История создания романа «Идиот» Достоевского, интересные факты

Роман «Идиот» является выдающимся произведением великого русского писателя Ф. М. Достоевского.

В этой статье представлена история создания романа «Идиот» Достоевского в цитатах из писем самого писателя.

Смотрите: Все материалы по роману «Идиот»

История создания романа «Идиот» Достоевского 

Почему роман «Идиот» был написан за границей? 

Достоевский уезжает из Петербурга, чтобы спокойно работать и зарабатывать деньги вдали от кредиторов, требующих возврата долгов его покойного брата. В Петербурге все эти обстоятельства угрожают ему тюрьмой («долговой ямой»). В такой нервной обстановке Достоевский, конечно, не может создать ничего достойного и коммерчески успешного. Именно поэтому он вынужден покинуть Россию. Вот что пишет сам Достоевский об этом решении:

«Денег у меня теперь раньше нового года не будет, да и то если начну новую работу, за которой сижу. А как я кончу, когда они не дают мне покою; вот почему я и уехал (с женой) за границу… хочу здесь поправить здоровье и кончить работу. Денег я взял у Каткова вперед. Там охотно дали. Платят у них превосходно…» (Ф. М. Достоевский – А. П. Сусловой от 23 апреля (5 мая) 1867 г., из Дрездена)

Замысел романа «Идиот»

По словам Достоевского, он давно хотел написать роман о «вполне прекрасном человеке», но боялся этой непростой задачи, этой «трудной мысли». В конце концов он берется за эту несозревшую, «невыношенную мысль», надеясь, что в процессе работы она разовьется и обретет нужную форму. К этому Достоевского подталкивает нехватка денег. Писатель надеется, что такой неожиданный, оригинальный сюжет сделает его роман успешным, в том числе в финансовом плане:

«Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная и я к ней не приготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная и я люблю ее. 

 

Идея эта – изобразить вполне прекрасного человека.  Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно. Вы, конечно, вполне с этим согласитесь. Идея эта и прежде мелькала в некотором художественном образе, но ведь только в некотором, а надобен полный. 

Только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул как на рулетке: «Может быть, под пером разовьется!» Это непростительно.» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, 31 декабря 1867 г. (12 января 1868 г.) из Женевы)

 

История создания романа «Идиот» в цитатах Достоевского

В апреле 1867 г. Достоевский вместе с женой выезжает из России за границей. Перед отъездом из России писатель уже получил от «Русского вестника» аванс за новый роман. В течение весны и лета 1867 г. он посещает Берлин, Дрезден, Гамбург, Баден-Баден, где обдумывает новый роман. 

География создания романа

Достоевский пишет роман «Идиот», живя сначала в Швейцарии, а затем – в Италии.  

Первые наброски к роману появляются 14 сентября 1867 г. (по новому стилю) в Женеве. 

Работа над романом продолжается:

— в Женеве до конца мая 1868 г. (по новому стилю) 

— в Веве (Швейцария) до начала сентября 1868 г. (по новому стилю)

— в Милане до середины ноября 1868 г. (по новому стилю) 

Роман был закончен во Флоренции 29 января 1869 г. по новому стилю, то есть 17 января по старому стилю.

Рассмотрим подробнее этапы работы над романом, опираясь на цитаты Достоевского. Находясь в Швейцарии в Женеве в 1867 г., писатель оценивает первый этап работы так:

«Я, правда, рассчитывал тотчас же, выехав за границу, приняться немедленно за работу. Что ж оказалось? Ничего или почти ничего до сих пор не сделал и только теперь принимаюсь за работу серьезно и окончательно. Правда, насчет того, что ничего не сделал, я еще в сомнении: зато прочувствовалось и много кой-чего выдумалось; но написанного, но черного на белом еще немного, а ведь черное на белом и есть окончательное; за него только и платят.

.. 

Теперь я приехал в Женеву с идеями в голове. Роман есть, и, если бог поможет, выйдет вещь большая и, может быть, недурная. Люблю я ее ужасно и писать буду с наслаждением и тревогой. 

…успех может быть, то ведь при каком условии: при одном только, что всякое сочинение мое непременно будет настолько удачно, чтоб возбудить довольно сильное внимание в публике; иначе – все рушилось. Да разве это возможно, разве это может войти в арифметический расчет!..» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, август 1867, г.  Женева)  

В сентябре 1867 г. в письме С. Д. Яновскому Достоевский выражает тревогу о своему будущем романе. Он хочет, чтобы роман не получился плохим:  

«Я намерен на некоторое время еще остаться в Женеве. Я пишу роман и хотел бы если не окончить, то хотя бы довести его до определенной точки…  <…>  …меня очень тревожит будущее: мне надо написать что-нибудь, что не было бы плохо. ..» (Ф. М. Достоевский – С. Д. Яновскому, сентябрь 1867 г., Женева)

В тот же период в письме С. А. Ивановой Достоевский признается, что больше всего боится видеть свой роман посредственным. Он предпочел бы, чтобы романе получился или очень плохим, или очень хорошим:

«Хуже всего боюсь посредственности; по-моему, пусть лучше или очень хорошо или совсем худо. Посредственность же в тридцать печатных листов вещь непростительная… 

  

Я, впрочем, очень рад, что у меня есть теперь работа; не было бы ее, я бы умер со скуки…» (Ф. М. Достоевский – С. А. Ивановой, сентябрь (октябрь по нов. стилю) 1867 г., Женева)

В октябре 1867 г. Достоевский жалуется Майкову на то, что у него появились проблемы с памятью, которые осложняют ему работу над романом. Кроме того, он признается, что его творческие способности совершенно забиты болезнью. Тем не менее, Достоевский отмечает, что у него все еще есть неплохое воображение и нервы, чтобы работать писателем:  

«Про работу мою Вам не пишу ничего, да еще и нечего. Одно: надо сильно, очень сильно работать… <…>…Что с нами будет? – не понимаю! А меж тем роман единственное спасение. Сквернее всего, что это должен быть очень хороший роман. Не иначе; это sine qua non. А как он будет хорош при совершенно забитых болезнию способностях! Воображение-то у меня еще есть, и даже недурно: это я на днях, на романе же, испытал. Нервы тоже есть. Но памяти нет. Одним словом, бросаюсь в роман на ура! – весь с головой, всё разом на карту, что будет то будет! Ну довольно…» 

(А. Н. Майкову, октябрь 1867 г., Женева)

В ноябре 1867 г. Достоевский сообщает С. Д. Яновскому о том, что в настоящий момент он работает над первой частью романа. Достоевский жалуется на то, что ему непременно нужно написать этот роман хорошо, чтобы поправить свои финансовые дела. Однако этот груз ответственности мешает ему свободно творить:

«Почему я не работал? Работа не шла. Не знаю почему, но ничего не приходило мне в голову. В настоящий момент я работаю еще над первой частью, между тем как нужно, чтобы роман непременно появился в январском номере «Русского вестника».

Но он и появится. Вопрос, который я должен разрешить, для меня мучителен: если я напишу плохой роман, мое положение (финансовое) сразу же рухнет. Кто в этом случае станет давать мне деньги вперед?… <…> 

Таким образом, мне надо выполнить работу, которая ни в коем случае не должна быть плохой, – и это необходимо, чтобы не погибнуть. Таков первый вопрос. Как же, скажите мне, приступать к работе при такой требовательности к себе. Рука дрожит, разум мутится…» (Ф. М. Достоевский – С. Д. Яновскому, ноябрь 1867 г., Женева)

В декабре 1867 г. Достоевский пишет А. Н. Сниткиной о том, что через две недели он должен посылать часть нового романа в «Русский вестник», но у него еще ничего не переписано начисто. Жена Достоевского, Анна Григорьевна, помогает ему переписывать материал для отправки в редакцию. Достоевский переживает о том, что с рождением ребенка жена не сможет помогать ему переписывать роман, а сам он с трудом справится: 

«В последние месяцы много было работы и чем дальше, тем больше; работа же к сроку; через две недели, самое большее, надо будет посылать в «Русский вестник», а у меня еще ничего не переписано. Аня мне помогает как прежде.  

Вот уже проходит и седьмой месяц беременности у Ани, время приближается, а у меня чем дальше, тем больше усиливается работа, и так будет продолжаться месяцев пять. Скоро Аня, по положению своему, не в состоянии будет мне помогать, а между тем от моей работы зависит и будущность и настоящие наши средства… <…> один я вряд ли кончу работу, а в ней вся наша будущность…» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Сниткиной, декабрь 1867 г., Женева)

В начале декабря 1867 г. Достоевский прекращает работу над текущей версией «Идиота», которая его не устраивает. Около двух недель он обдумывает новый сюжет и 18 декабря начинает работу с нуля. 5 января 1868 г. (по новому стилю) Достоевский наконец посылает в Россию в редакцию «Русского вестника» первую готовую партию текста – первые пять глав из первой части романа. Следущие VI и VII главы первой части он посылает пять дней спустя. Этим завершается работа над первой частью «Идиота»:

«Ну-с: всё лето и всю осень я компоновал разные мысли (бывали иные презатейливые), но некоторая опытность давала мне всегда предчувствовать или фальшь, или трудность, или маловыжитость иной идеи.  

Наконец я остановился на одной и начал работать, написал много, но 4-го декабря иностранного стиля бросил всё к черту. Уверяю Вас, что роман мог бы быть посредствен; но опротивел он мне до невероятности именно тем, что посредствен, а не положительно хорош. Мне этого не надо было. Ну что же мне было делать? ведь 4-ое декабря! <…>  

Затем (так как вся моя будущность тут сидела) я стал мучиться выдумыванием нового романа. Старый не хотел продолжать ни за что. Не мог. Я думал от 4-го до 18-го декабря нового стиля включительно. Средним числом, я думаю, выходило планов по шести (не менее) ежедневно. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался – не понимаю. Наконец 18-го декабря я сел писать новый роман, 5-го января (нового стиля) я отослал в редакцию 5 глав первой части  (листов около 5) с удостоверением, что 10 января (нового стиля) вышлю остальные две главы первой части. Вчера, 11-го числа, я выслал эти 2 главы и таким образом отослал всю первую часть. ..» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, 31 декабря 1867 г. (12 января 1868 г.) из Женевы) 

«Посылаю в Редакцию для напечатания в «Русском вестнике» первую часть моего романа «Идиот». Весьма сожалею (и беспокоюсь), что не мог с этою почтой выслать всю первую часть, а только пять глав, шестая и седьмая главы будут высланы на днях… <…> Всё, что посылаю теперь, заключается в 64 полулистиках почтовой бумаги малого формата…» (Ф. М. Достоевский – журналу «Русский вестник» от 24 декабря 1867 г. (5 января 1868 г.) из Женевы)

В том же письме Майкову Достоевский признается, что его новый роман ему кажется неказистым и неэффектным, но в целом он надеется, что роман получится неплохой: 

«Теперь об романе… вещь не очень-то казистая и отнюдь не эффектная… <…>  

Первая часть, по-моему, слаба. Но мне кажется, еще есть одно спасение: то, что еще ничего не скомпрометировано и может быть развито в дальнейших частях удовлетворительно (о, если бы!). Первая часть есть, в сущности, одно только введение. <…> 

…кто знает, может быть, в целом-то выйдет и совсем недурной роман.» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, 31 декабря 1867 г. (12 января 1868 г) из Женевы)

Продолжая работать над романом, Достоевский жалуется В. М. Ивановой на то, что его роман, вероятно, получится неудачным, из-за чего он находится в плохом настроении:

«Этот роман мучает меня из ряду вон, как никакой прежний: на нем сосредоточено слишком много надежд моих. Если удастся – будут деньги и можно будет воротиться скорее, не удастся – полное бедствие. У меня убеждение, что не удастся, и я нахожусь в самом тяжелом расположении духа…» (Ф. М. Достоевский – В. М. Ивановой от 24 февраля (7 марта) 1868 г. из Женевы)

В апрельской номере «Русского вестника» за 1868 г. выходит начало второй части романа. 

В мае 1868 г. в семье Достоевского происходит трагическое событие: новорожденная дочь Соня, его первый ребенок, умирает спустя 3 месяца после рождения. Супруги Достоевские тяжело переносят эту потерю. 

Из-за смерти дочери Федор Михайлович на две недели прекращает работу над «Идиотом». Однако он не может себе позволить долго не работать из-за обязательств перед журналом «Русский вестник»: писатель должен в срок отсылать материалы в редакцию. После двух недель паузы убитый горем Достоевский все-таки берется за работу и дальше уже пишет роман без остановки. Таким образом, роман «Идиот» по-своему помогает ему пережить смерть дочери и вернуться к жизни:

«Соня моя умерла, три дня тому назад похоронили. Я за два часа до смерти не знал, что она умрет. Доктор за три часа до смерти сказал, что ей лучше и что будет жить. Болела она всего неделю; умерла воспалением в легких. <…>

Я работать последние две недели, с самого открытия болезни Сони, не мог. Опять написал извинение Каткову, и в «Русском вестнике», в майском номере, опять явится только три главы. Но я надеюсь, что теперь день и ночь буду работать, не отрываясь, и с июньского номера роман будет выходить, по крайней мере, прилично. » (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, 18 (30) мая 1868, из Женевы)

Действительно, как и обещал Достоевский, публикация новых глав романа идет боле менее стабильно. 

В октябре 1868 г., находясь в Милане, Достоевский сообщает Майкову, что его идея «Идиота» почти лопнула и что роман произведет мало эффекта на публику: 

«И вот идея «Идиота» почти лопнула. Если даже и есть или будет какое-нибудь достоинство, то эффекта мало, а эффект необходим для 2-го издания, на которое я еще несколько месяцев назад слепо рассчитывал и которое могло дать некоторые деньги…» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, октябрь 1868 г, из Милана)

Находясь во Флоренции, Достоевский завершает работу над «Идиотом». Он сообщает Майкову, что у его романа будет неожиданная, удачная, эффектная концовка, которая должна решить успех всего произведения:    

«Если есть читатели «Идиота», то они, может быть, будут несколько изумлены неожиданностию окончания; но, поразмыслив, конечно согласятся, что так и следовало кончить. Вообще окончание это из удачных, то есть собственно как окончание; я не говорю про достоинство собственно романа; но когда кончу, кой-что напишу Вам как другу, что я думаю сам о нем… <…> Окончание «Идиота» будет эффектно (не знаю, хорошо ли?)… Я понятия не имею об успехе или неуспехе романа. Впрочем, всё решит конец романа…» (Ф. М. Достоевский – А. Н. Майкову, декабрь 1868 г, из Флоренции)

В результате работа над «Идиотом» растягивается почти на полтора года и завершается в январе 1869 г.:

«Теперь кончил мою годичную работу и поневоле должен что-нибудь предпринять новое и на что-нибудь решиться; работа же отвлекала меня всего…» (Ф. М. Достоевский – Э. Ф. Достоевской, от 23 января (4 февраля) 1869, из Флоренции) 

«Теперь он кончен наконец! Последние главы я писал день и ночь, с тоской и беспокойством ужаснейшим. <…> Последовали два припадка, и я все-таки на десять дней опоздал против назначенного последнего срока: должно быть, только сегодня, 25-го генваря, пришли в редакцию последние две главы романа. » (Ф. М. Достоевский – С. А. Ивановой, 25 января (6 февраля) 1869 г., из Флоренции)

В том же письме С. А. Ивановой писатель признается, что в романе «Идиот» он не выразил и десятой части того, что хотел сказать. Он считает романе не эффектным для публики, а значит, публикация романа отдельной книгой (2-ое издание) не принесет ему особых денег:

«…романом я не доволен; он не выразил и 10-й доли того, что я хотел выразить, хотя все-таки я от него не отрицаюсь и люблю мою неудавшуюся мысль до сих пор. Но во всяком случае дело в том, что он для публики не эффектен, и следственно, 2-е издание если и состоится, то принесет так немного, что ничего на эту сумму не выдумаешь. Кстати, о романе я не знаю, здесь сидя, никакого мнения читающей публики в России…» (Ф. М. Достоевский – С. А. Ивановой от 25 января (6 февраля) 1869 г,. из Флоренции)

Такова история создания романа «Идиот» Достоевского в цитатах самого писателя, интересные факты о замысле и работе над произведением.

Смотрите: Все материалы по роману «Идиот»

сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру

Основная идея романа Федора Михайловича Достоевского «Идиот» — изобразить положительного героя. Это задача не из легких. Прекрасное – идеал, а он еще не найден и не установлен, так что изобразить его в полной мере не представляется возможным.

Задумка романа и большая его часть была исполнена в Женеве в 1867 году, завершение же это произведение получило уже два года спустя, когда писатель находился во Флоренции.

Как в дальнейшем говорила жена Достоевского, одним из сложных этапов создания стало определение плана, а уж само написание прошло легко и быстро. Планов было множество, не единицы, а целые десятки. В них уже задавалась фабула, герои, даже зачастую были представлены и отдельные сцены.

Если обратиться к черновым наброскам писателя, то можно увидеть колоссальную работу: автор менял и усложнял замысел, переосмысливал актуальные проблемы современности, свой жизненный опыт, газетную хронику того времени.

Если посмотреть на все творчество Достоевского глобально, то можно заметить, что мотивы будущего романа проходят и в ранних его произведениях. Поруганная красота, так ярко описанная в романе «Идиот», уже нашла отражение в образе главной героини Катерины в повести «Хозяйка». Здесь же мы находим фантазера Ордынова, который притягивает читателя своим нравственным богатством и чистотой помыслов, способностью сопереживать чужой боли. И таких героев у Достоевского еще множество: Мечтатель («Белые ночи»), полковник Ростанев («Село Степанчиково и его обитатели»), Иван Петрович («Униженные и оскорбленные»). Все они предвосхищают образ героя, который наделен этими качествами в высшей степени их проявления, — князя Мышкина.

Изначально автор несколько иначе представлял себе характер главного героя. Да и сюжетная линия виделась по-другому: в основе должна была лежать история двух семей из Петербурга. Достоевский хотел показать, как рушится жизнь этих людей вместе с крахом социального строя страны. Это обрушение Федор Михайлович намеревался показать непосредственно изнутри.

Достоевский хоть и писал роман за границей, но всегда был в курсе того, что происходит на родине. Важные нюансы для своего романа он находил в российских СМИ. Конкретным фактом, в котором писатель увидел отправную точку написания, стало дело Ольги Умецкой, получившей обвинение в поджогах, и ее родителей, злоупотребляющих своими родительскими полномочиями. История подростка, который в ответ на произвол самых близких людей, пошел на преступление, настолько взволновала писателя, что его творческое воображение обрело полет. В поступке несчастной девчонки Достоевский увидел вызов всему обществу 19 века, тому семейному укладу, который царил в то время, тому хаосу и подмене ценностей.

Федор Михайлович, конечно, включил это дело в свой роман не в полном объеме, хотя одна из его героинь даже носит имя Ольги Умецкой. Пусть и сильно видоизмененные, но события тех лет и этот конкретный случай просматриваются в разных сценах семейных скандалов и конфликтов Иволгиных.

Понравилось сочинение? А вот еще:

Образ князя Мышкина в романе Достоевского «Идиот»

Образ Настасьи Филипповны в романе Достоевского «Идиот»

Образ Рогожина в романе Достоевского «Идиот»

Смысл названия романа Достоевского «Идиот»

Идиот | Медвежья шкура Digital

Впервые опубликовано в 1868 году, Идиот , Федор Достоевский давно стал любимцем русской литературы.

Роман стремится разоблачить трагедию, которая происходит, когда действительно хороший и красивый человек сталкивается с грубостью и жестокостью реального мира. Его изображение персонажа сравнивают с другим великим литературным произведением, испанским классиком 17-го века, Дон Кихот .

Идиот получил свое название от главного героя, князя Льва Николаевича Мышкина [Мышкина], молодого человека, страдающего эпилепсией, которая в то время приравнивалась к простоте ума или идиотизму. Его состояние подчеркивает его доброту и простоту с открытым сердцем, и большая часть напряжения романов создается его взаимодействием с персонажами, которые ошибочно предполагают, что ему не хватает ума и проницательности.

Описание Достоевским борьбы одного человека с конфликтами, желаниями, страстями и эгоизмом мирского общества, согласно философу А. К. Грейлингу, таково:

..одна из самых резких, убедительных и замечательных книг, когда-либо написанных; и, без сомнения, один из величайших.

Итак, что происходит, когда идеальный человек появляется в реальном мире?

Мир, в который попадает князь Мышкин, наполнен моральным разложением и разложением. Когда деньги становятся главным объектом важности, ценность человеческого достоинства и источник человеческой любви переопределяются по отношению к ним. Красивые, умные женщины, такие как Настасья Филипповна, объективируются, обесчещаются и, следовательно, уничтожаются людьми, которые якобы любят и желают их.

Этот мир романа также полон пьяниц и мошенников, даже убийц, и высшего общества, полного поверхностных ничтожеств, окруженных корыстными подчиненными, стремящимися к высокому положению.

В отличие от этого мира, Князь Мышкин выделяется простым добром.

Среди этого мира Достоевский изображает Мышкина как почти христоподобного персонажа, воплощенного в его безмерном сострадании и любви к другим. Роман содержит серию встреч Мышкина с другими персонажами, многие из которых совершили против него проступки. Его попытки помочь им даже после их пренебрежения подчеркивают его бескорыстное сострадание.

Роман трагическая сатира. Досотоевский использовал роман для обсуждения и критики русского христианства. В ней князь Мышкин описывает религию как безмерно сильное чувство, подобное радости, той радости, которую испытывает Бог к своему творению. Для него истинная религия больше похожа на чувство  , чем на набор правил, которым нужно следовать.

Это его идиотское чувство приводит его только к страданию. Хотя он пытается помочь окружающим, он терпит неудачу, и эта неудача, наконец, доводит его до безумия. Трагедия романа в том, что, казалось бы, его влияние на этот мир в конечном счете равно нулю.

Мышкин не приносит добра? Его собственная доброта перевернута и ею манипулируют, что ведет к разрушению как его самого, так и его идеала?

Вовсе нет.

Роман остается классикой благодаря воплощению истинной религии, сострадания и стремления к справедливой несправедливости. Это остается своевременным предупреждением против пороков богатства и привилегий и ложной морали. И помимо себя оно указывает на истинного человека, на того, кто страдал, чтобы мы могли увидеть исправление неравенства и уважение истинной человечности.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Детское сочувствие в «Идиоте» Достоевского » Транспозиции

«Ну, это… о чем в романах читали! Князь, голубчик, это все старомодная чепуха, нынче мир поумнел». [1] Так заявляет Настасья Филипповна о предложении руки и сердца князя Мышкина в романе Достоевского « Идиот ». Замечание Настасьи одновременно и саркастично, и отчаянно, поскольку она осознает свою запутанную ситуацию, но надеется, что рыцарство старых сказок — или даже спасение христианского писания — все еще возможно благодаря удивительному состраданию одного человека. Достоевский понимал, что такие рассказы отсылают к чему-то сверх себя и обещают порядок в хаосе земной жизни. Мышкин, однако, тщетно и неоднократно пытается искупить реальность в соответствии со своей собственной архетипической предысторией, показывая, что, хотя истории могут давать мудрость или утешение в своих «фиксированных и неизменных» событиях и персонажах, это не делает их подходящими для понимания или влияния на реальность в реальности. его сложный динамизм. [2] Мышкин, который якобы «приближается к экстремистскому воплощению христианского идеала любви», предлагает идеалистическое спасение, которое он на самом деле не может обеспечить, в конечном итоге терпя неудачу как образ Христа не потому, что ему не хватает всеобщей любви и почти божественной добродетели, а потому, что он это делает. не развивать также необходимую человеческую зрелость и особенность воплощенного Спасителя. [3]

I. «Все время дети»: архетип простоты

По возвращении в Россию эпилептик князь Мышкин рассказывает о годах своего выздоровления в Швейцарии. Эти главы читаются как притча, объясняющая потенциальное пришествие Мышкина в образе Христа. Отголоски Нового Завета сразу же проявляются в любви князя к ослам и детям: к ослам, потому что они «трудолюбивы, сильны, терпеливы, дешевы и долготерпеливы», и к детям, потому что он убежден, что «душа вылечили через контакт с детьми». [4] Эти параллели представляют основные способы, в которых читатели могут ожидать, что Мышкин будет подражать Иисусу: долготерпеливое сострадание и исцеляющая простота. Откровенно говоря, общение принца с детьми в этих главах напоминает заявление Иисуса, что «таким принадлежит Царство Небесное». [5] Известно, что Достоевский часто связывает детство со Христом и религиозным «золотым веком» и, как и князь, предполагает, что дети «превосходно понимают самые глубокие вопросы жизни». [6] Действительно, это райское чувство комфорта и ясности пронизывает пребывание Мышкина в Швейцарии, которое завершается общей гармонией, вызывающей воспоминания о небесном царстве.

Отношения Мышкина с Мари, презираемой крестьянкой, далее обозначают его жизнь в Швейцарии как искупительный аналог. Предлагая Мари поцелуй безусловного (и непрошеного) принятия, Мышкин демонстрирует милосердие к деревенским детям, которые подражают ему в заботе о презираемой женщине. Считается, что Мария соответствует Марии Магдалине, поскольку ее отпущение подразумеваемого сексуального греха может символически знаменовать собой начало самопровозглашенного Мышкиным служения «высшему идеалу любви и сострадания». [7] Марию также можно считать фигурой Марии, поскольку, как предмет первого акта милосердия Мышкина, можно, в некотором смысле, сказать, что она породила его возможное будущее как фигуру Христа. Ее последующее пение, таким образом, может представлять собой своего рода Magnificat, излияние радости, даже когда она считает себя «великой грешницей», восставшей из стыда, но причисленной к «смиренным и кротким». [8] Кроме того, целуя ее, Мышкин демонстрирует свою решимость спасти тех, кто осужден на «публичную опалу», во многом так же, как Иосиф избегал подвергать свою невесту незаслуженному позору. [9] Даже смерть Мари обретает образ Марии, когда дети украшают ее могилу розами. [10] Таким образом, оказывается, что она включает в себя архетип как искупленной грешницы, так и возвышенной Девы, образец, который позже сообщает Мышкину восприятие и отношения с Настасьей Филипповной.

Жорж де Ла Тур, Кающаяся Магдалина

Хотя его общение с детьми и Мари кажется параболическим и христианским, искупительный поступок Мышкина в Швейцарии не является началом какого-либо реального развивающегося служения. Вместо этого он устанавливает архетипический подход к состраданию, который оказывается неэффективным в условиях более сложной реальности. [11] В то время как необходимо учитывать упрямую и иррациональную порочность русского общества, князь в своей слепой любви и доброте не может привлечь людей такими, какие они есть на самом деле, в их особенностях и страданиях. Вместо того, чтобы развиваться как главный герой, он остается «целостным ребенком… в развитии, духе, характере и, возможно, интеллекте». [12] Хотя князь протестует против этой характеристики, он также признает, что не любит и не понимает «взрослых людей» и обращается с ними, как с детьми, объявляя, например, Лизавету Прокофьевну «абсолютным ребенком во всем», не считаясь с ней. ее идиосинкразии более интимно и намеренно. [13] С одной стороны, его невинная открытость по отношению к взрослым персонажам может еще больше указывать на Мышкина как на фигуру Христа, поскольку он великодушно (и даже абсурдно) верит в их потенциал духовного добра. [14] Это, однако, оказывается слишком упрощенным подходом за пределами его идиллической юности в Швейцарии и приводит его к игнорированию динамических сложностей — «индивидуального невыразимого», — которые составляют ткань истины согласно богословскому воображению Достоевского, а также, возможно, ядро ​​христианского сострадания. [15]

II. «Человек»: Ирония идиота

Христианская жизнь — это жизнь архетипического подражания, «облачения» во Христа, как в Римлянам 13:14. Князю Мышкину, однако, не удается эффективно подражать христианскому архетипу, потому что он не подражает зрелости или страданиям Иисуса, «истинного исторического человека», и, таким образом, не развивает способность или опыт, необходимые для спасительного сострадания. [16] Таким образом, Мышкин неудачен как спасительная фигура не потому, что он не невинен или не из лучших побуждений, а потому, что он не имеет подлинного взаимодействия с человечеством. Ведь Христос спас человечество через воплощение, в котором подчинился физическому и умственному развитию земного бытия, врожденным особенностям личности и болезненным недостаткам падшего человека. [17] Однако Мышкину не хватает заметного развития, и он, похоже, не способен страдать вместе с теми, кому он стремится помочь; вместо этого он придерживается архетипического, статического и «универсального» подхода к состраданию даже в ситуациях, требующих зрелого понимания и «особой» любви. [18]

Самая привлекательная сторона характера Мышкина, его детскость, есть и то, что больше всего отталкивает; это одновременно привлекательно и пугающе, поскольку предполагает его потенциал как образ Христа, но указывает причину его неудачи в этом отношении. Принимая во внимание детское сходство принца, можно провести хотя бы поверхностную связь с «Маленьким принцем» Антуана де Сент-Экзюпери, который представляет собой еще одну попытку изобразить «совершенно хорошего и прекрасного» человека в противовес все более хаотичному взрослому миру. [19] Оба принца, кажется, обладают квази-сверхъестественной чистотой и демонстрируют проницательную простоту. Тем не менее, Маленькому принцу кажется уместным предлагать понимание как аллегорический ребенок, но неестественным и гротескным для Мышкина вмешиваться во взрослые ситуации в соответствии с неразвитым восприятием человека, который так и не вырос должным образом. Эта незрелость — как и детство во всех произведениях Достоевского — поначалу кажется идиллическим, но рискует стать эгоцентричным и иррациональным. [20] В то время как простота процветает в аллегорической сфере историй, таких как «Маленький принц» и даже предыстория самого Мышкина ребячество принца становится детским, поскольку он плохо подготовлен к тому, чтобы вести переговоры в реальном мире «обмана, страсти, болезни и убийства», представленного русским обществом. [21] Фома Аквинский подчеркивает, что хотя Христос, как и Мышкин, принимает к себе детей, но делает это согласно вполне развитым «человеческим умственным и физическим силам, позволяющим ему совершать истинно человеческие поступки». [22] Центральным элементом человечности Христа, таким образом, является Его зрелая способность принимать «настоящее человеческое решение», поощрять ребячество в детях и — предположительно — обращаться со взрослыми с последовательной невинностью, но с соответствующей уместностью. [23] Однако, как было показано ранее, Мышкин заявляет, что его «друзья всегда были детьми», и продолжает относиться ко всем, с кем встречается, как к таковым без должного различения. [24]

Самая привлекательная сторона характера Мышкина, его детскость, одновременно и отталкивает.

Как и его ребячество, сострадание Мышкина сначала кажется блаженным, но непреднамеренно становится рукой гнева, которая приводит к гибели того, кого он стремится спасти. Когда князь впервые встречается с Настасьей Филипповной, он видит, что она, как и Мария, пристыжена за грех, которого не вызывала. Точно так же, как он предлагает Мари поцелуй из жалости, а не из романтической любви, Мышкин предлагает выйти замуж за Настасью, надеясь восстановить ее имя и добродетель. Сначала Настасья, кажется, принимает обещание князя, что он будет любить ее, как будто она действительно так чиста, как он притворяется, заявляя: «[принц] — первый мужчина, которого я встретила за всю свою жизнь, которому я могу доверять…. Он поверил в меня с первого взгляда, и я верю в него». [25] Похоже, это сбывшаяся мечта Настасьи и жест искреннего сострадания со стороны князя. Однако по мере развития романа Мышкин все более и более неразрывно погружается в сложную взрослую реальность, к которой его идеалистическое милосердие не готово, и разрушительное сомнение Настасьи становится, пожалуй, более родственным, чем слепая решимость князя спасти ее. Хотя Настасья утверждает, что верит в Мышкина, она также, кажется, понимает, что у нее нет реальной причины для этого. Христу можно доверять не только как авторитетному Сыну Божию, но и потому, что Он доказал свою верность, приняв плоть, чтобы «страдать с» и за человечество, согласно самому определению сострадания. [26] Человечность Христа является доказательством Его достоверности, поскольку Он Спаситель, Который может не только искупить, но и сопереживать человеческому состоянию. [27] Мышкин, несмотря на свою физическую болезнь, признается, что никогда не мог «понять, как и почему люди могут быть в депрессии». [28] Как же тогда он может заявлять о сострадании к, казалось бы, маниакально-депрессивной Настасье? Какое право он имеет предлагать помолвку, если он не обручил позор и страдания своей предполагаемой невесты?

Когда Настасья не может понять предложение князя, он спрашивает ее, «почему она до сих пор стыдится», и отмахивается от нее как от лихорадки. [29] В отличие от плачущего от безысходности Христа, Мышкин произносит отпущение грехов, не понимая особых страданий других; его беспокоит их дискомфорт, но он не развивает зрелой способности «страдать» вместе с ними. Вместо этого он предлагает лекарства, прежде чем понять природу болезни, нанося один и тот же бальзам на различные раны, как ребенок, играющий в доктора. Этот подход отличается от подхода Христа, который моделирует определенные способы исцеления конкретных физических и духовных недугов: прикосновение исцеляет прокаженные руки, вздох открывает глухие уши, грязь очищает затуманенное зрение. [30] Хотя божественная благодать является общей для каждого из этих чудес, они свидетельствуют о сострадании Христа к конкретным язвам, ситуациям и душам. Князь, напротив, диагностирует и лечит Настасью по архетипу, а не как по человеческой личности. Даже когда Мышкин видит, что она «нездорова», и неоднократно зовет ее по имени, подразумевая чувство опасения и близости, он признается в своем полном отсутствии опыта и понимания, которые являются центральными для зрелого, страдающего человечества воплотившегося Христа. . [31] Хотя Настасья заявляет, что принц является первым настоящим «человеком», с которым она столкнулась, становится ясно, что по иронии судьбы он терпит неудачу как Спаситель, потому что он не развился как человек. [32] Вместо того, чтобы добиться мирного конца, как Мари, Настасья по существу проклята дарованием князя немедленного и полного отпущения грехов, которое также не разделяло ее страданий, и, как и предсказывалось ее первоначальным глумлением, сострадание Мышкина, по-видимому, ограничивается архетипическая любовь к историям.

 III. Заключение

Многие сочли бы князя Мышкина из романа Достоевского Идиот примером архетипа юродивого или спасителя; однако его неспособность развиваться или страдать вместе с другими вместо этого превращает его в зачаточную фигуру Христа. Детская невинность Мышкина сначала предполагает спасение, но превращается в детское невежество, вечную незрелость, которая обещает ясность, но способствует хаосу и напоминает сострадание, но приводит к катастрофе. Таким образом, царевич терпит неудачу как фигура Христа не потому, что он недостаточно чист духовно, а потому, что он не человека достаточно, чтобы эффективно подражать спасительному состраданию воплощенного Христа. Но, может быть, именно здесь Достоевскому парадоксальным образом удается изобразить «совершенно прекрасного человека», ибо, действуя по собственному предполагаемому архетипу, вместо подражания зрелости и особенностям Христа, князь Мышкин может выявить через negativa превосходство божественного, но неповторимо человеческого Спасителя. [33]

 

---

Авторы изображений

Изображение баннера: Эль Греко,  Христос, исцеляющий слепого , c. 1570 г., https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Christ_Healing_the_Blind_MET_DT407.jpg.

Жорж де Ла Тур, Кающаяся Магдалина , c. 1640 г., https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Georges_de_La_Tour_009.jpg.

Примечания

[1] Федор Достоевский, Идиот , пер. Алан Майерс (Оксфорд: издательство Оксфордского университета, 1992), 173–174.

[2] Пол С. Фиддес, 9 лет0003 Свобода и предел: диалог между литературой и христианской доктриной (Basingstoke: Macmillan, 1991), 9.

[3] Джозеф Франк, Достоевский: писатель своего времени , изд. Мэри Петрусевич (Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 2010), 577.

[4] Достоевский, Идиот , 59, 71.

[5] Матфея 19:14.

[6] Александр Бабук, «Миф о детстве как воплощение золотого века в творчестве Достоевского», Russian Studies in Literature  51, вып. 2 (март 2015 г.): 33–53, https://doi.org/10.1080/10611975.2015.1024051.

[7] Сара Янг, Достоевский Идиот и этические основы повествования: чтение, повествование, сценарий (Лондон: Anthem Press, 2004), 90.

[8] Достоевский, Идиот , 78; ср. Луки 2:52.

[9] Матфея 1:19.

[10] Достоевский, Идиот , 78.

[11] Уильям Лезербэрроу, введение в Идиот , Федор Достоевский, пер. Алан Майерс (Оксфорд: Oxford University Press, 1992), xix.

[12] Достоевский, Идиот , 78.

[13] Там же, 81.

[14] Алина Вайман, Дар активной эмпатии: Шелер, Бахтин и Достоевский , (Эванстон, Иллинойс: Northwestern University Press, 2016), 113.

[15] Там же, 115.

[16] Ханс Урс фон Бальтазар, Seeing the Form , vol. 1 из Слава Господня: богословская эстетика , ред. Джозеф Фессио и Джон Ричес, пер. Эрасмо Лейва-Мерикакис (Эдинбург: T&T Clark, 1982), 305.

[17] Там же.

[18] Франк, Достоевский , 580.

[19] Алекс Макелов, «Неизбежность как общий взгляд на «Идиота» и «Маленького принца»», 15 ноября 2013 г., https://amakelov.wordpress.com/2013/10/11/inevitability-as -общий-взгляд-на-идиот-и-маленького-принца-сочинение/.

[20] Бабук, «Миф о детстве», 35-36.

[21] Макелов, «Неизбежность».