Есть ли что-то, чего ты не умеешь, мистер Рыжий Лобок? А, знаю. Быстро, сука, бегать, когда от этого зависит твоя жизнь.

***

***

Жизнь серого медведя — рассказ Сетона-Томпсона

Жизнь серого медведя — рассказ Сетона-Томпсона

 
1
 
Далеко-далеко отсюда, на западе, в верховьях реки Малой Пайни, там, где теперь стоит ферма Палетт-Рэнч, тихо жила серая медведица. Это была самая обыкновенная медведица, занятая заботами о своих детях. Больше всего на свете она желала, чтобы ее семью оставили в покое.
Был уже июль, когда медведица решила вести свое семейство к реке и показать детям, что такое земляника и где ее надо искать.
Медведица-мать была глубоко убеждена, что у нее самые крупные и смышленые медвежата в мире. У нашей медведицы было целых четверо медвежат, а медведица ее породы, медведица-гризли, редко может похвастаться более чем двумя детьми. Пушистые малыши чудесно проводили время, наслаждаясь прекрасным летом и множеством вкусных вещей.
Мать выворачивала для них каждый пень, каждый плоский камень, попадавшийся на пути. Медвежата сейчас же бросались под камень, как куча поросят, и вылизывали прятавшихся там муравьев и червей.
Медвежатам никогда не приходило в голову, что силы могут изменить матери и она выпустит из лап огромный камень, как раз когда они залезли под него. Собственно говоря, этого и никто не мог подумать, кому хоть раз случалось видеть эту громадную лапу и это плечо, скрытое под пушистой бурой шубой. Нет-нет, эта лапа никогда не могла уронить камень, и детки были совершенно уверены. Они опрометью кидались к каждому новому пню, толкая и давя друг друга, чтобы поспеть первыми, и пищали, визжали, ворчали, как целая куча поросят, щенят и котят вместе. Медвежата уже хорошо знали маленьких бурых муравьев, которые гнездятся под пнями в горах. Но вот им в первый раз встретился муравейник с большими, жирными, сладкими лесными муравьями. Медвежата толпились вокруг, стараясь поймать на язык разбегавшихся насекомых. Однако они скоро убедились, что слизывают больше кактусовых колючек и песка, чем муравьев. Наконец мать им сказала по-медвежьи:
«Постойте, я вам сейчас покажу, как это делается».
Она сшибла верхушку муравейника, потом положила на нее плашмя свою широкую лапу и через несколько секунд, когда рассерженные муравьи облепили ладонь, слизнула их всех разом и аппетитно зачавкала, набив полный рот. Вскоре и медвежата поняли, в чем дело. Каждый из них положил на муравейник обе свои бурые лапки. Так они долго сидели вокруг муравейника, облизывая попеременно то правую, то левую лапу и давая друг другу затрещины, если кто-нибудь принимался лизать чужую лапу. Вскоре муравейник был опустошен, и лакомки опять были готовы приняться за что-нибудь новое.
Но муравьи — все-таки довольно кислая пища» и медвежата захотели пить. Медведица свела их вниз, к реке. Наплескавшись вдоволь в воде, они пошли по берегу и дошли до места, в котором опытный взгляд медведицы разглядел много рыбок, гревшихся на дне. В этом месте реки на дна чернели глубокие ямы, а между ямами было очень мало воды, и текла она по камням. Мать сказала малышам:
«Ну, теперь посидите на берегу, а я вам покажу новую штуку».
Сперва она подошла к одной яме, находившейся пониже, и подняла со дна целое облако грязи, которое потянулось вниз по течению. Затем она подошла к верхней яме и со всего размаха со страшным шумом плюхнулась в воду. Рыбки при таком неожиданном нападении бросились в паническом страхе в мутную воду, и так как среди пяти десятков рыб всегда найдется несколько глупых, то с полдюжины их устремилось сквозь мутную воду дальше по течению; не успели они опомниться, как уже беспомощно бились на каменистой отмели. Медведица стала выкидывать их на берег. Медвежата шумно набросились на этих смешных коротеньких змеек и стали уписывать их за обе щеки, пока животы у них не надулись, как барабаны.
Солнце пекло жарко, медвежата наелись досыта, и всех начало клонить ко сну. Медведица увела их в укромный уголок, легла, и все медвежата улеглись вокруг нее.
Пыхтя от жары, они тотчас же заснули, подобрав свои бурые лапки и уткнув черные мордочки в шерсть.
Медвежата сладко поспали часок-другой, а затем начали зевать и потягиваться. Самая младшая. Мохнатка, высунула было на минутку свой острый носик, а затем опять зарылась между большими лапами матери: эта маленькая неженка была ее любимицей. Старший медвежонок, Уэб, развалился на спине и начал тормошить торчавший из земли корень. Он ворчал про себя и то грыз его, то шлепал лапой, когда тот не лежал, как ему хотелось.
Проказник Лыска стал дергать Кудряша за ухо и получил от него здоровую затрещину. Они начали бороться. Потом, сцепившись в серовато-желтый ком, они покатились по траве — все дальше и дальше — и не успели опомниться, как полетели вниз, к речке.
В отчаянии они полными ужаса голосами звали мать на помощь.
Нежная мать мигом превратилась в настоящего дьявола. Она одним прыжком подлетела к своим медвежатам. И как раз вовремя, потому что громадный бык уже готов был кинуться на Кудряша, которого он, вероятно, принял за желтую собаку. Медведица взревела и бросилась на быка.
Бык не испугался. Он испустил грозное мычанье и устремился на медведицу. Однако, едва он нагнул голову, чтобы пырнуть ее своими рогами, она нанесла ему оглушающий удар по голове. Когда он пришел в себя, медведица уже сидела на нем верхом и терзала ему бока своими ужасными когтями.
Бык ревел от бешенства и бросался то вперед, то назад, таща на себе медведицу. Наконец он тяжело скатился с берегового обрыва в реку, и только тогда, спасаясь сама, медведица оставила его.
 
2
 
Старый скотовод Пикетт объезжал свои стада. Проезжая под горой, он услышал отдаленный рев. «Верно, быки подрались», — подумал он.
Сначала он не обратил на это никакого внимания. Однако вскоре он увидел, что часть его скота роет копытами землю. Подъехав ближе, он разглядел, что сам «паша», большой бык, весь окровавлен. Его спина и бока были истерзаны когтями, а голова разбита, как после стычки с другим быком.
«Это медведь», — сразу догадался Пикетт.
Винтовка была с ним, и он быстро поехал по следам быка. Доехав верхом до усеянного галькой брода, он перебрался на другой берег и начал взбираться вверх по откосу. Как только голова Пикетта поднялась над краем откоса, он увидел прямо перед собой все семейство: медведицу и четверых медвежат.
Медведица знала, что люди всегда ходят с ружьями.
«Бежим в лес!» — шепнула она.
Мать боялась не за себя, а за своих дорогих крошек. Она уже повела своих деток к лесной чаще, когда началась ужасная пальба.
«Паф!» — и сердце бедной матери сжалось в смертельной тоске.
«Паф!» — и бедная малютка Мохнатка покатилась со стоном и замолкла.
С бешеным ревом медведица повернулась и бросилась на человека, но — «паф!» — и она сама упала со смертельной раной. Оставшиеся медвежата, не зная, что им делать, побежали обратно к матери.
«Паф, паф!» — и Лыска с Кудряшом упали рядом с нею в предсмертных судорогах.
Испуганный и ошеломленный, Уэб обежал кругом Лыски и Кудряша. Потом, едва ли сознавая зачем, пустился в лес и скрылся там. Но последний выстрел нагнал его. Этот выстрел попал в одну из задних лапок и перебил ее.
Пикетт был очень доволен охотой.
Всю эту ночь маленький хромой медвежонок бродил по лесу. Бедный Уэб ковылял на трех лапах. Каждый раз, когда он пробовал ступить на больную лапу, из нее текла кровь, и он плакал и стонал:
«Мама, мама, мама! Где же ты?»
Медвежонок озяб, проголодался, и у него очень сильно болела нога. Но мать уже не могла прибежать на его зов, а сам он боялся вернуться туда, где ее оставил, и продолжал бесцельно бродить между деревьями.
Вдруг он почуял какой-то странный запах и, не зная, что делать, вскарабкался на дерево.
Под деревьями показалось несколько высоких, длинношеих, тонконогих животных. Уэб видел их однажды, когда он был с матерью. Тогда он их не испугался, а теперь совсем тихо притаился на дереве. Однако большие животные, подойдя к дереву, перестали щипать траву и, потянув носом воздух, быстро скрылись из виду.
А бедняжка Уэб просидел на дереве почти до утра и так закоченел от холода, что еле мог слезть вниз. Но взошло жаркое солнце, он почувствовал себя лучше и стал искать ягод и муравьев, потому что был очень голоден.
Потом он отправился обратно к родной реке и опустил раненую лапу в холодную, как лед, воду. Ему хотелось уйти в горы, но он решил прежде побывать там, где остались мать и братья. После полудня стало совсем тепло, и он заковылял лесом вниз, а затем по берегу реки Грейбулл. Уэб шел, шел и дошел до того места, где вчера, объедаясь рыбой, они пировали все вместе с матерью. Рыбьи головы еще валялись здесь, и он их с жадностью подобрал. Странный, отвратительный запах доносился откуда-то. Этот запах пугал медвежонка. Когда он приблизился в тому месту, где в последний раз видел мать, запах еще больше усилился. Осторожно выглянув из-за деревьев, медвежонок увидел стаю шакалов, терзавших что-то.
Что это было, он не знал, но матери его тут не было, а запах становился все сильнее и сильнее и мутил Уэба. Уэб повернул тихонько назад, в лес, и решил больше не возвращаться сюда. Ему по-прежнему хотелось увидеть мать, но он чувствовал, что искать ее бесполезно.
Наступила холодная ночь. Бедный медвежонок все больше тосковал по матери. Горько всхлипывая, ковылял все дальше и дальше бедный, брошенный маленький сиротка-медвежонок. Он был болен и одинок, нога мучила его, и желудок жаждал материнского молока, которого ему больше никогда не придется отведать! В эту ночь он нашел поваленный дуплистый ствол дерева и заполз туда. Он постарался представить себе, свернувшись поудобнее, что лежит в объятиях больших лохматых лап своей матери, и, убаюканный этими мечтами, заснул.
 
3
 
Уэб всегда был угрюмым медвежонком, а несчастья сделали его еще более мрачным.
Все, казалось, было против него. Он старался не выходить из леса. Днем Уэб добывал себе пищу, а ночь проводил в дупле дерева. Однажды вечером его дупло занял дикобраз, ростом с него самого и колючий, как кактус. Медвежонок ничего не мог с ним поделать и начал искать себе другое жилище.
Как-то раз Уэб спустился к реке поискать вкусных кореньев, которые показывала ему мать. Однако не успел он приняться за работу, как из норы в земле вышел какой-то серый зверь и с ворчаньем и шипеньем бросился на медвежонка. Это был барсук. Уэбу он показался очень свирепым животным, к тому же Уэб был болен и хром. Он поспешно заковылял прочь и не остановился до тех пор, пока не дошел до перевала в ближайшее ущелье. Но тут его заметил шакал и поскакал за ним вдогонку, подзывая еще одного шакала. Уэб влез на ближайшее дерево, шакалы прыгали и лаяли внизу. Но вскоре они подумали, что если медвежонок сидит на дереве, то где-нибудь поблизости должна быть и медведица, и потому сочли за лучшее оставить его в покое.
Шакалы скрылись, и Уэб слез с дерева. Он решил вернуться обратно на свою реку Пайни. Корм был, правда, лучше на Грейбулле, но, с тех пор как он лишился матери, казалось, все были против него. На Пайни же его, по крайней мере, никто не тревожил. К тому же там было много деревьев, где можно было укрываться от врагов. Раненая лапа заживала медленно. Собственно говоря, она так и не выздоровела вполне. Закрылась рана, прошла боль, но подошва срослась совсем не так, как на другой лапе, и Уэб всегда слегка прихрамывал. Это было особенно неудобно, когда приходилось влезать на дерево или быстро удирать от врагов.
Врагов же было много у сиротки Уэба, а друзей не было совсем. Его единственным и лучшим другом была погибшая мать. Много, много несчастий выпало на долю бедняжки Уэба, рано лишившегося матери, — так много несчастий, что только благодаря своей природной выносливости пережил он их.
В этом году был урожай на кедровые шишки. С каждым порывом ветра на землю сыпались славные, спелые орехи. Уэбу стало жить немного легче. Он набрался здоровья и сил. Теперь уже те животные, которых он встречал каждый день, не трогали его.
Однажды утром, когда он лакомился кедровыми орехами, с горы спустился большой черный медведь. Уэб быстро полез на ближайшее дерево. Черный медведь почуял запах серого медведя и сначала струсил. Увидев, что это еще медвежонок, он осмелел и, рыча, погнался за Уэбом. Черный медведь лазил очень хорошо, и как высоко ни карабкался Уэб, он влезал еще выше. Наконец наш медвежонок уцепился за самую высокую, тонкую ветку. Тогда черный медведь безжалостно сбросил его вниз. Хромая, со стонами улепетывал разбитый, исцарапанный и наполовину оглушенный Уэб. Черный медведь мог погнаться за ним и совсем доконать его, но он боялся, что где-нибудь вблизи спряталась серая медведица.
Так черный медведь изгнал Уэба из прекрасных кедровых лесов.
На берегах родной реки стало совсем мало корма: ягоды почти все сошли, не было ни рыбы, ни муравьев.
Бедный, одинокий Уэб должен был уходить все дальше и дальше в поисках пищи.
Как-то раз в зарослях шалфея за ним погнался шакал. Уэб побежал, но шакал настиг его. С неожиданным приливом храбрости отчаяния Уэб обернулся и сам бросился на шакала. Озадаченный шакал струсил и убежал, поджав хвост.
Так в первый раз Уэб узнал, что в лесу мир покупается ценой войны.
Но и на новых местах было мало пищи. Тогда Уэб направился к далеким кедровым лесам в ущелье реки Мититсе. Здесь он внезапно увидел человека, совершенно такого же, как тот, который убил его мать. В ту же минуту раздалось «паф!» — и как раз над ним зашуршали и упали ветки шалфея. Уэб пустился так бежать, как еще никогда не бегал. Вскоре он достиг оврага и спустился по нему в ущелье. Уэб увидел расселину между двумя скалами и решил, что это будет хорошим убежищем. Однако когда он подошел поближе, ему навстречу выскочила дикая горная коза; она угрожающе фыркала и трясла рогатой головой.
Медвежонок прыгнул на ствол ближайшего дерева, но сейчас же на другой стороне этого дерева показался дикий кот. Бедный Уэб принужден был и отсюда убраться: дикий кот отнесся к нему недружелюбно, а спорить теперь было не время. С горечью убеждался бедный медвежонок, что весь свет полон врагов. Нечего было делать — он влез на скалистый берег и пошел в глубь кедровых лесов.
Однако здесь его появление совсем не понравилось белкам, и они подняли страшный крик. Белки боялись за свои орехи — они знали, что медведь пришел их грабить. Они прыгали вслед за Уэбом по ветвям и осыпали его сверху крикливой руганью, стараясь шумом привлечь какого-нибудь врага. В этом, собственно, и состояла хитрость белок.
Пока не было видно никого из врагов, но медвежонок уже беспокоился и старался добраться до опушки леса, где было мало корма, но мало и врагов. Только тут, на опушке, он мог спокойно отдохнуть.
 
4
 
Преследования многочисленных врагов ожесточали Уэба все больше и больше.
И почему все не дают покоя ему, несчастному? Почему все, решительно все против него? О, хоть бы вернулась его мать! О, если бы он мог расправиться с этим черным медведем, который прогнал его из родного леса! Он пока еще не думал о том времени, когда он станет большим и сможет бороться с врагами. Даже этот негодный дикий кот и тот прогнал его; а человек хотел застрелить его! О, он не забыл никого из своих врагов и всех их ненавидел!
На этот раз Уэб поселился в довольно хорошем месте. Кругом было много орехов. Скоро его чутье стало ему подсказывать, где находятся зимние запасы белок. Эти находки, конечно, причиняли большое горе белкам, но Уэб был очень счастлив, так как орехи — превкусная вещь. Когда дни начали уменьшаться, а по ночам стало подмораживать, Уэб сделался гладким и жирным.
Теперь Уэб путешествовал по всем лесам ущелья Мититсе. Большую часть времени он проводил в верхних лесах, но иногда спускался за пищей почти до самой реки.
Раз ночью, проходя по берегу, он почувствовал какой-то особенный запах, который ему показался очень приятным. Уэб подошел к самой воде. Запах шел от погруженного в воду куска дерева. Уэб полез на него, но вдруг что-то громко щелкнуло, и одна из его лап оказалась в крепком, стальном бобровом капкане.
Уэб завыл и изо всей силы дернулся назад. Он вытащил колышек, к которому был прикреплен капкан. Сначала он старался стряхнуть этот капкан, потом побежал в кусты, волоча его за собой. Он стал кусать его зубами, но холодный крепкий, стальной капкан не двигался с места и продолжал спокойно висеть на лапе медвежонка. Каждую секунду Уэб останавливался, царапал ненавистный капкан, колотил им о землю. Он пробовал зарыть его в землю, влезал с ним на дерево, надеясь хоть каким-нибудь образом избавиться от него, но капкан очень крепко впился в лапу. Тогда Уэб пошел в лес, сел там и стал думать, что делать с этим капканом. Он никак не мог понять, что это за штука. В его зеленовато-коричневых глазках отражались и боль, и страх, и ненависть к этому новому врагу.
Уэб прилег под кустом, собираясь разгрызть капкан. Он прижал один конец капкана лапой, а другой конец зажал в зубах. Стальные челюсти капкана раскрылись и освободили лапу Уэба.
Уэб совершенно случайно нажал одновременно обе пружины и не понял, почему именно освободился от капкана. Но вся эта история с капканом глубоко запечатлелась в его памяти, и он представлял все это себе таким образом: «Среди врагов есть один маленький, который прячется у воды и там подстерегает медвежат. Враг этот сильно пахнет. Он хватает за лапу, и его самого никак нельзя укусить. Его можно снять, только крепко нажав».
Почти неделю болела у маленького Уэба лапа, попавшая в капкан. Но она болела сильно только тогда, когда приходилось лазить по деревьям.
Стояла ранняя осень. Лоси оглашали горы трубными звуками. Каждую ночь слышал Уэб эти звуки.
Несколько раз приходилось ему влезать на деревья, спасаясь от большеротого лося. Приходили теперь в лес звероловы, а вверху раздавались крики диких гусей. Появилось в лесу и несколько новых запахов. На один из этих запахов пришел Уэб. Он подошел к месту, где было навалено в кучу несколько коротких бревен. Тут к манящему запаху примешался еще и тот ненавистный человеческий запах, который он хорошо знал с того дня, как потерял мать. Запах этот был не очень сильный. Уэб осторожно обнюхал кругом и убедился, что этот отвратительный запах шел от переднего бревна, а вкусный запах шел из-под кустарника позади. Медвежонок обошел сзади, раздвинул кустарник, добрался до приманки — мяса. Как только он схватил мясо, бревно с шумом шлепнулось о землю.
От неожиданности Уэб подскочил, но все же успел уйти благополучно с куском мяса и несколькими новыми понятиями. Он еще тверже убедился, что «ненавистный человеческий запах всегда не к добру».
Погода становилась все холоднее, и Уэба сильно клонило ко сну. Когда бывал мороз, он спал целые дни. Определенного места для спанья он не имел, но все же у него было несколько сухих мест для хорошей погоды и один-два уголка на случай бури. Особенно любил он лежать в удобном гнездышке под корнями. И вот однажды, когда поднялся ветер и пошел снег, Уэб забрался в это гнездышко, свернулся клубочком и заснул. Вьюга все увеличивалась, все больше и больше падал снег. Снег покрывал ветви деревьев, ветви сгибались под тяжестью снега, потом снег стряхивался с них ветром, и опять ветер засыпал ветви снегом. Снег носился по горам, заметал долины. Ветер наполнял снегом овраги до краев. Над норой Уэба навалило целый сугроб. Этот сугроб прекрасно защищал его от холода, и Уэб в своей берлоге все спал да спал.
 
5
 
Как и все медведи, Уэб проспал всю зиму. Когда же наступила весна и Уэб проснулся, он понял, что спал очень долго. Уэб мало изменился: он подрос и немного похудел. Он был очень голоден и потому, пробившись сквозь толщу снега, еще закрывавшую его нору, отправился на поиски пищи.
Однако сейчас не было ни кедровых орешков, ни ягод, ни муравьев. Уэб стал усиленно нюхать воздух, и чутье привело его к ущелью, где лежал убитый зимой лось. Наш Уэб наелся вдоволь и даже припрятал остатки впрок.
Каждый день приходил он к этому месту и ел вдоволь. Однако вскоре от лося ничего не осталось, и два месяца он почти голодал. В эти месяцы Уэб постепенно потерял весь жир, который у него еще остался после зимней спячки.
Один раз в густом лесу ему послышался запах другого серого медведя. Уэб пошел навстречу этому запаху и пришел к одинокому дереву у медвежьей тропинки. Он поднялся на задние лапы и стал обнюхивать дерево; оно сильно пахло медведем. Грязь и клочья шерсти были так высоко, что Уэб не мог их достать. Очевидно, об это дерево чесался уже совсем взрослый медведь. Уэб начал беспокоиться: ему давно хотелось встретить какого-нибудь медведя своей породы, но теперь ему стало страшно. В своей одинокой жизни он видел только врагов, и теперь он не знал, как встретит его этот большой медведь.
Пока Уэб стоял, размышляя, что делать, на склоне горы показался сам старый медведь. Он шел с опущенной головой, по временам останавливался и вырывал лапой дикую репу или сладкий корень.
Этот старый медведь был похож на громадное чудовище. Уэб сразу почувствовал опасность и пробрался между деревьями на выступавшую скалу. Здесь он стал наблюдать, что будет делать медведь.
Вот медведь увидел следы Уэба. Он злобно зарычал и пошел по следам к дереву. Здесь он поднялся на задние лапы и стал рвать копями кору с дерева. Он доставал гораздо выше, чем Уэб. Затем медведь оставил дерево и пошел по следу Уэба. Уэб сильно испугался и быстро побежал обратно в ущелье: так как там было мало корма, другой медведь туда не пойдет.
Приближалось лето, и каш Уэб начал линять. У него чесалась кожа, и он с большим удовольствием валялся в грязи и скреб себе спину о корни и камни. Лазить по деревьям он теперь уже не мог: у него отросли очень длинные когти. Передние лапы, хотя и были уже большие, не имели той гибкости, благодаря которой он раньше, как и все медвежата, так хорошо лазил. Теперь у Уэба выработалась новая медвежья привычка: почесываясь о дерево, он пытался как можно выше достать своим носом. Пожалуй, Уэб и сам еще не замечал того, что каждый раз, когда он приходил к одному и тому же дереву через неделю или две, он доставал все выше. Он теперь быстро рос и входил в силу.
Уэб бывал то в одной, то в другой части ущелья Мититсе и всюду чувствовал себя хозяином. Он чесался о разные деревья и всюду на деревьях оставлял отметины. Таким образом он сам обозначал границы своих владений.
Стояло уже позднее лето. Однажды Уэб увидел в своих владениях черного медведя с лоснящейся шерстью. Уэб очень рассердился. Черный медведь подошел ближе, и Уэб ясно рассмотрел его коричнево-красную морду, белое пятно на груди, разрез его ушей, услышал его запах. И запах этот был такой же, какой был когда-то у того черного медведя, который преследовал маленького Уэба. Но какой же теперь он стал маленький, этот черный медведь! Было время, когда черный медведь казался Уэбу великаном, а теперь Уэб чувствовал, что может раздавить его лапой. И Уэбу приятно было сознавать, что он может теперь отомстить этому красноносому медведю. Однако черный медведь вскочил, как белка, на невысокое дерево. Уэб хотел полезть за ним, но никак не мог вскарабкаться. Он оставил попытки взобраться на дерево и ушел, хотя черный медведь своим насмешливым кашлем заставлял его несколько раз возвращаться обратно. Немного позже в этот же самый день Уэб опять пришел к этому дереву, но красноносого уже нигде не было.
Лето подходило к концу. На высоких местах стало мало корма. Однажды ночью Уэб решился спуститься в поисках пищи к Нижней Мититсе. Ветер нес какой-то приятный запах, и по этому запаху наш медведь набрел на объедки быка. На некотором расстоянии от этих объедков сидело несколько шакалов. Они показались Уэбу совсем карликами по сравнению с теми шакалами, которых он видел когда-то. Один шакал стоял около самой падали. Он бессмысленно скакал на одном месте, и казалось, что он никак не может отсюда уйти. Уэб увидел его, и старая ненависть проснулась у него в сердце. Он бросился на шакала и одним ударом лапы превратил его в жалкий комок шерсти. Тут Уэб почуял ненавистный ему запах железа: убитый шакал бессмысленно топтался на месте потому, что был пойман в капкан.
Уэб сделал несколько шагов, как вдруг — щелк! — и его лапа попала в волчий капкан.
Уэб вспомнил, как он однажды освободился от капкана. Он наступил задними лапами на обе пружины, прижал их и освободил защемленную лапу.
Всюду в этих местах был противный Уэбу запах человека. Он пошел вниз по течению реки, но запах доносился и сюда. Тогда он повернул обратно, к своим кедровым лесам.
 
6
 
Наступало третье лето жизни нашего героя. Теперь Уэб уже достиг роста взрослого медведя, но у него еще не было настоящей медвежьей дородности и силы. Шерсть его очень посветлела. Тогда-то охотник, индеец Спават с Шошонских гор, не раз охотившийся за ним, прозвал его «Уэб — светлая шкура».
Спават был хороший охотник. Однажды он увидел у верховьев реки Мититсе дерево, о которое чесался Уэб. Он сразу сообразил, что это большой медведь и что он должен находиться где-нибудь поблизости. Много дней он ходил по долине, пока наконец ему удалось выстрелить в медведя, но на этот раз он только ранил Уэба в плечо. Уэб страшно заревел от боли, но желания сразиться с врагом у него не было. Он стал карабкаться вверх, перебрался через предгорья, нашел спокойное местечко и лег. Инстинкт подсказал ему, как нужно лечиться. Он стал лизать свою рану и старался лежать не шевелясь. Лучшего лечения нельзя было и придумать. Вылизав рану, он удалил с нее всю грязь, а шерсть его слиплась от слюны, и на ране образовалось нечто вроде повязки. Она предохраняла рану от воздуха, пыли и микробов.
Но Спават шел по следам медведя. Уэб в своем убежище почувствовал запах приближающегося врага и спрятался в другом месте, повыше, на горе. Но скоро Уэб и здесь услышал запах охотника — опять пришлось уходить. Долго отступал он перед врагом, пока наконец второй выстрел Спавата не нанес ему новую рану. Тут уже Уэб пришел в бешенство. С тех пор как была убита его мать, он ничего так не боялся, как запаха человека, железа и ружья, но теперь у него прошел всякий страх. Пересиливая боль, Уэб поднялся выше на гору, прошел под огромным уступом, обогнул его, поднялся еще выше, потом повернул обратно к этому уступу и, растянувшись, притаился на нем.
Спават подвигался быстро вперед по, следам медведя. Вооруженный ружьем и ножом, он ловко отыскивал следы Уэба; с большой радостью смотрел он на кровавые отпечатки, оставленные раненым зверем. Он весело поднимался по склону горы, покрытому острыми камнями. А наверху, на выступе, едва сдерживая боль и бешенство, подстерегал его Уэб. Упрямый охотник подходил все ближе и ближе. Все его внимание было занято кровавыми следами медведя. Он ни разу не посмотрел на вершину уступа.
Уэб прекрасно видел приближавшегося индейца, который нес ему смерть, слышал противный человеческий запах. Он собрал все силы, оперся на израненную дрожащую лапу и приподнялся. Он выжидал. Дождавшись, он здоровой лапой так ударил индейца, что тот без звука упал. В этом ударе соединилась вся непомерная природная сила Уэба с отчаянной ненавистью к охотнику. Тогда Уэб встал и пошел разыскивать новое, спокойное местечко, чтобы полечить свои раны. С тех пор он ни разу не видел более индейца Спавата и мог спокойно поправляться.
Так узнал наш Уэб, что если хочешь мира и спокойствия, нужно сражаться и бороться.
 
7
 
Проходили по-прежнему годы. Каждую новую зиму Уэб спал не так уже крепко, каждую новую весну просыпался все раньше. Он превратился в огромного медведя, и все меньше оставалось врагов, решавшихся встречаться с ним один на один. Через шесть лет он был уже громадным, сильным, угрюмым медведем. Он не знал в своей жизни ни любви, ни дружбы с тех самых пор, как потерял мать и братьев.
Пора любви медведей наступала и проходила год за годом, но никто никогда не видел и не слыхал ни о какой подруге Уэба. Уэб в расцвете своих сил был так же одинок, как и в дни юности. Медведю нехорошо оставаться одному. Его угрюмость вырастала вместе с его силой. Теперь всякий, кто имел бы несчастье встретится с ним, назвал бы его опасным медведем.
Попав когда-то в долину Мититсе, Уэб так и продолжал там жить. Характер его сложился под влиянием множества приключений с капканами и столкновений с другими дикими зверями. Правда, теперь уже никто из диких зверей ему не был страшен. Капканы также не были страшны, потому что он научился прекрасно распознавать острый запах железа и человека. Особенно хорошим уроком послужило для него то, что ему пришлось пережить на шестом году жизни.
Однажды он почуял, что в лесу лежит падаль, пошел на запах и увидел великолепную тушу мертвого лося.
Самое лучшее место этой туши было уже растерзано. Ужасный запах человека и железа еле-еле ощущался здесь, а лакомство было так заманчиво для нашего Уэба… Он обошел вокруг туши, поднялся на задние лапы, осмотрел ее с высоты своего восьмифутового роста и осторожно пошел вперед. Вдруг он взревел от боли и стал бешено бить во все стороны: его правую переднюю лапу защемил громадный медвежий капкан. Это уже были не прежние бобровые капканы, из которых так хорошо умел освобождаться Уэб, — это был тяжелый медвежий капкан.
Уэб принялся яростно грызть капкан, изо рта у него била пена от бешенства. Он пробовал применить свой старый прием: опершись обеими задними лапами на обе пружины, он давил на них всей своей тяжестью, но этого было мало. Тогда Уэб вытянул кол и, гремя капканом, потащил его за собой на гору. Всеми силами он старался освободить свою лапу, но все было напрасно. Случайно ему попалось на глаза толстое поваленное дерево, которое лежало поперек дороги. Уэбу пришла в голову счастливая мысль. Подойдя к лежащему дереву, он надавил опять задними лапами на пружины капкана, а сам уперся могучими плечами в ствол дерева и собрал все свои гигантские силы. На этот раз капкан не выдержал, челюсти его раскрылись, и Уэб вытащил лапу. Лапа была свободна, но оторванный большой палец так и остался в капкане.
Бедному Уэбу опять пришлось залечивать болезненную рану. Кроме того, он стал на некоторое время левшой. Так, например, когда ему нужно было перевернуть камень, он становился на правую переднюю лапу и работал левой лапой. Наш Уэб лишен был возможности есть те вкусные вещи, которые можно находить под камнями и пнями.
Наконец рана зажила. Однако этого случая Уэб уже никогда не забывал. С этих пор запах человека и железа приводил его в бешенство.
Частый опыт научил его, что если чуешь или слышишь охотника издалека, лучше бежать. Если человек уже близко, надо начинать отчаянный бой.
Вскоре все пастухи узнали, что в верховьях реки Мититсе живет медведь, которого лучше не трогать.
 
8
 
Как-то раз Уэб зашел в самую дальнюю область своих владений. Он там не был долгое время и теперь с большим удивлением увидел какую-то деревянную берлогу, в которой жили люди. Уэб обошел кругом, стал лицом к ветру и тотчас услышал запах человека и ружья, приводивший его в бешеную ярость. Тотчас же раздалось громкое «паф!» — и Уэб почувствовал сильную боль в той самой левой задней лапе, которая уже давно была искалечена. Уэб обернулся и увидел человека, который бежал к построенной хижине. Если бы Уэба ранили в плечо, он был бы бессилен, но его ранили только в лапу.
Могучие лапы Уэба могли швырять сосновые бревна, как палочки; один удар этих лап мог уложить самого большого горного быка; когти его могли отрывать огромные куски камня от скалы, — что же значило для него даже смертоносное ружье?
Вечером вернулся в хижину товарищ человека, стрелявшего в Уэба. На залитом кровью полу хижины он нашел мертвое тело товарища. По кровавым следам возле дома и по записке, написанной дрожащей рукой на обороте газеты, он узнал обо всем.
В записке говорилось:
«Меня растерзал Уэб. Я увидел его у воды и выстрелил. Я хотел убежать в дом, но он догнал меня. Как мне больно! Джек.»
Прочтя записку, Миллер, товарищ Джека, поклялся убить этого медведя. Он отправился по следам Уэба в ущелье и охотился там целыми днями. Он раскидывал приманки, ставил капканы, но ему не удалось даже увидеть Уэба.
Наконец как-то раз Миллер услышал треск, стук, глухие удары, а затем увидел, как громадный камень скатился по склону горы в лес, по дороге спугнув двух оленей, которые умчались, как стрела.
Сначала Миллер подумал, что случился обвал. Однако вскоре он понял, что камень поднял Уэб, чтобы достать из-под него муравьев.
Ветер дул от Уэба к человеку, и Миллеру удалось как следует разглядеть медведя, оставаясь незамеченным.
Громадный Уэб бродил, разыскивая пищу, прихрамывая на правую ногу, и глухо рычал, когда неосторожное движение вызывало боль.
Миллер притаился и подумал: «Или я его сейчас уложу, или промахнусь».
Он оглушительно свистнул.
Медведь остановился как вкопанный, насторожив уши, и Миллер выстрелил ему в голову. Но пуля только поцарапала громадную косматую голову. Дым указал Уэбу место, где был человек, и в страшной ярости он галопом помчался туда и бросился на врага.
Миллер бросил ружье и легко взобрался на единственное высокое дерево, находящееся вблизи. Напрасно Уэб бушевал около дерева, рвал кору зубами и когтями: до того места, где сидел охотник, он не мог дотянуться.
Четыре часа подряд караулил охотника Уэб, затем медленно ушел в кусты и скрылся там. Миллер сидел еще целый час на дереве, чтобы удостовериться, что Уэб действительно ушел. Затем он слез с дерева, взял свое ружье и направился домой. Однако Уэб был достаточно хитер: он только нарочно ушел от дерева, а сам вскоре вернулся и стал опять караулить. И как только Миллер отошел от дерева настолько, что не мог успеть опять добежать до него, медведь бросился его догонять. Несмотря на свои раны, он двигался быстрее Миллера и через четверть мили сделал с человеком как раз то, что собирался сделать человек с медведем.
Лишь много времени спустя товарищи нашли ружье Миллера и догадались, как было дело.
Хижина в долине Мититсе развалилась. Новых жильцов она не дождалась: никому не хотелось селиться в этой мало привлекательной местности, где царствовал такой ужасный медведь.
 
9
 
Однажды в верховьях реки Мититсе нашли золото. Появились тотчас же золотоискатели. Они блуждали среди горных вершин, копали землю и портили ручейки. Большей частью это были пожилые люди, начинающие седеть. Они жили постоянно в горах и походили на медведей. Подобно медведям, они копали и рылись везде, но не ради вкусных, питательных кореньев, а ради блестящего желтого песка, который нельзя есть. И, подобно медведям, они очень хотели, чтобы их оставили в покое и не мешали им рыться в земле.
Казалось, они понимали и нашего Уэба. Когда Уэб встретил их в первый раз, он поднялся на задние лапы, и в глазах его загорелись злые огоньки. Старший из золотоискателей сказал своему другу:
— Не трогай его — и он нас не тронет.
— Но ты посмотри, что за громадина! — взволнованно ответил друг.
Уэб уже собрался броситься на них, но почему-то остановился. Он, конечно, не понял, о чем говорили люди между собой, но почувствовал в них что-то иное, чем всегда. Он чувствовал и здесь запах человека и железа, но запах не был таким острым и потому не приводил его в такую ярость.
Люди продолжали стоять неподвижно. Тогда Уэб, глухо рыча, опустился на четвереньки и ушел.
В конце этого года наш Уэб опять встретил красноносого медведя, но какой он был теперь маленький! Одним ударом Уэб мог бы перебросить его через реку.
Увидя Уэба, черный медведь поспешно влез на дерево. Это был толстый, жирный медведь, он пыхтел от усилий. Уэб подошел к дереву, приподнялся и достал лапой на девять футов от земли. Затем Уэб сорвал когтями всю кору с дерева. От каждого удара его когтей тряслось все дерево, трясся и черный медведь и вскрикивал от страха.
При виде этого черного медведя Уэб вспомнил о родной реке и о тамошних лесах, богатых всякой едой. Уэб оставил дрожащего медведя на дереве и отправился к родной реке. Вскоре он пришел в знакомую лесную чащу, богатую ягодами и муравейниками.
Какие это были чудесные места! К тому же там не было никаких признаков пребывания хотя бы одного серого медведя. Владели этими местами черные медведи, но на них можно было не обращать никакого внимания.
Уэб был очень доволен. Он прежде всего выкупался в грязи. Затем подошел к дереву, которое стояло как раз у слияния двух рек. Он прислонился спиной к стволу и сделал метку, как можно выше.
В следующие дни Уэб шел все дальше и дальше по новым местам, между скалистыми отрогами Шошонских гор. Во время пути он завладевал местностью: если ему встречались сухие деревья с отметками черных медведей, он ударял их своей громадной лапой, и деревья с треском валились на землю; если же отметки черных медведей были на зеленых деревьях, он ставил на этих же самых деревьях гораздо выше свои собственные метки, закрепляя их глубокими царапинами своих железных когтей.
В этих местах долго хозяйничали черные медведи. Они истребляли беличьи запасы в дуплах деревьев, и белки стали устраивать теперь свои склады в углублениях под большими плоскими камнями. Черные медведи не могли перевернуть эти камни. Но для Уэба, который переворачивал их с легкостью, здесь было приготовлено множество пищи. Под каждым четвертым или пятым камнем в лесу он находил беличьи запасы, а иногда там же была и маленькая хозяйка склада. Уэб бесцеремонно прихлопывал и ее своей лапой и съедал как приправу к ее же запасам.
Всюду, где шел Уэб, он ставил свои надписи:
«Нарушители границ, берегитесь!»
Эти надписи помещались на деревьях так высоко, что только он один мог достать их. Всякий, кто подходил к этим отметкам на деревьях, по запаху и по шерсти, оставляемой Уэбом, догадывался, что в этой местности поселился громадный серый медведь.
Если бы у Уэба была жива мать и если бы она его воспитывала, она научила бы его, что там, где хорошо весной, очень плохо летом. А Уэбу пришлось собственным опытом узнавать, что в каждое время года нужно менять свое местожительство.
Ранней весной хорошо пировать в местах, где пасется скот и водятся лоси. Здесь много бывает трупов погибших зимой животных. Ранним летом лучше всего добывать пищу на пригретых солнцем склонах холмов. Там можно найти разные вкусные коренья и дикую репу. В конце лета поспевает много ягод на кустах в низинах вдоль рек. Осенью же в сосновых лесах есть много пищи, и там можно запастись жиром на зиму.
С каждым годом, переходя с места на место, Уэб расширял свои владения.
Он очистил от черных медведей бассейны рек Пайни и Мититсе и убил того самого черного медведя, который когда-то прогнал его отсюда.
Уэб умел не только завоевывать новые места, но и отстаивать их.
Как-то раз во владениях Уэба, по среднему течению реки Мититсе, поселились лагерем люди, искавшие места для постройки фермы. Уэб разогнал лошадей и разгромил весь лагерь.
Теперь все животные и люди хорошо узнали, что вся местность от Франкова пика до отрогов Шошонских гор принадлежит властелину, которого зовут Уэб с Мититсе и который умеет защищать свои владения от всяких посягательств.
Уэб был необыкновенно силен, и открыто на него никто напасть не решался. Враги пытались победить его хитростью, но он никогда не забывал своих приключений с капканами в дни юности. У него выработалось строгое правило — никогда не подходить близко к месту, где пахнет железом и человеком, и потому он больше уже не попадался.
Итак, одинокая жизнь Уэба проходила в скитаниях по горам в поисках пищи, он разбрасывал громадные валуны, словно камешки, и огромные стволы деревьев, словно спички. Теперь уже все животные в горах и на равнинах знали Уэба и в ужасе бежали от этого чудовища, которое когда-то было несчастным, всеми гонимым медвежонком.
Много черных медведей убил Уэб, как бы мстя за то, что когда-то сделал Уэбу один из них. Дикие кошки, завидя его, спешили скрыться на деревьях, но если дерево было сухое, Уэб валил его на землю и превращал в мелкие кусочки вместе с кошкой. Даже гордый жеребец, предводитель табуна мустангов, и тот при встрече с Уэбом предпочитал уступать ему дорогу. При появлении Уэба уходили прочь и оставляли свежеубитую добычу большие серые волки. Испуганные антилопы стремительно уносились от него, когда он пробирался по заросшей шалфеем равнине. Если же Уэбу случалось встретиться с каким-нибудь горным козлом, слишком большим, чтобы испугаться, и слишком неблагоразумным по молодости, он одним ударом громадной лапы разбивал козлу череп. Много всяких лишений и бедствий пришлось перенести Уэбу в молодости, но от этого он стал только выносливее, опытнее и умнее.
Так и проходила год за годом жизнь Уэба, без подруги, без товарищей. Всегда угрюмый, ничего не боящийся, всегда готовый к бою, он больше всего хотел только одного — чтобы его оставили в покое; Он знал только одно острое удовольствие — постоянное наслаждение своей гигантской силой, легкую радостную дрожь в ту минуту, когда падал побитый и изуродованный враг или когда он пробовал свою гигантскую силу на камнях, осколки которых летели кверху.
 
10
 
Для тех, у кого хорошо развито обоняние, каждая вещь имеет свой запах. Всю свою жизнь Уэб изучал разные запахи. Теперь он уже прекрасно знал значение большинства тех запахов, которые встречаются в горах. Каждый предмет рассказывал о себе Уэбу своим запахом. И каждая вещь как бы говорила Уэбу: «Вот я кто!»
Все ягоды можжевельника, шиповника, земляники нежным, мягким голосом пели: «Вот мы, ягоды, ягоды!»
Громко пели громадные хвойные леса: «Вот мы, сосны, кедры!»
А когда Уэб подходил ближе к этим лесам, он слышал нежное: «Вот мы, кедровые орешки!»
Из зарослей кустов со сладкими корнями доносился целый хор: «Сладкие коренья, сладкие коренья!»
И когда Уэб входил в эти заросли, он слышал каждый отдельный голос.
Каждый корень произносил свою собственную маленькую речь, например: «Вот я, крупный корень, спелый и вкусный!» или же резким, тонким голосом: «Вот я, никуда не годный, жесткий корешок!»
Громко звали осенью широкие, сочные грузди: «Вот я, жирный, питательный гриб!»
Ядовитый гриб поганка кричал: «Я — поганка, не тронь меня, ты заболеешь!»
Цветы также имели свои голоса. По склонам ущелий слышна была песня колокольчиков, тонкая, как их стебельки, и нежная, как голубой цвет лепестков. Но голоса цветов не интересовали Уэба, он их даже не замечал.
И так всякое живое существо, каждый цветок, каждая скала, каждый камень рассказывали о себе носу нашего Уэба. Днем и ночью, в туманную и ясную погоду большой влажный нос медведя говорил ему о многих вещах, которые нужно было знать. Но этот же нос равнодушно проходил мимо тех вещей, которые медведю безразличны. С течением времени Уэб стал полагаться на нос все больше и больше. Случалось, что глаза и уши вместе говорили ему о чем-нибудь, но он не верил им до тех пор, пока нос не подтверждал: «Да, это верно!»
Уэб знал сотни приятных запахов. Тысячи запахов были ему безразличны, многие неприятны, но некоторые приводили его в сильную ярость.
Когда Уэб попадал в верхнюю часть ущелья Пайни, он слышал там, если ветер дул с запада, какой-то странный запах. Временами Уэб не обращал на этот запах никакого внимания, временами этот запах был ему противен. Все-таки Уэб остерегался ходить далеко в направлении этого запаха.
Однажды северный ветер донес до его носа какой-то новый, ужаснейший запах, совершенно ни на что не похожий. Это был запах, от которого хотелось скорее убежать.
Уэб был уже далеко не молод. Его задняя лапа, в которую его столько раз ранили, начинала у него болеть. В сырую погоду или после холодной ночи он еле мог ступить на нее. Однажды, когда у него болела нога и он хромал, западный ветер опять принес ему этот странный запах.
Уэб не понимал, что говорит ему этот запах, но какой-то внутренний голос, казалось, звал его к этому запаху, шептал: «Иди!»
Сытому зверю противен запах пищи, но когда зверь голоден, запах пищи манит его. Обычно странный запах, приносимый западным ветром, вызывал отвращение Уэба. Теперь он манил его к себе, и Уэб ковылял вверх по тропинке, на гору, ворчал себе под нос и яростно отмахивался от веток, которые иногда били его по морде.
А странный запах все усиливался и манил. Наконец Уэб пришел в такое место, где раньше никогда не бывал. Это был склон горы, покрытый светлым песком. Со склона текла какая-то странная вода, а из ямы выходил странный пар. Нос Уэба подозрительно насторожился — какой диковинный запах! Уэб побрел вниз по склону. Извиваясь, ползла по песку змея. Уэб так прихлопнул ее, что деревья кругом задрожали, а свисавший камень сорвался и полетел вниз. При этом Уэб так зарычал, что вой его пронесся по долине, как гром. Уэб подошел к покрытой паром яме. Яма была полна воды, которая слегка дымилась и волновалась. Уэб попробовал лапой воду. Она была теплая и вызывала приятное ощущение. Тогда Уэб влез в яму обеими задними лапами. Затем он весь стал погружаться в воду, и вода хлынула из ямы через край. В конце концов он весь растянулся в этом почти горячем источнике. Он грелся в зеленоватой воде. Ветер крутил пары над его головой.
Хотя в Скалистых горах и много таких серных источников, но во владениях Уэба этот источник был единственным. Более часа Уэб лежал в воде. Затем он вылез на уступ. У него совершенно прошла ломота в задней лапе, и вообще он стал чувствовать себя хорошо и легко.
Уэб стряхнул воду со своей косматой шубы и отправился к выступу, который был залит солнцем. Там он лег, чтобы обсохнуть. Потом прислонился спиной к дереву возле источника и здесь оставил свою метку. Около этого источника можно было, правда, найти много признаков пребывания и других животных, лечивших здесь свои недуги, но Уэб с этим не считался.
Теперь около этого источника была надпись, которая благодаря своему запаху, грязи и шерсти ясно говорила всем живым существам:
«Моя ванна. Не подходить! Уэб».
Уэб лежал на выступе и грел спину до тех пор, пока она не высохла. Потом он лег на спину и стал греть живот, тяжело переворачиваясь с боку на бок, пока весь не обсох. Он окончательно убедился, что чувствует себя после ванны очень хорошо. Конечно, он не мог сказать себе: «Я страдаю неприятной болезнью — ревматизмом, и мне хорошо помогают серные ванны», но он ясно понимал: «Мне было ужасно больно и стало лучше, когда я вывалялся в этой вонючей яме».
И с тех пор каждый раз, когда у него начинались боли, он приходил к источнику и каждый раз возвращался поправившимся.
 
11
 
Годы все шли и шли. Уэб уже больше не рос, но делался все светлее, все злее и все опаснее. Владения его стали действительно громадными. Каждую весну он проходил по всем своим землям и поправлял надписи, стертые зимними вьюгами. Собственно говоря, ходить весной по своим владениям вынуждал Уэба недостаток пищи. К тому же весной бывало всюду много ям с глиной. Уэб испытывал сильный зуд во всей коже, потому что его зимняя шуба линяла, и ему было приятно прикосновение холодной влажной глины, после которого почесыванье о дерево вызывало такое болезненно острое удовольствие, которое ни с чем нельзя было сравнить. Эти чесанья о деревья также способствовали тому, что метки Уэба возобновлялись каждую весну.
Но вот в низовьях реки Малой Пайни основалась ферма Палетт-Рэнч. Обитатели ее вскоре познакомились со «старым страшилищем». Клеймовщики скота увидели его и сразу решили, что в этой местности искать других медведей нечего, а этому медведю лучше не попадаться на пути и оставить его в покое. Часто встречать Уэба им не приходилось, но следы и метки его были везде. Хозяин фермы, страстный охотник, очень заинтересовался Уэбом. Кое-что из истории старого медведя он узнал от Пикетта, но и сам догадался об очень многом из жизни Уэба. Он узнал, что в медвежьих капканах Уэб понимает больше, чем звероловы: он или обходит капканы, или вытаскивает приманку, не трогая капкана. Иногда ему даже удается захлопнуть капкан каким-нибудь колом.
И еще узнал хозяин фермы, что каждый год Уэб уходит из этих мест во время сильной летней жары и во время зимней спячки.
 
12
 
Много лет назад правительство решило превратить область, расположенную у верховьев Йеллоустона, в заповедник. Здесь, в этой великой стране чудес, никто не должен был испытывать страха, потому что никому нельзя было причинять вред. И зверь и птица здесь не знали насилия; девственные леса не знали топора, заводы и копи не мутили потоков. Здесь все сохранилось в таком виде, каким было до появления белого человека.
Об этом заповедном парке скоро узнали дикие животные. Они быстро усвоили себе границы этого не огражденного ничем парка и прекрасно зажили здесь, причем и характер их совершенно изменился: здесь, в парке, они без всякого страха встречаются с человеком, не боятся его и сами на человека никогда не нападают. Даже друг к другу в этой стране безопасности животные относятся более терпимо.
Помимо спокойствия, дикие животные находили в Йеллоустонском парке множество пищи, и потому они собирались здесь в таком количестве, как нигде.
Там, в самом центре Йеллоустонского парка, построили гостиницу. Около этой гостиницы жило особенно много медведей. В четверти мили от нее в лесу находилась ровная поляна, куда служители каждый день сносили отбросы и остатки пищи для медвежьей трапезы. И с каждым годом все больше медведей принимало участие в этой трапезе. Очень часто там можно было увидеть сразу чуть ли не дюжину медведей различных пород: черных, бурых, коричневых, серых, серебристых, больших и маленьких. Здесь были и целые семьи и бродячие одиночки. Все они прекрасно понимали, что в этом парке нельзя производить насилия, и самые свирепые из них вели себя здесь очень тихо. Десятки медведей бродили вокруг этой гостиницы, но никогда ни один медведь не напал на человека.
Из года в год медведи приходили сюда и уходили, и живущие в гостинице часто видели их.
Служащие гостиницы уже хорошо знали многих медведей. Медведи появлялись во время летнего сезона, когда гостиница бывала открыта, и уходили, когда гостиница закрывалась. Никто не знал, откуда они приходили и куда уходили.
Однажды в Йеллоустонский парк попал и владелец фермы Палетт-Рэнч. Он остановился в гостинице и отправился на поляну посмотреть медвежью трапезу. Там кормилось несколько черных медведей. К вечеру они быстро удалились, так как к ним приближался громадный серебристый медведь. Указывая на него, проводник сказал владельцу Палетт-Рэнча:
— Это самый большой медведь во всем парке. Хорошо, что он смирный, а то могло бы произойти бог знает что.
— Этот медведь смирный? — удивился владелец фермы.
Он внимательно смотрел на медведя, который шел своей обычной, переваливающейся походкой и возвышался, как копна сена среди поляны.
— Да ведь это наш Уэб с Мититсе! Самый опасный медведь в нашем крае!
— Вряд ли это тот, — сказал проводник. — Он бывает здесь у нас каждый год в течение июля и августа, и я уверен, что он живет где-нибудь поблизости.
— В течение июля и августа? Ну, так и есть, это Уэб! Как раз в это время он исчезает из наших мест, — говорил хозяин фермы. — Вот посмотрите, он немного хромает на заднюю лапу, а на одной передней у него не хватает когтя… Так вот где он проводит лето! Однако я никогда бы не поверил, что старый буян умеет так себя вести вдали от дома.
Уэб стал очень знаменит в Йеллоустонском парке. Только два раза он вел себя непозволительно. Это было в первый сезон его пребывания здесь, когда он еще не знал хорошо жизни парка.
Как-то раз он подошел к гостинице и вошел прямо в парадную дверь. В передней он вытянулся во весь свой восьмифутовый рост и пошел к конторе.
Все постояльцы в ужасе разбежались. Уэб вошел в контору. Сидевший там конторщик перескочил через стол и закрылся в телеграфной комнате.
Отсюда он телеграфировал заведующему парком, что старый медведь вошел в дом, засел в конторе и, как видно, собирается управлять гостиницей. Конторщик спрашивал также, можно ли стрелять в медведя. И телеграфно же получил ответ, что стрелять в парке не разрешается, а можно действовать пожарной кишкой. Конторщик так и поступил. Медведь, совершенно не ожидавший такого оборота дела, пустился бежать из конторы гостиницы. Он тяжело топал лапами, стучал по полу когтями. Заблудившись, он побежал к черному ходу и, проходя через кухню, успел стащить висевшую там четверть туши быка.
Плохо он себя вел и еще один раз — одна медведица рассердила его, и он нарушил общественную тишину. Медведица эта принадлежала к породе черных медведей и славилась своими проделками. У нее был жалкий, болезненный медвежонок. Она гордилась своим сыном и готова была из-за него терпеть всякие неприятности. Медвежонок, избалованный матерью, вел себя так, как ведут все балованные дети. Медведица была очень большая и свирепая, над всеми другими черными медведями она брала верх. Как-то раз она вздумала прогнать и нашего старого серого медведя. Но Уэб дал ей такой шлепок, что она отлетела прочь, как мячик. Уэб погнался за нею и, наверно, убил бы ее. Медведица спаслась от него только тем, что влезла на дерево. Ее несчастный медвежонок уже сидел на верхушке этого же дерева и визжал от страха.
Этим и окончилось дело с медведицей. В будущем она уже старалась не затевать никаких ссор с Уэбом. И за Уэбом мало-помалу установилась репутация очень мирного медведя. Многие обитатели гостиницы даже думали, что он пришел из каких-нибудь отдаленных мест, где еще нет ни ружей, ни капканов, и потому он такой благонравный.
 
13
 
Всем известно, что серые медведи из Биттеррута — самые злые медведи на свете.
Хребет Биттеррут расположен в самой недоступной части гор. Местность там всюду пересечена глубокими оврагами и поросла густым кустарником.
Верхом проехать там невозможно, стрелять очень трудно.
Там очень удобные места для медведей. Изобилие медведей и привело сюда множество охотников.
Биттеррутских медведей называют «лохматыми». «Лохматые» — очень хитрые и смелые звери. Старый «лохматый» понимает в растениях и кореньях больше, чем целый ботанический институт, а в капканах он смыслит больше, чем сотня охотников. «Лохматый» с точностью знает, где и когда именно водится та или иная порода червей или личинок. За целую милю чутьем он узнает, с чем идет на него охотник: с ядом, с собаками, с капканом, с ружьем или со всем этим вместе. У «лохматых» существует еще одно правило, которое постоянно приводит в недоумение охотников: всякое свое решение они выполняют быстро и доводят до конца.
При встрече с человеком «лохматый» мгновенно решает, напасть или бежать, и если уже бросится на человека, то бьется с ним до конца.
Медведи из Бэдленда так не поступали. Они становились обыкновенно на дыбы и громовым голосом рычали. Охотник в это время успевал пустить пулю. К рычанью люди привыкли, но к пулям с мягким наконечником медведи, конечно, не могли привыкнуть. Поэтому почти все медведи в Бэдленде перебиты.
«Лохматые» — дело другое. Никогда не предугадаешь, как поступит «лохматый».
Вообще биттеррутские медведи, как видно, очень хорошо научились избегать врагов и, несмотря на множество белых людей в этой местности, продолжают жить и размножаться.
Но всякая местность, конечно, может прокормить только определенное количество медведей, остальные же должны уходить на новые места. Вот так-то именно и случилось с одним молодым проворным «лохматым». Он не мог оставаться там, где родился, и пошел по свету искать себе пристанища.
Он был не очень большого роста, но достаточно хитер, чтобы хорошо устроиться где угодно. Он дошел до гор Лосиной реки, которые ему не понравились; попал в колючие проволочные изгороди Змеиной равнины и ушел оттуда; случай помешал ему пойти к Йеллоустонскому парку, где он мог бы жить; ходил он и к горам Змеиной реки, но там больше охотников, чем ягод; перебрался он и в Тетонские горы, но там его неприятно поразила кишащая людьми колония Джексон-Холл.
Это все пока не имеет отношения к истории нашего Уэба, но в конце всех этих путешествий «лохматый» перешел через хребет Гросс-Вентр и вышел к верховьям реки Грейбулл, то есть вступил уже во владения нашего серого медведя.
С тех пор как «лохматый» покинул колонию Джексон-Холл, он уже не встречал больше человека. Владения Уэба показались ему раем — столько там было разной пищи. Он с удовольствием лакомился всякими вкусными вещами, как вдруг заметил дерево с надписью Уэба: «Нарушители границ, берегитесь!»
«Лохматый» стал спиной к дереву и удивился: «Черт возьми, однако, какой громадный медведь!»
Метка носа Уэба приходилась на голову и шею выше самого высокого места, до которого мог достать наш медведь. Сделав такое открытие, другой медведь ушел бы из этих мест, но этот «лохматый» быстро понял, что здесь ему было бы очень хорошо жить, если бы только не громадный серый медведь. Он обнюхал хорошенько место, внимательно осмотрел, нет ли где медведя, и начал по-прежнему искать пищу.
В двух шагах от дерева с надписью Уэба лежал старый сосновый пень. В Биттеррутских горах под такими пнями «лохматый» часто находил мышиные гнезда. Теперь он тоже перевернул пень, но там ничего не оказалось. Пень покатился к дереву с меткой Уэба. В хитром мозгу «лохматого» быстро возник новый замысел. Он покрутил головой, посмотрел своими свиными глазками на пень, потом на дерево, встал на пень спиной к дереву и сделал свою собственную надпись на дереве. И надпись эта приходилась на целую голову выше надписи Уэба. «Лохматый» долго и крепко терся о дерево спиной. Потом он нашел грязную лужу, вымазал хорошенько в ней голову и плечи, влез еще раз на пень и опять потерся спиной о дерево. Получилась громадная метка на дереве, которая была к тому же подкреплена царапинами когтей по коре. Надпись «лохматого» была вызовом старому хозяину этих мест, вызовом на бой — смертный бой за обладание этими благодатными местами. Соскочив с пня, «лохматый» откатил его в сторону.
«Лохматый» пошел дальше вниз по ущелью, всюду зорко смотря, нет ли поблизости врага.
Уэб скоро заметил в своих владениях следы чужого медведя, и к нему мгновенно вернулась вся его бешеная свирепость. Целыми неделями ходил он по следу врага, но «лохматый» был очень хитер, и ему удавалось не попадаться на глаза Уэбу. «Лохматый» подходил к каждому дереву с меткой Уэба и хитрил, стараясь поставить собственную метку выше.
Пользовался он для этого пнями, камнями, кочками, где чем удобно было. Если же попадалось дерево, где сплутовать уже совсем нельзя было, он не подходил к нему.
И вскоре Уэб увидел, что всюду на деревьях, высоко над его собственными метками, поставлены метки каким-то чудовищным медведем. Уэб не был уверен, способен ли он справиться с таким гигантом. Однако Уэб, как и всегда, не трусил и готов был на бой с кем угодно. И каждый день он ходил по своим владениям и выслеживал врага. Каждый день находил он его следы, и все чаще и чаще попадались ему деревья с метками, стоявшими гораздо выше его собственных.
За последние годы зрение старого медведя сильно испортилось, отдаленные предметы сливались у него в глазах, и хотя часто Уэб слышал запах «лохматого», но видеть его ему не удавалось. Вообще Уэб уже был далеко не молод, когти и зубы его стерлись, притупились, и эта постоянно грозящая ему опасность очень беспокоила его. Старые раны болели теперь все чаще и чаще, и хотя, если бы его вызвали, у него хватило бы отваги сразиться с кем угодно и даже с каким угодно количеством врагов, все-таки это постоянное напряженное ожидание и боязнь, что враг застанет его врасплох, сильно влияли на самочувствие Уэба и даже на его здоровье.
 
14
 
«Лохматый» тоже был всегда настороже. Он запутывал следы и всегда готов был бежать, зная, что встреча с Уэбом грозит ему смертью.
Часто ему приходилось, спрятавшись где-нибудь, наблюдать за гигантом-медведем, боясь, чтобы ветер как-нибудь не донес Уэбу о его присутствии. Его часто спасало только нахальство. Один раз он спасся от Уэба только тем, что вскарабкался по узкой дорожке на скалу, куда Уэб никак бы не мог протиснуть свое огромное тело. И с упорной настойчивостью он все метил да метил деревья, проникая все дальше и дальше в земли Уэба.
Как-то раз «лохматый» почуял серный источник и пошел к нему. Он не понимал, что это такое, и принял серную ванну, которая не произвела на него никакого впечатления. Однако «лохматый» обратил внимание на следы около источника, оставленные Уэбом.
Увидя эти следы, «лохматый» прежде всего постарался наскрести побольше грязи в источник. На дереве, где чесался Уэб, он, взобравшись на выступ утеса, сделал свою собственную метку ровно на пять футов выше метки Уэба. Затем он слез с выступа и стал бегать взад и вперед, загрязняя ванну. В то же время «лохматый» зорко посматривал по сторонам. Вдруг из леса послышался шум, и «лохматый» затих на месте. Шум слышался все ближе и ближе, и вскоре «лохматый» ясно почувствовал ненавистный ему запах — запах Уэба. Тогда «лохматый» в ужасе побежал в противоположную сторону и спрятался между деревьями.
Уэбу в последнее время нездоровилось. У него возобновились прежние боли в лапе, да к ним прибавились еще и боли в правом плече, где все еще оставались две пули. Уэб медленно шел, хромая и подергиваясь. Вдруг нос Уэба почуял врага. В то же время он увидел следы на грязи. Следы принадлежали, как говорили глаза, небольшому медведю, но нос упорно твердил, что это следы медведя-исполина. К тому же он увидел дерево со своими метками, и выше этих меток были метки чужого медведя. Уэб чувствовал, что этот чужой медведь совсем близко и может появиться каждую минуту.
Уэб давно уже был нездоров и ослабел от боли. Он чувствовал, что в таком состоянии сражаться с врагом было бы настоящим безумием. Поэтому он, не воспользовавшись даже своей ванной, повернул обратно и поплелся в противоположную от источника сторону. В первый раз в жизни Уэб уклонился от битвы с врагом.
Это сыграло громадную роль в жизни Уэба. Как жаль, что он не пошел по следам своего врага! Ведь, пройдя всего лишь пятьдесят шагов, он нашел бы своего врага полумертвым от ужаса, скорчившимся, дрожавшим всем телом. «Лохматый» сидел около пня на лужайке, со всех сторон окруженной скалами. Эта лужайка была естественной западней, и здесь Уэб, без сомнения, мог бы прикончить своего врага. Хорошо было бы для Уэба, если бы он хоть выкупался в своей серной ванне. Его сила и храбрость вернулись бы к нему, и если не сейчас, то в другой раз он все же встретил бы «лохматого» должным образом. Но Уэб повернул назад. Впервые в жизни он не знал, как ему нужно поступить.
Уэб брел потихоньку, сильно прихрамывая, вдоль нижних отрогов Шошонских гор. Вскоре он почувствовал ужасный запах. Этот запах он слышал уже много лет, но никогда не знал, что это за запах.
Теперь этот запах стоял прямо на его пути. Уэб на этот раз проследил, что запах исходит из небольшой голой лощинки, дно которой сплошь было покрыто какими-то скелетами и темными телами. Уэб теперь уже ясно чувствовал запахи разных зверей. Но это были запахи не живых зверей, а мертвых. Из расселины в скалах, в верхнем конце лощинки, выходил смертоносный газ. Этот газ, невидимый, но тяжелый, наполнял всю лощину и с ее нижнего конца выходил наружу. Это был отвратительный смрад: от него кружилась голова и хотелось спать. Уэб поспешил уйти и был очень доволен, когда снова стал дышать свежим запахом соснового леса.
Уступив серный источник врагу, Уэб навлек на себя несчастье. Позволив пришельцу завладеть серным источником, Уэб уже больше туда не ходил. Ревматизм его без лечения все развивался, и с каждым днем Уэб становился все менее годным не только к борьбе с врагом, но даже к бегству.
Иногда все же, напав на след врага, Уэб чувствовал прежнюю отвагу и, испустив свое громоподобное рычанье, ощущая сильную боль и прихрамывая, пускался по следу, чтобы разом покончить с ненавистным медведем. Однако ему никогда не удавалось догнать таинственного великана.
Бывало так, что Уэб угадывал присутствие врага в такую минуту, когда находился в каком-нибудь неудобном для битвы месте. Тогда он откладывал битву до другого случая. Но когда условия для битвы были благоприятны, ему никак не удавалось подойти к «лохматому». И «лохматый» всегда выгадывал.
Случались дни, когда Уэб чувствовал себя настолько плохо, что не мог и думать о битве, а когда ему было легче, враг прятался от него.
Вскоре Уэб заметил, что следы врага чаще всего встречаются в местах, наиболее богатых кормом. И Уэб в те дни, когда чувствовал себя неспособным к борьбе с врагом, стал избегать таких мест. Но так как он теперь почти всегда чувствовал себя скверно, то получалось, что он отдал пришельцу лучшую часть своих владений.
Проходили недели. Уэб чувствовал, что ему нужно принять серную ванну, но не шел, и ему становилось все хуже и хуже. Теперь у него постоянно, кроме задней лапы, болело и правое плечо.
От долгого, напряженного ожидания битвы Уэб стал беспокоен. Постоянная тревога лишила его отваги, и теперь он думал уже только о том, как бы ему не встретиться с врагом до тех пор, пока ему не станет лучше.
Итак, первая маленькая уступка Уэба привела к окончательному отступлению. Уэб уходил все дальше и дальше вниз по реке, чтобы не встречаться с «лохматым». Каждый день он находил все меньше и меньше пищи. От недостатка питания Уэб стал слабеть.
Мало-помалу из всех владений Уэба ему остались только низовья реки. Это были как раз те места, где он жил когда-то со своей матерью и братьями. И жизнь его теперь очень напоминала жизнь маленького, беспомощного серого медвежонка, оставшегося без семьи. Может быть, теперь он тоже чувствовал бы себя иначе, если бы у него была семья.
Однажды утром Уэб, прихрамывая, тихо шел по обнаженной осиновой рощице. Он искал каких-нибудь корешков или червивых ягод черники, которых не ели даже белки и тетерева.
Вдруг он услышал, как вблизи с треском скатился камень, и вскоре до его носа донесся противный запах врага. Уэб быстро перешел через холодную, как лед, реку Пайни. В былое время он перескакивал через нее! От этой холодной ванны он почувствовал ужасные боли. Но, несмотря на это, он уходил все дальше и дальше. Куда же идти? У него была в запасе одна дорога — к ферме Палетт-Рэнч. Однако в Палетт-Рэнче еще задолго до его прихода поднялась такая суета, что он решил повернуть обратно.
Куда же идти? Приходилось, по-видимому, оставить все свои владения ненавистному пришельцу.
Уэб чувствовал, что он теперь окончательно поражен, низложен и изгнан из своих земель чужим медведем, слишком сильным, чтобы с ним можно было сразиться. И Уэб повернул вверх, на запад, окончательно уходя из своих владений. Его могучие ноги не имели прежней быстроты и силы, и потому теперь он тратил в три раза больше времени на каждый хорошо знакомый переход. При этом ему постоянно приходилось оглядываться назад, чтобы узнать, не преследует ли его враг.
Далеко впереди виднелись Шошонские горы. В этих мрачных, неприступных горах не было врагов, а за этими горами был Йеллоустонский парк. Вперед, вперед!
Уэб уже начал, пошатываясь, взбираться наверх, как вдруг его нос почувствовал запах смерти. Запах этот исходил из оврага Смерти, из той лощинки, которая вся была наполнена смертоносным газом и где все было мертво. Обычно Уэб уходил подальше от этого тяжелого запаха, но в этот раз его что-то влекло к нему. Овраг Смерти находился как раз на пути Уэба.
Он поднял вверх свою серую морду с длинной белой, развевающейся по ветру бородой. Этот тяжелый запах, прежде неприятный ему, вдруг показался каким-то странно манящим и сладостным. Уэб стоял и глядел вокруг. Далеко во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась громадная область, когда-то всецело принадлежавшая ему, где властвовал он много-много лет и где никто не осмеливался встречаться с ним один на один.
Расстилавшийся перед Уэбом вид был очень красив, но Уэб думал сейчас не о красоте его. Он думал о том, как хорошо было жить в этой стране, думал о том, что когда-то эта страна была его владением, а теперь он ее потерял, думал о том, что пропала его сила и он должен искать себе места, где мог бы спокойно пожить.
Там, за Шошонскими горами, есть такое место, где можно жить ему, теперь слабому и беспомощному, спокойно-спокойно, — это парк. Но может ли он туда дойти? Ведь парк так далеко… Зачем же идти туда? Вот здесь, в этой маленькой лощине тоже можно найти покой и сон.
Уэб на мгновение остановился у входа.
Пока он стоял, смертоносные пары, подхваченные ветром, уже начали потихоньку свою работу. И мало-помалу засыпали пятеро его верных стражей: обоняние, зрение, слух, осязание и вкус. Вот и его нос, его верный руководитель с самого рождения, совсем перестал ему служить. Прошло еще несколько мгновений. Уэб продолжал колебаться. Но вот былое мужество всколыхнуло косматую грудь старика-медведя, и он бросился в лощину. Удушливые пары нахлынули на него, наполнили все его огромное тело. Спокойно опустился изгнанник Уэб на голую каменистую землю, опустился и тихо заснул. И, засыпая, он чувствовал себя так хорошо, так бесконечно хорошо, как давно себя не чувствовал…
 

Что понял автор «Родины», оказавшись на месте загадочной трагедии 1959 года — Российская газета

Читателям нашего журнала Николай Андреев предлагает свой взгляд на многочисленные версии причин трагедии.

Сборы

История гибели девятерых туристов в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года известна всем. Я встречал лишь двоих, даже не слышавших о ней, — молодую балерину и 90-летнюю старушку. Остальные знают сюжет до мельчайших подробностей. И не только знают, а с жаром и упорством пытаются разгадать тайну — и какие только диковинные версии не услышишь!

А я долго был равнодушен к давним событиям. Мало ли гибнет туристов, альпинистов — люди проверяют себя в экстремальных ситуациях, нередко на грани жизни и смерти. Но в какой-то момент меня зацепило. И увлекло бурным потоком.

История — магическая. Чем больше вникаешь в обстоятельства, факты, свидетельства, документы, которые описывают трагедию группы туристов под руководством Игоря Дятлова, тем острее ощущение: перед тобой разворачивается захватывающая дух мистерия. Впечатление, что она искусно придумана. Виртуозно продумана. Что ни факт, то загадка. Что ни деталь, то ставит в тупик. Что ни поступок, то ошарашивает нелогичностью.

По возможности я досконально изучил события 1959 года — сидел в архивах, встречался с теми, кто знал дятловцев и участвовал в поисковой операции. Ознакомился со всеми популярными версиями. Почти написал книгу. Не хватало одного — побывать на месте трагедии. И когда в начале марта 2019 года я сделал это в составе экспедиции «Комсомольской правды» и Всероссийской телерадиокомпании, понял: все не так, как на самом деле.

Да, работая над книгой, я внимательно изучил фотографии перевала и вида с него на долину, в которую побежали дятловцы; снимок кедра, у которого они разожгли костер; дотошно рассмотрел схемы, которые набросали поисковики; — но все встало на свои места, только когда оказался на том месте, где стояла палатка.

С перевала совсем по-иному представляются версии, которыми уже много десятилетий пытаются объяснить причины трагедии.

Сегодня на перевал на чем только ни добираются. Летом на вездеходах, на моторных лодках, пешком. Зимой на лыжах, на снегоходах и даже на собачьих упряжках.

Переход

От Вижая, самого северного поселка Свердловской области, до перевала мы добирались на снегоходах. Точнее добрались до базового лагеря, от которого до перевала еще километров шесть. Дорога заняла десять часов.

Когда мчишь на снегоходе по льду реки Лозьва, а вокруг дикие непроходимые леса, то мысль об одном: что испытывали дятловцы во время похода? Какова логика их действий и поступков в последние часы жизни? Мы, чтобы достичь перевала, воспользовались современными техническими возможностями. А зимой 1959 года единственный вид транспорта — лыжи. Когда видишь эти пространства без конца и края, понимаешь, какие колоссальные усилия затратили дятловцы на маршруте. Но они шли и шли к намеченной цели.

Запись из их общего дневника: «Двинулись в путь около 10 утра. Идти тяжело. Лыжи утопают в снегу. Несколько раз пробовали придерживаться реки Ауспии, но под снегом попадалась вода, лыжи покрывались льдом. Приходилось останавливаться, счищать его. А перебираешься на берег — тонешь в снегу».

На перевал и в наши дни энтузиасты идут на лыжах. Мы встретили группу из Екатеринбурга — семь девушек и два парня. Девять человек, как в группе Дятлова. Девушки общительные, веселые. Шли они на перевал не за разгадкой тайны, а проверить себя.

Как их предшественники шестьдесят лет назад.

Сегодня на перевал на чем только ни добираются. Летом на вездеходах, на моторных лодках, пешком. Зимой на лыжах, на снегоходах и даже на собачьих упряжках.

Перевал

На перевале мы воспроизвели обстановку, по возможности близкую к ситуации, что сложилась в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года. Место, где стояла палатка, было высчитано с точностью до нескольких метров. Мне доверили откапывать яму в снегу, а уж опытные люди поставили палатку — идентичную той, которую взяли с собой дятловцы. Она брезентовая, громоздкая, очень тяжелая, весит чуть ли не 20 килограммов. Мы устанавливали ее при сравнительно хорошей погоде — было ясно, ветер не сбивал с ног. А они делали это в сумерках, переходящих в ночь, под мощными порывами ветра.

У дятловцев была точно такая же палатка…

На скате палатки — разрезы, приблизительно того же размера и геометрии, что обнаружили первые расследователи.

При свете впервые осмотрели перевал. Он не впечатляет. Или выражусь так: не пугает. Да, это не холмы среднерусской возвышенности, но и не кавказские скалы, пики и ущелья. Я не турист, если не считать нескольких студенческих двухдневных походов, но понял: при соответствующей подготовке и мне этот маршрут был по силам. Ничего ужасного, ничего сверхопасного.

Дятловцы не должны были погибнуть, но погибли.

Вместе с телевизионщиком Андреем Малаховым прошли весь последний путь дятловцев — от палатки до кедра. Сначала каменистый склон, на котором почти нет снега. Камни, правда, острые. Малахов сказал:

— Иду по склону и понимаю: пробежать в носках по снегу эти полтора километра невозможно ни в каком состоянии.

Невозможно, но они пробежали.

И совсем непонятно стало, когда мы дошли до оврага, занесенного снегом. Мы перебрались через него на снегоступах. А телеоператор Александр Лукьянов был в бахилах — и мгновенно проваливался по пояс, идти дальше не мог. Как преодолели это препятствие дятловцы — ум не постигает. Ну никакой возможности перебраться через снежную трясину — у них не было ни снегоступов, ни даже лыж. Пройти напрямую не смог бы даже здоровый человек, а некоторые из них были травмированы. К тому же они двигались в темноте.

А на другой стороне оврага опять впадаешь в ступор от вопроса: почему они бросили костер? В ходе экспедиции было проведено множество экспериментов, с помощью которых мы пытались понять логику поведения людей 60 лет назад. Пример — потухший костер у кедра, возле которого нашли трупы Кривонищенко и Дорошенко. Мы разожгли на том же месте костер — это оказалось легко, вокруг полно сушняка. Малахов без особых усилий сломал сухую елку метра четыре высотой. Она тоже пошла в огонь — он разгорелся, набрал силу. И вот уже полыхает большой костер, возле которого можно греться, пережидать, обсуждать ситуацию и варианты, как выходить из нее.

Костер — это тепло. Тепло — это жизнь. Что же мы видим на снимках того времени? Потухший костер. Два закоченевших тела — Дорошенко и Кривонищенко. Трое замерзли, направляясь к палатке. Четверо погибли у ручья. Но почему они ушли от костра?! Ушли от тепла, которое сохранило бы им жизнь?

Сколько ни обдумываю ситуацию у кедра, ничего здравого не приходит в голову. Знаю одно: так не должно было быть. Не должно, но случилось. Мистика.

Лавина и доцент

Одна из самых популярных версий, которая пытается исчерпывающе объяснить все события в ночь с 1 на 2 февраля, — лавинная. Кратко ее суть: на палатку надвинулась лавина, ребята в панике располосовали скат палатки и, спасаясь от лавины, побежали вниз.

В составе нашей экспедиции был специалист по лавинам — Виктор Поповнин, доцент географического факультета МГУ. Мы с ним подошли к палатке, оценили склон, на котором она стояла. Я не увидел условий для образования лавины — склон пологий, по нему без усилий можно подниматься. С моей точки зрения, ничто не указывало на то, что здесь возможен сход снега.

Поповнин увидел нечто иное:

— На склонах такой крутизны, как на перевале Дятлова, лавины при определенной подготовке снежной толщи могут сформироваться запросто. Склон, который имеет крутизну порядка 20 градусов, считается по всем нормативам лавиноопасным. Иногда даже при 12 градусах склона создаются благоприятные для образования лавины условия. В данном конкретном случае уклон чуть больше 20 градусов. Этого достаточно для того, чтобы снежная масса пришла в движение. Традиционно под лавиной понимают стремительную массу снега с пылевым облаком. Страшное зрелище. Но лавина может быть в форме сдвига пласта, в форме снежной доски. Снежная доска — это научный гляциологический термин, который означает спрессованный верхний слой снега. И этот слой снега при определенных условиях сдвигается по нижележащему, рыхлому. Снежная доска может переместиться на очень длинные расстояния — десятки, сотни метров.

Поповнин на основе своих измерений сделал вывод: снежная доска предположительно могла надвинуться на палатку. То есть схождение лавины не исключено, но она не могла дать толчок цепи загадочных, даже мистических поступков туристов.

Лавинная версия не объясняет многих событий в ту трагическую ночь. Ну, например: не объясняет причин бегства на расстояние около полутора километров до кедра. Выскочили бы из палатки, побежали, но ведь метров через 50, ну через 100, остановились бы, оглянулись: а ведь ничего опасного позади — лавина не гонится за ними, да и палатка на месте. Но они бежали и бежали дальше.

Что их гнало?

Атомная бомба и каюр

Все дни экспедиции происходила оценка версий, которые пытаются объяснить гибель дятловцев. Каждая представляется несколько иной, когда начинаешь ее примерять конкретно на месте.

Весьма популярна версия некоего Ракитина о «контролируемой поставке». Ее суть — КГБ и ФБР договорились о встрече своих агентов у горы Отортен. Спецагенты ЦРУ были сброшены на парашютах, а группа Дятлова, в которой трое чекистов — Золотарёв, Кривонищенко, Дорошенко, двигалась в назначенную точку. Цель встречи — передать американцам радиоактивные материалы.

Уже дико: чтобы две люто враждующие спецслужбы вдруг провели совместную операцию?! Ладно, пусть даже так. Но когда находишься на перевале, эта версия представляется комичной. Только дети, играющие в шпионов, могли додуматься назначить встречу в таком жестоком месте. Зачем тащиться на край Северного Урала, преодолевать немыслимые сложности, прыгать с парашютом с неясными шансами оказаться точно в назначенном месте в точно назначенное время — это из разряда маловразумительной фантазии. Но полно яростных адептов этой версии. На них не действуют ни логика, ни здравый смысл, ни отсутствие хотя бы малейших документальных или свидетельских подтверждений придуманной фантазером Ракитиным операции «контролируемая поставка».

Впрочем, люди истово верят в самые несуразные вещи. По пути на перевал мы встретили собачью упряжку. Екатеринбуржец Сергей возит на ней туристов до перевала Дятлова. Разговорились с ним. Кто-то спросил его, что он думает о причинах гибели дятловцев. Он мгновенно ответил: «Испытания атомной бомбы. Там ядерный полигон». — «С чего вы взяли, что на перевале ядерный полигон?» — «Деды говорят».

Сергей, между прочим, много раз бывал на перевале и не мог не отметить: там ни малейших признаков ядерного полигона. Их местоположение на территории СССР уже давно не государственный секрет, и на Северном Урале не было ничего подобного. Да взорви атомную бомбу в окрестностях горы Отортен, следы страшного взрыва были бы зримы и убедительны, а ядерный гриб был бы виден в Свердловске. Но атомная версия держится прочно. В Екатеринбурге — сам слышал — многие и сегодня в ней твердо убеждены.

Николай Андреев: Только на месте можно увидеть неожиданные детали…

Зловещие манси и Настя

В нашем базовом лагере кем-то вроде коменданта была Настя Аямова, манси по национальности. Молоденькая, милое приветливое лицо. Малоразговорчивая, как и все ее соплеменники. Тем не менее удалось много интересного у нее разузнать — о жизни, быте манси. А один факт потряс меня: Настю пригласили учиться в Будапештский университет, и она отказалась. «Почему?!» — удивился я. «Мне здесь лучше», — просто ответила она. Я осмотрелся: тайга, снег, красиво подкрашенное солнцем небо, холод.

Франц Кафка написал в дневнике: «Почему чукчи не покидают свой ужасный край, в любом месте они жили бы лучше по сравнению с их нынешней жизнью и их нынешними желаниями». Он бы и о манси мог такое же написать. По пути на перевал один из пунктов остановки — деревня манси Ушма. Печальные впечатления. Я зашел в один из домов. Печь, кровать, стол, абсолютно пустые полки — вот и вся обстановка.

Следствие в 1959 году первыми подозреваемыми назвало манси. Будто бы повод для убийства — туристы вторглись в священное место. Журналист Григорьев, который участвовал в поисковой операции 1959 года, отмечает в блокноте: «Есть поклеп на манси. Что есть гора поклонная и будто их манси убили на этой горе».

Нет ничего более глупого, как обвинить этот спокойный, тихий народ в жутком преступлении — убийстве. Свидетели, не сговариваясь, говорили о манси следователю одно и то же — народ дружелюбный, не воинственный. Приведу пару выдержек из разных протоколов допросов:

«Не было случая, чтобы когда-либо манси нападали на меня и других охотников русской национальности. Всегда они к русским относились дружелюбно и проявляли ко всем гостеприимство…»

«Манси напасть на туристов не могли, наоборот, зная их обычаи, они могли даже оказать русским помощь. Были случаи, что в этих местах заблудившихся людей манси вывозили к себе и создавали условия жизни своим питанием…»

Когда читаешь протоколы допросов охотников-манси, то впечатление, что следователи и сами не верят в их вину. Прослеживаются дежурные попытки надавить на них, но манси держались спокойно, невозмутимо. А когда подоспели данные экспертизы, что палатка разрезана изнутри, то стало окончательно ясно: мирный северный народ здесь ни при чем. И их отпустили.

Еще в 1959 году было ясно: манси не имеют отношения к гибели дятловцев. Но их до сих пор пытают вопросом: а правда, что дятловцев убили за то, что они забрели в священное для манси место? И пытают чаще всего Володю Анямова — он постоянный участник шоу на ТВ, в которых затрагивается тема перевала Дятлова. И говорит он всегда одно и то же: священного места у горы Отортен нет и не было, а если бы и было, манси никогда бы не стали убивать того, кто туда случайно забрел.

Встретил Володю на перевале, спросил: не надоело говорить одно и то же? Он лишь улыбнулся.

Настя Аямова — «комендант» нашей группы.

Главный вопрос…

Не давал мне на перевале покоя вопрос: на какое расстояние от палатки мог гнать дятловцев ужас прежде, чем они опомнились? Не важно, в чем причина страха — лавина, ракета, снежный человек, инфразвук. Допустим, человек вырвался из горящего здания — на каком расстоянии он остановится? Скорее всего, не дальше чем метрах в 200. И будет со страхом наблюдать за бушующим огнем, но дальше отодвигаться не будет — он чувствует себя в безопасности.

Дятловцы убежали от некоей угрозы их жизни на полтора километра. Скорее всего, останавливались, оценивали степень угрозы — бежали дальше. Бежали до кедра. Что могло гнать, гнать и гнать их дальше от палатки?

На перевале в ночь с 1 на 2 февраля разыгрались такие события и люди совершили такие поступки, многие из которых не объяснить рациональной логикой. Впечатление, что девять человек одновременно обезумели. Что-то их смертельно напугало, и они ринулись вниз. Но ведь метров через 200-300 пришли бы в себя. Ну, пусть через полкилометра. Остановились бы, оглянулись. Опасности нет. И вернулись бы обратно. Но нет, они бежали дальше.

Значит, у палатки было что-то настолько страшное, настолько опасное, что они бежали и бежали. Что? Не видел на перевале ответа. Только новые и новые вопросы.

Одна из мучительных загадок: почему дятловцы бросили костёр? Мы без особых усилий развели его у того самого кедра. И могли бы поддерживать огонь сколь угодно долго — сушняка вокруг достаточно.

…и главная версия автора

После возвращения с перевала меня обязательно спрашивали: а ты какой версии придерживаешься? Я отшучивался: должен же быть хоть кто-то, стоящий над всеми версиями, — объективный и невозмутимый эксперт. Если же говорить серьезно, склоняюсь к тому, что внутри группы возникла жесткая конфликтная ситуация. Об этом подробно написал в книге.

Группа в походе — как экипаж на подводной лодке: если возникает конфликт, нужно предпринять все возможное, чтобы его погасить. А если это не удается, взрыв эмоций может быть непредсказуемым. Думаю, что-то подобное произошло и на перевале в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года.

В своем мнении я опираюсь на записи в походных дневниках дятловцев, на письма, на воспоминания тех, кто хорошо знал их. Судя по дневниковым записям, в группе тлело несколько конфликтов. Один лишь штрих из письма Зины Колмогоровой подруге: «Группа-то ничего, как только пойдем, не знаю. Не будем ли ругаться? Ведь с нами Колеватов…» Поводов, и серьезных, для конфликта было достаточно: возможно, борьба за лидерство между Дятловым и Золотарёвым… Возможно, любовный треугольник Дорошенко — Колмогорова — Дятлов… Возможно, появление в группе нового участника Золотарёва… Возможно, непростой характер Дубининой…

Одна из мучительных загадок: почему дятловцы бросили костёр? Мы без особых усилий развели его у того самого кедра. И могли бы поддерживать огонь сколь угодно долго — сушняка вокруг достаточно.

ВЕРСИИ

Туристы стали жертвами лавины или. ..

2 ] испытаний секретного оружия

3 ] спецкоманды (группа стала свидетелем секретных учений)

4 ] манси (группа оказалась в священном месте)

5 ] эксперимента иноземных цивилизаций

6 ] совместной тайной операции КГБ и ЦРУ

7 ] обломков ракеты (неудачные испытания военных)

8 ] инфразвука — физического явления, способного вызывать безотчетный страх, панику

9 ] снежного человека

10] зверей (медведя, росомахи, волков)

11] конфликта в группе

ВЕЩДОК

Схема Евгения Масленникова

Изобразительных документов с места трагедии мало — в уголовном деле всего три схемы и два рисунка. Наиболее информативна схема, тщательно составленная Евгением Масленниковым. Он опытный турист, заместитель начальника штаба по поиску пропавших дятловцев. Главная ценность схемы — Масленников указал расстояния от палатки до трупов Колмогоровой, Слободина, Дятлова, до кедра, до помоста, сооруженного у ручья. Скорее всего, следствию эта схема мало что дала — на нее нет ссылок в уголовном деле, но для современных исследователей причин трагедии она основной документ, с помощью которого они пытаются выстроить логику событий в трагическую ночь.

Для человека, даже не побывавшего на перевале, схема Масленникова дает четкое понимание местности, где всё происходило. На самом верху — палатка. Вниз штрихи — следы бегущих дятловцев. Крестики обозначили места, где нашли трупы Колмогоровой, Слободина, Дятлова. Любой может вычислить, на каком расстоянии от палатки был найден каждый из них — Масленников дает ориентиры. Кедр и крестик — тут были обнаружены трупы Кривонищенко и Дорошенко. И стрелка вправо — в 70 метрах найден помост и последние четыре трупа. Важные детали на схеме — три гряды камней, которые преодолели дятловцы, крутизна склона оврага, крутизна перевала, на котором стояла палатка.

Не тешу себя иллюзиями, что моя версия единственно верная. После выхода книги потоком пошли отклики. Может быть, среди них обнаружится истина…

Перевал Дятлова в виртуальной реальности

Весной 2019 года специалисты РИА Новости разработали проект «Тайна перевала Дятлова. AR-реконструкция основных версий». Это история в формате дополненной реальности (AR), которая позволит вникнуть в детали и причины гибели группы Дятлова. Перед вами на столе появится заснеженный склон — таким, каким его увидели первые поисковики в феврале 1959-го года. Вы сможете увидеть детали и улики из уголовного дела, а также реконструкции трех версий случившегося, соединяющие эти улики в единую картину.

Среди воссозданных версий — сходы лавины, нападение манси и засекреченные военные испытания. Интерактивные элементы в проекте позволяют пользователю непосредственно участвовать в расследовании. Аудио-комментарии объясняют и раскрывают происходящее. Сцены можно смотреть в любом порядке и последовательности.

В проекте использованы ключевые исследования трагедии: «Тайна гибели группы Дятлова. Документальное расследование» Евгения Буянова и Бориса Слобцова, «Цена гостайны — девять жизней» Анатолия Гущина, «Смерть под грифом «Секретно» Олега Архипова и материалы других экспертов.

Для того чтобы увидеть AR-реконструкцию «Тайна перевала Дятлова», скачайте приложение РИА. Lab в App Store для iOS или Google Play для Android. Функция дополненной реальности работает на устройствах с ARKit (iOS) и ARCore (Android). Проверьте, установлен ли у вас ARCore. Проект доступен для следующих устройств: iPhone 6s и выше, iPad 2017 года и выше, телефонах с операционной системой Android не ниже 7.0.

Организатор поиска группы Дятлова — о том, что и почему 59 лет назад скрыло следствие

2018.07.06

В феврале 2019 года исполнится 60 лет со дня гибели группы из девяти участников Турклуба УПИ (сейчас в составе УрФУ) под руководством студента пятого курса Игоря Дятлова. В ночь на 2 февраля 1959 года туристы разрезали свою палатку, установленную на безымянном перевале в районе горы Холатчахль на Северном Урале — Горы Мертвецов, как это переводится с местного наречия. Полураздетыми они сбежали вниз до границы с лесом и там один за другим замерзли, не в силах справиться с зимней стужей. Расследованием этой загадочной трагедии занимались сотрудники Свердловской прокуратуры. Практически с самого начала следствие проходило под грифом «совершенно секретно», который не снят до сих пор. Версий произошедшего десятки: группа попала под лавину, стала жертвой манси, беглых заключенных, некоей группы спецназа, наконец,оказалась в районе взрыва экспериментальной ракеты. Но до сих пор непонятно, что из этого соответствует истине, а что лишь плод фантазии.

Корреспонденту Znak.com удалось пообщаться с товарищем погибших 59 лет назад участников группы Игоря Дятлова — выпускником металлургического факультета УПИ, мастером спорта СССР по альпинизму Сергеем Согриным. Произошло это в Перми во время презентации им книги об истории своего рода, оставившего некогда большой след в истории края. К делу гибели дятловцев у Сергея Николаевича особый интерес — он один из организаторов работ по поиску группы студентов. Согрин был в числе тех, кто нашел первых погибших и покинул склон Горы Мертвецов одним из последних, в мае 1959 года, когда там нашли тела последних участников злополучного похода. При непосредственном участии Согрина проверялись все основные версии трагедии. И, как оказалось, он знает, что именно следствие скрыло от общественности на долгие десятилетия.

— Насколько известно, вы также были участником Турклуба УПИ и зимой 1959 года почти одновременно с группой Игоря Дятлова ушли в поход.

— В 1959 году в походы отправились две группы: моя — на Приполярный Урал и группа Дятлова — на Северный Урал, в район Ивделя. Наш поход должен был продолжаться 25 дней, поход Игоря — 15. Кстати, два человека, которые пошли с ним, должны были изначально идти с нашей группой. Это Зина Колмогорова и Семен Золотарев. Но в последний момент они отказались. Зине надо было побыстрее вернуться в город, Золотареву тоже. Они посчитали, что 25 дней с нами для них слишком долго, а с Дятловым будет быстрее.

— Уже в походе состав группы Дятлова тоже изменился — дойдя до заброшенного поселка 2-й Северный, участников похода покинул Юрий Юдин.

— Он пошел с группой и в первый же день у него обострился радикулит (судя по записям из дневников погибших, воспалился седалищный нерв — прим. ред.). Он вынужден был вернуться. Но потом он всю жизнь маялся, приезжал каждый год 2 февраля в Екатеринбург на кладбище к ребятам и со слезами говорил: «Я должен был быть с вами».

— Когда вы сами узнали, что группа Дятлова не вернулась?

— Мы вернулись в 20-х числах февраля. Игорь должен был вернуться 15-го. Только мы приехали домой, прибегает знакомый и говорит: «Игорь еще не вернулся». На следующий же день я оказался на Северном Урале. Сложность состояла в том, что район похода — это большая петля в 300 километров. Где искать? Я тогда предложил разбить весь маршрут на отдельные участки. В первую очередь выделить те, где можно обнаружить какие-то следы группы. Нашей первой точкой была вершина горы Отортен. Нас, группу из трех человек, доставили туда вертолетами 26 февраля. Мы обследовали эту вершину и поняли, что Дятлова там не было. Раз так, значит, нужно искать на первоначальном отрезке маршрута. И уже на следующий день еще одна поисковая группа нашла пустую палатку. Нас тоже туда перекинули. В тот же день мы нашли там первый труп, через день еще один и так далее.

— Вам тогда удалось понять все-таки, что там произошло, и были какие-то вещи, которые поразили вас?

— Нам быстро стало ясно, что ребята ночью, панически, покинули свою палатку и побежали вниз по склону. На снегу сохранились четкие следы убегающей группы. Остановились они на ночевку, надо сказать, на безлесье. Что могло заставить людей панически бежать? В любом случае это некое сверхъестественное для них явление: звук, взрыв, свечение или что-то в этом роде. 

— Может быть, их напугали другие люди или звери — почему сразу взрыв?

— Да потому что ничьих других следов, кроме группы Дятлова, там не было. Мы все там обследовали тогда и на этот счет тоже. 

Вы все северяне — сколько можно прожить в легкой одежде на 30-градусном морозе? Ну час, ну два, и все. У них, конечно, была отчаянная борьба за жизнь. Они пытались развести костер, пытались помочь травмированным.

— Да, кстати, откуда взялись раненые?

— Там было место, 200-метровый участок, через который они бежали, он представлял собой сплошную наледь с курумником (поверхность, усеянная огромным количеством камней; как правило, труднопроходимая — прим. ред.). Вода из верховых болот, которые там повсюду, выходит наружу и зимой замерзает. В результате получилось 200 метров сплошного шлифованного льда с торчащими из-под него камнями. 

Преодолев этот участок, они уже потихоньку спустились дальше — к кедру. Там они начали предпринимать какие-то меры, чтобы помочь пострадавшим. Их, и это было единственно верным, спустили от ветра в овраг. Его потом занесло снегом толщиной метра четыре. И именно поэтому людей на склоне мы нашли сразу, а поиски оставшейся части группы растянулись до мая. Мы нашли их только, когда снег растаял.

— Как вы объясните, что у кого-то из погибших отсутствовали глаза, а Людмилы Дубининой — отсутствовал язык?

— Это уже много раз объяснялось. Постарались и мышки, и прочие грызуны, которые к тому времени, как мы нашли последние тела, начали их уже обгладывать. В первую очередь они, естественно, выедают мягкие ткани.

— Все-таки, что произошло у палатки, почему они побежали?

— Следствие вел следователь Свердловской прокуратуры [Лев] Иванов. Он, конечно, все полностью понимал сразу, что там произошло на этом склоне. 

Напомню вам, это был 1959 год — гонка вооружений и битва за космос. Соответственно, были успехи, были неудачи. Уже тогда мы знали статистику — из каждых десяти ракет при пробных пусках цели достигают только две. Что-то просто падало, не сумев выйти на заданную траекторию, в каких-то случаях происходили неконтролируемые подрывы. Также было известно, что отработанные ступени ракет сбрасывались именно туда — в направлении безлюдных районов Северного Урала. 

— Какие?

— Вы понимаете, что из самого уголовного дела все тогда вынули, даже несмотря на гриф «совершенно секретно». Я его читал — оно пустое абсолютно. Понимая это, все тот же следователь Иванов сумел каким-то образом сохранить у себя пленки из фотоаппаратов ребят. Когда он умер, его дочь передала эти пленки в фонд дятловцев (фонд «Памяти группы Дятлова» — прим. ред.). На этих пленках удалось обнаружить снимки со светящимися предметами в небе. Некоторые были даже со шлейфом. Ясно одно — так совпало. 

В одной точке и в один час сошлись туристическая группа и падение ракеты (31 марта 1959 года сам Согрин, находясь в районе гибели группы Дятлова, стал свидетелем необычного шаровидного свечения в ночном небе — прим. ред.).

— Вы сказали, что следователя Иванова вызывали в Москву?

В деле о гибели группы Дятлова — новые свидетельства

— Об этом доложили тогда сразу же [первому секретарю ЦК КПСС Никите] Хрущеву. Тогда ведь быстро появились слухи, что ребята стали жертвами неудачных испытаний. Это при том, что в 1958 году СССР и США, договорившись, ввели мораторий на ядерные испытания (действовал до 1961 года, за это время участники договора много раз обвиняли друг друга в нарушении договоренностей. Так, СССР предъявлял претензии в связи с самолетом-разведчиком U-2 Гари Пауэрса, который сбили 1 мая 1960 года в небе над Свердловском — прим. ред.). На западе тоже тогда стало известно, что здесь случилась какая-то трагедия. Об этом заговорили на BBC. Причем подавали именно так, что СССР не соблюдает условия моратория. Соответственно, следователю Иванову с уровня первого лица государства дали распоряжение срочно закончить следствие, сведя все к гибели туристов из-за неопытности.

— Кстати, много говорят о том, что группа была «несхоженная» — люди впервые отправились таким составом в поход. 

— Группа была схоженная и опытная. Они ходили в гораздо более сложные походы до этого. На самом деле Иванов оказался честным человеком. Причину смерти он сформулировал в деле так: «Причиной их гибели явилась стихийная сила, преодолеть которую люди были не в состоянии». Написать, что это был ракетный пуск он не мог. Написал «стихийная сила» — не сказал ничего, сказав многое.

— Сторонники «ракетной версии» отмечают кирпичный цвет тел погибших, говоря об этом как о свидетельстве воздействия ракетного топлива либо отработавших газов?

— На самом деле тела не были кирпичного цвета. Такой оттенок имели только лица и открытые участки кожи. Ничего странного в этом нет. Если вы хоть день пробудете в горах на солнце, ваше лицо будет ровно такого цвета. Это просто солнечный ожог. Может быть, конечно, повлияло как-то топливо. Я долгие годы размышлял над тем, что сам сделал бы на месте Игоря Дятлова в этой ситуации. Взял бы оставшиеся вещи и ушел бы дальше по маршруту? Тогда почему они бежали целых 1,5 километра по склону? 

Кажется, что в этих условиях они приняли единственно верное решение — идти вниз по склону до границы с лесом. 

— Почему тогда часть группы — сам Игорь Дятлов, Зина Колмогорова и, возможно, Рустем Слободин, тела которых нашли потом на склоне, — пытались вернуться обратно к палатке?

— Им нужно было попробовать забрать хоть какие-то вещи. На самом деле тогда даже нам, хорошо одетым и экипированным, в дневное время не так-то просто оказалось подниматься вверх по этому обледенелому склону к палатке. Что же говорить про раздетых и разутых туристов группы Дятлова.

— Как вы относитесь к криминальным версиям вроде той, что группу ликвидировали манси или они стали жертвой игр американской разведки, пытавшейся выяснить, какие испытания СССР проводит на Урале?

— Все версии вроде манси и спецназа, которые их там ликвидировал, это полный бред. Во-первых, следов других людей нет. Я уже говорил про это. Поверьте, мы там обследовали все тогда. Во-вторых, все произошло ночью. Какой спецназ, кто их туда доставит? Те вертолеты, которые были созданы к 1959 году, ночью, особенно в горной местности, не летали просто. Если не вертолетом, то другой способ попасть туда — это 2–3 дня идти по тайге на лыжах. Все эти версии просто для отвода глаз. Честно говоря, весь тот бред, который на этот счет пишут и снимают, мне уже неинтересно читать. Такое ощущение, что всем уже надо либо интригу, либо скандал.

— Еще достаточно популярна лавинная версия, согласно которой палатка с остановившимися на ночевку членами группы Игоря Дятлова попала под снежный оползень?

— Никакой лавины там быть не могло. Это абсолютно не лавиноопасный район. Еще раз повторяю — там курумники, они любой снег держат великолепно. Для лавины нужен подстилающий слой, по которому эта масса снега сходит. Такого подстилающего слоя там не было. Мы тоже проверяли тогда эту версию, я лично копал на склоне, смотрел, как там и что. Кроме того, вспомните, что палатка хоть и на одной палке, но простояла почти месяц на том самом месте, где ее поставила группа.

— Ваш поход зимой 1959 года прошел без происшествий?

— Он прошел без крупных ЧП, но несколько критических ситуаций тоже было. На второй или третий день у нас сгорела палатка, и мы вынуждены были остальные 20 дней жить по старым таежным методам.

— Как это получилось? 

Военный медик рассказал свою версию гибели группы Дятлова

— Из-за печки. Тогда у туристов появилась мода ходить с печкой в палатке. Я был против этого варианта. Перепады тепло — холодно организмом плохо воспринимаются. Лучше уж постоянно в холоде быть. Но ребята настояли и взяли печку. Кое-что там не предусмотрели, печка перегрелась и из-за этого сгорел тент палатки. Вторая критическая ситуация у нас возникла в районе горы Народной. Мы попали там в настоящую снежную бурю, которая растянулась на двое суток. Ветер буквально валил с ног, клубы снега, мороз 30 градусов. В такую непогоду, говорят, даже оленьи обозы там замерзали. Нам повезло. Мы нашли хороший снежный надув на склоне. Там выкопали пещеру в снегу и двое суток в ней отлеживались. А когда вышли на улицу опять едва не замерзли. Наша одежда отсырела и на морозе быстро превратилась в настоящие ледяные скафандры. Ну, ладно, давайте о чем-то повеселее…

P.S.: Последний поход группы Игоря Дятлова был посвящен XXI съезду КПСС. За 15 дней участники похода должны были преодолеть на лыжах 300 километров по горно-таежной части севера Свердловской области и совершить восхождение на две вершины — гору Отортен и Ойка-Чакур. 

Первоначально участников походы было 10: студент 5-го курса радиофака УПИ Игорь Дятлов (руководитель похода), его однокурсница Зинаида Колмогорова, выпускник УПИ и на тот момент работник закрытого «СвердНИИхиммаш» Рустем Слободин, студент 4-го курса радиофака УПИ Юрий Дорошенко, инженер комбината «Маяк» Георгий Кривонищенко, выпускник строительного факультета УПИ Николай Тибо-Бриньоль, студентка 4-го курса того же факультета Людмила Дубинина, участник войны, инструктор Коуровской турбазы Семен Золотарев, студент 4-го курса физтеха УПИ Александр Колеватов, студент 4-го курса инженерно-экономического факультета УПИ Юрий Юдин.

23 января группа поездом выехала из Свердловска в Серов, оттуда далее, другим поездом, в Ивдель. 26 января дятловцы выехали на попутке в поселок лесозаготовителей 41-й квартал, существовавший ранее за поселком Вижай. 27 января туристы дошли вместе с попутчиком из поселка 41-й квартал до поселка 2-й Северный. Там переночевали в одном из домиков. 28 января провожатый и почувствовавший себя плохо Юрий Юдин вернулись обратно (шли порознь). А группа Игоря Дятлова выдвинулась дальше на маршрут. Больше в живых их никто не видел.

Впоследствии, при вскрытии, у Дубининой зафиксировали обширный перелом ребер, кровоизлияние в правый желудочек сердца, отсутствие языка в ротовой полости. У Золотарева, также, перелом ребер с внутренним кровотечением. У Слободина и Тибо-Бриньоля — серьезные переломы черепных коробок. У Кривонищенко — ожоги II–III степени. У кого-то также отсутствовали глаза, были ободраны (или объедены) щеки и губы. Кроме того, многие люди, из числа тех, кто видел погибших, отмечали странный кирпично-красный цвет их кожи и запекшуюся пену возле рта.  

Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com

«Лестница к чему снится во сне? Если видишь во сне Лестница, что значит?»

Азбука толкования снов

Подъем вверх по лестнице — развитие ума и интуиции.

Спускаться вниз — углубиться в тайны своей души.

Особый символ бесконечные лестницы — это поиск своего места в жизни, неопределенность планов.

Подъем по лестнице — вас ждет удача, повышение служебного положения.

Спускаться по лестнице — терять уважение, уверенность, положение.

Американский сонник

Обратите внимание, куда ведет лестница, ступени вверх — означают успех.

Ступени вниз — потеря уверенности в себе и самоуважения.

Английский сонник

Бренниус Салюстиус говорит так: «В этом сне заключен глубокий смысл. Если ты молод и видишь во сне, что взобрался по лестнице до самого верха — перед тобой откроются блестящие перспективы и ты добьешься всего, что хочешь. Ты поцелуешь на своей свадьбе невесту, которой долго домогайся, или своего долгожданного суженого.

Деловой человек — этот сон благоприятен и для тебя. Попутные ветры удачи заведут твой корабль в гавань благополучия. Этот сон — символ богатства, почета и мирской славы. А ты, кто возделывает землю, видишь ли ты во сне, что взобрался до самого верха лестницы? Твой сад даст обильный урожай, и ты разбогатеешь.

Ученый, студент — все, вверх, вверх по лестнице, и вы достигнете осуществления высшего предела своих желаний!

Ты, бедная вдова, если ты видишь этот сон — знай, потухшие угли разгорятся вновь, твоя печаль обратится в радость.

Но, если во сне, добравшись до верха лестницы, ты смотришь вниз и голова твоя кружится — это значит, что наяву ты не в силах будешь перенести высокого положения, ты возгордишься, станешь высокомерна и низвергнешься обратно вниз, в пучину мрака

Или, если лестница рушится во сне, пока ты взбираешься по ней наверх — знай, твои надежды рухнут».

Восточный сонник

К чему снится Лестница во сне по соннику?

Подниматься по лестнице — к удаче и счастью, спускаться — к неприятностям в деловой и личной жизни, упасть с лестницы — стать объектом зависти и недоброжелательных помыслов.

Шаткая лестница — призывает к осторожности в отношениях с сослуживцами.

Широкая красивая лестницу — сулит богатство и славу.

Если приснилось, что ты сидишь на ступенях лестницы — значит, ты на пути к процветанию. Однако быстрых результатов не жди.

Видеть других людей спускающимися по лестнице — к неприятным переменам.

Идиоматический сонник

«Продвигаться по служебной лестнице» — повышение по службе, если вверх; «спустить с лестницы» — грубо прогнать; «спускаться (снижаться) вниз» — неудачи, неприятности.

Интимный сонник

Лестница — довольно прозрачный символ, олицетворяющий собой вашу жизнь.

Если вы видите себя во сне бегущим по лестнице вверх — вам стоит быть более осмотрительным и внимательным по отношению к близким людям. В настоящее время вы пользуетесь слишком большой популярностью у противоположного пола, и это связано с различными причинами, вашим карьерным и социальным ростом, повышением уверенности в себе. Но как бы там ни было, не стоит забывать тех, с кем вы делили и трудности своей жизни.

Если женщина во сне видит на верху лестницы мужчину, а мужчина женщину — это говорит о том, что сновидец давно знает того человека, с которым желает иметь более близкие отношения, но не решается осуществить то, что хочет. Видимо, этому мешают какие-то общественные ограничения, не стоит их принимать во внимание, счастье намного дороже условностей.

Если вам снится, что вы быстро спускаетесь с лестницы — такой сон говорит о привычке предъявлять слишком высокие требования партнеру либо тому, кто претендует на его место, и о возможных поэтому трудностях в отношениях с противоположным полом.

Падать с лестницы — вы испытаете сильное разочарование в человеке, в котором были уверены «на все сто». Если вас связывают прекрасные сексуальные отношения, от которых вы испытываете полное удовлетворение, то не стоит от них отказываться.

Лунный сонник

Лестниц много и по ним ходить — помешательство ума.

Малый Велесов сонник

Лестница — обман, измена, повышение; лезть по ней вверх — удачные дела, слава, повышение; спускаться вниз — получить награду / неудачи, муки; упасть — худо; со сломанными ступеньками — вороги.

Новейший сонник

Во сне к чему снится Лестница?

Лестница — удачно начнете свою карьеру.

Психоаналитический сонник

Лестница, подниматься по лестнице — продвижение по пути развития разума к осознанию Сверх Я.

Двигаться вниз по лестнице — попытки разобраться в бессознательном.

Социальная лестница — лестница в небеса.

Движение вверх и вниз — половой акт.

Семейный сонник

Увиденная во сне лестница — означает движение вверх: ваша энергия и способности помогут вам занять выдающееся положение в Деловых кругах.

Если во сне вы поднимали лестницу — впереди процветание и безграничное счастье.

Упали с лестницы — приготовьтесь к тому, что ваши усилия окажутся напрасными.

Сломанная лестница — к полному провалу во всех делах.

Снотолкователь

Лестницу во сне видеть — предвещает возвышение и приобретение уважения; восходить на нее — предзнаменует громкую славу; сходить с нее — значит мучение и труд; сверх того сей сон предвещает дорогу.

Современный сонник

Узнайте, что значит, если снится Лестница?

Подниматься во сне вверх по лестнице — предвещает удачу и счастье.

Если Вам снится, что Вы упали с лестницы — Вы станете объектом ненависти и зависти.

Спускаться по лестнице — к несчастью в коммерческих делах. Ваша личная жизнь также будет неудачной.

Видеть во сне широкую величественную лестницу — предсказание богатства и славы.

Видеть других спускающимися по лестнице — означает, что на смену счастливым дням придут неудачи.

Сидеть на ступеньках лестницы — знак постепенного продвижения к счастью и славе.

Сонник XXI века

К чему приснился Лестница во сне?

Видеть во сне лестницу — к счастью, богатству; сломанную лестницу — к потерям или заботам; много лестниц видеть и ходить по ним — опасайтесь помрачения ума.

Подниматься по лестнице — к прибыли и успеху в делах, получению повышения в должности вследствие упорной работы.

Спускаться по лестнице — к убытку, потере надежды на успешное продвижение дел.

По лестницам без конца вверх-вниз ходить — к мучительным сомнениям.

Если при этом вы оступитесь — значит, в вашем окружении есть тайный враг, который будет причиной краха ваших начинаний.

Сонник будущего

Лестница — счастье, богатство, успех; если вы поднимаетесь вверх — это сулит большую работу, результатом которой будет успех и достижение цели; если спускаетесь вниз, используя лестничные ограждения — уроните свое достоинство и потерпите неудачи; упасть с лестницы — отчаянье и безуспешные усилия в попытках исправить плохо идущие дела; сломанная лестница означает полный провал в делах.

Сонник Велес

Подниматься по лестнице вверх — успех в карьерных делах, спускаться по лестнице вниз некоторые неудачи в карьерных делах

Сонник для влюбленных

Сон, в котором вы поднимаетесь по лестнице — сулит вам счастье в любви и успех у противоположного пола.

Если, поднимаясь по лестнице, вы чувствуете головокружение — это знак того, что новые почести ослепят вас, вы будете вести себя капризно и стремиться командовать любимым человеком.

Сонник-гороскоп

Лестница в небо — вас ждет сенсационный успех.

Сонник Гришиной

Видеть лестницу, по ней вверх идти — опасность / помрачение рассудка.

Вниз идти — неудача.

Без конца вниз-вверх ходить — временное помрачение сознания.

Лестничная клетка — сновидческий символ спинного мозга.

По бесконечной лестнице вверх восходить и испытывать страх перед высотой и концом ее — ощущать в себе пробуждение интуиции и необыкновенно ясного сознания, испытывать страх перед ним; чувство, возникающее перед открытием тайных и приятных сторон жизни.

Заблудиться в лестницах — растерянность разума, неспособность найти истину.

По бесконечным вниз спускаться — углубляться в себя и свое прошлое / пытаться найти какой-то ответ на темном дне души.

По винтовой лестнице забираться — опасное восхождение по общественной лестнице / страх перед ответственностью и взятыми на себя обязательствами / ощущение, что переоцениваешь себя и свои силы.

Спуск по винтовой — «экскурсия» или падение на дно жизни, деградация, страх перед ответственностью.

Лестничные клетки и винтовые лестницы в женских снах — часто бывают символическим образом беспокойства или болезней, связанных с половой жизнью.

Сонник Дениз Линн

Лестница — может быть символом достижения высшего осознания или новых жизненных высот. Этот образ может относиться к лестнице Иакова, по которой он взошел на небо в царство ангелов.

Если лестница поднимается — вы взбираетесь по лестнице успеха.

Лестница, ведущая вниз — может вести вас в собственное подсознание или указывать на то, что ваши шансы на успех уменьшаются.

Сонник для стервы

Лестница — уверенное восхождение по карьерной лестнице.

Спускаться — спад в делах.

Широкая и длинная лестница — почет, слава, достаток.

Сонник Дмитрия и Надежды Зимы

Лестница во сне, если она выглядит надежно и крепко — является хорошим знаком.

Подниматься по лестнице — признак того, что вы готовы взяться за серьезные, большие дела, способные привести вас к успеху.

Если, поднявшись по лестнице, вы попали на просторную площадку или на высокий этаж — такой сон может предвещать неожиданное повышение по службе и укрепление вашего положения в обществе.

Винтовая лестница — знак того, что успех будет сопутствовать вам, если вы проявите смекалку и воспользуетесь нестандартными решениями.

Спускаться во сне по лестнице — означает, что в ближайшее время вам предстоит заниматься более простыми делами, чем раньше. Быть может, эти дела будут не столь важными, как вам думается, зато и энергии потребуют значительно меньше.

Скользкие ступеньки — предупреждение о возможных подвохах.

Упасть с лестницы — дурной знак, подсказывающий, что ваше положение находится под угрозой. Похоже, в делах вы допустили какую-то оплошность, и кто-то может воспользоваться этим, чтобы занять ваше место.

Сломанная лестница во сне — говорит о непреодолимой преграде в деле, которое вы наметили. После такого сна вам лучше будет пересмотреть свои планы, продумав их более тщательно.

Переносная лестница — знак того, что вы можете решить какой-то сложный вопрос, воспользовавшись простым, но эффективным приемом.

Видеть во сне, как другие поднимаются и опускаются по лестнице — знак того, что ваша судьба находится в ваших руках. Увидев такой сон, можно смело браться за любые дела, не теряя при этом должной осторожности.

Сонник Дэвида Лоффа

Лестница — предоставляет доступ к жизненным высотам или к труднодоступным ценностям мира сего. Часто нам снится, как мы падаем с лестницы.

В любом случае, центральный компонент толкования лестницы — это получение особого, хотя и шаткого, доступа к необходимым ценностям. Такой доступ часто сопровождается потерей права доступа или удачи.

Если вы очутились в ситуации, где без лестницы не обойтись — возможно, вы испытываете недостаток в средствах. Мы остро чувствуем, насколько мы зависим от земного притяжения и ограничены в возможности высоко подниматься.

Если в снах не предоставляется возможность взлететь, тогда лестница — единственный выход из положения.

Сонник Здоровья

Подниматься вверх по лестнице — к улучшению жизненной и деловой ситуации, социального положения; для больных — к улучшению состояния; спуск вниз по лестнице — к ухудшению ситуации и потере положения по перечисленным позициям.

Сонник Медиума мисс Хассе

Что означает, если снится Лестница во сне?

Винтовая лестница — с трудом, окружным путем, достигнешь своей цели.

Всходить по ней — твое самолюбие будет удовлетворено; сходить вниз — тебе платят неблагодарностью; стоящую под окном — остерегайся воров; нести — окажешь другим помощь; упасть с лестницы — страсть делает тебя неосторожным; лестница до неба — все идет согласно твоих намерений.

Сонник Миллера

Видеть во сне лестницу — означает для вас движение вверх; ваши энергия и способности помогут вам занять выдающееся положение в деловых кругах.

Поднимать лестницу — означает процветание и безграничное счастье.

Упасть с лестницы — предвестье отчаяния и безуспешных усилий для торговца, и неурожая – для крестьянина.

Увидеть сломанную лестницу — означает полный провал во всех делах.

Спущенный трап — предвещает разочарование в бизнесе и неосуществленные желания.

Убежать из заточения или тюрьмы с помощью лестницы — знак того, что вас ждет успех, хотя будет и много рискованных действий.

Почувствовать головокружение при восхождении на лестницу — означает, что новые почести вы воспринимаете неспокойно; вам понравится капризничать и повелевать, как только вы займете новое, более высокое положение.

Сонник от А до Я

К чему видеть Лестница во сне?

Подниматься во сне по лестнице — предвещает успех в достижении намеченной цели, сходить по лестнице вниз — потеряете терпение в последний момент и тем испортите все дело.

Почувствовать головокружение и слабость, забравшись по пожарной лестнице дома до высоты последнего этажа — такой сон предвещает, что оказанное вам доверие и честь вы воспримите довольно спокойно и как должное.

Брошенная из окна веревочная лестница — предрекает замечательный исход предпринятого наобум дела. Влезать по ней — вы удовлетворите свое тщеславие в работе и самолюбие в любви.

Удирать по ней из чужой спальни — к позору.

Прислоненная к крыше одноэтажного дома лестница — является предостережением опасаться воров и махинаторов; если она падает на вас — стало быть, в реальной жизни вам отплатят черной неблагодарностью за помощь или добрый совет.

Падать во сне с лестницы — означает, что страстное чувство вскружит вам голову и сделает неосторожной до безрассудности.

Сломавшаяся под вами во сне лестница — предвещает крах во всех делах и упадническое настроение.

Чинить лестницу — означает впасть в еще большее отчаяние от предательства друга в трудный для вас момент.

Поднимать лестницу — к процветанию и удаче в азартных играх.

Нести лестницу — ваша энергия и деловитость будут замечены, оценены и помогут вам довольно скоро значительно продвинуться в сфере своих профессиональных интересов и даже занять в ней одно из ведущих положений.

Лестница, ведущая в небо — говорит о том, что все намеченное сбудется.

Лестница, ведущая в бездонную пропасть — может, даже в саму преисподнюю, означает, что успеха можете добиться лишь ценой большого риска, поставив на кон саму жизнь.

Спускаться по трапу с самолета или судна — к разочарованию в предпринимательстве и метаниям в поисках другого дела, подниматься по трапу — пристроиться в удачное, тихое, но доходное место.

Винтовая лестница во сне — говорит о том, что достигнете своей цели кружным путем.

Лесница-стремянка — предвещает выбор между правдивой ложью и неправедной истиной.

Лестница эскалатора — хорошие перемены, если едете на ней вверх, и плохие — если спускаетесь.

Сломанный эскалатор — вас обманут близкие люди.

Сонник прошлого

Когда человек перемещается по лестнице, то осуществляет не свободные движения, а подчиняется механическому, навязанному заранее ритму ступеней — поэтому данный образ говорить о том, что человек выполняет функцию, присущую скорее машине, чем человеку. Этот образ в целом негативен, потому что обозначает ситуацию, которую человек не контролирует и которая от него не зависит. Которая сама ведет его туда, куда ему, сможет быть, идти совсем нежелательно. Этот образ может быть связан с потребностью в достижении, преодолении трудностей, потребностью в дополнительных ресурсах для достижения своей цели.

Сонник современной женщины

Лестница во сне — символизирует движение наверх; благодаря вашим способностям и энергии вы займете высокое положение в деловых кругах.

Поднимать лестницу — к процветанию и безграничному счастью.

Сломанная лестница — снится к полному провалу всех ваших начинаний.

Если вам удалось убежать из заточения или тюрьмы с помощью лестницы — в результате рискованных действий вас ждет успех.

Винтовая лестница во сне — предвещает вам трудный, окружной путь к вашей цели.

Сонник Странника

Толкование сна: Лестница по соннику?

Лестница — очевидный знак служебного продвижения; жизненный спуск или подъём.

Ступени — возможности; крутая — облегчение близко; лестница-стремянка — близкий успех.

Сонник Федоровской

Приснилась лестница — ждите удачу.

Во сне вы поднимаетесь по лестнице — в обозримом будущем все ваши начинания окажутся удачными.

Спускаться по лестнице — к разочарованиям.

Если вам приснилось, что вы ремонтируете лестницу — в ближайшее время вам предстоит серьезно заняться проблемами вашей семьи.

Сон, в котором вы наблюдаете, как кто-то ремонтирует лестницу — вы поможете решить семейные проблемы кому-то из своих дальних родственников.

Увидели во сне горящую лестницу — все ваши надежды развеются как дым.

Сонник Фрейда

Лестница — является фаллическим символом, а подъем и опускание по любой лестнице символизирует половой акт.

Если мужчина уверенно и спокойно поднимается или опускается по лестнице — у него нет проблем ни с потенцией, ни с осуществлением контактов с женщинами.

Если мужчина не может подняться или спуститься по лестнице — у него серьезные проблемы с потенцией.

Если он опасается подниматься или опускаться по лестнице — каждый сексуальный контакт сопровождается у него дополнительными переживаниями и страхами о своей несостоятельности.

Если мужчина падает с лестницы — его партнерша часто практикует прерванный секс.

Если женщина уверенно и спокойно поднимается или опускается по лестнице — она живет насыщенной и гармоничной жизнью, причем почти все ее сексуальные контакты заканчиваются оргазмом.

Если женщина не может подняться или спуститься по лестнице — она или очень редко, или никогда не достигает оргазма.

Если женщина опасается подниматься или опускаться по лестнице — она опасается нежелательной беременности.

Если женщина падает с лестницы — она может вступить в нежелательный сексуальный контакт или подвергнуться сексуальным домогательствам.

Сонник Цветкова

Лестница в здании, подниматься по ней — подъём в жизни через удачу, успех; опускаться — неудачи; ступени — возможности; ступени сломались — враги, недоброжелатели.

Сонник Шереминской

Лестница — олицетворяет наше продвижение по жизни. Это наше как внешнее, так и внутреннее развитие, успех или же неудачи в реальной жизни. Большое значение имеет то, куда ведет ваша лестница, вверх или вниз, поднимаетесь ли вы или спускаетесь.

Если вы то поднимаетесь, то опускаетесь — скорее всего, это ваши неопределенные планы и поиск своего места в жизни.

Знаковым сном считается, если вы смогли высоко подняться по лестнице и войти в помещение (желательно, чтобы оно было светлым и чистым) — в этом случае ваш ждет конкретная удача, если вы окончательно спустились — это, скорее всего, утрата ваших позиций, изменение в худшую сторону.

Ступени лестницы — это ваши возможности; если ступенька сломана — у вас есть враги и недоброжелатели.

Средневековый сонник

Взбираться по лестнице — к трудам или же к почету, сопряженному с трудом.

Французский сонник

Если во сне вы поднимаетесь по лестнице — сон предвещает неудачи, упадок духа, расстройство в делах.

Если же вы спускаетесь по лестнице — вполне вероятно, что вскоре вы найдете ключ к своему успеху.

Если вы упали с лестницы — это плохой знак.

Если вам снилась приставная лестница или стремянка — чья-то неблагодарность огорчит вас и станет причиной многих ваших неудач.

Если вам приснилось, что вы по ступеням поднимаетесь на виселицу — это знак того, что многие ваши планы рухнут, а ваши поступки могут привести к гибельным последствиям.

Толковый словарь сновидений

Всходить по лестнице — честь.

Лестницу — счастье, богатство, успехи; сходить с нее — потерю; всходить по ней — труды; изломанную лестницу — потерю или заботу; лестниц много видеть и ходить по ним — помрачение ума.

Украинский сонник

Лестница, ступеньки, подниматься по ним вверх — успехи, опускаться — неудачи; ступеньки поломаны — препятствия, враги, недоброжелатели.

Универсальный сонник

Лестница — совершенный символ успеха, если вы не страдаете от головокружения! Во сне вы идете по пути к успеху, поднимаетесь по карьерной лестнице? Вы знаете, куда лестница ведет?

Если во сне по лестнице поднимается другой человек — как вы к этому относитесь? Вы считаете, что он продвигается вперед по жизни, а вы нет? Или вы держите лестницу, чтобы помочь ему подняться?

Как выглядит лестница? Если лестница старая и разваливающаяся — сон говорит о том, что ваш подъем на вершину слишком рискованный. Если лестница прочная и основательная — сон говорит о легком подъеме на вершину. Возможно, вы вообще не используете лестницу во сне или обдумываете, как могли бы ее использовать. Соотнесите свои действия во сне со своими достижениями и амбициями.

Если во сне вы спускаетесь по лестнице — сон говорит о смене направления. Вы наслаждались успехами, а теперь спускаетесь с вершины? Если это так, оглянитесь и подумайте, поддерживал ли вас кто-то, пока вы были на вершине. Вам стоит выразить этим людям благодарность?

Цыганский сонник

Лестница — такой сон означает, что вы стремитесь к великим делам.

Если снится, что вы идете по лестнице — означает, что вы их свершите.

Если вы поднимаетесь по лестнице для того, чтобы попасть домой через окно — вы не остановитесь перед тем, чтобы совершить что-то незаконное ради достижения цели!

Если вы падаете с лестницы — у вас возникнут трения с законом.

Эзотерический сонник

Значение сна: Лестница по соннику?

Лестница — жизненный путь.

Ведущая вверх — к процветанию, осуществлении планов и достижению целей.

Вниз — к ухудшению положения, увольнению.

Если глубоко вниз — есть опасность дойти до состояния «бомжа», опуститься.

Сломанная — препятствие на пути. Если пройдете препятствия будут преодолены. Этот сон должен мобилизовать ваши силы.

Круглая — сложный путь.

Пологая — все будет легко удаваться, но необходимо использовать возможности и не упустить удачный момент.

Онлайн сонник

Значение сна: Лестница по соннику?

Снится, как вы поднимаетесь вверх по ней — вскоре вы не только разовьете свой ум, но и свою интуицию. Если вы по ней, наоборот, спускаетесь

— вам предстоит уйти с головой свои секреты.

Что вижу, то пишу — LiveJournal

Первичные источники

Из отчета Einsatzgruppen об истреблении евреев на Украине, октябрь 1941 г.

Отчет об операциях и ситуации № 6 айнзатцгруппы
Полиции безопасности и СД СССР
(за период с 1 по 31 октября 1941 г.)

… в) Евреи

Горькая враждебность украинского населения к евреям чрезвычайно велика, потому что считается, что они несут ответственность за взрывы в Киеве.Их также считают осведомителями и агентами НКВД, развязавшими террор против украинского народа. Все евреи были арестованы в отместку за поджог в Киеве, а 29 и 30 сентября были казнены в общей сложности 33 771 еврея. Золото, драгоценности и одежда были собраны и переданы в распоряжение Национал-социалистической благотворительной ассоциации (NSV) для оборудования Volksdeutsche , а часть передана назначенной городской администрации для раздачи нуждающемуся населению.

Ицхак Арад, Исраэль Гутман, Авраам Маргалиот, ред., Документы о Холокосте , Иерусалим, 1981, стр. 416

Из выписки из Акта о деятельности 454-й гвардейской дивизии за период с 1 по 10 октября 1941 г.

… Общая численность [Киева] [сейчас] оценивается примерно в половину его нормальной численности, то есть около 400 000 человек. Евреям города было приказано явиться в указанное место и время с целью их числовой регистрации и [последующего] размещения в лагере.Приблизительно 34 000 [евреев], включая женщин и детей, сообщили [в соответствии с приказом]. После того, как их заставили передать свою одежду и ценности, все они были убиты; это заняло несколько дней…

Судебные процессы над военными преступниками в Нюрнбергском военном трибунале , Green Series, Вашингтон, 1951, т. X, стр. 1258.

Из донесения №1 Центрального штаба партизанского движения от 10 октября 1942 г.

… В первые дни оккупации Киева на еврейском кладбище немцы расстреляли 40 тысяч евреев.Взрослых расстреляли из автоматов, а детей и стариков бросили живыми в «Бабий Яр»

ЦГАООУ 62-1-210, копия ЯВА М.37 / 422

Из

Согласно информации, полученной сегодня Еврейским телеграфным агентством из безупречного источника, 52 тысячи евреев, включая мужчин, женщин и детей, были систематически и методично казнены в Киеве после нацистской оккупации украинской столицы.Подробности, представленные здесь, подтверждают, что жертвы погибли не в результате погрома толпы, а в результате систематических и беспощадных казней, проводимых в соответствии с хладнокровной нацистской политикой истребления евреев. Подобные меры, хотя и в меньшем масштабе, были приняты и в других завоеванных городах. Информация, доступная в дипломатических кругах здесь, показывает, что депортации евреев в Польшу из Германии и оккупированных немцами территорий продолжаются, что приводит к массовым самоубийствам немецких евреев.Только в Берлине 250 евреев покончили жизнь самоубийством за один день после получения извещений о депортации. Депортируемым говорят, что они могут взять с собой по 100 марок, но на вокзале им приказывают заплатить 90 марок за проезд, и поэтому у них остается десять марок, что составляет примерно 4 доллара.

http://www.jta.org/1941/11/16/archive/nazis-execute-52000-jews-in-kiev-smaller-pogroms-in-other-cities

Коммюнике ТАСС из Нью-Йорка, 18 ноября 1941 г.

Как сообщает корреспондент агентства зарубежных новостей из Европы, из заслуживающих доверия источников поступила информация о том, что в Киеве немцы убили 52 000 евреев — мужчин, женщин и детей.

Правда , 19 ноября 1941 г., стр. 4.

Донесение советского партизана Алексея Попова о Бабьем Яру 4 декабря 1941 г.

Один заключенный, сбежавший из другого лагеря и возвращавшийся домой, сказал мне, что немцы также вынудили [заключенных] из своего лагеря хоронить евреев и что когда их загоняли в поле [и] в анти- ров цистерны, там стояло не менее семисот полуголых и избитых евреев всех возрастов. Немцы предупредили заключенных, что они будут стрелять в евреев в канаве и что если кто-то из заключенных испугается, его тоже расстреляют, и тогда они начали казнь.Расстреляли так: над канавой выстроились евреи, мужчины, женщины, дети. Немцы насчитывают около пятидесяти и заставляют их лечь в канаву лицом вниз. В них стреляют из автоматов.
Расстреляв одну группу, они покидают канаву и начинают пить вино и заставляют заключенных засыпать трупы землей, хотя трупы еще движутся. Покрыв трупы тонким слоем земли, немцы отсчитывают вторую группу евреев и также кладут их на трупы лицом вниз.Таким образом они расстреляли всех евреев. Из одной группы, которая уже была застрелена и засыпана землей, вырос мальчик лет двенадцати, весь в крови. Он вытер грязь и кровь с глаз и закричал: «Дядя, я не еврей, не убивай меня». Немец увидел его, прыгнул к нему с автоматом и выстрелил мальчику в лицо.

Из Карела К. Беркхоффа, «Трупы в ущелье были женщинами, мужчинами и детьми»: письменные свидетельства 1941 года о резне в Бабьем Яру », Исследования Холокоста и геноцида , том.29. № 3, Зима 2015, с. 260.

Коммюнике наркома иностранных дел Вячеслава Молотова послам зарубежных стран «О массовых грабежах, разграблении населения и ужасных зверствах, совершенных властями Германии на оккупированных ими советских территориях», 6 января 1942 г.

Ужасные бойни и погромы были совершены немецкими захватчиками в украинской столице Киеве. Всего за несколько дней немецкие бандиты убили и замучили 52 000 мужчин, женщин, стариков [т.е. людей] и детей, беспощадно обращаясь со всеми украинцами, русскими и евреями, которые каким-либо образом проявляли свою лояльность к Советской власти. Советские мирные жители, бежавшие из Киева, описывают поразительную картину этих массовых казней. :. Большое количество евреев, включая женщин и детей, было собрано вместе на еврейском кладбище. Перед расстрелом всех раздели догола и избили. Первую группу, отобранную для стрельбы, заставили лечь на дно канавы [оврага?] Лицом к земле и расстреляли из автоматов.Немцы засыпали жертв землей, а затем вторую партию евреев заставили лечь и расстреляли из автоматов….

Записки Молотова о немецких зверствах , Лондон, Канцелярия Его Величества, 1942, стр. 14.

Из донесения Польской Крайовой польскому правительству в изгнании о массовых убийствах евреев на территории Польши, Белоруссии и Украины, начало 1942 г.

… За время нашего пребывания в Киеве отряды СС осуществили кровавую расправу над евреями.Все евреи, а их в Киеве еще было около 70 тысяч, в основном женщины, старики и дети, были расстреляны из автоматов в ямах, которые они сами вырыли ….

Susanne Heim, Ulrich Herbert, Michael Hollmann, Horst Möller, Dieter Pohl, Simone Walther, Andreas Wirsching, eds., Die Verfolgung und Ermordung der europäischen Juden durch das nationalsozialistische Deutschland 1933-1945 , Берлин / Бостонская вол. 8, стр. 227.

Из отчета Д.И. Волевича в орготдел Киевского горкома Коммунистической партии Украины, 1942/1943 г.

… 28 сентября [1941 г.] евреям разрешили войти в свои квартиры для подготовки [предположительно к переселению].29 сентября 1941 г. примерно с 7-8 часов утра евреи стали проходить через еврейский рынок по Дмитриевской улице. Они шли поодиночке, семьями и толпами. Они взяли с собой свои вещи. Они ехали со своими маленькими детьми. Их сопровождали многие русские [и] украинцы, которые помогали им переносить свои вещи. Мне многие рассказывали о шествии на кладбище. У меня создалось впечатление, что очень многие из них пугливо представляли, что их собираются расстрелять.В целом, на мой взгляд, [нееврейское] население [также] не верило, что евреев будут расстрелять. Я лично был уверен, что их собираются отправить через линию фронта…
Почти все евреи, которым я похищал, ответили положительно, без вражды, прося меня… помочь им нести [их вещи]. Были также люди, которые смотрели на меня с ненавистью и не отвечали. Толпы людей стояли на Дмитриевской улице и наблюдали за этим печальным шествием. Немцы в коричневой форме стояли с людьми перед ними.Их было немного. Говорили, что многие украинские родственники и знакомые сопровождали [евреев] на кладбище: было одно место, мимо которого нельзя было вернуться. Говорили, что на кладбище погибло много украинцев и русских, сопровождавших [евреев]. Например, сообщалось, что среди первых расстреляли около 25 украинских девушек, у которых отобрали паспорта. Было [также] сказано, что [сначала] людей заставляли раздеваться, а после того, как их одежду и вещи были отложены, они [евреи] были расстреляны возле ям, которые были вырыты там.У них отобрали паспорта и тут же рассортировали вещи. Их золото и ценные вещи положили в умывальники. Действительно, весь день раздался пулеметный огонь…

ЦГАООУ 1-22-297, копия ЯВА М.37 / 36

Из статьи «Так было в Киеве…» Евгения Кригера, военного корреспондента «Известий», 16 ноября 1943 г.

… Это та же Львовская улица.
— Я был здесь 29 сентября 1941 года, — говорит Дмитрий Орлов, через несколько дней после того, как немцы вошли в Киев.Толпы людей непрерывным потоком шли по улице Львова, в то время как немецкие патрули выстроились вдоль тротуаров. С раннего утра до поздней ночи по дороге двигалось столько людей, что перейти улицу Львова было сложно. Я приехал туда на следующий день, и люди все еще двигались, и это длилось три дня и три ночи. Немцы гнали евреев в Бабий Яр. За улицей Львова начинается улица Мельникова и они шли туда, а дальше была пустынная дорога и голые холмы, а за ними глубокие овраги с крутыми склонами, Бабий Яр.Что-то меня туда привлекло, и я пошел посмотреть все со стороны кабельного завода. Я продержался десять минут, а потом все потемнело в моей голове. Немцы заставляли людей раздеваться догола. Затем они собрали верхнюю одежду, аккуратно погрузили ее в грузовики и отправили на склады вокзалов. Нижнее белье тоже собирали, отправляли в прачечную, стирали, отправляли на склады. Все из Бабьего Яра отправили в Германию. У обнаженных людей — были и женщины, и мужчины — вырвали кольца из пальцев.После этого этих людей, трясущихся от холода или от неминуемой смерти, помещали на краю оврага, где расстреливали и затем падали. Маленькие дети не пострадали от пуль, а были сброшены живыми [в овраг]. Ожидающие своей очереди либо стояли молча, либо пели, либо смеялись. Я понял, что смеющиеся сошли с ума. Я сам оставил там половину своего ума. Все это длилось три дня — люди шли по Львовской улице насмерть.Все те, кого еще не загнали [туда], знали, что их ждало, и были к этому готовы. Старики облачились в черные одежды, собрались в своих домах на молитву, а затем пошли на улицу Львова. Немощных несли под мышками, а других несли на плечах людей. Все они были убиты….

GARF 7021-148-398, копия YVA JM / 21909

Из показаний Виктора Т [рилла], бывшего водителя зондеркоманды 4а айнзатцгруппы C

26 мая 1944 г.
Когда мы прибыли в Киев — я был тогда членом основных сил [зондеркоманды 4а] — мне пришлось принять участие в крупномасштабном расстреле евреев там…
Через несколько дней после нашего по прибытии в Киев там сформировали отряд из Полтавы примерно из 20 человек… Я тоже был прикомандирован к этому отряду… Пробыли мы в Полтаве недолго, а потом нам, водителям, приказали доставить поврежденные машины для ремонта в СК [зондеркоманды] 4а [штаб-квартира] в Киеве.Нас было трое водителей, которые ехали в Киев… Думаю, мы приехали вечером. Там мы встретили Б [лобеля], который сказал нам, гонщикам: «Завтра рано и вы тоже примете участие»… Б [лобель] оставил неясным, в каком виде мы будем участвовать. На следующее утро очень рано утром нас погрузили в грузовик и отвезли в район под Киевом. Мне самому в тот день не приходилось водить машину. Поездка длилась, наверное, полчаса. В том месте, где мы остановились, мое внимание привлекла огромная гора одежды.После того, как мы вышли из грузовика, нам сначала дали алкоголь. Это был либо грог, либо ром. Потом я увидел огромную канаву, похожую на высохшее русло реки. В нем уже было много слоев тел. В одном месте через ров был перекинут деревянный мост. Расстрелы начались с того, что несколько членов нашего отряда спустились в канаву. В то же время по соединительному пути было вывезено около 20 евреев. Остальные сотрудники полиции безопасности находились у канавы и занимались исключительно заполнением магазинов автоматов боеприпасами.Евреи должны были лечь на тела, и их выстрелили в затылок. Все больше и больше евреев продолжали привозить на расстрел. Затем стрелки вылезли из канавы, а затем другие группы сотрудников полиции безопасности, включая меня, спустились в канаву. Затем я должен был действовать как стрелок в течение примерно 10 минут, лично застрелив за это время от 30 до 50 евреев. Помню, расстреливали мужчин и женщин разного возраста. Я уже точно не знаю, были ли среди них дети.Может быть, это были матери, державшие детей на руках. Большинство евреев были голыми. Некоторые все еще были в нижнем белье. Я считаю, что стрельба в тот день длилась примерно до 15:00. После этого мы вернулись в свои апартаменты и пообедали.
Во время стрельбы в тот день мне приходилось действовать в качестве стрелка в общей сложности пять или шесть раз, каждый раз по 10 минут. В тот день я мог лично застрелить от 150 до 250 евреев. Все съемки прошли гладко. Евреи сдались своей судьбе, как ягнята.

YVA TR.10 / 1114

Из письма в ЧГК художника Николая Прахова «Что было в Киеве при немцах»

… Самым большим преступлением, совершенным немцами, было массовое расстрел еврейского населения города Киева 29 сентября 1941 года.
Накануне этого дня по всему городу были вывешены серые плакаты…
«Все жиды Киев и его окрестности должны прибыть в понедельник, 29 сентября 1941 года, в 8 часов утра на угол улиц Мельника и Доктеривской (возле кладбищ).Они должны принести с собой свои документы, деньги и ценные вещи, а также теплую одежду, белье и т. Д.
Любой жид, не подчиняющийся этому приказу и найденный в другом месте, будет застрелен.
Любой гражданин, который войдет в оставленную жидами квартиру и присвоит их вещи, будет расстрелян »…
Поскольку железнодорожные пути (так называемая Петровская линия) проходили мимо места, обозначенного как место сбора, где люди садились в поезд во время советская эвакуация Киева, многие евреи думали, что их собирают для эвакуации в какой-то концлагерь в Германии, и поэтому приказ требовал, чтобы они забрали белье и теплую одежду…
В нашем доме, в квартире No.13 лет жила еврейская семья Поляки, состоящая из отца и двух взрослых дочерей, которые [все] не успели уехать вовремя. Отец в отчаянии заламывал руки, [говоря], что он обрекал своих детей. Бедный старый еврей жил во дворе возле черного входа в столовую; он гордился тем, что его взрослый сын ежемесячно присылал ему 25 рублей из Ленинграда. В Лукьяновку его отвезла лошадь котельного товарища Маркова, который сказал следующее: «Когда мы подошли к назначенному месту, оказалось, что там забор, за которым стоит немецкая охрана.Старик, плохо говоривший по-немецки, спросил его о чем-то, но он не ответил. Когда старик повторил свой вопрос, немец ударил его прикладом по голове и убил на месте »…
Гражданка (т.е. гражданка) Лидия Викторовна Непадкевич (жена юриста), которая жила в доме № 17 по Подвальной улице сказала, что пошла к соседке, ни о чем не подозревая. Охранник, которому она показывала удостоверение личности, стоял у первого забора и впускал их всех.Дальше стоял немецкий офицер. Простившись с соседкой, гражданка Непадкевич хотела вернуться домой, но немец преградил ей дорогу, [сказав]: «Раз уж ты приехал сюда, не собираешься уезжать». В этот момент прибыла большая группа евреев и, воспользовавшись тем, что офицер бросился на них, гражданка Непадкевич направилась к выходу. Первый стоящий там охранник, очевидно, узнал ее и, подмигнув ей, указал на выход.
После этого жители города сказали, что все евреи, собранные в одном месте, были раздеты до рубашек и что все 70 000 человек по одной версии) или 80 000 (по другой [sic, общее количество жертв убийства 29-30 сентября 1941 г. было около 30 000 человек] были доставлены в «Бабий Яр» [овраг], где они были расстреляны под перекрестным огнем из автоматов и автоматов.Были украинцы и русские, которые погибли вместе с евреями. В Киеве было много смешанных браков, [и] мужья не хотели оставлять своих еврейских жен, а жены — своих [еврейских] мужей. После расстрела немцы привезли военнопленных, которых заставили рыть окопы и закапывать тела. Говорили, что некоторые тела были закопаны с использованием взрывчатки [после расправы немецкая инженерно-техническая часть взорвала овраг]… Только нескольким людям удалось спастись. Я знаю, что один человек весь в крови зашел во двор дома №2.Дорогожинская (Мельник), дом 69, на первом этаже которого жила стоматолог Дина Федоровна (фамилию не помню, но все Лукьяновки знают ее имя и отчество), и она оказалась в это время дома. Оказалось, что залитый кровью мужчина был евреем. Он попросил воды для умывания и сразу же ушел, сказав: «Меня здесь не было. Ты меня не видел »…

Из показаний Леонида Островского, 1913 года рождения

Следующий отчет ЧГК от 12 ноября 1943 г. содержит описание массового убийства евреев в Киеве:

… Пробыл 8 суток в палаточном городке на Керосинной улице.Сначала у меня было около 8000 военнопленных разной национальности — украинцы, русские и др., А через два дня меня перевели в часть того же лагеря, где было около 3000 военнопленных и мирных жителей — исключительно из числа еврейское население…
С 28 сентября 1941 г. и до того момента, как я [покинул] лагерь, всех содержащихся в нем евреев в возрасте до 16 и старше 35 лет каждый день загружали на грузовики и вывозили из лагеря. Вскоре те же грузовики вернулись в лагерь без людей, а только с одеждой, которая потом хранилась в отдельных помещениях.Так те, кто остался в лагере, узнали, что всех увезенных на грузовиках увезли не на работу, как изначально заявляли немцы, а на расстрел. Позже это предположение подтвердили пришельцы в лагерь, которые утверждали, что всех евреев вывезли из лагеря в Бабий Яр и расстреляли там….

Из показаний Давыдова Владимира 1915 года рождения

Следующий отчет ЧГК от 9 ноября 1943 г. содержит описание массового убийства евреев в Киеве:

… В процессе сжигания тел расстрелянных в 1941 году в Бабьем Яру, когда мы там работали, «черная Мария» из СД принесла тела людей, которые были отравлены газом.
Происходило это следующим образом:
Ранним утром в Бабий Яр прибыл фургон смерти, внутри которого были слышны голоса еще живых людей. Потом фургон остановился, снова включили двигатель, а также включили какой-то выключатель. После этого внутри фургона раздался душераздирающий плач женщин, детей и стариков. Судя по всему, выхлопные газы попали в [фургон], и люди начали задыхаться. Минут через 15 все стихло, двери черной марии открылись, и стала видна жуткая картина.
От 40 до 50 обнаженных людей в возрасте от 1 до 70 лет, все еще очень горячих и мокрых, сидели в фургоне. Это зрелище напомнило людей, сидящих в бане. У всех были открыты глаза, а на лицах явно выражался ужас.
Нас заставили сесть в фургон, сбросить тела только что убитых и сложить их в кучи для сжигания. Некоторые из этих людей были еще полуживыми.
Сначала черная Мария приходила два раза в неделю. Каждый фургон вмещал 50 человек. Каждый раз брали по 50 человек и совершали по 2-3 поездки в день; позже, когда немцы начали отходить из Киева, фургон совершал 8-10 поездок в день….

Из отчета о работе коммунистических подпольных организаций в Киеве во время немецкой оккупации, 1946 г.

… 28 сентября 1941 г. по всему городу был вывешен приказ полевой комендатуры [который гласил]: «Все евреи города Киева и его окрестностей к 8 часам утра 29 сентября должны прибыть на улицу Мельника. брать с собой ценные вещи, теплую одежду и белье. Кто не придет, будет расстрелян ».
В это время немцы при помощи своих приспешников, украинско-немецких фашистов, распространили слух о том, что еврейское население будет куда-то переселено.
С рассвета 29 сентября десятки тысяч людей двигались по улицам Артема и Мельника через Лукьяновку в сторону Бабьего Яра. Выстроив людей группами по 100 человек, немцы подвели людей к пропасти и, поставив их на краю оврага, расстреляли из автоматов и пулеметов. С этого дня с утра до вечера здесь систематически расстреливали мирных, ни в чем не повинных советских мирных жителей. Обреченных загнали в пустые сараи на ночь, а затем, на рассвете, кровавая бойня началась снова.
Кровавая резня евреев длилась пять дней.
Пожилых, женщин и [и] детей отвезли в Бабий Яр, а большие крытые грузовики вернулись только со своими вещами. Грузовики отправляются каждые пять минут. Тела бросали в овраг, а по вечерам склоны оврага взрывали динамитом, чтобы прикрыть тела убитых и раненых…

ЦГАООУ 1-22-281, копия ЯВА М.37 / 35

Из обвинительного заключения Эриха Эрлингера и других бывших высокопоставленных офицеров полиции безопасности

2 ноября 1960 г.
… Хотя айнзацкоманда 4а сразу после оккупации Киева… 29 и 30 сентября застрелили 33 771 еврея в овраге Бабьего Яра под Киевом, и хотя айнзацкоманда 5, а также Зимой 1941/1942 года были расстреляны сотни евреев, многие евреи по-прежнему прятались в Киевской столичной агломерации.Множество разоблачений [раскрывающих местонахождение] скрытых евреев со стороны украинского населения, враждебно настроенного по отношению к евреям, прибыло в офис командира Полиции безопасности [Киева]. Количество доносов было настолько большим, что офис не смог их обработать из-за нехватки персонала. Одновременно различные офицеры вермахта, гражданские и полицейские доставили арестованных евреев вместе с членами их семей в кабинет командира полиции безопасности, а затем доставили их в тюрьму.Там были записаны только личные данные евреев, а клерки, все они были унтер-офицерами СС или этническими немецкими переводчиками, приложили обязательную «рекомендацию об особом обращении». Эти файлы вместе с материалами расследования в отношении диверсантов и вражеских агентов были переданы доктору Шумахеру [исполняющему обязанности начальника полиции безопасности и СД в Киеве], который принимал решения о казнях и отдавал приказы о казнях. В распоряжении доктора Шумахера был «бензобак» для убийства этих людей.Это был грузовик с закрытым кузовом в форме небольшой мебельной тележки, который был герметично закрыт. Выхлопные газы двигателей можно было отвести в салон грузовика по трубе. Это привело через несколько минут к гибели людей, запертых в грузовике. Каждый раз рано утром евреев с их семьями вместе с коммунистами, диверсантами, вражескими агентами и т. Д., Которые [все] были обречены на смерть, загоняли в этот газовый фургон в тюрьме. Они были полностью одеты, и им разрешили забрать свои личные вещи.Доктор Шумахер приказал им сообщить, что их собираются отвезти на работу за пределы Киева. Поэтому заключенные сели в грузовик смерти, блаженно не зная [судьбы, ожидающей их]. Первоначально доктор Шумахер пытался исключить еврейских детей из убийства и каким-то образом приспособить их при посредничестве украинских властей.
[Однако], поскольку украинские учреждения отказались его поддерживать, он позволил убить детей также по приказу доктора Томаса [начальника айнзатцгруппы C, впоследствии командующего полицией безопасности и СД в Украине].После того, как бензоколонка, вмещающая около 30 человек, была загружена и опломбирована, с сопровождающим отрядом эсэсовцев во главе с доктором Шумахером он выехал из города туда, где находился песчаный участок с несколькими противотанковыми траншеями. на северной окраине [города]. Там труба была вставлена ​​внутрь фургона, и двигатель грузовика был оставлен работать на полную мощность в течение нескольких минут. Таким образом, еврейские мужчины вместе с их женами и детьми были убиты газом. Когда можно было предположить, что пострадавшие скончались от газа, члены СС открыли двери фургона, вытащили тела и бросили их вместе с вещами в одну из противотанковых траншей…

YVA TR.10/39

Из обвинительного заключения Куно Каллсену и другим бывшим членам зондеркоманды 4а айнзатцгруппы C

12 января 1967 г.
… Свидетель Вернер рассказывает, среди прочего, о своих переживаниях во время расстрелов в Киеве 29 и 30 сентября 1941 г .:
… ВОПРОС: Как проходили казни?
ОТВЕТ: Евреи были вынуждены спускаться по склону на дно оврага. Им пришлось там лечь. Мы, снайперы, стояли за евреями и должны были расстреливать их из автоматов сзади.Залпов не было, а были сплошные одиночные выстрелы из автоматов. Когда один слой заполнял [ширину] ямы, следующие евреи должны были лечь поверх первого слоя. Некоторое время мне приходилось снимать, а потом еще какое-то время загружать магазины. Я тоже евреев привел. Когда евреи стояли на краю ямы, они видели, что происходило в яме. Они громко закричали и с готовностью бросились в яму навстречу своей смерти.
ЗАМЕЧАНИЕ: Свидетель взволновался и заплакал.Он объясняет: Я помню, как матери лежали на своих маленьких детях, чтобы защитить их от смерти. То, что нам пришлось испытать, было слишком много для любого человека. Когда слои поднялись выше, пришлось топтать тела. Наши ботинки были залиты кровью; Было ужасно чувствовать тела под сапогами. Я ломал голову, размышляя, как я смогу выдержать весь этот процесс. Сегодня у меня нет этому объяснения. Иногда я предполагаю, что они заставили нас сделать это какими-то уколами.Я не могу вынести этого мысленно и рад облегчить свое сердце перед вами.
ЗАМЕЧАНИЕ: Свидетель начинает плакать, хлопает кулаком по столу и говорит: «Я не могу избавиться от этого, я не могу избавиться от этого…»

YVA TR.10 / 616

Из статьи Льва Озерова «Киев, Бабий Яр»

… 27-28 сентября 1941 года, через неделю после прибытия немцев в Киев, по городу были вывешены объявления жирным шрифтом украинского и русского цветов на сырой темно-синей бумаге:
«Жидки города Киева и окрестностей! В понедельник, 29 сентября, вы должны явиться к 7:00 A.М. С вещами, деньгами, документами, ценностями и теплой одеждой на Дорогожицкой улице, рядом с еврейским кладбищем. Неявка карается смертью. Скрытие жидов карается смертью. Захват квартир жидов карается смертью ».…
На рассвете 29 сентября киевские евреи медленно двигались по улицам в сторону еврейского кладбища на Лукьяновке из разных концов города. Многие из них думали, что их отправят в провинциальные города, но другие понимали, что Бабий Яр означает смерть.В тот день было много самоубийств.
Семьями пекли хлеб в дорогу, шили ранцы, арендовали вагоны и двухколесные телеги. Старики и женщины поддерживали друг друга, пока матери несли своих младенцев на руках или толкали детские коляски. Люди несли мешки, пакеты, чемоданы, ящики. Дети были рядом со своими родителями. Молодые люди ничего не брали с собой, но пожилые люди старались взять с собой из дома как можно больше. Бледно вздыхающих старушек вели их внуки.Парализованных и больных несли на носилках, одеялах и простынях.
Людские потоки текли в бесконечный людской поток на Львовской улице, а на тротуарах стояли немецкие патрули. Толпа людей двигалась по тротуару с раннего утра до поздней ночи настолько огромна, что было трудно переходить с одной стороны улицы на другую. Это шествие смерти продолжалось три дня и три ночи. Люди шли, время от времени останавливаясь, без слов обнимали друг друга, прощались и молились.Город затих. Толпы народа текли с Павловской, Дмитриевской, Володарской и Некрасовской улиц на Львовскую улицу, как ручьи в реку. Улица Львова вела на улицу Мельника, которая вела по бесплодной дороге через голые холмы к отвесным оврагам Бабьего Яра. По мере того, как люди подходили к Бабьему Яру, грохот гневных голосов, стонов и рыданий становился все громче…
Целый кабинет со столами был развернут на открытой местности. Толпа, ожидавшая у заграждений, воздвигнутых немцами в конце улицы, столов не видела.От тридцати до сорока человек одновременно отделяли от толпы и под вооруженной охраной вели на «регистрацию». Документы и ценные вещи увезли. Документы были немедленно брошены на землю, и свидетели засвидетельствовали, что площадь была покрыта толстым слоем выброшенных бумаг, порванных паспортов и удостоверений личности профсоюзов. Затем немцы заставили раздеться догола всех: девушек, женщин, детей, стариков. Никаких исключений не делалось. Их одежда была собрана и тщательно сложена.С пальцев обнаженных мужчин и женщин вырывали кольца, и этих обреченных людей заставляли стоять на краю глубокого оврага … Тела падали со скалы, а маленьких детей бросали живыми. Многие сошли с ума, дойдя до места казни … Еще одной женщиной, спасшейся от гибели в Бабьем Яру, была Елена Ефимовна Бородянская-Кныш. Она приехала в Бабий Яр с ребенком на руках. Было уже темно: «Попутно в нашу группу добавили человек сто пятьдесят, а может и больше.Никогда не забуду одну девушку — Сару: ей было около пятнадцати лет. Я не могу описать, насколько она красива. Ее мать дергала себя за волосы и кричала задушевным голосом: «Убейте нас вместе. … »Мать убили прикладом автомата, но с девочкой никуда не торопились. Пять или шесть немцев раздели ее догола, но я не видел, что было дальше. Я не видел.
«Они забрали нашу одежду, конфисковав все наше имущество, и повели нас метрах в пятидесяти, где забрали наши документы, деньги, кольца, серьги.Они хотели удалить золотые зубы одному старику, и он пытался сопротивляться. Тогда один из немцев схватил его за бороду и бросил на землю. В руке немца были пучки бороды, и старик был залит кровью. Когда мой ребенок увидел это, она заплакала.
«Не вези меня туда, мама. Смотри, убивают старика »
« Не кричи, сладкий, потому что если ты закричишь, мы не сможем убежать, а немцы нас убьют ».
« Она была терпеливым ребенком. , поэтому она промолчала, но ее всю трясло.Ей тогда было четыре года. Всех раздели догола, но, поскольку на мне было только старое нижнее белье, мне не пришлось его снимать.
«Около полуночи нам дали команду по-немецки выстроиться в линию. Я не стал ждать следующей команды, а бросил девушку в канаву и упал на нее сверху. Через секунду на меня начали падать тела. Потом все замолкло. Раздались выстрелы, и снова в яму стали падать кровавые умирающие и мертвые люди.
«Я почувствовал, что моя дочь не двигается.Я прислонился к ней, прикрывая ее своим телом. Чтобы она не задохнулась, я сжал руки в кулаки и положил ей под подбородок. Она пошевелилась. Я пытался приподнять свое тело, чтобы не раздавить ее. Казнь продолжалась с 9 часов утра. и всюду была кровь. Нас зажали между телами. «Я почувствовал, как кто-то ходит по телам и ругается по-немецки. Немецкий солдат проверял штыком, чтобы убедиться, что в живых никого нет. Случайно он стоял на мне, так что штыковой удар прошел мимо меня.
«Когда он ушел, я поднял голову. Немцы ссорились из-за добычи.
«Я освободился, встал и обнял потерявшую сознание дочь. Я шла по оврагу… Ползая по оврагам, я добралась до села Бабий Яр… ».

Илья Эренбург, Василий Гроссман, Черная книга , Нью-Йорк, 1981, стр. 5-10.

Из романа Анатолия Кузнецова «Бабий Яр»

… Я, конечно, не мог пропустить такое редкое зрелище, как депортация евреев из Киева.Как только рассвело, я оказался на улице.
Они начали прибывать, пока было еще темно, чтобы успеть занять места в поезде. Со своими воющими детьми, старыми и больными, некоторые из них плакали, другие ругались друг с другом, евреи, которые жили и работали на овощной ферме, вышли на улицу. Там были узлы, грубо связанные веревкой, изношенные ящики из фанеры, плетеные корзины, ящики с плотничными инструментами … У некоторых пожилых женщин на шее висели нити лука, похожие на гигантские ожерелья — запасы еды для людей. поездка…
Меня поразило, сколько в мире больных и несчастных людей …
Глубоко потрясенный увиденным, я переходил от одной группы людей к другой, слушая, что они говорят; и чем ближе я подходил к Подолу, тем больше людей встречал на улицах. Они стояли в подъездах и подъездах, одни смотрели и вздыхали, другие насмехались и оскорбляли евреев …
Глубочица была заполнена людьми, идущими на Лукьяновку; это было просто море голов — евреи Подола были в движении…
Со всех сторон пришли вопросы: Куда они их везут? Что они с ними делают?
В одной толпе можно было услышать только два слова: «Гетто, гетто!» Подошла женщина средних лет, сильно встревоженная и прервавшая: «Дорогие люди, это конец нам!» …
Это вызвало некоторое возмущение: причудливая сея паника в таких людях! …
Вдруг произошла новая основание для беспокойства; люди стали говорить, что впереди, на улице Мельникова, поставлен шлагбаум, и они пускают людей, но не выходят.В этот момент я сам испугался … Итак, я начал пробираться обратно в направлении, противоположном толпе, выбрался из нее, а затем долго бродил по безлюдным улицам, по которым шли несколько опоздавших. практически бегом, под аккомпанемент свистков и криков из дверных проемов.
Вернувшись домой, я обнаружил, что дедушка стоит посреди двора, напрягаясь, чтобы услышать, что где-то идет стрельба. Он поднял палец.
«Знаете что?» — сказал он с ужасом в голосе.«Они не депортируют их. Они стреляют в них».
Тогда я впервые понял, что происходит.
Из Бабьего Яра отчетливо доносились очередные очереди из автоматов: та-та-та, та-та …
Ночью стрельба прекратилась, а утром возобновилась. По Куреневке ходили слухи, что в первый день расстреляно тридцать тысяч человек, а остальные сидят там в ожидании своей очереди …
Четырнадцатилетний мальчик, сын колхозного конюха, забежали во двор и рассказывали самые страшные истории: что их заставляли снимать всю одежду; что несколько из них будут выстроены в ряд, один за другим, чтобы убить больше чем по одному за раз; что тела затем были сложены в кучу и засыпаны землей, а затем поверх них были положены другие тела; что было много тех, кто на самом деле не был мертв, так что вы могли видеть движение земли, что некоторым удалось выползти наружу, только чтобы их сбили по голове и бросили обратно в кучу….

А. Анатолий (Кузнецов), Бабий Яр , пер. Дэвид Флойд, Лондон, 1970, стр. 93–97.

Один овраг, две аварии; Один водитель спасен

САНТА-КЛАРИТА, Калифорния (AP) — Два отдельных дела о пропавших без вести. Две семьи целыми днями мучились от беспокойства. Две разбитые машины, почти одна на другой. Один жив, другой мертв.

Судьбы 68-летнего Давида Лавау и человека, которого считают 88-летним Мелвином Гельфандом, встретились на дне того же пересеченного ущелья, в 200 футах ниже извилистого участка горной дороги, где оба мужчины потеряли контроль над своими автомобилями и рухнул, заявили власти в пятницу.

Казалось, что это чистое совпадение, что двое мужчин оказались в одном и том же месте Национального леса Анхелес примерно в 50 милях к северу от Лос-Анджелеса.

Г-н Лавау выжил в овраге шесть дней, поедая насекомых, листья и попивая воду из ручья, а тело г-на Гельфанда находилось в другой машине всего в нескольких футах от него.

Г-н Лавау был спасен в четверг тремя его взрослыми детьми, которые обыскивали шоссе между его домом в северном округе Лос-Анджелес и округом Вентура, где детектив сказал им, что г-н.По словам представителя шерифа капитана Майка Паркера, его зарегистрировали сотовый телефон и банковские реквизиты Лавау.

Они медленно ехали по горной дороге, останавливаясь, чтобы посмотреть на коварные обрывы и позвать отца.

Рядом с ним нашли Тойоту Камри, в которой лежало тело мужчины. Предполагается, что это г-н Гельфанд, который был объявлен пропавшим без вести 14 сентября, более чем за неделю до исчезновения г-на Лавау, заявила детектив Марла Чуффетелли из отдела по поиску пропавших без вести полицейского управления Лос-Анджелеса.

Г-н Лавау нацарапал на пыльном багажнике своего автомобиля, его семья сказала Los Angeles Times: «Я люблю своих детей. Мертвец был не по моей вине. Люблю папу.»

Г-н Лавау находился в Мемориальной больнице Генри Мэйо Ньюхолла с тремя переломами ребер, вывихом плеча, сломанной рукой и переломами спины, сообщил врач отделения неотложной помощи доктор Гаррет Саттер. Ожидается, что его выпустят через три-четыре дня после операции на плече.

«Он очень хотел тако с лобстером», — сказал д-р.- сказал Саттер.

Доктор Ранбир Сингх, заведующий травматологической больницей, сказал, что г-н Лавау сказал ему, что ехал домой, когда был временно ослеплен фарами встречной машины. Он затормозил, но не смог набрать скорость. Автомобиль перевернулся и рухнул на насыпь.

Тело, найденное в другой машине, не удалось визуально идентифицировать из-за разложения, но зять г-на Гельфанда, Уилл Мэтлак, сказал, что с семьей связались сотрудники следователя, который пытался сопоставить отпечатки пальцев или стоматологические записи, чтобы сделать положительную идентификацию.

«Коронер сказал, что это точно на 99 процентов», — сказал г-н Мэтлак.

На дне оврага г-н Лавау слышал автомобили и видел их огни на дороге наверху и надеялся, что его обнаружат, но со временем он стал все более неуверенным.

Дети г-на Лавау сообщили о его исчезновении 23 сентября, хотя они не смогли точно сказать, когда он исчез.

«Каждый член семьи и друг думали, что он был с кем-то другим», — сказал капитан Паркер.

Капитан Паркер сказал, что на следующий день детектив, назначенный для этого дела, обнаружил банковские записи, показывающие, что г-н Лавау совершил покупку в Окснарде в округе Вентура, а записи мобильных телефонов показали, что он был в этом районе.

Затем дети организовались в поисковую группу.

«Мы останавливались у каждого оврага и осматривали каждый холм, а потом мой брат вышел из машины, и мы продолжали кричать, и в следующее мгновение мы услышали, как папа сказал:« Помогите, помогите », и вот он» Лиза Лавау сообщила телеканалу NBC «Сегодня».

Шон Лавау соскользнул с насыпи, чтобы добраться до своего отца, которого доставили в больницу, пока пожарные помогали его детям подняться в ущелье.

Капитан Паркер сказал, что это замечательно, что семье удалось найти его в малонаселенной местности. «Мы восхищаемся этой семьей за то, что она сделала — вы должны любить их», — сказал он. «Я думаю, что здесь была задействована высшая сила».

Капитан Паркер сказал, что тот факт, что дети нашли своего отца, не является отражением работы департамента шерифа, который следовал надлежащим процедурам в деле о пропавших без вести, в котором не было доказательств нечестной игры.

«А что еще мы могли сделать?» — спросил капитан Паркер, указав, с какой скоростью детективы обнаруживали записи, свидетельствующие о деятельности г-на Лавау. «Я был удивлен, что мы сделали столько же, сколько сделали. Я рада, что мы это сделали ».

Калифорнийский дорожный патруль расследовал происшествия.

Гельфанд, ветеран Великой Отечественной войны, просто исчез, не оставив никаких зацепок. Как он оказался в 50 милях к северу от Лос-Анджелеса на собственной машине, остается загадкой.

Его дочь, Джоан Мэтлак, сказала, что он должен был направиться в другом направлении к казино у межштатной автомагистрали 5 к югу от Лос-Анджелеса.

«Мы не знаем, что произошло, но казалось, что он либо потерялся, либо дезориентирован», — сказала г-жа Мэтлак KCAL-TV. «Потому что он был в совершенно противоположном направлении. Он пошел на север, а не на юг ».

МОЯ МАТЬ ЕЛЕНИ — Нью-Йорк Таймс

Когда через несколько дней Элени вывели из тюрьмы безопасности, соседи с трудом узнали ее. Ее несли по горной тропе на спине, ее волосы были спутаны, платье порвано, ноги опухли до причудливых размеров и были обернуты тряпками.Ее подвергли фаланге — методу пыток, при котором жертву били металлическими прутьями по подошвам ног.

Элени отвезли на бобовое поле ее матери, где по настоянию боевиков она указала на место, где она закопала семейные ценности, в том числе приданое Ольги. Партизаны были разочарованы тем, что выкопали только одежду и постельные принадлежности, все они гнилые и заплесневелые, но они упаковали их на мулов и пронесли их через деревню с Элени во главе, пока партизаны кричали: «Посмотрите, что скрыл фашистский предатель. прочь, какое богатство! »

Несколько дней спустя юную соседку Элени, Анжелики Ботсарис, привезли в штаб-квартиру для допроса с маленьким сыном.Катис потребовала сообщить, что она сделала с тремя золотыми соверенами, которые дала ей Элени. Когда Анжелики ответила, что единственные золотые монеты, которые у нее были, были от ее мужа, они повели ее вниз, чтобы противостоять Элени, которая сидела на пороге тюрьмы в подвале. Анжелики схватила ее и встряхнула, плача: «Что ты хочешь сделать, отвести меня с собой в могилу?» Ошеломленная пытками, Элени не ответила, но, увидев ребенка, она заговорила о себе. дети: «Если бы я только мог почувствовать свои руки вокруг них еще раз, прежде чем я умру.Тронутая видом отчаяния подруги, Анжелики предложила судье ее государи, но он отбросил их ей в лицо. Двумя днями позже Гликерия была освобождена от гумна. Она узнала, где находится Элени, и устроила такое беспокойство, что Катис наконец позволила ей увидеться с матерью. Элени сначала не узнала свою дочь, но когда она узнала, она не выразила гнева на партизан или соседей, которые предали ее, только озабоченность состоянием Гликерии. Она велела девушке пойти домой, немного отдохнуть, а затем принести ей немного еды.

Когда Гликерия вернулась, тюрьма была пуста. Осужденных вели по тропинке, ведущей в укромный овраг. Там они нашли только что выкопанную яму, которая, как они поняли, должна была стать их могилой. Пленных выстроили в очередь и расстреляли. Затем лейтенант, командовавший отрядом, нанес удар по каждому черепу, и партизаны бросили тела в яму и засыпали их камнями.

Шестнадцать дней спустя, когда правительственные солдаты начали массированную атаку на деревню, партизаны окружили мирных жителей, в том числе дочь Элени Гликерию, и загнали их под прицелом в Албанию.Шесть месяцев спустя Гликерию отправили обратно в Грецию, чтобы сражаться на стороне коммунистов в последних битвах гражданской войны. В последнем разгроме ей удалось сдаться другой стороне незадолго до первой годовщины казни Элени, и остальная часть семьи в Америке узнала, что она жива, и привезла ее в Вустер, штат Массачусетс. Когда она присоединилась к ним в многоквартирном доме их отец арендовал, дети сняли с себя мрак траура и начали изучать язык и обычаи своей новой страны.Мечта, ради которой умерла Элени, осуществилась; ее дети были вместе и в безопасности в стране, которую она никогда не видела. Я узнал о тюремном заключении, пытках и казни моей матери, беседуя с сельскими жителями, которые вернулись в Грецию, но некоторые детали судебного процесса, особенно касающиеся мотивов и методов судей, остались неясными. Я знал, что мне придется поехать в Восточную Европу, чтобы взять интервью у бывших партизан и их пособников в изгнании, включая женщин из нашей деревни, которые давали показания против матери.Путешествуя по Венгрии, Польше и Чехословакии, я разыскал бывшего помощника комиссара Колияниса и нескольких жителей деревни, которые давали показания против обвиняемых на суде. Среди них была Милия Друбояннис, молодая партизанка, которая была главным свидетелем против моей матери. Наконец я нашел ее в Зноймо, Чехословакия.

Теперь она была маленькой коренастой женщиной лет 50, которая испуганно выглядывала, когда я приехал в ее квартиру. «Я прошел долгий путь, — сказал я, — чтобы узнать, почему ты предал мою мать.Милия отрицала, что когда-либо кого-либо предавала. Я настаивал на своем вопросе, и она начала говорить бессвязно, переходя от одной темы к другой, упоминая о психическом срыве из-за ее мужа, который бросил ее; вынуждены убирать дома, чтобы выжить; настоящее и прошлое перепутались. «Они пришли и повели меня к моей матери, которая находилась в тюрьме, и она начала плакать», — сказала она. Я попытался посмотреть, но они отвернули мою голову. Они задавали мне вопросы. Они собирались убить ее — мою мать.

Она остановилась, не в силах подобрать слова, затем умоляюще спросила меня: «Что бы ты сделал?» Когда я возвращался из Зноймо, я не мог избавиться от отчаянного вопроса Милии. Я заверил себя, что не поступил бы так, как она, но я знал, что она была напуганной молодой девушкой, убежденной, что, чтобы спасти свою мать, она должна была предать мою.

Истертая тропа, рассказ Юдоры Велти

Был декабрь — яркий морозный день ранним утром. Далеко в деревне шла по тропинке через сосновый лес старая негритянка с завязанной красной тряпкой головой.Ее звали Феникс Джексон. Она была очень старой и маленькой, и медленно шла в темных сосновых тенях, немного двигаясь из стороны в сторону в своих шагах, с уравновешенной тяжестью и легкостью маятника в напольных часах. В руках у нее была тонкая трость, сделанная из зонтика, и она продолжала постукивать ею по замерзшей земле перед собой. В неподвижном воздухе это издало серьезный и постоянный звук, казавшийся задумчивым, как щебетание одинокой птички.

На ней было платье в темную полоску, доходившее до голенища, и такой же длинный фартук из мешков с беленым сахаром с полным карманом: все аккуратно и аккуратно, но каждый раз, когда она делала шаг, она могла упасть через шнурки, который вытащил из ее незашнурованных туфель.Она смотрела прямо перед собой. Ее глаза посинели от возраста. На ее коже был узор из бесчисленных ветвящихся морщин, и как если бы целое деревце стояло посреди ее лба, но под ним бежал золотой цвет, а два выступа ее щек освещались желтым пламенем в темноте. . Под красной тряпкой ее волосы ниспадали на шею тончайшими локонами, все еще черные и с запахом меди.

То и дело дрожала в зарослях. Старый Феникс сказал: «Прочь с дороги, лисы, совы, жуки, кролики, еноты и дикие животные! …. Держитесь под этими ногами, маленькие беленькие … Держите больших диких кабанов подальше от моего пути. Не позволяйте никому из них сбегать в моем направлении. Я проделал долгий путь ». Под ее маленькой черной веснушчатой ​​рукой ее трость, гибкая, как хлыст, переключалась на щетку, как будто собираясь разбудить какие-нибудь прячущиеся предметы.

Она пошла. Лес был глубоким и тихим. Солнце делало сосновые иглы слишком яркими, чтобы на них можно было смотреть, там, где дует ветер. Шишки упали легкими, как перышки. В дупле был скорбящий голубь — для него еще не поздно.

Дорожка вела в гору. «Кажется, что у меня на ногах цепи, раз я захожу так далеко», — сказала она голосом спора, который старики используют сами с собой. «Что-то всегда держит меня на этом холме — умоляет, чтобы я остался».

После того, как она добралась до вершины, она повернулась и внимательно посмотрела назад, туда, где она пришла. «Через сосны», — сказала она наконец. «Теперь вниз через дубы».

Ее глаза широко раскрылись, и она осторожно начала спускаться. Но не успела она спуститься с холма, как куст зацепил ее платье.

Ее пальцы были заняты и напряжены, но юбки у нее были широкими и длинными, так что прежде, чем она смогла вытащить их в одном месте, они застряли в другом. Невозможно было позволить платью порваться. «Я в тернистом кусте», — сказала она. — Шипы, ты делаешь назначенную работу. Никогда не хочу пропускать людей — нет, сэр. Старые глаза думали, что ты прелестный зеленый куст ».

Наконец, дрожа всем телом, она освободилась и через мгновение осмелилась нагнуться за своей тростью.

‘Солнце так высоко!’ — воскликнула она, откинувшись назад и глядя, в то время как густые слезы текли по ее глазам.«Время здесь уходит».

У подножия этого холма было место, где через ручей было положено бревно.

«А теперь суд, — сказал Феникс. Выставив правую ногу, она взобралась на бревно и закрыла глаза. Подняв юбку, яростно выставив перед собой трость, как праздничная фигура на каком-то параде, она двинулась маршем. Затем она открыла глаза и оказалась в безопасности на другой стороне.

«Я была не так стара, как думала», — сказала она.

Но она села отдыхать.Она расстилала юбки на берегу вокруг себя и скрестила руки на коленях. Над ней росло дерево в жемчужном облаке омелы. Она не осмелилась закрыть глаза, и когда маленький мальчик принес ей тарелку с кусочком мраморного торта, она заговорила с ним. «Это было бы приемлемо, — сказала она. Но когда она подошла к нему, в воздухе витала только ее собственная рука.

Итак, она оставила то дерево, и ей пришлось пройти через забор из колючей проволоки. Там ей приходилось ползать и ползать, раздвигая колени и растягивая пальцы, как младенцу, пытающемуся подняться по ступенькам.Но она громко говорила сама с собой: она не могла позволить, чтобы ее платье было порвано сейчас, так поздно днем, и она не могла заплатить за то, чтобы ей отрезали руку или ногу, если бы ее быстро поймали на том месте, где она была.

Наконец она прошла через забор и вышла на поляну. Большие мертвые деревья, похожие на черных людей с одной рукой, стояли на пурпурных стеблях засохшего хлопкового поля. Там сидел канюк.

‘Кто ты смотришь?’

Она шла по борозде.

«Рад, что сейчас не время для быков, — сказала она, глядя в сторону, — и добрый Господь заставил своих змей свернуться калачиком и заснуть зимой.Приятно, что я не вижу, чтобы двуглавая змея кружила вокруг того дерева, куда она когда-то приходила. Чтобы обойтись без него, еще летом, потребовалось время.

Она прошла через старый хлопок и вышла на поле с мертвой кукурузой. Он шептал и трясся, и был выше ее головы. «Теперь через лабиринт», — сказала она, потому что пути не было.

Потом перед ней двигалось что-то высокое, черное и худое.

Сначала приняла за мужчину. Это мог быть мужчина, танцующий в поле.Но она остановилась и прислушалась, и это не издало ни звука. Он был тихим, как привидение.

— Призрак, — резко сказала она, — кто вы призрак? Ибо я не слышал поблизости ни о какой смерти ».

Но ответа не было, только оборванные танцы на ветру.

Она закрыла глаза, протянула руку и коснулась рукава. Она нашла пальто, а внутри пустота, холодная как лед.

«Ты чучело», — сказала она. Ее лицо просветлело. «Я должна быть заткнута навсегда», — сказала она со смехом.«Мои чувства исчезли. Я слишком стар. Я самый старый из людей, которых я когда-либо знал. Танцуй, старое чучело, — сказала она, — пока я танцую с тобой.

Она перекинула ногу по борозде и, опустив рот вниз, несколько раз напористо покачала головой. Какая-то шелуха сдула и закружилась лентами вокруг ее юбок.

Затем она пошла дальше, пробираясь из стороны в сторону с тростью, через поле шепота. Наконец она подошла к концу, к колее для фургонов, где серебряная трава развевалась между красными колеями.Перепела ходили, как молодки, такие изящные и невидимые.

«Иди красиво», — сказала она. «Это легкое место. Это легкое занятие ». Она шла по тропе, покачиваясь через тихие голые поля, через маленькие вереницы деревьев, посеребренные в мертвых листьях, мимо хижин, серебряных от непогоды, с закрытыми досками дверей и окон, и все это было похоже на сидящих там старух под заклятием. «Я иду во сне», — сказала она, энергично кивнув головой.

Она пошла в овраг, где в дупле бревна бесшумно протекал родник.Старый Феникс наклонился и выпил. «Сладкая жевательная резинка делает воду сладкой», — сказала она и выпила еще. «Никто не знает, кто сделал это хорошо, потому что он был здесь, когда я родился».

Дорожка пересекала болотистую местность, где белый, как кружева, мох свисал со всех концов. «Спите, аллигаторы, и пускайте свои пузыри». Потом кипарисы вышли на дорогу. Глубоко, глубоко он уходил между высокими зелеными берегами. Сверху сошлись живые дубы, и было темно, как в пещере.

Большая черная собака с болтающимся языком вышла из травы у канавы.Она медитировала и не была готова, и когда он подошел к ней, она лишь слегка ударила его своей тростью. Она ушла в канаву, как клубок молочай.

Там, внизу, ее чувства уплыли. Ее посетил сон, и она протянула руку вверх, но ничто не потянуло ее и не потянуло. Итак, она лежала и вскоре начала говорить. «Старуха, — сказала она себе, — этот черный пес вышел из травы, чтобы задержать тебя, и вот он сидит на своем прекрасном хвосте и улыбается тебе.’

В конце концов, пришел белый человек и нашел ее — охотник, молодой человек со своей собакой на цепи.

‘Ну, бабушка!’ он посмеялся. ‘Что ты здесь делаешь?’

«Лежу на спине, как июньский жук, ожидающий, чтобы его перевернули, мистер», — сказала она, протягивая руку.

Он поднял ее, качнул в воздухе и поставил. — Что-нибудь сломалось, бабушка?

«Нет, сэр, эти старые мертвые сорняки достаточно упругие», — сказала Феникс, когда она отдышалась.«Благодарю вас за беспокойство».

‘Где ты живешь, бабушка?’ — спросил он, пока две собаки рычали друг на друга.

‘Далеко вон там, сэр, за гребнем. Отсюда его даже не видно ».

‘По дороге домой?’

«Нет, сэр, я еду в город».

«Да это уж слишком! Так далеко я иду, когда выхожу сам, и получаю кое-что за свои хлопоты ». Он похлопал по набитой сумке, которую нес, и там свисал маленький закрытый коготь. Это был один из бобуов с горько загнутым клювом, чтобы показать, что он мертв.«А теперь иди домой, бабушка!»

«Я должен поехать в город, мистер», — сказал Феникс. «Пришло время».

Он снова засмеялся, заполнив весь пейзаж. «Я знаю вас, старые цветные! Не пропустил бы съездить в город к Деду Морозу! »

Но что-то держало Старый Феникс неподвижно. Глубокие морщины на ее лице превратились в свирепое и иное излучение. Без предупреждения она собственными глазами увидела, как из кармана мужчины на землю выпал сверкающий никель.

‘Сколько тебе лет, бабушка?’ он говорил.

«Ничего не могу сказать, мистер, — сказала она, — не сказать».

Затем она вскрикнула, хлопнула в ладоши и сказала: «Иди отсюда, собака! Смотреть! Посмотри на эту собаку! Она засмеялась от восхищения. «Он никого не боится. Он большой черный пес. Она прошептала: «Сик ему!»

«Смотри, я избавлюсь от этой дворняги», — сказал мужчина. «Sic его, Пит! Sic его!

Феникс слышал, как дерутся собаки, и как мужчина бежит и бросает палки. Она даже слышала выстрел.Но к тому времени она медленно наклонялась вперед, все дальше и дальше вперед, веки закрывали ее глаза, как будто она делала это во сне. Ее подбородок был опущен почти до колен. Желтая ладонь ее руки выглянула из складки фартука. Ее пальцы скользнули вниз и по земле под монеткой с той грацией и осторожностью, с которой они могли бы вытащить яйцо из-под несущей курицы. Затем она медленно выпрямилась; она стояла прямо, и пятак был в ее кармане фартука.Пролетела птица. Ее губы шевелились. «Бог смотрит на меня все время. Я начинаю воровать ».

Человек вернулся, и его собственная собака задыхалась вокруг них. «Ну, тогда я его напугал», — сказал он, а затем засмеялся, поднял пистолет и нацелил его на Феникса.

Она стояла прямо и смотрела на него лицом.

‘Тебя не пугает пистолет?’ — сказал он, все еще указывая на нее.

«Нет, сэр, в свое время я видела, как много происходило поблизости, и за меньшее, чем то, что я сделала», — сказала она, не двигаясь.

Он улыбнулся и прижал пистолет к плечу. «Ну, бабушка, — сказал он, — тебе должно быть сто лет, и ты ничего не боишься. Я бы дал тебе копейку, если бы у меня были с собой деньги. Но послушай мой совет и оставайся дома, и с тобой ничего не случится ».

«Я должен продолжить свой путь, мистер», — сказал Феникс. Она склонила голову в красной тряпке. Затем они разошлись в разных направлениях, но она слышала, как снова и снова стреляет из-за холма ружье.

Она пошла дальше. Тени свисали с дубов на дорогу, словно занавески.Потом она почувствовала запах древесного дыма, запах реки, и она увидела шпиль и хижины на их крутых ступенях. Десятки маленьких черных детей кружились вокруг нее. Впереди сиял Натчез. Звонили колокола. Она пошла дальше.

В мощеном городе было Рождество. Повсюду были переплетены красные и зеленые электрические фонари, и все они горели днем. Старый Феникс был бы потерян, если бы она не доверяла своему зрению и зависела от своих ног, чтобы знать, куда ее отвести.

Она тихо остановилась на тротуаре, где проходили люди. В толпе появилась дама с охапкой подарков в красных, зеленых и серебряных упаковках; она источала духи, как красные розы жарким летом, и Феникс остановил ее.

«Пожалуйста, мисси, не могли бы вы зашнуровать мою туфлю?» Она подняла ногу.

‘Что тебе нужно, бабушка?’

«Посмотри на мою туфлю», — сказал Феникс. «В сельской местности все в порядке, но в большом здании было бы не очень хорошо.«

» Тогда стой, бабушка, — сказала дама. Она положила свои пакеты на тротуар рядом с собой, зашнуровала и плотно завязала обе туфли.

«Нельзя зашнуровать их тростью», — сказал Феникс. «Спасибо, мисси. Я не против попросить милую даму завязать мне туфельку, когда выйду на улицу ».

Медленно двигаясь из стороны в сторону, она вошла в большое здание и в башню со ступенями, где она ходила вверх, вокруг и вокруг, пока ее ноги не научились останавливаться.

Она вошла в дверь и там увидела прибитый к стене документ с золотой печатью и обрамленный золотой рамкой, что соответствовало мечте, которая висела у нее в голове.

«Вот и я», — сказала она. Ее тело было неподвижным и церемониальным оцепенением.

«Я полагаю, дело о благотворительности», — сказала служанка, сидевшая за столом перед ней.

Но Феникс смотрела только над ее головой. Лицо ее было в поту, морщины на коже сияли яркой сеткой.

«Говори, бабушка, — сказала женщина. ‘Какое у тебя имя? Знаешь, у нас должна быть твоя история. Ты бывал здесь раньше? Что, кажется, с тобой не так?

Старая Феникс только скривилась, как будто ее беспокоила муха.

‘Ты глухой?’ воскликнул служитель.

Но потом вошла медсестра.

«О, это просто старая тетя Феникс», — сказала она. «Она не за собой приехала — у нее маленький внук. Эти поездки она совершает так же регулярно, как часы. Она живет вдали от Олд Натчез Трейс. Она наклонилась. «Что ж, тетя Феникс, почему бы тебе просто не присесть? Мы не будем держать вас стоять после долгого путешествия ». Она указала.

Старуха села, выпрямившись на стуле.

‘Как мальчик?’ спросила медсестра.

Старый Феникс молчал.

«Я сказал, как мальчик?»

Но Феникс только ждала и смотрела прямо перед собой, ее лицо было очень серьезным и застывшим.

«Горло ли лучше?» спросила медсестра. «Тетя Феникс, ты меня не слышишь? У вашего внука стало лучше с горлом с тех пор, как вы в последний раз приходили за лекарством?

Положив руки на колени, старуха ждала, молча, прямо и неподвижно, как если бы она была в доспехах.

«Не отнимайте у нас время, тетя Феникс, — сказала медсестра. — Расскажи поскорее о своем внуке и покончим с этим. Он ведь не мертв?

Наконец, на ее лице появилось мерцание, а затем пламя понимания, и она заговорила.

«Мой внук. Это моя память оставила меня. Там я сидел и забыл, зачем я отправился в долгое путешествие ».

«Забыли?» Медсестра нахмурилась. — После того, как вы зашли так далеко?

Тогда Феникс был похож на старуху, просившую достойного прощения за то, что она проснулась в страхе в ночи.«Я никогда не ходила в школу — я была слишком старой для сдачи», — сказала она мягким голосом. «Я старая женщина без образования. Это была моя память. Мой маленький внук, он такой же, и я забыл об этом в ближайшее время ».

‘Горло никогда не заживает, не так ли?’ — сказала медсестра, громко и уверенно обращаясь к Старому Фениксу. К настоящему времени у нее была карточка с чем-то написанным, небольшой список. ‘Да. Проглоченный щелок. Когда это было? — Январь — два — три года назад —

Феникс заговорил, не спросив его.- Нет, мисс, он не умер, он все равно. Время от времени его горло снова начинает закрываться, и он не может глотать. Он не дышит. Он ничего не может с собой поделать. Итак, время пришло, и я отправляюсь в еще одну поездку за успокаивающими лекарствами ».

‘Хорошо. Врач сказал, что если вы пришли за ней, вы можете ее получить, — сказала медсестра. «Но это упорный случай».

«Мой маленький внук, он сидит в доме, закутанный, и ждет один, — продолжал Феникс.«Мы — единственные двое, оставшиеся в мире. Он страдает, и это, кажется, его совсем не возвращает. У него был милый вид. Он продержится. Он носит маленькое лоскутное одеяло и выглядывает, держа рот открытым, как птичка. Я сейчас так ясно помню. Я не собираюсь забывать его снова, нет, все это время. Я мог отличить его от всех остальных в творении ».

«Хорошо». Медсестра сейчас пыталась ее замолчать. Она принесла ей пузырек с лекарством. «Благотворительность», — сказала она, поставив галочку в книге.

Старая Феникс поднесла бутылку к глазам и осторожно положила в карман.

«Благодарю вас», — сказала она.

«Пришло время Рождества, бабушка», — сказал служитель. «Могу я дать вам несколько пенни из моего кошелька?»

«Пять пенни — никель, — сухо сказал Феникс.

«Вот пятицентовик», — сказал дежурный.

Феникс осторожно поднялась и протянула руку. Она получила монету, затем вытащила из кармана другую монету и положила рядом с новой.Она внимательно посмотрела на свою ладонь, склонив голову набок.

Потом она постучала тростью по полу. «Вот что пришло мне делать», — сказала она. «Я иду в магазин и покупаю своему ребенку небольшую мельницу, сделанную из бумаги, которую они продают. Ему будет трудно поверить, что в мире есть такое. Я пойду туда, где он ждал, держа его прямо в руке ».

Она подняла свободную руку, слегка кивнула, повернулась и вышла из кабинета врача.Затем она медленно пошла по лестнице, спускаясь вниз.

Существа | The New Yorker

«Притворись пулями», — сказала Мелинда.

— Хорошо, — сказал Джеймс, не желая больше углубляться в это риторическое болото. «Дело в том, что Сэм боялся твоей игры».

Марко отложил вилку и посмотрел на Джеймса, как бы желая более четко объяснить. «Я полицейский, а Сэм — воблер . Он украл. Он плохой парень.

«В игре он плохой парень, но не в реальной жизни.В реальной жизни Сэм — твой друг, — сказала Мелинда. «И мы не говорим своим друзьям, что хотим убить их. Мы не хотим никого обидеть ».

Марко ткнул пальцем в тарелку. «Он плохой парень, а я полицейский».

«В игре», — сказала Мелинда.

— Это смешно, — пробормотал Джеймс. «Смотри, Марко. Вот сделка. Не говори детям, что собираешься их убить. Даже если вы играете плохих парней и хороших парней. Ради бога, даже если ты играешь в войну…

«Джеймс!» — сказала Мелинда.

«Даже если вы играете в войну, где идея состоит в том, чтобы убить другого парня, потому что в этом весь смысл войны. Просто не делай этого. Никаких убийств. Никогда не. В ПОРЯДКЕ.? Таковы правила миссис Уиллинг, нравятся они вам или нет.

«И наши правила», — добавила Мелинда.

«Да. И наши правила тоже. Не убивать маму и папу. Хорошо, Марко?

«Хорошо, папа».

Позже, когда Марко уложили спать, Мелинда сказала то, что заслуживает. Он выслушал, извинился и согласился, что детей сбивает с толку сарказм и что с его стороны было раздражительно пытаться настроить трехлетнего сына против своего благонамеренного учителя.

«Но она слишком остро реагирует», — сказал он. «Ты должен это признать».

«Сэм испугался».

«Сэм должен вырастить пару».

Наконец, Мелинда засмеялась. Как он любил ее смешить! Ее осторожная внешность превратилась в раскат кокетливого хихиканья. Она была непростой задачей, и его способность добиться от нее подъема заставляла его чувствовать себя безмерно способным. Это был настоящий цемент их близости.

— Тем не менее, — сказала она, успокаиваясь, — миссис Желание должно защищать всех детей.

«Марко не собирался пугать Сэма, — тихо сказал Джеймс.

«Я знаю это», — сказала она.

Это всегда было вопросом намерения. «Каковы ваши намерения, сэр?» — игриво сказала Мелинда, когда Джеймс впервые полез под ее рубашку. По правде говоря, он понятия не имел, почему в этот конкретный момент его руки переместились туда, где они были. Это не было так, как если бы он сказал себе: «Теперь я собираюсь почувствовать ее вверх», но внезапно его пальцы играли на шнурке ее бюстгальтера, а затем его ладонь прижалась к ней. ее твердеющий сосок.Не было никакого мотива, только своего рода легкомысленный рывок к следующему шагу. Такой была его жизнь с девяти лет. Первые несколько лет после аварии (термин его матери, на который она настойчиво говорила оператору службы экстренной помощи), не были трудными; на самом деле, ему иногда казалось, что учителя и даже другие родители слишком снисходительны к нему, оправдывая плохую оценку или плохо поставленный мяч, как будто им было жаль его. А вот в старшей школе все было по-другому. Подростки были то любопытными, то жестокими, и он провел четыре года, крадясь по коридорам, с опущенной головой, ссутулившимися плечами и низко надвинутой бейсболкой.О девушках не могло быть и речи. Это потребовало бы внимательного изучения, о котором он даже не мог представить. После окончания учебы он год курил травку и читал в подвале дома своей матери, не имея никаких других планов, кроме как делать то же самое, пока она не сказала ему, что он должен заплатить за квартиру или переехать.

Его не особо гнали на строительные работы, но он собрал почти профессиональную коллекцию инструментов, и он был готов получать деньги из-под стола. Он с облегчением обнаружил, что другие люди в команде не знают его истории и не заботятся об этом, что они на самом деле вообще не хотят с ним разговаривать, за исключением того, что иногда жалуются на то, как медленно он резал арматуру.Это было только после того, как он попросил у мастера немного остатков древесины и создал единственный стул и стол, достаточно маленький, чтобы человек не чувствовал себя одиноким, сидя в одиночестве, и только после того, как парень начал сеть кофеен. Случайно проезжал мимо, когда недавно испачканные стул и стол сохли возле мрачной квартиры на первом этаже, которую он снимал, и открылась узкая дыра его жизни.

Он проснулся, уверенный, что Фредди был во сне, хотя он не мог найти повествования и остался только с измученным чувством того, что не выполнил необходимое задание.Мелинда, как всегда, спала на спине, ровно поднимаясь и опуская ее грудь. Он смотрел на ее профиль, линию ее носа, поры ее кожи, покрытые булавочными уколами. Она верила, что он не причинит ей вреда. Она сказала это, когда они согласились пожениться. Тогда они лежали в другой постели, и коробка для колец лежала между ними, как открытая челюсть. Он знал, что она говорила о верности — ее отец изменял ее матери, — но ему было интересно, имела ли она в виду и другие виды травм.

Семья Фредди переехала из этого района через несколько лет после аварии.Джеймс наблюдал из окна своей спальни, как движущийся фургон отъезжал от обочины. Ему было слишком стыдно присоединиться к другим соседям, которые покинули свои дома, чтобы попрощаться, потому что он никогда не делал того, что собирался сделать, а именно говорить с миссис Коннолли. На похоронах, когда он и его мать остановились, чтобы выразить свои соболезнования, миссис Коннолли протянула руку в перчатке и коснулась лица Джеймса. Ощущение холодной кожи на щеке испугало его. Он видел сквозь ее сетчатую вуаль, что ее глаза метались в нерешительности взад и вперед, как будто она не знала, утешить ли его или дать ему пощечину.Во время службы его мать плакала. Он не плакал, хотя у него было ощущение, что люди смотрят, чтобы увидеть, заплачет ли он. Мысль поговорить с миссис Коннолли пришла ему в голову позже. Он думал, что, если она наконец решит о нем, тогда он поймет, как прожить остаток своей жизни. Но время шло, и то, что когда-то казалось естественным, стало неудобным. И был эффект выравнивания семантики, с которым все так или иначе согласились, в попытке предотвратить возможность более глубокого уничтожения.Это был «несчастный случай», когда вы пролили стакан молока или упали со скейтборда и подвернули лодыжку. Вы не пересекли три лужайки перед домом, чтобы извиниться за это.

Фредди первым указал на следы. Он знал, что это отметины оленя, потому что отец научил его нескольким вещам, готовясь к тому дню, когда он наконец отправится на охоту на Фредди. Мальчики проследовали по разметке сквозь деревья к краю оврага. Они соскользнули с насыпи на низах, затем перешли ручей по тропинке из рыхлых камней, поскользнувшись там и сям, так что их парусиновые кроссовки наполнились ледяной водой.Используя камни и обнаженные корни в качестве опор, они вытащили себя на ровную землю, но там тропа исчезла. Следующие несколько суббот они провели на улице, лепя луки и стрелы из веток и называя друг друга вымышленными индейскими именами следопытов. Фредди, должно быть, упомянул об их играх своему отцу, потому что перед окончанием сезона мистер Коннолли пригласил Джеймса присоединиться к ним на инаугурационной охоте на Фредди.

«Не знаю, как твой отец отнесется к этому», — с сомнением сказала его мать, когда он попросил разрешения.

«При чем тут он?» — сказал Джеймс. К этому времени его отец женился на женщине по имени Джойс, и у них родился ребенок.

«Он все еще твой отец», — неопределенно сказала она. Она устроилась на подработку секретарем в офисе по недвижимости, где у нее были реальные обязанности, поскольку она напоминала своим детям, когда их требования становились невыносимыми, и ей нужно было пойти в свою комнату и лечь. Тем не менее, Джеймс часто замечал, как она смотрит на телефон, как если бы она ждала, что его отец позвонит и скажет ей, что он опоздает и что они должны просто «идти вперед», как он обычно делал, как если бы она была не может жить в своем будущем без его одобрения.

Наконец, после долгих уговоров, она согласилась, и Джеймс, неся потертый спальный мешок и набор для посуды, сколотый из пластикового кухонного гарнитура его сестры, присоединился к мистеру Коннолли и Фредди возле Ram Charger, припаркованного на подъездной дорожке к Фредди.

Рыжий и с лицом, как и его сын, мистер Коннолли был разговорчив на дороге, рассказывая историю о том, как однажды он семь часов выслеживал оленя, прежде чем уложить его в мешок. «Бак просто сложил ноги и изящно спустился вниз.Это было прекрасное зрелище », — сказал он, сузив глаза, как будто он мог видеть сцену на дороге впереди. Он посоветовал мальчикам думать как животное, чтобы знать, что оно будет делать дальше.

«Мы все дикие существа, не так ли?» — сказал мистер Коннолли. «Просто весь наш бизнес, связанный с инстинктами, разошелся. Теперь все, что нужно, — это красивое удобное кресло и телевизор. У вас есть удобное кресло и «Колесо фортуны», и вы думаете, что у вас все получилось. Верно, Фредди?

Фредди, сидевший между отцом и Джеймсом, не ответил.Мистер Коннолли положил толстую руку на узкое бедро сына. «Ну, Фредди любит свой телевизор, это точно, — сказал он. «Что ты думаешь, Джимми?»

«Думаю», — сказал Джеймс, не совсем понимая, о чем идет речь. «Моя мама иногда смотрит это шоу».

«Ну, туда, куда мы идем, нет телевизора. Никакого телевизора ».

По прибытии в палаточный лагерь Джеймс и Фредди помогли мистеру Коннолли установить палатку, а затем собрали растопку для костра. Мистер Коннолли был очень впечатлен, когда Джеймс изобрел хитроумное приспособление с использованием дождевика и веревок, которое могло вытащить из леса больше древесины, чем любой из мальчиков мог бы справиться в одиночку.

«Твой приятель мыслитель, Фредди», — сказал он, постучав пальцем по лбу сына.

Джеймс был горд, но также обеспокоен тем, что мистер Коннолли намекнул, что такой умный мальчик, как Джеймс, может не захотеть иметь друга, который смотрит телевизор, друга, такого как его сын. Путаница заставила Джеймса нервничать вокруг этого человека, и в ту ночь он усердно потрудился, чтобы развести огонь и обмыть горшки, в которых готовили печеную фасоль. После обеда мальчики наблюдали, как мистер Коннолли чистит свое охотничье ружье.Он показал им, как заряжать их, и дал каждому мальчику попробовать, прежде чем вернуть торпедообразные снаряды в их коробки. Они спали в палатке, мистер Коннолли лежал между двумя мальчиками. Джеймс был осторожен, чтобы отвернуться, чтобы не было возможности его врезаться в этого человека или, что еще хуже, свернуться к нему калачиком, как это было со своим отцом в тех случаях, когда ему приснился дурной сон, и ему разрешили войти в него. кровать его родителей.

На следующий день мистер Коннолли разбудил их рано и дал каждому по фляге, плитке шоколада и оранжевому жилету, чтобы повесить их поверх курток.Он предупредил их, чтобы они не разговаривали и всегда следовали за ним гуськом. «Никогда не стоит идти впереди человека с заряженным ружьем», — сказал он. «Простая логика, правда, Джимми?»

Фредди последовал за своим отцом, а Джеймс остался позади. Было все еще холодно, и хотя Фредди был одет в новую шерстяную охотничью куртку, у Джеймса под ветровкой была только толстовка. Его лицо и кончики пальцев начали покалывать. Время от времени мистер Коннолли указывал на мусор на земле или на пучок листьев, что, по мнению Джеймса, могло быть признаком недавней активности животных.Или он может просто остановиться, склонить голову и что-нибудь послушать. Джеймс попытался отличить звуки животных от звуков птиц и шума ветра на деревьях, но предположил, что он похож на людей, на которых жаловался мистер Коннолли, тех, кто потерял инстинкт. Они не завтракали, и Джеймс почувствовал тошноту, которую он ассоциировал с голоданием на уроке математики, когда до обеда оставалось два урока. Он положил руку на плитку шоколада в кармане, но понял, что без шума открыть обертку будет невозможно.Он почувствовал, как у него на пятке образовался волдырь, и, вспоминая историю мистера Коннолли, он беспокоился, что им придется идти семь часов или больше.

Мистер Коннолли внезапно остановился, затем быстро присел и поднял винтовку. Когда мальчики последовали его примеру, он предупредил их, чтобы остановить их движение. Джеймс не знал, опускаться ли остаток пути на землю или встать, поэтому он остался в полуприседе. Он попытался увидеть перед Фредди и мистером Коннолли то, во что нацелился человек, но его ноги дрожали от его неловкой позиции, и он подумал, что если двинется, то может упасть.В тишине он услышал дыхание Фредди. Воздух, проходя через полосу препятствий в горле и носу Фредди, создавал подтекст, который, когда Джеймс сосредоточился на нем, стал таким же безжалостным и оглушительным, как жужжание разбитого люминесцентного света. Он похлопал Фредди по плечу. Фредди повернулся, открывая рот, чтобы что-то сказать, но вышел выдох слизи, который казался более выраженным из-за того, что его так долго подавляли, и в то же время выстрелил, и от удара и шока Джеймс растянулся.Он слышал взмах птичьих крыльев, когда они вылетали из-под деревьев, и рев мистера Коннолли: «Черт возьми!», Когда он рванул вперед, его винтовка отталкивала ветви, которые затем ударили Фредди и Джеймса по лицу, когда они бежали к успевать. К тому времени, как мистер Коннолли остановился, Фредди плакал. Мистер Коннолли на мгновение взглянул на своего сына, но его взгляд казался расфокусированным, как будто он видел не горе Фредди, а целую серию ошибок, которые привели к тому моменту, когда его единственный сын рыдал в лесу, сопли густо бежит из носа.

Когда они вернулись в лагерь, мистер Коннолли приказал мальчикам снять палатку. Солнце зашло рано, и большую часть пути домой освещали только фары грузовика, отражавшиеся от густого тумана.

Эванджелина: Повесть об академии Генри Уодсворта Лонгфелло — Стихи

Прелюдия

Это первобытный лес. Шепчущие сосны и болиголовы,
Бородатые мхом, в зеленых одеждах, неразличимые в сумерках,
Стой, как друиды древности, с грустными и пророческими голосами,
Стой, как арфисты, синие, с бородой на груди.
Громко из каменистых пещер соседний океан
Громко говорит и безутешно с акцентом отвечает на вой леса.

Это первобытный лес; но где сердца, которые под ним
Прыгали, как косуля, когда он слышал в лесу голос охотника
Где деревня с соломенной крышей, дом акадских фермеров,
Людей, чьи жизни скользили по рекам, которые текут по воде леса,
Затемненные тенями земли, но отражающие образ неба?
Отходы — те милые фермы, а фермеры ушли навсегда!
Рассеяны, как пыль и листья, когда мощные порывы октября
Хватают их, поднимают в воздух и окропляют их далеко за океаном
От красивой деревни Гран-Пре остались только традиции.

Вы, которые верят в любовь, которая надеется, и терпит, и терпеливы,
Вы, кто верит в красоту и силу женской преданности,
Примите скорбную традицию, все еще воспеваемую соснами в лесу;
Список к сказке о любви в Академии, доме счастливых.

Часть первая

Песня I

В акадской земле, на берегу Минасской впадины,
Отдаленная, уединенная, тихая деревушка Гран-Пре.
Лежит в плодородной долине.Обширные луга простирались на восток,
давая название деревне, и пастбища для бесчисленных отар.
Плотины, которые руки фермеров поднимали с непрекращающимся трудом,
Не позволяйте бурным приливам; но в назначенное время года шлюзы
открывались и приветствовали море, чтобы оно свободно бродило по лугам.
На западе и на юге были льняные поля, фруктовые сады и кукурузные поля.
Далеко простирались и не оградились по равнине; и далеко к северу
Взошел Бломидон, и леса старые и возвышались над горами
Морские туманы раскинули свои палатки, и туманы могучей Атлантики
Смотрел на счастливую долину, но никогда не спускался со своей станции
Туда посреди своих ферм покоилась акадская деревня.
Прочно построены были дома из дуба и болиголова.
Такие, как крестьяне Нормандии, построенные во времена правления Генриха.
Крыши были покрыты соломой, со слуховыми окнами; и фронтоны выступающие
Над цокольным этажом защищали и затеняли дверной проем.
Там тихими летними вечерами, при ярком закате
Освещая деревенскую улицу и позолочая лопатки на дымоходах,
Матроны и девушки сидели в белоснежных шапках и киртлах. золотой
Лен для ткацких станков, чьи шумные челноки в дверях
Смешивали их звук с жужжанием колес и песнями девиц,
Торжественно по улице шел приходской священник, и дети
Сделали паузу в своей игре, чтобы поцеловаться руку, которую он протянул, чтобы благословить их.
Преподобный ходил среди них; и поднялись матроны и девушки,
приветствуя его медленное приближение словами нежного приветствия.
Тогда работники пришли домой с поля, и солнце спокойно опустилось.
Спустился в его покой, и преобладали сумерки. Анон с колокольни
Тихо прозвучал Ангелус, и над крышами деревни
Столбы бледно-голубого дыма, как восходящие облака ладана,
Поднялись из сотни очагов, домов мира и удовлетворения.
Так жили вместе в любви эти простые акадские земледельцы, —
жили в любви Бога и человека.Так же были они свободны от
Страха, царящего с тираном, и зависти, порока республик.
Ни замков у дверей своих, ни решеток на окнах;
Но жилища их были открыты, как день, и сердца их владельцев;
Там самые богатые были бедными, а самые бедные жили в достатке.

Несколько в стороне от деревни, ближе к бассейну Минаса,
Бенедикт Беллефонтен, самый богатый фермер Гран-Пре,
Жил на своих приусадебных участках: и вместе с ним, управляя своим хозяйством,
Жила Нежная Эванджелина, его ребенок и гордость села.
Сталворт, величавый по форме, был человеком семидесяти зим;
Здоров и бодр был он, дуб, покрытый снежинками;
Белы, как снег, его локоны, а щеки коричневые, как дубовые листья.
Прекрасна должна была она лицезреть, ту деву семнадцати лет.
Черными были ее глаза, как ягода, растущая на шипе у обочины,
Черными, но как нежно они сияли под коричневым оттенком ее локонов!
Сладко было ее дыхание, как дыхание коров, кормящихся на лугах.
Во время жатвы в полдень она несла жнецам
Бутылок домашнего эля, ах! Прекрасной была девушка,
Прекрасная была она, когда в воскресенье утром, когда колокол из башни
Осыпал святыми звуками воздух, когда священник своим иссопом
окроплял прихожан и осыпал их благословениями,
Падение длинная улица, по которой она прошла, с ее венком из бус и миссалом,
В своей норманнской кепке и синей юбке, и с серьгами,
привезены в старину из Франции, и с тех пор, как семейная реликвия,
Вручено от матери к ребенку через долгие поколения.
Но небесное сияние — более неземная красота —
Сияла на ее лице и окружала ее фигуру, когда после исповеди
Она безмятежно шла домой с Божьим благословением на нее.
Когда она прошла, это было похоже на прекращение изысканной музыки.

Прочно построенный из дубовых балок дом фермера
Стоял на склоне холма, возвышающегося над морем; а у двери росла тенистая сикомора
, обвитая дровами.
Грубо вырезано крыльцо с сиденьями под ним; и тропинка
Вела через фруктовый сад и исчезла на лугу.
Под платаном были ульи, нависшие над навесом,
Такие, как путешественник видит в отдаленных краях у обочины дороги,
Построен из ящика для бедных или блаженного образа Марии.
Дальше, на склоне холма, был колодец с его поросшим мхом ведром
, скрепленным железом, а рядом с ним корыто для лошадей.
Защищали дом от бурь с севера амбары и приусадебный участок.
Там стояли ширококолесные телеги, старинные плуги и бороны;
Там были загоны для овец; и там, в своем пернатом серале,
выступил с яростью индейка и пропел петуха тем же самым голосом
, который в древности поразил кающегося Петра.
Амбары засыпаны сеном, а сами села. В каждом из них
Вдалеке от фронтона выступала соломенная крыша; и лестница,
Под навесом, вела на пахучий кукурузный чердак.
Там тоже стояла голубятня со своими кроткими и невинными обитателями
Вечно бормоча любви; а наверху в варианте breeses
Бесчисленные шумные флюгеры гремели и пели мутации.

Таким образом, в мире с Богом и миром фермер из Гранд-Пре
Жил на своей солнечной ферме, а Эванджелина управляла его домом.
Многие юноши, когда он преклонил колени в церкви и открыл свой молитвенник,
Смотрел на нее как на святую своей глубочайшей преданности;
Счастлив был тот, кто прикоснулся к ее руке или краю ее одежды!
Многие женихи подходили к ее двери, подружившись с темнотой,
И когда он стучал и ждал, чтобы услышать звук ее шагов,
Не знал, что бьется громче, его сердце или железный молоток;
Или на радостном празднике Покровителя деревни,
Смелее выросла и сжала руку в танце, шепча
Торопливые слова любви, которые казались частью музыки.
Но из всех, кто пришел, только юный Гавриил был желанным гостем;
Габриэль Лажунесс, сын кузнеца Василия,
Он был сильным человеком в деревне и уважаемым из всех людей;
Ибо, от рождения времени, во все века и народы,
Народ почитает ремесло кузнеца.
Василий был другом Бенедикта. Их дети с самого раннего детства
Выросли вместе как брат и сестра; и отец Фелициан,
священник и педагог в деревне, научил их письму
из той же книги, с церковными гимнами и простой песней.
Но когда гимн был спет и ежедневный урок закончен,
Быстро поспешили к кузнице Василия кузнеца.
Там они стояли у двери, с удивленными глазами созерцая его.
Возьми в его кожаные колени копыто лошади, как игрушку,
Прибив башмак на его место; а рядом с ним шина от колеса телеги
Лежала, как огненная змея, свернувшись кольцом пепла.
Часто в осенние дни, когда снаружи в сгущающейся тьме
Вспыхивая светом, казалась кузница, сквозь каждую щель и щель,
Тепло у кузницы внутри они смотрели на работающие мехи,
И когда его дыхание прекратилось, и искры погасли в the ashes,
Весело рассмеялся и сказал, что это монахини, входящие в часовню.
Зимой на санях, быстрых, как орел,
Преследуя по склону холма, они ускользнули по лугу.
В амбарах они забирались к многолюдным гнездам на стропилах,
С нетерпением ожидая того дивного камня, который ласточка приносит с берега моря

, чтобы вернуть зрение своим птенцам;
Повезло тому, кто нашел этот камень в гнезде ласточки!
Так прошло несколько стремительных лет, и они больше не были детьми.
Он был отважным юношей, и лицо его, как лицо утра,
Осчастливило землю своим светом и созрело мысль в действие.
Теперь она была женщиной, с сердцем и надеждами женщины.
— «Солнце Святой Евлалии» — так звали ее; ибо это был солнечный свет
, Который, как полагали фермеры, наполнит их сады яблоками
Она тоже принесет в дом своего мужа радость и изобилие,
Наполнив его любовью и румяными детскими лицами.

Песнь II

Теперь вернулось время года, когда ночи становятся все холоднее и длиннее,
И заходящее солнце входит в знак Скорпиона.
перелетных птиц плыли по свинцовому воздуху, от скованных льдом,
Пустынных северных заливов к берегам тропических островов,
Урожай был собран; и дикие с ветрами сентября
Боролись деревья в лесу, как в древности Иаков с ангелом.
Все знамения предсказывали зиму долгую и ненастную.
Пчелы с пророческим инстинктом нужды копили мед
Пока ульи не переполнились; и индейские охотники утверждали, что
будет холодной зимой, потому что у лисиц был густой мех.
Так наступила осень. Затем последовал тот прекрасный сезон,
, названный благочестивыми акадскими крестьянами Летом Всех Святых!
Воздух был наполнен мечтательным и волшебным светом; и пейзаж
Лежит как будто заново созданный во всей свежести детства.
Казалось, мир воцарился на земле, и беспокойное сердце океана
На мгновение утешилось.Все звуки были гармонично смешаны.
Голоса играющих детей, кукареканье петухов на фермах,
Шум крыльев в сонном воздухе и воркование голубей,
Все были подавлены и низки, как шепот любви и великое солнце
Смотрели оком любви сквозь золотые пары вокруг него;
Каждое сияющее дерево в лесу, облаченное в красные, алые и желтые одежды,
Сияло росой.
Сверкало, как платан перс, украшенный мантии и драгоценностями.

Теперь возобновилось царство покоя, любви и покоя.
День с его бременем и зноем ушел, и сгустились сумерки.
Вернул вечернюю звезду в небо и стада в усадьбу.
Они подошли, копая землю, и упираясь шеями друг в друга,
И с раздутыми ноздрями вдыхая вечернюю свежесть.
Прежде всего, несущая колокольчик, красивая телка Эванджелины,
Гордится своей белоснежной шкурой и лентой, которая развевалась у ее воротника,
Тихо и медленно, как будто ощущая человеческую привязанность.
Потом вернулся пастух со своими блеющими стадами от моря,
Где было их любимое пастбище. За ними следовал сторожевой пес,
Терпеливый, полный важности и величавый в гордости своего инстинкта,
Ходил из стороны в сторону с властным видом и великолепно
Размахивал своим пушистым хвостом и подгонял отставших;
Правителем стада был он, когда пастырь спал; их защитник,
Когда ночью из леса, сквозь звездную тишину выли волки.
Поздно, с восходом луны, вернули телеги с болот,
Груженные соленым сеном, наполнявшим воздух своим запахом.
Весело заржали кони, с росой на гривах и путях,
Пока на их плечах висели тяжелые деревянные седла,
Раскрашены блестящими красками и украшены малиновыми кистями цветет.
Терпеливо стояли коровы между тем и отдавали вымя
Руке доярки; в то время как громко и в правильном ритме
В звуковые ведра спускались пенящиеся ручейки.
Мычание скота и раскаты смеха были слышны во дворе фермы,
Эхом отозвались в сараях. Вскоре они погрузились в тишину;
Сильно закрытые, с дребезжащим звуком, клапаны дверей сарая,
Стукнули по деревянным решеткам, и все какое-то время было тихо.

В дверях, в тепле у широко раскрывшегося камина, праздно фермер
Сидел в своем кресле и смотрел, как пламя и клубы дыма
Сражались вместе, как враги в горящем городе. Позади него,
Кивая и насмехаясь вдоль стены, с фантастическими жестами,
метнул свою огромную тень и исчез в темноте.
Лица, неуклюже вырезанные из дуба, на спинке его кресла
Смеялись в мерцающем свете, и оловянные тарелки на комоде
Ловили и отражали пламя, как щиты армий солнечный свет.
Фрагменты песен, которые пел старик, и рождественские гимны,
Такие, как дома, в старину, его отцы до него
Пели в своих нормандских садах и ярких бургундских виноградниках.
Рядом с отцом сидела кроткая Эванджелина.
Пряла лен для ткацкого станка, стоявшего в углу позади нее.
Некоторое время молчали его педали, покоился его прилежный челнок,
В то время как монотонное гудение колеса, как гудение волынки,
следовало за песнями старика и объединяло фрагменты воедино.
Как в церкви, когда пение хора через промежутки прекращается,
Слышны шаги в проходах или слова священника у алтаря,
Итак, в каждой паузе песни размеренным движением щелкают часы.

Итак, когда они сели, послышались шаги, и, внезапно поднявшись,
Щелкнула деревянная защелка, и дверь распахнулась на петлях.
Бенедикт знал по прибитым гвоздями ботинкам, что это кузнец Василий.
И по ее бьющемуся сердцу Эванджелина знала, кто был с ним.
«Добро пожаловать!» — воскликнул фермер, когда их шаги остановились на пороге.
«Добро пожаловать, Бэзил, друг мой! Давай, займи свое место на поселке
Рядом с камином, который без тебя всегда пуст;
Возьми с полки наверху трубку и коробку с табаком;
Никогда так много Ты сам — как будто сквозь вьющийся
Дым трубы или кузницы твое дружелюбное и веселое лицо сияет
Круглое и красное, как полная луна, сквозь туман болот.
Тогда, с довольной улыбкой, так ответил кузнец Василий,
С легкостью взяв привычное сиденье у камина: —
«Бенедикт Беллефонтен, у тебя всегда была твоя шутка и твоя баллада!
Ты всегда в самом веселом настроении, когда другие преисполнены
Мрачные предчувствия зла и видят перед собой только развалины.
Счастлив ты, как будто каждый день подбирал подкову ».
Сделав паузу, чтобы взять трубку, которую принесла ему Эванджелина,
И с углем от зажженных тлеющих углей он медленно продолжил: —
« Четыре Прошли дни с тех пор, как английские корабли у своих якорей
едут в устье Гасперо, направив свои пушки против нас.
Какой у них может быть дизайн — неизвестно; но всем повелено
Завтра собраться в церкви, где приказ Его Величества
будет провозглашен законом в стране. Увы! тем временем
Многие догадки зла тревожат сердца людей ».
Затем дал ответ крестьянину: -« Возможно, какая-нибудь более дружеская цель.
Принесет эти корабли к нашим берегам. Возможно, урожаи в Англии
были испорчены несвоевременными дождями или несвоевременной жарой,
И из наших лопнувших сараев они будут кормить свой скот и детей.«
» «Не так думает народ в деревне», — тепло сказал кузнец.
Покачивая головой, как будто сомневаясь, затем, вздохнув, продолжил: —
«Луисбург не забыт, ни Бо Сежур, ни Порт-Ройял.
Многие уже сбежали в лес и прячутся на его окраинах,
С тревогой ожидая в сердцах сомнительной завтрашней судьбы.
Оружие отнято у нас, и боевое оружие всех видов;
Ничего не осталось, кроме кузнечных саней и косы косилки.
Затем с приятной улыбкой ответил веселому земледельцу: —
«Безопаснее мы безоружны среди наших стад и наших кукурузных полей,
Безопаснее в этих мирных дамбах, осажденных океаном,
Чем наши отцы в фортах, осажден вражеской пушкой.
Не бойся зла, друг мой, и сегодня ночью не может ни тени печали
Падать на этот дом и очаг; потому что это ночь контракта.
Построены дом и сарай. Веселые ребята села
Сильно и хорошо построили; и, разбив вокруг них глеб,
наполнил сеновал сеном, а дом едой на двенадцать месяцев.
Рене Леблан скоро будет здесь со своими бумагами и чернильницей.
Не будем ли мы тогда радоваться и радоваться радости детей наших? »
Она стояла у окна, держа руку в руке своего возлюбленного,
Покраснев, Эванджелина услышала слова, сказанные ее отцом,
И, как умерли на его устах, вошел достойный нотариус.

Песнь III

Согнутое, как рабочее весло, которое трудится на волнах океана,
Согнутое, но не сломанное возрастом было формой нотариуса;
Пачки желтых волос, как шелковая нить кукурузы, свисали
Ему на плечи; его лоб был высоким; и очки с рогами
Сидел верхом на носу, с возвышенной мудростью.
Он был отцом двадцати детей, и более сотни детей
Детей катались на его коленях и слышали тиканье его огромных часов.
Четыре долгих года во время войны он томился в плену,
Много страдал в старом французском форте как друг англичан.
Теперь, хотя он стал более осторожным, без всякой хитрости и подозрений,
Он был зрелым в мудрости, но терпеливым, простым и детским.
Его любили все, и больше всего дети;
Ибо он рассказал им сказки о Луп-гару в лесу,
И о гоблине, который пришел ночью напоить лошадей,
И о белом Летиче, привидении ребенка, некрещеного
Умер и был обречен преследовать невидимые комнаты детей;
И как в канун Рождества волы говорили в хлеву,
И как лихорадку вылечил паук, заключенный в двух словах,
И о чудесных силах четырехлистного клевера и подков,
Со всем, что было написано в предания деревни.
Затем встал со своего места у камина, кузнец Василий,
Выбил из своей трубки пепел и медленно протянул правую руку,
«Отец Леблан, — воскликнул он, — ты слышал разговоры в деревне,
И , возможно, не могу сообщить нам какие-нибудь новости об этих кораблях и их поручении «.
Затем со скромным поведением заставил ответить нотариуса, —
«Я слышал достаточно сплетен, по правде говоря, но никогда не стал мудрее;
И в чем они могут заключаться, я знаю не лучше других.
Но я не из тех, кто воображает какое-то злое намерение
Приводит их сюда, ибо мы живем в мире; и зачем тогда приставать к нам? »
« Имя Бога! »- закричал торопливый и несколько вспыльчивый кузнец;
« Должны ли мы во всем искать, как, и почему, и почему?
Ежедневно совершается несправедливость, и сила — право сильнейшего! »
Но, не обращая внимания на его теплоту, продолжал нотариус, —
« Человек несправедлив, но Бог справедлив; и наконец справедливость
Триумфов; и хорошо я помню историю, которая меня часто утешала,
Когда в плену я лежал в старом французском форте в Порт-Рояле.
Это была любимая сказка старика, и он любил ее повторять.
Когда его соседи жаловались на какую-то несправедливость. медная статуя Справедливости
Стояла на общественной площади, поддерживая весы в левой руке,
И в правой руке меч, как эмблема, что справедливость председательствовала
Над законами страны, сердцами и домами людей .
Даже птицы построили свои гнезда на весах,
Не боясь меча, сверкающего в лучах солнца над ними.
Но со временем законы страны были искажены;
Сила заняла место истины, и слабые были угнетены, и
сильные Правили железным жезлом. Затем случилось так, что во дворце дворянина
Жемчужное ожерелье было потеряно, и вскоре возникло подозрение
На девушку-сироту, которая жила служанкой в ​​доме.
Она, после судебного разбирательства, приговорена к смерти на эшафоте,
Терпеливо встретила свою гибель у подножия статуи Справедливости.
Что касается ее Отца на небесах, ее невинный дух вознесся,
Вот! над городом поднялась буря; и молнии грома
поразили статую из бронзы и швырнули в ярости из левой руки ее
вниз на мостовую под грохочущими весами,
и в дупле их было найдено гнездо сороки,
в чьи глиняные стены были вытканы из жемчуга.»
Замолчал, но не убедил, когда история закончилась, кузнец
Стоял, как человек, который хотел бы говорить, но не находил языка;
Все его мысли застыли в морщинах на его лице, когда пары
Замерзли в фантастическом фигурки на оконных стеклах зимой.

Затем Эванджелина зажгла медную лампу на столе
Filled, пока она не переполнилась, оловянную кружку с домашним пивом
Nut-brown, который славился своей крепостью в деревне Гранд-Пре;
Пока нотариус извлекал из кармана бумаги и чернильницу,
Твердой рукой записывал дату и возраст вечеринок,
Называя приданое невесты в отарах овец и крупного рогатого скота.
Все шло по порядку, и было сделано должным образом и хорошо,
И великая печать закона была поставлена, как солнце, на поле.
Затем из своего кожаного мешка фермер бросил на стол
В три раза больше платы старика твердыми сребрениками;
И нотариус встал и благословил жениха и невесту,
Поднял кружку с элем и выпил за их благо.
Вытирая пену с губы, он торжественно поклонился и ушел.
Пока остальные сидели и размышляли у камина,
Пока Эванджелина не вытащила черновую доску из угла.
Вскоре началась игра. В дружеском споре старики
Смеялись над каждым удачным попаданием или неудачным маневром,
Смеялись, когда короновали человека или когда в королевском ряду делалась брешь
Между тем, в сумеречном мраке оконной проемы,
сб. влюбленные, и шептались вместе, созерцая восход луны
Над бледным морем и серебристым туманом лугов.
Тихо, одна за другой, на бесконечных лугах небесных
Расцвели прекрасные звезды, незабудки ангелов.

Так прошел вечер. Вскоре звонок с колокольни
Пробил час девятого, наступил комендантский час в деревне, и тотчас
Поднялись гости и ушли; и в доме царила тишина.
Много прощальных слов и сладких пожеланий на пороге
Надолго задержались в сердце Эванджелины и наполнили его радостью.
Тогда осторожно были засыпаны угли, горящие на очаге,
И на дубовой лестнице раздались шаги фермера.
Вскоре беззвучным шагом последовала нога Эванджелины.
Вверх по лестнице продвинулось светлое пространство в темноте,
Освещенное лампой меньше, чем сияющее лицо девушки.
В молчании она прошла через холл и вошла в дверь своей комнаты.
Простая эта комната была с белыми занавесками и прессом для одежды
Просторная и высокая, на просторных полках которых были аккуратно сложены
Льняные и шерстяные ткани, сотканные рукой Эванджелин.
Это было драгоценное приданое, которое она принесет своему мужу замуж.
Лучше, чем отары и стада, что свидетельствует о ее умении домохозяйка.
Вскоре она погасила свою лампу, для мягкого и сияющего лунного света
Потекла через окна и осветила комнату, пока сердце девушки
Не раздулось и не повиновалось своей силе, как трепетные волны океана.
А! она была прекрасна, невероятно хороша на вид, когда она стояла с
голыми белоснежными ногами на блестящем полу своей комнаты!
Ей мало снилось, что внизу, среди деревьев в саду,
Ждала своего возлюбленного и смотрела на мерцание ее лампы и ее тень.
Тем не менее, ее мысли о нем, а временами чувство печали
Прошло в ее душе, когда плывущая тень облаков в лунном свете
Промелькнула по полу и на мгновение затемнила комнату.
И когда она смотрела из окна, она безмятежно увидела, как луна проходит
дальше из складок облака, и одна звезда идет по ее стопам,
Как из шатра Авраама молодой Измаил бродил с Агарь!

Песнь IV

Следующим утром на солнышке приятно взошла деревня Гран-Пре.
Приятно сияла в мягком, сладком воздухе Низина Минас,
корабли с их колеблющимися тенями стояли на якоре.
В деревне уже давно кипела жизнь и шумный труд.
Стукнул сотней рук в золотые ворота утра.
Теперь из окрестностей, из ферм и окрестных деревень,
Приехали в праздничных нарядах веселые акадские крестьяне.
Много радостного доброго утра и веселого смеха молодежи.
Сделал ясный воздух ярче, как на многочисленных лугах,
Где не было видно ни тропинки, кроме колеи колес в зелени,
Группа за группой появлялись, и присоединился, или проехал по трассе.
Еще до полудня в деревне заглушили все звуки труда.
Улицы были переполнены народом; и шумные группы у дверей дома
Сидели на веселом солнышке, вместе радовались и сплетничали.
Каждый дом был гостиницей, где всех встречали и пировали;
Ибо с этим простым народом, жившим вместе, как братья,
Все было общим, и то, что было у одного, принадлежало другому.
И все же под крышей Бенедикта гостеприимство казалось более изобильным:
Ибо Эванджелина стояла среди гостей своего отца;
Яркое было ее лицо с улыбками, словами приветствия и радости.
Слетело с ее прекрасных губ и благословило чашу, когда она подала ее.

Под открытым небом, в благоухающем воздухе сада,
Полоса его золотых плодов распространилась праздник обручения.
Там в тени притвора сидели священник и нотариус;
Там сидел добрый Бенедикт и крепкий Василий кузнец.
Неподалеку от них, сидровым прессом и ульями,
Скрипач Михаил был поставлен с самым веселым сердцем и жилетами.
Тень и свет от листьев поочередно играли на его белоснежных
Волосах, колыхаясь на ветру; и веселое лицо скрипача
Сияло, как живой уголь, когда пепел развевается из тлеющих углей.
Веселый старик пел под живые звуки своей скрипки,
Tous les Bourgeois de Chartres, и Le Carillon de Dunkerque,
И вскоре своими деревянными туфлями отбивал время под музыку.
Весело, весело кружили колеса головокружительных танцев.
Под фруктовыми деревьями и по тропинке к лугам;
Старики и молодые вместе, и дети смешались между ними.
Самой прекрасной из служанок была Эванджелина, дочь Бенедикта!
Благороднейшим из юношей был Гавриил, сын кузнеца!

Так прошло утро.И вот! с зовом звонким
Зазвенел колокол с его башни, и над лугами забил барабан.
Давным-давно переполненная церковь была с людьми. Без, на погосте,
Ждали женщины. Они стояли у могил и повесили на надгробия
Гирлянды из осенних листьев и вечнозеленых растений, только что из леса.
Тогда вышла стража с кораблей и гордо маршировала среди них.
Вошел в священный портал. С громким и диссонирующим лязгом
Отозвался эхом их медных барабанов с потолка и окон, —
Отозвался лишь на мгновение, и медленно тяжелый портал
закрылся, и в тишине толпа ждала воли солдат.
Тогда встал их вождь и заговорил со ступенек жертвенника:
Держа в руках на своих печатях царское поручение.
«Вы созваны сегодня, — сказал он, — по приказу его величества.
Клемент и добрый он был; но как вы ответили на его доброту,
Пусть ваши сердца ответят! Моему естественному образу и моему нраву
Болезненно» Я должен выполнить эту задачу, и я знаю, что это должно быть тяжело для вас.
Но я должен поклониться, повиноваться и выполнить волю нашего монарха;
А именно, чтобы все ваши земли, жилища и все виды скота
были конфискованы. короне, и чтобы вы из этой провинции
были отправлены в другие земли.Дай Бог вам жить там
Когда-нибудь верным подданным, счастливым и миролюбивым народом!
Теперь я объявляю вас узниками; ибо таково его величество! »
Как, когда воздух становится безмятежным в знойное летнее солнцестояние,
Внезапно накапливается буря, и смертоносная праща из градин
Бьет фермера кукурузой в поле и разбивает его окна,
Укрывая солнце и засыпая землю соломой с крыш домов,
С ревом летят стада и стремятся разбить оградки их;
Так в сердца людей проникли слова говорящего.
Мгновение молча они стояли в безмолвном изумлении, а затем поднялись.
Все громче и громче вопли печали и гнева.
И, тронувшись одним порывом, они безумно бросились к дверному проему.
Напрасна была надежда на побег; и крики и жестокие проклятия
Пробежал по дому молитвы; и высоко над головами других
Роза с поднятыми руками, фигура кузнеца Василия,
Как в бурном море, волны подбрасывают лонжерон.
Лицо его вспыхнуло и исказилось страстью; и дико крикнул:
«Долой тиранов Англии! мы никогда не присягали им на верность!
Смерть этим иностранным солдатам, которые хватают наши дома и наши урожаи!»
Больше он хотел бы сказать, но беспощадная рука солдата
ударила его по губам и стащила на мостовую.

Среди ссоры и смятения гневных раздоров,
Вот! дверь алтаря отворилась, и вошел отец Фелициан
с серьезным видом и поднялся по ступеням алтаря.
Подняв преподобную руку, он жестом замолчал.
Вся эта шумная толпа; и так он сказал своему народу;
Его тон был глубоким и торжественным; с акцентом размеренно и печально
Сказал он, как после набата отчетливо бьют часы.
«Что вы делаете, дети мои? Какое безумие охватило вас?
Сорок лет своей жизни я трудился среди вас и учил вас,
Не на словах, а на деле любить друг друга!
Является ли это плодом моих трудов, моих бдений, молитв и лишений?
Неужели вы так быстро забыли все уроки любви и прощения?
Это дом Князя мира, и не осквернили бы вы его
Таким образом, насильственными действиями и сердца, переполненные ненавистью?
Вот! где распятый Христос на кресте смотрит на тебя!
Смотри! в этих печальных глазах, какое кротость и святое сострадание! их!’
Давайте повторим эту молитву в час, когда нечестивые нападут на нас,
Давайте повторим ее сейчас и скажем: «О Отец, прости им!»
Его слова упрека были немногими, но глубоко в сердцах его народа
Они потонули, и рыдания раскаяния последовали за пылкой вспышкой,
Пока они повторяли его молитву и говорили: «О Отец, прости им!»

Потом была вечерняя служба.Свечи сияли на алтаре.
Пылким и глубоким был голос священника, и народ откликнулся,
Не только устами, но сердцами; и Ave Maria
Пели они, и упали на колени, и души их, с переводом преданности,
Роза в пылком молитве, как Илия, возносящийся на небеса.

Между тем в деревне распространились весть о зле, и со всех сторон
Бродили, плача, от дома к дому женщины и дети.
Долго стояла у дверей отца Эванджелина, с правой рукой
Прикрывая глаза от прямых солнечных лучей, которые спускались,
Освещала деревенскую улицу таинственным великолепием и покрывала каждый
Крестьянский домик золотой соломенной крышей и украшала его украшениями. его окна.
Долго внутри была расстелена белоснежная скатерть на столе;
Там стояли пшеничный хлеб и мед, благоухающий полевыми цветами;
Там стояла кружка с элем и сыр свежий, привезенный с молочного завода;
И во главе доски большое кресло фермера.
Так Эванджелина ждала у дверей своего отца, когда закат
отбрасывал длинные тени деревьев на широкие амброзийные луга.
А! на ее дух в более глубокой тени упало,
И из полей ее души вознеслось небесное благоухание, —
Милосердие, кротость, любовь и надежда, и прощение, и терпение!
Затем, позабыв о себе, она пошла в деревню,
Приветствуя взглядами и словами скорбные сердца женщин,
Как по темнеющим полям медленными шагами они ушли,
Подгоняемые своими домашними заботами и усталые ноги их детей.
Вниз опускалось великое красное солнце и в золотых мерцающих испарениях
Скрыл свет своего лица, как Пророк, спустившийся с Синая.
Сладко над деревней звенел колокол Ангела.

Между тем, в сумраке у церкви остановилась Эванджелина.
Внутри все было тихо; и напрасно у двери и окон
Стояла она, слушала и смотрела, пока, охваченная эмоциями, не
«Гавриил!» крикнула она вслух дрожащим голосом; но нет ответа
Пришел из могил мертвых, ни из более мрачной могилы живых.
Постепенно она вернулась в дом своего отца без жильцов.
Тушил огонь в очаге, на доске был необжаренный ужин,
Пустые и мрачные комнаты были наполнены призраками ужаса.
Печально повторил ее шаг по лестнице и полу ее комнаты.
Глубокой ночью она услышала, как безутешный дождь падает
Громко на увядшие листья платана у окна.
Ярко сверкнула молния; и голос раскатистого грома
Сказал ей, что Бог на небесах и управляет миром, который он создал!
Тогда она вспомнила сказку, которую она слышала о правосудии Небес;
Успокоена была ее смущенная душа, и она мирно дремала до утра.

Canto V

Четыре раза солнце вставало и заходило; и вот, на пятый день
Весело позвал петуха спящим служанкам фермы.
Вскоре над желтыми полями, в безмолвной и скорбной процессии,
Пришли из соседних деревушек и ферм акадские женщины,
Везут в тяжеловесных телегах свои домашние вещи к берегу моря,
Останавливаются и снова оглядываются, чтобы взглянуть еще раз. на их жилищах,
прежде, чем они были скрыты из виду извилистой дорогой и лесом.
Близко по сторонам бегали их дети и гнали волов.
В руках они сжимали обломки игрушек.

Так они поспешили к устью Гасперо; и там, на берегу моря,
В беспорядке валялись крестьянские хозяйственные товары.
Весь день между берегом и кораблями курсировали лодки;
Целый день из села катились телеги.
Поздно вечером, когда солнце уже близко к закату,
Эхом далеко за полями донесся барабанный бой с кладбища.
Туда стекались женщины и дети. Внезапно двери церкви
открылись, и вперед вышла стража, и мрачная процессия
двинулась следом за долго заточенными, но терпеливыми, акадскими земледельцами.
Как паломники, которые путешествуют далеко от своих домов и своей страны,
Поют на ходу и в пении забывают, что они утомлены и измучены,
Так с песнями на устах акадские крестьяне спустились
Спустились от церкви к берегу среди своих жен и дочерей.
Сначала пришли молодые люди; и, возвысив свои голоса,
исполнили дрожащими губами песнопение католических миссий: —
«Святое сердце Спасителя! О неиссякаемый источник!
Наполни наши сердца в этот день силой, покорностью и терпением!»
Тогда старики, как они шли, и женщины, стоявшие у дороги
Соединились в священном псалме, и птицы в солнечном свете над ними
Смежали свои записи с ним, как голоса духов уходивших.

На полпути к берегу Эванджелина ждала молча,
Не охваченная горем, но сильная в час скорби, —
Спокойно и грустно она ждала, пока процессия приблизится к ней,
И она увидела бледное лицо Габриэля с эмоциями.
Затем ее глаза наполнились слезами, и, нетерпеливо побежав к нему навстречу,
сжала его руки, положила голову ему на плечо и прошептала: —
«Габриэль! Будь здоров! Ибо, если мы любим друг друга
Ничего» , по правде говоря, может навредить нам, какие бы несчастья ни случились! »
Улыбаясь, она произнесла эти слова; затем внезапно остановился, потому что ее отец
Видел, что она медленно продвигалась. Увы! как изменился его облик!
Исчезли сияние его щеки, огонь из его глаз и его шаги.
Тяжелее казался тяжестью тяжелого сердца в его груди.
Но с улыбкой и вздохом она обняла его за шею и обняла,
Сказав слова нежности там, где слова утешения не помогли.
Таким образом, ко рту Гасперо двинулась скорбная процессия.

Там царил беспорядок, суматоха и волнение.
Активно курсировал грузовые лодки; и в суматохе
Жены были оторваны от своих мужей, а матери, слишком поздно, увидели своих детей
Остались на земле, протягивая руки, с самыми безумными мольбами.
Итак, на отдельные корабли отнесли Василия и Гавриила.
В отчаянии на берегу стояла Эванджелина со своим отцом.
Половина задания не была выполнена, когда солнце село, и сумерки
Углубились и потемнели вокруг; и в спешке приливающий океан
Сбежал от берега и покинул линию песчаного пляжа
Покрытый бродягами прилива, водорослями и скользкими водорослями.
Еще дальше, среди домашних вещей и повозок,
Как в цыганском стане, или в союзе после битвы,
Все спасение отрезано морем и стражи рядом с ними,
Лай расположился лагерем на ночь бездомные акадские фермеры.
Обратно в свои самые нижние пещеры отступил ревущий океан,
Утащив по пляжу грохочущую гальку, оставив
в глубь материка и далеко вверх по берегу севшие на мель лодки моряков.
Затем, с наступлением ночи, стада вернулись со своих пастбищ;
Сладким был влажный неподвижный воздух с запахом молока от вымени;
Мычание они ждали, и долго, у известных барах фермы, —
Ждали и тщетно ждали голоса и руки доярки.
На улицах царила тишина; из церкви не звучал ни один Ангелус,
Поднялся без дыма с крыш и не светился свет из окон.

Но на берегу тем временем зажгли вечерние костры.
Построен из дров, брошенных на пески от обломков во время бури.
Вокруг них собрались очертания мрачных и печальных лиц,
Слышались голоса женщин и мужчин и плач детей.
От огня к огню, как от очага к очагу в своем приходе,
Бродил верный священник, утешая, благословляя и ободряя,
Подобно Павлу, потерпевшему кораблекрушение, по пустынному морскому берегу Мелиты.
Таким образом, он подошел к тому месту, где Эванджелина сидела со своим отцом,
И в мерцающем свете увидел лицо старика,
Хаггард, пустое и бледное, без всяких мыслей и эмоций,
Эйен как лицо часы, из которых были сняты стрелки.
Напрасно Эванджелина боролась словами и ласками, чтобы подбодрить его,
Напрасно предлагала ему еду; но он не двигался, он не смотрел, он не говорил
Но, пустым взглядом, всегда смотрел на мерцающий свет костра.
«Бенедицит!» пробормотал священник тоном сочувствия.
Он охотно сказал бы больше, но его сердце было полно, и его акцент
дрогнул и остановился на его губах, как ноги ребенка на пороге,
Приглушенный зрелищем, которое он созерцает, и ужасным присутствием печали.
Поэтому он молча возложил свою руку на голову девушки,
Поднял свои слезливые глаза на безмолвные звезды, которые над ними
Двигались своим путем, не обращая внимания на обиды и печали смертных.
Тогда он сел рядом с ней, и они вместе плакали безмолвно.

Внезапно с юга поднялся свет, как осенью кроваво-красная
Луна взбирается по кристальным стенам неба и над горизонтом
Подобно Титану протягивает свои сто рук по горам и лугам,
Захватывая скалы и реки и сваливающие вместе огромные тени.
Все шире и шире он сиял на крышах деревни,
Сиял в небе и на море, и на кораблях, стоявших на рейде.
Столбы сияющего дыма поднялись вверх, и вспышки пламени были
Вонзились сквозь складки и разошлись, как дрожащие руки мученика.
Затем, когда ветер схватил заросли и пылающую солому, и, подняв настроение,
Взмахнул ими по воздуху, сразу со ста крыш домов.
Начал смешиваться покрытый покровом дым с вспышками пламени.

Эти вещи в ужасе смотрели на толпу на берегу и на корабле.
Сначала они стояли безмолвно, затем громко закричали от боли.
«Мы больше не увидим наших домов в деревне Гранд-Пре!»
Внезапно громко петухи начали кукарекать во дворе фермы,
Думая, что уже наступил день; и вскоре мычание скота
Пришел вечерний ветерок, прерванный лаем собак.
Затем раздался звук ужаса, напугавший спящие лагеря
Далеко в западных прериях или лесах, окаймляющих Небраску,
Когда дикие лошади в страхе пронеслись мимо со скоростью вихря,
Или громко мычащие стада буйволов броситься к реке.
Таков был звук, разносившийся ночью, когда стада и лошади
прорывались сквозь загоны и заборы и безумно мчались по лугам.

Ошеломленные зрелищем, но онемевшие, священник и девушка
Вглядывались в сцену ужаса, которая краснела и расширялась перед ними;
И когда они наконец повернулись, чтобы поговорить со своим безмолвным товарищем,
Вот! со своего места он упал и растянулся на берегу моря.
Неподвижно лежал его образ, из которого покинула душа.
Медленно священник поднял безжизненную голову, и девушка
встала на колени рядом с отцом и громко завыла от ужаса.
Потом в обмороке она упала и легла головой ему на грудь.
Всю долгую ночь она лежала в глубоком забывчивом сне;
И когда она проснулась от транса, она увидела множество рядом с собой.
Лица друзей, которых она видела, которые печально смотрели на нее,
Бледный, со слезами на глазах и взглядами грустного сострадания.
По-прежнему пламя горящей деревни освещало пейзаж,
Покраснело небо над головой и сияло на лицах вокруг нее,
И, как в день гибели, это казалось ее колеблющимся чувствам.
Затем она услышала знакомый голос, как он сказал народу:
«Давайте похороним его здесь, на берегу моря. священный прах будет благочестиво возложен на кладбище ».
Таковы были слова священника. И там в спешке, на берегу моря,
Осветив горящую деревню погребальными факелами,
Но без колокола и книги похоронили крестьянина из Гранд-Пре.
И когда голос священника повторил служение скорби,
Вот! печальным звуком, подобным голосу огромного собрания,
Торжественно ответил морю и смешал его рев с панихидами.
‘Это был возвращающийся прилив, который вдали от пустыни океана,
С первым рассветом дня пришел, вздымаясь и спеша, к берегу.
Затем снова возобновился шум и шум посадки;
И с отливом корабли вышли из гавани,
Оставив мертвых на берегу и селение в развалинах.

Часть вторая

Песня I

Много утомительных лет прошло с момента сожжения Гранд-Пре.
Когда во время отлива грузовые суда ушли,
Унеся народ со всеми его домашними богами в изгнание.
Ссылка без конца, и без примера в истории.
Далеко на разных берегах высадились акадийцы;
Разлетелись они были, как хлопья снега, когда ветер с северо-востока
ударил под углом сквозь туманы, омрачивавшие берега Ньюфаундленда.
Бездомные, бездомные, безнадежные, они блуждали из города в город,
От холодных озер Севера до знойных южных саванн, —
От унылых берегов моря до земель, где Отец Вод
Хватает холмы в своем руки, и тащит их к океану,
Глубоко в их песках, чтобы похоронить разбросанные кости мамонта.
друзей и дома; и многие, в отчаянии, с разбитым сердцем,
Просят земли, но могила, и больше не друг и не место у костра.
Написанная их история стоит на каменных скрижалях на кладбищах.
Давно среди них была видна девушка, которая ждала и скиталась,
Смиренная и кроткая духом, и все терпеливо терпящая.
Прекрасна была она и молода; но увы! перед ней простиралась
Унылая, обширная и безмолвная пустыня жизни с ее тропой
Отмеченная могилами тех, кто горевал и страдал до нее,
Страсти давно угасли, а надежды давно умерли и покинуты,
Как эмигрантский Путь над западной пустыней отмечен
давно сожженных костров и костями, которые бледнеют на солнце.
Что-то было в ее жизни неполным, несовершенным, незаконченным;
Как будто июньское утро, со всей его музыкой и солнечным светом,
Внезапно остановилось в небе и, угасая, медленно спустилось
Снова на восток, откуда оно поздно возникло.
Иногда она задерживалась в городах, пока, побуждаемая лихорадкой внутри нее,
Подгоняемая беспокойной тоской, голодом и жаждой духа,
Она снова начинала свои бесконечные поиски и усилия;
Иногда забредал на погосты и смотрел на кресты и надгробия,
Сидел у какой-то безымянной могилы и думал, что, возможно, на ее лоне
Он уже отдыхал, и ей хотелось спать рядом с ним.
Иногда слух, слух, нечленораздельный шепот,
Пришел своей воздушной рукой, чтобы указать и поманить ее вперед.
Иногда она говорила с теми, кто видел ее любимого и знал его,
Но это было давно, в каком-то далеком месте или забыто.
«Габриэль Лаженесс!» Они сказали; да! мы его видели.
Он был с кузнецом Василием, и оба ушли в прерии;
Coureurs-des-Bois — это они, известные охотники и звероловы.
«Габриэль Лаженесс!» — говорили другие: «О да! мы его видели.
Он — путешественник в низинах Луизианы ».
Тогда они сказали бы:« Дорогой ребенок! зачем мечтать и ждать его дольше?
Разве нет других юношей столь же прекрасных, как Гавриил? другие
У кого сердца такие же нежные и верные, а духи такие же верные?
Вот Батист Леблан, сын нотариуса, который любил тебя
Много утомительных лет; давай, протяни ему руку и будь счастлив!
Ты слишком красива, чтобы заплетать косы Святой Екатерины ».
Тогда Эванджелина ответила спокойно, но грустно:« Я не могу! »
Ибо когда сердце идет вперед, как светильник, и освещает путь,
Проясняется многое, что еще скрыто во тьме.
На это священник, ее друг и отец-исповедник,
Сказал с улыбкой , — «О дочь! так говорит в тебе Бог твой!
Не говори о напрасной любви, привязанность никогда не пропадает даром;
Если он не обогащает сердце другого, его воды, возвращаясь
Обратно к своим источникам, как дождь, наполняют их полным освежением;
То, что излучает фонтан, снова возвращается к фонтану.
Терпение; соверши свой труд; соверши свою работу любви!
Сильны скорбь и молчание, и богоподобно терпение.
Посему совершай свой труд любви, пока сердце не станет богоподобным.
Очищенное, укрепленное, усовершенствованное и сделанное более достойным небес! »
Ободренная словами доброго человека, Эванджелина трудилась и ждала.
Все еще в сердце она слышала погребальная панихида океана,
Но к ее звуку примешался голос, шептавший: «Не отчаивайся!»
Так эта бедная душа блуждала в нужде и безрадостном дискомфорте
Босая кровь истекала по осколкам и шипам существования.
Дай мне сочинение, о Муза! идти по стопам странника; —
Не каждым окольным путем, каждым изменчивым годом существования;
Но как путник следует по течению ручья через долину:
Иногда вдали от его края и видя мерцание его воды
То здесь, то там, на некотором открытом пространстве, и только временами;
Затем приближаясь к его берегам, сквозь лесные мраки, которые его скрывают,
Хотя он не видит этого, он может слышать его непрерывный ропот;
Счастлив, наконец, если он найдет место, где достигнет розетки.

Песнь II

Был май месяц. Далеко вниз по Красивой реке,
Мимо берега Огайо и мимо устья Вабаша,
В золотой поток широкой и быстрой Миссисипи,
Проплыла громоздкая лодка, на которой гребли акадские лодочники.
Это была банда изгнанников: как бы плот потерпевшего кораблекрушение
Нация, разбросанная по побережью, теперь плывущая вместе,
Связанная узами общей веры и общей неудачи;
Мужчины, женщины и дети, которые, руководствуясь надеждой или слухами,
Искали своих близких и своих близких среди фермеров, занимающих мало земли.
На акадском побережье и в прериях прекрасных Опелусас.
С ними пошла Эванджелина и ее проводник, отец Фелициан.
Вперед по затонувшим пескам, через пустыню, мрачную с лесами,
День за днем ​​они плыли по бурной реке;
Ночь за ночью, у их пылающих костров, становились лагерем на его границах.
Теперь по стремительным желобам, среди зеленых островов, где похожие на плюмажи
Хлопковые деревья качались своими теневыми гребнями, они плыли по течению,
Затем выходили в широкие лагуны, где серебристые песчаные отмели
лежали в ручье и вдоль вьющихся волн их границы,
Сверкая белоснежными перьями, вброд шли большие стаи пеликанов.
Ровный ландшафт рос, и вдоль берегов реки,
Затененный фарфоровыми деревьями, посреди пышных садов,
Стояли дома плантаторов с негритянскими хижинами и голубятнями.
Они приближались к региону, где царит вечное лето,
Где через Золотой берег и апельсиновые и цитрусовые рощи,
Величественным изгибом проносится река на восток.
Они тоже свернули с курса; и, войдя в залив Плакемин,
Вскоре затерялись в лабиринте медленных и извилистых вод,
Который, как стальная сеть, тянулся во всех направлениях.
Над их головами возвышающиеся и мрачные ветви кипариса
Встретились в темной арке, а в воздухе плыли мхи.
Размахивали, как знамена, висящие на стенах древних соборов.
Смертоносная тишина казалась неразрывной, если не считать цапель.
Дом, в их убежища, среди кедров, возвращающихся на закате.
Или сова, когда он приветствовал луну демоническим смехом.
Прекрасен лунный свет, когда он скользит по воде,
Сияет на кипарисовых и кедровых колоннах, поддерживающих арки,
Вниз, сквозь сломанные своды которого он проваливается, как в трещины в руинах.
Сказочное, нечеткое и странное было все вокруг них;
И в их духе пришло чувство изумления и печали, —
Странные предчувствия зла, невидимого и непостижимого.
Как копыта лошади по дерну прерий,
Далеко впереди сомкнуты листья мимозы,
Так, по ударам копыт судьбы, с печальными предчувствиями зла,
Сжимается и закрывает сердце, прежде чем его постигнет судьба.
Но сердце Эванджелины поддерживало видение, которое еле слышно
Плыло перед ее глазами и манило ее в лунном свете.
Это мысль ее мозга приняла форму фантома.
По темным проходам бродил перед ней Гавриил,
И каждый взмах весла теперь приближал его все ближе и ближе.

Тогда вместо него, на носу лодки, поднялся один из гребцов,
И в качестве сигнала, если другие, подобные им, в случае приключения
плыли по тем мрачным и полуночным потокам, затрубили его горн.
Дикий сквозь темные колоннады и коридоры, покрытые листвой, раздался взрыв,
Нарушая печать тишины и давая языки лесу.
Над ними бесшумно шевелились под музыку знамена мха.
Множественное эхо пробудилось и затихло вдали,
Над водянистым полом и под звучащими ветвями;
Но ни один голос не ответил; из тьмы не последовало ответа;
И, когда эхо стихло, тишина стала ощущением боли.
Тогда Эванджелина заснула; но лодочники гребли всю полночь,
Временами молчали, а потом пели знакомые канадские лодочные песни,
Как они пели в древности на своих акадских реках,
В то время как всю ночь доносились таинственные звуки пустыни,
Далеко прочь — неразборчиво — как волна или ветер в лесу,
Смешанный с криком журавля и ревом мрачного аллигатора.

Таким образом, незадолго до следующего полудня они вышли из тени; и перед ними
Лежат под золотым солнцем озера Атчафалаи.
Кувшинки мириадами покачивались на легких волнах.
Сделанные проходящими веслами, и великолепный по красоте лотос.
Поднял свою золотую корону над головами лодочников.
Слабым был воздух с запахом цветов магнолии,
И с жаром полудня; и бесчисленные лесные острова,
Благоухающие и густо усыпанные цветущими изгородями из роз,
Близко к берегам которых они скользили, приглашенные спать.
Вскоре самое прекрасное из них остановило их усталые весла.
Под ветвями ив Вачита, которые росли на окраине,
Их лодка благополучно пришвартовалась; и рассыпались по лужайке,
Усталые от полуночного труда утомленные путники спали.
Над ними широкая и высокая протянулась кедровая роща.
качаясь на своих огромных руках, трубный цветок и виноградная лоза
Вешали свою веревочную лестницу вверх, как лестницу Иакова,
На чьей отвесной лестнице восходили и спускались ангелы
Были быстрыми колибри, порхавшими с цветов цвести.
Таково было видение, которое Эванджелина увидела, когда спала под ним.
Наполнено было ее сердце любовью, и рассвет открывшегося неба
Осветил ее душу во сне славой небесных краев.

Ближе, все ближе, среди бесчисленных островов,
Бросила легкую, быструю лодку, несущуюся над водой,
Подгоняемая своим курсом жилистыми руками охотников и звероловов.
К северу нос его обращен к земле бизонов и бобров.
У руля сидел юноша с задумчивым и озабоченным лицом.
Темные и запущенные локоны затеняли его лоб, и печаль
Несколько не по годам на его лице было ясно написано.
Гавриил был тем, кто, уставший от ожидания, несчастный и беспокойный,
Искал в западных дебрях забвения себя и печали.
Они быстро плыли вдоль берега острова,
Но на противоположном берегу, за ширмой из пальмет,
Так что они не увидели лодки, которая лежала, спрятанная в ивах,
рыскали веслами, и невидимы были спящие,
Ангела Божьего не было никого, чтобы разбудить дремлющую девушку.
Они быстро ускользнули, как тень облака в прерии.
После того, как издалека утихли их весла,
Как от волшебного транса проснулись спящие, и девушка
Сказал со вздохом дружелюбному священнику: «О отец Фелициан!
Что-то говорит в моем сердце, которое рядом со мной блуждает Гавриил.
Это глупый сон, праздное и смутное суеверие?
Или прошел ангел и открыл истину моему духу? »
Затем, покраснев, она добавила: «Увы, моя легковерная фантазия!
Для твоих ушей такие слова не имеют значения.
Но преподобный ответил, и он улыбнулся, отвечая:
«Дочь, слова твои не праздны; и для меня они не бессмысленны.
Чувство глубокое и неподвижное; и слово, которое плавает на поверхности
, Подобно метательному буйку, который выдает, где спрятан якорь.
Посему верь своему сердцу и тому, что мир называет иллюзиями.
Гавриил действительно рядом с тобой; ибо недалеко к югу,
На берегу Тече находятся города Сен-Мавр и Св.Мартин.
Там долго странствующая невеста будет снова отдана своему жениху,
Там давно отсутствующий пастырь вернет свое стадо и свою овчарню.
Прекрасна земля с ее прериями и лесами фруктовых деревьев;
Под ногами сад цветов и синее небо.
Наклонившись вверх и опираясь куполом своим на стены леса.
Живущие там назвали его Эдемом Луизианы ».

С этими словами радости они поднялись и продолжили свой путь.
Мягко настал вечер. Солнце с западного горизонта
Как волшебник протянул свою золотую палочку над пейзажем;
Поднялись мерцающие пары; и небо, и вода, и лес
Казалось, все загорелись от прикосновения, таяли и смешивались друг с другом.
Висящее между двумя небесами облако с серебряными краями.
Лодка с капающими веслами плыла по неподвижной воде.
Сердце Эванджелины было наполнено невыразимой сладостью.
Тронутые волшебным чаром священные источники чувств
Сияют светом любви, как небо и вода вокруг нее.
Потом из соседней чащи пересмешник, самый дикий из певцов,
Поднимаясь на ивовых ветвях, которые нависали над водой,
Стряхнул из своего горла такие потоки безумной музыки,
Что весь воздух и лес и волны казались тихими, чтобы слушать.
Сначала были жалобные и грустные; затем взмывают до безумия
Казалось, они следуют за безумными вакханками или направляют их.
Затем послышались отдельные ноты в печальном, тихом причитании;
Пока, собрав их всех, он швырял их за границу в насмешках,
Как когда после грозы порыв ветра сквозь вершины деревьев
Стряхивает грохочущий дождь хрустальным дождем на ветвях.
С такой прелюдией, как эта, и сердцами, которые трепетали от эмоций,
Медленно они вошли в Тече, где он протекает через зеленые Опелусы,
И сквозь янтарный воздух, над гребнем леса,
Увидели колонну дым, исходивший от соседнего жилища; —
Они слышали звуки рога и отдаленное мычание скота.

Песнь III

Рядом с берегом реки, в тени дубов, из ветвей которых красовались
Гирлянды из испанского мха и мистической омелы,
Таких, как друиды срубили золотыми топориками во время Святочного прилива,
Стояли, уединенно и тихо , дом пастуха.Сад
Опоясал его поясом пышных цветов,
Наполняя воздух благоуханием. Сам дом был построен из бруса
, вырубленного из кипариса и тщательно скомпонованного.
Большая и низкая была крыша; и на тонких колоннах, поддерживаемых,
, увитых розами, обвитых виноградными лозами, широкая и просторная веранда,
Преследование колибри и пчелы простиралось вокруг него.
В каждом конце дома, среди цветов сада,
Ставили голубятню, как вечный символ любви,
Сцены бесконечных ухаживаний и бесконечных споров соперников.
В этом месте царила тишина. Линия тени и солнечного света
Пробежала около верхушек деревьев; но сам дом был в тени,
И от его трубы, поднимаясь вверх и медленно расширяясь
В вечерний воздух поднялся тонкий синий столб дыма.
В задней части дома, от садовых ворот, вела тропинка.
Через огромные дубовые рощи к краю безграничной прерии.
В море цветов, в котором медленно опускалось солнце.
Полный в своем следе света, как корабли с темным полотном.
Висящий на рангах в неподвижном штиле тропиков.
Стоял группой деревьев, запутанной веревками из виноградных лоз.

Там, где лесные массивы встречались с цветочным прибоем прерий,
Сидя верхом на коне, в испанском седле и стременах,
Сидел пастух, одетый в гетры и дублет из оленьей шкуры.
Широкое и коричневое было лицо, которое из-под испанского сомбреро
смотрело на мирную сцену с величавым видом своего хозяина.
Вокруг него бесчисленные стада коров, пасущихся
Тихо на лугах и вдыхая паровую свежесть.
Которая поднялась из реки и разлилась по ландшафту.
Медленно подняв рог, висевший у него на боку, и раздвинул его.
Полностью его широкая, глубокая грудь, он выпустил взрыв, который прозвучал
Дико, сладко и далеко, сквозь все еще влажный вечерний воздух.
Внезапно из травы выросли длинные белые рога крупного рогатого скота.
Взошли, как хлопья пены, на встречных течениях океана.
Мгновение молча они смотрели, затем с ревом устремились над прерии,
И вся масса превратилась в облако, тень вдали.
Затем, когда пастух обратился к дому, через ворота сада
Увидел он фигуры священника и девушку, идущих ему навстречу.
Внезапно он спрыгнул с лошади в изумлении, и
бросился вперед, протянув руки и восклицая изумления;
Когда они увидели его лицо, они узнали кузнеца Василия.
Его радушно встретили, когда он проводил своих гостей в сад.
Там, в беседке из роз с бесконечными вопросами и ответами
Дали они выход своим сердцам и возобновили свои дружеские объятия,
Смеясь и плача по очереди, или сидя в молчании и задумчивости.
Задумчивый, ибо Гавриил не пришел; а теперь темные сомнения и опасения
Украли девичье сердце; и Василий, несколько смущенный,
Нарушил молчание и сказал: «Если вы прошли через Атчафалаю,
, как вы нигде не встретили лодку моего Габриэля на заливе?»
При словах Василия по лицу Эванджелины промелькнула тень.
Слезы навернулись на ее глаза, и она сказала с трепетным акцентом:
«Ушла? Габриэль ушел?» и, пряча лицо на его плече,
Все ее отягощенное сердце отступило, и она плакала и сетовала.
Тогда добрый Василий сказал, — и его голос стал бодрым, когда он это сказал: и мои лошади
Угрюмый и беспокойный, выросший, испытанный и беспокойный, его дух
Не мог больше выносить спокойствие этого тихого существования.
Всегда думающий о тебе, всегда неуверенный и печальный,
Всегда молчаливый или говорящий только о тебе и своих бедах,
Он, наконец, стал настолько утомительным для людей и девушек,
Утомил даже меня, что наконец я подумал обо мне , и послал его
в город Адайес, чтобы обменять мулов с испанцами.
Оттуда он пойдет по индийским тропам к горам Озарк.
Охота за мехом в лесах, на реках, ловящих бобра.
Итак ободритесь; мы будем следить за беглым любовником;
Он не далеко в пути, и Судьба и потоки против него.
Завтра и прочь, и сквозь красную утреннюю росу
Мы будем быстро следовать за ним и вернуть его в темницу ».

Тогда послышались радостные голоса, и с берегов реки,
Поднявшись на руках товарищей, явился скрипач Михаил.
Давно прожил он под крышей Василия, как бог, на Олимпе.
Не заботясь ни о чем, кроме раздачи музыки смертным.
Он был очень известен своими серебряными замками и скрипкой.
«Да здравствует Майкл, — кричали они, — наш храбрый акадский менестрель!»
Когда они несли его в триумфальном шествии; и тотчас же
Отец Фелициан двинулся с Эванджелиной, приветствуя старика
Доброжелательно и часто и вспоминая прошлое, в то время как Василий, восхищенный,
С веселой радостью приветствовал своих старых товарищей и сплетников,
Громко и долго смеялся и обнимал матерей и дочерей. .
Они очень дивились, увидев богатство кузнеца сидеванта,
Все его владения и его стада, и его патриархальное поведение;
Они очень дивились, услышав его рассказы о почве и климате,
И о прериях; чьи бесчисленные стада принадлежали ему, кто их схватил;
Каждый думал в душе, что и он пойдет и поступит так же.
Так они поднялись по ступеням и, пересекли свежую веранду,
Вошли в холл дома, где уже ужинал Василий
Ждал его позднего возвращения; и они вместе отдыхали и пировали.

Над радостным пиром внезапно спустилась тьма.
На улице все было тихо, и, озарив пейзаж серебром,
Прекрасная взошла росистой луной и мириадами звезд; но внутри дверей,
Ярче этих, сияли лица друзей в мерцающем свете лампы.
Затем со своего места наверху, во главе стола, пастух
излил свое сердце и свое вино в бесконечном изобилии.
Закуривая трубку, наполненную сладким табаком Natchitoches,
Так он говорил своим гостям, которые слушали и улыбались, пока слушали: —
«Еще раз добро пожаловать, друзья мои, которые долгое время были без друзей и бездомных,
Добро пожаловать! еще раз в дом, который, может быть, лучше старого!
Здесь не голодная зима застывает нашу кровь, как реки;
Здесь никакая каменистая земля не вызывает гнев фермера.
Лемех гладко проходит по земле, как киль по воде.
Круглый год апельсиновые рощи цветут; и трава вырастает на
За одну ночь больше, чем за все канадское лето.
Здесь также бесчисленные стада дикие и невостребованные в прериях;
Здесь тоже можно получить землю по просьбе, и леса из древесины
Несколько ударов топора вырубают и превращают в дома.
После того, как ваши дома построены и поля ваши пожелтеют от урожая,
Ни один король Англии Георгий не прогонит вас прочь от ваших усадеб,
Сожжет ваши жилища и амбары, и украдет ваши фермы и ваш скот.
Сказав эти слова, он выпустил гневное облако из ноздрей,
Пока его огромная коричневая рука с грохотом опустилась на стол,
Так что гости все вздрогнули; и отец Фелициан, ошеломленный,
Вдруг остановился, ущипнув нюхательного табака на полпути к его ноздрям.
Но храбрый Василий продолжил, и его слова были мягче и веселее: —
«Остерегайтесь лихорадки, друзья мои, берегитесь лихорадки!
Ибо это не похоже на наш холодный акадский климат.
В двух словах, вылечить паука, повешенного на шею! »
Затем послышались голоса у двери и приближающиеся шаги. свежая веранда.
Это были соседние креолы и маленькие акадские плантаторы,
Которые были вызваны в дом Василия Пастуха.
Веселая встреча была давних товарищей и соседей:
Друг обнял друга; и те, которые прежде были чужими,
Встреча в изгнании, сразу же стали друзьями друг другу,
Вместе нежными узами общей страны.
Но в соседнем зале доносится музыка, исходящая
Из созвучных струн мелодичной скрипки Майкла
Прервала всю дальнейшую речь.Вдали, как дети в восторге,
Все, что было забыто рядом, они отдавались сводящему с ума
Водоворот головокружительного танца, который качался и качался под музыку,
Сказочный, с сияющими глазами и порывом трепещущих одежд.

Между тем, в стороне, во главе зала, священник и пастух
Сидят, беседуя вместе о прошлом, настоящем и будущем;
В то время как Эванджелина стояла, как зачарованная, ибо в ее
Старые воспоминания поднимались и громко среди музыки
Слышала она шум моря и неудержимая печаль
Пришла к ее сердцу, и незримо она кралась вперед в сад.
Прекрасна была ночь. За черной стеной леса,
Наклонив вершину серебром, взошла луна. На реке
Упал то тут, то там сквозь ветви трепетный отблеск лунного света,
Как сладкие мысли любви на темном и коварном духе.
Ближе и кругом вокруг нее разноцветные цветы сада
Излили их души запахами, которые были их молитвами и исповедями
В ночь, пока она шла своим путем, как безмолвный картезианец.
Более благоуханнее, чем они, и тяжелее теней и ночной росы,
Повесил сердце девушки. Спокойствие и волшебный лунный свет
Казалось, что ее душу захлестнула необъяснимая тоска;
Как, через садовые ворота, и под тенью дубов,
Прошла она по тропинке к краю безмерной прерии.
Безмолвно оно лежало, покрытое серебристой дымкой, и светлячки
Сверкали и улетали прочь смешанными и бесконечными числами.
Над ее головой звезды, мысли Бога на небесах,
Сияли в глазах человека, который перестал удивляться и поклоняться,
За исключением того случая, когда пылающая комета была замечена на стенах того храма,
Как будто рука появился и написал на них: «Упарсин.
И душа девушки, между звездами и светлячками,
Бродила одна, и она восклицала: «О Гавриил! О мои возлюбленные!
Ты так близко ко мне, и все же я не могу тебя увидеть?
Ты так близко ко мне, и все же твой голос не доходит до меня?
А! как часто твои ноги ступали по этой тропе в прерии!
А! как часто твои глаза смотрели на леса вокруг меня!
А! как часто под этим дубом, возвращаясь с работы,
Ты ложился отдыхать и мечтать обо мне во сне твоих!
Когда эти глаза увидят, эти руки сложатся вокруг тебя? »
Громко и внезапно и близко к звуку козодоя прозвучало
Как флейта в лесу; и вскоре, сквозь соседние заросли,
Все дальше и дальше он плыл и замолчал.
«Терпение!» прошептали дубы из пророческих пещер тьмы:
И с залитого лунным светом луга ответил вздох: «Завтра!»

Яркое восходящее солнце на следующий день; и все цветы сада
Омыли его сияющие ноги слезами и помазали его локоны
восхитительным бальзамом, который они несли в своих хрустальных вазах.
«Прощай!» сказал священник, когда он стоял у темного порога;
«Смотри, чтобы ты принес нам блудного сына от его поста и голода,
И также Дева Неразумная, которая спала, когда приходил жених.«
« Прощай! »- ответила девушка и, улыбаясь, вместе с Василием спустилась
вниз к берегу реки, где уже ждали лодочники. бегство того, кто мчался впереди них,
Унесенный волной судьбы, как мертвый лист над пустыней.
Ни в тот день, ни в следующий, ни еще в тот день, который был успешным,
Нашли, что они следят за его курсом в озере или лес, или река,
И по прошествии многих дней они не нашли его; но расплывчатые и неопределенные
Только слухи были их проводниками через дикую и пустынную страну;
Тилль, в маленькой гостинице в испанском городке Адайес,
Вири и измученные, они вышли, и узнали от болтливого домовладельца,
, что накануне, с лошадьми, проводниками и товарищами,
Гавриил покинул деревню, и пошел дорогой прерий.

Песнь IV

Далеко на западе лежит пустынная земля, где горы
поднимаются сквозь вечные снега на свои высокие и светящиеся вершины.
Вниз от их неровных, глубоких оврагов, где ущелье, как ворота,
Открывает проход, грубый для колес эмигрантской повозки,
На запад течет Орегон, Уоллуэй и Овайхи.
На восток, окольным курсом, среди гор Ветряной реки,
Через долину пресной воды выпадает осадок через Небраску;
И к югу, от Фонтен-куи-Баута и испанских гор,
Изрезанный песком и скалами и унесенный ветром пустыни,
Бесчисленные потоки с непрекращающимся звуком нисходят к океану,
Как великие аккорды арфы, в громких и торжественных вибрациях.
Между этими ручьями простираются чудесные, красивые прерии,
Волнистые заросли травы, вечно перекатывающиеся в тени и солнечные лучи,
Яркие, с пышными гроздьями роз и пурпурными аморфами.
По ним бродили стада бизонов, лоси и косули;
Над ними бродили волки и стада лошадей без всадников;
Порывы и порчи, и ветры, утомляющие путешествиями;
По ним ходят разбросанные племена сыновей Измаила,
Окрашивая пустыню кровью; и над их ужасными боевыми тропами
Кругов и парусов ввысь, на величественных крыльях, стервятник,
Как неумолимая душа вождя, убитого в битве,
По невидимой лестнице, восходящей и взбирающейся по небу.
То тут, то там поднимаются клубы дыма от лагерей этих диких мародеров;
Кое-где на окраинах быстрых рек возвышаются рощи;
И мрачный, молчаливый медведь, монах-отшельник пустыни,
Спускается по их темным ущельям, чтобы выкапывать корни у берега ручья,
И над всем небо, ясное и кристально чистое небо,
Как защитная рука Бога, перевернутого над ними.

В эту чудесную страну, у подножия гор Озарк,
далеко вошел Габриэль, за ним следили охотники и звероловы.
День за днем, со своими индейскими проводниками, девушка и Василий
Следили за его летучими шагами и каждый день думали, чтобы схватить его.
Иногда они видели или думали, что видят дым от его костра.
Поднимается в утреннем воздухе с далекой равнины; но с наступлением темноты,
Когда они достигли места, они нашли только тлеющие угли и пепел.
И хотя их сердца временами были грустными, а тела утомленными,
Надежда все еще вела их, когда магия Фата Моргана
показала им свои озера света, которые отступили и исчезли перед ними.

Однажды, когда они сидели у вечернего камина,
тихо вошла в маленький лагерь индийская женщина, на лице которой
были глубокие следы печали и терпения, столь же великого, как и ее горе.
Она была женщиной шауни, возвращавшейся домой к своему народу,
Из далеких охотничьих угодий жестоких Каманш,
, где был убит ее канадский муж, Кур-де-Буа.
Тронуты были их сердца ее историей, и они были очень тепло и дружелюбны.
Они обрадовались, и она села среди них и пировала.
На мясе буйвола и оленине, приготовленной на углях.
Но когда их трапеза была закончена, и Василий и все его товарищи,
Измотанные долгим дневным переходом и погоней за оленями и бизонами,
Растянулись на земле и заснули там, где вспыхнул трепещущий огонь
их смуглые щеки и их формы, закутанные в одеяла
Затем она села у двери палатки Эванджелины и повторила:
Медленно, мягким, низким голосом, с очарованием своего индийского акцента,
Вся история ее любви, с его удовольствия, и боли, и перемены.
Эванджелина сильно плакала от этого рассказа и от того, что знала, что другое
Несчастное сердце, подобное ее собственному, любило и было разочаровано.
Проникнутая в глубины ее души жалостью и женским состраданием,
И все же в ее печали радовалась, что рядом с ней находился пострадавший,
Она, в свою очередь, рассказывала о своей любви и обо всех ее бедствиях.
Безмолвно от удивления, Шони села, и когда она кончила,
Все еще была немой; но наконец, как будто таинственный ужас
прошел через ее мозг, она заговорила и повторила сказку о Моуи;
Моуис, снежный жених, завоевавший и женившийся на девушке,
Но когда настало утро, встал и ушел из вигвама,
Блек, таял и растворялся в солнечном свете,
Пока она не увидела его, хотя она пошла далеко в лес.
Затем нежными, низкими тонами, которые казались странными заклинаниями,
Сказал ей сказку о прекрасной Лилинау, которую ухаживал призрак,
Это, сквозь сосны на хижине ее отца, в тишине сумерек,
Дыхал, как вечерний ветер, и шептал любви девушке,
Пока она не последовала за его зеленым и развевающимся пером через лес,
И больше никогда не возвращалась, и ее народ больше не видел.
Молчаливая от удивления и странного удивления, Эванджелина слушала
Тихий поток ее волшебных слов, пока область вокруг нее
не казалась заколдованной землей, а ее смуглая гостья — волшебницей.
Медленно над вершинами гор Озарк взошла луна,
Осветила маленькую палатку таинственным великолепием
Прикоснулась к мрачным листьям, охватила и наполнила лес.
С восхитительным звуком промчался ручей, и ветви
Колыхались и вздыхали над головами еле слышным шепотом.
Было наполнено мыслями о любви сердце Эванджелины, но тайна,
Тонкое чувство закралось от боли и бесконечного ужаса,
Как холодная ядовитая змея крадется в гнездо ласточки.
Это был не земной страх. Дыхание из области духов
Казалось, что парит в воздухе ночи; и она почувствовала на мгновение
Что, как и индийская горничная, она тоже преследовала призрака.
С этой мыслью она заснула, и страх и призрак исчезли.

Рано утром марш возобновился; и шауни
Сказал, пока они шли: «На западном склоне этих гор
Обитает в своей маленькой деревне глава Миссии в Черной Одежде.
Многому Он учит людей и рассказывает им о Марии и Иисусе;
Громко смеются их сердца от радости и рыдают от боли, когда они слышат его.
Затем, внезапно и тайно, Эванджелина ответила: —
«Пойдем в Миссию, там нас ждут хорошие вести!»
Туда направили коней своих; и за отрогом гор,
Когда зашло солнце, они услышали ропот голосов,
И на лугу, зеленом и широком, на берегу реки,
Увидели шатры христиан, шатры иезуитской миссии.
Под высоким дубом, который стоял посреди деревни,
поставили на колени вождя Черной Одежды со своими детьми.
Распятие, прикрепленное высоко к стволу дерева, и в тени виноградной лозы,
Глядя своим мучительным лицом на толпу, преклонившую колени под ним.
Это была их сельская часовня. Вверху, сквозь замысловатые арки
над его воздушной крышей, поднималось пение их вечерни,
смешивая его ноты с мягким шепотом и вздохами ветвей.
Молчаливые, с непокрытыми головами, путешественники, приближаясь ближе,
Стояли на коленях на засыпанном дугой полу и участвовали в вечерних молитвах.
Но когда служба закончилась и благословение выпало
Forth из рук священника, как семя из рук сеятеля,
Медленно подошел преподобный к чужеземцам и приветствовал их
; и когда они ответили, он добродушно улыбнулся,
Услышав в лесу домашние звуки своего родного языка,
И со словами доброты провел их в свой вигвам.
Там они отдыхали на циновках и шкурах и на лепешках из кукурузных початков.
Пировали и утоляли жажду из сосудов учителя.
Вскоре была рассказана их история; и священник торжественно ответил: —
«Не шесть солнц взошли и не зашли с тех пор, как Гавриил сидел
На этой циновке рядом со мной, где теперь отдыхает девушка,
Сказал мне ту же самую печальную историю, затем поднялся и продолжил свое путешествие!»
Мягким был голос священника, и он говорил с акцентом доброты;
Но сердце Эванджелины упало на его слова, как зимой снежинки
падают в какое-то одинокое гнездо, из которого улетели птицы.
«Он ушел далеко на север, — продолжал священник; «но осенью
года, когда погоня закончится, снова вернется в Миссию.
Тогда Эванджелина сказала, и голос ее был кротким и покорным, —
«Позволь мне остаться с тобой, ибо душа моя печальна и скорбит». его мексиканский конь со своими индейскими проводниками и товарищами.
Возвращение домой Василий вернулся, а Эванджелина осталась в миссии.1

Медленно, медленно, медленно дни сменяли друг друга,
Дней, недель и месяцев; и кукурузные поля, которые вырастали из земли
Green, когда пришла незнакомка, теперь она машет над ней,
Подняли свои тонкие стержни с переплетенными листьями и образовали
монастырей для нищенствующих ворон и зернохранилищ, разграбленных белками.
Тогда в золотую погоду кукурузу очистили от шелухи, и девицы
Покраснели у каждого кроваво-красного колоса, потому что это означало любовника,
А криво рассмеялся и назвал его вором на кукурузном поле.
Даже кроваво-красное ухо Эванджелине не принесло ее любовника.
«Терпение!» священник сказал бы; «Имейте веру, и ваша молитва будет услышана!
Посмотрите на это сильное растение, которое поднимает голову с луга,
Посмотрите, как его листья повернуты к северу, как магнит;
Это цветок компаса, что перст Божий насадил
Здесь, в бездомной дикой природе, чтобы направить путь путника
По подобным морю, бездорожным, безграничным пустыням пустыни.
Такова вера в душе человека. Цветы страсти,
Веселые и пышные цветы, ярче и ароматнее,
Но они обманывают нас и сбивают нас с пути, и их запах смертоносен.
Только это скромное растение может вести нас сюда, и в дальнейшем
Венчает нас цветами асфоделей, влажными от росы непента ».

Настала осень и прошла, и зима, а Гавриила не было;
Расцвела открывающая весна, и ноты малиновки и синей птицы
Звучали сладко на земле и в дереве, но Гавриил не пришел.
Но от дуновения летних ветров донесся слух.
Слаще пения птиц, или оттенка, или запаха цветов.
Далеко на севере и востоке, в лесах Мичигана,
Гавриил поселился в своей хижине на берегу реки Сагино,
И с вернувшимися проводниками искали озера Св. Лаврентия,
С грустным прощанием Эванджелина ушла из миссии.
Пройдя утомительными путями, долгими и опасными переходами,
Она достигла, наконец, глубин мичиганских лесов,
Нашла она, охотничий домик, заброшенным и разрушенным!

Canto V

В этой восхитительной земле, омываемой водами Делавэра,
Сильваном охраняет имя апостола Пенна,
Стоит на берегу прекрасного ручья город, который он основал.
Там весь воздух бальзам, а персик — символ красоты,
И улицы все еще повторяют имена лесных деревьев,
Как будто они хотели бы умилостивить дриад, чьи пристанища они досаждали.
Там из беспокойного моря высадилась Эванджелина, изгнанница,
Нашла среди детей Пенна дом и страну.
Здесь умер старый Рене Леблан; и когда он ушел,
Видел рядом с ним только одного из всей сотни его потомков.
Что-то, по крайней мере, было на дружеских улицах города,
Что-то, что говорило с ее сердцем и делало ее больше не чужой;
И ухо ее было приятно Тебе и Ты квакеров,
Ибо оно напомнило прошлое, старую акадскую страну,
Где все люди были равны, и все были братьями и сестрами.
Итак, когда бесплодные поиски, разочарованные усилия,
Закончились, больше не возобновлять на земле, не жалуясь,
Туда, как листья к свету, были обращены ее мысли и ее шаги.
Как с вершины горы дождливый утренний туман
Откатился, и вдали мы увидим под собой пейзаж,
Освещенный солнцем, с сияющими реками, городами и деревнями,
Так упал туман из ее разума, и она увидела мир далеко под ней,
больше не Темный, но весь озаренный любовью; и тропа
, по которой она взошла так далеко, ровно и гладко лежащая вдали.
Гавриил не был забыт. В ее сердце был его образ,
Облеченный в красоту любви и юности, каким она его видела в последний раз,
Только еще прекраснее, сделанное его смертоносным молчанием и отсутствием.
В ее мысли о нем не входило время, потому что его не было.
Над ним годы не имели власти; он не был изменен, но преображен;
Он стал для ее сердца, как мертвый, а не отсутствующий;
Терпение, самоотречение и преданность другим,
Это был урок, который ей преподала жизнь, полная испытаний и печали.
Так была распространена ее любовь, но, как некоторые пахучие специи,
не потерпела ни потерь, ни потерь, хотя и наполняла воздух ароматом.
У нее не было другой надежды и желания в жизни, кроме
Кротко, благоговейными шагами следовать священным стопам своего Спасителя.
Так много лет она прожила как Сестра Милосердия; частые посещения
Одинокие и жалкие крыши в людных переулках города,
Где бедствия и нужды скрывались от солнечного света,
Где болезни и печаль на чердаках томились заброшенными.
Ночь за ночью, когда мир спал, сторож громко повторял
по шумным улицам, что в городе все хорошо.
Высоко в каком-то одиноком окне он увидел свет ее свечи.
День за днем, в серой заре, медленно через пригороды
Тащился немецкий крестьянин с цветами и фруктами на рынок,
Встретил то кроткое, бледное лицо, возвращавшееся домой после своих наблюдений.

Тогда было, что на город обрушилась эпидемия,
Предвещаемая чудесными знамениями, и в основном стаями диких голубей,
Затемняло солнце в своем полете, и в зобах не было ничего, кроме желудя.
И, поскольку морские приливы возникают в сентябре
года, затопляя серебряный поток, пока он не переходит в озеро на лугу,
Так смерть затопила жизнь и, устремившись по ее естественной окраине,
распространилась на солоноватое озеро, серебряный поток существования.
Богатство не имело силы подкупить, ни красота не очаровала угнетателя;
Но все одинаково погибли под бичом его гнева; —
Только, увы! бедняки, у которых не было ни друзей, ни слуг,
Убегали умирать в богадельне, доме бездомных.
Тогда в предместьях он стоял, среди лугов и лесов, —
Теперь город окружает его; но, тем не менее, с его воротами и калиткой
Кроткий, посреди великолепия, его скромные стены, кажется, повторяют
Мягко слова Господа: «Бедные вы всегда имеете с собою».
Туда днем ​​и ночью приходила Сестра Милосердия. Умирающий
Взглянул ей в лицо и действительно подумал, что вот там
Проблески небесного света окружают ее лоб великолепием,
Так, как художник рисует на бровях святых и апостолов,
Или как висит на ночь над городом, видимым вдалеке.
Их глазам показались светильники города небесного,
В сияющие врата которых вскоре войдет их дух.

Таким образом, в субботу утром, по улицам, пустынным и тихим,
Пройдя тихим путем, она вошла в дверь богадельни.
Сладко в летнем воздухе пахло цветами в саду;
И она остановилась на своем пути, чтобы собрать среди них самых прекрасных,
Дабы умирающие еще раз возрадовались их благоуханию и красоте.
Затем, когда она поднималась по лестнице в коридоры, охлажденные восточным ветром,
Далеко и мягко на ее ухо упали колокольчики с колокольни Крайст-Черч,
Между тем, смешавшись с ними, по лугам доносились
Звуков псалмов, которые пели шведы в их церкви в Викако.
Мягкий, как опускающиеся крылья, спокойствие часа упало на ее дух;
Что-то внутри нее сказало: «Наконец-то твои испытания окончены»;
И с легким видом вошла она в комнаты болезни.
Бесшумно передвигался вокруг усердных, заботливых служителей,
Смочил лихорадочную губу и ноющий лоб, и в тишине
Закрыв слепые глаза мертвым и скрыв их лица,
Где на своих ложах они лежали, как сугробы снега у дороги.
Многие вялые головы, поднявшие голову, когда вошла Эванджелина,
Повернулись на подушку боли, чтобы смотреть, когда она проходила, для ее присутствия
Упал на их сердца, как луч солнца на стенах тюрьмы.
И, оглянувшись, она увидела, как Смерть, утешитель,
Возложив руку на сердца многих, навсегда исцелила их.
Многие знакомые формы исчезли в ночное время;
Их места были свободны, или их уже заняли посторонние.

Внезапно, словно охваченная страхом или чувством удивления,
Она все еще стояла, расставив бесцветные губы, в то время как дрожь
Пробежала по ее телу, и, забытые, цветы упали с ее пальцев,
И из ее глаз и щеки свет и цвет утра.
Тогда из уст ее сорвался крик такой ужасной тоски,
Что умирающие услышали его и вскочили с подушек.
На поддоне перед ней лежало тело старика.
Длинные, тонкие и серые пряди были тени его висков;
Но, когда он лежал в утреннем свете, его лицо на мгновение
Казалось, снова приняло формы своего прежнего мужского достоинства;
Так меняются лица умирающих.
Горячие и красные на его губах все еще обжигали прилив лихорадки,
Как будто жизнь, как иврит, кровью залила свои врата,
Чтобы Ангел Смерти мог увидеть знамение и пройти.
Неподвижный, бессмысленный, умирающий, он лежал, и его дух был истощен
Казалось, что он тонет сквозь бесконечные глубины во тьме,
Мрак сна и смерти, вечно тонущий и тонущий.
Затем, сквозь те царства тени, в многократных реверберациях,
Слышал тот крик боли, и сквозь сменившуюся тишину
Прошептал нежным голосом с нежным и святым акцентом:
«Габриэль! О мои возлюбленные!» и замер в тишине.
Затем он увидел во сне еще раз дом своего детства;
Зеленых акадских лугов, среди которых есть лесные реки,
Деревня, горы и леса; и, идя под их тенью,
Как в дни своей юности, Евангелина воскресла в его видении.
Слезы навернулись на глаза; и так же медленно, как он поднял веки,
Исчезло видение, но Эванджелина опустилась на колени у его постели.
Напрасно он старался прошептать ее имя, потому что акценты оставались невысказанными.
Умер на его губах, и их движение открыло то, что говорил бы его язык.
Напрасно он старался подняться; и Эванджелина, стоя на коленях рядом с ним,
Поцеловала его умирающие губы и положила его голову ей на грудь.
Сладок был свет его глаз; но он внезапно погрузился в темноту,
Как будто лампу задувает порыв ветра у окна.

Теперь все было кончено: надежда, и страх, и горе,
Вся сердечная боль, беспокойное, неудовлетворенное желание,
Вся тупая, глубокая боль и постоянная мука терпения!
И, когда она еще раз прижала безжизненную голову к своей груди,
Она покорно поклонилась и пробормотала: «Отец, я благодарю Тебя!»

Еще стоит первобытный лес; но вдали от его тени,
Рядом, в своих безымянных могилах, спят влюбленные.
Под скромными стенами маленького католического кладбища,
В самом центре города они лежат неизвестные и незамеченные.
Ежедневно приливы жизни ускользают и текут рядом с ними,
Тысячи пульсирующих сердец, где их сердце покоится и вечно,
Тысячи ноющих мозгов, где их больше не занято,
Тысячи трудящихся рук там, где их перестали от их трудов,
тысяч усталых ног, где их ноги завершили свой путь!

Еще стоит первобытный лес; но под сенью его ветвей
Обитает другая раса, с другими обычаями и языком.
Только на берегу печальной и туманной Атлантики
Остановились несколько акадских крестьян, чьи отцы из ссылки
Блуждали обратно на родину, чтобы умереть на ее лоне.
В койке рыбака колесо и ткацкий станок еще заняты;
Девы все еще носят свои нормандские чепчики и киртлы из домотканого материала,
И к вечернему огню повторяют рассказ Эванджелин,
Пока из его каменистых пещер соседний океан
Громко говорит и безутешно с акцентом отвечает на вой леса.

мобильных отрядов убийства | Энциклопедия Холокоста

Мобильные отряды убийц После того, как 22 июня 1941 года немецкая армия вторглась в Советский Союз, начался новый этап Холокоста. Под прикрытием войны и уверенными в победе немцы перешли от принудительной эмиграции и заключения евреев в тюрьмы к массовым убийствам. Отряды специального назначения, или Einsatzgruppen , состоящие из нацистских (СС) подразделений и полиции, быстро двигались по пятам за наступающей немецкой армией.Их работа заключалась в том, чтобы убивать всех евреев, которых они могли найти на оккупированной советской территории. Некоторые жители оккупированных регионов, в основном украинцы, латыши и литовцы, помогали этим немецким мобильным отрядам убийц, выполняя функции вспомогательной полиции.

Мобильные боевые отряды действовали быстро, застигнув еврейское население врасплох. Убийцы проникли в город или город и окружили всех евреев, мужчин, женщин и детей. Они также забрали многих лидеров коммунистической партии и цыган. Жертвы были вынуждены сдать все ценности и снять одежду, которая позже была отправлена ​​для использования в Германии или передана местным коллаборационистам.Затем члены отряда убийц вели своих жертв в открытые поля, леса и овраги на окраинах завоеванных городов и городов, расстреливали их или отравляли газом в газовых фургонах и бросали тела в братские могилы.

21 сентября 1941 года, в канун еврейского Нового года, мобильный отряд убийц вошел в Эйшишки, небольшой городок на территории современной Литвы. Члены отряда убийц загнали 4000 евреев из города и окрестностей в три синагоги, где их держали в течение двух дней без еды и воды.Затем, за два дня убийств, евреев, мужчин, женщин и детей, вывели на кладбища, выстроили в ряд перед карьерами и расстреляли. Сегодня в Эйшишках нет евреев. Это был один из сотен городов и местечков, евреи которых были убиты во время Холокоста. Богатая культура большинства этих еврейских общин была потеряна навсегда.

Отряды убийц убили более миллиона евреев и десятки тысяч других невинных людей. В Бабьем Яру под Киевом за два дня перестрелок было убито около 34 000 евреев.Лишь несколько человек в общей численности населения помогли своим соседям-евреям бежать. Большинство людей боялись, что их тоже могут убить.

Резня невинных мужчин, женщин и детей в Бабьем Яру и других городах не была преступлением хулиганов или сумасшедших. Палачи были «обычными» людьми, которые следовали приказам своих командиров. У многих убийц были жены и дети еще в Германии. Пропаганда и обучение научили многих членов мобильных отрядов убийц рассматривать своих жертв как врагов Германии.Некоторые убийцы сильно пили, чтобы притупить свои мысли и чувства. Кроме того, когда они описывали свои действия, они использовали такие кодовые слова, как «особое обращение» и «особые действия» вместо «убийство» или «убийство», чтобы дистанцироваться от своих ужасных преступлений.

Ключевые даты

22 июня 1941 г.
Отряды убийств, развернутые против евреев
Немецкие мобильные отряды убийств, называемые отрядами специального назначения (Einsatzgruppen), призваны убивать евреев во время вторжения в Советский Союз.Эти отряды следят за немецкой армией, когда она продвигается вглубь советской территории, и проводят операции по массовым убийствам. Поначалу мобильные отряды убийц стреляют в основном по мужчинам-евреям. Вскоре, куда бы ни направлялись мобильные отряды убийств, они расстреливают всех евреев, мужчин, женщин и детей, независимо от возраста и пола. К весне 1943 года мобильные отряды убийц убьют более миллиона евреев и десятки тысяч партизан, цыган и советских политических деятелей.

29–30 сентября 1941 г.
Около 34 000 евреев убито в Бабьем Яру
Немцы приказывают киевлянам-евреям собраться на улице Мельника для переселения за город.На самом деле докладчиков направляют по улице Мельника в сторону еврейского кладбища и оврага, который называется Бабий Яр. Евреев заставляют сдавать свои ценности, раздеваться и небольшими группами переходить в овраг. Их расстреливают немецкие отряды убийц и украинские вспомогательные подразделения. Резня продолжается два дня. В ходе этой операции погибло около 34 000 евреев — мужчин, женщин и детей. В последующие месяцы в Бабьем Яру расстреляны еще тысячи евреев. Многие неевреи, в том числе цыгане и советские военнопленные, также гибнут в овраге.

1 декабря 1941 г.
Командир отряда убийц сообщает о 137 346 убитых
В так называемом «отчете Джагера» полковник СС Карл Егер сообщает об убийствах, совершенных его подразделением в Литве в период со 2 июля по 1 декабря 1941 г. Он сообщает, что его отряд убил 137 346 еврейских мужчин, женщин и детей. Летом 1941 года евреи в городах Ковно, Укмерге и Вильно были убиты в серии массовых убийств. Убиты почти все евреи, живущие в маленьких литовских городках и деревнях.Джагер сообщает, что осталось всего около 35 000 евреев, в основном на принудительных работах в гетто Ковно, Вильно и Шяуляй.