Артикул воинский 1715 г. | Музей истории российских реформ имени П. А. Столыпина
Артикул воинский 1715 г.
Утверждённый царём Петром I 26 апреля 1715 г. Артикул воинский представляет собой Военно-уголовный кодекс без общей части. Он составлен по образцу иностранного законодательства, в основном Военного артикула короля Швеции Густава II Адольфа в «Новошведской» редакции, утверждённой королём Карлом XI в 1683 г.
Артикул проводил чисто военный взгляд на преступления. Они рассматривались как нарушением воинской дисциплины, внутренняя и нравственная сторона преступления законодателя почти не интересовала. Артикул даже по сравнению с Уложением 1649 г. отличается крайней жестокостью: применение смертной казни и телесных наказаний значительно расширяется, предусматриваются новые составы преступлений и др. Царским указом от 10.4.1716 г. Воинским артикулом предписывалось руководствоваться и в гражданских судах. Закон публикуется в извлечениях.
Глава первая — о страсе божии
Артикул 3.
Кто имени божию хулению приносит, и оное презирает, и службу божию поносит, и ругается слову божию и святым таинствам, а весьма в том он обличен будет, хотя сие в пиянстве или трезвом уме учинится: тогда ему язык роскаленым железом прожжен, и потом отсечена глава да будет.
Артикул 4. Кто пресвятую матерь божию деву Марию и святых ругательными словами поносит, оный имеет, по состоянию его особы и хуления, телесным наказанием отсечения сустава наказан или живота[1] лишен быть.
Артикул 5. Ежели кто слышит таковое хуление, и в принадлежащем месте благовременно извету не подаст, оный имеет по состоянию дела, яко причастник богохуления, живота или своих пожитков лишен быть.
Глава третья — о команде, предпочтении и почитании вышних и нижних офицеров, и о послушании рядовых
Артикул 18. Впервых имеют, и принуждены все вышния и нижния, которые воинскаго чина люди суть, кто бы они ни были, наивящшее и единое свое намерение к службе его царскаго величества, яко самовластнаго монарха, от своих государств и земель употребить.
Такожде везде, где его царское величество своею высокою особою присутствен, то всех начальников власть и сила отнята есть, кроме тех, которым от его величества нарочно что управить повелено будет.
Артикул 19. Есть ли кто подданный войско вооружит или оружие предприимет против его величества, или умышлять будет помянутое величество полонить или убить, или учинит ему какое насилство, тогда имеют тот и все оныя, которыя в том вспомогали, или совет свой подавали, яко оскорбители величества, четвертованы[2] быть, и их пожитки забраны. Толкование. Такое же равное наказание чинится над тем, котораго преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было, и над оным, которой о том сведом был, а не известил.
Артикул 20. Кто против его величества особы хулительными словами погрешит, его действо и намерение презирать и непристойным образом о том разсуждать будет, оный имеет живота лишен быть, и отсечением главы казнен.
Толкование.
Ибо его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять[3]. И яко же о его величестве самом в оном артикуле помянуто, разумеется тако и о его величества цесарской супруге, и его государства наследии.
Артикул 22. Кто фелтмаршала или генерала бранными словами поносить, или в компаниях и собрании протчих предосудительные слова их чести касающиеся, говорить будет, тот имеет телесным наказанием наказан быть, или и живота лишен.
Артикул 24. Буде кто фелтмаршала или генерала дерзнет вооруженною или невооруженною рукою атаковать, или оному в сердцах противитися, и в том оный весма обличен будет, оный имеет (хотя он тем ружьем повредил, или не повредил) для прикладу другим, всемерно живота лишен, и отсечением главы казнен быть. Такожде и тот живота лишен будет, который в сердцах против своего начальника за оружие свое примется.
Толкование. По сему артикулу никакой офицер, ни салдат не может оправдатися, хотя с ним от фелтмаршала и генерала непристойным образом поступлено будет, и ему от них некоторым образом оскорбление славы учинится. Ибо почтение генеральству всеконечно и весьма имеет ненарушимо быть. Однакоже таковому обиженному свободно есть о понесенном своем безчестии и несправедливости его величеству, или в ином пристойном месте учтиво жалобу свою принесть, и тамо о сатисфакции и удоволствовании искать и ожидать оныя.
Артикул 25. Равномерное же право, како о фелтмаршалах упомянуто, имеют полковники, подполковники, маеоры и все протчие полковые офицеры, и надлежит каждому своего началника должным образом почитать, и от подчиненнаго своего возиметь оное почтение.
Артикул 26. Есть ли рядовой грозить будет своего сержанта, фуриера, каптенармуса, или капрала бить, или браня уязвить оного, или оному противитися будет, когда ему что повелят к службе его величества управлять, и случится сие в походе против неприятеля, или в лагере, в котором караулы розставлены: тогда оный лишен будет живота.
А ежели вне помянутых случаев приключится, надлежит жестоким наказанием наказать, а имянно шпицрутенами.
Артикул 27. Буде офицеру или салдату в его величества службе от началника своего что управить повелено будет, а он того из злости или упрямства не учинит, но тому нарочно и с умыслом противитися будет, оный имеет хотя вышний, или нижний, всемерно живота лишен быть.
Артикул 28. Буде же кто от лености, глупости или медлением, однакож без упрямства, злости и умыслу оное не управит, что ему от его началника повелено, оный имеет по состоянию и важности дела от службы либо весьма или на довольное время отставлен быть, и по вся разы, на сколько времяни он отставится, за рядоваго служить…
Артикул 29. Також имеет подчиненный от всякого непристойного разсуждения об указах, которые ему от его началника даны, весьма воздержатся: а есть ли кто противо того учинит, а особливо тогда, когда с неприятелем в бой вступят, или иная тому подобная учинится потреба, то оного по окончании того дела за непристойное его дерзновение лишением чести наказать.
Толкование. Ибо начальнику принадлежит повелевать, а подчиненному послушну быть. Оный имеет в том, что он приказал, оправдатся, а сей ответ дать, како он повеленное исправил.
Артикул 30. Есть ли от вышних офицеров указами что повелено будет, а против того кто имеет припомнить нечто, чрез которое он чает его величества интересу более вспомощи, или опасаемое какое нещастие и вред отвратить, тогда он должен сие честно своему командиру донесть, или когда он время к тому иметь может, мнение свое фелтмаршалу или генералу самому с покорностию объявить. Буде его припомнение не за благо изобретено будет, тогда долженствует он то чинить, что ему повелено.
Артикул 33. Такожде никто из офицеров да не дерзает обретающихся под своею командою салдат, без важных и пристойных притчин, которыя службе его величества не касаются, жестоко бить или уязвить. Кто против того преступит, воинскому суду представлен и потом, по изобретению дела, наказан будет. А есть ли он то часто чинить будет, имеет своего чина лишен быть: ибо он тот чин всуе употребил.
Российское законодательство X-XX вв. Т. 4. М., 1986.
[1] Живот (здесь) – жизнь.[2] Четвертование – вид квалифицированной смертной казни, заключавшийся в отсечении ног, рук и головы.[3] Первое определение неограниченной власти государя в российском законодательстве.
§ 20 Самодержавие. | Проект «Исторические Материалы»
§ 20 Самодержавие
Государственное устройство Российской Империи определяется двумя статьями Основных Законов: первою и сорок седьмою. Ст. 1 определяет свойства власти, принадлежащей монарху. “Император Российский, говорится в ней, есть монарх самодержавный и неограниченный. — Повиноваться верховной Его власти не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает”. Тут указаны три свойства: верховность, самодержавие, неограниченность. Обозначение власти монарха верховною показывает, что ему принадлежит высшая безответственная власть в государстве, как это имеется в каждой монархии. Самодержавие и неограниченность показывают, что вся полнота власти сосредоточивается у нас в руках монарха.
Ст. 47 указывает, что осуществление самодержавной власти русского царя совершается согласно началу законности. “Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от Самодержавной Власти исходящих”. Самодержавием существующее у нас государственное устройство отличается от монархии ограниченной, законностью — от деспотии, где место закона заступает ничем не сдерживаемый личный произвол правителя.
Самодержавие установилось в России издавна. Даже видящие в нем начало, занесенное к нам извне, с Востока или из Византии, а не самобытно развившееся у нас, относят установление его к эпохе татарского ига или по крайней мере не позже XVI века. Но подстатейные ссылки ст. 1 Осн. Зак. не восходят далее, как до XVIII века. Это объясняется, во-первых, теми рамками, какими было обставлено составление Свода Законов. Законодательный материал, которым пользовались его составители, был ограничен 1649 годом. Законодательные акты, появившиеся ранее Соборного Уложения царя Алексея Михайловича, вовсе не принимались в соображение.
Во-вторых, найти общую формулировку такого исконного начала русского государственного быта, как самодержавие, в отдельных указах сравнительно поздней эпохи было делом не легким. Приходилось подыскивать в указах случайное выражение для всех бесспорного начала. И те узаконения, которые указаны составителями Свода, как источники ст. 1 Осн. Зак., не вполне соответствуют важности выраженного в нем начала. Источником второй части, указующей на религиозное освящение самодержавной власти, послужил духовный регламент, а именно то его место (ч. I, п. 2), где в доказательство превосходства коллегиального устройства для церковного управления указывается, что и монархи самодержавные не обходятся без советников. “Монархов власть есть самодержавная, которым повиноваться Сам Бог за совесть повелевает; обаче советников своих имеют, не токмо ради лучшего истины взыскания, но дабы и не клеветали непокорные человецы, что се или оно силою паче и по прихотям своим, нежели судом и истиною заповедует Монарх” (П.
С. 3., № 3718, ч. I, п. 2, стр. 316). Первая часть ст. 1, устанавливающая собственно начало самодержавия, имеет своими источниками Воинский артикул 1716 г., Морской устав 1720 г., манифест Анны Иоанновны 1730 г. и Учреждение Императорской фамилии 1797 г. Из всех этих законодательных актов общее выражение начала самодержавия содержит только манифест Анны Иоанновны, потому, конечно, что ей одной пришлось противопоставлять самодержавие попытке его ограничить со стороны верховников. “Понеже верные Наши подданные, говорится в этом манифесте, все единогласно Нас просили, дабы Мы Самодержавие в Нашей Русской Империи, как издревле прародители Наши имели, восприять соизволили” (П. С. З., № 5509, февр. 28). В Воинском Артикуле и Морском уставе, которые дословно повторяют друг друга, говорится собственно не о самодержавии, а о самовластии и притом в объяснение того, почему за оскорбление величества положена смертная казнь (П. С. З., № 3006, арт. 20 толк., стр. 325 и № 3435, ч. V, ст. 2 толк., стр.
59). “Ибо Его Величество есть Самовластный Монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь во своей воле и благомнению управлять”. Это неудачное и нигде более в вашем законодательстве не встречающееся выражение: “самовластный”, как видно из немецкого текста артикула, употреблено там в смысле “суверенный” (ein souveräner Monarch). Наконец, в Учреждении Императорской фамилии, § 71, говорится только об отношении монарха к членам Императорской фамилии. “При всех сих данных преимуществах ненарушимым залогом поставляется иметь каждому из фамилии Нашей к Царствующему лицу совершенное почтение, повиновение и подданство, равномерное и миролюбивое отношение в сохранении семейной тишины и согласия. Царствующий, яко неограниченный Самодержец во всяком противном случае имеет право от назначенного Нами отрешать. (П. С. З., № 17906, § 71, стр. 585). Если, тем не менее, составители Свода на первое место поставили ссылку именно на учреждение Императорской фамилии, то это объясняется, вероятно, тем, что в одном этом акте встречается принятое в Своде сочетание определений: самодержавный и неограниченный.
Сопоставление слов: самодержавный и неограниченный как бы указывает, что законодатель хотел ими обозначить два различных свойства власти. Выражение § 71 Учр. Импер. фамилии “неограниченный Самодержец” как бы предполагает, что может быть Самодержец и ограниченный. И действительно, Сперанский в своем Руководстве старался придать этим словам различный смысл. Двумя словами, говорит он, весьма многозначительными, выражается в наших законах полнота верховной власти: самодержавием и неограниченностью. Слово самодержавие имеет два разных смысла. Кода оно прилагается к государству, то оно означает независимость государства от всякой посторонней власти. В сем смысле все государства независимые могут быть названы государствами самодержавными. Когда оно прилагается к особе государя, то оно означает соединение всех стихий державного права во всей полноте их без всякого участия и разделения. Слово неограниченность власти означает то, что никакая другая власть на земле, власть правильная и законная, ни вне, ни внутри империи, не может положить пределов верховной власти Российского самодержца.
Итак, если судить по форме изложения, Сперанский различает самодержавие и неограниченность. Но по содержанию он определяет их так, что понятия эти совпадают. В самом деле, “соединение всех стихий державного права”, очевидно, ничего другого означать не может, как то, что не существует никакой другой власти, которая бы ограничивала масть монарха. Следуя примеру Сперанского, Градовский и Романович-Славатинский также стараются различить самодержавие и неограниченность. Романович-Славатинский повторяет в сущности слова Сперанского. Градовский проводит это различие несколько иначе. Название “неограниченный”, по его мнению, показывает, что воля императора не стеснена известными юридическими нормами, поставленными выше его власти. Выражение “самодержавный” означает, что русский Император не разделяет своих верховных прав ни с каким установлением или сословием в государстве, т. е., что каждый акт его воли получает обязательную силу независимо от другого установления.¹* Однако, и в таком определении самодержавие и неограниченность сливаются воедино.
Существование “юридических норм, поставленных выше воли монарха”, возможно, конечно, только под условием “разделения верховных прав между ним и другими установлениями”.
Сопоставление статей первой и второй Осн. Зак. показывает, что и сам законодатель не придавал выражению “неограниченный” строго определенного значения. Ст. 2 постановляет, что когда наследство престола дойдет до лица женского, то Императрице принадлежит та же самая власть, что и Императору, но при этом власть эта, вместо “неограниченной и самодержавной”, называется “верховной и самодержавной”. Так как это та же самая власть, то, очевидно, “неограниченный” и “верховный” на языке Свода — синонимы. Из этого должно заключить, что, определяя власть монарха, как самодержавную, неограниченную, Свод Законов не обозначает этими словами различных ее свойств, а для большей ясности одно и то же свойство определяет двумя однозначащими словами.
Самодержавие имеет, как на это справедливо указал сам Сперанский, два различных смысла: им означается и внешний, международный суверенитет государства, и внутренняя безраздельность власти монарха.
Первый официально принял наименование, самодержца Иван III, и тогда, как не без основания замечает Ключевский²* оно указывало именно на внешний, международный суверенитет, на внешнюю независимость. В таком значении самодержавие употреблялось еще в самом конце XVIII века, как это можно видеть из приведенного выше договора Екатерины II с царем Ираклием II. Когда в договоре этом говорится, что царь Ираклий не признает над собою иного самодержавия, крове власти и покровительства императрицы, то, очевидно, самодержавие употреблено здесь не в смысле абсолютизма, а именно в смысле суверенитета. Но, с другой стороны, уже Иоанн Грозный толкует самодержавие именно в смысле безраздельного сосредоточения всей полноты государственной власти в руках монарха, когда замечал Курбскому: “како же и самодержец наречется, когда не сам строит?” В таком смысле употребляется самодержавие и в манифесте Анны Иоанновны 28 февраля 1730 года, и в Екатерининском Наказе, ст. 9: “государь есть самодержавный, ибо никакая другая, как соединенная в его особе власть не может действовать сродно с пространством толь великого государства”, и в манифесте 29 апреля 1881 года: “Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления с верою в истину Самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений”.
В таком смысле это слово употребляется ныне в обыденной речи. Без сомнения, и в Своде Законов самодержавие означает не внешнюю самостоятельность власти, а внутреннюю ее безраздельность.
Итак, следует признать, что понятие самодержавия объемлет собою понятие неограниченности, в смысле сосредоточения в руках монарха всей полноты государственной власти. Если Осн. Зак. наряду с самодержавием упоминает еще и о неограниченности власти, то только для большей ясности. Иначе неограниченность не могла бы быть опущена в определении власти Императрицы, во всем равной с властью Императора.
Дополнение. Статья 4 действующих Основных законов (свод законов, т. I, ч. I, изд. 1906 г.) постановляет: “Императору Всероссийскому принадлежит верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть нам Бог повелевает”. Из сравнения этого текста с текстом прежней ст. 1 Основных законов явствует, что в новой характеристике власти Императора Всероссийского опущен признак неограниченности и сохранены признаки самодержавия и верховности.
Что касается верховности, то с точки зрения, принимаемой Н. М. Коркуновым, она не является решающим моментом для заключения о наличности в России той или другой формы монархического строя. Этим решающим моментом должно, напротив, считать исчезновение из характеристики императорской власти эпитета “неограниченный”, что вытекает из сопоставления статей 4, 7, 10, 11 и 86 основных законов.
По смыслу их Государь Император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным Советом и Государственной Думой; никакой новый закон не может воспоследовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и восприять силу без утверждения Государя Императора; указы и повеления в порядке верховного управления издаются Государем Императором в соответствии с законами, в делах же управления подчиненного определенная степень власти вверяется подлежащим местам и лицам от Государя Императора согласно закону. Таким образом власть управления, осуществляемая или самостоятельно Государем, или по уполномочию от него и согласно закону иными органами государства, оказывается подчиненной иной, высшей форме проявления государственной власти, называемой властью законодательной; а эта последняя не может уже быть осуществляема самостоятельно Государем и предполагает совместные действия монарха, Государственного Совета и Государственной Думы.
Поэтому-то начало неограниченности, или, по толкованию Н. М. Коршунова, сосредоточения всей полноты власти в руках монарха, и не могло быть сохранено в постановлениях основных законов о существе Верховной Самодержавной власти. И если Император Всероссийский и в настоящее время именуется неограниченным Самодержцем в Учреждении о Императорской Фамилии в ст. 222 Св. зак., т. I, ч. I, изд. 1906 г., то и из содержания этой статьи и из места, занимаемого ею в системе основных законов, ясно, что она имеет в виду власть царствущего Императора над членами Императорского Дома.
При этих условиях, хотя власть Государя Императора по-прежнему называется самодержавной, самодержавие в современном государственном строе России не может быть понимаемо, как начало равнозначащее неограниченности. Государь Император при действии новых основных законов есть монарх ограниченный или, по установившемуся и употребительному выражению — конституционный, и государственный строй России есть строй ограниченной или конституционной монархии.
Началу самодержавия должно быть, таким образом, дано иное толкование. Наиболее часто оно толкуется, как означающее внешний международный суверенитет государства, то есть так, как оно, по указанно Н. М. Коркунова, понималось иногда до конца ХVIII столетия.
Примечания:
¹* Градовский. Начала I, стр. 1 и 2, (Собрание сочинений, т. 7).
²* Ключевский. Боярская дума, 2 изд. 1883, стр. 258.
Уроки времени Основатели Америки пытались создать короля
Авторитаризм на подъеме во всем мире, от России до Турции и Венгрии. Даже в Соединенных Штатах 37% американцев утратили веру в демократию, и поразительно, что каждый шестой готов к военной диктатуре. И все же американцы часто предполагают, что они полностью защищены нашей замечательной системой сдержек и противовесов, созданной отцами-основателями.
Но мы должны делать больше, чем полагаться на веру в гений революционного поколения: мы должны прислушаться к их совету быть всегда бдительными в защите нашей республики от любого популизма и реакции, которые могут подорвать наши свободы.
Ибо даже сами Основатели были восприимчивы к песне сирены сильного человека. По крайней мере, таков урок малоизвестной истории об их предложении европейскому принцу стать монархом Соединенных Штатов.
Годы сразу после победы над англичанами в Йорктауне, по словам генерала Джорджа Вашингтона, граничили с анархией. В соответствии со Статьями Конфедерации чрезвычайно слабый Континентальный Конгресс был настолько недееспособным, что чуть не проиграл саму войну. Хаоса в управлении было слишком много, и он превратился в кризис, когда ветераны, которым не платили, потому что у правительства не было средств, чтобы дать им, восстали под руководством Дэниела Шейса. Увидев власть толпы, испуганные лидеры новой нации были полны решимости усилить исполнительную власть. А самой знакомой формой сильного руководителя был монарх.
Так и случилось, что в 1786 году президент Континентального конгресса Натаниэль Горам — сын Массачусетса, рассадника антироялизма — написал от имени правительства письмо принцу Генриху, младшему брату прусского короля Фредерика Великий.
13-й сын короля Вильгельма III, Генрих стал полковником в возрасте 14 лет и проявил себя как чрезвычайно талантливый полководец, а также просвещенный лидер, как и его старший брат, эрудированный джентльмен, интересующийся искусством и идеями. Американцы положительно относились к Пруссии в целом и к Генриху в частности из-за Фридриха фон Штойбена, добровольца, сражавшегося в Вэлли-Фордж и ветерана собственных войн принца. Вероятно, именно фон Штойбен порекомендовал Александру Гамильтону молодого королевского Гогенцоллерна.
В письме, ныне утерянном, Генриху предлагалось пересечь Атлантику и стать королем Соединенных Штатов Америки.
Он должен был стать главой конституционной монархии, созданной по образцу той самой английской системы, за свержение которой колонии вели отчаянную войну. Фон Штойбен скептически относился к любым шансам на принятие, но должным образом отправил письмо в Берлин. На самом деле ответ Генри, найденный более века спустя среди его бумаг, доказывающий факт того, что многие считали легендой, действительно должен был отказаться.
Сенатор от Нью-Йорка Руфус Кинг позже сообщил, что принц сказал Штойбену, что «американцы проявили такую решимость [против] своего старого короля, что они [не будут] с готовностью подчиняться новому». Вскоре делегаты собрались в Филадельфии, чтобы найти другие средства стабильности. Результатом стала Конституция США.
Америка обязана больше, чем нам хотелось бы признать, тому факту, что Джордж Вашингтон был нашим первым президентом. Вернувшись из отставки, чтобы сначала возглавить Конституционный конвент, а затем стать первым президентом, Вашингтон легко мог занимать этот пост всю жизнь. Действительно, Александр Гамильтон выступал за пост президента как на пожизненный пост, а его владелец смещался только в порядке импичмента. Джон Адамс пошел еще дальше, выступая за то, чтобы к президенту обращались «Его Величество».
Сам Вашингтон не стремился к абсолютной власти, но он был обеспокоен тем, что у будущих президентов не будет его сомнений. Видя, что даже его собственные мудрые соотечественники, ценой больших затрат сбросив с себя английского короля, были готовы всего через пять лет передать суверенитет новому монарху (причем иностранному), он предпринял необычный и самоотверженный акт установления прецедент, покинув пост президента через восемь лет.
Если бы нашим первым президентом был Дональд Трамп или даже Франклин Рузвельт, который нарушил традицию и отбыл четыре срока, нетрудно представить, что президентство стало бы чем-то гораздо более зловещим и менее ограниченным, чем сегодня. Когда Вашингтон удалился на свою ферму в конце войны, Георг III заметил, что это сделало его «величайшим человеком в мире». Мы не можем надеяться, что всегда будем руководствоваться такими, как он.
Гамильтон, Мэдисон и другие основатели тщательно проанализировали бесчисленное множество примеров демократий с древних времен и их упадка. Они справедливо пришли к выводу, что чрезмерная фракционность и рост коррупции, некомпетентности и демагогии почти всегда приводили к неизлечимым кризисам. «Помните, демократия никогда не длится долго», — написал Адамс. «Она скоро истощается, истощается и убивает себя. Еще не было демократии, которая не покончила бы с собой». Конечным результатом обычно было установление железного правления — будь то в форме местного диктатора или иностранного завоевателя.
Американское решение — исполнительная власть, достаточно сильная, чтобы быть эффективной, но достаточно проверенная, чтобы предотвратить тиранию, — по-прежнему, к сожалению, в некоторой степени зависит от характера президента и поддерживающего его электората.
Есть ранние, но тревожные признаки того, что мы можем столкнуться с кризисом. Поляризация и мажоритарная фракционность, которых опасались основатели, привели к терпимости к квазиавторитарным действиям среди тех, кто согласен с президентом. Правление исполнительным указом, начатое при Обаме и продолженное при Трампе, подорвало разделение властей. Правительство кажется неспособным функционировать эффективно, гнев кипит, и исследования показывают, что молодые люди — те, кому придется нести ответственность за выносливость системы — скорее всего, считают демократию менее чем «необходимой». Крайне левые и правые подняли тревожную политику, а некоторые сторонники даже стремятся разрушить саму систему.
Это сценарий, который встревожил создателей Конституции, вакуум управления, который может привести к тому, что толпа потребует порядка выше свободы.
Их собственное почти соблазнение чарами авторитарного правления побудило их попытаться создать систему, которая могла бы выдержать этот риск, но они также знали, что их меры безопасности не могут работать без мудрого руководства и граждан, готовых ценить их.
«Те, кто надеется пожинать плоды свободы, — писал Томас Пейн, — должны испытать усталость, поддерживая ее». Если даже у Гамильтона, Адамса и Горэма возникло искушение в трудный момент прибегнуть к сильной руке, нам лучше не рисковать, защищая Конституцию, которую они нам завещали.
Ричард Гуровиц — писатель, инвестор и издатель The Octavian Report , ежеквартального журнала идей.
Исправление, 26 ноября:
В оригинальной подписи к этой статье неверно указано, кто изображен на картине Говарда Чендлера Кристи, изображающей подписание Конституции США. Томаса Джефферсона нет среди изображенных.
Свяжитесь с нами по телефону по адресу letter@time.
com.
Только монарх может контролировать элиту
Малоизвестный факт, что Шекспир ненавидел американцев. По крайней мере, когда в Двенадцатой ночи сэр Эндрю Агуечик сказал: «Я хотел быть браунистом так же, как и политиком», он имел в виду тот же самый дерзкий маленький культ , который позднее возник на Мэйфлауэре.
Так что кажется особенно дерзким — а значит, особенно уместным — для американца критиковать вашу монархию. Особенно такому американскому монархисту, как я. Я даже не монархист в костюме — я в нем не для замков, свадеб и смешных шляп. На самом деле я считаю монархию законной формой правления. И под монархией я подразумеваю реальную монархию: абсолютную монархию.
Нравится то, что вы читаете? Получите
бесплатно Ежедневная электронная почта UnHerdУже зарегистрированы? Войти
Существует только три формы правления: монархия (правление одного), олигархия (правление немногих) и демократия (правление многих).
Монархия хороша тем, что лучше олигархии. Демократия не хороша и не плоха — она просто невозможна. По крайней мере, с сегодняшними избирателями. Дело не только в том, что избиратели недостаточно мудры, чтобы контролировать правительство. Хуже того: избиратели недостаточно сильны, чтобы контролировать правительство. Они — или, по крайней мере, политики, которых они избирают, — десятилетиями не имели значительной власти.
Монархия является как наиболее распространенной формой управления государственным сектором в истории, так и универсальной формой управления частным сектором (у всех корпораций есть руководители). Любая фирма частного сектора могла действовать как республика или другая олигархическая форма. Никто не делает. В частном секторе нет ни сенатов, ни ассамблей, ни верховных судов, не говоря уже об административном государстве. Монархия — в идеале подотчетная монархия, с советом директоров или каким-то другим механизмом безопасности — работает лучше.
Итак, либо весь государственный сектор сегодня сумасшедший, либо вся остальная история человечества была сумасшедшей, как и весь частный сектор.
Как американский монархист я выбираю первое. Но как к этому относиться в Британии? У вас уже есть монархия. Не монархия как форма правления, а как театр правления. Это своего рода официальная мыльная опера, которая шла в эфире долгое время — по некоторым подсчетам около 300 лет.
Как наверняка признают даже ее защитники, британская монархия не является функциональным органом управления. Это живой памятник истории. Немецкое слово «памятник» вызывает воспоминания — 9.0029 Denkmal , что означает «повод для размышлений». Возможно, чтобы задать вопросы. Простые вопросы. Опасные вопросы.
Тем не менее, в этот год платинового юбилея Елизаветы II немногие англичане остановятся, чтобы задать самый простой и опасный вопрос, который только может задать история: обратиться к прошлому за суждением о настоящем. Один безумно опасный способ спросить: что бы Елизавета I подумала о Елизавете II?
Леопольд фон Ранке, не командующий нацистскими танками, а изобретатель современной истории, писал: «Все века равны перед Богом».
При рождении Елизаветы I Англия была второстепенной державой. После смерти Елизаветы II Великобритания станет второстепенной державой. Между тем британцы правили миром полтора века. Во времена Елизаветы I Англия была восходящей державой. Во времена Елизаветы II Англия угасает.
Как отнесется ко всему этому Элизабет Тюдор? Окаменел? Блимп? Если бы ей нужно было охарактеризовать точку зрения Элизабет Виндзор на монархию и правительство, какие прилагательные она бы использовала? Срок roi fainéant (бездельник-монарх) на тысячелетие старше Тюдоров — изобретен для безнадежных Меровингов.
Как Тюдоры не сочтут очевидным сравнение Виндзоров с Меровингами? Особенно, когда услышали, что Виндзоры, в отличие от Меровингов во Франции V века, воцарились в ощутимом национальном упадке? По крайней мере, у Меровингов хватило такта уступить место откровенно более крутым каролингам.
Виндзоры уступили место даже не парламенту, а кучке бюрократов; банде фондов, quango, медиа-конгломератов и администраторов университетов. По крайней мере начало Меровинги победили и удержали свои короны мечом. Возможно: когда-то костюмированная династия, всегда костюмная династия.
Елизавете II легко судить Елизавету I. Например, разнообразие и инклюзивность входят в число основных принципов Элизабет Виндзор, тогда как Елизавета Тюдор была расисткой. Но нам не нужно принимать доисторические расовые теории Елизаветы I, чтобы признать ее политические взгляды актуальными. Прошлое, не будучи совершенным, может с пользой критиковать настоящее.
Это был Беджхот, 19Теоретик английской конституции X века, который лучше всего описал разницу между Елизаветой I и Елизаветой II. Бэджхот разделил суверенов на эффективных (фактически контролирующих государство) и достойных (коронованная Кардашьян, длинноволосая кукла Меровингов). Более современная версия этих этикеток может быть рабочей и церемониальной.
Елизавета I была операционной Елизаветой. Елизавета II — это церемониальная Елизавета. Королева костюмов.
Это правда, что двоичный код не является абсолютным. Во времена Бэджхота парламент был эффективным, а Виктория была церемониальной. Но Виктория, безусловно, значила гораздо больше, чем Елизавета II, если не меньше, чем Елизавета I. В наши дни можно сказать, что и парламент, и королева имеют достоинство — действующая власть находится в Уайтхолле (если она вообще находится в Англии).
Более того, по-настоящему критически настроенный историк эпохи Тюдоров мог бы задаться вопросом, не предшествовал ли упадок рабочего абсолютизма в английской монархии Елизавете II. Стюарты, чуждые нации и подозрительные в религии, никогда не были прочно закреплены на троне. Джеймс I разглагольствовал о божественном праве и абсолютной власти, потому что знал, что у него ее нет. Карл I серьезно пытался быть ограниченным монархом, что привело к судебному убийству Страффорда; Карл II был восстановлен только как ограниченный монарх; даже не заводите меня на «Славную революцию».
Но разве Елизавета I была вершиной Англии?
Но была ли елизаветинская Англия
Мы чувствуем возрастающее значение раннего «глубинного государства» по мере того, как династия Тюдоров набирает обороты. Генрих VIII был царственным королем, но его внимание, казалось, отвлекалось, и его политика часто, казалось, направлялась его советниками. Я не знаю никаких указаний на то, что его отец, Генрих VII, имел в виду что-либо, кроме бизнеса, чего можно ожидать от чадского повстанца, захватившего трон верхом на коне с помощью своего меча. Ибо в те дни на Земле были настоящие короли. Но давайте относиться к Тюдорам как к однородному монолиту, а к истории — как к бинарной. Тюдоры и царствуют, и правят; Виндзоры только правят, но не правят.
Один из способов идентифицировать церемониальное или великолепное учреждение – обнаружить ситуацию, в которой кажущийся орган власти является рудиментарным. Орган или организация в рамках более крупного режима являются рудиментарными, если режим может продолжать функционировать в обычном режиме и без них. Когда Елизавета I пинала его, это был конец елизаветинской Англии. То, что последовало за этим, было все еще очень круто, но это была не елизаветинская Англия.
Объективное политическое изменение может изменить жизнь каждого в стране — подумайте о каждом, кто когда-то был восточным немцем, — и всегда каким-то образом разрушает или заменяет правящую элиту. Если завтра Елизавета II скончается, мусор в Лондоне все равно уберут. Если бы монархии не существовало, Уайтхолл функционировал бы как обычно. Если бы парламента, кабинета министров и избирателей не существовало, Уайтхолл работал бы как обычно.
Этот «тест Елизаветы» учит нас тому, что даже уличным собакам очевидно, что демократия прошла путь монархии, став церемониальной или достойной.
Отстранение в 20-м веке политиков и политиков, а, следовательно, избирателей и выборов от фактической власти над правительством было великой сменой караула века.
Администрация Трампа не подорвала элиту. Нарушение может быть измерено количеством уничтоженных рабочих мест. Сколько элитных рабочих мест уничтожил Трамп? Он раздражал и заряжал элиту. Он был лучшим, что когда-либо случалось с Нью-Йорк Таймс . Тысячи патриотически настроенных выпускников Ivy должны и по сей день обязаны Трампу своей работой.
Брексит не подорвал элиту. Во всяком случае, Брексит вернул власть какому-то чисто британскому институту, такому как Уайтхолл (для янки это британское глубинное государство). Но Уайтхолл предпочел бы выполнить директивы из Брюсселя, освободив местных мандаринов от ответственности, проклятия всех бюрократов. Единственно возможные получатели власти в Brexit даже этого не хотели. Избиратели? Они проголосовали за Brexit, согласились на несколько странных бюрократических осложнений и вернулись к своей рыбе с жареным картофелем.
Как объясняет Бэджхот, размещение фальшивой силы перед реальной силой имеет огромные преимущества. Еще лучше иметь два слоя фейка — и монархию, и демократию. Эта двойная панель действует как идеальный амортизатор для олигархии государственной службы, которая, хотя и была молодой, уже набирала силу во времена Бэджхота.
Действующая королева, Елизавета I, должно быть, чувствует, что ее преемница в маскарадных костюмах каким-то образом обманом лишила ее законной власти. Елизавета I осудит Елизавету II за то, что она вложила средства в этот трюк, а не разоблачила его, восстала и восстановила монархию. Ибо обманули и народ — из-за его права на настоящего монарха.
Как монархии вообще стали церемониальными? Обычно не за один шаг. Скорее, их первым шагом было стать конституционным. Получается, что как только монархия теряет какую-либо власть, она очень скоро теряет всю власть, а часто и главу.
В конечном счете, целью церемониальной монархии является предотвращение существования функциональной монархии.
Там, где правит марионетка, никто другой не может править; так что вообще никто не правит. Таким образом, может править смутная, распределенная олигархия, не сдерживаемая ясным, чистым солнечным светом непреодолимой центральной власти.
Олигархи-виги начала 18 века установили ганноверцев, династию, не имевшую поддержки в Англии, вместо опасных Стюартов. Любое восстание Стюартов — а их было два — должно было сначала пройти через ганноверцев. Но это давно с начала 18 века.
Мы можем посмотреть на Великобританию сегодня и спросить: что бы сделала Елизавета Тюдор? Когда мы представляем, как Элизабет Тюдор просыпается в омоложенном теле Элизабет Виндзор, не имеет большого значения, что их реальные роли в правительстве изменились. Ничего не изменилось в английской конституции. Королева оставляет за собой все свои королевские прерогативы.
Для британского монарха принято использовать исключительную власть только по совету своего министра — за исключением чрезвычайных ситуаций.
Хотя монархия ничто без глубокого уважения к обычаям, к сожалению, это чрезвычайная ситуация. И так было, скажет вам Элизабет Тюдор, по крайней мере, последние полвека.
Новая старая Элизабет объявляет военное положение и подчиняет полицию своим прямым приказам. Она никогда не рассматривает возможность того, что у нее есть что-то меньшее, чем абсолютная власть. Бобби повсюду закрывают олигархию — запирают здания, снимают изображения с серверов, замораживают учетные записи. Все государственные служащие, работники СМИ, quango и университетов вышли на пенсию. Даже начальные школы закрыты на перезагрузку. Только основные производительные работники все еще работают — пока все остальные могут расслабиться и по-прежнему получать зарплату. Как мы узнали во времена Covid, зарплата — это суть дерьмовой работы.
Конечно, этот день только начало обновления Британии. «Революция была прежде всего в уме короля». Правда о революции состоит в том, что в странах с сохранившейся монархией — даже чисто церемониальной монархией, как в современной Британии — революция остается в сознании монарха.
Современный монарх, решивший быть не королем костюмов в школе Виндзоров, а, по крайней мере, королем-патриотом в школе Болингброка, не должен был бы усердно работать, чтобы восстановить монархический контроль над государством . По крайней мере, восстановить полный контроль намного проще, чем вернуть хоть немного контроля.
Суть современного государственного переворота заключается в использовании народного энтузиазма для получения стабильного, единого, прямого контроля над силами безопасности. Все в этом переходе должно казаться совершенно естественным, неизбежным и необратимым — в ретроспективе. Именно так это может ощущаться — конечно, не будет, — когда Карл III, наконец, займет трон.
Все агентства, кроме армии и полиции, могут быть отправлены в отставку. С силовиками этого сделать нельзя. Никто не хочет анархии в Великобритании. Но и Минобороны на самом деле никому не нужно — что оно защищает? Просто верните уже всех домой. По крайней мере временно.
Под непосредственным королевским командованием военное и полицейское руководство должно подвергнуться быстрой чистке и перестановкам. Сотрудники, которые могут продемонстрировать свою (предварительную) приверженность новому режиму, быстро продвигаются по службе; те, кто, как известно, симпатизирует старым, отодвинуты на второй план. Это может быть несправедливо. Что такое? Что когда-либо было?
А сила — это акула. Он должен продолжать двигаться. Власть ради власти — дохлая рыба. Что Карл III хочет сделать со своей Британией? Что он может изменить? После выполнения этого маневра — ничего. Король-Патриот — национальный садовник; его цель — заставить его прекрасную человеческую флору расцвести и расцвести. Очевидно, что его первая задача — построить новое правительство, но проблема выходит далеко за рамки этого. Он должен построить новое общество и новую экономику. Все в руинах.
Если и есть группа людей, которым больше всего нужно бросить вызов, так это высшая элита.
Аспект елизаветинского двора, который почти невозможно объяснить современному миру, заключается в том, что он является центром совершенства во всем . По крайней мере, в раннюю елизаветинскую эпоху лучшие пьесы и стихи в Англии были написаны придворными. В современную эпоху королевский двор в елизаветинском стиле будет окружен лучшими учеными страны, кинематографистами, альпинистами. Королевское спонсорство не только отбирало и финансировало лучших людей; это даже привело бы их стилистически. Стиль короля станет модой страны.
В отличие от — откуда берется стиль в наши дни? Центры передового опыта скрыты от тех, кто не в курсе; они широко разбросаны по полям; иногда ими завладевают плохие люди, и они становятся очагами зла. Но элиты выигрывают от концентрации; концентрация элиты элиты вокруг одного центра — это способ создать самую устрашающую элиту. Такова работа королевского двора.
Конечно, все зависит от правильного короля. В истории королей, а это большая часть истории человечества, есть потрясающие короли и не очень.
Но если мы примем на себя ответственность Елизаветы II за состояние Англии и попытаемся выдвинуть гипотезу о реакции Елизаветы I на то же самое состояние, выражение «не так уж и прекрасно» не покроет этого. Представьте, что она осматривает то, что вы, ребята, называете «советским жильем».
Тем не менее, как американец, я должен признать тот факт, что Лондон — последний город за пределами Америки, который еще имеет право называть себя столицей мира. «Хотя многое взято, многое остается». Вероятно, он будет продолжать падать. Он может снова подняться.
Гордая, обновленная и независимая королевская Британия, основанная на Британии , могла легко создать элитные институты и когорты, которые бросили вызов стареющим титанам американского мира и превзошли их. Благодаря лондонскому наследию мирового господства антиамериканские националисты во всем мире естественным образом стали бы англофилами.
И даже мы, американцы, легко могли бы сбросить с себя громадную тушу нашего режима 20-го века, обратившись к высшей силе за наведением порядка — будь она вообще.