вооружённые всеми средствами идеологического воздействия на массы. Поэтому ликвидировать старые производственные отношения, расчистить дорогу развитию производительных сил можно только через ожесточённую классовую борьбу, путём насильственных действия, путём революции. Об этом свидетельствует вся история смены одних производственных отношений другими, одного общественного строя другим. Рабовладельческий строй был подорван и рухнул в результате борьбы рабов и неимущих плебеев против государства рабовладельцев. Крестьянские войны, позднее поддержанные движением городских ремесленников, потрясли до основания всё здание феодализма. Буржуазные революции 16-18 веков привели к установлению капиталистического общественного строя. Наконец, Великая Октябрьская социалистическая революция привела к установлению социалистического общественного строя.

За рабочий класс!

Рафик Кулиев

13 февраля 2019 г.

 

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.

Либерал, веховец, государственник. Движение во времени

Иван Толстой: В феврале этого года исполнилось 150 лет со дня рождения Петра Бернгардовича Струве. Значимый юбилей, который нельзя не отметить. Впрочем, будем считать юбилейным не только этот февраль, но весь год – как в свое время в Советском Союзе отмечали юбилейный ленинской год 1970-й. Струве и Ленин, кстати, почти ровесники, Ленин на два месяца моложе. Но Струве и пережил Ленина на двадцать лет – умер в 1944 году в эмиграции, в Париже. И Струве с Лениным были не только ровесниками, но одно время и единомышленниками – хотя недолгое время.

Борис Парамонов: Некоторое – очень временное – единомыслие Ленина и Струве объясняется тем, что Струве был первым русским марксистом. Течение, представленное им, в советское время называли легальным марксизмом. Петр Струве и Михаил Туган-Барановский считались его вождями. В то же время – в конце 19-го и начале двадцатого века – в той или иной степени к этому легальному, а лучше сказать, литературному марксизму присоединялись и такие видные в дальнейшем люди, как Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Семен Франк, ставшие со временем ведущим кадром русской философии (даже богословия в случае Булгакова).

Но первым был все-таки Струве. В 1894 году он выпустил книгу «К вопросу об экономическом развитии России». Вот слово «экономическое» здесь почти все объясняет. Струве в этой книге, как сейчас говорят, задействовал экономическую теорию Маркса, его учение о смене экономических формаций как механизме исторического развития. Капитализм и его ведущая сила буржуазия сменяют прежний феодализм с необходимостью едва ли не естественного процесса. Россия на этом пути задержалась в силу всякого рода пережитков политического порядка – политического господства самодержавия. Но, как говорится, процесс пошел, России не избегнуть этого пути экономического, а следовательно, и политического развития.

Вот тут был главный пункт. До этого существовавшая в России влиятельная школа народничества выдвигала мысль о возможности для России избежать издержек капиталистического развития в силу существования в русской деревне крестьянской поземельной общины – коллективного пользования землей. Русские крестьяне не были нищими, не были пауперами или, понятней сказать, пролетариатом, то есть неимущим классом. Как тогда говорили, Россия избежала язвы пролетарства, поражавшей бедняков на Западе. И вот в силу существования этой институции в социальной жизни социализм в России может возникнуть на этой самой основе, на вот этом стихийном, что ли, коллективизме крестьян. То есть для победы социализма России не нужно, не обязательно пройти капиталистическим развитием.

Русские крестьяне не были нищими

На самом деле капиталистический процесс уже в России шел – и перспективы обещал для марксистов именно такие, социалистические. И не нужно для этого цепляться за миф о социалистических потенциях крестьянской общины. Россия, писал Струве – и вот тут пойнт – страдает не столько от капитализма, сколько от недостаточного его развития, – такая была эффектная формула. Нужно признать нашу отсталость и пойти на выучку к капитализму – здесь русская перспектива, всякая – и социалистическая, и общекультурная. И не надо держаться за исторические пережитки, вроде той же общины.

Иван Толстой: Но это, Борис Михайлович, помнится, в советское время приводилось и вспоминалось вообще в защиту того тезиса, что так называемый легальный марксизм был буржуазным прочтением Маркса. Так вот вопрос: исповедание марксизма было ли у Струве связано с социалистическими симпатиями? Или он действительно был с самого начала неким буржуазным лазутчиком в марксистском революционном стане? Этаким Штирлицем?

Борис Парамонов: Надо сказать, что русские легальные марксисты не очень верили в пролетарский мессианизм Маркса, в миф о пролетариате. Эмпирический пролетариат совсем не похож на пролетариат марксистского мифа. Да и само понятие революции, говорили они (и больше всего именно Струве), в сущности, не следует из ядра учения Маркса, из его экономического детерминизма. Тут много интересного, я бы сказал забавного, говорилось в этих первых битвах марксистов с народниками. Причем не только в России, но и в Германии с ее мощным социал-демократическим движением начинался, как известно, этот ревизионизм. Понятие революции не органично для марксизма, структурно с ним не связано. Все решает процесс объективного развития, который не требует, органически чужд всяким субъективным усилиям.

По этому поводу много интересного тогда писалось. Задавался, например, такой вопрос: нужно ли создавать партию содействия лунному затмению? Коли таковое происходит в силу объективных астрономических законов и без всяких усилий с нашей стороны. Так и в нарисованной Марксом картине мира: если переход капитализма в социализм – это естественно-исторический процесс, так незачем ему способствовать, незачем революционная социалистическая партия.

нужно ли создавать партию содействия лунному затмению?

В широком философском развороте это тема необходимости и свободы – глубоко философская тема, для решения которой как раз марксизм ничего не дает. Философия марксизма груба и примитивна, не идет дальше сенсуалистского материализма французского 18-го века. Поэтому грамотные, то есть вот эти самые легальные марксисты, в попытках углубить марксизм философски, взялись за Канта, за так называемую критическую философию (по названию трех критик Канта). Яркое свидетельство этих философских поисков – первая книга Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии», к которой Струве написал обширное – сто страниц – предисловие. А Сергей Булгаков написал двухтомную книгу «Капитализм и земледелие», в которой показал неприменимость марксистской теории к экономике сельского хозяйства.

Иван Толстой: Борис Михайлович, ведь известно, что Ленин написал именно о Струве целую книгу, причем резко критическую, и тоже издал ее легально. Был ли тут, как вы любите выражаться, пойнт?

Борис Парамонов: Нет, это дело касается Ленина, а не Струве. Книга Ленина называлась «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г-на Струве» с подзаголовком «Отражение марксизма в буржуазной литературе». Гораздо интереснее, что сам Струве писал о Ленине, причем не в полемике с ним, а позднее, и не в литературе уже, а столкнувшись с ним в жизненных обстоятельствах. И не надо забывать, что Струве поначалу весьма тесно был связан с зарождающейся русской социал-демократической партией – он написал ее манифест к первому ее съезду в Минске.

Вот что Струве позднее, уже в эмиграции, писал о Ленине.

Диктор: «Впечатление, с первого же разу произведенное на меня Лениным, – и оставшееся во мне на всю жизнь – было неприятное.

Неприятна была не его резкость. Было нечто большее, чем обыкновенная резкость, какого-то рода издевка, частью намеренная, а частью неудержимо стихийная, прорывавшаяся из самых глубин его существа в том, как Ленин относился к людям, на которых он смотрел как на своих противников. (…)

В своем отношении к людям Ленин подлинно источал холод, презрение и жестокость… Резкость и жестокость Ленина – это стало ясно мне почти с самого начала, с нашей первой встречи – была психологически неразрывно связана, и инстинктивно и сознательно, с его неукротимым властолюбием».

В своем отношении к людям Ленин подлинно источал холод, презрение и жестокость

Борис Парамонов: Но вот что важно в этой характеристике: Струве увидел тесную связь индивидуальной психологии Ленина с характером усвоенного им учения – марксизма.

Диктор: «В соответствии с преобладающей чертой в характере Ленина я сейчас же заметил, что его главной установкой … была ненависть.

Ленин увлекся учением Маркса прежде всего потому, что нашел в нем отклик на эту основную установку своего ума. Учение о классовой борьбе, беспощадной и радикальной, стремившейся к конечному уничтожению и истреблению врага, оказалось конгениально его эмоциональному отношению к окружающей действительности (…) В этой ненависти было что-то отталкивающее и страшное; ибо, коренясь в конкретных, я бы сказал даже животных, эмоциях и отталкиваниях, она была в то же время отвлеченной и холодной, как самое существо Ленина».

Борис Парамонов: Органическая связь индивидуальной психологии и обобщающей теории. Зерном марксизма Ленин считал учение о классовой борьбе, естественно сопровождаемой аффектами ненависти. И эта теория дала рационализированную мотивировку его личной злобе и ненавистничеству. А со временем это превратилось в господствующий тон всей российской жизни. Ленин породил в России тысячи, миллионы человеконенавистников.

Иван Толстой: Борис Михайлович, тут многие с вами не согласятся. Известно ведь, что есть точка зрения, согласно которой теория Маркса не может быть прямо увязана с практикой ленинской революции, что Маркс и Энгельс в ужасе бы оттолкнулись от большевистской практики, если б они столкнулись с ней при своей жизни.

Ленин породил в России тысячи, миллионы человеконенавистников

Борис Парамонов: Мне знакома эта точка зрения, и я готов признать некоторый за ней резон. Но все же скажу, что в оценке той или иной теории нельзя пройти мимо того, как она реализовалась в жизни. По плодам их судите их – древнее библейское правило. Момент реализации теории есть интегральная часть всякого суждения о ней.

Но вернемся назад – ко времени первой русской революции 1905 года, даже более раннему времени, посмотрим, что тогда делал сам Струве. С целью политической борьбы с царизмом в начале века он эмигрировал и создал за границей группу «Союз освобождения», выпускавшую свой печатный орган. Это был зачаток будущей кадетской – конституционно-демократической – партии, которая создалась уже в событиях 1905 года, после Манифеста 17 октября и с созыва русского парламента, Думы, депутатом которой во втором ее созыве был Струве. В общем и целом, Струве стал, наряду с Милюковым, вождем русского либерализма, только отличавшимся от Милюкова более взвешенными политическими суждениями. Милюкова часто кренило влево, это он сказал: у нас нет врагов слева. А эволюция Струве во все дальнейшие годы – и в России, и потом в эмиграции – характеризовалась как раз противоположной тенденцией: он вправо уходил, и далеко довольно ушел.

Первая революция, как известно, потерпела поражение. Но наступившее после нее время ни в коем случае нельзя называть реакцией и к ней сводить все происходившее. Нет, это время было периодом громадного культурного роста в России. И в этом процессе Струве играл одну из первых ролей.

Достаточно упомянуть его участие в сборнике «Вехи» – это важнейший этап русского культурного роста. Изживалось примитивное мировоззрение прежней интеллигенции с ее упрощенным пониманием русской жизни и русских исторических задач. Статья Струве в «Вехах» была посвящена вопросу о государственности и критике интеллигентского нигилизма в отношении к государству. В новой русской истории интеллигенция была метаморфозой старого явления – анархического противогосударственного казачества, особенно разрушительно действовавшего в Смутное время.

это время было периодом громадного культурного роста в России. И в этом процессе Струве играл одну из первых ролей

Это выступление Струве вызвало особенно острую критику со стороны интеллигентских староверов. Общий тон критики был – Струве переходит на позиции царизма. Конечно, это было несправедливо: нельзя отождествлять широкое понятие государства, государственности с исторически преходящей и узкой формой царизма. Позиция Струве была взглядом вперед: придет время, и мы станем государством, властью. Надо к этому готовиться заранее, выращивать в себе государственный смысл. Интеллигентское отщепенство от государства есть свидетельство все той же узости тогдашнего интеллигентского взгляда. И эту позицию Струве высказал и защищал не только в сборнике «Вехи», но и в другой принципиальной статье, написанной несколько позже и носившей провокативное название «Великая Россия». Повторяю, Струве выступал с позиции будущего государственного деятеля, сознающего свою ответственность за целостную жизнь нации. Нации, взятой не в узком этническом смысле, а нации как государства.

Иван Толстой: Это как в английском языке: nation – это именно государство: а национальность – это nationality.

Борис Парамонов: Совершенно верно. И с этими мыслями Струве нельзя не согласиться, особенно если вспомнить еще ранее, до первой революции написанную им статью «Что такое истинный национализм». Интересно, как он философски трактовал этот вопрос. Национализм – скажем мягче, нейтральнее – национальное сознание он призывал обосновывать номиналистически. Старая философская дихотомия, еще от Аристотеля идущая: реализм и номинализм. Что первичнее: имя вещи, понятие вещи – или сама вещь? Реалистами назывались приверженцы первой точки зрения: понятие, порождающая модель первична. Это Платон.

Аристотель же говорит, что понятие есть отвлеченная, то есть абстрактная характеристика вещи, но первична сама вещь. Это номинализм: идеи – это только имена вещей, «номина». И Струве в установке на номиналистическое обоснование национализма (национального сознания) выдвигает на первый план индивидуализм, примат личности: национализм должен строиться от человека, а не порабощать его как некая внеличная сущность. Короче и ясней: нация тогда крепка, когда ее составляют не подданные государства, а свободные индивиды. Первичен человек, а не государство и не нация.

И вот еще какой сюжет мне кажется интересным у Струве. Он едва ли не единственный в России обратил внимание на одну пророческую книгу, появившуюся в 1908 году. Но в Европе она сильно нашумела, вызвала пристальное внимание в самых высоких интеллектуальных кругах, об этом есть свидетельство Томаса Манна в романе «Доктор Фаустус». Это книга французского теоретика анархо-синдикализма Жоржа Сореля «Размышление о насилии». Главная мысль книги: привести к победе социализма может не тщательно построенная теория, претендующая на всяческую научность, а скорее воодушевляющий миф. И вот Струве посчитал эту книгу, саму эту мысль показателем окончательного краха социализма. Вот его аргумент:

привести к победе социализма может не тщательно построенная теория, а скорее воодушевляющий миф

Диктор: «Мысль, что только верные по содержанию или истинные идеи могут производить полезное действие на личную или общественную жизнь, есть рационалистический предрассудок. Научно ложные идеи могут, в силу своего психологического действия, оказывать на общественную жизнь могущественное и благотворное влияние. Они могут приводить к политически правильным действиям. Но когда я говорил о полезном действии объективно ложных мыслей, я всегда предполагал, что и те, к которым обращена проповедь, и сами проповедники не только не сознают объективной ложности проповедуемого, но, наоборот, уверены в его истинности. Словом, социальные иллюзии не означают социального обмана. Маркс, Энгельс, Бебель, Каутский в самых главных, существенных пунктах верили (или верят) в те «догмы», которые они проповедовали.
Nous avons changé tout cela. Глубоким моральным и идейным разложением отдает от тех рассуждений, в которых философ синдикализма в основу своей проповеди кладет циническое признание мифологического характера ее основной концепции. Сорель не верит в афоризм Конта: понимать значит предвидеть, но из этого скептицизма по отношению к научному предвидению в социологии для него вытекает не сознание практической сложности и ответственности всякого общественного действия, а, наоборот, безграничная свобода действовать во имя своих мифологических концепций».

Борис Парамонов: Вот это открытое признание, даже исповедание того, что политическое действие не только может, но и должно действовать вне всякого обоснования этой политики и этого действия, что можно – и даже, повторим, должно руководствоваться не теорией, а мифом, – Струве посчитал саморазоблачением социализма и окончательным доказательством его несостоятельности. Это «гиппократова маска» социализма – древний медицинский термин, обозначающий изменение в лице умирающего. Статья Струве так и называлась: «Гиппократова маска».

Что тут можно сказать? Увы, Струве оказался не прав. Дальнейшие события доказали демоническую правоту Сореля. Большевицкая революция велась мифом, а не верным истолкованием исторического момента. То есть сам исторический момент представляет игралище всевозможных стихий, а не движение по рационально выверенным линиям той или иной теории.

«гиппократова маска» социализма – древний медицинский термин, обозначающий изменение в лице умирающего

Иван Толстой: Но как раз Струве, как вы уже говорили об этом, едва ли не первым сказал, что не существует никаких твердо установленных исторических законов, что нет в истории разумного движения, ходы которого можно вычислить и учесть.

Борис Парамонов: Да, это так, но если в истории нет никакого провиденциального плана, это не значит, что нельзя участвовать в истории, руководствуясь разумными соображениями. Вот так думал Струве. Увы, это ошибка и Струве, и Милюкова, и всего русского либерализма. Это были умные и образованные люди, но они считали, что их аргументация победит, если они говорят правильные вещи. А масса куда с большей готовностью реагирует как раз на сказки – на миф.

Иван Толстой: Я помню, Борис Михайлович, вашу программу о Милюкове в серии «Русские европейцы», где вы, вспоминая, что Милюков был скрипач-любитель, говорили, что скрипка – отнюдь не подходящий инструмент для исполнения музыки революции.

Борис Парамонов: В общем, Струве в русской истории место не нашлось, оно было зарезервировано за Лениным. Да и не зарезервировано, а нагло, нахрапом захвачено. Как говорится, победителя не судят. Но этим афоризмом даже в истории не обойтись. Есть победа, а есть ее последействие и последствия. Победа большевиков и пребывание их у власти ничего хорошего России не принесло.

Иван Толстой: А многие скажут, что принесло: победу в войне с Гитлером.

Борис Парамонов: А этой победы можно было добиться и без большевиков с ихней индустриализацией. Можно подумать, что без них Россия и не развивалась бы. Еще как! Было подсчитано, что, сохранив те темпы развития, которые были достигнуты к 1913 году, Россия к 1929 году догнала бы Америку. А на такую страну и Гитлер бы не полез. Да вернее сказать – его бы и не было, если б в Европе появилась мощная демократическая Россия. А к тому шло.

Гитлера бы и не было, если б в Европе появилась мощная демократическая Россия. А к тому шло

Впрочем, как модно теперь говорить, история не имеет сослагательного наклонения.

Иван Толстой: А что можно сказать о Струве в годы эмиграции? Есть там интересные сюжеты?

Борис Парамонов: Он писал, но не сумел закончить – умер – большую книгу о социальной истории России. Были в ней, что называется, зернистые мысли. Особенно одна меня привлекла, как раз о том, почему в правлении большевиков можно усмотреть некоторые как бы коренные черты русской жизни. То есть вроде бы не Маркс с Энгельсом виноваты, а русская традиция. Струве это объяснил, введя остроумное понятие репрессивной метаморфозы. Он написал, что страна, сошедшая со своего достигнутого пути, проваливается не в то прошлое, которое предшествовало этому провалу, а гораздо дальше, уже в собственную архаику. Вот откуда появляется Иван Грозный: он не дожил до новых времен, будучи некоей константой русской истории, а русская история провалилась к нему. Вот это он и называет регрессивной метаморфозой.

Ну и вот еще один сюжет, поднятый Струве в той статье, которую он в 1918 году написал для сборника «Из глубины».

Диктор: «Владимир Ильич Ленин-Ульянов мог окончательно разрушить великую державу Российскую и возвести на месте ее развалин кроваво-призрачную Совдепию потому, что в 1730 г. отпрыск династии Романовых, племянница Петра Великого герцогиня курляндская Анна Иоанновна победила князя Дмитрия Михайловича Голицына с его товарищами-верховниками и добивавшееся вольностей, но боявшееся «сильных персон» шляхетство и тем самым окончательно заложила традицию утверждения русской монархии на политической покорности культурных классов пред независимой от них верховной властью. Своим основным содержанием и характером события 1730 г. имели для политических судеб России роковой предопределяющий характер.

Монархическая власть, самодержавие победило тогда конституционные стремления и боярской аристократии, сильных персон, и среднего дворянства, шляхетства. И как самодержавие победило эти общественные силы? Опираясь на физическую воинскую силу дворян-гвардейцев, позднейших лейб-кампанцев, т. е. опираясь на солдатчину, непосредственно заинтересованную в торжестве монарха над сильными персонами и шляхетством. При этом была использована, как известно, рознь между двумя только что названными элементами. С другой стороны, весьма важно и то, как были смягчены и преодолены конституционные стремления шляхетства. Доcтигнуто это было удовлетворением некоторых его весьма жизненных интересов. Переворот 1730 г. не дал политических результатов, был государственным фиаско шляхетства, но его отражение в императорском законодательстве ближайшей эпохи несомненно и весьма существенно шло навстречу шляхетским интересам. Таким образом, самодержавие, отказав культурному классу во властном участии в государстве, вновь привязало к себе этот класс цепями материальных интересов, тем самым отучая его от политических стремлений и средств и приучая к защите своих интересов помимо постановки и решения политического вопроса».

Борис Парамонов: Это чрезвычайно злободневно звучит – как будто о сегодняшней России сказано. Один в один. В России сохранился тот политический строй, что был характерен для советской истории, – единовластная диктатура, в основе которой подкуп правящего класса: номенклатуры, вчера довольствовавшейся установленным пайком, а сегодня допущенной к посильному обогащению. А творческие силы нации, культурный ее класс по-прежнему отстранен от управления, от адекватного участия в общенациональной государственной жизни.

Так и последствия будут те же: как монархия упала в 1917 году, так и нынешний режим обнаруживает признаки заметного упадка. В любой революции всегда главный виновник – власть. Тут парадокс: чтобы сохранить власть, попросту – государственный порядок, надо не монополизировать власть, а делиться ею. Не сосредоточивать власть в одних руках, а распространять ее на весь общественный состав. Это и есть власть народа.

марксизм | Определение, история, идеология, примеры и факты

Марксизм , доктрина, разработанная Карлом Марксом и, в меньшей степени, Фридрихом Энгельсом в середине 19 века. Первоначально он состоял из трех связанных идей: философской антропологии, теории истории и экономической и политической программы. Есть также марксизм в том виде, в каком его понимали и практиковали различные социалистические движения, особенно до 1914 года. Затем есть советский марксизм, разработанный Владимиром Ильичом Лениным и модифицированный Иосифом Сталиным, который под названием марксизм-ленинизм ( см. ленинизм) стал доктриной коммунистических партий, созданных после русской революции (1917 г.).Ответвлениями этого были марксизм в интерпретации антисталинистского Льва Троцкого и его последователей, китайский вариант марксизма-ленинизма Мао Цзэдуна и различные марксизмы в развивающемся мире. Существовали также недогматические марксизмы после Второй мировой войны, которые модифицировали мысль Маркса, заимствуя ее из современных философий, в основном из философий Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера, а также Зигмунда Фрейда и других.

Мысль Карла Маркса

Письменная работа Маркса не может быть сведена к философии, а тем более к философской системе.Вся его работа представляет собой радикальную критику философии, особенно Г.В.Ф. Идеалистическая система Гегеля и философия левых и правых постгегельянцев. Однако это не просто отрицание этих философий. Маркс заявил, что философия должна стать реальностью. Никто больше не мог довольствоваться интерпретацией мира; нужно заботиться о его преобразовании, что означало преобразование как самого мира, так и человеческого сознания его. Это, в свою очередь, требовало критики опыта вместе с критикой идей.Фактически, Маркс считал, что любое знание предполагает критику идей. Он не был эмпириком. Скорее его работы изобилуют концепциями (присвоение, отчуждение, практика, творческий труд, стоимость и т. Д.), Которые он унаследовал от более ранних философов и экономистов, включая Гегеля, Иоганна Фихте, Иммануила Канта, Адама Смита, Давида Рикардо и Джона. Стюарт Милль. Что уникально характеризует мысль Маркса, так это то, что вместо того, чтобы делать абстрактные утверждения о целой группе проблем, таких как человеческая природа, знание и материя, он исследует каждую проблему в ее динамическом отношении к другим и, прежде всего, пытается связать их к историческим, социальным, политическим и экономическим реалиям.

В 1859 году в предисловии к своей книге Zur Kritik der politischen Ökonomie ( Contribution to The Critique of Political Economie ) Маркс писал, что гипотезу, которая послужила ему основой для анализа общества, можно кратко сформулировать следующим образом: следует:

В процессе общественного производства люди вступают в определенные отношения, которые необходимы и не зависят от их воли, производственные отношения, которые соответствуют определенной стадии развития их материальных производительных сил.Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный фундамент, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства в материальной жизни определяет общий характер социальных, политических и интеллектуальных процессов жизни. Не сознание людей определяет их существование; Напротив, их социальное существование определяет их сознание.

Возведенная на уровень исторического закона, эта гипотеза впоследствии получила название исторического материализма. Маркс применил его к капиталистическому обществу, как в Manifest der kommunistischen Partei (1848; Коммунистический манифест ) и Das Kapital (том 1, 1867; «Капитал»), так и в других произведениях. Хотя Маркс много лет размышлял над своей рабочей гипотезой, он не сформулировал ее очень точно: разные выражения служили ему для одинаковых реалий.Если понимать текст буквально, социальная реальность устроена следующим образом:

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

1. В основе всего как реальной основы общества лежит экономическая структура. Эта структура включает (а) «материальные производительные силы», то есть труд и средства производства, и (б) общие «производственные отношения» или социальные и политические механизмы, регулирующие производство и распределение.Хотя Маркс утверждал, что существует соответствие между «материальными силами» производства и необходимыми «производственными отношениями», он никогда не разъяснял природу этого соответствия, и этот факт должен был стать источником различных интерпретаций среди его сторонников. более поздние последователи.

2. Над экономической структурой возвышается надстройка, состоящая из правовых и политических «форм общественного сознания», соответствующих экономической структуре. Маркс ничего не говорит о природе этого соответствия между идеологическими формами и экономической структурой, за исключением того, что через идеологические формы люди осознают конфликт внутри экономической структуры между материальными производственными силами и существующими производственными отношениями, выраженными в правовых отношениях собственности. .Другими словами, «совокупность производственных сил, доступных человеку, определяет состояние общества» и лежит в основе общества. «Социальная структура и государство постоянно исходят из жизненных процессов определенных людей. . . поскольку они , на самом деле , то есть действующее и материально производящее ». Политические отношения, которые люди устанавливают между собой, зависят от материального производства, как и правовые отношения. Эта основа социального на экономическом не случайна: она окрашивает весь анализ Маркса.Он находится в Das Kapital , а также в Die deutsche Ideologie (написано 1845–46; The German Ideology ) и Ökonomisch-Philosophische Manuskripte aus dem Jahre 1844 ( экономических и философских рукописей 1844 г. ).

Марксизм | Определение, история, идеология, примеры и факты

Марксизм , доктрина, разработанная Карлом Марксом и, в меньшей степени, Фридрихом Энгельсом в середине 19 века.Первоначально он состоял из трех связанных идей: философской антропологии, теории истории и экономической и политической программы. Есть также марксизм в том виде, в каком его понимали и практиковали различные социалистические движения, особенно до 1914 года. Затем есть советский марксизм, разработанный Владимиром Ильичом Лениным и модифицированный Иосифом Сталиным, который под названием марксизм-ленинизм ( см. ленинизм) стал доктриной коммунистических партий, созданных после русской революции (1917 г.).Ответвлениями этого были марксизм в интерпретации антисталинистского Льва Троцкого и его последователей, китайский вариант марксизма-ленинизма Мао Цзэдуна и различные марксизмы в развивающемся мире. Существовали также недогматические марксизмы после Второй мировой войны, которые модифицировали мысль Маркса, заимствуя ее из современных философий, в основном из философий Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера, а также Зигмунда Фрейда и других.

Мысль Карла Маркса

Письменная работа Маркса не может быть сведена к философии, а тем более к философской системе.Вся его работа представляет собой радикальную критику философии, особенно Г.В.Ф. Идеалистическая система Гегеля и философия левых и правых постгегельянцев. Однако это не просто отрицание этих философий. Маркс заявил, что философия должна стать реальностью. Никто больше не мог довольствоваться интерпретацией мира; нужно заботиться о его преобразовании, что означало преобразование как самого мира, так и человеческого сознания его. Это, в свою очередь, требовало критики опыта вместе с критикой идей.Фактически, Маркс считал, что любое знание предполагает критику идей. Он не был эмпириком. Скорее его работы изобилуют концепциями (присвоение, отчуждение, практика, творческий труд, стоимость и т. Д.), Которые он унаследовал от более ранних философов и экономистов, включая Гегеля, Иоганна Фихте, Иммануила Канта, Адама Смита, Давида Рикардо и Джона. Стюарт Милль. Что уникально характеризует мысль Маркса, так это то, что вместо того, чтобы делать абстрактные утверждения о целой группе проблем, таких как человеческая природа, знание и материя, он исследует каждую проблему в ее динамическом отношении к другим и, прежде всего, пытается связать их к историческим, социальным, политическим и экономическим реалиям.

В 1859 году в предисловии к своей книге Zur Kritik der politischen Ökonomie ( Contribution to The Critique of Political Economie ) Маркс писал, что гипотезу, которая послужила ему основой для анализа общества, можно кратко сформулировать следующим образом: следует:

В процессе общественного производства люди вступают в определенные отношения, которые необходимы и не зависят от их воли, производственные отношения, которые соответствуют определенной стадии развития их материальных производительных сил.Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный фундамент, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства в материальной жизни определяет общий характер социальных, политических и интеллектуальных процессов жизни. Не сознание людей определяет их существование; Напротив, их социальное существование определяет их сознание.

Возведенная на уровень исторического закона, эта гипотеза впоследствии получила название исторического материализма. Маркс применил его к капиталистическому обществу, как в Manifest der kommunistischen Partei (1848; Коммунистический манифест ) и Das Kapital (том 1, 1867; «Капитал»), так и в других произведениях. Хотя Маркс много лет размышлял над своей рабочей гипотезой, он не сформулировал ее очень точно: разные выражения служили ему для одинаковых реалий.Если понимать текст буквально, социальная реальность устроена следующим образом:

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

1. В основе всего как реальной основы общества лежит экономическая структура. Эта структура включает (а) «материальные производительные силы», то есть труд и средства производства, и (б) общие «производственные отношения» или социальные и политические механизмы, регулирующие производство и распределение.Хотя Маркс утверждал, что существует соответствие между «материальными силами» производства и необходимыми «производственными отношениями», он никогда не разъяснял природу этого соответствия, и этот факт должен был стать источником различных интерпретаций среди его сторонников. более поздние последователи.

2. Над экономической структурой возвышается надстройка, состоящая из правовых и политических «форм общественного сознания», соответствующих экономической структуре. Маркс ничего не говорит о природе этого соответствия между идеологическими формами и экономической структурой, за исключением того, что через идеологические формы люди осознают конфликт внутри экономической структуры между материальными производственными силами и существующими производственными отношениями, выраженными в правовых отношениях собственности. .Другими словами, «совокупность производственных сил, доступных человеку, определяет состояние общества» и лежит в основе общества. «Социальная структура и государство постоянно исходят из жизненных процессов определенных людей. . . поскольку они , на самом деле , то есть действующее и материально производящее ». Политические отношения, которые люди устанавливают между собой, зависят от материального производства, как и правовые отношения. Эта основа социального на экономическом не случайна: она окрашивает весь анализ Маркса.Он находится в Das Kapital , а также в Die deutsche Ideologie (написано 1845–46; The German Ideology ) и Ökonomisch-Philosophische Manuskripte aus dem Jahre 1844 ( экономических и философских рукописей 1844 г. ).

Два сталкивающихся гиганта: марксизм и дарвинизм

Для разработки теории исторического и диалектического материализма , направленной на объяснение и попытку изменить историю человечества, Карл Маркс (1818–1883) «пил» из нескольких источников и контактировал с разными мыслителями, экономистами, философами, политиками и т. Д.И поскольку он хотел создать «научную» теорию, он рассматривал знания и достижения в нескольких естественных науках. Особый интерес для него представляли теории Дарвина (1809–1882).

Однако у Маркса и Дарвина не было простых отношений. Спустя два столетия после рождения Маркса анализ его взаимодействия с Дарвином интересен как с точки зрения истории науки, так и, возможно, для объяснения соглашений и, в основном, разногласий между марксизмом и дарвинизмом.

Чарльз Роберт Дарвин (1809-1882) / pixabay

Интерес Карла Маркса к науке: исторический процесс перемен

Как широко известно, Дарвин опубликовал О происхождении видов в 1859 году, что вызвало серьезную реакцию в нескольких слоях общества, от науки до религии. Идеи Дарвина сразу же привлекли внимание Карла Маркса, который также пытался произвести революцию в обществе своими собственными работами.

Его первые комментарии показывают, что Маркс согласился принять во внимание тезис Дарвина об эволюции живых существ.В письме от 19 декабря 1860 года, адресованном своему другу и коллеге Фридриху Энгельсу, Маркс заявляет, что книга Дарвина содержит «естественных исторических оснований для нашей точки зрения». В другом письме активисту Фердинанду Лассалю (16 января 1861 г.) Маркс заключает, что «книга Дарвина очень важна и служит мне основой в естествознании для классовой борьбы в истории». Таким образом, Маркс согласился с Дарвином в том, что общество, как и живые существа на Земле, является результатом исторических процессов изменений.

Портрет Карла Маркса, 1875. / Международный институт социальной истории в Амстердаме, Нидерланды, J ohn Jabez Edwin Mayall

Однако 18 июня 1862 года в другом письме Энгельсу Маркс прямо напал на теорию Дарвина о биологической эволюции через естественный индивидуальный отбор, поскольку «он применяет социальную викторианскую модель к природе», которая была мальтузианско-капиталистической и выступала против классовой борьбы, которую защищал Маркс как действовавшую и все еще действующую на общество.

Но Маркс выразил свое основное несогласие с Дарвином, например, в письме от августа 1866 года к Энгельсу, где он отметил, что работа французского эволюциониста Пьера Тремо представляет собой серьезное развитие по сравнению с работой Дарвина. Книга Тремо «Происхождение и преобразования человека и его истин» (1865) защищает два аспекта эволюции, с которыми Дарвин не согласен. Во-первых, основных изменениям отводилась важная роль в эволюции живых существ. Во-вторых, Тремо защищал, что прогресс увеличивался по мере развития живых существ. Маркс положительно относился к идеям французского мыслителя, поскольку они представляли для него больший интерес из-за их исторического и политического потенциала применения. Напротив, Дарвин, как и большинство эволюционистов тогда и сейчас, считал, что большинство изменений в эволюции живых существ являются постепенными и что нет чистого увеличения прогресса.

Обложка книги Чарльза Дарвина «Происхождение человека».(Происхождение человека, 1871 г.). / Изображение: wikimedia

Дарвин и «дикие идеи» марксизма

Дарвин высказал свое мнение о работах Маркса во время их первого и только продемонстрировал прямой контакт. Когда в 1873 году было опубликовано второе издание первого тома «Капитала» Карла Маркса, Марк написал Дарвину следующее:

«Чарльзу Дарвину от истинного поклонника, от Карла Маркса».

Естественно, что восхищение Маркса вызвано чтением «Происхождения видов», опубликованного Дарвином в 1859 году.Фактически, в первом томе «Капитала» Маркс дважды цитирует Дарвина. Чтобы аргументировать свою теорию, он сравнил, как живые существа используют органы (как объяснил Дарвин) с использованием человечеством инструментов и технологических инструментов. Марк пришел к выводу, что история технологии должна быть написана, как Дарвин писал о мире природы и формировании органов животных и растений.

«Капитал» Карла Маркса в издании 1867 года из собрания Зейтцева в центральной библиотеке Цюриха. / Изображение: Zentralbibliothek Zürich

В письме от 1 октября 1873 года Дарвин поблагодарил Марка за честь получить книгу.Однако он заявил, что честь была бы больше, если бы Маркс знал об этом больше. Однако в конце Дарвин признал, что обе их работы пытались бороться за распространение знаний. На самом деле Дарвин никогда не открывал книгу Маркса и, как таковой, никогда ее не читал. Короче говоря, Дарвин не хотел устанавливать связь с Марксом и его экономическими и социальными идеями. Он выразил это, например, в письме от 26 декабря 1879 г. австрийскому исследователю, натуралисту и дипломату Карлу фон Шерцеру , где он сказал, что считает безумной идею объединить социализм и эволюцию посредством естественного отбора. как полагают некоторые немецкие социалисты. Кроме того, Дарвин не поддерживал движение «социальный дарвинизм», появившееся после публикации «Происхождения человека», которое защищало , что действие естественного отбора и борьба природы за выживание должны быть распространены на человеческие общества. как отстаивать решительные евгенические меры. По этому поводу Дарвин закончил последнюю главу «Происхождения человека» (1871, глава 21), сказав, что нет необходимости использовать какие-либо средства для уменьшения естественной пропорции, в которой увеличивается человеческий вид, даже если это увеличение приносит много страданий.

Герберт Спенсер, современник Дарвина, интерпретировал естественный отбор как «выживание наиболее приспособленных» и перенес его в социологию в так называемом «социальном дарвинизме». / Изображение: pixabay

Религия: предмет разногласий

Особенно важное разногласие между Марксом и Дарвином касается религии. Маркс ясно выразил свою позицию против религии в схематичном, но важном утверждении, что это «опиум для народа». Большинство марксистов впоследствии поддержали бы эту идею.В свою очередь, Дарвин выразил свое мнение против нападок на религию в письме, которое на протяжении большей части 20-го века рассматривалось как адресованное, а не адресованное Марксу.

В архиве Маркса

находилось письмо Дарвина от 12 октября 1880 г., в котором натуралист отверг предложение, сделанное в предыдущем письме (предположительно) от Маркса, о его упоминании в посвящении работы, которая считалась вторым томом. его шедевра, Capital .Второй том еще не был опубликован в 1880 году и, как и третий том, будет опубликован только посмертно. Однако нет никаких следов письма Маркса Дарвину и предложения в нем.

Исследования нескольких историков показали, что письмо Дарвина могло быть ответом на письмо, которое было действительно найдено и написано Эдвардом Б. Авелингом.

В то время Aveling готовила к публикации книгу под названием The Student’s Darwin (Лондон: Freethought Publishing Co., 1881), который включал аргументов против христианства и теизма. И он думал, что, если Дарвин согласится быть упомянутым в его посвящении, его аргументы станут сильнее. Дарвин отверг это предложение, поскольку, по его мнению, прямые аргументы против христианства не оказали большого влияния на читателей, тогда как свобода выражения мнений выиграла больше от чисто научных аргументов. Следовательно, его отклонение вряд ли могло быть связано с предложением посвящения в «Капитале», поскольку второй том этого труда не содержит нападок на религию.

В конце концов, причина, по которой письмо Дарвина было в архиве Маркса, проистекает из того факта, что Эдвард Авелинг был любовником дочери Маркса, Элеоноры (Дженни Джулия Элеонора), а Авелинг и Элеонора были хранителями архива Маркса, где, возможно, хранились документы. смешанный.

Фридрих Энгельс, Карл Маркс и дочери Маркса: Дженни Кэролайн (1844-1883), Дженни Джулия Элеонора (1855-1898) и Дженни Лаура (1845-1911) / Изображение: Karl Marx und die Frauen

В письме Дарвина четко говорится что он не хотел, чтобы его ассоциировали с прямыми нападками на религию.С тех пор большинство дарвинистов склонялось больше к мнению Дарвина, чем к мнению Маркса по этому вопросу, за значительным исключением Ричарда Докинза. Однако это не означает, что Дарвин был верующим. На самом деле это не так, как показывает рукописное письмо (24 ноября 1880 г.) американскому корреспонденту по имени Ф. Макдермотт, в котором он заявляет, что «Я не верю в Библию как в божественное откровение и, следовательно, не верю в Библию как в божественное откровение». Иисус Христос как сын Божий. «Этот документ хранился в тайне более 100 лет по просьбе Дарвина и недавно был продан (21 сентября 2015 г.) в Нью-Йорке на аукционе Bohams по рекордной цене почти 200 000 долларов США.

Библиография

• https://www.darwinproject.ac.uk/
• https://www.marxists.org/archive/marx/letters/index.ht
• Дарвин, Чарльз (1871), Происхождение человека и отбор в отношении пола (1-е издание), Лондон: Джон Мюррей, ISBN 0801420857, проверено 18 июня 2009 г.
• Дарвин, Чарльз (2009), El origen del hombre , Барселона: Crítica, ISBN 978-84-9892-037-6
• Маркс, Карл, Капитал, том I (1867)
• О происхождении видов, Чарльз Дарвин

Мануэль Руис Рехон

Определение марксизма: теория, эффекты и примеры

Что такое марксизм?

Марксизм — это социальная, политическая и экономическая философия, названная в честь Карла Маркса.В нем исследуется влияние капитализма на труд, производительность и экономическое развитие и приводится довод в пользу революции рабочих, чтобы перевернуть капитализм в пользу коммунизма. Марксизм утверждает, что борьба между социальными классами — особенно между буржуазией или капиталистами и пролетариатом или рабочими — определяет экономические отношения в капиталистической экономике и неизбежно приведет к революционному коммунизму.

Ключевые выводы

• Марксизм — это социальная, политическая и экономическая теория, созданная Карлом Марксом, которая фокусируется на борьбе между капиталистами и рабочим классом.
• Маркс писал, что властные отношения между капиталистами и рабочими по своей сути были эксплуататорскими и неизбежно порождали классовый конфликт.
• Он считал, что этот конфликт в конечном итоге приведет к революции, в которой рабочий класс свергнет класс капиталистов и захватит контроль над экономикой.

Понимание марксизма

Марксизм — это одновременно социальная и политическая теория, охватывающая марксистскую теорию классового конфликта и марксистскую экономику.Впервые марксизм был публично сформулирован в брошюре Карла Маркса и Фридриха Энгельса 1848 года Коммунистический манифест , в которой излагается теория классовой борьбы и революции. Марксистская экономика фокусируется на критике капитализма, о которой Карл Маркс писал в своей книге 1867 года Das Kapital .

Классовый конфликт и крах капитализма

Классовая теория Маркса изображает капитализм как одну из ступеней исторического развития экономических систем, которые следуют одна за другой в естественной последовательности.Он утверждал, что ими движут огромные безличные силы истории, которые проявляются через поведение и конфликты между социальными классами. Согласно Марксу, каждое общество разделено на ряд социальных классов, члены которых имеют больше общего друг с другом, чем с членами других социальных классов.

Ниже приведены элементы теорий Маркса о том, как классовый конфликт будет разворачиваться в капиталистической системе.

• Капиталистическое общество состоит из двух классов: буржуазии, или владельцев бизнеса, которые контролируют средства производства, и пролетариата, или рабочих, чей труд превращает сырье в ценные экономические блага.
• Обычные рабочие, не владеющие средствами производства, такими как фабрики, здания и материалы, имеют небольшую власть в капиталистической экономической системе. Рабочих также легко заменить в периоды высокой безработицы, что еще больше обесценивает их предполагаемую ценность.
• Чтобы максимизировать прибыль, у владельцев бизнеса есть стимул получать от своих работников как можно больше работы, выплачивая им минимально возможную заработную плату. Это создает несправедливый дисбаланс между владельцами и рабочими, чей труд они используют для собственной выгоды.
• Поскольку рабочие мало заинтересованы в производственном процессе, Маркс полагал, что они станут отчужденными от него (а также от своей человечности) и будут обижаться на владельца бизнеса.
• Буржуазия также использует социальные институты, включая правительство, средства массовой информации, академические круги, организованную религию, банковские и финансовые системы, в качестве инструментов и оружия против пролетариата с целью сохранения своего положения власти и привилегий.
• В конечном итоге присущее неравенство и эксплуататорские экономические отношения между этими двумя классами приведут к революции, в которой рабочий класс восстанет против буржуазии, захватит контроль над средствами производства и уничтожит капитализм.

Таким образом, Маркс считал, что капиталистическая система по своей сути содержит семена собственного разрушения. Отчуждение и эксплуатация пролетариата, которые являются фундаментальными для капиталистических отношений, неизбежно заставят рабочий класс восстать против буржуазии и захватить контроль над средствами производства. Этой революцией будут руководить просвещенные лидеры, известные как авангард пролетариата, которые понимали классовую структуру общества и объединяли рабочий класс, повышая осведомленность и классовое сознание.

В результате революции Маркс предсказал, что частная собственность на средства производства будет заменена коллективной собственностью сначала при социализме, а затем при коммунизме. На последней стадии человеческого развития социальных классов и классовой борьбы больше не будет.

Коммунизм против социализма против капитализма

Идеи Маркса и Энгеля заложили основу теории и практики коммунизма. Коммунизм выступает за бесклассовую систему, в которой вся собственность и богатство находятся в коллективной, а не частной собственности.Хотя в бывшем Советском Союзе, Китае и Кубе, среди других стран, были номинально коммунистические правительства, на самом деле никогда не было чисто коммунистического государства, которое полностью устранило бы личную собственность, деньги и классовые системы.

Социализм предшествует коммунизму на несколько десятилетий. Ранние приверженцы призывали к более эгалитарному распределению богатства, солидарности между рабочими, лучшим условиям труда и общей собственности на землю и производственное оборудование. Социализм основан на идее общественной собственности на средства производства, но частные лица все еще могут владеть собственностью.Социалистическая реформа происходит не в результате классовой революции, а в рамках существующих социальных и политических структур, будь то демократические, технократические, олигархические или тоталитарные.

И коммунизм, и социализм выступают против капитализма, экономической системы, характеризующейся частной собственностью и системой законов, защищающих право владеть частной собственностью или передавать ее. В капиталистической экономике частные лица и предприятия владеют средствами производства и имеют право получать от них прибыль.Коммунизм и социализм стремятся исправить ошибки капиталистической системы свободного рынка. К ним относятся эксплуатация рабочих и неравенство между богатыми и бедными.

Критика марксизма

Хотя Маркс вдохновил множество последователей, многие из его предсказаний не сбылись. Маркс считал, что усиление конкуренции вместо того, чтобы производить более качественные товары для потребителей, приведет к банкротству капиталистов и росту монополий, поскольку все меньше и меньше остается контролировать производство.Обанкротившиеся бывшие капиталисты присоединятся к пролетариату, создав в конечном итоге армию безработных. Кроме того, рыночная экономика, которая по своей природе является незапланированной, столкнется с огромными проблемами спроса и предложения и вызовет серьезную депрессию.

Однако за прошедшие годы капитализм не рухнул в результате жесткой конкуренции. Хотя рынки со временем изменились, они не привели к преобладанию монополий. Заработная плата выросла, а прибыль не снизилась, хотя во многих капиталистических обществах увеличилось экономическое неравенство.И хотя были спады и депрессии, они не считаются неотъемлемой чертой свободных рынков. Действительно, общество без конкуренции, денег и частной собственности никогда не существовало, и история 20-го века предполагает, что это, вероятно, неработающая концепция.

Карл Маркс Определение

Кем был Карл Маркс?

Карл Маркс (1818–1883) был философом, писателем, социальным теоретиком и экономистом. Он известен своими теориями о капитализме и коммунизме.Маркс совместно с Фридрихом Энгельсом опубликовал «Коммунистический манифест » в 1848 г .; позже он написал Das Kapital (первый том был опубликован в Берлине в 1867 году; второй и третий тома были опубликованы посмертно в 1885 и 1894 годах соответственно), в которых обсуждалась трудовая теория стоимости.

Вдохновение Маркса

Маркс был вдохновлен классическими политическими экономистами, такими как Адам Смит и Давид Рикардо, в то время как его собственная отрасль экономики, марксистская экономика, не пользуется одобрением среди современного мейнстрима.Тем не менее идеи Маркса оказали огромное влияние на общества, особенно в коммунистических проектах, таких как проекты в СССР, Китае и на Кубе. Среди современных мыслителей Маркс по-прежнему очень влиятелен в области социологии, политической экономии и различных направлений неортодоксальной экономики.

Социально-экономические системы Маркса

Хотя многие приравнивают Карла Маркса к социализму, его работа по пониманию капитализма как социальной и экономической системы остается обоснованной критикой в ​​современную эпоху.В Das Kapital ( Capital на английском языке) Маркс утверждает, что общество состоит из двух основных классов: капиталисты — это владельцы бизнеса, которые организуют процесс производства и владеют средствами производства, такими как фабрики, инструменты и сырье. материальных, и которые также имеют право на получение любой прибыли.

Другой, гораздо более крупный класс состоит из рабочих (которых Маркс называл «пролетариатом»). Рабочие не владеют и не претендуют на средства производства, готовую продукцию, над которой они работают, или какую-либо прибыль, полученную от продажи этих продуктов.Скорее, труд работает только за денежную плату. Маркс утверждал, что из-за этой неравномерности капиталисты эксплуатируют рабочих.

Исторический материализм Маркса

Другая важная теория, разработанная Марксом, известна как исторический материализм. Эта теория утверждает, что общество в любой момент времени упорядочено по типу технологий, используемых в процессе производства. При индустриальном капитализме в обществе капиталисты организуют труд на фабриках или в офисах, где они работают за заработную плату.До капитализма Маркс предполагал, что феодализм существовал как особый набор социальных отношений между классами лордов и крестьян, связанных с преобладающими в то время средствами производства, приводимыми в действие руками или животными.

Использование Маркса в качестве основы

Работа Маркса заложила основы будущих коммунистических лидеров, таких как Владимир Ленин и Иосиф Сталин. Исходя из того, что капитализм содержит семена собственного разрушения, его идеи легли в основу марксизма и послужили теоретической базой для коммунизма.Почти все, что писал Маркс, рассматривалось через призму простого рабочего. От Маркса исходит идея, что капиталистическая прибыль возможна, потому что стоимость «украдена» у рабочих и передана работодателям. Без сомнения, он был одним из самых важных и революционных мыслителей своего времени.

Его ранние годы

Маркс родился 5 мая 1818 года в Трире, Пруссия (ныне Германия), в семье преуспевающего еврейского юриста, который обратился в лютеранство еще до рождения Маркса.Маркс изучал право в Бонне и Берлине, а в Берлине познакомился с философией Г.В.Ф. Гегель. Он стал вовлечен в радикализм в молодом возрасте через младогегельянцев, группу студентов, критиковавших политические и религиозные учреждения того времени. Маркс получил докторскую степень в Йенском университете в 1841 году. Его радикальные убеждения помешали ему получить место преподавателя, поэтому вместо этого он устроился на работу журналистом, а позже стал редактором либеральной газеты Rheinische Zeitung в Кельне.

Личная жизнь

Прожив в Пруссии, Маркс некоторое время жил во Франции, и там он встретил своего давнего друга Фридриха Энгельса. Он был выслан из Франции, а затем некоторое время жил в Бельгии, а затем переехал в Лондон, где провел остаток своей жизни со своей женой. Маркс умер от бронхита и плеврита в Лондоне 14 марта 1883 года. Похоронен на Хайгейтском кладбище в Лондоне. Его первоначальная могила была невзрачной, но в 1954 году Коммунистическая партия Великобритании открыла большое надгробие с бюстом Маркса и надписью «Рабочие всех земель, объединяйтесь» — англизированной интерпретацией знаменитой фразы из «Манифест коммунистов ». : «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Знаменитые произведения

Коммунистический манифест обобщает теории Маркса и Энгельса о природе общества и политики и представляет собой попытку объяснить цели марксизма, а затем и социализма.При написании «Коммунистический манифест » Маркс и Энгельс объяснили, почему, по их мнению, капитализм неустойчив и как капиталистическое общество, существовавшее на момент написания, в конечном итоге будет заменено социалистическим.

«Капитал » (полное название: «Капитал: критика политической экономии» ) был критикой капитализма. Гораздо более академическая работа, она излагает теории Маркса о товарах, рынках труда, разделении труда и базовое понимание нормы прибыли для владельцев капитала.Точное происхождение термина «капитализм» в английском языке неясно; похоже, что Карл Маркс не был первым, кто использовал слово «капитализм» в английском языке, хотя он, безусловно, способствовал росту его использования.

Согласно Оксфордскому словарю , английское слово было впервые использовано автором Уильямом Теккереем в 1854 году в его романе The Newcomes , который имел в виду, что оно означает чувство беспокойства по поводу личного имущества и денег в целом. Хотя неясно, знали ли Теккерей или Маркс о работе друг друга, оба мужчины имели в виду, что это слово имеет уничижительный оттенок.

Современное влияние

В настоящее время у марксистских идей в чистом виде очень мало прямых приверженцев; действительно, очень немногие западные мыслители приняли марксизм после 1898 года, когда книга экономиста Ойгена фон Бём-Баверка « Карл Маркс и завершение его системы » была впервые переведена на английский язык. В своем осуждающем упреке Бём-Баверк показал, что Маркс не смог включить в свой анализ рынки капитала или субъективные ценности, что свело на нет большинство его более явных выводов.Тем не менее, есть некоторые уроки, которые даже современные экономические мыслители могут извлечь из Маркса.

Хотя он был самым резким критиком капиталистической системы, Маркс понимал, что она была намного более продуктивной, чем предыдущие или альтернативные экономические системы. В Das Kapital он писал о «капиталистическом производстве», которое объединяет «вместе различные процессы в социальное целое», включая разработку новых технологий.

Он считал, что все страны должны стать капиталистическими и развивать этот производственный потенциал, и тогда рабочие естественным образом восстанут против коммунизма.Но, подобно Адаму Смиту и Давиду Рикардо до него, Маркс предсказал, что из-за неустанной погони капитализма за прибылью посредством конкуренции и технического прогресса с целью снижения издержек производства, норма прибыли в экономике всегда будет падать с течением времени.

Теория стоимости труда

Как и другие экономисты-классики, Карл Маркс верил в трудовую теорию стоимости для объяснения относительных различий в рыночных ценах. Эта теория утверждала, что стоимость произведенного экономического блага может быть объективно измерена средним количеством рабочих часов, необходимых для его производства.Другими словами, если на изготовление стола уходит в два раза больше времени, чем на стул, то этот стол следует считать вдвое более ценным.

Маркс понимал теорию труда лучше, чем его предшественники (даже Адам Смит) и современники, и бросил разрушительный интеллектуальный вызов экономистам невмешательства в Das Kapital : Если товары и услуги имеют тенденцию продаваться по их истинной объективной стоимости труда, как измерено в рабочее время, как капиталисты получают прибыль? Это должно означать, заключил Маркс, что капиталисты недоплачивают или перегружают рабочих и тем самым эксплуатируют их, чтобы снизить издержки производства.

Хотя ответ Маркса в конечном итоге оказался неверным, и позже экономисты приняли субъективную теорию стоимости, его простого утверждения было достаточно, чтобы показать слабость логики и допущений трудовой теории; Маркс непреднамеренно способствовал революции в экономическом мышлении.

От экономических изменений к социальной трансформации

Доктор Джеймс Брэдфорд «Брэд» ДеЛонг, профессор экономики в Калифорнийском университете в Беркли, писал в 2011 году, что «основной вклад» Маркса в экономическую науку на самом деле заключен в 10-абзаном отрезке «Коммунистический манифест », в котором он описывает, как экономический рост вызывает сдвиги среди социальных классов, часто ведущие к борьбе за политическую власть.

Это лежит в основе часто недооцениваемого аспекта экономики: эмоций и политической активности вовлеченных субъектов. Следствие этого аргумента было позже сделано французским экономистом Томасом Пикетти, который предположил, что, хотя с экономической точки зрения в неравенстве доходов нет ничего плохого, оно может нанести удар по капитализму среди людей. Таким образом, существует моральное и антропологическое рассмотрение любой экономической системы. Идея о том, что социальная структура и трансформации от одного порядка к другому могут быть результатом технологических изменений в том, как производятся вещи в экономике, известна как исторический материализм.

Немецкая идеология. Карл Маркс 1845

Немецкая идеология. Карл Маркс 1845

Карл Маркс
Немецкая идеология

Часть I: Фейербах.

Оппозиция материалистического и идеалистического мировоззрения

---

Гражданское общество и концепция истории

Форма общения определяется существующими производительными силами на все предыдущие исторические этапы и, в свою очередь, определяющие их, являются гражданскими общество.Последнее, как ясно из сказанного выше, имеет своей предпосылки и основы простой семьи и множественности, так называемые племени, более точные детерминанты этого общества перечислены в наши замечания выше. Уже здесь мы видим, насколько это гражданское общество является истинным источник и театр всей истории, и насколько абсурдна концепция предшествовавшая история, которая пренебрегает реальными отношениями и ограничивает Сама на громкие драмы князей и государств.

---

Гражданское общество охватывает все материальные взаимоотношения людей. в рамках определенного этапа развития производительных сил. Это охватывает всю коммерческую и промышленную жизнь данного этапа и, постольку, поскольку выходит за рамки государства и нации, с другой стороны опять же, он должен утверждать себя в своих внешних отношениях как национальность, и внутренне должно организоваться как государство. Слово «гражданское общество» [ bürgerliche Gesellschaft ] возникло в восемнадцатом веке, когда отношения собственности уже вышли из античное и средневековое общинное общество.Только гражданское общество как таковое развивается с буржуазией; социальная организация развивается напрямую вне производства и торговли, что во все времена составляло основу Государство и остальная часть идеалистической надстройки, однако, всегда обозначался одним и тем же именем.

Выводы из материалистической концепции истории

История есть не что иное, как преемственность отдельных поколений, каждый из которых использует материалы, основные фонды, производственные силы, переданные ему всеми предыдущими поколениями, и, следовательно, на с одной стороны, продолжает традиционную деятельность в полностью измененном обстоятельства и, с другой стороны, изменяет старые обстоятельства с помощью полностью изменила деятельность.Это можно предположительно исказить так, чтобы более поздняя история становится целью более ранней истории, например цель приписывается открытие Америки должно способствовать извержению французского Революция. Тем самым история получает свои особые цели и становится «Человек, стоящий наравне с другими людьми» (а именно: «Самосознание, Критика, Уникальность »и т. Д.), А то, что обозначается словами «Судьба», «цель», «зародыш» или «идея» более ранней истории — не что иное, как абстракция, сформированная из более поздней истории, из активного влияния которые ранняя история применяет к более поздней истории.

Чем дальше отдельные сферы, которые взаимодействуют друг с другом, расширяются в ходе этого развития, тем больше первоначальная изоляция отдельных национальностей уничтожается развитым режимом производство и общение, а также разделение труда между различными нации, естественно порожденные ими, тем больше история становится мировой история. Так, например, если в Англии изобретена машина, которая лишает хлеба бесчисленное количество рабочих в Индии и Китае и переворачивает вся форма существования этих империй, это изобретение становится всемирно-исторический факт.Или возьмем сахар и кофе, которые доказали свое всемирно-историческое значение в девятнадцатом веке тем фактом, что отсутствие этих продуктов, вызванное Наполеоновская континентальная система заставила немцев восстать против Наполеон, и таким образом стал реальной основой славных войн освобождение 1813 года. Отсюда следует, что эта трансформация истории в мировую историю — это не просто абстрактный акт со стороны «Самосознание», мировой дух или любой другой метафизический призрак, но вполне материальный, эмпирически проверяемый акт, акт доказательство из которых каждый индивидуально обставляет, когда приходит и уходит, ест, пьет и сам одевается.

---

[7. Краткое содержание материалистической концепции истории]

Эта концепция истории зависит от нашей способности изложить реальную процесс производства, начиная с материального производства жизни сам, и понять форму полового акта, связанного с этим и создано этим способом производства (т.е. гражданским обществом в его различных этапы), как основа всей истории; и показать его в действии как Государство, объяснить все различные теоретические продукты и формы сознание, религия, философия, этика и т. д.и т.д. и проследить их происхождение и рост на этой основе; посредством чего, конечно, все может быть изображено во всей его полноте (а значит, и взаимное действие этих различных сторон друг на друга). Это не так, как идеалистический взгляд на историю, в каждый период искать категорию, но постоянно остается на реальной основе истории; это не объясняет практика из идеи, но объясняет формирование идеи из материала упражняться; и соответственно приходит к выводу, что все формы и продукты сознания не могут быть растворены ментальной критикой, разрешение в «самосознание» или превращение в «видения», «Призраки», «фантазии» и т. Д.но только путем практического свержения реальные общественные отношения, которые породили этот идеалистический обман; что не критики, но революция — движущая сила истории, а также религии, философия и все другие виды теории. Это показывает, что история не заканчиваются тем, что растворяются в «самосознании как духа духа», но что в нем на каждом этапе обнаруживается материальный результат: сумма производительные силы, исторически сложившееся отношение людей к природе и друг другу, который передается каждому поколению от его предшественник; масса производительных сил, основных фондов и условий, который, с одной стороны, действительно доработан новым поколением, но а с другой стороны, предписывает ему условия жизни и дает ему определенное развитие, особый характер.Это показывает, что обстоятельства делать мужчин так же, как мужчины создают обстоятельства.

Эта сумма производительных сил, основных фондов и социальных форм общение, которое каждый человек и каждое поколение находит в существовании как что-то данное, это реальная основа того, что есть у философов понимаются как «субстанция» и «сущность человека», и то, что они имеют обожествляли и атаковали; реальная основа, которая нисколько не нарушена, в его влияние и влияние на развитие мужчин тем, что эти философы восстают против него как «самосознания» и «Уникальный.«Эти условия жизни, которые разные поколения находят в существование, решите также, будут ли периодически повторяющиеся революционные конвульсии будут достаточно сильными, чтобы опрокинуть основы вся существующая система. И если эти материальные элементы в комплекте революции нет (а именно, с одной стороны, существующие производительные силы, с другой — формирование революционной массы, который до сих пор восставал не только против отдельных условий общества, но против самого «производства жизни» до тех пор, «всеобщая деятельность» на на котором он был основан), то, что касается практического развития, совершенно неважно, была ли идея этой революции уже сто раз выразился, как история коммунизма доказывает.

[8. Несоответствие идеалистической концепции истории в целом и немецкой постгегелевской философии в частности]

Во всей концепции истории до настоящего времени эта реальная основа история либо полностью игнорировалась, либо рассматривалась как второстепенная дело совершенно не имеющее отношения к ходу истории. Следовательно, история должна всегда быть написанным в соответствии с посторонним стандартом; реальность производство жизни кажется первобытной историей, в то время как подлинно историческим кажется отделенным от обычной жизни, чем-то внеземным.Этим исключается отношение человека к природе. история, а значит, и противоположность природы и истории. В сторонники этой концепции истории, следовательно, могли только увидеть в истории политические действия князей и государств, религиозные и всевозможные теоретические схватки, и в особенности в каждой исторической эпохи должны были разделить иллюзию той эпохи. Например, если эпоха воображает себя движимой чисто «политическими» или «религиозными» мотивов, хотя «религия» и «политика» являются лишь формами его истинного мотивов, историк принимает это мнение.«Идея», «концепция» людей, о которых идет речь об их реальной практике, превращается в единственная определяющая, активная сила, которая контролирует и определяет их упражняться. Когда грубая форма, в которой проявляется разделение труда с индейцами и египтянами вызывает кастовую систему в их государстве и религия, историк полагает, что кастовая система — это власть который произвел эту грубую социальную форму.

В то время как французы и англичане, по крайней мере, придерживаются политической иллюзии, которая умеренно близка. к реальности, немцы переходят в царство «чистого духа» и делают религиозная иллюзия — движущая сила истории.Гегелевская философия история — это последнее последствие, сведенное к своему «лучшему выражению», из всех эта немецкая историография, для которой это не вопрос ни реального, ни даже политических, интересов, но чистых мыслей, которые, следовательно, должен предстать перед святым Бруно серией «мыслей», пожирающих человека. другой и, наконец, поглощены «самосознанием». —

---

Маргинальное примечание Маркса: Так называемая цель историография ^[23] состояла именно в том, чтобы рассматривать исторические отношения отдельно от деятельности.Реакционный характер.

— и еще более последовательно ход истории должен казаться святому Максу Штирнеру, который ничего не знает о реальной истории, просто «сказкой о рыцарях, разбойниках и призраках», ^[24] , из видений которого он может, конечно, спастись только «нечистоплотностью». Эта концепция поистине религиозна: она постулирует религиозного человека как первобытного человека, отправную точку истории, и в своем воображении ставит религиозное производство фантазий вместо реального производства средств к существованию и самой жизни.

Вся эта концепция истории, вместе с ее распадом и вытекающими из нее сомнениями и сомнениями, является чисто национальным делом немцев и представляет для Германии лишь местный интерес, как, например, важный вопрос, который обсуждался в последнее время. : как именно человек «переходит из царства Бога в царство человека» [Людвиг Фейербах, Ueber das Wesen des Christenthums ] — как если бы это «царство Бога» когда-либо существовало где-либо, кроме воображения, и ученые джентльмены, сами того не подозревая, не жили постоянно в «царстве людей», к которому они теперь ищут путь; и как если бы ученое времяпрепровождение (ибо это не более) объяснение тайны этого теоретического выдувания пузырей, напротив, не заключалось в демонстрации его происхождения в реальных земных отношениях.Для этих немцев это просто вопрос превращения готовой чепухи, которую они находят, в какое-то другое уродство, т. Е. Предположение, что вся эта чепуха имеет особый смысл , который может быть обнаружен; в то время как на самом деле речь идет только об объяснении этих теоретических фраз из реально существующих отношений. Настоящее практическое растворение этих фраз, удаление этих понятий из сознания людей, как мы уже сказали, будет произведено изменившимися обстоятельствами, а не теоретическими выводами.Для массы людей, то есть для пролетариата, эти теоретические представления не существуют и, следовательно, не требуют растворения, и если у этой массы когда-либо были какие-либо теоретические представления, например, религия, они уже давно растворились обстоятельствами.

Чисто национальный характер этих вопросов и решений, кроме того, демонстрируется тем фактом, что эти теоретики со всей серьезностью верят, что химеры, такие как «Богочеловек», «Человек» и т. Д., Руководили отдельными эпохами истории (Saint Bruno даже доходит до утверждения, что только «критика и критики сделали историю» [Бруно Бауэр, Charakteristik Ludwig Feuerbachs ], и когда они сами конструируют исторические системы, они в величайшей спешке пропускают все более ранние периоды и немедленно уходят от «Монголизм» [Макс Штирнер, Der Einzige und sein Eigenthum ] к истории «со значимым содержанием», то есть к истории Hallische и Deutsche Jahrbcher и растворению гегелевской школы в общем склоки.Они забывают все другие народы, все реальные события, и theatrum mundi ограничивается Лейпцигской книжной ярмаркой и взаимными ссорами «критики», [Бруно Бауэр], «человека» [Людвига Фейербаха] и «уникального». [Макс Штирнер] Если на этот раз эти теоретики рассматривают действительно исторические предметы, как, например, восемнадцатый век, они просто дают историю идей, отделенную от фактов и практического развития, лежащего в их основе; и даже это просто для того, чтобы представить этот период как несовершенную предварительную стадию, пока еще ограниченного предшественника подлинно исторической эпохи, т.е.е., период немецкой философской борьбы с 1840 по 1844 год. Как и следовало ожидать, когда история более раннего периода написана с целью подчеркнуть блеск неисторического человека и его фантазии, все действительно исторические события, даже о действительно историческом вмешательстве политики в историю не упоминается. Вместо этого мы получаем повествование, основанное не на исследованиях, а на произвольных построениях и литературных сплетнях, таких как святой Бруно в своей ныне забытой истории восемнадцатого века.[Бруно Бауэр, Geschichte der Politik, Cultur und Aufklrung des achtzehnten Jahrhunderts ] Эти напыщенные и высокомерные торговцы идеями, которые воображают себя бесконечно превозносимыми над всеми национальными предрассудками, на практике гораздо более национальны, чем филистеры-пивные мечты. объединенной Германии. Они не признают деяния других народов историческими; они живут в Германии, в Германии 1281 и в Германии; они превращают рейнскую песню ^[25] в религиозный гимн и завоевывают Эльзас и Лотарингию, ограбив французскую философию вместо французского государства, германизируя французские идеи вместо французских провинций.Г-н Венедей — космополит по сравнению со святыми Бруно и Максом, которые в условиях всеобщего господства теории провозглашают всеобщее господство Германии.

---

Фейербах: философское и реальное, освобождение

[…] Из этих рассуждений также ясно, насколько сильно Фейербах обманывая себя, когда (Wigand’s Vierteljahrsschrift , 1845, Band 2) в силу квалификации «обычный человек» он объявляет себя коммунистическая, ^[26] превращает последнее в сказуемое «человек», и тем самым считает возможным заменить слово «коммунистический», которое на самом деле мир означает последователя определенной революционной партии, в простой категория.Весь вывод Фейербаха относительно отношения друг другу доходит лишь до того, чтобы доказать, что мужчины нуждаются в всегда были нужны друг другу. Он хочет установить сознание этот факт, то есть, как и другие теоретики, просто чтобы произвести правильное осознание существующего факта; тогда как на самом деле коммунистический, это вопрос ниспровержения существующего положения вещей. Кроме того, мы глубоко признательны Фейербаху за его стремление сознание именно этого факта, доходит до теоретика возможно может, не переставая быть теоретиком и философом…

Как пример принятия Фейербаха и одновременно непонимание существующей реальности, которое он до сих пор разделяет с нашими противников, мы вспоминаем отрывок из Philosophie der Zukunft , где он развивает точку зрения, что существование вещи или человека находится на в то же время его суть, что условия существования, режим жизни и деятельности животного или человека — это те, в которых его «сущность» чувствует себя удовлетворенной.Здесь каждое исключение прямо воспринимается как несчастный случай, как ненормальность, которая не может быть изменено. Таким образом, если миллионы пролетариев отнюдь не удовлетворены условия их жизни, если их «существование» нисколько не соответствуют их «сущности», то, согласно процитированному отрывку, это неизбежное несчастье, с которым нужно спокойно мириться. В миллионы пролетариев и коммунистов, однако, думают иначе и докажут это со временем, когда приведут свое «существование» в гармонию со своей «сущностью» в практическом смысле, посредством революции.Поэтому Фейербах никогда не говорит в таких случаях о мире людей, но всегда находит убежище во внешней природе, и тем более в природе которое еще не покорено мужчинами. Но каждое новое изобретение, каждое прогресс, сделанный промышленностью, отделяет еще одну часть от этой области, поэтому что почва, дающая примеры, иллюстрирующие такие фейербаховские предложений неуклонно сокращается.

---

«Сущность» рыбы — это ее «существо», вода — не более того, чем это одно предложение.«Сущность» пресноводных рыб — это вода реки. Но последняя перестает быть «сущностью» рыбы и больше не является подходящей средой существования, как только река будет служить промышленности, как только она будет загрязнена красителями и другими отходами и по ней курсируют пароходы, или как только его вода отводится в каналы, где простой дренаж может лишить рыбу ее среды существования. Объяснение, что все такие противоречия являются неизбежными отклонениями, по существу не отличается от утешения, которое Святой Макс Штирнер предлагает недовольным, за исключением того, что это противоречие является их собственным противоречием, а это затруднительное положение — их собственным затруднительным положением, после чего они должны либо успокоить их разум. держите свое отвращение при себе или восстают против него каким-то фантастическим образом.Это так же мало отличается от утверждения святого Бруно о том, что эти печальные обстоятельства вызваны тем фактом, что те, кого это касается, застряли в грязи «субстанции», не достигли «абсолютного самосознания и не осознают, что эти неблагоприятные условия являются духовными». их духа.

---

[II. 1. Предпосылки подлинного освобождения человека]

[…] Мы, конечно, не будем стараться просветить наших мудрых философов, объясняя им, что «освобождение» человека — это не продвинулся на один шаг, сократив философию, теологию, суть и весь мусор до «самосознания» и освобождения человека от господство этих фраз, которые никогда не держали его в плену.Ни мы объясним им, что можно достичь только настоящего освобождения в реальном мире и с использованием реальных средств, это рабство не может быть упразднен без паровой машины, мула и прядильщика, крепостное право невозможно отменить без улучшения сельского хозяйства, и что в в общем, люди не могут быть освобождены до тех пор, пока они не могут получить еда и напитки, жилище и одежда в достаточном количестве и качестве. «Освобождение» — это исторический, а не мысленный акт, и он осуществляется по историческим условиям развитие промышленности, торговли, сельское хозяйство, условия полового акта… [Здесь в рукописи пробел]

В Германии, стране, где только тривиальное историческое развитие происходит, эти умственные развития, эти прославленные и неэффективные мелочи, естественно, заменяют отсутствие исторической развитие, и они укореняются, и с ними нужно бороться. Но этот бой имеет местное значение.

[2. Созерцательный и непоследовательный материализм Фейербаха]

На самом деле и для практического материалиста, т.е. коммунист, это вопрос о революционизме существующего мира, о практических атаках и изменение существующих вещей. Когда изредка мы находим такие виды с Фейербаха, они представляют собой лишь отдельные догадки и много слишком мало влияния на его общее мировоззрение, чтобы его можно было рассматривать здесь как все, что угодно, кроме эмбрионов, способных к развитию. Фейербаха представление о чувственном мире ограничивается, с одной стороны, простым созерцание этого, а с другой — простое чувство; он говорит «Человек» вместо «настоящего исторического человека.«Человек» на самом деле «немец». В первом случае при созерцании чувственного мира он обязательно зажигает на вещи, которые противоречат его сознанию и чувству, которые беспокоят гармонию, которую он предполагает, гармонию всех частей чувственного мир и особенно человека и природы. Чтобы устранить это нарушение, он должен найти прибежище в двойном восприятии, профанном, которое только воспринимает «категорически очевидное» и более высокое, философское, воспринимает «истинную сущность» вещей.Он не видит, как чувственное окружающий его мир — это не вещь, данная прямо из вечности, оставшаяся всегда то же самое, но продукт промышленности и состояния общества; и, действительно, в том смысле, что это исторический продукт, результат деятельность целой череды поколений, каждое из которых стоит на плечи предыдущего, развивая свою промышленность и полового акта, изменяя свою социальную систему в соответствии с изменившимися потребностями. Даже объекты простейшей «чувственной уверенности» даются ему только через социальное развитие, промышленность и коммерческие отношения.В вишня, как и почти все фруктовые деревья, была, как известно, лишь немногими столетия назад коммерцией пересажены в нашу зону и, следовательно, только благодаря этому действию определенного общества в определенную эпоху оно стало «Чувственная уверенность» по Фейербаху.

Между прочим, когда мы воспринимаем вещи такими, какие они есть на самом деле, и случилось, каждая глубокая философская проблема решена, как и будет позже это станет еще более ясным, просто в виде эмпирического факта.Для Например, важный вопрос об отношении человека к природе (Бруно [Бауэр] доходит до того, что говорит о «противоположностях природы и истории». (стр. 110), как если бы это были две разные «вещи», и человек не всегда имейте перед собой историческую природу и естественную историю) вне которой родились все «неизмеримо высокие произведения» о «субстанции» и «самосознании», рассыпается само по себе, когда мы понимаем, что знаменитое «единство человека с природой» всегда существовало в промышленности. и существовал в различных формах в каждую эпоху в соответствии с меньшими или большее развитие промышленности, точно так же, как «борьба» человека с природы, вплоть до развития его производительных сил на соответствующая основа.Промышленность и торговля, производство и обмен предметами первой необходимости, сами определяют распределение, структура различных социальных классов и, в свою очередь, определяется им в отношении способа, в котором они ведутся; и так бывает, что в Манчестере, например, Фейербах видит только фабрики и машины, где сто лет назад только прялки и ткацких мастерских, или на Кампании в Риме он находит только пастбища и болота, где во времена Августа он не нашли ничего, кроме виноградников и вилл римских капиталистов.Фейербах говорит, в частности, о восприятии естествознания; он упоминает секреты, которые открываются только глазу физика и химик; но где было бы естествознание без промышленности и коммерция? Даже это чистое естествознание имеет цель, поскольку своим материалом, только через торговлю и промышленность, через чувственные активность мужчин. Так много этой деятельности, этого непрекращающегося чувственного труда и творение, это производство, основа всего чувственного мира как теперь существует, что, если бы она была прервана всего на год, Фейербах не только обнаружит огромные изменения в мире природы, но и очень скоро обнаружит, что весь мир людей и его собственная способность к восприятию нет его собственного существования.Конечно, во всем этом приоритет внешняя природа остается непоколебимой, и все это не имеет отношения к оригинальные люди, произведенные generatio aequivoca [спонтанное поколение]; но эта дифференциация имеет значение только постольку, поскольку считается отличным от человека природа. Если уж на то пошло, природа, природа, предшествовавшая истории человечества, вовсе не природа, в которой живет Фейербах, это природа которого сегодня больше нет нигде (кроме, возможно, нескольких Австралийские коралловые острова недавнего происхождения) и который, следовательно, не существуют для Фейербаха.

Безусловно, у Фейербаха есть большое преимущество перед «чистым». материалистов в том, что он понимает, что человек тоже является «объектом чувств». Но помимо того, что он воспринимает его только как «объект чувствами, а не чувственной деятельностью », потому что он все еще остается в царстве теории и представлений о людях не в их данной социальной связи, не в их существующих условиях жизни, которые сделали их то, что они есть, он никогда не достигает реально существующих активных людей, но останавливается на абстракции «человек» и не идет дальше признания «истинного, индивидуальный, телесный человек », эмоционально, т.е.е. он не знает другого «человека» отношения »« мужчины к мужчине », чем любовь и дружба, и даже тогда идеализированный. Он не критикует нынешние условия жизни. Таким образом, он никогда не удается представить чувственный мир как все живое чувственная активность составляющих ее индивидуумов; и, следовательно, когда, например, вместо здоровых мужчин он видит скопище золотушных, перегруженный работой и чахоточный голод, он вынужден искать убежище в «высшем восприятии» и в идеальной «компенсации в видов »и, таким образом, вернуться к идеализму в том самом месте, где коммунист-материалист видит необходимость, и в то же время условие трансформации как промышленности, так и социальной структуры.

Поскольку Фейербах — материалист, он не занимается историей, и поскольку он рассматривает историю, он не материалист. С ним материализм и история полностью расходятся, что, кстати, уже очевидно из сказанного.

---

Правящий класс и правящие идеи

Идеи правящего класса в каждую эпоху являются господствующими идеями, т.е. класс, который является правящей материальной силой общества, в то же время является его правящая интеллектуальная сила.Класс, имеющий материальные средства производство находится в его распоряжении, имеет контроль над средствами умственного производства, так что, вообще говоря, идеи ему подвержены те, у кого нет средств умственного производства. В господствующие идеи — не что иное, как идеальное выражение доминирующих материальные отношения, доминирующие материальные отношения понимаются как идеи; отсюда отношения, которые делают один класс правящим одна, следовательно, идеи его господства.Лица, составляющие правящий класс обладает, среди прочего, сознанием, и поэтому подумайте. Следовательно, поскольку они правят как класс и определяют размах и масштаб эпохи, само собой разумеется, что они делают это в весь его диапазон, следовательно, среди прочего правят также как мыслители, как производителей идей и регулируют производство и распространение идеи своей эпохи: таким образом, их идеи являются господствующими идеями эпохи. Для Например, в эпоху и в стране, где королевская власть, аристократия и буржуазия борется за господство, и где, следовательно, господство разделяется, доктрина разделения властей оказывается господствующая идея и выражается как «вечный закон.”

Разделение труда, которое мы уже рассматривали выше как одно из главные силы истории до сих пор проявляются также в правящем классе как разделение умственного и материального труда, так что внутри этого класса одна часть выступает как мыслители класса (его активная, концептуальная идеологов, которые доводят до совершенства иллюзию класса о их главный источник средств к существованию), в то время как отношение других к этим идеи и иллюзии более пассивны и восприимчивы, потому что они на самом деле у активных членов этого класса меньше времени, чтобы наверстать упущенное иллюзии и представления о себе.Внутри этого класса это расщепление может даже перерасти в определенное противостояние и вражду между двумя части, которые, однако, в случае практического столкновения, в котором сам класс находится под угрозой исчезновения, автоматически заканчивается ничем, и в этом случае также исчезает видимость того, что господствующие идеи не были идеи правящего класса и обладали властью, отличной от власти этого класс. Существование революционных идей в определенный период предполагает наличие революционного класса; о помещениях для последнего достаточно уже было сказано выше.

Если теперь, рассматривая ход истории, мы отделим идеи правящий класс от самого правящего класса и приписывают им самостоятельное существование, если ограничиться тем, что эти или эти идеи были доминирующими в данное время, не беспокоя себя об условиях производства и производителях этих идей, если таким образом, мы игнорируем людей и мировые условия, которые являются источником идей, мы можем сказать, например, что в то время, когда господствовала аристократия, понятия честь, верность и т. д.мы доминирующая, в период господства буржуазии концепции свобода, равенство и т. д. Сам правящий класс в целом представляет себе это быть таким. Эта концепция истории, общая для всех историков, особенно с восемнадцатого века, обязательно придет против явления, когда господствуют все более абстрактные идеи, т. е. идеи, которые все больше приобретают форму универсальности. Для каждого нового класс, который ставит себя перед ним на место одного господствующего, вынужден, просто для того, чтобы осуществить свою цель, чтобы представить свои интересы как общий интерес всех членов общества, то есть выраженный в идеальная форма: она должна придать своим идеям форму универсальности и представлять их как единственно рациональных, универсально значимых.Класс, создающий революция возникает с самого начала, хотя бы потому, что она противопоставляется класс не как класс, а как представитель всего общества; Это предстает как вся масса общества, противостоящая одному правящему классу. —

---

Примечание Маркса на полях: Универсальность соответствует (1) классу против сословия, (2) конкуренции, всемирным сношениям и т. Д., (3) огромной численности правящего класса, (4) иллюзии общих интересов (вначале эта иллюзия верна), (5) заблуждение идеологов и разделение труда.

— Он может это сделать, потому что, во-первых, его интересы больше связаны с общими интересами всех других неуправляющих классов, потому что под давление существовавших до сих пор условий его интерес еще не способен развиваться как особый интерес определенного класса. Его победа, следовательно, приносит пользу также многим людям других классов, которые не завоевывая доминирующее положение, но лишь постольку, поскольку теперь люди, которые могут подняться до правящего класса.Когда французская буржуазия свергла власть аристократии, тем самым позволили многим пролетариям подняться над пролетариат, но лишь постольку, поскольку они становятся буржуазными. Каждый новый класс, следовательно, достигает своей гегемонии только на более широкой основе, чем у класс, правивший ранее, в то время как оппозиция неуправляющего класса против нового правящего класса в дальнейшем развивается тем более резко и глубоко. Обе эти вещи определяют тот факт, что борьба за то, чтобы быть ведется против этого нового правящего класса, в свою очередь, стремится к более решительным и радикальное отрицание прежних условий общества, чем все предыдущие классы, которые стремились править.

Вся эта видимость, что правило определенного класса — это всего лишь правило определенных идей, естественно, приходит к концу, как только правление класса вообще перестает быть формой, в которой организовано общество, то есть скажем, как только отпадет необходимость представлять определенный интерес как общий или «общий интерес» как правило.

Как только правящие идеи были отделены от правящих людей и, прежде всего, из отношений, которые возникают в результате данного этапа способ производства, и таким образом был сделан вывод дошел до того, что история всегда находится во власти идей, очень легко абстрагируйте от этих различных идей «идею», понятие и т. д.как доминирующей силой в истории, и, таким образом, чтобы понять все эти отдельные идеи и концепции как «формы самоопределения» со стороны концепция развивается в истории. Из этого, естественно, также следует, что все отношения мужчин могут быть выведены из концепции человека, человека как задумано, сущность человека, Человек. Это было сделано умозрительные философы. Сам Гегель признается в конце Geschichtsphilosophie , что он «рассмотрел прогресс только понятие »и представляет в истории« истинную теодицею ».” (с.446). Теперь можно снова вернуться к производителям «концепта», теоретикам, идеологам и философам, а затем вывод, что философы, мыслители как таковые, во все времена доминировал в истории: вывод, как мы видим, ^[27] , уже выраженный Гегель. Вся уловка доказательства гегемонии духа в истории (иерархия, которую называет Штирнер), таким образом, ограничивается следующими тремя попытками.

Нет.1. Необходимо разделить идеи тех, кто управляет эмпирическими причины, в эмпирических условиях и как эмпирические индивиды, из этих фактических правителей и, таким образом, признают господство идей или иллюзий в история.

№ 2. Надо навести порядок в этом правиле идей, доказать мистическая связь между последовательными господствующими идеями, которая управляемых, понимая их как «акты самоопределения на часть концепции »(это возможно, потому что в силу их эмпирических основы эти идеи действительно связаны друг с другом и потому что, задуманные как простые идеи, они становятся различиями, различиями сделано мыслью).

№3. Убрать мистическую видимость этого «самоопределения». понятие »превращается в человека -« Самосознание »- или, в кажутся полностью материалистичными, в ряд лиц, которые представляют «концепция» в истории, в «мыслителей», «философов», идеологи, которых снова понимают как производителей истории, как «совет хранителей», как правители. Таким образом, все тело материалистические элементы были удалены из истории и теперь в полной мере можно отдать спекулятивному коню.

В то время как в обычной жизни каждый продавец очень хорошо умеет различать то, чем кто-то выдает себя, и тем, чем он на самом деле То есть, наши историки еще не достигли даже этого тривиального понимания. Они берут каждая эпоха на своем слове и верю, что все, что она говорит и воображает о себе верно.

---

Этот исторический метод, который царил в Германии, и особенно Причину этого следует понимать в связи с иллюзией идеологи в целом, т.е.грамм. иллюзии юриста, политиков ( среди них и практические государственные деятели), из догматических сновидений и извращения этих парней; это прекрасно объясняется из их практическое положение в жизни, их работа и разделение труда.

---

Карл Маркс, вчера и сегодня

Примерно 24 февраля 1848 года в Лондоне была опубликована брошюра на 23 страницы. В нем провозглашалось, что современная промышленность произвела революцию в мире.По своим достижениям он превзошел все великие цивилизации прошлого — египетские пирамиды, римские акведуки, готические соборы. Его нововведения — железная дорога, пароход, телеграф — высвободили фантастические производительные силы. Во имя свободной торговли он разрушил национальные границы, снизил цены, сделал планету взаимозависимой и космополитичной. Товары и идеи теперь циркулировали повсюду.

Насколько полезен Карл Маркс, умерший сто тридцать три года назад, для понимания нашего мира? Иллюстрация Роберто де Викк де Камптич

Не менее важно, что он уничтожил все старые иерархии и мистификации.Люди больше не верили, что происхождение или религия определяют их статус в жизни. Все были такими же, как и все. Впервые в истории мужчины и женщины могли без иллюзий увидеть, где они находятся в своих отношениях с другими.

Новые способы производства, коммуникации и распределения также создали огромное богатство. Но возникла проблема. Богатство распределялось неравномерно. Практически вся собственность принадлежала 10 процентам населения; остальные девяносто процентов ничего не владели.По мере индустриализации больших и малых городов, когда богатство становилось все более концентрированным, а богатые становились еще богаче, средний класс начал опускаться до уровня рабочего класса.

Скоро в мире будет всего два типа людей: люди, которые владеют собственностью, и люди, которые продают им свой труд. По мере исчезновения идеологий, которые когда-то делали неравенство естественным и предопределенным, рабочие во всем мире неизбежно увидели систему такой, какая она есть, и восстанут и свергнут ее.Писателем, который сделал это предсказание, был, конечно же, Карл Маркс, а брошюра называлась «Коммунистический манифест». Он еще не ошибся.

Учитывая его довольно явное отношение к современной политике, поразительно, что две важные недавние книги о Марксе посвящены тому, чтобы вернуть его в его собственный век. «Маркс не был нашим современником», — настаивает Джонатан Спербер в книге «Карл Маркс: жизнь девятнадцатого века» (Liveright), вышедшей в 2013 году; он «больше фигура прошлого, чем пророк настоящего.Гарет Стедман Джонс объясняет, что цель его новой книги «Карл Маркс: величие и иллюзия» (Гарвард) — «вернуть Маркса в его окружение девятнадцатого века».

Миссия достойная. Историзирование — исправление тенденции предчувствовать прошлое — вот что делают ученые. Спербер, который преподает в Университете Миссури, и Стедман Джонс, который преподает в Лондонском университете Королевы Марии и со-руководит Центром истории и экономики в Кембриджском университете, оба вносят исключительный вклад в дело закрепления Маркса в интеллектуальная и политическая жизнь Европы XIX века.

Маркс был одним из величайших информаторов всех времен, и многие его произведения были актуальными и ad hominem — беспрекословные споры с мыслителями, которые теперь малоизвестны, а замысловатые интерпретации событий в значительной степени забыты. И Спербер, и Стедман Джонс показывают, что если вы читаете Маркса в этом контексте, как человека, вовлеченного в бесконечную междоусобную политическую и философскую войну, то значение некоторых знакомых отрывков в его произведениях может немного уменьшиться. Ставки кажутся более ограниченными. В конце концов, их Маркс не сильно отличается от принятого Маркса, но он более викторианский.Что интересно, учитывая схожесть их подходов, нет особого совпадения.

Тем не менее, Маркс был также тем, кого Мишель Фуко называл основателем дискурса. Его именем названо огромное количество идей. «Я не марксист», — сказал Маркс, и уместно различать то, что он имел в виду, от того, как другие люди использовали его произведения. Но во многом значение этой работы заключается в ее последующих эффектах. Как бы то ни было, ему это удалось, и несмотря на то, что, как демонстрируют Спербер и Стедман Джонс, он может выглядеть на каком-то уровне просто еще одним системным строителем девятнадцатого века, который был убежден, что знает, чем все это обернется, Маркс создал произведения, которые со временем сохранили свою интеллектуальную мощь.Даже сегодня «Манифест Коммунистической партии» подобен бомбе, которая вот-вот взорвется у вас в руках.

И, в отличие от многих критиков промышленного капитализма в девятнадцатом веке — а их было немало — Маркс был настоящим революционером. Все его работы были написаны на службе революции, которую он предсказал в «Коммунистическом манифесте» и что он был уверен, что она сбудется. После его смерти коммунистические революции действительно произошли — не совсем там и не так, как он предполагал, но, тем не менее, от его имени.К середине двадцатого века более трети людей в мире жили при режимах, которые называли себя марксистами и искренне считали себя ими.

Это важно, потому что один из ключевых принципов Маркса заключался в том, что теория всегда должна быть соединена с практикой. В этом суть знаменитого одиннадцатого тезиса о Фейербахе: «Философы до сих пор только интерпретировали мира по-разному; Дело в том, чтобы поменять его ». Маркс не говорил, что философия неуместна; он говорил, что философские проблемы возникают из условий реальной жизни, и их можно решить, только изменив эти условия — переделав мир.Идеи Маркса использовались для переделки мира или большей его части. Хотя никто не будет считать его ответственным с юридической точки зрения за результат, согласно собственному принципу Маркса, результат кое-что говорит нам об идеях.

Короче говоря, вы можете вернуть Маркса в девятнадцатый век, но не можете удержать его там. Он потратил невероятное количество времени на вражду с соперниками и тушение сектантских пожаров, и он даже близко не подошел к завершению работы, которую задумал как величайшее произведение, «Капитал.Но, к лучшему или к худшему, его мысль не устарела. Он увидел, что современные рыночные экономики, предоставленные самим себе, порождают грубое неравенство, и он преобразовал метод анализа, восходящий к Сократу, — превращая концепции, которые, как мы думаем, мы понимаем и принимаем как должное, наизнанку — в ресурс для понимания социальных и экономических условий нашей собственной жизни.

Если не считать его верного и вечного сотрудника Фридриха Энгельса, в 1883 году, в год смерти Маркса, в возрасте шестидесяти четырех лет, почти никто бы не догадался, насколько влиятельным он станет.На похороны пришло одиннадцать человек. На протяжении большей части своей карьеры Маркс был звездой в крошечной группировке радикальных изгнанников и неудавшихся революционеров (а также следивших за ними цензоров и полицейских шпионов), но почти неизвестен за ее пределами. Книги, которыми он славится сегодня, не были бестселлерами. «Манифест Коммунистической партии» исчез почти сразу же после того, как был опубликован, и в течение двадцати четырех лет практически не печатался; Когда в 1867 году вышел первый том, «Капитал» был широко проигнорирован. Спустя четыре года было продано тысяча экземпляров, и он не был переведен на английский до 1886 года.

«Не заставляй меня отправлять плохих котов».

Второй и третий тома «Капитала» вышли после смерти Маркса, сшитые Энгельсом из сотен страниц нацарапанных черновиков. (У Маркса был поразительно плохой почерк; Энгельс был одним из немногих людей вне семьи, которые могли его расшифровать.) «Тезисы о Фейербахе», написанные Марксом в 1845 году, были открыты только в 1888 году, когда их опубликовал Энгельс, и некоторые из них. тексты, наиболее важные для марксистов двадцатого века — сколоченный том, известный как «Немецкая идеология», так называемые парижские рукописи 1844 года, и книга советских редакторов под названием «Grundrisse» — были неизвестны до 1920 года. .Незавершенные парижские рукописи, священный текст в шестидесятые годы, не появлялись на английском языке до 1959 года. Маркс, похоже, не считал ни один из этих материалов пригодным для публикации.

При жизни Маркса работой, которая наконец привлекла к нему внимание за пределами его круга, была статья на 35 страницах под названием «Гражданская война во Франции», опубликованная в 1871 году, в которой он приветствовал недолговечный и жестоко подавленный Париж Коммуна как «славный предвестник нового», то есть коммунистического, «общества». Сегодня этот текст не так часто цитируют.

Одна из причин относительной безвестности Маркса состоит в том, что только к концу его жизни движения за улучшение условий для рабочих начали приносить успех в Европе и Соединенных Штатах. Поскольку эти движения были скорее реформистскими, чем революционными, они не были марксистскими (хотя Маркс в последующие годы размышлял о возможности мирного перехода к коммунизму). С ростом рабочего движения возникло волнение по поводу социалистической мысли, а вместе с тем и интерес к Марксу.

И все же, как пишет Алан Райан в своем характерно ясном и кратком введении к политической мысли Маркса «Карл Маркс: революционер и утопист» (Liveright), если бы Владимир Ленин не прибыл в Петроград в 1917 году и не возглавил русскую революцию, Сегодня Маркс, вероятно, был бы известен как «не очень важный философ XIX века, социолог, экономист и политический теоретик». Русская революция заставила мир серьезно отнестись к критике капитализма Марксом.После 1917 года коммунизм больше не был утопической фантазией.

Маркс — предупреждение о том, что может случиться, когда люди бросают вызов своим родителям и получают докторскую степень. Отец Маркса, юрист из небольшого городка Трир на западе Германии, пытался склонить его к закону, но Маркс выбрал философию. Он учился в Университете Фридриха Вильгельма, где когда-то преподавал Гегель, и стал сотрудничать с группой интеллектуалов, известной как младогегельянцы. Гегель осторожно критиковал религию и прусское государство; младогегельянцы не были, и, как только Маркс получил ученую степень, в 1841 году началось официальное преследование.Наставник Маркса был уволен, а младогегельянцы стали академическими изгоями. Итак, Маркс сделал то, что делают многие безработные доктора философии: он занялся журналистикой.

За исключением нескольких небольших книжных достижений, журналистика была единственным источником заработка Маркса. (Есть история, хотя Спербер считает ее необоснованной, что однажды в отчаянии он подал заявление на работу железнодорожным служащим, но получил отказ из-за плохого почерка.) Европа; с 1852 по 1862 год он вел колонку для New York Daily Tribune , газеты с самым большим тиражом в мире в то время.

Когда журналистская работа иссякла, ему пришлось бороться. Он часто зависел от поддержки Энгельса и от своего наследства. Иногда он отчаянно нуждался в еде; в какой-то момент он не мог выйти из дома, потому что заложил свое единственное пальто. Утверждение о том, что автор «Капитала» был некомпетентен в финансовом отношении, и что он и его жена потратили немного денег, попадающих на их пути, на удобства среднего класса, такие как музыка и уроки рисования для детей, стали стандартной «иронией» в биографиях Маркса.Спербер это оспаривает. У Маркса было меньше денег, чем предполагали историки, и он принял бедность как цену своей политики. Он бы с удовольствием жил в трущобах, но не хотел, чтобы его семья страдала. Трое детей Маркса умерли молодыми, а четвертый родился мертворожденным; бедность и неудовлетворительные условия жизни могли быть факторами.