«Детство (Главы)» отзывы и рецензии читателей на книгу📖автора Льва Толстого, рейтинг книги — MyBook.
Что выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
- Главная
- Детская проза
- ⭐️Лев Толстой
- 📚Детство (Главы)
- Отзывы на книгу
отзывов и рецензий на книгу
kittymara
Ну, это, конечно, получше толстовских рассказов для самых маленьких, от которых за версту наносит фальшью и нарочитостью.
Но все равно в целом не производит впечатления цельного произведения. Причем, можно, в принципе, писать цикл законченными рассказами, оно в общем-то отлично получается. Но и тут образовалась проруха на старуху. Уж больно оно временами бессвязное.
Раз и вот, вот и раз, то есть какие-то детали и нюансы по ходу не достойны упоминания, сиди и гадай чего там и как бы вот.
И, значит, перед читателем с бухты барахты нарисовывается некое благородное семейство, живущее в деревне. Ни тебе предысторий, ничего. Главгер одиннадцати годков, его старший братец и сестрица, папенька, маменька, крепостные и иностранные работники.
Папенька — кобель, игрок и мот. Маменька — раба любви. Главгер у них получился весьма влюбчивой юной вороной, склонной к открытию слезных каналов буквально по любому поводу. С полпинка мы влюбляемся в дочь бонны, потом в красивого двоюродного братца, потом в очередную девочку.
Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица.Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им.
Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им.И всех-то мы хотим-желаем обнимать, цАловать (авторское) в плечики и прочие места. Короче, очень интересные случались мальчики в те времена. Очень. Интересные. Причем, братец у него не такой, а вот папенька как раз такой. И как-то становится немного тревожно за мальца, глядя на то, что представляет из себя родитель.
Далее там появляется бабушка, которая не больно жалует папеньку, по причинам, названным выше. Она вся такая барыня-барыня. Но ее пока не сильно много, однако, в продолжении, думаю, ее роль расширится по некоторым печальным причинам.
Также вводятся разные типажи, и ежели персонаж плохой, то он и внешне какая-то образина, ага.
С интересом почитала о крепостных, которые, считай, не имели личной жизни, не говоря уже о свободе, однако неслабо строили своих хозяев, которые потакали им и даже покорялись. Синдром хорошего барина, от которого не хотят уходит на волю, налицо. Ну, и главгер в целом — неплохой мальчик, потому как хоть и взбрыкивал, но чего-то там у него в головке вертелось и в дальнейшем он осознал безобразие рабства.
О наемных работниках того времени. Ну что, всякие они бывали. Бонна у них сильно себе на уме дамочка на пару с доченькой, которая хоть и мала, а уже весьма расчетливая девочка. А вот гувернер, напротив, сильно чувствительный старичок, но ежели что, ежели нанесут сердечную обиду, непременно выставит счетец со слезами на глазах.
Так что и нашенские могут работать расчетной кассой, и не нашенские ведут себя аки нашенские, но с поправочкой на цифру.
Ну, и чего же, собственно, я узнала из повести. А толком и ничего, как ни странно. Ибо толстой накидал, накидал фрагментов. Пардоньте, детство не состоит из периода, когда главгеру было одиннадцать лет. Но персонажи возникли ниоткуда и так же внезапно были оставлены посреди внезапной драмы с намеком: продолжение следует.
10 октября 2019
LiveLib
Поделиться
Nurcha
Оценил книгу
Вот, по-моему, это произведение не для детей. Точнее, не только для детей, но в первую очередь для взрослых. Оно такое душевное, светлое, но в то же время трогательное и печальное, что мне кажется, что Лев Николаевич писал его для того, чтобы мы, взрослые вспомнили и никогда не забывали свое детство. Эту беззаботную пору, когда ты просыпаешься рано утром в залитой солнцем комнате и мечтаешь, чем сегодня займешься со своими любимыми друзьями.
Самая полюбившаяся мне история про первую влюбленность Николеньки. Я сама до сих пор с трепетом вспоминаю свои первые проснувшиеся чувства к мальчику, а тут автор так красиво, тонко и трогательно рассказывает нам об этом, что по душе разливается сладкий бальзам 🙂
А еще Лев Николаевич напоминает нам о наших родителях. О том, что это единственные люди, которые всегда будут нас любить. Ценить нужно каждый момент, что мы проводим с нашими близкими людьми! Жизнь так коротка…
26 октября 2021
LiveLib
Поделиться
red_star
Оценил книгу
Творческий путь Льва Николаевича Толстого начался на территории современной Чеченской республики.
По крайней мере так несколько анахронично утверждает предисловие к повести “Детство”, изданной в серии “Библиотека российского школьника” в 2011 году.
Я продолжаю закрывать лакуны своего образования, нагло пользуясь читательским билетом своей двухлетней дочки. Подборка книг младшего абонемента нашей детской библиотеки слегка удивляет, но мне это на руку.
Повесть хороша. Она сначала показалась мне слишком елейной, но потом, почти сразу, в сцене охоты, Толстой взвинтил темп, и повествование стало напоминать лучшие образцы его прозы. Довольно часто “Детство” заставляло вспомнить “Анну Каренину”, вероятно, любовно выписанными деталями дворянского сельского быта. Видно, что талант у Толстого был сразу, без плавного развития.
Несколько любопытных штрихов бросаются в глаза. Это изрядное употребление детьми 10-12 лет алкогольных напитков, как вина, так и шампанского. А еще то, как Толстой описывает увлечение главного героя, Николеньки, одним из новых московских знакомых, мальчиком Сережей.
Термины и настрой таковы, что этот кусок повести, по идее (простите мою иронию) должен быть в духе современных российских законов запрещен как пропаганда, э, нетрадиционных отношений. Но потом, по словам Льва Николаевича, Николенька познал сладость измены и влюбился в особу женского пола.
В следующий раз поищу на полках “Отрочество”, там тоже должно быть много интересного.
8 января 2016
LiveLib
Поделиться
Оценил книгу
«Детство» — очень трогательное произведение великого классика, берущее за душу своей прозрачностью и искренностью. Оно наполнено любовью. Это первая книга из трилогии Толстого. Она благосклонно погружает нас в то прекрасное время, когда существовали Благородные пансионы, балы и гувернёры. Детство той поры довольно сильно отличалось от детства людей послереволюционного времени. Оно было тем, что не повторялось после уже никогда. Хуже или лучше — не в том дело. Оно просто было другим, присущим именно той эпохе.
События, «одетые в платье» 19-го века.
Мальчику Николеньке действительно было о чём поведать. Его детские годы представляют собой в нынешнее время альбом со старыми выцветшими черно-белыми фотографиями, отражающими как хорошие и радостные события, так и печальные. Ежедневное домашнее обучение, четкий распорядок и желание поскорее повзрослеть, обиды и слёзы, смех и шалости, столь волнительные часы на охоте, затем отъезд из дома и первая длительная разлука с мамой, игры и дружба, кажущаяся в детстве «на всю жизнь», балы и первая влюбленность, а главное — ощущение того, что время остановилось, а, значит, всё и всегда будет так, как теперь, и все родные и близкие будут всегда, что всё всегда будет хорошо, что смерти нет, а если и есть, то она где-то там, далеко, у других… Николеньке предстоит столкнуться в детстве со всем этим.
Воспоминания для многих бесценны, а порою они — то единственное, что помогает жить. Для кого-то они — боль, для кого-то — лекарство.
Но объединяет воспоминания разных людей одно — невозможность показать их другому человеку, насколько бы близок он ни был.
14 ноября 2016
LiveLib
hamster99
Оценил книгу
Несмотря на то, что действие повести происходит почти двести лет назад, ощущение детства, наивности передано так талантливо, что кажется, будто читаешь о себе. Роман автобиографичный в той мере, в какой Лев Николаевич награждает главного героя Николеньку собственными чертами. Первая половина повести, пропитанная воздухом беззаботности и с душой нараспашку, сменяется грустным закатом, знаменующим начало нового этапа, влекущего и новые надежды, и новые разочарования, и новую ответственность.
Сюжет как таковой отсутствует, главы представляют собой нечто вроде зарисовок. Николенька — мечтательный и чувствительный маленький мальчик, который, как и многие дети, грезит о той чудесной поре, когда он станет взрослым, когда не нужно будет зубрить уроки и рано ложиться.
Все, что делают родители и старшие вообще, ему представляется как важное и неизбежное, а близлежащий лес кажется некой границей, за которой лежат заморские страны и ждут приключения. Он счастлив, и все вокруг кажутся ему счастливыми, хотя папа кричит на своего приказчика, а maman проливает воду мимо чашек, не замечая. Единственным несчастливым человеком кажется ему учитель Карл Иваныч, потому что он часто сидит неподвижно, не сводя глаз с одной точки. Так, легким росчерком пера Толстой обозначает все заблуждения детства, ведь Николенька не понимает, что у отца финансовые проблемы, а мать — мистически настроенная болезненная натура. И что как раз менее всех страдает «деревянный» Карл Иваныч. Все меняется, когда героя и его старшего брата приглашает погостить в Москву их богатая знатная бабушка. Там Николеньке предстоит вырасти почти мгновенно — познать и первую любовь, и первую ревность, и первое разочарование, и терзания искренности.
Поразительно, как Льву Николаевичу удается сформулировать такие простые истины.
Например, о маминой улыбке: «Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе!». Ну разве можно написать лучше? Или найти четыре главных составляющих детства? «Свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры». Как удивительно точно он показал детскую жестокость и детское тщеславие, по сути такие естественные и необходимые.
Самое главное — рассказчик искренен перед самим собой. Он говорит о неприятных моментах — о чем-то прямо, о чем-то намеком, располагая читателя к себе именно этой откровенностью, говорящей прежде всего о том, что все это — дело былое, пройденный этап.
«Детство» — уникальный случай, когда книга интересна как взрослым , так и детям (которые, возможно, найдут ответы на свои вопросы и вообще увидят себя в главном герое).
29 августа 2012
LiveLib
Поделиться
Анонимный читатель
Оценил книгу
печальный конец
18 июня 2018
Поделиться
Бесплатно
(36 оценок)
Читать книгу: «Детство (Главы)»
Лев Толстой
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
Анализ главы «Maman» из повести «Детство» (Л.
Н. Толстой)Лев Николаевич Толстой вложил в автобиографическую повесть «Детство» не только личные переживания, мысли и воспоминания, но и очень реалистично, с любовью, перенес образы важных людей из реальности на бумагу. Многомудрый Литрекон уже сделал анализ повести Толстого «Детство», а теперь он сконцентрировался на разборе отдельной главы — «Maman».
Содержание:
- 1 История создания
- 2 О чем глава?
- 3 Темы и проблемы
- 4 Образ мамы
- 5 Главная мысль
- 6 Художественное своеобразие
- 7 Значение главы
История создания
Начато произведение было во время пребывания на Кавказе — в 1951 году. Писалось оно целый год, и за этот период Толстой успел полностью изменить и отредактировать текст четыре раза. Писателю было около 24 лет, когда после публикации «Детства» на страницах популярного журнала «Современник», в 1952 году, его талант был признан современниками. Н. А. Некрасов, к примеру, сказал о восходящей «звезде» литературного мира следующее: «Это талант новый и, кажется, надежный».
Так, благодаря удивительной честности и открытости, началась карьера знаменитого русского автора.
Через Николеньку Иртеньева, постепенно взрослеющего на глазах читателя, Толстой откровенно говорил о проблемах и чувствах, с которыми сталкивался каждый ребенок. Показывал он и трудности взаимоотношений с окружающими и членами семьи. Особенно трогательно изображена его связь с матерью.
О чем глава?
Впервые мы встречаемся с Натальей Николаевной во второй главе повести под названием «Maman». Она разливает утренний чай в гостиной, когда персонажи – Николенька и Карл Иванович – входят в комнату. Неподалеку от нее, за роялем, сидит юная сестренка героя – Любочка, за игрой которой наблюдает гувернантка Марья Ивановна.
Пока мама разговаривает со старым учителем, мальчик любуется ее красотой и теплотой, скрытой внутри. Поприветствовав друг друга и обсудив причину слез Николеньки, они расходятся по делам. Краткое содержание всей повести «Детство» по главам Вы найдете здесь.
Темы и проблемы
Центральная тема, затрагиваемая автором в этой главе – роль матери в жизни ребенка. Женщина предстает перед нами очень заботливой, нежной, понимающей матерью, которая всю свою жизнь посвятила воспитанию детей. Она остается поддержкой и опорой для героя даже тогда, когда становится для него лишь воспоминанием. То светлое, что он видел с раннего детства, хранится в его сердце до самого конца.
«Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе»
Проблема, поставленная в этой главе и развивающаяся по ходу сюжета, состоит в том, что эту безмятежную и милую женщину гнетут какие-то «грустные мысли», которые она тщится отогнать от себя прочь. Потом, уже в других главах, мы узнаем, что отец Николеньки не был идеальным семьянином. Он имел свою личную жизнь вне дома и пользовался благосклонностью женщин. А его супруга была обречена держать в себе обиду и горе, чтобы дети росли в счастливом неведении.
В этом заключается подвиг этой женщины — самоотречение ради сохранения мира в доме.
Образ мамы
Сам Толстой затем отмечал, что образ матери является для него примером некоего недостижимого идеала. Вот что он писал о собственной маме:
«Как реальное физическое существо, я не могу себе представить ее «…» в представлении моем о ней есть только ее духовный облик, и все, что я знал о ней, — все прекрасно…»
Даже портрет Натальи Николаевны из повести он рисует не полностью. Видны лишь «карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь» и «рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал». Герой не способен отыскать в памяти полную картину, да ему это и не нужно. Намного ценнее для него оказываются те светлые эмоции и ощущения, которые она ему дарила.
Наталья Николаевна очень добра, приветлива, сдержана и ласкова. Все свое время она посвящает детям. С самого утра она наблюдает за тем, как занимается музыкой ее дочь.
Героиня образована, знает несколько языков, превосходно разбирается в этикете. Дома она играет роль хозяйки и всегда находит силы для поддержки близких.
Главная мысль
Отношения с самыми близкими людьми для каждого ребенка – родителями – непосредственно влияют на то, каким человек он в конце концов вырастет. Если он с детства был окружен лаской и добротой, то, скорее всего, такие ощущения он постарается дарить окружающим. Благодаря мягкости и чуткости матери Николенька учится любви и отзывчивости, а это очень важно для формирования достойной личности. Такова основная идея главы «Maman».
Важный нравственный смысл Л.Н. Толстой вложил в главу «Maman», создав образ идеальной матери. Для автора именно ласковая и добрая Наталья Николаевна — «милый идеал» женщины. Ее роль он видит в семье и воспитании нового поколения.
Художественное своеобразие
Наиболее часто употребляемыми средствами выразительности в главе «Maman» являются эпитеты. Особенно отчетливо это видно в моментах, когда герой описывает внешность матери, выражение ее лица, реакцию на происходящее («посмотрела пристально», «она разговаривала с нами дружески», «нежная рука» и др.
). Они помогают читателю не только вообразить, какой была женщина, но и понять, какие чувства испытывал к ней Николенька. Ведь именно его глазами мы видим близких.
Также эпизод отличается глубоким психологизмом. Он проявляется во внутреннем монологе персонажа, его размышлениях.
«Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно…»
Значение главы
Именно в главе «Maman» мы видим, какое место занимает мать в жизни Николая, и как он к ней на самом деле относится. Она является для него одним из самых значимых людей. В воспоминаниях о ней нет никаких темных тонов или негатива. Словно настоящий ангел, она оберегает своего сына, и на это он отвечает ей искренней привязанностью. Оттого ее потеря впоследствии так сильно меняет героя.
В этой главе автор знакомит нас с человеком, который сильно повлиял на формирование характера главного героя.
Каждый его день начинался с общения с мамой, каждое свойство его души было воспитано и взлелеяно ею. Поэтому данная глава находится в самом начале повести и является одной из самых значимых в «Детстве».
Автор: Инна Колокольникова
Детство Льва Толстого, Мягкая обложка
ГЛАВА 1
РЕПЕТИТОР, КАРЛ ИВАНИЧ
12 августа 18 года — (всего через три дня после моего десятого дня рождения, когда мне сделали такие замечательные подарки), я был разбужен в семь часов утра тем, что Карл Иваныч хлопнул по стене вплотную к моей голове маховиком из сахарной бумаги и палкой. Он сделал это так грубо, что попал в образ моего покровителя, подвешенный к дубовой спинке моей кровати, и дохлая муха упала на мои кудри. Я выглянул из-под одеяла, придержал рукою еще трясущееся изображение, сбросил дохлую муху на пол и посмотрел на Карла Иваныча сонными, гневными глазами. Он в пестром ватном халате, скрепленном на талии широким поясом из той же материи, в красной вязаной шапке с кисточкой и в мягких туфлях из козьей шкуры, продолжал ходить по стенам и целиться в , и шлепая, летит.
«Вот если бы, — подумал я про себя, — что я только маленький мальчик, а зачем ему мешать мне? Почему он не ходит у Володиной кровати мух убивать? Нет, Володя старше меня, а я самый младший в семье, вот он меня и мучает. Вот о чем он весь день думает — как надо мной дразнить. Он прекрасно знает, что разбудил меня и напугал, но делает вид, что не замечает этого. Отвратительная скотина! И халат его, и фуражка, и кисточка тоже — все противно».
Пока я так внутренне изливал свой гнев на Карла Иваныча, он прошел к своей кровати, взглянул на часы (которые висели в сшитом стеклярусом башмачке) и посадил маховик на гвоздь, потом, видимо в самом веселом настроении он обернулся к нам.
«Вставайте, дети! Уже пора, а ваша мать уже в гостиной», — воскликнул он с сильным немецким акцентом. Потом он подошел ко мне, сел у моих ног и достал из кармана свою табакерку. Я притворился, что сплю. Карл Иваныч чихнул, вытер нос, пощелкал пальцами и стал забавляться тем, что дразнил меня и щекотал мне пальцы на ногах, говоря с улыбкой: «Ну, ну, лентяйка!»
При всем моем страхе перед щекоткой, я решил не вставать с постели и не отвечать ему, а спрятал голову поглубже в подушку, изо всех сил оттолкнул ее и напряг все силы, чтобы не рассмеяться.
«Какой он добрый и как любит нас!» Я подумал про себя. «Тем не менее, чтобы думать, что я мог ненавидеть его так только сейчас!»
Я был зол и на себя, и на Карла Иваныча, мне хотелось и смеяться, и плакать одновременно, потому что нервы все были на пределе.
«Оставь меня в покое, Карл!» — воскликнул я наконец со слезами на глазах, поднимая голову из-под одеяла.
Карл Иваныч опешил. Он перестал щекотать мне ноги и ласково спросил, в чем дело. Приснился ли мне неприятный сон? Его доброе немецкое лицо и сочувствие, с которым он стремился узнать причину моих слез, заставили их течь еще быстрее. Меня мучила совесть, и я не мог понять, как еще минуту назад я ненавидел Карла и считал отвратительными его халат, кепку и кисточку. Наоборот, сейчас они выглядели в высшей степени привлекательными. Даже кисточка казалась еще одним признаком его доброты. Я ответил, что плачу, потому что мне приснился дурной сон, и я видел, как мама умерла и ее хоронили. Конечно, это была всего лишь выдумка, так как я не помнил, чтобы мне вообще что-нибудь снилось в ту ночь, но правда заключалась в том, что сочувствие Карла, когда он пытался утешить и успокоить меня, постепенно заставило меня поверить, что мне приснился такой ужасный сон, и поэтому плачет еще больше, хотя и по другой причине, чем та, которую он себе представлял.
Когда Карл Иваныч ушел от меня, я села в постели и стала натягивать чулки на свои ножки. Слезы уже совсем высохли, но грустная мысль о придуманном сне еще немного преследовала меня. Вскоре вошел дядя [этот термин дети часто применяют к старым слугам в России] Николя — аккуратный маленький человек, всегда серьезный, методичный и почтительный, а также большой друг Карла. Он привез с собою наше платье и сапоги, по крайней мере, сапоги для Володи, а мне старые, ненавистные башмаки с ребрами. В его присутствии мне было совестно плакать, и к тому же утреннее солнце так весело светило в окно, и Володя, стоя у умывальника, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку моей сестры), так громко и так долго смеялся, что даже серьезный Николя — с полотенцем через плечо, с мылом в одной руке и тазом в другой — не мог не улыбнуться, говоря: — Позвольте, пожалуйста, вас обмыть, Владимир Петрович? Я совсем повеселел.
«Вы почти готовы?» — раздался голос Карла из классной комнаты. Тон этого голоса звучал теперь сурово, и в нем не было ничего от той доброты, которая только что меня так тронула.
В самом деле, в классной комнате Карл был совсем другим человеком, чем в другое время. Там он был воспитателем. Я поспешно умылся и оделся и, все еще с щеткой в руке, приглаживая мокрые волосы, ответил на его зов. Карл в очках на носу и с книгой в руке сидел, как обычно, между дверью и одним из окон. Налево от двери две полки — одна детская (то есть наша), а другая Карлова. На нашей грудой лежали всевозможные книги — учебники и книги для игр — и стоячие, и лежачие. У стены чинно стояли только два больших тома «Истории путешествий» в красном переплете. На этой полке можно было увидеть книги толстые и тонкие, и книги большие и маленькие, а также обложки без книг и книги без обложек, так как все и так сбилось в кучу, когда пришло время игры и нам сказали поставить «библиотеку» (т.к. Карл назвал эти полки) по порядку. Коллекция книг на его собственной полке была если не столь многочисленна, как наша, то, по крайней мере, более разнообразна. Особенно мне запомнились три из них, а именно немецкая брошюра (без обложки) «Об удобрении капусты на огородах», «История семилетней войны» (переплетенная в пергамент и сгоревшая с одного угла) и «Курс гидростатики».
. Хотя Карл так много времени проводил за чтением, что повредил себе зрение, он никогда не читал ничего, кроме этих книг и «Северной пчелы».
Еще одна статья на полке Карла Я хорошо помню. Это был круглый кусок картона, привинченный винтом к деревянной подставке, с приклеенной на картон комической картинкой дамы и парикмахера. Карл очень ловко скреплял куски картона и придумал это приспособление для защиты своих слабых глаз от любого очень сильного света.
Я вижу его теперь перед собой — высокую фигуру в ватном халате и красной шапочке (из-под последней видно несколько седых волос), сидящую у стола; экран с парикмахером, затеняющим лицо; одна рука держит книгу, а другая лежит на подлокотнике кресла. Перед ним его часы с нарисованным на циферблате охотником, клетчатый носовой платок, круглая черная табакерка и зеленый футляр для очков. Опрятность и упорядоченность всех этих статей ясно показывают, что у Карла Иваныча чистая совесть и тихий ум.
Иногда, когда мне надоело бегать по салону внизу, я на цыпочках прокрадывался в классную комнату и заставал Карла, сидящего в кресле в одиночестве и с серьезным и тихим выражением лица просматривающего одну из своих любимых книг.
Но иной раз бывали минуты, когда он не читал, и когда очки соскальзывали с его большого орлиного носа, и голубые, полузакрытые глаза и чуть улыбающиеся губы как бы с любопытным выражением смотрели перед собой. В комнате будет тихо — не слышно ни звука, кроме его ровного дыхания и тиканья часов с нарисованным на циферблате охотником. Он не увидит меня, а я буду стоять у двери и думать: «Бедный, бедный старик! Нас много, и мы можем вместе играть и радоваться, а он сидит там один, и ему не с кем быть». Он любит его. Ведь он говорит правду, когда говорит, что он сирота. И история его жизни тоже — как она ужасна! Я помню, как он рассказывал ее Николе. Как ужасно быть в его положении! Тогда мне его так жалко будет, что я подойду к нему, возьму его за руку и скажу: «Дорогой Карл Иваныч!» и он явно радовался всякий раз, когда я говорил с ним так, и выглядел намного веселее.
На второй стене классной комнаты висело несколько карт — в основном порванных, но вновь склеенных рукой Карла. На третьей стене (посередине которой стояла дверь) висела, с одной стороны двери, пара линеек (одна из них наша — сильно исцарапанная, а другая его — совсем новая), с, по другую сторону двери — классная доска, на которой наши более серьезные недостатки были отмечены кружками, а более мелкие — крестиками.
Слева от доски был угол, в котором мы должны были становиться на колени, когда шалили. Как хорошо я помню этот угол — ставень на печке, вентилятор над ним и шум, который он производил при повороте! Иногда меня заставляли оставаться в этом углу, пока у меня не заболели спина и колени, и я думал про себя. — Неужели забыл меня Карл Иваныч? Он все сидит тихонько в своем кресле и читает свою «Гидростатику», а я… Затем, чтобы напомнить ему о своем присутствии, я начинал осторожно поворачивать вентилятор. Или соскребать штукатурку со стены; но если случайно на пол падал слишком большой кусок, то испуг перед ним был хуже всякого наказания. Я оглядывался на Карла, но он все так же тихо сидел с книгой в руке и делал вид, что ничего не замечает.
Посреди комнаты стоял стол, покрытый рваной черной клеенкой, настолько изрезанной перочинными ножами, что сквозь нее просвечивал край стола. Вокруг стола стояли некрашеные стулья, отполированные за время эксплуатации. В четвертой и последней стене было три окна, из первого из которых вид был следующим.
Тотчас же под ним шла большая дорога, на которой каждая неровность, каждый камешек, каждая колея были мне известны и дороги. Вдоль дороги тянулся ряд лип, сквозь который виднелся плетень, с одной стороны которого луг с хозяйственными постройками, а с другой — лес, — и все это ограничивалось хижиной сторожа с другой стороны. конец луга. Следующее окно справа выходило на ту часть террасы, где «взрослые» члены семьи обычно сидели перед завтраком. Иногда, когда Карл исправлял наши упражнения, я выглядывал в это окно и видел темные волосы мамы и спины каких-то лиц с ней и слышал шепот их разговоров и смеха. Тогда мне было досадно, что я тоже не могу быть там, и я думал про себя: «Когда же я вырасту и не буду больше учить уроки, а буду сидеть с людьми, которых люблю, а не с этими ужасными диалогами в моя рука?» Тогда мой гнев сменялся печалью, и я впадал в такую задумчивость, что никогда не слышал Карла, когда он ругал меня за мои ошибки.
Наконец, в то утро, о котором я говорю, Карл Иваныч снял халат, надел свой синий сюртук с помятыми и мятыми плечами, поправил перед зеркалом галстук и повел нас вниз приветствовать Мама.
ГЛАВА 2
МАМА
Мама сидела в гостиной и заваривала чай. В одной руке она держала чайник, а другой черпала воду из урны и давала ей капать в поднос. И хотя казалось, что она замечает, что делает, на самом деле она не заметила ни этого факта, ни нашего входа.
Какими бы яркими ни были воспоминания о прошлом, любая попытка вспомнить черты любимого существа предстает перед взором как сквозь пелену слез — смутными и размытыми. Эти слезы — слезы воображения. Когда я пытаюсь вспомнить маму, какой она была тогда, я вижу, правда, ее карие глаза, всегда выражающие любовь и доброту, маленькую родинку на шее внизу, где растут волоски, белый вышитый воротничок и нежную, свежую рука, которая так часто ласкала меня и которую я так часто целовал; но ее общий вид совершенно ускользает от меня.
Слева от дивана стояло английское пианино, за которым сидела моя темноволосая сестра Любочка и с явным усилием (ибо руки у нее были розовые от недавнего мытья в холодной воде) играла «Этюды» Клементи.
Тогда ей было одиннадцать лет, она была одета в короткое хлопчатобумажное платьице и белые брюки с кружевными оборками и могла брать свои октавы только в арпеджио. Рядом с нею сидела Марья Ивановна в чепце, украшенном розовыми лентами, и синем платке. Лицо ее было красное и раздраженное и приняло выражение еще более суровое, когда в комнату вошел Карл Иваныч. Глядя на него сердито, не отвечая на его поклон, она продолжала отбивать такт ногой и считать: «Раз, два, три — раз, два, три», еще громче и повелительнее, чем когда-либо.
Карл Иваныч не обратил внимания на эту грубость и пошел, по обыкновению, с немецкой вежливостью целовать мамину руку. Она выпрямилась, покачала головой, как бы движением отгоняя от себя грустные мысли, и подала руку Карлу, целуя его в морщинистый висок, когда он наклонил голову в приветствии.
— Благодарю вас, любезный Карл Иваныч, — сказала она по-немецки и потом тем же языком спросила его, как мы (дети) спали. Карл Иваныч был глух на одно ухо, и прибавленный шум рояля мешал ему уже совсем ничего слышать.
Он подошел ближе к дивану и, опершись одной рукой о стол и подняв шапку над головой, сказал с улыбкой, которая в те дни всегда казалась мне совершенством вежливости: не так ли, Наталья Николаевна?
Причина этого была в том, что, чтобы не простудиться, Карл никогда не снимал красной шапки, а неизменно просил разрешения, входя в гостиную, не снимать ее на голове.
— Да, замените, Карл Иваныч, — сказала мама, наклоняясь к нему и повышая голос, — а я вас спрашивала, хорошо ли спали дети?
Он по-прежнему не слышал, но, снова прикрыв свою лысину красной шапкой, продолжал улыбаться пуще прежнего.
— Постой-ка минутку, Мими, — сказала мама (тоже улыбаясь) Марье Ивановне. «Ничего не слышно».
Какое красивое лицо было у мамы, когда она улыбалась! Это делало ее бесконечно очаровательнее, и все вокруг нее как будто становилось ярче! Если бы в самые болезненные минуты моей жизни я мог видеть эту улыбку перед глазами, я бы никогда не узнал, что такое горе. На мой взгляд, именно в улыбке лица и заключается суть того, что мы называем красотой.
Если улыбка усиливает очарование лица, то оно прекрасно. Если улыбка не меняет лица, то лицо обычное. Но если улыбка портит лицо, то лицо действительно безобразно.
Мама взяла мою голову руками, осторожно откинула ее назад, серьезно посмотрела на меня и сказала: — Ты плакал сегодня утром?
Я не ответил. Она поцеловала меня в глаза и снова сказала по-немецки: «Почему ты плакал?»
Говоря с нами с особой интимностью, она всегда использовала этот язык, который знала в совершенстве.
«Я плакала о сне, мама», — ответила я, вспомнив выдуманное видение и невольно вздрогнув при этом воспоминании.
Карл Иваныч подтвердил мои слова, но ничего не сказал о предмете сна. Затем, после небольшого разговора о погоде, в котором принимала участие и Мими, мама положила на поднос несколько кусков сахара для одной или двух наиболее привилегированных служанок и подошла к своим пяльцам, стоявшим возле одной из окна.
«Идите теперь к папе, дети, — сказала она, — и попросите его прийти ко мне, прежде чем он пойдет на ферму».
Потом снова началась музыка, счет и гневные взгляды Мими, и мы пошли к папе. Пройдя через комнату, известную еще со времен дедушки как «кладовая», мы вошли в кабинет.
ГЛАВА 3
ПАПА
Он стоял возле своего письменного стола и, сердито указывая на лежавшие на нем конверты, бумаги и кучки монет, обращался с некоторыми замечаниями к приказчику Якову Михайловичу, который был стоя на своем обычном месте (то есть между дверью и барометром) и быстро смыкая и разжимая пальцы руки, которую он держал за спиной. Чем больше сердился папа, тем быстрее вертелись эти пальцы, и когда папа замолкал, они тоже останавливались. Но как только сам Яков начинал говорить, они с молниеносной быстротой летели туда-сюда и всюду. Эти движения всегда представлялись мне указателем тайных мыслей Якова, хотя лицо его было неизменно безмятежно и выражало одновременно достоинство и покорность, как будто он сказал бы: «Я прав, но пусть будет так, как вы хотите». Увидев нас, папа сказал: «Сейчас — подождите», — и посмотрел на дверь, как бы намекая, что ее следует закрыть.
(Продолжение…)
Отрывок из «Детства»
автора .
Copyright © Open Road Integrated Media, Inc., 2017.
Выдержка с разрешения OPEN ROAD INTEGRATED MEDIA.
Все права защищены. Никакая часть этого отрывка не может быть воспроизведена или перепечатана без письменного разрешения издателя.
Выдержки предоставляются Dial-A-Book Inc. исключительно для личного использования посетителями этого веб-сайта.
Произведения Толстого: Детство, Отрочество, Юность и др. Редкость
Etsy больше не поддерживает старые версии вашего веб-браузера, чтобы обеспечить безопасность пользовательских данных. Пожалуйста, обновите до последней версии.
Воспользуйтесь всеми преимуществами нашего сайта, включив JavaScript.
Нажмите, чтобы увеличить
5 563 продажи |
5 из 5 звезд€102,34
Загрузка
В наличии только 1
Включая НДС (где применимо), плюс стоимость доставки
Редкая находка — этот предмет трудно найти.
Доступна подарочная упаковка.
Смотрите подробности
Подарочная упаковка TheCuriousDesk
Завернута в узорчатую упаковочную бумагу с ниткой.
Внесен в список 22 октября 2022 г.
2 избранных
Сообщить об этом элементе в Etsy
Выберите причину… С моим заказом возникла проблемаОн использует мою интеллектуальную собственность без разрешенияЯ не думаю, что это соответствует политике EtsyВыберите причину…
Первое, что вы должны сделать, это связаться с продавцом напрямую.
Если вы уже это сделали, ваш товар не прибыл или не соответствует описанию, вы можете сообщить об этом Etsy, открыв кейс.
Сообщить о проблеме с заказом
Мы очень серьезно относимся к вопросам интеллектуальной собственности, но многие из этих проблем могут быть решены непосредственно заинтересованными сторонами.