Диалог Сократа — atsinis — LiveJournal

Я уже писал про Сократа, правда, начал скорее с конца — с его трагической и в чем-то величественной смерти. Сократ действительно выдающийся философ, Именно Сократ, насколько нам известно, первым применил диалектический метод — термин «диалектика» происходит от слова «диалог», именно диалог у Сократа — главный метод поиска истины. Сократ никогда не записывал свои мысли, всё — только в живом диалоге. Поэтому всё, что мы о нем знаем, дошло до нас в виде записей его учеников. Почти все произведения Платона так и записаны — в форме диалога. Диалог у Сократа и его учеников — главный путь к выделению сущности вещей, нахождению основания, основных понятий (Платон потом назовет их «Идеями») для построения картины мира.

Свой метод диалектических споров Сократ отточил настолько, что его просто боялись, «И многие, доведенные до отчаяния [разговором с] Сократом, больше не желали иметь с ним дела». Судите сами:

Разговор Сократа
(из книги М.Д Гаспарова «Занимательная Греция»)

У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании. Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:
«Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?» —«Конечно, знаю, не хуже всякого другого». — «А я вот человек к политике непривычный, и мне почему то трудно в этом разобраться. Скажи: лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство — это справедливо?» — «Конечно, несправедливо!» — «Ну а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?» — «Нет, пожалуй что, справедливо». — «А если он будет грабить и разорять их землю?» — «Тоже справедливо». — «А если будет обманывать их военными хитростями?» — «Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо».
«Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем: если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжет им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, — такая ложь будет несправедливой?» — «Нет, пожалуй что, справедливой». — «А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, — такой обман будет несправедливым?» — «Нет, тоже справедливым». — «А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдет или отнимет у него меч и кинжал, — что сказать о таком воровстве?» — «И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно; надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло».

«Очень хорошо, Евфидем; теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?» — «Думаю, что знаю, Сократ; хотя почему то уже не так в этом уверен». — «Так что же это такое?» — «Ну вот, например, здоровье — это благо, а болезнь — это зло; пища или питье, которые ведут к здоровью, — это благо, а которые ведут к болезни, — зло». — «Очень хорошо, про пищу и питье я понял; но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведет ко благу, то оно — благо, а когда ко злу, то оно — зло?» — «Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?» — «А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением; здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели; чем же было здесь здоровье — благом или злом?»
«Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум — это благо!» — «А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину; на благо ли им их ум?» — «Тогда — красота, сила, богатство, слава!» — «Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся; сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду; богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают; слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла».

«Ну, коли так, — уныло сказал Евфидем, — то я даже не знаю, о чем мне молиться богам». — «Не печалься! Просто это значит, что ты еще не знаешь, о чем ты хочешь говорить народу. Но уж сам то народ ты знаешь?» — «Думаю, что знаю, Сократ». — «Из кого же состоит народ?» — «Из бедных и богатых». — «А кого ты называешь бедными и богатыми?» — «Бедные — это те, которым не хватает на жизнь, а богатые — те, у которых всего в достатке и сверх достатка». — «А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?» — «Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы». — «Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков — к богачам?» — «Нет уж, лучше не надо, Сократ; вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю».

«Не отчаивайся! О народе ты еще подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же все таки лучше и какие хуже?» — «Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных». — «А скажи: если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?» — «Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок». — «А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!» — «Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!» И Евфидем ушел домой, не помня себя от горя.
«И многие, доведенные до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела», — добавляет историк, записавший для нас этот разговор.

* * *

Найдите ошибку в рассуждениях Сократа — ближе к концу он говорит нечто, вообще говоря, противоречащее его собственной философии. Ошибся ли он на самом деле или средневековый автор-переписчик допустил вольность — неизвестно, но ошибка есть. Разгадка будет завтра)

«Я знаю, что я ничего не знаю»: диалоги Сократа

Древнегреческого мыслителя Сократа принято считать первым философом в собственном значении этого слова. Он ушел от рассмотрения природы и мира и обратился к осмыслению человека. Сократ не оставил никаких письменных трудов, а обучение вел в виде диалогов с учениками, которые по памяти записали и сохранили его учение.

Я знаю, что я ничего не знаю

До сих пор ведутся споры об истинном авторстве этих слов: кто-то полагает, что они принадлежат Демокриту. Но по свидетельству Платона, именно Сократ подарил миру эту извечную формулу.

— Я знаю, что я ничего не знаю, — говорил Сократ. — Но люди воображают, будто они что-то знают, а оказывается, что они не знают ничего. Вот и получается, что, зная о своем незнании, я знаю больше, чем все остальные.

Суд с ослом

Сократ славился своим умением вести спор. Его было практически невозможно победить в этом искусстве, и однажды во время спора противник Сократа не сдержался и ударил его. Испугавшись, что философ подаст на него в суд, он начал уговаривать Сократа не делать этого.

— Если меня лягнул осел, стану ли я подавать на него в суд? — сказал Сократ ударившему.

О хорошем настроении

Однажды ученик спросил Сократа:

— Объясни мне, почему ты всегда в хорошем настроении?

Сократ ответил:

— Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы утратил.

Спускаться легче, чем подниматься

Гетера (публичная женщина в древней Греции) Каллисто как-то заявила Сократу с насмешкой, что если она захочет, то переманит к себе всех его друзей и учеников. А вот Сократ с ее друзьями этого сделать не сможет. На это философ отметил:

— Конечно. Тебе легче: ведь ты зовешь спускаться вниз, а я — подниматься вверх.

О женитьбе

К Сократу обратился один из его учеников:

— Надумал я жениться. Что ты мне посоветуешь?

Философ ответил:

— Смотри не сподобься рыбам, которые, попав в невод, стремятся вырваться на волю, а находясь на воле, стремятся к неводу. Как бы ты ни поступил, всё равно потом будешь жалеть.

Три сита

Однажды к Сократу пришел человек и сказал:

— Ты знаешь, что говорит о тебе твой друг?

Сократ ответил ему:

— Прежде чем сказать мне эту новость, просей ее через три сита. Первое — это сито правды. Ты уверен, что-то, что ты мне сейчас скажешь, является правдой?

— Ну, я слышал это от других.

— Вот видишь, ты не уверен. Второе сито — это сито добра. Эта новость обрадует меня, станет для меня приятной?

— Совсем нет.

— И, наконец, третье сито — сито пользы. Будет ли эта новость полезной?

— Сомневаюсь.

— Вот видишь — ты хочешь рассказать мне новость, в которой нет правды и добра, к тому же она бесполезна. Зачем ее тогда говорить?

О дурном характере матерей

Сократ однажды заметил, что его старший сын сердится на мать и говорит, что у нее тяжелый характер. Тогда философ спросил:

— Ты понимаешь, что когда мать говорит тебе что-нибудь, то у нее нет на уме никакого зла. Наоборот, она желает тебе только добра, как никому другому, и все-таки сердишься на нее? Или ты веришь, что мать желает тебе зла?

— Конечно, нет, — ответил сын.

— Так значит, хоть она желает тебе добра и во время твоей болезни прилагает все заботы, чтобы ты выздоровел, хоть она усердно молит богов за тебя и исполняет обеты, ты все же говоришь, что у нее тяжелый характер? Я думаю, что если ты не можешь выносить такой матери, то не можешь выносить счастья.

О безвинной смерти

К приговоренному к смерти Сократу на последнее свидание пустили его жену Ксантиппу. Она запричитала:

— Ты умираешь безвинно!

Сократ ответил:

— А ты хотела бы, чтобы я умер виноватым?

Что лучше?

Выступая на суде после оглашения смертного приговора, Сократ сказал:

— Ну что ж, я ухожу, чтобы умереть. Вы же останетесь, чтобы жить. А что из этого лучше, человеку неизвестно.

Из: diletant.media

2. Диалог. Сократ

2. Диалог

Во времена Сократа появилось два типа философов: философы и те, кто обучал философии и риторике («учителя мудрости», по терминологии Платона). К числу первых относился Сократ, вторых – софисты. Тот факт, что Сократ не оставил письменного изложения своего учения, так же примечателен, как и форма его философствования – диалог, предполагающий непосредственный контакт собеседников, совместный поиск истины в ходе бесед и споров. Он считал жизнь вне диалогов, обсуждений и исследований бессмысленной. Даже смерть он воспринимал лишь как ожидаемую возможность вести диалог с бессмертными философами, поэтами и героями (см. Платон. Апология, 38а, 41а-с).

Диалог, как образ жизни и способ философствования, был причиной литературного безмолвия Сократа, его сознательного отказа от письменных сочинений. Такой вывод находит подтверждение и в платоновском «Федре» (275а – 275b), где Сократ говорит, что письменное сочинение не только не может воспроизвести настоящего диалога и заменить его, но даже становится преградой на пути общения людей: ведь книгу не спросишь, как спрашиваешь живого человека, а если и спросишь, то она отвечает «одно и то же». Письменные сочинения, создавая иллюзию власти над памятью, прививают «забывчивость», так как в этом случае «будет лишена упражнения память». Поэтому тексты – средство не «для памяти, а для припоминания»; они предоставляют людям возможность «много знать понаслышке», повторяя то, что было сказано в чужих сочинениях. Письменная форма, лишая потребности в самостоятельном поиске, позволяет обучающимся казаться «много знающими», оставляя большинство невеждами. Более того, письменные сочинения грозят существованию общения, если не сказать, что они делают его излишним в той степени, в какой они претендуют на замещение диалога, без которого невозможно живое общение. Диалог – это подлинная, «живая и одушевленная речь знающего человека»; письменность же – это всего лишь «подражание» диалогу (см. там же, 276а).

В подражании, т. е. в не подлинности и ущербности, Сократ (и Платон) видел сходство письменных сочинений с произведениями живописи. Обращаясь к Федру, он говорит: «В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят как живые, а спроси их – они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями…» (275d). Можно добавить, что в письменном сочинении легче, чем в живом диалоге, избежать видимых противоречий, обойдя острые углы и сгладив существо вопроса. Живое слово требует краткости, ясности и четкости, а в письменном изложении это желательно, но не всегда достижимо. И иные сочинения выглядят тем более «учеными», чем больше в них словесного тумана, псевдонаучной усложненности и показной эрудиции.

Вместе о тем не составляет большого труда показать, что оценка Сократом роли и значения письменных произведений страдает односторонностью: достаточно сказать, что, не будь литературных трудов Платона и других античных авторов, мы ровным счетом ничего не ведали бы о Сократе. И не только о нем. Но здесь речь о другом: о нераздельности живого слово, живых людей и живого общения, о их незаменимости. Для Сократа и Платона устное слово – это изначальное орудие живого общения людей. И сейчас мы можем утверждать, что никакие «письмена», а также другие средства коммуникации, говоря современным языком, не могут заменить живого Слова – Диалога, Человека, Общения.

Диалог – своего рода лаборатория, одушевленное поисковое поле; он невозможен без общения, без присутствия, точнее, без соприсутствия двух людей при совместном поиске истины[17]. Вне настоящего диалога, согласно Сократу, нет и подлинной мудрости, но возможны лишь мнимая мудрость и многознание, точнее, многознайство. А «многознание» (polymathie), как заметил еще Гераклит из Эфеса, «уму не научит» (22, В40 ДК). Оно и не может научить уму до тех пор, пока таковым будет считаться, по словам того же Гераклита, перенятое из «чужих сочинений», а не добытое самостоятельно, собственным разумом (В129 ДК).

Тут мы позволим себе небольшое отступление и попытаемся установить некоторые любопытные черты сходства и различия в стиле мышления Сократа и Гераклита. Один из сохранившихся фрагментов Гераклита гласит: «Я спрашивал самого себя» (B101 ДК). Не исключено, что названный фрагмент явился ответом Гераклита на дельфийский призыв – «Познай самого себя». В случае истинности этого предположения, можно сказать, что Гераклит, как и Сократ, увидел в дельфийском призыве источник подлинной мудрости, причем ему, жившему раньше Сократа, принадлежит в этом приоритет. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что Гераклит лишь высказал идею о самопознании как источнике мудрости, наметил ее в общей форме, в то время как Сократ пошел дальше: он поставил дельфийское изречение во главу своего учения и сделал все теоретические и практические выводы, следующие из определенной (сократовской) интерпретации этого изречения. Хотя и Гераклит делал для себя соответствующие теоретические и практические выводы из девиза «Познай самого себя», тем не менее в данном отношении между ним и Сократом также имеется значительное различие. Так, если в ответ на дельфийский призыв Гераклит, по его собственным словам, спрашивал лишь «самого себя», то Сократ – не только «самого себя», но и «других», точнее, «самого себя и других» одновременно. Гордый потомок царского рода Кодридов Гераклит, презирая обывательскую психологию «многих», говорил парадоксами и загадочными изречениями излюбленной им Сивиллы, скромный же сын Софрониска Сократ высказывался незамысловатым языком человека из народа, несложными оборотами речи народного мудреца, ищущего ясных и четких определений общеупотребительным понятиям и представлениям. Правдоподобен рассказ о том, что Сократ, прочитав сочинение Гераклита, сказал: «То, что я понял, превосходно; думаю, что таково же и то, что я не понял. Впрочем, для него нужен делосский ныряльщик» (Диоген Лаэрций, II, 22, см. А4 ДК).

Гераклиту, чуждому догматизма в содержании развиваемого им учения, была вместе с тем свойственна жреческая торжественность тона, пророческая непререкаемость; Сократ же, говоривший и часто повторявший, что он «ничего не знает», казался скептиком, не будучи таковым на деле. Первый склонен был «вещать» истину, найденную, так сказать, единолично, второй стремился найти ее в общении с другими людьми и видел свою роль в том, чтобы помочь «родиться» истине в голове собеседника. Гераклит предпочитал монолог, Сократ – диалог. По образу своего мышления Гераклит, если можно так выразиться, «аристократичен», Сократ – «демократичен».

В сократовском диалоге каждый из собеседников выступает как равный. Сказанное в одинаковой степени относится и к тому случаю, когда один из участников диалога является учителем, а другой – учеником. По обычным представлениям, «учитель» – это тот, кто говорит или читает, а «ученик» тот, кто слушает и по мере надобности записывает; в процессе обучения первый играет активную роль, второй – пассивную; само обучение проходит в атмосфере господства авторитета учителя. Эти представления совершенно чужды сократовскому пониманию отношения учителя и ученика. Сам Сократ не был «учителем» в обычном смысле этого слова (см. Платон. Апология, 33а). В его диалоге в соответствии с его педагогическими воззрениями нет учителя, который «обучает», т. е. передает ученику определенную сумму знаний, и нет ученика, который уносит в своей голове этот набор сведений, как в пустом «сосуде» (Платон. Протагор, 314b).

В сократовском диалоге есть два лица, для которых истина и знания не даны в готовом виде, а представляют собой проблему и предполагают поиск. Это значит, что истина и знания не передаются, или, образно говоря, не переливаются из одной головы в другую, а раскрываются в сознании участников диалога. Поэтому-то Сократ в отличие от софистов не выдавал себя за «учителя мудрости», которому все известно и который берется всему обучить. Единственное, на что он претендовал, – обучение искусству ведения диалога, при котором собеседник, отвечая на заданные вопросы, высказывал суждения, обнаруживая свои знания или, напротив, свое неведение. Тем самым искусство диалога, или, что одно и то же, мастерство задавать вопросы, становилось «испытанием» собеседника, его «обличением». «Обличение», к которому прибегал Сократ, было направлено в одних случаях на то, чтобы умерить самоуверенность собеседника, мнящего себя знающим, и доказать ему, что он не только ничего не знает, но более того: оставаясь недалеким человеком, не подозревает о своем невежестве; в других случаях оно имело целью ориентировать собеседника на самопознание, а также на обнаружение и уяснение того, что в нем самом до этого оставалось скрытым, неясным и дремлющим. В последнем случае искусство задавать вопросы Сократ рассматривал как средство, с помощью которого можно содействовать «рождению» истины в голове собеседника, помогать ему «разрешиться» от бремени мыслей, раскрывая его творческие способности. Это вопросно-ответное (диалектическое) искусство он сравнивал о повивальным искусством своей матери Фенареты и в шутку называл «майевтикой». Впрочем, следует сказать и о том, что философ подчас использовал оба способа ведения беседы, т. е. сочетал «обличение» и «майевтику». Как бы то ни было, «обличение» и «майевтика» Сократа часто ставили собеседника в затруднительное положение, заставляли его противоречить самому себе, приводили его в смятение и замешательство. Вполне понятно, что реакция на сократовское искусство ведения диалога была далеко не одинаковой; немногим оно представлялось делом, направленным на осуществление дельфийского призыва «Познай самого себя», а многим – лишь софистическим приемом, запутывающим людей и сбивающим их с толку.

Неудивительно, что Сократа сравнивали не только с силеном, сатиром Марсием, но также и с морским («электрическим») скатом и с оводом. Сократ находил это сравнение справедливым в том смысле, что он, смущая других, сам пребывает в состоянии замешательства: «Если этот самый скат, приводя в оцепенение других, и сам пребывает в оцепенении, то я на него похож, а если нет, то не похож. Ведь не то, что я, путая других, сам ясно во всем разбираюсь, – нет: я и сам путаюсь, и других запутываю. Так и сейчас – о том, что такое добродетель, я ничего не знаю, а ты, может быть, и знал раньше, до встречи со мной, зато теперь стал очень похож на невежду в этом деле. И все-таки я хочу вместе с тобой поразмыслить и поискать, что она такое» (Платон. Менон, 80с-d).

В словах: «… я ничего не знаю… И все-таки я хочу вместе с тобой поразмыслить и поискать» – весь Сократ, вся, почти вся «формула» его философии, весь пафос его поиска истины. Он был уверен, что незнание, точнее, знание о своем незнании в конечном счете обернется знанием. Иначе говоря, незнание является предпосылкой знания: оно стимулирует поиск, заставляет «поразмыслить и поискать». С этой точки зрения у человека, не сомневающегося в истинности своих знаний и воображающего себя весьма сведущим во всем, нет большой потребности в поиске, в том, чтобы думать и размышлять.

Сократ был философом, он мыслил. И мыслил, отправляясь от осознания своего незнания, от скептического по форме тезиса «Я знаю, что ничего не знаю»[18]. Призывая не ограничиваться готовыми решениями и привычными представлениями, он подвергал «испытанию», «обличению» не только людей, но также общепринятые этические оценки и ходячие взгляды на жизнь. Он будоражил умы, не давал покоя согражданам, вызывал их недовольство. Становится понятным, почему Сократ в своей защитительной речи уподобляет себя оводу, а афинян – коню, большому и благородному, но тучному и обленившемуся и потому нуждающемуся в том, чтобы его подгонял какой-нибудь овод. Делая это сравнение, он заключает: «Вот, по-моему, бог и послал меня в этот город, чтобы я, целый день носясь повсюду, каждого из вас будил, уговаривал, упрекал непрестанно. Другого такого вам нелегко будет найти, афиняне, а меня вы можете сохранить, если мне поверите. Но очень может статься, что вы, рассердившись, как люди, внезапно разбуженные от сна, прихлопнете меня и с легкостью убьете, послушавшись Анита. Тогда вы всю остальную вашу жизнь проведете в спячке, если только бог, заботясь о вас, не пошлет вам еще кого-нибудь» (Платон. Апология, 31а).

Попытаемся разобраться в этом довольно-таки неожиданном отзыве об афинянах. Ведь все известное нам о них, об их деяниях и подвигах во многих сферах жизни, казалось бы, свидетельствует о том, что они менее всего заслужили упрек в «спячке». Да и как быть с иной, прямо противоположной, но несомненно заслуживающей полного доверия характеристикой афинян, данной Фукидидом, современником и согражданином Сократа. По словам Фукидида, афиняне смотрели на праздный покой как на «утомление без отдыха», а любовь их к новизне переходила в настоящую страсть к новшествам. Они, говорит историк, рождены были для того, чтобы самим «не иметь покоя и другим не давать его» (Фукидид, I, 70, 9). Напрашивается вопрос: кто же из них Фукидид или Сократ – более прав? Как бы ни парадоксально это звучало, оба они правы, хотя и в разных отношениях. Впрочем, Сократ – этот афинянин из афинян, этот самый беспокойный человек, – не удержался от некоторого преувеличения умственной лени, интеллектуальной «спячки» своих сограждан.

Сократ вовсе не оспаривал инициативности, активности и деятельного характера афинян, когда речь шла о приобретении материальных богатств, об укреплении военного могущества государства, завоевании новых территорий и образовании колоний. Но он считал, что благополучие общества и могущество государства зависят не столько от числа «кораблей, оборонительных стен, судовых верфей и многого иного тому подобного» (Платон. Горгий, 517с), сколько от морального состояния граждан и всего государства, от приобретенных духов ных богатств. Он выдвигал претензии к прежним афинским государственным деятелям (Мильтиаду и Фемистоклу, Кимону и Периклу) за то, что они направили энергию народа на укрепление внешнего могущества полиса и не позаботились о том, чтобы «граждане становились лучше» (517b). Отсюда и его характеристика морального и интеллектуального состояния сограждан как состояния «спячки». Сообразно с этим представлением он сделал главной проблемой своего учения и всей своей деятельности исследование этических вопросов, полагая, что до тех пор пока не будет ясно осознано, что такое добро и зло, никакое число кораблей и никакие укрепленные стены не спасут общество и государство от разложения и гибели (см. там же, 518с – 519а). Этические воззрения Сократа будут рассмотрены в следующей главе. Здесь же следует обратиться к его вопросно-ответному методу исследования этических понятий и представлений, к его диалектике.

Про Сократа, сократовский диалог, диалектику и майевтику…

Про Сократа, диалектику и майевтику…

Сократ (около 470-399 до н. э.) — древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот в философии — от рассмотрения природы и мира

к рассмотрению человека. Своим отождествлением положительных качеств человека с его знаниями, пониманием себя, людей, жизни («добродетель- это знание»), он направил внимание философов на важное значение человека, его личности, естества, духовно-нравственной сути… Сократа называют первым философом в собственном смысле этого слова (я бы, в таком случае, назвал его первым психологом…).

Сократ излагал свои мысли в устной форме, в разговорах, в общении с разными людьми (свои мысли он не записывал, полагая, что лишь живое слово может донести мысль, а писание ослабляет память:). До нас дошли сведения о содержании этих разговоров в сочинениях его учеников, Платона и Ксенофонта (Воспоминания о Сократе, Защита Сократа на суде, Пир, Домострой), и лишь в не большой доле в сочинениях Аристотеля.

Что касается личности, характера Сократа, то сведения об этом множественны и противоречивы…: для друзей, учеников он был мыслитель, мудрец, Учитель, для драматургов-современников- «бескорыстный и добродушный чудак и оригинал, стойко переносящий невзгоды», для жены, Ксантиппы- «болтун и бездельник», для врагов- «софист и безбожник, идейный лидером реформаторов всех мастей…» (именно так он представлен в комедиях Аристофана, деятельность которого спонсировал Анит, главный враг Сократа).
«Одним словом, — говорит Алкивиад, — я и сам не ведаю, как мне относиться к этому человеку… Да будет вам известно, что ему совершенно не важно, красив человек или нет, — вы даже не представляете себе, до какой степени это безразлично ему, — богат ли он и обладает ли каким-нибудь другим преимуществом, которое превозносит толпа. Все эти ценности он ни во что не ставит, считая, что и мы сами — ничто, но он этого не говорит, нет, он всю свою жизнь прикидывается наивным и разыгрывает людей» (Платон «Пир»).

Плюс ко всему, Сократ был мужественный, волевым человек, участвовал в Пелопоннесской войне (сражался под Потидеей, при Делии, при Амфиполе), рискуя своей жизнью спас жизнь Ксенофонту, тому же Алкивиаду (но отказался принять в благодарность его любовь, объявляя «благословенную богами» мужскую любовь «свинством»).
В целом, вел чистый и здоровый образ жизни (хоть и одевался скромно и часто ходил босиком), мог от зари и до зари простоять «неподвижным и прямым, как ствол дерева»… И «умер так, как жил»: приговоренный к смерти, он не искал убежища, а «был спокоен пред ликом смерти», символизируя свою смерть как выздоровление, освобождение от земных оков, и ожидаемую возможность вести диалог с бессмертными философами, поэтами и героями…

Итак, Сократ был одним из родоначальников диалектики.

ДИАЛЕКТИКА… — конструктивный диалог людей, понимающих ограниченность или противоречивость своих суждений, и жаждущих найти истину…
Именно в таком направлении и общался Сократ с различными людьми- умными, обычными и типа умными (т.е. считающими себя умными).

Сам «ничего не зная» («я знаю только то, что ничего не знаю», говорил Сократ про себя), он всю жизнь искал истину, знание, понимание…: с умными, с теми, кого уважал — он вел конструктивный диалог, а «типа умных», игнорировал (посылал к Продику), либо ставил их на место: иронизировал, подвергал сомнению их позицию, а затем вытягивал из них более глубокое, высокое, системное знание-понимание…

Диалог Сократа предполагает непосредственный контакт собеседников, совместный поиск истины в ходе бесед и споров. Сократ считал жизнь вне диалогов, обсуждений и исследований бессмысленной.
Начинал он беседу всегда незатейливо: задавал общий вопрос, получив ответ, задавал следующий, уточняющий вопрос, затем довольно напористо наводил на нужную мысль…, сбивая оппонента с толку, загоняя в тупик… и так далее, до окончательного ответа, пока собеседник не понимал, что попал «в железный капкан его логики». Здесь Сократу равных не было…

Но его цель всегда была — истина, а не желание выигрывать спор любой ценой (прав ты или не прав), как это было принято у софистов, мастеров «словесной эквилибристики», скорее не проясняющих, а наоборот, затемняющих предмет обсуждения, дискуссии, спора… (одним словом, эристика). Т.е. «софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал её своей возлюбленной».

Методы, которые он использовал, ломали стереотипы и раздвигали границы осознания (знания, понимания) партнера по общению, в числе которых…:

железные логика аргументов и контраргументов

«сократическая ирония»: скрытая насмешка над самоуверенностью тех, кто мнит себя «многознающими»- добиваясь поддакивания собеседников в начале разговора, Сократ незаметно для них заводил их в тупиковую ситуацию, сбивая с толку и вынуждая отказываться от прежних «да»

развернутый и системный взгляд на вещи, в противовес поверхностному и ограниченному…

и, конечно, майевтика, «повивальное искусство» Сократа («майевтика», от греческого maieutike, букв — повивальное искусство).

«Сократ не считал себя учителем тех, у кого ему довелось принять «роды души»: ведь рожденные в ходе беседы знания — это «плоды» его собеседников, а не результат его особой мудрости, от которой он к тому же решительно открещивался. Он полагал, что его слушатели не могут у него чему-то научиться, как это обычно имеется в виду в отношениях «учитель—ученики», но они могут с его помощью открыть в себе много прекрасного и разумного, если, правда, в них это уже заложено. Поэтому тех своих собеседников, в ком не были заметны какие-либо признаки «душевной беременности», он отсылал на учение к Продику и к другим софистам- в его помощи такие не нуждались.»

2 основных направления, в которых вел свои диалоги на ту или иную тему Сократ:

1. Разрушал изначально сомнительную, ограниченную, поверхностную, лишенную каких-либо твердых, системных оснований позицию оппонента (деструктивная майевтика)
2. Подводил, наводил, приводил к более полному пониманию предмета обсуждения (конструктивная майевтика).

Деструктивная майевтика Сократ разрушал изначально сомнительную, ограниченную, поверхностную, лишенную каких-либо твердых, системных оснований позицию оппонента, вытягивая из нее все ограниченное, противоречивое, не логичное…
КАК?
Давая высказаться своему собеседнику, он находил прорехи, противоречия в его позиции (поверхностность, ложность или ограниченность его представлений, убеждений) и гибко (вопросами), а то и прямо подвергал такую позицию сомнению, или подводил ее к смысловому тупику… Аристотель называет Зенона Элейского (ок. 490—430 гг. до н. э.) первым, кто разработал метод опровержения суждений партнера по дискуссии, путем выявления в них противоречий. Оригинальность этого метода состояла в том, что, условно приняв тезис, подлежащий опровержению, Зенон выводил из него два взаимоисключающих следствия, делая тем самым этот тезис внутренне противоречивым, логически несостоятельным и теоретически неразрешимым. Зеноновский метод, впоследствии назвали методом «приведения к нелепости» (reductio ad absurdum).

Конструктивная майевтика Сократ подводил, наводил, приводил собеседника к более полному пониманию предмета обсуждения.

«…Две вещи можно по справедливости приписывать Сократу — доказательства через наведение и общие определения: и то и другое касается начала знания», — писал Аристотель («Метафизика», XIII, 4).
Диалектика, в понимании Сократа и есть во многом метод исследования понятий, способ установления точных определений, для раскрытия содержания этого понятия, нахождением того, что заключено в нем…

ОТРЫВОК из знаменитого диалога Сократа и полководца Лахеса о том, что есть мужество (диалог «Лахес»; цит. по: Платон, 1998. С. 223–225) Сократ. Тебе, Лахес, как полководцу, ведь известно, что такое мужество?
Лахес. Конечно. И, клянусь Зевсом, вопрос нетрудный. Не долго думая, отвечу: мужествен тот, кто, оставаясь на своем месте в строю, сражается с неприятелем и не бежит с поля боя.
Сократ. Это ты верно говоришь, Лахес, если, правда, иметь в виду один из примеров мужественного поступка. Возможно, моя вина в том, что ты свел мужество к единичному случаю, поэтому уточним вопрос: я прошу тебя определить существо добродетели мужества, найти то, что есть «одно и то же во всем» (191 с), то есть то общее и существенное, которое охватывает все случаи и все примеры мужественных поступков. Твой же ответ следует признать опрометчивым потому, что существуют поступки и образы действий, которые по внешнему проявлению противоположны твоему пониманию мужества, но которые всеми должны быть признаны за мужественные. Так, скифы, убегая, сражаются не менее мужественно, чем преследуя. Да и Гомер называет Энея «мастером бегства». Бегство само по себе не обязательно есть признак малодушия или отсутствия мужества. Ведь во время сражения при Платее гоплиты лакедемонян, столкнувшись с персидскими щитоносцами, побежали, не утратив при этом мужества. Когда же из-за этого бегства ряды персов расстроились, лакедемоняне неожиданно обернулись назад, стали сражаться как конные и таким образом одержали победу. Собственно говоря, я хотел бы узнать от тебя, Лахес, о мужественных не только в пехоте, но и в коннице и вообще в военном деле, и не только на войне, а также во время опасностей на море, в болезнях, в бедности или в государственных делах, и опять еще не о тех только, что мужественны относительно скорбей и страхов, но и кто силен в борьбе с вожделениями и удовольствиями, на месте ли он остается или обнажает тыл; ведь бывают, Лахес, мужественные и в таких вещах.

Лахес. Если, Сократ, от меня требуется определение мужества, то есть нахождение того существенного признака, который присущ всем его проявлениям, то я бы сказал, что это — своего рода стойкость души, твердость характера, словом, упорство.
Сократ. Ты говоришь так, как нужно. Но мне кажется, что не всякое упорство представляется тебе мужеством. Такое заключение делаю из того, что почти уверен, что ты, Лахес, относишь мужество к прекрасным вещам.
Лахес. Да, несомненно, к прекрасным.
Сократ. А упорство, соединенное с благоразумием, не будет ли прекрасной и хорошей вещью?
Лахес. Конечно.
Сократ. Каково же оно будет без благоразумия? Очевидно, противоположной вещью, то есть дурной и плохой?
Лахес. Да.
Сократ. Стало быть, ты не назовешь нечто дурное и плохое хорошим?
Лахес. Не назову, Сократ.
Сократ. Следовательно, ты не признаешь такое упорство за мужество, поскольку оно нечто плохое, а мужество — дело хорошее.

Лахес. Ты прав, Сократ, но в таком случае я попытаюсь дать третье определение мужества и скажу, что мужество есть благоразумное упорство. Надеюсь, это тебя удовлетворит.
Сократ. Оно, возможно, меня удовлетворило бы, но все дело в том, что я не знаю, что ты имеешь в виду, употребляя слово «благоразумное». Благоразумное в чем? Во всем? И в большом и в малом? Скажем, человек проявляет упорство в том, что тратит деньги благоразумно, зная, что в конечном счете он от этого только выиграет и приобретет больше. Назвал бы ты его мужественным?
Лахес. Клянусь Зевсом, нет.
Сократ. Или, чтобы привести аналогичные примеры, скажем, врач остается упорным, проявляет твердость и на мольбы своего больного сына или другого больного, страдающих воспалением легких, отказывается дать им пить и есть. Назовем ли врача мужественным?
Лахес. Нет, и это не мужество.
Сократ. Тогда возьмем, к примеру, человека, выказывающего упорство на войне и готового сражаться, но расчетливого в своем благоразумии. Он знает, что к нему придут на помощь; ему также известно, что он будет сражаться с более малочисленным и более слабым противником, к тому же находящимся в менее выгодной позиции. Скажешь ли ты, что этот человек, чья стойкость основана на расчете, более мужествен, чем тот воин, который находится в противоположных обстоятельствах своего лагеря и готов, тем не менее, сражаться, проявлять стойкость и упорство?
Лахес. Мне кажется, последний мужественнее.
Сократ. Но ведь его стойкость менее осмотрительна, менее благоразумна, чем первого.
Лахес. Верно говоришь.
Сократ. Тогда, значит, по твоему мнению, и опытный в сражении наездник, проявляющий упорство и стойкость, менее мужествен, чем новичок?
Лахес. Так, мне кажется.
Сократ. То же самое ты скажешь о метком стрелке из пращи, из лука и о другом воине, опытном в какой-либо области военного искусства?
Лахес. Конечно.
Сократ. И те, кто, не умея плавать, но желая показать стойкость, бросаются в водоем, ты полагаешь, смелее и мужественнее тех, кто обладает опытом в этом деле?
Лахес. Что же другое можно сказать, Сократ?
Сократ. Ничего, если в самом деле ты так думаешь.
Лахес. Да, я так думаю.

Сократ. Однако, если не ошибаюсь, эти люди в своем желании продемонстрировать упорство и стойкость проявляют больше безрассудства, чем те, которые опытны в этом деле.
Лахес. Кажется.
Сократ. А не казалось ли раньше нам, что безрассудная отвага и упорство постыдны и вредны?
Лахес. Конечно.
Сократ. А мужество мы признавали чем-то хорошим?
Лахес. Верно, признавали.
Сократ. Но теперь же мы, напротив, называем постыдное, безрассудное упорство мужеством.
Лахес. Кажется, что так.
Сократ. Полагаешь ли ты, что мы говорим хорошо?
Лахес. Нет, клянусь Зевсом, Сократ, по-моему, нехорошо.
Сократ. Стало быть, Лахес, той дорической гармонии, о которой ты говорил, у нас с тобой что-то не выходит, потому что дела наши не согласуются со словами нашими.
Лахес. Понимать-то я, кажется, понимаю, что такое мужество, а вот только не знаю, как это оно сейчас от меня так ушло, что я не успел схватить его и выразить словом, что оно такое.

В поиске истины, знания, системного понимания…, Сократ использовал различные методы: от четких, логично выстроенных аргументов, и системного, развернутого рассмотрения обсуждаемого предмета, до гибкого подведения к правильному, истинному знанию, пониманию, используя так называемые,

. Т.е. он не делал утверждений по поводу того, что есть правильно, а что не правильно (он сам, по его словам,

), а путем искусно задаваемых вопросов, опять же

наводил на более глубокую и развернутую мысль…

Сократ говорил: «Я никого не учу, я просто с вами тоже ищу истину», сравнивая свою технику ведения беседа с «искусством повивальной бабки»:
«Я — акушер. Истина сидит внутри вас, только надо ее родить, — я вам помогаю ее родить». «В моем повивальном искусстве почти все так же, как у них; отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен и принимаю роды души, а не плоти».

Отрывок из книги Ксенофонта «Сократические сочинения» Диалог Сократа и Евтидема

Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем Сократ Евтидем

Но, так как ты готовишься быть во главе демократического государства, то без, сомненья, знаешь, что такое демократия. Ещё бы не знать! Так возможно ли, по-твоему, знать демократию, не зная демоса? Клянусь Зевсом, нет. А демос что такое, знаешь ты? Думаю, что знаю. Что же такое, по-твоему, демос? По-моему, это бедные граждане. Стало быть, ты знаешь бедных? Как же не знать? Так ты знаешь и богатых? Ничуть не хуже, чем бедных. Каких же людей ты называешь бедными и каких богатыми? У кого нет достаточных средств на насущное, те, думаю, бедные, а у кого их больше чем достаточно, те богатые. А заметил ли ты, что некоторым при самых ничтожных средствах не только хватает их, но ещё возможно делать сбережения из них, а некоторым недостаёт даже очень больших? Да, клянусь Зевсом! Хорошо, что ты мне напомнил: я знаю даже тиранов, которые по недостатку средств, точно крайние бедняки, вынуждены бывают прибегать к беззаконию. Если это так, то тиранов мы причислим к демосу, а владеющих небольшими средствами, если они домовиты, ‑ к богатым. Вынуждает меня и с этим согласиться, очевидно, моё скудоумие; и я думаю, не лучше ли всего будет мне молчать: по-видимому, я ровно ничего не знаю. (После этого Евтидем ушёл в совершенном отчаянии, полный презрения к себе, считая себя подлинно невежественным).

Вопрос в технике положительных ответов Утвердительный ответ Вопрос в технике положительных ответов Ответ, подтверждающий предположение спрашивающего Вопрос в технике положительных ответов Утвердительный ответ Открытый вопрос Содержательный ответ Вопрос в технике положительных ответов Утвердительный ответ Вопрос в технике положительных ответов Утвердительный ответ Открытый вопрос Содержательный ответ Вопрос в технике перелицовки аргументов Утвердительный ответ. Евтидем сам приходит к противоположному выводу, по-видимому, не осознавая этого Вывод в технике перелицовки Утвердительный ответ

Щипок сверху по струне самолюбия Звучание струны самолюбия Щипок сверху по струне самолюбия Звучание струны самолюбия Щипок снизу по струне самолюбия Звучание струны самолюбия Может быть щипком при определённой интонации _ Щипок сверху по струне самолюбия Звучание струны самолюбия Щипок сверху по струне самолюбия Звучание струны самолюбия _ _ _ Возможно, у Евтидема звучит струна зависти к тиранам Щипок по струне самолюбия (снизу) Звучание струны самолюбия

Постановка задач через диалог Сократом: VIKENT.RU

Сократ полагал, что «… добродетель есть знание. Истинно счастливая жизнь – это жизнь, наполненная праведными поступками, совершаемыми под воздействием разума. Следовательно, ключом к человеческому счастью служит разумное нравственное поведение.

Но для того, чтобы человек смог открыть для себя подлинную добродетель, следует решить ряд непростых вопросов. Для того, чтобы познать добродетель, необходимо найти общую для всех добродетельных поступков составляющую, или, иными словами, суть добродетели. Чтобы познать подлинную природу добродетели, надо проанализировать и проверить ценность каждого утверждения о ней в отдельности. Совсем недостаточно привести примеры различных видов добродетельных поступков и сказать, что это и есть сама добродетель, ибо подобный ответ не раскрывает единого сущностного качества, которое делает все эти поступки подлинными проявлениями добродетели.

Так же обстоит дело и с благом, справедливостью, отвагой, благочестием, красотой. Сократ подвергал критике софистов, утверждавших, что подобные понятия – только слова, простые названия для привычных представлений. В действительности слова способны искажать истину и вводить в заблуждение, создавая впечатление истины, будучи в действительности лишены твёрдой основы. Но слова способны также и указывать, словно на драгоценную незримую тайну, на нечто подлинное и вечное. В том, чтобы найти путь к этой подлинной реальности, и состоит задача философа.

Сократ двигался именно в этом направлении, развивая свою знаменитую диалектическую форму аргументации, которой суждено было заложить основы характера западного мышления и его эволюции: рассуждение в форме строгого диалога как метод интеллектуального исследования было нацелено на разоблачение ложных убеждений и выявление истины.

Обычной стратегией Сократа было задавать собеседнику целую цепочку вопросов, подвергая беспощадному анализу полученные ответы – таким образом, что выявлялись все несоответствия, скрытые в том или ином суждении.

Попытки определить сущность чего-либо отвергались одна за другой. Эти определения оказывались либо слишком широкими, либо слишком узкими, или вовсе бьющими мимо цели. Часто случалось, что подобный анализ окончательно заводил в тупик, и собеседники Сократа оставались словно поражёнными немотой. Зато такие ситуации показывали, что в философствовании для Сократа были важны не столько правильные ответы, сколько напряженные попытки их отыскать. Философия представала процессом или дисциплиной, испытанием длинною в целую жизнь. Заниматься философией на сократовский лад означало постоянно подвергать собственные мысли критике разума, вступая в серьёзный диалог с другими. Подлинное знание нельзя просто приобрести из вторых рук, как товар (это выходило у софистов): оно являлось личным достижением, добиться которого можно лишь ценой постоянной работы самокритического мышления. «Жизнь, не проверенная критикой, не стоит того, чтобы её прожить», – заявлял Сократ».

Ричард Тарнас, История западного мышления, М., «Крон-пресс», 1993 г., с. 34.

Метод Сократа и образование

В.Д. Квачев,
к.ф.н., доцент кафедры философии и истории
СарФТИ НИЯУ МИФИ

Показано, что метод Сократа, его диалог это своего рода лаборатория, одушевленное поисковое поле, предполагающее наличие двух собеседников. Вне диалога Сократа нет и подлинной мудрости, а только многознание. Появление информационных компьютерных систем позволяет расширить познавательные возможности диалога. Такой виртуальный диалог не уменьшает значение живого, непосредственного диалога, а дополняет его, меняя форму традиционного образовательного процесса.

Ключевые слова: диалог, истина, знание, самопознание, виртуальный диалог.

Социально-экономические изменения происходящие в античный период в Греции привели к разрушению сложившихся форм связей между людьми и потребовали выработки новой жизненной позиции. Философия и была ответом на это требование. Она предлагала человеку новый тип самоопределения: не через привычку и традицию, а через собственный разум. Философ говорил ученику не принимай все на веру, думай сам. Философия возникшая в момент кризиса традиционного уклада жизни и традиционных ценностей, с одной стороны выступала как критика традиций, углубляя сомнения в значимости устоявшихся веками принципов жизни, а с другой стороны это попытка найти обоснование для построения новой культуры. Большая роль в этом принадлежала Сократу. Философствование Сократа это диалог, предполагающий непосредственный контакт собеседников, совместный поиск истины в ходе бесед и споров. Диалог как образ жизни и способ философствования, был причиной сознательного отказа Сократа от письменных сочинений. Письменная форма, лишая потребности в самостоятельном поиске позволяет обучающимся казаться знающими, повторяя то, что было сказано в чужих сочинениях. Диалог же это живая, одушевленная речь. Он своего рода лаборатория, поисковое поле, предполагающее наличие как минимум двух собеседников. Вне такого диалога нет и подлинной мудрости, а возможно лишь многознание. А многознание как говорил Гераклит из Эфеса, уму не научит. В диалоге каждый из собеседников выступает как равный. Это в одинаковой степени относится и к случаю, когда один из участников диалога является учителем, а другой учеником. По традиционным представлениям учитель это тот, кто говорит и читает, а ученик — тот, кто слушает и записывает. В процессе обучения первый играет активную роль, а второй — пассивную и само обучение проходит в атмосфере господства авторитета учителя. Эти представления совершенно чужды сократовскому пониманию отношения учителя и ученика. Сам Сократ не был учителем в традиционном понимании. В его диалоге в соответствии с его педагогическими воззрениями, нет учителя, который передает ученику определенную сумму знаний, и нет ученика, который уносит в своей голове этот набор сведений. В сократовском диалоге есть два лица, для которых истина и знания не даны в готовом виде. Это значит, что истина и знания не передаются, или образно говоря, не переливаются из одной головы в другую, а раскрываются в сознании участников диалога. Поэтому Сократ в отличие от софистов не считал себя учителем мудрости которому все известно и который берется всему обучить. Единственное, на что он претендовал, это обучение искусству ведения диалога, при котором собеседник отвечая на заданные вопросы, высказывал суждения, обнаруживая свои знания или, напротив, своё неведение. Тем самым мастерство задавать вопросы становилось испытанием собеседника, его «обличением». «Обличение» к которому прибегал Сократ было направлено в одних случаях на то, чтобы умерить самоуверенность собеседника, мнящего себя знающим, и доказать ему не только что он ничего не знает, но и более того: оставаясь недалёким человеком, не подозревает о своём невежестве; в других случаях «обличение» имело целью ориентировать собеседника на самопознание, а также на обнаружение и уяснение того, что в нем самом до этого оставалось скрытым и неявным. В последнем случае искусство задавать вопросы Сократ рассматривал как средство с помощью которого можно содействовать рождению истины в голове собеседника, помогая ему раскрывать творческие способности. Это вопросно-ответное искусство Сократ сравнивал с повивальным искусством своей матери Фенареты и в шутку называл майевтикой. «Обличение» Сократа ставило собеседника в затруднительное положение, заставляя его противоречить самому себе, что вызывало смятение и замешательство. В словах «Я знаю, что я ничего не знаю» — весь Сократ, вся его философия. Он был уверен, что незнание точнее, знание о своем незнании в конечном счёте обернется знанием. Следовательно, незнание является предпосылкой знания, незнание стимулирует поиск, заставляет размышлять. Таким образом, у человека не сомневающегося в истинности своих знаний и воображающим себя всеведущим во всем нет потребности в поиске, в том, чтобы думать и размышлять.

Изменения происходящие в современном образовании связаны с использованием информационных компьютерных систем. Интерактивный режим работы с компьютером позволяет вести виртуальный диалог с собеседником. Виртуальный диалог в сравнении с живым, непосредственным диалогом имеет значительно большую информационную нагрузку. Однако такая форма диалога ни в коей мере не может заменить сократовский диалог, а является дополнением его, меняя форму традиционного образовательного процесса.

О повышенном интересе к диалогу Сократа говорит и высказывание основателя компании «Apple» Стива Джобса. На вопрос о своем главном желании в жизни он ответил, что хотел бы встретиться с Сократом и вступить в диалог с ним.

Источники:

1. Асмус В.Ф. Сократ. История античной диалектики. М., 1972.
2. Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991.
3. Кессиди Ф.Х. Сократ. Ростов-на-Дону, 1999.
4. Современные философские проблемы естественных, технических и социально-гуманитарных наук. Под ред. Миронова В.В., Гардарики, 2006.

(PDF) Сократ и диалог как призвание

ГЛАВА 1

14

Возможно, один из ответов состоит в том, что философские поиски Сократа по существу включали

преподавания (и обучения) самого себя. Это имеет ряд аспектов, которые связаны с заботой Сократа о собственном обучении и об обучении других. Во-первых,

Сократ взаимодействовал с другими, чтобы исследовать свою жизнь и взгляды, а также

как их собственные.В этом смысле он учит и проверяет себя вместе с другими и против них — действительно ли

он самый мудрый среди людей, как намекнул Дельфийский Оракул, хотя (или

, возможно, потому что) он не претендует на мудрость? К чему сводятся утверждения о знаниях

и

других людей? Что они могут научить его добродетели, справедливости, знаниям? Таким образом,

он принимает на себя роль вопрошающего, ученика, критического экзаменатора, занятого в elenchus. Он

учит себя в смысле того, кого учат, побуждая его

к собственному обучению.Он критически озабочен тем, чему он может научиться у других, и поэтому

учится самому, критически обучаясь у них.

Во-вторых, сократовские диалоги выдвигают Сократа как своего рода прототипа

ученика, одновременно уникального и универсального, чтобы другие считали его учениками самих себя.

Он не наставлял своих последователей, что такое добродетель, справедливость или мудрость, а скорее

моделировал процесс исследования. Он и берет на себя ответственность за свое собственное обучение

как ученик-учитель, и возлагает ответственность за обучение на своего собеседника как на учителя-ученика

(Woodruff, 2000).Блестящая интерпретация Платоном диалоговой формы

предлагает читателю явные позиции, как вопрошающего и отвечающего, внутреннюю часть поисков знаний

. Мы не просто наблюдаем со стороны за учебным событием.

Мы участвуем в этом изнутри, от первого лица, через позиции, которые предлагает диалог

, и поэтому мы опосредованно переживаем, каково это говорить, и

думаем, как Сократ, проводя elenchus, познавая его Вера собеседника в качестве своего собеседника

уговаривается и подталкивается признать его и заняться его распознаванием.

Подобно собеседнику, мы часто заканчиваем в состоянии недоумения, апории, которая для Сократа

является началом познания истины. Затем мы отступаем и спрашиваем:

, как его последователи и как философы из поколения в поколение, что означает для нас ученик

Сократ. Как утверждает Нехамас (1998: 3), Сократ предлагает «своего рода план

, которому другие с аналогичной целью могут следовать, игнорировать, отрицать, поскольку они формируют

сами.Есть свидетельства того, что ряд последователей Сократа усвоили

этого способа обучения у Сократа и применяли его на практике, либо задействовав те

, претендующие на знание, в диалоге и / или позже сами написали сократовские диалоги.

Это вызвало сильное раздражение у тех, кто считал себя знающими.

— «Я полагаю, — говорит Сократ в« Извинениях », — они [его последователи] находят неограниченное количество людей

, которые думают, что они что-то знают, но на самом деле знают мало или ничего »

— и одним из обвинений против него было« развращение молодежи ».

Третий смысл, в котором Сократ учит нас, — это его настойчивое

то, что поставлено на карту. Это не только обсуждаемый вопрос — природа добродетели, справедливость, храбрость, мудрость, красота — но и само «я», то, что Сократ называет «душой».

Поиск истины необходим для благополучия души. Вот почему в Gorgias,

, например, он утверждает, что лучше терпеть зло, чем его совершать. И в

Протагоре он предостерегает Гиппократа от «вверения своей души» софисту,

Протагора, став его учеником, когда софисты «даже не знают, есть ли в этом материал

Диалог и диалектика: Сократ | Энциклопедия.com

Сократ (ок. 470–399 до н. э.) разработал метод исследования и обучения, включающий вопросы и ответы, или «метод Сократа». Хотя Сократ заявлял, что не знает ответов на свои вопросы, его вопросы и проверка полученных ответов были направлены на выявление слабости мнений, которых придерживаются его собеседники, и на уточнение этих мнений. Хотя Сократ не оставил собственных сочинений, метод Сократа демонстрируется в трудах нескольких его учеников, особенно его самого известного ученика Платона (ок.428–348 или 347b.c.e.). Сократические диалоги Платона представляют Сократа в разговоре с известными современниками. Эти ранние диалоги включают вопросы и ответы, но большинство из них не приводит к определенному выводу или твердому соглашению.

Греческое существительное dialogos происходит от глагола dialegesthai, , означающего «вступать в разговор». Термин диалектика, или искусство аргументации ( dialectike techne ) также происходит от этого глагола, но в случае сократической диалектики соответствующий греческий термин — elegkhos ( elenchus ).Elenchus означает испытание, и, поскольку те, кого проверяют сократовским вопрошанием, часто оказываются неадекватными в своих ответах, это означает опровержение.

Литература Сократических бесед

В греческой литературе диалог или аргумент так же стара, как Гомер и обмен мнениями между Ахиллом и Агамемноном в Илиаде 1; это характерная черта аттической комедии и трагедии. Философский диалог начался с разговоров, которые Аристотель (384–322 до н.э.) знал как Sokratikoi logoi, — это форма подражания ( mimesis, ), отражающая разговоры Сократа.Хотя некоторые диалоги Платона и Ксенофонта (ок. 431 — ок. 352 до н. Э.) Претендуют на запись разговора исторического Сократа и собеседника (или собеседников), все сократовские диалоги являются литературными вымыслами, основанными на реальности, которую мы никогда не сможем восстанавливаться.

Литературное изложение философской беседы предшествовало прозаическим комедиям сицилийца Эпихарма (ок. 530 — ок. 440 до н. Э.). Наш первый пример сократического разговора взят из книги Аристофана Clouds (423 b.c.e.), в котором вымышленный Сократ проверяет интеллект и характер старшего ученика. Из их разговора становится ясно, что сократовский опрос был разработан для проверки не только интеллекта, но и характера собеседника.

Если после этого разговора вы попытаетесь забеременеть другим зачатием, и если, Теэтет, вам это удастся, вы станете великим благодаря лучшим зачатиям. И, если вы пусты, вы окажетесь менее утомительным для своих товарищей и более мягким человеком, поскольку в своей новой мудрости вы не будете думать, что знаете то, чего не знаете.Это пределы моего искусства.

источник: Сократ в Theaetetus 210B – C.

«Изобретение» диалоговой формы.

В древности существовал спор о том, кто был «изобретателем» диалоговой формы как носителя философии. Наши знания о притязаниях соперников на эту честь восходят к Аристотелю, который в своем диалоге О поэтах упоминает Зенона Элейского (ок. 495 — ок. 430 г. до н. Э.) Как основателя того, что он называет диалектикой, и неизвестного Алексамена как основателя «изобретатель» миметического диалога.Согласно Диогену Лаэртскому, III век до н. Э. Греческий писатель и источник информации о греческих философах, афинский сапожник по имени Симон был первым, кто представил беседы Сократа в «диалектической» форме. Как и Ксенофонта, Саймона считали стенографистом разговоров, которые он просто подслушивал.

Нам тоже кое-что известно о сократовских диалогах Антисфена (ок. 445 — ок. 365 до н. Э.) И Эсхина Сократика (4 в. До н. Э.). Антисфен определенно писал до Платона.У нас есть несколько цитат из книги Эсхина Алкивиад, , которая дает пример того типа характеристики, которую мы находим так блестяще отображенной в сократовских диалогах Платона. Диалоги Ксенофонта, вероятно, появились после Платона, в течение длительного периода изгнания Ксенофонта из Афин (города, который он покинул в 401 году). К ним относятся его Apology, Symposium, Oeconomicus, беседы Книг 2-4 из Memorabilia (Воспоминания о беседах Сократа) и краткий отрывок из его Cyropaedia , где мы встречаем армянского Сократа (3.31.10–14; 38). И Антисфен, и Ксенофонт писали квази-философские диалоги, в которых Сократ не был оратором; Примеры — Кира Антисфена и Иеро Ксенофонта.

Таким образом, к тому времени, когда он начал писать свои диалоги, Платон был одним из многих сократиков и авторов сократовских диалогов, но именно он превратил диалог в мощный инструмент философского исследования. В его произведениях существует различие между «сократовскими» диалогами, в которых Сократ фигурирует как главный оратор, и поздними диалогами, в которых он либо присутствует, но в основном молчит ( Sophist, Statesman, и Timaeus / Critias ) или где он отсутствует (Закон ).Симптомом его исчезновения в платоновских диалогах являются длинные непрерывные речи доминирующего персонажа, которые занимают большую часть Тимей / Критий и Законов, , где мы встречаем Тимея, Крития и пришельца из Афин.

Альтернативы диалогу.

Чтобы оценить радикальный характер платоновского диалога, необходимо рассмотреть альтернативы философскому дискурсу, доступные Платону, когда он начал писать свои первые сократические диалоги, начиная, возможно, с Апологии Сократа , написанной сразу после казнь его «старшего друга» в 399 г.c.e. В контексте демократической культуры Афин V века альтернативы включали длинные демонстрационные речи софистов перед большой аудиторией. Платон Protagoras является хорошим примером такой формы изложения, данной опытным оратором, который не терпит прерывания или допроса. Другой альтернативой был философский трактат или стихотворение. Анаксагор (ок. 500 – ок. 428 до н. Э.), Современник Сократа, не обнаруживает никаких свидетельств диалога в его «О природе». Риторика ранней философской поэзии имеет тенденцию к непрерывным иерофантическим высказываниям поэта-философа, претендующего на божественный авторитет того, что он говорит, как в случае Парменида (р.c. 515 г. до н. Э.) И Эмпедокла (ок. 490–430 до н. Э.), Который на самом деле заявляет, что он бог. Гераклит (ок. 540 — ок. 480 до н. Э.) Утверждает, что его логос (дискурс) является выражением высшего Логоса (принципа понятности).

Что касается «диалектики», короткий анонимный трактат под названием Dissoi Logoi (Аргументы за и против) современен молодому Платону; но здесь, как и в работе Протагора (ок. 485–410 до н.э.), более известная Antilogiai, диалектика или искусство аргументации служит праймером для развития способности спорить за и против по любому вопросу.Некоторые из аргументов Dissoi Logoi важны для платоновских диалогов: например, вопрос о том, можно ли обучать добродетели ( aretē ), рассматривается в « Meno» Платона. Это руководство представляет собой пример обучения логике, проводимого в Академии и записанного в восьми книгах Аристотеля «Темы и софистические опровержения». Все эти произведения тренируют молодежь в дискуссии. Они рассматривают правила и типы аргументов (известные как топои), но эти аргументы бестелесны и не имеют характеристики, которая так важна для платоновских диалогов.

Сократические диалоги Платона

Благодаря их успеху оригинальность сократических диалогов Платона легко забывается. Платон больше, чем любой другой сократик, вложил большую часть своих сократовских диалогов в исторический контекст, который обосновывает преследуемые ими вопросы в исторической реальности. Точно так же его драматический гений в характеристике Сократа и его собеседников иногда упускается из виду. Открытие Charmides является хорошим примером раннего стиля Платона.Сократ только что вернулся из Беотии и афинского убежища в 425 году. Он участвует в долгом разговоре о природе благоразумного самообладания ( sophrosyne ) с двумя молодыми людьми, храбрость которых еще не была испытана, Хармидом и Критием, обоими из них. Которые должны были быть проверены, поскольку они появились как два из «Тридцати тиранов» в 404 году. Здесь очевидны исторический контекст, характеристика и философское искусство драматической иронии Платона. В отличие от диалогов других сократиков, диалоги Платона полифоничны в том смысле, что в них часто участвует большое количество персонажей.

Долгое время считалось, что «Апология » Платона представляет собой то, что Сократ на самом деле сказал в суде, но более вероятно, что это посмертное оправдание жизни Сократа. В настоящее время среди толкователей Платона растет стремление понять «литературные» качества платоновских диалогов с точки зрения философских намерений Платона. И теперь меньше склонности рассматривать Сократа (или Элеатского Незнакомца из Sophist и Statesman или Афинского Незнакомца из Законов ) как «представителя» Платона или, в случае более раннего «Сократические» диалоги, если поверить Платону на слово Сократа.

Случай с Республикой является примером опасности интерпретации ошибочного Сократа, который может многое сказать об идеальном состоянии и идеальном «состоянии» индивидуальной души, для Платона, который хранит молчание и анонимно. во всех его диалогах. Согласие братьев Платона, Глаукона и Адейманта, с длинной серией утверждений, выдвигаемых Сократом, легко отменяется (как ясно показывает начало книги 5 Republic ). Здесь и ранее, соглашаясь со странным предложением о том, чтобы женщины и дети из класса опекунов государства Сократа содержались вместе ( Republic 4.423B) ставится под сомнение, и диалог неожиданно открывается для перспективы женщин-хранительниц и короля-философа (вопросы к книгам 5–7). Подобно сократовскому вопрошанию, все диалоги Платона имеют открытый конец.

Метод Сократа.

«Метод Сократа» часто используется педагогами в качестве модели обучения, но, возможно, не осознавая, насколько он сложен. В сократовских диалогах Платона нет свидетельств того, что Сократ побуждал собеседника отказаться от искаженной точки зрения в поисках точки зрения, которая является философски более высокой.В случае с ранней серией диалогов, которые ставят под сомнение четыре греческих добродетели, нет выхода из недоумения. Socratic elenchus или перекрестный допрос обычно заканчивается демонстрацией того, что общее утверждение, сделанное собеседником, имеет исключения или скрывает скрытые предположения, которые собеседник не может принять. По этой причине исследование самоограничения в Charmides, добродетели в Meno, смелости в Laches, и единство добродетелей в Protagoras, называется «апоретическим».«То есть они не предоставляют пути (poros) к решению, но тем не менее они создают стимул разочарования. Эти ранние диалоги проверяют« аудиторию второго намерения »Платона больше, чем собеседников Сократа. В диалогах, которые приводят к Республика, в Theaetetus (О знании), Sophist, и Государственные деятели, и, действительно, во всех своих диалогах Платон, кажется, предлагает философский вызов и обучение своих читателей, чтобы они находили свои собственные решения. к проблемам, которые он поднимает.

Майевтическое искусство Сократа.

Платон явно чувствовал, что невозможно в разговоре один на один или в разговоре с множеством возможных читателей привить философское понимание. Наиболее яростные противники Сократа (Фрасимах в республике, Калликл в Горгии, и Зенон в Парменид ) отказываются соглашаться с Сократом после долгих компромиссов. Гениальность «метода Сократа» в том, что он предполагает разочарование, а не насаждение.Это вызывает у собеседника недовольство его устоявшимися убеждениями.

В конце Theaetetus Сократ представляет себя сыном акушерки, которая сама является акушеркой для умственного отпрыска своих собеседников. Он может либо помочь создать превосходное зачатие, либо вызвать некоторую скромность в признании своего бесплодия. Это его маевтическое искусство (греч. maieutikos, акушерства). Сократ признает притязания на знание одухотворенных людей прошлого и настоящего.Они обладают знаниями, которые могут передать; Сократ может передавать только те знания, которые уже присутствуют в человеке. Так, в «Республике » он сравнивает свой метод с протрептиком, обращающим компаньона к свету, а не втискивающим зрение в его глаза. Таковы описания Платоном «метода Сократа».

См. Также Философия, история ; Философия, мораль: древние ; Философия разума: древние и средневековые ; Платонизм .

библиография

Бахтин Михаил М. Диалогическое воображение: четыре очерка. Отредактировал Майкл Холквист. Перевод Кэрил Эмерсон. Остин: Техасский университет Press, 1981.

Блонделл, Руби. Игра характера в диалогах Платона. New York: Cambridge University Press, 2002.

Clay, Diskin. «Истоки платонического диалога». В «Сократовское движение», под редакцией Пола А. Вандера Вардта. Итака и Нью-Йорк: издательство Корнельского университета, 1994.

Фридлендер, Пауль. Платон: Введение. Перевод Ганса Мейерхоффа. Нью-Йорк: Пантеон, 1958. Перевод Platon: Seinswahrheit und Lebenswirklichkeit.

Джаннантони, Габриэле, изд. Socratis et Socraticorum Reliquiae. 4 тт. Неаполь: Bibliopolis, 1990.

Грисволд, Чарльз Х., мл. Введение в Платоновские сочинения / Платонические чтения. University Park: Пенсильвания State University Press, 2002. Первоначально опубликовано в 1988 г.

Кан, Чарльз Х. Платон и сократический диалог: философское использование литературной формы. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета, 1996.

Найтингейл, Андреа. Жанры в диалоге: Платон и конструкция философии. Кембридж, Великобритания: Cambridge University Press, 1995.

Властос, Грегори. Socratic Studies, под редакцией Майлза Бёрньита. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1994. См. «Сократический Эленх: метод — это все».»

Дискин Глина

Тейлор Свифт: диалог Сократа

ТЭЙЛОР СВИФТ: Скажи мне, Сократ, должен ли игрок всегда играть, играть, играть?

СОКРАТ: Ну, это зависит от того, что значит быть игроком и что значит играть. Не могли бы Вы уточнить?

SWIFT: Я думаю о грязных, грязных читах мира. Те, из-за которых так много людей терпят поражение, пока они, возможно, заболевают. Алкивиад, например, покинул Афины и искал убежища в Спарте, затем покинул Спарту и отправился в Персию, прежде чем, наконец, вернуться в Афины, оставив межимперский след разбитых сердец.

СОКРАТ: Да, понятно. Фактически, Алкивиад — игрок, который будет играть, играть, играть.

SWIFT: Да, очень.

СОКРАТ: Но должен ли он? Вот в чем вопрос.

SWIFT: Я считаю, что он должен, потому что считал, что ненавистник должен ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть, а фальшивый должен фальшивый, фальшивый, фальшивый. Почему игрок должен быть другим?

СОКРАТ: Но могут ли люди измениться? Разве что-то не могло убедить игрока остаться, остаться, остаться, а не играть, играть, играть?

SWIFT: А, но вы видите, Сократ, это не игрок решает остаться, остаться, остаться.Скорее игрок становится стайером, когда он перестает играть, играть, играть.

СОКРАТ: Значит, один должен устранить другого. Игрок никогда не может оставаться, оставаться, оставаться, потому что, по вашему мнению, он тогда будет стоянкой, а не игроком.

SWIFT: Верно.

СОКРАТ: Мог ли стайер, который до этого приходил на слишком много свиданий, сохранить старые привычки?

SWIFT: Возможно, у меня ничего не в голове, по крайней мере, так говорят люди, но, боюсь, я не понимаю.

СОКРАТ: Не обращайте внимания на то, что говорят люди. Глубина затронутой вами проблемы показывает существенное содержание вашего мозга. Но позвольте мне пояснить. Может быть, дело в степени? Может ли стайер, который раньше был игроком, все еще иметь желание играть, играть, играть, но сопротивляться искушению и оставаться, оставаться, оставаться?

SWIFT: Нет, игрок, который, кажется, остается, остается, остается не более чем притворщик. И, как я уже сказал, фальшивки будут фальшивыми, фальшивыми, фальшивыми.

СОКРАТ: Что ж, давайте рассмотрим общепризнанного стайера.Будучи одним из тех, кто всегда остается, остается, остается, возможно, он задерживается слишком поздно и, поддавшись искушению, он будет играть, играть, играть. Что скажешь?

SWIFT: Случай, который вы описываете, стайер, который будет играть, играть, играть, — это сердцеед. Подобно притворщику, сердцеедка будет ломаться, ломаться, ломаться.

СОКРАТ: Посмотрим, пойду ли я. Игрок, который останется, останется, останется притворщиком. И фальшивки будут фальшивыми, фальшивыми, фальшивыми. Верный?

SWIFT: Да.

СОКРАТ: И действительно ли стайер, который будет играть, играть, играть, — сердцеедка, который ломается, ломается, ломается.

SWIFT: Это моя позиция.

СОКРАТ: Похоже, вы говорите исходя из собственного опыта.

SWIFT: В некотором смысле. Но этот опыт, если не полностью универсальный, по крайней мере, легко связать.

SOCRATES: Как популярная песня, которая не может остановиться или не перестает звучать.

SWIFT: именно такая музыка приходит вам в голову.

СОКРАТ: Сказать, что все будет хорошо.

SWIFT: Верно.

СОКРАТ: Вернемся к началу. Ваша гипотеза состоит в том, что игроки будут играть, играть, играть. Это правильно?

SWIFT: Верно.

СОКРАТ: И поэтому они не могут оставаться, оставаться, оставаться.

SWIFT: Вы снова правы.

СОКРАТ: Но разве вы не говорили, что игрок, который, кажется, остается, остается, остается, на самом деле является фальсификатором. И, следовательно, как фейкер будет фальшивым, фальшивым, фальшивым.

SWIFT: Да, я сказал то же самое.

СОКРАТ: Похоже, мы зашли в тупик — вы говорите, что игроки всегда будут играть, играть, играть, но для них возможно, что они останутся, останутся, останутся, и все же это делает их притворщиками, которые будут притворяться, притворяться, притворяться. . Но если они фальшивые, фальшивые, фальшивые, то они не всегда играют, играют, играют, потому что должно быть хотя бы какое-то пребывание, оставаться, оставаться, иначе, они только играют, играют, играют и, следовательно, являются игроками, а не фальшивыми. .

SWIFT: Человеческое существо — вещь громоздкая, полная сложностей и противоречий.Но что делать? Если бы только было какое-то движение, которое избавляло бы от психических проблем, которые вытекают из простого бытия.

СОКРАТ: Может быть, как собака, которая пошла плавать, вы можете трясти, трясти, трясти.

SWIFT: Отбросить?

СОКРАТ: Стряхни это.

Диалоги Сократа: краткое содержание, заметки и уроки

Евтифрон

«В первую очередь я хотел бы понять, возлюблены ли боги благочестивых или святых, потому что они святы, или святы, потому что они любимы всеми. боги.

Это его знаменитый вопрос, по сути, говорящий: «Разве это хорошо, потому что это любит Бог? Или бог любит это, потому что это хорошо? »Если это первое, то доброта произвольна и не имеет значения, поскольку бог может выбрать что угодно и сделать это хорошо. Если это второе, то бог не имеет значения, так как у нас будет доброта с ним или без него. Это не делает Евтифрона счастливым

Apology

«… попросил оракула сказать ему, есть ли кто-нибудь мудрее меня, и пифийская пророчица ответила, что нет человека мудрее.

Обычно какой-то парень подошел к Оракулу и спросил, кто самый мудрый человек, и они ответили, что Сократ. Сократ утверждает, что он ходит и задает людям вопросы, потому что хочет доказать, что он не самый мудрый человек, но пока что он обнаружил только то, что никто не понимает, о чем они говорят, и не может защитить свои знания. Это приводит к тому, что Сократ признает свою мудрость в том факте, что он знает, что ничего не знает. Все остальные ничего не знают, но они думают, что что-то знают, и этим обманули себя.Сократ мудр, потому что он осознает свое невежество: «Мне лучше, чем ему, потому что он ничего не знает и думает, что знает. Я не знаю и не думаю, что знаю ».« Я обнаружил, что люди, пользующиеся наибольшей репутацией, были почти самыми глупыми; и что некоторые низшие люди были действительно мудрее и лучше ».

«Афиняне, я уважаю и люблю вас; но я буду повиноваться Богу больше, чем вам, и, пока у меня есть жизнь и сила, я никогда не перестану практиковать и преподавать философию »,

« Ибо, если вы убьете меня, вам нелегко найти другого, подобного мне, который, если я могу использовать такую ​​нелепую фигуру речи, я что-то вроде овода, данного государству Богом; а также.государство похоже на большого и благородного коня, который из-за самого своего размера запаздывает в своих движениях и требует, чтобы его пробудили к жизни ».

«Трудность, друзья мои, не в том, чтобы избежать смерти, но в том, чтобы избежать неправды; потому что это бежит быстрее смерти ».

«Настал час отбытия, и мы идем своей дорогой — я должен умереть, а вы — жить. Что лучше, одному Богу известно «.

Crito

«Но почему, мой дорогой Crito, нам нужно заботиться о мнении многих? Хорошие люди, а они единственные, кого стоит задуматься, будут думать об этих вещах так, как они произошли.

Phaedo

«Да, Критон, и те, о ком ты говоришь, поступают правильно, потому что думают, что они выиграют от промедления; но я прав, что не поступаю так, потому что не думаю, что получу что-нибудь, выпив яд немного позже; Я должен щадить и спасти уже ушедшую жизнь; Я мог только посмеяться над собой из-за этого. Пожалуйста, сделай, как я говорю, и не отказывай мне ».

«Он начал холодеть в паху, когда он открыл свое лицо, потому что он закутался, и сказал (это были его последние слова) — он сказал: Крито, я должен петух Асклепию; вы не забудете выплатить долг? «Долг должен быть выплачен, — сказал Крито. есть ли еще что-нибудь?»

Один Сократ и многие.Обсуждение тома «Сократ и сократический диалог»

Том «Сократ и сократический диалог» , недавно отредактированный Ч. Мур и А. Ставру (Brill, 2018) отдают предпочтение плюралистическому подходу к источникам, который получил все большее признание за последние десятилетия, и, таким образом, разделяют выбор не ограничивать изучение Сократа каноническим «квартетом» Аристофана, Платона, Ксенофонт и Аристотель. Действительно, этот том частично продолжает существующую тенденцию, но в то же время доказывает, что она усиливается за счет дальнейшего уточнения и тщательного изучения этой области исследований.Очень долгожданный результат — это сборник эссе, который дает богатую и детальную картину Сократа от старой комедии до неоплатонизма, основанный на сократовской литературе, а также на несократовских материалах — последний включает как несократических авторов, так и несократовские отрывки. авторов Сократа. Из-за разнообразия тем и количества статей, которые представляют широкий спектр методологических подходов, работа предлагает привилегированную точку зрения для исследования текущих достижений в нашем понимании сократизма.Вместо того, чтобы предоставить подробное представление всех глав, что неизбежно привело бы к чрезмерному упрощению их содержания, в этом документе делается попытка выделить — в том числе путем сравнения с существующей литературой — основные результаты проведенного анализа и их конкретный вклад в эту область.

Ссылки

Ахбель-Раппе, С. и Камтекар, Р. 2006. Спутник Сократа , Малден (Массачусетс), издательство Blackwell Publishing Company. Искать в Google Scholar

Boys-Stones, G.и Rowe, C. (ред.). 2013. Круг Сократа , Индианаполис, Hackett Publishing. Ищите в Google Scholar

Бранкаччи, A. 2005. «Двойник Даймон в Евклиде Сократовском», Апейрон 38, 143–154. Поиск в Google Scholar

Буссанич, Дж. И Смит, Н. Искать в Google Scholar

Capra, A. 2001. Ἀγὼν λόγων: il Protagora di Platone tra eristica e commedia , Milano, LED.Искать в Google Scholar

Danzig, G., Johnson, D.M. и Моррисон, Д. 2018. Платон и Ксенофонт: сравнительные исследования , Лейден-Бостон, Brill. Искать в Google Scholar

De Luise, F. and Stavru, A. 2013. Socratica III. Исследования Сократа, Сократов и древней сократической литературы , Санкт-Августин, Academia Verlag. Искать в Google Scholar

Dorion, L.-A. 2006. «Сократ Ксенофонта», в S. Ahbel-Rappe и R. Kamtekar, A Companion to Socrates , Malden (MA), Blackwell Publishing Company, 93–109.Искать в Google Scholar

Fritz, K. von. 1931. «Мегарикер», в RE Supplementband Vol. V, Штутгарт, J.B. Metzlerscher Verlag, cols. 707–724. Искать в Google Scholar

Гера, Д. 2007. «Сократы Ксенофонта», в Сократ от античности до просвещения , изд. М. Трапп, Олдершот и Берлингтон, Ашгейт, 33–50. Искать в Google Scholar

Giannantoni, G. 1990. Socratis et Socraticorum reliquiae , I – IV, Napoli, Bibliopolis.Искать в Google Scholar

Karasmanēs, V. 2004. Сократ: 2400 лет со дня его смерти (399 г. до н.э. — 2001 г. до н.э.) , Афины, Eurōpaiko Politistiko Kentro Delphōn. Искать в Google Scholar

Layne, D.A. 2015. « Socrates Neoplatonicus », в Dictionnaire des philosophes antiques , ed. Р. Гуле, Париж, CNRS Éditions, 795–818. Искать в Google Scholar

Layne, D. A. and Tarrant, H. 2014. The Neoplatonic Socrates , Philadelphia, University of Pennsylvania Press.Искать в Google Scholar

Mársico, C. 2013. Filósofos socráticos. Testimonios y fragmentos , vol. I: Megáricos y cirenaicos , Мадрид, редакция Losada. Искать в Google Scholar

Mársico, C. 2014. Filósofos socráticos, Testimonios y fragmentos , vol. II: Antístenes, Fedón, Esquines y Simón , Буэнос-Айрес, редакция Losada. Искать в Google Scholar

Morrison, D. R. 2011. The Cambridge Companion to Socrates , Cambridge, Cambridge University Press.Ищите в Google Scholar

Nails, D. 2002. Люди Платона: Просопография Платона и других сократиков , Индианаполис и Кембридж, Hackett Publishing. Искать в Google Scholar

Нарси, М. и Тордесильяс, А. (изд.). 2008. Xénophon et Socrate . Actes du colloque d’Aix en Provence (6–9 ноября 2003 г.), Париж, философские библиотеки J. Vrin. Поиск в Google Scholar

Россетти, Л. и Ставру, А. 2008. Socratica 2005: Studi sulla letteratura socratica antica , Bari, Levante editori.Поиск в Google Scholar

Россетти, Л. и Ставру, А. 2010. Socratica 2008: Studies in Ancient Socratic Literature , Bari, Levante editori. Ищите в Google Scholar

Strauss, L. 1970. Сократический дискурс Ксенофонта: интерпретация Oeconomicus, Итака и Лондон, Cornell University Press. Искать в Google Scholar

Trapp, M. 2007a. Сократ: от античности до просвещения , Олдершот и Берлингтон, Ашгейт. Искать в Google Scholar

Trapp, M.2007b. Сократ в девятнадцатом и двадцатом веках , Олдершот и Берлингтон, Ашгейт. Поиск в Google Scholar

Вандер Вардт, П. А. 1994. Сократическое движение , Итака и Лондон, Cornell University Press. Ищите в Google Scholar

Zilioli, U. 2015. От Сократов до Сократических школ: Классическая этика, метафизика и эпистемология , Лондон и Нью-Йорк, Routledge. Ищите в Google Scholar

Как Платон учит читателя справедливости посредством сократического диалога? — Социальные утопии

Стиль аргументации Сократа не похож на большинство из них.На протяжении всей первой и второй книг Платона «Республика» философ ведет несколько бесед, аргументируя истинное определение справедливости и ее ценности в обществе. За исключением очень редких повествований, эти полнометражные диалоги — это читатели лишь изучают опыт Сократа. Приводя полный аргумент, представленный каждым человеком, читатель может проследить за тем, что делал сам Сократ, прежде чем прийти к заключению. Этот метод обсуждения, хотя иногда он может показаться почти излишним, надежен.Вместо того, чтобы представить несколько пунктов, которые поддерживают его нынешнюю веру, своему противнику, пытаясь изменить их взгляды, Сократ развлекает мысли своих оппонентов и постепенно приводит их в свое видение вещей. Будучи философом, Сократ часто не имеет однозначного ответа на вопрос, который задает в начале дискуссии, поэтому часто заканчивает тем, что сам учится так же, как учит других. В жарком споре о значении справедливости Фрасимах, противник Сократа, не согласен с тем, как Сократ ищет истину; «Клянусь Геркулесом! Это обычная для вас ирония Сократа! Я знал, что это случится.Я даже сказал этим другим ранее, что вы не захотите отвечать, что вы будете ироничны и сделаете что-нибудь, вместо того, чтобы дать ответ, если бы кто-то спросил вас »(Платон 13). Трасимах имеет в виду то, что Сократ никогда не выдвигает собственных гипотез, а только оспаривает чужие. Хотя это расстраивает Фрасимаха и, возможно, даже читателя, именно здесь сократический диалог находит свое применение в обучении. Сократ ведет разговор в определенном направлении, часто используя метафоры и гипотетические сценарии, чтобы прояснить свою точку зрения.Он не высказывает никакого мнения по этому поводу, а только использует логику, с которой обе стороны согласны.

«Сократ: А у ушей есть функция? Трасимах: Да. Сократ. Значит, у них тоже есть добродетель? Трасимах: У них тоже есть добродетель. Сократ. А что насчет всего остального? Разве не то же самое? » (Платон 33). Этот пример показывает, как Сократ направляет своего противника через свой собственный мыслительный процесс. Очень постепенно он убеждается, что двое согласны в чем-то, обычно принимают это как истину, а затем применяют логику к более широкой концепции.Как только что-то установлено как факт, тщательно подбирая слова, он приближается к вопросу, на который в конечном итоге пытается найти ответ. Убедительная природа стиля Сократа — вот почему Платон учит читателя через сократический диалог. Платон дает полную аргументацию, чтобы провести читателя по ходу мысли Сократа, и читатель постепенно встает на сторону Сократа, так что они приходят к ответу на его вопрос с той же точки зрения. Часто к концу спора больше не бывает двух мнений, одно из которых признано победителем, а другое — проигравшим.Вместо этого есть одна истина, которую ни одна из сторон не может логически опровергнуть. У оппонента Сократа есть не только ответ, но и ответ Сократа, который, вероятно, не принимал во внимание истина заранее. Это то, что узнал читатель.

Я подтверждаю, что не получал и не оказывал несанкционированной помощи во время выполнения этой работы

Цитируемых работ

Платон, Г. М. А. Грубе и К. Д. К. Рив. Республика. Индианаполис: Hackett Pub., 1992.

.

Что такое сократический диалог? | Институт Цирцеи

Изображение из Википедии

Классическое образование уделяет большое внимание сократовскому диалогу, но что мы имеем в виду, когда используем это название? Это инструкция, основанная на вопросах? Есть ли какой-то заранее определенный ответ, который учитель ждет от ученика? Что ж, Платон не писатель ни для излишне серьезных (нет чувства юмора? Не читайте симпозиум), ни для бессмысленных (не заботится о справедливости? Не читайте «Республику»), так что простого ответа на этот вопрос нет. этот вопрос.Если вы сделали твердый вывод о том, что Сократ имел в виду под данным аргументом, скорее всего, вы упустили суть! Но это не значит, что не стоит читать произведения Платона. Напротив, именно это делает их такими захватывающе проницательными и прибыльными. Они отражают реальность: вы знаете, это место, где мы продолжаем думать, что понимаем вещи только для того, чтобы обнаружить, что мы думали как простые неофиты, то место, где мы живем. Но из этого нельзя сделать вывод, что Сократ / Платон ни во что не верил.Напротив, их убежденность в том, что истина познаваема, вынуждала их бороться с софистами, которые считали истину относительной или непознаваемой. Они были настолько уверены в том, что истина известна, что разработали стратегии для ее открытия, и эти стратегии оказались потрясающе эффективными. Однако мир постпросвещения не верит, что истина может быть познана. В результате они не обучают инструментам классической традиции, утерянным инструментам обучения, как их назвала Дороти Сэйерс.Сократ знал, что люди не открыты истине и что у них есть много препятствий на пути к ней. Он знал, что мы все проводим большую часть времени, заблуждаясь. Поэтому он разработал процедуру, с помощью которой он мог сам восстать из ошибки, а также исправить других. Его стали называть Сократовским методом, хотя я думаю, что Сократ не согласился бы с тем, что существует «метод», которому следует следовать. Его подход, когда он полностью реализован, проходит через две стадии, которые наиболее ярко демонстрируются в отрывке из «Менона», когда он преподает геометрию невежественному мальчику-рабу.

Изображение из Википедии

Первый этап — это то, что мы можем правильно назвать современным термином: деконструкция. На этом этапе Сократ задает вопросы, которые помогают ученику увидеть противоречия и несоответствия в его мнении. Если ученик готов принять очевидное, он скажет волшебные слова: «Я не знаю». Он достиг того, что Платон называет «метанойя», что в Библии означает покаяние и означает «повернуть вспять». Когда вы знаете, что невежественны, вас можно научить.Теперь Сократ начинает вторую стадию своего учения, которую он называет исправлением. Теперь он будет направлять ученика «исправить свое невежество». Поскольку целью первого этапа было продемонстрировать дисгармонию мысли ученика (противоречия, несоответствия и т. Д.), То целью второго этапа является восстановление гармонии на более прочной основе. В основе этого «метода» лежало по крайней мере четыре сократовских убеждения. Во-первых, правда. Во-вторых, истина познаваема. В-третьих, истину можно открыть. И в-четвертых, истина в конечном итоге едина в том смысле, что все вещи складываются в гармоничную симфонию бытия.Софисты отрицали каждое из этих убеждений. Для них не было правды, а если и было, вы не могли этого знать, а если бы могли, вы не могли бы передать это другому человеку. Следовательно, не существует гармонии бытия, которая направляла бы наше исследование. У тебя есть правда, а у меня — своя. Конец 19 века ознаменовался повсеместным триумфом софиста в американской школе. В то время как Сократ пытался деконструировать, чтобы принести исцеление, софист и современность идут в совершенно другом направлении.У него тоже есть две стадии, но они некрасивые. Сократ стремился выявить противоречия. Современный софист стремится развенчать. Сократ стремился исцелить, исправляя невежество своих учеников. Современный софист стремится к условию. В конце концов, когда нет истины, которую нужно искать, все, что у нас остается, — это сила. И это все, что у нас осталось. .