Думская монархия центральные органы власти схема: Думская монархия центральные органы власти схема

Содержание

Думская монархия центральные органы власти схема

Думская монархия центральные органы власти схема

Третьеиюньская монархия – кратко о реформах столыпина и.

Думская монархия.
Диссертация на тему «государственная дума в системе власти.
Губернаторы и заместители министров смогут оставаться в. Думская монархия — история россии до 1917 года. 1 федеральное государственное бюджетное образовательное.

Читать «благоwest, или обычная история о невероятном. История государственного управления.
Исторические предпосылки и факторы возникновения.
Век хх и мир. 1994. #1-2. Злоба дня. Думская монархия на пути к революции — кирилл соловьев. Думская монархия в 1907-1917 гг. Место и практика.

Государственная дума российской империи i созыва — википедия.

Актуальные проблемы истории и историографии россии до. Думская монархия. Реформы витте столыпина. Россия.

В ходе февральской революции образованы новые органы. Учебник информатика 10-11 класс угринович онлайн Схема подключение светодиодной ленты к сети 220в Скачать хиты 80-90 русские и зарубежные слушать Скачать плагин для minecraft 1.5.2 на регистрацию Скачать microsoft essential security windows 7 32
Обращение к пользователям

§ 3. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ. История России. XX – начало XXI века. 11 класс. Базовый уровень

§ 3. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

Страна накануне революции. XX век потряс Россию революциями. Общество было расколото политическими пристрастиями. В начале столетия силы противников самодержавия явно превосходили силыего сторонников. Постепенно сформировалось три политических лагеря: социалистический, либерально-демократический и консервативный. Первыми организационно и идейно сплотились социалисты.

В 1898 г. в Минске марксисты провозгласили образование Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В 1903 г. в ней выделились две фракции – большевиков и меньшевиков. Однако до 1917 г. оба крыла РСДРП имели общую программу и проповедовали курс на социалистическую революцию. Разногласия лежали лишь в сфере построения партии.

В. И. Ленин – талантливый, молодой и амбициозный лидер радикального большевистского крыла – выступал за централизованную партию профессиональных революционеров, спаянную волей центра. Революционный экстремизм («якобинство»), в котором его обвиняли, Ленин относил к достоинствам революционеров дела, а не слова.

Меньшевики во главе с Г. В. Плехановым, Ю. О. Мартовым не признавали жесткую партийную вертикаль, считая, что социальное ос вобождение пролетариата должно стать делом самих рабочих, а не ре волюционной организации, выступающей от их имени.

Если создание РСДРП во многом осуществлялось под влиянием западноевропейского опыта и под флагом марксизма – теории, на шедшей последователей в России, но родившейся в Европе, то партия социалистов-революционеров (эсеров) пыталась обновить идеи народников. Эсеры проповедовали особый путь развития России – к социализму, минуя капитализм.

Центральным пунктом эсеровской программы была социализация земли – обращение ее в народную собственность с последующим распределением на основе уравнительного землепользования. Предусматривалась ликвидация частной собственности на землю и безвозмездная передача помещичьих владений крестьянам.

Члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», созданного в Петербурге в 1895 г. Сидят: первый справа – Ю. О. Мартов, второй – В. И. Ленин

Часть эсеров придерживалась тактики «Народной воли». Б. В. Савинков, Г. А. Гершуни, А. Р. Гоц создали Боевую организацию, которая встала на путь политического террора. В апреле 1902 г. ее члены убили министра внутренних дел Д. С. Сипягина, в июле 1904 г. – министра внутренних дел В. К. Плеве, а в феврале 1905 г. – великого князя Сергея Александровича. Собственно в партию эсеры организовались только в декабре 1905 г., проведя в Финляндии учредительный съезд. Лидером партии был В. М. Чернов.

Террор эсеров наводил ужас на власти. Однако дальновидные чиновники, в частности влиятельный жандармский генерал А. И. Спиридович, главную опасность для самодержавия видели не в эсерах, а в большевиках. Генерал прозорливо писал: «Само правительство еще так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нем противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов».

К демократическим переменам стремилась либеральная интеллигенция. Ее рупором стал журнал «Освобождение», который издавал в Германии П. Б. Струве. В начале XX столетия возникли две крупные либеральные организации – «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов».

Антиправительственные настроения проникали в студенчество. В феврале 1899 г. митинг студентов Петербургского университета разогнала нагайками конная полиция, чем вызвала волну забастовок студентов. В знак солидарности с петербургскими студентами опустели аудитории во всех высших учебных заведениях Москвы, Киева, Харькова, Риги, Варшавы. Власти были вынуждены запретить занятия в вузах до осени. Тем не менее студенческие волнения продолжались и в последующие годы. Мощный резонанс в обществе вызвала многотысячная демонстрация студентов перед Казанским собором в Петербурге (март 1901 г.).

После разгона демонстрации студентов. Москва. 1901 г.

Ширилось рабочее движение. «В последние три-четыре года, – отмечал в 1901 г. виленский генерал-губернатор князь П. Д. Святополк-Мирский, – из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, почитающего своим долгом отрицать семью и религию, пренебрегать законом, не повиноваться власти и глумиться над ней. Эта ничтожная горсть террористически руководит всей остальной инертной массой рабочих».

Правительство пыталось не только силой бороться с революционными идеями в рабочей среде. С. В. Зубатов – начальник Московского охранного отделения – создавал легальные пролетарские организации, подконтрольные властям и занятые заботами об улучшении экономического положения рабочих. В 1901 г. в Москве была образована первая легальная рабочая организация «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве».

«Зубатовцы» участвовали в ряде забастовок на московских заводах, что вызвало возмущение фабрикантов. С другой стороны, против «полицейских» рабочих объединений активно выступила революционная интеллигенция. Новый министр внутренних дел В. К. Плеве не жаловал Зубатова. Рабочий вопрос Плеве собирался решить просто – «не уговаривать рабочих, а сечь». Летом 1903 г. Зубатов был отправлен в отставку.

На Нерчинской каторге

Обострились национальные отношения. В апреле 1903 г. в первый день Пасхи на городской площади Кишинева вспыхнули столкновения между евреями и христианами. Начался еврейский погром. События в Кишиневе вызвали всеобщее возмущение. Кишиневская трагедия в очередной раз свидетельствовала о бессилии властей обеспечить правопорядок в стране, защитить достоинство и жизнь своих граждан.

С весны 1903 г. в Петербурге появились объединения фабрично-заводских рабочих, во главе которых стоял священник пересыльной тюрьмы Георгий Гапон.

Россия в огне революции. 3 января 1905 г. забастовал Путиловский завод. Его поддержали рабочие других предприятий города. Во главе стачечного комитета стоял Гапон. Гапоновцы подготовили петицию к царю с требованиями созыва Учредительного собрания, провозглашения свободы слова, печати, собраний, равенства граждан без различия вероисповедания и национальности, ответственности министров «перед народом», политической амнистии, 8-часового рабочего дня. Гапон обратился к рабочим с призывом вручить петицию царю. В воскресенье 9 января 1905 г. в шествии к Зимнему дворцу приняли участие 300 тыс. рабочих. Они шли с хоругвями, иконами, портретами царя и пели «Боже, царя храни». На пути рабочих встали войска. Холостой залп не остановил демонстрантов. За ним последовал боевой огонь. Десятки людей были убиты, сотни ранены.

События 9 января 1905 г. всколыхнули всю страну. Кровавое воскресенье положило начало первой российской революции. Массовые забастовки рабочих прошли в Москве, Риге, Варшаве, Тифлисе и других городах и губерниях.

Члены совета уполномоченных Иваново-Вознесенска

В мае – июле 1905 г. упорством и организованностью отличалась забастовка иваново-вознесенских ткачей. Стачкой руководил совет уполномоченных, ставший прообразом советов рабочих депутатов.

Летом 1905 г. революционный пожар «гулял» по российской деревне. В пепелище превратились сотни дворянских усадеб. Особого накала достигли события в Черниговской, Саратовской, Тамбовской губерниях, в Прибалтике. Крестьянские восстания были подавлены войсками. С августа 1906 г. начали действовать скорые на расправу военно-полевые суды. По их приговорам было казнено более 1 тыс. человек.

14 июня 1905 г. на броненосце Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический» матросы подняли восстание и под красным флагом повели корабль в Одессу на помощь «восставшему народу». К рейду подтянули корабли Черноморской эскадры, и мятежный броненосец ушел в открытое море. Российские гавани для него были закрыты. Корабль на остатках угля добрался до Румынии, и команда сдалась местным властям.

Осенью 1905 г. произошел новый всплеск революционной волны. 7 октября забастовали машинисты и служащие Московско-Казанской железной дороги, к 10 октября стачка охватила все магистрали московского узла. Затем железнодорожный паралич распространился на всю Россию. Всеобщая стачка началась в Петербурге, в Харькове произошли столкновения толпы с войсками. Стихия политической забастовки охватила всю страну.

13 октября 1905 г. в Петербурге был сформирован совет рабочих депутатов. Он состоял из выборных рабочих от заводов и представителей революционных партий. В руководстве совета – исполкоме – преобладали меньшевики. Видную роль играл Л. Д. Троцкий.

Активно действовал Московский совет рабочих депутатов, руководимый большевиками. Они формировали боевые дружины, закупали оружие и готовились к вооруженному восстанию.

В ноябре вновь произошли волнения в армии и на флоте. 13 ноября 1905 г. на крейсере «Очаков» был поднят красный флаг. Командиром корабля стал лейтенант П. П. Шмидт. Он послал царю телеграмму, что Черноморский флот «отказывает в повиновении правительству». Бунт вскоре подавили. Лейтенант Шмидт был расстрелян. Военные бунты вспыхивали в гарнизонах Кронштадта, Владивостока, Киева, Ревеля, Воронежа.

Правительство перешло к решительным действиям. 3 декабря 267 членов исполкома Петербургского совета арестовали. В Петербурге квартировались верные царю гвардейские полки, и вооруженное выступление рабочих здесь было невозможно. Центром вооруженной борьбы революционеров стала Москва. В начале декабря 1905 г. Московский совет объявил всеобщую политическую стачку. К 10 декабря в рабочих районах Пресни, Замоскворечья, Симоновки, Хамовников, Бутырок появились баррикады. Завязались бои рабочих дружин с войсками. Они были настолько жаркими, что 15 декабря на помощь московскому гарнизону из Петербурга вызвали гвардейский Семеновский полк. К 19 декабря семеновцы подавили сопротивление рабочих дружин. В ходе Декабрьского восстания в Москве было убито около 600 человек и более тысячи ранено.

Рабочие восстали также в Уфе, Перми, Сормове, Горловке, Ростове-на-Дону Новороссийске, Красноярске, Чите и во многих других городах. Более 60 районов страны были объявлены на военном положении. Здесь действовали военно-полевые суды. 1906 год не принес спокойствия. В разных губерниях было зарегистрировано более двух тысяч выступлений крестьян. Стачки рабочих, напротив, постепенно шли на убыль. Революция исчерпала свои силы и затухала.

Думская монархия. Революция заставила Николая II пойти на уступки в организации власти. 6 августа 1905 г. он объявил об учреждении Государственной думы с правами рассмотрения проектов законов и бюджета страны. Уступки были минимальными. Тем временем революционная стихия, словно половодье, заливала страну и вынудила царя подписать 17 октября 1905 г. Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем населению Российской империи даровались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Государственной думе предоставлялись законодательные права.

Либералы с ликованием встретили Манифест 17 октября. Консерваторы расценили его как расплату царя за мягкотелость и бездеятельность правительства. В революционных кругах царский манифест назвали «нагайкой, завернутой в пергамент революции».

Баррикады на Пресне. Декабрь 1905 г. Художник И. Владимиров

Совет министров преобразовывался из нерегулярно действовавшего в постоянное правительство с правом разработки законопроектов и внесения их в Думу, а его председателем был назначен С. Ю. Витте. 20 февраля 1906 г. указом царя Государственный совет из высшего совещательного органа Российской империи преобразовался в верхнюю палату Государственной думы. Одна половина членов Госсовета назначалась царем, а другая избиралась земскими собраниями, дворянскими обществами, объединениями предпринимателей, Академией наук, университетами, духовенством.

На основе Манифеста 17 октября были разработаны «Основные государственные законы Российской империи», принятые 23 апреля 1906 г. Из новой формулировки существа верховной самодержавной власти исчезло слово «неограниченный».

Революция дала толчок к формированию политических партий. В ноябре 1905 г. в Петербурге А. И. Дубровин и В. М. Пуришкевич организовали партию «Союз русского народа», известную как «Черная сотня». В партии насчитывалось более 300 тысяч членов, в основном ремесленников, мелких торговцев и крестьян, а также представителей монархически настроенных дворян, чиновников и интеллигенции. Союз, как и другие организации правых, поддерживался правительством, в том числе и финансами.

Среди либералов выделялся «Союз 17 октября» (так называемые октябристы), поддерживавшие формирование в России конституционной монархии. Признанными лидерами октябристов были: крупный предприниматель и банкир А. И. Гучков, богатые помещики и видные земцы – барон П. Л. Корф, М. В. Родзянко, сын известного славянофила Н. А. Хомяков. Октябристы пользовались поддержкой помещиков, чиновников, крупной буржуазии. Они олицетворяли собой капиталистическую Россию и выступали за эволюционный путь преобразования страны.

Лидером либералов стала Конституционно-демократическая партия (кадеты) во главе с видным историком П. Н. Милюковым. Кадеты активно пропагандировали парламентаризм со всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием; ответственность правительства перед Думой. Лидеры кадетов опирались на интеллигенцию, либеральное дворянство и среднюю городскую буржуазию.

27 апреля 1906 г. состоялось первое заседание Государственной думы. Большинство в ней составляли кадеты (161 депутат) и крестьяне, объединившиеся в отдельную группу трудовиков (97 депутатов). Более 140 депутатов принадлежали к мелким фракциям или были беспартийными.

В зале заседаний I Государственной думы

Революция не стучалась, а ломилась в двери I Государственной думы. Под ее влиянием депутаты не столько занимались законотворчеством, сколько критиковали правительство.

9 июля 1906 г. Николай II досрочно распустил «мятежную» Думу и отправил в отставку правительство, неспособное к решительным действиям. Новым премьер-министром был назначен П. А. Столыпин.

В избирательной кампании во II Думу активно участвовали левые партии (социал-демократы и эсеры). Они провели в Думу 102 депутата. Численность депутатов-кадетов сократилась почти вдвое. В Думе появились депутаты-октябристы. Результаты выборов в Государственную думу отражали политическую поляризацию в обществе. Не случайно главными действующими лицами в Думе стали социалисты и правые.

20 февраля 1907 г. II Госдума приступила к работе. Большинство заседаний Думы было посвящено разработке бюджета. Левые партии широко пользовались думской трибуной для легальной революционной агитации и пропаганды.

Новая Дума не «продержалась» и полугода. 3 июня 1907 г. был издан царский Манифест о роспуске Государственной думы и о введении нового избирательного закона, от которого выиграли октябристы, так как новый закон увеличивал число выборщиков от крупных землевладельцев и богатых налогоплательщиков. «Умеренная» в политических притязаниях III Государственная дума проработала весь пятилетний срок (до июня 1912 г.) и подготовила более двух тысяч законопроектов.

Преобразования в государственной жизни, начатые царским Манифестом 17 октября 1905 г. и завершившиеся Манифестом 3 июня 1907 г., создали своеобразную политическую систему, получившую в истории название третьеиюньской монархии. Революция потрясла, но не разрушила самодержавия. Под напором революционного порыва широких слоев российского общества самодержавие было вынуждено повернуть на путь конституционной монархии. В этом заключались позитивные итоги первой русской революции.

Тяжелой потерей для страны было убийство 1 сентября 1911 г. П. А. Столыпина. За несколько месяцев до гибели реформатор сказал Николаю II: «Я за пять лет изучил революцию и знаю, что теперь она разбита и моим жиром можно будет еще лет пять продержаться. А что будет дальше, зависит от этих пяти лет». Слова Петра Аркадьевича оказались пророческими.

? Вопросы и задания

1. Как шло формирование в России революционных партий? 2. Сравните идеологию и тактику социал-демократов и эсеров. Что было общего, в чем заключались различия? 3. Какие факторы свидетельствовали о назревании революции в стране? (Для ответа на этот вопрос обратитесь также к материалу параграфов 1 и 2.) 4. Пользуясь текстом учебника и картой № 3, расскажите о главных революционных событиях 1905 г. 5. Составьте в тетради схему «Думская монархия: центральные органы власти». Дайте характеристику нового политического строя. 6. Назовите крупнейшие либеральные, монархические партии, их лидеров. Проанализируйте идеологию этих партий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Думская монархия на пути к революции

М. Соколов― Добрый вечер, в эфире программа «Цена революции», у нас в гостях доктор исторических наук, профессор

Кирилл Соловьев, в числе других работ у нашего гостя есть книга с таким длинным названием: «Законодательная и исполнительная власть в России. Механизмы взаимодействия (1906-1914)». Вот мы и поговорим о думской монархии и пути страны к революции.

Я напомню, что у нас есть для смс-сообщений телефон +7-985-970-45-45, Твиттер-аккаунт @vyzvon, так что можно задать вопрос, раз мы в прямом эфире.

Добрый вечер, Кирилл Андреевич.

К. Соловьев― Добрый вечер.

М. Соколов― Вопрос такой. Многие считают, что самодержавие – начало ХХ века до первой русской революции, появление Государственной Думы – это такая система произвола и беззакония. А была ли она таковой? Вот каковы были правила игры? Ну, например, мог ли император своим повелением проигнорировать действующий закон?

К. Соловьев― До 1905-1906 года?

М. Соколов― Да.

К. Соловьев― У императора было так называемое право диспенсации. Это пускай не пугаются такого сложного юридического термина, то есть право делать исключения в законах для конкретных частных лиц. Но это действительно касалось случаев сугубо частного порядка. Вот кому-то назначить надо пенсию, а ему пенсия по идее не полагается. Кому-то нужно вручить орден, а его тоже давать ему не приходится. Тем не менее, император имел право в этих случаях действовать вопреки норме, но этим правом, нельзя сказать, что злоупотреблял.

Тут довольно специфическая история, об этом можно говорить долго, едва ли сейчас стоит об этом говорить. Но тем не менее, я вот ее обозначу очень кратко. В российском праве спорили, что такое указ, что такое закон. Казалось бы, спор исключительно академический, а на самом деле он важный, потому что он определяет то, что считать законом, а, соответственно, вписать в полное собрание законов, а потом в свод законов Российской империи, а что полагать под законными актами. Вот то, что оказывается в полном собрании законов, это то, что так или иначе видит каждый, то, с чем считается любой чиновник-бюрократ. В общем-то, это норма жизни в том числе и для верховной власти. Но тут еще очень важный момент, на который я хотел бы обратить внимание. Дело в том, что надо иметь в виду, процесс принятия законов в Российской империи был довольно-таки трудный. И, собственно, он предполагал некую процедуру, в том числе для императора.

М. Соколов― Вот как раз я об этом и хотел поговорить. Но вот, например, кто мог государю-императору указать на опасность нарушения закона и предотвратить это нарушение? Ну, вот Конституционного суда, например, не было, да? Верховного суда не было. А что было – Сенат?

К. Соловьев― Сенат иногда этим правом пользовался, как ни покажется странным. Это случай из уже царствования Александра Третьего, самое-самое начало, когда министром внутренних дел был Игнатьев. И он пытается провести решение, которое ему казалось необходимым, о генерал-губернаторстве в Сибири, через Комитет министров, а не через Государственный совет, потому что через Государственный совет – это долго, сложно. Через Комитет министров – довольно быстро. Он пытается это сделать, но в Комитете министров занимают жесткую позицию. Тогда председателем был Рейтер, и он был убежден, что это вопреки всяким законам. В итоге Игнатьев подает это решение императору и добивается принятия этого решения в рамках всеподданнейшего доклада. Император мог подписать любое решение, и оно фактически должно было становиться законом в этот же самый момент.

Но в чем проблема? Это решение должно быть опубликовано Сенатом, как тогда говорили, распубликовано Сенатом. А Сенат отказывается распубликовывать, именно потому, что такой важный закон должен в обязательном порядке проходить через Государственный совет. То есть, в данном случае подпись императора Александра Третьего Игнатьеву не помогла.

М. Соколов― И что сделал Александр Третий?

К. Соловьев― Ничего. В данном случае это, конечно, нельзя сказать, что так происходило сплошь и рядом, нельзя сказать, что Сенат постоянно ставил палки в колеса высшей бюрократии, это было в высшей степени преувеличение. Однако что-то такое в принципе происходило, это само по себе показательно. Я уж не говорю о том, что важнейшие решения принимались в результате сложной борьбы разных ведомств, у которых была своя позиция.

М. Соколов― А мы можем их перечислить, вот эти ведомства, которые ведут борьбу? Вот, Государственный совет, министерства?

К. Соловьев― Прежде всего министерства, у каждого из которых свои интересы. Министр защищает ведомственный интерес, а не общегосударственный. Общегосударственный интерес изучать им никто не делегировал. Фактически это должен был делать император, но, естественно, император в силу того, что он должен был делать все на свете, этого не делал в том числе. Это тот случай, когда правительство в Российской империи, хотя по названию было, а по факту его не было.

М. Соколов― Ну, то есть, правительство как консолидированный такой орган, оно не существует, каждый министр может подать свое мнение императору и, соответственно, получить нужный результат, правильно?

К. Соловьев― Да, еще есть официально прописанная процедура через Государственный совет, через Комитет министров, через финансовый комитет, много было…

М. Соколов― А еще была канцелярия, да? Государственная канцелярия какая-то, я не очень знаю, что это.

К. Соловьев― Государственная канцелярия – это при Государственном совете, она ведет все делопроизводство, это его абсолютное право, Государственная канцелярия при принятии решений имело колоссальное значение, собственно говоря, она как раз была той шеей, которая управляла головой в России, по крайней мере, до 1905-1906 года, потому что решения прописывались Государственной канцелярией, их чиновниками, они были, это особая каста. Ну, это интересный разговор.

М. Соколов― Это Администрация президента, в общем, такая?

К. Соловьев― Ну, не совсем.

М. Соколов― Которая может все.

К. Соловьев― Она может все, хотя, конечно, ее функции чаще всего, они возникают в результате неформальных практик, то есть это не то, что прописано законом. Но все-таки это не при императоре, а при высшем законосовещательном учреждении империи, что тоже важно. При императоре непосредственно такого вот аналога администрации в полном смысле слова не было. Была, конечно, канцелярия Его Императорского Величества, но она играла другую роль.

М. Соколов― А вот мнение Государственного совета обязательно было царю получить при принятии нового закона или желательно?

К. Соловьев― Император имел право принять мнение большинства, принять мнение меньшинства. Теоретически он мог предложить и некое третье решение, свое собственное. Но такое случалось чрезвычайно редко. Конечно, в большинстве случаев император соглашался с мнением большинства Государственного совета. Собственно говоря, понятно, потому что это мнение готовилось квалифицированными чиновниками, которые были специалистами в той области, за которую отвечали. Император чаще всего был в этих вопросах некомпетентен.

Это как раз тот случай, когда в Российской империи, в общем, в конце ХIХ – начале ХХ века установилась такая своего рода технократия, когда власть принадлежит тем, кто обладает соответствующими знаниями процедуры, технологии принятия решений, технологии того, о чем речь идет вообще. И, в общем, роль в этом случае государя-императора, она, конечно, ключевая, узловая, но во многих случаях она уходит как бы в тень. Просто в силу того, что на авансцене находятся как раз представители высшей бюрократии.

М. Соколов― А какова в этой системе роль двора? Вот придворные, люди, которые вхожи к императору, они серьезно влияют на принятие решений? Ну, хорошо, Государственный совет обсудил некий проект, поднес два журнала, там, большинства и меньшинства, и тут кто-то вмешивается. Ну, скажем, вот есть периоды, когда вмешательство вот этих людей, придворных, оно становится очень важным? Ну, скажем, если мы посмотрим царствование последнего императора.

К. Соловьев― Существуют, конечно, некие теневые влияния, их очень сложно протоколировать, очень сложно понять, где они есть, где нет, но тут важно иметь в ввиду следующее, что помимо этих теневых влияний, в сущности влиянием так или иначе пользуются все участники этого процесса. Тут очень сложно понять, где тут теневое, а где тут не теневое.

Ну, простой пример. Вот очень многие решения можно принять во время всеподданнейшего доклада. Это происходит во время этого всеподданнейшего доклада, знают два человека и не более того. И здесь очень важно представлять себе психологию императора, здесь нужно знать, какие у него слабые стороны, как можно управлять императором. Умные чиновника знали, что они, когда приходят к царю, правда, речь идет совсем не о Николае Втором, а еще об Александре Втором, но неважно, нужно ставить изначально перед ним вопросы, которые представляются наименее важными.

М. Соколов― То есть, начинать с мелочевки?

К. Соловьев― Да. Император слушает их, соглашается, не соглашается, потом с неизбежностью встает, а когда он встал, вот тут-то можно предъявить нечто более важное, более принципиальное лично для вас и добиться необходимого результата.

М. Соколов― Так, значит, реформы и проводились.

К. Соловьев― Потом говорилось еще: смотрите – это опытные чиновники учили начинающих – вот у вас есть законопроект, вы хотите, чтобы император подписал. В обязательном порядке каждый законопроект должен быть в папке. Вот император подписывает, и папка в срочном порядке закрывается, потому что знали, что Александр Второй очень смущается вида собственной подписи, и когда он ее видит, у него возникает желание переосмыслить… и это надо было знать. Ну, было много еще разных нюансов, которые надо было знать, там, где поставить портфель, когда снять перчатки, куда поцеловать царя… Но тем не менее это особое искусство, которым надо было обладать каждому, не только придворному окружению, но каждому министру.

М. Соколов― И правильный мундир надеть.

К. Соловьев― Но это все знали, тут вообще проблем не было. Это была азбука для чиновника, как он должен прийти к царю.

На самом деле в случае с Николаем Вторым будет много других еще важных нюансов, потому что Николай Второй – да, он был очень любезный человек, да, он всем говорил то, что они хотят услышать, или по крайней мере часто такое было. Но надо было знать, что он человек скрытный, надо было знать, что он далеко не все говорит то, что думает. Надо было знать, каковы пределы его внимания – сколько он может слушать внимательно, а сколько нет, когда надо прекращать доклад, поскольку это утомительно. Чем его надо сопровождать, какими историями, забавностями, которые могут на самом деле повеселить императора и склонить его в вашу пользу. На самом деле это тоже целое искусство, им надо было обладать, и, конечно, чиновники высокого класса, если они успешно справлялись со своими обязанностями, они этим искусством в полной мере владели.

М. Соколов― Вот спрашивают нас: а как формировался Государственный совет?

К. Соловьев― Назначением, все очень просто.

М. Соколов― Государь-император назначил, и чиновник служит?

К. Соловьев― Это обычно все-таки там были разные случаи, но все же большинство человек – это чиновники, которые имели уже довольно долгий карьерный путь. Очень часто это отставные министры, а это очень важный момент, потому что если вы – министр в отставке, то скорее всего с большим недоверием будете относиться к действующему главе ведомства.

М. Соколов― Особенно если он вас подсидел.

К. Соловьев― Собственно говоря, так оно и было, потому что в Государственном совете действующие министры встречали очень жесткую реакцию. То есть, не надо думать, что если Государственный совет, он назначался, это значит, это такая палата, которая пропускает все то, что готовится действующими в правительстве чиновниками. Прямо наоборот. И не случайно поэтому вот эта история с Игнатьевым, хотел пропустить через Комитет министров, что было намного проще.

М. Соколов― А вот, кстати, про Комитет министров тоже интересно. Вот был Комитет министров, у Комитета министров был председатель, но когда Витте был снят с поста министра финансов и назначен просто председателем этого комитета, он страшно расстроился. Почему? То есть, он не был реальным премьер-министром, да?

К. Соловьев― Нет, Комитет министров – это учреждение совещательное с рядом функций, существенно менее значимых, чем функции Государственного совета, в значительной мере технического свойства, и в силу этого председатель Комитета министров – да, это фигура очень почетная, в ряде случаев он обладает некоторым весом, но все же это несопоставимо с должностью министра финансов. Министр финансов – это один из важнейших государственных служащих в стране, который держит руку на пульсе всей страны, который знает, куда идут деньги на все проекты, на все министерства. От него, в сущности, зависят все министерства. А теперь его ставят на должность почетную, но мало к чему обязывающую. Поэтому, конечно, это была почетная отставка. Собственно говоря, это был не первый случай. Там Бунге точно так же в свое время отставили с должности министра финансов на должность председателя Комитета министров.

М. Соколов― Но Витте удалось вернуться и, собственно, сделать этот пост фактически первым постом…

К. Соловьев― Другой пост. Это был пост председателя Совета министров.

М. Соколов― А консолидированное правительство, получается, в России появляется в 1905 году?

К. Соловьев― 19 октября 1905 года возникает Совет министров, точнее, не возникает, а возрождается в сущности Совет министров, потому что Совет министров существовал и в 50-е, и в 60-е годы, и так по большому счету до 80-х годов ХIХ века, и это любопытно, что в России существует Комитет министров и Совет министров.

И Совет министров – это учреждение под председательством лично царя. Соответственно, его статус совершенно другой. Это некоторый аналог объединенного кабинета, хотя, конечно, это не объединенный комитет, потому что император не может координировать деятельность министров.

А вот в 1905 году учреждение Совета министров возрождается, но уже как объединенное правительство, и во главе этого объединенного правительства Сергей Юльевич Витте. Кстати, Комитет министров при этом сохраняется, и так будет вплоть до 1906 года. То есть, где-то вот полгода, чуть поменьше, параллельно существует и Совет министров нового образца, и Комитет министров.

М. Соколов― Получается так, что революционеры боролись за представительные органы, вышел манифест 17 октября 1905 года, а кроме того Россия получила премьер-министра фактически. Теперь прослеживается та линия, мы можем сказать, кто реально возглавляет правительство, да? Витте, Горемыкин, Столыпин, Коковцов и так далее, да?

К. Соловьев― Да, безусловно.

М. Соколов― Вот теперь, собственно, давайте о том, что меняется благодаря революции и манифесту, что меняется с появлением так называемых основных законов. Становится ли Россия конституционной монархией?

К. Соловьев― У нас очень мало времени, чтобы ответить на этот вопрос, которым мучается уже не только историография, но и публицистика…

М. Соколов― Мы можем посвятить не одну передачу этому.

К. Соловьев― Этому сюжету. На самом деле есть такой термин, который мы используем даже в названии нашей передачи – думская монархия. Мне он представляется не то чтобы неточным, но уводящим в сторону. Дело в том, что этот термин придумали для того по большому счету, чтобы уйти от ответа, какая форма правления была в России в начале ХХ века. А тогда в начале ХХ века говорили так: представительный строй, обновленный строй, собственно говоря, ровно для той же самой цели, чтобы не сказать на самом деле, что же произошло.

В чем дело? Дело в том, что когда Николай Второй подписывал манифест 17 октября, он четко понимал, что он подписывает конституционный акт.

М. Соколов― И был очень расстроен.

К. Соловьев― Чрезвычайно. Он писал об этом матери, он писал об этом Дмитрию Федоровичу Трепову, человеку близкому на данный момент. И при всем при том, что сам Николай Второй был человек очень скрытный, в данном случае он проявил себя вот как искренний страдалец за судьбу утраченного отцовского наследия. И для него было безусловно – да, это конституция. Мы боролись против нее, нас было мало, и никаких успехов мы в этой борьбе не снискали.

Но пройдет буквально месяц, чуть больше, и к Витте приходят представители земской общественности и спрашивают: можно ли говорить о конституции? И Витте им говорит: ни в коем случае нельзя! Это при том, что месяц назад он сам царю говорил о конституции.

М. Соколов― Но он в близком кругу же говорил.

К. Соловьев― Никакой конституции нет и не может быть в России. А уже зимой в январе, потом в феврале 1906 года, когда Витте будет самым активным образом участвовать в подготовке основного государственного закона, он будет прямо говорить о том, что о конституции в России не может быть и речи. В России просто новый строй с участием лучших людей, избранный людей от России. На самом деле Витте был человек очень хитрый, прекрасно понимал, куда дует ветер, и он знал, что это слово табуировано в ближайшем окружении государя и лично у государя и, соответственно, ни о какой конституции мы не говорим, а что будет, это не важно, как это назвать.

М. Соколов― Насколько я понимаю, по его инициативе было даже вписано в основные законы, что монарх самодержавный, несмотря на наличие Думы.

К. Соловьев― Тут немножко сложнее. Дело в том, что редактировался текст основных государственных законов. Основные государственные законы – это корпус документов, корпус актов нормативных, который был принят еще при Николае Павловиче. Соответственно, этот корпус редактировался в соответствии с новыми веяниями времени. И в прежней формулировке императорская власть была неограниченная и самодержавная. Ну как, обсуждался вопрос, что делать с этой формулировкой, естественно. И Николая Второго убеждают, что как можно говорить о неограниченном самодержавии, когда есть Государственная Дума, когда есть 86-я статья законов, которая подразумевает, что все законы в Российской империи, все должны приниматься с санкции Государственной Думы. Не может быть неограниченной монархии.

Царь очень колеблется, сомневается, но в конце того заседания, когда шла об этом речь, он говорит: да, слово «неограниченная» убираем, но слово «самодержавная» осталось.

Тогда среди публики шла дискуссия, как понять это слово «самодержавие»? И либеральная часть общественности, а это все ведущие правоведы того времени, говорили: ну, это на самом деле ничего не значит, потому что пускай это называется самодержавием, но самодержавие было и в ХV веке, скажем, и едва ли Иван Третий, когда это слово при нем, его так или иначе начали использовать, он имел в виду, что он обладает неограниченной властью. Ну, конечно, он обладал неограниченной властью, но ему не нужно было это подчеркивать. Нужно было подчеркнуть другое: он независим, он суверенен во внешнеполитическом отношении. И ровно точно так же речь идет о внешнеполитическом суверенитете. Кстати, об этом писал и Василий Осипович Ключевский.

М. Соколов― Ну, что ж, мы продолжим наш разговор с Кириллом Соловьевым после недолгих объявлений на волнах «Эха Москвы».

РЕКЛАМА

М. Соколов― С студии «Эха Москвы» доктор исторических наук, профессор Кирилл Соловьев, мы продолжаем наши разговоры о думской монархии. И, собственно, вы тогда сказали в конце первой части о том, что вот эта самодержавность – это связано с внешнеполитическими функциями.

К. Соловьев― Это так объяснялось. Понятное дело, что лично для императора все было совсем не так. Либеральные правоведы – а это выдающиеся люди на самом деле того времени, юридическая мысль России начала ХХ века блистала выдающимися европейскими известными именами Гессена Владимира Матвеевича, Котляровского, Кистяковского, Лазаревского, Муромцева Сергея Андреевича и многих-многих других, Петражицкого Льва Иосифовича, которые практически дружно доказывали, что новый политический строй – это конституционная монархия. Как бы ее ни называть, что бы ни было бы написано в основных государственных законах, и, в общем-то, с формально юридической точки зрения они на самом деле правы.

М. Соколов― А как же Коковцов, помните его выступление в Думе скандальное, он сказал: у нас слава богу пока нет парламента. После чего был всплеск возмущения.

К. Соловьев― Он сам потом извинялся, потому что его неправильно поняли. На самом деле речь шла о чем? Павел Николаевич Милюков выдвинул идею парламентского расследования по сути дела.

М. Соколов― Да, создать комиссию.

К. Соловьев― Да. А вот парламентское расследование, оно не соответствовало ни основным государственным законам, ни учреждению Государственной Думы, учреждению Государственного совета. И мысль Коковцова была следующая: в России нет парламентарной формы правления. То есть, иными словами, Российская Государственная Дума – это не английский парламент. Не она формирует кабинет, не перед ней отвечают министры, а, соответственно, не она ведет расследования, это совершенно не сфера ее компетенции.

М. Соколов― То есть, по сути он был прав?

К. Соловьев― Безусловно, он был прав, хотя, может быть, он не очень аккуратно выбрал понятие, термин, но что вот тут есть некоторая хитрость, которую надо иметь в виду. Что, повторяю, с формальной юридической точки зрения новый политический строй – конституционная монархия, потому что любое решение проходит через Государственную Думу. И лишь есть некоторая сфера – это армия, это внешняя политика…

М. Соколов― И императорский двор.

К. Соловьев― И положение об императорской фамилии, которую не может обсуждать Дума, а на самом деле она не все, но большинство из этих вопросов обсуждала за исключением Положения об императорской фамилии. Все остальное ей очень было интересно вопреки тому, что вроде бы было описано основными законами.

Но в чем дело? Дело в том, что на самом деле, когда Гессен или, предположим, Алексеев, или, предположим, Лазаревский говорили о том, что Россия – конституционная монархия, они упускали из виду очень важный факт: как это все воспринимается самим императором. Считает ли он, что в России конституционная монархия? А император несколько раз на протяжении этих десяти лет думского периода произносит слова о том, что в России нет конституции, сам. Более того, пару раз, даже три раза, он возвращается к мысли о том, а не плохо ли Государственную Думу превратить все-таки в настоящее законосовещательное учреждение?

М. Соколов― То есть, посовещались, а я уж так решу, как хочу.

К. Соловьев― Да. Как Земский собор, как об этом мечтали славянофилы, вот эта мысль, постоянно к ней возвращались. Для него то, что произошло 17 октября 1905 года будет шаг болезненный, и он готов его переосмыслить.

М. Соколов― Слушайте, ну хорошо, а 1907 год, пересмотр закона о выборах, назовем его так для простоты. Без Государственной Думы – это же было грубое нарушение закона. Писали и говорили, что это государственный переворот. Значит, это же могло стать шагом к тому, чтобы отнять у Думы ее законодательные полномочия? Один раз нарушили, можно было еще раз нарушить.

К. Соловьев― Но все-таки такой случай, он был один раз, вот надо иметь в виду. Это раз. Второй момент, все прекрасно понимали, что это государственный переворот, и не только леворадикальные круги, не только кадеты, это понимали министры, они так сами называли то, что у них происходит. (Неразб.) они называли так несколько иронично тот государственный переворот в таком уменьшительном.

М. Соколов― Ну, ради доброго дела две Думы не договороспособны, давайте хорошую создадим.

К. Соловьев― Но тут была абсолютно реальная проблема, которую нужно понимать. Дело в том, что как раз к апрелю-маю 1907 года стоял вопрос в следующей плоскости: вообще нужна ли такая Дума, которая действительно является с точки зрения власти Думой революционной?

М. Соколов― Дума народного гнева – помните такой термин был?

К. Соловьев― Да. Это как раз 2-я Государственная Дума.

М. Соколов― Где социалистов уже было больше, чем кадетов.

К. Соловьев― Да, безусловно. Там были социалисты всех направлений, там были и эсеры, и социал-демократы, и народные социалисты, и трудовики, а один депутат – ведь их анкетировали перед тем, как они окажутся в Думе – он определил свою партийную принадлежность как бомбист, примечательно. На самом деле такой широкий спектр революционного леворадикального движения.

Вопрос: как быть? Понятное дело, что если вы выберете 3-ю Думу с таким же избирательным законом, то получится, что у вас и 3-я будет Дума такая, и надо будет распускать и распускать Думы до бесконечности.

М. Соколов― Надо было договариваться с 1-й, 1-я с этой точки зрения была гораздо лучше, мы уже говорили, что с кадетами пытались договориться.

К. Соловьев― Лучше, чем 2-я, но на самом деле тоже очень непростая. Идея была следующая: либо вы отказываетесь от Думы вообще, Сергей Ефимович Крыжановский, был такой мастер законодательного дела…

М. Соколов― Из МВД.

К. Соловьев― Да, товарищ министра внутренних дел. И он готовит как раз законопроект о том, что Дума в принципе упраздняется. Создаются местные областные Думы, которые будут, в общем-то, учреждениями, во-первых, законосовещательными, а главное, в сущности органами местного самоуправления. Такой проект абсолютно был реален, этим путем можно было пойти. Вот роль Столыпина на тот момент как раз в том и заключалась, что он добивается того, чтобы Думу сохранили, причем, сохранили со всеми ее полномочиями законодательными.

М. Соколов― А зачем ему нужна была Дума?

К. Соловьев― Сейчас, я договорю. А если вы сохраняете Думу, то значит, нам нужно менять избирательный закон. Менять избирательный закон можно лишь с санкции самой Думы. Естественно, эта Дума не пошла бы ни в коем случае на это, и поэтому власть намеренно идет на государственный переворот по сути дела, прекрасно понимая, с одной стороны, то, что делает, а с другой стороны, осознавая возможные последствия.

М. Соколов― Так – 1993 год прямо.

К. Соловьев― Теперь вопрос: зачем нужна была Столыпину Дума?

М. Соколов― Как трибуна?

К. Соловьев― Очень с разных сторон. Во-первых, да. Возможность действительно донести свою позицию, так шутили правые, они к Столыпину в основном относились весьма скептически, а некоторые просто резко критически, и поэтому полагали, что просто Столыпин так себя уверенно чувствует в Государственной Думе, в Таврическом дворце, что именно ради своего удовольствия он сохраняет ее. Но это, конечно, если причина, то десятистепенная.

А есть вещи существенные. Первая. Дума являлась механизмом диалога – в данном случае речь идет о 3-й Думе – цензовыми кругами, земством и его лидерами, с представителями предпринимательских кругов.

М. Соколов― Земледельцы, землевладельцы тоже.

К. Соловьев― А это и есть земцы на самом деле. Ведь те, кто выбирались по землевладельческой курии – по большей части представители органов местного самоуправления. С представителями окраин в том числе, но эта возможность вести диалог с ними, который, так как они цензовая часть общественности, им есть что терять.

М. Соколов― Цензовые – это люди богатые, скажем так попросту.

К. Соловьев― Да, абсолютно точно. Следующий немаловажный, а, может быть, даже самый важный момент. Если бы не было Государственной Думы, то и Совета министров бы не было. Совет министров существует именно для того, чтобы вести диалог с думским большинством.

М. Соколов― То есть, Столыпин и любой премьер того времени, он получает некую дополнительную легитимность, он не настолько зависит от императора.

К. Соловьев― Точно. Для него это возможность свободы маневра. Для него это возможность маневрировать между Царским Селом и Таврическим дворцом, а еще Мариинским дворцом и Государственным советом. В противном случае он становится таким же приказчиком у царя, как это было до 1905 года. А, следовательно, ни о каком столыпинском курсе, ни о каком кабинете, претендующем хотя бы на некую политическую автономию и говорить не приходится. Поэтому это для Столыпина было жизненно важно.

М. Соколов― У него опорой были, я так понимаю, октябристы и вот этот блок националистов, да? А в сторону кадетов он мог двинуться, например, в какой-то момент, либералов? Хотя они, конечно, либералы такие, под вопросом.

К. Соловьев― Почему под вопросом?

М. Соколов― Ну, экономически, по-моему, они все были не очень либералы.

К. Соловьев― Ну, это вопрос сам по себе дискуссионный. Есть действительно те, кто оспаривает либерализм кадетов. Я все-таки полагаю, что речь идет о либеральной партии. Более того, я полагаю, что и октябристы в основе своей партия либеральная. Но есть такой популярный, давно уже популярный в историографии термин, как октябристский маятник, когда октябристы имели возможность солидаризироваться и с более правыми, то есть, националистами справа, и с более левыми, то есть, с кадетами, формируя таким образом подвижное то левоцентристское, то правоцентристское…

М. Соколов― Это в 3-й Думе?

К. Соловьев― Да, в 3-й Думе. И это в том числе левоцентристское большинство, оно могло служить в пользу правительства при определенных обстоятельствах.

Но ведь важно иметь в виду, что правительство проводило консультации регулярные со всем депутатским корпусом, если, конечно, не считать крайне левых, то есть, трудовиков и социал-демократов. И в том числе консультации и с кадетскими депутатами. Скажем, на чашку чая – это была такая популярная форма диалога – пригласить на чашку чая. Чашка чая у Столыпина, чашка чая у Извольского, чашка чая потом впоследствии даже у Горемыкина, и вот на эту чашку чая в том числе приходили кадеты. И, скажем, у Извольского или у Сазонова впоследствии они занимали довольно сильные позиции, по многим вопросам готовы были выслушать и даже прислушаться к их мнению. Поэтому на самом деле и кадетов тут никто так резко не отстранял от принятия решений.

М. Соколов― В области внешней политики это понятно, они хоть и либералы, скажем так, но империалисты, как тогда было принято.

К. Соловьев― Там сложно было найти не империалистов.

М. Соколов― Нам тут пишут, очень хороший текст: «В политологии есть термин дуалистическая конституционная монархия, этап сохранения исполнительной власти за монархом, который происходили на пути к парламентаризму многие государства. Думская монархия вполне вписывается в эту номенклатуру понятий», — сообщает нам Антон.

К. Соловьев― Абсолютно Антон прав. Только как: дуалистическая конституционная монархия?

М. Соколов― Да.

К. Соловьев― Абсолютно прав. Дело в том, что, ну правда, этот термин, он не политологический, он правовой. И его в активный оборот в России вводит Владимир Матвеевич Гессен, когда пытается объяснить, что происходит в России. Он действительно так определяет: дуалистическая. В чем идея? Что четко разведены полномочия законодательного учреждения, в данном случае это Государственная Дума и император, Государственный совет.

М. Соколов― Государственный совет не будем забывать – его все время забывают.

К. Соловьев― Да. И зря, потому что это очень важный элемент в этой механике. И с другой стороны, это Совет министров, который тоже в том числе подчиняется императору. Но функции представительных учреждений и административных жестко разведены, поэтому за исполнительные учреждения Совет министров не отвечает перед Думой, а формируется исключительно царем и зависит исключительно от него. Это тот вариант, который был отнюдь не только в России, первоначально во всех немецких государствах – Австро-Венгрии, Германской империи – а Германская империя сама по себе очень разнородна, там много маленьких государств внутри, которые тоже обладают примерно той же формой правления. И, наконец, в Японии.

М. Соколов― То есть, ничего уникального нового здесь нет для того времени, стандартный вариант?

К. Соловьев― Да. Но с некоторой российской…

М. Соколов― Без прямых выборов?

К. Соловьев― Да. Кстати, в Германии были выборы прямые.

М. Соколов― В Австро-Венгрии тоже, по-моему.

К. Соловьев― Но тут что любопытно. Вот я об этом говорил, но потом у нас разговор ушел в другую сторону, поэтому я это не завершил, эту мысль. В России была конституционная монархия, но я такую выскажу, может быть, несколько парадоксальную точку зрения, но конституции не было. То есть, не в том дело, что не было писаного акта – был писаный акт на самом деле, основные государственный законы. Но не было конституции как своего рода конвенции договоренностей между сторонами, участниками политического процесса. Вот все понимали тот режим, который складывается, по-своему. У кадетов был свой взгляд, у октябристов был свой взгляд, у правых, конечно, тоже, у правительства тоже. Ну, скажем, для правых никакая Дума была не законодательная, и как говорил Андрей Сергеевич Вязигин, и не законосовещательная, он придумал свой правовой термин – законосоставительная.

М. Соколов― Но они же считали, что раз (неразб.) придумал, давайте будем играть по этим правилам.

К. Соловьев― Дума – это земский собор по большому счету. Дума – это собрание помощников царя. И поэтому если царь нас позвал, то могли бы мы ему сказать нет? Конечно, не могли.

М. Соколов― Хотя дело противное.

К. Соловьев― Ну, кому как. Были и правые, которые категорически отрицали вообще Думу, ну, скажем, Дубровин, и полагали, что это капитуляция власти, ничего хорошего в этом нет, и надо от этого поскорее отказываться. Но все же такие не составляли большинство в правой среде.

А были кадеты, которые полагали, что Дума – это первый шаг к настоящей нормальной конституции. Вот как в Англии.

М. Соколов― А в Англии нет конституции, но есть свод правил.

К. Соловьев― У них конституция, как говорят англичане, течет в их крови. Вот нечто подобное в итоге должно будет иметь место и в России. Но можно так разбирать каждую отдельную политическую силу и отдельных министров, и отдельных в том числе премьер-министров, у них будет свой взгляд на то, что происходит. Проблема в том, что у них нет консенсуса, они в этом смысле чрезвычайно конфликтны по отношению друг к другу. Нет, они могут договариваться по каждому поводу друг с другом действительно.

М. Соколов― То есть, система нестабильна.

К. Соловьев― Но эта договоренность не носит принципиального характера, потому что в принципиальном, в главном, в основном они очень сильно расходятся.

М. Соколов― Еще один вопрос, собственно, о пользе. Ну, Столыпин проводил реформы, его последователи проводили реформы – может быть, хуже, может быть, лучше. Вот вы в своем, по-моему, одном из интервью указывали, что увеличились расходы на образование в 4 раза, на медицину, на дороги и так далее. То есть, период думской монархии многие считают периодом очень успешного развития экономического и социального. А вот в этом вклад Думы, или в этот момент все государства Европы, они модернизировались, технический прогресс и так далее, и это не очень зависело от институтов?

К. Соловьев― Это зависело в данном случае от институтов, в том числе от Думы. Почему? Дело в том, что 3-я Дума, и, в общем-то, и 4-я, хотя она немножко в этом смысле сложнее, это Думы земские. Это Думы, где ключевую роль играют представители местного самоуправления. Это те земцы, которые у себя дома в своих губерниях решают вопросы, связанные с дорогами регионального значения, со школами, что для них очень важно, потому что значительная часть бюджета земства идет на школы, медицина земская и многое из того, что входит в такой, широко говоря, социальный блок вопросов, которые их действительно волнуют. Когда они приходят в Думу, они приходят по сути дела с теми же самыми, с той же самой повесткой. Правительства повестка может отличаться.

И вот, скажем, лично император был сторонником восстановления флота, он на этом настаивал, встречая даже сопротивление, пожалуй, в самом правительстве. Там не было столь однозначной убежденности, что это необходимо. Но в правительстве понимают, что если такова воля царя, значит, к ней надо прислушаться. И они пытаются продавить и Думу в этом направлении. А Дума, обращаю внимание ваше, при всем при том, что в ней можно было сформировать проправительственное большинство, оно, во-первых, не было стабильным, а во-вторых и главное – любой из элементов этого проправительственного условного большинства – это тот, с кем надо договариваться. И здесь не может быть того, что вам приказали, и они завтра так и проголосуют. С ними приходилось торговаться, с ними приходилось находить общий язык, и они, думцы, в абсолютном своем большинстве до поры до времени отказывались категорически идти на финансирование морского строительства, потому что полагали, что Россия – сухопутная держава, она должна вкладываться действительно в армию, а не во флот, но своя версия развития будущего…

М. Соколов― У Сухомлинова был свой взгляд, у Григоровича – свой…

К. Соловьев― Элемент торговли – это вопрос финансирования образования. Мы готовы пойти на морскую судостроительную программу, а вы в свою очередь идите на финансирование образования. Нельзя сказать, что для правительства это было действительно что-то поперек их желаниям, что это не соответствовало их взглядам – соответствовало, но с другой стороны, темпы, динамика роста расходов в значительной мере определялась соглашениями с думскими лидерами. Прежде всего, конечно, с октябристами.

М. Соколов― А вот такой злобный вопрос, скажите, пожалуйста, а почему власти, их не устраивала одна Дума, и с теми было сложнее, не создали свою партию власти, и не нафальсифицировали выборы, например, и не провели своих людей, которые бы голосовали так, как надо?

К. Соловьев― Это очень интересный вопрос, потому что он касается проблемы выборов. Просто нужно представлять, как это происходило в Российской империи, совершенно особый сюжет. Дело в том, что выборы фальсифицировать в России можно было лишь в очень ограниченном сегменте, и то с неочевидным результатом в конце. Почему? Дело в том, что по большей части выборы были не прямые.

М. Соколов― Ну да, по степеням.

К. Соловьев― Выбирали сначала выборщиков, выбирали в курии, потом из этих курий уже в общегубернское избирательное собрание, а уже потом депутатов. В каждом конкретном случае этих ступеней было разное количество. Правительство могло проконтролировать ситуацию чаще всего до момента избрания непосредственно выборщиков в губернское избирательное собрание. А губернское избирательное собрание сравнительно небольшое, там уже ничего фальсифицировать в сущности нельзя. Это 100, 120 человек.

М. Соколов― И значительная часть – люди со своим положением, независимые, да?

К. Соловьев― Да, да. Нужно было проконтролировать выборщиков, вот кто попадет в выборщики. А как вы определите, каковы политические взгляды выборщиков? Вот правительство до поры до времени по умолчанию полагало, что все крестьяне – правые, все священнослужители – правые.

М. Соколов― А они, по-моему, пытались в 4-ю Думу мобилизовать священников на выборы.

К. Соловьев― Да, это была отдельная замечательная история, потому что священники голосовали по землевладельческой курии, их можно было сгонять на эту курию. А ведь в чем проблема? Сами помещики на землевладельческую курию не ходили, то есть, явка была очень низкая, а священников можно было согнать. И, кроме того, они по идее должны были быть очень дисциплинированными избирателями. Но такая схема, она давала сбой. Не то чтобы всегда, но очень часто.

Приведу такой пример. Выборы идут в Могилевской губернии. Там был очень известный архиерей Митрофан, который в том числе согнал своих подчиненных священнослужителей, они должны были голосовать так, как должно, голосовать, понятное дело, за правых. Но вдруг среди депутатов прошел слух, что Митрофана переводят в другую епархию. И тут же они будут голосовать не так, как положено, а прямо противоположным образом.

Аналогичные случаи, я сейчас просто не буду приводить, эти примеры происходили и во многих других губерниях, но и главное, даже, предположим, избрали честно того или иного крестьянина или священнослужителя, очень часто он оказывался совсем не правых взглядов. Министерство внутренних дел отчитывалось: все у нас замечательно, следующая будет Дума как нужно – а получалось на самом деле либо совсем не так, либо не совсем так.

М. Соколов― И в процессе, собственно, деятельности, как я помню, 4-я Дума, она несколько раз меняла свою ориентацию, в конце концов Прогрессивный блок превратился в антиправительственный блок.

К. Соловьев― Прогрессивный изначально создавался как антиправительственный в сущности, как левоцентристский.

М. Соколов― За хорошее правительство национальное так сказать соединение во время войны.

К. Соловьев― Да, да. Это как раз замечательная история, потому что действительно 4-я Дума создавалась как значительно более правая, чем 3-я, так должно было быть. Но проблема в том, что во время выборов в 4-ю Думу в 1912 году власть проявила такое рвение добиться необходимого результата и била в значительной мере по октябристам, по думскому центру. Что в итоге получилось? Что стало больше левых, правых тоже стало больше, но думский центр был ориентирован теперь на альянс практически только с левыми, а не с правыми.

М. Соколов― От обиды.

К. Соловьев― Безусловно, они пропустили очень многих видных октябристов, включая Александра Ивановича Гучкова. И это на самом деле уже предопределило в 1912 году формирование левоцентристского большинства, уже к 1915 году по сути дела Прогрессивного блока.

М. Соколов― Времени у нас мало, а историй разных можно рассказать много. Я все-таки в лоб последний вопрос задам. Хотя я думаю, что мы еще поговорим об этих темах. Но если все так было неплохо, и шла эволюция, откуда взялась революция? И тут 2 минуты до конца.

К. Соловьев― Дело в том, что революция, она является не обязательно следствием смертельных болезней. Она может быть и следствием того внутреннего кризиса, который может привести к разным сценариям. Может привести к сценарию некой внутренней трансформации и изменениям, и тогда система получает новое дыхание. А может этот кризис действительно иметь фатальные последствия. То есть, мне представляется, что сценарий, он во многом был предопределен и обстоятельствами, и спецификой тех лиц, которые оказались в данном конкретном моменте, в конкретное время принимали решение, включая, конечно, самого государя-императора.

М. Соколов― Столыпина убили, курс изменился.

К. Соловьев― Но то, что кризис был предопределен политический, мне кажется, что в 1912 году об этом можно было говорить с большой долей уверенности.

М. Соколов― Отложенная революция – вы в эту теорию верите?

К. Соловьев― То есть?

М. Соколов― Ну, вот есть теория, что в 1914 году уже был революционный подъем, и вот война его остановила.

К. Соловьев― Не революция, повторяю, я полагаю, что все то, что на самом деле являлось признаками институционального кризиса 1915-1916 года, было на самом деле задано событиями более ранними. Ну, по крайней мере, с 1911-1912 года.

М. Соколов― То есть, какие-то решения, которые нужно было принять, там, в 3-4-й Думе?..

К. Соловьев― У нас мало времени, поэтому я так сформулирую кратко. Деградация Совета министров как института власти, это раз. Второе – обретение Думой политического лица, а это уже само по себе создает условия для политического кризиса. А это еще происходит во время войны, что на самом деле не могло не отразиться на самом процессе политическом.

М. Соколов― Спасибо! У нас в гостях был доктор исторических наук профессор Кирилл Соловьев, и мы говорили о думской монархии. Вел эту передачу Михаил Соколов, всего доброго, до свидания.

К. Соловьев― Спасибо, всего доброго.

Утверждены «Основные государственные законы Российской империи»

23 апреля (6 мая) 1906 г. Николай II утвердил новую редакцию «Основных государственных законов Российской империи». Пересмотр Основных законов был сделан «… в видах укрепления основ обновляемого государственного строя»: «Мы повелели свести воедино постановления, имеющие значение Основных государственных законов, подлежащих изменению лишь по почину Нашему, и дополнить их положениями, точнее разграничивающими область принадлежащей Нам нераздельно власти верховного государственного управления от власти законодательной».

Основные государственные законы Российской империи — свод законоположений об общих началах государственного строя России — впервые были кодифицированы под руководством М. М. Сперанского в 1832 г., а в 1833 г. император Николай I изданием Манифеста о введении в действие «Свода законов Российской империи» провозгласил их вступление в законную силу. В 1906 г. Основные законы были пересмотрены в связи с опубликованием Манифеста 17 (30) октября 1905 г., созданием Совета министров, Государственной думы, реорганизацией Государственного совета.

Утверждённый 23 апреля (6 мая) 1906 г. документ состоял из вводной части и пяти глав (82 статьи): О существе верховной cамодержавной власти; О правах и обязанностях российских поданных; О законах; О Государственном cовете и Государственной думе и образе их действий; О Совете министров, министрах и главноуправляющих отдельными частями.

Основные законы закрепляли государственное устройство Российской империи, государственный язык, существо верховной власти, порядок законодательства, принципы организации и деятельности центральных государственных учреждений, права и обязанности российских подданных.

Согласно Основным законам, верховная самодержавная власть и власть управления во всём объёме принадлежали императору, однако законодательную власть он осуществлял «в единении с Государственным советом и Государственной думой». Отныне определялось, что «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы и воспринять силу без утверждения государем императором».

Однако прерогативы монарха оставались весьма широкими: ему принадлежал «почин по всем предметам законодательства», только по его инициативе могли быть пересмотрены Основные государственные законы, он назначал и увольнял министров и высших сановников, руководил внешней политикой, провозглашался «державным вождём российской армии и флота», наделялся исключительным правом чеканки монеты, от его имени объявлялась война и заключался мир, осуществлялось судопроизводство, жаловались титулы, ордена и другие государственные отличия.

Впервые в Основных законах были провозглашены права гражданской свободы. Российским подданным гарантировались право на неприкосновенность личности, жилища и собственности, право устраивать собрания, общества и союзы («в целях, не противных законам»), свободу веры, и право «высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путём печати» — «в пределах, установленных законом».

Обновлённые Основные законы наделялись особой юридической силой. Они изменялись лишь в особом законодательном порядке. Инициатива их пересмотра принадлежала исключительно императору. Последний, обладая правом издания указов с временной силой закона (во время прекращения занятий Думы), не мог, тем не менее, обратить это право на Основные государственные законы.

В преддверии созыва Государственной думы Основные государственные законы 23 апреля (6 мая) 1906 г. являлись фундаментальным законодательным актом, регулирующим разделение полномочий между императорской властью и организованным по Манифесту 17 октября 1905 г. парламентом (Государственным советом и Государственной думой).

Лит.: Белковец Л. П., Белковец В. В. История государства и права России. Курс лекций. Новосибирск. 2000; Высочайше утверждённые Основные государственные законы. 23 апреля 1906 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 3-е. Т. 26 (1906). СПб., 1909. № 27805. С. 456; То же [Электронный ресурс]. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/apr1906.htm; Владимирова Г. Е. Основные государственные законы Российской Империи 1832-1892 гг. в определении основ государственного строя в России. Автореферат дис. … канд. юрид. наук. Омск, 2010; Яцкова А. П. Основные государственные законы Российской империи 23 апреля 1906 г. — первая российская конституция. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2001.

См. также в Президентской библиотеке:

Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 3-е. Т. 26 (1906). СПб., 1909. № 27805. С. 456.

16.4. Думская монархия. 16. Россия на рубеже XIX-XX вв.. История Отечества. Курс лекций

В дни московского вооруженного восстания был издан указ о выборах в Государственную думу. Она избиралась на 5 лет. Все население страны делилось на четыре избирательные курии: землевладельческую, городскую, крестьянскую и рабочую. Выборы не были всеобщими: избирательных прав лишались женщины, военнослужащие, рабочие мелких предприятий, молодежь до 25 лет, некоторые национальные меньшинства. Выборы не были равными; нормы представительства устанавливались по ясно выраженным классовым признакам: один голос помещика приравнивался к 3 голосам буржуа, 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих. Выборы были не прямые: для крестьян — четырехстепенные, для рабочих — трехстепенные, для буржуазии и дворян — двухстепенные. При всех этих условиях большинство в Думе должно было остаться за представителями крестьянства: оно избирало 42% депутатов (помещики — 32%, горожане — 22, а рабочие — 3%). Это был сознательный шаг правительства: с одной стороны, оно тешило себя надеждой на традиционную крестьянскую веру в “доброго царя”, а с другой — пыталось таким образом отвлечь крестьян от революции.

В феврале-марте 1906 г. структура власти в России была уточнена, что предоставляло самодержавию способ сосуществования с Думой. Стремясь ограничить права Думы, император реорганизовал Государственный совет, превратив его во вторую палату, также наделив его законодательными правами: для представления законопроекта царю требовалось его утверждение как Думой, так и Государственным советом. Государственный совет состоял из представителей, ежегодно назначавшихся царем, и выборных членов (преимущественно от крупных землевладельцев), а также по нескольку представителей от православного духовенства, торгово-промышленной буржуазии, Академии наук и университетов. Император сохранил всю полноту власти по управлению страной: правительство было ответственным только перед ним; он назначал и увольнял министров, руководил внешней политикой (объявлял войну и заключал мир), армией и флотом; в перерывах между сессиями Думы имел право издавать законы и распускать Думу до истечения срока ее полномочий.

В апреле были приняты “Основные государственные законы Российской империи”. Они в совокупности означали, что Российская империя перестала быть классической самодержавной монархией, каковой она была на рубеже веков. Появление в России первого парламента — Думы, несмотря на значительные ограничения в ее деятельности, было огромным шагом вперед в превращении абсолютной монархии в монархию ограниченную, конституционную. Но дальнейшие события показали, что классической конституционной монархией страна не стала.

В феврале-марте 1906 г. состоялись выборы в I Государственную думу. Свою работу она начала 27 апреля. На торжественном открытии присутствовал Николай II. Из политических партий победу одержали кадеты, получившие 34% общего числа депутатских мест (153 из 448). Беспартийные крестьянские депутаты, объединившиеся в Думе во фракцию так называемых трудовиков, составили относительное большинство — 107 депутатов. Крайне левые, революционно-социалистические партии (большевики и эсеры) бойкотировали выборы, надеясь на новую революционную волну. Тактика бойкота, принятая в обстановке спада революции, была в этих условиях малоэффективна. Таким образом, в 1 Думе кадеты представляли самую левую оппозиционную силу. Октябристы получили лишь 13 мандатов. Правые партии — ни одного. Первым председателем Думы был избран кадет, профессор римского права С.А. Муромцев. Большинство комиссий Думы также возглавили кадеты.

Центральное место в думской деятельности занял аграрный вопрос. Оказалось, что надежды правительства на крестьянских депутатов не оправдались: беспартийные трудовики оказались левее кадетов. Крестьяне, не получив помещичьей земли от царя, пришли в Думу с идеей передела земли и ради этого были готовы поддержать любые политические силы, обещавшие немедленное отчуждение частновладельческих земель. Общим настроением думцев было противостояние правительству. Но власть не была едина. Так, С.Ю. Витте допускал отчуждение части помещичьих земель за выкуп в пользу крестьян, что в принципе не нарушало право частной собственности, но большинство министров были решительно против: I Дума уже имела дело с новым Советом министров во главе с И.Л. Горемыкиным. Правительство Горемыкина фактически игнорировало Думу, что еще более усиливало радикализм депутатов.

Фракция трудовиков в своем законопроекте потребовала создать “общенародный земельный фонд” из казенных, удельных и частновладельческих земель с последующим их распределением по трудовой норме между земледельческим населением. Часть трудовиков предлагала еще более радикальную программу: немедленное и полное уничтожение частной собственности на землю и провозглашение ее (вместе с недрами и водами) общей собственностью всего населения России. Правительство отказалось обсуждать вопрос о земельном переделе. Несмотря на шедшие в это время переговоры с кадетскими и октябристскими лидерами об их вступлении в состав кабинета, правительство обвинило думцев в “разжигании смуты” и царским указом от 9 июля 1906 г. распустило Думу. Таким образом, I Государственная дума просуществовала всего 72 дня.

Правительство опасалось, что роспуск Думы приведет к волнениям, но этого не произошло. 178 депутатов, уехавших в Выборг, выразили свое несогласие с роспуском Думы и приняли Выборг-ское воззвание, в котором призвали народ к кампании гражданского неповиновения: неуплате налогов, отказу от призыва на военную службу и другим акциям. Выборгское воззвание не произвело большого эффекта, но правительство Горемыкина было вынуждено уйти в отставку. Новым председателем Совета министров (с сохранением поста министра внутренних дел) был назначен довольно молодой и энергичный П.А. Столыпин (1862—1911).

Его деятельность началась в условиях обострения революционных событий в стране летом 1906 г. Он опубликовал правительственную программу реформ, в которой определялись две основные задачи:

1) успокоить страну путем чрезвычайных мер и даже объявления в некоторых районах империи военного положения с введением военно-полевых судов;

2) немедленно, не дожидаясь созыва II Думы, начать проведение аграрной реформы. Одновременно было объявлено о намерении правительства подготовить законопроекты по превращению России в правовое государство с их последующим обсуждением в новой Думе: о свободе вероисповедания, гражданском равноправии, реформах местного самоуправления и высшей и средней школы, введении всеобщего начального обучения и улучшении материального положения народных учителей, полицейской реформе и др.

В феврале 1907 г. открылась II Государственная дума. В целом по своему составу II Государственная дума оказалась еще более левой, чем предыдущая, так как, отказавшись от тактики бойкота, в выборах приняли участие и революционные партии — социал-демократы и эсеры. Кадеты потеряли большинство и уже не были в Думе господствующей силой. Больше всего голосов получили трудовики. Отказавшись от блока с кадетами, на который пошли меньшевики, большевики проводили тактику левого блока с трудовиками, эсерами, энесами: левое крыло Думы усилилось. Также усилилось и правое крыло: в Думе появились правые националисты. Хотя они были в значительном меньшинстве, но оказались очень активны на думской трибуне. Председателем II Государственной думы стал правый кадет Ф.А. Головин.

Правительство предложило на рассмотрение Думы законопроекты о неприкосновенности личности, свободе вероисповедания. упразднении земских начальников, расширении прав земских органов самоуправления — все то, о чем в предреволюционный период либералы могли только мечтать. Но в центре внимания Думы по-прежнему стоял аграрный вопрос. Дума отказалась обсуждать, а тем более утверждать указ от 9 ноября 1906 г. о разрушении общины, хотя правительство уже активно проводило его в жизнь. Значительное число крестьянских депутатов требовали национализации всей земли и передачи ее крестьянам. В такой обстановке провести через Думу столыпинский закон было для правительства немыслимо. Учитывая, что революционная активность уже ослабела, в правительстве созрело решение распустить II Государственную думу и созвать с помощью изменения закона о выборах новую, более покорную. Повод для роспуска Думы нашелся. Обвинив депутатов социал-демократов в подготовке военного заговора против существующего государственного строя, Столыпин потребовал лишения их депутатской неприкосновенности. Дума ответила образованием специальной комиссии для разбора дела. Не дожидаясь итогов ее работы, 3 июня 1907 г. был обнародован царский Манифест о роспуске II Государственной думы и изменении Положения о выборах. II Государственная дума проработала 102 дня. Это событие вошло в историю под названием “третьеиюньского государственного переворота”, положившего конец революции 1905—1907 гг. Дело в том, что это Положение противоречило основным законам империи, так как изменить избирательный закон можно было только с согласия Думы. Роспуск II Государственной думы сопровождался арестом депутатов социал-демократов: одни из них попали на каторгу, другие — в ссылку. Первая российская революция закончилась. Россия вступила в новую полосу своей истории.

Оценивая первый опыт работы российского парламента, необходимо отметить, что открытый и гласный порядок обсуждения и принятия законов, контроль, хотя и усеченный, за государственными финансами и действиями правительства, звучащие в Думе критические речи в адрес властей — все это способствовало политическому просвещению народа, активизации его общественной деятельности, развитию демократических традиций решения важнейших государственных вопросов. Дума была центром легальной политической борьбы. Именно в свете думской тактики выявлялись ошибки и заблуждения партий, являвшиеся следствием сложнейшей обстановки, противоречивости экономического развития страны и расстановки социально-политических сил.

Trojden | Общественно-политическая жизнь: Киселев А. Ф.

Страна накануне революции. XX век потряс Россию революциями. Общество было расколото политическими пристрастиями. В начале столетия силы противников самодержавия явно превосходили силы его сторонников. Постепенно сформировалось три политических лагеря: социалистический, либерально-демократический и консервативный. Первыми организационно и идейно сплотились социалисты.

В 1898 г. в Минске марксисты провозгласили образование Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В 1903 г. в ней выделились две фракции — большевиков и меньшевиков. Однако до 1917 г. оба крыла РСДРП имели общую программу и проповедовали курс на социалистическую революцию. Разногласия лежали лишь в сфере построения партии.

В. И. Денин — талантливый, молодой и амбициозный лидер радикального большевистского крыла — выступал за централизованную партию профессиональных революционеров, спаянную волей центра. Революционный экстремизм («якобинство»), в котором его обвиняли, Ленин относил к достоинствам революционеров дела, а не слова.

Меньшевики во главе с Г. В. Плехановым, Ю. О. Мартовым не признавали жесткую партийную вертикаль, считая, что социальное освобождение пролетариата должно стать делом самих рабочих, а не революционной организации, выступающей от их имени.

Если создание РСДРП во многом осуществлялось под влиянием западноевропейского опыта и под флагом марксизма — теории, нашедшей последователей в России, но родившейся в Европе, то партия социалистов-революционеров (эсеров) пыталась обновить идеи народников. Эсеры проповедовали особый путь развития России — к социализму, минуя капитализм.

Центральным пунктом эсеровской программы была социализация земли — обращение ее в народную собственность с последующим распределением на основе уравнительного землепользования. Предусматривалась ликвидация частной собственности на землю и безвозмездная передача помещичьих владений крестьянам.

Члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», созданного в Петербурге в 1895 г. Сидят: первый справа — Ю. О. Мартов, второй — В. И. Ленин

Часть эсеров придерживалась тактики «Народной воли». Б. В. Савинков, Г. А. Гершуни, А. Р. Гоп создали Боевую организацию, которая встала на путь политического террора. В апреле 1902 г. ее члены убили министра внутренних дел Д. С. Сипягина, в июле 1904 г. — министра внутренних дел В. К. Плеве, а в феврале 1905 г. — великого князя Сергея Александровича. Собственно в партию эсеры организовались только в декабре 1905 г., проведя в Финляндии учредительный съезд. Лидером партии был В. М. Чернов.

Террор эсеров наводил ужас на власти. Однако дальновидные чиновники, в частности влиятельный жандармский генерал А. И. Спиридович, главную опасность для самодержавия видели не в эсерах, а в большевиках. Генерал прозорливо писал: «Само правительство еще так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нем противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов».

К демократическим переменам стремилась либеральная интеллигенция. Ее рупором стал журнал «Освобождение», который издавал в Германии П. Б. Струве. В начале XX столетия возникли две крупные либеральные организации — «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов».

Антиправительственные настроения проникали в студенчество. В феврале 1899 г. митинг студентов Петербургского университета разогнала нагайками конная полиция, чем вызвала волну забастовок студентов. В знак солидарности с петербургскими студентами опустели аудитории во всех высших учебных заведениях Москвы, Киева, Харькова, Риги, Варшавы. Власти были вынуждены запретить занятия в вузах до осени. Тем не менее студенческие волнения продолжались и в последующие годы. Мощный резонанс в обществе вызвала многотысячная демонстрация студентов перед Казанским собором в Петербурге (март 1901 г.).

После разгона демонстрации студентов. Москва. 1901 г.

Ширилось рабочее движение. «В последние три-четыре года, — отмечал в 1901 г. виленский генерал-губернатор князь П. Д. Святополк-Мирский, — из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, почитающего своим долгом отрицать семью и религию, пренебрегать законом, не повиноваться власти и глумиться над ней. Эта ничтожная горсть террористически руководит всей остальной инертной массой рабочих».

Правительство пыталось не только силой бороться с революционными идеями в рабочей среде. С. В. Зубатов — начальник Московского охранного отделения — создавал легальные пролетарские организации, подконтрольные властям и занятые заботами об улучшении экономического положения рабочих. В 1901 г. в Москве была образована первая легальная рабочая организация «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве».

«Зубатовцы» участвовали в ряде забастовок на московских заводах, что вызвало возмущение фабрикантов. С другой стороны, против «полицейских» рабочих объединений активно выступила революционная интеллигенция. Новый министр внутренних дел В. К. Плеве не жаловал Зубатова. Рабочий вопрос Плеве собирался решить просто — «не уговаривать рабочих, а сечь». Летом 1903 г. Зубатов был отправлен в отставку.

На Нерчинской каторге

Обострились национальные отношения. В апреле 1903 г. в первый день Пасхи на городской площади Кишинева вспыхнули столкновения между евреями и христианами. Начался еврейский погром. События в Кишиневе вызвали всеобщее возмущение. Кишиневская трагедия в очередной раз свидетельствовала о бессилии властей обеспечить правопорядок в стране, защитить достоинство и жизнь своих граждан.

С весны 1903 г. в Петербурге появились объединения фабрично-заводских рабочих, во главе которых стоял священник пересыльной тюрьмы Георгий Гапон.

Россия в огне революции. 3 января 1905 г. забастовал Путиловский завод. Его поддержали рабочие других предприятий города. Во главе стачечного комитета стоял Гапон. Гапоновцы подготовили петицию к царю с требованиями созыва Учредительного собрания, провозглашения свободы слова, печати, собраний, равенства граждан без различия вероисповедания и национальности, ответственности министров «перед народом», политической амнистии, 8-часового рабочего дня. Гапон обратился к рабочим с призывом вручить петицию царю. В воскресенье 9 января 1905 г. в шествии к Зимнему дворцу приняли участие 300 тыс. рабочих. Они шли с хоругвями, иконами, портретами царя и пели «Боже, царя храни». На пути рабочих встали войска. Холостой залп не остановил демонстрантов. За ним последовал боевой огонь. Десятки людей были убиты, сотни ранены.

События 9 января 1905 г. всколыхнули всю страну. Кровавое воскресенье положило начало первой российской революции. Массовые забастовки рабочих прошли в Москве, Риге, Варшаве, Тифлисе и других городах и губерниях.

Члены совета уполномоченных Иваново-Вознесенска

В мае — июле 1905 г. упорством и организованностью отличалась забастовка иваново-вознесенских ткачей. Стачкой руководил совет уполномоченных, ставший прообразом советов рабочих депутатов.

Летом 1905 г. революционный пожар «гулял» по российской деревне. В пепелище превратились сотни дворянских усадеб. Особого накала достигли события в Черниговской, Саратовской, Тамбовской губерниях, в Прибалтике. Крестьянские восстания были подавлены войсками. С августа 1906 г. начали действовать скорые на расправу военно-полевые суды. По их приговорам было казнено более 1 тыс. человек.

14 июня 1905 г. на броненосце Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический» матросы подняли восстание и под красным флагом повели корабль в Одессу на помощь «восставшему народу». К рейду подтянули корабли Черноморской эскадры, и мятежный броненосец ушел в открытое море. Российские гавани для него были закрыты. Корабль на остатках угля добрался до Румынии, и команда сдалась местным властям.

Осенью 1905 г. произошел новый всплеск революционной волны. 7 октября забастовали машинисты и служащие Московско-Казанской железной дороги, к 10 октября стачка охватила все магистрали московского узла. Затем железнодорожный паралич распространился на всю Россию. Всеобщая стачка началась в Петербурге, в Харькове произошли столкновения толпы с войсками. Стихия политической забастовки охватила всю страну.

13 октября 1905 г. в Петербурге был сформирован совет рабочих депутатов. Он состоял из выборных рабочих от заводов и представителей революционных партий. В руководстве совета — исполкоме — преобладали меньшевики. Видную роль играл Л. Д. Троцкий.

Активно действовал Московский совет рабочих депутатов, руководимый большевиками. Они формировали боевые дружины, закупали оружие и готовились к вооруженному восстанию.

В ноябре вновь произошли волнения в армии и на флоте. 13 ноября 1905 г. на крейсере «Очаков» был поднят красный флаг. Командиром корабля стал лейтенант Π. П. Шмидт. Он послал царю телеграмму, что Черноморский флот «отказывает в повиновении правительству». Бунт вскоре подавили. Лейтенант Шмидт был расстрелян. Военные бунты вспыхивали в гарнизонах Кронштадта, Владивостока, Киева, Ревеля, Воронежа.

Правительство перешло к решительным действиям. 3 декабря 267 членов исполкома Петербургского совета арестовали. В Петербурге квартировались верные царю гвардейские полки, и вооруженное выступление рабочих здесь было невозможно. Центром вооруженной борьбы революционеров стала Москва. В начале декабря 1905 г. Московский совет объявил всеобщую политическую стачку. К 10 декабря в рабочих районах Пресни, Замоскворечья, Симоновки, Хамовников, Бутырок появились баррикады. Завязались бои рабочих дружин с войсками. Они были настолько жаркими, что 15 декабря на помощь московскому гарнизону из Петербурга вызвали гвардейский Семеновский полк. К 19 декабря семеновцы подавили сопротивление рабочих дружин. В ходе Декабрьского восстания в Москве было убито около 600 человек и более тысячи ранено.

Баррикады на Пресне. Декабрь 1905 г. Художник И. Владимиров

Рабочие восстали также в Уфе, Перми, Сормове, Горловке, Ростове-на-Дону, Новороссийске, Красноярске, Чите и во многих других городах. Более 60 районов страны были объявлены на военном положении. Здесь действовали военно-полевые суды. 1906 год не принес спокойствия. В разных губерниях было зарегистрировано более двух тысяч выступлений крестьян. Стачки рабочих, напротив, постепенно шли на убыль. Революция исчерпала свои силы и затухала.

Думская монархия. Революция заставила Николая II пойти на уступки в организации власти. 6 августа 1905 г. он объявил об учреждении Государственной думы с правами рассмотрения проектов законов и бюджета страны. Уступки были минимальными. Тем временем революционная стихия, словно половодье, заливала страну и вынудила царя подписать 17 октября 1905 г. Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем населению Российской империи даровались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Государственной думе предоставлялись законодательные права.

Либералы с ликованием встретили Манифест 17 октября. Консерваторы расценили его как расплату царя за мягкотелость и бездеятельность правительства. В революционных кругах царский манифест назвали «нагайкой, завернутой в пергамент революции».

Совет министров преобразовывался из нерегулярно действовавшего в постоянное правительство с правом разработки законопроектов и внесения их в Думу, а его председателем был назначен С. Ю. Витте. 20 февраля 1906 г. указом царя Государственный совет из высшего совещательного органа Российской империи преобразовался в верхнюю палату Государственной думы. Одна половина членов Госсовета назначалась царем, а другая избиралась земскими собраниями, дворянскими обществами, объединениями предпринимателей, Академией наук, университетами, духовенством.

На основе Манифеста 17 октября были разработаны «Основные государственные законы Российской империи», принятые 23 апреля 1906 г. Из новой формулировки существа верховной самодержавной власти исчезло слово «неограниченный».

Революция дала толчок к формированию политических партий. В ноябре 1905 г. в Петербурге А. И. Дубровин и В. М. Пуришкевич организовали партию «Союз русского народа», известную как «Черная сотня». В партии насчитывалось более 300 тысяч членов, в основном ремесленников, мелких торговцев и крестьян, а также представителей монархически настроенных дворян, чиновников и интеллигенции. Союз, как и другие организации правых, поддерживался правительством, в том числе и финансами.

Среди либералов выделялся «Союз 17 октября» (так называемые октябристы), поддерживавшие формирование в России конституционной монархии. Признанными лидерами октябристов были: крупный предприниматель и банкир А. И. Гучков, богатые помещики и видные земцы — барон П. Л. Корф, М. В. Родзянко, сын известного славянофила Н. А. Хомяков. Октябристы пользовались поддержкой помещиков, чиновников, крупной буржуазии. Они олицетворяли собой капиталистическую Россию и выступали за эволюционный путь преобразования страны.

Лидером либералов стала Конституционно-демократическая партия (кадеты) во главе с видным историком Π. Н. Милюковым. Кадеты активно пропагандировали парламентаризм со всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием; ответственность правительства перед Думой. Лидеры кадетов опирались на интеллигенцию, либеральное дворянство и среднюю городскую буржуазию.

27 апреля 1906 г. состоялось первое заседание Государственной думы. Большинство в ней составляли кадеты (161 депутат) и крестьяне, объединившиеся в отдельную группу трудовиков (97 депутатов). Более 140 депутатов принадлежали к мелким фракциям или были беспартийными.

В зале заседаний I Государственной думы

Революция не стучалась, а ломилась в двери I Государственной думы. Под ее влиянием депутаты не столько занимались законотворчеством, сколько критиковали правительство.

9 июля 1906 г. Николай II досрочно распустил «мятежную» Думу и отправил в отставку правительство, неспособное к решительным действиям. Новым премьер-министром был назначен П. А. Столыпин.

В избирательной кампании во II Думу активно участвовали левые партии (социал-демократы и эсеры). Они провели в Думу 102 депутата. Численность депутатов-кадетов сократилась почти вдвое. В Думе появились депутаты-октябристы. Результаты выборов в Государственную думу отражали политическую поляризацию в обществе. Не случайно главными действующими лицами в Думе стали социалисты и правые.

20 февраля 1907 г. II Госдума приступила к работе. Большинство заседаний Думы было посвящено разработке бюджета. Левые партии широко пользовались думской трибуной для легальной революционной агитации и пропаганды.

Новая Дума не «продержалась» и полугода. 3 июня 1907 г. был издан царский Манифест о роспуске Государственной думы и о введении нового избирательного закона, от которого выиграли октябристы, так как новый закон увеличивал число выборщиков от крупных землевладельцев и богатых налогоплательщиков. «Умеренная» в политических притязаниях III Государственная дума проработала весь пятилетний срок (до июня 1912 г.) и подготовила более двух тысяч законопроектов.

Преобразования в государственной жизни, начатые царским Манифестом 17 октября 1905 г. и завершившиеся Манифестом 3 июня 1907 г., создали своеобразную политическую систему, получившую в истории название третьеиюньской монархии. Революция потрясла, но не разрушила самодержавия. Под напором революционного порыва широких слоев российского общества самодержавие было вынуждено повернуть на путь конституционной монархии. В этом заключались позитивные итоги первой русской революции.

Тяжелой потерей для страны было убийство 1 сентября 1911 г. П. А. Столыпина. За несколько месяцев до гибели реформатор сказал Николаю II: «Я за пять лет изучил революцию и знаю, что теперь она разбита и моим жиром можно будет еще лет пять продержаться. А что будет дальше, зависит от этих пяти лет». Слова Петра Аркадьевича оказались пророческими.

Вопросы и задания

1. Как шло формирование в России революционных партий? 2. Сравните идеологию и тактику социал-демократов и эсеров. Что было общего, в чем заключались различия? 3. Какие факторы свидетельствовали о назревании революции в стране? (Для ответа на этот вопрос обратитесь также к материалу параграфов 1 и 2.) 4. Пользуясь текстом учебника и картой № 3, расскажите о главных революционных событиях 1905 г. 5. Составьте в тетради схему «Думская монархия: центральные органы власти». Дайте характеристику нового политического строя. 6. Назовите крупнейшие либеральные, монархические партии, их лидеров. Проанализируйте идеологию этих партий.



Статья 8. Срок полномочий органов государственной власти и органов местного самоуправления 

1. Срок, на который избираются федеральные органы государственной власти, устанавливается Конституцией Российской Федерации. Срок, на который избираются органы государственной власти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления, депутаты указанных органов, и срок полномочий указанных органов и депутатов устанавливаются соответственно конституциями (уставами), законами субъектов Российской Федерации, уставами муниципальных образований, при этом устанавливаемый срок не может составлять менее двух и более пяти лет. Днем окончания срока, на который избираются органы государственной власти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления, депутаты указанных органов, является второе воскресенье сентября года, в котором истекает срок полномочий указанных органов или депутатов, а в год проведения выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации очередного созыва — день голосования на указанных выборах. Если второе воскресенье сентября года, в котором истекает срок полномочий указанных органов или депутатов, совпадает с нерабочим праздничным днем, или предшествующим ему днем, или днем, следующим за нерабочим праздничным днем, либо второе воскресенье сентября объявлено в установленном порядке рабочим днем, днем окончания срока, на который избираются указанные органы или депутаты, является третье воскресенье сентября.(п. 1 в ред. Федерального закона от 02.10.2012 N 157-ФЗ)

(см. текст в предыдущей редакции)

2. Изменение (продление или сокращение) срока полномочий действующих органов или депутатов, указанных в пункте 1 настоящей статьи, не допускается, за исключением случаев, установленных статьями 81.1 и 82 настоящего Федерального закона. Норма об изменении (продлении или сокращении) установленного федеральным законом, конституцией (уставом), законом субъекта Российской Федерации, уставом муниципального образования срока, на который избираются органы государственной власти, органы местного самоуправления, депутаты, и (или) срока полномочий органа государственной власти, органа местного самоуправления, депутатов может применяться только к органам и депутатам, избранным на выборах, назначенных после вступления в силу такой нормы.

(см. текст в предыдущей редакции)

3. Если срок полномочий действующих органов или депутатов, указанных в пункте 1 настоящей статьи, истекает в период действия чрезвычайного или военного положения, то указанные органы и депутаты исполняют свои полномочия до прекращения действия чрезвычайного или военного положения и избрания нового состава указанных органов или депутатов.

Открыть полный текст документа

История русской революции (1.9 Парадокс февральской революции)

Лев Троцкий: История русской революции (1.9 Парадокс февральской революции)

Лев Троцкий

История русской революции

Том первый: Свержение царизма

Восстание победило. Но кому он передал отнятую у монархии власть? Мы приходим сюда, чтобы Центральная проблема Февральской революции: почему и как власть оказалась в руках либеральной буржуазии?

В думских кругах и в буржуазном «обществе» не придавали значения агитации, начавшей 23 февраля.В гостиных собирались либеральные депутаты и патриотические журналисты. ранее, обсуждая вопросы Триеста и Фиуме, и снова подтверждая потребность России в Дарданеллах. Когда Указ о роспуске Думы уже подписан, думская комиссия еще спешно рассматривала вопрос о передаче продовольственный вопрос в администрацию города. Менее чем за двенадцать часов до восстания гвардейских батальонов Общество славянской взаимности мирно слушало свой годовой отчет.«Только когда я вернулся домой пешком из на той встрече, — вспоминает один из депутатов, — меня поразила какая-то устрашающая тишина и пустота в обычно оживленные улицы ». Эта устрашающая пустота образовывалась вокруг старых правящих классов и уже давила на сердца. своих будущих наследников.

К 26-му серьезность движения стала ясна как правительству, так и либералы. В этот день шли переговоры о компромиссе между царскими министрами и депутатами Думы. переговоры, с которых даже впоследствии либералы так и не подняли занавес.Протопопов в своих показаниях утверждает, что лидеры думского блока, как и прежде, требовали назначения новых министров из числа людей, пользующихся общественным доверием: «Эта мера, возможно, успокоит людей». Но 26-й создал, как известно, определенная остановка в развитии революции, и на короткое время правительство почувствовало себя более твердым. Когда звонил Родзянко на Голицына, чтобы убедить его уйти в отставку, премьер указал в ответ на портфель на своем столе, в котором лежал законченный указ. роспуск Думы, с подписью Николая, но без даты.Голицин поставил дату. Как могло правительство решить на такой шаг в момент нарастания давления со стороны революции? В этом вопросе правящие бюрократы давно пришел к твердому убеждению. «Есть у нас блок или нет, рабочему движению все равно. Мы можем справиться с этим перемещением другими способами, и до сих пор Министерству внутренних дел удавалось с этим бороться ». Таким образом Горемыкин выступил в августе 1915 года. С другой стороны, бюрократия считала, что Дума в случае ее роспуска не отваживайтесь на какой-либо смелый шаг.Снова в августе 1915 г., обсуждая вопрос о роспуске недовольной Думы, министр Князь Щербатов сказал: «Дума вряд ли решится на прямое неповиновение. Подавляющее большинство из них ведь трусы и трепещут за свои шкуры ». Принц выразился не слишком хорошо, но в конечном итоге правильно. Таким образом, в борьбе с либеральной оппозицией бюрократия почувствовала под ногами достаточно твердой почвы.

Утром 27-го числа депутаты, встревоженные грядущими событиями, собрались на очередной сеанс.Только здесь большинство узнало, что Дума распущена. Новость казалась тем более удивительной, что в тот же день раньше они вели мирные переговоры с министрами. «И тем не менее», — пишет Родзянко с гордость », Дума подчинилась закону, все еще надеясь найти выход из запутанной ситуации, и не приняла резолюции что он не разойдется, или что он будет незаконно продолжать свои заседания ». Депутаты собрались на частном конференция, на которой они признались друг другу в бессилии.Умеренный либерал Шидловский впоследствии вспоминал: не без злой радости предложение крайнего левого кадета Некрасова, будущего соратника Керенского, « установить военную диктатуру, передав всю власть народному генералу ». В то время была предпринята практическая попытка Спасение было предпринято лидерами Прогрессивного блока, не присутствовавшими на этом закрытом совещании в Думе. Имея вызвали великого князя Михаила в Петроград, ему предложили взять на себя диктатуру, «толкнуть» личный состав правительства уйти в отставку и потребовать от царя по прямому проводу, чтобы он «предоставил» ответственное министерство.В те часы, когда начиналось восстание первых гвардейских полков, либеральная буржуазия была делая последнюю попытку подавить восстание с помощью династического диктатора, и в то же время за счет революция заключить соглашение с монархией. «Колебание великого князя, — жалуется Родзянко, — «Способствовал упущению благоприятного момента».

Как легко радикальная интеллигенция верит во что угодно, свидетельствует беспартийный социалист Суханов, который начинает в этот период играть определенную политическую роль в Таврическом дворце.«Они рассказали мне фундаментальные политические новости. утренних часов того незабываемого дня », — рассказывает он в своих обширных мемуарах:« Указ о роспуске Государственная Дума была провозглашена, и Дума ответила отказом разойтись, избрав Временный комитет ». Это пишет человек, который почти никогда не покидал Таврический дворец и постоянно скрывал там своих товарищей-заместителей. Милюков в своей истории революции вслед за Родзянко категорически заявляет: «Был принят после серии горячих речей — постановление не покидать Петроград, но не постановление, что Государственная Дума как учреждение «не разойтись », как гласит легенда» «Не разойтись» означало бы взять на себя с опозданием, определенная инициатива.«Не покидать Петроград» означало умыть руки и ждать, чтобы увидеть в какую сторону повернутся события. В легковерности Суханова, кстати, есть смягчающие обстоятельства. Слух о том, что Дума приняла революционное постановление не подчиняться царскому указу, поспешно проскользнула Думские журналисты в своем информационном бюллетене, единственной газете, опубликованной на тот момент из-за всеобщей забастовки. Поскольку победившее в тот день восстание депутаты не спешили исправлять эту ошибку, вполне желая выдержать иллюзии своих «левых» друзей.Фактически они не взяли на себя обязательство установить факты по делу до тех пор, пока не были за пределами страны. Эпизод кажется второстепенным, но он полон смысла. Революционная роль Думы в 27 февраля было полным мифом, рожденным политической доверчивостью радикальной интеллигенции. обрадованные и напуганные революцией, не веря в способность масс довести дело до конца и стремясь к как можно быстрее склоняться к широкой буржуазии.

В воспоминаниях депутатов, принадлежащих к думскому большинству, на счастье сохранился рассказ о том, как Дума сделала встречайте революцию. По рассказу князя Мансырева, одного из правых кадетов, среди депутатов, собравшихся в в большом количестве утром 27-го не было ни членов президиума, ни руководителей партий, ни руководителей Прогрессивного блока: они уже знали о роспуске и восстании и предпочитали так долго по возможности воздержаться от показа головы.Более того, как раз в это время они вроде бы вели переговоры с Михаилом о диктатура. «В Думе царили всеобщее недоумение и недоумение, — говорит Мансырев. «Даже живой разговоры прекратились, и вместо них послышались вздохи и краткие эякуляции вроде «Пришло» или даже откровенное выражение страха за жизнь ». Так говорит очень умеренный депутат, вздохнувший громче всех. В два часа во второй половине дня, когда руководители оказались вынуждены явиться в Думу, секретарь президиума привез в радостной, но необоснованной новости: «Беспорядки скоро будут подавлены, потому что приняты меры.» Это возможно, что под «мерами» подразумевались переговоры о диктатуре, но Дума была подавлена ​​и ждала решающее слово лидера Прогрессивного блока. «В настоящий момент мы не можем принять какое-либо решение», — сказал Милюков. объявил: «Потому что масштабы беспорядков нам неизвестны; точно так же неизвестно, на чьей стороне большинство местные войска, рабочие и общественные организации встанут на позицию. Об этом необходимо собрать точную информацию, и тогда будет достаточно времени, чтобы оценить ситуацию.В настоящее время это слишком рано ». В два часа дня 27 февраля для либерализма еще «рано»! «Собирать информацию» означает вымыть руки и жду исхода борьбы. Но Милюков не закончил свою речь — которую, кстати, начал с целью закончился ничем — когда Керенский в большом волнении вбежал в зал: Огромная толпа людей и солдат подходит к Таврическому дворцу, объявляет он и намерен потребовать от Думы, чтобы она взяла власть в свои руки! В радикальный депутат точно знает, чего будет требовать огромная толпа людей.На самом деле это сам Керенский сначала требует, чтобы власть взяла Дума, которая еще в душе надеется, что восстание еще может быть подавлено. вниз. Заявление Керенского было встречено «всеобщим недоумением и встревоженными взглядами». Однако он не кончил говорить, когда вбегающий испуганный думский дежурный перебивает его: передовой отряд солдат уже доехали до дворца, отряд часовых остановил их у входа, начальник часовых вроде бы был тяжело ранен.Через минуту выясняется, что во дворец вошли солдаты. Об этом будет объявлено позже в выступлениях. и статьи о том, что солдаты пришли поприветствовать Думу и присягнуть ей, но сейчас все в смертельной панике. В вода по шею. Лидеры шепчутся друг с другом. Мы должны получить передышку. Родзянко поспешно вносит предложение: кто-то предложил ему создать Временный комитет. Утвердительные крики. Но все они хотят уйти оттуда как как можно быстрее.Нет времени на голосование. Президент, не менее напуганный, чем другие, предлагает сдать формирование комитета совета старейшин. Снова утвердительные крики немногих, оставшихся в зале. В большинство уже исчезло. Такова была первая реакция распущенной царем Думы на победу Советского Союза. восстание.

В то время революция творилась в том же здании, только в менее эффектной его части, в другом учреждении.В революционным лидерам не нужно было его изобретать; опыт Советов 1905 года навсегда врезался в сознание рабочих. На каждом подъеме движения, даже в военное время, идея советов почти автоматически возникала. возродиться. И хотя оценка роли советов у большевиков и меньшевиков была разной, У эсеров вообще не было устойчивых оценок — сама форма организации не вызывала никаких споров.В Освобожденные из тюрьмы меньшевики, члены Военно-промышленного комитета, встреча в Таврическом дворце с руководителями Профсоюзные и кооперативные движения, а также правые, с меньшевистскими депутатами Думы, Чеидзе и Скобелев сразу же сформировал «Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов», который в ход дня был заполнен в основном бывшими революционерами, потерявшими связь с массами, но все же сохранили свои «имена».Этот Исполнительный комитет, в том числе и большевики в своем составе, созвал рабочих на сразу избирать депутатов. Первое заседание было назначено на тот же вечер в Таврическом дворце. На самом деле он встретился в девять ч. и утвердил состав исполкома, дополнив его официальными представителями от всех социалистические партии. Но не в этом значение этой первой встречи представителей победившего пролетариата России. столица.На митинге с приветственными речами выступили делегаты восставших полков. Среди их числа были полностью серые солдаты, как бы контуженные восстанием, и все еще с трудом владеющие своим языком. Но они были просто те, кто нашел слова, которых не мог найти ни один оратор. Это была одна из самых трогательных сцен революции, теперь первое ощущение его мощь, ощущение бесчисленных масс, которые он пробудил, колоссальные задачи, гордость за успех, радостные неудачи сердце при мысли о завтрашнем дне, который должен быть еще прекраснее, чем сегодня.Революция до сих пор не имеет ритуала, улицы в дыму, массы еще не разучили новые песни. Встреча течет беспорядочно, без берегов, как река в разливе. Советский задыхается от собственного энтузиазма. Революция мощная, но все же наивная, с детским наивность.

На первом заседании было решено объединить гарнизон с рабочими в Генеральный Совет Рабочих и Солдатские депутаты. Кто первым предложил эту резолюцию? Вероятно, он возник с разных, а точнее со всех сторон, как отголосок того братания рабочих и солдат, которое в этот день решило судьбу революции.С момента его формирование Совет в лице его Исполнительного комитета, начинает функционировать как государь. Он выбирает временное питание поручить и возложить на него ответственность за мятежников и гарнизон в целом. Он организует параллельно с собой Временный революционный штаб — все называлось тогда временным — о котором мы уже говорили. выше. Чтобы вывести финансовые ресурсы из рук чиновников старой власти, Совет решает оккупировать Государственный банк, Казначейство, Монетный двор и Типография с революционной гвардией.Задачи и функции Совета растут под непрекращающимся давлением масс. Здесь революция находит свой несомненный центр. Рабочие, солдаты и скоро и крестьяне, отныне будут обращаться только к Советам. В их глазах Совет становится средоточием всех надежд и всяческих надежд. авторитет, воплощение самой революции. Но и представители имущих классов будут искать в Совете, со скрежетом зубами, защитой и советом в разрешении конфликтов.

Однако даже в те самые первые дни победы, когда новая сила революции формировалась с баснословной скоростью. и непобедимой силы те социалисты, которые стояли во главе Совета, уже с тревогой оглядывались по сторонам, чтобы убедиться, что они могли найти настоящего «начальника». Они считали само собой разумеющимся, что власть должна перейти к буржуазии. Здесь начальник политический узел нового режима завязан: одна из его нитей ведет в палату Исполнительного комитета рабочих. и солдат, другой — в центральный штаб буржуазных партий.

Совет старейшин в три часа дня, когда победа уже была полностью обеспечена в столице, избрал «Временный комитет депутатов Думы», состоящий из партий Прогрессивного блока с кроме Чеидзе и Керенского. Чеидзе отказался, Керенский пошевелился. Обозначение предусмотрительно указывало на то, что это не было речь идет об официальном комитете Государственной Думы, а не о частном комитете конференции депутатов Думы.В лидеры Прогрессивного блока до конца думали только об одном: как избежать ответственности и не связывать свои собственные Руки. Задача комиссии была определена с дотошной двусмысленностью: «Восстановление порядка и ведение переговоры с учреждениями и лицами ». Ни слова о порядке, который эти господа намеревались восстановить, ни с какими учреждениями они намеревались вести переговоры. Они еще не протянули открыто руки к медведю. hide: а что, если его не убьют, а только тяжело ранят? Только в одиннадцать часов вечера 27-го, когда, по признанию Милюкова, «раскрылся весь размах революционного движения, Временный комитет принимает решение о дальнейших шагах и берет в свои руки власть, выпавшую из рук правительство.Незаметно новое учреждение превратилось из комитета депутатов в комитет депутатов. Сама Дума. Нет лучшего средства сохранить государственную правопреемство, чем подлог. Но Милюков молчит о главном: руководители созданного в этот день исполкома Совета уже появились раньше. Временный комитет и настойчиво требовал взять власть в свои руки. Этот дружеский толчок возымел действие.Впоследствии Милюков объяснил решение думского комитета тем, что правительство должно было послать лояльных войска против повстанцев, «и на улицах столицы это грозило перерасти в настоящую битву». В на самом деле правительство было уже без войск, революция была полностью в прошлом. Родзянко впоследствии писал, что в если бы они отказались от власти, «Дума была бы арестована и до последнего убита восставшими войсками, и власть отдала бы сразу большевикам.«Это, конечно, неуместное преувеличение, целиком и полностью характер уважаемого лорда Чемберлена; но он безошибочно отражает настроения Думы, считавшей перевод власти к себе как акт политического изнасилования.

С такими чувствами было нелегко принять решение. Особенно бурлил и колебался Родзянко, задавая вопрос остальные «Что это будет? Это восстание или нет? » Депутат-монархист Шульгин ему ответил: согласно его собственному отчету: «В этом нет никакого бунта; взять власть как лояльный подданный… Если министры сбежали, кто-то должен занять их место … Результатов может быть два: Все стихает — государь называет новое правительство, мы передаем ему власть. Или не утихает. В том случае, если мы не возьмем власть, возьмут другие, те, кто уже избрал каких-то негодяев на заводах … »Нам не нужно брать оскорбление низшего сословия, направленное реакционным джентльменом по отношению к рабочим: революция только что сделала твердый шаг на хвосте всех этих джентльменов.Мораль ясна: если монархия победит, мы с ней; если революция победит, мы попробуем разграбить его.

Конференция длилась долго. Демократические лидеры с нетерпением ждали решения. Наконец Милюков вышел из офис Родзянко. У него было торжественное выражение лица. Подойдя к советской делегации, Милюков объявил: «Решение принято. достигли, мы возьмем власть … »« Я не спрашивал, кого он имел в виду под или », — рассказывает Суханов. восторга, «Больше я ничего не просил, но всем своим существом я чувствовал, как говорится, новую ситуацию.Я чувствовал, что корабль революция, подброшенная шквалом тех часов по капризу стихии, подняла парус, приобрела устойчивость и регулярность его движений среди ужасной бури и качелей ». Какая высоколетная формула для прозаической признание рабской зависимости мелкобуржуазной демократии от капиталистического либерализма! И какая смертельная ошибка в политическая перспектива. Передача власти либералам не только не придаст устойчивости государственному кораблю, но и наоборот, станет с этого момента источником безголости революции, огромного хаоса, озлобленности общества. масс, развал фронта и в будущем крайняя горечь гражданской войны.


Если посмотреть только назад, в прошлое, переход власти к буржуазии кажется достаточно регулярным: в все прошлые революции, которые сражались на баррикадах, были рабочими, учениками, отчасти студентами, а солдаты перешли на их сторона. Но потом сплошная буржуазия, осторожно поглядев в окна на баррикады, собрала власть. Но Февральская революция 1917 г. отличалась от прежних революций несравненно более высоким социальным характером. и политический уровень революционного класса из-за враждебного недоверия повстанцев к либеральной буржуазии, и последующее формирование в самый момент победы нового органа революционной власти, Советского, на основе вооруженных сила масс.В этих условиях передача власти политически изолированной и безоружной буржуазии требует объяснение.

Прежде всего, мы должны более внимательно изучить соотношение сил, возникшее в результате революции. Не было советского демократия, вынужденная объективной ситуацией отказаться от власти в пользу крупной буржуазии? Сама буржуазия сделала не думаю. Мы уже видели, что он не только не ожидал силы от революции, но, напротив, предвидел в ней смертельная опасность для всего его социального положения.«Умеренные партии не только не хотели революции», — пишет Родзянко, «а просто боялись. В частности, Партия народной свободы «Кадеты». как партия, стоящая на левом крыле умеренной группы и, следовательно, имеющая больше, чем остальные, точку соприкосновения с революционные партии страны больше всего беспокоила приближающаяся катастрофа ». Опыт 1905 год слишком многозначительно намекнул либералам, что победа рабочих и крестьян может оказаться не менее опасной для буржуазии, чем к монархии.Казалось бы, ход февральского восстания только подтвердил эту дальновидность. Какими бы бесформенными ни были во многих отношениях политические идеи революционных масс того времени, разделительная линия Между трудящимися и буржуазией тянулось во всяком случае неумолимо.

Инструктор Станкевич, близкий к либеральным кругам — друг, а не враг Прогрессивного блока — следующим образом характеризует настроение тех кругов на второй день после переворота, в котором они не преуспели. предотвращение: «Официально праздновали, восхваляли революцию, кричали« Ура! »борцам за свободу, украсили себя красными лентами и прошли под красными знаменами… Но в душах их разговоры tête-à-tête , они были в ужасе, они содрогались, они чувствовали себя пленниками в руках враждебных элементы путешествуют по неизвестной дороге. Незабываема фигура Родзянко, этого дородного властителя и импозантного персонажа, когда, сохраняя величественное достоинство, но с выражением глубокого страдания и отчаяния, застывшим на его бледном лице, он пробирался через толпа растрепанных солдат в коридоре Таврического дворца.Официально записано: солдаты пришли в поддерживать Думу в ее борьбе с правительством. Но на самом деле Дума упразднили с первого дня. И такое же выражение было на лицах членов Временного комитета Думы и тех кругов, которые его окружали. Говорят, что представители Прогрессивного блока у себя дома плакали от бессильного отчаяния ».

Это живое свидетельство более ценно, чем любое социологическое исследование соотношения сил.По его собственному По сказке, Родзянко дрожал от бессильного возмущения, когда увидел неизвестных солдат, «на чьих приказов не записывались» арестовать чиновников старого режима и привести их в Думу. Лорд Чемберлен оказался чем-то в натуре тюремщика по отношению к людям, с которыми у него, конечно, были его разногласия, но которые тем не менее оставались люди своего круга. Потрясенный этим «произволом» Родзянко пригласил арестованного министра Щегловитова. его кабинет, но солдаты наотрез отказались выдать ему ненавистного чиновника.«Когда я пытался показать свою власти, — рассказывает Родзянко, — солдаты окружили своего пленника и самыми дерзкими и дерзкими выражение лица указывало на их винтовки, после чего они увели Шегловитова, не знаю куда ». Было бы возможно чтобы более решительно подтвердить утверждение Санкевича о том, что полки, якобы идущие поддержать Думу, на самом деле отменили?

Что власть с самого начала была в руках Совета — по этому вопросу думцев меньше, чем любой другой мог лелеять любые иллюзии.Депутат октябриста Шидловский, один из лидеров Прогрессивного блока, рассказывает как: «Совет захватил все почтово-телеграфные бюро, радио, все вокзалы Петрограда, все типографии, так что без ее разрешения нельзя было ни послать телеграмму, ни уехать из Петрограда, ни напечатать обращаться.» В этой однозначной характеристике соотношения сил необходимо сделать одно небольшое отступление. Поправка: «захват» Совета телеграфа, вокзалов, типографий и т. д., имел ввиду просто рабочие и служащие этих предприятий отказывались подчиняться никому, кроме Совета.

Жалоба Шидловского прекрасно иллюстрируется инцидентом, произошедшим в самый разгар переговоров о власть между руководителями Совета и Думы. Их совместное заседание было прервано срочным сообщением от Псков, где после своих железнодорожных странствий царь теперь встал, заявив, что Родзянко хотят по прямой провод.Всемогущий председатель Думы заявил, что не пойдет на телеграф. «Смотри сюда, — у вас есть власть и суверенитет, — возбужденно продолжил он. «Вы можете, конечно, арестовать меня, а может быть, вы собираются арестовать нас всех, откуда мы знаем? » Это произошло 1 марта, менее чем через двадцать часов после того, как власть «перешла» к Временному комитету во главе с Родзянко.

Как же тогда получилось, что в такой ситуации у власти оказались либералы? Как и кем они были уполномочены сформировать правительство в результате революции, которой они боялись, которой они сопротивлялись, которую они пытались подавить, которое было совершено враждебными им массами с такой смелостью и решительностью, что советские рабочих и солдат, возникших в результате восстания, стал естественным и всеми безоговорочно признанным хозяином ситуация?

Давайте теперь послушаем другую сторону, тех, кто уступил власть.«Народ не тяготел к государству. Дума, — пишет Суханов о февральских днях, — им это неинтересно, да и не думали делать. политически или технически центр движения ». Это признание тем более примечательно, что его автор Вскоре все силы направит на то, чтобы передать власть комитету Государственной Думы. «Милюков отлично понял, — далее говорит Суханов, говоря о мартовских переговорах, — что Исполнительный комитет находится в идеальное положение: либо дать власть буржуазному правительству, либо не давать ее.«Можно ли было более категорично выразился? Может ли политическая ситуация быть яснее? И тем не менее Суханов, в прямом противоречии с ситуацией и сам сразу же добавляет: «Власть, призванная заменить царизм, должна быть только буржуазной державой … мы должны управлять нашими конечно по этому принципу. Иначе восстание не увенчается успехом и революция рухнет ». Революция будет развалиться без Родзянко!

Проблема живых отношений социальных сил здесь заменена априорной схемой и условной терминологией: и в этом самая суть интеллигентского доктринизма.Но позже мы увидим, что это доктринерство отнюдь не было означает платонический: он выполнял вполне реальную политическую функцию, хотя и с завязанными глазами.

Мы не зря цитируем Суханова. В тот первый период вдохновителем Исполнительного комитета был не его президент, Чеидзе, честный и ограниченный провинциал, но этот самый Суханов, человек, вообще говоря, совершенно не годный для революционного лидерство. Полунарксист, полумарксист, скорее сознательный наблюдатель, чем государственный деятель, журналист, а не политический деятель. революционер, рационализатор, а не журналист — он был способен отстаивать революционную концепцию только до того момента, когда нужно было привести его в действие.Пассивный интернационалист во время войны, он решил первого дня революции, что нужно было как можно быстрее перебросить власть и войну на буржуазия. Как теоретик — то есть, по крайней мере, в своем чувстве потребности в том, чтобы что-то было рассуждено, если не в его способность выполнить это — он стоял выше всех тогдашних членов Исполнительного комитета. Но его главная сила заключалась в его способность переводить на язык доктринерства органические черты всего этого разноцветного, но тем не менее однородное братство: недоверие к собственным силам, страх перед массами и искренне уважительное отношение к буржуазия.Ленин охарактеризовал Суханова как одного из лучших представителей мелкой буржуазии, а это самое лучшее. лестно то, что можно сказать о нем.

Только в этой связи не следует забывать, что речь идет о новом капиталистическом типе мелкой буржуазии, промышленные, торговые и банковские клерки, функционеры капитала, с одной стороны, и рабочая бюрократия, с другой. — это новая средняя каста , от имени которой известный немецкий социал-демократ Эдвард Бернштейн предпринял в конце прошлого века — пересмотр революционных концепций Маркса.Чтобы ответить на вопрос, как революция рабочих и крестьян пришла к тому, чтобы отдать власть буржуазии, необходимо ввести в промежуточное звено политической цепи: мелкобуржуазные демократы и социалисты типа Суханова, журналисты и политиков новой средней касты, которые учили массы, что буржуазия — враг, но сами боялись больше, чем что-нибудь еще, чтобы освободить массы от контроля этого врага.Противоречие между характером революции и характер власти, исходящей от него, объясняется противоречивым характером этого нового мелкобуржуазного перегородка между революционными массами и капиталистической буржуазией. В ходе дальнейших событий политическая Роль этой мелкобуржуазной демократии нового типа полностью раскроется перед нами. Пока мы ограничим себя в несколько слов.

Меньшинство революционного класса действительно участвует в восстании, но сила этого меньшинства заключается в поддержка или, по крайней мере, сочувствие большинства.Активное и воинственное меньшинство неизбежно попадает под обстрел враг его более революционный и самоотверженный элемент. Таким образом, естественно, что в февральских боях рабочий-большевик занял лидирующее место. Но ситуация меняется в тот момент, когда одержана победа и начинается ее политическое укрепление. В выборы в органы и учреждения победившей революции привлекают и бросают вызов бесконечно более широким массам, чем те которые сражались с оружием в руках.Это верно не только для общедемократических институтов вроде городских дум и земств, или позднее Учредительное собрание, но также и классовых институтов, таких как Совет рабочих депутатов. An подавляющее большинство рабочих, меньшевиков, эсеров и беспартийных, поддерживало большевиков в момент прямая борьба с царизмом. Но лишь незначительное меньшинство рабочих понимало, что большевики отличались от других. социалистические партии.Но в то же время все рабочие проводили резкую грань между собой и буржуазией. Этот факт определила политическую ситуацию после победы. Рабочие выбрали социалистов, то есть тех, кто был не только против. монархия, но против буржуазии. При этом они почти не делали различия между тремя социалистическими партиями. А также поскольку меньшевики и эсеры составляли бесконечно большие слои интеллигенции, со всех сторон — и таким образом в их руки сразу попал огромный штаб агитаторов, выборы, даже в магазинах и фабрики дали им огромное большинство.Импульс в том же направлении, но несравненно более сильный, исходил от пробуждающая армия. На пятый день восстания петроградский гарнизон последовал за рабочими. После победы он нашел Сам вызвал провести выборы в Совет. Солдаты доверчиво выбирали тех, кто был за революцию против офицеры-монархисты, и кто знал, как это сказать вслух: это были добровольцы, клерки, фельдшеры, молодые военные офицеры из интеллигенции, мелкие военные чиновники — то есть низшие слои этой новой средней касты .Все они почти до последнего человека записались, начиная с марта, в партию эсеров, которая своей интеллектуальной бесформенностью прекрасно выражали их промежуточное социальное положение и их ограниченное политическое мировоззрение. Таким образом, представительство гарнизона оказалось несравненно более умеренным и буржуазным, чем солдатские массы. Но последние не осознавали этой разницы: она откроется им только в течение ближайших месяцев.Рабочие же, в свою очередь, старались как можно сильнее прильнуть к солдатам, чтобы укрепить свои позиции. кровавый союз и более надежно вооружите революцию. А поскольку представители армии были преимущественно недоделанными Эсеры, этот факт не мог не поднять авторитет этой партии вместе с ее союзником меньшевиками в республике. глазами самих рабочих. Так получилось преобладание в советах двух компромиссных партий.Достаточно Отметим, что даже в Совете Выборгского района ведущая роль в те времена принадлежала рабочие-меньшевики. Большевизм в тот период еще только кипел в недрах революции. Таким образом, официальный Большевики даже в Петроградском Совете представляли незначительное меньшинство, которое к тому же не слишком четко определило свою задания.

Так возник парадокс Февральской революции. Власть была в руках демократических социалистов.Не было захвачен ими случайно в результате переворота Бланкиста; нет, он был открыто доставлен им победоносными массами люди. Эти массы не только не доверяли и не поддерживали буржуазию, но даже не отделяли ее от дворянства. и бюрократия. Они предоставляют свое оружие в распоряжение только советов. Между тем социалисты, так легко прибывшие во главе советов, беспокоились только об одном вопросе: будет ли буржуазия, политически изолированная, ненавидимая массы, враждебные революции насквозь, согласны принять власть из наших рук? Его согласие должно быть получено любой ценой.А поскольку буржуазия, очевидно, не может отказаться от своей буржуазной программы, мы, «социалисты», будем должны отказаться от наших: мы должны будем молчать о монархии, войне, земле, если только буржуазия примет дар силы. Осуществляя эту операцию, «социалисты», как бы высмеивая себя, продолжали обозначают буржуазию не иначе как своим классовым врагом. Таким образом, в церемониальные формы их поклонения была введена акт вопиющего богохульства.Классовая борьба, доведенная до конца, есть борьба за государственную власть. Фундаментальный характер революция заключается в доведении классовой борьбы до конца. Революция — это прямая борьба за власть. Тем не менее, наши «социалисты» не беспокоятся о том, чтобы отобрать власть у классового врага, который не обладает ею и мог не своими силами захватить его, а, как раз наоборот, навязывая ему эту силу любой ценой. Разве это не действительно парадокс? Это кажется тем более поразительным, что опыта немецкой революции 1918 года тогда еще не существовало, и человечество еще не были свидетелями колоссальной и еще более успешной операции того же типа, проводимой «новой серединой». каста »во главе с немецкой социал-демократией.

Как соглашатели объяснили свое поведение? Одно объяснение имело доктринерский характер: поскольку революция буржуазные, социалисты не должны идти на компромисс с властью — пусть буржуазия ответит за себя. Этот звучало очень непримиримо. На самом же деле мелкая буржуазия маскировала этой фальшивой непримиримостью свое подобострастие. перед властью богатства, образования, неограниченного гражданства. Право крупной буржуазии на власть, мелкой буржуазии признается как право первородства, независимо от соотношения сил.Принципиально здесь было то же самое, почти инстинктивное движение, которое вынудило мелкого торговца или учителя почтительно отойти в сторону на станциях или в театрах, чтобы пусть проходит Ротшильд. Доктринерские аргументы служили компенсацией за осознание собственной ничтожности. Только в два месяца, когда стало очевидно, что буржуазия совершенно неспособна собственными силами удержать власть, таким образом переданную Соглашателям не составило труда отбросить свои «социалистические» предрассудки и войти в коалицию. министерство — не для того, чтобы вытеснить буржуазию, а, наоборот, чтобы спасти ее — не против ее воли но, напротив, по его приглашению, которое звучало почти как приказ.Действительно, буржуазия угрожала демократам, если они откажутся, позволить власти упасть им на голову.

Второй аргумент в пользу отказа во власти, не более серьезный по сути, имел более практический вид. Наш друг Суханов максимально использовал «разрозненность» демократической России: «У демократов в то время не было стабильной или влиятельные организации, партийные, профессиональные или муниципальные ». Это звучит почти как шутка! Ни слова о Советы рабочих и солдатских депутатов от этого социалиста, действующего от имени Советов.Как важность на самом деле, благодаря традиции 1905 года, советы возникли как бы из-под земли и сразу стали несравненно более могущественными, чем все другие организации, которые позже пытались с ними конкурировать (муниципалитеты, кооперативы и частично профсоюзы). Что касается крестьянства, класс по самой своей природе рассредоточенный, благодаря войне и революция именно в тот момент была организована как никогда. Война объединила крестьян в армию, и революция придала армии политический характер! Не менее восьми миллионов крестьян было объединено в роты и эскадрильи, которые сразу же создали свое революционное представительство и через него в любой момент могли быть подняты на ноги телефонный разговор.Это вообще похоже на «рассеянность»?

Для уверенности можно сказать, что в момент решения вопроса о власти демократия не знала, что будет отношение армии к фронту. Мы не будем ставить вопрос о том, было ли хоть малейшее основание для опасений или надежд. что солдаты на фронте, измученные войной, захотят поддержать империалистическую буржуазию. Достаточно Замечу, что этот вопрос был полностью решен в течение ближайших двух-трех дней, которые соглашатели передали за кулисами. подготовка буржуазного правительства.«Революция была успешно совершена 3-го числа Март », — признает Суханов. Несмотря на приверженность всей армии Советам, руководители последних продолжали изо всех сил, чтобы оттолкнуть силу: чем больше они боялись, тем полнее она концентрировалась в их Руки.

Но почему? Как могли эти демократы, «социалисты», напрямую поддерживаемые такими человеческими массами, как никакая демократия в России? история когда-либо стояла за ней — массы, кроме того, со значительным опытом, дисциплинированные, вооруженные и организованные в Советы — как могла эта всемогущая и, казалось бы, непобедимая демократия бояться власти? Это очевидно сложное Загадка объясняется тем, что демократия не верила в собственную поддержку, боялась этих самых масс, не верила в стабильность их уверенности в себе, и хуже всего они боялись того, что они называли «анархией», то есть того, что захватив власть, они могут вместе с властью оказаться всего лишь игрушкой так называемых необузданных стихий.В других Словом, демократия чувствовала, что она не призвана быть вождем народа в момент своего революционного восстания, но левое крыло буржуазного строя, его щупальца протянулись к массам. Он называл себя и даже считал себя «Социалистический», чтобы скрыть не только от масс, но и от самого себя, его действительную роль: без это самоопьянение он не мог выполнять эту роль. Это решение фундаментального парадокса Февральская революция.

Вечером 1 марта представители исполкома Чеидзе, Стеклов, Суханов и другие явились на заседание комитета Думы, чтобы обсудить условия, на которых советы поддержат новое правительство. В Программа демократов категорически игнорировала вопрос войны, республики, земли, восьмичасового рабочего дня и ограничивалась одним единственным Требование: дать левым партиям свободу агитации. Пример бескорыстия для всех народов и возрастов! Социалисты, имея всю власть в своих руках, и только от кого зависело, должна ли свобода агитации быть предоставлена ​​другим или нет, передали власть своему «классовому врагу» при условии, что последний пообещает им… Свобода агитации! Родзянко побоялся пойти на телеграф и сказал Чеидзе и Суханову: «У вас есть власть, вы может всех нас арестовать ». Чеидзе и Суханов ему ответили: «Бери власть, но не арестовывай нас за пропаганда ». Когда вы изучаете переговоры соглашателей с либералами и вообще все инциденты взаимосвязь левого и правого крыльев Таврического дворца в те времена, кажется, будто на этой гигантской сцене на которую развивает историческая драма народа, группа провинциальных актеров, пользующихся свободным уголком и пауза, разыгрывали дешевый быстросменный водевиль.

Вожди буржуазии, надо отдать им должное, ничего подобного не ожидали. У них наверняка было бы меньше боялись революции, если бы они рассчитывали на такого рода политику со стороны ее лидеров. Конечно, они бы просчитались даже в этом случае, но по крайней мере вместе с последним. Тем не менее опасаясь, что буржуазия может не согласиться власти на предложенных условиях, Суханов поставил угрожающий ультиматум: «Либо мы, либо никто не можем контролировать стихию. … есть только один выход — согласиться на наши условия ». Другими словами: примите программу, которая является вашей программой; для этого мы обещаем покорить для вас массы, которые дали нам власть. Бедные покорители стихии!

Милюков был поражен. «Он не пытался скрыть, — вспоминает Суханов, — свое удовлетворение и свое приятное изумление. Когда советские делегаты, для большей важности, добавили, что их условия были «Финал», — Милюков даже расширился и похлопал их по голове репликой: «Да, я слушал и Я думал о том, как далеко продвинулось наше рабочее движение со времен 1905 года… »В том же тоне добродушный крокодил, дипломат Гогенцоллернов в Брест-Литовске беседовал с делегатами Украинской Рады, хвалить их за зрелость государственного деятеля перед тем, как проглотить их. Если бы советская демократия не была проглочена По мнению буржуазии, это не было ошибкой Милюкова и не благодаря Суханову. Буржуазия получила власть за спины людей. В классах трудящихся она не имела поддержки. Но вместе с мощью он получил симулякр поддержки. подержанный.Меньшевики и эсеры, поднятые массами, как бы от себя произнесли отзыв. доверия к буржуазии. Если вы посмотрите на эту операцию формальной демократии в разрезе, вы получите картину двойные выборы, в которых меньшевики и эсеры играют техническую роль среднего звена, т. е. Кадеты-избиратели. Если подойти к вопросу с политической точки зрения, то следует признать, что соглашатели предали доверие массы, призвав к власти тех, против кого они сами были избраны.И, наконец, с более глубокой, социальной точки зрения, вопрос ставится так: мелкобуржуазные партии, проявив в повседневных условиях необычайную претенциозность и удовлетворение собой, как только революция подняла их до вершин власти, были испугались собственной несостоятельности и поспешили сдать штурвал представителям столицы. В этом акте прострации сразу обнаруживается ужасная шаткость новой средней касты и ее унизительная зависимость от крупной буржуазии.Осознавая или только чувствуя, что власть в их руках продержится недолго, что скоро им придется ее отдать то ли вправо, то ли влево, демократы решили, что лучше сегодня отдать солидным либералам, чем завтра отдать крайние представители пролетариата. Но и с этой точки зрения роль соглашателей, несмотря на ее социальную кондиционирование, не перестает быть предательством масс.

Доверившись социалистам, рабочие и солдаты неожиданно оказались экспроприированы. политически.Они были сбиты с толку, встревожены, но не сразу нашли выход. Их собственные предатели оглушили их сверху с аргументами, на которые у них не было готового ответа, но которые противоречили всем их чувствам и намерениям. Революционер тенденции масс даже в момент Февральской революции нисколько не совпадали с тенденциями компромисса. мелкобуржуазных партий. Пролетариат и крестьянство голосовали за меньшевиков и эсеров не так, как соглашатели, но как противники царя, капиталистов и помещиков.Но, голосуя за них, они создали перегородка между собой и собственными целями. Теперь они вообще не могли двигаться вперед, не натыкаясь на эту стену возводятся сами по себе, и его опрокидывают. Таковы были поразительные quid pro quo , заключенные в классовых отношениях, когда они были раскрыты Февральской революцией.


К этому фундаментальному парадоксу сразу добавился дополнительный. Либералы согласились отнять власть у в руки социалистов только при условии, что монархия согласится взять его из их рук.В то время, когда Гучков вместе с уже известным нам монархистом Шульгиным ехал в Псков спасать династию, проблему конституционная монархия была в центре переговоров между двумя комитетами в Таврическом дворце. Милюков пытался убедить демократов, пришедших к нему с властью в ладонях, что Романовы уже не могут быть опасно, что Николая, конечно, придется удалить, но что царевич Алексей с Михаилом в качестве регента может полностью гарантировать благополучие страны: «Один больной ребенок, другой совершенно глупый человек.”Мы добавим также характеристику, которую либеральный монархист Шидловский дал кандидату в царя: «Михаил Александрович имеет всячески старался не вмешиваться в дела государства, всецело отдаваясь скачкам ». А поразительная рекомендация, особенно если ее повторить перед массами. После бегства Людовика XVI в Варенн, Дантон провозгласил в Якобинском клубе, что если человек слабоумный, он больше не может быть королем. Российские либералы задумались о Напротив, слабоумие монарха послужило бы лучшим украшением конституционного режима.Однако это был случайный аргумент, рассчитанный на то, чтобы поразить менталитет «левых» простаков — слишком уж сырой, впрочем, даже для них. В широких кругах либеральных филистимлян было высказано мнение, что Михаил был «Англоман» — не уточняя, идет ли речь о скачках или о парламентаризме. Но главное аргументом было то, что им нужен «привычный символ власти». Иначе люди вообразили бы, что анархия прийти.

Демократы слушали, вежливо удивлялись и уговаривали… провозгласить республику? Нет, только не решать вопрос заранее. Третий пункт условий Исполнительного комитета гласил: «Временное правительство. не предпринимает никаких шагов, которые заранее определяли бы будущую форму правления ». Милюков сделал из вопроса монархии ультиматум. Демократы были в отчаянии. Но тут им на помощь пришли массы. На встречах в Таврический дворец совершенно никому, не только среди рабочих, но и среди солдат, не был нужен царь, и не было никаких средств к его существованию. навязывание им одного.Тем не менее Милюков попытался плыть против течения и спасти престол и династию над морем. главы его левых союзников. В своей истории революции он сам осторожно отмечает, что к концу 2 марта ажиотаж, вызванный его объявлением о регентстве Михаила, «улетучился». значительно увеличился ». Родзянко гораздо красочнее рисует воздействие на массы, произведенное этим монархистом. маневр либералов. Как только он прибыл из Пскова с отречением царя в пользу Михаила, Гучков по по требованию рабочих, пошел от вокзала к железнодорожным цехам, чтобы рассказать, что произошло, и, прочитав акт Отречение от престола он заключил: «Да здравствует император Михаил!» Результат оказался неожиданным.Оратор, по словам Родзянко был немедленно арестован рабочими и даже, видимо, пригрозил расстрелом. «Он был освобожден с большим трудности, с помощью сторожевой роты ближайшего полка ». Родзянко, как всегда, немного утрирует, но суть дела изложена правильно. Страна так радикально вырвала монарха, что не могла даже сползти вниз снова горло народа. Революционные массы не допускали даже мысли о новом царе.

Столкнувшись с такой ситуацией, члены Временного комитета один за другим отходили от Михаила — не решительно, но «до Учредительного собрания», а там посмотрим. Отличились только Милюков и Гучков. монархия до конца, продолжая делать это условием своего вступления в кабинет. Что делать? Демократы думали, что без Милюкова невозможно было создать буржуазное правительство, а без буржуазного правительства спасти революцию.Ссоры и уговоры продолжались без конца. На утреннем совещании 3 марта было высказано убеждение в необходимости «Уговаривать великого князя отречься от престола» — все-таки царем считали его тогда! — казалось, получил верх полностью во Временном комитете. Левый кадет Некрасов даже составил текст отречения. Но с тех пор Милюков упорно отказывался сдаваться, и после дальнейших страстных споров было принято решение: «Обе стороны должны представить перед великим князем свое мнение и без дальнейших споров оставить решение самому великому князю.” Таким образом, «совершенно глупый человек», которому его старший брат, свергнутый восстанием, пытался, даже вступив в конфликт, с династическим статутом, чтобы сойти с престола, неожиданно стал суперсудьей по вопросу о государственном устройстве революционная страна. Каким бы невероятным это ни казалось, на судьбу государства разгорелось пари. Чтобы побудить князя оторваться от конюшни за престол, Милюков заверил его, что там был отличный возможность сбора за пределами Петрограда военной силы для защиты своих прав.Другими словами, едва получив власть из рук социалистов, Милюков выдвинул план монархического государственного переворота. В конце выступлений для и против, которых было немало, великий князь попросил время для размышлений. Приглашение Родзянко в другую комнату Михаил категорически спросил его: будут ли новые власти гарантировать ему только корону или еще голову? Несравненный Господь Чемберлен ответил, что он может пообещать монарху только в случае необходимости умереть вместе с ним.Это нисколько не удовлетворило кандидат. Выходя в депутаты после объятий с Родзянко, Михаил Романов «довольно твердо» заявил, что он откажется от предложенного ему высокого, но рискованного положения. Вот Керенский, олицетворявший в этих переговорах совесть. Демократии, в экстазе вскочил со стула со словами: «Ваше Высочество, вы благородный человек!» — и поклялся, что с тех пор он будет провозглашать это повсюду. «Высокопарная речь Керенского», — комментирует. Милюков сухо, «плохо согласовывался с прозой только что принятого решения.«С этим нельзя не согласиться. Текст этой интерлюдии поистине не оставалось места для пафоса. По сравнению с водевилем, разыгранным в углу старинного амфитеатра, необходимо добавить, что сцена была разделена ширмами на две половины: в одной были революционеры. умоляя либералов спасти революцию, в другом случае либералы умоляли монархию спасти либерализм.

Представители исполкома искренне недоумевали, почему такой культурный и дальновидный человек, как Милюков должен быть упрямым по отношению к какой-то старой монархии и даже быть готовым отказаться от власти, если ему не удастся получить Романова. брошен.Однако монархизм Милюкова не был ни доктринерским, ни романтическим; напротив, это было результатом голый расчет напуганных собственников. В его наготе действительно заключалась безнадежная слабость. Милюков, историк, Можно, правда, привести пример вождя французской революционной буржуазии Мирабо, который тоже в свое время примирить революцию с королем. Внизу тоже был страх собственников за свою собственность: более разумной политикой было замаскировать это под монархией, так же как монархия замаскировалась под церковью.Но в 1789 г. традиция королевской власти во Франции все еще имела всеобщее признание, не говоря уже о том, что все окружающая Европа была монархической. Придерживаясь короля, французская буржуазия все еще находилась на общих основаниях с народом. — по крайней мере в том смысле, что он использовал против людей их собственные предрассудки. Ситуация была совершенно иной в Россия в 1917 году. Помимо крушения монархического режима в различных других странах мира, Россия Сама монархия была непоправимо повреждена уже в 1905 году.После 9 января отец Гапон проклял царя и его «змеиное потомство». Совет рабочих депутатов 1905 г. стоял открыто. для республики. Монархические настроения крестьянства, на которые давно рассчитывала сама монархия, и со ссылками на которого буржуазия прикрывала собственный монархизм, просто не существовало. Возникшая позже воинствующая контрреволюция, Корнилов, хотя и лицемерно, но тем более демонстративно, дезавуировал царскую власть — так мало осталось от монархических корней в народе.Но та самая революция 1905 года, смертельно ранившая монархию, навсегда подорвал неустойчивые республиканские тенденции «передовой» буржуазии. Противореча друг другу, эти два процесса дополняли друг друга. Почувствовав в первые часы февральской революции, что тонет, буржуа ухватилась за соломинку. Он нуждался в монархии не потому, что это была общая для него и народа вера; на напротив, буржуазии не оставалось ничего другого, как противопоставить народной вере, кроме коронованного призрака.В «Образованные» классы России вышли на арену революции не как провозвестники рационального государства, а как защитники средневековых институтов. Не имея опоры ни в людях, ни в себе, они искали ее выше себя. Архимед обязался сдвинуть Землю, если они дадут ему точку опоры. Милюков искал точку опоры в для предотвращения ниспровержения помещичьей земли. [1] Он чувствовал себя в этой операции гораздо ближе к мозолистым русским генералам и иерархам православной церкви, чем к этим прирученным демократов, которых волновало только одобрение либералов.Не имея возможности сломать революцию, Милюков твердо решил его перехитрить. Он был готов многое проглотить: гражданские свободы для солдат, демократические муниципалитеты, Учредительное собрание, но при одном условии: они должны предоставить ему точку поддержки Архимеда в форме монархии. Он намеревался постепенно и шаг за шагом сделать монархию осью группы генералов, исправленной бюрократия, церковные князья, собственники, все, кто был недоволен революцией, и начиная с «Символ», постепенно создавать для масс настоящую монархическую узду, как только последние устанут от революция.Если бы только он мог выиграть время. Другой лидер партии кадетов, Набоков, позже объяснил, что такое капитальное преимущество было бы достигнуто, если бы Михаил согласился занять престол: «Роковой вопрос о созыве Учредительного собрания. в военное время был бы удален ». Мы должны помнить об этих словах. Конфликт о дате Учредительного С февраля по октябрь собрание занимало большое место, в это время кадеты категорически отрицали свое намерение. откладывать вызов представителей народа, настойчиво и упорно проводя политику отсрочка по сути.Увы, в этих усилиях им оставалось положиться только на себя: на монархический камуфляж, которого они так и не получили. После дезертирство Михаила Милюкову не хватило даже за соломинку.


Банкноты

1. В русском языке слова земля и земля совпадают. [ Пер. ]



Предыдущая глава |
История русского Revolution | Следующая Глава

Последнее обновление: 1 февраля 2018 г.

Государственный департамент США

a.Свобода слова, в том числе для печати

Конституция предусматривает свободу выражения мнения, в том числе для прессы, и правительство в целом уважало это право. Независимая пресса, эффективная судебная система и функционирующая демократическая политическая система вместе способствуют свободе выражения мнения, в том числе для прессы.

Свобода слова : Закон запрещает, при условии судебного надзора, действия, включая публичные выступления и публикацию документов, которые правительство интерпретирует как прославление или поддержку терроризма.Закон предусматривает тюремное заключение сроком от одного до четырех лет для лиц, провоцирующих дискриминацию, ненависть или насилие в отношении групп или ассоциаций на основе идеологии, религии или убеждений, семейного положения, принадлежности к этнической группе, расы, национального происхождения, пола, сексуальная ориентация, болезнь или инвалидность.

25 февраля Конституционный суд постановил, что даже резкая критика политиков является защищенной речью, и отменил тюремное заключение рэперу Сезару Строберри. В 2017 году Верховный суд приговорил Строберри к одному году тюремного заключения за его публикации в социальных сетях, критикующие политиков и признанные судом разжигающими ненависть.

Закон о защите гражданской безопасности, известный как «закон о шутках», предусматривает наказание за загрузку незаконного контента, использование неавторизованных веб-сайтов, насильственные протесты, оскорбление сотрудника службы безопасности, запись и распространение изображений полиции и участие в несанкционированных действиях. протесты у правительственных зданий. НПО «Репортеры без границ» (RSF) назвали закон угрозой свободе прессы, а Профессиональная ассоциация судей сочла его противоречащим свободе слова и информации.Во время объявленного правительством состояния тревоги с 14 марта по 20 июня силы госбезопасности использовали этот закон для наложения штрафов на граждан, нарушивших постановление об обязательном заключении. Amnesty International опротестовала использование закона для наложения штрафа на нескольких лиц, которые снимали инцидент, якобы показывающий, как полиция преследует психически больного человека и его мать, отметив давнюю озабоченность по поводу расплывчатой ​​формулировки закона, который санкционирует санкции за «несоблюдение закона» сотрудники правоохранительных органов ». В апреле исполняющий обязанности омбудсмена заявил о своем намерении расследовать его заявление во время содержания под стражей.19 ноября Конституционный суд, рассматривая дело, возбужденное Испанской социалистической рабочей партией (PSOE) в 2015 году, поддержал большую часть закона, но постановил, что положение о запрещении несанкционированных записей сотрудников сил безопасности противоречит Конституции.

В отчете от 8 марта специальный докладчик ООН по вопросам меньшинств выразил обеспокоенность тем, что приговор, вынесенный в октябре 2019 года 12 каталонским политикам и активистам гражданского общества, посягнул на свободу выражения мнений и ненасильственное политическое несогласие каталонского меньшинства и мог послужить сигналом для предотвратить политическое инакомыслие со стороны других групп меньшинств.Национальный омбудсмен отверг определение каталонского населения как меньшинства.

16 июля Amnesty International призвала правительство отменить криминализацию прославления терроризма, оскорбления короны и оскорбления «религиозных чувств», которые, по ее мнению, необоснованно ограничивают свободу выражения мнений.

16 января прокурор Барселоны по преступлениям на почве ненависти представил первую в истории судебную жалобу на человека, который ложно утверждал в социальных сетях, что несопровождаемые несовершеннолетние иностранцы были связаны с насилием в школе.Прокурор отметил, что разжигание ненависти в Интернете часто не преследуется из-за отсутствия информации о личности преступников.

Свобода прессы и СМИ, включая онлайн-СМИ: Независимые СМИ были активны и выражали широкий спектр мнений, как правило, без ограничений. RSF и другие организации по защите свободы прессы, однако, указали, что ограничительный закон страны о печати и его применение налагают цензуру и самоцензуру на журналистов. В январе Универсальный периодический обзор страны, подготовленный Советом ООН по правам человека, отмечал, что Закон о защите гражданской безопасности был использован против журналистов, которые рассказывали о действиях полиции во время протестов.

Журналистские ассоциации осудили формат правительственных пресс-конференций во время объявленного правительством состояния тревоги во время пандемии COVID-19. Журналисты утверждали, что они должны были отправлять все вопросы в письменном виде заранее в правительственную службу связи, которая затем перенаправляла их в соответствующее министерство. Они утверждали, что не все их вопросы были переданы и что они не могли вести прямой диалог с правительственными чиновниками. Более 400 журналистов подписали открытое письмо к правительству под заголовком «Свобода спрашивать» и потребовали расширения доступа к допросу правительственных чиновников.В апреле правительство отменило требование о заблаговременной подаче вопросов в письменной форме.

Насилие и домогательства. Поступали многочисленные сообщения о словесных нападках государственных чиновников на определенные средства массовой информации и конкретных журналистов. 1 марта президент Педро Санчес обвинил «консервативные» СМИ в «возбуждении общества» каждый раз, когда консерваторы проигрывают выборы. В тот же день второй вице-президент и генеральный секретарь партии «Подемос» Пабло Иглесиас заявил, что пресса, критикующая правительство, «оскорбила достоинство журналистики.Также в марте Иглесиас пригрозил отправить журналиста в тюрьму за публикацию компрометирующей информации о своей партии, особенно в отношении ее финансирования. Комментарии были немедленно осуждены Ассоциацией прессы Мадрида.

В июле, после комментариев Иглесиаса в адрес прессы и твита пресс-секретаря партии Podemos Пабло Эченике, критикующего профессионализм телеведущего, Федерация ассоциаций журналистов Испании осудила Иглесиаса и Эченике за попытки «принуждения и запугивания» журналистов. мешают им свободно заниматься своей профессией.RSF также призвала руководство партии Podemos и все политические партии уважать свободу прессы.

RSF обвинила неоднократные нападения партии Vox на СМИ в провокации словесных и физических нападений на репортеров во время общенациональных протестов против политики правительства в отношении COVID-19 в мае. В одном случае несколько человек напали на фотографа, освещавшего акцию протеста в Мадриде, бросили его фотоаппарат на землю и порвали его рубашку. RSF также выразила озабоченность по поводу преследований Vox в Интернете критически настроенных журналистов и проверяющих факты и осудила Vox за запрет некоторым средствам массовой информации посещать свои пресс-конференции и предвыборные мероприятия.

В феврале Международная федерация журналистов в своем годовом отчете за 2019 год предупредила об увеличении случаев насилия в отношении журналистской деятельности в Каталонии, заявив, что это сообщество стало «опасной территорией» для журналистов.

Цензура или ограничения содержания. Правительство полностью финансирует конгломерат государственных СМИ «Испанское радио и телевидение». Президент RTVE предлагается правительством и утверждается парламентом. Журналисты жаловались на то, что RTVE под временным президентом с 2018 года работает без достаточного надзора, и утверждали, что временный президент произвольно переназначил директоров новостей и журналистов.

Законы о клевете / клевете. Согласно закону клевета является правонарушением, наказуемым тюремным заключением от шести месяцев до двух лет или штрафом. Закон не использовался правительством или отдельными общественными деятелями для ограничения публичных обсуждений или принятия ответных мер против журналистов или политических оппонентов. Закон не предусматривает уголовной ответственности за богохульство, но штрафы могут быть наложены на тех, кто оскорбляет чувства членов религиозных убеждений или тех, кто не исповедует религиозных убеждений.

Национальная безопасность: Amnesty International и другие организации критиковали закон о борьбе с терроризмом как слишком широкий, но не было никаких известных сообщений о том, что правительство использовало закон для подавления своих критиков.

Свобода Интернета

Правительство не ограничивало и не нарушало доступ к Интернету и не подвергало цензуре онлайн-контент, и не было достоверных сообщений о том, что правительство отслеживало частные онлайн-коммуникации без соответствующих юридических полномочий. Власти проверяли веб-сайты на предмет материалов, содержащих разжигание ненависти или пропагандирующих антисемитизм или терроризм.

Академическая свобода и культурные мероприятия

Не было официальных государственных ограничений на академическую свободу или культурные мероприятия.

В своем годовом отчете за 2019 год, опубликованном 13 мая, омбудсмен сообщил о продолжающихся жалобах на отсутствие «идеологического нейтралитета» в учебных заведениях, особенно в Каталонии. Это включало примеры «партизанской символики» на фасадах школ и других общественных местах в Каталонии. Омбудсмен сообщил о сопротивлении властей — особенно региональных правительственных департаментов Каталонии и городских советов, а также образовательных, культурных и медицинских центров — удалению такой символики после получения жалоб граждан.Омбудсмен призвал эти органы власти придерживаться принципов идеологического нейтралитета в общественных местах.

Свобода мирных собраний

Закон предусматривает свободу мирных собраний, и правительство в целом уважало это право. Закон о защите гражданской безопасности предусматривает штрафы в размере до 600 евро (720 долларов США) за неуведомление властей о мирных демонстрациях в общественных местах, до 30 000 евро (36 000 долларов США) за протесты, приведшие к «серьезным нарушениям общественной безопасности» вблизи здания парламента и региональных правительств и до 600 000 евро (720 000 долларов США) за несанкционированные акции протеста возле ключевых объектов инфраструктуры.По закону любые протестующие, которые отказываются разойтись по запросу полиции, могут быть оштрафованы.

В июле Amnesty International выразила обеспокоенность тем, что право на мирные собрания было «необоснованно ограничено» в соответствии с Законом о защите гражданской безопасности. Организация утверждала, что Закон о защите гражданской безопасности был произвольно применен во время объявленного правительством в марте-июне состояния тревоги из-за пандемии COVID-19.

г. Свобода передвижения

Закон предусматривает свободу внутреннего передвижения, поездок за границу, эмиграции и репатриации, и правительство в целом соблюдало эти права.

Правительство объявило тревогу по всей стране с 14 марта по 20 июня в связи с пандемией COVID-19. Состояние тревоги ограничивало внутренние передвижения и поездки за границу. В течение большей части этого периода передвижение ограничивалось покупкой продуктов питания, лекарств и товаров первой необходимости; посещения врача, банка или страховой компании; переход к основной работе; или уход за детьми, пожилыми людьми или другими иждивенцами. Полиция была уполномочена налагать санкции на тех, кто не соблюдал ограничения.Согласно данным, предоставленным представителями национального правительства 17 автономных регионов страны, во время состояния тревоги было предложено более 1,1 миллиона санкций (как правило, штрафов) и более 9000 арестованы за нарушение постановлений о лишении свободы. Когда состояние тревоги в стране прекратилось, некоторые региональные правительства ввели ограничения на передвижение в определенных местах из-за увеличения числа инфицированных.

Хотя состояние тревоги было законодательно введено с одобрения парламента, некоторые организации гражданского общества отметили, что оно применялось непоследовательно и произвольно.Омбудсмен сообщил о получении тысяч жалоб граждан во время состояния тревоги и выразил обеспокоенность по поводу возможных злоупотреблений, но 4 сентября омбудсмен в конечном итоге объявил эту меру конституционной в свете серьезных проблем со здоровьем.

Во время состояния тревоги иммигранты с неурегулированным статусом и лица, работающие в неформальной экономике, особенно домашние работники, часто подвергались санкциям со стороны правоохранительных органов во время поездок на работу из-за отсутствия необходимых разрешительных документов работодателя.Amnesty International выразила обеспокоенность по поводу непропорционального воздействия состояния тревоги на бездомных и «десятков случаев», когда они были оштрафованы за то, что они находились на улице. НПО «Международная ассоциация прав человека в Испании» и «Международное десятилетие лиц африканского происхождения» утверждали, что полиция применяла чрезмерное толкование санкций в состоянии тревоги, не требуя от сотрудников полиции указывать прямые, конкретные и индивидуальные нарушения.

16 июня Комитет по петициям Европарламента удовлетворил запрос испанского юриста о расследовании того, превысило ли правительство пределы состояния тревоги и нарушило ли оно основные права.

ф. Защита беженцев

По данным Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), нелегальная миграция в страну увеличилась на 26 процентов в течение года по сравнению с тем же периодом 2019 года, и по состоянию на 30 ноября прибыло 37 303 человека. Прибытие по морю увеличилось на 50 процентов (35 862 прибывших по состоянию на 30 ноября) в основном из-за возросшей популярности западноафриканского маршрута на Канарские острова, который за год увеличился более чем в 10 раз, по этому маршруту прибыло 21 028 мигрантов. по состоянию на 6 декабря.Местные НПО сообщили, что более 2000 прибывших были несовершеннолетними без сопровождения взрослых, которые были переданы под опеку правительства Канарских островов. По данным УВКБ ООН, ограниченные ресурсы правительства для оценки вновь прибывших часто мешали правительству отличать экономических мигрантов от тех, кто ищет международной защиты.

Правительство сотрудничало с УВКБ ООН и другими гуманитарными организациями в предоставлении защиты и помощи беженцам, возвращающимся беженцам, лицам, ищущим убежища, лицам без гражданства и другим подмандатным лицам.

Жестокое обращение с мигрантами, беженцами и лицами без гражданства: УВКБ ООН, Международная организация по миграции (МОМ), НПО, союз национальной полиции и ассоциация судей подвергли критике государственные центры интернирования для иностранцев, подлежащих депортации ( CIEs) по разным причинам, включая предполагаемое нарушение прав человека, переполненность, тюремное обращение и отсутствие переводчиков. Закон устанавливает максимальный срок содержания под стражей в CIEs в 60 дней. До пандемии COVID-19 марокканские и алжирские мигранты содержались под стражей в CIE при въезде в Испанию, потому что эти страны имеют соглашения об экстрадиции с правительством Испании.Мигрантов из стран Африки к югу от Сахары не отправляли в CIE, а отдавали на добровольную опеку гуманитарных НПО.

В мае правительство закрыло МКО, поскольку закрытие границ препятствовало возвращению мигрантов в страны их происхождения. Большинство вновь прибывших по морю нерегулярно прибывающих лиц были проверены на COVID-19, а те, у кого был положительный результат, были направлены в органы здравоохранения. Марокканцы и алжирцы, уже присутствовавшие в CIE, были освобождены, а вновь прибывшие из этих стран были либо переданы на попечение НПО, либо освобождены.22 сентября правительство объявило, что вновь откроет семь CIE на полуострове и Канарских островах и возобновит репатриацию. CETI в Сеуте и Мелилье оставались открытыми в состоянии тревоги.

В Мелилье перенаселенность у CETI побудила местные власти временно разместить мигрантов на городской арене. 26 августа полиция арестовала 33 мигранта в ЦЭТИ после того, как протест против плохих условий и опасений по поводу заражения перерос в насилие. В конце августа Amnesty International, УВКБ ООН, МОМ и Комиссар Совета Европы по правам человека выразили обеспокоенность ухудшением условий в Мелилье и призвали правительство отправить мигрантов на материк, чтобы уменьшить серьезную перенаселенность.Два судьи заблокировали попытки местного правительства заблокировать CETI после того, как несколько мигрантов дали положительный результат на COVID-19, заявив, что центральное правительство несет ответственность за перемещение мигрантов на материк в соответствии с решением Верховного суда от 29 июля, разрешающим свободу передвижения на всей территории. страна для просителей убежища, подавших заявления в Мелилье и Сеуте. 2 сентября в общей сложности 60 мигрантов были переведены с арены на материк, что стало первым таким перемещением с мая.

Региональные правительства Андалусии, Мурсии и Канарских островов сообщили о трудностях с соблюдением требований к тестированию на COVID-19 и карантину для мигрантов, прибывающих по морю. Местные НПО на Канарских островах сообщили, что их подавляет большое количество мигрантов, прибывающих на острова, усугубляемых решением центрального правительства не высылать большинство мигрантов на материк, чтобы не побудить больше мигрантов совершить путешествие. С августа правительство начало размещать тысячи мигрантов в палатках Красного Креста в порту Аргинегин на острове Гранд-Канарские острова, достигнув пика в 2600 мигрантов в середине ноября.Неправительственные организации и представители местных органов власти сообщили о нехватке туалетов и других предметов санитарии, постельных принадлежностей и питательной еды для мигрантов. 28 ноября омбудсмен, сославшись на переполненность, призвал министра внутренних дел немедленно закрыть порт и перевести мигрантов в другие учреждения. 1 декабря правительство закрыло порт и переправило вновь прибывших мигрантов на военный объект, также на острове Гранд-Канарские острова.

С 2019 года Комитет по правам ребенка (CRC) Управления Верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ) принял 14 решений против страны, касающихся определения возраста несопровождаемых несовершеннолетних, ищущих убежища в стране.13 октября КПР заявил, что процедуры страны по оценке возраста несопровождаемых детей-мигрантов нарушают их основные права человека. Эксперты КПР обнаружили различные нарушения Конвенции о правах ребенка, включая право на идентичность, право быть услышанным и право на особую защиту детей, лишенных семейного окружения. В одном случае, согласно CRC, 17-летний гвинейский подросток прибыл в Альмерию в 2017 году после того, как Красный Крест перехватил небольшую лодку, в которой он путешествовал.Хотя подросток сказал полиции, что ему меньше 18 лет, полиция якобы зарегистрировала его как взрослого без какой-либо оценки возраста. Полиция отклонила его прошение о предоставлении убежища и поместила его в CIE для взрослых. Власти освободили его через 52 дня после того, как неправительственная организация помогла ему получить свидетельство о рождении, но, согласно КПР, ему не был назначен опекун для защиты его законных интересов, и ему не была предложена особая защита, предусмотренная для детей в соответствии с испанским и международным законодательством. закон.

Высылка: у страны есть двусторонние соглашения с Марокко и Алжиром, которые позволяют Испании депортировать примерно 95 процентов прибывающих с неурегулированным статусом мигрантов граждан из этих стран, почти все без административной обработки или судебного приказа, в соответствии с Законом о защите граждан. Безопасность. НПО продолжали критиковать эту практику, известную как «горячие возвращения». Репатриация по этим соглашениям прекратилась в марте, когда граница была закрыта из-за пандемии COVID-19.Правительство утверждало, что такая практика является законной, и не сообщало статистических данных о количестве лиц, вернувшихся в Марокко или Алжир. Соглашение между Испанией и Марокко разрешает Испанскому агентству морской безопасности работать из марокканских портов и возвращать нелегальных мигрантов, которых оно спасает у побережья Марокко, на берег в Марокко, а не в Испанию.

13 февраля ЕСПЧ изменил свою позицию в отношении испанского «горячего возвращения» мигрантов, которые иногда пересекают сухопутную границу из Марокко в анклавные города Сеута и Мелилья.В 2017 году ЕСПЧ обязал Испанию выплатить компенсацию в размере 10 000 евро (12 000 долларов США) двум мигрантам, которые были возвращены в Марокко сразу после пересечения границы в Мелилье в 2014 году. В то время правительство Испании обжаловало это решение. Новое постановление ЕСПЧ определило, что правительство не нарушало Европейскую конвенцию о правах человека, потому что мигранты поставили себя в незаконную ситуацию вместо попытки легального въезда. Следовательно, их немедленное возвращение было следствием их собственного поведения, говорится в постановлении.

Местные НПО и УВКБ ООН сообщили о нескольких случаях высылки властями в Сеуте и Мелилье. Местная неправительственная организация Walking Borders обвинила правительство в высылке 42 мигрантов в Марокко 3 января. Согласно заявлению группы, которое было подписано более чем 60 другими правозащитными группами, власти задержали мигрантов с испанских островов Чафаринас и вернули их в соседнее Марокко, не подтвердив их личности и не убедившись, что ходатайства лиц, имеющих право на убежище, будут обработаны.Власти опровергли так называемое «горячее возвращение», заявив, что мигранты были спасены в море властями Марокко и никогда не находились на территории Испании. Омбудсмен отклонил требование правительства.

Доступ к убежищу: Закон предусматривает предоставление убежища или статуса беженца, и правительство создало систему для обеспечения защиты беженцев. Власти рассматривают прошения о предоставлении убежища индивидуально, и существует установленный процесс апелляции, доступный для отклоненных петиционеров.Закон разрешает любому иностранцу в стране, ставшему жертвой гендерного насилия или торговли людьми, подавать жалобу в полицейский участок, не опасаясь депортации, даже если это лицо находится в стране нелегально.

Пандемия COVID-19 заморозила процесс подачи заявления о предоставлении убежища во время объявленного правительством состояния тревоги, в течение которого потенциальные соискатели убежища не могли подавать новые прошения о предоставлении убежища. НПО, включая Испанскую комиссию по делам беженцев (CEAR) и Красный Крест, а также УВКБ ООН, продолжали сообщать о своих опасениях по поводу задержек в процессе рассмотрения ходатайств о предоставлении убежища, поскольку время ожидания варьируется в зависимости от региона.УВКБ ООН сообщило о периоде ожидания от одного до трех месяцев, чтобы назначить встречу с просьбой о предоставлении убежища в Мадриде и до года в некоторых районах Каталонии. Министерство внутренних дел признало, что после исчезновения состояния тревоги продолжаются задержки из-за ограниченных возможностей проведения личных бесед.

Министерство начало оцифровывать свою систему убежища, чтобы уменьшить накопившиеся дела. 4 ноября представитель министерства сообщил конгрессу, что Управление по делам беженцев и беженцев увеличило свой штат с 60 до 291, чтобы ускорить обработку заявлений.По словам государственного секретаря по вопросам миграции, к 30 октября правительство сократило число незавершенных дел до 3000 по сравнению с 8000 ранее в этом году.

УВКБ ООН сообщило, что на конец октября 78 812 человек подали заявления о предоставлении убежища в стране, что на 16 процентов меньше, чем за тот же период 2019 года. Из них латиноамериканцы (особенно из Венесуэлы, Колумбии, Перу, Никарагуа, Гондураса, и Сальвадор) составили 86 процентов заявок; Венесуэльцы составляли самую большую группу (см. Ниже Временную защиту).Большинство мигрантов, прибывающих в страну из Африки и Ближнего Востока, стремились перебраться в другие пункты назначения в Европе и поэтому не обращались за убежищем в Испании.

Согласно годовому отчету CEAR за 2020 год, в 2019 году 118 264 человека подали заявление о предоставлении убежища в стране. Правительство предложило международную защиту 5,2 процентам заявителей, дела которых были урегулированы, по сравнению с 24 процентами в 2018 году. Из 60 198 человек, дела которых были урегулированы в 2019 году, 2,7 процента (1653) получили статус беженцев.Большой процент заявителей из Колумбии (98,9 процента), Западного берега и Газы (90,6 процента), Сальвадора (88,5 процента), Никарагуа (84 процента) и Гондураса (79,5 процента) не получили ни статуса убежища, ни другой защиты.

Безопасная страна происхождения / транзита: Согласно законодательству ЕС, страна считает все другие страны Шенгенской зоны, ЕС и США безопасными странами происхождения.

Свобода передвижения: пандемия COVID-19 ограничила свободу передвижения мигрантов, поскольку правительство заблокировало многие переводы мигрантов из Сеуты, Мелильи и Канарских островов в центры приема на материке.По данным УВКБ ООН, правительство регулярно способствовало доставке гуманитарных грузов из Сеуты и Мелильи до объявленного правительством состояния тревоги с марта по июнь, но во время состояния тревоги оно способствовало только двум таким передачам. Правительство не предоставило данных о переводах с Канарских островов, но неправительственные организации, включая Красный Крест Испании, сообщили, что они значительно замедлились из-за пандемии. В ноябре министр внутренних дел объявил, что правительство отправит на материк лишь небольшую часть уязвимых мигрантов, чтобы не побудить больше мигрантов совершить путешествие.Омбудсмен подверг критике это решение и заявил, что правительство нарушило свободу передвижения мигрантов, которых оно содержало в палатках в порту Аргинегин сверх 72 часов содержания под стражей в полиции, разрешенных законом.

29 июля Верховный суд постановил, что мигранты, которые просят убежища в Сеуте или Мелилье, имеют право на свободу передвижения по всей стране. Ранее НПО критиковали правительство за то, что оно не разрешало свободу передвижения просителям убежища из двух автономных анклавов до тех пор, пока не было принято решение о приемлемости их заявления.

Работа: НПО отметили, что многие соискатели убежища не могли обновить свои документы, необходимые для приема на работу, из-за отсутствия личных встреч, в результате чего некоторые упускали возможности трудоустройства.

Доступ к основным услугам: мигрантам из стран, не имеющих соглашения о возвращении, и тем, кто продемонстрировал право на международную защиту, предоставлялось жилье и базовый уход на срок до трех месяцев в рамках спонсируемой государством программы приема, проводимой различными НПО.Из-за того, что мигрантам, ищущим международной защиты на Канарских островах, сложно добраться на материк во время пандемии COVID-19, Красный Крест Испании разрешил некоторым мигрантам оставаться в центрах приема более трех месяцев.

В сентябре государственный секретарь по миграционным вопросам согласился с рекомендацией омбудсмена предоставить разрешение на временное проживание лицам, ищущим международной защиты, без необходимости отказываться от своих ходатайств о предоставлении убежища.

Долговременные решения: Правительство принимало беженцев для переселения и переселения и оказывало помощь через такие НПО, как CEAR, Accem и Красный Крест Испании. УВКБ отметило, что национальная система интеграции беженцев, особенно уязвимых семей, несовершеннолетних и переживших гендерное насилие и торговлю людьми, нуждается в улучшении.

Правительство содействовало безопасному и добровольному возвращению лиц, получивших отказ в предоставлении убежища, и мигрантов в свои дома или в страну, из которой они прибыли.

Временная защита: Правительство также предоставило временную защиту лицам, чьи заявления о предоставлении убежища ожидали рассмотрения или которые не подпадали под категорию беженцев. CEAR сообщил, что в 2019 году правительство предоставило международную дополнительную защиту 1503 лицам. Кроме того, правительство предоставило вид на жительство сроком на один год (который может быть продлен до двух лет) по гуманитарным соображениям 39 776 заявителям (66 процентов заявителей, чьи дела были урегулированы), подавляющее большинство из которых были из Венесуэлы.Гуманитарная защита обычно не предоставлялась иммигрантам из других латиноамериканских стран.

По данным Министерства внутренних дел, страна приняла политику предоставления гуманитарной защиты венесуэльцам, которые не имеют права на другие виды международной защиты в стране, включая убежище. По состоянию на 31 октября в общей сложности 25 858 венесуэльцев подали прошения о предоставлении убежища в стране, что составляет 33 процента от всех заявителей, что составляет самую большую группу соискателей убежища. Гуманитарная защита предусматривает вид на жительство и разрешение на работу на один год с возможностью продления.Гуманитарная защита обычно не предоставлялась иммигрантам из других латиноамериканских стран.

г. Лица без гражданства

По данным УВКБ ООН, на конец 2019 года в стране проживало 4246 лиц без гражданства. Закон предусматривает возможность получения гражданства для лиц без гражданства. Закон включает обязательство предоставлять гражданство тем, кто родился в стране родителей-иностранцев, если оба не имеют гражданства или если законодательство страны гражданства ни одного из родителей не приписывает гражданство ребенку, а также тем, кто родился в стране, чьи родители являются родителями. не определено.

Самодержавный легализм | Обзор права

Чикагского университета

Введение

К настоящему времени мы знаем закономерность: конституционная демократия, несовершенная, но имеющая достаточно хорошую репутацию, поражена преобразующими выборами. К власти приходит новый харизматичный лидер, движимый растущим нетерпением, которое электорат испытывает к тому, что есть на самом деле. Лидер обещает устранить дисфункции партийности, тупика и бюрократии.Он утверждает, что называет вещи своими именами и говорит невыразимое. Он восстает против укоренившейся власти, укоренившихся людей, укоренившейся структуры. Он сплачивает людей, уверяя их, что государство принадлежит им, только им. Он одерживает неудачную победу над силами истеблишмента и начинает конституционную революцию.

Во всем мире либеральный конституционализм получает удар от подобных харизматических лидеров, чье фирменное обещание , а не — играть по старым правилам.Но такие попадания предсказывались давно. При одной конституционной демократии за другой общественность все больше недовольна своими политическими институтами. Это снижение общественного доверия особенно заметно в странах, которые сильно пострадали от мирового финансового кризиса 2008 года и после него. Но в то время как Великая рецессия усугубила ситуацию, упадок демократии уже начался, потому что количество стран, которые могли называть себя демократическими странами с хорошей репутацией, начало сокращаться до того, как разразился экономический кризис.У демократического недуга есть экономические корреляты, но причины выходят за рамки экономики. Что-то еще большее, должно быть, идет не так с демократией сразу во многих странах.

Причины упадка демократии и даже ее существование оспариваются. Некоторые утверждают, что ученые в первую очередь переоценили демократии, поэтому сокращение числа демократий, которые мы наблюдаем во всем мире, — это просто возврат к типу стран, которые никогда не были действительно демократическими. Другие утверждают, что даже давние демократии разваливались за последнее десятилетие или около того с большей скоростью, чем когда-либо прежде, и что поэтому мы являемся свидетелями серьезного демократического спада, в котором даже демократии, которые не потерпели неудачу, становятся хуже.В целом, я думаю, что лагерь «демократического упадка» более прав. Однако что особенно беспокоит в этом явлении, так это не просто количество демократий, которые оказались уязвимыми, а вместо этого путь , по которому некоторые из этих несостоятельных демократий отступили от своих прежних стандартов. Как я утверждаю в этом эссе, демократии терпят поражение не только по культурным, экономическим или политическим причинам. Некоторые конституционные демократии преднамеренно захватываются группой умных с юридической точки зрения автократов, которые используют конституционализм и демократию для уничтожения обоих.

Таким образом, в истории упадка похоронена история конституционного злого умысла. Новые автократы не просто извлекают выгоду из кризиса доверия к государственным институтам; они атакуют основные принципы либерального и демократического конституционализма, потому что хотят консолидировать власть и закрепиться на своей должности на долгое время. Сторонним наблюдателям, которые просто отмечают, что выборы продолжаются и в этих местах не происходит ничего противозаконного, может показаться, что у этих демократий хорошее (или достаточно хорошее) здоровье.Но автократы, похищающие конституции, стремятся извлечь выгоду из внешнего вида демократии и законности в своих государствах. Они используют свои демократические полномочия для запуска правовых реформ, которые устраняют ограничения исполнительной власти, ограничивают возможности их правления и подрывают важнейшие институты подотчетности демократического государства. Поскольку эти автократы проталкивают свои нелиберальные меры при поддержке избирателей и используют конституционные или правовые методы для достижения своих целей, они могут скрыть свои автократические замыслы за плюрализмом законных правовых форм.

Конституционная демократия — действительно плюралистическая категория. Существует широкое, но нормативно оправданное разнообразие институциональных форм и основных правил, которые можно найти в конституционно-демократических государствах. В рамках этих законных вариаций некоторые комбинации этих форм и правил оказываются токсичными для дальнейшего сохранения либеральных форм конституционной демократии. И новые автократы находят эти комбинации. В то время как демократия, конституционализм и либерализм когда-то шли рука об руку через историю, теперь мы видим, как либерализм вытесняется с парада новым поколением автократов, которые знают, как играть с системой.Нетерпимый мажоритарный подход и плебисцитарная акклиматизация харизматических лидеров теперь маскируются под демократию, возглавляемую новыми автократами, которые сначала пришли к власти через выборы, а затем превратили свои победы в нелиберальный конституционализм. Когда избирательные мандаты плюс конституционные и правовые изменения используются на службе нелиберальной повестки дня, я называю это явление автократическим законничеством .

Это эссе фокусируется на частных случаях автократического законничества в рамках общего феномена демократического упадка.Нападая на саму основу конституционного строя, используя методы, ставшие возможными благодаря этому конституционному порядку, новых антилибералов сначала может подбодрить лелеющая толпа, которая стремилась к переменам, но те же самые толпы сочтут, что этих антилибералов невозможно устранить, как только они разрушили конституционную систему, которая могла поддерживать свою демократическую подотчетность в долгосрочной перспективе.

Чтобы лучше понять, как действуют автократы-законники, в части I рассматривается вопрос о том, как их распознать на ранней стадии.Далее, Часть II показывает, как слабые стороны и сложности самой теории либерально-демократического конституционализма могут быть использованы для подрыва либерализма. Затем в Части III прослеживается типичный сценарий автократических легалистов, чтобы точно показать, как они консолидируют власть под прикрытием закона. Эссе завершается вопросом, что нужно сделать, чтобы остановить законническую автократию, прежде чем она нанесет непоправимый вред либеральной и конституционной демократии.

I. Методы и безумие

Как распознать автократического законника в действии? В первую очередь следует заподозрить демократически избранного лидера в автократическом легализме, когда он начинает согласованную и продолжительную атаку на институты, чья работа состоит в том, чтобы сдерживать его действия или правила, которые привлекают его к ответственности, даже если он делает это во имя своего демократического мандата. .Ослабление конституционных ограничений исполнительной власти посредством правовой реформы — первый признак автократического законника.

Венгрия с 2010 года была моим типичным примером. В том году всенародно избранное правительство премьер-министра Виктора Орбана получило 68 процентов мест в парламенте с 53 процентами голосов избирателей. Поскольку конституция допускала внесение поправок двумя третями голосов однопалатного парламента, конституционное большинство Фидес позволило ему переписать конституцию 1989–1990 годов и тысячи страниц новых законов за первый срок Орбана.Прежде чем воспользоваться законами о выборах, которые его правительство разработало, чтобы гарантировать, что он выиграет еще один срок в 2014 году, первые правовые инициативы Орбана нанесли удар по независимости важнейших институтов, таких как судебная система, средства массовой информации, прокуратура, налоговые органы и т. Д. избирательная комиссия. Одной из его первых мишеней стал Конституционный суд, на захват которого, тем не менее, потребовалось три года. Вскоре все другие независимые институты были заполнены сторонниками партии, включая рядовые судебные органы, так что они больше не были независимыми от правящей партии.Орбан удалил представителей оппозиции и нейтральных экспертов из государственных учреждений, увеличил срок полномочий их преемников, чтобы они несли его влияние за пределы обычного срока демократического правительства, и ввел оппозицию в неверный путь, изменив парламентскую процедуру, так что оппозиция Депутаты не могли даже выступить в зале, не говоря уже о внесении каких-либо поправок в правительственные законопроекты. Обладая конституционным сверхбольшинством, что означало, что он мог изменять любой закон в системе по своему желанию, включая конституцию, Орбан совершил автократическую революцию с исключительной юридической точностью.

Если бы это произошло только в Венгрии, это можно было бы отклонить как странное происшествие. Но Венгрия была не одинока. Орбан щедро позаимствовал некоторые из своих нелиберальных приемов у авторитарных законников, бывших до него, и передал некоторые из своих приемов другим. Еще до того, как Венгрия утратила свою демократическую благодать, президент Владимир Путин в России укрепил свою власть с помощью закона, среди прочего, отменив выборы местных губернаторов и назначив вместо этого своих собственных кандидатов.Орбан скопировал Путина, сначала централизовав многие функции местного самоуправления в своей новой конституции, а затем вручную отбирая всех руководителей местных органов власти, чтобы сделать их лично лояльными ему. И Орбан, и Путин установили «вертикаль власти» (как ее называют россияне), чтобы дать национальному лидеру прямую связь с местными органами власти, чтобы осуществлять подробный контроль их действий, минуя национальный парламент.

Орбан также позаимствовал у премьер-министра (ныне президента) Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, которому, среди прочего, удалось сбить с толку критиков, заполнив Конституционный суд Турции судьями по своему собственному выбору, одновременно расширив их юрисдикцию для решения многих вопросов. больше случаев, что можно рассматривать как усиление или разрушение института.Орбан сделал то же самое год спустя, увеличив количество судей в Конституционном суде Венгрии, чтобы дать своей партии контроль над судом, но, в то же время, предоставил суду юрисдикцию в отношении конституционных жалоб, индивидуальных петиций от тех. которые заявляют, что их личные права нарушаются. Ожидалось, что этот шаг приведет к тому, что суд будет наводнен множеством политически незначимых дел, что потребует большего числа судей для того, чтобы суд мог нормально функционировать. Итак, было ли увеличение количества судей в суде упаковкой или это было признаком того, что лидер намеревался поддержать суд, предоставив ему столь необходимые ресурсы? Добавляя судей, и Орбан, и Эрдоган запутали критиков, которые не могли сказать, были ли суды политически скомпрометированы или подкреплены судебными решениями.

Орбан не просто одолжил у других; он также завещал свою собственную тактику другим. После успеха Орбана в пресечении попыток европейских институтов остановить сползание к автократии новое правительство в Польше начало двигаться по тому же пути, используя карту, нарисованную Орбаном, начиная с нападения на Конституционный трибунал Польши, в центре которого стояло назначение судьи, прежде чем перейти к полномасштабной атаке на обычную судебную систему. Польша позаимствовала у Венгрии метод получения контроля над нижестоящими судами путем захвата власти назначения председателей судов и, путем смены руководства суда, получения контроля над судебной системой.В Венгрии это было достигнуто за счет снижения пенсионного возраста судей в системе государственной службы, в которой самые старшие судьи за долгую карьеру продвигались на руководящие должности, так что принуждение к досрочной пенсии открыло почти половину судов низшей инстанции. президентства. Польша поступила несколько иначе, предложив в законопроекте дать министру юстиции право увольнять председателей судов низшей инстанции в течение шести месяцев после принятия нового закона летом 2017 года. Протесты в конечном итоге вынудили президента наложить вето на два из них. три предложенных законопроекта о реформировании судебной системы.Но так же, как Венгрия сделала раньше, Польша заявила, что все ее судебные реформы заимствовали законы о судебной системе из какого-то другого (неназванного) государства-члена Европейского Союза. Еще более прямое заимствование венгерского стиля судебного переворота произошло в Египте, где правительство Братьев-мусульман при президенте Мохамеде Морси сделало в точности то же самое, что и Фидес в Венгрии, предложив снизить пенсионный возраст судей, чтобы занять наиболее важные должности в Венгрии. судебная система.

На другом конце света новые автократически-легалистические революции в Латинской Америке показывают, что это явление не ограничивается правыми или религиозно-националистическими лидерами.Латинская Америка также демонстрирует, что идеи могут передаваться от одного автократа-законника к другому. Уго Чавес из Венесуэлы стал президентом в 1998 году, развернув повстанческую кампанию за пределами двух доминирующих политических партий. Поскольку его новая победившая партия практически не имела опоры в других ветвях власти, он предпринял согласованную атаку на унаследованную им конституционную систему, созвав новое учредительное собрание для написания конституции, которая соответствовала бы его новому правлению. Он разработал правила выборов представителей в это учредительное собрание таким образом, чтобы его партия получила 95 процентов мест в собрании при 60 процентах голосов избирателей.Новая конституция, появившаяся в результате съезда, состоявшего из чавистов и (так называли сторонников Чавеса), дала Чавесу существенную власть, чтобы протолкнуть его автократическую программу. Среди прочего, он установил сильное президентство и упразднил сенат, который до того времени был важным ограничителем исполнительной власти.

Распространение идеи было переписать конституцию, чтобы разработать систему, подходящую для амбициозного нового лидера. Выиграв президентские выборы в 2006 году на революционной платформе, президент Эквадора Рафаэль Корреа скопировал Чавеса, созвав учредительное собрание, чтобы написать новую конституцию, которая ему больше нравится.Новая конституция Корреа была одобрена на референдуме в 2008 году при поддержке 64% населения. Он смешал «гиперпрезидентство с расширенным списком прав», смесь, которая является отличительной чертой новых автократов, которые ставят своих критиков в тупик, добавляя к токсичным идеям конституционных изменений, которые кажутся конституционными достижениями. И Чавес, и Корреа вполне могли навести Орбана на мысль о том, что новая конституция даст ему возможность свергнуть власть оппозиции, если он сможет контролировать этот процесс, что он затем сделал для выработки конституции, которая поддерживалась только его собственной властью. вечеринка.

Я не хочу преувеличивать степень сходства автократов-законников. Не все эти правительства следовали одной и той же траектории, хотя и двигались в одном направлении. Например, только некоторые из автократов-законников начали немедленно атаковать саму конституцию, в то время как другие ждали некоторое время, прежде чем сделать это. Хотя Чавес, Корреа и Орбан полностью изменили свои конституции, как только они пришли к власти, и Эрдоган, и Путин находились у власти в течение многих лет, прежде чем стало ясно, что они планируют внести структурные изменения в организацию своих правительств, чтобы поставить либеральную конституционную демократию. в опасности.

После более чем десятилетней автократической консолидации Россия и Венесуэла, похоже, полностью выпали из семьи глобальных демократий, а Венесуэла демонстрирует признаки несостоятельности государства. Похоже, пройдет чуть больше десяти лет после того, как такого рода реформы начнутся, прежде чем претензии на демократическое и конституционное правительство полностью исчезнут, а сила, лежащая в основе системы, станет открыто видимой. Но не все государства, которые вступают на путь автократического законничества, обязательно заканчиваются демократической спиралью смерти.Некоторые штаты отступают от края пропасти. Например, Эквадор, похоже, пока избегает автократической консолидации, потому что Корреа смирился с неудачей своей попытки продлить срок его полномочий, а затем позволил провести выборы, что привело к относительно мирной передаче руководства, хотя пост президента пошел к протеже Корреа. Пока я пишу, Польша выглядит ужасно, но также ясно, что существует активная и хорошо организованная оппозиция правительству Качиньского, наряду с, по крайней мере, некоторыми остатками плюралистических СМИ и активного гражданского общества.У нее может быть больше шансов выйти из штопора, чем у Венгрии, где СМИ были монополизированы, гражданское общество нейтрализовано, «демократическая» оппозиция (то есть оппозиционные партии, не включая крайне правую партию Йоббик) была совершенно неэффективны, и страну покинули более полумиллиона человек. Определенно кажется, что не все автократические режимы-законники имеют одну и ту же конечную точку и не движутся с одинаковой скоростью по предопределенному пути.

Важно помнить, что мы определяем тенденцию по мере ее появления, и поэтому мы оцениваем многие из этих режимов в medias res , пока они все еще развиваются.Таким образом, хотя мы можем видеть, как начинаются эти режимы, у нас еще нет подробной карты того, чем эти эксперименты заканчиваются. Некоторые режимы, которые сейчас называют автократическими, могут позже возродиться в демократии. Другие режимы, находящиеся в упадке, могут упасть в пучину авторитаризма. Это явление по-прежнему важно и вызывает беспокойство, даже если оно носит временный характер. Пока автократы консолидируют власть, дела обстоят достаточно плохо. Более того, либеральная деконсолидация достаточно серьезна, чтобы оправдать попытку понять, как работает автократический легализм.

Мы можем заметить автократов-законников, пока они еще консолидируют власть, потому что у них есть амбиции монополизировать власть и они склонны использовать тот же набор уловок. Именно чрезмерное стремление и юридические инструменты торговли превращают лидеров, которых я рассматриваю здесь, в автократов-законников, а не их относительный успех или неудача в конечном итоге. Автократам-легалистам можно помешать, а их нелиберальные реформы повернуты вспять. Они также могут превратиться в настоящих диктаторов. Но сначала нужно увидеть их такими, какие они есть.Они приходят к власти и оправдывают свои действия выборами, а затем используют легальные методы, чтобы убрать либеральное содержание из конституционализма.

II. Либерализм, конституционализм и демократия — и те, кто говорит от их имени

Автократы-легалисты действуют, противопоставляя демократию конституционализму в ущерб либерализму. Это не сложно. Как известно, демократия и конституционализм находятся в напряжении, когда то, что люди хотят в любой момент, (или должно быть) отменяется конституционными принципами, которые препятствуют этому желанию.Демократия — это политическая система, в которой лидеры подотчетны народу; конституционализм — это политическая система, в которой лидеры и народ вместе несут дополнительную ответственность в рамках системы конституционных ограничений за отстаивание базовых ценностей, выходящих за рамки настоящего момента. Демократия и конституционализм могут вступить в конфликт, когда общественность не выполняет свои конституционные обязательства, а выборы дают большинство в пользу неконституционных изменений. Или же противоречие между конституционализмом и демократией может создать кризис, когда элиты предлагают демократическому населению выбор, который ставит под угрозу либерализм.Автократы-легалисты знают об этом и используют упрощенное представление о демократии — то, что случается при любых конкретных выборах, — чтобы выступить против любых конституционных ограничений, которые стоят на пути того, чего, по словам народного электората, они хотят. Конечным результатом успеха такой уловки является простой мажоритарный подход, который может быстро привести к нелиберализму. Конечно, противоречие между демократией и конституционализмом можно разрешить либеральным путем.

Демократический конституционализм разрешает противоречие между демократией и конституционализмом, встраивая в конституционализм требование самоподдерживающейся демократии , системы, в которой люди могут продолжать с течением времени выбирать своих лидеров, требовать от них отчета и чередовать власть, когда лидеры разочаровывают.Временное разочарование демократического большинства во имя долгосрочной приверженности обеспечению того, чтобы демократическое большинство могло продолжать выбирать своих лидеров в будущем, может быть оправдано лишением достоинства и свободы отдельных лиц, включая меньшинства сейчас, а также в будущем. люди позже — как центральные обязанности конституционного управления. Кратковременное разочарование в демократии может быть оправдано предоставлением долгосрочных демократических гарантий.

В своей простейшей форме конституционная приверженность самоподдерживающейся демократии запрещает избранному лидеру просто отменить будущие выборы.В более сложной форме конституционная приверженность самоподдерживающейся демократии требует, чтобы лидерам было запрещено препятствовать институциональным предпосылкам свободных и справедливых выборов, среди которых плюралистические средства массовой информации, ряд эффективных партий, независимая судебная система, признание законная и лояльная оппозиция, нейтральные должностные лица на выборах, система представительства, которая не чрезмерно ослабляет полномочия меньшинств, и юридически подотчетные полиция и службы безопасности, а также свободное и активное гражданское общество — все это должно иметь конституционную защиту для демократия должна считаться самодостаточной.В своих еще более существенных разновидностях демократический конституционализм обязан уважать то, что демократическая публика должна, , желать, если она была способна следовать либеральным теоретическим обязательствам от начала до логической конечной точки. Исходя из либеральных предпосылок, можно построить аргументы как в пользу конституционализма, так и в пользу демократии.

Либеральный конституционализм укрепляет демократию, потому что он связывает все ветви власти двумя формами конституционного ограничения: (1) требования о том, чтобы государство защищало и защищало достоинство и свободу людей, чтобы они могли, среди прочего, поддерживать свои способности. быть демократическими гражданами; и (2) требования, чтобы все источники государственной власти подвергались обязательным юридическим проверкам, которые, среди прочего, гарантируют, что лидеры остаются в рамках закона и гарантируют упорядоченную смену руководства в ответ на смещение демократического большинства.Если демократический конституционализм гарантирует, что постоянная реакция руководства на электоральный выбор остается ценностью более высокого порядка, так что победитель индивидуальных выборов не может его вытеснить, то либеральный конституционализм поддерживает институциональные каналы через эти выборы по мере их возникновения и переводится в действия государства. и обеспечивает постоянные гарантии того, что достоинство и свобода избирательных и других меньшинств пользуются уважением и защитой. Поскольку либерализм играет такую ​​большую роль в этой истории о взломе конституции, стоит вспомнить, что такое либерализм, а что нет.Я использую термин «либеральный» как описание семьи политических философий, что не означает — как это делается в повседневной речи в Америке — что политики находятся или должны быть левыми. Либерализм вырос из борьбы Просвещения за признание прав индивидов, включая их право на управление в рамках самоограничивающейся и контролируемой власти, авторитета, нормативным пробным камнем которого является легитимация демократическими средствами. Эпоха демократического и либерального конституционализма началась в конце семнадцатого и начале восемнадцатого века в политической мысли, набрала обороты в реально существующей политике с рождением самоуправления во время Французской и Американской революций, была устремлением многих неудачных попыток. отбросить монархии в девятнадцатом и начале двадцатого веков и стать нормативно доминирующим в «Первом мире» после Второй мировой войны.С распадом Советского Союза («Второй мир», против которого выступил «Первый мир») и с появлением демократических правительств сначала в Латинской Америке, а затем в Африке, либеральный и демократический конституционализм стал нормативной моделью для практически все государства, вышедшие из автократического правления. Либерализм как правящая политическая философия имеет как левый, так и правый варианты, но его можно определить по его основным обязательствам по отношению к достоинству и свободе людей и их демократическому управлению путем самоограничения и подотчетности политической власти.В этом эссе я использую слово «либерал» в этом смысле. Уничтожение либерализма в номинально демократических и конституционных правительствах — большое дело.

Либерализм вызвал «подъем мирового конституционализма». После волны демократизации, начавшейся в 1970-х годах, либеральный и демократический конституционализм стал восприниматься как должное как конечная точка эволюционной траектории современного государства. Проведение выборов, написание конституций, гарантия целостности этих конституций посредством судебного надзора, установление многоинституциональной защиты прав и обеспечение проверенных и сбалансированных полномочий правительства стали таким автоматическим сценарием для новых демократий, что казалось, что «конец истории» прибыл.Фрэнсис Фукуяма высказал мнение, что либеральный и демократический конституционализм был «конечной точкой идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы человеческого правления». И пути назад не было. Связанная с ней политологическая концепция «консолидированной демократии» превратилась в ее определение, согласно которому демократия будет «единственной игрой в городе».

И так казалось, что после того, как в последние десятилетия двадцатого века было отвергнуто так много авторитарных режимов, демократический и либеральный конституционализм стал судьбой мира. Демократический Конституционализм уважал демократию, направляя ее через институты, которые позволяли бы ей быть самодостаточной. Либеральный конституционализм уважал права людей, устанавливая ограничения на действия правительства от имени большинства и требуя, чтобы институты демократического государства оставались подотчетными и ограниченными. Демократический и либеральный конституционализм возлагает на демократических избирателей ответственность за свою судьбу, а политическая власть контролируется и сдерживается таким образом, чтобы гарантировать постоянное уважение к людям и их идеям о самоуправлении.

До недавнего времени нелиберальные лидеры отвергали либерализм, конституционализм и демократию как единое целое. Классические диктаторы двадцатого века выступали против «либеральной демократии» в пользу призывов к «народным демократиям», управляемым «авангардной партией». Некоторые поощряли веру в то, что только они могут направлять «народ», окруженный обожающими массами, потому что они самоочевидно выражали волю народа. Нет необходимости в свободных и справедливых выборах, когда люди выступают либо через авангардную партию, представляющую их интересы, либо через лидера, являющегося их эманацией.Во имя «народа» диктаторы открыто участвовали в массовых нарушениях прав человека, чтобы устранить врагов. Они выступили против конституционализма и его достоинства самоограничивающейся государственной власти.

Раньше политическая ориентация в таком черно-белом мире была легкой. Либералы были за конституционализм и демократию, а нелибералы были против обоих. Таким образом, можно было с уверенностью предположить, что демократическое и конституционное правительство обязательно будет либеральным на практике. Но именно это и меняет автократическое законничество.

Было сказано, что лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели, поэтому нормативный консенсус по либеральному и демократическому конституционализму был лишь вопросом времени, когда он попал под влияние новых и умных лидеров, которые восприняли внешний вид обеих демократий. и конституционализм, приукрашивая их либеральное содержание. Новые автократы-легалисты с энтузиазмом поддерживают выборы и используют свои победы на выборах, чтобы узаконить свои правовые реформы. Они используют конституционные изменения как предпочтительный инструмент для достижения единого господства всех институтов государства.Подобно лицемерам, автократы-законники вводят в заблуждение своих критиков, делая вид, что они поддерживают многие из тех же ценностей, что и их критики. И, как и вводящие в заблуждение заявления лицемера, использование ими общественных ценностей призвано замаскировать свои намерения прямо противоположным образом.

Премьер-министр Орбан в Венгрии может быть, пожалуй, наименее лицемерным среди новых легалистов-автократов, потому что он открыто поддержал «нелиберальное государство», но президент Путин в России, президент Эрдоган в Турции, Ярослав Качиньский в Польше и президент Чавес в Польше. Венесуэла имеет семейное сходство с Орбаном и его приверженность конституционным формам и демократической легитимации, чтобы скрыть нечто более глубоко нелиберальное.Они также настаивают на том, что большинство — реальное или кажущееся — которое привело их к власти, может оправдать все, что они делают, что права меньшинства просто отражают незаконную политкорректность, что сдерживаемые и сбалансированные силы придают необоснованную силу их оппонентам, которые (в конце концов) были проигравшими, и что конституционная подотчетность и ограниченное правительство не нужны, когда нужно сделать так много. Вместо того, чтобы отвергать язык конституционализма и демократии во имя великой идеологии, как это делали их авторитарные предки, новые автократы-легалисты принимают конституционный и демократический язык, игнорируя при этом какую-либо приверженность либеральным ценностям, которые придали смысл этим словам.

Таким образом, вместо того, чтобы действовать в мире либерализма, автократические законники действуют в мире законничества. Либеральный, демократический конституционализм как нормативная политическая теория направлен на защиту прав, сдерживание власти, защиту верховенства закона и либеральные ценности терпимости, плюрализма и равенства. Напротив, требования легализма являются просто формальными: закон соответствует позитивистскому стандарту для принятия в качестве технического вопроса, когда он следует установленным правилам, независимо от содержания или ценностных обязательств этих законов.Законы, отвечающие критерию законничества, принимаются согласно закону; законы, которые проходят проверку на конституционализм, должны по существу соответствовать принципам либерального правопорядка. Когда законность подрывает конституционализм, это происходит потому, что ценности новых законов вытеснили ценности конституционализма, а не наоборот, как того требует сам конституционализм. Лекарство от законов, нарушающих конституционные ценности, состоит в том, чтобы аннулировать их как неконституционные, что является одной из причин, по которой некоторые автократические законники начинают свой захват власти с отключения конституционных судов.Но даже когда легализм подрывает конституционализм, он дает обратную дань самому конституционализму, который он подрывает. Если бы создание законов надлежащим образом не было так важно для создания политической легитимности, автократы не позаботились бы о том, чтобы быть такими законническими. Вместо этого они пытаются использовать нормативную силу формальных конституционных процедур, чтобы оправдать свои действия.

Однако для сохранения либерального, демократического конституционализма конституционная система должна иметь возможность отделять правила игры от игры, поэтому сами конституционные структуры должны быть защищены вне игрового поля нормальной политики.Есть много способов сделать это — например, создать высокие правила внесения поправок в конституции, закрепить сильные формы судебного надзора или взрастить политическую культуру, которая удерживает политику в рамках определенных рамок. В рамках либерального, демократического конституционализма демократически избранные лидеры не могут на законных основаниях выступать против этих ограничений, даже ссылаясь на демократический мандат, если только сверхбольшинство в течение длительного периода не поддерживает изменения и не уважает взгляды тех, кто с ними не согласен.

Однако в том, что я только что доказал, внимательный читатель заметит определенную нехватку конкретики в отношении того, какие точные нормы и институты должна содержать либеральная конституционная демократия.Вместо этого вы обнаружите множество версий того, какой может быть либеральная конституционная демократия. Дьявольски трудно придумать универсальный отчет о либеральной конституционной демократии, который имел бы конкретную поддержку, если принять во внимание реально существующие конституционные порядки. Существует множество вариантов этого явления с очень разными институциональными и правовыми характеристиками. В Соединенном Королевстве традиционно было небольшое разделение властей, а парламент (сам не полностью избранный демократическим путем) не только осуществлял контроль над функционирующей исполнительной властью, но и имел последнее слово против вмешательства судов.В Соединенных Штатах существует довольно много разделения властей, с избранным президентом и отдельными избирательными базами для каждой палаты Конгресса, что сопровождается строгим судебным надзором. И все же и Соединенное Королевство, и Соединенные Штаты являются либеральными конституционными демократиями. Это изменение распространяется и на права: Германия, как известно, конституционно криминализирует не только разжигание ненависти, но и отрицание Холокоста, в то время как США конституционно защищает и то, и другое. Итальянское конституционное право защищает срок давности как материальное право, в то время как другие европейские конституционные системы рассматривают временные рамки судебного преследования за преступление как процессуальную защиту, которая может быть отменена, когда существо является достаточно важным.И все же все являются либеральными конституционными демократиями. Говоря абстрактно, эти системы разделяют общие ценности на более глубоком уровне; на практике они сильно различаются по конкретным институциональным формам, а также по детальным конституционным доктринам, обеспечивающим реализацию этих ценностей, настолько, что при близком рассмотрении различие кажется даже большим, чем общность. Что касается либерального, демократического конституционализма, то можно было бы перевернуть знаменитый афоризм Карла Маркса: «Все, что есть воздух, тает, когда он становится твердым.”

В этом заключается возможность, которую автократы-законники хорошо знают. Они научились говорить на языке демократического конституционализма, определяя его резонансные точки напряжения и сложности, чтобы обратить вспять его последствия. Когда кто-то указывает, что автократы-законники выпотрошили либерализм, защищая демократию, они указывают на примеры, когда некоторые другие конституционные демократии поступали так же в каком-то конкретном пункте, не подвергаясь нападкам как несостоявшееся демократическое или конституционное государство.Например, США безудержно занимаются мошенничеством, но мало кто думает, что это не демократия или конституция. Тем не менее, венгерское правительство перед выборами 2014 года подстроило всю страну, а также переписало всю систему правил выборов, которая, похоже, имитирует эти правила в хороших демократиях. Общий результат состоял в том, чтобы фальсифицировать выборы так, чтобы правящая партия могла сохранить свое парламентское большинство в две трети при еще меньшем количестве голосов, что сделало Венгрию более автократической, чем демократической.

Что еще хуже, автократы-законники могут быть правы относительно логики сравнения. Они могут указать на одну особенность, которую они скопировали из хорошей страны, чтобы нанести вред, при этом исключив из своих реформ вспомогательные особенности, которые другая система использовала для компенсации заимствованной ими некорректной особенности. Да, Соединенные Штаты участвуют в подтасовке, но они делают это на национальных выборах в пятидесяти различных штатах (а не во всей стране сразу) с требованием почти равного размера округов (если только одна из нескольких веских причин) отклоняться можно продемонстрировать).Эти правила устанавливают некоторые ограничения для мошенничества, подкрепленные некоторым судебным надзором для сдерживания самых вопиющих случаев. Да, у немцев есть большие различия в размерах своих избирательных округов, допускающие отклонение до 15 процентов выше и ниже среднего размера округа, но строгое пропорциональное представительство в распределении мест по партийным спискам в парламенте делает общий результат соответствующим национальное распределение общественной поддержки партий. Однако, если автократ-законник связывает джерримандеринг в США с разрешенными в Германии вариациями в размерах округов, то он может украсть выборы.Автократы-легалисты становятся искусными в отбраковке худших практик либеральных демократий, чтобы создать что-то нелиберальное и чудовищное, если их склеить воедино.

В дополнение к заимствованию наихудших практик из сносно хороших систем, автократические законники научились подрывать сам либерализм, нажимая на точки противоречия между различными теориями либерализма. Либеральные ценности действительно иногда вступают в конфликт. Например, некоторые автократы-законники защищают свои собственные антилиберальные взгляды, утверждая, что их противники верят в нелиберальную политкорректность, в то время как только они защищают подлинно либеральную свободу слова.Например, Орбан довел до совершенства аргумент такого рода, чтобы заявить о высоком уровне прав: «Политическая корректность превратила Европейский Союз в своего рода королевский двор, где все должны вести себя хорошо. . . . Сегодня либерализм больше не выступает за свободу, а за политическую корректность, которая противоречит свободе ».

В этом Орбан не одинок. Его товарищи-автократы-законники поют ту же песню. Они ошибочно принимают конфликт между двумя ценностями — свободой слова и уважением достоинства других — за борьбу между либерализмом и нелиберализмом.

Автократические легалисты заявляют о своей легитимности благодаря победе на выборах (как это делают конституционные либералы), но затем автократические легалисты используют силу своего парламентского большинства, чтобы заставить оппозицию замолчать. Правительство Польши, избранное в 2015 году, заявило, что оно имеет право избавить все ветви власти от «посткоммунистов» (где «посткоммунист» обозначает левоцентристскую оппозицию и в их употреблении является кодом бывших коммунистов). У них даже есть кампания против предыдущего премьер-министра как посткоммунистического предателя, несмотря на то, что он является президентом Совета Европы, что маловероятно для опасного коммуниста.Мы видели аналогичную логику, поскольку сторонники Брексита (известные как сторонники Брексита в Соединенном Королевстве) использовали некоторые из тех же стратегий, что и автократические законники, ссылаясь на результаты глубоко неясного плебисцита, чтобы предотвратить значимые дебаты о том, что первое плебисцит означал или о том, будет ли второй плебисцит стоящим мероприятием, требуя большей демократической аутентичности первого и крича всех, кто имеет смелость не соглашаться.

Переписывая конституции, автократические легалисты ссылаются на свою избирательную (и, следовательно, на их взгляд, демократическую) легитимность, создавая нелиберальное государство.Они разрабатывают конституцию-
, оправдывающую процесс от имени большинства, без включения каких-либо взглядов меньшинства, и вуаля! Рождается новый конституционный строй. Орбан, Чавес и Корреа написали новые конституции вскоре после вступления в должность. Эрдоган ждал годы и постепенно набирал власть посредством серии конституционных референдумов, неоднократно внося поправки в конституцию Турции, чтобы неуклонно концентрировать исполнительную власть в недавно отремонтированном президентском посту. Наконец, Эрдоган вынес на всенародный референдум в апреле 2017 года ряд поправок к конституции, которые консолидировали огромную власть президента, чей нынешний президент будет иметь возможность оставаться на своем посту до 2029 года, а возможно, даже до 2034 года.Предложения референдума 2017 года упразднили должность премьер-министра и передали всю исполнительную власть президенту, в том числе право издавать широкомасштабные указы, имеющие юридическую силу. Полномочия парламента действовать в случаях, когда президент возражает против его руководства, также были ограничены, и поправки также укрепили юридические возможности президента контролировать назначение судей. Конституционная программа Эрдогана прошла на 51 процент до 49 процентов. Автократические законники часто устраивают гигантскую публичную демонстрацию того, что ими руководят и управляют в рамках закона, изменяя закон и даже саму конституцию безупречными законными (хотя и нелиберальными) методами.Но за правовыми реформами, проводимыми во имя демократии, скрывается нелиберальная чувствительность автократа и неуклонная консолидация власти в руках все меньшего и меньшего числа людей.

Как показывают эти данные, либеральный конституционализм оказывается под угрозой, когда нарушаются правила игры. Это может произойти, и часто случается, даже до того, как кампания харизматического лидера по сметанию «всего этого» станет достаточно мощной для победы на выборах. Объяснение Французской революции Алексисом де Токвилем можно обобщить: для того, чтобы революция свергнула ancien régime , ancien régime уже должно быть выдолблено изнутри.Таким образом, революция, по мнению Токвиля, является последней, а не первой стадией политической трансформации. Современный автократ-законник, который может быстро вывести из строя либеральный, демократический, конституционалистский политический порядок, обычно просто берет политический урожай, посеянный другими. Или он использует структурные слабости, существующие во многих сложных конституционных системах, которые дают ему возможность использовать противоречия в системе для собственной выгоды. Снизить здоровый конституционный, демократический, либеральный порядок не так просто, если система уже не ослаблена до попытки.

Революции во имя демократии могут смести иссохшие нелиберальные конституционные порядки, как это произошло в революциях конца восемнадцатого века. Но иногда революции во имя демократии также могут сметать иссохшие либеральные конституционные порядки. Попытки остановить массы апелляциями к конституционализму не всегда работают, потому что ограничения либерализма не всегда демократически привлекательны, когда кажется, что существует кризис — событий, уверенности, приближающегося врага.Демократия без либеральных конституционных ограничений может быстро выродиться в чистый мажоритарный режим, при котором права меньшинств не признаются и лидеры превращают временное большинство в постоянные полномочия на правление. Нелиберальные революции могут быть очень мощными. Они могут разрушить хрупкие либеральные и конституционные принципы в спазме кажущейся демократии.

Таким образом, в рамках общего феномена демократического упадка некоторые случаи являются особенно сложными, потому что они противопоставляют чисто мажоритарную концепцию демократии, использующую формально правовые изменения, более сложному и часто внутренне противоречивому либеральному конституционному порядку.Новые автократы, конечно, не либералы. Их антилиберализм может исходить справа (Орбан в Венгрии и Качиньский в Польше), слева (Чавес и его преемник Николас Мадуро в Венесуэле и Корреа в Эквадоре), а также от некоторого сочетания религиозности и национализма (Путин в России и Эрдоган в Турции). Однако, независимо от источника своих антилиберальных политических взглядов, эти новые автократы похожи в том, что они используют свои демократические мандаты для устранения конституционных ограничений.Профессор Ян-Вернер Мюллер назвал это явление «конституционным захватом», потому что новые автократы точно нацелены на те особенности конституционного строя, которые в конечном итоге будут препятствовать их господству в политическом пространстве.

Поскольку автократы-законники используют риторику демократии и методов закона, наблюдателям трудно увидеть опасность, пока не станет слишком поздно. Следующая часть обращается к вопросу о том, как мы можем вовремя идентифицировать автократов-законников, чтобы ограничить ущерб, который они могут нанести.

III. Тактика легальных автократов

Как новым автократам сходит с рук преобразование либерально-демократического конституционализма в чистый мажоритарный легализм? В этой части четко показано, как новые автократы скрывают свои действия под прикрытием соответствующей риторики и как они используют либеральные методы для достижения своих нелиберальных результатов. Такое сочетание обезоруживает их критиков и позволяет им укрепить свою власть.

Первая уловка новых автократов заключается в опоре на стереотипы о нелиберализме, укоренившиеся в головах людей.Катастрофический авторитаризм двадцатого века обычно изображается особым образом, и многие люди приобщены к этим конкретным повествованиям о том, что считается опасным сигналом о приближении авторитаризма. Затем автократы-легалисты делают что-то совершенно иное, чтобы консолидировать свою власть и сказать, что они не авторитаризмы. В мире, в котором злодеи двадцатого века приходят заранее подготовленными к определенным повествованиям, новые негодяи двадцать первого века стараются изо всех сил, чтобы избежать нелестного сравнения.

Существует сценарий Гитлера: лидер, движимый господствующей идеологией, приходит к власти и принимает меры к объявлению чрезвычайного положения, возможно, из-за трансформирующего события (например, поджога Рейхстага), которое вполне могли устроить сторонники лидера. Чрезвычайная ситуация обеспечивает прикрытие для выведения из строя стражей на баррикадах конституционализма. Права приостановлены, а парламентская власть узурпирована. Военизированные формирования заменяют обычные гражданские институты государства.Лидер обвиняет внутреннего врага и вскоре делает козлами отпущения часть населения как предлог для лишения этой группы ее прав. Угроза внутренних врагов мобилизует остальную часть населения, чтобы отказаться от поддержки своих сограждан, которые затем становятся уязвимыми для еще более серьезных нарушений прав. В конце концов, вождь ведет страну к войне. Война служит прикрытием для геноцида и других массовых нарушений прав человека, которые изображаются как причина, по которой авторитарные власти в первую очередь стремились к власти.

Еще есть сталинский сценарий: лидер, движимый другой подавляющей идеологией, пробивается к вершине, используя «идеологию, уловки и насилие». Он безжалостно оттесняет всех соперников; он укрепляет контроль сначала над партией, затем над страной. Укрепление его режима убивает миллионы, в то время как тюремное заключение, пытки и казни диссидентов происходят в действительно огромных масштабах. Он разрушает существовавшие ранее институты и безжалостно правит без ограничений, захватывая государство в репрессивных целях.Свобода угасает, а права соблюдаются только в их нарушении.

В обоих сценариях с фигурами концентрация власти жестока, полна и совершенно очевидна. В обоих нарративах фигурируют лидеры, оправдывающие свои действия во имя сильной авторитарной идеологии. Наступление авторитаризма сопровождается насильственным захватом и разрушением прежних политических институтов. Агентами разрушения являются нерегулярные военизированные формирования, тайная полиция и партийные органы, которые приходят извне, чтобы сокрушить ее.Авторитарные лидеры превращают окружающих в марионеток, не терпят инакомыслия и не оставляют оппозиции. Они монополизируют власть и разрушают все проявления плюрализма, а также все притязания на права. Отличительной чертой авторитаризма является массовое нарушение прав человека. Когда такое случается, вы знаете, что у вас проблемы.

Конечно, история сложнее любого сценария, и именно в этом суть. Небольшие уроки, извлеченные из двух характерных авторитаризмов двадцатого века, составляют современный репертуар сигналов, которые общественность сочтет опасными.Эти стандартные уроки, извлеченные из сложной истории, часто довольно просты, и это оставляет много места для повторения истории с использованием некоторых из менее известных сюжетных линий. Небольшие уроки, извлеченные из двух авторитетных авторитетов двадцатого века, составляют современный репертуар сигналов, которые общественность сочтет опасными. Проблема в том, что люди забывают простые уроки и верят, что, если не произойдут именно эти вещи, опасность не очень велика.

Новые автократы знают это и избегают повторения тех хорошо известных сценариев, которые вызовут немедленную и подавляющую реакцию.Они идут более добрым, мягким, но, в конце концов, также разрушительным путем. Они маскируются под демократов и правят во имя своих демократических мандатов. Они не разрушают государственные институты; они скорее изменяют назначение, чем отменяют унаследованные ими институты. Их оружие — законы, пересмотр конституции и институциональная реформа. Их идеология часто бывает гибкой. И они оставляют в игре ровно столько инакомыслия, что кажутся терпимыми. Вместо политики выжженной земли, уничтожающей всех оппонентов, в этих авторитарных законнических режимах можно найти горстку небольших оппозиционных газет, несколько слабых политических партий, несколько дружественных правительству НПО и, возможно, даже одного-трех видимых диссидентов (хотя всегда клевещут в дружественных правительству СМИ компрометирующей информацией — реальной или фальшивой — так что вряд ли кто-то может серьезно отнестись к этим диссидентам).Нет чрезвычайного положения, нет массового нарушения традиционных прав. Для случайного посетителя, который не обращает на это пристального внимания, страна, находящаяся в тисках автократического законника, выглядит совершенно нормальной. Танков на улицах нет.

Новые автократы достигают нормальности, избегая массовых нарушений прав человека, по крайней мере тех прав человека, которые закреплены в международных конвенциях и конституциях многих стран. Вместо этого новые автократы устраняют своих оппонентов, оказывая на них иное давление: они изгоняют своих оппонентов из страны, а не сажают их в тюрьму, и они наказывают тех, кто бросает им вызов, с помощью экономических мер, которые легко можно спутать с неудачей на свободных рынках.Оппонентов увольняют с работы, им отказывают в социальных пособиях по техническим причинам и выселяют из зданий за мелкие и технические нарушения. Владельцам предприятий, которые правительство хочет захватить, чтобы передать своим союзникам, делаются предложения, от которых они не могут отказаться. Ни одна из этих мер не является серьезным нарушением прав, поскольку экономическая безопасность, право на жилище, право вести бизнес без государственных инспекций, право на бесплатное университетское образование или право на базовый доход в виде социального обеспечения или пенсий. программы — это не те права, которые можно успешно предъявить в большинстве судов.Напротив, права, признанные конституциями и международными документами по правам человека, являются правами, нарушенными великими авторитарными деятелями двадцатого века, которые участвовали в геноциде, политических убийствах, тюремном заключении без суда, содержании под стражей без связи с внешним миром, пытках, цензуре, конфискации собственности без компенсации, показать судебные процессы и обыски частных домов.

Новые автократы стремятся захватить и использовать неограниченную власть, но они осознали, что для этого им не нужно уничтожать своих оппонентов.Скорее наоборот. В соответствии со своей заботой о сохранении законной публичности, для новых автократов положительно полезно иметь некоторую демократическую открытость именно для того, чтобы они могли утверждать, что они не являются авторитарными властями двадцатого века. Поэтому они терпят ослабленную оппозицию и другие демократические признаки жизни, такие как небольшая критическая пресса или несколько оппозиционных НПО, чтобы продемонстрировать, что они не полностью задушили политическую среду своей автократией.

Конечно, то, что новые автократы избегают массовых нарушений прав человека и терпят ограниченную оппозицию, это признак прогресса; движение за права человека преуспело во многих отношениях. Но новые автократы нашли новые точки давления, чтобы оттеснить своих оппонентов, которые явно понимаются теми, кого они преследуют, как принудительные, но не защищены конституционными правами. Новые автократы узнали, что они могут консолидировать свою власть, если они могут просто заставить своих оппонентов сдаться и уйти или остаться дома и заниматься своими делами.Им не нужно сажать в тюрьму или убивать тех, кто возражает против автократии; им просто нужно заставить их мириться с предлагаемыми ограниченными свободами.

Поэтому новые автократы не будут похожи на авторитарных сторонников вашего отца, которые хотят разрушить прежнюю систему во имя всеобъемлющей идеологии трансформации. Представление себя демократическими конституционалистами абсолютно необходимо для их общественной легитимации; чего не хватает новой демократической риторике, так это уважения к основным принципам либерализма.У них нет уважения к меньшинствам, плюрализму или терпимости. Они не верят, что государственная власть должна быть подотчетной или ограниченной. Короче говоря, либерализм выпотрошен новыми автократами, в то время как они оставляют фасады конституционализма и демократии на месте. Противников на выборах могут преследовать обвинения в злонамеренных действиях, но они не попадают в тюрьму, по крайней мере, ненадолго. Группы гражданского общества могут быть защищены, но они не закрываются государством. Пресса, поддерживающая оппозицию, не подвергается цензуре, но ее могут лишить рекламы, а затем ее выкупят олигархи, связанные с победителями.Выборы, которые удерживают новых автократов у власти, фальсифицируются техническими способами за кулисами, а не с помощью очевидной тактики, которую могут заметить наблюдатели, например, вброса бюллетеней. Благодаря этим ненасильственным средствам демократия трансформируется в грубый мажоритарный режим. Фальсифицированные выборы — сфальсифицированные так, что наблюдатели за выборами не могут увидеть — даже доказывают, что общественность поддерживает автократа!

Что заставляет либеральные конституционные демократии терпеть неудачу? Диагноз Токвиля относительно того, что делает революции успешными, по-прежнему уместен: либеральный конституционализм, должно быть, заболел задолго до того, как болезнь стала фатальной, если его можно так быстро свергнуть.Критики могут расходиться во мнениях относительно того, когда началась болезнь и чем она вызвана, но, возможно, мы можем согласиться с тем, что сопровождало утрату поддержки как либерализма, так и конституционализма: радикальная политическая поляризация, рост числа все более плохих выборов, неспособность партийных систем к справляться со сдвигами в предпочтениях избирателей, сопротивлением экономической политики смене обычных выборов, политическими последствиями травматических экономических потрясений, политизацией судебной системы, коррумпированными соглашениями между политическими элитами и т. д.

В конце концов — и это история многих мест, где новые автократы в конечном итоге побеждают на выборах — дисфункция в партийной системе позволяет захватить основную политическую партию или, в качестве альтернативы, вызвать некоторый разрыв в мире (экономический кризис, политический скандал, национальная травма) приводит к тому, что авторитетные политические партии отодвигаются на второй план, поскольку их обвиняют в давних проблемах. Многие избиратели, которые становятся циничными после слишком большого количества невыполненных обещаний — и которые уже неоднократно голосовали за умеренные изменения, но не получили никаких изменений вообще, — затем выберут нелиберализм.Цунами выборов, наконец, приводит к краху ослабленную конституционную структуру. Так к власти приходят харизматичные автократы.

Но жертва здесь — либерализм, даже несмотря на то, что внешняя видимость демократии и конституционализма остается на месте. Проблема в том, что обычное законотворчество демократическим большинством требует ограничений, установленных либерализмом. Процесс и дебаты должны соблюдаться, чтобы гарантировать, что меньшинства не будут ущемлены. К лояльной оппозиции следует относиться как к стоящей внутри, а не вне круга конституционной защиты, и она должна сохранять определенную роль в законотворческом процессе.Либеральные конституции требуют и других основных правил. Права слова и собраний, независимость институтов, таких как суды, СМИ и гражданский сектор, а также защита конституции независимым контрольным органом, таким как конституционный суд, должны быть защищены даже от демократического большинства. Против этих либеральных ограничений новые автократы-законники утверждают, что их нельзя ограничивать, потому что они говорят от имени народа. Они призывают к законной и народной власти как способ оправдать повседневные политические решения.Они отвергают либерализм.

IV. Что нужно сделать?

Это эссе показало, что новое поколение автократов научилось управлять, апеллируя к легитимности выборов, используя инструменты закона для консолидации власти в немногих руках. Новые автократы могут побеждать и побеждают на выборах — часто повторяющиеся выборы — но после своей первой победы они остаются у власти, ослабляя структуры поддержки оппозиции, такие как партии и НПО, монополизируя вещательные СМИ для ограничения публичных дебатов, преследуя критиков и возиться с правилами выборов.Они переписывают конституции, чтобы то, что когда-то было неконституционным, стало конституционным. Они в первую очередь не вызывают танки и не объявляют чрезвычайное положение; они не входят в офис с фалангой солдат. Вместо этого они приходят к власти с фалангой юристов. Новые автократы похожи на демократов, играющих в хардбол, а не на диктаторов, играющих в софтбол.

Переход от жесткого демократа к автократу-законнику достигается путем подрыва закрепленных в конституции проверок исполнительной власти, часто (как мы видели) путем изменения конституции, чтобы то, что когда-то было неконституционным, больше не существует.Консолидируя власть под видом законности (часто конституционной законности), автократы готовят почву для того, чтобы вырваться из ловушки демократического притворства, когда общественное мнение поворачивается против них. Как только общественность теряет шанс сменить своих лидеров, когда романтика утихает, автократия завершается. Но уже слишком поздно использовать конституционные призывы для борьбы с автократией, потому что конституция превратилась в пустую оболочку.

К настоящему времени должно быть ясно, что многие изменения, которые приводят к де-либерализации конституционных систем, носят сугубо технический характер и поэтому трудны для понимания рядовым гражданином.Сколько людей в обществе осознают важность различий в сложных правилах, касающихся назначения судей, или видят последствия юрисдикционных изменений для предыдущих правил работы суда? Сколько людей действительно понимают, что изменение правил парламентской процедуры или изменение структурного состава независимых комиссий или возня с тайными процессами определения границ избирательных округов имеют решающее значение для сохранения либерального конституционализма? Большинство людей видят только то, что существует конституция, провозглашенная от имени «мы, народ».«Они видят, что те же институты, которые они знали раньше, все еще существуют — конституционный суд, парламент, центральный банк, избирательная комиссия. Что могло пойти так плохо, когда все выглядит одинаково?

Выводы двадцатого века готовят людей к разного рода угрозам либерализму: повсеместным идеологическим призывам, оправдывающим разрушение институтов, объявлению чрезвычайного положения, массовым нарушениям прав человека и танкам на улицах.Напротив, новые автократы приходят к власти не пулями, а законами. Они атакуют институты либерального конституционализма, внося поправки в конституцию. Они тщательно оберегают оболочку прежнего либерального государства — те же институты, те же церемонии, общий вид защиты прав — но в то же время они вычищают его моральное ядро. Конституционные институты выживают в тех же зданиях, но их либеральные души убиты. Сколько людей действительно может это увидеть, пока они сами не потребуют конституционной защиты и не окажутся беззащитными? К тому времени уже слишком поздно.

С ростом автократического легализма мы становимся свидетелями новых политических технологий, разработанных для достижения целей автократии без обычных явных признаков. Автократы могут добиться этого, потому что демократическая общественность в этих местах была обучена искать ложные признаки опасности. По мере того как новые автократы становятся все более и более умными, применяя закон, чтобы убить либерализм, конституционалисты должны обучать себя и демократическую общественность либеральному конституционализму.

Во-первых, те из нас, кто работает в сфере конституционного права, должны взглянуть в лицо новому автократию, чтобы в деталях проследить, как оно работает.Нам нужно научиться распознавать новые признаки опасности, а это означает, что нам нужно лучше документировать случаи возникновения проблем и извлекать уроки из них.

Затем нам нужно обучать других. Гражданское образование должно научить людей распознавать новые признаки опасности. При каких обстоятельствах безопасно доверять назначение судей политическому процессу? Когда президентская власть — признак опасности? Как, , можно обуздать дискреционное использование государственной власти для запугивания экономики? Почему вызывает тревогу призыв к разработке новой конституции? Людям за пределами образованной элиты необходимо знать, почему эти вопросы важны, и им нужно научиться думать, отвечая на них.

Закон слишком важен, чтобы оставлять его только юристам. Граждане, обученные противостоять автократам-законникам, должны сами обучаться инструментам закона. Либеральный и демократический конституционализм не может оставаться идеалом элиты, не имеющим резонанса в обществе; это оставляет эту публику созревшей для автократических легалистов, чтобы сметать их в последних оставшихся проявлениях демократической власти, которыми может обладать публика. В те дни, когда диктаторы приходили к власти с помощью военной силы, на курсах гражданской обороны люди учились сопротивляться с оружием в руках.В те дни, когда к власти приходят диктаторы с правовой реформой в качестве основного инструмента, гражданская оборона требует, чтобы граждане были наделены правом. Граждане должны быть подготовлены как конституционалисты, чтобы понимать суть конституционализма, распознавать угрозы самодостаточной демократии и заботиться о защите либеральных ценностей.

Либеральный и демократический конституционализм стоит защищать, но сначала мы должны перестать считать само собой разумеющимся, что конституции могут защитить себя.

Пенсия Владимира Путина: очередная «особая схема»

Как изменить режим силача, не нарушая установленный порядок?

Наше первое наблюдение — не нейтральное — заключается в том, что путь к президентской смене в 2024 году наконец открыт, и Путин, похоже, пока держит все карты в руках.Сюрприз не в уходе Медведева; об этом говорят уже десять лет. Что удивительно, так это то, как был произведен стартовый выстрел. Во-первых, время застало весь мир врасплох. Но, прежде всего, президент, не теряя времени, перешел прямо к сути вопроса, сохранив при этом контроль над повесткой дня — большое преимущество в политике! Более того, первый выстрел был произведен без какой-либо рыночной паники — еще один фактор успеха любой правящей власти.

Наше второе наблюдение: консультации с общественностью в России не проводились с 1993 года.Зачем начинать политический переход, полагаясь на конституционные изменения и потенциальный референдум в то время, когда после Брексита демократии все более настороженно относятся к таким подходам?

Чтобы понять этот выбор, вы должны иметь в виду не только текущий политический контекст России, но также, в более долгосрочной перспективе, общественный договор между российским народом и властью и, наконец, гибридную природу режима, описываемого как «полуавтоматический». -авторитарный »или как« нелиберальная демократия »- т.е.система, которая включает черты как автократии, так и демократии. Такие системы, которых в мире становится все больше и больше, не следует путать с авторитарными системами, лишенными всякой политической легитимности: вопрос о социальном контракте между правящим сильным лицом и населением остается важным, особенно в наш век социальных сетей, который могут очень быстро возбудить политическую чувствительность, независимо от режима…

Однако такие гибридные политические системы также нестабильны по своей природе именно потому, что они полагаются на личность сильного человека, находящегося у власти.И они становятся особенно нестабильными в периоды преемственности. Что на самом деле могло быть основной целью этой реформы: зная, что он, как ни крути, находится в упадке, и все еще явно преследует вопрос о российской власти, Путин, несомненно, хочет стабилизировать режим и его влияние. учреждения, поэтому они не зависят от него лично.

Выбор времени для переезда

Однако контекст также имеет значение. Опросы, проведенные Левада-Центром (одним из старейших, самых серьезных и наиболее независимых социологических исследовательских институтов России), показывают, что рейтинг популярности президента в октябре поднялся до 70% после падения до минимума в 64% в марте (по сравнению с 88%). в 2014).Его популярность, хотя, по общему признанию, все еще высока, за последние пару лет несколько ослабили демонстрации, которые распространились на его собственную базу, вызванные пенсионной реформой (ну, ну…).
В дополнение к растущим уличным протестам, также растет усталость от Путина, находящегося у власти с 1999 года. Вдобавок к этому есть неприятие правительства, которое считается ответственным за стагнацию роста и обнищание среднего класса (после очень резкий рост благосостояния в период с 2000 по 2007 год).Рейтинги доверия составляют 65% для губернаторов регионов, 44% для правительства, 40% для Думы … и 39% для Дмитрия Медведева.

o Путину пора было принять некоторые решения, особенно в связи с приближающимися выборами в Госдуму осенью 2021 года. Другими словами, ему пора было разыграть «гамбит Медведева», сохраняя при этом общественный договор, с которым он тщательно выковывал российское население странным образом продлевает легитимность, которая одновременно является «советской и царской», движимая желанием предотвратить переход, который был бы слишком болезненным для народа (период большой незащищенности).

Краткая история популярности Путина

Какие отношения у Путина сейчас с российским народом? Восемь процентов россиян говорят, что им восхищаются, 24% говорят, что испытывают к нему некоторую близость (по сравнению с 41% в 2008 году — здесь мы видим последствия резкого падения темпов роста в 2009 году…), а 30% говорят, что не думают о нем зла. его. Еще 15% считают, что их отношение к нему нейтральное. Итак, Путина любят, но не обожают — как, кажется, думают некоторые его западные поклонники.Но популярность эта прочная, и, по данным тех же источников, только 10% россиян «решительно» выступают против его действий. После более чем 20-летнего пребывания у власти это действительно не так уж и много.

На чем основана эта популярность? Сегодня это гарантия стабильности. Однако до 2009 года он был основан на росте ВВП на душу населения. Таким образом, с 2013 года легитимность президента сместилась до такой степени, что теперь он сам стал обещанием безопасности и территориальной целостности для большинства россиян.Другими словами, Путин пользуется своего рода легитимностью, с которой социологи хорошо знакомы: королевской формой (при которой личность монарха олицетворяет страну). Но для этого также требуются тесные отношения с людьми, а часто и выборные отношения (на ум приходит наполеон III во Франции).

Наконец, эта легитимность столкнулась с российскими предпочтениями в отношении основных прав: в других исследованиях, проведенных Левада-Центром, вопросы личной безопасности, медицинской защиты и доступа к образованию ставятся намного выше свободы слова или доступа к информации.

И последний кусочек контекста: Владимир Путин также пытается ответить на недовольство, объявив крупную программу поддержки наиболее обездоленных семей с детьми. И он одним выстрелом убивает двух зайцев: эти меры также направлены на продление программы поддержки фертильности. Замедление потенциального роста в России (в настоящее время около 1–1,5%) действительно частично связано с демографией. Между тем, цель увеличения инвестиций до 25% ВВП к 2024 году, чтобы увести рост от чрезмерной зависимости от потребления, также нацелена на устойчивость долгосрочного роста.Это неплохая новость для инвесторов.

Каковы возможные сценарии энергоснабжения?

Первое, на что следует обратить внимание, это то, что Путин солгал очень многих аналитиков, ожидавших, что смена Медведева на посту премьер-министра станет преемником Путина. Не так: на данный момент у Михаила Мишустина нулевое политическое влияние. (При этом Путин тоже был неизвестен…).

Второе, на что следует обратить внимание, это то, что если Путин случайно ищет настоящего преемника — i.е. человек, способный олицетворять такую ​​же легитимность — происходящий сейчас процесс дает ему время.

C В настоящее время наиболее вероятным сценарием, однако, является двухсторонняя или даже треугольная структура управления , когда Путин продолжит возглавлять Государственный совет, который будет играть более заметную роль в социальных и геополитических вопросах, оставив президентство или даже Дума, чтобы следить за повседневными делами. Кроме того, ни один человек, не проживавший в России последние 25 лет, не будет иметь право баллотироваться на пост президента, что исключает возможность внешнего оппонента.

Остерегайтесь плебисцита!

В заключение, российская власть, похоже, привержена этой гибридной форме «нелиберальной демократии», исключающей любую возможность эволюции режима в сторону «пожизненного президента» в китайском стиле. Более того, Путин недвусмысленно заявил о своем желании сохранить власть (без сомнения, поддерживаемую губернаторами регионов и партией «Единая Россия»), хотя, вероятно, не управлять напрямую. Это еще предстоит выяснить.Наконец, отношения между правительством и парламентом находятся в процессе восстановления баланса.

Конечно, остается много неопределенности. С одной стороны, социальная поддержка не будет иметь большого значения в долгосрочной перспективе, если рост будет слабым, разжигающим политическое недовольство. С другой стороны, проведение всенародного опроса никогда не бывает простым делом, даже в стране, классифицируемой как «полуавторитарная». Такое мероприятие сопряжено с определенным риском, особенно если оно превратится в плебисцит, в котором на карту поставлены не только результат, но и явка избирателей и даже соблюдение воли народа.Поэтому не исключено, что этот референдум может состояться очень скоро, или даже могут быть досрочные выборы.

Наконец, в неспокойном геополитическом контексте российский режим, скорее всего, продолжит уделять приоритетное внимание безопасности страны. И в конечном итоге это само по себе способствует ужесточению бразды правления в руках Владимира Путина.

Таня Соллогуб — [email protected]

Ленин и Царская Дума • Международный социализм

Обзор Августа Нимца, Избирательной стратегии Ленина от Маркса и Энгельса до революции 1905 года: Голосование, улицы — или и того, и другого, и Избирательной стратегии Ленина с 1907 года до Октябрьской революции 1917 года: Голосование, улицы — или и то и другое (Palgrave Macmillan, 2014), оба по 69 фунтов стерлингов.

Двухтомник Августа Нимца об избирательной стратегии Ленина дает впечатляюще подробный отчет о работе большевиков в российском парламенте, Думе, в дореволюционный период. Тем самым он проливает свет на увлекательную, но часто упускаемую из виду область истории русской революции.

Создание Думы было завоеванием революции 1905 года, потрясшей абсолютистское государство. Хотя восстание не смогло свергнуть монархию и преобразовать полуфеодальные социальные отношения в русской жизни, оно заставило царя Николая II провести ограниченные конституционные реформы, такие как законодательное собрание.

Но с самого начала эта Государственная Дума была глубоко недемократическим учреждением. Вместо того, чтобы избираться на основе одного человека и одного голоса, представители парламента избирались от каждого социального класса: помещиков, богатых горожан, рабочих и крестьян. Распределение делегатов было в значительной степени ориентировано на богатых. Депутат должен был быть на каждые 2 000 помещиков, но только на 30 000 крестьян или 90 000 рабочих. Более того, Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП) Ленина все еще оставалась нелегальной организацией, которую царское государство постоянно подавляло.

Столкнувшись с этой чудовищной карикатурой на демократию, Ленин столкнулся с трудной борьбой, пытаясь склонить российских радикалов к участию в выборах. По понятным причинам цинизм был распространен не только среди групп вроде социалистов-революционеров, считавших, что борьба с царизмом должна вестись террористическими методами, но и среди товарищей Ленина по РСДРП.

Но, несмотря на фальсификацию выборов, Ленин видел, что участие в них откроет реальные возможности его социал-демократам; действительно, отчасти из-за того, что они были такими недемократическими.Поскольку депутаты избирались от каждого социального класса, депутатов рабочих приходилось избирать на собраниях на всех крупных заводах в крупной промышленной зоне. У РСДРП будет возможность изложить свою предвыборную программу перед массовыми собраниями рабочих на каждом из основных рабочих мест и избрать своих кандидатов поднятием рук, о такой возможности марксистские партии в Западной Европе могли только мечтать. Как только социалисты будут избраны в Думу, это станет жизненно важной платформой для марксистских идей в обществе, в котором политическим дискуссиям препятствуют полицейское наблюдение, насилие со стороны государства и угроза депортации в Сибирь.

Ленину сначала не удалось убедить большевистскую секцию РСДРП выдвинуть кандидатов. Но вскоре у него появилась возможность снова выдвинуть свой аргумент и убедить товарищей. Первая Дума была списана в 1906 году, всего через несколько месяцев. Царь, стремясь нанести удар по буржуазно-либеральной кадетской партии, получившей более трети мест, распустил собрание и призвал к новым выборам с еще более недемократическими правилами.

Нимц объясняет, что для Ленина этот резкий и самодержавный конец первого выборного собрания в России был ключевым «обучающим моментом», который осветил фундаментальные аспекты царского общества: те, которые он постоянно призывал большевистских депутатов парламента повторять снова и снова, пока фракция Думы РСДРП была окончательно объявлена ​​вне закона за агитацию против Первой мировой войны в 1915 году.

Основная партия класса капиталистов, кадеты, ничего не сделала для защиты первой Думы, кроме громких речей в ее зале. Ленин считал, что это высветило два важных урока. Во-первых, он продемонстрировал опасность «парламентского кретинизма» — термин, который Ленин позаимствовал у Карла Маркса, чтобы описать веру в то, что парламенты каким-то образом получают свою власть благодаря своему правовому или конституционному статусу, а не потому, что они осуществляют контроль над реальными социальными силами, такими как государство. .Во-вторых, это резко подчеркнуло тезис Ленина о том, что российский капиталистический класс неспособен возглавить буржуазные революции, которые их английские и французские коллеги совершили в 17 и 18 веках, чтобы разрушить феодализм и сокрушить власть старых аристократических правящих классов. Либеральные капиталисты и их политическая рука, кадеты, просто слишком боялись возможности восстаний рабочего класса, чтобы возглавить конфронтационное движение против царя и великой помещичьей знати, несмотря на огромное препятствие, которое они представляли для политического и экономического развития России. .Таким образом, вместо того, чтобы буржуазия играла роль революционного класса, Ленин предполагал, что рабочий класс должен взять дело в свои руки, заключив союз с крестьянами для свержения царизма.

Избирательная стратегия Ленина дает захватывающее представление о том, как Ленин работал с депутатами РСДРП в Думе в рамках стратегии построения политического союза с крестьянами. Парламентские группы крестьянских партий, трудовики и социалисты-революционеры, были среди немногих национальных организаций, которые представляли этот обширный и разрозненный класс, составлявший основную часть населения России.Прямой контакт, который рабочая партия могла иметь с таким крестьянством, был обязательно ограничен, поэтому Ленин был настроен использовать дебаты в Думе, чтобы разоблачить нежелание либералов противостоять аристократии. Таким образом он надеялся убедить крестьянство в том, что только революционный союз с рабочим классом может дать им контроль над землей.

Основываясь на своем более раннем исследовании карьеры Маркса и Энгельса как политических деятелей, Маркс и Энгельс: их вклад в демократический прорыв (SUNY, 2000), Нимц показывает, что вся оценка Лениным консерватизма российского капиталистического класса и вытекающих из этого Необходимость союза рабочих и крестьян для отмены феодализма прочно укоренилась в трудах двух крестных отцов марксизма.В самом деле, Ленин серьезно отнесся к одному из резюме Маркса и Энгельса уроков немецкой революции 1848 года, в которой они участвовали. В послании Центрального комитета Коммунистической лиге от 1850 года пара описала неспособность немецкого капиталистического класса свергнуть архаичное лоскутное одеяло мелких королевств в Германии и создать современное буржуазное национальное государство. Напуганные движением рабочих, крестьян и других народных элементов на улицах, аристократия соблазнила их идеей, что они могут сотрудничать со старым порядком для установления конституционных монархий.

Но короли и князья просто тянули время. Они демобилизовали борьбу за создание немецкого парламента, состоящего в основном из профессоров и интеллектуалов, который затем направил свою энергию на «парламентский кретинизм» обсуждения тонкостей новой писаной конституции, а также на источник своей власти, народный движение, исчезли. Как только это стало безопасным, король Пруссии отказался признать власть парламента, и он рассыпался на части.Для Маркса и Энгельса урок был ясен: руководить революцией должен рабочий класс, а не либеральные капиталисты. А для этого рабочим нужно было организовать независимую партию, которая могла бы завоевать гегемонию над другими угнетенными слоями общества.

Для Ленина сходство с Россией было поразительным. Дума вышла из массовых потрясений 1905 года, но, несмотря на то, что эта борьба пошла на убыль, либералы по-прежнему считали, что они могут осуществить политическую модернизацию с помощью парламентских маневров, тем самым избежав возможности восстания снизу.Но, несмотря на иллюзии кадетов в святости и авторитете парламента, старый режим становился все более непримиримым к любым значимым политическим и экономическим изменениям: факт, зарегистрированный последовательно все более недемократически тяжелым весом, придаваемым помещикам на каждом из четырех выборов в Думу. между 1905 и 1917 годами.

Но это не только критика парламентских иллюзий и бесхарактерности либеральной буржуазии, которую Ленин почерпнул из Маркса. Ленин также обращался к трудам Маркса и Энгельса, чтобы помочь ему разработать анализ реформизма марксистских партий в Западной Европе, таких как Социалистическая партия Германии (СДПГ).Еще до своего разрыва с ними из-за их поддержки своих правящих классов в начале Первой мировой войны Ленин определил тип «парламентского кретинизма», поразивший некоторые из этих партий, что привело их к тому, что политическим маневрам в парламенте было отдано предпочтение перед политическими маневрами в парламенте. использование парламента как платформы для коммунистической агитации и пропаганды. Нимц приводит некоторые интересные свидетельства того, что эта оценка была в конечном итоге основана на выводах, которые Ленин почерпнул из собственной критики Маркса и Энгельса некоторых симптомов реформизма, уже проявленных СДПГ в конце 19 века.

Эта попытка прочно укоренить раннюю критику реформизма Лениным у Маркса и Энгельса интересна тем, что противоречит выводам Ларса Ли, выдающегося биографа Ленина. Лих попытался изобразить Ленина как обычного последователя Карла Каутского, интеллектуального главы СДПГ. Он утверждает, что Ленин просто хотел адаптировать организацию и стратегию немецкой партии к российским условиям, и у него не было критики реформизма СДПГ до того, как они поддержали войну кайзера в 1914 году.Нимц дает несколько полезных ключей к разгадке того, что Ленин был далек от некритического ученика Каутского, а скорее двигался к пониманию — на основе его прочтения Маркса и Энгельса — что подчинение социалистических партий в Западной Европе их парламентским группам порождает реформизм. .

Книга

Нимца также демонстрирует большую приверженность Ленина демократии, несмотря на распространенные клеветы правого крыла в его адрес как элитарном или деспоте. Мало того, что большевики обеими руками ухватились за возможность участвовать в выборах, несмотря на полную гнилость Думы, они также пошли на огромные и опасные меры, чтобы обеспечить подотчетность своих депутатов перед основой партии.В стране, где политические собрания сильно подавлялись, такой уровень приверженности партийной демократии мог означать тюремное заключение или ссылку.

Это подробное и удобочитаемое изложение работы Ленина о выборах и природе парламентов. В нем подчеркивается, что Ленин четко понимал, как должны вести себя революционные парламентарии: использовать свое положение для разоблачения конституционных иллюзий и усиления голоса рабочих в борьбе. Его попытка последовательно показать Ленина, возвращающегося к творчеству Маркса и Энгельса, является полезным противовесом описаниям его как сознательного подражателя центристу Каутскому.Однако большая часть книги ограничивается действиями внутри самой палаты Думы. Тем, кто хочет получить убедительный отчет из первых рук о том, как большевистские депутаты участвовали и связали себя в борьбе рабочего класса, должны прочитать классические мемуары Алексея Бадаева « Большевики в царской Думе ».

Ричард Доннелли — аспирант Центра исследований современной европейской философии в Лондоне.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *