БУНТ,ДАРМОЕДА». Краски времени
БУНТ,ДАРМОЕДА»
Чего только не изображает он, даже то, что невозможно изобразить, — огонь, лучи, гром, зарницы, молнии, пелену тумана, все ощущения, чувства, наконец, всю душу человека, проявляющуюся в телодвижениях: едва ли не самый голос.
Эразм Роттердамский
Альбрехт Дюрер (1471 — 1528) — немецкий график и живописец. Жил и работал в городе Нюрнберге. Создал десятки картин, около 360 гравюр и сотни рисунков.
Дюрер — странник. На своем гербе он распахнул дверь и не закрыл ее, словно нетерпеливо зашагал навстречу великолепию и загадочности окружающего мира. Дюрер жаден до впечатлений. При всей его внешней неторопливой ясности и безмятежности, домашней уютности и обаятельности живет в вечной погоне. Стремится запихнуть в свою заплечную котомку впечатления от увиденного. А увидеть он хочет все. Равно привлекают, его метеорит, длиннохвостая обезьяна, сросшиеся близнецы, туша кита…
Дюрер счастлив, он находит то, что утешает его сердце.
Дюрер счастлив, когда первооткрывателем ступает на неведомую землю. Он не любит тайн: ищущему должно быть открыто все. Устремляется к художнику Якопо де Барбари, узнав, что последний будто бы изобрел новый метод в живописи и графике. Но встреча приносит разочарование, Барбари уклоняется от ясных ответов. Дюрер огорчен: «Я в то время более желал узнать, в чем состоит его способ, нежели приобрести королевство…»
Забыв о техштюберах и пфеннигах, расходу которых ведет в своих записных книжках поистине бухгалтерский учет, художник меняет королевство на коня, уносящего его к заветной цели.
Узнать!
Дюрер пил из источника, не утоляя жажды. В восхищающих его снах он видит работы грядущих мастеров. Проникнуть бы в будущее наяву! «Я думаю, что я мог бы тогда исправить свои недостатки», — признается художник.
Узнать!
Знаменитый Андреа Мантенья, художник, зовет его к себе в Италию.
Дюрер торопится и не успевает — жизнь Андреа обрывается. Несостоявшееся свидание немецкий художник считал печальнейшим событием в своей жизни. Работы Дюрера хвалит старик Беллини, учитель Джорджоне и Тициана.
Узнать!
Дюрер словно странствовал в необъятном космосе, стремительно перелетая от звезды к звезде. Его уносило упоение отчаяния: вокруг расстилалось Множество других созвездий. Может быть, это черта гения — обладать космическим пространством внутри себя?
«Намерен я весь век учиться», — напишет он позже в своем стихотворении и выполнит эту программу.
На рубеже XV–XVI веков по мощным стенам феодальной системы зазмеилась сеть трещин. Развиваются наука и торговля, промышленность и просвещение, начал «проклевываться» капитализм. В Нюрнберге, где Дюрер прожил всю жизнь, рождаются первые карманные часы, глобус, астрономические приборы, здесь развито книгопечатное дело. По артериям торговых путей вместе с товарами сюда прибывают беспокоящие мысли и редкие книги.
Дюрер читает Платона, Витрувия, Плиния Старшего, своих земляков — «Корабль дураков» Себастиана Бран-та, «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского, диалоги Ульриха фон Гуттена… Составляет астрономические карты, увлекается геометрией, оптикой, архитектурой, почти в совершенстве постигает естественные и математические науки.
Эпоха Возрождения посылала миру человеколюбцев-гуманистов. Ее небосвод вышит прекрасной и яростной вязью их удивительных слов. Эти люди среди друзей художника. Иоганн Черте, инженер и архитектор, возвращаясь от Дюрера, решает теорему и тут же отсылает художнику — как продолжение разговора. Никлас Крат-цер, астроном и математик, просит нарисовать инструменты «для измерения расстояний в длину и ширину»… Иоаким Камерарий, филолог, руководитель высшего учебного заведения, впоследствии переведет трактаты художника на латинский язык и напишет к ним предисловие. Эразм Роттердамский, философ и писатель, просит выгравировать его портрет. Виллибальд Пиркгеймер, писатель и политический деятель, — друг детства…
Наука, считает Дюрер, поможет обнаружить искусство в природе.
Он уверяется в свое правоте и… жестоко ошибается.
Живопись Дюрера празднична, гармонична, краски ярки и в то же время нежны, градации их бесчисленны. Художник владеет светотенью, умело передает воздушную среду.
Человеческие фигуры объемны, приобретают индивидуальное выражение, активно «сотрудничают» с природой.
Пейзажи сочетают поэтику и точность. Рисунки и акварели доносят до нас волшебную прозрачность природы и благородную чистоту силуэтов. Рука Дюрера — рука властелина линии. Вычерченное им полагали сотворенным при помощи циркуля и линейки.
Но в узде постулатов и теорем начинает задыхаться бунтующая фантазия творчества. Правильные фигуры иногда кажутся роботами. Мраморность математики не греет. Художник постепенно приходит к мысли, что наука — не самоцель, но основа нравственности, она «учит отличать добро от зла».
А Дюрер — человек добра.
Он казался большим ребенком: если верил — то чистосердечно, если огорчался — впадал в меланхолию, если веселился, вокруг радовались все. Людей жалел, старался никого не обижать, плохую работу собрата оценивал так: он сделал все, что мог. Но из мягкого человека Дюрера ничего нельзя было слепить. Он не подличал, не лицемерил, был в высшей степени справедлив.
Другим готов был услужить (не угодить!) и щедро раздаривал свое обаяние, речь его почитали «сладостной и остроумной». Ко всему — скромен. Даже когда пришла слава и стала столь велика, что сам Рафаэль прислал ему свой рисунок, а лучшие живописцы Антверпена вставали, приветствуя его словно цезаря, — в Дюрере нельзя было заметить и тени спеси. Замечали достоинство мастера.
Тот, кого толстосумы, богачи города, называли «дармоедом», стал мыслителем, ученым, гуманистом.
«Искусство божественно и истинно». На автопортрете 1500 года «сверкающие глаза» проповедующего художника горят вдохновением, фанатичным, очищающим огнем.
«Это я, Дюрер, мастер и человек, кому столько дано и который жаждет еще больше отдать».
«Это я, Дюрер, пришел сказать вам слово истины и повести за собой».
Человек с высоким лбом мыслителя «всегда полон образов» и ощущает материальную силу времени, понимая свое творчество как ее неотъемлемую часть.
Шел XVI век и гремела Реформация.
Ученый монах Лютер метнул молнию (по образному выражению Фридриха Энгельса) в католическую церковь — молния угодила в пороховой погреб.
Но Дюрер ведь — «Вашей мудрости покорный гражданин» (как писал он бургомистру и совету города Нюрнберга). Дюрер осторожен, но отважен ли Дюрер? Однажды корабль, на котором находился художник, уносило в открытое море. Началась паника. Дюрер единственный воодушевил вопящего корабельщика. Они подняли «малый парус» и стали приближаться к берегу.
Реформация требует «больших парусов». И просыпается у Дюрера дерзость, ибо «одна лишь истина остается вечно». В гравюрах-иллюстрациях к «Апокалипсису» Дюрер швыряет папу, епископов, императора, придворных вельмож под копыта лошадей апокалипсических всадников — Мора, Голода, Войны, Смерти. Земля очищается от нечисти… Художник уже давно говорит с народом языком гравюры — самого массового и популярного вида искусства в те времена. Гравюры расхватывались на ярмарках и праздниках, проходивших в Нюрнберге и других городах.
Гравюры понятны и впечатляющи. Серии «страстей», больших и малых, — по существу, рассказ не о библейских событиях, а о жизни народа.
Дюрер примыкает к сторонникам Реформации и шлет Лютеру в подарок свои гравюры…
В своей знаменитой гравюре «Иероним в келье» он воспевает мудрый покой уединения. Уютная комната напоена светом, а нимб вокруг головы старого Иеронима — мягкое зарево неустанно трудящейся мысли… «Меланхолию», другую «мастерскую» гравюру, называли духовным портретом художника. Крылатая женщина, уже пытавшаяся настигнуть ускользающую истину, задумчиво всматривается в даль, которую предстоит разведать. Все приобретенное бессильно рассыпалось вокруг богини: наука, знания, опыт, но опущенные крылья все-таки сохраняют упругую силу.
Таков этот противоречивый Дюрер — желающий и остерегающийся, мечтающий о покое и сомневающийся…
Тщательно скрываемое в самом себе явно проскальзывает в портретах. Еще в конце XV века в портрете купца Освальда Крелля отражено душевное горение человека, живо откликающегося на события.
Ему вторит дрезденский «Портрет молодого человека»: получено желанное известие, рождается энергия, способная противостоять препонам и созидать.
Люди на качелях колеблющегося равновесия бытия. Они пытаются осмыслить хаос бытия и провидеть будущее: неукротимый Виллибальд Гиркгеймер, восторженный Филипп Меланхтон.
Любопытна история двух портретов Эразма Роттердамского. Как на всякую праведную душу, мир обрушивался на Эразма Роттердамского, писателя и философа XVI века, всей своей жестокостью, невежеством, подлостью.
Дюрер видел в Эразме воина Справедливости. Этот бастард, незаконнорожденный, гонимый многими сильными мира сего, писал о папах и королях: «…обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щеголяющие в львиной шкуре…»
Брезгливо обличал придворных вельмож: «Нет, пожалуй, ничего раболепнее, низкопоклоннее, пошлее и гнуснее их…»
Открывал людям глаза: «…ненавистна истина царям».
Сорбонна наложила вето на его «Жалобу мира» — книгу, протестующую против войны…
По мотивам «Книжечки воина Христова», написанной этим отважным проницательным человеком, Дюрер создал свою гравюру «Рыцарь, смерть и дьявол».
Рыцарь — каленое железо. Долг и Верность ведут его сквозь тернии трудностей, угроз, искушений. Он бесстрашно ищет Правду, но Правда и в нем самом.
Наверное, таким Дюрер видел Эразма. Но последний был не только таким — и это блестяще отразил художник в первом портрете.
На портрете вы не замечаете душевной боли, приводящей на баррикады. Живое, живущее, сотканное из постоянного движения лицо, по которому, как по без-брежнему морю, плывет, исчезая и возникая, вечный кораблик ироничной усмешки: «вся жизнь человеческая… некая Комедия».
Портрет не вздымающего знамя, а всезнающего философа. Портрет неосознанного противоречия и безоговорочного восхищения человеком, в чьих устах каждое слово тогда загоралось маленьким солнцем. Портрет рисован в Брюсселе, а еще раньше философ и художник встречаются в антверпенском кружке гуманистов. Они понравились друг другу, сблизились, но сближение стало и началом отчуждения… Их объединила и разобщила Реформация.
В Нидерландах, где странствует Дюрер, настигает его ложная весть об аресте Лютера.
Тогда и появляется в записной книжке страстный призыв-вопль: «О, Эразм Роттердамский, где ты?., защити правду, заслужи мученический венец… Ты можешь повергнуть Голиафа».
Но Эразм, как, впрочем, и с ам Дюрер, не хочет мученического венца и, пожалуй, не верит в то, что справится с Голиафом. Он предпочитает лз относительно спокойного далека жалить своей улыбкой дураков, которые «держат в своих руках кормило государственного правления и вообще всячески процветают». В отличие от слепо восхищающегося художника Эразм не видит в Реформации избавления от всех бед. И не очень верит Лютеру. Почувствовав это, Дюрер охладевает к столь похожему на него самого Эразму. И хотя последний прямо или косвенно настойчиво напоминает о своем желании иметь гравированный портрет: «кто не мечтает о портрете работы столь великого художника», — великий художник тянет, отмалчивается. И лишь через пять лет создает гравюру на меди Эразм на ней постаревший. Ушло молодое, задорное ощущение жизни, резко углубились морщины, лицо увяло и поскучнело.
Не всесильный, не всезнающий, не играющий с жизнью — Эразм похож на человека, пришедшего написать несколько грустных прощальных слов в толстом фолианте. Конечно, не было перед художником живого Эразма, портрет рисован с медали. Но не было прежнего молодого задора и у самого художника.
…Снятся Дюреру огромные потоки воды, падающие с неба. Он просыпается в страхе. Сон — вещий. Всемирного потопа, правда, не случилось, но потекли вокруг него реки крестьянской крови. Вспыхнувшая по всей Германии великая Крестьянская война была подавлена. Дюрер, наверное, никогда бы не встал под знамя, на котором изображался крестьянский башмак с развевающимися шнурками. Он учил остерегаться чрезмерного. Он устрашился, но желание оставаться рыцарем Истины победило. Написанный им трактат «Руководство к измерению» спешно дополняется «Проектом памятника в честь победы, одержанной над крестьянами». Дюрер заговорил эзоповым языком.
Проект мнимого памятника — сплошная насмешка. Колонна из горшков, навозных вил, клети с курами, снопа.
На вершину вознесен крестьянин, пронзенный предательским ударом меча в спину. Не деревенский неотесанный мужлан, чьи повадки Дюрер замечал прежде с превосходством горожанина, но ровня художнику, человек труда, глубоко задумавшийся о бурных событиях века, о нелегком пути к свободе, равенству и братству. Крах чаяний, запах крестьянской крови заставили его тяжело уронить голову на ладонь. Тут-то его, безоружного, и настиг вражеский меч.
Это был приговор и феодальной системе, и Лютеру, предавшему движение, и даже самой Реформации, превращавшейся в погоню за инакомыслящими, в бесконечные споры о библейской букве.
Дюрер пишет свою последнюю картину-завещание «Четыре апостола». Он послал к нам, далеким потомкам, своих современников — людей мятежа и преобразований, мыслителей и борцов, сознающих высшее назначение своего существования. Людей Реформации и великой Крестьянской войны. Грубая мужицкая сила органично соединяется с тончайшими проявлениями ума и силой страсти. Струится к нам ток напряженнейшей человеческой мысли, и мы садущаем ее беспокойство и величие.
Дюрер подписал картину: «Все мирские правители в эти опасные времена пусть остерегаются, чтобы не принять за божественное слово человеческие заблуждения».
Божественное слово истины выше тиранов и лжепророков.
Курфюрст Максимилиан I, в чьи руки впоследствии попала картина, велел подпись отпилить, понял ее точный смысл… Дюрер грустно улыбается, вспоминая пылкие слова гуманиста Ульриха фон Гуттена: «…умы пробуждаются, науки расцветают, как радостно жить!» Заря рассвета, забрезжившая было так недавно, уже погасла. Пора восторгов прошла. Лучших учеников художника высылают из города за сочувствие и помощь крестьянскому движению, лучшего резчика заточают в темницу. Дюрер перестает шутить. Уже не рисует по углам паутину, чтобы добродушно посмеяться, когда доверчивые служанки станут сметать ее. Откладывает в сторону кисть и резец, садится за стол и начинает книгу о могуществе, законах, славе и поражениях «…великого, обширного, бесконечного искусства истинной живописи…».
Успевает сочинить лишь трактат о пропорциях и «Наставление об укреплении городов» (может быть, желая хоть чем-то помочь убережению городов-республик). Высоко вздымая знамя своего творчества, он заявляет: «Судить об искусстве живописи не может никто, кроме тех, которые сами хорошо пишут».
Слова эти хлещут заказчиков — бюргеров, сановников церкви, князей и императоров. Не им возвышать или ниспровергать мастера, протягивающего нить времени в будущее…
Дюрер скончался весной 1528 года. Он был слишком изящен для исполина, но им стал. Вечный странник в стране искусства, он соединил в своем творчестве редкий талант художника с глубокой человечностью. Гений и злодейство несовместимы. Дюрер являет пример нерасторжимости гения и добра.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Образы Спасителя эпохи Эразма Роттердамского
Базель ШвейцарияКалендарь
№47
Материал из газеты
Дональд Ли
11.
10.2016
Поклонение пастухов. Около 1470. Неизвестный французский художник / Kunstmuseum Basel- mit Mitteln der Noetzlin-Werthemann-Stiftung erworben- 1939
Эразм Роттердамский (1466–1536) — один из самых влиятельных философов эпохи Реформации. Получив начальное образование в родных Нидерландах, он, приняв в 1492 году монашеский сан, продолжил обучение в монастырских стенах, где среди прочего в совершенстве освоил латынь и греческий. Как секретарь епископа в Камбре он получил свободу от ограничений монашеской жизни, что позволило ему посещать университеты Парижа, Лёвена и Турина. Позже, став одним из главных интеллектуалов своего времени, Эразм сблизился со многими учеными и гуманистами, в первую очередь с Томасом Мором (во время неоднократных посещений Англии, а затем преподавания греческого языка в университете Кембриджа).
В конце жизни Эразм перебрался в Базель, где чувствовал себя свободнее от критики религиозных схоластов, недовольных его слишком вольными взглядами на католические догматы.
В Базеле он и опубликовал в 1516 году перевод с греческого Нового Завета со своими комментариями, тем самым положив начало научной теологии вместо упрощенной, бытовавшей среди богословов того времени. Новый Завет в переводе Эразма выдержал множество переизданий под названием Textus Receptus (Нормативный текст) до конца XIX века. Он же лег в основу доступных для простых верующих переводов Нового Завета на немецкий Мартина Лютера и английской Библии короля Якова (1611). Выставка Археология Спасения: образ Христа в XV–XVI веках в Художественном музее Базеля, приуроченная к 500-летию издания, включает в себя 100 произведений (живопись, миниатюры). Они подобраны с учетом того, что сам Эразм как остававшийся верным католичеству ученый-теолог относился крайне настороженно к вольным, с его точки зрения, изображениям Спасителя. Тем не менее это ярчайшие свидетельства религиозной жизни 500-летней давности, как, например, хранящееся в Базеле одно из самых ранних изображений видения младенца Христа пастухом Херманном Лайхтом.
На месте этого чудесного явления близ города Бад-Штаффельштайн (Германия) в 1445 году возникла паломническая часовня, а позже — существующая и ныне знаменитая базилика Четырнадцати святых в стиле рококо.
Из музейных запасников по случаю выставки извлекли и другие крайне редко выставляемые изображения Христа времен Эразма. А отдельные отсутствующие в базельском музее темы, как Святое семейство или лик Спасителя, чудом проступивший на ткани, восполнили экспонаты из частных коллекций и музеев Германии и Нидерландов. Но хит выставки — Мертвый Христос в гробу (1521–1522) Ганса Гольбейна Младшего из собрания Художественного музея. Этот шокирующий своим натурализмом образ Спасителя обязан своим появлением стремлению художников того времени к достоверности, по подходу близким археологии. И хотя как наука она возникла гораздо позже, но название выставке дала по праву.
Художественный музей
Археология Спасения: образ Христа в XV–XVI веках
До 8 января 2017
Подписаться на новости
Новым директором Третьяковской галереи назначена Елена Проничева
Зельфира Трегулова, возглавлявшая главный музей национального искусства восемь лет, покидает должность в связи с истечением срока трудового договора
09.
02.2023
Золота скифов стало ощутимо больше, но ценны и другие находки, сделанные в Тыве
Археологам Государственного Эрмитажа в полевом сезоне 2022 года удалось сделать очередное сенсационное открытие. Множество предметов, созданных около полутора тысяч лет назад, извлечены из кургана Чинге-Тей-1 в саянской Долине царей
25.01.2023
Золотой век Древней Руси показывают на выставке в Третьяковке
Ключевые экспонаты Владимиро-Суздальского музея-заповедника, прибывшие в Москву, иллюстрируют все эпохи и жанры искусства допетровской Руси
30.01.2023
Золотое кольцо неустановленного размера
Туристическому маршруту, а заодно и историко-культурному проекту под названием «Золотое кольцо России» исполнилось 55 лет. Рассказываем, кто его придумал и сколько городов в него входит
17.01.2023
Дареному коню… Почему музеи не всегда рады подаркам
Чтобы безвозмездно расстаться со своими художественными богатствами, нужно потратить немало времени, сил и даже денег.
В США процедуры музейного дарения превратились в особую финансово-юридическую отрасль, которая существует по собственным законам
01.02.2023
В Малаге по-прежнему показывают русское искусство
В то время как Русский музей приостановил выдачу экспонатов в свой филиал в испанской Малаге, там впервые выставлена значимая частная коллекция русского искусства, собранная за два десятилетия лондонским предпринимателем Дженни Дуган-Чепмен Грин
19.01.2023
Найдены археологические свидетельства восстания, упомянутого на Розеттском камне
Во время раскопок холма Тель-эль-Тимай на севере Египта обнаружили следы подавленного восстания против династии Птолемеев
07.02.2023
Ганс Гольбейн Младший | Эразм | L658
Дэвид Старки: Я привел вас сюда, потому что, возможно, это самый важный портрет в Англии. Именно здесь начинается портретная живопись. Это портрет великого голландского ученого-классика Эразма, написанный великим немецким художником Гансом Гольбейном.
И он здесь человек, который соединяет Англию с древним миром. В начале XVI века мы склонны черпать вдохновение из наших представлений о будущем; затем они нарисовали их из прошлого. Он соединил Англию с миром Греции и Рима и нашел этого необыкновенного молодого человека, этого художника, который умеет делать две вещи. Во-первых, он может создать этот удивительно реалистичный рендеринг. Посмотрите на это, и у вас есть смысл — если вы посмотрите очень внимательно туда, вы можете увидеть латинскую надпись там на полке, которая «легче насмехаться, чем подражать». Это потрясающе. Никогда не было более реалистичной картины … это лучше, чем фотография.
Здесь внизу есть еще одна надпись. Это «подвиги Геракла». Это перевод Эразма на латынь, новый перевод Нового Завета Библии, и то, что здесь делает Эразм, предстает перед нами глазами великого художника, и делает он это по-новому.
Реализм — это ново. Мы думаем, что реализм скучен. Это фотографично. Никто никогда не был представлен в таком виде.
Но в то же время он говорит нам словами о себе, о своих идеях, о своем творчестве, о самой своей настоящей душе. И то, что мы забыли… мы привыкли теперь рисовать очень просто, как своего рода — как бы это сказать без грубости — как средство железнодорожного разъезда. Как нечто, отодвинутое за пределы основной культуры. Тогда он был центральным. Это было так же важно, как телевидение, это было так же важно, как компьютеры, это было так же важно, как приложения, все, с чем мы знакомы. Другими словами, вы не просто получаете изображения сами по себе, вы получаете их со словами. В этом сила 16 века – это рисование образа словами. И вот это придумали. Я бы сказал, что это даже более необычно, это не просто изобретение портрета, реалистического портрета, это изобретение самой идеи личности.
Миранда Хинкли: Что может быть лучше проявления личности, чем портрет Карла I верхом Ван Дейка?
Дэвид Старки: Это не так, это вздор. Чарльз, как мы увидим, когда мы пойдем и посмотрим на это, весь хвастун.
Он кривоногий, до 8 лет не мог ходить, до 6 лет не мог говорить, и его изображают великим рыцарем, героем на коне. Это Тони Блэр, это Гордон Браун, это Алистер Кэмпбелл, это чистый, чистый спиннинг. Это отличная картина — как изображение человека, мусор. Когда мы уезжали из «Гольбейна», я немного оскорблял Ван Дейка. Теперь ясно, что это несправедливо. Вы смотрите на эту картину – образ лошади, образ этого чудесного, романтического английского пейзажа. Он предвосхищает констебля. Это живописно, это красиво. Как портрет Чарльза… ну… Чарльз — маленький человек. Если вы хотите почувствовать контраст между Карлом и, скажем, Генрихом VIII, отправляйтесь в Лондонский Тауэр и посмотрите на их доспехи. Вы видите, что фотографии могут лгать. Доспехи не могут. Потому что доспехи похожи на костюм. Это сделано для измерения. А Чарльз — маленький кривоногий человечек. И вот он романтически посажен на коня. Чарльз никогда не дрался; он показан в рыцарских доспехах. Он был безнадежным военачальником; ему достаточно было посмотреть на битву, чтобы проиграть ее.
А здесь он представлен как рыцарь, как святой Георгий, как романтический герой, и это фальшиво, фальшиво, фальшиво. И это, я думаю, то, что мы должны понять с ван Дейком. Ван Дейк блестяще скрывает недостатки людей. Гольбейн блестяще раскрывает их качества. И есть две принципиально разные традиции портретной живописи в Англии.
Один спускается с Гольбейном, а заканчивается с Люсьеном Фрейдом. Другой ведет свое происхождение от Ван Дейка, и в лучшем случае это Singer Sergeant; в худшем — это Ласло. Это живопись как декоративная, и личность похоронена, затоплена — оглянитесь вокруг — шелк, атлас, бархат, колонны, троны, короны, образы, все, что передает статус, а не личность.
Эразм Роттердамский | Художественный институт Чикаго
CC0 Обозначение общественного достояния
Действия с изображением
Об этом произведении
Ганс Гольбейн был придворным художником Генриха VIII и, вероятно, выполнил рисунок для этой аллегорической гравюры на дереве гуманиста Дезидериуса Эразма, когда ученый жил в Англии.
Расположенный в классическом шпалере, с античными скульптурами, а не с книгами, он говорит о страсти писателя к древности. Другой портрет Эразма, выставленный в этой галерее, работы Альбрехта Дюрера предположительно был сделан с натуры, но он столь же формален и удален от натурщика. На обоих изображениях Эразм носит одинаковую шапку ученого и мантию с богатой текстурой, что указывает на его профессию и богатство.
Статус
- В настоящее время не отображается
Отдел
- Печать и рисунки
Художник
- Ганс Гольбейн младший
Титул
- Эразм Роттердамский
Место
- Германия (национальность художника)
Дата
- Даты работы художника 1517–1543 гг.
Средний
- Ксилография на бумаге верже цвета слоновой кости
Размеры
- 28,5 × 15,4 см (11 1/4 × 6 1/8 дюйма)
Кредитная линия
- Коллекция Стикни
Справочный номер
- 1935,167
Манифест IIIF.
