Шукшин В.М. Читать рассказ на сайте онлайн.
Рассказ о том, как в послевоенные годы студент заочник сдавал экзамен. Студент был явно не готов, профессор сначала сердился. В разговоре выяснилось, что студент тоже воевал и даже был в плену…
– Почему опоздали? – строго спросил профессор.
– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.
– Берите билет. Номер?
– Семнадцать.
– Что там?
– «Слово о полку Игореве» – первый вопрос. Второй…
– Хороший билет. – Профессору стало немного стыдно за свою строгость. – Готовьтесь.
Студент склонился над бумагой, задумался.
Некоторое время профессор наблюдал за ним. Перед его глазами за его длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко – студент. А ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдаленно.
Все разные.
«Все меняется. Древние профессора могли называть себя учителями, ибо имели учеников. А сегодня мы только профессора», – подумал профессор.
– Вопросов ко мне нет?
– Нет. Ничего.
Профессор отошел к окну. Закурил. Хотел додумать эту мысль о древних профессорах, но вместо этого стал внимательно наблюдать за улицей.
Вечерело. Улица жила обычной жизнью – шумела. Проехал трамвай. На повороте с его дуги посыпались красные искры. Перед семафором скопилось множество автомобилей; семафор подмигнул им, и они все сразу ринулись по улице. По тротуарам шли люди. Торопились. И машины торопились, и люди торопились.
«Люди всегда будут торопиться. Будут перемещаться со сверхзвуковой скоростью и все равно будут торопиться. Куда все это устремляется?..»
– Кхм… – Студент пошевелился.
– Готовы? Давайте. – Профессор отвернулся от окна. – Слушаю.
Студент держал в толстых грубых пальцах узкую полоску бумаги – билет; билет мелко дрожал.
«Волнуется, – понял профессор.
– Ничего, поволнуйся».
– «Слово о полку Игореве» – это великое произведение, – начал студент. – Это… шедевр… Относится к концу двенадцатого века… кхэ… Автор выразил здесь чаяния…
Глядя на парня, на его крепкое, строгой чеканки лицо, профессор почему-то подумал, что автор «Слова» был юноша… совсем-совсем молодой.
– … Князья были разобщены, и… В общем, Русь была разобщена, и когда половцы напали на Русь… – Студент закусил губу, нахмурился: должно быть, сам понимал, что рассказывает неинтересно, плохо. Он слегка покраснел.
«Не читал. – Профессор внимательно и сердито посмотрел в глаза студенту. – Да, не читал. Одно предисловие дурацкое прочитал. Черти полосатые! Вот вам – ягодки заочного обучения!» Профессор был противником заочного обучения. Пробовал в свое время выступить со статьей в газете – не напечатали. Сказали: «Что вы!» – «Вот вам – что вы! Вот вам – князья разобщены».
– Читали?
– Посмотрел… кхэ…
– Как вам не стыдно? – с убийственным спокойствием спросил профессор и стал ждать ответа.
Студент побагровел от шеи до лба.
– Не успел, профессор. Работа срочная… заказ срочный…
– Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать величайшее национальное произведение. Очень интересует! – Профессор чувствовал, что начинает ненавидеть здорового студента. – Вы сами пошли учиться?
Студент поднял на профессора грустные глаза.
– Сам, конечно.
– Как вы себе это представляли?
– Что?
– Учебу. В люди хотел выйти? Да?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Не надо, – тихонько сказал студент и опустил голову.
– Что не надо?
– Не надо так…
– Нет, это колоссально! – воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. – Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?
– Стыдно.
– Слава тебе, Господи!
С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.
Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.
– Спросите еще что-нибудь. Я же готовился.
– В каком веке создано «Слово»? – Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребенок.
– В двенадцатом. В конце.
– Верно. Что случилось с князем Игорем?
– Князь Игорь попал в плен.
– Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! – Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым. Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
– Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!
– Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь. – Студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.
На профессора тон этот подействовал успокаивающе.
Он сел. Парень ему нравился.
– Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.
Студент остался стоять.
– Ставьте мне двойку.
– Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! – почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!
Студент стоя некоторое время непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.
– Понимаю, – сказал он.
– Так. Что понимаете?
– Я сам в плену был.
– Так… То есть как в плену были? Где?
– У немцев.
– Вы воевали?
– Да.
Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.
– Долго?
– Три месяца.
– Ну и что?
– Что?
Студент смотрел на профессора, профессор – на студента. Оба были сердиты.
– Садитесь, чего вы стоите, – сказал профессор. – Бежали из плена?
– Да.
– Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.
– Как бежали? Расскажите.
– Ночью. С этапа.
– Подробней, – приказал профессор. – Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько – попасть в плен? – Профессор даже поморщился… – Вы как попали-то? Ранены были?
– Нет.
Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.
– А как же?
– Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.
– Скажите, пожалуйста, какой он занятой!
– Да не занятой, а…
– Страшно было?
– Страшно.
– Да, да. – Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. – Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…
– Я не хочу. – Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.
– Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?
– Восемнадцать.
– Вспоминалась деревня?
– Я из города.
– Ну? Я почему-то подумал – из деревни. Да…
Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.
– О чем вы там говорили между собой?
– Где? – Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.
– В плену
– Ни о чем. О чем говорить?
– Черт возьми! Это верно! – Профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. – Это верно. Как вас зовут?
– Николай.
– Это верно, понимаете?
– Что верно? – Студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер – он не знал, как держать себя.
– Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?
– Нет.
– Там есть район – Подол называется, – можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то.
Не в своей жизни даже, а давным-давно. Понимаете? – У профессора на лице отразилось сложное чувство – он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился. Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.
Студент пожал плечами, признался:
– Как-то сложно, знаете.
– Ну, как же! Что тут сложного? – Профессор опять стал быстро ходить по аудитории. Он сердился на себя, но замолчать уже не мог. Заговорил отчетливо и громко: – Мне кажется, что я там ходил когда-то. Давно. Во времена Игоря. Если бы мне это казалось только теперь, в последние годы, я бы подумал, что это старческое. Но я и молодым так же чувствовал. Ну?
Повисла неловкая пауза. Два человека смотрели друг на друга и не понимали, что им, собственно, требуется сейчас выяснить.
– Я немного не понимаю, – осторожно заговорил студент, – при чем тут Подол?
– При том, что мне показалось очень точным ваше замечание насчет того, что – молчали.
Я в плену не был, даже не воевал никогда, но там, над Подолом, я каким-то образом постигал все, что относится к войне. Я додумался, что в плену – молчат. Не на допросах – я мог об этом много читать, – а между собой. Я многое там узнал и понял. Я, например, много думал над вопросом: как бесшумно снимать часовых? Мне думается, их надо пугать.
Студент удивленно посмотрел на профессора.
– Да. Подползти незаметно и что-нибудь очень тихо спросить. Например: «Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста?» Он в первую секунду ошалеет, и тут бросайся на него.
Студент засмеялся, опустив голову.
– Глупости говорю? – Профессор заглянул ему в глаза.
Студент поторопился сказать:
– Нет, почему… Мне кажется, я понимаю вас.
«Врет. Не хочет обидеть», – понял профессор. И скис. Но счел необходимым добавить еще:
– Это вот почему: наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ.
Я это не из книжек вычитал, сами понимаете. Я это чувствую и верю этому.
Долго после этого молчали – отходили. Надо было вернуться к исходному положению: к «Слову о полку Игореве», к тому, что это великое произведение постыдно не прочитано студентом. Однако профессор не удержался и задал еще два последних вопроса:
– Один бежал?
– Нет, нас семь человек было.
– Наверно, думаете: вот привязался старый чудак! Так?
– Да что вы! Я совсем так не думаю. – Студент покраснел так, как если бы он именно так и подумал. – Правда, профессор. Мне очень интересно.
Сердце старого профессора дрогнуло.
– Это хорошо, солдат. Это хорошо, что вы меня понимаете. «Слово» надо, конечно, прочитать. И не раз. Я вам подарю книжку… у меня как раз есть с собой… – Профессор достал из портфеля экземпляр «Слова о полку Игореве», подумал. Посмотрел на студента, улыбнулся. Что-то быстро написал на обложке книги, подал студенту. – Не читайте сейчас. Дома прочитаете. Вы заметили: я суетился сейчас, как неловкий жених.
– Голос у профессора и выражение лица были грустными. – После этого бывает тяжело.
Студент не нашелся, что на это сказать. Неопределенно пожал плечами.
– Вы все семеро дошли живыми?
– Все.
– Пишете сейчас друг другу?
– Нет, как-то, знаете…
– Ну, конечно, знаю. Конечно. Это все, дорогой мой, очень русские штучки. А вы еще «Слово» не хотите читать. Да ведь это самая русская, самая изумительная русская песня. «Комони ржуть за Сулою; звонить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле!» А? – Профессор поднял кверху палец, как бы вслушиваясь в последний растаявший звук чудной песни. – Давайте зачетку. – Он проставил оценку, закрыл зачетку, вернул ее студенту. Сухо сказал: – До свидания.
Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачетку держал в руке – боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что еще тяжелее – «отлично». Ему было стыдно.
«Хоть бы „удовлетворительно“, и то хватит», – думал он.
Оглянулся на дверь аудитории, быстро раскрыл зачетку… некоторое время тупо смотрел в нее. Потом еще раз оглянулся на дверь аудитории, тихо засмеялся и пошел. В зачетке стояло: «плохо».
На улице он вспомнил про книгу. Раскрыл, прочитал:
«Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев».
Студент оглянулся на окна института, и ему показалось, что в одном он увидел профессора.
… Профессор действительно стоял у окна. Смотрел на улицу и щелкал ногтями по стеклу. Думал.
Василий Шукшин ★ Экзамен читать книгу онлайн бесплатно
Василий Шукшин
Экзамен
– Почему опоздали? – строго спросил профессор.
– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.
– Берите билет. Номер?
– Семнадцать.
– Что там?
– «Слово о полку Игореве» – первый вопрос. Второй…
– Хороший билет.
– Профессору стало немного стыдно за свою строгость. – Готовьтесь.
Студент склонился над бумагой, задумался.
Некоторое время профессор наблюдал за ним. Перед его глазами за его длинную жизнь прошла не одна тысяча таких вот парней; он привык думать о них коротко – студент. А ведь ни один из этой многотысячной армии не походил на другого даже отдаленно. Все разные.
«Все меняется. Древние профессора могли называть себя учителями, ибо имели учеников. А сегодня мы только профессора», – подумал профессор.
– Вопросов ко мне нет?
– Нет. Ничего.
Профессор отошел к окну. Закурил. Хотел додумать эту мысль о древних профессорах, но вместо этого стал внимательно наблюдать за улицей.
Вечерело. Улица жила обычной жизнью – шумела. Проехал трамвай. На повороте с его дуги посыпались красные искры. Перед семафором скопилось множество автомобилей; семафор подмигнул им, и они все сразу ринулись по улице. По тротуарам шли люди. Торопились. И машины торопились, и люди торопились.
«Люди всегда будут торопиться. Будут перемещаться со сверхзвуковой скоростью и все равно будут торопиться. Куда все это устремляется?..»
– Кхм… – Студент пошевелился.
– Готовы? Давайте. – Профессор отвернулся от окна. – Слушаю.
Студент держал в толстых грубых пальцах узкую полоску бумаги – билет; билет мелко дрожал.
«Волнуется, – понял профессор. – Ничего, поволнуйся».
– «Слово о полку Игореве» – это великое произведение, – начал студент. – Это… шедевр… Относится к концу двенадцатого века… кхэ… Автор выразил здесь чаяния…
Глядя на парня, на его крепкое, строгой чеканки лицо, профессор почему-то подумал, что автор «Слова» был юноша… совсем-совсем молодой.
– … Князья были разобщены, и… В общем, Русь была разобщена, и когда половцы напали на Русь… – Студент закусил губу, нахмурился: должно быть, сам понимал, что рассказывает неинтересно, плохо. Он слегка покраснел.
«Не читал. – Профессор внимательно и сердито посмотрел в глаза студенту.
– Да, не читал. Одно предисловие дурацкое прочитал. Черти полосатые! Вот вам – ягодки заочного обучения!» Профессор был противником заочного обучения. Пробовал в свое время выступить со статьей в газете – не напечатали. Сказали: «Что вы!» – «Вот вам – что вы! Вот вам – князья разобщены».
– Читали?
– Посмотрел… кхэ…
– Как вам не стыдно? – с убийственным спокойствием спросил профессор и стал ждать ответа.
Студент побагровел от шеи до лба.
– Не успел, профессор. Работа срочная… заказ срочный…
– Меня меньше всего интересует ваш заказ. Если хотите, меня интересует человек, русский человек, который не удосужился прочитать величайшее национальное произведение. Очень интересует! – Профессор чувствовал, что начинает ненавидеть здорового студента. – Вы сами пошли учиться?
Студент поднял на профессора грустные глаза.
– Сам, конечно.
– Как вы себе это представляли?
– Что?
– Учебу. В люди хотел выйти? Да?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Не надо, – тихонько сказал студент и опустил голову.
– Что не надо?
– Не надо так…
– Нет, это колоссально! – воскликнул профессор, хлопнул себя по колену и поднялся. – Это колоссально. Хорошо, я не буду так. Меня интересует: вам стыдно или нет?
– Стыдно.
– Слава тебе, Господи!
С минуту молчали. Профессор ходил около доски, фыркал и качал головой. Он даже как будто помолодел от злости.
Студент сидел неподвижно, смотрел в билет… Минута была глупая и тяжкая.
– Спросите еще что-нибудь. Я же готовился.
– В каком веке создано «Слово»? – Профессор, когда сердился, упрямился и капризничал, как ребенок.
– В двенадцатом. В конце.
– Верно. Что случилось с князем Игорем?
– Князь Игорь попал в плен.
– Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! – Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым.
Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
Читать дальше
Событие «Слияние драконов» «Сахарные сосны»
Но дело в том, что он должен был уйти, а он не хотел. И ему стало вдруг грустно, грустно и почти отчаянно, как будто они были чем-то обречены, он и она.
Она задумалась на мгновение. Тогда она сказала: «И да, и нет. Я имею в виду, может быть, это была просто удача.
Она задумалась на мгновение. Тогда она сказала: «И да, и нет. Я имею в виду, может быть, это была просто удача.
Он понял, что никогда еще его знание человека не начиналось с такой высоты и не погружалось так глубоко и так быстро. Это было похоже на то, что должно было происходить с сексом, но случалось редко, если вообще случалось.
Он совершенно упустил из виду тот факт, что именно она спасла его; то есть сильное чувство ее характера стерло то смутное безличное волнение, которое он испытал при первой встрече с ней, и теперь он строил о ней безумные фантазии в своей голове.
«И вы должны помнить, что для большинства из нас мы видим это, может быть, один или два раза за двадцать лет. Может быть, никогда. Ведь Калифорния в наши дни — это целая цивилизация людей, которые никогда не видят смерти. Они никогда даже не видят мертвого тела Почему, когда они слышат, что кто-то умер, они думают, что он забыл поесть свою здоровую пищу или не бегал трусцой так, как должен был…
Все эти недели, если бы он только мог видеть ее, быть с ней. И ему пришла в голову странная мысль. Если бы только не случилось то ужасное происшествие, и он нашел ее в каком-нибудь простом обыкновенном месте, и они заговорили. Но она была неотъемлемой частью того, что произошло, ее странность и ее сила были частью этого.
Все эти недели, если бы он только мог видеть ее, быть с ней. И ему пришла в голову странная мысль. Если бы только не случилось то ужасное происшествие, и он нашел ее в каком-нибудь простом обыкновенном месте, и они заговорили. Но она была неотъемлемой частью того, что произошло, ее странность и ее сила были частью этого. В полном одиночестве на этом большом ужасном крейсере прямо в тот момент, когда спустилась тьма. Кто еще, черт возьми, мог быть там? Кто еще, черт возьми, мог вытащить его из воды? Ведь он легко мог поверить тому, что она говорила о решимости, о своих силах.
Он не сказал ей о сорняках в канавах, о мужчинах, сидящих на ступеньках с банками пива, о запахе вареной капусты, который никогда не улетучивается, о поездах вдоль реки, стучащих окнами.
Что касается того, что она родилась на юге, то это не имело к этому никакого отношения. В его голове было слишком много образов из его прошлого, и чувство судьбы, объединившее эти образы, было слишком сильным, чтобы оно пришло от какого-то случайного напоминания о его доме через нее. Кроме того, прошлой ночью на палубе лодки он ничего этого не поймал. Зная ее, да, это было, но даже это было подозрительно, он все еще верил, потому что не было глубокого узнавания, не было «ах да», когда она рассказывала ему свою историю. Только положительное увлечение. Ничего научного в этой его силе; может быть физическим, да, и, в конце концов, измеримым, и даже контролируемым с помощью какого-нибудь обезболивающего препарата, но это не было научным. Это было больше похоже на искусство или музыку.
Но дело в том, что он должен был уйти, а он не хотел. И ему стало вдруг грустно, грустно и почти отчаянно, как будто они были чем-то обречены, он и она.
Теперь он лежал на ковре и думал, как сильно она ему нравилась и как беспокоила его ее грусть и ее одиночество, и как не хотелось ему расставаться с ней, и что все-таки надо идти.
Он понял, что никогда еще его знание человека не начиналось с такой высоты и не погружалось так глубоко и так быстро. Это было похоже на то, что должно было происходить с сексом, но случалось редко, если вообще случалось. Он совершенно упустил из виду тот факт, что именно она спасла его; то есть сильное чувство ее характера стерло то смутное безличное волнение, которое он испытал при первой встрече с ней, и теперь он строил о ней безумные фантазии в своей голове.
Но дело в том, что он должен был уйти, а он не хотел. И ему стало вдруг грустно, грустно и почти отчаянно, как будто они были чем-то обречены, он и она.
«Позвольте мне рассказать вам еще об одном сверхъестественном событии», — сказала она, улыбаясь.
«Это когда у тебя на палубе лодки лежит одно из этих мертвых тел, ты шлепаешь его и разговариваешь с ним, и вдруг глаза открываются, а парень жив».
Но дело в том, что он должен был уйти, а он не хотел. И ему стало вдруг грустно, грустно и почти отчаянно, как будто они были чем-то обречены, он и она.
— Я сейчас не о врачах. Я говорю об обычных людях в современном мире. Я говорю о том, что когда вы смотрите на это тело и понимаете, что вся жизнь ушла из него, и вы можете кричать на него, шлепать его, пытаться сесть и делать все возможное, в книге к нему, но он мертв, абсолютно однозначно мертв…
«И вы должны помнить, что для большинства из нас мы видим это, может быть, один или два раза за двадцать лет. Может быть, никогда. Ведь Калифорния в наши дни — это целая цивилизация людей, которые никогда не видят смерти. Они никогда даже не видят мертвого тела Почему, когда они слышат, что кто-то умер, они думают, что он забыл поесть свою здоровую пищу или не бегал трусцой так, как должен был.
Но дело в том, что он должен был уйти, а он не хотел. И ему стало вдруг грустно, грустно и почти отчаянно, как будто они были чем-то обречены, он и она.
Его голова была удивительно ясной. Он не был так долго без выпивки все лето. И ему скорее нравилось ощущение ясного мышления. Она только что налила ему кофе, и он был вкусным. Но он снова надел перчатки, потому что со всего срывались эти случайные дурацкие образы — Грэм, Элли и мужчины, множество разных мужчин, красивые мужчины и все мужчины Роуэна, это было совершенно ясно. Он хотел, чтобы это было не так.
Это был легкий обмен, углубивший их знания друг о друге и усиливший близость, которую они уже чувствовали. Ему понравилось то, что она сказала о выходе в море; о том, что она одна на мостике с кофе в руке, ветер завывает за рулевой рубкой. Ему это не нравилось, но ему нравилось слушать, как она об этом рассказывает.
Его голова была удивительно ясной. Он не был так долго без выпивки все лето. И ему скорее нравилось ощущение ясного мышления. Она только что налила ему кофе, и он был вкусным. Но он снова надел перчатки, потому что со всего срывались эти случайные дурацкие образы — Грэм, Элли и мужчины, множество разных мужчин, красивые мужчины и все мужчины Роуэна, это было совершенно ясно. Он хотел, чтобы это было не так.
Когда она более подробно описывала ему спасение, она сказала странную вещь. Она говорила, что в очень холодной воде человек почти сразу теряет сознание. И все же ее швырнуло прямо туда, и она не потеряла сознание. Она сказала только: «Я не знаю, как я добралась до лестницы, честно говоря, не знаю».
— Точно, но дело даже глубже. Они не верят, что умрут.
Да ведь я был на поминальных службах в Калифорнии, где никто даже не упомянул о мертвом парне. гробовщик… ну, это первоклассное сверхъестественное событие и, возможно, единственное сверхъестественное событие, которое вам когда-либо доводилось видеть.
Тогда она так мило ему улыбнулась. Он начал целовать ее, и на этом конкретный отрезок разговора подошел к концу. Но дело в том, что он не потерял ее из-за своей безумной болтовни. Она ни разу не отключилась от него.
Он понял, что никогда еще его знание человека не начиналось с такой высоты и не погружалось так глубоко и так быстро. Это было похоже на то, что должно было происходить с сексом, но случалось редко, если вообще случалось. Он совершенно упустил из виду тот факт, что именно она спасла его; то есть сильное чувство ее характера стерло то смутное безличное волнение, которое он испытал при первой встрече с ней, и теперь он строил о ней безумные фантазии в своей голове.
Vasiliy Shukshin — IMDb
- Biography
- Awards
- Trivia
IMDbPro
- Writer
- Actor
- Director
Vasili Shukshin, one of Russian cinema’s notable figures, was born Vasili Makarovich Shukshin into a крестьянская семья в июле
25 декабря 1929 года в селе Сростки Алтайской губернии, Сибирская Россия.
Его отец, Макар Леонтьевич Шукшин, был помещиком.
который отказался вступить в колхоз, был арестован и расстрелян в
1933. В то время
Матери Шукшина, Марии Сергеевне, было 22 года, двое детей.
вышла замуж за другого крестьянина, которого вскоре призвали в армию и который погиб во время Великой Отечественной войны.
Молодого Василия Шукшина воспитывала мать-одиночка.
После Великой Отечественной войны Шукшин учился на автослесаря, затем служил в
военно-морского флота на Балтийском море, затем работал школьным учителем в Сибири,
потом уехал учиться режиссуре в Москву. Он был принят
режиссер Михаил Ромм, признавший природный талант Шукшина. С 1954-1919 гг.60 он
учился актерскому мастерству и режиссуре в Советском государственном институте им.
Кинематографии (ВГИК) в Москве, дебютировал на большом экране в эпизодической роли.
в фильме «Тихий Дон» (1957) режиссера Сергея Герасимова. В 50-х и 60-х годах снимался в
несколько популярных фильмов. Шукшин опубликовал свои первые рассказы в
1958 год, во время «оттепели», которую инициировал Никита Хрущев. В 1964 году он написал
и поставил Живёт такой парен (1964), и фильм был встречен критиками на XVI
Международный кинофестиваль в Венеции (1965). В то время Шукшин
стал известным в Москве партийным деятелем, у него были романтические отношения
с популярной поэтессой Беллой Ахмадулиной. Позже он женился на актрисе Лидии Федосеевой-Шукшиной.
у пары было две дочери.
В 1965 году Шукшин начал свой новый проект «Степан Разин». казачий вождь XVII века, возглавивший крупное народное восстание против русского царя и был зверски казнен на Красной площади в Москва. В 1967 году в разработке находился фильм «Степан Разин», и Шукшин выехал на место на Волге, где произошло историческое восстание место; но советские власти развалили фильм за политические причины. Со временем у Шукшина возникли серьезные проблемы с алкоголь и депрессия в течение нескольких лет. Только позже, после рождения своей второй дочери, он полностью воздерживался от алкоголя на протяжении остаток его жизни. В 1969 ему было присвоено звание Заслуженного артиста России. В 1971 году он был удостоен Государственной премии СССР за выдающиеся исполнив главную роль Чернова в популярном фильме «У озера» (1970) режиссер Сергей Герасимов.
В 1973 году Василий Шукшин снялся в том, что стало его самым популярным фильмом,
Калина красная (1974), которую он также написал и поставил, заработав себе награды и известность.
В 1974 году Шукшин возобновил свой кинопроект под названием
«Степан Разин», а также написал о Степане Разине роман «Я приехал».
дать тебе свободу». Шукшин был найден
умер 2 октября 1974, на теплоходе «Дунай» на Волге
река, близ Клецкой в Волгоградской области, Россия. Он был положен в
отдых на Новодевичьем кладбище в Москве, Россия.
Вышел в свет главный роман Шукшина «Я пришел отпустить вас на волю» посмертно. Его романы и рассказы были переведены более чем на 30 языков и продано более 20 миллионов копий по всему миру. А исчерпывающую творческую биографию Василия Шукшина написал Евгения Вертлиба и изданной в Нью-Йорке в 1990 году.
BornJuly 25, 1929
DiedOctober 2, 1974(45)
BornJuly 25, 1929
DiedOctober 2, 1974(45)
- Awards
- 4 wins
Photos58
Known for
Kalina Krasnaya
Vash Syn I Brat
Zhivyot Takoy Paren
Strannee Lyudi
Кредиты
Writer
Okhota Zhit
Okhota Zhit
Okhota Zhit
Okhota Zhit
ASSHOTA ZHIT
.
0056
I Want to Live
- novel (as Vasily Shukshin)
- Short
Vanka Teplyashin
- writer (as Vasily Shukshin)
- Short
Veruyu !
- по рассказам (в роли Василия Шукшина)
Вьянет-пропаганда
- Писатель
- Телефильм 7
1- novel «Sapozhki»
- Short
Botushki
And in the Morning They Woke Up
- novel
Krepkiy muzhik
- story
- TV Movie
Ёлки-палки
- книги
Энергичные люди
- Писатель
- Телефильм
50072 Prazdniki detstva
- books
Drugi igrishch i zabav
- story
- TV Movie
Punaiset saappaat ja muita ihmeitä
- short stories
- TV Movie
Серия
- Рассказы
A nem várt vendég
- Сценарист
- Телефильм
Actor
Proshu slova
- Feda, dramaturg
They Fought for Their Country
- Pyotr Lopakhin
Esli khochesh byt schastlivym
- Vladimir Fedotov
Калина красная
- Егор Прокудин
Великая битва
- Генерал Иван Конев
Dauriya
- Vasiliy Ulybin (as V. Shukshin)
- Vasiliy Ulybin (as V.
Pechki-lavochki
- Ivan Rastorguyev
Liberation: The Last Assault
- Marshall Ivan Stepanovitch Konev
Освобождение: Битва за Берлин
- Маршал Иван Степанович Конев
Держис за облака
- Легкий паранснок (как Василий Суксин)
Osvobozhdenie: Napravlenie glavnogo udara
- Gen. Konev
- Gen.
Lyubov Yarovaya
- Roman Koshkin (as V. Shukshin)
U ozera
- Vasiliy Chernykh
Эхо далеких снегов
- Лавров Василий
Мужской разговор
- Ларионов Николай Николаевич (как В. Шукшин)
Director
Kalina krasnaya
- Director
Pechki-lavochki
- Director
Strannye lyudi
- Director
Vash syn i brat
- Директор
Живёт такой парень
- Директор
Из Лебяжьего сообщения
- Director
- Short
Personal details
- Alternative names
- Wassili Schukschin
- Born
- July 25, 1929
- Srostki, Biysk Okrug, Siberian Krai, RSFSR, USSR [ ныне Алтайский край, Россия]
- Погиб
- 2 октября 1974 г.
- 2 октября 1974 г.
0056
Shukshin)
Konev